«История создания и последующей деятельности Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (ВЧК) в 1917-1922 годах»

История создания и последующей деятельности Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (ВЧК) в 1917-1922 годах (fb2) - История создания и последующей деятельности Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (ВЧК) в 1917-1922 годах 1424K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Константин Владимирович Колонтаев

Константин Колонтаев ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ И ПОСЛЕДУЮЩЕЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ВСЕРОССИЙСКОЙ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ КОМИССИИ (ВЧК) в 1917–1922 годах (К 100-летнему юбилею ВЧК 1917–2017)

Введение

При создании практически любой и тем более фундаментальной исторической работы, сразу же возникает вопрос об её актуальности. Что касается актуальности темы данной исторической монографии, то она заключается в назревшей за последние сто лет с момента создания ВЧК необходимости осмысления и научного анализа, накопленных за это столетие, исторических данных, этого продолжающего быть весьма актуальным и злободневным раздела отечественной историографии.

Поскольку историография и источниковедение, являются основой любого фундаментального научного исследования, и уж тем более такого, каким является история Всероссийской Чрезвычайной комиссии, то сразу и перейдём к ним.

Процесс первоначального возникновения историографии и источниковедения в истории создания и дальнейшей деятельности "Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями по должности" (сокращено ВЧК) начался спустя примерно девять месяцев после создания этой комиссии 20 декабря (по новому стилю) 1917 года, когда в сентябре 1918 года, в Москве вышел первый номер печатного органа ВЧК — еженедельного журнала под названием "Еженедельник Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюций и спекуляцией". Главным редактором этого журнала был назначен сотрудник Иногороднего отдела ВЧК В. В. Фомин.

Краткая биографическая справка.

Фомин Василий Васильевич (1884–1938). Образование начальное три класса в сельской школе. Рассыльный торгового дома в Москве в 1897–1907 годах. С 1905 года член Союза торгово-промышленных служащих. В 1907 году возглавил забастовку продавцов одного из торговых домов в Москве. Уволен с работы. В 1907 году, опасаясь репрессий, уехал в Астрахань. Проживал в Астрахани в 1907–1908 годах. Участвовал в организации забастовки продавцов в Астрахани в день 1 мая 1908 года. Опасаясь ареста, уехал в мае 1908, из Астрахани в Москву. В декабре 1909, приехал в Оренбург, участвовал в работе социал-демократического кружка. Арестован в 1910 году, в Оренбурге, сидел три месяца в тюрьме. В тюрьме подружился с одним из членов тогдашней Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). После освобождения из тюрьмы был поставлен под гласный надзор полиции на два года. В 1910 году, организовал социал-демократический кружок в Оренбурге, в котором работал до мая 1912 года. Участвовал в издании и распространении листовки к празднику 1 мая в 1912, в Оренбурге. Арестован в 1912 году в Оренбурге. Сидел в тюрьме, затем был выслан в город Яренск Вологодской губернии. После ссылки вернулся в Оренбург. Служил в армии в 1915–1917 годах. Рядовой 93-го обозного батальона. Член Минского совета рабочих и солдатских депутатов с марта 1917 года. Член Исполкома Западного фронта с 16 апреля 1917 до марта 1918 года. Член Минского объединенного Комитета РСДРП в апреле-июле 1917 года. Член Минского комитета РСДРП (большевиков) в июле-декабре 1917 года. Редактор газеты "Звезда" (орган Минского комитета РСДРП (б)) с 27 июля 1917 года. Член Западного обкома РСДРП (б) в сентябре-декабре 1917 года. Делегат 1 и 2-й конференции РСДРП (б) Западной области (15–18 сентября 1917 и 5–7 октября 1917). Делегат Второго Всероссийского съезда Советов в 1917 году. Член ВЦИК (2-й съезд) в 1917–1918 годах. Член Петроградского ВРК в октябре-ноябре 1917 года. С декабря 1917 до сентября 1920 года, в органах ВЧК. Член Коллегии ВЧК в 1918–1920 годах. Заведующий отделом по борьбе со спекуляцией ВЧК с января 1918 до января 1919 года. Заведующий Иногородним отделом ВЧК с мая 1918 до января 1919 года. Заведующий пограничным подотделом Иногороднего отдела ВЧК с 17 июля до августа 1918 года. Заведующий отделами инструкторским и связи в ВЧК с 9 декабря 1918 до января 1919 года. Заведующий Железнодорожным отделом ВЧК с 11 января до марта 1919 года. Заведующий Транспортным отделом ВЧК в мае-сентябре 1919 года. Военком Центрального управления военных сообщений Полевого штаба РККА с января 1919 до июня 1920 года. Военный комиссар Совета Народных Комисаров РСФСР по проведению военного положения на железных дорогах Севера и Северо-Запада в 1919 году. Заместитель наркома путей сообщения РСФСР с ноября 1919 до июля 1923 года. Заместитель наркома путей сообщения СССР с июля 1923 до апреля 1926 года. Председатель Центрального управления речных пароходств народного комиссариата путей сообщения (НКПС). Член Президиума Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ) РСФСР до 1926 года. Председатель правления кожевенного синдиката с мая 1926 до 1929 года. Председатель правления Всесоюзного кожевенного объединения в 1929–1931 годах. Заместитель наркома водного транспорта СССР в 1931 году. Затем директор одной из контор Народного комиссариата внутренней торговли СССР. Член Центральной контрольной комиссии РКП (б) с мая 1923 до июля 1924 года. Арестован 5 января 1938 года. Приговором Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 1 сентября 1938, был осужден к высшей мере наказания. В марте 1956 года, был реабилитирован.

Что самое интересное, в биографии В. В. Фомина так это то, что она стала основой для биографии одного современного литературного персонажа, тоже чекиста по имени Марсель Прохорович Раков — героя второго плана в романе про попаданца "Красный терминатор. Дорога как судьба", написанного Александром Логачёвым и Михаилом Логиновым и изданным одним из московских издательств в 2004 году. Вот как в этом романе описана его биография: "Ладно с ним, с почетом, — сказал Федор. Лучше расскажи мне, Марсель Прохорович, кто ты на самом деле: половой — поймай мыша или советский комиссар? — Половым я и вправду был, но еще до войны. Уже тогда создал профсоюз официантов. Чуть под суд тогда не попал. На фронте стал большевиком. А в Чека работаю с самого первого дня, как оно в Москве завелось".

Если вернуться к теме по источниковедению ВЧК, то журнал "Еженедельник Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюций и спекуляцией" вместе с некоторыми другими аналогичными изданиями: "Бюллетенем Пермской окружной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией", "Бюллетенем Царицынской ЧК", журналами "Власть Советов", "Вестник НКВД", является интересным и ценным источником по истории создания и деятельности ВЧК в начальный период её истории в 1917–1918 годах.

К сожалению, "Еженедельник Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюций и спекуляцией" как главный печатный орган ВЧК просуществовал очень недолго, меньше двух месяцев. Всего в сентябре-октябре 1918 года, вышло шесть номеров этого "Еженедельника".

В редакционной статье под названием "Наш журнал", помещенной в первом номере журнала "Еженедельник Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюций и спекуляцией", датированном 22 сентября 1918 года, в частности отмечалось следующее:

"Приступая к изданию настоящего "Еженедельника", редакция ставит своей целью ряд задач, которые вытекают из самого хода русской революции, которая обусловливает создание и работу таких органов, как Чрезвычайные комиссии, нуждающиеся в связи и руководстве, в выработке общих планов и энергичное проведение последних. Таковым органом должен являться наш журнал. И, наконец, "Еженедельник" будет представлять из себя историческую ценность, поскольку в нем будут разрабатываться и вскрываться все виды и планы наших врагов".

Содержание выпусков журнала имело следующие разделы:

— редакционная статья — статьи сотрудников Всероссийской и периферийных ЧК как о деятельности комиссий в целом, так и по отдельным вопросам их работы;

— официальный отдел, где публиковались (повторная перепечатка) некоторые Декреты СНК, циркуляры ВЧК;

— из архивов царской охранки;

— по Советской России;

— разное.

В редакционной статье "Революция и контрреволюция" посвященной задачам ВЧК и её органов на местах, в развернувшейся Гражданской войне в России, написанной членом Коллегии ВЧК С. Никольским в первом номере данного журнала отмечалось, следующее: "Что касается непосредственно белогвардейских стратегических операций, то они происходят по инструкциям из тайного штаба, опять-таки в расчете исключительно на пробуждение упомянутой "стихии народного недовольства". Отсюда, историческая задача ЧК по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией заключается в создании мощной организации, способной конкурировать с организацией белогвардейских тайных штабов. Залог успеха в ней — привлечение к этой активной борьбе с контрреволюцией самих трудящихся масс, в объединении их на лозунгах пролетарской революции". ("Еженедельник Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюций и спекуляцией" — № 1 — с. 5).

В официальном разделе первого выпуска "Еженедельника" была помещена следующая инструкция Чрезвычайным комиссиям:

Инструкция Чрезвычайным Комиссиям.

1) Основной задачей Чрезвычайных Комиссий является беспощадная борьба с контрреволюцией, проявляющейся в деятельности, как отдельных лиц, так и целых организаций.

2) Все дела, по которым закончено следствие, ликвидируются Комиссией, за исключением дел, относительно которых состоится особое постановление Комиссий о передаче этих дел в другие инстанции. Об этих делах состоится специальное Совещание, совместно с Комиссариатом Юстиции, — о передаче этих дел для окончательного разрешения или дальнейшего направления в соответствующую инстанцию: — Революционный трибунал (Верховный и Местные, Народные Суды и т. п).

3) Из преступлений по должности Чрезвычайные Комиссии должны принимать к своему производству только дела особой важности, представляющие опасность для советской Республики. — Все остальные дела о преступлениях по должности, возникшие в Чрезвычайных Комиссиях, передаются ими в Народные Суды и Революционные Трибуналы.

4) В области спекуляции в пределах "Декрета о спекуляции", опубликованного 22 июля 1918, Чрезвычайные Комиссии пресекают преступления, передавая дела об уличенных спекулянтах с наложением ареста на все их имущества в Народные Суды. — Что же касается обнаруженных у спекулянта продовольственных продуктов и всех других предметов, имеющих характер товара, реквизируются в самый момент наложения на них ареста и которые передаются в соответствующую организацию самими Чрезвычайными Комиссиями. Стоимость реквизированного товара вносится той организацией, которая этот товар приняла в депозит чрезвычайной Комиссией впредь до разбора дела в соответствующей инстанции.

Вопросам освещения деятельности местных ЧК уделялось большое внимание, как руководством ВЧК, так и редакцией "Еженедельника". Так в рецензии на второй номер бюллетеня Пермской окружной ЧК, помещенной в первом выпуске "Еженедельника", отмечалось: "Издание бюллетеней Чрезвычайными комиссиями можно только приветствовать. Освещая приемы и методы борьбы с контрреволюционными явлениями и спекуляцией, Чрезвычайные комиссии взаимообразно обогащаются полезными знаниями, опыты одной из них могут оказаться полезными и плодотворными для многих других. По отношению к населению освещение деятельности Ч.К. подкупает симпатии и доверие широких слоев народных масс и вместе с этим увеличивает число помощников и защитников Советской власти".

В третьем выпуске "Еженедельника" опубликовано следующее обращение "Ко в" ем губернским ЧК", в котором отмечалось: "Настоящим Редакционная коллегия "Еженедельника" обращается ко всем комиссиям в целом, а также к их отдельным ответственным работникам, работающим по следствию, присылать статьи и главным образом документы контрреволюционного характера, как старого времени, так и времен Керенского, и возможные документы, имеющие общественное значение, отобранные у контрреволюционеров. Присылать характеристики, заключения следователей и комиссий по спекулятивным делам. Вообще шлите все материалы и документы (можно в копиях), имеющие общественный интерес. Только при дружном сотрудничестве самих ЧК и их сотрудников журнал сумеет обслуживать и общество, и комиссии".

В предпоследнем пятом номере "Еженедельника" было помещено извещение о созываемой 15 ноября 1918, "Всероссийской конференции Чрезвычайных комиссий", а в следующем шестом выпуске, в силу ряда причин ставшем последним — отчет о "Конференции Чрезвычайных комиссий Северной коммун" в Петрограде, с публикацией докладов членов коллегии ВЧК Г. И. Бокия и Г. И. Мороза, выступления Г. И. Зиновьева, а так же резолюцией этой конференции.

Причиной же закрытия журнала "Еженедельник Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюций и спекуляцией", стала публикация в его четвертом номере письма председателя ЧК города Нолинска Вятской губернии Андрея Матвеевича Монахова — Мануйло под заголовком "Почему вы миндальничаете?", в котором он требовал максимальное ужесточение репрессий.

Факт публикации этого письма, был рассмотрен в 25 октября 1918, на совещании в ЦК ВКП (б), по итогам которого было принято следующее решение: "В № 3 "Вестника чрезвычайных комиссий" была напечатана статья за подписью Нолинского исполнительного комитета и партийного комитета, восхваляющего пытки, при этом редакция в примечании не указала на свое отрицательное отношение к статье нолинцев.

Решено осудить нолинцев за их статью и редакцию за ее напечатание. "Вестник ЧК" должен прекратить свое существование. Назначить политическую ревизию ВЧК комиссией от ЦК в составе Каменева, Сталина, Курского. Поручить комиссии обследовать деятельность чрезвычайных комиссий, не ослабляя их борьбы с контрреволюцией".

Чуть позже Совет Народных Комисаров РСФСР, то есть по сути В. И. Ленин, как его председатель принял решение о прекращении дальнейшего издания этого печатного органа ВЧК.

В 2004 году в Москве был издан сборник материалов всех номеров журнала "Еженедельник Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюций и спекуляцией", под названием "ВЧК уполномочена сообщить…" — М.: "Кучково поле", 2004.

После прекращения издания журнала "Еженедельник Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюций и спекуляцией" в самом конце октября 1918 года, и последующем закрытии периодических изданий губернских ЧК, типа: "Красный террор" (Еженедельник Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией на Чехословацком фронте. Казань) и газеты "Красный Меч" ("Орган Политотдела Особого Корпуса войск Всеукраинской ЧК"). "Бюллетень Пермской окружной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией", "Бюллетень Царицынской ЧК", к сожалению ни ВЧК, ни последующие органы государственной безопасности СССР вплоть до распада Советского Союза в 1991 году, не имели периодических печатных изданий.

Но при этом нужно отметить, что после ликвидации журнала "Еженедельник Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией", деятельность ВЧК в ходе гражданской войны продолжали освещать журналы "Власть Советов" и "Вестник НКВД".

Так же можно отметить как источник по тогдашней истории ВЧК, большевистскую партийную и советскую периодическую печать, прежде всего газету "Правда" и газету "Известия ВЦИК" (в дальнейшем просто "Известия").

К концу Гражданской войны на территории России, в 1922 году, появились написанные в эмиграции мемуары бывшего начальника Петроградского охранного отделения в 1915–1917 годах жандармского генерал-майора К. И. Глобачёва "Правда о русской революции: воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения", которые в 2009 году были опубликованы в Москве в издательстве "Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН)". В этих мемуарах содержится немало информации о создании ВЧК и формах и методах её деятельности в период Гражданской войны.

Следующим источником по истории ВЧК написанным к концу Гражданской войны стала "Красная книга ВЧК". Этот сборник документов был издан ВЧК в Москве, в двух томах в 1920–1922 годах. Первый том этого сборника, вышел под редакцией П. Н. Макинциана, второй — под редакцией М. Я. Лациса. В "Красной книге ВЧК", впервые были обнародованы многочисленные документы о наиболее крупных контрреволюционных организациях и заговорах, раскрытых Чрезвычайной комиссией в 1918–1920 годах. В основу публикации легли материалы уголовно-следственных дел — антисоветские воззвания, шпионские донесения, письма и другие документы, изъятые у заговорщиков, протоколы допросов арестованных, показания свидетелей на следствий, постановления коллегии ВЧК и приговоры Верховного и местных ревтрибуналов. Каждый том книги снабжен предисловием и, кроме того, включает в себя очерки, дающие общую характеристику истории возникновения и деятельности контрреволюционных организаций.

В основу содержания "Красной книга ВЧК", легли материалы уголовно-следственных дел — антисоветские воззвания, шпионские донесения, письма и другие документы, изъятые у заговорщиков, протоколы допросов арестованных, показания свидетелей в ходе следствий, постановления коллегии ВЧК и приговоры Верховного и местных ревтрибуналов.

Каждый том книги был снабжен предисловием и, кроме того, включал в себя очерки, дающие общую характеристику истории возникновения и деятельности тех или иных контрреволюционных организаций.

Учитывая большую историографическую и источниковедческую ценность "Красной книги ВЧК", возросший интерес к документам и материалам периода гражданской войны, и особенно к деятельности ВЧК, московское издательстве политической литературы "Политиздат" решило выпустить в 1989 году эту книгу вторым изданием. Второе издание "Красной книги ВЧК", полностью воспроизводит первое.

Что касается начала создания официальной историографии ВЧК, то впервые официально на самом высоком уровне вопрос о создании официальной истории и историографии Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (ВЧК) был поднят в пока всё ещё малоизвестном письме Дзержинского от 13 марта 1925, которое официально именуется "Письмо к старым чекистам".

Впервые, как в советской, так и в мировой историографии, этот документ был опубликован в 1988 году, в вышедшей в Москве в издательстве "Московский рабочий" сборнике воспоминаний чекистов-ветеранов "Особое задание". В связи с малой вплоть до настоящего времени известностью и исторической важностью этого документа, имеет смысл привести его здесь в полном виде.

Ф. Дзержинский "Письмо к старым чекистам"

Дорогие товарищи!

История ВЧК-ОГПУ как органа диктатуры пролетариата имеет громадное значение не только при изучении Октябрьской революции и последовавшей затем борьбы за сохранение и укрепление власти пролетариата в его борьбе с капитализмом.

В будущем историки обратятся к нашим архивам, но материалов, имеющихся в них, конечно, совершенно недостаточно, так как все они сводятся в громадном большинстве к показаниям лиц, привлекавшихся к ответственности, а потому зачастую весьма односторонне освещают как отдельные штрихи деятельности ВЧК-ОГПУ, так и события, относящиеся к истории революции. В то же время кадры старых чекистов все больше распыляются, и они уносят с собой богатейший материал воспоминаний об отдельных моментах, не имеющих зачастую своего письменного отражения.

Поэтому мы, учитывая необходимость подбора материалов, которые полностью и со всех сторон осветили бы многогранную работу всех его органов, обращаемся ко всем старым чекистам с просьбой заняться составлением воспоминаний, охватывая в них не только работу органов ВЧК в разных ее направлениях, но и политическую и экономическую работу, сопровождающую описываемые события, а также характеристики отдельных товарищей, принимавших активное участие в той или иной работе как из числа чекистов, так и местных партийцев вообще.

Председатель ОГПУ, Москва, 13 марта 1925 года.

Что касается содержания текста этого письма Дзержинского, то сразу же возникает вопрос, откуда у него такое априорное доверие к будущим мемуарным источникам по истории ВЧК и откуда такое недоверие к архивным документам? И второе, почему он, за полтора года до своей скоропостижной и безвременной смерти, вдруг поняв важность написания истории ВЧК, так и не понял, того, что для создания этой истории необходима соответствующая постоянная специализированная структуры, если не в виде Института истории, то хотя бы в виде отдела в составе тогдашнего ОГПУ, который занялся бы исследованиями в сфере истории советских органов безопасности.

С другой стороны, когда в 1926 году, незадолго до внезапной смерти Дзержинского от сердечного приступа, заведующий отделом истории партии ЦК ВКП (б) С. Канатчиков обратился к Дзержинскому, как к председателю ОГПУ и члену Политбюро ЦК ВКП (б) с предложением совместно подготовить сборника материалов по истории, фактически представляющие собой исторический очерк деятельности органов госбезопасности объемом в 50 печатных листов, то Дзержинский не счел даже необходимым лично ответить на письмо, а поручил это сделать своему заместителю Г. Ягоде, указав в своей резолюции лишь следующее: "Историю ВЧК-ОГПУ можно будет писать лишь после того, как исчезнет нужда в нем" (Плеханов А. М. "ВЧК-ОГПУ в годы новой экономической политики. 1921–1928 годы" — М.: "Кучково поле", 2006. — с. 23).

Наверно, одной из веских причин этой нелюбви Дзержинского к архивам в плане написания истории ВЧК было то обстоятельство, что ВЧК должны были организовывать исключительно питерские рабочие, революционные матросы и латышские стрелки, а вовсе не бывшие жандармы, о чём дальше здесь так же пойдёт речь.

После завершения издания в 1922 году "Красной книги ВЧК", в СССР вплоть до 1958 года не было ни одного открытого издания по истории ВЧК, за исключением отдельных материалов в различных журналах, прежде всего в журнале "Пролетарская революция", посвященном вопросам партийной истории. Журнал "Пролетарская революция", издавался с 1921 по 1941 год (не выходил в 1932 году), сначала как печатный орган "Истпарта" ("Комиссия по истории Октябрьской революции и РКП (б)", в 1928–1931 — Института Ленина при ЦК ВКП (б), в 1933–1941 годах — как орган Института Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП (б)). Вышло 132 номера. Тираж журнала колебался от 5 до 35 тысяч экземпляров, периодичность выпуска менялась. Редакторами журнала в разные годы были М. С. Ольминский, уже упоминавшийся С. И. Канатчиков, а так же М. А. Савельев, В. Г. Кнорин, В. Г. Сорин и М. Б. Митин.

Что касается в 20-е годы книг по истории ВЧК, единственным произведением на эту тему, но при этом неофициальным и художественным, стала появившаяся в 1923 году самиздатовская повесть "Щепка" написанная известным на тот момент в Советском Союзе литератором Владимиром Яковлевичем Зазубриным (Зубцовым).

Впервые, это литературное произведение, было открыто опубликована в СССР, только в 1989 году, в литературном журнале "Сибирские огни". В 1992 году, по повести "Щепка" был снят российско-французский художественный фильм "Чекист".

В повести "Щепка" её автор, из-за наступившего нэповского либерализма, чересчур уж увлёкся смакованием сцен массовых расстрелов в подвалах одного из сибирских губернских ЧК. Увлёкся так, что маркиз де Сад, доктор Зигмунд Фрейд и писатель Захер Мазох нервно курили в сторонке, борясь с тем, чтобы не скончаться прямо тут же от разыгравшегося у них от этих сцен комплексов неполноценности.

Поэтому эта повесть так и не увидела тогда свет, несмотря на весь либерализм разгара НЭПа. Но при этом она достаточно быстро и широко распространилась среди элитных слоев, тогдашней читающей публики посредством машинописных копий и стала неофициальным бестселлером 1924 года.

В ответ тогдашний советский официоз, не имея возможности опровергнуть содержание данного литературного произведения по существу, и в условиях нэповского либерализма, как-либо административно воздействовать на её автора, являвшегося членом партии с длительным дореволюционным стажем, а тогда это было очень весомым обстоятельством, решил бороться с его самиздатом методом альтернативного книгоиздания по данному вопросу.

Различными способами удалось привлечь к этому делу партийного писателя Бориса Лавренева и беспартийного и к тому же недавнего белоэмигранта Алексея Толстого.

Имея высшее юридическое образование и будучи офицером-артиллеристом на фронтах Первой Мировой войны и в начальный период Гражданской войны, а затем перейдя в армии политработу, Лавренев, как мне думается, был в душе согласен с содержанием "Щепки". Наверно, поэтому он свое задание фактически саботировал, причем в почти неприкрытой форме. В "Рассказе об одной вещи", который был им написан и вышел в свет в 1925 году, он реалистично и живописно изобразив белогвардейских контрразведчиков, но их противника — начальника городского ЧК, оставленного на подпольную работу изобразил столь сиропно-паточным образом, что его образ уже ни на что не годился, кроме как в качестве исходного сырья для выделки элитных сортов кубинского рома "Баккарди".

Алексей Толстой, сознавая свою уязвимость, со своей столь неблагонадёжной классовой биографией в отличие от Лавренева к столь явному саботажу государственного заказа прибегнуть не мог. Но, тем не менее, в своем научно-фантастическом политическом романе "Гиперболоид инженера Гарина", написанном в 1926 году, он изобразил фашиста-космополита инженера Гарина, рвущегося к мировому господству с помощью изобретенного им чудо-оружия, таким образом, что этот образ вызывает невольное восхищение и желание ему в чем-то подражать. А вот его противник чекист Шульга выглядит какой-то раскрашенной картонной куклой, да еще и плоского формата.

Эта провальность публичной пропаганды "светлого образа чекиста "посредством литературных произведений в 1925–1926 годах привела к тому, что после этого жанр "шпионского романа" исчез в советской литературе на последующие 14 лет. И возобновился он только в 1940 году с появлением "Рассказов майора Пронина" написанных Львом Оваловым.

Что касается самого автора "Щепки", то это его произведение запомнилось и партийному официозу и органам безопасности так надолго, что спустя 14 лет, буквально сразу после начала периода "Большого террора 1937–1938 годов", в начале лета 1937 года он был арестован и вскоре был расстрелян, по одним сведениям 27 сентября 1937, по другим — 6 декабря 1938.

Наибольшее количество подробностей по истории создания ВЧК в советской историографии 20-30-х годов 20 века содержалось в сборнике документов "Документы Великой Пролетарской революции" — М.: "Политиздат", 1938. Затем в 1943 году в Москве в издательстве "Госполитиздат" (в дальнейшем издательство политической литературы "Политиздат"), был издан сборник документов и материалов "Из истории борьбы за установление Советской власти", содержавший ряд новых фактов по данному вопросу за аналогичный период времени.

Первые научные работы по истории ВЧК в официальной советской историографии стали появляться только после 1957 года, когда в Советском Союзе были широко отмечены две юбилейные даты: 40-летие Великой Октябрьской социалистической революции и 40-летие создания ВЧК.

Возможно, что самой первой научной монографией по истории ВЧК в СССР стала книга "Из истории ВЧК" — М.: "Политиздат, 1958. Затем таковыми стали монографии П. Г. Софинова "Очерки истории Всероссийской Чрезвычайной Комиссии" (1917–1922 гг.) — М.: "Политиздат", 1960, а так же И. Дорошенко "Деятельность органов и войск государственной безопасности в период построения фундамента социализма и ликвидации эксплуататорских классов (1921–1932 гг.)" — М.: "Политиздат", 1960.

Первыми мемуарами, освещавшими предысторию создания ВЧК, стала книга М. Н. Моисеева "Бойцы революции" — М.: "Советская Россия", 1958. Затем, в 1964 году вышли первые мемуары по истории ВЧК, в виде небольшой по объёму, но весьма разносторонней и разнообразной по охваченной тематике и хронологии событий. Это была книга Ф. Т. Фомина "Записки старого чекиста" — М.: "Политиздат", 1964.

Биографическая справка.

Фёдор Тимофеевич Фомин (1894–1970). Родился в крестьянской семье, родители умерли в 1919. В 1908 окончил церковно-приходскую школу, в 1910 окончил вечернее городское четырёхклассное училище, в 1913 окончил шестимесячные вечерние курсы бухгалтеров — счетоводов, в 1916 экстерном сдал экзамены за шесть классов реального училища в Москве, и наконец после призыва в армию, в 1917 выдержал экзамен вольноопределяющегося 2-го разряда.

С апреля 1908 по апрель 1910, рабочий по ремонту пути Рязано-Уральской железной дороги на станции Шевцово, затем до мая 1915 рабочий-текстильщик на мануфактурной фабрике "Эмиль Циндель" в Москве. Член РКП (б) с 18 августа 1917. С мая 1915 по январь 1918 рядовой, затем вольноопределющийся команды разведчиков 130-го Херсонского и 737-го пехотных полков.

Со 2 января 1918 по 18 октября 1919 сотрудник для поручений по разведывательной работе Штаба Красной Армии Украины, после чего до 15 февраля 1919 начальник отделения разведки Особого отдела Главного штаба Красной Армии Украины в Харькове.

20 декабря 1918 из штаба 1-й Украинской Красной армии, решением Революционного Военного Совета Украинского фронта направлен в центральный аппарат ВЧК. Затем с 15 февраля по 18 апреля 1919 начальник Особого отдела 1-й Украинской Красной армии в Киеве, до 26 августа 1919 начальник Особого отдела 3-й Украинской армии в Кременчуге, до 12 сентября 1919 начальник Особого отдела 14-й армии, до 18 сентября 1919 заместитель начальника Особого отдела 12-й армии. С 19 сентября по 16 ноября 1919 инспектор — организатор Особого отдела ВЧК, до 28 декабря 1919 помощник начальника Инспекторского отдела ОО ВЧК. До 20 июня 1920 заместитель начальника, затем начальник Особого отдела ВЧК 10-й Армии в Царицыне. До 5 апреля 1921 заместитель начальника и начальник Особого отдела ВЧК Чёрного и Азовских морей. С 1919 по 1921 под руководством Ф. Т. Фомина ликвидировано несколько крупных контрреволюционных и шпионских организаций в Киеве, Одессе, Елизаветграде, Проскурове. С 6 апреля до 14 мая 1921 начальник Особого отдела Крымской ЧК в Симферополе, затем до 22 июня 1921 заместитель председателя Крымской ЧК, после чего с 22 июня 1921 и до 5 января 1922 председатель Крымской ЧК. С 5 января 1922 по 18 января 1923 член Коллегии Подольской ЧК, начальник Проскуровской ЧК и 5-го пограничного Особого отдела. С 18 января по 13 августа 1923 начальник Особого отдела и помощник начальника Секретно-оперативной части постоянного представительства ОГПУ на Правобережной Украине. С 13 августа 1923 по 28 сентября 1926 начальник Терского окружного отдела ОГПУ, за его время работы в округе было уничтожено 18 политических банд. 22 августа 1925, сопровождал председателя ОГПУ Ф. Э. Дзержинского и его первого заместителя В. Р. Менжинского на их прогулке в окрестностях горы Машук.

С 28 сентября 1926 по 2 июля 1927 являлся слушателем Курсов усовершенствования высшего состава при Военной Академии им. М. В. Фрунзе. С 12 сентября 1927 по 11 марта 1930 начальник Управления войск пограничной и внутренней охраны ОГПУ в Северокавказском крае, также с 26 октября 1927 по 11 марта 1930 по совместительству начальник Особого отдела Северокавказского военного округа в городе Ростов — на — Дону. С 11 марта 1930 по январь 1935 начальник Управления пограничной и внутренней охраны ОГПУ в Ленинграде, с 25 апреля 1933 по январь 1935 по совместительству заместитель начальника Управления ОГПУ — Управления НКВД Лениградской области Ф. Д. Медведя.

В январе 1935, Военной коллегией Верховного Суда СССР по делу убийства С. М. Кирова, был осуждён на 3 года лагерей. С января 1935 по январь 1937 заместитель начальника дорожного строительства "Дальстроя" НКВД СССР в Магадане, затем до января 1938 начальник дорожного строительства "Дальстроя" НКВД СССР в посёлке Ягодное Хабаровской области. С января 1938 по май 1939 начальник Тенькинского дорожного строительства в посёлке Усть-Омчуг. В 1939 году, вновь арестован и затем Верховным судом СССР осуждён на 8 лет лагерей. С мая 1939 по май 1947, находился в Северных Печорских железнодорожных лагерях в посёлке Княж — Погост.

С мая 1947 по март 1949, старший контролёр отдела технического контроля лесокомбината Министерства внутренних дел СССР в посёлке Ракпас Коми АССР. Затем до июля 1950, начальник службы движения железнодорожного Леспромхоза в посёлке Колово Карело-Финской ССР. С июля 1950 по январь 1952, начальник узкоколейной железной дороги Славянского леспромхоза в посёлке Деревянка Карело-Финской ССР. С января 1952 по сентябрь 1954, начальник узкоколейной железной дороги Шуйско-Виданского леспромхоза треста "Южкареллес" в посёлке Чална Карело-Финской ССР. В 1954 был реабилитирован и до января 1955 являлся начальником узкоколейной железной дороги треста "Ленлес" в Ленинграде.

После реабилитации получил инвалидность 2-й группы и статус персонального пенсионера союзного значения.

Имеются сведения о ношении Ф. Т. Фоминым генеральского мундира на встрече с председателем КГБ СССР А. Н. Шелепиным в начале 60-х годов, однако как задокументированный факт присвоение ему генеральского звания КГБ неизвестно. В 1967 году, во время празднования 50-летия органов государственной безопасности фотографировался среди других выживших чекистов, с тогдашним председателем КГБ Ю. В. Андроповым. В 1970 умер в Москве и похоронен на Новодевичьем кладбище.

В 1969 году в Москве в издательстве "Наука" вышла книга мемуаров В. Д. Бонч-Бруевича "Воспоминания о Ленине", в которой содержалось большое количество информации о предыстории создания ВЧК.

Так же интерес представляет, неоднократно переиздававшаяся (первое издание — 1975 г.) книга Д. Голинкова "Крушение антисоветского подполья в СССР". В этой книге рассматривается деятельность ВЧК с 1917 по 1928 год.

Подводя итоги развитию историографии и источниковедения по истории ВЧК в СССР, можно отметить, что, скорее всего последней книгой в этой сфере стал сборник воспоминаний ветеранов-чекистов "Особое задание", вышедший в 1988 году в Москве, в издательстве "Московский рабочий".

Глава I. Дореволюционная предыстория создания ВЧК или партийные службы безопасности большевиков в царской России в 1907–1914 годах

Часть 1. "Комиссии по борьбе с провокацией" в составе ЦК РСДРП (б) и местных крупных партийных организаций

Революционные события 1905–1907 годов заставили Департамент полиции серьёзно пересмотреть приоритеты своей работы с политическими партиями и организациями.

Начиная с 1906 года, несмотря на продолжающийся эсеровский террор, руководство политической полиции определяет главным объектом своего внимания социал-демократов и среди них, прежде всего, большевиков, партия эсеров, бывшая до того первым объектом внимания полиции, отодвигается на второе место.

Соответственно со степенью своего внимания полиция усилила агентурную работу среди большевиков. И если в период 1895–1906 годов, агентурная сеть в рядах большевиков была сравнительно слабой и основным источником сведений о них была агентура, действовавшая в различных околореволюционных и околобольшевистских кругах, то, начиная с 1907 года, Департамент полиции МВД, Петербургское и Московское охранные отделения начинают систематическую работу по приобретению агентуры в руководящих кругах и среди крупных активистов большевистской партии.

Так, в 1907–1910 годах, только Московским охранным отделением, возглавляемым полковником Заварзиным, удалось завербовать таких крупных лиц из руководства Московской организации большевиков, как Романов, Лобов, Бряндинский, а также Малиновского, ставшего вскоре членом ЦК РСДРП (б), отвечавшего в нём за профсоюзную работу, а также с 1912 года депутатом IV Государственной Думы.

Основным направлением деятельности политической полиции против большевиков стали действия по систематическому срыву проводимых ими массовых мероприятий (митингов, забастовок, демонстраций), транспортировки нелегальной литературы из-за рубежа, издания в России легальных газет и журналов.

Для срыва массовых мероприятий полиция в канун их проведения проводила массовые аресты активистов местных организаций, в основном для этих арестов использовались агентурные данные.

Летом 1913 года, с целью срыва массовых мероприятий, проводимых большевиками в первую годовщину Ленского расстрела, охранными отделениями по всей России за несколько дней до этого была проведена целая кампания обысков и арестов, в ходе которой было арестовано около 100 человек.

Не менее важной задачей для политической полиции в её борьбе против большевиков был перехват все усиливающегося потока зарубежной нелегальной литературы, которую, начиная с 1908 года, перебрасывала в Россию "Транспортная комиссия" ЦК РСДРП (б), возглавляемая И. А. Пятницким. Это поставило перед Департаментом полиции задачу внедрения в "Транспортную комиссию" своего агента. Этого удалось добиться летом 1910 года, когда в состав "Транспортной комиссии" вошёл М. Бряндинский, крупный работник Московской партийной организации, завербованный ещё в 1909 году Московским охранным отделением. Вскоре после вхождения в состав "Транспортной комиссии" Бряндинского, по его сообщению, был арестован находившийся в России уполномоченный "Транспортной комиссии" С. И. Моисеев. После чего Бряндинский занял его место.

Находясь на этом месте, Бряндинский действовал очень осторожно, транспортируемая литература не арестовывалась на границе, но, попав в руки Бряндинского, до адресата, как правило, не доходила.

Кроме парализации доставки литературы Бряндинский сообщал известную ему информацию о большевистском подполье. На основании его сообщений Московское охранное отделение в августе 1911, произвело в Москве многочисленные аресты. Это стало началом конца агентурной деятельности Бряндинского. В руководстве РСДРП (б) в отношении его возникли сильные подозрения. В конце 1911 года, ряд видных деятелей РСДРП (б) Пятницкий, Залежский, Крупская, Голощекин пришли к выводу, что Бряндинский является агентом полиции.

В результате, весной 1912 года делом Бряндинского занялась созданная ЦК РСДРП (б) специальная следственная комиссия, которая, не сумев найти прямых доказательств его сотрудничества с полицией, на основании ряда косвенных улик обвинила его в "политической нечестности" и исключила из партии.

Кроме перебрасываемой из-за рубежа литературы большое беспокойство политической полиции доставляли ставшие выходить с 1910 года в России легальные большевистские газеты и журналы, особенно начавшая выходить с мая 1912, газета "Правда".

В августе 1913, Петербургскому охранному отделению удалось внедрить в состав редакции "Правды" завербованного в июне 1913, работника Петербургской организации РСДРП (б) М. Черномазова, который стал секретарём редакции.

Первые подозрения относительно действительной роли Черномазова возникли уже осенью 1913 г., в связи с провалом двух подпольных типографий Петербургского комитета партии, но на партийном следствии Черномазову удалось свалить вину на другого партийного работника Н. В. Заёму.

Однако положение Черномазова после этого продолжало оставаться неустойчивым, поскольку по заданию своих руководителей из петербургской охранки, стремившихся дать властям повод для закрытия газеты, он в октябре-декабре 1913, и в январе 1914, поместил в "Правде" ряд статей экстремистского характера. Последняя из этой серии статей под названием "Для того она существует", опубликованная в "Правде" 23 января 1914, раскрывала смысл различных переименований "Правды" в период с мая 1912 по январь 1914 года. Эта статья обратила на себя внимание В. И. Ленина, и делом Черномазова занялись вновь. Сначала он был освобождён от работы в газете, а затем по материалам партийного следствия на основании косвенных улик исключен из партии.

Другим крупным агентом полиции, действовавшим в руководстве Петроградского комитета и Русском бюро ЦК РСДРП (б), была Ю. Серова, которая была завербована Саратовским охранным отделением в 1904 году, а затем в 1906 году прибывшая в Петербург. В Петербурге её агентурной деятельностью руководил лично начальник городского охранного отделения полковник, затем генерал-майор Герасимов.

Результатами деятельности Серовой стали аресты нескольких полных составов Петербургского комитета и видных деятелей Русского бюро ЦК РСДРП (б): Дубровинского (ноябрь 1908) и Ногина (февраль 1909). Всего по её сообщениям было проведено 123 ареста.

После очередного, в марте 1909, провала Петербургского комитета "Следственная комиссия" ЦК РСДРП (б) заподозрила Серову в связях с охранкой. Она была отстранена от работы. Улики против неё собирались свыше двух лет, несмотря на постоянные аресты членов следственной комиссии, находившихся в России охранкой, пытавшейся таким способом спасти своего агента, Серова всё же была разоблачена.

Наиболее крупным агентом политической полиции, проникшим в высшие эшелоны руководства РСДРП (б), стал один из членов ЦК РСДРП (б) в 1912–1914 годах Р. В. Малиновский.

До 1907 года Малиновский не занимался политической деятельностью. Будучи рабочим, на нескольких петербургских заводах имел несколько судимостей за кражи.

В 1907 году, после отбытия очередного срока заключения за кражу, устроился токарем на металлический завод в Петербурге. Вскоре занялся там профсоюзной деятельностью. На этом поприще стал преуспевать и вскоре стал секретарём правления профсоюза рабочих-металлистов. Тогда же вступил в ряды РСДРП (б). После своего ареста в Москве в 1909 году под угрозой разоблачения своего уголовного прошлого, он дал согласие на сотрудничество с Московским охранным отделением под агентурными именами "Портной", "Икс" и затем рядом других.

После своей вербовки приступил к активной агентурной деятельности и с 5 июня 1910 по 19 сентября 1913, направил 88 агентурных сообщений, став особо ценным агентом в глазах охранки, принимавшей все меры к его тщательной маскировке, для чего он в 1910–1912 годах трижды подвергался кратковременным арестам. Одновременно с этим ему путём арестов других партийных работников расчищался путь в верхние эшелоны партии.

Благодаря этому, а также собственной энергии и незаурядным способностям, в начале 1912 года, Малиновский был избран делегатом на Пражскую конференцию РСДРП (б), где произвёл хорошее впечатление на большинство членов руководства партии, включая В. И. Ленина, и был избран в члены ЦК. В ЦК РСДРП (б) он стал отвечать за руководство профсоюзным движением в России.

Кроме избрания членом ЦК там же, в Праге, он был намечен в качестве одного из кандидатов на выборы в IV Государственную Думу.

Во время предвыборной кампании большую помощь Малиновскому в его избрании депутатом Думы оказал министр внутренних дел Макаров и директор Департамента полиции Белецкий, лично контролировавшие ход избирательной кампании своего подопечного. Благодаря такому высокому покровительству все встречавшиеся на пути Малиновского препятствия на пути в Думу, в том числе и связанные с его уголовным прошлым, устранялись.

После избрания Малиновского членом ЦК и депутатом Думы его агентурные возможности сильно возросли. Так, в 1912–1914 годах, по его сообщениям были арестованы члены ЦК Свердлов, Сталин, Голощёкин, Орджоникидзе и несколько десятков партийных работников среднего звена.

В целом, несмотря на такие его результаты деятельности никаких серьёзных подозрений в отношении Малиновского в среде партийного руководства не возникало. Попавшая в ЦК РСДРП (б) летом 1913, из тюрем от арестованных членов ЦК информация о том, что охранке из каких-то источников в руководящих кругах партии стало известно о подготовке и проведении ряда крупных конспиративных мероприятий (созыв общепартийного совещания за границей, организация партийной школы во Франции и других), вызвало в ЦК подозрение о наличии у полиции хорошо осведомлённого источника в кругах, близких к большевистской фракции IV Государственной Думы. Однако продвинуться в определении этого источника ЦК не удалось. Во время попыток определить этот источник на Малиновского не пало даже подозрение.

Разоблачение Малиновского стало следствием аппаратных перестановок внутри Министерства внутренних дел. Эти серьёзные аппаратные перестановки в руководстве тогдашней российской политической полиции, были связаны с целым рядом скандальных разоблачения деятельности политической полиции в 1906–1911 годах, вершинами которых стало разоблачение двойной игры Азефа в партии эсеров и причастность ряда высокопоставленных руководителей политической полиции (генерал-лейтенанта Курлова, полковников Спиридовича и Кулябко), к убийству в сентябре 1911, в Киеве анархистом Багровым премьер-министра и министра внутренних дел П. А. Столыпина, вызвали появление в ряде влиятельных правительственных кругов мнения о необходимости укрепить руководство политической полиции лицами, не имевшими до этого к ней никакого отношения.

С этой целью, в начале 1912 года товарищем (заместителем) министра внутренних дел и начальником корпуса жандармов был назначен армейский генерал-майор В. Джунковский, являвшийся до этого адъютантом московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, а после его убийства в феврале 1905 года, входившего в свиту Николая II и занимавшего ряд командных должностей в армии.

Вступив на новую должность в МВД, Джунковский предпринял целый ряд либеральных реформ в деятельности политической полиции. Была запрещена деятельность политической полиции в армии. Также циркуляром от 1 мая 1913, запрещалась вербовка в качестве секретных сотрудников лиц, не достигших совершеннолетия (по тогдашним стандартам 21 года), был уволен со службы ряд высокопоставленных чиновников и офицеров политической полиции.

Продолжая работу по либерализации агентурной деятельности, Джунковский пришёл к выводу о необходимости удаления секретных сотрудников полиции из Государственной Думы. В конце апреля 1914, председатель IV Государственной Думы Родзянко передал Малиновскому приказ Джунковского о немедленном сложении им депутатских полномочий и выезде за пределы России.

Получив 10 тысяч рублей, Малиновский 8 мая 1914, неожиданно для остальных депутатов Думы и членов ЦК РСДРП (б) уехал за границу.

Немотивированный отъезд Малиновского, скорее, похожий на бегство, вызвал политический скандал. Со стороны других политических партий в Думе, особенно эсеров, всё ещё не оправившихся от дела Азефа, посыпались обвинения в адрес большевиков, проглядевших, мол, матёрого провокатора в своей среде.

Под влиянием этого скандала ЦК РСДРП (б) создал специальную следственную комиссию под председательством Я. С. Ганецкого, члены В. И. Ленин и Г. Е. Зиновьев, приступившую к расследованию.

В ходе своей деятельности комиссия Ганецкого, не найдя никаких улик, обвиняющих Малиновского в сотрудничестве с полицией, обратилась за помощью к близкому к эсерам публицисту Бурцеву, который после разоблачения им Азефа, считался признанным специалистом по борьбе с полицейской агентурой в революционной среде. На запрос комиссии о сотрудничестве Малиновского с полицией, Бурцев ответил отрицательно. После этого комиссия приняла решение: не считая Малиновского агентом полиции, исключить его из партии за дезертирство с партийной работы.

Дальнейшая судьба Малиновского складывалась следующим образом. После начала Первой мировой войны он находился на территории Германии, был интернирован германскими властями, как русский поданный. После заключения между Германией и Советской Россией Брестского мира, произошел обмен военнопленными и интернированными. По этому обмену Малиновский прибыл в Россию, где был вскоре опознан, арестован и по приговору ревтрибунала в конце 1918 года был расстрелян.

Усиление агентурной работы политической полиции против большевиков вынуждали большевистские организации обращать особое внимание на борьбу с проникновением полиции в свою среду.

Борьба эта велась с помощью различных методов и средств. Первоначальными были организационные мероприятия, направленные на усиление конспирации и затруднения тем самым полицейского воздействия на подполье.

Система этих организационных мер была разработана В. И. Лениным в конце XIX — начале XX в. и включала в себя: 1) отказ от кружков с их обилием личных связей между членами, переход к партийным организациям и чисто деловым отношениям между входящими в них членами. 2) Внутри организации проведения принципа специализации по основным направлениям деятельности организации, причём: участники одной специализированной структуры не должны знать ничего сверх того, что необходимо им для выполнения своих функций внутри той структуры, в которой они работают, ни о деятельности других структур организации, ни тем более организации в целом. 3) Разграничение легальной и нелегальной работы. Легальная работа — это проверка деловых и личных качеств будущих членов подпольной партийной организации, а так же использование легальных способов для проведения массовых мероприятий.

Кроме коллективной конспирации подпольной организации в целом, В. И. Ленин обращал внимание на индивидуальную конспирацию её членов, которую он видел в соблюдении следующих основных правил: 1) прекращение обывательских хождений членов организации друг к другу, встречи исключительно по делам организации; 2) сокращение до минимума личной переписки членов подпольных организаций, недопущение в письмах каких-либо намёков на подпольную деятельность пишущего или получающего письмо; 3) чаще менять место проживания; 4) чаще менять вагоны общественного транспорта при поездках по городу, избегать в них разговоров на политические темы, не говоря уже о подпольной работе; 5) избегать разговоров о делах, связанных с делами подполья у себя дома и в общественных местах; 6) не иметь или по крайней мере не оставлять на долгое время у себя на работе и дома предметов, могущих уличить в подпольной деятельности.

Однако в период революции 1905 года и особенно после её окончания стало ясно, что только организационной и личной конспирацией, имеющей, в общем пассивный характер, явно недостаточно для успешной работы в условиях, когда партия стала объектом основного внимания политической полиции. Это требовало от партии новых более активных методов создания специальных органов для борьбы с полицейской агентурой.

В новых условиях, по мнению Ленина, необходимо было создание в составе партийных комитетов специальных органов для борьбы с полицейской агентурой. Говоря о методах такой борьбы, Ленин считал ошибочным распространённое мнение о необходимости физической ликвидации полицейской агентуры, считая его недостаточно эффективным: "всех шпионов не перебьёшь". Взамен он предлагал предание имён разоблачённых полицейских агентов широкой гласности, информирование о них через открытую печать, что делало для полиции их дальнейшее использование весьма трудным, либо вообще невозможным.

Согласно этим ленинским указаниям, в 1908 году в составе ЦК РСДРП (б) была создана "Комиссия по борьбе с провокацией". Аналогичные комиссии в период 1908–1914 годов, были созданы в составе многих местных партийных комитетов.

Фотографии и фамилии разоблачённых провокаторов помещали органы партийной печати, а также некоторые легальные оппозиционные издания.

Основными источниками сведений о деятельности полицейской агентуры являлся анализ причин арестов, захватов типографий, складов с литературой, оружием и др., позволявший определить круг лиц, владевших информацией об этом. Другим источником этих сведений являлись сообщения от арестованных товарищей, передаваемых ими из мест заключения о подозрительной осведомлённости жандармских офицеров, ведущих следствие, о тех или иных сторонах деятельности партийных организаций, известных до этого ограниченному или строго определённому кругу лиц.

При анализе причин арестов и провалов члены комиссии по борьбе с провокацией обращали особое внимание на членов организации, неоднократно допускавших нарушения партийной дисциплины, проявляющих чрезмерное любопытство к тем видам партийной деятельности, которые не имели к ним непосредственного отношения, пытавшихся толкнуть подпольщиков или всю организацию в целом к действиям, могущим привести к провалу и арестам.

Подозреваемые в сотрудничестве с полицией немедленно отстранялись от партийной работы или, если требовалось сохранить расследование в тайне, то получали только незначительные поручения. За ними устанавливалось наружное наблюдение. Во время проверки, подозреваемому могли сообщить ложные адреса явок, конспиративных квартир, время и место якобы готовящихся массовых мероприятий. В случае обнаружения к этим адресам и местам полицейского внимания — это считалось веским основанием для обвинения в сотрудничестве с полицией.

Такая система контрмер позволила, несмотря на перевес полицейских органов во всех отношениях над партийными организациями большевиков на местах и партией большевиков в целом, продолжать регулярную партийную работу, сохранять и восстанавливать партийные организации в пределах Российской империи, вплоть до свержения российской монархии в период февраля-марта 1917 года.

Часть 2. Боевые организации и профессиональные боевики большевистской партии в период Первой Русской Революции 1905–1907 годов

Гораздо раньше, чем комиссии по борьбе с провокацией, вскоре после начала Первой Русской Революции 1905–1907 годов, в составе большевистской партии возникли силовые структуры под названием "боевые организации", деятельность которых в отличии от большинства остальных большевистских партийных структур, вскоре приобрела сугубо профессиональный характер.

Появление первой боевой организации большевиков произошло в Петербурге. Её создание отражено в протоколе заседания Петербургского комитета РСДРП (б) от 28 февраля 1905, в котором есть запись, одного из принятых решений: "Вопрос о вооружении. Решено избрать особое лицо, заведующее вооружением, и ассигновать немедленно 600 рублей для приобретения револьверов. Решается вопрос о хранении и распределении". (журнал "Пролетарская революция" — 1924 — № 12 — с. 44).

Вскоре вместо одного человека отвечавшего за приобретение, хранение и выдачу огнестрельного оружия в составе Петербургского комитета РСДРП (б) появляется новая структура, получившая наименование "Боевая техническая группа".

Спустя два месяца в апреле 1905, в Лондоне состоялся III съезд РСДРП. Основным вопросом съезда был вопрос о вооружённом восстании. Ленин дважды выступал на съезде по этому вопросу. Возражая одному из лидеров меньшевисткой фракции Аксельроду, в тогда ещё формально единой РСДРП, который постоянно высказывал опасения по поводу того, что большевики слишком много думают о восстании, Ленин заявил: "Оказалось, однако, что думали слишком мало… Вся история последнего года показала, что мы недооценивали значение и неизбежность восстания". (Протоколы III съезда РСДРП — М, 1924. — с. 136).

По докладу о вооружённом восстании III съезд на котором большинство принадлежало большевикам принял составленную Лениным резолюцию, в которой поручал всем партийным организациям: а) выяснять пролетариату путём пропаганды и агитации не только политическое значение, но и практически-организационную сторону предстоящего вооружённого восстания б) выяснить при этой пропаганде и агитации роль массовых политических стачек, которые могут иметь важное значение в начале и в самом ходе восстания в) принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооружённого восстания и непосредственного руководства таковым, создавая для этого, по мере надобности, особые группы из партийных работников. (Протоколы III съезда РСДРП… — с. 137).

Таким образам было санкционировано существование боевых групп при партийных организациях. Ленин, выступая вторично на этом же съезде по вопросу о вооружённом восстании, прямо заявил: "По вопросу об образовании особых боевых групп я могу сказать, что считаю их необходимыми. Нам нечего бояться образования особых групп". (Протоколы III съезда РСДРП — с. 182).

После III съезда "Боевая техническая группа" была передана из состава Петербургского комитета в состав ЦК РСДРП и была переименована в "Боевую организацию". Во главе её был назначен член ЦК Л. Б. Красин.

Вместо "Боевой технической группы" в составе Петербургского комитета РСДРП был создан "Боевой комитет".

После этого начинается процесс создания боевых организаций в местных партийных комитетах. Для подготовки руководителей местных боевых организаций в конце лета 1905 года, в Киеве была организована "Боевая инструкторская школа", в котрой проходили обучение 20 человек, прибывшие в Киев в качестве представителей нескольких местных партийных организаций. После окончания краткосрочного курса практического обучения боевой технике и элементарного знакомства с военным делом курсанты разъехались по местам, где немедленно принялись за организацию бомбистских мастерских и боевое обучение рабочих. (Воспоминания И. Михайлова в книге, составленной С. М. Познер "Первая боевая организация большевиков 1905–1907 годов" — М, 1934).

Кровавое подавление вооружённого восстания в Москве в декабре 1905 года, которое наглядно показала невозможность противостоять регулярной армии со стороны непрофессинальных рабочих дружин, созданных различными революционными партиями, в том числе и большевиками, заставило Ленина потребовать от руководства "Боевой организации ЦК и местных партийных комитетов начать подготовку профессиональных боевых групп и партизанских отрядов.

О том, как проходила подготовка профессиональных большевистских боевиков, создание и деятельность их отрядов, очень подробно рассказал в своих воспоминаниях один из боевиков большевистской партиной организации в городе Уфа — Иван Петрович Павлов (1889–1959), в своих мемуарах опубликованных в книге Е. Бурденкова "Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова" — М, 2015.

В частности о профессиональной и политической подготовки боевиков в местных боевых организациях он писал следующее: "В 1906 году в возрасте 16 лет я вошёл в уфимскую боевую организацию. Её руководителем по военно-боевой работе был Эразм Кадомцев, бывший офицер, член партии с 1901 года. Начальником дружины состоял его брат Иван, а на Симском и Миньярском заводах — брат Михаил, которого, как бывшего кадета, мы между собой называли "без пяти минут офицер". Прежде, чем стать боевиком, я прошел курс изучения огнестрельного оружия и военного дела. Нас учили разбирать и собирать трёхлинейную винтовку, обращению с маузером, наганом, парабеллумом, револьвером "Смит и Вессон", со взрывчатыми веществами — динамитом, пироксилином, гремучей ртутью. Изучали мы и уставы царской армии — полевой, боевой, гарнизонной и внутренней службы, а также тактику уличного боя, историю бурской войны, Парижской коммуны, московского вооруженного восстания. Преподавали нам основы стрелкового, сапёрного, санитарного дела и военной разведки. Отдельно с нами занимались по политграмоте — Эразм Кадомцев преподавал политэкономию, муж и жена Черепановы знакомили с сочинениями Ленина. Но главным оставалась боевая учеба. Мы отправлялись вниз по течению Белой, потом на дрожках перевозили лодки на реку Уфимку Высаживались в глухих местах и стреляли, бросали самодельные бомбы, тренировались физически, проверяли оружие".

О личных качествах руководителей Уфимской боевой организации Павлов пишет следующее: "Эразм Самуилович Кадомцев. С нами, рядовыми боевиками, в 1906–1907 годах он постоянно проводил занятия. В целях конспирации он имел обыкновение носить офицерскую форму, и это срабатывало: увидев офицера, жандармы, как правило, оставляли нас в покое. Брат Кадомцева Иван непосредственно руководил нашей боевой организацией. Он погиб зимой 1918 года — умер от воспаления легких. Другой брат Кадомцева, Михаил, был человеком иного склада: в боевых операциях был отважен и вместе с тем холодно рассудителен. Был редкостно красив. Меньше всего Михаил заботился о себе — бежал из Мензелинской тюрьмы, чтобы помочь товарищу и, спасая его при побеге, убил стражника. Погиб геройски в 1918 году. Командуя самарским фронтом против чехословаков, он бросился в атаку и попал под пулеметный огонь из засады".

О непосредственной боевой деятельности уфимских боевиков Павлов пишет следующее: "В учёбе и боевых занятиях прошло лето 1906 года. В сентябре мы узнали о решении горкома партии произвести экспроприацию казённых денег, перевозимых артельщиками (инкассаторами) на поезде Самара-Уфа. Для "экса" требовалось 15–20 боевиков. Операция состоялась 21 сентября 1906 года на разъезде Дёма близ Уфы. Ей предшествовала тщательная подготовка: ещё в Самаре в поезд должен был сесть Фёдор Новоселов и сопровождать его до места; Константину Мячину поручалось сесть в поезд на станции Чишмы и остановить его у намеченного разъезда; Михаилу Кадомцеву вместе с Сергеем Ключниковым после остановки поезда надлежало проникнуть в вагон с деньгами и нейтрализовать их вооруженную охрану. Поезд должен был быть остановлен в строго определённом месте — у единственной дороги среди окружавших разъезд непроходимых болот. Я вместе с Алексеевым и Шашириным должны были для верности набросать на рельсы шпалы. Остальным предстояло обезвредить солдат охраны и не дать вмешаться в события обычным пассажирам. Всего нас было 18 человек, с оружием и бомбами. Командовал отрядом Иван Кадомцев. Слышим — свисток, увидели прожектора паровоза, который остановился за километр до намеченного места. Началась стрельба, и под свист пуль мы рванулись к поезду. Навалили на рельсы шпал, потом Алексеев с Шашириным побежали на выстрелы. Меня с револьвером в одной руке и с самодельной бомбой в другой оставили охранять тропку на случай, если явится помощь из города. Через несколько дней состоялся разбор операции. Докладывал Иван Кадомцев. Оказалось, что всего артельщики перевозили бумажных денег, золота и серебра на 250 тысяч рублей. Их охраняли 10 солдат, вооруженные трёхлинейными винтовками. Мячин остановил поезд раньше, чем следовало, и этим чуть не погубил все дело. Из — за этого и денег взяли всего 153 тысячи (золото и серебро пришлось оставить — до повозок их было не донести), и оказалось много необязательных жертв. К месту остановки поезда лошади подойти не могли, и пока одни боевики перетаскивали деньги к дороге, другие вели перестрелку с солдатами. Двое солдат были убиты, а остальные ранены. Когда Михаил Кадомцев в полумаске подошел к купе кассиров, солдат, охранявший их, преградил ему дорогу и наставил штык. Выстрелом в горло Кадомцев убил его наповал. Артельщики, хотя и были вооружены, сразу сдались. С нашей стороны потерь не было. Все добытые тогда деньги — 153 тысячи рублей- были израсходованы под строгим контролем Уфимского горкома нашей партии и по указаниям вышестоящих партийных органов. 25 тысяч было отпущено на Лондонский съезд РСДРП, 15 тысяч пошло на издание петербургской газеты "Казарма". Остальное потратили на местные газеты, на устройство и содержание школ бомбистов — например, во Львове, и боевых инструкторов — в Финляндии, под руководством Красина и Эразма Кадомцева, лабораторий по изготовлению бомб в той же Уфе, наконец, — на покупку оружия. После экспроприации на станции Дёма наша боевая организация работала прежним порядком — мы продолжали изучать боевое дело, политэкономию, произведения Ленина, документы партийных съездов, текущие политические вопросы".

Помимо захвата денег уфимские боевики занимались ликвидацией агентов полиции: "Летом 1907 года первым был ликвидирован тайный агент полиции по фамилии Зеленецкий, который поселился в Солдатском переулке как раз против нашей бомбовой мастерской. Об этом нас известил "свой" человек в городской полиции. Не зная, что Зеленецкий выслеживал не нас, а анархистов, мы решили его убрать. Акция была поручена Петру Подоксенову, рабочему-котельщику, который незадолго перед тем был принят в боевики. Партийное поручение Подоксенов выполнил успешно. В толпе выходивших из театра он не торопясь пошел за Зеленецким, и когда тот отделился от толпы, выстрелил ему в спину и еще раз, когда Зеленецкий упал. Шпик был убит наповал. Подоксенов знал, что у ворот стояли полицейские, и потому спокойным шагом пошёл назад — вглубь сада. За ним погнались наш злейший враг, помощник пристава Бамбуров и ещё какие-то офицеры. Они стреляли в него, но подходить ближе опасались: он покажет им свой браунинг, и преследователи спрячутся за деревья. Дойдя до ограды, Подоксенов через неё перелез, для верности побродил по городу и, убедившись в отсутствии слежки, под утро вернулся домой. Через несколько дней Совет дружины поручил Подоксенову убийство ещё и Бамбурова. Подоксенов даже обрадовался — он был зол на Бамбурова за свое преследование после ликвидации Зеленецкого. На этот раз ему выдали маузер — Бамбуров был очень толст, и наши опасались, что пуля браунинга его не прошибет. Наблюдать за актом снова отрядили Андреева. Бамбуров был убит рядом с летним театром того же Веденеевского сада примерно через неделю после Зеленецкого. На этот раз Подоксенов поджидал свою жертву у крыльца, и когда Бамбуров в антракте вышел в сад, трижды выстрелил в него в упор".

Другим направлением деятельности боевой организации большевиков Уфы, была добыча оружия: "Летом 1907 года уфимская боевая организация большевиков произвела экспроприацию браунингов на уфимском казённом винном заводе. Мы старались руководствоваться принципом: "вооружайся сам и вооружай рабочих за счёт врага — самодержавия". Оружие, а тем более браунинги, были нам очень нужны; до этого наша партия закупала их в Бельгии. Участие в этом "эксе" служило и обучением наших новобранцев. В общем, представился случай и бесплатно вооружить свои дружины, и подучить молодых боевиков. Было это в июле 1907 года. Мои давние знакомые по ректификационному заводу тайком известили меня, что к ним привезли четыре ящика новых бельгийских браунингов. Оружие предназначалось для продавцов казённых винных лавок — их часто грабили. Я, хорошо знавший завод, набросал план, на котором обозначил интересующие нас точки. Евдокимов утверждал, что из четырёх ящиков один стоит в конторе, а три в кладовой. Поэтому мы решили действовать двумя группами. Пошли в 2 часа ночи — на теоретических занятиях Кадомцев нас учил, что это самое подходящее время для боевых вылазок, и не ошибся. Оряд во главе с Мячиным отправился с повозкой к задним заводским воротам. На заводском дворе они встретили сторожа Маклакова — тот был "свой", хоть и беспартийный; его сын состоял в эсеровской партии. Маклаков согласился тихо и мирно посидеть в своей будке. Потом боевики зашли в мастерскую и арестовали дежурного машиниста, который тоже был эсер и обещал сидеть смирно. Затем они сбили замок кладовой, нашли там и забрали ящики с браунингами и уже возле подводы один на пробу вскрыли. Внутри оказались новенькие браунинги, каждый с двумя обоймами и кобурой и с большим запасом патронов. После этого нам и был дан сигнал к сбору. Всего, таким образом, нам удалось взять три ящика, в которых оказалось 96 браунингов и 7500 патронов. Они пошли на вооружение нашей дружины, которая сыграла большую роль в революционном движении на Урале".

В Петербурге, большевистские боевики проводили акции террора против военнизирванных организаций монархистов. Так например, по поручению Петроградского партийного комитета "Боевой центр" Невского района 27 января 1906, произвёл вооружённое нападение на штаб местного отдела "Союза русского народа", который помещался в трактире "Тверь". Окружив помещение трактира, члены боевой организации бросили внутрь здания три бомбы. После взрыва двух бомб (третья бомба не разорвалась) черносотенцы, охваченные паникой, бросились на улицу и здесь были встречены револьверными залпами большевистских боевиков. В результате этого выступления черносотенцы потеряли двух человек убитыми и около 15 ранеными. Среди большевистских боевиков потерь не было. (Н. Ростов "Ещё о взрыве в трактире "Тверь"" — журнал "Красная летопись" — 1931 — книга 1).

В целом, к концу 1906 года, большевистская партия имела в своём распоряжении около двух тысяч профессиональных боевиков, которые по своей индивидуальной боевой подготовке напоминали бойцов различных видов советского спеназа 70–80-х годов 20 века, и тем самым по своей боевой подготовке значительно превосходили как военнослужащих царской армии, так и жандармов и полицейских.

Вот какие подробности об этом, содержатся в интернетблоге "d_clarence" в материале под названием "Что такое боевик и боевая дружина большевиков образца 1905–1907 годов":

"Организация боевых дружин. В Москве и Питере — порайонная, в провинции действуют городские боевые дружины, которые могут устроить гастроль по провинции. Дружины есть не везде, только где крупные технические, фабричные центры, военные училища и доступ к лабораторному оборудованию. Оптимальное число дружинников — 25. Тактические единицы: "тройка" и "пятерка". Состав: организатор, инструктор, заведующий оружием, секретарь дружины и рядовые боевики.

Организатор. Организатора не путать с просто командиром. Организатор получает указания из Центра, распределяет работу, проводит совещания, устраивает явки, конспиративные квартиры, мастерские и лаборатории. У организатора касса. На эксы он не ходит — не палится. В терактах или атаках может принимать непосредственное участие только в виду особой важности или по прямому приказу Центра. Самая частая гражданская профессия — инженер. Были также врачи, отставные военные и даже один театральный антрепренер.

Инструктор. Инструктор обустраивает мастерскую, посещает конспиративные лекции и практические занятия по взрывному делу, тактике диверсионной работы и прочим нужным дисциплинам. Все учит наизусть и потом обучает дружинников. Обязан иметь технические таланты, уметь стрелять, разбирать и знать баллистику винтовки, браунинга, револьвера и пистолета Маузера. Чаще всего рекрутировался из числа тогдашних высококвалифицированных рабочих. Инструктор дружит со специалистом по подрывному делу — "химиком". Лекции для инструкторов читали глубоко законспирированные действующие преподаватели тогдашних военных училищ. Вспоминает инструктор Семянниковской дружины "Саша": "Артиллерист-офицер, который бывал всегда в штатском платье, читал нам о взрывчатых веществах, изготовлении бомб, постройке баррикад; о том, как свести поезд с рельс. Принес он нам однажды фосфор, разведенный, кажется в спирту, обмакивал в него бумажку, и когда она высыхала, то загоралась. Всем нам хотелось иметь этот состав". Регулярно, не реже одного раза в неделю, инструктор вывозит боевиков в глухой лес, где проводятся занятия по обращению с винтовкой, браунингом, револьвером и маузером. Иногда привозит "химика" и с его помощью что-нибудь взрывают. Инструктор обязан наладить изготовление и набивку патронов. Хорошо если удается украсть с завода набивочный станок. Нет — делают чертеж такого станка и изготовляют кустарным способом. Гильзы, пистоны и пули крадут с оборонных заводов сознательные или запуганные конторщики (рабочих при выходе досматривают, а эти вне подозрения). Порох достают, где только можно. За станком работают все боевики посменно. Хороший результат — 100 патронов в день.

Секретарь. Это конспиративный адрес дружины. Через него идет переписка с внешнем миром. Он знает адреса соседей, поставок оружия, конспиративных явок на случай провала. На секретаре партийная работа, лекции боевикам по экономике, марксизму, различным гуманитарным дисциплинам. У секретаря вся нелегальная литература.

Секретари берутся из выпускниц женских высших учебных заведений. Чаще всего это действующие учительницы. Безобидная на вид старая дева умеет стрелять с двух рук (обязательная, между прочим, дисциплина) и метать бомбы. Лучше всех в группе владеют навыками конспирации. Проваливаются реже всех. В плане информации для охранки совершенно бесполезны — выносят любые пытки и издевательства и сами могут нагнать страху.

Заведующий оружием. Завхоз как он есть. На нем тайник (а то и два, а то и три) с оружием дружины. У каждого боевика есть личное оружие на всякий пожарный, но на разные операции им выдается оружие под задачу, которое терять нельзя — охранка может всю цепочку поставки вычислить Поэтому, захваченное оружие дружины могут пойти отбивать. Заведующий чистит и вообще заботится о вверенном оружии.

Боевик. Умеет стрелять и резать людей, выявлять и ликвидировать слежку, обращаться с бомбами, провозить на себе оружие и литературу, владеет основными навыками конспирации. Когда боевик не учится, не мочит кого-то и не взрывает, то работает на каком-нибудь заводе, лучше оборонном, или приказчиком на складе или в крупном магазине. Личное оружие: два разносистемных пистолета. Это для подстраховки. Чаще всего пара: браунинг и револьвер. Боевик проходит специальные занятия по действиям в стрессовых ситуациях. Например: как действовать при ранении на улице, как оказывать первую помощь себе и товарищу, как вести себя при аресте и на допросе, как действовать попав в засаду.

Живут дружинники на съемных квартирах. Хозяев подбирают из сочувствующих. Лучший вариант: баба, потерявшая мужа или сына. С ней налаживают доверительные отношения (без интима!), помогают чем могут. Строгие требования к самой квартире. Лучше второй этаж, чтоб из окон при шухере прыгать. Черный ход нужен, но заваленный всяким хламом — там полиция тусить будет без толку при попытке ареста. То же самое и с подвалом — знают, что и там полиция будет. Комната должна быть как можно дальше от прихожей и иметь две двери. Лучше ходить через комнату соседей. Их и поднимут первых, если что. Кровать ставят к двери в общий коридор — не вломится никто оттуда внезапно и опять же пойдут через соседей.

Иллюстрация. 3 января 1906 года в Петербурге боевики "Учитель", "Ястреб", и "Дядя" из дружины Обуховского завода нарвались на военный патруль на Васильевском острове. "Ястреб" и "Дядя" рванули в разные подворотни, "Учитель" остался на месте. Часть солдат бросилась за беглецами, а двое подошли к "Учителю". Он подал им документы, выхватил стволы и убил их. После этого побежал по улице и нарвался на другой патруль. Поймал пулю в живот, забежал в дворовой сортир, из которого отстреливался и убил еще троих солдат. Последнюю пулю пустил себе в висок. "Ястреб" и "Дядя" ушли. "Дядя", он же Михаил Паршенков, через год будет ранен при схожих обстоятельствах, подлечен в тюремной больнице и повешен".

Таким образом, к моменту взятия власти в Петрограде, среди членов большевистской партии в различных крупных города имелось несколько сот профессионалов с боевой подготовкой напоминавшей советский спецназ, но на примерах их дальнейшей судьбы приведенных в мемуарах Павлова видно, что почти никто из них во время Гражданской войны не проходил службу в ЧК.

Глава II. Причины и начало создания органов государственной безопасности в Советской России вскоре после победы Великой Октябрьской социалистической революции

Собственно говоря вопрос о причинах того или иного исторического явления — вопрос основной. И на этот вопрос о причинах создания ВЧК, практически сразу ответили его создатели, в протоколе заседания Совета Народных Комисаров (Правительства) РСФСР от 7 (20) декабря 1917, о создании ВЧК. В этом документе был пункт 9: "Доклад Дзержинского об организации и составе комиссии по борьбе с саботажем". И после обсуждения доклада Дзержинского, народные комиссары постановили, следующее. "Назвать комиссию — Всероссийская Чрезвычайная Комиссия при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем и утвердить ее. Задачи Комиссии:

1) Преследовать и ликвидировать все контрреволюционные и саботажные попытки и действия по всей России, со стороны кого бы, они не исходили.

2) Предание суду Рев. Трибунала всех саботажников и контрреволюционеров и выработать меры борьбы с ними.

3) Комиссия ведет только предварительные расследования, поскольку это нужно для пресечения. Комиссия разделяется на отделы — информационный, организационный отдел (для организации борьбы с контрреволюцией по всей России) и филиальный отдел.

4) Отдел борьбы.

Комиссия сконструируется окончательно завтра. Пока действуют ликвидационные комитеты Военно-Революционного Комитета. Комиссии обратить в первую голову внимание на печать, саботажников и стачечников. Меры: конфискация, выдворение, лишение карточек, опубликование списков врагов народа и. т. д.". (Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) ф. Р-130, оп. 23, д. 2, л. 159, 161–162).

Эти же причины создания ВЧК были дополнительно уточнены в официальном разделе первого выпуска официального печатного органа ВЧК — журнала "Еженедельник Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюций и спекуляцией" — 1918 — № 1, вышедшем в свет в конце сентября 1918 года, где была помещена следующая инструкция Чрезвычайным комиссиям:

Инструкция Чрезвычайным Комиссиям

1) Основной задачей Чрезвычайных Комиссий является беспощадная борьба с контрреволюцией, проявляющейся в деятельности, как отдельных лиц, так и целых организаций.

2) Все дела, по которым закончено следствие, ликвидируются Комиссией, за исключением дел, относительно которых состоится особое постановление Комиссий о передаче этих дел в другие инстанции. Об этих делах состоится специальное Совещание, совместно с Комиссариатом Юстиции, — о передаче этих дел для окончательного разрешения или дальнейшего направления в соответствующую инстанцию: Революционный трибунал (Верховный и Местные, Народные Суды и т. п).

3) Из преступлений по должности Чрезвычайные Комиссии должны принимать к своему производству только дела особой важности, представляющие опасность для советской Республики. — Все остальные дела о преступлениях по должности, возникшие в Чрезвычайных Комиссиях, передаются ими в Народные Суды и Революционные Трибуналы.

4) В области спекуляции в пределах "Декрета о спекуляции", опубликованного 22 июля 1918, Чрезвычайные Комиссии пресекают преступления, передавая дела об уличенных спекулянтах с наложением ареста на все их имущества в Народные Суды. — Что же касается обнаруженных у спекулянта продовольственных продуктов и всех других предметов, имеющих характер товара, реквизируются в самый момент наложения на них ареста и которые передаются в соответствующую организацию самими Чрезвычайными Комиссиями. Стоимость реквизированного товара вносится той организацией, которая этот товар приняла в депозит чрезвычайной Комиссией впредь до разбора дела в соответствующей инстанции.

Впрочем, нельзя сказать, что до появления сначала Чрезвычайной комиссии по борьбе с погромами ("75-я комната"), а следом за ней и ВЧК, у пришедших к власти большевиков полностью отсутствовали органы государственной безопасности. Сразу после прихода РКП (б) к власти их функции стал выполнять Петроградский Военно-революционный комитет (ВРК), который был создан руководством РКП (б) в период между 16 и 21 октября (по старому стилю) 1917, для руководства процессом свержения Временного Правительства. В состав ВРК вошло несколько десятков человек: большевиков, левых эсеров и анархистов.

После установления Советской власти 29 октября 1917, Петроградский ВРК был переименован в ВРК при ВЦИК Российской Советской Социалистической Республики (РССР) и на следующий день 30 октября 1917, функции ВРК были определены следующим образом: 1) Военно-революционный комитет выполняет дела, порученные ему Советом Народных Комиссаров 2) В ведении Военно-революционного комитета находится охрана революционного порядка 3) Борьба с контрреволюцией 4) Охрана пунктов Совета рабочих и солдатских депутатов и Совета Народных Комиссаров.

Для выполнения этих задач при ВРК было создано семь отделов, и в том числе следственно-юридический (во главе П. И. Стучка), отделы реквизиций, внутренней и внешней связи, информации.

Но, судя по всему следственно-юридический отдел во главе П. И. Стучкой, себя не проявил должным образом и поэтому 21 ноября (4 декабря) 1917, заслушав доклад Ф. Э. Дзержинского, ВРК пришел к выводу о необходимости организации в своём составе "Комиссии по борьбе с контрреволюцией". В этот же день такая комиссия в составе ВРК была создана. В её состав в качестве председателя был назначен Дзержинский, а в качестве членов Флеровский, Благонравов, Галкин и ряд других.

В короткий срок ВРК проделал огромную работу по ликвидации контрреволюционных выступлений и заговоров, по пресечению саботажа и бандитских погромов.

На следующий день после свержения Временного правительства, 26 октября 1917 г. ВРК закрыл буржуазные газеты "Речь", "День", "Биржевые ведомости", "Петроградский листок", выступавшие против Советской власти и призывавшие к погромам и саботажу.

Декрет СНК о печати, опубликованный 28 октября 1917, распространил эту меру на все антисоветские издания, выходившие в России. На заседании ВРК Я. М. Свердлов сообщил, что одной из причин принятия декрета о печати было стремление Советского правительства "укрепить революционный порядок без лишних жертв, возможных в том случае, если дадим буржуазии возможность продолжать погромную агитацию путем печати". (Сборник документов "Документы Великой Пролетарской революции" — М.: "Госполитиздат", 1938. — т. 1 — с. 112).

Вслед за ликвидацией авантюры Керенского и мятежа юнкеров в Петрограде Военно-революционный комитет 30 октября разоблачил антибольшевистскую организацию в Петроградской школе прапорщиков инженерных войск, 1 ноября 1917, комиссарами ВРК при поддержке ряда частей Петроградского гарнизона, по ордеру, подписанному В. И. Лениным, был произведен обыск в Михайловском училище, с последующим разоружением его юнкеров.

Серьезным успехом ВРК была ликвидация в ноябре 1917, в Петрограде, монархического заговора Пуришкевича. Известный ещё при царизме своим монархизмом Пуришкевич прибыл в Петроград в первые дни революции, с целью активизировать антисоветскую деятельность своей монархической организации "Русское собрание" созданной еще при Временном правительстве.

Одной из активных форм такой деятельности, организации Пуришкевича стало систематическое провоцирование пьяных погромов в Петрограде. Это делалось путём разбрасывала листовки с адресами винных складов. В течение нескольких дней контрреволюционные агенты и подкупленные ими деклассированные элементы разгромили свыше 20 винных складов.

Разгром организации Пурешкевича, начался 3 (17) ноября 1917, когда в помещении штаба Петроградского военного округа при попытке похитить бланки штаба был задержан прапорщик Зелинский. На допросе Зелинский признался, что задание похитить бланки он получил непосредственно от Пуришкевича, который, возглавляет организацию "Русское Собрание".

ВРК арестовал Пуришкевича и ряд его сообщников, принимавших, как выяснилось, активное участие в мятеже юнкеров 29 октября (11 ноября) 1917 года. При обыске у заговорщиков было изъято много оружия, в том числе пулемет, список членов организации, банка с цианистым калием, много подложных документов и других материалов, уличавших арестованных в контрреволюционных действиях. Среди отобранных бумаг имелось письмо Пуришкевича и барона Болэ к атаману Донского казачьего войска генералу Каледину, в котором содержалась подробная информация о работе "Русского Собрания" по формированию из офицеров и юнкеров ударных отрядов и подготовке антибольшевистского вооруженного восстания в Петрограде.

Следствие по делу Пуришкевича показало, что "Русское собрание" ставило своей целью свержение Советской власти и восстановление монархии. Характерно, что монархические цели организации, по указанию Пуришкевича, тщательно скрывались. Объяснение этой тактики дал в своих показаниях прапорщик Зелинский. Он признал, что заговорщики отдавали себе отчет в том, что монархисты абсолютно не пользуются популярностью и что без эсеров и меньшевиков их потуги обречены на провал.

Несмотря на доказанность контрреволюционного заговора, приговор суда был крайне мягок. Пуришкевич был приговорен к четырем годам лишения свободы с освобождением условно через один год. И вскоре был отпущен на свободу. Наказание остальных заговорщиков было еще более мягким.

10 ноября 1917, Совет Народных Комиссаров предложил ВРК решительно усилить борьбу со спекуляцией, сокрытием запасов продовольствия и товаров, злостной задержкой грузов, мародерством. В тот же день ВРК принял обращение "ко всем честным гражданам", в котором сообщал, что хищники, мародеры, спекулянты объявляются врагами народа. "Документы Великой Пролетарской революции"… — т. 1 — с. 226).

Серьезное значение в борьбе за революционный порядок имели мероприятия ВРК против анархии, хулиганства, пьяных погромов.

Во второй половине ноября 1917, противники большевиков из самых разных организаций от монархистов Пуришкевича до кадетов и правых эсеров, организовали в Петрограде погром винных складов Зимнего дворца. Военно революционный комитет вызвал к Дворцовой площади красногвардейские отряды Городского и Рождественского районов, солдат Павловского и Преображенского полков, отряды моряков Балтфлота.

Бывший красногвардеец Μ. Н. Моисеев рассказывал в своих воспоминаниях, следующие подробности: "Ворвавшись в погреба, погромщики выбивали прикладами деревянные пробки бочек или протыкали их штыками. Вино заливало помещение. Погромщики захлебывались и тонули в вине. Утопленников вытаскивали из подвалов и укладывали в ряд на дворцовом дворе. Трупов было много". (М. Моисеев "Бойцы революции" — М.: "Советская Россия", 1958. — с. 64).

Военно-революционный комитет приказал замуровать все подвалы Зимнего дворца и поручил их охрану надежным матросам. ВРК распорядился "немедленно арестовывать всех пьяных и лиц, про которых имеется основание полагать, что они участвовали в хищении вин из винного склада Зимнего дворца и прочих других складов", и немедленно судить их. По инициативе Дзержинского при ВРК была создана Комиссия по борьбе с погромами, которая 6 (19) декабря, непосредственно перед роспуском самого ВРК, объявила Петроград на осадном положении и ввела в городе комендантский час.

Помимо организации погромов в Петрограде другим методом противников большевиков на этом этапе был так называемый "чиновничий саботаж". Чиновники учреждений бывшего Временного правительства отказывались работать на Советскую власть. Они саботировали выполнение важнейших работ по выдаче заработной платы, обеспечению телеграфной и телефонной связи, снабжению населения продовольствием. Саботажники из меньшевиков, засевшие в железнодорожных учреждениях, дважды гоняли эшелон с продовольствием для Петрограда, отправленный из Саратова, туда и обратно, так и не доставив его по назначению.

Чиновничий саботаж организовывался партиями кадетов, правых эсеров и меньшевиков и материально поддерживался многочисленными срочно созданными антибольшевистскими организациями: "Подпольное правительство", возглавлявшееся бывшим министром Прокоповичем, "Торгово-промышленный комитет", "Союз союзов", объединявший служащих государственных учреждений, "Союз трудовой интеллигенции". Эти организации получали миллионы рублей от капиталистов и банкиров, от американской, французской, румынской и других дипломатических миссий, собирали деньги по подписным листам. В результате за участие в саботаже чиновники сразу получали деньги в размере своего трёхмесячного жалования. Тех из чиновников, которые колебались, запугивали карами, которые их постигнут после падения Советской власти, а ее падение, по единодушному предсказанию всех буржуазных газет и контрреволюционных агитаторов, должно было якобы произойти со дня на день.

Наконец после нескольких дней растерянности, 19 ноября (2 декабря)1917, Совет Народных Комиссаров принял решение о мерах борьбы с саботажем в министерствах. В нем говорилось: "Рекомендовать комиссарам детально изучить сметы по своим министерствам. Если выяснится, что служащие министерств получили свое жалованье по 1 января 1918 года, то принять самые энергичные революционные меры для возвращения этих денег обратно по ведомствам. Перед арестами и преданием революционному суду не останавливаться. Предложить служащим, получившим жалованье вперед, или работать, подчиняясь власти правительства, или вернуть деньги. В случае отказа судить их как за воровство народного имущества". ("Документы Великой Пролетарской революции"… — т. 1 — с. 315–316).

Исходя из этого указания правительства, Военно-революционный комитет объявил, что лица, оставившие службу в правительственных и общественных учреждениях или уволенные оттуда за саботаж и неявку в срок к занятиям и получившие при этом свое жалованье вперед, должны не позже 27 ноября (10 декабря) 1917, возвратить деньги в те учреждения, где они служили. "В случае неисполнения сего, — говорилось в объявлении, — эти лица будут привлечены к ответственности за расхищение имущества казны и преданы военно-революционному суду". ("Из истории борьбы за установление Советской власти" Сборник документов и материалов. — М: "Политиздат", 1943. — с. 73).

Решительные меры Военно-революционного комитета, примененные им по отношению к верхушке саботажников, разъяснительная работа среди служащих, чистка учреждений от всех антисоветских элементов привели к тому, к концу декабря 1917, что саботаж как организованное сопротивление Советской власти был сломлен.

В связи со всем вышеизложенным возникает вопрос, если ВРК, так более — менее успешно боролся с контрреволюцией в первый месяц существования Советской власти, то зачем его понадобилось распускать? Неужели было так трудно, просто освободить его от тех его функций, которые не были связаны с розыскной деятельностью, и тем самым превратить его в первую структуру советской государственной безопасности?

Официальная советская историография на этот вопрос отвечала следующим, довольно невнятным образом: "По мере совершенствования советского государственного аппарата функции Военно-революционного комитета все больше переходили к различным народным комиссариатам. Деятельность ВРК постепенно свелась главным образом к борьбе с контрреволюцией и саботажем. 1 декабря 1917 года ВЦИК рассмотрел вопрос о реорганизации Военно-революционного комитета и образовании вместо него в своём составе "Отдела по борьбе с контрреволюцией".

Через четыре дня, 5 (17) декабря 1917, Совет Народных Комиссаров принял решение о передаче дел отделов ВРК в соответствующие отделы ВЦИК. Экстренными мерами по борьбе с контрреволюцией должна была временно ведать ликвидационная комиссия. ("Известия ВЦИК" — № 29 от 8 февраля 1919).

Однако, современные российские исследователи считают, что роспуск ВРК был вызван желанием руководства РКП (б) создать новый орган государственной безопасности, который состоял бы из одних только членов большевистской партии: "В середине ноября 1917, успехом завершилось слияние центральных исполкомов крестьянских и рабоче-солдатских Советов в единый Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и начались переговоры о создании коалиции большевиков и левых эсеров в Совнаркоме. В течение следующих двух недель невозможно было сказать с определённостью, какая из двух левых социалистических партий: большевики или левые эсеры, окажется у руля объединённого ВЦИКа. В руках левых эсеров в этот период находились чрезвычайно мощные рычаги влияния. Среди прочего они потребовали от большевиков равного представительства в ВРК, и большевики пошли на эту неудобную для них уступку. С первых послеоктябрьских дней левые эсеры подвергали яростным нападкам насилие, применяемое ВРК к политическим оппонентам, и ограничение их гражданских прав. Равенство левых эсеров и большевиков в ВРК грозило ограничить свободу действий последних в деле подавления политических противников. На заседании Совнаркома 15 ноября 1917, было высказано мнение в пользу роспуска ВРК". (Рабинович А. Е. Большевики у власти. Первый год советской эпохи в Петрограде. — М.: АИРО-XXI и "Новый хронограф", 2008. — с. 47).

Что касается самого названия и принципов деятельности ВЧК, то в своей деятельности по созданию различных органов Советской власти, руководство партии большевиков, без лишней огласки пользовалось многими наработками и проектами свергнутого им Временного Правительства, в том числе и в силовой сфере.

Так, например, при создании Красной Армии, был практически полностью скопирован, созданы Временным Правительством весной 1917 года, институт военных политических комиссаров и непосредственно связанных с ними органов политического воспитания, вплоть до использования на первых порах соответствующей нормативной документации разработанной Временным Правительством.

Аналогичным образом были скопированы наработки Временного правительства в области создания органов республиканской политической полиции.

Что касается политической полиции Временного Правительства то дело с ней у него обстояли следующим образом. Реалии жизни тогдашней России и от месяца к месяцу обострявшаяся политическая борьба со своими политическими противниками и, прежде всего, большевиками, заставили Временное правительство задуматься о необходимости создания собственной политической полиции.

Создание системы политической полиции Временного правительства шло по нескольким направлениям: 1) использование милиции (начальники уездных и городских милиций были обязаны передавать в МВД всю имеющуюся у них информацию о политической обстановке на подведомственной им территории) 2) создание непосредственно при Керенском нескольких небольших неофициальных структур для сбора политической информации с неофициальным и негласным привлечением к сотрудничеству ряда бывших высокопоставленных офицеров и чиновников царской политической полиции, главным образом из числа тех, кто специализировался во время прежней службы на борьбе с большевиками 3) привлечение к оперативной работе в области политического сыска органов военной контрразведки, главным образом контрразведывательных отделений Петроградского и Московского военных округов. (Б. Эренфельд "Тяжёлый фронт" — М.: "Политиздат", 1983. — с.129).

Особенно активно использовалась военная контрразведка Временным правительством для борьбы с большевиками, когда после политического кризиса 3–5 июля 1917, партия большевиков перешла на полулегальное положение, а значительная часть её руководство во главе с В. И. Лениным скрывалось в подполье.

Примерно тогда же временным правительством был создан постоянный орган политического сыска — Осведомительный отдел Главного управления милиции МВД. (С. Кара — Мурза "Советская цивилизация" — М.: "Алгоритм", 2002. — с. 140).

Оценивая деятельность органов политического сыска при Временном правительстве нужно отметить, что их характерной особенностью была децентрализация и несогласованность действий, отсутствие планомерного руководства и общей цели деятельности. Это, впрочем, было общей особенностью самого Временного правительства, а не только его органов.

В целом нужно отметить очень слабую эффективность деятельности системы политического сыска при Временном правительстве, что привело к тому, что о планах своих политических противников оно узнавало с большим опозданием и, как правило, вследствие возникающих разногласий в их рядах.

Наглядным примером этого стала история с письмом противников вооруженного восстания в рядах руководства большевиков — Каменева и Зиновьева, которое содержало их протест против планов вооруженного восстания по свержению Временного правительства и было ими опубликовано в газете "Новая жизнь".

Таким образом, попытка Временного правительства восстановить уничтоженную им ранее политическую полицию, провалилась, как вследствие краткосрочности его существования, так и из-за общей неспособности к проведению эффективной политической деятельности. Это стало хотя и не самой главной, но одной из причин его падения.

В результате, практически полная неэффективность существовавших первоначально у Временного Правительства неофициальных органов политического сыска и постоянно нараставшая угроза свержения Временного Правительства большевиками, привела к тому, что, например, в июне 1917, министр юстиции Временного Правительства П. Н. Переверзев обратилась за консультацией по данному вопросу к находившемуся в заключении в Петропавловской крепости бывшему последнему начальнику Петроградского охранного отделения генерал-майору К. И. Глобачёву.

В своих написанных в эмиграции мемуарах "Правда о русской революции", Глобачёв вспоминал, что в ходе этой беседы он подверг резкой критике не только структуру и неофициальный характер политического сыска Временного Правительства, но прежде всего его методы деятельности. По мнению Глобачёва, политический сыск должен быть официально признанным и его деятельность должна осуществляться специально для этого созданным органом официально признанным государством, которое он защищает. Основным методом работы официального государственного политического сыска по мнению высказанному тогда Глобачёвым может быть только систематическая работа тайных агентов — осведомителей в тех сферах общественно-политической жизни страны которые интересуют правительство и его политическую полицию. (К. И. Глобачёв "Правда о русской революции" — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН — 2009. — глава 2).

Если с доводами Глобачёва по необходимости агентурно-осведомительской деятельности министр юстиции так и не согласился, то необходимость создания официальной системы органов политической полиции Временного Правительства была признана необходимой и в связи с этим, его аппарат подготовил комплекс документов по созданию при Временном правительстве "Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией", сокращенно ВЧК.

Об этом мельком, но, всё же достаточно подробно упомянул в своих мемуарах "Записки о революции", тогдашний левый меньшевик Суханов: "С 10 октября 1917, началась "нормальная жизнь" Предпарламента. Жужжали уютно-роскошные кулуары, действовал буфет, шмыгали, прислушивались и собирали новости журналисты. Сообщали сенсацию, будто бы министр внутренних дел Никитин, только что исключенный меньшевиками из партии, получил отставку: наш глава, вернувшись из Ставки, имел с ним крупный разговор и резко выражал ему недовольство за нераспорядительность по части анархии. Считалось, что этого достаточно для отставки министра. Злые языки прибавляли, что анархия есть только повод для нашего владыки осуществить свою заветную мечту: посадить кадета Кишкина на место министра внутренних дел. Впрочем, насчет нераспорядительности Никитина наш тучесобиратель, видимо, преувеличивал. Никитин только что внес проект особых комитетов или чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией. Если припомнить, что контрреволюцией в Зимнем Дворце называлось по преимуществу большевистское движение, то какая же тут нераспорядительность? Вот только что не успел — и осуществлять проект пришлось самим большевикам. Никитину, потом пришлось, лично на себе испытать результаты своей инициативы. Не могу только сказать, обвиняли ли его большевики при этом в анархии" (Н. Н. Суханов "Записки о революции" — глава Предпарламент).

Что касается достоверности этой информации, то достоверность описания событий в этих мемуарах Суханова практически никто не подвергает сомнению. Его современники самой разной политической ориентации признавали "Записки о революции", ценным источником по истории революционного движения в Петрограде в 1917 году.

При рассмотрении вопроса о создании системы советских органов государственной безопасности в начальный период становления Советской власти, автору данной книги пришлось столкнуться с одним историческим мифом в этом вопросе, созданном официальной советской историографией. Суть, этого мифа заключалось в том, что якобы Всероссийская Чрезвычайная Комиссия была первой по времени создания советской службой занимавшейся вопросами обеспечения государственной безопсности.

На самом деле раньше, чем ВЧК были созданы как минимум две советские специальные службы. Первой советской спецслужбой стал созданный ещё 21–22 ноября (по новому стилю) 1917 года, то есть спустя две недели после прихода большевиков к власти — "Комитет по охране Петрограда" или как его ещё называли "Комитет по охране города", во главе с К. В. Ворошиловым.

Второй по времени создания советской спецслужбой, просуществовавшей параллельно с ВЧК до конца 1920 года, стал образованный на 12 дней раньше, чем ВЧК, а именно 8 декабря (по новому стилю) 1917, так называемый "Комитет по борьбе с погромами". Поскольку его руководство во главе с В. Д. Бонч-Бруевичем располагалось на третьем этаже Смольного, в комнате № 75, то отсюда в то время происходило и другое более распрстранённое тогда название этой первой советской спецслужбы "75-я комната".

Создание "Комитета по борьбе с погромами", датируется 8 декабря (по новому стилю) 1917 года, когда В. И. Ленин, по инициативе своего ближайшего на тот момент помощника и соратника В. Д. Бонч-Бруевича — управляющего делами Совета Народных Комисаров РССР, направил в Петроградский городской комитет РКП (б) специальную записку: "Прошу доставить не менее ста абсолютно надежных членов партии в "Комитет по борьбе с погромами", комната 75, 3-й этаж Смольного". (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений — т. 50 — с. 17).

В. Д. Бонч-Бруевич стал первым и последним начальником этой одной из первых советских спецслужб, которая 15 декабря 1917 года получила своё официальное название как "Чрезвычайна Комиссия по борьбе с погромами". Все сто её первоначальных сотрудников получили наименование "комиссары" (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминания о Ленине" — М.: "Наука", 1969. — с. 151, 496).

Под энергичным руководством В. Д. Бонч-Бруевича, эта вторая по счёту советская спецслужба, сразу же немедленно приступила к действиям. Спустя три дня после своего создания 6 (19) декабря 1917, Комитет по борьбе с погромами выяснил, что волна погромов и мародёрства в Петрограде была инспирирована антисоветскими элементами. В. Д. Бонч-Бруевич на заседании Петроградского Совета докладывал: "Петроград затоплен шквалом пьяных разгромов… Разгромы начинались с мелких фруктовых магазинов, а за ними следовали склады Келера и Петрова, крупный магазин готового платья. В одни полчаса мы получили 11 извещений о погромах и едва успевали отправлять на места воинские части. При опросе задержанных отдельных воинских чинов выяснилось, что их спаивали и организовывали из них особый институт подстрекателей братьев к выпивке, за что платили по 15 рублей в день". (журнал "Пролетарская революция" — 1922 — № 10 — с. 71).

Вскоре члены Комитета по борьбе с погромами задержали двух лиц, раздававших прокламации. Прокламации внешне походили на большевистские: на них имелись заголовки: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!". Заканчивались они лозунгами: "Долой империализм и его лакеев!", "Да здравствует рабочая революция и всемирный пролетариат!". Но по содержанию это были явно провокационные листовки: они подстрекали солдат, матросов, рабочих громить винные склады и всячески дезорганизовывать нормальную жизнь столицы. Задержанные с прокламациями оказались: один — сотрудником реакционной газеты "Новая Русь", а другой — его племянником. "Они сообщили, что посланы организацией, и указали нам адреса, — писал Бонч-Бруевич. — Когда мы пошли по первому же адресу, мы наткнулись на 20 тыс. экземпляров этого воззвания… Мы двинулись дальше и арестовали многих лиц… Ясно, что мы имеем дело с заговором контрреволюции во всероссийском масштабе, организованном чрезвычайно широко при больших денежных средствах, задавшимся целью удушить… революцию". (газета "Известия ВЦИК" от 8 (20) декабря 1917 года).

Склад прокламаций был обнаружен у приват — доцента Петроградского университета А. А. Громова. При допросе его выяснилось, что инициатором распространения провокационных прокламаций был князь К. В. Кекуатов. "Он показал мне, — говорил Громов, — текст этой прокламации, написанной на пишущей машинке, и предложил мне организовать распространение этих прокламаций среди населения… Свидание наше закончилось определенным соглашением, по которому я обещал постараться найти людей, могущих организовать распространение этих прокламаций… При беседе с князем Кекуатовым присутствовала его жена, княгиня Кекуатова… Княгиня Кекуатова во время этого свидания передала мне на расходы по исполнении принятого поручения две тысячи рублей". ("Известия ВЦИК" от 8 (20) декабря 1917 года).

6 (18) декабря 1917, Комитет по борьбе с погромами ввел в Петрограде осадное положение и предупредил: "Попытки разгромов винных погребов, складов, лавок, магазинов, частных квартир и проч. и т. п. будут прекращаемы пулеметным огнем без всякого предупреждения". ("Известия ВЦИК" от 8 (20) декабря 1917 года).

Представление о тогдашней деятельности Комитета по борьбе с погромами дает такое сообщение: "В Комитет по борьбе с погромами позвонили о начавшемся погроме винного погреба на Екатерининском канале, причем сообщили, что преступники громят не только погреб, но и частные квартиры прилегающих домов. Комиссар по борьбе с погромами тов. Олехно, получив это сообщение, немедленно с отрядом в 10 красногвардейцев выехал на место происшествия. Здесь он застал почти двухтысячную толпу. К тов. Олехно обратились местные рабочие и обыватели с просьбой принять самые решительные меры против погромщиков. После предупреждения, которое ни на кого не подействовало, был открыт огонь, и район моментально очищен от погромщиков. Местное население горячо благодарило товарища Олехно за твердые революционные действия. В большинстве убитых, одетых в солдатские шинели, опознали местных хулиганов и громил". ("Известия ВЦИК" от 26 января 1918 года).

После создания 20 декабря (по новому стилю) 1917 года Всероссийской Чрезвычайной Комиссии — "Чрезвычайна Комиссия по борьбе с погромами" стала выполнять функции личной службы безопасности Ленина, вплоть до её ликвидации в конце декабря 1920 года.

Об этой первой советской службе безопасности до сих пор мало чего неизвестно, кроме тех отрывочных упоминаний и пояснений, содержащихся в книге В. Д. Бонч-Бруевича "Воспоминания о Ленине" — М.: "Наука", 1969, а так же отдельных сообщений в газетах и журналах того времени.

Продолжавшееся усиление деятельности антибольшевистских сил различной политической ориентации, как в Петрограде, так и по всей стране, разгоравшаяся на значительной территории страны Гражданская война, потребовали создания такого органа государственной безопасности, который в отличии от "Комитета по охране Петрограда" и "Чрезвычайна Комиссия по борьбе с погромами", действовал бы не только в столице но и по всей стране.

В связи с этим в руководящих кругах РКП (б) и возглавляемого большевиками Совета Народных Комиссаров (правительства) тогдашней Российской Советской Социалистической Республики (РССР) позже переименованной в РСФСР, возникли идеи о создании специальной службы по борьбе с контрреволюцией во всероссийском масштабе. Вот что по этому поводу вспоминал стоявший у истоков создания ВЧК Я. Петерс: "18 декабря 1917, Дзержинский встретив меня в коридоре Смольного позвал в одну из комнат и сообщил, что вместо Военно-революционного комитета организуется Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, куда и предложил мне пойти работать" ("Особое задание" — М.: "Московский рабочий", 1988. — с. 15–16).

Спустя сутки 19 декабря (по новому стилю) 1917, решение о создании ВЧК было принято на заседании Совета Народных Комисаров (правительства). В этом документе в частности по данному вопросу говорилось следующее: "Поручить товарищу Дзержинскому, составить особую комиссию для выяснения возможности для борьбы с такой забастовкой путём самых энергичных революционных мер, для выявления способов подавления самого злостного саботажа" ("Особое задание" — М.: "Московский рабочий", 1988. — с. 22–23).

Под "забастовкой и злостным саботажем", в этом постановлении подразумевалась продолжавшаяся к этому моменту около месяца и направленная против Советской власти всероссийская забастовка государственных и банковских служащих.

Вечером 7 (20) декабря 1917, на заседании СНК слово для доклада было предоставлено Ф. Э. Дзержинскому. Основные положения, изложенные Дзержинским на заседании Совнаркома, зафиксированы в протоколе следующим образом:

На следующий день 20 декабря 1917, на заседании Совета Народных Комисаров слово для доклада о создании специального всероссийского органа для борьбы с контрреволюцией было предоставлено Ф. Э. Дзержинскому. Совет Народных Комиссаров одобрил доклад Ф. Э. Дзержинского и постановил: назвать этот орган — "Всероссийской Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Основные положения, изложенные в докладе Дзержинским на заседании Совнаркома, были зафиксированы в протоколе и оформлен в виде отдельного постановления, в котором в частности постановлялось следующее: "Назвать данную Комиссию "Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией и саботажем и утвердить её. Задачи комиссии: 1) Пресекать и ликвидировать все контрреволюционные и саботажнические попытки и действия по всей России, со стороны кого бы они не исходили 2) Предание суду революционного трибунала всех саботажников и контрреволюционеров и выработка мер борьбы с ними 3) Комиссия разделяется на отделы: информационный, организационный (для организации борьбы с контрреволюцией по всей России и филиальных отделов), отдел борьбы".

Далее в этом же документе отмечалось следующее: "Комиссия обратит в первую очередь внимание на печать, саботаж, правых эсеров, саботажников и стачечников. Меры воздействия — конфискация, выдворение, лишение карточек, опубликование списков врагов народа и так далее" (ГАРФ ф. 130, on. 1, д. 1, л. 31 (оборот) и "Из истории ВЧК" — М.: "Политиздат", 1958 — с. 78–79).

После заседания Совета Народных Комиссаров, на котором было принято решение о создании ВЧК, Ф. Э. Дзержинский созвал первое заседание комиссии. В этот же день 20 декабря 1917 года, на основе выше упомянутого постановления, в Смольном собрался руководящий орган ВЧК — Коллегия, в составе Дзержинского, Орджоникидзе, Трифонова, Евсеева, Ксенофонтова и Петерса. На заседании этой Коллегии ВЧК Дзержинский был избран её председателем, Ксенофонтов её секретарём, а Петерс стал казначеем. При этом, в первые месяцы после создания ВЧК все члены коллегии включая и её руководящую тройку непосредственно занимались оперативной работой и принимали участие в арестах и обысках. ("Особое задание"… — с. 16–17).

Спустя три дня после своего создания 10 (23) декабря 1917, ВЧК получила в свое распоряжение здание бывшего Петроградского градоначальства на пересечении Адмиралтейского проспекта и Гороховой улицы дом № 2. Сразу же после переезда на Гороховую, 2, был налажен режим работы ВЧК, использовались по назначению и имевшиеся в здании помещения камерного типа.

В соответствии с решением Совнаркома от 7 (20) декабря 1917 года, ВЧК вначале ограничила свои функции только розыском и предварительным следствием и наметила первоочередные задачи. Были созданы три отдела: информационный, организационный и отдел борьбы с контрреволюцией и саботажем. Вскоре, однако, стало ясно, что ВЧК должна взять на себя борьбу со спекуляцией. Поэтому на заседании комиссии 11 (24) декабря 1917, было принято решение об организации четвертого отдела — по борьбе со спекуляцией.

Поскольку контрреволюционные силы широко использовали в целях спекуляции служащих банков, то уже январе 1918, ВЧК был образован специальный банковский подотдел для борьбы с преступлениями по должности банковских чиновников. Сообщая об организации этого подотдела, Ф. Э. Дзержинский писал 27 января 1918, в Штаб Красной гвардии Петрограда: "Этому подотделу необходимо иметь 5-10 товарищей-красногвардейцев, сознающих великую свою миссию революционеров, недоступных ни подкупу, ни развращающему влиянию золота" (П. Г. Софинов Очерки истории Всероссийской чрезвычайной комиссии (1917–1922). М.: Политиздат, 1960. — с.21).

В конце января 1918, Совет Народных Комисаров принял еще одно важное решение о Всероссийской Чрезвычайной комиссии. В развитии своего постановления от 21 декабря 1917 "О функциях ВЧК", в своём постановлении от 31 января 1918 точно разграничил функции между существовавшими в то время учреждениями розыска и пресечения, следствия и суда. В этом решении говорилось: "В целях упорядочения борьбы с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией СНК постановляет: в Чрезвычайной комиссии концентрируется вся работа розыска, пресечения и предупреждения преступлений, все же дальнейшее ведение дел, ведение следствий и постановка дела на суд предоставляется следственной комиссии при трибунале". (Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) ф. 130, оп. 2, д. 1, л. 13–14).

Вскоре после создания ВЧК, Совет Народных Комиссаров поручил Ф. Э. Дзержинскому организовать при ВЧК отряд из энергичных и идейных бойцов для борьбы с контрреволюцией и спекуляцией. Вначале, в распоряжение ВЧК были вызваны тридцать наиболее стойких и проверенных красногвардейцев. Несколько позже к ним была присоединена группа солдат Свеаборгского пехотного полка. Этот небольшой вооруженный отряд стал зародышем будущих войск ВЧК.

Если судить по тексту постановления СНК от 20 декабря 1917 года о создании ВЧК, то первоначально ВЧК создавалась исключительно как орган политической полиции, без каких-либо полномочий вести разведывательную и контрразведывательную деятельность.

Кроме того, в данном постановлении определялась главная особенность чрезвычайного характера ВЧК, заключавшаяся в том, что помимо функций розыска, дознания, следствия и передачи следственных дел в суд она получила право принятия непосредственных мер в отношении арестованных ею лиц то есть и судебные функции, которые были дополнены в дальнейшем правом заключения в тюрьму, в концентрационные лагеря, вынесением смертных приговоров и их исполнением то есть правом смертной казни.

Здесь стоит отметить, что если общая полиция царской России обладала достаточно обширными правами и возможностями в сфере мер судебного воздействия, по крайней мере в административной сфере, то политическая полиция Российской империи была их полностью лишена. Однако, в связи с чрезвычайностью для них политической ситуации в стране большевики сразу пошли дальше царизма наделив ВЧК с самого начала целым рядом судебных полномочий правда вначале без права лишения свободы и смертной казни. Но как уже писалось выше эти полномочия сначала центральный аппарат ВЧК, а затем её местные органы в лице губернских и уездных ЧК получили достаточно быстро.

Первая смертная казнь была произведена ВЧК 24 февраля 1918, в Петрограде, когда Дзержинский лично подписал приговор о расстреле известного на тот момент в Петрограде уголовника — авантюриста действовавшего под кличкой "князь Эболи" (он же Найди, Маковский, Далматов), а так же его сообщницы Бритт, за множество грабежей, совершенных ими под видом обысков от имени советских органов власти и в том числе ВЧК.

Перед этим 23 февраля 1918, ВЧК опубликовала следующее сообщение: "Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией… доводит до сведения всех граждан, что до сих пор комиссия была великодушна в борьбе с врагами народа, но в данный момент, когда гидра контрреволюции наглеет с каждым днем, вдохновляемая предательским нападением германских контрреволюционеров, когда всемирная буржуазия пытается задушить авангард революционного интернационала — российский пролетариат, Всероссийская Чрезвычайная комиссия, основываясь на постановлении Совета Народных Комиссаров, не видит других мер борьбы с контрреволюционерами, шпионами, спекулянтами, громилами, хулиганами, саботажниками и прочими паразитами, кроме беспощадного уничтожения на месте преступления". (ГАРФ ф. 130, оп. 2, д. 1. л. 142).

Под постановлением Совета Народных Комиссаров упомянутом в тексте имелся в виду декрет Совнаркома от 21 февраля 1918 "Социалистическое отечество в опасности", предлагавшего, расстреливать на месте преступления спекулянтов, громил, хулиганов, контрреволюционных агитаторов и германских шпионов, который был затем опубликован в печати 23 февраля 1918, в связи с продолжавшимся на тот момент уже пять дней наступлением германских войск по всему фронту. На основании этого правительственного законодательного акта, ВЧК и все её, на тот момент немногочисленные местные органы получили чрезвычайные полномочия и право применять высшую меру без суда и следствия (вплоть до расстрела на месте), которое в дальнейшем было подтверждено постановлением СНК от 5 сентября 1918 "О красном терроре".

Помимо обострения на тот момент военной обстановки в связи с германским наступлением, тогдашний заместитель председателя ВЧК — Я. X. Петерс, так объяснял причины начала применения смертной казни со стороны ВЧК: "Вопрос о смертной казни с самого начала нашей деятельности поднимался в нашей среде, и в течение нескольких месяцев после долгого обсуждения этого вопроса смертную казнь мы отклоняли как средство борьбы с врагами. Но бандитизм развивался с ужасающей быстротой и принимал слишком угрожающие размеры. К тому же, как мы убедились, около 70 % наиболее серьезных нападений и грабежей совершались интеллигентными лицами, в большинстве бывшими офицерами. Эти обстоятельства заставили нас в конце концов решить, что применение смертной казни неизбежно, и если расстрел князя Эболи был произведен по единогласному решению, то главной причиной было то, что при совершении своих преступлений он несколько раз выдавал себя за сотрудника ВЧК". (газета "Известия ВЦИК" от 6 ноября 1918).

После казни Эболи, в течении нескольких месяцев, заключение в тюрьмы и смертная казнь применялась ВЧК только по отношению к уголовникам. Так, 28 февраля 1918, по постановлению Коллегии ВЧК, были расстреляны в Петрограде бандиты В. Смирнов и И. Заноза (он же Строгов), которые, назвавшись комиссарами Чрезвычайной комиссии, с шайкой вооруженных лиц явились в гостиницу "Медведь" и ограбили находившихся там посетителей. Преступников задержали с поличным — награбленными деньгами.

Первыми казнёнными по политическим мотивам стали несколько видных функционеров партии левых эсеров, непосредственно руководивших попыткой антибольшевистского военного переворота в Москве, так называемый "Мятеж левых эсеров", 6 июля 1918 года. ("Особое задание"… — с. 25).

Причём начало этих казней политическим мотивам именно после левоэсеровского мятежа, объяснялось тем, что этот мятеж был поднят не просто партией левых эсеров, а левыми эсерами служившими в ВЧК на высоких постах и главной ударной силой мятежников стал находившийся в Москве под командованием эсера Попова батальон войск ВЧК.

По данному поводу можно отметить следующее. На первых порах, создавая ВЧК, большевистское руководство считало, что сотрудниками ВЧК и его органов на местах будут только большевики. Однако, вскоре после создания ВЧК руководство партии левых эсеров, которая на тот момент вместе с большевиками входила в правящую страной политическую коалицию, категорически потребовало от руководства большевистской партии права участвовать, так же и в деятельности ВЧК и прежде всего в его руководстве и центральном аппарате. Так 21 декабря 1917 (4 января 1918), один из лидеров левых эсеров, Штейнберг, занимавший в то время пост народного комиссара юстиции, выступил на заседании Совнаркома с демагогической речью о взаимоотношениях между народным комиссаром юстиции, с одной стороны, и ВЧК и Следственной комиссией при Революционном Трибунале, с другой стороны. Штейнберг в категорической форме потребовал, чтобы деятельность ВЧК. и следственной комиссии Ревтрибунала протекала под повседневным контролем Наркомюста, состоявшим главным образом из левых эсеров. В своем проекте положения о ВЧК Штейнберг особым пунктом записал, что "аресты и возбуждение дел против членов Учредительного собрания и других лиц, задержание которых имеет выдающееся политическое значение, происходит только лишь с ведома народных комиссариатов юстиции и внутренних дел".

Советское правительство отвергло требование Штейнберга об установлении контроля Наркомюста над ВЧК и следственной комиссией. В принятом Совнаркомом постановлении, которое было отредактировано В. И. Лениным, говорилось:

1. Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией находится непосредственно при Совете Народных Комиссаров;

2. ВЧК учреждается для целей беспощадной борьбы с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией;

3. Результаты своей работы ВЧК передает в следственную комиссию при Революционном Трибунале или прекращает дела сама;

4. Об арестах, имеющих выдающееся политическое значение, комиссия извещает народные комиссариаты юстиции и внутренних дел;

5. В случае конфликта между ВЧК и Наркомюстом. вопрос разрешается Советом Народных Комиссаров.

К пятому пункту этого постановления И. В. Сталин внес дополнение о том, что вынесение конфликта на решение Совнаркома не должно останавливать обычной деятельности ВЧК. Это дополнение имело существенное значение, так как отвергало право "вето" на мероприятия ВЧК со стороны левых эсеров.

Несмотря на утверждение Советом Народных Комиссаров основных положений о работе ВЧК, левые эсеры не оставляли своих попыток вмешиваться в ее деятельность. 28 декабря 1917 (10 декабря 1918 — по новому стилю) Штейнберг потребовал, чтобы все материалы, имеющиеся в ВЧК, пересылались в возглавляемый им народный комиссариат юстиции. Однако, это требование было решительно отвергнуто Ф. Э. Дзержинским.

ЦК левых эсеров и нарком юстиции Штейнберг сделали попытку послать для работы в ВЧК членов своей партии, но Ф. Э. Дзержинский отказался их принять. Тогда 7 января 1918 г. левые эсеры поставили этот вопрос на заседании Совета Народных Комиссаров, настаивая на предоставлении партии левых эсеров права непосредственно вводить в ВЧК своих представителей. Дзержинский выступил категорически против предложений Штейнберга, которые вели по существу к бесконтрольному включению в состав Всероссийской Чрезвычайной комиссии лиц, назначенных только ЦК левых эсеров.

По данному вопросу Дзержинский полагал, что состав ВЧК должен обязательно и непосредственно утверждаться Советом Народных Комиссаров. После длительного обсуждения Совнарком принял следующее решение: "Признать желательным преобразование Комиссии в том смысле, чтобы назначить товарищем председателя Чрезвычайной Комиссии и членов от фракции левых с-р Центрального Исполнительного Комитета. Утверждать кандидатов в члены Чрезвычайной комиссии Советом Народных Комиссаров".

В связи с этим, первоначально из числа левых эсеров в Коллегию ВЧК вошли только левые эсеры Александрович и Закс, но уже к июлю 1918, из 20 членов Коллегии ВЧК 7 представляли партию левых эсеров. Это положение было абсурдно прежде всего тем, что в марте 1918 года левые эсеры в знак протеста против заключения большевистским руководством РСФСР Бресткого мирного договора с Германией, покинули свои посты в тогдашнем правительстве — Совете Народных Комиссаров, но при этом из ВЧК не ушли, что привело в дальнейшем к попытке государственного со стороны левых эсеров с использованием части сил ВЧК, с целью отстранения большевиков от власти.

Несколько месяцев с момента своего создания, а именно с 20 декабря 1917 и до 12 март 1917 года, ВЧК не смотря на свой формально всероссийский характер деятельности, реально вела свою оперативно-розыскную работу только в Петрограде и Москве.

Расширение борьбы с контрреволюцией потребовало учреждения Чрезвычайных комиссий и на местах. В связи с этим спустя две с половиной недели после своего создания 15 (28) декабря 1917, ВЧК опубликовала обращение "Ко всем Советам на местах", призывавшее местные Советы немедленно приступить к организации чрезвычайных комиссий.

Однако организация местных ЧК проходила очень медленно, поскольку функции местных ЧК брали на себя местные Советы, создавая в своём составе различные отделы, комитеты и комиссии, придавая им в помощь отряды красногвардейцев. Однако эти органы не имели ни единой системы, ни централизованного руководства. Это в значительной мере осложняло деятельность Всероссийской Чрезвычайной комиссии.

В результате ВЧК начало самостоятельно создавать свои территориальные органы на местах, только после переноса столицы из Петрограда в Москву, то есть где-то с середины марта 1918 года. Причём опять пришлось бороться с местными Советами, поскольку они начали создавать местные ЧК, порой даже на уровне волостей. ("Особое задание"… — с.28).

Для справки: Волость в царской России и до середины двадцатых годов в СССР, являлась низшей административной единицей в составе уезда и состояла из нескольких сёл и деревень с общей численность населения в несколько тысяч человек. Наибольшее расстояние отдалённых селений волости от волостного центра управления в среднем не должно было превышать 12 вёрст).

В результате напряжённой деятельности руководства ВЧК, к осени 1918 года, на контролируемых большевиками территориях кроме сети местных ЧК (40 губернских и 365 уездных ЧК), была так же создана разветвлённая структура транспортных, пограничных, фронтовых и армейские ЧК. Позже фронтовые и армейские ЧК, были преобразованы в Особые отделы фронтов, армий и дивизий и подчинены Особому Отделу ВЧК. Так же Особому отделу ВЧК стали подчиняться и пограничные ЧК.

После того как начиная с марта 1918 года ВЧК приступила к создания местных ЧК, жёстко управляемых из центра, начала быстро расти численность её центрального аппарата. Если к началу марта 1918 года численность центрального аппарата ВЧК составляла 40 человек, то к июлю 1918 увеличилась до 120 человек. (журнал "Пролетарская революция" — 1926 — № 9 — с. 90).

Впрочем, это резкое увеличение численности центрального аппарата ВЧК после её переезда в Москву, объяснялось ещё и тем, что после его прибытия в Москву на центральный аппарат ВЧК начал помимо прежних функций было возложено выполнение обязанностей Московской городской ЧК.

В ходе разворачивающейся гражданской войны в России, постановлением Совета Труда и Обороны РСФСР от 17 сентября 1920, подписанным В. И. Лениным, сотрудники ВЧК были приравнены к военнослужащим Красно Армии принимающим участие в боевых действиях.

Это постановление заложило традицию резкого отличия, как ВЧК, так и последующих органов государственной безопасности СССР, от европейских и североамериканских политических специальных служб, в которых сотрудники до сих пор являются гражданскими государственными служащими и не имеют специальной униформы и знаков различия.

Другой традицией ВЧК, заложенной Лениным и переданной в дальнейшем другим органам государственной безопасности СССР, было участие в создании разного рода структур занимающихся изобретательской и научно-технической деятельностью. Это началось с того, что начиная с 1918 года Ленин начал систематически давать Дзержинскому поручения о помощи и защите в отношении разного рода изобретателей и учёных, деятельность которых он считал важной государственной или военной тайной. ("Особое задание"… — с.31).

Позже подобного рода деятельностью стал заниматься "Специальный отдел" ВЧК-ОГПУ. Благодаря этой деятельности ВЧК, начале 20-х годов прошлого века возникли такие научные и научно-технические структуры, как: "Экспедиция подводных работ особого назначения" (ЭПРОН), "Особое техническое бюро" (Остехбюро) и целый ряд других подобного рода учреждений.

Глава III. Первоначальные коренные недостатки в создании и деятельности ВЧК

Главную причину коренных недостатков структуре, подборе кадров и деятельности ВЧК сформулировал хорошо знакомый с ней и её деятельностью, бывший жандармский генерал-майор и начальник Петроградского охранного отделения в 1915–1917 годах К. И. Глобачёв. По его словам: "На первых порах своего создания Чека как розыскные органы были весьма неудовлетворительны, так как, с одной стороны, личный состав их был случайный, из малонадежного элемента, без специальных знаний и опыта, а с другой стороны, техника работы весьма хромала". (К. И. Глобачёв "Правда о Русской Революции" — М.: — Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН — 2009. — глава 4).

Впрочем, ещё более отрицательную характеристику Глобачёв дал белогвардейским контрразведчикам: "В среде офицерства, выброшенного на улицу, в это время начинает вырабатываться весьма недостойный тип агента политического и уголовного розыска, который, в большинстве случаев не имея под собой никакой идейной подкладки, является просто профессией. Впоследствии этот тип перерабатывается в контрразведчика для Белого движения. Многим из такого рода агентов полная беспринципность позволяет в равной степени служить обеим сторонам и продавать ту, которая в данный момент менее опасна и выгодна. Это так называемые дублеры. Таким образом, создались целые контингенты офицеров — контрразведчиков, которые своим поведением только позорили контрразведывательные органы Белого движения во время Гражданской войны". (К. И. Глобачёв "Правда о Русской Революции"… — глава 5).

В художественной форме этот сформулированный Глобачёвым образ офицера или чиновника белогвардейской контрразведки, обрисовал писатель Алексей Толстой в своём романе "Похождения Невзорова или Ибикус", в котором, Одессе в 1919 году, один из руководителей местной белогвардейской контрразведки по фамилии Ливеровский, предлагает главному герою поступить на службу в контрразведку, приводя ему следующие аргументы: "Бросьте мещанские предрассудки, идите работать к нам. Бывают времена, когда ценится честный общественный деятель или — артист, художник и прочее. Теперь потребность в талантливом сыщике. Я не говорю о России, — здесь семнадцатый век. Политический розыск, контрразведка — мелочи. Проследить бандита? Ну, вон возьмите, идут двое знаменитостей: Алешка Пан и Федька Арап. Кто третьего дня вычистил квартиру на Пушкинской, барыне проломал голову? — они, Алешка и Федька. Этих выслеживать, ловить — только портить себе чутье. Иное дело работать в Лондоне, в Париже, в Нью-Йорке. Там борьба высокого интеллекта — высшая школа. Наша организация разработана гениально, мы покрываем невидимой сетью всю Европу. Мы — государство в государстве. У нас свои законы долга и чести. Мы работаем во враждующих странах, но сыщик сыщика не предаст никогда. Мы выше национализма. У нас имеются досье обо всех выдающихся деятелях, финансовых и политических. Пятьдесят процентов из них — дефективные или прямо уголовные типы. Любопытно необыкновенно. Нет, нет, идите к нам, Семен Иванович. Нужно чувствовать эпоху: ударно-современный человек — это сыщик". (Алексей Толстой "Похождения Невзорова или Ибикус", глава 3).

Прототипом Ливеровского, являлся белогвардейский контрразведчик Владимир Григорьевич Орлов, которого А. Н. Толстой хорошо знал по Одессе и о котором в дальнейшем будет рассказано более подробно.

При этом, вышеприведённая характеристика кадровой политики и личного состава органов ВЧК, со стороны бывшего царского жандармского генерала Глобачёва, можно сказать, выглядит весьма мягко, поскольку в ходе Гражданской войны, в органы ВЧК, особенно на местах, часто попадало немало морально разложившихся людей, в том числе и с уголовным прошлым и даже с психическими отклонениями, которые пользовались неограниченной властью, не считаясь ни с какими правовыми нормами, не вдаваясь в идеологические рассуждения, попирая нравственные принципы. И это при том что к концу 1918 года ВЧК, была, чуть ли не единственным государственным учреждением в Советской России, где доля членов партии доходила до 50 %, больше было только в народном комиссариате иностранных дел, но он по сравнению с ВЧК, был крайне малочисленен.

Причина этого заключалась в специфике деятельности ВЧК и особенно его местных органов. Эта специфика была такова, что совершенно не способствовала притоку в ряды, тогдашних чекистов высокоморальных интеллектуалов, не говоря о подъеме интеллектуального уровня у тех, кто там был. Постоянные запредельные нервно-психологические нагрузки этому, мягко говоря, ну никак не способствовали.

Поскольку очень вредная для здоровья специфика деятельности органов ВЧК очень быстро стала известна практическим всем членам партии того времени, то подавляющему большинству их, особенно русской национальности, там добровольно служить совершенно не хотелось. Поэтому для соблюдения национального равноправия помимо приходивших на чекистскую службу представителей национальностей добрым сердцем не обладающих, типа латышей, поляков, евреев, венгров, немцев, грузин, китайцев и так далее, партийному руководству пришлось начать мобилизации членов партии на службу ВЧК. А, как известно любой труд под принуждением малоэффективен и самое главное — не воспитывает в исполнителях чувство профессионализма.

В частности в книге Л. Кричевского "Евреи в аппарате ВЧК-ОГПУ в 20-е годы", по данному вопросу сообщается следующее: "В сентябре 1918 г. в аппарате ВЧК в Москве работал 781 сотрудник, в том числе: латыши — 278 (35,6 %), поляки — 49 (6,3 %), евреи — 29 (3,7 %). Остальные 425 сотрудников (54,4 %) были, в основном, очевидно, русскими. Но по мере подъема по служебной лестнице доля представителей нацменьшинств возрастала. Из 70 комиссаров — латышей 38 (54,3 %), русских — 22 (31,4 %), поляков — 7 (10 %), евреев — 3 (4,3 %). А из 42 следователей и заместителей следователя, где требовался наиболее высокий уровень образования, евреев было уже 8 (19,1 %), латышей — 14 (33,3 %), русских — 13 (30,9 %), поляков — 7 (16,7 %). (Л. Кричевский "Евреи в аппарате ВЧК-ОГПУ в 20-е годы" — М., 1999. — с. 320–350).

Что касается китайцев, то набор отряда китайцев на службу сначала в Особый отдел 12-й армии, а затем перевод этого отряда в Москву, в центральный аппарат ВЧК, красочно описал в своих воспоминаниях один из ветеранов-чекистов, уже упоминавшийся Ф. Т. Фомин: "На Украине с первых дней Советской власти было сформировано несколько интернациональных военных отрядов, которые вместе с частями Красной Армии бесстрашно сражались на фронтах за Советскую власть. Были и китайские отряды. Некоторые из них использовались в советской милиции. Один такой отряд я увидел в Киеве. Как-то по одному делу мне нужно было повидать начальника киевской милиции Полякова. Караульную службу несла группа китайцев, одетых в милицейскую форму. Я поинтересовался у Полякова, какого он мнения о своих бойцах-китайцах. Отзыв получил самый высокий. Меня заинтересовал этот отряд:

— Что скрывать, Поляков, нравятся мне твои ребята!

— Уж не хочешь ли переманить к себе.

.. Знаю я тебя… И не думай! Мне самому нужны такие хлопцы. На них можно положиться во всем.

— Разреши поговорить с их командиром.

— Ну, подумать только, так и есть, — всплеснул руками начальник милиции. — Да захотят ли они сами-то перейти к тебе, ты их спроси.

— Думаешь, не пойдут?.. Так ты мне позови командира отряда, хочу с ним переговорить.

— Ну что с тобой поделаешь, — вздохнул Поляков. — А еще друг называется. Что приглянется — все к себе тянет.

Он вызвал командира китайского отряда. Увидев его, я едва сдержал улыбку. Бравого вида молодой парень — китаец был одет уж очень живописно: френч — куртка из коричневого бархата, брюки галифе из сукна малинового цвета, фуражка такого же цвета, высокие кожаные сапоги, широкий пояс с двумя портупеями через плечо, сбоку наган, а к портупее еще свисток прикреплен.

— Давай знакомиться, — сказал я и представился.

— Ли Сюлян меня зовут, а по-русски Миша, — отвечал с легким акцентом, но совершенно правильно молодой китаец и широко улыбнулся. — У нас многих зовут русскими именами; в моем отряде есть Коля, Вася, Ваня. Так что вы меня зовите Миша.

Доверительно и непринужденно он отвечал мне на вопросы и спрашивал сам, интересуясь службой в ВЧК. Мой друг Поляков не ошибся, сразу заподозрив в желании "переманить", как он выразился, в особый отдел весь отряд Ли Сюляна.

Сам "Миша" произвел на меня исключительно хорошее впечатление. Несмотря на свои 28 лет (а выглядел он лет на 8 моложе), это был уже боевой командир, член партии.

— Как, Миша, ты на своих ребят можешь положиться?

— Конечно! Мои хлопцы за Советскую власть готовы сражаться до последней капли крови. Если нужно умереть — умрем за Советы! Ты слышал, как на фронте сражаются китайцы?

— Да, я знаю, молодцы ребята, ничего не скажешь. Отличные бойцы. Но твои-то ведь еще не все были в бою.

— Верно, некоторые не были, но не струсят. Ты пойди к нам в отряд, поговори с ними. Советы, Ленин — это для них всё. Спроси, как они жили раньше. Никто за людей не считал бедных китайцев, на самую грязную, черную работу посылали. За себя, за свою свободу борется китаец вместе с русским братом.

В общем перешел отряд Ли Сюляна к нам, в Особый отдел, и стали китайцы чекистами" (Ф. Т. Фомина "Записки старого чекиста" — глава "Китайские бойцы-чекисты").

Принудительность набора кадров — вот самое резкое различие между дореволюционной русской политической полицией и советской госбезопасностью и самая главная причина укоренившихся в ней традиций антиинтеллектуализма и непрофессионализма.

Поскольку все познается в сравнении, то приведу два конкретных житейских примера как приходили на службу в корпус жандармов Российской империи и ОГПУ СССР.

Вот как описывает мотивы и механизм своего добровольного и осознанного поступления в жандармы, предпоследний начальник Дворцовой полиции (служба личной безопасности императора) генерал-майор Спиридович в своих мемуарах "Записки жандарма": "Но полковая служба не удовлетворяла молодежь. Все живое, энергичное стремилось уйти из полка. Думал об уходе и я. Переход в гвардию у меня не состоялся. Я стал готовиться в академию, выбрав военно-юридическую, но в то же время подумывал о переводе в корпус жандармов. Мы не понимали всей серьезности службы этого корпуса, но, в общем, она казалась нам очень важной. Это была та же защита нашей родины, та же война, но лишь внутренняя. Сами жандармские офицеры своей сдержанностью и какой-то особой холодной корректностью, заставляли смотреть на себя с некоторой осторожностью. В них не было офицерской простоты, они не были нараспашку и даже внушали к себе какой-то непонятный страх. Все это в общей сложности создало у меня желание поступить в корпус жандармов. Но перевестись туда было очень трудно. Для поступления в корпус от офицера требовались следующие условия: потомственное дворянство, окончание военного училища по первому разряду, не быть католиком, не иметь долгов и пробыть в строю не меньше шести лет. Удовлетворявший этим требованиям должен был выдержать предварительные экзамены при штабе корпуса для занесения в кандидатский список. Затем, когда подойдет очередь, прибыть на четырехмесячные курсы в Петербурге и после их окончания выдержать выпускные экзамены. Всем формальным условиям я соответствовал, но у меня не было протекции. Отбор же офицеров был настолько строг, желающих так много, что без протекции попасть на жандармские курсы было невозможно. Но скоро случай помог мне, и я попал на предварительные испытания. В первый день держали устный экзамен. Меня спросили, читал ли я в газете "Новое время" статью о брошюре Льва Тихомирова и что я могу сказать по этому поводу. Вещь была мне известная и мой ответ удовлетворил комиссию. Затем мне предложили перечислить реформы Александра II и задали еще несколько вопросов по истории и государственному устройству. На письменном экзамене мне попалась тема "Влияние реформы всесословной воинской повинности на развитие грамотности в народе". Экзамены я выдержал, и меня внесли в списки кандидатов. Я вернулся в свой полк, а в это время обо мне собирались подробные сведения. Вызов на курсы затянулся. Прошло два года, и вдруг летом 1899 года я неожиданно получил вызов на жандармские курсы".

А теперь описание того, как пополнялись новыми сотрудниками советская госбезопасность в 20-30-е годы, которое дал отставной полковник государственной безопасности и один из основателей советского "шпионского романа" Георгий Михайлович Брянцев в своем автобиографическом романе "По тонкому льду". Вот как он описывает приход одного из своих коллег на службу в ОГПУ: "Я стал чекистом в 1924 году. До этого работал в рабочем клубе. Меня окружала куча друзей — комсомольцев, чудесных боевых ребят. Нас сдружила вера в будущее, совместная работа, стремления, ЧОН, борьба с бандитизмом, опасности. Шла репетиция. В самый её разгар появился районный уполномоченный ОГПУ Силин. Уж кого-кого, а его мы комсомольцы знали преотлично. И он знал каждого из нас вдоль и поперек. Он знал вообще все. По крайней мере, я был в этом твердо убежден. Всегда чем-то озабоченный, хмурый и немногословный, он подошел к рампе и, посмотрев исподлобья, остановил взгляд на мне и скомандовал: "Трапезников, за мной!". Ребята оторопело уставились на меня. Через час он и я сидели в кабинете секретаря уездного комитета комсомола. Через два дня Силин привел меня в помещение окружного отдела ОГПУ. Прошло еще четыре дня, и я вышел из этого помещения один. На мне была новенькая форма, хромовые сапоги и маузер в жесткой желтой кобуре. В нагрудном кармане удостоверение, что такой-то является практикантом ОГПУ и имеет право носить все виды огнестрельного оружия".

А вот как Брянцев в этом же романе показывает порядок комплектование и средний уровень интеллекта и профессионализма сотрудников, как ВЧК, так и затем НКВД: "Через минуту зашли Дим-Димыч и помощник оперуполномоченного Селиваненко — молодой паренек, проработавший в нашей системе не более года. Его мобилизовали из какого-то техникума. Мне он был известен больше как активный участник клубной самодеятельности, чем оперработник. Наконец Безродный сам нарушил молчание:

— Да… вот она молодость. А ведь надо учиться, дорогой мой друг, — обратился он к Селиваненко. Чтобы стать настоящим чекистом и разбираться без ошибок в человеческой душе, надо много учиться. Понимаете?

— Так точно, — заученно ответил Селиваненко.

— И вам все карты в руки, — продолжал Геннадий. — Для вас все условия. Было бы желание. А вот старым чекистам, да вот хотя бы мне, ни условий, ни времени не было для учения. А работали. Да как работали! Какие дела вершили! А какие чекисты были раньше — орлы!

— Раньше не было таких как теперь начальников, — пустил стрелу Дим-Димыч.

— Это каких же? — переспросил Геннадий. — Никуда негодных, что ли?

— Этого я не сказал, — ответил Дим-Димыч. — Я сказал: таких, как теперь.

— Пожалуй, да. Таких не было. Мой первый начальник, к вашему сведению, товарищ Селиваненко, мог ставить на документах только свою подпись, а его резолюции мы писали под диктовку. Но мы учились у него, а он учился у нас".

Бывший жандармский офицер Н. Кравец, находясь в эмиграции в 1920 году, под псевдонимом "Ника", опубликовал книгу мемуаров "Воспоминания жандармского офицера", где привел статистику репрессированных офицеров Отдельного Корпуса Жандармов: "Из 1000 человек бывших офицеров корпуса свыше 500 человек было расстреляно большевиками еще после первого покушения на Ленина, свыше 200 с лишним — эвакуировались за границу, и я мог бы назвать их по фамилиям, часть убита в гражданскую войну, перейдя в строй, и часть пропала без вести. Я думаю, что человек 50 и служат большевикам, хотя по фамилиям знаю лишь генерала Комиссарова. Что, правда, так, это то, что к большевикам перешло много унтер-офицеров и филеров". (Ника "Воспоминания жандармского офицера" — в сборнике материалов "Жандармы России: политрозыск в России в XV–XX веках" — СПб. — М., 2002).

Краткая биография генерал-майора Отдельного корпуса жандармов Комиссарова Михаила Степановича. Родился в семье дворян Ярославской губернии, окончил Полоцкий кадетский корпус (1899 год), а затем Александровское военное училище (1891 год). Военную службу в 1891 году начал в чине подпоручика в 1-м артиллерийском мортирном полку. С 10 августа 1894 — поручик; с 19 июля 1898 — штабс-капитан.

В начале 1904 года в чине капитана перешёл на службу в Отдельный корпус жандармов, где ему был присвоен соответствующий жандармский чин — ротмистр. Сразу же после окончании курсов при Штабе корпуса, в мае 1904, Комиссаров получает назначение в Санкт — Петербургское губернское жандармское управление, а уже в августе 1904, благодаря тому, что как бывший артиллерист, он хорошо знал математику, и поэтому мог быстро освоить процесс шифровки и дешифровки его откомандировали в Департамент полиции Министерства внутренних дел, где он совместно с чиновником особых поручений И. Ф. Манасевичем — Мануйловым, возглавил образованное при МВД "Секретное отделение по наблюдению за иностранными посольствами и военными атташе".

Выдвижению Комиссарова на этот ответственный пост помимо хорошего знания математики способствовало так же знание иностранных языков (важное достоинство при работе с иностранной агентурой) и отличные организаторские способности.

Работа по расшифровке дипломатической переписки иностранных посольств была организована исключительно конспиративно (малейшая неудача могла вызвать европейский скандал) и была чрезвычайно сложной. Впоследствии, отвечая на вопросы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, Комиссаров так охарактеризовал результаты этой деятельности: "Все документы, получаемые от агентов, доставлялись ко мне на конспиративную квартиру, где я жил под видом иностранца. Там их фотографировали и наутро уносили в Департамент полиции МВД. По линии МВД императору ежедневно посылались один-два доклада на основании контролируемой посольской переписки".

Так, известно, что во время заключения Портсмутского мира с Японией, отделение Комиссарова узнавало американские условия раньше, чем посол США в Санкт-Петербурге.

За работу в секретном бюро Комиссарову присвоили звание подполковника Отдельного Корпуса жандармов, и в этом звании уже в апреле 1908, он принял участие в I съезде начальников районных охранных отделений, находясь на тот момент в должности помощника начальника Петербургского охранного (Северного районного охранного) отделения.

В 1909–1915 годах Комиссаров занимал посты начальника Енисейского, Пермского, Саратовского, Вятского губернских жандармских управлений. В октябре 1915, был назначен начальником Варшавского губернского жандармского управления, которое вскоре было эвакуировано из Варшавы и расформировано после отступления русских войск из Польши.

Вернувшись в конце 1915 года, в Петроград, Комиссаров становится помощником начальника Петроградского охранного отделения и назначается заведовать охраной Григория Распутина. В результате интриг вокруг Распутина (а именно, после фактического отказа Комиссарова, выполнить поручение министра внутренних дел А. Н. Хвостова организовать убийство Распутина и последовавшего за этим скандала), в марте 1916, Комиссаров был отстранён от охраны Распутина и получил назначение градоначальником города Ростов — на — Дону. В августе 1916, был уволен в отставку в чине генерал-майора артиллерии.

После Февральской революции был арестован, находился в заключении сначала в Петропавловской крепости, а затем на гауптвахте, устроенной в бывшем помещении штаба Отдельного корпуса жандармов на Фурштадтской улице, № 40. Допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией. Находясь в заключении Комиссаров свёл знакомство в большевиками, оказавшимися в тюрьме после их июльского выступления. Когда большевики были освобождены, они попросили министра юстиции Временного правительства социалиста Малянтовича освободить и Комиссарова. По другим данным Комисаров вступил в контакт с большевиками ещё после Первой Русской революции.

После прихода большевиков к власти участвовал в организации оперативно-розыскной деятельности, а так же создании шифровальной и дешифровальной (криптографической) службы в составе Всероссийской Чрезвычайной Комиссии.

В 1920 году, Комиссаров был отправлен руководством ВЧК для ведения разведки в Германию, где выдавал себя за представителя генерала Врангеля. Он обманул нескольких баварских монархистов, сообщив им, что Врангель хочет создать единый фронт с Германией. Поехав с баварцами якобы в Крым, к Врангелю и получив от них под фальшивым предлогом 100 000 марок, Комиссаров отстал от них в Будапеште. Баварских же монархистов, которые всё — таки добрались до Крыма, Врангель принять отказался, так как он никогда не давал Комиссарову никаких поручений.

В 1921–1922 годах Комиссаров работал по заданию ВЧК в Болгарии, где благодаря его влиянию болгарское правительство провело целый ряд арестов белоэмигрантов из бывшей армии генерала Врангеля.

Продолжая в 20-е годы находится в Европе, Комиссаров, по заданию ОГПУ занимается организации широкой кампании по дезинформации и дискредитации белоэмигрантского движения, став одним из главных теоретиков постановки такой работы. Только после раскрытия белыми эмигрантами его действительной роли, Комиссарову и его помощнику Чайкину пришлось уехать из Европы в Америку с тем же заданием. Находясь в США, Комиссаров публикует в 1930 году воспоминания. Погиб в Чикаго 20 октября 1933 года, попав под трамвай. Возможно, что это было убийство.

При рассмотрении особенностей кадровой политики как при создании ВЧК, так в годы её последующей деятельности, возникает вопрос почёму всё же при формировании, как центрального аппарата ВЧК, так и местных ЧК хотя бы на губернском уровне, практически не использовались кадры дореволюционных органов партийной безопасности в лице членов существовавших в период 1908–1914 годов, как в ЦК РСДРП (б), так и её губернских комитетов "Комиссий по борьбе с провокацией"? Ведь большая часть партийцев работавших в этих комиссиях дожила до прихода своей партии к власти.

Результатом, отсутствия чёткой кадровой политики при создании ВЧК стало то обстоятельство, что кроме морально разложившихся и порой с уголовным прошлым, а так же часто просто психически ненормальных людей (особенно это касалось городских и уездных ЧК), среди сотрудников органов ВЧК вплоть до её центрального аппарата было немало враждебных к Советской власти и РКП (б) людей, а так же большое количество агентов иностранных и белогвардейских разведок.

Не буду, по данному поводу повторяться про левых эсеров, служивших в ЧК, поскольку до начала подготовки антибольшевистского переворота руководством партии левых эсеров, они служили в ВЧК достаточно честно и на переворот пошли подчиняясь партийной дисциплине. Поэтому, возьмём для одного из примеров, один из фрагментов из воспоминаний не раз здесь упомянутого одного из основателей ВЧК Якова Петерса.

В своих воспоминаниях Петерс, почему — то, смог вспомнить только один случай вражеского проникновения в центральный аппарат ВЧК. Это было в 1918 году (число и месяц Петерс в своих воспоминаниях не привёл), когда, в ходе ареста одной из анархистких террористических организаций, на её конспиративной квартире, было обнаружено мощное взрывное устройство, которое в здание ВЧК должен был доставить один из оперативных сотрудников центрального аппарата ВЧК и затем установить в той комнате рядом с которой должно было происходить очередное заседание Коллегии ВЧК. В связи с этим делом была так же обвинена в сотрудничестве с анархистким подпольем и арестована одна из машинисток центрального аппарата ВЧК. ("Особое задание"… — с. 19–20).

Что касается агентов белогвардейских разведок в центральном аппарате ВЧК, то самым известным из них являлся Владимир Григорьевич Орлов — бывший царский, а затем белогвардейский контрразведчик. В январе 1918, генерал М. В. Алексеев — командующий, только что созданной на Северном Кавказе белогвардейской "Добровольческой армии", направил его в Петроград с разведывательным заданием. Вскоре находясь в Петрограде, Орлов сумел стать председателем Центральной уголовно-следственной комиссии ВЧК и даже войти в доверие к самому Ф. Э. Дзержинскому.

Находясь в центральном аппарате ВЧК, Орлов создал тайную антибольшевистскую сеть и кроме работы на разведку "Добровольческой армии", наладил контакты с английской, немецкой и французской разведками. После возникшей в октябре 1918, угрозе разоблачения с помощью немецкой разведки бежал из Москвы в Одессу. (В. Г. Орлов "Двойной агент. Записки контрразведчика" — М.: "Современник", 1998).

Прибыв в Одессу В. Г. Орлов 6 февраля 1919, был назначен начальником контрразведывательного отделения штаба командующего войсками Добровольческой армии Одесского района.

Отделение под руководством Орлова добилось крупных успехов, которые приписывались неутомимому усердию его начальника: в Одессе практически в полном составе были разгромлены подпольная большевистская организация и Одесское отделение Иностранного отдела ВЧК.

Сидней Рейли упоминал, что Орлов в своей работе в Одессе не придерживался формальной правовой процедуры — дела арестованных им большевистских агитаторов не всегда передавались судебным органам. Манеру работы Орлова в этот период Рейли описывал как "очень решительную".

Перед занятием большевиками Одессы в апреле 1919, Орлов эвакуировался в Константинополь (Стамбул), затем в начале мая 1919, прибыл в Екатеринодар (ныне Краснодар), где ему предложили поучаствовать в работе комиссии по реформе контрразведывательных органов Вооруженных Сил Юга россии (ВСЮР). На основе рекомендации этого органа произошла реорганизация спецслужб. В сентября 1919, Орлова прикомандировывают к управлению генерал-квартирмейстера Вооруженных сил Юга России (ВСЮР), а 2 декабря 1919, он принял должность начальника контрразведывательной части особого отделения отдела Генерального штаба ВСЮР от профессионального разведчика и контрразведчика полковника Р. Д. Мергина, который стал его заместителем.

После разгрома Деникина — Орлов стал руководителем одной из контрразведок армии генерала Врангеля. На этом посту он добился существенной реорганизации белогвардейских спецслужб, последовательно вёл контрразведывательную работу против ВЧК и Коминтерна, перенеся её главным образом за пределы территории бывшей Российской империи.

В мае 1920, Орлов с документами на имя "ксендза Орбанского" совершил секретный вояж по Европе (Варшава, Рига, Таллин, Каунас, Париж, Лондон), где попытался создать разведывательные группы. Статус Орлова как врага советской власти подчёркивает факт создания в ЧК отдельного агентурного дела "на Орлова и разведку Врангеля".

После поражения Врангеля — Орлов с 1920 года на долгое время поселился в Германии, продолжив борьбу с большевизмом. В частности, в Берлине он выступил с идеей создания "Белого интернационала" (организации, в задачи которой входила "регистрация и тщательный надзор за выезжающими из Совдепии агентами"), был принят на работу разведслужбой Веймарской республики в качестве эксперта. За это время сыграл большую роль в разоблачении так называемой "германской ЧК", состоявшей из агентов Коминтерна.

В 1929 году Орлов, в результате проведённой Иностранным отделом ОГПУ операции "Фальсификатор") был подвергнут в Германии суду за попытку продать компромат на американских сенаторов Уильяма Бору и Джорджа Норриса (William Borah и George Norris), выступавших за признание СССР со стороны США и установление между ними дипломатических отношений.

После прихода к власти в Германии нацистов, Орлов эмигрировал в Бельгию, где в 1939 году был задержан и отправлен в концлагерь, где и погиб в 1941 году.

По другой версии, многочисленные запросы советской стороны в Германию о выдаче Орлова не были удовлетворены, но в 1930 году он, опасаясь выдачи Советскому Союзу, уехал с рекомендацией от В. Л. Бурцева в Бельгию, где открыто жил до конца 30-х годов (то есть Орлов не бежал от нацистов, хотя и испытывал сильную неприязнь к нацистской идеологии и даже в 1932 году был обвинён национал — социалистами в деятельности, направленной против НСДАП). По этой версии, Орлов был арестован германской службой безопасности (СД), в начале немецкой оккупации Бельгии, то есть после мая 1940 года (массовые аресты русских в Бельгии произошли осенью 1940 года), и, по некоторым данным в ходе допросов подвергался пыткам.

Несмотря на противоречивые сообщения о его отправке в немецкий концлагерь или получении "хорошей работы" в Абвере, нет сомнений в том, что он был убит выстрелом в затылок, а его тело было обнаружено в Берлине (Тиргартен) в январе 1941 года.

О другом "ценном кадре" Дзержинского или вражеском агенте среди высоко поставленных сотрудников ВЧК, поведал в своих мемуарах уже упоминавшийся ветеран-чекист Ф. Т. Фомин: "Летом 1919 года реввоенсовет армии предоставил мне возможность поехать на некоторое время в Киев для лечения. Положение под Киевом было очень тяжелое. Деникинские части наступали с Дарницы, а петлюровцы — со стороны Коростеня. Киев уже подвергался усиленному орудийному обстрелу с двух сторон.

Я решил повидаться с председателем Всеукраинской чрезвычайной комиссии Мартином Яновичем Лацисом. М. Я. Лацис попросил меня временно задержаться в Киеве: — Сами видите, как нам сейчас приходится. У нас крайняя необходимость в работниках. — Прошу вас, товарищ Лацис, используйте меня, как найдете нужным. — Ну, вот и отлично. Я направлю вас заместителем начальника Особого отдела ВЧК 12-й армии. Вы, товарищ Фомин, займитесь там арестованными. Мне сообщили, что начальник этого отдела Грюнвальд хватал всех подряд, кого нужно и не нужно. Разберитесь, пожалуйста.

С первого же дня ко мне стали приходить коммунисты-чекисты и рассказывать о том, что начальник отдела Грюнвальд со своими приближенными пьянствует, безобразничает, запугивает население. Признаться, я этому не сразу поверил. Вместе с секретарем партячейки Светловым мы занялись проверкой этих сведений, и, к сожалению, все подтвердилось.

Однажды в разговоре с начальником отряда особого отдела, не помню в связи с чем, речь зашла о гетмане Скоропадском. И тут он мне сделал неожиданное сообщение: — Товарищ начальник! У нас под арестом содержится жена гетмана Скоропадского.

А мне доподлинно было известно, что жена Скоропадского вместе с ним уехала из Киева еще в декабре 1918 года. Это, подумал я, какое-то недоразумение.

Вызвав старшего следователя Николаева, я спросил его: — Кого из женщин, содержащихся у нас под следствием, называют женой гетмана Скоропадского? — Это, как видно, арестованную Чхеидзе, — отвечает Николаев. — А кто такая Чхеидзе? Николаев несколько замялся: — Вы разве не слышали? — Нет, ничего не знаю, потому у вас и спрашиваю. — Чхеидзе была любовницей Грюнвальда. — Почему же ее называют женой гетмана Скоропадского? — Как видно, лишь потому, что она красивая женщина.

Я попросил Николаева дать мне для ознакомления дело Чхеидзе. Николаев принес тоненькую папку с надписью на обложке красным карандашом: "Английская, шпионка Чхеидзе, покушавшаяся на жизнь начальника ОО ВЧК 12-й армии тов. Грюнвальда". Написано это было собственной рукой Грюнвальда.

Открыл я папку "английской шпионки" и удивился. В деле лежало всего лишь пять небольших писем — интимная переписка Грюнвальда с Чхеидзе. Из этих писем можно было сделать только тот вывод, что за Чхеидзе (по профессии зубным врачом) нет никакого преступления и обвинение в шпионской деятельности — плод больного воображения Грюнвальда.

Я предложил старшему следователю Николаеву вызвать арестованную Чхеидзе: — Хочу поговорить с ней в вашем присутствии, вы не уходите.

Минут через десять к нам привели очень красивую женщину, грузинку. Я предложил ей сесть. Женщина села в кресло, стоявшее около стола, и попросила разрешения закурить. Николаев дал папиросу. — Скажите, Чхеидзе, как вы попали под арест? — А вы кто такой?

Я назвал свою должность, фамилию. Чхеидзе неожиданно встала: — Помогите мне, спасите меня от Грюнвальда, умоляю вас! Я верю, вы мне поможете! — Не волнуйтесь, Чхеидзе. Садитесь. Вы не ответили на мой вопрос. — Я все, все вам расскажу, — быстро заговорила женщина. — Все расскажу, хотя о многом сейчас и вспоминать и говорить стыдно. А вообще-то все из-за моего легкомыслия и глупости. Только вы, пожалуйста, не думайте, что я искательница приключений и развлечений. Началось все с того, что я с подругой шла как-то по Пушкинской улице мимо здания, где помещался, как я узнала последствии, Особый отдел. Подъехал автомобиль, из него вышел высокого роста мужчина, светло-русый, на нем был плащ защитного цвета.

— Смотри, какой красивый мужчина! — сказала я подруге. — Хочешь, я с ним познакомлюсь?

— У тебя все глупости на уме! А в меня точно бес вселился.

— Нет, ты посмотри, какой он стройный, как голову держит, а выправка-то!

— Наверное, бывший офицер.

— Ну и что же, еще интереснее с таким познакомиться!

Из парадного, куда вошел этот мужчина, вышел красноармеец. Я спросила его, что это за человек подъехал на автомобиле? Красноармеец ответил мне, что это прибыл начальник Особого отдела Грюнвальд.

На другой день утром я пишу Грюнвальду записку: "Вы мне нравитесь, и я хочу с вами видеться. Буду ждать сегодня вечером там-то". И указала свой адрес. Букет и письмо принесла на Пушкинскую улицу и через дежурного коменданта передала Грюнвальду. В 10 часов вечера ко мне на квартиру пришел Грюнвальд с коньяком, шампанским и закуской… На следующий день он опять приехал ко мне… Но после двух свиданий я поняла, что Грюнвальд — очень нехороший человек, и решила с ним больше не встречаться. Он был нагл и высокомерен. — Я все могу, что захочу, — говорил он, опьянев. — Все в городе в моих руках. Меня все боятся. Только ты не бойся, ты мне нравишься!

А мне было жутко, в особенности когда я встречалась с его глазами, пустыми и жестокими. — Я боюсь тебя, ты страшный человек, — сказала я. — Это и хорошо, что боишься! Когда боятся, тогда слушаются, подчиняются. Я хочу, чтобы и ты мне подчинялась, только мне! Слышишь?!

Я твердо решила больше с ним не встречаться и в тот же день пошла к подруге. Я жила у нее три дня. А когда вернулась к себе на квартиру, то увидела письмо от Грюнвальда. Он требовал встреч, грозил мне… Я на это письмо ему не ответила. На следующий день ко мне на квартиру пришли два сотрудника из особого отдела с ордером на арест за подписью Грюнвальда. Меня привели сюда и посадили в подвал. Сижу и сама не знаю за что. Я спросил Чхеидзе: — Вам было предъявлено какое-либо обвинение или нет? — Никто никакого обвинения мне не предъявлял!

Рассказ Чхеидзе, письма, а также сведения о поведении Грюнвальда, собранные мной за последние дни, — все говорило о невиновности этой женщины. Я предложил Николаеву написать постановление об освобождении Чхеидзе из — под ареста и дать мне его на утверждение.

Как только я ушел к себе в кабинет, Николаев был вызван к Грюнвальду. Видимо, он узнал о том, что я заинтересовался историей этой женщины. Ночью Грюнвальд появился в особом отделе пьяным, вызвал коменданта. Когда тот явился, он взял дело Чхеидзе и на обложке его написал крупными буквами: "Расстрелять! Грюнвальд".

На другой день я пораньше пришел в особый отдел. Николаев был уже там. — Нужно кончать с этим делом Чхеидзе — сказал я ему — давайте я подпишу постановление об освобождении. Вы заготовили его? — Я не мог выполнить вашего приказания, — ответил Николаев. — Сегодня ночью Чхеидзе по личному распоряжению Грюнвальда была расстреляна. Теперь уже не оставалось никаких сомнений в том, что Грюнвальд — это враг, пробравшийся в органы ВЧК.

Я внимательнее стал присматриваться к окружению Грюнвальда. У него было несколько помощников из бывших царских офицеров. Рядом с его кабинетом они устроили что-то вроде буфета со спиртными напитками. Здесь они напивались до бесчувствия. Пьяные, с мандатами за подписью Грюнвальда на аресты и обыски, они творили все что хотели. Кабинет Грюнвальда был превращен в кладовую, куда приносились изъятые при обысках ценности, и там их делили, по усмотрению самого "хозяина".

Все это стало возможным только потому, что Киев тогда, в сущности, был фронтовым городом. Все силы были брошены на борьбу против вражеского нашествия. Пользуясь этой напряженнейшей обстановкой, стремясь всячески ухудшить ее, грюнвальдская компания и творила свои черные дела.

Вскоре Особый отдел эвакуировался из Киева в Новозыбков, где был расположен штаб и Революционный военный совет 12-й армии. Там мне удалось собрать группу товарищей. Это были честные, надежные люди, в большинстве коммунисты, их возмущала преступная деятельность Грюнвальда и его сообщников.

Начали мы с экстренного собрания партийной ячейки особого отдела. Собрание прошло бурно. Один за другим выступали члены партии и рассказывали о беззакониях, творимых Грюнвальдом. Партийное собрание уже подходило к концу. Единогласно была принята резолюция: "Считать действия начальника ОО ВЧК Грюнвальда контрреволюционными. Поручить товарищу Фомину довести об этом решении партсобрания до сведения председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского". Коммунисты поочередно подходили к столу и ставили свои подписи под этим решением. Неожиданно в дверях появился комендант особого отдела с двумя вооруженными бойцами.

— Приказано всем разойтись!

— Как это понять? — наш секретарь парторганизации Светлов вскочил с места.

— Ничего не знаю. Начальник особого отдела дал приказ разогнать партийное собрание.

— Он так и сказал? — спросил Светлов. Коммунисты возмущенно заговорили: "Вот до чего дошел! От него можно всего ожидать!" Комендант еще раз повторил:

— Начальник особого отдела объявляет ваше собрание незаконным, так как вы открыли его без согласования с ним. Он требует закрыть собрание. В противном случае он примет меры.

Что было делать?! Мы перешли в общежитие и закончили партсобрание тайно, нелегально. Мне поручили переговорить по поводу дела Грюнвальда с членом РВС 12-й армии С. И. Араловым.

На следующий день я прихожу к нему и докладываю о состоявшемся партийном собрании Особого отдела 12-й армии и его решении. Я прошу Семена Ивановича Аралова, чтобы он по прямому проводу связался с Ф. Э. Дзержинским. Товарищ Аралов заверил меня, что при первой возможности он переговорит с Феликсом Эдмундовичем. А на другое утро вызвал меня к себе: — Я передал все, что вы просили, товарищу Дзержинскому, и он предложил немедленно вас, товарищ Фомин, с группой чекистов, которые подписали решение партсобрания, направить к нему в Москву для доклада. Тут же С. И. Аралов распорядился выписать нам литер на получение вагона — теплушки.

Всех нас волновала предстоящая встреча с Феликсом Эдмундовичем. Для нас, чекистов, тогда еще молодых людей, Ф. Э. Дзержинский был человеком легендарным. За его спиной были многие годы подпольной революционной работы, тюрьмы, каторга, сибирская ссылка. Он был героем Октября, соратником великого Ленина, нашим руководителем.

Как только приехали в Москву, мы направились на Лубянку, в ВЧК. Ф. Э. Дзержинский сразу же принял нас. С трудом скрывая волнение, я и мои товарищи — 22 человека — входили в кабинет председателя Всероссийской чрезвычайной комиссии Ф. Э. Дзержинского.

Он был в гимнастерке защитного цвета, в хромовых сапогах. Лицо худое, бледное, усталое от бессонных ночей и величайшего физического и морального напряжения. В кабинете — письменный стол, много стульев, у стены ширма, за ней кровать, покрытая серым, солдатского сукна одеялом.

Я представился и отрапортовал ему как полагалось. Здравствуйте, товарищи — приветливо поздоровался с нами Феликс Эдмундович. — Садитесь вот сюда. Расскажите, товарищ Фомин, что там у вас в Киеве натворил Грюнвальд.

Я подробно рассказал Феликсу Эдмундовичу все, что знал о Грюнвальде, и в подтверждение своих слов вручил ему постановление партийного собрания. Рассказывали и другие товарищи. Дзержинский внимательно выслушал нас и очень разволновался. Лицо его еще больше побледнело. — Дело, товарищи, очень серьезное и исключительное. Речь идет о дискредитации Советской власти. Этим делом я займусь сам…

Тут же при нас он по телефону распорядился немедленно вызвать в Москву начальника Особого отдела 12-й армии Грюнвальда.

Затем Феликс Эдмундович снова обратился к нам: — Хочу с вами говорить начистоту. У нас не все благополучно. В наших чекистских рядах есть чуждые элементы. С этим нужно вести борьбу беспощадно. Владимир Ильич неоднократно напоминал мне об этом. В особенности плохо обстоит дело на Украине. Чужие, примазавшиеся к Советской власти люди творят всяческие беззакония и вредят нам больше открытых врагов. Ленин поручил мне помочь товарищу Лацису очистить органы ВЧК Украины от позорящих нас людей.

Феликс Эдмундович вынул из ящика стола копию письма В. И. Ленина, адресованного Лацису — председателю ВУЧК, и зачитал нам его: "Уполномоченный Совобороны говорит — и заявляет, что несколько виднейших чекистов подтверждают, — что на Украине Чека принесли тьму зла, быв созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся. Надо построже проверить состав — надеюсь Дзержинский отсюда Вам поможет. Надо подтянуть во что бы то ни стало чекистов и выгнать примазавшихся".

После делового разговора Ф. Э. Дзержинский спросил нас, где и как мы устроились. Я доложил ему, что мы разместились все в двух комнатах. Феликс Эдмундович тут же распорядился расселить нас по два-три человека в комнату, зачислить на довольствие.

В связи с тем что Украина была тогда занята белыми, вся наша группа чекистов, приехавших с Украины, осталась работать в Москве. Вскоре нам стало известно, что Грюнвальд арестован и дело его передано для ведения следствия особоуполномоченному ВЧК.

Среди чекистов, работавших в Москве, было много латышей. Узнав об аресте Грюнвальда, кто-то из них рассказал мне, что знал одного Грюнвальда, но тот — барон, служил в царской армии штабс-капитаном, был начальником пулеметной команды Латвийского полка. Говорили, что этот Грюнвальд зверски обращался с солдатами. В феврале 1917 года, когда солдаты, узнав о свержении самодержавия, пришли на общее собрание, барон Грюнвальд появился на тачанке с пулеметом и потребовал, чтобы солдаты разошлись по казармам, а в случае неподчинения грозился стрелять. Официального сообщения о революции тогда еще не было получено. Солдаты разошлись. На следующий день пришла телеграмма о революции. Но барона Грюнвальда уже не было. Боясь расправы, он сбежал из полка.

Другие латыши-чекисты рассказывали мне, что при правительстве гетмана Скоропадского в качестве секретаря посла буржуазной Латвии был тоже некто, носивший фамилию Грюнвальд. Когда в Киеве они к нему обращались за получением паспорта латвийского подданного и пропуска через границу в Советскую республику, этот Грюнвальд соглашался удовлетворить их просьбу, но при условии, если они будут посылать ему сведения из Советской России.

Латыши согласились. Они получили за подписью Грюнвальда паспорта и пропуска, а когда перешли границу, то приехали в Москву, явились в ВЧК и заявили об этом. Получив такие сведения от чекистов — латышей, я предложил им пойти к особоуполномоченному ВЧК и доложить ему обо всем этом, а у кого сохранились паспорта и газеты с заметками о Грюнвальде, также передать для приобщения к делу.

Когда следствие по делу Грюнвальда было закончено, то выяснилось, что Грюнвальд — это действительно в прошлом барон, тот самый, кто угрожал солдатам пулеметными очередями. Он же занимался вербовкой шпионов и засылал их в Советскую Россию. Обманным путем, пробравшись на работу в органы Украинской ЧК, он своими вражескими действиями стремился дискредитировать Советскую власть и органы ВЧК.

В связи с раскрытием в это же время заговора "Штаба Добровольческой армии Московского района" дело Грюнвальда было на некоторое время отложено, а затем передано в военный трибунал при штабе РККА, который осудил преступника на десять лет заключения.

Кончилась гражданская война. По первой амнистии Грюнвальду сократили срок до пяти лет, а по второй он был освобожден. После выхода из заключения Грюнвальд скрылся, перешел границу и получил в буржуазной Латвии должность начальника разведывательной агентуры. Его "специальностью" становится шпионаж против Советского Союза.

Вскоре Грюнвальд был перекуплен англичанами. Он быстро зарекомендовал себя перед английской разведкой как ценный работник. Спустя некоторое время ему предложили "работать" в Константинополе, добывая сведения о Советском Союзе. Грюнвальд переехал из Риги в Константинополь и здесь развернул активную шпионскую деятельность, запродавшись, как выяснилось впоследствии, еще и итальянской разведке.

В 1924 году по поручению английской шпионской организации Грюнвальд со специальным заданием направляется в Советский Союз. Но здесь его опознал один из латышей-чекистов. Грюнвальд был задержан и доставлен в ОГПУ. Изменник родины вторично попадает в руки чекистов. Коллегия ОГПУ вынесла Грюнвальду смертный приговор, и он был расстрелян". (Ф. Т. Фомин "Записки старого чекиста" — глава "Конец барона Грюнвальда").

Помимо агентов враждебных большевикам политических партий, белых армий и иностранных разведок в ВЧК, находилось много руководящих работников — видных членов РКП (б), которые являлись либо агентами влияния Запада, либо руководились этими агентами.

Одним из наглядных примеров этого являлся уже не раз упомянутый здесь один из основателей ВЧК — Яков Петерс, который долгое время жил в эмиграции в Великобритании, там женился на дочери одного лондонского банкира и в конце концов был расстрелян в 1938 году.

Вот краткая биография Петерса, которая выглядит крайне сомнительной, для человека занимавшего второе место в ВЧК: "В своей автобиографии, составленной в 1928 году при вступлении во всесоюзное общество старых большевиков Петерс указывал, что был сыном батрака, с 8 лет должен был искать себе пропитание и пас скот у соседних хуторян, а с 14 лет стал работать по найму у соседнего помещика вместе с батраками. Однако в 1917 году Петерс в разговоре с американской журналисткой Бесси Битти говорил, что был сыном "серого барона" (так в Прибалтийском крае называли богатых крестьян-землевладельцев) и у его отца были наёмные работники. В 1904 году, переехал в Либаву, где вступил в Латвийскую социал-демократическую рабочую партию. Во время Революции 1905–1907 годов, согласно анкете, вёл агитацию среди крестьян и батраков. В марте 1907, был арестован. Обвинялся в покушении на жизнь директора завода во время забастовки, но был в конце 1908 оправдан Рижским военным судом. В 1909 году эмигрировал в Гамбург, а оттуда в 1910 году переехал в Лондон. Фёдор Ротштейн, помогавший обустраиваться оказывавшимся в Лондоне русским коммунистам, вспоминал, что ему пришлось "повозиться" с Петерсом, который, бежав от преследования царского правительства, был без копейки денег, не знал ни слова по-английски. Был членом Лондонской группы Социал-демократии Латышского края (СДЛК), Британской социалистической партии и латышского Коммунистического клуба. 23 декабря 1910, был арестован лондонской полицией по подозрению в причастности к убийству полицейских во время попытки ограбления в Хаундсдитч ночью 16–17 декабря 1910. Петерс заявил, что грабителей возглавлял его двоюродный брат Фриц Сварс (Fritz Swars), но сам Петерс никого не убивал. Вскоре, 3 января 1911, произошла знаменитая "Осада на Сидней-стрит" (Siege of Sidney Street), где несколько латышских террористов в течение дня отстреливались от полиции. Очаг террористов был уничтожен только при участии воинских частей; операцией на месте руководил тогдашний министр внутренних дел Уинстон Черчилль. Петерс, которого обычно отождествляют с командовавшим анархистской группой Петром Пятковым по кличке Пётр — "Художник" (Peter the Painter), был арестован, провел пять месяцев в тюрьме, после чего в мае 1911, был оправдан судом по недостатку доказательств. (COMRADE JACOB PETERS.; Ex-Scotland Yard Man Tells of His Career in London. THE MOST INHUMAN FIGHTING. THE WHOLE COST OF ONE WAR. The New York Times December 08, 1918, Section Editorial, Page 37, Column, words).

После освобождения из лондонской тюрьмы Петерс встречался с Клэр Шеридан, кузиной Уинстона Черчиля. Однако, "На одной из вечеринок Клэр заметила, что Яков внезапно потерял интерес к очередной политической дискуссии Причиной тому стала подруга Клэр — совсем молоденькая, тихая Мэй, дочь лондонского банкира". Женился на дочери британского банкира Мэйзи Фримэн (Maisie Freeman). В 1914 году родилась дочь Петерса Мэй. Перед Февральской революцией 1917 года, Петерс занимал место управляющего отдела импорта крупной английской торговой компании". (Bessie Beatty. The red heart of Russia. 1918. р. 136).

Если Петерс, судя по его биографии, был одним из прямых агентом европейских банкиров, то Дзержинский долгое время находился под контролем их главного ставленника в большевистском руководстве — Якова Свердлова.

Об этом очень чётко говорят обстоятельства казни бывшего императора Николая II и его семьи, а так же события мятежа левых эсеров в Москве.

Вот как описывал казнь последнего императора и роль в этом событии Свердлова и Дзержинского, проникший в 1918 году, в центральный аппарат ВЧК белогвардейский контрразведчик В. Г. Орлов: "В июле 1918, когда я опрашивал агентов в здании ЧК, посыльный принес телеграмму, адресованную Дзержинскому, который в тот момент сидел рядом со мной. Прочитав её, он побледнел, вскочил и воскликнул: "Опять они действуют не посоветовавшись со мной!" и бросился вон из комнаты. На следующий день мы узнали новость, что императорская семья была расстреляна без ведома ЧК, по указанию Свердлова. Решение о расстреле царской семьи было принято Свердловым еще в апреле 1918 года. По общему мнению, сложившемуся в ВЧК, Ревтрибунале и Кремле, решение об убийстве царской семьи было принято единолично и реализовано собственной властью Свердлова. Он осуществил подготовку этого в тайне от товарищей и этой казнью поставил их перед сверившимся фактом". (В. Г. Орлов "Двойной агент. Записки контрразведчика" — М.: "Современник", 1998. — с. 60–62).

По этому поводу нужно отметить, что Дзержинскому в этом и другом случаях не стоило удивляться тому, что Свердлов его ни о чем не известил. Дзержинский своим предшествовавшим поведением очень этому способствовал.

Вот что отмечал по этому поводу комендант Кремля Мальков: "Очень считался со Свердловым Дзержинский. Напишет Свердлов ему записку, что в ЧК такие-то непорядки и надо сделать то-то и то-то. Дзержинский берет эту записку и, не меняя в ней ни слова, сняв лишь обращение к себе и поставив свою подпись, рассылает в органы ЧК в качестве директивы". (П. Д. "Записки комендант Кремля" — М.: "Молодая гвардия", 1962. — с. 183).

Теперь о поведении Свердлова и Дзержинского, во время мятежа левых эсеров. Как и было запланировано заговорщиками, 6 июля 1918 года сотрудник центрального аппарата ВЧК Яков Блюмкин убил германского посла Мирбаха, что стало сигналом к началу левоэсеровского мятежа. Его главной ударной силой стал Московский особый отряд ВЧК, возглавляемый левым эсером Поповым. Этим отрядом в первые часы восстания были захвачены здания ВЧК и Центрального телеграфа.

Вот как описывал эти события В. Д. Бонч-Бруевич: "В это время примчался на автомобиле один из товарищей, работавших в ВЧК, и сообщил, что конный полк ВЧК восстал. "Как, — воскликнул возмущенный Дзержинский, — этого не может быть, это ерунда. Я сейчас же поеду туда и разберусь в чем дело". "Ни в коем случае вам туда ехать не надо, — сказал я Дзержинскому, — вы только испортите дело!" Но Свердлов присоединился к мнению Дзержинского, говоря, что это все пустяки, что стоит Феликсу приехать и все будет в порядке. Дзержинский негодовал: "Нет, я поеду к ним во чтобы то ни стало". "Конечно, — поддерживал его Свердлов". Далее Бонч-Бруевич описывает роль Свердлова в происходящем следующим образом: "Видя, что никакие уговоры не помогают, я решился на последнее средство. Я отозвал Ленина и обратил его внимание, что разговор идет совсем не в деловых тонах, что кончится это все весьма печально. Что Дзержинский там будет арестован и положение еще больше осложнится".

После этого между Лениным и Бонч-Бруевичем происходит следующий диалог:

Ленин: — Но что делать? Видите, как они настаивают?

Бонч-Бруевич: — Это от излишнего возбуждения.

Ленин: — Я им говорил. Но они оба члены ЦК и их мнения самостоятельны.

Бонч-Бруевич: — Да, но здесь не заседание ЦК, здесь не голосование, а лишь мнения отдельных товарищей, и вас они, конечно, послушают.

Ленин: — Вряд ли.

Бонч-Бруевич: — Но они члены правительства и своим необдуманным поступком могут поставить правительство в критически тяжелое положение.

Затем Бонч-Бруевич предложил Ленину следующий план подавления мятежа: "Надо немедленно двинуть войска. Надо окружить восставших и предложить им сдаться. Если не согласятся открыть по ним артиллерийский огонь и расстрелять их всех. Одновременно занять войсками центральный телефон и телеграф, и вокзалы".

Далее Бонч-Бруевич отмечал: "Этот мой план понравился Ленину. Но тут вмешался Свердлов: "Ничего этого не надо, — пробасил Свердлов, — в два счета мы все успокоим. Что случилось? Ничего нет!" В ответ Бонч-Бруевич заявил: "Войсковая часть ВЧК, — сказал я с ударением на "ВЧК", — восстала!" Свердлов: "Ну, какое это восстание? Надо только появиться там Дзержинскому и все успокоится. Ты, Феликс, поезжай туда и телеграфируй нам. А после разберемся". — Бонч-Бруевич: "Ленин более не принимал участие в разговоре, и мы пошли к автомобилю. "Я еду", — крикнул Дзержинский и почти пронесся мимо нас. Вскочил в свой автомобиль и исчез". (В. Д. Бонч-Бруевич… — С. 304–305).

Пока они ехали в Совнарком, Бонч — Бруевичу удалось вывести Ленина из состояния прострации и заставить приступить к элементарным мерам по подготовке к подавлению мятежа. (В. Д. Бонч-Бруевич…там же).

В книге М. П. Ирошникова "Председатель СНК Вл. Ульянов (Ленин): очерки государственной деятельности", упоминалось о 125 сотрудниках царской политической полиции в составе центрального аппарата ВЧК в августе 1918 года, что составляло 16 % его личного состава на тот момент. Однако, это был в основном технический персонал в виде шифровальщиков и дешифровальщиков (криптографов), а так же сотрудников наружного наблюдения (филеров). (М. П. Ирошников "Председатель СНК Вл. Ульянов (Ленин): очерки государственной деятельности" — Л.: "Наука", 1974. — с. 424).

В прошлом агент военной разведки и контрразведки царского режима с девятилетним стажем (с 1909 года) К. А. Шевара (Войцицкий) по поручению Ф. Э. Дзержинского в 18 января 1918, сформировал и до своей гибели 16 марта 1918, возглавлял контрразведывательное бюро (КРБ) ВЧК. Это была очень засекреченная структура, подчинённая лично Дзержинскому. Об этом говори тот факт, что к концу января 1918 года Дзержинским было выдано сотрудникам КРБ 25 служебных удостоверений, но без указания должности и названия бюро, то есть как просто сотрудникам ВЧК. Шевара прослужил в ВЧК до 16 марта 1918 года, когда он был убит левым эсером А. Поляковым — командиром отряда матросов приданного КРБ для проведения арестов.

Это убийство Шевары было частью плана левых эсеров по установлению полного контроля над контрразведывательной деятельностью ВЧК. Этот план начал осуществляться в мае 1918 года, когда в ВЧК был создан новый контрразведывательный отдел во главе левым эсером Яковым Блюмкиным. Этот отдел был распущен спустя два с небольшим месяца в конце июня 1918 года, но это не помешало Блюмкину убить 6 июля 1918 года германского посла в Москве, что стало сигналом к началу мятежа левых эсеров.

Теперь вернёмся, к тому, почему имела место быть первоначальная неприязнь руководства партии большевиков и соответственно руководства ВЧК к систематической агентурно-осведомительской работе, как основы оперативно розыскной деятельности.

Когда генерал Глобачёв, в уже упомянутой ранее беседе с министром юстиции Временного Правительства Переверзевым поинтересовался какими основными методами пользуются их неофициальные органы политической полиции, то ему назвали, прежде всего добровольное доносы со стороны представителей тех слоёв населения и членов политических партий, которые поддерживают Временное Правительство, а так же анализ сообщений различных газет и журналов на политические темы, ну и ещё сбор и анализ слухов о различных политических событий и обстановке в стране и прежде всего в Петрограде.

В ответ Глобачёв отнёс эти методы к разряду малоэффективных и потому имеющих только вспомогательное значение. По его мнению, единственным эффективным и потому главным методом розыскной деятельности может быть только систематическая агентурная работа, осуществляемая постоянно и желательно длительное время действующими агентами — осведомителями (секретными сотрудниками).

Впрочем слово саму Глобачеву: "В июне (1917) меня вызвали на разговор с вновь назначенным министром юстиции П. Н. Переверзевым в одну из нижних свободных комнат. Как оказалось, Переверзев имел в виду если не прибегнуть к моей помощи, то просить совета, как новой власти бороться с все развивающимся анархизмом в столице. Действительно, судя по газетам, анархическое движение росло, а власть с ним справиться не могла. Анархисты завладели дачей Дурново и домом за Московской заставой, где устроили свои штабы, и постоянными налетами и грабежами держали в терроре население Петрограда. На вопрос Переверзева, как бы я боролся с этим явлением, я ответил: "Так как до переворота все анархические группы своевременно ликвидировались и участники их были рассажены по тюрьмам, то несомненно, что, когда они были освобождены в порядке революции, они и составили первые анархические ячейки; поэтому необходимо, если не все дела Охранного отделения уничтожены, выбрать их имена и фамилии из дел, установить их адреса и всех ликвидировать; потом, дополнительно, приобретя внутреннюю агентуру и поручив дело хорошему судебному следователю, вести дальнейшее наблюдение и разработку, для окончательной ликвидации. Практика указала, что анархисты очень близки по своей психологии к обыкновенным уголовным преступникам и охотно дают откровенные показания". На это Переверзев заявил, что новая власть не может прибегать к недостойным приемам царского времени, то есть к внутренней агентуре. Услышав это, я пришел к заключению, что мы не можем говорить с ним на одном языке, и что Переверзев обнаруживает полную тупость и непонимание в данном вопросе. Однако я его все — таки спросил: какими же способами вы можете узнать, что замышляют ваши политические противники и в чем заключается их деятельность. Переверзев ответил: — Благодаря молве, слухам и анонимным доносам. — В таком случае я вас поздравляю, — ответил я ему, — вы наполните тюрьмы невиновными, а главари с вами быстро справятся; хорошо, если 0,1 % анонимных доносов оправдывается. Тем не менее, уходя, Переверзев заявил мне, что меня свезут в Охранное отделение, где я должен буду сделать выборку анархистов, и за эту помощь мне будет облегчен режим тем, что меня переведут в другое место заключения". (К. И. Глобачёв "Правда о Русской Революции"… — глава 2).

Либеральная точка зрения министра юстиции Временного Правительства Переверзева о том что "новая власть не может прибегать к недостойным приемам царского времени, то есть к внутренней агентуре", на первых порах полностью разделялась руководством партии большевиков и значит руководством ВЧК

В результате после своего создания руководство ВЧК попыталось полностью отказаться от регулярной агентурной деятельности и как его предшественники из Временного Правительства получать необходимую для оперативно-розыскной деятельности информацию и доносов сочувствующих Советской власти слоев населения, из слухов, а так же анализируя сообщения существовавших на тот момент в Советской России различных антибольшевистских печатных изданий. Как писал по данному поводу в своих воспоминаниях один из основателей ВЧК Петерс: "Широкая помощь и поддержка трудящихся масс не только поднимала авторитет и во много крат увеличивала силу ВЧК, но и являлась могучим фактором воздействия на преступный мир". Далее Петерс в качестве примера этого утверждения привёл в пример случай выхода на контакт с руководством ВЧК в Москве, в конце января 1919, одного из бандитов, который ранее был рабочим, и который сообщил какая именно банда остановила автомобиль с Лениным в тогдашнем московском пригороде Сокольники и кроме того назвал полные данные нескольких десятков лично ему известных бандитов действовавших на тот момент в Москве. ("Особое задание" — с.21).

Аналогичной позиции придерживался и Дзержинский, который в связи с разгромом ВЧК и частями Красной Армии сети анархистких вооруженных групп в Москве в апреле 1918, написал и опубликовал обращение ВЧК к жителям Москвы, котором среди прочего говорилось следующее: "За каждое сообщение о месте пребывания громил, захватчиков, спекулянтов, саботажников и контрреволюционеров Всероссийская Чрезвычайная комиссия будет признательна и благодарна. Надо знать, что только общими усилиями, твёрдой власти и друзей Свободной России, мы можем непоколебимо и могущественно утвердить начало нового строя революционно-социалистической России. За истёкшие месяцы со дня Октябрьской революции к работе правительства примазались под маской сочувствующих и единомышленников различные нежелательные элементы. Очищением от этой своры комиссия займётся особенно усердно, и здесь мы просим содействия граждан. Необходимо немедленно заявить Всероссийской Чрезвычайной комиссии о каждом неправомерном, незаконном или преступном поступке всех без различия положения и службы лиц, зная, что всякое такое заявление письменное или устное, будет встречено с искренней благодарностью". ("Особое задание"… — с.26).

Впрочем, доносительство вместо постоянной агентурной работы, как принцип деятельности ВЧК и его местных органов, был в то время так же освящён и авторитеом Ленина, который на VII Всероссийском съезде Советов, проходившее 5–9 декабря 1919, в Москве, заявил следующее: "Когда среди буржуазных элементов организуются заговоры и когда в критический момент удается эти заговоры открыть, то — что же, они открываются совершенно случайно? Нет, не случайно. Они потому открываются, что заговорщикам приходится жить среди масс, потому, что им в своих заговорах нельзя обойтись без рабочих и крестьян, а тут, они, в конце концов, всегда натыкаются на людей, которые идут в ЧК и говорят: "А там-то собрались эксплуататоры"". (В. И. Ленин Полное собрание сочинений — т. 39. — с. 418).

В общем, весь 1918–1919 годы постоянная агентурная работа была у чекистов не в чести и велась лишь эпизодически, от случая к случаю. И в плане получения необходимой для оперативно-розыскной деятельности информации, ставка делалась по прежнему на доносы. Вот что по данному поводу вспоминал уже упомянутый ранее ветеран-чекист Ф. Т. Фомин, о деятельности возглавляемого им Особого отдела 1-й Украинской Красной армии в январе 1919 года: "Работа Особого отдела строилась вначале главным образом на устных заявлениях да на письмах трудящихся. Каждое утро дежурный комендант Особого отдела приносил по 20–30 писем, из которых я узнавал о вражеских действиях лиц, ведущих активную борьбу против Советской власти. Писали рабочие, крестьяне, красноармейцы, матросы. И почти всегда проверка подтверждала правильность сообщений. Помощь народа всегда была самым верным средством в борьбе против врагов революции". (Ф. Т. Фомина "Записки старого чекиста" — М.: "Политиздат", 1964. — глава "Вражеский шпион в штабе Красной армии").

Далее Фомин вспоминает следующее: "В первой половине марта 1919 года в особый отдел ВЧК 1-й Украинской Красной армии пришла молоденькая медицинская сестра Валя. Ей стало известно о существовании белогвардейской подпольной организации. Валя сообщила имена белых офицеров и медицинских сестер, завербованных контрреволюционерами, а также их адреса. Проверка, проведенная Особым отделом, подтвердила все написанное Валей. Я выписал ордера на арест семи человек: трех медсестер и четырех белых офицеров. При их аресте и обыске работники Особого отдела Васильев, Анатольев и Суярко обнаружили более пяти миллионов рублей украинскими карбованцами, золото и бриллианты. Во время следствия арестованные признались, для чего они были оставлены в Киеве и на какие цели предназначались изъятые у них ценности" (Ф. Т. Фомин "Записки старого чекиста" — глава "Ночная схватка").

Подобная ставка в деятельности ВЧК и её местных органов в 1918–1919 годах, на доносы, как на почти единственный источник информации приводила к тому, что подпольные организации различных в то время антибольшевистских сил вскрывались только после того когда они своими действиями успевали нанести значительный ущерб Советской власти и её различным органам. Одним из наиболее ярких примеров этого является взрыв 25 сентября 1919, в здании Московского горкома РКП (б) в Леонтьевском переулк в результате которого погибли 12 человек, и ещё 55 получили ранения.

Первоначально Московская ЧК приписало этот взрыв белогвардейцам, хотя ни до ни после подпольным белогвардейским организациям террор не был присущ. Это был метод левых эсеров.

Истинные виновные были обнаружены случайно, когда вскоре после этого террористического акта, в одном из вагонов поезда Москва — Брянск, в разговор рабочих и красноармейцев обсуждавших это событие и вовсю проклинавших белогвардейцев внезапно включилась какая-то девушка, которая заявила что взрыв был организован не белыми, а анархистами — истинными революционерами и защитниками народа от большевистского произвола. Такая трактовка этого события настолько заинтересовала красноармейцев, что они задержали девицу и на ближайшей станции передали сотруднику транспортной ЧК. После этого у неё при обыске было обнаружено письмо одного из лидеров подпольной анархисткой террористической организации "Набат" своим соратникам в Брянске, котором сообщалось что взрыв в здании Московского горкома РКП (б) произведён этой организацией. ("Особое задание"… — с.61).

В ходе расследования этого террористического акта Московской ЧК, организатор теракта Казимир Ковалевич и бомбометатель Пётр Соболев были убиты при попытке их задержании, так как отчаянно отстреливались и бросали бомбы. Ещё семь анархистов совершили самоподрыв дачи на станции Красково, когда поняли, что окружены чекистами. Ещё один, некий Барановский, остался в живых и был арестован. Восемь участников подготовки теракта — Гречаников, Цинципер, Домбровский, Восходов, Николаев, Исаев, Хлебныйский и уже упоминавшийся Барановский — были расстреляны по постановлению МЧК". (А. Соловьёв "Взрыв в Леонтьевском переулке" из книги "Волки гибнут в капканах" — М.: "Воениздат". 1976).

Как оказалось до этого ни ВЧК ни Московская ЧК о существовании данной анархо-террористической организации с центром в Москве даже не подозревали. То есть спустя почти два года с момента своего создания ВЧК и Московская ЧК, так и не наладили агентурную работу в анархистких кругах Москвы.

Глава IV. Деятельность ВЧК в декабре 1917 — апреле 1918 года

Часть 1. Разгром тайных офицерских организаций в Петрограде в декабре 1917 — январе 1918 года

После прихода большевиков к власти наиболее опасные для Советской власти очаги контрреволюции образовались на Дону и Южном Урале, где антисоветские мятежи подняли белогвардейские казачьи атаманы Каледин и Дутов.

Для того чтобы стянуть в эти районы в качестве командного состава как большее контрреволюционно настроенных офицеров, различные антибольшевистские организации как политические так и чисто военные в Петрограде и Москве, а так же некоторых других городах вербовочные пункты, в задачу которых входила вербовка и отправка на Дон и в Оренбургские степи офицеров, а также других лиц, недовольных Советской властью. С этой формой контрреволюционной деятельности большевики столкнулись уже в начале ноября (по старому стилю) 1917 года.

Сразу же этой проблемой пришлось заниматься ВРК и "Комитету по борьбе с погромами" ("75-й комнате"), а затем после ликвидации ВРК, эта борьба стала одним из основных направлений в деятельности ВЧК.

Что касается начала этой борьбы, тогда ещё со стороны Военно-революционного комитета, то ВРК не имея в своём распоряжении агентурно-осведомительного аппарата, первую очередь обратил внимание на такую тогда вполне легальную форму офицерской самоорганизации, которой в тогдашнем Петрограде являлись различные офицерские клубы.

Вот что по данному поводу писал в своих мемуарах "Записки коменданта Московского Кремля" П. Д. Мальков, который в ноябре 1917 был комендантом Смольного:

"Понемногу я осваивался со своими комендантскими обязанностями, налаживал охрану. Однажды вечером — звонок. Беру телефонную трубку, слышу голос Варлама Александровича Аванесова: — Зайди в Ревком, срочно. Поднимаюсь на третий этаж. В просторной комнате Военно-революционного комитета, как всегда, людно. У большого длинного стола сидит несколько человек: Дзержинский, Аванесов, Гусев… У стены, прямо на полу, кинуты матрацы. Здесь спят в минуты коротких передышек члены Ревкома.

Феликс Эдмундович поднял от разложенных на столе бумаг утомленные глаза, приветливо улыбнулся, кивнул на стул:

— Садись!

— Ты про офицерские клубы слыхал? — обратился ко мне Аванесов. — Знаешь, что это такое?

— Слыхать слыхал, только знать их не очень знаю, бывать там не доводилось.

— Ну вот, теперь побываешь… Развелось в Питере этих офицерских клубов, как поганых грибов после дождя. И в полковых собраниях, и в гостиницах, и на частных квартирах. Идет там сплошной картеж, пьянка, разврат. Но это хоть и мерзость порядочная, но все же полбеды. Дело обстоит хуже: есть данные, что кое-какие из этих клубов превратились в рассадники контрреволюции. Надо прощупать. Возьми четыре-пять матросов порешительнее (парод там с оружием, офицеры, всякое может случиться) и поезжай. Карты, вино, конечно, уничтожишь, клуб прикроешь, а наиболее подозрительную публику тащи сюда, здесь разберемся. Вот тебе адрес одного из клубов, с него и начинай.

Я поднялся. — Ясно, — говорю. — Можно отправляться?

— Да, действуй.

Вернулся я в комендатуру, отобрал пять человек матросов поотчаяннее, вызвал грузовик, и мы двинулись. По дороге объяснил ребятам задачу. Главное, говорю, не теряться, действовать быстро, энергично. Не дать господам офицерам прийти в себя, пустить в ход оружие…

Подъехали к большому богатому дому. В некоторых окнах свет, а время позднее, за полночь. Поднялись на второй этаж, толкнул я дверь — отперта.

Входим в просторную прихожую. Вдоль стены — вешалки, на них офицерские шинели, роскошные шубы, дамские и мужские. Возле большого, в человеческий рост, зеркала на стуле дремлет швейцар. В прихожей несколько дверей, из-за одной доносится сдержанный гул голосов, отдельные выкрики, женский смех, визг.

Увидев нас, швейцар стремительно вскочил, испуганно заморгал. Я молча приложил палец к губам, а другой рукой угрожающе похлопал по пистолету, заткнутому за пояс. Швейцар понимающе кивнул. Вижу, мужик соображает, можно договориться. Говорю ему шепотом: — Ну — ка, объясняй географию: что тут за заведение, сколько комнат, как расположены. Много ли сейчас народу, что за публика?

Через несколько минут все стало ясно; большая двустворчатая дверь слева ведет в главный зал, там идет картежная игра. За этим залом две комнаты поменьше — буфет. За буфетом — кухня, в ней "гости" не бывают. Дверь прямо — в туалет, направо — в коридор, вдоль которого расположено несколько небольших комнат. Отдельные кабинеты.

— Только в отдельных кабинетах сейчас редко кто бывает, — пояснил швейцар, — не только господа офицеры, даже дамы совсем стыд потеряли, безобразничают на глазах у всех, в общем зале. Иной раз такое вытворяют, смотреть тошно.

— Ладно, — перебил я швейцара, — безобразия эти прекратим, лавочку вашу прикроем.

Быстро, на ходу наметили план действий: один из матросов остается в прихожей, на всякий случай, если кто попытается бежать. Он же караулит дверь в коридор с отдельными кабинетами. Остальные — в зал: двое остаются в главном зале, трое — в буфетные, собираем всех посетителей, проверяем документы, а там видно будет. Оружие пускать в ход только в крайнем случае.

Выхватили мы пистолеты, дверь — настежь и в зал: — Руки вверх! Сидеть по местам, не шевелиться. Мгновенно воцарилась мертвая тишина. Послышалось было пьяное бормотание, истерическое женское всхлипывание, и вновь все смолкло. Я быстро оглянулся вокруг. В огромной, с высоким потолком комнате по стенам стояло десятка полтора-два столиков. В центре — свободное пространство. Большинство столиков покрыто зеленым сукном, на них — груды бумажных денег, золото, игральные карты. Несколько столов побольше уставлены закусками, бутылками, бокалами вперемежку с грязной посудой. Вокруг столиков преимущественно офицеры, есть и штатские, несколько роскошно одетых женщин. Одни сидят за столом — таких большинство, — другие сгрудились за спинами игроков вокруг нескольких столиков, где, по-видимому, идет самая крупная игра. Вдоль стен, между столиками, мягкие невысокие диваны. На них тоже офицеры и полуобнаженные женщины. В воздухе плавают густые облака табачного дыма, стоит запах пролитого вина, спиртного перегара, крепких духов. Лица почти у всех землистые, обрюзгшие, под глазами темные круги.

— Советую вести себя спокойно, сидеть на местах. Оружие — на стол, документы тоже. У кого в порядке — отпустим. В случае сопротивления церемониться не будем. Я многозначительно глянул на свой пистолет.

За столиками засуетились. С мягким стуком на зеленое сукно ложились наганы, офицерские смит-вессоны, браунинги. Из карманов поспешно вытаскивали офицерские удостоверения, паспорта, разные бумажки. Только, что за чудо? Чем больше на столах оружия и документов, тем меньше денег. Вороха банкнот буквально тают на глазах, исчезая, как видно, в карманах игроков. И делается это так ловко, что ничего и не заметишь. Я на мгновение задумался. Насчет денег указаний никаких не было, не говорилось и о личном обыске. Эх, думаю, чего тут церемониться!

— Денег на столах не трогать, они конфискованы! Тут послышался сдержанный гул, отдельные возгласы. Я чуть повысил голос, и все опять смолкло.

Пока господа офицеры и прочие выкладывали оружие и документы да совали потихоньку деньги в карманы, из буфетной привели еще нескольких посетителей заведения. Кое — кто из них едва держался на ногах, таких ребята не очень почтительно подталкивали в спину. Мы начали проверять документы, а одного из матросов я послал, на всякий случаи, на кухню посмотреть, нет ли кого там, да заодно раздобыть несколько мешков. Вскоре он вернулся, доложил, что ничего подозрительного на кухне не обнаружил, и принес три мешка.

Проверка документов продолжалась. Тем, у кого они были в порядке, мы предлагали тут же убраться вон. Повторять просьбу не приходилось, и зал постепенно пустел. Тем временем я взял один из мешков и сгреб в него со столов все деньги и карты. В другой сложил оружие. Затем принялся за вино. Набил порожний мешок бутылками и поволок в туалетную комнату. Одну за другой отбивал горлышки у бутылок и содержимое выливал в раковину. Пока я разделывался с вином, ребята закончили проверку документов. Человек десять офицеров, показавшихся подозрительными, задержали, а остальных выпроводили.

Собрал я всю прислугу и говорю: — Кто тут у вас главный, разобрать трудно, да нас это и не касается. Зарубите себе на носу и передайте своим хозяевам: ваше заведение по распоряжению Ревкома закрываем. Если что-нибудь такое еще раз обнаружим, всех заберем. Разговор тогда будет коротким.

Вывели мы задержанных, посадили в грузовик и двинулись в Смольный. Оружие, деньги и задержанных офицеров я сдал в Ревком, а ребят отпустил отдыхать. Ночь кончилась, наступило утро. Следующей ночью опять пришлось ехать другой офицерский клуб закрывать, а там — еще и еще.". (П. Д. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля"… — часть 1. "Петроград, Смольный" — раздел "Текущие дела коменданта").

Затем стала поступать информация из других источников и даже стали проводиться операции по агентурному внедрению в офицерскую среду. Так, например, в конце ноября (по старому стилю)1917, некоторые сотрудники Главного штаба старой армии, лояльно настроенные к Советской власти, обратили внимание на то, что в Главный штаб стали часто приходить бывшие офицеры, которые требовали выдать им документы, удостоверяющие их службу в старой армии и воинский чин. На вопросы сотрудников, для чего нужны им документы, офицеры давали невразумительные ответы и старались быстро скрыться. О подозрительном поведении офицеров кто-то из сотрудников сообщил в ВЧК. Сигналы о группировании офицеров в Петрограде и их связях с Калединым, ВЧК имела и до этого случая, поэтому после получения этого сообщения Дзержинский срочно созвал оперативное совещание членов Коллегии ВЧК и предложил серьезно заняться офицерами.

— В этой враждебной нам среде, — говорил Дзержинский, — у нас нет своих людей, и нам не на кого опереться. Единственный выход — внедриться туда кому-нибудь из чекистов. Правда, это предприятие связано с большим риском и опасностью. Но других средств у нас нет. Надо действовать быстро и решительно. Туда следует послать товарища, который редко бывает в городе и меньше других известен как сотрудник ВЧК. В ответ, присутствовавший на совещании секретарь Коллегии ВЧК Иван Ильич Ильин (бывший слесарь Путиловского завода) предложил для выполнения этого задания свою кандидатуру.

Вот что он об этом писал в дальнейшем в своих воспоминаниях: "Разрешите мне, Феликс Эдмундович, — встал и сказал я. — Из — за занятости внутренними делами комиссии я совсем не выезжаю на операции. В городе меня вряд ли кто знает. Мое заявление было неожиданным для присутствующих. Оно несколько удивило и в то же время обрадовало председателя ВЧК.

— Как смотрите, товарищи, подойдет Ильин для этой роли? — обратился Дзержинский к членам коллегии.

Все члены коллегии поддержали мою кандидатуру, обязав меня тщательно подготовиться к выполнению оперативного задания.

Яков Христофорович Петерс, ведавший отделом по борьбе с контрреволюцией, нашел в архиве градоначальства личные документы умершего поручика князя Мещерского и передал их мне. Достали офицерское обмундирование. И вот я, в аккуратно подогнанной офицерской форме, под видом безработного военного специалиста стал завсегдатаем тех кафе и ресторанов на Невском проспекте, которые часто посещались бывшими офицерами. Уже через два-три дня мне удалось познакомиться и подружиться с одним из офицеров, который по секрету рассказал мне о существовании подпольной организации по набору и отправке ударных отрядов офицеров на Дон к генералу Каледину. Новоявленный "друг" стал усиленно уговаривать меня записаться в отряд ударников, обещая при этом деньги и разные привилегии. После некоторых "колебаний" и "сомнений" я "согласился" поехать на Дон.

Вскоре в кафе Филиппова на Невском я был представлен главарю организации, штабс-капитану под кличкой "Орел". Он внимательно проверил мои документы, выслушал рекомендации "друга" и объявил, что он включает меня в отряд ударников. Я обязан был ежедневно приходить в кафе на обед и ужин и всякий раз быть готовым для отъезда. На текущие расходы Орел выдал мне какую-то сумму денег.

Так была достигнута поставленная Дзержинским цель — внедриться в белогвардейскую организацию. В ту же ночь я доложил об этом Феликсу Эдмундовичу и Якову Христофоровичу. Они одобрили мои действия и предупредили о необходимости соблюдения бдительности и осторожности. Договорились и о связи с ВЧК на случай выезда отряда из города.

Около двух недель я обедал и ужинал в кафе Филиппова, встречаясь со старыми и новыми "друзьями", гадая о том, что нас ждет в будущем. Наконец нам объявили собраться всем в большом кафе на углу Невского проспекта и Николаевской улицы. Я понял, что приближается развязка, но как сообщить в ВЧК? Наблюдение участников организации друг за другом стало более пристальным. Отлучаться поодиночке никому не разрешалось. Тем временем в назначенный час собралось 50 офицеров. Орел объявил о предстоящем отъезде на юг и выдал каждому по 300 рублей на дорогу. На радостях стали заказывать вино и закуски. За ужином уточняли план выезда из города и путь следования до Ростова.

А меня мучила мысль: "Как сообщить Дзержинскому? Ведь, лучшего момента для ликвидации заговора не дождешься. Такого случая упустить нельзя! Внимательно слежу за обстановкой и жду повода отлучиться. Некоторые ударники настолько напились, что им стало дурно. Я притворился пьяным, закрыл платком рот, выбежал на улицу, стремительно влетел в телефонную будку, набрал номер Дзержинского: "Все в сборе перед отъездом, адрес кафе — угол Невского и Николаевской. — Жди наряд", — услышал я ответ. Спокойно возвращаюсь в зал. Незаметно обозреваю присутствующих. "Кажется, никто не обратил внимания. Значит, номер прошел. На всякий случай руку держу в кармане, в котором револьвер с шестью патронами.

Не прошло и получаса, как в кафе ворвалась группа чекистов с револьверами и гранатами в руках. Впереди Петерс — Ни с места, господа! Здание окружено! Попытки бегства бесполезны! раздался громкий и твердый голос Петерса.

Однако кое-кто попытался уйти. Я бросился к черному ходу, куда побежал Орел. — Стойте! — крикнул я, наставив наган в его грудь".

Далее по воспоминаниям Ильина, вскоре после этого ВЧК, вскрыла в Петрограде еще одну офицерскую возглавлявшуюся генералом Хомутовым. При аресте Хомутова сотрудники ВЧК обнаружили два письма. В одном из них, отправленном из ставки Корнилова, Хомутову предлагалось выжидать в Петрограде особых событий. Из содержания письма также явствовало, что в Петрограде действует еще несколько белогвардейских организаций.

Получив эти сведения, чекисты усилили поиски белогвардейцев. Из воспоминаний И. Ильина: " Не прошло и нескольких дней, как нами был арестован полковник Чеченского полка Гейман. У него нашли письмо и записную книжку с вытравленными адресами. Большую часть адресов удалось восстановить. Это помогло выявить офицерскую организацию "Военная лига". Она занималась подготовкой контрреволюционного мятежа. Многие участники "Военной лиги" были арестованы".

За "Военной лигой" в Петрограде последовал разгром официально существовавшей организации "Союз георгиевских кавалеров". Под прикрытием "культурно-просветительной" работы "Союз георгиевских кавалеров" проводил подготовку к вооруженному восстанию против Советской власти.

Руководители "Союз георгиевских кавалеров", почему-то были убеждены в том, что их истинная деятельность неизвестна советским органам государственной безопасности. Поэтому, в январе 1918 года они даже приняли решение просить Совет Народных Комиссаров поручить их союзу сбор на фронте оружия и военного снаряжения. Таким путем они рассчитывали вооружить свои отряды.

В разоблачении "Союза георгиевских кавалеров" помогли некоторые из его членов. Один из них некто Спиридов явился в Смольный и сообщил, что ему предложено 20 тысяч рублей за убийство В. И. Ленина. Получив сведения о враждебных намерениях этогог Союза, чекисты произвели внезапный обыск в занимаемом им помещении и нашли материалы о его подрывной работе. Следствием было установлено, что "Союз георгиевских кавалеров" готовил покушение на В. И. Ленина и обсуждал план увоза его из Петрограда с целью расправы.

В процессе ликвидации больших и малых офицерских заговоров сначала ВРК вместе с "75-й комнатой", а и ВЧК неоднократно обнаруживали связь между ними и иностранными посольствами. В связи с этим 21 декабря 1917 г. Совет Народных Комиссаров вынужден был рассматривать вопрос о "тактике и мерах пресечения контрреволюционной деятельности французской миссии" ("Известия ВЦИК" от 7 марта 1918 — № 42).

Подрывную работу проводили и другие дипломатические миссии европейских стран и США. Государственный секретарь США Лансинг в начале декабря 1917, дал указание американскому послу в Лондоне тайно предоставить атаману Каледину заем, используя посредничество английского или французского правительства. "Вы, конечно, понимаете, — предупреждал посла Лансинг, что следует действовать без промедления и внушить тем, с кем вы будете разговаривать, необходимость держать в тайне сочувствие, а тем более финансовую помощь Соединенных Штатов движению Каледина". (ГАРФ ф. 130, on. 1, д. 1, л. 47 об.).

На основе этих и многих других фактов в советской печати были опубликованы материалы о тайных сношениях американского посольства с Калединым. Публикуя изобличающие американского посла в России Фрэнсиса материалы, газета "Известия ВЦИК" писала: "Слово за господином Фрэнсисом. Слово за теми, кто его сюда послал". (М. Сейере и А. Кан "Тайная воина против Советской России" — М., 1947. — с. 20–21).

Фрэнсис с невинным видом заявил, что он знать ничего не знает о казачьем атамане. В телеграмме государственному секретарю Лансингу от 22 декабря 1917, он сообщил о принимаемых им мерах для обмана общественного мнения. "Я даю для печати заявление, где категорически отрицаю связь или осведомленность о движении Каледина, ссылаюсь на ваши определенные повторные указания не вмешиваться во внутренние дела, утверждаю, что следовал им в точности". ("Известия ВЦИК" от 9 декабря 1917 — № 247).

Те временем в ходе следствия по делам раскрытых ранее офицерских организаций ВЧК обнаружила деятельность тайной организации во главе с полковником Андреем Колпашниковым. В отличии от других организаций она отправляла из Петрограда в расположение Донского Казачьего войска не офицеров, а автомобильную технику и другие технические средства и армейское снаряжение. Организация Колпашникова была тесно связана с американским посольством в Петрограде и находившейся там же миссии Американского Красного Креста

Полковник Колпашников, работавший некоторое время в американском Красном Кресте в Румынии, пользуясь документами, выданными американским послом Френсисом, пытался перевезти из Петрограда в Ростов для Каледина десятки грузовых и санитарных автомобилей, медицинское оборудование и много других материалов военного назначения.

Для осуществления этой операции американское посольство выдало Колпашникову 100 тысяч рублей. На эти деньги он успел сформировать специальный эшелон и частично погрузить в него 70 автомашин, а так же другое военное снаряжение. Однако отправить этот эшелон в Ростов — на — Дону к атаману Каледину ему не удалось, его организация была разгромлена, а сам полковник арестован.

Вскоре по заданию Дзержинский И. И. Ильин приступил к раскрытию другой офицерской организации. Вот как он описывал это в своих воспоминаниях:

— Вы, Иван Ильич, хорошо справились с задачей раскрытия организации калединцев, — сказал Феликс Эдмундович на очередном заседании коллегии. Теперь мы поручаем вам новое задание. Надо арестовать генерала Скугар-Скварского — одного из главарей опаснейшей контрреволюционной организации "Возрождение России".

Учтите, — продолжал Дзержинский, — это хитрый и опасный враг. Он может оказать вооруженное сопротивление. Будьте внимательны и осторожны.

На операцию я отправился с двумя бойцами из отряда ВЧК. Скугар-Скварский проживал на Морской улице и занимал квартиру из десяти комнат. В целях гласности операции мы пригласили с собой дворника дома.

Дверь открыла нам горничная. На мой вопрос, дома ли хозяин, она ответила неопределенно — Не знаю. Я только что пришла с улицы.

Оставив одного бойца у парадных дверей, а другого у черного выхода, я с дворником отправился искать генерала. Мы прошли несколько комнат и оказались в кабинете. Ни генерала, ни членов его семьи в квартире не обнаружили. Тогда я решил взять документы из стола и оставить в квартире засаду. Только я приступил к изъятию документов из стола, как из-за ширмы выскочил Скугар-Скварский с браунингом в руке. Я отвел левой рукой браунинг в сторону, а правой наставил наган на противника.

Но раздался выстрел, и моя рука была прострелена. На выстрел прибежали бойцы. Генерал был обезоружен.

В дальнейшем по показаниям генерала Скугар-Скварского были установлены и арестованы все другие члены главного штаба контрреволюционной организации "Возрождение России". ("Особое задание"… — с. 45–49).

Завершились операции по разгрому офицерских организаций в Петрограде только к концу февраля 1918, когда ВЧК были в течении этого месяца ликвидированы, такие из них как: "Все для родины", "Белый крест", "Черная точка", "Союз помощи офицерам — инвалидам", "Военная лига", "Возрождение России", "Союз реальной помощи", "Союз георгиевских кавалеров".

Среди раскрытых ВЧК в период германского наступления в феврале 1918 года офицерских заговоров, одним из самых опасных оказался монархический заговор под руководством офицера по фамилии Михель, имевший целью путем организации восстания в Петрограде облегчить немецким империалистам захват советской столицы. Участник этого заговора капитан Наумов по подложным документам прибыл в Царское Село и, войдя в доверие Царскосельского Совета, приступил к формированию под видом красногвардейского отряда контрреволюционной офицерской организации. В этот отряд под видом рабочих и революционных солдат из Петрограда направлялись контрреволюционно настроенные офицеры. Предполагалось, что после отправки отряда Наумова на фронт он ударит в тыл красногвардейским частям. В это же время другая часть организации должна была поднять восстание в самом Петрограде.

Оценивая работу ВЧК по ликвидации офицерских организаций ЦК РКП (б), отмечал, что "благодаря энергичной работе ЧК, пролетариату и Советской власти удалось в корне пресечь формирование контрреволюционных офицерских частей на территории Советской республики, уничтожить вербовочные организации контрреволюционных центров Краснова, Алексеева, Деникина и прочих". (Ленинский сборник — т. 21- с. 111).

Что касается провинции, то в статье А. Старостина "Начало борьбы" опубликованной в в 1959 году, в одном из номеров журнала "Уральский следопыт", было дано подробное описание разгрома одного из таких вербовочных офицерских организаций, находившейся в Екатеринбурге и работавшей на атамана Дутова: "Показательным в этом отношении является дело Екатеринбургской вербовочной организации. Через Екатеринбург двигались десятки воинских эшелонов с казаками, возвращавшимися с фронтов империалистической войны. Казаки ехали в станицы в полном боевом снаряжении. Агенты Дутова вели среди них агитационную работу, уговаривая присоединиться к мятежу уральского казачества. Усиленные отряды екатеринбургской Красной гвардии круглосуточно дежурили на вокзале, разоружая прибывающие эшелоны. Большую помощь местным красногвардейцам оказывали балтийские матросы, присланные на Урал ЦК РКП (б) и Петроградским ВРК.

Как-то ранним ноябрьским утром отряд матросов — балтийцев, возвращавшийся после дежурства на вокзале, наткнулся на человека, лежавшего на тротуаре. Руководитель отряда — начальник штаба екатеринбургской Красной гвардии, бывший кочегар линейного корабля "Заря свободы" П. Д. Хохряков зажег спичку. На земле без сознания лежал молодой офицер. Под ним растекалась кровавая лужа, грудь тяжело подымалась. Документов у раненого не оказалось, но в одном из карманов было обнаружено письмо к девушке. В нем сообщалось о какой-то "среде подлых людей" и о каком-то "ужасном деле". Пострадавшего доставили в больницу. У него оказались две тяжелые ножевые раны.

Через два дня офицер пришел в себя. Он рассказал дежурившему у его постели матросу Сергею Дьячкову о контрреволюционной организации, связанной с Дутовым, и назвал адреса и фамилии известных ему заговорщиков. Решено было произвести обыск во всех названных квартирах. Красногвардейцам удалось задержать много белогвардейских офицеров и среди них — казачьего подъесаула, прибывшего в Екатеринбург по заданию Дутова.

Допросы вели матрос П. Д. Хохряков и старый революционер, участник революции 1905 года на Урале П. 3. Ермаков. Подъесаул долго отпирался, доказывая, что приехал в Екатеринбург в поисках "богатой невесты", так как отец не давал на жизнь ни гроша, считая его кутилой и игроком.

Выслушав "исповедь" офицера, П. 3. Ермаков напомнил ему, что несколько дней назад тот выступал на совещании белогвардейской организации не как искатель "богатой невесты", а как уполномоченный Дутова и в подтверждение показывал официальное удостоверение. Подъесаул понял, что дальше отпираться бессмысленно, и назвал адрес основной конспиративной квартиры, где собирались главари так называемого "Союза фронтовых офицеров". Прибыв по указанному адресу, красногвардейцы произвели тщательный обыск: осмотрели весь дом, искали на кухне, в столовой, в спальнях, простукивали стены, заглядывали за рамы, но ничего не нашли.

Тут внимание Хохрякова привлек большой тульский самовар, который стоял на кухонном столе. Матросу бросилось в глаза, что самовар и труба к нему у хозяина имелись, а отверстия для самоварной трубы в печи не было.

По приказу своего командира Дьячков принялся за печь. На пол полетели известка, глина, и вскоре открылось заделанное кирпичом отверстие для самоварной трубы. Здесь хранились свертки с документами контрреволюционной организации.

Так тульский самовар "подвел" белогвардейских агентов, вербовавших добровольцев в банды Дутова и готовивших антисоветское выступление в самом Екатеринбурге". (А. Старостина "Начало борьбы" — журнал "Уральский следопыт" -1959 — № 2 — с. 44–48).

Часть 2. Подготовка советских органов государственно безопасности к открытию Учредительного Собрания в Петрограде и его последующий разгон

Нужно отметить, что вся эта рассмотренная в предыдущих главах и предыдущей части этой главы, борьба "75-й комнаты" во главе с Бонч-Бруевичем и ВЧК во главе с Дзержинским, с различными тайными офицерскими организациями и чиновничьим саботажем в Петрограде и Москве, оказалась детской игрой на лужайке по сравнению со вставшей в начале января 1917 года (по старому стилю), перед большевиками и их союзниками левыми эсерами, угрозой их власти со стороны Учредительного Собрания, которое должно было открыться 5 (18) января 1918 года.

Созыв Учредительного собрания был одной из первоочередных задач Временного правительства. Само название — "Временное правительство", исходило из идеи буржуазных партий создавших Временное правительство и прежде всего кадетов, о так называемой "непредрешенности" устройства власти в России после свержения монархии. По планам буржуазных партий образовавших Временное правительство именно Учредительное Собрание должно покончить с этой "непредрешённостью" определив дальнейшее политическое и социально-экономическое устройство новой России. Но, при этом, Временное правительство вплоть до своего свержения, так и ничего не сделало для подготовки и проведения выборов в Учредительное Собрание.

После свержения большевиками Временного правительства 25–26 октября (7–8 ноября) 1917, вопрос об Учредительном собрании стал для всех партий первостепенным. Большевики, опасаясь недовольства народа, так как идея созыва Учредительного собрания была очень популярна, решили ускорить намеченные Временным правительством выборы в него. На следующий день после прихода большевиков к власти 27 октября (9 ноября) 1917, Их правительство в лице Совета народных комиссаров приняло и опубликовало за подписью В. И. Ленина постановление о проведении в назначенный ранее срок, то есть 12 (25) ноября 1917, всеобщих выборов в Учредительное собрание.

В выборах приняли участие меньше 50 % избирателей. Всего было избрано 715 депутатов, из которых 370 мандатов или 52 % получили правые эсеры и центристы, 175 (25 %) — большевики, 40 (6 %) — левые эсеры, 17 — кадеты, 15 — меньшевики, 86 — депутаты от национальных групп. Таким образом, квалифицированное большинство в Учредительном Собрании или 51,7 % депутатов имели правые эсеры (вместе с меньшевиками 55 %), большевики — 24,5 %, левые эсеры — 5,6 %, кадеты 2,4 %, меньшевики — 2,1 %.

Кроме того, в состав Собрания были избраны такие к тому моменту одиозные политики, как Керенский, атаманы Дутов и Каледин, а так же один из ведущих лидеров украинских националистов — генеральный секретарь по военным делам правительства Украинской Народной Республики — Симон Петлюра.

Результаты выборов в разных регионах резко различались: так, в Петрограде в выборах участвовало около 930 тыс. человек, за большевиков было подано 45 % голосов, за кадетов — 27 %, за эсеров — 17 %. В Москве большевики получили 48 %, на Северном фронте — 56 %, а на Западном — 67 %; на Балтийском флоте — 58,2 %, в 20 округах Северо-Западного и Центрального промышленных районов — в общей сложности 53,1 %.

Таким образом, большевики набрали наибольшее количество голосов в Петрограде и Москве, в больших промышленных городах, Северном и Западном фронтах, а также Балтийском флоте. В то же время эсеры лидировали за счёт непромышленных районов и южных фронтов.

Результаты выборов в Учредительное Собрание поставили под дальнейшее пребывание большевиков и левых эсеров у власти. Поэтому, правящая коалиция большевиков и левых эсеров, сразу после подсчёта голосов на выборах в Учредительное Собрание, принимает решение разогнать его как контрреволюционное. К тому же с самого начала резко против идеи Учредительного Собрания был настроен Ленин. Суханов Н. Н. в своей фундаментальной работе "Записки о революции" утверждал, что Ленин уже после своего прибытия из эмиграции в апреле 1917 года считал Учредительное собрание "либеральной затеей". Один из ближайших сподвижников Ленина комиссар по делам пропаганды, печати и агитации Северной области Володарский, тогда же заявлял, что "массы в России, никогда не страдали парламентским кретинизмом", и "если массы ошибутся с избирательными бюллетенями, им придётся взяться за другое оружие". Кроме того, правые эсеры, составлявшие самую большую фракцию Учредительного Собрания, были сторонниками продолжения "войны до победного конца", что обеспечивало поддержку разгона Учредительного Собрания основной массой солдат и матросов.

При обсуждении в ЦК большевистской партии вопроса о судьбе Учредительного Собрания Каменев, Рыков, Милютин выступают с "проучредиловских" позиций. Сталин 20 ноября 1917, предлагает отсрочить созыв Собрания. Наркоминдел Троцкий и сопредседатель большевистской фракции в будущем Учредительном Собрании Бухарин предлагали вместо Учредительного Собрания созватьтак называемый "Революционый Конвент" из большевистской и левоэсеровской фракций Учредительного Собрания, по аналогии с событиями Французской революции. Эту точку зрения поддерживает также левый эсер Натансон.

По воспоминаниям Троцкого незадолго до созыва Учредительного Собрания к Ленину и Троцкому зашёл Марк Натансон — старейший член ЦК партии левых эсеров и с первых слов сказал: "А ведь придется, пожалуй, разогнать Учредительное собрание силой" — Браво! — воскликнул Ленин. — Что верно, то верно! А пойдут ли на это ваши?" — "У нас некоторые колебания, но я думаю, что в конце концов согласятся".

26 ноября 1917 председатель Совнаркома Ленин подписывает декрет "К открытию Учредительного собрания", потребовавший для его открытия кворума в 400 человек, причём открывать Собрание должно было, согласно декрету, лицо, уполномоченное Совнаркомом, то есть большевик. Таким образом, большевикам удалось отсрочить открытие Собрания до момента, когда в Петрограде соберутся его 400 делегатов.

28 ноября 1917 в Петрограде собираются 60 делегатов Учредительного Собрания, в основном — правых эсеров, которые пытаются начать работу Собрания. В тот же день Ленин объявляет вне закона партию кадетов, выпустив декрет "Об аресте вождей гражданской войны против революции". Сталин комментирует это решение словами: "Мы определенно должны добить кадетов, или они нас добьют". Левые эсеры, в целом приветствуя этот шаг, выражая своё недовольство лишь тем, что подобное решение было принято большевиками без согласования с ними. Большевиками закрывается кадетская газета "Речь", которая через две недели вновь открывается под названием "Наш век".

В целом внутрипартийная дискуссия среди большевиков о судьбе Учредительного Собрания, заканчивается победой Ленина. 11 декабря 1917 он добивается переизбрания бюро большевистской фракции в Учредительном Собрании, часть членов которого высказалась против разгона. 12 декабря 1917 Ленин составляет "Тезисы об Учредительном собрании", в которых заявляет, что "Всякая попытка, прямая или косвенная, рассматривать вопрос об Учредительном собрании с формальной юридической стороны, в рамках обычной буржуазной демократии, вне учета классовой борьбы и гражданской войны является изменой делу пролетариата и переходом на точку зрения буржуазии", а лозунг "Вся власть Учредительному собранию" был объявлен контрреволюционным, означающим "Долой Советы!".

20 декабря 1917, Совнарком принимает решение открыть работу Собрания 5 (18) января 1918 года. В противовес Учредительному собранию большевики и левые эсеры готовятся созвать III Всероссийский Съезд Советов в январе 1918 года. 23 декабря в Петрограде вводится военное положение.

Эти планы большевиков и левых эсеров не остаются незамеченными их политическими противниками и 23 ноября (6 декабря) 1917 в Петрограде правые эсеры вместе со своими политичскими союзниками создают, так называемый "Союз защиты Учредительного собрания". В нём с правыми эсерами объединились меньшевики, народные социалисты, кадеты, представители руководства отдельных профсоюзов и кооперативов. Председателем этого союза был избран правый эсер В. Н. Филипповский.

"Союз защиты Учредительного собрания", вёл агитацию за переход всей власти к Учредительному собранию, пытался создать свои вооруженные силы, участвовал в подготовке демонстраций в поддержку Учредительного Собрания Петрограде 28 ноября (11 декабря) 1917 и 5 (18) января 1918, издавал "Известия Союза защиты Учредительного собрания" (Петроград, декабрь 1917 — январь 1918), распространил свыше 200 тыс. листовок.

Не ограничиваясь политическими действиями противники большевиков начинают вооруженную борьбу. 1 (14) января 1918 происходит демонстративное покушение на Ленина. По машине, в которой ехал Ленин, было произведено несколько выстрелов из револьверов и пистолетов. И одна или две пули попали внутрь машины.

Расследование этого покушения вели сотрудники возглавляемого В. Д. Бонч-Бруевичем "Комитета по борьбе с погромами" ("75-я комната"). Однако поначалу никаких "зацепок" найти не удалось. Лишь пару недель спустя в Смольный пришло письмо, автором которого оказался бывший председатель солдатского комитета разведчиков одного из пехотных полков находившегося в Петрограде — Яков Спиридонов. Он сообщил, что за Лениным установлена слежка с целью его убийства или похищения. Участвуют в данной контрреволюционной акции бывшие офицеры — члены "Петроградского союза георгиевских кавалеров". По наводке Спиридонова через несколько дней были арестованы некоторые из этих людей, в том числе председатель союза Осьминин.

В результате выяснилось, что покушение на Ленина 1 (14) января 1918- тоже дело "георгиевцев". Один из арестованных, бывший офицер Г. Ушаков сообщил некоторые подробности неудавшегося "новогоднего" теракта. Он рассказал, в частности, что предполагалось взорвать ленинскую машину ручной бомбой, однако такой замысел сорвался, и главным виновником неудачи стал один из заговорщиков, капитан Зенькевич. Вместе с военным врачом Некрасовым он следил, в какую машину сядет Владимир Ильич. По разработанному плану, Зенькевич должен был в тот момент, когда этот автомобиль отъедет от здания Манежа, подать сигнал Ушакову и его напарнику, прятавшимся на подъезде к мосту. Однако такой сигнал Зенькевич подал с опозданием, и потому Ушаков уже не успел изготовиться и бросить бомбу в проезжающий мимо него "Тюрка-Мери". Вместо этого пришлось стрелять из револьверов, что не дало нужного результата, поскольку Фриц Платтен вовремя среагировал и успел прикрыть Ленина от пуль.

С заговорщиками обошлись на редкость милосердно. В те дни как раз обострилась ситуация на фронте под Петроградом. Немцы начали наступление, угрожая взять город. Все арестованные члены "Союза георгиевских кавалеров", которых держали во время следствия в подвалах Смольного под замком, написали заявления о своем раскаянии и желании искупить вину, защищая "колыбель революции" с оружием в руках на фронте. Ленин наложил на это резолюцию: "Дело прекратить, освободить, послать на фронт". Известно, что трое из бывших офицеров отличились, сражаясь с германцами на бронепоезде в районе станции Дно. А некоторые из "георгиевских кавалеров", участвовавших в покушении на Ленина (в том числе и капитан Зенькевич) впоследствии смогли перебраться к белым.

Начавшиеся после покушения на Ленина массовые аресты в Петрограде проводимые в основном "Комитетом по борьбе с погромами" возглавляемого Бонч-Бруевичем и игравшей на тот момент вспомогательную роль Всероссийской Чрезвычайной Комиссией (ВЧК) во главе с Дзержинским и Петроградской ЧК во главе с Урицким, заставили правых эсеров отказаться от прежних планов силового обеспечения созыва и последующей работы Учредительного Собрания. Первоначально правые эсеры предполагали вывести на улицы Петрограда Семеновский и Преображенский полки в сопровождении броневиков Измайловского броневого дивизиона. Готовилось также похищение в качестве заложников Ленина и Троцкого.

Накануне открытия Учредительного собрания ЦК партии правых эсеров поручил члену "Военной комиссии" Паевскому сосредоточить в помещении Московского городского района вооруженный отряд, чтобы с утра 5 января 1918, двинуть его к Таврическому дворцу. Предполагалось по пути присоединить Семеновский и Преображенский полки, броневики, организовать внушительную вооруженную демонстрацию, чтобы перевести ее в восстание, арестовать Совнарком и передать всю власть Учредительному собранию. Но 3 (16) января 1918 руководство правых эсеров отказалось от разработанных ранее "Военной комиссией" их Центрального комитета этих планов, вооруженных и террористических акций к началу открытия Учредительного Собрания, с формулировкой "как несвоевременное и ненадежное деяние". Причиной было то, что броневики Измайловского броневого дивизиона, оказались выведены из строя, пробольшевистски настроенными солдатами — механиками. И, после этого солдаты Семеновского и Преображенского полков, без поддержки броневиков отказались выйти из казарм, а массовой поддержкой рабочих заручиться не удалось. Похищение или же физическое устранение же лидеров большевиков руководство правых эсеров сочло нецелесообразным, так как это по его мнению вызвало бы "Такое возмущение среди рабочих и солдат, что это может окончиться всеобщим погромом интеллигенции. Ведь для многих и многих Ленин и Троцкий популярные вожди".

В свою очередь большевики накануне открытия Учредительного Собрания ввели в Петрограде чрезвычайное положение. 5 (18) января 1918, в "Правде" вышло постановление за подписью члена коллегии ВЧК и главы Петроградской ЧК — М. С. Урицкого, согласно которому, всякие митинги и демонстрации в Петрограде были запрещены в районах, прилегающих к Таврическому дворцу.

Хотя это постановление было подписано Урицким, реальным руководителем режима чрезвычайного положения в Петрограде был назначен В. Д. Бонч-Бруевич. Накануне личная охрана Ленина во главе с Бонч-Бруевичем предприняла беспрецедентные прежде меры по обеспечению безопасности вождя. На это время от должности коменданта Смольного был отстранен Мальков, лавировавший между Лениным и Свердловым.

Об этом Бонч-Бруевич вспоминал следующее: "Меня в дни Учредительного собрания назначили комендантом Смольного и подчинили весь район Смольный — Таврический дворец, с возложением обязанности охраны правительства, как в самом Смольном, так и на пути из Смольного в Таврический Дворец, так и в самом Таврическом дворце. Кроме того, я был ответственен за общий порядок на территории между Смольным и Таврическим дворцом. В день открытия Учредительного собрания в Таврическом дворце я поехал проверить маршрут движения Ленина в Учредительное собрание. Я заранее наметил шофера, автомобиль, маршрут. Все это сохранялось в полной тайне. В Таврическом дворце я еще раз осмотрел комнаты, через которые должен был проходить Ленин, проверил караулы и мандаты лиц, наблюдавших за порядком, и оставил четырех комиссаров 75-й комнаты для охраны Ленина после его прибытия. Вернувшись в Смольный, я проинформировал Ленина об обстановке". (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминания о Ленине" — М.: "Наука", 1969. — с. 159–160, 162, 164, 165).

Так же Бонч-Бруевичу лично Лениным бала вручена инструкция определявшая характер его действий и прежде всего по разгону правоэсеровских манифестаций в поддержку Учредительного Собрания. По свидетельству Бонч-Бруевича инструкция по разгону манифестантов гласила: "Безоружных возвращать обратно. Вооруженных людей, проявляющих враждебные намерения, не допускать близко, убеждать разойтись и не препятствовать караулу выполнять данный ему приказ. В случае невыполнения приказа — обезоружить и арестовать. На вооруженное сопротивление ответить беспощадным вооруженным отпором. В случае появления на демонстрации каких-либо рабочих убеждать их до последней крайности, как заблудившихся товарищей, идущих против своих товарищей и народной власти".

Вечером 4 (17) января 1918, здание Таврического дворца, где должно было открыться Учредительное собрание и территория вокруг него были оцеплены частями латышских стрелков и Литовского полка.

В процессе подготовки к открытию Учредительного Собрания, 5 (18) января 1918, возглавляемый Бонч-Бруевичем. "Комитета по борьбе с погромами", получил сведения о том, что в квартире на улице 5-я Рождественская, дом 10, где проживал прапорщик В. Н. Синебрюхов — бывшего командира 151-го "Добровльческого батальона смерти", сформированного в Петрограде незадолго до Великой Октябрьской социалистической революции и состоявшего преимущественно из студентов и гимназистов, собираются бывшие бойцы этого батальона. Сотрудники комитета явились по этому адресу и в квартире Синебрюхова арестовали бывших подчинённых подчинённых Синебрюхова. Арестованные признались, что явились к Синебрюхову по его приказу, чтобы участвовать в выступлении "в защиту Учредительного собрания". Хозяина квартиры, прапорщика Синебрюхова, в квартире не оказалось: он скрылся. Вскоре остальные бойцы "батальона смерти" были окружены красногвардейцами в помещении курсов Лесгафта, разоружены и распущены. (Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ — бывший ЦГАОР) фонд 336, опись 1, дело 296, лист 72).

Так же в это же время в Петрограде было арестовано руководство "Союза защиты Учредительного Собрания".

Несмотря на все эти превентивные действия большевиков, с утра 5 (18) января 1918 по всему Петрограду начались организованные правыми эсерами демонстрации в поддержку Учредительного Собрания. По разным данным, в этих манифестациях приняло участие от 10 до 100 тысяч человек. Колонны демонстрантов двинувшиеся к Таврическому дворцу были расстреляны рассеяны с применением огнестрельного оружия. Количество погибших при этом оценивалось с разбросом от 8 до 21 человека. Официально была названа цифра 21 человек убитых и несколько сотен раненных Среди погибших были известные на тот момент правоэсеровские активисты Е. С. Горбачевская, Г. И. Логвинов и А. Ефимов. (газета "Известия ВЦИК" от 6 января 1918 года).

В этот же день 5 (18) января 1918 демонстрации в поддержку Учредительного Собрания в Москве, переросли в вооруженное антибольшевистское восстание. Перестрелки в городе длились весь день, было взорвано здание Дорогомиловского районного Совета, при этом погибли начальник штаба Красной гвардии Дорогомиловского района Тяпкин П. Г. и несколько красногвардейцев. По официальным данным в этот день, в Москве было убито более 50 и ранен более 200 человек. (газета "Известия ВЦИК" от 11 (24) января 1918 года).

Эта ситуация в Москве могла бы стать гораздо более критической, если бы не полученные накануне ВЧК сведения о том, что правые эсеры похитили из Кремлёвского Арсенала большое количество винтовок и готовят вооруженное выступление. Сотрудники центрального аппарата ВЧК выехали в Москву и организовали заставы красногвардейцев в важнейших пунктах города. Кроме того в день открытия Учредительного Собрания они арестовали московский комитет правых эсеров, а также лидеров кадетской партии, стоявших во главе готовившегося контрреволюционного восстания. При помощи московских красногвардейцев была окружена демонстрация "дворников". Арестованные "дворники" оказались бывшими полицейскими. У этих "демонстрантов" отобрано свыше сотни револьверов.

Помимо трагедии, события связанные с силовыми действиями вокруг Учредительного Собрания, так же сопровождались и фарсом. Бонч-Бруевич, следующим образом описывает тот трагифарс, произошедший с системой охраны Ленина во время церемонии открытия Учредительного собрания и злую иронию неведомого могущественного врага, которым явно не были правые эсеры или другие на тот момент противники большевиков внутри России: "Наконец наступил момент отъезда Ленина на открытие Учредительного собрания. В Таврическом дворце Ленин вдруг захотел увидеть коменданта дворца — председателя Петроградской ЧК — Урицкого. Отворилась дверь, и вошел Урицкий. Он был расстроен и даже смущен. "Что с вами?", — спросил Ленин. "Шубу сняли, — понизив голос, — ответил Урицкий. — Поехал в Смольный, — продолжал он, — для конспирации на извозчике. А там, в переулке наскочили жулики и говорят: "Снимай, барин, шубу". Пришлось снять. Хорошо, что пропуск был с собой. Вот, отогреваюсь". Ленину было больно и смешно".

Но самое курьезное было в конце, о чем также поведал Бонч-Бруевич: "Незадолго перед роспуском Учредительного собрания Ленин решил покинуть Таврический дворец и вернуться в Смольный. Надевая пальто, Ленин сунул руку в карман, где у него всегда лежал "браунинг". Но пистолета там не было. Осмотрели все карманы, место вокруг вешалки — ничего. Ясно, что пистолет украли". (В. Д. Бонч-Бруевич… — с. 165, 169).

Вот так тонко и ненавязчиво Ленину дали понять, что никакая его охрана ему в случае чего не поможет. Но Ленин этот тонкий намек проигнорировал. И после разгона Учредительного собрания на "однородном социалистическом правительстве" был поставлен крест.

Часть 3. Деятельность советских органов государственной безопасности по обеспечению переезда Совета Народных Комисаров и руководства РКП (б) из Петрограда в Москву

После выхода немецких войск к 23 февраля 1918 года на дальние подступы к Петрограду в районе городов Псков и Нарва, и при отсутствии на тот момент регулярной Красной Армии, дальнейшее использование Петрограда в качестве столицы РСФС стало невозможным. В результате Ленин принял решение о переносе столицы Советской России из Петрограда в Москву и переезде в Москву руководства большевистской партии и советского государства.

Тайная подготовка к переезду началась в конце февраля 1918 года. В начале марта 1918, на закрытом заседании Совнаркома Ленин секретно сообщил всем собравшимся народным комиссарам о решении переезда правительства в Москву.

Целесообразность его была ясна, все согласились с мнением Ленина и Совнарком постановил эвакуировать в Москву руководителей центрального административного аппарата с семьями, Госбанк, золото и Экспедицию заготовления государственных бумаг.

Всю организацию переезда Советского правительства из Петрограда в Москву, охрану его в пути, устройство в Москве Ленин лично возложил на В. Д. Бонч-Бруевича, как управляющего делами Совнаркома и руководителя его личной службы безопасности в которую превратился возглавляемый Бонч-Бруевичем "Комитет по борьбе с погромами", она же "75-я комната".

Сам В. Д. Бонч-Бруевич в изданной в 1926 году в Москве, своей книге воспоминаний "Переезд Советского правительства из Петрограда в Москву", в качестве ещё одной из причин необходимости перевода столицы Советской России в Москву, отмечал следующее: "сведения, стекавшиеся в 75-ю комнату Смольного, ясно говорили, что устремления белогвардейцев всецело были направлены на прежнюю столицу и что здесь жить новому правительству становилось небезопасно".

Руководить организацией переезда Советского правительства в Москву Ленин поручил все тому же Бонч-Бруевичу. Поскольку он считал, что никто другой лучше него не справится с этой задачей. Главное, на чем настаивал Ленин — это на том, чтобы все прошло в обстановке строжайшей секретности.

В ходе подготовки переноса столицы из Петрограда в Москву сотрудники спецслужбы возглавляемой Бонч-Бруевичем, в качестве одной и мер по обеспечению безопасности этой операции, распускали по Петрограду различные дезинформационные слухи. В том числе был распущен слух о подготовке переезда правительства на Волгу. Так же был распущен слух, что СНК и ЦИК выезжают в Москву временно, только лишь для участия во очередном Всероссийском съезде Советов. И тут же вернутся оттуда.

На железной дороге работало много правых эсеров и это создавало дополнительные опасности, поэтому, перед переездом советского правительства в Москву, в Петрограде силами ВЧК и Комитета по борьбе с погромами, были произведен массовые аресты и прежде всего правых эсеров.

О конкретных сроках переезда в правительстве не знал никто кроме Ленина и Бонч-Бруевича. Было решено сформировать поезд тайно и двигаться без огней, пока состав не достигнет главных путей. Всю поездную бригаду, подбирали из числа проверенных большевиков.

Поздно вечером 9 марта 1918, всем народным комиссарам, которые должны были ехать в правительственном поезде, были вручены в запечатанных конвертах секретные предписания о выезде. Вместе с правительством ехал и Демьян Бедный, как его тогда называли "первый пролетарский поэт".

Вечером 10 марта 1918, перевозимые в Москву народные комиссары и члены ЦК РКП (б), никому ничего не объявляя, конспиративно съезжаясь в поезд № 4001, стоявший на запасных путях станции Цветочная, на одной из окраин Петрограда.

Ленин с сёстрами и их семьями, выехал на станцию Цветочна, конспиративно и внезапно, по маршруту, находившемуся в стороне от главной магистрали обычного движения, и не уведомляя никого об отъезде. На станции охрана, освещая путь маленькими электрическими фонариками, проводили Владимира Ильича и его спутниц в предназначенный ему салон — вагон. Тронулся этот поезд в 22 часа, 10 марта 1918, когда совсем стемнело, и двигался в кромешной тьме, без огней. Не было света даже в вагоне Ленина. По просьбе Ленина ему включили лишь одну лампочку при наглухо задернутых тяжелых шторах. Как только поезд вышел на главные пути и пошел, усиливая ход, на Любань, поезд включил свет. Охраняли поезд латышские стрелки.

Перед отправкой поезда с Лениным, с Николаевского (Московского) вокзала были отправлены два поезда с делегатами Съезда Советов, среди которых было много крестьян, в том числе и эсеры, причем эти поезда должны были отойти через двадцать минут, один за другим. Посадка была организована так, что во всех вагонах обоих поездов сидели депутаты всех партий, причем эсеров по большей части обязательно сажали в первые вагоны, надеясь на то что эсеры сами себя взрывать не захотят.

Перед отходом первого поезда привезли на автомобиле Председателя ВЦИК Я. М. Свердлова. Он прошел с охраной по всему составу, как бы знакомясь с расположением в нем депутатов. Публика, толпившаяся на вокзале, хорошо видела Свердлова, но когда он дошел до последнего вагона, нарочито не освещенного, ему предложили покинуть состав (чего он и сам не ожидал) и перейти во второй поезд.

Вскоре после отправки со станции Цветочной, выяснилось, что поезд с Лениным идёт медленнее, чем полагается по расписанию. Оказалось, что после отправки поезда с Николаевского вокзала, перед ним проскочил громадный товарный поезд, весь загруженный демобилизованными матросами, возвращавшимися из Петрограда на родину. Матросы были вооружены и их поезд шёл медленно и не давал разогнаться ленинскому поезду. К раннему утру, вместо того, чтобы быть в Твери, ленинский состав был лишь только в Вишере.

Была дана команда задержать поезд с матросами в Вишере и поставить его не на главный путь, а на одном из смежных путей. Матросы восприняли это без восторга. На всякий случай в каждый вагон ленинского поезда поставили пулеметы и взяли на прицел поезд с матросами. В матросском поезде пулеметы заметили сразу и стали выскакивать из вагонов и прятаться по другую сторону своего поезда.

Поезд с беглыми матросами поставили на запасный путь в тупик, который сзади загрузили пустыми вагонами, матросов разоружили и разрешили отправиться в дальнейший путь его только через двадцать четыре часа, когда все правительственные поезда пройдут мимо.

В результате 600 километров от Петрограда до Москвы ленинский поезд преодолел за сутки и только в 20 часов 11 марта 1918, прибыл в Москву.

Так же прибывший ранее а именно 10 марта 1918, в Москву центральный аппарат ВЧК, на следующий день начал разворачивать в ней свою работу. Московская ЧК, созданная в феврале 1918, и еще не успевшая толком начать свою деятельность, была слита с центральным аппаратом ВЧК, который помимо своей прежней основной деятельности с марта по октябрь 1918, вёл непосредственную оперативно-розыскную работу на территории Москвы и руководил уездными ЧК Московской губернии.

Часть 4. Разгром анархистов в Москве

Перенос столицы из Петрограда в Москву в первой декаде марта 1918 года, из-за приближения немецких войск к Петрограду, для руководства РСФСР и РКП (б) можно охарактеризовать как "попали из огня да в полымя", поскольку к этому времени вот уже около трёх месяцев в Москве царило фактическое двоевластие. С одной стороны официальная власть в городе принадлежала большевикам в лице Московской организации РКП (б) во главе с Бухариным и Московского Совета возглавляемого Каменевым, а с другой неформальным образом, весьма значительная часть фактической власти в городе принадлежала московским анархистким организациям.

С декабря 1917 по февраль 1918, "Федерация анархистов Москвы", захватила в городе несколько десятков купеческих особняков и превратила их в так называемые "Дома анархии". В этих "Домах анархии", размещались отряды так называемой "Черной гвардии", насчитывавшие в общей сложности от 3 до 4 тысяч бойцов, устраивались библиотеки и типографии, велась агитационно-пропагандистская работа, хранились оружие и боеприпасы.

Наряду с идейными анархистами в рядах Федерации анархистов Москвы было много авантюристов и обычных уголовников, прикрывавшихся анархистким черным знаменем — "знаменем свободы". Отряды анархистской вольницы совершали в Москве разбойные нападения на обывателей и государственные учреждения.

Являвшийся в то время сначала комендантом Смольного, а затем комендантом Кремля П. Д. Мальков, в своих мемуарах "Записки коменданта Московского Кремля", опубликованных к 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции, попытался следующим образом объяснить то двоевластие большевиков и анархистов которое царило в Москве накануне переноса туда столицы Советской России, и последовавший вскоре после прибытия в Москву Совнаркома РСФСР и ЦК РКП (б) военный разгром московских анархистов силами ВЧК и латышских стрелков: "Первое время Советская власть терпела так называемых "идейных" анархистов", выступавших в дни Октября против помещиков и капиталистов. Анархистские группы и федерации существовали легально, представители анархистов даже входили в состав Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. Однако, чем больше крепло Советское государство, чем решительнее наводился порядок во всех сферах общественной и государственной жизни, тем острее и непримиримее становились противоречия между Советской властью и анархистами.

Анархисты — порождение наиболее разнузданной части мелкобуржуазной стихии — начертали на своих знаменах требование уничтожить всякую власть, организацию, дисциплину. Они призывали к неорганизованному разрушению основ государственного строя, к освобождению личности от всех законов и обязательств, что неизбежно вело к насилиям, эксцессам, личной выгоде в ущерб общественной.

К анархистам примазывался всякий уголовный сброд: хулиганы, мошенники, грабители, убийцы. Захваченные анархистами особняки, предназначавшиеся, по заверениям вожаков анархистов, для организации культурной работы, превратились в притоны разбоя и разврата. Нашли пристанище у анархистов и ярые белогвардейцы. Под флагом анархии открыто процветал не только бандитизм, но и готовились контрреволюционные заговоры.

К моменту переезда Советского правительства из Петрограда в Москву анархисты бесчинствовали здесь вовсю. Должных мер для борьбы с ними местные власти не предпринимали. В Москве легально выходили две анархистские газеты: "Анархия" и "Голос труда", на страницах которых велась гнусная кампания лжи и клеветы в адрес Советской власти. Открыто существовали анархистские группы и отряды, именовавшиеся "Немедленные социалисты", "Независимые", "Смерч", "Ураган" и тому подобные, которые захватили в центре города и на важнейших городских артериях ряд особняков, превратив их в настоящие крепости, вооруженные пулеметами, бомбометами и даже орудиями.

Анархисты открыто получали оружие с советских военных складов. Они захватывали среди бела дня целые дома; арестовывали и задерживали по своему усмотрению кого угодно; учиняли в любое время дня и ночи самочинные обыски в частных квартирах, кончавшиеся грабежами; под видом ревизий и конфискаций грабили склады, магазины, отдельных граждан. В официальном сообщении Президиума Моссовета указывалось, что в Москве "не проходило дня без нескольких ограблений и убийств".

Враги революции всячески использовали кажущуюся силу анархистов, пытаясь дискредитировать Советскую власть перед всем миром. Анархия, вопили иностранные дипломаты и журналисты, русские белогвардейцы, меньшевики и эсеры, — вот к чему привела Октябрьская революция. Большевики, кричали они, сами породили анархию, а обуздать ее не могут!

Советская власть не собиралась терпеть беспрестанное нарушение революционного порядка, постоянные самочинные действия, разбои и грабежи. Безобразиям, творившимся под флагом анархии, нужно было положить конец". (П. Д. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля" — М.: "Молодая гвардия", 1967. — часть 3 — раздел "Разгром анархистов").

Его объяснения дополняет один из первых советских официальных исследователей истории ВЧК П. Г. Софинов: "Московские анархисты, объединив вокруг себя деклассированные, а часто откровенно уголовные элементы, к концу 1917 года захватили 25 лучших особняков Москвы, где устроили свои бандитские квартиры. Основной их штаб помешался в бывшем купеческом клубе на Малой Дмитровке. "Черная гвардия", как именовали себя анархисты, терроризировала население Москвы. Она грабила квартиры, раздевала на улицах людей, устраивала пьяные кутежи и погромы.

"Левые коммунисты" Бухарин, Осинский и другие, входившие тогда в состав Московского областного бюро партии, не только не вели никакой борьбы с разгулом анархизма, но и решительно выступали против установления твердой государственной дисциплины, единоначалия на предприятиях, против использования специалистов, против проведения хозяйственного расчета. Подобная позиция полностью соответствовала интересам анархистско-бандитских элементов, которые всей душой ненавидели дисциплину и порядок.

Московский Совет дважды (15 и 21 февраля 1918 года), выносил постановления против анархистов, однако практических мер не принимал, опасаясь обострения отношений с анархистскими организациями.

В первый же день после переезда ВЧК в Москву, то есть 11 марта 1918, группа чекистов, зашедшая в одну из московских чайных, подверглась нападению анархистов, причем один чекист был убит. Ф. Э. Дзержинский приказал немедленно разыскать убийц, и в тот же вечер коллегия ВЧК приговорила главарей этого нападения к расстрелу. "Товарищу Дзержинскому, — пишет в своих воспоминаниях один из руководящих работников ВЧК, Я. Петерс, — пришлось тогда за это постановление коллегии отдуваться перед товарищами, стоявшими во главе Московского Совета. Но товарищ Дзержинский решительно поставил вопрос о ликвидации ненормального положения в Москве. Он потребовал разоружения так называемых "анархистов" с их "Черной гвардией", особняками и т. д."" (П. Г. Софинов "Очерки истории Всероссийской Чрезвычайной Комиссии" — глава 1 — часть 3).

Таким образом с середины марта 1918, Дзержинский с согласия Ленина и под общим руководством В. Д. Бонч-Бруевича, который в 1917–1920 годах, помимо руководства аппаратом Совета Народных Комиссаров и службой личной безопасности Ленина выступал так же и в качестве неофициального куратора, всех остальных тогдашних советских спецслужб, приступил к подготовке операции по разоружению и массовым арестам московских анархистов.

Продолжая испытывать революционные предрассудки по поводу агентурного проникновения в ряды анархистов, а так же не имея необходимого для этого запаса времени, Дзержинский пошёл уже проторенным путём обращения к трудящимся сообщать в ВЧК необходимую для неё информацию, но поскольку прямо призвать к доносам на анархистов в той ситуации он не мог, то 3 апреля 1918, в Москве, было опубликовано за подписью Дзержинского, обращение к трудовому населению новой столицы, в котором указывалось, что первейшей задачей ВЧК "будет борьба за полную безопасность и неприкосновенность личности и имущества граждан от произвола и насилия самовольных захватчиков и бандитов, разбойников и хулиганов и обыкновенного жулья" и далее призвал трудящихся Москвы к активному содействию мероприятиям проводимым ВЧК. (Ленинский сборник — т. 34 — с. 65).

Спустя месяц после прибытия центрального аппарата ВЧК в Москву, 11 апреля 1918, под руководством Дзержинского состоялось заседание Коллегии ВЧК, на которое были приглашены представители народного комиссариата по военным и морским делам, городских и районных партийных организаций Москвы. На этом заседании было принято решение ликвидировать анархистские организации в Москве и ряде других городов и разоружить анархисткие отряды. К участию в разоружении анархистов привлекались отряды ВЧК, находящиеся в Москве и её окрестностях части Красной Армии и латышские стрелки из охраны Кремля. (П. Д. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля" — М.: "Молодая гвардия", 1967. — часть 3 — раздел "Разгром анархистов").

Столь широкое по составу совещание в других условиях неизбежно привело бы к утечке информации к тем против кого оно было направлено и только практически полное отсутствие у анархистких группировок Москвы своих служб безопасности, не сделало эту угрозу реальностью.

Комендант Московского Кремля П.Д. Мальков, следующим образом описывал подготовку операции по разоружению анархистов в Москве: "За несколько дней до совещания, числа 8–9 апреля 1918, вызвал меня Феликс Эдмундович. С анархистами, говорит, решено кончать. Надо составить план ликвидации анархистских гнезд. Займись, тебе не впервой, кое — какой опыт накопил в Питере. В ЧК мне вручили адреса особняков, занятых анархистами, их оказалось двадцать шесть. И все больше в центре города, поближе к Кремлю: на Поварской, Большой и Малой Дмитровке, на Мясницкой.

Вернувшись из ЧК, я вызвал Берзина, который теперь командовал 4-м Видземским полком латышских стрелков, охранявшим Кремль, и комиссара полка Озола и ввел их в курс дела. Мы решили, прежде всего, провести разведку: изучить расположение особняков, занятых анархистами, обследовать подходы, выяснить возможные пути отступления наших противников.

Поделив между собой особняки, мы приступили к делу. Берзин отправился в Замоскворечье, Озол — в Хамовники, а я взял Поварскую, обе Дмитровки, Мясницкую. На машине объехал весь район предполагаемых действий. Невдалеке от каждого особняка останавливался, прятал машину куда-нибудь за угол, чтобы не привлекать излишнего внимания, и пешком обходил особняк со всех сторон. Каждый дом тщательно осмотрел, прикинул, откуда и как лучше вести наступление, изучил близлежащие переулки и проходные дворы.

Особо серьезное внимание я обратил на здание бывшего Купеческого собрания по Малой Дмитровке, дом 6 (ныне Театр Ленинского комсомола). В этом здании, именовавшемся "Дом анархии", помещался штаб так называемой "Черной гвардии". Сюда анархисты натащили уйму всякого оружия, из окон угрожающе торчали пулеметы, а возле подъезда было установлено даже горное орудие.

Когда с разведкой противника было покончено, мы вновь собрались и набросали примерный план действий. Сводился он вкратце к следующему: в заранее назначенное время, ночью, все особняки анархистов одновременно берутся в кольцо, анархистам предъявляется ультиматум с требованием немедленной сдачи оружия. На размышление — 5 минут. Не подчиняются — переходим в решительное наступление и разоружаем их силой.

С этим планом я отправился к Феликсу Эдмундовичу. На совещании 11 апреля 1918, план был окончательно доработан и утвержден. Операцию назначили на эту же ночь. Было решено всех захваченных анархистов отправлять под конвоем в Кремль, где я должен был разместить их на кремлевской гауптвахте и обеспечить надежной охраной". (П. Д. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля" — М.: "Молодая гвардия", 1967. — часть 3 — раздел "Разгром анархистов").

В ночь с 11 на 12 апреля 1918, отряды сотрудников ВЧК и латышские стрелки из охраны Кремля окружили все особняки, захваченные анархистами, и приступили к ликвидации "Черной гвардии". Анархисты в ответ оказала бешеное сопротивление. В "ДомеАнархии" "Черная гвардия" при приближении чекистов открыла пулемётный а затем и артиллерийский огонь. После чего отряду ВЧК пришлось так же вызвать и затем применить артиллерию. Только после этого бандиты сложили оружие. К середине дня 12 апреля 1918, операция была полностью закончена. "Черная гвардия" в Москве перестала существовать как организованная сила.

В ходе операции по разоружению анархистов, в Москве 12 апреля 1918, было убито и ранено 30 анархистов, а так же погибло 12 сотрудников ВЧК.

Наиболее подробно ход операции по разоружению анархистов в Москве был изложен в мемуарах тогдашнего коменданта Московского Кремля П. Д. Малькова, вот как он описывал эти события: "Мне с латышскими стрелками предстояло захватить дом на Большой Дмитровке, возле ломбарда, где ныне находится Академия строительства и архитектуры. Это был небольшой двухэтажный особняк (впоследствии его надстроили), стоявший в глубине обширного двора. Особняк отделяла от улицы высокая чугунная решетка примерно в два человеческих роста, с массивными двустворчатыми воротами, примыкавшая своими концами к фасадам соседних с особняком зданий. Решетка покоилась на каменном фундаменте, на полметра возвышавшемся над тротуаром.

Вскоре после полуночи отряд в двести латышских стрелков уже выходил из Кремля. На безлюдных улицах стояла глубокая тишина, изредка нарушавшаяся грохотом стремительно проносившихся грузовиков. Это разъезжались по отведенным участкам чекистские отряды и воинские части, принимавшие участие в операции.

Миновав Охотный ряд и Театральную площадь, мы свернули на Петровку. Возле Столешникова переулка отряд разделился. Примерно половина отряда во главе с Берзиным двинулась вверх по Петровке и свернула в Петровский переулок, а мы с Озолом повели остальных по Столешникову и Большой Дмитровке. По мере продвижения вперед отряд вытягивался цепочкой. Через каждые 5-10 шагов мы ставили по часовому. Так же действовал и Берзин. Прошло каких-нибудь 30–40 минут, и мы с Берзиным, двигаясь навстречу друг другу, сошлись против занятого анархистами особняка.

Весь квартал был замкнут в сплошное кольцо. По Столешникову переулку, Петровке, Петровскому переулку, Большой Дмитровке растянулась цепь настороженных, готовых к любой неожиданности латышских стрелков. Возле ломбарда, по соседству с особняком, сосредоточилась группа человек в пятьдесят, предназначенная для непосредственных действий против засевших в особняке анархистов.

Начало светать. В сером предутреннем сумраке четко проступали контуры особняка, угрюмо притаившегося за чугунной оградой. Ворота были наглухо заперты. Вдоль фасада особняка мрачно чернели распахнутые настежь окна. Это было необычно — ведь апрель только начался, было прохладно — и настораживало.

Разделив ударный отряд на две группы, я поставил одну из них, под командой Берзина, возле ломбарда, а вторую, под командой Озола, — за углом другого здания, у противоположного конца решетки. Обе группы со стороны особняка не просматривались. Едва я, закончив все приготовления, вышел из-за укрытия и громко окликнул обитателей особняка, как из окон загремели винтовочные выстрелы, рванула частая пулеметная очередь, дробью рассыпавшись по булыжнику мостовой.

Я поспешно отскочил за угол. К счастью, стреляли анархисты неважно, да и видели они меня плохо — еще не совсем рассвело, — и ни одна пуля меня не зацепила. А анархисты продолжали вести ожесточенную беспорядочную пальбу. Как видно, боеприпасы имелись у них в изобилии.

Поскольку моя попытка вступить в мирные переговоры окончилась безуспешно, я решил действовать иначе. Укрывшись за углом, я отстегнул от пояса ручную гранату и, что было мочи, швырнул ее вдоль решетки, целясь прямо в ворота.

Десятифунтовая граната взорвалась со страшным грохотом возле самых ворот, заглушив на мгновение ружейную трескотню. Стрельба, было, утихла, но через минуту возобновилась с еще большим ожесточением. Ворота же стояли себе, как ни в чем не бывало.

Дело оборачивалось скверно. Операция могла затянуться, а идти на штурм особняка в лоб, через ограду, было безумием, грозило гибелью десяткам людей.

Берзин предложил вызвать артиллерию или броневик. Я и сам об этом подумывал, приглядываясь к массивной ограде, преграждавшей доступ к особняку. Как вдруг в голове мелькнула одна мысль.

— Постой, постой, — перебил я Берзина. — У тебя нет веревки?

— Какой веревки? — опешил тот.

— Ну, обыкновенной веревки. Шпагата там, что ли, или бечевки. Только попрочнее. Аршин этак двадцать пять — тридцать.

Берзин смотрел на меня во все глаза, ничего не понимая. У одного из латышей оказался прочный шнурок. Правда, не двадцать пять аршин, значительно меньше, но можно было обойтись и этим.

Когда я, засунув в карман шнурок, от которого отрезал предварительно небольшой конец, подошел к углу здания и лег на тротуаре, Берзин сообразил, в чем дело, Нагнувшись, он тронул меня за плечо:

— Павел Дмитриевич, давай-ка я.

Но я, плотно прижимаясь к тротуару, уже полз вдоль каменной опоры, в которую была вделана решетка, прямо к воротам.

Заметив мой маневр, анархисты усилили стрельбу. Вблизи противно взвизгивала пуля, но я был недосягаем. Каменный фундамент решетки служил надежным укрытием.

Вот и ворота. Закинув за прут решетки короткий шнурок, я прочно обвязал им тяжелую гранату и подвесил ее примерно на том уровне, где должен был находиться замок. Затем, прикрепив длинный шнурок к кольцу гранаты, я опять распластался на тротуаре и, пятясь, пополз обратно, осторожно разматывая веревку.

Как я и предполагал, веревка кончилась примерно на половине пути между воротами и спасительным углом, за которым можно было укрыться.

Эх, была не была! Прижавшись к холодному камню тротуара, я с силой дернул веревку. Грохнул взрыв, брызнули во все стороны осколки чугуна, и ворота распахнулись настежь. Путь был открыт.

Не теряя ни мгновения, я вскочил на ноги, выхватил из-за пояса кольт и кинулся к воротам. Навстречу вдоль ограды мчался саженными прыжками Озол. За ним, грозно выставив штыки, лавиной катились латыши. Топот десятков пар сапог гремел и у меня за спиной. Это спешил Берзин со своим отрядом.

Опережая один другого, Озол и я первыми ворвались во двор и увидели белую скатерть, которой размахивал какой-то анархист, стоя в окне второго этажа. Стрельба прекратилась, анархисты капитулировали.

Из особняка потянулись гуськом понурые, взъерошенные фигуры. Впереди вышагивал пожилой тщедушный мужчина, с бородкой клинышком, в донельзя мятой фетровой шляпе. Я присмотрелся к нему.

— Ба. Никак, старый знакомый? Вот где встретились!

Он сумрачно глянул на меня из-под густых, косматых бровей.

— Мальков. Так? Комендант. Так! На революционеров со штыками пошел, с гранатами. Так.

Сейчас он не хорохорился, нет. Совсем не то, что четыре — пять месяцев назад, в Смольном. Во всей его пришибленной фигуре, во внезапно задрожавшем голосе столько было безысходной тоски, что мне стало даже немного жаль его.

— Эх, ты! Революционер! Ну, кой черт тебя дернул со всякой бандитской шпаной спутаться? А туда же, "идейный".

Он горестно махнул рукой и уныло зашагал к воротам, где латыши, окружив плотным кольцом, выстраивали бывших, обитателей особняка в колонну.

Я вошел в особняк, где Озол с группой латышей уже производил обыск. Представившееся моим глазам зрелище производило отталкивающее впечатление. Особняк был загажен до невероятности, Здесь и там виднелись пустые бутылки с отбитыми горлышками из-под водки, дорогих вин, коньяка. Под ногами хрустело стекло. По роскошному паркетному полу расплывались вонючие, омерзительные лужи. На столах и прямо на полу валялись разные объедки, обглоданные кости, пустые банки из-под консервов вперемешку с грязными, засаленными игральными картами. Обок на стенах висели лохмотьями, обивка на мебели была распорота и изорвана в клочья.

В одной из комнат на сдвинутых столах громоздилась куча ценностей и денег, обнаруженных при обыске. Здесь были и десятки пар золотых часов, и множество колец, ожерелий, колье, сережек, и массивные золотые и серебряные портсигары, и мельхиоровая посуда — одним словом, настоящий ювелирный магазин.

Много было изъято оружия: винтовок, револьверов, патронов, ручных гранат. Хранились в особняке и порядочные запасы продуктов и вин, во дворе же латыши обнаружили целый винный склад.

Пока я осматривал особняк и знакомился с "трофеями", латышские стрелки, участвовавшие в операции, собрались во дворе. Операция была закончена, можно было возвращаться в Кремль. Оставалось выставить охрану, чтобы в особняк не проник ненароком никто посторонний, пока не придут выделенные ЧК товарищи. Вдруг вбегают во двор двое чекистов из той группы, которая была направлена на ликвидацию главного гнезда анархистов — "Дома анархии" на Малой Дмитровке.

По их возбужденному виду я понял, что там что-то не ладится, да и стрельба в районе Страстной площади не стихает. Так и оказалось. Анархисты, засевшие в своей крепости, отчаянно сопротивлялись. Они поливали красноармейцев и чекистов ружейным и пулеметным огнем, палили из горного орудия шрапнелью, швыряли бомбы и ручные гранаты. Несколько человек было уже убито и ранено. Требовалась срочная помощь.

Предложив Озолу организовать охрану особняка, я захватил человек пятьдесят латышей, и мы беглым шагом поспешили на Малую Дмитровку. Наступило утро, московские улицы ожили. Сновали прохожие, изредка громыхал трамвай, проносились одинокие автомобили, медленно тащились извозчичьи пролетки и телеги ломовиков. Становилось людно. На Страстном бульваре толпились кучки любопытных, неистово носились вездесущие мальчишки. В начале Малой Дмитровки стояла густая цепь красноармейцев, преграждая доступ на улицу.

Завидев наш отряд, красноармейцы дали дорогу, и мы направились на Малую Дмитровку. Как раз в это время со стороны Тверской подтащили трехдюймовое орудие и установили на углу Малой Дмитровки и Страстного бульвара. Один за другим ахнули два орудийных выстрела.

Первым же снарядом искусные артиллеристы снесли горную пушку, стоявшую у подъезда "Дома анархии". Второй выстрел разворотил стену, с треском полопались стекла во всех окнах. Поняв бессмысленность дальнейшего сопротивления, анархисты выкинули белый флаг. Штаб "черной гвардии" капитулировал. Мы подоспели к шапочному разбору.

Отрядив группу латышских стрелков в помощь красноармейцам, выделенным для конвоирования задержанных анархистов, я отправился в Кремль. Пора было заняться приемкой арестованных". (П. Д. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля" — М.: "Молодая гвардия", 1967. — часть 3 — раздел "Разгром анархистов").

Разоружение анархистов в Москве имело и важное международное значение, ибо, как позже указывал Ф. Э. Дзержинский: "Мы разбили те иллюзии, которые распространялись за границей, что мы накануне нашего падения, раз не умеем навести простой порядок".

Одновременно с Москвой, по указанию руководства ВЧК операции по разоружению анархистов, кроме Москвы были проведены, так же в Петрограде, Воронеже, Саратове и ряде других городов страны.

Глава V. В. Д. Бонч-Бруевич — Серый Кардинал Ленина и куратор советских спецслужб в 1917–1920 годах

Часть 1. Обретение Себя

Уже не раз упомянутый в предыдущих главах этой книги ближайший соратник Ленина, ещё со времён первых марксистких кружков в Москве в 90-х годах 19 века, второй человек него в правительстве Советской России в период 1917–1920 годов, Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич (28 июня (10 июля) 1873, Москва — 14 июля 1955, Москва), почему-то до сих пор малоизвестен даже в отечественной исторической науке, несмотря на то, что показал себя как неординарный политический и государственный деятель, без которого не было бы возможно сначала создание большевистской партии, а затем Великая Октябрьская социалистическая революция, и последующая успешная повседневная государственная деятельность Ленина, в период Гражданской войны и тем более победа большевиков в этой войне.

Именно он стал тем серым кардиналом, который стоял за Лениным и непосредственно создавал как механизм Советской власти, так и обеспечивал его последующее успешное функционирование в решающий период — период 1917–1920 годов.

В. Д. Бонч-Бруевич стал предтечей Дзержинского, в деле создания системы органов государственной безопасности в Советской России и вместе со старшим братом Михаилом — бывшим генерал-лейтенантом царской армии, который в 1914–1915 годах ведал военной разведкой и контрразведкой, сначала в масштабах одной из армий, а затем одного из фронтов, создал сначала первую советскую спецслужбу в виде "Комитета по борьбе с погромами", а затем после начала немецкого наступления в 18 февраля 1918 года и Красную Армию, которую уже после возглавил Троцкий.

Он своими руками свергал царские памятники и ставил вместо них новые революционные монументы, утверждая Советскую власть, как ему тогда казалось на века. Он ведал советской литературой и искусством, курировал систему научного атеизма в СССР.

Отец братьев Бонч-Бруевиче — Дмитрий Афанасьевич Бонч-Бруевич (1840–1904), был по национальности поляк, долгие годы работавший в Могилевской губернии землемером. По итогам длительной безупречной службы он, по законам Российской империи, получил право на личное дворянство. Но в свою среду исконные российские дворяне его не принимали — он был для них выскочкой. Это обстоятельство сильно омрачало жизнь дворянина — землемера и оказывало влияние на настроения его младшего сына Владимира.

Часть 2. Начало Революционного Пути

Увлечение революционными идеями у Владимира Бонч-Бруевича началось ещё в школьные годы, а затем уже в 16 лет, в 1889 году, он выступил организатором революционных выступлений студентов Московского межевого института. За это был исключен из этого института и сослан под надзор полиции в Курск, где ему пришлось заканчивать уже местное землемерное училище.

Но профессия землемера деятельного юношу не привлекала, поскольку перед ним был пример жизни отца, исходившего всю Могилевскую губернию, но так и не добившегося, по его, ничего достойного. Поэтому он решил вернуться в Москву и заняться политикой. Вернувшись в 1892 году в Москву, он поступил на работу землемером городскую землемерную (геодезическую) службу. Днем он работал там, а по вечерам посещал социал-демократические кружки. Поскольку, он пришёл к выводу, что именно там, находится его настоящее будущее.

Вместе с семьёй молодых московских марксистов Карпузи, в которую входили два брата и сестра, он попытался даже организовать свой собственный марксистский кружок, чтобы вести пропаганду среди рабочих, однако этот кружок просуществовал совсем недолго. Тогда Бонч-Бруевич вошел в марксисткий кружок поэта Хлебцевича — таков был псевдоним бывшего народовольца Абрама Хавского, который, став марксистом начал нести революционную пропаганду в массы в стихотворной форме. Но, вскоре Бонч-Бруевич, посорившись с Хлебцевичем, вышел из его кружка. После этого, он, вместе с Л. П. Радиным организовал подпольную типографию и наладил распространение в Москве нелегальной марксисткой литературы.

Влияние марксистов в Москве в начале 90-х годов 19 века, было ничтожно мало, они существовали в виде разрозненных кружков, состоявших буквально из двух — трех человек, которые никак не были связаны между собой, и не могли влиять на политическую обстановку. И тогда в голове Бонч-Бруевича зародилась мысль: необходимо создать хотя бы один более — менее авторитетный центр марксисткого движения, который хоть что-то из себя представлял, и на его основе объединять или хотя бы организовывать все остальные.

Эта идея Бонч-Бруевича об объединения московских социал-демократов нашла сочувственный отклик в семейном социал-демократическом кружке Величкиных. Он состоял из брата и двух сестер Величкиных — Николая и Веры с Клавдией. Наиболее авторитетной фигурой в этом кружке была старшая сестра Вера — она недавно приехала из Швейцарии, куда направилась, чтобы учиться на врача, но вместо этого связалась там с русскими марксистами — эмигрантами, посещала их кружки и так увлеклась этой деятельностью, что, когда вернулась в Россию, нагруженная революционной литературой, ее арестовали. После недолгого тюремного заключения ее отпустили, и она была теперь окружена в семье ореолом настоящего революционного борца.

Вера Величкина, с первого взгляда понравилась Бонч-Бруевичу, а в её семье, он увидел реальный прообраз того, что хотел давно создать — будущую единую московскую социал-демократическую организацию. Ему показалось, что такую организацию легче всего было создать на базе одной семьи, где все люди спаяны друг с другом кровными родственными узами.

С этого момента началась бурная деятельность Бонч-Бруевича по объединению сил московских марксистов и созданию из них единой организации. В процессе этой деятельности Бонч-Бруевич познакомился с двумя студентам Московского университета, Михаилом Владимирским и Александром Финном, который впоследствии стал известен под фамилией Финн — Енотаевский, каждый из которых возглавлял небольшой студенческий марксистских кружков, и предложил им присоединить их кружки к кружку семьи Величкиных, и на основе этих трех кружков создать нечто более солидное, чем один-единственный отдельный кружок.

Переговоры шли долго и сложно, поскольку Владимирский и сам хотел стать лидером такого объединения. Впоследствии его лидерские качества подтвердились в полной мере, так как с 1930 по 1934 год М. Ф. Владимирский занимал пост наркома здравоохранения РСФСР. Но, Бонч-Бруевичу удалось, в конце концов, убедить Владимирского и Финн — Енотаевского, объединиться вокруг его кружка и в результате прежние три отдельных марксистские кружка превратились в "Московский рабочий союз".

Часть 3. Вместе с Лениным

В один прекрасный день, а вернее, в ночь с 9 на 10 (с 21 на 22) января 1894 года, когда шло очередное подпольное заседание Московского рабочего союза, энергичного Бонч-Бруевича заметил Владимир Ленин, который пришел на это заседание, с целью сделать доклад о позиции марксизма в аграрном вопросе. Ленину, Бонч-Бруевич, как-то сразу приглянулся и после завершения заседания, во время личной встречи, Ленин посоветовал Бонч-Бруевичу совмещать нелегальную революционную деятельность с легальной. Так будет намного эффектнее, объяснил Ленин. И можно будет прикрывать нелегальную деятельность совершенно легальной. Полицию это всегда сбивает с толку.

Последовав этому ленинскому совету Бонч-Бруевич, в том же 1894 году, стал редактировать серию книг для народа в издательстве либерального редактора П. К. Прянишникова. Задачей Бонч-Бруевича было организовать широкое народное издательство для крестьянской и рабочей массы. Но это он делал по-прежнему днем, а вечером и часто по ночам, он уже как опытный конспиратор организовывал печатание нелегальной литературы на гектографе, и ее доставку на московские заводы.

Ленин оценил, эти успехи и поручил Бонч-Бруевичу создать нелегальную мастерскую по изготовлению мимеографов для снабжения ими социал-демократических организаций разных городов России. Бонч-Бруевич блестяще справился с этой задачей и такая мастерская появилась в неприметном частном доме в Басманной слободе, и вскоре изготовленные там множительные устройства стали путешествовать своим ходом по всей России.

Но даже такой удобно устроенной мастерской оказалось недостаточно. У мимеографов был один существенный недостаток — на них нельзя было печатать много листовок, и нельзя было делать это быстро. По-настоящему эффективные средства борьбы и агитации партии могла дать лишь полноценная типография. И Ленин поставил перед Бонч-Бруевичем задачу создать такую подпольную типографию. Результат превзошел все ожидания Ленина: подпольная типография была создана, и работала.

Тогда Ленин попросил Бонч-Бруевича перевести ее в Петербург — она была там нужнее. В Петербурге было намного больше заводов и фабрик, там жило гораздо больше пролетариата, и типографию следовало перенести именно туда. Однако, эти чересчур большие успехи в конце концов вызвали большие неприятности. Оснащенная подпольной типографией революционная организация не могла не привлечь к себе внимание полиции. В результате в 1896 году типография была захвачена полицией и Бонч-Бруевич в том же 1896 году, по совету ставшей его женой Веры Величкиной, которая училась ранее в Швейцарии на врача, эмигрировал в эту самую Швейцарию.

Как создатель Московского рабочего союза, Бонч-Бруевич, приехав в Швейцарию вступил в находившуюся в Женеве эмигрантскую марксисткую группу "Освобождение труда", созданную в 1883 в Женеве по инициативе бывших активных народников — чернопередельцев: Плеханова, Игнатова, Засулич, Дейча и Аксельрода.

В Швейцарии Бонч-Бруевич сразу подружился с Плехановым, а его жена Вера — с женой Плеханова Розой Марковной Боград — Плехановой (1856–1949), дочерью состоятельного одесского коммерсанта, который, собственно, и финансировал из собственных средств основную часть работы группы. Подружился он и с Аксельродом.

Руководство группы "Освобождение труда", поручила заниматься политической журналистикой в выпускаемых группой периодических изданиях "Работник", "Листок работника". Одновременно он поступил на факультет естественных наук Цюрихского университета, чтобы получить легальный статус и в случае необходимости объяснить цель своего пребывания в Швейцарии местной полиции.

Узнав о том, что Бонч-Бруевич увлекался историей религиозных течений в России, отколовшихся от официальной русской православной церкви, Плеханов поручил ему еще глубже изучить сектантов на предмет того, нельзя ли превратить их в резерв революционного движения и дополнительный отряд революционеров, который можно было бы бросить против царизма совместно с рабочими. Для того, чтобы работа Бонч-Бруевича в этом направлении пошла живее, его снабдили деньгами и соответствующими рекомендациями, и направили в Лондон, сделав сотрудником издательства "Свободное слово" в Лондоне, при редакции которого существовал обширный архив материалов по истории русского сектантства.

После тщательного изучения истории русского сектантства их повседневной жизни и особенностей вероучения Бонч-Бруевич, осенью 1898, выехал в Англию, где участвовал в организации переселения духоборов с Кавказа в Америку. В 1899 году сопровождал в Канаду последнюю партию духоборов, затем помогал им устроиться на новых местах. Вернувшись из Канады, в 1900 году издал в издательстве братьев Чертковых книгу "Материалы к истории и изучению русского сектантства". В 1908 году переиздал эту книгу в Москве под названием "Материалы к истории и изучению религиозно-общественных движений в России"). В 1909 году опубликовал собранные им в Канаде псалмы духоборов в виде так называемой "Животная книга духоборцев".

Вернувшись из Канады в Швейцарию Бонч-Бруевич возглавил всю издательскую деятельность группы "Освобождение труда". Так же Плеханов посылал энергичного Бонч-Бруевича в разные города Швейцарии, чтобы тот организовывал там из русских эмигрантов группы сторонников "Освобождения труда". Кроме этого ему поручили так же проводить работу среди сочувствовавшего освободительным идеям русского студенчества, рассыпанного по разным университетам Швейцарии, и он стал редактором издававшейся на средства "Освобождения труда" газеты "Русское студенчество", которую печатали в Женеве. Кроме этого для марксисткой пропаганды среди русских студентов в Швейцарии Бонч-Бруевич создал "Общество свободных студентов".

29 июля 1900 года в Женеву прибыл из России Ленин. Он прибыл туда, чтобы провести с Плехановым переговоры об издании ежемесячной газеты "Искра" и теоретического журнала "Заря". В тот же день с Лениным встретился и Бонч-Бруевич. Во время этой встречи Ленин пытливо выяснял у него, на каких позициях стоит Плеханов.

Объединенную редакцию "Искры" и "Зари" после долгих и жарких споров решили образовать на паритетных началах, чтобы никто не чувствовал себя ущемленным — в нее вошли три представителя от группы "Освобождение труда" — Плеханов, Аксельрод и Засулич, и три представителя "Союза борьбы за освобождения рабочего класса" — Ленин, Мартов и Потресов.

По настоянию Ленина, в качестве одного из ведущих корреспондентов "Искры", был назначен Бонч-Бруевич. Он писать туда статьи под псевдонимом "Северянин". А сам Ленин уехал в Германию, чтобы приступить к непосредственному изданию "Искры". Первый номер газеты вышел в Лейпциге 11 декабря 1900 года.

В апреле 1902 года, после того как германское власти по настоятельному требованию российского министерства иностранных дел запретило издавать "Искру" на своей территории, её редакция переехала из Мюнхена в Лондон, а в 1903 году в Женеву. Там Бонч-Бруевич сразу же стал ее постоянным сотрудником. Это было удобно, тем более, что и "Искра", и газета "Русское студенчество", в которой он уже давно состоял, печатались теперь в одной и той же типографии "Освобождения труда".

В 1903 году, Бонч-Бруевич вошел в созданную Лениным "Заграничную лигу русской революционной социал-демократии". Эта организация была создана Лениным для того, чтобы объединить в единый кулак все русские революционные организации, действовавшие в эмиграции. А когда в этой организации после раскола РСДРП возобладали меньшевики, Бонч-Бруевич столь же дисциплинированно ушел вместе с другими большевиками со второго съезда этой организации.

Одновременно Бонч-Бруевич вместе с женой выполняли важное задание Ленина: поднять на борьбу против царизма сектантов. Для этого они вновь отправились в Канаду, где встретились с руководителем большой группы секты "Духоборов" возглавляемой П. В. Веригиным, и почти два года прожили среди сектантов, изучая их верования и обряды и примеряясь, как бы лучше приспособить их движение для революционных целей и превратить сектантов в резерв революции. Им удалось сделать многих сектантов подписчиками "Искры", после чего они возвратились в Женеву и продолжили подготовку к революции.

Важной вехой в жизни Бонч-Бруевича стал II съезд Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). Он написал для II съезда РСДРП, специальный доклад "Раскол и сектантство в России". После раскола РСДРП на сторонников Ленина (большевики) и противников (меньшевики), и последовавшей затем драматичной борьбы Ленина с меньшевиками, Бонч-Бруевич сразу же примкнул к большевикам.

Зарекомендовав себя как абсолютно надежный и преданный Ленину человек, он был назначен им заведовать, находящимися в Женеве — типографией, издательством, а так же специальной мастерской по изготовлению поддельных документов, прежде всего паспортов, пересылкой в Россию партийной литературы. Теперь вся революционная литература, которая поступала в страну, проходила через его руки. Да и сами революционеры тоже — он снабжал их паспортами, проездными документами, деньгами.

Одновременно со всем этим Бонч-Бруевич возглавил Библиотеку и архив РСДРП в Женеве и по решению II съезда РСДРП стал издавать в Женеве социал-демократическую газету "Рассвет", предназначенную для распространения среди сектантов Это издание стало прямым следствием его выступления на съезде, в котором он доложил о сектантах и об их готовности следовать по революционному пути.

А после перехода ЦК РСДРП в руки примиренцев и меньшевиков Бонч-Бруевич по приказу Ленина, наладил совершенно самостоятельный, автономный от всех других групп внутри РСДРП выпуск большевистской литературы, создав "Издательство В. Бонч-Бруевича и Н. Ленина", которое позже стало называться "Жизнь и Знание".

Часть 4. Предчувствие Эпических Баталий, когда не считают дней и не считают вёрст

Революционное брожение в России постепенно усиливалось, и особенно заметно это стало с началом неудачной русско-японской войны. Почувствовав, что может скоро грянет гром, жена Бонч-Бруевича Вера Величкина в преддверии революции 1905 года подготовила к печати сборник революционных песен и стихотворений "Перед рассветом", который вышел в конце 1905 г. в Женеве в издательстве газеты "Искра".

Вскоре после начала Первой Русской Революции в 1905 году Бонч-Бруевич возвращается в Россию. Ленин срочно направил Бонч-Бруевича в Петербург. Там он работает в редакции главной на тот момент большевистской газеты "Новая жизнь" и одновременно становится одним из руководителей подготовки вооружённого восстания в Петербурге, для этого он был назначен Лениным одним из руководителей "Боевой организации" при ЦК РСДРП (б), отвечая в ней прежде всего за переправку оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ из Европы в Россию. (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминания о Ленине" — М.: "Наука", 1969. — С. 488).

На почве всех этих специфических направлений нелегальной политической деятельности Бонч-Бруевич получил огромный опыт конспиративной работы и знание методов деятельности тайных религиозных сект, что очень помогало ему при создании подпольных складов с оружием и бомбами, а так же организовывать распределение и доставку винтовок, револьверов, гранат и бомб среди местных большевистских организаций Петербурга.

Так же, он, в первой половине 1905 года, выполняет поручением Ленина по подготовке III съезда РСДРП. Участвуя в подготовке III съезда РСДРП Бонч-Бруевич посетил Ригу, Петербург, Москву, Тверь, Тулу, Орел, Курск, Харьков, Ростов-на-Дону. Одновременно он печатал корреспонденции в большевистской газете "Вперед", выпускавшейся подпольно, и чуть ли не ежедневно писал обстоятельные отчеты Ленину в Женеву.

В 1906–1907 годах, Бонч-Бруевич, был секретарём большевистского теоретического журнала "Наша мысль".

Добившись удовлетворительных, по мнению вождя, результатов, Бонч-Бруевич по его призыву срочно вернулся в апреле в Женеву, чтобы по поручению партии организовать там издательство "Демос". Ленин прекрасно помнил, как замечательно удалось Бонч-Бруевичу организовать подпольные типографии в Москве и в Петербурге, и мечтал вновь использовать его таланты в этой области, когда это было особенно, позарез необходимо. Бонч-Бруевич не подвел его ожиданий, и стремительно организовал издательство "Демос", которое сразу же приступило к полномасштабному изданию остро необходимых революционных брошюр и агитационных листков. За это Бонч-Бруевич получил весомую награду — его сделали членом Комитета заграничной организации РСДРП (большевиков). Теперь он стал одним из членов высшего руководства партии.

К началу 1906 года, революционный подъем закончился. Правда, закончился он все — таки на высокой ноте, теперь в России населению были дарованы многочисленные свободы. Большевики поспешили ими воспользоваться. Бонч-Бруевич был вновь направлен в Петербург, чтобы стать сотрудником в первой легальной большевистской газете "Новая жизнь".

В 1906–1907 годах, он работал секретарем и членом редакции социал-демократического журнала и издательства "Наша мысль". Сотрудничал в легальном большевистском журнале "Вестник жизни" и в журналах "Современный мир", "Образование", "Минувшие годы". Участвовал в организации легальных большевистских газет "Вперед", "Волна", "Эхо", заведовал большевистским издательством "Вперед" и его книжным складом.

Но в 1907 году вновь наступил период реакции, и наступления на уже отвоеванные, казалось бы, свободы. Издательство "Вперед" было разгромлено, а Бонч-Бруевич — арестован при разгроме и предан суду и заключен в тюрьму Кресты.

Но просидел он там недолго. Вина его была сочтена не слишком сильной, и из тюрьмы его быстро выпустили. Бонч-Бруевич продолжил вести большевистскую работу, но уже гораздо осторожнее. Он участвовал в работе думских социал-демократических фракций, осторожно вел агитационную работу среди рабочих, организовывал рабочие клубы. В течение 1907–1914 годов он был постоянным членом консультативной группы социал-демократической фракции II, III и IV Государственной думы, используя все широкие легальные возможности для социал-демократической пропаганды.

Навыки опытного подпольщика никуда не делись, и он стал подпольным секретарем большевистской партийной организации Песковского района Петербурга, участвовал в организации нелегальной типографии, которая печатала большевистскую военную нелегальную газету "Казарма" и распространяла ее среди солдат и матросов.

Одновременно он вел широкую работу в легальной печати — сотрудничал в большевистском журнале "Просвещение", в либеральных журналах "Вестник Европы" и "Право", был редактором и сотрудником журнала "Известия Общества Толстовского музея". В Петербургском Обществе народных университетов читал лекции по истории религиозно-общественных движений.

В конце 1910 года, он принял участие в организации газеты "Звезда" и был членом ее редакции от большевиков, поскольку "Звезда" тогда издавалась большевиками совместно с той частью меньшевиков которые были сторонниками Плеханова.

В 1912 году, он стал членом редколлегии газеты "Правда", неоднократно арестовывался, но при этом серьезным преследованиям не подвергался.

Часть 5. Через тернии к Красным Звёздам

Звездный час для В. Д. Бонч-Бруевича наступил в дни Февральской революции 1917 года, когда, он, будучи одним из немногих остававшихся на свободе членов руководства большевистской партии в Петрограде участвовал в организации перехода Волынского полка и пулеметного батальона на сторону восставших рабочих в Петрограде. В первый же день, после свержения монархии 28 февраля (13 марта) 1917, с помощью группы солдат Преображенского полка занял типографию бульварной газеты "Копейка" и организовал там выпуск "Известий Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов", став её первым редактором. В этот же день в этой типографии им в виде листовки был напечатано обращение ЦК РСДРП (б) "Ко всем гражданам России!", в котором давалась оценка сложившейся политической ситуации и позиции большевиков в связи со свержением в России монархии.

В этот же день, благодаря своей революционной работе он был избран членом Исполнительного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и гласным Рождественской районной думы. Одновременно он являлся членом подпольного революционного комитета Рождественского района — революцию, по рекомендации Ленина, нужно было развивать дальше как легальными, так и нелегальными методами.

17 апреля 1917, в "Известиях" Бонч-Бруевичу и удалось напечатать передовую статью "Чего они хотят?", в которой он выступил резко против травли сторонниками Временного правительства и ряда буржуазных партий в отношении В. И. Ленина и других большевиков за то, что из эмиграции они возвращались через Германию. О том, какое колоссальное значение Ленин придавал этой статье, напечатанной в авторитетнейших "Известиях", свидетельствует его благодарственная записка Бонч-Бруевичу.

Но и этой газеты большевикам было мало, тем более, что "Известия" постепенно выходили из — под их влияния, и в конце концов эсеро-меньшевисткое руководство Петроградского Совета сняло Бонч-Бруевича с должности главного редактора "Известий". И, тогда по совету Ленина, который предложил большевикам захватывать существующие типографии и редакции газет и журналов, и выпускать на их базе большевистскую печатную продукцию, Бонч-Бруевич с вооруженными солдатами и матросами захватил редакцию и типографию буржуазной газеты "Вечерний Петербург" и превратил ее в большевистскую газету "Рабочий и солдат", которая сразу же повела агитацию в пользу социалистической революции. Бонч-Бруевич стал одним из редакторов этой газеты и названий усердно снабжал ее материалами, разоблачавшими деятельность Временного правительства. А затем он участвовал в создании такой же газеты, но только для моряков под названием "Волна".

Он также неустанно выступал на рабочих собраниях в Петрограде, вёл революционную пропаганду среди солдат запасных батальонов Преображенского и Волынского гвардейских пехотных полков, вербуя все новых и новых сторонников большевиков.

И доставил Ленину еще одну радость — в издательстве "Жизнь и знание" организовал издание одного из фундаментальных теоретических трудов Ленина — книги "Империализм как высшая стадия капитализма".

Одновременно со своими журналисткими и издательскими делами Бонч-Бруевич принимал участие в подготовке вооруженного восстания по свержению Временного правительства.

Тактику и стратегию вооруженного восстания лидеры партии обсуждали, тайно собираясь на даче Бонч-Бруевича в деревне Нейвола близ железнодорожной станции Мустамяки. Там постоянно бывал Ленин, Зиновьев, Каменев, Свердлов, там все время проводились партийные совещания.

Бонч-Бруевич принял самое активное участие в неудавшейся июле 1917 попытке большевиков одним ударом взять власть в свои руки. Вместе с Троцким и Дыбенко он организовал вооруженную демонстрацию 3–4 июля 1917, которая должна была привести к победе большевиков. И когда 20 июля 1917, Временное правительство отдало приказ об аресте Ленина и ряда видных большевиков по обвинению в государственной измене и организации вооруженного восстания, ему тоже пришлось перейти на нелегальное положение.

С этого момента Бонч-Бруевич, вместе с Лениным, упорно работал над организацией вооруженного восстания, которое должно было принести победу его партии. После разгрома неудачного выступления генерала Корнилова и получением большевиками депутатского большинства в Петроградском Совете, он сделала газету "Рабочий и Солдат" официальным органом Петроградского Совета, и прямо призывал в этой газете солдат к вооруженному выступлению против действующей слабой власти Временного правительства.

Он принял самое деятельное участие в Октябрьском вооруженном восстании в Петрограде и с первых дней существования Советского правительства до декабря 1920, работал на посту управляющего делами Совета Народных Комиссаров РСФСР. Соответственно, все декреты, распоряжения и указания Совнаркома, все издаваемые им бумаги с 1917 по 1920 год выходили за двумя подписями — Ленина и Бонч-Бруевича.

В ходе подготовки Великой Октябрьской социалистической революции Бонч-Бруевич, был назначен комендантом района Смольный — Таврический дворец, и стал своего рода диктатором в данном районе. Главным заданием Бонч-Бруевича, накануне Октябрьской революции, была неусыпная охрана Смольного — штаба подготовки этой революции. И он с этой задачей справился — перекрыв все соседние улицы и площади и всюду расставив свои отряды, не подпустил никого к Смольному, и позволил штабу большевиков беспрепятственно осуществлять и координировать всю деятельность по захвату власти в городе. А затем — и во всей стране.

Часть 6. Время Эпохальных Событий или Видеть Цель, Верить в Себя, не замечать препятствий

В первый же день Октябрьской революции Бонч-Бруевич пришел в хорошо знакомую ем редакцию "Известий", и установил над ней контроль, запретив публиковать приказы штаба Петроградского Военного округа и Временного правительства. В полдень 25 октября 1917, он опубликовал в газете "Рабочий и Солдат" обращение Петроградского Военно-революционного комитета (ВРК) "К гражданам России!", затем выпустил его отдельной листовкой. Днём 26 октября обеспечил во всех типографиях Петрограда печатание ставшего знаменитым ленинского "Декрета о земле".

Вот как описывал В. Д. Бонч-Бруевич начало своей работы с Лениным после прихода большевиков к власти: "В первые несколько недель после Октябрьской революции Ленин жил на моей квартире. Дней через пять после Октябрьской революции Владимир Ильич, ужиная у меня поздно ночью, оживленно заговорил о создании аппарата управления внутри Совета Народных Комиссаров: "Вы беретесь за весь управленческий аппарат. Необходимо создать мощный аппарат управления делами Совета Народных Комиссаров. Берите это все в свои руки и имейте со мной постоянное непосредственное общение, так как многое предстоит решать немедленно даже без доклада Совнаркому и сношения с отдельными народными комиссарами". (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминания о Ленине"… — с. 131).

Через два дня после этого разговора Бонч-Бруевич был назначен на должность управляющего делами Совета Народных Комиссаров. Примерно тогда же усилиями Бонч-Бруевича у Ленина появилась первая небольшая личная охрана: "У дверей кабинета Владимира Ильича была назначена особая смена испытанных и хорошо нам известных красногвардейцев, которым было запрещено пускать в кабинет Ленина лиц без особого разрешения, кроме тех, которые входили в особый список". (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминания о Ленине"… — с. 132).

Следующим этапом стало создание службы личной безопасности для Ленина. Она, кстати, стала и первой службой государственной безопасности Советской России, опередив на 5 дней в своем возникновении знаменитую "Всероссийскую чрезвычайную комиссию".

Об этой первой советской службе безопасности до сих пор практически ничего неизвестно, кроме тех отрывочных упоминаний и пояснений, содержащихся в книге В. Д. Бонч-Бруевича "Воспоминания о Ленине".

Итак, побуждаемый Бонч-Бруевичем 8 декабря (по новому стилю) 1917 Ленин направляет в Петроградский горком РКП (б) специальную записку: "Прошу доставить не менее ста абсолютно надежных членов партии в "Комитет по борьбе с погромами", комната 75, 3-й этаж Смольного". (В. И. Ленин Полное собрание сочинений — т. 50 — с. 17).

Таким образом, личная служба безопасности Ленина, ставшая одновременно и первым советским органом госбезопасности, возникла фактически на 12 дней раньше широко известной ВЧК, а юридически на пять дней раньше, когда 15 декабря (по новому стилю) 1917 решением Петроградского Совета была образована "Чрезвычайная комиссия по охране порядка и борьбе с погромами" и Бонч-Бруевич был назначен её председателем.

Упоминаются и другие названия этой первой советской службы безопасности: "Комитет по борьбе с погромами", а так же "75-я комната" (по месту её нахождения в Смольном). Первоначально она состояла из ста сотрудников, именовавшихся "комиссарами". (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминания о Ленине"… — с. 151, 496).

Помимо личной безопасности Ленина "75-я комната" до создания и в первые месяцы после создания ВЧК занималась и общей борьбой с врагами Советской власти в Петрограде, что было неплохой начальной школой для её сотрудников.

Вот что об этом писал Бонч-Бруевич: "Наступили крутые времена. Расследования 75-й комнаты Смольного, которые я проводил, обнаруживали заговоры, склады оружия, тайную переписку, тайные собрания, явочные квартиры". (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминания о Ленине"… — с. 152).

Кроме личной охраны Ленина Бонч-Бруевич занялся созданием и его личной и правительственной связи. "На письменном столе Ленина было установлено несколько телефонных сигналов, которые давали ему знать, что его вызывают в телефонную комнату. Затем телефоны были установлены прямо на его столе, что значительно облегчило ему связь". (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминания о Ленине"… — с. 234).

Другой важный вопрос безопасности Ленина, который решил В. Д. Бонч-Бруевич, было его медицинское обслуживание. Этим занялась жена Бонч-Бруевича — Вера Михайловна Величкина. Она была одной из первых женщин — врачей в дореволюционной России, член партии большевиков с момента её создания в 1903 году. В годы Первой Мировой войны работала врачом — хирургом в одном из фронтовых госпиталей, где получила обширную и разностороннюю практику. После Октябрьской революции — член Коллегии Наркомата здравоохранения. (Сборник документов "Выстрел в сердце революции" — М.: Политиздат, 1983. — с. 268).

Вскоре после прихода большевиков к власти Бонч-Бруевич посоветовал Ленину осуществить национализации частных банков, и непосредственно провёл процесс этой национализации в Петрограде и в Москве. Благодаря этому в распоряжение только что созданного советского государства перешли необходимые для его функционирования денежные средства.

Как уже отмечалось в предыдущей главе Бонч-Бруевич сыграл ключевую роль в разгоне Учредительного собрания, угрожавшего власти большевиков. Причем знаменитый матрос — анархист Анатолий Железняков (Железняк), закрывший Учредительное собрание был за несколько месяцев до этого найден и подготовлен к этой исторической роли непосредственно самим В. Д. Бонч-Бруевичем, о чём он позже упомянул в своей книге "На боевых постах Февральской и Октябрьской революций", вышедшей в свет в 1930 году в Москве.

Когда немцы начали широкое наступление на Петроград, Бонч-Бруевич был назначен членом Комитета революционной обороны Петрограда. И тогда же он вместе с братом Михаилом, бывшим генерал-лейтенантом царской армии доказал Ленину, необходимость в связи германской угрозой Петрограду перенести столицу в Москву.

Руководить организацией переезда Советского правительства в Москву Ленин поручил опять таки В. Д. Бонч-Бруевичу. Он считал, что никто лучше него не справится с этой задачей. Да, в общем — то, тогда Ленин считал, что никто другой вообще не справится с этой задачей!

В Москве важных дел у Бонч-Бруевича тоже хватало. Он руководил операцией по разгрому анархистких вооруженных отрядов в апреле 1918, он же непосредственно руководил подавлением восстания левых эсеров в Москве и затем расследованием дела об убийстве германского посла Мирбаха левыми эсерами перед началом этого восстания.

Во время восстания левых эсеров, организованного по приказу европейских банкиров не только левыми эсерами, но и такими их агентами влияния в большевистском руководстве, как Свердлов, Троцкий, Бухарин и ряд других, только хладнокровие и организаторские способности Бонч-Бруевича спасли Ленина не только от потери власти, но и возможно саму его жизнь.

Готовя восстание левых эсеров в Москве, Свердлов в очередной раз прикрылся Троцким. И это прикрытие сработало. Так, за полтора месяца до левоэсеровского мятежа резидент германской военной разведки в Москве — майор Хенинг, действовавший в качестве сотрудника германского посольства, сообщал 24 мая 1918, в Берлин следующее: "Антанта, как это теперь совершенно очевидно, сумела склонить часть большевистского руководства к сотрудничеству с эсерами. Так, прежде всего Троцкого можно считать не большевиком, а скорее эсером на службе у Антанты". (В. Л. Исраэлян "Неоправдавшийся прогноз Мирбаха" — журнал "Новая и новейшая история" — 1967 — № 6 — с. 63).

Как и было запланировано заговорщиками, 6 июля 1918, сотрудник центрального аппарата ВЧК — бывший начальник контрразведывательного отдела ВЧК Яков Блюмкин убил германского посла Мирбаха, что стало сигналом к началу левоэсеровского мятежа. Его главной ударной силой стал Особый отряд ВЧК, которым командовал левый эсер Попов. Этим отрядом в первые часы восстания 6 июля 1918, были захвачены здания ВЧК и Центрального телеграфа.

Вот что об этом позже вспоминал сам Бонч-Бруевич: ""В это время примчался на автомобиле один из товарищей, работавших в ВЧК, и сообщил, что конный полк ВЧК восстал. "Как, — воскликнул возмущенный Дзержинский, — этого не может быть, это ерунда. Я сейчас же поеду туда и разберусь в чем дело". "Ни в коем случае вам туда ехать не надо, — сказал я Дзержинскому, — вы только испортите дело!" Но Свердлов присоединился к мнению Дзержинского, говоря, что это все пустяки, что стоит Феликсу приехать и все будет в порядке. Дзержинский негодовал: "Нет, я поеду к ним во чтобы то ни стало". "Конечно, — поддерживал его Свердлов". Далее Бонч-Бруевич описывает роль Свердлова в происходящем следующим образом: "Видя, что никакие уговоры не помогают, я решился на последнее средство. Я отозвал Ленина и обратил его внимание, что разговор идет совсем не в деловых тонах, что кончится это все весьма печально. Что Дзержинский там будет арестован и положение еще больше осложнится".

После этого между Лениным и Бонч-Бруевичем происходит следующий диалог:

"Ленин: — Но что делать? Видите, как они настаивают?

Бонч-Бруевич: — Это от излишнего возбуждения.

Ленин: — Я им говорил. Но они оба члены ЦК и их мнения самостоятельны.

Бонч-Бруевич: — Да, но здесь не заседание ЦК, здесь не голосование, а лишь мнения отдельных товарищей, и вас они, конечно, послушают.

Ленин: — Вряд ли.

Бонч-Бруевич: — Но они члены правительства и своим необдуманным поступком могут поставить правительство в критически тяжелое положение".

Затем Бонч-Бруевич предложил Ленину следующий план подавления мятежа: "Надо немедленно двинуть войска. Надо окружить восставших и предложить им сдаться. Если не согласятся открыть по ним артиллерийский огонь и расстрелять их всех. Одновременно занять войсками центральный телефон и телеграф, и вокзалы".

Далее Бонч-Бруевич отмечал: "Этот мой план понравился Ленину. Но тут вмешался Свердлов: "Ничего этого не надо, — пробасил Свердлов, — в два счета мы все успокоим. Что случилось? Ничего нет!" В ответ Бонч-Бруевич заявил: "Войсковая часть ВЧК, — сказал я с ударением на "ВЧК", — восстала!" Свердлов: "Ну, какое это восстание? Надо только появиться там Дзержинскому и все успокоится. Ты, Феликс, поезжай туда и телеграфируй нам. А после разберемся". — Бонч-Бруевич: "Ленин более не принимал участие в разговоре, и мы пошли к автомобилю. "Я еду", — крикнул Дзержинский и почти пронесся мимо нас. Вскочил в свой автомобиль и исчез". (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминания о Ленине"… — с. 304–305).

После этого пока они ехали в Совнарком, Бонч-Бруевичу удалось вывести Ленина из состояния прострации и заставить приступить к элементарным мерам самообороны.

Вот что он сам писал об этом: "Я тот же час попросил Ленина дать мне письменное распоряжение об отмене прежних автомобильных пропусков. Все автомобили со старыми пропусками задерживаются и направляются в правительственные гаражи. Допуск в Кремль по обыкновенным пропускам прекращается. Я перечислил Ленину другие дополнительные меры, и он с ними согласился".

Прибыв в Кремль, Бонч-Бруевич по телефону связался со своим сторонником в руководстве Красной Армии — председателем Высшей военной инспекции Н. И. Подвойским и потребовал от него как можно скорее ввести в Москву армейские части и самому прибыть в Кремль. В Кремле Бонч-Бруевич вручил Подвойскому письменный приказ Ленина о вводе войск в Москву.

Далее Бонч-Бруевич описывает происходящее так: "Подвойский со вниманием выслушал меня и сказал, что, сосредоточив войска за Москвой-рекой, начнет продвижение частей от храма Христа Спасителя. Все это мне показалось крайне медленным. Враг был слаб. Достаточно было взять одну батарею, отряд стрелков с пулеметами и сразу перейти в наступление. Ленин был согласен со мной: "Да, серьезную штуку затеяли наши военные, настоящую войну разыгрывают. Вы им звоните почаще, напоминайте, что надо как можно скорее закончить с этим делом".

Нарком по военным и морским делам Троцкий, в свою очередь, как мог тормозил выдвижение армейских частей в Москву. Бонч-Бруевич так описывает реакцию Ленина: "Наконец-то продвигаются, шутил, сердясь, Ленин, — хорошо, что враг попался смирный, взбунтовался и почил на лаврах, а то ведь беда была бы с таким войском". (В. Д. Бонч-Бруевич… — с. 305–306, 309–312).

В конце концов, не дождавшись подхода армейских частей, Бонч-Бруевич отправил на подавление мятежа два полка Латышской дивизии, которая в силу своего особого статуса пользовался внутренним самоуправлением и не подчинялась Троцкому. В результате к вечеру 7 июля 1918, латышские стрелки подавили левоэсеровский мятеж.

Впрочем, провал левоэсеровского мятежа не обескуражил европейских банкиров. По их поручению, находившийся в это время в Москве представитель английского правительства Локкарт с помощью Свердлова начал подготовку нового военного переворота.

Учитывая роль в разгроме левоэсеровского мятежа Латышской дивизии, было решено использовать её для нового переворота, подкупив для этого её командование. Сумма, выделенная на подкуп, составила к концу августа 1918 2 млн. рублей. (П. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля"… — С. 254–256).

Сигналом к началу переворота должно было стать убийство Ленина, которое было поручено боевикам из числа правых эсеров.

Решающая роль Свердлова в этом просматривается даже из некоторых опубликованных еще в советское время документов того периода времени.

Так, за день до покушения, 29 августа 1918, Свердлов отправил Ленину записку, в которой практически приказывал ему явиться на митинг, где на него должны были совершить покушение: "Владимир Ильич! Прошу назначить заседание Совнаркома на завтра не ранее 9 часов вечера. Завтра по всем районам крупные митинги по плану, о котором мы с вами уславливались. Предупредите всех совнаркомщиков, что в случае получения приглашения или назначения на митинг, никто не имеет права отказываться. ("Выстрел в сердце революции" — М.: Политиздат, 1983. — с. 65).

Для того, чтобы отвлечь внимание от предстоящего переворота и покушения, в Москве в этот день 29 августа 1918, когда Свердлов "приглашал" Ленина на митинг, в Петрограде боевиком правых эсеров был убит председатель Петроградской ЧК Урицкий, и в Петроград из Москвы был отправлен Дзержинский для проведения расследования.

В общем, как отметил комендант Кремля Мальков в своих мемуарах: "День 30 августа 1918 начинался мрачно".

Мрачность дня 30 августа 1918 ощущалась тогда очень многими среди близких или приближенных к Ленину людей. Незадолго перед выездом на митинги, Ленин в 17 часов отшучивается и не дает определенного ответа на требование своей сестры М. И. Ульяновой не выступать в этот день на митингах. Затем перед отъездом он отвечает категорическим отказом на её просьбу поехать с ним. В течение всего этого дня секретарь Московского горкома партии Загорский упрашивал Ленина не выезжать в этот день на митинги. ("Выстрел в сердце революции"… — с. 61–62).

Первое выступление Ленина 30 августа 1918, состоялось около 18 часов на митинге в здании бывшей Московской хлебной биржи. Здесь его личный водитель и телохранитель С. К. Гиль обнаружил, что за Лениным ведут наблюдение неизвестные ему люди. ("Выстрел в сердце революции… — с. 69).

Поскольку С. К. Гиль оказался тем человеком, чья роль в спасении Ленина в первые минуты непосредственно после покушения была решающей, то необходимо немного остановиться на его личности. В исторических источниках о Гиле сообщается, мягко говоря, крайне скупо. Но, кое — где, всё же было упомянуто, что до свержения монархии он служил водителем в личном гараже императора Николая II. Но, сообщив об этом факте, источники советской историографии "забывают" дать пояснение, что все водители императорского гаража входили в состав личной службы безопасности императора, так называемой "Дворцовой полиции" и имели чины жандармских унтер-офицеров. И, их всех, обучали основным навыкам телохранительства.

Жандармское прошлое Гиля подтверждается и тем фактом, что он, будучи личным водителем Ленина в 1917–1924 годах, то есть все время его нахождения у власти, был принят в члены партии только в 1930 году.

Теперь о весьма многочисленных "странностях", предшествовавших покушению на Ленина. Так, один из свидетелей покушения Н. Я. Иванов отмечал: "Еще задолго до прибытия Ленина пришла на митинг женщина, которая во время покушения получила ранение. Она вела себя странно. Её никто не знал".

Гиль сообщает о другой "странной женщине" куда более подробно и профессионально: "Я развернул машину и поставил её к выезду со двора, в шагах десяти от входа в цех. Через несколько минут ко мне приблизилась женщина в коротком жакете с портфелем в руке. Молодая, худощавая, с темными глазами, голос дрожал".

Эта женщина поинтересовалась у Гиля не Ленин ли это приехал на завод? На что Гиль отвечал ей крайне неопределенно и уклончиво, демонстрируя навыки профессионала, несвойственные обычному водителю. По его словам: "Я всегда соблюдал строжайшее правило: никогда, никому не говорить, кто приехал, откуда и куда поедет дальше".

Далее Гиль отметил еще одну "странность" на заводе Михельсона к моменту их приезда: "Ленин вошел в цех абсолютно один. Никто нас не встречал: ни члены заводского парткома, ни кто-либо другой". ("Выстрел в сердце революции"… — с. 70–71).

После окончания митинга члены террористической группы, находившиеся среди собравшихся, начали всячески останавливать движение Ленина к выходу, чтобы обеспечить исполнителям успешное ведение огня.

Вот, что об этом писал в своих воспоминаниях Н. Я. Иванов: "Когда Ленин закончил выступление и пошел к выходу, ему преградил путь брюнет лет шестнадцати в гимназическом пальто. Он подал записку, которую Ленин взял и, не останавливаясь, пошел дальше".

Вторая попытка фиксации была успешной: "Две женщины подошли к Ленину с обеих сторон, и одна из них спросила, почему отбирают хлеб на железных дорогах. Ленин ответил, что издан декрет, чтобы его не отбирали. Далее свидетельство Гиля: "Разговор этот длился 2–3 минуты. По бокам Ленина стояли еще две — три женщины, выдвинувшиеся вперед. Когда Ленин хотел сделать последние шаги к машине, раздался выстрел. Моментально повернув голову в сторону выстрела, я увидел женщину — ту самую, что час назад расспрашивала меня о Ленине. Она стояла с левой стороны машины и целилась в грудь Ленина. Раздался еще один выстрел. Я тотчас бросился к стрелявшей, целясь из нагана ей в голову. Она бросила "браунинг" и бросилась в толпу. ("Выстрел в сердце революции… — с. 74, 76–77).

Далее Гиль вновь продемонстрировал свой профессионализм жандармского унтер-офицера, приобретенный им в "Дворцовой полиции": "Я ринулся за ней. Но мне, тут же ударило в голову. Ведь Ленин останется один. Я подбежал к Ленину и стал перед ним на колени. Тут же поднимаю голову и вижу, что из цеха бежит какой-то странный мужчина. Левой рукой размахивает, а правую держит в кармане. Мне его фигура показалась подозрительной, и я закрыл собой Ленина и особенно его голову, закричав изо всех сил "стой" и направил на него наган. Он продолжал бежать. Тогда я крикнул "Стой, стреляю!", и он, подбежав до Ленина, несколько шагов, круто повернул налево и выбежал в ворота, не вынимая правой руки из кармана". (("Выстрел в сердце революции"… — с. 77).

Так Гиль спас Ленина от добивания контрольным выстрелом в голову со стороны неизвестного террориста.

Н. Я. Иванов сообщил интересные подробности об одной из фиксировавших Ленина женщин, которая была ранена случайной пулей. Её отвезли в ближайшую Петропавловскую больницу, и там выяснилось, что в этой больнице она работает кастеляншей. Но, почему-то тогда, ни у кого не возник вопрос: как она прошла через проходную завода в цех, и оттуда она узнала до этого о митинге на этом заводе.

Сразу после покушения на Ленина другие члены террористической группы, судя по их поступкам, имея заранее разработанный план действий, приступили к операции по сокрытию следов и выдвижению подставы в лице заранее подготовленной к этому Фани Каплан.

О деталях этой операции сохранилось свидетельство одного из её участников — "красного командира" С. Н. Батулина. Этот деятель потом не только благополучно пережил гражданскую войну, но и сталинские чистки. И затем, спустя много десятилетий после прошедшего, в качестве лояльного советского гражданина оставил свои воспоминания об этом, которые вошли в сборник материалов "Выстрел в сердце революции".

И вот как С. Н. Батулин описывает свои действия по маскировке подлинного исполнителя покушения: "После выстрела толпа, стоявшая у автомобиля Ленина, стала разбегаться, и я увидел лежавшего Ленина. Я понял, что на его жизнь совершено покушение. Человека, стрелявшего в Ленина, я не видел. Я не растерялся и закричал: "Держите убийцу товарища Ленина!" И с этими криками выбежал на Серпуховку, по которой в одиночку и группами бежали испуганные люди. Впереди я увидел двух девушек, которые, по моему глубокому убеждению, бежали по той причине, что сзади бежал я и другие люди и поэтому я отказался их преследовать. В это время позади себя я увидел около дерева женщину, которая своим странным видом привлекла мое внимание. Она имела вид человека, спасающегося от преследования, запуганного и затравленного. Я спросил женщину, зачем она сюда попала? На эти мои слова она ответила: "А зачем вам это знать?" Тогда я обыскал её карманы и, взяв портфель и зонтик, предложил ей идти за мной. В дороге я спросил её: "Зачем вы стреляли в Ленина?" На что она ответила: "А зачем вам это нужно знать?", что окончательно убедило меня в покушении этой женщины на Ленина. На Серпуховке кто-то из толпы в этой женщине узнал человека, стрелявшего в Ленина. После этого я еще раз спросил её: "Вы стреляли в товарища Ленина?" На что она ответила утвердительно, отказавшись назвать партию, по поручению которой стреляла. В военном комиссариате Замоскворецкого района эта женщина назвалась Каплан и призналась в покушении на жизнь Ленина". ("Выстрел в сердце революции"… — с. 79–80, 81).

Начинаем элементарно разбирать эти показания "красного командира" Батулина. В момент покушения он, по его словам: "Человека, стрелявшего в Ленина, я не видел". Но, несмотря на это он с криком: "Держите убийцу товарища Ленина!" организует погоню неизвестно за кем и неизвестно куда. Этот его крик слишком напоминает известный прием, когда вор громче всех в толпе кричит: "Держи вора!". В общем, Батулин увлек массу народа в совершенно другую сторону и тем самым обеспечил киллеру спокойный уход с места покушения.

Далее у Батулина еще интереснее: "В это время позади себя я увидел около дерева женщину"… Наверно у доблестного красного командира была еще пара глаз на затылке, что он мог видеть позади себя. И, наконец: "Кто-то из толпы в этой женщине узнал человека, стрелявшего в Ленина".

Это "Кто-то из толпы", звучит особенно трогательно и наивно, не говоря уже о том, что задержанная поблизости от места покушения Каплан, по внешнему виду и по вещам в руках совершенно не походила на описание террористки, которое профессионально дал Гиль.

Да и как, имея в руках сумку и зонтик, Каплан могла вести прицельный огонь из пистолета, а потом сохранить эти вещи при бегстве?

Кроме всего этого нигде не сообщается о том, что Гиль практически единственный, кто видел киллершу в лицо, потом опознал в ней Каплан.

А пока Батулин "задерживал террористку Каплан", шофер Ленина с отработанным профессионализмом продолжал спасать ему жизнь. Во время движения машины с раненым Лениным в Кремле, Гиль категорически опроверг предложение члена заводского профкома И. В. Полуторного заехать в находившуюся по пути Иверскую больницу для перевязки Ленина. Въехав в Кремль, он подогнал машину вплотную к подъезду дома Ленина. И затем оттуда позвонил своему начальнику В. Д. Бонч-Бруевичу и доложил о прошедшем.

Настал черед Бонч-Бруевича спасать жизнь Ленину. Он также действовал быстро и решительно, вызвав к Ленину свою жену Веру Михайловну Величкину, в недавнем прошлом фронтового хирурга, имевшую большой опыт по части пулевых ранений. Она тут же приступила к оказанию Ленину врачебной помощи. Одновременно с этим он отдал приказ об усиленной охране Кремля и объектов внутри его. Затем объявил о взятии на себя временного исполнения обязанностей председателя Совнаркома и постоянную передачу данных о здоровье Ленина местным и партийным советским органам и печатным изданиям. Так же по его распоряжению кроме врачей Ленина могли посещать только его ближайшие родственники. ("Выстрел в сердце революции… — с. 84, 86–88, 97, 173).

Реакция родственников Ленина на покушение четко говорит, что они видели его организаторов среди руководства собственной партии. Вот что об этом сообщал В. Д. Бонч-Бруевич: "Вбежав в маленькую квартирку Владимира Ильича, я, прежде всего, увидел его сестру Марию Ильиничну, метавшуюся из комнаты в комнату и в нервном возбуждении повторяющую: "Что же это такое? До каких пор это будут терпеть?! Неужели и это пройдет им даром?!" (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминания о Ленине"… — с. 343).

Это характерный вопрос, кому это "им"? Ведь со всеми антибольшевистскими партиями к этому времени не церемонились, и говорить "Неужели и это пройдет им даром?!" — было бы бессмысленно. К этому времени этим "им" ничего даром не проходило, и это было всем хорошо известно.

Весьма интересно по этому поводу наблюдение жены Ленина Н. К. Крупской о прибытии в квартиру к раненому Ленину председателя ВЦИК Свердлова: "В квартире около вешалки стоял Яков Михайлович Свердлов и вид у него был серьезный и решительный" ("Выстрел в сердце революции"… — с. 91).

Этот серьезный и решительный вид" Свердлова очень контрастировал с тем, что у остальных соратников Ленина этот самый вид после покушения на него был крайне растерянным и подавленным.

Тем временем Бонч-Бруевич продолжал организовывать медицинскую помощь Ленину. Следом за Величкиной, к Ленину прибыл его личный врач Владимир Александрович Обух, который 1894 году вместе с Лениным участвовал в создании "Союза борьбы за освобождение рабочего класса". Затем прибыл другой медик Александр Николаевич Винокуров, который в 1893 году вступил в марксистский кружок, созданный Лениным. Последним приехал профессор медицинского факультета Московского университета Б. С. Вейсброд", вступивший в большевистскую фракцию РСДРП в 1904 году. (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминание о Ленине"… — с. 342–350, 506).

К ним скоро присоединился нарком здравоохранения Н. А. Семашко, который был членом марксистского кружка Ленина с 1893 года. ("Выстрел в сердце революции"… — с. 273).

Под контролем, врачей—старых большевиков, присланный Свердловым профессор — хирург Минц, сделал Ленину ряд первичных операций.

В ходе медицинского осмотра и последовавших операций было установлено, что оба пулевых ранения Ленина должны были быть смертельными. Первая пуля должна была пробить сердце, но обошла его и на излете вызвала перелом плечевой кости. Вторая пуля прошла в очень опасной близости от сразу нескольких жизненно важных центров: шейной артерии, шейной вены, нервного ствола, обеспечивающего работу сердца. Ранение каждого из них грозило мгновенной или быстрой смертью, но пуля, чудом не задев их, пробила легкое и затем засела в передней части шеи под кожей. ("Выстрел в сердце революции"… — с. 89, 96).

При таком характере полученных ранений, в пору говорить, чуть ли не о божественном промысле спасшем Ленина.

А тем временем шли первые допросы мнимой террористки Каплан, проводимые членом коллегии наркомата юстиции Козловским. По его словам, Каплан не выглядела профессионально террористкой ни в плане личных качеств, и ни в плане профессиональных навыков. Единственный случай её участия в террористическом акте был задолго до 1917 года и был связан с метанием бомбы. Ни пистолетом, ни револьвером она не владела. ("Выстрел в сердце революции"… — с. 100–102).

И, кроме того, практически сразу было установлено, что Каплан не могла прицельно стрелять даже если бы, и умела пользоваться ручным огнестрельным оружием. После неудачного броска бомбы она от взрывной контузии вскоре потеряла зрение. Ей восстановили его в очень небольшой степени в 1917 году после сложной хирургической операции.

Столь же мутно обстояли дела с определением её партийной принадлежности. На первых допросах, проводимых Козловским, она называла себя анархисткой и только под давлением допрашивавшего её, затем заместителя председателя ВЧК Я. Н. Петерса признала свою принадлежность к правым эсерам. ("Выстрел в сердце революции"… — с. 100–101).

Судьба Каплан решалась с чересчур подозрительной поспешностью. Спустя два дня после покушения на Ленина, в полдень 3 сентября 1918 ближайший соратник Свердлова — секретарь ВЦИК Аванесов вызвал к себе коменданта Кремля Малькова и вручил ему письменный приказ о немедленном расстреле Каплан. Спустя 6 часов Каплан была расстреляна Мальковым в Кремлевском саду, а её тело было сожжено. (П. Д. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля… — с. 161–162).

В своих мемуарах Мальков как-то "забыл" сообщить, чей это был приказ, но нетрудно догадаться, что он был подписан Свердловым, поскольку Аванесов своей властью его отдать явно бы не решился.

Несмотря на то, что Ленин остался жив, Свердлов начал явочным порядком брать полноту власти в стране. С тем, чтобы всем в руководстве стало ясно, кто теперь есть кто, он занял рабочий кабинет Ленина в Кремле. Вот, что об этом писал Мальков: "Когда после злодейского покушения Каплан Владимир Ильич был болен, Свердлов работал в его кабинете. Ни до этого, ни после, никто в кабинете Ленина, кроме него самого, не работал". (П. Д. Мальков… — с. 188–189).

Несмотря на то, что Ленин остался жив, Свердлов начал явочным порядком брать полноту власти в стране. С тем, чтобы всем в руководстве стало ясно, кто теперь есть кто, он занял рабочий кабинет Ленина в Кремле. Вот, что об этом писал Мальков: "Когда после злодейского покушения Каплан Владимир Ильич был болен, Свердлов работал в его кабинете. Ни до этого, ни после, никто в кабинете Ленина, кроме него самого, не работал". (П. Д. Мальков… — с. 188–189).

Захватив полноту власти, Свердлов использовал её для дальнейшего обострения гражданской войны в стране. С этой целью спустя несколько часов после покушения на Ленина он опубликовал специальное воззвание ВЦИК, объявлявшее в стране состояние массового террора против врагов Советской власти, получившее вскоре название "Красный террор".

Помимо дальнейшего разжигания гражданской войны, объявленный Свердловым "красный террор" послужил хорошим прикрытием для уничтожения без суда тех высокопоставленных царских чиновников, которые по своему положению слишком много знали о подлинных обстоятельствах свержения монархии в России. Именно поэтому вскоре после покушения на Ленина были расстреляны арестованные еще в марте 1917 министр юстиции Щегловитов и директор Департамента полиции МВД Белецкий.

Попутно с "красным террором" Свердлов в первые же дни после тяжелого ранения Ленина решал и другие задачи по укреплению своей власти. Так он твердо пресек поползновения других прозападных элементов в большевистском руководстве на раздел ленинского наследия. Вот как пафосно это описывал Мальков: "3 или 4 сентября 1918, Каменев и Рыков, вконец разуверившись в выздоровлении Ленина, явились к Свердлову и поставили вопрос об избрании временного председателя Совнаркома. В ответ Свердлов заявил: "Согласие на подобное предложение я не дам никогда и буду самым категорическим образом возражать против попыток избрать кого-то другого на пост, принадлежащий Ильичу". (П. Д. Мальков… — с. 188–189).

Начав узурпацию государственной власти, Свердлов заодно решил избавиться и от Латышской дивизии, сорвавшей не так давно подготовленный им левоэсеровский мятеж. 12 сентября 1918, эта дивизия в полном составе была отправлена на фронт и до конца гражданской войны в Москву больше не возвращалась. Охрану Кремля стали нести курсанты военного училища имени ВЦИК РСФСР, командование которого подчинялось непосредственно Троцкому, как наркому по военным и морским делам.

А тем временем выздоровление Ленина пошло неожиданно быстро. И уже 16 сентября 1918, он принял участие в заседании ЦК РКП (б). Но Свердлову все же удалось 24 сентября 1918, сослать Ленина "на отдых" в подмосковную деревню Горки. И он делал все, чтобы Ленин оставался там как можно дольше. Вот что об этом вспоминал Мальков: "К середине октября 1918 Ленин стал чувствовать себя много лучше и все чаще стал интересоваться, как идет ремонт его квартиры в Кремле и скоро ли он сможет вернуться в Москву. Я говорил об этом Свердлову, а он отвечал: "Тяните, тяните с ремонтом. Иначе не удержать Владимира Ильича за городом; все бросит, не долечившись, как следует. Пусть побольше побудет на воздухе, пусть отдыхает". Однако не так просто было удержать Ильича за городом. Ленин рвался в Москву, к работе. Недели через две после своего переезда в Горки, Ленин встретил меня и сказал: "Дипломат вы никудышный, товарищ Мальков! Ремонт в моей квартире уже два дня, как закончен. Завтра я возвращаюсь в Москву. Передайте это Свердлову. Я ведь знаю, кто вас инструктирует". (П. Д. Мальков… — с. 165–166).

Наконец 16 октября 1918, Ленин вернулся в Москву, к работе, приняв в Кремле делегацию ЦК КП (б) Украины и проведя с ней двухчасовое совещание.

А тем временем Свердлов, не смущаясь очередным своим провалом по отстранению Ленина от власти, начал готовить на него новое покушение. Попутно он принял ряд мер, чтобы убрать медицинскую составляющую личной охраны Ленина в лице В. М. Величкиной (Бонч-Бруевич).

Накануне возвращения Ленина из Горок в Москву с Величкиной в Кремле произошла странная история. Возвращаясь вечером домой, она встретила на своем пути какую-то неизвестную женщину. Та, якобы находясь в болезненном состоянии, упала Величкиной на руки. Величкина доставила её в Кремлевскую больницу, где та вскоре якобы умерла от "испанского гриппа", эпидемия которого в это время перенеслась из Европы в Россию. Спустя непродолжительное время после этого случая Величкина заболела этой же формой гриппа и тоже вскоре умерла.

То, как этот случай описан в мемуарах В. Д. Бонч-Бруевича "Воспоминания о Ленине", у любого толкового исследователя сразу вызывает недоуменные вопросы. Что это за неизвестная женщина, которая в полубессознательном состоянии шляется по территории столь тщательно охраняемого к тому времени объекта, как Московский Кремль? И почему, будучи в Кремле, она рухнула на руки именно Величкиной, а не патрулирующим территорию охранникам? Ведь на это у неё шансов должно было быть намного больше.

Несмотря на все организаторско-интриганские таланты Свердлова, подготовка нового покушения на Ленина, на этот раз шла достаточно медленно. Анархисты и эсеры всех мастей были к этому времени разгромлены, а среди белых опытных террористов не было.

Поэтому для очередного покушения на Ленина решили использовать действовавшую в Москве одну из многих в то время, банду уголовников во главе с Яковом Кошельковым по кличке "Кошелек".

Этот выбор Кошелькова в качестве исполнителя этого очередного покушения на ленина, был обусловлен тем, что "Кошелек" неукоснительно придерживался правила, сформулированного годом позже известным одесским бандитом Александром Шварцем ("Сашка Червень"): "Если вам захотелось выстрелить, то делайте это так, чтобы после вас стрелять не мог никто. А для этого советую всегда стрелять первым. Никогда не сомневайтесь нужно ли стрелять. Сомнения, как раз есть повод для стрельбы. Не стреляйте в воздух. Не оставляйте свидетелей. Не жалейте их, ибо они вас не пожалеют. Живые свидетели — дитя вашей тупости и легкомыслия". (А. Козачинский "Зеленый фургон" — начало главы VI).

Исходя из тех обстоятельств, которые сопровождали очередное покушение на Ленина в Сокольниках (тогдашний пригород Москвы) вечером 19 января 1919, совершенное бандой Кошелькова, можно сделать некоторые выводы, как о подготовке покушения, так и о причинах его срыва.

Итак, в самом конце 1918 года неизвестное теперь лицо или группа лиц, войдя в контакт с Кошельковым, сделала ему заказ на убийство. Суть заказа, очевидно, заключалась в том, что в определенное время, в определенном месте остановить легковую машину определенной марки и, не вступая в разговоры с пассажирами, перестрелять их всех.

Но организаторы заказа не учли присущие тогдашним бандитам анархизм и своеволие. Столь таинственные требования разожгли любопытство Кошелькова. В результате он нарушил условия заказа, потребовав у пассажиров остановленного его бандой 6 января 1919, автомобиля, предъявить документы.

Увидев из документов, что перед ним Ленин со спутниками, Кошельков после пары минут лихорадочных размышлений о путях выхода из того крайне опасного положения, в котором он оказался, решил сымитировать обычное ограбление, сделав вид, что не разобрал точно, чья фамилия стоит в документах. Сказав своим подельникам: "Тут, какой-то Левин", он забрал у пассажиров оружие, деньги, документы и уехал со своей бандой в машине Ленина. Но эта находчивость его не спасла. За ним, по приказу Свердлова, началась настоящая охота силами ВЧК и милиции.

Перед чекистами и милиционерами не ставилась задача взять его и кого-то из банды живым. При обнаружении по ним сразу открывался огонь на поражение. И через несколько месяцев их всех уничтожили.

Покушение 6 января 1919, привело к тому, что Ленин, наконец, внял призывам Бонч — Бруевича, а так же целого ряда других своих соратников и ближайших родственников о необходимости покончить со Свердловым, пока тот не покончил с ним. После чего Ленин, наконец, перестал бояться, что, убрав Свердлова, он смертельно обидит его хозяев — европейских банкиров.

Перед подготовкой ликвидации Свердлова у Ленина и его ближайших соратников состоялся очень конкретный разговор с Дзержинским. "Железному Феликсу" предложили перестать, наконец, вилять и определиться, на чьей он стороне. После этого Дзержинский наконец порвал с "левыми коммунистами" Бухарина и через них — с другими антиленинскими течениями в партии, обеспечив со своей стороны прикрытие операции по устранению Свердлова.

После этого Бонч-Бруевич, кипя местью за убитую по приказу Свердлова жену, с помощью своей спецслужбы приступил к подготовке операции по его ликвидации. Он же сочинил и официальную версию о причинах смерти Свердлова, от якобы "испанского гриппа", которая вошла затем в официальную советскую историографию.

Эта версия никем не оспаривается до сих пор. Хотя даже в красочном её описании в мемуарах Бонч-Бруевича видно, что она изрядно шита белыми нитками. Итак, вот что сообщил Бонч-Бруевич, в своих мемуарах об обстоятельствах смерти Свердлова: "16 марта 1919 умер Свердлов. Я помню, как еще накануне я рассказывал Ленину, что Свердлов тяжело болен, что у него температура 40 градусов и по всему видно, что положение крайне серьезное. Мне это было особенно ясно, более чем кому-либо другому, так как я совсем недавно перенес смерть моей жены все от той же ужасной "испанки". Все признаки болезни, которые я наблюдал у неё, бросались мне в глаза, когда я бывал у Свердлова. Вдруг телефонный звонок, звонил сам Свердлов. Он попросил поставить у своей постели телефон и в полубреду продолжал делать распоряжения по ВЦИК. Ленин заторопился и сказал, что поедет к нему. И вот на другой день 16 марта 1919, мне позвонили и сказали, что Свердлов очень плох. Я быстро оделся и бросился к нему на квартиру. У дверей квартиры Свердлова я встретил Ленина. Он был бледен и невероятно грустен. Посмотрел на меня и вымолвил: "Умер". Постоял и пошел дальше. В квартире Свердлова мне сказали, что когда пришел Ленин, Свердлов что-то возбужденно стал ему говорить. Ленин взял его за руку и сказал успокаивающе: "Вы усните, постарайтесь заснуть. Вам будет легче". Свердлов вдруг успокоился, забылся, как будто заснул. Все было тихо, и он спокойно умер". (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминания о Ленине"… — с. 147–148).

Вообще — то, тогдашний "испанский грипп" был крайне заразной и смертельной в то время болезнью. И Бонч-Бруевич, как начальник охраны Ленина, должен был потребовать от него не ходить к больному "испанкой" Свердлову, даже если бы они и были лучшими друзьями. Но в своих воспоминаниях, он, ни разу не упоминает не то чтобы о требовании, а хотя бы даже просьбы об этом, со своей стороны. Наоборот, судя по вышеприведенному воспоминанию, они с Лениным минимум дважды посещают больного Свердлова, и Ленин при этом минимум один раз вступает со Свердловым в тесный личный контакт (сидит рядом и берет за руку), и все это без каких-либо последствий для здоровья.

Так что не случайно, что гораздо более близкий или, как минимум, лояльный Свердлову человек — комендант Московского Кремля П. Д. Мальков, в своих мемуарах ни о какой болезни не упоминает, а просто сообщает о факте смерти Свердлова, всячески избегая давать по этому поводу какие-либо подробности. (П. Д. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля"… — с. 199).

После смерти Свердлова тотчас рухнула созданная им вертикаль власти. Вот, как это описывает Мальков: "После избрания Калинина председателем ВЦИК, я вошел к нему, чтобы доложить о делах комендатуры: "Знаешь, Мальков, — перебил меня Михаил Иванович, — ты докладывай свои вопросы секретарям ВЦИК. Мне с этим наново знакомиться не надо". Далее Мальков отметил, что вскоре после этого разговора он перешел в подчинение Дзержинскому. (П. Д. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля"… — с. 202).

Смерть Свердлова позволила Ленину в значительной степени получить, наконец, руководящее положение в партии и государстве. Это было закреплено вскоре после ухода из жизни Свердлова, на состоявшемся 18–23 марта 1919 VIII съезде РКП (б). Лишившись в лице Свердлова негласного руководящего центра, различные антиленинские группировки выступили на съезде вразнобой и не смогли повлиять на принимаемые им решения.

Троцкий, к которому после смерти Свердлова перешла должность лидера агентов влияния европейских банкиров в большевистском руководстве, по своим деловым и организаторским качествам сильно уступал ему. Кроме того, он в отличие от Свердлова был в партии и её руководстве инородным телом. До лета 1917 года он ни одного дня не был большевиком, находясь в различных меньшевистских фракциях.

Вот что об этом писал в Вашингтон, тогдашний американский представитель в Москве Буллит: "Обаяние Ленина в России сейчас так велико, что группа Троцкого вынуждена нехотя следовать за ним". (С. А. Дангулов Собрание сочинений — т. 5 — с. 328).

Единственное, что после смерти Свердлова и того боя, который дал Троцкому Сталин на VIII съезде, удерживало Троцкого в руководстве партии — это, только поддержка Ленина, который помнил о прежней договоренности с Парвусом, о том, что Троцкий рядом с ним — это гарантия либо от прямой серьезной интервенции Запада, или от её массированной помощи белогвардейским армиям, способная обеспечить им победу в Гражданской войне.

Несколько слов о первом открытом столкновении группировок Троцкого и Сталина, которое произошло на VIII съезде РКП (б). Группировка Сталина выступила на съезде против Троцкого и его сторонников под именем "Военной оппозиции". Среди прочего, Сталин и "военная оппозиция" в слегка завуалированной форме обвинили Троцкого в том, что он своими действиями в качестве народного комиссара по военным и морским делам, сознательно затягивает Гражданскую войну в стране. (Энциклопедия "Великий Жовтень и громадяньска вийна на Украине — Киев, 1987. — с. 558).

Другим ударом по позициям агентов европейских банкиров в большевистском руководстве стало официальное провозглашение VIII съездом политики союза рабочего класса и трудового крестьянства. Это фактически означало необъявленную ревизию одной из основ марксизма, который был единственной связующей линией между русскими коммунистами (большевиками) и Европой.

Таким образом, на этом съезде впервые четко оформился раздел руководства РКП (б) на чистых марксистов — агентов влияния евробанкиров, разношерстную группировку которых возглавил Троцкий, и русских коммунистов (большевиков) во главе со Сталиным, которых больше интересовали вопросы удержания своей власти в стране, а не "мировая революция".

Увидев этот раздел в руководстве партии между Сталиным и Троцким — Ленин не нашел ничего лучше, как пытаться балансировать между двумя этими крайностями. (С. Кара-Мурза "Советская цивилизация" — М., "Алгоритм", 2001 кн. 1 — с. 510).

Довольно быстро эта беспринципная позиция Ленина привела его к физической гибели, которую он столь счастливо избегал ранее. Почему-то столько распропагандированной "ленинской гениальности" не хватило на то, чтобы понять элементарную житейскую истину: никогда нельзя балансировать между крайностями и поэтому нельзя быть немножко марксистом и немного антимарксистом и в конце концов надо что-то выбирать..

Об этом известный специалист по советской истории, профессор Гарвардского университета в США Адам Улам писал следующее: "Сталин умел учиться и обладал чувством времени. Он был типичным ленинцем, но без тех внутренних противоречий и следов западных социалистических традиций, которые до конца жизни преследовали Ленина". (А. Бушков "Сталин: схватка у штурвала" — СПб.; "Нева", 2005. — с. 103, А. Улам "Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года". — М. Центрполиграф. — 2004).

По этому же поводу в начале 60-х годов ХХ века известный английский писатель Грэм Грин в своем романе "Комедианты" писал: "Коммунизм шире, чем марксизм. В коммунизме есть мистика и политика. Слово "марксизм" мне все меньше и меньше нравится. Слишком часто под марксизмом подразумевают только экономическую проблему". (Г. Грин "Комедианты" — Кишинев, 1981. — с. 600–601).

Что же касается утверждения Улама о полном разрыве Сталина с "западными социалистическими традициями", то это чересчур большое преувеличение. Множество марксистских предрассудков опутывали Сталина до конца его жизни, приведя его, в конце концов, к смерти.

Часть 7. "Предательство, предательство, предательство, предательство — души не заживающий ожог…"

Но вернемся к ситуации того, как попытки Ленина лавировать между, условно говоря, "троцкистами" и "сталинистами", привели его сначала к фактическому отстранению от власти в 1923 году, а затем — к смерти в конце января 1924 года.

Смертельной ошибкой Ленина в этой борьбе за власть стало то, что он, как под давлением своих оппонентов, так и по комплексу личных причин 4 декабря 1920, снял В. Д. Бонч-Бруевича с должности начальника своей службы безопасности и управляющего делами Совнаркома, и направил его управлять подмосковным совхозом "Лесные поляны", который снабжал продовольствием тогдашнее высшее партийное и советское руководство.

Если говорить о личных причинах, удаления Лениным своего серого кардинала, то здесь имела место быть банальный личный аморализм, а если точнее, то комплексы неполноценности, поскольку Бонч-Бруевич, не уступая Ленину в философской подготовке намного превосходил как государственный деятель и Ленин понимал что он мог бы быть гораздо более успешным руководителем Советской России чем он. Ну вдобавок к этому регулярные спасения ленинской жизни от политических врагов, начиная с левоэсеровского мятежа и заканчивая покушением на заводе Михельсона и бандитским налётом Кошелькова, а так же то что Бонч-Бруевич смог изящно организовать устранение Свердлова, а Ленин никогда не смог бы этого сделать никаким образом ни изящным ни грубым.

В целом этом аморальном поступке Ленина, по отношению к единственному верному соратнику не раз и не два спасавшему ему жизнь, нет, не только малейшего следа уже набившей пропагандисткую оскомину пресловутой "ленинской гениальности", но даже и намека на элементарный житейский здравый смысл государственного деятеля.

Вот что по поводу подобного развития событий писал историк В. Жухрай: "Общеизвестно, что ни один диктатор в мире, будь он царем, императором, королем, канцлером, президентом не может обойтись без верных людей в области политического сыска. Более того, как только он таких людей теряет, то он погибает или его лишают власти, всегда существующие его тайные или явные противники". (В. Жухрай "Тайны царской охранки" — М. Политиздат, 1991. — с. 155).

Кстати особый аморализм устранения Лениным, Бонч-Бруевича из политической жизни, проявился в выбранном для этого времени, а именно начало декабря 1920 года, когда за две с половиной недели до этого 15 ноября 1920, Крым был полностью очищен от белогвардейских войск генерала Врангеля и тем самым фактически закончилась Гражданская война. То есть Ленин, почувствовав себя в безопасности, решил, что настало время избавится от прежнего своего единственного ближайшего соратника, который до этого ему эту самую безопасность обеспечивал, только за то, что он постоянно находясь рядом с ним, будил у него комплексы неполноценности.

Впрочем последствия этой "ленинской гениальности", густо замешанной на моральной нечистоплотности, в отношении Бонч-Бруевича, начали для Ленина, сказываться очень быстро. Вскоре после удаления Бонч-Бруевича с занимаемых постов была ликвидирована созданная им личная служба безопасности Ленина, и её функции переданы в одно из подразделений ВЧК. Затем была разгромлена созданная Бонч-Бруевичем и его покойной женой Величкиной личная медицинская служба Ленина, и вокруг него начали крутиться разного рода "медицинские светила" из Германии.

Вот что об этом пишут исследователи И. Уланов и И. Ландовский: "В 1922–1923 годах Троцкий и его приспешники проводили операцию по умерщвлению Ленина, и одновременно организована искусно спланированная кампания по возложение ответственности за будущую смерть вождя на Сталина. С этой целью Троцкий при поддержке Зиновьева, Каменева и Бухарина провел через Политбюро решение о возложении на Сталина выполнение медицинских предписаний группы врачей, лечивших Ленина". (И. Уланов "Лабиринты тайного заговора" — Краснодар, 1996. — с. 28, И. Ландовский "Красная симфония" — журнал "Молодая гвардия", 1992 — № 3–4 — с. 176).

Подробности процесса медицинского умерщвления Ленина германскими "медицинскими светилами", сообщает исследователь Б. Камов: "Ленин — богатырского здоровья, человек, способный принимать по сложным вопросам по 70 человек в день, с помощью профессуры за короткий срок переместился из Кремля в Мавзолей. Синклит из 17 гениев европейской медицины за два с половиной года поставил ему последовательно четыре диагноза: неврастения, хроническое отравление свинцом (из-за двух пуль в теле), скандальный "сифилис мозга" и, наконец, гастрит. В связи с диагнозом "отравление свинцом" Ленин перенес тяжелую операцию по удалению пуль, которую не решились провести в 1918 году, когда он был значительно здоровее. Для лечения "сифилиса мозга" его "лечили" препаратами мышьяка, ртути и йода. В результате чего Ленин получил тяжелейшее отравление мозга, печени, почек. После смерти Ленина и вскрытия его тела, выяснилось, что все четыре "диагноза" врачебная ошибка. Реальным заболеванием Ленина оказался "распространенный атеросклероз сосудов головного мозга на почве преждевременного изнашивания". Российский врач Залманов, начавший до этого эффективно лечить Ленина от заболевания, был вскоре выслан из СССР во Францию. (Б. Камов "Тайны тибетских лам" // газета "Совершенно секретно" — 2001 — № 4 — с. 33).

В связи с вышеизложенным опять встает вопрос о пресловутой "ленинской гениальности". Начиная с 1917 года пугать "мировую буржуазию" грандиозной "мировой революцией", ставить ей палки в колеса, а потом отдать себя в руки светил буржуазной медицины? Если это "гениальность", то, что же тогда можно назвать тупостью? Вот уж точно по пословице: "Кого Бог хочет наказать, он того лишает разума".

Подводя итоги данной темы можно отметить следующее: Ленин проиграл и погиб из-за элементарного и вопиющего противоречия между словом и делом. Провозглашать, что: "Честность — самая лучшая политика", а в реальной политике поступать прямо противоположным образом — это верный путь сначала к политическому, а затем к физическому самоубийству.

Что касается дальнейшей судьбы В. Д. Бонч-Бруевича, то возглавляя до 1929 года совхоз "Лесные поляны", он после смерти Ленина перешёл к научной работе. Продолжал писать книги по истории революционного движения в России, истории религии и атеизма, религиозному сектантству, этнографии и литературе.

После ухода с должности директора совхоза, он стал инициатор создания и первым директором в 1933–1945 годах Государственного литературного музея в Москве.

В 1945–1955 годах — директор Музея истории религии и атеизма Академии Наук СССР в Москве, а в 1946 стал одновременно директором такого же музея в Ленинграде.

Кроме этого в 1925 году он был назначен членом "Комиссии по организации академического издания собрания сочинений Л. Н. Толстого". В 1927 году, он был назначен членом Государственной редакционной комиссии и заведующего редакцией по изданию юбилейного полного собрания сочинений Л. Н. Толстого, и работал в этом качестве вплоть до 1939 года. В 1928 году назначен руководителем ученого совета Государственного музея Л. Н. Толстого. А в 1935 году стал на два года его полноправным директором.

В 1929–1930 годах Бонч-Бруевич был дважды командирован Народным комиссариатом просвещения в Германию и Чехословакию для работы в архивах над русскими рукописными материалами и старыми русскими изданиями.

А в 1932 году был назначен членом Комиссии по выявлению находящихся за границей памятников литературы и искусства народов СССР и заместителем председателя Комиссии по организации Центрального литературного музея. Организовав этот музей, он и возглавил его в 1933 году, и руководил им вплоть до 1939 года.

В 1954 году, за год до своей смерти в возрасте 82 лет, он был назначен председателем Координационной комиссии по научно-атеистической пропаганде при Президиуме АН СССР.

Часть 8. Старший брат и соратник

История жизни, политической и государственной деятельности Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, будет неполной, если не рассказать о его старшем брате — Михаиле Дмитриевиче Бонч-Бруевиче (24 февраля (8 марта) 1870, Москва — 3 августа 1956, Москва).

В отличие от младшего брата, который с самого начала пошел своим, революционным путем, Михаил с детства выбрал профессию военного. Но сначала, в 1891 году он окончил Московский межевой институт. Это позволило ему обратить к выгоде службы все навыки и знания, полученные в детстве от отца, а в случае неудачной военной карьеры — вернуться к профессии землемера.

В 1892 году М. Д. Бонч-Бруевич заканчивает Московское пехотного юнкерское училище и 4 августа 1892, в чине подпоручика направлен на службу в находящийся в Москве 12-й Астраханский гренадерский полк, затем переведен в Лейб-гвардии Литовский полк.

В 1898 году, в чине капитана окончил Академию Генерального штаба и направлен на службу в штаб Киевского военного округа, где он быстро дорос до подполковника. Затем до 1908 года служил при штабах различных военных округов.

Военно-теоретические взгляды Бонч-Бруевича сложились под влиянием командующего Киевским военным округом генерала М. И. Драгомирова, с которым он познакомился во время службы в штабе Киевского военного округа.

В 1905 году, Драгомиров пригласил Бонч-Бруевича участвовать в переработке своего "Учебника тактики", написанного им после русско-турецкой войны 1877–1878 годов. К моменту смерти Драгомирова (15 октября 1905), ему вместе с Бонч-Бруевичем удалось переработать только первую часть этого учебника, вторую часть Бонч-Бруевич редактировал уже самостоятельно, руководствуясь оставленными Драгомировым перед смертью указаниями. Переработанный учебник был издан в 1906 году. В дальнейшем Бонч-Бруевич дополнил его на основании опыта русско-японской войны 1904–1905 годов и переиздал в 1910–1911 годах.

В 1907 году, Бонч-Бруевич по приглашению научной конференции Академии Генштаба, прочитал и затем напечатал полный курс прикладной тактики.

Свою военно-литературную деятельность начал в 1904 сотрудничеством по военным вопросам в газетах "Русский Инвалид", "Киевская Газета", "Волынская Жизнь" и в журнале "Разведчик". Основные статьи, напечатанные в 1905–1910 в газетах и журналах, были затем изданы в сборнике "Армейские дела и делишки". Большая часть их посвящена воспитанию и тактической подготовке армии в мирное время.

По воспоминаниям генерала Деникина, изданным в эмиграции, во время Первой Русской революции в 1905–1906 годах М. Д. Бонч-Бруевич высказывал самые крайние контрреволюционные и монархические взгляды.

В ходе своей службы 6 декабря 1907, М. Д. Бонч-Бруевич произведен в полковники. С октября 1908 по январь 1910 — он занимал должность начальник штаба Либавской морской крепости. С 9 января 1910, штаб — офицер в Академии Генерального штаба. В марте 1914, в чине полковника назначен командиром 176-го Переволоченского пехотного полка, с которым и вступил в Первую Мировую войну.

Благодаря приятельским отношениям с генералом Н. В. Рузским, вскоре после начала Первой Мировой войны, в августе 1914, назначение на должность генерал-квартирмейстера штаба 3-й армии Юго-Западного фронта, которой командовал генерал Рузский и 10 сентября 1914 произведен в генерал-майоры. 17 сентября 1914, Рузский, став командующим Северо-Западного фронта, устроил назначение Бонч-Бруевича генерал-квартирмейстером штаба этого фронта.

Во время нахождения на должности генерал-квартирмейстера штаба 3-й армии Юго-Западного фронта ведал разведкой и контрразведкой, затем выполнял аналогичные функции будучи генерал-квартирмейстером Северо-Западного фронта.

В 1915 году М. Д. Бонч-Бруевич стал одним из иннициаторов выселения евреев из прифронтовой полосы (по обвинению их в поголовном шпионаже в пользу противника). В феврале 1915 вместе с начальником контрразведывательного отдела штаба Северо-Западного фронта полковником Н. С. Батюшиным вёл дело по обвинению в шпионаже в отношении жандармского полковника Мясоедова.

С 1 апреля 1915, был освобожден от прежней должности с назначением в распоряжении Верховного Главнокомандующего, и одновременно, некоторое время исполнял должность начальника штаба 6-й армии, дислоцировавшейся в Петрограде и его окрестностях. С 20 августа 1915 по 1 марта 1916 — начальник штаба Северного фронта. Затем, после освобождения с прежней должности находился в распоряжении командующего Северным фронтом и одновременно — начальник гарнизона Пскова, где находился штаб командующего Северного фронта.

Будучи начальником штаба Северного фронта, а в то время это была одна из ключевых должностей в русской армии, Бонч-Бруевич, человек резкий и малообщительный, сразу не пришёлся по вкусу дворцовой знати. Вокруг генерала плелись интриги. Бонч-Бруевич платил придворным той же монетой, подозревая некоторых из них в шпионаже в пользу Германии.

Вскоре к хору недоброжелателей М. Д. Бонч-Бруевича присоединилась и импереатрица Александра Фёдоровна, обиженная его обвинениями в шпионаже по отношению к целому ряду её приближенных. Она буквально засыпала Николая II письмами с ядовитыми отзывами в адрес Бонч-Бруевича: "Какая будет радость, когда ты избавишься от Б. Бр. (не умею написать его имени)! Но сначала ему нужно дать понять, какое он сделал зло, падающее притом на тебя. Ты чересчур добр, мой светозарный ангел. Будь твёрже, и когда накажешь, то не прощай сразу и не давай хороших мест: тебя недостаточно боятся". "Да, поскорее избавься от Бр. — Бр. Только не давай ему дивизии". "Убрал ли Куропаткин, наконец, Бр. — Бруевича? Если ещё нет, то вели это сделать поскорее. Будь решительнее и более самодержавным, дружок, показывай твой кулак там, где это необходимо — как говорил мне старый Горемыкин в последний раз, когда был у меня: "Государь должен быть твёрдым, необходимо, чтобы почувствовали его власть". И это правда. Твоя ангельская доброта, снисходительность и терпение известны всем, ими пользуются. Докажи же, что ты один — властелин и обладаешь сильной волей". ("Переписка Романовых" — М., 1924. — т. 4. — с. 63, 80, 129).

Понятно, что всё это не могло тянуться долго, и 1 марта 1916, Николай II снял Бонч-Бруевича с занимаемой должности. Теперь он стал сначала генералом для поручений штаба Северного фронта, затем генерал для поручений в Ставке Верховного Главнокомандующего. Но все эти должности были скорее номинальными. Не мудрено, что после Февральской революцией обиженный царской семьёй М. Д. Бонч-Бруевич одним из первых генералов объявил о своей лояльности Временному правительству, а затем вскоре под влиянием брата стал склоняться к большевикам, установив контакт с Псковским Советом рабочих и солдатских депутатов, а затем был избран в Исполком Псковского Совета, что послужило поводом для появления странно тогда звучавшего прозвища "советский генерал". Об этом в своих мемуарах Бонч-Бруевич писал следующее: "Скорее инстинктом, чем разумом, я тянулся к большевикам, видя в них единственную силу, способную спасти Россию от развала и полного уничтожения". (М. Д. Бонч-Бруевич "Вся власть советам. Воспоминания" — М.: "Воениздат", 1957. — с. 226).

В результате этих интриг империатрицы по снятию его с этой должности, произошло быстрое излечение М. Д. Бонч-Бруевича от его прежнего монархизма.

Во время попытки реакционного военного переворота со стороны генерала Л. Г. Корнилова, в августе 1917, Бонч-Бруевич, активно сотрудничал в его подавлении с исполняющим обязанности политического комиссара Северного фронта эсером Савицким. В результате 29 августа 1917, командующий Северным фронтом генерал В. Н. Клембовский, занявший позицию осторожной поддержки Корнилова, был смещён Временным правительством и Бонч-Бруевич был назначен временно исполняющим должность командующего этим фронтом. В качестве нового командующего фронтом Бонч-Бруевич арестовал в Пскове генерал-лейтенанта П. Н. Краснова, назначенного генералом Корниловым командиром 3-го конного корпуса и направлявшегося к частям, этого корпуса двигавшимся к Петрограду.

9 сентября 1917, Бонч-Бруевич заменён на посту командующего Северным фронтом генералом В. А. Черемисовым и назначен в распоряжение Верховного Главнокомандующего. Прибыв в Ставку Верховного Главнокомандующего в городе Могилёв, Бонч-Бруевич сразу же установил связь с Могилёвским Советом рабочих и солдатских депутатов и 27 сентября 1917, стал членом его Исполкома.

В начале октября 1917, Бонч-Бруевич отклонил предложения Керенского о назначение его либо генерал-губернатором Юго-Западного края (с резиденцией в Киеве) либо генерал-губернатором Степного края (с резиденцией в Омске) и принял предложение о назначение на должность начальника гарнизона города Могилёв.

Во время Октябрьской революции М. Д. Бонч-Бруевич стал одним из первых генералов, перешедшим на сторону большевиков.

После отказа Верховного Главнокомандующего генерала Н. Н. Духонина 9 ноября 1917, выполнить распоряжение Совнаркома и начать мирные переговоры с Германией, Совнарком предложил Бонч-Бруевичу занять пост Верховного Главнокомандующего, но он отказался, считая, что в сложившейся ситуации этот пост должен занимать политический деятель, и вскоре Верховным Главнокомандующим был назначен известный большевик, бывший прапорщик Н. В. Крыленко.

Когда революционные отряды под командованием Крыленко подошли к Могилёву, где находилась Ставка, генерал Бонч-Бруевич, как начальник Могилёвского гарнизона, предотвратил столкновение между ними и войсками, находившимися в городе.

После занятия Ставки революционными отрядами, Бонч-Бруевич был назначен 20 ноября 1917, начальником штаба Верховного Главнокомандующего. На этой должности он всячески стремился сохранить боеспособность армии. 27 ноября 1917, в разговоре по прямому проводу с временно исполняющим должность главкома Юго-Западного фронта генералом Н. Н. Стоговым Бонч-Бруевич заявил: "Все начальники отделов Ставки со мною вместе выразили вполне определённое решение сохранить технический аппарат Ставки и принять все меры к тому, чтобы сохранить аппарат управления во фронтах и армиях. Такое наше решение вытекает из преданности общему делу спасения Отечества, и мы все решили, считаясь с текущим моментом, работать на своих местах до последней возможности".

Помимо штабной работы М. Д. Бонч-Бруевич, используя свой опыт периода 1914–1915 годов в качестве руководителя военной разведки и контрразведки сначала армии, а затем и фронта, постоянно консультировал своего брата В. Д. Бонч-Бруевича по вопросам ведения контрразведывательной деятельности, а также снабжал соответствующей служебной литературой по этому вопросу, издававшейся до революции.

После разрыва мирных переговоров в Брест — Литовске и перехода германских войск в наступление по всей линии фронта М. Д. Бонч-Бруевич получил 19 февраля 1918, телеграмму В. И. Ленина с требованием "немедленно, с наличным составом Ставки прибыть в Петроград". Выехав 20 февраля 1917, из Могилёва, он прибыл в столицу вечером 22 февраля 1917, и тут же включился в организацию отпора наступающему врагу.

В тот же день 22 февраля 1918, М. Д. Бонч-Бруевич подписал обращение к командованию Северного и Западного фронтов и Советам прифронтовых городов, в котором говорилось: "Прошу Совдепы оказать содействие начальникам в деле сбора отступающих частей и отдельных солдат, образуя из них боеспособные части, которые должны положить конец наступлению противника. Для исполнения необходимых сапёрных работ предлагаю пользоваться трудом местных жителей". (Сборник документов "Октябрьская революция и армия. 25 октября 1917 — март 1918 года" — М.: Наука, 1973. — с. 402).

В феврале-марте 1918 года М. Д. Бонч-Бруевич был членом Комитета революционной обороны Петрограда, который возглавлял его брат В. Д. Бонч-Бруевич.

После подписания Брестского мира с Германией и её союзниками, генерал Бонч-Бруевич 4 марта 1918, был назначен руководителем Высшего Военного Совета (ВВС). В этой должности. Бонч-Бруевич занимался созданием на бывшей линии фронта частей "Западной завесы", которая должна была воспрепятствовать дальнейшему продвижению вглубь страны германских и австро-венгерских войск.

По инициативе Бонч-Бруевича основу командного состава частей "Западной завесы" составили генералы и офицеры старой армии, для которых эта служба была более приемлема, чем в частях Красной армии, действовавших на внутренних фронтах.

В июне 1918, Высший Военный Совет во главе с Бонч-Бруевичем переехал из Москвы в Муром. 9-10 июля 1918, был захвачен мятежниками, действовавшими по плану белогвардейской подпольной организации "Союз защиты Родины и Свободы"; одной из их целей был захват штаба и уничтожение Бонч-Бруевича, но накануне событий он выехал в Москву.

В конце 1918 — начале 1919 М. Д. Бонч-Бруевич преподавал в Межевом институте, затем возглавлял работу по созданию Высшего геодезического управления.

В период с 23 июня по 22 июля 1919, М. Д. Бонч-Бруевич был начальником Полевого штаба РВСР, затем вернулся к научной и преподавательской работе.

В марте 1919 сформировал Высшее геодезическое управление и руководил им до 1923 года, а затем состоял в распоряжении Реввоенсовета СССР. В 1925 организовал государственное техническое бюро "Аэрофотосъемка".

Глава VI. Создание местных органов и войск ВЧК в марте-июне 1918 года

После переноса столицы Советской России из Петрограда в Москву, в марте 1918 года, одним из главных направлений деятельности центрального аппарата ВЧК становится работа по созданию своих органов на местах. В связи с этим, в марте 1918, ВЧК вновь обращается с письмом, рекомендовавшим всем Советам на местах организовать однотипные чрезвычайные комиссии. В письме раскрывалось, что предстоит еще "громадная работа в области борьбы как со спекуляцией, так и с различного рода контрреволюционными проявлениями". Рекомендовалось обеспечить комиссию боевой силой, ибо "наши враги употребляют и изыскивают все способы в борьбе с нами, вплоть до применения в широком масштабе вооруженных сопротивлений".

В результате этой работы к середине июня 1918, было создано 40 губернских и 365 уездных чрезвычайных комиссий. Это с одной стороны значительно усилило деятельность ВЧК, а с другой создание громадного количества уездных ЧК привело к тому, о чём в этой книге уже отмечалось ранее, а именно к провалу кадровой работы и как следствие засорению органов ВЧК случайными, а часто откровенно непригодными для этой работы кадрами и проникновению в её ряды откровенно враждебных для Советской власти элементов.

Первоначальные итоги деятельности ВЧК и её местных органов по итогам первых шести месяцев с момента её создания были подведены на 1-й конференции чрезвычайных комиссий, проходившей в Москве в период с 11 по 14 июня 1918 года.

В работе этой конференции приняло участие 66 делегатов от 43 местных ЧК а также сотрудники центрального аппарата ВЧК.

На конференции был заслушан и обсуждён отчет Коллегии ВЧК о деятельности ВЧК, доклады с мест, сообщения "О мерах борьбы е контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности", "Об организации вооруженных сил чрезвычайных комиссии" и другие вопросы.

Выступая на 1-й конференции чрезвычайных комиссий первый начальник инструкторского отдела ВЧК Д. Г. Евсеев, впервые подчеркнул решающий характер агентурной работы в повседневной деятельности ВЧК и её органов на местах. В связи с этим он отметил следующее: "Если мы не будем иметь сокровенных ушей и глаз в аристократических салонах, посольствах и миссиях, то мы не будем знать всех тех злокозненных цепей, которые куются в тиши врагами Советской власти". Он считал, что основной задачей ВЧК должен стать систематический политический розыск, и предложил в связи с этим тщательно изучать опыт деятельности спецслужб Российской империи.

Конференция постановила "организовать на всей территории Советской России чрезвычайные комиссии, которые бы взяли на себя всю тяжесть работы по охране революционного порядка и беспощадной борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности". Переживаемое Советской страной исключительное время требовало организовать "именно такие боевые органы при Совдепах в лице чрезвычайных комиссий, которые бы охраняли Советскую власть и дали бы возможность Советам налаживать экономическую, продовольственную и культурную области страны. Чрезвычайные комиссии должны всюду стать оплотом охраны Советской власти и помощником пролетариату в его тяжелой борьбе за укрепление завоеванной нм власти". (газета "Известия Московского совета от 3 апреля 1918 г. № 62).

В связи с этим конференция, приняла решение об организации ЧК при каждом губернском Совете, а также при крупных уездных Советах, на узловых железнодорожных станциях, в крупных портах и в пограничной полосе.

Среди недостатков в работе ВЧК конференцией было отмечено отсутствие у ВЧК и её местных органов собственных войск, а так же отсутствие надежной пограничной охраны и контроля на границе.

В связи с этим конференция признала необходимым, чтобы ВЧК включила в сферу своей деятельности всю железнодорожную сеть, а на границах создала пограничные чрезвычайные комиссии. Не подменяя таможенные учреждения Народного комиссариата финансов, пограничные ЧК должны были организовать борьбу со шпионами, контрабандистами и спекулянтами.

По вопросу о войсках ВЧК конференцией по инициативе Д. Г. Евсеева было принято решение о создании "Корпуса войск ВЧК". Этот корпус должен формироваться, по мнению конференции, из хорошо дисциплинированных, и проверенных людей. "Его можно составить исключительно из пролетарских элементов по рекомендации профсоюзов, партийных коллективов и фабрично-заводских организаций".

Корпус войск ВЧК предполагалось дислоцировать отдельными частями в наиболее важных в стратегическом отношении пунктах, где имелось скопление контрреволюционных сил, в том числе в крупных железнодорожных узлах, таможенных пунктах и т. д. Размещенный в различных районах страны Корпус войск ВЧК должен был в то же время являться единым боевым организмом и управляться специальным штабом.

Создание войск ВЧК, началось после подавления левоэсеровского мятежа в Москве, когда был разгромлен прежний левоэсеровский отряд ВЧК. В июле 1918, в Москве создается Отдельная рота ВЧК (командир — комендант ВЧК Я. М. Дабол). После этого началось создание отрядов войск ВЧК при всех губернских, фронтовых и крупных городских ЧК. К концу лета 1918, формирование Корпус войск ВЧК, объединившего все оперативно-боевые роты и отряды, созданные при местных ЧК, завершилось. Первым командующим войск ВЧК (начальником штаба войск ВЧК) был назначен Дмитрий Гаврилович Евсеев.

Биографическая справка.

Дмитрий Гаврилович Евсеев родился 8 ноября 1892, в Пензе в семье рабочего. Получил начальное образование в двухклассном сельском училище. Окончив его, Дмитрий 8 месяцев учился на рабочих курсах, которые также успешно окончил. Ученик гравёрной мастерской, получил специальность металлиста — гравёра.

С 1907 года Евсеев жил в Пензе, где работал слесарем на железнодорожной станции В 1910–1913 годах он был слесарем на механических заводах Пензы. В 1913 году стал секретарём профсоюза деревообделочников, металлистов и пекарей Пензы.

В 1910 году стал большевиком. Был арестован в мае 1915 года и, после шести месяцев заключения, был сослан по решению суда на три года в Восточную Сибирь, где и находился до 1917 года.

После Февральской революции 1917 года Евсеев приехал в Петроград и вскоре был направлен ЦК РСДРП (б) в Иваново-Вознесенск, где стал депутатом городской думы и председателем ревизионной комиссии профсоюза текстильщиков. Он выдвигался кандидатом в члены Всероссийского Учредительного Собрания, но избран не был.

Летом 1917 года стал членом Ивановского губернского комитета РСДРП (б), членом Ивановского окружкома РСДРП (б) и членом Военной организации Ивановского губернского комитета РДРП (б). В том же году он стал начальником Красной гвардии в городе Иваново.

В дни Октябрьского вооруженного восстания 1917 в Петрограде Евсеев был членом Петроградского Военно-революционного комитета, где возглавлял продовольственный отдел.

С 7 (20) декабря 1917 до сентября 1918 года Евсеев был членом Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК), в которую он был назначен постановлением Совнаркома. В ВЧК Евсеев занимал должности начальника отряда на Северном фронте (1918), члена оперативной коллегии (с 9 марта 1918 года), заведующего Тюремным отделом (с марта 1918 года), заведующего Отделом по борьбе с преступлениями по должности (в апреле 1918 года), заведующего Инструкторским отделом (с июня до августа 1918 года) и заведующего Регистрационно-справочным отделом (с августа по сентябрь 1918 года).

Он участвовал в разгроме центров саботажа, в ликвидации уголовных банд и вёл следствие по делам антисоветских организаций, занимавшихся отправкой офицеров на Дон для формирования белогвардейской Добровольческой армии.

После переезда ВЧК из Петрограда в Москву Евсеев участвовал в разоружении анархистских групп и в подавлении Ярославского мятежа. Он выезжал на Северный, Южный и Восточный фронты для оказания помощи местным органам в борьбе с противниками большевиков.

С сентября 1918 до января 1919, Дмитрий Евсеев проходил обучение в Академии Генерального штаба РККА. В 1919 году он стал начальником штаба 1-й бригады 56-й стрелковой дивизии, начальником штаба Особой бригады и начальником штаба Южного отряда. Затем был назначен для особых поручений при начальнике штаба Запасной армии Республики и помощником начальника штаба той же армии (с 1 августа по 21 октября 1920 года).

С января 1922 до 1923 года Евсеев занимал пост начальника Частей особого назначения (ЧОН) Московской губернии, а затем командир бригады ОСНАЗ ОГПУ (1922–1924). С февраля 1924 по февраль 1925 был управляющим делами Центрального управления снабжения Красной Армии.

С февраля по декабрь 1925 года состоял членом правления Ковровского хлопчатобумажного треста, а затем на аналогичной должности товарообменном акционерном общества "Востваге" (1925–1927). С 1927 года он заведовал антикварным отделом торгпредства СССР в Германии. В 1941 году Евсеев тяжело заболел и после начала Великой Отечественной войны, в октябре 1941, был эвакуирован в Ташкент, где скончался 13 февраля 1942 года.

Таким образом, "Корпус войск ВЧК" был образован решением I Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий в июне 1918 года "для защиты советской власти от нападения внутренних врагов". Он комплектовался в основном на добровольных началах, как тогда отмечалось: "исключительно из пролетарских элементов по рекомендации профсоюзов: партийных коллективов (большевики, левые эсеры) и фабрично-заводских организаций комбедов, причем предпочтение отдавалось дисциплинированным и подготовленным в военном отношении людям".

Отряды чрезвычайных комиссий, составлявшие корпус войск ВЧК, были организованы при ВЧК (председатель ВЧК-начальник Корпуса войск ВЧК) и местных ЧК. Начальники губернских отрядов Корпуса войск ВЧК являлись членами коллегий губернских ЧК.

Войска ВЧК предназначались для подавления вооруженных восстаний и мятежей против органов советской власти, производства облав, охраны транспортных коммуникаций и пограничной полосы, организации доставки продовольственных грузов в города, наведения так называемого внутреннего революционного порядка.

Первоначально организация войск ВЧК была негативно воспринята частью членов партии большевиков и левых эсеров, сравнивших эти специальные вспомогательные войска с бывшим корпусом жандармов царской России.

Боевыми единицами войск ВЧК являлись отряды и батальоны (до 750 человек), которые помимо своих непосредственных задач нередко привлекались для ведения боевых действий против белогвардейских регулярных войск совместно с частями Красной Армии.

Согласно Положению ВЦИК о ВЧК и местных ЧК от 28 октября 1918 года, величина отрядов на местах устанавливалась местными исполкомами советов по согласованию с ВЧК. Этим же постановлением все отряды корпуса войск ВЧК состояли под контролем и на учете в РВС республики.

Руководство боевыми действиями отрядов войск ВЧК согласно решениям II Всероссийской конференции ЧК (ноябрь 1918 года) было возложено на штаб войск ВЧК через его оперативное управление.

По данным на декабрь 1918 года, войска ВЧК насчитывали по России 11 тысяч штыков и сабель (в 1919 г. их количество удвоилось). Приказом РВС республики от 13 февраля 1919ода. личный состав частей войск ВЧК начал снабжаться по нормам красноармейцев.

Глава VII. Деятельность ВЧК и его местных органов в апреле-декабре 1918 года

Часть 1. ВЧК против "Народного Союза Защиты Родины и Свободы"

К моменту переноса столицы Советской России из Петрограда в Москву, там не было серьёзных подпольных белогвардейских организаций, готовых начать вооружённую борьбу с большевиками.

Готовясь разжечь в России полномасштабную гражданскую войну правящие круги Англии и Франции (Антанты), решили, так сказать "исправить" этот недостаток и создать в Москве, мощную белогвардейскую офицерскую организацию, имеющую всероссийский масштаб.

Однако учитывая опыт быстрого разгрома офицерских организаций в Петрограде в период с ноября 1917 по февраль 1918 года, из-за их недостаточной конспиративности, было решено поставить во главе этой новой военной белогвардейской организации в Москве бывшего видного функционера партии правых эсеров Бориса Савинкова который по своей прежней политической и военной деятельности практически идеально подходил для этой роли.

Родился 19 (31) января 1879, в семье военного юриста. Его отец, Виктор Михайлович Савинков был заместителем прокурора окружного военного суда в Варшаве, и за либеральные взгляды уволенный в отставку, умер в 1905 в психиатрической лечебнице. Его мать, Софья Александровна, урождённая Ярошенко (1852/1855-1923, Ницца). Старший брат Александр — социал-демократ, был сослан в Сибирь, покончил с собой в якутской ссылке в 1904 году. Младший брат Виктор — офицер русской армии (1916–1917 годах), до призыва в армию журналист, художник, участник выставок "Бубнового валета", масон. Сёстры: Вера (1872–1942; в замужестве Мягкова) — учительница, литературный критик, сотрудница журнала "Русское богатство", София (1887/1888 — после 1938, в замужестве Туринович) — эсерка, эмигрантка.

Савинков учился в гимназии в Варшаве (в один период с будущим известным эсеровским террористом И. П. Каляевым), затем в Петербургском университете, из которого исключён за участие в студенческих беспорядках. Некоторое время повышал образование в Германии.

В 1897 году арестован в Варшаве за революционную деятельность. В 1898 входил в действовавшие в Варшаве социал-демократические группы "Социалист" и "Рабочее знамя". В 1899 арестован, вскоре освобождён. В том же году женился на Вере Глебовне Успенской, дочери писателя Г. И. Успенского, имел от неё двух детей.

Печатался в газете "Рабочая мысль". В 1901 работал в группе марксистов — пропагандистов в Петербурге, являясь членом социал-демократической организации "Союз борьбы за освобождение рабочего класса". В 1901 году арестован полицией, в 1902 году был выслан в Вологду.

В июне 1903, Савинков бежит из ссылки в Женеву, где вступает в партию социалистов — революционеров (эсеров) и вскоре вошёл в состав её "Боевой организации". После этого достаточно быстро стал первым заместителем её тогдашнего руководителя Евгения Азефа. В 1904–1905 годах, принимал участие в подготовке ряда террористических актов на территории России, в том числе: в убийстве министра внутренних дел В. К. Плеве, московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, покушения на министра внутренних дел Дурново и на московского генерал-губернатора Дубасова.

После разоблачения в 1908 году Азефа, как агента российской политической полиции, Савинков становится руководителем Боевой организации и возглавляет её вплоть до её роспуска в 1911 году. Однако за эти три года его руководства Боевой организацией, эсеровскими боевиками не было совершено ни одной удачной боевой акции.

После Февральской революции 1917 года, Савинков вернулся 9 апреля 1917 в Россию и возобновил политическую деятельность: он был назначен комиссаром Временного правительства в 7-й армии. С 28 июня 1917 — комиссар Юго-Западного фронта.

Савинков активно выступал за участие России в Первой Мировой войне до победного конца. Поддержал генерала Корнилова в его решении 8 июля 1917, ввести смертную казнь на Юго-Западном фронте. В середине июля 1917, Савинков советовал Керенскому заменить генерала Брусилова Корниловым на посту Верховного Главнокомндующего, обосновывая это тем, что Корнилов имеет доверие офицерства. В том же месяце Савинков стал управляющим военного министерства и заместителем военного министра (военным министром был сам премьер Керенский) и реальным претендентом на полноту диктаторской власти в стране.

22 августа 1917 года по указанию Керенского прибыл в Ставку для переговоров с Корниловым. Согласовав ряд вопросов, Савинков уехал в Петроград. 27 августа 1917 после начала мятежа Корнилова и наступления его войск на Петроград был назначен военным губернатором Петрограда и исполняющим обязанности командующего войсками Петроградского военного округа. Предложил Корнилову подчиниться Временному правительству, но 30 августа 1917, подал в отставку, не согласный с арестом генерала Корнилова и общим "полевением" Временного правительства. После этого был вызван в ЦК партии эсеров для разбирательства по поводу его возможной причастности к неудавшемуся путчу Корнилова, однако на это заседание не явился, заявив, что партия эсеров больше не имеет "ни морального, ни политического авторитета", за что и был 9 октября 1917, исключён из партии. На Демократическом совещании 22 сентября 1917 был избран в так называемый Временный Совет Российской Республики (Предпарламент) как депутат от Кубанской области и вошёл в состав его секретариата.

Октябрьскую революцию Савинков встретил крайне враждебно заявив, что: "Октябрьский переворот не более как захват власти горстью людей, возможный только благодаря слабости и неразумию Керенского". Сразу после начала Октябрьской революции Савинков пытался помочь осаждённому в Зимнем Временному правительству, ведя переговоры с генералом М. В. Алексеевым о посылке войск в Петроград. После ареста большевиками Временного правительства он уехал в Гатчину, где был назначен комиссаром Временного правительства при генерала П. Н. Краснова, войска которого должны были разгромить большевиков в Петрограде. После разгрома большевиками генерала Краснова, Савинков бежал на Дон к атаману Каледину. Позднее на Дону в декабре 1917 — январе 1918, Савинков участвовал формированием белогвардейской Добровольческой армии, входил в состав её гражданского правительства, так называемый "Донской гражданский совет".

В конце февраля 1918, Савинков прибыл с Дона в Москву и в марте 1918 создал в Москве из группы гвардейских офицеров подпольную военную контрреволюционную организацию "Народный Союз защиты Родины и Свободы", который вскоре достиг численности 800 человек. Целями этой организации было свержение Советской власти, установление военной диктатуры и продолжение войны с Германией.

Во главе "Народного Союза защиты Родины и Свободы", находился Борис Савинков. Секретарь и казначей — Флегонт Клепиков. Связь с провинциальными организациями и руководство пропагандой — доктор Аксанин (Н. С. Григорьев). А. А. Дикгоф — Деренталь помогал поддерживать связи с иностранными представительствами. Его жена Л. Е. Дикгоф была личным секретарём Б. В. Савинкова.

Организация, созданная Савинковым, строилась по принципу пятёрок, при котором любой вышестоящий начальник знал только четырех своих подчиненных.

Военными структурами "Народного Союза защиты Родины и Свободы", руководил штаб во главе с полковником Перхуровым.

Штаб состоял из отделов: оперативного, мобилизационного, разведки и контрразведки, связей с союзниками, агитационного, террористического, связей с местными организациями.

В состав штаба входили полковник Гоппер — подбор офицерских кадров, полковник Страдецкий — связь с белогвардейскими армиями на всех фронтах, подполковник Бреде (Ф. А. Бриедис) — разведка, контрразведка и антибольшевицкая пропаганда в латышских стрелковых частях. Кавалерийский центр штаба возглавлял бывший ротмистр Сумского гусарского полка А. А. Виленкин, артиллерийский центр — бывший офицер 3-й гвардейской артиллерийской бригады капитан Шредер.

Многие из членов организации состояли на службе в различных советских военных и хозяйственных учреждениях. Легальным прикрытием для савинковской организации в Москве была "Московская продовольственная милиция", возглавляемая участником Веденниковым. Он легализовывал заговорщиков, принимая их в качестве сотрудников в состав московской продовольственной милиции, выдавая им оружие и соответствующие документы.

"Народный Союз защиты Родины и Свободы" финансировался переехавшими в Вологду из Петрограда французским и английским посольствами. Французский посол Нуланс передал Савинкову 2 миллиона рублей. Сотни тысяч рублей получил Савинков и от англичан. От будущего президента Чехословакии Масарика, Савинков получил 200 тысяч рублей специально для устройства террористических актов против руководителей Советского государства. ("Документы об антинародной и антинациональной политике Масарика" — М.: "Иностранная литература", 1954. — с. 21, В. Краль "О контрреволюционной и антисоветской политике Масарика и Бенеша" — М.: "Иностранная литература", 1955. — с. 80).

Англо-французский план использования организации Савинкова для свержения Советской власти состоял в следующем: организовать антисоветский мятеж чехословацкого корпуса, двигавшегося к Владивостоку, повернуть этот корпус на север, в сторону Архангельска, где предполагалось высадить английский десант. В момент выхода чехословацкого корпуса к верховьям реки Волга, Савинков должен был поднять восстания в Рыбинске, Ярославле, Костроме, Муроме, Казани и ряде других городов и удерживать их в своих руках до подхода с севера из Архангельска английских войск, а с востока — чехословацкого корпуса. Одновременно предполагалось поднять восстание в Москве и тем самым окончательно свергнуть Советскую власть.

Заговор английского и французского посольств помимо мятежа чехословацкого корпуса и организации Савинкова, так же предусматривал мятеж левых эсеров против Советского правительства, срыв Брестского договора и возобновление войны с Германией. По показаниям Савинкова в ходе суда над ним в Москве в 1924 году, французское посольство дало прямое задание левым эсерам убить немецкого посла Мирбаха с целью развязать войну с Германией: "Мне было известно из французских источников, от того же Гокье и Гренара, что они (левые эсеры.) тоже получали помощь от французов. Греиар мне говорил о том, что убийство Мирбаха было сделано при известном участии французов через левых эсеров. Французы, зная, что левые эсеры будут выступать в Москве, наши силы перебросили сознательно на Верхнюю Волгу, стараясь приурочить время нашего выступления к восстанию левых эсеров". (Сборник "Дело Бориса Савинкова" — М.: "Рабочая Москва", 1924. — с. 60).

Однако полностью использовать организацию Савинкова англичанам и французам не удалось, поскольку в мае 1918, о её существовании стало известно центральному аппарату ВЧК. Всё началось с того, что в мае 1918, в центральный аппарат ВЧК получил два крайне важных письма. В первом письме один из рабочих московского завода "Каучук" по фамилии Ннфонов, которого переселили в дом № 1, по Молочному переулку, сообщал, что находящуюся в этом доме частную больницу посещают какие-то подозрительные люди, больше похожие не на больных, а на офицеров.

Во втором письме, поступившем в ВЧК, командир одного из латышских полка писал со слов знакомой ему девушки, что в церковной Иверской больнице скрывается под видом больных много офицеров. Один из них, по фамилии Иванов, влюбленный в медицинскую сестру, советовал ей на некоторое время уехать в деревню, так как в Москве ожидается вооруженное выступление против большевиков.

Ознакомившись с этими письмами Ф. Э. Дзержинский приказал установить тщательное наблюдение за больницей в Молочном переулке, а также за Иверской больницей. За юнкером Ивановым также было установлено наблюдение. Вскоре было выяснено, что он часто бывает в доме № 3, кв. 9, по Малому Левшинскому переулку. (журнал "Пролетарская революция" — 1924 — № 10 — с. 12).

В ночь с 28 на 29 мая 1918, комиссары ВЧК с отрядом красноармейцев и милиционеров окружили этот дом. По условному сигналу чекисты вошли в квартиру. За столом сидели 13 человек. Заседавшие настолько растерялись, что не смогли даже спрятать лежавшие на столе документы. При обыске чекисты обнаружили печати и программу "Союза защиты родины и свободы", схему построения пехотного полка, московские и казанские адреса, а также визитную карточку, зигзагообразно разрезанную с угла на угол. На полу были подобраны клочки мелко изорванного письма.

Кроме дома № 3 по Малому Левшинскому переулку, всю ночь с 28 на 29 мая 1918, по всей Москве производились аресты на выявленных ранее конспиративных квартирах заговорщиков. В ходе арестов неоднократно происходили перестрелки, в результате которых был убит один из комиссаров центрального аппарата ВЧК по фамилии Цегалко и тяжело ранен милиционер.

Если значение большинства изъятых при обыске документов было совершенно ясно чекистам, то назначение визитной карточки и содержание изорванного письма представляли собой загадку. Письмо было написано вперемежку на французском и английском языках. На клочках бумаги часто встречались слова: "треугольник", "бархат", "Асе" и другие. Расшифровать их значение было не так-то просто. Ψ. Э. Дзержинский сложил все кусочки разорванного письма на своём письменном столе и вместе с М. Я. Лацисом приступил к их тщательному изучению. В кабинет председателя ВЧК была приглашена сотрудница ВЦИК Е. Я. Драбкина, владевшая несколькими иностранными языками. В конце концов, основное содержание письма удалось расшифровать. Это было донесение Деникину о существовании в Москве двух крупных контрреволюционных организаций, одна из которых ориентировалась на Антанту, а вторая — на Германию (имелся в виду так называемый "Правый центр"). Автор письма принадлежал к первой организации, то есть к "Народному Союзу защиты Родины и Свободы".

Остальные данные по этой организации были добыты в процессе следствия. Юнкер Иванов, оказавшийся в действительности Мешковым, назвал свыше десяти участников заговорщической организации. Другой арестованный, Сидоров (он же Аваев), подробно рассказал о руководящей роли в московской организации некоего Арнольда по фамилии Пинка, который еще не был арестован, так как находился в это время в деревне. Как только Пинка возвратился в Москву, он был задержан и доставлен в ВЧК. (журнал "Новый мир" -1958 — № 9 — с. 149).

В ходе допроса Пинка объяснил чекистам значение разрезанной визитной карточки. Она служила паролем для связи с казанским отделением организации. Кроме этого, Пинка, так же сообщил, что штаб организации находится в больнице в Молочном переулке, то есть в том самом доме, о котором писал рабочий Пифонов и за которым уже велось наблюдение.

Для ликвидации казанской организации "Народному Союзу защиты Родины и Свободы", в Казань выехала группа чекистов. В Казани удалось ликвидировать не только отделение "Союза защиты родины и свободы", но и монархическую группу генерала Попова, созданную по прямому поручению белогвардейского генерала Алексеева. У заговорщиков было изъято более 500 винтовок и много другого оружия.

При ликвидации казанской организации "Союза защиты" была арестована жена бывшего министра Временного правительства Никитина, исполнявшая роль курьера между московским и казанским центрами заговора. Во время обыска у Никитиной было найдено письмо, в котором упоминался как "ловкий разведчик" некий Бредис. У ВЧК уже имелись кое — какие данные о полковнике Бредисе. Однажды на вокзале при проверке документов сотрудники ВЧК задержали капитана Рубиса, пытавшегося проехать на Дон. После ареста у Рубиса было найдено зашифрованное шпионское донесение, исходившее от Бредиса. Но тогда Бредиса поймать не удалось.

Во время следствия по делу "Народного Союза защиты Родины и Свободы" появилось много важных подробностей об этом матером заговорщике. Для ВЧК стало ясным, что в лице полковника Бредиса она имеет дело с ловким и опытным разведчиком, но, тем не менее, чекистам, вскоре удалось установить, что Бредис скрывается в Москве на квартире бывшего крупного нефтепромышленника Лианозова. Там он и был арестован сотрудниками ВЧК.

На допросах Бредис вынужден был рассказать о своем участии в заговоре и о своих агентах, обманным образом пробравшихся в советские военные учреждения, в частности в военную контрразведку ("Военный контроль"). Там служил один из его агентов бывший офицер Бирзе, снабжавший заговорщиков шпионскими сведениями и документами.

Несмотря на разгром руководящих органов "Народного Союза защиты Родины и Свободы" в Москве, самого Савинкова арестовать не удалось, он укрылся в здании английского консульства в Москве.

Ликвидация московской и казанской организаций "Союза защиты родины и свободы" вызвала серьезную тревогу в стане англичан и французов. Их послы потребовали от Савинкова поднять восстания в верхневолжских городах не позднее чем в первые числах июля 1918 года. Эта дата был указан не случайно. Именно в эти дни должно было произойти восстание левых эсеров в Москве, которое готовилось при прямой поддержке союзных миссий. К этому же времени планировалась высадка англо-американского десанта в Архангельске.

Для выполнения задания этого задания Савинков уехал из Москвы в Рыбинск, начальник его штаба полковник Перхуров отправился в Ярославль, полковник Сахаров в Муром. В эти же города отправились рядовые члены организации из числа бывших офицеров, сумевшие скрыться из Москвы и Казани.

Центром восстания в Верхнем Поволжье Савинков рассчитывал сделать Рыбинск, где находились большие военные склады. Захват складов в полной мере обеспечил бы мятежников боеприпасами до того момента, когда на помощь им подошли бы из Архангельска англо-американские войска.

Не смотря на тщательную подготовку лично Савинковым мятежа в Рыбинске, он потерпел полный крах. Накануне выступления белогвардейцев местная ЧК получила сведения о планах заговорщиков. И когда поздно ночью б июля 1918, мятежники попытались захватить артиллерийские склады, они попали в засаду. Встреченные пулеметным огнем, белогвардейцы разбежались. После нескольких часов боя красноармейские отряды разгромили мятежников во всех районах города. 7 июля 1918, Рыбинск был полностью очищен от белогвардейцев, Савинков бежал в Сибирь.

Потерпел неудачу и мятеж в Муроме. Пользуясь тем, что в Муроме чрезвычайная комиссия только что создавалась, главари заговора — полковник Сахаров, бывший офицер Григорьев и другие сосредоточили в городе значительные силы. Однако это им не помогло. В конце июня 1918, коммунист Николай Машченко сообщил председателю Муромского уездного комитета РКП (б) И. И. Тугунову, исполнявшему одновременно и обязанности председателя Муромской ЧК, о подозрительном поведении бывшего полковника Сахарова, часто наезжавшего в Муром к своим родным, жившим в Спасском монастыре. Жители поговаривали, что Сахаров связан с руководителями чехословацкого восстания. 4 июля 1918, военный комиссар Муромского уезда Лажков произвел обыск на квартире матери Сахарова в Спасском монастыре и обнаружил в ларе под иконами 130 тысяч рублей. Такая крупная сумма денег подтверждала подозрения и было решено установить наблюдение за Сахаровым, который в это время уехал в Нижний Новгород. Вернувшись в монастырь и узнав об обыске, Сахаров начал форсировать подготовку восстания. 7 июля 1918, он побывал у муромского епископа го Митрофана и получил у него благословение на мятеж. "Большевиков нужно уничтожить, чтобы их не было" — сказал епископ". ("Красная книга ВЧК" М.: Госииздат, 1920. — т. 1. — с. 88).

Мятеж в Муроме начался вечером 8 июля 1918 года. Вскоре после начала мятежа мятежникам удалось захватить в свои руки здания городского военного комиссариата, городского Совета и Высшего Военного Совета РСФСР, который располагался в это время в Муроме. К утру 9 июля 1918, мятежники установили контроль над городом и расклеили по улицам приказы и воззвания о свержении Советской власти и создании своего правительства.

Местная буржуазия ликовала. Купцы Яковлевы бесплатно раздавали мятежникам пряники, бутерброды, колбасу. В городском соборе состоялся молебен по поводу "освобождения" Мурома от большевиков. Но торжество мятежников продолжалось недолго. Не помогли даже грузовики с хлебом и мукой, посланные мятежниками рабочим Московско-Казанской железной дороги с целью побудить их выступить на их стороне. И когда отряд мятежников, начал продвигаться к железнодорожной станции Навашино, рабочие судостроительной верфи Коломенских заводов выступили ему навстречу и в коротком бою полностью разгромили мятежников.

Уже 9 июля 1918 рабочие железнодорожных мастерских и заводов городов Выкса, Ковров, станции Навашино, крестьяне из нескольких окрестных сел и деревень, организованные местными коммунистами в боевые дружины, выступили против белогвардейцев и к рассвету 10 июля 1918, разбили мятежников и освободили город Муром.

Когда 10 июля 1918, из города Владимира прибыл красноармейский отряд в 250 бойцов, в Муроме было уже спокойно.

Однако в Ярославле савинковцам удалось добиться первоначального успеха. Причиной временного успеха мятежников в Ярославле стала преступная беспечность руководителей местных партийных и советских органов власти.

Заговорщики в Ярославле имели свои кадры не только в подполье, но и во многих советских учреждениях. В военном комиссариате целый ряд ключевых должностей занимали участники заговора. Так же участниками заговора были начальник губернской милиции Фалалеев, командир конного отряда Баранов, весь командный состав броневого дивизиона.

Тем не менее, в различные органы советской власти в Ярославле, накануне мятежа стала поступать информация о его подготовке. За полторы недели до восстания один из участников савинковской организации, бывший офицер поручик Соловьев пришел к председателю городского совета Закгейму и рассказал ему, что в Ярославле существует контрреволюционная организация, которая готовит мятеж для захвата города. Однако председатель горсовета не придал значения этому сообщению. Несколько дней спустя Соловьев был убит в ресторане гостиницы "Слава" при загадочных обстоятельствах. Но даже на это происшествие не было обращено внимания.

В результате мятеж в Ярославле начался в ночь с 5 на 6 июля 1918, когда группы заговорщиков под общим командованием полковника Перхурова и генерала Гоппера захватили важнейшие учреждения города и начали казни коммунистов. Одним из первых, был убит мятежниками проявивший ранее преступную беспечность — председатель городского совета Закгейм.

Для подавления восстания в Ярославль, были стянуты красноармейские части из близлежащих городов: Иваново-Вознесенска, Вологды, Костромы. Из Москвы были присланы бронепоезд и интернациональный отряд, из Петрограда и Рыбинска — отряды войск ВЧК. (Центральный государственный архив Советской Армии (с 1992 Российский государственный военный архив) — фонд 1, опись 2, дело 8/с — лист 198).

Бои за город продолжалась две недели. Когда стало очевидным, что дальнейшее сопротивление бесполезно, главари восстания Перхуров, Кизнер, Гоппер и другие бежали из Ярославля по Волге на катере. 22 июля 1918, ярославское восстание было окончательно ликвидировано, и советские власти приступили к восстановлению нормальной жизни в городе. С этого момента "Народный Союз защиты Родины и Свободы" временно, на несколько лет, прекратил своё существование. ("Красная книга ВЧК"… — т. 1. — с. 114–147, "Союз защиты Родины и Свободы" и Ярославский мятеж 1918" //журнал "Пролетарская революция" — 1923. — № 10, Коровин В. В., Русанов Э. П. "Дело Бориса Савинкова" — журнал "История СССР" — 1967 — № 6 — с. 143−155, Д. Л. Голинков "Крах антисоветского подполья в СССР" — М.: "Политиздат", 1971. — с. 99–108, 266–274, 357–364).

Одновременно с мятежами Савинкова, в этот же день 6 июля 1918, начался мятеж левых эсеров в Москве, о котором подробно говорилось в пятой главе данной книги, а 10 июля 1918, поднял мятеж тесно связанный с левыми эсерами командующий Восточным фронтом бывший полковник царской армии Муравьёв.

В ночь с 9 на 10 июля 1918, Муравьёв, бросив штаб фронта в Казани, погрузил два лояльных себе стрелковых полка на пароходы и отбыл из Казани в Симбирск. 11 июля 1918, Муравьёв, с отрядом в тысячу человек, прибыл на пароходах в Симбирск, и заняв стратегические пункты города, арестовал руководящих советских и партийных работников, а так же командующего 1-й армией М. Н. Тухачевского, политического комиссара штаба Симбирской группы войск А. Л. Лаврова.

Сразу же после начала мятежа на сторону Муравьёва перешли такие видные левые эсеры как командующий Симбирской группой войск и Симбирским укреплённым районом Клим Иванов, а так же начальник Казанского укреплённого района Трофимовский.

После этого Муравьёв, объявил о том, что он выступил против заключения Брестского мира с Германией и объявил себя "Главкомом армии, действующей против Германии", одновременно телеграфировал в Совету Народных Комиссаров РСФСР, германскому посольству в Москве и командованию Чехословацкого корпуса об объявлении им войны Германии. Войскам Восточного фронта и чехословацкому корпусу, с которым до этого велись боевые действия Муравьёв приказал двигаться к Волге и далее на запад для отпора германским войскам, якобы начавшим в это время наступление. Одновременно со всем этим Муравьёв выступил с инициативой создания так называемой "Поволжской Советской Республики", во главе с руководителями партии левых эсеров Спиридоновой, Камковым и Карелиным.

11 июля 1918, Муравьёв явился на заседание Исполнительного комитета Симбирского губернского Совета и там предложив передать ему власть. Однако к этому времени председатель Симбирского губернского комитета РКП (б) И. М. Варейкис, тайно разместить вокруг здания Исполнительного комитета подразделения латышских стрелков, несколько броневиков и отряд войск ВЧК. В свою очередь Муравьёв также безуспешно попытался заблокировать здание исполкома шестью броневиками.

Дальнейшие события описал в своих мемуарах М. Д. Бонч-Бруевич: "В зал, расположенный рядом с комнатой, где по требованию Муравьева должно было состояться совместное с ним заседание губернского исполкома, ввели несколько десятков латышей из Московского отряда. Против двери поставили пулемет. И пулемет и пулеметчики были тщательно замаскированы. Счастливо, избежавший ареста председатель губернского комитета РКП (б) Варейкис приказал пулеметчикам: — Если Муравьев окажет сопротивление при аресте и будет заметен перевес на стороне главкома и его сообщниках, то стрелять прямо в комнату и косить направо и налево, не разбирая, кто там, — свои или чужие. Сам он должен был также находиться среди этих обреченных "своих". (М. Д. Бонч-Бруевич "Вся власть Советам!" — М.: Воениздат, 1958. — часть 2. — глава 8).

К 23 часам 11 июля 1918, все приготовления закончились. Дала положительные результаты и проведенная симбирскими коммунистами разъяснительная работа среди личного состава броневого дивизиона, на который рассчитывал Муравьёв.

В этих же мемуарах М. Д. Бонч-Бруевича дается и цитата из воспоминаний Варейкиса о ликвидации мятежа Муравьёва: "Я объявляю перерыв. Муравьев встал. Молчание. Все взоры направлены на Муравьева. Я смотрю на него в упор. Чувствовалось, что он прочитал что-то неладное в моих глазах или ему совестно своей трусости, что заставило его сказать:

— Я пойду, успокою отряды.

Медведев наблюдал в стекла двери и ждал сигнала. Муравьев шел к выходной двери. Ему осталось сделать шаг, чтобы взяться за ручку двери. Я махнул рукой. Медведев скрылся. Через несколько секунд дверь перед Муравьевым растворилась, из зала блестят штыки.

— Вы арестованы.

— Как? Провокация! — крикнул Муравьев и схватился за маузер, который висел у него на поясе. Медведев схватил его за руку. Муравьев выхватил браунинг и начал стрелять. Увидев вооруженное сопротивление, отряд тоже начал стрелять. После шести — семи выстрелов с той и другой стороны Муравьев свалился убитым". (М. Д. Бонч-Бруевич "Вся власть Советам!" — М.: Воениздат, 1958. — часть 2. — глава 8).

В результате мятежа Муравьёва войска Восточного фронта были деморализованы и сбиты с толку сначала телеграммами главкома Муравьёва о мире с чехословаками и войне с Германией, а затем — об измене Муравьёва, и о продолжении войны с чехословаками.

Командующий одной из группировок белогвардейских войск подполковник Каппель принял решение воспользоваться моментом, и нанести удар. В результате войска Восточного фронта вскоре оставили города Бугульма, Мелекесс и Симбирск, а в начале августа 1918 и Казань, где в руки чехословаков и белогвардейцев попала часть золотого запаса Советской России.

После мятежей Савинкова и Муравьёва ВЧК начала массовые репрессии против бывших офицеров во всех более мене крупных городах на контролируемых Советской властью территориях. Их весьма подробно описал в своих мемуарах бывший жандармский генерал Глобачёв: "Гонения против офицеров начались летом 1918 года, когда офицерство стало принимать участие в заговорах и восстаниях эсеров, руководимых Савинковым. Этот последний сумел увлечь за собой не только несознательное офицерство, но даже некоторые монархические элементы, обещая им идти даже во имя монархии, лишь бы свергнуть большевиков. После неудачного Ярославского восстания, поднятого Савинковым, советская власть поняла, что все кадровое офицерство является тем материалом, на котором базируются силы эсеров, и что это офицерство настроено к ней так же враждебно, как и то, которое открыто выступает на Юге России под начальством Корнилова, а потому советская власть решила одним ударом покончить с этой внутренней опасностью. Начались, сначала в столицах, а потом и в провинциальных городах, регистрации офицеров и массовые их аресты. Арестованных частью расстреливали, а частью рассаживали по тюрьмам, но смертные казни пока еще не носили массового характера. Только после покушения на Ленина6 и убийства председателя Петроградской ЧК Урицкого, начался массовый террор, принята система заложников и убийства без суда. В равной степени террор был направлен и против буржуазии вообще, которую советская власть рассматривала, как не менее серьезного врага своему Существованию. Словом, начались преследования и истребление интеллигенции.

Самая техника массовых арестов в Петрограде выглядела так: исполнение поручалось районным советам, которые производили обыски в своих районах. Данными для этого служили регистрационные сведения относительно офицеров, домовые книги и опросы швейцаров и дворников. Квартал окружался красноармейцами, и каждый дом обходился чекистами, причем все бывшие офицеры и подозрительные буржуи арестовывались. Эта мера сразу дала несколько тысяч арестованных, заполнивших тюрьмы Петрограда и Кронштадта, не давши, впрочем, ничего существенного в смысле обвинения задержанных в каких-либо преступлениях. Но с другой стороны, она совершенно парализовала работу контрреволюционных организаций, выхватив из их среды многих серьезных работников и порвав имевшиеся связи. Той же мере были подвергнуть! и пригороды Петрограда, так что скрыться, особенно бывшему офицеру, было чрезвычайно трудно. Началась сильная тяга на Дон и Украину. Оставаться в советской России человеку, не признающему власти, почти не было возможным". (К. И. Глобачёв "Правда о Русской Революции" — глава 5).

Часть 2. ВЧК против "Туркестанской военной организации" и стоявшей за ней английской военной разведки

Если созданная Савинковым военно-политическая организация "Народный союз защиты Родины и Свободы" ориентировалась в основном на французов и большей частью финансировалась ими, то согласно франко-английскому соглашению от 23 декабря 1917 подписаному в Париже (Convention between France and England on the subject of activity in Southern Russia) Средняя Азия или по тогдашней терминологии русского языка — Туркестан, входила в сферу влияния Англии. Поэтому в конце 1917 года, английской военной разведкой в городе Мешхед (северо-западная часть Персии) для ведения разведки и подрывной деятельности против большевиков Туркестана был создан специальный разведывательный центр во главе с генерал-майором Уилфредом Маллисоном.

Биографическая справка.

Уилфред Маллесон (Wilfred Malleson). Родился 8 сентября 1866 — скончался 24 января 1946 года. В 1886 году окончил Королевскую школу артиллерии и начал службу в британской армии. В военной разведке с 1904 года, когда был направлен в столицу Афганистана — Кабул в качестве члена миссии во главе с Льюисом Даном. Находился в Кабуле до 1910 года. Начальник разведывательного отдела Главного штаба Индийской армии в 1910–1914 годах. С октября 1914 по январь 1915 года инспектор — генерал Британских коммуникаций в Восточной Африке. В январе-апреле 1915 года находился с особой миссией в Бельгийском Конго. Командующий бригадой и дивизией в Британской Восточной Африке в 1915–1916 годах. Участник английской интервенции против Советской власти в Средней Азии в 1918–1920 годах и войны против Афганистана в 1919 году. С 1920 года в отставке.

Из возглавляемого им разведывательного центра Маллесон координировал действия агентов, засылаемых в Туркестан. К лету 1918 года, по данным ЧК Туркестанской Советской Социалистической Республики (Туркестанская ССР) в Ташкенте при содействии Маллесона появились английские офицеры Бейли и Блеккер, Активную помощь работу в этом же направлении вёл английский консул в Ташкенте Английский консул Маккэртнэй и находившиеся в составе персонала консульства майор Бейли и капитан Блеккер им энергично помогал американский консул в Ташкенте Роджер Тредуэлл.

Разведывательный центр пол командованием Маллесона организовывал мятеж ориенбургского казачества под руководством атамана Дутова, казаков полковника Зайцева под Самаркандом, эмира бухарского в марте 1918 года, белогвардейцев и зсеров в Ашхабаде, борьбы мятеж в Ккоканде и басмаческое движение.

Летом 1918, разведцентром Маллесона была создана Туркестанская Военная Организация.

В состав Туркестанской военной организации входило много офицеров, во главе с полковником П. Г. Корниловым (братом известного вождя белого движения Л. Г. Корнилова), полковником И. М. Зайцевым, генерал-лейтенантом Л. Л. Кондратовичем, бывшим помощником генерал-губернатора Туркестана генералом Е. П. Джунковским, а также генералы Ласточкин, Гордеев, Павловский, полковники — Руднев, Цветков, Бутенин, Савицкий, Ораз — Хан — Сердар, Зайцев, Крылов, Лебедев, Александров, подполковники — Блаватский, Корнилов, Иванов, офицеры — Гагинский, Стремковский, Фельдберг и др. Позднее англичанами в ряды ТВО был завербован комиссар по военным делам Туркестанской ССР бывший прапорщик К. П. Осипов, в окружении которого видную роль играли такие офицеры как полковник Руднев, ординарец Осипова Ботт, Гагинский, Савин, Бутенин, Стремковский и ряд других.

В руководство ТВО входили генералы: Кондратович, Ласточкин, Гордеев, Павловский, полковники: Руднев, Цветков, Бутенин, Савицкий, Ораз — Сардар, Зайцев, Крылов, Лебедев, Александров, подполковники: Блаватский, Корнилов, Иванов, офицеры Гагинский, Стремковский, Фельдберг и ряд других Из гражданских членов организации видную роль в ТВО играли инженер геолог Назаров, чиновник Тишковский..

Вокруг ТВО быстро сплотились все антибольшевистские силы края — кадеты, меньшевики, правые эсеры и басмачи, и мусульманское духовенство, бывшие чиновники царской администрации, дашнаки, бундовцы.

Первой крупной и весьма успешной акцией Туркестанской военной организации стал организованный правыми эсерами Ашхабадский (Асхабадский) мятеж 11–12 июля 1918 года. Помимо эсеров активное участие в нём приняли туркменские националисты, офицеры бывших туркменских частей царской армии. Было создано Закаспийское временное правительство во главе с правым эсером Ф. А. Фунтиковым. В течении нескольких дней мятежниками была захвачена вся территория Закаспийского края (нынешняя Туркмения) Спустя месяц после начала мятежа 12 августа 12918, началась открытая английская интервенцию в Среднюю Азию и боевые действия английских войск против частей Красной Армии Туркестана.

В августе 1918 года в Ташкенте на основе "Туркестанской военной организации" был создан "Туркестанский союз борьбы с большевизмом", в состав которого помимо офицеров вошли граф Г. Доррер, горнопромышленник П. С. Назаров, чиновники А. С. Тишковский, Шкапский, Иванов, техник Попов, инженер Агапов, кадеты Шендриков, Щепкин, меньшевики Захватаев, Левин, Мауэр, Погребов, Скворцов, Хвостовский, эсеры Фунтиков, Домогацкий, Колузаев, Ходжаев, Бельков, Чайкин и другие. Члены этой подпольной организации установил связь с атаманом Дутовым, генералом Деникиным, казахскими националистами, эмиром бухарским, главарями ферганских и туркменских басмачей, закаспийскими белогвардейцами, английскими консулами в Кашгаре, Кульдже, Мешхеде.

Руководители "Туркестанской военной организации" и "Туркестанского союза борьбы с большевизмом" подписали с Маллесоном договор, по которому обязались передать Туркестан под английский протекторат сроком на 55 лет. В свою очередь Маллесон обещал представителям ТВО помощь в размере 100 миллионов рублей, 16 горных орудий, 40 пулеметов, 25 тысяч винтовок и соответствующее количество боеприпасов.

В октябре 1918 года Туркестанская ЧК совместно с уголовным розыском города Ташкента, вышла на след Туркестанской Военной Организации, после чего был произведен ряд арестов среди её руководителей. Опасаясь дальнейших арестов, часть из оставшихся на свободе руководителей ТВО бежали в Ферганскую долину к одному из басмаческих вождей Мадамин — беку, но некоторые из них остались в Ташкенте и продолжали действовать.

Из оставшихся в Ташкенте на свободе членов руководства ТВО была создана организация, получившее наименование "Совет пяти". В неё куда первоначально вошли член партии большевиков с 1903 года комиссар Ташкентских железнодорожных мастерских Василий Агапов, два бывших полковника царской армии Цветков и Руднев, крупный советский служащий Александр Тишковский и наконец военный комиссар Туркестанской ССР Константин Осипов. "Советом пяти" под непосредственным руководством Осипова был организован Ташкентский мятеж 19–21 января 1919 года который потерпел поражение, что привело к окончательной ликвидации остатков Туркестанской военной организации в виде "Совета пяти".

После поражения восстания в Ташкенте, бежавшие из города офицеры образовали "Ташкентский офицерский партизанский отряд" в количестве 101 человека, который участвовал в боевых действиях против красноармейских частей в Ферганской долине, а затем под Бухарой. Затем остатки этого отряда соединились с частями белогвардейских войск в Туркмении, откуда были эвакуированы вместе с ними на Северный Кавказ в состав войск генерала Деникина.

Часть 3. ВЧК против английской разведки в Москве и Петрограде в июне-августе 1918 года

К лету 1918 года возникла угроза осуществления нового контрреволюционного заговора. Нити этого крупного заговора вели к генеральному консулу Великобритании в Москве Роберту Брюсу Локкарту (Локхарту), который занимал эту должность с 1912 по 1918 год, при этом посольский работник активно совмещал свою дипломатическую миссию с разведывательной деятельностью. В конце 1917 года его неожиданно отзывают в Лондон, но вскоре в январе 1918, он вновь возвращается в Москву, в качестве главы специальной бритнской миссии, и из Москвы начинает координировать действия английской политической и военной разведки, как в Москве, так и Петрограде.

Биографическая справка.

Роберт Гамильтон Брюс Локхарт (Robert Hamilton Bruce Lockhart). Родился в небольшом городе Эйнстер в Великобритании (Шотландия). Умер 27 февраля 1970, в Лондоне. Учился в Феттес-колледже (англ. Fettes College) в Эдинбурге (столица Шотландии). В 1908–1910 годах — хозяин одной из каучуковых плантаций в Британской Малайе. Заболев малярией, был вынужден вернуться в Англию.

В сентябре 1911 года сдал экзамены в британском министерстве иностранных дел и поступил на консульскую службу. В январе 1912 — сентябре 1917 года вице — консул, затем генеральный консул Великобритании в Москве.

С января по сентябрь 1918 года глава специальной британской миссии при Советском правительстве. В сентябре 1918, Локхарт был арестован. В октябре 1918 года был выслан из Советской России за участие в "заговоре трёх послов" ("Дело Локкарта"). Рассказывая о заговоре, Г. В. Чичерин писал М. М. Литвинову: "Установлено, что только через руки одного из агентов Локхарта, лейтенанта английской службы Рейли, за последние полторы недели прошел один миллион двести тысяч рублей на подкуп". Сын Локкарта Робин отмечал впоследствии, что его отец "четко и ясно говорил мне, что он взаимодействовал с Рейли гораздо теснее, чем утверждал публично".

Вскоре после возвращения в Лондон, был назначен коммерческим секретарем британского посольства в Чехословакии. Был хорошо знаком с первыми президентами Чехословакии Томашем Масариком и Эдвардом Бенешем. В октябре 1922 года оставил дипломатическую службу.

С 1928 года профессиональный журналист, работал в газете "Evening Standard". Написал принесшие ему известность мемуары, за которыми последовали ещё несколько книг.

В сентябре 1939 года с началом войны возвратился на службу в МИД. В 1939–1940 годах — один из руководителей отдела политической разведки английского министерства иностранных дел В 1940–1941, английский представитель при временном чехословацком правительстве в Лондоне и директор "Комитета по делам политической войны", ведавшего вопросами пропаганды и разведки (1941–1945 годы).

Подробности борьбы с антибольшевистским заговором английской политической и военной разведки в Москве и Петрограде в своих мемуарах раскрыл сотрудник ВЧК бывший офицер одного из латышских полков Ян Буйкис.

Биографическая справка.

Ян Янович Буйкис (8 (20) февраля 1895, населённый пункт Акнисте, Ковенская губерния Российской империи)-1972, Москва СССР).

Латыш по происхождению, Янис Буйкис родился в крестьянском хозяйстве в семье средней зажиточности. Был призван в царскую армию перед Первой мировой войной. Во время войны ему удалось окончить школу вольноопределяющихся. Вскоре воинский чин подпоручика в 8-м Вольмарском латышском стрелковом полку.

После Февральской революции 1917 года Ян Буйкиса в начале июня 1917, вступает в ряды большевиков. В марте 1918 года латышская секция московской партийной организации РКП (б) принимает решение направить Буйкиса на работу в органы ВЧК. Вскоре после прихода в ВЧК Буйкис получает назначение на пост комиссара ВЧК, и в этой должности он примет активное участие в ликвидации банды Андреева. Именно после этой операции он обратил на себя внимание Дзержинского, который и поручил ему затем ответственное задание выполнение которого в дальнейшем привело к разоблачению "Заговора Локхарта".

С 1919 по 1922 год Буйкис занимал пост сотрудника Особых отделов ВЧК/ОГПУ на Украине. Находясь на Украине он лично принимал участие в боях с бандами различной политической ориентации, агентами польской разведки.

В июне 1922 года Буйкис был переведён в Москву, на работу в центральный аппарат ОГПУ. С конца 1922 по 1938 год Буйкис — один из ведущих сотрудников Иностранного отдела ОГПУ — НКВД СССР, он становится помощником начальника отделения, его высоко ценит руководство по причине большого опыта в разведывательной деятельности и борьбе с антисоветским подпольем на Украине начала 20 — х. годов.

В 1938 году был арестован, долгое время находился в заключении. В 1950 году был реабилитирован, его восстановили в партии. Получил звание пенсионера всесоюзного значения.

Вот что рассказывал Буйкис в своих мемуарах о то как шёл процесс разгрома так называемого "Заговора Локхарта", в Петрограде и Москве: "В июне 1918 года в начале рабочего дня меня и моего коллегу Яна Спрогиса пригласили к Ф. Э. Дзержинскому.

Феликс Эдмундович напомнил нам о колоссальных трудностях, переживаемых молодой Республикой Советов, о разгоревшемся пламени гражданской войны, об оккупации немцами Украины, Белоруссии и Прибалтики, о готовящейся интервенции Англии, Франции и США, о голоде и разрухе внутри страны, о подрывных действиях многочисленных врагов революции. Он рассказал нам о раскрытом в Москве белогвардейском заговоре во главе с Савинковым, о мятеже чехословацкого корпуса.

— Все это звенья одной вражеской цепи, — подчеркнул председатель ВЧК. Видно по всему, что действует одна направляющая рука, единый контрреволюционный центр. Наша задача — выявить его и уничтожить. Для этого нам нужно проникнуть во вражеское подполье, подобраться к руководящему центру контрреволюции.

Феликс Эдмундович полагал, что начать следует с Петрограда, который продолжал оставаться крупным очагом контрреволюционных организаций. Кроме того, Петроград — важный пункт связи внутренних контрреволюционеров с буржуазными государствами.

— Задачу проникновения во вражеское подполье мы решили возложить на вас, — сказал в заключение Феликс Эдмундович — вам, бывшим офицерам царской армии, легче, чем кому-либо другому, выдать себя за противников Советской власти и войти в интересующую нас антисоветскую среду.

На наши сомнения, справимся ли мы со столь ответственным поручением, ведь мы совсем молодые чекисты, Дзержинский выразил уверенность, что мы справимся: — А что касается молодости, то у нас все сотрудники молодые. Стаж у всех небольшой, исчисляется немногими месяцами существования ВЧК. Действуйте продуманно, осторожно, но настойчиво и целеустремленно. Помните, что от результатов нашей работы, быть может, зависит, быть или не быть власти рабочих и крестьян.

Задание председателя ВЧК мы восприняли как задание революции и на второй день под вымышленными фамилиями (я избрал фамилию Шмидхен) выбыли в Петроград. Две недели ходили мы по Петрограду, знакомились с бывшими офицерами, приглашали их в ресторан, вызывали на откровенность, а организации все же не нащупали.

Когда пришел срок докладывать Дзержинскому, мы почувствовали себя неважно. И в Москве, чем ближе подходили к дому 11 на Большой Лубянке, тем грустнее нам становилось: "О чем докладывать?"

Дзержинский встретил нас приветливо. А мы заявили: — Феликс Эдмундович, ничего мы не добились, освободите нас от этого задания. Направьте в Петроград кого-нибудь неопытнее.

— Кого же поопытнее? — спросил он. — Опыт у всех небольшой. Он только складывается. Искусству выявлять и обезвреживать законспирированных врагов революции мы вынуждены учиться в разгар ожесточенной борьбы с ними. Нет уж, вы эту работу продолжайте — получится. Кто вам ставил условие закончить все дела за две недели? Такого условия не было…

Мы, конечно, взбодрились, и сил прибавилось, и веселее стало. И вот мы снова в Петрограде. Окрыленные напутствиями Дзержинского, действуем смелее и активнее. Вскоре мы проникли в одну монархическую организацию, она оказалась в контакте с разведкой Юденича. Через несколько дней нащупали другое офицерское подпольное сборище.

Отсюда нити вели к русским белоэмигрантам в Финляндию. Только на четвертой неделе нам удалось войти в белогвардейскую организацию, связанную с английским военным морским атташе Кроми (как выяснилось потом, Кроми был правой рукой Локкарта). Произошло это при следующих обстоятельствах.

Как — то, прогуливаясь по набережной Невы, мы остановились возле афиши, красовавшейся на фасаде Латышского клуба (он находился против Адмиралтейства). Афиша сообщала, что вечером состоятся танцы под оркестр, будет работать буфет. По тому голодному времени буфет был невероятной роскошью. Это и насторожило нас.

— Надо посетить этот "очаг культуры", — предложил я Спрогису.

Вечером, одевшись в приличные костюмы, белые рубашки с накрахмаленными воротничками, в галстуках и офицерских фуражках мы явились в клуб. Мы были молоды и общительны. По фуражкам и по нашей выправке нетрудно было узнать в нас бывших строевых офицеров.

Молодые буфетчицы охотно рассказали нам, новичкам, о том, как весело и беззаботно проводят здесь время моряки, что вечеринки в клубе бывают часто, что их завсегдатаи — военные моряки со сторожевого судна, стоящего неподалеку на якоре. Наведываются сюда и важные лица из Адмиралтейства.

— А кто присылает в буфет продукты? — спросили мы.

— Об этом заботится командир корабля. Он тоже здесь бывает, доверительно сообщили собеседницы. И добавили: — Серьезный человек, почти не танцует, больше беседует.

В первый же вечер мы узнали многое другое, что давало основание предполагать: кто-то в недобрых целях использует клуб.

В другой раз мы обратили внимание на группу военных. Хотя с ними были женщины, держались они как-то обособленно. Стоило заиграть оркестру, как дамы тут же уходили танцевать, а военные начинали свою беседу.

Потом выяснилось, на вечер пожаловал командир сторожевого судна вместе со своим помощником.

Я шепнул Сирогису: — Пригласите на танец даму командира.

Этого было достаточно, чтобы попасть в поле зрения тех, кто нас интересовал. Довольно быстро мы познакомились с моряками и нашли общий язык.

Но мы потратили не один день, пока выяснили, что имеем дело с руководителями контрреволюционной организации, связанной с морским атташе английского посольства Кроми.

Когда мы доложили об этом Дзержинскому, он обрадовался и сказал: "Теперь мы вышли на тот путь, который искали. Проявите максимум осторожности и спокойствия, не торопитесь, выясните, куда ведут связи этой организации"".

Наша "дружба" с завсегдатаями клуба крепла с каждой новой встречей. Через два месяца мы настолько вошли в доверие вражеской организации, что ее шефы предложили нам познакомиться с Кроми. Это была удача!

Библиографическая справка.

Фрэнсис Ньютон Аллан Кроми (Francis Newton Allan Cromie — 30 января 1882, Дунканнон, Ирландия — 31 августа 1918, Петроград) — Кэптен (капитан 1-го ранга) британского флота. Один из первых британских подводников. Кавалер русского ордена Святого Георгия 4-й степени.

Окончил грамматическую школу Хаверфорд в Уэльсе, поступил в британский флот качестве кадета на корабле "Британия". Будучи гардемарином, участвовал в подавлении Ихэтуаньского восстания (европейцы называли его "боксёрским" восстанием) в Китае, входил в состав морской десантной бригады. Отличился во время боевых действий, был награждён медалью за китайскую кампанию, планкой к ней за взятие Пекина, а также был упомянут в приказах.

В 1903 стал одним из первых добровольцев, поступивших на службу в британский подводный флот. Royal Humane Society наградило его бронзовой медалью за спасение жизни моряка, который оказался за бортом лодки А-3. В возрасте 28 лет он был назначен командиром учебной флотилии подводных лодок класса "A", внёс большой вклад в подготовку подводников. Успешно занимался разработкой стратегии и тактики подводной войны.

В начале Первой мировой войны командовал подводной лодкой HMS D-6. Затем в чине лейтенант — коммандера принял командование лодкой Е-19, которая в сентябре 1915, через датские проливы совершила прорыв в Балтийское море и вошла в состав Британской флотилии подводных лодок, действовавшей с российских военно-морских баз на Балтике против немецкого флота.

Был самым успешным британским подводником на Балтийском театре военных действий. Его подводная лодка Е-19 потопила 4 немецких парохода, 3 парохода выбросились на берег, а один шведский пароход с контрабандой был приведен в порт Ревель, где конфискован после судебного разбирательства (потопленные суда везли в Германию из Швеции железную руду). Но главным успехом Е-19 стало торпедирование в западной Балтике немецкого лёгкого крейсера "Ундине". 7 ноября 1915. Кроми выпустил по крейсеру две торпеды, в результате чего корабль взорвался и затонул. За этот бой он был награждён высшей русской офицерской наградой за храбрость — орденом Святого Георгия 4-й степени. Британское командование наградило Кроми орденом "За выдающиеся заслуги" (The Distinguished Service Order). Та же он был произведён в чин коммандера (капитан 2 ранга). Русская императорская семья пригласила его к обеду.

Произведённый в чин кэптена (капитана 1 ранга), Кроми в мае 1917 года был назначен исполняющим обязанности британского военно-морского атташе в России. Убеждал морских офицеров оставаться служить на красном флоте и не бежать к белым. Направил служившего в качестве офицера связи на британской подводной лодке E — 1 Георгия Чаплина в Архангельск, для организации там антибольшевистского переворота и подготовки высадки там английских войск. Являлся одним из руководителей петроградской вербовочно-осведомительной организации доктора В. П. Ковалевского. Кроме того, он поддерживал связь с участниками антибольшевистской организации "ОК", в состав которой входили сотрудники Регистрационной службы (разведотдела) Морского Генштаба.

В июне 1918 он встретился с двумя латышскими агентами ВЧК, которые выдавали себя за представителей московского контрреволюционного подполья. Кроми представил их английскому разведчику Сиднею Рейли, а также дал им рекомендательное письмо к британскому дипломатическому представителю в Москве Роберту Брюсу Локкарту.

30 августа 1918 года, после убийства главы Петроградской ЧК М. С. Урицкого, покушения на В. И. Ленина и сведениях о готовящемся "заговоре послов" советские власти приняли решение арестовать британских дипломатов и разведчиков. Кроме того, как вспоминал сотрудник английской секретной службы, мичман А. Гефтер, "большевики узнали, что в британском посольстве есть документы, представлявшие для них интерес"

31 августа 1918, Ф. Э. Дзержинский приказал произвести обыск и аресты в здании английского посольства в Петрограде, где в этот день, по полученным данным, должно было состояться совещание английских чиновников с русскими контрреволюционерами.

В 17 часов 31 августа 1918, группа сотрудников ВЧК и Петроградской ЧК, оцепило здание бывшего английского посольства. В посольстве в это время чиновники поспешно жгли бумаги. Когда чекисты поднялись во второй этаж, из коридора грянули выстрелы. Сотрудник ВЧК Лисен был убит, а два других чекиста тяжело ранены. Чекисты вынуждены были в свою очередь открыть огонь. Один из англичан упал с простреленной головой. Впоследствии оказалось, что это был военно-морской атташе Кроми, первый открывший огонь по чекистам.

В здании английского посольства было арестовано до 40 белогвардейцев. Во время обыска чекисты изъяли много оружия и документов, уличающих английское посольство в подрывной работе против Советской республики.

Одновременно операция проводилась и в Москве. Первый обыск был произведен по адресу, привезенному Берзиным из Петрограда. В доме № 3 по Шереметьевскому переулку проживала артистка Елизавета Оттен, на квартире которой была устроена явка для шпионов Сиднея Рейли. На допросе артистка созналась, что она часто встречалась с неким "Константином" и передавала ему бумаги, получаемые от различных лиц.

Засада, оставленная в квартире Оттен, вскоре арестовала пришедшую сюда Марию Фриде. У нее были обнаружены шпионские сводки и донесения о поездках в Тулу, Орел, Воронеж и другие города. Все эти сведения были собраны ее братом, бывшим подполковником Фриде, служившим в Главном управлении военных сообщений Красной Армии. После ареста Фриде рассказал, что он снабжал своих иностранных хозяев секретными сведениями о передвижении советских войск и шпионскими материалами о внутреннем положении Советской России. Фриде, между прочим, сообщил, что он, пользуясь своим служебным положением, выдал американскому шпиону Каламатиано удостоверение на имя Сергея Николаевича Серпуховского, с которым тот уехал на Восточный фронт.

1 сентября ВЧК произвела обыск в частной французской гимназии, где скрывался крупный французский шпион Анри Вертамон. Вертамон приехал в Россию как беженец и устроился работать во французской гимназии. Задержать шпиона не удалось, но при обыске было найдено 18 фунтов пироксилина, спрятанных в железных банках, 39 капсюлей от динамитных шашек, шифр и 28 тысяч рублей. Обнаружение пироксилина полностью подтверждало первоначальные данные ВЧК о Вертамоне как об одном из руководителей шпионско-диверсионной работы в Советской России.

Американские авторы М. Сейерс и А. Кан, в своей книге "Тайная война против Советской России". М.: "Государственное издательство иностранной литературы", 1947, так описывали гибель Кроми: "После убийства Урицкого советские власти в Петрограде послали отряд чекистов оцепить английское посольство. На верхнем этаже сотрудники посольства под руководством капитана Кроми жгли компрометирующие их документы. Кроми бросился вниз и захлопнул дверь перед носом советских агентов. Те взломали дверь. Английский офицер встретил их на лестнице, держа в обеих руках по браунингу. Ему удалось застрелить комиссара и еще несколько человек. Агенты ЧК тоже открыли огонь, и капитан Кроми упал с простреленной головой"

В перестрелке с чекистами Кроми, застрелил чекиста Янсона, а так же ранил помощника комиссара Петроградской ЧК Иосифа Наумовича Стодолин — Шейнкмана (1888–1963) и следователя Бронислава Брониславовича Бортновского. (Ратьковский И.С. Петроградская ЧК и организация доктора В.П. Ковалевского в 1918 г. // журнал "Новейшая история России" — 2012 — № 1 — с. 100–115, Чекисты Петрограда на страже революции — Л., Лениздат, 1989. — книга 1 — с. 167–168).

Говоря про ключевой момент этой операции, их встречу с Кроми в Петрограде, Ян Буйкис в своих мемуарах отмечал следующее: "Первая наша встреча с Кроми состоялась в гостинице, которая тогда называлась "Французская". Меценаты "очага культуры" представили нас Кроми как "надежных людей, на которых можно положиться". Морской атташе интересовался нашим положением, службой в прошлом и в настоящее время, нашими связями среди латышских стрелков. Знакомством с нами Кроми остался доволен. Здесь же он познакомил нас с Сиднеем Рейли, которого представил как сотрудника консульства.

Так мы установили подлинное лицо Кроми, который любил подчеркивать, что остался в Петрограде с благородной целью — помочь спасти русский флот от захвата немцами. На самом же деле дипломатический паспорт был лишь прикрытием. Он старался вовсю помочь белогвардейскому подполью в собирании сил для борьбы с Советской властью.

На одной из встреч он в доверительной форме поведал нам, что тайная борьба против нового российского правительства принимает широкий и активный характер, и что мы можем оказать этой борьбе большую помощь. Тут же он порекомендовал нам немедленно выехать в Москву и представиться главе английской дипломатической миссии Локкарту. Получив наше согласие, Кроми передал нам закрытый пакет на имя Локкарта.

Мы понимали, что шпионы — дипломаты, доверив нам важные секреты, будут следить за нами и проверять. Наши предположения подтвердились. Рано утром в номер в гостинице "Селект", где мы остановились, накануне отъезда в Москву раздался настойчивый стук в дверь. На пороге стоял Сидней Рейли.

— Не возникло ли каких-либо затруднений с передачей письма Локкарту? Не нужна ли моя помощь? — с подчеркнутой вежливостью спросил он.

Было ясно, что неожиданный визит английского разведчика преследовал единственную цель: проверить, не попало ли письмо в чужие руки. Убедившись, что его опасения напрасны, Рейли в хорошем настроении покинул гостиницу.

Оставшись одни, мы усиленно обдумывали, как нам показать пакет Ф. Э. Дзержинскому, прежде чем вручить его адресату. Мы допускали, что в Москве за нами будет слежка. Поэтому, приехав в столицу, мы с вокзала пошли пешком, предпочитая тихие улочки и проходные дворы.

В тот же день пакет был на столе у Дзержинского. Феликс Эдмундович крепко пожал нам руки, поинтересовался нашим самочувствием и посоветовал хорошенько отдохнуть.

На следующее утро мы вновь в кабинете Ф. Э. Дзержинского.

— Теперь идите к Локкарту и вручите ему письмо, — сказал он, возвращая нам пакет. — О результатах встречи сразу же ставьте меня в известность.

В 11 часов мы отправились к Локкарту. Нас встретил крепкий, спортивного вида человек лет тридцати. Он не выглядел англичанином, в его внешности было что-то русское. Держался он любезно, предупредительно, говорил по-русски без малейшего акцента. Но он был очень осторожен. Когда я подал ему пакет, он вскрыл его и долго перечитывал рекомендательное письмо от Кроми.

— Да, это Кроми! — сказал он и пригласил нас к себе в кабинет.

В своей книге "Буря над Россией", вышедшей за границей в 1924 году, Локкарт об этом пишет так: "Я сидел за обедом, когда раздался звонок и слуга доложил мне о приходе двух человек. Один из них, бледный, молодой, небольшого роста, назвался Шмидхеном. Шмидхен принес мне письмо от Кроми, которое я тщательно проверил, но убедился в том, что письмо это, несомненно, написано рукой Кроми. В тексте письма имелась ссылка на сообщения, переданные мною Кроми через посредство шведского генерального консула. Типичной для такого бравого офицера, как Кроми, была также фраза о том, что он приготовляется покинуть Россию и собирается при этом сильно хлопнуть за собой дверью".

Мы предстали перед английским "дипломатом" как офицеры царской армии, поддерживающие связь с влиятельными командирами латышских стрелков. Часть их, по нашим уверениям, изменила свое отношение к Советской власти, разочаровалась в ее идеалах и при первой возможности была готова примкнуть к союзникам. Естественно, что в глазах Локкарта мы относились именно к таковым.

Прожженный разведчик был предельно осторожен и раскрыл свои планы не сразу, а после тщательного изучения и проверки нас. На одной из встреч, он наконец заговорил откровенно: — Сейчас наступило самое подходящее время для замены Советского правительства и установления в России нового порядка. В организации переворота вы можете оказать большую помощь.

Далее Локкарт рассказал, какими способами он рассчитывал поднять против Советской власти латышские части, охранявшие Кремль и другие правительственные учреждения, а затем при поддержке контрреволюционных офицерских кадров бывшей царской армии свергнуть Советское правительство. Локкарт считал, что первой задачей антисоветского переворота является арест и убийство Ленина.

— Да, да, — подчеркивал он. — Надо в самом начале убрать Ленина. При живом Ленине наше дело будет провалено.

Как самую первоочередную задачу Локкарт предложил нам найти надежного соучастника, занимающего командную должность в латышской части, охранявшей Кремль.

Рекомендуя применять подкуп, Локкарт заявил, что денег на это будет сколько угодно.

Затем Локкарт предложил нам подготовить план продвижения английского экспедиционного корпуса из Мурманска и Архангельска в Москву. Он особенно упирал на то, что необходимо добиться содействия латышских стрелков, действовавших на Архангельском фронте. При этом Локкарт настойчиво рекомендовал подбирать новых надежных людей.

О планах Локкарта мы сообщили Феликсу Эдмундовичу. Услышав от нас о намерении заговорщиков убить В. И. Ленина, Феликс Эдмундович изменился в лице. Я никогда не видел его в такой тревоге и волнении. — Так вот что задумал господин Локкарт!

Он быстро закончил беседу, предложив нам подумать над тем, как нам связаться с командующим войсками "союзников" на Севере — английским генералом Пулем.

Вместе с нами Дзержинский вышел из здания ВЧК. — Немедленно, немедленно надо доложить Ленину о планах заговорщиков, сказал он. Сел в машину и уехал в Кремль к Владимиру Ильичу.

Основные контуры заговора Локкарта стали ясны. Но требовалось уточнить ряд других сторон этого большого коварного предприятия и подготовить условия для поимки заговорщиков с поличным. Чекистские действия принимали все более интенсивный и наступательный характер.

На совещании у Ф. Э. Дзержинского было решено познакомить Локкарта с командиром одной из латышских частей, который мог бы заинтересовать Локкарта и выполнить задание ВЧК. Выбор пал на Э. П. Берзина, командира латышского особого дивизиона, охранявшего Кремль. Я представил Берзина Локкарту и в дальнейшем присутствовал на всех их встречах. Мы понимали, что Локкарт, как профессиональный разведчик, обязательно установит наблюдение за нашими встречами с Берзиным, и делали все возможное, чтобы не раскрыть истинный смысл своих действий. Мы встречались с Берзиным только в условленных местах.

Обычно ими были Оленьи пруды и территория аттракционов парка "Сокольники". Локкарт предварительно осведомлялся о наших встречах. Делал он это с целью организации за нами слежки. Но слежка лишь подтверждала нашу "надежность" и еще больше укрепляла его доверие к нам.

Мероприятия ВЧК, одобренные Ф. Э. Дзержинским, сводились к тому, чтобы проникнуть в штаб Пуля, выведать его оперативные планы и вывести отряды интервентов в такое место, где их можно было бы легко окружить и уничтожить. Связываться с Пулем непосредственно нам было рискованно. Удобнее было сделать это через Локкарта.

На очередной встрече с ним мы высказались за то, чтобы он вошел в прямой контакт с Пулем и обсудил условия перехода на сторону "союзников" отдельных подразделений латышских стрелков, могущих оказать содействие в продвижении Пуля в направлении Москвы.

Локкарт, как мы и ожидали, ответил, что он, к сожалению, встретиться с Пулем не может, и порекомендовал сделать это нам. Он изъявил готовность обеспечить нас надлежащими документами, которые дадут право беспрепятственного продвижения по территории, занятой войсками Пуля, и будут своеобразным паролем для встречи с ним. Беспокоясь за благополучный исход своего заговорщического плана, Локкарт рекомендовал нам указать в документах настоящие наши фамилии, пояснив, что они позволят нам пользоваться и военными билетами в тех случаях, когда этого потребует обстановка.

Через сутки Локкарт вручил мне документы на трех человек. Документ на мое имя сохранился в архиве. В нем сказано: "Предъявитель сего, Ян Вуйкис, имеет ответственное поручение от британской штаб-квартиры в России. Прошу дать ему свободный проезд и помощь во всех отношениях. Документ подписан Локкартом и скреплен печатью английской миссии в Москве".

Однако воспользоваться полученными документами нам не пришлось. Убийство эсерами председателя Петроградской ЧК Урицкого и покушение на жизнь В. И. Ленина заставили органы ВЧК прервать дальнейшую работу по раскрытию контрреволюционного заговора и приступить к немедленной его ликвидации. Локкарт и его сподручные были арестованы, иностранные шпионы и заговорщики разоблачены, пойманы с поличным. Они предстали перед советским судом, и о их гнусных делах и намерениях с возмущением узнали трудящиеся Советской России и всего мира. Планы врагов были вовремя сорваны. (Особое задание — с. 75–83).

К сожалению ликвидация Кроми и арест Локхарта не предотвратила захват англичанами Архангельска и образования нового фронта гражданской войны на российском Севере.

Впервые вопрос о высадке английских войск в Архангельске обсуждался 16 марта 1918, на конференции премьер-министров и министров иностранных дел стран Антанты в Лондоне. Практическую разработку вопросов, связанных с захватом Архангельска, решено было передать "Союзному морскому совету" и "Постоянному совету военных представителей стран Антанты". 23 марта 1918, оба совета собрались в Версале для разработки плана операции по захвату Архангельска, но в это время на Западном фронте началось стремительное наступление немцев. Вместо вооруженных солдат в Архангельск была переброшена группа русских агентов английской морской разведки для подготовки контрреволюционного переворота.

Работу английских шпионов в Архангельске возглавил бывший офицер Балтийского флота капитан 1 ранга Георгий Чаплин, направленный уже упомянутым Кроми с документами на имя британского офицера капитана Томсона в Архангельск.

Созданной только 23 июня 1918, то есть за полтора месяца до высадки англичан Архангельской губернской ЧК, тем не менее удалось напасть на след заговорщиков. В телеграмме Всероссийской Чрезвычайной комиссии Архангельская губернская Чека сообщала, что ею раскрыт заговор офицеров и захвачен план восстания в Архангельске и уездах Арахангельской губернии. Начало восстания намечалось на 29–30 июля 1918 года. Мятежники должны были продержаться хотя бы два дня до прихода англичан. В ходе массовых арестов среди офицеров 30–31 июля 1918, удалось установить, что весь город был разделен на участки с заранее назначенными руководителями, которые в 3 часа ночи (31 июля или 1 августа 1918 года) по особому сигналу должны были захватить все советские учреждения, радиостанцию и немедленно обратиться к союзникам за поддержкой.

Однако разгромить заговор чекистам не удалось и в ночь с 31 июля на 1 августа 1918, в Арахнгельске начался белогвардейский мятеж, организованный Чаплиным и его помощником — ротмистром Берсом, командовавшим Беломорским конногорским отрядом (остатки бывшей царской "Туземной (Кавказской) дивизии"). Этот мятеж возможно и был бы подавлен, но 2 августа 1918, с помощью эскадры из 17 английских кораблей, в окрестностях Архангельска произошла высадка английского десанта, после чего части Красной армии и чекисты покинули город.

Часть 4. Борьба ВЧК с контрреволюционной и шпионской деятельностью немецкой разведки

Несмотря на формально дружественный характер отношений между Германией и Советской Россией, установившихся после окончания немецкого наступления в Прибалтике, Белоруссии и Украине в феврале-апреле 1918 года, когда находившиеся в немецком посольстве в Москве представители немецкая военной и дипломатической разведки регулярно оповещали ВЧК о деятельности против Советской России спецслужб Франции и Англии, а так же связанных с ними антибольшевистских организаций, немецкая разведка через германское посольство в Москве, одновременно вела и весьма недружественную по отношению к Советской России деятельность.

Так, например, в процессе борьбы со спекуляцией Всероссийская Чрезвычайная комиссия установила, что германское посольство в Москве тесно связано с крупными преступными группами спекулянтов.

Согласно условиям Бресткого мира РСФСР должна была полностью оплачивать золотыми рублями все дореволюционные российские ценные бумаги, предъявленные Германией. В связи с этим германские агенты по прямому указанию немецкого посла Мирбаха отыскивали акционеров и скупали по дешевке ценные бумаги, с тем, чтобы потом предъявить их к оплате золотом по нарицательной стоимости.

В ответ по указанию Совета народных комиссаров, ВЧК начала решительно пресекать подобные спекулятивные операции. В апреле 1918, ею было изъято у одного из германских подданных 2400 паев "Потеляховского хлопчатобумажного товарищества" стоимостью в 30 миллионов рублей. Вскоре после этого ВЧК арестовала братьев Александра и Владимира Череп — Спиридовичей и биржевого маклера Вейлингсона, пытавшихся продать немцам акции Веселянских рудников на сумму 4 миллиона 100 тысяч рублей и акций угольных шах акционерного общества "Чистяково-антрацит" на 900 тысяч рублей. Спустя месяц 31 мая 1918, братья Череп — Спиридовичи и их маклер были расстреляны.

Немецкие агенты скупали не только ценные бумаги, но также предметы первой необходимости и драгоценности. При обыске у одного из таких агентов был обнаружен целый склад ниток на сумму 21 миллион рублей.

Скупая за бесценок драгоценные вещи, золото и серебро, немецкие дипломаты переправляли их в Германию под видом "дипломатического багажа". Однажды на Александровском вокзале в Москве носильщики случайно обронили несколько таких чемоданов, из которых вывалились золотые и серебряные изделия, облигации русских займов, новые платья и. т. д. Чемоданы имели дипломатические печати и должны были быть отправлены в Берлин на адрес военного министерства.

Однако кроме экономических спекуляций германская разведка вела в отношении РСФСР и откровенно враждебную подрывную деятельность, создавая на оккупированных территориях вблизи тогдашних советских границ прогерманские белогвардейские армии, организуя на советской территории антибольшевистские организации, а так же вела агентурную разведку в рядах Красной Армии.

Через своих дипломатических представителей немцы регулярно провозили в Советскую Россию оружие, которое передавали в руки заговорщиков. Петроградской чрезвычайной комиссии удалось однажды задержать девять ящиков с маузерами, привезенными в Петроград под видом "политической переписки". ("Еженедельник ВЧК" — 1918 — № 4 — с. 22–23).

В оккупированных ими районах Воронежской губернии, граничащих с Украиной и Доном, немцы сформировали белогвардейскую "Южную армию", а в окрестностях Пскова — "Северную армию". Обе эти армии должны были заменить германские войска в оккупированных областях и помешать восстановлению Советской власти в этих районах.

В конце сентября 1918, чрезвычайная комиссия Западной области получила сведения о существовании в Смоленске контрреволюционной организации, занимавшейся вербовкой и отправкой белогвардейцев в "Южную армию". После тщательных розысков чекистам удалось напасть на след преступной организации и арестовать главаря ее — генерала Дормана и многих агентов, разъезжавших с целью вербовки по Смоленской и Витебской губерниям.

По материалам, изъятым во время обысков, было установлено, что в оккупированном Киеве немцы создали союз под названием "Наша родина", от которого тянулись нити во все западные области. Организация имела этапные пункты, через которые завербованные белогвардейцы направились в главные пункты явки. Многочисленные курьеры "Южной армии" разъезжали по России и занимались вербовкой офицеров. Руководство формированием белогвардейских отрядов на советской территории исходило от германской миссии в Москве, во главе которой стоял майор Шуберт.

В последних числах сентября в Чрезвычайную комиссию Западной области поступили сведения о существовании в Смоленске организации, занимающейся вербовкой белогвардейцев и направляющей их на Украину, в так называемую "Южную армию". После тщательных розысков удалось напасть на след этой белогвардейской организации. Во главе всей организации в Смоленской губернии стоял бывший генерал-майор Дорман. Агенты его работали по всем уездам и деревням Смоленской и Витебской губерний, которые, ввиду своей близости к демаркационной линии, являлись сборными пунктами для отправления бывших офицеров, жандармов на Украину. По производстве некоторых обысков у агентов "Южной армии" удалось выяснить местонахождение вербовочных пунктов и списки вербовщиков, состоящих в большинстве из бывших офицерских чинов, не ниже капитана. По найденной переписке установлено, что всей организацией руководит бывший белогвардейский союз "Наша Родина", находящийся в Киеве. Ниже мы печатаем устав пресловутого союза, поставившего себе целью посредством набора "Южной армии" восстановить в России монархию.

Вот какие подробности о созданной немцами "Южной армии" и разгроме её вербовочной сети на территории Советской России, сообщал журнал "Еженедельник ЧК" — 1918 — № 6 в статье "Южная армия": "Южная Армия 1. Цель и назначение. Борьба с большевиками, восстановление в России монархии. Армия не может сейчас задаваться широкими политическими задачами, когда внешний враг России — Интернационал душит коренное русское население, а потому границы будущей России и та или другая форма правления, но непременно монархического, может быть установлена только после изгнания большевиков.

2. Командный состав. Во главе корпуса ставится генерал, находящийся во власти большевиков, почему фамилия его в настоящее время не объявляется. Фамилия генерала 5327135721805496 или 5243337738996114385454. Но главный совет союза "Наша Родина", избрав его, принял на себя ручательство за соответствующую его на этой должности. Временно его замещает начальник штаба бывший командир 23-го армейского корпуса генерал-лейтенант Литовцев. Формирование других корпусов пока не предполагается.

3. Ход формирования. Все, что возможно, направляется на местные действия, ибо там люди нужны. Генералом, штаб — офицером ведется особый учет для составления кандидатских списков дальнейшего для назначения на должность.

На самом театре действий находится генерал Семенов, командующий первой дивизией. На генерала Семенова возложено все формирование его дивизии. В распоряжение генерала Семенова направляются все эшелоны. Дальнейшее формирование будет производиться штабом корпуса, также формируемого в настоящую минуту. Вооружение производится на месте боевых действий и отпускается в распоряжение генерала Семенова.

4. Источник существования. Армия существует на деньги, заимообразно добытые союзом "Наша Родина". Деньги эти будут возвращены лицам, их ссудившим на достижение нашей главной задачи — восстановление России.

5. Ориентация. Сперва выгнать большевиков, восстановить монархию, а потом будем уже разбирать наши внутренние дела своими русскими руками.

6. Образ правления — монархия с народным правительством по двухпалатной системе, министерство ответственное, не парламентальное. Цензовая система выборов в палатные учреждения. Под цензом подразумевается не только имущественный, но и возрастной — образовательный и т. п.

7. Национальный вопрос: равноправие всех граждан, принадлежащих к национальностям, которые имеют культурно-национальную оседлость в России. Свободное развитие всех народностей при первенствующем положении русского народа и русского языка. Народное образование: всеобщее обязательное обучение, воспитание в религиозном и национальном русском духе. Дело народного образования должно быть в руках государства. Образование должно соответствовать требованиям времени и дать народу не только грамотность, но и профессиональные знания и широкое развитие сельскохозяйственных, ремесленных и тому подобных школ.

8. Земельный вопрос: сохранение частного землевладения, не превышающего пределов норм, установленных для каждой области или округа сообразно с условиями почвы, плотности населения и т. д. В необходимых случаях отчуждения должны производиться путем выкупа. Наделяются землей безземельные и малоземельные, прежде всего из лиц, пострадавших на войне, георгиевские кавалеры и те, которые не запятнали себя грабежами и насилиями во время революции. Наделение землей должно производиться особым органом при помощи Крестьянского Банка. Вследствие недостатка земли в густонаселенных пунктах, переселение должно быть широко и правильно организовано. Орган, наделяющий землей, должен выработать меры к поднятию сельского хозяйства".

Чем-то старым, давно забытым, вызывающим отвращение служат найденные приказы по Южной армии, подписанные исполняющим должность Начальника Главного Бюро генерал-майором Шульгиным. Приказы №№ 1 и 2 изданы в Киеве и датированы 13-го августа 1918 года. В приказе № 1 говорится об условиях службы, построенных главным образом на подчинении командному составу, отдаче им должной чести, преданности монарху и т. д. В том же приказе подполковник Чесноков заявляет, что "согласно распоряжения председателя Главного Совета "Союза Наша Родина" он назначен начальником главного бюро по набору в Южную армию добровольцев.

В приказе № 2 указываются главные пункты явки добровольцев: из них центральными указаны Харьков, Полтава и Екатеринослав, во главе этих трех пунктов стоит полковник Домашнев, затем идут этапные пункты, как: Житомир, Бердичев, Казатин, Псков, Минск, Елизаветград и Могилевская губ., на каждом этапном пункте назначен начальник опять-таки чином не ниже капитана, как, например, в Житомире генерал Пальчинский, Пскове полковник Бучинский, Могилеве полковник Зубржицкий, полковник Липчинский, капитан Якимович и пр. На обязанности этих начальников этапных пунктов лежит снабжение прибывающих добровольцев деньгами, снабжение соответствующими документами и направление их в центральный пункт. Начальники этапов находятся при вокзалах, в конторах дежурных по станции, а также на пристанях реки Днепра. Кроме того, имеется еще штат так называемых "курьеров южной армии", которые разъезжают по России, занимаются вербовкой добровольцев. Из найденных у Дормана документов установлено также, что штабы по вербовке в Южную армию, главным образом, расположены в глухих местах, на хуторах, где нашли себе приют многие помещики.

По раскрытии этой организации главные агенты, работавшие в Смоленской и Витебской губерниях расстреляны, в том числе и генерал Дорман. Записавшиеся добровольцы, пойманные в одном из штабов, находятся в тюрьме и работают на общественных работах".

Сообщая о раскрытии Смоленского отделения союза "Наша родина", руководство ВЧК отмечало следующее: "Становится ясным, с какой целью буржуазия стремилась увезти свои деньги и драгоценности и почему бывшие офицеры пробираются на Украину с подложными документами. Наши пограничные пропускные пункты, должны усилить надзор и бдительность и решительными мерами предотвратить увеличение кадров активных врагов трудового народа". ("Еженедельник ЧК" — 1918 — № 6 — с.19).

Подрывную работу, аналогичную той, какую проводил союз "Наша родина", развернула и созданная немецкой разведкой белогвардейская организация "Великая Единая Россия" (ВЕР). При поддержке офицера германской военной разведки — майора Шуберта, руководство ВЕР создало широкую сеть так называемых "трудовых артелей", которые осуществляли сбор разведданных и вербовку бывших офицеров в "Северную армию".

Как и "Южная", "Северная армия" целиком ориентировалась на немцев. Германское командование обещало выдать белогвардейцам 150 миллионов марок на формирование, а также обеспечить их оружием и снаряжением. (газета "Известия ВЦИК" № 236 от 29 октября 1918).

Благодаря бдительности ВЧК и пограничных чрезвычайных комиссий вербовка белогвардейцев как в "Южную", так и в "Северную армию" на неоккупированной территории была пресечена, хотя в районах, захваченных немцами, германскому командованию удалось все же сформировать несколько полков, которые впоследствии влились в армию Юденича.

На средства немецкой разведки существовала в Петрограде крупная монархическая организация во главе с известным черносотенцем Марковым И. В тесной связи с этой организацией находилась группа контрреволюционного гвардейского офицерства и группа немецких агентов, пробравшаяся в Селигеро-Волжскую флотилию.

Первая группа развернула свою шпионско-подрывную работу в частях 1-го Советского корпуса Красной Армии. Немецкий агент Розенберг, обманным путем пробравшийся на пост начальника оперативного отдела штаба 1-го Советского корпуса, готовил мятеж с целью захвата Петрограда.

Вторая группа, руководимая офицером Билибиным, должна была оказать поддержку заговорщикам со стороны Ладожского озера силами Селигеро-Волжской флотилии. Командовавший этой флотилией некий Билибин вначале служил англичанам. По заданию английской разведки он должен был способствовать судами флотилии наступлению англичан с севера. Однако надежды Билибина на быстрое продвижение англо-французов к Вологде и Петрозаводску не оправдались. Красная Армия задержала наступление интервентов на Севере. Тогда английский шпион предложил свои услуги немцам, полагая, что они быстрее продвинутся к Петрограду. С помощью начальника базы флотилии Лукина Билибин установил связь с организацией Маркова и стал выполнять задания немецкой разведки. Однако, осенью 1918 года, ВЧК раскрыла и ликвидировала заговор Билибина.

Помимо антисоветских организаций сформированных непосредственно немецкой разведкой с Германией наладили сотрудничество представители партии "Союз 17 октября" ("октябристы") и правое крыло партии кадетов, которые объединились в так называемый "Правый центр".

"Правый центр", созданный в феврале-марте 1918, объединял торгово-промышленные круги России. В "Правый центр", первоначально называвшийся "Девятка", входило по три представителя "Совета общественных деятелей", "Торгово-промышленного комитета" и правой группы кадетской партии. Руководителями "Правого центра" являлись бывший царский министр Кривошеин и профессор Новгородцев.

На почве разногласий по вопросу, на кого ориентироваться на немцев или Антанту, произошел раскол в самом "Правом центре", из которого выделилась группа, образовавшая так называемый "Национальный центр".

В отличии от созданных немецкой разведкой тайных политических организаций "Правый центр", так и не был раскрыт ВЧК и самоликвидировался в ноябре 1918, после поражения Германии в Первой Мировой войне.

Активизация деятельности немецкой разведки на территории РСФСР и особенно в пограничных районах привела к созданию на тогдашней советско-германской границе пограничной охраны и пограничных пунктов ВЧК

Советская пограничная охрана была была учреждена декретом Совнаркома от 28 мая 1918, в составе Народного комиссариата финансов. Согласно этому декрету на пограничную охрану возлагалась "защита пограничных интересов Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, а в пределах пограничной полосы — защита личности и имущества граждан".

Спустя месяц 29 июня 1918. Главное управление пограничной охраны было передано из системы Народного комиссариата финансов в систему Народного комиссариата торговли и промышленности (Наркомторг).

Пограничная охрана Наркомторга была в этот период установлена только на западных границах Республики, которые были временными границами ввиду оккупации немецкими империалистами ряда советских районов. Поскольку именно здесь и требовалась тщательная политическая охрана пограничной линии.

Массовый вывоз товаров и драгоценностей в оккупированные немцами районы, шпионаж и контрабанда, организованные иностранными разведчиками, требовали принятия решительных мер со стороны ВЧК, так как молодые пограничные и таможенные органы еще не успели окрепнуть, а многие из них были засорены чиновниками старых учреждений, левыми эсерами и другими ненадежными лицами. Летом 1918, были организованы три окружные пограничные чрезвычайные комиссии, расположенные по демаркационной линии, установленной в соответствии с Брестским договором.

Инструкция чрезвычайным пограничным комиссиям предусматривала основные мероприятия по обеспечению государственной безопасности на временной западной границе Советской страны.

Для разработки планомерной и стройной системы борьбы с контрреволюцией, спекуляцией и контрабандой в пограничной полосе ВЧК по указанию ЦК партии созвала 1 сентября 1918, в Москве конференцию представителей погранчека. К этому времени на западной границе существовало уже 34 пограничных ЧК и 60 комиссаров чрезвычайных комиссий над таможенными пропускными пунктами.

Строительство пограничных ЧК проходило в ожесточенной борьбе с левыми эсерами, проникшими в аппарат погранохраны Таможенного ведомства и провоцировавшими столкновения с немецкими войсками. В результате мер, принятых ВЧК, левые эсеры были изгнаны из таможенных учреждений, что значительно способствовало улучшению не только экономической, но и политической охраны границ.

Конференция признала необходимость придать ПЧК военную силу в виде вооруженных отрядов из состава корпуса ВЧК, уточнить границы округов, участков и пунктов пограничной полосы, ввести строгую централизацию в управлении пограничными чрезвычайными комиссиями.

Организационное укрепление пограничных чрезвычайных комиссий имело серьезное значение в борьбе с контрреволюцией в западных и северо-западных районах страны, особенное агентурой кайзеровской Германии.

Часть 5. Передача ВЧК во второй половине 1918 года всех функций военной контрразведки

Использование ряда красноармейских частей при организации мятежа в Ярославле и последовавший затем мятеж командующего Восточным фронтом Муравьёва, остро поставил вопрос о ненадежности "Военного контроля" — бывшей военной контрразведки царской армии, а затем армии Временного правительства, в ходе разворачивающейся Гражданской войны, а значит и о необходимости передачи функций военной контрразведки в ведение ВЧК.

Среди сотрудников "Военного контроля" значительную прослойку составляли военные контрразведчики старой царской армии и армии периода власти Временного правительства. По своему социальному происхождению, образу мыслей, личным связям эти сотрудники органов Военного контроля были ближе к служившим в Красной Армии бывшим офицерам старой армии, чем к красноармейской массе и командирам — выходцам из рабочих и крестьян. Таким образом, органы Военного контроля не всегда могли успешно бороться с контрреволюцией, проникавшей в ряды Красной Армии.

Впрочем, советский историк П. Г. Софинов, считал "Военный контроль", одним из источников контрреволюции в тогдашней Красной Армии, вот что он писал об этом в своей монографии "Очерки истории Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (1917–1922 гг.) — М.: "Политиздат", 1960: "Как отмечалось выше, первая фронтовая чрезвычайная комиссия была создана на Восточном фронте еще в июле 1918 года. Тогда же ВЧК разработала специальную инструкцию о создании аналогичных комиссий во всех фронтах и армиях. Однако в результате противодействия Троцкого организация фронтовых и армейских чрезвычайных комиссий проходила крайне медленно. Между тем уже в первых боях с белогвардейцами обнаружились факты измены и предательства со стороны части бывших офицеров, занимавших командные посты в Красной Армии. Так, например, полковник Махин без боя сдал белым Уфу, Носович и Ковалевский готовили сдачу белоказакам Царицына, главком Муравьев изменил Советской власти на Восточном фронте и т. д. Советское правительство не могло отказаться от использования старых военных специалистов. Однако привлечение их необходимо было организовать таким образом, чтобы пресекать в самом начале преступные замыслы контрреволюционных элементов. Необходимо было также оградить Красную Армию от проникновения в нее шпионов противника. Именно эту цель преследовала чрезвычайная комиссия Восточного фронта и чрезвычайные комиссии, созданные ВЧК на других фронтах.

Фронтовые и армейские ЧК на тот момент не являлись единственными органами, перед которыми была поставлена задача борьбы с подрывной работой в армии. В мае 1918, для борьбы со шпионажем в системе военного ведомства был создан так называемый "Военный контроль" с отделениями во всех крупнейших стратегических пунктах и на фронтах. Это был громоздкий и неповоротливый аппарат. Но главный порок заключался в том, что большинство его работников не внушало никакого политического доверия. По указанию Троцкого, аппарат Военконтроля комплектовался из так называемых "опытных людей". Это были по преимуществу бывшие офицеры, ненавидевшие Советскую власть. Получалась нелепая картина: оружие борьбы со шпионажем в армии оказалось в руках противников Советской власти. Дело дошло до того, что во главе Военконтроля одно время стоял анархист Бирзе, разоблаченный как соучастник контрреволюционного заговора Бориса Савинкова.

На Восточном фронте Военконтроль возглавлял некий Файерман, еще в 1917 году, привлекавшийся советскими органами к ответственности за взяточничество и расхищение народного достояния. Подчиненный ему аппарат не только не боролся против белогвардейского шпионажа, а, наоборот, работал на белых. Когда пала Казань и Симбирск, большинство сотрудников Военконтроля Восточного фронта перешло на сторону белогвардейцев. Бывшие уполномоченные Военконтроля Восточного фронта Величко, Дугин и другие стали выдавать коммунистов и советских работников Казани на расправу чехословацким мятежникам.

Отдел Военконтроля Южного фронта имел в своем составе 230 сотрудников, многие из которых являлись шпионами противника. Не случайно все советские разведчики-коммунисты, направленные летом на Украину через Южный фронт, были немедленно арестованы немецкой контрразведкой и расстреляны.

Такое же положение было и в воронежском отделе Военконтроля, сплошь состоявшем из офицеров, и в курском отделе, где на руководящей работе находились такие лица, как бывший агент полиции Змеев, бывший нотариус Сосницкий и другие. Все они считались "специалистами" и тщательно охранялись Троцким.

ВЧК неоднократно поднимала вопрос о Военконтроле как о гнезде шпионажа и контрреволюции в армии, но всякий раз наталкивалась на упорное противодействие Троцкого. Когда же решением ВЧК в армиях и на фронтах начали создаваться чрезвычайные комиссии, Троцкий принял все меры к тому, чтобы затруднить их работу и изолировать Военконтроль от влияния и наблюдения чекистов.

Приходилось ломать это сопротивление. Военный отдел, созданный в ВЧК согласно решению 2-й конференции работников чрезвычайных комиссий, организовал военно-регистрационное бюро, в котором были взяты на учет все бывшие офицеры. Далее, при Московском окружном Военном комиссариате было создано специальное бюро, имевшее целью изучить положение во всех частях московского гарнизона.

27 декабря 1918, ВЧК издала приказ всем губернским чрезвычайным комиссиям о немедленной организации военных отделов при губернских ЧК для борьбы с контрреволюцией, шпионажем и преступлениями по должности в Красной Армии.

Приказ предлагал военным отделам установить тесную связь с партийными организациями воинских частей и военных учреждений, еженедельно присылать в Москву сводки о положении в губернии, а также о всех фактах ареста лиц командного состава.

Одновременно ВЧК в решительной форме поставила вопрос о реорганизации Военконтроля. К этому времени в ее распоряжении имелись многочисленные факты не только засоренности органов Военконтроля классово чуждыми элементами, но и прямой измены.

Особенно характерным в этом отношении является дело Вологодского отдела Военконтроля, вскрытое ВЧК осенью 1918 года. История этого дела такова. В начале августа сотрудником ВЧК был замечен недалеко от станции Плесецкой Архангельской железной дороги подозрительный человек. Человек этот, одетый в поношенное пальто, долго стоял у телефонного столба, нетерпеливо оглядываясь по сторонам, точно кого-то ожидая и не решаясь отойти никуда в сторону. Его задержали. Чекисты сразу обратили внимание на одну особенность его туалета. На пальто у неизвестного была пришита большая желтая пуговица, резко отличающаяся от всех остальных пуговиц, небольших и черных.

На допросе задержанный сознался, что он хотел пробраться к англичанам в Архангельск. Он был завербован в Петрограде доктором Ковалевским и получил задание доставить в Архангельск шпионское донесение и поступить, там в белогвардейскую армию. Недалеко от станции Плесецкой его должен был встретить человек с такой же желтой пуговицей на пальто и провести до следующего пункта, а оттуда новые люди должны были переправить "путешественника" через линию фронта.

Показания задержанного были крайне важны. Они свидетельствовали о существовании целой организации, занимавшейся переброской белогвардейцев и шпионских донесений на Север.

У арестованного срезали желтую пуговицу и перешили ее на пальто чекисту. Ему поручили "встречать" "путешественников", стремившихся в Архангельск. Вскоре на "желтую пуговицу" был пойман бывший полковник Михаил Куроченков, давший уже более обширные показания о контрреволюционной организации, именовавшейся "Союзом возрождения родины", а 16 августа 1918, на станции Дикой была задержана целая группа белогвардейцев во главе с Оленгреном.

Постепенно был распутан весь клубок. Оказалось, что белогвардейская организация, включавшая в себя и эсеровские, и монархические элементы, занималась шпионажем в пользу англичан, вербовкой и переброской через линию фронта, в Архангельск, людей для пополнения белогвардейских войск. По всей линии Архангельской железной дороги были созданы приемочные пункты, работавшие в тесном контакте с английским посольством в Вологде.

В Петрограде вербовкой руководил доктор Ковалевский, а в Вологде переброской завербованных через линию фронта занимались бывшие офицеры, служащие Военконтроля.

ВЧК вынуждена была расстрелять 20 шпионов и диверсантов, бывших офицеров, проникших в Вологодский отдел Военконтроля.

Когда об этом узнал В. И. Ленин, он предложил подвергнуть всю систему Военконтроля строжайшей ревизии. Выделенная для этого комиссия под руководством Ф. Э. Дзержинского пришла к выводу о необходимости коренным образом реорганизовать Военконтроль, образовав вместо него особые отделы. ЦК партии целиком одобрил предложения комиссии Ф. Э. Дзержинского".

В связи со всеми этими фактами вопрос о передачи функций военной контрразведки в ВЧК, был поставлен еще в июне 1918 года на 1-й Всероссийской конференции ЧК. Как, отмечалось в одной из резолюций конференции: "Цель буржуазии — разложить нашу армию, использовать ее в своих интересах, и нам, как органу политической борьбы, необходимо взять на себя работу по защите армии от контрреволюции".

Спустя несколько дней после подавления мятежа Муравьёва на Восточном фронте 16 июля 1918, по инициативе В. И. Ленина была создана Чрезвычайная комиссия Восточного фронта во главе с М. Я. Лацисом.

В сферу действий этой Чрезвычайной комиссии Восточного фронта входили: Пермская, Вятская, Казанская, Симбирская, Самарская, Саратовская, Уфимская, Оренбургская губернии и Арзамасский уезд Нижегородской губернии. Чрезвычайные комиссии этих губерний были подчинены ЧК Восточного фронта.

Ровно через месяц после своего создания ЧК Восточного фронта раскрыла серьезный заговор в 4-й армии. В заговоре принимали участие дежурный офицер штаба 4-й армии Буренин, начальник кавалерийского полка Уральской дивизии Бредихин. Они установили связь с белыми казаками, передавали им оперативные документы и готовили переход некоторых частей на сторону белогвардейцев. В ночь на 18 августа 1918, заговор был ликвидирован.

В сентябре-октябре 1918, фронтовые и армейские ЧК были созданы в составе всех фронтов и армий.

Для руководства фронтовыми и армейскими ЧК в сентябре 1918, в составе центрального аппарата ВЧК, был создан военный подотдел, руководителем которого назначен М. С. Кедров.

Спустя три месяца в декабре 1918, Военный контроль и Военный отдел ВЧК были объединены в Особый отдел ВЧК, под руководством М. С. Кедрова.

После занятия должности начальника Особого отдела ВЧК — 1 января 1919 года Кедров издал приказ, котором предписывалось объединить во фронтах и армиях органы Военного контроля и фронтовые и армейские ЧК и таким образом образовать Особые отделы фронтов, армий, военных округов.

Биографическая справка.

Михаил Сергеевич Кедров (Моисей Цедербаум) Родился 12 февраля 1878 года в семье нотариуса. В 1897 году поступил на юридический факультет Московского университета, который не окончил, будучи исключён в 1899 году за революционную деятельность. В 1900–1902 годах учился в Демидовском юридическом лицее (город Ярославль), откуда был изгнан когда в 1901 году был арестован "за проведение антиправительственной сходки студентов". В 1901 году вступил в РСДРП, большевик. Свою часть отцовского наследства (около 100 тысяч рублей золотом) передал партии.

Работал в Нижегородской, Ярославской, Симферопольской парторганизациях. В начале 1903 года был отправлен в административную ссылку в Вологодскую губернию. В 1904 году участвовал в подкопе в Таганскую тюрьму. В октябре 1905 года организовывал рабочие дружины в Костроме. Во время Московского восстания занимался снабжением восставших оружием.

После поражения революции был агентом ЦК РСДРП по распространению партийной литературы. Руководил петербургским книжным издательством "Зерно", в котором печатал работы В. И. Ленина. Был арестован и два года провёл в тюрьме.

В 1912 году эмигрировал в Швейцарию. Поддерживал контакты с Лениным. Слушал лекции по медицине в университетах Берна и Лозанны. В 1916 году по заданию ЦК вернулся в Россию, под видом врача работал на Кавказском фронте.

В марте-апреле 1917 года председатель Совета в Шерифхане (северная часть Персии). С мая 1917 года член Военной организации при ЦК РСДРП (б) и Всероссийского бюро большевистских организаций в Петрограде, редактор газеты "Солдатская правда". Создал газеты "Рабочий и солдат" и "Солдат".

С ноября 1917 года член коллегии Наркомата по военным делам РСФСР, комиссар по демобилизации русской армии. В августе-сентябре 1918 года командующий войсками северо-восточного участка отрядов завесы.

С сентября 1918 года начальник Военного отдела ВЧК. После того как в декабре 1918 года Военный контроль и Военный отдел ВЧК были объединены в Особый отдел ВЧК — начальник Особого отдела. 1 января 1919 года Кедров издал приказ, в котором сообщалось о создании Особого отдела. Приказ предписывал объединить повсеместно органы Военного контроля и военные отделы ЧК и образовать особые отделы фронтов, армий, военных округов и губерний.

Одновременно с марта 1919 года член коллегии ВЧК. С мая 1919 года особый уполномоченный ВЧК в Вологде, затем на Южном и Западном фронтах. Неоднократно руководил комиссиями по проверке и чистке различных государственных учреждений. С конца 1919 года председатель Всероссийской комиссии по улучшению санитарного состояния Республики.

В 1921–1924 годах уполномоченный Совета Труда и Обороны по рыбной промышленности Южного Каспия и уполномоченный ВЧК по Каспию. С 1924 года работал в ВСНХ и Наркомате здравоохранения.

В 1926–1927 годах младший помощник прокурора Отдельной военной прокуратуры Верховного суда СССР. В 1928 году возглавлял оргкомитет Всесоюзной Спартакиады 1928 года. В 1931–1934 годах член президиума Госплана СССР, руководил сектором обороны Госплана. С 1934 года директор Военно-санитарного института. В 1936–1937 годах старший научный сотрудник Нейрохирургического института. В 1937 году был арестован и расстрелян в 28 октября 1941 года.

1 января 1919 года постановлением ВЧК и Революционного Военного Совета Республики (Реввоенсовет) вместо Военного отдела ВЧК и отдела Военного контроля Реввоенсовета, в составе ВЧК был создан Особый отдел, входивший организационно в состав ВЧК, но выполнявший, так же и задания Реввоенсовета.

На фронтах и в армиях взамен существовавших органов ранее армейских и фронтовых ЧК и Военного контроля были созданы в течение января 1919 Особые отделы ВЧК, возглавившие всю борьбу с контрреволюцией и шпионажем в армии.

Часть 6. Деятельность ВЧК после объявления режима "Красного террора" в сентябре-декабре 1918 года

Произошедшие 30 августа 1918, покушение на Ленина и убийство председателя Петроградской ЧК Урицкого, привело к введению на территории Советской России режима так называемого "Красного террора".

Законодательно "Красный террор" был введён вечером 2 сентября 1918, на заседании Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК), когда по докладу Свердлова о покушении на В. И. Ленина, было принято следующее решение "ВЦИК дает торжественное предостережение всем холопам российской и союзнической буржуазии, предупреждая их, что за каждое покушение на деятелей Советской власти и носителей идей социалистической революции будут отвечать все контрреволюционеры и все вдохновители их. На белый террор врагов рабочее — крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов".

Роль ВЧК в режиме красного террора была определена 5 сентября 1918, на заседании Совета Народных Комиссаров, где был заслушан доклад Ф. Э. Дзержинского о деятельности ВЧК в новых условиях. По докладу Дзержинского было принято решение, ставшее основным директивным документом в деятельности всех чрезвычайных комиссий: "Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью". В этом решении ВЧК было предложено создать для противников Советской власти концентрационные лагеря, а всех лиц, причастных к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, расстреливать с опубликованием в печати имен расстрелянных и основания применения к ним этой меры.

После этого началось приспособления деятельности как центрального аппарата ВЧК, так и ее местных органов к деятельности в условиях режима красного террора. В связи с этим 10 сентября 1918 Ф. Э. Дзержинский подписал новую инструкцию о губернских и уездных чрезвычайных комиссиях. Особое внимание в ней уделялось необходимости установления самой тесной связи чрезвычайных комиссий с партийными организациями, а также контролю за деятельностью ЧК со стороны партийных комитетов. В связи с этим в этой инструкции указывалось следующее: "В своей работе Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности должна опираться на местные комитеты партии коммунистов". Для усиления взаимодействия местных ЧК с местными партийными органами при каждой ЧК создавали контрольную коллегию из двух представителей партийной организации и одного представителя данной чрезвычайной комиссии.

В целях обеспечения правильного подбора руководящих кадров губернских ЧК, в центральном аппарате ВЧК решили совместно с губернскими партийными организациями провести партийную аттестацию председателей губернских ЧК.

В ходе продолжения своей розыскной деятельности в условиях режима красного террора, в сентябре-ноябре 1918, ВЧК ликвидировала в Москве целый ряд подпольных контрреволюционных офицерских организаций, а именно "Сокольническую военную организацию", "Орден романовцев", "Объединенную офицерскую организацию" и ряд других.

Все эти контрреволюционные организации имели широко разветвленный разведывательный аппарат. У них были свои агенты в таких советских учреждениях, как Центральное управление по делам пленных и беженцев (Центропленбеж), Красный крест, Всероссийский Совет Народного Хозяйства. Местные ЧК в этот же период разоблачили и ликвидировали контрреволюционные заговоры в Рязани, Костроме, Вышнем Волочке, Велиже, Борисоглебске и ряде других городов.

В результате уже в первые месяцы осуществления политики красного террора часть контрреволюционных организаций вынуждена была временно прекратить свою деятельность. Некоторые организации распались в силу того, что многие их руководители и члены во избежание разоблачения постарались скрыться из крупных городов.

Часть 7. Окончательное оформление структуры ВЧК и её местных органов 26 ноября 1918 года в ходе работы "Второй конференции работников Чрезвычайных комиссий"

26 ноября 1918 года, в Москве состоялась Вторая конференция работников Чрезвычайных комиссий. Конференция заслушала и обсудила доклады о текущем моменте, о кулацких мятежах в деревне и мерах борьбы с ними, о чрезвычайных комиссиях в действующей армии, о взаимоотношениях чрезвычайных комиссий с другими советскими органами, об организации транспортных отделов ЧК, а так же приняла "Инструкцию Чрезвычайным комиссиям на местах".

В ходе работы конференции одним из главных стал вопрос о борьбе с кулацкими мятежами, поскольку от успешности ее во многом зависело обеспечение тыла Красной Армии и значит победа в Гражданской войне. На конференции в связи с этим, было отмечено, что кулацкие мятежи в деревне, нельзя рассматривать как отдельные, изолированные друг от друга вспышки. На самом деле это единый поход кулачества против Советской власти, теснейшим образом связанный со всем контрреволюционным движением в стране и иностранной военной интервенцией. Делегаты конференции отмечали, что кулачество взяло линию на проникновение в Советы и советские органы с тем, чтобы использовать государственный аппарат для достижения своих антисоветских целей.

Серьезное внимание обратила конференция на необходимость решительной борьбы за соблюдение революционной законности и очищение чрезвычайных комиссий от всех "примазавшихся преступных элементов". "Конференция заявляет во всеуслышание, что она резко осуждает и требует беспощадной кары для всех сотрудников ЧК и советских работников вообще, ставших на преступный и губительный для Советской власти путь разнузданности, личной наживы, пьянства, взяточничества, и считает своей очередной задачей основательную очистку нашей среды от всех примазавшихся к нам преступных элементов, самую суровую расправу с ними". (газета "Известия ВЦИК" от 27 ноября 1918, № 259).

Важным условием успешной работы ВЧК и ее органов на местах являлось установление правильных взаимоотношений со всеми советскими организациями, и в первую очередь с органами юстиции. Революционные трибуналы, народные суды, прокуратура значительно окрепли к осени 1918, хотя и имели в своей работе значительные недостатки. При соответствующей реорганизации, а также при относительно спокойном положении в стране они могли бы принять на себя все судебные функции. Поэтому конференция отметила, что чрезвычайные комиссии как административные органы не должны брать на себя функции судебные и все законченные следствием дела должны передаваться в судебные инстанции: в Революционный Трибунал, народные суды и т. д.

В связи с мобилизацией всех сил страны для длительной войны с интервентами и белогвардейцами, в которой транспорт должен был сыграть огромную роль, от ВЧК потребовалось значительно улучшить чекистскую работу на транспорте. Теперь в сферу деятельности чрезвычайных комиссий должны были войти не только железные дороги, но и водные и шоссейные пути сообщения.

Во всех городах, где имелись окружные железнодорожные управления, при губернских чрезвычайных комиссиях конференция рекомендовала создать окружные транспортные отделы. Являясь составной частью губернских ЧК, они должны были по своей внутренней работе подчиняться непосредственно Транспортному отделу ВЧК.

Помимо функций борьбы с контрреволюцией и спекуляцией, конференция считала необходимым возложить на транспортные отделы и отделения контроль за грузами и пассажирами, а также наблюдение за общим порядком на транспорте и в полосе отчуждения. Кроме того, было решено возложить на транспортные ЧК и функции уголовного розыска, изъяв их от железнодорожной охраны, а также право выдачи пропусков на проезд.

Конференция обратила самое серьезное внимание на то, чтобы транспортные отделы чрезвычайных комиссий при исполнении своих функций ни в коем случае не вмешивались во внутреннюю административно-техническую работу органов, ведающих движением.

Так же конференция рассмотрела вопрос и о деятельности фронтовых и армейских чрезвычайных комиссий и приняла решение о необходимости сосредоточить все функции военной контрразведки в созданном в составе ВЧК Особом отделе.

Кроме того на конференции была принята "Инструкция Чрезвычайным Комиссиям на местах", которая определила их организационную структуру и методы деятельности вплоть до преобразования ВЧК в Государственное Политическое Управление в начале февраля 1922 года.

Инструкция чрезвычайным комиссиям на местах (Принятая в основе на 2-й Всероссийской Конференции Чрезвычайных Комиссий и окончательно проредактированная ВЧК 1 декабря 1918 г).

1. Всеми делами по непосредственной борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности ведают на местах организованные местными Советами или их Исполкомами на одинаковых правах с остальными своими отделами местные Чрезвычайные Комиссии.

2. Члены местных Чрезвычайных Комиссий назначаются и отзываются местными исполкомами и ВЧК, число же членов определяется местными условиями. Примечание 1: Коллегии губернских ЧК состоят из 5 человек, уездных — из 3-х. Примечание 2: В крупных промышленных уездных центрах коллегии могут быть увеличены до пяти человек с согласия губернских ЧК.

3. Председатели и заместители местных ЧК назначаются местными Исполкомами и утверждаются ВЧК. Примечание: Коллегии ЧК должны состоять из коммунистов.

4. Высшие органы ЧК имеют право посылать в низшие органы своих представителей с решающим голосом. Постановления местных ЧК могут быть приостановлены и отменены Чрезвычайными Комиссиями высших инстанций.

5. В задачи комиссии входит следующее:

а) Беспощадная борьба с контрреволюцией, преступлениями по должности и спекуляцией наличными силами, которые имеются в распоряжении Комиссии.

б) Наблюдение за местной буржуазией и за направлением в ее среде контрреволюционной работы.

в) Доведение до сведения местной и центральной власти о совершающихся беспорядках и злоупотреблениях и пресечении их.

г) Производство дознаний по государственным преступлениям.

д) Производство исследований в порядке чрезвычайного положения.

е) Наблюдение за лицами, проезжающими через границу.

ж) Наблюдение за иностранными разведчиками.

з) Розыск и наблюдение за лицами, укрывающимися от властей.

и) Участие в сохранении общественного спокойствия при отсутствии чинов милиции содействие последней в восстановлении нарушенного Революционного Порядка.

к) Выполнение поручений в высших губернских Советских органах по производству дознаний о преступлениях, когда будет признано необходимым.

л) Участие в некоторых нужных для борьбы совещаниях.

м) Наблюдение и регистрация всех проезжающих через границу и тщательная проверка документов на право въезда и выезда и т. п.

н) Строжайшее наблюдение за проведением в жизнь декретов и распоряжений Советской власти.

6. Комиссия из состава своих членов выбирает заведующих отделами и секретаря.

7. Комиссия, наблюдая и выполняя вышеуказанные обязанности и строго следя за нормальным революционным порядком в губернии, принимая для этого меры пресечения и предупреждения в случае всякого рода контрреволюционных выступлений, погромов и черносотенных беспорядков, имеет право делать следующее:

а) предлагать Совету вводить во всей губернии чрезвычайное или военное положение;

б) издавать обязательные постановления, касающиеся внешнего революционного порядка в губернии, и доводить об этом немедленно до сведения высшей инстанции — ЧК и ВЧК;

в) подвергать преступных лиц и организации административному аресту и налагать штрафы в общем порядке; ПРИМЕЧАНИЕ: Уездные ЧК могут подвергать в административном порядке до 3 месяцев. Высшие сроки наказаний в административном порядке могут назначаться с разрешения губернских ЧК.

г) имеет право производить обыски, аресты лиц и организаций, заподозренных в контрреволюции и вообще направленных против деятельности Советской власти.

8. Комиссия работает в тесном контакте со всеми Советскими учреждениями и оказывает им всяческое содействие.

9. Если где в Советских органах замечено будет злоупотребление и упущение, то Комиссия немедленно принимает соответствующие меры, известив об этом президиум, а в экстренных случаях — председателя.

10. При арестах ответственных советских или партийных работников ЧК извещает об этом немедленно, то есть не позднее 24 часов, соответствующее учреждение, где данное лицо служит.

11. Если будут обнаружены злоупотребления и непорядки в самой Комиссии, то Совдеп или Исполнительный Комитет извещает об этом: если это произошло в уезде — в губернскую ЧК, а о губернской ЧК — в ВЧК.

13. За бездействие Комиссия несет ответственность, как перед местной властью, так и перед ВЧК.

14. Высшим органом по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности в губерниях являются Губернские Чрезвычайные Комиссии. ПРИМЕЧАНИЕ: Там, где имеется областной и губернский Совдеп или где имеются отдельно рабочие и крестьянские Совдепы, там должна быть образована одна Комиссия. В первом случае: Комиссия должна быть при областном Совдепе, которая обслуживает ту губернию и город, в какой область находится. Во втором случае, ЧК должна быть организована при Совете Рабочих, Красноармейских и Крестьянских Депутатов.

15. Уездные ЧК для того, чтобы иметь сведения из густонаселенных волостей, сел, местечек и т. п., заручаются связью с надежными партийными товарищами, которые дают уездной ЧК сведения о контрреволюционной агитации кулаков, попов и прочих белогвардейцев, пристроившихся в деревнях.

16. На обязанности уездных ЧК лежит наблюдение за революционным порядком в своем районе, следить за тем, чтобы не было контрреволюционной и погромной агитации, бдительно следить за местной буржуазией, производить дознания, осуществлять надзор за неблагонадежными контрреволюционными элементами, кулаками, спекулянтами и прочими врагами Советской власти, принять меры пресечения и предупреждения против врагов.

17. Уездные Комиссии через каждые две недели обязаны представлять полный доклад в Губернскую Комиссию с полным изложением всего происходящего в данном уезде.

18. Если нужно принять какие-нибудь меры, которые выходят из общих рамок Губ. Комиссий, то таковые немедленно запрашивают ВЧК путем телеграфных сношений, испрашивая указаний и инструкций, уездные ЧК в этих же случаях запрашивают губернские ЧК.

19. Все инструкции, распоряжения, приказы и циркуляры, исходящие от Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, губернские, уездные комиссии и комиссары исполняют немедленно и хранят их, как руководящий материал.

20. Губернские Комиссии ежемесячно должны присылать полный отчет о своей деятельности в ВЧК, последняя, в свою очередь, посылает свои отчеты по местам.

21. Все комиссии носят однородные названия "Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при таком-то Совдепе, при такой-то армии, такого-то фронта". Примечание: Со всеми самовольно возникающими и именующими себя Чрезвычайными Комиссиями по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией и не входящими в общий организационный план, местные ЧК ведут решительную борьбу.

22. Каждая Комиссия имеет свою гербовую печать согласно постановлению 5-го Всероссийского Съезда Советов. Примечание: Отделы не могут иметь гербовых печатей, а имеют лишь печати простые. Гербовые печати должны иметь строго установленную форму.

23. Чрезвычайные Комиссии имеют право на организацию при себе особых вооруженных отрядов. Величина отрядов на местах устанавливается местными Исполкомами по соглашению с ВЧК. Кредиты на отряды при Комиссии отпускаются в общем порядке через местные Исполкомы. Все отряды при ЧК находятся под контролем согласно положению "О ВЧК и местных ЧК", опубликованному в газете "Известиях ВЦИК" от 2 ноября 1918 года.

24. Все сметы местных ЧК предварительно утверждаются местными Исполкомами и проходят в общем порядке по смете и выработанным штатам ВЧК. Все ассигнования ЧК получают через свои исполкомы от ВЧК. Примечание 1: Уездные ЧК, составляя смету, отсылают ее после утверждения Исполкома в Губ. ЧК. Губ. ЧК включает в свою смету все сметы уездных ЧК и по утверждению Исполкомом направляет их в 3 экземплярах в ВЧК.

Примечание 2: Транспортные узловые отделения составляют смету на себя и на комиссаров, входящих в состав их участка и пересылают эти сметы в 3 экземплярах в Окружной Транспортный отдел, который, включив все эти сметы в свою, в свою очередь, передает таковую для включения и утверждения в ту смету Губернской или областной ЧК, при которой данный округ (Окружной отдел) находится. После утверждения сметы Исполкомом эта смета в 3 экз. пересылается в ВЧК. ПРИМЕЧАНИЕ 3: Пограничные ЧК, пунктовые посылают участковым, ++ Исполкомом, в 3 экземплярах пересылается в ЧК.

25. Губернские ЧК разделяются на следующие отделы: Иногородний, Секретно-Оперативный, Юридический и Транспортный отдел, где таковой, согласно постановлению 2-й Всероссийской Конференции Чрезвычайных Комиссий, полагается. Примечание 1: Иногородним отделом заведует председатель или заместитель губернской ЧК, юридическим, секретно-оперативным — члены ЧК и секретарь комиссии, он же заведующий канцелярией член ЧК. ПРИМЕЧАНИЕ 2: Там, где имеется согласно постановлению Конференции, Транспортный отдел, им заведует заместитель председателя.

26. В местностях, расположенных в пограничной полосе, образуются пограничные ЧК, в местностях, расположенных по линии фронта, образуются армейские ЧК, первые борются только на границе, вторые — только в военной среде. ПРИМЕЧАНИЕ: Внутренняя конструкция пограничных и армейских комиссий определяется особыми инструкциями.

27. Для контроля над повседневной деятельностью отдельных членов и сотрудников ЧК образуется из 3 человек Контрольная Коллегия в составе представителя Исполкома, представителя местного комитета РК партии и представителя местной ЧК. Права и обязанности Контрольной коллегии устанавливаются особыми инструкциями.

28. Уездные ЧК имеют общую Коллегию из трех человек (параграф 2), которые всю ответственную работу распределяют между собою. ПРИМЕЧАНИЕ: При уездных ЧК никаких отделов не имеется, а в канцелярии имеются столы: контрреволюционный, должностных преступлений, спекулятивный и т. д.

29. Отделы областных, губернских и уездных ЧК подчиняются Комиссии и выполняют все ее постановления. Заведующий отделом является ответственным лицом отдела и поэтому все важные бумаги, исходящие из отдела, должны обязательно быть им подписаны. Заведующий делает также доклады на заседании Комиссии о ходе работ в отделе.

30. На обязанности Заведующего Иногородним Отделом в губернской ЧК лежит руководство и направление борьбы с контрреволюцией, преступлением по должности и спекуляцией в пределах губернии. Примечание 1: Там, где при Губернской или Областной ЧК имеются Пограничные Комиссии, они управляются Иногородним отделом, входя в него как подотдел. Примечание 2: На этот же отдел возлагается организация, ревизия, инструктирование подчиненных Губчека Комиссий.

31. На обязанности заведующего Юридическим отделом возлагается руководство всем следственным делом Комиссии. Примечание 1: Внутри Юридического отдела следствие ведется по специальностям: контррев., должности, преступлен., спекуляция, железнодорожные дела. Примечание 2: До железнодорожных дел допускается контрольная комиссия, согласно декрету Совнаркома, а потому они в Юридическом отделе и должны быть выделены как специальные дела.

32. Секретно-оперативный отдел сосредоточивает все секретные сведения и разрабатывает их по специальностям. Производит операции в городах, где находится Комиссия, и в уездах через уездные комиссии.

33. Заведующие Окружным Транспортным отделом действуют согласно особой инструкции.

34. Следователи ведут следствие по данному им заведующим Юридическим отделом делу и по окончании следствия, дав свое заключение, представляют на общее собрание членов Комиссии для вынесения окончательного постановления.

35. Общее заседание членов Комиссии разрешает вопросы, представленные Юридическим отделом. Все постановления общих заседаний Комиссии протоколируются, а протоколы рассылаются всем заведующим отделами и подотделами.

36. Общее собрание Комиссии при разборе дел, представленных следователями, руководствуется изданными декретами и постановлениями Советской власти.

37. Чрезвычайные Комиссии, являясь органом борьбы в острые моменты революции, накладывают в случае необходимости пресечения или прекращения незаконных действий наказания в административном порядке, но не в судебном, штрафы, высылки, расстрелы и т. п.

38. Право применять высшую меру наказания имеют Губернские, фронтовые, армейские и областные ЧК.

39. Воспрещается ведение в какой бы то ни было стадии и в каком бы то ни было порядке параллельного производства следствия по делам, уже переданным Революционным Трибуналам или иным судебным местам, а материалы, поступившие после, переланять в тот суд, куда дело передано.

40. Воспрещается какое бы то ни было, без ведома соответствующего судебного места и его на то согласия, зачисление содержащихся под стражей и числящихся за Трибуналом или иными судебными местами заключенных, если, конечно, в производстве Чрезвычайных Комиссий нет за ними иного дела, отличного от того, по которому ведется производство судебными учреждениями.

41. Воспрещается самовольно, без ведома Трибуналов и их судов, перевоз заключенных, числящихся за судебными местами, из одного места заключения в другое, их освобождение под залог или на каких-либо иных условиях, вторичное задержание освобожденных постановлениями следственных или судебных властей, если в производстве Комиссии не имеется иного материала, отличного от того дела, по которому ведется судебным местом производство по обвинению данного лица или группы лиц. Но и в этом последнем случае перевод, освобождение или арест может иметь место только в случае, если со стороны судебного места не встречается никаких возражений или протестов.

42. Воспрещается наложение одновременно административных взысканий по делам, передаваемым для судебного разбирательства, или находящихся в производстве судебных мест.

43. Воспрещается заключение в тюрьму на срок кого бы то ни было по делам, находящимся в производстве Комиссии, если только таковое заключение не было предусмотрено в обязательном постановлении Чрезвычайной Комиссии или следственных властей.

44. Все поступающие в Комиссии конфискованные деньги или как штрафные вносятся в Государственное Казначейство на текущий счет Республики с указанием "штраф", "конфискованы". Примечание 1: Все конфискованные вещи и продукты передаются в соответствующие учетно-распределительные органы, которые по оценке вносят стоимость их в Казначейство на текущий счет Республики. Примечание 2: Конфискованные вещи, имеющие историческую ценность, как, например, библиотеки, старинные монеты, церковная утварь, портреты и все прочее, передаются в отдел Комиссариата Просвещения. Примечание 3: При сдаче денег, товаров и проч. предметов должны составляться акты ведомости, согласно циркуляру № 99 и прилагаться к делам, а копию давать на руки бывшему владельцу их, а также для отчета.

45. В Губернских и уездных ЧК имеется одна общая канцелярия, которая распадается на ряд делопроизводств: Общее, Контрреволюционное, Спекулятивное, Преступления по должности, Транспортное со столами: Железнодорожным, Водным и т. п., Иногороднее со столами: Пограничным, Инструкторским и т. п. Примечание 1: Кроме того в Губ. ЧК в Секретно-Оперативной части имеются свои специальные регистрационные книги. Примечание 2: В Юридическом отделе ведутся также только специальные книги: регистрация арестованных, дел и т. п. Примечание 3: Вся кассовая и хозяйственная отчетность Комиссии ведется в общей канцелярии по Общему делопроизводству.

46. Вменяется в обязанность руководствоваться неуклонно данной инструкцией и за неисполнение виновные будут привлечены к строгой ответственности.

47. Инструкции от 11 и 13 июня и дополнительные в августе 1918 года отменяются.

ШТАТЫ ГУБ. ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ КОМИССИИ

Общая канцелярия

Должность Количество

1) Членов комиссии 5

2) Пом. секретаря 1

3) Делопроизводитель 1

4) Пом. делопроизводителя 1

5) Машинистки 3

6) Регистраторы 2

7) Экспедиция 1

8) Рассыльных и курьеров 3

9) Архивариус 1

10) Казначей 1

11) Бухгалтер 1

12) Счетовод 1

13) Помощник казначея 1

14) Кладовщик 1

Комендантский отдел (Объединяет в себе комендатуру, хозяйственную часть, автомобильн., тюремн. и справочн. Бюро).

15) Комендант 1

16) Секретарь 1

17) Пом. секретаря 1

18) Зав. справочн. стол 1

19) Машинистки 2

20) Конторщик/ца 1

21) Прислуга 3

22) Шоферов или кучеров 4

23) Мастер автом. 1

24) Завед. хозяйством 1

Юридический отдел (общий).

25) Завед. Юрид. отделом 1

Документальные приложения 175

26) Заместитель 1

27) Следователей 6

28) Конторщики/цы 2

29) Машинистка 1

30) Делопроизводитель 1

Секретная часть (общая).

31) Завед. Секретн. частью 1

32) Заместитель 1

33) Секретарь 1

34) Разведчики и комиссар 20

35) Заведующий регистр, столом 1

36) Конторщики/цы 2

Провинциальный отдел

(Объединяет в себе информационный, пограничный, связи и инструкторский).

37) Завед. отделом 1

38) Заместитель 1

39) Секретарь 1

40) Делопроизводитель 1

41) Машинистки 2

42) Ротаторщицы 2

43) Конторщики 2

44) Зав. связи и инстр. 1

45) Секретарь 1

46) Конторщик 1

47) Инструкторов для поручений 4

48) Информацион. 2

49) Фотограф 1

ШТАТЫ УЕЗДНЫХ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ КОМИССИЙ

Должность Количество

1) Членов комиссии 3

2) Следователей 3

3) Комиссары —.разведчики 10

4) Делопроизводитель 1

5) Журналист 1

6) Канцелярист 2

7) Регистр, и информ. 1

8) Машинистка 1

9) Посыльных 2

ШТАТЫ ОКРУЖНОГО ОТДЕЛА ТРАНСПОРТА

Должность Количество

1) Заведующий отделом 1

2) Помощи, заведующего 1

3) Секретарь управления 1

4) Зав. п. — от столом 1

5) Заведующий столом водных, и шоссейных путей 1

6) Делопроизводителей 2

7) Регистраторов 2

8) Счетовод 1

9) Машинисток 2

10) Журналистов 2

11) Конторщиков 2

12) Инструкторов для поручений 10

13) Регистрационное Бюро 1

14) Заведующий регистрационным бюро 1

15) Делопроизводителей 2

Итого 30 человек

ШТАТЫ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫХ ОТДЕЛЕНИЙ

1) Членов Коллегии 3

2) Протоколистов 2

3) Комиссар, разведч. 6

4) Конторщик 1

5) Машинистка 1

6) Рассыльный 1

7) Сторож 1

8) Комиссаров (сверх штата) 4

9) Конторщик 1

Итого 20 чел.

На малых ст. и пристанях комиссаров по 1.

На больших станцях, где узлового отделения много, ставятся 3 комиссара (по усмотрению Окружного отдела).

ШТАТЫ ПОГРАНИЧНЫХ ОТДЕЛОВ ЧК

Окружные отделы

1) Заведующий отделом 1

2) Заместитель 1

3) Секретарь 1

4) Делопроизводитель 1

5) Журналист 1

6) Машинистка 1

7) Инструкторов 3

8) ПРИМЕЧАНИЕ: При Курской НК

Политотдел имеет следователей 2

Участковые Пограничные отделения

1) Заведующий 1

2) Заместитель 1

3) Секретарь 1

4) Канцелярист 1

5) Машинист 1

6) Следователей 3

7) Разведчики (один из них старш.) 4

Пунктовые Пограничные отделы ЧК

1) Заведующий 1

2) Заместитель заведующего 1

3) Протоколист 1

4) Разведчики (комиссары) 6

Часть 8. Руководство Лениным завершения реформирования ВЧК в конце 1918 года

В начале декабря 1918, была создана специальная комиссия под председательством В. И. Ленина для рассмотрения вопросов, связанных с деятельностью ВЧК.

На первом заседании комиссии состоявшемся 3 декабря 1918, Ленин представил план мероприятий по дальнейшему улучшению деятельности ВЧК и её местных органов. Согласно этому плану Ленина предусматривалось осуществление следующие мероприятий:

1. Во главе чрезвычайных комиссий ставить членов партии, не менее двух лет пробывших в партии.

2. Подтвердить право профессиональных и партийных организаций брать арестованных на поруки.

3. Более строго преследовать и карать расстрелом за ложные доносы.

4. Предоставить право брать на поруки наркомам с подписью двух членов коллегии наркомата.

5. Предоставить право наркомам и председателям губернских комитетов РКП (б) участвовать в следствии.

6. Немедленно расширить в ВЧК отдел жалоб и просьб об ускорении дела.

Все эти предложения имели целью усилить партийный контроль за деятельностью чрезвычайных комиссий, улучшить личный состав ЧК, обеспечить более строгое соблюдение революционной законности, сделать аппараты ЧК еще более оперативными и четко действующими. Ленинские предложения были полностью включены в постановление Совета Обороны от 14 декабря 1918, о порядке ареста ответственных служащих и специалистов.

На основе ленинских указаний ВЧК 19 декабря 1918, издала приказ об изменении методов работы местных чрезвычайных комиссий. В приказе разъяснялось, что для укрепления военного и хозяйственного механизма страны необходимо привлекать к работе в советских органах все технические силы, даже колеблющихся и буржуазно настроенных специалистов. Между тем, как отмечалось в приказе, ЧК на местах иногда не дают возможности выполнить это.

ВЧК предлагала своим местным органам предоставить возможность трудиться всем представителям мелкой буржуазии. Вместе с тем следовало установить над их деятельностью строгое наблюдение. Аресты можно было проводить лишь в случае, когда ЧК располагала неопровержимыми данными о подрывной работе этих представителей.

ВЧК вместе с тем предупреждала местные чрезвычайные комиссии от неправильного толкования решения Совета Обороны, как решения, ограничивающего права ЧК. Это решение, говорилось в приказе, нужно рассматривать как указание о переходе "к более сложным и осмотрительным, но не менее решительным приемам борьбы с настоящими врагами".

В приказе предлагалось, далее, немедленно создать контрольные коллегии при ЧК и держать самую тесную связь с местными партийными комитетами. (Ленинский сборник — т. XXI — с. 226).

Одним из первых практических мероприятий по реализации этого ленинского плана реформирования ВЧК стала ликвидация в начале 1919 года уездных чрезвычайных комиссий. Уездные ЧК были ликвидированы везде, кроме Украины и прифронтовой полосы, где жизнь не вошла в нормальное русло. (Особое задание… — с.32).

Глава VIII. Деятельность ВЧК в 1919 году

Часть 1. ВЧК и очередное покушением на Ленина 6 января 1919 года

Несмотря на провал прежних попыток в 1918 году насильственным путём отстранить Ленина от власти Свердлов выполняя волю своих хозяев — евробанкиров, в конце 1918 года начал подготовку нового покушения.

Однако, несмотря на все организаторско-интриганские таланты Свердлова, подготовка нового покушения на Ленина шла достаточно медленно. Анархисты и эсеры всех мастей были к этому времени разгромлены, а среди белых опытных террористов не было. Поэтому для очередного покушения на Ленина решили использовать одну из многих действовавших в Москве, в то время банд уголовников во главе с Яковом Кошельковым по кличке "Кошелек".

Этот выбор Кошелькова в качестве исполнителя этого очередного покушения на ленина, был обусловлен тем, что "Кошелек" неукоснительно придерживался правила, сформулированного годом позже известным одесским бандитом Александром Шварцем ("Сашка Червень"): "Если вам захотелось выстрелить, то делайте это так, чтобы после вас стрелять не мог никто. А для этого советую всегда стрелять первым. Никогда не сомневайтесь нужно ли стрелять. Сомнения, как раз есть повод для стрельбы. Не стреляйте в воздух. Не оставляйте свидетелей. Не жалейте их, ибо они вас не пожалеют. Живые свидетели — дитя вашей тупости и легкомыслия". (А. Козачинский "Зеленый фургон" — глава VI).

Исходя из тех обстоятельств, которые сопровождали очередное покушение на Ленина в Сокольниках (тогдашний пригород Москвы) вечером 6 января 1919, совершенное бандой Кошелькова, можно сделать некоторые выводы, как о подготовке покушения, так и о причинах его срыва.

Итак, в самом конце 1918 года неизвестное теперь лицо или группа лиц, войдя в контакт с Кошельковым, сделала ему заказ на убийство. Суть заказа, очевидно, заключалась в том, что в определенное время, в определенном месте остановить легковую машину определенной марки и, не вступая в разговоры с пассажирами, перестрелять их всех.

Но организаторы заказа не учли присущие тогдашним бандитам анархизм и своеволие. Столь таинственные требования разожгли любопытство Кошелькова. В результате он нарушил условия заказа, потребовав у пассажиров остановленного его бандой 6 января 1919 года автомобиля, предъявить документы.

Увидев из документов, что перед ним Ленин со спутниками, Кошельков после пары минут лихорадочных размышлений о путях выхода из того крайне опасного положения, в котором он оказался, решил сымитировать обычное ограбление, сделав вид, что не разобрал точно, чья фамилия стоит в документах. Сказав своим подельникам: "Тут, какой-то Левин", он забрал у пассажиров оружие, деньги, документы и уехал со своей бандой в машине Ленина. Но эта находчивость его не спасла. За ним, по приказу Свердлова, началась настоящая охота силами ВЧК и уголовного розыска.

При этом, в ходе этой охоты перед чекистами и милиционерами не ставилась задача взять его и кого-то из банды живым. При обнаружении по ним сразу открывался огонь на поражение. И через несколько месяцев их всех уничтожили.

Покушение 6 января 1919, привело к тому, что Ленин, наконец, внял призывам Бонч-Бруевича, других своих соратников и ближайших родственников о необходимости покончить со Свердловым, пока тот не покончил с ним. После чего Ленин, наконец, перестал бояться, что, убрав Свердлова, он смертельно обидит его хозяев — евробанкиров.

Перед подготовкой ликвидации Свердлова у Ленина и его ближайших соратников состоялся очень конкретный разговор с Дзержинским. "Железному Феликсу" предложили перестать, наконец, вилять и определиться, на чьей он стороне. После этого Дзержинский окончательно порвал с "левыми коммунистами" Бухарина и через них — с другими антиленинскими течениями в партии, обеспечив со своей стороны прикрытие операции по устранению Свердлова.

После этого Бонч-Бруевич, кипя местью за убитую по приказу Свердлова жену, с помощью своей спецслужбы приступил к подготовке операции по его ликвидации. Он же сочинил и официальную версию о причинах смерти Свердлова, от якобы "испанского гриппа", которая вошла затем в официальную советскую историографию.

Однако в красочном описании в мемуарах Бонч-Бруевича обстоятельств смерти Свердлова видно, что она изрядно шита белыми нитками. Итак, что сообщил Бонч-Бруевич: "16 марта 1919 умер Свердлов. Я помню, как еще накануне я рассказывал Ленину, что Свердлов тяжело болен, что у него температура 40 градусов и по всему видно, что положение крайне серьезное. Мне это было особенно ясно, более чем кому-либо другому, так как я совсем недавно перенес смерть моей жены все от той же ужасной "испанки". Все признаки болезни, которые я наблюдал у неё, бросались мне в глаза, когда я бывал у Свердлова. Вдруг телефонный звонок, звонил сам Свердлов. Он попросил поставить у своей постели телефон и в полубреду продолжал делать распоряжения по ВЦИК. Ленин заторопился и сказал, что поедет к нему. И вот на другой день 16 марта 1919 мне позвонили и сказали, что Свердлов очень плох. Я быстро оделся и бросился к нему на квартиру. У дверей квартиры Свердлова я встретил Ленина. Он был бледен и невероятно грустен. Посмотрел на меня и вымолвил: "Умер". Постоял и пошел дальше. В квартире Свердлова мне сказали, что когда пришел Ленин, Свердлов что-то возбужденно стал ему говорить. Ленин взял его за руку и сказал успокаивающе: "Вы усните, постарайтесь заснуть. Вам будет легче". Свердлов вдруг успокоился, забылся, как будто заснул. Все было тихо, и он спокойно умер". (В. Д. Бонч-Бруевич "Воспоминания о Ленине"… — с. 147–148).

Вообще-то "испанский грипп" был крайне заразной и смертельной в то время болезнью. И Бонч-Бруевич, как начальник охраны Ленина, должен был потребовать от него не ходить к больному "испанкой" Свердлову, даже если бы они и были лучшими друзьями. Но в своих воспоминаниях, он ни разу не упоминает не то чтобы требования, а хотя бы даже просьбы об этом. Наоборот, судя по вышеприведенному воспоминанию, они с Лениным минимум дважды посещают больного Свердлова, и Ленин при этом минимум один раз вступает со Свердловым в тесный личный контакт (сидит рядом и берет за руку), и все это без каких-либо последствий для здоровья.

Так что не случайно, что гораздо более близкий или, как минимум, лояльный Свердлову человек — комендант Московского Кремля Мальков, в своих мемуарах ни о какой болезни не упоминает, а просто сообщает о факте смерти Свердлова, всячески избегая давать по этому поводу какие-либо подробности. (П. Д. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля… — с. 199).

После смерти Свердлова тотчас рухнула созданная им вертикаль власти. Вот, как это описывает Мальков: "После избрания Калинина председателем ВЦИК, я вошел к нему, чтобы доложить о делах комендатуры: "Знаешь, Мальков, — перебил меня Михаил Иванович, — ты докладывай свои вопросы секретарям ВЦИК. Мне с этим наново знакомиться не надо". Далее Мальков отметил, что вскоре после этого разговора он перешел в подчинение Дзержинскому. (П. Д. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля… — с. 202).

Часть 2. Ликвидация уездных ЧК в январе 1919 года и создание "политических бюро" при уездных управлениях милиции

24 января 1919, в газетах было опубликовано постановление ВЦИК, в котором сообщалось о том, что: "в целях правильной организации и более рациональной борьбы с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности в двадцатидневный срок ликвидировать уездные чрезвычайные комиссии".

В соответствии с этим постановлением ВЦИК, 26 января 1919 приказом № 1827, подписанным председателем Коллегии ВЧК Дзержинским был ликвидировала уездные ЧК.

Сам Ф. Э. Дзержинский объяснял причины ликвидации уездных ЧК тем, что якобы к началу 1919 года внутри Советской России уже не было массового сплочения контрреволюционных элементов. Часть из них бежала по ту сторону фронта, часть была уничтожена, а часть пошла навстречу Советской власти. Поэтому, якобы отпала и необходимость иметь на местах (в уездах) органы, наделенные чрезвычайными полномочиями.

На самом же деле ликвидация уездных ЧК была практическим признанием кадрового провала при их создании, результатом чего были многочисленные злоупотребления и провалы в их повседневной деятельности.

Взамен упраздненных уездных ЧК, приказом Дзержинского от 21 мая 1919 "Об организации политических бюро при уездных начальниках милиции", при уездных управлениях милиции были созданы "политические бюро", в задачу которых входило выполнение всех заданий губернских ЧК, а также сбор информации о политическом настроении населения уездов.

Кроме того инструкция для политических бюро предоставляла им право при необходимости производить аресты и обыски, а в исключительных случаях — вести расследование по делам лиц, задержанных за контрреволюционные действия, антисоветскую агитацию, распространение ложных провокационных слухов, уличённых в крупной спекуляции и вредящих работе продовольственных органов.

Руководство работой политического бюро возлагалось на начальника уездной милиции, который отныне должен был быть надежным коммунистом, с партийным стажем не менее двух лет. Все сотрудники политбюро также должны были набираться из числа проверенных членов партии. Непосредственная ответственность за организацию оперативно-служебной деятельности уездного политбюро возлагалась на её заведующего, который одновременно исполнял обязанности помощника начальника уездной милиции, а в случае отсутствия по тем или иным причинам начальника уездной милиции на рабочем месте выполнял его служебные функции.

Заместителем заведующего уездного политбюро являлся "старший информатор". В его обязанности входил анализ поступавших сведений, и составление на основании полученных результатов сводок и иных информационных материалов для губчека об оперативной обстановке в уезде. Информационное обеспечение старших информаторов являлось обязанностью младших информаторов, которые несли ответственность за работу осведомителей, завербованных ими среди народных масс.

Полностью задачи и структура уездных политбюро были определены циркулярным письмом Дзержинского "Об организации политических бюро при уездных управлениях милиции" от 7 февраля1920 года: "Всем губернским отделам управления, губчека и губернским управлениям милиции.

1) Ввиду упразднения уездных ЧК предлагается при уездных управлениях милиции организовать политическое бюро.

2) Во главе политического бюро должен стоять уездный начальник милиции, обязательно надежный коммунист не менее чем с двухгодичным партийным стажем.

Примечание. Не соответствующих этому требованию начальников уездной милиции необходимо при содействии комитета партии заменять подходящими товарищами. Коллегии губчека предоставляется право отвода неудовлетворительных в политическом отношении начальников уездной милиции и представления своих кандидатов на эту должность. Уездные начальники с партийным стажем менее двухгодичного должны представляться на утверждение Главного управления милиции НКВД с заключением местного комитета партии и губчека.

3) Непосредственно заведовать политическим бюро должен особый помощник, тоже испытанный коммунист. При нем состоит уполномоченный по информации и секретарь.

4) Число секретных агентов и информаторов не должно превышать 10, но с разрешения заведующего губчека может быть увеличено. Увеличение свыше требует утверждения Главного управления милиции и Президиума ВЧК. Все агенты должны быть также коммунисты.

5) Начальник уездной милиции для осведомления о политическом состоянии уезда пользуется, кроме того, всем аппаратом уездной, районной и волостной милиции и полученный материал передает помощнику для обработки и дальнейшего направления, смотря по важности материала.

6) Политическое бюро должно руководствоваться установленными губчека и ВЧК инструкциями, выполнять все их задания и регулярно информировать как их, так и заведующих губернскими управлениями милиции о политическом состоянии уездов и о своей деятельности.

7) Губчека сносится с уездным политическим бюро через начальников уездной милиции, адресуя пакеты и телеграммы лично им с надписью "строго секретно".

8) В деле исполнения заданий руководства политическими бюро начальники милиции уездной ответственны перед губчека, но всякого рода дисциплинарные взыскания налагаются на них заведующим губернским управлением милиции, которому они подчинены во всех остальных отношениях и который за правильность и успешность работы несет ответственность перед начальником губернской милиции и губчека.

9) Штатные сотрудники политического бюро, как то: помощник, уполномоченный секретарь и информатор, содержатся на средства уездной милиции согласно их ставкам.

10) Все секретные расходы для политических бюро ассигнуются губчека" (Центральный Архив ФСБ РФ фонд 66, оп.1, д. 89а, л. 25–26).

Эта реорганизация уездного звена ВЧК должна была способствовать укреплению милиции и усилению координацию действий ВЧК и Народного комиссариата внутренних дел. С этой же целью 16 марта 1919 года Ф. Э. Дзержинский, сохраняя должность председателя ВЧК был назначен так же народным комиссаром внутренних дел.

Часть 3. Конфликт Дзержинского с Троцким по поводу деятельности Ярославской губернской ЧК в феврале 1919 года

В начале февраля 1919 года, в Ярославле произошло событие, которое довольно сильно изменило соотношение сил в тогдашнем высшем партийном руководстве, положив начало фактическому выходу Дзержинского из группировки так называемых "левых коммунистов", которые тесно блокировались с Троцким.

Этот конфликт был связан с раскрытием Ярославской ЧК очередного заговора с целью устроить второй военный мятеж в Ярославле.

Вот как эти события были описаны в книге П. Г. Софинова Очерки истории Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (1917–1922 гг.): "Троцкисты сознательно затрудняли работу чрезвычайных комиссий. В этом отношении характерен такой эпизод. Комиссия Совета Обороны в составе И. В. Сталина и Ф. Э. Дзержинского возвращалась из Вятки в Москву. В Ярославле, где должен был остановиться поезд, с нетерпением ожидали прибытия комиссии.

Ярославль только полгода назад был ареной ожесточенных боев с белогвардейскими мятежниками. И теперь местная чрезвычайная комиссия вновь получила в свое распоряжение данные о существовании в Ярославле контрреволюционного заговора. В заговоре принимали участие работники управлений военного округа и многие белогвардейские офицеры, скрывавшиеся в Ярославле.

Заговорщики вредительски комплектовали части Красной Армии, набирая в них антисоветски настроенные элементы из местного кулачества и ставя во главе частей белогвардейских офицеров. Такие части по прибытии в действующую армию должны были переходить к белым, оголяя фронт. В самом Ярославле заговорщики готовили контрреволюционное восстание, намечая поднять его в середине февраля или в начале марта.

Данные, добытые Ярославской губчека, были весьма серьезны, но, когда чекисты решили арестовать заговорщиков, комиссар военного округа категорически воспротивился этому и, ссылаясь на Троцкого, заявил, что он "не признает никаких штатских". И вот в это самое время председатель губчека М. И. Лебедев получил телеграмму: "Через полчаса на станцию прибывает поезд Комиссии Совета Обороны". Он немедленно отправился на вокзал. Когда Лебедев доложил об имевшихся в распоряжении губчека материалах, Ф. Э. Дзержинский вынул из кармана френча блокнот и тут же написал: "Поручается председателю Ярославской губернской чрезвычайной комиссии тов. Лебедеву в срочном порядке докончить расследованием дело штаба Ярославского военного округа и немедленно приступить к ликвидации такового. Комиссия Совета Обороны"

Опираясь на это предписание, Ярославская ЧК арестовала и расстреляла главарей заговора. Узнав о расстреле своих ставленников, Троцкий потребовал привлечения ярославских чекистов к ответственности. Он пытался предать их суду военного трибунала, и только личное вмешательство Ф. Э. Дзержинского положило конец этой травле.

Биографическая справка.

Лебедев Михаил Иванович, 1884 года рождения, рабочий, матрос Балтийского флота, член РСДРП (б) с 1914 года. За участие в Кронштадтском восстании матросов в 1905 г. был осужден на 12 лет каторжных работ. Принимал активное участие в установлении Советской власти в Ярославле и в подавлении ярославского мятежа. В июле 1918, после подавления ярославского мятежа, был назначен председателем Ярославской губернской ЧК. Лебедев М. И. родился в 1884 году в крестьянской семье в деревне Извалки Романово-Борисоглебского уезда Ярославской губернии. Обучался в Ярославском двухклассном городском училище, но бросил его из-за нехватки средств. С 1896 года работал учеником в медно-котельной мастерской. Через два года устроился на Кронштадтский пароходный завод. В 1904 году призван на военную службу на Балтийский флот. В октябре 1905, участвовал в Кронштадтском восстании матросов. Был арестован и осуждён к 12 годам каторжных работ на Ленских приисках. В 1911 году бежал за границу. Член РСДРП (большевик) с 1914 года. Осенью 1917 года в должности командира, а затем комиссара воевал с украинскими националистами и немцами. В 1918 году командовал 1-м Курским советским полком: участвовал в боях под Бахмачем, Рыльском, ранен при освобождении Шебекино. В июле 1918 года участвовал в подавлении Ярославского восстания, был ранен. В июле-декабре 1918 года — заведующий Ярославским губернским отделом юстиции. В декабре 1918 — декабре 1919 года — председатель Ярославской губернской ЧК. Затем был председателем Курской ЧК, потом председателем ЧК Киргизской АССР, Горской АССР Награждён орденом Ленина, орденом Трудового Красного Знамени, знаком "10 лет ОГПУ". В 1929 году был уволен из ОГПУ с формулировкой "по состоянию здоровья". Умер в 1971 году. В июле 1979 года в его честь названа улица в Ярославле.

Результатом столкновения Дзержинского с Троцким, по поводу военного заговора в Ярославле, стало появление "Обращение ЦК РКП (б) ко всем коммунистам — работникам чрезвычайных комиссий", которое было опубликованное в тогдашних центральных советских газетах 8 февраля 1919 года.

Как отмечал Софинов в своей книге: "Обращение ЦК РКП (б) к чекистам было вызвано необходимостью оградить органы ВЧК от несправедливых нападок, подвести итоги их годичной деятельности и наметить пути дальнейшей работы. Обращение ЦК РКП (б) от 8 февраля 1919 года, положило конец беспочвенным нападкам на чрезвычайные комиссии.

ЦК РКП (б), отметив историческую необходимость создания ВЧК и ее местных органов, подчеркнул, что чрезвычайные комиссии, поставленные волею партии на передовые посты, выполняли волю партии и пролетариата, когда без устали преследовали врагов рабочего класса. "Ныне ЦК РКП считает нужным заявить, что основная задача, возложенная партией на ВЧК, выполнена ею с успехом, что в работе над порученным делом работники ВЧК и местных ЧК проявили в полной мере ту решительность, преданность пролетарской революции и сознание своего долга перед партией, на которые партия рассчитывала, создавая ВЧК". Вместе с тем в связи с новой обстановкой ЦК признал необходимым внести изменения в работу ЧК. Поддерживая инициативу 2-й конференции чрезвычайных комиссий, ЦК партии счел необходимым передать право вынесения приговора реорганизованным революционным трибуналам, а деятельность ЧК сосредоточить на общем наблюдении за движением контрреволюционных сил, на непосредственной борьбе с вооруженными выступлениями (контрреволюционными, бандитскими и т. п).

Далее ЦК РКП (б) выражал твердую уверенность в том, что "и в этой области работы работники ЧК проявят всю свою преданность делу пролетарской революции" и призвал чекистов к "дальнейшей энергичной и дисциплинированной работе по директивам и указаниям партии".

Часть 4. Продолжение реформ ВЧК в феврале 1919 года

"Обращение ЦК РКП (б) ко всем коммунистам — работникам чрезвычайных комиссий" от 8 февраля 1919 года, положило начало новым реформам в деятельности ВЧК. Одна из этих реформ была направлена на ограничение права ВЧК и её местных органов на выполнение судебных функций и прежде всего права выносить и исполнять смертные приговоры.

В связи с этим 17 февраля 1919, вопрос о правах ВЧК и ревтрибуналов обсуждался на заседании Президиума ВЦИК. Постановление по этому вопросу, разработанное в соответствии с указаниями ЦК партии и внесенное на рассмотрение ВЦИК Ф. Э. Дзержинским, предусматривало передачу судебных функций органов ВЧК в революционные трибуналы. За чрезвычайными комиссиями сохранялось право смертной казни только при наличии вооруженных контрреволюционных и бандитских выступлений, а также в местностях, объявленных на военном положении, и только за те преступления, которые были указаны в постановлении о введении военного положения.

Однако передача вынесения смертных приговоров по большей части дел по контрреволюционным и тяжким уголовным преступлениям из губернских ЧК в ведение ревтрибуналов, расстреливать губернские ЧК после этого меньше не стали, так исполнение смертных приговоров вынесенных ревтрибуналами всё равно возлагалась на комендантскую службу губернских ЧК.

Другой реформой деятельности ВЧК, осуществленной в это же время особым декретом ВЦИК, стало создание концентрационных трудовых лагерей, первоначальная организация и заведование которыми, до передачи их в ведение местных органов народного комиссариата юстиции или различных структур местных советов или ревкомов, возлагались на губернские ЧК.

Мотивируя необходимость создания концентрационных трудовых лагерей, Ф. Э. Дзержинский говорил на заседании ВЦИК 17 февраля 1919, следующее: "Сейчас далеко не используется труд арестованных на общественных работах, и вот я предлагаю оставить эти концентрационные лагеря для использования труда арестованных, для господ, проживающих без занятий, для тех, кто не может работать без известного принуждения. Или, если возьмем советские учреждения, то здесь должна быть применена мера такого наказания за недобросовестное отношение к делу, за нерадение, за опоздание и так далее. Этой мерой мы сможем подтянуть даже наших собственных работников. Таким образом, предлагается создать школу труда".

А вот что по данному поводу отмечал тогда В. И. Ленин: "Я рассуждаю трезво и категорически: что лучше — посадить в тюрьму несколько десятков или сотен подстрекателей, виновных или невиновных, сознательных или несознательных, или потерять тысячи красноармейцев и рабочих? Первое лучше". (ГАРФ (бывший ЦГАОР) ф. 1235, оп. 22, д. 7, л. 1–6).

В результате этих реформ, к весне сложилась та структура чрезвычайных комиссий, которая наиболее соответствовала условиям гражданской войны. Четкое определение прав ВЧК и ее местных органов способствовало укреплению революционной законности в их деятельности и усилению борьбы с врагами Советской власти. Все это позволило ВЧК подготовиться к новой волне контрреволюционных заговоров, поднявшейся в связи с новым обострением Гражданской войны весной-летом 1919 года.

Часть 5. Новый мятеж левых эсеров в Петрограде и ряде губернских центров в марте 1919 года

В период с ноября 1918 по февраль 1919 года, наметился благоприятный для большевиков поворот в Гражданской войне. Поражение Германии в Первой Мировой войне привело к выводу германских оккупационных войск с Украины, Белоруссии и Прибалтики, в результате чего к концу февраля 1919 года Советская власть была восстановлена на значительной части территории Украины, почти на всей территории Белоруссии и Латвии, на большей части территории Эстонии и Литвы. На Южном фронте была разгромлена и отброшена от Царицина к Новочеркасску казачья армия атамана Краснова. На Восточном фронте части чешского корпуса и белогвардейцев были отброшены к предгорьям Уральского хребта. Появилась реальная перспектива завершения Гражданской войны в России и победы в ней большевиков к концу 1919 года.

В связи с этим желая дальнейшего продолжения и максимального затягивания процесса Гражданской войны в России европейские банкиры в марте 1919 года вновь активизируют не только белогвардейские армии Колчака и Деникина, но так же и подконтрольных им левых эсеров.

Несмотря на свой разгром после провала июльского 1918 года мятежа в Москве, левые эсеры смогли организованно уйти в подполье сохранив большую часть своей организационной и боевой структуры, что позволило им в марте 1919 года организовать вооруженное выступление гораздо большего масштаба, чем даже июльский 1918 года мятеж в Москве.

По сути, в марте 1919, левые эсеры сумели организовать чуть ли не всероссийское вооруженное восстание с центром в Петрограде, о котором, что самое интересное, как в советской, так и в постсоветской отечественной историографии почти нет упоминаний.

О подготовке этого восстания левыми эсерами в центральный аппарат ВЧК сведения стали поступать где-то с января 1919 и в феврале 1919 в Москве были арестованы ряд лидеров этой партии в лице Штейнберга, Спиридоновой, Трутовского, Прокоповича, Розенблюма и ряда других.

Однако это не помешало левым эсерам 13 марта 1919 года начать восстание в Петрограде. В этот день отряды левоэсеровскнх боевиков ворвались на заводы Нарвского, Петергофского и Московско-Заставского районов с целью остановить работу и тем самым объвить о начале всеобщей политической стачки. В ряде случаев левые эсеры прибегали к оружию, чтобы заставить рабочих остановить станки. На фабрике "Треугольник" левоэсеровские боевики подняли стрельбу и бросили в цех бомбу, ранив двух рабочих — коммунистов. В Рождественском трамвайном парке левые эсеры собрали небольшой митинг, на котором призывали рабочих к немедленному вооруженному выступлению против Совета Народных Комиссаров. Рождественский районный Совет послал в трамвайный парк отряд красноармейцев, чтобы арестовать провокаторов. Тогда левые эсеры открыли стрельбу и стали бросать в них бомбы.

Это восстание левых эсеров в Петрограде было приурочено к посещению Петрограда В. И Лениным, который прибыл в город 12 марта 1919 и находился в нём до 14 марта. Вполне, что эта попытка восстания левых эсеров преследовало цель его ареста с последующей ликвидацией.

Однако не получив массовой поддержки рабочих не пожелавших присоединяться к их очередной авантюре, к исходу дня 13 марта 1919 года отряды левых эсеров были разгромлены частями Красной Армии и войск ВЧК.

Помимо Петрограда левоэсеровские мятежи вспыхнули и в ряде других городов и уездов. 11 и 14 марта 1919, Штаб войск ВЧК отмечал в своих сводках кулацкие мятежи, вспыхнувшие в ряде районов Самарской и Симбирской губерний. Против мятежников были направлены сводные части рабочего полка Симбирска и отряд войск ВЧК из состава Симбирской ЧК. Бои были короткие, но жестокие. 17 бойцов из отряда губчека было ранено и убито. Но уже 13 марта 1919, мятеж был ликвидирован. В сводке штаба войск отмечалось: "Главные элементы повстанцев — кулаки. Идейные руководители восстания — эсеры".

12 марта 1919 началось вооруженное восстание в Брянске. Восстали 5 тысяч солдат 34-го и 35-го полков, из которых 800 человек имели оружие. Повстанцы захватили станцию Брянск, железнодорожный телеграф, разогнали Льговский Совет в предместье Брянска.

ВЧК вынуждена была стянуть к Брянску значительные силы. Как отмечается в оперативной сводке, восстание было подавлено к 15 марта 1919 года В подавлении этого восстания приняли участие Московский, Калужский, Курский отряды войск ВЧК, Московский отряд железнодорожной охраны, Смоленский батальон войск ВЧК, отрядом орловских курсантов, отряд коммунистов Брянска.

Затем 24 марта 1919, начался мятеж в Гомеле 67 и 68-го стрелковых полков входивших в состав 2-й Тульской бригады 8-й стрелковой дивизии. Мятежники в количестве около 10 тысяч человек при поддержке артиллерии быстро захватили город в нём создание так называемой "Российской Народной Республики", а себя объявили её армией. 26 марта 1919, к мятежникам присоединилась находившаяся в соседнем городе Речица местная караульная рота. После нескольких дней ожесточённых боёв мятежники были выбиты из Гомеля и отошли на юг на территорию контролируемую армией, так называемой Украинской Народной Республики, войдя в состав её войск под командованием Петлюры.

Часть 6. Усиление партийного контроля над органами военной контрразведки ВЧК

После крупномасштабных военных мятежей в Брянске и Гомеле в марте 1919 года, политическое руководство РСФСР вновь озаботилась усилением партийного контроля над органами военной контрразведки.

3 мая 1919, на заседании Организационного бюро (Оргбюро) ЦК РКП (б) Ф. Э. Дзержинский внес предложение об установлении такого порядка, в соответствии с которым начальник Особого отдела ВЧК еженедельно делал бы доклад члену ЦК И. В. Сталину с тем, чтобы последний вносил необходимые вопросы на рассмотрение Оргбюро. Предложение Ф. Э. Дзержинского было принято. Таким образом, И. В. Сталин стал куратором Особого отдела ВЧК.

Затем 13 мая 1919, в развитие "Положения об Особых отделах при ВЧК" и в дополнение его Совет Рабоче — Крестьянской Обороны, постановил подчинить Особые отделы фронтов и армий непосредственно тому члену Революционного военного совета (Реввоенсовета) армии или фронта, который отвечал за политическую работу в войсках. За Особым отделом ВЧК сохранилось общее руководство работой особых отделов фронтов и армии, а также контроль над их деятельностью. (газета "Известия от 22 мая 1919 — № 109).

Это постановление Совета Обороны имело целью теснее увязать работу особых отделов с реввоенсоветами, усилить партийное руководство особыми отделами и упростить разрешение текущих оперативных вопросов, поскольку связь с Москвой была затруднительной.

Часть 7. Деятельность Петроградской ЧК во время первого наступления войск Юденича на Петроград в мае-июне 1919 года

В ночь с 12 на 13 мая 1919, белогвардейский "Северный корпус", созданный на базе белогвардейской "Северной армии", сформированной немцами в оккупированной ими Эстонии летом — осенью 1918 года, под командованием генералов Родзянко и Юденича, с территории Эстонии с Нарвского направления начал наступление на Петроград.

Помимо планов по захвату Петрограда это наступление, предпринятое по заданию Антанты, имело целью отвлечь части Красной Армии с Восточного фронта, где они начали успешное контрнаступление против белогвардейских войск адмирала Колчака.

Боевой состав Северного корпуса насчитывал к этому времени 5800 штыков и сабель при 30 пулеметах и 11 орудиях. Силы белых были, в несколько раз меньше противостоявшим им частям 7-й армии, но, тем не менее, наступление белых внесло панику и замешательство в ряды 7-й армии, дезорганизованной предательством некоторых командиров и изменой отдельных частей, спровоцированных белогвардейскими агентами.

Захватив город Ямбург (Кингисепп), Северный корпус взял железнодорожную станцию Волосово и вплотную приблизился к пригороду Петрограда — Гатчине. Такого быстрого краха 7-й армии не ожидал никто, и, прежде всего, сами белогвардейцы.

Состояние Петроградского фронта осложнялось пораженческим поведением тогдашнего председателя Петроградского Совета Зиновьева. Не веря в успешную оборону, Зиновьев и его сторонники в партийном и советском руководстве Петрограда приняли решение об эвакуации заводов Петрограда и отдали распоряжение о затоплении кораблей Балтийского флота. Из Петрограда от Зиновьева в Москву полетели панические телеграммы с требованием снять с Восточного фронта возможно больше частей для переброски их в Петроград.

В. И. Ленин с недоверием отнесся к истеричным телеграммам Зиновьева. Подозрительно поспешные распоряжения зиновьевцев об эвакуации заводов и потоплении кораблей грозили серьезными последствиями: город лишился бы средств обороны с моря, а демонтаж и эвакуация заводов намного снизили бы производство оружия и боеприпасов, в которых ощущалась острая нужда на всех фронтах. Снятие же войск с Восточного фронта, на чем настаивал Зиновьев, могло привести к поражению в Гражданской войне.

14 мая 1919 г. В. И. Ленин телеграфно потребовал от Петроградского комитета обороны: дать исчерпывающий ответ: по каким соображениям было решено эвакуировать некоторые заводы Петрограда и окрестности, кем и почему дано было распоряжение о потоплении судов, общее число мобилизованных рабочие и оставшихся на заводах, используются ли действительно на нужды обороны все мобилизованные, чем вызвано назначение Комиссаров по государственным заводам, производился ли огульный призыв граждан или с соблюдением постановления центральной власти. Возглавляемый Лениным Совет Труда и Обороны отменил общую эвакуацию Петрограда и решил поставить оборону Петрограда под непосредственный контроль Совета Труда и Обороны.

Спустя три дня, 17 мая 1919, Ленин направил Сталина в Петроград для руководства его обороной. Вместе со Сталиным в Петроград были направлены ответственные работники ВЧК. Там были учреждены должности начальника внутренней обороны Петрограда и начальника тыла Межозерного района 7-й армии. Одновременно была значительно усилена охрана границы и линии фронта, чтобы затруднить сношение шпионов с противником. Эти мероприятия были прямо направлены на выполнение решения Совета Обороны, который еще 13 мая 1919, постановил поручить ВЧК принять меры по установлению особо строгого контроля при въезде в Россию беженцев из союзной англичанам Финляндии и Мурманского края, который на тот момент был оккупирован английскими войсками.

Энергичные действия Сталина стабилизировали обстановку. И, тогда для поддержки наступления на Петроград английская агентура в городе, в штабах 7-й армии и Балтийского флота, возглавляемая Полом Дюксом, организовала 12 июня 1919, мятеж на фортах береговой обороны "Красная Горка" и "Серая Лошадь".

Биографическая справка.

Пол Хенри Дюкс другая транскрипция Поль Дьюкс (англ. Paul Henry Dukes, 10 февраля 1889 — 27 августа 1967) — офицер британской внешней разведки МИ-6, специалист по России. Родился 10 февраля 1889 в Бриджуотер (графство Сомерсет, Англия) в семье священника конгрегациональной церкви Эдвина Дюкса и его жены Эдит урождённой Поуп. Его братьями были драматург Эшли Дюкс и врач Катберт Дюкс. Окончил школу Катерхэм, а затем Петроградскую консерваторию.

Ещё будучи молодым человеком, Дюкс получил место учителя английского языка в Риге. Позже он переехал в Петербург, где ещё во времена монархии начал карьеру тайного агента британской разведки. В то время он был пианистом в Петроградской консерватории, а иногда замещал концертного дирижёра Альберта Коутса. После октября 1917, Дюкс разрабатывал сложные схемы по организации побегов русских антибольшевиков из советских тюрем и переправке сотен из них в Финляндию.

Известный как "человек с сотней лиц", Дюкс использовал свои навыки маскировки для того, чтобы приобрести множество масок, обеспечивших ему доступ во многие советские учреждения. Дюкс имел своих агентов в ЦК РКП (б), Коминтерне и ВЧК.

После бегства Дюкса из России оба его важнейших связных, Надежда Петровская и Илья Кюрц, были арестованы ВЧК. Дав показания против множества антибольшевистских заговорщиков, они сами не были одновременно с ними расстреляны. Петровская умерла своей смертью 1935 году, Кюрц был расстрелян в 1931 году.

В Великобритании Дюкса встретили как героя. В 1920 г. Георг V посвятил его в рыцари. При этом король назвал Дюкса "величайшим из воинов". До сих пор Дюкс является единственным человеком, посвящение в рыцари которого полностью основано на его достижениях в шпионаже. После начала Второй Мировой войны Дюкс вновь вернулся на службу в английскую разведку.

План заговорщиков в общих чертах сводился к следующему. По особому сигналу (взрыв на одном из фортов) должно было начаться восстание на всех фортах. К восставшим присоединяются линкоры "Петропавловск" и "Андрей Первозванный", затем захватывается Кронштадт и наносится удар на Гатчину — Тосно, чтобы изолировать Петроград от Москвы и обречь его на падение. Вслед за тем на помощь призывается английский флот, который входит в Неву и берет "под охрану" новую власть.

К началу июня подготовка восстания была полностью закончена на форте "Красная Горка", а в Кронштадте и во флоте она находилась в стадии завершения.

12 июня 1919, как и предусматривалось планом мятежа раздался взрыв на форте "Павел", после чего в этот же день поздним вечером на "Красной Горке" в ту же ночь подняли мятеж. Мятежники, во главе с комендантом форта Неклюдовым, арестовали комиссаров, сотрудников Особого отдела, членов РКП (б) и заперли их в казематах. К утру 13 июня весь форт оказался в руках заговорщиков. Соседний форт "Серая Лошадь", так же присоединился к мятежникам.

Часов в 9 утра 13 июня 1919, петроградская радиостанция перехватила две радиограммы, посланные из Красной Горки. Первая радиограмма адресовалась в Биорке, который служил передовой базой английского флота. В радиограмме говорилось: "Биорке, Красная Горка в вашем распоряжении". Другая радиограмма угрожала Кронштадту: "Присоединяйтесь к нам, иначе Кронштадт будет уничтожен".

Кронштадтские заговорщики оказались в затруднительном положении. Они еще не успели закончить свои приготовления. Несмотря на усиленную контрреволюционную агитацию, им не удалось склонить на свою сторону экипажи линкоров "Петропавловск" и "Андрей Первозванный". Кроме того, как только было получено сообщение о мятеже на "Красной Горке", командование Балтийского флота привело Кронштадтскую крепость в боевую готовность, что отрезало заговорщикам всякую возможность вооруженного выступления. Тогда белогвардейское офицерство прибегло к тактике саботажа операций по ликвидации мятежа. Но и эта тактика была разоблачена и сломлена. По приказу командования Балтийского флота линкоры "Петропавловск" и "Андрей Первозванный" вышли в море и начали обстрел мятежных фортов. Для наступления на "Красную Горку" и "Серую Лошадь" с суши была сформирована береговая группа войск. Утром 15 июня 1919 года началась знаменитая началось наступление на мятежные форты и к 17 июня 1919, мятеж был полностью ликвидирован.

Одновременно с операцией по разгрому мятежа на фортах "Красная горка" и "Серая Лошадь", в Петрограде, 14 июня 1919, сотрудники Петроградской ЧК под руководством чекистов из центрального аппарата ВЧК начали массовые обыски и аресты по всему городу, при этом особое внимание обращалось на колокольни церквей всех конфессий (нет ли оружия, не устроены ли наблюдательные пункты), проверялись подвалы и чердаки домов, а так же сараи и склады. Так же тщательные обыски прошли в зданиях всех бывших иностранных посольств.

К массовым обыскам было привлечено до 20 тысяч вооруженных рабочих. В результате проведения этого мероприятия чекисты обнаружили и изъяли 6626 винтовок, 644 револьвера, станковые пулеметы и 141 895 патронов к ним. В румынского посольства чекисты нашли даже пушку.

В зданиях иностранных посольств были обнаружены также тайники, в которых представители иностранных держав хранили сундуки, чемоданы, ящики с драгоценностями русских капиталистов и помещиков. Только в двух потайных комнатах одного из иностранных консульств было найдено драгоценностей на сумму не менее чем 120 миллионов рублей. ("Документы о героической обороне Петрограда о 1919 г." — М., 1941 — с. 56–57 и ЦГАСА, ф. 4, оп. 1, д. 82/с, л. 106–110).

Одновременно с этим в Кронштадте ВЧК раскрыла подпольную белогвардейскую офицерскую организацию. Следствие по делу этой организации не только вскрыло всю картину подготовки мятежа на Красной Горке, но и дало нити для последующего разоблачения заговора "Национального центра". (газета "Известия ВЦИК" от 18 нюня 1919, № 130).

Часть 8. Разгром ВЧК так называемого "Национального центра" в Москве и Петрограде в июне-ноябре 1919 года

Действия ВЧК в Петрограде в июне 1919, положили начало крупнейшей антибольшевистской организации за всю историю гражданской войны под названием "Национальный центр".

Национальный центр был образован в мае-июне 1918, в Москве, в результате раскола в уже упоминавшемся в данной книге "Правого центра", из которого вышли значительная часть его членов недовольная прогерманской ориентацией его прежнего руководства. Покинувшие "Правый центр" сторонники англо-французской ориентации, создали "Национальный центр".

Кроме Москвы и Петрограда отделения "Национального центра" были созданы в Петрограде, Киеве, Одессе, Новороссийске, Таганроге, Ростове-на-Дону, Харькове, Баку, Батуме, Тифлисе, Кисловодске, Симферополе. На Урале и в Сибири действовал филиал "Национального центра", под названием "Национальный союз", имевший свои отделения в Перми, Шадринске, Тагиле, Омске, Новониколаевске, Семипалатинске и Барнауле. Общая численность ВНЦ составляла несколько тысяч человек, в том числе до 800 кадровых офицеров.

В состав Национального центра вошли представители торгово-промышленных кругов (П. П. Рябушинский, М. М. Фёдоров, Д. В. Сироткин и др.), активисты ряда всероссийских и местных антисоветских организаций ("Союза возрождения России", "Совета государственного объединения России", "Совета общественных деятелей"). Многие члены Национального центра ранее принадлежали к кадетской партии, некоторые были октябристами.

Летом 1918 года лидеры московского Национального центра А. И. Астров, М. М. Фёдоров, В. А. Степанов выехали из Москвы в Екатеринодар (через Киев и Одессу) в Добровольческую армию генерала А. И. Деникина, где вошли в Особое совещание при Главкоме ВСЮР. Численность екатеринодарской ячейки составляла до 100 человек, в том числе 27 активистов партии кадетов.

В Сибири в Российское правительство адмирала Колчака входил член Национального центра В. Н. Пепеляев, а позднее прибывшие с Юга России П. А. Бурышкин, С. Н. Третьяков, А. А. Червен — Водали.

Представители центра принимали участие в работе нескольких координационных структур и совещаний Белого движения: Ясском совещании, Русском политическом совещании, Русском комитете, Блоке четырнадцати.

Национальный центр поддерживал белое военное командование везде, где возникала вооружённая борьба с большевиками. В частности, московское отделение Национального центра ("Политическая комиссия") готовило вооружённое восстание в Москве, начало которого было приурочено к захвату деникинцами Тулы.

Начало разгрома "Национального центра" было следующим. В июне 1919 г. при попытке перейти линию фронта на Лужском направлении фронта красноармейским патрулем был убит офицер А. Никитенко, пробиравшийся из Петрограда в расположение белых. При обыске у Никитенко в мундштуке папиросы нашли записку за подписью "ВИК" следующего содержания: "Генералу Родзянко или полковнику С. При вступлении в Петроградскую губернию вверенных вам войск могут выйти ошибки, и тогда пострадают лица, секретно оказывающие нам весьма большую пользу. Во избежание подобных ошибок просим вас, не найдете ли возможным выработать свой пароль. Предлагаем следующее: кто в какой-либо форме или фразе скажет слова "во что бы то ни стало" и слово "ВИК" и в то же время дотронется рукой до правого уха, тот будет известен нам, и до применения к нему наказания не откажитесь снестись со мной. Я известен господину Карташеву, у которого обо мне можете предварительно справиться. В случае согласия вашего благоволите дать, ответ по адресу, который даст податель сего". (газета "Известия ВЦИК" от 25 сентября 1919 года).

В июле 1919, на финляндской границе задержали изменников: начальника сестрорецкого разведывательного пункта А. Самойлова и агента того же пункта Н. Борового-Федотова, намеревавшихся бежать на сторону противника. При аресте Боровой — Федотов пытался выбросить находившийся при нем пакет, в котором оказалось зашифрованное письмо от 14 июля 1919, содержащее сведения о дислокации войск Красной Армии и другие шпионские данные. Кроме того, в нем сообщалось о группировках контрреволюционных сил в Петрограде ("Национальном центре" и других) и их деятельности, наконец, о представителе генерала Юденича, с июня 1919, возглавившего белогвардейские силы Северо-Запада, — генерале Махрове. Допросив Борового-Федотова и Самойлова, чекисты выяснили, что это письмо для передачи в штаб Юденича они получили от некоего Штейнингера.

В. И. Штейнингер оказался петроградским инженером, владельцем фирмы "Фосс и Штейнингер", членом партии кадетов. При обыске у него нашли письмо некоего Никольского, антисоветские воззвания, а также пишущую машинку, на которой было напечатано шпионское донесение, обнаруженное у Борового-Федотова. Письмо Никольского от 30 июня было обращено к "дорогому ВИКу" и содержало инструкции, каким образом поддерживать конспиративную связь с находившимися по ту сторону фронта членами организации и кому направлять шпионские донесения.

Арестованный В. Штейнингер сознался в том, что "ВИК" — его конспиративная кличка, и дал объяснения. Выяснилось, что найденное при задержании Борового-Федотова письмо от 14 июля 1919 года, является ответом на письмо Никольского от 30 июня 1919 года. Оно было составлено и отпечатано братом Вильгельма Штейнингера Кальяном Штейнингером и инженером П. Грековым.

В. Штейнингер признался также, что является деятелем петроградского отделения "Национального центра" — политического объединения кадетов и других правых группировок, ставившего своей целью направлять политику всех контрреволюционных групп, боровшихся с Советской властью.

"Национальный центр" имел тесные связи белогвардейскими вооруженными силами под командованием Деникиным, а также с подпольными офицерскими группами, находившимися в Петрограде, Москве и других городах. Как выяснилось, мятежники на "Красной горке" и заговорщики из среды военных специалистов Кронштадта также были участниками "Национального центра".

После ареста В. Штейнингера в его квартире была оставлена засада, и вскоре были арестованы явившийся туда для связи генерал М. Махов и другие лица. Оказалось, что Махов и есть тот самый представитель Юденича Махров, о котором говорилось в письме от 14 июля 1919 года.

Арестованные лица дали весьма скудные показания, назвав имена лишь тех своих соучастников, которых они считали погибшими, разоблаченными или перебравшимися за линию фронта. Поэтому ВЧК, закончившей расследование к началу августа 1919 г., на первых порах удалось обезвредить только небольшую часть заговорщиков. В частности, помимо указанных, были арестованы барон А. Шромберг, князь М. Андронников, князь М. Оболенский, генералы Н. И. Алексеев и А. А. Дмитриев.

В письме от 14 июля 1919, обнаруженном у Борового-Федотова, имелись также сведения о существовании, помимо петроградского, еще и московского отделения "Национального центра", однако ничего существенного в этом отношении при расследовании дела Штейнингера выяснить не удалось.

27 июля 1919, сотрудники милиции, проверяя документы граждан, проезжавших через село Вахрушево Слободского уезда, Вятской губернии, задержали неизвестного, назвавшегося Николаем Карасенко. При обыске у него нашли около миллиона рублей и два револьвера. Карасенко объяснил, что везет деньги в Москву по поручению киевского купца Гершмана. 5 августа Карасенко был допрошен Вятской ЧК и здесь уже признался, что в действительности он — Николай Павлович Крашенников, сын бывшего помещика Орловской губернии, и служит в разведывательном отделении штаба Вооруженных сил Колчака. В начале июня ему поручили отвезти деньги в Москву и сдать их там лицу, которое встретит его на Николаевском вокзале, назовет их сумму и воинскую часть, откуда он послан.

Крашенникова отправили в Москву. Находясь под арестом, он передал на свободу две записки, которые попали в руки чекистов. В этих записках арестованный писал о каком-то лице, названном им по инициалам "В. В. М.", а также спрашивал: "арестованы ли Н. Н. Щ. и другие, кого я знаю?". Записки были предъявлены Крашенникову, и ему не оставалось ничего другого, как дать объяснения. Оказалось, что он должен был доставить деньги в Москве организации "Национального центра" и передать их "Н. Н. Щ." то есть Николаю Николаевичу Щепкину или семье Алферовых, а так же что "В. В. М" — это Василий Васильевич Машин, который также должен был доставить из Ставки Колчака для "Национального центра" в Москве еще миллион рублей.

В ночь с 28 на 29 августа 1919, органы ВЧК на основании показаний Крашенникова арестовали бывшего члена Государственной думы третьего и четвертого созывов, крупного домовладельца кадета Н. Н. Щепкина и супругов Алферовых. Как выяснилось, Щепкин являлся виднейшим деятелем московского отделения "Национального центра", а супруги Алферовы содержали конспиративную квартиру, созданную в школе, где они работали в качестве педагогов.

Обыск у Щепкина дал существенные результаты: в стене его дома нашли жестяную коробку, в которой находились шифрованные и нешифрованные записки с важными сведениями о составе и вооружении отдельных соединений Красной Армии, шифр, рецепты проявления химических чернил и фотографические пленки, а также письмо, датированное 17 августа и адресованное начальнику штаба любого отряда прифронтовой полосы: "Прошу в самом срочном порядке протелеграфировать это донесение в штаб Верховного разведывательного отделения, полковнику Халтулари".

В этом документе излагались сведения о советских войсках, предположительном плане действий Красной Армии, данные об имевшихся в Москве силах деникинцев. Было найдено также письмо от 22 августа, составленное Щепкиным на имя членов кадетской партии, находившихся при штабе Деникина. В нем сообщалось о деятельности и надеждах "Национального центра" и входивших в него антисоветских групп "Союз освобождения" и "Совет общественных деятелей". Ожидая в скором времени деникинцев в Москве, Щепкин в этом письме рекомендовал им: "Ваш лозунг должен быть — "Долой гражданскую войну", "Долой коммунистов", "Свободная торговля и частная собственность". О Советах умалчивайте".

На фотографических пленках, найденных у Щепкина, были запечатлены письма политических деятелей кадетской партии, состоявших при штабе Добровольческой армии, — Н. И. Астрова, В. Степанова, князя Долгорукого. Из писем стало ясно, что Щепкин ("Кока") регулярно поставлял шпионские сведения, которые использовались штабом Деникина.

В квартире Щепкина была оставлена засада, и вскоре были арестованы зашедшие туда деникинский курьер Г. Шварц, бывший офицер при штабе главнокомандующего окружной инспектор Всевобуча П. Мартынов, профессор Института путей сообщения кадет А. Волков, видный член партии народных социалистов Волк — Карачевский, жена генерала Н. Стогова и другие лица.

Шварц приехал из Екатеринодара с подложным документом на имя В. Клишина. За несколько дней до этого он передал Щепкину скатанную в трубку фотографическую пленку, когда же пришел за ответом для деникинского штаба, его арестовали.

Волков хранил при себе часть расшифрованных и часть не расшифрованных еще сообщений. На квартире у Волкова нашли его собственноручные записи расшифровки фотографической пленки. После этого он сознался в том, что взялся расшифровать трудные места сообщения, полученного от Шварца.

Исследование военных донесений, обнаруженных при обыске у Щепкина, и сопоставление их с действительными данными командования Красной Армии показали, что сведения собирались шпионами-специалистами, имевшими доступ в военные и гражданские учреждения. ВЧК установила, что сводные донесения, направляемые в штаб Деникина, редактировались генералом Стоговым и полковником В. В. Ступиным. И тот и другой в разное время возглавляли так называемый "Штаб Добровольческой армии Московского района", который по сути являлся военным крылом "Национального центра", поддерживал постоянную связь с разведкой "Вооруженных сил юга", под командованием генерала Деникина. Кроме того "Штаб Добровольческой армии Московского района" имел широкую сеть агентов в военных учреждениях Красной Армии. Один из арестованных на квартире у Щепкина, офицер Мартынов, как раз и являлся членом организации "Штаб Добровольческой армии Московского района". Его показания сыграли важную роль в раскрытии дела.

Военное крыло "Национального центра" возникло вскоре после его создания, когда руководство этой организации выделило из своей среды "Военную комиссию" в составе Η. Н. Щепкина, О. М. Леонтьева и Н. А. Огородникова, которая затем и создала "Штаб Добровольческой армии Московского района".

Это военное крыло "Национального центра" располагала в Москве и её окрестностях значительными вооруженными силами, имея серьезную опору в Высшей стрелковой школе, в Высшей школе военной маскировки и в Окружной артиллерийской школе, в которых обучались преимущественно бывшие офицеры и юнкера.

Во главе военных заговорщиков вначале стоял бывший царский генерал Селивачев, сотрудник Исторической комиссии при Всероглавштабе. Вскоре Троцкий "выдвинул" генерала Селивачева на должность помощника командующего Южным фронтом. Уезжая на фронт, Селивачев передал руководство контрреволюционной организацией полковнику Стогову, начальнику Главного штаба Красной Армии. Находясь в действующей армии, Селивачев не прерывал связи с московскими заговорщиками. Из Москвы он получал шпионские материалы и переправлял их Деникину. Ближайшим помощником Селивачева и Стогова являлся начальник штаба заговорщиков бывший генерал-лейтенант Соколов, также служивший в Главном штабеКрасной Армии.

В ночь на 19 сентября 1919, сотрудниками центрального аппарата ВЧК и Московской ЧК, с помощью мобилизованных в вооружённые отряды московских коммунистов, было арестовано и доставлено в ВЧК большое количество военных заговорщиков из состава "Национального центра", служивших в различных военных учреждениях и военных школах в Москве и в Подмосковье. Среди арестованных были: полковника В. Ступина, бывшего генерала С. Кузнецова, занимавшего на тот момент должность начальника оперативного отдела Главного штаба Красной Армии, и некоторых других.

полковник Алферов — начальник Штаба подпольной военной организации "Добровольческая армия Московского района", являвшейся военным крылом "Национального центра".

Расследование установило, что "Национальный центр" получал от агента английской разведки в России Пола Дюкса 500 тысяч рублей в месяц.

Выполняя задание английской политической разведки "Интеллидженс сервис" и военной разведки генерала Деникина, "Национальный центр" пытался подорвать боеспособность Красной Армии. Заговорщики занимались шпионажем, диверсиями и распространением провокационных слухов. Штабом подпольной военной организации "Добровольческая армия Московского района", являвшейся военным крылом "Национального центра", был разработан план вооруженного выступления в момент приближения Деникина к Москве. По этому плану Москва была разделена на боевые секторы и участки, во главе которых стояли члены штаба. В руках заговорщиков находились броневики, автомашины, артиллерия. Они были настолько уверены в победе, что заготовили воззвания и приказы. В одном из приказов предлагалось "расстреливать всех, кто с оружием в руках борется против отрядов и застав Добровольческой армии". (сборник "Особое задание"… — с.33).

Выяснилось, что "Штаб добровольческой армии Московского района" вместе с "Национальным центром" готовил вооруженное восстание в Москве, имея своих людей в некоторых военных училищах расположенных в окрестностях Москвы. Восстание приурочивалось к моменту приближения деникинских войск к Москве, после захвата ими города Тула.

Все эти планы были сорваны; их исполнение предупредила Всероссийская чрезвычайная комиссия, которая тогда же арестовала около 700 контрреволюционеров. Как известно, Красная Армия вскоре приостановила и наступление Деникина на Москву, а затем перешла в контрнаступление.

Вот что рассказал комендант Московского Кремля Мальков в своих мемуарах о ликвидации в Москве военного крыла "Национального центра": "Числа 10–12 сентября 1919, я засиделся в комендатуре далеко за полночь. Еще и еще раз проверял себя: все ли сделано, все ли необходимые меры приняты для обороны Кремля на случай внезапного нападения? Как будто все было в порядке. Ночью в любой момент можно поднять гарнизон Кремля по тревоге, и через считанные секунды Кремль будет готов к отражению любого удара. А днем? Днем — хуже. Курсанты на учениях: кто на плацу, на строевых занятиях, кто в Тайницком саду, а кто и вне Кремля, на стрельбище. Днем сразу гарнизон не соберешь, это ясно. А вдруг нападение готовится именно днем? Весьма вероятно. Может, у этого самого "Национального центра" и в Кремле, среди военспецов — преподавателей курсов, есть свои люди, которые информировали заговорщиков, что днем на Кремль нападать сподручнее. Все может быть! Надо, пожалуй, отменить на время всякие учения, связанные с выводом курсантов из Кремля.

Сказано — сделано. Я решил назавтра же отдать нужное распоряжение. Надо только предварительно посоветоваться с Варламом Александровичем… Глянул на часы: четвертый час ночи. Пожалуй, Варлам Александрович уже ушел домой, поздно. Впрочем, может, и не ушел? Попробуем.

Я снял трубку и попросил соединить меня с Аванесовым. — Аванесова? Соединяю, — послышался бодрый голос дежурного Верхнего коммутатора. Варлам Александрович был у себя. — Павел Дмитриевич? Хорошо, что позвонил. Я как раз вернулся с Лубянки и собирался сам тебе звонить. Есть серьезные новости, зайди. Кстати, тебе будет одно поручение.

Через несколько минут я был уже в кабинете Аванесова. Варлам Александрович, дымя, как всегда, папиросой, пристально рассматривал какие-то бумаги. Увидев меня, он устало откинулся на спинку кресла и привычным жестом поправил пенсне. Вид у него был до крайности утомленный, но голос звучал бодро, энергично:

— Ну-с, Павел Дмитриевич, новости серьезные. Кажется, мы таки нащупали военную организацию "Национального центра". И знаешь, где? В школе маскировки.

— У Сучковых?..

— Да, да, не удивляйся. Именно у Сучковых, в школе военной маскировки.

Школу военной маскировки я знал превосходно. Помещалась она в Кунцево, по соседству с дачей, на которой жил прошлым летом Яков Михайлович с семьей, куда часто ездили Аванесов, Ярославский, другие товарищи.

Инициаторами создания школы были офицеры военного времени братья Сучковы, незаурядные специалисты в области военной маскировки. Казались они людьми вполне лояльными, советскими, подлинными энтузиастами своего дела. Один из них — начальник школы — даже был принят в прошлом году в партию. Братья Сучковы при жизни Якова Михайловича неоднократно бывали у него на даче, ходили они иногда и в Кремль, и с обоими я был знаком.

Остроумные, порой дерзкие и почти всегда полезные и дельные проекты Сучковых нередко увлекали Николая Ильича, и Подвойский охотно помогал школе.

Неужели же эти самые Сучковы оказались такими негодяями, впутались в белогвардейский заговор? А комиссар школы, тот что же? Просто шляпа! Уж он-то обязан был заметить, выяснить, разобраться. Впрочем, комиссар этот производил впечатление человека, весьма легкомысленного. У него был роман с сотрудницей Управления делами Совнаркома Озеревской, интересной женщиной лет двадцати восьми — тридцати.

Озеревская жила в Кремле. Муж ее, военный работник, постоянно бывал в разъездах, и Озеревская частенько в его отсутствие обращалась ко мне с просьбой выдать пропуск в Кремль ее знакомому — это как раз и был комиссар школы военной маскировки.

Между тем Варлам Александрович подробно рассказал мне о событиях минувшего дня.

Дело, оказывается, обстояло так. В это утро в Кунцево, в школу военной маскировки, поехала пожилая женщина — инструктор Московского комитета партии — с целью ознакомиться с постановкой партийной работы. Была она там впервые, никого, кроме комиссара, в школе не знала, и ее никто из сотрудников школы и курсантов не знал.

Когда она приехала, комиссара на месте не оказалось, он куда-то ненадолго вышел. Она решила подождать, так как не хотела начинать работу, не побеседовав с комиссаром школы. Ждать пришлось в пустом, полутемном коридоре. От нечего делать она начала читать вывешенные на доске объявлений приказы и распоряжения по школе, с трудом разбирая расплывавшиеся в полумраке строки.

Возле того места, где она стояла, коридор под прямым углом поворачивал вправо, и видеть, что делалось за углом, она не могла, но слышала все. В то же время и ее из-за угла не было видно.

Она успела уже два раза прочесть немногочисленные приказы и подумала было отправиться сама на поиски комиссара, как послышались чьи-то шаги и голоса. Сначала она не обратила на это внимания, мало ли кто ходил мимо и разговаривал, но шаги приближались, собеседники остановились как раз за углом, поблизости от нее, видимо закуривая, и она невольно прислушалась. Судя по голосам, беседовали трое. Говорили они негромко, некоторые слова терялись, но и то, что она услышала, ее потрясло.

Разговор был примерно таков:

— А ты уверен, что не передумают?

— Нет, все решено окончательно. Повторяю: выступаем через неделю. Да и нельзя тянуть, наши того и жди будут под Москвой. Пора ударить отсюда.

— Эх, и ударим! Эх, ударим…

Чиркнула спичка, другая. Раздалась короткая грубая брань. Уже громче прозвучал голос:

— Спички шведские, головки советские. Пять минут вонь, одну — огонь.

Собеседники вышли из-за угла. Их было действительно трое. Заметив незнакомую женщину, они на мгновение остановились, но женщина так пристально разглядывала приказы, столько в ее фигуре было глубокого безразличия ко всему окружающему, что они, молча переглянувшись, быстро прошли мимо.

Тогда представительница Московского комитета не спеша последовала за ними. Она умела достаточно хорошо владеть собой и прекрасно понимала, насколько важно выяснить, кто именно вел разговор, свидетелем которого она невольно стала.

К ее счастью, собеседники вошли в канцелярию, находившуюся в противоположном конце коридора. Побыв там две-три минуты, они вышли и направились на улицу.

Не теряя времени, она зашла в канцелярию, сказала, что больше комиссара ждать не будет, некогда, заедет, мол, завтра, и, между прочим, выяснила фамилии "симпатичных курсантов", заходивших сюда только что. Затем отправилась в Москву, в ВЧК, прямо к Дзержинскому…

— Завтра с утра, — закончил Варлам Александрович свой рассказ, — мы их возьмем. Постараемся сделать это тихо, без шума. Но все равно через день-два об аресте станет известно. Придется тогда, по-видимому, курсантов разоружить, школу расформировать. Но тут вот какое дело. Как ты знаешь, в Кусково имеется другая военная школа. Курсанты там, как и в кунцевской школе маскировки, больше из бывших юнкеров и гимназистов. Надо полагать, что и они замешаны в этой истории. Школы-то, что кунцевская, что кусковская, друг друга стоят. Придется, как видно, разоружать и ту и другую. Ну, кунцевскую-то школу мы хорошо знаем, а вот в Кусково надо провести разведку: досмотреть, как школа расположена, каковы подходы, где хранится оружие. Советовались мы сегодня с Феликсом Эдмундовнчем и решили поручить разведку тебе. Тут требуется глаз опытный, наметанный.

— Я готов хоть сейчас…

— Сейчас-то, пожалуй, не к чему, надо с утра, только не вздумай ехать в таком виде, — Варлам Александрович кивнул на мою матросскую форменку, — всех перебулгачишь. Оденься в штатское. Найдется?

— Найду.

— Поедешь, ну, что ли, под видом инспектора по библиотечному делу, проверять библиотеку. Подойдет?

— Попробую.

— Попробуй. Завтра с утра зайди ко мне, заготовим мандат от Наркомпроса, и двигай.

Наутро, снабженный аршинным мандатом, из которого явствовало, что "предъявитель сего Павел Дмитриевич Марков действительно является инспектором Библиотечного отдела Наркомпроса РСФСР и ему поручается ознакомиться с работой библиотеки Военной школы в Кусково", я выехал на место.

Добирался я до Кусково, конечно, на своей машине. Пятнадцать — двадцать километров было по тем временам, при тех средствах сообщения, расстоянием нешуточным. Однако, не доезжая с километр до места, я из предосторожности вылез из машины и пошел пешком. Не мог же, в самом деле, скромный инспектор Наркомпроса явиться в школу на новехоньком "Паккарде"?!

Встретили меня в школе по меньшей мере неприветливо: кто такой, зачем? Причем здесь Наркомпрос? Мы учреждение военное, Наркомпрос нам не указ, поворачивай оглобли!

Я старался и так и сяк. Вы, мол, люди военные, у вас свое начальство. Я не военный, но начальство тоже есть, свое, не выполню распоряжения, попадет на орехи. И я многозначительно махал в воздухе своим мандатом. Наконец уломал какой-то чин в канцелярии и получил разрешение осмотреть библиотеку.

В библиотеке я проболтался часа два: беседовал с библиотекарями, листал каталоги, присматривался к читателям — курсантам школы. (Надо сказать, их было не очень много. Книги, как видно, мало интересовали обитателей Кусково). Ничего подобного тому, что услышала вчера инструктор МК в Кунцево, я не слышал. Впрочем, на это я и не рассчитывал, зато общее впечатление о школе и ее слушателях получил исчерпывающее.

Курсанты кусковской школы, будущие красные офицеры, ничем не напоминали тех курсантов, которых я превосходно знал, — кремлевских. И своей выправкой и дисциплиной кремлевцы выгодно отличались от здешних курсантов. Они были куда подтянутее, значительно больше походили на кадровых военных, чем слушатели военной школы в Кусково. Но основная разница была не в этом, не военная выправка бросалась в глаза. Там, в Кремле, были рабочие и крестьяне. Простой, открытый, мужественный народ. Здесь — хлыщи, лощеные, манерничающие барские сынки. Как они разговаривали с библиотекарями! Презрительно, сквозь зубы. Наблюдая эту картину, я еле сдерживался. Кулаки так и чесались. За два года Советской власти мы уже поотвыкли от этой барской мерзости. А их язык! Ни дать ни взять старорежимное офицерское собрание. То и дело звучали французские слова и целые фразы, друг к другу они не обращались иначе, как "господа", упоминая о женщинах, говорили "дамы". Через какой-нибудь час — полтора я был сыт впечатлениями по горло.

В самом деле, думалось, где, как не здесь, зародиться белогвардейскому заговору? И кто только комплектует эти школы, кто за ними следит? Доверили небось это дело военным специалистам, а те и стараются по-своему.

Караульная служба в школе была поставлена из рук вон плохо. Покончив с библиотекой, я беспрепятственно обошел все здание, разыскал места хранения оружия, изучил расположение постов. Потратив еще некоторое время на осмотр, прилегавшего к школе парка и определив наилучшие пути подхода, я вернулся в Кремль и доложил Аванесову о результатах поездки. На этом моя миссия в Кусково окончилась.

Тем временем ЧК распутывала все новые и новые нити заговора. Едва я успел вернуться из Кусково, как позвонил Дзержинский: — В Кремле на курсах есть два преподавателя: один — строевик, бывший капитан; другой — инструктор по тактике, из генштабистов.

— Знаю таких. — Тем лучше. Обоих немедленно арестуйте и препроводите в ЧК. — Слушаю!

Положив трубку, я велел вызвать сначала капитана. Через несколько минут ко мне в кабинет вошел высокий худощавый блондин, с умным, энергичным лицом. Сделав несколько шагов от порога, он вытянулся и четко отрапортовал: — Явился по вашему приказанию.

Выправка у него была превосходная. Сразу чувствовался опытный кадровик, настоящий командир. От всей его подтянутой фигуры так и веяло силой, мужеством. Такого жаль. И чего ввязывается? Впрочем, сам виноват…

Не повышая голоса, я спокойно произнес: — Сдайте оружие. Вы арестованы.

Ни один мускул не дрогнул на его лице, только щеки вдруг залила смертельная бледность. Он молча отстегнул наган и протянул его мне рукояткой вперед. Затем, также молча, сделал два шага назад и застыл в положении "смирно".

Я вызвал ожидавших за дверью курсантов, и капитана увели. Спустя некоторое время явился второй — генштабист. Когда объявил, что он арестован, руки у него затряслись, губы задрожали: — Товарищ комендант, пощадите. Ради Христа. Все скажу. Ей богу, сам скажу. Я не виноват, запутали…

Этот был противен. Он лгал, изворачивался, подличал. Мерзость, а не человек.

Прошло еще дня три, и меня вызвал к себе Дзержинский. — Готовь людей. Сегодня в ночь приступаем к разоружению "Национального центра". — Сколько надо, Феликс Эдмундович? — Дашь человек сто. Хватит.

Я было собрался сам вести курсантов, но Феликс Эдмундович категорически запретил:

— Твое место сейчас в Кремле. Пока операцию не кончим, никуда ни на шаг. Ясно?

Как ни досадно было сидеть в такой момент в комендатуре, спорить не приходилось. Впрочем, вся операция прошла на редкость гладко, без сучка и задоринки. Никто из заговорщиков серьезного сопротивления не оказал. Военные школы были разоружены без единого выстрела, активные участники заговора из числа слушателей и преподавателей школ арестованы. В ту же ночь чекисты арестовали всю головку военно-повстанческой организации вместе с ее руководителем полковником Ступиным.

У полковника Ступина изъяли при обыске ряд документов, полностью раскрывавших контрреволюционные планы заговорщиков. Были обнаружены, в частности, проекты приказов о выступлении и воззваний к населению, написанные Ступиным совместно со Щепкиным. Нашли и оперативную схему мятежа. Аванесов велел потом самому Ступину перенести ее на кальку и как-то показывал мне.

Выступая в конце сентября на Московской общегородской партийной конференции, Дзержинский докладывал: "В результате усиленной работы нам удалось открыть не только главарей, но ликвидировать всю организацию, возглавляемую знаменитым "Национальным центром". Председатель "Национального центра" Щепкин был захвачен, когда принимал донесение от посла Деникина. Затем мы напали на след военной организации, состоящей в связи с "Национальным центром", но имевшей свой собственный штаб добровольческой армии Московского района. Этот военный заговор также удалось ликвидировать. Арестовано около 700 человек".

Окончательный разгром "Национального центра", произошёл в Петрограде, когда в октябре 1919, когда войска генерала Юденича, начали своё второе наступление на Петроград. 2 ноября 1919, сотрудники ВЧК задержали у станции Преображенское (ныне Толмачево) некоего А. Сапожникова с фальшивыми документами на имя Лямина. Он пробирался со шпионскими донесениями в расположение войск Юденича. 4 ноября 1919, задержали и второго курьера заговорщиков, М. Шидловского, с документами на имя Шереметьева. Из показаний Шидловского явствовало, что он получил задание доставить шпионские сведения в штаб белых от занимавшего должность начальника воздушного дивизиона Балтийского флота Б. П. Берга, который был немедленно арестован. Берг сознался в том, что является агентом английской разведки и связан с резидентурами английской разведки в Стокгольме (Швеция) и Хельсинки (Финляндия).

Так ВЧК вновь раскрыла вражескую шпионскую сеть в Петрограде. Ее участниками оказались не выявленные ранее, при ликвидации группы Штейнингера, кадры "Национального центра" и связанной с ним особой военной организации. В эту организацию входили военные специалисты, занимавшие посты в Красной Армии: адмиралы Развозов и Бахирев, полковник В. Г. Люндквист, начальник сухопутного отдела штаба Балтийского флота полковник В. С. Медиокритский, начальник воздушной обороны Петрограда С. А. Лишин, начальник воздушного отряда Ораниенбаумского дивизиона В. Ф. Еремин, начальник оперативного отдела штаба флота Эриксон и ряд других. В этой же организации действовали и шпионы — профессионалы Н. Кюрц и Э. Бажо.

Одним из активных деятелей заговорщиков являлся английский агент Поль Дюкс. Он был сотрудником английской секретной службы "Интеллидженс сервис" и имел клички "Павел Павлович" и "Шеф". Ему удалось создать разветвленную шпионскую сеть и организовать передачу разведывательных данных в Лондон через английские консульства в Гельсингфорсе и Стокгольме. Дюкс установил связь с руководителями петроградского и московского отделений "Национального центра" В. Штейнингером и Н. Щепкиным, наладил финансирование этой организации и использовал ее аппарат для шпионажа в пользу Англии. Однако после провалов, о которых упоминалось выше, он бежал из Советской России.

Центральной фигурой подпольной военной организации в Петрограде являлся бывший полковник В. Г. Люндквист, в свое время занимавший пост начальника штаба 7-й Красной Армии, оборонявшей Петроград. Хорошо осведомленный о силах и расположении советских войск, Люндквист разработал и передал в штаб Юденича план наступления на Петроград. Когда наступление Юденича осенью 1919, было приостановлено, другой заговорщик, полковник В. С. Медиокритский, разработал и передал в штаб Юденича еще один, новый вариант плана повторного наступления на Петроград.

Белогвардейская военная организация имела подробный план восстания в Петрограде. Руководство восстанием было возложено на полковника Люндквиста и адмирала Бахирева. Город разбивался на 12 участков; специальные отряды были выделены для захвата Смольного, телеграфной и телефонной станций, стоявшего на городском рейде линкора "Севастополь"

Еще задолго до начала наступления генерал Юденич поручил Петроградскому отделению "Национального центра" в лице Штейнингера решить вопрос о составе правительства, которое в случае вступления его войск в город могло бы сразу же начать действовать. Главою нового "правительства" предполагалось назначить профессора Технологического института кадета А. П. Быкова, морским министром — адмирала Развозова; министром просвещения — бывшего попечителя Петроградского учебного округа монархиста Воронцова; министром внутренних дел — Завойко; министром религиозных культов — бывшего члена Временного правительства Карташева. На пост петроградского градоначальника намечался полковник Люндквист. Эти лица уже обсуждали на совещаниях вопросы будущей программы правительстваи вместе с тем принимали участие в подготовке вооруженного выступления в Петрограде.

Однако вынашиваемые контрреволюционерами планы не имели под собой реальной основы. Сами заговорщики знали, что в момент восстания они могут рассчитывать на поддержку не более чем 400 человек, среди которых были и завербованные Дюксом лица из среды уголовных элементов. И действительно, события показали полное бессилие контрреволюции. Войска генерала Юденича были отброшены от Петрограда, а затем и разгромлены Красной Армией. Заговор же был своевременно раскрыт. Его участники были арестованы и понесли заслуженное наказание.

Таким образом, основные организации "Национального центра" в течение 1919 г. — периода их наибольшей активности — трижды подверглись разгрому, а к началу 1920 г., времени краха колчаковщины и деникинщины, были окончательно обезврежены.

Глава IX Разгром ВЧК анархисткого вооруженнго подполья в конце 1919 — начале 1920 года

Параллельно с разгромом белогвардейского "Национального центра" ВЧК с октября 1919 года начало серию операций по разгрому анархисткого вооруженного подполья по всей европейской части РСФСР.

Причиной проведения этих оперативно-розыскных операций стал террористический акт московских анархистов против Московского городского комитета РКП (б), устроенный 25 сентября 1919 года.

Вот как подробно описывал эти события в своих мемуарах, тогдашний комендант Московского Кремля П. Д. Мальков: "25 сентября 1919 года в помещении Московского комитета РКП (б), в Леонтьевском переулке, собрался московский партийный актив, Заседание открыл секретарь МК РКП (б) Владимир Михайлович Загорский. Первым был заслушан доклад одного из руководителей московских большевиков в 1917 году, старейшего члена партии, заместителя Народного комиссара просвещения, крупного советского ученого-историка Михаила Николаевича Покровского о вражеской деятельности и ликвидации "Национального центра".

Я был на заседании актива. Когда Покровский закончил доклад и актив перешел к очередным делам, мне пришлось уйти. Надо было возвращаться в Кремль, сегодня же решить ряд срочных вопросов.

Когда я вышел из здания МК, уже стемнело, наступил вечер. Разыскав в темноте свою машину (уличные фонари не горели, переулок освещался слабым светом, падавшим из окон близлежащих домов), стоявшую невдалеке, я уселся на переднее сиденье. Шофер вылез и принялся ожесточенно крутить заводную рукоятку. Машина, открытый "Паккард", как назло, не заводилась. Я собрался было выйти из машины и помочь шоферу, как вдруг блеснула ослепительная вспышка и вечернюю тишину рванул оглушительный грохот. Из окон соседних домов с дребезгом посыпались стекла.

Ничего еще не соображая, не поняв еще толком, что произошло, я рывком махнул через дверцу машины и кинулся к зданию МК, откуда вышел всего несколько минут назад, где остались мои товарищи, мои боевые друзья, актив московской партийной организации большевиков…

Ни в одном из окон Московского комитета РКП (б) свет не горел. Да и были ли окна, был ли дом?.. В сгустившемся внезапно мраке передо мной высилась страшная, изуродованная стена, зиявшая пустыми глазницами выбитых окон. На голову, на плечи оседало густое облако кирпичной пыли, трудно было дышать, под ногами хрустело стекло. Из глубины дома неслись приглушенные стоны, крики о помощи, чьи-то рыдания…

Я попытался проникнуть в здание — тщетно. Вход засыпало, ничего в темноте нельзя было разобрать. Тогда я бросился к машине. Шофер, дрожа, сидел за рулем. Мотор работал. Когда он его завел, ума не приложу. Я велел ему мчаться в Моссовет — ведь рядом! — позвонить в ЧК Дзержинскому, в Кремль, вызвать пожарных и скорее возвращаться назад, а сам побежал в ближайший дом в надежде раздобыть хоть какую-нибудь лампу.

Между тем безлюдный до того переулок ожил. Со всех сторон раздавались голоса, неистово хлопали двери соседних домов, по тротуарам, по мостовой к месту катастрофы бежали десятки людей.

Я торопился, медлить было нельзя. Кто знает, не скрываются ли в густевшей толпе преступники, совершившие злодеяние, не готовят ли они новый удар, стремясь добить тех, кто чудом уцелел в полуразрушенном здании Московского комитета?

Ворвавшись в первую попавшуюся квартиру, я крикнул: — Лампу, скорее давайте лампу! Какая-то старушка, открывшая мне дверь, на мгновение застыла от ужаса, затем спохватилась, поспешно засеменила в одну из комнат и через минуту вернулась, неся керосиновую лампу. Я тут же ее зажег и выскочил на улицу.

Расталкивая встречных, я подбежал к зданию МК. Вновь сунулся к дверному тамбуру, быстро прошел вдоль стены. Нет, света моей лампы было недостаточно, пробраться внутрь здания не было возможности. А оттуда все неслись и неслись стоны и крики, и я ничем, ровно ничем не мог помочь.

К, счастью, в этот момент в конце переулка замаячили фары стремительно мчавшейся машины, второй, третьей… Оглушительно рявкнул сигнал, заскрежетали тормоза. Из первой машины выскочил председатель МЧК Манцев, за ним еще люди, еще. Со стороны Тверской раздался топот множества бегущих людей. К месту катастрофы мчались бегом, прямо с заседания, члены пленума Московского Совета, все в полном составе.

Замелькали огни карманных фонариков. Как на штурм, кидались к дому, карабкались друг другу на плечи, лезли в окна члены Моссовета, чекисты, добровольцы. Большая группа рассыпалась по переулку в цепь, оттесняя любопытных, охватывая кольцом дом, квартал.

Вдалеке пронзительно взвыли сирены. Все ближе, ближе, и вот уже несутся по переулку огромные пожарные машины. Десятки пожарников, с ярко пылающими факелами в руках с ходу устремляются в развалины.

Закипела бешеная работа. Чекисты, пожарники разбирали обрушившиеся балки, стены, извлекая из-под обломков жертвы ужасного преступления. Одних несут на руках, другим помогают идти, третьи, освободившись из-под развалин, идут сами. Их много, очень много. Ведь на активе присутствовало свыше ста человек, лучшие из московских большевиков.

Вот, тяжело опираясь о плечо рослого пожарника, прихрамывая, шагает Михаил Степанович Ольминский. Под руки ведут раненого Мясникова. Бодрится и пытается вмешаться в общую работу легко раненный Емельян Ярославский… Живы, живы товарищи, целы! А где же Загорский, где Владимир Михайлович? Его нет. Нет среди живых, нет среди мертвых. Нашли Загорского только некоторое время спустя, а на следующий день выяснились подробности гибели секретаря Московского комитета партии большевиков Владимира Михайловича Загорского.

Александр Федорович Мясников, председательствовавший на собрании, только что предоставил слово очередному оратору, как в окне, выходившем в небольшой сад, с треском лопнуло стекло и в гущу собравшихся грохнулась, шипя и дымя, большая бомба. Все на мгновение оцепенели, затем шарахнулись к двери, давя и толкая друг друга. Моментально образовалась пробка.

В этот момент прозвучал спокойный, решительный голос Загорского:

— Спокойно, товарищи, спокойно. Ничего особенного не случилось. Сейчас мы выясним, в чем дело… Загорский стремительно встал, вышел из-за стола президиума и уверенно, твердыми шагами направился к дымящемуся чудовищу. При звуках его голоса суета и давка прекратились, восстановился порядок. Многие успели выйти в дверь, другие отодвинулись подальше, а он шел в мертвой тишине, решительный и неустрашимый, прямо на бомбу.

Все это заняло считанные секунды. Загорского отделяло от бомбы пять шагов, три, два… Он протянул руку, стремясь вышвырнуть за окно шипящую смерть, уберечь товарищей от страшной гибели, и тут грохнул взрыв…

Почти никто из находившихся в президиуме не пострадал, ведь стол президиума стоял в отдалении от места падения бомбы, а Загорский… Труп Загорского опознали лишь через несколько часов после взрыва. Он был изуродован больше, чем какой-либо другой.

Владимир Михайлович Загорский был на редкость обаятельным, мужественным человеком, закаленным революционером, большевиком. Он был совсем молод, ему едва исполнилось 36 лет, из них восемнадцать он отдал партии, вступив в ее ряды еще в 1901 году. За плечами у него были тюрьмы, ссылки, каторга, годы вынужденной эмиграции после одного из удачных побегов…

Загорский приехал в Москву в 1918 году и вскоре был избран секретарем МК. Я его чаще всего встречал у Якова Михайловича, с которым Загорский был очень дружен еще с давних времен, с мальчишеских лет.

Я и не заметил в горячке, когда приехал Феликс Эдмундович, всего вернее одним из первых, когда я вместе с другими разгребал развалины. Мы извлекли из-под обломков девять трупов, еще трое вскоре умерли от ран. Двенадцать человек было убито, погибло двенадцать большевиков: Загорский, Игнатова, Сафонов, Титов, Волкова… Пятьдесят пять человек было ранено, многие — серьезно.

Сразу по прибытии на место Феликс Эдмундович возглавил работы по спасению жертв катастрофы и одновременно начал расследование обстоятельств злодейского преступления. В сопровождении группы чекистов он тщательно обследовал садик, прилегавший к зданию МК со стороны Большого Чернышевского переулка, осмотрел все вокруг. Постепенно восстанавливалась вся картина.

Преступники, как видно, хорошо знали обстановку. Они проникли в сад через небольшую калитку, которая обычно была заперта, предварительно взломав замок. Очутившись в саду, террористы метнули бомбу именно в то окно, против которого сидело больше всего народу, и поспешно скрылись. Бомбу они изготовили сами, начинив ее взрывчаткой страшной разрушительной силы.

Все это выяснилось, но кто подготовил взрыв, кто совершил это чудовищное злодеяние, кто повинен в гибели наших товарищей — ответа на эти вопросы пока не было. Правда, кое-какие факты говорили о многом. Не вызывало сомнения, что преступники неоднократно бывали в здании до взрыва, отлично знали дом, знали расположение комнат. Иначе чем объяснить, что бомба так точно была брошена?

Шаг за шагом распутывали чекисты зловещий клубок. Оказалось, что взрыв был осуществлен преступной бандой так называемых "Анархистов подполья", насчитывавшей около тридцати человек, занимавшихся грабежами, политическим бандитизмом, распространением антисоветских листовок, Были в составе банды и два меньшевика, а направлял ее борьбу против Советской власти эсер Черепанов".

Вскоре после взрыва в Леонтьевском переулке в подпольной газете газете "Анархия" было опубликовано заявление, в котором ответственность за совершение террористического акта взяла на себя анархистская группировка "Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан".

За расследование террористического акта взялась Московская ЧК. Приступив к розыску террористов, Московская чрезвычайная комиссия предположила вначале, что взрыв в Леонтьевском переулке — дело рук одной из белогвардейских офицерских организаций в качестве мести за разгром "Национального центра" и его военной организации. Однако 2 октября 1919, в поезде около Брянска рабочие-железнодорожники задержали показавшуюся им подозрительной некую Софью Каплан. Задержанная оказалась членом украинской конфедерации анархистов "Набат". Она пробиралась из Москвы на Украину для связи с украинскими анархистами. При ней было обнаружено письмо главаря организации "Набат" Барона, в котором, между прочим, сообщалось: "Теперь Москва начеку, пару дней тому назад местный комитет большевиков взорван бомбой, погибло больше десятка, дело, кажется, подпольных анархистов, с которыми у меня нет ничего общего. У них миллионные суммы. Правит всем человечек, мнивший себя новым Наполеоном". (газета "Известия ВЦИК" от 25 ноября 1919 — № 264).

Ознакомление с письмом Барона дало МЧК новое направление для розыска настоящих виновников террористического акта. Было установлено, что в среде анархистов образовалась группа так называемых "Анархистов подполья", поставившая своей целью организацию террора против руководителей Советской власти. Другая группа анархистов — "легальные анархисты", не принимая активного участия в террористических актах, покрывала своих нелегальных собратьев. Барон и другие лидеры легальных анархистов, арестованные ВЧК, отказались назвать террористов, хотя, несомненно, знали их фамилии и адреса.

Московской чрезвычайной комиссии удалось все же к концу октября 1919, установить ряд конспиративных квартир анархистов. В процессе следствия было установлено, что все крупнейшие ограбления банков и советских учреждений в Москве и Туле, сопровождавшиеся зверскими убийствами, являлись делом рук анархистов и примкнувшей к ним группы левых эсеров. Член ЦК партии левых эсеров Донат Черепанов вместе с лидером "анархистов подполья" Казимиром Ковалевичем создали бандитско-террористическую организацию под громким названием "Всероссийский штаб революционных партизан". Они-то и организовали взрыв в Леонтьевском переулке.

Непосредственные организатор теракта Казимир Ковалевич и бомбометатель Пётр Соболев были убиты при задержании, так как отчаянно отстреливались и бросали бомбы. Ещё семь анархистов совершили самоподрыв дачи на станции Красково, когда поняли, что окружены чекистами. Ещё один, некий Барановский, остался в живых и был арестован. Восемь участников подготовки теракта — Гречаников, Цинципер, Домбровский, Восходов, Николаев, Исаев, Хлебныйский и уже упоминавшийся Барановский — были расстреляны по постановлению МЧК.

Руководитель группировки "Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан" Донат Черепанов был арестован Московской ЧК 20 февраля 1920 года. В ходе следствия несколько раз допрашивался лично Дзержинским и членом Коллегии ВЧК Ксенофонтовым. На этих допросах он дал следующие показания: "Я совместно с Казимиром Ковалевичем сорганизовал Всероссийский штаб революционных партизан, который главнейшей целью своей наметил ряд террористических актов. Эта организация и произвела взрыв в Леонтьевском переулке. Подготовка этого взрыва, выработка плана и руководство им до самого последнего момента были возложены на меня. В само же метании бомбы я, по постановлению штаба, участия не принимал. Не будь этого постановления, я бы охотно принял на себя метание бомбы. До того, как остановиться на террористическом акте, этот вопрос дебатировался долго у нас в штабе. Высказывалось несколько мнений по этому поводу. Предлагалось бросить бомбу в Чрезвычайную комиссию, но это предложение было отклонено по следующим соображениям: чрезвычайка и сам гражданин Феликс Эдмундович Дзержинский являются только орудием, слугами партии и, следовательно, во всей политике ответственными являются не чрезвычайки, а партия. Собрание 25 сентября главных ответственных партийных работников в Московском комитете как нельзя лучше могло быть рассматриваемо главнейшим виновником, тем более что на этом собрании предполагалось присутствие гражданина Ленина. Конечно, нужно только сожалеть о том, что жертвами взрыва были не видные партийные работники и никто из более крупных не пострадал. Этот акт, по нашему мнению, должен был революционизировать массы и указать путь, по которому должны идти настоящие революционеры: путь террора и ударов по голове насильников.

На замечание, что при взрыве пострадало много незначительных работников, я укажу, что ваша чрезвычайка в этом отношении не лучше…Об одном я сожалею: при аресте меня схватили сзади, и я не успел пристрелить ваших агентов". ("Красная книга ВЧК" — М.: "Политиздат", 1989. — т. 1. — с. 398–400).

После этого террористического акта ВЧК начала разгром анархисткого подполья и прежде всего вооруженных подпольных групп в городах по всей территории европеской части РСФСР и Украины. Вот какие подробности об этом содержатся в воспоминаниях чекиста П. Сидорова "Агентурное проникновение в среду анархистов". В этих своих воспоминаниях он отмечал следующее: "После того как анархисты — террористы в сентябре 1919 года организовали взрыв в здании Московского комитета РКП (б), в результате которого погибли 12 человек и около 50 получили серьезные ранения, МЧК приступила к ликвидации анархистского подполья в Москве.

Эта операция проводилась под руководством председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского. Вскоре после московской операции к Дзержинскому были приглашены семь оперативных работников, в том числе и я — сотрудник отдела ВЧК по борьбе с контрреволюцией. Разговор был обстоятельный. Феликс Эдмундович интересовался всем: сколько каждому из нас лет, давно ли работаем в органах ЧК, семейным положением, кто откуда приехал и чем занимался раньше.

Выслушав наши ответы, Дзержинский перешел к делу. — Мы успешно завершили разгром анархистских террористических групп в Москве. Но этот успех дался нам нелегко. Он потребовал от нас многих сил, были и жертвы. Это был первый опыт борьбы с такой категорией контрреволюционеров. У нас были промахи. Немалой части анархистов удалось уйти из столицы и распылиться по другим городам. Все это произошло потому, что у нас плохо была поставлена разведка. Мы не имели нужной информации о подполье врага, о его ячейках и их составе, об их конспиративных и явочных квартирах, вооружении и технике. Мы не были бы чекистами, если бы не учли этого урока на будущее. Теперь, после Москвы, — продолжал Феликс Эдмундович, — у анархистов остались две основные базы, где они сосредоточили свои силы, технику и вооружение. Одна из них в Самаре, другая — на Украине. Туда подались и московские анархисты.

На Украине анархисты сотрудничают с белогвардейцами, а когда туда придет Красная Армия, они собираются уйти в подполье и продолжать борьбу с Советской властью.

В Самаре анархисты и раньше имели свою крупную базу. Во время наступления белочехов они значительно пополнили свои запасы оружия и технических средств.

Самарская база анархистов, — акцентировал наше внимание председатель ВЧК, — представляет сейчас для республики самую серьезную опасность. Мы не можем ни одного дня терпеть такого положения, когда враг в любую минуту может ударить нам в спину.

Дзержинский встал, походил по кабинету, потом вернулся к столу и продолжал:

— После ликвидации анархистского подполья в Москве нам необходимо помешать ему перестроиться и сгруппироваться в Самаре. Путем организации надежной разведки важно выявить его конспиративные квартиры, главарей и участников, склады оружия и техники, а затем очистить город от этих врагов революции. Для выполнения этой задачи мы избрали вас, товарищи. Вы будете представлять специальную боевую группу. Руководителем группы назначен известный вам Федор Яковлевич Мартынов.

Федора Мартынова действительно знали все чекисты Москвы, да и не только Москвы, как человека необыкновенной отваги, находчивости, недюжинной силы. Он был в прошлом рабочий "Трехгорной мануфактуры", участник баррикадных боев на Пресне в 1905 году.

Ни одна боевая операция по борьбе с контрреволюционерами, особенно с бандами уголовников, не проходила без его участия. Среди чекистов Мартынов слыл грозой бандитизма. Дзержинский высоко ценил незаурядные чекистские качества Мартынова и давал ему самые ответственные задания. То, что нам придется работать под руководством такого опытного и сильного чекиста, вселяло уверенность в успехе предстоящей операции.

Пройдя еще раз по кабинету, Дзержинский обратился ко мне:

— С вами, товарищ Сидоров, мы связываем особые надежды. В группе вы будете выполнять роль разведчика.

Наверное, на моем лице председатель прочитал сомнение в том, смогу ли я справиться с такой ролью, потому что тут же объяснил:

— Мы исходим из вашей связи с анархистами в прошлом, из того, что ваш брат, убитый белогвардейцами в Харькове, был видным анархистом и раньше жил в Самаре, а вы, находясь у брата в Самаре, встречались с анархистами и среди них будете своим человеком. Как вы смотрите на наше предложение, Петр Михайлович?

— Выбор моей кандидатуры на эту роль считаю вполне справедливым и готов выполнить ваше задание, Феликс Эдмундович!

Дзержинский на миг чуть заметно просиял в улыбке, но тут же снова посерьезнел и продолжал:

— Нас беспокоит только один вопрос: знает ли кто-нибудь из ваших московских и самарских знакомых о вашей работе в ВЧК?

— В ВЧК я работаю совсем недавно, и об этом пока никто не знает, твердо ответил я.

— Отлично. Вы анархист, находились в Москве и бежали в Самару в связи с провалом подполья анархистов в столице. Это ваша легенда. Пребывание чекиста в логове врага всегда связано с риском, как бы он ни маскировался, — развивал свою мысль председатель ВЧК. — Важно свести этот риск до минимума. Вы постоянно будете чувствовать рядом с собой товарищей остальных участников группы, опираться на них. В случае каких-либо осложнений они немедленно придут вам на помощь.

И последнее. О вашей миссии в городе на Волге, — обратился Дзержинский ко всем членам группы, — будет знать только председатель Самарской губчека…

Затем обсуждались способы связи между мной и группой, группы с губчека и непосредственно с ВЧК, рассматривались методы конспирации анархистов, говорилось о многих деталях предстоящей операции.

Прощаясь с нами, Дзержинский пожал каждому руку и, провожая до двери, напутствовал:

— Мы крепко надеемся на вас, товарищи. Желаю вам успеха и быстрого возвращения в Москву.

В Самару мы ехали в разных вагонах, а по приезде в город разошлись по конспиративным квартирам, адреса которых были нам известны заранее. Установили связь с местной губчека.

Наступил ответственный день. По разработанному еще в Москве плану я направился на квартиру к легальному анархисту, с которым познакомился еще в 1918 году, в свой первый приезд к брату. Это был пожилой человек, местный житель.

Встретил он меня хорошо. За чашкой чая разговорились. Я уже основательно изучил свою легенду и так вжился в новый образ, что заподозрить меня в двойной игре было трудно. Я рассказал ему о крахе, который потерпели анархисты в Москве, о том, что, опасаясь ареста, те, кто уцелел из разгромленных групп, скрылись из города и разъехались по городам страны.

— Я решил остановиться здесь, в Самаре. Тут мне все знакомо — и люди, и обстановка. Это облегчит работу. Если вы мне верите, то единственная просьба к вам — свести с единомышленниками. — Да, молодой человек, — испытующе глядя на меня, заговорил старый анархист, — в одиночку бороться трудно. Пропадете…

Он надолго замолчал. Ожидание было томительно: поверит или нет? Наконец хозяин снова заговорил: — Нам нужны свежие силы. Я достаточно хорошо знал вашего брата, знаю и вас, чтобы составить мнение. Завтра я сведу вас с товарищами по борьбе.

На следующий день в сопровождении хозяина квартиры я направился в город. Я шел спокойно, зная, что каждый мой шаг в поле зрения чекистов и дом, куда мы войдем, будет взят под наблюдение.

В квартире скрывалась большая группа анархистов — боевиков. "Товарищи по борьбе" внимательно выслушали вести о том, как ликвидировалось подполье в Москве.

Невеселые были у них при этом сообщении лица. Но потом все стали наперебой хвалиться: у нас, дескать, такого провала не произойдет, мы работаем лучше, чем москвичи…

Потом были еще встречи. Каждая встреча с анархистами давала мне новые фамилии участников нелегальной организации, их адреса, клички, пароли, склады оружия и динамита.

Возвращаясь к себе на квартиру, я тщательно записывал добытые сведения, а потом через связника передавал эти сведения губчека. Оттуда их сообщали непосредственно Дзержинскому.

Через несколько дней меня пригласили в губчека. Там уже находилась в сборе вся наша группа. — О подпольной анархистской организации мы располагаем теперь достаточными данными, — начал председатель губчека. — Враги имеют большие запасы оружия, взрывчатых веществ и могут пустить их в ход в любое время. Поэтому продолжать разведку мы не можем. Пора приступать к ликвидации организации. Одним ударом мы разрушим всю их конспиративную сеть. Операцию начнем сегодня ночью. Время выступления — два часа ноль ноль.

— Вы, товарищ Сидоров, — обратился он ко мне, — в операции участвовать не будете. Не стоит рисковать вашей легендой, она может еще пригодиться.

С учетом добытых сведений об участниках нелегальной организации на совещании были разработаны все детали предстоящей операции: способы проникновения в квартиры, порядок обысков и арестов, конвоирование арестованных, действия чекистов в случае вооруженного сопротивления и многое другое.

Тщательная подготовка операции, использование сведений разведки о членах организации и имевшийся уже опыт ликвидации анархистского подполья в Москве обеспечили успех этой операции. Она была проведена за несколько часов и без единого выстрела. У анархистов были изъяты пушки, пулеметы, бомбы, винтовки, револьверы разных систем, много боеприпасов, динамит целый вагон оружия. Выступление контрреволюционеров в Самаре было предотвращено.

Председатель Самарской губернской ЧК оказался прав, когда решил не рисковать моей легендой. Нашу оперативную группу ждало новое боевое задание.

По возвращении в столицу мы снова были вызваны к Дзержинскому. На этот раз он больше слушал пас, чем говорил сам. Мартынов и я подробно рассказали о том, как велась разведка и как готовилась и проводилась операция по ликвидации вражеского подполья.

Феликс Эдмундович одобрил наши действия и сделал ряд замечаний. Он объявил решение президиума ВЧК о направлении нас на Украину с той же задачей: выявление и ликвидация анархичсткого подполья в городах Украины по мере освобождения их Красной Армией от белогвардейцев.

Теперь наша группа увеличивалась до 18 человек и ей было присвоено наименование "Особая группа ВЧК". Руководителем группы снова был назначен Мартынов.

Проявляя заботу о том, чтобы мы, находясь на выполнении важного государственного задания, не беспокоились за свои семьи, Феликс Эдмундович обещал при прощании с нами, что сотрудники из секретариата ВЧК будут поддерживать с нашими родными связь и, если потребуется какая-либо помощь, она непременно будет оказана.

И это были не просто слова. Во время нашего пребывания на Украине моя жена родила ребенка. Врач санитарной части ВЧК навещала ее в родильном доме, а затем дома. Кроме того, Дзержинский прислал матери и новорожденному подарки. Такое внимание руководителя ВЧК к нашим близким еще больше вдохновляло нас в полной опасности и риска работе.

Конкретный план нашей поездки на Украину разрабатывал с нами член коллегии ВЧК В. Н. Манцев, который уже был на Украине и был назначен председателем Всеукраинской чрезвычайной комиссии.

Из Москвы особая группа выехала в конце декабря 1919 года. В тот же день она прибыла в Курск, где размещался Особый отдел Юго-Западного фронта. Здесь мы получили документы и дополнительный инструктаж с учетом новых данных об анархо-бандитизме на Украине.

Не задерживаясь в Курске, особая группа отбыла в только что освобожденный от белых Харьков. Здесь, как и в Самаре, нас разместили на конспиративных квартирах.

Еще до нас в Харьков был направлен сотрудник особого отдела фронта бывший анархист Иванов. К нашему приезду ему удалось встретиться с рядом анархистов, находившихся в подполье, и собрать ценные сведения. На совещании у Мартынова он доложил нам об обстановке в Харькове, рассказал о местной организации анархистов, о ее антисоветских планах.

Некоторые из подробностей, которые он сообщил, очень пригодились впоследствии.

— Учтите, товарищи, — предупреждал он. — Когда будете брать анархистов, не командуйте "Руки вверх!".

Оказалось, что местные анархисты — боевики договорились считать эти слова командой для начала стрельбы и стреляют из любого положения в подавшего эту команду.

Придумали взамен другую команду — "Не шевелись!".

Казалось бы, мелкая деталь, сообщенная нам Ивановым, позволила сохранить жизнь товарищам.

В Харькове операция по ликвидации анархо-бандитского подполья прошла успешно. В процессе этой операции мы приобрели очень ценного помощника в борьбе с анархистской контрреволюцией. Им был Яков Кобозев, уроженец Киева, из рабочих, бывший анархист. Он прекрасно знал все повадки и ухищрения анархиствующих бандитов и благодаря этому отлично справлялся со всеми заданиями, которые поручала ему группа. Это был человек необыкновенной храбрости. Смертельная опасность, месть бывших единомышленников, подстерегала его в каждой квартире, за углом дома, на улице. Но он словно играл с ней в прятки. Яков Кобозев героически погиб в одной из схваток с махновцами на Екатеринославщине.

На Украине для нашей особой группы ВЧК оказалось столько дел, что наша командировка изрядно затянулась, а Ф. Я. Мартынов был даже оставлен на постоянной работе в Одесской губернской ЧК. Его большой опыт чекистской работы, его способности очень пригодились на таком остром участке, каким была в то время Одесса.

На Украине мы, члены особой группы, и наши помощники под видом анархистов проникали во вражеские гнезда, в тайные сборища анархистов и узнавали их святая святых. Никому из главарей анархо-бандитских подполий не приходило в голову, что они имеют дело с чекистами и их помощниками. В результате были раскрыты и ликвидированы анархистские подпольные организации в Харькове, Киеве, Одессе и других городах". (сборник "Особое задание"… — с. 102–107).

Глава X. Деятельность ВЧК в 1920 году

Часть 1. ВЧК в условиях так называемой "мирной передышки" в январе-апреле 1920 года

К марту 1920 года, были либо уничтожены, либо отброшены за границу практически все белогвардейские армии, участвовавшие в Гражданской войне. В том числе была отброшена на территорию Эстонии и там разоружена местными властями армия Юденича, прекратили своё существование в Сибири и на Дальнем Востоке вооруженные силы Колчака, а сам Колчак и его премьер-министр Пепеляев были расстреляны Иркутской ЧК 7 февраля 1920 года, 21 февраля 1920 был освобожден Архангельск и таком образом прекратила своё существование "Северная армия", остатки которой во главе с её бывшим командующим генералом Миллером на нескольких кораблях бежали в Норвегию. Наконец 26 марта 1920, остатки разгромленных на Северном Кавказе войск Вооруженных сил Юга России генерала Деникина (порядка 30 тысяч солдат и офицеров были эвакуированы в Крым.

Таким образом, единственным крупным противником Советской России в её европейской части оставалась Польша и её вооруженные силы, находившиеся на территориях Белоруссии и Украины, но которые в этот период не предпринимали серьёзных наступательных действий.

Для определения направлений действий органов ВЧК в период этой мирной передышки, была созвана Четвёртая Всероссийская конференция работников чрезвычайных комиссий. Она проходила с 3 по 6 февраля 1920, в Москве. В ее работах принимало участие 69 делегатов с решающим голосом и 7 — с совещательным.

Работой конференции руководил Ф. Э. Дзержинский. На заключительном заседании конференции 6 февраля выступил В. И. Ленин. В своём выступлении Ленин дал анализ международного и внутреннего положения Советской республики к началу 1920 г. Он указал, что наша страна завоевала мирную передышку, в условиях которой ВЧК и ее местные органы должны, мобилизовать все свои силы на восстановление экономики страны и прежде всего железнодорожного транспорта. (В. И. Ленин ПСС — т. 40 — с. 113–121).

Часть 2. Борьба ВЧК с польским шпионажем и диверсиями

Начавшееся 25 апреля 1920, наступление польских армий на Украине, завершившееся взятием Киева 7 мая 1920 года, сделало Польшу основным противником Советской России на завершающем этапе Гражданской войны и соответственно польскую военную разведку главным противником ВЧК.

Польская военная разведка под наименованием "Второй отдел Генерального штаба" была создана в 1919 году с помощью французской военной миссии в Варшаве под руководством генерала Поля — Проспера Анри (Paul-Prosper Henrys), в составе которой было более 400 офицеров. Созданный в 1919 году, французской военной миссией Генеральный штаб Войска Польского, подобно французскому Генеральному штабу, наименованием "Второй отдел" (аналог "Второго бюро" французского Генерального штаба), который занимался военной разведкой и контрразведкой. Первым руководителем Второго отдела был назначен майор Мечислав Мацкевич (Mieczysław Mackiewicz).

"Второй отдел", состоял из двух основных структур: "Дефензива" (контрразведка) и "Офензива" (разведка).

Основным инструментом польской военной разведки в её разведывательной, террористической и диверсионной деятельности против Советской России стала, так называемая "Польская военная организация" или по-польски "Польска организация войскова" (POW — Polska Organizacja Wojskowa).

Эта подпольная военная организация, была создана группой польских политических эмигрантов в Германии во главе с Юзефом Пилсудскимная во время Первой мировой войны в ноябре 1914 года, в целях борьбы за освобождение польских территорий из — под российского владычества.

Первоначально организация действовала в Царстве Польском, затем расширило свою деятельность на Украину, Белоруссию, Литву и другие западные территории тогдашней Российской империи. Занималась преимущественно саботажем и сбором разведывательных данных; часть членов организации одновременно проходила воинскую службу в армиях государств Германского блока.

Негласное покровительство организации оказывали власти Германии. Руководящим органом был Центральный национальный комитет (Centralny Komitet Narodowy). Возглавлял организацию — главный комендант, которым был на тот момент Юзеф Пилсудский.

После того, как германские войска осенью 1915 года, заняла ранее принадлежавшее Российской империи Царство Польское и его столицу Варшаву, организация легализовалась, большая часть её членов вступила входившие в состав германской армии "Польские легионы".

В 1917 году после распоряжения Пилсудского о том, чтобы польские солдаты, служившие в армиях Центральных держав, не давали присяги на верность Германии и Австро-Венгрии, он был интернирован немецкими властями, часть членов организации была арестована и интернирована в лагерях в Щипёрно и Гродувке, организация вновь ушла в подполье. Деятельность организации направлялась, помимо прежнего противника, также против Германии и Австрии.

После ареста Пилсудского "Польскую военную организацию" возглавил Эдвард Рыдз-Смиглы. Политическое руководство осуществлял законспирированный конвент во главе с Енджеем Морачевским.

Осенью 1918 года члены организации участвовали в разоружении немецких и австрийских солдат в Царстве Польском и на других польских территориях и в выводе их за пределы Польши. В середине ноября члены Польской военной организации блокировали австрийские гарнизоны в Галиции, обеспечив польский контроль над территорией. С ноября 1918 около 400 бойцов организации участвовало в обороне Львова от сичевиков Западно-Украинской Народной Республики.

С образованием в ноябре 1918 года временного народного правительства Польши в Люблине Польская Военная Организация стала вооружёнными силами этого правительства. В декабре 1918 года организация влилась в формирующуюся польскую армию.

Позднее возникали по сути автономные формирования, поддерживавшие контакты с одноименной общенациональной организацией и имевшие те же цели. В феврале 1918 года возникла Польская военная организация прусских земель (польск. Polska Organizacja Wojskowa Zaboru Pruskiego). Она организовала Велькопольское восстание и стала основой вооружённых сил повстанцев (Армия велькопольская).

В феврале 1919 года были созданы Польская военная организация Верхней Силезии (польск. Polska Organizacja Wojskowa Górnego Śląska) и Военная организация Поморья (польск. Organizacja Wojskowa Pomorza).

К середине 1919 года Польская Военная организация создала крупные агентурные сети в Москве, Петрограде, Киеве, Минске, Смоленске, Одессе, Житомире. Большинство членов ПОВ работали против РСФСР по идеологическим соображениям и действовали умело и бесстрашно. Например, командир красных инструкторских курсов в Минске Тригар являлся руководителем боевых отрядов Польской военной организации в районе Минск — Борисов. Один из его помощников Зенкевич служил в Минской ЧК. Своих людей поляки имели даже в Особых отделах 15-й и 16-й армий Западного фронта, в Управлении южных железных дорог, в Комиссии по снабжению Красной армии. В плен сотрудники ПОВ обычно не сдавались.

Вскоре после начала польского наступления на Украине, польская агентура в Москве организовала взрыв одного из крупнейших складов боеприпасов находившегося в окрестностях Москвы в районе Ходынского поля.

Вот как это событие было описано в одном из материалов по истории москвской пожарной службы: "9 мая 1920, Москва была буквально ошеломлена чудовищным взрывом. Во многих домах разбились стекла окон, вылетели рамы, распахнулись двери. Взрывы следовали один за другим, вызывая у людей растерянность и панику. По городу быстро распространился слух, что взрываются снаряды на знаменитом Ходынском поле.

Сразу после первого мощного взрыва постовые на вышках Пречистенской, Арбатской, Тверской и других пожарных частей определили, что в районе военного поля начался большой пожар. Последовал сигнал о выезде к месту взрыва пожарных частей города по повышенному номеру.

Брандмайор города Понофидин, находившийся в момент взрыва в расположении Пречистенской пожарной части, немедленно выехал к месту происшествия вместе со своими помощниками Зуниным и Банке. Следом за машиной брандмайора выехал в полном составе и весь пожарный обоз Пречистенской пожарной части.

В пути следования на Пречистенке, Садовом кольце и Тверском бульваре были видны следы разрушений: поврежденные крыши, выбитые стекла, сорванные вывески, поваленные деревья…

Еще ужаснее была картина разрушений и буйства огня на Ходынском поле. Над громадным артиллерийским складом взвивались под облака багрово-аспидные языки пламени и дыма, порой внутри склада раздавались чудовищные взрывы, от которых как спички разлетались горящие бревна и доски, тлеющие головни, фонтаны сверкающих искр и тысячи раскаленных осколков, несущих гибель всему живому. Никто не решался даже близко подойти к этому громыхающему вулкану огня и смерти.

Объехав на автомобиле площадь пожара, Понофидин убедился, что ликвидировать пожар в артиллерийском складе практически невозможно, поэтому надо все имеющиеся силы бросить на защиту от огня соседнего склада Центра военных загатовок (Центрвоензаг) и радиотелеграфной станции. Однако в обширном районе Ходынского военного поля не оказалось воды, ее можно было получить только из пруда, расположенного на расстоянии более двух верст от места пожара. Понофидин поручил своему помощнику Зунину во что бы то ни стало организовать перекачку воды из пруда — выполнение этой исключительно трудной в техническом отношении задачи потребовало установки трех-четырех мощных насосов и прокладки более 100 пожарных рукавов. Зунин и пожарные Арбатской пожарной части сделали невероятное — в решающий момент штурма пожара струи воды ударили в яростное пекло…

Между тем положение становилось критическим, склад Центрвоензага, находящийся в зоне сильного теплового воздействия, в любую минуту мог вспыхнуть как порох, поскольку в нем хранилось громадное количество военного имущества и боеприпасов. Спасать склад от огня вызвались добровольцы, в том числе инспектор Шульц, брандмейстеры Давыдов, Крапчитов, Сергеев, Семенов, Михайлов, помощники брандмейстеров Беляков, Канарейкин, Субботин, Ганин, пожарные Макаров, Панков, Тычина, Бессонов, Ручки, Рудой, Железов, Проскалин, Бучкин 1-й, Сорокин, Князев, Голованов.

Тушить пожар было очень трудно, после каждого взрыва окрест разносились осколки снарядов, от которых приходилось укрываться деревянными щитами, листами металла. Чтобы пресечь распространение огня, пришлось вручную разбивать строения, выламывать затлевающие доски, конструкции и на земле обливать их водой. Другая группа пожарных успешно действовала в районе радиотелеграфной станции, вызволив из огненного плена шесть человек.

На рассвете 10 мая 1920, огненный ад удалось утихомирить, все реже и глуше раздавались взрывы фугасов и артиллерийских снарядов. К шести часам утра все очаги горения были потушены, взрывы полностью прекратились. В результате двенадцатичасовой битвы с огнем пожарные столицы отстояли крупный военный склад и радиотелеграфную станцию.

Президиум Московского совета от имени рабочих столицы выразил глубокую благодарность всем пожарным частям, принимавших участие в ликвидации пожара на Ходынском поле.

Добровольцы, вызвавшиеся выполнить опасное задание в чрезвычайно сложных условиях, были награждены серебряными часами, а брандмайор Понофидин — массивным золотым портсигаром".

Спустя месяц после взрыва в Москве был подожжен склад военного имущества в Зареченском районе города Тулы. Всего в мае1920, польские диверсанты уничтожили около двадцати складов боеприпасов и другого военного имущества в европейской части Советской России.

Последней крупной диверсией польской агентуры в 1920 году, стал взрыв склада боеприпасов и взрывчатых веществ Западного фронта 7 августа 1920 года в Вязьме: "В 20-х годах ХХ века около станции Вязьма — Новоторжская, находилось множество складов, предназначенных для нужд фронта. В то время шла ожесточенная война Красной Армии с белополяками. В вяземских складах в большом количестве хранились оружие, боеприпасы, продовольствие, медикаменты, фураж для лошадей. Склады снабжали весь Западный, а возможно, и Юго-Западный фронт. Склады удачно маскировались высокими кустами и лесом, к тому же были ограждены колючей проволокой. В ночь с 6 на 7 августа 1920, на одном из складов начался пожар, который быстро распространялся на другие строения. Прежде всего, пострадали артиллерийские склады, а затем в пламени огня и грохоте взрывов были уничтожены и все остальные. Вместе со складами сгорели многие дома по бывшей Московской улице (ныне — улица Ленина), до самого военкомата. Много домов сгорело по улице Ново-Садовой. Но на этом бедствие не закончилось. Вырываясь из пламени, артиллерийские снаряды разлетались по всему городу, распространяя пожар по всей Вязьме. Больше всего жители города боялись взрыва пироксилина, хранящегося на территории складов в подземных погребах. Караульная служба не смогла затопить склады с пироксилином водой, как это полагалось по инструкции, а во время буйства огня пожарная команда уже не смогла подобраться к складам. В любой момент город мог превратиться в одну большую воронку. В Вязьме началась паника. Масштабная трагедия была предотвращена благодаря вяземскому военному комиссару Ивану Арсентьевичу Виноградову, который верхом на своей лошади, сквозь взрывы и пламя, смог пробраться к специальным водопроводным кранам, предназначенным для затопления пироксилина. Взрыв запасов пироксилина был предотвращен, а город — спасен".

В ответ уже 19 мая 1920, газета "Известия ВЦИК" сообщила о первых результатах деятельности Особого отдела ВЧК по упорядочению охраны военных складов. Около 150 сотрудников Главного артиллерийского управления и Главного военно-инженерного управления Красной Армии, были уличенные в преступной халатности и привлечены к суду. В начале июня 1919, Московская ЧК разоблачила шайку расхитителей военного имущества на одном из военно-хозяйственных вещевых складов Москвы. Пять преступников были расстреляны, а остальные приговорены к различным срокам тюремного заключения.

28 мая 1920, ВЦИК и Совет Труда и Обороны "ввиду усилившейся работы агентов польской шляхты в тылу Красной Армии и в центре страны, ввиду ряда поджогов, взрывов, а также всех видов саботажа" постановили "придать военному положению самый решительный и непреклонный характер". При Совете Труда и Обороны была создана специальная коллегия для общего наблюдения за проведением военного положения и "осуществления беспощадной расправы над всеми врагами Республики". Постановление ВЦИК и Совета Труда и Обороны предусматривало, что "ВЧК и тем его органам, которые будут на это специально уполномочены означенной коллегией, предоставляются права военных революционных трибуналов в отношении всех преступлений, направленных против военной безопасности Республики: взрывы, поджоги, измена, шпионаж, спекуляция военным имуществом, преступное нерадение при проведении охраны военных складов и других военных мероприятий". (газета "Известия ВЦИК" от 13 июня 1920, № 127).

Одновременно с этим РВС Юго-Западного фронта потребовал от реввоенсоветов армий усиления борьбы со шпионажем. В связи с этим член Революционного Военного Совета Юго-Западного фронта И. В. Сталин писал в июне 1920 года командованию Первой Конной армии, осуществлявшей контрнаступление против польских войск на Украине, следующее: "Примите к сведению следующие обстоятельства:

1) При польских частях обычно имеются военные миссии Франции, Америки, Англии и вообще европейских государств. Члены миссий являются фактическими руководителями польских войск, поэтому их нужно (при возможности) обязательно арестовывать и направлять с надежным конвоем в РВ Совет фронта.

2) В занятых поляками городах обычно имеются всякие красные кресты (Американский, Швейцарский и прочие). Эти учреждения являются очагами польского шпионажа. Их также нужно задерживать и препровождать туда же.

3) Отходя, поляки оставляют оружие кулакам на предмет развития в тылу наших войск бандитизма. Поэтому необходимо, чтобы наши части при своем продвижении отбирали у населения оружие, разоружали его обязательно" (Центральный государственный архив Советской Армии (ЦГАСА) ф. 102, д. 5375, л. 13).

В борьбе с польским шпионажем в 1920 году сотрудники ВЧК, наконец взяли на вооружение проверенные временем методы агентурно-оперативной работы, период ожидания добровольных доносов и последующих засад и облав начал уходить в прошлое.

Постепенно оперативно-боевые группы Особого отдела и войска ВЧК очистили прифронтовую зону Западного фронта от польских партизанских отрядов, были арестованы несколько сот членов ПОВ и их агентов (в Киеве около 200 человек, в Одессе более 100).

В Белоруссии органам ВЧК и Особым отделам летом 1920 года были раскрыты польские шпионские сети в народном комиссариате земледелия, народном комиссариате просвещения Белорусской ССР, ликвидирована польская агентура в городе Бобруйске, задержать участников взрыва моста через реку Плисса.

В результате энергичной и самоотверженной работы чекистов польское командование не получило от своей агентуры в Белоруссии и на Украине той поддержки, на которую оно рассчитывало.

Всего в 1920 году по далеко не полным данным, по делам польского шпионажа и Польской военной организации были привлечены кразличным формам ответственности 1385 человек. К расстрелу приговорили 171 человека, к заключению в концлагерь на разные сроки — 127, к заключению в концлагерь до конца войны с Польшей — 123, к высылке в Вятскую и Пермскую губернии, на Урал и в другие регионы — 89 человек; наложены штрафы в сумме ста рублей золотом на 11 человек, умерли в процессе следствия 9 человек; оправданы, освобождены за недоказанностью, под поручительство, под подписку, для зачисления в Красную Армию и так далее — 852 человека.

В июне 1920 года в Особом отделе ВЧК из разных источников появились сведения, что в Москве находится и активно действует главный резидент 2-го отдела Игнатий Добжинский. Через некоторое время чекисты установили конспиративную квартиру в Хлебном переулке, где он скрывался. Добжинский, вскоре понял, что находится под наблюдением. Он предупредил своих людей и хотел бежать из Москвы, но был арестован на квартире у знакомых. Во время ареста Добжинский пытался застрелиться, но был схвачен за руку чекистом Ф. Я. Кариным.

Успех чекистов, возможно, объясняется тем, что Дзержинский дал слово отпустить в Польшу всех агентов ПОВ, работавших на идеологической основе. После этого два резидента ПОВ — И. И. Добржинский и В. С. Стацкевич, имевшие левые убеждения, согласились работать на ВЧК. Они склонили своих сторонников сложить оружие. В ответ Дзержинский сдержал своё слово: из привлекавшихся к ответственности по делу ПОВ 1385 человек были освобождены под подписку, а под поручительство и т. п. — 852 человека. Более десятка из них стали кадровыми сотрудниками ВЧК и работали по линии контрразведки.

Кадровыми чекистами стали такие члены ПОВ, как Вацлав Гурский (стал капитаном госбезопасности), Недзвяловская (работала в ИНО ОГПУ, была лучшим его фотографом, объездила полмира), Стецкевич под фамилией Кияковский находился на руководящей работе в контрразведывательном отделе (КРО) ОГПУ, начинал известную операцию "Трест", ездил в первую командировку за границу от этой организации. В 1932 году он погиб в Монголии во время религиозного восстания.

Таким образом, приняв на службу в ВЧК целую группу кадровых польских разведчиков, Дзержинский заложил основы успешного польского шпионажа в органах ВЧК-ОГПУ — НКВД, который пришлось выкорчёвывать в период с 1937 по 1940 год.

Хотя многие тогдашние чекисты предупреждали его о непродуманности его действий по зачислению бывших польских шпионов в ряды кадровых сотрудников ВЧк ещё в том же 1920 году. Так например в ноябре 1920 года начальник Особого отдела Западного фронта Филипп Демьянович Медведь написал Дзержинскому специальное письмо с предостережением по данному поводу: "От товарищей, приезжающих из Москвы, узнаю, что непосредственным, помощником товарища Артузова является Добржинский, что Витковский — начальник спецотделения. Я знаю, что тов. Артузов им безгранично верит, что хорошо для частных, личных отношений, но когда их посвящают во все тайны работы, когда они работают в самом центре 00 ВЧК, то это может иметь самые плохие последствия для нас". Далее Медведь отмечал следующее: "они молодые, вели ответственную работу у белополяков и слишком скоро перешли на нашу сторону (после ареста) чтобы стать убежденными коммунистами", "думали использовать их как орудие для раскрытия наших врагов в России, использовать их для разложения в рядах противника, — писал он, — а вышло наоборот — они становятся руководителями нашей работы благодаря тому, что к ним привыкли, сжились с ними".

Аналогичную позицию по данному вопросу занимал и особоуполномоченный Особого отдела Западного фронта Роман Пиляр, являлвшийся двоюродным племянником Дзержинского. Поэтому поводу у Пиляра был с Дзержинскими очень резкий разговор. Поскольку Дзержинский отказался изменить своё решение, Пиляр покинул свою руководящую должность в Особом отделе Западного фронта и в октябре 1920, отправился в разведывательную командировку в Германию (провинция Верхняя Силезия), где находился до марта 1921 года.

Биографическая справка.

Роман Александрович Пилляр (настоящее имя барон Ромуальд Людвиг Пиллар фон Пильхау; 1894 — 2 сентября 1937). Комиссар государственной безопасности 2-го ранга (1935 год). Родился в городке Лапы Белостокской губернии в семье железнодорожного инженера (по другим документам родился в Вильно или в Ломжинской губернии Царства Польского). По происхождению остзейский немец из баронского рода Пиллар фон Пильхау. Двоюродный племянник Ф. Э. Дзержинского. С сентября 1905 года учился в гимназии в Вильно, Цюрихе (Швейцария), Аренсбурге (Лифляндская губерния), в г. Данилове Ярославской губ. С 1914 года активный участник революционного движения. После победы Февральской революции с марта 1917 года секретарь Даниловского Совета крестьянских депутатов. В августе-октябре 1917 курсант военного училища в Москве. С октября 1917 года на подпольной работе в оккупированной германской армией Литве. Был арестован, до апреля 1918 находился в заключении. С апреля 1918 — один из руководителей партийного подполья в Вильно, председатель ВРК Литвы. Один из основателей КП Литвы и Белоруссии. В октябре 1918 избран в состав её ЦК, а на состоявшемся вскоре Пленуме — членом Виленского горкома и секретарем ЦК КПЛБ. Участвовал в боях с польскими легионерами. С января 1919 член Президиума и секретарь ЦИК Литовско-Белорусской республики. При захвате поляками штаб — квартиры рабочих представителей в Вильно пытался застрелиться, однако остался жив (пуля попала в легкое). В феврале-апреле 1919 года находился на излечении в госпитале. В мае 1919, после захвата Вильно польскими войсками и падения Советов, был арестован и приговорен к смертной казни. Подвергся расстрелу, однако чудом выжил. В декабре 1919 по обмену пленными прибыл в РСФСР.

С января 1920 года зампред. Комиссии НКИД РСФСР по обмену политзаключенных с Польшей. С апреля особоуполномоченный Особом отделе Западного фронта. В октябре 1920- марте 1921, находился на нелегальной работе в Верхней Силезии (Германия).

С марта 1921 начальник 15-го специального отделения Особого отдела ВЧК. С июля второй помощник начальника Особого отдела ВЧК. Одновременно с декабря 1921 помощник начальника ИНО ВЧК. В июле 1922 — декабре 1925, заместитель начальника Контрразведывательного отдела (КРО) Секретно-оперативного управления (СОУ) ОГПУ.

Во время Генуэзской конференции (1922) обеспечивал безопасность советской делегации. В 1924–1925, наряду с А. Х. Артузовым, принимал непосредственное участие в разработке и осуществлении крупных контрразведывательных операций "Трест" и "Синдикат-2". В декабре 1925 — декабре 1929 председатель ГПУ Белорусской ССР, одновременно полпред ОГПУ по Западному/Белорусскому краю/БВО. С ноября 1929 года полпред ОГПУ по Северо-Кавказскому краю.

С ноября 1932 полпред ОГПУ по Средней Азии. С июля 1934 — начальник Управления НКВД по Средней Азии. В ноябре 1934 был отозван в распоряжение ОК НКВД СССР. С декабря 1934 начальник УНКВД по Саратовскому краю/Саратовской области.

16 мая 1937 года был снят с должности и в ночь на 17 мая арестован. Обвинен в принадлежности к ПОВ (Польская военная организация — в Советском Союзе в 1930-е годы в ходе массовых репрессий против поляков, в том числе коммунистов и деятелей Коминтерна, как правило обвиняли в принадлежности к "Польской военной контрреволюционной организации") и агентуре польских разведорганов, а также в проведении вредительства в органах НКВД. 2 сентября 1937 Постановлением Комиссии в составе Наркомвнудела, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР осужден к высшей мере наказания "в особом порядке". В тот же день расстрелян.

В июле 1957 приговор был отменен, и дело прекращено за отсутствием состава преступления.

Часть 3. Дзержинский на фронтах советско-польской войны в 1920 году

Задача охраны тыла наших войск выдвигалась в этот период как одна из главных составных частей общей борьбы с польским наступлением. 26 апреля 1920, Политбюро ЦК РКП (б) специально рассматривало вопрос об укреплении внутреннего фронта на Украине. Члену ЦК РКП (б) и председателю ВЧК Ф. Э. Дзержинскому было поручено срочно выехать на Украину, взяв с собой максимальное количество сотрудников центарльного аппарата ВЧК. 5 мая 1920, Дзержинский выехал из Москвы в Харьков. Уже 14 мая 1920, он из Харькова сообщал в Политбюро следующее: "Общий недостаток аппарата власти — это их отсутствие: нет аппаратов исполнительных. Проектов и планов и благих пожеланий — бесконечное количество. Но по большей части центральные органы идут хотя и полным, но холостым ходом". Что касается деятельности губернских ЧК на Украине, после начала польского наступления, то Дзержинский, по этому поводу отмечал следующее: "Сейчас укрепление органов Центрального управления необходимо, иначе нельзя руководить ни организационно, ни боевыми действиями местных ЧК. Необходимость эта тем настоятельнее, что в связи с наступлением поляков вся Украина превратилась в кипящий котел. Вспышки восстаний — повсеместны. Украина не очищена от петлюровщины. Необходимо поэтому единство руководства борьбой всех местных комиссий. Для этого необходим аппарат, которого до сих пор не было". (газета "Известия ВЦИК" от 30 мая 1920, № 116).

29 мая 1920, приказом Реввоенсовета Юго-Западного фронта Ф. Э. Дзержинский был назначен начальником тыла Юго-Западного фронта. В его распоряжение на Украину выехало 1400 сотрудников ВЧК и бойцов войск внутренней охраны. Будучи одновременно председателем ВЧК, наркомом внутренних дел РСФСР и начальником тыла Юго-Западного фронта, Ф. Э. Дзержинский объединил усилия всех этих органов на борьбу со шпионажем и на очищение тыла действующих армий от многочисленных банд. Чекисты и части ВОХР ведут непрерывную вооруженную борьбу с бандитами.

Под руководством Ф. Э. Дзержинского на Украине велась большая работа по укреплению тыла. Штаб тыла фронта был объединен со штабом Украинского сектора войск внутренней охраны. "Это даст нам людей", — сообщал Дзержинский в ВЧК. Начальником украинских группировки войск внутренней охраны (ВОХР) был назначен опытный военный специалист П. К. Мармузов.

Большое значение в борьбе с бандитизмом имело изъятие оружия у кулаков. Приказом от 27 июня 1920, Дзержинский предлагал проводить операции по изъятию оружия только при наличии тщательно проверенных данных. "Обыски производить, — говорилось в приказе, — только в том случае, когда есть уверенность, что оружие будет найдено, а необдуманных и неорганизованных действий не допускать".

В конце июля 1920, Дзержинский приехал на несколько дней из Харькова в Москву, рассчитывая вновь возвратиться на Украину. Но ЦК мобилизовал его на другую работу, рекомендовав членом Временного польского революционного комитета, образованного польскими революционерами. Письмом от 21 июля 1920, Дзержинский сообщил об этом решении Всеукраинской Чрезвычайной Комиссии (ВУЧК). "Украина теперь важнее, чем когда-либо, поэтому вы… должны почти исключительно заняться организацией тыла, связаться с фронтом и держать постоянную связь с Москвой — с Главкомом, ВОХРом, Лениным. О вооруженной силе для вас я хлопочу. Снимем многие чекистские батальоны и эскадроны из спокойных губерний". Заканчивая письмо, Ф. Э. Дзержинский вновь напомнил руководству ВУЧК: "Вам необходимо о всем более важном сообщать систематически товарищу Ленину и ЦК"

Перед отъездом на Западный фронт, где в то время находился Польский Ревком, Ф. Э. Дзержинский согласовал с ЦК партии новые принципы работы коллегии ВЧК, наиболее соответствующие условиям войны и военного положения, когда требовалась особая оперативность в решении возникающих вопросов.

Опасаясь, чтобы его отсутствие не отразилось на связи ВЧК с Центральным Комитетом партии, Дзержинский предложил выделить т. Менжинского в качестве постоянного представителя ВЧК для связи с ЦК по политическим вопросам. Менжинскому предлагалось также делать в ЦК систематические доклады о важнейших делах, имеющих политическое, экономическое и партийное значение.

Часть 4. Создание в 1920 году "Иностранного отдела" (ИНО) в качестве постоянной структуры разведки ВЧК

В апреле 1920, в составе Особого отдела ВЧК, руководство которым на тот момент осуществлял лично Дзержинский, создается "Иностранное отделение". Его первым руководителем назначен Л. Ф. Скуйскумбре. Одновременно с этим аналогичные отделения создавались в особых отделах фронтов и некоторых приграничных губернских ЧК. Их задачей являлась разведывательная работа на территории сопредельных с РСФСР государств.

20 декабря 1920, Иностранное отделение Особого отдела ВЧК было реорганизовано в самостоятельный Иностранный отдел (ИНО), курировавшийся начальником Особого отдела В. Р. Менжинским. Изданный в связи с этим приказ № 169 от 20 декабря 1920 года, председателя ВЧК гласил: "Иностранный отделение Особого отдела ВЧК расформировать и организовать Иностранный отдел ВЧК. Временно исполняющим должность начальника Иностранного отдела ВЧК назначается товарищ Давыдов. С опубликованием настоящего приказа все сношения с заграницей, Наркоминделом, Наркомвнешторгом, Центроэваком и Бюро Коминтерна производить только через Иностранный отдел".

Перед ИНО были поставлены следующие задачи: создание резидентур за границей; развёртывание агентурной работы среди иностранных граждан на территории РСФСР; обеспечение паспортно-визового режима. В 1921 ИНО вошёл в состав Секретно-оперативного управления ВЧК, а в 1927 году передан в непосредственное подчинение Коллегии ОГПУ СССР. Задачи внешней разведки были сформулированы в постановлении Политбюро ЦК ВКП (б) от 30 января 1930 года: освещение деятельности и проникновение в зарубежные центры эмиграции; выявление террористических организаций и интервенционных планов, подготовляемых государствами — потенциальными противниками СССР, освещение и выявление планов финансово-экономической блокады, добывание документов секретных соглашений и договоров, а также промышленных изобретений, технико-производственных чертежей и технологических секретов, борьба с иностранным шпионажем в советских организациях, наблюдение за деятельностью советских учреждений за границей. Наряду с этим выделялась задача по ликвидации находящихся за рубежом предателей, перебежчиков и руководителей эмигрантских организаций.

Часть 4. Борьба в 1920 году ВЧК и её местных органов с коррупцией и должностными преступлениями

Помимо борьбы с иностранным шпионажем и контрреволюционными организациями ВЧК и её местные органы, прежде всего в лице губернских ЧК, продолжали вести борьбу с хозяйственными преступлениями, коррупцией и преступлениями по должности.

Об особенностях этой борьбы во всероссийском масштабе можно судить на примере деятельности в данной сфере в 1920 году Курской губернской ЧК.

Так например, в январе 1920, был арестован председатель призывной комиссии Курского уездного военкомата Залогин и сотрудник того же военкомата Xapaxoркин, освобождавших за деньги, продукты и другие приношения красноармейцев и мобилизованных сельчан от военной службы, в результате чего две волости оказались буквально наводнены дезертирами.

В апреле 1920, за различные должностные преступления, расхищение народного имущества и пьянство были арестованы председатель одного из уездных комитетов РКП (б) Фурсов, заведующий коммунальным отделом Бондарев, начальник уездной милиции Сумин, бывший уполномоченный губчека Лобанков, выдававший себя за заместителя председателя Курской ГЧК.

В Льговском уезде было арестовано почти всё руководство уездной милиции во главе с её начальником Воротынцевым и его помощниками (всего 8 человек) за выгонку самогонки, беспробудное пьянство. По этому же делу арестован и заведующий винокуренным заводом Бочаров, за снабжение ответственных работников спиртом и другими суррогатами алкоголя. Все арестованные по приговору губернского ревтрибунала были отправлены на несколько месяцев в один из губернских исправительно-трудовых лагерей.

В Корочанском уезде были арестованы 16 партийных и хозяйственных работников, среди них секретарь уездного комитета РКП (б) Орехов, члены уездного исполкома Квасов, Павлов. Члены уездной продовольственной коллегии Горащук, Мантилин, Фролов были обвинены "в организации попоек на средства местного населения, освобождении кулацкого элемента за взятки от выполнения продразверстки, а так же устройстве по случаю праздника 1 Мая пышного пикника на вольном воздухе, на который пригласили проституток и хор уездного военкомата. Все они осуждены на различные сроки (от 3 до 20 лет) лишения свободы и принудительных работ.

Сотрудниками Курской ГЧК была разоблачена группа картежников, насчитывающая 27 человек, в том числе и ответственных работников губернского комитета партии, рабоче-крестьянской инспекции и народного банка, растратившего государственное имущество на сумму 900 тысяч рублей.

22 июля 1920, по приговору Ревтрибунала за сокрытие конфискованного у местной буржуазии имущества и ювелирных ценностей был расстрелян военный комендант Курска, член РКП (б) Ляховецкий. Большой общественный резонанс вызвал арест курскими чекистами членов так называемого "Общества Черной Руки", состоявшего из руководителей и оперативников губернского уголовного розыска, длительное время вымогавших взятки у подследственных.

Часть 5. Военизация персонала ВЧК

17 сентября 1920, Совет Труда и Обороны принял постановление, в котором указывалось, что ввиду особых условий работы ВЧК и ее органов все лица, состоящие на службе в учреждениях, подведомственных ВЧК, как в центре, так и на местах, приравниваются к военнослужащим действующей Красной Армии. (Ленинский сборник — т. XXXIV — с. 372).

Объявляя это постановление председатель ВЧК в приказе от 24 сентября 1920, подчеркивала, что работа чрезвычайных комиссий "отныне рассматривается как выполнение боевых задач в военной обстановке на внутреннем фронте" со всеми вытекающими отсюда последствиями".

Таким образом, было заложено одно из главных отличий ВЧК и последовавших за ним других органов государственной безопасности СССР, от соответствующих специальных служб западных стран, в которых их сотрудники являются по сути гражданскими чиновниками, не имеющих специальных званий приравненных к соответствующим званиями в вооруженных силах.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ СТО О ПРИРАВНЕНИИ СОТРУДНИКОВ ВЧК И ЕЕ МЕСТНЫХ ОРГАНОВ К ВОЕННОСЛУЖАЩИМ ДЕЙСТВУЮЩЕЙ КРАСНОЙ АРМИИ от 17 сентября 1920 года

Ввиду особых условий работы Всероссийской Чрезвычайной Комиссии и ее органов, Совет Труда и Обороны постановил:

1) Всех лиц, состоящих на службе в учреждениях, подведомственных Всероссийской чрезвычайной комиссии как в центре, так и на местах, приравнять к военнослужащим действующей Красной Армии.

2) Никто из означенных в п. 1 лиц не может по собственному желанию оставить службу во Всероссийской чрезвычайной комиссии и ее местных органах и частях.

3) Все служащие в Всероссийской чрезвычайной комиссии и ее местных органах за свою деятельность несут ответственность наравне с военнослужащими действующих полевых частей Красной Армии и на них распространяются все законоположения, утвержденные Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом в отношении воинской дисциплины.

4) Сотрудники Всероссийской чрезвычайной комиссии и ее местных органов переводятся в размере 50 % штатного их состава на фронтовой красноармейский паек, остальные сотрудники зачисляются на тыловой красноармейский паек. Снабжение производится через соответствующие органы.

5) В отношении вещевого снабжения сотрудники Всероссийской чрезвычайной комиссии и ее местных органов приравниваются: а) сотрудники транспортных чрезвычайных комиссий и оперативных отделов чрезвычайных комиссий — к красноармейцам полевых действующих частей, б) остальные — к административному составу действующих частей.

6) Сотрудникам Всероссийской чрезвычайной комиссии и ее местных органов при поездках по службе предоставляется право пользования бланками "требований" для переездов по железным и водным путям на одинаковых основаниях с военнослужащими.

7) Всероссийская чрезвычайная комиссия и ее органы обязуются вести списки своих сотрудников по форме, утвержденной Советом Труда и Обороны 4 февраля 1920 г. (приказ Революционного военного совета Республики с. г. № 193), сообщая местным губернским военкомам общие цифровые сводки по возрастным группам.

8) Настоящее постановление ни в чем не изменяет общего постановления VII съезда Советов о порядке подчиненности местных органов чрезвычайных комиссий исключительно высшим и центральным органам Чрезвычайной комиссии.

Председатель Совета Труда и Обороны В. Ульянов (Ленин).

Часть 6. Передача пограничных войск в ведение ВЧК 24 ноября 1920 года

Другим важным вопросом, требовавшим пристального внимания со стороны ВЧК. была охрана государственных границ. Как уже отмечалось выше, политическую охрану границ органы ВЧК начали осуществлять еще в 1918 г. Но тогда протяженность границ была крайне незначительной, так как на большей части территории страны развертывались многочисленные фронты. Теперь, после окончания гражданской войны, протяженность советских границ неизмеримо расширилась, а охрана их приобрела огромное государственное значение. Вот почему 24 ноября 1920, Совет Труда и Обороны принял решение о создании в ВЧК Особого отдела по охране границ, на который и было возложено руководство охраной всех границ республики от политического и военного шпионажа пресечением контрабанды и ликвидацией бандитизма в пограничных районах. Таким образом пограничные войска были выведены из состава народного комиссариата внешней торговли и переданы в ВЧК

ПОСТАНОВЛЕНИЕ СТО О РЕОРГАНИЗАЦИИ ОХРАНЫ ГРАНИЦ РСФСР от 24 ноября 1920 года

В отмену постановления Совтрудобороны от 14 июля 1920 года, впредь устанавливается нижеследующая организация по охране границ Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

1) Охрана всех границ Российской Социалистической Федеративной Советской Республики возлагается на Особый отдел Всероссийской чрезвычайной комиссии по охране границ.

2) Главной задачей, указанной в п.1 охраны, является непропуск через границу политическо — военной контрабанды; кроме того, пограничная охрана обязана следить за непропуском экономической контрабанды по всей границе, за исключением тех мест, где имеются установленные на этот предмет таможенные рогатки Наркомвнешторга.

Примечание I. Наркомвнешторг на границах Республики ведает только таможенными рогатками на тех провозных путях, кои объявлены для государственного экономического ввоза и вывоза.

Примечание II. Инструкции по пресечению экономической контрабанды через границу разрабатываются совместно Особым отделом по охране границ и Наркомвнешторгом.

Примечание III. Для установления наилучшего надзора за непропуском экономической контрабанды Наркомпрод обязуется в ближайшем тылу всей пограничной полосы специально усилить сеть своих заградительных постов.

3) Особый отдел по охране границ осуществляет возложенную на него охрану посредством выставляемых на пограничной полосе соответствующих заградительных постов.

4) Заградительные посты Особого отдела объединяются в пограничные участки, при которых содержатся воинские части, выполняющие оперативные задания постов.

5) Обеспечение указанных постов Особого отдела воинской силой возлагается на командующего войсками внутренней службы Республики.

Примечание. На командующего войсками внуслужбы возлагается также обеспечение воинской силой таможенных рогаток Наркомвнешторга.

6) Численность войск для пограничной охраны определяется взаимным соглашением Особого отдела по охране границ, Таможенного управления Наркомвнешторга и командующего войсками внутренней службы Республики.

7) Войска Военведомства, состоящие на обслуживании пограничного надзора Наркомвнешторга, передаются в распоряжение командующего войсками внутренней службы Республики.

8) Войска внутренней службы, обслуживающие Особый отдел по охране границ и таможни Наркомвнешторга, несут службу по гарнизонному и полевому уставам Красной Армии, а также на основании совместно вырабатываемых на этот предмет заинтересованными ведомствами специальных инструкций.

9) Военное ведомство при разработке дислокации своих войск обязуется учитывать интересы Особого отдела по охране границ и Наркомвнешторга.

10) Передача Наркомвнешторгом охраны границ Особому отделу производится в срок по соглашению Особого отдела с Наркомвнешторгом.

Председатель Совета Труда и Обороны В. Ульянов (Ленин).

Глава XI. Деятельность ВЧК в 1921 году в последний год своего существования

Часть 1. Структура и личный состав ВЧК в 1921 году

К началу 1921 года Центральный аппарат ВЧК имел следующую структуру:

— Отдел по борьбе с контрреволюцией, в дальнейшем Секретно-политический отдел.

— Иностранный отдел (ИНО — создан 20 декабря 1920).

— Контрразведывательный отдел (КРО).

— Военный отдел (создан 27 июля 1918), в дальнейшем с января 1919 — Особый отдел.

— Специальный (шифровальный) отдел (создан в январе 1921).

— Отдел международных связей.

— Отдел по борьбе со спекуляцией.

— Отдел по борьбе с преступлениями по должности.

— Иногородний отдел.

— Организационный отдел.

— Железнодорожный отдел (создан 27 июля).

— Секретный отдел по борьбе с враждебной деятельностью церковников (создан в феврале 1919 года), впоследствии 6-е отделение Секретно-политического отдела.

— Комиссия по борьбе с контрабандой (с 8 декабря 1921 года).

— Тюремный отдел.

На начало 1921 года среди сотрудников губернских ЧК на территории РСФСР 83 % коммунистов. Основная масса чекистов (64,1 %) имела начальное образование, а высшее только 15 сотрудников (0,8 %). Национальный состав выглядел следующим образом: 79,1 % русских, 7,5 % латышей, 5,6 % евреев; 16 украинцев, 11 белорусов, 34 поляка, 25 немцев, 3 татарина, 2 итальянца и других. Социальный состав: 362 рабочих, 263 солдата и матроса, 114 крестьян, 168 ремесленников, 180 учащихся, 26 учителей, 7 врачей, агроном, 2 юриста, 28 из прислуги.

Для координации деятельности оперативных подразделений ВЧК 14 января 1921, в составе ВЧК создается Секретно-оперативное управление под руководством В. Р. Менжинского. В его состав вошли такие отделы как: Особый (начальник В. Р. Менжинский), Секретно-политический (Т. П. Самсонов), Оперативный (Б. М. Футорян), Иностранный (Р. П. Катанян) и Информационный (с 10 апреля 1920 — И. Н. Стуков).

На Особый отдел возлагалась контрразведка в Вооруженных силах, на Секретный — выявление и борьба с антисоветской деятельностью монархистов, кадетов, меньшевиков, эсеров и т. п. элементов. Оперативный отдел занимался наружным наблюдением и установкой фигурантов розыска, Иностранный — внешней разведкой, Информационный обеспечивал партийно — советское руководство информацией о политическом и экономическом положении страны.

В январе 1921, по личному распоряжению Ленина создан Специальный (шифровальный) отдел ВЧК, который возглавил член РСДРП с 1900 года Г. И. Бокий С мая 1921, Специальный отдел стал называться Спецотделом при ВЧК, а его руководитель получил право самостоятельного доклада высшему политическому руководству государства. Одним из наиболее законспирированных направлений деятельности отдела были исследования по паранормальным явлениям, восточным мистическим культам и т. п.

Сотрудничество спецслужб РСФСР и разведки Коммунистического интернационала (Коминтерн) регламентировалось инструкцией от 8 августа 1921, подписанной от ВЧК — И. С. Уншлихтом, от Разведывательного управления (Разведупра) РККА — А. Я. Зейботом от Коминтерна — Г. Е. Зиновьевым и И. А. Пятницким. В инструкции отмечалось:

1) Представитель Коминтерна не может в одно и то же время быть и уполномоченным ВЧК и Разведупра. Наоборот, представители Разведупра и ВЧК не могут выполнять функции представителя Коминтерна в целом и его отделов.

2) Представители Разведупра и ВЧК ни в коем случае не имеют права финансировать за границей партии или группы. Это право принадлежит исключительно Исполкому Коминтерна.

Примечание: НКИД и Внешторгу также не дается право без согласия ИККИ финансировать заграничные партии. Представители ВЧК и Разведупра не могут обращаться к заграничным партиям и группам с предложением об их сотрудничестве для Разведупра и ВЧК.

3. Разведупр и ВЧК могут обращаться за помощью к коммунистическим партиям только через представителя Коминтерна.

4. Представитель Коминтерна обязан оказывать ВЧК, Разведупру и его представителям всяческое содействие".

Часть 2. Первый спецназ войск ВЧК

Приказом по войскам внутренней службы (ВНУС) № 139/с от 29 октября 1920 для выполнения заданий ВЧК был сформирован "Отряд особого назначения (ОСНАЗ) войск внутренней службы, в состав которого так же был включен автобронеотряд особого назначения имени Якова Свердлов (АБООН) в количестве 225 человек личного состава, командир Ю.В. Конопко.

В начале 1921 года, автобронеотряд переходит из войск внутренней службы в состав войск ВЧК и совместно со стрелковыми и кавалерийскими частями войск ВЧК участвует в ликвидации повстанческих отрядова в Тамбовской губернии и на Южном Урале.

Решением ВЧК от 30 марта 1921 г. и приказом начальника войск ВЧК № 251/с от 6 апреля 1921, Отряд особого назначения (ОСНАЗ) выводится из состава войск внутренней службы и подчиняется непосредственно Президиуму ВЧК. Командиром отряда был назначен И. П. Климов. Отряд состоял из стрелкового батальона трёхротного состава, кавалерийского эскадрона, пулеметной команды и автобронеотряда.

Чаще всего ОСНАЗ выполнял оперативные задания руководства ВЧК, в том числе в режиме немедленного реагирования. Его бойцы охраняли государственные учреждения, лидеров партии и правительства (в том числе В. И. Ленина), а также участвовали в обеспечении общественного порядка.

Часть 3. ВЧК и мятеж в Кронштадте

Крупнейшим провалом в 1921 году, в работе ВЧК, а так же его Особого отдела и Особого отдела Балтийского флота стал начавшийся 28 февраля 1921 года мятеж в главной базе Балтийского флота в городе-крепости Кронштадте.

Кронштадтский мятеж был подготовлен стал совместной операцией английской и французской разведок. Еще за две недели до мятежа — 13 февраля одна из тогдашних центральных французских печатных изданий, издававшаяся в Париже газета "Матэн" ("Утро") объявила о антисоветском восстании в Кронштадте.

Краткая справка.

"Матэн" ("Le Matin") — французская газета, издавалась в Париже с 1883 по 1944 год. Основана в 1883 году американской финансовой группой "Chamberlain & С°", а в 1895 г. перекуплена французским банкиром и публицистом Анри Пуадатц. Была одной из самых известных французских газет, к 1914 г. выходила тиражом в миллион экземпляров. В период между двумя мировыми войнами ориентация газеты изменялась от ультраправой до откровенно антипарламентаристской. "Le Matin" была одной из первых центральных французских газет, которые положительно приняли немецкую оккупацию Франции и проводили открытую коллаборационистскую политику. После освобождения страны в 1944 году, газета была закрыта Временным правительством Французской республики.

Когда мятеж спустя две недели действительно вспыхнул, то находившийся в Париже орган русских капиталистов — эмигрантов "Торгово-промышленный комитет" прислал в Гельсингфорс для поддержки мятежа 2 миллиона финских марок, а французский посол в Финляндии по указанию своего министерства иностранных дел предложил финскому правительству "поддержать кронштадтцев, отправляя им деньги и все необходимое". ("Кронштадтский мятеж" Л.: "Леноблиздат", 1931. — с. 35).

Фоном Кронштадсткого мятежа стала общая политическая обстановка в Советской России к началу 1921 года. Поэтому, восстание в Кронштадте справедливо рассматривать как результат, того всеобъемлющего политического кризиса, охватившего в начале 1921 г. Советскую Россию. Значительная часть тогдашнего российского крестьянства и рабочих, оставаясь на позициях поддержки власти Советов, в конце 1920 — начале 1921 года, все определеннее выражала протест против продолжающейся экономической разрухи, связывая её в том числе и с монополией большевиков на политическую власть. В результате в конце 1920 — начале 1921 г. вооруженные крестьянские восстания охватили Западную Сибирь, Тамбовскую, Воронежскую губернии, Среднее Поволжье, Дон, Кубань. К весне 1921 года, крестьянские восстания полыхали по всей стране, грозя перерасти в Крестьянскую войну. Все более взрывоопасной становилась ситуация в городах. На митингах и собраниях в трудовых коллективах все чаще выдвигались политические требования, направленные против власти РКП (б).

К марту 1921 г., в Кронштадте и на окружавших его островных фортах находилось 18 707 военнослужащих рядового и командного состава. В городе проживало около 30 тысяч. гражданского населения. В гавани стояли два самых на тот момент современных линкора Балтийского флота — "Петропавловск" и "Севастополь", а так же значительное количество других боевых кораблей.

Объективной причиной восстания в Кронштадте, стало резкое изменение социального состава матросской среды за годы Гражданской войны. В Кронштадте к марту 1921 г. находились по преимуществу не моряки, являвшиеся в октябре 1917 — "красой и гордостью революции", а крестьянская молодежь, призванная в течении 1920 года из сельских районов Юга России и Украины (10 тысяч матросов и красноармейцев Кронштадтской крепости из общего числа рядовых военнослужащих в 17 тысяч человек).

Пытаясь замаскировать свой провал с предупреждением Кронштадтского мятежа, как заговора агентуры английской и французской разведок, руководство тогдашнего ВЧК и Особого отдела Балтийского флота, сразу же выдвинуло версию о чисто стихийном характере Конштадтского восстания, ну типа, как обстоятельства непреодолимой силы.

"Кронштадтское движение, — писал один из членов руководства ВЧК Я. С. Агранов в апреле 1921, возникло стихийным путем и представляло собой неорганизованное восстание матросской и рабочей массы. Задачей моего расследования было выяснение роли отдельных партий и групп в возникновении и развитии восстания и связи организаторов и вдохновителей этого восстания с контрреволюционными партиями и организациями, действующими на территории Советской России и за рубежом. Но установить подобные связи не удалось".

Агранову вторил председатель Петроградской ЧК Н. П. Комаров, который однозначно заявил в конце марта 1921, что петроградские чекисты не в состоянии прояснить закулисную историю кронштадтских событий, потому что главные руководители восстания успели скрыться за границу. (Государственный архив Санкт-Петербурга (далее ГАСПб) ф. 1000, Оп. 5, д. 5).

В отличии руководства ВЧК и его петроградских органов, тогдашний комиссар Балтийского флота H. Н. Кузьмин, находившийся в Кронштадте накануне мятежа, отмечал совершенно другое: "Я почувствовал в Кронштадте какую-то руку, — рассказывал он на пленуме Петроградского Совета 25 марта 1921, — и думал, что, по мере того как будет протягиваться эта рука, можно будет по ней. ударить. Я чувствовал, что есть определенная подготовка. Эти нити трудно было найти, но они были". (ГАСПб ф.1000, оп. 5, д. 5).

О том, что восстатние в Кронштадте было отнюдь не стихийным, а тщательно подготовленным и в том числе с тщательно подобранным лидером, говорит крайне мутная и авантюристичная личность самого лидера этого восстания — матроса С. М. Петриченко, занимавшего к началу восстания должность старшего писаря на линкоре "Петропавловск".

Из информации, полученной в первые дни восстания командованием Балтфлота от лиц, хорошо его знавших, выясняется, что Петриченко, матрос 1913 года службы, был по своим политическим взглядам "социалистом по сезону": сначала эсером, потом анархистом, затем коммунистом, а к началу восстания беспартийным. (Российский государственный архив Военно-морского флота (РГАВМФ) коллекция материалов о С. М. Петриченко).

Крайне любопытны оценки эмигрантских деятелей, различной политической ориентации, познакомившихся с Петриченко в Финляндии после подавления восстания. По мнению эсера И. И. Яковлева, он "обладал несомненными организаторскими способностями" и в ходе событий "проявил понимание массовой психологии". То, что бывший руководитель кронштадтских инсургентов "в общем, человек близкий нам по взглядам", отметил в кругу своих соратников лидер народных социалистов Н. В. Чайковский. Эсер И. М. Брушвит, отзывался о Петриченко следующим образом: "Хотя наши товарищи и утверждают, что у него в голове каша, но, по-моему, это чрезвычайно ловкий человек. Он производит совершенно интеллигентное впечатление и с совершенным пониманием говорит на политические темы, но если в разговор стараетесь внести более определенные ноты — он моментально настораживается и чрезвычайно ловко выворачивается от прямых ответов".

Как бы обобщая эти и другие, подчас весьма нелестные отзывы о личности Петриченко, бывший министр белого Северо-Западного правительства кадет К. А. Александров констатировал: "Матрос Степан Петриченко — фигура довольно типичная для переживаемого времени. Большой честолюбец, воспитавшийся на большевистских лозунгах. Человек, в достижении поставленных себе задач идущий любыми путями, которые перед ним раскрываются, склонный заключать соглашения и договоры со всякой политической партией и организацией (хотя бы монархическими), если они ему полезны. Но человек, несомненно, волевой, знающий, чего он хочет, и умеющий хотеть. Просвещения в нем мало, но самообразованием сильно себя развивает, боек и речист". (Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) ф. 5784, оп.1, д.100, ф.5893, оп.1, дела 81, 492, 603).

Биографическая справка.

Петриченко Степан Максимович (1892–1947) — старший писарь линкора "Петропавловск", глава Военно-революционного комитетаКронштадтского восстания. Родился в семье малоземельного крестьянина в деревне Никитенка Жиздринского уезда Калужской губернии. Через два года после его рождения семья переехала в г. Александровск (ныне Запорожье), где Степан окончил двухклассное городское училище и поступил на работу на местный металлургический завод металлистом. В 1913 году Петриченко был призван на военную службу на линкор "Петропавловск", входивший в состав Балтийского флота.

Во время Февральской революции 1917 года, находился на эстонском острове Нарген (теперь Найссаар). В декабре 1917 года здесь была провозглашена "Советская республика матросов и строителей". Восемьдесят военных моряков и около двух сотен коренных островитян организовали местное самоуправление, просуществовавшее до захвата Ревеля (Таллина) германскими войсками 26 февраля 1918 года. Красно-чёрный флаг матросов анархо-коммунистов был спущен, а они погрузилось на суда Балтийского флота, взяв курс на Гельсингфорс (Хельсинки), а оттуда — на Кронштадт. Через три года красно-чёрное знамя взвилось и над Кронштадтом — бывший руководитель Наргенской "республики" Степан Максимович Петриченко возглавил Кронштадтское восстание.

В "партийную неделю" 1919 года Петриченко вступает в РКП (б), но в следующем году выбыл из партии в ходе "перерегистрации" (завуалированной партийной чистки). Возвратившись летом 1920 года с побывки в Александровске, Петриченко хвалил махновщину, однако обратно к анархистам не пошёл.

В начале 20-х чисел февраля 1921, Петроград захлестнула волна политических забастовок на предприятиях и демонстраций под антиправительственными лозунгами (главным образом требованиями "свободных Советов", реже — Учредительного собрания.

В марте 1921 года с началом мятежа в Кронштадте возглавил орган руководства мятежниками — Временный революционный комитет.

После подавления мятежа с тысячами его участников ушёл в Финляндию. Работал на лесопильных заводах, стал плотником. В эмиграции авторитет Петриченко среди бывших участников восстания был высок. Он блокировал намерение белой эмиграции в Хельсинки направить кронштадтских "добровольцев" в Советскую Карелию для организации восстания. Он призывал не подчиняться приказу генерала Врангеля о включении отряда бывших кронштадтцев в армию, находящуюся в Турции. Когда в начале 1922 года постановлением ВЦИК рядовым участникам восстания была объявлена амнистия, он не чинил препятствий желающим вернуться на родину и сам решил просить разрешения вернуться, о чём держал совет с другими бывшими членами Ревкома. Вскоре полицмейстеру Выборга поступил донос о "гнусном замысле" Петриченко, в результате чего 21 мая 1922 года он был арестован и несколько месяцев провел в тюрьме.

В 1922 году Петриченко поехал в Ригу и посетил посольство РСФСР. Там его завербовали в агенты Разведывательного управления РККА в Финляндии. В августе 1927 года Петриченко вновь приехал в Ригу и в советском посольстве подал заявление на имя Калинина с просьбой вернуть советское гражданство и разрешить выехать в СССР. В 1927 году Петриченко выезжал через Латвию в СССР. Возвратившись в Финляндию, устроился на целлюлозную фабрику в городе Кемь, где работал до 1931 года. Был уволен с фабрики по сокращению штатов и переехал на жительство в Хельсинки. В 1937 году заявил об отказе сотрудничества с советской разведкой, однако затем снова согласился продолжить работу.

С началом в 1939 году Второй мировой войны разведывательная деятельность Петриченко в Финляндии была переориентирована на освещение военных приготовлений Германии и Финляндии против СССР. В связи с этим от Петриченко было получено несколько важных сообщений. В конце июня 1941, после начала войны Финляндии с СССР Петриченко был арестован финскими властями. 25 сентября 1944 года на основании соглашения о перемирии между СССР, Великобританией и Финляндией, Петриченко был освобожден, но 21 апреля 1945, вновь арестован и отправлен в СССР. Следствие по делу Петриченко вёл старший следователь контрразведки СМЕРШ капитан Новоселов. По указанию главного военного прокурора Лозинского, дело было передано в Особое совещание НКВД СССР, где было рассмотрено без присутствия обвинения и защиты. Приговор, вынесенный 17 ноября 1945 года, гласил: "Петриченко Степана Максимовича за участие в контрреволюционной террористической организации и принадлежность к финской разведке заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 10 лет, считая срок с 24 апреля 1945 года". Умер Петриченко 2 июня 1947 года во время этапирования его из Соликамского лагеря во Владимирскую тюрьму.

Часть 4. Разгром ВЧК и Петроградской ЧК "Петроградской боевой организации"

В процессе расследования событий Кронштадского мятежа ВЧК и Петроградская ЧК вышли на след ранее им неизвестной тайной анибольшевистской организации именуемой "Петроградская боевая организация. Информация о том, что в Петрограде существовала "Петроградская боевая организация", была опубликована газетой "Известия" в номере от 24 июля 1921 года. В этом же материале, указывалось, что это был крупный заговор, и шло приготовление к вооруженному восстанию.

В августе 1921, Президиум ВЧК на страницах тогдашних центральных газет опубликовал сенсационное заявление под заголовком "Сообщение о раскрытии в Петрограде заговора против Советской власти". В нем говорилось о ликвидации "нескольких боевых контрреволюционных организаций", "спаянных общими связями и тактическим объединением своих зарубежных центров, находящихся в Финляндии". Наиболее значительной из них являлась, по данным ВЧК, так называемая "Петроградская боевая организация". Возглавляли ее профессор В. Н. Таганцев, бывший полковник В. Г. Шведов и "агент иностранных разведок" Ю. П. Герман.

Этот по словам ВЧК "единый заговорщический фронт" с конца 1920 года готовил восстание в Петрограде и прилегающих районах к моменту сбора продналога, то есть к осени 1921 года.

В процессе дальнейшей оперативно-розыскной деятельности уже в отношении непосредственно ПБО в течении 1921 года были арестованы большинство её участников, обнаружены конспиративные квартиры, склады оружия и взрывчатых веществ (главным образом динамита), переписка и другая документация.

Одним из арестованных руководителей ПБО, а так же непосредственно возглавлявшим её террористическое крыло был давний участник контрреволюционного движения в России В. И. Орловский. Одной из крупных операций которую он готовил перед свои арестом, должен был стать вооружённый захват специального эшелона с золотом, которое должно было быть доставлено из Москвы в Петроград для дальнейшей перевозки в Швецию для оплаты поставляемых из неё товаров. ("Особое задание"… — с. 204).

Главарь "Петроградской военной организации" Таганцев в душе был ярым монархистом, но он будучи умным человеком понимал, что под монархическое знамя не удастся собрать достаточно сил для развертывания сколько-нибудь серьезного движения. Необходимо было участие в заговоре такой группы, которая имела хотя бы видимость демократической организации. Меньшевики и эсеры в лице созданного ими самозваного "Союза уполномоченных представителей фабрик и заводов" охотно пошли на блок с черносотенцами. В качестве обшей платформы был избран лозунг "Советы без коммунистов".

Говоря о своих политических расчетах в процессе подготовки переворота в Петрограде, Таганцев, откровенно признался на следствии: "Мы будем слабее вас, пока у вас есть опора. У вас не будет силы, когда уйдет ваша опора — профессиональный рабочий, а он уйдет, превратившись в ремесленника". (газета "Известия ВЦИК" от 17 января 1922, № 12).

В период кронштадтского мятежа заговорщики из ПБО распространяли в Петрограде контрреволюционные листовки, подписанные "социалистическими" партиями, то есть эсерами и меньшевиками. Одновременно был послан приказ представителю Савинкова в Финляндии генералу Эльвенгрену об организации бандитских действий на правобережье Невы в сторону Охты.

Когда мятеж в Кронштадте был разгромлен и мятежники бежали со своим "ревкомом" в Финляндию, организация Таганцева наладила вербовку и переброску мятежников через границу в Петроград для пополнения террористических групп.

Наряду с подрывной работой заговорщики по заданию французской и финской разведок занимались шпионажем, регулярно переправляя свои донесения через границу. Деньги на содержание заговорщических организаций Таганцев получал от эмигрантских белогвардейских кругов. По его признанию, из-за границы ему было передано около 10 миллионов рублей.

Петроградские заговорщики получили от своих зарубежных руководителей указание подготовить вооруженный мятеж в Петрограде. Барон Врангель принял на себя руководство "Парижским центром ПБО", а "Торгово-промышленный комитет" (объединение находившихся в эмиграции крупных российских капиталистов) обещал финансировать как ПБО так и все остальные более менее крупные белогвардейские организации на территории Советской России. Для оказания "помощи" в организации восстания Врангель командировал в Петроград своего представителя.

"Петроградская боевая организация" Таганцева подготовливала восстание в Петрограде к концу августа — началу сентября 1921, ко времени сбора продналога, рассчитывая использовать это мероприятие Советской власти для организации крестьянских восстаний. Заговорщики торопились с подготовкой мятежа, так как опасались, что после сбора продналога крестьянство практически почувствует результаты новой экономической политики и станет прочно поддерживать Советскую власть.

Всего по "Делу Петроградской боевой организации" или по "Делу Таганцева", до конца 1921 года было арестовано 833 человека. Из них было расстреляно по приговору Ревтрибынала или убито в в перестрелках при задержании 96 человек, 83 отправлено в концентрационные лагеря, 448 человек были по результатм следствия освобождены из предварительного заключения.

Биографическая справка.

Владимир Николаевич Таганцев (1889 — 29 августа 1921) — российский географ, профессор, секретарь Российского сапропелевого комитета. Сын сенатора Н. С. Таганцева и Евгении Александровны Таганцевой (урождённой Кадьян).

Учился в частной петербургской гимназии Карла Мая. Окончил физико-математический факультет Петербургского университета (1913). После окончания учебы был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию. Изучал ледники Азии, пустынное выветривание, составлял карту почвенных зон Кокандского уезда Ферганской области. За исследования Туркестанского хребта награждён малой серебряной медалью Географического общества (1915).

Во время Первой мировой войны — начальник вьючного транспорта на Кавказском фронте. В сентябре 1917, вернулся в Петроградский университет и в апреле 1919 избран преподавателем на кафедре географии Петроградского университета. В 1918–1921 был ученым секретарем "Сапропелевого комитета" Российской Академии Наук..

Расстрелян по обвинению в заговоре против Советской власти 29 августа 1921 года вместе с женой Надеждой Феликсовной Таганцевой (урождённая Марцинкевич). После распада СССР, в 1992 году, дело "Петроградской боевой организации" рассмотрено Генеральной прокуратурой Российской Федерации в 1992 году. Генральной прокуратурой РФ дело признано сфабрикованным и все осужденные по делу, в том числе и Таганцев были реабилитированы.

Часть 5. Завершение разгрома тайных анитбольшевистских организаций внутри Советской России в 1921 году

После подавления Кронштадского мятежа, в течение 1921 года ВЧК и его местные органы помимо "Петроградской боевой организации" ликвидировали десятки антисоветских организаций на территории Петрограда, Северной и Северо-Западной областей, действоваших при поддержки английской и французской разведки.

Это были находившиеся на территории РСФСР представительства эсеровского "Административного центра" (руководители — А. Ф. Керенский, Н. Д. Авксеньтьев, В. М. Зензинов и ряд других), повторно созданный "Народный союз защиты родины и свободы" (Б. В. Савинков, Д. М. Одинец, Б. А. Евреинов и ряд других), созданный совместно кадетами и "народными социалистами" так называемый "Центр действия" (Н. В. Чайковский, Н. К. Волков, И. П. Демидов, А. В. Карташов и другие.), кадетско-монархический "Национальный центр" (А. И. Гучков, Ф. И. Родичев, П. Б Струве, М. М. Федоров и другие).

Все эти организации за исключением базировавшегося в Варшаве савинковского "Народного союза защиты Родины и Свободы", вели в 1921 году, активную антисоветскую деятельность с территории Финляндии, то есть в непосредственной близости к Петрограду. Отдел Национального центра в Гельсингфорсе (Хельсинки) возглавляли член ЦК кадетов, представитель генерала П.Н. Врангеля в Финляндии Д.Д. Гримм и Г.И. Новицкий, который в 1919 г. был уполномоченным НЦ при генерале H.Н. Юдениче. Они представляли также интересы Центра Действия.

Самостоятельный отдел "Центра действия", в Гельсингфорсе возник после приезда в начале марта 1921, полковника H. Н. Пораделова. Заметную роль в белых кругах Гельсингфорса, играли капитан 1-го ранга барон П. В. Вилькен, лидер морской офицерской организации и главноуполномоченный эмигрантского Российского общества Красного Креста в Финляндии Г. Ф. Цейдлер вместе со своим помощником генералом Ю. А. Явитом.

Наиболее активно действовал в 1921 году, восстановленный в январе 1921 на совещании русских эмигрантов в Варшаве савинсковский "Народный союз защиты Родины и Свободы" второго формирования, у которого в распоряжении на территории Советской России были не только тайные организации но и партизанская армия Булак — Булаховича действовавшая на территории Белоруссии. На протяжении 1921–1923 годов этой организацией Савинкова велась систематическая диверсинно-террористическая а так же разведывательная деятельность в интересах спецслужб Англии, Франции и Польши К началу 1924 года основные силы "Народного союза защиты Родины и Свободы", действовавшие на территории Советского Союза, были уничтожен ОГПУ в ходе операции Синдикат-2 и "Трест". А Савинков арестованный 16 августа 1924, на конспиративной квартире в Минске, совершил самоубийство 7 мая 1925, во внутренней тюрьме ОГПУ в Москве.

В конце мая 1921 г. ВЧК ликвидировала крупную террористическую организацию Савинкова, действовавшую на территории западных и северо-западных областей. Всего в 1921–1923 годах, органами ВЧК, а затем ОГПУ были ликвидированы: Западный областной комитет "Народного Союза зашиты родины и свободы" Б. Савинкова, объединявший свыше 300 заговорщиков, Юго-восточный областной комитет (в зародыше), а так же отдельные подпольные организации в Самаре, Харькове, Туле, Киеве. Одессе. В Москве органы ВЧК разоблачили 28 отдельных савинковских резидентур. На на территории Петроградского военного округа чекисты разгромили различные группы "Союза зашиты" численностью 220 человек. ("Дело Бориса Савинкова" — М.: "Рабочая Москва", 1924, с. 28–29).

В июне 1921, чекистами была ликвидирована врангелевская шпионская организация в Одессе, "работавшая" также и на Петлюру. Заговорщики устроили свою штаб — квартиру в одесских катакомбах, откуда вылезали по ночам для совершения налетов. 19 июня 1921, Одесской губернской ЧК были получены сведения о том, что бандиты собираются выйти ночью из катакомб с целью налета на Артиллерийский хутор. Одесский отряд войск ВЧК отрезал банде путь отступления к катакомбам и в первую же ночь задержал свыше ста человек.

В ходе следствия по делу врангелевской белогвардейской организации в Одессе были обнаружены нити, ведущие к Одесской петлюровской организации, а оттуда — к "Всеукраинскому центральному повстанческому комитету", созданному Петлюрой для руководства бандитизмом и организации кулацких мятежей. "Всеукраинский центральный повстанческий комитет" представлял собой шпионскую военно-политическую организацию, непосредственно связанную с Петлюрой и вторым (разведывательным) отделом 6-й польской армии во Львове.

Весной и летом 1921, органы Всеукраинской ЧК разоблачили и ликвидировали ряд заговорщических организаций, державших связь с бандитскими атаманами и прежде всего с Петлюрой. В результате выяснилось, что петлюровцы организовали по всей Украине повстанческие штабы и боевые группы. Им удалось завербовать часть командного состава 45-й стрелковой дивизии во главе с её командиром Гаркушой — Савицким. Агенты Петлюры проникли также в Киевскую школу червонных старшин. Большинство командного состава и курсантов этой школы, являлись петлюровцами.

Часть 6. Ликвидация ВЧК в 1921 году последней крупной антисоветской организации "Комитет помощи голодающим" ("Помгол").

Летом 1921, Советскую Россию, в результате засухи постигло большое бедствие — массовый голод. Засуха лета 1921 года охватила самые плодородные районы Поволжья, Украины, Крыма и Северного Кавказа. Именно эти районы подверглись наибольшему опустошению в период иностранной военной интервенции и гражданской войны. Голодало свыше 20 миллионов человек.

Правительства Англии, Франции и США решили использовать народное бедствие для осуществления своих империалистических замыслов. В Париже с санкции французского правительства была создана так называемая "Международная комиссия помощи России" во главе с небезызвестным бывшим французским послом в Москве Нулансом. Уже на первом заседании комиссии, 30 августа, Нуланс потребовал контроля над действиями Советского правительства как непременного условия оказания помощи голодающим.

В телеграмме от 4 сентября 1921, адресованной Совнаркому, Нуланс требовал допустить в Россию делегацию западных "экспертов" для "ознакомления с положением на месте". План Нуланса сводилась к тому, чтобы под видом "экспертов" заслать в нашу страну шпионов и организаторов антисоветских мятежей. По поводу этого требования В. И. Ленин написал 4 сентября в Политбюро ЦК РКП (б): "Нуланс нагл до безобразия".

Советское правительство отвергло притязания Нуланса. В своей ноте от 7 сентября 1921 года, Советское правительство через Народный комиссариат иностранных дел, напомнило правительствам Великобритании, Франции, Италии и Бельгии о подрывной деятельности Нуланса против Советской России в 1918 году и вскрыло истинный характер "Международной комиссии помощи России". В данной ноте, отмечалось что "Нуланс был одним из наиболее активных руководителей той системы блокады, которая привела весь русский народ в состояние разорения и нищеты, в значительной мере обусловивших нынешнее неслыханное бедствие голода". Далее в этой ноте указывалось, что: "Комиссия Нуланса заменила помощь голодающим сбором сведений о внутреннем состоянии Советской России. Это делается под руководством тех людей, которые уже занимались этим изучением в ничем не прикрытых целях устройства мятежей и облегчения продвижения иностранных армий на территорию Советской республики".

Полностью провалились и попытки империалистических разведок использовать в своих целях уже существовавший в России "Комитет помощи голодающим" ("Помгол"). "Помгол" являлся общественной организацией, созданной группой кадетов и эсеров во главе с Прокоповичем, Кусковой, Кишкиным и другими. Советское правительство разрешило создание этой общественной организации, но в то же время оно внимательно наблюдало за деятельностью "Прокукиша" (так иронически называли в народе организацию "Помгол" возглавляемую Прокоповичем, Кусковой и Кишкиным).

Ф. Э. Дзержинский писал в одном из своих писем от 1 августа 1921, что эсеры несомненно попытаются использовать "Помгол" для шпионажа и организации белогвардейских сил. Предвидение Ф. Э. Дзержинского очень скоро подтвердилось. К концу августа 1921, ВЧК уже располагала неопровержимыми данными о заговорщической и шпионской деятельности "Помгола".

27 августа 1921, члены "Помгола" были арестованы. Документы, изъятые во время ареста, полностью подтвердили контрреволюционную работу кадетов и эсеров, засевших в "Комитете помощи голодающим". Так, например, у секретаря Кишкина Кафьевой была обнаружена начерченная рукой Кишкина схема "переустройства" России во главе с "верховным правителем". У заговорщика Булгакова был изъят дневник, в котором с циничной откровенностью было записано: "И мы, и голод — это средства политической борьбы".

В извещении о разоблачении контрреволюционной деятельности "Помгола", опубликованном в советской печати 8 сентября 1921, ВЧК сообщала, что группа кадетов и эсеров "подошла к народному бедствию Поволжья как к средству политической борьбы и заговора против Советской России, возложив все надежды на новую интервенцию заграничных капиталистов".

Ликвидация контрреволюционной организации "Комитета помощи голодающим" сорвала планы европейских и американских империалистов, рассчитанные на использование голода в целях свержения Советской власти.

Помимо отечественных тайных антибольшевистских организаций ВЧК а затем ГПУ в 1921–1922 годах пришлось столкнуться с псевдогуманитарной разведывательной структурой правительства США — "АРА" (ARA — American Relief Administration или "Американская администрация помощи").

Эта формально негосударственная организация в США, существовавшая с 1919 до конца 30-х годов XX века, вела активную деятельность в интересах правительства США до середины 20-х годов XX века.

Первоначально в ее задачи входило осуществление плана американского правительства по "остановке большевизма в странах Европы посредством продовольствия — поскольку большевизм — это голод и хаос (Вудро Вильсон)".

Другой задачей АРА было квотированная продажа продовольствия и товаров, накопленных в США в качестве военных запасов, с целью избежания обрушения цен на него. К августу 1919 из США ушел последний корабль с закупленным для стран Европы продовольствием и различным имуществом Крупнейшим получателем оказалась Польша — 56,9 млн. долларов, затем шла Армения (еще не советская) — 10 млн, Чехословакия — 6,7 млн, Россия (режим адмирала Колчака) — 4,6 млн. долларов. Казначейства стран — получателей этой продовольственной и вещевой помощи (в том числе Армения и правительство Колчака) к 1920 году выписали долговых обязательств на сумму 88 млн. 750 тысяч долларов с условием погашения до середины 1924 года.

В АРА работало около трех сотен волонтеров, в основном бывших военнослужащих — ветеранов Первой Мировой войны.

Глава организации министр торговли, а в дальнейшем в 1929–1933 годах президент США Гувер полагал, что организация помощи в борьбе с разрухой и голодом есть часть борьбы с большевизмом, ибо большевизм распространяется среди людей, находящихся в тяжелом материальном положении.

Миссия АРА в Советской России началась летом 1921, в Совет народных комиссаров РСФСР, обратилась некая американская благотворительная организация, именовавшая себя "Американская Администрация Помощи" (в английской аббревиатуре "ARA"), с предложением оказать продовольственную и медицинскую помощь голодающему населению различных территорий РСФСР.

В своем послании Совету Народных Комиссаров "ARA" именовала себя частной благотворительной организацией, чуждой каких-либо политических расчетов. Впрочем, все эти утверждения у знающих людей не могли не вызвать ничего, кроме насмешки, учитывая то, что основатель и директор организации был Герберт Гувер, до 1918 года совладелец крупнейшего в России "Русско-азиатского Банка".

При этом организация имела явно полувоеннный характер. Так, из 300 человек ее американского персонала, прибывшего в Россию, 90 % имели воинские звания и постоянно носили форму офицеров американской армии.

Главной задачей "ARA" было сбыть излишки продовольствия и медикаментов, накопленные в США, в годы Первой мировой войны и после ее окончания, не находящие сбыта. А заодно с помощью груд залежалых товаров закрепиться в тех странах, где до этого не было американского влияния, создав в них широко разветвленную американскую агентуру.

Тем не менее, поскольку продовольственное положение в России было настолько критическим, то разрешение на деятельность "ARA" было дано.

Комиссию "ARA" в РСФСР возглавил полковник Гаскел, на Украине — полковник Гравс, в Одессе — полковник Хайкес.

В Крым представители "ARA" прибыли 1 февраля 1922 года, когда американский миноносец № 240 доставил в Феодосию полковника Гаскела и группу других американских офицеров. Затем, 4 февраля 1922, эта делегация посетила Севастополь.

В России "ARA" развернула очень бурную деятельность, но ее результатом было то, что большая часть продовольствия и медикаментов оказывалось на местных "черных рынках", а остатки распределялись среди "нужных людей", главным образом, членов семей сотрудников организации из числа местного населения, вербовавшихся главным образом из тех социальных групп, которые, мягко говоря, не симпатизировали советской власти.

Куда более успешно у миссии "ARA" на голодающих территориях шел сбор информации политического, экономического и военного характера, который осуществлял как местный персонал, так и сами американцы, регулярно выезжавшие в интересующие их районы под предлогом распределения гуманитарной помощи.

В докладной записке начальника 3-го отделения Контрразведывательного отдела ГПУ от 12 августа 1922, сообщалось, что детальная разработка первой группы американцев, прибывших в Россию в количестве 30 человек, дала следующие результаты. Все 30 человек были с высшим образованием, из них 15 человек были профессиональными военными, 2 человека имели специальное техническое образование, так же в составе этой группы были 2 профессора, 2 врача, 1 журналист, 1 человек ранее работал в учреждениях Американского Красного Креста, 7 человек были до приезда в России, на Кавказе и Закавказье в 1919 и 1920 году, 6 человек имели отношение к американским и английским разведывательным органам, 3 — принимали активное участие в борьбе против Советской России, в армиях Юденича и Колчака.

В обзоре политико-экономического состояния РСФСР за май-июнь 1922 года, ГПУ отмечало, что АРА являлась "весьма значительным центром шпионских организаций", весь состав которой состоял из бывших офицеров и полицейских чиновников (значительная часть из них принимала непосредственное участие в интервенции в период 1917–1921 гг.)"

АРА старалась принимать к себе на службу бывших белогвардейских офицеров и других лиц с установившейся контрреволюционной репутацией. Прилагались усилия к тому, чтобы завербовать и использовать ответственных советских работников, в частности, красных командиров.

Перехваченные ГПУ документы доказывали, что АРА, помимо помощи голодающим России, преследует также и другие цели, не имеющие ничего общего с гуманитарными идеями и филантропией. Была установлена персональная виновность в шпионаже и контрреволюционной деятельности многих ответственных американцев — руководителей АРА в России. Как отмечалось в одном из отчётов ГПУ по данному поводу: "К изоляции их ГПУ не приступает только потому, что обострение отношений между РСФСР и АРА ослабит помощь, оказываемую АРА голодающему населению Республики".

Органы безопасности считали, что определенную угрозу в случае военной интервенции составляла и создававшаяся группировка американских военных кораблей в Черном море. В докладной записке ГПУ во ВЦИК от 31 марта 1922 г. сообщалось, что на основании соглашения об Американской администрации помощи, заключенного в августе 1921 года, между правительством РСФСР и АРА, разрешался заход в российские торговые порты американских миноносцев исключительно для доставки на них представителей АРА. Используя предлог оказания помощи голодающим, США постепенно увеличили число американских миноносцев, находившихся в Черном море, до пяти и, таким образом, в южных советских портах образовалась морская база для американских боевых кораблей. Не ограничиваясь портами Украинской ССР и Крыма, американские военные суда энергично добивались разрешения на заход в порт Батуми.

Понимая важность работы по оказанию помощи голодающим, председатель ГПУ Дзержинский 14 апреля 1922, направил циркулярную телеграмму начальникам управлений ГПУ в Минске, Харькове, Казани и Крыму, политическим представителям ГПУ и начальникам губернских отделов ГПУ, в которой уведомлял, что советским правительством предоставлены АРА дополнительные права. Дзержинский потребовал обеспечить срочную транспортировку грузов, а виновных в задержках и хищениях привлекать к ответственности. Местным органам безопасности разъяснялось, что аресты русских сотрудников АРА можно производить только с согласия Секретного отдела ГПУ. Председатель ГПУ приказал, учитывая важность работы оказания помощи голодающим и нежелательность срыва, принять все меры по предупреждению нежелательных конфликтов с АРА.

Получаемая органами госбезопасности СССР информация свидетельствовала, что помимо разведывательной работы, представители АРА в России стремились использовать ситуацию и для личного обогащения: проводили незаконные валютные операции, скупали драгоценности, золото, предметы церковной утвари, произведения искусства и антиквариат.

Такая "разносторонняя" деятельность не могла нравиться советским властям, и когда кризис с продовольствием к концу 1922 года был преодолен, соглашение с "ARA" было тут же расторгнуто, и ее представители покинули страну.

Часть 7. ВЧК и её войска в подавлении массовых крестьянских восстаний и повстанческих движений инспирированных с Запада в 1921 году

Одной из острых форм борьбы империалистических государств против Советской России был политический бандитизм. Используя недовольство крестьян продразверсткой, эсеры и меньшевики по прямому указанию с Запада, уже с осени 1920 года начали организацию политических бунтов в деревне, которые во многих случаях перерастали в серьезные мятежи.

Направляя бандитские отряды на советскую территорию и провоцируя бунты в отдельных районах, враги Советского государства стремились привлечь к себе все недовольные элементы, чтобы организовать всероссийское вооруженное выступление против Советской власти. "Враги, окружающие нас — говорил В. И. Ленин на X съезде РКП (б) — потеряв возможность провести интервенцию, рассчитывают на мятежи".

Наиболее крупным из таких мятежей было восстание, поднятое в Тамбовской губернии эсером Антоновым, бывшим одно время начальником уездной милиции города Кирсанова. За время пребывания в милиции ему удалось выкрасть значительное количество оружия и боеприпасов для своих банд. Мятеж вспыхнул почти одновременно в пяти уездах в конце августа 1920 года Приурочив антисоветское выступление к началу сбора продразверстки, главари мятежа обеспечили приток в свои отряды не только кулачества, но и значительной части середняков.

Мятеж представлял серьезную угрозу Советской власти не только потому, что он возник в самом центре Советской страны, но также и потому, что именно в этот период белополяки развивали свое контрнаступление на Западном фронте. В распоряжении советского командования в Тамбовской губернии в этот период не оказалось достаточных сил регулярной армии для быстрого и решительного подавления мятежа. Поэтому, до конца 1920 года, борьбу с повстанцами во главе с Антоновым вели немногочисленные части внутренней службы и части особого назначения (ЧОН) сформированные губернским и уездными партийными комитетами РКП (б).

Борьба с политическим бандитизмом имела свои трудности. Бандиты избегали открытых столкновений с частями Красной Армии. Действовали они главным образом по ночам, нападая на населенные пункты, поджигая важные объекты, убивая советских работников, разрушая средства связи. К утру они рассеивались по лесам или перебазировались в другие районы. О результатах мятежа в Тамбовской губернии в одной из сводок ВЧК, сообщалось следующее: "Ими произведены чудовищные опустошения, зверски замучены и растерзаны сотни коммунистов и советских работников; не давалось пощады даже женщинам и детям; весь район приведен в состояние крайнего развала".

Для ликвидации бандитского выступления в Тамбовской губернии необходимо было в первую очередь усилить войска внутренней службы НКВД РСФСР. В связи с этим 15 октября 1920, Ф. Э. Дзержинский обратился в ЦК РКП (б) с просьбой направить эти войска на территории Тамбовской губернии как можно больше коммунистов.

Спустя несколько дней, знакомясь с положением дел в Тамбовской губернии, В. И. Ленин пришел к выводу о слабости находящихся там сил, особенно кавалерии. В записке командующему войсками внутренней охраны и Ф. Э. Дзержинскому Ленин указывал, что скорейшая и примерная ликвидация мятежа безусловно необходима. "Прошу сообщить мне, — говорилось в записке, какие меры принимаются. Необходимо проявить больше энергии и дать больше сил"

В результате, в декабре 1920, в Тамбовскую губернию были переброшены из Казани отряд особого назначения (полк пехоты), отдельный эскадрон, взвод батареи и полк кавалерии войск внутренней службы. Из Москвы был направлен полк особого назначения ВЧК.

После подписания перемирия с Польшей в район мятежа в конце 1920 — начале 1921 года стали прибывать части Красной Армии. С Украины была переброшена знаменитая кавалерийская бригада Г. И. Котовского. Командующим войсками Тамбовской губернии был назначен Μ. Н. Тухачевский.

Вместе с бойцами регулярной армии чекисты и чоновцы показали в борьбе с бандитами образцы выдержки и героизма. В боях под селом Лавровкой 1-й автоброневой отряд имени Петроградского Совета разгромил банды атамана Карася. За мужество, проявленное в бою под деревней Поспеловой, командир отряда А. А. Васькин был награжден орденом Красного Знамени. Затем этот бронеотряд не только отстоял от бандитов уездный город Кирсанов, но и наголову разгромил одну из антоновских банд, пытавшуюся ворваться в него.

По результатам боевых действий Управление броневых частей Тамбовского командования Красной Армии, так аттестовало командира бронеотряда А. А. Васькина: "всё время в боях, проявил храбрость, служа всегда примером для подчиненного ему комсостава и красноармейцев, и благодаря хорошему знанию дела и распорядительности все операции, проводимые отрядом, оканчивались успехом для нас и поражением для банд".

Чтобы успешно бороться с бандитами, уклонявшимися от боя, требовалось применить военную хитрость. Многие чекисты были направлены в логово врага. Выполняя опасные задания, чекисты проявляли исключительную выдержку, отвагу и изобретательность. Так, например, сотрудник особого отдела В. Г. Белугин, получив задание ликвидировать одну из антоновских банд, сумел "войти в доверие" бандитских главарей. В начале 1921 года он вызвал в условленное место на "совещание" атамана банды Матюхина и его штаб, предварительно организовав засаду из 37 кавалеристов. Когда главари прибыли, Белугин открыл по ним огонь, убил Матюхина, а остальных уничтожили красноармейцы. За этот подвиг Василий Белугин был награжден орденом Красного Знамени.

Еще более дерзкая и широкая по размаху операция была осуществлена в июле 1921 г. По заданию командования уполномоченный Особого отдела кавалерийской бригады под командованием Котовского — Николай Гажалов совместно с другими чекистами сформировал группу кавалеристов, которая должна была выдать себя за Кубано-Донскую повстанческую бригаду Фролова, прибывшую якобы на соединение с аитоновцами. Операция была крайне опасной. От каждого бойца требовалась не только личная храбрость, но и исключительная выдержка, чтобы, находясь в стане бандитов, видя их зверства, не выдать себя ни словом, ни поступком. Поэтому в особую группу отбирались самые храбрые, выдержанные, хладнокровные конники из бригады Котовского.

Бойцы заменили красноармейскую форму одеждой, обычной для бандитов, и отправились на выполнение задания. Не вызывая подозрений, они соединились с мятежниками. В назначенное время мнимая "Кубано-Донская бригада", нанесла сокрушительный удар по центрам бандитизма на Тамбовщине. Многие из участников этой смелой операции были награждены орденами Красного Знамени.

Во время этих боев части особого назначения укрепились и оформились организационно. В начале февраля 1920 г. ЦК РКП (б) признал необходимым "изъять формирование и управление отрядами особого назначения из непосредственного ведения местных комитетов РКП и передать эти функции Всеобучу". Однако такое подчинение ЧОН продолжалось недолго. 11 нюня 1921, ЦК РКП (б) в письме ЦК КПУ писал: "Политические соображения требуют того, чтобы коммунистические отряды были наилучше организованы и самым тесным образом связаны с партией, являясь надежнейшей опорой Советской власти".

ЦК РКП (б) повседневно руководил частями особого назначения. Письма ЦК ярко свидетельствуют о том, как много внимания уделяла партия коммунистическим отрядам. 12 августа 1921, ЦК РКП (б) писал в специальном циркуляре: "Борьба с контрреволюцией, требующая от нас большого внимания и военного напряжения, продолжается. На окраинах развивается бандитизм; только что подавлено затянувшееся восстание в Тамбовской губернии, не ликвидирован еще окончательно так называемый "Союз трудовых крестьян" (Сибирь). Голод, охвативший огромную территорию страны в 1921 году, создал благоприятную почву для усиления контрреволюции. Зарубежные контрреволюционеры делают все, чтобы использовать голод для организации крестьянских и рабочих выступлений. Вместе с тем мы вынуждены провести значительное сокращение армии. Все это выдвигает перед нашей партией задачу особой партийной и государственной важности — задачу неотложно и энергично поднять боевую мощь частей особого назначения".

Спустя год после опубликования этого циркуляра секретарь ЦК РКП (б) В. В. Куйбышев писал всем губкомам и обкомам партии: "Годовой опыт частей особого назначения (ЧОН) показал правильность линии партии в деле создания вооруженной силы авангарда рабочего класса. ЦК полагает, что устойчивость международного положения Республики, прочность Советской страны не могут заставить партию отказаться от военно-боевой подготовки своих сил".

В борьбе с бандитизмом местные ЧК и части особого назначения (ЧОН) действовали рука об руку, как два вооруженных отряда Коммунистической партии.

В трудных условиях проходила борьба с бандитизмом в Белоруссии и на Украине. На Украине бесчинствовали банды Махно (на Левобережье) и Петлюры (на Правобережье). И тот и другой получали поддержку от правительств Польши и Румынии.

Выполняя директивы англо-франко-американских империалистов, белопанская Польша сделала свою территорию плацдармом, откуда производились бандитские налеты на Советскую страну.

Польское правительство заключило негласный договор с главарем украинских буржуазных националистов атаманом Петлюрой о формировании бандитских отрядов и переброске их на Украину. Савинков и Петлюра создали в западных районах Советской республики густую шпионскую сеть, которая снабжала их шпионскими донесениями, вербовала бандитов, дезорганизовывала работу советских учреждений.

После разгрома Деникина и Врангеля остатки армий этих генералов бежали за границу. В Турции, Болгарии, Румынии, Польше, Югославии, Чехословакии скопились десятки тысяч белогвардейцев. Империалистические государства формировали из белоэмигрантов бандитские отряды, вооружали их и перебрасывали на советскую территорию. Здесь к бандитам присоединялись буржуазные националисты, кулаки, анархистские элементы из мелкой буржуазии города и деревни. Бандиты терроризовали население, убивали советских работников, разрушали промышленные объекты.

К июлю 1921 г. только в шести уездах Белоруссии насчитывалось до 40 банд численностью около полутора тысяч человек. В Польше для них было подготовлено "пополнение" — ещё около 4 тысяч человек.

Наряду с Польшей бандитские группы формировались и засылались в нашу страну и из Румынии. В течение 1921 г. на советскую территорию было переброшено из Польши 15 крупных банд, а из Румынии — три. Численность банд доходила до 3 тысяч человек.

Борьба с политическим бандитизмом представляла собой одну из главных задач ВЧК в первый период после окончания гражданской войны.

В январе 1921 г. по решению президиума ВЧК все местные чрезвычайные комиссии на Правобережье Украины были объединены под руководством специально уполномоченного ВЧК, командированного из Москвы.

Для осуществления общего руководства борьбой с бандитизмом на Украине было создано "Военное совещание" во главе с командующим войсками Украины и Крыма М. В. Фрунзе. В Донецкой губернии в феврале 1921 г. была сформирована Донецкая дивизия ВЧК, сыгравшая крупную роль в ликвидации бандитизма на Украине и, в частности, в разгроме банд атамана Махно, орудовавших в Полтавской и Екатеринославской губерниях. Особенно отличилась при этом Богучарская бригада. С 25 мая 1921 г. бригада принимала непосредственное участие в боевых действиях против бандитов. Ею были разгромлены банды Каменюка, Блохи, Белокобыльского, Сычова и других. Бандиты потеряли только убитыми 1250 человек. За боевые заслуги Богучарская бригада была награждена Почетным революционным знаменем.

В дальнейшем 28–30 июня 1921, Донецкая дивизия войск ВЧК, в состав которой входила Богучарская бригада, наголову разгромила в районе села Недрыгайлова повстанческую армию Махно.

27 октября 1921, в районе Гусятина на советскую территорию из Польши прорвалась крупная банда Палия-Черного. Вслед за нею 5 ноября 1921, в районе Майдан-Голышевский перешла границу банда во главе с Тютюнником. В районе Дедковичей банда Тютюнника соединилась с бандой Палия и начала свой опустошительный рейд по Украине. Первоначальный успех этого рейда объяснялся тем, что петлюровской разведке перед его началом удалось завербовать командира одной бригады Красной Армии Л. Ф. Крючковского. Этот предатель под именем атамана Крюка готовил почву для захвата власти украинским буржуазным националистом Петлюрой. Измена Крючковского позволила белопольскому ставленнику Петлюре на некоторое время захватить ряд районов Украины. Однако этот "успех" был кратковременным. И хотя бандиты зверски убивали советских работников и коммунистов, но им так и не удалось поднять крестьянское восстание.

Бригада Червонного казачества В. М. Примакова (комиссар И. И. Минц), а также кавалерийская бригада Г. И. Котовского к концу 1921 года полностью разгромили петлюровцев. Однако Петлюре и Тютюннику удалось бежать за границу.

Почти одновременно с вторжением группировки Тютюнника на Украину в Советской Карелии бесчинствовали белофинские банды. Пограничные войска на советско-финской границе были в этот период крайне малочисленны. Воспользовавшись слабостью советской пограничной охраны, тогдашние правители Финляндии Свинхувуд и А\аннергейм дали сигнал к нападению на Карельскую трудовую коммуну. В конце октября 1921 г. белофинские банды вторглись на советскую территорию и сразу же показали свое звериное обличье.

8 ноября 1921, они расстреляли вероломно захваченного в плен начальника Кемосозерского пограничного пункта и бывших при нем пограничников. 10 ноября 1921, вторгшиеся в Ухтинскую волость бандиты казнили пятерых пограничников и троих сожгли в доме живыми. В этом же районе они убили политработников Кукконена, Киутту, учителя Юнтунена, учительницу Пелконен и сотни других. Учительницу Пелконен они обещали "помиловать", если она откажется от Коммунистической партии. Но мужественная женщина не дрогнула перед бандитами.

16 ноября 1921 полномочный представитель РСФСР в Гельсингфорсе вручил финскому министру иностранных дел Хольсти ноту протеста против провокации и нарушения мирного договора. В ответ финское правительство заявило, что оно якобы строго выполняет мирный договор от 14 октября 1920 года и не позволяет формировать на своей территории вооруженные отряды.

Советское правительство отвергло эти неуклюжие попытки опровергнуть точные факты и 28 ноября заявило, что "Российская республика имеет в своем распоряжении достаточно средств, чтобы положить предел затеянной из Финляндии против Карельской трудовой коммуны опасной авантюре".

В Карелию были двинуты части Красной Армии. ВЧК образовала на границе особые пограничные пункты и усилила их состав. Для общего руководства борьбой с бандитизмом был создан Мурманско-Карельский ревком, а из Москвы направлен особо уполномоченный ВЧК. Уже в конце ноября 1921, войска ВЧК нанесли первые удары по бандитским шайкам. 27 ноября 1921, председатель Карельской ЧК доносил в оперативный отдел ВЧК о разгроме бандитов в деревнях Сегозеро, Сосков-наволок, Петров-наволок.

Решительные меры, принятые Советским военным командованием и Всероссийской Чрезвычайной комиссией, привели к тому, что уже к марту 1922, финские отряды были полностью разгромлены и выброшены из Советской Карелии.

Решающую роль в ликвидации политического бандитизма сыграл переход от военного коммунизма к новой экономической политике. Большинство крестьян, принимавших участие в антисоветском движении на почве недовольства продразверсткой, ушло из бандитских отрядов. В лесах оставались кулаки и всевозможные деклассированные элементы, непримиримо относившиеся к Советской власти. Но борьба с ними уже не представляла особых трудностей.

Крупнейшим за всю Гражданскую войну, стало организованное эсерами крестьянское восстание в Западной Сибири. Оно началось 31 января 1921, в северо-восточной части Ишимского уезда Тюменской губернии, и затем в короткий срок охватило большинство волостей Берёзовского, Ишимского, Сургутского, Тобольского, Туринского, Тюменского и Ялуторовского уездов Тюменской губернии, Атбасарского, Акмолинского, Кокчетавского, Петропавловского, Тарского и Тюкалинского уездов Омской губернии, Курганского уезда Челябинской губернии, восточные районы Камышловского и Шадринского уездов Екатеринбургской губернии. Весной 1921 года повстанческие отряды действовали на огромной территории от Обдорска на севере до Каркаралинска на юге, от станции Тугулым на западе до Сургута на востоке. Численность повстанцев к апрелю 1921, превысила 100 тысяч человек.

Социальный состав повстанческого движения был достаточно пестрым: в основном середняки, зажиточные крестьяне, часть бедноты, бывшие военные специалисты, перебежавшие или сдавшиеся в плен красноармейцы (так, в бою в районе села Беловского, пулемётчиками у повстанцев являлись сдавшиеся красноармейцы 233-го стрелкового полка), а также уголовники. Отмечались и случаи участия в восстании представителей милиции (например, на стороне повстанцев оказались милиционеры Озернинской волости — Голованов и Викуловской волости — Григорьев).

Ишимская партийная организация в ходе восстания понесла наибольшие потери. В именном списке коммунистов Ишимской организации РКП (б) на 20 апреля 1921 года насчитывалось 406 человек, убитых и без вести пропавших во время восстания.

Восстание приобрело огромный размах. В феврале 1921 года повстанцы на три недели парализовали движение по обеим линиям Транссибирской железнодорожной магистрали, а затем заняли города Петропавловск — 14 февраля 1921, Тобольск — 21 февраля 1921, Кокчетав — 21 февраля, Сургут — 10 марта, Березов — 21 марта 1921, Обдорск — 1 апреля 1921 и Каркаралинск — 5 апреля 1921 года. В апреле 1921, повстанцы вели бои за Ишим (несколько раз переходивший из рук в руки), приблизились к Кургану и Ялуторовску.

Боевые действия, которые велись в феврале-апреле 1921 года на охваченной восстанием территории, по масштабам и военно-политическим результатам сравнимы с крупными армейскими операциями времен Гражданской войны.

Для подавления Западносибирского восстания был создан специальный штаб в который вошли председатель Сибирского ревкома — И. Н.Смирнов, помошник главнокомандующего Красной Армии по Сибири — В. И. Шорин и полномочный представитель ВЧК по Сибири И. П. Павлуновский.

На подавление восстания были брошены части войск ВЧК, войск внутренней службы отряды ЧОН, но решающую роль сыграли дивизии Красной Армии — 26, 28 и 29 стрелковые дивизии.

К концу лета 1921 года Западносибирское восстание было в целом подавлено хотя отдельные его очаги были разгромлены только к концу 1922 года.

В 1921–1922 годах продолжалось повстанческое (басмаческое) восстание в Средней Азии. В 1921 году попытку объединить многочисленные басмаческие банды в единую бандитскую армию предпринял бывший военный министр Турции, международный авантюрист Энвер-паша. Он прибыл в Бухару осенью 1921 года и вскоре при содействии руководства Бухарской Народной Советской Республики в лице Усмана Ходжаева, Али Риза и других стал во главе бухарских басмачей. Присвоив себе пышный титул "главнокомандующего всеми вооруженными силами ислама, зятя халифа и наместника эмира бухарского", Энвер-паша начал бандитские действия в Бухаре, Хиве, Фергане, Самарканде и других районах Туркестана. Свои разбойничьи антисоветские похождения он выдавал за борьбу за создание "Великого независимого Среднеазиатского мусульманского государства". В действительности Энвер-паша был агентом западных империалистов. Прежде всего к авантюре Энвер-паши приложила руку английская разведка. Бывший эмир бухарский Сеид-Алим-хан, наместником которого называл себя Энвер, придерживался проанглийской ориентации, получал от англичан деньги, оружие и боеприпасы.

К лету 1922 г. против басмаческих банд были сконцентрированы крупные силы Красной Армии. 4 августа 1922, частями Первой Конной армии, у кишлака Оби-Дар были разгромлены основные силы Энвер-паши, а сам он убит.

Часть 8. ВЧК и дело ГОХРАНа

В феврале 1920 года при Центральном бюджетно-расчетном управлении Народного комиссариата финансов было создано "Государственное хранилище ценностей" (Гохран).

Первой задачей, которую поставило перед Гохраном Совет народных комиссаров, было принять в трехмесячный срок от советских учреждений все имевшиеся у них "на хранении, в заведовании или на учете ценности". Сдаче в Гохран подлежали, в том числе ценности "в музеях и научных учреждениях", "переданные в пользование религиозных общин" и "находящиеся в распоряжении распределительных органов".

Проблемы у Гохрана начались с самого начала его создания. Понятно, что такая концентрация ценностей не могла оставить равнодушными нечистоплотных советских и партийных функционеров среднего и высшего звена. Оговоримся сразу, рядовой служащий Гохрана не рискнул бы самостоятельно заниматься хищениями, прекрасно понимая, что если его поймают, то, расстреляют. Несмотря на реальную угрозу расстрела за возможные хищения, а так же многочисленные декларации о строжайшем учете "каждого грамма" драгметаллов, порядок в этой организации удавалось поддерживать с трудом и не без сбоев. Так, Ленин постоянно требовал от Народного комиссариата финансов "ускорить разбор ценностей" и "сколько ящиков вскрыто из скольких".

Для предотвращения воровства и наведения порядка в этом особом ведомстве Гохран был взят под контроль ВЧК. Владимир Ленин постоянно говорил о необходимости мобилизовать рабочих для проведения ревизий, настаивал на учреждении обязанности "всех без исключения членов коллегии НКФ не менее одного раза в месяц внезапно, днем или ночью лично" производить ревизии Гохрана.

Был назначен и уполномоченный ЦК по Гохрану — Яков Юровский. Он был известен не только своим участием в расстреле царской семьи в июле 1918 года, но и честностью — лично снял с убитых кольца, и передал их описи на государственной хранение. Во время личной встречи с Лениным 16 мая 1920, Яков Юровский доложил Ленину, что Юровский отметил что ежедневно из ГОХРАНа пропадает ценностей порядка 500 тысяч золотых рублей и что означает что в нём видимо, действует какая-то организованная преступная группа.

После этой встречи с Юровским Ленин поручил расследовать это дело чекисту Глебу Бокию. В том числе Бокию было приказано:

а) найти организаторов хищений (а не "маленькую рыбешку" типа посыльных, учетчиков, рядовых оценщиков алмазов).

б) составить полный список "коммунистических чиновников", которые забирали ценности без надлежаще оформленных бумаг или вообще по телефонному звонку;

в) дать перечень предложений по созданию системы защиты от будущих хищений.

Организаторов нашли быстро. Ими оказались три дореволюционных российских "бриллиантовых короля", взятые на работу в Гохран как ведущие эксперты: Пожамчи, из обрусевших греков, до революции владел целой "бриллиантовой фирмой" и имел фабрику по огранке алмазов в Антверпене (Бельгия); оценщик алмазов и бриллиантов Александров; а также другой оценщик — Яков Шелехес. По утверждению отдельных журналистов и историков последний был другом Якова Юровского. Вполне может быть, т. к. в отличие от первых двоих, третий до Октябрьской революции работал простым часовщиком. Кроме этого, судьбой последнего очень активно интересовались и пытались спасти от расстрела отдельные высокопоставленные советские чиновники. Об этом мы расскажем ниже.

Всех троих взяли с поличным. На рабочих местах и дома при обысках нашли неучтенные или уже вынесенные из Гохрана бриллианты, "левые" накладные, переписку на бланках Наркомфина с заграничными партнерами. Главное же, все трое отвечали за оценку, сортировку и отправку (в том числе и за границу) драгоценных изделий. Общий ущерб был оценен ВЧК как кража бриллиантов на 1500 каратов, и всех троих летом 1921 года расстреляли.

Расследование хищений в ГОХРАНе было засекречено более пятидесяти лет и стало известным как исследователям так и широкой публике, только полсе выхода в свет написанного Юлианом Семёновы романа "Бриллианты для диктатуры пролетариата".

Этот роман стал первым романом из цикла о работе чекиста Максима Максимовича Исаева (Владимирова-Исаева-Штирлица-Бользена-Брунна). Написан в 1974 году Юлианом Семёновым.

Глава XII. Преобразование ВЧК в Государственное политическое управление

Начавшийся после подавления Кронштадтского мятежа переход к "Новой экономической политике" (НЭП), приведшей к возрождению в тогдашней Советской России, значительного слоя частновладельческого капитала и связанных с ним рыночных отношений потребовали перехода от принципа революционной целесообразности к принципам буржуазной законности.

И рамках этого перехода с осени 1921 года началась подготовка к преобразованию ВЧК из чрезвычайного органа государственной власти в постоянно действующий и сосуществующий свои оперативно-розыскные функции не на принципах революционной целесообразности а на принципах законности.

Этот процесс подготовки к коренному реформированию органов государственной безопасности Советской России, вступил в завершающую фазу 1 декабря 1921, когда В. И. Ленин написал набросок проекта постановления Политбюро ЦК РКП (б) о реорганизации Всероссийской Чрезвычайной комиссии. В документе говорилось:

"1-е: компетенцию сузить

2-е: арест еще уже права

3-е: срок менее 1 месяца

4-е: суды усилить или только в суды

5-е: название

6-е: через ВЦИК провести более серьезные умягчения" (Ленинский сборник XXXVI, стр. 369).

Предложения В. И. Ленина были приняты Политбюро в тот же день — 1 декабря 1921 года. Они легли в основу соответствующего решения XI конференции РКП (б), проходившей 19–22 декабря 1921 года. Конференция указала, что "судебные учреждения Советской республики должны быть подняты на соответствующую высоту. Компетенция и круг деятельности ВЧК и ее органов должны быть соответственно сужены и сама она реорганизована. (Ленинский сборник XXXVI, стр. 369).

Конкретное обоснование необходимости реорганизации ВЧК дал В. И. Ленин 23 декабря 1921 г. на IX съезде Советов. "Перед нами сейчас, — говорил Владимир Ильич, — задача развития гражданского оборота, — этого требует новая экономическая политика, — а это требует большей революционной законности. Понятно, что в обстановке военного наступления, когда хватали за горло Советскую власть, если бы мы тогда эту задачу себе поставили во главу, мы были бы педантами, мы играли бы в революцию, но революции не делали бы. Чем больше мы входим в условия, которые являются условиями прочной и твердой власти, чем дальше идет развитие гражданского оборота, тем настоятельнее необходимо выдвинуть твердый лозунг осуществления большей революционной законности, и тем уже становится сфера учреждения, которое ответным ударом отвечает на всякий удар заговорщиков". (В. И. Ленин Полное собрание сочинений — т. 44 — с. 328).

IX съезд Советов РСФСР принял по докладу В. И. Ленина решение, в котором указывалось, что "укрепление Советской власти вовне и внутри позволяет сузить круг деятельности Всероссийской Чрезвычайной комиссии и ее органов, возложив борьбу с нарушением законов Советской республики на судебные органы". Вместе с этим IX съезд Советов дал высокую оценку боевой деятельности ВЧК в годы гражданской войны. В специальном решении съезд отметил "героическую борьбу, выполненную органами Всероссийской Чрезвычайной комиссии в самые острые моменты гражданской войны, и громадные заслуги, оказанные ею делу укрепления и охраны завоеваний Октябрьской революции от внутренних и внешних покушений". Декретом ВЦИК от 6 февраля 1922, ВЧК и ее местные органы были упразднены. При Народном комиссариате внутренних дел создавалось Государственное политическое управление, в задачу которого входило подавление открытых контрреволюционных выступлений, борьба со шпионажем, охрана железнодорожных и водных путей сообщения, охрана границ, борьба с контрабандой, а также выполнение специальных поручений Советского правительства по охране революционного порядка.

После образования СССР Президиум ЦИК СССР 15 ноября 1923, принял постановление о создании Объединённого государственного политического управления (ОГПУ) при Совете Народных Комиссаров СССР и утвердил "Положение об ОГПУ СССР и его органах".

Вместо послесловия или "Последняя Коллегия ВЧК"

Ну, для начала — предпоследняя Коллегия ВЧК, на 29 июля 1920 года:

1. Дзержинский Феликс Эдмундович

2. Ксенофонтов Иван Ксенофонтович

3. Петерс Яков Христофорович

4. Аванесов Варлаам Александрович

5. Кедров Михаил Сергеевич

6. Манцев Василий Николаевич

7. Медведь Филипп Демьянович

8. Лацис Мартин Янович

9. Менжинский Вячеслав Рудольфович

10. Ягода Генрих Григорьевич

11. Зимин Николай Николаевич

12. Мессинг Станислав Адамович

13. Начвойск по должности — Корнев Василий Степанович

Утверждено в СНК 29/VII 1920. Председатель СНК В. Ульянов (Ленин) ЦПА ИМЛ, ф. 2, on. 1, д. 14842. Автограф.

Фото. "Последняя Коллегия ВЧК" — январь 1922 года

Изо всех людей на этой фотографии только двое умерло своей смертью от сердечного приступа (Дзержинский и Менжинский).

Слева направо на фотографии изображены:

Генрих Ягода, расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР в 1938 году.

Станислав Мессинг, расстрелян в 1937 году по решению "Тройки НКВД" в упрощенном порядке.

Яков Петерс, расстрелян в 1938 году по решению "Тройки НКВД" в упрощенном порядке.

Иосиф Уншлихт, расстрелян в 1938 году по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР

Абрам Беленький, расстрелян во внесудебном порядке 1941 году по решению "Особого совещания НКВД СССС".

Феликс Дзержинский, скоропостижно скончался в 1926 году, по официальной версии — от сердечного приступа.

Вячеслав Менжинский, умер в 1934 году от сердечного приступа.

Глеб Бокий, расстрелян в 1937 году по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.

Артур Артузов, расстрелян в 1937 году в особом порядке, без решения суда и даже без рассмотрения его дела тройкой. Кто и при каких обстоятельствах отдал приказ о ликвидации до сих пор неизвестно. Документы засекречены.

Георгий Благонравов, расстрелян в 1937 году по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.

Репрессированные члены предпоследней коллегии ВЧК, не вошедшие в последнюю Коллегию ВЧК:

Аванесов Варлаам Александрович — умер 16 марта 1930 года.

Зимин Николай Николаевич — 7 сентября 1938 Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к расстрелу за "участие в контрреволюционной организации и связи с иностранной разведкой". Приговор привели в исполнение через три дня в Москве.

Ксенофонтов Иван Ксенофонтович — умер 23 марта 1926.

Кедров Михаил Сергеевич — арестован летом 1937 — расстрелян 27 октября 1941.

Лацис Мартин Янович — арестован 29 ноября 1937 арестован — расстрелян 20 марта 1938.

Манцев Василий Николаевич — 28 июля 1938 приговорён к высшей мере наказания. 19 августа 1938 приговор приведён в исполнение.

И в связи со всем вышеизложенным, приведу два высказывания. Одно из них приписывается наркому внутренних дел в 1936–1938 годах Н. И. Ежову: "Партия подняла чекиста на такую небывалую высоту, упав с которой он разбивается вдребезги".

Втрое принадлежит Георгию (Григорию) Агабекову (Арутюнову) чекисту с 1920 года, перебежавшего в 1930 году к англичанам: "Чекист погибает либо от руки врага либо от руки своих. Естественная смерть для чекиста — исключена".

3 апреля — 15 сентября 2017 года.

Оглавление

Введение

Глава I. Дореволюционная предыстория создания ВЧК или партийные службы безопасности большевиков в царской России в 1907–1914 годах

  Часть 1. "Комиссии по борьбе с провокацией" в составе ЦК РСДРП (б) и местных крупных партийных организаций

  Часть 2. Боевые организации и профессиональные боевики большевистской партии в период Первой Русской Революции 1905–1907 годов

Глава II. Причины и начало создания органов государственной безопасности в Советской России вскоре после победы Великой Октябрьской социалистической революции

Глава III. Первоначальные коренные недостатки в создании и деятельности ВЧК

Глава IV. Деятельность ВЧК в декабре 1917 — апреле 1918 года

  Часть 1. Разгром тайных офицерских организаций в Петрограде в декабре 1917 — январе 1918 года

  Часть 2. Подготовка советских органов государственно безопасности к открытию Учредительного Собрания в Петрограде и его последующий разгон

  Часть 3. Деятельность советских органов государственной безопасности по обеспечению переезда Совета Народных Комисаров и руководства РКП (б) из Петрограда в Москву

  Часть 4. Разгром анархистов в Москве

Глава V. В. Д. Бонч-Бруевич — Серый Кардинал Ленина и куратор советских спецслужб в 1917–1920 годах

  Часть 1. Обретение Себя

  Часть 2. Начало Революционного Пути

  Часть 3. Вместе с Лениным

  Часть 4. Предчувствие Эпических Баталий, когда не считают дней и не считают вёрст

  Часть 5. Через тернии к Красным Звёздам

  Часть 6. Время Эпохальных Событий или Видеть Цель, Верить в Себя, не замечать препятствий

  Часть 7. "Предательство, предательство, предательство, предательство — души не заживающий ожог…"

  Часть 8. Старший брат и соратник

Глава VI. Создание местных органов и войск ВЧК в марте-июне 1918 года

Глава VII. Деятельность ВЧК и его местных органов в апреле-декабре 1918 года

  Часть 1. ВЧК против "Народного Союза Защиты Родины и Свободы"

  Часть 2. ВЧК против "Туркестанской военной организации" и стоявшей за ней английской военной разведки

  Часть 3. ВЧК против английской разведки в Москве и Петрограде в июне-августе 1918 года

  Часть 4. Борьба ВЧК с контрреволюционной и шпионской деятельностью немецкой разведки

  Часть 5. Передача ВЧК во второй половине 1918 года всех функций военной контрразведки

  Часть 6. Деятельность ВЧК после объявления режима "Красного террора" в сентябре-декабре 1918 года

  Часть 7. Окончательное оформление структуры ВЧК и её местных органов 26 ноября 1918 года в ходе работы "Второй конференции работников Чрезвычайных комиссий"

  Часть 8. Руководство Лениным завершения реформирования ВЧК в конце 1918 года

Глава VIII. Деятельность ВЧК в 1919 году

  Часть 1. ВЧК и очередное покушением на Ленина 6 января 1919 года

  Часть 2. Ликвидация уездных ЧК в январе 1919 года и создание "политических бюро" при уездных управлениях милиции

  Часть 3. Конфликт Дзержинского с Троцким по поводу деятельности Ярославской губернской ЧК в феврале 1919 года

  Часть 4. Продолжение реформ ВЧК в феврале 1919 года

  Часть 5. Новый мятеж левых эсеров в Петрограде и ряде губернских центров в марте 1919 года

  Часть 6. Усиление партийного контроля над органами военной контрразведки ВЧК

  Часть 7. Деятельность Петроградской ЧК во время первого наступления войск Юденича на Петроград в мае-июне 1919 года

  Часть 8. Разгром ВЧК так называемого "Национального центра" в Москве и Петрограде в июне-ноябре 1919 года

Глава X. Деятельность ВЧК в 1920 году

  Часть 1. ВЧК в условиях так называемой "мирной передышки" в январе-апреле 1920 года

  Часть 2. Борьба ВЧК с польским шпионажем и диверсиями

  Часть 3. Дзержинский на фронтах советско-польской войны в 1920 году

  Часть 4. Создание в 1920 году "Иностранного отдела" (ИНО) в качестве постоянной структуры разведки ВЧК

  Часть 4. Борьба в 1920 году ВЧК и её местных органов с коррупцией и должностными преступлениями

  Часть 5. Военизация персонала ВЧК

  Часть 6. Передача пограничных войск в ведение ВЧК 24 ноября 1920 года

Глава XI. Деятельность ВЧК в 1921 году в последний год своего существования

  Часть 1. Структура и личный состав ВЧК в 1921 году

  Часть 2. Первый спецназ войск ВЧК

  Часть 3. ВЧК и мятеж в Кронштадте

  Часть 4. Разгром ВЧК и Петроградской ЧК "Петроградской боевой организации"

  Часть 5. Завершение разгрома тайных анитбольшевистских организаций внутри Советской России в 1921 году

  Часть 6. Ликвидация ВЧК в 1921 году последней крупной антисоветской организации "Комитет помощи голодающим" ("Помгол").

  Часть 7. ВЧК и её войска в подавлении массовых крестьянских восстаний и повстанческих движений инспирированных с Запада в 1921 году

  Часть 8. ВЧК и дело ГОХРАНа

Глава XII. Преобразование ВЧК в Государственное политическое управление

Вместо послесловия или "Последняя Коллегия ВЧК" Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg