Андин. Исторические очерки об армянах в Китае

Жанр:

Автор:

«Андин. Исторические очерки об армянах в Китае»

336

Описание

Любите путешествия? В 2012 году автор книги – историк, кинорежиссер Рубен Гини вместе со своей группой прошел 6 тыс. километров из Пекина до Индийского города Мадрас. Во время путешествия проводились съемки документального фильма, удостоенного нескольких международных наград, включая Президентскую премию Армении (2016). Фильм вызвал неожиданный интерес к неизвестной ранее истории шелкового пути. Сайт filmfestivals.com включил фильм в реестр лучших проектов 2014-го года. Данная книга – результат исследований, раскрывающих историю армян на Шелковом пути и в Китае. Впервые на русском языке представлены отчеты путешественников, таких как Бенто де Гоиш и Джоаннес Лассар, а также приведена статья про христианский кайрак, обнаруженный группой Гини в одном из хранилищ Эрмитажа, считавшийся безвозвратно утерянным.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Андин. Исторические очерки об армянах в Китае (fb2) - Андин. Исторические очерки об армянах в Китае 9995K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Рубен Гини

ВВЕДЕНИЕ

Поиски следов армян вдоль Шелкового пути и в самом Китае – будь то исследование в полевых условиях или в академических учреждениях – увлекательное занятие, в первую очередь потому, что эта тема практически не изучена и не представлена.

В армянской историографии на протяжении всего двадцатого века лишь несколько авторов обратились к данной проблематике. Небольшие статьи зачастую носили ознакомительный характер и редко опирались на точные сведения. Причину столь "бережливого" отношения к армяно-китайским контактам следует искать, с одной стороны, в отсутствии квалифицированных экспертов по классическому китайскому языку, а с другой – в отрицании актуальности подобного рода новаторских исследований в той политической атмосфере, которая характеризовала Советский Союз.

Сегодня, однако, на фоне возросшего со стороны западного мира интереса к Китайской Народной Республике с ее прошлым и настоящим, сомнения в актуальности этой темы отпадают сами собой. Мы с определенной гордостью можем утверждать, что армянский народ сыграл одну из главных ролей в историческом сюжете о сближении Западной и Восточной цивилизаций в культурном торговом и религиозном контекстах.

Автору данной книги повезло вдвойне – он имел возможность вести исследования как в экспедиционных условиях, так и в научных учреждениях, синтезируя все находки и открытия в одну тему, отмеченную историей армяно-китайских контактов. Экспедиция в рамках проекта документального фильма "Андин. Хроники армянских путешествий" заняла три года – с 2011 по 2013 гг., и охватила 72 города и 11 стран мира, включая Китай (также Тибет), Индию, Киргизию и Мексику. Фильм был завершен в 2014 г., однако масштабность собранного материала никак не вписывалась в рамки двухчасовой киноленты. Сведения, которые поступали в течении трех лет, в конечном итоге легли в основу нескольких статей, изданных при АН РА и АН КНР.

Эта книга является сборником наиболее важных и интересных материалов, отобранных с определенной целью – объединить достоверные и, что самое важное, новые факты об исторических контактах армян с центральноазиатскими народами и Китаем.

Здесь представлены четыре статьи, распределенные в хронологическом порядке. Две биографии чередуются с двумя публикациями о предметах материальной культуры, обнаруженных в ходе одной экспедиции 2012 и 2013 гг. Материалы призваны не только обогатить армянскую историографию, но также привлечь внимание европейских и российских специалистов к той роли, которую сыграли армяне в приобщении Востока к Западу и наоборот.

Биографии профессора китайского языка Джоаннеса Лассара, как и первое описание на русском языке путешествия португальца Бенто де Гоиша в сопровождении армянина Исаака в начале XVII в., дают уникальный шанс погрузиться в глубину веков и осознать степень влияния отдельных представителей армянской нации на ход общечеловеческой истории.

Конечно, беспрецедентность материалов, а также невольная роль первопроходца могут сделать автора книги легкой мишенью для критики. Однако следует учесть тот инерционный факт, что почти во всех серьезных исследованиях прежнего времени большее предпочтение отдавалось полулегендарным персонажам или повествованиям наподобие мифа о китайском происхождении рода Мамиконянов, мнимого путешествия Антона Хая в Китай, нежели аутентичным данным, которые гораздо более интересны и важны для исторической трактовки армяно-китайских взаимоотношений.

ДВА СЛОВА О КНИГЕ

В 2011 г. в Пекине была сформирована независимая научная экспедиция для исследования армяно-китайских исторических связей в контексте Шелкового пути и Дороги пряностей. За неполные три года группа, возглавляемая Рубеном Гини, посетила 72 города в 11-и странах мира.

Основной задачей экспедиции являлся сбор фактических материалов, в том числе – рукописей, эпиграфических памятников на китайском, уйгурском и тибетском языках, проливающих свет на ранее неизвестные страницы истории армянского народа в азиатском регионе. Результаты этой кропотливой работы были отражены в документальном фильме "Андин. Хроники армянских путешествий", удостоенном Президентской премии РА 2015 г.

Данное издание представляет собой сборник статей, часть которых публиковалась в Китае, Армении и Польше в течение последних нескольких лет.

Открытие совершенно новой области для исследований, а также выявление свежих первоисточников для дальнейших изысканий являются приоретитной задачей автора этой книги. Соответственно, объединение статей под единым заглавием для более широкого распространения среди армяноязычных и русскоязычных ученых, интересующихся развитием межрегиональных отношений армян со странами Средней Азии и Дальнего Востока, стало целесообразным решением. Нет сомнений, что на сегодняшний день возрастающий интерес к Китайской Народной Республике, а также политика по вопросу восстановления Шелкового пути в рамках проекта ТРАСЕКА требуют со стороны Армении, в свою очередь, привести достаточно аутентичных фактов о многовековых контактах между двумя древними народами.

Экспедиция "Андин" использовала все имеющиеся ресурсы, чтобы собрать исторические факты как для научных публикаций, так и для завершения документального фильма. Группа Рубена Гини сотрудничала с 32-мя научными институтами, добывая материалы, которые до настоящего времени не имели доступа в Армению и в страны постсоветского пространства. Главным преимуществом, полагаю, можно считать непосредственное участие автора в полевых исследованиях в таких странах как Индия, Китай (включая Тибет), Киргизия и Мексика.

Издание обогащено изображениями редких документов, впервые полученных или оцифрованных для этого сборника, куда, к сожалению, успели войти не все добытые материалы.

В работе, на первый взгляд – тематически дифференцированные статьи призваны, тем не менее, обобщить сведения об армянах на Шелковом пути и их деятельности в азиатском регионе. Помимо двух публикаций о музейных экспонатах из закрытых фондов Государственный Эрмитажа и Краеведческого Музея Ширака ("Китайская Чаша Сюаньдэ из Гюмри" и "Сведения о местонахождении кайрака с армяно-сирийской надписью"), также приводятся статьи биографического характера ("Подробно о путешествии в Китай Бенто де Гоиша и армянина Исаака" и "К биографии профессора Лассара – автора первой библии на китайском языке").

Первая статья примечательна тем, что отсылает нас к самому первоисточнику – латинскому трактату Николя Триго, который впервые был переведен на русский язык Рубеном Гини в 2015 г. Этот исторический эпизод – уникальное свидетельство того, что армяне играли не последнюю роль в событиях мирового значения. В частности, речь идет о путешествии португальского иезуита Бенто Гоиша в 1602-1607 гг., которому впервые после путешествия Марко Поло удалось достичь Китая сухопутным путем. Однако скоропостижная смерть иезуита вынудила сопровождавшего его Исаака-армянина самому достичь Пекина и передать сведения о путешествии миссионеру Маттео Риччи. Благодаря этому, в первой половине XVII века западный мир узнал, что Ханбалык, описанный Марко Поло, и Пекин являются одним и тем же городом. Латинский трактат Триго богат детальными описаниями армянского торгового костюма, который стал основой для облачения памятника Гоишу на Азорских островах – ведь, согласно источнику, иностранцы надевали армянский костюм, чтобы беспрепятственно достичь Китая.

Вторая работа призвана ознакомить читателя с биографией Джоаннеса Лассара (Газаряна) – автора первой Библии на китайском языке. Этот замечательный эпизод оказался задокументированным в анналах Баптистской миссии в Лондоне, в эпистолярном наследии бенгальских миссионеров начала XIX века.

Армен Байбуртян

Профессор практики политических наук

Массачусетский университет (Амхерст)

ПОДРОБНО О ПУТЕШЕСТВИИ В КИТАЙ

БЕНТО ДЕ ГОИША И АРМЯНИНА ИСААКА

История глобальных международных отношений развивалась благодаря факторам, среди которых важную роль сыграли путешествия отдельных людей, сумевших открыть, а затем и представить лицом к лицу два разных мира – Запад и Восток.

Особого внимания в свое время удостоилась книга Марко Поло, которая, однако, уступает работам других, менее популярных средневековых авторов, чьи описания Центральной Азии и Китая гораздо насыщены достоверными фактами.       Монгольское вторжение в Переднюю Азию стало еще одним стимулом для подобных исследований в Европе, которая видела в этой новой силе возможность покончить с исламом. В своем послании Папа Гонорий III (со слов кардинала Пелагия) называет Чингисхана царем Давидом1. И даже несмотря на обманутые надежды, что монголы являются союзниками христианских государств в Леванте, интерес к этому народу и его прародине продолжал расти вплоть до середины XIV века.

Резко увеличился поток иностранцев, нацелившихся на дальние рубежи, в частности, за счет миссионеров ордена Францисканцев. На более позднем этапе их сменили братья Иезуиты, оставившие после себя богатое эпистолярное наследие, затрагивающее историю Индии, Китая и Японии2. Однако даже к началу XVII века историография Востока продолжала хромать. Сведения о Китае пополнялись рассказами путешественников и торговцев, но были слабым подспорьем для науки.

Более того, открытие Пути пряностей3 внесло путаницу в топонимику этих регионов. Одна из причин таилась в потоке свежей информации, которая приходила вместе с моряками – они часто давали новые названия городам и странам, которые отличались от тех, что вошли в источники, написаные несколькими столетиями раньше.

Так, в начале XVII века остро встал вопрос о том, может ли “Катай”, описанный Марко Поло, и “Китай”, с которым торговали теперь европейцы, быть одним и тем же государством4. В 1598-м г. в одном из своих писем иезуит Жером Ксаверий5 упоминает старика-купца, который уверял, что 13 лет прожил в Катае6 – в главном его городе Ханбалыке7.

Этот мусульманин поведал о могущественном императоре Катая, под подчинением которого находится более тысячи пятисот городов, весьма многолюдных8, и что он повстречал там священников, своим одеянием похожих на иезуитов.

Этот поразительный рассказ и послужил толчком к формированию исследовательской миссии в сердце Азии, которая была осуществлена португальцем Бенто де Гоишем в сопровождении армянина Исаака, с одной единственной целью – выяснить, является ли действительно Катай тем самым Китаем?

Результаты пятилетней исследовательской кампании поражают воображение читателя. Выражаясь словами Генри Юла – “Катай исчез, остался только Китай в умах и на устах людей”. В следующие десятилетия топонимы “Катай” и “Ханбалык” стали стремительно покидать страницы книг и поверхности карт9.

Память о путешествии дремала в анналах истории до второй половины XIX века, пока история Бенто де Гоиша вновь не стала популярной. Позже, в 1907 г., во время празднования трехсотлетия окончания путешествия, в его родном городе – Вила-Франка-ду-Кампу был установлен памятник, представляющий Бенто, облаченного в армянскую одежду, какой она была описана в работах Пьера де Яриччи и Маттео Риччи10 более четырех столетий назад.

Это первая публикация на русском языке, основанная на рассказе отца Маттео Риччи, который, в свою очередь, пользовался уцелевшими рукописями самого Бенто, так и не сумевшего добраться до Пекина, и устными рассказами Исаака-армянина.

Ниже приведен списокпубликаций

о путешествии Бенто де Гоиша

Впервые историю Гоиша изложил фламандский миссионер XVII века – Николя Триго уже после смерти самого Маттео Риччи:

– Nicolas Trigault (1577-1628). De Christiana expeditione apud Sinas suscepta ab Societate Jesu, Augsburg, 1615. Liber V, Caput XI, Caput XII, Caput XIII. pp. 544-569, переиздана и дополнена в 1616 году (pp. 601-628).

Первая публикация оригинальных рукописей и писем Маттео Риччи впервые были опубликованы в сборнике Пьетро Такки-Вентури:

– Tacchi Venturi, Pietro (1861-1956). Opere storiche del P. Matteo Ricci, S.I.: edite a cura del Comitato per le onoranze nazionali, con prolegomeni, note e tavole dal P. Pietro Tacchi Venturi (Historical Works of Fr. Matteo Ricci, S.I.) in 2 volumes. Volume I – “I Commentarj dalla Cina” (1911), Volume II – “Le Lettere dalla Cina” (1913).

Ввиду того, что Пьетро Такки-Вентури слабо владел китайским языком, его работа уступает более позднему изданию Паскуале д'Элиа:

– Pasquale d'Elia (1890–1963). Fonti Ricciane: documenti originali concernenti Matteo Ricci e la storia delle prime relazioni tra l'Europa e la Cina (1579-1615), in 3 volumes, Roma, 1942-1949.

Еще один ценный источник – это книга Пьера де Яриччи, дополненная личными письмами Гоиша, которые он отсылал в Индию из Центральной Азии. Письма отсутствуют в латинском издании Николя Триго.

– Pierre de Jarric (1566-1617) 11. Tholosani Societat Jesu Thesaurus Rerum Indicarum, 1615, pp. 201-226.

На английском языке путешествие изложено с дополнительными сведениями Самюэлем Пурчасом:

– Samuel Purchas (1577-1626). Hakluytus Posthumus or Purchas His Piligrimes, London, 1625, в 4 томах. Позднее издание – Hakluytus Posthumus or Purchas His Piligrimes, London, in 20 volumes, 1905-1907, Volume XII, pp. 222-238.

И, возможно, самым известным источником о путешествии (хотя история Бенто и Исаака изложена крайне скудно) является книга А. Кирчера, изданная на латинском языке.

– Athanasius Kircher (1601-1680). China monumentis, qua sacris qua profanis, nec non variis naturae & artis spectaculis, aliarumque rerum memorabilium argumentis illustrata (или просто China Illustrata), Amasterdam, 1667, pp. 62-64.

Первый перевод книги Кирчера на английский язык:

– China Illustrata by Charles Van Tuyl, Indian University Press, 1987, pp. 57-58.

В XIX веке память о Бенто Гоише освежил Карл Риттер в своей масштабной девятнадцатитомной работе «Землеведение в отношении к природе и истории человечества», выходившей с 1816 по 1859 годы. Риттер использовал сведения, полученные из публикации Николя Триго, однако его больше интересовали географические данные Центральной Азии, чем само путешествие.

– Carl Ritter (1779-1859). Die Erdkunde im Verhältniss zur Natur und zur Geschichte des Menschen. Berlin, 1832. Die Erdkunde von Asien, pp. 198-228.

На основе работы К. Риттера было опубликовано единственное исследование на русском языке В.В. Григорьева. Однако история Бенто де Гоиша изложена лишь фрагментарно:

– Василий Васильевич Григорьев (1816-1881). Землеведение. Восточный или Китайский Туркестан. Издание Императорского русского географического общества, Санкт-Петербург, 1869.

На французском языке одним из первых к истории Бенто де Гоиша обращается Эварист Регис Гюк – миссионер ордена лазаристов и путешественник. В том же году книга была переведена также на английский язык:

– Evariste Regis Huc (1813-1860). Le christianisme en Chine, en Tartarie et au Thibet (1857-1858) (Paris: Gaume frères 1857-1858). in 4 vols. Vol. II (1857), pp. 209-233. Англ. издание: Christianity in China, Tartary and Thibet, 1857, Vol. II, pp. 163-182.

Фундаментальным исследованием занялся британский ориенталист Генри Юл во второй половине XIX века. И хотя текст приводится фрагментарно, важно то, что Юл черпал информацию из различных независимых источников:

– Henry Yule (1820-1889). Cathay and the way thither: being a collection of medieval notices of China. Issue 37 of Works issued by the Hakluyt Society. London, Printed for the Hakluyt society, 1866, in 4 vols. Vol. 2, pp. 529–596.

Достойно упоминание также исследование Корнелия Весселса, наиболее часто цитируемое в современных публикациях (хотя работа содержит явные пропуски, и проглядываются искажения в самом тексте):

– Cornelius Wessels (1880-1964). Early Jesuit Travellers in Central Asia 1603-1721, The Hague: M. Nijihoff, 1924, pp. 1-42. Позднее издание – Early Jesuit Travellers in Central Asia 1603-1721, Delhi, 1997, pp. 1-42.

Наконец, полный перевод латинского текста Николя Триго выполнил Луи Галлагер в 1942 г., (переиздан в 1953 г.) На сегодняшний день – это полноценный источник рукописей Маттео Ричи на английском языке12:

– Louis J. Gallagher (1885-1972). China in the Sixteenth Century: The Journals of Matthew Ricci: 1583-1610, New York, 1953. Book Five, Chapter 11, “Cathay and China: The Extraordinary Odyssey of a Jesuit Lay Brother” and Chapter 12, «Cathay and China Proved to Be Identical.» (pp. 499–521).

__________

Приведенный ниже перевод текста выполнен на основе латинского трактата Николя Триго13, с использованием первого английского издания Самюэля Пурчаса и писем Пьера де Яриччи в изложении Генри Юла14.

О христианской миссии Ордена Иезуитов среди китайцев

Книга V. Глава XI.

Путешествие из Индии в Катай

члена нашего братства – португальца Бенто Гоиша

В письмах Отцов, что живут при Могольском дворе в Индии, упоминается известная империя, которую сарацины величают Катаем. Это название хорошо известно в Европе благодаря записям Марко Поло и истории Хайтона Армянина15, но поскольку с тех пор прошло много веков, то мало кто вообще верит, что преданное забвению это место в действительности существует. Отцы сообщают в письмах, что это самое царство Катай расположено восточнее и чуть севернее от царства Моголов. В письме иезуита Жерома Ксаверия, что было послано из Лахора в августе 1598 года, говорится о шестидесятилетнем сарацине16, который утверждал, что тринадцать лет жил в Катае – в их главном городе Ханбалыке, что царь тамошний всемогущ, что в его империи тысяча пятьсот городов, весьма многолюдных, что он часто виделся с царем, с которым общался только через евнуха. Его спросили, как он смог попасть в это царство, на что тот ответил, что является купцом, а также – посланником царя Кашгарии17, и перед тем, как попасть в страну, показал местному начальнику все письма и соответствующие печати, что нес с собой. О его просьбе согласились доложить царю; человек, посланный за разрешением, вернулся только через месяц. Старец также рассказал, что эти катайцы белы кожей, носят длинные бороды и весьма привлекательны собой, миролюбивые, по сравнению с румцами18 и турками. В стране много иезуитов [христиан] и магометан, которые надеются обратить христианского царя в свою секту. У них имеется много (он сказал – иезуиты другой конфессии) [sic] храмов, изображений и крестов, которым они страстно поклоняются. Многие священники владеют собственными храмами, живут без жен и содержат школы. Они носят черные одежды, а во время праздников переодеваются в красное, с колпаками как у иезуитов, но размером побольше.

Сама страна богата, имеет много серебряных рудников, а царь содержит четыреста слонов, которые, говорят, были привезены из Малакки.

Так брат Ксаверий загорелся желанием проверить, что это за страна и объявил о намерении организовать исследовательскую миссию. Отец Николо Пимента – официальный представитель Ордена иезуитов в Западной Индии, был крайне заинтересован в том, чтобы усилиями отцов сохранить народ Катая в истинной вере. Можно было предположить, что народ, находящийся в такой дали от христианского мира, легко мог впасть в безбожие. Поэтому он решил поделиться своими намерениями с Папой и с Его Католическим Величеством19. Ответ монарха был доставлен вице-королю Индии Ариасу Салдане с указанием помочь предприятию, задуманному отцом Николо Пиментой, выделить необходимую сумму и оказать всяческую поддержку. Он это выполнил с большой охотой, так как сам жаждал распространить веру и был бесконечно предан Ордену.

Для этой цели больше всего подходил португалец – Брат Бенто де Гоиш20, рассудительный и храбрый человек. Он знал обычаи сарацинов и хорошо владел персидским языком благодаря тому, что долгое время жил на земле Моголов. Эти два необходимых качества были важны для осуществления путешествия21.       В письмах, отправленных отцом Маттео Риччи из столицы Китая, наши отцы узнали, что Катай являлся еще одним названием этого царства. В угоду этого в нашей книге было представлено несколько доказательств, однако среди отцов при Могольском дворе сложилось противоположное мнение на этот счет. Николо Пимента колебался, чью сторону выбрать, но в итоге отдал предпочтение братству в Моголии. Было известно, что в Катае находилось множество сарацин, но в то же время полагали, что эта странная секта никогда не проникала в Китай. Также никогда не встречали следов христиан в Китае, в то время как видевшие их собственными глазами сарацины настаивали на их присутствии там. Еще одним предположением существования Катая явилось его схожее название с царством Китай.

Чтобы покончить с этими сомнениями, а также выяснить, существует ли другой, гораздо более близкий путь для торговли с китайским народом, было решено снарядить разведывательную экспедицию.

Что же касается количества христиан в Катае (как мы увидим впоследствии – в Китае), о которых говорилось с такой уверенностью, рассказы сарацинских очевидцев были сильно преувеличены, как это им свойственно, а может быть они заблуждались по своему невежеству и сообщали о вещах, в которые сами же верили. Так как сами они никогда не почитали никаких изображений, то увидев многочисленных идолов в китайских храмах, которые, и вправду, иногда напоминают Матерь Божью или кого-то из святых, то, возможно, и сочли, что христианство и китайская вера чем-то схожи между собой. Вероятно, они также приметили лампады и восковые свечи на алтарях, языческих священников в облачении, что в наших церемониальных книгах носит название плувиал, и приняли их за христианские. Допустимо также, что они слышали храмовое пение, столь похожее на Григорианские песнопения в наших церквях. Все это они могли слышать и видеть, а может им пришлось также познать другие явления, навеянные дьяволом – неладным подражателем благих дел, посягающим на доброе имя Всевышнего.

Вот почему, торговцы, в особенности, если они были сарацинами, могли и спутать других с христианами.

Итак, наш Бенто был готов отправиться в путь. Он принял армянское облачение и взял имя христианского купца-армянина, назвавшись Абдулла, что означает “раб божий”22. К этому имени он также добавил непременную приставку Isai 23, чтобы подчеркнуть принадлежность к христианам. От царя Моголов24, именем Акабар, что был другом всех Иезуитов и, в особенности, самого Бенто, он получил различные письма для правителей стран, бывших его данниками или союзниками.

Итак, он должен был идти как армянин, и в таком виде ему было бы позволено свободно путешествовать, в то время, как если бы знали, что [он] испанец, со всей очевидностью он был бы задержан.

Бенто облачился в армянский костюм – длинный халат и тюрбан, и вооружился, взяв с собой ятаган, лук и колчан со стрелами. Он отрастил длинные волосы и отпустил бороду, как это делали торговцы, он имел при себе также различную утварь, чтобы показать, что торгует ею. Был у него огромный запас этих изделий из Индии, а также из страны Моголов, выданных вице-королем Индии и самим царем Акабаром. Таков был образ, соответствующий представлению о купце, который имеет право свободно передвигаться, оставаясь при этом христианином25.

Отец Жером Ксаверий, много лет бывший главой Миссии в Моголии, выбрал двух греков, сведущих о странах, через которые они должны были пройти, сопровождая Гоиша в пути.

Один из них по имени Лео Гримано26 был священником, владел турецким и персидским языками, второй же являлся купцом по имени Деметрий27. Также наняли четырех слуг, рожденных сарацинами, но позже принявших крещение.       Возник вопрос: каким путем идти в Катай? Некоторые утверждали, что существует дорога через Бенгалию, королевство Гарагхат28. Но опытные купцы твердили, что следует выбрать более близкий маршрут – добраться через Лахор-Кашмир по территориям, лояльным Великому Моголу, в царство Кашгар, откуда есть прямой путь к первому торговому городу Катая – месту, где, как уверяли, живут христиане. Ксаверий был весьма заинтересован вопросом, могло ли это государство быть тем самым Катаем Марко Поло и царством известного христианского правителя пресвитера Иоанна29?

Вскоре они добрались до Лахора. Здесь Бенто отпустил слуг, так как пользы от них было мало, и нанял армянина по имени Исаак30, проживающего в Лахоре с семьей31. Этот Исаак показал себя верным соратником, который оставался рядом с Бенто на протяжении всего путешествия, точно верный Ахат.

Компаньоны тронулись в путь 6-го января 1603 года32. В Лахоре ежегодно снаряжался караван, державший путь в столицу Кашгарии33 – царства с собственным правителем.

Обычно пускались в дорогу в большом количестве, чтобы защититься от грабителей. В караване, к которому примкнули Бенто и его соратники, насчитывалось более пятисот человек со множеством мулов, верблюдов и повозок. Итак, торговцы отправились во время Великого Поста, проведя месяц в дороге, добрались до города Атек34, все еще в пределах провинции Лахор. Две недели караван переправлялся на лодках на другой берег через реку, ширина которой равнялась полету стрелы, и здесь на другом берегу переждали еще пять дней, так как прослышали, что дорога впереди перекрыта целой ордой разбойников. Два месяца спустя они добрались до другого города – Пассаура35, где решили отдохнуть недели три.

В следующем поселке они узнали от паломника, что в тридцати днях пути находится место Каферстам36, куда не дозволено заходить ни одному магометанину под страхом смерти. Купцы-язычники имеют туда доступ, но им не позволено посещать храмы. Местные жители перед тем, как идти в храм, облачаются в черные одежды. Место это пригодно для выращивания винограда.       И паломник дал Бенто попробовать стакан вина, после чего тот убедился, что оно такое же, как и у него дома. Чуждые сарацинам обычаи этих краев дали повод предположить, что они населены христианами. Задержавшись без малого на двадцать дней в этом месте, путешественники наняли у местного владыки 400 вооруженных солдат, для защиты каравана, так как узнали, что окрестности кишат разбойниками. Двадцать пять дней пути привели их к месту под названием Гидели37. Купцы переносят поклажу с холмов сами, на собственных плечах, в то время, как их вооруженная охрана высматривает с вершины разбойников. Здесь бытует обычай скатывать с высоты огромные валуны на ничего не подозревающих путников.

Когда купцы уже собрались заплатить пошлину за проход, на них внезапно напали грабители, многих смертельно ранив. С большим трудом удалось сохранить жизнь и имущество остальных путников. Бенто со своими соратниками укрылся в лесу, и только ночью они решились вернуться на место нападения.

Спустя еще двадцать дней караван добрался до Кабула – великого торгового города во владениях Моголов. Здесь караван задерживается на целых восемь месяцев38, так как большинство купцов продолжают сбывать товар, а другие опасаются ехать в малом количестве.

В этом городе к каравану примкнула женщина по имени Аге-Ханум39, которая, как выяснилось, приходилась родной сестрой правителю Кашгарии – Маффамету Кану40, чьи земли лежали на пути к Катаю. Агеханем была также матерью правителя Хотана, а приставку “Age” к своему имени получила согласно обычаю сарацин даровать ее тем, кто совершает паломничество в Мекку, к могиле пророка41.

Женщина как раз возвращалась после такого паломничества, и ее средства подходили к концу. Она искала помощи у купцов, заверяя, что все долги будут оплачены, как только они доберутся до ее земель. Это было выгодное предложение, поскольку письма, адресованные правителям, которые Бенто получил в Агре, уже теряли свою силу из-за отдаленности регионов. Поэтому он одолжил ей шестьсот золотых, которые заработал на продаже товаров. Она же потом расплатилась с ним поднеся взамен кусочки того мрамора42, который весьма ценится среди катайцев и является самым доходным товаром.

В этом городе Лео Гримано, утомленный долгим переходом, отказывается продолжить путь, а второй грек, Деметрий, остается в городе по своим делам.

И с Бенто соглашается идти дальше только армянин Исаак. Когда же к каравану присоединяется достаточное количество людей для безопасного путешествия, они трогаются в путь.

Первый город, куда они пришли, назывался Чиаракар43 – место, чрезвычайно богатое железом. Здесь Бенто впал в уныние, так как на крайних рубежах страны Моголов, рекомендательные письма правителя, которые он нес с собой, стали бесполезны.

Десять дней спустя они пришли в крохотное селение Паруам44 – последнее на территории Моголов. Передохнув здесь пять дней, они двинулись дальше преодолевая следующие три недели горные перевалы, потом прошли место Айнгаран45 и еще через пятнадцать дней добрались до Калча46, где встретили людей со светлыми волосами, подобно жителям Бельгии. Те обитали в маленьких, разбросанных повсюду, селениях.

Вскоре путешественники дошли до места Гиалалабат47, где брахманы взимают пошлину для царя Бруараты48, а пятнадцать дней спустя дорога привела в Талхан49, где из-за междоусобной войны пришлось задержаться на месяц. Восставшие люди из Калчи подстерегали путников вдоль дорог.

Затем они пришли в небольшое селение Шеман50, которое находилось под юрисдикцией правителя Ферганы, Бухары, Самарканда и других близлежащих областей. Градоначальник призвал всех купцов укрыться за стенами города. Купцы же заявили, что они только хотят оплатить пошлину и продолжить путь ночью, однако градоначальник запретил им это делать, потому что повстанцы из Калча, хотя и не имели лошадей, однако могли внезапно напасть на караван и тем самым причинить больший ущерб городу и стране. Поэтому он советовал им присоединиться к его людям в борьбе с жителями Калча.

Едва караван добрался до городских стен, как раздался крик о том, что жители Калча наступают. Купцы наспех сооружают заграждения и собирают большую кучу камней на случай, если закончатся стрелы. Увидев это, повстанцы начинают уверять, что они не собирались причинять вреда и сами готовы сопровождать караван. Однако купцы им не доверяют, о чем и заявляют громогласно, после чего повстанцы их незамедлительно атакуют, опрокидывают заграждения и принимаются грабить караван. Потом бандиты призывают купцов выйти из леса (куда они убежали во время нападения) и заявляют, что позволят им забрать оставшиеся товары и уйти за стены опустевшего города. Во время нападения Брат Бенто лишился только одной лошади, и ту вернул в обмен на одежду из хлопка.

Путешественники остаются в городе страшась нового нападения и резни. Но один из высокопоставленных чинов по имени Олобет Абадаскан51 из Бухары направляет к повстанцам своего брата с письменным обращением дать купцам возможность уйти. Разбойники, согласившись, тем не менее, продолжают преследовать караван, время от времени совершая грабительские набеги. В одном случае Бенто отстает от каравана и не замечает четырех разбойников, которые намеренно низко прижимались к земле, чтобы остаться незамеченными. Когда они нападают, Бенто не растерявшись, бросает негодяям свой тюрбан, и пока те пинают его ногами, ему удается уйти и снова примкнуть к каравану.

Восемь дней они следуют вдоль самых ужасных дорог, какие только могут быть на свете, и, наконец, добираются до Тенги-Бадаскана52. «Тенги» означает трудный проход – эта узкая тропа по которой может пойти лишь один человек.

В этом месте обитатели близлежащего городка вместе с группой солдат нападают на путешественников, и Брат Бенто теряет трех лошадей, которые впоследствии возвращает в обмен на небольшие дары. Передохнув здесь десять дней они за один день добираются до Чиарчунара53, где из-за сильных ливней вынуждены прождать под открытым небом целых пять дней. Их страдания умножает очередное нападение разбойников. Следующие десять дней пути приводят их в местечко Серпанил54 – абсолютно безжизненное, лишенное следов пребывания человека. Отсюда они начинают восхождение на гору, что носит название Сакритма55. Только самые сильные лошади могли одолеть эту высоту, остальным пришлось отступить в поисках обходного пути. Здесь два мула Бенто захромали, слуги вознамерились их отвязать и отпустить, однако те, притерпевшись к боли, последовали за караваном.

Двадцать дней понадобилось, чтобы дойти до провинции Саркил56, где поблизости друг от друга расположено множество маленьких поселений. Путешественники прождали два дня, пока отдохнут лошади, и в течение двух следующих суток преодолели гору Чечиалит57. Гора была покрыта глубоким снегом, и часто бывало, когда при переходе многие путники там замерзали до смерти. Бенто и Исаак избежали этой участи, так как шесть дней подряд шел снег, который укрывал их от холода.

Наконец, они достигли места под названием Тангетар58 во владениях царя Кашгарии. И именно здесь случилось так, что армянин Исаак сорвался с берега и упал в большую реку. Почти восемь часов после спасения он оставался без сознания, пока его не вернул к жизни брат Бенто. Пятнадцать следующих дней они идут к городу Иакониш59 по дорогам настолько плохим, что шесть лошадей Бенто пали от изнеможения. Еще пять дней потребовалось, чтобы дойти до столицы – Иаркана60, откуда Бенто отсылает навьюченных припасами лошадей обратно – в помощь своим товарищам, и вскоре, в ноябре того же, 1603-го г., те прибывают с поклажей и товарами.

Глава XII

Дальнейший путь в Катай, который является Китаем

Ярканд – столица царства Кашгарии, величайший торговый центр, запруженный бесчисленным количеством караванов и всевозможных товаров. В Ярканде караван из Кабула был распущен и снаряжен новый – для следования в Катай. Должность главы этого каравана продается правителем. Получивший ее уполномочен командовать путешественниками на протяжении всего пути. Прошло двенадцать месяцев, прежде чем караван был сформирован, а формируется он не каждый год – только в том случае, когда собирается достаточное количество купцов, а также если достоверно известно, что их впустят в пределы Катая.

Для торговли в Катае нет ничего лучше, чем прозрачные кусочки мрамора, который лучше называть яшмой61. Эти камни предназначены для императора Катая, и весьма ценны, потому что, как подобает властителю, он дает за них высокую цену. Те куски, которые он отвергает, сбывают другим покупателям в частной сделке. Прибыль, получаемая от торговли мрамором, может покрыть все расходы и восполнить потери во время опасного путешествия. Из этого мрамора изготовляют различные изделия: вазы, застежки для плащей и ремней, искусно инкрустированные цветами и листьями. Катайцы называют его “tusce”,62 а в Кашгаре он есть в несметном количестве. Существует два типа этого камня. Первый – наилучшего качества, добывают в реке Котан, неподалеку от столицы, тем же способом, каким ныряльщики собирают жемчуг, поднимая со дна куски размером с небольшой кремень. Второй, и он качеством похуже, добывают в горных карьерах, где глыбы побольше разламывают на пластины шириной в два локтя или четыре фута. Эта гора расположена на расстоянии двадцати дней пути от столицы и называется Кансангуй-Каш63, что означает “каменная гора” (вероятно, уже упомянутая в одной из наших географических книг, описывающих эту страну). Из-за твердой породы камня, а также большого расстояния, добыча этих глыб требует громадных усилий. Говорят, камень делается мягче при воздействии огня на его поверхность. Право обрабатывать карьер выдается купцу, и другие не могут работать здесь до истечения его договорного срока. Когда группа рабочих поднимается в горы, они берут с собой провизию на целый год, прекрасно сознавая, что в период работы не смогут посетить ни одно поселение.

Сперва наш Брат Бенто отправился выразить уважение правителю – Султану Махмуду. В городе царило большое возбуждение от известия о прибытии армянского купца, не следовавшего законам ислама. Этот купец был так именит, что мог притязать на встречу с царем и был им тепло принят64. Подарки, которые он взял с собой, пришлись по вкусу при дворе. То были карманные часы, зеркала, европейские безделушки. Они привели царя в восторг, и тот принял Бенто с большой радостью, и оказал покровительство.

При дворе Бенто не сказал прямо, что держит путь в Катай, опасаясь отказа, а лишь упомянул страну Киалис в западной части Кашгара и попросил у правителя письмо для этих земель. Его пожелания нашли поддержку со стороны сына Ходжа Ханум (Агеханем), которой он в свое время одолжил 600 золотых.

Тогда же в Ярканд приехал Деметрий, оставшийся в Кабуле полгода назад. Если сначала Бенто и Исаак были рады его видеть, то вскоре их радость была омрачена неприятностями, в которые втянул их грек. Среди купцов бытовал обычай – с разрешения правителя страны выбирать так называемого императора из числа своих, которому преподносились дары и выказывалось всяческое уважение. Однако Деметрий решил отступить от этой традиции, чтобы сэкономить свои сбережения, за что ему грозила тюрьма и порка. Лишь благодаря вмешательству Бенто и небольшому подарку удалось замять конфликт.

Вскоре, однако, случилось другое несчастье. Однажды ночью в дом путешественников проникли воры. Они связали армянина и, приставив нож к груди, грозили убить, если тот станет звать на помощь. Шум, однако, разбудил Деметрия и Бенто, и разбойники скрылись.

В другой раз Бенто уехал к принцу Куотана65, который приходился сыном Ходжа Ханум, чтобы получить компенсацию за заем. Обычно путь занимал 10 дней, но прошел месяц, а Бенто не возвращался. Сарацины, тем временем, распространили ложный слух о том, что Бенто в Хотане был убит священниками за то, что отказался принять их пророка. И будто бы эти коварные жрецы, которых называют Кашишами66, хотели забрать его имущество, так как Бенто не оставил завещания и не имел наследников. Это были тяжелые дни для Исаака и Деметрия, которые не только скорбели по ушедшему другу, но опасались также за свою жизнь. И радости их не было предела, когда Бенто, наконец, возвратился из путешествия с кусками, уже описанного нами ценного мрамора полученного, в качестве возмещения долга. В благодарность Всевышнему за свое благополучное возвращение он выделил большую сумму в помощь бедным – правило которого придерживался на протяжении всего путешествия.

Однажды сарацины пригласили Бенто разделить с ними ужин. Внезапно один из фанатиков, выхватив меч, стал угрожать Бенто, требуя чтобы тот воззвал к имени Магомета. Бенто ответил, что последователи его веры не обращаются к этому имени, и отказался. Неизвестно, что бы случилось, если бы не вмешались присутствующие и не заставили бы безумца отступить. Говорят, что во время путешествия его не раз, грозя смертью, заставляли воззвать к Магомету, но благодать Божья спасала его всякий раз, и он сумел дойти до конца.

В другой раз случилось так, что правитель Кашгара послал за Бенто, когда у него во дворце собирались писцы и священники странного культа, называющие себя мулла. Они спросили Бенто, какому закону он следует – закону Моисея, Давида иль Магомета, и в какую сторону света обращает лик во время молитвы. Бенто ответил, что он следует закону Иисуса, которого называют Isai, и молится во все стороны, так как Бог повсюду. Последняя часть ответа вызвала бурную дискуссию, потому что по традиции сами они [мулла] молятся, обратив лик на запад. В конце концов, они пришли к заключению, что христианство, должно быть, тоже несет в себе добро.

За это время один из местных по имени Агиаси67 был избран вести следующий караван. Наслышанный о храбрости Бенто, а также о его торговых навыках, он позвал его к себе на пир, где во время трапезы звучала местная музыка. После пиршества глава каравана, следовавшего в Катай, пригласил Бенто присоединиться к нему. Бенто как раз этого и ждал. Но, уже зная нравы сарацин, он решил сначала дождаться официального приглашения, чтобы не показаться грубым. И наконец, сам правитель попросил компаньонов присоединиться к караван-баши68, как называли главу каравана. Бенто согласился и получил рекомендательные письма для всего маршрута.

Некоторые из товарищей Бенто, из тех, что прибыли еще с первым караваном из Кабула, стали уговаривать его не ехать в таком малом количестве. Они уверяли, что местный народ вероломен и кто-нибудь попытается отнять у него имущество или убить. Бенто заверил, что следует воле правителя и уже обещал главе каравана, а посему, будучи человеком честным, не может нарушить данное слово. Местные продолжали твердить, что все трое армян (как те продолжали себя называть), будут сразу умерщвлены, как только ступят за стены города. Деметрий, напуганный этими речами, второй раз покидает Бенто и Исаака, отказавшись ехать, и уговаривает их вернуться домой. Но Гоиш отвечает, что никогда, даже под страхом смерти не откажется от своей миссии, которая может возвеличить имя Господа, и что недостойно человеку поддаваться страху, что это лишит надежды стольких людей, а расходы архиепископа Гоа и вице-короля улетят на ветер. И что с помощью Божьей, которому он обязан своим благополучием, он Бенто надеется завершить

экспедицию и в любом случае будет идти и дальше, если надо, рисковать жизнью в этом предприятии, но не откажется от него. Так он опоясал чресла свои в дорогу. Имея под собой коня, он купил еще десяток лошадей для себя, Исаака и поклажи. Тем временем караван-баши вернулся к себе в дом, что был в пяти днях пути от столицы, чтобы подготовиться к нелегкому путешествию. Оттуда он послал сообщение Бенто с просьбой приехать как можно скорее, чтобы подстегнуть своим примером других купцов.

Бенто и самому нетерпелось пуститься в дорогу, и к середине ноября 1604 года его с Исааком путешествие в Катай продолжилось. Сначала они добрались до Иолчи, где оплатили пошлины и показали королевские бумаги. За последующие двадцать пять дней они прошли поочередно: Hancialix alceghet69, Hagabateth, Egriar, Mesetelec, Thalec, Horma, Thoantac, Mingieda, Capetalcol Zilan, Sarc Guebedal, Canbasci, Aconsersec, Ciacor70, Аксу71. Дорога оказалась чрезвычайно изнурительной – то каменистой в одном месте, то безводной пустыней в другом. Аксу – город, который находится в Царстве Кашгар и принадлежит 12-летнему мальчику, племяннику правителя Кашгарии. Дважды он приглашает нашего Брата к себе. Бенто принимает приглашения и всякий раз приносит с собой сладости, которые так любят дети. И вот, однажды, в разгар веселья и танцев мальчик спрашивает Бенто, а как принято танцевать у них в стране, и Бенто, чтобы не показаться надменным, сам пускается в пляс на радость всем. Он встречается также с матерью мальчика и показывает ей письма от правителя Кашгарии, которые она изучает с большим интересом. Перед отъездом он оставляет ей предметы, которые так ценят женщины – зеркало, муслин из Индии и другие безделушки. Позже он принимает приглашение от имени, ведавшего государственными делами, советника юного владыки.

На этом отрезке путешествия случилось так, что несколько шедших в одной связке животных упали в реку с быстрым течением. На ногах у них почему-то была перевязь, однако путы порвались, и они выбрались на другой берег. Гоиш, понимая, что избежал великой потери, воззвал к имени Христа и повернул обратно своего коня, чтобы нагнать караван. И возблагодарил еще раз он Господа, отвратившего от него неминуемую беду. В это же время они пересекли пустыню Каракатай, что переводится как “черная земля Катайцев”, потому что, говорят, они жили здесь с давних времен72.

В этом городе путешественники провели пятнадцать дней, дожидаясь отставших от каравана попутчиков, и затем продолжили путь через Oitograch Gazo, Casciani, Dellai, Saregabedal, Ugan73, после чего, наконец, пришли в Кучиа74. В городе они задерживаются на целый месяц, так как животных крайне изнурили трудный путь, нехватка пищи и тяжелая поклажа – мрамор, который они тащили на себе. Здесь к нашему путешественнику обратились священники с вопросом, почему он не поститься в то время, как для них сейчас наступил пост? Они спросили, потому что надеялись получить деньги за освобождение от обязанности поститься или изъять сумму в качестве наказания. И они почти силой затолкали его в свой храм – к месту молитвы.

Отсюда, проведя двадцать пять дней в пути, путешественники добрались до города Киалис75. Город оказался небольшим, однако был сильно фортифицирован.

В этой стране правителем являлся незаконнорожденный сын царя Кашгарии, который, прознав, что Бенто и его соратники исповедуют другую веру, стал угрожать им, заявляя, что раз они, иноверцы, дерзнули зайти так далеко на его земли, то будет справедливо, если он теперь лишит их и имущества, и жизни. Но прочитав рекомендательные письма и приняв подношения, он стал намного более дружелюбным.

Однажды ночью, когда этот правитель сидя во дворце обсуждал со священнослужителями и советниками богословские вопросы, ему вдруг пришло на ум позвать Бенто, и он снарядил верхового с сообщением для него. Столь странное время для встречи вселило тревогу в сердца наших путешественников. Они подумали, что их зовут, чтобы убить. Бенто и Исаак попрощались со слезами на глазах, и Бенто заклинал армянина скрыться, пока есть возможность, чтобы избежать страшной участи и доставить отцам-иезуитам письма, а также весть о его кончине.

Однако во дворце Бенто всего лишь вовлекли в религиозную дискуссию с учеными, знатоками сарацинской веры, и он, вдохновленный Его словами: “ибо в тот час дано будет вам, что сказать”, принялся отстаивать христианскую веру с таким убеждением, что ученые мужи пристыженно замолчали. Правитель внимательно слушал Бенто, одобрительно кивая. Он согласился с тем, что христиане были misermanos, то есть – истинно верующими, и добавил, что его собственные предки когда-то тоже исповедовали эту веру. После дискуссии Бенто предложили поужинать и остаться на ночь во дворце. Он не мог выехать до следующего дня, а в это время Исаак уже отчаялся увидеть своего друга живым. Вернувшись, Бенто застал армянина изнемогшим от рыданий, уверенным, что брата Гоиша давно уже нет в живых76.

      В этом городе путешественники оставались целых три месяца, так как глава каравана не желал отправляться дальше, пока не наберется достаточное количество людей из Кашгарии и других западных регионов, чтобы получить больше выгоды. По этой причине он также никого не отпускал впереди себя. Бенто, слишком утомленный долгим ожиданием, сделав ряд подношений уговорил правителя разрешить ему продолжить путь самому. Из-за этого дружба между братом Бенто и караван-баши прервалась.

В тот момент, когда Бенто с Исааком уже собирались покинуть Киалис, туда пришел караван, следовавший обратным курсом из Катая. Купцы попали в столицу Катая, как обычно, выдав себя за послов, а поскольку в Пекине они были размещены там же, где и остальные члены Ордена, то смогли поведать брату Гоишу новости об отце Маттео и его соратниках. Таким образом, Бенто, к своей радости, удостоверился, что Катай, куда они направляются, и Китай – действительно одна и та же страна. Это были те самые сарацины, о которых говорилось в предыдущей главе и которые провели три месяца вместе с отцами под одной крышей. Сарацины рассказали, что отцы преподнесли императору часы, клавикорды, картины и другие подарки из Европы77, что их весьма уважают во дворце, и, приукрашивая, добавили, что иезуиты часто общаются с Императором. Они-де хорошо запомнили их лица, но не знают имен, так как те, по местному обычаю, взяли себе китайские имена. В доказательство своей истории сарацины показали бумагу, на которой одним из отцов были вычерчены португальские слова. Бумагу обнаружили слуги во время уборки помещения, и сарацины сохранили его, чтобы по возвращении домой показать, что в Китае живут люди, владеющие этим языком. Получив эти сведения, наши путешественники очень воодушевились, теперь их больше не терзали сомнения, что Катай есть ни что иное, как Китайская империя, и эта столица, которую сарацины называют Камбалу, и есть Пекин, о котором Бенто, конечно же, знал еще в Индии из писем наших братьев в Китае.

Накануне отъезда принц вручил Бенто сопроводительные письма, и когда дело дошло до имени, он спросил, хочет ли тот по-прежнему называться христианином? Бенто ответил: “Конечно. Я добрался так далеко под именем Isai, пойду с ним до самого конца”. Слова эти случайно были услышаны одним из магометанских священников, почтенным старцем, который, сорвав с себя шапку и бросив ее оземь, воскликнул: “Действительно, этот человек истинный приверженец своей религии, и здесь – перед лицом принца и перед лицом остальных иноверцев, он смело стоит за свою веру в Христа. Вовсе не так поступают наши люди, которые, как рассказывают, попав в другую страну отступают от своей веры”. Затем он повернулся к нашему путешественнику и выразил ему свое уважение, что было невероятно для сарацина. Так добродетель, точно луч света, пронзивший темноту, призвала врага к уважению.

Бенто, Исаак вместе с другими вскоре снова выходят на дорогу и через двадцать дней прибывают в Pucian – город в пределах того же царства.

Префект города, явив большую любезность, посетил их и выделил припасы из собственной кладовой. Отсюда они отправились дальше в хорошо защищенный город Турпан78 и остались там на месяц. Затем последовали в Арамут, оттуда в Камул79 – другой защищенный город. Здесь они остановились еще на месяц, чтобы дать отдых себе и животным. Они радовались тому, что и этот город находился во владениях царства Киалис, где к ним всегда хорошо относились.

Через девять дней после Камула они добираются до знаменитой северной стены Китая80, которая называется Чиаикуон81. Здесь они вынуждены провести в ожидании двадцать пять дней, пока наместник провинции позволит им пройти дальше. Затем понадобился еще один день, чтобы добраться до города Сучиоу82, где часто упоминается Пекин вместе с другими хорошо известными местами, и если у Бенто еще оставались какие-то сомнения насчет идентичности Китая и Катая, то здесь они окончательно развеялись.

Область, которая лежит между Киалисом и границами Китая, открыта для нападений тартар83. И эту часть пути компаньоны проходят, полные волнений и страха. Днем они посылают лазутчиков на высокие холмы – проверять безопасность дорог, и если пути оказываются безлюдными, то продолжают идти по ночам в полном безмолвии. Наши путешественники натыкаются на мертвые тела нескольких сарацин, которые имели дерзость выйти на дорогу в малом количестве и были жестоко убиты, хотя татары редко убивают местных – они называют их своими пастухами и рабами, получают от них припасы. Эти татары никогда не едят ни зерна, ни риса или овощей. Они говорят, что такая еда – для животных, а не для людей. Они не едят ничего, кроме свежей конины, мулов, верблюжатины и живут достаточно долго – некоторые больше ста лет. Сарацины, что обитают у Китайской границы, не воинственны. Если бы китайцы захотели их завоевать, то сделали бы это с легкостью.

Так случилось, что в одну из ночей Бенто упал с лошади и остался лежать без сознания. Караван продолжил путь, не заметив, что случилось позади. И лишь добравшись до места отдыха, заметили что Бенто пропал. Тогда армянин Исаак возвратился обратно и нашел товарища по голосу в темноте, когда тот взывал к имени Христа, отчаявшись снова увидеть караван. «Какой Ангел привел тебя сюда, чтобы спасти меня от неминуемой судьбы?»84 – такими были его первые слова. С помощью армянина он смог добраться до стоянки, где оправился от падения.

Глава XIII

Как после встречи с нашим посланником

умирает в Китае отец Бенто

Знаменитая стена обрывается у северной границы Китая. Здесь открытое пространство шириной в двести миль, откуда татары, остановленные стеной южнее, совершали свои набеги в Китай. Они делают это и сейчас, но не с тем же успехом. Было построено два укрепленных города, где стоят отборные войска на случай нападения. Существует специальный наместник, который управляет городами в этом регионе, помимо тех чиновников, что получают приказы из столицы. Наместник и другие высокие чины живут в городе Канчоу, в провинции Шенси85. В другом городе – Soceu [далее в русском тексте – Сучжоу] имеется губернатор. Этот город разделен на две части. Китайцы, которых сарацины называют “катайцами”, живут в одной, а сарацины, которые пришли сюда торговать из Кашгарии и других западных краев, занимают другую часть. Многие купцы привозят жен и обзаводятся семьями, становясь местными жителями, и больше никогда не возвращаются на свои земли, наподобие португальцев, которые селятся в Макао, в провинции Кантон, где издают собственные законы и имеют своих судей. Но здесь сарацины подчиняются китайским законам и китайскому наместнику. Каждую ночь их запирают в стенах сарацинской части города, хотя в остальное время к ним относятся так же, как к местным. По закону те, кто прожил здесь больше девяти лет, не может возвратиться в свою страну.

Согласно древнему соглашению между Царством Китай и семью или восемью королевствами на западе, в Китай могут вступить только раз в шесть лет, семьдесят два купца. Эти купцы выдают себя за послов и встречаются с императором86, чтобы предложить ему дань. По большей части они предлагают кусочки прозрачного мрамора, о котором мы рассказывали раньше, также небольшие алмазы, синие камни87, и другие подобные товары. Потом эти, так называемые послы, возвращаются за счет императорских денег. Понятие “дань” лишь формальность, поскольку никто не платит так много за привезенный мрамор, кроме самого императора, который считает зазорным для себя отпускать иностранных послов с пустыми руками. И действительно, император всегда оказывает всем такой богатый прием, что в среднем каждый человек получает по одному золотому куску ежедневно, что покрывает все его расходы. По этой причине купцы стараются оказаться в числе этих посланников и по этой же причине они преподносят дорогие подарки главе каравана, который может помочь им в этом. Когда приходит время, так называемые послы от имени различных правителей готовят поддельные письма и пишут в них самые подобострастные речи для императора. Китайцы принимают таких же посланников из многих государств – Caucincino, Sian, Leuchieu, Coriano, и от некоторых мелких татарских владык, и все это ложится тяжелым бременем на государственную казну. Сами китайцы прекрасно ведают об этом обмане, однако позволяют своему императору думать, что весь мир платит ему дань, в то время как на самом деле Китай платит всем остальным государствам.

Наш Бенто добрался до Сучжоу в конце 1605 года, и как видно, само Божественное провидение благоволило ему на протяжении всего пути. С ним было тринадцать лошадей, пять нанятых слуг, два мальчика, купленных в качестве рабов88, и тот самый драгоценный мрамор. Его имущество теперь оценивалось в 2500 золотых. Но главное – и Бенто и его товарищ Исаак были полны здоровья и сил.

Маттео Риччи в китайском облачении89

В этом городе они повстречали другую группу сарацин, только что вернувшихся из Пекинума90 [Пекина], которые не только подтвердили все сказанное ранее про отцов, но еще и добавили к рассказу невероятные домыслы. Например, они поведали, что император ежедневно выдает им серебро без счета и веса.

Наш Брат решает написать отцу Маттео о своем прибытии и вручает письмо доверенным китайцам. Но курьеры не могут взять в толк, куда его доставить, так как Бенто не знает китайских имен наших отцов, не знает части города, где они расположились, и пишет письмо на европейском языке.

Во время Пасхи Бенто вновь отправляет послание, на этот раз вручив его магометанину, тайно покинувшему город, так как им также не разрешается входить и выходить без разрешения чиновников. В этом письме он рассказывает о цели своего путешествия и просит прислать кого-нибудь, чтобы помочь ему выбраться из Сучжоу, ставшего для него тюрьмой, и воссоединиться со своими братьями-единоверцами, а не пребывать в ожидании среди сарацин. Он добавляет также, что желает вернуться в Индию морским путем, как это обычно делают португальцы.

Тем временем, отцы-иезуиты в Пекине уже давно получили известие от настоятеля из Индии о путешествии Бенто и потому из года в год ждали его прибытия и безуспешно пытались его отыскать, расспрашивая всех купцов, приезжавших в Китай. Но до этого времени у них не было никаких вестей, так как они не знали, под каким именем путешествует Бенто, а послы и торговцы действительно могли никогда не слышать о таком человеке. Второе письмо, которое получили отцы в Пекине, вселило в них великую радость. Послание пришло в конце года, в середине ноября91, и они решили не терять ни минуты драгоценного времени, а снарядить кого-то из членов Общества, кто поедет, вызволит его и любыми средствами доставит в столицу. Однако позже они сочли, что появление еще одного иностранца принесет больше вреда, чем пользы, и отказались от этой затеи. Поэтому отправили в дорогу одного из послушников, который был избран для вступления в Общество, по имени Джованни Фернандес92 – человека, полного добродетелей и благоразумия, которому можно было доверить такое поручение. Его сопровождал один из новообращенных, хорошо знавший дорогу. Джованни поручили любым способом доставить Бенто и его товарищей в столицу, но если же не получится добиться на то разрешения или вывести их без ведома магистрата, то послушнику следует остаться с братом и известить Общество о неудаче. В этом случае они надеются на поддержку друзей при дворе императора.

Город, где застряли Бенто с Исааком, находился на расстоянии четырех месяцев пути от Пекина, и, казалось, не могло быть и речи о том, чтобы начать путешествие сейчас, когда в этом краю свирепствует зима. Тем не менее, отец Маттео решает отправить Фернандеса, опасаясь, что за такой долгий срок Бенто может засомневаться, действительно ли в Пекине находятся члены Общества. И, в самом деле, он оказался прав – если бы поиски задержали еще на несколько дней, то посланники уже не нашли бы Бенто среди живых. Они взяли с собой письмо, собственноручно написанное Отцом Маттео, с инструкциями, как обезопасить себя в дороге, и также – послания от двух других членов Общества, рассказывающих о положении наших дел в этой столице, что должно было крайне заинтересовать Бенто.

В это время Бенто и Исаак, застрявшие в городе, все больше страдают от выходок сарацин, и так принесших немало бед во время всего путешествия. Кроме того, из-за высоких цен на продовольствие и жилье они были вынуждены продать большой кусок мрамора меньше чем за полцены, выручив двенадцать сотен золотых, большая часть которых ушла на погашение долгов, а остаток они потратили на содержание товарищей в течение целого года. Тем временем прибыла группа торговцев вместе с караван-баши, и Бенто вынудили проявить гостеприимство, вследствие чего за короткое время он вновь был вынужден войти в долги. Вдобавок Бенто снова был избран одним из тех семидесяти двух купцов, что отправлялись а Пекин, для чего ему пришлось приобрести несколько кусков мрамора. Без этого ему бы не позволили присоединиться к каравану, идущему в Пекин, поэтому, чтобы избежать посягательств сарацин, он зарыл сто фунтов этого добра в землю.

11-го декабря сего года93 Фернандес вышел из Пекина, и ему тоже пришлось столкнуться с рядом неудач. В городе Синан94 – столице провинции Шенси, сбежал его слуга, прихватив половину провизии. Лишь в конце марта 1607 года, после двух с лишним месяцев тяжелого пути, он смог добраться до Сучжоу, где обнаружил Бенто де Гоиша на смертном одре.

Накануне португальцу привиделось во сне, что посланник Отцов приехал к нему из Пекина, поэтому на следующий день он послал Исаака на рынок купить товаров для бедных и искренне молил Бога оправдать его надежды. На рынке армянину рассказали о прибытии иезуита из Пекина и указали на Фернандеса. Так армянин привел посланника домой, и тот, войдя, приветствовал Брата Бенто на португальском наречии. И тот, поняв, что желание его наконец исполнилось, со слезами радости на глазах, воспел “Ныне отпускаешь раба Твоего”, обратив к небесам адресованные ему письма. И в этот самый час, наверное понял он, что путь его окончен, и поручение, возложенное на него, исполнено. Потом принялся читать письма и всю эту ночь хранил их возле сердца. Можно только предположить, какие были сказаны слова и какие были заданы вопросы, и нет надобности вникать в детали. Джованни Фернандес приложил все усилия, чтобы вылечить Бенто в надежде, что тот наберется достаточно сил, чтобы выехать в Пекин. Однако силы так и не вернулись. Не было ни врачей, ни необходимых лекарств, а состояние Бенто все ухудшалось, несмотря на то, что Фернандес готовил для него европейскую еду. Так, на одиннадцатый день после приезда послушника, Бенто испустил свой последний вздох95. Тогда же закрались подозрения, что он мог быть отравлен магометанами.

Эти люди постоянно покушались на имущество усопшего, стараясь при любом удобном случае забрать то, что осталось, и делали это самым варварским способом. Однако никакая потеря не могла сравниться с потерей дневника Бенто, куда он мелкими почерком скрупулезно записывал все детали путешествия96. Магометане жаждали завладеть именно этой вещью, где были записаны имена многих должников из их числа, потому что опасались, что их заставят вернуть суммы, которые они так бессовестно отбирали у нашего брата. Они также намеревались похоронить Бенто по магометанскому обычаю, однако Фернандесу удалось избавиться от их назойливых жрецов и забрать тело, чтобы похоронить в благополучном районе города, куда можно было бы впоследствии возвращаться. Хотя при себе у них не было молитвенника, (Исаак) [sic] Армянин и Джованни Фернандес, прочли розарий над могилой Бенто.

Здесь будет верным добавить хвалебное слово про этого достойного человека. Бенто де Гоиш, уроженец Португалии, человек высокого духа и острого ума, был направлен добровольцем, чтобы присоединиться к нашей Миссии в Могольской Империи. Много лет он бескорыстно помогал Миссии, просвещая магометан и индусов, и широтой души многих смог обратить в истинную веру и снискать их любовь и уважение. Хотя он не был священником, тем не менее пребывал в большом почете из-за ценных качеств, данных ему при рождении и приобретенных при жизни. Так он завоевал дружбу царя Моголов и был отправлен в Гоа вместе с царским посланником. Возможно, благодаря мудрости и осмотрительности, Бенто удалось предотвратить войну с таким могущественным монархом, который желал захватить Индию97.

Незадолго до своей смерти он оставил наказ для нашего братства в Пекине – никогда не доверять сарацинам, а также, ввиду трудности и бесполезности, не следовать больше той дорогой, по которой он прошел свой путь. Благодаря случаю, известному нашему братству, о нем можно судить как о человеке святом, помня о том, сколько лет он провел без возможности исповедаться и не получая отпущения грехов. Он говорил: “Умираю без утешения, а вместе с тем – как же велика милость Божья, что дает мне уйти без угрызений совести за последние годы жизни”.

У этих купцов существует мерзкий обычай – когда кто-то из них умирает в пути, то его имущество делят между собой остальные. И вот исходя из этого, они схватили армянин Исаака – компаньона Бенто, связали его и грозя смертью стали принуждать его воззвать к имени Магомета.

Фернандес отправил наместнику Канчоу просьбу освободить Исаака, на что тот ответил, что справедливости пусть добивается губернатор Сучжоу, а также потребовал, чтобы к нему вернулся дядя этого юнца вместе с имуществом покойного98. Вначале губернатор благоволил Фернандесу и Исааку, однако позже переменил свое отношение, потому что сорок сарацин объединились, чтобы его подкупить. Он грозился высечь Фернандеса и отправить в тюрьму на три дня. Однако это не могло остановить послушника – правда, ему пришлось продать всю одежду, без которой он мог обойтись, чтобы выручить больше денег для суда. Дело это продолжалось целых пять месяцев, и все это время Фернандес не мог общаться с армянином так как не знал персидского языка, а Исаак не знал ни латыни, ни португальского. Когда их вызвали на суд, Фернандес прочитал “Отче Наш”, Исаак повторял имя Бенто Гоиша и произнес несколько слов на португальском. Но так как окружающие не понимали, о чем они говорят, судья решил, что они общаются на Кантонском диалекте и, должно быть, прекрасно понимают друг друга. В конце концов, в течение последующих двух месяцев Фернандес выучил персидский язык и смог общаться с армянином.

Сарацины твердили, что внешне он походит и на сарацина и на китайца, на что Фернандес отвечал, что его мать была китаянкой, и черты свои он унаследовал от нее99. На судью однако подействовал только один довод. Дабы показать, что армянин Исаак является противником исламской веры, Фернандес достал из рукава кусок свинины, и они стали его вместе есть, что вызвало у всех присутствующих сарацин великое отвращение. И действительно, увидев это, они поняли, что дело безнадежно и стали покидать здание суда, посылая плевки в сторону армянина, утверждая, что он был одурачен китайским самозванцем. На протяжении всего путешествия Исаак и Бенто ни разу не притрагивались к свинине, чтобы не раздражать сарацин, или же ели ее тайно. Происшедшее заставило судью принять сторону Фернандеса и приказать вернуть имущество Бенто, однако, к тому времени от него уже ничего не осталось, кроме нескольких кусков мрамора, что были зарыты в землю. Продав их, компаньоны оплатили оставшиеся долги и оставили средства на обратный путь в Пекин. Однако даже этого не хватило, чтобы покрыть расходы за время столь долгого пребывания в городе, поэтому они взяли в кредит двадцать золотых за счет оставшегося куска мрамора.

Наконец, оба достигли Пекина, где братство все это время с тревогой ожидала их возвращения.

И было время для радости и скорби. Скорби о покойном брате Бенто и радости за спасение его товарища – армянина.

Карта путешествия Бенто де Гоиша и Исаака100

Исаак был встречен как подобает члену братства, потому что Бенто сообщил им в письме о великой поддержке, которую ему оказывал армянин на протяжении всего путешествия. Фернандес привез с собой крест, красиво изображенный на позолоченной бумаге – единственный крест, который Бенто хранил при себе, пока жил среди сарацин, а также три рекомендательных письма, подписанных правителями Кашгара, Хотана и Киалиса. Все три письма теперь выставлены в нашей резиденции в Пекине. Сохранились также патентные письма отца Жерома Ксаверия с другими бумагами, которые доставлялись во время путешествия. Среди них – письмо Алежу ди Менезиша101, архиепископа Гоа, и письмо от уже упомянутого Жерома, адресованные членам Общества в Пекине, в которых они выказывают радость по поводу того, что Катай расположен не так далеко от Пекина и оба государства, возможно, имеют смежную границу.

Целый месяц армянин Исаак провел в Пекине. Все это время он помогал отцу Маттео разобраться с бумагами Бенто, а также делился воспоминаниями о путешествии. С его рассказа мы записали историю этих трех глав102.

Из Пекина Исаак отправился в Макао по маршруту, которым обычно пользуются наши люди, и был тепло принят иезуитским братством и их соратниками. На обратном пути в Индию его судно близ Сингапурского пролива было захвачено голландскими пиратами, которые отобрали у него скудные пожитки и лишили свободы103.

В конце концов, он был выкуплен португальцами с Малакки и продолжил свое плавание до Индии. Получив там весть о кончине своей жены, Исаак решил не возвращаться в государство Моголов и остался в Западных Индиях, в городке Чиауле104, где живет до сих пор, пока пишутся эти строки105.

__________

Arquive of the Municipality of Vila Franca do Campo.

Автор скульптуры Simões de Almeida (Sobrinho).

ПРИЛОЖЕНИЕ I

Попытка восстановить пройденный Бенто и Исааком путь. Согласно латинскому источнику – карта путешествия, опубликованная Питером Ван дер Аа в 1707 г. Хранится в Национальной Библиотеке Парижа.

Bibliotheque nationale de France, departement Cartes et plans, MS. 7367

DETAILED JOURNEY OF BENTO DE GÖIS

AND ISAAC THE ARMENIAN TO CHINA

Summary

Since Marco Polo times China has been known to Europeans as Cathay, while Beijing as Khanbaliq. It was through the first Portuguese colonies in the Eastern Asia the Europeans once again learned about China and Beijing. It is apparent that the place and role of Armenian people in the development of relations between East and West was very important. The journey undertaken by the Portuguese Jesuit missionary Bento de Göis and his Armenian companion Isaac to China in 1602-1607 from Lahore comes to prove this opinion.

According to Henry Yule, a 19th century British scientist, this journey provided us with answer to one of the most exciting geographic questions, particularly, weather we may identify Cathay with China and Khanbaliq with Beijing. A Latin version of the story of Bento de Göis and Isaac edited by Nicolas Trigault and entitled “De Christiana expeditione apud Sinas suscepta ab Societate Jesu” was published in Augsburg in 1615. Trigault’s edition was based on diaries written by Matteo Ricci, an Italian missionary. Since this version contained numerous errors, another edition called “Fonti Ricciane: documenti originali concernenti Matteo Ricci” soon came to light by Pasquale d’Elia. The first English translation of this work was published in the 20th century.

In 1907, in commemoration of the 300th anniversary of that journey, a statue of Bento de Göis was erected at Villa Franca de Campo on the Azores Islands. The statue shows Bento wearing Armenian merchant’s attire exactly as it had been described in Trigault’s Latin source. The details of the journey are of a high importance for historical science. You can trace almost month by month how the travelers walked thousands of miles encountering numerous obstacles. For a few times, only Isaac’s selfless service helped Bento de Göis to escape inevitable death. The section where Armenian merchant’s attire with all its original elements is described represents particular interest. According to Trigault’s Latin source, Bento could make his way to China only under the disguise of an Armenian, otherwise being identified as a Portuguese he would certainly be stopped.

A caravan, that Bento and Isaaf joined, consisted of 500 people. It should take them to the East. After having lost many animals on the way, the travellers soon reached the Tarim Basin, a region surrounded by dozens of small states, particularly of a Muslim origin. Nevertheless, Bento and his companion managed to put the detailed descriptions of their everyday life together. While approaching China’s borders, Bento de Göis and Isaac realized that their mission was almost over. Learning about presence of Jesuit brothers in Beijing, Bento de Göis discovered that China (Sinica) and Cathay were the same. In 1605 two travellers reached modern Suzhou where they waited for a new caravan. It might take another six years until a new caravan to Beijing could be organized. Bento sent two letters to Beijing trying to establish a contact with the Jesuit mission. The Jesuit messenger, a young Chinese named Ferdinand, came from Beijing only in 1607. This news found Bento being sick. As a result, he died eleven days after it.       After Bento de Göis’s death, according to a tradition, the property and wealth of the late merchant was divided among other merchants. Some time after it Isaac undertook a journey to Beijing being accompanied by Ferdinand. Jesuits gave the Armenian a warm welcome. During his visit of China’s capital Isaac told Bento’s story to Matteo Ricci who recorded it in Italian. Afterwards he made to Macau, a Portuguese colony in the Far East, where he stayed for a while and then despatched to India. On his way to Lahore he learned about his wife’s death and decided not to return to the land of the Mughals but to settle in Portuguese colony of Chaul, some sixty kilometers away from Mumbai. Isaac’s further destiny is unknown.

Information provided by merchants on the trade relations in the seventeenth century is of a special significance for historiography. It is worth of noting that Isaac lived in Lahore with his family before 1604, i.e. witnessed the deportation of Armenian families by Shah ‘Abbas I of Persia from Armenia to Isfahan resulted in establishing of the Armenian quarter of Nor Jougha (New Julfa), the future centre of Armenian trading network in Persia.

The travels of Bento de Göis, a Portuguese, and his Armenian companion Isaac represent an interesting source for the history of Armenian-Chineese relations.

ՄԱՆՐԱՄԱՍՆ` ԲԵՆՏՈ ԴԵ ԳՈՅԻՇԻ ԵՎ ԻՍԱՀԱԿ ՀԱՅԻ

ՃԱՆԱՊԱՐՀՈՐԴՈՒԹՅԱՆ ՄԱՍԻՆ ԴԵՊԻ ՉԻՆԱՍՏԱՆ

Ամփոփում

Մարկո Պոլոյի ճանապարհորդությունից սկսած, Եվրոպան ճանաչում էր այսօրվա Չինաստանը Քաթայ անվանումով, իսկ ժամանակակից Պեկինը` իբրեւ Խանբալիկ: Երբ Հեռավոր Ասիայում հայտնված առաջին պորտուգալական գաղութները սկսեցին առնչվել Չինաստանի հետ Եվրոպան կրկին տեղեկացավ Պեկինի մասին: Շատերը սկսեցին կասկածել, որ խոսքը գնում է նույն պետության մասին՝ եւ Խանբալիկը ու Պեկինը կարող է լինել նույն բնակավայրը:

Այդպիսի պատմական դրվագների շարքին է պատկանում պորտուգալացի ճիզվիտ Բենտո դե Գոյիշի եւ Իսահակ Հայի ճանապարհորդությունը` Մողոլական Կայսրության երկրորդ մայրաքաղաք Լահորից դեպի Չինաստան 1602-1607 թվականներին: Ինչպես գրել է 19-րդ դարում բրիտանացի գիտնական Հենրի Յուլը, այդ ճանապարհորդությունն էր, որ լուծեց աշխարհագրական կարեւորագույն հարցերից մեկը, նույնականացնելով «Քաթայ» եւ «Չինաստան» երկրներն իրենց մայրաքաղաքներով: Յուլը նշում է, որ Բենտո Գոյիշի եւ Իսահակի բացահայտումի շնորհիվ գրքերի էջերից եւ քարտեզներից անհետացան Քաթայն ու Խանբալիկը, տեղը զիջելով մեզ այսօր ծանոթ անվանումներին:

Բենտո Գոյիշի եւ Իսահակի պատմությունը Եվրոպայում հրապարակվեց լատիներեն տարբերակով, որի հեղինակն էր Նիկոլա Տրիգոն: Աշխատությունը լույս տեսավ Աուգսբուրգում 1615 թվականին` «De Christiana expeditione apud Sinas suscepta ab Societate Jesu» վերնագրով:

Տրիգոյի գործը հիմնված է հայտնի քարոզիչ՝ Matteo Ricci– ի իտալերեն տրակտատի վրա, որը հրապարակվել է միայն 20-րդ դարում` Tacchi Venturi Pietro-ի հեղինակությամբ:

Քանի որ այդ տարբերակը լի էր բազմաթիվ սխալներով, որոշ ժամանակ անց այն նորից տպագրվեց` Pasquale d'Elia-ի «Fonti Ricciane: documenti originali concernenti Matteo Ricci» անվանումը կրող գրքի տեսքով:

1907 թվականին ճանապարհորդության 300-ամյակի առթիվ Ազորյան կղզիներից մեկում` Վիլյա Ֆրանկա դե Կամպոյում կանգնեցվեց Բենտո Գոյիշի արձանը, որը, հետեւելով լատիներեն աղբյուրին, պատկերված է հայ առեւտրականի տարազով: Արձանը այսօր էլ կանգնած է նույն տեղում:

Հետազոտությունների համար առավել արժեքավոր են ճանապարհորդության մանրամասները: Գրեթե ամիս առ ամիս կարելի է հետեւել, թե ինչպես են ճանապարհորդներն անցնում հազարավոր կիլոմետրեր, հանդիպելով բազմաթիվ խոչընդոտների: Հետաքրքիր է այն հատվածը, որտեղ նկարագրվում է հայկական առեւտրական տարազը բոլոր իր յուրահատուկ տարրերով: Ըստ լատիներեն աղբյուրի, Բենտոն միայն հայի կերպարանքով հնարավորություն ուներ ճանապարհորդել դեպի Չինաստան:

Հաջորդ հետաքրքիր հանգամանքն այն է, որ գրեթե մինչեւ 20-րդ դարի սկիզբ ոչ ոք հնարավորություն չի ունեցել հաղթահարել Պամիրի հանրահայտ լեռնաշղթան: Ամիսներ շարունակ հինգ հարյուր հոգուց բաղկացած քարավանը, որին միացել էին Բենտո Գոյիշը եւ Իսահակը, փորձում էր ճանապարհ հարթել դեպի Արեւելք: Նրանց հաջողվել էր հրաշալի մանրամասնություններով նկարագրել տեղացիների կենցաղային հատկանիշները, ինչը տվյալ տարածաշրջանի պատմագրության համար չափազանց կարեւոր աղբյուր է:

Չինաստանի սահմանին մոտենալով, Բենտո Գոյիշը եւ Իսահակը վերջապես հասկանում են, որ նրանց առաքելությունը մոտենում է ավարտին: Ստանալով տեղեկություն Պեկինում ճիզուիտ եղբայրների մասին, Բենտո Գոյիշը նշում է, որ Չինաստանը (Sinica) եւ Քաթայը`(Cathay) նույն երկիրն է: 1605 թվականին նրանք հասնում են ժամանակակից Սուչժու քաղաք, որտեղ ստիպված են լինում սպասել նոր քարավանի կազմավորմանը: Բանն այն է, որ դեպի Պեկին ուղեվորվող քարավանների արշավը վեց տարի մեկ էր նախատեսված: Բենտոն երկու նամակ է ուղարկում Պեկին, փորձելով կապ հաստատել ճիզվիտ եղբայրության հետ: Եվ միայն 1607 թվականին Պեկինից ժամանում է ճիզվիտների պատվիրակը՝ Ֆերդինանդ անունով մի երիտասարդ չինացի: Բենտոն այդ պահին ծանր հիվանդ էր: Նա մահանում է տասնմեկ օր հետո: Բենտո Գոյիշի մահից հետո Իսահակը հայտնվում է պատանդի դերում: Ըստ ավանդույթի, մահացած առեւտրականի իրերը, կենդանիներն ու ծառաները բաժանվում էին արշավախմբի մյուս անդամների միջեւ: Չնայած Իսահակը երբեք չի նշվել, որպես Բենտոյի ծառա, այնուամենայնիվ նրա կարգավիճակը երկակի էր: Միայն կես տարի հետո նա հնարավորություն է ստանում Ֆերդինանդի հետ միասին մեկնել Պեկին: ճիզվիտները հային ջերմորեն են դիմավորում: Իսահակը անցկացնում է որոշ ժամանակ Չինաստանի մայրաքաղաքում` մանրամասն շարադրելով իր եւ Բենտոյի պատմությունը Matteo Ricci-ին, որը գրառում է այն իտալերեն լեզվով: Հետո մեկնում է Մակաո` պորտուգալացիների հանգրվանը Հեռավոր Արեւելքում, որտեղից էլ ճանապարհ ընկնում դեպի Հնդկաստան: Դեռ Լահոր չհասած նա տեղեկանում է իր կնոջ մահվան մասին եւ որոշում է այլեւս չվերադառնալ Մողոլների երկիր, տնավորվելով պորտուգալական գաղութի Չաուլ քաղաքում. Բոմբեյից վաթսուն կիլոմետր հեռավորության վրա: Իսահակ Հայի հետագա ճակատագիրն անհայտ է:

Հետաքրքրական են առեւտրական հարաբերությունների մասին տեղեկությունները: Ըստ երեւույթին, հայ վաճառականները լավատեղյակ էին դեպի Չինաստան տանող բոլոր ուղիներին: Կարեւոր է արձանագրել, որ Իսահակն արդեն իսկ բնակվում էր Լահորում` իր ընտանիքի հետ մինչ 1604-05 թվականների ողբերգական իրադարձությունները Պարսկաստանում, երբ Շահ Աբբաս Ա-ի նախաձեռնությամբ հազարավոր հայեր տեղահանվեցին պատմական Հայաստանի տարածքից եւ վերաբնակեցվեցին Սպահանի շրջակայքում, ստեղծելով Նոր Ջուղա արվարձանը` ապագա հայկական առեւտրական աշխարհի սիրտը:

Պորտուգալացի Բենտո Գոյիշի եւ Իսահակ Հայի ճանապարհորդությունը հետաքրքիր ու բովանդակալից էջ է հայ-չինական եւ ընդհանրապես` Արեւելքի եւ Արեւմուտքի հարաբերությունների զարգացման պատմության մեջ:

КИТАЙСКАЯ ЧАША СЮАНЬДЭ

ИЗ ГЮМРИ

В Региональном музее Ширака хранится бронзовая чаша с фронтальным изображением дракона и с печатью, выполненной посредством шести китайских иероглифов. К сожалению, история не запомнила ни имени человека, нашедшего чашу, ни точного ее местонахождения. Известно лишь, что она попала в руки местному сталевару Айку Токмаджяну [Հայկ Թոքմջյան], который решил сохранить изделие, показавшееся ему необычным. В 1963 году, после смерти мастера, чаша была передана его сыном в Региональный музей Ширака, где и хранится до сегодняшнего дня под инвентаризационным номером 524 (фото 1 и 2)106.

Фото 1

Фото 2

Чаша представлена овальной формой, с внешним диаметром 10 см и внутренним – 8,8 см. Общая высота – 5,3 см, высота ножек – 1,5 см. Обод с левой стороны имеет повреждение длиной 6 см с ровными потертыми краями. Днище с внутренней стороны украшено изображением пятипалого дракона с вкраплениями из 4 иероглифов 大明宣德 [dà míng xuān dé].

Изделие в значительной степени подвергнуто коррозии. Присутствуют изъяны в виде маленьких круглых углублений на днище с внутренней стороны количеством три – меньшего размера (1-2 мм в диаметре) и пять – большего размера (3-4 мм в диаметре). Нанесены они беспорядочно, за исключением одного изъяна, лежащего прямо в центре чаши. Эта выемка примечательна тем, что портит лик дракона, изображение которого, видимо, мало волновало того, кто наносил эти повреждения.

На аналогичном экземпляре из Китая такие изъяны отсутствуют (фото 3, 4).

Фото 3 Чаша 宣德香炉 из Гюмри (совр. фото)

Фото 4 Чаша 宣德香炉 из КНР (совр. фото)

Повреждение на левой стороне ободка, возможно, преследовало цель взятия пробы металла.

На дне, с внешней стороны изделия, между тремя ножками располагается печать из 6 иероглифов. Традиционно иероглифы читаются справа налево, сверху вниз. Первые 4 иероглифа повторяют надпись с внутренней стороны чаши – 大明宣德 [dà míng xuān dé], далее следуют два дополнительных иероглифа 年製 [nián zhì], обозначающие датировку (Фото 5). Современный вес чаши колеблется между 522 и 524 граммами (взвешивание проводилось дважды разными весами).

Фото 5

Эпиграфические данные позволяют в первую очередь идентифицировать чашу как изделие эпохи Сюаньдэ (1425–1435), а также помогают обозначить точку временного отсчета с момента производства чаши, что облегчает дальнейшие исследования пути, который привел ее на территорию современной Армении.

Бронзовые чаши Сюаньдэ 宣德香炉 [xuān dé xiāng lú] впервые начали выпускаться в период правления императора Чжу Чжаньцзи107 [朱瞻基] 1425-1435 гг. Именно в это десятилетие, вошедшее в историю под девизом правления «Сюаньдэ» [宣德 Xuāndé], в Китае началось возрождение национального искусства на основе династии Сун108.

Из дворцовых архивов были подняты старые каталоги домонгольского периода, которые легли в основу производства новых изделий – вскоре печатью «Сюаньдэ» были отмечены шедевры этого направления – от бронзы до керамики.

Название серии 宣德香炉 [xuān dé xiāng lú] переводится как «чаша для возжигания свечей эпохи Сюаньдэ». Все они изготовлены исключительно из бронзы, хотя внешний облик перекликается с аналогичными предметами эпохи Сун, выполненными из фарфора109.Иероглифы на экземпляре из Гюмри обозначают соответственно:

炉 [lú] – «печь» или «сосуд для возжигания огня»;

香 [xiāng] – «аромат», а также – «курительная свеча»;

宣德 [xuān dé] – парными иероглифами отмечают период правления императора Чжу Чжаньцзи.

Следует отметить, что к таким изделиям не прилагалась крышка. Некоторые экземпляры китайских бронзовых чаш для воскуривания (но не относящиеся к серии 宣德香炉) действительно имеют крышку со специальными отверстиями, откуда выходил дым и меж которых устанавливались курительные палочки или свечи, однако ни один источник не предполагает использование крышки для чаш 宣德香炉.

Чаши для воскуривания свечей широко применялись в странах Дальнего Востока. Имущая часть населения средневекового Китая использовала аромат благовоний аналогично западному парфюму – над воскуренной чашей развешивали одежду, чтобы устранить неприятный запах. Также они служили религиозным целям во время обряда поклонения предкам или ставились перед домашними алтарями. Емкость наполняли песком, рисом либо ракушками – сакральным символом удачи в буддизме, куда затем погружались курительные свечи.

Изначально для изготовления чаш 宣德香炉 использовалась высококлассная желтая медь 风磨铜 [fēng mò tóng], привезенная из Сиама110 в 1426 году в качестве государственной дани. К 1430 году запасы желтой меди истощились, и официально принято стало считать, что выплавка оригинальных чаш 宣德香炉 для императора и его приближенных прекратилась. Различные источники сообщают разные цифры, отражающие общее количество изготовленных чаш 宣德香炉 по прямому заказу императорского дворца. Это число варьируется от 3365111 или около 5000 штук112 до 18000 штук (с другими изделиями)113.

Парадокс заключается в том, что после 1430 года, когда чаши перестали выпускать на официальном уровне, началось их серийное производство в виде подделок, т.е. единиц изделий, выплавка которых осуществлялась из более дешевых материалов и сбывались они на черном рынке.

Вместе с тем, однако, первые подделки мало чем уступали оригинальным чашам 宣德香炉. Одним из первых, кто начал подделывать чаши, был сам главный мастер-сталевар императорского дворца 吴邦佐 [Wú Bāng Zuǒ]114.

Существует несколько инвентаризационных каталогов, один из которых был составлен еще при династии Мин евнухом 呂震 [Lǚ Zhèn], где описаны все формы чаш 宣德香炉 существующие на тот момент115, однако найти в нем аналог, соответствующий по форме чаше из Гюмри, не удалось.

Для установления подделок принято опираться на физические характеристики, среди которых важное место занимает вес изделия – чем больше в сплаве высококачественной меди, тем оно тяжелее.

Если исходить из веса и отсутствия описания типа чаши в императорских каталогах и предположить, что чаша из Гюмри не была изготовлена в период правления императора Чжу Чжаньцзи [朱瞻基] (в промежутке 1425-1435 годов), то остается сосредоточить внимание на гораздо более позднем периоде, когда речь может идти о наследнице Минского Китая – династии Цин (1644-1911).

То обстоятельство, что чаши 宣德香炉 использовались для воскуривания, в частности в религиозных обрядах, к приверженцам которых относились жители Востока, почти исключает аналогичное практическое применение чаши на территории Армении или Ирана. Само название чаши 宣德香炉 [xuān dé xiāng lú] переводится как «чаша (сосуд) для возжигания курительных свечей». Такой порядок вещей позволяет с уверенностью предположить, что чаша из Гюмри была доставлена на Запад вместе с другими товарами в качестве декоративного заморского изделия.

Именно долголетним периодом правления императора Канси 康熙帝 [Kāngxī Dì] (1661-1722) обусловлен подъем китайской экономики. Новорожденный Цинский Китай начинает активно налаживать контакты с европейскими торговыми компаниями, в частности используя свои южные порты – Кантон (совр. Гуанчжоу) и Зайтон (совр. Цюаньчжоу), хорошо знакомые армянским купцам еще со второй половины XVI века и первой половины XVII века соответственно116.

Этот период совпадает с расцветом межконтинентальной армянской торговой сети, узловым центром которой до первой половины XVIII века оставалась Новая Джульфа117 – искусственно воздвигнутый очаг армянской торговли вследствие насильственного переселения армян шахом Аббасом I в 1604-1605 годах118. В поразительно кратчайшие сроки населенный армянами пригород Исфахана – Новая Джульфа сумел выйти на мировой рынок товарообмена, частью которого на другом конце света становился цинский Китай. Политика Аббаса I, ориентированная на централизации страны создало все условия, чтобы Исфахан превратился в крупнейший рынок товарообмена, стратегически связывающий Иранское плато с побережьем Персидского Залива119.

Возвращаясь снова к теме чаши из Гюмри, следует отметить одну любопытную деталь. Согласно историку 刘静敏 [Liú Jìng Mǐn], печати эпохи Сюаньдэ на внешней стороне дна чаш 宣德香炉 выполнены каллиграфическим стилем 楷书 [kǎishū], а дополнительная черточка в иероглифе 德 [dé] появилась намного позже, а именно в период правления императора Канси, т.е. между 1661 и 1722 годами и позже120 (Рис 6 и Фото 7).

рис 1121

Фото 6

Выставленная сегодня в Столичном музее Пекина [Beijing Capital Museum] чаша 宣德香炉 обделена дополнительной черточкой в иероглифе 德 [dé], в то время как чаша из Гюмри ее имеет. Эти данные всерьез позволяют усомниться в том, что чаша из Гюмри была отлита во время царствования императора Чжу Чжаньцзи.

Доктор Роза Керр [Dr. Rose Kerr], заведующая отделом Дальнего Востока при музее Альберта и Виктории (Victoria & Albert Museum), посвятившая свою жизнь исследованиям китайских бронзовых произведений искусства, просмотрев материалы, отправленные ей через электронную почту в начале 2013 года122, также пришла к заключению, что чаша из Гюмри скорее всего относится к раннему периоду династии Цин (1644-1911).

Исходя из полученных данных, можно заключить, что чаша из Гюмри действительно является поздней копией, выпущенной в период правления императора Канси (1661-1722).

В это время сефевидские порты вдоль берегов Персидского Залива вели успешную торговлю с Индией и странами Южной Азии, включая южные портовые города Китая. Среди иранских портов не последнее место занимал остров Хормуз123, как перевалочный центр торговли между Западом и Востоком. Захваченный в начале XVI века португальцами, этот важнейший оплот торговли не переставал манить персов. Лишь спустя почти век, благодаря стараниям Аббаса I, возвращение Хормуза в 1622 г.124 снова сделало этот порт важным торговым центром Сефевидского Ирана, чем не преминули воспользоваться армянские купцы.

Кантон стал привлекать джульфийских армян вскоре после того, как Китай открыл свои двери перед иностранцами в 1680-90-х гг.125. Армянские купцы помимо государственной торговли вели также частную сезонную торговлю с Кантоном126. Таким образом, вероятней всего, чаша попала в Иран или даже сразу на территорию современной Армении изначально морским путем, а не сухопутным.

Окончательная датировка чаши из Гюмри, даже ее приблизительное определение в историческом отрезке сыграет важную роль в понимании экономических связей армянского региона со странами Дальнего Востока. Важно помнить, что несмотря на то, что Армения на рубеже XVII-XVIII вв., когда предположительно была изготовлена чаша из Гюмри, не имела собственной государственности, торговая сеть, однако, поддерживаемая армянскими купцами, связывала многочисленные города, разбросанные в Азии от Индии127 и Китая128 до Филиппин129.

Изделия, изготовленные в Китае или под влиянием китайской культуры, и прежде встречались на территории Армении130, но чаша из Гюмри – первая находка, относящаяся к новому времени, по сей день не имеющая таких ярких аналогов.

CHINESE XUANDE BRONZE BOWL FROM GYUMRI

Summary

Discovered during the Sovietic period in the Armenian city of Gyumri the Chinese Xuāndé (宣德香炉) bronze bowl presents to us a key opportunity to understand the development of historical trade relations in the region. The bronze bowl found in Gyurmi is presumed to belong to a later time period than that of the reign of emperor Xuande, the rationale for this conclusion due to the preserved seal located on the lower surface of the bowl inscribed with the 楷书 (kǎishū) writing style, which contains an extra dash in the character – 德 (dé). This specific variation of the character appeared only during the reign of Emperor Kāngxī Dì (康熙帝) (1661-1722). His perennial rule was distinguished by the reestablishment of open trade with foreign countries with cities like Canton (idem. Guangzhou), Zayton (idem. Quanzhou) becoming a foothold for further international trade. This same period also coincided with the strengthening of the international Armenian trade network, which spanned the whole of Asia. The epicenter of this trade network was the suburb of Isfahan, the New Julfa which was established as a result of the forced relocation of the Armenian popularity by Shah Abbas I in the years 1604-1605. At an astonishing fast rate the New Julfa then quickly became involved in long-distance trade from Europe to the Far East.

The 宣德香炉 (xuān dé xiāng lú) designation can be translated as “the Xuande bowl for scented candles". As it is known that the inhabitants of Iran and Armenia rarely used scented candles during their the religious rites, it can be assumed that the bronze bowl came to Armenia, along with other commodities intended for trade.

ՉԻՆԱԿԱՆ ՍՅՈՒԱՆԴԵ ԲՐՈՆԶԵ ԹԱՍԸ ԳՅՈՒՄՐԻԻՑ

Ամփոփում

Խորհրդային տարիներին Գյումրիում հայտնաբերված Սյուանդե (宣德 香炉) բրոնզե թասը հնարավորություն է ընձեռում հասկանալ առևտրական հարաբերությունների պատմական զարգացումը տարածաշրջանում: Այդ գտածոն ենթադրաբար վերաբերվում է Սյուանդե կայսեր ուշ ժամանակաշրջանին, որը հիմնավորվում է թասի ստորին պահպանված կնիքի շնորհիվ` կատարված 楷书 (քայշու) գրավոր ոճով, որը հիերոգլիֆում ունի 德 (de) լրացուցիչ գծիկը: Այս հիերոգլիֆի հատուկ տարբերակումը սկսել է գործածվել միայն կայսր Կանգսիի (康熙帝) օրոք (1661-1722): Նրա երկարամյա թագավորությունը հատկանշվում է օտար երկրների հետ բաց առևտրի վերականգնմամբ, այնպիսի քաղաքների միջոցով, ինչպիսիք էին Կանտոնը (այժմ` Գուանճոու) եւ Զայթոնը (այժմ` Ծյուանճոու), որոնք դարձել էին հենակետ միջազգային առևտրի հետագա զարգացման համար: Այս նույն ժամանակահատվածը համընկավ նաև հայկական միջազգային առևտրային ցանցի ամրապնդման հետ, որը ձգվում էր ողջ Ասիայով մեկ: Նրա կենտրոնը Սպահանի Նոր Ջուղա արվարձանն էր` ստեղծված 1604–1605 թթ. Շահ Աբաս Ա-ի կողմից հայերի բռնի տեղաբաշխման արդյունքում: Զարմանալի արագ տեմպերով Նոր Ջուղան ներգրավվեց Եվրոպայից Հեռավոր Արեւելք ձգվող միջազգային առեւտրում:

Գյումրիում գտնված թասի 宣德香炉 [Սյուան դե սյիան լու] նշումը կարող է թարգմանվել որպես «Սյուանդե ժամանակաշրջանի թաս անուշաբուրված մոմերի համար»: Հայտնի է, որ Իրանի եւ Հայաստանի բնակիչները իրենց կրոնական ծիսակատարությունների ընթացքում հազվադեպ են գործածել անուշաբույր մոմեր: Կարելի է ենթադրել, որ բրոնզե թասը Հայաստան է հասել ի թիվս առևտրի համար նախատեսված այլ ապրանքների:

К БИОГРАФИИ ПРОФЕССОРА ЛАССАРА –

АВТОРА ПЕРВОЙ БИБЛИИ НА КИТАЙСКОМ ЯЗЫКЕ

Предисловие

Попытка воскресить человека из исторического небытия, как правило, сопряжена с многочисленными препятствиями. В большинстве своем, они относятся к фактам, на которые опирается хронологическая шкала – это, в первую очередь, аутентичные источники: дневники, письма, реляции и отчеты. Точное сопоставление этих данных, умение разглядеть исторический контекст и сделать правильное умозаключение, учитывая возможную субъективность авторов, чьи взгляды могут прямо противоречить друг другу, является краеугольным камнем в составлении биографического очерка.

Первая половина XIX века продолжала традицию колониальной экспансии в Азии. Здесь преуспевала британская Ост-Индская компания, которая после блестящей победы в Битве при Плесси утвердила свое влияние в Восточной Индии. Англичане стали играть заметную роль в политической, административной и экономической жизни региона. Стремительно увеличивалось количество христианских учреждений. К концу XVIII века в Бенгалии уже активно действовали церковные конгрегации – католики, протестанты131 и представители Армянской Апостольской церкви132, хотя последние никогда не занимались миссионерской деятельностью. В 1792 г. в британском Кеттеринге было основано Баптистское миссионерское общество133, а уже в следующем году один из самых ярких его представителей – преподобный Уильям Кэри, добрался до берегов Бенгалии.

С этого момента был запущен механизм, который, в конечном счете, привел к идее, подготовке и переводу первой в мире полной версии Священного Писания на китайский язык. Примечателен тот факт, что это событие произошло отнюдь не в Китае, а в Индии, в маленьком городке Серампор, и автором этого труда стал не представитель титульной нации и даже не азиат по рождению, а армянин по происхождению – мистер Джоаннес Лассар. С момента первых сведений о начале перевода Библии на китайский язык и вплоть до публикации самих Священных Книг в 1822 г. прошло более семнадцати лет. В августе 2012 г. автор статьи побывал в Серампоре, где ему посчастливилось отыскать миссионерский дом, в котором работал Лассар. Также был найден экземпляр Нового Завета на китайском языке в библиотечном архиве Серампорского колледжа. Самым важным открытием стало обнаружение пометок карандашом на армянском языке, сделанных рукой мистера Лассара.

Эта статья является данью уважения к труду человека, который посвятил значительную часть своей жизни реализации поистине удивительного проекта. Здесь рассматриваются не только факты из жизни Джоаннеса Лассара, но и некоторые важные исторические аспекты. Среди них:

1. Восстановление родословной и попытка понять, откуда происходила семья Лассар [Lazaro].

2. Хронологический порядок событий в Серампоре.

3. Мотивация Джоаннеса Лассара в работе над переводом.

4. Какая Библия послужила основой для перевода Священного Писания на китайский язык?

5. Взаимоотношения Лассара с соотечественниками в Калькутте и Серампоре.

6. Судьба Джоаннеса Лассара.

Начало: Форт Уильям и Серампорское Трио

“Этот язык, на котором говорит огромное количество – не меньше трехсот миллионов людей на земле, раньше считался недосягаемым для постижения европейцами” 134.

Как писал ректор колледжа Форт Уильям мистер Браун в своем письме от 13-го сентября 1806 г., “Из всех языков, пока что применяемых нами, самыми полезными оказались санскрит и китайский (те, что особенно трудно поддаются изучению) [sic] 135”.

Идея переложения Священного Писания на азиатские языки являлась логическим продолжением миссионерской деятельности в восточных колониях. Необходимо было как можно скорее донести слово Божье до ума и сердца туземного населения Индии. Первым, вместе со своей семьей, в этих краях появился преподобный Уильям Кэри136. 11-го ноября 1793 г. он добрался до Калькутты, где его ожидал далеко не радушный прием даже со стороны его соотечественников. Чиновники Ост-Индской компании в те дни были настроены крайне враждебно по отношению к любой некоммерческой активности в пределах своего влияния в Индии. Они опасались, что насаждение чужой веры и возможность приобщить местное население к классическому образованию спровоцирует общее недовольство и, в итоге, приведет к изгнанию британцев из Бенгалии137. Однако Кэри со всем ему присущим рвением натуралиста отдался изучению окружающего его мира. Он собирал неизвестные науке образцы индийских растений и пересылал их европейским коллегам, а также стал активно изучать языки бенгали и санскрит138.

Так продолжалось шесть лет вплоть до 1799 г. В октябре к берегам восточной Индии причалили на американском корабле “Criterion” два других миссионера – Джошуа Маршман и Уильям Уард139. С Маршманом приехала его недавно родившая супруга с маленькими детьми на руках140. На следующий же день миссионеры отправились в пригород Калькутты – город Серампор, расположенный на правом берегу реки Хугли. Так как им было запрещено оставаться в Калькутте, Маршман и Уард обратились к голландским властям с просьбой позволить им обосноваться в Серампоре. К их радости, прошение было удовлетворено. Вскоре Кэри присоединился к своим единомышленникам и таким образом родилось знаменитое “Серампорское Трио”.

Уже в 1800 г. в городе был установлен печатный пресс, которому за 32 года работы было суждено выпустить свыше 212 тысяч единиц священных книг и буклетов на более чем сорока азиатских и европейских языках141. В то же самое время в Калькутте, всего в 15 милях от Серампора, открылась школа для индийских мальчиков – колледж Форт Уильям. Почва была подготовлена. Коллегия поставила перед собой цель перевести Священное Писание на все доступные в тот период языки142.

Колледж имел следующий состав:

Маркиз Уэлсли143 – ревизор

____

преподобный Дэвид Браун – ректор

преподобный Клаудиус Бьюкенен – проректор

____

Профессорат:

преподобный У. Кэри – бенгали

капитан Джон Бэйли – арабский

преподобный Клаудиус Бьюкенен – греческий и латынь

мистер Дю Плесси – французский144

и другие.

В первоначальном списке еще не упоминается китайский язык, в связи с чем возникает закономерный вопрос – когда именно и кем была выдвинута идея создать также китайскую версию Священного Писания? И, почему китайский язык казался находившимся в Индии миссионерам не менее актуальным, чем остальные? Если верить тому же Клаудиусу Бьюкенену, мысль о переводе Библии занимала умы ректора и проректора с самого основания колледжа145. Чрезвычайно важно было отыскать эрудированного профессора, который не только взялся бы переводить тексты, но также смог бы обучать других китайскому языку.

Как выразился Бьюкенен, “…хотя китайские форты в Тибете следят за нашими территориями в Бенгалии, не существует ни одного человека на службе в Компании, который мог бы читать на китайском”146. Исследование Элмера Каттса выдвигает дополнительную теорию о том, что в стремлении напечатать китайскую версию Библии могла таиться политическая подоплека. С момента неудачной дипломатической миссии графа Макартни в Пекине147 Англия все еще стремилась включить имперские порты в свою торговую сеть. Каттс приводит ряд не очень убедительных примеров, среди которых – привлечение армянина Лассара для перевода Священных Текстов, рассматриваемое им в политическом контексте. Его утверждение базируется на том, что Лассара пригласили на работу даже невзирая на то, что недавним решением Совета директоров состав колледжа был порядочно сокращен148, и армянин приступил к своим обязанностям на неофициальной основе.

Однако, именно то обстоятельство, что за Лассара поручились лишь ректор и проректор колледжа Форт Уильям – Бьюкенен и Браун, показывает их личную заинтересованность, которая, скорее, напоминает энтузиазм первопроходцев в изучении такого сложного языка, как китайский.

Второе заключение Каттса обосновано тем, что сразу после учреждения в тот же период англо-китайского колледжа в Малакке преподобным доктором Моррисоном, о котором будет рассказано позже, интерес к Серампорской миссии со стороны британского правительства резко упал. Малакка располагалась ближе к Китаю, имела больше возможностей для продуктивной деятельности среди китайского населения, нежели Серампор, находившийся в сердце Бенгалии. Однако эти заключения не так важны, как другое обстоятельство – Цинское правительство под страхом смерти запрещало обучать китайскому языку иностранцев: португальцев на Макао, французов в Индокитае и голландцев в Ост-Индии149. Поэтому было жизненно необходимо найти человека, который мог бы помочь британцам преодолеть этот лингвистический барьер. И он нашелся. Им стал молодой армянин – Джоаннес Лассар, волею судьбы оказавшийся в нужный момент в нужном месте.

Подходящий учитель китайского языка

Деревянный печатный пресс или типографский станок впервые попал в поле зрения Уильяма Кэри в 1798-м году. Его друг, мистер Удни, оплатил стоимость машины в 40 фунтов150, и теперь уже ничто не могло остановить страстное желание миссионера издавать Священное Писание на азиатских языках.

Уже в декабре 1803 г. года Кэри писал: “У нас есть возможность, если только пожелаем, перевести слово Божие на все азиатские языки в течение ближайших пятнадцати лет. Наше положение позволяет заручиться поддержкой жителей всех стран. Здесь мы можем изготовить литеры на разных языках и выделить часть из ежемесячных 700 рупий для завершения этой работы. Языки следующие: хиндустани, маратхи, ория, телугу, бутанский, бирманский, китайский, кантонский, тонкинский и малайский151. На этом великом предприятии мы сконцентрировали все наше внимание”152.

Как видно из содержания письма, члены Серампорской общины твердо решили воплотить в жизнь свой план – включить китайский в список языков, на которые намеревались перевести Священные Тексты. Справиться с этой задачей вызвался Джошуа Маршман, которого с юных лет привлекал Китай со своей богатой историей и культурой. Но поскольку изначально было необходимо сконцентрироваться на бенгали и санскрите, то основные усилия уходили на усвоение этих языков, и понадобилось три года, прежде чем Маршман был готов бросить вызов языку Поднебесной. Однако его старания покорить язык в одиночку почти ни к чему не привели153.

И здесь следует, опираясь на эпистолярное наследие миссионеров, определить – с какого момента на арене появляется Джоаннес Лассар? В послании, адресованном Баптистскому миссионерскому обществу и датированном апрелем 1804 г., китайский упоминается среди прочих азиатских языков, на которые планировалось перенести тексты Священных книг154.

Вот небольшая заметка из миссионерского журнала “Паноплист”:“В течение последних восьми лет [статья от 1812 г.] ведется работа сразу над двумя переводами, один из которых опирается на предыдущую версию155, а второй совершенно новый. Перевод последней версии начался сразу после сентября, 1804 г., и автором является мистер Лассар, нанятый руководством колледжа Форт Уильям, скорее всего, самим доктором Бьюкененом”156.

Резюмируя вышеописанное, можно заключить, что с самого начала 1804 г. велись попытки изучения китайского языка. По всей видимости, эту миссию возложил на себя Джошуа Маршман. Однако через несколько месяцев стало ясно, что без посторонней помощи одолеть лингвистический барьер ему не удастся.

Это подтверждает также брат Фернандес, португалец, прибывший в Серампор из Макао, упомянутый в письме мистера Уарда к доктору Риланду от 5-го февраля 1804 г., где, в частности, говорится:

“Брат Ф. родился в Макао. Из-за запрета иностранцам посещать Китай ему об этой стране известно немного, за исключением рассказов тех китайцев, что живут в Макао… Брат Ф. обучился говорить на их языке достаточно хорошо, чтобы понимать общие вещи. Он не считает, что существует возможность овладеть языком без китайского учителя157”.

Таким образом, к середине 1804 г. начались, по всей видимости, активные поиски человека, который согласился бы перевести Библию на китайский язык. В августе (что наиболее вероятно) или в сентябре того же года Бьюкенен находит Джоаннеса Лассара в Калькутте:

“После долгих поисков удалось отыскать мистера Лассара – армянина, приверженца христианского вероучения, рожденного в Китае и овладевшего этим языком. Лассар был нанят португальцами в Макао для ведения официальной переписки с Пекинским двором. Он согласился отказаться от коммерческой деятельности и примкнуть к колледжу за 450 фунтов в год158. Из-за ожидаемого сокращения расходов ему не могли выплатить эту сумму. Однако задача была настолько важной, а мистер Лассар настолько соответствовал всем требованиям, что они решили оставить его и выплатить вышеуказанную сумму в частном порядке. Он немедленно приступил к переводу Писания на китайский язык и продолжает работать до сегодняшнего дня”159.

В первые месяцы Лассар работал при колледже Форт Уильям в Калькутте, затем переехал в Серампор, где под его руководством открылись классы по изучению китайского языка…

Теперь, прежде чем продолжить, необходимо сосредоточить внимание на личности самого Джоаннеса Лассара и попытаться выяснить не только его происхождение, но и откуда у него могли взяться столь уникальные на тот момент навыки восточных языков.

Профессор китайского языка

Макао на рубеже XVIII-XIX веков представлял собой торговую колонию, сосредоточенную в пределах небольшого острова. Цинская империя проводила политику строгого контроля над всей иностранной деятельностью в своих южных портах. Существовало всего несколько зарегистрированных компаний с китайской стороны, которым разрешалось вести сезонную торговлю с иностранцами, и за ними следили сотни чиновников, строго распределенных по рангам и обязанностям. Эта форма контроля получила название “Кантонской системы” и просуществовала вплоть до 1842 г. Среди многочисленных иностранцев преобладали португальцы – наследники первых европейцев в этих водах, но встречались представители и других народов. Владельцев суперкарго160 перечисляет брат Фернандес, отмечая также армян161 – выходцев из Новой Джульфы, Мадраса и Калькутты.

Среди армянских купцов встречается фамилия Джоаннес, происхождение которой представляет одну из самых интригующих и малоизученных страниц в истории торговых семей Макао. Достаточно сказать, что патриарху этой фамилии – Джоаннесу Матевосу удалось скопить за полвека достаточно личного капитала, чтобы соперничать с ежегодным доходом всего острова162. Джоаннес Лассар, который осенью 1804-го года приступил к переводу Библии в Серампоре, приходился ему племянником163.

Матевос впервые приехал в Калькутту из Новой Джульфы в начале 1760-х. Молодым человеком он начал вести успешную торговлю шелком между Калькуттой и Муршидабадом, а вскоре перенес свое предприятие на восток, при этом поддерживая контакты с армянами в Индии и курсируя между Калькуттой, Кантоном и Макао164.

В статье профессоров Карла Смита и Поля Ван Дайка из Гонконгского университета утверждается, что Матевос прибыл в Макао уже в 1761 году165. Это не был переезд на постоянное место жительства, так как иностранцам не позволялось находиться на территории Макао вне сезонного периода. Чтобы решить эту проблему, Матевос несколько раз подавал заявку на получение португальского гражданства. Наконец 5-го декабря 1783 г. его прошение было удовлетворено166. С этого момента он мог жить и работать в Макао круглый год. Матевос умер 10-го декабря 1794 г., будучи богатейшим человеком своего времени. Его пережили два брата – Хачик и Лазар167. Именно Lazaro является отцом молодого Джоаннеса Лассара. По армянской традиции патронимической системы передачи имен, сын получал имя отца в качестве фамилии168. Это означает, что в каждом следующем поколении фамилия отличалась от предыдущей. Таким образом, Джоаннес унаследовал имя отца – Lazaro, и представлен в британских архивах чаще как Lassar, или Lasser169.

Торговый контракт с подписью Lazaro – отца Джоаннеса Лассара,

датированный 1798 годом. (NL) Canton 60

Пока еще доподлинно не известно, когда именно отец Лассара прибыл в Макао. В опубликованных архивах острова встречается документ конца 1790-х, где указывается, что Lazaro вместе с супругой приехал в Макао восемнадцать лет назад – эта информация отсылает нас к 1780 или 1781 г.170. В других источниках также фигурирует имя Lazaro, однако речь идет о торговых сделках и невозможно определить, как долго он оставался на острове. Известно, что молодой Лассар родился вскоре после приезда родителей на остров в 1780-м или 1781-м году171. Большинство современных исследователей указывают приблизительную дату его рождения – 1781 г. Однако эти авторы никогда не ставили перед собой задачу исследовать биографию Лассара, поэтому нам придется исследовать глубже, чтобы понять, в каком возрасте Лассар начал работу над переводом Библии на китайский язык. Профессор Поль Ван Дайк отмечает, что Лассару было около 20 лет, когда тот впервые приехал вместе со своей семьей в Калькутту в 1802 г172.

В одном из писем Джошуа Маршмана, цитату из которого можно встретить в журнале “The Christian Observer”, говорится:

“В возрасте двадцати трех лет он [Лассар] решил посвятить себя торговле. Он приехал в Калькутту с грузом чая на большую сумму в несколько сотен фунтов. Провидению, однако, было угодно определить для него другое занятие, и первая торговая попытка закончилась неудачей. Количество импортированного чая в Калькутте в этот сезон оказалось таким высоким, что немедленно отразилось на цене, поставив нашего молодого торговца в трудное положение. Впрочем, благодаря этому обстоятельству и проведал о нем доктор Бьюкенен, высоко оценивший его способности, вызволил из трудного положения, наградив работой, которой он занят по сей день”173.

Опираясь на фрагмент из “The Christian Observer”, архивную запись в публикации AM, а также на заключение профессора Ван Дайка, можно сделать вывод, что Лассар, должно быть, родился не ранее 1781 г., соответственно ему было 23, когда проректор колледжа Форт Уильям Клаудиус Бьюкенен174 обратился к нему с предложением поработать над китайской версией Священного Писания во второй половине 1804 г.

Другой вопрос, который хочется задать – что заставило семью Lazaro покинуть Макао и перебраться в Калькутту?

Известно, что после смерти Матевоса социальное положение его близких ухудшилось. Правительство Макао отказалось предоставить им те же свободы, какими обладал Матевос, и семейству Lazaro не удалось получить португальское подданство175. Более того, попытки вырвать имение брата из рук Сиротского фонда настроили против Lazaro достаточно большое количество влиятельных лиц в Макао. В конечном счете, все притеснения вынудили его собрать семью и уехать в Калькутту176. Эти сведения кажутся более убедительными, чем записи из отчетов и дневников некоторых членов Баптистской миссии, которые утверждают, что Лассар приехал в Калькутту только в 1805-м году177. Если учесть, что он уже приступил к работе над Библией осенью 1804 г., наша версия развития событий кажется наиболее точной.

Справедливости ради, можно привести детали альтернативных сведений из ежегодного отчета Баптистской миссии, где рассказывается, как молодой Лассар приехал в Калькутту в 1805 г. и тщетно пытался найти среди учеников колледжа желающих обучаться китайскому языку. И что именно тогда его заметил Клаудиус Бьюкенен178. Однако кажется маловероятным, чтобы Лассар самолично объявился в колледже Форт Уильям в поисках заработка. Следует помнить, что Бьюкенен упомянул в своих мемуарах тот факт, что Лассар вынужденно оставил торговую деятельность и примкнул к колледжу за согласованные 450 фунтов годовых.

Правда, искушенного читателя может смутить одно обстоятельство – почему племянник такого богатого и влиятельного человека, как Матевос, согласился служить в британском колледже за столь небольшую, по тем временам, плату? Известно, что большинство купцов могли заработать на сезонной торговле намного больше, чем 450 фунтов в год. Возможный ответ на этот вопрос следует искать в одном любопытном документе. Это замечательный памятник межконтинентальной торговой истории – завещание самого дяди Матевоса. Оригинал этого документа на армянском языке хранится в архивах Собора Святого Христа Всеспасителя в Исфахане179, а копия на португальском языке – в Лиссабоне180.

Об отце Лассара там говорится в контексте общего дела, который они вели с Матевосом. В завещании упоминаются два сына Lazaro и дочь. По соглашению, прибыль от общего дела должна была быть поделена между сыновьями Lazaro, одним из которых, несомненно, является сам Лассар, а третья часть отходила его сестре – дочери Lazaro181. Завещание было написано в Кантоне за шесть дней до смерти Матевоса. Не похоже, чтобы Лассар или его близкие страдали от безденежья. Правда, они были вынуждены покинуть Макао, тем не менее, связи с армянской общиной в Калькутте, а также ценные торговые навыки позволили им сохранить семейные накопления. С учетом сведений из статьи “The Chrisitan Observer”, где говорится, что родственники Лассара в Калькутте достаточно богаты, а он сам обладает кое-каким имуществом182, сумма в 450 фунтов годовых не должна была его прельстить. Стало быть, только бескорыстный интерес к делу, присущий характеру этого человека, побуждал его к работе над Священными Книгами на протяжении стольких лет.

В отличие от многих своих сверстников, Лассар родился и провел детство в Макао – многонациональном сеттльменте, где преобладали выходцы из Китая. Его любознательность, видимо, проявлялась еще в детстве. Он тяготел больше к кабинетной тишине и размеренной жизни, нежели его привлекали шум и рискованные операции торгового мира. Его усидчивость раскрывает черты человека, обладающего всеми качествами, присущими ученым умам своей эпохи. Он сосредоточенно, год за годом, продолжает работать над одним и тем же проектом, несмотря на испытания, посланные судьбой на долю маленькой Серампорской миссии. Вряд ли человек мог пожертвовать семнадцать лет своей жизни на труд, который не привлекал бы его самого.

После года знакомства с Лассаром, Маршман писал своему другу – доктору Риланду:

“Он родился, как сам утверждает, в Макао, в богатой семье, и естественно, приобщился к китайскому языку еще с детских лет183. Отчасти владея этим языком, он желал усовершенствовать свои навыки, чему потворствовал его отец. В наиболее подходящем для этого возрасте его отправили в Кантон, где у него оказалось больше преимуществ в общении с местными жителями, чем у других иностранцев, лишенных права покидать пределы своих факторий. Здесь его поместили под опеку двух учителей: одного – по китайскому языку, другого – для [изучения] мандаринского184. Первый получал 30 долларов ежемесячно, второй – 35. Первый учитель был настоящим ученым, но, как истинный китаец, заставлял его [Лассара] запоминать огромное количество иероглифов, предоставляя ему самому разбираться в их значении. Однако второй, которого впоследствии оставили (так рассказывал мистер Лассар) [sic], был совершенно иного склада – страстно занимавшийся самообучением и с большим удовольствием передававший свои знания пылкому ученику, который, запомнив огромное количество иероглифов, стал делать большие успехи. И действительно, его искреннее желание учиться было так велико, что, отбросив все сомнения, он не ограничивался лишь дневными часами, но также посвящал часть ночи достижению цели. Проходя обучение у этого человека, он, подобно китайцам, запомнил почти сорок томов и после этого уже сам был способен продолжать, так как мог пользоваться теми прекрасными словарями, которыми владеют китайцы. Так, после нескольких лет обучения, с разрешения отца, он стал помогать португальцам в переписке с Пекинским двором. Я полагаю, это позволило ему приноровиться к чтению на китайском языке. Он питает больше страсти к китайским книгам, чем многие мои знакомые к английским.

Позже, по пути в Калькутту, я заметил, что он хранит под жилетом китайский томик точь-в-точь, как я предпочитаю хранить английские”185.

Таким образом, осенью 1804 г., с помощью армянина Джоаннеса Лассара, у миссионеров, наконец, появилась реальная возможность перевести и опубликовать первую в истории Библию на китайском языке.

Вначале Лассар работал при колледже Форт Уильям, не покидая Калькутту. Согласно официальным сообщениям колледжа от 1-го марта 1805 г., Джоаннес Лассар, а с ним китайский мунши, переводят Книгу Бытия и Евангелие от Матфея. Упоминается также, что работа эта финансировалась частными лицами186. Позже, по словам Клаудиуса Бьюкенена, обнаруживается, что в том же году некоторые части не только переведены, но уже и напечатаны187. Тогда же впервые Лассара называют профессором китайского языка.

Он оставался в Калькутте до конца 1805 г., пока не перебрался в Серампор, где было решено учредить классы по китайскому языку, чтобы его труды приносили больше пользы. Согласно общему решению, один из старших миссионеров и, как минимум, трое юношей приступили к изучению этого языка. Уильям Кэри сразу отказался от такой чести, и не удивительно, с какой готовностью Джошуа Маршман занял его место188. В письме доктору Риланду, датированном 14 марта, 1806 г., мистер Маршман восторженно отзывается о своей новой роли:

“Я начал изучать китайский язык и уже почти запомнил четыреста фраз. Мистер Лассар189 великолепный учитель и весьма квалифицирован. Я приступил к письменным занятиям. Джон Маршман и Джабез Кэри составляют мне компанию. Теперь я могу сказать, что он [язык] поддается изучению”190.

В Китайском классе Лассара было 4 ученика: отец и сын Маршманы, молодой человек по имени Дж. Ф. Сандис и сын Уильяма Кэри – Джабез191.

Первое время процесс обучения не казался легким предприятием. В классе не было ни словарей, ни других подручных книг. Еще труднее, видимо, миссионерам приходилось с переводом Священных Текстов. Сам Лассар привез с собой в Серампор двух китайцев, которые, по всей видимости, помогали ему справиться с объемом переводческой работы. Как сетовал Маршман, ему приходилось учить китайский сразу на китайском, а Лассар не владел английским в той же степени хорошо, как китайским192, чтобы они могли быстро находить общий язык.

Пока шла подготовка к печати в Серампоре, Лассар собственноручно составил три рукописных манускрипта на китайском языке и отправил их на рассмотрение преподобному доктору Брауну в Калькутту. Браун высоко оценил старания армянина, однако рекомендовал своим коллегам не относиться к работе слишком требовательно, ибо она написана в спешке. “Если Господь не призовет его [Лассара] к себе ближайшие пять или шесть лет, он закончит свой великий труд по изложению Священных Книг на китайском языке”193. Письмо преподобного Брауна было датировано 13-м сентября 1806 г. Следовательно, китайские литеры для печати еще не были готовы, и Лассару приходилось вручную писать образцы. Это было сделано для того, чтобы продемонстрировать, как далеко миссионеры продвинулись в изучении китайского языка.

На 10-е февраля 1808 г. был назначен первый экзамен, по счастью, детально задокументированный в анналах Серампорской миссии. В списке учеников числились: Джон Кларк Маршман, 13 лет, Джабез Кэри, 15 лет, Бенджамин Маршман, 8 лет и сам Джошуа Маршман. По окончании экзамена Лассар лично раздал премии ученикам от имени Клаудиуса Бьюкенена за успехи в учебе194. При этом не известно, присутствовал сам Бьюкенен во время экзамена или нет.

Через несколько дней, на ежегодном собрании членов колледжа Форт Уильям в Калькутте, генерал-губернатор Лорд Минто отметил:

“Три молодых человека, я бы даже сказал, мальчика, не только овладели разговорным китайским, что, как я понимаю, редко встречается среди европейцев, имеющих отношения с Китаем, но и научились – в степени, достойной восхищения – максимально корректно и широко пользоваться письменностью на китайском языке. Я не стану вдаваться в подробности экзамена, который прошел 10-го числа этого месяца в Серампоре, с результатами которого я, тем не менее, ознакомился с большим интересом. Достаточно сказать, что эти молодые ученики способны читать китайские книги и переводить их, а также они пишут собственные сочинения на этом языке. Печатный пресс под китайский язык тоже готов к использованию… Я должен также отметить усердие и настойчивость мистера Лассара и тех благочестивых людей, помогавших ему завершить на китайском языке Евангелия от Матфея, Марка и Луки, что, несомненно, принесет общее благо, как мы надеемся, для этого огромного и густонаселенного региона [Китая]…”195.

Речь генерал-губернатора показала важность работы, которой были заняты миссионеры в Серампоре. Можно также заключить, что весь 1807 год Лассар и его китайские помощники занимались переводом не только Евангелия от Матфея, но включили в ежедневный распорядок дополнительные книги из Нового Завета – Евангелие от Луки и Марка. А 19-го мая 1807 г. был наконец завершен перевод Евангелия от Матфея.

Я предполагаю, что предварительные варианты этих трех Евангелий были подготовлены в сентябре 1806 г. рукой Лассара для отправки в колледж Форт Уильям, но печатный пресс не мог быть задействован, так как еще не были изготовлены китайские литеры на деревянных блоках196. В итоге, рассматривая хронологический порядок работы, можно увидеть, что к концу 1807 г. перевод Писаний удалось довести до Евангелия от Иоанна включительно197.

Вскоре Лассар, с особым усердием, приготовил еще одну рукопись. Также он написал некое письмо на китайском языке, содержание которого, к сожалению, пока не известно. Эти материалы были отправлены в середине 1807 г. в Лондон, его святейшеству архиепископу Кентерберийскому198. В настоящее время рукописи хранятся в библиотеке Ламбета и, несомненно, заслуживают детального изучения.

В сентябре 1808 г. состоялся второй экзамен по китайскому языку. На этот раз внимание к событию было гораздо больше:

“В понедельник, 26 сентября, прошел экзамен по китайскому языку в присутствии Джона Харингтона – вице-президента Азиатского общества, доктора Джона Лейдена, мистера Лассара – профессора китайского языка, майора Л. Ф. Смита, секретаря из посольства Персии, капитана Кемпа, лейтенанта…, [sic] и прочих джентльменов. Председательствовал мистер Харингтон.

Экзамен начался с устного повторения Дж. Кэри и Б. В. Маршманом последних трех глав первого тома Lun-gnee199 – труда, который уже отправлен в печать. Эти три главы содержат около 4500 иероглифов. Пятьдесят страниц второго тома Lun-gnee сдавал Джошуа Маршман, и содержит он около 6000 иероглифов. Затем их проверяли на понимание смысла иероглифов, а после были написаны и сданы для проверки сочинения… Семь сочинений на китайском языке, составленных Джошуа Маршманом и четыре – Джабезом Кэри, также одной работой, выполненной Бенджаменом Маршманом200.

Экзаменационный диспут опирался на тезис:

“Лучший способ выучить китайский язык -

это запомнить труды классиков”.

Первый оппонент – Б. Маршман

Второй оппонент – Дж. Кэри

Ответчик – Дж. Маршман

Джентльмены, присутствующие на экзамене, выразили свое удовлетворение и убежденность, что только упорный труд лучше всего подходит для овладения китайским языком. После экзамена награду в 40 рупий от мистера Лассара получил Джошуа Маршман. Остальным двум полагалось по 30 рупий201.

Что касается прогресса в печатном деле, то в одном из писем профессора Брауна, посланном из Калькутты 28-го апреля 1808 г., можно встретить следующие любопытные строки:

“Вам, несомненно, будет интересно узнать, какие успехи были достигнуты в китайском языке. Прилагаю копию отчета о последнем экзамене, который привлек внимание лорда Минто, отметившего его в своей речи в колледже. Вы найдете ее в книге, которая сопровождает это письмо. Я также отправляю первый лист, прошедший через пресс, на китайском языке. Он выполнен в той же манере, что и работы Конфуция. Мастера по рисункам на ситцевых тканях вырезают иероглифы быстро, аккуратно и с минимальными затратами”202.

Печатный блок, вырезанный из цельного дерева.

Сторона А. Бодлианская библиотека, Оксфордский университет

Известно, что на расстоянии двух миль от миссии в Серампоре располагалась фабрика по производству ситцевых тканей, основанная европейцами более двадцати лет раннее от описываемых событий. Не имея возможности получить доступ к настоящим мастерам по изготовлению деревянных литер, Маршман пригласил двух индусов с этой фабрики, которые занимались тем, что вырезали фигуры на деревянных дощечках для последующей покраски ситца. Им было поручено изготавливать иероглифы на блоках из тамариндового дерева под присмотром Лассара и двух китайцев. Два листа с текстом из Евангелия от Матфея были вырезаны с большим усердием. Не сразу удалось справиться с задачей, однако, в конечном счете, печатные блоки были отправлены в пресс. По качеству Серампорские книги намного уступали тем, которые выпускались в Пекине, однако они были достаточно хороши, чтобы можно было продолжать работать в этом направлении203.

Теперь, когда на руках миссионеров имелись готовые листы – первые на китайском языке, когда-либо напечатанные европейцами, Маршман мог заручиться более весомой поддержкой со стороны руководства колледжа. Он немедленно отправился в Калькутту и, встретившись с лордом Минто, уговорил его профинансировать перевод и последующую печать Священных Книг.

Общими силами удалось собрать пожертвования на сумму 2300 гиней для этого предприятия204. Маршман занялся переводом трудов Конфуция на английский язык, а Лассар взял на себя ответственность за подготовку текстов Нового Завета. Но им нужно было спешить…

Роберт Моррисон и неожиданная находка в Британском музее

Настало время вернуться к миссии Роберта Моррисона и профессора Милна и обратить взор на конкурентов, начавших собственную деятельность по переводу Библии на китайский язык в Кантоне и Малакке.

Эта часть истории берет свое начало в 1798-м (или 1799) году, когда преподобным Уильямом Моузли в пыльных фондах Британского музея совершенно случайно был обнаружен испещренный иероглифами манускрипт, который, как выяснилось, представлял собой некий архаичный вариант Священных Текстов на китайском языке, озаглавленный как “Evangelia Quatuor Sinice”. Первая попытка перевода, кем бы она ни была выполнена, включала четыре Евангелия, Деяния апостолов и полные тексты послания Павла205. Вдохновленный своей находкой, преподобный Моузли стал активным пропагандистом идеи продолжить начатый, скорее всего, неким иезуитом, труд206, и с этой целью опубликовал трактат о важности изложения Священных Текстов на китайском языке207. Трактат разошелся по многим христианским учреждениям страны. Лондонское миссионерское общество уже в 1804 г. рассматривало возможность снарядить нескольких своих членов в Китай для изучения языка и последующего перевода Священных Текстов208. В том же году Моррисон, которым овладела жажда миссионерской деятельности, сделался членом этого общества. Ему предложили отправиться в Китай. Судя по его дневнику, перспектива Китая одновременно прельщала и пугала его. С одной стороны, ему предстояло уехать на край света, где свирепствовали болезни и угрожали другие опасности, но с другой стороны, спасение трехсот пятидесяти миллионов душ казалось ему самым великим деянием, на которое мог решиться человек.

В своем дневнике он писал:

“Это один из самых важных моментов в моей жизни. “О Господи! Если не пойдешь Ты Сам со мной, то и не выводи меня отсюда”209.

Общество рекомендовало молодому миссионеру пройти курс обучения по астрономии и китайскому языку. Его учителем стал китаец, уроженец Кантона, мистер Йонг-Сам-Так, живший в Лондоне – человек, как выражался Моррисон, наделенный властным темпераментом и чрезмерной гордыней210. Осень 1806 г. и раннюю весну 1807 г. Моррисон провел в компании этого человека, штудируя китайский язык. Но что самое важное, молодой миссионер тщательно поработал над изготовлением копии манускрипта из Британского музея, которая впоследствии стала лингвистическим фундаментом не только для перевода всей Библии, но и для ожесточенных споров между двумя конкурирующими миссионерскими общинами.

Титульный четвертый лист манускрипта из Британского музея, с дарственной надписью, 1739 год. Сегодня хранится в Британской Библиотеке. (BL) Ms. Sloane 3599. © Copyright held by British Library, Permissions T 020 7412 7755

Моррисон прибыл в Макао 4-го сентября 1807 г. на американском корабле “Trindent”. Три дня спустя он добрался до своей конечной цели.

В Кантоне молодой человек сразу же приступил к основной задаче – переводу Библии. Знал ли он о существовании аналогичного процесса в Серампоре? По всей видимости, не только знал, но и был бы счастлив сотрудничать с баптистами, если бы не критическое отношение Лондонского миссионерского общества к Серампорской миссии. И здесь мы подходим к чрезвычайно важному аспекту, проливающему свет на причину того, почему работа Маршмана и, главным образом, армянина Лассара в различных публикациях приводится крайне противоречиво. Казалось бы, обвинять баптистов в ущербной деятельности не было никаких причин – ведь, по большому счету, все стороны были заинтересованы распространить Священные Тексты на азиатских языках и привлечь к христианской вере как можно больше душ. Однако Лондонское миссионерское общество, впервые получив сообщение о начале работ над Библией еще в 1804 г. из письма Уильяма Кэри, сразу выразило озабоченность. И в первую очередь, их недовольство было направлено против Джоаннеса Лассара211.

Критически был настроен также сам Моррисон. Едва прибыв в Кантон, он в ноябре написал Джозефу Хардкаслу, мистеру Рейнеру и другим членам Общества в Лондон:

“Работа, которую вы желаете увидеть, дорогой сэр, пока недосягаема. Боюсь, наше братство в Индии введено в заблуждение Джоаннесом Лассаром, армянским джентльменом. Я полагаю, существует достаточно оснований сомневаться в его способностях в китайском языке, а также познаниях в Священных Писаниях. Я упомянул в своем дневнике, как был обманут человеком, который являлся его учителем. Его так называемый учитель – болтливый, невежественный и бесчестный человек”212.

Не проходит и нескольких недель, как Моррисон снова пишет:

“Без ведома, сколько времени мне будет позволено оставаться здесь [в Кантоне], я, тем не менее, приобрел несколько китайских книг, бумагу, карандаши и прочее. Не обошлось и без подвоха, которым я обязан так называемому учителю Джоаннеса Лассара. Ему удалось провести меня на сумму в двадцать восемь или тридцать долларов”213.

Такое отношение со стороны Моррисона, который ни разу не встречался ни с Лассаром, ни с результатами его работ, опиралось, в первую очередь, на общее настроение, царившее в Лондоне по отношению к Серампорской троице. И Кэри, и Маршман, равно как и Уард, были нонконформистами своего времени, выходцами из рабочего класса – обувщиком, типографом, простым учителем. Они не соответствовали формальным общепринятым и почитаемым стандартам в академических кругах214, снискав лишь презрительное отношение к себе и, соответственно, к своей работе по переводу Библии. А происхождение Лассара стало дополнительным поводом для критики со стороны тех, кто не разбирался в особенностях Армянской Апостольской Церкви. Для многих британцев на рубеже XVIII-XIX веков армяне казались такими же еретиками, как и приверженцы индуизма, возможно, лишь с той разницей, что у первых обряды выглядели более привычными и понятными.

Преподобный Медхарст стал одним из ярых противников Серампорской троицы. Он, в частности, писал: “Пока в Англии шла подготовка, такие же старания для достижения той же цели были приложены в Бенгалии. Мистер Джоаннес Лассар, армянский джентльмен, рожденный и обученный в Макао, был назначен профессором китайского языка при колледже Форт Уильям в Калькутте и наделен ответственностью за перевод Священных Книг с армянского на китайский. Эта работа была отмечена больше его национальным влиянием, нежели точностью изложения. Конечно, трудно было бы ожидать от человека без теологического образования способности подготовить одновременно идиоматически точную и заслуживающую доверия версию”215.

Несмотря на это, в первые годы отношения между Моррисоном и Серампорской троицей складывались неплохо. Обе стороны прилагали старания в изучении китайского языка и пробовали свои силы в переводе Священных Текстов. Моррисон обеспечивал баптистов в Бенгалии необходимыми статьями и книгами, к примеру, что примечательно, он предоставил им транскрипцию (или, скорее всего, часть) манускрипта из Британского музея216.

В 1809 году вышла из печати работа Маршмана – переводы трудов Конфуция, копию которой он отослал Моррисону в Кантон. Книга добралась до пункта назначения лишь два года спустя, а сам Моррисон нашел работу крайне отличающейся от своей («Особенности Китайской грамматики»), при этом считая, что его собственный метод восприятия китайского языка более верный, чем предлагают Маршман и Лассар217.

Моррисон, в свою очередь, послал копию рукописи “Особенности Китайской грамматики” лорду Минто в Калькутту в надежде, что его работа будет опубликована в Серампоре. Однако до 1815 г. ни одна страница этой книги не была отправлена в печать. И когда годом ранее появилась очередная работа Маршмана, озаглавленная похожим образом – “Clavis Sinica или Особенности Китайской грамматики”, Моррисон в бешенстве обвинил членов Серампорской миссии в плагиате218.

Один из основателей Британского и Иностранного Библейского общества преподобный Дэвид Боуг писал: “Я с сожалением узнал, что этот джентльмен в Серампоре повел себя таким образом, не выказав уважения к вашей “Грамматике”. Мистер Милн передал мне образец, выполненный ими, и, по всей видимости, он основан на вашей версии. Доктор М. [Маршман] не выказал ни толики такта в этом вопросе… Я считаю, что вы должны самым деликатным и мужественным образом отстаивать свои интересы, утвердить свои права на перевод и разоблачить все попытки плагиата. То, что они повторяют ваши ошибки и копируют те же пропуски, которые допустил ваш гравировщик, является неопровержимым доказательством их бесчестного поступка219”.

Кажется, все говорило в пользу того, что Маршман и, возможно, Лассар намеренно воспользовались работой Моррисона, чтобы написать собственную “Грамматику”. Однако, если взглянуть на вещи беспристрастно, становится понятно, что причиной всему является досадное недоразумение, обусловленное техническими проблемами девятнадцатого века. Свою рукопись Моррисон отправил в 1811 г. Понадобилось больше года, прежде чем она добралась, наконец, до Бенгалии. По утверждению Маршмана, он не видел рукописи вплоть до 1814 г., когда его собственный труд уже был давно завершен.

Заявление Маршмана подтверждается списками рекомендованных книг в колледже Форт Уильям. Первое сообщение о работе Моррисона появляется только 20-го июня 1814 г.,220 и те же источники содержат сведения о завершении Маршмановской “Грамматики” еще до 20-го сентября 1813 (!) года221.

Сам Маршман, отрицавший любое обвинение в плагиате, предлагал провести сравнительный анализ текстов222. То обстоятельство, что Маршман не питал неприязни по отношению к Моррисону и не умалял его деятельности, подтверждает сообщение в “Мемуарах” Серампорской миссии:

“Мы печатаем “Грамматику” нашего брата Моррисона и предпочтительно будет опубликовать эту работу как можно скорее223”.

К сожалению, события 1814-15-х годов повлияли на развитие отношений между двумя азиатскими миссиями, занятыми общим делом. С этого момента каждая из сторон: Маршман и Лассар в Индии, Моррисон и Милн в Китае, была невольно втянута в состязание – кто первым завершит и опубликует китайскую Библию.

Серампорский печатный пресс

В 1808 г. Лассар и его китайские компаньоны были заняты переводом Нового Завета. Полным ходом шло изготовление рабочими-граверами с ситцевой фабрики деревянных блоков на китайском языке. Известно также, что Маршман привлек Лассара и собственного сына к работе над переводом трудов Конфуция224. Это была первая смелая попытка переложить философскую мысль восточного мудреца на европейский язык.

Нельзя утверждать, насколько хорошо успел освоить язык сам Маршман и какая часть работы была выполнена Лассаром, но, как видно из предисловия, авторы приложили немало усилий, чтобы сохранить идеальную структуру, близкую к оригинальному языку.

Возможно, этот максимализм и стал дополнительной преградой для более гибкого перевода. Сам Маршман, чувствуя неполноценность текста, признает, что работа лишена элегантности повествования, так как они с Лассаром стремились передать смысл каждого иероглифа по отдельности225. Видимо, увлекшись погоней за смысловой идентификацией, они тем самым отодвинули на второй план идейное содержание и без того сложного текста трактата Конфуция. Маршман горячо благодарит армянина за помощь, не забывая отметить также его китайских помощников.

В это самое время в Серампор приезжает брат Родригес – член Католической миссии в Пекине. Этот человек, больше двадцати лет проживший в Китае, и, согласно Маршману, владеющий языком Поднебесной, принес с собой китайско-латинский словарь – плод многолетнего труда пекинских миссионеров, зачатый еще в 1724 году226. Этот ценный реликт позволил Маршману определить, насколько сильно они с Лассаром отклонились от оригинального китайского текста. Имея под рукой столь мощный инструмент, авторы теперь могли ускорить процесс перевода Священных Текстов.

В августе 1809 г. была напечатана половина Евангелия от Матфея на китайском языке. К ноябрю завершился перевод четырех Евангелий, Деяний апостолов, послания Павла227. В ноябре до печати дошли 12 глав Евангелия от Матфея, а число переведенных страниц достигли Послания к Ефесянам. Наконец, 8-го марта 1810 г. из-под пресса вышла целиком книга Матфея, а ее место сразу заняло Евангелие от Марка228.

Выбор этих частей Библии не случаен, если вспомнить содержание манускрипта из Британского музея, копию (или часть) которого Моррисон к этому времени, должно быть, отправил в Серампор. И не удивительно, что так быстро, практически параллельно, был опубликован трактат Конфуция, который Бьюкенен назвал самым значимым событием229. Деревянные блоки из тамаринда мастера старались изготавливать на китайский манер – in octavo – с одновременной гравировкой двух листов на одном блоке. В таком исполнении печатный лист с внутренней стороны имел два пустых пространства и подобная форма высоко ценилась китайцами230.

В августе 1811 г. произошли важные изменения в печатном деле. Джон Лаусон (1787-1825 гг.), художник, прибывший из Лондона, способствовал внедрению нового метода печати – металлического наборного шрифта или литер.

“На китайском языке мы продвинулись дальше Книги Чисел – до первой главы Самуила. Мы также в третий раз проверяем Евангелие от Иоанна с намерением вскоре выпустить его с использованием металлических литер. Мы надеемся превзойти китайцев в искусстве печати, и это сильно сократит наши расходы. Благодаря новому методу, печать Ветхого и Нового Заветов обойдется около 400 фунтов стерлингов. Вдобавок к изяществу, наборный металлический шрифт обладает неоценимым преимуществом при корректировке текста на любой стадии, так как изготовление двойных блоков требует отныне меньше сил, чем прежде, когда нам приходилось вырезать их из цельного дерева231”.

Теперь литеры можно было менять по своему усмотрению, не затрагивая общего текста, где из-за одной ошибочной фразы (а их было немало, учитывая замысловатость китайского языка и нюансы гравирования иероглифов индийскими мастерами) приходилось заново вырезать всю страницу на деревянном блоке.

Это нововведение не только сильно облегчило и без того трудные будни миссионеров, но и резко повысило скорость печатного дела232. До 1813 г., по всей видимости, шло изготовление металлических литер. В июне 1812 г., пока что по старому методу, было напечатано Евангелие от Иоанна233. Наконец, в 1813 году, уже с использованием металлических литер, вышел Новый Завет – важнейшая часть Священных Писаний, полностью переведенная на китайский язык234.

Моррисон был раздосадован – он сам спешил опубликовать Новый Завет в Кантоне. Узнав о том, что версия Маршмана-Лассара увидела свет, он решил переключить внимание на книги Ветхого Завета – Бытие и Псалмы, без какой-либо предварительной китайской версии235. А вышедшая из печати в 1814 г. “Грамматика” Маршмана вбила последний клин между двумя конкурирующими миссиями.

Учитель и ученик. Сотрудничество Лассара и Маршмана

Попробуем погрузиться в атмосферу, которая сопровождала работу переводчиков. Серампор представлял из себя небольшой провинциальный городок, всего в нескольких километрах от Калькутты, окутанный знойным туманом болотистых испарений, окаймленный берегами реки Хугли. Датские колонисты к началу XIX века уже успели обустроить территорию многочисленными европейскими постройками, многие из которых сохранились до XXI века. Остался стоять и молельный дом, где собиралось Серампорское трио и где, по всей видимости, проводился экзамен по китайскому языку, а большую часть времени штудировались труды Конфуция. Здесь, начиная с 1806 года, Маршман с некоторыми другими учениками стали проходить ежедневное обучение китайскому языку под руководством армянина Джоаннеса Лассара.

На тот момент Лассару должно было быть около двадцати четырех лет, а Маршману исполнилось уже тридцать семь. Однако это не повлияло на отношения компаньонов, и Маршман всецело доверял молодому армянину.

Свои впечатления Маршман опубликовал в "The Christian Observer":

"Мое первое знакомство с ним, как с учителем, с его умственными способностями позволяют мне, опираясь на истинное положение дел, с уверенностью сказать, что каждодневное общение с ним укрепляет мое мнение о его сильном от природы характере и его превосходстве в качестве учителя китайского. Я вынужден признать, что относился к его способностям с недоверием, однако его неутомимое внимание и решительность в преподавательском деле вскоре убедили меня, что он представляет собой больше, чем простой наставник. Когда я видел его сидящим неподалеку по три часа кряду – и так, возможно, все тридцать дней – за повторением одних и тех же слов и фраз, улавливающим малейшие изменения в произносимых звуках, которые я не был бы способен заметить, я поражался и твердил про себя – что могло заставить этого человека так упорно заниматься трудом, которому я сам посвятил много лет своей жизни, а теперь сам бы отшатнулся?.. И если бы он только захотел облегчить свой труд, кто бы заметил это? Кто бы мог отметить его недобросовестность? Какая огромная разница между старанием и решимостью этого человека и ленью и хитростью азиатских учителей, с которыми я имел дело до сих пор"236.

Маршман был заинтересован овладеть китайским языком, и перспектива приобщения к христианству такого огромного количества населения, проживающего в Китае, тоже помогала им в деле. Параллельно начались переводы Священных Текстов. Известно, что одними из первых в печать были отправлены Евангелии от Иоанна и Матфея. Но главным трудом, не без особой гордости, Маршман считал перевод трактатов Конфуция. В предисловии к своей "Грамматике" он раскрывает некоторые детали работы на раннем этапе, когда у компаньонов не было подходящих книг и словарей. Лишь с приездом отца Родригеса, члена Католической миссии в Пекине, у них появился хоть какой-то инструмент – китайско-латинский словарь237, ставший первым серьезным индикатором, на который компаньоны могли ссылаться в процессе перевода.

Страница из книги Маршмана: "Lun Gnee", Серампор, 1809

"Следует предупредить, что иероглифы необходимо читать на китайский манер – вертикально и справа налево. Но также необходимо отметить, что каждая маленькая фигура, помещенная над китайским словом, обозначает один из четырех тонов в китайском языке. Также присутствует транслитерация каждого иероглифа латинскими буквами"238.

Ко всему прочему, не надо забывать, что все это время Серампорская миссия продолжала существовать вне компетенции колледжа Форт Уильям, и что финансирование поступало от личных пожертвований. Китайский класс и оплата Лассара продолжали существовать на частной основе. Об этом можно судить из речи Дж. Харингтона и Дж. Лейдена от 18-го февраля 1809 г. "О маленьком, но уважаемом классе китайского языка в Серампоре"239.

Сумма оплаты Лассара в течение нескольких лет оставалась без изменений и составляла 300 рупий в месяц240. Для сравнения, некий мистер Сабат – учитель персидского языка, получал жалование в 200 рупий ежемесячно241, а один из китайских помощников Лассара – всего 4 фунта в месяц242. Следующие два года, в связи с началом работы над переводом Нового Завета, сумма, причитаемая Лассару, должна была быть увеличина с 3600 до 7200 рупий годовых243.

Сразу после публикации трудов Конфуция Лассар действительно приступил к составлению Нового Завета на китайском языке. Работа отняла у него еще, по меньшей мере, три года. Можно задаться вопросом, почему этот перевод занял столько времени, если к ноябрю 1809 г. уже были готовы китайские версии четырех Евангелий, Деяний Апостолов и послания Павла244.

Одной из причин можно назвать чрезмерное усердие компаньонов и чрезвычайная скрупулезность в работе, присущие в равной степени как Маршману, так и Лассару.

Первоначально, опираясь на труд Грисбаха245, переводчики тщательно сверяли текст, после чего Лассар получал копию фрагмента на английском языке для дальнейшей обработки. Когда фрагмент был уже, так сказать, «прочувствован», изготовлялись еще две дополнительные копии, одну из которых Лассар забирал домой, где он мог позволить себе поработать в одиночестве и оценить китайские идиомы, сравнивая их с армянской версией. Вторую копию получал Маршман, который исследовал текст вместе с китайским ассистентом. Они рассматривали каждый кусок по отдельности, обсуждали тот или иной иероглиф в случае, если оставились какие-то неясные моменты, а при необходимости заменяли их синонимами. После этого компаньоны, удовлетворенные окончательным вариантом, сдавали текст резчикам по дереву, а в дальнейшем – в мастерскую наборных литер. Судя по сохранившимся источникам, ответственность за набор металлических литер ложилась на младших учеников – сыновей Маршмана и Кэри. Эта работа отнимала у каждого по полтора часа ежедневно. Первые отпечатанные листы отнюдь не считались готовым материалом, и каждый из переводчиков снова брался за редактуру, включая сравнительный анализ. И только когда ни у кого из сторон не оставалось замечаний, окончательный вариант снова отправляли в печать с дополнительными корректировками, если таковые были.

Этот метод вынуждал переводчиков тратить много сил и времени, не говоря уже о том, что замедлял процесс публикации. Однако специфический характер китайского языка, отличающегося от всех прочих языков, с которыми имели дело миссионеры, требовал именно такого подхода246.

Незадолго до завершения Нового Завета Маршман писал доктору Риланду:

"Во время перевода, как я тебе рассказывал, первым делом мистер Лассар садится рядом (там же, где он сидит из месяца в месяц и из года в год) [sic] и переводит с английского языка, ссылаясь на свои знания в армянском. Мы вместе долго читаем выбранный кусок, прежде чем он начинает [переводить], и так продолжается до тех пор, пока он не сочтет работу завершенной. Потом он только консультирует меня насчет определенных фраз и словосочетаний. Затем следует исправление одного стиха за другим, покуда я, с книгой Грисбаха в руке, снова перечитываю каждый слог на китайском языке, выражая свои сомнения по поводу определенных иероглифов, отказываясь от одних и заменяя их другими. Когда таким образом завершается целая глава, которая иногда отнимает три или четыре часа, я даю ему китайский [вариант] и читаю Грисбаха на английском языке – медленно и отчетливо, пока он держит взгляд на китайской версии"247.

Как и в большинстве творческих или научных тандемов, при получении ощутимых результатов, здесь тоже встает закономерный вопрос: какова доля труда армянина Джоаннеса Лассара и какова – британца Джошуа Маршмана? Кому отдать приоритет в их соавторстве? И как менялось это соотношение с течением времени?..

Без сомнения, в первые годы Лассар завоевал уважение со стороны миссионеров. Его статус почитаемого профессора китайского языка надолго закрепился за ним248. С 1806 г. Маршман обучался в классе Лассара, а спустя два года состоялся первый экзамен, за которым последовал второй – в том же году. Нам уже известно, что в этот период Лассар продолжал работать над Евангелиями, которые в будущем войдут в окончательную версию Нового Завета. Маршман, в свою очередь, переводил тексты Конфуция, увидевшие свет в 1809 г. Можно с уверенностью сказать, что Маршману не удалось бы достичь того же успеха в столь быстрые сроки без поддержки Лассара, как и нескольких китайских ассистентов, которые, впрочем, не владели английским языком249.

Достаточно прочесть следующее признание Маршмана в письме доктору Риланду:

"…Упоминая, таким образом, китайский язык, я должен отметить, что с Божьей помощью нам удалось продвинуться вперед… За последние пять лет мне пришлось читать на китайском языке больше, чем, возможно, в первые пять лет, и мое желание обусловлено нашими успехами. Я искренне желаю увидеть путь переведенных Писаний так же четко, как я видел путь Писаний на Санскрите… Возможно, ты сможешь рассудить сам, когда я скажу тебе, что каждый лист Нового Завета содержит, скорее, пятьсот иероглифов, чем тридцать и нежели пятнадцать, которые мне не известны. И я, с помощью доступных словарей, исследую все, постепенно уменьшая их количество… Я понимаю, что существуют сомнения, принадлежит ли перевод Конфуция мне или мистеру Лассару… Я могу ответить, что во время перевода с китайского на протяжении пяти лет я пользовался мистером Лассаром так же, как пользуются словарями или толкователями…"250.

Сомнения Маршмана в качестве проделанного перевода прослеживаются в его письмах и в предисловии к "Конфуцию" – подобное часто происходит в тех случаях, когда автор вынужден соглашаться со своим компаньоном в вопросах, которые ему чужды или не до конца понятны.

И, фактически, уже не остается сомнений в том, что значительная часть работы по переводу Священных Текстов, а также "Конфуция" действительно была выполнена самим Джоанессом Лассаром251 и лишь впоследствии проходила ревизию под началом Джошуа Маршмана. Это обстоятельство позволило недругам Серампорской миссии вновь использовать личность Лассара для принижения их деятельности, ссылаясь на тот поразительный факт, что некоему армянину по имени Лассар удалось перевести на китайский язык не только Новый Завет, но и всю Библию252. Отталкиваясь от подобных рассуждений, становится понятно, почему перевод Библии на китайский язык, выполненный Джоаннесом Лассаром из Макао, больше известен миру как «Библия Маршмана»253.

Вторая причина, из-за которой работа по изданию Нового Завета затянулась на три года при наличии уже готовых переводов, таится в ряде трагических случайностей, которыми был богат 1812 год.

Вначале года, вследствие не установленной болезни, которая, скорее всего подразумевала малярию, скончались младший ребенок Маршмана, один из учеников, гувернантка, а также дочь Уильяма Уарда – маленькая Мэри254.

Кульминацией этих событий стало происшествие, случившееся вечером 11-го марта 1812 г. в Серампоре. Уже следующим днем Маршман писал доктору Риланду:

"Прошлой ночью, около шести, я сидел в своем кабинете и размышлял о путях Господа нашего, который в этот же день, неделей ранее, призвал к себе моего новорожденного сына. Но больше страданий мне причиняла утрата второй дочери дорогого брата Уарда три недели назад из-за гнойной ангины – девочки шести лет. Пока я размышлял над этими событиями и старался сосредоточиться на мыслях о том, что мы существуем, благодаря милости Божьей, и как донести эту мысль на еженедельной вечерней проповеди, вдруг кто-то воскликнул: "Пожар в печатном доме!". Я немедленно побежал туда и увидел в дальнем конце дома, который представляет собой комнату в 200 футов длиной, охваченные пламенем полки с 700 пачками английской бумаги для печати Нового Завета на сингальском и тамильском языках. Все двери и окна, кроме одной, были обложены металлическим листом, который закреплялся изнутри болтами. В течение пяти минут комната настолько заполнилась дымом, что невозможно было зажечь свечу. Не имея возможности открыть окна или позволить кому-то войти без риска для жизни, мы снова закрыли эту дверь в надежде, что дым задушит пламя…"255.

А вот так описывал катастрофу другой очевидец – доктор Джордж Смит:

"После заката, к вечеру 11-го марта, 1812 г. все работники – индийские резчики, наборщики текстов, печатники, переплетчики и писцы разошлись по домам.

Один Уард остался сидеть за столом, редактируя записи под конец дня вместе с другими слугами. Его две комнаты занимали северную часть печатного дома. Южные комнаты были заполнены бумагами и издательскими материалами. Неподалеку находилась мастерская по изготовлению бумаги.

Восточные шрифты на четырнадцати языках, включая новые поступления на иврите, греческом и английском, большой запас бумаги, доставленной из Библейского общества, печатные прессы, бесценные манускрипты, книги по грамматике и переводам, и, что важнее всего, стальные литеры на азиатских языках – все это находилось там, вместе с амбарными книгами и стальным сейфом, где хранились документы и рупии.

Удушающий дым проник из печатных комнат в кабинет… К полуночи крыша обрушилась по всей своей ширине, и столб огня взмыл до небес"256.

Причина пожара так и не была установлена. Согласно одной из версий, возгорание произошло из-за угольков, выпавших из кальяна или курительной трубки на полки с бумагой257. По счастливой случайности никто не пострадал. На следующей день в Серампор из Калькутты приехал Уильям Кэри. Весть о трагедии облетела все близлежащие европейские поселения и 9-го сентября добралась до Англии258.

Ущерб был оценен в 70 000 рупий или 10 000 фунтов259.

Пламя превратило все изготовленные литеры на четырнадцати языках в кучу расплавленного свинца. Сгорело две тысячи пачек (по другим сведениям 1400260) английской бумаги. Были утрачены словари, среди которых – только что составленный словарь санскрита в пяти томах, вместе с ним еще 55 тысяч отпечатанных листов Священных Текстов в основном, на персидском языке. Сгорели также два готовых тома работы Конфуция261, один из которых впоследствии никогда так и не был восстановлен. По счастью, уцелели два печатных пресса и драгоценные формы – матрицы, из которых отливались литеры. Незадолго до пожара они были перенесены в другую часть дома, куда огонь не проник262.

С другой стороны, несчастье способствовало тому, что Серампорская миссия привлекла к себе всеобщее внимание и не дала угаснуть надежде на возрождение печатного дела. Подданные Британской империи отовсюду собирали пожертвования. "Деньги приходят со всех концов света. Еще никогда наша миссия не была столь процветающей", – писал преподобный Эндрю Фуллер вскоре после пожара263.

Сохранившиеся матрицы позволили за короткий срок вновь отлить литеры и, несмотря на все беды, выпавшие на долю переводчиков, Новый Завет, в конце концов, был завершен и напечатан в 1813-м году264.

Евангелие от Иоанна, переведенное Джоаннесом Лассаром и

Джошуа Маршманом. Серампор, 1813 г. (BnF) Отдел редких книг, A-4008

Лассара и Маршмана подвергли критике сразу после того, как весть об успешных переводах докатилась до Европы265. Эта критика не утихала многие годы и продолжалась вплоть до 1822 года, когда после семнадцатилетней работы была опубликована первая полная версия Библии на китайском языке. Прежде всего, Маршмана обвиняли в том, что он переводил тексты через призму армянской Библии. Одним из таких «обличителей» был, к примеру, мистер Бурдер – член Лондонского миссионерского общества. В защиту Маршмана и Лассара доктор Кэри писал ему, что каждое предложение в процессе перевода проходило тщательную проверку, и, таким образом, ни одно слово не могло проскочить без ревизии, и что он лично занимался корректурой, отождествляя вместе с Маршманом тексты с греческим и ивритом266.

Первая Библия на китайском языке

Работа над переводом Священных Текстов.

Из книги «The Centenary Volume of the Baptist Missionary Society», 1892

А в Китай, тем временем, на встречу с Моррисоном приехал Уильям Милн – уроженец Абердиншира267, и создал вместе с ним содружество переводчиков в Китае наподобие Маршман-Лассар в Индии. Однако Милну пришлось вскоре покинуть Макао из-за проблем с местным правительством, и он решил отправиться на Яву, затем в Малакку и далее – в Пенанг, чтобы распространять Новый Завет на китайском языке в тех краях. Его сокровенной мечтой было учреждение школы и печатного пресса в Малакке268. Разделенные между собой партнеры, впрочем, продолжали работать.

Едва им стало известно, что Лассар и Маршман опубликовали Новый Завет, Моррисон немедленно приступил к работе над Ветхим Заветом – то был труд, протянувшийся вплоть до ноября 1819 г269. А поскольку с публикацией Нового Завета он опоздал всего на несколько месяцев270, уступив тем самым первенство Маршману и Лассару, то теперь прилагал все усилия, чтобы как можно скорее завершить работу над Библией целиком. Но работа продвигалась медленно, так как под рукой больше не было такого важного подспорья, как манускрипт из Британского музея. А в 1816 г. ему пришлось сопровождать лорда Амхерста271 в Пекин, что еще больше оттянуло ее завершение272. Из утомительного путешествия Моррисон вернулся в Кантон лишь 1-го января 1817 г.,273 что, возможно, и сыграло ключевую роль в этой гонке.

Весь 1818 год Моррисон активно занимался переводом книг Ветхого Завета. Маршман и Лассар не уступали ему в скорости. К 1820 г. компаньоны в Серампоре уже справились со своей главной задачей – помимо Нового Завета, были полностью переведены и отпечатаны Пятикнижие, Агиография, книги Пророков. А издание Поздних Пророков должно было завершить всю Библию целиком274. В декабре 1821 г. Серампорская миссия надеялась в течение трех месяцев подготовить к печати Ветхий Завет275. Версия Маршмана и Лассара уже была близка к завершению, когда в Малакке скончался компаньон Моррисона – преподобный Уильям Милн.

10-го октября 1822 г. Моррисон написал в письме из Кантона:

"Мой оплакиваемый друг не дожил, чтобы увидеть напечатанную полностью на китайском языке Библию. Болезнь остановила его сердце в момент работы над редакцией последних двух книг"276.

Моррисон отправился в Малакку, откуда 18-го марта 1823 г. снова написал в Лондон:

"Теперь уже восемь человек вовлечены в издание Священного Писания на китайском языке, и если не случится ничего непредвиденного, все будет готово в течение трех месяцев"277. Когда Моррисон писал эти строки, он, по всей видимости, еще не знал, что в начале декабря в Серампоре уже отправлена в печать последняя страница первой в мире китайской версии Библии278. Таким образом, версия Маршмана и Лассара опередила Моррисона с разницей всего в несколько месяцев и вошла в историю как первая Библия на китайском языке279.

Копия была представлена на ежегодном собрании Британского и Иностранного Библейского общества 7-го мая 1823 г. Лорд Тинмут отметил, что презентация первой книги Священного Писания на китайском языке является самым интересным событием в истории Общества280.

Хотя оба варианта грешили стилистическими и идиоматическими ошибками вследствие того, что авторы больше старались придерживаться смысла иероглифов, нежели содержания, что было отмечено людьми, хорошо владевшими этим языком281, тем не менее, версия Маршмана и Лассара стала фундаментом для последующих исправлений и публикаций Священных Книг на китайском языке, в число которых входит знаменитое издание 1852-1854 гг., известное также под названием «Версия Делегатов»282.

Издание Армянской библии в Серампоре

Итоги семнадцатилетнего труда Джоаннеса Лассара невольно подводят к вопросу – какими ресурсами пользовался переводчик в процессе работы?

Сведения, добытые из писем и дневников, складываются в противоречивую картину. С одной стороны, Лассар одновременно мог опираться как на греческий трактат Грисбаха283 или английскую версию, так и на армянскую. А с другой стороны, если попытаться заглянуть глубже и вспомнить, какие отношения сложились между Серампорской миссией – под покровительством Баптистского миссионерского общества, и тандемом Моррисон-Милн – при поддержке Лондонского миссионерского общества, то ситуация прояснится. Серампорское трио, изначально подвергавшееся критике за свое «не академическое происхождение», было вынуждено время от времени отстаивать собственные позиции и право заниматься переводческой деятельностью. И наличие армянина в их рядах, который практически сам, по крайней мере в первые годы, составлял книги Нового Завета на китайском языке, не могло оказать им дополнительной поддержки. В журнале "Christian Review" в ответ на цитату из письма преподобного доктора Медхарста приводится следующий аргумент:

"Ремарка доктора Медхарста к тому, что уважаемый мистер Лассар пользовался армянской Библией для перевода, не совсем точна. Можно предположить, что вся Библия была переведена этим джентльменом…284".

В защиту Лассара отзывался Клаудиус Бьюкенен, который сам несколькими годами раньше стал его покровителем:

"Мистер Джоаннес Лассар сейчас переводит Библию на китайский язык в Бенгалии, сам же он является армянским христианином и переводит, главным образом, с армянской Библии. Но он также понимает английский язык и учитывает английскую версию"285.

Если же вспомнить текст предисловия к "Грамматике" Маршмана, то становится окончательно ясно, что Джоаннес Лассар действительно мог работать исключительно с армянской Библией, так как, по утверждению Маршмана, молодой армянин практически не знал английского языка286.

Известно, что на ранней стадии – в начале 1806 г. у Лассара в распоряжении уже имелась армянская Библия287. Это могла быть его личная книга, либо он заимствовал ее у своего отца. Армянские семьи, несмотря на то, что были отдалены от своей исторической родины тысячами километров, зачастую вынужденные менять имена и конфессии ради улучшения своего положения в европейских колониях288, тем не менее, оставались верны национальным культурным традициям.

Родной дядя Джоаннеса Лассара – Матевос, большую часть жизни прожил в Индии и придерживался индийских устоев, даже перебравшись в Макао289. Он получил гражданство Португалии – обстоятельство, которое в свою очередь, заставляло придерживаться Римско-католических канонов в повседневной жизни. В конечном счете, Джоаннес Матевос нашел выход из противоречия между наследием предков и португальским гражданством – на протяжении всей жизни он оставался верным Армянской Апостольской церкви. Это можно проследить по щедрым пожертвованиям, а также по церемонии его погребения. Он был образованнейшим человеком своего времени, чья личная библиотека насчитывала 118 фолиантов на армянском, английском, португальском, французском, латинском, греческом, персидском языках и некоторых индийских диалектах. В списке значатся пять томов по истории Армении, два тома по истории Америки, два тома по истории Китая, а также хроники ранних португальских путешественников, биография Карла Великого и Приключения Телемака. Из инвентарной книги становится известно, что у Матевоса в библиотеке имелись четыре Библии на армянском языке, одиннадцать Новых Заветов, шесть Евангелий и семь Псалтырей290. Для торговца XVIII века это поистине впечатляющее собрание.

Страница из инвентарной книги

Джоаннеса Матевоса. (AHU) Macau, cx 20, no. 33

К 1806 г. существовало всего четыре классических публикаций Библии на армянском языке, изданных в: Амстердаме, 1666 г., Константинополе, 1705 г., Венеции, 1733 г., Венеции 1805 г.291 В 1817 г. году появились еще две – в Санкт-Петербурге и Серампоре292.

Примечателен еще и тот факт, что именно из-под Серампорского пресса увидела свет новая Библия на армянском языке в то время, как Калькутта и Мадрас сохраняли за собой статус центров армянской общины в Индии. И здесь необходимо понять, какое влияние мог оказать Джоаннес Лассар на это событие.

Лассар не являлся единственным армянином в небольшом городке Серампор. Упоминаются, как минимум, еще несколько имен – Карапет Аратун [Carapiet Aratoon] и Джон Петер [John Peter], ставшие адептами протестантизма293. Петер или Петрос, как можно предположить, родился в Калькутте, хотя его отец прибыл в Индию из Константинополя294. Карапет Аратун, родившийся в Басре, приехал с отцом в Бомбей еще малым ребенком. Позже он сделался преподавателем в армянской школе295 и принял баптистское крещение 26-го сентября 1812 года. Обряд совершил преподобный Уильям Уард в реке прямо за зданием Серампорской миссии. Столь позднее приобщение к Братству объясняется желанием миссионеров сначала проконсультироваться с Обществом в Англии в виду того, что армяне обычно проходили крещение в детстве296. Джон Петер, также принявший крещение, был отлучен от Армянской Апостольской Церкви297. В своих письмах Петер довольно едко отзывается об армянских традициях, где, по его словам, он «не находил успокоения».

В пользу же того, что Джоаннес Лассар не принял баптизм, свидетельствует письмо Маршмана от 24-го февраля 1811 г., где он приводит список миссионеров из Европы, местных жителей, крещенных в Серампоре, включая отдельно Карапета Аратуна и Джона Петера, и в котором не указывается имя Джоаннеса Лассара298.

Преданность Лассара армянской церкви также прослеживается в его авторской статье в "At Calcutta" от 1814 г., приуроченной к изданию армянской Библии в Серампоре:

“Армяне… рассыпаны по всей Азии и имеют поселения повсюду, где находят возможность вести торговлю. У них есть церкви в Калькутте, в Чинсуре, в Дакке и Сайдабаде. В небольшом количестве они обитают в Патне и Канпуре и во многих других местах в Индии. Они осели также в Мадрасе, Бомбее, Сурате, Багдаде, Бушире, Мускате, а в остальных частях Азии – Иерусалиме, Диарбекире и Константинополе – у них есть патриархат. Значительное число армян присутствует в Венеции. Наиболее точные издания [Библии] были напечатаны там, однако в такой дали от Индии, что они весьма дороги и редки в наших краях. В Калькутте армянская Библия не может быть приобретена меньше, чем за 60 или 70 рупий. И нехватка ее так велика, что даже за эту цену она порой не доступна, если только вследствие кончины какого-нибудь джентльмена не поступят в продажу его личные книги. Копию, которой я обладаю, не приобрести дешевле, чем за 120 рупий. Если в таком городе, как Калькутта, где обитает большое число армян, нужда в Библии так велика, то как же быть с остальными местами?”299.

В 1812 г. покровитель Лассара, Клаудиус Бьюкенен писал:

"Армяне в Индостане – наши подданные. Они признают наше правительство в Индии… …Они сохранили Библию в ее первозданной чистоте, и их доктрины, насколько известно автору, соответствуют доктринам Библии. Кроме того, они придерживаются ритуала седьмого дня повсюду в нашей империи, и у них столько же указывающих на рай шпилей [церквей] в Индии, сколько и у нас. Разве не стоят они того, чтобы оправдать их доверие и укрепить их достоинство? По крайней мере, позвольте сделать это в делах легко осуществимых. У нас есть возможность печатного дела, у них нет. Давайте напечатаем армянскую Библию и наймем надлежащих людей из их числа для руководства работой, и будем поощрять их распространять собственную книгу по всему востоку"300.

Подготовка Библии на еще одном восточном языке поддерживала цели миссионеров, которые ставили себе в заслугу любую возможность разносить слово Господне за пределами Европы.

12-го июня 1813 г. по инициативе Библейского общества, было решено напечатать армянскую Библию в Серампоре. Часть армянских шрифтов к этому моменту уже была изготовлена. Возможно, дело сдвинулось с места после того, как Джоаннес Саркис – богатый армянин из Калькутты и ректор местной школы, вместе с другими армянами, внес дополнительную сумму в 5000 рупий для продвижения дела301. Выписка из миссионерской книги 1816 г. гласит:

"Публикация армянской Библии также была задержана из-за неизбежного препятствия – изготовления литер, а также поиска соответствующего человека, который смог бы руководить работой пресса. Эти препоны уже устранены, и мы надеемся, что Библия выйдет в свет в начале следующего года"302.

Прогноз оказалось верным – во второй половине 1817 г. две тысячи экземпляров новой армянской Библии вышли из-под Серампорского пресса303. Это было пятое классическое издание304. Лассар, несомненно, сыграл важную роль в популяризации армянской общины среди баптистов, его участие в подготовке издания армянской Библии в Серампоре не подтверждается известными источниками, но логично будет предположить, что Лассар не мог оставаться безучастным, когда в печатном доме по соседству велись работы по отливке армянских литер или подгонке пресса. Джоаннес Саркис привлек к делу также другого армянина305. Известно и то, что над армянскими текстами в последующие годы работал также Карапет Аратун (в 1839 г. он редактировал Новый Завет), о чем свидетельствует ежегодный отчет Баптистского миссионерского общества306.

Лассар и несостоявшаяся поездка в Тибет

Согласно общепринятому мнению, армянская община в Тибете прекратила свое существование в первой четверти XVIII века, когда город Лхаса пал под натиском джунгаров в 1717-м году307. Тем не менее, есть основания предполагать, что армянские купцы продолжали вести торговлю с этими отдаленными регионами и в гораздо более поздний период, добираясь через труднопроходимые горные перевалы в китайский город Синин308.

Любопытное событие произошло в 1810-м году, когда знаменитый путешественник Томас Маннинг309, вознамерившись всеми доступными способами проникнуть в сердце Тибета, приехал в Калькутту. Еще несколькими годами раньше, воспользовавшись “Амьенским Миром”, Маннинг посетил Париж и исследовал богатые китайские коллекции в Национальной библиотеке. Впоследствии он отправился в Макао, но не сумев попасть в Китай напрямую, решил отплыть в Бенгалию в надежде отыскать другой путь – через Ассам или Тибет310. С ним пребывал молодой китаец, христианин, получивший классическое образование в католической миссии в Пекине и владевший латынью, на которой совершенно свободно общался с Маннингом.

В Бенгалии Маннинг познакомился с Маршманом – единственным человеком, столь же страстно увлеченным Китаем, как и он, и их общий интерес вскоре перерос к крепкую дружбу. Восхищение Маршмана Маннингом и его талантами росло по мере их знакомства, и в одном из своих писем он описывает его как “человека исключительной эрудиции и проницательности, одного из самых значимых специалистов по Китаю своего времени”311.

Перед походом в Тибет Маннинг отправил Маршману письмо, где он выражал надежду взять с собой в дорогу армянина Джоаннеса Лассара:

"Мой дорогой друг, я принял решение поехать в Силхет и, если получится, в Манипор, и намерен выехать из Калькутты через восемь или десять дней.

Столь быстрый отъезд обусловлен нехваткой времени в надежде пробраться через Манипор на восток, в хорошо тебе известную империю. Я лелею мысль, что ко мне присоединится доктор Лейден и сопроводит туда, где побывал его китайский мунши, и с этими намерениями я готов с легкостью отправиться в Манипор или куда бы то ни было. Полагаю, этот маршрут окажется более удобным для меня. Я продолжаю так думать, несмотря на то, что все кажется весьма неопределенным, что тоже полезно, так как несколько усмиряет мой пыл и помогает мне осознать, что подобную помощь нельзя будет не считать чем-то, из ряда вон выходящим. Однако, ни слова больше об этом.

Теперь я хотел бы поведать о своем плане, в котором ты, возможно, можешь мне помочь. Мистер Лассар – это тот, кому следует отправиться со мной как армянину. Я снабжаю всем необходимым и оплачиваю расходы. Учитывая его познания в китайском языке, ты сразу сможешь оценить мои шансы. Его вознаграждение в конце будет скромным ввиду того, что мои цели таковые же, однако я буду относиться к нему с тем же бескрайним уважением, как относился бы к тебе"312…

Опирался ли Маннинг на какие-нибудь сведения об армянах в Тибете или ему, помимо помощника, нужен был еще один человек, владеющий китайским языком, сказать трудно. Однако надо обратить внимание на фразу: "следует отправиться со мной как армянину". Несомненно, путешественник намеревался окружить себя людьми, имеющими, как ему казалось, некий опыт, который он мог бы использовать для себя. По всей видимости, либо какая-то армянская прослойка продолжала вести торговлю с отдаленными регионами в Тибете и Китае, как и полтора века назад, о чем Маннинг мог узнать в Калькутте, либо слухи об оставшихся негоциантах продолжали жить на протяжении стольких лет.

В любом случае, как известно, Лассар не принял приглашение. Он остался в Серампоре, продолжая работать над Священными Текстами.

Заключение

Большинство источников указывают один и тот же год смерти Лассара – 1835-й313. Эта дата опирается на единственное косвенное упоминание о его кончине в статье Колмана Бриджмана "Chinese Versions of the Bible", опубликованной в журнале «Chinese Repository»314. Бриджман приводит короткую справку:

"Мы полагаем, что нам на глаза попадалось сообщение о смерти мистера Лассара, но припомнить где именно и когда это произошло, мы не можем"315.

Известно, что в 1835 г. в Серампоре проживало пятеро армян, количество которых к 1840-му году сократилось до одного человека316. Числился ли среди них Джоаннес Лассар, к сожалению, узнать до настоящего времени не представилось возможным. С другой стороны, последнее сообщение о нем, предположительно, датируется 1821-м годом, когда умерла вторая супруга преподобного Кэри, Шарлотта:

«На похоронах присутствовали, помимо всех прочих, мистер Дж. Маршман и один армянский джентльмен»317.

Причина, почему источники, доселе так ярко описывающие будни Серампорской миссии, вдруг перестали писать о Лассаре, может быть обусловлена двумя обстоятельствами: либо он уехал из Серампора вскоре после публикации китайской Библии, завершив свою многолетнюю миссию, либо он скоропостижно скончался. Последнее предположение маловероятно, ибо такое событие наверняка бы нашло отклик в миссионерских хрониках, детально описывающих и менее значимые происшествия. Наиболее правдоподобной версией кажется та, что Джоаннес Лассар действительно покинул Бенгалию и отправился в другие города на территории Индии или, что менее вероятно, в Кантон или Макао318.

В данном контексте, с определенной долей осторожности, можно привести любопытное сообщение о неком армянине по имени Лазар Джоаннес эсквайр [Lazar Johannes Esq.] – армянского купца, умершего в 1822 г. в Бомбее в районе Черного Города319.

С оглядкой на патронимическую систему передачи армянских имен, речь здесь может идти о совершенно другом человеке, если только редактор журнала случайно не перепутал местами имя и фамилию Лассара.

ПРИЛОЖЕНИЕ I 320

письмо Джошуа Маршмана доктору Риланду

ПРИЛОЖЕНИЕ II 321

Список опубликованных работ Серампорской миссии между 1809-1823 гг. на китайском и армянском языках

на китайском языке:

1809 труды Конфуция на оригинальном языке и с английским переводом

1809 трактат о китайском языке (извлечение из издания трудов Конфуция)

1810 опубликовано Евангелие от Матфея

1811 небольшое пробное издание Евангелий от Матфея и Марка

1813 Новый Завет в двух томах полностью

1814 Clavis Sinica, элементы китайской грамматики (Маршман)

1815 Грамматика китайского языка (Моррисон)

1822 Ветхий Завет в 4-х томах, полностью, количеством 1600 (каждый том); Новый Завет, количеством 3000 экз.

1823 книги: Бытие и Исход

на армянском языке:

1817 Библия полностью на армянском языке количеством 2000 копий

__________

ХРОНОЛОГИЯ

1781                  рождение Джоаннеса Лассара

11 ноября 1793      приезд Кэри в Калькутту

1799                  обнаружение манускрипта Sloane 3599 в Британском музее

4 мая 1800            основание колледжа Форт Уильям

1802                  семья Lazaro перебирается в Калькутту

сентябрь-октябрь 1804      начало работы по переводу Священных Текстов Джоаннесом Лассаром

1804                  Моррисон вступает в Лондонское миссионерское общество

март 1805            идет перевод над книгой Бытия и Евангелием от Матфея

конец 1805            учреждение китайского класса, Лассар едет в Серампор

конец 1805            Моррисон проходит обучение китайскому языку в Лондоне

январь 1806            определен состав китайского класса

19 мая 1807            завершен перевод Евангелия от Иоанна

сентябрь 1807      Моррисон прибывает в Китай

конец 1807            продолжаются работы по подготовке литер на китайском языке

сентябрь 1808      Маршман, Лассар работают над переводом Конфуция

ноябрь 1809            переведены Деяния, четыре Евангелия, послания Павла

8 марта 1810      отпечатано Евангелие от Матфея на китайском языке

11 марта 1812      пожар уничтожает печатный дом Серампорской миссии

июнь 1812            Евангелие от Иоанна отправлена в печать

август 1812            отливка металлических литер на китайском языке

1813                  издан Новый Завет изготовление шрифтов для армянской Библии

март 1816            введены в экплуатацию металлические литеры

1816                  Моррисон сопровождает лорда Амхерста в Пекин

1817                  напечатана армянская Библия на основе амстердамского издания 1666 г.

ноябрь 1819            Моррисон завершает перевод Ветхого Завета

апрель 1822            напечатана Библия на китайском языке в Серампоре

2 июня 1822            смерть Уильяма Милна в Малакке

1823                   Публикация китайской Библии Моррисона в Малакке

СОКРАЩЕНИЯ

NL            National Archives, Hague

BL            British Library

BMS            Baptist Missionary Society

BnF            Bibliothèque nationale de France

AM            Arquivos de Macau

AHU            Arquivo Historico Ultramarino

BFBS            British and Foreign Bible Society

ASMA       All Savior's Monastery Archive

RBFBS      Reports of the British and Foreign Bible Society

JRASGB      Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland

БИБЛИОГРАФИЯ

Архивные материалы

ALL SAVIOR'S MONASTERY ARCHIVE (ASMA)

"Zanazan niwt'erov grut'iwnner. Cantom [sic], 1794" [Письма с разным содержанием. Кантон, 1794], folder, 28d.

ARQUIVO HISTÓRICO ULTRAMARINO, PORTUGAL (AHU)

Macau, cx 20, no. 33, microfilm CO642.

BRITISH LIBRARY (BL)

MS. Sloane, 3599.

BIBLIOTHÈQUE NATIONALE DE FRANCE (BnF)

Département Réserve des livres rares, A-4008.

NATIONAL ARCHIVES, HAGUE (NL) Lazaro Johannes and Macartes Basilio Letter, 1798. Canton 60.

Периодические издания

Arquivos de Macau. Published in three series: Series 1: in 3 vols. [1929-1931]; Series 2: in 1 vol. [1941]; Series 3: in 15 vols. [1964]. National government publication.

The Asiatic Journal and Monthly Register for British India and its Dependencies. London: Printed for Kingsbury, Parbury, & Allen, [1816-1845].

The Annual Report of the Committee of the Baptist Missionary Society. Bristol; London, [1819-1905].

Bulletin / The John Cary Descendants. Boston: John Cary Descendants, [1903-1918].

The Christian Observer. Boston, [1802-1866].

The Christian Review. Boston; Baltimore, [1836-1863].

Memoirs Respecting the Translations of the Sacred Scriptures into the Languages of India, Conducted by the Brethren at Serampore. Seventh Memoir… [1820], Eighth Memoir… [1822], Tenth Memoir… [1834].

The Missionary register. London: Published by L.B. Seeley, [1813-].

Panoplist and Missionary Magazine. Boston, [1808-1817].

Periodical Accounts Relative to the Baptist Missionary Society. London: Baptist Missionary Society, [1794-1819]. Далее см. The Annual Report…

Periodical Accounts of the Serampore Mission. in 6 vols. British edition. Edinburgh and London, [1827-1834].

Reports of the British and Foreign Bible Society. London: Printed for the Society by J. Tilling, [1805-1973].

The Serampore College Magazine. New Series. Published in Serampore, [1922-1928].

Основная литература

Aslanian, Sebouh David. From the Indian Ocean to the Mediterranean: the global trade networks of Armenian merchants from New Julfa. Berkeley, Calif.; London, England: University of California Press, 2011.

Bakhchinyan Artsvi. Armenians in China. Unpublished essay.

Bridgman, Coleman E. «Chinese version of the Bible». Chinese Repository, vol. 4, no. 6 (Oct., 1835), pp. 249-271.

Browne, George. The history of the British and Foreign Bible Society: from its institution in 1804, to the close of its jubilee in 1854. 2 vols. London: Society's House, 1859.

Buchanan, Claudius D.D. Christian researches in Asia: with notices of the translation of the Scriptures into the oriental languages. 5th ed., London: G. Sidney, 1812.

_____Christian researches in Asia: with notices of the translation of the Scriptures into the oriental languages. Boston: Samuel T. Armstrong, 1811.

_____The College of Fort William in Bengal. London: Printed for T. Cadell and W. Davies, 1805.

Carey Eustace. Memoir of William Carey, D, D., late missionary to Bengal, professor of Oriental languages in the College of Fort William, Calculta. Boston: Gould Kendall and Lincoln, 1836.

Chagechean, Eprem. [История Армении с начала образования армянской государственности до наших дней]. Venice: Pashtpan S. Astuatsatsni Vanke, 1851.

Chakravorty, Swapan, Abhijit Gupta. New Word Order. Transnational Themes in Book History. Delhi: Worldview Publications, 2011.

Chaudhury, Sushil. «Armenians in Bengal Trade and Politics in the 18th century». Armenians in Asian Trade in the Early Modern Era. Paris: Maison des Sciences de l'homme, 2008.

Cox, Francis Augustus, James Peggs. History of the Baptist Missionary Society, from 1792 to 1842. 2 vols. London: T. Ward and G. & J. Dyer, 1842.

Cutts. Elmer H. «Chinese Studies in Bengal». Journal of the American Oriental Society. Vol. 62, no. 3 (Sep., 1942), pp. 171-174.

Description of Serampore. [from a MS. compiled by F. E. Elberling in 1845].

Dubois, Abbe Jean Antoine. Letters on the State of Christianity in India. London, 1823."The First Serampore Memoir, 1808." in Serampore Pamphlets Transactions of the Baptist Historical Society 5/1 (January 1916), pp. 43-64.

Foley, Toshikazu S. Biblical translation in Chinese and Greek: verbal aspect in theory and practice. Leiden; Boston: Brill, 2009.

Foster, Arnold. Christian Progress in China. London: Religious Tract Society, 1889.

Fuller, Andrew. Brief narrative of the Baptist mission in India. Boston: Lincoln & Edmands, 1811.

Grierson, George Abraham. The early publications of the Serampore missionaries: a contribution to Indian bibliography. Bombay: Printed at the Bombay education society's press, 1903.

Hanan, Patrick. «The Bible as Chinese Literature: Medhurst, Wang Tao, and the Delegates' Version». Harvard Journal of Asiatic Studies. Vol. 63, No. 1 (Jun., 2003), pp. 197-239.

Hykes, John. Records of the general conference of the Protestant missionaries of China: held at Shanghai, May 7-20. Shanghai: American Presbyterian Mission Press, 1890.

Jeyaraj, Daniel. «Embodying Memories: Early Bible Translations in Tranquebar and Serampore». Dharma Deepika, (June 1997), pp. 67-77.

Laird, Michael Andrew. «The Contribution of the Serampore Missionaries to Education in Bengal, 1793-1837». Bulletin of the School of Oriental and African Studies, vol. 31, no. 1 (1968), pp. 92-112.

Loretta Kristoforovna Ter-Mkrtichyan. XI Scientific Conference “Society and State in China”, Part II. Moscow, 1980, pp. 132-139 ["Армяне в Китае". XI научная коференция «Общество и государство в Китае». Тезисы и доклады. Ч. II. Москва, 1980, стр. 132-139].

Ma, Min [马敏]. «Joshua Marshman and Johannes Lassar and the early Chinese translation of the Bible» [马希曼、拉沙与早 期的《圣经》中译 / Maximan Lasha Yu Zaoqi de «Sheng Jing» Zhong Yi]. in Historical Research [歷史硏究 / Lishi Yanjiu]. Issue 4 (Apr. 1998), pp. 45-55.

Marsh, Herbert. A history of the translations: which have been made of the Scriptures. London: Law and Gilbert, 1812.

Marshman, Joshua. Elements of Chinese grammar, with a preliminary dissertation on the characters, and the colloquial medium of the Chinese, and an appendix containing the Tahyoh of Confucius with a translation. Serampore: Printed at the Mission Press, 1814.

_____The works of Confucius: containing the original text, with a translation. Serampore: Printed at the Mission Press, 1809.

_____A memoir of the Serampore translations for 1813: to which is added, an extract of a letter from Dr. Marshman to Dr. Ryland, concerning the Chinese. Kettering: J.G. Fuller, 1815.

_____"Thoughts on Missions to India". in Serampore Pamphlets, bound vol. 7, BMC Archives, London, 1825.

Marshman, John Clark. The life and times of Carey, Marshman, and Ward. Embracing the history of the Serampore mission. 2 vols. London: Longman, Brown, Green, Longmans, & Roberts, 1859.

Medhurst, Walter Henry. China: its state and prospects, with special reference to the spread of the gospel. London: John Snow Publication, 1838.

Memoir relative to the progress of the translations of the sacred scriptures, in the year 1815. Serampore: Printed at the Mission Press, 1816.

Milne, William. A Retrospect of the first ten years of the Protestant mission to China. Malacca: Printed at the Anglo-Chinese Press, 1820.

Morrison, Eliza, Morrison, Robert. Memoirs of the life and labours of Robert Morrison. 2 vols. London: Longman, Orme, Brown, Green and Longmans, 1839.

Moseley, William. A Memoir on the importance and practicability of translating and printing the Holy Scriptures in the Chinese language. Coventry, ca. 1801.

Moule, Arthur Christopher. «A Manuscript Chinese Version of the New Testament (British Museum, Sloane 3599)». Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland. No. 1 (Apr., 1949), pp. 23-33.

Myers, John Brown. The Centenary Volume of the Baptist Missionary Society, 1792-1892. London: Baptist Missionary Society, 1892.

Nersessian, Vrej. The Bible in the Armenian tradition. Los Angeles, Calif.: J. Paul Getty Museum, 2001.

Pearson, Hugh. Memoirs of the Life and Writings of the Rev. Claudius Buchanan, D. D. Philadelphia: Benjamin & Thomas Kite, 1817.

Polatean, Derenik Episkopos. Չինաստանի հայ վաճառականներ եւ Հովհաննէս Ղազարեան [Армянское купечество Китая и Ованнес Газареан]. Սիոն. Ամսագիր կրոնական գրական-բանասիրական: Նոյեմբեր-Դեկտեմբեր, թիվ 11-12 (1959), էջ. 276-277 [Sion. An Armenian Monthly of Religion, Literature and Philology. Jerusalem, no. 11-12 (Nov.-Dec., 1959), pp. 276-277.]

Reports of cases heard in the House of Lords, on appeals and writs of error, and decided during the session[s] 1819[-21]. in 4 vols. London: Printed for J. & W.T. Clarke.

Roebuck, Thomas. The annals of the College of Fort William, from the period of its foundation. Calcutta: Printed by Philip Pereira, at the Hindoostanee Press, 1819.

Russell, Joshua. Journal of a tour in Ceylon and India, undertaken at the request of the Baptist missionary society, in company with J. Leechman M. A. London: Houlston and Stoneman, 1852.

Seth, Mesrovb Jacob. Armenians in India, from the earliest times to the present day. Calcutta, 1937.

Smith, Carl T. «An Eighteenth-Century Macao Armenian Merchant Prince». Review of Culture, no. 6, Macau, 2003.

Smith, George. The Life of William Carey, D.D., Shoemaker and Missionary. London: J. Murray, 1885.

Stennett, Samuel. Memoirs of the life of the Rev. William Ward, late Baptist missionary in India. Containing a few of his early poetical productions and a monody to his memory. London: J. Haddon, 1825.

Su, Ching. «The Printing Presses of the London Missionary Society among the Chinese». PhD thesis. The School of Library, Archive, and Information Studies, University College. London: University of London, 1996.

Townsend, William John. Robert Morrison: the pioneer of Chinese missions. London: S.W. Partridge & Co., 1888.

Van Dyke, Paul A. The Canton Trade: Life and Enterprise on the China Coast, 1700-1845. Hong Kong: Hong Kong University Press, 2005.

Van Dyke, Paul A., Smith, Carl T. «Four Armenian Families». Review of Culture, no. 8, Macau, 2003.

_____ "Armenian Footprints in Macao". Review of Culture, no. 8, Macau, 2003.

Wylie, Alexander. Memorials of Protestant Missionaries to the Chinese: giving a list of their publications and obituary notices of the deceased. Shanghae, 1867.

ДАННЫЕ О МЕСТОНАХОЖДЕНИИ КАЙРАКА

С АРМЯНО-СИРИЙСКОЙ НАДПИСЬЮ

Благодаря археологическим исследованиям русского востоковеда Николая Николаевича Пантусова (1849-1909) на христианском средневековом кладбище близ города Пишпека322 был найден уникальный кайрак с сохранившимися на нем эпиграфическими данными на армянском и сирийском языках323. С момента обнаружения кладбища в 1884 году324 велась планомерная регистрация надгробных камней (кайраков) под пристальным вниманием Императорской Археологической комиссии. Наиболее интересные находки отправлялись в Петербург. Так, интересующий нас кайрак, прибыл в столицу Российской империи весной 1893 года325.

К расшифровке текста был привлечен известный востоковед Николай Марр, который перевел надпись и сопоставил ее с сирийским аналогом. В результате удалось не только установить имя усопшего, но, что самое важное – определить возраст кайрака:

у основания креста:

Տր, Յովան Հայոց

եպիսկոպոս

[Владыка Иован (Иоанн) армянский епископ]

вокруг креста:

ի թվ Հայոց ԷՃՀԲ գրեցաւ յիշատակարան

[летосчисления армянского 772326 написана (эта) память]

Переведя надпись на камне, Н. Марр предположил, что в регионе могла существовать средневековая армянская колония. Свою догадку профессор подкрепляет сведениями об еще одном кайраке, на котором, хотя и не встречаются надписи на армянском языке, однако присутствует арменизированная форма имени “Погос”327.

В статье Н. Марра также был представлен оттиск кайрака, который долгие годы оставался единственным визуальным подтверждением находки.

Выполненный тушью оттиск кайрака.

ЗВОРАО, т. 8, СПб, 1894, стр. 347

Работа Н. Марра породила немалый интерес – вскоре статья была переведена на армянский язык Н. Адонцем и опубликована в 1895 году в Вене328. С этого момента никаких дополнительных сведений о дальнейшей судьбе камня не прослеживалось. В академических публикациях находка Пантусова фигурировала исключительно в контексте статьи Н. Марра329.

Бурные события XX века оставляли мало шансов для определения точного местонахождения камня. Однако в 2013 году кайрак Пантусова был обнаружен Р. Гини в Санкт-Петербурге – в фондах сектора Средней Азии, Кавказа и Крыма Отдела Востока Государственного Эрмитажа (ГЭ).

Можно предположить, что камень был передан в хранилище музея до 1917 г. Тем не менее впервые кайрак упоминается в записях музея лишь в 1952 году. В книге поступлений, в графе под номером КПОВ 57091 камню был присвоен инвентарный номер СКи-1168.

На момент 2015 года кайрак Пантусова ни в какие изданные каталоги не входил и не выставлялся330.

Кайрак Пантусова.Фото Рубена Гини.

Фонд Отдела Востока ГЭ, 2013 г.

Кайрак Пантусова не является единичной находкой, свидетельствующей о том, что в регионе могла существовать армянская колония – по крайней мере, еще один артефакт говорит в пользу этой гипотезы.

Речь в данном случае идет о карте331, где схематично указано местонахождение армянского монастыря у озера Иссык-Куль. П. П. Семенов в середине 19-го века прочитал небольшой текст атласа в 4 строки, написанный на каталанском наречии:

Lo loch qui·s appella Ysicol. En aquest loch és ·I· monestir de frares ermenians on, segons que·s diu, és lo cors de sent Mathei apòstol e evangelista. [Место, что зовется Иссиколь. В этом месте монастырь братьев армян, в котором есть, говорят, тело Св. Матфея, Апостола и Евангелиста].

BnF MS Espagnol 30 – Planche III

Заметив, что 5-я и 6-я секции карты представляют область озера Иссык-Куль, П. П. Семенов вскоре отправился в Центральную Азию с твердым намерением отыскать армянский монастырь. Позже он писал:

"В бытность мою в Венеции, в начале 1850-х годов на знаменитой Каталанской карте, там сохранившейся, я видел впервые изображения озера Иссык-Куля, а на северной стороне его изображен монастырь несторианских христиан, бежавших, как известно, из стран Ближнего Востока (Сирии и т.д.) в глубь Азии и основавших в XII веке свой монастырь на берегу Иссык-Куля. Очевидно, что если этот монастырь находился на Кунгее, то основавшие его монахи могли выбрать для того себе место на берегу одной из малочисленных бухт Кунгея, защищенной от волнений озера и богатой рыбой. Под эти условия вполне подходит Курментинская бухта, но, к сожалению, я не нашел ни на ее берегу, ни в береговых наносах соседнего берега никаких предметов, оправдывающих мое предположение"332.

В дальнейшем не одно поколение российских и киргизских ученых, вслед за П. П. Семеновым, пыталось отыскать следы постройки, однако редко кто ставил под сомнение ориентировку самой карты – чрезвычайно важный элемент в правильной трактовке послания, порождающей двойственный характер предположений. Часть ученых относится к рисунку на карте XIV века с непоколебимым доверием, в то время как другие разделяют мысль о том, что схематичный характер изображения нельзя воспринимать как достоверный факт. То же самое можно сказать об анонимном атласе Эстензе (ок. 1450 г)333, где повторно упоминается армянский монастырь.

Следует также учесть характеристику самого озера Иссык-Куль в исторической ретроспективе, где замечены периодические трансгрессии и регрессии озера, позволяющие предположить, что монастырь ушел под воду334. Однако, учитывая тот факт, что береговая отмель Иссык-Куля представляет собой болотистую низменность, не пригодную для строительства таких крупных зданий, каким мог быть армянский монастырь, то внимание следует переключить на труднодоступные горные регионы Киргизии, более подходящие для возведения подобных построек.

Искомое архитектурное сооружение могло быть расположено в высокогорной части в нескольких километрах от древней торговой магистрали, наподобие руин Таш-Рабата – еще одного христианского монастыря335. Исходя из результатов экспедиции в рамках проекта документального фильма: «Андин. Хроники армянских путешествий», группа пришла к заключению, что наиболее подходящим для поисков местом может служить бассейн реки Сарыджаз, расположенный южнее озера Иссык-Куль.

Впрочем, одно лишь наличие кайрака Пантусова уже создает фундамент для серьезных полевых исследований, которые, возможно, прольют свет на истоки, развитие и упадок средневековой армянской колонии в Центральной Азии.

ՏԵՂԵԿՈՒԹՅՈՒՆՆԵՐ ՀԱՅ-ԱՍՈՐԵՐԵՆ

ՏԱՊԱՆԱՔԱՐԻ (ԿԱՅՐԱԿԻ) ՄԱՍԻՆ

Ամփոփում

1892 թ. Ռուսաստանի Կայսրական հնագիտության հանձնաժողովի ձեռնարկած հետազոտությունների շնորհիվ հաջողվել է հայտնաբերել Պիշպեկի (այսժմ՝ Բիշկեկ) միջնադարյան քրիստոնեական գերեզմանոցում մի տապանաքար՝ կայրակ՝ հայ-ասորերեն վիմագրությամբ: Ռուս գիտնական Նիկոլայ Պանտուսովի գտածոն 1893 թ. ուղարկվել է Սանկտ-Պետերբուրգ, որտեղ հետազոտությունը շարունակել է հայտնի հայագետ Ն. Մառը: Նա կարողացել է պարզել ոչ միայն կայրակի վրա նշված հանգուցյալի անունը, այլեւ կարդալ տարեթիվը՝ ԷՃՀՊ (համապատասխանաբար` 1323 թ.): 1895 թ. Ն. Մառի հոդվածը թարգմանել է Ն. Ադոնցը եւ հրապարակել «Հանդես Ամսորեայ»-ում: Այնուհետեւ կայրակի հետքերը կորչում են: Երկար տարիներ գտածոյին վերաբերող աշխատանքներում շարունակվում էր նշվել միայն Ն. Մառի հոդվածը: Միայն 2013 թ. է հայտնի դառնում կայրակի գտնվելու վայրը:

Կայրակը 1952 թ. ներմուծվել է Պետական Էրմիտաժի Կովկասի, Իրանի և Միջին Ասիայի բաժին` СКи-1168 գույքագրման համարի տակ: Մինչ այժմ` 2015 թվականի տվյալներով այն երբեք չի հրապարակվել կամ մասնակցել որեւէ գիտական ցուցադրման:

Կայրակի հետագա հետազոտությունները թույլ կտան հասկանալ, թե ինչ ճանապարհով են հայ քրիստոնյանները հասել արեւելյան աշխարհի օյկումենա XII-XIII դարերում:

EVIDENCE ON THE KAIRAK WITH

ARMENO-SYRIAC INSCRIPTIONS

Summary

An exceptional gravestone or kairak with armeno-syriac inscription was found near the Pishkek (Bishkek) medieval Christian cemetery during the archaeological expedition managed by the Russian Imperial Archaeological Commission in 1892. In 1893 Russian scholar Nikolai Pantusov’s finding was sent to Saint-Petersburg, where famous armenologist Nicholas Marr continued translating the inscription. He succeeded to decipher both the name and date from the stone which corresponded to the 1323 year A.D.

N. Marr’s article was translated and published by N. Adonts in 1895 in Armenian-language journal “Handes Amsorea”. Later the traces of kairak were lost. For the entire 20th century the only evidence about the Pantusov’s kairak remained Marr’s 1894 paper. Only in 2013 the place of kairak was rediscovered by R. Giney. First indication about the artifact appeared in registration book in 1952 under the under the СКи-1168 inv. number at State Hermitage Museum’s storage. By nowadays the kairak has never been put in catalogues and has never seen the light of any exhibition.

Kairak’s further researches could shed more light on the question how the Armenians travelled to Central Asia in12th-13th centuries AD.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Комментарии к книге «Андин. Исторические очерки об армянах в Китае», Рубен Гини

Всего 0 комментариев

Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства