«Часть 1: Роль среды»

Часть 1: Роль среды (fb2) - Часть 1: Роль среды (пер. Марк Аркадьевич Юсим) 5019K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Фернан Бродель

Fernand Braudel

de VAcademie frangaise

LA MEDITERRANEE

et le monde mediterranean a

l'epoque de Philippe II

Neuvieme edition

ARMAND COLIN

Фернан Бродель

СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ

и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II

Часть 1 РОЛЬ

СРЕДЫ

Перевод с французского М. А. Юсима

ЯЗЫКИ СЛАВЯНСКОЙ культуры

МОСКВА 2 0 02

Б 88

Издание выпущено при поддержке

Института «Открытое общество» (Фонд Сороса)

в рамках мегапроекта «Пушкинская библиотека»

This edition is published with the support of the Open Society Institute

within the framework of «Pushkin Library» megaproject

Редакционный совет серии «Университетская библиотека»:

H. С. Автономова, Т. А. Алексеева, М. Л. Андреев, В. И. Бахмин, М. А. Веденяпина, Е. Ю. Гениева, Ю. А. Кимелев, А. Я. Ливергант, Б. Г. Капустин, Ф. Пинтер, А. В. Полетаев, И. М. Савельева, Л. П. Репина, А. М. Руткевич, А. Ф. Филиппов

«University Library» Editorial Council:

Natalia Aytonomova, Tatiana Alekseeva, Mikhail Andreev, Vyacheslav

Bakhmin, Maria Vedeniapina, Ekaterina Genieva, Yuri Kimelev,

Alexander Livergant, Boris Kapustin, Frances Pinter, Andrei Poletayev,

Irina Savelieva, Lorina Repina, Alexei Rutkevich, Alexander Fihppov

Брод ель Фернан

Б 88      Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Фи -

липпа II: В 3 ч. Ч. 1: Роль среды / Пер. с фр. М. А. Юсима. - М.: Языки славянской культуры, 2002. - 496 с. - (Studia historica).

ISBN 5-7859-0223-0

Классический труд, составивший славу французского историка, впервые переведен на русский язык.

Первое издание работы, посвященной истории Средиземноморья во вто­рой половине XVI века (но далеко выходящей за эти хронологические и гео­графические рамки), появилось в 1949 г. Оно обратило на себя внимание обобщением опыта нескольких поколений историков разных стран, включая новаторские исследования школы «Анналов», а также оригинальностью ис­торического метода Броделя. Он ввел в обиход понятия исторических отрез­ков большой длительности, структур и конъюнктур, на фоне которых рас­сматриваются конкретные события, «пыль повседневности». Пионерским был также комплексный подход к изучению целого региона, который являл­ся в то время для европейцев средоточием всего мира, в его совокупности, с выходом за пределы привычных политических рамок и исторических стерео­типов, и главное, во взаимодействии с природной средой.

На переплете: ЭтъенДюперак, Джованни Антонио да Варезе

и помощники. Средиземноморский бассейн. Третья Лоджия,

так называемая Лоджия Космографии. Ватикан.

Outside Russia, apart from the Publishing House itself (fax: 095 246-20-20 c/o Ml53, E-mail: koshelev.ad@mtu-net.ru), the Danish bookseller G E «С GAD (fax: 45 86 20 9102, E-mail: slavic@gad.dk) has exclusive rights for sales on this book. Право на продажу этой книги за пределами России кроме издательства «Языки славянской культуры» имеет только датская книготорговая фирма G ■ E ■ С GAD.

© Arman Colin Editeur, 1990 © M. A. Юсим. Перевод на рус. яз., 2002

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие к первому изданию      15

Предисловие ко второму изданию      23

Предисловие к третьему изданию      26

Предисловие к четвертому изданию      26

ЧАСТЬ I. РОЛЬ СРЕДЫ      27

ПОЛУОСТРОВА: ГОРЫ, РАВНИНЫ, ПЛОСКОГОРЬЯ      33

Прежде всего горы      33

Физические и человеческие характеристики      34

Определение гор      38

Горы, цивилизации и религии      41

Горная свобода      45

Ресурсы и бюджет гор      48

Горцы в городе      51

История гор — начало истории Средиземноморья?      58

Плоскогорья, предгорья и холмы      60

Возвышенные равнины      60

Страна, растущая на шпалере      63

Холмы      66

Равнины      68

Проблемы с водой: малярия      71

Мелиорация на равнинах      75

Пример Ломбардии      81

Крупные землевладельцы и бедные крестьяне      84

Краткосрочные изменения на равнинах:

Венецианская Терра Ферма      88

В дальней перспективе: судьбы римской Кампании      91

Могущество равнин: Андалусия      92

Отгонное животноводство или кочевой образ жизни:

два Средиземноморья      96

Перегоны скота      97

Происхождение кочевничества более древнее,

чем отгонного животноводства      99

Отгонное животноводство в Кастилии      104

Сопоставления и составление общей карты      108

Дромадеры и верблюды: нашествия арабов и турок      ПО

Кочевая жизнь Балкан, Анатолии и

Северной Африки в освещении западных источников      113

Более чем столетние циклы       116

СЕРДЦЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ. МОРЯ И ПОБЕРЕЖЬЯ      141

Водные равнины      141

Прибрежная навигация      141

На заре португальских открытий      147

Малые моря, фундамент истории      148

Черное море — константинопольский заказник      150

Архипелаг, венецианский и генуэзский      154

Между Тунисом и Сицилией      155

Средиземноморский «Ла-Манш»      157

Тирренский бассейн      161

Адриатика      166

На восток и на запад от Сицилии      176

Два мира Средиземноморья      178

Урок турецкой и испанской империй      179

По ту сторону политики      182

Побережье континентов      183

Народы моря      183

Слабое развитие прибрежных районов      186

Метрополии      191

Подъемы и спады в жизни моря      193

Острова      195

Изолированные миры?      197

Неуверенность в завтрашнем дне      199

На путях большой истории      201

Эмигранты с островов      206

Острова, окруженные сушей      208

Полуострова      '       210

ГРАНИЦЫ, ИЛИ РАСШИРИТЕЛЬНОЕ

ПОНИМАНИЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ      235

Средиземноморье по историческим меркам      237

Сахара, второе лицо Средиземноморья      239

Сахара: ближние и дальние пределы      239

Бедность и нужд а      242

Переходы па далекие расстояния      245

Столкновения со степными народами и их приручение      247

Караваны золота и пряностей      251

Оазисы      256

Географическое пространство ислама      258

Европа и Средиземное море      260

Перемычки и меридиональные дороги      260

Русский перешеек: к Черному или Каспийскому морю      263

От Балкан к Данцигу: польский перешеек      267

Г ерманский перешеек: общая схема      276

Альпы      280

Третий персонаж, многоликая Г ермания      283

Из Генуи в Антверпен, из Венеции в Гамбург:

новые условия товарного обращения      286

Торговый баланс и эмиграция      289

Французский перешеек от Руана до Марселя      291

Европа и Средиземное море      298

Атлантический океан      300

Разные образы Атлантики      300

Средиземноморские уроки океана      301

Судьба Атлантики в XVI веке      304

Запоздалый упадок      308

ФИЗИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ЕДИНСТВО:

КЛИМАТ И ИСТОРИЯ      323

Климатическое единство      324

Атлантика и Сахара      325

Однородность климата      327

Засухи — бич Средиземноморья      332

Времена года      341

Упрямство зимы      341

Прекращение навигации      343

Мир и зимние слухи      349

Суровые зимы      352

Суета летней жизни      353

Летние эпидемии      355

Средиземноморский климат и Восток      356

Сезонные ритмы и статистика      357

Детерминизм и экономическая жизнь      364

Изменился ли климат по сравнению с XVI веком?      365

Дополнительные замечайия      371

СОЦИАЛЬНАЯ ЦЕЛОСТНОСТЬ:

ДОРОГИ И ГОРОДА, ГОРОДА И ДОРОГИ      385

Морские пути и сухопутные дороги      386

Живительная сила дорог      389

Устаревшие транспортные средства      392

Ж

п еобладание сухопутных дорог около 1600 года?      395

х облема сухопутных сообщений сама по себе      400

Двоякий урок Венеции      402

Статистика перевозок на примере Испании      405

Проблема транспортных путей

в долгосрочной перспективе      407

Мореплавание: тоннаж судов и конъюнктура      408

Крупнотоннажные суда и небольшие парусники в XV веке ..414

Первые успехи малотоннажных судов      416

Оо      Атлантике в XVI веке      417

На Средиземном море      423

Роль городов      430

Города и дороги      430

Перевалочные пункты      435

На пути к банку      437

Городской цикл и спады      442

Попытка создания примерной типологии      443

Г орода как свидетели своего времени      445

Демографический рост      445

Старые и новые беды: неурожаи

и продовольственные проблемы      448

Старые и новые беды: эпидемии      453

Неизбежность иммиграции      456

Городские политические кризисы      461

Преимущество финансовых центров      465

Королевские и имперские города      469

В защиту столицы      476

Предвосхищая дальнейшее      477

Список иллюстраций      495

Незабвенному Люсьену Февру, в знак признательности и сыновней привязанности

До сегодняшнего дня в Новом Св никакого Средиземного моря, в отличие

г

Естественная исто^

Предисловие к первому изданию

Я всегда страстно любил Средиземное море, подобно многим дру - гим выходцам с Севера. Я с удовольствием посвятил ему годы научных занятий, которые были для меня, наверное, чем -то большим, чем вся моя молодость. Надеюсь, что взамен частичка этого удовольствия и все очарование средиземноморского блеска отразятся на страницах моей книги. Лучше всего было бы, как это делают романисты, произвольно обращаться с ее персонажем, никогда не теряя его из виду, заставляя читателя на каждой странице ощущать его величественное присутст - вие. Но, к несчастью или к счастью, нашему ремеслу чужда восхититель­ная гибкость романа, так что тому, кто захочет воспользоваться этой книгой, придется обратиться к собственным воспоминаниям, к своему знанию о Внутреннем море и украсить ими, в свою очередь, мой текст, помогая мне воссоздать это властное присутствие, передать которое я всеми силами старался.

Я полагаю, что само море, каким мы его видим и любим, лучше всего рассказывает о своем прошлом. И если это убеждение — единственное, что я вынес из наставлений профессоров географии в Сорбонне, мое упорство в следовании ему придает свой оттенок и смысл моему начинанию.

Не без основания можно заметить, что проще было бы описать неразрывную связь истории и пространства на другом примере, неже - ли Средиземноморье, тем более что в человеческом измерении биогра­фия Внутреннего моря в XVI столетии выглядит еще более внушитель­но, чем сегодня. Ее герой сложен, громоздок, неординарен, он не уклады­вается в привычные рамки, Обычный стиль исгориописания — «такой-то

родился тогда-то» — к нему не подходит; к этому герою неприменим добросовестный рассказ о событиях, как они происходили; Средиземное море — не просто море, а, как было сказано, «комплекс морей», к тому же морей, испещренных островами, рассеченных полуостровами, обри - сованных изрезанными побережьями. Его жизнь неотделима от земли, его поэзия пронизана сельскими мотивами, его мореплаватели — одно­временно крестьяне. Это в такой же степени море оливковых рощ и ви - ноградников, как и море узких гребных судов и круглых купеческих кораблей, и его историю нельзя отграничить от мира суши, как глину нельзя оторвать от рук мастера, придающего ей форму. Lauso la mare e tente'n terro («Восхвали море и оставайся на суше»), говорит прован - сальская поговорка.

Итак, нам затруднительно в точности определить, что за историче­ский персонаж Средиземноморье, — для этого необходимы терпение, не одна попытка и неизбежные ошибки. Более чем отчетливым Среди - земное море представляется в океанографии, геологии, географии — в признанных и расклассифицированных областях. Но Средиземное море в истории? Сотни авторитетных мнений предостерегают нас: не пытайтесь отождествить его с тем-то или тем-то, его мир не замкнут в себе, его очертания размыты. Горе, признаемся мы, вооруженные соб - ственным опытом, горе историку, который думает, что этот болезнен­ный вопрос его не касается, что Средиземноморье как исторический персонаж не нуждается в определении, будучи давно определенным, отчетливым, легко узнаваемым и занимающим во всеобщей истории то место, которое обозначено пунктиром географических очертаний. Но что дают эти очертания для нашего исследования?

Если уж писать историю моря, можно ли ограничиться менее чем пя­тидесятилетним отрезком, останавливаясь, с одной стороны, у Геркулесо­вых столпов, а с другой — у морского коридора, подступы к которому охранял уже седой Илион? Возникающие с самого начала проблемы определения рамок исследования тотчас же влекут за собой все остальные: ведь ограничить означает определить, воссоздать, проанализировать и, в данном случае, избрать и попытаться очертить, если угодно, некую философию истории.

Это верно, что в нашем распоряжении — невообразимая масса статей, мемуаров, разных изданий, книг, исследований как собственно историков, так и других не менее интересных авторов из смежных областей: этногра­фов, географов, ботаников, геологов, инженеров. На свете не сыскать столь

же разъясненного во всех отошениях, подробно описанного места, чем Внутреннее море и страны, освещаемые его бликами. Но невзирая на риск показаться неблагодарным по отношению к предшественни­кам, надо сказать, что эта печатная масса, как вулканический дождь из пепла, погребает под собой исследователя. Слишком многие из этих пу­бликаций говорят языком вчерашнего дня, во многих аспектах устаре­ли. Предмет их интереса — не безбрежность моря, а только маленький кусочек его мозаики, не ритм его великого дыхания, а поступки и дея­ния государей и толстосумов, пыль повседневности, слабо соприка­сающейся с величавой и медленной историей, занимающей нас. Слиш­ком многие из этих работ следовало бы перепроверить и соотнести с об­щей массой, глубоко переиначить, чтобы вдохнуть в них новую жизнь.

Невозможна к тому же история моря без обращения непосредст­венно к ее обширнейшим архивным источникам. Но не превышает ли такая задача силы одного историка? В XVI в. не было средиземно­морского государства, которое не имело бы своего хранилища рукопи­сей, обычно богатого документами, уцелевшими от пожаров, осад и прочих катастроф, знакомых средиземноморскому миру. Но для учета и обозрения этих несметных сокровищ, таящихся в золотых рудниках истории, понадобилась бы не одна жизнь, а двадцать жизней или два­дцать исследователей, каждый из которых готов пожертвовать своей жизнью. Быть может, в один прекрасный день в мастерских истории станут непригодными наши приемы мелких ремесленников Тогда об­щую историю станут писать по оригинальным текстам, а не по книгам, как в данном случае, предлагающим сведения, взятые более или менее из первых рук. Надо ли говорить, что я не исчерпал всех возможностей доступных мне архивных документов, предельно большое число ко­торых я постарался просмотреть; что моя книга поневоле является ча­стным исследованием; что ее выводы, как мне заранее известно, будут оспорены, подвергнуты критике, преодолены и что к этому я и стрем­люсь? Так движется и должна двигаться историческая наука.

В то же время в силу своего неблагоприятного хронологического по­ложения между последними вспышками Возрождения и Реформации и уже надвинувшейся суровой эпохой XVII века Средиземноморье во вто­рой половине XVI века представляет собой «обманчиво привлекатель­ный сюжет», как писал Люсьен Февр. Нужно ли подчеркивать, в чем его интерес? Знать, чем стало Средиземноморье в начале Нового времени, когда мир перестал жить ради него, вращаться вокруг него и в его ритме,

будет небесполезно. Тезис о его стремительном упадке, о котором всегда говорят, не кажется мне особенно основательным — скорее, наоборот, все свидетельствует о противном. Но, оставляя в стороне этот драматиче­ский момент, я полагаю, что все связанные со Средиземноморьем пробле­мы обладают чрезвычайной человеческой ценностью и, следовательно, ин­тересны как историкам, так и неисторикам. Думаю даже, что их отголоски доходят до нашего времени и что они не лишены той «полезности» в узком смысле слова, которой Ницше требовал от истории вообще.

Я не стану далее распространяться о привлекательности и об иску­шениях, которые таит в себе этот сюжет. Его ловушки, то есть слож­ность и обманчивость его поворотов, уже перечислены. Я бы добавил еще следующее: среди наших исторических сочинений ни одно не мог­ло быть для меня предметом подражания. Посвященное текучему про­странству историческое исследование, помимо всех достоинств, несет в себе и все опасности, связанные с непривычным. Но, грубо уравнове­сив чаши весов, не был ли я прав, когда принял рискованное решение и, позабыв о благоразумии, счел, что игра стоит свеч?

Мое оправдание заключается в самой истории написания этой кни­ги. Первоначально, в 1923 г. мои намерения были более благоразумны­ми: она была задумана в классической форме исследования, посвящен­ного средиземноморской политике Филиппа П. У моих тогдашних учи­телей эта идея встретила горячее одобрение. Ее воплощение виделось им в русле истории дипломатии, маловосприимчивой к выводам гео­графии, достаточно равнодушной (как слишком часто и сама диплома­тия) к экономике и социальным проблемам; относящейся свысока к до­стижениям цивилизации, литературы и искусства, великих свидетелей всякой достойной внимания истории; в русле той истории дипломатии, которая закостенела в собственных предрассудках и чурается всякого выхода за пределы канцелярских кабинетов, к подлинной бьющей ключом жизни. Объяснить политику Мудрого Монарха означало для них прежде всего распределить между государем и его советниками меру ответственности за выработку этой политики, за ее изменения в зависимости от обстоятельств; установить исполнителей главных и второстепенных ролей; составить подробнейший отчет о политике

Испании в мире, где Средиземноморье занимало лишь один раздел, и притом не самый важный.

Начиная с 80-х годов XVI века все силы Испании были одним махом повернуты к Атлантике, где грандиозная империя Филиппа II должна бы­ла, сознавая или нет грозящую ей опасность, выдержать упорную борьбу не на жизнь, а на смерть. Мощное движение маятника бросило Испанию навстречу ее атлантическому жребию. Прислушаться к этим подземным толчкам, к этой динамике испанской политики и предпочесть такое иссле­дование детальному расписыванию шагов Филиппа II или дона Хуана Ав­стрийского; полагать к тому же, что, несмотря на их иллюзии, эти персона­жи часто лишь действовали по заданному сценарию, означало уже выйти за традиционные рамки дипломатической истории. Однако задаваться во­просом, не имело ли Средиземноморье за пределами спорадической поли­тической игры далекой Испании (игры довольно бесцветной, если не счи­тать патетической вспышки Лепанто) своей собственной истории, своей судьбы и своей насыщенной жизни и не заслуживала ли эта жизнь чего-то большего, нежели роль полотна для живописной картины, было равно­сильно поддаться искушению огромным и рискованным сюжетом, ко­торый в конце концов захватил меня.

Мог ли я не сознавать этого? Да и как было переходить от одного хранилища к другому в поисках ключевых документов, не замечая этой пестрой и интенсивной жизни? Как было не обратиться перед лицом столь разнообразной и плодотворной активности к тому революцион - ному пересмотру экономической и социальной истории, которому не - большая группа французских ученых пыталась придать значимость, не оспоренную ни в Германии, ни в Англии, ни в Соединенных Штатах, ни даже в соседней Бельгии или в Польше? Невозможно было подойти к истории Средиземноморья во всей ее неохватной сложности, не следуя их советам, не прибегая к их опыту, не оказывая им поддержки, не защи­щая новые формы исторической науки, обдуманные и разработанные у нас и заслуживающие распространения за нашими границами, спору нет, науки, склонной к экспансии, сознающей свои цели и свои способ - ности и вследствие необходимости разрыва со старыми стереотипами стремящейся покончить с ними — не всегда справедливо — но какая важность! Здесь представлялась прекрасная возможность, увлекшись незаурядным предметом, воспользоваться его масштабом, его запросами, его противодействием и его ловушками, наконец, его размахом ради по - пытки построения иной истории, чем та, которую нам преподавали.

Всякий труд ощущает свою революционность и устремлен на поис­ки нового, пытается чего-то достичь. Если бы Средиземноморье потре­бовало от нас всего лишь выйти за рамки привычного, разве это уже не составило бы величайшей заслуги?

Эта книга состоит из трех частей, каждая из которых представляет собой самостоятельный очерк.

Первая часть посвящена почти неподвижной истории, истории че­ловека в его взаимоотношениях с окружающей средой; медленно теку­щей и мало подверженной изменениям истории, -зачастую сводящейся к непрерывным повторам, к беспрестанно воспроизводящимся цик - лам. Мне не хотелось обойти вниманием эту как будто вневременную историю, обращенную к неодушевленным предметам, и вместе с тем удовольствоваться в этом случае географическим введением традици­онного типа, которые украшают начало стольких книг беглым расска­зом о полезных ископаемых, почвах и растениях, в дальнейшем не упо­минающихся, как будто растения не оживают каждую весну, как будто стада застывают на своих пастбищах и корабли не бороздят настоящее море, не похожее на себя в разные времена года.

Поверх этой неподвижной истории располагается история, проте­кающая в медленном ритме: это история структур Гастона Рупнеля, можно было бы сказать — социальная история, если бы это выражение не лишилось своего первозданного смысла; история групп и коллектив­ных образований. Как эти подводные течения приводят в движение жизнь Средиземноморья, этот вопрос занимал меня во второй части моей книги, где я последовательно останавливаюсь на истории хозяй­ства и государств, отдельных обществ и цивилизаций, а в заключение пытаюсь показать, для иллюстрации своего понимания истории, сложную работу этих глубинных сил на войну. Ибо война, как известно, вовсе не является стихией исключительно индивидуальных поступков.

Наконец, третья часть посвящена традиционной истории, если угодно, истории не в общечеловеческом, а в индивидуальном измерении, событий­ной истории Франсуа Симиана: колебаниям поверхности, волнам, вызы­ваемым мощными приливами и отливами. Это история кратковремен­ных, резких, пульсирующих колебаний. Сверхчуткая по определению,

она настроена на то, чтобы регистрировать малейшие перемены. Но именно эти качества делают ее самой притягательной, самой человечной и вместе с тем самой коварной. Станем остерегаться этой еще дымящейся истории, сохранившей черты ее восприятия, описания, переживания современника­ми, ощущавшими ее в ритме своих кратких, как и наши, жизней. Она несет отпечаток их страстей, их мечтаний и их иллюзий. В XVI веке подлинный Ренессанс сменился Ренессансом бедных, покорных, одержимых манией пи­сать, изливать душу и рассказывать о других. Эта забытая эпоха оставила слишком много ценной макулатуры, сбивающей с толку, занимающей не­правдоподобно много места. Историк, читающий бумаги Филиппа II, как бы сидя вместо него за его рабочим столом, оказывается перенесенным в причудливый мир, лишенный измерения; безусловно, мир живых страстей; слепой, как и всякий живой мир, в том числе и наш, невосприимчивый к глубинной истории, к ее быстрым водам, на которых наша лодка качается, как скорлупка. Опасный мир, сказали бы мы, но мы оградили себя от его коз­ней и коварства, предусмотрительно обозначив эти часто бесшумные глу­бинные токи, смысл которых раскрывается только при охвате больших вре­менных отрезков. Громкие события часто суть лишь моменты проявления этих общих предначертаний и объясняются только с их помощью.

Таким образом, мы подошли к расчленению истории на несколько уровней. Или, если угодно, к различению в историческом времени време­ни географического, социального и индивидуального. Или, если угодно, к разделению человека на нескольких персонажей. Пожалуй, за это колле­ги обидятся на меня больше всего, даже если я стану утверждать, что тра­диционное деление тоже препарирует живую и по существу неделимую ис­торию; что, вопреки Ранке и Карлу Бранди, история-рассказ тоже являет собой философию истории, а вовсе не некий метод или объективный метод по преимуществу; что эти уровни, как я покажу в дальнейшем, представ­ляют собой не что иное, как только средство изложения, и что я не закры­ваю перед собой пути перехода с одного уровня на другой. Но к чему оправдываться? Если меня и упрекнут в том, что части этой книги плохо пригнаны друг к другу, то надеюсь, что отдельные ее куски изготовлены вполне сносно, в согласии с правилами нашего ремесла.

Надеюсь также, что меня не упрекнут в чрезмерных амбициях из-за мо­ей потребности в панорамном взгляде и моего стремления к нему. Может быть, история не столь уж безоговорочно осуждена возделывать сады, проч­но огражденные высокими стенами. Ведь иначе она не сумеет приблизиться к достижению одной из своих нынешних целей, к решению сегодняшних

насущных задач, к поддержанию контактов с такими молодыми, но столь бурно развивающимися науками о человеке. Возможен ли в 1946 году под­линный гуманизм без честолюбивой истории, сознающей свои обязанности и свои безграничные силы? «Страх перед большой историей убил большую ис­торию», — написал в 1942 году Эдмон Фараль. Так пусть же она возродится!1

Май 1946г.

ПРИМЕЧАНИЕ

1 Список моих долгов велик. Чтобы перечислить их, потребовался бы целый том. Назову только самые главные. Я должен выразить признательность своим учи - телям из Сорбонны, которые работали двадцать пять лет назад: Альберу Деманжо - ну, Эмилю Буржуа, Жоржу Пажесу, Морису Олло, Анри Озе*. Они направили мой интерес в сферу экономической и социальной истории и постоянно ободряли меня своим дружеским участием. В Алжире мне довелось воспользоваться любезным со - действием Жоржа Ивера, Габриэля Эске, Эмиля-Феликса Готье, Рене Леспеса; я имел удовольствие в 1931 году слушать там замечательные лекции Анри Пиренна.

Особо я хочу поблагодарить испанских архивистов, которые помогали мне в моих разысканиях и были моими первыми наставниками в испанистике: это Мариано Алькосер, Анхель де ла Плаза, Мигель Бордоно, Рикардо Магдалена, Гон - сало Ортис. Я вспоминаю их с большим теплом, как и наши споры в Симанкасе, «ис­торической столице» Испании. В Мадриде меня принимал со своей поистине коро - левской интеллектуальной щедростью Франсиско Родригес Марин. Равным обра - зом благодарю архивистов Италии, Германии и Франции, которых я донимал во­просами в ходе своих поисков. Особое место в моей благодарной памяти занимает М. Трухелка, известный астроном, неподражаемый архивист из Дубровника, бес - ценный спутник в моих странствиях по библиотекам и архивохранилищам.

Список коллег и студентов, оказывавших мне помощь в Алжире, в Сан-Паулу и в Париже, сам по себе очень длинен, и его продолжение теряется в перечне многих стран. Особо я благодарю Эрла Дж. Гамилтона, Марселя Батайона, Робера Рикара, Андре Эмара, в разных аспектах способствовавших моей работе. Двое моих сотовари­щей по плену также оказались связанными с моими занятиями: г-н Адде-Видаль, адво­кат апелляционного суда в Париже, и Морис Руж, урбанист и в свободное время ис - торик. Не могу обойти вниманием содействие, в котором мне ни разу не отказывал ма­ленький коллектив «Ревю Историк» — Морис Крузе и Шарль-Андре Жюльен, в те вре­мена когда Шарль Бемон и Луи Эзенман опекали там нашу юношескую агрессивность. На заключительной стадии работы над книгой я использовал замечания и советы Марселя Батайона, Эмиля Корнарта, Роже Диона и Эрнеста Лабрусса.

Hauser — здесь и далее в сносках примечания переводчика.

Самый большой долг составляет то, чем я обязан «Анналам», их урокам и их ду­ху. Богу известно, что я стараюсь отплатить за них по мере сил. Только перед войной я познакомился с Марком Блоком, но думаю, однако, что ни один уголок из сокро - вищницы его мысли не остался для меня закрытым.

Могу ли я, наконец, добавить, что без энергичного и пристрастного участия Люсь­ена Февра этот труд, несомненно, не получил бы столь скорого завершения? Его советы и ободрительные высказывания вывели меня из череды сомнений по поводу обосно­ванности моей затеи. Не будь его, я наверняка в который раз занялся бы пересмотром своих записей и картотек. Неудобство великих предприятий заключается в том, что, погружаясь в них, теряешь чувство меры, хотя и в этом бывает своя прелесть.

Предисловие ко второму изданию

Я долго колебался, прежде чем приступить к переизданию «Среди - земного моря». Кое-кто из друзей советовал мне не менять в книге ни одной запятой и даже говорил, что не стоит исправлять текст, ставший классическим. Но, по совести, мог ли я к ним прислушаться?

Сегодня под нарастающим грузом наших знаний, под напором бурно развивающихся смежных общественных наук книги по истории устаревают куда быстрее, чем вчера. Проходит миг, и их лексикон уже кажется достоя­нием прошлого; то, что придавало им новизну, становится всеобщим достоя­нием, и полученные объяснения сами собой подвергаются сомнению.

Кроме того, «Средиземное море» написано не в 1949 году, когда оно было опубликовано, и не в 1947-м, когда работа была представлена в качестве диссертации для защиты в Сорбонне. Если она и не была еще написана, то ее основные контуры определились к 1939 году, на ис­ходе блестящей эпохи первой юности «Анналов» Марка Блока и Люсь - ена Февра, с которой непосредственно связано ее появление. Поэтому пусть читателя не обманывают некоторые тезисы Предисловия к пер - вому изданию, они направлены против устаревших взглядов, сегодня позабытых не только в научном мире, но отчасти и в сфере образова - ния. Наша вчерашняя полемика напоминает спор с призраками.

Итак, я очень скоро убедился в том, что новое издание потребует серьезной, фактически полной переработки и что для его оправдания недостаточно дополнить книгу картами, схемами, графиками и ил - люстрациями, которых в 1949 году она была лишена вследствие тогдаш­них суровых условий. Исправления, добавления, переделки были иногда значительными, поскольку приходилось считаться не просто

с накоплением новых знаний, но и с появлением новой проблематики, которая часто побуждает идти дальше.

Всякий синтез, как любил повторять Анри Пиренн, дает стимул ча - стным исследованиям. И они не остались за бортом моей книги. Прежде они преследовали меня, теперь просто берут меня в плен. Потребовалось бы множество страниц, чтобы рассказать об огромной работе, выполнен­ной после 1949 года в областях, непосредственно затрагиваемых данным сочинением, благодаря опубликованным или неизданным статьям и кни­гам Емера Лютфи Баркана и его учеников, Хулио Каро Баррохи, Жан - Франсуа Бержье, Жака Берка, Рамона Каранде, Алваро Кастильо Пинта - до, Федерико Шабо, Югетты и Пьера Шоню, Карло М. Чиполлы, Гаетано Коцци, Жана Делюмо, Альфонса Дюпрона, Элены Фазано, Рене Гаскона, Хозе Хентиль да Сильвы, Жака Хеера , Эммануэля Леруа Ладюри, Ви - торино Магальяйнша** Годиньо, Германна Келленбенца, Анри Лапейра, Робера Мантрана, Фелипе Руиса Мартина, Фредерика Мауро, Руджеро Романо, Раймона де Рувера, Фрэнка Спунера, Йорьо Тадича, Альберто Тененти, Уго Туччи, Валентина Васкеса де Прады, Пьера Вилара и, на - конец, благодаря трудам группы, созданной ушедшим от нас Хосе Ви- сенсом Вивесом из своих замечательных учеников. Я принимал участие, и зачастую довольно тесное, в подготовке этих трудов.

Наконец, я сам сделал значительные добавления к сведениям, сооб - щаемым в первом издании, в ходе занятий и поисков в архивах и биб - лиотеках Венеции, Пармы, Модены, Флоренции, Генуи, Неаполя, Парижа, Вены, Симанкаса, Лондона, Кракова и Варшавы.

Необходимо было собрать весь этот урожай. Затем снова встал ко - варный вопрос о методе, неизбежно сопровождающий работу над кни - гой, которая охватывает средиземноморское пространство в его самом широком понимании и во всем многообразии его интенсивной жизни. Прибавление новых сведений заставляет одновременно пересмотреть отношение к старым проблемам, подойти к ним по -новому, столкнуться с неоднозначными и сложными решениями. С другой стороны, за пятна­дцать лет, отделивших новое издание от первоначальной редакции книги, изменился и сам автор. Возвращение к ней было бы невозможным, если бы не произошло самопроизвольного нарушения ее логического равновесия, включая саму проблематику, которая служит главным выражением этого

Heers.

или Магеллана.

равновесия, диалектики пространства-времени (истории-географии), на которую опиралась первоначальная постановка вопросов. На сей раз я вы­делил и развил перспективы, едва намеченные в прежнем тексте. Меня по­буждали к этому проблемы экономики, политической науки, определенное понимание цивилизаций, усилившееся внимание к демографии. Я привел много разъяснений, которые по-новому освещают самые основные момен­ты моего рассказа, даже если и выглядят избыточными.

Тем не менее, главная проблема все та же. Это проблема всякой ис - торической реконструкции: можно ли тем или иным способом сочетать воспроизведение быстро текущей истории, которая принимает во вни - мание и наличие самих изменений и их внешние формы, и иной — не­многословной глубинной — истории, безусловно, сдержанной, почти незаметной для собственных участников и свидетелей и противостоя - щей, что бы ни случилось, разрушительному воздействию времени? Это фундаментальное противостояние двух историй, всегда нуж- дающееся в пояснении, оказывается ценным средством познания и ис - следования. Оно проявляется во всех жизненных сферах, но принима - ет разные обличья в зависимости от условий сопоставления.

Все более и более входит в привычку говорить без дальних слов о структурах и о конъюнктурах, имея в виду в первом случае длительные, а во втором — небольшие промежутки времени. Очевидно, бывают структуры разного рода, как по-разному складываются и конъюнктуры, или стечения обстоятельств. Периоды существования тех и других, в свою очередь, также имеют разную длительность. История занимается поиском и использованием многочисленных объяснений, отражающих движение по вертикали, от одного временного «уровня» к другому. Но на каждом уровне выстраиваются также горизонтальные связи и от - ношения. Более просто и отчетливо это уже было объяснено в Предисло­вии к первому изданию, в котором изложены мои первоначальные на - мерения и намечена последовательность глав книги.

19 июня 1963 г.

Карты и схемы ддля второго издания были составлены по моим указаниям Лабораторией картографии VI Секции Высшей практиче - ской школы под руководством Жака Бертэна. Считаю своим долгом по - благодарить мадемуазель Марту Бриата, г -жу Марианну Ман, А. Те- ненти и М. Келя за помощь, предоставленную мне при подготовке биб - лиографических справок и правке корректуры.

Предисловие к третьему изданию

На пороге предпринимаемого ныне третьего издания книги мне над­лежит добавить только несколько строк. Прежде всего следует сказать, что в нем не будет новых изменений, которые мне хотелось бы внести. Дело не в недостатке доброй воли моего издателя, а в тех трудностях, с которы­ми сталкивается сегодня книжная промышленность. По правде говоря, са­мо переиздание столь объемистого труда является теперь подвигом.

Таким образом, я отказался от ревизии моего текста, которая могла бы учесть результаты многочисленных исследований, преобразовав­ших за последние тринадцать лет наши представления об отдельных подробностях, а то и о целых областях, образующих величественную панораму жизни моря. Перед нами постепенно, хотя, на мой взгляд, и слишком медленно, открываются сокровища турецких архивов.

Больше всего изменилась проблематика нашей профессии. Мои воззрения на общество, государство, экономику уже не совсем таковы, как вчера. Читатель сможет убедиться в этом, обратившись к моему трехтомнику «Материальная цивилизация и капитализм», который вот-вот выйдет из печати. В нем мне удалось лучше сформулировать свою точку зрения и объяснить удивительный даже для меня феномен относительно постоянного процветания Средиземноморья. Не подле­жит сомнению, по крайней мере, это достижение, уже давно подтвер­жденное моей книгой. Я испытываю по этому поводу наивную и, так сказать, ничем не омрачаемую радость, как будто бы я возвратил Испа­нии, Италии и другим странам Внутреннего моря счастливые или, по меньшей мере, довольно яркие годы, которых они были лишены тра - диционной историей.

16 марта 1976 г.

Предисловие к четвертому изданию

В это издание внесены лишь небольшие поправки и частные добав­ления. См. особенно том II, стр. 350 и 534 .

8 июня 1979 г.

Французского издания.

Часть первая

РОЛЬ СРЕДЫ

Первая часть, как явствует из ее заглавия, подчинена своего рода географическим задачам и опирается прежде всего на данные демогра­фии. Но в то же время и даже в большей степени она является ис­торическим исследованием.

Если бы должным образом датированные сведения дошли до нас в большем количестве, мы и тогда не могли бы удовлетвориться изуче­нием социальной географии только периода 1550—1600 годов, пред­принимаемым хотя бы и ради сомнительных поисков некоего детерми­низма. Но поскольку указанные свидетельства неполны, поскольку ис­торики собирали их недостаточно систематично и поскольку наш улов, несмотря на широту захода, остается скудным, следовало бы во всяком случае заняться интерполяцией и обратиться для освещения короткого промежутка средиземноморской жизни между 1550 и 1600 годами к об­разам, ландшафтам, реалиям других эпох, ему предшествовавших или следовавших за ним, и даже к нашему времени. Тогда все будет способ­ствовать воссозданию замедленной в пространстве и времени истории, оперирующей постоянными величинами. География в этой игре пере­стает быть самоцелью и становится средством. Она помогает обнару­жить медленнее всего меняющиеся структурные реалии и организо­вать обзор по самой бесконечно удаляющейся линии перспективы1. География, которой мы можем задавать любые вопросы, как истории, отдает, таким образом, предпочтение почти неподвижной истории, при условии, разумеется, что та усваивает ее уроки, принимает ее клас­сификацию и ее категории.

Средиземноморью присуща, по меньшей мере, двойственность. Оно состоит, во-первых, из ряда компактных и гористых полуостровов, пе­ресекаемых обширными равнинами: Италии, Балканского полуостро­ва, Малой Азии, Северной Африки, Иберийского полуострова. Во-вто­рых, огромные морские пространства разделены и распределены ме­жду этими миниатюрными континентами, ибо Средиземное море яв - ляется не столько единым водоемом, сколько «комплексом морей».

Таковы два элемента антуража — полуострова и моря, которые мы рас­смотрим в первую очередь, чтобы зафиксировать общие условия жизни народов. Но это еще не все.

С одной стороны, на юге, Средиземноморье едва отделено от огромной пустынной территории, протянувшейся почти непрерывно от атлантической Сахары до пустыни Гоби, до ворот Пекина. От южной части Туниса до южной части Сирии указанная область даже непосредст­венно соседствует с морем. И это не столько сосед, сколько гость, притом иногда неудобный, всегда прихотливый. Таким образом, пустыня — один из ликов Средиземноморья.

С другой стороны, на севере, средиземноморские территории пере - ходят в европейские и часто сталкиваются с ними, получая, в свою очередь, столь же многочисленные и иногда очень чувствительные

Вариант введения к первой части из первого издания:

Следующие ниже главы (с I по V) посвящены не географии. Это исторические главы, поскольку вся книга посвящена истории. Их задача — только напомнить читателю о том, что за кулисами истории человечества выступает весьма изменчивый и в то же время настойчивый, умелый, иногда очень навязчивый в своих проявлениях деятель — хотя чаще всего современники, а за ними историки не выдвигают его на передний план: как его назвать? Пространственная среда — но этого слишком мало. Природа — но это звучит двусмысленно. Назовем его географической средой.

Разумеется, нижеследующие разъяснения не претендуют на то, чтобы объяснить все. Они здесь присутствуют лишь в качестве одного из отдельных этапов интерпретации. Географическая среда не является для людей фактором безоговорочного принуждения, ведь значительная часть их усилий — очень значительная и, быть может, главнейшая часть — как раз и направлена на то, чтобы вырваться из железных тисков «Природы», если употребить это почтительное выражение, смешанное с чувством благодарности и ужаса. Г еографическая среда все меньше и меньше стесняет людей. Зато люди все более и более теснят среду, то заставляя ее помогать себе, то не давая воспрепятствовать их уси­лиям, а то и вынуждая огрызаться редкими и свирепыми выходками — жестокими и кровавыми, как всякая месть.

Главы первой части не содержат никаких географических сведений, рассчитанных in aetemum [лат. — на вечность], для всех времен и народов. Они приурочены к поло­жению вещей, сложившемуся в XVI веке, вернее, во второй половине XVI столетия. Конечно, сохранилось слишком мало документов и свидетельств, чтобы удовольство­ваться для целей подобного исследования только текстами, датируемыми промежутком между 1550 и 1600 годами. Но даже если бы этих текстов было больше и из них можно было бы больше извлечь, если бы историческая география родилась в начале XVI века, не дожидаясь для своего выхода на сцену конца XIX века, все равно потребовалось бы прибегнуть к свидетельствам, выходящим «за пределы эпохи». Только в этом случае воз­можно установить преемственность в стечении отдельных обстоятельств, только тогда можно отметить перемены.

удары. Северная Европа, расположенная вдали от оливковых рощ яв ляется одним из постоянных факторов истории Средиземноморья Именно возвышение этой части Европы, связанной с Атлантикой бу' дет решающим для судеб моря на исходе XVI столетия      '

Итак, главы с I по III рассказывают о разнообразии условий жизни моря и широко раздвигают ее рамки. Можно ли говорить в этих уело виях о физическом единстве моря (глава IV. Климат) или о социальном и, следовательно, историческом единстве (глава V. Города и дороги)? Все это этапы длинного введения, которое пытается показать Среди­земноморье в его многочисленных обличьях, чтобы по возможности лучше освоить и понять пестрый рисунок его судьбы.

ПРИМЕЧАНИЕ

ПОЛУОСТРОВА: ГОРЫ, РАВНИНЫ, ПЛОСКОГОРЬЯ

Пять полуостровов Внутреннего моря похожи друг на друга. Если обратиться к их рельефу, то, как правило, его формируют преобла­дающие в нем горные массивы, затем отдельные равнины, изредка холмистые возвышенности и широкие плоскогорья Не считая этот способ распределения их массы единственным, последуем в разго­воре о полуостровах этим простым указаниям. Каждая деталь со­бираемой нами конструкции будет соответствовать своему семейству, подпадать под определенную типологию. Итак, не станем рассуждать о полуостровах как автономных мирах и обратим внимание только на совпадение материалов, из которых они составлены. Иначе говоря, разбросаем кубики головоломки и сравним то, что поддается сравне­нию. Это расчленение и реклассификация будут полезны для нас и в историческом аспекте.

ПРЕЖДЕ ВСЕГО ГОРЫ

Средиземному морю можно дать такое определение: полоса воды, стиснутая сушей. Но отрезки материка, обволакивающие и теснящие море, следует отличать друг от друга. Не справедливо ли будет ска­зать, что Средиземное море — водное пространство, окруженное горами? Стоит особенно подчеркнуть значимость этого факта и его многочисленных последствий в историческом плане, тем более что обычно им пренебрегают.

2 - 5039

Физические и человеческие характеристики

Г еологи не забывают об этом факторе и дают ему объяснение. Сре­диземное море, говорят они, целиком расположено в зоне третичных складчатостей и разломов, которые проходят через весь Древний мир от Гибралтара до Индонезии: оно, собственно, и составляет эту зону. Поздние складчатости, относящиеся к Пиренейскому или к Альпийскому периодам, затронули и привели в движение отложения вторичного Средиземноморья, гораздо более обширного, чем нынешнее, в основ­ном огромные известковые толщи, мощностью иногда превышающие 1000 м. Как правило, они распростерлись на древних скальных масси­вах, которые часто поднимались в качестве крупных горных цепей (как Кабилии) или иной раз встраивались в них, как, например, Меркантур и многочисленные осевые хребты Альп или Пиренеев. Но еще чаще эти массивы обрушивались, что в той или иной степени сопровожда­лось вулканическими явлениями, и оказывались под водой.

Несмотря на то, что горы разделены морским пространством, по краям водных преград они продолжают общую линию и склады - ваются в обширные и цельные системы. Один из мостов соединял Си­цилию и Тунис; другой, бетский , мост находился между Испанией и Марокко; эгейский мост протянулся от Греции к Малой Азии ( в геоло­гическом смысле его исчезновение произошло так недавно, что могло бы совпасть с библейским всемирным потопом) — уж не говоря о целых континентах, таких как Тирренида, о существовании которой свиде - тельствуют только острова и осколки, застрявшие по побережьям. Разу­меется, если эти гипотезы геологов соответствуют действительности — поскольку все это гипотезы1.

Во всяком случае, можно говорить об архитектоническом единстве средиземноморского пространства, «скелет» которого составляют горы: это громоздкий, непропорциональный, вездесущий скелет, кости ко - торого тут и там выпирают из-под кожи.

Море повсюду окружено горами, за исключением небольших разрывов в районах пролива Гибралтар, Наврузского порога, Родосско­го прохода и проливов, ведущих от Эгейского к Черному морю. Един­ственный существенный пробел в этом отношении составляет то место, где плоскость Сахары, более или менее возвышающаяся над уровнем

От слова «Бетика», названия римской провинции в Испании.

моря, напрямую выходит к нему на протяжении нескольких тысяч ки­лометров от Южного Туниса до Сирии.

1. Средиземноморские складчатости

Герцинские массивы показаны штриховкой, альпийские складчатости — черным цветом, белые линии обозначают направление горных хребтов. На юге Сахарская плита, обозначенная белым цветом, подступает к Средиземноморью на протяжении от Туниса до Сирии. На востоке видны тектонические разломы Мертвого и Красного морей. Пробелы на севере относятся к межальпийским и заальпийским пространствам. Пунктиром отмечены границы распространения древних ледников.

Добавим к этому, что речь идет о высоких, протяженных в простран­стве, нескончаемых горах: об Альпах, Пиренеях, Апеннинах, динарий- ских Альпах, о Кавказе, горах Анатолии, Ливана, Атласа, об испанских Кордильерах. Все это властные и требовательные личности — одни — в силу своего высокого роста, другие — вследствие скомканности своих форм, широкого разброса, неудобного рассечения труднодоступными, глубоко упрятанными долинами; они повернуты к морю своими вну­шительными и хмурыми лицами2.

Таким образом, Средиземноморье — это не только пейзажи с вино­градниками и оливковыми рощами, не только селения с городской

застройкой, располагающиеся на кромке материков, его «визитные карточки», но и обширная горная страна рядом с ними, неотделимая от них; гнездящийся на высоте мир, защищенный со всех сторон, с ред-

~      3

кими домиками и деревушками, настоящий «север по вертикали» . Здесь ничто уже не напоминает классического Средиземноморья, где цветут апельсиновые деревья.

В самом деле, зимой мороз здесь пронизывает до костей. В марок­канском Атласе шел обильный снег, когда у злополучного Льва Афри­канского, путешествовавшего там зимой, украли одежду и поклажу... Но какой путешественник по Средиземноморью не был знаком с лави­нами в сезон непогоды, с завалами на дорогах, с сибирскими и по - лярными пейзажами на расстоянии нескольких километров от знойно­го побережья, с раздавленными снегом черногорскими хижинами или, в Кабилии, с Тирурдатским ущельем, славящимся своими буранами, где за ночь выпадает до 4 м снега? Лыжники из Хреи за час добираются до Алжира, покрытого розами, в то время как за 120 км от него, в Джур- джуре, в окрестностях кедровой рощи Тинджида, босоногие туземцы ходят по колено в снегу.

Кто не видел горных снегов, задержавшихся до середины лета и «освежающих взор», как выражается один путешественник5? Они мерцают своей белизной на вершине Муласена, тогда как Гранада умирает от жары у его подножия; они цепляются за высоты Тайгета, над тропической равниной Спарты; они прячутся в ложбинах ливан­ских гор или в «ледяных погребах» Хреи6. Вот откуда идет длинная ис­тория «снежной воды» в Средиземноморье, которой Саладин уже уго­щал Ричарда Львиное Сердце и которой принц Дон Карлос утолял свою смертельную жажду, томясь в заключении в мадридском дворце жарким июлем 1568 года7. В Турции XVI века эта вода была доступна не только богатым. В Константинополе и в других местах, в сирийском Триполи например8, путешественники отмечают наличие торговцев снежной водой, кусками льда, шербетами стоимостью в несколько мел­ких монет9. Белой дю Ман сообщает нам, что снег из Бурсы привозили в Стамбул целыми фустами 10. Эту воду можно было купить в любое время года, рассказывает Бузбек; к его удивлению, янычары пили ее ежедневно, в Амазии, в Анатолии, в лагере турецкого войска11. Торгов­ля снегом была столь распространена, что в эксплуатацию «ледяных

Небольшое торговое или военное парусное судно.

рудников» вмешивались даже паши: Мехмет Паша зарабатывал на ней, отмечают в 1578 году, до 80 000 цехинов в год12.

В других местах — в Египте, где подставы быстрых лошадей дос - тавляли ее из Сирии в Каир; в Лиссабоне, куда ее привозили издалека13; в Оране, испанской крепости, куда ейег прибывал из Испа - нии на бригантинах интендантства14; на Мальте, где рыцари Ордена, по их словам, гибли из-за перебоев в поставках снега из Неаполя, ибо их здоровье зависело «от милости этого лекарства»15, — это был, напро­тив, предмет роскоши. Тем не менее похоже, что и в Италии и в Испа - нии снежная вода была довольно широко распространена. Этим объяс - няется раннее появление в Италии искусства приготовления мороже - ного и шербетов16. В Риме продажа снежной воды была столь выгод­ной, что она становится предметом монополии17. В Испании снег сгребают в колодцы и сохраняют там до лета18. Паломники с Запада, направляющиеся в 1494 году в Святую Землю, были чрезвычайно удив - лены, став свидетелями того, как на сирийском берегу хозяин их судна получает в подарок «мешок, наполненный снегом, вид которого в этом краю в июле месяце преисполнил всю команду величайшим изумлени - ем»19. Посетивший в 1553 году то же побережье Сирии венецианец поражается тому, что «мавры» ut nos utimur saccharo, item spargunt nivem super cibos et sua edilia 20 «посыпают снегом свою еду и кушанья, как мы посыпаем сахаром».

В сердце жаркого Средиземноморья эти снежные края поражают необычайным своеобразием. Своей массой и подвижностью своего на - селения они оказывают влияние на равнину, на прибрежные участки, на все эти блестящие, но миниатюрные образования в той самой степе - ни, как мы увидим, в какой «благополучные» местности нуждаются в людях и в путях сообщения для своей активной торговли. Они вну - шают равнине уважение, но одновременно и суеверный страх. Путеше - ственник пытается обойти препятствие, двигаться по мере возможно - сти по ровному месту, от долины к долине, не поднимаясь и не опуска­ясь. Тем не менее ему приходится рано или поздно проходить через ущелья и перевалы, порой пользующиеся дурной славой, но там он задерживается как можно реже. Путник запаздывает, он предпочитает оставаться в плену у вчерашнего дня, у полей и садов, у дивных бере - гов, у искрящегося жизнью моря...

Лат.

По правде говоря, не похож ли историк на этого путника? Он за­стревает на равнине, которая служит декорацией деяниям государей и минутных властителей, и ничуть не беспокоится о том, чтобы посетить соседние возвышенности. И, конечно, любой из нас был бы удивлен, обнаружив их после вечного пребывания в городе, в городе и в архиве. По как не заметить этих громадных, внушительных участников ис­тории, этих седых, полудиких, но не обойденных людьми гор, ибо люди приживаются там, как неприхотливые растения, — и вместе с тем наполовину пустынных гор, ведь человек там не задерживается?

Как пройти мимо них, когда они часто спускаются прямо к морю и, образуя самые классические его пейзажи, заканчиваются скалистыми обрывами, тянущимися вдоль побережья?21 Не представлены ли горцы как человеческий тип во всей средиземноморской литературе? Уже у Гомера критяне противопоставляют себя дикарям с окрестных гор, а

Телемак, вернувшись на Итаку, вспоминает Пелопоннес, покрытый ле-

22

сами, где он жил среди грязных мужланов, «желудеедов» .

Определение гор

Что такое в точности эти горы? Попытка дать им какое -то простое определение — например, совокупность средиземноморских терри - торий на высоте более пятисот метров — не прибавляет никаких новых подробностей о них. Речь должна идти об их социальных очертаниях, нечетких и трудновоспроизводимых на карте. Рауль Бланшар в свое время предостерегал нас: «Почти невозможно дать само по себе ясное

23

и понятное определение гор» .

Сказать так: горы — это бедные районы Средиземноморья, его источни­ки дешевой рабочей силы? В целом это справедливо. Но в XVI веке было не­мало и других отсталых регионов, расположенных ниже 500-мегровой OI- метки, это те же арагонские степи или понтийские болота. Кроме того, насе­ление многих горных местностей если и не процветает, то находится в благо­приятных условиях и довольно многочисленно. В каталонских Пиренеях иные высоко лежащие долины даже принимают «местами, в том или ином селении, эмигрантов»24. Ведь процветание в горах связано с обилием осад­ков: по словам Артура Юнга, в средиземноморском климате от почвы ничего не зависит; «главную роль играют солнце и вода». Альпы, Пиренеи, Риф, Ка- билии, все эти горы, открытые атлантическим ветрам, покрыты зеленью, изобилуют травами и густыми лесами25.

Богатство других гор связано с полезными ископаемыми. Третьи переполнены обитателями вследствие нередко происходившего оттока населения с равнин.

Ведь горы могут служить защитой от военных действий или пира­тов, как свидетельствуют все источники, начиная с Библии26. При этом они дают иногда постоянное пристанище27. Это видно на примере пус- то-валахов*, изгнанных с равнины греческой и славянской колонизаци­ей и с тех пор в течение всех Средних веков кочевавших по свободным пространством Балкан, от Г алиции до Сербии и до Эгейского моря, без конца теснимых, но и вытесняющих других28. Соревнуясь с быстроно­гими «оленями, они спускаются с гор за добычей», замечает путешест­венник XTT века29. На всем протяжении Балканского полуострова «до Матапана и на Крите видели их овечьи стада и черные одежды, а две высочайшие горные цепи, Гем и Пинд, были для них наилучшим убе - жищем, отсюда они неожиданно спускаются на сцену византийской ис­тории в начале XT века»30. XTX век также застает их у этих гор, где они занимаются скотоводством, земледелием и, главное, водят караваны мулов, которые занимают такое важное место в перевозке грузов в Ал­бании и в Северной Греции31.

Таким образом, немало горных местностей представляют собой ис­ключение среди этой всеобщей нищеты и запустения, о которых, впрочем, свидетельствуют многие путешественники и писатели XVT века. Запустение царит в Верхней Калабрии, которую в 1572 году пересекает венецианский посланник, присоединившийся к Дону Хуану Австрийскому в Мессине32; пусто в Сьерра-Морена в Кастилии33 и в Сьерра-Эспадан и Сьерра-Берния34 в королевстве Валенсия, о которых в 1564 году, в ожидании волнений среди морисков и войны, наводят справки те, кто надеется укрыться в этой труднодоступной местности, где повстанцы 1526 года уже успешно оборонялись против немецких ландскнехтов; еще более пустынны вечно пустынные, дикие и лишенные растительности горы в глубине Сицилии и многие другие гористые местности, недостаточно увлажняемые осадками, непригодные даже для

35

скотоводства .

Но это уже крайности. По мнению географа И. Цвиича36, горы в балканской глубинке (при желании мы можем распространить его замеча­ния на другие места) являются областью проживания разрозненного населе­ния, сосредоточенного в небольших деревушках; в то время как на равнине

Кутцо-валахов или аромунов (греч.), см. прим. 31.

преобладают более крупные поселки. Такое различие наблюдается и в Вала­хии, и, в кричащих размерах, в Венгрии, и в огромных селах Пуыггы, а также в верхней Болгарии, где деревушки, когда-то наполовину заселенные пасту­хами, известны под названием колибы. То же самое в старой Сербии, в Гали­ции, в Подолии. Но все эти суждения справедливы только в целом. Во мно­гих случаях было бы затруднительно точно разграничить на карте облас­ти распространения поселков равнинного типа — зачастую настоящих горо­дов — и зоны высокогорных деревушек, состоящих из нескольких домов, иной раз принадлежащих одной семье. Исследования, проведенные тем же автором на сербо-болгарской границе, между Куманилом и Кумановым37, выявили почти полную невозможность такого разграничения.

И потом, как распространить эти реалии балканского материка на весь средиземноморский мир, на соседнюю Грецию3 , на его запад­ную часть — средоточие морской жизни, которая страшится пиратов и устремлена вверх от равнины, зачастую разоренной и нездоровой из-за перенаселенности? Стоит вспомнить о больших селениях, гнездящихся в горах Корсики, Сардинии, Сицилии, Прованса, Кабилий, Рифа. Во всяком случае, маленькие горные деревушки или крупные села обычно теряются в огромном пространстве, где сообщения затрудне - ны, подобно тому как первые центры Нового Света терялись в его без - брежных просторах, по большей части для них бесполезных39 или вра­ждебных им, и, следовательно, были лишены возможности контактов и обмена, без которых немыслимо развитие цивилизации40. Обитатели гор вынуждены рассчитывать в основном на самих себя, в любом случае производить все сами, выращивать виноград, хлеб и маслины, даже если почва или климат мало для этого пригодны. Общество, цивилизация,

„41

экономика — все здесь носит консервативный и отсталый характер .

Таким образом, в целом можно говорить о рассеянии населения гор и еще больше о малой, несовершенной степени его приобщения к ци - вилизации вследствие недостаточной занятости. Генрих Деккер в своей

42

прекрасной книге имел возможность изучить художественную куль­туру Альп: да, но Альпы — это Альпы, горная страна, выделяющаяся сво­ими ресурсами, своим коллективным опытом, качеством человеческого материала, большим числом хороших дорог. Говоря о горах Средизем - номорья, нужно приводить в пример не Альпы, а, скорее, Пиренеи с их изобилующей жестокостью историей, с их первобытной свирепостью. Но и Пиренеи также находятся отчасти в более выгодном положении: в строгом смысле можно говорить о пиренейской цивилизации,

употребляя это слово в его прежнем смысле настоящей цивилизованно - сти. В каталонских Пиренеях, регионе, о котором мы будем часто вспо - минать, с XI по XII век можно наблюдать за рождением мощного тече - ния романской архитектуры43, которое удивительным образом доживает до XVI века44. Это верно. Но что сказать об Оресе , Рифе, Кабилии?

Г оры, цивилизации и религии

Горы, как правило, представляют собой мир, удаленный от циви­лизации, детища городов и низменностей. Жители гор в большинстве случаев остаются на обочине великих цивилизационных движений, бы - вают не затронуты их медленным распространением. Обладая хоро - шей способностью к расширению по горизонтальной плоскости, эти движения оказываются бессильными перед препятствиями в несколь - ко сотен метров, мешающими им подниматься по вертикали. Для горных миров, гнездящихся в облаках, почти незнакомых с городской жизнью, даже Рим, несмотря на его потрясающую долговечность, мало что значил45, за исключением, быть может, лагерей, разбитых повсеме - стно солдатами империи для ее защиты: таковы Леон, у подножия Кан - табрийских гор; Джемиля, на пороге крамольного берберийского Атла - са; Тимгад и пригород Ламбезы , где стоял III legio augusta ... Точно так же латинский язык не получил главенства в чуждых ему горных массивах Северной Африки, Испании и в других местах, а римский дом остался жилищем равнины . За некоторым местным исключением, горы, остались недоступными для него.

Позднее, когда Риму цезарей наследовал Рим святого Петра, про - блема сохранилась. Только там, где можно было действовать с большой настойчивостью, Церковь сумела подчинить себе и принять в свое лоно этих пастухов и свободных крестьян. Но на это были потрачены века. Еще в XVI столетии эта задача не была решена ни католицизмом, ни ис - ламом, который столкнулся с тем же препятствием. Берберы Северной Африки, живущие под сенью своих вершин, не перешли или почти не перешли на сторону Магомета. То же самое курды в Азии4 . Зато в Арагоне, в валенсийской провинции или на земле Гранады горы

Орес, Аурес — горный массив в Алжире. Античный город на территории Алжира. III императорский легион (лат.).

-      48

стали зоной религиозного раскола, мусульманского сопротивления , а дикие и неприветливые возвышенности Люберона укрыли адептов вальденской ереси49. В XVI веке горный мир повсюду остается чуждым религиям, подчинившим себе море; коренные сдвиги в жизни его оби­тателей постоянно запаздывают.

Доказательством тому служит сама легкость, с которой, когда по­зволяют обстоятельства, новые религии обретают в этих краях мно­гочисленных, хотя и ненадежных сторонников. В XV веке на Балканах целые горные области переходят в ислам, как в Албании, так и в Г ерце- говине, вокруг Сараево: это говорит прежде всего о том, что они были не очень привязаны к христианским Церквам. Подобное же явление наблюдалось во время войны за Кандию в 1647 году — многие крит­ские горцы, сражавшиеся на стороне турок, отпали от христианства. Таким же образом уже в XVII веке перед лицом русской экспансии Кав­каз обратился в магометанство и изобрел для своего пользования одну из самых крайних форм исламского благочестия50.

Таким образом, в горах цивилизация остается неопределенной ве­личиной. Вот любопытный текст Педрасы в его Historia eclesiastica de Granada , составленной в эпоху Филиппа IV: «Не удивительно, что жи­тели Альпухары (высоких гор в королевстве Гранада) распростились со своей прежней верой. Обитатели этих гор — cristianos viejos ; в их жилах нет ни капли нечистой крови; они являются подданными католического ко­роля; и однако из-за недостатка ученых людей и вследствие притеснений, которым они подвергаются, они столь невежественны в отношении зна­ний, необходимых для вечного спасения, что едва сохраняют слабые остат­ки христианского культа. Не следует ли полагать, что, если сегодня, от чего Боже сохрани, неверные завладеют их страной, эти люди не замедлят порвать со своей верой и принять исповедание победителей?»51

Так вырисовывается особая религиозная география горных миров, ко­торые все время нужно было подчинять себе, завоевывать и отвоевывать снова. Это замечание придает смысл множеству отдельных фактов, со­бранных традиционной историей.

Следует отметить такое на первый взгляд незначительное собы­тие, как основание первого монастыря реформированных кармелитов

О.      Крит.

Церковная история Гранады (исп.).

Древние христиане.

в Дуруэло святой Терезой (в детстве она мечтала претерпеть мучениче - ство у морисков в Сьерра-Гвадаррама)5 . Помещение принадлежало од­ному дворянину из Авилы. «Довольно приличная прихожая, комната со светелкой и маленькая кухня — вот из чего состояло это удобное строение, — пишет святая. — Подробно его рассмотрев, я подумала, что в прихожей можно сделать часовню, в верхней комнатке — хоры и в комнате — спальню». В этой «совершенной дыре» поселился святой Жан Делакруа с сотоварищем, отцом Антонио Эредиа, который присое - динился к нему осенью, приведя с собой певчего, брата Жозефа. Здесь, среди зимних снегов, они вели самую воздержанную, хотя и не строго затворническую жизнь: «Часто они пробирались босиком по непри - ступным тропам к крестьянам, чтобы проповедовать среди них Еванге - лие, как среди дикарей»53.

Эта глава истории миссионерства напоминает историю религиоз­ной жизни Корсики XVI века. Пример тем более показателен, что жители Корсики получили уже наставление в вере от францисканцев за не - сколько столетий до того. Какой след оставила эта первая католическая реконкиста? Многочисленные документы показывают, что в момент высадки на острове представителей Общества Иисуса для насаждения на нем своих законов и римских порядков духовная жизнь его населе - ния находилась в плачевном состоянии. Священники, если и умеют чи - тать, не знают ни латыни, ни грамматики и, что хуже всего, не умеют служить обедню. Это те же крестьяне, часто одевающиеся в мирское платье, работающие в поле или в лесу и воспитывающие своих детей наравне со всеми. Неудивительно, что христианское благочестие их па - ствы отличается своеобразием: ей незнакомы «Верую» и «Отче наш»; некоторые не умеют даже креститься. Суеверие находит здесь самую благодатную почву. Остров наполовину отвращен от христианской веры и цивилизации и подпал под власть идолов и варварства. Люди здесь враждебны и безжалостны друг к другу. Убийства совершаются даже в церкви, а священнослужители не хуже других умеют управлять - ся с копьем и кинжалом, а также с ружьями, новым видом оружия, рас - пространившимся на острове в середине века и умножающим раздоры. Между тем в заброшенных церквах струится дождевая вода, растет тра­ва, живут ящерицы и змеи... Сделаем скидку на естественные преуве - личения, допускаемые миссионерами с самыми лучшими намерениями. Тем не менее общая картина остается верной. Ее дополняет такая черта: этот полудикий народ способен к душевным порывам, впечатляющим

проявлениям чувств. Достаточно появиться заезжему проповеднику, чтобы церковь сверх меры заполнилась горцами; лишние стоят на ули­це, под проливным дождем, и желающие исповедаться ждут своей

54

очереди до полуночи ...

То, что сообщают нам в XVI веке агиографы этого времени, особен­но Ибн Аскар, о марабутском завоевании гор Суса, равным образом по­зволяет судить о том, в какой атмосфере чудесного жили святые и их по­клонники в мусульманской стране: «Мы находим их в окружении толпы шарлатанов, безумцев и простаков»55.

Мы не должны удивляться тому, что фольклор этих заоблачных краев свидетельствует о наивном легковерии. Магические обряды и суеверия заполняют их повседневную жизнь и способствуют успеху в том числе и самого грубого надувательства56.

Новелла доминиканца Банделло57 переносит нас в маленькую аль­пийскую деревню недалеко от Брешии в начале XVI века: несколько домов, быстрый ручей, фонтан, большие амбары для хранения кормов и, посреди своего маленького стада, приходской священник, заботой которого является благословение жилищ, амбаров, яслей, проповедь слова Божия и демонстрация примеров добродетели. Но вид молодой крестьянки, пришедшей за водой к фонтану священнослужителя, зажи­гает в нем вожделение. «Вам угрожает ужасное несчастье, — обращается он к своей пастве, — ангел мщения в виде страшной птицы, грифона, готовится обрушить на вас наказание за грехи. Как только он появится, я позвоню в ко­локол, а вы зажмуритесь и будете оставаться неподвижными». Сказано — сделано: никто не пошевелился, пока колокол не прозвонил во второй раз... Банделло и не думает усомниться в правдоподобии своего рассказа.

Разумеется, это всего лишь простой пример, который можно помес­тить в огромную картотеку сельских суеверий, остающуюся еще почти закрытой для историков. Грандиозная и бурная эпидемии «дьявольщи­ны» прокатывается из конца в конец по старой Европе, держит в напря­жении ее народы, особенно жителей отсталых горных областей в силу их оторванности от просвещения. Колдуны, чародейство, первобытная магия, черная месса — это плоды старого культурного подсознания, от которого западная цивилизация никак не может отделаться. Горы являются любимым пристанищем этих избирающих окольные пути культур, которые уходят в глубину веков и переживают Возрождение и Реформацию. В конце XVI века «волшебные» горы простираются от Германии до миланских или пьемонтских Альп, от находящегося

в революционном и «дьявольском» брожении Центрального Массива до Пиренеев с их солдатами-целителями, от Франш-Конте до страны басков! В 1595 году в Руэрге «чародеи владеют умами невежественного населения» — ввиду удаленности церквей ему неизвестна даже Библия. Повсюду роль культурного и социального реванша выпадает на долю шабаша, в отсутствие четко ориентированных общественных преобра - зований происходит переворот духовный58. На исходе века XVI и даже в первое десятилетие следующего Дьявол без опаски перемещается по всем странам Европы, и мне кажется, что горные перевалы Пиренеев распахивают перед ним даже двери Испании. В 1611 году в Наварре ин - квизиция сурово расправляется с сектой, насчитывающей более 12 ты - сяч сторонников, которые поклоняются Демону, возводят ему алтари и вступают с ним в сношения по всякому поводу59. Но оставим этот без­брежный сюжет. В данный момент нас интересуют только проблемы неравномерности, запаздывания в развитии горных миров.

Г орная свобода60

Бесспорно, что жизнь городов и равнин мало затрагивает эти заоб­лачные миры. Она просачивается туда по каплям. То, что произошло с христианством, можно отнести не только к религии. Большая часть горных областей осталась вне пределов досягаемости феодального ре - жима, его политической и социально -экономической системы и его органов правосудия. Если их влияние и ощущалось, то только час - тично. Этот факт отмечают применительно к горам Корсики и Сарди - нии, но он приложим также и к Луниджане, которую итальянские ис - торики рассматривают как своего рода континентальную Корсику, рас­положенную между Тосканой и Лигурией61. Его наличие можно удосто­верить всюду, где недостаток человеческого материала, его малая плотность, его рассеяние помешали утверждению государства, господ - ствующих языков и крупных цивилизаций.

Исследование вендетты приводит к наблюдениям такого же поряд - ка: районы, в которых распространена вендетта (отметим, что все это горные районы), не прониклись духом Средневековья, они остались непроницаемы для его идей феодального правосудия62: таковы, напри­мер, страны берберов, Корсика или Албания. Марк Блок63 замечает по поводу истории Сардинии, что в Средние века «она знала широко сеньоризованное, но не феодализированное общество», вследствие того

что остров длительное время не был подвержен воздействию грандиоз­ных процессов, протекавших на континенте». Здесь вновь подчеркива­ется островной характер Сардинии, который по справедливости явля­ется решающим фактором ее прошлого. Не менее важно наряду с этим наличие горных территорий. В такой же — если не в большей — степе­ни, как и море, они отгораживают население от внешнего мира; до на­ших дней в Оргозоло и других местах из их недр выходят романтиче­ские и жестокие разбойники, которые не желают считаться с законами со­временного государства и с карабинерами. Эти незаурядные личности час­то привлекают внимание этнографов и кинорежиссеров. «Кто не ворует, — говорит персонаж сардинского романа, — тот не мужчина»64. И другой: «Я сам устанавливаю для себя закон и беру, что захочу»65.

Если в Сардинии, как и в Луниджане, как и в Калабрии, как везде, где наблюдения (если они возможны) регистрируют отсутствие при - знаков великих течений истории — если там сохраняются архаичные общественные институты (в том числе и вендетта), то причина этого очень проста: горы есть горы. Г оры — это преграды. Но одновременно и убежище, страна свободных людей. Ведь все запреты и ограничения, которые цивилизация (политическое и социальное устройство, денеж­ные отношения) накладывает на человека, здесь недействительны. Здесь нет богатых землевладельцев с мощными и разветвленными корнями (сеньоры Атласов, креатуры Махзена ведут свою родослов­ную из недалекого прошлого);, в XVI веке в Верхнем . Провансе сель­.      . ** скии дворянин, «cavaiersalvatie» ,

живет рядом со своими крестьянами,

как и они, обрабатывает свой участок и не стыдится ни пахать, ни ко­пать землю, ни возить на своем ослике дрова или навоз: он является вечным укором «в глазах прованской знати, живущей в основном в городах, как в Италии»66. Здесь нет богатого и зажиточного духовен­ства, ненавидимого, а тем более высмеиваемого: священник здесь так же беден, как и его прихожане67. Населенные пункты тут редки, как и представители власти, здесь нет городов в полном смысле слова; добавим, что нет и стражей порядка. Это внизу люди живут в стеснении, в удуш­ливой атмосфере, рядом с получающими доходы клириками, высоко­мерными дворянами и строгими судьями. Горы — это приют свободы, народоправства, крестьянских «республик».

Правительство султана в Марокко.

«Дикий» или «сельский» рыцарь.

«Самые скалистые местности всегда были прибежищем свободы», — говорит ученый барон де Тотт в своих «Записках»68. « Проезжая по по­бережью Сирии, — замечает он69, — можно видеть, что (турецкий) деспо­тизм распространяется на всю прибрежную полосу, но останавливается у подножия гор, у первой скалы, у первого ущелья, подходящего для обороны, так что курды, друзы и мутуали , хозяева Ливана и Антилива- на, всегда хранят независимость». Злосчастный турецкий деспотизм! Господствуя над дорогами, переходами, городами и равнинами, что значит он в горных областях Балкан и других стран, в Греции и в Эпире, на Крите, где сфакиоты в XVII веке под сенью своих вершин смеются над любыми властями; в Албании, где, правда гораздо позже, протекает жизнь Али Паши Тепеленского? Управлял ли когда-нибудь городом Монастир Вали бей, завладевший им благодаря турецкому за­воеванию XV века? Вообще-то его власть распространялась на грече­ские и албанские поселки, но каждый из них представлял собой кре­пость, небольшой очаг независимости, который при случае становился настоящим осиным гнездом70. Стоит ли после этого удивляться, что Абруцци, самая возвышенная, обширная и дикая часть Апеннин, могли уклоняться от подчинения византийцам, Равеннскому экзархату, а затем власти папского Рима, хотя Папское государство расширяется к северу, через Умбрию до самой долины По71, а Абруцци соседствуют с Римом? Стоит ли удивляться что в Марокко область Блед эс сиба, не подчиняющаяся султану, расположена в основном в горах?72

В некоторых случаях еще заметные остатки этой горной свободы сохранили свою жизнеспособность до наших дней, несмотря на бремя современной административной системы. В марокканском верхнем Ат­ласе, замечает Робер Монтань73, «поселки, громоздящиеся друг над другом на освещенных солнцем крутых берегах горных потоков, рядом с огромными ореховыми деревьями, увлажняемыми бурлящими водами Атласа, незнакомы с домами шикхов или с халифатами. В этих долинах стараться отличить жилище бедняка от дома богача было бы напрасным трудом. Каждый их этих маленьких горных кантонов является отдель­ным государством, управляемым собственным советом. Собравшись на террасе, старейшины в одеяниях из темной шерсги часами обсуждают дела поселка; никто не повышает голоса, и, глядя на них, трудно определить,

Племя в горах Ливана.

Сфакиогы — население западных областей Крита.

кто среди этих людей главный». Прочность их жизненных устоев обес - печивается достаточной возвышенностью этого уголка гор, достаточной его удаленностью от больших дорог, трудностью доступа к нему: на сего­дня это редкость, в отличие от прошлых времен, когда еще не было раз - витой дорожной сети. Так, Нурра в Сардинии, соединенная с остальными частями острова легкодоступной равниной, долгое время оставалась в стороне от дорог и торговых путей. На одной из карт XVIII века можно прочесть следующую легенду, составленную пьемонтским картографом: «Нурра, непокоренный народ, который не платит налогов!»74

Ресурсы и бюджет гор

Таким образом, горы держатся в стороне от большой истории, от - казываясь как от ее притязаний, так и от ее благотворного воздействия. А может быть, это она не хочет иметь с ними дело. Однако жизнь каким- то образом ухитряется связывать обитателей вершин с их собратьями внизу. В Средиземноморье нет этих неприступных гор, которые, со - ставляя несомненное большинство на Дальнем Востоке, в Китае, Япо - нии, Индокитае, Индии, доходят до Малакского полуострова75 и ко­торые, не вступая во взаимоотношения с низменностью, создают свои собственные миры. Дороги в средиземноморские горы открыты, и по ним можно двигаться, хотя они извиваются среди крутых скал и их качество оставляет желать лучшего; эти дороги служат «своего рода проводниками равнины» и ее могущества к заоблачным высотам76. По ним шествуют харки султана Марокко, маршируют римские легио - неры, движутся терсии испанского короля, церковные миссионеры,

77

странствующие проповедники .

В самом деле, кипение средиземноморской жизни столь бурно, что под давлением необходимости она во многих случаях разрушает пре - пятствия, создаваемые неблагоприятными чертами рельефа. Из 32 пе - ревалов, находящихся собственно в Альдах, 17 уже использовались римлянами . К тому же горы часто перенаселены, по крайней мере они не могут прокормить избыточного населения. Количество жителей здесь достигает демографического оптимума и переходит его: лишние рты должны время от времени спускаться с гор на равнины.

Ед. ч. «харка», отряды ополченцев.

Пехотные части, разбитые на тройки: пикинер, аркебузир и щитоносец.

Нельзя сказать, что горы полностью лишены жизненных ресурсов и пригодных для обработки почв, расположенных в глубине долин, на террасах, устроенных вдоль крутых обрывов. Там и тут среди бесплод - ных известняков имеются вкрапления флиша или мергелей, на ко - торых можно выращивать пшеницу, рожь или ячмень. Иногда местами попадается плодородная земля: Сполето находится в центре довольно обширной и относительно богатой равнины; в Аквиле, в Абруццах выращивают шафран. Чем дальше на юг, тем выше границы, до ко - торых могут произрастать сельскохозяйственные культуры и плодовые деревья. В северных Апеннинах сегодня каштановые рощи подни - маются на высоту 900 м; в Аквиле пшеница и ячмень растут на отметке 1680 м; в Козенце кукурузу, появившуюся в XVI веке, выращивают на высоте 1400 м, а овес — на высоте 1500 м; по склонам Этны виноградники восходят до отметки 110 м, а каштановые леса — до отметки 1500 м79. В Греции посадка злаков производится на высоте 1500 м, а виноград­ников — до 1250 м80. В Северной Африке эти границы находятся на еще более высоких отметках.

Одно из преимуществ горной местности заключается в том, что она располагает различными ресурсами, начиная с оливковых, апельсино - вых и тутовых деревьев на нижней части склонов до настоящих лесов и пастбищ ближе к вершинам. Наличие садовых культур сочетается с вы - годами скотоводства: разведения баранов, овец и коз, а также свиней. Относительно более многочисленное, чем сегодня, скотоводство неко - гда процветало на Балканах, как и в Италии и в Северной Африке. Поэтому горы — это страна молочных изделий и сыров81 (сардинский сыр в XVI веке целыми кораблями развозили по всему западному Сре - диземноморью), свежего или прогорклого масла, вареного и жареного мяса. Что касается дома горцев, то почти всегда это жилище пастухов и скотоводов, рассчитанное скорее на животных, чем на людей . Пьер Лескалопье, переезжая в 1574 году через горы Болгарии, предпочитает спать под «каким-нибудь деревом», чем в глинобитных домах крестьян, где скотина и люди ночуют «под одной крышей таким отвратительным образом, что можно пропитаться их вонью»83.

Прибавим, что леса в эту эпоху были более густыми, чем сегодня84. О них можно составить себе представление по национальному парку Валь ди Корте в Абруццах, с его буковыми чащами, поднимающимися на высоту 1400 м, и его фауной, состоящей из парнокопытных, медведей и диких кошек. Богатые дубовые леса Монте Гаргано кормили целые

деревни плотников и лесоторговцев, чаще всего обслуживавших корабле­строителей из Рагузы. Горные села и верховные собственники земли ос­паривали между собой права владения этими лесами так же горячо, как вы­сокогорными пастбищами. Что касается перелесков и зарослей кустарни­ков, то они пригодны для целей скотоводства, иногда для устройства фрук­товых садов; в них водятся дичь и пчелы85. Другие преимущества: множество источников, богатых водой, столь драгоценной в этих южных землях, и, наконец, рудники и каменоломни. В самом деле, в горах сосре­доточены почти все запасы полезных ископаемых Средиземноморья.

Но эти преимущества нельзя назвать повсеместными. Есть горы, покрытые каштановыми рощами (Севенны, Корсика), дающие драго - ценный «древесный хлеб»86 — каштаны, которые при случае заменяют пшеничный хлеб, есть горы, покрытые шелковичными рощами: их ви - дел Монтень под Луккой в 1581 году87; они росли на холмах Гранады. «Эти люди, — объяснял в 1569 году алжирскому «королю» Ульдж Али испанский агент Франческо Гаспаро Корсо88, — эти жители Гранады не представляют опасности. Что они могут предпринять против като - лического короля? Они не привыкли к обращению с оружием. Всю жизнь они ковыряются в земле, ухаживают за скотиной, разводят шел - ковичных червей». Есть также горы, покрытые ореховыми рощами: се­годня в берберском Марокко лунными ночами, под столетними оре - ховыми деревьями в середине деревни устраивают великие праздники

89

примирения .

Таким образом, бюджет гор не так уж скуден, как можно было бы предположить. Жизнь здесь возможна, хотя и тяжела. Каких трудов требует земледелие на горных склонах, где нельзя использовать до - машних животных! Здесь приходится обрабатывать каменистую почву вручную, удерживать землю, которая оседает и сходит вниз по склонам; в случае необходимости поднимать ее снизу до самой вершины и скла­дывать для нее загородки из камней. Тяжкий и неустанный труд! Если остановиться, горы вернутся к своему "первобытному состоянию, и все придется начинать сначала. Когда в XVIII веке население Каталонии завладевает высокогорными каменистыми землями прибрежного мас­сива, колонисты с удивлением обнаруживают среди кустарника огром - ные оливковые деревья, оставшиеся жизнеспособными, и ограды из сложенных камней, — доказательство того, что их приход был

90

возвращением .

Горцы в городе

Этот суровый образ жизни91 и бедность, надежда на большие удоб­ства и притягательность платы за труд побуждают горцев спускаться в низину (всегда спускаться, никогда не взбираться), говорит каталон - ская поговорка92. Дело в том, что ресурсы гор при всем их разнообра­зии всегда ограниченны. Когда пчел становится слишком много93, улей переполняется, и волей неволей им приходится роиться. Улей нужда - ется в свежем воздухе во что бы то ни стало. Он отбрасывает лишние рты, как вчерашние Овернь и особенно Канталь извергали из себя

~      94

людей: детей, ремесленников, подмастерьев, попрошаек .

Трудно проследить за этой богатой событиями историей. В доку - ментах нет недостатка, их даже слишком много. Покинув пространство гор с их смутными воспоминаниями, на равнине и в городах мы вступа­ем в царство упорядоченных архивов. Вновь прибывший или уже по - бывавший здесь житель гор всегда встречает внизу кого -то, кто занесет его приметы на карточку и составит более или менее занятный портрет. Стендаль наблюдал сабинских крестьян в день Вознесения в Риме. «Они спускаются с гор, чтобы встретить великий праздник в соборе Святого Петра и посетить службу»95. «Они закутаны в суконные плащи, сшитые из лоскутьев, ноги заворачивают в портянки, перевитые скре - щивающимися шнурами; свой угрюмый взгляд они прячут под лохма - ми черных волос; на грудь свисают войлочные шляпы, которые при - обрели темно-бурый цвет от дождей и солнца; крестьян сопровождают их домочадцы, столь же дикие, как и они сами»96. По обитателям гор ме­жду Римом, озером Турано, Аквилой и Асколи можно судить, на мой взгляд, добавляет Стендаль, о нравственном состоянии Италии около 1400 года»97. В Македонии в 1890 году Виктор Берар встречает везде - сущих албанцев, одетых в живописные костюмы кавалеристов и про - фессиональных солдат98. В Мадриде Теофилю Готье встречаются торговцы водой, «молодые галисийские muchachos , в куртках табачно­го цвета, в коротких панталонах, в черных гетрах и остроконечных ша - почках»99; были ли они так же одеты, когда бродили по Испании в XVI веке (впрочем, там были и женщины) по ventas , о которых говорит Сервантес, в компании своих соседей-астурийцев100? Один из последних,

Парни. Постоялым дворам.

Диего Суарес, по профессии, видимо, солдат, автор записок о событиях в Оране в конце XVI века, рассказывает о своих похождениях, о том, как он бежал еще ребенком из родительского дома, как нанялся рабо­тать на строительство Эскориала, где пробыл некоторое время, найдя для себя подходящее пропитание, el plato bueno . Но его родные, в свою очередь, спускаются с гор Овьедо, несомненно, для того, чтобы участво­вать, как и многие другие, в летних сельскохозяйственных работах в старой Кастилии. И Диего скрывается по соседству, чтобы не быть узнанным101. Вся старая Кастилия кишит иммигрантами с гор, которые приходят с севера и иногда возвращаются туда. Эта Монтанья , ко­торая является продолжением Пиренеев от Бискайи до Г алисии, едва может прокормить своих жителей. Многие из них погонщики мулов, такие как марагаты 102, о которых мы еще будем говорить, или как крестьяне-возчики из partido * . Рейноса, отправляющиеся на юг с подводами, груженными ободьями и досками для бочек, и затем воз-

103

вращающиеся в свои деревни и поселки на севере с зерном и вином . Постине, не сыскать средиземноморского региона, который не кишел бы этими горцами, непременными участниками жизни городов и равнин, выделяющимися своими багровыми лицами, часто своей одеж­дой, своими всегда вызывающими любопытство обычаями. Город Спо- лето, который в 1581 году посетил Монтень, пересекая плоскогорье по дороге от святых мест Богоматери Лоретской, является центром, при­тягивающим людей особого рода, мелочных торговцев и барышников, готовых ко всякого рода посредничеству, для которого требуется по­больше сметки, чутья и поменьше щепетильности. Банделло в одной из своих новелл показывает, какими пылкими и страстными ораторами они становятся в трудную минуту, как они не лезут за словом в карман и умеют быть убедительными, когда чувствуют в этом необходимость. Именно сполетинцы, говорит он, издеваются над простаками, благо - словляя их именем святого Павла, зарабатывают с помощью ужей и без­зубых гадюк, попрошайничают и поют на площадях, продают бобовый порошок в качестве средства против чесотки. С корзиной, подвешенной

Хороший стол (исп.).

Гора.

Жители области Марагатерия в Леоне. Округа.

на шею через левую руку, они слоняются по всей Италии, громкими

1П4

криками зазывая прохожих .

Жители Бергамаско105 — так называют в Милане все население в контадо — также хорошо известны в Италии XVI века. Где только их не встретишь! В Генуе и в других портах они работают грузчиками. На­завтра после битвы при Мариньяне они возвращают к жизни окрест­ные миланские земли, покинутые во время войны106. Несколькими го­дами спустя Козимо Медичи пытается привлечь их в Ливорно, город, где никто не хочет жить из-за лихорадки. Эти грубые мужланы, неук­люжие, прижимистые, привычные к тяжелому труду, «странствуют по всему миру», замечает Банделло107 (в Эскориале работал даже архи­тектор Джован Баттиста Кастелло по прозвищу Бергамаско108), «но они не тратят больше четырех кваттрино в день и спят не на постели, а на соломе». Разбогатев, они наряжаются и важничают, не становясь от это­го более великодушными, менее неотесанными или смешными. Как на­стоящих комедийных персонажей их по традиции изображают в роли

тг      * * *

карикатурных мужей, посылаемых женами в Корнето , как деревен­ского чурбана в одной из новел Банделло; если это может служить из­винением, его извиняет то, что он нашел себе супругу в Венеции, среди тех красавиц, которые продают свою любовь за одну пьечетту поза - ди собора Сан Марко109.

Однако не превращается ли этот портрет в карикатуру? Горец легко становится посмешищем для господ, живущих в городах и на равнине. Он подозрителен, он внушает страх, он потешен. В Ардеше еще около 1850 го­да жители гор спускались вниз по случаю знаменательных событий. Они приезжали на мулах в полной сбруе, надев праздничную одежду, с женами, увешанными сверкающими и дутыми золотыми украшениями. Уже их наряды отличались от нарядов равнинных жителей, хотя и те и другие имели местные черты, и строгая старомодность их костюмов обычно забав­ляла деревенских кокеток. Мужланы сверху вызывали только иронию у крестьян внизу, и браки между их семьями были редкими110.

Городская округа (ипшл.). В дальнейшем язык не уточняется, если из контекста ясно, о каком языке идет речь, или если примечание относится к итальянскому языку.

Мелкая медная монета.

Город в Италии; здесь по аналогии с «корнуто» — рогоносец.

Мелкая серебряная монета.

Таким образом, социальные и культурные барьеры постепенно за­меняют собой довольно прозрачные географические барьеры, которые беспрерывно нарушались самыми разными способами. Горцы иногда спускаются вместе со стадами, и это является одной из стадий перего­нов скота на выпас; иногда в разгар жатвы они нанимаются на работу внизу, и эти сезонные миграции носят гораздо более частый и об - ширный характер, чем обычно думают: это и савояры111 на пути в ниж­нюю Рону, и пиренейцы, нанимающиеся на сбор урожая близ Барсело­ны, и даже корсиканские крестьяне, всякое лето в XV веке пере­бирающиеся в тосканскую Маремму112. Иной раз они окончательно обосновываются в городе или на сельских землях внизу: «...сколько дере­вень в Провансе и даже в Конта своими улочками, извивающимися по крутым склонам, напоминают об их родине в горах, о маленьких город­ках южных Альп»113, откуда вышли их жители? Еще вчера для сбора урожая парни и девушки с гор приходили целыми толпами на равнины и побережье нижнего Прованса, где «гаво(т)»**, выходец из Гапа, по су­ти дела имя нарицательное, всегда был известен «как человек, способ­ный к тяжелой работе, небрежно одетый и привычный к грубой пи- ще»114. Такие же наблюдения на более ограниченном, но и более све­жем материале можно сделать, обратившись к лангедокским равнинам, на которые стекается бесконечный поток эмигрантов с севера, из Дофи­не, а еще более из Центрального массива, Руэрга, Лимузена, Оверни, Виваре, Велэ и Севенн. Этот поток затопляет Нижний Лангедок и обычно перехлестывает его границы в направлении богатой Испании. Его состав обновляется каждый год и почти каждый день за счет обез­земеленных крестьян, безработных ремесленников и батраков, прихо­дящих на жатву, на сбор винограда или на молотьбу, за счет искателей приключений, оборванцев и нищенок, странствующих проповедников и монахов, музыкантов и пастухов, сопровождающих скот. Голод — ве­ликий организатор этих походов с гор. «В основе этого исхода, — призна­ет историк, — во всех случаях лежит очевидное сравнение уровней жиз­ни, говорящее в пользу средиземноморских равнин»115. Эти оборванцы бредут в обе стороны, умирают на дороге или в больнице, но в конце кон­цов они обновляют человеческие ресурсы внизу, где веками закрепляется

Венэссен.

Отсюда название танца.

тип бродяги-северянина, довольно высокого роста, с голубыми глазами и русыми волосами

Перегоны скота на пастбища в горы сопровождаются перемеще - ниями с этажа на этаж, далеко превосходящими все остальные, но это возвратно-поступательное движение, о котором мы поговорим подроб - нее в дальнейшем.

Другие формы экспансии населения гор не имеют ни таких раз - меров, ни такого постоянства. Нам становятся известными только от - дельные ее случаи, с трудом поддающиеся оценке, за исключением, быть может, «военных» миграций, ибо все или почти все горы имеют свои «швейцарские кантоны»11 . Помимо бродяг и авантюристов, ко - торые следуют за обозами, не получая ни гроша, в надежде поживиться военной добычей, горы поставляют профессиональных солдат, по тра - диции служащих тому или иному государю. Корсиканцы сражаются под знаменами французского короля, Венеции или Генуи. Солдаты герцогства Урбино и Романьи, которых отдают на службу по контракту их правители, имеют дело в основном с Венецией. Если их господа из - меняют, как в сражении при Аньяделло в 1509 году117, то крестьяне также следуют за ними, оставляя на произвол судьбы Республику святого Марка. В Венеции всегда хватает мелких властителей из Романьи, нару­шивших присягу и находящихся под судом, обращающихся в Рим с просьбой об отпущении грехов и о возврате имущества118; за это они от­правляются в Нидерланды служить Испании и католической Церкви! Сто­ит ли ссылаться еще на албанцев, на палликаров Морей, на «анатолийских быков», которых привозят в Алжир и в другие места из нищих гор Азии?

Заслуживает отдельного рассмотрения история албанцев11 . От­личаясь повышенной привязанностью к «саблям, золотому шитью, почестям»12 , они чаще всего покидают родные горы, именно чтобы стать солдатами. В XVI веке они встречаются на Кипре12 , в Вене­ции , в Мантуе , в Риме, в Неаполе , на Сицилии, повсюду вплоть до Мадрида, где они надоедают своими прошениями и своими жалобами, требованием бочек пороха или годового содержания, своей дерзостью, своей вспыльчивостью и драчливостью. Вследствие этого в Италии перед ними постепенно закрываются все двери. Тогда они отправ - ляются в Нидерланды12 , в Англию12 , во Францию во время наших ре­лигиозных войн; это солдаты, ищущие приключений, за которыми

От греч. «храбрый», ополченцы при турках.

127             ,      128      ,

тянутся их жены, дети и их попы . Правители Алжира и Туниса от­казывают им, затем бояре Молдавии и Валахии. Тогда они устремляются на службу Порте, как это было с самого начала и как это стало массовым явлением начиная с XIX века. «Где сабля, там и вера»: они за тех, кто их кормит. А если нужно, «они признают своим пашой свое ружье и ви - зирем свою саблю»12 , распоряжаясь ими по собственному усмотрению и становясь разбойниками. Начиная с XVII века множество албанцев, в большинстве своем православные, рассеиваются по Греции, где они ведут себя, как в побежденной стране. Шатобриан не мог не обратить на них внимания в 1806 году130.

История Корсики, Корсики вне собственно острова, не менее по - учительна. Повсюду эта страна хочет получить свое, что, впрочем, более или менее справедливо. «Сколько островитян стали знаменитыми в Ис - пании», — записывает де Бради131. Де Лекас, иначе Васкес, был мини­стром Филлипа II (это совершенно точно, и Сервантес даже посвящал ему стихи). Де Бради продолжает: настоящий Дон Жуан был корсикан - цем, корсиканцем по отцу и по матери, он называет нам даже его имя и имена его родителей; поднимается также вопрос о том, чтобы устано­вить, родился или нет Христофор Колумб в Кальви! Не вдаваясь в пре - ния о Дон Жуане, можно установить большое число несомненных корси­канцев — моряков, барышников, торговцев, сельскохозяйственных рабо­чих — если не говорить о короле Алжира132 или о пашах и ренегатах турецкого султана, — которые рассеяны по всему Средиземному морю.

Столетия эмиграции раскидывают по свету и миланских горцев. Мы го­ворили о жителях Бергамаско, подданных Венеции. Но в Альпах нет ни од­ной горной долины, которая не имела бы своего выводка эмигрантов, всегда готовых к отправлению. Часто новые изгои находят приют на своей второй родине. Бродячие торговцы скобяными товарами из Валь Виджеццо по тра­диции отправлялись во Францию, где иногда оседали окончательно, напри­мер семья Меллерио, сегодняшние ювелиры с улицы де ля Пэ13 . Жители Тремеццо предпочитали Рейнскую область: из их рядов вышли Майнони и Бренгано, франкфуртские банкиры13 . Начиная с XV века эмигрантов из Вальмазино притягивал к себе Рим135. Мы встречаем их в аптеках и бу­лочных вечного города, а также в Генуе. Мужчины трех pievi* озера Комо — особенно из Донго и Градевоны — открывали постоялые дворы вплоть до Палермо. Отсюда довольно любопытно и ясно прослеживаемое сходство

Приходов.

женских костюмов и причесок местности Валь ди Бренцо*136. Дело в том, что за этими отъездами часто следовало возвращение. Так, в Неаполе в XVI веке можно встретить немало типично миланских имен137; но, как говорил в 1543 году консул Дж. Ф. Озорио, «когда ломбардцы, которые приезжают сюда тысячами на заработки, накопят немного денег, они возвращаются с ними в Милан»138. Ломбардские каменщики — (без сомнения, жители Альп) в 1543 году строят замок в Аквилее13 ; с наступлением зимы они возвращаются домой. Но если проследить за перемещениями этих каменщиков или каменотесов, то речь должна идти обо всей Европе и, бесспорно, обо всей Италии. В 1486 году lapi- cide lombardi участвовали в постройке Дворца дожей в Венеции140.

Даже такая континентальная, такая закрытая со всех сторон стра­на, как Армения, не избежала этого неумолимого для всякой горной ме - стности жребия. Не станем доверять армянским басням о Мюратах, ко - торые под их настоящим именем Мурадян якобы происходят из Кара - баха на Кавказе14 . На поверку они выглядят еще менее правдоподоб­ными, чем версия о корсиканском Дон Жуане. Но бесспорно, что армянское рассеяние протекало в направлении Константинополя, Тифлиса, Одессы, Парижа, Северной и Южной Америки. Значительная заслуга принадлежит армянской диаспоре в развитии великой Персии шаха Аббаса в начале XVII века: она поставляла, наряду с прочим, не - обходимых для этого негоциантов142, которые в то время143 добирались в своих вояжах до ярмарок Германии, до венецианских набережных и до торговых лавок Амстердама14 . Их предшественники, пытавшиеся наладить подобные связи, потерпели неудачу. Армяне добились успеха отчасти вследствие того, что были христианами, и во многом благодаря неустанному труду, упорству, умеренности и неприхотливости, ко - торые присущи истинным горцам. «Возвращаясь из христианских стран, — замечает хорошо знакомый с ними Тавернье, — они везут с собой самый разнообразный и мелочной галантерейный товар из Венеции и Нюрнберга, как-то: зеркальца, латунные перстни с финифтью, бусы, ко - торыми они оплачивают купленные в деревнях съестные припасы»145. У себя в доме в Зольфе, богатой армянской колонии в Исфагане, они на - капливают большие состояния в наличных деньгах, что позволяет им вести такую же праздную жизнь, какую ведут персы, наряжать своих

С южными. Ломбардские

каменотесы.

жен в венецианскую парчу и украшать своих коней серебряной упря - жью. Правда, они могут играть на двух коммерческих досках и, не до - вольствуясь Европой, вести торговые дела с Индией, Тонкином, Явой, с Филиппинами «и всем Востоком, за исключением Китая и Япо - нии»14 . Иногда они отправляются туда сами: Тавернье совершает путе­шествие в Сурат и в Голконду с сыновьями крупного армянского купца из Зольфы; иногда пользуются подставами, устроенными в большом городе по соседству с «баньянами», богатыми индийскими торговцами, эмиссарами азиатского купечества в персидской столице. Некоторые армяне владеют кораблями в портах Индийского океана14 .

Этой эмиграцией конца XVI и начала XVII века объясняется Ре­нессанс в Армении, подобный венецианскому. Но не был ли такой вы - ход за установленные пределы, сколь благотворный, столь и пагубный, причиной того, что уже начиная с XIV века в Армении прекратилось формирование государства, да и вообще социальной среды, обла- дающей высоким потенциалом? Преуспеяние обернулось для страны проигрышем.

История гор — начало истории Средиземноморья?

Горы, пожалуй, можно назвать кузницей человеческих ресурсов, используемых в других местах; благодаря своему беспорядочному, рас - точительному образу жизни они питают всю историю моря148. Возмож­но, эта история вначале протекала именно в горах. Очень похоже, что образ жизни раннего Средиземноморья был образом жизни гор, ведь в средизменоморской цивилизации, «так же как и в цивилизации Ближнего Востока и Азии, прослеживаются и дают о себе знать ското - водческие наслоения»14 , напоминающие о первобытном мире перего - нявших свои стада и кочевавших с места на место охотников и пастухов, с редкими вкраплениями скороспелых высокоразвитых культур. Их жизнь была тесно связана с высокогорьем, часто преображенным чело - веческими руками.

Каковы причины этого? Быть может, богатый выбор природных ресурсов, а также то, что равнины были изначально заболоченными и служили рассадником малярии, либо они были подвержены наводне­ниям во время разлива рек. Населенные равнины, являющие собой се - годня образцы процветания, — это поздний результат, выстраданный столетиями коллективных усилий. В Древнем Риме в эпоху Варрона

жило еще воспоминание о временах, когда на лодках плавали по Ве - лабру*. Лишь постепенно производственная деятельность человека распространилась с вершин на низменности, грозящие лихорадкой, по - блескивающие стоячей водой.

Доказательств этому достаточно. Вот карта доисторичесгих поселе - ний Нижней Роны, позаимствованная из исследования П. Жоржа15 Все известные стоянки расположены на верхних пластах известняка, которые доминируют над низменностью дельты на востоке и на севере. Прошли тысячелетия, пока в XV веке не начались работы по осушению Роны151. Точно так же в бассейнах и в долинах рек Португалии отсутст­вуют доисторические слои. Горы, напротив, были населены уже в эпоху бронзы. Истребление лесов в них началось гораздо раньше, чем в сред - ней Европе. В IX—X веках жизнь текла еще вблизи от вершин; поселе­ния, которые восходят к этой эпохе, эпохе астуро-леонских королей, почти всегда, и это не случайно, расположены выше современных деревень15 .

Пример Португалии уводит нас за пределы Средиземноморья. Но вот область, находящаяся в самой его сердцевине, Тоскана — страна нешироких и естественным образом заболоченных равнин, пересекаемых долинами, которая образована постепенно поднимающимися холмами; здесь много древних городов, они возвышаются на последнем этаже, на склонах хол­мов, покрытых сегодня виноградниками и оливковыми рощами. Все это города этрусков, городки-крепости, вскарабкавшиеся на спины холмов; Hochruckenstadte , как называет их А. Филиппсон15 . Равнинные города Пиза, Лукка, Флоренция, напротив, приобретают значение позднее, в римскую эпоху , и еще долгое время болотистые топи вокруг Флорен­ции представляют опасность155 — впрочем, и в XVI веке тосканские низ­менности все еще не полностью осушены. Напротив, губительные воды в конечном итоге отвоевывают для себя новое пространство. Болота распро­страняются в Валь ди Кьяне и на краю равнины, затопляемой Тразимен - ским озером. Увеличивается количество заболеваний лихорадкой в Марем­мах и на пахотных равнинах Гроссетго, где, невзирая на все усилия полити­ки Медичи, не удается выращивать хлеб в объемах, достаточных для экс­порта156. Таким образом, противостояние гор и равнин является также противостоянием исторических эпох. Аграрные исследования научили нас

Площадь в Риме.

Захребетные города (нем ).

различать в Центральной и Западной Европе новые и старые земли — Alt- land* и Neuland** немецких историков и географов; первые обрабатывались в неолитическую эпоху, вторые были затронуты только средневековой и современной колонизацией. Старые земли, новые земли: в Средизем­номорье это почти синонимы понятий «горы» и «равнины».

ПЛОСКОГОРЬЯ, ПРЕДГОРЬЯ И ХОЛМЫ

Мы охотно согласимся, что этот эскизно начерченный образ гор не завершен. Жизнь не поддается упрощенному описанию, и горы раз­личаются своим рельефом, своей историей, своими нравами и даже осо­бенностями своей кухни. Прежде всего наряду с высокогорьем сущест­вуют небольшие горы: плато, холмы, revermonts , которые ничем не похожи и, напротив, всеми чертами отличаются от настоящих гор.

Возвышенные равнины

Плоскогорья — это большие открытые высокие равнины с сухой, по крайней мере в Средиземноморье, почвой и, следовательно, с твердой почвой; изредка их пересекают водные артерии. Дороги и тропинки истаптываются здесь относительно быстро. Так, плоскогорье Эмилии (впрочем, это едва ли плоскогорье, скорее, равнина) повсюду перекрещивается дорогами и всегда служило местом развития блестя­щей цивилизации, эмблемой которой выступает Болонья. Малая Азия со своими богатыми третичными перекрытиями (без них она остава­лась бы столь же дикой, как соседние Загрос или Курдистан)157, со своей караванной торговлей, караван-сараями, с ее городами в местах перевалочных пунктов является средоточием уникальной истории торговых путей. Высокогорные алжирские плато сами по себе являют­ся степной дорогой, бесконечно тянущейся от Бискры и впадины Шотт- эль-Ходна до марокканской Мулуйи158. В Средние века великий тракт, идущий с Востока на Запад, связывал их рынки, и этот позвоночный

Старая земля (нем ) Новая земля (нем.). Предгорья. Горы в Иране.

столб, существовавший еще до подъема Беджайи, до основания Алжира и Орана и до расцвета Сарацинского моря в X веке159, соединял всю Малую Африку между Ифрикией и Марокко.

Что касается двух плоскогорий в окрестностях Апеннин, которые на западе занимают приблизительно часть Умбрии и Тосканы, а на вос - токе — Апулии, то осмелимся ли мы утверждать вслед за Филиппсо - ном160, что они были важнейшей ареной исторического и культурного развития полуострова? Во всяком случае, роль их была велика. Ее значительность вытекает из того простого факта, самого по себе при - мечательного, что через эти форпосты Италии проходило множество путей. На западе Рим очень скоро проложил через туфовые плато юж - ной Этрурии свои дороги: виа Фламиния, виа Америна, виа Кассия, виа Клодия, виа Аурелия. Еще в XVI веке их маршрут протекал без изме­нений. Апулия, довольно низкое обширное известняковое плато161, по­вернутое на восток в сторону Албании, Греции и Леванта, равным обра - зом открыто для передвижения. Два ряда городов пересекают ее двумя длинными параллельными линиями: одна тянется по побережью от Барлетты до Бари и Лечче, другая — через 10 км вглубь, от Андрии до Битонто и Путиньяно162. С античных времен Апулия была очагом за­селения пространства, лежащего между морем и внутренней почти пус - тынной зоной — Мурдже*, но также и очагом культуры. Ввиду изоби - лия торговых путей она была издавна открыта для влияний с запада — ее латинизация163 прошла вполне гладко, — как и для тех воздействий, которые оказывают на нее с востока Греция и Албания, преодолевая разделяющее их море. Некоторые эпохи истории Апулии оставляют впечатление, что она буквально поворачивается спиной к полуострову; судя по всему, эта страна от начала до конца является созданием бесчис­ленного количества человеческих рук164. В XVI веке обширная и бога­тая область Пулье** является огромной житницей и хранилищем олив - кового масла. Всякий устремляется сюда, особенно венецианцы, ко - торые всегда вынашивали мечту обосноваться здесь и даже дважды, в 1495 и 1526 годах, были близки к ее осуществлению; но кроме них и другие города Адриатики — Рагуза, Анкона, Феррара165. Благодаря на­личию небольшой островной группы Тремити и деятельности Frati delia

Плато Ле Мурдже. Апулия (um.).

Carita*, которые там обитают, на протяжении XVI века в Апулии не прекращается контрабанда зерна16 .

Но самый яркий пример кипучей жизни этих плоскогорий являют собой в середине испанского полуострова Старая и Новая Кастилия, земли которых избороздили дороги или, скорее, дорожные колеи167, истоптанные к тому же тысячами ног и копытами караванов arrieres (роль возчиков, причудливые обыкновения которых описывает Сер - вантес, сравнительно невелика16 ). Эти бесконечные вереницы вьюч­ных животных, мулов, осликов, не видных из-под поклажи, пересекают Кастилию с севера на юг и с юга на север. Они перевозят все, что встречается на пути: зерно и соль, шерсть и лес, глиняную или фаянсо - вую посуду из Талаверы и путешественников.

Эти «грузоперевозки» позволяют Кастилии обеспечивать связи между окраинными областями полуострова, которые окружают ее и часто отделяют от моря. Именно благодаря этим сообщениям Кастилия, как было о ней ска­зано16 , «создала Испанию». Именно они определяют и, если угодно, обна­жают сущность экономики страны: в самом деле, с давних пор эти караван­ные пути ведут на восток, прежде всего в Барселону, в задачи которой, наря­ду с прочим, входила продажа испанской шерсти; затем в Валенсию, процве­тавшую в XV веке170, в эпоху Альфонса Великодушного (1316—1458); наконец, в Малагу и Аликанте, которые в XVI веке являются портовыми цен­трами торговли шерстью. А Шульте в своем труде о Grosse Ravensburger Ges- ellschaft полагает, что закат Валенсии в конце XV века вызван тем, что транспортировка товаров по кастильским дорогам, в полной мере раз­вернувшаяся при порядках, установленных католическими королями, пере­местилась в активные города Севера: Медину Дель Кампо, Бургос, Бильбао, через посредство которых Испания устанавливает связи с могущественной Северной Европой. Эта правдоподобная гипотеза снова обращает наше вни­мание на упомянутое пространственное ожиа\ение, на караванную торгов­лю, без которой невозможно понять ни Испанию в целом, ни саму Кастилию с ее городами, расположенными вдоль линии, протянувшейся с севера на юг вдоль дорог, служивших для выгона скота на горные пастбища и для пере­возки грузов, которые некогда были путями Реконкисты. Не стала ли эта простота сообщений первым условием действенного управления,

Братьев милосердия, францисканцев.

Погонщиков мулов.

Великом Равенсбургском товариществе (нем )

благодаря которому Кастилия, наставляемая «железной розгой» своих королей, о которой говорит в 1581 году171 венецианский посол, была так быстро и так успешно подчинена ими? Не случайно под действием всех этих причин Кастилия в это время становится центром тяжести и сердцем Испании172.

Страна, растущая на шпалере

На стыке гор и равнин173, в нижней части предгорий — в Марокко ее на­зывают Дир — прорисовываются узкие полоски глубоко укоренившейся и цветущей жизни. Возможно, потому, что на высоте от 400 до 200 м, вдали от ядовитых испарений равнины и в то же время в пределах произрастания col- tura mista создаются оптимальные для средиземноморского ареала условия. Кроме того, вода позволяет заниматься орошением и разведением искусст­венных садовых культур, украшающих эти полоски земли.

В Марокко, там, где Атлас переходит в Дир, простирающийся до боль­ших плоскогорий запада, при всяком спуске в долину можно видеть ороси­тельные каналы и рядом с ними сады и цветники, которыми восторгался отец Фуко . Равным образом, путешественник, едущий с севера, получает свои первые впечатления от Италии как истинно средиземноморской стра­ны, лишь далеко оставив позади Альпы, на подступах к Апеннинам, ко­торые простирают от Генуи до Римини, у основания полуострова, свои изрытые оврагами склоны, там и сям усеянные великолепными оазисами. Это впечатление бывает очень сильным весной, когда вступаешь в эту стра­ну зелени и цветов, страну возделываемых полей, где с виноградниками, оливковыми и вязовыми рощами соседствуют белеющие виллы, в то время как в долине По лишенные листвы деревья — тополи, ивы, шелковицы — кажутся еще скованными зимним холодом. Ибо смешение культур, сочета­ние плодовых деревьев, кустарников и иногда пахотных полей часто огра­ничивается линией предгорий.

«Как раз на этой высоте (от 200 до 400 м), — отмечает Видаль де Ла Блаш174, — по периметру римской Кампании протягивается цепь castelli romani , гнездятся старинные oppida , которые соприкасаются в районе

Смешанных культур.

Французский миссионер и ученый конца XIX в. Римских замков.

Укрепленные пункты, города.

Вольскских холмов с пустынной (во времена Видаля) полосой Понтий- ских болот, и античные города контролируют довольно безлюдные подступы к древней Этрурии. Первый план здесь занимают сады, зеле­неющие на фоне гор. Oppida гнездятся по отрогам скал, на невозделы­ваемых землях. Средоточием довольно оживленной деятельности яв­ляются здесь не города, а прилегающие к ним местности. Чистый и бла­готворный воздух сохраняет и подпитывает человеческие ресурсы, ко­торые когда-то поставляли Риму наилучший материал для его легио­нов, а сегодня — рабочую силу для эксплуатации Кампании».

Такие же пейзажи, карабкающиеся по шпалерам, встречаются на побережье Адриатики, вдоль длинной границы динарийских Альп, начиная от окрестностей Истрии до возвышенностей Рагузы или Ан- тивари**175. Узкая приморская полоса отделяет горы от побережья и через бреши в скалах проникает вглубь страны: через проход Карниолу до Постойны, через ущелье Пролог до Ливно и через зараженную ли­хорадкой долину Наренты до Мостара в Герцеговине. Но эти высту - пы, имеющие нитевидную форму, не идут ни в какое сравнение с огром­ной Загорой, карстовой горной страной, которая перекрывает сбоку весь Балканский полуостров, занимая на широте Рагузы такое же про­странство, как Альпы на меридиане Мюнхена.

Можно ли представить себе более разительный контраст? На восто­ке пространные горные области, опустошаемые зимним холодом и ка­тастрофической летней сушью, зона скотоводства и нестабильности, на­стоящие «страны-улья», уже в Средние века, а вернее с незапамятных времен (особенно Герцеговина и Черногория), выбрасывают своих жи­телей и свои стада на предлежащие им земли, в моравскую Сербию с ее полупересохшими руслами рек, в Шумадию с ее когда-то непроходимы­ми чащами, в Хорватию-Славонию на севере и, наконец, в Сирмию Нельзя представить себе более сурового, более патриархального и, несмотря на все очарование его культуры, более отсталого края. В XVI веке это граничащая с турками*прифронтовая страна, где идут бои. Загорцы — прирожденные солдаты, разбойники или изгои, гай - дуки или ускоки, «легконогие, как олени», сказочно отважные. Горы

Дубровник.

Бар.

Неретвы.

Восточная часть Славонии.

помогают их вылазкам, и тысячи народных баллад — pesma* повест­вуют об их подвигах, об избитых ими беях, о разграбленных карава­нах, о похищенных красавицах. Не вызывает удивления, что этот ди - кий горный край тянется и в сторону Далмации. Но здесь его про - сачивание не имеет ничего общего с анархией, наблюдаемой на вос - токе или на севере: его потоки упорядочены, тщательно процежены. Шайки загорцев сталкиваются с действенным сопротивлением: они могут наводнить нижнюю Албанию, но не узкие прибрежные поля и сады. С трудом им удается проскользнуть сюда местами, особенно че­рез Нарентскую впадину. Что до человеческого типа, то он одомаш - нивается: разбойник превращается в стража порядка; потенциаль - ный хлебопашец направляется на острова, а чаще, благодаря стара - ниям Венеции, в сторону Истрии, пустынные поля которой более плодородны, чем в других местах176.

Дело в том, что пришелец на этот раз сталкивается с чрезвычайно устойчивым и мудрым миром, который чурается если не движения во­обще, то, по крайней мере, массовых переселений и жестов отчаяния, присущих обитателям вершин с их замкнутым сельским миром, терпе­ливо обустроенным, где каждый клочок земли тщательно обработан мотыгой: садики, окруженные каменными оградками, плодовые рощи, виноградники, пашни в тех местах, где склоны более пологи. Целый ряд урбанизированных поселков и деревушек с узкими улочками и стеснившимися на них высокими домами выстраивается по берегам не­больших бухт, «драг», на выступах суши и прибрежных перешейках. Здесь живут рассудительные и трудолюбивые люди. Если они не бога­ты, то располагают достатком, будучи умеренными в потребностях, как все жители Средиземноморья. Им приходится вести борьбу с приро­дой, с угрозой экспансии огромной Загоры и с турками; кроме того, они сражаются с морем: все это требует сплоченных усилий, на которые не­способны люди, свободные в своих поступках. Рагузский крестьянин начиная с ХШ века находится в положении «колона», полузависимого работника. Сохранившийся кадастр XV века указывает нам на подоб­ное же положение крестьян в окрестностях Спалато**. В XVI веке во­круг венецианских вилл dell'altra sponda*** земледелие робко прячется под

Песен (сербск.). Сплита.

7Г

Другого берега.

3 - 5039

защиту солдат. Каждое утро крестьяне отправляются на работу и каждый вечер возвращаются с нее в сопровождении военного отряда17 . Это никак не способствует развитию индивидуализма или возникновению крестьян-

178

ских волнений, на которые, однако, имеются определенные указания .

Впрочем, все далматинское общество остается в подчинении стро - гой иерархии и дисциплине. Вспомнить только о роли знатных семей Рагузы! Кроме угнетенных и неимущих огородников и рыбаков здесь в праздности пребывал еще целый класс сьоров . «Рыбак — говорит Цвиич, — ловит рыбу для себя и для сьора, с которым он тесно связан: сьор считает его как бы своим человеком, а рыбак отказывается прода­вать свой улов другим». «В силу своей стабильности, — говорит еще Цвиич, — эти общества как бы застыли, определились раз и навсегда». Это справедливо и в то же время неточно. Ведь речь идет скорее о че - ловеческой психологии, чем о стабильности общества. В самом деле, со­циальный мир безмятежных предгорий развивается, изменяется, дви - жется. Особенно когда речь идет о таких местностях, как Далмация или кромка Каталонского массива, о которой мы могли бы рассказывать так же подробно; эти случаи усугубляются тем, что в отличие от римских замков они не спускаются на узкие и ограниченные равнинные пространства, а выходят к морю, что все усложняет и все упрощает. Ведь полоска Далма­ции посредством Адриатики соединяется с Италией и со всем огромным миром! Она широко открыта для внешних воздействий. Венеция, поли­тическое влияние которой преобладает в Далмации в XVI веке, пропиты­вает ее, даже сама того не желая, своей наступательной цивилизацией.

Холмы

Та же проблема встает, когда речь едет о холмах, особенно о возвы­шенностях из туфа или третичного известняка, рано освоенных и легко подчиненных себе людьми: холмах Лангедока, Прованса, Сицилии; холмах Монферрата, этих «островах» итальянского Севера; о холмах Греции с их общеизвестными классическими наименованиями; о хол­мах Тосканы с их знаменитыми почвами, с их виллами и деревнями, похожими на города, расположившимися среди самых живописных пейзажей в мире; о Сахеле Северной Африки, который столь же харак - терен для Туниса, как и для Алжира.

Г оспод.

Протянувшийся между морем и Митиджей, соприкасающийся с Бузареей, которая представляет собой Центральный массив в миниа - тюре, Алжирский Сахель чрезвычайно важен для Фаса, сельской мест - ности в Алжире17 . Это урбанизированная деревня, разрезанная на части владениями алжирских турок, усвоившая диалект соседнего города, — небольшой оазис посреди «кочевых» диалектов18 , окру­жающих городские центры. Ухоженные, нарядные, покрытые дренаж - ной сетью (до наших дней дошла канализация турецкой эпохи)181, эти миловидные холмы покрыты зеленью. Сады, которыми гордится мно - жество средиземноморских городов, окружают своими деревьями и журчащими водами белые дома Алжира, поражая своей роскошью, ко - торой в 1627 году восторгался португальский пленник Жуан Карвалью Машкареньяш182. Этот восторг был неподдельным: Алжир, город пира­тов американского размаха, является также городом роскоши и искус - ства, проникнутым в начале XVII века итальянским влиянием. Наряду с Ливорно, развивавшимся подобным же образом, это один из богатей­ших городов Средиземноморья и к тому же один из наиболее склонных к расточительству.

Слишком очевидно, что эти примеры ставят перед нами проблемы, которые только на первый взгляд могут показаться простыми и доста - точно частными. Недавняя работа Рене Береля о Нижнем Провансе XVII—XVIII веков183, проливающая на них новый свет, справедливо предостерегает нас от такого поверхностного взгляда. Более пристальное рассмотрение показывает, что мало что может сравниться по сложности и изменчивости во времени с этой хрупкой экономикой земледелия на террасах, расположившихся по склонам холмов. Полоска земли, зажатая между более или менее отстоящими друг от друга стенками, называе - мыми «рестанк» или чаще «ульера», становится шире или уже в зависимо­сти от угла наклона косогора. «Виноградник располагался по краю уль - еры, редкие деревья — по всей ее площади»; между виноградом и деревь­ями растут зерновые, овес в смеси с земляными орехами (корм для мулов) и, главным образом, овощи (чечевица, горох, бобы). Эти культуры нахо­дятся в вынужденном соперничестве друг с другом, обусловленном ры­ночными ценами; они конкурируют также с продукцией соседних облас­тей, включенных в более крупные процветающие или отсталые системы хозяйства. Сельская местность вокруг Виченцы в конце XVI века, казалось,

Во Франции.

принадлежала одному владельцу, поскольку была «сплошь покрыта са - дами», хотя состояла из равнинных участков, долин и monti 1 . Зато сколько пустынных холмов, которые не имеет смысла подвергать rompude, расчистке18 , было во внутренней части Нижнего Лангедока! Не покидают ли тот или иной каменистый pech часто из-за того, что конъюнктура становится невыгодной? Ведь трудовые затраты на возде - лывание террасных культур не всегда окупаются.

Короче говоря, не стоит слишком преувеличивать важность этого мира холмов, в целом довольно немногочисленных. В Средиземноморье они зачастую обладают самыми прочно укоренившимися человеческими ресурсами, самыми устойчивыми ландшафтами, но видеть в них главную опору средиземноморской цивилизации, ее единственное творческое начало, как поступает Люсьен Ромье186, было бы чревато слишком сме­лым упрощением. Нам не следует, в свою очередь, поддаваться искуше - нию и, увлекшись примером тосканских или лангедокских холмов, за­бывать ради этих ограниченных источников о других питательных началах огромного средиземноморского тела.

РАВНИНЫ

Еще легче впасть в ошибку относительно роли равнин Средиземно - морья. Скажите «горы» — эхом разносится в ответ: суровость, скудость, малая плотность населения, отсталость. Скажите «равнина» — эхо от­вечает: изобилие, приветливость, богатство, жизненные удобства. Но если речь идет о средиземноморских странах в рассматриваемое нами время, тот, кто прислушивается к эху, может легко обмануться.

Конечно, в Средиземноморье есть большие и малые равнины, ко - торые часто образовывались между пиренейско-альпийскими складча­тостями вследствие обрушения с последующим заполнением наноса­ми — результатом тысячелетних усилий озер, рек, или морей. Излишне говорить, что и равнины, более или менее обширные (только десяток из них выделяется своими размерами или своими ресурсами) и более или менее удаленные от моря, сильно отличаются своими характеристиками от окружающих их высокогорий. У них разная протяженность светового

Гор.

Участок.

дня, разные краски, на них растут разные цветы. Не совпадают даже вре­мена года. В то время как Верхний Прованс и Дофине зима покидает с опо­зданием, в Нижнем Провансе она «продолжается не более одного месяца», «так что в течение одного сезона там можно видеть и розы, и маки, и цве­тущие апельсиновые деревья»18 . Посол де Брев, который 26 июня 1605 года отправляется со своими спутниками смотреть ливанские кедры, удивляется различию, которое происходит от высоты местности: «Здесь (в Ливане) виноградники только начинают цвести, как и оливы, а хлеба — желтеть; в Триполи же (у моря) можно видеть спелый виноград и оливки, сжатый хлеб и созревающие фрукты»18 . Фламандец Пьер Кук д'Алост в 1533 году повествует нам, подкрепляя свой рассказ иллюстрацией, о трудностях, встречающихся ему помимо «дождя, ветра, снега или града» на пути через горы Славонии. «Когда едешь по деревенской местности на равнине», все улаживается:      «...греческие женщины приносят для продажи

проезжающим всякого рода съестное и припасы надлежащего качества, потребные для путешественников, как-то: лошадиные подковы, ячмень, овес, вино, хлеб или испеченные в золе лепешки»18 . Такую же радость вы­казывает в 1573 году Филипп де Канэ, добравшись на выходе из заснежен­ных гор Албании до приветливых фракийских долин190. Подобно ему мно­гие другие путешественники были тронуты очарованием жарких равнин, которые, казалось, открывали людям свои ласковые объятия191.

Так только казалось. Ведь эти равнины легко было обустраивать, когда они имели малую протяженность192. Люди тотчас же взяли в оборот их

193

возвышенные части, пригорки, речные террасы, опушки гор; здесь они основали густонаселенные деревни, иногда даже города. Напротив, на дне речных бассейнов, под угрозой затопления плотность населения, как пра­вило, остается небольшой. Такой предстала перед Монтенем равнина Лук­ки, а перед Белой дю Маном — Бруссы ; такой всегда предстает перед на­ми равнина Тлемсена, которую сумели освоить уже римляне: в середине ее находятся сады и орошаемые поля, по краям растут фрукты и виноград, далее располагается ряд известных городов — такое зрелище открывалось еще перед Львом Африканским, который описывал его около 1515 года194. И вдалеке от населенных центров размещены, как бы в соответствии с за­коном окружностей Тюнена , крупные земельные владения, ведущие экс-

Бурсы.

Немецкий экономист I половины XIX века, исследовавший зависимость

доходности хозяйств от их близости к рынку.

тенсивное хозяйство195 Средиземноморские равнины большего масштаба гораздо хуже поддавались освоению Долгое время люди пытались овла­деть ими от случая к случаю и без особого успеха Лишь недавно, около 1900 года196, было окончено освоение долины Митиджа, находящейся за Алжиром Только после 1922 года греческая колонизация одержала верх над болотами на равнине Салоник197 И уже накануне Второй мировой воины были закончены работы по мелиорации дельты Эбро и Понтийских болот198 В XVI веке тем более далеко не все большие равнины были бога­тыми и процветающими Это покажется парадоксом, но чаще всего они имели унылый и пустынный вид

;мвоис1

2. Дельта реки Роны

Pans, Senice hidrographique de la Marine 1001 (S 2, pi 15, vers 1680)

Перечислим их римская Кампания — полузаброшенная местность, несмотря на новый приток населения, начавшийся в XV и продолжив­шийся в XVI веке Понтийские бо\ота — территория, по которой пере­мещаются несколько сотен пастухов и дикие стада буйволов, в изоби­лии здесь встречается только дичь во всех ее видах, вкхючая кабанов,

что является верным признаком спорадического присутствия челове ка. Столь же пустынны местности в низовьях Роны, едва затронутые продолжающимися на протяжении сотни лет попытками мелиора ции прибрежных участков199. Совершенно заброшена и пуста равни на Дураццо; такой она остается и по сей день. Даже дельта Нила не была населена достаточно плотно200 В устье Дуная также все по- прежнему чудовищное болото, неизменный земноводный мир, острова плавающих растений, заболоченные леса, земли, поражен ные лихорадкой, и в этой враждебной, кишащей дикой жизнью среде — жалкие жилища нищих рыбаков. В 1554 году Бузбек проез жает в Анатолии, за Никеей, равнины, на которых не встречается ни домов, ни деревень: именно здесь, замечает он, «разводят коз, из шерсти которых делают камлотовые ткани», это равносильно уточне нию, что мы находимся близ Анкары201. В это же время на низменных равнинах Корсики, Сардинии, Кипра царит запустение. На Корфу проведитор Джустиниан пересекает в 1576 году почти безлюдную равнину202. А корсиканские болота Бигулья и Урбино являют собой незаживающую язву .      j

Проблемы с водой: малярия

Но не будем перечислять все равнины, которым в XVI веке судьбой еще не было уготовано процветание Для процветания необходимы долговременные усилия, решение нескольких проблем, прежде всего проблемы наводнений В горах вода течет быстро — на равнинах она обычно застаивается204 Зимой, которая чаще бывает сезоном дождей, равнины оказываются затопленными205, для защиты от этого бедствия нужно принимать тысячи предосторожностей, устраивать запруды и отводы рек. Несмотря на это, в Средиземноморье, от Португалии до Ливана, на сегодняшний день нет ни одной равнины, которой не угро­жала бы опасность наводнения Даже Мекка в иные зимы бывает зато­плена ручьями дождевой воды206.

В 1590 году большое наводнение обрушилось на тосканскую Маремму, погубив посевы на полях, а она в это время, наряду с Валь- дарно, была настоящей житницей Тосканы Указанное происшествие заставило великого герцога обратиться в поисках зерна, без которого

Венецианский чиновник

невозможно было свести концы с концами, даже в Данциг — это был первый подобный случай. Иногда к подобным катастрофам приводят и отдельные летние грозы, когда вода с гор прибывает, почти обрушива - ется, слишком быстро. В разгар сухого лета потоки воды чуть ли не за несколько часов приобретают грозную силу зимних наводнений. На Балканах турки строят мосты очень высокими, с пологими стоками с обеих сторон и без устоев, чтобы как можно меньше преграждать путь стихийному повышению уровня рек.

Достигнув ровной плоскости, вода не всегда свободно стекает к морю. Потоки, спускающиеся с албанских и Вольскских гор, застаиваются на по­лосе шириной в 30 км между горами и морем, образуя Понтийские болота. Причина заключается в небольшом уклоне отдельных участков равнины, в медленном течении воды и в мощной линии дюн, которые загораживают ей путь у самого моря. В случае с Митиджей равнина, граничащая на юге с Атласом, буквально заперта с северной стороны холмами Сахеля, которые отчасти приоткрываются проходами Уэд-Эль-Харраш и Уэд-Мазафран на востоке и на западе Алжира: в конечном счете, почти на всех этих нижних этажах имеет место застой вод. Последствия его почти одни и те же. Acqua, ora vita, ora morte (вода несет жизнь и несет смерть): здесь вода является си­нонимом смерти. В неподвижной воде образуются огромные заросли ка­мыша и тростника. Самое безобидное последствие этого — опасная влаж­ность в низинах и на берегах рек, сохраняющаяся летом. Отсюда грозная болотная лихорадка, бич равнин в теплое время года.

До начала применения хинина малярия часто бывала смертельна. Даже при благоприятном исходе она вела к ухудшению физического со - стояния и жизнестойкости переболевших ею индивидов20 . Она изнуряла людей и вызывала повышенную потребность в рабочей силе. В общем, это настоящая болезнь географической среды. При всей ее опасности чума, через общение переносимая от Индии и Китая на длинные расстояния, в Средиземноморье остается забредшей сюда иностранкой. Но «малярия обитает здесь постоянно и являет собой общий фон картины средиземно­морских патологических проявлений»20 . Сегодня установлена прямая связь этой болезни с анофелесом и гематозоарами типа плазмодия, пато­генными агентами болотной лихорадки, переносчиком которых является

Гданьск.

Вид комаров — разносчиков простейших микроорганизмов, вызывающих

малярию и названных ниже.

анофелес. Томас Платтер около 1596 года говорит об области Эгморт, что «летом ее настоящий бич — множество москитов»209. Этот малярийный синдром, фиксируемый биологией, географически присущ, по сути дела, всем средиземноморским низменностям, которые глубоко и сильно зара­жены, в отличие от гор, на которых подобные заболевания сравнительно 210

мало распространены .

Итак, освоение равнин означало прежде всего победу над болезне - творной водой, покорение малярии211. Затем нужно было снова подвести воду, но на этот раз проточную, для нужд орошения.

Действующим лицом этой без конца тянущейся эпопеи является человек. Если он осушает почву, подготавливает равнинные земли для вспашки, получает с них достаточное количество продуктов для пропи­тания, болотная лихорадка отступает: лучшее лекарство от малярии, говорит тосканская пословица, — это полный котелок212. Если же, на­против, он не заботится о прорытии дренажных каналов, если чрезмерная вырубка горных лесов приводит к нарушению нормального оттока вод или если население равнины уменьшается и происходит отказ от дальнейшего освоения местности, тогда малярия распространяется сама собой и парали­зует любую жизнедеятельность. Она очень скоро возвращает равнину к первоначальному состоянию: это самопроизвольная антимелиорация. Так произошло в Древней Греции. Полагали также, что малярия была одной из причин упадка Римской империи. Конечно, это слишком расширитель­ное и категоричное суждение. Наступление малярии усиливается, когда че­ловеческая активность ослабевает, и повторяющиеся смертоносные эпиде­мии, которые выступают как в качестве причины, так и в качестве следст­вия этого, помогают укоренению недуга.

Похоже, однако, что история этой болезни знала эпохи и большего и меньшего ее распространения213. Обострение болотной лихорадки наблюдалось на закате Римской империи — может быть. Другое обо­стрение началось на закате XV века — об этом свидетельствует Филипп Гильтебрандт, к сожалению, не приводя никаких уточнений. По всей вероятности, в это время вышли на сцену новые патогенные элементы. Вместе с бледной трепонемой, новооткрытая Америка, по -видимому, подарила старым средиземноморским мирам malaria tropicalis или рег- niciosa , незнакомую им доселе. Вероятно, одной из первых ее жертв стал в 1503 году сам папа Александр VI214.

Тропическую или злокачественную малярию (лат.).

Трудно высказать определенное мнение по этому поводу. В ан - тичности и в Средние века был известен вид лихорадки, очень похожей на тропическую малярию, хотя наверняка и менее опасной, поскольку Гораций преспокойно пересекает Понтийские болота, не обращая вни­мание на укусы москитов21 ; и особенно потому (существенная подроб­ность), что в сентябре 1494 года армия Карла VIII — как-никак 30 тыс. человек — без всякого ущерба для себя стояла лагерем в окрестностях Остии, в местах чрезвычайно нездоровых. Не будем думать, однако, что этих данных достаточно для постановки и разрешения проблемы. Ис - тория малярии нуждается в более богатых и более надежных свидетельст­вах, чем те, которыми мы располагаем. Какая болезнь: малярия или ди - зентерия истребила большую часть армии Лотрека в июле 1528 года в окрестностях Неаполя, залитых водой216? Нам следовало бы также точно установить, какие регионы были особенно затронуты малярией в XVI веке. Хорошо известно, что Александретта, служившая морскими воротами в Алеппо начиная с 1593 года, в дальнейшем была заброшена вследствие лихорадки. Нам известно еще, что в XVI веке жители бежали от лихорадки из городка Байи в Неаполитанском заливе, который в римские времена служил местом встреч для изящного беззаботного об­щества и прелестный вид которого Петрарка хвалил в одном письме к кардиналу Джованни Колонна в 1343 году. Но эти отдельные случаи отчасти не показательны: что касается Александретты, то мы знаем, что город обживали позднее английские и французские консулы и что он все-таки существовал. Каким образом? В каких условиях?217 Что до Байи, то не оттого ли они оказались во власти лихорадки, что город находил - ся на грани вымирания уже по меньшей мере за два поколения до того, как Тассо высадился там в 1587 году 18? С другой стороны, отметим, что лет за 20 до Колумба, в 1473 году, в венецианском флоте, действо - вавшем у албанского побережья, при первой осаде Скутари** свиреп - ствовала лихорадка и он вынужден бьгл отправиться на отдых в Кат - таро . Проведитор Альвизе Бембо умирает, Триадан Гритти нахо - дится на грани жизни и смерти. Пьетро Мочениго неожиданно едет в Рагузу per farsi medicar****219.

Халеб.

Шкодер.

Котор.

Для лечения.

Однако, трудно отделаться от впечатления, что разгул болезни, усиливающейся в XVI веке, был вызван тем, что люди тогда сами по - шли в наступление на своего старого врага — непокорные низменно - сти? XV и XVI века прошли в поисках новых земель. Какие же земли могут быть более заманчивыми, чем эти влажные и рыхлые равнины? Но нет ничего опаснее, чем начало освоения заболоченной целины. Впервые селиться на равнине часто означало жить и умереть здесь: из - вестно, сколько раз терпели неудачу попытки заселить деревни в Ми - тидже, отвоеванные у лихорадки после бесчисленных усилий в XIX ве­ке. Внутренняя колонизация, наблюдающаяся в XVI веке по всему Средиземноморью, тоже была дорогостоящим делом. Она приобрела большой размах, особенно в Италии. Если последней не удается при - нять участие в завоевании далеких колоний и она остается в стороне от великого движения, то не потому ли, наряду с прочим, что Италия бы - ла занята освоением своего собственного пространства, которым позво - ляла овладеть техника той эпохи, начиная от болотистых равнин и за - канчивая заоблачными высотами? «Вся Италия возделана вплоть до вершин своих гор», — с гордостью писал Гвиччардини в начале своей «Истории Италии»220.

Мелиорация на равнинах

Освоить равнины — эта мечта зародилась еще на заре истории. Бочка Данаид напоминает, по всей видимости, обустройство на равни - не Аргоса постоянной системы орошения22 . В очень далекие от нас времена прибрежные жители Копайского озера начали отвоевывать у него заболоченные прибрежные земли22 . Уже в эпоху неолита рим­скую Кампанию избороздили многочисленные подземные водостоки, следы которых обнаружены археологами22 . Нам известно также о зем­ляных работах древних этрусков в узких долинах Тосканы.

Начиная с этих первых попыток и вплоть до грандиозных мелиора­ционных проектов XIX и XX веков, которые были перечислены нами вы­ше, человеческие усилия не прекращались ни на минуту, хотя иногда и ослабевали. Люди Средиземноморья всегда находились в постоянной борьбе с низинами. Гораздо более трудоемкая, чем борьба с лесными ча­щами и кустарниками, эта колонизация придает подлинную оригиналь - ность аграрной истории Средиземноморья. Как Северная Европа обу­страивалась или, по крайней мере, росла за счет своей лесной периферии,

Средиземноморье на равнинах открывало свои новые земли, свою внутреннюю Америку.

Уже в XV и на протяжении всего XVI столетия предпринимаются бесчисленные попытки осушения земель. Для этого используются про­стые известные средства: каналы, рвы, канавы, насосы небольшой про­изводительности. В следующем веке голландские инженеры разраба­тывают более действенные способы224. Но в рассматриваемую нами эпоху речь о голландских инженерах еще не заходила. Поэтому в силу недостаточности средств указанные попытки были ограниченными: бо­лото подвергается атакам участок за участком. По этой же причине многие из попыток были неудачными. В 1581 году в венецианских вла­дениях в долине реки Адидже Монтень проезжает по «бесконечно тя­нущейся загрязненной, бесплодной и поросшей тростником местно- сти»225; это старые пруды, которые Синьория пыталась осушить, «чтобы сделать из них пахотную землю; желая придать им другой вид, они по­терпели больше убытка, чем получили выгоды», заключает он. Также не были удачными — несмотря на то, что говорилось современной им «прессой», читай: составителями официальных реляций, — попытки, предпринимаемые великим герцогом в Тосканской Маремме и в низ­менности Валь ди Кьяна226.

В Маремме великие герцоги начиная с Козимо пытались создать зо­ну производства зерна (то же самое, что хотели сделать генуэзцы в вос­точной Корсике, только в больших размерах). Отсюда меры в поддерж­ку заселения местности, авансирование в счет земель и в счет урожаев, набор рабочей силы; кроме того, спорадические работы по оздоровле­нию климата. Город Гроссетто на реке Омброне должен был стать портовым центром доставки зерна для экспорта в Ливорно. Причины частичной неудачи этой затеи перечислил Реймон в свой старой ис­тории Тосканы227. Великие герцоги преследовали две противополож­ные цели: засеять поля хлебом, что предполагает большие затраты, и установить в своих интересах монополию на скупку зерна, т.е. систему продаж по низкой цене. Следовало бы, напротив, открыть рынок для свободной конкуренции перед всеми покупателями Средиземноморья. Ведь мелиорационные работы влекут обременительные расходы, а их отдача, utilita , не всегда соответствует издержкам. В 1534 году послы Брешии обращают внимание венецианского Сената на то, что «отвод и

Здесь: прибыль, доходность.

задержание воды требуют огромных затрат; так что многие из наших граждан разорились, занявшись подобным предприятием. Кроме строительства водоотвода, постоянных расходов требует его поддержа - ние в рабочем состоянии, так что в конечном счете доход почти не пре - вышает затрат228». Очевидно, что в данном случае доводы и жалобы брешианцев были направлены на то, чтобы не платить лишние налоги. Тем не менее мелиорационные работы действительно являются круп - ными проектами, которые требуют внушительных средств. По преиму - ществу это государственные проекты.

В Тоскане этим занимается «просвещенное» правительство или, как в 1572 году, принц герцогского дома, будущий великий герцог Фердинанд, заинтересовавшийся возможной мелиорацией влажной Валь ди Кьяны (долины реки Кьяны)2 . В Валле ди Амброджо в 1570 году, в сердце обширной болотистой зоны в дельте По, по инициативе герцога Феррарского приступают к тому, что получит название grande bonifi-са estense , которому помешало оседание почвы и приток зараженной воды, а окончательный приговор подписала ей taglio Портовиро, позволившая Венеции в 1604 году отклонить к югу, благодаря открывшейся бреши, русло реки По . В Риме этим же занимается папское правительство . В Неаполе — вице-король, который официально утверждает проект осушения больших болот Керранолы и Мареллано в окрестностях Капуи . В Аквилее — имперские власти . В Турции немногие известные нам попытки приведения земель в порядок производились, судя по всему, предприимчивыми помещиками, которые создавали но - вые деревни для своих крепостных — чифтлики, особенно начиная с XVII века, на заболоченных низменностях, в том числе на равнине Дураццо или на границе с Вардаром23 . Эти крупные поселения хорошо различимы по небольшим домикам, которые теснятся вокруг высокого жилища хозяина, довлеющего над ними и стерегущего их.

Ряд мелиорационных работ был предпринят на Западе по инициа - тиве владельцев крупных капиталов. Именно они в XVI веке ввели в обиход самой низменной части Ломбардии рисовые поля, получившие такое стремительное развитие, что выращенная на них продукция вы - возилась в Геную, насколько нам известно, уже с 1570 года, а возможно,

Большого осушения Эсте.

Вырубка.

Дуррес.

и раньше. Один венецианский патриций древнего рода — несправедливо, как он говорит, вычеркнутый из списка аристократических фамилий, но располагающий большим состоянием, — попытался наложить кощунст­венную руку на венецианские лагуны. Это вызвало беспокойство бдитель­ных властей: можно ли всерьез помыслить о том, чтобы преобразовать ла­гуны в пахотные земли? Не придется ли опасаться изменений уровня вод? Дело было отнесено к разряду неперспективных23 .

Именно капиталисты играли первую скрипку также и в больших рабо­тах по осушению Нижнего Лангедока, о начале которых было объявлено в 1592 году и которые продолжались с большим или меньшим рвением и ус­пехом до 1660—1670 годов. Аналогичный процесс начался в 1558 году близ Нарбонны, когда приступили к сцеживанию местных водоемов. Но в конце столетия, с началом земляных работ около озера Лонак, эта деятель­ность усилилась. В них приняли участие провансальские инженеры, спе­циалисты по гидравлике и ученики Адама де Крапонна. Данный проект, как и все последующие, осуществлялся также в окрестностях Нарбонны «группой авторов» (Лаваль, Дюмулен, Равель). Первый взнос сделал Бернар де Лаваль, сеньор де Со , который затем «прибавил еще236».

Осушение земель соответствовало потребностям городов. Их населе­ние в XV—XVI веках непрестанно росло. Острая потребность в продо­вольствии заставляла их заниматься возделыванием сельскохозяйственных культур в прилегающих к ним местностях, как осваивая новые земли, так и применяя в больших масштабах орошение. Это порождало множество тяжб, но одновременно вело к плодотворному сотрудничеству. «Можно бы­ло бы организовать снабжение водой с помощью перенесения русла реки Ольо, — говорили в 1534 году послы Брешии, — но это привело бы ко мно­жеству изнурительных споров с жителями Кремоны. Не говоря уж о воз­можных смертоубийствах, до которых, впрочем, уже дошло дело237». В 1593 году правители Вероны, при поддержке Венеции, разрушили со­оружения мантуанцев, преграждавшие воды реки Тартаро; за этим после­довали бесконечные распри238. Города. Арагона в XVIII веке все еще со­перничали из-за источников драгоценной воды, стараясь отобрать их друг у друга23 . В XV веке, напротив, жители прибрежных местечек нижней Ро­ны объединяли усилия для приведения в порядок своих территорий — впрочем, эта работа была бы невозможна без финансового участия посе­лившихся здесь итальянцев и прибывшей из-за Альп рабочей силы24 . 1

Усилия городов, независимо от того, предпринимались ли они в атмосфере сотрудничества или раздоров, были плодотворны. Они привели к тому, что прямо по соседству с оживленными улицами поя­вились сады и хлебные поля, столь необходимые для городов. Вене­цианский посол, проезжая по Кастилии, пришел к выводу, что сель - ское хозяйство развивалось исключительно вокруг городов. Об - ширные paramos* со стадами овец и secanos , отведенные для зерно­вых, желтеющие равнины, на которых глинобитные дома сливались с почвой, вызывали у него впечатление запустения. В то же время в окрестностях кастильских городов он увидел зеленые оазисы орошае­мых культур. В Вальядолиде сады и огороды покрывали берега Пи - суэрги. Даже в Мадриде Филипп II для расширения территории Пра­до был вынужден покупать виноградники, огороды и сады: у нас имеются свидетельствующие об этом акты продажи241. В Толедо при­город Вега, «пестрящий деревьями и садовыми растениями», нахо - дится под покровительством города; такая же поддержка сельскохо - зяйственного производства со стороны городов наблюдается в Про - вансе. В XVI веке новые земли осваиваются в Манделье, Био, Орибо, Валлори, Пегома, Вальбонне, Грасее, Баржоле, Сен-Реми, Сен-Поль де Фогоссьере, Маноске. Огородные культуры выращиваются вдоль всей реки Дюранс242. В Нижнем Лангедоке «орошаемые луга и огоро­ды в действительности лишь составляют (как в Испании) лишь малую часть территории», по правде говоря, это только «увлажняемые участ­ки вокруг городских стен, где высится колодец с воротом, на который приходится 30 проц. стоимости всего сада»243.

Таким образом, масса городских денег устремляется в деревню244. Поиск новых сельскохозяйственных земель становится в конце столе­тия предметом общественной заботы. Оливье де Серр, в своей книге «Обозрение сельского хозяйства»245 пространно останавливается на том, как следует поступать с заболоченными землями. Но эта работа ведется шаг за шагом. Если проследить за ее продолжительностью во времени, можно поразиться, как бесконечно долго длится пробуждение равнин к жизни. Не завершенные в XVI веке усилия возобновляются снова через несколько столетий. Это справедливо в отношении всех равнин: Мурсии и Валенсии, Лериды, Барселоны или Сарагосы, Андалусии и

Пастбища.

Сухие поля.

долины По, campagna felice Неаполя и Золотой раковины Палермо или равнины Катании. Каждое поколение оставляет свой клочок осу­шенной земли. Одной из заслуг Пьетро ди Толедо в период его правле­ния в Неаполе является освоение болотистой Терра ди Лаворо, распо­ложенной поблизости от великого города, между Нолой, Аверсои или морем. Как говорит современник, он сделал из нее la piu sana terra del mondo**, с каналами и водоотводами, с плодородными пашнями и осу-

94.fi

-      4

шейными полями .

В первую очередь были освоены небольшие равнины: в долинах прибрежного каталонского массива люди и полезные растения появи­лись в эпоху раннего Средневековья. Согласно традиции рытье се - qies*** восходит к царствованию Хакама II. Но ничто не мешает отно­сить их к более раннему времени. Точно известно, напротив, что Лери- да, отвоеванная у арабов в 1148 году, была уже плодородной благодаря каналам реки Кламор; что Тортоса имела оросительную систему с араб­ских времен; что Камараса в момент ее присоединения к барселонскому графству в 1060 году также уже имела оросительные сооружения. Подражая мусульманам, барселонские графы, в свою очередь, охватили ирригационной системой территорию самого города и равнины Льебрегат. Графу Миру (945—966) приписывается знаменитый граф­ский rech*** в Барселоне, или Rego Mir, и сооружение другого канала — от Льебрегата до Сервельо. Наследие этой эпохи в дальнейшем бес­престанно упорядочивалось, сохранялось и обогащалось247.

Теми же этапами шло освоение равнины Сарагосы, обширной об­ласти tierras de riego, орошаемых земель. Существенный сдвиг произо­шел, когда мусульмане были изгнаны из города (1118 г.). Но и после освоения равнины работы по орошению продолжались. Так, Большой канал проектировался в 1529 году, работы по его сооружению начались в 1587 году и закончились только в 1772-м, в эпоху, когда под влиянием агрономов века Просвещения была обновлена и расширена вся ороси­тельная сеть Арагонской низменности?48.

Благословенной земли.

Самое здоровое место на земле. Каналов.

****

Ров.

Пример Ломбардии

Наиболее наглядным и потому лучшим примером этого последова­тельного продвижения является Ломбардия249. Исключим ее верхние этажи: с одной стороны Альпы, огромные массы камня с пастбищами и лесами, располагающимися на высоте от 700 до 1500 м, и бесплодные начиная с высоты 1500 м; с другой стороны Апеннины, с которых на равнину устремляются бурные потоки, влекущие за собой в полноводье камни и гравий, но летом полностью пересыхающие, так что воды

МИЛАН

Павия

20км

Крупнейшие каналы Ломбардской равнины

Из книги Charles Singer, History of Technology, 1957, vol. III. Масштаб уменьшен с 20 до 30 километров в одном сантиметре. Точками обозначены предальпийские зоны холмов и моренных отложений.

не хватает не только для орошения, но и для питья. Вследствие этого Апеннины начиная с высоты 1000 м столь же безжизненны, как Альпы на высоте свыше 2 тыс. м; местами они только покрыты травой, ко - торую едят козы и бараны.

Стиснутая этими двумя твердынями, Нижняя Ломбардия представля­ет собой совокупность холмов, плато, равнин и речных коридоров. На хол­мах господствуют оливки и виноград, а также овощи, поблизости от боль­ших альпийских озер; плоскогорья в собственном смысле есть только на севере. Прежде всего это неорошаемое плато прямоугольной формы, на юге доходящее до линии, которую можно провести от Виколунго до Ва- прио на Адде; бесплодные пространства, покрытые вереском; из полезных растений там встречаются только тутовые деревья. За ним следует орошае­мое низкое плато, образующее треугольник с южной стороной, прочерчи­вающейся от Мадженты на реке Тичино до Ваприо на Адде. Здесь имеются луга, шелковичные рощи, хлебные поля.

Любопытной особенностью этой Ломбардской низменности явля - ется большая аллювиальная равнина, находящаяся между упомянутым орошаемым плато и холмами, предшествующими Аппенинам, т.е. дно раковины, классическая зона рисовых полей, сенокосов и, что не менее важно, рукотворных лугов. Разве не было попыток выявить общую ди - намику цен в Милане XVI века с помощью исследований цен на сено250?

Эта равнина была полностью преобразована человеческими уси - лиями. Благодаря им были устранены прежние неровности, исчезли болота, стала разумно распределяться вода, приносимая ручьями и реками издалека, с альпийских родников. Это покорение вод нача - лось не позднее 1138 года трудами бенедиктинцев25 и цистерциан­цев, обосновавшихся в Кьяравалле . В 1179 году началась прокладка Naviglio Grande , закончившаяся в 1257 году при подеста Бено Гоццодини. Таким образом, воды Тичино доходили до Милана по ка - налу длиной почти 50 км, прорытому в целях орошения и судоходства. Около 1300 года от реки Сезии был прорыт la roggia * Баска; позднее воды из него были отведены в новые le roggie — Бирага, Болгара

Фр. Клерво.

Большого судоходного канала

**** ***** Подеста — глава исполнительной власти в итальянском городе.

Рукав.

Рукава.

и другие, служившие для ирригации окрестностей Новары и Ломелли - ны. В 1456 году Франческо Сфорца велел прокопать канал Мартезану длиной более 30 км; по нему в Милан поступали воды из Адды. В 1573 году он был расширен и стал судоходным. Поскольку Лодовико Моро в свое время уже связал его с Большим судоходным каналом, из этого следовало, что в 1573 году два великих ломбардских озера — Комо и Маджоре соединились в самом сердце государства252. Милан стал при этом важным речным портом, что позволило снизить расходы на доставку зерна, железа и особенно леса, подвозить до реки По и Феррары большие пушки, отливавшиеся миланцами, и вообще изба - виться от неудобств, вызванных отсутствием у города выхода к морю25 .

Эти данные, которые, впрочем, относятся только к водным путям, показывают, насколько медленно проходило улучшение почв. Оно осу - ществлялось поэтапно. Каждый этап затрагивал разные человеческие пласты соответственно тому, что три Ломбардии, как бы смыкающиеся друг с другом, представляют разные социальные группы. Горная и пас - тушеская Верхняя Ломбардия, которая на севере доходит до зоны brughiere , — это страна мелких собственников, бедных, свободолюби­вых, упорно стремящихся производить все на собственной земле, включая плохое вино из своего винограда. На среднем этаже, где рас - полагается орошаемое плато высокой равнины, область родниковых ключей (fontanili) и больших пастбищ, начинают попадаться поме­щичьи и церковные владения. Этот более низкий, но еще не первый этаж представляет собой зону замков, участков, отдаваемых в исполь - ную аренду, и загородных домиков, окруженных высокими деревьями. В самой нижней части располагаются рисовые поля, устроенные капи­талистами254. Их революционная затея решила проблему возделывания затопляемых земель. Экономический прогресс здесь налицо, но под вопросом остается социальный.

Для трудящихся ломбардский рис означал работу в условиях жест - кого рабства, тем более бесправного, что они, оставаясь разобщенными, не могли действенно противостоять ему. Посевы риса не требуют по - стоянного ухода, и множество работников привлекаются на рисовые чеки только на несколько недель во время посева, пикировки и сбора урожая. Производство риса связано с сезонными миграциями. При этом присутствие самого хозяина требуется только для установления

Вересковые пустоши.

размеров оплаты труда и для надсмотра за работниками. Точно так же несколько столетий спустя Кавур приезжал на свои земли в Лери, в Нижнем Пьемонте, по соседству, чтобы распределять плату и на - блюдать на восходе солнца за работой батраков235.

Дело обстоит таким образом почти со всеми равнинными культура - ми. Земли здесь, где борозды можно проводить по линейке, легко под - даются обработке с использованием животных — быков или буйволов. Необходимость массового привлечения рабочей силы с гор возникает только во время жатвы или сбора винограда. После нескольких недель труда батраки возвращаются домой. Это настоящие сельские проле - тарии. Но таковыми становятся зачастую и крестьяне, постоянно живу - щие на равнине.

Проведенная испанцами в 1547 году256 перепись собственности в Ломбардии показывает, что мелким собственникам принадлежало не более 3 проц. плодородной земли на равнине, в то время как бедные земельные участки в горной местности принадлежали в подавляющем большинстве крестьянам. Эти ломбардские цифры как нельзя лучше иллюстрируют условия жизни на равнине. Находясь в плачевном сани­тарно-гигиеническом состоянии, крестьянин здесь часто должен был довольствоваться малым. У него есть хозяева, и го, что он производит, принадлежит хозяевам. Простолюдина, который является зачастую но­вичком, оторванным от родных гор, при случае обманывает собственник земли или его управляющий. Во многих отношениях его можно уподобить колониальному рабу, каково бы ни было его правовое положение.

Крупные землевладельцы и бедные крестьяне

Мы сравнили мелиорацию равнин Средиземноморья с расчисткой лесов в Северной Европе. Как и всякое сравнение, оно имеет свои гра - ницы. На очищенных от леса участках, в новых городах образовыва - лась другая, более свободная среда, как это происходило в Америке. Драма Средиземноморья (за исключением нескольких новых областей, условия которых способствовали развитию аграрной обособленно - сти25 ), одна из причин его консерватизма и застылости состоит в том, что новые земли оставались под контролем богачей. На севере, как позднее в Америке, для создания нового плодородного участка доста­точно топора и мотыги. В Средиземноморье к нему должны приложить руку богатые и влиятельные люди. Тем более что со временем начинается

переход от частичных проектов к обширным и долгосрочным планам мелиорации. Эту цель можно достичь только сплоченными усилиями, подчиняясь строгой дисциплине, предполагающей наличие жесткой общественной иерархии. Являются ли и могут ли быть свободными крестьяне Египта, Месопотамии в XVI веке? В Испании всякий раз, как совершается переход от secanos к regadios — от «сухих» земель к орошаемым землям, — относительно независимого крестьянина сме - щает порабощенный крестьянин. Все крупные ирригационные систе - мы испанцы унаследовали от мусульман с завершением Реконкисты. Они достались испанцам в целости и сохранности вместе с необходимы­ми для их нормального функционирования феллахами в качестве при - ложения. Именно феллахи еще возделывают в XVI веке равнину Лериды; феллахи обрабатывают земли Риохи на Эбро; феллахов мы встречаем в Валенсии, в Мурсии, в Гранаде; феллахов или, точнее, морисков новые хозяева Иберийского полуострова берегут и защи­щают, но берегут как скотину, точно так же как будут беречь своих ра­бов в Новом Свете.

Равнина принадлежит феодальным сеньорам25 . Нужно спуститься на португальские veigas , чтобы встретить дома фидальгу, solares с огромными гербовыми щитами259. Широкая и низкая равнина сиен - ской Мареммы, где свирепствует необыкновенно злая лихорадка, усея - на, как и соседняя тосканская Маремма, сеньориальными замками. Их башни и донжоны, их старомодные силуэты бесцеремонно напоминают об обществе, где в деревне распоряжаются феодальные собственники, не живущие здесь постоянно, потому что эти здания служат лишь для временного пребывания. Как правило, хозяева живут в Сиене. Здесь они обитают в больших городских домах, сохранившихся до наших дней, в этих хоромах, куда любовники из новелл Банделло проникают, заручившись традиционной поддержкой служанок, по лестницам, под - нимающимся к высокому амбару с кучами мешков зерна, или по кори - дорам, ведущим обычно в заброшенные уголки нижнего этажа260. Мы можем последовать за ними в лоно этих древних фамилий, чтобы со - переживать комедиям и драмам, развязка которых наступает под сенью древних замков Мареммы, вдали от городских сплетен и семейного гне - та. Найдутся ли лучшие подмостки, чтобы разыгрывать по моде Италии того времени, на безлюдье, вызванном жарой и лихорадкой, роль

Долины.

неверной или подозреваемой в неверности супруги? Такое климатическое объяснение обольщало Барреса. Но не следует ли говорить о социальном попустительстве, которое обеспечивает убийце в этих подвластных ему ни­зинах почти полную безнаказанность? Равнина — удел богачей?

«На равнине, — пишет Ребер Монтань261 по поводу современного марокканского Суса, — быстро увеличивается дистанция между бога - тыми и бедными. Первым принадлежат сады, которые обрабатывают вторые. Орошаемые поля приносят в изобилии зерно, овощи, фрукты. Другой источник богатств составляют оливковое и аргановое масло , доставляемое в бурдюках в северные города. Предельная близость рынков облегчает ввоз чужеземных продуктов, так что уровень жизни знатных людей на равнине Суса становится все более сходным с уров - нем жизни в других провинциях, где Махзен царил с незапамятных времен. Но вместе с тем жизнь сельскохозяйственных рабочих, klem- mas, становится все более нищенской». Это правило, как нам представ - ляется, приложимо ко всем равнинам средиземноморского мира: бога - тых и бедных здесь разделяет значительное расстояние, богатые очень богаты, бедные очень бедны.

Крупная земельная собственность также составляет здесь правило. Сеньориальный режим, который часто служит ее фасадом, нашел здесь естественные условия для выживания. В Сицилии, Неаполе, Андалусии сеньориальные майораты передавались из рук в руки без изменений вплоть до наших дней. Равным образом на обширных восточных равни - нах Балкан, в Болгарии, Румелии и Фракии, в районах, производящих зерно и рис, глубоко укоренился турецкий режим с его крупными хо -

зяйствами и крепостными деревнями, в то время как на гористом Запа -

262

де он потерпел почти полную неудачу .

Есть и много исключений, связанных с местными особенностями, на­пример старинная римская Кампания или современная крестьянская де - мократия Валенсии, а также Ампурдана и Руссильона. «Эти равнины, — пишет Максимилиан Сорр по поводу двух последних2 , — всегда были страной мелких и средних собственников». Всегда ли? В современную эпо­ху — согласимся с автором. В самом деле, доподлинно нам неизвестно, что происходило на этих низменностях до аграрных смут XIV века, особенно до начала масштабных и массовых работ по ирригации, предпринятых, в частности, рыцарями-храмовниками из Ma Де в бассейнах руссильонских

Из плодов арганового дерева.

рек Реара и Кантараны. Как бы то ни было, налицо и пример, и явные отклонения от правил. И это не единственный пример и не единствен - ное отклонение. В Провансе «сельскохозяйственный пролетариат— редкость, за исключением Арльской равнины, поделенной между круп - ными землевладельцами»264. В Каталонии период процветания зажи­точного крестьянства начинается не позднее 1486 года26 . Может быть, чтобы разнообразить чересчур общие объяснения, следовало бы подробнее остановиться на таких внешне простых понятиях, как мел - кий и крупный собственник (крупный или влиятельный?); установить различия между типами равнин в зависимости от их большей или мень - шей протяженности, а также в зависимости от наличия у них внутрен - них границ; наконец, и в особенности, стоило бы проверить наличие и установить логические причины процессов последовательных измене­ний режимов собственности и аграрной эксплуатации, дробления наде - лов, укрупнения наделов. Затем, поскольку ничто не стоит на месте, — нового их измельчания. В одних случаях прирост населения, в других — распространение новых культур, внедрение новых орудий или неиз­менность прежних, в третьих — растущее влияние соседних городов без конца преобразуют географическое и социальное устройство низ - менностей, в то время как в других регионах тирания хлебных полей и сохи (если вернуться к идеям Гастона Рупнеля), применение рабочего скота поддерживают старый порядок и силу богачей. Услугу подобного рода исследования уже оказывает нам новаторская робота Эммануэля Леруа Ладюри266 о лангедокских крестьянах в период с XV по XVIII век. До ее появления было трудно представить себе, до какой степени этот порядок землепользования являлся порождением социальной, демо - графической и экономической конъюнктуры и до какой степени под - вижным, подверженным непрерывным изменениям, «без конца ста­вившимся под вопрос», он был вследствие этого. Проблема заключается в том, чтобы узнать, пригодна ли эта столетняя хронология последо - вательных изменений в аграрных порядках Лангедока для других средиземноморских областей: для каких-то из них с запозданием, для дру­гих — с опережением, а для третьих, наиболее многочисленных, — с совпадением по времени. Пока что мы далеки от ответа на этот вопрос.

Краткосрочные изменения на равнинах: венецианская Терра Ферма

Мы можем по крайней мере попытаться проследить за этими крат­косрочными переменами на другом примере — на примере Венеции.

4. Вспомогательные каналы помешали исчезновению не менее половины

венецианских лагун

План ориентирован в направлении с севера па запад. Прорытые каналы за­щитили Венецианскую низменность и окружающие город лагуны. Однако се - верная часть залива заполнилась многочисленными отложениями, приносимы - ми небольшими реками — Пьяве, Силе, часто превращающимися в стремитель­ные потоки. Вся эта область покрыта стоячими водами. На юге, напротив, бес - прерывно возобновлявшиеся работы упорядочили течение Бреиты, и лагуна от Кьоджи до Венеции «живет» и обновляется под действием приливов и отливов. По книге Arturo Uccelli, Storia delia tecuica dal Medio Evo ai nostri giorni, 1945, p. 338.

На самых богатых и густонаселенных участках венецианской территории с конца XV века проводятся работы по орошению, имев­шие предположительно широкий размах, но, к сожалению, нам неиз - вестны их географические границы и точные даты. Похоже, что эти дорогостоящие мелиорационные проекты, проводившиеся с очень дав­них времен, не приносили особой выгоды крестьянам или сельским

общинам. На первый взгляд нет ничего более рационального, чем ря - довой процесс мелиорации, схема которого оставалась неизменной на протяжении ста лет и включала в себя продуманные процедуры, охотно проводимые венецианской администрацией, а именно Provedi- tori dei beni inculti с 1566 года267 по разработанным ранее правилам. Каждый мелиорационный проект, каждый ritratto устанавливает для данной группы заболоченных земель программу различных гидрав - лических работ: обслуживание или сооружение плотин (argini), водоза­боров (presi), каналов и желобов, распределяющих воду для полива (scalladori). Иногда прорытые каналы открываются для судоходства за определенную плату, что частично компенсирует расходы. Но непо - средственно при проведении этих обременительных работ и должны оплачивать собственники земли из расчета один или два дуката за

*#9« Q

campo Л°° в зависимости от того, растут ли на этих участках виноград ники или просто деревья. Если землевладелец не может оплатить пола гающуюся ему долю затрат, в оплату принимается половина недвижи мого имущества; отсюда видно, что выплатить повинность за campo

_2.      _ .

было нелегко. В отдельных случаях ritratto может затрагивать ин­тересы городской общины (как, например, общины Эсте26 или Монселиче270) или проводиться за счет целого товарищества собственни­ков, которые, впрочем, могут прибегнуть к заимствованиям под низкий про­цент (4 проц.) из венецианской казны; наконец, в предприятии могут при­нять участие и венецианские власти, в этом случае оставляющие за собой право по окончании работ продать причитающуюся им часть земли, и эти торги иногда проводились даже на площади Риальто. Каждый «ритратто» делился на 24 карата, подобно собственности на судно, каждый карат по очереди выставлялся на публичных торгах, как мы бы сказали, прода - вался с молотка, в документах уточняется: «...con la bacchetta in terra del

vjg vjg vjg vjg vjg      '      ' 1 J      J

su m giu»

Но каковы были результаты этой подробной регламентации? О действительности можно судить по случавшимся неудачам или под - линным катастрофам. Если той или иной общине не удается больше

Проведиторами невозделанных земель.

Участок.

***

Землю.

Комплекс работ.

Взмахом жезла сверху вниз.

прибегать к займам для окончания работ, она продает половину ритратто своим жителям, а другую половину — любому желающему, выигравшему первые торги (поскольку оценщик начинает их с задан - ной стоимости и постепенно уменьшает ставку). Часто можно видеть, как составляется товарищество собственников consorti или caratador . Это настоящие торговые ассоциации. Не удивительно, что во главе их встречаются громкие имена венецианских патрициев. Из одного документа (от 15 февраля 1557 года)2 1 мы видим, как некий Иеронимо Дольфин (из семьи крупных банкиров) со своими компаньонами намеревается приобрести ритратто в долине Сан Бьязио близ Лендинары, между нижней Адидже и нижним течением По; впрочем, в начале 1561 года этот проект еще оставался без движения272. Двумя годами позже другой патриций, Алессандро Бон, который ha irrtrapreso a sue spese, col permesso delia Signoria, la bonifica di tutte le valu Bachiglione 273 ehe sono tra Po e

сталкивается с сопротивлением своему проекту, «с неожиданными препятствиями со стороны общины Ровиго». В каж - дом из этих случаев, как мы можем догадываться, речь шла о крупных предприятиях: определенность могло бы внести здесь только исследо­вание самих землевладений. Однако, когда происходит катастрофа, по - добная прорыву плотины близ Ровиго 5 декабря 1554 года, затоплен - ными оказываются 30 000 campi fertitlissimi* **: поскольку брешь не бы­ла хорошо заделана, существует опасность при сборе ближайшего уро - жая не досчитаться, как и в прошлом году, 40 000 stara di formento 274. То есть речь идет о больших количествах, о крупных богатствах, о серь - езных делах. 11 декабря 1559 года некий делец, который, к сожалению, скрывает свое имя, предлагает произвести за свой счет целый ряд ритрат- ти\ в возмещение своих расходов он собирался довольствоваться всего лишь одним кампо из десяти27 . Кто скрывается за этим благодетелем?

Таким образом, кроме этих небольших уточнений, мы не распола­гаем возможностью представить себе реальное положение крестьян и землевладельцев венецианской провинции, будучи теперь прекрасно знакомыми (благодаря исследовательской удаче) с лангедокскими

Покупателей каратов.

С разрешения Синьории за свой счет предпринял осушение всех долин

между реками По и Баккильоне.

30 000 плодороднейших участков.

Четвериков пшеницы.

мужиками276 и их хозяевами. Чтобы лучше судить о венецианцах, по - требовались бы новые удачные исследования, которые еще предстоит провести; тогда можно было бы как следует оценить наличный матери - ал. Что в самом деле означали применительно к комплексу совершенно разнородных сельскохозяйственных производств эти усилия по мелио - рации, этот триумф рисовых полей (начавшийся, возможно, после 1584 го­да), который надолго обеспечил благополучие патрициата и равнове - сие платежного баланса Синьории в XVII веке, наряду с увеличившим­ся в это время производством шелка277? Во всяком случае эти масштаб­ные мелиорационные проекты не идут ни в -какое сравнение с проекта­ми лангедокских «каналистов». Тем не менее с конца XVI века для получателей «земельной ренты» в Венеции начинается еще более бле - стящий период, чем для собственников земли в окрестностях Монпелье или Нарбонны в Лангедоке. Богатства Венеции, с умом вложенные в производство на полях Террафермы, принесут хорошие плоды. Но нам пока еще трудно судить с желаемой уверенностью о драмах, разыгры - вавшихся на венецианских землях, — нам известно только, что кресть­яне влезают в долги, что способы хозяйствования часто остаются ус­таревшими, что общинные земли сокращаются. Прекрасная исследова - тельская проблема278!

В дальней перспективе: судьбы римской Кампании

Долгосрочные перемены представляются нашему взгляду наибо - лее очевидными. Римская Кампания является очень хорошим при­мером этих без конца намечающихся новых поворотов279. Освоение ее земель восходит еще к неолитической эпохе. Через несколько тысяче - летий, во времена Империи, на agro romano , все так же интенсивно эксплуатируемом на всем его протяжении, были построены важные ак - ведуки, угроза малярии тогда была небольшой. Катастрофа произошла в V веке при остготах, когда акведуки прекратили свое функциониро - вание. Освоение земель возобновилось только одним или двумя столе - тиями спустя. В это время Остия возродилась из развалин. С приходом XI века — новый сдвиг, новые катастрофы; после чего очередной рас - цвет аграрной жизни приходится на начало XIV и на XV век. Остия снова возрождается, на этот раз благодаря заботам кардинала

Римском поле.

д'Эстутвилля. В XV и XVI веках на сцену выходит крупная сеньориаль - ная собственность, с большими и хорошо укрепленными хуторами: это так называемые casali, которые можно видеть еще и сегодня на обочи - нах больших дорог; их массивные очертания напоминают об опасно - стях жизни на равнине, где постоянную угрозу представляли спус - кающиеся с гор разбойники. Эти крупные фермы «колониального» ти - па практиковали севооборот (главным смыслом их деятельности было производство зерна) и разведение крупного рогатого скота в больших масштабах. Рабочую силу на них поставляли Абруццские горы. Но бы - ли ли прочными основания этих владений?

В XVI веке ничто здесь не говорило о процветании. У кардиналов были свои виноградники в Кампании, но они.располагались на хол - мах, овеваемых ветерком, наподобие Казино семейства Боргезе на Па - латине. Бенвенуто Челлини, любивший ездить на охоту в окрестности Рима, приводит подробный отчет о затяжной болезни, от которой он, по его словам, чудом избавился и которая похожа на обострение болот­ной лихорадки280. Представим себе теперь тогдашнюю римскую Кам - панию, усеянную болотами, пустырями, заброшенными землями, ко - торая представляет собой, по сути дела, охотничьи заказники. С другой стороны, под напором энергичной, бьющей ключом пастушеской жизни, распространяющейся с отрогов Апеннин, раздвигаются городские стены, как в далекие времена первых здешних обитателей. Нотариальные акты, датированные примерно 1550 годом, свидетельствуют о наличии в Ри - ме многочисленных торговцев скотом, в том числе приезжих с Кор - сики28 . Положение в сельском хозяйстве, не выдерживающем конкурен­ции с ввозимым извне зерном, постоянно ухудшается. В XVIII веке происходит дальнейший спад. Де Бросс оставил для нас удручающую картину гнездящихся на равнине несчастий, нерадивости хозяев ее зе - мель и свирепствующих на ней болезней282. «В начале XVIII века мы за­стаем «римское поле»в плачевных, как никогда, обстоятельствах»28 .

Могущество равнин: Андалусия

Как правило, участь равнин бывает не столь беспокойной. А может быть, нам это только кажется из-за недостаточности наших знаний? Ведь в Нижнем Тунисе, где сохранилось много напоминаний об ан - тичном блеске, исключительные сдвиги в формах землевладения и в ос - воении сельскохозяйственных угодий происходили начиная от римской

эпохи и до наших дней. То же самое можно сказать о Нижней Сирии или Македонии, на многие столетия вымершей и с трудом возращен - ной к жизни после 1922 года, или о поразительной Камарге , судьба ко - торой не перестает нас удивлять.

Как бы там ни было, судьба этих широких равнин отражает сущест­во средиземноморской аграрной истории, знаменует последнее, самое трудное и самое великолепное из ее достижений, если не принимать во внимание чересчур высокую в социальном смысле цену, уплаченную за то, чтобы отвоевать их у воды. Каждый такой успех был историческим свершением, богатым последствиями. Причем настолько, что, обраща - ясь к тому или иному крупному событию, всегда стоит задаваться во - просом, не лежит ли в его основе одна из этих великих аграрных побед.

Трудно подобрать более яркий пример их важности, чем пример равнин нижней Андалусии. В XVI веке это один из наиболее богатых регионов Средиземноморья. Между древним подножием Кастилии на севере и суровыми горами, образующими верхнюю Бетскую Кордиль - еру на юге, она разворачивает плавные изгибы своей поверхности, свои луга, на западе иногда напоминающие фламандский Север, свои вино - градники и широко раскинувшиеся оливковые рощи. Как и у всех дру - гих равнин, ее земли отвоевывались шаг за шагом. При основании Ри - ма все низовья Гвадалквивира занимало болото284 наподобие того, что было первоначально в низовьях Роны или в Митидже накануне фран­цузской колонизации. Но очень скоро Андалусия, Бетика должны были стать сердцем римской Испании, цветником городов, пожалуй, чересчур прекрасных и чересчур густонаселенных.

Здесь мы сталкиваемся с оборотной стороной богатства равнин: специализируясь на небольшом числе малопродуктивных культур, они вынуждены импортировать часть продовольствия для своих насущных потребностей. Ввозя растительное масло, виноград, вино, ткани, ремес - ленные изделия, андалузские города живут в то же время за счет се - вероафриканского зерна. Их судьба в какой-то мере зависит от бла­горасположения хозяев хлеба. Вандалы, заручившись поддержкой ан­далузцев, в V веке завладели их житницей28 . Когда в следующем веке вандалов изгнали византийцы, то Андалусия тотчас же им покорилась; наступила очередь арабов — и она тоже не оказала им сопротивления.

Ныне заповедник на юге Франции, в устье Роны.

Будучи завоеванной, Андалусия всякий раз становится жемчужи - ной чьей-то короны. Она была душой лучезарной мусульманской Испа - нии, безусловно, не имевшей успеха на севере Иберийского полуостро­ва, но протянувшейся в направлении Северной Африки, от берегов ко - торой она по-настоящему никогда себя не отделяла, будучи тесно свя - занной с ее полудикими обитателями и с ее богатой событиями историей. В этом цветнике городов были две столицы: Кордова и позд­нее Севилья. Кордова стала наставницей всей Испании, всего мусуль - манского и христианского Запада, но оба названных города были зако - нодателями искусства и центрами цивилизации.

Несколько столетий спустя, в XVI веке, память об этом величии еще жива. В то же время нужно было залечивать раны, нанесенные христиан­ской Реконкистой в XIII веке территориям Андалусии, особенно в южной ее части, опустевшие местности которой долго не удавалось заполнить с по­мощью сперва военной, а затем мирной колонизации. В XVI веке этот мед­ленный восстановительный процесс еще не был завершен286. Сама по себе Андалусия остается великолепной страной, «житницей, фруктовым садом, винным погребом и овчарней Испании»287, предметом традиционных по­хвал со стороны венецианских послов в их Relazioni . К славе своей страны XVI век прибавил еще один дар —Америку. Ведь Америка в 1503 году была отдана почти на 200 лет на откуп Севилье. Америка — это Casa de la Contrata- cion**, флотилии, отправляющиеся в Индию и привозящие серебро из Мексики или Перу, заморских торговых колоний, столь деятельных и густонаселенных, все это составляет исключительную и законную моно­полию Севильи. По каким мотивам? Прежде всего для усиления кон - троля над драгоценными торговыми путями: такова точка зрения пра­вителей. Затем, вследствие того, что плаванию в Америку благоприят - ствуют пассаты, а Севилья открывает к ним дорогу. Но не было ли ос - новано это необыкновенное везение также и на том, что в город, находящийся на особо выгодном положении, устремлялись лодки, спускающиеся по Гвадалквивиру, и знаменитые повозки, запряженные четверками быков? Севильская торговля питается также виноделием и маслоделием великой равнины, находящейся под боком. Корабли с се - вера — бретонские, английские, зеландские или голландские — приез­жают сюда не только за солью Сан-Лукара, незаменимой при засолке

Донесениях.

Торговая палата.

трески, и за товарами из «Индий», но и за вином и маслом, производи - мыми на андалузских холмах.

Так богатство Андалусии побудило ее или даже заставило выйти за собственные пределы. В XVI веке Севилья и андалузская глубинка, все еще наполовину мусульманская и только частично христианская, оказы­ваются способными заполнить своими выходцами широкие пространства Испанской Америки, навсегда сохранившей признаки своего происхожде­ния. Об этом замечательно сказал Карлос Перейра. Вся Испания отрывала от себя своих сыновей ради этих открывшихся за морем южных стран.

Вот что должно пробудить в нас осторожность по отношению к крылатому выражению Пьера Жоржа, назвавшего эти равнины «островками земли» по соседству с морем. На деле эти островки вовсе не отрезаны от окружающей ихЛгерритории. Их экспансия была связа - на главным образом с теми случаями, когда на помощь к ним приходи - ла экономика безбрежных морских пространств, которая, если выра­зиться точнее, мобилизовала их, заставляя возделывать экспортные культуры массового спроса. В Нижней Андалусии в XVI веке производ­ство оливок и винограда развивается исключительно под влиянием крупной севильской торговли. Точно так же на другом конце Среди­земноморья, почти за его пределами, подъем производства зерна в Молдавии и Валахии во времена Михая Храброго в конце XVI века, подъем, вызвавший резкое усиление сеньориального режима, был свя - зан с возросшими потребностями бурно развивающейся черноморской торговли хлебом. Приведем несколько аналогичных примеров, выхо - дящих на этот раз за рамки XVI века: мелиорация равнины Салоник в связи с производством хлопка и табака; осушение низменностей, при котором исчезли последние болота, предпринятое в Конта Венэссен в XVIII веке ради выращивания марены; наконец, оздоровление кли - мата Митиджи около 1900 года благодаря посадкам виноградников.

В общем, вне всякого сомнения, для финансирования затрат на ос - воение этих низменностей нужны высокие доходы, обеспечиваемые торговлей, экспортом товара на большие расстояния. Но не является ли воплощением этой торговли, при более пристальном рассмотрении, большой купеческий город, открытый для внешних контактов, средо - точие крупных капиталов? Город, способный принять на себя бремя от­ветственности и риск предпринимательства? Все мелиорационные про - екты, о которых мы можем говорить применительно к XVI веку, связа­ны именно с областями, где расположены крупные города: Венеция,

L

L

Милан, Флоренция. Заметное оживление аграрного производства в Митидже около 1580 года было обусловлено также и ростом влиятель­ности Алжира. Оживление, быть может, кратковременное, поскольку на равнине остались болезнетворные водоемы, но близость к растуще­му городу и к роскошным жилищам корсаров, турок и христианских ре - негатов, за пышное убранство которых было уплачено Бог знает сколь - кими человеческими жизнями, заставили ее заняться разведением ско - та, домашней птицы, голубей, производить молоко и сливочное масло, бобы, горох, чечевицу, дыню, огурцы. Из равнинной местности на стоя - щие в порту суда доставляются воск, кожа и некоторое количество шел­ка; на ней собирают урожаи пшеницы и ячменя. Так что Хаэдо, ко - торый, возможно, и не бывал там лично, рассматривает ее как некий Эдем. Подобным же образом насаждаются сады в пригородах Вален - сии, которая к тому же поставляет им удобрения. «Если ее (Валенсии) улицы, — говорит один путешественник XVIII века28 , — не вымощены булыжником, это потому, что их грязь смешивается с мусором, который немедленно собирают и по мере накопления увозят за городские стены для удобрения близлежащих земель; и жители города убеждены, что, за­мостив улицы, они лишили бы окружающие Валенсию со всех сторон гус­тые сады одного из главных источников плодородия».

Всякая равнина, освоенная для возделывания на ней культур мас - сового спроса, становится крупной экономической и социальной ве - личиной, становится большой силой. Но при этом она должна жить и трудиться не только для себя, но и для других. И это обстоятельство, которое является условием ее величия, в XVI веке, столь неблагополучном в отношении хлеба, является также причиной ее зависимости и ее бедст­вий. Мы убедимся в этом на примере Андалусии, которая еще до 1580 года оказалась вынужденной ввозить хлеб с севера28 .

4. отгонное животноводство или КОЧЕВОЙ ОБРАЗ жизни: ДВА СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ

По завершении предпринятых нами странствий нам остается охва - тить во всей их целостности многочисленные проблемы, связанные с перегонами скота на выпасы и с кочевым образом жизни, т. е. с регу - лярными перемещениями человеческих масс и стад скота, которые мы рас­сматриваем в последнюю очередь как одну из характерных особенностей

средиземноморского мира. Эти постоянно возобновляемые передвиже­ния трудно будет до конца объяснить, если ограничить наше рас­смотрение только полуостровными частями континентов. Нам придет­ся совершать довольно пространные и неоднократные экскурсы на вос­ток и на юг и охватить, по крайней мере включив в рассуждение, жизнь скотоводов на протяженных границах пустынь. Вот почему мы подхо­дим с таким опозданием к этим трудно локализуемым проблемам.

Перегоны скота290

Есть несколько видов сезонных перемещений скота: географы вы - деляют по меньшей мера два, возможно, три таких вида.

Прежде всего, речь идет о «нормальном» выгоне скота в горы: в этом случае его собственники и пастухи являются обитателями равнины, они покидают ее летом, в неблагоприятное для равнинного скотоводства вре­мя. Горы в этом процессе выступают всего лишь как конечный пункт этого перемещения в пространстве. При этом чаемое пространство часто при­надлежит крестьянам с равнины, но в основном его арендуют у горцев. К XVI веку уже, возможно, на протяжении четырех или пяти столетий Арль являлся центром массовых летних перегонов скота, во время ко­торых стада из Камарги и особенно из Кро отправлялись каждый год по дорогам, пролегающим в бассейне реки Дюранс, на пастбища Уазана, Де- волюи и Веркора, вплоть до окрестностей Морьенны и Тарантезы. Это на-

9Q9

стоящая «крестьянская столица»: здесь живут «капиталисты»Л , как совсем недавно называли заправил здешнего овцеводства; здесь работают но­тариусы, которые удостоверяют соответствующие контракты.

Пример «обратных» перегонов скота в XVI веке наблюдается в испан­ской Наварре. На этот раз стада и пастухи спускаются с высокогорной ме­стности euskari. При этом на долю низин выпадают только рыночные функции, если там есть рынок. Эти зимние переходы напоминают беспоря­дочное бегство. Пастухи и скотина, покидая горы из-за сильных холодов, вторгаются в нижнюю Наварру, как захватчики в завоеванную страну. При приближении этих страшных гостей все замирает. Так каждый год возоб­новляется вечная война между пастухами и крестьянами. Она продолжа­ется, пока стада не достигнут открытых частей равнины или больших паст­бищ Барденас Реалес, и снова вспыхивает на обратном пути. Барденас Реа- лес — это каменистая степь на границе с Арагоном, с довольно скудными из-за зимних дождей пастбищами29 .

4      5039

Обратные перегоны скота происходят также в Калабрии, когда пастухи и стада зимой и весной скапливаются на узких полосах прибрежной земли. «Утром на праздник Пасхи, — рассказывает в июне 1549 года епископ Ка- тандзаро, — некоторые священнослужители отправлялись на побережье, где находятся многочисленные стада, и по обыкновению служили там обедню на алтаре, уложенном из кругов сыра, затем благословляли сыр и стада и причащали пастухов. За это священник получал весь сыр, из которого скла­дывали алтарь. Я наказал священнослужителей, участвовавших в этих служ-

9Q4

бах, и под страхом ужасных кар запретил им делать это впредь»* * .

Таковы два вида сезонных перегонов скота. Кроме того, существует еще один — смешанный — вид, обладающий признаками и летних, и зимних передвижений. В этом случае отправной пункт и место житель - ства скотоводов располагаются на середине склона, на полдороге меж - ду двумя пастбищами. Таково в настоящее время положение вещей в кор-сиканской местности Шатэньере.

На самом деле строгая классификация не может исчерпывающе отра­зить все проявления реальности. Сезонные перегоны скота связаны с самы­ми разнообразными факторами: физическими, социальными, истори­ческими29 . В Средиземноморье, если принять самое простое определение, они представляют собой предпринимаемые по вертикали перемещения с зимних пастбищ, располагающихся на равнине, на летние, расположенные в горах. Это существенная часть жизни обоих этажей и одновременно пере­движение людей — выходцев из той или иной деревни, принадлежащих к той или иной группе сельского — или не обязательно сельского — населе­ния. Они занимаются только скотоводством или уделяют какое-то время обработке земли. В период одной из своих сезонных стоянок они выжигают кустарники, чтобы ускорить созревание растений296; эти люди могут обитать как наверху, так и внизу; они могут иметь постоянное жилище или не иметь его. Короче говоря, существует множество вариантов, но строго определен­ное для каждого данного случая. Оценим мимоходом следующий анекдот. Городок Корон на греческом берегу в 1499 году принадлежал еще венециан­цам, и паша Морей хотел запретить албанцам и грекам из этого местечка се­ять хлеб и пасти стада на территории ве\икого султана. Rettori Корона удо­вольствовались dolcemente ответом: «Если наши люди приходят летом на

297

ваши земли, то зимой ваши стада пасутся на наших» .

Правители.

Кротким.

Две данности — рельеф и время года обычно предопределяют если не полностью, то главным образом то, что может и должно происхо - дить. В 1498 году298, в дни Карнавала страдиоты сделали набег на окрестности Пизы. Перечень их добычи, захваченной зимой на берегу моря, не удивляет: триста голов крупного рогатого скота, коров и буй - волов, 600 баранов, несколько кобыл, и мулов. Другой набег на турец - кую территорию близ Зары в январе 1526 года: уведено 2500 живот - ных299. Последнее свидетельство: в декабре 1649 года300 морлахи**, подстрекаемые своим новым вождем, захватили на побережье Далма­ции 13000 голов скота.

Кочевничество имеет более древнее происхождение,

чем отгонное животноводство

По данному нами определению, перегоны скота являются только одной из форм, введенной в правила и как бы испытанной, средизем - номорской пастушеской жизни, протекающей как на равнинах, так и на горных пастбищах. Эта испытанная форма представляет собой резуль - тат длительной эволюции. Даже самое беспорядочное передвижение стад сопровождается перемещением только одной группы населения, специализирующейся на скотоводстве. Это предполагает существова - ние разделения труда, повсеместное распространение земледелия, сле - довательно, пахотных полей, за которыми нужно ухаживать, постоянных жилищ и деревень. Часть населения последних, в зависимости от вре - мени года, отправляется либо на равнину, либо в горы. Многие иссле - дования, посвященные XVI веку, показывают такие наполовину обез - людевшие деревни, где остаются только старики, женщины и дети.

Кочевники, напротив, все перевозят с собой на огромные расстоя - ния: людей, скотину и даже дома. Однако в их странствия никогда не бывают втянуты, как при сезонных перегонах, громадные массы овец. Небольшие стада кочевников растворяются в безбрежном про­странстве иногда очень маленькими группами. На сегодняшний день кочевники — правда, в Средиземноморском регионе сохранились толь - ко их разрозненные остатки — это дюжина людей, которых встречаешь поздним вечером сгрудившимися у огня в пригороде Бейрута, или

Албанские всадники.

От греч. «мавровлахи», католич. население Северной Далмации.

5. Места зимовки и летнего выпаса овец в верхнем Провансе в конце XV века

По книге Therise Sclafert, Cultures en Haute-Provence, 1959, p. 134 et 135.

5. Места зимовки и летнего выпаса овец в верхнем Провансе в конце XV века

По книге Therise Sclafert, Cultures en Haute-Provence, 1959, p. 134 et 135.

в Алжире после сбора урожая, среди жнивья — несколько верблюдов, баранов, ослов, две -три лошади, женщины, одетые в красное, и не - сколько черных палаток из козьей шерсти; или еще на равнине Анта - лии в Памфилии, на юге Тавра, два десятка шатров, иногда — но до­вольно редко — расположенных в виде подковы, как этого требует по -

QA1

степенно исчезающая традиция0" .

Сезонные перегоны скота и кочевничество выглядят разновремен­ными явлениями, порождениями разных эпох — так не следует ли счи­тать второе более древним, чем первое? На наших глазах на всем пус - тынном и полупустынном пространстве, которое окружает юг Среди­земноморья и тянется в сторону Центральной Азии и далее, прививае­мая современными правительствами оседлость превращает потомков древних кочевников в пастухов, ведущих менее суровый образ жизни (в Сахаре, как и в Триполи; в Сирии, как и в Турции и Иране), зани - мающихся, по сути дела, выгоном скота, специализированным видом труда. Таким образом, указанная хронологическая последовательность выглядит правдоподобной. Следует добавить, что в переделах горного Средиземноморья обратные перегоны скота, по всей вероятности, пред­шествовали тому, что географы называют нормальными перегонами.

Такая временная последовательность — кочевничество, обратные перегоны скота, так называемые нормальные перегоны скота — пред­ставляется правдоподобной. Но дело обстоит вовсе не так просто, как может показаться по этой априорной модели. Прошлое было более щедро на катастрофы, на сокрушительные перевороты, чем на длитель - ные периоды спокойного развития. К сожалению, бедствия, случав - шиеся в рассматриваемой нами сфере, известны гораздо хуже, чем по - литические катастрофы.

В самом деле, при более пристальном рассмотрении подробностей функционирования скотоводческих структур оказывается, что нормаль - ные и обратные перегоны скота довольно часто трудно отличить друг от друга. В Верхнем Провансе302 в XV и XVI веках собственники скота с высокогорья (более многочисленные и богатые) и скотоводы равнин используют одни и те же пастбища. В этих условиях две формы сезон­ных перегонов скота отличаются только характером задействованной в них собственности. Тут мы из области географии вынуждены будем перейти к социальным вопросам собственности и даже к вопросам по - литики. Перемещения стад представляют большой фискальный ин - терес, которым не может пренебречь ни одно государство, как правило,

охотно помогающее в организации и охране таких передвижений. Обрат­ные перегоны скота с Абруццских гор на равнину Тавольере в Апулии вос­ходят к римской эпохе и являются стимулом для развиггия сукноделия в Таранто. Они продолжались впоследствии в достаточно произвольных формах до 1442—1447 годов, когда Альфонс I Арагонский303 своей властью упорядочил их, установив удобные и обязательные маршруты передвиже­ния овечьих стад, tratturi, пути соединения между ними (tratturelli), места отдыха с пастбищами (riposi) и места зимнего выпаса; кроме того, он издал распоряжение, запрещающее продавать скотину и шерсть в других местах, кроме Фоджи, предусмотрев, очевидно, взимание пошлин по пути следова­ния. Эта система, раз и навсегда установленная, в дальнейшем изменялась и дополнялась только мерами защиты от нападений, производимых живу­щими вдоль этих дорог крестьянами, выращивающими виноград и олив­ки, и особенно производителями зерна.

В 1548 году на территории в 15000 карри (величина одного карро более 24 гектаров), находящейся в Апулии, королевские пастбища со­ставляют немногим более 7000 карри; кроме того, власти наложили взыскание, под более или менее благовидным предлогом, еще на 2000 карри обрабатываемой земли. Поголовье скота, насчитывавшее в сред - нем один миллион единиц, на протяжении последующих десяти лет увеличивается в среднем до миллиона трехсот тысяч единиц. И эта цифра постоянно росла, поскольку в октябре 1591 года, по официаль - ным оценкам, насчитывалось два миллиона восемьсот восемьдесят одна тысяча двести семнадцать голов, в то время как земли, лежащие по маршруту перегонов овец, отдавались на откуп крестьянам сроком нашесть лет в моменты «хлебной дороговизны» (в 1560, 1562, 1567, 1584, 1589, 1591 годах), и на этих землях урожаи зерна достигали ре - кордных значений, сам 20 или сам 30. Отсюда шумные торги «при свечах»*304, проводившиеся в Неаполе между претендентами на землю. На кону были большие ставки: интересы казны, для которой таможня в Апулии являлась «несравненной жемчужиной», интересы торговцев шерстью и мясом, интересы владельцев крупных стад, которые все боль­ше и больше отделяются от массы мелких скотоводов. «Какой-нибудь vil- lano из провинции Абруцци, — говорится в донесении католическому

Обычай проводить аукцион, пока горят три маленькие свечки

(по очереди).

Поселянин.

королю, — имеет 10, 15, 20 или 30 тысяч овец, которые он приводит ка - ждый год на таможню (в Апулии) для продажи баранов и шерсти. По - сле этого, наполнив монетами свои сумки, он возвращается домой, что - бы закопать деньги; иногда он так и умирает, оставив свои сокровища в земле»305. Однако начиная с XVII века и особенно в XVIII происходит концентрация собственности, увеличение поголовья стад у богатых землевладельцев, и намечается перевес в пользу нижележащих местностей. Речь идет о плохо поддающемся проверке впечатлении30 . По крайней мере, проблема предстает перед нами во всей ее сложности.

Такая же двойственность наблюдается в окрестностях Виченцы — в Вичентино. Неизданные работы эрудита XVI века Франческо Кальданьо30 говорят о ней как об habitatissimo местности, гдб1нет ни клочка необрабаты­ваемой земли; это сплошной цветущий сад, усеянный большими деревнями, похожими на города, со своими рынками, своей торговлей, своими «прекрас­ными дворцами». Здесь всего в достатке — леса, который привозят на теле­гах или сплавляют по реке, древесного угля; на задних дворах толпятся даже павлины и индейские петухи. На ручьях и реках стоит невообразимое ко­личество мельниц, лесопилок и т.п. На орошаемых лугах пасутся тысячи и даже сотни тысяч голов скота. Пополняясь многочисленными ягнятами, коз­лятами и телятами, вся эта скотина летом отправляется на выгон в горы. Вот пример нормального перегона скота, который проходит не без конфликтов с жителями гор по поводу аренды или использования высотных пастбищ. Так, по поводу Мандриолы (горы, которую арендуют вичентинцы) возни­кают конфликты со швейцарцами, жителями кантона Граубюнден, и в этом нет ничего удивительного: граубюндендцы пригоняют свою скотину в юж­ные Альпы и в окрестности Венеции308, в которой они иногда обосновы­ваются в качестве мясников. Но и в самом Вичентино есть свои горные жи- те\и, обитающие в том уголке Альп, который называется Sette Comuni , сре­ди которых много мясников и охотников за дичью и которые зани - маются как земледелием, так и скотоводством, особенно в Галио, где имеется от 50 до 60 тысяч голов овец. Летом эти стада остаются на па - стбище Sette Comuni, а осенью спускаются на равнину и разбредаются по лугам Вичентино, Падовано, Полезине, Тревиджано, Веронезэ и даже

Л/Г      *** гп

мантовано . Это доказывает, что кипучая пастушеская деятельность,

Очень густонаселенной.

Семь коммун.

По окрестностям Виченцы, Падуи, Полезине, Тревизо, Вероны и Мантуи.

разворачивающаяся на вичентинской равнине, не захватывает всего про - странства, пригодного для выпаса слад. Для всех здесь находится свое место.

Отгонное животноводство в Кастилии

Сезонные перегоны скота в Кастилии могут служить хорошим при­мером для проверки всех определений. Наблюдатели описывали их зрелище десятки раз. Нам известны все подробности, проблемы и фак­торы, определяющие это явление.

6. Отгонное животноводство в Кастилии

6. Отгонное животноводство в Кастилии

По книге Jidim Klein, The Mesta, a Study in Spanish Economic Histoiy 1723—1836, Cambudge, 1920, p 18—19

— Пут iiepeiona CKOia • _ _ ш —П>пк1ы

сбора дорожной пошлины Пастбища, принадлежащие

рыцарским орденам

Алыча! и ара

Kavaipana

Kavaipana

С самого начала следует различить «большие перегоны» которые достигают 800 км, и перегоны на короткие или очень короткие расстоя - ния. Нас будут интересовать только большие перегоны, связанные с прославленным овцеводческим «товариществом» Местой (привиле - гии которого восходят к 1273 году). По словам одного натуралиста кон - ца XVIII века, в Испании есть «два вида овец; особи первого вида, с обычной шерстью, проводят всю жизнь в месте своего рождения, на одних и тех же пастбищах и каждый вечер возвращаются в свою овчарню; другие, обладающие особо тонкой шерстью, каждый год со - вершают переходы и, проведя лето в горах, спускаются в жаркие луга южных частей королевства, таких как ЛаманчЛ, Эстремадура и Андалу­сия. Этот второй вид называется «путешествующими овцами»30 . Эта классификация, как и всякая другая, является лишь приблизительной: «путешествующими овцами» с их драгоценным руном, на зиму обмазы - ваемым красной глиной, называются только те, которые прибывают на окраины Кастилии по большим дорогам, canadas, где располагается дю­жина королевских застав, взимающих пошлины. Но маршруты пастухов пролегают и по менее важным дорогам (cordeles, veredas). Их стада, не принимающие участия в дальних переходах, перемещаются взад или вперед в зависимости от времени года; их называют ganados travesios, или riberiegos, или merchaniegos, в том случае когда они отправляются на рынок (mercados). Длительная, постепенная борьба позволяет коро - левской власти распространить свой контроль за рамки основных дорог: этим объясняется быстрое развитие налогообложения скотоводства вплоть до 1593—1599 годов31 . Но нас сейчас занимают другие проблемы.

Нам нужно представить себе это великое движение по дорогам canadas, эти перемещения вдоль меридианов с севера на юг, затем с юга на север и т. д., карту которых мы воспроизводим по классической кни - ге Юлиуса Кляйна31 . Нет никаких сомнений на этот счет: несмотря на дальность расстояний (часто передвижения направлены по горизон - тали, или к точкам разрыва между преграждающими путь возвышенно - стями), мы имеем дело не с кочевниками, поскольку баранов и овец со - провождают профессиональные пастухи, и только они, rabadanes, старшие пастухи и подпаски, вооруженные пращой и длинным посо - хом, прихватывающие в дорогу мулов и нескольких лошадей, поход - ные котлы и пастушеских собак. Речь никоим образом не идет о пере - селенческом движении. Скажем даже без колебаний: это обратный перегон скота. Действительно, стада тонкорунных овец спускаются

с северных высокогорий на южные низменности. Стада и их владельцы (крупные и мелкие) связаны с Севером, прежде всего с четырьмя боль - шими центрами овцеводства, которые защищают в кортесах интересы влиятельной Месгы: с Леоном, Сеговией, Сорией и Куэнкой. Впрочем, вся система зависит от ограниченной емкости летних пастбищ, располо - женных на севере; безбрежные просторы Эстремадуры, Ламанчи и Анда­лусии на юге позволили бы ей расширяться до бесконечности312. Следо­вательно, если кастильские стада не пересекают символическую границу с Португалией, это связано не столько с противодействием бдительных соседей, сколько с нецелесообразностью использования дополнительных площадей, хотя кастильцы жалуются на указанное препятствие.

Отметив это, не станем пока рассматривать многосторонний кон - фликт между пастухами и крестьянами (связанный прежде всего с воз - вращением странствующих стад); не будем говорить также о со - перничестве между стадами, перемещающимися на дальние и близкие расстояния; на стороне стад постоянного содержания, estantes или travesios, выступают города, не разделяющие интересы Месты, такие как Саламанка, то есть города, население которых составляет местная аристократия — дворяне и земельные собственники. Мы не станем дальше распространяться о борьбе между «группой давления», ко - торую представляет Места, и ведомствами, враждебными ее правовым привилегиям; о борьбе за дорожные пошлины между государствами, городами, крупной знатью и Церквью. Однако все эти хорошо извест­ные факты показывают, насколько сложной является здешняя система отгонного животноводства, насколько она связана с другими системами и насколько трудно ее понять, не учитывая особенностей длительной эволюции, предшествовавшей ее складыванию. Пастушеская жизнь способствовала развитию иберийской экономики, утверждает историк наполовину всерьез, «больше, чем оливки, виноград или даже сокрови - ща Перу»31 . И он прав. Речь идет не только о XIV веке и не просто о важности распространения породы мериносов, выведенной путем скрещивания между испанскими баранами и баранами, привозимыми из Северной Африки. Стечение ряда обстоятельств, складывание бла­гоприятной международной конъюнктуры были необходимы для формирования Месты (и, может быть, подъема ее влияния примерно до 1626 года). Развитие овцеводства Кастилии и появление миллионов ее постояно находящихся в пути овец были бы невозможны, немыслимы без европейского кризиса XIV и XV веков, без очевидной притягательности

7. Отгонное животноводство сегодня

По статье Elli Muller, «Die Herdenwanderungen im Mittelmeergebiet», in Petermann's Mitteilungen, 1938.

Обозначения:

HH— зимние пастбища      пути перегонов скота;       — направление перегонов скота;

ПЕРЕГОНЫ СКОТА:      обычные (стада принадлежат жителям равнины);Л- • • — обратные (стада

принадлежат горцам);      — обычные и обратные; а-1      — обоих видов (стада принадлежат жителям

промежуточных зон).

низких цен на кастильскую шерсть, без хорошо известного свертыва­ния экспорта английской шерсти, без сукнодельческой промышленно-

314

сти итальянских городов .

Коротко говоря, примечательный и показательный пример Касти­лии подводит к недвусмысленному выводу: всякая система сезонных перегонов скота предполагает наличие сложных внешних и внутрен­них структур, прочных учреждений. В случае с кастильской шерстью речь идет о городах и рыночных центрах наподобие Сеговии, о генуэз­ских дельцах, которые выплачивают задаток за шерсть и вместе с флорентийцами располагают мастерскими, где моют и выделывают овечьи шкуры, не говоря о кастильских представителях этих крупных торговых компаний, перевозчиках кип шерстило флотилиях (контро - лируемых Бургосским консулатом), отплывающих из Бильбао и прибы­вающих во Фландрию, или о доставке шерсти в Аликанте или Малагу для переправки в Италию и, наконец, если обратиться к более зауряд­ным подробностям, то о такой необходимой вещи, как соль, которую тре­буется купить и привезти к стадам на пастбище. Невозможно объяснить систему кастильских перегонов скота вне этого широкого контекста, в который она встроена и от которого не может освободиться.

Сопоставления и построение общей карты

В каждом случае, более или менее характерном, анализ приводит к одним и тем же выводам.

Почти все известные примеры показывают, что перегоны скота — явление, закрепленное многими установлениями, находящееся под за­щитой всевозможных покровителей, уставов, привилегий и поставлен­ное как бы вне общества, что отражает обособленное положение пасту­хов вообще. Исследования, посвященные, правда, Верхней Германии315, подчеркивают эту обособленность, «неприкасаемость» пастуха, и это весь­ма примечательно. Замечательный репортаж о путешествующих пастухах современного Прованса316 также открывает перед читателем целый мир, особую цивилизацию.

Очевидно, от одной области к другой меры предосторожности, принимаемые в пользу и против перегонов скота, могут изменяться, но они всегда имеют место. В окрестностях Арля, на равнине Кро, допускаются злоупотребления в интересах «чужих стад»; муниципаль­ный совет принимает по этому поводу решение в 1603 году и поручает

капитану дю Гюэ организовать необходимое расследование, уполно - мочив его собрать специальный налог для возмещения убытков. Парламент Экса утверждает соответствующий регламент. Не будем лишний раз повторять: речь здесь идет о сложившейся системе317. В Неаполе в начале XVII века318 главная должность за пределами города — это должность таможенного начальника в Фодже. Он распределяет пастбища, вызывает в суд, взимает плату за пользование лугами, а в его отсутствие эти функции выполняют местные власти, представляемые президентом Камеры, который два раза в год отправляется на место, al modo de la Mesta , как уточняется в анонимном сообщении. Такое сближение, справедливо оно или нет, симптоматично. Сходным обра - зом в Арагоне пастушеской жизнью руководит своя Места, аналогичная кастильской и имеющая свои привилегии, — но на ее архивы историки еще не покушались.

Второе правило: всякая система перегонов скота вырабатывает ся в силу потребностей сельскохозяйственной деятельности, которая, будучи не в состоянии полностью принять на себя бремя пастушества и одновременно отказаться от его преимуществ, оказывается вынужден ной разделить его, в зависимости от местных возможностей и времени года, с местами выпаса, расположенными в низинах или в горах. Вслед ствие этого всякий логический анализ должен начинаться с земледелия как перводвигателя. Именно оно заставляет провести грань между пас тухами и крестьянами. Первой заботой крупного скотоводческого движе ния, отправным пунктом которого являются Абруццские горы, а ко нечной целью — равнина Тавольере в Апулии, было обозначить положе ние местного крестьянства как в горах, так и на равнине. Мы уже отмечали ведущую роль Севера и постоянно живущих там крестьян в организации перегонов скота в Кастилии. Вспомним о paese habitatissimo на равнине в Вичентино. Более того, разве в Северной Африке, так же как в Турции и Иране, демографический взрыв и сельскохозяйственный подъем не ло мают на наших глазах древние пастушеские порядки? То, что происхо дит сегодня, происходило и вчера.

Единственный способ обобщения этих отдельных случаев состо ит в том, чтобы нанести все известные нам маршруты перегонов скота на карту Средиземноморья. Эту операцию применительно к нашему

На манер Месты.

Густонаселенной местности.

времени проделала в 1938 году мадемуазель Элли Мюллер, составив карту, которую мы воспроизводим в упрощенном виде с некоторыми дополне-ниями319. Применительно к прошлому мы можем представить ее в виде ряда фрагментов. Шириной в полтора десяка метров, ското­прогонные тракты носят в разных местах разные названия: canadas в Кастилии, camis ramaders в Восточных Пиренеях, drayes или drailles в Лангедоке, carrai'res в Провансе, tratturi в Италии, trazzere в Сицилии, drumul oilor в Румынии. Древние следы и остатки этой дорожной сети образуют довольно ясную георграфическую картину. На средиземно­морском пространстве XVI века сезонные перегоны скота были огра­ничены рамками Иберийского полуострова, Южной Франции, и Италии. На других полуостровах — на Балканах, в Анатолии, в Северной Африке — их следы тонут в потоках всеобъемлющих кочевых или около­кочевых передвижений. Только часть Средиземноморского региона располагает достаточно развитым земледелием, достаточно многочис­ленным населением, достаточно активной экономикой, чтобы за­ключить пастушескую деятельность в свои узкие, тесные рамки.

За пределами этих участков все усложняется, но, как мы увидим, клубок противоречий можно распутать не столько с помощью про­странственных характеристик, которым нужно отдать должное, сколь­ко с помощью исторических образов.

Дромадеры и верблюды: нашествия арабов и турок

В самом деле, история — замечательное подспорье для объясне­ний. На востоке и на юге Средиземноморский регион пережил два на­шествия, по сути дела, два ряда следующих друг за другом потрясений, затронувших его вплоть до основания. Это «две зияющие раны», о ко­торых говорит Ксавье де Планьоль: нашествия арабов начиная с VII века и нашествия турок начиная с XI века; отправной точкой последних бы­ли «холодные» пустыни Центральной Азии, они сопровождались рас­пространением или усилением распространения верблюдов; первые начинались в «жарких пустынях» Аравии и способствовали экспансии дромадеров, даже были ее причиной320.

Эти два вида вьючных животных отличаются друг от друга, не­смотря на явное сходство и частое их смешение. На Западе очень мно­гие ошибались на этот счет, что, впрочем, извинительно: Савари в сво­ем «Коммерческом словаре» (1859 г.) определяет дромадера как «вид

верблюда», что совершенно неверно. Итак, это два разных животных: верблюд, родина которого Бактрия, не боится ни холода, ни высоты; дро­мадер, выходец из Аравии, остается детищем песчаных пустынь и жаркого пояса. Он практически не пригоден к путешествиям по горным дорогам и не выносит низких температур. Уже прохладными ночами в сахарских или аравийских пустынях хозяева заботливо прячут головы дромадеров под полой своих шатров. Гибрид верблюда и дромадера, выведенный в Туркестане около X века, имел лишь местное значение.

Важное значение для обоих животных имеет окружающая среда. Довольно широкая пограничная зона разделяет области их обитания, она простирается от линии, которую можно прочертить по южным око­нечностям Загроса и Тавра (это основная граница) до условной линии, пролегающей вдоль восточного побережья Черного моря, южного по­бережья Каспийского моря и поворота реки Инд321. В очень грубом приближении этой зоной является Иранское плоскогорье, сильно про­мерзающее зимой. Дромадеры попадают туда, это верно, в составе мно­гочисленных караванов, движение которых в XVI веке сосредоточива­ется вокруг Исфагана322. Дромадеры доходят даже до Индии, где они

323

ценятся так же высоко, если не выше, чем лошади, и отсюда следует, что это не совсем привычная для них местность. В действительности и анато­лийские плато, и иранские нагорья являются скорее закрытыми для них, и, если арабское завоевание потерпело неудачу в Малой Азии, если арабы никогда не чувствовали себя уверенно в Персии, это следует приписывать, по большей части, как раз ограниченным возможностям дромадеров.

Во всяком случае, каждая из двух зон имела свою историю.

От Сирии до Магриба арабские завоеватели обходили стороной горные вершины. Они предоставили собственной участи эти древние внутренние горы, сухие и обращенные к пустыне, рано освоенные людьми, такие как Орес в Северной Африке; равным образом арабы обогнули безлюдные горы, граничащие с морем и благодаря изобилию осадков, покрытые густыми лесами. Эти сохранившиеся с незапамят­ных времен леса, которые люди всегда щадили, во время арабского за­воевания служили укрытием для беженцев. В VIII—XII веках марони- ты и друзы обосновались в Ливане; создавая свое государство, они расчищали территорию от лесов. В Северной Африке Кабилии начи­нают заселяться с X и особенно с XI века, после массового притока кочевников хиляли324. «Бедуинизация», последовавшая за арабским на­шествием, заполонила эти давно или недавно заселенные горные края, как

L

L

потоп, окружая горные вершины, как море окружает острова. При этом обитатели высокогорья оказались неожиданно отрезанными от внеш­него мира, благодаря чему некоторые архаичные черты образа жизни (быки как тягловая сила, земледелие в орошаемых долинах, амбары с зерном, пещерные жилища, где скучиваются люди и животные) со­хранились чуть ли не до наших дней.

Появление турок с их верблюдами в горах Малой Азии и в меньшей степени на Балканах, где существует множество исключений, повлекло за собой сокрушительные, иногда необратимые перемены, но совер­шенно другого характера. Агрессивные кочевники при первой возмож­ности взбирались на самый верхний этаж горного края, поднимаясь выше пределов лесного пояса. Причина заключается, возможно, в том, «что летний отдых обозначен в языке турок дорогим для них понятием «яйла», в которым образы летней прохлады, струящейся ледяной воды, роскошных пастбищ смешиваются с представлением о рае»325. Великое дело весной «покинуть стоянку «пирелэнди», которая стала обитали­щем блох и рассадником червей», и, самое главное, стронуться с места, двинуться в путь. Турецкая пословица (в свободном переводе) говорит: «Юрюк (кочевник, путник) не обязан направляться куда-то, главное, чтобы он двигался»326, побуждаемый к этому скорее традицией, чем географическими предпосылками.

Богатая история этих передвижений запутанна, ее трудно разло­жить по полочкам: у нее есть свои ловушки; кроме того, кочевникам приходится бороться с постоянно возобновляющимся противодействи­ем оседлых жителей; они должны преодолевать, обходить или ломать препятствия, воздвигаемые этими последними, и иногда отступать перед их безмолвным натиском. В Малой Азии в период с ХШ по XV век пас­тухи-кочевники постепенно и последовательно вытеснялись с вну­тренних равнин и низменностей и были отброшены к гористым окраи­нам и периферийным равнинам, «почти пустынным», которые на про­тяжении веков оставались во власти «болезнетворного воздуха и запус­тения», «а летом зарастали ядовитым кустарником», — это киликий­ские, памфилийские равнины, долины Меандра и Г жедиза. В XVI веке ту-рецкое правительство не прекращало попыток приручить юрюков, т.е. сделать их оседлыми путем наделения земельными участками, при этом самых упорствующих ссылали на работы в рудники или на строитель­ство укреплений, а также переселяли, в частности, на Кипр, принадле­жавший туркам с 1572 года.

Но это была безнадежная задача. Если кочевой образ жизни угасает в западной Анатолии, то он процветает на востоке, куда прибывают кочевники из Азии, известные под общим именем «туркмены». Вплоть до наших дней туркмены перемещаются по анатолийской степи и дохо - дят до Алеппо и Дамаска; на всем протяжении этого маршрута встает проблема их привлечения к оседлой жизни. Начиная с XVI века и еще более в следующем столетии предметом особой заботы оттоманских правителей и сборщиков податей становятся кочевники -туркмены, ко­торые до этого, во времена великих успехов, великих завоеваний пред - шествующих эпох, никогда их не беспокоили. Для Порты речь идет о взимании налогов с туркмен, о наборе среди них воинов для конни­цы. Ожесточенная борьба с Персией влечет за собой вытеснение в Иран шиитских племен; сунниты, напротив, продвигаются на запад и пополняют ряды кочевников-юрюков. Племя, которое в 1613 году на - ходится в области Караман, на юго-востоке от Коньи, через 70 лет ока­зывается в районе Кютахьи; одна группа попадает даже на остров Ро - дос. Последняя волна: образовавшиеся на юго -востоке пустоты запол­няются снова; курды, до тех пор запертые в своих горах, захватывают новые пространства. В XIX веке «благодаря им возобновляются вели­кие миграции с севера на юг между анатолийским высокогорным плато и южными предгорьями Тавра». Это доказывает, что кочевая жизнь развивается по циклам, в которых есть неожиданные остановки, перио­ды застоя, плавного развития и возобновления32 .

Кочевая жизнь Балкан, Анатолии и Северной Африки в освещении

западных источников

Попытка все объяснить с помощью этих двух завоеваний — араб­ского нашествия VII и последующих веков и турецкого, относящегося к XI веку и следующим, — это упрощение необходимое и дозволенное, но все же упрощение. Дромадерам не нужно было дожидаться араб - ских походов, чтобы попасть в Северную Африку и в Сахару. Точно так же верблюды появились в Анатолии еще до первых побед Сельджу- кидов. Но в общих чертах схема верна. Средиземноморье, расположенное на стыке жарких и холодных пустынь, в своей совокупности рассекающих континентальную массу Старого Света, сталкивается с проникновением в свои пределы образа жизни, естественного для кочевников Азии.

Во всяком случае, это богатое наследие прошлого в XVI веке допол­няет картину полуостровной жизни Средиземноморья — Балкан, Ана­толии, Северной Африки, — где система сезонных перегонов скота в том виде, как их рисуют наши западные источники, была нарушена, от - теснена на окраины или подверглась значительным изменениям. Это важное уточнение помогает понять характер некоторых горных «ос - тровков», независимых, но отгородившихся от внешнего мира и вызы­вающих его опасение и вражду, например Джебель Друза, автономии, совершающей своего рода «набеги на мавров, турок и арабов»328, или Кабилии — в испанских текстах королевство Куко — независимой, но стесненной в плане внешних сношений. Напрасно его правители пытаются установить контакт с испанцами, в особенности с помощью маленького прибрежного участка Стора (рядом с современным Филип - виллем)3 . В Северной Африке дело обстоит еще сравнительно просто. Каждое лето многочисленные кочевники пригоняют свои стада к морю; с приближением зимы они возвращаются на юг и в Сахару. Та - ким образом, жители гор получают передышку, во время которой их стада могут пастись в низине, оставленной ими на пороге зимы. Ничего подобного, как мы говорили, нет в Анатолии и тем более на Балканах, где потоки сезонных движений скота смешиваются и сталкиваются с кочевыми. На востоке Балканского полуострова турецкое правитель - ство под давлением обстоятельств основало колонии кочевников, юрюков Малой Азии, в надежде привязать их к месту и укрепить свои вооружен­ные силы. Впрочем, это не единственные кочевники на широком про - странстве Балкан.

Указанное достаточно ясное в сравнении с Италией или Испанией различие не укрылось от глаз западных путешественников как недавне - го, так и далекого от нас времени. Перемещения кочевых (или, лучше сказать, полукочевых) скотоводов запечатлелись и в памяти Диего Суареса33 , автора солдатских записок об Оране, и фламандца Бузбека, и такого замечательного путешественника, как Тавернье, и любознательного барона де Тотга, и англичанина Холланда, современника Шатобриана. Са­мую интересную картину рисует Холланд, который в 1813 году331 встре­тился с суровыми пастухами Пинда, гонящими свои стада в полупус - тынные в то время поля Салоник, или на берега залива Арта, своего ро­да внутреннего глубоководного моря. Каждый год с наступлением лета они снова отправляются в дорогу в родные горы. Это, несомненно, кочевники, потому что с ними едут их жены и дети За длинной цепочкой

баранов, задающих ритм движения, тянется обоз, насчитывающий до 1000 лошадей, навьюченных хозяйственной и домашней утварью, палат­ками и младенцами в лукошках. Даже попы сопровождают свою паству.

Кочевниками были и те люди, которых Бузбек332 видел в окрестно­стях Анкары, где разводят ангорских овец и баранов с жирными курдюками, известных в Северной Африке под именем берберских. «Пастухи, гонящие эти стада, день и ночь проводят в поле; они везут с собой своих жен и детей на двуколках, которые служат им жилищами; у некоторых из них, однако, есть небольшие шатры; эти люди забре­дают довольно далеко и при удобном случае занимают новые терри­тории; иногда они уходят на равнину, иногда поднимаются на возвы­шенности, иногда спускаются в долины; их маршруты и места стоянки зависят от времени года и обилия пастбищ». На границе между Арме­нией и Халдеей, «в четырех часах в пути от города Эривань, — пишет Тавернье333 в середине XVII века, — находятся высокие горы, куда ле­том приходят живущие в жарком краю на стороне Халдеи крестьяне, чис­лом до 20 тысяч шатров, то есть семейств, в поисках хорошего выпаса для своей скотины; в конце осени они отправляются в обратный путь».

В этом случае сомнений также не возникает. Сто лет спустя этих же кочевников-туркмен встречает барон де Тотт, но его свидетельство гро­зит оставить нас в легком недоумении. «Народы, — пишет он, — ко­торые зиму проводят в середине Азии, а летом доходят до Сирии в по­исках пастбищ для своих стад, прихватив с собой свой скарб и оружие, считаются кочевниками, но являются ими не более, чем испанские пас­тухи, которые, следуя за своими овцами, проходят в течение восьми ме­сяцев по всем горам Андалусии»334.

Открываемая таким образом дискуссия полезна, но заслуживает лишь краткого отступления. Смешивать кастильских rabadanes и турк­менских скотоводов можно только на первый взгляд, представив себе огромные расстояния, преодолеваемые «странствующими стадами» Месты. Туркмены не покрывают больших расстояний, но путешест­вуют вместе со своими семьями и жилищами. В этом заключается раз­ница. Кроме того, разногласия касаются слова «номады»*. Напомним, что ученый термин «кочевничество» не входит в словарь Литгре, который в то же время иллюстрирует понятие transhumance** лишь одним примером,

Кочевники.

Отгонное животноводство.

датированным 1868 годом. Впрочем, слова transhumance и transhumant недавнего происхождения: словарь Блока-Варбурга (1960 г.) приводит ранние примеры, датированные 1803 годом. Если слово trashumante и выходит из-под пера Иньясио де Ассо в 1880 году335, непохоже, чтобы этот термин с очень давних пор использовался за пределами Пиренеев, а слово trashumancia доныне отсутствует . Но не станем слишком далеко уклонять­ся в этом направлении.

Более чем столетние циклы

В ходе предшествовавшего изложения была отмечена чрезвычайная длительность превращения кочевников в сезонных скотоводов, горцев — в жителей равнин и городов. Для завершения всех перемен такого рода необходимы столетия. Чтобы пробудить равнину к деятельной жизни, преодолеть враждебность водной стихии, проложить дороги и прорыть ка­налы, могут понадобиться и 100, и 200 лет. С того момента как начинается отток населения с гор на равнину, миграции продолжаются столько време­ни, сколько необходимо для удовлетворения ее потребносгей в человече­ских ресурсах, — один-два века и более. Это процессы, длящиеся столетия­ми, и их течение становится заметным только тогда, когда хронологиче­ские рамки рассмотрения расширены до предела.

Как правило, историю интересуют только кризисы, которые яв - ляются высшими точками этих медленных процессов. Но кризисам предшествуют огромные подготовительные периоды, и они порож - дают бесконечные последствия. Бывает так, что медленно текущие про - цессы мало-помалу меняют свое направление. Созидательные периоды сменяются периодами распада и так далее в таком же порядке. Момен - ты расцвета в жизни гор чередуются с моментами полного упадка, и иногда точка наивысшего подъема является точкой начала падения. Когда история выходит за пределы отдельных событий или локальных процессов, оказывается, чго эти «географические» (если так можно выразиться) циклы, имеющие максимальную длительность, подчи- няются очень приблизительному согласованию. Так, в конце XVI века перенаселенность и стесненные условия жизни в средиземноморских горах приводят к взрыву. Повсеместная освободительная война слива­ется в наших глазах и отходит на второй план по сравнению с той

В испанском языке.

формой замаскированной и нескончаемой социальной войны, которую определяют как разбойничество, понятие на редкость размытое. Альпы и Пиренеи, Апеннины или другие христианские и мусульманские горы имеют общую судьбу, которая прочитывается в истории огромных горных цепей, овеянных дыханием окружающего их моря.

Итак, в этих почти неподвижных рамках влияние медленных при - ливов и отливов не является обособленным, сдвиги глобальных отно - шений между человеком и окружающей его средой сливаются с други­ми колебательными движениями — экономическими, тоже иногда про­текающими медленно, но, как правило, более краткосрочными. Все эти процессы переплетаются друг с другом. И те, и другие всегда оказы - вают сложное воздействие на условия жизни людей. Успех созидатель - ной деятельности последних зависит от того, умеют ли они сознательно использовать эти приливы и отливы или нет. Иными словами, геогра­фическое рассмотрение долгосрочных периодов приводит нас к пони - манию самых длительных колебательных процессов, которые знает ис­тория. Вот на что направлены наши рассуждения в этой и после - дующих главах.

ПРИМЕЧАНИЯ

Я не счел нужным останавливаться на этом спорном вопросе. A. Phihppson, Das Mittelmeergebiet, 1904, служивший для меня основным руководством, явно устарел, и в данном случае переиздания не предлагают, по существу, ничего нового. Что ка - сается более свежих геологических трудов, стоит обратиться к таким классическим работам, как Bubnoff, Geologie von Europa, 1927; к отменной книге общего харак­тера, несмотря на название: Von Seidlitz W. Diskordanz und Orogenese am Mittelmeer, xxiv — 651 p., Berlin, 1931; или Stile H., Beitrage zur Geologie der westlichen Mediter- rangebiete, hgg. im Auftrag der Gesellschaft der W., Gottingen; или к частным исследо­ваниям, таким как Aschauer и/. S. Hollister, Ostpyrenaen und Balearen (Beitr. z. Geologie d. westl. Mediterrangebiete, № 11), 208 p., Berlin, 1934; Wilhelm Simon, Die Sierra More- na der Provinz Sevilla, Frankfurt, 1942; или к новейшему очень основательному очерку Поля Фалло и А. Марэна о Рифской Кордильере, опубликованному в 1944 г. испан­ским Институтом геологии и минералогии (ср. сообщение М. Жакоба на заседании Академии наук 24 апреля 1944 г.). Я отступаю перед необходимостью бесчисленных ссылок на труды Биро, Ж. Буркара, Ж. Лекуантре. Возвращение к вышедшей, по всей видимости из моды, гипотезе о перешейках и рухнувших континентах навеяно чтением книги Le Danois, L'Atlantique, histoire et vie d'un ocean (Атлантика, история и жизнь океана), Albin Michel, Paris, 1938. В ясном и динамичном изложении Рауля Бланшара (Blanchard R. Geographie de l'Europe, Paris, 1936) ударение сделано

на особом, с его точки зрения, средиземноморском семействе гор, которые он пред­лагает называть общим именем Динариды. О Динар идах в собственном смысле пи­шет Жак Буркар: Bourcart Jacques, Nouvelles observations sur la structure des Dinarides adriatiques, Madrid, 1929. Termier, A la gloire de la Terre, 5e издание, включает раздел о геологии западного Средиземноморья. Повторяю, что я не собирался останавли - ваться ни на этих геологических проблемах, ни на географических проблемах Сре - диземноморского региона, изложение которых можно отыскать в общих трудах. Освещение вопроса и современную библиографию см. в учебнике Р. Birot ei]. Dresch, La Mediterranee et le Moyen-Orient, 2 vol., Paris, 1953—1956.

2 Этот компактный характер называемых Динаридами гор хорошо показан у R. Blanchard, Geogr. de l'Europe, p. 7—8. Le Lannou, Patres et paysans de la Sardaigne, 1941, p. 9.

3 Выражение принадлежит Стржиговскому. В Греции, замечает A. Philippson, р. 42, бывает, что, поднимаясь в горы, покидаешь зону апельсиновых и оливковых рощ, пересекаешь все европейские растительные пояса и достигаешь практически вечных снегов.

4 Leon I'Africain, Description de l'Afrique, tierce partie du Monde, Lyon, 1556, p. 34.

5 Президент Charles de Brosses, Lettres familieres ecrites en Italie, Paris, 1740,1, p. 100.

Этот перечень легко продолжить: Меркантур в окрестностях Ниццы; Олимп,

со своей «зеленоватой снежной короной» (W. Helwig)', снега Сицилии, отмеченные Фромантеном в его «Путешествии в Египет», с. 156; и «эта ужасная снежная пус - тыня» близ Эрзерума, о которой говорит Серей (Sercey, Une ambassade extraordinaire en Perse en 1839—1840, Paris, 1928) применительно к горам Армении. Смотри также у Габриэля Эске (Esquer G. Iconographie de l'Algerie, Paris, 1930) впечатляющую ли­тографию Раффе об отступлении из Константины в 1836 г., при виде которой вспо - минается скорее русская кампания, или подробности, приводимые Армстронгом (Armstrong, Mustapha Kemal), 1937, p. 68 о 30000 турецких солдат, которых зима застигла в горах на русско-турецкой границе во время войны 1914—1918 гг.; они погибли лежа вповалку, пытаясь согреться, и были обнаружены много позже рус­скими разъездами. О долговечности африканских снегов делает замечание о. Diego de Haedo, Topografia e historia general de Argel, Valladolid, 1612, p. 8 v°: «en las mon­tanas mas altas del Cuco о del Labes (do todo el ano esta la nieve)*». Обильный снегопад спас Гранаду в декабре 1568 г. Diego de Mendoza, Guerra de Granada, Biblioteca de au- tores espanoles, t. XXI, p. 75.

7 Лучшей книгой о Дон Карлосе остаетсяJTaruap, Gachard: Don Carlos et Philippe II, Paris, 1867, 2e ed., 2 vol. He совсем удачно обращается к этой проблеме Ludwig Prandl, Johanna die Wahnsinnige, F. i. B. 1930, p. 132 и след. Следует отвергнуть положения работы Viktor Bibl, Der Tod des Don Carlos, Wien, 1918.

8 Voyage faict par moy Pierre Lescalopier, рукопись H. 385 Медицинской школы Монпелье, f°44 и 44 v°, опубликованная Эдуаром Клерэ с пропусками, под заглави ем: «Путешествие парижанина Пьера Лескалопье из Венеции в Константинополь в 1574 году», в: Revue d'Histoire diplomatique, 1921, pp. 21—55.

В высочайших горах Куко или Лабеса, (где круглый год лежит снег) (исп.).

9 Salomon Schweigger, Ein newe Reissbeschreibung auss Teutschland nach Constanti- nopel und Jerusalem, Nurnberg, 1639, p. 126.

10Beton du Mans, Les observations de... singularites, Paris, 1553, p. 189.

n Lettres du Baron de Busbec, Paris, 1748, I, p. 164; II, p. 189.

E S. Schweigger, op. cit., p. 125.

13/. Sanderson, The Travels of John Sanderson in the Levant (1584—1602), 1931, p. 50, n. 3.

14 B. M. Add.28 488, f 12, около 1627.

15 A. N. A. E. B1 890, 22 июня 1754 г.

16 О мороженом и шербетах Franklin, Diet. hist, des Arts, pp. 363—364; Enciclopedia Italiana, Treccani, art. «Gelato» (мороженое).

17 Jean Delumeau, La vie economique a Rome, 1959,1, p. 398. Предложение ввести на лог на снег A. d. S. Naples, Sommaria Consultationum, 7, f° 418—420, 19 июля 1581 г.

18 Ortega у Gasset, Papeles sobre Velazquez y Goya, Madrid, 1950, p. 120.

B Petrus Casola, Viaggio a Gerusalemme, 1494 (Миланск. изд., 1855), p. 55.

20 Museo Correr, Cicogna 796, Itineraire de Gradenigo, 1553.

21 Ср. письмо Вийгэньона к королю Франции в 1552 г.: «Все морское побережье от Гаэты до Неаполя и от Неаполя до Сицилии покрыто неприступными горами, плоскость у подножия которых открыта всем морским ветрам, как, к примеру, берег Пикардии, овеваемый ветром с моря, только у вас там есть где укрыться, а у них нет». Сообщение аббата Маршана, озаглавленное «Документы для истории царствования Генриха II», в: Bulletin hist, et phil. du Comite des travaux hist, et scient., 1901, p. 565—568.

CM. V. Berard, Les Navigations d'Ulysse, II, Penelope et les Barons des Hes, 1928, p. 318—319. Как можно упускать из виду этих горцев, сегодня и в прошедшем: по - завчера это выходцы из Черногории, завоевывающие Америку, вчера — солдаты в турецкой войне за независимость, соратники Мустафы Кемаля, облик которых Армстронг (Armstrong, Mustapha Kemal, op. cit., p. 270) описывает столь живописными мазками, добровольцы «зеленой армии» Эдена, «дикие, свирепого вида» телохрани - тели Мустафы из горного племени лазов (на южном побережье Черного моря), «ди - кие храбрецы, гибкие, как кошки», в качестве привилегии сохранившие свои старинные национальные одеяния и свои танцы — танец «зебек». Сошлемся еще на пример курдов: на их черные шатры, их лепешки, в которых больше соломы, чем муки, на их козий сыр и вообще на их образ жизни, описанный в путевых заметках Серей, op. cit., p. 216, 288, 297.

од

Предисловие к кн.: Jules Blache, L'Homme et la Montagne, op. cit., p. 7. ЛPierre Vilar, La Catalogne dans l'Espagne moderne, I, 1962, p. 209. Слова Артура Юнга процитированы там же, р. 242.

Риф и Атлас, «где распространенным блюдом является похлебка из муки и бо­бов с растительным маслом»./ Blache, op. cit., pp. 79—80. Осия, II, 15—16. После провала своего заговора во < ти скрывается в тосканских Апеннинах (Augustin Rmaudet, Machiavel, 1941, p. 108). Кри-

тяне ищут укрытия от корсаров и турецких кораблей в горах своего острова (В. N. Pans, Ital. 427, 1572, f° 199 v°).

2л Эту точку зрения высказывает Paul Vidal de la Blache, Principes de geographie hu- maine. Paris, 1922, p. 42. Среди приведенных им примеров трансильванские Альпы, где складывается румынская народность, Балканы, также ставшие очагом, хотя и менее масштабным, складывания народа болгар, Кавказ и пр.

28 Andre Blanc, La Croatie occidentale, 1957, p. 97.

29 Benjamin de Tudela, Voyage du celebre Benjamin autour du monde commence l'an MCLXXIII, trad. Pierre Bergeron, La Haye, 1735, p. 10.

30 Victor Berard, La Turquie et l'hellenisme contemporain, 1893, p. 247.

31 F. C. H. L. de Pouqueville, Voyage en Grece, 1820, t. III, p. 8 et 13; V. Berard, op. cit., pp. 79—83 et 247. О валахах и аромунах* существует обширная литература. Неко торые уточнения см. у/. Blache, op. cit., p. 22;/. Cvijic, La Peninsule balkanique, Paris, 1918, pp. 115, 178 (note 1), 202 —203.

32 Luca Michieli, 25 oct. 1572, Relazioni, A. D. S. Venise, Collegio Secreta, filza 18.

33 Дон Кихот, эпизод с Карденьо: «Почему вы приняли решение жить и умереть, подобно дикому зверю, в пустынных этих местах?» (спрашивает рыцарь). /Мигель де Сервантес Сааведра. Собрание сочинений в 5 т. Т. 1. Дон Кихот Ламанчский / Пер. Н. Любимова. М., 1961. Ч. 1. Гл. XXIV/.

34 Discorso sopra le due montagne di Spadan e di Bernia ( 1564 ou 1565). Simancas E° 329. Сюда же, как я полагаю, можно отнести документ В. N. Paris, Esp. 177: Instruccion a vos Juan Baptista Antonelli, para que vays a reconoscer el sitio de la Sierra de Vernia (s. d.).

35 Ср. замечания Paul Descamps, Le Portugal, la vie sociale actuelle, 1935, по поводу Сьерра - да- Эстрела, р. 123 —124, где пастушеская жизнь была менее развитой, чем на Севере.

36 По этому вопросу см. две блестящие страницы у Paul Vidal de la Blache, Principes de geographie humaine, 1922, p. 188—189. Соображения И. Цвиича об этом предме те довольно неопределенно изложены в его французской книге La Peninsule balka nique, 1918. По поводу горных выселок П. Видаль де ла Блаш замечает: «Именно об этих народах писал Константин Багрянородный: для них невыносимо, чтобы две хижины стояли рядом друг с другом», op. cit., p. 188.

«Grundlinien der Geographie und Geologie von Mazedonien und Alt-Serbien» in: Petermanns Mitteilungen aus J. Perthes Geographischer Anstalt, Erganzungsheft, n°162, 1908.

Симпатичный очерк «деревни-города» в Греции см. у/. Ancel, Les peuples et na­tions des Balkans, 1926, p. 110—111. В качестве наглядного доказательства см. у Mar­tin Hurlimann, Griechenland mit Rhodos und Zypern, Zurich, 1938, p. 28, великолеп­ную фотографию греческой деревни Арахова, расположенной на высоте 942 м, на фоне простирающихся ниже террасных полей на склонах Парнаса. Эта деревня из - вестна ткачеством.

Македонских румынах, кутцо-валахах.

39 Paul Arque, Geographic des Pyrenees franfaises, 1943, p. 48, отмечает, что обраба тываемые площади французских Пиренеев, по расчетам генерального инспектора Тьерри, «сопоставимы со средним департаментом». На редкость характерное за мечание,      у

40Относительно Корсики см. сердитое письмо Ф. Борромео епископу Аяччо (14 но­ября 1581 г., p.p.* Vittono Adami, «I manoscritti delia Biblioteca Ambrosiana di Milano, relativi alia storia di Corsica», in: Archivio storico di Corsica, 1932, 3, p. 81). За этими упреками вырисовывается кочевая жизнь епископа, странствующего по горам с не - большим караваном вьючных животных. Ср. с превратностями путешествия св. Карло Борромео в 1580 г., правда, в Альпах; или с лишениями, испытанными епископом Дакским, пересекавшим зимой заснеженные горы Славонии (его пись - мо королю, написанное в январе 1573 г. см. у Ernest Charriere, Negociations de la France dans le Levant, 1840—1860, III, p. 348—352). Зимние скитания по горам, со­седствующим с Рагузой, представляют собой тяжкое испытание, «последствия ко­торого обычно очень плачевны для здоровья», а то и губительны (12 ноября 1593 г.), до­кумент, опубликованный у Vladimir Lamansky, Secrets d'Etat de Venise, 1884, p. 104. Еще около 1923 г. требовалось три дня, чтобы доставить товары из Вианы- ду-Каш- телу в устье Лимы (P. Descamps, op. cit., p. 18).

41 Rene Maunier, Sociologie et Droit romain, 1930, p. 728, видит в кабильской агна- тической семье патриархальное семейство, разновидность римского gens**, хотя, разумеется, сильно измененного. О часто отмечаемой архаичности гор ср. Charles Moraze, Introduction a l'histoire economique, 1943, p. 45—46. О том, что И. Цвиич на­зывает «усовершенствованной патриархальностью» динарийских областей, см. La Pe- ninsule balkanique, op. cit., p. 36. Мне больше по душе его высказывание об островном характере гор (ibid., р. 29). Черногорье, неприступная крепость, и другие высокогорные страны, говорит он, «в социальном смысле напоминают острова». О задруге, другом примере архаического общества, см. R. Busch-Zantner, Albanien, Leipzig, 1939, p. 59.

Barockplastik in den Alpenlandern, Вена, 1944. О социальной среде в Альпах см. спорное и оспоренное масштабное исследование A. Gunther, Die Alpenlandische Gesellschaft, lena, 1930. Интересные замечания делает/. Solch, «Raum und Gesells- chaft in den Alpen», in: Geogr. Zeitschr., 1931, p. 143—168.

Ср. прекрасные исследования/. Puig i Cadafalc, L'arquitectura romanica a Cat­alunya (в соавторстве), Барселона, 1909—1918; Le premier art roman, Paris, 1928. л P. Arque, op. cit., p. 69.

В Бетике гораздо больше, чем на плоскогорьях, римлянам способствовал ус - пех в низменной местности, вдоль рек, G. Niemeier, Siedlungsgeogr. Untersuchungen in Niederandalusien, Gamburg, 1935, p. 37. На северо-восток Испании, гористый и сильно удаленный, Рим проникает поздно и с трудом, R. Konetzke, Geschichte des spa- nischen und portugiesischen Volkes, Leipzig, 1941, p. 31.

лAlbert Dauzat, Le village et le paysan de France, 1941, p. 52.

Опубликовано Рода (лат.}.

L

L

47 Comte de Sercey, op. cit., p. 104: «Тем не менее можно видеть танцующих курдских женщин, которые, несмотря на их принадлежность к исламу, не сидят взаперти».

48 См. в следующих главах о морисках, вторая часть, гл. V, и третья часть, гл. III.

49 В гуще Люберона, Лурмарена, Кабриер, Мерендоля и двух десятков других городков, окрестности которых кишат дикими животными —лисами, волками, кабана ми, находят приют протестанты (/. L. Vaudoyer, Beautes de la Provence, Paris, 1926, p. 238). Не станем забывать о присутствии вальденсов в Савойе и на Апеннинах, в королевстве Неаполитанском. Движение катаров, писал Марк Блок, «выродилось в своеобразную секту пастухов-горцев», в: Annales d'histoire sociale, 1940, p. 79.

50 Мюридизм. Ср. L. E. Houzar, «La Tragedie circassiennne», in: La revue des Deux Mondes, 15—6—1943, p. 434—435.

51 Francisco Bermudes de Pedraga, Grenade, 1637, f 95 v°. Цитата и перевод Ренара- Питера Дози, которому принадлежит заслуга открытия этого замечательного тек ста (Reinhart-PieterDozy, H. des Musulmans d'Espagne, 1861, II, p. 45, note 1). Однако аббат de Vayrac (Etat present de l'Espagne, Amsterdam, 1719, I, p. 165) полагает, что эти жители Альпухары, хотя и крещеные, являются морисками, которые «сохрани ли свой старый образ жизни, свое платье и особый язык, который представляет со бой чудовищную смесь арабского с испанским».

52 В самом деле, святая, будучи ребенком, даже отправляется в один прекрасный день со своим братом в горы в надежде стать там мученицей: Gustav Schurer, Katholische Kirche und Kultur in der Barockzeit, 1937, p. 179; Louis Bertrand, Sainte Therese, 1927, p. 46—47.

53 E. Baumann, L'anneau d'or des grands Mystiques, 1924, p. 203—204.

Существует огромный материал, отражающий недостатки религиозной жизни

на Корсике: письмо кардинала де Турнона Павлу IV от 17 мая 1556 г. с предложе - ниями об устранении злоупотреблений, Michel Frangois, «Le role du Cardinal Franyois de Tournon dans la politique franyaise en Italie, de janvier a juillet 1556», in: Melanges... de l'Ecole Franyaise de Rome, t. 50, 1933, p. 328; Ilario Rinieri, «I vescovi delia Corsica», in: Archivio storico di Corsica, 1930—1 , p. 344 et sq; отец Daniele Bartoli, Degli uomini e de'fatti delia Compagnia di Gesu, Turin, 1847, III, 57—58; Abbe S. B. Casanova, Histoire de l'Eglise corse, 1931, p. 103 et sq.

55 R. Montagne, Les Berberes et le Makhzen dans le Sud du Maroc, 1930, p. 83.

50!      ' Но откуда можно почерпнуть все богатство фольклора этих гор?

Упомянем в качестве примера замечательную сказку териелей, приводимую у Leo Frobenius, Histoire de la civilisation africaine, 1936, p. 263 et sq. В ней говорится о далекой стране кабилов, которые занимаются только охотой* а не сельским хозяйством. Где найти связанное с этим же кругом представлений собрание песен горцев? О религиозной жизни Альп и о размещении там еретиков см. G. Botero, Le relation! universal!, Венеция, 1599, 111, l, p. 76. О посещении Мезолины кардиналом Борромео ibid., р. 17.

57 IV, 2 часть, Novelle, Лондонское изд., 1791, II, р. 25—43. Местом действия яв­ляется Валь ди Саббья, которая расположена в предгорьях Альп близ Брешии.

Эти соображения подсказаны мне работой Эммануэля Леруа Ладюри «Крестьяне Лангедока», которая находится в печати, с. 407 (Этот труд был опубликован в 1966 г.).

59 Л. 5. V. Senato, Dispacci Spagna, Мадрид, 6 июня 1611 г., письмо Приули дожу.

60 На нее обращали внимание современники. Loys Le Roy, De l'exellence du gou vernement royal, Paris, 1575, p. 37, пишет: «Для страны, покрытой горами, скалами и лесами, с удобными пастбищами, где много/ бедняков, какова большая часть Швейцарии, подходит скорее демократический образ правления. Для равнины, где больше богатых и затных людей, подходящим будет аристократическое правле ние». Jean Bodin, Les six livres de la Republique, 1583, p. 694, сообщает, что Лев Афри канский поражается крепкому сложению горцев с Монт-Меджезы в сравнении с ма лорослыми жителями равнины. «Благодаря своей силе и крепости эти горцы пред почитают свободу для своего народа, как швейцары и граубюнденцы, о которых мы говорили». Средние века, говорит Lorenzo deBradi, La Corse inconnue, 1927, p. 35, бы ли на Корсике великой эпохой свободы. «Корсиканец никому не желал отдавать плоды своего труда. Молоко его козы и хлеб с его поля принадлежали только ему». Об этом же И. Тэн в своем Voyage aux Pyrenees, 1858, p. 138: «Свобода укоренилась здесь еще в древности, угрюмой и дикой».

61 Arrigo Solmi, «La Corsica», in: Arch. st. di Corsica, 1925, p. 32.

62 Общие сведения по этому вопросу содержатся в проницательной книге, прав да посвященной правовым проблемам .Jacques Lambert, La vengeance prive et les fon dements du droit international, Paris, 1936. Замечание такого же порядка делает Мишле относительно Дофинэ, где «феодализм никогда не имел такого веса, как в остальной Франции». Как и И. Тэн, op. cit., p. 138: «Таковы местные беарнские су ды, где говорят, что в древности в Беарне не было сеньоров» Ami Boue, La Turquie d'Europe, Paris, 1840, II, p. 395 et 523.

63 Marc Block, La Societe feodale, 1939, I, p. 377. Справедливые замечания Марка Блока о Сардинии см. также в: Melanges d'histoire sociale, III, p. 94.

Maurice Le Lannou, «Le bandit d'Orgosolo», Le Monde, 16—17 juin 1963. Фильм снят Витторио де Сета, этнографическое исследование Franco Caguetta, франц. пере­вод: Les bandits d'Orgosolo, 1963; Grazia Deledda, La via del male, Roma, 1896; II Dio dei viventi, Roma, 1922.

65 Ibid.

66 Fernand Benoit, La Provence et le Comtat Venaissin, 1949, p. 27.

О верхнем Миланезе см. S. Pugliese, «Condizioni economiche e finanziarie delia Lombardia nella prima meta del secolo XVIII», in: Mise, di Storia italiana, 3e serie, t. XXI, 1924.

Memoires sur les Turcs et les Tartares, Amsterdam, 1784, II, p. 147. «...Прибежи - щем свободы, или, — добавляет он, — гнездом тирании». Это относится к генуэз- ским поселениям в Крыму. 69 Ibid., I, р. XXI.

0 Ср. Franz Spunda, in: Werner Benndorf, Das Mittelmeerbuch, 1940, p. 209—210. 71 A.

Philippson, «Umbrien und Etrurien», in: Geogr. Zeitschr., 1933, p. 452.

Другие примеры: Наполеон не может овладеть горной местностью вокруг Ге - нуи, прибежищем непокорных, несмотря на наносимые по ним удары (Jean Borel, Genes sous Napoleon Ier, 2e edit., 1929, p. 103); турецкой полиции примерно в 1828 г.

не удается пресечь разбойные нападения жителей горы Арарат (comte de Cercey, op. cit., p. 95); впрочем, она и сегодня не в состоянии защитить лесные богатства гор от потравы скотиной (Hermann Wenzel, «Agrargeographische Wandlungen in der Turkei», in: Geogr. Zeitschr., 1937, p. 407). То же в Марокко: «В действительности на юге Марокко власть султана ограничивается равниной», — пишет R. Montagne, op. cit., p. 134.

73 Ibid., p. 131.

74 M. Le Lannou, Patres et paysans de la Sardaigne, 1941, p. 14, note 1.

75 J. Blache, op. cit., p. 12. Об этом противостоянии разных миров см. Pierre Gour ou, L'homme et la terre en Extreme-Orient, 1940, и рецензию на эту книгу: Lucien Feb- vre, in: Annales d'hist. sociale, XIII, 1941, p. 73. P. Vidal de La Blache, op. cit., p. 172.

76 R. Montagne, op. cit., p. 17.

77 Я имею в виду, например, путешествия Сикста V в юности и в зрелом возрас те, о которых упоминает Ludwig von Pastor, Geschichte der Papste, Freiburg-in-Breis- gau, 1901 —1931, X, 1913, pp. 23 et 59; можно было бы начертить маршрут этих пу тешествий.

78 W. Woodburn Hyde, «Roman Alpine routes», in: Memoirs of the American philosophi cal society, Philadelphia, X, II, 1935. Точно так же и Пиренеи не были таким уж не преодолимым препятствием (M. Sobre, Geog. Univ., t. VII, lre partie, p. 70,

R. Konetzke, op. cit., p. 9).

7 Q Richard Pfalz, «Neue wirtschaftsgeographische Fragen Italiens», in: Geogr. Zeitschr., 1931, p. 133.

80 A. Philippson, Das Mittelmeergebiet, op. cit., p. 167.

81 Victor Berard, La Turquie et l'Hellenisme contemporain, op. cit., p. 103, пишет, по кидая Албанию: «после трех дней козьего сыра».

Л P. Arque, op. cit., p. 68.

83 Op. cit., f°44 et 44 v°.

84 На склонах Везувия росли леса. О лесах вообще см., как всегда, полезные со ображения Theobald Fischer, в: В. zur physischen Geogr. der Mittelmeerlander, besonders Siciliens, 1877, p. 155 et sq. О лесах Неаполя, Калабрии и Базиликаты в 1558 г. ср. Eugenio Alben, Relazioni degli ambasciatori veneti durante il s. XVI, Firenze, 1839—1863, II, III, p. 271. По сей день еще встречаются многочисленные остатки древних чащ, настоя щие реликтовые леса. Места их распространения на Корсике указывает Philippe Leca, предисловие A. Albitreccia, Guide bleu de la Corse, Paris, 1935, p. 15; этому же ав тору принадлежит La Corse, son evolution au XIXe siecle et au debut du XXe siecle, 1942, p. 95etsq.

Comte Joseph de Bradi, Memoire sur la Corse, 1819, pp. 187, 195 et sq.

Relacion de lo que yo F-co Gasparo Corso he hecho en prosecution del negocio de Argel, Simancas E° 333 (1569).

86 P. Vidal de La Blache, op. cit., p. 88, 139, 178. Превосходные замечания делает D. Faucher, Principes de geogr. agraire, p. 23. «Народ ест древесный хлеб», близ Лук - ки: Montaigne, Journal de voyage en Italie (ed. E. Pilon, 1932), p. 237. лMontaigne, ibid., p. 243.

86 P. Vidal de La Blache, op. cit., p. 88, 139, 178. Превосходные замечания делает D. Faucher, Principes de geogr. agraire, p. 23. «Народ ест древесный хлеб», близ Лук - ки: Montaigne, Journal de voyage en Italie (ed. E. Pilon, 1932), p. 237. лMontaigne, ibid., p. 243.

89R. Montaigne, op. cit., pp. 234—235.

90 Franceschi Carreras y Candi, Geographia general de Catalunya, Barcelona, 1913, p. ЬЛЪ; Jaime Carrera Pujol, H. politica y economica de Catalima, 1946, t. I, p. 40. Также Belon du Mans, op. cit., p. 140 v°, замечает, что взорах поблизости от Иерусалима су ществовало террасное земледелие, которое он застал заброшенным.

91 Наряду с прочими примерами, я имею в виду быт Верхнего Прованса. «Ферма в Вернем Провансе, — пишет Мапе Mauron («Le Mas provenyal», in: Maisons et villages de France, 1943, предисловие R. Cristoflour, p. 222), — которая переживает долгие зи мы, страх перед лавинами, отгороженность от мира на протяжении месяцев, с перспективой строгой экономии запасов и затворнического труда в тесном закут ке, за окнами, засыпанными снегом».

92 Maximilien Sorre, Les Pyrenees mediteraneenes, 1913, p. 410.

93 зтот избыток населения, который заставляет его спускаться в долину, отмечен в географическом исследовании H. Wilhelmy, Hochbulgarien, 1936, p. 183. Но есть и другие причины: подходит ли этот образ жизни человеку или нет. A. Albitreccia, in: Philippe Leca, La Corse, op. cit., p. 129, говорит о Корсике: «Отсутствие здесь дорог, как в других местах их наличие, способствует эмиграции».

94/. Blocke, op. cit., p. 88, по Philippe Arbos, L'Auvergne, 1932, p. 86.

95 То есть обедню.

96 Promenades dans Rome, ed. Le Divan, 1931,1, pp. 182—183.

7 Ibid., p. 126. Аналогичную картину, в данном случае применительно к Кавказу, находим в «Воспоминаниях» графа de Rochechouart, 1889, p. 76—77, в связи со взяти ем Анапы герцогом Ришелье: черкесские воины, кое-кто из которых закован в же лезо и вооружен луком и стрелами, наводят на мысль о XIII или XIV веке.

Victor Berard, La Turquie et l'hellenisme contemporain, op. cit., passim. 99 Voyage en Espagne, 1845, pp. 65, 106. О gallegos* — жнецах и эмигрантах, см. Los Espanoles pintados рог si mismos, Madrid, 1843. В этом сборнике находятся: El In-diano, автор Antonio Ferrer de Rio, El segador, El pastor transhumante, El maragato, автор Gily Curraso, El aguador, автор Aberramar.

В Толедо в гостинице «Севильян» служат две mocetonas, галисийки (La ilustre fregona, edit. Gamier, II, 71). Галисийцы и астурийцы занимаются в Испании тяже - лой работой, в частности на рудниках:/. Chastened, Godoi, 1943, p. 40. О галисийских жнецах в Кастилии в XVIII веке, Eugenio Larruga, Memorias politicas y economicas so- bre los frutos, comercio, fabricas y minas de Espana, Madrid, 1745,1, p. 43.

Диего Суарес, рукопись бывшего Алжирского генерал-губернаторства, копия которой была любезно предоставлена мне Жаном Казнавом, f° 6. 102 См. том II, pp.

1ПЧ

Jesus Garcia Fernandez, Aspectos del paisaje agrario de Castilla la Vieja, Valladolid, 1963, p. 12.

Галисийцах.

104 Matteo Bandello, Novelle, VII, p. 200—201. Сполетинцы служат солдатами, осо бенно на чужбине. L. von Pastor, op. cit., XVI, p. 267. Об их хитрости, M. Bandello, ibid., I, p. 418.

105 M. Bandello, op. cit., II, p. 385—386. Бедность заставляет их эмигрировать. Умеренные в еде, в гостях они наедаются до отвала. На свете не сыщешь места, где бы не было хоть одного выходца из Бергамо. Постоянно живущие в Неаполе венециан ские подданные в основном «бергамаски», Е. Alben, op. cit., Appendice, p. 351 (1957).

106 Jacques Heers, Genes au XVe siecle. Activite economique et problemes sociaux, 1961, p. 19. M. Bandello, op. cit., IV, p. 241. Точно так же после прихода к власти Франческо Сфорца в Милан стекаются многочисленные крестьяне из окрестностей Брешии.

107 Op. cit., IX, pp. 337—338.

108 L. Pfandl, Philippe II, trad, franc., 1942, pp. 353—354. Из Бергамо происходили также знаменитый Коллеони* и иезуит Жан - Пьер Маффе, автор L'histoire des Indes, Lyon, 1603.

109 Op. cit., IV, p. 335. Речь идет о выходце из Брешии, поселившемся в Вероне.

110 Результат личного исследования. По правде говоря, противостояние горы и рав нины еще более заметно на Севере. Гастон Рупнель отмечает это явление в книге Le vieux Garain, 1939, с бургундской стороны, близ Жеври и Нюи-Сэн-Жорж. Горцы, от правляясь на ярмарку внизу, около 1870 г., еще надевают специально рубахи.

111 P. George, La region du Bas-Rhone, 1935, p. 300, толпы савояров в первые годы XVII столетия приходят в окрестности Арля на жатву.

Grotanelli, La Maremma toscana, Studi storici ed economici, II, p. 19. 113 P.

George, op. cit., p. 651. Fernand Benoit, op. cit., p. 23.

115 Emmanuel Le Roy Ladurie, op. cit., p. 97 et sq.

116 Все известные примеры трудно перечислить. О преимущественном наборе рекрутов в бедных и гористых районах Испании см. Ramon Carande, Carlos V y sus banqueros, Madrid, 1949, p. 14 (возвышенности Валенсии и горы Леона). 77г. Lefebvre, Les Pyrenees atlantiques, 1933, p. 286 (3000 выходцев из Гвипускоа и Наварры сража лись при Павии). Об арагонских Пиренеях: Fernand Braudel, La Mediterranee, Ire ed it., pp. 47 et 48.

118

Piero Pieri, La crisi militare italiana nel Rinascimento, Napoli, 1 ed., 1934, p. 523. X. де Мэсс королю, Венеция, 6 июня 1583 г.; А. Е. 31 f° 29 v° и 30.

Piero Pieri, La crisi militare italiana nel Rinascimento, Napoli, 1 ed., 1934, p. 523. X. де Мэсс королю, Венеция, 6 июня 1583 г.; А. Е. 31 f° 29 v° и 30.

119 Библиографические сведения см. у R. Busch-Zantner, Albanien, 1939. О миграциях албанцев, вызываемых в Средние века'недородом, на равнины Метохии и Подрины, ср./. Cvijic, op. cit., p. 150. Об их замечательных успехах в Турецкой им­перии XIX в., ibid., р. 17. В Коммунальной библиотеке Палермо находится неиздан­ная записка Antomno Mongitore, Метопа de Greci venuti dall'Albania in Sicilia, Qq E 32, P 81. Албанец не дурак выпить: M. Bandello, op. cit., IV, p. 35—351. О христианском прозелитизме албанцев: один документ из тысяч, письмо Хоана де Палласа, консу­ла в Рагузе, Великому командору Леона, Неаполь, 3 апреля 1536 г., A. N., К 1632.

Кондотьер.

120 Victor Berard, La Turquie, op. cit., p. 164.

121 На Кипре они передают ремесло солдата от отца к сыну. Fr. Steffano Lusignano di Cipro, Corograffia et breve historia universale dell'isola de Cipro, Bologna, 1573 (B. N. Paris, 4° G 459).

122 Они составляют значительную часть венецианской армии, ср. серию докумен тов, опубл. V. Lamansky, op. cit., p. 549, note.

123 M. Bandello, op. cit., III, p. 329 et sq.

Museo Correr, D. delie Rose 21, F 80 о крупных албанских селениях в Апулии, 1598. В начале века они часто внушали опасение. Албанцам было запрещено (3 июня 1506 г.) вооруженными покидать города и укрепленные поселки. Ludwig von Thalloczy, «Die albanische Diaspora», in: Illyrisch-albamsche Forschungen, 1916, p. 339.

125 0. de Torne, «Philippe et Henri de Guise», in: Revue Historique, 1931, II, p. 324.

126 B 1540 г., G. Lefevre Pontalis, Correspondance politique d'Odet de Selve, 1888, pp. 64,65, 351,354.

127 A. H. N. L° 3189, 1565, Инквизиция Вальядолида, любопытное дело Гильермо из Мод она.

D'Haedo, Topographia..., р. 121 v°, сообщает об Арнаут Мами в Алжире и «одном ренегате, тоже албанце и арнауте, как и тот», р. 122 v°.

129 Victor Berardy La Turquie, op. cit., p. 26.

130 Itineraire de Paris a Jerusalem (edit. de 1831), I, pp. Ill et 175.

131 La Corse inconnue, p. 44, с указанием ряда выдающихся корсиканцев, живших за пределами острова.

132 Таковым был Гассан Корсо. /. Cazenave, «Un Corse roi d'Alger, 1518—1556», in: Afrique Latine, 1923, pp. 397—404.

Giuseppe Mellerio, Les Mellerio, leur origine, leur histoire, 1895. Об эмиграции из миланских Альп см. Carlo Antonio Vianello, «Alcuni document! sul consolato dei Lombar­di a Palermo», in: Archivio Storico Lombardo, 1938, p. 186.

134 A. Vianello, ibid., p. 186.

135 Ibid., p. 186.

Ibid., p. 187. Ibid., p. 187.

Дж. Ф. Озорно, консул ломбардцев, в письме Торговой палате Милана. Не - аполь, 27 сентября 1543 г., p.p. A. Vianello, ibid., р. 187.

139 A. d. S. Naples, Sommaria Partium 240, F 111 — 113, 15 января 1544 г., с перечис лением имен каменщиков.

140 A. d. S. Venise, Notatorio di Collegio 13, F 121, 12 октября 1486 г.

Согласно газетной статье «Eriwan, die Hauptstadt der Armenier», in: Frankfurter Zeitung, 9.08.1940

Jean-Baptist Tavernier, Les Six voyages qu'il a faits en Turquie, en Perse et aux Indes, Paris, 1681,1, p. 380etsq.

L

L

143 В это время, то есть в XVII веке. В XVI веке для армян не настал еще час Кон стантинополя и Восточного Средиземноморья, N.Jorga, Points de vue sur l'histoire du commerce de l'Orient a l'epoque moderne, 1925, p. 23. В XVII веке, напротив, армяне торгуют и в Западном Средиземноморье. Армянский корабль «Армянский купец» везет зерно в Ливорно (Memoirs du Chevalier d'Arvieux, 1735,1, p. 13) О роли армян в споре из - за святых мест в 1621 г. ср. Gerard Tongas, L'ambassadeur L. Deshayes de Cormenin (1600—1632), 1937, p. 132. Нынешнему рассеянию армян посвящает несколько слов Werner Sombart, Vom Menschen, 1940, pp. 178—179.

144 До нас дошли торговые учебники на армянском языке, предназначенные для северной метрополии.

145 Ж.-Б. Тавернье добавляет: «Они тем более приспособлены для этих занятий, что ведут весьма умеренный и бережливый образ жизни — или из добродетельных побуждений, или из скупости. Когда им приходится покидать дом для далеких пу тешествий, они берут с собой сухари, копченое буйволиное мясо, лук, топленое мас ло, муку, вино и сухофрукты. Свежее мясо в дозволенные дни они покупают только тогда, когда находят в горах ягнят или козлят по сходной цене». Op. cit., I, p. 380.

148 Горы? «Источник человеческой эмиссии». Pierre Deffontaines, MarielJean-Brunhes- Delamarre, P. Bertoquy, Les problemes de geographie humaine, 1939, p. 141. О харак терном для Средиземноморья противостоянии гор и равнин пишет Charles Pагат, La Mediterranee: les hommes et leurs travaux, Paris, 1936, p. 191; Jules Sion, La France mediterraneenne, Paris, 1934, p. 44 et sq.

О богатстве и роскоши у армян Зольфы cu.J.-B. Tavernier, op. cit., p. 380. Ibid., II, p. 3.

О богатстве и роскоши у армян Зольфы cu.J.-B. Tavernier, op. cit., p. 380. Ibid., II, p. 3.

149 Jules Blache, op. cit., p. 15. То же примечание y P. George, op. cit., p. 352.

150 P. George, op. cit., p. 237; V. L- Boumlly et R. Busquet, H. de la Provence, 1944, p. 7: «Следы древнейших обитателей Прованса были обнаружены по периметру Ванту*, в горах Воклюза, на юге Люберона, в правобережных долинах реки Дюранс при слиянии с Вердоном; по - видимому, их наличие связано с изобилием залежей крем ния и водными наносами скальной породы». Об этом же говорит Louis Alibert, «Le Genie d'Oc.», in: Les Cahiers du Sud, 1943, p. 18: «Преимущественно гористая струк тура средиземноморских территорий способствовала тому, что здесь задержива

лись и постоянно жили доисторические и протоисторические люди».

151 P. George, op. cit., pp. 310 — 322.

152

H. Lautensach, «Die Landerkundische Gliederung Portugals» in: Geogr. Zeitschrift, 1932, p. 194.

152 A. Philippson, «Umbrien und Etrurien», in: Geogr. Zeitschrift, 1933, pp. 455, 461,462.

153 Ibid., p. 457.

154 Alfred von Reumont, Geschichte Toscana's, Gotha, 1876, pp. 366—367.

155 Ibid., p. 368 et sq.

156 A. Philippson, Das Mittelmeergebiet, p. 20.

Горы.

157 Эмиль - Феликс Готье многократно подчеркивает роль этого станового хребта Северной Африки, в частности, в Le Passe de l'Afrique du Nord, 1952, p. 115.

158 Georges Margais, in: Histoire d'Algerie, par Gsell, Margais, Yver, 1927, p. 121.

159 «Umbrien», art. cit.., p. 450.

160 Jules Sion, Geogr. Univ., VII, 2, 1934, p. 326.

161 P. Vidal de la Blache, op. cit., p. 85.

162 JV. Krebs, «Zur politischen Geographie des Adriatischen Meeres», in: Geogr. Zeitschr., 1934, p. 375.

163 Я имею в виду trulli , но в еще большей степени оросительную систему равни на-плоскогорье, «апулийский акведук». Ее хорошо обрисовывает Fritz Klute, Hand buch der geogr. Wissenschaft, Berlin, 1914, p. 316, но история?

164 Согласно A. d. S. Naples, Dipendenze delia Sommaria, Fascio 417, fasc. Г, 1572. Consultationum, II, 237—241.

166Л. d. S., Naples, Sommaria Consultationum, II, 237—241.

167 Georg Fnderici, Der Charakter der Entdeckung und Eroberung Amerikas durch die Europaer, I, Gotha, 1925, особенно pp. 174, 179.

168 Le licencie de verre, dans les Nouvelles exemplaires, ed. de la Pleiade, 1949, pp. 1270— 1271.

169 Ortega y Gasset, Espana invertebrada, Madrid, 1934, но эту мысль можно встретить также у Унамуно, Мачадо или Пидаля.

A. Schulte, Geschichte der Grossen Ravensburger Gesellschaft, 1923, особенно I, p. 285 et sq, et p. 295.

171 E. Alberi, Relazioni, I, V (Francesco Morosini), p. 293.

172 P. Vidal de la Blache, Etats et Nations de l'Europe, 1889, p. 358.

M. Sobre, Les fondements biologiques de la geographie humaine, Paris, 1943, p.386: «Климат невысоких гор и первых плоскогорий более благоприятен для человече - ского труда, чем атмосфера низин». Хороший очерк у Andre Siegfried, Vue generale de la Mediterranee, 1943, описывающий «закраины» (р. 108), предгорья, назовем их мы, расширительно используя понятие юрского периода; под ними мы понимаем горные склоны вообще, включая причудливую черту Пьедмонтов, эту важнейшую, особенно для Андалусии, зубчатую линию: см. замечания G. Niemeyer'a, op.cit., p. 109. 174 Op. cit. ,p. 92—93.

По этому вопросу см. богатую суждениями книгу/. Cvijic, La peninsule balka- nique, trad, franc., 1918. Цвета и краски в кн.: R. Gerlach, Dalmatinisches Tagebuch, Darmstadt, 1940. Географическое описание у Milosevic, Littoral et lles dinariques dans le Royaume de Yougoslavie (Mem. de la Soc. de Geographie, vol.2), Belgrade, 1933.

Весь предшествующий отрывок, посвященный «метанастатическим» движе- ниям, является обобщением выводов Цвиича. Его ученики снова обратились к про - блеме эмиграции славянских горцев. Так,/. Mal, Uskoke seobe i slovenske pokrajine

Круглые деревенские строения из камня в Апулии. От греч. psxavaSxaSiZ — переселение.

J - 5039

(миграции ускоков и словенский край), Любляна, 1924, показывает, как эти миграции использовались для обустройства турецких, венецианских и австрийских границ. R. Busch-Zantner, op. cit., p. 86, обращает внимание на давление со стороны албанцев, ко - торое вызывает переселение сербов на север; со стороны албанцев, а не турок.

177 См. у/. N. Tomic, Naselje u Mletackoj Dalmaciji, Nich, 1915, t. I, 1409—1645, крат кий очерк, посвященный узам экономической и личной зависимости крестьян в ве нецианских владениях в Далмации. Этот режим имел тенденцию к распростране нию на острова и внутренние территории Истрии. Турецкая опасность приводит к людским потерям, которые не может больше восполнить иммиграция сербов из Боснии и Герцеговины. Вследствие этой опасности возникает необходимость при нудительного набора в ополчение для защиты от нападений турок, корсаров или разбойников. О венецианской Далмации в XVI веке см. V. Lamansky, op. cit., и осо бенно р. 552: о проникновении далматинских солдат даже в Англию, об их исполь зовании в венецианской армии и на флоте, а также на иностранных судах, куда их привлекают более пристойные условия жизни, чем на венецианских кораблях.

178 Документы, читанные в венецианском Государственном архиве, о которых я не сделал записей.

H. Isnard, «Caractere recent du peuplement indigene du Sahel d'Alger», in: 2e Con- gres des Soc. sav. d'Afrique du Nord, 1936.

180 Ср. об этом G. Millon, «Les Parlers de la region d'Alger», in: Congres des Societes sav. d'Afrique du Nord, 1937.

M. Dalloni, «Le probleme de l'alimentation en eau potable de la ville d'Alger», in: B. de la Soc. de Geogr. d'Alger, 1928, p. 8.

182 Bernardo Gomes de Bnto, Historia tragico-maritima, Lisbonne, t. VIII, 1905, p. 74.

183 Rene Baehrel, Une croissance: la Basse-Provence rurale, fin du XVIe siecle — 1789, Paris, 1961, p. 125.

184 Bibliotheque Marciana de Venise, 5838, С II, 8, f°8.

185 Emmanuel Le Roy Ladune, op. cit., p. 223 et sq.

186 Plaisir de France, 1932, pp. 119 —120: «Дух Юга формируется на холмах», а не «в горах, которые люди некогда периодически покидали из - за крайней бедности». Об удобстве для человека холмистой местности пишут Isabelle Eberhardt, Notes de route, 1921, применительно к тунисскому Сахелю, и Марсель Брион, который го ворит о Тоскане и о «человеческом масштабе ее ландшафта», Laurent le Magnifique, 1937, p. 282.

Аноним (Клод де Варенн), Voyage de France, dresse pour l'instruction et la commodite tant des Franyais que des etrangers, Rouen, 1647, p. 136. 188 Op. cit., p. 56—57.

189B. N. Estampes (Od 13, pet. in-fol): Les mreurs et fachons de faire des Turcz... con - trefaictes par Pierre Coeck d'Alost l'an 1533.

190 Philippe de Canaye, sieur de Fresne, Le voyage du Levant, 1573, ed. H. Hauser, 1897, p. 40. Cp. V. Berard, La Turquie, p. 93: противопоставление Албании, ее гор, ее «буйных и

возмущающих почву» рек, ее ущелий, охраняемых дервенджи, и Македонии, с ее тихими водами и пеленами туманов. Paul Bourget, Sensations d'Italie, 1891,

pp. 89—90, описывает переезд из Тосканы в Умбрию. Тоскана выглядит проще, но здоровее, чем Умбрия, дубовые рощи и виноградники которой покрыты мглой и грозят лихорадкой.

192 Относительно этого раннего созревания Лебольших равнин я согласен с Я. Lehmann, «Die geographischen Grundlagen der kretisch-mykenischen Kultur», in: Geogr. Zeitschr., 1932, p. 337. Такова же природа малых оазисов на Ближнем Востоке, которые, как полагают с большой долей вероятия, были созданы людьми в первую очередь.

193 Лтг* Vilar, эр. cit., I, p. 223.

194 Op. cit., р. 243 et sq. G. Margais, «Tlemcen, ville d'art et d'histoire», in: 2e Congres Soc. sav. d'Afrique du Nord, t. I, 1936.

195 G. Niemeyer, op. cit., p. 28. Это далеко идущее замечание. Существует скопление населения в виде поселка или города и вокруг него связанная с ним организация сельского пространства.

196 См. об этом Julien Franc, La Mitidja, Alger, 1931, и Е. F. Gautier, «Le phenomene colonial au village de Boufaric», in: Un siecle de colonisation, Alger, 1930, pp. 13—87.

197/. Ancel, La plaine de Salonique, 1930.

198 О дельте Эбро, E. H. G. Dobby, «The Ebro Delta», in: Geogr. Journal, Londres, mai 1936. О Понтийских болотах, Schulmann, «Die Urbarmachung der Pontinischen Sump fe», in: Geogr.Wissenschaft, 1934.

199 P. George, op. cit., p. 296—299, 310—322, 348. С XII по XVI век Камарга стано вилась все более нездоровым местом, р. 606.

20°/. Lozach, Le delta du Nil, 1935, p. 50.

201 Op. cit., I, pp. 142—143. Другие примеры: множество маленьких речек близ Адрианополя (ibid., II, 10). Ср. у Ignacio deAsso, Hist, de la economia politica de Aragon, 1798 (переиздание 1947 г.) подробности о «топи» Бенаварре (р. 84), о равнине Уэска (72—73), о Сарагосе (94 и след.), о Теруэле (186).

202 В. N. Paris, Ital., 1220, fol. 35.

Philippe Leca, La Corse..., op. cit., pp. 213 et 270;/. de Bradi, op. cit., 25.

В дождливый сезон равнины превращаются в озера или покрываются грязью (/./. Tharaud, La Bataille a Scutari, 1927, p. 53, по поводу равнин Албании); разлив - шаяся Бойона (Буна) образует грязные лужи и болота (ibid., р. 148).

9ЛК

Так происходит в 1940 г. на юге Испании; в январе 1941 г., в Португалии, в феврале 1941 г. в Сирии; в октябре 1940 г., в бассейне Эбро (по материалам прессы). Наводнения в Кордове зарегистрированы 31 декабря 1554-го и 1 января 1555 г., Fran­cisco К. de Uhagon, Relaciones historicas de los siglos XVI y XVII, 1896, p. 39 et sq. 206 Gai. Ed. Bremond, op. cit., p. 17 ; Yemen et Saoudia, 1937, p. 11, note 6.

207

Существует масса полезных работ по малярии. Сориентироваться в них можно по книгам Jules Sion, «Etude sur la malaria et son evolution en Mediterranee», in: Scien- tia, 1938; M. Sorre, Les fondements biologiques de la geogr. hum., 1942, и по замечатель­ной статье M. Le Lannou, «Le role geographique de la malaria», in: Annales de Geogra- phie, XLV, 1936, pp. 112—135. Интересно было бы оценить и нанести на карту дан - ные о распространении малярии во время последней мировой войны при недостат -

ке хинина. Из исторических трудов наибольший интерес представляют Angelo Gelli, «Storia delia malaria nell'agro romano», in: M. R. Ac. dei Lined, 1925, 7e serie, vol. 1, fasc. III; The history of Malaria in the Roman Campagna from ancient times, London, 1933 и Anna Celli-Fraentzel, «Die Bedeutung de Malaria fur die Geschichte Roms und der Campagna in Altertum und Mittelalter», in: Festschrift B. Nocht, 1927, 2 pl., l carte, pp. 49—56 ; «Die Malaria im XVIIten Jahrhundert in Rom und in der Campagna, im Lichte zeitgenossiger Anschauungen», in: Arch. f. Gesch. der Medizin, XX, 1928, p. 101—119; «La febbre palustre nella poesia», in: Malariologia, 1930. О малярии в Крыму пишет comte de Rochechouart, Memoires, op. cit., p. 154.

Несколько уточнений, относящихся к XVI веку. Воздух Кипра пользуется такой дурной репутацией, что в транспортных контрактах, подписываемых паломниками в Святую Землю и капитанами судов, последние обязуются не заходить туда более трех раз, Reinhold Rohricht, Deutsche Pilgerreisen nach dem Heiligen Lande, 1900, p. 14. Согласно G. Botero, op. cit., смертоносные болота находились близ реки Сальсо, р. 5; нездоровыми считаются города Бриндизи, Аквилея, Рим, Равенна, Александрия Египетская, I, 1, р. 47; Альбенга на генуэзской Ривьере располагает очень богатой равниной, «ma l'aria n'e pestilente»*, p. 37. Горожане Полы на лето из-за лихорадки покидают город и возвращаются туда зимой, Philippe Canaye, Le voyage du Levant, op. cit., p. 206. Испанская королева в августе 1566 г. в Сеговии страдает от болотной лихорадки(?), Celestin Douais, Depeches de M. de Fourquevaux, ambassador de Charles IX en Espagne, 1565—1572, Paris, 1896—1904, III, p. 10; о приступе болотной ли - хорадки Филиппа II в Бадахосе, M. Philippson, Ein Ministerium unter Philipp II, Ber­lin, 1895, p. 188.

208 M. Sorre, op. cit., p. 388. В сентябре 1566 г. вся Испания мучается от лихорадки (Фуркво в письме королеве, Сеговия, 11 сентября 1566 г., Douais, op. cit., III, 18).

209 Op. cit., p. 263.

Jules Leclerq, Voyage en Algerie, 1881, под впечатлением вспышек болотной ли - хорадки на алжирских низменностях писал, р. 178: «Если европейцы не могут жить в долинах, почему им не поселиться в горах?»

1 Среди проблем, недавно возникших в связи в переносом турецкой столицы в Анкару, отметим малярию, распространенную на соседней равнине: Noelle Roger, En Asie Mineure, 1930, p. 46.

212 Цитировано у M. Sobre, Fondements biologiques, p. 344.

W. H. S. Jones, Malaria, a neglected factor in the history of Greece and Rome, Lon­don, 1907.

214 P. Hiltebrandt, Der Kampf ums Mittelmeer, 1940, p. 279. Лев X, страстный охот ник, несомненно также подвергся приступу болотной лихорадки (Gonzague Truc, Leon X, 1941, p. 71 et 79).

Не умер ли и Данте от малярии, как за двадцать лет до него Гвидо Кавальканти? (L. Gillet, Dante, 1941, p. 340). При этом следует учесть все возможные оговорки.

215 P. Hiltebrandt, op. cit., p. 279.

216 Bernardo Segni, Storie florentine ...dall'anno 1527 al 1555, 1723, p. 4.

Но воздух здесь заразен.

217у. В. Tavernier, Voyages, I, p. 110, говорит в 1691 г. о болотах Александретты.

218 К. Eschmid, in: WernerBenndorf, Das Mittelmeerbuch, Leipzig, 1940, p. 22. Посколь ку мы заговорили о распространении малярии, что стоит за этими строками Стен даля (Promenades, II, 164): «Г. Метакса, как я полагаю, известный врач и ученый, со ставил карту мест, затронутых лихорадкой»?

219 A. d. S. Venise, Brera, 54, f 144 v°.

220 Francesco Guicciardini, La historia d'Italia, Venezia, 1568, p. 2 (В мирной Италии) «cultivata non meno ne luoghi piu montuosi et piu sterili, ehe nelle pianure, et regioni sue piu fertili»*. Ср. удивительные замечания Монтеня, op. cit., p. 237: в окрестностях Лукки за полстолетия (1581 г.) виноградники вытеснили с гор «леса и каштановые рощи», р. 248: «их манера возделывать участки в горах до самой вершины». Таким образом, я не согласен с талантливым пассажем у Michelet, La Renaissance, Paris, 1855, pp. 31—32. Ph. Hiltebrandt, op. cit., p. 268, подходит к этой проблеме примерно так же, как я. Итальянцы принимают участие в великих географических открытиях — разве Венесуэла — не маленькая Венеция? — но в эту эпоху итальянское население не испытывает недостатка в пространстве; буржуа не устремляют свои взгляды за пределы средиземноморского горизонта; наконец, на полуострове отсутствуют ре лигиозные распри, заставлявшие англичан и голландцев искать счастья за морем.

221 Herbert Lehmann, «Die Geographischen Grundlagen der kretisch-mykenischen Kul tur», in: Geogr. Zeitschr., 1932, p. 335.

2 August Jarde, Les Cereales dans l'Antiquite grecque, 1925, p. 71, со ссылками на Страбона. A. Philippson, «Der Kopais-See in Griechenland und seine Umgebung», in: Zeitschr. der Gesellschaft fur Erdkunde zu Berlin, XXIX, 1894, pp. 1—90. P. Guillon, Les Trepieds du Ptoion, 1943, pp. 175—195.

223 M. R. de La Blanchere, «La malaria de Rome et le drainage antique», in: Melanges d'arch. et hist., p. p. Ecole franqaise de Rome, П, 1882, p. 94 et sq.

Не был ли первым из этих «голландцев», этих северян, тот инженер, dijk- meester , которого нунций по просьбе папы посылает в Феррару в 1598 г. и ко - торый, по-видимому, думает употребить для отвода воды ветряные мельницы? Cor- respondance de Frangipani, p. p. Armand Louant, 1932, t. II, Bruxelles, 13 juin, 17 juin, 25 juil., 13 aout 1598, p. p. 345, 348, 362—372.

225 Montaigne, Voyage en Italie, p. 138.

226 A. von Reumont, Geschichte Toscana's, I, p. 358 et sq. Об этом же предмете пишет О. Corsini, Ragionamento istorico sopra la Val di Chiana, Firenze, 1742; V. Fossombroni, Memorie idraulico-storiche sopra la Val di Chiana, Firenze, 1789; Michelet, Journal inedit, p. 169 —170. В XVI в. проводились раСоты по мелиорации озера Кастильоне, не увенчавшиеся успехом. A. von Reumont, op. cit., I, p. 369.

227 I, pp. 366 et sq.

Обрабатывают землю не только на равнинах и на плодородных территориях, но и в гористых и бесплодных местах. Строитель плотин (голл.).

228 Л. Zanelli, Delle condizioni interne di Brescia, dal 1642 al 1644 e del moto delia borghesia contro la nobilta nel 1644, Brescia, 1898, pp. 242—243.

229 A. von Reumont, op. cit., I, p. 363—364. Следует также упомянуть создаваемые, опять-таки в Тоскане проекты оздоровления болот Анседонии (G. Venerosi Pesciolini, «Una memoria del secolo XVI sulle palude di Ansedonia», in: La Maremma, VI, 1931). H. Watjen отмечает, что в царствование великого герцога Фердинанда значительным предприятием было осушение болот, Die Niederlander im Mittelmeergebiet, 1909, p. 35. О проекте мелиорации сиенской Мареммы, предложенном в 1556 г. француз скому королю, ср. Lucien Romier, Les origines politiques des guerres de religion, 1913—1914,

II, pp. 397—398.

230 Hansjorg Dongus, «Die Reisbaugemeinschaft des Po-Deltas, eine neue Form kollektiv er Landnutzung», in: Zeitschrift fur Agrargeschichte und Agrarsoziologie, oct. 1963, pp. 201 u 202; C. Errera, « La bonifica estense nel Basso Ferrarese», in: Rivista Geogr. ital., 1934, pp. 49—53.

231 Мелиорационные работы в папском государстве при Пии V, Pastor, op. cit., XVII, p. 84.

232 В. N. Paris, Esp. 127, P 20 v° et 21. Речь идет о проекте, в 1594 году изучавшемся «Камерой» и в конце концов отвергнутом. Однако граф Оливарес был им очень за интересован. Власти склонялись к принятию проекта.

О возможностях мелиорации Аквилеи Джакомо Соранзо пишет дожу из Вены 7 августа 1561 г., G. Turba, Venet. Depeschen, 13, p. 191.

234 Именно таким образом я истолковываю чересчур богатую материалом и по - тому не совсем внятную книгу Richard Busch-Zantner, Agrarverfassung, Gesellschaft und Siedlung in Sudosteuropa, Leipzig, 1938, которая, на мой взгляд, нуждается в пояснении. Согласно выраженному в ней, в противоположность Цвиичу, мне - нию, чифтлик не является древним типом поселения, восходящим к Средним ве- кам (р. 104—105). Это новый тип поселения, появившийся в XVI веке и распро - странившийся в XVII и, следовательно, связанный с современной колонизацией и мелиорацией. Он располагается посреди равнины, близ озер и в долинах и час - то находится под угрозой затопления (р. 124). Емер Лютфи Баркан согласен с моим толкованием.

R. Cessi, «Alvise Cornaro e la bonifica veneziana nel sec. XVI», in: Rend. R. Ace. Lin- cei, Se. Мог., St. e Fil., serie VI, vol. XII, p. 301—23. Рецензия F. Braudel, in: Ann. d'Hist. Sociale, 1940, pp. 71—72.

6 E. Le Roy Ladurie, op. cit., pp. 442 et sq. Адам де Крапонн (1519—1559), построил канал, который носит его имя и с 1558 г. орошает область Кро между реками Роной и Дюранс.

237Л. Zanelli, op. cit., p. 243.

A. d. S. Venise, Annali di Venezia, 11 aprile 1593 e sgg.

239/. deAsso, op. cit., pp. 72—73.

240      r

P. George, op. cit., pp. 292—294.

241 Приобретения в направлении ворот Вега, в сторону нового моста Сеговии, за Мансанаресом, вокруг Реаль Каса де Кампо, перестроенной Филиппом II. См. особенно Simancas, Patronato Real, les actes de vente, n°n°3142—3168.

242 Pierre Imbart de la Tour, Les origines de la Reforme, I, Melun, 1948, p. 218. Здесь необходимо различать подлинную мелиорацию и освоение новых земель вообще. Последнее движение резко усилилось во Франции, как и в Англии, с середины XV в. (Rene Gandilhon, Politique economique de Louis XI, 1940, p. 147). Что касается савой- ских территорий, нечеткие указания на их мелиорацию имеются в книге F. Hayward, Histoire des dues de Savoie, 1941, II, p. 40, составленной по материалам, взятым из вторых рук.

243 Е. Le Roy Ladune, op. cit., p. 86 et p. 87.

244 Не было ли это одним из аспектов экономической драмы Барселоны? Барсе лонские буржуа, не рискуя более вкладывать деньги в морскую торговлю, инве стируют их в земельные владения?

245 Дренаж в виде куриных ножек, Olivier de Serres, Pages choisies, 1942, p. 64.

246 «Vita di D. Pietro di Toledo», in: Archivio Storico Italiano, IX, p. 21—22.

247F. Carrerasy Candi, Geografia General de Catalunya, Barcelone, 1913, p. 471—472.

248 В особенности /. de Asso, op. cit., p. 94 et sq.

249 Дальнейшее изложение основано на примечательной статье S. Pugliese, «Соп- dizioni economiche e finanziarie delia Lombardia nella prima meta del secolo XVIII», in: Mise, di st. it., 3a serie, t. XXXI, 1924, p. 1—508, на первых страницах которой, поми мо удачного географического описания Ломбардии, приведены многочисленные сведения, относящиеся к XVI веку.

250 A. Fanfani, «La rivoluzione dei prezzi a Milano nel XVI e XVII secolo», in: Giornale degli economisti, luglio 1932.

251 E. Lucchesi, I Monaci benedittini vallombrosani in Lombardia, Firenze, 1938.

S. Pugliese, art. cit., pp. 25—27. G. de Silva, Simancas E° 1332.

252

253

252

253

A. Schulte, op. cit., I, 252, полагает, что культура риса была привнесена в Лом - бардию из Испании около 1475 г. Экспортом риса в Германию занимался в первую очередь выходец из Базеля Балтазар Ирми. О внедрении риса Людовиком XII см. Marco Formentini, II Ducato di Milano, Milano, 1876, II, p. 600 et sq. По проблеме в целом — S. Pugliese, art. cit., p. 35.

OX e

Maunce Paleologue, Un grand realiste, Cavour, 1926, p. 21. См. пример, который приводит в связи с этим важным вопросом о регулярном привлечении сельской ра - бочей силы на равнины Georges Lefebvre (La Grande Peur de 1789, Paris, 1957, p. 17). Речь идет о Нижнем Лангедоке, в эпоху Французской революции набирающем для себя работников в Коссах и Монтань-Нуар. Другой пример, относимый к XVII в., касается Фракии, которая получает рабочие руки из Верхней Болгарии (Herben Wilhelmy, Hochbulgarien, Kiel, 1935, p. 235). Фессалия (нам известно, что от­сюда через Волос шел вывоз зерна) привлекает рабочих из Средней Г реции и даже из Аттики (Vaudoncourt, Memoirs on the Ionian Islands, 1816, p. 215). На эти балкан­ские примеры опирается R. Busch-Zantner, op. cit., p. 94.

S. Pugliese, op. cit.

257 P. George, op. cit., p. 354.

Феодалу, и в еще большей степени крупному собственнику, даже когда равни на не подвергалась мелиорации. Так было до наших или почти до наших дней (R. Pfalz, art. cit., in: Geogr. Zeitschr., 1931, p. 134): до последних работ по мелиора ции 38 проц. земли в Кампании принадлежало четырем крупным собственникам. На против, «гористые местности остаются, в основном, в руках мелких владельцев» (ibid.). Более подробно высказывается по этому поводу /. Sion, France mediter raneenne, 1934, p. 143: «Наиболее раздроблена собственность в холмистой местно сти, <сегодня> относительно бедной и живущей по старым обычаям; крупные вла дения простираются на равнинах с высокой отдачей и особенно на участках, отвое ванных ценой высоких расходов у болот». См. пояснения по этому предмету у G. Niemeier, op. cit., pp. 29—30 et 59, который противопоставляет Кордову, старин ный центр крупной земельной собственности, Карлотте, новому городу, основанному в XVIII в., с ее раздробленными землевладениями. Лично я придаю определенное значение монокультурам, отвоевывающим равнины (некогда таковыми были зерновые) и способствующим формированию крупных владений.

259 P. Descamps, Le Portugal. La vie sociale actuelle, Paris, 1935, p. 14. Близ Виейры, в Миньо, «в горах царит демократия; если спуститься ниже, хотя бы до Виейры, встречаются фидальго древнего рода. В Виейре и в некоторых приходах еще суще ствуют [солари]».

250 M. Bandello, op. cit., 1, nouvelle n° 12.

251 Op. cit., p. 48.

J. Cvijic, op. cit., p. 172. О болгарском крестьянине, его труде, его относитель- ном благосостоянии в XV веке, о деревянной сохе, запряженной парой быков или буйволов, см. Ivan Sakazov, Bulgarische Wirtschaftsgeschichte, Berlin—Leipzig, 1929, p. 197; на равнине крестьяне гораздо более привязаны к своей среде, чем горцы или горожане. Относительно дельты Нила см./. Lozach, op. cit., p. 38. О запустении дельты в XVI веке, ibid., р. 50.

253 Pyrenees mediterraneennes, p. 245. См. об аналогичной ситуации в Камарге, где накануне Революции крупные владения принадлежат Мальтийскому ордену, J.J. Estrangin, Etudes archeologiques, historiques et statistiques sur Arles, 1838, p. 307.

264 F. Benoit, op. cit., p. 26.

255 Pierre Vilar, op. cit., I, p. 575 et sq.

266 См. стр. 122, прим. 58.

257 Daniele Beltrami, Forze di lavoro e proprieta fondiaria nelle campagne venete dei secoli XVII et XVIII, приводит дату 1574 г.; я же предпочитаю, в ожидании более подробных сведений, 1566 г., указанный у Andrea da Mosto, L'Archivio di Stato di Ven­ezia, 1937, t. I, p. 168: проведиторы были тогда назначены для наблюдения за возде лыванием земель и отводом воды, а также для содействия развитию сельского хо зяйства путем учреждения землевладельческих «товариществ» .

9fiR

Чуть больше одной трети гектара, но величина кампо меняется от одной местно­сти к другой, в Вичентино она составляет 3 862 кв. м, D. Beltrami, op. cit., p. 53, note 2.

Senato Terra 32, 16 septembre 1560; 29 novembre 1560. Ibid., avant le 9 mai 1558.

Ibid., 25.

270

271

272

273

274

270

271

272

273

274

Ibid., 32.

Ibid., 67.

Ibid., 23.

275 Ibid., 31.

276 См. стр. 87.

Domenico Sella, Gommera e industrie a Venezia nel secolo XVII, 1961, p. 87 et sq.

278 фтой обширной проблеме посвящено пионерское исследование Daniele Beltrami, Forze di lavoro e propriety fondiarie nelle campagne venete dei secoli XVII et XVIII, 1961.

279 Я следую канве книги M. Sorre, Les fondements biologiques de la geographie hu maine, p. 397 et sq. Сюда следует добавить С. de Cupis, Le vicende dell'agricoltura e del­la pastorizia nell'agro romano e ГАппопа di Roma, Roma, 1911, Pfalz, art. cit., p. 133— 134, и особенно/tfiw Delumeau, op. cit., II, p. 521 et sq.

280 Vita di Benvenuto Cellini scritta da lui medesimo, trad, fr., Paris, 1922, II,

pp. 240—246.

281 C. Trasselli, «Notizie economiche sui Corsi in Roma (secolo XVI)», in: Archivio stor- ico di Corsica, X, oct.-dec. 1934, p. 576 et sq.

282 Lettres d'Italie, op. cit., I, pp. 312—313. О запустении римской Кампании: «Се годня только крестьяне Сабины и Абруццо время от времени посещают отдельные уголки Кампании для посева и возвращаются сюда перед сбором урожая». Объяс нение президентом де Броссом причин обезлюдения и причастности к этому Сик - ста V нуждается в серьезных поправках. Пастор полагает, что распространение бо лотной лихорадки вызвано, возможно, исчезновением лесов: борьба с разбойника ми при Сиксте Пятом действительно заключалась в систематическом выжигании растительности, служившей им укрытием.

283 M. Sorre, op. cit., p. 398.

См., какое впечатление произвели на E. Quinet, Mes vacances en Espagne, 1881, p. 320, «болота» Гвадалквивира. Имеются в виду латифундии во влажных Марисмах, где разводят полудиких быков; обширные прерии, весной покры - вающиеся цветами.

285 E. F. Gautier, Genseric, roi des Vandales, Paris, 1932, p. 109.

По этим вопросам см. весьма насыщенное исследование о Реконкисте, свирепствовавшей за Гвадалквивиром. Систематическая колонизация Андалусии началась только при Карле III. В ней участвовали немецкие переселенцы (р. 57). Пустоты, сохранявшиеся в 1767 г., видны на рис. 8, с. 62 этой же работы. Единст­венной колонией в веке была Манча Реаль, основанная в 1540 г. в степи Хаена. Важное замечание на с. 100 о важности возраста — следовательно, истории —для режима собственности. В этой связи сопоставление старой общины, Кордовы, с новой, Карлоттой, основанной в 1767 г. О вывозе из Севильи растительного мае-

ла, порядка 60—70 тыс. центнеров, Pedro de Medina, Libro de grandezas y cosas memorables de Espana, 1548, f 122.

287 G. Botero, op. cit., p. 8.

288 Барон Jean-Frangois Bourgoing, Nouveau voyage en Espagne, 1789, III, p. 50.

См. том И, гл. Ill, § 2.

290 n

В историческое досье отгонного животноводства следует включить документы, относящиеся к пастбищам форпостов в Тоскане (Sim. Secretarias Provinciales de Na- poles, Legajo no.l, 25 janv. 1566, 20 fev.1566, 5 mars 1566). Письмо герцога Алькала флорентийскому герцогу (копия, Simancas, 1055, f° 37) и ответ герцога (ibid., f° 66) по поводу налогов, установленных тосканцами на скот, пригоняемый на гарнизон ные луга. Один документ на итальянском языке без даты, адресованный Филиппу II (и относящийся, несомненно, к тому же 1566 г.), свидетельствует о привлекательно сти пастбищ в жаркой зоне у моря, где располагались караульные городки, для хо зяев стад. Налог, введенный тосканцами на пастбища; составляет 10 лир за 100 голов di pecore, capre et altro bestiame* (Simancas, E° 1446, f ° 45). A. d. S. Naples, Sommaria, fasc. 227. Об огромной важности «таможни» в Фодже для выпасов скота см. В. N. Pzans, Esp. 127, f 61 et 61 у°(окоЛ6 1600 г.), а также указание на крупную судебную тяжбу одного из держателей этой таможни, маркиза де ля Палуда, злоупотребления ко торого потребовали вмешательства правосудия.

Можно ознакомиться с обширной географической литературой по этому вопросу. Ср. гипотезу Дефонтэна о происхождении данного явления (в 4 - м издании, 1935, Jean Brunhes, Geographie humaine, p. 184) ; P. George, op. cit., (355 et sq.); уже цитиро­ванную книгу Жюля Блаша, особенно pp. 18 et sq., 21, 31; P. Arque, op. cit., p. 43. Превосходный очерк проблемы применительно к Средиземному морю и карту по­ложения во всем его бассейне на 1938 г. можно найти в статье E. Muller, «Die Herden- wanderungen im Mittelmeergebiet», in: Peterm. Mitteilungen, 84, 1938, p. 364—370, к которой приложен библиографический обзор, в частности, упомянуты крупнейшие исследования у. Frodin, Zentraleuropas Almwirtschaft, 2 vol., 1941 и Merner, Das No- madentum in Nord-Westlichen Afrika, Stuttgart, 1937. Трудность проблемы заключа - ется не только в том, чтобы составить перечень видов отгонного животноводства, но и в том, чтобы провести его разграничение на севере со скотоводством альпий­ского типа, а на юге со степным кочевничеством, что возвращает нас к попытке обо­значить границы средиземноморских территорий. Современные исследования Кс. де Планьоля, на которые будут сделаны ссылки (см. ниже, прим. 301 и с. 140, прим. 320), являются важнейшими в этом отношении.

J-J- Estrangin, Etudes archeologiques, Ahistoriques et statistiques sur Arles, 1838, p. 334 et sq.

292 Fernand Benoit, in: Encyclopedie des Bouches-du-Rhone, t. XIV, p. 628. Относи тельно роли «капиталистов» см. беглые, но содержательные замечания Albitreccia, op. cit., p. 256 et sq.

293 G. Desdevises du Dezert, Don Carlos d'Aragon, Prince de Viane, Etude sur l'Espagne du Nord au XV siecle, 1889, p. 27.

Коз, овец и другой скотины.

294 Buschbell (выходные данные этой статьи не найдены), р. 7, note 1. 295Jules Blache, op. cit., p. 22 et sq.

296 M. Le Lannou, op. cit., p. 62.

297 M. Sanudo, Diarii, II, colonne 577.

298 M. Sanudo, op. cit., I, colonne 898, Pise, 1

lars 1498.

lars 1498.

Ibid., XL, p. 816, Zara, 1 fevrier 1526.

299

300

299

300

Recueil des Gazettes, annee 1650, p. 88, Venise, 26 dec. 1649.

301 Xavier de Planhol, De la plaine pamphylienne aux lacs pisidiens. Nomadisme et vie paysanne, 1958, p. 194.

302 Th. Sclafert, Cultures en Haute-Provence, Deboisements et paturages au Moyen Age, 1959, p. 133 et sq., notamment cartes des pp. 134—135.

303/05£//шшс, «Uber die apulischen Tratturi in ihrer volkswirtschaftlichen und rechtli- chen Stellung», in: Illyrisch-albanische Forschungen, 1916, p. 389 et sq.

304 A. d. S., Naples, Sommaria Consultationum, 2, fF 12 v° a 15, 13 mars 1563; 11, fF 61 v° et 64 v°, 10 octobre 1591. B 1561 г. доходы составили 164 067 дукатов; в 1564 — 207 474; в июне 1588 г. 310 853 (ibid., 2, fF 78—83, 8 octobre 1564, et 9, fF 426, 4 juin 1588).

305 G. Coniglio, II Viceregno di Napoli nel secolo XVII, 1955, p. 28.

306 G. M. Galanti, Nuova descrizione storica e geografica delie Sicilie, tomo II, Napoli, 1788, pp. 287, 303, 305, но лучше A. d. S., Naples, Sommaria Consultationum, 41, fF 99 — 101, 17 oct. 1637.

307 Marciana, 5838, С II, 8.

A. d. S. Venise. Cinque Savii, 9, F 162, 2 mars 1605.

309 Guillaume Bowles, Introduction a l'histoire naturelle et a la geographie physique de l'Espagne, traduit de l'espagnol par le vicomte de Flavigny, Paris, 1776, p. 470.

310 Modesto Ulloa, La hacienda real de Castilla en el reinado de Felipe II, Rome, 1963, p. 222 и вся превосходная глава pp. 215 —223.

311 Julius Klein, The Mesta: a study in Spanish Economic History 1273 —1836, 1920, trad, esp., La Mesta, Madrid, 1936. CM. A. Fnbourg, «La transhumance en Espagne», in: Annales de Geographie, 1910, pp. 231—244.

Jacob van Klaveren, Europaische Wirtschaftsgeschichte Spaniens in 16. und 17. Jahr- hundert, Stuttgart, 1960, p. 200 et sq.

Roberto S. Lopez, «The origin of the merino sheep», in: Jewish Social Studies Publica­tion, volume 5, New York, 1953, pp. 161—168. 14 Jacob van Klaveren, op. cit., ibid., p. 200 et sq.

Ь Wolfgang Jacobeit, Schafhaltung und Schafer in Zentraleuropa bis zum Beginn des 20. Jahrhunderts, Berlin, 1961.

16MarieMauron, La transhumance du pays d'Arles aux grandes Alpes, 1952.

ЗП/. F. Noble de Lauziere, op. cit., p. 461, 1632.

Овечьей таможни Апулии.

В. N. Esp. 127, F 61 et 61 v°, s. d., начало XVII века.

319 См. стр. 88—89.

320 Кроме диссертации Ксавье де Планьоля, цитированной в примечании 301, су щественными являются его статьи «Caracteres generaux de la vie montagnarde dans le Proche-Orient et dans l'Afrique du Nord», in: Annales de Geographie, 1962, n° 384,

pp. 113      129; et «Nomades et Pasteurs», I et II, in: Annales de l'Est, 1961, pp. 291—310,

1962, pp. 295—318. Я многое позаимствовал из этих замечательных исследований.

321 Я опираюсь на указания Emil Werth, Grabstock, Hacke und Pflug, 1954, осо бенно p. 98.

322 British Museum Royal 14 R XXIII, f 22 (vers 1611).

323/. Savary des Brulons, Dictionnaire universel de commerce, 1759,1, colonne 804.

324 X. de Planhol, art. cit., in: Annales de Geographie, 1962.

325 X. de Planhol, art. cit., in Annales de Geographie, 1962, p. 121.

326 X. de Planhol, De la plaine pamphylienne, op. cit., p. 202.

327 Все предшествующие уточнения заимствованы у X. de Planhol, «Geographie politique et nomadisme en Anatolie», in: Revue internationale des Sciences sociales, XI, 1959, n° 4.

328 Frangois Savary, comte de Breves, Relation des voyages de monsieur tant en Terre Saincte et Aegypte, qu'aux Royaumes de Tunis et Arger, 1628, p. 37.

329 Fernan Braudel, «Les espagnols en Algerie, 1429—1792», in: Histoire et Historiens de l'Algerie, 1931, pp. 245—246.

330 См. стр. 246.

331 Henry Holland, Travel in Ionian Isles, Albania, Thessaly, Macedonia during the years 1812 and 1813, Londres, 1815, p. 91—93.

332 Op. cit., I, p. 144.

333 Op. cit., I, p. 31.

334 Memoirs, IV, p. 76.

335 Op. cit., pp. 109, 112, 251, 295.

СЕРДЦЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ

МОРЯ И ПОБЕРЕЖЬЯ

Оставим теперь твердую почву и отправимся к морю. Мы будем по­следовательно рассматривать морские пространства, линии побережья, острова. Наше путешествие будет протекать в указанных географиче - ских рамках, но и на этот раз анализу будут подвергнуты элементы сходства и сделаны вытекающие из них сопоставления. Тогда общая картина станет более понятной.

ВОДНЫЕ РАВНИНЫ

Разумеется, к водным пространствам нужно подходить с человече - ской меркой — в противном случае невозможно не только осмыслить, но и представить себе их историю.

Прибрежная навигация

Перед лицом моря, казавшегося в XVI веке огромным, терри­тории, занимаемые людьми, обозначаются миниатюрными полосками, черточками, точками... Огромное пространство моря выглядит таким же пустынным, как Сахара. Жизнь кипит только вдоль берегов. Плава­ние заключается почти исключительно в следовании линии берега, как было на заре судоходства. «Перебираться, как крабы, с камня на ка - мень»1, «от одной оконечности суши на остров и с острова на другую оконечность»2 означает costeggiare*3, не выходить в открытое море, то,

Держаться берега.

что Белон дю Ман называет «морскими кампаниями». Говоря точнее, плавание по морю, судя по кухонным счетам одного судна из Рагузы4, означает покупать сливочное масло в Вильфранше, уксус в Ницце, оливковое масло и сало в Тулоне... Или, по словам современника-порту­гальца, переходить от одного постоялого двора на море к другому, зав - тракать в одном, ужинать в другом5. Томе Кано Севилец говорил об итальянцах: «Эти моряки боятся открытого моря»6. Плавая по Адриа - тике, Пьер Лескалопье «забавляется, разглядывая маски» на масленицу 1574 года в Заре; через день, 25 февраля, он проплывает Сен -Жан-де- Мальвуази и 26-го числа обедает в Спалато7. Государи и другие великие мира сего таким же образом перебираются из одного прибрежного города к следующему, устраивая праздники и приемы, делая визиты и отдыхая, пока их судно стоит под грузом или в ожидании улучшения погоды8. Так же передвигаются военные флотилии, которые не всту - пают в сражение вдали от берегов9. Когда рассматриваешь путевые книги или Arti di navigare , которые содержат, по сути дела, описания курсов прибрежного плавания, на язык просится скромное слово «каботаж».

Только в крайнем случае судно теряет берег из виду, когда преврат­ности плавания уносят его в открытое море или когда оно выбирает один из трех-четырех более коротких путей, давно известных и часто используемых. Бывает, что корабль идет из Испании в Италию через Балеарские острова и юг Сардинии — это часто называют «плаванием по островам». Бывает, что через Мессинский пролив или Мальту он до - бирается до Сирии через мыс Матапан, а затем через острова Кандию и Кипр10. Иногда судно отправляется непосредственно с острова Родос в Александрию Египетскую. Этот переход, при благоприятном ветре зани­мающий совсем немного времени11, практиковался уже в эллинистическую эпоху: так, в 1550 году Белон дю Ман добирается от Родоса до Александрии по прямой. Нельзя сказать, что названные маршруты пролегают в пол - ном смысле этого слова в открытом море. Применимо ли это понятие к переходам по направлению параллелей от одного острова к другому в по­исках защиты от северных ветров, а по направлению меридианов с исполь­зованием ветра, который дует на маршруте Родос—Александрия, все-таки очень коротком, то с севера, то с юга? На такой риск моряки отваживаются в большинстве случаев при коротких переходах, когда речь идет о том,

Наставления по судоходству.

Крит.

чтобы достичь противоположного берега. Но когда в январе 1571 года венецианский галион «Фоскарини и Панигетто», идущий с Крита, ми - новав Корфу, попадает в туман и оказывается вынужденным двигаться вслепую, не видя земли, экипаж впадает в отчаяние .

Привязанность к побережью так вели а, что плавание по морю упо - добляется речному. При этом, если на берегу есть власти, они требуют со всех проезжающих дорожную пошлину. Одно дело заплатить налог, за ко­торым в порту стоят определенные услуги. Но ничего подобного не пред­лагают герцог Монако или герцог Савойский, каждый из которых владеет маленьким клочком пребрежной земли, но от этого еще более жаждет при­общиться к доходным торговым перевозкам, осуществляемым у них под носом, и высказывает требования, чтобы пошлину платили все суда, про­плывающие вдоль их берегов. Горе парусникам, которые находятся в пре­делах досягаемости галер, принадлежащих этим государям13. Двухпро­центная пошлина, взимаемая в Виль-франше, вследствие дурного распо­ложения французов становится даже предметом дипломатического столк­новения в эпоху Людовика XIV. Вот наилучшее объяснение привязан­ности местных торговых путей к побережью. Точно так же овладение форпостами Таламоне, Орбетелло, Порто Эрколе и Санто Стефано по периметру Тосканского побережья, согласно миру Като-Камбрези, позво­ляет Филиппу II при желании прерывать судоходство между Генуей и Неаполем14. Сразу становится понятна роль Ла Гулетгы на берберийском берегу. Чтобы преградить путь или помешать прохождению судов вдоль берега, достаточно разместить здесь караульную сторожку. Если плавание по большой воде не было распространено в Средиземноморье, то причи­ной этого вовсе не являлось отсутствие технических навыков. Здешние моряки умеют управляться с астролябией и с давних пор пользуются маг­нитом. Во всяком случае, они могли при желании им пользоваться. Кроме того, итальянцы были предшественниками и учителями иберийцев в ос­воении морских путей, ведущих в Новый Свет15. Средиземноморские корабли — в Испании их называют «левантийскими» — каждый год со­вершают плавания из Внутреннего моря в Лондон или Антверпен. С океаном они также знакомы. Средиземноморские суда даже пересекали его, направляясь в Америку: так, марсельская «Паломница» в 1531 году до­ходит до Бразилии и при возвращении, в самом конце своего пути, оказы­вается захваченной португальскими кораблями в Малаге16. В ноябре 1686 года галион великого герцога Тосканского, прибывший в Аликанте, зафрахтован для плавания в Индии: он должен доставить боеприпасы

в крепость Ла Хабана и привезти оттуда товары, оставленные кораб­лем, неспособным на подобный переход17. В 1610 году два тосканских судна сгружали на набережной Ливорно содержимое своих трюмов, доставленное непосредственно из Индий18. Корабли из Рагузы, воз­можно, обогнули мыс Доброй Надежды19 вскоре после Васко да Г амы; они, несомненно, достигли Нового Свега.

С>да:

1592—1609

• направчяющиеся в Венецию, <>о идущие и) Венеции

Места кораблекрушения судов, отправлявшихся в Венецию с 1592 по 1609 год

(по книге A. Tenenti, Naufrages, Corsaires et Assuiances maiitimes a Venise, 1959),

указывают на преобладание прибрежных маршрутов.

В Гавану.

Если Средиземноморье осталось верным древним традициям сво­его судоходства, за исключением отмеченных нами прямых маршрутов, причина заключается в том, что это отвечало его потребностям и соот­ветствовало его разветвленности; можно ли плавать в Средиземном море, не утыкаясь постоянно в соседству! ,щие друг с другом местности? Близооь земли служит лучшим проводником и самым надежным ком­пасом; она помогает ориентироваться. Даже если берег низкий, суша может служить укрытием от сильных ветров, дующих с ее стороны и

•f- Испанские,

t bei уючнения пли ходившие иод рашыми у чагами

Захваты кораблей пиратами за тот же период

Согласно тому же источнику

готовых разбушеваться в любую минуту. Когда в Лионском заливе дует мистраль, то и сегодня лучше всего прижаться как можно ближе к бере­гу, чтобы оказаться в узкой полосе наименьшей качки. Да и магнит не яв­ляется незаменимым на средиземноморских кораблях. В 1538 году, в отличие от испанских галер, на французских галерах им не пользуют­ся20. Повторим еще раз, что моряки умели обращаться с ним.

Впрочем, близость берега защищает не только от стихии. Ближай­ший порт служит убежищем также от преследующего вас корсара. Находясь в крайних обстоятельствах, судно выбрасывается на берег, и экипаж может спастись на суше. Так, в 1654 году Тавернье избежал корсарского плена в Г иерском заливе; на его счастье, судно даже не по­терпело кораблекрушения.

Каботажные плавания увеличивают также вероятность фрахтовки судов. Они предоставляют возможность заключать выгодные торговые сделки, играя на разнице в ценах; каждый моряк от юнги до капитана располагает своей долей товара на борту. Купцы или их представители тоже отправляются в путь вместе со своим грузом. Кружение около берегов, которое может длиться от нескольких недель до нескольких месяцев, становится в зависимости от места сложной цепочкой сле­дующих друг за другом сделок купли-продажи и обмена. За это время судно часто заполняется совершенно другим товаром. Он покупается, про­дается, и в маршрут обязательно включаются такие пункты, как Ливорно, Генуя или Венеция, где можно обменять пряности, кожу, хлопок или кораллы на звонкую монету. Только большие специализированные суда, перевозящие соль или зерно, имеют некоторое сходство с бит - ком набитыми кораблями сегодняшних дней. Другие напоминают передвижные базары. Стоянки дают им возможность заниматься куп­лей-продажей, перепродажей, обменом, не говоря уже о других удо - вольствиях пребывания на суше.

Мы еще не упомянули о выгодности почти ежедневного пополне­ния запасов продовольствия, воды, Хеса, тем более важного, что речь идет о малотоннажных судах и что припасы, находящиеся на борту, да­же питьевая вода, быстро портятся. Приходится часто останавливаться, чтобы «faire aiguade et lignade» , как говорит Рабле.

Эта топчущаяся на месте навигация влияла на географию прибреж­ной местности, тем более что на один большой корабль, способный

Пополнить запасы пресной воды и леса.

плыть без перерыва, приходятся десятки лодок и маленьких грузовых парусников, которые могут двигаться только ползком. Так же как на материковых дорогах, проложенных Римом в Западной Европе, насе - ленные пункты с поразительным постоянством возникали на расстоя - нии дневного перехода друг от друга, Аак и на прибрежных водных маршрутах от одного порта до другого был день пути. Вместо речного устья, которое часто бывало непригодным из-за песков, они используют гостеприимные берега заливов. Между этими пунктами почти нет жилья21. Иногда бывает так, что на малонаселенном берегу, например в Северной Африке, существует порт в качестве места встречи кораблей и рыбаков, со своим непременным источником воды, но его расширения в сторону суши не происходит. Вот лишнее доказательство того, что наличия порта недостаточно для образования города...

В этих картинках заключены не просто живописные подробности красочного исторического повествования, но его главная правда. Мы чересчур склонны обращать внимание только на существенные связи; они обрываются, и они восстанавливаются — но это еще не равно - значно безоговорочному успеху или полному краху. Медленно ползу - щие суденышки неустанно соединяют или воссоединяют отдельные частицы моря, хотя большая история никогда этого не замечает.

На заре португальских открытий

В заключение небезынтересно будет бросить мимолетный взгляд на португальцев, которые в начале XV века столкнулись с огромной проблемой плавания по открытому морю в Атлантике, делом для них абсолютно новым. Во время похода на Сеуту в 1415 году недостаток опыта выявился со всей очевидностью: лишь с большим трудом удалось справиться с течениями в Гибралтарском проливе22. Об этом со всей определенностью говорит автор записок де Баррос: конечно, его со - отечественники знакомы с уклонением звезд и астролябией, но до 1415 года «они не отваживались далеко заходить в открытое море»23. Один историк сказал даже о ранних португальских первооткрывателях, пла­вавших вдоль бесконечного африканского побережья, что еще при жизни Генриха Мореплавателя они были «прежде всего робкими и ос - торожными прибрежными мореходами, не имевшими ни капли морской отваги»24. Одним словом, несмотря на знакомство с океаном, средиземноморскими моряками. Во всяком случае, переломным моментом

было появление около 1439—1440 годов произведших революцию в кораблестроении каравелл, в связи с трудностями обратного пути из Гвинеи, когда приходилось идти против ветра и против течения. Кара - веллам для возвращения в Лиссабон требовалось выйти в открытое море и описать огромную дугу через Азорские острова25. Португальцы начали отрываться от берегов и очень скоро были вознаграждены за это.

Малые моря, фундамент истории

Средиземное море — это целая цепочка водных равнин, соеди - ненная между собой более или менее широкими проходами. В каж­дом из двух больших средиземноморских бассейнов, западном и вос - точном, находятся обособленные друг от друга выступами суши груп - пы малых морей, narrow-seas. Каждая из них — целый мир со своими

особенностями, собственными типами судов, своими обычаями и

26

своими закономерностями развития , и, как правило, самые огра­ниченные по площади из этих морей играли важную роль в истории, как будто бы люди начинали с освоения нескольких Средиземных морей в миниатюре.

Эти водоемы по сей день живут своей обособленной жизнью, яркость которой придает сохранившийся обычай использовать старин - ные грузовые парусники и давно вышедшие из моды рыбацкие лодки27. Вот в Сфаксе море Сиртов , где плавают махонны с треугольными парусами, лодки ловцов губок, камаки, с борта которых джербинцы и керкеннийцы поражают рыбу острогой. Современна ли эта картина28? Вместе с Теофилем Готье, обогнув мыс Малею, мы вступаем

в Архипелаг с его островами и медленными течениями; тотчас же «горизонт покрывается парусами; бриги, шхуны, каравеллы, аргосии бороздят голубые воды во всех направлениях...» Такова привилегия и такова участь малых морей и сегодня29. Живучесть этих устаревших средств передвижения, неизменность ихлмаршрутов в течение столетий ставят перед нами проблему. Как вчера, так и сегодня их значение связа­но с краткосрочностью переходов, накоплением множества мелких зака­зов на фрахт. Кроме того, с узким семейным кругом обслуживающих эти маршруты лиц, их безопасностью. Трудности для здешних моряков

Заливы Большой и Малый Сирт. Эгейское море.

редизем

редизем

d

d

Водные равнины

Сицилия и Тунис делят Q

начинаются на дальних переходах, когда они должны проститься с родны­ми берегами, миновать опасные мысы. «Тот, кто огибает мыс Малею, — говорит греческая поговорка, — должен забыть об отечестве»30

Узкие полосы воды, о которых идет речь, благодаря морским пу - тям, сходящимся к ним и позволяющим отправляться на большие рас - стояния, играют в XVI веке гораздо более значительную роль, чем два обширных участка Средиземноморья на востоке и на западе Иониче - ское море и море, образуемое Сардинией, Корсикой, Европой и Афри­кой. И то, и другое, но особенно первое представляют собой настоящие водные пустыни, которые торговые корабли стараются обогнуть или поскорее пересечь.

Морская жизнь Средиземноморья протекает на окраинах этих двух больших пространств, устрашающих своими размерами, в замкнутых пределах малых морей: на востоке — Черного моря, правда, лишь наполо­вину средиземноморского, и Эгейского моря, или Архипелага (в XVI веке употребительной нормой даже во французском языке является италь - янское слово Г Archipelago); в центре — Адриатического и безымянных морей, находящихся между Африкой и Сицилией, на западе — Тиррен­ского, по преимуществу итальянского моря, «Этрусского моря», огра - ничиваемого Сицилией, Сардинией, Корсикой и Западным побережь - ем Италии; наконец, на крайнем западе, между Южной Испанией и со - седствующей с ней частью Африки, —также безымянного моря, «среди­земноморского Ламанша», которое на востоке можно обозначить линией, проходящей от мыса Матифу через Алжир к соседнему с Валенсией мысу Нао и которое соединяется Гибралтарским проливом с Атлантикой.

Внутри вышеназванных морей можно также выделить участки меньших размеров, поскольку в Средиземном море нет ни одного зали - ва, который не представлял бы собой обособленного мирка и не был бы малой родиной для окрестных жителей31

Черное море — константинопольский заказник

Удаленное с точки зрения навигации, Черное море окружено множе­ством негостеприимных (за редким исключением) земель, диких и насе­ленных варварами. Могучие горы, обступившие его с юга и с востока, вра­ждебны путешественникам, которые отваживаются передвигаться по тя­желым горным дорогам, ведущим из Персии, Армении и Месопотамии вТрапезунд, великий перевалочный пункт На севере, наоборот,

11. Портулан восточной части Средиземноморья (XVI в.)

Мадрид Национальная библиотека Ms 1718 f4

11. Портулан восточной части Средиземноморья (XVI в.)

Мадрид Национальная библиотека Ms 1718 f4

простираются широкие равнины России, край проезжих дорог и кочевни­ков, который в XVI веке находится еще под контролем крымских татар. Только в следующем столетии русские беглецы, находящиеся не в ладах с законом, казаки, появляются на Черноморском побережье и начинают грабить турецкие суда. Но уже в XVI веке московиты совершают набеги на берег Черного моря, пользуясь зимними дорогами32.

Черное море в это время, как и на протяжении всей его истории, является важной экономической зоной. Есть продукты, которые произ - водятся почти на месте: сушеная рыба, свежая и паюсная икра из «рус - ских рек», лес, необходимый для турецкого флота, железо из Мингрелии33, шерсть, свозимая в Варну и перегружаемая там, как и ко­жи, на большие рагузские суда, и зерно, скупаемое в Константинополе. Кроме того, есть транзитные товары, предназначенные для Средней Азии и Персии, а также привозимые караванами для доставки в Кон­стантинополь и на Запад. К несчастью, мы мало осведомлены о том, что являла собой в XVI веке эта торговля с Востоком, ведущаяся в обоих направлениях. Похоже, что Константинополь сосредоточил дальнюю и ближнюю торговлю Евксинского Понта* в своих руках, сделавшись по­средником между этой окраиной Средиземноморья и внешним миром. Близко расположенное к громадной столице, Черное море является ее кормильцем, жизненно важным источником продовольствия, посколь - ку для снабжения Константинополя недостаточно дани, поступающей с Балкан (главным образом, гуртов овец), и основные запасы зерна, риса, бобов доставляются сюда кораблями из Александрии, так же как и пряности, и москательные товары. Белой дю Ман34 говорит о сли­вочном масле, которое привозят из Мингрелии в Константинополь в «только что содранных... не выделанных коровьих и бычьих шкурах». Его привозят, вне всякого сомнения, на каком-то из бесчисленных греческих карамузалисов , которые занимаются перевозками по Черно - му морю, хотя они более пригодны для коротких переходов по Архипе - лагу, чем для этого опасного моря35, часто штормящего и покрытого ту­маном. В октябре 1575 года буря затопила поблизости от Константино - поля сразу сотню этих небольших суденышек, груженных зерном36.

Черное море в XVI веке привязано к Константинополю, как когда- то оно было вотчиной Милета, вотчиной Афин, а затем, после 1265 года

Античное название Черного моря.

См. прим. 44.

им завладели итальянцы и генуэзцы37. Они закрепились на юге Крыма38, в хорошо защищенных Каффе и Тане, укрытых горами на се - вере полуострова от набегов степняков; они обосновались также в Кон - стантинополе (откуда ушли только в 1453 гс **у, и то не совсем), а из фак­торий в Крыму турки изгнали их позднее, в последней четверти XV ве­ка. Каффа была взята в 1479 году. За этим последовало великое переме - щение сухопутных дорог, ведущих к морю: теперь их конечным пунктом является не Крым, а Константинополь. Дороги, которые были направлены в города Килия и Четатя Альба , заменяются в молдавских княжествах торговым трактом, ведущим в Галац, где сосредоточивает - ся отныне поток товаров с Дуная и далее из Польши .

С этого времени Черное море является официальной житницей огромной турецкой столицы. Однако мореплаватели из Рагузы посто - янно проникают туда, по крайней мере, до 90-х годов XVI века, загру­жая в Варне целые суда шерстью и кожей шкурами montonini, vacchini е bufFalini . Впрочем, подобными же перевозками они занимаются на Мраморном море (из Родосто)40. Возможно, они хотят избежать тамо­женных расходов? Во всяком случае, к концу XVI века по непонятным нам причинам рагузские корабли покидают почти одновременно обе гавани. Черное море становится, как никогда ранее, закрытым для За - пада, по крайней мере в отношении водных путей сообщения, посколь - ку в это время сухопутные дороги, по всей видимости, приобрели ре - шительный перевес над последними, к чему мы еще вернемся.

В самом ли деле Константинополь задвинул засов, положив тем са - мым конец той роли «круглого стола международной торговли», ко - торую Черное море играло в конце Средних веков41? Не имело ли это событие других, более отдаленных причин? Действительно, к Черному морю сходятся дороги, ведущие не только в Трапезунд или Синоп, но и те, которые обычно называют Великим Шелковым путем, но послед - ний, по-видимому, с XIV века приходит в упадок. Питающая его торговля перемещается в Персию. Во всяком случае, жертвой этого упадка становится Туркестан. С другой стороны, в середине XVI века осуществляется продвижение русских вдоль Волги. Казанское ханство, некое подобие королевства Гранада, разбогатевшее благодаря доходам от караванной торговли, на которые давно зарились русские, перешло

Белгород Днестровский.

Бараньими, коровьими и буйволиными.

L

L

к ним в руки, будучи уже наполовину разоренным вследствие не совсем понятных причин, возможно, связанных с иссяканием туркестанского шелкового пути. В 1556 году Иван Грозный овладел Астраханью. На сей раз заслон был поставлен надежный, несмотря на попытки турок прорвать его в 1569—1570 годах, впрочем, история обходит вниманием это событие42.

Архипелаг венецианский и генуэзский

Архипелаг, «самое гостеприимное море на земле», представляет собой совокупность бедных островов и еще более скудных земель на побережье. Его история становится понятной тоже только в свете истории соседнего большого города. Некогда он был афинским плацдармом, впоследствии — основой византийской талассократии*. Благодаря ему Византия сохранила Эгейское море, а затем повернула вспять продвижение ислама, на какое-то время в IX веке закрепившегося на Крите. Архипелаг защищал морские пути сообщения с Западом через Грецию и Сицилию, а также, в ожидании возвышения Венеции, адриатические дороги.

Прошли столетия. Эгейский Архипелаг стал венецианским и ге - нуэзским. Два соперничающих города поделили между собой основные острова; на островах обосновались патриции, стражи империи, вла - дельцы крепостных, плантаторы и одновременно торговцы, настоящая колониальная знать, остающаяся чужой окружающему православному населению. Обычаи последних могли латинизироваться, но это не бы - ло ассимиляцией. Таково обычное драматическое развитие событий: в конце концов все колонизаторы оказываются по одну сторону баррика­ды. Когда в 1479 году Венеция сменила Геную на Кипре, плантаторы, происходившие из обоих городов, быстро нашли общий язык. Очевид - ная, неизбежная классовая выучка...

В Архипелаге латинские народы защищали свои традиции с большей легкостью и, главное, более эффективно, чем на Черном море, и возможно­сти их защиты долгое время превышали возможности нападающих. Тем не менее остров Негропонте был захвачен турками в 1479 году; Родос пал в 1522 году; остров Хиос был занят без единого выстрела в 1566 го - ду; Кипр сдался туркам после их почти беспрепятственной высадки и

Г осподства на море (греч.). Эвбея.

осады двух городов, Никосии и Фамагусты, в 1570—1572 годах; Кандия в 1669-м, после войны, продолжавшейся 25 лет.

Но борьба за Архипелаг далеко не целиком укладывается в рамки истории сражений. Она является также ист\ -;>ией повседневной соци­альной войны. Не раз местные жители — греки изменяли своим хозяе - вам как на Кипре, так и позднее на Крите. Обитатели островов способ - ствовали победе турок, и даже задолго до этой победы греческих моря - ков переманивали на суда султанского флота, экипажи которых часто набирались среди жителей Архипелага. Охотнее других в начале каж - дой летней кампании на корабли султанского флота шли служить кри - тяне. Вербовщики находили их в тавернах Перы, близ Арсенала43, еще за сто лет до того, как Кандия перешла в руки турок.

Помимо военной службы, Константинополь прельщал греков вы - годами плавания по Черному морю и в Египет. Для доставки припасов

44

в столицу пригодны и груженные зерном каики, и карамузалисы , и перевозящие лошадей и лес жербы — все греческие парусники Архипе­лага. Сюда прибавляется конфессиональная привлекательность: Кон - стантинополь — это православный Рим.

В первое десятилетие XVI века возобновляется греческая экспан­сия по всему морю. Не случайным было возвышение Барбароссы и при­нявших ислам моряков с Лесбоса, обосновавшихся в Джербе, а затем в Джиджелли, перевозивших массы испанских мусульман, бегущих с по - луострова; корсаров и, наконец, с 1518 года хозяев Алжира. Также не случайной была и карьера Драгута, другого грека, который с начала 40-х годов XVI века подвизается на берегах Туниса, а в 1556 году закре­пляется в берберском Триполи, на месте мальтийских рыцарей, из - гнанных турками за пять лет до этого.

Между Тунисом и Сицилией

Не просто будет уяснить роль того безымянного и нечетко опреде­ленного моря, которое простирает между Африкой и Сицилией свои глубины, богатые рыбой, свои отмели, изобилующие кораллами и губ - ками, свои острова, (часто слишком маленькие и безлюдные): на запад - ной оконечности Сицилии — Фавиньяну, Мареттимо, Леванцо; раз­бросанные по морю Мальту, Гоццо и Пантеллерию; Табарку, Ла Гали - ту, Дзембру, Джербу, Керкенну поблизости от тунисского берега. Гра - ницы этого моря соответствуют границам древнего геологического

«моста», который простирался от Сицилии до Африки: на востоке — это линия, проходящая от Триполи до Сиракуз, на западе — от Боны до Трапани. Главная ось направлена с севера на юг, от Сицилии к Африке. Здесь проходит оживленное движение между Востоком и За­падом, Левантом и Океаном. Но оно отклоняется преимущественно к северу, в сторону важнейшего прохода, образуемого Мессинским про­ливом. На отрезке между Сицилией и Африкой оно не имеет такой плотности, как в направлении Север—Юг.

Все зависело от торговых потоков, перемещавшихся то южнее, то севернее. На протяжении одной исторической эпохи контроль над ни­ми принадлежал мусульманам — с 827 года, когда началось нашествие Аглабидов, до 1071 года, даты возвращения Палермо, цитадели ислама; впоследствии, начиная с XI века, он постепенно переходит к норманд­цам, т. к. нормандское наступление, перекинувшееся с Неаполя на Си­цилию, не останавливается с отвоеванием великого острова; оно про­должается на юге посредством войны, пиратских набегов, торговли и даже эмиграции на африканский берег... Эту политику, продиктован­ную близостью последнего, продолжают в дальнейшем анжуйцы и ара­гонцы. Не раз они высаживаются на африканское побережье, облагают данью эмиров Туниса и владеют Джербой с 1284 по 1335 год. Христиан­ские купцы тем временем закрепляются повсюду, особенно на тунис­ских и триполитанских souks , получая здесь привилегии за привиле­гиями. Христианский солдат, в особенности каталонский наемник, бу­дущий хозяин Сицилии (Сицилийская вечерня относится к 1282 году), в свою очередь, воевал в Африке с такой же выгодой для себя, как и на Востоке. Очень скоро, уже в XII веке, каталонские моряки стали посе­щать коралловые рифы Табарки.

И в XVI веке честолюбие и политический расчет вице-королей ис­панской Сицилии подвергались искушению со стороны авторов проек­тов завоевания Африки, опиравшихся на палермитанские и мессинские круги: Хуана де ла Беги, позднее герцога Медина Сели, еще позже Маркантонио Колонны... Эти проекты выражают смутно ощущав - шуюся необходимость объединить острова и берега, участвующие в по­среднической торговле; прибавить к зерну, сыру, бочкам с тунцом из Сицилии оливковое масло Джербы, кожу, воск и шерсть из южных стран, золотой песок и черных рабов из Сахары. Установить твердую

От араб, suk — рынок, рыночная площадь.

власть по всему морю и тем самым обеспечить порядок на берегах, безо­пасность ловли тунца и собирания кораллов на рифах Берберии для рыбаков из Трапани, этих полукаталонцев, плохо вооруженные лодки которых бесстрашно нападали в XVI веке н«. суда берберских корсаров. Наконец, защитить от этих последних caricatori сицилийского зерна, постоянно находящиеся под угрозой нападения с южного берега. Ведь корсарство здесь, как и в других местах, часто служит для восстановле­ния естественного равновесия, нарушаемого историей...

Говоря о Сицилии, стало обыкновением сравнивать ее с Севером, с Неаполем, и отмечать, что их история была диаметрально противопо­ложной: возвышение Неаполя означало упадок Палермо, и наоборот. Еще важнее было бы подчеркнуть связь Сицилии с Африкой, т. е. при­знать ту роль, которую играл мир моря, оставшегося безымянным вследствие несовершенства наших знаний или из-за нашей невнима­тельности.

Средиземноморский «Ла-Манш»

Западная окраина Средиземноморья представляет собой самостоя­тельный, сжатый со всех сторон сушей, узкий участок пространства, что благоприятствовало его освоению людьми. «Средиземноморский ка­нал», как его назвал географ Рене Леспес, — это особый мир, распола­гающийся между Гибралтарским проливом на западе и линией, ко­торую можно провести от мыса Каксин до мыса Нао, или более протя­женной линией от Валенсии до Алжира. Сообщение в направлении вос­ток—запад постоянно затруднено: при движении на восток необходимо пересекать широкие пространства западного Средиземноморья; на за­паде путешественника ожидает еще более обширное пространство Ат­лантики, начинающееся за проливом, переход через который также опасен вследствие частых туманов, резких течений, подводных рифов и песчаных мелей вдоль берегов. Кроме того, пролив, как и любой вы­дающийся участок суши, всегда означает перемену направления тече­ний и ветров. В данном случае эта перемена особенно разительна, и переход через пролив никогда не был простым делом.

Зато в направлении с севера на юг можно относительно легко пере­браться через этот «рукав», вытянувшийся с востока на запад.

Г рузовые причалы.

Он не разделяет континентальные массы иберийского и североафри­канского миров, но соединяет их, как берега реки, образуя из Северной Африки и Иберийского полуострова единый мир, «удвоенный конти­нент», по образному выражению Гильберто Фрейри45.

Как и морской рукав между Сицилией и Африкой, этот водный коридор в Средние века стал одним из завоеваний ислама. Правда, за­воевания довольно позднего, X века, когда Кордовский халифат вне­запно обрел прочное основание. Этот успех Омейядов означал одно - временно надежность доставки зерна, людей и наемников из Магриба и обратного вывоза продукции андалузских городов. Свобода или, по крайней мере, легкость использования этого водного пути заставила переместиться центр андалузской морской торговли из Альмерии, зна­менитой своими судами, верфями и шелкоткачеством, в Севилью, ко­торая стала в XI веке притягательным пунктом для средиземноморско­го мореплавания. Впрочем, это принесло ей столько богатств, что порт Гвадалквивир вскоре затмил своим блеском старую континентальную столицу Кордову.

Одновременно с расцветом мусульманского господства на Среди­земном море на его южном побережье возникали или развивались крупные морские города Беджайя, Алжир, Оран — два последних бы­ли основаны в X веке, и африканская «Андалусия» дважды, сначала при Альморавидах, затем при Альмохадах в XI и XII веках, спасала настоя­щую Андалусию от христианского натиска.

До потери иберийским исламом независимости, т. е., по крайней мере, до XII века и даже позднее, «Ламанш» оставался сарацинским, от под­ступов к португальскому Алгарве до Валенсии и далее — до Бале­арских островов. Ислам владел этим длинным морским проходом еще дольше, чем сицилийской частью Средиземного моря, даже после пора­жения при Лас-Навас-де-Толоса (1212 год), по меньшей мере до завое­вания Сеуты Доном Жуаном Португальским и его сыновьями в 1415 го­ду. С этого момента для христиан открылся путь в Африку, и мусульман­ский мир с центром в Гранаде был обречен; только нескончаемые распри кастильцев продлили его существование. Когда с возобновлением войны за Гранаду начался последний акт Реконкисты, в 1487 году католические короли блокировали морское побережье кораблями из Бискайи.

Одержав победу, христианские завоеватели оказались втянутыми в борьбу за южный берег иберо-африканского «Ламанша», не осознавая со всей ясностью и последовательностью, насколько это соответствует

испанским интересам. Можно считать катастрофой в истории Испании тот факт, что после взятия Мелильи в 1497 году, Мерс -эль-Кебира в 1505-м, Пеньон де Белеса в 1508-м, Орана в 1509-м, Мостаганема, Тлем- сена, Тенеса и алжирского Пеньона в 1510 -м эта новая гранадская вой­на не была продолжена со всей решительностью и что итальянские хи - меры и относительная легкость захвата Америки заслонили собой эту малопривлекательную, но важнейшую цель. Испания не сумела, или не захотела, или не смогла развить свой первоначальный успех, которого она добилась слишком легко («Вероятно, — писал в 1492 году своим го­сударям секретарь их католических величеств Фернандо де Сафра, — Господь желает подарить Вашим Величествам африканские королевст - ва»); она не продолжила эту войну за пределами Средиземноморья, и одна из великих глав истории так и осталась ненаписанной. Как от - мечал один эссеист46, Испания, которая наполовину принадлежит Европе, а наполовину — Африке, уклонилась таким образом от своей географической миссии и впервые в истории по Гибралтарскому про -

47

ливу «прошла политическая граница» .

Война не покидала этих пределов: это признак того, что случай - ность оборвала здесь, как и на отрезке между Сицилией и Африкой, важнейшие связи... Пересекать канал стало трудно. В этом можно убе­диться на примере Орана, в XVI веке постоянно испытывавшего не - хватку продовольствия. На крупной «распределительной базе» в Мала - ге, proveedores* собирают конвои, нанимают корабли и лодки для снаб­жения припасами оранского горнизона48. Экспедиции отправляются чаще всего зимой, пользуясь кратковременным улучшением погоды, достаточным для ближнего перехода. Этому не препятствуют захваты корсарами провианских кораблей, которые они потом предлагают вы - купить в ходе обычных торгов близ побережья мыса Каксин. В 1563 го­ду при осаде Орана алжирцами блокаду разрывают хозяева баланселл, бригантин из Валенсии и Андалусии. Это маленькие суденышки, подоб­ные тем, которые «прежде», как говорится в одном перечне 1565 года49, выходили из Карфагена, Кадикса или Малаги, чтобы доставить голов­ные уборы из Кордовы и ткани из Толедо в североафриканские порты. Они подобны тем рыбацким судам, которые переходят Гибралтар и пересекают Атлантику и на которых множество моряков из Севильи, Сан-Лукар де Баррамеды или Пуэрто де Сайта Марии доходят в поисках

Интенданты.

рыбы до британских берегов и высаживаются, чтобы посетить воскрес - ную службу, в каком-нибудь из португальских форпостов на мароккан - ском побережье50. Эти суда аналогичны также лодкам из Валенсии, ко­торые доставляют в Алжир рис, испанские благовония и, несмотря на противодействия властей, контрабандные товары .

На исходе столетия этот безлюдный морской край внезапно пробу - ждается к жизни, изобилующей драматическими поворотами, но эту за­слугу не следует относить на счет постоянных конкурентов Испании — марсельцев, для которых в конце концов стали привычными берберские гавани, или, с 1575 года, ливорнцев, новых пришельцев, ко - торых влечет и удерживает Тунис, но которые иногда доходят до Лараша52 и до марокканского Суса53. Новизну вносит прибытие множе­ства кораблей с севера, особенно начиная с 90 -х годов XVI века. Этим чужеземцам приходилось пересекать пролив два раза, по пути туда и обратно. На обратном пути их можно было уже подстерегать заранее. Изобрели ли голландцы, как предполагают54, новый способ переплы­вать пролив, который вскоре переняли у них алжирские корсары — их ученики? Хотя это и не удостоверенный факт, такое вполне возможно. Испания — во всяком случае пытается усилить надзор за судоходством и даже запретить пересечение пролива, патрулируя его при тихой по - годе в летнее время года своими галерами, а во время зимних бурь — талионами. Нужно представить себе эти патрульные корабли, эти про - верки и выступления по тревоге, эти часто бесславные стычки, проис - ходившие на протяжении от мыса Сан-Висенте на португальском берегу до Карфагена и Валенсии55, а часто до Мерс-эль-Кебира, Сеуты и Танжера, до Лараша, занятого 20 марта 1610 года, и до Ла Маморы, за - хваченной в августе 1614 года. Все это продолжалось и в XVIII веке56 — правители Испании, их мореплаватели и их советчики мечтали об окончательных решениях, как -то: установить в Гибралтаре тяжелые орудия с гарантированной дальностью прицельной стрельбы57; укре­пить островок Перехиль у берегов Сеуты58 или даже, по совету англича­нина Энтони Шерли, этого безумного и гениального авантюриста на службе Испании, захватить Могадор и Агадир и таким образом подчи - нить себе все Марокко, чтобы католический король сразу стал absolu to senor de la Berberia*59, — и это в 1622 году!

Самодержавным властителем Берберии (исп.).

Но борьба оказалась безуспешной: англичане, голландцы, ал -

жирцы переплывали пролив неожиданно, пользуясь благоприятными

60

зимними ночами , или прорывались силой, изредка оставляя один-два корабля в руках соперника, а в большинстве \учаев уходя от стороже­вой эскадры благодаря превосходству своих кораблей и артиллерии. Эти драматические для истории Средиземноморья события, менее яркие или, по крайней мере, менее известные, разыгрывались в его портах и почти за его пределами. Мы еще к ним вернемся.

Тирренский бассейн

Широкое Тирренское море — Корсиканско-Сардинский канал, как его называют в документах того времени, — настолько открыто для соседей, настолько окружено изобильными и густонаселенными земля - ми, что его судьба не может не быть богата событиями.

В первые отдаленные времена своей истории оно было поделено ме­жду этрусками, хозяевами Тосканы; городами Великой Греции и Сици­лии; Марселем, представлявшим вместе со своими владениями обособ­ленный мир; и, наконец, последними участниками раздела — карфагеня­нами, обосновавшимися на западе Сицилии, на берегах Сардинии и Корсики, куда проникли также и этруски. Грубо говоря, этруски владеют средней частью моря, а остальные — его ответвлениями: греки на юге —дорогой на Левант; карфагеняне —маршрутом, который начина­ется в Панормосе (Палермо), проходит через Дрепанон (Трапани) и за - канчивается в Африке; и, наконец, марсельские греки контролируют путь, который подходит к Этрусскому морю на западе, а именно в том месте, где мореплаватель останавливается в ожидании благоприятного ветра, позволяющего пересечь Лионский залив и достичь Испании.

Этот первый набросок уже демонстрирует черты, присущие тирренскому миру: посредническая роль водоемов, важность морских портов, которые позволяют проникать внутрь и выходить отсюда. Можно только догадываться о причинах того, почему это слишком об - ширное, слишком открытое для всех море никогда не находилось в рас - поряжении одного властителя или одной-единственной системы хозяй­ствования и даже единой цивилизации. За исключением периода все нивелирующего господства Рима, ничей морской флот не добивался здесь долговременного превосходства над другими — ни корабли ван­далов, вынужденных считаться с Византией, ни флотилии сарацин, 6 - 5039

для которых Италия в конце концов осталась недоступной, ни норман - ны, ни анжуйцы: первые столкнулись с Византией, вторые — одновре­менно с исламом и с каталонцами; что касается Пизы, ей составила сильнейшую конкуренцию Генуя. Генуя, которая хозяйничала на Корсике, занимала в XVI веке первое место. Однако ее первенство име - ло слабые стороны. Морскими перевозками для генуэзцев все чаще и чаще занимаются чужеземцы. Это первый признак упадка, и, с другой стороны, Генуе противостоит Испания, занимающая на Тирренском море твердые позиции. Первые камни в их фундамент были заложены «арагонцами», когда в XIII веке они завладели Сицилией (1282 год), а затем, в 1325 году, вопреки длительному противодействию генуэзцев, Сардинией, которая была им необходима для связи с Сицилией. Ката - лонская экспансия (и в этом одна из ее особенностей) развивалась по прямой от Балеарских островов на восток, через Сардинию и Сицилию. На последних каталонцы образовали настоящие морские колонии: Альгеро на Сардинии, Трапани на Сицилии.

Это было победоносное, но изнурительное продвижение. Начав - шись поздно, оно отвоевывало для себя место, сокрушая препятствия, вступая в сражения, сочетая мореплавание с пиратством. Барселона, вдохновлявшая эту экспансию, постепенно уступила первое место Ва­ленсии, силы которой при Альфонсе Великодушном (1455 год) довели завоевание Неаполитанского королевства до конца. Впрочем, актив - ность Валенсии угасла так же быстро, как и началась, поскольку арагон­ская корона вскоре перешла в руки Кастилии. В эпоху Итальянских войн на Тирренском море произошли большие перемены: кастильские солдаты и чиновники заменили арагонцев как в Неаполе, так и на Сицилии61. Отныне благодаря наличию испанских галер и терсий на Тирренском море ощущалось тяжкое присутствие морской, военной и континентальной державы, но это не сказывалось на торговле: при Карле V, несмотря на старинные коммерческие привилегии, каталонские ткани все в меньших и меньших объемах вывозятся на Сардинию и на Си­цилию. Император, как и в других случаях, не особенно чуткий к интере­сам собственного Иберийского полуострова, позволяет генуэзским купцам сбывать свои сукна на этих рынках. Итак, реванш, возвращение Генуи?

Но дело обстоит вовсе не так просто. К 1550 году часть функций, выполняемых Генуей на Тирренском море и в других местах, переходит

Пехоты.

к рагузанцам. Грузовые суда последних обеспечивают перевозку сицилий­ской соли и зерна, а также путешествия на дальние расстояния, в Испанию, на Атлантику и в Левант. Тирренское море стало бы чисто ра- гузским водоемом, если бы не присутствие марсельцев (сначала едва замет­ное, оно ощущается все сильнее с начала 70-х годов XVI века) и не начав­шийся несколько позже подъем Ливорно, питаемого и подстегиваемого од­новременно Пизой и Флоренцией... На нем сказалась расчетливая полити­ка Козимо Медичи, очень скоро проявившего интерес к генуэзской Корсике62. Наконец, через широкий морской проход между Сицилией и Сардинией без конца просачиваются вездесущие берберские корсары; в конце сезона навигации они часто беспокоят северные окраины — берега Савоны, Генуи, Ниццы и даже Прованса. Заградительные меры, прини - маемые тосканцами на острове Эльба, в Порто Феррайо, скорее дают воз­можность оповещать о пиратах, чем останавливать их.

Итак, Тирренский бассейн с его сложной и разнородной струк - турой слишком втянут в общую жизнь моря, чтобы иметь свои резкие отличия, однако он является в известной степени самодостаточным благодаря разнообразию своих ресурсов, которые обеспечивают его почти полностью. Его земли слишком перенаселены или заняты паст - бищами, поэтому хлеб, которым питаются его города, привозят из Си - цилии, и примерно до 1550 года — из Прованса, по крайней мере с территории Прованса, куда он доставляется из Бургундии и из более отдаленных краев. Соль везут из Трапани, сыр с Сардинии, vino greco о latino из Неаполя, солонину с Корсики, шелк из Сицилии или Ка - лабрии, фрукты, миндаль, орехи, а также бочки с анчоусами или тунцом из Прованса, железо с острова Эльба; деньги, капиталы из Флоренции или из Генуи. Все остальное поступает извне: кожа, пряно - сти, красильное дерево, шерсть, и даже соль из Ибисы...

Из этих двух сливающихся и дополняющих друг друга каналов об­щения, из которых один пролегает в отдалении, снаружи, а другой по - близости, именно внутренний канал является более насыщенным. Этим объясняется зашедшее довольно далеко смешение народов, циви - лизаций, языков и искусств. Этим объясняется резкое преобладание мелких судов в здешних относительно спокойных, укрытых от ветров водах. За один год, с июня 1609-го по июнь 1610-го только в ливорнском порту побывало более 2500 лодок или небольших судов63. Огромная

Греческое или латинское вино.

цифра! Лишь на лодке можно добраться по Тибру до Рима и до его порта Рипа Гранде64 и доставить туда мебель и гардероб епископа, переезжающего в римскую Курию, или бочки с греческим вином, ко - торое какое-нибудь духовное лицо озаботилось в свое время выписать из королевства Неаполитанского. Все статистические данные, как отно - сящиеся к порту Ливорно и очень богатые за интересующий нас пери - од, так и почерпнутые в архивах Чивитавеккьи, Генуи или, наконец, Марселя, свидетельствуют о необыкновенном значении перевозок на малые расстояния: при доставке леса — от мыса Корсо до Ливорно или до Генуи; при доставке железа — из Рио на острове Эльба до того же тосканского порта... Любой груз оказывается на борту этих маленьких судов: барок, саэтт, laudi, liuti, тартан, фрегатов, полакр...65. В таможен­ных регистрах Генуи суда, встающие у причала, заносятся в две 2 * **

графы — venuta magna и venuta parva в зависимости от того, превы - шает ли их вместимость 150 кантаров (т. е. около 30 тонн); так вот, в год Генуэзский порт принимал несколько десятков «больших» кораблей и одну-две тысячи «малых»: в 1586 году 47 больших против 2283 малых; в 1587-мбб40 против 1921, в 1605-м67 107 против 1787... (Эти цифры ниже реальных, потому что они учитывают только суда, уплачивающие проездную пошлину, к числу которых не относятся многочисленные перевозчики зерна, растительного масла и соли.)

Несомненно, каботаж, обслуживающий большие торговые потоки, является обычным делом, непременным для всех малых морей. Но здесь, на Тирренском море, он достигает необычайных размеров. Вкупе с не - обычайным количеством документальных свидетельств это позволяет нам убедиться в том, что в других случаях мы можем только предпола­гать, а именно в том, что маленькие грузовые парусники играли важней­шую роль в экономическом обмене. Нередко приезжающий в Ливорно

хозяин корсиканской лодки, груженной несколькими бочками солонины

68

и сырами , сам отправляется на городские улицы для распродажи своего товара, несмотря на протесты местных лавочников.

Однако эти скромные плавательные средства не могли удовле - творить всех потребностей. Если Карфаген, принятый в лоно «Сици - лийского моря», если Марсель, затерянный на далекой окраине Тирренского моря, если, гораздо позднее, Генуя могли играть в нем

Большое прибытие.

Малое прибытие.

столь важную роль, то только потому, как замечает Видаль де ла Блаш69, что им удавалось справиться с трудной задачей плавания на за - пад, подчиняющегося восточным ветрам, опасному levante и мистра­лю. Для этого не годились обычные лодки. Ь 1эпоху мидийских войн Карфаген, как и Марсель, использовали для таких плаваний, по -види­мому, более тяжелые суда, чем их противники. Отсюда успех их воен - ных флотов. Много веков спустя Генуя лучше, чем другие, сумела под­готовиться к дальним плаваниям благодаря техническим нововведени­ям и широкому использованию латинского паруса. Она воспользова - лась всем этим настолько успешно, что с конца XIII века ее корабли оставляли за собой Г ибралтарский пролив и доходили до Фландрии70 .

Впрочем, генуэзцы не оставили заботу и попечение о крупнотон - нажных судах. В XV веке на протяженных маршрутах от Хиоса или Перы до Фландрии они располагают навами , или нефами, водоизме - щением до 1000 т и более. «Как жаль, что ты не видел корабль «Форнара», — пишет в начале 1447 года один капитан своему флорен - тийскому приятелю, — tu avresti avuto piacere maximo a vedere questa nave ehe ti parebbe in magnificenza»71 ***. Судов большего тоннажа тогда не существовало. Прибытие к порту Байи в день Святого Мартина в 1495 году двух больших «генуэзских нав», которые «встали на рейде и бросили якорь, не заходя в названный порт», могло бы, по словам Ком - мина, переломить ситуацию в пользу французов, «ибо двух этих кораб - лей на тот момент было достаточно, дабы защитить город Неаполь; это два больших и прекрасных судна грузоподъемностью одно 3000 ботг, а второе 2500 ботт, и первое называется «Галлиена», а второе «Эспино - ла».. ,>> Но ни то, ни другое не стали переходить от Байи к расположенному рядом большому городу.

Эти подробности гораздо теснее связаны с нашим предметом и с нашей действительной задачей, чем может показаться. Ведь когда речь идет о жизни какого-то морского региона, разве не технические детали: типы используемых парусов, весел, рулей, профиль корпуса, тоннаж су­дов — дают перевес той или иной стороне?

Ветру с восхода.

Nave — круглый парусный военный или торговый корабль с высокими бортами водоизмещением от 100 т (итал.).

Ты получил бы большое удовольствие, глядя на это судно.

Адриатика73

Адриатика — это, быть может, самая характерная из областей Среди­земноморья. Ее изучение в отдельности и в сравнении с другими затраги­вает все проблемы, связанные с изучением Средиземного моря в целом.

Вытянутое скорее в длину, чем в ширину, Адриатическое море яв - ляется путем сообщения между Севером и Югом. На севере его низкие берега на протяжении от Пезаро и Римини до Триестинского залива служат барьером между средиземноморскими водами и Паданской рав­ниной. На западе оно также ограничено берегами Италии, довольно низкими и заболоченными, хотя неподалеку от них простираются Апеннинские горы, выдвигающие к морю с подветренной стороны ряд холмистых возвышенностей, одна из которых, довольно обособленная, гора Монте Гаргано, знаменита своими дубовыми лесами. На востоке море сковано цепочкой гористых далматинских островов, которые пря - мо дублируют скудный высокогорный рельеф Балканского континента — нескончаемую белую стену динарийских Альп, окайм - ляющую огромное карстовое плато, лежащее позади далматинского по - бережья. Наконец, с южной стороны Адриатическое море соединяется с Ионическим посредством канала Отранто, расположенного между од - ноименным выступом в Италии и мысом Лингветтой в Албании. Шири - на этого узкого канала, согласно указаниям морских карт, составляет всего 72 км. Начиная с III века до н. э. его переплывают при хорошем ветре еще лембы , идущие на всех парусах74. В XVI веке с таким же ус­пехом его пересекают фрегаты, везущие новости из Корфу или Кефало­нии на неаполитанские берега и обратно по приказу вице -короля Не­аполя. В испанских записках этого времени сказано, что dende Cabo de Otranto se veen las luces de la Velona**75. Пассажир самолета, летящего в Афины, может сегодня одновременно обозревать албанский берег, Корфу, Отранто и залив Таранто — все это видно сверху как на ладони.

Это сужение на юге характерно для данного бассейна: оно придает ему целостность. Обладание здешним тесным проходом развнозначно обладанию Адриатикой. Но проблема состоит в том, чтобы знать, отку­да можно контролировать вход в море, какая точка над ним господствует. Наверняка ключевые позиции сосредоточены не в действующих портах Апулии: Бриндизи, Отранто, Бари, где Венеция безуспешно

Греческие лодки.

С мыса Отранто видны огни Велоны (Влеры).

L

L

g *

g *

<и

<и

пыталась закрепиться дважды, в 1495 и 1528 годах, и где она мечтает обосноваться снова в 1580 году, исходя из своих экономических итересов76. Турки тоже на какое-то время завладели Отранто, разграбив его в 1480 году — событие, потрясшее христианскую Италию. Но выход из Адриатики невозможно контролировать с итальянской стороны. По - луостров здесь «более чем наполовину погружен в море»; ключ к Адриатике лежит на противоположном, балканском, берегу, как мимо - ходом замечает Сен-Гуар, посол Христианнейшего короля в Мадриде, в своем письме Карлу IX от 17 декабря 1572 года: «Если верно, что султан сооружает порт в устье Которского залива, чтобы легче овладеть назван­ным Каттаро*, то я считаю его хозяином Адриатического моря, который может высадиться в Италии, а также окружить ее с моря и на суше»77.

На самом деле ключ к Адриатике находится южнее, точнее говоря, на Корфу. Венеция владеет этим островом с 1386 года. Именно здесь под покровом восточного берега, скудного, но гористого и поэтому удобного для защиты, сосредоточены все навигационные маршруты78. Войти в Адриатическое море или выйти из него чаще всего означает проплыть мимо Корфу. Этот остров, как наставляет один из документов Сената (17 марта 1500 г.), является «сердцем» всего Венецианского го - сударства, «жизненно важным как для навигации, так и во всех других отношениях»79. Поэтому Синьория посвящает ему все свои заботы80. Она не жалеет усилий для его укрепления, тратя на это такие суммы, как говорится в одном документе 1553 года81, ehe chi potesse veder i conti si stupiria**. Фрэн-Канэ, будучи здесь проездом в 1572 году, поражается видом расположенной над небольшим греческим городком, столицей острова, огромной крепости, выстрелы из семисот орудий которой, как говорят, достигают албанских берегов. Однако его удивляет, что годом ранее 500 турецких всадников осмелились грабить остров под самыми стенами этой крепости82. Но удивление пропадает, если продолжить чтение того же документа 1553 года, донесение «баила» , с отчетом о выполнении его обязанностей в Корфу: все эти расходы, говорит он, окажутся бесполезными, если не завершить перевооружение старин­ной крепости, чтобы приспособить ее к новым способам ведения войны и осады. Работа была начата, но почти не сдвинулась с места. И хотя на

Котором.

Что если бы кто увидел счета, то изумился бы.

Официального представителя Венеции.

нее было издержано 200 тысяч дукатов, результатов не видно. Скоро ли она будет закончена? Судя по донесению 1576 года83, не очень, потому что в нем снова содержится жалоба на недостатки крепости: противник, «не вынимая меча из ножен», может устанав, т*вать свои пушки у самого подножия конрэскарпа! Из-под пера всех венецианских чиновников второй половины столетия выходят подобные жалобы: внушительные оборонные сооружения Синьории устарели, они не могут помешать корсарским рейдам. Поскольку в горах нельзя укрыться из -за недостат­ка воды, злополучные жители Корфу должны поневоле, с опасностью для жизни прятаться в крепости и в ее рвах. Турки, таким образом, рас - сеиваются по пустынной местности, заходя в брошенные деревни. В ре - зультате на Корфу, где до войны 1537 года насчитывалось 1400 жите - лей, в 1588-м числится не более 19 тысяч84. Правда, Венеция в видах за­щиты острова больше всего рассчитывает на свои галеры с позолоченными носами, которые несут службу в Архипелаге и в «заливе».

В самом деле, благодаря Корфу и своему флоту Венеция удержива - ет за собой вход в Адриатику. Это равносильно господству на Адриати - ке в целом. Ведь на другом конце моря, на севере, сам великий город занимает вторую ключевую позицию в точке пересечения морских и наземных путей, которые, преодолевая Альпы, соединяют Централь - ную Европу с Адриатикой и Левантом. Миссия Венеции заключается в поддержании этой связи.

Таким образом, Адриатика является ее морем, ее «заливом», как Ве - неция ее называет. При желании она может здесь захватить любой корабль, она проводит здесь свою политику, тонкую или бесцеремон­ную, смотря по обстоятельствам. Триест мешает Венеции, она разруша - ет в 1578 году его солеварни85. Венеции мешает Рагуза, тогда она шлет свои галеры в воды старой Рагузы для перехвата кораблей, снаб - жающих соперницу зерном; в 1571 году она натравливает на нее своих союзников по Священной лиге; в 1602 году поддерживает мятежных подданных Рагузы на знаменитом своими рыбными ловлями острове Лагоста86; в 1629 году она все еще перехватывает корабли своих противников87. Когда Венеции мешает Анкона, она пытается навязать ей таможенную войну . Если Венеции мешает Феррара, то она пытается завладеть этим крупным портом; если мешают турки, Венеция не ко - леблясь наносит им удары при каждом удобном случае, когда это мож - но сделать без особого риска89 .

L

L

Золотое правило, il ben noto principio*, как его формулируют Cinque Savii alla Mercanzia**, недвусмысленно гласит: ogni merce ehe entra neirAdriatico o esce daU'Adriatico deve toccar Venezia, всякий товар, попа­дающий в Адриатику, должен пройти через руки Венеции90, в соответ­ствии с типично городской политикой насильственного сосредоточе - ния торговых путей91. Только Синьория в случае необходимости, ко - торая наступает очень редко, разрешает делать исключения из этого правила92. Для нее это способ управлять потоком товаров сообразно то - му, что она считает выгодным для себя; защищать доходы своей казны, свой рынок, свои пути сообщения, своих ремесленников и свое море - плавание. Каждый шаг, даже предупредительный, такой как захват од­ной или двух триестинских барок, груженных железом93, вписывается в совокупность хорошо продуманных мер. В Л518 году, чтобы обес - печить свою монополию, Венеция обязала грузоперевозчиков, отправ - ляющихся с острова Кандия, из Неаполя ди Романия , с острова Корфу и из Далмации, перед выходом из порта оставлять залог, гаран - тирующий провоз их товаров через Венецию. На бумаге все выглядит наилучшим образом. Но в этом постановлении оказалась пропущена Истрия. Этого промаха было достаточно для беспошлинного провоза низкокачественных тканей — rasse, sarze, grisi , производимых в Ис- трии и Далмации, которые пользовались широким спросом на ярмарке в Реканати94. Это наводит нас на мысль, что в этой игре в полицейских и воров участвуют ловкие мошенники и обманщики, действующие как на суше, так и на море, и что между Венецией и Феррарой циркулируют потоки контрабанды, которым невозможно поставить заслон. Более слабые соседи Венеции, вынужденные ей подчиниться, при первом случае обходят ее запреты.

Что касается сильных соседей, то они возвышают свой голос в защиту совершенно других принципов. Испанцы ведут со Светлейшей Респуб - ликой споры за первенство, постоянно вступают с ней в распри из-за за­хвата судов. «Вот уже много лет венецианская Синьория, не имея на то никаких оснований, объявляет залив своим, — пишет Франсиско де Вера, посол Филиппа II в Венеции, — как будто Господь не создал эту

Хорошо известный принцип.

Совет Пяти мудрых по вопросам торговли.

Навплион в Греции,

Атласа, саржи, «гризо» — грубой ткани серого цвета.

часть моря и все остальное на потребу всем»95. Венецианцы упорно возражают, что они заплатили за обладание этим заливом не золотом, а своей кровью, «многократно здесь пролитой».

Совершенно очевидно, что Синьория не , Лгла помешать могущест­венным соседям открывать окна и двери на Адриатику и пользоваться ими. Турки занимают Валону (1559 г.), испанцы — Неаполь; папа подчиняет се­бе Анкону и угрожает Ферраре (1598 г.) и Урбино (1631 г.); австрийский дом закрепляется в Триесте. С 1570 года Максимилиан II ведет речь об ис­требовании у Венеции negotium liberae navigationis 9б. И далеко не новые притязания сформулировал в свое время еще Святой Престол. В грозовые месяцы, предшествовавшие Аньяделло, а именно в феврале 1509 года, Юлий II предложил венецианцам снять с них отлучение при условии, что­бы они разрешили подданным Церкви свободно плавать по Адриатиче - скому морю97. В дальнейшем такие требования беспрестанно повторялись.

Наконец, есть еще рагузанцы с их грузовым флотом. Упрямая республи­ка Святого Власия, находящаяся под покровительством папы и являющаяся одновременно вассалом султана, пользуется своим двойственным положени­ем. Эта нейтральная позиция очень выгодна: рагузские корабли почти все­гда безбоязненно бороздят неприветливые средиземноморские воды... Ан­кона и Рагуза сегодня, Триест в далеком будущем — это противники, ко­торыми не следует пренебрегать. Двое первых в начале века сумели восполь­зоваться трудностями, переживаемыми Венецией во время кризиса торговли перцем и пряностями, но Венеция преодолела этот кризис. С другой сторо­ны, конкуренты связаны с ней страхованием морских путешествий, взаим­ными платежами, грузовыми перевозками. Они часто служат ей и не могут создавать для нее помех, разве что на небольших участках от одного берега Адриатики до другого. Это второстепенные маршруты, по которым железо из Триеста доставляют на продажу в Италию, сукна с запада, шерсть и вино из Апулии перевозятся в Далмацию без захода в Венецию. Венецианские власти пытаются наказывать подданных Синьории, которые принимают участие в сделках этого черного рынка. Но поскольку эти угрозы и взыска­ния постоянно повторяются, надо полагать, что они малоэффективны и не продиктованы жизненной необходимостью98.

В конце концов речь идет всего лишь о повседневном и простом поддержании порядка. Разумеется, Венеция надзирает не только за контрабандистами и конкурентами, но и за корсарами, которых

Права свободного плавания (лат.).

привлекает изобилие товаров, перевозимых по Адриатике: зерно, креп - кие вина, оливковое масло из Апулии и Романьи, мясо, сыры из Далмации, не говоря уже о судах дальнего плавания, обслуживающих богатейшие экс­портные и импортные потоки Синьории. Против корсаров венецианцы были вынуждены вести повсеместную войну, беспрерывно возобнов­ляющуюся; изгнанные из одного места пираты с неумолимым постоянст­вом появляются чуть поодаль. XV век знавал последние лучшие годы ката­лонского корсарства, базировавшегося на Сицилии. Борясь с ним, венеци­анцы вооружали в случае необходимости два или три крупных торговых судна, которые могли задержать, или по крайней мере, объеденить про - тивника. По прошествии времени эти набеги, нейтрализуемые с помощью больших судов, выглядят скорее внушительными, чем опасными" .

В XVI веке усиливается активность турецких-пиратов100; они прони­кают в Адриатическое море через албанские порты Стаполу, Валону, Дураццо. С появлением берберов эта опасность усиливается101, особенно когда далеко в море проникают турецкие армады, которым предшествуют и за которыми следуют пиратские корабли... Однако не следует слишком сгущать краски. В целом до последней четверти XVI века турки или берберы не заходят глубоко внутрь залива»102; только с 1580 года на Адриа­тике, как и повсюду, все меняется. Об этом свидетельствует венецианское донесение 1583 года: с некоторого времени, особенно после того, как бере­га Апулии ощетинились сторожевыми башнями, начиненными пушками и прикрывающими одновременно побережье и суда, которые могут укрыть­ся под защитой их артиллерии, с этого момента корсары перенесли свои на­падения на север и наводнили залив. Устраиваемые ими здесь частые и крат­ковременные набеги позволяют им обманывать бдительность галер .

Эти неприятности постепенно заслоняются другой, более серьезной. Она обнаруживается с середины века10 : это непрекращающиеся пират­ские нападения ускоков из Сеньи и Фьюме. Эти города — рассадники сла­вянских и албанских авантюристов находятся в двух шагах от Венеции и от средоточия ее торговых путей. Верно, зто этих легких на подъем про­тивников совсем немного, около 1000 человек, говорит проведитор Бембо в 1598 году105: четыре сотни находятся на жалованьи у императора, а 600 sono li venturieri ehe altro non fano ehe corseggiare et del bottino vivono . Горстка людей, однако находящаяся под покровительством у императора

Искатели приключений, которые занимаются только разбоем и живут за

счет награбленной добычи.

и постоянно пополняющаяся за счет преследуемых законом беглецов с Балкан, per lo piu del paese turco . С другой стороны, что можно поде - лать с их миниатюрными быстроходными лодками, идущими на веслах и такими легкими, что они используют самые мелководные заливы на островах, где галеры не могут их преследовать без риска сесть на мель? Вот когда воры могут действовать почти безнаказанно, не опасаясь стражей порядка. Как сказал один венецианский сенатор, легче ловить руками птиц, чем гоняться за ускоками на галерах106. Бывает, что га­леры попадают в засаду (до 600 человек), и тогда уул не спастись: так произошло 17 мая 1587 года в устье Наренты107. Если судно садится на мель, оно становится добычей ускоков.

Воодушевленные успехом, эти diavoli , эти грабители, эти persone...

1 1      * * *      /- Л

uniti per rubbare , как говорят венецианцы, не щадят более никого. Все становится их добычей. Даже турки угрожают им великой расправой. Да­же рагузанцы в один прекрасный день отправляются против них в поход. Венеция дает волю своему гневу, осаждает Фьюме или Сенью и по тако - му случаю предает огню все, вплоть до «мельничных колес», «вешает пред­водителей». Но всего этого недостаточно, чтобы искоренить зло. Вдохнов­ляет подобные авантюры не Сенья и не Фьюме (последний только пытался одно время организовать торговлю продуктами пиратства, но без особого успеха), а Триест, где все продается и перепродается: турецкие рабы, ко­торых покупает для своих галер великий герцог Тосканский, прекрасная золотая парча и камлоты, награбленные у венецианцев — этот противник им подстать. За Триестом стоят эрцгерцоги, венские Габсбурги и, косвен­ным образом, Габсбурги испанские. Напрасно купцы из Италии и Венеции пытаются закрепиться в Крайне и Хорватии, в Штирии. Ширятся ряды деревенских торговцев, бродячих разносчиков, все более и более подчи­няющих себе торговый оборот на материке, устанавливающих связи с пиратством и с внешней торговлей. Вот от этого многоликого противни­ка Венеция должна защищать свои привилегии. На этом пути ее ждут и не­удачи, и компромиссы, и неожиданности.

Масса подобных наблюдений, из которых можно было бы легко со­ставить книгу об Адриатике, свидетельствует о единстве «залива»,

формирующемся под итальянским влиянием, единстве скорее куль­турном и экономическом, нежели политическом. «Залив», без сомне­ния, принадлежит венецианцам, но еще в большей степени в XVI веке он является областью триумфального распространения итальянского духа. Это не значит, что Далмация стала итальянской в том смысле, в каком это понимали еще недавно пропагандисты расовой экспансии. Вся прибрежная кайма Retroterra* населена сегодня славянами108. Не­смотря на некоторые внешние отличия, так же было и в XVI веке. В Ра- гузе того времени итальянский образ жизни был вопросом удобства: итальянский язык является языком торговли по всему Средиземно - морью, но принадлежность ко всему итальянскому — это также вопрос моды и предмет снобизма: мало того что сыновья из знатных семейств отправляются учиться в Падую, что секретари Республики являются столь же хорошими итальянистами, как и латинистами (документы в архивах Рагузы почти всегда составлены на итальянском языке), но представители правящих фамилий, заправляющих делами и полити­кой, без стеснения изобретают для себя итальянские генеалогии. И это при том, что сии гордые gentes происходят от какого-нибудь славян­ского горца, что итальянизированные имена выдают их славянские корни, что выходцы гор беспрестанно пополняют число прибрежных жителей, что славянский язык является обиходным языком, на ко - тором общаются женщины и народ и, в конце концов, даже элита, по­тому что в протоколах города Рагузы можно прочитать неоднократно повторяющийся формальный приказ употреблять на заседании рек­торов только итальянский язык. Если такой приказ был нужен...

Из этих уточнений со всей определенностью явствует, что Адриати­ка XVI века была увлечена утонченной цивилизацией соседнего полу­острова, что она жила в его орбите. Рагуза — город итальянского искус­ства: Микелоццо работал во дворце ректоров, но из городов altra spon- da это наименее затронутый влиянием Венеции, поскольку он был зависим от нее лишь короткое время. В многочисленных документах, происходящих из Зары, из Спалато , с острова Керсо***** и из других

Материка.

Роды.

*** ****

Другого берега

Сплита. Црес.

мест, при необходимости можно найти имена школьных учителей, свя­щенников, нотариусов, деловых людей, даже евреев, прибывших с по­луострова и являвшихся носителями и проводниками итальянской ци-

-      109

вилизации, укореняющейся здесь .

Но Адриатика принадлежит не только Италии. Будучи вытянутым не только с севера на юг, но и с запада на юго-восток, море служит доро­гой в Левант, изобилующей старинными маршрутами и торговыми свя­зями, и открыто также, как мы увидим, для проникновения восточных болезней и эпидемий. Адриатическая цивилизация многослойна, в нее внедряется восточная культура, и в ней продолжается византийская. Все, таким образом, способствует своеобразию этой пограничной зоны. Ее католицизм является воинствующей религией, сталкивающейся с православным миром, угрожающим с высоты соседних гор, и с без­мерной турецкой опасностью. Если Далмация, несмотря на все ее пере­воплощения, остается верной Венеции, как в свое время заметил Ла- манский, то это потому, что, помимо венецианской Синьории, она со­храняет верность Риму, Католической церкви. Даже такой город, как Рагуза, столь чуткий к своей выгоде, окруженный со всех сторон и турецким, и православным миром, в общем живущий среди еретиков и неверных, проявляет поразительное католическое рвение. Рассмотреть ее религиозные устои было бы столь же любопытно, как и ее эконо­мические структуры, впрочем, к самым высоким духовным порывам здесь примешивается — а почему бы и нет? — практический расчет. Преданность Риму защищает Рагузу от внешней угрозы; в этом можно убедиться на примере тяжелейшего кризиса 1571 года. А когда расцвет Возрождения, пришедшего сюда поздно, как в Венецию и Болонью, сменяется в начале XVII века великим экономическим спадом, выход­цам из Рагузы уготованы блестящие духовные карьеры, которые при­водят бывших купцов и банкиров в качестве князей и служителей Церкви во все уголки христианского мира, в том числе и во Францию.

Географические, политические, экономические, культурные, рели­гиозные факторы — все способствует складыванию однородного адриа­тического мира. Границы этого мира повторяют контуры моря: в тол­ще балканского континента они доходят до того места, где пролегает основной водораздел между латинским и греческим христианством. С другой стороны, на западе, они образуют тонкую разграничительную линию по всему Апеннинскому полуострову, с севера на юг. Обычно обращают внимание на очевидное различие между Северной Италией

и Италией полуостровной. Но и менее явное противостояние Италии тирренской и Италии левантийской по линии восток — запад столь же существенно. Оно играло в истории роль некоей скрытой пружины. Длительное время восточная часть полуострова превосходила и опере­жала западную в своем развитии. Но именно в лоне западных городов, Флоренции и Рима, зародился Ренессанс. Этот порыв передался Ферраре, Болонье, Парме и Венеции только на исходе XVI века. Такие же маятниковые колебания наблюдаются и в экономической сфере: упадку Венеции сопутствует триумф Генуи; позднее Ливорно выходит на первое место среди городов полуострова. Восток, запад; Адриатика, Тирренское море: каждая из двух половинок полуострова, как бы рас - качивая коромысло огромных весов, по очереди становится ареной, на которой решаются судьбы Италии и всего Средиземноморья.

На восток и на запад от Сицилии

Малые моря являются самыми оживленными участками водной сти­хии, по волнам которых беспрестанно снуют небольшие суда и лодки. Здесь происходят основные экономические и исторические события. Но наряду с ними немаловажное место в общей структуре Средиземноморья занимают благодаря своему безлюдью обширные пространства моря.

В XVI веке Внутреннее море, столь небольшое по меркам наших се­годняшних скоростей, включало в себя немало опасных и запретных участков, мертвых зон, которые отделяли друг от друга целые миры. Самой крупной из этих враждебных зон было Ионическое море. Вместе с пустынной областью на юге Ливии, продолжением которой оно явля - ется, оно образует территорию, как раз и отделяющую Восток от Запа - да, безлюдную в обеих своих частях, на суше и на море110.

За «Сицилийскими воротами» начинается другой обширный уча - сток моря, который простирается от берегов Сицилии или Сардинии до Балеарских островов, Испании и Магриба. Это море (назовем его Сардинским), с его негостеприимными берегами и мощными порыва - ми норд-веста и леванта, не сулит мореплавателю ничего хорошего... При движении вдоль параллелей все трудности плавания сливаются, сходятся воедино.

Разумеется, очень скоро мореплаватели преодолели эти препятст­вия и соединили Запад с Востоком. На севере они двигались с востока на запад и обратно вдоль балканских берегов, затем мимо Неаполя,

с тем чтобы пересечь в дальнейшем Мессинский пролив, который был для них предпочтительнее Сицилийского прохода, менее надежного. Этот важнейший торговый маршрут был путем христиан. Менее удоб - ный и менее оживленный исламский путь пересекает Сицилийский проход по диагонали. Это обычный маршрут турецких флотилий, шед - ший от побережья Албании до Валоны, от Валоны к берегам Неаполя и Сицилии, наконец, от Сицилии до Бизерты, иногда до Алжира. По этому пути следовало гораздо меньшее количество судов.

На юге препятствия обходили, двигаясь вдоль i |>риканского бере­га, где навигация была довольно интенсивной, судя по донесениям христианских корсаров11 . Курсируя в открытом море, они должны были появляться неожиданно у берега и заставать врасплох суда, идущие из Египта, Триполи, Джербы и иногда из Алжира. В начале XVI века венецианские галеры еще охотились за судами у берберских берегов и настигали их по пути из Сицилии. В конце столетия англичане и гол - ландцы, в свою очередь, ходили вдоль берега Северной Африки, от Гибралтара до Сицилийского прохода, которые они тоже пересекали поперек, чтобы достигнуть берегов Сицилии, а затем Греции, имея пунктом назначения Кандию, Архипелаг или Сирию. Так они поступа­ли, без сомнения, почти всегда, чтобы уклониться от испанцев, контро - лировавших Мессинский пролив.

Все эти маршруты обходят, избегают Ионическое и Сардинское моря. Благодаря им осуществлялась важнейшая связь между восточной и западной частями Средиземноморья, или, если угодно, между Востоком и Западом; роль этих путей в большой истории трудно переоценить. Но наряду с ними следует иметь ввиду контакты, осуществлявшиеся на суше, по дорогам, пересекающим Италию. Апеннинский полуостров является как бы плотиной, разделяющей две половины моря. Анкона и Феррара соединяются с Флоренцией, Ливорно и Генуей. Венеция экспортирует товары через Геную и Тирренское море... К товарам, провозимым через Мессинский пролив и Сицилийский проход, добавляются те, которые доставляются от одного берега Италии к другому караванами мулов. Ра - зумеется, по грузообороту и стоимости товаров эти вспомогательные торговые пути не выглядели бы в наших глазах очень значительными, даже если бы мы и располагали статистическими сведениями о них. Но, по меркам своего века, они играли существенную роль. Они формирова - ли целостность средиземноморского пространства, которое является предметом этой книги. Однако существовала ли эта целостность?

Два мира Средиземноморья

Полагать, что препятствия, громоздящиеся на границе между дву - мя средиземноморскими бассейнами, решительным образом отделяют их друг от друга, означало бы не то что допустить неточность, но впасть в чрезмерный географический детерминизм. Справедливо, что неудоб - ства материковых и морских путей сообщения постоянно препятство - вали значительным миграциям населения из одного морского бассейна в другой. В книге генерала Брэмона, напоминающего своим пылом Эмиля-Феликса Готье, обращается внимание на то, что арабское завое - вание, продолжавшееся с VII по XI век, нисколько не изменило Се - верную Африку в демографическом отношении; что завоеватели были немногочисленны и потому легко поглощены местным населением. По сути дела, речь идет о переносе тезиса Ганса Дельбрюка относительно германских нашествий V века. Но это не имеет значения! Нас в данном случае интересуют естественные препятствия, воздвигнутые природой на пути человека с запада на восток или с востока на запад как по воде, так и по суше. На пути этого движения находится как бы мелкое ячеистое сито, замедляющее его.

Несомненно, что в XVI веке были левантинцы, живущие на запад - ном побережье, греки в Ливорно, киприоты на Балеарских островах и в Кадисе, рагузанцы во всех сколько -нибудь важных портах, левантин­цы и азиаты в Алжире: оба Барбароссы и алжирские янычары являются выходцами с Эгейского моря и из Малой Азии11 . И, наоборот, сохрани­лись следы латинской колонизации на востоке, и легион ренегатов за - нимается, по существу, новой колонизацией турецкого мира еще более успешно, чем торговые конторы. Но эти контакты не приобретают су - щественной важности. Несмотря на наличие торгового и культурного обмена, оба бассейна сохраняют свою самостоятельность и свой собст­венный круг общения. Настоящий сплав разных групп населения осу - ществляется внутри каждого из них, невзирая на любые — культурные, расовые или религиозные — преграды*.

Зато все попытки навести мосты между двумя крайними точками Средиземноморья остаются рискованной затеей. По крайней мере, вероятность их успеха сомнительна.

Примеры? Финикийцы в свое время осели в Карфагене и отсюда проникали на запад, триумфально преодолевая на своих больших судах далекие расстояния средиземноморского «Дикого Запада». Равным

образом древние греки обосновались в Марселе, который тоже служил им отправной точкой для дальнейшей колонизации. Византийцы тоже на какое-то время подчинили себе Сицилию и Италию, Северную Африку и Бетику. Так и арабы в VIII и IX веках завладели Северной Африкой, Испанией и Сицилией... Но все эти великие завоевания не имели будущего или сопровождались разрывом между наступаю - щим войском и метрополией... Такова судьба Марселя, Карфагена и да - же мусульманской Испании, которая в X и XI веках была полностью за­висимой в культурном отношении от Востока, от Луда она получала поэтов, врачей, учителей и философов, чародеев и даже танцовщиц в красных юбках. Затем произошел разрыв, и, слившись с африкански - ми берберами, здешние арабы зажили западной жизнью. Жители Магриба, которые позднее отправлялись на Восток, чтобы совершить паломничество или с познавательными целями, к своему удивлению, чувствуют себя там «почти как в другом мире». «На Востоке нет ислама», — пишет один из них11 . Эта история повторяется на исходе XVI века, ко­гда турецкие наместники в Африке фактически освобождаются от отто - манской опеки.

В восточной части моря подобные же события повторены как бы в симметричном отражении историей крестовых походов и латинских государств. Нужно ли продолжать?

Урок турецкой и испанской империй

Каждое море стремится жить собственной жизнью, организовать движение своих парусных судов в замкнутой и обособленной системе: таким образом, речь идет о двух крупных морских комплексах — запад­ном и восточном. Между ними существуют связи и контакты, но, не - смотря на наличие родства, союзных отношений и взаимной зависимо - сти, они имеют тенденцию внутренней закрытости.

В политическом отношении этот факт применительно к XVI веку вырисовывается, пожалуй, даже чересчур ярко. Какую прекрасную гео - политическую карту западного бассейна в период с середины XV до середины XVI века можно было бы начертить, стрелками указывая прежние и новые направления экспансии испанского империализма, позиции, на которых он закрепился и которые использовал для захвата западной части моря! Ведь она была им захвачена. Начиная с 1559 года, благодаря разоружению французского флота и ослаблению политических

13. Барселонский порт

14. Пролив Босфор

связей между христианнейшим королем Франции и султаном, западная часть Средиземного моря, бесспорно, стала принадлежать испанцам. Му­сульмане сохранили за собой только один берег, и не самый лучший, се - вероафриканский. И то он удерживался только благодаря корсарам, но их владения, ограниченные оборонительной линией испанских гарнизо - нов, подвергались постоянной опасности снаружи и изнутри. В 1535 году Карл V с успехом осадил Тунис; в 1541 году он едва не захватил Алжир, но эту неудачу можно было исправить. В бумагах Consejo de Guerra в Мадриде всегда хранился наготове проект нападения на город реи- сов**, который в один прекрасный день можно было бы привести в ис - полнение. Он едва не был воплощен в эпоху Дона Хуана Австрийского и в 1601 году, во время стремительной вылазки Джован Андреа Дориа.

Ионическое или «Критское» море является, по аналогии, морем От - томанской империи. Овладев берегами восточного бассейна после захва­та Сирии (1516 год) и Египта (1517 год), турки ощутили необходимость стать хозяевами положения и на море, создав мощный военный флот.

И в первом, и во втором случае каждая из двух империй была в не­котором смысле обязана своим появлением и развитием наличию двух половин Средиземноморья. Цинкайзен отметил этот факт в отношении Турции. Но не будет ли справедливо сказать то же и об Испании114? Две части Средиземноморья являются в XVI веке двумя сферами поли­тики с противоположным знаком. Стоит ли после этого удивляться, что великие столкновения на море в эпоху Фердинанда Католика, Карла V, Сулеймана и Филиппа II упорно повторяются на стыке этих двух морей, на их условной границе? Триполи (1511,1551 годы), Джерба (1510,1520, 1560 годы), Тунис (1536, 1573, 1574 годы), Бизерта (1573, 1574 годы), Мальта (1565 год), Лепанто (1571 год), Мод он (1572 год), Корон (1534 год), Ла Превеза (1538 год)...

Политика лишь отражает скрытую реальность. Две части Среди­земноморья, в которых распоряжаются непримиримые противники, отличаются друг от друга в природном, экономическом, культурном от - ношении; каждая из них является отдельной исторической областью. С точки зрения физической географии климат на востоке более конти­нентальный, более резко меняющийся, чреватый более сильными засу - хами, чем на западе, и более сильной жарой, поэтому здешние земли

Военного совета. Капитаны

пиратских судов.

еще более лишены растительности, если это возможно, еще более не­плодородны и «обожжены», как сказал бы Теофиль Готье. Зато моря здесь более благосклонны к человеку. Кто расскажет о движущей роли Эгейского моря в установлении здешних связей? Следует подчеркнуть легкость мореплавания в восточной части Средиземноморья, тем более что этот факт, похоже, мало известен. Вот важный документ 1559 года, касающийся данного вопроса. Один из советников выражает пожела­ние, чтобы Синьория Святого Марка снарядила на Кипре, как и на дру­гих венецианских городах, некоторое число галер; их можно было бы затем переправить без труда на остров Кандию, поскольку переход можно осуществить задолго до дня Святого Григория (12 марта), обычной даты выхода сторожевых кораблей из Александрии и с остро­ва Родос. В самом деле, прибавляет он, H boni tempi usano in quelle parti pm a bon hora ehe in queste, благоприятная для плавания погода насту­пает там раньше, чем у нас115. Не в этом ли кроется источник того запаса времени, которым всегда располагал, по-видимому, турецкий флот? Быстроту его выдвижения следует отнести на счет раннего прекраще­ния штормов на Эгейском море. Это серьезное преимущество в эпоху, когда смена времен года определяла собой ход войны.

По ту сторону политики

Экономические и культурные различия между двумя частями Сре­диземноморья в XVI веке лишь обостряются, в то время как они ме - няются ролями. Начиная с XIII века Восток беспрерывно теряет одно за другим свои преимущества в сфере материальной цивилизации и техники, крупной промышленности, в банковском деле, в накоплении серебра и золота. XVI столетие довершает его поражение беспреце­дентной экономической драмой, которая разыгрывается из-за того, что торговые пути Атлантики покончили со старинной привилегией Ле - ванта быть единственной сокровищницей богатств, поступающих из «Индий». После этого с каждым днем растет пропасть между уров­нем жизни на Западе, изменяющимся благодаря техническому и про - мышленному прогрессу, и на Востоке с его дешевизной, при которой поступающие с Запада деньги автоматически вырастают в цене и при­обретают более высокую покупательную способность.

Но это различие уровней воссоздает некоторое экономическое единство двух бассейнов, необходимость которого преодолевает все

преграды, включая политические, и которое достигается всевозможны - ми средствами, включая пиратство. Сила тока определяется разностью потенциалов: чем выше их расхождение, тем выше потребность в свя - зывающих их потоках. Востоку нужно воспользоваться преимущества - ми Запада, получить в них любой ценой свою долю: он жаждет при - обретения драгоценных металлов Запада, т. е. американского серебра; это заставляет страны восточного Средиземноморья перенимать евро - пейские технические достижения. В свою очередь, растущая западная промышленность должна куда-то вывозить излишек своей продукции. К этим важным вопросам мы еще вернемся в нашей книге. Ведь имен - но эти глубинные потребности, нарушавшие и восстанавливавшие рав - новесие, эти вынужденные перемены приводили в движение все рыча­ги средиземноморской жизни и управляли ими на расстоянии11 .

ПОБЕРЕЖЬЕ КОНТИНЕНТОВ

Средиземноморье всегда считалось второй родиной мореплавателей. Об этом говорилось много раз. Как будто бы наличия кромки берега уже было достаточно для того, чтобы заселить его, и заселить моряками! На самом деле Средиземное море не знает такого изобилия потомственных мореходов, как северные и атлантические моря. Здесь они рождаются только в некоторых областях и в незначительном количестве.

Народы моря

Причина, очевидно, в том, что море неспособно прокормить боль­ше людей. Средиземноморские волны не более щедры, чем берега. Столь знаменитые frutti di mare присутствуют здесь в ограниченном количестве11 , рыбы вылавливается немного, за исключением редких местностей, таких как лагуны Комаккьо, берега Туниса или Андалусии (где ловят тунца11 )... В глубоком Средиземном море, образовавшемся при обрушении земной коры, недостает полузатопленных мелей, при - брежных платформ, которые вплоть до глубины 200 м кишат подвод - ной фауной. Почти повсюду узкий скалистый или песчаный скат слу­жит переходом от берега к большим глубинам. Жизненные ресурсы вод

Дары моря.

L

L

Средиземного моря, имеющего чересчур древнее геологическое проис - хождение, по словам океанографов, исчерпаны в биологическом отношении11 . Большие экспедиции, в которых участвует множество лодок, устраиваются только для сбора кораллов, который не имеет от - ношения к рыболовству в полном смысле слова... Их невозможно срав - нить с массовыми выходами в море на Севере, близ Ньюфаундленда и Исландии, или с ловлей сельди у берегов Северного моря. В феврале 1605 года ввиду недостатка рыбы генуэзская Синьория пытается огра - ничить ее потребление во время великого поста12 .

Нехватка съестного объясняет недостаток рыбаков, а следователь­но, и моряков, который всегда был досадной помехой серьезным пла - нам средиземноморских властителей. Между грезами политиков и ре - альностью всегда стояла эта преграда: нехватка* люд ей, способных стро­ить и снаряжать корабли, управлять флотилиями. Вот с чем сопряжены были трудности развития Ливорно: нужно было затратить целую жизнь, жизнь Козимо Медичи, чтобы наполнить новый город столь не - обходимыми ему мореходами, которых набирали по всему Средиземно - морью. Точно так же потребовалось стечение благоприятных обстоя­тельств, чтобы турки могли построить свой флот или чтобы сформировался корсарский центр в Алжире. Снаряжение галер для всех эскадр, ведших военные действия в Средиземном море, заключалось прежде всего в на­боре людей. Если бы не было рабов, военнопленных и каторжников, ко­торых забирают из тюрем, чтобы приковать к веслам, откуда было бы взять столько гребцов? С середины XVI века в источниках встречаются жалобы на недостаток добровольных гребцов, buonavoglia: времена уже не столь суровы, чтобы люди сами продавали себя, как когда-то, заключает венеци­анский адмирал Кристофоро да Каналь в 1541 году121. Венеция даже была вынуждена учредить систему ополчения, обязательной в полном смысле слова службы на галерах Кандии, а также, начиная с 1542—1545 годов, набирать команды из condannati для галер этого же острова. И недостаток ощущался не только в гребцах. Кризис не пощадил и экипа - жей. Современные документы отмечают их неумелость и плохую орга­низацию их набора в Венеции: если бы позаботиться о том-то или пре­дусмотреть то-то, если бы платили лучше, моряки из венецианских вла­дений не отправлялись бы служить на чужих кораблях, на турецких и даже западных эскадрах. Это, может быть, и верно. Но еще вернее, что

Заключенных.

для экипажей всех судов Средиземноморья людей все равно бы не хвати­ло; и хотя они естественным образом переходят туда, где жизнь представ­ляется им более легкой, но в XVI веке нет ни одной страны, которая могла бы похвастаться их избытком.

Вот почему с конца столетия средиземноморские города и госу - дарства нанимают или пытаются нанять моряков на Севере. В 1561 го - ду некий шотландский католик прибыл со своей галерой на службу в Испанию122. Судя по одному документу, Филипп II и его советники даже после разгрома Непобедимой Армады были озабочены набором моряков в Англии123. Отличительной чертой политики Фердинанда Медичи в Ливорно было обращение не только к морякам Средиземно - морья, но и рекрутирование их в Северной Европе12 . Алжирцы также следовали этому правилу с конца XVI века125.

Средиземное море заимствует на Севере, лучше оснащенном, чем оно, не только кадры, но и новые технические приемы. Например, но - вый корабль «кокку», Kogge, плотно сбитое грузовое судно, поначалу имевшее одну мачту с одним квадратным парусом и способное проти - востоять зимнему ненастью. Первыми продемонстрировали средизем - номорцам ее качество баскские пираты из Байонны126. Она стала рас­пространенным круглым судном одновременно на Балтике и в Среди - земном море в XIV и в XV веках. Напротив, прибытие в Данциг кораб - ля «Пьер де ля Рошель» примерно 150 лет спустя познакомило его удивленных жителей с новым типом судна, караккой, бесспорно, рож­денной на юге и являющейся усовершенствованной коккой, оснащен­ной дополнительной мачтой и парусами — как того требуют средизем­номорские традиции, — а также сочетающей квадратные и латинские паруса. Назовем его южным судном, но порождением океанского Юга, поскольку его тип разработали, по всей видимости, бискайцы, после че - го, приблизительно к 1485 году, оно стало обычным для Атлантическо - го океана и Средиземного моря торговым судном12 .

Итак, океанские мореплаватели занимаются техническими усо - вершенствованиями, производят революцию в морском деле. Один из сторонников превосходства северян утверждает даже, что Средиземное море, будучи морем внутренним, не произвело на свет ни одного типа судна, значение которого выходило бы за местные рамки12 . Тем не ме­нее именно жители Средиземноморья установили некогда пути прямо -

Гданьск.

го регулярного плавания из Внутреннего моря в Атлантику. Они были учителями ее моряков в XIV веке, но впоследствии постепенно уступи­ли свои позиции. Сначала это произошло на атлантическом отрезке пу­ти: достаточно вспомнить о той роли, которую играли с XV века и даже раньше бискайцы со своими balaneros, бретонцы, и фламандские гу- кары, обеспечивавшие после 1550 года сообщение между Испанией и Нидерландами. Затем на протяжении всего маршрута с конца XV века до 1535 года происходит массовый наплыв англичан в Средиземное море, которые после некоторого перерыва добиваются окончательного главенства на этом маршруте, опережая голландские конвои на добрых 15 лет. Отныне был предрешен окончательный проигрыш средиземно­морцев в борьбе с моряками Севера и Атлантики за мировое господ - ство, начатой в конце XV века.

Слабое развитие прибрежных районов

Если в Средиземноморье мало моряков, то мало и отрезков побере­жья, на которых они воспитывались поколение за поколением, созда­вая своей активной деятельностью иллюзорный образ Средиземного моря, прохладные воды которого бороздят толпы мореплавателей. Это в сущности, далматинский берег, острова и побережье Греции, сирий­ское побережье (но в XVI веке оно пришло в такой упадок, что им мож­но пренебречь: в корреспонденции венецианских баилов в Константи­нополе между 1550—1560 годами упоминается всего один корабль из Бейрута); берега Сицилии (особенно западные); часть неаполитанского побережья, оконечность мыса Корсо, наконец, почти соседствующие берега Г енуэзской Ривьеры, Прованса, Каталонии, Валенсии и Андалу­сии... В общем, это лишь малая часть береговой линии Внутреннего моря. Но сколько из этих отрезков побережья так же густо населены, как Г енуэзская Ривьера, ощетинившаяся колокольными шпилями129 ?

Зачастую вся жизнь на большом участке побережья сосредоточива­ется в нескольких второстепенных портах, далеко отстоящих друг от друга. Расположенный перед Рагузой остров Меццо130, узкий и ничем не прикрытый, поставляет городу большую часть капитанов его барж. Перасто131 на исходе столетия насчитывает всего 4000 мужчин da fatti (т. е. способных носить оружие), зато 50 больших и малых судов. Освобож­денные от уплаты всех налогов, перастанцы должны только нести стражу вдоль Которского залива, вход в который они охраняют по поручению

Венеции: благодаря им colfo е sicurissimo de mala gente . Вообразим, ка­кую бурную и самостоятельную деятельность вели маленькие порты королевства Неаполитанского, такие известные, как Салерно13 или Амальфи133, или такие, как находящиеся на побережье Калабрии Сан Маффео дель Чиленто13 , Амантея13 , Виестрис13 или Пескичи13 . По­следнее местечко, центр интенсивного кораблестроения, согласно до - кументам неаполитанской Sommaria, никогда не оставалось без дела, тем более что его заказчиками были судостроители из Рагузы: на его верфях закладывали крупные корабли, например в июле 1572 года суд - но водоизмещением 6000 сальм, т. е. 750 тонн138.

Независимо от степени своей населенности, эти приморские рай­оны тяготеют прежде всего к северным частям полуостровов Средизем - номорья; они в основном прилегают к горам, поросшим лесом. Среди - земноморские хребты вследствие сухости климата были всегда обделе - ны лесами, отчего страдало и судостроение. Разве можно было иметь в XIII и в XIV веках флот, который еще Ибн Халдун находил вполне дееспособным, в отсутствие леса, который рос около Беджайи как ред - кое исключение? Не затормозило ли развитие мореплавания на сирий - ском берегу уменьшение лесных запасов Ливана? В Алжир со стороны должны были приезжать не только моряки, нужно было также приво - зить и материал для строительства судов, несмотря на использование лесов, росших за горой Шершель; весла сюда доставляли из Марселя.

Мы можем установить происхождение строительного леса во всех процветающих морских регионах как по документам (в том числе по счетам арсеналов, если они сохранились, как в Ливорно и в Венеции), так и по сохранившимся косвенным сведениям или трактатам, посвя - щенным морскому делу. Рагуза, специализирующаяся, как и Португа­лия, на строительстве морских судов, получает лес из дубовых рощ горы Гаргано (ее называют также Сант-Анджело). Как раз на этом, за - мечает один трактат 1607 года139, основывается их превосходство над португальцами, у которых были бы самые лучшие в мире галионы, если бы они располагали своей горой Сант-Анджело. Турецкие карамузалисы производятся из больших платанов, высококачественная древесина ко - торых очень хорошо переносит контакт с водой14 . Чтобы продлить срок службы галер, при их изготовлении используются разные сорта дерева, в зависимости от тех частей судна, для которых оно предназначено: дуб,

Залив совершенно безопасен в отношении злоумышленников.

сосна, лиственница, вяз, ель, бук, орех141... Лучшие весла делали из древесины, доставлявшейся в Нарбонну по реке Од и ее каналам142. Можно было бы обратиться к путевым записям некоего рагузанца, объ - ехавшего Южную Италию с апреля по август 1601 года143 в поисках лес­ной делянки для ремонта корабля; или к документам по концессии на вырубку леса в Тоскане, выданной испанцам, а затем отобранной у них144; а также к закупкам леса Генуей в той же Тоскане145 или Барселоной в Неаполе146, хотя Барселона чаще всего довольствовалась дубовой и сосновой древесиной, происходившей из каталонских Пиренеев и весьма ценившейся при строительстве галер . Можно также разы­скать контракты, подобные тому, которые подписал с Sommaria Пьер Луис Суммонте, fornitore delie galere regie (строящихся в Неаполе), — согласно этому контракту он обязуется отправить в Неаполь лес из Калабрии, который будет вырублен в местностях Нертикаро, Урсо - марсо, Альтомонте, Сандонато, Поликастрелло14 ...

Для нас важнее, разумеется, целое, чем исключения. Как можно по­нять на основании испанских или венецианских документов, общим явле­нием стала нехватка леса, истощение лесных ресурсов на западе и в центре Средиземноморья, особенно на Сицилии и в Неаполе (именно там, где раз­ворачивался один из крупнейших судостроительных проектов Филип - па II). Особенно остро ощущался недостаток дуба, из которого изготавли­вается корпус судов. С конца XV века он становится редкостью. И Венеция принимает ряд драконовских мер для того, чтобы предупредить уничто - жение остатков своих рощ14 . В течение следующего столетия подобные проблемы для Синьории все возрастают. В Италии, однако, остаются еще богатые лесные запасы, вырубка которых производится в больших масшта­бах на протяжении всего XVI века. Можно с уверенностью утверждать, что истощение лесных ресурсов идет вперед быстрыми шагами: гора Сант- Анджело, например, считается драгоценным исключением. У турок дело обстоит несколько лучше; они располагают густыми лесами на Черном море и в Никомедийском заливе (у города Измит)1 0 на Мраморном море, почти рядом с Константинопольским арсеналом. После Лепанто Венеция прилагает всяческие усилия, чтобы убедить других членов Лиги казнить

Камера Соммариа в Неаполе — высший орган, который ведал казной,

занимался государственными поставками и регистрировал гражданские

договоры.

Поставщик королевских галер.

всех турецких пленных, сколько-нибудь понимающих в морском деле, не­взирая на их принадлежность к высшему кругу. Ибо, как утверждают вене­цианцы, туркам, у которых нет недостатка ни в деньгах, ни в материалах, будет легко снова построить корабли, если они смогут rihaver li homini*151. Невосполнимым резервом для них являются только кадры.

Средиземноморские мореплаватели постепенно привыкают нахо - дить в дальних краях то, чего нет в их собственных лесах. В XVI веке с севера прибывают в Севилью целые корабли, груженные корабельным брусом и досками. Для строительства Непобедимой Армады Филипп II попытался закупить лес в Польше, по крайней мере приказано было по - метить деревья, предназначавшиеся для вырубки и перевозки. Венеция даже отказалась от запрета, который некогда распространялся на всех ее подданных: покупать за рубежом не только лес, но и корпуса судов, ко - торые затем оснащались такелажем на верфях города, и более того, при­обретать целиком готовые корабли. Так, между 1590 и 1616 годами 11 су­дов прибыли сюда из Г олландии, 7 — с острова Патмос, 4 — с Черного моря, 1 — из Константинополя, 1 — из Страны Басков и 1 — из Гибрал­тарского пролива15 . Нет никакого сомнения, что этим сырьевым кризи­сом в значительной степени объясняется техническая и экономическая эволюция морского дела на Средиземном море15 . Она не прошла мимо уменьшения тоннажа судов, удорожания их конструкции, обеспечивав - ших успех конкурентам с севера. Но здесь сыграли свою роль и другие факторы, такие как движение цен и повышение стоимости рабочей силы, ведь не все зависит только от наличия сырьевых ресурсов154.

Впрочем, если поначалу мореплавание всегда развивалось в непо - средственной близости от гористых берегов, то это было вызвано не только потребностью в их лесных запасах, но и защитой, которую многочисленные бухты155 на северном берегу Средиземного моря обес­печивают от безжалостного северного ветра, заклятого врага средизем - номорских мореходов. «Ставь паруса, когда поднимается ветер с юга или стихает ветер с севера», — говорили на Эгейском море156. В то же время для эмигрантов с гор естественным является движение к морю, и притя - гивающая к себе водная равнина часто оказывается кратчайшим, иногда единственным путем от одной точки берега к другой157. Таким образом устанавливается связь между жизнью на море и горным хозяйством. Они переплетаются и дополняют друг друга158. Отсюда это удивительное

Вернуть своих людей

смешение пахотных земель, садов, огородов, рыбных и морских про­мыслов. На далматинском острове Млете, как и на соседних островах Далмации, по наблюдениям одного путешественника, и сегодня в тру­довой деятельности жителей объединяются земледелие и рыболов­ство159. То же самое на острове Пантеллерия, где рыболовство, вино­градарство, огородничество сочетаются с разведением великолепной породы мулов... Эта мудрая житейская формула соответствует старин­ным заповедям Средиземноморья, учившим совмещать скудные ре­сурсы суши со скудными запасами моря. Нарушение этой заповеди почти всегда приводит сегодня к драмам: греческие рыбаки из области Пелион, «в большей или меньшей степени живущие только за счет морского промысла, вынуждены забросить свои сады и жилища и пере­везти свои семьи ближе к порту». Но, оторвавшись от своего прежнего привычного и уравновешенного образа жизни, они пополняют ряды морских браконьеров, которые ловят рыбу только с помощью динами­та, несмотря на запреты властей160. Само по себе море недостаточно бо­гато, чтобы прокормить живущего на нем человека.

Впрочем, и горы с их скудной почвой тоже — отсюда та роль, ко­торую играли старинные сельские местечки в экономическом развитии лежащего рядом побережья. Плывя по волнам Каталонии, замечаешь возвышающиеся над водой белые деревенские дома, видные издалека за окружающими их деревьями: именно их хозяева поддерживают в порядке множество устроенных здесь террас и воплощают в жизнь свои садоводческие шедевры. Часто под этими горными поселками находят­ся рыбацкие деревни, построенные наполовину на сваях: Аринис де Map под Аринис де Монт, Кальдетес под Ливанерес, Кабрера под Кабрилами161. Подобная же картина наблюдается на Генуэзской Ривь­ере, где старинные горные поселки так часто располагают собственной пристанью для рыбной ловли, своим scala на берегу моря162; по всей Италии и в других местах можно насчитать сотни примеров таких объ­единений, между этажами которых то и дело снуют ослики с поклажей. Приморские поселки, имеющие более позднее происхождение, яв - ляются зачастую порождением сухопутных, с которыми они остаются тесно связанными. Причина и смысл их существования кроются в эко­номике прибрежных массивов, в крайне неприхотливом образе жизни

Причалом.

последних, который даже после объединения двух поселков не отлича­ется изобилием.

Еще недавно (1938 год) вполне привычно было наблюдать на бере - гу моря, довольно богатого рыбой, в Розасе или в Сан-Фелиу-де-Ги- шольс в Каталонии, какими маленькими порциями еда продавалась на рынке: пучок овощей, четвертинка курицы16 ... В 1543 году жители Кассиса, моряки и при случае пираты, жаловались на бедность, которая заставляет их «плавать по морю и ловить рыбу, подвергаясь большой

164 т

опасности и с риском для жизни» . Так вследствие истощения матери­ковых земель, почти всегда лежащих в гористой местности, появились сотни поселков на Средиземноморском побережье.

Метрополии

Но приморские поселки, являющиеся как бы ячейками одной сети, са­ми по себе не в состоянии вдохнуть жизнь в прилегающие участки моря: для этого требуется незаменимое участие большого города, поставляющего полотно для парусов, реи, снасти, такелаж, смолу и финансовые средства; города с его торговыми лавками, нанимателями кораблей, страховыми компаниями и прочими многочисленными возможностями поддержки, которыми располагает городская среда. Развитие морской отрасли на ката­лонском берегу трудно было бы себе представить без Барселоны, без уча­стия ее ремесленников, еврейских купцов и даже солдат, ищущих заработ­ка, и квартала Санта-Мария дель Map с его безграничными ресурсами. Для ее подъема требовалось наличие тесных связей с большим городом, про­никнутым экспансионистскими устремлениями. Первые шаги морского дела на Каталонской Ривьере стали исторически ощутимыми с XI века. Но его развитие началось только двумя столетиями спустя одновременно с подъемом Барселоны. С этого времени и на протяжении почти трехсот лет вереницы суденышек, выходящих из маленьких портов Каталонской Ривьеры, непрестанно курсировали между ней и барселонским «пляжем», возле которого бросали якорь также парусники с Балеарских островов, все­гдашние соседи-соперники из Валенсии, бискайские китобои и его завсе­гдатаи — марсельские и итальянские корабли. Да, но, когда Барселона по­сле длительной борьбы с Иоанном Арагонским утратила независимость, когда она лишилась своих свобод и, что не менее важно, когда 20 лет спус­тя, в 1492 году, был закрыт ее еврейский квартал, ее juderia, наконец, когда ее финансовые воротилы постепенно отказались от рискованных сделок,

предпочтя им более надежные доходы, поступающие от Taula de Cambi*165, или скуку пригородных земель, тогда одновременно начался упадок большого торгового города и связанной с ним нерасторжимыми узами Каталонской Ривьеры. Он достиг такой степени, что каталонский рынок почти исчез с горизонта средиземноморской торговли, и побережье графства подверглось опустошению со стороны не встречавших почти ни­какого сопротивления французских корсаров, в ходе войн между Валуа и Габсбургами, а позднее со стороны не менее опасных алжирских корсаров, которые чувствовали себя как дома в заброшенном устье Эбро.

Ту роль, которую Барселона приняла на себя на каталонском берегу, Марсель, Генуя или Рагуза играли для окружавших их маленьких портов. Случалось даже, что метрополия находилась вдали от подчиненного ей побережья16 : таковы были взаимоотношения Венеции с портами Исгрии, далматинского берега или далеких греческих островов. Подобную же роль играл Марсель, который собирал вокруг себя на самой оживленной в мире Провансальской Ривьере, которая полностью была в его распоряжении, значительную часть моряков с мыса Корсо. Сходным образом и генуэзцы используют рагузанские корабли...

Притягательные силы этих центров становятся понятнее, если учесть, что средиземноморские представители племени мореходов, как и другие, не склонны сидеть на одном месте, всегда готовы к переездам и к переменам. Это положение справедливо для всех времен и народов. В 1461 году венецианский Сенат высказывает беспокойство по поводу недостатка в экипажах и шиурмах , в связи с чем сообщается: моряки «перебираются в Пизу... где им лучше плагят... с пользой для других и с ущербом для нас». Многие из этих моряков пускаются в бега из-за сво­их долгов или из-за высоких штрафов, к которым присуждает их Совет Пяти или Signor de nocte , читай: ночная стража Венеции167. Благодаря судебным прениям до нас дошли счета корабля «Санта-Мария де Богонья», который в 1626 году совершил путешествие по Атлантике, сделал остановку в Кадисе и зашел в Лиссабон и на остров Сан-Томе, прежде чем прибыть на остров Санто-Доминго**** с грузом черных рабов168. Это плавание не имеет прямого отношения к Внутреннему

Меняльного стола, от банка.

Командах гребцов. Господин

ночи. Остров Г аити.

морю, но среди marineros и grumetes , находящихся на борту, встречаются греки, один тулонец, выходцы с Липарских островов, с Си - цилии, с острова Майорки, из Генуи и Савоны... Какое пестрое сбори - ще! В мае 1532 года в Гааге тоже высказываются жалобы, что «моряки всегда норовят сменить место службы», они покидают Голландию и Зе - ландию и уезжают в Любек16 ... В 1604 году группа венецианских моря­ков, будучи «не в состоянии более выносить службу на кораблях Синь - ории из-за чрезвычайно низкого жалованья», переходит во Флоренцию и, вне всякого сомнения, в Ливорно170. Это повседневные, обыденные факты. При благоприятном стечении обстоятельств число их множится, и подобные перемены места службы отмечаются в больших масштабах.

Подъемы и спады в жизни моря

Эти без конца повторяющиеся миграции завершают картину жиз - ни отдельных областей моря, в целом довольно простую. Процветание, закат, возрождение, оживление этих областей подчиняются велениям целого, с которым они неразрывно связаны.

Обратимся еще раз к примеру Каталонии: важнейший толчок, побу­дивший к началу ее развития, пришел извне. Мореплавание Каталонии пробудилось к жизни в XI веке, за 200 лет до начала славной эпохи Педро Великого, Пер ло Гран , благодаря знаниям и выучке, полученным от эмигрантов из Италии, генуэзцев и пизанцев. Но то, что приносит с собой большая история, большая история и забирает раньше или позже. Эко - номический спад в Каталонии, заметный уже в XV веке, становится яв­ным в XVI. И ее мореходческая активность сводится в это время к плава­ниям барок до Марселя и Балеарских островов. Лишь изредка тот или иной корабль добирается до Сардинии, Неаполя171 , Сицилии или до воен­ных городков в Африке. В самом конце XVI века частично возобновилось сообщение между Барселоной и Александрией Египетской. Но до тех пор каталонская равнина находилась в таком оцепенении, что когда Филипп II на Большом Совете 1562 года решил приступить к созданию крупного во­енного флота, он был вынужден разместить заказы для него в Италии. А чтобы возродить судостроение в Барселоне, он приглашает специалистов из Генуи, с верфей Сан Пьер д'Арены172 .

Матросов и юнг (исп.).

Педро III Арагонский (1239—1285).

- 5039

Эти периоды неожиданного спада, столь часто повторяющиеся в Средиземноморье, где так много морских народов сменили друг дру­га, означают главным образом вот что: малолюдные приморские мест­ности не могут длительное время переживать то, что мы называем периодами расцвета, вследствие истощения трудовых и других ресурсов. Жизнь на море в большой мере является жизнью бедняков, которых богатство и сопровождающая его праздность, как правило, гу­бят: в 1583 один проведитор венецианского флота говорит, что моряк похож на рыбу: на суше он быстро портится173...

И когда появляются признаки истощения, оно часто используется и усугубляется конкурентами. Наличие в барселонском порту в начале XIV века бискайских баланерос является ранним предвестником этого истощения и этой конкуренции. Подобное же наблюдалось в истории Г енуи, когда в XVI веке резко увеличилось число грузовых кораблей и моряков из Рагузы, стекающихся на службу Dominante . Но это редко­стное везение, в свою очередь, истощило чрезмерно расточаемые силы маленького рагузанского мирка, расположившегося на отрезке побере­жья длиной всего несколько километров и на небольших островах. Дос­таточно было произойти нескольким катастрофам между 1590—1600 годами, чтобы положить конец столь бурному недавно процветанию...

Это не означает, что в периоды спада деятельность, связанная с мо­рем, вовсе прекращается в этих еще недавно столь благоприятных для нее районах. Она теплится в самых простых и почти неискоренимых формах повседневной жизни. Так, в XVI веке замирает жизнь на бере­гах Сирии и Каталонии, и одновременно стихает активность «флоти­лий» Сицилии, Неаполя, Андалусии, Валенсии и Майорки. Что касает­ся регионов этой второй группы, то ясно прослеживается связь между их упадком и деструктивным влиянием берберских корсаров. Однако их жизнь продолжается, как частично продолжается и относительно ак­тивное каботажное плавание у их берегов, хотя привычные для нас ис­точники об этом ничего не сообщают. Не случайно в Аликанте, Аль­мерии, старинном морском центре, в Пальма-де-Майорке в конце сто­летия появились быстроходные фрегаты-каперы, которые позволили христианам взять реванш за прежние поражения.

О      неприметном течении этой жизни нам говорят только отдельные факты, бегло зафиксированные на полях истории. Мы уже упоминали

Владычицы, название Г енуэзской Республики.

о сборщиках кораллов из Трапани, которые отваживаются добираться до рифов близ африканского берега, несмотря на опасность со стороны берберских корсаров. Документы французского консульства в Тунисе, основанного 1574 году, пестрят упоминаниями о сицилийских барках, а также о небольших неаполитанских лодках1' . В то же время любо­пытно отметить отсутствие ловцов кораллов из Неаполя, в частности из Toppe Дель Греко, на рифах Сардинии, куда они обычно плавали в XV веке. Кроется ли какая-то важная причина за их отсутствием? Возмож - но, и нет, поскольку неаполитанские лодки в изобилии водятся и в Ри - ме, и в Чивитавеккье, и в Ливорно, и в Генуе.

Такое же полчище баланселл, барок, бригантин, спешащих к бере - гам Северной Африки, наблюдается у южного побережья Иберийского полуострова. Один документ 1567 года свидетельствует о прибытии в Алжир группы валенсийских моряков, которые приехали сюда торго - вать именно потому, что им нечем заняться1' . На исходе столетия дру­гие валенсийцы посвящают себя более рискованному промыслу, устраивая побеги пленных из алжирских острогов. Иные из их отчетов не уступают лучшим повестям Сервантеса176.

В общем, видимое угасание мореходной отрасли означает лишь смену ее жизненного ритма. Периодически совершается переход от ка - ботажного плавания к плаваниям на далекие расстояния или, если угодно, от жизни вне истории к жизни в истории, Но возврат к прежне - му бесцветному существованию делает мореплавание почти незамет - ным для нашего наблюдения и недоступным для нашей любознатель - ности. Этот процесс выглядит как закономерность циклического разви­тия жизни моря и связанных с ним людей.

3. ОстровА177

Острова Средиземноморья более многочисленны, и, главное, их роль не столь второстепенна, как обычно полагают. Некоторые из них, самые большие, — это континенты в миниатюре: Сардиния, Корсика, Сицилия, Кипр, Кандия, Родос... Другие, менее крупные, вместе со своими соседями образуют архипелаги, группы островов. Роль остро - вов, больших или малых, заключается в том, что они позволяют делать остановки на морских маршрутах, а также в относительном спокойствии окружающих их вод, наиболее благоприятных для навигации между

L

L

островами или между берегами островов и континентом. Таковы остро­ва Эгейского архипелага, разбросанные по всему пространству вос­точной части моря, так что ее даже называют Архипелагом ; группа островов средней части моря между Сицилией и Африкой; ионические и далматинские острова на севере, которые по очереди обеспечивают прикрытие судов, плывущих вдоль побережья Балкан под флагом Свя­того Марка на корме. Но эти острова делятся как бы на две эскадры: первая находится в Ионическом море и включает в себя Дзанте, Кефа­лонию, Санта-Маура и Корфу ; вторая, в Адриатике, растянулась от далматинских островов, теснящихся за Меледой и Лагостой на юге, до островов Кварнер, Велья**** и Керсо***** у берегов Истрии на се­вере. Между ионической и далматинской эскадрами существует доволь­но большой разрыв, преодолевая который кораблям приходится мино­вать негостеприимный берег Албании и небольшую территорию Рагу- зы. Но цепь этих перевалочных пунктов, следующих один за другим, открывает Венеции дорогу на Крит, а от Крита оживленный торговый путь ведет на Кипр и в Сирию. Эти острова, как неподвижные живые корабли, расставлены вдоль оси влияния Венеции.

Не менее важную роль играет группа островов, находящихся на за­паде. Это острова Стромболи, Подветренные острова , Липарские острова; далее на север — Тосканский архипелаг, где в середине XVI в. Козимо Медичи построил крепость Порто Феррайо на острове Эльба; у берегов Прованса — Йерские острова, Золотые острова; западнее — затерянные в морских просторах Балеарский архипелаг, Мальорка, Менорка, Ивиса — соляной остров — и неприступные скалы острова Форментера. Эти клочки суши всегда имели рещающее значение: они господствуют над целым участком моря.

Речь шла о больших и очень больших островах. Перечислять ос­тальные, маленькие и крошечные (впрочем некоторые из них знамени­ты, такие как островок Алжир, острова Венеции, Неаполя или Марсе­ля), было бы напрасной тратой времени! В самом деле, трудно отыскать

Закинф, Кефалиния, Лефкас, Керкира. Млет.

Ластово.

рк.

Црес.

Эгады.

отрезок берега, который не рассыпал бы рядом с собой острова, островки и скалистые утесы179. Когда в корреспонденции вице-королей Сицилии идет речь о том, чтобы очистить ее берега от корсаров, ожидающих своего часа или пополняющих запасы питьевой воды, употребляется выраже - ние limpiar las islas , т. е. проверить места стоянки вблизи от нескольких десятков островков, которые идеально подходили для устройства засады.

Изолированные миры?

Эти острова всевозможных форм и размеров, большие и маленькие, отличаются соответствующей социальной средой, характер которой за - висит от внешних условий, делающих острова развитыми или отсталы­ми в контексте истории моря в целом; условий, которые часто не остав - ляют выбора между двумя прямо противоположными полюсами — консерватизмом или новаторством.

Сардиния являет собой рядовой пример: несмотря на свои раз - меры, остров никогда не был на первых ролях, что бы там ни говорили географы Средневековья или сардинские хронисты всех времен. Играть важную роль ей мешает само положение острова, затерянного в море, удаленность от плодотворных контактов, связывающих, напри­мер, Сицилию с Италией и с Африкой. Гористый, поделенный на мно - жество плохо сообщающихся частей, обреченный влачить свои дни в бедности18 , остров варится в основном в своем соку, как особый кон­тинент со своим языком181, своими нравами, своей архаичной экономи­кой, своей всеобъемлющей пастушеской жизнью — во многих областях она еще осталась такой, какой ее застали когда -то римляне. Об этом консерватизме островов — Сардинии и других, — об их удивительной способности столетиями сохранять старинные формы цивилизации или совокупность своего фольклора говорилось так часто, что нет смыс­ла далее распространяться на эту тему .

Но в то же время бывает так, что вопреки этой предопределенно - сти, благодаря неожиданной удаче или смене хозяина жизнь поворачи - вается к островитянам новой гранью, перед ними открываются возмож­ности новой цивилизации: новые обычаи, новая мода, даже новый язык, который они могут аккуратно перенять и хранить в целости в течение веков, оставаясь, таким образом, живыми свидетелями давно

Очистить острова (исп.).

забытых переворотов. Так что понятие «изоляция» относительно. Ко - нечно, острова благодаря морю недоступны для внешних влияний и от - делены от окружающего мира в несравненно большей степени, чем любое другое место, — в том случае, если они действительно лежат в стороне от морских путей. Но когда остров становится их средоточи - ем, когда он по той или иной причине (часто посторонней или не осо - бенно основательной) оказывается их важным связующим звеном, то о разрыве с внешним миром приходится забыть, напротив, его взаимо - действие с этим миром оказывается более активным, чем взаимодейст - вие некоторых горных местностей, доступ к которым закрыт каким -ни- будь непроходимым ущельем.

Вернемся к примеру Сардинии, находившейся в Средние века в сфере влияния Пизы, а затем Генуи, пристальное внимание которых привлекали ее золотые рудники. В XIV и XV веках остров мимоходом был затронут каталонской экспансией: в местечке Альгеро, располо - женном на западном берегу, до сих пор говорят по -каталански, и ин­терес знатоков вызывает его любопытная испано-готическая архитек­тура. В XVI веке и, без сомнения, еще ранее остров стал первым в Сре - диземноморье экспортером сыров18 . Таким образом, через посредство города Кальяри установились связи с потребителями на западе, причем сардинские сыры «кавалло» или «сальсо» вывозились целыми барками или талионами в близлежащую Италию, Ливорно, Геную, Неаполь, и даже в Марсель, несмотря на присутствие здесь конкурирующих сыров из Милана или Оверни; сардинский сыр вывозился также и в Барсело - ну. Существовал и другой способ включиться в средиземноморскую жизнь, которым Сардиния обязана беспрерывно повторявшимся на протяжении XVI века набегам берберских пиратов. Эти набеги не все - гда были удачными: иногда они заканчивались захватом корсаров, что, впрочем, случалось довольно редко. Чаще в плен к берберам попадали сарды, рыбаки или жители побережья, которые ежегодно пополняли ряды злосчастных рабов или богатых ренегатов Алжира.

Итак, Сардиния, которая изображается иногда герметически замкну­той в четырех стенах, распахивала свои окна наружу, так что через них можно иной раз обозревать события общей истории моря, используя остров как наблюдательный пункт. Один историк, П. Амат ди Сан Филип­по, разыскал данные о ценах на рабов-мусульман в Кальяри XVI века18 . О чем они говорят? Снижение цен после 1580 года связано, естествен - но, со значительным увеличением количества рабов на рынке Кальяри.

До 1580 года на острове продавались только немногочисленные берберы, выброшенные на берег кораблекрушением или попавшие во время набега в руки островитян185. Происхождение рабов, выставленных на торги после 1585 года, иное: их привозят корабли христианских корсаров, особенно легкие фрегаты из Альмерии и Аликанте, которым было удобно заходить в Кальяри. Так Сардиния была по-своему затронута этим возрождением активного христианского корсарства, которое было своего рода ответом на нападения берберов и развивалось особенно на Балеарских островах, на юге Испании, в Неаполе и на Сицилии. Без сомнения, можно заметить, что здесь речь идет о Кальяри, а не о Сардинии в целом; что Кальяри — особенный город, обращенный к морю, отвернувшийся от других частей острова... И да, и нет: Кальяри все же сардинский город, связанный с со­седней равниной, с горами и со всей Сардинией.

Неуверенность в завтрашнем дне

На всех островах есть подобные города, чуткие к разноголосым призывам моря и одновременно (вероятно, вследствие того, что через них происходит ввоз и вывоз товаров) обращенные внутрь, куда не сра­зу проникает взгляд историка, погруженного в тексты большой ис - тории; причудливая и беспокойная жизнь этих островов, их замкнутый биологический цикл давно описаны натуралистами18 . Нет острова, ко­торый не располагал бы, помимо своих этнических достопримечатель - ностей, диковинками растительного и животного мира, которыми в один прекрасный день он сможет поделиться с другими. В своем сочинении, посвященном острову Кипр, которое появилось в 1580 го - ду, преподобный отец Этьен187 (по его словам, выходец из королевского дома Лузиньянов) описывает «особенные травы» и «ароматы» острова, белый апиум, разновидность сельдерея, который едят «отваренным в сахаре», олданум, из которого приготовляют ликер того же названия; так называемое «кипрское дерево», похожее на гранат и цветущее гроз­дьями, подобно винограду; из отвара его листьев получают оранжевую краску, которой дворяне красят хвосты своим лошадям, «как это у них принято». Подивимся еще тому, что зернышки хлопка в смеси с рубле­ной соломой идут на корм скоту. Среди занимательных животных — «дикие быки, ослы и свиньи», а также птицы «живущие в виноградни­ках» (овсянки), которых тысячами ввозят в Венецию или в Рим, сохра - няя их в бочонках с уксусом...

L

L

Но наличие столь редкостных ресурсов еще не означает изобилия. Ни один остров не может быть уверен в своем будущем. Большой труд - ностью для каждого из них, которую им редко удается преодолеть, яв - ляется задача жить собственными запасами, плодами своей почвы, сво­их садов, своих стад, а в случае необходимости черпать ресурсы извне. Все острова, за малым исключением (в частности, за исключением Си - цилии), живут на грани голодания. Больше других близки к этой грани левантийские острова Венеции: Корфу188 и Кандия189 или Кипр, которым во второй половине столетия постоянно угрожает голод. Отсутствие ожидаемых в определенное время карамузалисов с ниспосылаемым провидением фракийским зерном и истощение на крепостных складах запасов пшеницы или проса оборачиваются для них продо - вольственной катастрофой. Впрочем, эти левантийские острова вра­щаются в орбите черного рынка: отсюда многочисленные нарушения чиновников, о которых сообщают исследования.

Дела не везде обстоят так плачевно19 , однако на Балеарах торговым или военным городам трудно поддерживать свое существование191. Возде­лывание почвы здесь мало распространено: очистка полей от камня на рав­нине за Маоном, на острове Менорка, завершилась не ранее XVIII века192. Следовательно, нужно делать ставку на ввоз хлеба из Сицилии, а также из Северной Африки. В столь же затруднительном положении находи - лась и Мальта. Несмотря на многочисленные привилегии, которые по - зволяют острову импортировать зерно одновременно из Сицилии и Франции, нехватка продовольствия ощущается настолько сильно, что с наступлением лета галеры рыцарей останавливают груженные зерном суда, выходящие из сицилийских caricatori, в точности как три- политанские корсары!

Помимо угрозы голода, острова подвергаются опасности со сторо­ны своего морского окружения, в обстановке XVI века, как никогда, агрессивного19 . Балеарские острова, Корсика, Сицилия, Сардиния, если ограничиться только тем, что нам хорошо знакомо, уподобляются осажденным крепостям. Оборону нужно постоянно укреплять, возво­дить сторожевые вышки, строить и перестраивать укрепления, осна­щать их артиллерией, устанавливая там орудия либо предоставляя ли - тейщикам отливать их на месте, так же как отливают колокола19 ... Рас­ставлять повсюду гарнизоны и, с приходом хорошей погоды и времени активных действий, силы подкрепления вдоль морского побережья. Для Испании было нелегкой задачей удерживать за собой Сардинию и

даже обеспечивать безопасность такого близкого к ней острова, как Менорка195. После разграбления Маона в 1535 году Карл V, предвидя возможности новых покушений, приказал попросту эвакуировать насе - ление Менорки на самый большой из Балеарских островов, Майорку196. Не менее трагична судьба острова Эльба в Тосканском архипелаге. В XVI веке он был захвачен врасплох набегами берберских корсаров и стал морской границей, постоянно нарушаемой противни - ком. Жизнь в его прибрежных городах — читай, больших приморских поселках — вымерла сама собой. Население должно было укрываться в горах внутренней части острова, пока Козимо Медичи не предпринял строительство укреплений в Порто Феррайо в 1548 году.

Указанными неудобствами объясняется скудость истории, которая гнездится в лоне любых островов, даже самых богатых. И тем более та - ких, как Корсика и Сардиния, где, как уже говорилось, господствовало примитивное скотоводство; таких, как Кипр или Крит, горы которых представляют собой самые характерные в Средиземноморье no man's lands , убежище бедняков, разбойников и беглецов от закона... Но что можно встретить во внутренних областях Сицилии, богатой Сицилии? Бездорожье, недостаток мостов, нищих скотоводов и настолько выро - дившихся овец, что в XVII веке для улучшения их породы выписывают баранов из Берберии197.

На путях большой истории

Неуверенность в завтрашнем дне, стесненные обстоятельства, опас­ности — таков жребий островов. Такова их собственная жизнь, если угодно. Но внешняя сторона их жизни, роль, которую они играют на подмостках истории, неожиданно красочна для таких, в сущности, бед - ствующих мирков. В самом деле, события большой истории часто со - средоточиваются вокруг островов. Может быть, правильнее будет ска­зать, что она ими пользуется. Незаменима передаточная роль островов в культурных контактах: сахарный тростник, попавший в Египет из Индии, из Египта переходит на Кипр, распространяясь там в X веке; отсюда он завоевывает в XI веке Сицилию; из Сицилии начинается его путь на Запад, после того как Генрих Мореплаватель велел привезти растения из Сицилии на остров Мадейра, который стал первым

Ничьи земли (англ.).

«сахарным островом» Атлантики; с Мадейры культура тростника бы­стро дошла до Азорских островов, Канаров, островов Зеленого Мыса и затем достигла удаленных пределов Америки. Не меньшим было значе­ние островов и при распространении шелкопряда, как и вообще боль­шинства культурных влияний, передача которых шла иной раз такими окольными путями! Разве не роскошный двор Лузиньянов на Кипре в XV веке привил на Западе эту моду, дошедшую до него с большим опо­зданием, чем до нашей планеты доходит свет некоторых звезд, из древ­него Китая и утраченную династией Тан! Башмаки с длинными носами, хеннины*, которые так прочно связаны с определенной эпохой нашей истории, что один их вид напоминает о слегка сумасбродной Франции времен Карла VI и Часослова герцога Беррийского, — все это было ко­гда-то утехой китайцев V столетия... И столь отдаленное наследие За­-      -198

пад принял в один прекрасный день от кипрских королей .

Стоит ли удивляться этому? Острова, расположенные на богатых морских путях, участвуют в становлении великих связей. Движение большой истории захлестывает их обыденное существование. При этом экономика островов обычно испытывает потрясения, будучи не в состоянии противодействовать брошенному вызову: как много из них подверглось нашествию чужеземных культурных растений, раз­ведение которых имеет смысл только в расчете на средиземно - морский и даже на мировой рынок! Экспортные культуры постоянно угрожают равновесию островной жизни: их экспансия часто бывает причиной упоминавшейся выше нехватки продовольствия. О том, ка - ких масштабов может достичь это явление, с ослепительной ясностью свидетельствует пример островов «атлантического Средиземномо - рья»: Мадейры, Канаров, Сан-Томе, которые подверглись в букваль­ном смысле оккупации со стороны монокультуры сахарного тростни­ка. Как впоследствии случится с северо-западом колониальной Брази­лии. Мадейра, когда-то лесной остров, быстро утратила большую часть своих лесов вследствие распространения сахарных заводов, остро нуждающихся в топливе. Этот переворот произошел исключи­тельно из-за потребности Европы в их ценной продукции, но он от - нюдь не был выгоден для островитян. Пагубное воздействие сахарно - го тростника состоит в том, что, захватывая почвы, он останавливает развитие всех остальных растений и сужает жизненное пространство

Женские головные уборы в форме заостренного колпака.

продовольственных культур. Этот новичок, разрушающий прежнее равновесие, тем более опасен, что он пользуется поддержкой мощных капиталов, в XVI веке поступающих отовсюду — из Италии, Лиссабо­на, Антверпена. От него нет спасения. Островные народы в основном плохо перенесли это нарушение привычного образа жизни: на Ка - нарских островах сахар не в меньшей степени, чем жестокость первых за­воевателей, послужил причиной исчезновения местных аборигенов — гуанчей. И, наконец, именно его производство побудило в поисках рабочей силы обратиться к рабскому труду, для которого стали ис - пользовать берберов африканского побережья, опустошаемого хри - стианскими корсарами с Канарских островов, и негров из Гвинеи и Анголы, которых с середины столетия стали вывозить на плантации великого Американского континента. Все это относится к океаничес­ким островам. Но нет недостатка и в собственно средиземноморских примерах. Вспомним об экспансии злаковых культур на Сицилии; по меньшей мере до 1590 года и еще позже Сицилия была Канадой или Аргентиной западных стран, окружающих Внутреннее море. На острове Хиос — это мастика, получаемая из нее смола и на - питок199. На Кипре — хлопок, виноград и сахар200. На Кандии и Корфу — виноград201. На острове Джерба — оливки. Навязываемая извне, чуждая экономика часто губительна для того, что немцы назы­вают у себя Volkswirtschaft .

На Кипре это стало заметным после 1572 года, когда турки отобра­ли его у Венеции. Богатство острова во времена Синьории составляли наряду с виноградниками хлопковые плантации и посевы сахарного тростника. Мы сказали «богатство» — но какое богатство? Это было бо­гатство генуэзских и венецианских аристократов, сохранившиеся рос­кошные дома которых до сих пор заметны в старой части Никосии. Но оно не имело никакого отношения к коренным жителям, православ­ным грекам. Таким образом, турецкое завоевание развязало социаль­ную революцию: об этом свидетельствуют любопытные записки анг­лийского моряка, сделанные в 1595 году. Один кипрский купец расска­зал ему об истории острова, показывая развалины дворцов прежних ге­нуэзских и венецианских вельмож, которые, по его словам, понесли заслуженное наказание от турок за чудовищные поборы с местных крестьян202. Впрочем, в день катастрофы венецианцы были попросту

Народным хозяйством (нем.).

брошены греческим населением городов и деревень. При штурме Никосии турками в 1570 году «представители всех ее сословий... почти поголовно мирно спали в своих домах»203. Правда, уход венеци­анцев сопровождался падением экспорта хлопка, сырца и пряжи, и таким массовым запустением виноградников, что Венеция смогла вы­купить дорогие мехи, используемые при изготовлении вина, посколь­ку на острове они оказались ненужными. Но следует ли в этом случае говорить о закате Кипра? Ничто не свидетельствует о том, что турец­кое господство принесло с собой понижение жизненного уровня насе­ления острова204.

Пищу для подобных же размышлений дают Кандия и Корфу. Как и на Кипре, их ландшафты свидетельствуют об усилиях человека, на­правленных на разведение виноградников, то есть на производство изюма и вина, известного под названием мальвазии. На Корфу вино­градники спустились с гор и холмов на равнины, pianure, которые легче обрабатывать205. Виноград вытеснил хлеб; но распространение монокультуры всегда угрожает кризисами перепроизводства и убытка­ми. Можно вообразить, какими душераздирающими криками сопрово­ждалась вырубка винограда на Кандии, приказ о которой был отдан в 1584 году. Ее жертвы даже заявляли, что они не видят «никакой разни­цы в том, чтобы быть подданными Синьории или турок206. Эта «коло­ниальная» экономика, очевидно, имела свои успехи и провалы. Требу­ется выполнить немало условий, чтобы система, объединяющая вино­градарей, землевладельцев, мореплавателей, купцов и самых дальних потребителей, функционировала без сбоев. На самом деле вино и изюм издревле являются объектом обширной международной торговли. Да­же англичане привычны к мальвазии и высоко ценят вкус этого предмета роскоши, который в обществе XVI века играл ту же роль, что и португаль­ский портвейн в нашем. «Юноша был так смущен и подавлен, — говорит Банделло об одном из персонажей своих новелл, — что она решила поднести ему стакан мальвазии».

Последний пример монокультурного развития связан с островом Джерба, расположенном у южных берегов Туниса. Как венецианские острова — острова вина, так и Джерба — остров растительного масла. При малоизученных обстоятельствах, в то время как континентальный Тунис лишился своих оливковых рощ, столь многочисленных в рим­скую эпоху, Джерба сохранила их на своей территории. Это сбережен­ное богатство позволило ей и в XVI веке пользоваться привилегией

исключительности207. Остров стал оазисом оливкового масла в окруже­нии прилегающих к Тунису и Триполи земель, где в основном, особен - но на юге, господствовало прогорклое сливочное масло. Здесь произво - дилось отличное и недорогое растительное масло, пригодное на все случаи жизни, даже для обработки сукна и других тканей; масло, которое было легко экспортировать, как отмечает в начале века Лев Африкан - ский. После 1590 года англичане обратились именно к Джербе в поисках оливкового масла, которое до тех пор поставлялось им из Испании.

Однако в географии Джерба известна как остров, лишенный возвы - шенностей, с каналами, где отмечаются сильные приливы , а в боль­шой истории — как поле ряда сражений, в частности в 1510, 1520, 1560 годах. Тем не менее в ходе последнего и самого важного сражения оливковое масло сыграло свою роль. Христианский флот остановился у Джербы, будучи не состоянии пробиться к Триполи. Он был застиг - нут здесь эскадрой Пиали-Паши, о приближении которой было по - лучено известие, именно потому, что христианские корабли не успели загрузить товары, и в частности масло. Об этом говорится в докладе ви- зитадора Кироги, составленном после катастрофы209.

Итак, если островам не приходится платить слишком высокую пла - ту за разрушительное влияние монокультуры, ее бурное развитие суще­ственно обогащает их, обеспечивая поступление необходимых продук - тов извне. Монокультуры придают островам известность. Ивиса — это остров соли; так же ценится соль с острова Наксос, не меньше, чем его вино, «белое, как кларет»210; Эльба — остров железа. Нужно ли еще на­поминать об острове Табарка, центре добычи кораллов, владении се - мейства Ломеллини, который, впрочем, обеспечивал себя за счет раз - личных занятий (экспорт зерна, кожи, выкуп пленных, находивших там убежище)? Или о знаменитых рыбных ловлях на острове Ла Гали - та , близ берберских берегов? Или об изобилии рыбы у далматинского острова Лезина**, которое неожиданно прекратилось, когда стада сардин, как говорится в одном документе 1588 года, перешли в один прекрасный день к утесам Пелагосы21 ? Родосу подсказало выход само его местоположение, обеспечивающее ему во времена рыцарей, а затем, после 1522 года, турок «господство над другими островами и первенст­во в мореплавании («адмиралтейство») на всем Средиземноморье21 .

Галит.

Хвар.

Патмос в Эгейском архипелаге за неимением лучшего живет за счет «са­мых отчаянных негодяев из жителей этих островов, после Самоса», зани­мающихся исключительно грабежом «как христиан, так и турок»21 .

Эмигранты с островов

Но самой распространенной формой сношений островов с миром была эмиграция. Все острова (как и все горы — впрочем, горы и многие средиземноморские острова суть одно и то же) занимаются экспортом

«214

людей .

Напомним, не возвращаясь к уже сказанному, о греческих мигра­циях, которые затрагивают Эгейский архипелаг в целом, включая крупнейший остров Кандия. Сомнительно, однако, чтобы они при - обрели в XVI веке такой размах, как на Корсике, острове эмигрантов по преимуществу. Избыток жителей сравнительно с его ресурсами застав - ляет их покидать остров, устремляясь во всех направлениях, и, вне вся - кого сомнения, трудно припомнить какое-либо происшествие в среди­земноморском мире, в котором бы не был замешан корсиканец21 . Они обретаются в Генуе, проклятой Dominante , поскольку чем-то надо жить. Корсиканцы есть и в Венеции. Уже в XV веке они отправляются на заработки в земли тосканской Мареммы; в XVI столетии жители мес­течка Ниоло, потревоженные Генуей, осваивают эти зараженные ли - хорадкой итальянские территории и даже Сардинию, где часто ско - лачивают себе состояние216. Много корсиканцев в Риме, некоторые из них торгуют скотом21 , и их лодки посещают римский порт на Тибре — Чивитавеккью и Ливорно21 . В Алжире полно корсиканских эмигран­тов, особенно Capocorsini . Когда в июле 1562 года в город попадает Сампьеро, в ходе своего драматического путешествия, которое привело его в Константинополь, соотечественники стекаются в порт, чтобы при - ветствовать его как «своего короля» — выражение из генуэзского донесения219. И этот Сампьеро, враг генуэзцев, сторонник французов, едущий выпрашивать помощь для своих земляков у султана, был все же популярен и любим ими!

Кто же такие эти алжирские корсиканцы? Некоторые из них ка - торжники. Другие, купцы и моряки, занимаются в порту торговыми

Владычице.

Выходцев с мыса Корсо.

сделками. Кое-кто живет здесь постоянно, в том числе богатейшие ре - негаты: разве не был Гассан Корсо одним из «королей» Алжира? Около 1568 года, согласно испанскому донесению220, на десять тысяч ал­жирских отступников в целом насчитывается шесть тысяч корсикан - ских ренегатов. Город кишит корсиканскими посредниками, активно участвующими в сделках по выкупу пленных, как свидетельствуют ге - нуэзские документы, но также выступающими в качестве официальных агентов иностранных держав. Среди них загадочная личность Франси - ско Гаспаро Корсо, проживавшего сначала в Валенсии, а в 1569 году обосновавшегося в Алжире, куда он прибыл по поручению вице-короля Валенсии. Здесь он беседует с Элудж-Али, пытаясь склонить его, в до­вольно критический момент войны в Гранаде, к изменению позиции в пользу католического короля. Кто же скрывается под этим именем, скорее всего под одним из использовавшихся имен? Известно, что этот человек курсирует между Валенсией и Алжиром на бриге, перевозящем разрешенные товары, то есть те товары, которые не входят в список контрабанды, запрещенной испанским законом: к ней относятся соль, железо, селитра, порох, весла, оружие... В Алжире у него живет брат, еще один или несколько братьев — в Марселе, другой брат — в Карфагене, и переписка с ними охватывает, таким образом, все запад - ное Средиземноморье. Добавим, чтобы все запутать, что некий испан - ский пленник в акте, составленном по всей форме и заверенном до - морощенным нотариусом в алжирской тюрьме, обвиняет Гаспаро Корсо в занятиях контрабандой и в секретной службе двум хозяевам22 ... Не пытаясь прояснить этот маленький вопрос, отметим распростра- ненность этой удивительной фамилии, совпадающей с названием острова, на всем Средиземноморье.

Корсиканцы живут в Константинополе, Севилье и Валенсии. Но город, который они предпочитают всем остальным, как в XVI веке, так и сегодня, — это Марсель, наполовину населенный корсиканцами,

если судить по его порту, каким он предстает по имеющимся у нас

222

документам .

Без сомнения, ответственность за эту эмиграцию не следует возла - гать на генуэзских хозяев острова, хотя отчасти они в ней повинны. Очевидным для XVI века фактом является то, что корсиканцы недоволь­ны правлением Генуи. Независимо от того, насколько эти настроения были обоснованными, не следует обвинять в их разжигании исключи - тельно французские интриги и золото Валуа. Мы не собираемся отрицать

связи, существовавшие между Францией и островом, совпадение взгля­дов по многим вопросам, факты посылки эмиссаров, фрегатов, пороха, а также денег. Франция ведет на Корсике ту же игру, которую со своей стороны ведет Козимо Медичи, более последовательный в своих пла - нах и затрачивающий на нее гораздо больше средств, но менее удачли - вый. Так вот (это проясняет данный вопрос и возвращает нас к нашему предмету), если французская политика с легкостью, как бы сама того не желая, вызывает волнения среди корсиканских горцев, то это проис - ходит не вследствие определенных расчетов, а благодаря жизненно важной связи между Францией, в то время располагающей свободным пространством, и островом с избыточным населением. Франция откры - та для корсиканской эмиграции как самое обширное и многообе - щающее поле деятельности, в то время как Италия чрезмерно перена - селена и рассматривает Корсику, в противоположность Франции, как территорию, подлежащую освоению для собственных нужд.

Это не считая выгоды, которую представляет для корсиканцев по - кровительство Христианнейшего короля, весьма ценное для морепла - вателей. Обосновавшись в Марселе, они становятся подданными фран - цузского короля и в качестве таковых, начиная с 70 -х годов XVI века, участвуют в развитии города. Не находим ли мы в XVII веке корсикан­цев во французском Бастионе, расположенном напротив Табарки, острова генуэзцев Ломеллини, на побережье, которое в одном из их до - кументов названо la costa ehe guardano i francesi in Barberia 223? Занятно, что на этом коралловом берегу корсиканцы встречают своего про - тивника, «Владычицу» в лице крепости Табарка, вблизи которой погиб Сансон Напольон при попытке ее штурма в мае 1633 года.

Острова, окруженные сушей

Не существует ли в средиземноморском мире, распределенном на множество отсеков и оставляющем огромное пространство необрабо­танным землям, не говоря уже о море, других островов, похожих на на - стоящие? Других оторванных от окружающей территории уголков — сам эпитет напоминает об островах, — как, например, Греция или дру­гие регионы, отгородившиеся от мира стенами гор и не имеющие с ним других путей сообщения, кроме морских? Разве не является в этом

Берегом, который стерегут французы в Берберии.

смысле островом королевство Неаполитанское, путь к которому с се - вера преграждают могучие горные хребты, отделяющие его от Рима? В наших учебниках встречается название «острова» Магриб, Джезират - эль-Могреб, остров Заката, который расположен между океаном, Сре - диземным морем, морем Сиртов и Сахарой. Это мир на редкость стре - мительных перемен, каким описал его Эмиль-Феликс Готье.

О Ломбардии также можно сказать, что это своего рода континен - тальный остров, лежащий между Альпами и Апеннинами, между сель - ским Пьемонтом и наполовину византинизированным Венето. Не впа - дая в большое преувеличение, можно сказать, что Кастилия соединяет с основным массивом Иберийского полуострова ряд окраинных остро - вов: Португалию, Андалусию, Валенсию, Каталонию. Посмотрите, как Каталония, обращенная к морю, охотно следует направлению ветров истории, ориентируясь то на Францию во времена Каролингов и позд­нее, в эпоху трубадуров и куртуазной любви, то — в XIII, XIV, XV веках — на Средиземноморье и, наконец, в XVIII веке — на суровые и еще незатронутые промышленным переворотом страны полуострова... Что касается Испании в целом, то Морис Лежандр даже называет ее бо­лее чем островом, желая тем самым подчеркнуть ее непередаваемую оригинальность и островную неприступность.

На другом, восточном, краю Средиземноморья находится еще один остров — Сирия; именно отсюда начинают свой путь люди, технологии, империи, цивилизации, религии. В один присест Сирия наделила сре - диземноморский мир алфавитом, искусством изготовления стекла, пурпурной краской для ткани, секретами dry-farming (во времена фи­никийцев); она поставляла императоров в Рим, а потом в Византию; Фи­никийское море, которым некогда распоряжались ее корабли, было пер­вым, или почти первым, из Средиземных морей в истории; наконец, благо­даря тому, что наступающий ислам (арабы в VII веке, турки в XVI) овладел этим решающим плацдармом, ему удалось в 1516 году — как и в 634-м — разом выйти на передний план большой средиземноморской истории.

Вне всякого сомнения, мы не станем чересчур увлекаться этой игрой с идеей островной обособленности. Но она объясняет многие ве - щи. Средиземноморские страны представляют собой группы изолиро­ванных друг от друга областей224, которые, однако, нуждаются друг в друге: отсюда, несмотря на разделяющие их многие дни пути или плавания,

Сухого земледелия (англ.).

наличие постоянных сообщений между ними, облегчаемых кочеванием населения. Но эти контакты похожи на электрические разряды, мощ­ные и прерывистые. В истории островов, как в своего рода увеличи­тельном стекле, хорошо видны особенности этой средиземноморской жизни. Пожалуй, эта история очень хорошо помогает понять, как каж­дая из стран Средиземноморья сумела сохранить неповторимое свое­образие, свой ни с чем не сравнимый региональный аромат посреди та­кого необыкновенного смешения рас, религий, нравов, цивилизаций.

Полуострова

Жизнь моря увлекает в свою орбиту не только такие участки суши, как острова или узкие полоски побережья. Отголоски этой жизни дос­тигают самых удаленных уголков континента. Море без труда входит в жизнь обращенных к нему миров и особенно таких обширных блоков суши, как полуострова. Тем более что линии соприкосновения полу­островов с разделяющими их морскими пространствами чрезвычайно растянуты. Полуострова представляют собой отдельные континенты: Иберийский полуостров, Италия, Балканский полуостров, Малая Азия, Северная Африка, которые внешне кажутся неотделимыми от Афри­канского материка, но на самом деле отгорожены от него громадой Са­хары. То, что сказал Теобальд Фишер об Иберийском полуострове — «Это самостоятельный мир», — можно отнести и к другим полуостро­вам, которые похожи друг на друга и составлены из одинаковых компо­нентов: непременных гор, плоскогорий, равнин, из цепочек побере­жий и верениц островов. Сходство их ландшафтов и обычаев вызывает невольные ассоциации между ними. Упоминания о Средиземноморье, его климате, его небе, вызывают в воображении блестящие образы... Все они относятся к этим большим блокам суши, более или менее вытя­нутым в длину, но выдвинутым именно в море. Западные путешествен­ники судили обычно о Внутреннем море именно по этим странам — Италии и Испании. И было бы, конечйо, ошибкой вслед за ними пере­носить первые впечатления, составившиеся в ходе знакомства с этими привилегированными мирами, на все Средиземноморье в целом. Да, существенная часть. Но не все.

Ведь между полуостровами лежат связывающие их страны: на бере­гах Лионского залива — Нижний Лангедок и долина нижней Роны, эта своего рода Голландия; на Адриатике — Нижняя Эмилия и Венето;

еще восточнее, на север от Черного моря — безлесные и голые терри­тории, протянувшиеся от устья Дуная до оконечности Кавказа; наконец, уже на юге — весьма протяженная полоса берегов, к которым иногда труд­но пристать, простирающаеся от южной Сирии до Габеса и Джербы в Ту­нисе, растянутый и бедный фасад чуждого Внутреннему морю мира.

Этому не противоречит то, что полуострова располагают самыми богатыми в средиземноморском пространстве человеческими ресурса­ми и возможностями. Их роль решающая, они устанавливают правила игры, они накапливают силы, а затем каждый в свое время их растрачи­вает; это своего рода личности, если употребить выражение Мишле, примененное им к Франции, но притом личности с более или менее развитым самосознанием. Их тяготение к единству очевидно, однако у них нет той последовательности и веры в себя, которая была у Франции эпохи Валуа, нет таких бурных порывов политической страсти, ко - торые вспыхивали, например, в 1540 году, когда от власти был отстра - нен Монморанси, сторонник сотрудничества с Габсбургами22 ; или во время длительного кризиса 1570—1572 годов, который был останов - лен, хотя и не разрешен, Варфоломеевской ночью; или во время друго - го кризиса, еще более показательного, разразившегося на исходе столе - тия и принесшего молниеносный успех Генриху IV.

Но, быть может, патриоты этого полуостровного единства, предопре­деленного природой, стремились к нему с такой же страстью, как и сторон­ники объединения Франции, не столь явно предначертанного свыше?

Проявления испанского национализма не менее очевидны, чем французского. Из-за него в 1559 году оставили свои посты все советни­ки Филиппа II неиспанского происхождения. Это ему мы обязаны мно - гократно повторяемым суждением о французах того времени, что им нельзя доверять, что они забияки, спорщики, что они готовы отступить при первой неудаче, но упорствуют в своих притязаниях и настаивают на достигнутом. Этот национализм далеко не был однороден или широ - ко распространен. Лишь постепенно, год за годом переживая времена великих свершений, он предстает в полном свете, вырабатывает свои каноны, цепляется за призрачную имперскую идею. В такой сложной форме он набирает силу не при Карле V или Филиппе II — его создате­лях, но только в XVII веке, когда империя уже клонится к закату, во времена короля-«Светила», Филиппа IV, и его советника, графа- герцога Оливареса, в эпоху Веласкеса, Лопе де Веги, Кальдерона.

В Италии все обстоит сложнее. Однако невозможно отрицать на - блюдающегося и здесь подъема национального чувства, по крайней мере чувства гордости за принадлежность к итальянской нации, выте - кающей из убеждения каждого итальянца, что он принадлежит к само - му цивилизованному миру, в прошлом покрывшему себя неувядаемой славой. Но так ли плачевно обстоят дела в настоящем? «Нам целыми днями твердят, что испанцы и португальцы открыли Новый Свет, в то время как первыми проложили для них дорогу мы, итальянцы», — пи­сал Банделло в начале одной из своих новелл22 . Историк Токко стара­тельнейшим образом описывает горечь и раздражение итальянских патриотов (опередивших в этом качестве свое время), вызванные под - писанием договора Като -Камбрези, который положил конец свободе Апеннинского полуострова и предопределил окончательную победу испанцев22 . Как тут не вспомнить об унитаристских мечтаниях, о крике души Макиавелли, о Гвиччардини, который представил недавнее итальян­ское прошлое в виде единого и цельного блока228? Эти разрозненные при­меты указывают все же на наличие чувства национального единства.

Есть и еще один, более важный признак (поскольку политика непо - средственно на него не влияет), — это расцвет тосканского языка. То же самое относится к кастильскому наречию, которое в XVI веке распро­страняется по всему Иберийскому полуострову. В качестве литера - турного языка его используют арагонские писатели эпохи Карла V. Один арагонский дворянин, современник Филиппа II, пишет свою книгу памятных записей на кастильском22 . Этот язык завоевывает себе место даже в лиссабонских литературных кругах в славные времена Ка - моэнса. В то же время на нем говорят представители высших классов всей Испании, и за оборотами речи, сюжетами кастильской литера­туры тянутся ее религиозные сюжеты, формы ее культа: любопытна история святого Исидора, местного мадридского святого, который да­же в Каталонии вытесняет старых святых, святого Авдонна и святого Сенна, покровителей многочисленных братств. В каждой стариной церкви стоят их статуи, но каталонские крестьяне в XVII веке забро-

230

сили их ради нового культа .

В связи с этим возникает вопрос об исторической цельности про - странств, замкнутых в полуостровных границах. Эти границы вовсе не неприступны; они совсем не похожи на ту воображаемую «электриче­скую цепь», которая, как недавно писал Рамон Фернандес, окружала Испанию. Таких границ никогда не существовало ни на Пиренеях,

ни на Альпах, а тем более на Дунае, или на Балканах, или в горах Арме - нии с их переплетением дорог и на редкость пестрым этническим соста - вом, или в горных системах Тавра или Атласа и Сахары, на юге Се - верной Африки. Тем не менее на рубежах с материками, от которых по­луострова отмежевываются со всей решительностью, они защищены преградами, мешающими сношениям и обменам. Перефразируя слова Меттерниха , Огюстен Реноде сказал об Италии XVI века, раздробленной и неопределенной (за исключением Пьемонта) в своих очертаниях, что это всего лишь географическое название23 . Но так ли мало значит гео­графическое название? Оно эквивалентно совокупности исторических территорий, сформированных и непосредственно затрагиваемых одни­ми и теми же великими событиями, которые протекали как бы в плену этих пространств, никогда не находя в себе сил выйти за их пределы.

Согласно Джоаккино Вольпе, именно это надо понимать под италь - янским единством, когда о нем заходит речь. То же самое относится и к Иберийскому полуострову; драма мусульманского завоевания и Рекон­кисты, находившаяся в центре его истории на протяжении семи веков, разыгрывалась внутри его границ. Эта обособленность была ре - шающей для его объединения, позволила ему переработать куль - турные заимствования извне; усвоить европейскую готику, но при этом обогатить ее украшениями платереско и искусства мудехаров; позже по-своему воспринять барокко, из которого родился churriguerismo . Подобная же обособленность Северной Африки, поглощенной исла­мом, позволила ей сохранить свое своеобразие и постепенно заглушить с помощью своих марабутов «исламские и ориентальные мотивы берберскими»23 . За высокими оградами полуостровов формируются своеобразные окраинные миры, обладающие своим неповторимым ароматом, своим особым звучанием 2 .

Установление на каком-либо из полуостровов политического един­ства всякий раз предвещает великие перемены. Вспомним последствия объединения Греции, осуществленного Македонией в далеком про - шлом, или объединение Италии под властью Рима. В начале XVI века католические короли собирают воедино испанское государство, обла­дающее настоящей взрывчатой силой.

О Польше.

Стиль чурригереско от имени семьи архитекторов Чурригера.

Если острова более чем наполовину закрыты со стороны континен­тальных масс Европы, Азии или Африки, то они, напротив, легко дос - тупны с моря, отсюда их агрессивность, когда они чувствуют свою силу, и беспомощность, когда они не в состоянии себя защитить.

В чем причина странного распределения полуостровов по парам? Хотя Италии удалось в римское время подчинить себе их все благодаря ее господству на море, это исключение только подтверждает правило. В целом, проникновение одних полуостровов на территорию других не имело таких масштабов. Их столкновения похожи на абордажные стычки между кораблями. Такие, как нападение, позволившее Малой Азии завладеть огромным Балканским полуостровом в конце XIV и начале XV века и открывшее путь грандиозному турецкому нашест - вию; или еще более стремительный выпад, совершенный Северной Африкой на территорию соседнего Иберийского полуострова в начале VIII века. Так начиналась более или менее продолжительная жизнь вышеупомянутых сдвоенных континентов: Анатолии и Балкан во вре - мена Византии, а затем турецкой империи; в Средние века — Северной Африки и соседней с ней Испании, прочный союз которых234 был прерван на многие столетия только после их разрыва в 1492 году. Но плодотворность этого союза такова, что он никогда не будет окончательно расторгнут... Столетие, которое рассматривается в этой книге, знало еще два абордажных штурма: один из них привел к соединению Испании и Италии, утвержденному в 1559 году и продлившемуся более столетия, не­смотря на разделяющее их пространство западного Средиземноморья и множество препятствий235; другой заключался в наступлении с Балкан на издавна находящиеся без присмотра территории Северной Африки — как известно, турки подчинили ее себе только наполовину.

Эти связи, эта, с одной стороны, уходящая, а с другой — ут­верждающая себя жизнь в общих чертах повторяют историю моря. В спокойные периоды жизни полуостровных миров, по очереди высту - пающих в роли завоевателей и жертв завоевания, в их недрах зреют бу - дущие взрывы. Так, перед нападением берберов на Испанию в VIII ве­ке наблюдался демографический подъем в Магрибе; точно так же на - много позднее походам турок на Балканы предшествовало постоянно растущее перенаселение Малой Азии, где осуществлялся, по-видимому, сам по себе знаменательный переход от кочевого в полуоседлому обра­зу жизни. И, наоборот, всякое завоевание ведет к истощению ресурсов:

к тому дню, как Италия во главе с Римом увидела завершение своих чу - довищных усилий по подчинению всех стран на море, она обезлюдела.

Так один полуостров по очереди уступает другому политическое первенство, а вместе с ним и экономическое, и культурное превосходст - во, первенство во всех областях. Но эти перемены не происходят одно - моментно: нечасто один из средиземноморских полуостровов бывает наделен всеми дарами сразу. Каждый из них представляет собой разви­вающийся мир, поэтому они не поддаются классификации. Можно ли отдать одному их них предпочтение перед другими в силе, блеске или прогрессе цивилизации? Ответить сложно. Ведь Магриб вовсе не был таким вечным аутсайдером, каким его представляет в своих книгах Эмиль-Феликс Готье; у него были свои периоды великолепия и даже верховенства. Один пунический Карфаген что -нибудь да значит. А как расценивать завоевание Испании в VIII веке, Сицилии в IX, Египта в X? В духовном отношении во времена Апулея и святого Августина Се­верная Африка являлась главным оплотам Церкви и латинской куль - туры. Италия в эту эпоху была несравненно беднее ее236.

Согласно гипотезам Л. М. Уголини23 , спешно выстроенным по сле­дам важных археологических раскопок на Мальте, цивилизация Внут­реннего моря зародилась не на Востоке, как полагали раньше, а на Запа - де, в Испании и Северной Африке, намного раньше второго тысячелетия до христианской эры. Из Испании и из Африки эта цивилизация достиг - ла Италии и Востока. Впоследствии, но только впоследствии, движение повернулось вспять, снова на Запад. Даже если схема и неточна, нам при­ятно представить себе эту эстафету, тянущуюся вдоль берегов и морских путей, огонь, передаваемый с одного острова на другой, от одного полу­острова к другому. Спустя века или тысячелетия огонь возвращается ту­да, где он был зажжен. Но это уже другое пламя...

Игра воображения? Но в бездонной тьме прошлого действовал все же более или менее последовательный своего рода физический закон. Можно без труда себе представить, и это вполне вероятно, что жизнь моря захватывает благодаря своей силе сначала самые легкие, наиме - нее массивные частицы (острова, отрезки побережья) и увлекает за со - бой, постоянно играет с ними, как моря при северном приливе играют с камешками гальки23 . Становясь все более мощным и ненасытным, это общее движение втягивает в себя более крупные тела, такие как по - луострова, — тогда история моря возвышает голос... Наступают великие моменты, когда она силой своего притяжения заставляет наклониться

к себе громадные массы целых континентов. Цезарь в Галлии или Германии по ту сторону Эльбы, Александр на Инде, арабы в Китае, марокканцы на Нигере...

В эти великие мгновения понятие исторического Средиземно­морья безгранично расширяется. Так как эта проблема сама по себе яв­ляется сложной и спорной, то, быть может, ее решение проливает свет на главный вопрос — вопрос о судьбе Средиземноморья?

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Eric de Bisschop, Au dela des horizons lointains, Paris., I, 1939, p. 344. Если выра зиться словами Сервантеса: «Navegando de tierra a tierra con intencion de no engolfar- nos»*, Nouvelles exemplaires, I, 254. Речь идет о путешествии из Генуи в Испанию.

2 Петр Мартир** в письме графу де Тендилья и архиепископу Гранадскому из Александрии Египетской от 8 января 1502 г. (письмо № 231), опубликованном Luis Garcia у Garcia, Una embajada de los Reyes Catolicos a Egipto, 1947, p. 55, note.

3 Costeggiare, держаться берега, означает также продвигаться с осмотрительно стью: венецианский дож советует герцогу Феррарскому ехать «costegiando», A. d. S., Modene, Venezia 77 IX, f 43, письмо Дж. Тебальди герцогу, Венеция, 29 апреля 1526 г. Движение по прямой, напротив, обозначается понятием «углубиться в море», плыть «a camin francese» . Главнокомандующий морскими силами Томмазо Контарини пишет из Корфу 10 июля 1558 г.: «...la notte, si comme le scrissi, levatomi me ne venni qui a camin francese, senza tochar alcun loco...» . A. d. S. Venise, Proveditori da Terra e da Mar, 1078. Другое выражение, менее точное, — venire de lungo******. A. d. S. Venise, Senato Mar 19, F 34, 28 декабря 1517 г. корабли с зерном, загрузившиеся на Кипре... «sono venute de longo a Venetia senza tocar Cor- phu» . Соответствующее испанское выражение — a largo mar

COON LV, p. 8 (1628).

Проплывая от одной стоянки к другой с тем, чтобы не удаляться от берега.

Педро Мартир Ангиерский (1457—1526), церковный деятель и историк. Французским ходом.

Венеции.

Отправившись в путь, как я уже писал вам, ночью, я прибыл сюда ***** французским ходом, не приближаясь к берегу...

Совершить дальнее плавание.

Прибыли после дальнего плавания в Венецию, не заходя в Корфу. По открытому морю.

4 Рагузский архив, точная ссылка отсутствует. См. Bertrand de la Bordene, Le Dis­cours du Voyage de Constantinople, Lyon 1542, p. б; Белой дю Ман (op. cit., p. 85) про­ходит так близко от мыса Магнезия, «что мы могли бы добросить камнем с корабля на сушу». О кораблях, находящихся в плену у берега, Saco de Gibraltar, pp. 134, 136.

5/. de Barros, Da Asia, Dec., I, livre IV, ch. XI (edition A. Barno, p. 160): «Jantando em un porto e ceando em outro».

6Damiao Peres, Historia de Portugal, 1928—1933, IV, p. 214; Thome Cano, Arte para fabricar ... naos de guerra y merchante... Seville, 1611, p. 5 v°. Эскаланте де Мендоса, 1575 г., различает «моряков прибрежных и тех, что плавают в открытом море». В число последних не входят ни моряки, которые ходят из Бискайи во Францию... ни те, что совершают плавания «по всему Леванту»; Henri Lapeyre, Une famille de marchands: les Ruiz, 1955, p. 194.

7 Op. cit., p. 25.

8 Ср. путешествие эрцгерцогов Рудольфа и Эрнста (E. Mayer-Loewenschwerdt, Der Aufenthalt der Erzherzoge R. und E. in Spanien, 1564—1571, Wien, 1927) или карди нала Камилло Боргезе (A. Morel Fatio, L'Espagne au XVI et au XVII siecle, 1878, p. 160—169), который в 1594 г. делает такие остановки в Ливорно, Савоне, Паламо - се и Барселоне, «плывя вдоль Каталонской Ривьеры». Мария Медичи на путь от Ли ворно до Марселя затратила 22 дня, с 13 октября по 3 ноября 1600 г., Agrippa d'Au- bigne, Histoire Universelle, edit, pour la Societe de l'Histoire de France par A. de Ruble, 1886—1897, X, pp. 338—339.

9Ла Превеза, Лепанто... Но также ла Уг*, Абукир, Трафальгар. Не являются ли войны, ведущиеся на просторах океанов, приметой сегодняшнего дня? R. La Bru- yere, Le drame du Pacifique, 1943, p. 160.

B Paul Masson, Histoire du commerce franfais dans le Levant au XVII siecle, 1896, p. 487— 488. Это старый марсельский путь с той разницей, что в XIII веке лишь не многие суда достигали Сирии, проходя мимо Мессины без остановки.

1 Belon du Mans, op. cit., p. 81 v° et sq.

E Ugo Tucci, «Sur la pratique venitienne de la navigation au XVI siecle», in: Annales E. S. C., 1958, pp. 72—86.

Б Simancas E° 1392, письмо Фигероа королю из Генуи от 30 апреля 1563 г.: герцог Монако остановил три escorchapins, двигавшихся из Тортосы с грузом шерсти, поскольку они не уплатили пошлину за транзит. Товары предназнача лись испанским торговцам во Флоренции. Герцог утверждает, что его привилегия была подтверждена Карлом V. A. d. S., Genova, L. M. Spagna, 10—2419: савойская галера захватила (в октябре 1588 г.) уже на Генуэзской Ривьере, в миле от берега, барки, груженные растительным маслом, поскольку они не заплатили пошлину в Вильфранше. Об этом сборе, взимавшемся с 1558 г., см. Paul Masson, Histoire du commerce franfais dans le Levant au XVII siecle, 1896, p. 72—73, et Histoire du com merce franijais dans le Levant au XVIII siecle, 1911, p. 192—193; C. S. P. VII, p. 229,

Поражение, которое французский флот потерпел в битве с англо -голланд­скими силами у Сен-Ва-ла-Уг близ Шербура в 1692 г., в ходе войны за Пфальцское наследство.

25 juin 1560; A. N., Marine В 31; Genes Manoscritti n° 63, 1593; A. D. S. Florence, Medi- ceo 2842, 11 aoht 1593; A. N., Affaires Etrangeres Bl, 511 Genes, 17 juin 1670; Lettres de Henri IV, VI p. 126.

и Считалось, что, владея одним Пьомбино (известно, что Пьомбино, независи мая Синьория, в период с 1548 по 1557 г. был оккупирован Козимо Медичи), можно было парализовать судоходство во всей Италии. В самом деле, Пьомбино, если бы Генуя ускользнула от Испании, оставался единственным портом, связывающим по следнюю с Италией: Ливорно — неудобный порт, Монако — «росо capaz» (Ин струкция X. де Веги Педро де Маркине). Огромное количество документов, посвя щенных Пьомбино, находится в Arch. Hist. Nacional, Madrid, Catalogue no. 2719.

X. Липпомано пишет дожу (A. d. S. Venise) из Мадрида 26 января 1587 г.: великий герцог Тосканский готов заплатить миллион золотых за форпосты, хотя бы за один из них. Филипп II не соглашается на это, «поскольку, наряду с прочим, у него не осталось бы ни одного стоящего порта от Каталонии и от всех берегов Испании до Неаполя...»

15 RichardEhrenberg, Das Zeitalter der Fugger, 1922,1, 373, PaulHerre, Weltgeschichte am Mittelmeer, 1930, pp. 229—231.

16  P. Caffarel, Histoire du Bresil franijais au XVI siecle, 1878, p. 100—101.

17 A. d. S. Venise, H° Lippomano au doge, Madrid, 19 novembre 1586.

B A. d. S. Florence, Mediceo 2079, fos 337 et 365. Навы, вероятно, итальянские. Переход непосредственно из Бразилии в Ливорно, но, по -видимому, португальско го корабля упоминается в ркп. Медичео 2080, 29 ноября 1581 г. Есть известие о на- ве, посланной великим герцогом Фердинандом «в Индию» для открытия новых зе мель в 1609 г., in: Baldinucci, Giornale di ricordi, Bibliotheque Marciana, VI, XCIV. Нет ли здесь ошибки в один год? О том, что великий герцог Фердинанд договорил ся с голландцами о колонизации части Бразилии в начале XVII в., см. Giuseppe Gino Guarneri, Un audace impresa marittima di Ferdinando I dei Medici, con document! e glossario indo-caraibico... Pisa, 1928, p. 24, notes.

19/. Cvijic, La peninsule balkanique, 1918, p. 337.

20 Edouard Petit, Andre Doria, un amiral condottiere au XVIe siecle, 1466—1560,1887, p. 175; Об этом хорошо пишет Белой, op. cit., p. 92: «Древние мореплаватели стал­кивались с гораздо большими трудностями, чем те, которые встречаются нам те­перь... и чаще всего они не теряли из виду землю. Но сейчас, когда повсюду извест­ны качества магнита, кораблевождение стало легким». И он ссылается на использо­вание магнита корсарами. Но не нуждаются ли действительно корсары в том, что­бы выходить в открытое море, растворяться в его просторе? Компас, как полагают, был занесен в Средиземноморье из Китая в XII веке. Но так ли это? F. С. Lane, «The Economic Meaning of the Invention of the compass», in: The American Historical Review, vol. LXVIII, n° 3, april 1963, p. 615.

Замечания Bisschop, op. cit., p. 332, о сухом и неприветливом побережье среди­земноморской Испании. Наблюдения Siegfried , op. cit., p. 319, относительно сухих и часто пустынных берегов Средиземного моря. Аналогичные замечания R. Recouly,

Недостаточно вместительный.

Ombre et soleil d'Espagne, 1934, p. 174; сотни километров без малейших признаков жилья. Берега пустынны и открыты всем ветрам. На испанском побережье от мыса Палое до мыса Салон, за исключением Валенсии и Аликанте, также можно укрыть - ся только от ветров, дующих с суши (Instructions Nautiques, n° 345, p. 96). Все испан­ское побережье Средиземного моря лишено защиты от морских ветров (ibid., р. 1). О гористых и покрытых голыми скалами берегах Прованса см. Honore Bouche, Chorographie, ou des descriptions de la Provence..., 1664, p. 18.

22 Richard Hennig, Terrae Incognitae, 2e ed., 1953, III, p. 261. 23/oao

de Barros, Da Asia, Dec. I, livre I, chap. 2, Venise, 1551, p. 7.

24 Georg Friederici, Der Charakter der Entdeckung und Eroberung Amerikas durch die Europaer, 1936, II, p. 23.

25 Vitonno Magalhaes-Godinho, L'Economie de l'Empire portugais aux XV et XVI sie cles. L'or et le poivre. Route de Guinee et route du poivre, Paris, 1958, These dactylo graphiee, Sorbonne, p. XLVIII et sq.

26 Y. M. Goblet, Le Temps, 30 avril 1938.

27 Разноцветные лодки Эгейского моря с приподнятыми бортами (W. Helwig, Bracon niers de la mer en Grece, trad, fse, 1942, p. 133.) R. Recouly, op. cit., p. 179. На море у Бале­арских островов и сегодня можно встретить изящные галеты , развозящие апельсины.

28 Emmanuel Grevin, Djerba l'lle heureuse et le Sud Tunisien, 1937, p. 35.

2 Theophile Gautier, in: Voyage a Constantinople, 1853, p. 36. Сравните с современ­ным зрелищем порта Кавалла (М. N. «^walla die Stadt am weissen Meer», Kolnische Zeitung, 16 Juli 1942); здесь можно видеть парусники, груженные табаком, маслина - ми, сушеными кальмарами...

30 Cat. A. Thomazi, Histoire de la Navigation, 1941, p. 23.

31 Отдельные описания: Неаполитанского залива, ср. Instructions Nautiques, n° 368, p. 131; залива Волос с его бесчисленными островами, Helwig, op. cit., p. 16; за лива Кварнер, H. Hochhoher, «Die Kusten der Adria als Kultur-Siedlungs-und Wirt schaftsbereich», in: Geogr. Zeitschr., 1932.

QO

Письмо Долю епископу Дакскому, Константинополь, 18 февраля 1561 г., Е. Charriere, op. cit., II, p. 650—652, относительно набегов, совершаемых на Тану московитами. Последние передвигаются по рекам, покрывающимся льдом. Они уходят восвояси весной (cf. ibid., р. 647—648 et 671—672,5 fevr. et 30 aodt). См. ука­зание 1608 года на русский морской разбой: Avisos de Constantinople, 12 juin 1608, A. N., K 1679. Управляющий морскими делами паша намеревается выставить про - тив русских галеры, но галеры, говорят ему, бессильны против этих легких судены­шек. Лучше направить против них «каики, то есть средние барки». В 1622 г. отмече­ны нападения казаков, состоящих на польской службе, на Черноморское побережье и разорение Каффы, «татарской столицы», Naples, Storia Patria, XXVIII, В 11, f°s 230 et 230 v°;J.B. Tavernier, op. cit., p. 274.

Шхуны.

33 Мингрелия, отмечает Тавернье (op. cit., I, p. 275) в 1664 г., всегда находится в приязненных отношениях с Турцией, «поскольку большая часть железа и стали, потребляемых в Турции, поступает по Черному морю из Мингрелии...»

34 Belon du Mans, op. cit., p. 163.

35 «Это бушующее море...», 19 мая 1579 г. E. Charriere, op. cit., Ill, p. 799. Черно морские корабли часто плохо загружены. Ср. о кораблекрушении судна, груженно го доской, Tott, Memoires, op. cit., II, p. 108.

36 Донесения из Константинополя от 17, 18, 24 октября, Simancas E° 1334.

37 Черное море стало доступным для итальянцев с 1265 г. в результате снижения политического влияния Византии: G. Bratianu, Etudes byzantines, 1939, p. 159.

38 Л. Philippson, «Das Byzantinische Reich als geographische Erscheinung», in: Geogr. Zeitschr., 1934, p. 448.

39/. Nistor, Handel und Wandel in der Moldau, 1912, p. 23.

40 Западная торговля на Черном море представляет собой серьезный вопрос. По поводу торговли рагузанцев см. стр. 429—430 Венеция время от времени еще на правляла свои корабли в Черное море (H.F° au doge, Fera, 25 mai 1561, A. d. S. Ven ise, Sen0 Secreta, Const., Fza 3C. Речь идет о небольшой венецианской наве, отплыв шей в Мингрелию). Следует заметить (A. d. S., Florence, Mediceo 4274), что в проек те капитуляций* между Флоренцией и Константинополем флорентийцы запраши вают свободу мореходства в Черном море, 1577 г.

41 G. /. Bratianu, «La mer Noire, plaque tournante du trafic international a la fin du Moyen Age», in: Revue du Sud-Est Europeen, 1944, p. 36—69.

42 Ср. том III, гл. Ill, §2. По важному вопросу о канале Волга—Дон см. работы /. Mazzei, Politica doganale differenziale, 1931, p.40, и еще лучше W. E. D. Allen, Prob lems of turkish Power in the Sixteenth Century, 1963, p. 22 et sq.

43/. W. Zinkeisen, Geschichte des osmanischen Reiches in Europa, 1840—1863, III, p. 299 et sq.

*4 Robert Mantran, Istanbul dans la seconde moitie du XVII siecle, 1963, перечисляет типы турецких судов с именами, которые нетрудно расшифровать: фриката (фре - гат), зайка (саик или каик), калион (галион), р. 318, прим. 2; следует ли отличать са - ик, греческое судно, служившее преимущественно для перевозки хлеба в Эгейском и Мраморном морях, от карамузалиса, Haramursel, использовавшегося только в Мраморном море и получившего свое имя «от названия соседнего с Измитом (Ни - комедией) порта, где их строили», р. 488—489: полупалубного судна с тремя пару - сами и гребцами? В западных текстах по этому вопросу нет полной ясности...

45 Casa Grande e senzala, Rio de Janeiro, 5e edit, 1946, I, p. 88; Paul Achard, La vie extraorginaire des freres Barberousse, op. cit., p. 53.

46 Gonzalo de Reparaz, Geografia y politica, Barcelona, 1929, passim.

47 E.-F.Gautier, Les siecles obscurs du Maghreb, 1927, p. 280.

48 По документам серии Estado Castilla, в Симанкасе. Ср. том II.

Соглашения.

14 mars 1565, Simancas E° 146.

50 R. Ricard, «Les Portugais au Maroc», in: Bulletin de l'Ass. Guillaume Bude, juill. 1937, p. 26.

51 D. de Haedo, Topographia..., op. cit., p. 19 v°.

52 F. Braudel et R. Romano, Navires et marchandises a l'entree du port de Livourne, j547_1611, 1951, p. 45.

53 Ibid., p. 45.

54/. Denuce, L'Afrique au XVIe siecle et le commerce anversois, 1937, p. 12.

55 Письмо Филиппа II кастильскому Аделантадо , С. Лоренцо, 4 сентября 1594 г., Simancas Е° Castilla 171, f° 107, ему стало известно, что Аделантадо, находящийся со своими кораблями в Сеуте, намеревается прочесать побережье до мыса Сан-Висен­те; король велит ему дойти до Лиссабона.

56 Ustariz, op. cit., pp. 260—261 (1724).

л A. d. S. Venise, письмо Альвизе Koppepa дожу, Мадрид, 28 апреля 1621 г. До - вольно сложная задача, замечает венецианец, «учитывая большое расстояние от од - ного берега пролива до другого».

58 Xavier A. Flores, Le «Peso Politico de todo el mundo» d'Anthony Sherley, 1963, p. 176.

59Ibid., p. 111.

Л° A. d. S., Venise, письмо Х. Липпомано дожу, Мадрид, 19 ноября 1586 г., о про - ходе через пролив «темной ночью» Мурада, корсарского короля Алжира.

61R. В. Меттап, The Rise of the Spanish Empire, 1934, IV, p. 248,434. Были ли в этом повинны арагонцы, чрезмерно поглощенные своими насущными делами, как полагает R. Konetzke, op. cit., p. 148? В этом пункте я не очень склонен с ним соглашаться.

62 Giovanni Livi, La Corsica e Cosimo dei Medici, Firenze, 1885.

63 A. d. S. Florence, Mediceo, 2080.

64 Jean Delumeau, Vie economique et sociale de Rome dans la seconde moitie du XVI siecle,!, 1957, p. 128.

68Danilo Presotto, «Venuta Terra» e «Venuta Mare» nel biennio 1695—1606, these dac- tylographiee, Faculte d'Economie et Commerce de Genes, 1964, p. 31 et sq.

Giovanni Rebora, Prime ricerche sulla «Gabella Caratorum Sexaginta maris», these dactylographiee, Faculte d'Economie et Commerce de Genes, 1964, p. 31.

pin

Danilo Presotto, op. cit., p. 53.

68 A. d. S. Florence, Mediceo, 2080.

69 Principes de geographie humaine, p. 265.

70 См. стр. 414.

71 Jaques Heers, Genes au XV siecle, 1961, p. 275.

2 Memoires de Messire Philippe de Comines, augmentes par M. l'abbe Lenglet du Fresnay, ed. Londres et Paris, 1747, IV, p. 103. Эти навы имели водоизмещение до 2100 и 1750 тонн, во всяком случае не менее 1500 и 1250 тонн**.

Титул губернатора провинции, а также командующего морской экспедицией. * В русском издании Ф. де Коммин. Мемуары / Пер. Ю. П. Малинина. М., 1986 / этот эпизод отсутствует. Ср. с. 355—359 указ, издания.

73 Мара del Mar Adriatico, 1568, Sim. E°, 540. Этому предмету посвящена огромная литература: ср. несколько строк Le Danois, op. cit., p. 107; A. Philippson, op. cit., p. 40—41 ; J. Boucard, «L'histoire recente de l'Adriatique» in C. R. S. de la Soc. geologique de France, no. 2, mars, 19256. Позаимствуем кое-какие цифры из статьи: Я. Hochhoher, art. cit., in: Geogr. Zeitschr., 1932, p. 93—97: от Венеции до пролива Отранто расстояние по морю 700 км; площадь Адриатики — 140 000 кв.км — лишь на одну шестую боль ше площади Финского залива. Если бы она имела круглую форму, то диаметр был бы равен 492 км. Протяженность ее берегов составляет 3887 км, длина побережья островов — 1980 км, всего — 5867 км. За исключением Венецианской и Албанской Ривьеры средняя глубина вдоль берега составляет около 10м.

74 Maurice Holleaux, Rome, la Grece et les monarchies helleniques, 1921, pp. 176—177.

B. N. Paris, Esp. 127, F 7. Начало XVII в.

75

75

76 E. Alben, Relazioni degli ambasciatori veneti, II, V, p. 465.

B. N. Paris, Fr., 16104

77

77

78 На западном берегу портов нет, Instructions Nautiques, n° 408, p. 32.

79 A. d. S. Venise, Senato Mar, 15, f° 2.

80 Венеция решила укрепить Корфу из - за надвигающейся турецкой опасности; письмо епископа Дакского* королю, Венеция, 29 июля —12 августа 1559 г.; Е. Charriere, op. cit., II, pp. 600—601.

81 V. Lamansky, op. cit., pp. 610—611.

82 P. Canaye, op. cit., pp. 190—192, 1573 r.

83 V. Lamansky, op. cit., p. 611.

84 Correr, D. delie Rose 21, f° 29.

85 Felice Toffoli, «Del commercio di Veneziani ai tempi delia Repubblica, con accenni a Trieste», 1867, p. 24, extrait de l'Osservatore Triestino, mai 1867.

86 Serafino Razzi, La storia de Raugia, 1595, ed. 1803, p. 260.

87 A. d. S., Venezia, Cinque Savii alla Mercanzia, Busta 4, copie (извлечения из ис тории Джов. Бат - ты Нани). Предшествовавшим инцидентам несть числа. Ср. пись мо ректора Рагузы рагузскому консулу в Венеции (16 января 1567 г.) по поводу то варов, захваченных графом де Корзола, который требует заплатить таможенный сбор в размере 10 проц. (Arch, de Raguse, L. P., I, f 34, A. d. S.Venise, Cinque Savii, Busta 3, copie, 10 aout 1597).

Venise, Cinque Savii alla Mercanzia, Busta 3, письмо Совета пяти дожу, 29 де - кабря 1634 г., копия. Борьба против Анкойы и ее торговли кожей с помощью упразднения таможенных пошлин (с 1545 по 1572 г.) на ввоз чернильных орешков из Верхней и Нижней Романии**...

К 1559 г. относится серьезный инцидент, связанный с Дураццо***: преследуя турецких корсаров, укрывшихся в этом порту, венецианский проведитор Пандольфо

Дак — город на реке Адур в южной Франции. Г реции.

7Г

Дуррес.

Контарини подвергает город бомбардировке... Ср. Сатрапа, la vita del catholico ... Filippo II, 1605, II, XI, p. 82—83, и письмо епископа Дакского королю, 30 апр., 20 мая 1559 г., Е. Charriere, op. cit., II, p. 573—575. В 1560 г., на этот раз мирными средствами, Венеция добивается уступки «тридцати трех cazalz » в окрестностях Шибеника, присвоенных турками (письмо Долю епископу Дакскому, Константино - поль, 21 сентября 1560 г., Е. Chamere, op. cit., II, 625—628).

90 A. d. S. Venise, Cinque Savii, 9 f° 175.

91 Очевидно такая политика проводилась в отношении соли из солеварен Адриа тики, находящихся почти полностью в руках Венеции, но также и соли, ввозимой издалека. Это, без сомнения, необходимая политика: за три года, в 1583 —1585 гг., оборот морского экспорта из Венеции составил 1600 000 дукатов «внутри залива до Корфу» и 600 000 за его пределами (A. d. S. Venise, Papadopoli, codice 12, f°22 v°). Расчет произведен современником на основании «пошлины на вывоз», составляв шей 5 проц. от стоимости товара. О соли, которая была настоящим дополнитель ным платежным средством на Адриатике, ср. Fernand Braudel, «Achats et ventes de sel a Venise (1587—1793)» in: Annales E. S. C., 1961, p. 961—965, a также приложенную карту. Посредством соли Венеция привязывает к себе балканских скотоводов.

92 A. d. S. Venise, Cinque Savii, 13 мая 1514 г.: право грузить и перевозить в Алек сандрию Египетскую без захода в другие порты оливковое масло, миндаль, орехи, каштаны.

93 A. d. S. Venise, Senato Mar, 186, 6 mars 1610.

94 Ibid., 19, 20 juin 1520.

95 Письмо Франсиско де Вера Филиппу II, 7 октября 1589 г., A. N., К 1674.

96 Письмо императора Дитрихштейну, 2 мая 1570 г., Р. Herre, Europaische Politik im cyprischen Krieg, 1570—73, 1902, p. 148; о стычках и переговорах между Веной и Венецией см. G. Turba, op. cit., XII, p. 177, note (23 nov. 1550), XIII, p. 148 (9 juin 1560). Германия «получила свободный доступ в Адриатику только при Карле VI», ср. Krebs, art. cit., p. 377—378 и еще лучше/. Kulischer, Allgemeine Wirtschaftsgeschich te, 1928—1929, II, 236—237.

A. Le Glay, Negociations diplomatiques entre la France et l'Autriche durant les trente premieres annees du XVI siecle, I, 1845, p. 232.

Например, A. d. S. Venise, Cinque Savii, 2, 26 февр. 1536 г.: венецианские суда, перевозящие товары, загруженные в Леванте за счет венецианцев или иностран - цев, часто доставляют их непосредственно в города Sottovento , это им формально запрещается. О винах из Апулии, ввозимых в Далмацию, ср. донесение Джустиниа- но 1576 г., В. N. Paris, Ital. 220, f 72, copie. И уже 5 октября 1408 г. встречается формулировка (Cinque Savii, 2) запрещения вывозить зерно за пределы «залива».

99 Многочисленные указания, напр, в A. d. S. Venise, Senato Terra 4, f 123 v°, f° 124, 27 сентября 1459 г., Senato Mar 6, f 89 v°, 28 сентября 1459 г. Также о генуэзских корсарах см. Senato Mar 6, F 196 v°, 16 июня 1460 г.

Дворов. Подветренной стороны.

100 Об одном из первых появлений турецких корсаров см. A. d. S. Venise, Senato Mar 18, f° 119 v°, 9 сентября 1516г., речь идет о корсаре Куртоголи, который привел 12—15 парусников ко входу в залив.

101 В 1533 г. в море близ Валоны отвлекающий маневр спас две венецианские га леры от 12 берберских галиотов, Giuseppe Cappelletti, Storia delia Repubblica di Venezia del suo Principio al suo fine, Venezia, t. VIII, 1852, p. 199.

102 Положение ухудшилось в 1570-e гг., Museo Correr, D. delie Rose, 481, 1 октября 1570 г.: пиратам досталось на 76 000 дукатов вина и масла.

103 V. Lamansky, op. cit., pp. 600—601.

104 Письмо Джакомо Тебальди герцогу Феррарскому, Венеция, 28 марта 1545 г. A. d. S. Modena Venezia XXIV, 2383/72 «Quelli diavoli Scochi hano preso certi navilii richi et impicato tutti quelli v'erano dentro, com'intesero ch'erano venetiani» .

105 Correr, D. delie Rose 21, f° 78.

106 Correr Cicogna, 1999 (s. d.).

107 A. d. S. Venise, Papadopoli 12, f° 25.

108 Среди сотен свидетельств см., в частности, H. Hochholzer, art. cit., p. 150. Не следу ет принимать за чистую монету преувеличения, содержащиеся в книгах и речах Attilio Татаго, в L'Adriatico golfo d'Italia, 1915. С этой оговоркой можно признать, что его ис следования не лишены таланта и значения: «Document! inediti di storia triestina, 1298—1544», in: Archeografo triestino, XLIV, 1931, или его Storia di Trieste, 2 vol., Ro­ma, 1924. Интересную точку зрения высказывает Bozzo Baldi, L'isola di Cherzo, pref. di R. Almagia, fasc. 3, Studi geografici pubblicati dal Consiglio Nazionale delle Ricerche, 1934; социальными и экономическими основаниями для распространения итальянского влияния на этом острове были крупная собственность и оснащение судов.

109 Antonio Teja, «Trieste е l'Istria negli atti dei notai zaratini del 300», in: Annali del R. 1st. Tech. Rismondo, 1935; Suvio Mitis, II governo delia repubblica veneta nell'isola di Cherso, 1893, p. 27.

A. Philippson, «Das Byzantinische Reich als geographische Erscheinung», in: Geogr. Zeitschr., 1934, pp. 441 —455.

11 Инструкция Пандольфо Строцци командующему галерами, отправляющимися в корсарский рейд, Ливорно, 1 апреля 1575 г., A. d. S. Florence, Mediceo, 2077, f° 540 et v°. Их маршрут должен был быть следующим: Мессина, мыс Пассеро, мыс Мизурата на африканском берегу, возле которого проходят навы из Леванта в Три­поли, Тунис, Бону и Алжир.

По поводу миграций из одного бассейна в другой: два грека были осуждены на аутодафе в Мурсии 14 мая 1554 г. (A. H. N., L° 2796). О греках, приезжающих в Мадрид, письмо Террановы Е. В.***, Палермо, 20 дек. 1572 г. (Simancas E° 1137).

Эти чертовы ускоки захватили несколько богатых судов и повесили всех, кто там был, когда узнали, что это венецианцы.

Црес.

Его Велеличество.

Сохранилось множество документов о греках, находившихся в Ливорно в XVI в. Один грек из Кадиса был захвачен в плен турками из Алжира в 1574 г., D. de Haedo, op. cit., p. 175 v°. О киприоте на Майорке, 19 февр., 1589 г., Rybay Garcia, El consejo supremo de Aragon en el reinado de Felipe II, 1914, p. 285. О греках, служивших в ис­панском флоте; письмо Тьеполо дожу, 19 августа 1560 г. Calendar of State Papers (Venetian), VII, 247. l13/. Sauvaget, Introduction a l'histoire de l'Orient musulman, 1943, pp. 43—44.

114 Цель, которую преследовал Фердинанд Католик в 1509—1511 гг., во время ве ликих походов Педро Наварро, заключалась не просто в блокировании корсарских портов Магриба или в поисках путей для новой Г ранадской войны, ставкой в ко торой была бы Африка (об этом мечтала Изабелла, а не он). Он намеревался про ложить морскую трассу, проходящую вдоль берега от южной Испании до богатой хлебом Сицилии. Оран был взят в 1509 г., а уже в 1511 -м испанская эскадра овла дела берберским Триполи. Эта поспешность вскрывает смысл его миссии. (Fern and Braudel, «Les Espagnols et l'Afrique du Nord», in: Revue africaine, 1928).) Люсьен Ромье предполагал, что подобные намерения питал и Карл V в ходе кампании в Провансе.

115 V. Lamansky, Secrets d'Etat de Venise, Saint-Petersbourg, 1884, pp. 563—564, вене цианское донесение 1559 г.

116 О великом противостоянии Востока и Запада во времена римской античности — в подтверждение выдвигаемых мной положений — см. G. /. Bratianu, Etudes byzantines, 1939, pp. 59—60, 82—83. Jacques Pirenne, Les grands courants de l'histoire universelle, 1944,1, p. 313. Pierre Waltz, La Question d'Orient dans l'Antiquite, 1943, p. 282.

117 A. Pfalz, art. cit., p. 130, note 1, указывает, что в 1928 г. на генуэзском побере жье было выловлено 10 280 ц рыбы, в то время как потребности города состав ляют 20 000 ц. Итальянский рыбак зарабатывает в 4 раза меньше, чем француз ский, и в 8 раз меньше, чем английский, тем не менее во Франции и в Англии ры ба не дороже, чем в Италии.

О ловле тунца см. письма Филиппа герцогу Альбе от 4 мая 1580 г. (CODOIN, XXXIV, р. 455), 19 мая 1580 г. (ibid., р. 430) и 18 апреля (ibid., XXXL, р. 108). A. de Morales, Las antiguedades de las ciudades de Espana, Madrid, 1792, f° 41 v°, го­ворит, что в 1584 г. ловля тунца принесла в Андалусии герцогам Медина Сидония и Аркосскому 70 000 дукатов. Живописная подробность: во время ловли «tocase a tambores y hazese gente para yr a su tiempo a esta pesqueria con el atruendo y ruydo que se aparaja una guerra» . В период рыбной ловли в Кониле, с мая по июнь, море ста­новится красным от крови. Pedro de Medina, Libro de grandezas y cosas memorables de Espana, ed. augmentee par D. Perez de Messa, 1595, p. 108. 119£. Le Danois, op. cit., p. 197—198.

Наварро. Аркос-де-ла Фронтера.

Бьют в барабаны и собирают народ, чтобы в назначенное время идти на место лова с криком и шумом, как на войну.

8 - 5039

Danilo Presotto, op. cit., p. 364.

121 Alberto Tenenti, Cristoforo da Canal, 1962, p. 82.

122 Патент Филиппа II, выданный 1 OKT. 1561 г. на имя шотландца Шатенье , снарядившего галеру для войны с неверными. В. N., Paris, Fr. 16103, fos 69 et 69 v o.

123 A. d. S. Florence, Mediceo (неполная ссылка).

124 G. Vivoli, Annali di Livorno, IV, pp. 10—11.

125 Ibid., IV, p. 10.

126 F. C. Lane, Venetian ships and shipbuilders of the Renaissance, 1934, p. 378—38.

127 Ibid., p. 42.

128 B. Hagedorn, Die Entwicklung der wichtigsten Schiffstypen, Berlin, 1914, pp. 1 — 3 et 36; ссылки у F. C. Lane, op. cit., p. 41.

129 Instructions Nautiques, n° 368, pp. 66—70. Andrea Navagero, II viaggio fatto in Spagna, 1563, p. 2 (1525): дороги, ведущие из Генуи в Рапалло, ужасны, но местность густо заселена.

130 V. Lisicar, Lopud. Eine historische und zeitgenossische Darstellung, 1932; Лопуд — остров Меццо.

131 Museo Correr, D. delle Rose, 21, f 17 (1584), f 19 (1586), P 70 v°(1594).

A. d. S. Naples, Sommaria Partium, volume 559, P 158, 9 октября 1567 г., на пример.

Ibid., 532, 5 ноября 1551 г.

133

134

135

136

137

138

140

141

133

134

135

136

137

138

140

141

Ibid., 560, f 209, 10 июня 1568 г.

Ibid., 543, P 128, 10 января 1568 г.

Ibid., 575, f 40, 17 июля 1567 г.

Ibid., 577, P 37—39, 10 октября 1568 г. ; P 89—93, 21 января 1569 г.

Ibid., 596, P 193—6, июль 1572 г.

Bartolomeo Crescendo Romano, Nautica mediterranea..., 1607, p. 4.

Ibid., p. 4.

Ibid., p. 7.

Fourquevaux, Depeches, I, p. 12, дерево из лесов Кийяна .

143 Archives de Raguse, Diversa de Foris X, P 81 v° et sq.: Подсчет моих расходов, Бьяджо Водопия...

144 A. d. S. Florence, Mediceo, 4897 bis, P 6 et 6 v°, 15 янв., 1566 r.

145 Ibid., 2840, P 3, 23 июля 1560 r.

116 Simancas E° 1056, P 185, 22 августа 1568 r.

Geographia General de Catalunya, p. 336. 148 A. d. S. Naples,

Sommaria Partium, 562, P 83, 10 сентября 1567 r.

Chasteniers.

Городок в Руссильоне.

149 F. С. Lane, op. cit., p. 219 et sq.

150 Robert Mantran, Istanbul dans la seconde moitie du XVIе siecle, 1962, p. 445, note 2 et passim.

151 V. Lamansky, pp. 83—89. Simancas E° 1329, Венеция, 25 ноября 1571 г. По-види мому, усилия Венеции не увенчались успехом. Можно усомниться в действенности ее предложений, даже если бы они были приняты: в письме французского посла в Константинополе от 8 мая 1572 г. говорится, что за пять месяцев турки уже построили 150 кораблей, снабдив их артиллерией и экипажами (Е. Charriere, op. cit., Ill, p. 269).

152 F. С. Lane, op. cit., p. 232.

153 £ Trasselli, «Sul naviglio nordico in Sicilia nel secolo XVII», неопубликованная ста тья (опубликовано в 1967 г. в Барселоне в Homenaje a Jaime Vicenc Vives, vol. II).

154 Можно, хотя и не просто, произвести подсчеты себестоимости судов. Ценные сведения о стоимости северных лесоматериалов см. в: Dispacci scritti al Senato dal Secretario Marco Ottobon da Danzica dalli 15 novembre 1590 sino 7 septembre 1591, copie A. d. S. Venise, Secreta Archivi Propri, Polonia 2.

155 Instructions Nautiques, n° 368, p. 7. На побережье между Генуей и Ниццей нечасто бывает очень плохая погода. О порте Розас, защищенном от всех ветров, кроме редко дующих ветров с юга, см.: Instructions, n° 345, р. 135. Постоянный штиль стоит в порту Антиб: Instructions, n° 360, р. 175. Мистраль свирепствует даже в Валенсии (имеется в виду залив). Он не опасен для корабля, находящегося близко от берега, но, застигая судно в открытом море, вынуждает его искать спасения на Балеарских островах: Instructions, n° 345, р. 12.

156 Werner Helwig, Braconniers de la mer en Grece, trad, frangaise, 1942, p. 199.

157 И по сей день в некоторые точки Лигурийского побережья можно добраться только по морю, R. Lopez, «Aux origines du capitalisme genois», in: Ann. d'hist. econ. et soc., IX, 1937, p. 434, n° 2. Железные и автомобильные дороги до сих пор обходят стороной также «costa brava»* Каталонии.

158 Ср. забавный пассаж в кн. Paul Morand, Lewis et Irene, 1931, p. 17, по поводу Си цилии.

9 E. Fechner, in: Benndorf, Das Mittelmeerbuch, p. 99.

160 Werner Helwig, op. cit., passim.

M Pierre Vilar, op. cit., I, p. 249.

Между разноэтажными деревнями курсируют ослики: P. Vidal de La Blache, Principes de Geographie humaine, 1948, p. 86.

Данные соображения справедливы и по отношению к «вечно недоедающему обитателю побережья Лигурии», о котором говорит Мишле.

4 А. С. de Cassis, В. В. 36. Архив имущества коммуны, 24—25 сентября 1543 г. В ходе исследования выясняется, что «виноградников много, но они приносят небольшой доход, оливковые деревья плодоносят иногда раз в пять лет из - за сухости: почва в основном не поддается обработке...» Жюлю Сиону принадлежит следующее

Скалистые берега (исп.).

L

L

превосходное замечание: «Прованс чуть было не стал одним из тех регионов Сре­диземноморья, в которых прибрежные жители вынуждены подражать берберским корсарам вследствие недостатка плодородной земли и изрезанности береговой ли­нии» (France Mediterraneenne, 1934, p. 110).

165 Л. P. Usher, «Deposit Banking in Barcelona 1300—1700», in: Journal of Economics and Business, IV, 1931, p. 122.

166 мне также представляется сомнительным, когда при попытке оценить значение морской профессии в жизни населения такого острова, как Корсика, ко торую предпринимает Jean Brunhes, op. cit., p. 69, не учитываются корсиканские моряки, находящиеся за его пределами. И сегодня их можно во множестве встре тить в Марселе.

167 A. d. S. Venise, Senato Mar, 7, P 2 v°.

168 Archivo General de Indias, Seville, Justicia, legajo n° 7. Процесс относится к 1530 г. Этим замечательным документом я обязан любезности моего коллеги Энрике Отте. Происхождение матросов установлено по их именам.

169 A. Hapke, Niederlandische Akten und Urkunden, 1913,1, p. 35.

170 Domenico Sella, Commerci e industrie a Venezia nel secolo XVII, 1961, p. 24, nota 1.

171 В неаполитанских документах начала XVI в., которые я просматривал, чаще упоминаются каталонские купцы, перебравшиеся в Неаполь, чем суда из Катало нии, как та нава, принадлежащая Жоану Осталю, которая загружается зерном в Си цилии и доставляет его в Неаполь (апрель—май 1517 г., A. d. S. Naples, Dipendenze delia Sommaria, fascio 548). Во второй половине столетия подобных упоминаний ста новится совсем мало.

172 Simancas E° 331, Aragon 1564: список из 16 мастеров, плотников, конопатчи ков и строителей галер, направленных в Барселону из Генуи «para la fabrica de las galeras»*.

173 V. Lamansky, op. cit., p. 564.

174 Сицилийские барки, см. P. Grandchamp, La France en Tunisie, a la fin du XVIe s., Tunis, 1920, p. 32, 36, 46, 63, 81, 95; неаполитанские, ibid., p. 30, 31, 33.

17524янв. 1560г.,

176 См. том II, гл. VII, §2

См. любопытную и убедительную статью в духе Ратцеля: Franz Olshaussen, «In- selpsychologie», in: Kolnische Zeitung, 12, VII, 1942. Отправной точкой для его за­мечаний служит чилийский остров Мас-а-Тьерра, который послужил прообразом острова Робинзона Крузо.

1 *7R

И, наоборот, острова получили от нее свое имя, достаточно вспомнить этимо­логический смысл слова архипелаг.

В качестве локального примера можно указать острова и островки Буш де Бо- нифасио: Instructions nautiques, n° 368, p. 152 et sq. Пример, относящийся к более

Для изготовления галер.

От греч. архД — главенство и пеХауо^ — море.

обширной территории, острова и островки у североафриканского побережья, In­structions, п° 360, pp. 225,231,235, 237,238,241, 242,244,246,247,257,262,265,266, 267, 277, 282, 284, 285, 287, 291, 297, 305, 308, 309, 310, 311, 313 —314, 331.

180 E. Alben, op. cit., I, III, p. 267, о низкой стоимости жизни, о ее «brutta»* населе нии. В 1603 г. в Сардинии насчитывалось 66 669 семей, что дает при умножении на 4 — 266 673 жителя, Franceso Corridore, Storia documentata delia popolazione di Sardegna, Turin, 1902, pp. 19, 20.

181 О «сардинском языке» и трех его диалектах см.: Ovidio et Meyer ЬйЬке, in: Grun- driss der romanischen Phil., de G. Groeber, 2 ed., p. 551.

182 Известно, например, что остров Хиос, находившийся под властью турок с 1566 г., сохранил приверженность к католической вере и заслужил в Леванте славу «ма лого Рима». Еще в XIX веке Шатобриан отмечал его итальянский вид. Мы знаем также, что на Мальте, в городе средневековых рыцарей, и на острове Пантел - лерия, напротив, и в наши дни можно встретить жителей-арабов и услышать их местные наречия. В качестве любопытной лингвистической аналогии можно бы ло бы сослаться на пример Крыма, где еще во времена Лютера существовала па мять о местных готских диалектах. Но Крым — не совсем остров, и факт их на личия не вполне доказан.

183 Была налажена регулярная связь с Ливорно. Сардинский сыр экспортировал ся и в Валенсию: Simancas E°335, 6 sept. 1574, f° 46.

IS4Pietro Amat di San Filippo, «Delia schiavitu e del servaggio in Sardegna», in: Miscellanea di storia italiana, 3 serie, t. II, 1895.

185 Письмо Стефано Спинолы маркизу Мантуанскому, Генуя, 30 апреля 1532 г., A. d. S. Mantoue, A. Gonzaga, Genova 759, шторм выбросил на берега Сардинии две галеры, четыре галиота и одну турецкую фусту, экипаж последней почти пол ностью спасся.

186 P. Vidal de La Blache, Tableau de la geographie de la France, 1908, p. 25—26, Theo dore Monod, L'hippopotame et le philosophe, 1943, p. 77.

7 R. P. F. Estienne de Lusignan, Description de toute l'isle de Cypre, Parids, 1580, p. 223 v° et sq.

188 На Корфу не хватало также мяса: Philipp de Сапауе, Le voyage de Levant, 1573, p. p. H. Hauser, 1897, p. 191. О положении на Корфу в 1576 г. см. донесение Джусти- ниано, В. N. Paris, Ital. 1220, f 35 et sq.: 17 000 жителей. На острове, где имелись плодородные, но не обрабатываемые равнины, выращивался запас хлеба, которого хватало лишь на четыре месяца, но отсюда на континент вывозились вино, расти - тельное масло и стада скота.

На Кипре даже в XVIII в. ощущался недостаток хлеба (Tott, Memoires, IV, p. 3). Крит был в это время прежде всего поставщиком оливкового масла и мыла (ibid., р. 3). О доставке хлеба карамузалисами в Кандию как бы контрабандой см. письмо Иеронимо Ферро, 6 октября 1560 г., A. d. S. Venise, Sen0 Secreta Const., Fza 2/B, f° 274. Без помощи соседей Кандия может прожить не более четырех месяцев. Отсюда час­тые периоды голода и постоянная озабочененность: в Кандии плохой урожай, нет

Неотесанном.

зерна на продажу, объясняет Совету Десяти Джакомо Фоскарини, генеральный проведитор королевства Кандия, (A. d. S. Venise, Capi del Consiglio dei Dieci, Lettere, Ba 286, f 5). О голоде 1573 г. в Дзанте см. Philippe de Сапауе, op. cit., p. 184.

190 В особенности, как ни парадоксально, на отсталых и бедных островах, которые менее населены и, главное, не так тесно связаны с экспортным производством, вы жимающим последние соки. Так, Сардиния может иногда позволить себе роскошь вывозить зерно. G. Ryba y Garcia, op. cit., pp. 317—318 (1587) или р. 320 (1588). Но в неурожайные годы и она испытывает голод, как другие. (Письмо вице-короля Сардинии Его Величеству, Каллер, 22 сент. 1576 г., Simancas, Е° 335, f° 356). На Корсике вывоз зерновых, в 1590 г. разрешенный без ограничений на пять лет, был сразу же остановлен из - за неурожаев. A. Marcelli, «Intorno al cosidetto mal gov- erno genovese dell'isola», in: Archivio Storico di Corsica, 1937, p. 416.

191 Правда, E. Alben, I, III, p. 226, утверждает, что Майорка в 1558 г. была способна самостоятельно покрыть свои потребности. В это время население острова насчи тывало от 45000 до 90 000 человек (здесь было 30 городов по 500 — 600 семей в ка ждом). Но и в этом случае не редкостью были голодные годы. Например, в 1588 и 1589 гг., когда островитяне не сумели получить хлеб из Орана, G. Ryba y Garcia, El consejo supremo de Aragon, pp. 288—289.

192 Pierre Monbeig, «Vie de relations et specialisation agricole, Les Baleares au XVIII sie cle», in: Ann. d'Hist. ec. et soc., IV, 1932, p. 539.

Письмо вице - короля Майорки Его Величеству от 20 дек. 1567 г.: «... que todo el ano estan cercadas de fustas de moros de manera que muy pocos bateles entran о salen que no se pierdan y este ano se han tornado siete о ocho bergantines y toda su sub- stancia se va en Argel...» . Об этом окружении Балеарских островов см. также, под 10 января 1524 г., в кн.: Tomiciana, VIII, р. 301; M. Sanudo, op. cit., VI, p. 236, 16 марта 1532 г.

194 Сыодадела**, 10 июля 1536 г., A. N., К 1690. Сьюдадела после набега Барбарос- сы. Ср. также о литейщике, который сделал неудачную отливку, ibid., Майорка, 29 августа 1536 г.

О защите Сардинии, см. ниже, том. II, гл. VII, §1, постройка башен. Вот в каче - стве примеров несколько документов о размещении на острове летом войск: 8 сент. 1561 г., Simancas E° 328; 25 июля 1565 г., ibid.; Е° 332, 6 августа 1565 и 5 июля 1566 гг.

l Qfi

Эти сведения сообщил мне в Симанкасе Федерико Шабо. Об острове Менорка ср.

Cosme Parpaly Marques, La isla de Menorca en tiempo de Felipe II, Barcelona,

1913. В. Com. Palermo, Qq. D 56, f° 259—273. Ряд любопытных и интересных

писем.

199

G. Bratianu, op.cit., p. 269 et sq.

L. F. Heyd, Histoire du Commerce du Levant au Moyen Age, 1885—1886, p. 336; Th. Gautier, Voyage a Constantinople, p. 54, ;/. W. Zmkeisen, op. cit., II, p. 901, note 2.

Круглый год их подстерегают фусты мавров, так что немногим судам удается невредимыми пройти в ту и в другую сторону, и в этом году они захватили семь или восемь бригантин, и все, что на них было, отправилось в Алжир

(исп.).

Порт на западной оконечности о. Менорка.

Jerosme Justinian, La description et l'histoire de l'isle de Scios, 1606. Остров Хиос после турецкого завоевания в 1566 г. с опустевшими улицами его городов и разрушенными дворцами, up. Jacobus Paleologus, De Rebus Constantinopoli et Chu, 1573. О жеватель­ной смоле, ср./. В. Tavernier, op. cit., I, p. 264.

199 в отДелЬные моменты и зерно. Что касается кипрских золотых и серебряных нитей, то я полагаю, как и/, L stocqouy (in: Melanges d'histoire sociale, III, 1943, p. 25), что это не более чем название. С Кипра вывозили также птиц овсянок в бочонках:

J. В. Tavernier, op. cit., I, p. 181 .

200 Baron de Busbec, op. cit., p. 178, пьет в Константинополе «много вина с острова Крит».

201 R. Hakluyt, The principal navigations..., London, 1600, p. 309. О пособничестве туркам полукрепостных крестьян с острова в 1570 —1571 гг., во время турецкого за воевания, ср. письмо Хулиана Лопеса Его Величеству из Венеции 26 октября 1570 г., Relacion de Venecia, 28 sept. 1570, Simancas, E° 1327. Письмо кардинала Рамбуйе Карлу IX, Рим, 5 ноября 1570 г., Е. Charriere, op. cit., Ill, p. 124. Во время волнений на Хиосе в 1548—1549 гг. его жители, желавшие избавиться от ига Маонны**, пред ложили свой остров Козимо Медичи, который благоразумно предпочел отказаться (Doroni, L'isola di Chio ofFerta a Cosimo dei Medici, Rassegna Nazionale, 1912, p. 41—53). Какую прекрасную книгу можно было бы написать о подданных Венеции и Генуи и об их экономической и социальной эксплуатации! Богатые документы об этом со браны в ценной публикации В. Ламанского.

202 A. d. S. Venise, Annali di Venezia, Фамагуста, 8 октября 1570 г.

203 Говоря о судьбах Кипра при турецком владычестве, не следует забывать, что в венецианскую эпоху остров был пустынным, малонаселенным (около 1570 г. его население насчитывало 1 80 000 жителей, из которых 90 000 были крепостными и 50 000 villani liberi, e «il restante e nelle citta et terre»***, B. N., Paris, Ital. 340, F 55). Турки приступили к заселению острова анатолийскими землепашцами (Я. Kret- schmayr, Gesch. von Venedig, 1920, III, p. 62). Все крестьяне получили одинаковый статус подданства, и старые различия были стерты. Католическое духовенство

почти лишилось паствы. Многие киприоты сделались турками, чтобы избежать уп - **** латы «хараджа»      . При этом все не так просто, потому что

сохраняются приметы

итальянской цивилизации. Ж. Б. Тавернье около 1560 г. пишет: «Все они, и мужчи - ны, и женщины, одеты на итальянский манер» (op. cit., I, p. 180).

204 Museo Correr, D. delie Rose 21, f 32 v°.

90fi

Marciana, 7299, 9 июня 1584 г. О смуте в Кандии в 1571 г. существует множест­во свидетельств, особенно в Annali di Venezia, 20, 22, 30 августа, 16 сентября 1571 г.

Ср. с. 50.

От араб, «ма'уна» — помощь, кредитный консорциум, который занимался управлением генуэзским имуществом на Кипре и на Хиосе в счет погаше - ния долга по кредиту.

Свободными крестьянами, а «остальные жили в городах и местечках». Подати с немусульман.

20л На острове Джерба рядом с оливами растут пальмы, а также яблони и груши. С этой точки зрения он тоже представляет собой особый мир. Добавим к этому, что Джерба, как некий заповедник, приютила у себя еврейские общины, которые, как утверждают, поселились здесь во время гонений Тита, и главное, что здесь сохра­нился маленький хариджитский мирок, аналогичный М'забу , надежно обере- гающий древние обряды и старинные архитектурные приемы.

208 Instructions Nautiques, n° 360, p. 338, 359—363.

209 См. том III, гл. И, прим. 61.

21°/. В. Tavernier, op. cit., I, p. 286.

Museo Correr, D. delle Rose, 21, f 29.

211

212

213

214

211

212

213

214

Comte de Breves, op. cit., p. 18.

Ibid., p. 15.

Даже сегодня: пример тому выходцы с Джербы, которые рассеяны по всей Се верной Африке и по всему свету; или садовники с Мальты и из Маона, P. Vidal de la Blache, Principes de Geographie humaine, p. 97.

215 Даже в списках бомбардиров в Гоа за 1513 г. имеется некий Сильвестр Корсо, Fortunato de Almeida, Historia de Portugal, 1926—1929, III, p. 267.

216 R. Russo, «La politica agraria dell'officio di San Giorgio nella Corsica (1490—1553)», in: Riv. st. ital., 1934, p. 426.

217 Carmelo Trasselli, art. cit., in: Archivio storico di Corsica, 1934, p. 577.

218 Относительно Ливорно, Mediceo 2908. О прибытии многочисленных корси канских барок с грузом вина в Рим говорится в письмах И° де Торреса Цуньиге из Рима от 29 и 30 января 1581 г., Cartas y Avisos, p.33.

Он прибывает в Константинополь в январе 1563 г. О его переезде на Хиос: A. d. S. Genes, Sezione Segreta, n. g., 5 июня 1563 r.

220 Simancas E° 487.

221 О Франсиско Гаспаро см. выше, с. 50 и прим. 88. О нем и о его семье говорит граф Бенавенте (который придерживается весьма дурного мнения о корсиканцах) в письме Его Величеству из Валенсии от 13 ноября 1569 г., Simancas E° 333. Infor mation hecha en Argel a 1° de junio 1570, a pedim0 del cap. don Geronimo de Mendofa,

13 juin 1570, Simancas E° 334. Письмо дона Херонимо де Мендоса Его Величеству, Ва ленсия, 7 июня 1570 г., Граф Бенавенте Его Величеству, Валенсия, 8 июля 1570 г.: Франсиско, вероятно, — шпион -двойник. «... Estos son criados en Franciay tratan alli en Argel y Valencia y tienen su correspondancia on Marsella»**. Наконец, письма брать ев Франсиско из Марселя, датированные 24 и 29 июля 1579 г., с новостями из Ле ванта, не представляют большого интереса (копия A. N., К 1553, В 48, п° 77).

О семье Ленче и по вопросу о сборе кораллов см., кроме P. Masson, Les Compagnies du Corail, 1908, книгу P. Giraud, Les origines de Г Empire franfais nord-africain..., 1939.

В северной Сахаре.

Они выпестованы во Франции и ездят на переговоры в Алжир и

Валенсию и ведут переписку из Марселя.

Многочисленные сведения о роли Томмазо Корсо в Марселе, где он действовал в интересах корсиканских повстанцев, содержатся в переписке испанского послан­ника в Генуе Фигероа, в частности в его письме королю, Генуя, 9 января 1566 г., Simancas E° 1394.

223 Le Bastion de France, Alger, 1930, n° 1.

224 A. Philippson, op. cit., p. 32: «Jedes Land ist ein Individuum fur sich»*. То же самое говорит по поводу больших островов Архипелага /. W. Zinkeisen, op. cit., Ill, p. 7: «... jedes fur sich... eine eigene Welt»

225 tt

Исследование по истории этого национального чувства еще не написано.

В «Гаргантюа» Рабле оно выражено прекрасно, хотя и грубовато: «Ей - богу, я бы

выхолостил всех, кто бежал из - под Павии!»* ** И в Четвертой книге: «...нашего

доблестного, древнего, прекрасного, цветущего и богатого французского коро - »>**** левства»

226 G. Bandello, op. cit., II, p. 208.

227 Vittoria Di Tocco, Ideali d'indipendenza in Italia, 1926, p. 1 et sq.

228 A. Renaudet, Machiavel, 1942, p. 10.

22 Algunas efemerides de Miguel Perez de Nueros, in: Fr° Beida y Perez de Nueros, marques de Cabra, Felipe Secundo, s. d. (1927), p. 30 et sq.

230 Geographia General de Catalunya, p. 496 et sq.

231 A. Renaudet, L'Italie et la Renaissance italienne (Курс лекций в Сорбонне, Sedes, 1937, p. 1).

Augustin Berque, «Un mystique moderne», in: 2e Congres des Soc. Savantes d'Afrique du Nord, Tlemcen, 1936 (Alger, 1938), t. II, p. 744. В этом же тоне пишет R. Montagne, op. cit., p. 410.

233 Оригинальность Балкан вытекает из их положения на стыке Европы и Азии (Busch-Zantner, op. cit., p. IV). Об их отчужденности от нас, западноевропейцев, (ibid., р. 111). Единство Малой Азии, второго Иберийского полуострова (Ulrich von Hassel, Das Drama des Mittelmeeres, 1940, p. 22).

«Северная Африка всегда будет подчинена влиянию Иберийского полу­острова и соседних островов». P. Achard, Barberousse, op. cit., p. 53, note 1. «Иберийский мир выступает как одно неразделимое целое от стран Атласа до Ка - нарских островов включительно и даже до больших островов западного Среди­земноморья: Сардинии и Корсики», P. Vidal de La Blache, Tableau geographique de

Каждая страна — это замкнутая в себе индивидуальность (нем.). Эгейского.

Каждый из них для себя ... собственный мир (нем.).

Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль / Пер. Н. Любимова. М., 1981. Кн. 1, гл. XXXIX, с. 87. Букв.: «Я обкарнал бы, как собак, дезертиров из - под Павии» — где французы проиграли сражение имперцам в 1525 г. Предисловие, с. 319.

la France, p. 28. «Андалусия... кажется как бы продолжением Магриба», Georges Marqais, Histoire du Moyen Age, III, 1936, p. 396 ( Histoire generale de Gustave Glotz).

235 Согласно von Hassel, op. cit., p. 20—22, внедрение Испании в Италию носит скорее династический, чем политический характер (в смысле династической по литики). Это довольно спорный тезис. Об их культурных связях пишет в своих работах Бенедетто Кроче. О вкладе Испании в развитие итальянских учрежде ний см. Fausto Niccolini, Aspetti delia vita italo-spagnuola nel Cinque e Seicento, Napoli, 1934. О контактах в области литературы, Hugues Vaganay, «L'Espagne en Italie», in: Rev. Hispanique, t. IX, 1902. Leopold von Ranke, Les Osmanlis et la monarchie espag nole pendant les XVI et XVIII siecles, 1839, pp. 383—387. Согласно W. Platzhoff, Ge schichte des europaischen Staatensystems, 1928, p. 32, мир в Като-Камбрези надолго определил судьбы Италии. Пожалуй, во всех этих книгах осутствуют указания на необходимость сохранять связь с Испанией, ощущавшуюся на Апеннинском полуострове по экономическим (американское серебро) и военным причинам (оборона против турок). Было бы неправомерным говорить без обиняков, как делает Стендаль (Promenades dans Rome, II, p. 191), о «нашествии испанского деспотизма <в Италию>».

236 E. Albertini, in: Melanges Paul Thomas, Bruges, 1930.

237 L. M. Ugolini, Malta, origini delia civilta mediterranea, Roma, 1934.

238 A. Philippson, Das Mittelmeergebiet, op. cit., p. 37.

Ill

ГРАНИЦЫ, ИЛИ РАСШИРИТЕЛЬНОЕ ПОНИМАНИЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ

С настоящей главой связан ряд трудностей. Однако, знакомясь с ней, читатель может этого и не заметить. Ему будет предложено посе­тить края, весьма удаленные от берегов Средиземного моря. Это всего лишь путешествие, подумает он. Но речь идет о том, чтобы с самого начала раздвинуть на первый взгляд чрезмерно рамки нашего обозре­ния. Полагать, что в ареал некоего глобального Средиземноморья в XVI веке в одинаковой степени вовлечены Азорские острова и берега Нового Света, Красное море и Персидский залив, Балтика и петля Ни­гера, означает представлять его себе чересчур растяжимым пространст­венно-динамическим понятием.

Это означает также раздвинуть привычные границы. Самое рас - пространенное, географическое их понимание, одновременно и самое узкое: для географов Средиземноморье простирается от северной точки распространения оливкового дерева до появления больших пальмовых рощ на юге. При движении с севера первая встречная маслина1 будет указывать на близость Внутреннего моря, а первая тес­но растущая кучка пальм на юге возвестит о прощании с ним. Первен­ство при этом отдается климату, безусловно решающему фактору в жизни общества. Но в этом случае наше расширительное понимание Средиземноморья улетучивается. Мы не станем рассматривать его так­же и в тех рамках, причем довольно обширных, которые установлены геологами и биогеографами. И те, и другие очерчивают Средиземно - морье как вытянутый нитевидный участок, простую черточку в гигант­ских масштабах земной коры: для геологов это нескончаемая веретено­образная зона между Атлантическим и Индийским океанами,

15. Средиземное море на карте мира На этой карте, которую можно вращать вокруг ее центра, подчерки­ваются связи Средиземного моря с другими географическими регионами: Ат­лантическим океаном, Сахарой, Индийским океаном и Европой. Мы располо­жили эту карту необычным способом, чтобы, поместив Сахару над Средизем­ным морем, показать, до какой степени узкую полоску моря подавляет огром­ное пространство пустыни. Сахара раскинулась от Внутреннего моря до африканских тропических лесов. Функция средиземноморского водоема, гра­ничащего с этим безлюдным краем, заключается в том, что море отделяет его от Южной Европы (которая, в свою очередь, простирается до северных лесов) и вкупе с Красным морем, Индийским океаном и Персидским заливом раскалы­вает массу пустынь. Скоплениями мелких точек обозначены зоны, относитель­но рано плотно заселенные людьми. Они наглядно контрастируют с пробела­ми, соответствующими возвышенностям средиземноморских полуостровов. Чи­татель легко представит себе сеть сухопутных и морских коммуникаций, иду­щих во всех направлениях, и узлы их пересечения, которые в совокупности характеризуют тот динамический комплекс, который мы назвали Средиземно­морьем в расширительном понимании. Карга составлена Жаком Бертеном.

сформированная как тектоническими разломами, так и более свежими складчатостями; для биогеографов это узкая область, простирающаяся в направлении параллелей, в которой повсеместно встречаются опре­деленные характерные животные и растения, начиная от Азорских островов до далекой долины Кашмира.

Средиземноморье по историческим меркам

Итак, Средиземноморье, рассматриваемое согласно запросам ис­тории, должно быть обширной зоной, которую следует равномерно продолжать во всех направлениях на большое расстояние от морских побережий. По прихоти нашего воображения оно уподобляется сило­вому полю, магнитному или электрическому, или, проще говоря, свето­вому источнику, яркость излучения которого по мере удаления от него слабеет, но это не дает нам возможности раз и навсегда провести линию разграничения между светом и тенью.

В самом деле, какие границы можно устанавливать, когда речь идет не о растениях или о животных, рельефе или климате, но о людях, не стесняемых никакими рамками, преодолевающих все преграды? Сре­диземноморье (в том числе Средиземноморье в расширенном понима­нии) таково, каким его делают люди. Его судьба зависит от превратно­сти человеческих судеб, которая расширяет или сужает его пределы. Рим пришел к созданию в собственном смысле средиземноморского мира в виде полузакрытой системы, перегородив ведущие наружу и внутрь дороги и (что было, возможно, одной из его ошибок) одновре­менно отказавшись дойти до пределов Европы, обеспечить себе свобод­ный доступ к Индийскому океану или к глубинам Африки и установить плодотворные и ничем не стесняемые связи с их далекими мирами. Но эта замкнутость, впрочем относительная, не стала для средиземно­морской истории правилом. Правилом стало распространение влияния моря далеко за пределы его берегов, причем мощные импульсы этого влияния сменялись беспрестанными отступлениями. Частицы, во­влеченные в вечный круговорот, то покидают море, то возвращаются к нему, затем снова отправляются вспять. Монеты a ocho reales , мелкие серебряные деньги, которые чеканились в Кастилии из белого амери­канского металла, наводняют средиземноморские рынки во второй

Достоинством 8 реалов, песо.

половине XVI столетия — но эти монеты встречаются в Индии, Ки­тае... Контуры этой циркуляции людей, материальных или духовных ценностей позволяют располагать границы Средиземноморья в не­сколько рядов, окружать его все новыми концентрическими поясами. Речь должна идти не об одной, а о ста границах: одни из них отражают его политическое влияние, другие — экономическое или культурное. Когда Г ете едет в Италию, его встреча со Средиземноморьем, что бы там ни говорили, — это не только переезд через Бреннер или, позднее, через тосканские Апеннины. Разве не был такой же встречей его приезд в Регенсбург на севере, плацдарм католицизма на том великом куль­турном рубеже, которым является Дунай? И не следует ли говорить о такой встрече с самого момента его отъезда из расположенного еще се­вернее Франкфурта, города римлян?

Если не принимать во внимание этой рассеивающейся по широким пространствам жизни, этого расширительного понятия Средиземно - морья, история Внутреннего моря будет не раз ставить в тупик. Сосре­доточивая в своих руках торговые пути, накапливая, возвращая, а ино­гда безвозвратно теряя богатства, Средиземноморье поддается измере­нию только на направлениях своей экспансии. Его судьба легче прочи­тывается на полях, отделенных от общего текста, нежели в гуще его разнообразных занятий. Наталкиваясь на препятствие в одной сфере жизни, море непременно вознаграждает себя в другой, согласно некое­му закону равновесия, не всегда очевидному для современников, но иногда будоражащему воображение историков. Так, в XV веке, когда продвижение турок начинает беспокоить страны Леванта, западно - европейская торговля с большей, чем когда бы то ни было, силой устремляется в Северную Африку2. Равным образом в конце XVI столе­тия определенный экономический подъем ориентирует средиземно- мор-скую жизнь в направлении Южной Германии, а также Средней и Восточной Европы. Без сомнения, и здесь идет речь о некотором компен­саторном механизме. Выживание Италии до 1620 года, и даже позже, было бы немыслимым без рискованных мероприятий на севере и се­веро-востоке. Проводником таких возможностей длительное время бы­ла Венеция. Что касается упадка, впрочем относительного, то он про­явился довольно рано только во взаимоотношениях Внутреннего моря с Атлантическим океаном. Коротко говоря, история моря выглядит по- разному с точки зрения каждой из земель и каждого из морей, располо­женных вблизи и вдали от него.

1. САХАРА, ВТОРОЕ лицо СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ

С трех сторон Средиземноморье окружено огромной цепью пус­тынь, которая пересекает, нигде не прерываясь, всю толщу Древнего мира от атлантической Сахары до Северного Китая. С одной стороны, к югу от побережья Ливии, располагается Сахара; с другой, на восток от Анти-Ливана, начинается Сирийская пустыня, соседствующая «с од-

~      3

ним из самых многочисленных скоплений кочевников в мире» ; с треть­ей, на север от Черного моря, находятся южнорусские степи, форпост Средней Азии. На этих обширных участках многочисленные караван­ные дороги соединяются с собственно средиземноморскими торговыми путями, они оказываются взаимозависимыми. Связь осуществляется не только по основным направлениям, таким как Египет и Сирия, через которые в XVI веке проходит вся знаменитая левантийская торгов - ля, — точки контакта располагаются по всей линии границ. В Оране, который был практически отрезан от внутренних территорий после за­хвата испанцами в 1509 году, еще в середине XVI столетия существова­ла довольно вялая торговля чернокожими рабами, впрочем достаточно заметная, чтобы обеспокоить власти городка4.

Таким образом, на карте средиземноморской истории имеется по­люс пустынь, столь же значительный, как и европейский полюс. Среди­земное море влечет к себе эти безлюдные берега и, в свою очередь, вле­комо ими: парадоксальная особенность его положения заключается в том, что эта огромная масса воды сконцентрирована на границе пус­тынного континента и даже проникает в его толщу через посредство Красного моря и Индийского океана.

Сахара: ближние и дальние пределы

Цепь пустынь, протянувшаяся от Атлантики до Китая, раздваива­ется по обеим сторонам иранских горных плато: на западе простирают­ся жаркие пустыни; на севере и на востоке — холодные. Но эти откры­тые пространства образуют единое целое благодаря караванным путям, на которых двугорбый верблюд в Анатолии и Иране сменяет дрома­дера центральных и западных пустынь.

Очевидно, к Средиземноморью в первую очередь имеет отношение Сахара в широком смысле (то есть совокупность жарких пустынь, тяну­щихся до Ирана и Аравии). Дорога через южнорусские степи ведет

к великим холодным пустыням азиатского Центра, но в целом она про­ходит только через второстепенные по отношению к морю территории, и ее роль возвышается только периодами, например в ХШ и XIV веках, во времена расцвета «монгольского пути»5.

Границы Сахары в широком смысле, то есть африкано-азиатской, располагаются как в непосредственной близости от Средиземного моря, так и на огромном расстоянии от него. Следует бегло очертить эти близкие и далекие границы, чтобы уточнить контуры нашего персонажа в первом приближении.

16. Распространение пальмовых рощ от реки Инд до Атлантического океана

Римские цифры указывают тысячелетие, арабские — столетие. Сопровож­дающий их знак минус указывает на период до и. э. Цифры, набранные курси­вом, обозначают не время появления здесь пальмовых рощ, а дату, когда их на­личие зафиксировано документально. Эта карта позаимствована из предвари­тельного «Атласа истории культурных растений», составленного Дж. Хемардин- кером, М. Келем и У. Рэндлсом, коюрый должен быть опубликован в 1971 году. Она отчетливо демонстрирует медленные темпы продвижения к резуль­татам, па которые направлены человеческие усилия: распространение пальмо­вых рощ и прокладка дорог явно связаны между собой по всей обширной зоне бытования финиковой пальмы, от Инда до Атлантики.

Демаркационная линия, проходящая по соседству со Средизем - ным морем, хотя и не всегда отчетливо выражена, но определяется лег - ко, так как она совпадает с северной границей длинного пунктирного пояса компактных пальмовых рощ, который тянется почти непрерыв - но с востока на запад от Пенджаба — через Ирак, Сирию, нижний Еги­пет, Триполитанию и страны южного Атласа — до Атлантического океана. В общих чертах эта граница равнозначна той, которую можно провести с помощью индексов влажности6. Это показано на нашем ри­сунке под номером 12: все эти территории, занятые пальмами и паль - мовыми рощами, постепенно, очень постепенно были освоены людьми.

Но где лежат восточные и южные пределы этой огромной пустыни? По всей видимости, за тысячи миль от Внутреннего моря. Воображение должно перенести нас к петле Нигера, к верхнему Нилу, в горные края Абиссинии, к Красному морю, в Аравию, в Иран, на полуостров Индостан и далее в Турке­стан, на реку Инд, на Индийский океан... Эта вселенская пустыня поражает своими колоссальными размерами: если в Средиземноморье путь от одного города до другого занимает один день или неделю, здесь для преодоления та­кого же расстояния потребуются недели и месяцы. Когда венецианец Джако­мо Сорандзо говорит в своей реляции 1576 года7 о Персии, он характеризует ее невероятные размеры одним словом: «Здесь можно двигаться вперед, не покидая ее, четыре месяца подряд». В календаре расстояний, включенном в старую книгу эрудита8 Алоиса Шпренгера, эта разница видна очень отчет­ливо: расстояния между этапами при переходе от Средиземноморья до Са­хары постоянно возрастают, увеличиваются на порядок. На первый план вы­ступают средства сообщения, они заслоняют собой все. По этим нескончае­мым маршрутам, согласно замечаниям Дидье Брюньона, следует «передви­гаться с помощью компаса и астролябии, как по морю»9. Переизбыток пустых пространств обрекает общество и хозяйство на вечное движение, притом бо­лее затруднительное, чем в других местах. Крайняя подвижность населения, дальность перегонов скота, издревле развитая караванная торговля, актив­ность городов — все отвечает или пытается отвечать этому требованию. Дви­жение истощает силы городов. Если «бегство из деревень» является одной из характеристик европейского Запада, то бегство из городов — отличительная черта истории многих засушливых мест. За несколько лет песчаные дюны по­крывают столичный город, его дома, улицы, акведуки1 ... Прожорливое про­странство подобно гомеровскому la mer immoissonable*, человек попадает

Преизобильному морю.

сюда только в качестве «путешественника и заезжего гостя»11, он может ос­таться здесь только на время. Это «безводное море», намного превосходя­щее своими размерами Средиземное.

Бедность и нужда

Огромные пустые пространства обрекают людей на нищету и лише - ния. «Я умею сдерживать голод в складках моей утробы, — говорит один арабский поэт, — как опытная пряха крепко удерживает в руке нити, вьющиеся в ее пальцах». Один из спутников Магомета, Абу Хорайра, ска­зал о пророке: «Он покинул этот мир, ни разу не поев досыта ячменного хлеба...»12 Даже в сердце страны изобилия, Багдаде, сколько бедных мечтают о масляной лепешке из грубой муки, как несчастные из «Тысячи и одной ночи»! Не всем доступен даже черный хлеб или простой кускус — мааш, — который едят бедняки Магриба: часто приходится довольствоваться лепешкой из плохо истолченного зерна, примитивной кессерой, испеченной из ячменя или реже из пшеницы.

Бедный, лишенный воды край. Реки, ручьи, деревья, растения ис - пытывают в ней недостаток. Места, покрытые скудной растительно - стью, называются здесь «пастбищами». Леса чрезвычайно редки. Вслед - ствие этого начало засушливой зоны отмечено появлением глинобит­ных жилищ, от Индии до тропической Африки тянется нескончаемая вереница городов, имеющих трущобный вид. Каменные строения, если они есть, являют собой исключительные произведения искусства; часто их складывают из камней, не прибегая к помощи деревянных подмост - ков или лестниц. Дерева не хватает: какова стоимость в исламских зем - лях драгоценных кедровых ларцов? Представим себе для контраста ве - ликолепную мебель итальянского Ренессанса, сундуки и бюро, которые толедские мастера украшают золотой и железной ковкой. Из-за нехват­ки дерева возникают трудности уже не при строительстве галер или других кораблей, но при обычном приготовлении ежедневной пищи на скромном походном очаге, зажженном между двух камней. Все пригод - но для его растопки: кучка веток или корней, сухие травы, солома или альфа , кора финиковой пальмы, «конский, верблюжий или лошади - ный навоз, который высушивают на солнце»13. Даже в избранных горо­дах ощущается эта постоянная нужда. В Каире на нужды отопления

Трава эспарто

идет кизяк, или «солома» сахарного тростника, или очень редкие, доро - гостоящие дрова, доставляемые на кораблях или галерах из Малой Азии в Александрию. Но все это ненадежно: в ноябре 1512 года14 из-за перебоев со снабжением простаивают даже кухни важных чиновников. Где же искать топливо в окрестностях Каира?

В этой враждебной среде, иной раз настоящей «анойкумене»*, рас - тения, животные и люди выживают вопреки всему, как будто не только физическая, но и биологическая природа не терпит пустоты. Так выра - жается один географ15. Действительно, во время значительных клима - тических колебаний и катастроф четвертичного периода человек, как и прочие живые существа, бывал часто застигнут врасплох, попадал в ло­вушку и оказывался вынужденным приспособиться любой ценой. Ос - татки прежнего населения встречаются как среди арабов на Аравий - ском полуострове, так и на берегу туарегов... Во всяком случае, если не считать оазисов, обычно имеющих малую протяженность, люди здесь могут выживать только малыми группами. Не будь в их распоряжении стад скота, они не могли бы принять вызов пустыни. Вот уже много ты - сячелетий эти места являются родиной осла, лошади, верблюда и дро - мадера. В Сахаре дромадер стоит на первом месте. «Человек живет здесь за счет верблюда», — гласит распространенная формула. И боль - шая история пустынь начинается с дромадеров. «Позволяя человеку вести кочевой образ жизни и вместе с тем не быть привязанным к месту, дромадер дает ему возможность использовать растительность все более протяженных и разнообразных территорий...» Он является, со знани - ем дела прибавляет ученый16, «посредником, обеспечивающим освое - ние пустыни». Это вполне возможно.

В конечном счете, для питания скотоводов недостаточно молока, масла или сыра, получаемого от верблюжьих стад; мясо верблюдов ма - лоупотребительно. Здесь известны все виды «подножного корма»: туареги Эра17 используют десятка два диких растений, в частности зерна дикорастущих drinn, mrokba, fonio, cram-cram, tawit, корни и мо­лодые побеги berdi18. Их, если можно так выразиться, соседям, тубу, «пропитание обеспечивают плоды dum»19. К этому добавляются охот­ничьи трофеи. В XVI веке еще встречаются дикие верблюды, быки, ослы и бараны, сайгаки и серны, а в иранском Фарсе во время охоты на драх­му и куропатку устаиваются настоящие состязания20. «От Вавилона

Непригодном для заселения пространстве.

до Алеппо, — замечает один путешественник XVII века21, — идут сплошь пески, на которых растут каперсы и тамариски, служащие пи - щей для верблюдов... Из живности здесь встречаются только дикие ос - лы, лошади, олени и серны, которые иногда вклинивались на пути кафлы (cafila — караван) в таком количестве, что мешали нам двигаться вперед». В сердце сирийской пустыни лакомой добычей являются кры - сы, мясо которых считается изысканным кушаньем22. Можно себе пред­ставить тяготы этой жизни; но надо согласиться и с тем, что в ней есть свое очарование, приправленное поэтическими фантазиями. Один со­временный иракский писатель утверждает: «Кто раз отведал бедуин -

ской пищи, никогда не сможет от нее отказаться» .

Итак, кочевники привязаны к местам выпасов, они вынуждены переходить от одного источника к другому. Во время засухи стадо не может удаляться от колодца более чем на 50 км. Пересечение tanezr- oufts* становится подвигом, при этом на верблюдов навьючивают запас воды или соломы. По всей видимости, возникают конфликты из -за пользования скудными пастбищами. Эти земли, формально никому не принадлежащие, ограждены правовым обычаем, твердо установлен­ным, но нуждающимся в защите. Из-за этого возникают ссоры и грабе - жи. Но еще выгоднее нападать на оседлые территории. Сирия и Египет в XVI веке защищены от этих вторжений, похожих на комариные уку­сы. Педро Мартир Ангиерский, гуманист, посланный католическими королями в Судан, побывавший в 1502 году в Египте, тотчас же обра - щает на это внимание; если бы эти бесчисленные народы, semper ver- sans, semper in motu**, не разделились между собой, они немедля завла­дели бы странами Нила24. На одну успешную карательную экспедицию против бедуинов сколько приходится таких, из которых участники воз - вращаются с пустыми руками или со скудной добычей в лице несколь - ких пленных, детей и жен кочевников25! Чуть не каждый день, во вся­ком случае всегда, когда пожелают, они подступают к воротам Алеппо26, Александрии27 или Каира. В ноябре 15 17 года в Акабе приходится разме­щать гарнизон солдат, чтобы отсюда организовывать охрану багажа па­ломников «от постоянно учащающихся бедуинских разбоев»28.

Увиденная изнутри, в свете непосредственных наблюдений, жизнь этих обществ в пустыне, столь примитивная на первый взгляд, на поверку

Каменистое плато в средней Сахаре.

Находящиеся вечно в пути, в непрерывном движении.

оказывается имеющей сложную иерархическую организацию, богатые обычаи и изощренные юридические структуры... Но постороннему взгляду представляется только людская пыль, гонимая ветром! На - сколько застывшей и тяжеловесной выглядит в сравнении с этим жизнь горных общин, казавшихся самыми динамичными в Средиземноморье.

Переходы на далекие расстояния

Среди жителей пустыни следует различать два типа кочевников. Прежде всего это горные кочевники, перемещающиеся на малые рас - стояния: зиму они проводят этажом ниже, в пустыне; еще и сегодня так поступают племена улад сиди шейх на юге Орана, туареги Ажжера или на­горья Ахаггар, племена ргейба, которые занимают «скалу Земмур» в ис­панской Сахаре. Ко второй категории относятся кочевники, проводя­щие лето вне Сахары, в окаймляющих ее степях. Часто они проходят большие расстояния. Это племена рвалла, которые покидают сирий­скую пустыню и направляются к Средиземному морю; или бени ларба, курсирующие в зависимости от времени года на участке длиной 800 км между Лагуатом и плоскогорьем Тиарет, куда они приходят в мае и июне; или, наконец, мавры, которые, правда, двигаются в сторону, про­тивоположную Средиземному морю, и достигают в засушливое время года берегов реки Сенегал29.

Нас интересуют только эти далеко уходящие кочевники, которые перио­дически возвращаются к Внутреннему морю в определенное время года.

Каждую зиму Средиземное море подвергается воздействию атлан - тических циклонов, которые приносят сюда дожди. На юге и на востоке они распространяются далеко за пределами моря. В районе Мекки зим - ние осадки, приносимые Средиземноморьем, непродолжительны, но очень изобильны. «При мне уровень воды на улицах Джедды достигал метра», — замечает генерал Бремон . Очевидно, что такого рода посту - пления влаги нерегулярны. Они носят характер проливных дождей (один ливень случается раз в два года, а в более удаленных от моря об - ластях раз в четыре года) и способствуют плодородию степей, где обра - зуются огромные пастбища, редко усеянные недолговечными расте­ниями. Но даже на низких пространствах уэдов кустарники растут на расстоянии десятков метров друг от друга. Вырастающая за зиму трава

Bremond.

постепенно засыхает начиная с конца весны, по мере ее продвижения с юга на север. Трава как бы уходит от стад, которые следуют за ней на средиземноморские берега и достигают их к моменту окончания жат - вы. Но жнивье и сухая трава также могут служить кормом для скота. С окончанием лета стада возвращаются на прежнее место, где начинает пробиваться новая трава...

На пути этих перекочевок встречаются определенные трудности: преодолевать длинные отрезки можно только во время первых осенних дождей или первых дождей весной, поскольку в Средиземноморье се - зон осадков начинается до зимы и завершается после ее окончания. Причем его наступление может запаздывать, это случается довольно часто, по пути всегда встречаются участки без малейших признаков рас - тительности, мертвые зоны, которые обязательно нужно пересекать. В засушливые годы (таким был 1945 -й, особенно смертоносный год) южные пастбища пересыхают гораздо раньше, чем обычно. Тысячи овец устилают своими телами пути стад, объем верблюжьих горбов уменьшается до опасной величины, и кочевники отклоняются от своих привычных маршрутов в поисках спасительной травы.

В XVI веке к морю выходит гораздо больше скотоводов -кочевни­ков, чем сегодня. Барьеры, установленные оседлыми жителями и ста - новящиеся неприступными на наших глазах, в то время были еще не - прочны. В Малой Азии, Сирии кочевники чувствуют себя как дома. Бе - лон дю Ман видел их близ Аданы . По всему Магрибу дальние маршруты кочевников разрезают страну с юга на север; они пересекают прежде всего тунисскую степь, где нельзя встретить никакого сопро - тивления, а также обширные засушливые и открытые плоскогорья Орана на западе. Каждый год в конце июля Диего Суарес встречал в окрестностях Орана, в гарнизоне которого он долгое время служил, племяулед аодала\ эти кочевники накануне осени засевают отдельные уча­стки морского побережья и пытаются охранять свой урожай от посяга­тельств соседних племен. Автор записок, который видел, как арабы на своих верблюдах нападают на испанских аркебузиров, довольно близко общался с ними и в мирной обстановке, желая познакомится с их кухней, узнать секрет хранения жареного мяса в собственном жире, попробовать alcuzcuzu (кускус) и кислое молоко, которое они называют lebent.

Таково же чередование ритма жизни и у тунисских кочевников. Если в октябре 1573 года Дон Хуан Австрийский занимает Тунис без единого выстрела, то причина заключается в том, что кочевники уже покинули его

северное побережье. Напротив, в августе 1574 года турки овладевают городом и крепостью Ла Гулетта благодаря тому, что кочевники нахо­дятся на их стороне и помогают им в проведении земляных работ и в перевозках. Это было повторением истории через 300 лет: уже в 1270 году кочевники, служившие в тунисской армии (это было вскоре после смерти Святого Людовика), грозились осенью «вернуться, согласно сво­ему обыкновению, на южные пастбища»32.

Столкновения со степными народами и их приручение

Не является ли маятниковое движение степных кочевников к морю, а затем обратно от моря к пустыне одним из существенных фак - торов истории Средиземноморья или, если угодно, не привносит ли оно свой ритм в эту историю? Все было бы гладко, если бы эти сухопут­ные приливы и отливы чередовались с такой же регулярностью, как приливы и отливы на море. Существуют тысячи причин, не говоря о та - ком непредсказуемом факторе, как засуха, которые вызывают сбои в этом механизме и побуждают кочевника не довольствоваться отведен - ным ему местом. Соответственно, существуют тысячи поводов для кон - фликта с оседлыми жителями. Для кочевой жизни требуются главным образом пастбища. Речь идет также и о пахотных землях, и даже о горо - дах, которые служат кочевым народам пунктом снабжения и базой для их участия в политической жизни.

Один пример. Где-то накануне 1550 года в пустынях Южного Туни­са разворачивается изрядно запутанная история маленького народа гааббия33. Первоначально это было простое кочевое племя. При невыяс­ненных обстоятельствах ему удалось выдвинуться к Кайруану, располо - женному почти в чисто средиземноморской местности, украшенной оливковыми рощами и полями ячменя и пшеницы; дополнительной приманкой были находящиеся здесь святые места. Люди шаббия закре - пились здесь, воспользовавшись беспорядками и ослаблением власти Хафсидов, распространявшейся на город Тунис и одноименное коро - левство с XIII века, но поколебленной вследствие экономического спа - да в Северной Африке и вторжений извне, сначала христиан, потом турок. Правители шаббия опирались только на город Кайруан (они пы - тались, но безуспешно, овладеть расположенными восточнее городка­ми Сахеля и собирать с них подати) и были легко низложены, когда в город в 1551 году вошли турки вместе с Драгутом. Лишившись этой

опоры, государство шаббия скоропостижно скончалось. Как говорят ис - точники, не сообщая дополнительных подробностей, эта династия рас - творилась на западе, окруженная посмертным ореолом святости, и это все; возникнув из небытия, в небытие она и возвратилась, лишь на миг приобщившись к оседлой жизни.

Эта история повторялась тысячи раз. В XVI веке вокруг Триполи при сходных обстоятельствах образуются другие государства кочевни - ков, которые пропадают столь же быстро, не успев ничем проявить се - бя. Но разве на деле они чем -то отличаются по своей природе от столь же случайно возвысившихся государств Альморавидов, Меринидов, на­следников Филали , которые изменили лицо марокканского мира? Аль - моравиды за несколько лет дошли от берегов Сенегала до сердца Испа - нии, подступив к стенам Валенсии Сида. Какой блестящий пример вы - дающегося успеха кочевников!

Но параллельно с этими громкими и кровавыми событиями проте - кают бесшумные завоевания. В конце Средних веков объектом такого завоевания стала Анатолия34. Когда здесь проезжал Марко Поло, она была охвачена восстаниями крестьян против городов, где жили грече - ские «лендлорды». Мы уже говорили о грандиозных переменах, ко - торыми сопровождались эти восстания, о том, что крестьяне переходи - ли в ислам и смешивались с турецкими кочевниками, что жители горо - дов в свою очередь обращались в ислам, — так этот мир постепенно за­полнялся, успокаивался, входил в привычное русло35. Ведь кочевники тоже пускают корни... Не сумев усвоить методы ведения хозяйства в почти тропических условиях оазисов, они поддаются порой влиянию оседлых средиземноморских жителей, не в силах устоять перед их про­стыми, зачастую примитивными сельскохозяйственными приемами. Примеры этого встречаются в Марокко.

Итак, переходы из степей к Средиземному морю неоднократно со - вершались в течение столетий. На сегодняшний день в деле прикреп - ления кочевников к постоянному месту обитания достигнуты огромные успехи. На пути степных племен выросли непреодолимые препятст­вия. Тем не менее в 1912 году кочевники Сахары попробовали пойти по стопам Альморавидов под водительством Эль -Хиба, «синего султа­на», сына марабута Ma эль Айнина. Они с победой вошли в Марракеш, откуда были тотчас же выдворены французскими войсками в пустыню36.

Династия Алавитов.

В 1920 ив 1921 годах, на этот раз на юге Алжира, французские власти благоразумно приняли в своих лагерях многочисленное племя ларба, люди которого умирали от голода и потеряли две трети своего скота. Мож­но себе представить, на что толкнул бы их голод, будь они предоставле - ны сами себе. Подобный же взрыв мог произойти в 1927 году в резуль­тате большого скопления не знающих, чем себя занять жителей пусты - ни в Недже, своего рода автоматическом сборнике кочевых народов пустыни, как выражается Т. Е. Лоуренс, «Если бы не контроль со сторо - ны английской полиции, — пишет Альфред Хетнер37, — арабские на­шествия начались бы снова». В Сирии ряды кочевников могли бы на - много пополниться, как когда-то, поскольку и сегодня сирийские гра­ницы вследствие относительного изобилия дождей в Ливане привле - кают их к себе в большом количестве.

Можно привести и другие, не менее драматические примеры. В 1940—1945 годах в Северной Африке, лишившейся привычных транспортных средств, стали снова широко распространяться те спосо - бы грузоперевозок, которые использовались кочевниками, причем в больших масштабах, чем это было до войны, и на территориях, рас - положенных севернее. Грузовые автомобили стали ненужными из-за от­сутствия бензина, и зерно стали перевозить, как когда-то, в огромных вьюках, свисающих с обеих сторон по бокам верблюда, в мешках, вы - тканных женщинами пустыни вручную из верблюжьей или козьей шерсти. Это явление, несомненно, способствовало новым вспышкам за - бытых в Северной Африке эпидемий, в первую очередь сыпного тифа...

Таким образом, взаимоотношения бедуинов и оседлых жителей не сводятся к вечному противостоянию. Кочевник часто получает воз - можность поселиться в столь желанном для него доме. Практикуемые в Средиземноморье способы обработки почвы быстро приводят к ее ис - тощению; они наносят ей гораздо больший ущерб, чем пресловутое вы - таптывание стадами овец и коз, принадлежащими кочевникам. Поэто - му появление последних в определенной местности может быть вызва­но необходимостью предоставить земле отдых. «Конечно, кочевники и оседлые жители являются непримиримыми противниками, — пишет один географ , — но в тоже время они дополняют друг друга и, более того, иногда меняются местами. Своим упрямым желанием обрабаты - вать одно и то же поле — нелепым в засушливой местности — земле­делец, рискнувший обосноваться по ту сторону Телля, прокладывает доро­гу пастухам; однако, установив свои порядки, обеспечивая безопасность,

организовав регулярные и необременительные перевозки груза, кочев - ники начинают вести оседлый образ жизни, как это происходит сего - дня в тунисской степи». Безусловно, усовершенствование приемов сель - ского хозяйства, распространение современной технологии, исполь - зующей севооборот и смену культур, заставляют проститься с кочевой жизнью. Колонизация плоскогорий Тиарета, их превращение в хлебные поля за несколько десятков лет привели почти к полному вытеснению верблюжьих стад, которые раньше там во множестве паслись.

Однако противостояние Средиземноморья и соседствующей с ним пустыни далеко не сводится к соперничеству между лугом и стадом. Здесь сталкиваются разные типы общества, разные типы ведения хо - зяйства, разные цивилизации и образы жизни. По мнению русских ис - ториков, каждому наступлению степи предшествует изменение общест­венной структуры населяющих ее народов, их переход от первобытной стадии к «феодализированным» формам жизни . Хорошо известно так­же, какую роль в завоевательном движении ислама играли всплески ре - лигиозного мистицизма. И демографические всплески тоже Кочевни - кам на руку все промахи, все слабости оседлых жителей, в первую очередь связанные с приемами их земледелия, но и другие. Не учиты - вая вольного или невольного содействия уже сложившихся цивилиза - ций, невозможно понять перипетии этой драмы.

Эмиль-Феликс Готье полагает, что Северную Африку в XVI веке за­полонили небывало многочисленные массы кочевников40. В это время на полуострове разразилось несколько кризисов: экономический кри - зис, нарушивший пути сообщения в Сахаре, и военный кризис, связан - ный с вторжениями португальцев, испанцев и турок. Последние не без труда установили свои порядки в центре и на востоке Магриба, по - скольку длительный период смут вызвал к жизни драматическую, рево - люционную ситуацию. Беглецы из Андалусии, оттесненные до оазиса Туат, способствовали тому, что в религиозных центрах пустыни нача­лась проповедь войны и ее подготовка. »Во всяком случае, знаменатель - ным историческим фактом является смещение центров пропаганды мара­бутов на юг, столь отчетливо проявившееся в период с XV по XVIII век41. При этом произошла неожиданная вещь: порядок в Марокко был вос­становлен шерифами, пришедшими из Суса, то есть, вообще говоря, выходцами из пустыни. Смуты конца XVI века связаны в регентствах Алжира, Туниса и Триполи с волнениями аль-арабов, как называют их ис­панские источники, то есть арабов-кочевников, которые часто вступали

в союз, направленный против турецких захватчиков, с городскими mo- ros*. Этим объясняется локальное значение указанных восстаний, ко - торые в последние десятилетия XVI века охватили южный берег Сре­диземного моря от подступов к Гибралтару до Египта По -видимому, роль кочевников в Северной Африке возрастает, но не следует ли рас - сматривать этот факт в русле общего подъема конца столетия, которым характеризовалась не только жизнь кочевников, но и другие сферы? Впрочем, кочевники в конце концов не сумели одержать вверх над артиллерией и ружьями турок и над пушками марокканских шерифов. Они одерживают местные успехи, застают противника врасплох, разно - сят пожар смуты по огромным территориям. Но последнее слово нико­гда не остается за ними. Дело в том, что, если, говорить о военном ис - кусстве, правила игры изменились. Кочевники, до тех пор из всех битв выходившие победителями, имевшие несравненную, бесподобную конницу, были вынуждены склониться перед порохом и пушками. Это относится как к казанским татарам на Волге или монголам Северного Китая, так и к кочевым племенам Африки и Ближнего Востока42.

Караваны золота и пряностей

Историю кочевых народов следует отличать от истории Великих караванных путей, дальних маршрутов, ведущих с одного конца пусты - ни на другой и соприкасающихся со Средиземноморским регионом на протяжении столетий с одной стороны на Дальнем Востоке, а с другой — в местности Блед-эс-Судан, граничащей с Черной Африкой. Разница здесь такая же, как между дальними и каботажными плаваниями. Снаряжать караваны — дело купцов, живущих в городах, то есть в ак - тивных экономических центрах, имеющих выход на мировой рынок, снаряжение каравана — это роскошь, это незаурядный поступок, это результат сложного взаимодействия.

XVI век получил караванную торговлю в наследство; ему досталось орудие, изобретенное другими; он сохранил его нетронутым и передал потомкам для использования в том же самом виде. Описания Гобино, Г. Швайнфурта43, Рене Кэйе, Брюньона44, Флаша45 повторяют описание, сделанное Тавернье; все их подробности настолько близки, что совпадают даже с рассказом безвестного англичанина, который следовал

Маврами

около 1586 года за пышным караваном паломников, направляющимся в Мекку46. Караван формировался в местечке Бирка, в трех милях от Каира, через двадцать дней после месяца Рамадан; для участия в нем собралось до 40 тысяч мулов и верблюдов и до 50 тысяч путешествен­ников: купцов, озабоченных сохранностью своего товара и высту­пающих впереди и притом пользующихся возможностью продать

17. Караванные пути Сахары в XV — XVI веках

Эта схема в основном заимствована из работы Vitorino Magalhdes Godinho, Os descobrimientos e a economia mundial, 1963, которая особое внимание уделяет XV веку. Дороги, ведущие через Северную Африку, в Орап или Тунис, едва на­мечены. Подъем Алжира начался только во второй половине XVI века. Разуме­ется, пути ведущие из Магриба в Черную Африку, как и характер торговли, были подвержены изменениям. Важнейший путь в Абиссинию вел по Нилу.

по дороге свои шелка, кораллы, олово, пшеницу или рис, которые пользуются особым спросом в Мекке; и беззаботных паломников, пред­метом внимания которых являются только собственные персоны и ко­торые образуют арьергард... У этого содружества бедных и богатых имеется свой полководец, «капитан» каравана, и проводники; послед­ние несут ночью зажженные факелы для освещения пути. Дело в том, что предпочтительнее всего двигаться в течение двух рассветных ча - сов, когда можно наслаждаться ночной прохладой. Для защиты от во­инственных арабов, живущих на побережье Красного моря, преду - смотрен эскорт: двести спаги и четыреста солдат плюс полевая артил­лерия, шесть орудий, влекомых двенадцатью верблюдами и предна­значенных для того, чтобы наводить ужас на бедуинов и сопровож - дать своим громом триумфальный въезд в Мекку, to make triumph , как говорит рассказчик...

Этот огромный, как мы видим, караван, участники которого пре­следуют отчасти торговые, отчасти благочестивые цели, движется с хорошей скоростью: трудный переход от Каира до Мекки он соверша­ет за сорок дней. Представим себе, какое множество вьючных живот­ных требуется собирать всякий раз (для снабжения турецкой армии требовалось использовать одновременно от 30 до 40 тысяч верблюдов), какое множество путешественников было вынуждено подчиняться строгой походной дисциплине, довольствоваться захваченными с собой средствами, поскольку по дороге они пополняли только запасы воды и топлива, необходимые для приготовления пищи и для содержания ско­та... Подобные дорогостоящие и грандиозные мероприятия можно бы­ло затевать только в расчете на то, что они окупятся: в Сахаре предме­тами караванной торговли были соль, рабы, ткани и золото; в Сирии — изысканные пряности, ароматические травы, благовония и шелк. Впрочем, доставка этих товаров была достаточно регулярной.

Вполне вероятно, что объем торговых перевозок в Сахаре в XV—XVI ве­ках в целом вырос, несмотря на то, что португальцы уже совершили свои великие открытия. Закрепившиеся на берегах Гвинеи с начала 1460 годов португальцы, без сомнения, отвлекли на себя часть са- харской торговли; отсюда очевидный кризис в торговле золотом, к ко­торому мы еще вернемся. Этому не противоречит тот факт, что в XVI веке драгоценный металл продолжал непрерывно доставляться по великим

Для устройства триумфа.

сахарским путям в Северную Африку и Египет47, а следовательно, суще­ствовал и движущийся на юг встречный поток людей и товаров. Было бы заманчиво объяснить перебоями в поставках золота попытку Салах Рейса, «короля» Алжира, продвинуться в 1556 году до Уарглы, а также рейд паши Джудера, который в 1591 году довел своих марокканцев и испанских ренегатов48 до Томбукту, — предприятие, несомненно, бо­лее существенное, потому что для него потребовалось пересечь всю Са­хару. Не этим ли походом объясняется прибытие в Марракеш 30 мулов, груженных золотом, которых через три года, в 1594 году, видел там анг­личанин Мэдок49?

Все это частные наблюдения, составившиеся под впечатлением до - шедших до нас документов. Они не позволяют также обрисовать с пол - ной ясностью товарооборот, оживляющий верхнюю долину Нила, по которой пролегает естественный торговый маршрут из Абиссинии в Египет и обратно. По нему прибывают в Турцию страусовые перья, ко -

50 г-.

торыми янычары и спаги украшают свои плюмажи . Это также один из путей доставки золота: тому есть доказательства, относящиеся к XVI ве­ку. Судя по замечанию Тавернье, так было и XVII веке51. В эпоху Фи­липпа II, в то время как Европа переходит на потребление американ - ского серебра, турецкий ислам живет еще, по всей видимости, за счет африканского золота. Нельзя сказать, чтобы золото поступало сюда в изобилии, поскольку импорт драгоценных металлов из христианско - го мира постоянно возрастает. Тем не менее любопытно, что в конце столетия Турция пользуется славой страны золота, в то время как сефе - видская Персия считается страной серебра52.

На Ближнем Востоке было две основных зоны караванной торгов­ли: по одной из них проходили пути, ведущие в Мекку из Сирии или из Каира; вторая включает в себя маршруты от Алеппо до реки Тигр53. Ев­фрат, по словам Тавернье, был закрыт для судоходства из-за наличия на нем мельниц, по крайней мере до 1638 года, когда турецкая армия ис - пользует эту реку в качестве пути сообщения54. Тигр был судоходным только вниз от Багдада55.

Два пучка дорог протянулись в сторону Индийского океана, один из них ведет в направлении Персидского залива, другой — Красного моря, он заканчивается в египетских портах Тор и Суэц или еще даль - ше, в Джидде, где собираются паломники и завершаются маршруты плавания, соединяющие Красное море с Индией и Индонезией56. Эти свя­зи существуют на протяжении столетий, и их процветание, начавшееся

в XII—XIII веках, продолжается и в XVI веке. Они объединяют морские и караванные перевозки и в зависимости от обстоятельств со - провождаются выпадением отдельных этапов и перевалочных пунк­тов, обострением конкуренции, но система в целом при этом никогда не страдает и остается действенной. Это не означает, что Средиземно - морье и прилегающие к нему со стороны Индийского океана терри - тории представляют собой «единое живое существо», если следовать формулировке Якоба Буркхардта, эффектной, но чересчур кате - горичной. Без сомнения, в географическом смысле места перехода бы - ли предопределены краткостью расстояний от побережий Сирии до Персидского залива и тем более от одного края Суэцкого перешейка до другого. Но такие естественные преимущества тоже не все решают, и пересечение пустыни остается затруднительным мероприятием, требующим приложения значительных усилий.

Таким образом осуществляется контакт двух хозяйственных сис - тем, каждая из которых получает от этого огромную выгоду, хотя и про­должает оставаться самостоятельной и жить за собственный счет. До от­крытий Васко да Гамы, как и позднее, Индийский океан представляет собой обособленную вселенную, почти полностью обеспечивающую се - бя ресурсами: зерно доставляется из Диу, хлопчатобумажные ткани — из Камбайи, лошади — из Ормуза, рис и сахар — из Бенгалии, слоновая кость, рабы и золото — с берегов Восточной Африки. Здесь налицо мас­са возможностей согласовать производство и спрос. Извне в регион по­ступают только предметы роскоши: с берегов Тихого океана — шелк, фарфор, медь, олово, пряности; с Запада — ткани и, что более важно, серебряные деньги. Громоздкий механизм торгового обмена в Тихооке - анском регионе было бы не так легко сдвинуть с места, если бы не его постоянная потребность в притоке серебра. Средиземноморье знало острый, лихорадочный спрос на перец, пряности, шелк. Но этот спрос, возможно, остался бы неудовлетворенным, если бы не страстная привя­занность жителей Индии и Китая к белому металлу... Возникнув в ре­зультате крайнего напряжения, левантийская торговля отнюдь не сущест­вует сама по себе, не развивается как естественный процесс. Она предпола­гает сплочение усилий, наличие промежуточных этапов, без которых ее течение было бы нарушено. Сильное потрясение способно вывести из строя всю систему. Представим себе, через сколько рук должен пройти ме­шок индийского перца или мешок индонезийской гвоздики, чтобы по - пасть в лавку купца в Алеппо, потом в Венеции, потом в Нюрнберге...

Оазисы

Кочующие стада и их погонщики, купеческие караваны, народы в постоянном движении — вот самые яркие черты засушливого края в представлении жителей Запада.

Но жизнь пустыни протекает не только в движении. Не станем за - бывать о городах, которые не трогаются с места, и об окружающих их благословенных землях, рукотворных шедеврах сельских цивилиза - ций, питающихся водой из рек, ручьев или подземных источников. Эти завоевания ближневосточных жителей, ставшие возможными благо­даря тысячелетнему труду, начатому бог знает когда и где, давно уже упрочились как в Египте, так и в Месопотамии или в Иране, как в Туркестане, так и на берегах Инда, и распространились в Северной Африке и южном Средиземноморье, обогатившись при этом за счет но­вых приемов.

Оазисы в жизни людей играют роль миниатюрных плацдармов. Египет в XVI веке представляет собой раздвоенную ленту обрабатывае - мых земель плюс плохо освоенную человеком дельту Нила. Древняя Месопотамия времен своего рассвета — это всего 20—25 тысяч

57

квадратных километров плодоносящих садов — почти точка на карте. Но эти оазисы, настоящие аграрные города, где параллельно улицам струятся оросительные каналы, притягивают к себе людей, как магнит. Об их жизни можно судить по современным садоводческим общинам на юге Алжира, отгороженным земляными валами, за которыми бди­тельное око властей еще более тиранически, чем на средиземно - морских равнинах, следит за соблюдением изощренного водного зако - нодательства. Тесная круговая порука в лесоводческих хозяйствах Ломбардии ничто по сравнению с жесткой регламентацией всех сторон жизни, устанавливаемой кодексом Хаммурапи. Даже в Валенсии, как и в других местах, где потребность в орошении диктует свои строгие за - коны, существует некая полусвобода. В разисах обязательным является полное подчинение. Как и классическая равнина, оазис призывает к себе и перемалывает множество людей.

Неблагоприятный климат изнуряет человека, делает его жертвой местных болезней, в первую очередь болотной лихорадки. Когда Белой дю Ман был в Египте, его лицо так искусали комары, что, казалось, буд - то он болен корью58. Итак, здешняя жизнь требует постоянной подпитки людьми. Задолго до Америки сахарские оазисы ввели в обычай рабство

негров. То же самое относится и к Египту, который поддерживал на про­тяжении всей своей истории непрерывные контакты с Суданом и Абис - синией; отсюда признаки негритянской крови в чертах многих феллахов, живущих на берегах Нила. Что касается Месопотамии, то, по всей види­мости, она собирала свою дань с гор, окружающих ее с севера и востока. Не была ли она в Средние века полностью подчинена Персии, которая нашла здесь благодатную почву для насаждения всех цветов своей циви­лизации и здесь же разместила свои столицы и свои главные святыни? Говорят, что турки погубили сады в Месопотамии своим нерадением. На самом деле, будучи оторванной от Ирана, Месопотамия лишилась ис­точников пополнения своего населения. Ничто уже не мешало бедуинам приводить свои стада на границы этой вымирающей страны и проводить здесь свои первые опыты начинающего земледельца...

Вот хорошая возможность убедиться в том, сколь непостоянна судь­ба садов — независимо от того, растут ли они на равнине или в оази - се, — в той мере, в какой они нуждаются в уходе и защите от постоянно угрожающих им врагов: в случае с Месопотамией — от песков, от зане­сения каналов илом, от прорыва плотин и, наконец, от полудикарей, которые кочуют по соседним степям и способны все истреблять, как саранча. Еще в конце XIX века каждое селение Месопотамии имело свою сторожевую башню и своих караульных, которые оповещали о при­ближении кочевников59. Да и могли ли бедуины привыкнуть к жизни тропических оазисов с их преимущественно растительной пищей? Как и другие кочевники, они имели атлетическое сложение, худые ноги и широкую грудь, характерные для Brustrasse немецких антропологов. Жители оазисов принадлежат к Bauchrasse** — это пузатые крестьяне наподобие Санчо Пансы, раздувшиеся от растительной пищи. Стоит также обратить внимание на ту роль, которую сыграли оседлые жители, пришед­шие из Ирана, в истории Ферганы. Именно они, по всей видимости, освои­ли долину Сырдарьи, выкорчевали непроходимые леса, часто покрывав­шие горные склоны, осушили болота, густо заросшие камышом; это дело

их рук, к которому непричастны разнообразные кочевые и полукочевые

60

народы, заполонившие окружающие территории .

Нет никакого сомнения, что оазисы, большие или малые, не были властными центрами. Рано освоенные людьми, они стали питательными

Г рудного расового типа.

** т-

Брюшному расовому типу.

9 - 5039

островками, на которых выросла восточная цивилизация, одним из порождений которой и стал ислам, появившийся на свет тысячеле­тия спустя после ее возникновения. Эти уголки с их деревьями, ключе - вой водой и цветниками стали прообразами «райских садов». Полезные растения и сельскохозяйственные орудия не обязательно появились впервые именно в оазисах, но именно там они прижились очень бы­стро... Это не означает, что оазисы, как полагает Альфред Хеттнер, ле - жат в основе всей жизни Востока. Вероятно, географы слишком часто отдают предпочтение только одному из двух противоположных и до - полняющих друг друга начал, определяющих жизнь пустыни, и опираются на него в своих объяснениях. Как будто бы эти начала могут быть отделены друг от друга, как будто кочевники не пользуются пло - дами стабильности городской жизни, а горожане — преимуществами подвижности кочевников, как будто оба эти начала не принимают уча­стия в истории, выходящей за рамки каждого из них, и не служат для объяснения великих и редкостных событий, связанных с возникнове - нием ислама, этого детища пустыни.

Географическое пространство ислама

Ведь «ислам — это пустыня», как подтверждает эссеист Эссад Бей61, это простор пустыни, ее аскетическая суровость, внутренне при - сущий ей мистицизм, ее преданность неумолимому солнцу, унитарному принципу мифологии; это множество других ощущений человека, за - терянного в пространстве. Средиземноморские цивилизации подоб - ным же образом сформировались под влиянием морского простора. Море бороздят корабли и лодки, по пескам бредут караваны и вечно скитающиеся племена. Пустыня, как и море, — это движение, ислам — это движение. Базары и караван -сараи являются такими же приметами исламской цивилизации, говорил Видаль де Ла Блаш, как мечети и минареты62. Неоспоримой однородностью своего человеческого ма- териала пустыня обязана этой мобильности. «Сравните манчжурского татарина, — писал барон де Тотт, — с татарином из Бессарабии. На­прасно вы будете искать различий, обусловленных расстоянием в пол - торы тысячи миль между ними, — климат их стран мало отличается, образ правления все тот же.,.»63

Не станем, однако, сводить сложное к слишком простому. Ислам — это реализация совокупности возможностей, обусловленных образом

жизни в пустыне, возможностей, дополняющих друг друга и проти - воречащих друг другу, вытекающих из перечисленных нами геогра - фических особенностей. Назовем их еще раз: важнейшие караванные пути; прибрежная зона, так как жизнь ислама протекала в Сахеле, в этих полосах оседлости, обращенных к Средиземноморью и окаймляющих берега Персидского залива, Индийского океана или Красного моря, а также граничащих с суданскими территориями; оазисы и накапли - вающаяся в них сила, которую Хеттнер считает решающим фактором. Все это входит в понятие «ислама», длинной дороги, которая пробива - ется через застывшую толщу Старого Света, пересекая ее от Атлантиче - ского до Тихого океана. Размах движений не уступает масштабу Рима, собравшего некогда под своей эгидой все Средиземноморье.

Ислам, таким образом, — это исторический шанс, который начиная с VII века использовался для объединения Старого Света. Он взял под свой контроль пути сообщения между густонаселенными территория­ми Европы в широком смысле, Черной Африки и Дальнего Востока, и это позволило ему с большой выгодой для себя выполнять посредниче - ские функции. Перед всем неугодным или неприемлемым для него путь был закрыт. В этом прочно сложившемся мире, которому недоста­ет внутренней гибкости из-за отсутствия морских путей, ислам стано - вится тем же, чем стала впоследствии торжествующая Европа, то есть господствующей цивилизацией, господствовавшим видом хозяйствова­ния. Его величие имело и слабые стороны: хроническую нехватку людей; несовершенство технологий; внутренние распри, для которых религиозные разногласия были в такой же степени основанием, как и предлогом; врожденную неспособность первой волны ислама овладеть холодными пустынями или, по крайней мере, отгородиться от них на границах Туркестана или Ирана. Это уязвимое место территорий, находящихся по соседству с Джунгарскими воротами или позади них, которым с двух сторон угрожала монгольская и турецкая опасность.

И последняя слабость: ислам довольно скоро оказался в плену сво - их первых успехов, он упокоился, почувствовав себя повелителем мира, сталь довольствоваться уже приобретенным, не желая лучшего. Обо - гнув побережье Черной Африки со стороны Атлантического и Индий - ского океанов, арабские мореплаватели предположили, что круг замы -

64

кается где-то в океане, и на этом остановились ...

Эти обстоятельства в XV веке предопределили грандиозный успех турок — второй волны ислама, принесшей с собой другой исламский

порядок, опирающийся на ценность земли, на значение всадника и сол­дата. Этот «северный» ислам благодаря захвату Балкан глубоко вне­дрился в Европу. Конечным пунктом первого ислама стала Испания. Главный штаб авантюры османов расположился в Европе, в морском городе, которому суждено было овладеть их сердцами и даже предать их. Стремление привязывать к месту, организовывать, планировать, которым одержим Стамбул, является европейской чертой65. Оно втяги­вает султанов в ненужные конфликты, отвлекая их от подлинных про­блем. В 1529 году они прервали уже начатое строительство Суэцкого канала; в 1538-м не уделили должного внимания борьбе с португальца­ми и ввязались в братоубийственную войну с Персией, с которой их разделяла пустыня; в 1569-м не сумели завоевать низовья Волги и во­зобновить движение по Великому Шелковому пути, увязнув в бесполез­ных средиземноморских войнах, в то время как надо было выбираться из этого зачарованного мира: сколько возможностей было потеряно66!..

ЕВРОПА и СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ

От Черного моря до пролива Гибралтар севернее Средиземного моря располагаются земли Европы. В данном, как и в других подобных случаях, историк, желающий провести точные границы, встречает большие затруднения, чем географ. «Европа — понятие неопределен­ное», — писал Анри Озе. Существа, населяющие этот расколотый или раздробленный мир, его территории отягощены различным историче­ским наследием. Средиземное море немало способствовало этому рас­колу, в той мере, в какой его влиянием пронизан юг Европы. Море при­тягивает к себе континент и дробит его по своей прихоти.

Перемычки и меридиональные дороги

Массив европейских земель, отделяющий голубые средиземно­морские воды от других средиземных морей, расположенных на севере — Балтийского, Северного моря и Ла-Манша, — этот массив становится все уже по мере продвижения на запад. Его перерезает ряд меридиональных дорог и естественных перемычек, по сей день играющих первостепенную посредническую роль: русский перешеек, польский перешеек, немецкий и французский перешейки.

На западе Европы Иберийский полуостров располагает подобны - ми же поперечными путями сообщения, но они ориентированы с запа - да на восток, они тянутся от моря к океану: это дороги, ведущие из Барселоны в Наварру и в баскские провинции вдоль Эбро, а также пересекающий весь полуостров путь из Валенсии в Медину Дель Кампо и в Португалию; кроме того, сухопутные дороги из Аликанте и Малаги в Севилью , которые короче морских и позволяют не заходить в Гибралтар. Но эти испанские дороги в данный момент нас не интере - суют. Особенности их расположения заставляют возвращаться к вечному вопросу: является ли Испания полноправной частью Европы? Восполь - зуемся лучше линией водораздела, проводимой геологами от Бискай­ского залива до Кавказа. На наш взгляд, решение подлинной проблемы взаимоотношений Европы со Средиземным морем кроется в рассмотрении путей, лежащих на север от этой линии. Решение подлинной проблемы или, лучше сказать, целого ряда подлинных проблем.

Дело в том, что Европа, лежащая на север от средиземноморского пространства, вовсе не однородна, если она так сильно противится влиянию, исходящему от земель Средиземноморья. По сравнению

с южными садами и виноградниками она представляется преимущест-

68

венно страной густых лесов , открытых равнин, лугов, широких судо - ходных рек; плодовые деревья и кустарники, залог средиземноморской жизни, для нее являются исключением. На широких европейских про - странствах господствует колесный транспорт, так что Дантышек, путе­шествующий из Антверпена в Брюгге и Кале осенью 1522 года, записы - вает, естественно, следующее: ex Antverpia per currus ut hic fieri solet 69. На юге, напротив, преобладают вечные караваны мулов. Будущая королева Испании Елизавета Валуа и ее свита, прибывшие в своих каретах и со своим багажом на испанскую границу в январе 1560 года, пересаживаются на мулов, вереница которых должна была доставить их в сердце полуострова70. То же самое было на полстолетия раньше, в 1502 году, во время первого визига в Испанию Филиппа/I/ Красивого.

Север — страна пива и вообще приготовленных из перебродившего зерна напитков. Об этом говориться уже в «Германии» Тацита. В XVI веке первые пивоваренные заводы были построены в Констанце71; доминикан­цы ввели в употребление пиво в Лотарингии; вскоре, как свидетельст - вуют народные песни, оно проникло и в Англию, одновременно

Из Антверпена едем на повозке, как здесь принято

с хмелем — что само собой разумеется — и с Реформацией72. Венециан­ский секретарь, посланный зимой 1590 — 1591 годов в Данциг для закуп­ки хлеба, Марко Оттобон, высказывает удивление по поводу прибытия с наступлением лета двух сотен голландских кораблей, плохо оснащен­ных и вооруженных, за грузом второсортного зерна, gli grani per birra*.

Для средиземноморского жителя в диковинку эти страны (и не только Польша), где вино является предметом роскоши и стоит немыс­лимые деньги. Оказавшись в 1513 году в Нидерландах, Баярд держал там открытый стол, хотя и не имел большого состояния, но «в какой-то день он потратил на вино 20 экю»73. Если чужеземец, попавший в эти места, является выходцем из Средиземноморья, их обычаи кажутся ему грубыми, лишенными изысканности, а их жители — варварами. Часто добропорядочными «варварами», весьма набожными (как Г ермания на­кануне Лютера74 или Нормандия во времена Франциска I)75; честными (тот же Марко Оттобон говорит, что в Польше можно путешествовать Того in mano senza pericolo di essere offeso ). Еще одно преимущество этих мест в том, что жизнь здесь дешевле, чем в Италии. В Данциге, за­мечает наш венецианец, «я, можно сказать, пировал утром и вечером за два талера в неделю на человека»76.

Но не станем обобщать. Средиземноморье нельзя считать только областью преобладания вьючных животных, так же как и расположен­ные севернее европейские страны, — это не только страны пива и ко­лесных повозок. Во Франции, да и в других местах значительная часть перевозок приходится на долю вьючных животных. Кареты зачастую встречаются только поблизости от городов, в узких границах пригород­ных дорожных сетей. Но подобными же особенностями отличаются и многие средиземноморские страны. Кроме того, и в Средиземноморье есть отсталые местности, где царят добрые нравы и низкие цены.

Повторим: европейская среда неоднородна. Цивилизованность про­никает сюда разными путями и в разное время; очень раннее южное влия­ние несет на себе бесспорно средиземноморский отпечаток; позднее усили­вается воздействие христианского Запада, идущее вдоль линии параллелей — как по морским путям (об этом свидетельствует распростра­нение любекского права в Балтии), так и по суше (магдебургское право распространяется медленнее, но гораздо дальше и настойчивее).

Зерна для пива.

Не пряча золото, без всякой опасности.

Следовательно, на европейской сцене перед лицом средиземно - морского мира предстают совершенно разные по своему происхожде - нию, по уровню своего культурного и экономического развития стра - ны, народы и цивилизации. Отличаясь друг от друга своим возрастом и характерным обличьем, они в разной степени испытывают на себе при - тягательную силу Средиземноморья.

В целом следует говорить, по меньшей мере, о четырех группах европейских стран, образующих континентальные перемычки по ли - нии меридианов, о четырех исторических коридорах, каждый из ко - торых имеет более или менее прочные связи с теплым морем, несущим богатство. Они связаны также между собой, что вносит дополнитель - ную трудность в их изучение.

Русский перешеек: к Черному или Каспийскому морю

Нетрудно объявить и даже продемонстрировать, что в XVI веке не существовало русской перемычки, перешейка, который был бы свя - зующим звеном и проводником мощных обменных процессов со Сре - диземноморьем. По пустынным пространствам южной России разъез - жают только кочующие шайки крымских татар, которые легко перено - сятся на своих быстрых конях к границам Северного Кавказа или на берега Каспийского моря, под стены Москвы — они сожгли ее в 1571 году77 — или в долины Дуная, которые они подвергают безжалостному разру­шению78. В конце XVIII века русская колонизация застает здесь все то же необъятное безлюдное пространство, по которому бродят немно - гочисленные воинственные кочевники в сопровождении верблюжьих

79

и лошадиных стад .

Набеги этих хищников столь же мало способствует заселению бес­крайней степи (где нет ни одного города), как плавание корсаров — оживлению морских сообщений. Из-за них эти земли опасно посещать. Великий князь, подчинивший себе казанских и астраханских татар, не может справиться с южными татарами, опорой которых является Крым, со стороны суши защищенный горами, и турки, владеющие здесь несколькими крепостями (в том числе и Каффой). Турки вооружи­ли татар ружьями и пушками, лишив русских единственного возможно - го для них преимущества80. В то же время татары благодаря своим на­бегам снабжают дома и поля турок работниками и слугами славянского происхождения. Огромное количество русских и иногда польских

рабов прибывает с их помощью в Константинополь, где они продаются по невысокой цене81. Эти походы за живым товаром имеют такой раз - мах, что Джованни Ботеро в 1591 году называет их в качестве одной из причин малонаселенности Руси82. Нехватка людей, объясняет, возмож­но, и то, что русские в XVI веке решаются подступить к берегам Черно­го моря: они довольствуются тем, что сами вторгаются в эти безлюдные степи зимой, когда скованные льдом реки не мешают продвижению войск. В начале XVII века русские беглые, казаки, искатели приключе - ний типа гайдуков или ускоков, снаряжают легкие лодки и наносят удары по турецким коммуникациям на Черном море. Уже в 1602 году «польские» казаки курсировали на своей галере в устье Дуная83.

Если русские не проявляют особой активности на юге, то это связа - но с тем, что они не прилагают больших усилий на этом направлении. Их привлекают экономические успехи Балтики84, от которой они отде­лены первобытным северным краем, и европейские страны, располо - женные неподалеку от них на западе: Польша и Германия. Наконец, их внимание приковано к Каспийскому морю и обращено в сторону Персии. Юго-запад, а не юг является сферой их жизненных интересов.

Русь — это еще не Европа85, но в эту эпоху она европеизируется. Пересекая Альпы, через Чехию и Польшу с Запада до Москвы до - бираются итальянские архитекторы и строители, проектирующие здесь церкви с куполами-луковицами. С Запада сюда приходит секрет изготовления пороха. Поляки постоянно жалуются на связанные с этим опасности86. Когда царь в 1558—1581 годах87 прибрал к рукам Нарву, открыв себе таким образом «окно» на Балтику, у польского коро­ля появились новые поводы для беспокойства по поводу возможных действий Московита. Единственный способ обуздать его он видит в том, чтобы не выводить его «из состояния варварского невежества». Поэто - му горожане Данцига, задержавшие английские корабли, направляв - шиеся «в Нарву»88, поступили правильно, пишет король Сигизмунд королеве Елизавете 6 декабря 1559 года. Тяжба по этому поводу затя - нулась и не ограничилась одними англичанами. В июне 1570 года фран - цузский корабль из Дьеппа, «Эсперанс», шедший в Нарву, был за - хвачен данцигскими псевдо-корсарами89. В 1571 году герцог Альба пре­достерегал германский рейхстаг от продажи пушек и вооружений за - клятым врагам немцев и, быть может, всех христиан90. Эти и некоторые другие факты показывают, что центр тяжести русской экономики

постепенно смещается на север, но важность для нее сохраняет юг в широком смысле, в особенности юго -восток.

Москву посещают греческие, татарские, валашские, армянские, персидские и турецкие купцы91. Важнейший путь сообщения представ­ляет собой Волга: к низовьям спускаются войска, артиллерия, зерно; вверх по течению идут соль и сушеная осетрина92. После занятия рус­скими Казани и Астрахани в 1551—1556 годах93 все течение реки ока­залось под их контролем, и кратковременные помехи постоянному то - варообмену создавали только набеги казаков и ногайских татар . Ко­гда турки с помощью татар попытались продвинуться к Астрахани (они рассчитывали проложить канал от Дона к Волге и таким образом орга­низовать снабжение своей армии, воюющей в Персии, через Каспий - ское море)95, эта затея обернулась неудачей в 1569—1570 годах ввиду усиленного сопротивления русских. Этот южный выступ обеспечивает Московии связь с кочевниками на юго-востоке и с Персией, а также раз­витие ее старинного денежного хозяйства: дань серебром царь получа­ет со своих южных провинций, в то время как из северных областей в казну поступают часто только меха и кожа96. Впрочем, меха являются важной статьей русской торговли на Балканах, в Константинополе и Персии97, после того как в 1570 году благодаря посольству Новосильцева

«98

произошло улучшение русско-турецких отношений .

С точки зрения общей истории интереснее всего продолжавшиеся с 1556 по 1581 год попытки англичан установить связи уже не через Черное море (к чему покушаться на хорошо охраняемый внутренний водоем турок?), но через Каспийское. Эта была серьезная заявка на то, чтобы обогнуть Средиземное море не по водному пути, как это сделали португальцы в 1498 году, а по смешанному сухопутному и морскому

99

маршруту .

В самом деле, в середине столетия английские суда покидают Сре - диземное море, и при этом английские купцы лишаются тех преиму­ществ торгового обмена с Востоком, которые обеспечивали средизем - номорские плавания. Стремление англичан принять участие в выгод - ной торговле с Индией, которая оставалась монополией стран Среди - земноморья и Иберийского полуострова, еще более возросло. Лондон - ское товарищество Merchants Adventurers* направляет торговые и раз­ведывательные суда в арктическую зону в надежде открыть новый путь

Торговых предпринимателей.

и осуществить кругосветное плавание Магеллана вдоль северных бере - гов. Один из этих кораблей под командованием Ченслера в 1553 году случайно пристал к берегу в бухте Святого Николая, недалеко от Архангельска. Это событие не осталось без последствий, и вскоре богатства здешнего края: воск, китовый жир, меха, льняное полотно, пенька, моржовый клык, лес и треска потекли в Англию в обмен на серебро и сукна.

Вскоре после этого Moscovie Companie убедилась в том, что, прой­дя через русские земли, можно осуществить первоначальный проект: по Каспийскому морю добраться до пряностей, перца, шелка... В 1561 году английский агент прибыл в Персию со своим товаром, и вскоре по­добные путешествия стали регулярными. В течение нескольких лет всевозможные восточные диковинки свозились к верховьям Волги, чтобы поступить затем на суда из Лондона, стоящие в заливе Святого Николая. Но так продолжалось всего несколько лет. Окончательный крах этого проекта был вызван политическими причинами, а также тем, что с 1575 года для англичан снова открылся прямой путь по Средиземному морю. Далекие путешествия к Каспийскому морю и в Персию потеряли для них интерес. Но они тем не менее продолжались: русские не могли отказаться от торговли с Персией, своим главным вос - точным партнером10 ; затем, с потерей Нарвы в 1581 году, усилилась их заинтересованность в торговых связях через Архангельск, остававший­ся последним «окном», обращенным к великим странам Севера101; сюда тотчас же устремились корабли голландцев10 .

Вернемся к затее англичан. Конечно, ею не было охвачено большое количество товаров (хотя она принесла английским купцам неплохие прибыли и вызвала беспокойство у испанцев в Лондоне). Однако речь шла о проблемах средиземноморской жизни в целом, о трудности сооб - щения между Атлантикой и Внутренним морем и о расширении досту - па северян в Средиземноморье. Фактически в течение нескольких лет делались попытки наладить англо-средиземноморскую торговлю через посредство России. Планы авторов этой идеи были гораздо значитель - нее: речь шла о том, чтобы зайти с тыла, с одной стороны, португаль - ской, с другой — сирийской торговле. В 1582 году в Лондоне еще обсу­ждалось возможное англо-турецкое соглашение, которое позволило бы перевести маршрут торговли пряностями на Каспийское и Черное моря,

Московская компания.

поставив в ее центре Константинополь. Этот грандиозный проект на сей раз английской монополии был неосуществим по ряду причин. Любопытно, что, в свою очередь, отец Жозеф около 1630 года помыш - ляет об использовании русского коридора10 . Тут уже речь идет, разумеется, не о союзе с турками, а, наоборот, о том, чтобы подорвать их позиции и коммерческие привилегии. Этот проект, как и предыдущий, проливает свет на значение ведущего в Левант русского перешейка и на особый интерес, который представляет исследование континентальных пространств для истории моря. Вспомним о той роли, которую играют те же русские торговые пути в Средние века104 в некоторых занятных италь­янских проектах, предшествовавших английскому эксперементу , а также в более поздних проектах10 : при благоприятных обстоятельствах их осуществление смешало бы все карты средиземноморской торговли.

Эти торговые маршруты задают ритм русской экономики и сбли­жают ее со всем мировым хозяйством. Это показано в одном современ - ном исследовании о движении цен в русском государстве XVI века10 . Их подъемы и спады связаны с общими колебаниями цен в Европе. Зная о существовании такой связи, можно предположить (оставаясь в пределах благоразумия), что некоторую ответственность за обширный спад XVII века несет внутренняя неустроенность России, в это время раздираемой смутами и преследуемой, по меньшей мере, с 1617 года внешними неудачами108. Невзирая на все эти перемены и на помехи, создаваемые волжской торговле нападениями казачьих шаек на отдель - ные старицы (караваны ), Великий торговый путь не снижает своей активности благодаря перевозкам на речных судах, на вьючных живот - ных, а зимой на санях .

От Балкан к Данцигу: польский перешеек

Коридор, который мы называем польским, не ориентирован или в XVI веке уже не ориентируется на Черное море, он тяготеет к Балкан - скому полуострову; несколько отклоняясь к западу, он ведет из балтий - ских стран на Дунай и в некоторых случаях в Стамбул (а возможно, и далее). Следует ли полагать, что Черное море, из генуэзского сделав - шись турецким, потеряло свою привлекательность для Польши? И да,

по

Франсуа Леклерк дю Трамбле (1577—1638), капуцин, соратник Ришелье. Неясно, откуда Бродель взял такое значение слова «старица».

и нет. Если активные до этого связи и прервались после взятия турками Каффы (1475 год), Килии (1484 год) и Белграда (1484 год)111, то следует принять во внимание и наступивший кризис левантийской торговли. Доля вины лежит и на татарах, из -за которых южные дороги сделались небезопасными. При этом торговля на дальних маршрутах, которые вели с XIII века от Черного моря, в особенности из Каффы, в Польшу и снабжали ее товарами с Востока, главным образом перцем и пряностя - ми, стала иссякать.

Однако прежние связи сохранились: в середине XVII века Та­вернье еще упоминает о повозках, перевозящих грузы от Варшавы до Каффы за 50 дней пути112. Впрочем, не следует переоценивать значения этих старых дорог, как и новых, которые открывают для Польши прямой доступ через Молдавию на Балканы, к турецким и левантий - ским товарам. Если на польской территории странным образом сформировалась зона свободной торговли, как ее называют, то есть об - ласть, на которой расположено минимальное число таможен и пунктов сбора дорожной пошлины, то нельзя забывать и об обширности ее про - странства, своими размерами «в два раза превышающего Францию», как сказано в отчете епископа Валансского Карлу IX и Екатерине Ме­дичи о польских делах (1572 год)113. Стоимость сухопутных перевозок здесь чрезвычайно высока. Проделав путь от Кракова до Вильно, ласт (2 т) зерна удваивается в цене114. Таким образом, приходится перевозить все что возможно по воде, использовать постоянные товарные потоки (например, перевозки соли) или возить малогабаритные и дорогостоя - щие изделия. Все это создает определенные препятствия.

Ситуация в Польше напоминает московскую: здесь преобладает влияние агрессивной экономики Балтийских стран и рыночный спрос расположенных еще дальше Нидерландов, которые покупают пшени - цу, рожь и продукты лесного хозяйства. Амстердам издалека диктует цены и влияет на состояние экономики115. В этих условиях роль Дан­цига возрастает и одновременно остается ограниченной. Это самый процветающий и благополучный город «по эту сторону Датского про - лива». Покупать выгоднее всего именно там, замечает в 1591 году один венецианец11 , а не в маленьких местечках по соседству с Кенигсбергом или Эльбингом, «поскольку люди, с которыми здесь приходится иметь дело, более надежны, более богаты и не так невежественны, как в дру - гих местах». В Данциге также относительно легко решается проблема денежных переводов, осуществить которые можно на чрмарке Святого

Доминика, устраиваемой в самом городе, или на ярмарках Святого Варфоломея в Гнезно и Святого Михаила в Познани. Подобные услуги оказывают и банковские конторы Нюрнберга, поручительство которых действует в Вене, Рославле, Кракове и в самом Данциге.

Однако ограниченность роли Данцига проявляется в том, что он вы­ступает в качестве посредника в постоянно превышающем его возможно­сти процессе, имея дело, с одной стороны, с отсталой экономикой Польши и соседних регионов, которую город эксплуатирует во имя священного принципа freie Handel und Kommercien , и, с другой стороны, с Амстерда­мом, который диктует ему свою волю. Роль Данцига заключается в закупках зерна (а также других товаров, но в первую очередь зерна) на зимних ярмарках, устраиваемых в Торуни (Торн) и в Люблине. Поме­щики продают здесь собранный урожай (намолоченное зимой зерно поступает на продажу после оттепели, в апреле — мае). Данциг скла­дирует его, проверяет потребительские качества и торопится поскорее продать, поскольку речь идет в лучшем случае о хлебе прошлого уро­жая, который невозможно долго держать в амбарах. Sono bisognosi di danaro , прибавляет Оттобон, им нужны деньги для новых закупок, для повторных вложений, а также для переводов в звонкой монете в Нюрнберг, обычно под 3 проц. Не в этом ли причина скромности бары­шей, получаемых данцигскими торговцами, о чем говорит наш вене­цианец, проживший среди них семь месяцев? Более того, не находятся ли они под двойным прессом притязаний одновременно и продавцов зерна, и его покупателей, голландцев, англичан, французов, португаль­цев, испанцев и, чуть позже, средиземноморских народов? Иными слова­ми, не зависят ли они от милости поставщиков необходимой налично­сти, без которой невозможно работать на допотопных рынках Польши и соседних с ней стран? Марко Оттобон говорит об этом, называя два главных фактора данцигской хлеботорговли, определяющих ее конъюнк­туру: это прошлогодний урожай, поскольку продается только старое зерно, и португальский спрос (я бы назвал его спросом со стороны стран Иберийского полуострова), который оказывает влияние на рынок благо­даря относительной краткосрочности перевозок и возможности вы­ручить наличные деньги, а также благодаря своему большому объему, ко­торый не идет ни в какое сравнение с поставками в средиземноморские

Свобода сделок и торговли (нем )

Они постоянно нуждаются в деньгах.

страны, если не считать кризисных лет в конце столетия117. Наконец, если Данциг в целом довольствуется своей посреднической ролью и пренебрегает развитием собственного флота, это может быть вызвано тем, что достающаяся ему небольшая прибыль собирается с огромного количества проходящего через его руки зерна, почти 80 тысяч тонн в год, начиная с 1562118. Как бы то ни было, для Польши этот город приобретает важнейшее значение; Данциг — это «ее глаз», орган зре­ния, с помощью которого она может сравнивать себя с миром, разуме­ется не всегда в свою пользу.

Центр тяжести польской жизни постепенно смещается на север. В 1569 году Польша и Литва заключают унию, до тех пор будучи свя­занными только благодаря наличию общего государя. В 1590 году сто­лица была перенесена из Кракова в Варшаву119. Стремительное возвы­шение этого города, в XV веке представлявшего собой только скром­ную герцогскую резиденцию, свидетельствует о кардинальных эконо­мических, а следовательно, и политических переменах. На исходе столетия Польша ведет борьбу против Швеции и России «на испанский манер», заранее обрекая себя на неудачу, как был обречен на неудачу Филипп II, в конце своего царствования пытавшийся справиться одно­временно с Францией и Англией.

Политические и экономические факторы действуют в одном на­правлении, судя по статистике польской торговли, изученной в работах Р. Рыбарского120. Торговый баланс складывается в пользу поляков, по­зволяя знати, шляхте, накапливать капиталы благодаря продаже пше­ницы, ржи, крупного рогатого скота (быков, откормленных зимой, ко­торых называют дворянскими быками) и всего что возможно, даже де­шевого пива, изготовляемого для крестьянского потребления. Все бла­гоприятствует тому, чтобы польские двери оказались открытыми — и они открываются — перед торговцами предметами роскоши, чужезем­цами, посещающими польские города и ярмарки, странствующими торговцами из Шотландии, «шкотами»121, которые сопровождают пере­езды двора и пользуются покровительством вельмож, подобно тому как в колониальной Бразилии своим клиентам еще недавно покровительст­вовали «маскаты», крупные земельные магнаты, столь же «щедрые и яс- новельможные»122, как в Польше.

Но наше внимание привлекают две торговые зоны на юге, одна из которых ведет активный товарообмен с близлежащими регионами, а дру­гая простирается на большее расстояние и плохо поддается контролю.

В первом случае речь идет прежде всего о регулярных поставках из Молдавии и Венгрии вина, которое в Польше практически не производит­ся. Каждый год привоз молодого вина служит поводом для ликования. Во избежание надувательства со стороны хозяев питейных заведений каждый погребок в Кракове должен был иметь на своей вывеске клок соломы или зеленую ветку в зависимости от того, продавалось ли здесь молдавское или венгерское вино123. Во Львов вино привозили из Валахии, где его произ-

124

водили жившие на юге венгерские поселенцы .

В рамках ближней торговли осуществляются также поставки копыт­ных животных, в основном из Молдавии; это преимущественно крупный рогатый скот, поскольку несметные стада овец, пасущиеся на равнине, ре­гулярно становятся объектом непомерных аппетитов Константинополя. Молдавские быки становятся своего рода ходячей монетой в краю, ко­торый получает в обмен на них из трансильванских городов или из Поль­ши низкосортные местные ткани и необходимые в сельском хозяйстве же­лезные орудия: отрезы и лемихи для плуга, серпы, косы, гвозди, а также веревку, шпагат, ремни и конскую упряжь12 . Этот обмен производится на пограничных ярмарках, прежде всего в Снятыне, Сипенити и Линтести126. Но белые молдавские быки вывозятся также в Германию, Венецию, как ут­верждает один историк, в Данциг, откуда начиная с XV века они попадают в Англию. В 1588 году английский посол в Константинополе заключил до­говор, по которому английское сукно должно было обмениваться на «бе­лый скот», доставляемый через Данциг в Англию127.

Молдавские животные на северных дорогах присоединяются к ско - тине из Подолии, Галиции, Волыни, Литвы и из самой Польши, из об - ластей, имеющих слаборазвитые торговые связи и производящих хлеб только для собственного потребления, так что единственной статьей экспорта остается скот. Не нуждаясь в перевозочных средствах, длин - ные гурты скота движутся по направлению к западным городам — из По­знани в Лейпциг и Франкфурт-на-Майне. По сведениям Р. Рыбарского128, из Польши ежегодно вывозится от 40 до 60 тысяч голов крупного рога - того скота. Документы, отражающие положение дел на польско -турец­кой границе, оперируют, возможно, несколько преувеличенными цифрами в сотни тысяч голов, тем не менее они свидетельствуют о бы­стром развитии животноводства, напоминающем колониальную Аме - рику и происходящем в сходных условиях: слабо освоенные человеком пространства, огромные болота, лесные чащи, нескончаемые дали и бесконечные вереницы полудиких стад.

На юге, миновав Краков, Львов и Галац, в обход Венгрии с ее час - тыми войнами, длинный торговый путь достигает Балкан, а затем и Константинополя. В одну сторону по нему движутся меха, кожа, немно - го янтаря, дешевые польские и дорогие заморские ткани, железо и, воз - можно, низкосортные монеты12 ... В обмен на них армянские и еврей­ские (особенно с 1550 года) купцы, а также турецкие и греческие купцы (константинопольский грек Андреа Каркаканделла13 в 1534 году по­лучил по ходатайству султана право свободной торговли по всей Поль - ше) предлагают лошадей, но чаще пряности и шелковые изделия. На - кануне дня Святого Фомы 1538 года в Кракове проходили судебные прения по иску польского купца Станислава Земяния, вернувшегося из Турции, который привез 40 больших кусков камлота petias czambeloti integras*, оцениваемых в 10 флоринов каждый; 34 малых куска по 4 флори­на; 102 фунта цветов муската; 24 фунта мускатного ореха13 . Если мы правильно понимаем его разногласия с заимодавцем, то последний ссу­дил ему при отъезде из Кракова деньги и товар. К 1530—1531 годам от­носятся сведения о том, что армянские купцы из Каменца привозят на ярмарку в Люблине шафран и рис из Турции132. В 1548 году Люблин

получил привилегию на проведение испытаний различных res aromat- **

icae , привозимых из Греции и Турции133. Развитие ярмарок этого городка свидетельствует о его необыкновенном везении. В нем было удобно останавливаться по пути в Данциг, двигаясь с юга, из Львова к Варшаве, поскольку Люблин не имел прав «перевалочного пункта», прав складирования товаров, в отличие от Львова, который обладал по - добной привилегией и защищал ее. Ввоз груза в Люблин и его вывоз за - висели только от воли торговцев. Во Львове товары обязательно за - держивались и выставлялись на продажу.

В этом городе, где собираются еврейские, левантийские и итальянские купцы, концентрируется также и южная торговля. В 1571 году агент фирмы Юро — торговцев из Валансьенна, переехавших в Антверпен, — направляется из Данцига во Львов, а -оттуда в Константинополь134. В 1575 году некий итальянец, находящийся на службе у своих соотече - ственников, обосновавшихся в Кракове, покупает во Львове вина, мальвазию и мускатель: эти дорогие напитки, как и сладкое греческое вино, пользующееся спросом в городе, происходят, по всей видимости,

Цельных кусков камлота.

Ароматические вещества (лат.).

с берегов восточного Средиземноморья135. Наконец, через Львов довольно регулярно проходит так называемый «польский караван», на­правляющийся в Константинополь, компания извозчиков и торговцев, которая останавливается в городских ханах при поддержке властей или без оной, но иногда делающая привал в чистом поле, у костра. Од­нако мы не очень хорошо представляем себе, что доставляют на Босфор эти грубые повозки, запряженные волами136 или лошадьми.

По этим труднопроходимым дорогам путешествует Томмазо Аль­берти, купец из Болоньи, который оставил нам чересчур короткий отчет о своих странствиях. Он прибыл в Константинополь по морю и покинул его 26 ноября 1612 года, направившись затем через Адриано­поль в Добруджу. За компанию со своими турецкими возчиками он за­езжает в соседнюю деревню на праздник байрам. Безбрежные румын­ские равнины оставляют у путника впечатление «сходства с сухопутным морем». Здесь можно заблудиться, если правильную дорогу не указыва­ет колея проехавших ранее повозок. В Яссы путешественники прибы­вают с первым снегом. Через шесть дней итальянец приезжает во Львов, продает здесь свой товар, покупает другой и весной пускается в обрат­ную дорогу к Константинополю, имея 60 повозок, запряженных 6 ло­шадьми каждая. 23 марта 1623 года при трудном переходе через Балка­ны одна из повозок опрокидывается. «Там было тридцать мешков ис­панских реалов по 500 реалов в мешке, соболя и другие товары». Все это было спасено, и 1 июня обоз добрался до Константинополя, откуда наш торговец выехал 21 -го числа. Он направился снова во Львов, куда прибыл 27 июля, потом продолжил свой путь на Краков и, проехав через Прагу, Нюрнберг и Милан, достиг 25 октября Болоньи137.

Несмотря на эти живописные подробности и очевидный дефицит польского торгового баланса на южном направлении, эти контакты не идут ни в какое сравнение с многочисленными обменными процес­сами, которые с разных сторон связывают Польшу с соседней Г ермани- ей, Франкфуртом-на-Одере, Нюрнбергом, где покупают меха, или с Силезией, в которой идут постоянные тарифные войны, вызванные иногда неоправданными амбициями вроцлавских купцов138. Южные контакты не идут также ни в какое сравнение с теми направленными по диагонали торговыми потоками, которые идут через Вроцлав (Бреслау), Лейпциг, Нюрнберг, Аугсбург и южную Г ерманию в Италию, достигают

Постоялых дворах.

Венеции и возвращаются обратно. В июне 1564 года венецианская Синьория договаривается с агентом польского короля о крупной по ставке оружия, в том числе ста нагрудников, пятисот пищалей, тридца ти алебард139... Из Италии140 беспрерывно приезжают художники, куп цы, ремесленники, трое из них основывают в Кракове в 1533 году кирпичный завод141. Отсюда поступают также высококачественные или мнимовысококачественные ткани. В Венеции и Неаполе произво

142

дятся шелка с редким утком, которым придают плотность, пропиты вая их клеевым раствором: они известны под названием robba per Polo- nia*. Около 1565 года143 во всей Польше насчитывается от 15 до 20 bot- teghe d'Italiani , в том числе принадлежащих семье Содерини, богатей ших торговцев. Но постепенно к концу столетия число продавцов и товаров, прибывающих из Италии, все возрастает — этот процесс по добен тому, который мы сможем наблюдать в южной Германии, как будто бы на исходе века нашествие итальянских товаров и торговцев в Центральную, а также в Восточную Европу должно было уравновесить поток северян в Средиземноморье. Итальянские купцы задерживаются в Польше повсеместно и подолгу: в Кракове, во Львове, в Варшаве, Люблине, Сандомире. Наибольшее влияние они оказывают в период с конца XVI до середины XVII века144. Счетная книга одного из таких торговцев за 1645 год145 иллюстрирует его деятельность на польских ярмарках, особенно в Люблине. Здесь указываются денежные суммы, количество, цены и объем перевозимых товаров, а также впечат ляющий список продаваемых в Люблине материй всевозможного про исхождения:      verdegaio a onde      кисея из      Лондона, verde      piano

-      *****

бархат из Флоренции, caravaccia пега из Неаполя, raso azuro pi­******      *******      ********

апо из Венеции, ткань rosa secchia и raso пего      из Лук­

ки... Не так-то легко определить, какие ткани скрываются за этими на­званиями, и их происхождение, указанное в списке, не обязательно

Ткани для Польши.

Итальянских заведений.

Зеленоватая волнистая.

Светло-зеленая.

Черный карбас или, если = canovaccio, вид парчи.

Светло-голубой атлас.

Ярко-розовая.

Черный атлас.

соответствует действительности. Но все это, как и сами записки Томма - зо Альберти, свидетельствует о присутствии итальянцев уже значитель - но позже XVI века. Подобное же замечание можно сделать по поводу соседней Трансильвании, где итальянские купцы, ремесленники, архи - текторы, каменщики, каменотесы и военные развивают бурную

146

деятельность .

Предшествующая схема помогает осмыслить судьбу Польши в це - лом. В XVI веке ей недостает не столько жизненных сил, о наличии ко­торых говорят многие признаки, но подвижного и развитого денежно - го хозяйства. Если польское государство по своей сути довольно хрупко и функции короля заключаются «скорее в представительстве, чем во

14.7

власти»1 , причина этого кроется в социальном и политическом устройстве «Республики» и в невозможности накопления больших де - нежных запасов, а следовательно, и создания современной армии. За - щита границ, подвергающихся угрозе со стороны турок и татар, до - верена казакам, bandoleros agregados de todas naciones, сборищу голо­ворезов всех национальностей, как говорится в одном испанском тексте14 , «людям воинственным, непоседливым и беспокойным, добав­лено здесь же, свирепым, способным выносить тяжелейшие трудности и в то же время самым отъявленным негодяям в мире». Во всяком случае это были люди, свободные в своих действиях, не имеющие ниче - го общего с современной регулярной армией. В январе 1595 года вы - плата жалованья солдатам, размещенным на границе с Московией, вы - зывает жаркие дебаты на Сейме, собравшемся тогда в Варшаве. Тем временем солдаты живут грабежом, хладнокровно опустошая пригра -

149

ничные территории от края и до края , что случается, как нам извест­но, и в самых благополучных странах Запада.

Экономическими причинами объясняются и вовлеченность поль­ской политики, как мы уже отмечали, в дела северных стран, куда ведут торговые пути; и раздоры с московитами — как по поводу Нарвы и Балтики, так и из-за приграничных территорий, которые четко не по - делены между двумя великими державами. Следствием этого является мирный характер польской политики на юге. Турки и поляки опреде - ленно не торопятся приступить к противоборству. Участники Священ - ной лиги 1572 года понапрасну теряют время, пытаясь натравить Поль - шу на султана. Турки, в свою очередь, в 1573 году содействуют избранию герцога Анжуйского польским королем. В 1590 году, накануне войны турок с Империй, англичане выступают в качестве посредников при заключении мирового соглашения между турками и поляками. Последние также де - монстрируют свое благосклонность. В январе 1591 года в ответ на жа - лобы турецкого султана, вызванные грабежами со стороны польских казаков, король, с согласия сеймовой аристократии, соглашается запла - тить или, лучше сказать, преподнести туркам cento timpani de zibellini* на кругленькую сумму в 30 тысяч флоринов. Правда, для возмещения этих расходов было немедленно решено установить подушный налог в один флорин на 1591 год со всех евреев королевства15 .

Таким образом, не объясняется ли этими мирными сношениями на юге сам по себе любопытный факт распространенности в Польше турецкой моды в одежде и роскошных шатров, образцы которых по сей день выставляются в музеях? Можем ли мы после этого недооценивать торговые связи, установившиеся на южном направлении?

Германский перешеек: общая схема

Под германским перешейком мы понимаем всю Центральную Евро - пу в широком смысле, от Франции на западе до Венгрии и Польши на востоке, от Черного моря и Балтики до Адриатики и Тирренского моря на юге. В целом это ряд высокоразвитых стран, связанных между собой процессами обмена и сетями дорог, как показано на карте Ф. фон Рауэрса151, которая позволяет получить о них некоторое представление152.

Рамки этого пространства ограничиваются двумя линиями: одна из них идет от Генуи (точнее, от Марселя) до Лондона, а другая, от Вене - ции до Данцига; эти очертания, по всей видимости, произвольны, но речь идет лишь об общем эскизе. На юге и на севере границы этого мас - сивного блока Средней Европы определяются побережьем Северного, Балтийского и Средиземного морей. Или, верней сказать, эти об - ширные морские пространства служат его продолжением. Нет сомне - ния, что границы Средней Европы справедливо выносят за пределы се - верных морей, раздвигая их до Швеции (где любопытным образом отразились тенденции венецианской торговли в конце XVI — начале XVII века)1 , до Норвегии и особенно до Англии, которая, невзирая на свои амбициозные проекты в Атлантике, остается тесно привязанной к Европе. Одним из главных направлений английской торговли являет - ся экспорт сукна, осуществляемый в зависимости от обстоятельств

Сто тимпанов соболей. Тимпан — литавры, зд., вероятно, как мера объема.

18. Дороги немецкого перешейка

Эта карта, составленная Э. фон Рауэрсом и воспроизведенная здесь в мелком масштабе, показывает тем не менее, насколько плотной была дорожная сеть Германии и великих трансальпийских переходов в XVI веке. Такой же запутанный клубок дорог вел на запад, во Францию, хотя в данном случае обозначены только ос­новные его напраахения. Большие черные точки указывают на города, где распола - гались перевозчики и транспортные фирмы. Они отчетливо группируются вокруг альпийских дорог и подчеркивают важность основных из этих путей. На карте хоро­шо видна связь между Прагой и Линцем, о которой не говорится в нашем тексте, но которая подробно проиллюстрирована в статье JosefJanacek, «Die Handelsbeziehungen zwischen Prag und Linz im 16. Jahrb.», in Historisches Jahrbuch der Stadt Linz, 1960.

через Эмден154, Гамбург155, Бремен или Антверпен156 (и в некоторых случаях через Руан). Торговля сукном является лишь характернейшим примером того, насколько Англия неотделима от соседнего с ней ма­терика, той его самостоятельной части, которую мы выделяем в данный момент для рассмотрения. Это, бесспорно, зона большой торговой ак­тивности, которую можно назвать шедевром экономики, основанной на сухопутных перевозках и напоминающей бурное развитие связей меж­ду Севером и Югом в XII—XIII веках благодаря их контактам на ярмарках в Шампани.

Общие очертания этого пространства довольно своеобразные на юге оно сводится к территории Северной Италии, а за пределами Альп, расширяясь, включает в себя большие континентальные пространства. Письмо, отправленное польским королем 25 июля 1522 года в Ан­тверпен, где его с нетерпением ожидает Дантышек, польский посол при Карле V, прибывает только 12 сентября, пропутешествовав почти 50 дней157. Другой пример: путь от Венеции до Данцига, правда, зим­ний, занимает у Марко Оттобона (1590 год) 39 дней, включая остановки158. Конечно, между цепочкой равнин Пьемонта, Ломбардии и Венето, расположенных недалеко от моря, и обширными терри - ториями севернее Альп нет ничего общего. На юге дороги сближаются на севере они расходятся веером. Таким образом, Альпы разрезают Среднюю Европу «длинной жирной четрой»159, и обе ее части в разные столетия сильно отличаются своим рельефом и своим значением

Итак, германский перешеек — это прежде всего Италия, особенно Северная, затем Альпы и огромные равнины и плоскогорья Централь­ной Европы, заключенные между Маасом и Рейном с одной стороны и Одером и Вислой — с другой. Италия не нуждается в специальном представлении. В этой книге у нас более чем достаточно поводов, чтобы возвращаться к ее городам и весям. Но Альпам, этим удивительным горам, где все процессы протекают как бы естественным путем, следует уделить несколько строк. Альпийская 'стена создает помехи для Сред­ней Европы, поэтому в ней часто пробиваются бреши. Движение в Аль­пах затруднено, но оно восстанавливается само по себе. Здешние дерев­ни и общины существуют как бы для того, чтобы помогать пересечению гор, содействовать распространению благотворных обменов далеко на юг и на север.

19. Альпийский барьер

Эта схематическая карта иллюстрирует ограниченность пространства Северной Италии по сравнению с территориями, находящимися по ту сторону Альп Указанная часть Италии заблокирована с запада, с севера и с востока (Ди- нарийские Альпы) Это кольцо прорывают великие альпийские дороги (иду­щие через перевалы Мон-Сени, Симплон, Сен-Готард, Бреннер, Тарвизио и некоторые другие) Основные реки показаны на плане лишь в той части, где они широко используются для судоходства

Альпы

Именно Альпы демонстрируют пространственную геометрию, в ко - торой соединяются разные типы общества, экономики разных этажей: у верхних пределов культурного ареала находятся отдельные хижины и деревни; в горных долинах — небольшие городки; вдоль русла проре - зающих горную толщу рек — маленькие местечки, иногда встречается лавка «ломбардца» и несколько ремесленных мастерских. Наконец, на окраинах гор, по соседству с равнинами, судоходными реками, озерами и ручьями, там, где движение бьет ключом, расположены города пред - горий: Женева, Базель или Цюрих, Зальцбург, Филлах или Клагенфурт, Суза, Верчелли, Асги, Комо, Бергамо, Брешия или Верона, зачастую ярмарочные центры (Цурцах, Халль, Линц, Больцано), во многих случа - ях резиденции крупных транспортных фирм (Койре , Кьявенна, Плюр). Все это города-«посредники» между Севером и Югом, где горцы могут найти предметы, необходимые для повседневной жизни, «ходовые ткани

для платья, металл для изготовления орудий и, самое главное, соль, ко -

160

торая играет такую роль в разведении скота» .

Таким образом, существует чисто альпийский кругооборот товаров, людей, животных, стад скота. С этим повседневным движением сливает­ся другое, которое использует этих же людей и эти же средства для пере­ходов с одной стороны горного хребта на другую. Такие переходы были бы невозможны без помощи целых деревень, занятых извозом и достав - кой товаров и очень дорожащих своим выгодным соседством с торговы­ми путями. Примолано, растянувшийся в долине Бренты, в Вичентин- ских Альпах, в 1598 году представляет собой городок, едва насчиты - вающий 50 дворов, «почти все жители которого живут за счет доходов, получаемых от доставки товаров на двуколках»16 . Можно назвать множе­ство подобных поселков. Как правило, деревни, расположенные вдоль намечающейся или уже обустроенной дороги, сотрудничают между со­бой, делят тяготы по ее содержанию» распределяют места остановок, обеспечивают перевозку и безопасность путешественников и товаров и, иногда за дополнительную плату, сопровождают их и днем, и ночью... Примером может служить Септимерская дорога16 , и не одна она...

В этих условиях все выглядит настолько отлаженным, что дорожное движение осуществляется как бы само собой. Оно не прерывается и зимой, когда может использоваться санный транспорт16 . 16 декабря 1537 года

Нем. Кур, центр швейцарского кантона Граубюнден.

один грузоперевозчик из Верчелли принимает в Женеве 132 тюка с то - варом, 42 из которых он обязуется доставить к 4 января в Иврею «при условии хорошей погоды». Марко Дандоло, отправляющейся послом во Францию от венецианской Синьории, преодолел церевал на носил - ках в декабре 1540 года16 . Правда, он сохранил об этом малоприятные воспоминания, как и Джироламо Липпомано, который проезжал там же в апреле 1577 года: «лошади и мулы проваливались в снег по брюхо и с трудом выбирались из него», но, добавляет он, «огромные толпы проезжающих пересекают эти места каждый день, направляясь в Ита - лию, во Францию, в Англию, а многие и в Испанию». Деревушка Нова - лезо, в которой не производятся ни хлеб, mi вино, поставляет провод­ников marroni, которым всегда хватает работы. Вспомним и о несчаст - ной Савойе, стране, не похожей на другие, высокогорья которой «солн - це освещает только три месяца в году, а урожай на ее полях бывает не выше, чем сам-друг», и так до Ланслбурга, откуда можно спуститься на санях, и даже до Сен-Жан-де-Морьенна16 .

Какой же вывод подсказывают эти и другие более или менее обще - известные образы, а также сведения, относящиеся к средневековой эпохе и недавно заботливо собранные в досье Алоизом Шульте166? Это вывод о том, что каждый из 21 альпийского перевала может быть дос - тупным для использования. Для этого нужны только соответствующие обстоятельства. Нам известно о множестве подобных попыток, успешных, неудачных и удавшихся частично: перед нашим любопытным взором от­крываются многочисленные архивы, позволяющие заняться сравнительно­историческим исследованием. Особая заслуга в этом деле принадлежит, ес­тественно, городам и городским купцам. В XIII веке именно миланские торговцы предприняли революционное в ту пору строительство доро - ги через Сен-Готард; в дальнейшем они использовали для поездок в верхнюю долину Рейна также перевалы Шплюген, Малойю и Септи - мер, которые приобрели известность в политической истории в XVII ве­ке, во время оккупации Вальтелины.

Эти чересчур близко расположенные друг к другу дороги кон­курировали между собой и заменяли друг друга в зависимости от поли­тической или торговой конъюнктуры и даже в связи с превратностями судьбы, которые испытывали на себе пути сообщения, удаленные от Альп. Когда в 1464 году 7 Леон получил от короля разрешение на прямую закупку перца и пряностей, это положило конец преимуществам Эгморта и дороги вдоль Роны и принесло выгоду перевалам Мон-Женевр, Мон-Сени, Малый и Большой Сен-Бернар. Крупные и мелкие ссоры, возникавшие по по - добным поводам, следовало бы рассматривать через увеличительное стекло. В 1603 году, когда Венеция заключила политический союз с граубюнденцами, была построена дорога от Морбеньо до Кьявенны, которая взяла на себя, к выгоде Бергамо, часть грузооборота миланской провинции. Эта подробность дает повод еще раз убедиться в присталь - ным внимании, оказываемом Венецией альпийским маршрутам168.

Очевидно, что такие перемены не происходят за один день и что невозможно не считаться с географическими препятствиями и геогра - фическими преимуществами, практически неизменными: отсюда необ - ходимость доступа к речным и озерным путям, проходящим по Изеру, озеру Бурже, Женевскому и Констанцскому озерам, по рекам Роне, Рей - ну, Инну, а с южной стороны — по итальянским озерам, которые имеют определенное значение, по таким рекам, как Адидже, на ко - торой сплаву леса и лодочным перевозкам не мешают даже цепи, натя - гиваемые местными властями по всему течению. Постоянно дейст- вующие преимущества вступают, однако, в конкуренцию друг с другом. Статистика грузоперевозок из Антверпена в Италию в 1534—1545 годах169 говорит о явном приоритете перевала Сен-Готард, удобством которого является его центральное положение: через него проходит путь как в Геную, так и в Венецию. Другой важнейший проход ведет через Бреннер на востоке; этот перевал (1374 м) расположен ниже всех других альпийских перевалов и позволяет воспользоваться двумя раз - личными водными артериями (Инн и Адидже), а также ведет к Вене - ции; кроме того, через него проходит дорога, доступная для больших немецких повозок — по эту сторону Альп их называют кареттони, — которые приезжают после сбора винограда за новым вином из Венето и даже из Истрии. Крупномасштабные закупки вина повторялись каж - дый год, за исключением 1597-го17 , когда Венеция наложила на них за­прет, но это довольно редкий случай. Обычно она не мешает свободной торговле, для себя предпочитая оставлять вина, происходящие из более теплых краев, из области Марке или с островов... Благодаря виноторговле с начала XVI века и еще более по его завершении дорога через Бреннер является одной из самых оживленных в Альпах, хотя и не обладает абсолютным первенством. В 1530 году Зальцбургский архиепископ171 преобразовал дорогу через Тауэрн, которая до тех пор была непроезжей и доступной лишь для вьючных животных, в удобный для экипажей путь; провинциальный Тирольский ландтаг, не без основания обеспокоенный судьбой Бреннера, выступает против названного конкурента и пытает - ся склонить римского короля Фердинанда к решительному противо­действию, но эти усилия остаются тщетными. Этого примера доста - точно, чтобы убедиться в переменчивом жребии альпийских путей со - общения. Человек их строит и ухаживает за ними, а в случае необходи - мости заменяет одни из них другими.

Третий персонаж, многоликая Германия

По ту сторону Альп раскинулась Европа, покрытая зеленеющими лесами, широкими судоходными реками, дорогами, оживляемыми сту - ком колес экипажей, а зимой скованная холодом. В 1491 году выпало столько снега, что нюрнбергские купцы могли добираться на санях от своего дома до Женевы17 .

Можно обозревать Германию с юга на север, по линии меридианов или с запада на восток, по направлению параллелей. Последователь - ность нашего рассмотрения может быть той или иной, но и сама страна предстает в разном обличье.

Если идти вдоль меридианов, то, отправляясь из Италии, нужно ос - тановиться на Верхней Германии, которая, на наш взгляд, простирает - ся до Кельна, Франкфурта и Нюрнберга. Проникнутая итальянским ду - хом и пропитанная южным альпийским вином, она на протяжении сто - летий связана с городами полустрова во главе с Венецией, Генуей, Ми - ланом, Флоренцией, а также с Римом и Неаполем, Аквилой, где закупают шафран, и всеми прочими городами, которые встречаются по дороге. На юго-востоке средоточием этой Германии является Fontego dei Todeschi 1 , Германия в миниатюре, взятая под контроль и одновременно наделенная привилегиями, огромное здание на Canal Grande напротив моста и площади Риальто, подвергнутое пышной перестройке после по­жара в 1505 году. У германских купцов здесь имеются собственные апартаменты174, они складируют здесь товары. Бывает, что Fontego до­верху заполнено бумазеей (эта ткань, имеющая хлопчатый уток и льняную основу, произвела текстильную революцию). Здесь скапливаются также медь, олово, серебро, скобяные товары. На север проходят транзитом

Немецкое подворье. Большом канале. Подворье.

пряности, перец, москательные товары, хлопок, Sudfruchte (южные фрук­ты)175. Венецию наводнил также немецкий проезжий люд: путешественники, знатные и не очень, паломники, собирающиеся отплыть на Святую Землю, приказчики типа Якоба Фуггера, художники наподобие Альбрехта Дюрера, студенты и их слуги, приезжающие в Падуанский университет с пищалью за плечами, как некий Бернар Мюллер из Диллингена, которого венецианская стража сочла благоразумным задержать17 . Попадаются и сол­даты, хотя после Като-Камбрезийского мира (1559 год) как для швейцарских наемников, так и для вюртембергских ландскнехтов славные дни остались в прошлом, по эту сторону Альп. Встречается и народ попроще: пекари, ла­кеи, сукновалы, половые и прислуга в трактирах и в гостиницах, которые со­перничают в борьбе за место с выходцами из Флоренции и Феррары17 . В Ве­неции, естественно, есть немецкие постоялые дворы — «Белый лев», «Черный орел»178, — то же самое и в других итальянских городах: «Сокол» в Ферраре, «Три короля» в Милане (1583 год)179. Итак, Южная Германия сформировалась и созрела в тени Северной Италии и зачастую под влиянием ее потребностей. На долю немцев в этом разделении труда пришлись второ­степенные функции, вспомогательные работы в XIV веке, изготовление де­шевых тканей, обработка железа, меди, выделка кож... Без постоянной не­мецкой подпитки ни генуэзская, ни венецианская торговля, ни деятельность Милана были бы немыслимы. «Венецианцы и немцы, — пишет в 1509 году Джироламо Приули, — мы составляем одно целое благодаря нашей старин­ной торговле»180. Однако ему следовало бы сказать «итальянцы и немцы».

Это совместная жизнь привела к очень быстрому распространению итальянской цивилизации на Севере, признаки которого еще сегодня за­метны даже на фасадах домов18 . Эта экспансия сопровождалась явной экс­плуатацией со стороны Юга. Но кризисы в Италии иногда оборачивались выгодой для Верхней Германии. Бежавшие из Италии протестанты вне - дрили в Нюрнберге производство шелковой парчи и бархата18 . Крах флорентийских банков в XIV веке отчасти был на руку немецким купцам. Германская цивилизация также получила распространение на Юге, охва­тив вскоре верховья реки Адидже вплоть до южных границ епархиального центра Тренто. Прибывший туда в 1492 году в качестве епископа венециа­нец не мог ошибиться: три накрытых стола были quadre more germanico ; трапеза началась с салата, мясо и рыба подавались одновременно, вместе с сыром и пшеничным хлебом по баварскому обычаю183.

Четырехугольными на германский манер (лат )

Если мы захотим теперь пройти по Германии в широтном направле - нии, начнем с Рейна. По мере продвижения на восток Г ермания предста­ет как все более и более молодая страна с постоянно снижающейся плот­ностью застройки. В XV и в первые десятилетия XVI века быстрый подъем горнодобывающей отрасли привел к созданию новых городов, мгновенно возникших на пустом месте и начавших приходить в упадок с началом конкуренции, которую составил для них белый американ - ский металл в 30-е, а точнее, в 50-е годы XVI века, хотя причиной этого упадка могло быть и само по себе свертывание производства в середине XVI века. В период нового подъема, до конца столетия и позднее, Германия и вообще Центральная Европа переживают всесторонний промышленный рост, одним из наиболее заметных проявлений ко - торого является производство льняного полотна в Чехии, Саксонии и Селезни. Поэтому неверно говорить, что после смерти Лютера (1546 год) в Германии, (а тем более в соседних регионах) начинается спад184. Дли­тельное время соблюдавшийся Аугсбургский мир (1555 год) имел явно бла­гоприятные последствия. Безошибочными признаками этого являются благоденствие и блеск городов, расположенных даже далеко на востоке. В 1574 году Пьер Лескалопье восхищается немецкими городами в Тран- сильвании. По прибытии в первый из них, Брашов, «который саксонцы на­зывают Кронештадтом», ему кажется, будто он «оказался в Мантуе, так кра­сив этот город, с домами, снаружи расписанными маслом»185.

Два выбранных нами маршрута показали нам две Германии. Третья утвердилось по соседству с Нидерландами, на берегах Северного моря, в Эмдене, Бремене, Гамбурге. Эти города находятся в выгодной близости как к оживленным путям сообщения Атлантики, доходящим до них, так и к Нидерландам (к Антверпену и, во вторую очередь, Амстердаму); они поль­зуются лихорадочным напряжением, царящим в экономике последних, и даже возникающими там раздорами. Успешно начавшуюся карьеру самого деятельного из этих городов, Гамбурга, не прерывает даже Тридцатилет­няя война186. Гамбургские купцы наживаются на Нидерландском восста­нии; они сохраняют нейтралитет, и, как выражается один из корреспон­дентов президента Виглиуса*, «угождая и нашим и вашим, они получают большие барыши»187. Впрочем, в недрах этой Германии, которая граничит с Нидерландами и имеет выход к водным путям Северного моря, зреют

Вегле ван Айтта, председатель Государственного совета — консульты —

Нидерландов в 1553—1577 годах.

новые настроения, которые охватят всю страну до самых отдаленных ее уголков. На берегах Балтики свои позиции сохраняет старый, во многих отношениях колониальный порядок.

Последовательно изложенные нами тезисы довольно неплохо впи - сываются в картину, нарисованную в свое время (в 1908 году) истори - ком Иоханнесом Мюллером18 . Согласно ему, общий для всей Германии центр, находившийся некогда в Кельне на Рейне, переместился на восток к Нюрнбергу, который находится в сердце страны, между Вос - точной и Западной Германией, и на полпути с Юга, проникнутого итальянским духом, на Север, куда ветры с Атлантики заносят новые веяния. Таким образом, в центре находится Нюрнберг, а не Аугсбург, город Фуггеров. Отчасти это сказано ради красного словца. Жан-Фран­суа Бержье в своей недавней книге также поддается подобному соблаз - ну: «Южная Германия на заре Нового времени становится подлинным центром тяжести западного мира, в большей степени, чем Северная Италия, Нидерланды, чем Лион или даже Марсель во Франции, чем имперская Вена»189. Это явное преувеличение. Но, в конце концов, не следует рассматривать в качестве предвестников современной эпохи только шумные успехи и новшества, связанные с торговым капитализ­мом Лиссабона, Севильи и Антверпена, удачно расположенных на берегу моря. Экономический подъем XVI века затронул Европу до са­мых ее континентальных глубин.

Из Генуи в Антверпен, из Венеции в Гамбург:

новые условия товарного обращения

Итак, влияние Средиземноморья распространяется по суше и укрепляется на Севере с удивительным размахом, учитывая скромные возможности тогдашних средств сообщения. Нельзя сказать, чтобы вся территория Северных Альп от Лиона до Вены стала ареной обновле - ния, лихорадочной активности, но она цаполнена кипучим движением, более бурным, чем во Франции, особенно если мы включим в рас - сматриваемую зону Лион как альпийский город и долину Роны. Этой зоне, несомненно, присущи многие современные черты. Многочислен - ные компании сформировались и пустили корни одновременно в горо - дах Италии, Нидерландов и Иберийского полуострова. Крупные се - мейные фирмы, отчасти варящиеся в собственном соку, настоящие мон­стры (Фуггеры, Хохштеттеры, Вельзеры, Аффайтати), уступили место предприятиям умеренных размеров, более многочисленным, а глав - ное, более активным, чем принято считать в общей истории: это фирмы делла Файлле в Нидерландах, о которой рассказывает вышедшая недавно книга190, Торриджани, Бартоломео Виатис (и его компаньон Фюрст) в Нюрнберге и Вроцлаве, Песталоцци, Бартоломео Кастелло в Вене, Монтелупи в Кракове191, если ограничиться только перечислением некоторых итальянских фирм, работавших на исходе столетия за ру - бежом. К этим именам можно прибавить десятки других19 .

Новая черта: эти фирмы занимаются коммиссионной торговлей, опираясь на партнеров, которые представляют их и выполняют их поручения. Это позволяет снизать расходы. «Огромное увеличение

193

числа торговых посредников, — пишет один историк , — это важная и новая особенность развития коммерции в XVI веке». Приметы такого развития наблюдаются по всей Средней Европе. Одновременно появ - ляются фирмы, специализирующиеся на таких перевозках и ничем другим не занимающиеся. Нам известны крупные транспортные фирмы Антверпена и Гамбурга: Ледереры19 , Кляйнхаусы19 , Аннони196 и многие другие, часто выходцы из Альп. В Лионе197 и в Венеции про­исходят подобные же изменения. Об этом говорит один недатирован - ный венецианский документ XVII века: «Купцы, которые отправляют товар из Венеции в Ломбардию1 8 и в Германию, передают его транс - портировщикам (conduttori); последние обязуются за сходную цену доставить товары в указанное место неповрежденными и в срок, ого - воренный сторонами». Эти conduttori , в свою очередь, пользуются ус­лугами spazzadori**, сопровождающих груз, перевозимый на лодках, повозках или вьючными животными, от одного постоялого двора к другому, хозяева которых обеспечивают их лошадьми и подводами19 . Последняя подробность: эти conduttori и, несомненно, spazzadori не венецианцы, а «чужеземцы», уроженцы Альп и наверняка северных стран. Как бы то ни было, здесь налицо разделение труда, специализация, рационализа­ция. В XVI веке возникает также почта, причем не только благодаря за - слугам великого и знаменитого семейства Таксис, которое получило мо­нополию на доставку писем во владениях Габсбургов20 . За этим после­довало оживление торговой жизни, открылись возможности для уча - стия в ней начинающих предпринимателей, не располагающих

Транспортировщики.

Доставщиков.

большой наличностью201. На этом же среднеевропейском пространстве зарождается текстильная промышленность капиталистического типа,

9П9

сыгравшая решающую роль в экономикеЛ и связанная с удаленными рынками, в частности уже упомянутое производство льняного полотна в Саксонии203, Силезии и Чехии204. Благодаря Нидерландским войнам в Германии и в швейцарских кантонах начался подъем промышленно­сти, производящей шелковые ткани и предметы роскоши средней стоимости205.

Товары, перевозимые на далекие расстояния, должны окупать себя и покрывать путевые издержки за счет достаточно высокой цены; к ним относятся медь, серебро, скобяные изделия, пряности, левантийский хлопок (Венеция по-прежнему оставалась крупным перевалочным пунктом в его поставках на север), шелк, Sudfruchte* и, наконец ткани, всегда сохранявшие за собой первое место. В одну сторону шла англий­ская карте я, «один из важнейших столпов торговли во всех частях све­та», как о ней говорится в венецианском документе 1513 года206, полот­но, саржа (из Хондсхоте, затем из Лейдена), букле (из Лилля) «смесо­вые» ткани (бумазея, бурат**, бомбазин), холсты из германских или швейцарских городов. В другую сторону, из Италии, двигались бархат, тафта, высокосортное сукно, шелковая парча с золотой или серебряной нитью и прочие дорогостоящие материи. Антверпенская фирма делла Файлле открывает филиалы в Венеции или в Вероне, где прядут закуп­ленный на месте шелк-сырец, получая продукт необыкновенного качества207. Объемы сделок фирмы не свидетельствуют о снижении то­варооборота, совсем напротив.

Масштабные перемещения товаров предполагают соответствующее движение денег. Они текут с севера на юг и с юга на север208. Поэтому знаменательное событие 1585 года присвоение Франкфурту-на-Майне, ко­торый до этого был известен своими ярмарками товаров, звания денежной ярмарки и города, — состоялось очень своевременно. За этим событием последуют другие: основание в 1609 году Амстердамского банка (которое имело мировой резонанс), в 1619-м Гамбургского банка ив 1621-м Нюрн­бергского банка209. Все эти факты относятся не к начальному этапу формирования товарного и денежного обращения, а к окончательному за­креплению его маршрутов, его средств и его промежуточных этапов.

Субтропические плоды (нем.).

Грубая ткань из редких нитей.

Торговый баланс и эмиграция

Можем ли мы, отвлекшись от всех этих скорее предполагаемых на - ми, чем зафиксированных обстоятельств, от политических и прочих факторов, подвести какие-то итоги? На наш взгляд, они сводятся к двум тезисам: первое — баланс торгового обмена был положителен для Юга; второе — приблизительно с 1558 года210 во всей Германии наблюдается нашествие множества итальянских купцов; инерцию его напора не останавливают даже ужасы Тридцатилетней войны в Германии.

Отставание Севера было более чем естественно. Взоры его горожан, его торговцев и ремесленников были прикованы к южным городам, чьими прилежными учениками они являлись. Деловые люди с Юга годами ис­пользовали местное невежество и отсталость. Миланский или венеци - анский купец в Нюрнберге и других местах был тем же, чем нюрнберг - ский купец в Центральной Европе, поделенной им на участки. Стои - мость ввозимой с Севера продукции не уравновешивает стоимости более многочисленных и, главное, более высокооплачиваемых в пересчете на единицу товара изделий Юга. У нас есть весомые доказательства этого дисбаланса и связанных с ним платежей в звонкой монете: в Венеции и Флоренции всегда имелись в обращении векселя на предъявителя (для оплаты на Севере), что было хорошо известно генуэзцам, которые с по - мощью этих векселей часто имели возможность выплатить на Севере суммы, предусмотренные их asientos с королем Испании. Вот доказа­тельство того, что торговый баланс складывался, несомненно, в пользу Италии, по крайней мере в пользу двух этих важнейших городов; еще более весомым доказательством являются многочисленные жалобы не - мецких городов в XVII веке. Около 1620 года (то есть по прошествии событий) аугсбургские купцы подвергаются упрекам в том что «они вы - везли множество наличности в Италию»21 . Позднее такой же упрек был сделан франкфуртским купцам . Есть другие примеры . Когда голландцы стали торговать с Венецией, их баланс, по свидетельству Со - вета Пяти, еще в 1607 году был дефицитным214.

Таким образом, Германия и европейский Север в целом, в некотором смысле способствуют процветанию Италии, оказывают ей поддержку, на­деляют привилегиями и позволяют свободно участвовать в своих делах. В первые десятилетия XVII века такого рода деятельность была еще

Договорами, здесь — о монополии на работорговлю в колониях; в другом значении — о поставках.

10 - 5039

достаточно интенсивной. Аугсбург достиг пика своего подлинного про­цветания в 1618 году , успехи Нюрнбергского банка множились вплоть до 1628 года21 . Венеция при этом продолжает играть роль места клиринговых расчетов по выплатам — как вкратце отмечает италь­янский купец (из Кремоны): «auf Frankfurt gezogen und...den Venedig remitiert», выписано на Франкфурт и переведено в Венецию217...

Подобное проникновение итальянских купцов на немецкие торговые площадки является характернейшим признаком. Начиная с 1558 года21 это были купцы из Венеции. До этого монополией на закупку к северу от Альп товаров, предназначенных для Венеции, за исключением ло - шадей, оружия и продовольствия219, обладали купцы из Немецкого подворья. Во второй половине XVI века это положение устаревает, и венецианские купцы все чаще и чаще заменяют немецких. В большин­стве случаев это не столько венецианцы из Венеции, сколько венециан - цы с Терра Фермы, только недавно приступившие к занятиям торгов - лей. Таков был Бартоломео Виатис из Бергамо, в возрасте 12 лет прие - хавший в Нюрнберг в 1550 году и пробившийся там на первое место наряду с Кохом220. Он ведет обширную торговлю полотном, левантий - скими товарами, страусовыми перьями, замшей; в Немецком подворье ему принадлежат многочисленные покои; во время миссии Марко От - тобона в Данциге он оказывает поддержку венецианской Синьории, пользуясь своим огромным авторитетом и отставив в сторону свои соб - ственные интересы. Когда в 1644 году он умирает, обремененный глубо­кой старостью и многочисленным семейством, его состояние оценивается более чем в миллион флоринов. Не всем итальянцам так улыбалось сча­стье, но они заключали сделки на очень крупные суммы как в Кельне (не­смотря на многие банкротства), так и в Нюрнберге, Праге221 , Аугсбурге, Франкфурте и Лейпциге, двух городах, находящихся на подъеме.

По всей вероятности, эти купцы-эмигранты помогают своим горо­дам приспособиться к той Германии, которая в XVI веке постепенно находит «новые точки опоры» и сосредоточивает движение между Се - вером и Югом вокруг новой линии от Франкфурта до Лейпцига, а также в какой-то степени по оси Гамбург — Венеция. Борьбе итальянцев с местными и особенно с нидерландскими купцами -кальвинистами, про­тив которых Лейпциг взбунтовался в мае 1593 года222, — этой борьбе суждено было продолжаться очень долго. При создании ярмарки расчетов в 1585 году во Франкфурте из 82 фирм, предложивших городу такое преобразование, 22 были итальянскими2 . Это характерная черта как заканчивавшегося, так и начавшегося затем века. В одном голландском донесении Генеральным Штатам 1626 года отмечено, что венецианцы снабжают не только своих соседей, «но и всю Германию всевозможными левантийскими товарами гораздо дешевле, чем гол - ландцы»22 . Присутствие итальянских купцов в Кельне, Франкфурте, Нюрнберге, Лейпциге, особенно заметное после 1580 года, продолжает­ся и после 1600 года. Еще в 1633 году в Нюрнберге, который шведы взя - ли штурмом, венецианцы высоко вывешивают штандарт Святого Марка для защиты своих складов. Это доказывает, по меньшей мере, что они все еще находятся там225. В 1604 году венецианцам, сохранившим почти пол­ную монополию на снабжение хлопком немецких бумазейных фабрик, требуется в пять раз больше перевозочных средств для доставки товаров в Германию, чем для поездок в обратном направлении.

Таким образом, Италия и вместе с ней Средиземноморье еще долго со­храняют влияние на этом обширном пространстве и остаются прочно свя­занными с Антверпеном, финансовым центром, который продолжает играть эту роль, несмотря на войну, терзающую Нидерланды (или благодаря ей). В 1603 году в ходе миссии Б. К. Скарамелли226 восстанавливаются контакты с Англией. Вскоре, в 1610 году , дружеские отношения завязываются между Венецией и Амстердамом. В 1616 году проконсулы и сенаторы Гамбурга просят у Венеции направить консула в их город22 . В 1599 году Себастьян Кох, консул Гамбурга в Генуе, предлагает данцигским старейшинам пред­ставлять и их интересы229. Короче говоря, если описательный обзор может иногда вводить в заблуждение, все же вполне вероятно, что благодаря по­среднической торговле двери для движения в обоих направлениях остава­лись широко распахнутыми и гораздо позднее, чем начало XVII века.

Французский перешеек от Руана до Марселя

Очертания французского перешейка можно обрисовать с помощью

230 тт 231      232

дорог, которые ведут из Марселя в Лион , затем через Бургундию в Париж и далее в Руан. Но при ближайшем рассмотрении эта схема ока­зывается недостаточной.

Из Лиона в Марсель можно добраться двумя способами: по реке Ро - не, с которой в Бокере соединяется большая дорога, ведущая в Испа­нию через Монпеллье и Нарбонну; по большой караванной дороге, идущей по левому берегу, и еще по одной дороге, отклоняющейся к востоку и, согласно Карпантра, доходящей до Экса; наконец, по дороге,

которая углубляется в Альпы, проходит через ущелье Круаз-От и через Систерон также достигает Экс-ан-Прованса.

Из Лиона в Париж ведут три маршрута: один из них проходит через Роан и идет вдоль Луары, по крайней мере, до Бриара233 и далее до Орлеана; два его ответвления разделяются в Шалоне, одно из них направлено на Дижон и Труа, а второе — на Оксерр и Сане.

К этой сети дорог на востоке и на севере добавляются еще пути со­общения Средней Европы. Две дороги ведут из Лиона в Италию через Гренобль или Шамбери; они соединяются у Мон-Сени и за Сузским переходом, открывающим доступ в Италию как торговцам, так и солда­там. Суза — один из самых оживленных транспортных узлов в Альпах, пункт назначения и отправки вьючных караванов, или, как тогда го - ворили «больших экипажей». Еще одна или две дороги ведут через Юрские горы на Рейн, и две дороги — в Антверпен, одна через Ло­тарингию, другая через Шампань.

Очень важно, что дорожная сеть французского перешейка отклоня­ется к востоку, в область самых оживленных сообщений, и мы можем продемонстрировать это по меньшей мере, на двух примерах. Первый пример: по расчетам, выходит, что между 1525 и 1535 годами, когда ус­пехи Марселя были довольно скромными, Лион получал значительную часть перца и пряностей еще через Мон-Сени. Второй пример: важ­ность связей с Антверпеном234 убедительно показана на карте, ил­люстрирующей перераспределение товаров, принадлежащих француз­ским купцам, в Антверпене; эти товары прибывают в порт Эско по су­ше или по морю или они складируются там, очевидно, происходя не толь­ко из Франции, но и из других мест. Связь во всяком случае налицо.

Французские маршруты отклоняются также к юго-западу, в сторону Испании. Я уже упоминал дорогу через Бокер. Оживленная дорога устремляется через Лион к Байонне, она пересекает Центральный массив в Лиможе и скрещивается с большим трактом, ведущим из Парижа в Испанию. Этот великий путь начинается в столице на улице Сен-Жак, л но во второй половине XVI века он представляет собой не просто | старинный маршрут паломников к святому Иакову Компостельскому, Д но одну из главных осей Франции. Это положение хорошо иллюстрирует книга Фрэнка Спунера235: весь атлантический Запад, безусловно, затянут в сети испанского серебра, важным, но не единственным каналом

р. Шельды.

поступления которого является Байонна благодаря своей роли погра­ничного пункта. Другим был Ренн благодаря плаваниям бреюнских лодок, доставлявших хлеб в Лиссабон и Севилью... С этим изоби - лующем серебряной монетой Западом невозможно сравнивать бедную Бургундию, остающуюся наедине со своими медяками236 .

20. Лион и торговля пряностями, по некоторым данным за 1525—1534 годы

По статье R Gascon, «Le siecle du commeice des epices a Lyon, fin XVе, fin XVIе siecle», m Annales ESC »juillet-aodt, 1960 В общем потоке торговых связей Лиона отмечено преобладание путей, ведущих из Марселя и из городка Кьери, расположенного в Альпах

Указанный путь испанского серебра с давних пор приносил Лиону прибыль. Как и Женева, детище итальянского капитализма — а не только гениальное творение Людовика XI, — Лион, город ярмарок и множества ремесел, накапливает полновесную звонкую монету, ко­торая питает активы итальянских купцов во Франции. Это широко и надолго распахнутая дверь для утечки наличности... Но такая утечка стала лишь завершением многообразной активности города. Одним из великих событий в истории Франции было перемещение финансового

центра страны из Лиона в Париж237. Этот факт столь же значителен и столь же труднообъясним, как и переход первенства от Антверпена к Амстердаму. Короче говоря, обсуждая проблемы французского пере - шейка, мы рано или поздно переходим к обсуждению проблем всего пространства Франции, хотя сперва в этом можно было усомниться.

Очертив такую схему, мы можем вернуться к Ронскому коридору, который касается Средиземноморья в первую очередь. По течению ре - ки осуществляется интенсивное движение. Жители Оранжа, построен - ного в отдалении от Роны, в 1562 году вынашивают планы прорытия канала до Камаре23 , чтобы приобщиться к речным перевозкам. Пред - метом этих перевозок является хлеб, в первую очередь из Бургундии, который путешествует в бочках (как и в другой винодельческой облас - ти, Тоскане) и направляется в Арль. Благодаря этим перевозкам Про - ванс издавна был важным поставщиком зерна на Средиземноморье. Для французского короля прованский хлеб часто становился средством воздействия на генуэзцев. Но после 1559 года широкомасштабный экс - порт иссякает, за редким исключением, таким как сплав груженных хле­бом барж от Авиньона до Рима. Стало ли потребление хлеба из Прованса и с берегов Роны ограничиваться с этих пор местными нуждами? Примеча­тельно, что на речных судах наряду с бочками с зерном перевозились brocz* каменного угля (происходящие, без сомнения, из Алесского бассей­на), благодаря чему Марсель в XVI веке, возможно, обладал уникальной для Средиземноморья привилегией отапливать свои дома углем239 .

Параллельно речным маршрутам вниз по течению идут и сухопут­ные: по ним перевозят книги, большей частью напечатанные в лион - ских типографиях и целыми кипами вывозимые в Италию и Испанию, а также сукна всевозможных производителей — английские24 , фла­мандские, сукно из Парижа и Руана... Мы становимся свидетелями то­го, что в XVI веке по этим старинным каналам обмена устремляются мощные потоки ремесленной продукции из Северной и Западной Франции, все сметающие на своем пути, вытесняющие как каталонские, так и итальянские изделия. Тучи коробейников и странствующих торговцев заполняют города и ярмарки Юга. Можно целыми страница - ми перечислять наименования тканей, прибывших с Севера в Пезенас и Монтаньян в Лангедоке: «Сукна из Парижа и Руана, красные, черные, желтые, фиолетовые или серо -пепельные... Полотно из Оверни,

Мешки

из Берри, из Бургундии и в особенности из Бретани «для дешевой оде­жды, для подкладки к плащам, или подбивки сукон или тюфяков в больницах...24J

21. Марсель и французский внутренний рынок в 1543 году

Указанные величины подсчитаны очень приблизительно.

Вверх по течению перевозки осуществляются речным и вьючным транспортом Речной флот Роны доставляет в северные области соль в больших количествах Начиная со времен Людовика XI финансовые воротилы Монпелье проявляли интерес к этой доходной торговле, ко- юрую позднее не смогли прервать даже Релшиозные войны242. По воде могла поставляться также невыделанная шерсть из Лангедока или Прованса или медянка (зеленая краска) из Монпелье. По наземным пу­тям, находившимся в не очень исправном состоянии и зачастую покры­тым рытвинами, движется все, что Марсель отправляет во внутренние области Франции- пряности, перец, лекарственные травы, шерсть и ко­жу из Берберии, сардинский сыр, рыбу в бочонках, иногда ящики с фи­никами и с апельсинами с Йерских островов24 *, турецкие ковры, леван-

тинский шелк и рис, пьемонтскую сталь, квасцы из Чивитавеккьи, вино из Мальвазии 2 . Этот перечень взят нами из случайно сохранившегося марсельского списка 1543 года24 . В него входят также те города, с помощью которых на карте можно обрисовать экономическую зону Марселя, поскольку они являются непосредственными участниками его торговли. Осью этой зоны является Рона до Лиона. Отдельные по - ставки изредка осуществляются в Тулузу. Очень мало товаров доходит до Парижа. В целом, функции марсельской торговли внутри страны перенимает ряд городов-посредников. На некотором удалении от моря — в Арле, Бокере, Пезенасе — она иссякает, а затем ее следы пол­ностью сглаживаются, поглощаемые торговой махиной Лиона. Такова, без сомнения, участь и всех остальных средиземноморских городов: в то время ни один из них не был в состоянии сопровождать свои товары, на­правляемые внутрь материка, вплоть до места их назначения

Указанный перечень 1543 года не оставляет сомнения в скромно - сти масштабов марсельской торговли. Тем не менее в эту эпоху город является бесспорным хозяином прованских берегов: к его услугам все близлежащие порты, одни из которых привозят зерно из Арля, а дру - гие накануне рыболовного сезона доставляют потребные для него бочки из Фрежюса... В это время Марсель притягивает к себе морехо - дов с мыса Корсо. Однако взлет марсельской торговли приходится на эпоху после капитуляций 1569 года или, точнее, войны 1570—1573 го­дов, которая связала Венеции руки, тяжелейшим образом осложнив ее сношения с Левантом. Этот кризис пошел на пользу Марселю, уве - личив востребованность его торгового флота в то самое время, как не­померно расширились торговые потоки, идущие по Ронскому коридору, — очевидно, благодаря переходу части торговых перевозок из Германии на маршруты, ведущие через Лион и Марсель246. Около 1580 года волны Средиземного моря на всем его протяжении борозди­ли барки и галионы фокейского города.

Очевидно, что Марсель возвысился не только благодаря подпитке со стороны континентального перешейка247. Его возвышению способ­ствовала также морская торговля. Марсельские «барки» состоят на службе у Генуи, Ливорно, Венеции, их можно встретить в портах Испа - нии и Африки. Как и судовладельцы из Рагузы, марсельцы живут

Греч Монемвасия, на восточном побережье Пелопоннеса

От греч города Фокеи, античной метрополии Марселя

за счет моря и международной торговли. Ведь XVI век не может срав­ниться с эпохой Кольбера: Марсель еще не опирается на мощную под - держку французской промышленности, а Францию с ее рынком уже нельзя сбрасывать со счетов. Нельзя сбрасывать со счетов и важнейшую дорогу, которая пересекает всю Францию из конца в конец, и поэтому Марсель является одним из портов, через которые в Средиземно - морский регион ввозятся английское сукно и фламандская саржа. Гра - жданские смуты после 1563 года не остановили этих торговых потоков. Кризисные явления и продолжительные перебои наблюдаются только после 1589 года, и это могло бы послужить лишним поводом к пере - смотру всех наших представлений о внутреннем кризисе во Франции24 .

Но великий континентальный тракт — это не только торговый путь. Это ось французской экономики, по которой, наряду с доставкой соли на север и вывозом оттуда сукон в обратном направлении, с сере - дины XV века активно распространяется французский язык, проникая на юг и на берега Внутреннего моря через посредство языкового и культурного влияния Лангедока24 . По этому же пути в XVI веке устремляются пестрые толпы итальянцев — торговцев, художников, мастеровых, ремесленников, искателей счастья; тысячи итальянцев, ге - ниев и забияк, удобно располагающихся за столом французского по­стоялого двора, изобилием которого восторгается даже Джироламо Липпомано, посол хлебосольной Венеции: в Париже, говорит он, «со - держатели харчевен предложат вам обед за любую цену — за один тес­тон, за два, за один экю, за четыре, за десять и даже за 20 экю с челове­ка, если вы пожелаете!»250.

Эти итальянцы вписали знаменательные страницы во французскую историю: мы обязаны им осушением нижней долины Роны, бурным ростом Лионского банка и Лионской биржи, а в целом успехами Ренес - санса и искусства Контрреформации, этих могучих достижений среди­земноморской цивилизации.

Судьба французского перешейка знала немало перемен. В XII—XIII ве­ках он притягивает к себе жизненные силы Запада благодаря ведущему положению ярмарок в Шампани. Затем наступил период длительного заб­вения. Но с окончанием Столетней войны251, начиная с 50-х, а точнее с 80-х годов XV века, французский коридор снова оживает. С присое - динением Прованса и Марселя королевская Франция приобретает себе роскошный фасад на Средиземном море, и на его берегах утверждается все возрастающее французское влияние.

Это влияние, поначалу сводившееся к авторитету великой держа - вы, знаменует собой новое наступление французской культуры, которое в эпоху Ренессанса и барокко еще слабо ощутимо, но дает о себе знать благодаря множеству мелких признаков, предвещающих вскоре ничем не сдерживаемый рост. Вспомним восторг, который охватывает испан - ских придворных дам, когда «королева мира», малышка Елизавета Ва­луа, молодая супруга Филиппа II, распаковывает свои туалеты. Фран - цузская мода делает успехи даже в Венеции, до XVII века бывшей зако­нодательницей мужской и женской элегантности в одежде и в быту252. Маркиза Дюгаст в Неаполе пускается в расходы, чтобы завоевать серд­це навестившего ее в 1559 году Великого Приора . «Госпожа маркиза, — пишет Брантом, присутствовавший при этой сцене, — приветствовала его на французский манер, затем началась беседа. Она просила своих дочерей вести себя с ним (с Великим Приором), как принято во Франции, т. е. свободно говорить, смеяться и шутить, сохраняя при этом скромность и достоинство, как вы делаете это при французском дворе»253. Французская песня начинает свое триумфальное шествие на юг достаточно рано, чтобы не пересечься с итальянской оперой, распространившейся в конце сто - летия. Все это мелкие и на первый взгляд поверхностные приметы. Но разве не существенно, что Италию XVI века обживают французы, по крайней мере такие французы, как те, что предстают в нашем вообра­жении; жестикулирующие, трясущие головой в сложном поклоне, нося­щиеся по городу как сумасшедшие, заставляющие своих лакеев бегать с вы­сунутым языком и служащие в обществе образцом изящества254?

Европа и Средиземное море

Европейские перешейки обозначают, таким образом, основные на­правления средиземноморского влияния; каждое из этих направлений объединяет вокруг себя более или менее самостоятельный массив конти­нентальной территории, ибо к Средиземному морю обращена не одна Европа, а несколько, отдельные сектора Европы, зачастую слабо связанные между собой поперечными путями сообщения невысокой проходимости.

Но дороги, идущие в направлении север—юг, несмотря на все их значение, не в состоянии перемолоть ту массу стран и народов, в гуще которой они пролегают. Этому препятствуют расстояния, а иногда

Мальтийского ордена.

формы рельефа. Валы, воздвигшиеся между Средиземноморьем и Се - верной Европой, сыграли свою отрицательную роль. К тому же влияние Юга не распространяется на Север широкими полосами и волнами (хотя подобные образы и могут приходить нам на ум). Глубже всего проникают узкие меридиональные лучи, направленные вдоль больших торговых дорог и достигающие вместе с ними самых удаленных земель. И именно там приходится искать иной раз объяснения событий истории моря.

Но эти длинные выступы, часто уходящие далеко в глубь совершенно чужеродной среды — например, в Россию, — представляют собой лишь опорную конструкцию более или менее средиземноморской Европы. Многочисленные ответвления этих жизненно важных артерий под - держивают влияние моря и расширяют его воздействие лишь на не - большом расстоянии от берегов. Только там все проникнуто средизем - номорским духом. Очертания этой привилегированной зоны подвиж - ны: чтобы сузить или раздвинуть ее границы, достаточно присмотреть - ся к культурным, религиозным, экономическим особенностям края. Эту мысль мы можем пояснить примером из экономической истории. Мы говорили только недавно о Марселе и вообще обо всех торговых портах на морском побережье, торговую эстафету от которых прини­мают другие городские центры, расположенные на известном удалении от них. Линия, соединяющая такие внутренние перевалочные пункты, прошла бы в Западной и Средней Европе через Лион, Женеву, Базель, Ульм, Аугсбург, Вену, Краков и Львов. Но не является ли этот список одновременно перечнем городов, в которых странным образом смеша­лись Север и Юг, взоры и жизненные установки которых прикованы к областям северного Средиземноморья и к безбрежному Mare Inter­num ? Нельзя не согласиться с тем, что эта срединная ось представляет собой важный стержень Европейского континента в целом, глубокий рубец на его теле. Можно ли еще отрицать, что Европа, в конечном сче - те проявившая враждебность по отношению к Средиземноморью, начинается только к северу от этих городов-гибридов: это Европа, от­крытая перед Реформацией, и Европа новых255 и агрессивных в своей экспансии стран, выход которых на сцену по-своему знаменовал начало того, что мы называем Новым временем?

Все сказанное не следует превращать в жесткую схему. Европа — это еще и моря на севере, и огромный Атлантический океан. А после

Внутреннему морю (лат.).

Великих Географических Открытий это еще и Атлантический океан в наступлении, соединенный благодаря Магеллану с Тихим океаном и благодаря Васко да Гаме с Индийским.

АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН

Разговор об Атлантике в конце главы, посвященной границам Среди - земноморья, может выглядеть парадоксальным, будто бы речь шла всего лишь о придатке Внутреннего моря. Но в XVI веке океан не обладал еще полной самостоятельностью. Люди начали постепенно осваивать и обустраи­вать его только с помощью подручного материала, заимствованного из Евро­пы, как Робинзон Крузо построил свой дом из обломков своего корабля.

Разные образы Атлантики

В XVI веке Атлантический океан представляет собой совокупность от­дельных областей, сосуществующих в большем или меньшем согласии и отчасти самостоятельных. Гольфстрим с его дорогами, подверженными штормам, намечает, как правило, осевую линию, а Ньюфаундленд — первую остановку на поперечном направлении океана, используемом фран­цузами и англичанами256. Для испанцев Атлантику образует овал, проходя­щий через Севилью, Канарские, Антильские и Азорские острова, которые яв­ляются проводниками и посредниками здешней жизни257. Атлантика португальцев представляет собой огромный треугольник центральной и южной части океана, одна сторона которого идет от Лиссабона до Бразилии, вторая сторона — к мысу Доброй Надежды, а третья прочерчивается той линией, по которой следуют парусники, возвращающиеся из Индии, от острова Святой Елены вдоль Африканского побережья.

Каждый из этих разных океанов, связанный с историей отдельных народов, легко находит своих исследователей. Но другая Атлантика, со­единяющая все эти образы в единое целое, прозябает в забвении и обре - тает свое истинное значение только в рамках общей истории океана, ко - торая пока не написана. Тем не менее благодаря походам средневековых и даже античных мореплавателей от Геркулесовых столбов до Касси- терид это самое древнее из атлантических морей, изобилующее свире -

В античности — «Оловянные острова», возможно Британия

пыми штормами, тесная дорога, ведущая с юга на север вдоль берегов Португалии, Испании, Франции, Ирландии и Англии и соперничающая с сухопутными маршрутами европейских перешейков. Именно это море породило все прочие ипостаси Атлантики XV и XVI веков, которые проби­лись через его скорлупу.

Это действительно угрюмое и негостеприимное море: Бискайский залив, встречающий путешественников бесконечными волнениями и бурями, столь же заслуженно пользуется дурной славой, как и Лион - ский залив в Средиземном море. Отправляясь из Испании на юге, не - возможно быть уверенным, что попадешь в Ла-Манш на северо-восто­ке, хотя вход в пролив довольно широк. Младший брат Карла V Ферди­нанд в 1518 году сам того не желая оказался у диких берегов Ирландии вместе с флотом, с которым он отплыл из Ларедо259. И если двигаться с севера, как Филипп II в августе 1559 года, никто не гарантирует, что кратчайшая дорога приведет тебя в глубоководные порты кантабрий­ского побережья 26°. Посол Дантышек, длительное время представляв - ший Польшу при Карле V, испытал на себе прелести плавания из Англии на Иберийский полуостров в декабре 1522 года. По его мнению, нена - стье, которое может застигнуть тебя в Средиземном море или на Балтике, не идет ни в какое сравнение с жесточайшими бурями «Испанского моря». «Даже если бы за такое плавание посулили власть над миром, я не стал бы подвергать себя подобной опасности!» — восклицает он26 .

Столь дорогой ценой соседства с непостоянной Атлантикой и Бис - кайским заливом было действительно оплачено «мировое господство». Трудности плавания в этих суровых водах хорошо подготовили евро - пейцев к завоеванию всего света.

Средиземноморские уроки океана

Каким образом каждая из частей океана соприкасается с жизнью Средиземного моря и как ощущается воздействие последнего на их без­брежных просторах?

Еще недавно традиционная история представляла Атлантический океан в целом в качестве врага номер один Внутреннего моря, исходя из того, что более крупный водоем господствовал над своим младшим со­братом. Но это явное упрощение. С таким же и даже с еще большим успехом

На севере Испании.

можно утверждать, что Средиземное море длительное время удержива­ло своего огромного соседа у себя в подчинении и его упадок начинает­ся с того дня, когда это превосходство было утрачено. Повторим еще раз: историю делают люди, хозяева или первооткрыватели географиче­ских пространств, а не сами эти пространства.

В XVI веке у Внутреннего моря сохранялся ряд очевидных преиму­ществ перед Атлантическим океаном. Этому способствовало само про­цветание Атлантики, во всяком случае Средиземноморью оно было на пользу. Оно получало свою долю богатств из далеких краев, свою выго­ду от новооткрытых торговых путей, по которым поступали бочки с треской из Ньюфаундленда, сахар с островов (Мадейры, Сан Томе), красильное дерево и сахар из Бразилии, золото и серебро из Испанской Америки, пряности, жемчуг и шелк, доставлявшиеся вокруг мыса Доброй Надежды из стран Индийского океана. На протяжении всего XVI века Средиземноморье ничем не напоминает заброшенный и оску­девший мир, который якобы сразу потерпел крах в результате путеше­ствий Колумба и Васко да Гамы. Совсем напротив, это оно в качестве зодчего Атлантики переносит и воспроизводит свои образы в иберий­ском Новом Свете. Один историк, говоря о первом издании этой книги, высказал сожаление, что в ней не уделено большего внимания ослику, символу повседневной жизни Средиземноморья262. Вид мексиканского крестьянина, едущего верхом на осле, по его мнению, неизбежно вызы­вает ассоциации с людьми и пейзажами Средиземноморья. Но такие ас­социации и без того возникают во множестве! Хлебные поля, появ­ляющиеся где только можно, виноградники, очень быстро насажден­ные в Перу и Чили, погонщики мулов с их караванами, церкви, Плаза майор (главная площадь) испанских городов, стада, привезенные с Иберийского полуострова и быстро размножающиеся в условиях дикой природы, поразительный расцвет колониального барокко... У всех этих новых явлений — средиземноморские корни263.

Эти обмены и эти связи осуществлялись в XVI веке с помощью су­дов, управляемых средиземноморскими или атлантическими моряка­ми, и сама по себе принадлежность этих кораблей представляет собой важную проблему. Но ее решение не сводится к простому учету на­личных интересов. Было бы преувеличением думать, что всякий раз, как корабль и\и купец из Атлантики прибывает в Средиземное море, последнее остается внакладе. Например, подьем Неаполя, ставшего пос \е XVI века центром закупки товаров с Севера и вывоза продукции

22. Венецианский галион

Барельеф с гробницы Алессандро Конгарини (1555 г ) в соборе Сан- Антонио в Падуе

Средиземноморья, был связан с плаваниями атлантических судов; равным образом впечатляющий размах сукнодельной промышленности Венеции на исходе XVI века объясняется отчасти тем, что голландские навы достав­ляли испанскую шерсть непосредственно в этот город26 . Короче говоря, не так-то просто подсчитать все прибыли и убытки обеих сторон.

Судьба Атлантики в XVI веке

Для наших целей полезнее всего сделать краткий экскурс в историю океана, имея в виду главным образом ее связь со Средиземным морем.

С начала столетия до 1580 года иберийцы, т. е. средиземноморские мореплаватели, сформировали великий океанический коридор, иду - щий в поперечном направлении от Севильи до Антильских остро - вов — «Севильскую Атлантику», как выразился Пьер Шоню. Они соз - дали бескрайний океан португальцев, начинающийся с Лиссабона. За исключением нескольких французских корсаров, практически ни - кто не посягает на эти хорошо охраняемые пространства. Ничто не ме - шает их росту и преумножению. По ту сторону Панамского перешейка продолжением севильской Атлантики служит морской путь в Перу до порта Арика, ближайшего к рудникам Потоси. В 1564 году Манильский галион пересекает Тихий океан от Акапулько до Филиппин и действен­ным образом приобщается к китайской экономике26 . Вступив в игру, португальские мореплаватели сразу добрались до Индии, а затем стали хо­дить в Индонезию и Японию266. Кроме того, они организовали широко­масштабную работорговлю между Африкой и Америкой, а также нелегаль­ный вывоз серебра из Потоси по внутренним дорогам Бразилии и через Буэнос-Айрес на маленьких суденышках по Рио-де-ла-Плата26 .

Это была огромная и сложная система извлечения доходов из мирового хозяйства. Нельзя сказать, чтобы она не знала помех и сбоев, но в целом основанная на них иберийская экономика оставалась на подъеме до 1580 года и даже после этой даты... Доказательства: расту - щий ввоз в Севилью серебра и различных возвратных товаров из «Ин - дий», кож, красильного дерева, кошенили — эта последняя, наряду с некоторыми другими, была «царицей рынка», за стоимостью которой коммерсанты внимательно следили, оспаривая друг у друга прибыль от продажи. Другое доказательство: широкий выбор вариантов морского страхования в консульстве Бургоса, причем уровень страховой премии применительно к плаваниям в Атлантике долгое время оставался ниже,

чем для Средиземного моря268. При этом Лиссабон сохранял свое место в торговле пряностями гораздо позже 1600 года. Наконец, когда дела по­шли под гору после первых серьезных вылазок протестантских корсаров, оба гиганта, Португалия и Испания, объединились. В 1580 году никто не мог и помыслить, что это был союз двух колоссов на глиняных ногах.

Эту безоблачную картину омрачают некоторые факты, притом не - маловажные: ближняя Атлантика, лежащая вдоль оси север—юг, была потеряна довольно рано. Средиземноморские моряки овладели этой дорогой еще за несколько столетий до того. В 1297 году генуэзские га - леи впервые дошли непосредственно до Брюгге, а спустя два десятка лет за ними последовали венецианские galere da mercato (между 1310 и 1320 годом, а точнее, в 1317 году) и многие другие суда26 . Этот процесс (не будучи причиной или следствием) совпадает с завершением периода процветания ярмарок в Шампани; в это время в Нидерланды и Англию нахлынули толпы итальянских торговцев; они располагаются там, как в завоеванных странах. Торжество мореплавания сразу ставит Италию в более выгодное положение: опираясь на свои колонии в Леванте и на свои торговые конторы на севере, она вырывается из объятий окру - жающего ее отсталого мира, превосходя всех богатством и развитием. Другое последствие, непредвиденное: оживление на Атлантическом по­бережье Европы, по крайней мере на некоторых его участках — в Андалу­сии, Португалии, на деле готовит Великие географические открытия270.

Когда в середине XV века намечается медленный и мощный подъ - ем, он снова идет на пользу итальянской экономике, одновременно морской и континентальной. Венеция и Генуя в это время господ- ствуют на английском и фламандском рынках. Разрушение этой эконо - мической системы происходит только в XVI веке. В самом деле, около 1550 года271 господство на путях сообщения между Северным морем, Португалией и Андалусией переходит к кораблям северных стран. 20 лет спустя, во время испано-английского кризиса 1558—1569 годов2 , иберийцы вынуждены забыть о походах на Север или близки к этому. Следуя за ними по пятам, парусники с Севера тотчас же устремляются к Гибралтару и доводят до конца овладение Средиземным морем, нача­тое еще до 1550 года. Но дело идет не так уж быстро. В 1629 году один испанский старик (ему 87 лет) говорит в своих воспоминаниях о време - нах, когда Англия могла содержать не более 15 военных кораблей273.

Торговые галеры.

В целом эти перемены принесли Внутреннему морю прямые или косвенные убытки, но последствия их не были катастрофическими для средиземноморских стран. Испания и Португалия сосредоточили свои силы в первую очередь на обслуживании великих атлантических маршрутов. Показателен пример Бискайи: она поставляет самые лучшие корабли для Carrera de Indias , ее галионы отправляются в Ин­дию, но ее zabras, которые до 1569 года возили шерсть и серебро из Ис­пании в Антверпен, напротив, все реже появляются на северных маршрутах. Однако, несмотря на эти изменения, жизненно важная связь между Севильей и Севером сохраняется. Для северян, которые поставляют хлеб, рыбу, лес, железо, медь, олово, порох, сукно, полотно, скобяные изделия, суда новой постройки, плавания в Испанию оку­паются благодаря обратному вывозу соли, вина, серебра... Иберийский полуостров без труда оплачивает подобные услуги.

Итак, потери Средиземноморья компенсировались в рамках систе­мы мирового хозяйства, широко открытой для итальянских купцов. Последние находятся в Лиссабоне и Севилье с самого начала. Г енуэзцы дали толчок развитию Севильи и инициировали медленное и неуклон­ное движение капиталов, которое лежало в основе любой деятельности от одного края Атлантики до другого274. Вмешательство генуэзцев и ме­нее масштабное, но столь же важное влияние флорентийцев благо - склонно воспринимались испанской экономикой. Итальянские дельцы из Венеции и Милана, действуя согласованно, удерживают за собой ос­новные торговые пути в Нидерланды. И тех и других можно встретить в Антверпене, в Нюрнберге и даже на другом конце света, в Ормузе, в Гоа... Короче говоря, Средиземноморье не выходит из игры, оно уча­ствует во всех играх. Оно даже руководит через посредство генуэзцев финансами Испанской империи и управляет свыше, через так называе­мые Безансонские ярмарки275, всем движением капиталов в Европе.

Но этой универсальной системе не суждена была легкая жизнь. Ко­гда голландские корабли Корнелиуса Хаутмана обогнули мыс Доброй Надежды в 1596 году, на пути в Индию, а в 1598-м по дороге обратно, это еще не означало катастрофы для Средиземноморья. Жизненные центры системы оказались задетыми лишь тогда, когда стали рушиться, с большим или меньшим запозданием, ее вековые устои. При наступле­нии подобных сдвигов затронутыми в первую очередь оказываются

Плаваний в Индии.

обычно более развитые участки экономики. Процесс перераспределе ния, однако, протекает довольно медленно. Наиболее показательными являются, возможно, 1620—1630 годы, когда в недра испанских финан - сов проникают португальские марраны, формально обращенные novos christaos и зачастую ставленники северного капитализма. Они при - обретают право решающего голоса наравне с генуэзскими «hombres de negocios» (лделовыми людьми»). 8 августа 1628 года у городка Матансас, близ Гаваны, armada у flota Новой Испании были окружены и за - хвачены голландскими судами Пита Хейна27 .

Эти события, на наш взгляд, снижают общепризнанное значение удара, нанесенного намного раньше, в 1588 году, Непобедимой Армаде. На это есть несколько весомых причин: во-первых, после поражения 1588 года, которое было вызвано не только превосходством противника, но и неблагоприятной погодой и отсутствием опытных лоцманов, знакомых с песчаными мелями Северного моря, Испания смогла снарядить еще две экспедиции против островитян в 1597 и 1601 годах, а также организовать партизанскую войну в Ирландии, истощившую финансы королевы Елизаветы279. Во- вторых, Испания потерпела неудачу в эпоху общего подъема, так что по­лученные раны могли легко затянуться. В-третьих, масштабы английского пиратства снизились сами собой; конечно, оно наносило большой урон (хотя разграбление Кадиса в 1596 году было ударом не столько по богатству, сколь­ко по престижу Испании), но постепенно испанские берега и острова вооружаются, — а английские корсары являлись предпринимателями, до­ходы которых постоянно уменьшались, как показывает один английский историк28 . Граф Кэмберленд, увязший в долгах после 15 лет походов и столкновений с испанцами, отказывается от продолжения этих обремени­тельных занятий и возвращается в свое имение: «Теперь я должен думать не о перехвате каракк, а о посевах зерна, не о снаряжении кораблей, а о разве­дении овец...» В-четвертых, если Англия и способствовала краху Испании, она не так уж скоро смогла им воспользоваться. Существенная подробность: мир с Католическим королем Англия подписала в 1604 году, через 6 лет по­сле Франции и за 5 лет до Соединенных Провинций.

Это впечатление подтверждается знакомством с испанскими до - кументами конца XVI века. Борьба с Англией часто продолжалась на просторах океана. Англичане, владеющие Ла-Маншем, покидают пролив

Новые христиане.

Эскадра и флот.

задолго до того, как эскадры кастильского Аделантадо подготовятся к их встрече в Кадисе или в Лиссабоне; беспрепятственно доходят они до Ка­нарских или до Азорских островов и даже до пролива Гибралтар, охраняе­мого испанскими галерами, талионами и войсками. После ухода англий­ских судов, в самом конце благоприятного для плавания сезона, испанские корабли поднимаются от Гибралтара до Эль-Ферроля . Но их карающие удары часто приходятся в пустоту. Разумеется, бывают и столкновения. Иногда они совершенно безобидны. Так, в ноябре 1602 года, шесть испан­ских талионов отплывают из Лиссабона «в море у Ла-Коруньи»; они встречаются с несколькими кораблями противника, которые лучше воору­жены и готовы к более смелым маневрам, сближаются с ними, обстрели­вают их из пушек, а затем «поднимают паруса и пускаются в притворное бегство» quasi scherzando***, как говорится в одном венецианском до­несении . Это дорогостоящая, но не очень опасная война, однако в ней есть смысл. Английские и голландские суда вынуждены проходить через Гибралтарский пролив, но сделать это им совсем не просто. Английские корабли, по словам служащих Levant Company , преодолевают его ради большей безопасности зимой, «когда море в проливе волнуется и нет риска столкнуться с испанскими сторожевыми талионами, которые стоят в это время на якоре»282. А из Нового Света каждый год прибывают флотилии, нагруженные все большими богатствами, как бы «направляемые рукой Господней». Для Испании и ее средиземноморских союзников это главное.

Запоздалый упадок

Итак, результаты нашего последнего путешествия в поисках Сре­диземноморья в расширительном понимании не противоречат другим. Средиземное море, стиснутое окружающими его беспредельными про­странствами, остается до 1600 года средоточием живой, деятельной, наступательной экономики. И в начале веке большая история вовсе не спешит покинуть его с развернутыми знаменами и обозом. Настоящий сигнал к отступлению прозвучит здесь гораздо позже. Мы, таким обра­зом, завершили набросок общей схемы. Теперь необходимо будет рас­смотреть ее основные разделы и, что еще важней, подробности.

Губернатора провинции.

На северо-западном побережье Испании.

Как бы в шутку.

Левантийской компании.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Felix et Thomas Platter, Journal, op. cit., p. 20. Феликс 26 октября 1552 г. приезжает в Монтелимар «и ночью в местечко Пьерлатт, где я видел первые оливковые дере вья. Их ветви сгибались под тяжестью плодов, одни из которых были зелеными, другие красными и недоспелыми, а третьи уже черными и вполне созревшими. Я попробовал все, но они оказались невкусными и очень горькими».

2 Robert Brunschvig, La Berberie Oriental sous les Hafsides, 1940,1, p. 269.

Jacques Weulersse, Paysans de Syrie et du Proche Orient, 4 ed., 1947, p. 61.

4 Эти сведения сообщил мне Фелипе Руис Мартин. Точных ссылок у меня нет. О работорговле, связанной с караванами, идущими в Тлемсен и Мостаганем, см. Di ego Snares, Manuscrit В. N., Madrid, chapitre 35.

5 Maunce Lombard, «Le commerce italien et la route mongole», in: Annales E. S. G., 1948, p. 382: «Путь в Индию по суше был разведан итальянцами за двести лет до от крытия морского маршрута португальцами».

Fritz Jaeger, «Trockengrenzen in Algerien», in: Pet. Mitt., Erganzungsheft, et Natur- wissenschaft, Berlin, XXIX, 31 octobre 1941. 100-миллиметровая изогиета проходит между Лагуатом и Гардаей, между Б искрой и Туггуртом. 7Е. Alben, op. cit., Ill, 2, p. 199.

8 Aloys Sprenger, Die Post- und Reiserouten des Orients, 1864.

9 Didier Brugnon, Relation exacte concernant les caravanes en cortege des marchands d'Asie, Nancy, 1707, p. 73.

Marguerite van Berchem, «Sedrata, une ville du Moyen Age ensevelie sous les sables du Sahara algerien», in: Documents Algeriens, 11 septembre 1953.

Arnold Toynbee, L'Histoire. Un essai d'interpretation, Paris, 1951, p. 187.

E Цитировано у генерала EdouardBremond, Berberes et Arabes, 1942, p. 37.

Б Le voyage d'Outremer de Jean Thenaud, Paris, 1884, p. 7. В Каире «дрова чрез вычайно дороги и на покупку даже небольшого количества уходит много денег», ibid., pp. 209—210.

и Journal d'un bourgeois du Caire, Chronique d'Ibn lyas, transcrit et annote par Gas ton Wiet, I, 1955, p. 266.

l5KonradGuentner, in: Geogr. Zeitsch., 1932, p. 213.

16 VincentMonteil, см. с. 245, прим. 29.

Jacque Berque, «Introduction», in: Revue Internationale des Sciences Sociales, IX, 1959, n° 4, pp. 504—505. Этот номер посвящен кочевникам и кочевому образу жиз - ни в засушливых зонах.

18 Ibid.

Ibid.

19

19

20

20

Ibid.

21 Anonyme, Brieve description d'un voyage fait en Levant, Perse, Indes Orientales, Chine, s. d. (XVII siecle), B. N., Fr. 7503, n. a.

22 H. Pohlhausen, Das Wanderhirtentum und seine Vorstufen, 1954, p. 109.

AJaques Вещие, art. cit., p. 509.

24 Una embajada de los Reyes Catolicos a Egipto, Traduction, prologue et notes de Luis Garcia y Garcia, 1947, pp. 90—92.

25 Journal d'un bourgeois du Caire, I, p. 27 (nov. dec. 1468), p. 112 (juillet 1507).

26 A. N., К 1679, «los Arabes que corrian la campana robando todos los pasageros»*. 2л Письмо Даниеле Бадоера дожу, Пера, 8 апреля 1564 г., A. d. S. Venise, Senato

Secreta Constantinopoli, 4D.

28 Journal d'un bourgeois du Caire, II, p. 266.

29 VincentMonteil, «L'evolution et la sedentarisation des nomades sahariens», in: Revue Internationale des Sciences Sociales, 1959, p. 600.

30 Belon du Mans, op. cit., p. 163.

31 Diego Suares, Historia del Maestre ultimo que fue de Montesa..., Madrid, 1889, pp. 46, 284 —285.

32 R. Brunschvig, op. cit., I, p. 61.

33 Charles Monchicourt, «Etudes Kairouannaises», in: Revue Tunisienne, 1932—1936.

34 Carl Brockelmann, Geschichte der islamischen Volker, 1939, p. 284.

35 См. стр. 241.

36 Henri-Paul Eydoux, L'Homme et le Sahara, 1943, p. 101.

37 «Der Islam und die orientalische Kultur», in: Geogr. Zeitschr., 1932, p. 402.

38 R. Capot-Rey, in: Revue Africaine, 1941, p. 129, compte rendu de Jean Despois, La Tu nisie Orientale, Sahel et Basse Steppe, 1940.

39 B. Grekov et A. lakoubowski, La Horde d'Or, tr. fr., 1939.

Я опираюсь не столько на неопределенные указания его книг по этому вопро­су, сколько на наши с ним приватные беседы в Алжире.

41 RobertMontagne, Les Berberes..., op. cit., p. 410.

42 Rene Grousset, L'Empire des steppes, 1941, p. 11.

G. Schweinfurth, Im Herzen von Afrika, Leipzig, 1874, p. 50 et sq.

44 Didier Brugnon, Relation exacte..., op. cit. см. с. 308, прим. 9.

Flechat, op. cit., I, 345 (1766), говорит о караванах, отправляющихся из Бокоре- ста (Бухареста) ночью: «... один человек из каравана нес перед нами большой горшок с горящими угольями».

R. Hakluyt, op. cit., II, p. 200. A description of the yearly voyage or pilgrimage of the Mahumitans Turkes and Moores into Mecca in Arabia.

Vitorino Magalhaes-Godinho, L'economie de l'Empire portugais aux XIV et XV sie- cles, These dactylographiee, Sorbonne, 1958, p. 14 et sq. Согласно португальским ис - точникам, за золотом из Такрура, то есть из Западного Судана, в 1511 г. ходили два

Арабы делают набеги на окрестности и грабят всех встречных (исп.).

каравана ежегодно, которые доставляли в Египет через Феццан «большое количе - ство» желтого металла.

48 Emilio Garcia Gomez, «Espanoles en el Sudan», in: Revista de Occidente, 1935, pp. 93—117: вступление в Томбукту 30 мая 1591 г.,/. Beraud-Villars, L'Empire de Gao. Un Etat soudanais aux XV et XVI siecles, 1942, p. 144.

49Roland Lebel, Le Maroc et les ecrivains anglais aux XVI, XVII et XVIII siecles, 1927; J. Caille, «Le Commerce anglais avec le Maroc pendant la seconde moitie du XVI siecle. Importations et exportations», in: Revue Afr., 1941.

50 Belon du Mans, op. cit., p. 98, 189 v° et 190; N. lorga, Ospiti romeni in Venezia, Bu carest, 1932, p. 150.

51 Одним из путей доставки золота был Нил,/. В. Tavernier, op. cit., II, p. 324.

''Hakluyt, П,р. 171 (1583).

53 Следует отметить, что еще в конце XIX в. на Тигре сохранились лодочники - несториане из поселка Телль-Кель, близ Мосула. Eduard Sachau, Am Euphrat und Ti­gris, 1900, p. 24. В середине XVII в. подниматься вверх по Тигру было трудно: суда тянули канатом люди. Чтобы добраться от Басры до Багдада, требовалось два меся­ца,/. В. Tavernier, op. cit., I, p. 200.

54/. B. Tavernier, op. cit., I, p. 125.

55 W. Heyd, Histoire du commerce du Levant, trad. fr. de Furcy-Raynaud, 2 vol., 1885—1886, 2 tirage, 1936, II, p. 457.

л6 A. Philippson, op. cit., pp. 46—47, отмечает важность перевозок по Красному морю и трудности, связанные с судоходством на нем. С мая по октябрь плыть из Джидды в Тор или Суэц можно, только когда затихает преобладающий северный ветер и начинает дуть ветер с суши. По поводу соперничества между Красным морем и дорогами Сирии см. классическую работу В. Хайда «История левантийской торговли», а также все еще сохраняющий свое значение труд О. Peschel, «Die Han- delsgeschichte des Roten Meeres», in: Deutsche Vierteljahrschrift, III, 1855, pp. 157—228. О сложностях в организации караванной торговли на Суэцком перешейке см. Belon du Mans, op. cit., p. 132.

57 Hermann Wagner, «Die Uberschatzung de Anbauflache Babyloniens», in: Nachrich ten K. Ges. Wissensch., Gottingen, Ph. hist. Klasse, 1902, II, pp. 224—298.

58 Belon, op. cit., p. 107.

59E. Sachau, op. cit., особенно, pp. 43—44.

60 V. Nalivkine, Histoire du Khanat de Kokand, Paris, 1889.

61 Allah est grand, Paris, 1937, p. 11.

62 Op. cit., p. 290.

63 Op. cit., I, p. 111.

'Richard Hennig, Terrae Incognitae, 2 ed., 1956, IV, p. 44 et sq.

Разумеется, «европейской чертой» в глазах историка. Для европейского путешест - венника, немца Саломона Швайгера, который проехал по Турции (Eine neue Reissbesch-

Пустыня в Ливии.

reibung auss Teutschland nach Konstantinopel und Jerusalem, 4 Aufl., Nurnberg, 1639), дело обстоит как раз наоборот. «Привычка к кочевой жизни, которая является одним из отличительных свойств азиатских народов, присуща и современным туркам» — ци­тируется по Ivan Sakazof, Bulgarische Wirtschaftsgeschichte, Berlin —Leipzig, 1929, p. 206.

66 Эта мысль выражена по своему, блестяще и оригинально, в небольшом очерке: W. E. D. Allen, Problems of Turkish Power in the Sixteenth Century, London, 1963.

67 Gonzalo Menendes Pidal, Los caminos en la historia de Espana, Madrid, 1951, p. 85. О дороге Малага—Севилья, см., например, Theodore de Mayerne Turquet, Sommaire de scription de la France, Allemagne, Italie et Espagne, 1629, p. 309.

68 См. замечательные страницы, посвященные покрытой лесами Северной Европе и лишенной растительности Южной, Jean Brunhes, Geographie Humaine, 4 ed., p. 51.

69 Письмо Дантышка польскому королю, Лондон, 12 окт. 1522 г., Bibliotheque Czartoryski, 19, f°s 33—34.

70L. Pans, Negotiations... relatives au regne de Franfois II, 1841, p. 187. 71 Friedrich Wielandt, Die Bierbrauerei in Constanz, 1936. Первый пивовар, Якоб Вюдерфранк, прибыл сюда из Будвица*.

л Как сказано в популярной прибаутке этого времени (George Macauley Trevelyan, History of England, London, 1943, p. 287, note 1) :

Hops, Reformation, bays and beer Came, into England all in one year .

73 La tres joyeuse et tres plaisante Histoire composee par le Loyal Serviteur des faits, gestes, triomphes... du bon chevalier sans paour et sans reprouche Le gentil seigneur de Bayart, p. p./. C. Buchon, Col. «Le Pantheon litteraire», 1886, p. 106.

74 Don Antonio de Beatis, Voyage du Cardinal d'Aragon (1517—1518), traduit de l'italien par M. Havard de la Montagne, Paris, 1913, p. 74.

75 A. d. S. Mantoue, Serie E., Francia 637, письмо декана*** Байе маркизу Мантуан- скому, Байе, 16 апреля 1529 г.: «ehe a dir il vero li vescovi di qui son havuti in maggior reverentia ehe in Italia»****.

76 Из копий писем Марко Оттобона составлен сборник «Депеши, посылавшиеся секретарем Марко Оттобоном Сенату из Данцига с 15 ноября 1590 г. по 7 сентября 1591 г.». A. d. S. Venise, Secreta Archivi Propri, Polonia. Страницы сборника не про нумерованы. Цитируются письма от 13 и 22 декабря 1590 г.

77 R. Hakluyt, op. cit., I, p. 402. Письмо Паоло Ламберти венецианскому послу в Париже, Руан, 11 августа 1571 г., С. S. P., pp. 473—474: Москва сожжена, перебито 150 000 человек, в том числе фламандские, английские, немецкие, итальянские купцы,

Ческе Будеевице.

Вольный перевод:

Лавровая вишня, хмель, Реформа, пиво Появились в Англии сразу всем на диво.

Церковная должность.

По правде говоря, епископов здесь уважают больше, чем в Италии.

которые там жили. Взятие Москвы на долгие годы сделало невозможной торговлю через Нарву, для которой использовались суда, зафрахтованные Ламберти в Дьеп - пе. Karl Stahlin, Geschichte Russlands von den Anfangen bis zur Gegenwart, 1923, t. I, pp. 282—283, разъясняет происхождение приводившихся неправдоподобных дан - ных о количестве жертв (800 000 погибших, 130 000 пленных).

78 Еще в эпоху Ж. Б. Тавернье (Voyages, I, p. 310) такие набеги совершались горстками всадников. «Я обратил внимание на то... что по дороге из Парижа в Константинополь, ме жду Будой и Белградом, мне попались навстречу два отряда этих татар, один численно стью в 60 всадников, другой — в 24...» О роли этих «нерегулярных» частей, следовавших за турецкой армией, см./. Szekfu, Etat et Nation, Paris, 1945, pp. 156—157. Ужасные ус ловия их зимовки. Вместе с женами, детьми и стадами они кормятся на месте стоянки. За перипетиями их странствий внимательно следят в Венеции (A. d. S. Venise, Annali di Ven­ezia, 9 octobre 1571, 7 mars 1595; Marciana 7299,15 avril 1584; 5837 С IL 8, 11 janvier 1597; Museo Correr Cicogna 1993, F135,23 juillet 1602, etc.); и в Польше. Musee Czartoryski, 2242, f 256, 1571; Johann Georg Tochtermann, «Die Tartaren in Polen, ein anthropogeographischer Entwurf», in: Pet. Mitt, 1939. Каждое нападение татар на Польшу вызывало немедленные ответные действия, как, например, в 1522 г., Acta Tomiciana, VI, p. 121: и в 1650 г., Recueil des Gazettes, nouvelles ordinaires et extraordinaires, par Theophraste Renaudot, pp. 25 a 36.

77 Baron de Tott, Memoires, II, p. 29.

80 G. Botero, Relazioni univ., II, pp. 39—40; W. Platzhoff, op. cit., p. 32, придает слиш ком большое значение татарам как инертному государственному образованию, сво его рода буферу между русскими и турками. О татарских повозках, всадниках, о не сметном множестве русских конников, способных стрелять из пищали, см. Е. Alberi, Relazioni, III, II, p. 205, 1576.

81 G. Botero, ibid., II, p. 34. См. об этом важные источники, опубликованные у V. Lamansky, op. cit., pp. 380, 381, note 1, 382, 383.

82 G. Botero, ibid., II, p. 34.

83 Museo Correr, 1 993, 1 1 septembre 1602.

84 L. Beutin, in: Vierteljahrschrift fur S. u. W. Geschichte, 1935, p. 83, по поводу кни ги Axel Nielsen, Danische Wirtschaftsgeschichte, 1933.

85 P. Herre, Europaische Politik in cyprischen Krieg, 1902, p. 152.

86 A. Bruckner, Russische Literaturgeschichte, 1909, I, p. 51.

87 Walter Kirchner, The Rise of the Baltic Question, 1954, pp. 70—73.

88 R. Hakluyt, op. cit., I, pp. 237—238.

89 Письмо Карла IX городу Данцигу, Блуа, 16 октября 1571 г. Archives de Dantzig, 300.53630.

90 J.Janssen, Geschichte des deutschen Volkes, seit dem Ausgang des Mittelalters, 1885, p. 313, note 1.

91/. von Hammer, Histoire de l'Empire Ottoman depuis son origine jusqu'a nos jours, 1835—1839, VI, p. 118: рекомендательное письмо 1558 г. султана царю относительно турецких купцов, направляющихся в Москву за мехами, R. Hakluyt, op. cit., I, p. 257.

92 R. Hakluyt, op. cit., I, p. 364.

93 F. Lot, Les Invasions barbares, II, 1937, p. 36; W. Platzhoff, op. cit., p. 31, относит взятие Казани к 1552 г.; Werner Philipp, Ivan Peresvetov und seine Schriften zur Erneuerung des Moskauer Reiches, 1935; Heinrich von Staden, Aufzeichnungen uber den Moskauer Staat, p. p. F. Epstein, Hambourg, 1930, важные сведения о присоединении двух татарских городов на Нижней Волге.

94 Как в июле 1568 г., R. Hakluyt, op. cit., I, p. 394.

95 Ценные подробности в переписке венецианского баила , Константинополь, 30 апреля 1569 г., 8 января 1570 г., A. d. S. Venise, Annali di Venezia. CM. W. E. D. Allen, op. cit., p. 26etsq.

* E. Pommier, «Les Italiens et la decouverte de la Moscovie», in: Melanges d'Archeolo gie et d'Histoire publics par l'Ecole Franyaise de Rome, 1953, p. 267.

97 Nicolay (Nicolas de), Les quatre premiers livres des navigations et peregrinations ori entales, Lyon, 1568, p. 75, очень дешевые меха в Безестане .

98у. von Hammer, op. cit., VI, pp. 340—341.

99 Превосходный обзор в кн.: /. Lubimenko, Les relations commerciales et politiques de l'Angleterre avec la Russie avant Pierre le Grand, 1933, Bibliotheque de l'Ecole des Hautes Etudes. Краткий очерк y Karl Stdhlin, op. cit., I, p. 279 et sq. Ibid., p. 228, за 30 лет до англичан генуэзцы в лице Паоло Чентурионе попытались разрушить турецкую моно­полию на левантийскую торговлю, используя русские дороги, ведущие в Азию.

100 Horst Sablonowski, «Bericht uber die soviet-russische Geschichtswissenschaft in den Jahren 1941—1942», in: Historische Zeitschrift, 1955, t. 180, p. 142.

101 «Russia and the World Market in the Seventeenth Century, A discussion of the con nection between Prices and Trade Routes», par Arne Ohberg Vadstena, in: Scandinavian Economic History Review, vol. Ill, n° 2, 1955, p. 154.

102 Jacques Accarias de Serionne, La richesse de la Hollande, Londres, 1778,1, p. 31.

103p j ghariiaA Trois siecles d'economie maritime franyaise, 1931, p. 19.

104 W. Heyd, Histoire du commerce du Levant au Moyen Age (traduction franyaise), (1885—1886), 2 tirage 1936), I, p. 66 et sq.

105 E. Pommier, art. cit., p. 253 et sq.

106 PaulMasson, Histoire du commerce franyais dans le Levant au XVIIIe siecle, 1911, p. 396.

107 A. G. Mankov, Le mouvement des prix dans l'Etat russe du XVIe siecle, 1957.

108 B. Porchnev, «Les rapports politiques de l'Europe occidentale et de l'Europe orien tale a l'epoque de la Guerre de Trente Ans» (Congres International des Sciences His toriques, Rapports, IV, Stockholm, 1960, p. 142), делает упор на Столбовский мир, за крепивший успех шведов.

109 Recueil des Voyages de l'abbe Prevost, Voyage des ambassadeurs du Holstein tra duit par Wicquefort, t. II, 1639, p. 76—77.

Представителя в Константинополе. Константинопольский базар.

110 Я не успел использовать прекрасную статью: M. Malowist, «Die Problematik der sozial-wissenschaftlichen Geschichte Polens vom 15. bis zum 17 Jh.», in: La Renaissance et la Reformation en Pologne et en Hongrie, Studia Historica, 53, Budapest, 1963.

Название этого места («белый город») на разных языках: на румынском Четатя Алба, на старославянском Бялоград, на турецком Акерман имеет одинаковое значе - ние. Город был захвачен турками 7—8 августа 1484 г., N. Beldiceanu, «La campagne ottomane de 1484, ses preparatifs militaires et sa chronologie», in: Revue des Etudes Rou- maines, 1 960, pp. 67—77.

112/ B. Tavernier, op. cit., I, p. 277.

113 Musee Czartoryski, Cracovie, 2242, f° 199, Отчет Жана де Монлюка, епископа Ва- лансского.

114 Roman Rybarski, Handel i polityka handlowa Polski w XVI stuleciu, Poznan, 1928, p. 14.

115 W. Achilles, «Getreide, Preise und Getreidehandelsbeziehungen europaischer Raume im 16. und 17. Jahrhundert», in: Zeitschr. fur Agrargesch. und Agrarsoziologie, April 1959.

116 Уже цитированные письма Марко Оттобона, A. d. S. Venise, Secreta Archivi Pro- pri, Polonia 2.

117 M. Malowist, «The Economie and Social Development of the Baltic Countries from the 15-th to the 17-th Centuries», in: The Economic History Review, 1959, p. 179, note 2.

118M. Malowist, «Les produits des pays de la Baltique dans le commerce international au XVI siecle», in: Revue du Nord, avril-juin 1960, p. 179.

119 Domaniewski, «Die Hauptstadt in der Geopolitik Polens», in: Geopolitik, mai 1939, p. 327.

Op. cit., pp. 246, 248.

120

121

122

120

121

122

Ibid., pp. 208, 228.

Это выражение принадлежит Энтони Ширли (1622 г.), X. A. Flores, op. cit., p. 80.

/. N. Angelesen, Histoire economique des Roumains, I, 1919, p. 311.

123 Archives de Cracovie, Senatus Consulta (1538—1643), 1213, f 3, 17 decembre 1540.

123 Archives de Cracovie, Senatus Consulta (1538—1643), 1213, f 3, 17 decembre 1540.

Ibid., pp. 300—301.

Ibid., p. 317.

126

127

126

127

Ibid., p. 317.

128 R. Rybarski, op. cit., pp. 62—64.

129 X. A. Flores, op. cit., p. 81 (1622).

130 R. Rybarski, op. cit., p. 286.

131 Archives de Cracovie, 437, f 69—70, 1538..., Feria sexta vigilia Thomae Apostoli. См. также, 437, f° 86, 1539, Feria sexta die S. Antonii.

132 R. Rybarski, op. cit., p. 153.

133 Ibid., p. 153.

134 Emile Coornaert, Les Franyais et le commerce international a Anvers, fin du XV—XVI siecle, I, 1961, p. 187. См. об этой фирме также К. Heeringa, Bronnen tot Geschiedenis levantschen Handel, S'Gravenhage, 1917,1,1, n° 35 и Alberto Tenenti, Naufrages, corsaires et assurances maritimes a Venise (1592—1609), 1959, p. 560.

Archives de Cracovie, 447, P 22—23, 1575, Feria quinta post festum S. Jacobi. /. N. Angelesen, op. cit., p. 326 et sq.

Tommaso Alberti, Viaggio a Costantinopoli, 1609—1621, Bologna, 1889.

135

136

137

138

139

140

141

135

136

137

138

139

140

141

R. Rybarski, op. cit., p. 197 et 323.

A. d. S. Venise, Senato Terra, 40, 13 juin 1564.

Jan Ptasnik, GH italiani a Cracovia dal XVI secolo al XVIII, Rome, 1909.

A. de Cracovie, 151, 24 decembre 1533.

142 R. Rybarski, op. cit., p. 180.

143 Relazione di Polonia di Paolo Emilio Giovanni (1565), in: Scriptores Rerum Poloni- carum, Analecta Romana, 15, p. 196.

144 Hermann Kellenbenz, «Le declin de Venise et les relations de Venise avec les marches au Nord des Alpes», in: Decadenza economica veneziana nel secolo XVII, 1965 (Fondazi- one Giorgio Cini), p. 156.

145 Archives de Cracovie, Ital., 382.

S. Goldenberg, «Italiens et Ragusains dans la vie economique de la Transylvanie au XVI siecle» (на румынском), in: Revista de Istorie, 1963, n° 3.

147 X. A. Flores, Le «peso politico de todo el mundo» d'Anthony Sherley, p. 79.

148 Ibid., p. 81.

149 Письма Марко Оттобона дожу Венеции, Торунь, 12 янв. 1591 г. и Гданьск,

1 февр. 1591 г., A. d. S. Venise, Secreta Archivi Propri, Polonia 2.

150 Письмо того же лица тому же лицу, Гданьск, 1 февраля 1591 г., ibid.

151 «Karte der alten Handelstrassen in Deutschland», in: Petermann's Mitteilungen, 1906.

152 Библиографические справки наиболее полно отражены в ст.: Hermann Kellen benz, art. cit., a la page 487, note 144.

153 A. d. S. Venise, Cinque Savii, 142, P 6 et 6 v°, 28 aoht 1607. Alberto Tenenti, Naufrag es, corsaire et assurances maritimes a Venise, 1592—1609, 1959, упоминает о двух ве нецианских судах, плывущих в Швецию, в 1591 и 1595 гг., pp. 23 et 159. Giuseppe Gabrielli, «Un medico svedese viaggiatore e osservatore in Italia nel secolo XVII», in: Rendiconti delia R. Accademia dei Lincei, 7—12 novembre 1938.

154 Письмо Б. де Мендосы Филиппу II, 10 мая 1559 г., CODOIN, XCI, р. 356, 364. 155/. A. van Houtte, «Les avvisi du fonds Urbinat...», in: Bulletin de la Commission Roy ale d'Histoire, LXXXIX, p. 388, 24 septembre 1569.

156 Письмо Фериа Флилппу И, 10 мая 1559 г.,' CODOIN, LXXXVII, р. 184: 90 000

кусков английского сукна доставлены в Антверпен «nota de panos» .

Письмо Яна Дантышка королю Сигизмунду, Антверпен, 18 сентября 1522 г., Musee Czartoryski, 274, n° 16.

158 См. выше, с. 311, прим. 76.

159 Jean-Franqois Bergier, Les foire de Geneve et l'economie internationale de la Renais sance, 1963, p. 17.

Суконным флотом (исп.).

mj. F- Bergier, op. cit., p. 31.

161 Marciana 5838, С II, 8, f° 37. Отчет Франческо Кальдоньо, 1598 г.

162 Aloys Schulte, Geschichte des mittelalterlichen Handels und Verkehrs zwischen West deutschland und Italien, I, 1900, p. 37 et sq.

163/. F. Bergier, op. cit., p. 131.

164 Письмо Марко Дандоло дожу, Лион, 12 декабря 1540 г.; B.N., Ital. 1715 fil, copie.

165 «Voyage de Jerome Lippomano», in: Collection de documents inedits sur l'histoire de France, Relations des ambassadeurs venitiens, recueillies par N. Tommaseo, 1838, t. II, 274—275.

166 См. выше, прим. 162.

167 Marc Bresard, Les foires de Lyon aux XV et XVI siecleA, 1914, pp. 44 et 168.

168 Hermann Kellenbenz, art. cit., pp. 124—125.

169 WilfridBrhlez, «L'exportation des Pays-Bas vers l'Italie par voie de terre, au milieu du XVI siecle», in: Annales E. S. C., 1959, pp. 469—470.

170 A. d. S. Venise, Cinque Savii 21, F 45, 25 octobre 1597.

171 Otto Stolz, «Zur Entwicklungsgeschichte des Zollwesens innerhalb des alten Deut schen Reiches», in: Viertel], fur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, 1954, p. 18, note 40.

172/. F. Bergier, op. cit., p. 131.

173 Fontego, венецианская форма слова Fondaco*, как и Todeschi от Tedeschi**. Классический труд Henry Simonsfeld, Der Fondaco dei Tedeschi und die deutsch-vene- tianischen Handelsbeziehungen, Stuttgart 1887, 2 vol., несет на себе отпечаток посред ственности, присущий сохранившимся документам.

174 Маленькая подробность: 30 ноября 1489 г. «prudentes mercatores Henricus Fo- cher et fratres»*** просят окончательно передать в их распоряжение покои, которые они «jam diu»**** занимают и которые они обставили, понеся большие затраты. По скольку они представили рекомендации главы церкви и римского короля, их про шение было удовлетворено. Речь идет, разумеется, о Фуггерах. A. d. S. Venise, Nota- torio di Collegio, 14—1.

И не только из Венеции и Венето, но и из всей Северной Италии. Fritz Popelka, «Sudfruchte vom Gardasee nach Graz», in: Blatter fur Heimatkunde, 1951.

176 A. d. S Venise, Senato Terra, 88, 16 aodt 1583. В документе упоминаются два не мецких постоялых двора: II Falcone***** в Ферраре; i Tre Rej****** B Милане.

111 Henry Simonsfeld, op. cit., II, p. 263, et sq; Bandello, op. cit., VII, p. 169.

Подворье, Г остиный двор.

Немцы.

Степенные купцы Г енрих Фохер и его братья (лат.). Уже давно.

Сокол.

Три короля.

178 R. Rohncht, Deutsche Pilgerreisen nach dem Heiligen Land, Berlin, 1880, p. 11.

179 См. выше, с. 316, прим.176.

180 цит по н Kretschmayr, Geschichte Venedigs, 1905 —1920, И, p. 467.

181 E. Henng, Die Fugger, 1939, p. 204—205. Здания вдоль реки Лех в Аугсбурге выстрое ны в венецианском стиле; фасады домов на набережной р. Вертах напоминают о Генуе.

182 Josef Kulischer, Allgemeine Wirtschaftsgeschichte des Mitelalters und der Neuzeit, 1958, II, p. 251.

183 Marciana, Ital. VII, 7679, P 30, 1492.

184/о/ш U. Nef, art. cit., p. 431, note 1 говорит даже об упадке.

185 Voyage fait par moy Pierre Lescalopier..., Bibliotheque de la Faculte de Medecine de Montpellier, Ms. H 385, P 49 v°, ci. p. 32, note 8. Отрывки, опущенные в публика ции Эдмона Клерэ, были скрупулезно воспроизведены в кн.: Paul L Cernovodeanu, in: Studii §i materiale de Istorie Medie, IV, Bucarest, 1960.

186 Gunther Franz, Der Dreissigjahrige Krieg und das deutsche Volk, lena, 1940, p. 16.

187 Письмо д-ра Гера ван Устендорпа Президенту Виглиусу , Бремен, 30 января 1574 г., опубликовано в кн.: RichardHdpke, op. cit., II, pp. 308—309.

188 Johannes Muuer, «Der Umfang und die Hauptrouten des nurnbergischen Handelsgebi etes im Mittelalter», in: Viertel], fur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, 6, 1908, pp. l—38.

189/. F. Bergier, op. cit., p. 155.

190 Wilfrid Bmlez, De Firma delia Faille en de internationale Handel van vlaamse Fir- ma's in de 16-e Eeuw., 1959.

191 Эти указания находятся в письмах Марко Оттобона 1590 —1591 гг., см. прим. 76. Бартоломео Виатис отделился от своего компаньона в 1591 г. Б° Кастелло «mercante conosciutissimo qui et di molto negocio in Ongaria» .

192 Hermann Kellenbenz, art. cit., p. 131 et sq.

193 WilfridBmlez, De Firma delia Faille, pp. 53—55, 106—108, 363—365, и замеча тельное резюме на французском языке, помещенное в конце книги, pp. 580—581.

194 О каризее, отправленной рагузской фирмой Менце в Рагузу «per via d'Amburgo in condotta di Lederi»**, CM. A. de Raguse, Diversa de Foris XV, F 119 v° et 120, 24 juin 1598.

195 О фирмах Кляйнхауз и Ледерер см. WilfridBrйlez, op. cit., p. 467, и многочис ленные отсылки в указателе.

196 WilfridBmlez, op. cit., p. 467.

197 R. Gascon, op. cit., (еще не издано) цитирует «доставочные письма», выданные лионским купцам.

198 Museo Correr, Cicogna, 1999, Aringhe varie (s.d.). Мантуанская дорога, говорит ся в этой речи, использовалась «al tempo de la peste»***, причем речь может идти как

Весьма известный здесь (в Вене) купец, имеющий большую практику в Венгрии. Через Гамбург по договоренности с «Ледери». Во время чумы.

о чуме 1629—1630 гг., так и об эпидемии 1576 г. Эта неопределенность затрудняет датировку документа.

Ibid., товары, отправляемые в Ломбардию, доставляются в лодках до Эсте; в Германию — до Портогруаро. 200Josef Kulischer, op. cit., II, p. 377.

201 WilfndBrUlez, «L'exportation des Pays-Bas vers l'ltalie par voie de terre au milieu du XVI siecle», in: Annales, E. S. G. (1959), p. 465.

202 Arnost Klima, «Zur Frage des Ubergangs vom Feudalismus zum Kapitalismus in der Industrieproduction in Mitteleuropa (vom 16. bis 18 Jh.)», in: Probleme der Okonomie und Politik in den Beziehungen zwischen Ost- und Westeuropa vom 17. Jahrhundert bis zur Gegenwart, hgg. von Karl Obermann, Berlin, 1960. О том, что зарождение новых форм связано в первую очередь с текстильным производством, а не с горнорудным промыслом, см. pp. 106—107.

203 G. Aubin, Arno Kunze, Leinenerzeugung und Leineabsatz im ostlichen Mitteldeutschland zur Zeit der Zunftkaufe. Ein Beitrag zur Kolonisation des deutschen Ostens, Stuttgart, 1940.

G. Heitz, Landliche Leinenproduktion in Sachsen, 1470—1555, Berlin, 1961.

2 Arnost Klima, art. cit., см. выше, прим. 202, и G. Aubin, «Aus der Entstehungsges- chichte der nordbohmischen Textilindustrie», in: Deutsches Archiv fur Landes- und Volksforschung, 1937, pp. 353—357.

2 Hermann Kellenbenz, art.cit., p. 114.

206 A. d. S. Venise, Senato Mar, 18, f° 35, 8 juillet 1513.

207 WilfridBrUlez, op. cit., p. 579.

G. Aubin, Bartolomaus Viatis. Ein nurnberger Grosskaufmann vor dem Dreissig jah- rigen Kriege», in: Viertel]. fur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, 1940, p. 145 et sq.

209 R. Fuchs, Der Bancho publico zu Nurnberg, Berlin, 1955, 86 p. (Nurnb. Abh. zu den Wirtschafts- und Sozialwissenschaften, Heft 6). Дата 1621 г. приведена в словаре /. Savary des BrUlons, Dictionnaire universel de commerce, V, p. 373.

210 См. прим. 218

211 Hermann Kellenbenz, art. cit., p. 119.

212 Ibidem.

213 Ibidem.

214 A d. S. Venise, Cinque Savii, Risposte, 1602—1606, fos 189 v°—195,1-erjanvier {1607}.

215 Hermann Kellenbenz, art. cit., p. 135.

216 Ibid., p. 147.

Ibid., p. 152; о том, что итальянцы заправляли финансовыми операциями в Нюрнберге в 1625 г., р. 149.

218 Ibid., р. 128.

219 Ibid., р. 128, р. 143 et sq.

220 Ibid., p. 144.

221 Josef Janacek, Histoire du commerce de Prague avant la bataille de la Montagne Blanche (на чешском яз.), Prague, 1955.

ЛЛ Ernst Kroker, Handelsgeschichte der Stadt Leipzig, 1926, p. 113, 19—20 mai 1593. 223 Л. Dietz, Frankfurter Handelsgeschichte, t. III, 1921, p. 216.

Письмо Корнелиуса Хаги* Генеральным штатам, in: Heeringa, Bronnen tot Ge- schiedenis levantschen Handel, I, l, n° 251, pp. 532—533.

225 B. Benedetti, Intorno alle relazioni commercial! delia Repubblica di Venezia et di Norimberga, Venezia, 1864.

226 A. d. S. Venise, Dispacci, Inghilterra, 2.

221P.]. Blok, Relazioni veneziane, 1909; A. d. S., Venise, Cinque Savii, 3, P 35, 7 февраля 1615г., Эдиджо** Оверц признан консулом Нидерландов.

228 Ibid., 144, F 14, 30 avril 1616.

229 Genes, 28 fevrier 1599, Archives de Gdansk, 300—53/141.

230 De la collection «Histoire du commerce de Marceille», le tome II, redige par Joseph Billioud, p. 136 et sq.

О Лионе, кроме книги Рене Гаскона, см. R. Gandilhon, La politique economique de Louis XI, 1941, p. 236, и, применительно к 1573 г., Nicolas de Nicolay, Description generale de la ville de Lyon, ed. de 1883.

232 Я. Druot, Mayenne et la Bourgogne, 2 vol., 1931,1, pp. 3 et 4.

233 Бриарский канал, строительство которого началось в 1604 г.

234 Emile Coornaert, Les Franqais et le commerce international a Anvers, 1961.

235 Frank Spooner, L'economie mondiale et les frappes monetaires en France, 1493—1680, 1956, p. 215etsq.

Henri Hauser', «La question des prix et des monnaies en Bourgogne pendant la sec- onde moitie du XVI siecle», in: Annales de Bourgogne, 1932.

231 Frank Spooner, op. cit., p. 219.

238 A. Yrondelle, «Orange, port rhodanien», in: Tablettes d'Avignon et de Provence, 9—16 juin 1928, отдельный тираж 1929 г. Указание на 1562 г. заимствовано из Архива комму ны Оранжа.

Уголь могут использовать также обжигальщики извести, кузнецы и оружейни - ки, Achille Bardon, L'exploitation du bassin houiller d'Alais sous l'ancien regime, 1898, p. 13 et 15. Марсель ввозит железо в крицах из Каталонии. Л. des Bouches-du-Rhdne. Amiraute de Marseille, B IX, 14. Первая партия из 300 криц прибыла из Койюра*** 2 мая 1609 г. (страницы документа не пронумерованы). Таким образом, можно го - ворить о наличии кузниц.

Согласно сведениям portate**** Ливорно,* A. d. S. Florence, Mediceo, 2080. См.также Jacob Stneder, «Levantinische Handelsfahrten», art. cit., p. 13. Я думаю, что немецкий историк неправильно понимает слово «каризея».

Посла Дании в Константинополе.

Эджидио?

Местечко на побережье северного мыса Креус, на территории современной Франции. ****

Портовых регистров.

241 E. Le Roy Ladune, op. cit., p. 125.

242/. F. Noble de la Launere, Abrege chronologique de l'histoire d'Arles, 1808, pp. 393, 420. 243 A. des B. du Rhone, Amiraute de Marseille, В IX, 198 ter.

N. deNicolay, op. cit., p. 164, 175, 188

244

244

245

245

189.

189.

См. прим. 243.

246Jacob Stneder, art. cit., passim; ср. также исследование Karl VerHees, in: Viertel], fur S. u. W. Gesch., 1934, pp. 235 —244, о немецких фирмах, представленных на Лион - ской бирже (Arch, municipales de Lyon, H. H. 292, n° 14); всего было 73 фирмы: 24 из Нюрнберга, 35 из Аугсбурга, 6 из Ульма, б из Страсбурга, 1 из Констанца, 1 из Кель - на, не считая, разумеется, посредников.

247 Применительно к Нидерландам, особенно в период с 1550 по 1580 г. со всей остро той встает важный вопрос об их связях со Средиземноморьем. Эту обширную проблему невозможно решить с помощью приводимого ниже частного пьемонтского примера, но он, возможно, любопытным образом прольет свет на одну из ее сторон. В 1575 г. между герцогом Савойским, Эммануилом-Филибертом, и правительством Нидерландов был заключен договор (Р. Egidi, Emmanuele PhiHberto, 1928, II, 127). Согласно этому дого вору стороны взаимно снижали вдвое пошлины на ввозимые, вывозимые и транзитные товары. В предшествующие годы герцог Савойский пытался добиться выгодных усло вий для своего государства с помощью договоров с Женевой и Вальтеллиной (ibid., р. 127). Одновременно он прилагал усилия, через посредничество испанского поддано- го Витале Сачердоти, чтобы установить контакты с Левантом и Индией и с этой целью заключить соглашение с Турцией. Заметим, что указанные первоначальные перего воры относятся к 1572 г., когда Венеция испытывала затруднения в делах (война Свя щенной лиги продолжалась с 1571 по 1573 г.). Впрочем, затея Эммануила-Филиберта не увенчалась успехом; для ее осуществления требовалось содействие еврейских куп цов, которых он и попытался привлечь, оказывая им покровительство, но ему не удалось преодолеть неприятие этого проекта Римом и Испанией (1574 г.). Тем не ме нее в данном случае речь шла о далеко идущих торгово-политических планах и о замыс ле, как отмечает Пьетро Эджиди, повернуть в сторону Пьемонта и Ниццы часть тех гро мадных трансконтинентальных потоков, которые проходили вдоль границ савойского государства через Францию и через Милан (ibid., 127).

248 См. том II, гл. VI.

249Л. Brun, Recherches historiques sur l'introduction du franfais dans les provinces du Midi, 1923, ср. рецензию Lucien Febvre, in: Rev. de Synthese, 1924.

250 EdmondBonnaffe, Voyages et voyageurs de la Renaissance, 1895, p. 92 {1577}.

251 Yves Renouard, «Les relations economique franco-italiennes a la fin du Moyen Age», in: Cooperazione intellettuale, sept.-dec.1936, p. 53—75.

252 Я. Kretschmayr, op. cit., II, p. 378.

253 Brantome, Memoires, ed. Merimee, XII, p. 63.

254 Gonzague True, Leon X et son siecle, 1941, p. 127.

Ср. превосходные заметки Марка Блока о старых городах Юга и новых горо - дах Севера, in: Revue historique, 1931, p. 133.

11 - 5039

D. A. Farnie, «The commercial Empire of the Atlantic, 1607—1783», in: The Eco nomic History Review, XV, 1962, n° 2, pp. 205—206.

257 Pierre Chaunu, Seville et l'Atlantique, 1959, 3 vol.

258 Fredenque Mauro, Le Portugal et l'Atlantique au XVII siecle, 1570—1670, 1960.

259 Laurent Vital, Premier voyage de Charles Quint en Espagne, 1881, pp. 279—283.

260 См. том III. гл. I, §3

261 Musee Czartoryski, Cracovie, 35, f 35, f° 55, Valladolid, 4 janvier 1523.

262 Robert Ricard, in: Bulletin Hispanique, 1949, p. 79.

263 Charles Verlinden, «Les origines coloniales de la civilization atlantique. Antecedents et types de structures», in: Cahiers Internationaux d'Histoire, 1953. p. 382, n. 4.

264 См. с. 403—404.

265 Pierre Chaunu, Les Philippines et le Pacifique des Iberiques ( XVI, XVII, XVIII sie cles). Introduction metodologique et indices d'activite, I960.

266 C. R. Boxer, The great Ship from Amacon, Lisbonne, 1959.

26 A lice Piffer Canabrava, О commercio portugues no Rio da Prata, 1580—1640, Sao Paulo, 1944.

268 Согласно первым результатам пока не изданной работы Мари Эльмер о морском страховании в Бургосе (она должна была быть опубликована в сборнике статей М. Эльмер издательством Каса Веласкес).

269 Renee Doehaerd, Les relations commerciales entre Genes, la Belgique et l'Outremont, Bruxelles—Rome, 1941, I, p. 89.

270 G. de Reparaz (jiho), La epoca de los grandes descubrimientos espanoles y portu- gueses, 1931, p. 90.

271 A. Ballesteros, Historia de Espana y su influenda en la historia universal, 1927, IV, 2, p. 180.

272 См. том И, гл. II, §2.

273

273

CODOIN, LV, p. 7

CODOIN, LV, p. 7

8.

8.

274 Andre-E. Sayous, «Le role des Genois lors des premiers mouvements reguliers d'af faires entre l'Espagne et le Nouveau Monde», in: C. R. de l'Academie des Inscriptions et Belles-Lettres, 1930.

275 См. том II, гл. I, §1, гл. II, §2.

™Huguette et Pierre Chaunu, op. cit., V, p. 169 et 170, notes 10, 11 et 12.

R. Ballesteros, Historia de Espana y su influencia en la historia universal, 1926, t. IV, p. 169. 278 Ibid., p. 200. 9 George Macaulay Trevelyan, History of England, op. cit., p. 361.

L. Stone, «Anatomy of Elisabethan Aristocracy», in: The economic History Review, 1948, p. 17.

Письмо Контарини дожу, Вальядолид, 24 ноября 1602 г.

282 Domenico Sella, op. cit., p. 10, note 5.

ФИЗИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ЕДИНСТВО: КЛИМАТ И ИСТОРИЯ

...Странствия Улисса, не выходящие за пределы одной климатической зоны.

Ж. Д. Баррос. Азия. I, IV, с. 160

Этот мир с размытыми границами, густонаселенный и разнообразный, который мы так подробно описали, представляет собой нечто единое бла­годаря живущим в нем людям, благодаря сплаву2 различных исторических пластов. Но нельзя сбрасывать со счетов и такой мощный объединитель­ный фактор, действующий наряду с социальным, но на более тесном про­странстве, как климат, решительно приводящий к общему знаменателю ландшафты и жизненные устои. Это хорошо видно на противоположном средиземноморскому примере Атлантического океана, единство которого, более прочное в современном мире, бесспорно, также обеспечивается че­ловеческим фактором; Атлантика тоже является местом пересечения чело­веческих интересов и сплавом разных исторических процессов. Но в океа­ническом пространстве отсутствует монохромное ядро, отсутствует этот од­нообразно подсвеченный мир, блистающий в сердце Средиземноморья. На просторах Атлантики от одного ее конца до другого представлена вся климатическая палитра земного шара...

Средиземноморье оливковых рощ ютится, без сомнения, на узких полосках материка, на небольших участках земли, притулившихся к морю. Хотя это не все историческое Средиземноморье, нельзя отри - цать, что жизненный ритм средиземноморского организма задает рас - положенная в его центре область однородных житейских и климатиче­ских условий, столь своеобразная, что именно ее подразумевают при ис­пользовании употребительного эпитета «средиземноморский». Эта особен­ность имеет далеко идущие последствия и отражается на всех процессах,

имеющих отношение к Средиземноморью, как центробежных, так и цен­тростремительных К тому же узкие полоски земли окружают море со всех сторон, и господствующий здесь климат выходит за рамки их очертаний, подчиняя себе все водное пространство На окраинах таких разных и уда­ленных друг от друга стран, как Греция, Испания, Италия, Северная Африка, расположены одинаковые или очень похожие друг на друга миры, которые дышат одним воздухом и безболезненно обмениваются своим дос­тоянием и своими жителями они не просто украшают море своим сходст­вом, но являются залогом его целостности 1

23. «Настоящее> Средиземноморье в пределах распространения оливковых

и крупных пальмовых рощ

Границей бытования пальмы считается здесь граница распространения крупных и компактных пальмовых рощ Финиковые пальмы растут и гораздо севернее, по отдельности или маленькими группами (смотри карту № 13)

природных условий Двое ближайших соседей оказывают на него воз­действие извне, формируя своим дыханием Атлантический океан за за­паде и Сахара на юге Само Средиземное море мало влияет на состоя­ние распростершихся над ним небес2

Атлантика и Сахара

Это пространство с размытыми очертаниями заимствует свои каче­ства поочередно из двух источников Сахара наделяет его сухостью, ярким солнцем, голубизной бескрайнего времени, Атлантика в изоби­лии наполняет тучами и дождем, а в остальное время — серым тума­ном, этой водной пылью, присутствие которой в зимний сезон гораздо сильнее ощущается в средиземноморском небе, чем обычно думают Художники-ориенталисты первой волны навсегда заронили в нас за­блуждение золотистым колоритом своих картин В октябре 1869 года Фромантен, отплывая на корабле из Мессины, справедливо замечает «Небо, затянутое облаками, холодный ветер, грозовые тучи, капли дождя на полотне тента Это навевает грусть и напоминает Балтику»3 Еще в феврале 1848 года он спасался в Сахаре от опостылевших серых тонов средиземноморской зимы «В этом году, — пишет он, — ноябрьские до­жди сразу сменились зимними ливнями, продолжавшимися 3,5 месяца почти без единого дня передышки»4 Каждому алжирцу случалось не раз видеть, как их новый гость скрывается от местных проливных дождей

Но эти наблюдения универсальны и всеобъемлющи 24 января 1651 года5 один флорентиец отмечает в своих записках, что дурная по­года длится уже пять месяцев, per avere durato a piovere quasi cinque me- si За год до этого6 улицы Капуи скрылись под потоками дождя В самом деле, не было ни одной зимы, чтобы реки не прорывали пло­тины, а города не подвергались грозам и опустошительным наводнениям В первую очередь это относится, конечно, к Венеции в ноябре 1443 года7 она понесла огромные убытки quasi mezo million di ducati , 18 декабря 1600 года подобная же катастрофа нанесла тяжелейший ущерб затоплен­ным lidi , плотинам, домам, частным кладовым, расположенным на уров­не первого этажа, общественным хранилищам соли, зерна, пряностей

Поскольку пять месяцев дождь шел почти без перерыва

Почти полмиллиона дукатов

Набережным

в общей сложности con dano di un million d'oro , что свидетельствует, кстати, о том, что цены за это время выросли8.

Зимой или, точнее, в период с сентябрьского до мартовского равно - денствия влияние Атлантики торжествует, не встречая помех со сторо - ны Азорских островов; атлантические циклоны чередой следуют друг за другом и распространяют свое влияние вплоть до теплых вод Среди - земного моря, как наступая со стороны Бискайского залива и быстро преодолевая пространство Аквитании, так и проникая на Внутренее море, подобно кораблям, через пролив Гибралтар и мимо берегов Ис - пании... В обоих случаях они резво проносятся над Средиземным морем с запада на восток. Эти зоны пониженного давления придают зимней по­годе крайнюю неустойчивость. Они приносят с собой дождь, вызывают резкие порывы ветра и поддерживают непрерывное волнение на море, которое под действием мистраля, норд-оста и боры все время остается покрытым белой пеной и напоминает равнину, засыпанную снегом или, как говорит один путешественник XVI века9, «усеянную пеплом». Именно зимой благодаря влаге, наступающей с Атлантики, севернее Толедо можно видеть эти сумрачные небеса, покрытые грозовыми облаками и пронизанные эффектным светом, которые писал Эль Греко...

Так из года в год, иногда в яростном порыве, Атлантический океан отбрасывает пустыню далеко на юг и на восток. Зимой дожди идут на подступах к Алжиру и иной раз даже в сердце Сахары. Бывает, что дожди идут в горах Западной Аравии... Противник пустыни — это не Средиземное море, как полагал Поль Моран, а Атлантический океан.

Картина снова резко меняется накануне весеннего равноденствия, когда, согласно календарю Магриба, можно делать прививки деревьям и слушать первые песни соловья . Но настоящая весна так и не приходит: она огра­ничивается неделей, за которую успевают распуститься листья и цветы. Едва закончатся зимние дожди, пустыня начинает отвоевывать пространство у моря и окружающих его гор, доходя до самых вершин. Она проникает на запад и особенно на север, переходя самые удаленные границы средиземно­морского мира; каждое лето раскаленный воздух с юга распространяется над южными Альпами во Франции, сильнейшая засуха поражает Ронский кори­дор, наискось проходит через бассейн Аквитании и кроме долины Гаронны часто захватывает даже удаленные южные берега Арморики* * .

На миллион золотых.

Бретани.

В это время в середине средиземноморского пространства безраз - дельно царит жаркое лето. Море на удивление спокойно: в июле и ав - густе его воды покрываются маслянистой пленкой. Лодки выходят в от - крытое море, а низкие галеры безбоязненно совершают переходы от одного порта к другому . Эта половина года благоприятна для морских путешествий, корсаров и войны. Физические процессы, лежа - щие в основе явлений этого жаркого и сухого сезона, очень просты. Ко - гда солнце возвращается на север, зона азорского антициклона снова расширяется; он перекрывает дорогу циклонам, образующимся в зоне пониженного давления, и их движение на восток прекращается. Толь - ко с приближением осени препятствие на их пути исчезает; тогда насту­пление Атлантики возобновляется.

Однородность климата

Предельные границы описанной климатической зоны приходится провести довольно далеко от берегов Средиземного моря, если с одной стороны отодвинуть их через территорию Европы туда, куда летом проникает сухой воздух из Сахары, а с другой стороны — через Азию и Африку, до тех мест, где зимой выпадают принесенные атлантическими циклонами дожди, т. е. до середины огромного степного пояса. Но не очевидна ли чрезмерность таких широких рамок?

Средиземноморский климат определяется не господством того или или иного из двух указанных нами выше факторов, а их сложением, их взаимодействиям и их смешением в определенный пропорции. Доста - точно возобладать одной составляющей, чтобы средиземноморский кли­мат утратил свои черты, переходя на востоке или на юге в климат степей и пустынь, а с противоположной стороны, на севере, — в климат, подвла­стный западным ветрам. Поэтому собственно средиземноморская клима­тическая зона теснится на довольно небольшом пространстве.

Впрочем, установить ее границы нелегко. Для этого следовало бы учесть множество самых незначительных факторов, и не только природных, потому что о климате нельзя судить только с помощью обычных измерений температуры и давления, регистрации направле - ния ветров и уровня осадков; о его воздействии на почву говорит мно­жество примет. Андре Зигфрид отмечает это, говоря о Ардеше* .

Департаменте.

Лео Ларгье обращает внимание на климатическую границу между Лан - гедоком и Лозером14, Ж. Л. Водуайе — на переходы от одной части Прованса к другой15... Все это справедливо в каждом конкретном случае. В целом же следует безоговорочно принимать неоднократно подтвержденные географами наблюдения: зона средиземноморского климата располагается в тесных пределах от исчезновения олив на се­вере до появления больших пальмовых рощ на юге. Итак, впишем в эти границы итальянский (или лучше сказать, Апеннинский) полу - остров, Грецию, Киренаику, Тунис и другие прибрежные земли, шири - на которых обычно не превышает 200 км. Горы сразу же заслоняют им путь к расширению. Климат Средиземноморья — это часто лишь кли­мат предгорий и узенькой прибрежной полосы, окаймляющей море, как та лента побережья, которую можно видеть в Крыму: фиговые, оливковые, апельсиновые и гранатовые деревья растут там на откры­том простран-стве16, но только в южной части этого почти острова.

Но как раз малая протяженность придает этой нарядной кромке материков неоспоримую однородность как по оси север—юг, так и в на­правлении с востока на запад.

С севера на юг по меркам земного шара морское побережье занима­ет продольные участки малой длины. Самое большое расстояние между их границами, от северного края Адриатики до триполитанского бере - га, равно 1100 км, но это аномалия. Действительно, в восточно -среди­земноморском бассейне максимальное расстояние составляет в среднем от 600 до 800 км, 740 км от Алжира до Марселя. В целом эти морские и сухопутные пространства образуют фигуру веретенообразной формы, пролегающую с двух сторон вдоль 37—38-го градуса северной широты. Амплитуда отклонений в поперечном направлении невелика. Но имен - но ею объясняются различия между северным и более теплым южным побережьями. Средняя разность температур между Марселем и Ал - жиром составляет 4°С. Январская изотерма 10°С почти повторяет изги - бы главной оси моря, фиксируя обособленность южной Испании и Ита - лии, скорее африканских, нежели европейских земель. В общем, замет - но, что климат Средиземноморья повсеместно дублирует его гео­метрические очертания.

Различия, которые можно наблюдать, перемещаясь с востока на за­пад, вытекают из ослабления и замедления действия атлантической влажности по мере приближения к восточному краю моря.

Не следует преуменьшать значения всех этих различий. В эпоху, когда климатологи черезвычайно внимательны к деталям, Средизем - номорье справедливо представляется им подразделенным на разные климатические зоны. Но благодаря их родству сохраняется его бес - спорное единство. Ведь для истории небезразлично почти повсемест - ное сходство климата и сезонных ритмов, порождающих одинаковую растительность, одни и те же краски и благодаря одинаковому геоло - гическому строению — одни и те же ландшафты, однообразные до одури. Ими определяется, в конечном счете, и подобие образа жизни. По мнению Мишле, «каменистые» пейзажи внутреннего Лангедока на­поминают Палестину. Сотни авторов писали о том, что Прованс больше похож на Грецию, чем сама Греция, если только не считать подлинной Грецией те или иные берега Сицилии. Йерские острова были бы впол - не к месту среди Киклад, только на них больше зелени1'. Равным обра­зом, Тунисское озеро вызывает в памяти лагуну Кьоджи, а Марокко — опаленную солнцем Италию1 .

Повсюду господствует все та же троица, детище истории и климата: хлебные поля, оливковые рощи и виноградники, свидетельствующие о раз­витой аграрной цивилизации, о победе человека над природной средой. Коротко говоря, отдельные части моря не являются взаимодопол - няющими19. Везде встречаются одни и те же амбары и кладовые, одни и те же маслобойни и хозяйственные орудия, одни и те же стада, зачас­тую общие для всех деревенские традиции и общие повседневные забо - ты. Что пригодно для одного места, пригодно и для другого и прижи - вается чуть подальше. В XVI веке на всех приморских территориях производится воск, шерсть, montonini e vacchini* шкуры; повсюду са­жают (или могут посадить при желании) тутовые деревья и выращи - вают шелковичных червей. Все эти земли без исключения, даже при - надлежащие мусульманам, имеют свои сорта винограда и собственное вино. Кто лучше воспел этот напиток, чем исламский поэт? Виноград - ники растут в окрестностях Тора, на Красном море20 и даже в далекой Персии, где пользуется популярностью вино из Шираза.

Повсюду одни и те же продукты — следовательно, в каждой из при­морских стран можно запастись всем необходимым. В XVI веке есть вы­бор между сицилийским и фракийским зерном, greco о latino** вином из

Овечьи и коровьи.

Греческим или латинским.

Неаполя, хотя итальянский напиток поставляется в большем количестве21; многочисленные бочки с вином отгружает также Фрон - тиньян*; есть рис из Ломбардии и есть рис из Валенсии, турецкий и египетский рис. Точно так же можно выбирать между балканской и се - вероафриканской шерстью, если говорить о товарах низкого качества.

Итак, средиземноморские страны соперничают или должны были бы соперничать между собой: то, что они могут предложить, пригодно для обмена скорее за пределами их климатической зоны, чем внутри нее. Это так, но XVI век — эпоха слаборазвитого обмена, с низкой оку­паемостью и малым радиусом действия. Как бы то ни было, соседние ре­гионы, как густо-, так и малонаселенные, должны налаживать отношения между собой, ведь везде остро стоит проблема снабжения городов, посто­янно алчущих съестных припасов, которые к тому же не очень портились бы при перевозке, от кулей с миндалем с берегов Прованса до бочек, на­полненных рыбой, тунцом или солониной, до мешков с бобами из Егип - та, не говоря уже о бочонках с маслом и зерном, самым популярным то - варом... Таким образом, производство одинаковых товаров не настолько мешало внутренним обменным процессам Средиземноморья, как можно было бы предположить. По крайней мере, в XVI веке.

В социальном плане климатическое единство22 влечет за собой мно­гие другие последствия. Очень рано оно начинает готовить почву для ут­верждения схожих между собой аграрных цивилизаций. Уже в первом тысячелетии до н. э. культура, основанная на выращивании маслин и ви­ноградарстве, распространилась за пределы восточной части Средизем­номорья в западном направлении. Начало этого процесса унификации уходит далеко в глубину веков. Природа и человек действовали в данном случае согласованно.

Вследствие этого в XVI веке каждый житель Средиземноморья, от­куда бы он ни происходил, чувствует себя в любой его точке как дома. Когда-то, в героическую эпоху первых путешествий древних греков или финикийцев, колонизации были присущи драматические черты, но в дальнейшем все изменилось. Перед глазами поселенцев в более позднее время вставали знакомые деревья, знакомые кустарники, зна­комые пейзажи; на столе у них стояла та же пища, и чередование вре - мен года тоже напоминало им о родных небесах.

Близ Монпелье.

Зато когда выходец из Средиземноморья покидает его пределы, им ов­ладевают тоска и беспокойство. Об этом свидетельствуют жалобы солдат Александра Великого, участвовавших в походе, во время которого македо­нец оставил Сирию и углубился в сторону Евфрата23, а также испанцев, воевавших в XVI веке в Нидерландах, — северные туманы сводили их с ума. Для Алонсо Васкеса и испанцев его времени (как, несомненно, и ис­панцев всех времен) Фландрия — «это страна, где не растут ни лаванда, ни тимьян, ни фиги, ни оливки, ни дыни, ни миндаль; где лук, петрушка и са­лат лишены сочности и вкуса; где кушанья готовят, трудно поверить, на сливочном масле вместо оливкового...»24. Кардинал Арагонский, прие­хавший в Нидерланды в 1517 году со своим поварам и припасами, при - держивается того же мнения. «Из-за того, что во Фландрии и Германии едят много молочных блюд и сливочного масла, — заключает он, — там много прокаженных»25. И вправду — это удивительные страны! Один итальян­ский священнослужитель, летом 1529 года спасшийся от кораблекрушения в Байе в Нормандии, полагает, что он очутился for del mondo* .

Вот чем объясняется та легкость, с которой средиземноморские жи­тели переезжают из одного порта в другой. Речь идет не о настоящей перемене места, а, скорее, о переезде в новый дом, где переселенец чув - ствует себя вполне удобно. Вспомним для сравнения об освоении Ново­го Света, которое было таким изматывающим для жителей Иберийско - го полуострова! В традиционной истории сохранились более или менее подлинные имена тех мужчин и женщин, которые первыми пытались насаждать в Перу или в Новой Испании зерновые культуры, маслины и виноград. Эти дети Средиземноморья мужественно пытались воссоз - дать в тропиках его облик, вопреки враждебности климата и почвы. Но их усилия были тщетными: несмотря на отдельные успехи, сельско - хозяйственные приемы и продукты питания их родины не могли при­виться в испано-португальской Америке, производящей кукурузу, ма - ниок, пульке , а впоследствии и тростниковый спирт... Для искусст - венного поддержания в Новом Свете культуры питания, заимствованной у Внутреннего моря, служил один из великих продовольственных маршрутов, начинавшийся на Иберийском полуострове: отправлявшиеся из Севильи и Лиссабона корабли, груженные вином, мукой и оливко - вым маслом, плыли по нему на другой край океана. .

На том свете. Напиток из сока агавы.

Однако человек Средиземноморья сумел прижиться на новых зем - лях, в почти полностью непривычной для себя среде. К этому его под - готовил, возможно, суровый средиземноморский климат, далеко не все - гда снисходительный к слабостям человеческого организма, а также по­стоянная борьба со вспышками малярии и вечно преследующей его чу - мой. Другая причина может заключаться в простом и умеренном образе жизни, который средиземноморские выходцы приучились вести у себя на родине. Обманчивый средиземноморский климат бывает ино­гда несносным и губительным. Именно он препятствует расселению на берегах теплого моря пришельцев из далеких краев. Новый завоева - тель, вчерашний варвар, легко утверждаются в качестве сегодняшних богачей — но как долго смогут они сопротивляться «изнурительной летней жаре и малярии»28? «Захватчики приходят и уходят, — говорит Вальтер Бауэр о Сицилии, — их антиподы остаются, и это романс без

29

слов» , всегда один и тот же.

Засухи — бич Средиземноморья

Неудобство, которое средиземноморский климат причиняет людям, связано с распределением годового объема выпадающих осад - ков. Здесь идут обильные дожди, в некоторых местах даже чересчур обильные30. Но они выпадают осенью, зимой и весной, главным обра - зом осенью и весной. В противоположность муссонному климату, в ко­тором гармонически сочетаются жара и влажность, в средиземно - морском климате эти жизненно важные факторы отделены друг от дру - га, последствия чего нетрудно предсказать. «Сияние небес» в теплое время года имеет свою оборотную сторону. Сухость воздуха вызывает обмеление источников и препятствует естественному орошению: Средиземноморье — это зона уэдов и fiumari . Останавливается рост всех трав и кустарников, поэтому как культурные, так и дикорастущие растения вынуждены приспосабливаться к засухам31 и использовать по­ступающую драгоценную влагу как можно полнее и раньше. Озимые32 зерновые культуры спешат достигнуть зрелости и завершить свой ак - тивный жизненный цикл в мае или в июне, в Египте и в Андалусии — уже в апреле33. Плоды оливковых деревьев в Тунисе созревают в сезон

Русла высыхающих потоков. Пересохших ручьев.

обильных осенних дождей. По -видимому, dry farming стали приме­нять повсюду очень рано , и не только основываясь на опыте финикий­цев: с незапамятных времен в странах Средиземноморья распростра - няются различные способы орошения, пришедшие с востока. Можно заметить, что сегодня (см. карту К. Заппера)35 границы зоны KunsiAe- wasserung являются границами зоны средиземноморского климата... Теми же путями, что и приемы орошения, в Средиземноморье проник ряд травянистых и кустарниковых растений, давно приспособившихся к засушливой местности. В первом тысячелетии до нашей эры происходит, об этом мы уже говорили, широкое продвижение виноградников и олив­ковых деревьев с восточной в западную часть моря36. Благодаря своему климату Средиземноморье как бы предназначено свыше для произраста­ния кустарников. Это не просто сад — это страна питательных плодов... Зато его климат не способствует росту лесов и обычных деревьев. Он, по меньшей мере, не благоприятствует их сохранению. Люди очень рано начали свое наступление на леса, бывшие изначально неотъемле - мой частью средиземноморского пейзажа, и слишком активно занялись их истреблением. На месте этих лесов, которые восстановились в лучшем случае лишь частично, появились пустоши и заросли кус - тарника. Таким образом, по сравнению с европейским Севером, Среди­земноморье очень рано утратило свой естественный растительный по - кров. Когда Шатобриан путешествует по Морее, он не встречает «почти ни одного дерева»37. Не представляют ли собой голая каменистая Герцеговина и лесистая Босния, как замечает Жан Брюне, разные миры ? Цена дерева везде высока , иногда чрезвычайно высока: гума­нист Антонио де Гевара, размышляющий о своих расходах в городе Ме­дина дель Кампо, «где больше ярмарок, чем гор» (т. е. покрытых лесом холмов), приходит к выводу: «В конечном счете, дрова обходятся нам

4-П

во столько же, во сколько пища, которая варится в котелке» .

Другое последствие засушливого климата — недостаток настоящих пастбищ в Средиземноморье. Отсюда немногочисленность поголовья свиней, столь нужных в развитом сельском хозяйстве, основанном на применении удобрений, как в северных странах, где размытая дождя­ми почва теряет свои питательные компоненты; правда, средиземно­морская суша как ничто иное способствует их сохранению. Свиноводство

Сухое земледелие.

Искусственного орошения (нем.).

хорошо развито только в Египте и на влажных Балканах, на северных окраинах Средиземноморья, или на возвышенностях, орошаемых бо - лее обильно, чем другие места. Козы и овцы (последних разводят скорее ради их шерсти, чем на мясо) не могут покрыть недостаток мяса в питании. Вспомним забавное рассуждение, которое Рабле вкладывает в уста «совершенно раздосадованного» амьенского монаха, который вместе со своими путниками созерцает красоты Флоренции: «...в Амье­не мы прошли бы втрое-вчетверо меньше, и я бы уже показал вам около пятнадцати старых аппетитно пахнущих харчевен. Не понимаю, что за удовольствие глазеть возле башни на львов и африканов (так, по -моему, вы их называете, а здесь их зовут тиграми) или на дикобразов и страу - сов во дворце синьора Филиппо Строцци. Честное слово, други мои, я предпочел бы увидеть славного жирного гусенка на вертеле...»41 Один географ в переписке со мной в шутку высказался по поводу Средизем - номорья таким образом: «Маловато мяса и много костей»42.

Северянам уже в XVI веке средиземноморский скот слишком часто ка­жется неполноценным: коровы — тощими, бараны — недомерками. «В 1577 году на пропитание Монморанси и его армии пошло 8000 баранов из нижнего Лангедока. Средний вес одного животного составлял «более или менее» 30 фунтов, или 12 кг по сегодняшним меркам. Это слишком ма­ло и очень дешево: 4 ливра, или чуть более 1 экю, за барана.. .»43 Расчет веса 13312 баранов, забитых с 23 июня по 5 декабря 1586 года в Вальядолиде, дает в среднем 11,960 кг мяса на одно животное (12 кастильских фунтов). На одну голову крупного рогатого скота из 2302, забитых в этом же отрезке времени, приходится 148,012 кг (322 кастильских фунта) мяса44. В общем, не такие уж плохие животные. Это относится и к лошадям. В Средиземно­морье есть прекрасные породы: турки и низкорослые испанцы из Неапо­ля, боевые кони из Андалусии, берберы из Северной Африки, но все это живые и подвижные верховые лошади, мода на которых в следующем сто­летии сменяется увлечением тяжеловозами, ослами и мулами с севера. Главным критерием оценки животного,-которого используют для перевоз­ки почты, артиллерийских орудий и лафетов, запрягают в приобретающие все большую популярность экипажи и кареты, постепенно становится его сила... Дантышек, который 4 декабря 1522 года высадился на кантабрий­ском берегу в Кодалии, отправляется в Леон на шести вьючных лошадях. «Non tamen tam bonis , — пишет он,— ut simt apud nos qui plumbum ferunt

Не столь хороших (лат ).

ex Cracovia in Hungarian!...»*45 Сравнение с лошадьми, на которых возят свинец из Кракова в Венгрию, вырывается слишком непринужденно, что­бы таить в себе ошибку. Но чем кормят этих лошадей на юге? Овес можно встретить только в некоторых областях, например в Лангедоке46, а ячмень оспаривают у скотины люди. Можно только пожалеть тех французски . ло­шадей, которые, как рассказывает нам Бартелеми Жоли, миновав испан­скую границу, стали ржать от огорчения, видя, что отныне им предлагают на обед «малосъедобные обрезки соломы»47.

Не претендуя на универсальное объяснение, заметим, что соха, ко - торая едва задевает землю, так долго используется на средиземно - морских землях не только из-за малой глубины рыхлой почвы и ее хрупкости, но и вследствие недостаточной силы запрягаемых в нее бы - ков или мулов. Поверхностная вспашка, во время которой проводятся неглубокие борозды, повторяется до 7—8 раз в год48. Как показало бу­дущее, предпочтительнее была более глубокая вспашка, как на Севере, где колесный плуг с подвижной тягой стал мощным орудием прогресса. Мнимое подобие северного плуга, изобретенное в Лангедоке, «мусс», не выполнило такой же роли и получило слабое распространение49. Бедные aratores Лангедока «могут сколько угодно ковырять залежную землю, они бессильны...» в сравнении с зажиточными «плуговщиками» Иль-де-Франса или Пикардии50.

По правде говоря, Средиземноморье постоянно борется с нище - той, причина которой кроется не только в усугубляющих ее обстоятель - ствах. Несмотря на множество мнимых или реальных преимуществ, здешняя жизнь не дает уверенности в завтрашнем дне. При этом никто не остается равнодушным к ее столько раз превознесенным чарам; да­же такие серьезные географы, как Филиппсон, иногда уподобляются путешественникам, приехавшим на Средиземное море с Севера, — их ослепляют здешнее солнце, краски, тепло, скороспелые фрукты и розы зимой. Так Гете, будучи в Виченце, поражался уличной жизни, всегда распахнутым лавкам, и мечтал привезти домой немного пьянящего воз - духа Юга. Вопреки очевидности, очень трудно соотносить этот светлый, радостный пейзаж с понятиями нищеты и тяжелого труда. На самом де - ле жителям Средиземноморья приходится зарабатывать хлеб насущный в поте лица. И огромное пространство остается неосвоенным и не приносит

Как те, на которых у нас возят свинец из Кракова в Венгрию.

Пахари (лат.).

пользы. Пахотные земли почти повсеместно подвергаются двухлетнему полеразделению, которое исключает высокую производительность хо­зяйства. Мишле, не будучи первооткрывателем, лучше всех остальных понял экономическую несостоятельность всех этих земель, начиная с нашего Прованса.

Явным признаком бедности является всегда поражавшая северян воздержанность в пище. Фламандец Бузбек, в 1555 году находивший­ся в Анатолии, писал: «Я думаю, что не погрешу против истины, ут­верждая, что на сумму, которую фламандец тратит на пропитание ка­ждый день, турок живет две недели... Туркам чужды все тонкости приготовления пищи; они чрезвычайно умеренны и мало привязаны к еде; довольствуясь солью, хлебом, чесноком или луком, они делают из них рагу, прибавляя немного кислого молока... Часто они смеши­вают с молоком холодную воду, тем самым утоляя свой голод и одно­временно сильную жажду, которую вызывает чрезвычайная жара»51. Эту воздержанность часто отмечали в качестве одного из преиму - ществ поведения на войне турецких солдат, которым достаточно не­много риса, муки, приготовленной из высушенного на солнце мяса, и испеченных в золе лепешек52. Западные солдаты были более требова­тельными, возможно, равняясь на пример многочисленных немцев и швейцарцев53.

Но были ли греческие, итальянские, испанские крестьяне и даже горожане столь же неприхотливыми, как турки, умеренность в еде ко­торых отмечал также еще 100 лет назад Теофиль Готье, поражаясь то­му, что красавцы кайджи, мускулистые благодаря тяжелому труду греб­цов, могут проводить целые дни на своих каиках, питаясь почти ис­ключительно свежими огурцами54? «В Мурсии, — пишет Александр де Лаборд в своем «Описании путешествия в Испанию»(1828 год), — ле­том невозможно было найти служанку, и многие из них покидали свои места с началом весны. В это время они едят только салат, фрукты, ды­ни и особенно стручковый перец. Этих кушаний им достаточно для пропитания»55. «Я пригласил всех на обед, — пишет Монтень и добав­ляет (дело происходит в Баньи-ди-Лукка): Ведь итальянская пирушка по французским понятиям — это легкая закуска»56.

Зато Коммин восторгается венецианским изобилием. Его извиняет то, что он иностранец. Кроме того, Венеция — это Венеция, город, имеющий особое пристрастие к еде. Даже Банделло поражается город­ским рынком, «l'abbondanza grandissima d'ogni sorte di cose da mang-

iare» 57, и его свидетельство не вызывает сомнения. Но мы знаем, как трудно обеспечивать эту роскошь и достаток богатейшего и удобно рас - положенного города, сколько забот и беспокойства причиняет его снаб­жение Синьории.

Обращали ли вы внимание на то, как мало места в средизем до - морской литературе уделено кутежам и попойкам? Описания обедов — если, конечно, речь не идет о столах государей — не свидетельствуют об изобилии58. В новеллах Банделло хороший обед — это пучок ово­щей, немного болонской колбасы, побольше сала и стакан вина. Пустой желудок — постоянный персонаж испанской литературы Золотого Ве - ка. Он воплощается в знакомых каждому классических образах Ласари - льо из Тормеса и его собрата по picardia Гусмана Де Альфараче, ко­торые съедают большой кусок черного хлеба, не оставляя муравьям ни крошки, вопреки требованиям приличия59. «Да хранит тебя господь от чумы, идущей из Кастилии, — говорит тот же Гусман, — и от голода, распространяющегося из Андалусии» . Нужно ли еще напоминать ме­ню Дон Кихота или поговорку: «Если жаворонок собирается пересечь Кастилию, он должен захватить с собой зерно для корма»61?

Каким бы дополнением к этому столу ни служили овощи, фрукты и дары моря, он все равно остается скудным даже сегодня, это образ жиз­ни «во многих случаях на грани недоедания»62. Такая умеренность не является следствием добродетели или равнодушия к пище, о которых говорит Бузбек, а вытекает из необходимости.

Средиземноморская почва также несет свою долю ответственности за нищету живущих здесь людей, предлагая им только бесплодные из - вестняки, обширные засоленные пространства, поля, покрытые «се - литрой», о которых говорил Белой дю Ман63, с редкими слоями рыхлых отложений и ненадежными пахотными землями. Тонкие пласты земли на поверхности, для обработки которых пригодна только примитивная деревянная соха, отданы на милость ветра и проточной воды. Пашня существует лишь благодаря человеческим усилиям... Когда рвение сельских жителей ослабевает из-за продолжительных смут, исчезает не только крестьянское сословие, но и сама плодородная почва. Во время испытаний Тридцатилетней войны германское крестьянство было в зна­чительной части истреблено, но земли остались, а с ними и возможность

Редчайшему изобилию всякого рода съестных припасов.

Плутовству.

возрождения. В этом преимущество Севера. В Средиземноморье почва, не защищенная культурными растениями, погибает: пустыня выжида - ет удобного момента и больше не выпускает пашню из своих объятий. Ее сохранение или восстановление благодаря крестьянскому труду можно считать чудом. Об этом говорят современные цифры: за выче - том лесов, пастбищ и непригодных для сельского хозяйства участков обрабатываемые земли около 1900 года составляли 46 проц. площади почвы в Италии; 39,1 проц. в Испании; 34,1 проц. в Португалии и толь - ко 18,6 проц. в Греции. На острове Родос пребывают сегодня в запусте - нии 84 тысячи гектаров земли из 144 тысяч64. На южном побережье моря эти цифры выглядели бы еще более устрашающими.

Но что дают сами эти возделываемые земли? Очень мало, если речь не идет об исключительных условиях (например, об орошении), — и повинен в этом климат.

В Средиземноморье, более чем где бы то ни было, судьба урожая за­висит от власти капризных стихий. Если южный ветер начинает дуть накануне жатвы, хлеб высыхает, не успевая созреть и вырасти, или, если он уже созрел, он осыпается: испанские крестьяне во избежание этой напасти жнут ночью, при прохладе, потому что высушенное зерно днем падает на землю6 . Зимой наводнения опустошают низменные участки, и посевы погибают. Если весной слишком рано устанавливает­ся ясная погода, зерно, которое уже начало созревать, вымерзает, ино - гда безвозвратно. За судьбу урожая нельзя быть спокойным до послед­него момента. В конце января 1574 года на Крите ожидался богатый урожай; прошли обильные дожди, и было засеяно больше земли, чем обычно. Но, добавляет наш источник, разве не могут все эти надежды обратиться в прах в этой стране, подверженной «губительным туманам, которые сжигают зерно»66? Сильные порывы южного ветра, которые наводят страх на острова Эгейского архипелага, часто уничтожают в Корфу уже созревший урожай67; именно их опасаются еще и сегодня во всех земледельческих областях Северной Африки, ведь сирокко, ко - торому ничего нельзя противопоставить, за три дня может погубить труды целого года. Прибавим к этому списку бедствий, угрожающих средиземно­морским полям, бич саранчи, столь же опасной сегодня, как и вчера .

Очень редко урожай не бывает затронут ни одной из подстере - гающих его опасностей. Сборы обычно невысоки, и ввиду ограничен - ности посевных площадей Средиземноморье всегда находится на краю голода. Из-за нескольких скачков температуры или недостатка небесной

влаги человеческая жизнь подвергается опасности. В этих случаях все претерпевает изменения. Даже планы политиков. Если на границах Венгрии не ожидается достаточный урожай ячменя (известно, что в Средиземноморье ячмень является аналогом овса на севере), можно быть уверенным, что султан не станет вести активную войну: чем он бу­дет кормить лошадей спаги? Если в трех или четырех житницах Среди - земноморского региона одновременно ощущается недостаток зерна — а это бывает не так уж редко, — то каковы бы ни были военные планы, составленные зимой или весной, театр военных действий непременно замирает на время сбора урожая, которое совпадает с периодом хоро - шей погоды на море и крупных операций флота. Зато сельские разбой - ники и морские пираты тотчас же начинают действовать с удвоенной силой. Стоит ли после этого удивляться, что единственный повседнев - ный вопрос, регулярно обсуждаемый в важной политической перепис - ке, касается урожая? Шел ли дождь, не шел ли дождь, хлеба еще не под­нялись; прогнозы в Сицилии удовлетворительные, но в Турции недород, султан наверняка не разрешит вывозить хлеб. Будет ли этот год неурожай­ным, di carestia годом, годом дороговизны, как тогда говорили?

В письмах, которые мажордом Филиппа II Франсиско Озорио от­правлял ему в 1558 году, он подробно рассказывает королю, удаливше - муся на север, о погоде на полуострове. Сколько внимания уделяет этот горожанин из Вальядолида состоянию небес, сбору зерновых, ценам на хлеб! 13 марта 1558 года. «...За последние два дня, — пишет он, — погода прояснилась, было солнечно и ветрено. Дождь не выпадал с середины января. Цена на хлеб немного выросла, была издана «праг - матика» , закрепляющая ее курс на будущее. На днях распоряжение было опубликовано, и после этого небо покрылось облаками. Это по - зволяет твердо надеяться, что дождь выпадет в апреле. В Андалусии и в Эстремадуре, как и в королевстве Толедо, шел дождь и погода очень благоприятная: цены на хлеб значительно снизились»69. 30 октября 1558 года: «Урожай зерновых обильный, вина в среднем по королевст­ву достаточно, посевы вовремя произведены повсюду. 26-го числа здесь все утро шел снег большими хлопьями. Затем пошел проливной дождь, который будет весьма на пользу посевам. Судя по здешней погоде, я уверен, что в Брюсселе не жарко. Цены на хлеб снизились во всем

Г олодным.

Распоряжение.

королевстве»70. Филипп II интересуется малейшими колебаниями погоды, временем посевов; хлеб дорожает или дешевеет в зависимости от выпаде­ния осадков; эти подробности сохранены в письмах, где мы напрасно бу­дем искать других сведений по экономической истории: все это характери­зует положение с продовольствием в Средиземноморье XVI века. Это не просто экономическая проблема, это вопрос жизни и смерти.

Голод, настоящий голод, от которого люди умирают на улице, являет­ся реальностью. В 1521 году, рассказывает венецианец Наваджеро, «в Ан­далусии наступил такой голод, что пало несметное количество животных и страна вымерла; погибло также немало людей. Была такая засуха, что хле­ба полегли и в поле нельзя было найти ни травинки; в этом году почти исчезли лошади андалусской породы, и до сегодняшнего дня (1525 год), она не была восстановлена»71. Это крайний случай! На протяжении дли­тельного времени можно без конца отмечать неурожайные годы, когда любое правительство вынуждено заниматься поисками хлеба и организо­вывать его публичную раздачу, чтобы не допустить голодной смерти сво­их подданных, что не всегда удается. Особенно тяжелый кризис охватил все Средиземноморье во второй половине столетия, с 1586 по 1591 год, и этот кризис открыл дорогу в Средиземное море кораблям с европейского Севера. Но и в обычные годы здешнюю жизнь не назовешь легкой или изобильной. Вспомним о том, что тосканцы конца XVI века, распола­гающие многочисленными пахотными полями, виноградниками, туто - выми рощами, con tutto cio non raccolgono vettovaglie per un terzo dell'anno 72! Оцените также следующую фразу из рассказа Гусмана: «Год был неурожайным вследствие засухи. Севилья, которая с трудом перено­сит даже благоприятные годы, страдала от этого чрезвычайно...»

В недрах средиземноморской истории действуют такие императивы, как бедность и неуверенность в завтрашнем дне. В них, возможно, и за­ключается причина благоразумия, умеренности, человеческой изобрета­тельности, а также своего рода инстинктивных империалистических побу­ждений, которые иной раз являются на деле не чем иным, как потребно­стью в хлебе насущном. Чтобы сгладить свои недостатки, Средиземно­морье было вынуждено действовать, устремляться за свои пределы, искать сотрудничества с далекими странами и включаться в их хозяйственные сис­темы. При этом оно существенно обогащало свою историю.

При всем том не могут собрать продовольствия более чем на третью часть

года.

2. ВРЕМЕНА ГОДА

Морской климат, который делит годовой цикл на две чести, задает двухфазный ритм жизни средиземноморского организма, однообразно повторяющийся из года в год. Здешним жителям приходится как бы без конца менять зимние квартиры на летние, и наоборот. Бесчислен­ные заметки, рассказывающие нам о погоде и красках пейзажа, можно датировать не по годам, а по месяцам, поскольку на протяжении года всякий раз повторяется одновременно одна и та же история. «Ворота года» отворяются и закрываются по известному наперед расписанию. «Воротами года» в Кабилии называют дни равноденствия и солнцестоя­ния. «Начало нового полугодия всегда сулит людям одно из двух: либо ячменный хлеб, либо голод»73.

Упрямство зимы

Зима приходит рано и не торопится уходить; всем это хорошо из­вестно, и никто не бывает уверен в окончательном наступлении весны. Благоразумие требует ждать зимы задолго до ее наступления по кален­дарю. 9 сентября: essendo hormai il fine dell'estate*, говорит один доку­мент венецианского Сената; затем, 20 сентября: venendo hora il tempo dell'inverno**; 23 сентября: approximandose el tempo del inverno***74...

О чем беспокоиться? О том, чтобы не быть застигнутым врасплох, во­, ****

время разоружить galee grosse , навы, малые галеры, уволить лиш них солдат... Следует позаботиться о своем здоровье, которому la malig- nita delia stagione угрожают малейшие случайности. Идет череда стихийных бедствий, испытаний, лишений, ночного бодрствования; это la stagione horrida* * * , враждебный природ ей людям: непрерывно идут дожди, di e note . Наводнения затапливают города и деревни, неожиданно выпадает снег, бури и штормы на море, трескучий мороз не щадит никого, особенно бедняков, — incommodo omnium et maxime

Поскольку лето заканчивается.

Т. к. наступает время зимы.

тт г

Приближается зимнее время.

Большие галеи.

В это опасное время года.

Ненастный сезон.

Днем и ночью.

pauperum*75. Приюты заполняются несчастными. К тому же всегда можно ожидать погодных сюрпризов, даже когда деревья снова покры­ваются цветами, а луга в окрестностях Монпелье синеют гиацинтами . 15 апреля 1594 года в Болонье, через 5 дней после Пасхи, «хотя весна уже в разгаре и деревья зацвели, выпал толстый слой снега. Помоги нам Господь!» . Во Флоренции 23 мая 1633 года, после того как 21-го прошел дождь, резко похолодало, так что нужно было топить come per li gran freddi di gennaio , и горы покрылись снегом78...

Жизнь при этом замирает повсюду, но больше всего страдают от таких перемен погоды поля79. Крестьяне получают вынужденную передышку, однако, как говорил уже Аристофан, Зевс увлажняет землю80. При прояс­нениях сеют ячмень, если это не было сделано в октябре; в декабре — пшеницу и рожь, а в начале весны — кукурузу. В XVI веке последняя по­ступала только из Америки. Впрочем, все это второстепенные виды дея­тельности, не требующие приложения массовых усилий, как летом, и по­мощи соседей, работа рог favor , как говорят в Португалии. Даже если прибавить посадку овощей и некоторые полевые работы, зима располагает к досугу и праздникам: один из них, в декабре, в христианских странах свя­зан с закалыванием свиньи... Боккаччо говорит об этом в свои новеллах81. В Кабильских горах во время зимнего солнцестояния в январе отмечают праздник Эннайер, который знаменует смену солнечных циклов, и во вре­мя изобильного застолья, продолжающегося до глубокой ночи, истреб­ляют драгоценные запасы продовольствия, но это безудержное обжорство должно обеспечить богатство наступающего года82.

Стада и пастухи спускаются с гор, по большей части отрезанных от мира снегами, на равнину. Остающиеся на месте жители гор продают на осенних ярмарках молодняк, который они не смогут прокормить. Так по сей день поступают скотоводы, живущие на окраинах Пиренейских гор83, — несомненно, по той же причине, по которой в Баньи-ди-Лукка можно было дешево купить телят и ягнят, когда Монтень проезжал там в 1581 году84. Покинутые пастухами горы часто* становятся неприступными для путешественников: пробираясь по заснеженному высокогорью, можно ли­шиться и людей, и имущества. «Ваше Высочество, — пишет из Константи­нополя французский посол 12 февраля 1578 года85, — я оказался в плену

Неудобство для всех, особенно для бедных (лат.).

Как в январский мороз. Ради одолжения.

больших снегопадов, которые непрерывно шли здесь на протяжении 10 дней, и не мог выехать, как было запланировано на прошлой неделе». Дже- дуан «Турок», французский консул в Алеппо, сообщает в 1624 году о перипе­тиях своего зимнего путешествия по балканским горам: он едва не погиЛ от холода и не попал в пасть волкам и медведям86. В марокканском Атласе, как рассказывает Лев Африканский, купцы, везущие начиная с октября финики с юга, часто бывают застигнуты в горах снежными бурями. Метели не щадят

87

никого, даже деревья стоят укрытые огромным саваном .

В это время в низинах сообщение также бывает затруднено; из-за посто­янных дождей реки выходят из берегов и разрушают мосты, «так что, — рас­сказывает Банделло в начале одной из своих новелл, — мангуанцы, владев­шие земельными участками по ту сторону реки По, не могли воспользоваться ни припасами, ни имуществом своих имений»88. В октябре 1595 года паво­док достиг такого уровня, что «феррарцы готовились с оружием в руках про­бить брешь плотины с нашей стороны», — пишет один венецианец89. В дру­гой раз Тибр вышел из берегов: в 1598 году он унес с собой половину моста Эмилий , который был уже реконструирован в 1575 году90. В 1594 году на­ступил черед Арно. В Тоскане в этом году реки покрылись льдом, и все пло­довые деревья в очередной раз вымерзли91. Особо суровыми зимами за­мерзают каналы в Венеции . В XVI веке путешественникам зимой приходи­лось в лучшем случае бороться с совершенно раскисшими и покрытыми рыт­винами дорогами, пришедшими в негодность из-за постоянных дождей и снегопадов, как это было в феврале 1581 года в Испании93 или в декабре 1592 года94 на Балканах, где еще недавно дороги были «такими грязными, что с трудом можно было разобрать цвет платья проезжающих»95.

Прекращение навигации

Море зимой также становится настолько враждебным, что судоход­ство останавливается. В римское время с октября по апрель корабли ос - тавались на приколе в приказном порядке. Так подсказывало благора - зумие мореплавателей96. Из описания морских путешествий апостола Павла мы узнаем, что критское судно «Бонипорт» не было готово ad hiemandum 97 и что александрийский корабль, на котором плыл Павел, перезимовал в Мальте98. Много столетий спустя подобные же постанов-

Античный мост в Риме. К зимовке.

ления встречаются в сборниках морских законов средневековых горо - дов: в Constitutum Usus Пизы 1160 года", которым запрещается пла - вать с праздника Святого Андрея до мартовских календ (tempore hyem- ali post festum Sancti Andreae... ante kalendas Martii), в морском статуте Венеции 1284 года100 и в морском статуте Анконы 1387 года101. На протяжении веков законодатели придерживались тех мер предос - торожности, которые были продиктованы опытом. До конца XVIII ве­ка левантийцы плавали только от дня Святого Георгия (5 мая) до Свя - того Димитрия (26 октября)102.

Однако начиная с 1450 года мореплаватели все чаще одерживают по­беды над зимними ненастьями. Правда, речь идет о частных успехах, со­пряженных с большим риском. Всякий год зима напоминает о своем могу­ществе ужасными кораблекрушениями. В Венеции в 1569 году даже возоб­новляются прежние запреты, на этот раз, конечно, смягченные, поскольку они отменяют морские путешествия только в период с 15 ноября по 20 ян­варя, su'l cuor deirinvernata шз. Видимо, полностью вернуться к прошлому было невозможно. Новые правила так плохо соблюдались, что Синьория должна была издать повторное постановление в 1598 году . Во всяком случае, это явление характерно, оно указывает на то, какой ценой еще в это время приходилось платить за зимние плавания. 1 декабря 1521 года «греческий» ветер потопил много судов на Адриатике, одно из них, гружен­ное зерном, затонуло в самом рагузском потру ; 11 ноября 1538 года раз­бушевавшееся море выбросило на берег и разбило сразу 38 галер Барбароссы, причем спасшиеся люди и имущество были перебиты и раз­граблены албанцами10 . 9 ноября 1544 года жертвами шторма стали 7 ра- гузских нав107; в январе 1545 года порыв greco tramontane (северного греческого ветра) опрокинул в Адриатике 50 кораблей, из которых три ве­нецианские навы шли в Сирию, имея более 100 тысяч дукатов на борту1 ; 29 декабря 1550 года, во время «самой большой бури», случившейся в Адриатике, в самом порту Рагузы затонули два корабля, груженных зерном109. Можно привести массу подобных фактов. Весь галерный флот Испании был поглощен водами в заливе Эррадура в октябре 1562 года; в октябре 1575 года110 разгневанное море выбросило на берег близ Кон­стантинополя около сотни судов и дюжину галер!

Изложении обычаев (лат.). В разгар зимы.

24. Путешествие на Табарку вместо Испании в январе 1597 года Чсзаре Джустиниано поднялся в Г енуе па борт галеры Республики. Г алера сделала остановку в Помеге, на маленьком островке, расположенном напротив Марселя, и пересекала Лионский залив, когда на широте мыса Креус ее застиг мистраль. Вместо Испании (куда Джустиииано направляется в качестве посла Республики при дворе Филиппа II вскоре после краха 1596 года, который нанес такой тяжелый удар по генуэзским предпринимателям) галера была отброшена бурей прямо на юг. Здесь она зашла в пустынную бухту па африканском берегу, между Джиджелли и Колло, и спокойно провела там шесть дней: па юг дви­гаться было невозможно, и пришлось отправиться на генуэзский остров Та- барка. Галера вышла из строя, и Чезаре Джустипиапо отплыл на купеческом судне в Сардинию, а оттуда в Испанию. По письмам Чезаре Джустиниано, A. d.

S.      Genes, Lettere Principi .

Тот, кто пускается в плавание зимой и отдает себя на милость сти - хии, должен быть бдительным и готовым к тому, что на его корабле во время ночной непогоды будут зажжены штормовые огни, fanales de borrasca*, о которых говорит Гусман де Альфараче111. В ненастный се­зон плавания, более продолжительные и беспокойные, чем летом, ста - новятся и более редкими. Еще в начале XIX века в Венеции, как и в Одессе, промежутки между отплытием судов становились с наступле - нием октября более длительными11 . С еще большим основанием это можно отнести к XVI веку.

В ясные дни барки, без сомнения, отваживаются пуститься в путь на близкие расстояния, который длится несколько часов. Большие навы, способные противостоять зиме, выходят в море, несмотря на ненаст - ную погоду, и благодаря суровому времени года плавание является еще более прибыльным. Но в целом происходит заметная приостановка на - вигации. Что касается галер, то они пребывают в полной неподвижно - сти, в самой глубине портов, под volte арсеналов, в надежных укрыти­ях на суше, в то время как шиурмы наполовину изнывают от безделья. Марсель Мосс, который изучал влияние зимы на религиозную и обще - ственную жизнь (правда, у эскимосов), приводит занятный отрывок из «Путевого дневника» Шатобриана. Французские капуцины, сказано здесь, «избрали местом своего основного пребывания Неаполь (Роман - ский в Морее ), поскольку сюда приходят зимовать галеры беев... обычно с ноября до дня Святого Георгия, когда они снова выходят в море; эти галеры полны каторжников -христиан, нуждающихся в на­ставлении и ободрении, и именно этим успешно и ревностно занимает - ся отец Варнава из Парижа, который в настоящее время является начальником дома капуцинов в Афинах и в Морее»11 . Заметим, что речь идет о 1806 годе, когда на западе галеры практически исчезли, но те, ко­торые остались на востоке и на Мальте, по-прежнему подчиняются геогра­фическим законам, действовавшим в эпоху Сулеймана Великолепного.

В XVI веке флотилии, фусты и галеры корсаров зимой оставались на приколе. В декабре какого-то (может быть, 1580) года, «все корсары, — рас­сказывает Аэдо, — зимовали за пределами Алжира вместе со своими кораб­лями, которые были разоружены и оставались в портах»11 . А в декабре

Штормовые сигналы (исп.).

Сводами.

Наполи ди Мальвазия, Навплион.

1579 года, по свидетельству того же Аэдо, рейс Мами Арнаут перезимо­вал en el rio de Bona115, на реке /у/ Боны, т. е. в устье Сейбузы...

Что касается больших эскадр, то испанское правительство было в высшей степени заинтересовано в их использовании во время мертвого сезона, когда можно быть уверенным в бездействии турецкого флота. Так же поступают и корсары, если им кажется, что игра стоит свеч и опас - ность кораблекрушения ниже, чем опасность встречи с большой флоти­лией противника летом. Но моряки, находящиеся на службе Испании, постоянно высказывают протест против зимнего плавания. «Предан - ность интересам Вашего Величества заставляет меня сказать, — пишет в августе 1561 года князь Мельфийский, в это время бывший коман - дующим морскими силами Филиппа II, ответственным за их сохран­ность, — что галеры подвергаются смертельной опасности во время зим­него плавания, особенно вдоль нескончаемых берегов Испании, не изо - билующих портами. Если галеры уцелеют, можно потерять шиурмы... и они не смогут пригодиться потом (при возобновлении навигации)»11 .

Да, галерная война зимой невозможна, эту истину профессионалы вынуждены постоянно внушать политикам, остающимся глухими к их словам. Дон Гарсия де Толедо, также general de la mar Филиппа II, в ноябре 1564 года высказывает свои доводы против того, чтобы напра­вить флот на восставшую Корсику, о чем просила Генуя. «Несомненно установленная истина, — пишет он11 испанскому послу в Генуе, Фигероа, — гласит, что снаряжать морские экспедиции зимой — это деньги, выброшенные впустую... Деньги будут истрачены без всякой пользы, как уже было раньше и будет происходить всегда, чтобы ни предпринималось в это время года». К тому же (поскольку находящие - ся на борту войска, использовавшиеся в походе на Пеньон де Велес, ус - тали) существует риск поставить под удар весенние операции и, следо - вательно, погнаться за тенью или, если перевести точно, «схватить го - лубя за хвост, когда можно было бы взять его за горло». Даже если бы речь шла о прогулке ради демонстрации силы, она была бы опасной: пересечение Пьомбинского канала «является чрезвычайно длитель - ным, опасным и рискованным плаванием».

В общем, горе галерам, которые не придерживаются установлен­ных правил. Из-за своей низкой посадки они не в состоянии бороться с волнами и бурями11 . Понятно, почему Карл V пытался захватить

Командующий морскими силами.

Алжир врасплох в октябре 1541 года. Но он оказался пленником из­бранного времени года, этого сезона, который «мавры называют Кас- сем, т. е. сечением, и который означает переход от хорошей погоды к ненастной»119. В январе 1554 года французские галеры под командова­нием Пьеро Строцци покидают Марсель, направляясь к римским бере­гам; их сопровождают барки, груженные мукой. Шторм поглотил не-

маршру! после начала штрма <уда n исправном понрс/к \снмьк с (к юямии      суда      

маршру! после начала штрма <уда n исправном понрс/к \снмьк с (к юямии      суда      

X

поп\ типе

<\да

X

поп\ типе

<\да

25. Действие мистраля 19 апреля 1569 года и в последующие дни

Эскадра галер Великого Командора Кастилии, Дона Луиса де Рекесенса, направляется к берегам Испании. Ее цель — достичь побережья королевства Гранада, границы которого проходят на юго-запад от Картахены, и помешать корсарским рейдам береберов, снабжающих людьми и оружием восставших на Рождество предыдущего года морисков. Мистраль застал эскадру в Лионском заливе и отбросил большую часть галер к берегам Сардинии. Стоит отметить путь одной из галер, плывшей против ветра, в Эгморт; прибытие галеры дона Луиса де Рекесенса 27-го числа в Паламос, где его встретили солдаты, покинув­шие эскадру в Марселе и пришедшие в Испанию пешком; и еще два маршрута, которые привели одну галеру в Паигеллерию, а другую в Агридженто, куда она приплыла 7 мая. Эга схема была составлена с помощью многочисленных доку­ментов, которые я изучал и конспектировал в Симаикасе и по которым X. Хен- тиль да Сильва и Жак Бертеп нарисовали воспроизводимый нами картогра­фический эскиз. Можно было бы нанести на карту и пути распространения из­вестий об этих событиях. В данном случае главную роль при передаче сведений в Испанию играла Г енуя

сколько из этих барок и одну галеру, а остальные были рассеяны и вернулись в Марсель без парусов и весел120. Мы еще вернемся в свое время к катастрофе в Эррадуре, открытой бухте близ Малаги, где в ок­тябре 1562 года затонул испанский флот. Малагский проход, открытый восточным ветрам, крайне опасен зимой, возможно, еще опаснее, чем Лионский залив. Он опасен даже весной: разве в апреле 1570 года две галеры не были выброшены на землю близ Малаги, а три остальные унесе­ны в открытое море121? Есть сведения о кораблекрушении в 1566 году122. В последующий год, в феврале, 27 барок и кораблей, шедших, главным образом, из Фландрии с грузом оружия и солонины, затонули в окрест­ностях Малаги123. Впрочем, и Лионский залив оправдывает свою репу­тацию: в апреле 1569 года сильный ветер рассеял 25 галер Великого Ко­мандора Кастилии, направлявшихся к берегам Гранады, и грозил пол­ностью их уничтожить; он отбросил несколько галер к берегам Сарди­нии, в то время как еще одна, принадлежавшая Амброзио Негрону, добралась до суши только в Пантеллерии124! В общем, в плохую погоду лучше оставаться в порту или вернуться туда под давлением обстоя­тельств, как вынужден был поступить Карло Дориа в январе 1603 года: напрасно пытался он отойти от Барселонского «пляжа», причем был от­брошен назад несколько раз, потеряв много мачт и рей, а также триста

l OR

галерников1 .

Мир и зимние слухи

Приход плохой погоды означает обязательную приостановку круп­ных военных действий на море. С таким же постоянством наступает за­тишье в военных действиях на суше, которые невозможно было про­должать, «имея зиму за спиной»126. Конечно, речь не шла о полном и формальном перемирии. Но замедление операций было налицо, как в ходе драматических событий Персидской войны 1578—1590 годов, так и во время всех прочих войн, имевших место на средиземноморском или околосредиземноморском пространстве. «Приближение Дня Ка­сима (Святой Димитрий, 26 октября) обычно означает завершение во­енных кампаний турок на суше и на море», — замечает Хаммер в своем ценном труде по истории Османской империи127. Дело в том, что война подпитывается местными ресурсами. Военные действия должны раз­ворачиваться только по окончании жатвы или накануне ее окончания (и это самый главный стратегический фактор). Если оставаться в рамках

турецких войн, то историк Цинкайзен писал по поводу осады турками Белграда в 1456 году: «В течение июня, именно тогда, когда хлеба начинают созревать, османская осадная армия двинулась к Белгра­ду» . Это диктуется сменой времен года.

Короче говоря, зимнее полугодие — спокойное и мирное время. Великие державы складывают оружие, мелкие стычки также прекра - щаются, за исключением отдельных внезапных набегов, которые сулят, благодаря ненастной погоде, хорошую добычу при нападении врас - плох. Именно зимой 1562 года шайки протестантов начинают перехо - дить границу у Руссильона; в сентябре 1540 года алжирские корсары пытаются застигнуть врасплох Гибралтар, так что на обратном пути им причиняет беспокойство мистраль; ponentini* часто делают пиратские набеги на усиленных галерах или галионах в бурные моря Леванта именно в конце зимы.

Именно в это время, когда «сообщить нечего», не прекращается только поток слухов. 20 марта 1589 года испанский консул в Венеции Хуан де Корноса пишет: «У нас нет никаких новостей о турках, потому что зима перерезала пути сообщения... сюда поступает как никогда ма - ло известий»12 — достоверных известий, быть может, но слухи и кри­вотолки просачиваются. Зима, которая делает путешествия долгими или заставляет вовсе отложить их, — это время преимущественно ду - тых новостей, а также безнаказанных вылазок. «Сейчас, когда наступи - ла зима, — пишет нунций, имея в виду имперцев, — они предостав­ляют французам свободу демонстрировать свою храбрость...»13

Для самих правительств наступает время проектов и шумных деба - тов. Объем работы в главных ставках непомерно возрастает. Зима — это время туго набитых папок. Мы бы сказали, что историк всегда дол - жен подходить с осторожностью к документам, составленным зимой. Спешить некуда. Есть возможность поговорить, построить прогнозы и, наконец, изложить их черным по белому на бумаге. В том случае если произойдет то-то и то-то, следует поступить так-то; однако если султан или французский король... и множество страниц покрывается чернила - ми... Как часто замечательные идеи и обширные планы, к которым ис - торики относятся с полным доверием, вызревают у камелька или у тлеющей жаровни в хорошо защищенной от сквозняка комнате, в то время как снаружи, в Мадриде или еще где-то, бушует cierzo, снежный

Жители Запада.

ветер с гор! В эту пору все кажется доступным и легким... Окружить Нидерланды блокадой, лишить их соли, скупить весь ганзийский хлеб, которым они питаются, закрыть перед ними порты Испании — все это зимние проекты. В 1565—1566 годах, после грандиозного провала турок на Мальте, когда все еще живут опасениями только что миновав­шего лета, строятся планы направить в Ла Гулетту 12 тысяч, человек, итальянцев и испанцев131. Но как разместить их на территории гарни­зона, весьма ограниченной даже после расширения, произведенного в шестидесятые годы? Об этом не стоит беспокоиться: их можно располо­жить под прикрытием стен, со стороны мыса Бон, что на карте выгля­дит совсем неплохо. Все предусмотрено, но, как часто бывало, ничего не осуществилось. Лето в этом смысле не столько более благоразумный, сколько более реалистический сезон, или, если выразиться точнее, ле­том события протекают вдалеке, подчиняясь собственной логике и не всегда поддаваясь контролю со стороны держав.

Однако у зимы есть и положительная сторона, одна-единствен- ная: зима — это время переговоров, дипломатических встреч, мирных намерений. С этой точки зрения зимняя спячка полезна. Во всяком случае остается фактом, что мирные договоры, изучаемые в этой книге, относятся к холодному времени года и чередуются с лет­ними мятежами и вспышками насилия. Като-Камбрезийский мир ро­дился в собеседованиях зимы 1558—1559 годов, он был подписан 2 и 3 апреля 1559 года. Испано-турецкие перемирия приходятся на раз­гар зимы, мир 1581 года был подписан 7 февраля, перемирие в Вербе­не — 2 мая 1598 года. 12-летнее перемирие будет подписано в Гааге132 9 апреля 1609 года. Только испано-английский мир, утвержденный 28 августа 1604 года133, является исключением из правила. Но не был ли он на деле предрешенным в момент смерти Елизаветы, в марте 1603 года и согласован во время пребывания в Англии дона Хуана де Таксиса, графа Вилламедианы (июнь 1603 года)? Впрочем, мы далеки от того, чтобы сводить сложную дипломатическую игру к простой сме­не времен года. Тем не менее и дата подписания соглашения имеет свое значение. Если она приходится на начало зимы, тогда можно предполагать, что предварительного обсуждения почти не было; если на ее последние дни, то это говорит об острых спорах: что же, как не страх, ожидание надвигающегося лета и связанных с ним огром - ных военных расходов, может образумить правителей?

Суровые зимы

Итак, вот сладкие и приятные образы Средиземноморья, осененные миром и покоем, к которым прибавляются другие: солнечные якобы ян - варские дни, изображенные на плакатах, рекламирующих Лазурный берег; тучи усталых перелетных птиц, дождем падающих на южную зем­лю, как манна небесная, особенно в Египте, который казался Белой дю Ману 4 «белоснежным» от этих птиц, наверняка в то самое время, когда в полях можно было собирать перепелок вручную, как овощи.

На самом деле средиземноморская зима, как и в Европе, не столь привлекательное явление. Она готовит суровые испытания для бедня­ков, особенно в городах. 6 ноября 1572 года Джованни Андреа Дориа писал Дону Хуану Австрийскому135: «Вашему Высочеству следует знать, что, поскольку на территории Генуи не выращивают хлеба, а других съестных припасов недостаточно, здесь очень многие живут в нищете, не только в горах, но даже в городе. Бедняки едва сводят концы с кон - цами, особенно зимой, когда к недостатку хлеба прибавляется нужда в теплой одежде, а зарабатывать на это нечем». Таким образом, заверша - ется письмо, «этой весной в Генуе можно набрать добровольных ка­торжников на шиурмы для десяти галер». Вот убийственное свидетель - ство о Генуе — городе банков и о средиземноморской зиме13 ...

Мы не станем утверждать, что в это время года здесь царит ледяной холод. Но средиземноморские зимы бывают менее теплыми, чем обычно предполагают, и часто очень влажными; они напоминают сти - хийное бедствие, которое неожиданно наступает после шести месяцев жары и к которому жители Средиземноморья никогда не могли или не умели подготовиться. Каждый год все повторяется, как будто море неожиданно подвергается натиску подводных течений. Невозможно оспаривать, что открытые всем ветрам жилища с каменными полами вместо паркета, более или менее отапливаемые или, скорее, нуж- дающиеся в отоплении, не предназначены для противостояния холо - дам. Они защищены только от жары. Кардинал Арагонский имел обык - новение повторять, что, вопреки бытующему мнению, следует прово - дить лето в Севилье, а зиму в Бургосе13 : поскольку там бывают сильные холода, по крайней мере есть и средства защиты от них. Сколько путе - шественников, дрожащих от холода в ледяных покоях алжирского или барселонского дома, говорили себе, что нигде они так не мерзли, как на Средиземном море!

Суета летней жизни

Начиная с благодатной весны, часто влажной, греющей «пылкими ветрами»... «от которых распускаются почки на деревьях»138, с этой бы­стро проходящей весны (за несколько дней распускаются миндальные и оливковые деревья) жизнь набирает обороты. Апрель на море, не­смотря на все свои опасности, — один из самых напряженных месяцев в году. В полях заканчиваются последние работы13 . За ними в лихора­дочном ритме наступают сроки сбора урожая различных культур; в июне поспевают хлеба, в августе смоквы, в сентябре виноград, осенью оливки. С первыми осенними дождями возобновляется обработка земли14 . Крестьяне Старой Кастилии должны посеять зерно в середине октября, чтобы у растений успели сформироваться три-четыре листочка, позволяющие выдержать суровые зимние холода14 . Таким образом, за несколько месяцев перелистываются самые густо исписанные страни - цы сельскохозяйственного календаря. Всякий раз нужно торопиться, чтобы использовать последние весенние или первые осенние дождли - вые дни, первые или последние дни хорошей погоды. Вся жизнь зем­ледельца, самая привлекательная сторона средиземноморской жизни вообще, проходит в спешке. В ожидании зимы нужно заполнить ам - бары и кладовые. Даже горожане запасают у себя дома в надежном

142

месте провизию, вино, мешки с зерном, дрова для отопления и при­готовления пищи. Примерно в сентябре, накануне наступления зимы, испанские пастухи в Медина Сели и в других местах берут у купцов за - даток за предназначенную для продажи шерсть, чтобы заплатить за пользование пастбищами и покрыть накопившиеся расходы. При - дется потрудиться, чтобы в мае поставить эту шерсть нетерпеливым по - купателям. Но эти полмиллиона дукатов, полученные в задаток, обес - печивают спокойную жизнь зимой14 . Подземные хранилища для зерна у арабов в Оране, сельские «колодцы» в Апулии или на Сицилии —

144

дань той же предусмотрительности .

С наступлением лета разгораются также все виды военных дейст - вий: война на суше, война галер, война корсаров, опустошение враже - ских территорий.

Оживляется движение на дорогах. Единственным препятствием для путника на суше является в это время жара. Путешествовать можно ночью или до полудня14 . На море поступает сахарский воздух, который несет с собой хорошую погоду и, что не менее важно, устойчивость 12 - 5039

атмосферной обстановки. На Эгейском море с мая по октябрь146, вплоть до ранних осенних бурь , в направлении с севера на юг постоянно дуют пассаты. Барон де Тотт говорит, что в июне от Крита до Египта «в это время дуют юго-западные пассатные ветры, которые не вызы­вают волнения на море и позволяют мореплавателям рассчитывать вре­мя их прибытия в Египет»14 . Это те же ветры, которым в 1550 году Бе­лон дю Ман был обязан приятным путешествием с острова Родос в Александрию. Продолжительность каждого плавания заранее извест - на, море спокойно и не представляет особой опасности. Старый князь Дориа имел обыкновение говорить: «На Средиземном море есть три порта: Карфаген, июнь и июль»14 .

В период летнего затишья оживляется навигация, тем более что время сбора урожая способствует обменам. Моменты наивысшего подъ - ема соответствуют сезону жатвы, а затем обмолота хлебов, сбора плодов и винограда. Появление молодого вина знаменует собой начало широ - кой торговли. В Севилье, по крайней мере, la vendeja — это своего рода ярмарка вин, проводимая в определенный срок — «с 7 по 15 октября... период, называемый la vendeja», пишет в 1597 году герцог Медина Сидония150. Корабли с Севера прибывают не только за солью, расти - тельным маслом и заморскими товарами, но и за андалусскими винами. Сервантес в «Беседе двух собак»151 рассказывает о проделках одной се­вильской потаскухи, которая работает на пару со своим кумом, по долж­ности альгвасилом. Предметом своих плутней она избрала бретонцев (имеются в виду выходцы из Бретани, англичане и вообще северяне). «Она выходила на охоту за чужестранцами» с одной из своих подруг, «и, ко­гда в Севилье и в Кадисе наступали дни la vendeja, эти города наполнялись их жертвами: ни одному бретонцу не удавалось выскользнуть из их лап».

Сезон уборки винограда по всему Средиземноморью — это время разгула, веселья и сумасбродств. В Неаполе сборщики винограда не дают проходу никому из встречных, будь он мужского пола или жен - ского, монах или священник. Это порождало немало соблазнов. Педро де Толедо, вице-король Неаполя, воплощение l'onestita* и противник таких языческих нравов, даже издал указ, направленный против этого прискорбного обычая15 . Мы не знаем, были ли принятые им меры дей­ственны. Можно ли противостоять союзу лета и молодого вина, обуз­дать вспышки коллективного разгула, в одном месте связанного

Благопристойности.

с празднованием сбора фиг153, в другом, как на равнине Мурсии154, с со­зреванием листвы на тутовых деревьях? В Рагузе, городе благоразум - ном и обязанном быть таковым более всех других, время уборки вино - града для властей — тревожное и опасное время: как никогда, усили - вается надзор за караульными пунктами, состоянием стен, иностранца - ми, которые могут иметь оружие, а особенно в августе 1569 года — за жителями Апулии, «li pugliesi, quali intendiamo essere molti nella citta et scandalosi ,..»155.

Лето — это также период изобилия рыбы. Особенно зависит от се - зонных изменений поголовье тунца. Именно летом устраиваются зако - лы для ловли тунца, и герцог Медина Сидония, имеющий монополию на их устройство в Андалусии во времена Филиппа II, под звуки там­бурина проводит набор ловцов для расширения своего промысла. Это напоминает набор рекрутов в армию. В зависимости от времени года (перед началом зимы и после ее окончания) функционируют сказочные рыбные ловли на Босфоре15 . Как раз в конце зимы, в апреле 1543 года, накануне рыболовного сезона, в Марсель из Фрежюса прибывают це - лые барки, груженные пустыми бочками для засолки: 1800 штук 17 -го числа на трех барках; 200 штук 21-го; 600 26-го; 1000 — 30 апреля157.

Летние эпидемии

Жара, однако, повсеместно пробуждает болезни, только дремавшие зимой. Барон де Тотт отмечает, что чума «начинает свирепствовать с весны и это продолжается обычно до приближения зимы»15 . То же самое можно было бы сказать обо всех заразных болезнях Средиземно - морья (правда, за исключением сыпного тифа, характерного для Се - верной Африки, количество заболеваний которого снижается с прибли - жением лета). Эпидемии больше всего угрожают большим городам. Ка­ждое лето Рим вымирает от лихорадки. Кардиналы при этом ищут укры­тия в загородных домах, своих vigne , существование которых не сводится только к показной роскоши, вопреки тому, что говорит Скаррон15 . Когда кардинал Рамбуйе, посол французского короля, при­езжает в Рим в июле 1568 года, «господа кардинал Феррарский и Вител -

160

ли» выехали оттуда, «спасаясь от жары» , и многие другие вместе с ними.

Апулийцы, как пишут ректоры, по нашим сведениям наводнившие город, могут внести смуту.

Виноградниках.

12*

Сам Сикст V, заботясь о своем здоровье, позднее был вынужден каждое лето выезжать на свою виллу, впрочем, очень неудачно расположенную близ Санта-Мария-Маджоре, в одной из расщелин Эсквилина16 , или прятаться в новом папском дворце, выстроенном на Квиринале16 . Еще совсем недавно Рим в разгар лета являл картину запустения, «выжжен - ного и как бы проклятого из-за лихорадки места»16 .

Повсюду: в Риме, Авиньоне, Милане, Севилье богатеи, дворяне и буржуа, светские и духовные лица, покидают нагретые солнцем города. Филипп II искал в Эскориале не только одиночества, но и прохлады в разгар безжалостного кастильского лета16 . Кто же может рассказать нам об этом повальном летнем бегстве зажиточного люда лучше, чем Банделло, их сотрапезник, их историограф и острослов? Какое счастье в разгар миланского лета прохлаждаться в саду близ Порта Беатриче, есть сочные фрукты и пить un generoso е preziosissimo vino bianco 165. «Прошлым летом, — говорит он, — спасаясь от невыносимой миланской жары, я отправился... вместе с синьором Александром Бентивольо и его женой сеньорой Ипполитой Сфорца в их имение за Аддой, которое по - просту называют Дворцом, и оставался там на протяжении трех меся - цев»166. В другой раз он едет в окрестности Брешии, в Сан-Готтардо, где ему предоставляется случай в послеобеденное время рассказывать о beffe ehe da le donne, о a le donne si fanno *167. В третий раз избранное общество в одной из новелл устраивает привал в окрестностях Пи - наруоло, на лугу, поросшем ароматной травой, на берегу канала, в ко - тором журчит чистая и прохладная вода. В четверном случае декораци - ей для собрания маленького кружка служат оливы, но рядом опять -та­ки струятся воды фонтанов. И не таким ли был несколько столетий ра - нее внешний фон Декамерона?

Средиземноморский климат и Восток

Сезонные ритмы пустыни и Средиеемноморья зеркально противо - положны. В пустыне жизнь замирает или, по крайней мере, замедляет - ся, скорее летом, чем зимой. Невыносимая летняя жара прерывает и ос - танавливает все процессы. Жизнь и торговля возобновляются только

Благородное и драгоценное белое вино.

Розыгрышах, устраиваемые женщинами или с женщинами.

на исходе октября — ноября, после сбора фиников (это также время паломничества в Мекку).

Правда, Тавернье сообщает, что караваны прибывают в Смирну в феврале, июне и октябре168, но Смирна и Малая Азия не относятся к зоне настоящей пустыни. Что касается верблюдов, которые приходят в Египет в сентябре — октябре169, идут ли они издалека — это вопрос. Большие караваны прибывают в Каир в апреле, мае и июне170. Де Серей (его свиде­тельство относится к XIX веку), в свою очередь, утверждает, что пустыню между Багдадом и Алеппо невозможно пересечь летом. Около 1640 года караваны отправлялись из Ормуза с 1 декабря до марта171. На юге Орана в XX веке время больших караванов — это ноябрь172, и эти всплески торговой активности, регулярно повторяющиеся, напоминают подобные же апрельские всплески в Средиземноморье.

Таким образом, пустыня пробуждается в то время, как к северу, а так­же к западу от нее все погружается в сон. Стада, летом покинувшие степи, возвращаются на отдохнувшие пастбища и, подобно караванам, снова бре­дут по дорогам пустыни. Наступает благоприятное время года, жить стано­вится легче, все необходимое имеется в достатке, и открывается больше возможностей для его получения. Археолог Захау удивлялся, наблюдая, как в Кут-эль-Амарне зимой местные жители занимались починкой кана­лов и разведением овощей173. Но это совершенно обычное явление, полно­стью согласующееся с естественным ритмом жизни степей.

Сезонные ритмы и статистика

Без сомнения, следовало бы уделить больше внимания этим серьез­ным проблемам, до сих пор мало затронутым в исторической литера­туре. Можно ли использовать при этом статистические данные? Для XVI века они редкость, их недостаточно. Тем не менее стоит к ним обратиться.

Поставка пустых бочек для соленой рыбы из Фрежюса, как я уже показал на материале марсельских перечней 1543 года, указывает на то, что апрель предварял рыболовный сезон.

Вот список договоров о морском страховании, заключенных в 1560 го­ду в Рагузе174. Этот список свидетельствует о том особом месте, которое занимали месяцы апрель и май. Корабли страхуют накануне длитель­ного плавания. Что может быть естественнее?

9 6      5      14      20      21      5      6 4      7      6

янв. февр. март апр. май июнь июль август сент. окт. ноябрь дек.

Таблица 1. Количество договоров морского страхования, заключенных

в Рагузе в 1560 году

Данные по месяцам; каждая звездочка обозначает один договор

(по сведениям из архивов Рагузы)

Списки portate из Ливорно175 приводят данные о товарах, разгру­женных в порту, вместе с названиями судов и пунктами их отправле­ния. С помощью этих документов можно установить, что с июля по ок­тябрь поступали партии шелка; с янйаря по июль—август — перец из Александрии; а с конца октября — сардинские сыры. В каждом из случаев наблюдаются свои сезонные особенности, каждая из которых заслуживала бы отдельного рассмотрения, поскольку календарь Ли­ворно не совпадает полностью с календарями других средиземно­морских портов, включая его ближайшую соседку Геную176. Но я не ду­маю, что с помощью этих материалов можно показать раз и навсегда,

Годы

Суда разного типа, прибывавшие с 1 апреля по 30 сентября (летнее полугодие)

Суда разного типа, прибывавшие с 1 октября по 31 марта (зимнее полугодие)

Итого

1578

171

126

297

1581

84

107

1Q1*

1У1

1582

199

177

376

1583

171

171

342

1584

286

182

468

1585

147

160

397

Итого

1058

923

1981

Таблица 2. Заходы судов в Ливорно в 1578,1581, 11582, 1583, 1584, 1585 годах

А не 181, ошибочно указанные в работе F. Braudel, R. Romano, op. cit., прило­жение, таблица

Годы

январь

февраль

апрель

ЗА

л

июнь

июль

/

L

л

л

л OU

ю

I

-

I

eu ю 1

л

&

л tf

1578

?7

40

4 0

49

94

?7

30

?

15

6

7

%

1581

IS

4

5

9

7

15

20

?S

10

?9

27

?9

1582

?7

?7

S3

38

?Р

44

52

IQ

17

17

37

36

1583

??

18

?1

S7

??

28

?7

SS

24

sq

38

SS

1584

57

36

si

36

46

55

46

7?

31

?1

30

7

1585

34

?7

17

20

SS

17

25

71

8

23

18

37

?8

Итого

18

15

14

18

16

18

20

20

120

13

176

13

0

2

7

9

1

6

0

1

0

9

Таблица 3. Помесячный обзор движения в Ливорно в этот же период

Исключая галеры.

Годы

л

CU

ей

CQ

05

л

”ri

си

CQ^

(-1

s

л

s:

rt

S

2

Л

a

CQ

cd

fX

4

и

л

Си

I

0

Л

Си

Ю

§

Я

л

Си

S

ч

о

1578

7

3

4

7

S

0

4

3

4

43

1581

П

4

s

4

3

0’

4

2

8

4

S

52

1582

5

1

4

6

0

3

1

1

4

2

4

6

37

1583

0

2

1

1

3

0

Я

0

2

1

S

21

1584

s

2

6

3

в

3

2

1

2

5

2

41

1585

1

7

q

2

0

2

3

0

0

2

2

S

31

Всего за месяц Всего прочих

34

23

30

19

17

15

7

12

8

23

16

21

кораблей

146

129

11

170

144

171

193

189

112

107

160

118

Таблица 4. Навы и галионы, заходившие в Ливорно в этот же период

как экономические колебания связаны со сменой времен года. Стати­стика Ливорно не поддается простому истолкованию, поскольку это данные XVI века, они несовершенны, в них отсутствует единая система мер. Невозможно, например, подсчитать, каким был в том или ином ме - сяце вес поступившего товара брутто, который является наиболее на­дежным показателем. Le portate Ливорно отмечают прибытие судов самого разного тоннажа: это барки, гондолы, галионеты, скафы, лиуты, фелюги, саэтты, навичеллоны, кармузалисы, тартаны, галионы и навы, причем для крупных грузовых перевозок служили два последних типа судов из этого длинного перечня (галионы и навы). Считать каждый из этих кораблей за единицу, отвлекаясь от всего остального, означало бы получить сомнительные цифры; столь же бесполезно складывать тонны и килограммы. Классификация по типам судов мало что дает, за ис - ключением случая с талионами и навами, которыми мы и займемся.

Сделав эти пояснения, приведем цифры, которые могут быть полезны с интересующей нас точки зрения. Как видим, это несовершенные и не - полные цифры: данные, полученных с их помощью, нелегко обрабатывать. Согласно статистике, составленной по месяцам, наибольшая активность наблюдалась на протяжении трех из них: апреля, на исходе зимы, когда нужно сбывать залежавшийся товар; июля и августа, месяцев, следующих после жатвы. Наименее оживленными являются сентябрь и октябрь. По нашей таблице в апреле прибыло 189 судов, в июле — 200, в августе —

201, зато в сентябре 120; в октябре только 130 — спад явно заметен. Спи­сок нав и галионов включает большие грузовые корабли, плававшие на далекие расстояния. Использование этих кораблей отличалось от ис- пользования малотоннажных судов. Последние прибывают в апреле, июне и августе; навы и галионы, напротив, реже всего встречаются в июле, а чаще всего — в январе, когда они прибыли в количестве 34: в марте — 30; в феврале и в октябре — по 23. Массовый заход кораблей с Севера подчеркивает спад торговых перевозок в Ливорно177. В июле и августе, как указывают portate , барки перевозят хлеб на малые расстояния, в то время как для более протяженных по времени путешествий применяют­ся крупные суда. Поставки издалека связаны с их использованием.

Таким образом, в западной части моря (к которой относится Ливорно), как, вероятно, и на всем его протяжении, трудности, сопряженные с зимни­ми плаваниями на ближние и далекие расстояния, были отчасти преодоле­ны. В это время уходит в прошлое Родосский закон, запрещавший даже страховать суда зимой: зимних плаваний не было и не должно было быть. Появление в XV веке северной когти, судя по всему, положило начало успе­хам борьбы средиземноморских мореходов с плохой погодой. Венецианские галеи уже отваживались выходить в море в ненастное время года, и этот про­цесс, усиливавшийся на протяжении всего XVI века, привел к тому, что в XVII веке Тавернье мог написать: «По Индийским морям плавают не во всякую погоду, как у нас в Европе»178. В XVI веке только галера и ее произ­водные неспособны противостоять бурям. Для других судов, особенно круг­лых купеческих кораблей, существенный риск сохранялся, но он не был не­преодолимым препятствием. К тому же технический прогресс с каждым днем уменьшал этот риск. Впрочем, близится время, когда галеры вообще исчезнут, уступив место линейному кораблю, способному плавать и вести бой в любую погоду. Триполитанские корсары в XVII веке держат для зимы ка­перские корабли, а галеры снаряжают только летом179.

Ливорнские portate мало говорят нам об этих разнообразных про - блемах. Другой их недостаток заключается в том, что они содержат данные только о поступлении грузов. Добрая половина грузооборота, связан - ная с вывозом, остается для нас в тени.

Не намного щедрее и отчет о странствиях немецких паломников в Святую Землю через Венецию за период 1507 по 1608 год, всего около три­дцати путешествий, описанных в ценном и ученом собрании Рорихта180; все эти описания, охватывающие целое столетие, похожи друг на друга.

I

Плавание туда

1507

Плавание обратно *

]

1507

1507        1

1517

1519        79

1520 72

1521        92

1521

1523       ' 1

1523

(18 дней пребывания Кипре) на

1523 57

1546

(начиная с отравления с Иерусалима) 1527        I

1549        33

1551 35

1553        89

1556

1561        112

1561

1581        118

1561 . 62

[1587        73]

1563

1608        65

В среднем: 93 дня i

1565 .....

1565

1583

1587

1604

1608

В среднем: 43 дня, округленные цифры

Таблица 5. Продолжительность плаваний из Венеции в Святую Землю

Плавание туда

Плавание

обратно

Соотношение продолжительности плавания туда и обратно

1507

50

86

1 72

1517      

29

79

2,7

1521      

43

92

2,1

1523       

49

101

2 006

1523       

57

90

1 57

1608       

44

65

1 47

В среднем       

..,45

85,5

1,9

Таблица 6. Продолжительность плаваний, совершенных на одних и тех же судах

в Святую Землю и в обратном направлении

Разнице в продолжительности плавания туда и обратно примерно соответствует

вышеприведенная разница по усредненным данным (43, 93 дня).

Паломники выступали в июне или в июле, в разгар теплого сезона: из 24 случаев на май выступление приходится в одном (20 мая); на июнь в десяти; на июль в одиннадцати; на август в одном и на сентябрь в од­ном. До Яффы или до Триполи в Сирии добирались в июле или в августе. Из 23 случаев: в июне в одном; в июле в семи; в августе в одиннадцати; в сентябре в десяти; в октябре в одном; в ноябре ни ра­зу и в декабре в одном. Паломничество в Иерусалим и обратный путь, включая два-три дня пребывания в Иерусалиме, занимают совсем не­много времени, от трех недель до одного месяца. После этого бого - мольцы снова возвращались на корабль, обычно тот же самый, что доставил их сюда. Отправления из Яффы, Бейрута или сирийского Триполи приходились в основном на август (из 12 случаев: в одном на июнь; в шести на август; в двух на сентябрь и в трех на октябрь). На венецианскую землю паломники снова ступают в основном в де - кабре (из 13 случаев: в ноябре четыре; в декабре семь; в январе один и в феврале один).

С помощью этих нескольких цифр можно составить довольно точные представления о сравнительной продолжительности путешест­вий зимой и летом, а также туда и обратно.

Обратная дорога занимала примерно в два раза больше времени, чем дорога туда. Связано ли это только со сменой времен года? Или трудности вытекали из изменения направлений и действия неблаго­приятных ветров? Последнее объяснение выглядит малоправдоподоб­ным. В самом деле, если рассмотреть цифру в 73 дня, которая приведе­на для 1587 года, то она соответствует путешествию туда, а не обратно, только оно проходило не летом: корабль отплыл из Венеции 29 сен­тября 1587 года и прибыл в Триполи только 11 декабря181.

Нельзя требовать слишком многого от приведенных скудных дан­ных. Во всяком случае, они показывают, что зимой дорога занимала боль­ше времени, чем летом. При этом цифры соответствуют предположениям и наблюдениям современников. Ради большей достоверности мы соста­вили еще одну таблицу, в которую занесены только те путешествия, ко­торые были проделаны в обоих направлениях на одних и тех же или, по всей вероятности, на тех же.

Ныне в Ливане.

Детерминизм и экономическая жизнь

Слишком очевидно, что эти расчеты, приведенные в первом издании настоящей работы, не охватывают весь круг поставленных проблем. В дальнейшем я подробно разобрал содержание ливорнских portate, но это не внесло ничего нового в дискуссию182. Сомневаюсь, чтобы изучение портовых регистров, которые, как нам известно, сохранились в Барсело­не, в труднодоступных архивах; в Рагузе—Дубровнике, где данные не упорядочены и легкодоступны только с 1563 года183; в Генуе, где историков обескураживает их масса184, — сомневаюсь, чтобы подобное система­тическое исследование имело шансы далеко зайти. Напротив, создается впечатление, что хорошо ли худо ли, скорее хорошо, что сезонный де­терминизм, явственно проступающий в деревенской жизни, постоянно преодолевается волевыми усилиями людей, особенно в городах. Барки справляются с зимними трудностями, делая небольшие переходы, а большие парусники в дальних плаваниях — выбрасывая в случае опасно­сти за борт кипы шерсти или бочки с зерном; иногда они скользят по вол­нам, по крайней мере какое-то время, «a sembianza di veloci delfini» 185. Мы видели, что люди справляются с трудностями и в горах, в том числе в Альпах, регулярно переходя их, несмотря ни на что.

Дукаты

6000­

4000­

2000-

Март Апрель Май Июнь Июль Август Сент. Окт. Нояб. Дек.« Янв. Февр.

1561      ;      1562

26. Ход дел на Немецком подворье в Венеции за год

Составлено по данным о выплате пошлин Синьории. В этом документе, как и во множестве других, которые можно было бы привести дополнительно, ничто не указывает па сезонную разницу и на снижение оборота зимой. Следу­ет обратить внимание па то, что год начинался в Венеции с 1 марта.

Неопровержимых доказательств сворачивания всякого рода дея - тельности зимой более чем достаточно. Самым неожиданным из них яв­ляется, возможно, поведение неаполитанских банков, которые инвестируют зимой деньги своих вкладчиков в «ренту», в то время как летом они

Наподобие проворных дельфинов.

используют их для закупок основных сельскохозяйственных продуктов королевства и связанных с этим спекуляций . Но зима — это и время оживления надомных работ и деятельности ремесленников. 8 декабря 1583 года Балтазар Суарес, испанский купец, живущий во Флоренции и породнившийся путем женитьбы с великим герцогом, жалуется сво - ему корреспонденту в Медина дель Кампо, Симону Руису, что ему не хватает шерсти (он только что получил небольшую партию и продал ее по высокой цене). «Мне больно смотреть, — пишет он, — сколько воз­можностей улетучивается, потому что в это время года работают боль - ше, чем когда бы то ни было, а мы вынуждены простаивать из-за недос­татка шерсти»18 . Городские власти, если они достаточно благоразумны, также проявляют заботу о расширении производства зимой. Эта мысль выражена в словах проведитора флорентийского Arte delia Lana , ска­занных в октябре 1604 года: следует любой ценой помогать ремеслен­никам, «поскольку наступают холода и длинные ночи, когда они нуж -

1 оо

даются в одежде и в освещении, а также в пище...» ° .

Таким образом, существует множество исключений: жизнь общества подчиняется велениям среды, но одновременно обходит их, освобождается, чтобы попасть в другие сети, более или менее заметные для нас, историков.

3. ИЗМЕНИЛСЯ ли КЛИМАТ по СРАВНЕНИЮ с XVI ВЕКОМ?

Отважимся ли мы поставить последний вопрос, опираясь на пухлое досье, набитое документами зачастую сомнительного происхождения и прислушиваясь к доводам журналистики весьма рискованного толка?

Однако все изменяется, в том числе и климат. Никто сегодня уже не признает неизменными основы физической географии. Нужно ли при­нимать во внимание малейшие колебания — все-таки колебания — дол­готы? Герхард Золле189 утверждает, что массив восточных Альп смеща­ется в сторону Баварии со смехотворной скоростью (1 см в год), доста - точной, однако, чтобы вызвать в болевых точках обвалы и сползание почвы, ведущие иногда к подлинным катастрофам, занесенным в ис­торию Альп. На протяжении длительного времени внимание геогра­фов на Средиземноморье было приковано к возможным изменениям береговой линии в течение длительных отрезков ее истории. Бес -

Цеха шерстяников.

спорно, некоторые из исследователей, опираясь на конкретные при - меры, в частности пример острова Делос, пришли к выводу о полной неподвижности этой линии19 . Но, с другой стороны, существуют работы Д. Фишера, Р. Т. Гюнтера, Альфреда Филиппсона. Проблема за - ключается в том, чтобы установить, идет ли речь об исключительно ме - стных изменениях. Согласно исследованиям Агостино Арриго191 и Дины Алъбани19 , периоды образования пустот чередовались с периодами заполнения морских пляжей. Таким образом, в Таормине, на вос­точном побережье Сицилии, с 15-летним интервалом сменяли друг друга труднообъяснимые фазы эрозии и седиментации. С середины XIX века наблюдается общее наступление моря (одновременно с обрат - ным движением в нескольких точках континента и общим ускорением, начиная с 1900 года) как вдоль североафрикан£кого побережья, так и вокруг полуострова Монтегаргано и по линии дельты Нила. Но ничто не говорит о том, что в один прекрасный день направление движения не изменится. Все это при желании можно истолковывать как цикличе - ские изменения, подобные тем, которые Ле Дануа пытается вычленить в жизни Атлантического океана193.

Быть может, дело обстоит таким же образом и с климатическими явлениями: «Все меняется, и климат тоже»194. Но эти изменения часто происходят по вине человека. В одном случае это связано с повсемест­ным истреблением лесов, в другом — с прекращением орошения или исчезновением отдельных сельскохозяйственных культур, что часто ведет к катастрофическим последствиям в засушливых зонах19 . Тео­бальд Фишер считает бесспорным, что климат Сицилии стал суше по - сле мусульманского завоевания. Но кто несет за это ответственность — человек или стихийные явления? В самом деле, Гетц в своем ценном труде Ge-ographie historique 196 говорит о предшествовавшем мусуль­манскому нашествию высыхании почвенных источников: на юге завое - ватели справились с недостатком воды благодаря своей продуманной системе орошения.

Как бы то ни было, в обширной современной литературе говорится о недавних или происходящих на наших глазах изменениях климата. В Арктике ледник отступает начиная с 1892—1900 годов19 , в то время как пустыня надвигается на юге и на севере Африки198.

Историческая география.

Но еще недавно многие книги и исследования убеждали нас, на - против, в неизменности климата. Вслед за Парнем199 нам повторяют, что река Джерид на юге Туниса не изменилась в своих очертаниях, по - скольку Нефта и Тозер , расположенные на его берегах, соответствуют древним римским городам Тузуру и Непта. Утверждают также200, что разливы Нила в древности сопоставимы с сегодняшними разливами. Говорят еще, что представляющие флору минойского Крита (судя по критскому искусству) лилия, гиацинт, крокус или горицвет принадле - жат и к современной весенней флоре Средиземноморья201 или что вос­становление пиниевых рощ вокруг Вальядолида в XVI веке является

202

почти исключительно следствием человеческого вмешательства .

Эти утверждения, как и другие, в конечном счете ничего не доказывают. Они не затрагивают существа проблемы. Если мы обнаружим, что в тот или иной момент в прошлом климат какой-то местности, по всей видимости, точно соответствовал сегодняшнему, это еще не составляет доказательства и нисколько не отрицает возможности периодических климатических измене­ний. Подлинная проблема заключается в том, чтобы определить, существует или нет эта периодичность, и похоже, что ученый мир все больше склоняет­ся к этой гипотезе. «Периодичность с продолжительностью в 30 лет пред­ставляется довольно-таки правдоподобной» — к такому выводу приходит один из признанных экспертов по этим вопросам203. Но мы добавим: если не считать других циклов и промежуточных подциклов...

Таким образом, климат и подвержен, и не подвержен изменениям; наблюдаются его отклонения относительно средних показателей, ко - торые в конечном счете тоже могут изменяться, но графики их эво - люции весьма пологие. Это представляется нам чрезвычайно важным. Не следует ли нам, историкам, в один прекрасный день дополнить фа - зы А и Б Франсуа Симиана20 фазами большей сухости и большей влаж­ности, более теплыми и более холодными фазами? Вспомним, что го - ворит нам по поводу 1450 года Ле Дануа или что пишет Гастон Рупнель, спорящий с «историком, <который> отрицает историческое существо - вание сильных климатических возмущений, преобразивших всю евро - пейскую жизнь в XIII—XV веках»205.

Вот в чем сущность дискуссии. Что касается Средиземноморья, то мы ограничимся несколькими общими замечаниями и одной-двумя гипотезами.

Таузар.

Климатические колебания представляются правдоподобными. Ос­тается, по-видимому, определить их продолжительность и направле­ние. В Альпах, во всяком случае, их следы явственно заметны. Согласно У. Монтерину206, начиная с 1300 года в горах имело место потепление и снижение уровня влажности и, напротив, похолодание и повышение влажности, а соответственно и разрастание ледников после 1600 года. После 1900 года наблюдается новая фаза: Альпы высыхают, а ледники в целом отступают. В верхнем Тауэрне, благодаря их таянию, обнару­жились высокогорные золотые рудники, эксплуатировавшиеся в рим­ское время, а также в Средние века207.

Все это не имеет ничего общего с тридцатилетними периодами, введенными в оборот Эммануэлем де Мартонном. Но является ли эта климатическая история Альп научно обоснованной? Дать ответ мы не в состоянии. Гляциологи, как правило, не видят простого решения этой проблемы (включая старинный труд Вальхера, Nachrichten von den Eis- bergen in Tyrol, Wien, 1773 ). Будет ли, кроме того, признано, что аль­пийский климат помимо собственных изменений отразил изменения во всем Средиземноморье и что первые были связаны со вторыми? Сего­дняшние наблюдения склоняют, по всей видимости, к такому выводу, поскольку ледники сейчас отступают и на Кавказе, и в Альпах208, в то время как в Сахаре, на юге Северной Африки, все тает от жары...

Выводы, которые из этой схемы может сделать для себя историк, легко предугадать. Любопытно, по меньшей мере, отметить, что немец­кие переселенцы во время предполагаемого потепления в Альпах в начале XIV века обосновались на крутых склонах с южной стороны Монте Розы209. Не менее любопытно отметить, что в похожих условиях около 1900 года и особенно за последние 20 лет наблюдалась эмигра­ция из итальянских горных селений к вершинам Альп из северных Апеннин, например, в апуанские Альпы и Валь Веноста, где появились новые постоянные поселки на высоте от полутора до 2000 метров, в зо­не, именуемой Stavoli (abitazioni di mezza stagione)**210. Далее, если пред­положить, что мы стоим на твердой почве и что около 1600 года дейст­вительно происходило похолодание и увеличение количества осадков, этим можно объяснить морозы, погубившие оливковые деревья211, и уча­стившиеся наводнения, оставившие, в частности, Тоскану без урожая

Сообщения о ледяных горах в Тироле, Вена, 1773 год.

Ставоли (межсезонные жилища).

в 1585 и 1590 годах, не считая расширения площади заболоченных зе - мель, а следовательно, и распространения малярии, то есть в целом ухудшение условий жизни. Драматические события голодных лет кон - ца столетия имеют, быть может, свои корни в нарушении, даже едва за - метном, атмосферных условий. Это утверждение бросает вызов нашему благоразумию, но его следовало привести. Мы не испытываем недос­татка в экономических или демографических объяснениях этой драмы, разыгравшейся на исходе века. Но у нас нет уверенности в том, что кли - мат не играл при этом своей роли и, вообще, что он не действует как один из переменных факторов истории. Установить это трудно, в чем мы можем убедиться с помощью некоторых фактов21 .

На протяжении XVI века в бассейне Роны отмечались многочис - ленные наводнения: в июле 1501 года разлив Роны в окрестностях Лио - на; в 1522 году разлив реки Ардеш; в феврале 1524 года рек Драк и Изер; в августе 1525 года реки Изер; в октябре 1544 года реки Жье близ города Вьенн; в ноябре 1544 года Роны и Дюранс; в ноябре 1548 снова разлив Роны и Дюранс; 9 сентября 1557 года Роны близ Авиньона; 25 августа 1556 года Дюранс и Рона затопили окрестности Авиньона; 2 декабря 1570 года наблюдался чуть ли не самый устрашающий разлив Роны этого времени, особенно в Лионе; в 1571 году разлив Роны; то же самое в октябре 1573 года (наводнение в Бокере); в сентябре 1579 года разлив Изера (в Гренобле); 26 августа 1580 года наводнение Роны в Авиньоне; в 1578 году разлив Роны в Арле, с октября по февраль часть Нижнего Лангедока была затоплена водой; в 1579 году наводне - ние в Арле; в 1580 году снова наводнение в Арле (говорили, что здеш - ние жители не помнили такого сильного разлива Роны); 5 января 1581 го­да наводнение в Авиньоне, вызванное Роной и Дюранс, усилившееся б февраля; в 1583 году Рона затопляет местность Камаргу; 18 сентября 1586 года разлив Роны в Авиньоне; 6 ноября 1588 года разлив реки Жие; в 1590 году новое разрушительное наводнение в Авиньоне... Этот перечень оставляет впечатление ухудшения на исходе столетия. Но разливы Роны, с нашей точки зрения, слабо отражают перемены в средиземноморском климате. Похоже, однако, что количество осад­ков в последнее десятилетие века выросло, насколько можно судить по свидетельствам современников. В своей «Секванской республике», из - данной в 1592 году, Луи Голлю сообщает о вырубке леса для кузниц и

От секванов, галльского племени, жившего на правом берегу Роны.

о сеньорах, алчущих приобрести новых подданных... и новые чинши. Он добавляет: «...за последние 26 лет дожди стали более частыми, бо - лее продолжительными и более обильными...»21 Это справедливо для окрестностей Доля. Перенесемся в Экс, в 1599—1600 годы. Дю Этц пи­шет в своей рукописной истории21 : «Снег и холод дают о себе знать до конца июня, после этого осадков не бывает до декабря. После этого до - жди возобновляются с такой силой, что земля скрывается под водой». А вот свидетельство из Калабрии, из narrazione , приписываемого Кам- панелле: «ed entrando Гаппо 1599, venne nova, ehe in Roma prodigiosa- mente aveva inondato il Tevere, e non si potettero celebrar le feste di Natale, e in Lombardia il Po: e in Stilo non si poteron celebrar, la Simana Santa, gli ufficii divini per le moite gran pioggie ehe allagavano tutte le chiese...» 215 Когда в горы приезжает некий горожанин из Феррары, очевидец раз - лива Тибра21 , этого достаточно, чтобы породить слухи о чудесных зна­мениях, предвещающих конец света... К тому же век находится на ис - ходе, и эта mutazione del secolo кружит самые трезвые головы. В по - следующий год, в июне 1601 -го, потоки воды обрушились на Балканы, уничтожая урожай, вызывая разрушительные разливы рек, «подобные, согласно одному свидетельству, разливам По и других больших рек в Ломбардии»217; эти дожди, согласно другому свидетельству, грозили «заразить воздух».

Какие выводы можно сделать на основании этих фактов? Что на исходе столетий средиземноморский климат ухудшился? Дистанция от приведен­ных нами доказательств до этого всеобъемлющего вывода слишком далека. Нам следует воздержаться от него. Все материалы нужно рассмотреть более пристально и добавить к ним точные факты, к которым может привести по­иск во всех направлениях. Проблема сохраняется, она должны была быть поставлена, хотя мы и не в состоянии решить ее при нынешнем уровне на­ших знаний. Впрочем, решить ее могут не только историки. Если затрачен­ные в данном случае усилия продемонстрировали, что они могут и должны сказать по этому поводу свое слово, наш труд был не напрасен.

Повествования.

С наступлением 1599 года распространилось известие, что в Риме необык­новенно высоко поднялись воды Тибра, так что невозможно было праздно­вать Рождество, и точно так же в Ломбардии разлился По: в Стило (местечко в Калабрии) на Святой Неделе невозможно было справлять боже­ственную службу из-за проливных дождей, которые залили все церкви. Смена столетий.

Дополнительные замечания

По существу, я не стал ничего менять в предыдущем параграфе, который в 1947 году стал поводом для оживленных споров. Читателей это удивит: кое-кто сочтет мой поступок неосмотрительным. Густав Уттерстрем218 в своей недавней статье (1958 год) любезно делает мне задним числом упрек в ро­бости. Такова логика развития науки, и не мне жаловаться на это.

Главный итог прошедших 15 лет — это продолжение исследова - ния затронутых мной кардинальных проблем. Накал страстей почти угас. Что касается изменений климата, то здесь дала о себе знать внеш - няя по отношению к людям сила, без которой стали невозможны самые простые из наших объяснений.

Применительно к простейшему подходу, намеченному в моем первоначальном исследовании — сведению воедино описательных подробностей, — я исчерпал доступные мне сведения. Они указывают прежде всего на ухудшение погодных условий в конце века: нескончае - мые дожди, катастрофические наводнения, суровые и небывалые холо - да. Так, хроника Луиса Кабреры из Кордовы отмечает, что зимой 1602—1603 годов «по всей Испании наступили такие холода и морозы, что трудно назвать местность, жители которой не жаловались бы на суровую погоду. Даже из Севильи и из приморских городов, но особен - но из Севильи, пишут, что Гвадалквивир замерз, чего никогда прежде не случалось.Такой контраст с прошлым годом, когда приход зимы во - обще нигде не ощущался...» . В Валенсии морозными были 1589, 1592, 1594, 1600, 1604 годы. Что касается многочисленных свидетельств о затяжных дождях, наводнениях, метелях и предсказаниях конца света, то они затрагивают все Средиземноморье, как последних лет XVI столетия, так и самых разнообразных периодов XVII. В свежем исследовании Эммануэля Леруа Ладюри отмечаются подобные же факты: «Рона це - ликом покрывается льдом, который способен выдержать мулов, пушки и двуколки, в 1590, 1595, 1603, возможно, в 1608, в 1616 и 1624 годах». Море близ Марселя замерзает в 1595 и 1638 годах, «когда вода вокруг галер схватывается льдом...». Масличные деревья в Лангедоке вы­мерзают неоднократно: в 1565, 1569, 1571, 1573, 1587,1595,1615, 1624 годах221 ... «Оливковые рощи страдают от холодов так часто, что у их хозяев опускаются руки»222, как в Лангедоке, так, без сомнения, и в дру­гих местах. Можно с уверенностью сказать, что в период между концом XVI и началом XVII века стало холоднее.

Увеличилось количество осадков. Один историк, говоря о Лангедо - ке, отмечает следующее явление, наблюдавшееся в 1590—1601 годах: «Запоздалые снега, не желающие таять весной, сильные холода в теп - лое время года, ливневые дожди в Средиземноморье, сопровож- дающиеся холодом и хорошо известным «десантом» северного хлеба в страны Внутреннего моря»22 . Напротив, с 1602 по 1612 год и даже позднее ощущался как бы «приток тепла и света»22 , возникают очаги засухи; во всяком случае, осадки распределяются неравномерно. Сколько молебнов о дожде было отслужено в Вальядолиде в 1607, 1617, 1627 годах225; в Валенсии к ноябрю 1615 года «havia molts mesos que no ploguia»*; в октябре и в ноябре 1617 года226 «no caiga un solo chapar- ron»**. Не станем утверждать, вслед за Игнасио Олагуе, что Испания оказалась жертвой продолжительной засухи, которая и была причиной ее упадка227. Но вполне возможно, что в ламанческих пейзажах в эпоху Сервантеса было больше зелени22 .

Параметры выпадения осадков зависят в Европе (включая Среди - земноморье) от продвижения атлантических циклонов на севере через Ла-Манш, Черное море и Балтику (на протяжении всего года), а на юге через Внутреннее море в период от осеннего до весеннего равноденст­вия. Согласно Густаву Уттерстрему, в XVI веке циркуляции воздуха в этом двойном контуре на севере мешали сильные холода, т. е. устойчи - вые, малоподвижные области антициклонов. При возникновении по - мех на севере южный маршрут мог работать с двойной нагрузкой, от - крываясь более, чем обычно. Но почему один из путей должен был от - крываться для воздушных масс, в то время как другой был наполовину закрыт? И какова должна была быть продолжительность этих колеба­ний, если они вообще существовали?

Все это только частности, кратковременно действующие факторы. Новые исследования идут гораздо дальше и ставят две легкообъясни - мые задачи: выстроить длинные ряды показателей, не ограничивать рамки причинно-следственных связей одним Средиземноморьем, а расширить их на Средиземноморье плюс Европу, а еще лучше на весь мир. Говоря это, я опираюсь на образцовые работы доктора П. Шоува в Англии, географа Пьера Педеляборда и историка Эм­мануэля Леруа Ладюри231.

Уже много месяцев не шел дождь. Не

было ни одного хорошего ливня.

Расширять объем доступной нам информации, попутно ее система - тизируя и классифицируя по заранее намеченным группам, чтобы каж - дая описательная деталь становилась на свое место — показатели влаж­ности, сухости, холода, тепла в соотнесении с датой и временем года, — означает перейти от художественного к своего рода количественному балансу. Выделить затем последовательности сходных событий: сроки сбора винограда, даты появления на рынке первого свежеотжатого мас - ла, первого зерна, первой кукурузы; собрать сведения о вырубке деревьев, об изменении водного режима рек, о сроках цветения расте - ний, о начале озерного ледостава, об образовании и разрушении ледя­ного покрова Балтики, о наступлении и таянии ледников, о колебаниях уровня моря — все это равносильно установлению хронологии долго - срочных или краткосрочных колебаний климата.

Второй шаг заключается в согласовании полученных данных и по - ставленных проблем с общими гипотезами и положениями. Гипотеза Джетстрима, вероятно, должна будет разделить судьбу стольких других универсальных объяснений — она будет выполнять свою роль на про - тяжении более или менее продолжительного времени. Согласно этой гипотезе, над нашим северным полушарием на высоте 20 или 30 км по отношению к земной поверхности с переменной скоростью обращается движущееся кольцо, непрерывный поток воздуха. Если скорость вра - щения увеличивается, то кольцо расширяется и надвигается на земной шар, как большая шляпа сползает на лоб своего владельца; если движе - ние замедляется, то воздушный поток образует извивы и сжимается во - круг Северного полюса. Итак, если наши наблюдения точны, то Джет - стрим в конце XVI века ускорил свое движение и, приблизившись к эк­ватору, а следовательно, и к Средиземному морю, принес с собой на юг дожди и холод. Очевидно, все наши гипотезы можно было бы считать до­казанными, если бы цепь наших доводов была безупречной, в чем мы не можем быть уверены. В рамках сегодняшней дискуссии можно допустить, что в середине XVI века, немногим раньше или немногим позже, началось то, что было названо, по определению доктора Шоува, «малым ледниковым периодом», который продолжался весь век Людовика XIV.

Важные вопросы остаются, однако, без ответа. Идет ли речь о дли­тельной фазе климатических изменений? В таком случае в XVI веке начинается период продолжительного наступления дождей и холодов. Я хочу привести любопытную подробность, нимало не претендуя на возведение ее в ранг доказательства, об уровне commune в Венеции,

т. е. о средней высоте воды в каналах, отмечаемой черными полосами на фундаментах домов, стоящих по берегам. Один документ утвержда­ет, что, начиная с 1560 года, на протяжении 300 лет этот уровень все время поднимался232. Если это наблюдение справедливо — а оно нуж­дается в точном подтверждении, — тогда остается определить, зависит ли подъем воды в венецианской лагуне только от количества атмо­сферных осадков или он связан с другими местными факторами. В любом случае это свидетельство заслуживает внимания.

Другой вопрос, остающийся без ответа: каким было возможное воз­действие этого малого ледникового периода на жизнь Европы и Среди­земноморья? Могут ли историки, пользуясь этим новым объяснением, решить ряд проблем, относящихся к аграрной-сфере, санитарному со­стоянию общества или к интенсивности сообщений? Благоразумие тре­бует, чтобы в этих областях были проведены отсутствующие пока ис­следования массовых источников. В ожидании этого мы не станем ут­верждать, как бы это ни было заманчиво, что в конце XVI века ското­водство стало преобладать за счет сокращения хлебопашества. Дожди и холод, прочно обосновавшиеся в Средиземноморье, привели к нару­шению некоторых связей, но масштабы этих нарушений нам пока не удается установить. Следует определить также меру ответственности человека, бесспорно, влиявшего на происходившие изменения. Так, со­гласно работам Эммануэля Леруа Ладюри, сроки сбора урожая, посте­пенно все более отодвигавшиеся, определялись виноделами, желавши­ми получить поздний виноград, позволяющий повысить содержание

233

спирта в вине .

Понятно — и это самое существенное достижение в данной области, — что историю климата Северного полушария нужно изучать в ее целостности. Особенности климата Средиземного моря связаны с климатическими проблемами всего этого полушария: сегодняшнее отступление ледников Аляски, открывающее перед нашими глазами старинные леса, в древности раздавленные льдом; точная последова - тельность сроков цветения вишни в Токио (всякий раз сопровождавше­гося ритуальным праздником); концентрические ряды деревьев в Калифорнии — все эти явления связаны между собой и с другими в единой истории климата. Этим оркестром руководит один дирижер, будь то Джетстрим или кто другой. На протяжении «раннего» XVI века климат был повсеместно благоприятным, «поздний» повсюду отмечен атмосферными нарушениями.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Paul Valery, «Reflexions sur l'acier», in: Acier, 1938, n° 1.

2 Emmanuel de Martonne, Geographie Universelle, t. VI, I, 1942, p. 317, «...дыхание Средиземноморья никак не отразилось на небе Прованса».

3 Voyage d'Egypte, 1935, p. 43.

4 Un ete dans le Sahara, 1908, p. 3.

5 Baldinucci, Giornale di ricordi, 24 janvier 1651, Marciana, Ital., VI. XCIV.

6 Recueil des Gazettes, annee 1650, p. 1557, Naples, 2 novembre 1650.

7 A. d. S. Venise, Cronaca veneta, Brera 51, 10 novembre 1443.

8 Marciana, Cronaca savina, f° 372, 18 декабря 1600 г.; те же беспрерывные дожди (per tre mesi continui) шли в Рождество 1598 г., ibid., f° 371 et 371 v°.

APierreMartyr, op. cit., p. 53, note. 10 Annuaire du monde musulman,

1925, p. 8. 11E. de Martonne, op. cit., p. 296. AErnest Lavisse, «Sur les

galeres du Roy», in: Revue de Paris, nov. 1897.

13 Vue generale de la Mediterranee, 1943, pp. 64—65.

14 Leo Larguier, «Le Gard et les Basses Cevennes», in: Maisons et villages de France, op. cit., I, 1943.

15 Op. cit., p. 183. Об окрестностях Вольтерры см. Paul Bourget, Sensations d'Italie, 1902, p. 5.

16 Comte de Rochechouart, Souvenirs sur la Revolution, l'Empire et le Restauration, 1889, p. ПО: виноград с острова Мадейра и из Испании был акклиматизирован в Крыму.

17 Jules Sion, La France mediterraneenne, 1929, p. 77.

18/. et]. Tharaud, Marrakech ou les seigneurs de l'Atlas, 1929, p. 135. 19A.

Siegfried, op. cit., pp. 148 , 326 . 20Belon du Mans, op. cit., p. 131.

21 A. d. S., Naples, Sommaria Consultationum, 2, f° 223, 2 октября 1567 г. За пред шествовавшие годы, как урожайные, так и не очень, из Неаполитанского королевства было вывезено: vini latini 23 667 busti; vini grechi, dulci et Mangiaguera, 2319 busti .

22 «Сходство климата... способствует проникновению людей на новые земли, от него зависит успех их привыкания к новым местам», P. Vidal de la Blocke, op. cit., p. 113.

23 Л. Rodet, Alexandre le Grand, 1931, p. 139.

24 Alonso Vazquez, Los sucesos de Flandes..., extr. publ. par L. P. Gachard, Les Bibli otheques de Madrid..., Bruxelles, 1875, p. 459 et sq., цит. по L. Pfandl, Jeanne la Folle, trad, franc., R. de Liedekerke, 1938, p. 48. Подобные замечания делает Maximilien Sorre, Les Fondements biologiques de la geographie humaine, 1943, p. 268: «Одним из

Латинских вин 23667 бусти (бочек); греческих, сладких вин и Манджагверы — 2319 бусти.

обычаев, которые более всего удивляли древних у народов, живших на окраинах средиземноморского мира, было употребление ими коровьего масла: для людей, привыкших к оливковому маслу, в этом заключалось нечто поразительное до не - приличия. Даже итальянец Плиний выказывает такие чувства, не задумываясь о том, что, в конце концов, оливковое масло не так уж давно появилось в Италии».

25 Antonio de Beatis, Itinerario di Monsignor il cardinale de Aragona... incominciato nel anno 1517..., ed. par L. Pastor, Freiburg im Breisgau, 1905, p. 121. Эта пища, по мень шей мере, «corrompedora dos estomagos»*, как говорит один португалец, L. Mendes de Vasconcellos, Do sitio de Lisboa, Lisbonne, 1608, p. 113. Его замечание относится к «па- 9oes do Norte e em parte de Franca e Lombardia»**.

26 A. d. S. Mantoue, Gonzaga, Francia, serie E, F 637, 1er juin 1529.

27 Frangois Chevalier, «Les cargaisons des flottes de la Nouvelle Espagne vers 1600», in: Revista de Indias, 1943.

28 P. Vidal de la Blocke, op. cit., p. 114; Bonjean, in: Cahiers du Sud, mai 1943, pp. 329—330.

29 In: O. Benndorf, op. cit., p. 62. Colette, La Naissance du Jour, 1941, pp. 8—9.

30 В Которской бухте уровень осадков достигает 4 м в год.

31 См. ст.: Schmidthuser, «Vegetationskunde Sudfrankreichs und Ost-Spaniens», in: Ge- ogr. Zeitschr., 1934, p. 409—422. По поводу истребления лесов см.: Я. von Trotha Trey- den, «Die Entwaldung der Mittelmeerlander», in: Pet. Mitt., 1916, и указанную здесь библиографию.

32 Это замечание принадлежит Воейкову, цит. по: Jean Brunhes, op. cit., p. 261.

33 G. Botero, op. cit., I, p. 10.

34 Andre Siegfried, op. cit., p. 84—85; Jean Brunhes, op. cit., p. 261.

35 «Die Verbreitung der kunstlichen Feldbewasserung», in: Pet. Mitt., 1932.

36 M. Sorre, Les fondements biologiques..., op. cit., p. 146.

37 Itineraire de Paris a Jerusalem, 1811, p. 120.

38 Geographie humaine, 4e edit., p. 51, note 1.

39 Даже в Константинополе, Robert Mantran, Istanbul dans la seconde moitie du XVII siecle. Essai d'histoire institutionnelle, economique et sociale, 1962, p. 29.

40 Biblioteca de Autores Espanoles (B. A. E.), XII1, p. 93.

41 Le quart livre du noble Pantagruel, ed. Garnier, II, ch. XI, p. 58. Цит. по указ, выше рус. переводу, с. 341.

42 Письмо Пьера Гуру от 27 июня 1949 г.

43 E. Le Roy Ladune, op. cit., pp. 118—119.

44 B. Bennassar, «L'alimentation d'une ville espagnole au XVI siecle. Quelques donnes sur l'approvisionnements et la consommation de Valladolid», in: Annales E. S. C., 1961, p. 733.

45 Письмо Дантышка польскому королю из Вальядолида, 4 января 1523 г., Bibli otheque Czartoryski, n° 36, f 55.

Портит желудки (порт.).

Северным народам и отчасти к Франции и Ломбардии.

46 Е. Le Roy Ladune, op. cit., p. 181.

Barthelemy Joly, Voyage en Espagne, p. 9.

48 E. Le Roy Ladune, op. cit., p. 78.

49 Ibid., p. 80.

50 Ibid., p. 79.

Lettres..„pp. 161

51

51

162.

162.

52 G. Botero, op. cit., II, p. 124.

53 Когда Филипп II поручил великому герцогу Тосканскому снабдить провиантом испанских и немецких солдат, которые через Италию шли в Испанию, тот предпочел оставить солонину, которой на всех не хватило бы, для немцев. Испанцы прибыли первыми, но не стали делать трагедии из-за того, что им пришлось удовольствоваться рисом и сухарями. Felipe Ruiz Martin, Introduction aux «Lettres marchandes echangees en tre Florence et Medina del Campo», сдано в печать (опубликовано) в 1964 г.

54 Voyage a Constantinople, 1853, p. 97.

5 5p 112

56 Journal de voyage en Italie. Collection «Hier», 1932, tome III, p. 242.

57 Op. cit., Ill, p. 409.

58 Ibid., IV, p. 233, p. 340, VI, pp. 400—401. За исключением Северной Италии.

59 Mateo Aleman, Vida del picaro Guzman de Alfarache, I, lre partie, 3, p. 45.

60 Ibid., IIe partie, 2, p. 163.

Bory de Saint-Vincent, Guide du voyageur en Espagne, p. 281, цит. по Ch. Weiss, L'Es- pagne depuis Philippe II, 1844, t. II, p. 74.

62 M. Sorre, op. cit., p. 267.

63 Op. cit., p. 137 v°.

Charles Parain, La Mediterranee, les hommes et leurs travaux, 1936, p. 130.

65 Alonso de Herrera, op. cit., ed. 1645, p. 10 v° (это относится особенно к ячменю)

66 A. d. S. Venise, 22 janvier 1574. Capi del C° dei X, Lettere, Ba 286, f°s 8 et 9.

67 G. Botero, Dell'isole, p. 72.

G. Vivoli, Annali di Livorno, 1842—1846, III, p. 18, о нашествии саранчи в Тоска - не (1541г.); в Вероне, в августе 1542 и июне 1553 г., Ludovico Moscardo, Historia di Vero­na, Verona, 1668, p.412et417;B Венгрии, письмо Тебальдо Тебальди герцогу Моден - скому, Венеция, 21 августа 1543 г., A. d. S. Modene; в Египте, в 1544 и 1572 гг., Museo Correr, D. delie Rose, 46, P 181; на Кипре, 13 сентября 1550 г., A. d. S. Venise, Senato Mar; 31, f 42 v° a 43 v°; в Камарге, в 1614 г.,/. F. Noble de La Lauziere, op. cit., p. 446.

69 CODOIN, XXVII, p. 191 — 192.

70 Ibid., pp. 194—195.

71 Andrea Navagero, II viaggio fatto in Spagna..., Venezia, 1563, p. 27—28.

72 G. Botero, op. cit., I, I, p. 40; Marco Foscan, Relazione di Firenze, 1527; E. Alberi, op. cit., II, I, p. 25.

Jean Servier, Les portes de l'annee, 1962, p. 13.

74 A. d. S. Venise, Senato Mar 18, f 45 v°; 23, f° 97; 31, f° 126,

75 Ibid., 4, P 26, 12 dec. 1450.

76 Thomas Platter, op. cit., p. 33, en janvier 1593.

77 Galiani, Cronaca di Bologna, Marciana, 6114, CIII, 5.

78 Giovanni Baldinucci, Quaderno di ricordi, Marciana, VI—XCIV.

79 «...зима оставалась самым тяжелым временем года, когда нужно мобилизовать все силы для выживания», M. Le Lannou, op. cit., p. 52.

80 См. классический пассаж Тэна, Taine, La philosophie de l'Art, 20 ed., II, p. 121.

81 Новелла VI 8 дня.

82Jean Servier, op. cit., p. 287 et sq.

83 P. Arque, Geographie des Pyrenees franyaises, p. 43.

84 Voyage en Italie, pp. 227—237.

85 E. Charriere, Negociations de la France dans le Levant, III, p. 713.

86 Le Journal et les lettres de Gedoyn le «Turc», p. p. Boppe, Paris, 1909, pp. 37 et 38: «... и оставил меня в одиночестве в лесу среди медведей, волков и других хищников, об изобилии которых красноречиво свидетельствовали свежие следы, отпечатав шиеся на снегу».

87 Description de l'Afrique, tierce partie du monde, pp. 33—34.

88 Op. cit., I, XVI, p. 360.

89 Museo Correr, Dona delie Rose, 23, f 449 v°.

90 Stendhal, Promenades..., ed. Le Divan, 1932, II, p. 258.

G. Megatti, Storia cronologica..., II, p. 790.

92 Письмо Дж. де Сильвы Филиппу II ; Венеция, 2 января 1573 г., Simancas E° 1332, где говорится о том, что Босфор замерзал во времена императора Константи на «Копронима» (718—775), G. Botero, op. cit., p. 105.

93 Письмо Марио кардиналу Комо, Эльвес, 19 февр. 1581 г., A. Vaticanes, Spagna 26, orig. f° 124.

94 Л. de Raguse, Lettere di Levante, 38, f° 27 v°.

95 A. Boue, La Turquie d'Europe, 1840, IV, p. 460.

/. M. Pardessus, Collection de lois maritimes, I, p. 73, 179, со ссылкой на Плиния, Ее- теств. ист., II, 47; Robert de Smet, Les assurances maritimes, 1934, p. VI; A. Schaube, Han- delsgeschichte..., 1906, p. 152—154; Walter Ashburger, The Rhodian Sea Law, Oxford, 1909, CXLVIII. E. de Saint-Denis, «Mare clausum», in R. E. L., 1947.

97 Actus Apostolorum, XXVII, 1 2.

98 Ibid., XXVII, 13.

"/. M. Pardessus, Collection de lois maritimes, IV, p. 1837, p. 578.

100 Ibid., VI, p. 46.

101 Ibid., V, p. 179.

2 Jean Chardin, Journal du Voyage en Perse, 1686, I, p. 110 et sq. Victor Berard, Les Navigations d'Ulisse, II, Penelope et les Barons des lles, 1930, p. 33, note 1. «Любопытно,

что мусульмане приняли в качестве сроков внесения арендной платы, выплаты жа - лования и пр. те же даты, которые использовались христианами во времена грече - ской Империи, а именно дни Св. Георгия (5 мая) и Св. Димитрия (26 окт.)». A. BoueJ op. cit., Ill, p. 120. 103/. M. Pardessus, op. cit., V, p. 71—72, закон от 8 июня 1569 г.

104 Ibid., V, p. 81, закон от 18 июня 1598 г.

105 5. Razzi, Storia di Raugia, p. 121.

106 Ibid., p. 141.

107 Ibid., p. 156.

108 Ibid.

109 Ibid., pp. 169—170.

110 Известия из Константинополя от 17, 18, 20 окт. 1575 г., Simancas E° 1334.

M. Aleman, op. cit., II, 2е partie, IX, p. 219.

111

112

113

111

112

113

Comte de Rochechouart, Memoires, op. cit., p. 75, 103.

Itineraire..., p. 157.

114P. Diego de Haedo, Topographia..., Valladolid, 1612, p. 174.

115 Ibid., p. 124.

116 Simancas, E° 1051,1° 131.

117 Simancas, E° 1054, f° 20, о подобной же ситуации в связи с плаванием в Ла Гу - летту в письме вице - короля Неаполя Е. В-ву, Неаполь, 24 января 1562 г., Simancas, Е° 1052,1° 12.

118 P. Dan, Histoire de Barbarie, 1637, 2 ed., p. 307. VictorBerard, op. cit., p. 34, note 1.

Paw/ Achard, La vie extraordinaire des freres Barberousse, 1939, p. 231.

120 Письмо К. M. королю, Рим, 8 января 1554 г., Corpo Diplomatico Portuguez, VII, 298—299.

121 Письмо Фуркво Карлу IX , Кордова, апрель 1570 г., С. Douais, op. cit., II, p. 214.

122 С. Duro, La Armada espanola desde la union de Castilla y Aragon, 1895—1903, II, p. 104. Не путает ли он с событиями 1567 г.?

123 Письмо Педро Вердуго Филиппу II, 19 марта 1567 г., Simancas E°, 149, f 277—278.

Письмо Франсиско де Эрасо Филиппу II, 16 мая 1564 г., Simancas E° 1446, F 131.

125 Письмо Контарини дожу, Вальядолид, 11 января 1603 г., A. d. S. Venise.

126 Memoires de Guillaume et Martin Du Bellay, p. p. V. L. Bourrilly et F. Vindry pour la «Societe de l'Histoire de France», t. I, 1908, p. 39.

127 Histoire de l'Empire Ottoman, t. VII, p. 268—269 (по ошибке датировано 30-м ноября).

128 Op. cit., II, p. 81— 82.

129 A. N., K1674,orig.

130 Innsbruck, 8 janv. 1552, Nuntiaturberichte aus Deutschland, I, XII, p. 140.

131 См. том III, гл. И, §3.

132Л. Ballesteros, op. cit., IV, I, p. 200.

Ibid., р. 201.

Belon duMans, op. cit., p. 101 v°, «поля и луга там белы от птиц, в основном, аистов».

133

134

133

134

135 SimancasE0 1061, f 133.

136 О голодной зиме в Арагоне, С. Douais, op. cit., Ill, p. 36, 13 fevr. 1567.

137 G. Botero, op. cit., I, p. 10 «... ehe il Re Ferdinando diceva ehe d'estate bisognava di- morare in Siviglia come d'inverno a Burgos, ehe e freddissima citta ma con mirabili ripari contra il freddo...».

138 Leon I'Africain, op. cit., p. 37.

139/oaw Nistor, Handel und Wandel in der Moldau bis zum Ende des XVI Jahrhun- derts, 1912, p. 9.

14°/. Sauvaget, Alep. Essai sur les origines d'une grande ville syrienne, des origines au milieu du XIX siecle, 1941, p. 14.

Jesus Garcia Fernandez, Aspectos del paisaje agrario de'Castilla la Vieja, Valladolid, 1963, p. 25.

142 M. Bandello, op. cit., I, p. 279 et passim.

143 R. Carande, Carlos V y sus banqueros, Madrid, 1943, p. 57 et sq.

144 Diego Suarez, Ms de la B. N. de Madrid, ch. 34.

145 A. Boue, op. cit., IV, p. 460, письмо Гранвеллы кардиналу Риарио, Мадрид,

15 июня 1580 г. A. Vaticanes, Spagna, 17, P 135.

P. Vidal de La Blache, op. cit., p. 265.

147 G. Hartlaub, op. cit., p. 20.

Memoires, 4 partie, p. 5.

149 P. Achard (op. cit., p. 204) по ошибке называет Маон вместо Картахены, G. Botero, op. cit., p. 7. О надежности картахенского порта см. Inst, naut., n° 345, p. 95.

150 Письмо герцога Медина Сидония Филиппу II, С.Лукар, 20 ноября 1597 г. Simancas E° 1 78. О значительности севильской виноторговли пишет G. Botero, op. cit., I, 10, «... ehe si dice ehe quando non entrano in Siviglia 4 000 arrobe di vino al di, bisogna ehe il Datio fallisca» .

151 Novelas ejemplares, edit. Garnier, II, p. 283. Я неправильно перевожу «vendeja» как «уборка винограда», это слово означает «продажа», «рынок», как объясняет Mar cel Bataillon, «Vendeja», in: Hispanic Review, XXVII, n° 2, avril 1959. Но эти понятия смешиваются естественным образом, поскольку речь идет, как правило, о рынке ви на. В одном документе начала XVII в. (В. N., laris, Fr. 4826, f° 5) говорится букваль но: «... Флот виноградного сезона готов выйти из Франции и отправиться в порты Испании на весь июль...»

152 «Vita di Pietro di Toledo», in: Archivio storico italiano, IX, p. 22.

153 В Кабилии,/. Leclerq, De Mogador a Biskra, 1881, p. 194.

154 A. Morel Fatio, Ambrosio de Salazar, Toulouse, 1901, p. 16.

Так что говорят, что, когда в Севилью не поступает 4000 арроб вина в день, это означает, что податное ведомство ошиблось.

155 Archives de Raguse, L. P. 2, f 26 et v° 27, 30 aoht 1569.

156 G. Botero, op. cit., p. 105, а именно, в начале зимы и в начале весны. Description du Bosphore... Collection des Chroniques nationales, Buchon, T. III, 1828.

157 Archives des Bouches-du-Rhone, Amiraute de Marseille, Enregistrement des certi ficats de descente des marchandises. Degagements de bateau*, В IX 14 (1543), f° LXV v°

et LXVI, LXVII v°, LXIX, LXX.

158 I, p. 23. О летней лихорадке Фуркво пишет королеве 20 июля 1566 г., Douais, Depeches..., П, 7—8 (Фуркво прикован к постели, но подробности опущены); G. Mecatti, op. cit., II, p. 801 (в Венгрии в 1595 г.); N. lorga, Ospiti romeni, op. cit., p. 87; J. B. Tavernier, op. cit., I, p. 72, в Смирне чума «свирепствует обычно в мае, июне и июле».

159 Roman comique, premiere partie, 1651, 2° p. 1657; edit. Gamier, 1939, p. 64.

160 В. N. Paris, Fr, 17989.

L. von Pastor, op. cit., X, p. 37.

Ibid., p. 47.

Rainer Mana Rilke, Lettres a un jeune poete, 1937, p. 54.

Louis Bertrand, Philippe II a TEscorial, 1929, p. 170.

Op. cit., VIII, p. 208.

Ibid., VIII, p. 175.

Ibid., VIII, p. 165.

Op. cit., I, 73: Paul Masson, Le commerce franyais du Levant au XVII siecle, p. 419. шВе1оп du Mans, op. cit., p. 136.

™Joao de Barros, Da Asia, I, libr. Ill, eh. III et VIII.

171 Согласно La Boullaye le Gouz, цит. по: P. Masson, op. cit., p. 373.

172 Isabelle Eberhardt, Notes de route, 1921, p. 7.

173 Sachau, op. cit., p. 74—77.

174 Archives de Raguse, Diversa di Cancelleria 145, fos 165, 165 v°, 172—173, 174 v°,

175, 176, 176 v°, 177, 177 v°, 180, 180 v°, 188—192 v°, 196—197, 201 v°— 203; 146, P 6 v°, 7, 12, 12 v°, 13, 13 v°, 14 v°, 17 v°, 24, 33 v°, 40,40 v°, 43,43 v°, 46 v°, 47,47 v°, 48—49 v°, 50 v°, 104 v°—107, 133 v°, 134, 145 v°— 148, 150—153, 155—161 v°, 164—165, 167—168, 170 v°—171, 174, 182—183, 193—194, 198 v°- 203, 208—209, 211 v°-213, 215 v° — 218, 226—229. Как можно видеть, договоры переписаны не подряд, а вперемежку с другими документами. Их непрерывная последовательность начинается только с первого реестра серии Noli e securta**, относящегося к январю 1563 г.

17т *      ***      /-      /-

Аиворнские portate , к которым я часто буду обращаться, составляют прежде всего рукописные реестры Медичео 2079 и 2080 Гос. Архива Флоренции. F. Braudel et R. Romano, Navires et marchandises a l'entree du port de Livourne, Paris, 1951, passim.

Реестры свидетельств о выгрузке товаров. Разгрузка судов. Фрахт и страхование. Перечни ввезенных грузов.

Проводимые сейчас Джованни Реборой и Данило Презотто изыскания о по - ступлениях товаров в Генуэзский порт, без сомнения, прольют по своем заверше - нии свет на сезонные колебания этих поступлений.

177/. В. Tavernier, op. cit., 1ге note, I, p. 3, «...весной и осенью в Ливорно отправ- ляются обычно два флота, английский и голландский».

178 Ibid., II, р. 2.

179 P. Masson, op. cit., p. 41, о Триполи в 1612 г.

180 Deutsche Pilgerreisen, Gotha, 1889.

181 Ibid., p. 286—287.

182 F. Braudel et R. Romano, Navires et marchandises a l'entree du port de Livourne, 1951.

183 См. выше, с. 381, прим. 174.

184 Впрочем, систематическое исследование таможенных документов Генуи пред приняли два молодых историка, Данило Презотто и Джованни Ребора, в рукопис ной диссертации на Факультете экономики и торговли Генуи.

185 Museo Correr, D. delie Rose, 45, 1 janvier 1604, рассказ Ламберто Сирагузано, который отплыл на своей наве из Александрии Египетской зимой, вместе с неким марсельцем Теодоло. Поначалу все шло хорошо, на всех парусах они соревновались с дельфинами, но неожиданный шторм выбросил их на берег Малой Азии близ Са - талии.

186 A. d. S., Naples, Sommaria Consultationum, (точной ссылки нет).

187 Письмо Б. Суареса Симону Руису, Флоренция, 8 декабря 1583 г., Вальядолид - ский провинциальный архив.

188 A. d. S. Florence, Mediceo, 920, f° 355. Это указание заимствовано из неизданной работы Мориса Кармона (доклад в Нац. Совете по научным исследованиям).

189 «Gebirgsbildung der Gegenwart in den Ost-Alpen», in: Natur und Volk, 69, pp. 169—176.

190 M. L. Cayeux, in: Annales de Geographie, XVI, 1907.

Ricerche sul regime dei littorali nel Mediterraneo, Roma, 1936.

192 Indagine sulle recenti variazioni della linea di spiaggia delle coste italiane, Roma, 1935. Ср. данные у A. Philippson, op. cit., p. 22—23, и исследования С. Cold, Kusten veranderung im Archipel, Munchen, 1886, и Theobald Fischer, Beitrage zur physische Ge ographie der Mitelmeerlander, besonders Siziliens, Leipzig, 1877.

193 Ed. Le Danois, L'Atlantique, 1938, p. 162.

Th. Monod, L'Hippopotame et le philosophe, op. cit., p. 100.

195 A. Philippson, op. cit., pp. 134—135.

196 Historische Geographie, 1904, p. 188.

В самом общем виде см. у Walther Pahl, Wetterzonen der Weltpolitik, 1941, pp. 226—227.

198 Ferdinand Fried, Le tournant de l'economie mondiale, 1942, p. 131.

Университета.

199 Цит. по: A. Philippson, op. cit., pp. 133—134.

200 Fntz Jager, Afrika, 1910,1, p. 53.

201 Herbert Lehmann, in: Geogr. Zeitschr., 1932, pp. 335—336.

202 B. Bennassar, Valladolid et ses campagnes au XVI siecle, диссертация в рукописи (опубликована в 1967 г.).

203 Emmanuel de Marianne, Geographie Universelle, VI, 1, 1942, p. 140.

204 Ignacio de Asso, op. cit., 1798, p. 78, говорит о засухе в Уэске, длившейся около 20 лет.

Histoire et destin, 1942, p. 62.

205

206

207

208

209

210

205

206

207

208

209

210

II clima sulle Alpi ha mutato in eta storica? Bologna, 1937 Hans Hanke, in: Frankfurter Zeitschrift, 23 janv. 1943.

B. Plaetschke, «Der Ruckgang der Gletscher im Kaukasus», in Pet. Mitteilungen, 1937. N. Krebs, in: Geogr. Zeitschr., 1937, p.343.

R. Pfalz, in: Geogr. Zeitschr., 1931. Аналогичное наблюдение у Denijer, in: Ann. de Geogr., 1916, p. 359, по поводу высокогорных поселков на росчистях в динарий - ских Альпах.

Под действием мистраля гибли оливковые деревья в Провансе в 1507, 1564, 1599, 1600, 1603, 1621 —1622 гг. P. George, op. cit., p. 394. Другие даты приводит Rene Baehrel, Une croissance: la Basse-Provence rurale (fin du XVI siecle — 1789), 1961, p. 123, для олив «катастрофическими были зимы» 1570, 1594, 1603, 1621, 1638, 1658, 1680, 1695, 1709, 1745, 1748, 1766, 1768, 1775, 1789. В 1549 г. в Вероне «per il gran freddo si seccarono quasi tutti glOlivi, le vite e altri alberi»*, Lodovico Moscardo, op. cit., p. 416. В Пепье (Од, за Каркассоном) в 1587 г. выпал снег, масличные деревья замерзли, /. Сиппас, Histoire de Pepieux, Toulouse, 1944, p. 73. В Тоскане оливы вымерзли в 1594 г., G. Mecatti, Storia cronologica..., II, р. 790.

212 Приведенные ниже данные взяты из книги: Maurice Champion, Les inondations en France, 1861, III, p. 212 et sq.

213 Memoires historiques de la Republique sequanoise, Dole, 1592, in-P, livre II, ch. XVIII.

214 Цит. по Ch. de Ribbe, La Provence au point de vue des bois, des torrents et des inon dations avant et apres 1789, 1857, p. 20.

215 Archivio storico italiano, IX, p. 622.

216 Ibid., p. 624.

217 Письма Франсиско де Веры королю, Венеция, 30 июня 1601 г., A. N., К 1677. Из Константинополя, 3 и 4 июня 1601 г., ibid.

218 «Climatic Fluctuations and Population Problems in Early Modern History», in: Scan- dianvian Economic History Review, 1955?

Из-за сильных холодов засохли почти все оливы, виноградные лозы и другие деревья.

219 Luis Cabrera de Cordoba, Relaciones de las cosas succedidas en la Corte de Espafta desde 1599 hasta 1614, p. 166, Valladolid, 25 Janvier 1603.

22°/. Castaneda Alcover, Coses envengudes en la ciutat y regne de Valencia. Dietario de Mosen Juan Porcar, capellan de San Martin (1589—1629), Madrid, 1934, I, pp. 3,4, 10,41,71.

221 E. Le Roy Ladune, op. cit., p. 48.

222 E. Le Roy Ladurie op. cit., p. 46.

223 E. Le Roy Ladune op. cit., p. 39.

224 E. Le Roy Ladurie, op. cit., p. 37.

225 B. Bennassar, см. выше, прим. 202.

226/. Castaneda Alcover, op. cit., pp. 222 et 334.

227 Ignacio Olague, La decadencia de Espana, 1950, tome IV, eh. XXV.

228 Ignacio Olague, «El paisaje manchego en tiempos de CeTvantes», in: Annales Cervan- tinos, III, 1953.

229 чтобы ЛуЧШе ориентироваться в его многочисленных трудах, следует опирать ся на его сообщение: «Discussion: post-glacial climatic change», in: The quarterly Jour nal of the Royal Meteorological Society, april 1949.

230 Le climat du Bassin Parisien; essai d'une methode rationnelle de climatologie phy sique, 1957.

Я имею в виду три его блестящие статьи: «Histoire et climat», in: Annales E. S. С., 1959; «Climat et recoltes aux XVII et XVIII siecles», ibid.; «Aspect historique de la nou- velle climatologie», in: Revue Historique, 1961.

Correr, D. delie Rose, 20. Я хочу лишь указать на существование этого важнейшего вопроса и посвященной ему многочисленной литературы, начало которой положила книга Luigi Comoro, Trattato di acque del Magnifico Luigi Cornaro nobile Vinitiano, Padova, 1560. Ориентироваться в ней лучше всего по статье Roberto Cessi, «Evoluzione storica del problema lagunare», in: Atti del convegno per la conservazione e difesa delia laguna e del-la citta di Venezia, 14—15 giugno 1960, (Istituto Veneto), pp. 23—64. 233 Op. cit.

СОЦИАЛЬНАЯ ЦЕЛОСТНОСТЬ: ДОРОГИ И ГОРОДА, ГОРОДА И ДОРОГИ1

Перейти от средиземноморского пространства в собственном смыс - ле, ограниченного климатическими рамками, к Средиземноморью в расширенном понимании, к которому тяготеет указанное пространст - во, означает перейти от некоей природной целостности к тому социаль­ному целому, на которое ориентирована наша книга. Это целое не яв - ляется природной данностью и, точнее говоря, не вытекает из простого наличия Средиземного моря. Наличие моря подразумевает все, что ему приписывают — единство, средства передвижения, обмен, сближение, — при условии что люди прилагают соответствующие усилия, согла­шаются заплатить требуемую цену. В то же самое время море означает и долгое время означало разобщение и преграду, которую следовало бы преодолеть. А возможно, мореходное искусство зародилось в глуби­не веков в спокойных водах между островами Эгейского моря и по - бережьем Азии или соседним Красным морем — мы не можем с уверенностью сказать, где именно. Во всяком случае, в начале времен разворачивалась бесконечная эпоха, когда море еще не было покорено человеком. Понемногу корабли одержали над ним верх, способствуя ус - тановлению связей, постепенному формированию стройной целостно - сти Средиземноморья, принадлежащего людям и истории. Подчерк - нем, однако, что это формирование было делом рук человеческих. Да - же сегодня, в эпоху больших страстей, когда Внутреннее море пред - ставляет собой лишь полосу воды, через которую переброшены воздушные мосты, Средиземноморье, принадлежащее людям, сущест­вует лишь в той мере, в какой его существование поддерживают труд, изобретательность и усилия этих людей. Цельность Средиземноморья

13-5039

обеспечивается не морем, а населяющими его народами. Эту расхожую истину стоит повторить, обращаясь к предмету, относительно которого существует столько формулировок и образов, как бы нарочно сби - вающих с толку.

1. МОРСКИЕ МАРШРУТЫ И СУХОПУТНЫЕ ДОРОГИ

Средиземноморью придают единство перемещения людей, пред - полагаемые связи и пути, по которым они осуществляются. Люсьен Февр писал: «Средиземноморье — это дороги»2, дороги на земле и на море, на реках и озерах, огромная сеть постоянных и случайных соеди - нений, система вечного жизнеобеспечения, своего рода кровеносная система... Важно не столько отметить живописные детали, проехать вместе с Сервантесом по испанской дороге от венты к венте, приоб­щиться к плаванию путем чтения корабельных журналов торговых или пиратских судов, спуститься по Адидже на борту burchiere, тяжелой грузовой баржи, ниже Вероны или отправиться вместе с багажом Ми - шеля Монтеня из Фузины, расположенной на берегу лагуны, «по воде в Венецию»3, — важно увидеть, к каким контактам располагает та или иная дорожная сеть, насколько связной была ее история, до какой сте­пени регулярные путешествия судов, вьючных животных, экипажей и просто людей придают Средиземноморью цельность и в некотором смысле однородность, вопреки местному сепаратизму. Средиземно - морское целое заключено в этом движении-пространстве. Все, что с ним соприкасается, — войны или их подобие, обычаи, технические приемы, моровые поветрия, тяжелые или легкие, ценные или бесполезные предметы — все может быть вовлечено в поток его полнокровной жизни, унесено на далекое расстояние, выброшено на берег, снова захвачено и перенесено, а то и низвергнуто наружу...

Было бы так в отсутствие дорог? Но дороги — это не просто полос­ки земли и воды, не только караваны, спешащие в Алеппо, длинные вереницы лошадей, мулов и верблюдов, бредущих по Стамбулиолу (дороге, ведущей в Стамбул вдоль реки Марицы), или виденные в 1555 го­ду Бузбеком повозки, на которых в Константинополь везли захвачен - ных турками в Венгрии мужчин, женщин и детей4. Дороги невозможно себе представить без мест стоянки: гавани, открытого рейда, караван - сарая или хана; в Западной Европе — без постоялого двора на отшибе,

когда-то — без хорошо укрепленного замка... Чаще всего пунктами ос - тановки на ночлег, без которых немыслима жизнь дорог, являются города, места больших привалов, куда каждый спешит добраться, а по - \ пав сюда, испытывает радость и даже чувство благодарности, как Гус - ман де Альфараче в Сарагосе5, поражающийся прекрасным памятни - кам, образцовому порядку и больше всего, быть может, изобилию съе - стных припасов, «tan de buen precio todo,que casi daba de si un olor de Ita­lia»*. Спешить приходилось еще и потому, что во многих случаях средиземноморская дорога не ведет от одного города к другому, по - скольку они бывают расположены в стороне, в безопасном месте. До сих пор в Болгарии или в Анатолии местность, которую пересекают путешественники, движущиеся по большой дороге, кажется им более пустынной и менее населенной, чем это есть на самом деле6. На Востоке важный торговый путь напоминает современную автостраду, большую дорогу, срезающую расстояние между городами и по большей части об - ходящую малонаселенные пункты.

Социальная целостность Средиземноморья заключается одновре - менно в этом пространстве дорог и пространстве городов, в этих сило - вых точках и линиях. Дороги и города, города и дороги представляют собой для человека один и тот же инструмент овладения пространст - вом. Средиземноморский город, независимо от своих форм, архитек - туры зданий и культурной общности, к которой он принадлежит, явля - ется порождением дорог и в то же время сам порождает их. Видаль де ла Блаш говорит об этом применительно к американскому городу7, но средиземноморское пространство в XVI веке (нужно воспринимать это в самом расширительном смысле, поскольку речь идет о городах) также выглядит нескончаемым и безмерным. В XVI веке ни один мировой ре­гион не может сравниться с ним развитием своей дорожной сети. Горо - да Нидерландов и Верхней Германии (последние озарены отраженным светом Средиземноморья, первые переживают экономический подъем благодаря южным купцам и мореходам); усердно трудящиеся, но не - большие города Ганзы на севере при всей их красоте и оживленности не создают таких сложных и густонаселенных образований, как города Внутреннего моря, где городские конгломераты складываются в беско­нечные цепочки вокруг крупнейших центров: Венеции, Генуи,

Таких дешевых, прибавляет он, что все это отчасти напоминало Италию

(исп,).

Флоренции, Милана, Барселоны, Севильи, Алжира, Неаполя, Констан­тинополя, Каира. Последние три были перенаселены: разве не ут- верждают, что Константинополь насчитывал в то время 700 тыс. жителей8, т. е. вдвое больше, чем Париж, и вчетверо больше, чем Вене­ция? Но к этому переченю городов следует добавить окружающие их местечки, которые принимают участие в обменных процессах и играют более важную роль, чем позволяет предположить численность их населе­ния. Возможно, лихорадочная деятельность и оживление, царящие в маленьких городках Средиземноморья, позволяют понять, почему на Дальнем Востоке, располагающем в то время более крупными и более густонаселенными городами, чем метрополии Средиземноморья, подоб­ная динамично развивающаяся городская жизнь на деле отсутствует. Дальневосточные города лишь объединяют внутри своих стен огромные массы людей, не вовлекая их в общее движение; если угодно, они яв­ляются выражением перенаселенности Азии, а не ее экономической организации9.

Средиземноморье —территория городов, эта избитая, повторяв­шаяся тысячу раз истина не является открытием, но вытекающие из нее следствия необходимо запомнить. Социальный характер Среди­земноморья определяют преимущественно города и дороги. Им подчинено все. Сельское хозяйство, даже в самых скромных своих проявлениях, связано с городом и подвластно его интересам; тем бо­лее это справедливо по отношению к наиболее развитым аграрным отраслям. Ритм городской жизни отличается большей торопливо - стью, чем того требовали бы природные условия сами по себе. Благо­даря городам обмен преобладает над всеми прочими видами деятель­ности... Вся история моря и развитие приморской цивилизации непо - средственно связаны с городами. Прав Фердинанд Лот10, когда он во­преки мнению Эмиля-Феликса Готье ищет в наличии городов даже причину мусульманских завоеваний. Города заправляют всем. Судьба всего моря часто зависит только от перевеса, получаемого одним городом, одной дорогой над другими городами и дорогами, даже в XVI веке, когда все Средиземноморье кажется поделенным, хотя в реальности до этого еще не дошло, между великими империями и территориальными государствами.

Живительная сила дорог

Средиземноморские дороги — это прежде всего морские дороп | сформировавшиеся первоначально, как мы уже говорили1 ], вдоль бере­гов. Многочисленные сухопутные дороги стоят на втором месте: часть из них огибает побережье, идет от одного порта к другому, как, напри­мер, бесчисленное скопление больших и проселочных дорог, узких и труднопроходимых тропинок, которые тянутся непрерывно от Неапо­ля до Рима, до Флоренции до Г енуи, до Марселя, затем через Лангедок и Руссильон переходят в прибрежные дороги Испании, между Барсело­ной, Валенсией, Малагой... Иные из них направлены перпендику - лярно к берегу, они следуют естественному направлению Нила или

27. Дорожная сеть Иберийского полуострова в 1546 году

По книге Gozttlo Menende\ Pidal, Los caminos en la historia de E&pana, 1951. Толщина линий, которыми представлены дороги, зависит от частоты их упоми­наний в указателе валенсийца Хуана Виллуги (Медина, 1546 год). Из этого «анализа» следует, что Толедо остается центром коммуникаций и, соответствен­но, самым пестрым городом на полуострове. Другие главные перекрестки — Барселона, Валенсия, Сарагоса, Медина дель Кампо. Час Мадрида, который стал столицей в 1556 году, еще не пробил.

долины Роны, как дороги, ведущие в Альпы, или караванные пути, про - тянувшиеся из Алеппо к Евфрату и из Северной Африки в Судан. Доба - вим к этому многочисленные «перешеечные дороги», по формуле Вик­тора Берара: в частности, идущий с юга на север путь из Сирии через Киликийские ворота, Тавр и Анатолию в Константинополь, непосред - ственно через Эскишехир или, с отклонением, через Анкару; или ори - ентированные в основном с востока на запад дороги, пересекающие Балканы и ведущие из Салоник в Дураццо , в Валону или в Кат - таро , из Ускюпа в Рагузу , из Константинополя в Спалато (мы будем говорить о резком экономическом подъеме этого города в конце XVI века). Напомним еще о ряде дорог, которые переброшены через итальянскую дамбу, разделяющую Адриатическое и Тирренское моря: это путь, ведущий из Барлетты в Неаполь и Беневенто (через ущелье Ариано12), самый важный из этих поперечных дорог на юге; далее, на севере, путь, который можно назвать торговой осью Тосканы, — из Ан­коны во Флоренцию и в Ливорно — и Генуэзскую ось, от Феррары до Генуи; наконец, на западе, о дороге, пересекающей Испанию от Барсе - лоны до Бискайского залива, от Валенсии до Португалии и от Аликанте до Севильи. Разумеется, под этими «перешеечными дорогами» часто подразумевается одновременно несколько маршрутов. Так, отправля - ясь из Ломбардии и Романьи в Тоскану, и наоборот, современники мо - гут выбирать одно из пяти направлений для своего путешествия, в любом случае сопряженного с трудностями, поскольку необходимо пересекать Апеннины: самый удобный и единственно доступный для артиллерийского обоза маршрут проходит южнее всех, от Римини через долину Мареккьи в Ареццо и Сан Сеполькро13.

Для полноты списка следует прибавить сюда речные пути, часто расположенные на окраинах средиземноморского мира: таковы широ - ко используемые водные маршруты на северной итальянской равнине — Адидже, По и его притоки Адда, Ольо, Минчо14; таковы «русские» реки; португальские водные пути; Гвадалквивир до Севильи и за Севильей до Кордовы15; таков лишь наполовину принадлежащий

Дуррес.

Влера.

**** Кот°р.

*****      Дуфоттк.

Салит.

Средиземноморью Нил, извергающий из своей дельты в море огром­ную массу пресной воды, «мутной и желтоватой»16. Назовем еще на этот раз вполне средиземноморские реки: Эбро с его плоскодонными суда- ) ми, перевозящими путешественников и арагонское зерно до Тортосы; некоторые реки Валенсии и Гранады в их нижнем течении17; в Италии низовья Арно и Тибра, по которому до Рима ходят морские суда и лод­ки с боковым рулем, имеющие своеобразные выступы на носу и на корме, позволяющие всходить на скалистые берега реки, как по

лестнице

50

k П ьячепца

Фиденца

Парм

Реджо

Форново      Модема

ди Та р о

.V*

П(      Болонья

_ ревал /Г Ал Ч и ja > Потремоли

_ ревал /Г Ал Ч и ja > Потремоли

> Аула iСарцана, Mac

> Аула iСарцана, Mac

Внареджо

Внареджо

Сассо

" Фаэнца

Марради S I IV

Пьевепелаго

Каспельнуво-ди-

Гар<|з

Фуп

г      VII

Бар га      Баньо ди

Скарпер]      Романь.

э Бор

III

ГБорго-а-Моццано >ЛУККА      VI

ФЛОРЕНЦИЯ 1

Сассо

" Фаэнца

Марради S I IV

Пьевепелаго

Каспельнуво-ди-

Гар<|з

Фуп

г      VII

Бар га      Баньо ди

Скарпер]      Романь.

э Бор

III

ГБорго-а-Моццано >ЛУККА      VI

ФЛОРЕНЦИЯ 1

.Римини

.Римини

Попгассисве

Саисеполькро О Са VI Ну 3

Все эти маршруты, которые можно нанести на карту с помощью старинных путеводителей Этьенна , Тюрке , и Эрбы , отражают об­щую картину моря. В целом в XVI веке они не очень отличаются от дорог, ведших в Рим, и от сети дорог средневекового Средиземно - морья. Но вне зависимости оттого, насколько изменялась их сеть в дол­госрочной перспективе, ее рисунок без конца воспроизводит внутрен­ние экономические и культурные связи территорий, прилегающих к Внутреннему морю, над судьбами которых они властвуют.

Приходят ли дороги в упадок? Наступает ли период их расцвета? Жизнь городов и государств, торговые обмены идут в гору и обрывают­ся. При объяснении крупных исторических перемен мы с полным ос­нованием обращаемся к дорожным происшествиям и катастрофам. Со­гласно Артуру Филиппсону22, начавшееся с третьего века до н. э. спрям­ление морских маршрутов в восточной части Средиземного моря при­вело к разорению греческих государств, лишившихся выгод, связанных со стоянкой судов. Упадок Рима, подорвавший его мощь, был связан — как полагали недавно — с сильнейшей утечкой драго­ценных металлов, вывозившихся по ближневосточным торговым пу­тям, или, как думают сегодня, с расширением торговой активности по оси Дунай—Рейн, развитие которой наносило ущерб системе морских сообщений23. В VIII и IX веках эта система сообщений перешла на службу к исламу, и тотчас же изменившееся соотношение сил в Среди­земноморье лишило христианский Запад жизненно важных морских путей. Наконец, чтобы ограничиться временными рамками нашей кни­ги, Великие географические открытия, связанные с атлантическими и мировыми морскими маршрутами, соединили Атлантический и Ин­дийский океаны непрерывным морским путем и обошли главные доро­ги Средиземноморья, что вызвало длительное оскудение его ресурсов. Значение путей сообщения представляется мне сейчас еще более важ­ным, чем когда я готовил первое издание этой книги. Изучение роли дорог составляет подоплеку всякой целостной истории. При точном ис­следовании этой роли мы сталкиваемся с серьезными проблемами.

Устаревшие транспортные средства

Средства морских и сухопутных перевозок с 1550 по 1600 год не переживают на первый взгляд никаких революционных перемен: это re же, что и прежде, суда, ге же вереницы животных с поклажей,

те же несовершенные повозки, те же маршруты, те же виды перевози­мых товаров. Можно было сделать наземные и водные маршруты более удобными, увеличить скорость и регулярность сообщений, снизит: I стоимость перевозок, но все эти усовершенствования нельзя считать радикальными. Доказательством тому служит сохранение при всех по­литических и экономических преобразованиях, которые были мно­гочисленными в этом столетии, малых городов, то есть вспомогательных остановочных пунктов. Своим выживанием они вовсе не обязаны, как полагал Стендаль, большим городам, которые из необыкновенного благодушия якобы предоставили этим местечкам возможность пройти жизненный путь, предначертанный им судьбой. Скорее уж маленькие городки сами защитили себя, прежде всего благодаря тому, что большие города не могли без них обойтись, так же как и путешественники, которым необходимо было менять лошадей и останавливаться в гости­ницах по дороге... Расположение этих мест остановки определяется средними величинами расстояний и скоростей, сроками плаваний и всеми теми реалиями, которые оставались неизменными на протяжении XVI столетия, технически плохо оснащенного и использующего все те же старинные дороги (в разгар века Рим еще живет за счет дорог, помнящих его античное величие24), те же малотоннажные суда (водоиз­мещение морских гигантов не превышает тысячи тонн) и более при­вычного к услугам вьючных животных, чем к карете25. В эпоху Филиппа II она была уже известна, но ее распространение идет медленно, едва заметно, хотя с 1550 по 1600 год наблюдается некоторый прогресс. Вспомним о том, что в 1881 году рессорную повозку еще не знали в Марокко26. На Пелопоннесе она появилась только в XX веке. Ее по­явление принесло с собой изменения, создание новых дорог, своего рода революцию, как отмечает И. Л. Цвиич по поводу Турции XIX века27. Коли так, не станем забегать вперед: в XVI веке Испания еще не была страной дилижансов, запряженных мулами и звенящих подвешенными колокольчиками; так же как и Италия не была страной vet-turini, «извозчиков», ставших знаменитыми в эпоху романтизма. То здесь, то там мы встречаем кареты (иные из них более усовершенствованы, другие еще примитивны), запряженные лошадьми, мулами, волами или буйволами. Кареты катятся по Стамбулиолу, по дорогам в окрестностях Бурсы28 и Константины (об этом сообщает Лев Афри­канский)29, они поднимаются на Бреннер30 и кружат почти по всей Ита­лии. Бочки с вином путешествуют на колесах вокруг Флоренции31;

Сервантеса забавляют извозчики в Вальядолиде32, а когда в 1580 году герцог Альба вторгается в Португалию33, он резервирует для обслужи­вания своей армии многочисленные carras . Переезд двора Филиппа III в 1606 году из Вальядолида в Мадрид происходит при помощи пово-

34

зок, запряженных волами .

Итак, колесные повозки отвоевывают себе место в больших горо­дах, в армейских обозах, нуждающихся в крупномасштабных перевоз­ках. Но как обстоит дело в других местах? В 1560 году в Неаполь пла­нируется доставить хлеб из Апулии по суше, а не, как было принято, по морю, чтобы избежать длительного плавания вокруг берегов южной Италии, но для этого требовалось наладить перевозки между городом и местами производства зерна. С этой целью письмо Филиппа II реко­мендует герцогу Алькала, вице-королю Неаполя, procurar de aderecar los caminos que vienen de Pulla cerce de Asculi, позаботиться о приведе­нии в порядок дорог, ведущих из Апулии в окрестности Асколи35, причем (вот то место, ради которого мы приводим цитату), de manera que pudiendose carretear como se hace en Alemania y otras partes, se trayga el trigo por ellos a Napoles, таким образом, чтобы можно было использо­вать подводы, как это делают в Г ермании и в других странах, и доста­вить по этим дорогам зерно до Неаполя36. Como se hace en Alemania : следовательно, колесные повозки еще не утвердились на юге Италии и не одержали там верх над другими видами транспорта, как в Германии, хотя к концу столетия они, по-видимому, утвердились на дороге, иду­щей поперек полуострова из Барлетты в Неаполь37, о которой офици­альные отзывы в 1598 и 1603 годах говорят как о недостроенной, неза­вершенной, несмотря на наличие проектов воспользоваться выгодами этой дороги (или вследствие существования таких проектов), исходя­щих от принадлежащего папам города Беневенто38. В конце XVI века даже во Франции было немного дорог, пригодных для езды на колес­ных повозках39. Вьючные животные господствуют на огромных про­странствах. В XVII и в XVIII веках дорожная сеть Османской империи, вызывавшая у европейцев восхищение, представляла собой предна­значенную для всадников узкую полосу, вымощенную на ширине в три фута, но наделе более широкую благодаря тропинкам, вытоптанным

Телеги.

Как водится в Г ермании.

по обеим сторонам дороги стадами и пешеходами40. Кареты навряд ли могли бы воспользоваться удобствами такой дороги...

I

Преобладание сухопутных дорог около 1600 года?

И все-таки движение по этим плохим дорогам налаживается, растет к концу XVI века. Причиной и следствием этого подъема служит почти повсеместное увеличение количества мулов, по крайней мере на евро­пейских полуостровах: в Испании Алонсо де Эррера41, агроном, быв­ший современником Карла V, рассматривает этот факт как стихийное бедствие; в Италии, особенно в Неаполе, чтобы сохранить воспроиз­водство поголовья лошадей, требуется запретить богатым горожанам

~      42

под угрозой самых строгих наказаний запрягать мулов в кареты ; на Кипре разведение лошаков и мулов после 1550 года приводит к ка­тастрофическому уменьшению численности лошадей43; в Андалусии

44

принимаются драконовские меры для защиты их поголовья ; во время турецко-имперской войны 1593—1606 годов на Балканах христиане наряду с прочими трофеями завладевают мулами45. Аэдо тоже упоминает о некоем мавре, который доехал от Алжира до Шершеля верхом на муле46. В 1592 году мулов посылают из Сицилии на работы в Ла Гулетте 47 Победа мулов в XVI веке неоспорима, хотя ее тормозят правитель­ственные меры, принимаемые в интересах военных ведомств. В Сре­диземноморье значение этой победы сопоставимо с увеличением пого­ловья лошадей (используемых для полевых работ и для перевозок) в елизаветинской Англии48. Мул — это не только сельскохозяйствен­ное орудие, широко используемое, как пишет Эррера, по всей Испа­нии. Это также замечательное, неприхотливое, выносливое упряжное животное. Рабле, которого интересует все, замечает в Четвертой части своей книги: «... мулов, животных более сильных, менее нежных, бо­лее выносливых, чем другие» . Из 600 тысяч рабочих мулов Испании, 400 тысяч по расчетам Эрреры, используются в «кавалерии»49, т. е. для перевозок. Если пренебречь расхождением во времени, можно предста­вить себе размах этого нашествия мулов с помощью картины, наблюдав­шейся в XVI веке в испано-португальской Америке, где враждебное

Создать.

Цит. по указанному переводу, гл. LXI, с. 418.

людям пространство было завоевано благодаря использованию бесчис­ленных караванов мулов.

Другой вопрос: следует ли связывать с распространением мулов рас­ширение сухопутных перевозок за счет сокращения грузооборота на море?

Эрбалунга, крупный укрепленный пункт на мысе Корсо, наполови­ну построенный на воде, вырос до размера большого города в те време­на, когда он должен был обеспечивать плавание вокруг мыса грузовым парусникам. В XVII веке появилась дорога, пересекающая основание мыса, и этот более короткий наземный путь вскоре одержал верх над более длинным морским. После этого Эрбалунга быстро пришла в упадок50. В случае надобности этот небольшой пример мог бы предос­теречь от распространенного представления о том, что сухопутный маршрут заведомо проигрывает водному.

Во всяком случае это не относится к письмам и депешам, которые перевозят курьеры по суше. Водные пути используются для этого очень редко. Это несправедливо также в отношении дорогих товаров, из­держки по перевозке которых наземными путями (бесспорно, привиле­гированной) не превышают их возможностей. Так, в конце XVI века шелк-сырец из Неаполя доставляется по суше в Ливорно и отсюда, по суше же — в Германию51, а также в Нидерланды52. В обратном направ­лении, и тоже по суше, движется саржа из Ондскота в Неаполь, где ее перепродажей занимаются между 1540 и 1580 годами более 60 специа­лизированных фирм53.

Наконец, в самые последние годы уходящего столетия в восточном Средиземноморье наблюдается широкомасштабное возрождение сухо­путных дорог. Рагуза, которая жила за счет многочисленных маршру­тов морской торговли, как ближних, так и дальних (среди этих послед­них важное место занимала длительное время черноморская торговля), на исходе века отказывается от этой деятельности и сосредоточивает свои интересы на Адриатическом море. Это не означает, что медь или шерсть с Балкан перестают поступать £юда, но отныне они достав - ляются про суше, через посредство таких перевалочных пунктов, как Нови-Пазар. Эти маршруты заменили морские пути. Блестящий рас­цвет в XVII веке Смирны54, находящейся на самом краю материковой Малой Азии, также следует объяснять отчасти установлением первенст­ва наземных дорог. Дело в том, что Смирна переняла от Алеппо часть жизненно важного торгового оборота (особенно связанного с Персией),

возможно, потому, что ее местоположение позволило приблизить к за­паду пункт отправления грузов, доставляемых по морю в Европу.

К этому же ряду относится сплитская авантюра, о которой рассказывают некоторые венецианские эрудиты в связи с инцидентами, имевшими место в отношениях между Венецией и Турцией55. Sull'altra sponda , на территории Балкан Венеции принадлежал ряд опорных пунктов и городов, а также два важных торговых центра: первый — в районе Кат-таро, через который зимой доставлялась почта в Константино-поль и Сирию, второй — в устье Наренты , на этот раз уже вне владений Синьории, откуда множество небольших торговых судов привозили в Венецию то, что в это устье доставляли караваны: шерсть, медь, крупный рогатый скот с Балканского полуострова. Поскольку эти торговые связи Наренты с Венецией были поставлены под удар пиратскими набегами ус-коков, а затем конкуренцией со стороны Рагузы и Анконы, которые, невзирая на установленную в Венеции монополию маршрута Нарента— метрополия, постоянно дублировали его; без сомнения, все это, начиная с 1577 и особенно с 1580 года, привлекло внимание к весьма продуманным, как говорят, проектам некоего еврея, Мигеля Родригеса, обосновавшегося в Венеции. Эти проекты предусматривали оборудование пристани в Спалато — городе, пришедшем в это время в упадок, но располагающем удобной гаванью и связанном с внутренней территорией Балкан, — и организацию морских конвоев на маршруте Спалато—Венеция. До 1591 года эти проекты не могли быть реализованы из-за противодействия, оказываемого им влиятельным сенатором Леонардо Донато, враждебным этому рискованному предприятию, — так говорит Николо Контарини, и это вполне возможно. Можно предположить также, что до 1591 года Венеция не столь остро нуждалась в подобных затеях.

Но когда решение было принято, важные последствия не застави­ли себя долго ждать. Венецианцы построили в Спалато новый город: таможни, склады, больницы для очистки товаров и карантина людей, «поскольку в турецких краях эпидемии случаются как нельзя чаще». Были восстановлены городские стены и укрепления. Турки со своей стороны привели в порядок ведущие в Спалато дороги и перенесли сроки начала путешествий, чтобы купцы могли отправляться в дорогу большими компаниями, «которые они называют караванами», считает

На другом берегу.

Неретвы.

нужным добавить Контарини. Берег Далмации немедленно становится богатым и изобильным: поскольку на море свирепствуют корсары, вновь проложенная сухопутная дорога привлекает к себе товары из са - мых далеких краев. Мы видим, что Спалато становится конечным пунк - том чрезвычайно длительных сухопутных странствований товаров, ко - торые до тех пор перевозились по морю из Сирии, Персии, Индии. Это была своего рода дорожная революция. «Таким образом, — рассказы­вает Контарини, — из Спалато в Венецию начали прибывать... шелка, различные ароматические вещества, ковры, воск, шерсть, кожа, камлот (ciambellotti), хлопчатобумажное полотно и все то, что производят и изго­тавливают на людскую потребу восточные страны»56. На обратном направ­лении из Венеции шла этим же маршрутом золотая и серебряная парча. Большие торговые галеры (более короткие и с более низкой посадкой, чем плававшие некогда из Венеции в Саутгемптон, но хорошо защищенные от лодок ускоков) обеспечивали связь между Спалато и Венецией...

Враги и соперники Венеции уверились в том, что отныне уязвить ее можно было с помощью ударов, наносимых по Спалато. Начиная слета 1593 года рагузанцы, транзитная торговля которых конкуриро - вала с новым торговым маршрутом, приступили к кампании его очернения в глазах турок. Послу, который был направлен ими к бос - нийскому паше в мае 1593 года, было поручено порицать указанное предприятие, «di biasimarla», объясняя, что «цель и замысел венециан - цев состояли в привлечении к нему турок и других вассалов султана, чтобы их было удобнее захватить в случае войны...». Любопытно, что в 1596 году58, во время инцидента, связанного с Клиссой (этим турец­ким местечком благодаря измене завладели ускоки, но турки довольно быстро вернули его, правда, для этого им пришлось отвлечь крупные силы, необходимые для войны в Венгрии), когда имперцы и папа пы - тались вовлечь Венецию в войну с Турцией, а по далматинским владе­ниям Венеции прокатилась война мятежей, вызванных военными дей­ствиями в Клиссе, герцог Оливарес, вице -король неаполитанский, предпринял попытку поднять восстание в Спалато, по крайней мере посеять там смуту... Этот год Клиссы был чреват для Венеции целым рядом неприятностей, а для портов Спалато — множеством серьезных проблем. Это лучше всего показывает, насколько важным для Венеции было такое сухопутное ответвление левантийской торговли59.

При этом речь шла о долговременных связях, а не о мимолетной вспышке. Спалато стал главным центром сношений между Далмацией

и Венецией, о масштабе которых у нас есть некоторые статистические данные: с 1586 по 1591 год в среднем перевозилось 11 тыс. тюков то­вара; с 1592 по 159660 — 16460; с 1614 по 1616 год — 14700; с 1634 по 1645-й61 — 15300. Очевидно, что colli , большие упаковки товара, не могут служить надежной единицей измерения; к тому же торговля, свя - занная непосредственно со Спалато, не так уж и выделялась в общем объеме далматинской торговли с Венецией (хотя Совет Пяти в июле 1507 года говорит о 12 тыс. кип (balla=collo) товаров, доставленных из порта Спалато, «помимо наличных денег», oltre li contadi in bona suma62). Караваны, о которых рассказывают документы, насчитывают сотни лошадей, и вскоре тучи купцов начинают прибывать в Венецию даже из Бурсы63; среди них армяне, евреи, греки, персы, валахи, жите - ли «Богдианы» и Боснии64. Усилия, прилагаемые Венецией для за - щиты этих ближних маршрутов, например, во время чумы, опустошив­шей Спалато летом 1607 года65, расширение торговли в направлении Морей — все это указывает на стабилизацию связи с Балканами, на то, что это не временная мера, а постоянная политика.

Что касается точных причин переноса маршрута, нет никакого со­мнения в том, что большая часть ответственности за это ложится на корсаров: ускоков, христиан или мусульман. Николо Контарини в сво - ей «Истории» прямо заявляет о том, что размах пиратства на Средизем - ном море способствовал процветанию порта 66. Но дело тут не только в корсарах. Необычная и растущая роль, «cosa non piu usata», сухо­путного маршрута, говорит тот же Контарини, может и должна быть обусловлена иными причинами. Встает вопрос о себестоимости товара, о конъюнктуре, складывающейся в момент неустойчивости, вызванной ростом цен и, возможно, разбуханием объема перевозок. Величина из - держек? Свою роль здесь играет безопасность, как мы увидим в конце столетия, в связи с увеличением размеров морской страховой премии, столь обескураживающей венецианских корабелов, несмотря на посто - янную недоплату экипажам и низкую стоимость фрахта судов67. Следует ли принимать в расчет также возможную дешевизну караванных пере­возок по турецкой территории, которую характерный для XVI столетия

Тюки.

Кипа = тюку.

Молдавии.

Спалато.

рост цен затронул с большим опозданием по отношению к Западу68. Именно так можно понять наших коллег, турецких историков69.

Во всяком случае, немало свидетельств, относящихся к концу XVI и к началу следующего за ним века, указывают на значительное ожив­ление движения по балканским дорогам. Что касается Рагузы, докумен­ты купцов, датированные 1590—1591 годами70 (как раз накануне рас­цвета Спалато), отражают усиление связей с материковыми терри­ториями; об этом свидетельствует и основание в городе нового базара для турецких торговцев. Нужно отметить также сооружение более вме­стительной карантинной больницы на окраине порта в 1628 году71. Этот факт, сам по себе несущественный, в совокупности с другими по­казывает, что описанные нами сухопутные контакты вытеснили или, по крайней мере, сократили время стоянок в Сирии и в Египте и длитель­ные морские путешествия с Востока в Италию; они знаменовали собой перемещение к западу маршрутов левантийских купцов и товаров. Ос­нование Fontico dei Turchi в Венеции, в Сан Джованни Деколлато, да­тируется 1621 годом72. Рагуза также испытывает приток турецких и еврейских купцов73. В таком случае, если в XVII веке произошло обо­стрение эпидемии чумы (особенно в Италии, но также, согласно Иорьо Тадичу74, и на Балканах), это обострение и возобновление сухопутных перевозок связаны между собой, возможно, как причина и следствие.

Проблема сухопутных сообщений сама по себе

Проблемы, относящиеся к перевозкам по горным дорогам Балкан, выходят далеко за пределы данного конкретного случая. Это одновре­менно проблемы структуры и конъюнктуры. Хотя они выходят на по­верхность в конце XVI века, это не означает, что их не было раньше и что они не встречаются гораздо позже. Отдельные виды транспорта со­перничают между собой на протяжении всех эпох. Однако мы, истори­ки раннего Нового времени, зачастую ошибочно полагаем, что река или море всегда имеют и должны иметь преимущество перед своими конкурентами; мы обычно предрекаем материковой дороге, имеющий параллельный водный путь, скорое исчезновение или вырождение. Но на деле повозки и вьючные животные довольно жизнестойки и не так легко поддаются вытеснению.

Турецкого подворья.

Таким образом, невозможно отрицать, что начавшееся в XV веке процветание немецкого перешейка было вызвано, наряду с прочим, увеличением скорости и усовершенствованием колесных повозок. Ренэ Духард полагает даже75, что рост сухопутных связей Антверпена в конце XV и в начале XVI века был результатом экспансии колесных средств передвижения, которые позволили Антверпену приобщиться к стремительному темпу жизни Германии и сопредельных с ней стран— Италии или Польши... Этот успех Антверпена противостоит приходящемуся на предшествующие столетия процветанию «морско­го» Брюгге, города, который был всего лишь этапом на пути средизем­номорских мореплавателей, стремившихся на север. Впрочем, со­перничество и сосуществование морских и сухопутных дорог, ведущих к Внутреннему морю с европейского Севера, являются очевидными, по­скольку игрокам, действующим на этой огромной шахматной доске, пре­восходящей своими размерами и доступностью для нашего обозрения Балканы, часто, если не всегда, приходилось выбирать между тяжелым, и дешевым с одной стороны, и легким и дорогостоящим — с другой76. Вопреки своему прежнему мнению, я больше не считаю, что путь через океан и «десант» северян (о чем мы будем еще говорить) уже к концу XVI века навсегда вывели из игры важнейшие немецкие и французские дороги, ведущие к Средиземному морю. Доказательство тому мы находим в книге Вильфрида Брюлеза77 об антверпенской фирме «Делла Файлле». Компания «Делла Файлле», торговавшая с Италией в 1574—1594 годах, в девяти случаях из десяти должна была делать выбор между морем и сухопутной дорогой через Альпы. Небе­зынтересно, что последней она отдавала предпочтение перед первым. Точный расчет показывает, что ее выбор был продиктован прямой вы­годой. Наземный путь не лишен своих недостатков, но он отличается относительной безопасностью и средняя прибыль, которую он прино­сит (16,7 проц.) превышает прибыль, которую приносят затяжные морские перевозки (12,5 проц.) при огромном разбросе от нуля (или, вернее, от сведенного с убытками баланса) до 200 проц. Выбор наземного транспорта куда более благоразумен (максимальная прибыль 30 проц.).

Конечно, в данном конкретном случае речь идет о предметах рос­коши. Ничто не свидетельствует о том, что, соизмеряя масштабы пере­возок по океану и по сухопутным дорогам, ведущим с Севера Европы на Юг, мы увидим (или не увидим), что в первом случае перевозилось больше товаров, чем во втором (разумеется, по весу, о стоимости судить

еще труднее). Как бы то ни было, на маршрутах, связывающих Стамбул со Спалато, так же как Гамбург с Венецией или Лион с Марселем, материко­вые дороги сохраняют свою жизнеспособность. Морские перевозки стали преобладать, быть может, только в XVII веке вследствие нашествия кораб­лей с Севера, распространения страхования морских перевозок и возник­новения опять-таки на Севере мощных торговых компаний.

Значение этих общих соображений заключается в том, что они про - ливают свет на проблемы, связанные со Средиземноморьем, и, быть мо­жет, предрешают ответ на многие вопросы.

Двоякий урок Венеции

Из вышесказанного можно с уверенностью сделать вывод о том, что во второй половине XVI века происходило увеличение объема сухопут - ных перевозок и даже возрождение некоторых заброшенных дорог. Остается узнать, что представляли собой в это время морские сообще - ния. По всей видимости, они не переживали никакого упадка, который должен был бы компенсироваться подъемом сухопутных перевозок. Совсем напротив, сохраняется некоторое равновесие, способствующее общему росту.

Это хорошо видно на примере Венеции. Одновременно со сплит - ской авантюрой, и даже еще раньше, происходит явное сокращение ве - нецианского флота. Это одно из тех явлений, которые заставляют с уверенностью говорить об упадке Венеции. Доменико Селла относит его примерно к 1609 году78. Альберто Тененти различает его приметы уже в 1502 году. Они проявляют, пожалуй, избыточный пессимизм, так как на деле объем портовых перевозок сохраняется на одном и том же уровне, по меньшей мере, до 1625 года, согласно цифрам, приводимым тем же Д. Селлой: в 1607 — 1610 годах перевезено в среднем 94973 единицы товаров (из них тысяч пятнадцать прибыло из далматинских портов и доставлены по балканским дорогам); в 1625 -м — 99361 едини­ца; в 1675-м — 68019; в 1680-м — 83590; в 1725-м — 109497. Из этого следует, что иностранные суда компенсировали сокращение венециан­ского флота. Дело обстояло именно таким образом, как показывает ис - следование Альберто Тененти79. Оно основывается на данных о несча - стных случаях на море, зарегистрированных двумя венецианскими но - тариусами, Андреа Спинелли и Джован Андреа Катти, которые специа­лизировались на морских перевозках и сосредоточили в своих руках

дела почти всех доступных клиентов. Когда поступало известие о несча­стном случае, заинтересованные лица заявляли о наличии у них страх |- вых договоров, чтобы получить затем причитающиеся им суммы. К 18­летнему критическому периоду (1592 — 1609 годы), приходящемуся на рубеж двух столетий, относится около тысячи таких неприятных случа­ев, из которых около 660 (т. е. почти 37 ежегодно) связано с кораблекру­шениями или нападениями корсаров, а остальные — с более или менее серьезными «происшествиями» или повреждениями.

Редкостное по своему охвату исследование свидетельствует и об из­вестном нам упадке венецианского флота, и об участившихся заходах в Венецию северных кораблей, как прибывающих с Запада или направ­ляющихся туда, так и уже вовлеченных в левантийскую торговлю. Мы можем с уверенностью говорить о закате венецианского мореплавания, но не об общем снижении грузооборота порта Венеции, которое зани­мает нас в данный момент. Любопытная деталь: в эти трудные годы такса страхования не изменяется80, по крайней мере этого не происхо­дит до 1607 года, если речь идет о снаряжении венецианских кораблей81. Тогда одно из двух: или эти изощренные счетоводы, ге­нуэзцы, флорентийцы, которые контролируют страховое дело в Вене­ции и располагают здесь настоящим лобби, не замечают собственной выгоды и страхуют товары, суда и фрахт из чистой благотворительно­сти, или в наши расчеты вкралась ошибка. Предположим, и эта гипоте­за будет достаточно правдоподобной, что средняя такса страхования составляла 5 проц. Чтобы страховщик мог сводить концы с концами, одна полная катастрофа должна приходиться на 20 благополучных пла­ваний. В этом приблизительном расчете суда оцениваются как равно­значные по стоимости, и каждое 21 -е из них оказывается безвозвратно погибшим. Ясно, что это чрезмерное упрощение: прежде всего, у стра­ховщика не бывает безвозвратных потерь, поскольку он перестраховы­вается; во-вторых, ему принадлежат товары, которые могут быть спасе­ны; если он и возмещает жертве убытки, в-третьих, обычно он получает скидку на общую сумму страховки; и, наконец, в-четвертых, если его доходы уравновешиваются с его убытками, он получает прибыль в виде процентов с полученных сумм за все время действия страхового договора. Все эти соображения усложняют проблему, но от этого она не становится, вероятно, неразрешимой... Короче говоря, и именно к этому мы и ведем, не так уж нелепо полагать, что ущерб, наносимый кораблекрушениями, вознаграждается прибылью от многочисленных

удачных плаваний: с одной стороны, ежегодно погибают 37 судов, с другой — в путь отправляются соответственно 740 (?)82. В конце кон­цов, в порту Венеции царило большее оживление, чем это обычно предполагают, и в конце XVI века, который считается периодом ката­строф, морские сообщения были не такими уж вялыми. В 1605 году Ве­неция располагала всего 27 большими кораблями83, это верно, но если соотношение между малыми и большими судами было бы здесь таким же, как в других местах, у нее должно быть более 200 малых кораблей (соот­ношение 10 : 1). Во всяком случае, в ancorazzo (с 1 сентября 1598 года по 1 сентября 1599 года)84 я насчитал 46 марселиан, принадлежащих, по всей вероятности, Венеции, но были и более мелкие суда, чем эти. Разу­меется, этот ancorazzo, перечень портовых сборов в 1598 — 1599 годах включает в себя только 200 платежей, но каждый из этих платежей мо­жет подразумевать несколько плаваний, и, кроме того, в список не во­шли самые мелкие суда. В таком случае одно удачное исследование, внимательное даже к небольшим деталям, могло бы положить конец спорам. Вопрос стоит следующим образом: сколько плаваний прихо­дится на один зарегистрированный платеж? Но, учитывая возросшую активность на важнейших дорогах Балкан, мы не можем теперь пред­ставлять себе воды Адриатики и Средиземного моря опустевшими, чу­ждыми движения и жизни.

Напротив, я полагаю, что средиземноморские сообщения достигли в конце столетия большой интенсивности. В противном случае за счет чего могли существовать корсары, которые тогда процветали? В Рагузе число кораблей, принадлежащих местным судовладельцам, несомнен­но, уменьшилось, но вот записи, взятые наугад из канцелярских книг маленького города: англичанин, марселец, даже каталонец, — послед­ний, бесспорно, хозяин судна85. Их был целый список.

Не станем прерывать дискуссию о двух типах транспорта, по край­ней мере, применительно к XVI веку: процветание способствует росту и того, и другого. Предположим также, что они в целом удерживали за­хваченные позиции, по крайней мере в количественном выражении.

Проверить, насколько серьезным было соперничество морских и сухопутных трасс, мы можем отчасти на примере Венеции. Случай со­хранил для нас перечень тюков с шерстью, которые прибывали сюда с «Заката», т. е. из Испании, с 1588 по 1606 год86. Здесь помечен груз,

Перечне портовых сборов.

доставленный непосредственно по морю, и тот, который пересек Ита - лию по суше. В пользу первого маршрута говорил почти беспошлин - ный ввоз шерсти, привозимой по морю, который был введен в 1598 го J ду. Такой прямой доставкой шерсти занимались голландские корабли. Тем не менее, несмотря на эти преимущества и на наличие перво - классных судов, сухопутные маршруты, которые вели через Геную и особенно через Ливорно, удерживали свои позиции и даже пользова - лись предпочтением перед морскими. Почему? Нетрудно догадаться. Прежде всего, существует такая вещь, как привычка, сложившаяся практика. Нам известно, что закупками в Испании заправляли ге- нуэзцы и флорентийцы; что существовала линия платежей (настоящего дистанционного управления кредитом) от Медины дель Кампо до Флоренции (и в обратном направлении), о чем свидетельствует пере - писка Симона Руиса87; что венецианские купцы покупали в долг, т. е. в кредит, у флорентийцев и что выбор лучшей шерсти оставался за Флоренцией, а Венеция работала со вторым сортом. Роль перева­лочного пункта, которую играла Флоренция, объясняет частое ис- пользование сухопутной дороги и, быть может, даже важность Вене­ции, куда в конце XVI века стекалась шерсть отовсюду, что соответст­вовало преждевременному упадку флорентийской промышленности, высвобождавшему лишнее сырье.

Итак, вот хороший пример негибких взаимоотношений двух со­перничающих категорий дорог и сложности вовлеченных в действие факторов, хотя этого примера недостаточно, чтобы положить конец дискуссии. Но здесь угадывается структурная неизменность взаимоот­ношений, которую можно принять в качестве рабочей гипотезы.

Статистика перевозок на примере Испании

Другой, более внушительный пример являет собой Кастилия, окру­женная целым рядом континентальных и морских таможен, разбросан­ных вдоль берегов или сухопутных границ, т. е. в последнем случае нахо­дящихся так или иначе на внутренних кастильских территориях. Puertos secos, сухопутные (наземные) порты — это 39 таможенных постов на гра­ницах с Наваррой, Арагоном и Валенсией, контролирующие движение по основным и второстепенным дорогам Кастилии: puertos altos, верхние порты располагаются на рубежах Наварры и Арагона; puertos bajos, ниж­ние порты надзирают за перевозками в направлении Валенсии. Puertos

de Portugal* числом 46, включая самые малозначительные, контро­лируют доступ по суше из Португалии. Вдоль обеих морских границ, Бискайского залива и участка побережья от Валенсии до Португалии, взимались, во-первых, diezmos de la mar, морская десятина, право на взимание которой перешло к королю в 1559 году88 (до этого оно при­надлежало потомкам коннетабля Кастилии); во-вторых, многочислен­ные сборы, объединенные в сложный фискальный комплекс Almojari- fazgo Mayor Севильи, учреждение, существовавшее уже при арабских правителях и контролировавшее все доходы от морских сообщений, иногда с помощью постов, расположенных на удалении от моря, в глу­бине территории, но чаще в портовых центрах (Севилье, Кадисе, Сан- Лукар-де-Баррамеда, Пуэрто-де-Санта-Мария, Малаге...) К этим старинным налогам прибавилось Almojarifazgo de Indias, которое рас­пространялось только на товары, прибывающие из «Индий» (т. е. из Америки) и отправляющиеся туда.

Таким образом, Кастилия была покрыта сетью таможенных постов, которые представлены в Симанкасе огромной массой бумаг и цифр, не­давно нашедших отражение в новых работах Рамона Каранде89 и Мо­десто Ульоа90. Сможем ли мы сравнить с помощью этих данных роль двух видов сообщений — морских и сухопутных? И да, и нет. Да, по­скольку указанные сведения охватывают обширное поле за значитель­ный период времени без изъятия; ввиду наличия всего комплекса воз­можной ошибкой можно пренебречь. Нет, потому что кастильская на­логовая отчетность путает цифры, занижает их, и особенно потому, что Кастилия, выступающая здесь в качестве свидетеля, представляет скорее океан, с которым связана вся ее жизнь, чем Внутреннее море, к которому она поворачивается спиной. Как бы то ни было, мы восполь­зуемся этими документами только для определения порядка величин и для сопоставления.

Первый вывод заключается в том, что объем торговли и соответст­венно сборы значительно возросли. 1. Если доход, полученный Almo­jarifazgo de Indias в 1544 году, принять за 100, то в период между 1595 и 1604 годами он достигает в среднем 666 ежегодно: за 50 лет он уве­личился более чем в 6 раз, что подтверждается исследованиеми Югетты и Пьера Шоню. 2. Принимая за 100 доходы, полученные Almojarifazgo Mayor в 1525 году, мы устанавливаем, что в 1559 году они достигли

Португальские порты.

показателя 300, в 1586—1592 годах — 1000, и, возможно, 1100 (завы­шенная цифра) в 1602—1604 годах91. 3. Что касается diezmos de la mar: 100 в 1561 году; более 300 в 1571-м; 250 в!581 году; 200 в 1585-м; чу J более 200 в 1598 году. По всей видимости, основной эффект подъема морской торговли в XVI столетии ощущается на юге Испании, впрочем, об этом было не трудно догадаться. 4. Puertos secos: 100 в 1556 — 1566 годах; 277 в 1598 году. 5. Puertos de Portugal показывают несколько более слабый прирост: 100 в 1562 году: 234 в 1598 году; но именно здесь в основном проходят пути контрабанды.

Однако если мы захотим провести сравнение между доходами морских и сухопутных таможен, то ввиду расхождения в сроках, за которые имеются данные, необходимо принять за 100 показатель 1560 го­да. В этом году налоговые сборы от сухопутной торговли составили 38 мил­лионов мараведи, а с общего объема морской торговли — 115 млн, что со­ставляет отношение 1/3. Если сопоставить данные за 1598 год, то в резуль­тате мы получим 282 млн мараведи против 97 — соотношение 1/3 сохрани­лось. В структурном плане во взаимоотношениях кастильских транспорт­ных путей за вторую половину XVI века ничего не изменилось. Сохранял­ся единый ритм процесса, все тот же наклон кривой, если изобразить его с помощью линии на графике. Все это позволяет нам с большей уверенно­стью, чем в предыдущих случаях, говорить о некотором равновесии между морскими и сухопутными дорогами: соотношение их пропускной способ­ности оставалось почти неизменным.

Проблема транспортных путей в долгосрочной перспективе

Отдельные примеры, привязанные к условиям пространства и вре - мени, не ведут к окончательным выводам и, главное, не поддаются обобщению. Чтобы прийти к определенному заключению в области, где предметом исследования является не столько точный объем каждо - го типа перевозок, сколько особенности их эволюции или предполагае - мой эволюции и взаимоотношений друг с другом, следовало бы провес­ти обширные изыскания не только за 50 лет, рассматриваемых в этой книге, но за несколько столетий, по меньшей мере с XV по XVII или XVIII век, и не ограничивающиеся лишь одним Средиземноморьем при всей его грандиозности и разнообразии. Привлекательная гипоте­за, высказанная Германом ван дер Be92, хорошо показывает, из-за чего стоит ломать копья. В XV веке на европейском и средиземноморском

пространстве от Венеции до Брюгге переживала подъем исключитель­но морская торговля; только в XVI веке, когда эти внешние стимулы оживили «межконтинентальную» экономику и морские и сухопутные коммуникации были вовлечены в ее рост. В XVII веке развитие эконо­мики — или того, что от нее осталось, снова ограничивалось прибреж­ной полосой, и лишь в следующем столетии оба соперника — на суше и на море — опять зашагали в ногу.

Я считаю возможным допустить существование таких макрорит­мов. Во всяком случае, они могут послужить для нас гипотетической опорой. В нашем XVI веке игра шла сразу на двух досках. Примени - тельно к этому периоду в целом мы должны заранее предположить, что, как правило, всякому расширению объема сухопутных перевозок дол - жен был так или иначе соответствовать определенный подъем море - плавания, и наоборот. Одностороннее развитие морских сообщений наблюдается только в XV веке в Италии и в XVII веке в Голландии. Если эта гипотеза верна, ее, очевидно, должны подтвердить локальные исследо­вания. Но указанные ритмические колебания не могут, разумеется, присут­ствовать повсеместно и одновременно с одинаковой правильностью. В эпоху расцвета голландского мореплавания отдельные наземные пу - ти, по-видимому, не только не отмирали, но даже и развивались. В ре - гистрах Cinque Savii 93 можно прочитать такую запись, датированную 8 мая 1636 года: «ehe moite mercancie ehe venivano per via di mare habbino preso il camino di terra da Genova o Livorno» . Итак, в 1636 году исход со­перничества еще не решен. Упрощенные общие схемы можно считать справедливыми только при наличии неопровержимых доказательств.

2. МОРЕПЛАВАНИЕ: ТОННАЖ СУДОВ и КОНЪЮНКТУРА

Нам известны названия, приблизительное водоизмещение и маршруты тысяч судов Средиземноморья, как и перевозимые ими гру - зы. Но разобраться в этих многообразных сведениях и увидеть в них определенный смысл не так -то просто. Читатель должен будет про - стить нам многочисленные отступления и, прежде всего, расширение

Совета Пяти.

Многие товары, доставлявшиеся морским путем, поступают теперь по суше из Генуи или из Ливорно.

хронологических рамок рассмотрения, отодвигающихся часто к XV и XVII векам; кроме того, мы присоединяем к Средиземноморью и Атлантику, о чем также следует предупредить читателя. Эти особые допущения получат свое обоснование в дальнейшем, а пока нам следует установить три-четыре предварительных положения, которые смогут прояснить обсуждение.

Средиземноморское мореплавание не так уж сильно отличается от океанского. Их практические приемы, страховые расценки, интервалы движения судов неодинаковы, но средство, используемое в обоих случаях, — корабль, построенный из дерева и приводимый в движение ветром, — ограничены одними и теми же техническими рамками. Он не может выйти за пределы определенных размеров, определенной численности экипажей, определенной площади парусов и определен ной скорости. Сходство вызвано еще и тем, что каждая новая модель океанского судна тотчас же находит свое применение на Средиземном море. В Венеции, которая привязана к определенным видам кораблей и неохотно их меняет, уже во времена юности Марино Санудо, в конце XV века, появляются каравеллы, а к концу XVI — галионы и бертони . Океанский галион94 используется в эту эпоху даже у турок, это navis gravis, navis oneraria , самое большое судно, перевозящее грузы, по словам Швайггера, немецкого путешественника, который видел их в 1581 году в Стамбуле и в других местах95.

В Атлантическом океане, как и на Внутреннем море, главная, подав- ляюгцая роль принадлежала малотоннажным судам. Они быстро загру жаются и покидают порт при первом дуновении попутного ветра; стои мость услуг этих «пролетариев моря» часто невысока. Два капуцина возвращаются в июне 1633 года из Лиссабона в Англию: хозяин нави - гелы из Онфлера (35 т), идущей в Кале с грузом соли и лимонов96, подряжается доставить их туда за 8 ливров с каждого. В апреле 1616 го да, отправляясь в Испанию, венецианский посол Пьеро Гритти пред почитает сесть в Генуе на провансальскую фелуку, простую двухмачто вую лодку; так он рассчитывает добраться туда быстрее, а для своей се мьи приобретает места на большой наве, которая отплывает в Али канте97. Фелука, пишет в 1632 году П.*** О. Бинэ, — «это самое малень кое из всех гребных судов»98.

Г рузовое трехмачтовое судно с квадратными парусами.

Тяжелый грузовой корабль.

Преподобный.

Итак, преобладают малотоннажные корабли, которые называются по-разному в зависимости от порта, местности и времени: на Адриатике г- гриппи, марани или марсилиане, фелуки или тартаны — в Прованое, барки*, как часто называют их без дальнейших уточнений регистраци­онные книги портов... Эти малютки, во многих случаях не дости - гающие 100 и даже 50 тонн, курсируют по океану, как и по Средизем - ному морю. Согласно статистике Валенсии, за период с 1598 по 1618 год", количество крупных грузовых судов относится к числу малых, как 1:10. Если нам известно, что в 1599 году100 в Венеции была 31 нава (т. е. 31 крупный корабль), рядом с ними мы должны себе представить сотни малотоннажных судов.

Раз и навсегда мы должны смириться с тем, что тоннаж судов XVI века в точности останется для нас недоступным и что мы не сможем под­считать средний тоннаж, который позволил бы, установив количество кораблей, входящих в какой-либо порт и выходящих из него, подсчитать их общее водоизмещение. Я принял за среднюю цифру 75 тонн10 , исходя из данных статистики андалусЛких портов. Возможно, эта цифра очень сильно завышена. Как бы то ни было, указываемые цифры всегда не - точны: водоизмещение судов оценивалось по их размерам (высота, ширина, посадка...). Когда речь шла об отдаче судна в наем любому из государств, цифра обязательно возрастала, и это открыто допускалось, например, в Испании. Но предположим, что все данные точны; остает - ся перевести сальмы, четверики, бочки, кантары, возы в современные единицы измерения. Но здесь нас подстерегают некоторые сюрпри­зы: перевод номинальных цен в граммы серебра менее подвержен случайностям! Номинальный тоннаж судов в XVI веке в Севилье как - то разом уменьшился, что поставило Югетту и Пьера Шоню перед ря - дом проблем! Я работал какое -то время с документами французских консульств (A.N. серия В III), которые приводят списки XVIII века, отражающие заходы судов с указанием их грузов в иностранные порты. Во многих случаях тоннаж одних и тех же судов — то же на­звание, тот же хозяин, те же сведения о маршруте и грузе, — приво­димый в этих официальных документах, различается от одного порта и консульства к другому... Короче говоря, нам остается довольство - ваться приблизительными данными со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями.

Лодки.

Больше всего свидетельств относится к крупным и очень крупным су­дам. Тоннаж последних подводит нас не столько к границе между сред­ними и крупными кораблями, приходившейся на цифру около 100 тонн, но к верхнему пределу водоизмещения, составлявшему 1000 и да­же 2000 тонн. На самом деле испанские proveedores* обычно вовсе не отказывались от услуг бретонской барки водоизмещением порядка 30 тонн или каравеллы, на которой можно было разместить не более дюжины лошадей, как во время экспедиции против Алжира в 1541 году . Но они останавливали свой выбор на больших кораблях, ко­торые были во многих отношениях удобнее, чем об этом принято было говорить, потому что испанское государство предоставляло им премии, выгодный фрахт и щедро их снабжало.

Судно водоизмещением в 1000 тонн выглядело в то время мон - стром и диковинкой! 13 февраля 1597 года Томас Платтер , базель­ский врач, недавно закончивший обучение в Монпелье, оказывается в Марселе. Всеобщее внимание в порту приковано к огромному генуэз­скому кораблю, недавно приобретенному марсельцами. «Это было одно из самых больших судов, которые когда-либо строились в Средиземном море. Оно напоминало огромный пятиэтажный дом, возвышающийся среди воды. И я полагаю, что его грузоподъемность составляла не ме­нее 16 тыс. центнеров (т. е. 800 современных тонн). 8 или 10 парусов было поднято на двух больших мачтах необыкновенной высоты, на ко­торые я взобрался по веревочным лестницам. С этой высоты можно бы­ло видеть открытое море и замок Иф, рядом с которым вращались ло­пасти ветряной мельницы, похожей на те, что были в городе». Доста - точно привести один этот пример, к которому можно было бы приба­вить сотни других.

Если мы хотим определить средние цифры или приблизиться к ним и таким образом оценить целое, проблема заключается в том, чтобы в точно­сти установить место, занимаемое крупнотоннажными судами. Отметим сразу в этой связи следующее.

а)      Либо постоянного возрастания зарегистрированного тоннажа су­дов не происходило, либо впечатляющие цифры, относящиеся к XV ве­ку и сопоставимые с достижениями XVIII, неверны, с чем мы никак не

104

можем согласиться ;

Проведиторы.

б)      крупные суда использовались на дальних расстояних; эти не скончаемые путешествия издавна были их монополией. Дополните уь- ный штрих: за ними стояло государство с его задачами и его средства ми, города и непременно богатые арматоры;

в)      суда большой грузоподъемности часто использовались для пере возок объемных и тяжелых грузов с невысокой удельной себестоимо стью, которые целесообразно было перевозить по воде. В этом случае стоимость фрахта была невысокой;

г)      до тех пор пока морская артиллерия не произвела революцию, впрочем довольно запоздалую, эти плавучие гиганты были воплощени ем безопасности. Хотя во время шторма они подвергались такому же риску, как и самые легкие лодчонки, не надо было опасаться, по край ней мере неприятных встреч. Кто мог противостоять их многочислен ной команде, солдатам, лучникам и пращникам, находившимся на борту? Большой корабль был идеальным солдатом на службе богачей. Неспешное снаряжение двух крупных судов в июне 1460 года, которое венецианская Синьория оплачивала золотом, объясняется тем, что они должны были наводить spavento a tutti, страх на всех корсаров105;

д)      в конце концов крупнотоннажные суда также не избегают кон куренции, несмотря на расположение, оказываемое им богатыми людь ми и торговыми городами, несмотря на их привлекательность для пра вительств, не считающих деньги (в 1532 году французский король зака зывает в Гавре наву «di smisurata grandezza tal ehe si stima dover esser in- navigabile» 106);

е)      случается, без сомнения, что большие корабли завладевают все ми перевозками. Такими эпохами номинальной или фактической моно полии были начало XV века и XVI век применительно к испанской Америке и португальской Индии. Но как только, по той или иной причине эти монополии рушатся, толпы небольших и средних судов устремляются в открывшиеся бреши. Это возвращение малотоннаж ных судов происходит, по-видимому, почти всегда в обстановке бурно го расширения обменных процессов. Если используются только боль шие суда, конъюнктура неблагоприятная; если их окружают многочис ленные мелкие парусники, с уверенностью можно говорить о ее

Несуразной величины, так что на ней, как полагают, невозможно будет плавать.

улучшении. Этот критерий вполне может претендовать на истинность, но мы к нему еще вернемся — пусть читатель примет его пока на веру.

Крупнотоннажные суда и небольшие парусники в XV веке

В XV веке для больших судов на Средиземном море наступил пери­од процветания. Средиземноморские мореходы пересекают море по всей длине, ходят в Лондон и Брюгге, причем дальше всех плавают обычно генуэзцы. Это дает Г енуе преимущество в погоне за большими тоннажами107, тем более что она почти в одиночестве специализируется на перевозках тяжелых грузов, в особенности квасцов из Фокеи в Ма­лой Азии и вин с островов Леванта, которые она поставляет непосред­ственно по морю в Брюгге и Англию. Генуэзская каракка, водоизме - щением приближающаяся к 1000 тонн и часто превышающая эту цифру, издавна представляла собой разумное решение сложной тех - нической проблемы.

Венеция участвует в этом движении с большим запозданием. Пре­жде всего, она менее, чем Г енуя, удалена от Леванта, на котором сосре­доточены основные виды ее деятельности; к тому же ее система galere da mercato*108, подчиняющаяся твердому государственному порядку, подразделяет торговые потоки на отдельные путешествия: существуют галеры Таны, Трапезунда, Романии, Бейрута, Александрии, Эгморта, Фландрии, Берберии, trafego (одновременно Берберии и Египта). Та - ким образом снижается уровень сложности и риск и исключаются пла­вания напрямую из Леванта в Брюгге, как делают генуэзцы; чтобы то­вары обязательно проходили через Венецию и уплачивались налоги, за счет которых жила Синьория. Наконец, для Венеции, возможно, бо­лее важно, чем для Генуи, было состыковать пути своей торговли с дорогами, проходящими через среднеевропейский коридор. Короче говоря, если такая сложная и постоянно подвергающаеся усовершенст­вованию система остается жизнеспособной, то она была обязана этим трудностям, связанным с общим упадком XIV века, когда она зароди­лась (около 1339 года), а в дальнейшем — с премиям, которые доволь­но скоро потребовалось уплачивать за плавания по наиболее под­верженным риску маршрутам. Во всяком случае торговые галеры к кон­цу столетия достигают не более 200—250 тонн водоизмещения109.

Торговых галер.

Впрочем, на нил перевозятся только дорогостоящие товары: перец, пряности, высокосортные ткани, шелк, мальвазия... В таких услови Je имеет смысл разделить риск между разными категориями грузов. Толь - ко галеры Фландрии, возвращаясь с Севера, наряду с каризеей и ян - тарем загружаются в Англии кипами шерсти, свинцом и оловом; в про - тивном случае они плыли бы обратно порожними. Однако именно опыт самых дальних плаваний, с одной стороны, в Черное море, с другой — в Англию привел к увеличению тоннажа галер (в XIV веке он достигал примерно 100 тонн), а затем к увеличению их количества.

Кроме того, наряду с торговыми галерами в Венеции существовала свободная или контролируемая только наполовину навигация. Ее об - служивали большие навы, «кокки», которые обеспечивали в основном перевозку объемистых кип хлопка из Кипра или из Сирии11 . С XIII века хлопок стал важным прядильным сырьем, которое компенсировало недостаточное производство шерсти и повсеместно водворилось благо­даря растущему изготовлению бумазеи (уток из хлопка и основа из льна). Было два хлопковых muda , один из них, более важный, органи­зовывался в феврале (полдюжины судов); другой — в сентябре — часто состоял всего из двух кораблей. Для перевозки объемистых тюков тре­бовались крупные перевозчики. В одном документе Notatorio di Collegio 1И, датированном 1 декабря 1449 года, приведены названия и тоннаж пяти крупных кораблей, которые должны были принять уча - стие в февральском конвое: 1100, 762, 732,566, 550, 495... Т. е. от 250 до 550 тонн. Это весьма солидные суда для XV столетия.

Другим преимуществом кораблей было то, что они могли защи - титься от корсаров. Каталонская нава водоизмещением 2800 ботте (т. е. около 1400 тонн) в августе 1490 года1 выступает в погоню за берберскими галерами, которые скрываются в сиракузском порту. В 1497 году113 Санудо упоминает о венецианской наве водоизмещением 3000 ботге, о французской «барке» в 3500 тонн и о генуэзской наве «Негро­на» водоизмещением 4000 тонн. Двумя годами позже, в 1499 году , он со­общает тоннаж венецианских кораблей, которые должны присоеди­ниться к французскому флоту. Среднее водоизмещение всех тридцати кораблей (из которых семь были чужеземными), составило 675 ботте, т. е. около 338 тонн, — необыкновенно высокая цифра в глазах всякого

Каравана, конвоя. Книги

записей Коллегии.

историка XVI века. Для сравнения скажем, что водоизмещение 52 кораб­лей, смотр которых был устроен в июле 1541 года4 в Кадисе и в Севилье накануне экспедиции Карла V в Алжир, составило в целом чуть более 10 тыс. тонн, т. е. в среднем 200 тонн на одно судно. Таким образом, следует допустить, что XV век имел дело с крупнотоннажны - ми судами, сопоставимыми с рекордсменами XVIII века: какой-нибудь «Индиамен»5, обслуживавший в то время торговлю с «Китаем», не превышал своим водоизмещением 2 тыс. тонн.

Первые успехи малотоннажных судов

Между XV и XVI веками, немногим раньше или немногим позже, большие парусники уступают свое место судам низшего тоннажа. При­знаки этого процесса обнаруживаются около середины XV века в самой Венеции, где в 1451 году сенаторское решение6 уже отражает распро­странившуюся моду на использование малых судов для плаваний в Сирию и Каталонию: et ad viagia Sirie et Cathallonie omnes magis desid- erant naves parvas . В дальнейшем умножается количество мелких су - дов, прибывающих в Средиземное море из Атлантического океана, этих бискайских, португальских, испанских пришельцев ehe prima non solevano passar il stretto de Zibilterra , как сказано в одном любопытном решении Сената, датированном 21 октября 1502 года7. Это весьма за­нятный и неожиданный для этой даты текст. Венеция, как ни трудно в это поверить, находится в это время на грани несказанной катастро­фы: из больших кораблей, которых dal 1420 sino al 1450*** у нее было (по крайней мере, в теории) триста, осталось не более 16, каждый ве - личиной 400 ботте или более; впрочем, большая часть из них никуда не годится; кроме этих крупных нав, имеется очень немного малых кораб­лей, даже если включить в их число каравеллы из Далмации и marani.

Причин у этого кризиса было хоть отбавляй: налоги, которыми бы - ла обременена навигация; смехотворно низкая стоимость фрахта; за - прещение заходить за лангедокской солью in mar de Lion****; разрешение

загружаться винами непосредственно в Кандии, выданное иностран­ным кораблям, и, наконец, эти новоявленные пришельцы, которые пересекли Гибралтарский пролив и «стали обогащаться не толькс ia счет cittadini , но и государства, угрозу для которого они представляют, — mude наших галей и нав». Этими новыми пришель­цами были малотоннажные суда.

Подобные же перемены наблюдаются в Атлантическом океане, в Ла-Манше и на Северном море. Алоис Шульте отмечает их в своей за­мечательной книге о Grosse Ravensburger Gesellschaft , в которой, ес­ли к ней обратиться, можно отыскать любые сведения119. Легкие и стройные каравеллы, олицетворявшие собой юность и надежды то­гдашнего мира, одерживали верх над тяжелыми навами, или naus, ге­нуэзцев и других жителей Средиземноморья. Андреа Затлер пишет в J478 году из Брюгге: «Die kleinen haben die grossen Schiffe ganz vertrie-

ben» . Различия между двумя категориями судов в эту пору огром - но; в 1498 году четыре навы загрузили в Антверпене 9 тыс. центнеров товара; 28 каравелл — только 1150 ц.

Победа легких парусников над тяжелыми судами Внутреннего моря, скорых и недорогих перевозочных средств над мастодонтами, долго стоящими под погрузкой и пользующимися монопольными при­вилегиями, означала наступление больших перемен в Атлантическом океане и на Средиземном море. Эти перемены продолжались почти до начала 1530 годов и замедлились около 1550 года (по крайней мере, в Средиземноморье); в 1570 году они возобновляются снова и продол­жаются в начале следующего столетия.

Об Атлантике в XVI веке

Проблема, связанная с покорением атлантического пространства в XVI веке, ставится обычно некорректно. Для ее правильной поста - новки требуется рассмотреть отдельно две главные монополии стран Иберийского полуострова: Carrera de Indias , бравший начало

Г раждан.

Весенне-летних караванов в Левант.

Великом равенсбургском товариществе (нем.).

Большие корабли повсеместно вытесняются маленькими. Путь в Индию.

14 - 5039

в Севилье, и невероятно длинный морской маршрут, который вел из Лиссабона в Индию на востоке.

Небольшие корабли первооткрывателей быстро исчезли с этих ос­новных трасс. Из трех судов Колумбова флота «Сайта Мария» имела во­доизмещение 280 тонн, «Пинта» — 140 и «Нинья» — всего 100 тонн. Спустя 50 лет ордоннансы 1552 года не допускают больше к использо­ванию в американских конвоях корабли водоизмещением менее 100 тонн и с экипажем меньше 32 человек; решение Филиппа II от 11 марта 1587 года увеличивает этот минимальный тоннаж до 300 тонн120, однако в конце XVI века было немного судов, ходивших в Вест-Индию, ко­торые превышали бы своим водоизмещением 500 тонн, тем более что 400-тонные парусники уже с трудом преодолевали порог Сан-Лукар-де- Баррамеда на Гвадалквивире ниже Севильи. Лишь во второй половине XVII века получили распространение галионы водоизмещением от 700 до 1000 тонн ш, и тогда со всей остротой встала проблема переноса Casa de la Contratacion и монополии на торговлю с Индией из Севильи, куда корабли не могли больше пройти, в Кадис122.

В Лиссабоне, где препятствия для входа в порт отсутствуют, круп­нотоннажные суда в XVI веке нередки. В 1558 году в Португальскую Индию вице-короля Константино де Браганса доставляет нава «Гарса» водоизмещением более 1000 тонн; впрочем, это самое крупное судно той эпохи, которое когда-либо плавало по пути в Индию123. В 1579 году, по свидетельству одного из венецианских послов, le navi grandissime в Лиссабоне достигают 2200 botte (более 1100 тонн)124. В конце столетия тоннаж судов часто превосходит эти пределы. Каракка Madre de Deus , которую в 1592 году125 захватил Клиффорд и которую он привел в Дармут, не может, как полагают, добраться до Лондона из-за своей осадки. Ее водоизмещение превышает 1800 тонн, на ней находятся 900 тонн товара плюс 32 пушки; она может принять 800 пассажиров. В длину она достигает 166 футов, в ширину на уровне второй из своих трех палуб — 46 футов 10 дюймов; ее осадка составляет 31 фут, длина киля — 100 футов, самая высокая мачта имеет 120 футов в длину и 10 по окружности. Англичане были не менее поражены, когда 15 сентября был обнародован нескончаемый список взятых на ней товаров, выставленных

Торговой палаты.

Самые крупные суда.

Богоматерь.

на торги. 40 лет спустя португальцы еще строили корабли такого ТИА&. Один путешественник126 в 1634 году восхищается караккой в 1500 tone- ladas*, строящейся в порту Лиссабона. «Португальцы, — рассказывает он, — имели некогда обыкновение строить больше подобных кораблей и более крупных по тоннажу. Для этого используется такое невероят­ное количество леса, что его вырубки на протяжении нескольких миль не хватит и на два корабля. Над созданием такого судна должны тру­диться 300 человек не менее года; гвозди и другие металлические дета­ли весят до 500 тонн. Когда-то каракки достигали водоизмещения 2 и 2,5 тыс. тонн. Для мачты выбирают восемь самых высоких сосен и де­лают из них единый ствол, соединяя с помощью железных обручей: на борту находится экипаж численностью 400 человек».

Еще в 1664 году Варений признавал в своей Geographia Generaiis за иберийскими странами первенство в строительстве крупнейших су­дов: Hodie maximae simt naves Hispanorum seu Lusitanorum quas vocant carracas 127, но к этому времени, к 1664 году, эти тяжелые суда давно уже уступили первенство легким кораблям голландцев.

В XVI веке гигантов стало меньше, и рядом с ними появились мно­гочисленные легкие парусники. На этом последнем явлении мы и должны остановиться. Корабли, на которых англичане совершают свои подвиги в XVI веке, будь то географические открытия или корсарские набери, часто не достигают и ста тонн128. В 1572 году Дрейк плавает на борту «Паски», водоизмещение которой всего 70 тонн129, водоизмеще­ние лондонского «Примроза»130 в 1585 году составляет 150 тонн. В 1586 году три корабля Кавендиша имеют водоизмещение соответственно 140, 60 и 40 тонн131. В 1587 году в Испании получено известие о 14 английских кораблях, находящихся у берегов Лондона, — их водо­измещение от 80 до 100 тонн132. В том же 1664 году Франция распо­лагает целым флотом из нескольких тысяч кораблей, превышающих водоизмещением 30 тонн, но из них только 400 превышают 100 тонн и 60—300 тонн133. Ее главные контакты на море, например, с Балти­кой, обеспечиваются судами водоизмещением от 30 до 50 тонн. Моря и океаны как в XVI веке, так и в XVII, населены небольшими парусниками.

Тонн.

Всеобщей географии.

В наше время больше всех корабли испанцев или португальцев, которые

называют каракками (лат.).

С 1560 по 1600 год на верфях Любека было построено 2400 кораблей, согласно исследованиям и расчетам Бааша; их средний тоннаж состав­ляет 60 ластов, т. е. 120 тонн134. И однако нам известны крупные суда, построенные в Любеке: la Grande Barque , принадлежащая «Рокрес- барту», водоизмещением 600 тонн, весной 1595 года находится в бухте Кадиса; трехсоттонный «Иисус Навин» в это время на якоре в Сан- Лукаре135. Ганзейские города посылали крупные суда в Испанию, где севильцы нанимали и покупали их для путешествий в Новый Свет, а португальцы —для плаваний в Бразилию или по Индийскому океану: филибот «Ла Эсперанса» водоизмещением 160 тонн из Г амбурга, при­надлежащий Жеану «Неве», вооруженный 20 пушками и заходивший в Кадис в марте 1595 года, был направлен в Бразилию contratadores de la pro­vision de la frontera de la corona de Portugal 136. Но средняя цифра, ко­торую приводит Бааш, 120 тонн, указывает на наличие рядом с крупны­ми кораблями целые массы небольших парусников, которых не пугало плавание в Испанию. В записи 1538 года сохранился перечень из 40 су­дов, барок и шлюпов, которые находились в это время в портах Ас­турии; их водоизмещение составляло в среднем 70 тонн137. Статистиче­ские данные за 1577, 1578, 1579 годы138 об иностранных кораблях, при­бывающих в Андалусию, указывают ежегодную цифру в 800 судов водо­измещением 60000 тонн, что соответствует довольно скромной средней величине 75 тонн.

По понятным причинам цифры становятся более высокими, когда речь идет о крупных иностранных судах, реквизированных для воен­ных перевозок, которые перечислены в трех списках 1595 года, состав­ленных в портах Сан-Лукар и Кадис. В первой группе из 28 кораблей, проинспектированных 29 марта 1595 года139, средний тоннаж составляет около 200 тонн; во второй группе из 37 кораблей, внесенных в список 3 августа, в которую частично или полностью вошли суда предыдущей группы140, общее водоизмещение составляет 7540 тонн, артиллерий­ское вооружение — 396 пушек, а экипажи — 665 человек; таким обра­зом, среднее водоизмещение этих судов равно 214 тоннам, каждое ос­нащено 10 пушками и имеет команду порядка 20 человек (точнее, 18 человек). По упрощенным подсчетам, одно артиллерийское орудие приходится на 20 тонн водоизмещения, а один моряк — на 10 тонн.

Большая барка.

Поставщиками продовольствия на границы Португальской короны.

Последняя гр/ппа, состоящая из 54 судов141, имеет общий тон %аж 8360 тонн, т. е. на один корабль приходятся 154 тонны; снижение тон­нажа объясняется не тем, что речь идет об осеннем времени, а тем, что список включает на этот раз все прибывшие корабли, как ureas, гукары, т. е. большие суда северного типа, так и маленькие парусники, которые в тексте названы курьезным именем филиботов (от того же корня, что и filibustar, заниматься пиратством, откуда и слово «флибустьер»). Это «Золотой пес» из Стокгольма водоизмещением 80 тонн, «Фортуна» из Дюнкерка, «Святая Мария» из Стокгольма, «Святой Петр» из Кенигс­берга, «Милосердие» из Дюнкерка, «Охотник» из Стокгольма и прочие — мы процитировали только первые названия, стоящие в списке этих се­верных кораблей из Норвегии, Дании, из ганзейских городов и из верно­подданных Нидерландов, которые после 1586 года заменили в Севилье и различных вспомогательных по отношению к ней портах английские и голландские суда, ставшие нежеланными для Католического короля в портах полуострова — это корабли, груженные полотном, деревом, бру­сом, досками, зерном... Чтобы избежать встречи с англичанами, стерегу­щими Ла-Манш, они огибают иногда Шотландию с севера.

Но английские и голландские суда, изгнанные с полуострова, с уд­военной силой предаются пиратству на всем пространстве океана, грабя плохо охраняемые берега и нападая на непомерно большие корабли, плавающие в «Индию». В этой борьбе пигмеи часто одержи­вают верх благодаря своему преимуществу в скорости и лучшей ус­тойчивости при сильном волнении и ветре, а также благодаря своему артиллерийскому вооружению, поскольку, как объясняет намного позднее один современник142 Ришелье (1626 год), в отличие от того, что было раньше, сегодня судно в 200 тонн может «быть оснащено та­кими же большими пушками, как суда в 800 тонн...» Это новшество, «залог успеха на море», позволяет небольшим суденышкам, подобно насекомым, налетать на слишком тяжелые и неповоротливые кораб­ли иберийцев. Если пираты захватывают одну из этих плавающих крепостей, то, основательно разграбив, они предают ее огню: что они станут делать с такой громадиной в своих молниеносных набегах? Джован Андреа Дориа, к которому обратились за советом в 1594 году, предлагает использовать отныне для индийского флота менее гро - моздкие и более скоростные корабли143. Испанское адмиралтейство, наученное горьким опытом, несомненно, приступило к строительству более легких парусников еще до захвата судна «Ревендж» в 1591

год)144 Об этом говорит Липпомано в своем донесении венецианскому Сенату в 1589 году, пересказ которого испанский посол направил Филиппу II14j Католический король решил продо\жить завоевание Англии в надежде облегчить его исправлением прежних ошибок и строить менее крупные корабли, л \чше приспособленные для п\ава- ния по океан) и вооруженные бо\ее длинными и более легкими ору­диями Филипп II подчеркнул в этом донесении слова «менее круп­ные корабли, лучше приспособленные для плавания по океану» и до - бавил на полях <Я полагаю, что дело v нас обстоит как раз наоборот и нужно, чтобы Педро Менендес Маркес об этом напомнил» Таким образом, если назавтра после крушения Непобедимой Армады проблема не была решена, верхи были о ней во всяком случае, осведомлены

В торговой области происходят такие же перемены большие корабли вытесняются малыми мирным или насильственным путем

30. Крупные и мелкие парусники

Небольшие английские и гохландские парусники атакуют у берегов Малакки 01 ромнос португальское судно (14 октяоря 1602 г ) [ l h de Bry Indiae onentalis paissepuma trankiurt IbOb Xll B N Res G 412,

В августе 1579 года этот вопрос обсуждало Бискайское «Правите Аст- во»146 Это совсем небольшое государство было целиком обращено к океану В его старинных уставах зарегистрировано преимущественное право загрузки крупных судов за счет мелких и приоритет отечествен­ных кораблей перед чужеземными, все это вызвало в «Правительстве» весьма длительные споры Благодаря им мы получаем возможность уяснить, что все бискайское железо вывозится на небольших судах и что последние могут приставать к берегу, который недоступен для круп­ных, en muchos puertos de Francia y Galicia por ser peqenos y de роса agua*147 Крупные суда запаздывают с отплытием, поскольку этим мас­тодонтам нужно ожидать прилива Более частое отправление обес­печивают только маленькие суда Они позволяют разделить риски Большой корабль может преподнести неприятный сюрприз После од­ного из несчастных случаев секретарь Синьории Марко Оттобон, летом 1591 года нанимающий суда в Данциге для доставки хлеба в Венецию, отдает предпочтение кораблям водоизмещением 120—150 lastn (от 240 до 300 тонн), «число которых велико, они несут меньший груз, но зато меньше риск, что зерно испортится по дороге И в отсутствие страховки величина возможных потерь снижается»148 Прежде всего questi vas-selli di mediocre grandezza espediscono рш presto il viaggio ehe h grandi 149, они плавают быстрее, чем крупные суда Наконец, что немаловажно, можно грузить зерно прямо в трюм a rifuso , что освобождает от необходимости покупать мешки или бочки Сколько преимуществ, в

самом деле15°!

На Средиземном море

Все эти свидетельства относятся к Атлантике, нам пришлось подробно остановиться на них, поскольку они проясняют историю пу­тей сообщения на Внутреннем море, помогая предугадать или под­твердить направления их эволюции

Чтобы упростить свою задачу, выскажусь с самого начала по поводу технического переворота, затронувшего только Венецию, хотя Вене­ция есть Венеция, и ее значение трудно переоценить Галея, которой

Во многих портах Франции и Галисии благодаря тому, что они невелики и ходят но мелководью (исп )

Эти суда средней величины проходят свой путь скорее, чем большие Врассыпную

приходилось выдерживать серьезную конкуренцию уже в XV веке, в течение первых 30 лет151 следующего столетия была практически вытеснена навой: тяжелый грузовой корабль заменил длинное и мощ - ное гребное судно, хотя последнее еще долго сопротивлялось по не со - всем понятным причинам. Во времена Банделло152 галеи Бейрута ос­таются еще привычной чертой венецианской жизни. Связь с Бербери- ей галеи обеспечивают до 1532 года, а с Египтом15 , по крайней мере, до 1569 года, когда две галеи отправляются в Александрию и в Сирию15 . В конце столетия галея оставалась на службе у Венеции в Спалато15 , в связи с тем, что на этом ближнем маршруте существовала потребность в корабле, способном себя защитить, противостоять корсарским набегам ускоков с помощью собственных средств — пушек и команды. Место га­леи заняли в первую очередь суда, более крупные, чем она, водоизмеще - нием порядка 600 тонн156, давно уже вышедшие на передний план и ис­пользовавшиеся для доставки вина в Англию, перевозок зерна или соли на Внутреннее море или для плаваний в Сирию.

В 1525 году венецианский посол Наваджеро плывет из Генуи в Ис - панию на новой генуэзской наве водоизмещением 15—16 тыс. кантаров, т. е. (принимая 1 кантар за 89 кг) от 1300 до 1400 тонн15 ; в 1533 году турками была захвачена и приведена в порт Хиос15 рагу- занская нава водоизмещением 1200 ботте (600 тонн); в 1544 году в порту Мессины сгорела самая большая нава на Средиземном море (ее претензия на первенство не совсем обоснованна), тоннаж которой составлял также 1200 ботте15 ; 8 марта 1565 года в порту Аликанте была реквизирована большая венецианская нава: это корабль водоизмеще - нием в 6500 сальм (т. е. приблизительно 975 тонн) которая имеет на борту 60 артиллерийских орудий16 . Тогда же были реквизированы два грузовых корабля, генуэзский и португальский, водоизмещением соответственно 450 и 250 тонн16 . Ряд записей в регистрах Соммарии162 в Неаполе, относящихся преимущественно к новым навам, заходившим в порт в 1561—1568 и 1569 годах, сообщает нам достоверные сведения о тоннаже 10 судов (5 из них рагузанских). Вот эти цифры, выраженные в тоннах в порядке убывания: 1000, 700, 675, 450, 300, 270, 190. Список нав, находившихся в 1579 году в порту Ливорно163, дает нам следующие цифры: для марсельской навы, которая направляется в Венецию за шелком, —90 тонн; для гукара, идущего в Неаполь, — 195 тонн; для венецианской навы — 165 тонн; для испанской навы, плывущей в Аликанте, —также 165 тонн; наконец, для рагузанской навы Santo Spirito

е Santa Maria di Loreto*, которая плывет в Геную под командованием ка­питана Антонио ди Велья для доставки туда соли и шерсти, — 1125 тонн. В эскадре, которую маркиз де Санта Крус ведет на Азорские острова в 1583 году, находятся 3 каталонские навы водоизмещением 733 тонны каждая, 7 рагузских нав по 726 тонн, 4 венецианские по 586 тонн, 2 ге­нуэзские навы водоизмещением по 449 тонн (это средние цифры, по­лученные путем деления общих величин, приводимых для каждой группы164). В 1591 году упоминается рагузская нава водоизмещением 375 тонн165 и нава водоизмещением в 450 тонн, построенная в Антибе в 1593 году166; в Карфаген в октябре 1596 года зашла рагузская нава во­доизмещением 750 тонн167 с грузом пороха и фитилей для аркебуз; в этом же году турки перепродали рагузанцам захваченную в прошлом году Цигалой наву водоизмещением в 350 ботте, т. е. около 175 тонн, за 60000 аспров168. В 1599 году в Трапани останавливается рагузская нава водоизмещением 240 тонн169; в 1601 году — рагузская нава водоизме­щением 600 тонн с грузом соли, Santa Maria di Montenegro 17°.

Итак, все эти цифры очень далеки от рекордных величин XV века. В Венеции, Рагузе171, по всему Средиземноморью наблюдается явный кризис крупнотоннажных судов и восходит звезда небольших парусни­ков. В самом деле, в Венеции, вследствие угрожающего роста цен, част­ные лица не могут больше строить большие корабли начиная с 1573 го­да, после кризиса, вызванного венецианско-турецкой войной. Это под­тверждается официальным документом172: «С 1573 года по сей день (4 ноября 1581 года) все товары, как известно каждому, настолько под­нялись в цене, что почти никто не решается больше строить крупные суда; сейчас их у нас не более семи». Отныне строительство больших кораблей производится только с помощью государственных ассигнова­ний, которые постоянно растут: они составляли 2700 дукатов для судов с водоизмещением более 500 ботте; в 1581 году они достигли цифры 3500, позднее — 4000—4500 дукатов, что полностью покрывает расходы на строительство корабля на 400 тонн. Начиная с 1590 года ассигнова­ния на строительство судов от 800 до 1000 ботте достигают 8, 9 и 10 тыс. дукатов173. Все это свидетельствует о кризисе конца столетия, о котором мы говорили... Проведитор Фоскарини свидетельствует о таком же

Святой Дух и Святая Мария Лоретская.

Турецким адмиралом. Святая Мария

Черногорская.

кризисе на Кандии, покидая свой пост в 1577 году174. Раньше киприоты плавали на больших галионах с латинскими парусами: erano scuole, nelle quali si facevano de'buoni marinari , из этих школ выходили настоя­щие моряки, способные управлять галерами, а не этими navili , ко­торые появились с распространением navigando alla vela quadra

Порты

Дата

Число судов

Общее

водоизмещение в тоннах

Кадис175 — экспе-

диции против Алжира

Кадис и Севилья176

27 июня 1541 года

12

170

(нефы и гукары), экспедиция против Алжира

июль 1541 года

52

202

Малага177, экспеди­ция против Алжира

14 сентября 1541 года

24

170

Кадис, Сан-Лукар,

(1550) вероятно, 154 1-го

Пуэрто-де-Санта

Мария178

27

190

Севилья179*

апрель 1552-го

23

267

Все порты Г випускоа

и Бискайи (новые корабли)

1554

31

237

Таблица 7. Среднее водоизмещение судов, измеренных или арестованных в портах Испании в 1551—1554 годах

Нефы, которые стоят на севильской реке.

Эти кораблики появились не только на Кипре; немногим раньше или немногим позже с ними пришлось познакомиться всему морю; тако­вы vascelli quadri в Ливорно XVII века, большим докой в управлении

Существовали школы, которые готовили хороших моряков.

***      Суденышками.

****      Плавания под квадратным парусом.

«Квадратные» суда.

которыми был английский капитан Роберто Тортон181. Неизменно ут f- ствуя в морских перевозках, в каждой местности они называются по- своему. На Адриатике победу одержали марсилианы, которые вытесни­ли grippi, небольшие галеи, во времена Санудо182 за 22 дня доставляв­шие в Венецию молодое вино из Кандии, а также мараны, первоначаль­но, в XV веке, перевозившие дрова и камень из Истрии, а затем исполь­зовавшиеся на дальних расстояниях. Марсилианы имеют более низкую посадку, чем навы, и такие же паруса; у них квадратная корма и очень мощный нос. С 1550 года они участвуют в торговле с Апулией (расти­тельное масло, зерно). Владельцы этих малотоннажных судов сосредо­точили в своих руках все перевозки на Адриатике в конце XVI века, а затем перебрались через неширокое море на венецианские острова... В 1602 году в распоряжении Венеции было 78 марселиан, некоторые из них имели по 4 мачты и достигали водоизмещения в 140—150 тонн183, а то и в 250 тонн184. Характерно, что герцогство Феррарское, доступ в порты ко­торого открыт только для марсилиан, и не думает об увеличении их размеров185. Синьория , однако, противится наступлению этих судов после 1589 года186 и запрещает им в 1602 году ходить до Дзанте... Их численность сразу снижается до 38 в 1619 году187. Это доказывает, что Венеция упорствовала в сохранении крупнотоннажных кораблей, не считаясь ни с чем. Еще в 1630—1632 годах в записках в своем путеше­ствии на Восток Стохов говорит о торговых судах Венеции следующее188: «они настолько тяжелы и нескладны, что не могут плыть при небольшом ветре, из-за чего их путь в Константинополь часто составляет три или четыре месяца. Корабли из Прованса, напротив, небольшие и подвиж­ные, поэтому они могут двигаться при самом маленьком ветре»...

Процветание Марселя, начавшееся в 70-е годы XVI века, объясня­ется множеством причин: притоком сюда французских, английских или немецких товаров по водному пути Роны; выходом из игры Венеции, занятой с 1570 по 1573 год войной с турками; привилегиями, которые худо-бедно принес с собой сердечный союз Его Христианнейшего Ве­личества с турками и берберами. Это процветание связано также с изяще­ством марсельских и прованских кораблей, нав, галионов, тартан, саэт или барок, согласно их ливорнскому наименованию. Эти названия не должны вводить нас в заблуждение, даже если речь идет о навах и галионах: тоннаж навы «Святая Мария Заступница» в 1597 году189 составляет 700 кантаров

Венецианская.

(около 60 тонн), водоизмещение другого корабля с таким же названием (самым популярным у марсельских судовладельцев) равно 150 тоннам. Не очень большой навой была и та, которую 5 мая 1596 года захватил в Трапани Педро де Лейва, «inventaque sunt in ea coralla...et alia» 19°... Нам неизвестен тоннаж марсельских галионов, которые приходят в сирийский Триполи в 1591 году191: это галион «Троица», принадле­жащий Николя Сикару (5 апреля 1991 года), галион «Вера», принадле­жащий Жоржу де Белле (5 апреля 1591 года) или галион «Святой Вик­тор», который стоит под погрузкой в Александретте 7 мая 1594 года. Ко­нечно, их невозможно сравнить с прежними славными талионами герцога Прованского192. В 1612 году венецианский консул в Сирии го­ворит о марсельских судах водоизмещением в,400 ботте193. Часто, как утверждает один марсельский судовладелец, это всего-навсего галио- нет, который возит бобы, кожи и сыр из Кальяри в Ливорно194. Раз­меры марсельских саэт в конце XVI века укладываются в пределы от 30 до 90 тонн195. Если летом 1593 года в Антибе строится нава водо­измещением в 3000 сальм (450 тонн), заметим, что она наполовину вы­куплена генуэзцем Джованни Баттистой Вивальдо196 ...

Постепенно эти барки, тартаны, саэты, галионы и галионеты, корабли и навы из Марселя заполонили в течение XVI века морские просторы. В Северной Африке, Испании, Италии не было порта, на­бережные которого не были бы завалены привезенными ими мно - гочисленными товарами. Венеции они навязывают свои услуги начи­ная с 60-х годов. Целая флотилия марсельских судов бродит по всему морю, вызывая ненависть больших кораблей. Если в 1574 году197 рагуз- ский грузовой корабль захватывает марсельскую наву, грабит ее, топит вместе со всем экипажем, включая юнгу, не вызвано ли это скорее зави­стью, чем жаждой наживы? Ведь крупный грузовой торговый флот Ра- гузы простаивает из-за кризиса перевозок. Рагузские корабли еще пере­секают море от Восхода до Заката, от Сицилии до Испании. В конце столе­тия они пускаются в авантюры, следуя армадам Филиппа II, погибают в Ат­лантическом океане. Но проходит 10, 20 лет, и Рагуза, как и Венеция, еще в большей степени, чем Венеция, замыкается в тесных водах Адриатики.

В этих ритмических колебаниях нет ничего таинственного и не - обыкновенного. Все зависит от эпохи и стечения обстоятельств. В конце столетия Марсель располагает многочисленными, хотя и небольшими

Обнаружив в ней кораллы... и прочее (лат.).

судами; но в 1526 году в прошении, поданном Франциску I, говорилось, что марсельский порт заполнен «большими нефами, кораблями и га- лионами», которые могут плавать в Сирию, Египет и Берберию198. Та­ким образом, в течение столетия положение вещей изменилось. Когда Рагуза, которая, по свидетельству современника, в 1574 год у1 "распола­гала еще самыми большими судами на Адриатике, возродилась к более или менее заметной морской жизни после длительного упадка XVII ве­ка, она выплеснула в 1734—1744 годах на просторы Адриатики и за ее пределы десятки и десятки небольших судов: это были навы, полакры, фрегатоны, марселианы, фелуки, патакке, vachette, tartanelle, trabacco- li ... Как и следовало ожидать, названия, типы судов, их снаряжение изменились200. В самом деле, в XVI веке небольшие суда появляются повсюду, что было следствием роста обменных процессов. Это легкие суденышки Греческого архипелага и барки из Прованса (не только марсельские). Это также 8 карамузалисов, которые в 1599 году уплати­ли портовую пошлину в Венеции201 и по меньшей мере 5 из которых были приведены их патронами из Митилены; и еще чаще корабли, пришедшие с севера, бертони, как их часто называют. Приток послед­них наблюдался дважды, перед 1550 и после 1570 года, и самым любо­пытным в этой истории является указанный двадцатилетний разрыв в промежутке между первым и вторым дуновением XVI века.

Но лишь постепенно мы начинаем ощущать подлинный размах этих проблем. Здесь все имеет значение: рост цен, подъем благосостоя­ния, возможность возвратного фрахта, колебания конъюнктуры... Та­ковы размышления одного венецианца202, сочинение которого дошло до нас безымянным и без точной даты, хотя оно, несомненно, относится к началу XVII века. Да, в старые добрые времена, когда порядочные люди довольствовались di modesto guadagno**, дела шли лучше. Сего­дня, когда всякий движим корыстью, все обстоит иначе. «То, за что те­перь нужно заплатить 100 дукатов, когда-то стоило 25». Вывод: с боль­шими венецианскими кораблями покончено; французы, англичане, голландцы наводнили порт loro navili minori ; они платят за товары втридорога, подрывают чужую торговлю. Вот если бы можно было про­гнать их с Кипра, соль и хлопок которого являются спасительным грузом,

Вакетты, тартанеллы, люгеры.

Умеренными доходами.

Своими суденышками.

la savoma, для возвратного пути! Увы, где добрые времена больших кораблей и плаваний, длившихся 5 месяцев...! Это рассуждение — приведенное в сильно сокращенном виде — показывает, какую горечь венецианец мог испытывать в своем родном городе вследствие утраты средиземноморской монополии на дальние перевозки, а также вследст­вие общего роста цен, продолжавшегося уже длительное время.

Но на самом деле спад в морской торговле не означал еще заката ве­нецианской экономики. Толпы небольших кораблей, наводнивших в XVI веке Средиземное море, свидетельствуют, напротив, о богатстве Венеции, о возможностях ее сотрудничества с этими пролетариями Ат­лантики и оплаты их услуг. Мы еще вернемся к этой важной проблеме203.

3. Роль ГОРОДОВ

При всем своем очаровании города Средиземноморья похожи на другие и подчинены тем же закономерностям. Как и все остальные, они живут за счет покорения пространства с помощью сбегающихся к ним дорог, за счет освобождения от повинностей и последовательного при­способления к обстоятельствам, происходящего путем медленных или резких изменений. Пчелы из этих ульев улетают далеко, очень далеко. Одного выходца из Рагузы мы встречаем в Потоси, другого — в Диу204, тысячи из них разбросаны по всему свету. Согласно поговорке, которая не лишена справедливости, нет такого места во вселенной, где нельзя было бы встретить флорентийца. Вот марселец в Трансильвании205, ве-

206      207

нецианцы в Ормузе206, генуэзцы в Бразилии20 ...

Города и дороги

У каждого города есть свой рынок и свои дороги; жизнь города — движение. Сердце Константинополя — это «базестан»208 с его четырьмя воротами, с его большими кирпичными сводами, с его обычными то­варами и предметами роскоши, с его рынком рабов, которых ощупы­вают, как скотину на ярмарке, которым покупатели плюют в лицо и за­тем растирают, чтобы проверить, не нарумянили ли их продавцы209. Неважно, находится ли базар в гуще домов — в этом случае он всегда располагается в самой нижней части города, как бы для того, чтобы туда

31. Большой стамбульский базар в XVI и XVII веках

Базар, который был сердцем стамбульской торговли, находится примерно там же, где и Большой базар сегодня. Прежде всего в него входят два Безестана (от искаженного Бедзазистан, или, как часто говорят, Базестан, со всеми воз - можными орфографическими вариациями; название происходит от слова bez, «полотно» — первоначально здесь был полотняный рынок). Старый Безестан был построен Мехмедом Завоевателем после взятия Константинополя. Это центральное здание с четырьмя входами и двумя главными улицами, внутри него читается надпись: «Рынок драгоценностей». Новое здание называется Сан­дал Бедестени (от слова «сандал», обозначающего полушелковую ткань). Вокруг этих двух массивных сооружений располагается ряд торговых и ремесленных улиц. Крупными надписями обозначены дворы ханов (на Западе пишут Khan). Это тщательно охраняемые склады, которые служат для снабжения провизией сераля и города. Здесь продают свой товар оптовые торговцы. План был со - ставлен Османом Ергином (1945 год) и воспроизведен Робером Мантраном в его книге, которую мы часто цитируем, говоря об Стамбуле.

все стекалось естественным путем, — или в стороне, как это происхо­дит в динарийской зоне турецкой колонизации, все города которой — Мостар, Сараево и прочие — имеют «экзобазары»210; совсем недавно так было и в Танжере211. Независимо от своего расположения и формы ба­зар, рынок, город являются точкой пересечения самых разнообразных маршрутов. В Алжир, к Северным воротам 212, Баб-эль-Уэд, с соседнего

Атласа спускаются ослики, едва заметные под навьюченными на них вя­занками хвороста, у южных ворот, Баб-Азун, располагаются на привал верблюды, пришедшие из Митиджи или с далекого юга, порт кишит корсарскими и торговыми судами, доставившими сливочное масло из Боны*, полотно, сукна, лес из Марселя, оливковое масло из Джербы, ароматы из Испании, не говоря уже о товарах, награбленных у христи­ан по всему морю, о выкупе, поступающем за пленников из Валенсии, Генуи и других мест Все это служит строительным материалом и пи­щей для Алжира Всякий город живет за счет поглощаемого им движе­ния, которое останавливается у его стен и затем продолжается за ними Привычная картина экономической жизни связана с движением, с дорогами и путешествиями Даже векселя авторы XVI века сравни­вают с кораблями или с корабельными грузами, доставка которых свя­зана с определенным риском, отсюда l'agio , т е морская страховка, которая, как они говорят, пропорциональна опасности

Если на дорогах возникают помехи, города вымирают и испыты­вают лишения Так произошло с Флоренцией в 1528 году ее связи с Югом прервались после разграбления Рима в 1527 году, каждую неде­лю она теряла 8 тыс дукатов, получаемых ранее от римских заказчиков, и 3 тыс , поступавшие от продаж в Неаполе213 Но положение на Севере также было катастрофическим, сношениям с Францией мешала Г енуя, а с Германией — Венеция Флорентийцы были вынуждены снизить производство своих рапш garbi214, о fini, о d'oro и использовать ради выживания извилистые контрабандные дороги, вывозя свою продук­цию морским путем во Францию и в Лион через Азолу, Мантую и даже Триест и по суше в Германию Преимуществом территориальных госу­дарств, занимающих обширные пространства, является возможность по своей воле затруднять или вообще прерывать сношения между горо­дами и, действуя издалека, нарушать их хрупкое равновесие Генуя об­виняла Францию в том, что она помогает восставшим корсиканцам, но, как пишет в феврале 1567 года раздраженный этими упреками Фуркво, если Франция желала бы причинить Генуе вред, зачем ей прибегать к таким окольным путямл Она мог\а бы преспокойно запретить ввоз шелковых тканей и других генуэзских товаров на свою территорию

Аннабы

Лаж

1 онких или златотканых материй

Население в 1586 году (каждая точка обозначает 10 жителей)

Венецианские лавки в 1661 году (одна точка обозначает одну лавку)

32. Сердце Венеции

Обе приведенные здесь карты, заимствованные из книги D Beltrami, Storm delia popolazione di Venezia, 1954, p 39 и 53 иллюстрируют одну и ту же проблему — про­блему организации городского пространства Читателю проще всего ориентироваться по изображению Большого канала, посредине которого проходит линия, разделяющая венецианские кварталы, затем следует обратить внимание на квадратик моста Риальто, единственного на Большом канале, площадь Сан-Марко, на северо-востоке белое пят­но, представляющее Арсенал, на юге остров Сан-Джорджо и Джудекка, отделенные от города широким рукавом Дзаттере, стрелка между Большим каналом и Дзаттере соот­ветствует таможне Шесть кварталов Венеции Сан-Марко, Сан-Поло на правом берегу Большого канала, слева от моста Риальто Кастелло (Арсенал), Санта-Кроче (третий квартал на правом берегу), Каннареджо на северной стороне, где находится Гетто, Дорсодуро Центр города расположен между Риальто и Сап-Марко За мостом, в сере­дине черного пятна лавок на втором плане, площадь Риальто, небольшое белое пятно, •это место ежедневного сбора купцов Чрезмерная плотность населения на северо-западе города, в гетго, связана с сегрегационными мерами властей Кварталы делятся на приходы, границы которых иногда более или менее различимы на каждой из карт

и запретить провансальцам вести торговлю с Генуей и Генуэзской Ривьерой, которую они снабжают хлебом и вином215. В 1575 году, во время смуты в Г енуе одной из первых забот в Испании, которая опаса­лась худшего, было прекратить поступление зерна из Сицилии216.

Все блага, как материальные, так и невещественные, поступают в города по дорогам. Мы говорили об этом применительно к Аугсбургу, наполовину немецкому, наполовину итальянскому городу; с точки зре­ния архитектуры здесь есть даже генуэзский и венецианский кварталы: первый расположен вдоль реки Лех, второй — вдоль реки Вертах. Возрождение во Флоренции было возможно благодаря притоку худож­ников со всей Тосканы. Возрождение в Риме последовало за призвани­ем в Вечный город художников из Флоренции и из Умбрии. Не будь этого постоянно пребывающего в рассеянии мира, представители ко - торого переходили от одного селения к другому, из одного города в другой, где возвращаясь к наполовину законченной фреске, где рабо­тая над картиной или диптихом, надстраивая свой купол над церковью, брошенной предшественником, итальянский Ренессанс никогда не стал бы тем, чем он был. Позднее архитектурные элементы того, что принято называть итальянским барокко, были распространены камен­щиками и каменотесами из Альп217, которые нашли применение своим талантам в самых далеких странах и оставили после себя образчики архитектурного стиля и убранства, использовавшиеся поколениями городских и сельских мастеров.

Карта географического расположения городов естественным обра­зом совпадает в целом и в частностях с картой дорожных сетей. Ось, ко­торая проходит от Таранто через Бари до Анконы и от Анконы через Болонью, Модену и Парму до Пьяченцы, а затем заканчивается на реке По, — это сомкнутый строй городов. Другой путь, еще более любопыт­ный и не так часто приводимый в качестве примера, ведет из Медины дель Кампо в Вальядолид, Бургос и Бильбао и соединяет эти чрез­вычайно деятельные города: ярмарочный центр; столицу Филиппа II до 1560 года; крупнейший центр торговли шерстью, и, наконец, город моряков и грузоперевозчиков. Проходящая между ними дорога рас - пределила их обязанности, как на поточном производстве.

Понятно, что в западном Средиземноморье большие города тес­нятся поближе к морю, пространству, связующему всех и вся, в то вре­мя как на внутренних территориях городов меньше, что связано с меньшей пропускной способностью обслуживающих их сухопутных

дорог. На юге и на востоке Средиземноморья, напротив, большие мусульманские города отступают в глубь территории, что в точности соответствует запросам в высшей степени мощных дорог в пустыне.

Перевалочные пункты

Возникновение больших городов, всегда расположенных на скре­щении дорог, вовсе не обязательно вытекает непосредственно из этого факта (хотя, например, Пьяченца, несомненно, обязана своим рожде­нием встрече реки По и римской Виа Эмилиа). Но за счет этого пере­сечения города живут. Согласно сакраментальной формуле, «их значе­ние вытекает из их географического положения». Встреча дорог иногда предполагает и смену средств передвижения, и обязательную обстанов­ку. В Арле флотилии Роны соединяются с каботажными судами Марти- га, Бука и Провансальской Ривьеры, которая обеспечивает перевозки в сторону Марселя. У Вероны начинается плавание по Адидже, которое перенимает в своем нижнем течении эстафету у караванов и карет, при­бывающих от Бреннера. В берберском Триполи, в Тунисе или Алжире караваны подступают к морю. Возникновение Алеппо связано не столь­ко с местными ресурсами, сколько с необходимостью складочного пунк­та между Средиземным морем и Персидским заливом218, с точкой встречи, как говорит Жак Г ассо219, товаров из Индии «и сукна, каризеи и других изделий, прибывающих с Запада». Здесь, перед возвышанно- стями Ливана останавливаются караваны, идущие из Багдада, и усту­пают место другим караванам, составленным из мулов, лошадей или ос­ликов, тех самых, которые курсируют между Иерусалимом и Яффой, перевозя западных паломников.

Все порты по определению находятся на пересечении наземных и водных путей. В каждом из них к морю примыкает сухопутная дорога или пресноводный источник — чаще всего дорога, поскольку в Среди­земноморье реки представляют опасность вследствие наносов, обра­зующихся при их впадении в море, в месте, где нет приливов и отливов. Кроме того, Средиземноморское побережье обычно отгорожено от внутренних территорий возвышенностями, поэтому у каждого порта есть проход в сторону материка. В Апеннинах рядом с Генуей есть це­лый ряд проходов, в том числе перевал Джови; судьба города связана

Пор-де-Бук.

с этим важнейшим путем. На диком, холмистом берегу, усеянном не - большими приморскими поселками, Генуя длительное время остава - лась второстепенным местечком, если не сказать деревней. Конечно, она была удачно расположена под прикрытием скал в крайней точке залива, но изолирована от континента и слабо связана с Великим торго - вым путем Средних веков, Via Francigena , который вел в Рим через се­верную часть Апеннин... Второе рождение Генуи произошло только в XI веке, когда ослабло превосходство сарацин на море, и северяне, за - интересованные в европейских торговых путях и имеющие опыт путе - шествий по горам (прежде всего выходцы из Асти), пришли в Геную в поисках подходящей морской дороги. Назначение Генуи было связано с этими материковыми маршрутами, с освоением перевала Джови22 . Но наземный путь всегда сохранял свою важность для развития города. Наряду с Venuta di mare** всегда существовала Venuta di terra***, обслу­живавшая торговый обмен в обоих направлениях. Такой же вклад, как и генуэзский флот, внесли в процветание города караваны мулов, которым предписано было следовать по его улицам, придерживаясь кирпичной дорожки, вымощенной для них посредине каменной мостовой.

Подобную двойственную картину представляли собой все порты. Марсель был связан с судоходной Роной, Алжир — с Центральным Магри­бом, Рагуза, бесспорно являвшаяся детищем моря, никогда, ни на мгно - вение не порывала с огромным балканским миром, окраины и внутрен - ность которого она хорошо изучила. В свое время Рагуза проявляла ин - терес к сербским серебряным рудникам, снабжая продовольствием до - бывающий центр и расположенные рядом с ним города и ярмарки — Ускюб, Прилеп, Призрен, Печ221... В XVI веке сухопутная торговля Ра- гузы переживала на востоке несомненное обновление222. Рагузские куп­цы через Боснию и Сербию добираются до Видина; они отвоевывают определенные позиции в придунайских странах; в Ускюпе они основы­вают замкнутую колонию, которая служит пунктом отправления торго - вых обозов в Константинополь223; они тсроникают в Болгарию, доступ в которую издавна был для них затруднен из-за соперничества с генуэз­скими торговцами, прибывающими с Черного моря; в Белграде они продают английское сукно турецким офицерам, возвращающимся

Франкской дорогой (лат.).

Дорогой по морю. Дорога по

суше.

с венгерской войны; в Адрианополе принимают проезжающих хрис |и - анских послов; разумеется, они есть и в Константинополе. Поразитель­ное могущество Рагузы в XVI веке связано с этими торговыми колония­ми, основанными в глубине Балканского полуострова; с сотнями лавок, в которых рагузские купцы выставляют на продажу в кредит или за на - личные английскую каризею, венецианское или флорентийское сукно; с путешествиями коммерсантов, закупающих шерсть и кожу и на месте ведущих торги с пастухами; в архивах Рагузы сохранились образчики их длинных и узких записных книг. Жизнь Рагузы нельзя себе предста - вить без ее ужасных дорог, по которым можно добраться до Сараево на севере или, минуя черногорские и албанские вершины, до Ускюпа, важного перевалочного пункта на востоке. В Рагузе соединяются два потока, один из которых движется по балканским дорогам, а другой ис - пользует безбрежные морские пути и ведет рагузанцев в XVI веке во все без исключения средиземноморские страны, иногда даже в Индию, часто в Англию и даже, по крайней мере в одном случае, в Перу...

На пути к банку

Торговый обмен, осуществлявшийся с помощью дорог, положил начало медленному процессу разделения труда, из которого выросли города, лишь наполовину оторвавшиеся от деревни и с трудом освобо - ждающиеся от ее цепких объятий. Эти непрестанные усилия оказали свое влияние на внутреннюю жизнь самих городов, координируя раз­нообразные виды деятельности и преобразуя их изнутри всевозможны - ми способами, в которых можно усматривать общую закономерность только условно.

Отправной точкой этого процесса при всем его многообразии была, очевидно, торговая деятельность вездесущих купцов, имевшая перво - степенное организующее значение. В этом можно убедиться на при - мере Венеции, Севильи, Генуи, Милана, Марселя... В последнем случае это неопровержимая истина, поскольку Марсель располагал лишь не - сколькими текстильными мануфактурами22 и мыловарнями. То же можно сказать и о Венеции, которая поставляет на Восток свои собст - венные сукна и шелка, но также шерстяные и бархатные ткани из Флоренции, сукно из Фландрии и каризею из Англии, бумазею из Ми - лана и из Германии, где она черпает также полотно, скобяные изделия, медь... Что до Генуи, то еще в Средние века существовала поговорка:

Genuensis ergo mercator . Итак, мы можем с полным основанием ввести в нашу классификацию термин «торговый капитализм», понимая под этим одну из форм экономической жизни XVI века, гибкую, чрезвычай­но эффективную и вполне современную. Не все участвуют в этом бурном движении, но многие вещи оказываются втянутыми в его мощ - ный водоворот. Потребности крупной торговли, имеющей дело с дале­кими странами, накопленные в ней капиталы задают тон процессу. Не - удовлетворенный торговый спрос способствует оживлению промыш - ленности Генуи, Флоренции, Венеции и Милана, особенно в такой но - вой и революционной отрасли, как производство хлопковых и шелковых тканей. Классическое положение Поля Манту применимо и к XVI веку: торговля ведет за собой, подталкивает производство. В Сре - диземноморье оно справедливо более, чем где-либо, поскольку его жизнь заполнена обменом, перевозкой, перепродажей товаров...

Эта коммерческая активность способствует всеобщему оживлению, в том числе появлению ростков промышленной деятельности, которые она уносит в своем потоке, как ветер далеко разносит семена... Но они не всегда находят для себя благоприятную почву. В 1490 году флорен­тиец Пьетро Дель Бантелла положил в Рагузе начало Tarte di fabricare i panni alti di lana**225; в 1525 году секреты изготовления шелка принес сюда на этот раз местный житель Николо Луккари22 . Однако ни то, ни другое производство не получило большого развития, и ремесленники Рагузы довольствовались производством некоторого количества сукна для внутреннего потребления, а также занимались окраской некоторой части транзитных сукон. Подобные же попытки внедрить производст - во шерстяных и шелковых тканей делались в Марселе около 1660 года, и, как говорит Ботеро, изготовлению шелка227 не мешало отсутствие во­ды надлежащего качества.

Говоря очень обобщенно, всплески торговой и промышленной ак -

228

тивности следуют друг за другом , поскольку развитие торговли, сти­мулирующее производство, предполагает (наряду с прочими довольно многочисленными условиями) наличие известного экономического опыта. Монпелье22 , промышленный центр южной Франции, имел за собой определенное прошлое, накопленные богатства, капиталы,

Генуэзец, следовательно, купец (лат.).

Искусству производства качественных шерстяных тканей.

К XVI веку.

требовавшие вложения, обзавелся выгодными внешними свяс Jtan. Обстоятельства, таким образом, давно уже подвели к тому, что Кольбер задумал сделать в XVII веке, а именно поставить на широкую ногу про­изводство сукна, следуя по стопам французской торговли в Леванте. Промышленность в Венеции получила развитие в XIII веке; но, по­скольку одновременно набирала обороты поощряемая Синьорией торговля, шедшая в гору гораздо более быстрыми темпами, средневе­ковые промыслы оказались на заднем плане, оттесненные широкомас­штабной внешней торговлей. Заметный рост венецианского производ­ства наблюдается довольно поздно, в XV и особенно в XVI веках, бла­годаря медленному переходу от конторки к мастерской, переходу, ко­торый был не просто знамением, а самостоятельным требованием времени. Венеция начала превращаться в промышленный порт. Лишь успехи Франции и Северной Европы в следующем столетии помешали, быть может, окончательному завершению этого преобразования230.

Если развитое производство может выступать в качестве приметы второго этапа городской активности, то банк, вероятно, является при­знаком третьего. Когда города делают свои первые шаги, все виды эко­номической деятельности уже существуют в зачатке, в том числе и то­варное обращение золота. Но обособление этого вида коммерции про­исходит позже других; полное и самостоятельное развитие он получает в последнюю очередь. На протяжении длительного времени сущест­вует нерасчлененное целое: торговля, производство, финансы перепле­тены друг с другом и сосредоточены в одних руках. Флорентийская се­мья Г виччардини Кореи, у которой брал деньги в долг Г алилей, зани­малась торговлей сицилийским зерном, продажей сукна и перца; се­мейство Каппони, оставившее нам свои гроссбухи, связано с перевозкой вина, со страхованием судов, а также с выдачей и учетом векселей; у Медичи, которые в основном были банкирами, в XV веке имелись шелкоткацкие мастерские.

Это многообразие и смешение различных видов деятельности бы­ли старинным правилом, позволяющим разделить и снизить их риски. Денежная торговля, т. е. кредитование частных лиц (более или менее завуалированное, поскольку Церковь запрещала давать в долг под про­центы), открытое финансирование городов и государей, инвестиции (le accomandite, как говорили во Флоренции), страхование морских перевозок — все эти чисто финансовые операции лишь с большим

трудом отмежевывались от остальных. Полное завершение данный процесс получил только в Амстердаме к концу XVII века.

При всем том в XVI веке финансовая деятельность уже достигла высокого развития и породила растущее число специализирующихся почти исключительно на ней банкиров, которых в Испании называли nombres de negocios . В понимании французского XVIII века это были скорее «финансисты», находившиеся на службе у государства. К тому же указанное явление отчетливо наблюдается только в некоторых старых торговых городах, находящихся в расцвете сил. В Венеции, где банки и банкиры появились в XIV, а то и в XIII веке; во Флоренции, где круп­ные торговые фирмы взяли под свой контроль Европу и Средиземно - морье от Англии до Черного моря также в XIII веке; и особенно в Ге­нуе, которая хотя и не была, вопреки утверждению Мишле23 , «банком еще до того, как стать городом», но чей Casa di San Giorgio был самым совершенным кредитным учреждением, известным в Средние века. Подробное исследование232 показывает, что в XV веке это был уже со­временный опередивший свою эпоху финансовый центр, где повсе - дневно практиковались нанесение на векселя передаточных записей и подписание соглашений о выплате процентов, т. е., выражаясь языком современных банкиров, своего рода «ввод кавалерии» роль посред­ника между Севильей и Новым Светом, сразу взятая на себя Генуей, ее окончательный союз с Испанией в 1528 году довершили остальное: она стала первой денежной столицей мира на волне инфляции и процвета­ния, характерных для второй половины XVI века — века Генуи, горо­да, где торговля стала восприниматься как ремесло разночинцев. Nobili Vecchi*** не брезгуют крупными спекуляциями на перепродаже квас - цов, или шерсти, или испанских солеварен. Но торговлю они предоставляют Nobili Nuovi , a сами довольствуются операциями с золотом и серебром, доходами от ренты и кредитов испанскому королю...

Однако в видимом противоречии с этой простой схемой в Европе в это время появляются многочисленные финансовые центры в самых молодых городах. Но что стоит за этими скороспелыми новообразованиями?

Деловыми людьми. Дом Святого

Георгия. Использование фиктивных

векселей. Аристократы. Новой знати.

Все те же итальянские банки, для которых стало уже традиционный, Ja- вать новые побеги. И уже на шампанских ярмарках монеты взвеши - вают менялы из Сиены, Лукки, Флоренции и Генуи; они же приносят благосостояние в Женеву в XV веке; за ними следуют выходцы из Ан­тверпена, Лиона и Медины дель Кампо. В 1585 году они еще участвуют в создании денежной ярмарки во Франкфурте-на-Майне. В глазах не - посвященных их профессии присуще нечто таинственное, даже дья - вольское. Около 1550 года один француз выказывает свое удивление по поводу «этих чужеземных купцов или банкиров» (речь идет об итальян - цах), которые приезжают с пустыми руками, «налегке, кроме собственной персоны располагая небольшим кредитом, пером, чернилами и бумагой, а также умением обменивать, переводить и пускать названные суммы в оборот из одной страны в другую в зависимости от поступающих к ним известий о тех местах, где деньги будут стоить дороже»23 .

Короче говоря, рассеянная по всей Европе горстка осведомленных лиц, ведущих активную переписку, управляет сетью наличного и век­сельного обмена и благодаря этому контролирует ход торговых спеку - ляций. Таким образом, не будем особенно обольщаться на счет «финан­сового прогресса». Между его центрами наблюдается много градаций и различий; одни из них преимущественно торговые, другие — промыш­ленные, третьи — отчасти денежные. В 1580 году, когда Португалия присоединяется к Испании, испанские дельцы удивляются техниче - ской отсталости лиссабонской биржи, исключительно торговой. В Марсель еще в начале XVII века инвестиции поступают из Лиона, Мон­пелье и Генуи. Рагуза с ее развитой торговлей в финансовом отношении зависит от итальянских городов: в XVII веке все ее богатство вложено в ренты, получаемые в Неаполе, Риме или Венеции. Еще более крас - норечив пример Венеции. Длинный отчет Cinque Savii , относящийся к январю 1647 года23 , показывает, что весь контроль за движением «ка­питалов», как сказали бы мы, сосредоточен в руках флорентийцев, вла - деющих домами в городе, и генуэзцев, от которых поступает серебро, — благодаря этому пришельцы управляют денежными пере - водами. «Переводя» оплату на Венецию, генуэзцы и флорентийцы по­лучают доходы «от обмена» (в особенности на так называемых Безан - сонских ярмарках, которые реально проводились в Пьяченце) солид - ных кушей венецианских заимодавцев. Таким образом звонкая монета

Совета Пяти.

уходила из города. Пьемонтец Джованни Ботеро представляет себе та - кое положение вещей, когда в 1589 году проводит сравнение между Ге - нуей и Венецией, склоняясь в пользу последней. В Генуе состояния де - нежных воротил растут не по дням а по часам, но это наносит ущерб другим полезным занятиям горожан. Замедляется промышленное раз - витие Генуи (текстильное производство, кораблестроение); жизнь про - стых генуэзцев, входящих в цехи, становится в целом все более скуд - ной. Венеция отстает от своей великой соперницы и культивирует почти все ремесла в своем лоне. Поэтому ее жители не столь бедны, как в Генуе, и не так велика разница имуществ235.

Г ородской цикл и спады

Если развитие городской жизни происходит поэтапно, то и в своем упадке она тоже проходит через определенные фазы. Зарождение, рост, закат городов связаны с ритмом перемен экономической жизни. Приходя в упадок, города постепенно расстаются с атрибутами своего могущества. Можно ли считать случайным, что первые признаки недуга, охватившие Геную (появление грузовых судов из Рагузы), затронули транспортные средства, составляющие главные богатства больших городов, в то время как наибольшую жизнеспособность демонстрирует находящаяся на дру­гом конце цепочки банковская деятельность, которая и получила развитие в последнюю очередь? Придя к нижней точке своего падения в XVIII веке Генуя и Венеция остаются все же городами золотых потоков. Не была ли драма Барселоны, разыгравшаяся, по меньшей мере, в XVI столетии, пре­допределена ее прошлым, не стала ли она, несмотря на бытующие мнения, платой за чересчур быстрое обогащение, не опирающееся на прочный бан­ковский фундамент? Как отмечал еще Капмани236, в начале XVI века город погубило отсутствие денег, обмена, giro .

Развивая, насколько возможно, эту мысль, нельзя ли сказать, что вступление какого-то города в фазуэ промышленного развития часто свидетельствует о трудностях, переживаемых его средствами сообще - ния? Нельзя ли предположить, что объем производства в некотором смыс­ле компенсирует эти недостатки коммуникации? Весьма симптоматично, во всяком случае, наблюдаемое нами процветание промышленности в городах, удаленных от моря и вследствие этого испытывающих затрудне­ния в качестве транспортных узлов; таких как Лукка, родина шелкоделия,

Оборота.

Милан, Комо или даже Флоренция. То же самое можно отнести к городам, транспортные или торговые связи которых находились в XVI веке под угрозой, будь то Флоренция или Венеция. Станем ли мы, наконец, ут - верждать, что и оживление банковской деятельности проистекает из за­труднений в торговле и промышленности? То есть что один вид деятель­ности развивается за счет других, а вовсе не обязательно в согласии с ними. Все эти рассуждения не претендуют на то, чтобы дать универсальное объ­яснение, они представляют собой скорее беглый обзор совокупности про­блем, связанных с динамикой городского развития.

Попытка создания примерной типологии

Общая типология городов, представление о которой мы стремились дать выше, остается незавершенной в силу вынужденных причин. Жизнь городов была подвержена самым разнообразным влияниям. Каждый из них принимал участие в жизни особого экономического комплекса. На ме­стном уровне это подразумевает наличие связей с деревней и с соседними городами, независимо от того, кто из них выступал в господствующей, а кто — в подчиненной роли. В глобальном плане это предполагает на - личие связей со всем Средиземноморьем в целом или даже со Средиземно­морьем в расширенном понимании. Свое воздействие оказывает, наконец, и политическая обстановка. В XVI веке ее изменения приводят к утрате городами прежней независимости, подрывают основы их традиционной экономики, создают в городах и навязывают им новые структуры.

Один историк237, который завершает работу над книгой по типоло­гии городов Кастилии в XVI веке, различает следующие их типы: горо­да чиновников, такие как Гранада и Мадрид — последний рос столь быстро, что снабжение его избыточного населения часто осуществля - лось с перебоями, так что, по свидетельству, взятому из переписки 1615 го­да, «хлеба не было целыми днями и можно было видеть людей, которые искали его на улице с деньгами в руках и просили продать per Г атог di Dio*»238; торговые города, такие как Толедо, Бургос и Севилья; про - мышленные города (в том смысле, что в них появляется современная про­мышленность в капиталистических формах Verlagssystem , которые характерны не только для Германии) наподобие Кордовы и Сеговии;

Христа ради. Рассеянной мануфактуры.

центры ремесленных производств, такие как Куэнка; аграрные города, опирающиеся на находящиеся в их орбите окрестные села и зависимые от них, типа Саламанки или Херес-де-ла-Фронтера; города церковни­ков, такие как Гвадалахара; овцеводческий город Сория... Добавим к этому несколько военных городов, в XVI веке так же мало отличимых от других, как на море было трудно отделить торговые суда от военных. Эта классификация показывает, насколько пестрым был облик городов. Оста­ется провести разделение между городами по их значимости независимо от типа и рассмотреть отношения, складывавшиеся между обычными города­ми и метрополиями (внутри структуры, характерной для Европы).

Впрочем, как только мы заносим рассматриваемый город в подхо - дящую рубрику, он тут же намеревается с ней расстаться. Не имея рас­положения к финансовой деятельности (хотя у нее есть свои банки), Се - вилья является в равной степени городом чиновников, рантье и ремес - ленников; индустрия роскоши громко заявляет здесь о своих правах и кормит пролетариев, которые теснятся по несколько семей в бедных домах, как в пригороде Триана, где делают мыло и щелочь23 . Саламанка — сельский город, но она известна еще и благодаря своим ученым занятиям. Падуя, блестящий университетский центр, тоже яв - ляется аграрной метрополией. Когда-то (до 1405 года) в эпоху противо­стояния Венеции управлявшие Падуей синьоры Каррара, «чтобы взвинтить цены у своей соперницы», ввели налоги на вывоз кур, каплу - нов, гусей, яиц, голубей, овощей и фруктов... В силу присущего горо - дам и общеизвестного консерватизма эти поборы, направленные про - тив Венеции, были отменены только в 1460 году240, когда Падуя давно уже находилась в подчинении у республики Святого Марка.

Однако Падуя оставалась наполовину деревенской, и Баярд со своими спутниками в 1509 году застает ее за сельскими трудами. «Каждый день со­бирают много сена, — рассказывает Преданный служитель, — ив этом квартале нагружают такие большие возы, что они с трудом могут пройти в ворота»24 . Подобное же зрелище можно наблюдать в Брешии, где веду­щие в Бролетто ворота Сан Стефано представляют собой такой узкий про­ход, что «quando vi si trova qualche carro di feno o paglia o legne, per li non ponno transitar gli uomini»8242. Te же картины, вероятно, можно было ви­деть в Лучере, подобном же маленьком городке в Апулии, который был

Когда по нему едет телега, груженная сеном, соломой или дровами, люди

уже не могут в нем поместиться.

ярмарочным центром. К великому огорчению жителей, здесь имелись н | значенные маркизом дель Вико капитаны, которые дают массу поводов для жалоб. Они убивают, крадут и играют, и вот одна из их последних па­костей: они «выпустили на территорию города, не дожидаясь разрешенно­го срока и к ущербу для прочих cittadini , множество свиней ... не говоря уже о вреде, который названные свиньи нанесли зерновым, источникам и пастбищам»24 . Таким образом, стада свиней пасутся внутри городских стен. Эти картинки деревенской жизни, которые плохо вяжутся с правила­ми обороны укреплений и с достоинством управителей, показывают, на­сколько мало города XVI века стремились отделиться от своих сельских окрестностей. Но как бы они существовали в противном случае?

ГОРОДА КАК СВИДЕТЕЛИ СВОЕГО ВРЕМЕНИ

Теперь нам следует задать вопрос о представлении, в котором участ­вуют все эти столь разные города, обладающие собственными оригиналь­ными рецептами сочетания различных видов деятельности. Нам нужно прислушаться к свидетельствам, которые они повторяют, будучи участ­никами одинаковых или очень похожих процессов, характеризовавших Средиземноморье во второй половине XVI века. Показания городов, ко­торые известны нам лучше всего, согласны между собой: их население растет; и поскольку они набирают силы, то, несмотря на превратности повседневной жизни, которых, разумеется, всегда было в достатке, они неплохо себя чувствуют в долгосрочной перспективе; как бы то ни было, эти города успешно преодолевают трудности и кризисные ситуации, но все они ощущают натиск на свои вольности со стороны территориальных государств, опережающих их в своем росте и старающихся подчинить се­бе, поглотить или даже, в случае неудачи, привести в расстройство. Эти события возвещают наступление новой политической и экономической эпохи. Средиземноморье в этом смысле опережает свое время.

Демографический рост244

Мы используем в лучшем случае лишь тысячную долю тех данных об изменениях численности городского населения в XVI веке, которые могли бы быть доступны историкам. Тем не менее в целом мы можем *

Атлантическое

побережье

Атлантическое

побережье

740Г 14(KJ

740Г 14(KJ

Сан-Впсенте-де ла-Бек Ла Коруш.я

Ларедо

Сашаидер

Сан-Впсенте-де ла-Бек Ла Коруш.я

Ларедо

Сашаидер

500

500

30U

2,50

30U

2,50

Месета

Кастильяна

Иальидочпд

Толедо

Месета

Кастильяна

Иальидочпд

Толедо

Сегопия

Садамапка

Сегопия

Садамапка

Кургос

Кургос

Ч

Ч

Андалусия

Андалусия

Ссмнлья

Кордона

Г) 000

4000 4000

Восток

Мурсия

Ссмнлья

Кордона

Г) 000

4000 4000

Восток

Мурсия

Картахена

15:Н 1Г»Г>()      ! 591/1600

Картахена

15:Н 1Г»Г>()      ! 591/1600

1645/16.30      1694

1645/16.30      1694

33. Население городов Кастилии

33. Население городов Кастилии

судить о них с достаточной уверенностью'. Чтобы читатель мог сое н- вить себе более точное представление об этих сдвигах, мы приводим график изменений численности населения в кастильских городах24 . Истолковать этот график несложно: все его прямые (исключения толь - ко подтверждают правило) ясно свидетельствуют о непрерывном росте вплоть до последних лет XVI века. Примерно та же картина вырисовы­вается на основании данных, полученных из Италии24 , а также евро­пейской и азиатской Турции24 . Без особого риска мы можем распро­странить эти выводы на все Средиземноморье, как мусульманское, так и христианское. И для Европы, и для Средиземноморья характерен та­кой демографический рост, который послужил основой для всех или почти всех свершений «долгого XVI века». Этот повсеместный прирост затронул в равной степени все города, как малые, так и средние, как крупные, так и незначительные, как ремесленные, так и промышлен­ные, как чиновнические, так и торговые... Между ними нет различий, которые наблюдались в период упадка XVII века248, когда стабильность и рост были уделом избранных, таких городов, как Париж, Лондон, Мадрид и даже Стамбул, а в других местах происходил отток населе - ния. Зато в XVI веке подобных исключений не было, и повсюду замет - но оживление городской экономики: в Вероне и в Венеции, в Павии и в Милане затеваются новые стройки, финансируемые как казной, так и частными лицами; в Куэнке и Сеговии ремесленное производство идет в гору; активизируется судостроение на верфях Мандраккьо в Неаполе и на прибрежных отмелях Сорренто и Амальфи. В это всеобщее посту - пательное движение вовлечены все городские центры, которые в это время находятся на подъеме. При этом во взаимоотношениях городов, в их иерархической структуре и подразделении на ранги нет никаких из­менений. Данные этой мало подверженной изменениям урбанистиче - ской географии представлены на карте, иллюстрирующей жизненный уровень в городах королевства Гранада в 1591 году2 , хотя она основана на сведениях фискальных регистров и поэтому не может считаться пол - ной... Крупные города удерживают свои позиции благодаря более высо - ким ценам и оплате труда, многолюдству покупателей в лавках, а во­влеченные в их орбиту города-спутники стараются равняться на них, слу­жат им и сами пользуются ими. В функционировании этих планетных систем, столь характерных для Европы250 и для Средиземноморья, не видно никаких сбоев.

Тем не менее на этом небосклоне иногда блестят молнии и гремит гром, что, впрочем, также вполне предсказуемо.

Прежде всего, демографический рост может иметь противоречи - вые последствия: когда-то он может идти на пользу, а когда-то служить помехой — устанавливать равновесие или нарушать его. Всевозмож - ные старые болячки дают о себе знать и даже обостряются: у XVI сто­летия не хватает ни сил, ни духу, чтобы побороть их. К тому же не толь - ко города хотят управлять миром. Их безраздельному господству в первый период расцвета Европы и Средиземноморья, с XI и XIV век, на пороге Нового времени приходит конец. На арену выходит крупное государство, переживавшее до этого стадию постепенного развития. И наконец, сельское население по-прежнему составляет подавляющее большинство. В XVI веке оно тоже растет, хотя, быть может, более мед­ленными темпами, чем города, куда происходит его отток. Взрывной характер роста городского населения не вызывает сомнения, несмотря на то, что он трудно поддается цифровому выражению251. Численность городских жителей достигает своего пика, хотя этот рост, возможно, не совсем оправдан. Когда в XVII веке начинается снижение численности населения, как это было в Венеции252, данные по которой нам доступ­ны, в городах это явление сильнее выражено, чем в расположенной по соседству с ними сельской местности. Принес ли с собой изменения XVII век? М. Моо25 полагает, что численность населения сельской Франции росла быстрее, чем городской. Приведенное беглое сопостав­ление позволяет лучше понять судьбу городов в XVI веке, положение которых было ключевым и в то же время неустойчивым.

Старые и новые беды: неурожаи и продовольственные проблемы

XVI век нес городским мирам не одни только радости. Голод и эпи - демии преследовали их с удвоенной силой. Из-за малых скоростей и не­померной стоимости перевозок, а также из-за частых неурожаев всякий крупный населенный пункт находился под угрозой голода, который мог разразиться в любое время. Любая перегрузка могла послужить этому толчком. Когда в 1561 году Тридентский собор собрался в третий и последний раз, немедленно встал вопрос о снабжении продовольст­вием соборных отцов и их свиты, вызвавший справедливую обеспоко - енность Рима25 (хотя здесь же проходил торговый путь через Бреннер по реке Адидже, по которому баварский хлеб доставлялся иной раз до

самой Вероны). Неурожайные годы были обыденным явлением ка: а Средиземноморье, так и за его пределами. В 1521 году голод в Касти - лии наступает одновременно с началом войны против Франции и внутренним восстанием Comuneros . В этом году, который в Португа­лии был назван годом Великого Недорода, нехватка хлеба выбивает из колеи и дворян и простой народ. В 1525 году ужасная засуха опустоша - ет Андалусию. В 1528 году свирепствовавший в Тоскане голод вынуж - дал принимать крайне жестокие меры: Флоренция закрыла свои воро - та перед бедствующими крестьянами из окрестных деревень. 1540 год угрожал повторением драмы: флорентийцы намеревались снова за - крыть городские ворота и оставить деревню на произвол судьбы, но жители были спасены благодаря кораблям с зерном, прибывшим в Ли - ворно из Леванта; впрочем, это было равносильно чуду . В 1575 году в Румынии, обычно богатой хлебом, начался массовый падеж скота, прилетевшие в марте птицы были застигнуты врасплох снегопадом, сугробы были величиной почти в человеческий рост и такие плотные, что комки снега можно было держать в руке. Людей убивали за кусок хлеба25 . В 1583 году бедствие затронуло всю Италию, а в особенности Папскую область, жители которой гибли от голода257.

Но обычно от недостатка продовольствия страдали не целые местно­сти, а отдельные города. Особенностью катастрофического 1528 года в Тос­кане было как раз то, что голод поразил всю флорентийскую округу, и горо­жане, как мы уже говорили, были вынуждены закрыть город для окрест­ных жителей, которые пытались в нем спастись. Во время голода в Перуд­же в 1529 году хлеба нельзя было сыскать на расстоянии 50 миль от города. Но катастрофы такого масштаба случались редко. Крестьяне получают почти все необходимое для выживания со своих наделов. Зато на про­странстве, ограниченном городскими стенами, голод в XVI веке был час­тым гостем. Во Флоренции, местоположение которой достаточно благо­приятно, на 111 неурожайных лет, с 1575 по 1791 год, приходится только 16 лет изобилия258. Моменты острейшей нехватки продовольствия испы­тали даже такие портовые центры перевозок зерна, как Мессина и Генуя259. Венеция еще в начале XVII века была вынуждена ежегодно тра­тить огромные суммы на снабжение города продуктами питания26 .

Итак, в силу своих потребностей и наличия средств крупными по - купателями зерна являлись города. О зерновой политике Венеции или

Кастильских городов, имевших самоуправление.

Генуи можно было бы написать целую книгу. Последняя старалась по - лучить доступ ко всем возможным источникам продовольствия, и в XVI ве­ке ее помыслы были обращены в сторону Франции, Сицилии и Се - верной Африки; Венеция закупала зерно в Леванте, а с 1390 года вела дела с турками, что не мешало ей обращаться к другим поставщикам, в Апулию или на Сицилию. Кроме того, она вводила постоянные огра - ничения, в частности в 1408, 1539, 1607 и 1628 годах261 был запрещен всякий вывоз хлеба за пределы Венецианского «залива»...

В XVI веке не было ни одного сколько-нибудь значительного города, в котором не имелось бы того, что в Венеции называли удивительно совре­менным именем Хлебной конторы (впрочем, ее бумаги за интересующие нас годы не сохранились). Это было замечательное учреждение26 . Контора кон­тролировала не только ввоз зерна и муки, но и их продажу на внутреннем рынке города. Мука подлежала продаже только в двух общественных местах: одно из них находилось около собора Святого Марка, а другое — на Ривоаль- то263. Дож ежедневно должен был быть осведомлен о количестве запасов на складах. Если выяснялось, что в городе осталось зерна на 8 месяцев или на год, об этом немедленно ставилась в известность Коллегия и принимались меры по закупке хлеба, с одной стороны, конторой, а с другой — через куп­цов, которые тут же получали для этого денежные авансы. Булочники также находились под контролем: они должны были выставлять на продажу белый хлеб, «выпеченный из хорошего зерна»; вес порций изменялся в зависимо­сти от избытка или недостатка снабжения, но цена оставалась всегда одной и той же, этому правилу следовали тогда почти все города Европы.

Нельзя сказать, что во всяком городе была точно такая же хлебная контора, ведь Венеция неповторима; но повсюду существовали свои учреждения, отвечавшие за снабжение зерном и мукой, имевшие раз - ное название и разную организацию. Во Флоренции l'Abbondanza была преобразована при Медичи (которые взяли внешние закупки зерна в свои руки), но она использовалась, по меньшей мере, для решения второстепенных задач, и после band© 1556 года, который считают обычно датой окончания ее деятельности264. В Комо этой цели служили Consiglio Generale коммуны, Ufficio d'Annona и Diputati di

Контора изобилия. Запрета.

Г лавный совет.

Продовольственная контора.

provvisione*265. Если за выработку зерновой политики не отвечал самостоятельный орган, ею занимались доверенные лица в правительстве или в администрации города. В Рагузе, положение которой было неблагоприятным с точки зрения снабжения продовольствием, за ним

следили сами ректоры Республики. В Неаполе этой политикой руководил

266

лично вице-король .

Меры, которые принимаются перед лицом надвигающегося горо - да, повсюду одни и те же. Действие первое: под звуки труб оглашается запрет на вывоз хлеба из города, число караулов удваивается, произво - дятся обыски и учитывается все наличное зерно. Если опасность возрас - тает, разыгрывается действие второе: стараются уменьшить число лиш - них ртов; закрывают городские ворота, как было принято в Венеции; изгоняются чужеземцы, если они не ввезли в город достаточное ко - личество хлеба, чтобы прокормить свою свиту и домашних267. Из Марселя в 1562 году 8 были высланы реформаты: таким образом, враждебный гугенотам город оказался в двойном выигрыше. Во время голода 1591 года в Неаполе Университет несет убытки: он закрывается, а студенты разъезжаются по домам26 . Кроме того, обычно вводятся огра­ничения на отпуск хлеба, как было в Марселе в августе 1583 года270.

Но прежде всего, разумеется, городские власти начинают лихора­дочный поиск поставщиков зерна за любую цену; сначала они прибегают к обычным источникам. Марсель, как правило, рассчитывает на помощь своих окрестных сел и на милость французского короля или возлагает на­дежды на «дражайших и возлюбленных друзей» — консулов Арля и даже на лионских купцов. Для того чтобы отправиться еще дальше и прибег - нуть к услугам бургундской житницы, а затем доставить зерно в Марсель, необходимо, чтобы суда могли пройти «мосты,...не подвергаясь опасно­сти», несмотря на разлившиеся реки Сону и Рону271.

В августе 1557 года инквизиторы Барселоны умоляют Филиппа II разрешить выслать им немного хлеба из Руссильона, по крайней мере

272      273

для их личного пользования . На следующий год инквизиторы Ва­ленсии просят завезти кастильский хлеб, эту же просьбу они повторяют в 1559 году. Тогда же Верона, в ожидании надвигающегося неурожая, запрашивает у Светлейшей** разрешение на покупку хлеба в Баварии27 . Рагуза обращается в Герцеговинский санджак, Венеция хочет получить согласие султана на загрузку зерна в Леванте...

Комиссия по снабжению. Республики Венеции. Округ Турции.

Всякий раз это предполагает переговоры, экспедиции, большие

275

расходы, не говоря уже о посулах и подачках для купцов .

Если все эти усилия не увенчались успехом, на крайний случай ос - тается море, где можно подстеречь корабли, груженные зерном, завла - деть ими, а затем, позднее, заплатить хозяевам груза, да еще при этом попытаться оспорить их права... В Марселе однажды были арестованы две генуэзских барки, имевшие неосторожность зайти в порт; 8 ноября 1562 года марсельский фрегат получает приказ останавливать все суда, груженные хлебом, которые появятся у берегов города276. Уже в ок­тябре 1557 года власти Мессины насильно разгружают корабли с зерном из Леванта и Апулии27 . Мальтийские рыцари, не очень стес- ненные в продовольственном отношении, довольствуются регулярным патрулированием берегов Сицилии: они ведут себя точно так же, как корсары из Триполи. Правда, они платят, но блокируют корабли, как настоящие пираты. Однако всех, пожалуй, превзошла в этом смысле Венеция. Как только возникает малейшая угроза ее снабжению, ни один корабль, груженный хлебом, не может чувствовать себя в безопас­ности в Адриатическом море; одна или две галеры немедленно зани - мают позиции у Старой Рагузы и под носом у рагузанцев захватывают навы с зерном, загруженные ректорами в Волосе, в Салониках и даже в соседних портах Албании. Иногда венецианцы выслеживают грузо - вые корабли с зерном у берегов Апулии и заставляют их разгружаться в Корфу, Спалато или прямо в Венеции... Правда, венецианцам не уда - лось закрепиться на апулийском берегу, где они дважды захватывали плацдарм; они лишились этой жизненно важной житницы, этой бога­тейшей кладовой растительного масла и вина. Но что с того! Всякий раз, когда это необходимо, Венеция получает доступ к ее запасам добром или силой. Разумеется, Неаполь, за которым стоит Испания, не - пременно высказывает свой справедливый и бессильный протест: суда, захваченные Венецией, бывают, как правило, зафрахтованы неаполи - танцами у нее же. Венецианское самоуправство грозит волнениями городу, переполненному беднотой278.

Все это было чрезвычайно обременительно, но ни один город не мог избежать подобных тяжелых расходов. В Венеции огромные по - тери списывались со счетов хлебной палаты, которая должны была, с одной стороны, поощрять крупными выплатами купцов, а с другой — продавать приобретенные таким образом хлеб и муку ниже себестоимости. Еще труднее приходилось властям Неаполя, которых страх вынуждал

Г орода как свидетели своего времени      453

быть не просто щедрыми, но и расточительными. Во Флоренции цено - вую разницу погашал великий герцог. Корсиканский Аяччо брал в долг у генуэзцев27 . Марсель, не склонный к чрезмерному опорожнению сво­его кошелька, также делает заимствования, но с оглядкой, и накануне но­вого урожая запрещает ввоз зерна, чтобы таким образом израсходовать старые запасы, если они есть. Так поступают и многие другие города.

Все эти политические ухищрения иногда оказывались бессильны - ми. Отсюда страдания и разлад. Страдания для наиболее обездолен - ных, иногда для всех горожан. Разлад поражал городские учреждения и затрагивал иной раз самые основы городской жизни. Могли ли эти замкнутые в себе мирки, эти устаревшие способы ведения хозяйства со - ответствовать требованиям новой эпохи?

Старые и новые беды: эпидемии

Мы вполне способы составить не совсем совершенную, но крас - норечивую общую карту распространения эпидемии чумы, которая часто бывала в Средиземноморье непрошеным гостем. Рядом с назва­нием каждого города можно поставить дату постигшего его несчастья. Ни один город не избежал этой участи и не остался бы без такой помет - ки на карте. Таким образом можно было бы обозначить роль чумы как настоящей «структурной составляющей» столетия. Чаще всего от ее на - шествия страдали восточные города. В Константинополе, у грозных ворот Азии, чума была постоянным бичом. Это был главный очаг эпи - демий, откуда они распространялись на Запад.

Волны морового поветрия вкупе с голодом приводили к постоянному количественному обновлению городского населения. В 1575—1577 го­дах в Венеции свирепствовала такая ужасная эпидемия чумы, что она унесла с собой 50 тыс. человек, четверть или треть населения всего города280; с 1575 по 1578 год погибло 40 тыс. жителей Мессины. В 1580 го­ду, по окончании эпидемии, на территории всей Италии бушует смертельная эпизоотия, болезнь del montone о del castrone 281, которая рикошетом задевает и людей. Преувеличенные цифры, приводимые современниками, часто свидетельствуют о страхе, который внушали эпидемии. Банделло говорит о 230 тыс. жертв в Милане в эпоху Лодовико Сфорца282! По словам другого наблюдателя, в 1525 году болезнь унесла

Баранов или кастрированных баранов, валухов.

9/10 населения Неаполя и Рима283; в 1550 году — снова половину жите­лей Милана284; в 1581 году в Марселе спаслось от чумы не более 5 тыс. человек28 , а в Риме от нее погибли 60 тыс. человек28 ... Эти цифры не­точны, но они безошибочно указывают на то, что в эту эпоху, когда уро­вень санитарно-гигиенических и медицинских знаний мало способст­вовал защите от заражения, любой город мог неожиданно лишиться четверти, а то и трети своего населения287. Все это вполне согласуется с известными картинами улиц, устланных мертвыми телами; ежедневно катящихся по этим улицам катафалков, заваленных трупами, столь многочисленными, что их не успевают хоронить... Подобные бедствия приводили к полному упадку и преображению города. Когда чума в 1577 году выпустила Венецию из своих цепких объятий, это был уже другой город, и им управляли другие люди. Произошла полная смена 288. Было ли то совпадением или нет, но un frate di San Domenico , проповедовав­ший в Неаполе в марте 1584 года, утверждал, что «с некоторого време­ни поведение Венеции стало предосудительным, ибо молодежь отобра­ла бразды правления у стариков» (poiche i giovanni havevano tolto il gov- erno a vecchi...)289

Рано или поздно раны затягивались. Если Венеция после 1576 года290 не смогла полностью восстановиться, причина этого заключается в не­благоприятной обстановке, складывающейся к началу XVIII века. В са­мом деле, чума и другие эпидемии обостряются только в эпоху матери­альных и продовольственных затруднений. Голод и болезни идут рука об руку, эта старая истина была давно известна на Западе. И каждый город с незапамятных времен пытался защититься от болезней, прибе­гая к дезинфекции с помощью ароматических трав, сжигая принадле­жащие зараженным вещи, устанавливая для людей и товаров карантин (первый пример в этом отношении подала Венеция), привлекая к это­му делу врачей и используя санитарные свидетельства, cartas de salud в Испании, fedi di sanita в Италии. Богачи, как правило, находили спасе­ние в поспешном бегстве. При первых признаках морового поветрия они скрывались в соседних городах или чаще в своих роскошных за­городных домах. «Я не встречал города, вокруг которого было бы столь­ко же ферм и загородных вилл», — пишет Томас Платтер291, приехавший в Марсель в 1587 году. «Причина заключается в том, что во время чумы (приключающейся довольно часто вследствие большого числа приезжих

Доминиканский монах,

из всех стран), жители укрываются за городом». Под жителями зд J> подразумеваются богатые, потому что бедные остаются в зараженном городе, который оказывается как бы в осаде и под подозрением и щедро снабжается извне во избежание больших волнений. Вот где, как замечает Ренэ Берель29 , корни старого конфликта, порождающего упорную классовую ненависть. В июне 1478 года293 Венецию поразила эпидемия; в городе, как обычно, тотчас же начались грабежи; дом од - ного из членов семьи Ка Баластрео был полностью опустошен, как и склад семьи Ка Фоскари и Контора торговых консулов на «Ривоальто». Все из-за того, «hoc tempore pestis communiter omnes habentes facultatem exeunt civitatem, relictis domibus suis, aut clausis aut cum una serva, vel fa- mulo» ... По свидетельству Capucin Charitable , в 1656 году в Генуе на­блюдалась точно такая же картина, совпадающая до мельчайших подробностей294.

Однако крупные эпидемии начала XVII века: в Милане и Вероне 1630 года; во Флоренции 1630—1631 годов; в Венеции 1631 года; в Ге - нуе в 1656 года и даже в Лондоне 1664 года выглядят гораздо более тя­желыми, чем катастрофы предшествовавшего столетия. Испытания, выпавшие на долю городов во второй половине XVI века, представ­ляются несколько менее драматичными. Сразу приходят на ум объяс - нения этому: повышение влажности и похолодание, установление не­посредственных связей между Италией и Востоком. Но почему тогда и на Востоке усугубляется ущерб, наносимый чумой?

Города в XVI веке страдают не только от чумы. Они подвергаются на­шествию венерических болезней, «потовой горячки», гриппа, дизентерии и тифа. Эти недуги не щадили действующие армии, своего рода передвиж­ные города, еще более уязвимые для болезней. Во время войны в Венгрии (1593 — 1607 годов) некое подобие тифа, так называемая ungarische Krankheit **295 истребляет немецких солдат, в то время как туркам и венграм она не страшна; болезнь распространяется по Европе вплоть до Англии. Городская среда идеально подходит для передачи заразных забо­леваний: можно проследить, как в 1588 году грипп, охвативший Венецию, где он уложил в постель все население, включая полный состав Большого

Что во время чумы все, кто может, покидают город, закрывая свои дома

или оставляя в них слугу или служанку. Милосердного Капуцина.

Венгерская болезнь (нем.).

Совета — чего не бывало во время чумы, — перекинулся на Милан, во Францию, в Каталонию, а затем — одним скачком в Америку ...

Частые эпидемии внесли свой вклад в нестабильность городской жизни, характеризовавшейся «социальным истреблением» бедняков, которое прекратилось в лучшем случае в XVIII.

Неизбежность иммиграции

Другая особенность городов заключалась в том, что необходимый уровень численности наемных рабочих мог в них поддерживаться, а тем более увеличиваться за счет притока рабочей силы со стороны. Преимуществом и обязанностью города, наряду с поглощением потока вечных иммигрантов с гор, берущихся за любую работу, было при - влечение для своих нужд множества оборванцев и авантюристов со всех сторон. Рагуза черпала рабочую силу в соседних горах. В регистрах Diversa de Foris можно обнаружить бесчисленные копии договоров с подмастерьями, нанимавшимися для работы на дому на один, два, три года, на семь лет и в 1550 году получавших в среднем ежегодное жало - вание в три золотых дуката, часто выплачивавшееся по истечении сро­ка контракта. Такой famulus** обязуется служить своему хозяину in par- tibus Turcicorum***; тот в свою очередь обещает обеспечить его едой и одеждой, а также обучить своему ремеслу297 или выплатить вознаграж­дение золотом по истечении пяти, восьми или десяти лет с момента за­ключения контракта29 ... Хотя в текстах об этом не говорится, сколько же было среди них, наряду с местными жителями, крестьянских детей с принадлежащих Рагузе территорий и даже морлахов, находившихся в зависимости от турок?

В Марселе наиболее распространенным типом переселенцев был корсиканец, особенно Capocorsino . В Севилье армию наемных ра­бочих (если не считать желающих отправиться «в Индию», прибы - вающих отовсюду) постоянно пополняли мориски. Они прибывали из Андалусии и рассеивались по большому городу, так что в конце столе - тия власти стали опасаться волнений уже не в горах, а в самой Севилье,

Канцелярии торговли. Прислужник.

В краях турок, т. е. за границей. Выходец с мыса Корсо.

особенно в связи с высадкой англичан299. 3 Алжире вновь прибывв ели были христиане, пополнявшие ряды корсаров и пленных; это беженцы из Андалусии или Арагона (перебравшиеся сюда в конце XV — начале XVI века), ремесленники и лавочники, имя которых сохранилось в на - звании современного квартала Тагаренов30 ; и кроме того, многочис­ленные берберы с соседних гор Кабилии, которые в свое время уже со - ставили основную часть населения. В описании Аэдо это жалкие бедня - ки, возделывающие сады для богачей и мечтающие получить место сол­дата в ополчении: только в этом случае они смогут утолить свой голод... Несмотря на предупредительные меры, принимаемые государством, и цеховую подозрительность, во всей Османской империи не было горо - да, куда не устремлялся бы нескончаемый поток иммигрантов из обни­щавших или перенаселенных деревень. «Эта нелегальное и доведенная до крайности рабочая сила представляет собой источник дополнитель - ных доходов для богачей, которые задешево приобретают работников для своих домов, садов и конюшен...» Эти несчастные составляют кон - куренцию даже рабскому труду . В Лиссабоне, куда стекается множество людей, хуже всего положение черных рабов. В 1633 году при общей чис­ленности населения около 100 тыс. их насчитывалось более 15 тыс.; на праздник Nuestra Senora de las Nieves, Богоматери Снежной, все они выходили на улицы города в набедренных повязках и цветастых одеж - дах. «Они очень стройны и имеют более красивое тело, чем белые, за - мечает один капуцин , — так что голый негр выглядит лучше, чем одетый белый...»

В Венецию иммигранты прибывали из соседних городов (немного затянутый рассказ Корнелио Франджипане, писателя середины XVI века30, посвящен тому, как горько чувствовать себя здесь чужаком, прозябать в безвестности) и с ближних полей и гор (Тициан был родом из Ка - доре). Если жители Фриули — Furlani — пригодны для дома и для тя­желой работы, а также для сельского труда за городом, то беспутный люд, который тоже попадался, целиком или почти целиком стягивается сюда из Романьи или из Марке, как говорится в одном донесении в мае 1587 года304: Tutti li homeni di mala qualita, о la maggior parte di loro ehe capita in questa citta sono Romagnoli e Marchiani. Эти нежеланные и, как правило, нелегальные пришельцы проникали в город ночью, преодо­левая обычные препятствия с помощью какого -нибудь barcaruol ,

Лодочника.

который не мог преградить путь в свою лодку людям, часто вооружен - ным колесной* аркебузой, и волей-неволей должен был везти их в Джу- декку, Мурано или на какой-то другой остров. Пресекая эти посеще - ния, можно было бы сократить преступность, но для этого требовалось организовать постоянную слежку и держать соглядатаев на месте.

Венеция собирала свою дань и на подвластных ей территориях, и в соседних регионах: они поставляли скорых на расправу албанцев, из - вестных своей лютой ревностью; греков, достойных купцов «греческой нации»305, или бедолаг, которые выставляют на продажу своих жен и дочерей, чтобы преодолеть первые трудности, сопряженные с переез­дом, а затем привыкают к этой легкой жизни ; морлахов из динарий- ских Альп: Славонская набережная была не только пунктом отправле - ния... В конце столетия Венеция, как никогда раньше, проникается вос - точным колоритом благодаря притоку сюда персов, армян307 и турок, которые во второй половине XVI века находили себе пристанище во флигеле дворца Маркантонио Барбаро308, пока в XVII веке не было учреждено fontico dei Turchi**. В Венеции останавливались также на более или менее длительное время еврейские семьи португальского происхождения, которые отправлялись из Северной Европы (из Флан - дрии или из Гамбурга) на Восток30 . К тому же Венеция давала приют изгнанникам, а впоследствии и их потомкам. Так, в 1574 году здесь еще жили наследники великого Скандербега: «Их род продолжает свое су -

310

ществование... в пристойных условиях» .

Эти необходимые для города иммигранты не обязательно являют - ся представителями тяжелого или неквалифицированного труда. Часто они приносили с собой новые технические приемы, не менее важные для развития города, чем их собственные персоны. Евреи, которые ста - новились беженцами по религиозным соображениям, а не из бедности, сыграли исключительную роль в распространении этих технических новшеств. Занимаясь после изгнания из Испании торговлей вразнос в Салониках и в Константинополе, они постепенно довели ее обороты до такого уровня, что смогли успешно конкурировать с рагузанцами, армянами и венецианцами. Они внедрили в двух великих метрополиях Востока книгопечатание, промышленное производство шерстяных и шелковых тканей311 и даже, если поверить некоторым слухам, секрет

De roda.

Турецкое подворье.

изготовления лафетов для полевых пушек3 — это были ценные дары! Несколько евреев, изгнанных из Анконы по приказу Павла IV, достиг­ли относительного благосостояния в турецком порту Валона313.

Были и другие иммигранты высокого ранга, например, странст - вующие художники, которых привлекали растущие города, зате- вающие новое строительство. Или купцы, особенно итальянские купцы и банкиры, которые вдохнули жизнь и даже создали Лиссабон, Севи­лью, Медину дель Кампо, Лион и Антверпен... Для строительства городского мира требуется самый разный человеческий материал, в том числе и богачи. Г ород привлекает их, так же как и неимущих, хотя и по другим причинам. При обсуждении сложнейшей проблемы inurbamento 314, вызывающей у историков столько споров, нужно учи­тывать, что в близлежащий город переселялись не только бедные соп- tadini , но и феодалы, богатые земельные собственники. Масса ма­териала для сравнения содержится в замечательных работах бразиль­ского историка и социолога Жилберту Фрейри. Первые города Бразилии в конце концов стали притягивать к себе фазендерос и их резиденции. Началось всеобщее переселение в город. То же самое в Средиземно­морье: казалось, что город поглощает и аристократов, и их замки. Бан- делло рассказывает нам об одном сиенском синьоре, у которого был за­мок в Маремме и дворец в Сиене с полупустым первым этажом и парад­ными комнатами, где шелк начинает свое триумфальное шествие.

Эти дворцы — великие свидетели той главы истории, которая предшествовала новому исходу богачей из городов, их возвращению в поля, сады и виноградники, этого стремления «буржуа» к природе,

oic      о i /г      oi о

столь заметного в Венеции , Рагузе , Флоренции , Севилье и до­вольно распространенного в XVI веке. Это иммиграция сезонная: сень­ор, который построил в городе дворец, отныне является горожанином, даже если он часто навещает свой загородный дом. Последний являет­ся лишь предметом роскоши и зачастую данью моде. «Флорентийцы, — пишет в 1530 году венецианкий посол Фоскари, — ездят по всему све­ту; заработав 20 тыс. дукатов, они тратят половину из них на строитель­ство palazzo за пределами города. Следуя этой моде, каждый подра­жает своему соседу... и они настроили столько загородных роскошных

Перетекание населения в города.

Крестьяне.

Дворца.

дворцов, что из них можно было бы составить вторую Флоренцию»319. Говоря о Севилье, novelas XVI и XVII веков часто упоминают за­городные виллы и устраиваемые на них пышные праздники. На них похожи и quintas * вокруг Лиссабона, с парками и ручьями32 . Разуме­ется, эти увлечения и капризы моды могут уступать место более веским мотивам и решениям, имеющим далеко идущие последствия. Приме - нительно к Венеции XVII и еще больше XVIII веков нужно говорить о возрождении интереса богатых горожан к земельной собственности. Прекраснейшие дворцы Венеции во времена Гольдони пребывают в запустении, и вся ее роскошь сосредоточивается в виллах по берегам Бренты. Летом в городе остаются только бедняки, а богачи отправ - ляются в свои владения. Всякий раз когда речь заходит о богачах, не стоит сводить все к моде и капризам. Виллы, загородные дома, где собственник живет бок о бок со своими батраками, бастиды, как их на - зывают в Провансе, были приметами социального наступления город - ского капитала на землю. Жертвой этого могучего движения станови - лись плодородные крестьянские поля. Мы находим бесспорное под­тверждение этому в Рагузе, канцелярские реестры которой сохранили для нас массу договоров с мелкими землевладельцами, а также в Ланге - доке, Провансе. В этом можно убедиться воочию с помощью прилагае - мой к диссертации Робера Ливе карты провансальской коммуны, рас­положенной на берегу реки Дюранс. Территория деревни Ронье уже в XV веке и тем более позднее была усеяна бастидами, окруженными земельными участками внушительных размеров; в XVI веке они при­надлежали forains*** , т. е. их хозяева не жили постоянно в Бронье. В большинстве своем это экцы, т. е. богатые жители Экса321.

Таким образом, во взаимоотношениях между городом и деревней были свои приливы и отливы. В XVI и XVII веках еще продолжается приток сельского населения в города, причем в этот процесс вовлечены и богатые. Милан в это время становится городом господ и меняет свой облик. В этот же период собственники'чифтликов в Турции покидают

Q99

свои села и своих крепостных и переселяются в соседние город а . Множество испанских сеньоров в конце XVI века также оставляют свои

Повести.

Загородные дома.

Rognes. Приезжим.

деревенские владения, чтобы обосноваться а кастильских городах, особен­но в Мадриде32 . Изменению климата царствования Филиппа III по срав­нению с эпохой Филиппа II, наряду со многими другими причинами, спо­собствовало это переселение испанской знати в города, где до тех пор она была только гостьей. Не в этом ли заключено объяснение так называемой реакции, наступившей во времена преемника Мудрого Монарха?

Городские политические кризисы

Все эти трудности, с которыми города сталкивались в своей повсе - дневной жизни, не имели ничего общего с драматическими перипетиями политических конфликтов, в которые время от времени погружал их без­жалостный век. Не станем, однако, чрезмерно преувеличивать значение этих волнующих страниц истории. Прежде всего, мы не должны испы - тывать по отношению к ним те же чувства, судить о них с позиции палача или жертвы, с той же пристрастностью, с какой пизанцы судят о Флорен­ции; нам следует разобраться в сущности событий, которые, как нам ка­жется, потрясают города до основания. Ведь государство устанавливает свои порядки, но города продолжают жить той же размеренной жизнью, которую они вели до кризиса, и сохраняют свое значение.

В летописи политической истории занесено бесчисленное множест - во городских катастроф. Они ломали не только привычный уклад жиз - ни, местные предрассудки и институты власти; под угрозой находились экономические основания, созидательные способности и само благосос­тояние городских общин. Но на гибель было обречено то, что оказыва­лось нежизнеспособным; противоречия часто разрешались мирным пу - тем, без драматических сцен, и в недрах смуты вызревали совершенно новые, хотя подчас горькие плоды.

Первые признаки грядущих бурь появляются уже в начале XV ве­ка, во всяком случае в Италии, которая и в этом отношении обогнала другие страны. Потребовалось всего несколько лет, чтобы Верона подчинилась венецианцам в апреле 1404 года324; в 1405 году Пиза стала добычей флорентийцев32 ; в ноябре 1406 года венецианцам покорилась также Падуя326, а затем, в 1426 году Брешия и в 1427 году Бергамо, рас­положенные на границе миланских владений и ставшие с этих пор на - дежными форпостами венецианской Терра Фермы на западе327.

Прошли годы; внутренние раздоры, неутихающие распри и сопря - женные с ними экономические неурядицы подорвали могущество даже

Генуи. За 40 лет с 1413 по 1453 год она пережила 14 переворотов328. Лакомой добычей завладел сначала французский король в 1458 году; затем семейство Сфорца в 1464 году; правда, Генуя избавляется от но - вых хозяев, затем призывает их повторно: сперва Сфорца, потом фран- цузского короля. Однако она утрачивает свои колониальные владения на Черном море. Наконец, Генуя лишается Ливорно у себя под носом. Невзирая на все эти напасти329, чудом ей удалось выстоять. При Франциске I она перешла было под опеку Франции, но Андреа Дориа порвал с ней и заключил союз с испанцами в 1528 году; в конце концов утвердилось оли­гархическое государственное устройство33 . Но до тех пор генуэзцы твердо стояли на страже своих владений и даже зарились на чужие. В 1523 году ге­нуэзское ополчение заняло Савону; в 1525—1526 годах331 захватчики учи­нили в ней расправу, разрушили волнорез, засыпали гавань, а затем, после попытки восстания горожан, которые готовы были переметнуть - ся даже к туркам332, в 1528 году снесли городские башни и собирались построить цитадель33 . Но к этому времени уже случилось несколько гораздо более серьезных катастроф. Непоправимым бедствием было падение Константинополя в 1453 году, символичное во многих отноше - ниях; в 1472 году Барселона сдалась войскам Иоанна II Арагонского; в 1480 году французский король без пролития крови стал законным го­сударем Прованса и Марселя; в 1490 году пала Гранада. Эти трудные годы предвещали упадок городов-государств, которые были слишком слабыми, чтобы уцелеть в борьбе против могущественных держав. Судьбы мира находились отныне в руках этих последних. В начале века одни города поглощали другие и расширяли свои территории: Вене - ция упрочила свои владения на суше, так называемую Терра Ферму, Милан подчинил себе окрестные земли, Флоренция овладела почти всей Тосканой. Но теперь сила была на стороне турок, арагонцев, фран­цузского короля и государей соединенных Арагона и Кастилии.

Наблюдались, конечно, вспышки городского сопротивления, хотя и кратковременные: Пиза, завоеванная* в 1406 году Флоренцией, осво - бодилась в 1494-м, а в 1509 году снова подчинилась своей сопернице; после этого начался массовый отъезд ее жителей в Сардинию, Сицилию и в другие места33 . Кое-где вспыхивают новые очаги борьбы: в 1521 году в Вилаларе перед властью склоняются гордые и могущественные города Кастилии... В 1540 году наступает очередь Перуджи, которая вынуждена

уступить главе Церкви в ходе бесславной Suerra del Sale , преследовав­шей фискальные цели335 ... В это же время, около 1573 года, города Не­аполитанского королевства лишаются своих последних вольностей просто в силу катастрофического роста их долгов336. Город Аквила в Абруцци был обескровлен, во всяком случае после того, как Филиберт Шалонский в 1529 году разорил его прекрасные castelli** и заставы на

ОО-О      ООО

40 миль вокруг . В начале XVII века Алонсо де Контрерас , комендант испанского гарнизона, состоявшего из горстки солдат, грубо пре- тесняет здешних старейшин. Эти отголоски споров за первенство были, если угодно, последними искрами того пожара, который полыхал на протяжении двухсот лет.

Кто же стал жертвой этого продолжительного кризиса? Средневе­ковый город, хозяин своей судьбы, мирно раскинувшийся в окружении парков, садов, виноградников, колосящихся полей, морских гаваней и больших дорог. Но, как и другие ушедшие в небытие пейзажи и реалии прошлого, он оставил после себя удивительное наследство. Венециан­ская Терра Ферма сохранила признаки федерации городов, имеющих свои права и привилегии и наполовину обособленных. То же самое мы замечаем и в Лукке, которую мы можем видеть глазами Монтеня, толь­ко не станем слишком иронизировать по поводу военной бдительности маленькой республики. Но еще лучше остановить свое внимание на Ра- гузе. В разгар XVI века она была полным подобием Венеции за 300 лет до этого, одним из тех городов-государств, которые в свое время во множестве украшали торговые берега Италии. Старинные городские учреждения сохранились здесь в первозданном виде, и драгоценные документы из их архивов по сей день пребывают в совершенном поряд­ке. Историки жалуются, что они никогда не могут отыскать в положен­ном месте те или иные бумаги XVI века и справедливо возлагают вину за это на пожары, разрушения, небрежных чиновников и расхитите - лей. Но еще в большей степени следовало бы обвинять новые порядки, воцарившиеся на месте прежних вместе с пришедшими на смену город­ским властям территориальными, и многочисленные организационные перестройки, породившие весь этот кавардак. Мнительные города-го­сударства с их педантичным мелочным учетом ушли в прошлое, а территориальные государства еще не успели заполнить эту пустоту.

Соляной войны.

Замки.

Исключением, быть может, была Тоскана, где «просвещенный деспо­тизм» Медичи способствовал ускорению перехода. Но в Рагузе, где все оставалось без изменений, архивы Дворца ректоров выстроились на удивление в образцовом порядке: судебные дела, регистры аттестатов, акты о правах собственности, дипломатическая корреспонденция, до­говоры морского страхования, копии векселей... Это настоящий кла­дезь богатейших сведений о жизни Средиземного моря в XVI веке, тем более что грузовые корабли Рагузы бороздили его вдоль и поперек, плавая и в исламских, и в христианских водах, от Черного моря до Г еркулесовых столбов и за их пределами.

Однако какая действительность скрывалась за этим пышным фаса­дом? Рагуза была вынуждена платить дань туркам. Только такой ценой она могла спасти свои торговые представительства, рассеянные по всем Балканам, свои богатства и совершенный механизм своих учрежде­ний... Оставаясь нейтральной, она использовала шаткое равновесие сил, сохранявшееся на протяжении столетия.

Впрочем, для сохранения нейтралитета требовалось проявлять чу­деса ловкости и героизма: если нужно, рагузанцы могли грудью встать на защиту родного города, сражаться за его независимость и возносить молитвы вместе с Римом и со всем христианством — кто же был более ревностным католиком, чем они? Хозяин рагузанского судна, захвачен­ного алжирцами без всякого на то основания, поднимает такой шум, что в один прекрасный день они бросают его в воду с камнем на шее339. Не всегда и не везде полезно быть нейтральным.

Не подлежит сомнению декоративный характер автономии Лукки, находившейся почти в явном подчинении у испанцев из герцогства Миланского. Это единственный город в Италии, чистосердечно при­знает Сервантес, где любят испанцев340. Но исключения подтверждают правило. Из продолжительного политического кризиса XV и XVI ве­ков города не могли выйти без потерь. Они испытали на себе удары сти­хии и были вынуждены как-то противостоять им. Для одних, как, на­пример, для Генуи, это означало идти на уступки, изменять, вступать в переговоры, лишаться всего и снова возрождаться, впадать в отчая­ние или продавать подороже свою свободу; для других — сражаться, как Флоренция, бросившаяся в схватку с отвагой и безрассудством, или как Венеция, которая удерживала свои позиции со сверхчеловеческим напряжением. Но приспосабливаться должны были все — такова была цена выживания.

Преимущество финансовых центров

Заново утверждающиеся государства не могли все вместить и пере - варить. Их громоздкий механизм плохо отвечал новым задачам, превы - шающим человеческие силы. Экономика, которая в нашей школьной классификации называется территориальной, была не в состоянии по - давить так называемую городскую экономику. Города по -прежнему играли роль движущей силы. И державы, которые включили их в свой состав, были вынуждены терпеть их и считаться с ними. Этот союз был тем более естественным, что даже независимые города нуждались в опоре и в пространстве территориальных государств.

Ресурсов всей Тосканы недостаточно, чтобы содержать богатейшую Флоренцию Медичи. Здесь производится только треть зерна, доста - точного для ее годового потребления. Подмастерья приходят в лавки Arte delia Lana* с холмов Тосканы, но также и из Генуи, Болоньи, Перуджи, Феррары, Фаэнцы и Мантуи341. До 1581—1585 годов инве­стиции флорентийского капитала (le accomandite) размещаются на территории всей Европы и даже на Востоке342; колонии флорентий­ских купцов наличествуют во всех важнейших центрах; их влияние на Иберийском полуострове было куда значительнее, чем обычно пола­гают; в Лионе они главенствуют, и даже в Венеции в начале XVII века они занимают ключевые позиции . Со времени вступления на престол великого герцога Фердинанда (1576 год) активизируется поиск новых рын­ков. Довольно любопытны походы галер из Сан Стефано и сотрудничество с голландцами на предмет освоения Бразилии или Индии344.

Крупные города XVI века, пристанище предприимчивого и агрес­сивного капитализма, готовы вовлечь в свою орбиту и использовать це - лый мир. Интересы Венеции не исчерпываются только Терра Фермой или побережьями и островами, входящими в ее империю, из которых она выжимает все соки. Она черпает жизненные силы также из огром­ной турецкой державы, как плющ живет за счет дерева, вокруг которо - го он обвивается.

Генуя тоже не в состоянии обеспечивать свою безбедную жизнь за счет скудных прибрежных территорий на западе и в Леванте или на Корсике, которая была ценным, но хлопотным приобретением... Дра - матизм событий XV и XVI веков заключается не только в выпавших

Цеха шерстяников.

16 - 5039

на долю города политических испытаниях, которые на поверку оказы­ваются результатом более глубоких причин. Драма, переживаемая Ге - нуей, состояла в утрате империи и в попытке создания на ее месте но - вой. Но эта новая империя ничем не походила на прежнюю.

Первая империя Генуи включала в себя, в основном, торговые ко­лонии. Оставим пока в стороне идеи В. Зомбарта относительно аграрной и феодальной экспансии итальянских городов в Средние ве - ка, приводившей к созданию крупных земельных владений, что, без со - мнения, справедливо по отношении к Сирии, Криту, Кипру и острову Хиос, где генуэзцы продержались до 1556 года. Но главное богатство Генуи заключалось в колониях, основанных ею далеко от Константино - поля, на границах Византийской империи, в Каффе, Тане, Солдайе и Трапезунде... Это были торговые фактории. Нечто подобное — свое­образную цитадель торговли — семейство Ломеллини организовало на североафриканском берегу, в Табарке, откуда Генуя еще в XVI веке благодаря сбору кораллов извлекала баснословные барыши.

Вторая Генуэзская империя была обращена лицом на Запад, ее опорой служили очень древние форпосты во владениях Милана, Вене - ции, Неаполя, старинные и влиятельные торговые колонии, для сохране­ния которых было достаточно поддерживать с ними связь... В 1561 году в Мессине на долю выходцев из Генуи приходилась значительная часть торговли зерном, шелком и пряностями. Согласно одному консульско - му документу ее официальный объем составлял 240 тыс. скудо в год345. Десятки таких колоний были рассеяны по всему Средиземноморью.

Но основы империи, с помощью которой Генуя могла возместить потери, понесенные ею в конце XV века на Востоке, закладывались на территории Испании, в Севилье, Лиссабоне, Медине дель Кампо, Валь - ядолиде, Антверпене, Америке... В Севилье ее учредительным доку - ментом стало соглашение 1493 года, подписанное Генуей и Католиче-

346

скими королями ; в нем закреплялось право генуэзских колоний из - бирать консула из своей среды, consulem subditorum suorum , и сменять его по своему усмотрению... Эти западные колонии, которые начали оказывать столь глубокое и сильное влияние на финансовые дела Испа­нии как раз накануне ее грандиозных американских завоеваний, состояли из переселенцев особого рода — это были колонии банкиров.

Консула из числа ее подданных.

Генуя компенсировала свою торговую катастрофу на Востоке финансо - вой победой на Западе.

Именно благодаря умелому ведению cambios генуэзцы организо­вали торговлю с Америкой через Севилью; завладели вскоре важней - шими монополиями на соль и шерсть, а во второй половине столетия даже взяли под контроль правительство Филиппа II... Было ли это по­бедой Генуи? И да, и нет. Эта денежная империя после 1579 года, с ос - нованием Пьячентинских ярмарок, раскинувшая свои сети на всем пространстве западного мира, как в более поздние времена лондонская биржа, — эта империя принадлежала крупным патрицианским фами - лиям, Nobili Vecchi , а не городу, власть в котором они прочно удержи - вали с 1528 года и который не мог изменить своей печальной участи, не­смотря на появление новой аристократии, народные волнения и благо­приятное стечение обстоятельств в 1575 году. Небывалая эксплуатация всего света финансовой аристократией стала самым великим и риско - ванным предприятием города в XVI веке. Жизнь Генуи в это время на­поминала сказку. У нее уже не было собственного флота, по крайней мере достаточно многочисленного флота, но в нужное время появляют - ся корабли из Рагузы, потом марсельские барки. Генуя лишается своих колоний на Черном море, а затем, в 1566 году, острова Хиос, центра торговых операций в Леванте. Но судя по реестру caratti del mare с 1550 по 1560 годы, сюда и теперь, как в XIII и XIV веках347, прибывает и шелк из Средней Азии, и белый воск из России и «Хазарии». Турки не соглашаются больше на вывоз хлеба, но при случае генуэзцам дово - дится есть турецкий хлеб... В XVII веке происходит свертывание эконо­мики, но Генуя остается могущественной, агрессивной и в 1608 году объ­являет себя портом свободной торговли34 . Такие чудеса творят деньги, в которых вообще заключено некоторое волшебство. Все блага текут рекой в этот город богачей. Достаточно приобрести несколько каратов рагузского корабля34 , и вот он уже на службе Dominante . Можно вложить немного денег в марсельские банки, и вот уже барки со всего побережья Прованса предлагают свои услуги. Почему бы генуэзцам

Денежных операций.

Старой знати.

*** ****

*** ****

16*

16*

Морских каратов, паев на долевое участие в оснащении корабля. Владычицы.

не получать и некрашеный шелк из глубин Азии? Для этого требуется не так уж много благородного металла.

Начиная с 1570—1580 годов Генуя является центром перераспре - деления американского серебра под контролем финансовой аристокра - тии, семейств Гримальди, Ломеллини, Спинола и многих других. День - ги, которые выходили за порог их великолепных высоких дворцов в Ге - нуе, вкладывались в покупку земли и феодальных владений в Милане, Неаполе, в Montferrato inferiore* (скудная гористая местность вокруг Генуи не могла быть предметом надежных инвестиций), а также в ис - панские, римские и венецианские ренты35 . Можно было бы составить список генуэзских злодеяний в Испании, где народ инстинктивно нена - видел этих гордых купцов, а Филипп II при случае обращался с ними как со слугами и сажал под арест35 . В марксистской историографии35 был составлен подробный отчет о преступлениях торгового капитализ - ма Нюрнберга в Чехии, Саксонии и Силезии; на него возлагают ответ - ственность за экономическое и социальное отставание этих областей, отрезанных от всего мира и имевших к нему доступ только через не­добросовестных посредников. Такие же обвинения можно выдвинуть в отношении генуэзцев в Испании: они помешали развитию местного капитализма, потому что род Мальвенда из Бургоса или Руисы из Ме - дины дель Кампо не идут с ними ни в какое сравнение, а все финансо­вые советники Филиппа II, от Эразо и Гарники до новоиспеченного маркиза Ауньонского с его титулами, пребендами и хитроумием, были марионетками, продажными и подкупленными...

Таким образом, территориальные государства и империи, присое - динявшие к себе все что попадет под руку, оказывались неспособными самостоятельно использовать приобретенные ими богатейшие эконо - мические ресурсы. Это бессилие оставляло лазейку для городов и куп - цов. Именно они наживали огромные состояния, оставаясь в тени но - вых властей. И даже там, где последние могли бы не считаться ни с кем, на своей собственной территории, в отношении со своими подданными они действуют неуверенно и с оглядкой. Вспомним о привилегиях наи - более удачливых городов: во владениях католического короля это Се­вилья и Бургос35 ; в подчинении у Христианнейшего короля — Мар­сель и Лион. Этот список можно продолжать.

Нижнем Монтферрате.

Королевские и имперские города

Итак, нет ничего удивительного в том, что города XVI века, даже вошедшие в состав территориальных государств, разбухают, иногда чрезмерно, от притока людей и богатств на волне благоприятной эко - номической конъюнктуры и в рамках предоставленных им новыми вла - стями возможностей.

Мы могли бы убедиться в этом на примере Мадрида, который позд­но стал столицей, заменив в 1560 году Вальядолид и снова неохотно ус - тупив ему первое место в период с 1601 по 1606 год. Но звездный час Мадрида наступил только во времена щедрого и полнокровного царст - вования Филиппа IV (1621 —1665). Мы могли бы обратиться также к примеру Рима, подробно освещенному в вышедшей недавно замеча - тельной книге35 , но о Риме нужно вести особый разговор. Неаполь и Стамбул, безусловно, являются более типичными образчиками горо - дов, которые заключили союз с дьяволом, т. е. с территориальным госу­дарством. Заметим, что этот союз был заключен в обоих случаях очень рано: Неаполем — в момент образования Reame и, без сомнения, в эпоху реформаторского царствования Фридриха II (1197—1250)355, первого известного Западу «просвещенного монарха»; а Стамбулом — в 1453 году, когда на карте Европы не было еще ни сильной Тюдоровской Англии, ни Франции, залатанной Людовиком XI, ни взрывчатой Испании Като­лических королей. Османская империя была первой территориальной державой, продемонстрировавшей свою силу и — в некотором смысле по­сле разорения Отранто в 1470 году — положившей начало Итальянским войнам за 14 лет до Карла VIII. Наконец, Неаполь и Константинополь бы­ли двумя самыми многонаселенными городами Средиземноморья, настоя­щими урбанистическими монстрами, паразитами высшего ранга. Возвы­шение Лондона и Парижа началось гораздо позже.

Городской капитал был паразитическим, потому что не только слу - жил государству, но и жил за счет денег и средств, сконцентрирован­ных в руках власти. И только такой сумасброд, как Сикст V, мог выра­зить пожелание, чтобы Рим, дошедший до предела в своем паразитиз - ме, стал городом-тружеником356. Нужно ли доказывать, что в этом не было необходимости? В XVII веке Рим продолжает вести праздный образ жизни и увеличивать численность своего населения, не имея,

Королевства.

«357

в сущности, никаких на то основании , что, впрочем, отнюдь не за­ставляет его заняться неблагодарным производительным трудом.

Неаполь в христианском мире не имел себе равных. Численность его населения — 280 тыс. чел. в 1595 году — в 2 раза превышала число жителей Венеции, в 3 раза — число римлян, в 4 раза — флорентийцев, и в 9 раз — марсельцев358. К нему тяготеет вся Южная Италия, здесь со­бираются ее толстосумы, часто необыкновенно богатые люди, и бедня­ки, опустившиеся на самое дно. Избыточностью населения Неаполя объясняется такое развитие производства предметов роскоши. Эта не­аполитанская продукция XVI века немного напоминает ассортимент подобных изделий в современном Париже: кружева, шнурки, безде­лушки, позументы, шелковые материи, легкие ткани (тафта), шелковые банты и кокарды всех цветов, тонкое полотно.-.. Они встречаются в изо­билии даже в Кёльне359. Венецианцы утверждают, что 4/5 рабочей силы Неаполя живет за счет шелкоделия; известно, что слава Arte di Santa Lu­cia* гремела в самых отдаленных краях. Рулоны шелковой ткани под названием Сайта Лючия продавались даже во Флоренции. В 1624 году угроза принятия в Испании законов против роскоши, которые постави­ли бы под удар неаполитанский экспорт шелка и шелковых изделий, могла причинить казне ежегодный ущерб в 335220 дукатов360. Но оста­ется много других отраслей ремесла, которые имеются в наличии и мо­гут получить здесь новое развитие благодаря огромному рынку избы­точной рабочей силы.

В город стекаются крестьяне из всех провинций обширного коро­левства, покрытого горами и пастбищами. Они нанимаются на работу в цехи шерстянников и шелкоделов; на городские общественные ра­боты, начало которым было положено в эпоху Пьетро ди Толедо и ко­торые продолжались намного позже (в том числе и после 1594 года)361; на службу в знатные дома, поскольку у аристократов вошло в моду жить в городе со всей доступной им роскошью; в крайнем случае можно было поступить в одно из многочисленных церковных заведений, распола­гавших армией прислужников и нищих. Перебираясь на новые места, доступные «в любое время года»362, крестьяне одновременно освобож­дались от феодальных повинностей, которые были довольно тяжелыми независимо от того, являлся ли их господин наследственным обладате­лем земель и титулов или приобрел их, как это делали некоторые купцы,

Цеха святой Лючии.

особенно генуэзские, поскольку этот товар всегда был в продаже. Пого­ворка «Г ородской воздух делает свободным» не означает, что он делает также счастливым или сытым. Итак, Неаполь не перестает расти. «За 30 лет, — говорится в одном сообщении 1594 года36 , — в нем прибави­лось много домов и жителей, он увеличился на 2 мили по окружности, и его новые кварталы заполнились зданиями, почти не уступающими античным». Но уже в 1561 году предметом спекулятивных сделок ста - ли свободные участки земли по обеим сторонам новой стены, прохо - дившей от ворот Сан Джованни а Карбонара до Сант'Эльмо близ сада князя Алифе364.

Неизбежно вставала проблема снабжения продовольствием этого огромного скопища народа, которая постоянно вызывала озабочен­ность властей. Сам вице-король следит за выполнением этой функции, издревле находившейся в чисто городской компетенции, через посред - ство префекта Анноны, назначаемого им с начала 50 -х годов XVI века (это был настоящий министр продовольствия, занимавшийся закупкой, хранением, продажей зерна пекарям, а также растительного масла уличным разносчикам)365. Сам по себе город уже не справлялся с этой обременительной обязанностью. В одном заслуживающем доверия доку­менте 1607 года указывается, что Неаполь тратил не менее 45 тыс. дукатов в месяц, в то время как его доходы не достигали и 25 тыс. 366. Продажа хлеба и растительного масла часто приносила только убыток. Разница покрывается за счет заимствований, но, к сожалению, нам неизвестно, на каких условиях. Загадка существования Неаполя отчасти кроется в этом дефиците, который составлял в 1546 году 3 млн. и в 1607 — 8 млн. дукатов36 . Возмещалась ли эта разница в общем бюджете коро­левства (который годами не могли свести без убытка)? Или она уравно - вешивалась достоинствами в ту пору еще простых и здоровых способов ведения хозяйства? Или приходом судов с севера36 , которые оживляли экономику Неаполя и облегчали его повседневную жизнь, доставляя северный хлеб и рыбу? Тем не менее на очереди всегда стояли такие насущные заботы, как снабжение города питьевой водой (с 1560 года водами реки Формале)3 , поддержание чистоты на улицах и организа­ция движения судов в порту. Мол, защищавший стоявшие на якоре корабли, в конце столетия был настолько завален мусором, сбросами сточных вод, землей, которую сваливали сюда строители частных домов и общественных зданий, что в 1597 году нужно было серьезно думать уже не о его очистке, а о замене его новым волнорезом37 . По правде говоря,

если речь заходит об огромном Неаполе, всякий раз приходится пора - жаться его аппетитам: в год он потребляет 40 тыс. сальм хлеба из Апу - лии, не считая других продуктов питания, и в 1625 году, как полагают, ввозит 30 тыс. кантаров сахара (т. е. 1500 т) и 10 тыс. кантаров меда, за - тем реэкспортируя его в большом количестве в виде siropate, paste е al- tre cose di zucaro , но бедным они наверняка не достаются371.

Этот жизненный уклад для нас не очень понятен. Мы знаем, что ис -

панские власти хотели бы остановить рост огромного города 0'% но они ни разу не решились принять действенные меры: да и разумно ли было, в конце концов, закрыть этот «аварийный клапан», выпускающий пар из постоянно кипящего котла громадного Королевства373? Итак, Не­аполю суждено было оставаться перенаселенным и небезопасным горо - дом. Здесь всегда царит беспорядок, а по ночам правят бал самые сильные и ловкие. Без сомнения, даже если сделать скидку на бахвальство испан­ских солдат, которые охотно дают волю своему перу , это самый удиви­тельный и самый грандиозно-плутовской из всех городов на свете. Ко­нечно, неаполитанцы не были такими бездельниками, которыми их уже тогда выставляла злая молва, но подобная дурная слава тоже была отчасти заслужена. Однажды властям пришлось объявить облаву на бродяг, навод­нивших город37, в другой раз — вступить в борьбу с их шайками, которые во множестве готовили новые кадры для пополнения рядов lazzaroni 3 .

Размеры Неаполя соответствуют масштабу Южной Италии, Коро - левства; Стамбул является образом и подобием грандиозной Турецкой империи, утвердившейся за столь короткий срок; с этапами ее разви - тия был сопряжен и рост города в целом: 80 тыс. жителей он насчиты - вал через 25 лет после завоевания, в 1478 году; 400 тыс. между 1520 и 1535 годами; 700 тыс., по утверждению западных авторов, в конце столетия37 . Этот рост предвосхищает судьбу Лондона и Парижа в XVIII веке, когда их особый столичный статус и престиж порождал все - возможные экономические несообразности, и в первую очередь позволял делать траты, не считаясь с собственными средствами. Впрочем, как Лон­дон и Париж, и по тем же самым причинам, Стамбул не переживает ни - какого упадка в XVII и XVIII веках и, наоборот, продолжает расти.

Стамбул — это не просто город, а мегаполис, урбанистический монстр. В силу своего местоположения он делится на части, и в этом

Фруктов в сиропе, пирожных и других сладостей.

Оборванцев.

заключаются источники его величия и е:о трудностей. Прежде всего, разумеется, его величия. Невозможно было бы представить себе ни Константинополь, ни Стамбул, ставший его наследником, без Босфора и Золотого Рога — единственной надежной бухты от Мраморного моря, подверженного частым штормам, до Черного, которое пользуется заслуженной репутацией «чихательного». Но пространство города раздроблено рядом водных артерий, чересчур широких морских кори - доров. Целая армия моряков и паромщиков обслуживает тысячи ло - док, каиков, перамов, махоннов, лихтеров и кораблей-фургонов (для перевозки животных из Ускюдара на европейский берег). «В южной части Босфора расположено два богатых поселка паромщиков, Румели Хизар и Бешикташ»378; жители первого из них перевозят пассажиров, а второго — товары. Для этого постоянного изнурительного труда, благодаря которому город образует единое целое, всегда нужны новые кадры. Пьер Лескалопье, приехавший в Константинополь в 1574 году, замечает по этому поводу: «На пармах (перамах, или перевозочных лодках) трудятся христиане (рабы), которые с разрешения своих хозяев зарабатывают себе на выкуп»37 .

Самой главной из трех населенных зон является Константинополь, или Стамбул, или Истанбул. Это город, образующий на плане треуголь - ник между бухтой Золотой Рог и Мраморным морем, а со стороны суши

«      «380

защищенный двойной стеной, «впрочем, не очень надежной» , где «повсюду видно множество развалин»38 . В длину по окружности он достигает 13 — 15 миль38 , в то время как Венеция — только восьми. Но это городское пространство заполнено деревьями, садами, фонтана -

383

ми, журчащими на площадях , «лугами» и парками; здесь насчитыва­ется более 400 мечетей со свинцовыми крышами. Пространство вокруг каждой их них свободно от застройки. И мечеть Сулеймана Великолеп - ного, Сулеймание, с «эспланадой, несколькими медресе, библиотекой, больницей, имаретом, школами и садами, одна занимает целый квартал»384. Наконец, низкие дома теснятся друг к другу, они построены «на турецкий манер» из дерева, из «земляных перегородок» и плохо обожженного кирпича, их фасады «выкрашены в разные цвета: светло­синий, розовый, желтый» . Улицы «узкие, кривые и неровные» , не всегда мощеные и часто ведущие под уклон. По ним двигаются верхом или пешком, но не в каретах. Нередко здесь бывают пожары, которые не щадят даже Сераль. Весной 1564 года за один раз сгорело 7,5 тыс. деревянных лавок388. Внутри этого большого города находится

другой, Безестан, «напоминающий ярмарку Сен-Жермен», по словам Лескалопье, который восхищается его «огромными лестницами из пре - красного камня и роскошными лавками, торгующими галантерейным товаром и хлопковым полотном, расшитым золотом и шелком... И во - обще многими красивыми и приятными вещами»389... Другой район, Атбазар, — это рынок, где торгуют лошадьми39 . Наконец, на южной окраине находится самая пышная часть города, Сераль, застроенная дворцами и беседками, и утопающая в садах. Несомненно, Стамбул по преимуществу город турок, их белые чалмы заметно преобладают: в XVI и XVII веках турки составляли 58 проц. населения. Соответст - венно, здесь жило определенное количество греков, носивших синие тюрбаны, евреев в желтых тюрбанах, а также армян и цыган39 .

На противоположном берегу бухты Золотой Рог, в его южной час - ти, располагается район Галата, занимающий прибрежную полосу меж - ду Арсеналом Касым-Паши, где находится «около 100 арок с каменны - ми сводами, каждая из которых может полностью вместить строящуюся галеру...»392, и расположенным южнее вторым Арсеналом, Топ Хане, «где делают порох и пушки»39 . В гавань Галаты заходят исключительно западные корабли; здесь их встречают евреи-посредники, лавки, пакгаузы, знаменитые питейные дома, где подают вино и арак; позади, на холмах, расположены Виноградники Перы, приютившие резиден­цию французского посла, первого среди западных дипломатов. Это город богатых, «довольно большой, многолюдный, выстроенный на французский манер», он населен купцами, латинянами и греками, причем последние, часто весьма состоятельные, одеваются в турецкое платье, живут в роскошных домах и покупают своим женам шелка и драгоценности... Эти женщины излишне кокетливы, «они приукраши - вают свою внешность с помощью белил и румян и тратят все свои сред - ства на наряды, многочисленные кольца на пальцах и драгоценные камни, правда большей частью фальшивые, вставляемые в головные уборы»394. Взятые вместе Галата и Пера, которые путешественники часто не отличают друг от друга, — «это город величиной с Орлеан»395. Ла­тиняне и греки отнюдь не чувствуют себя здесь хозяевами, но живут и веруют, как им заблагорассудится. В частности, «в этом городе свободно практикуются обряды католической религии, в том числе самобичева­ние во время итальянских процессий, и шествие по улицам, украшен­ным коврами, на праздник тела Христова под присмотром двух-трех

396

янычаров, которым дают несколько аспров» .

Скутари (Ускюдар)397, расположенный на азиатском берегу, обладает всеми признаками третьего города, отличающегося от двух других. Это стамбульская караванная станция, пункт назначения и отправки караванов, движущихся по бесконечным дорогам Азии. О его прибли­жении предупреждают попадающиеся навстречу караван-сараи и ха­ны, а также крупнейший конный базар. Со стороны моря нет ни одной надежной гавани, поэтому товары перегружаются в спешке и в надежде на волю Всевышнего. Будучи турецким городом, Скутари изобилует са­дами и княжескими резиденциями. Здесь находится дворец султана, и всякий раз, как он покидает сераль и фрегат доставляет его на азиат - ский берег «для увеселений»398, перед наблюдателем открывается вну­шительное зрелище.

Для полноты картины к описанию Стамбула следует добавить важ­нейший из его пригородов, Эйюб, расположенный при впадении пре­сноводных рек европейской части в Золотой Рог, а также длинную вереницу греческих, еврейских и турецких поселков, раскинувшихся по обоим берегам Босфора, где живут садовники, рыбаки и моряки и где часто можно встретить летние дома богачей, яли, с цокольными ос­нованиями из камня и первыми этажами и пристройками из дерева; их «многочисленные окна, не забранные решетками»399, смотрят на Бос­фор, где не бывает слишком любопытных соседей. Эти «места, предна­значенные для отдыха и прогулок в саду»400, можно с полным правом сравнить с виллами в окрестностях Флоренции.

В целом это огромная городская конгломерация. В марте 1581 года восемь кораблей, груженных зерном из Египта, обеспечили город хлебом всего на один день401. Судя по перечням 1660—1661 и 1672—1673 годов402, аппетиты Стамбула в это время были не менее ненасытными, чем в пре­дыдущем столетии. Ежедневно город потреблял от 300 до 500 тонн хле­ба, задавая работу своим 133 пекарням (в самом Стамбуле из 84 бу­лочников 12 пекли белый хлеб); ежегодно — около 200 тыс. говяжьих туш, из них 35 тыс. использовались для приготовления соленого или копченого мяса, бастермы; а также (но чтобы поверить своим глазам, нужно перечитать цифры 2 или 3 раза) почти 4 млн. баранов и 3 млн. ягнят (точнее — 3.965.670 и 2.877.400). Сюда нужно добавить бочонки с медом, сахаром, рисом, мешки и бурдюки с сыром, икрой и 12.904 кан- тара, т. е. около 7 тыс. тонн, топленого масла, доставляемого по морю.

Эти цифры, слишком точные, чтобы им полностью доверять, но слиш­ком официальные, чтобы вообще не соответствовать действительности,

свидетельствуют о порядке величин. Разумеется, Стамбул мог без огра - ничений черпать из несметных запасов кладовых империи благодаря системе, установленной придирчивым, властным и «дирижистским» правительством. Центр снабжения продовольствием имеет удобные подъездные пути, уровень цен фиксированный, при необходимости проводятся реквизиции. Установлен твердый порядок разгрузки то - варов в определенных точках причалов стамбульского порта. Напри - мер, черноморское зерно привозят на Ун Капани. Но естественно, не весь торговый обмен идет по официальным каналам. Город благо - даря своим огромным размерам является всеобщим центром притяже - ния. Нам известна роль, которую играли в торговле зерном крупные негоцианты, нанимавшие мелких перевозчиков с Черного моря, а так - же греческих и турецких капитанов из Ени Кея на европейском берегу Босфора или из Топ Хане, служащего продолжением набережных Гала - ты; обладателей огромных состояний, перевозчиков и торговцев, зани - мавшихся в том числе контрабандой зерна на Запад с островов Архипелага403.

Таким образом, в Константинополе употребляются тысячи наименова­ний товаров со всех концов империи и, кроме того, тканей и предметов роскоши с Запада; взамен город не предлагает ничего, или почти ничего, если не считать тюки с шерстью и кипы бараньих, коровьих и воловьих шкур, остающиеся после животных, проходящих через его порт. Эта картина ничем не напоминает деятельность таких крупных экспортных портов, как Александрия, сирийский Триполи и позднее Смирна. Столица пользуется привилегией богачей, на нее работают другие.

В защиту столицы

Не стоит все же безоговорочно продолжать длинный список обви­нений, которые можно выдвинуть против крупнейших городов. По крайней мере, следует сразу же отметить, что их существование имело свой смысл и что историк может вынести оправдательный при - говор этим удивительным инструментам умственного и политического развития. Во-первых, они всегда были рассадниками цивилизации. Во - вторых, от них исходит порядок. Порядка отчаянно не хватало в неко - торых бурно развивающихся регионах Европы: в Германии, где

Эгейского.

ни один город не был в состоянии наладить управление своей огромной территорией; в Италии, разрывающейся между своими многочисленными городскими «полюсами». Города, сформировавшиеся под знаком нацио­нального или имперского единства, в свою очередь, поддерживают это важнейшее единство. Вспомним Лондон и Париж. Разве этого мало?

Для объединения полуостровной Испании недоставало могущест­венной столицы. Замена Вальядолида в 1560 году таким вычурным, прихотливым и «геометрическим» городом, как Мадрид, возможно, не была обусловлена трезвым расчетом. Историк Ж. Гунон-Лубан404 в свое время утверждал, что главная ошибка Филиппа II состояла в том, что он не разместил свою столицу в Лиссабоне, где Мудрый Монарх провел с 1580 по 1583 год и который он затем окончательно покинул. Здесь можно было устроить некоторое подобие Неаполя или Лондона. Этот упрек всегда производил на меня глубокое впечатление. Поступок Фи­липпа II напоминает о тех правителях, которые впоследствии избирали своими столицами полюбившиеся им города. Филипп II в Эскориале — это Людовик XIV в Версале... Но переписывание истории — всего лишь игра, способ доказательства, одна из возможностей подобраться ближе к необъятному предмету, который часто ускользает от нашего понимания. Обособление столиц как городов, непохожих на других, происходит уже в XVI веке, но только в следующем столетии они окончательно выходят на передний план. Причина этого, без сомне - ния, заключается в том, что только государство Нового времени в усло­виях полного экономического упадка смогло быть крепким и вопреки всему преуспевающим предприятием. С конца XVI века, когда призна­ки спада становятся заметными, начинают обнаруживаться различия в положении тех городов, которые при любых условиях обеспечены хлебом насущным, и тех, которые зарабатывают его в поте лица. Темпы развития последних замедляются одновременно с перебоями в хозяй­ственной жизни, производственные колеса крутятся не так быстро, в экономических процессах начинается застой.

Предвосхищая дальнейшее

Как бы то ни было, история эволюции городов уводит нас в сторону от нашего первоначального намерения. В первой книге мы собирались сосредоточить внимание на постоянных величинах, непрерывно дейст­вующих факторах, хорошо известных и твердо установленных цифрах,

на повторяющихся явлениях, на устоях средиземноморской жизни, на массивной толще ее почвы, на ее неспешном течении, которое, возмож - но, лишь представляется нам таковым. Города — это двигатели, они работают, набирают обороты, выдыхаются и снова пускаются в ход. Случающиеся с ними неполадки уже вводят нас в тот пребывающий в постоянном движении мир, которому посвящена наша вторая книга. Это предзнаменования судьбы, говорящие о новом стечении обстоятельств, о приближении перемен, о начале кризиса, признаки которого становятся заметными в конце XVI и совершенно отчетливыми в XVIII столетии. Применительно к промежутку между 1500 и 1600 годами можно было бы сказать, что городские моторы запустились с места в карьер; но задолго до наступления нового века акселератор заклинило — начались перебои и появились подозрительные стуки, хотя до остановки было еще далеко.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Я назвал теперь эту главу не «Города и дороги», а «Дороги и города, города и дороги», в память о размышлениях Люсьена Февра, высказанных по первом прочтении этих страниц.

2 Annales d'hist. soc., 11 janvier 1940, p. 70.

3 Journal du voyage en Italie (collection «Hier», 1932), p. 132.

4 Op. cit., II, p. 195.

5 Op. cit., II, 3,1, p. 331.

6 A Philippson, Das Mittelmeergebiet, p. 219.

7 Op. cit., p. 295.

G. Botero, op. cit., I, p. 106 et II, p. 118, «Почти в два раза больше жителей, чем в Париже»,/ас<?гл5 Bongars, in: Anquez, Henri IV et l'Allemagne, 1887, p. XXIV.

Konrad Olbricht, «Die Vergrosstadterung des Abendlandes zu Beginn des Dreis- sigjahrigen Krieges», in: Petermanns Mitteilungen, 1939.

10 F. Lot, Les invasions barbares et le peuplement de l'Europe, 1937, I, p. 110.

Ср. стр. 141 и след.

12 Gino Luzzato, Storia economica di Venezia dall'XI al XVI secolo, Venezia, 1961, p. 42. Указание на перевозку колесным транспортом по этой дороге из Барлетты в Неаполь буйволиных шкур см. в документе из Неаполя от 22 мая 1588 г., Л. de Ra- guse, D. de Foris, VII, P 245.

Arnaldo Segarizzi, Relazioni degli ambasciatori veneti, Firenze, III, I parte, 1927, pp. 10—13.

14 G. Botero, op. cit., I, p. 50.

15 Ibid., р. 9.

16 Comte de Breves, Voyages..., op. cit., p. 229.

17 Ibid., p. 5.

18 Belon du Mans, op. cit., p. 103.

19 Charles Estienne, La Guide des Chemins de France, 2 ed., 1552; Les voyages de plu sieurs endroits de France et encore de la Terre Saincte, d'Espaigne, d'ltalie et autres pays, 1552. Новые издания с изменениями, в Париже, 1553, 1554, 1555, 1556, 1558, 1560, 1570, 1583, 1586, 1588, 1599, 1600; в Лионе, 1566, 1580, 1583, 1610; в Руане, 1553, 1600, 1658; в Труа, 1612, 1622, 1623. Подробнее см.: Sir Herbert George Fordham, Les routes de France. Catalogue des Guides routiers, 1929, et Les guides routiers, Itineraires et Cartes Routieres de l'Europe, Lille, 1926.

Theodore Mayerne de Turquet, Sommaire description de la France, Allemagne, Italie, Espagne, avec la Guide des Chemins, Geneve, 1591 —1592, 1618, 1653; Lyon, 1596, 1627; Rouen, 1604, 1606, 1615, 1624, 1629, 1640, 1642.

21 Giovanni de I'Herba, Itinerario delie poste per diverse parti del mondo, Venezia, 1561. Другие путеводители этого же времени: Guilhelmus Gratarolus, De Regimine iter agentium vel equitum, vel peditum, vel mari, vel curru seu rheda, Basilea, 1561; Cheru­binis de Stella, Poste per diverse parti del mondo, Lyon, 1572; Anonyme, Itinerarium Orbis Christiani, 1579; Richard Rowlands, The post of the World, London, 1576; Anonyme, Kro- nn und Ausbundt aller Wegweiser..., Kolln, 1597; Matthias Quadt, Deliciae Galliae sive Itinerarium per universam Galliam..., Frankfurt, 1603; Ottavio Codogno, Nuovo Itinerario delie Poste per tutto il Mondo..., Milano, 1608; Paulus Hentznerus, Itinerarium Germani- ae, Galliae, Angliae, etc., Noribergae, 1612.

22 Das Mittelmeergebiet (4 Aufl.), pp. 222—223.

23 Andre Piganiuol, Histoire de Rome, 1939, p. 522.

Jean Delumeau, Vie economique et sociale de Rome, I, 1957, p. 81 et sq.

25 Jules Sion, «Problemes de transports dans l'antiquite» (рецензия на работу Lefebvre des Noettes, L'attelage. Le cheval de selle a travers les ages), in: Ann. d'hist. econ. et soc., 1935, p. 628etsq.

26 Jules Leclerq, De Mogador a Biskra: Maroc et Algerie, 1881, p. 21.

27 La Peninsule Balkanique, 1918, p. 195.

28 Baron de Busbec, op. cit., I, p. 103, впрочем, речь идет об анекдотической подроб ности, которая навряд ли может служить серьезным доказательством.

29 Description de l'Afrique tierce partie..., ed. 1830, II, p. 16—17.

30 E. von Ranke, art. cit., in: Vj. fur Soz. und W. Gesch., 1924, p. 79.

31 В. N. Florence, Capponi, 239, 26 janv. 1569.

Назидательные новеллы, «Стеклянный лиценциат».

33 CODOIN, XXXIV, 1 mai 1580, p. 442; 4 mai 1580, p. 453.

Письмо Франчески генуэзскому дожу, Вальядолид, 31 мая 1606 г. A. d. S. Genes, Spagna 15.

35 См. след, примечание.

36 Письмо Филиппа II вице-королю Неаполя, Толедо, 13 октября 1560 г., В. Com. de Palerme, 3 Qq. E 34 fos 8—11.

37 2 mai 1588, A de Raguse, D. de Foris, F 245.

38 Arch. st. ital., IX, pp. 460 et 460, note 1; 468 et 468, note 1.

39 Albert Babeau, Les voyageurs en France, 1885, pp. 68—69 (путешествие Пауля Ген - тцнера, 1598 г.)

40 Victor Berard, Penelope..., op. cit., p. 307; Chateaubriand, Itineraire..., op. cit., p. 7.

41 Libro de Agricultura, 1539, p. 368 et sq. в издании 1598 г. (первое издание 1513г.).

42 A. st. ital., IX, p. 255, 2 mai 1602.

43 V. Lamansky, Secrets d'Etat de Venise, p. 616, 7 dec. 1550.

44 О причинах упадка коневодства см.: Cria de los cavallos, Granada, Simancas E° 137.

45 Giuseppe Mecatti, Storia cronoligica delia citta di Firenze, II, p. 802—803, a 1595.

46D. de Haedo, Topographia..., p. 180.

47 Письмо герцога Террановы королю, Палермо, 22 апреля 1572 г., Simancas E° 1137.

48 G. Trevelyan, History of England, p. 287.

49 A. De Herrera, op. cit., p. 368.

50 «Notizie», in: Archivio storico di Corsica, 1932, pp. 296—297.

51 Arch. st. ital., p. 219; ценные товары перевозились из Неаполя во Флоренцию по суше. Начиная с 1592 г. осуществлялась связь Неаполя с Германией через Флоренцию, G. Vivoli, op. cit., Ill, p. 198 et 350. Ср. отрицательное мнение о наличии доставки с помощью носильщиков/. Perret, Siris, 1941, и возражения ему Andre Ay- mard, in: R. E. A., 1943, pp. 321 —322.

52 WilfridBrulez, De Firma delia Faille, p. 578.

53 Emile Coornaert, Un centre industriel d'autrefois. La draperie-sayetterie d'Hond- schoote (XVI—XVIII siecles), 1930, pp. 252—253, note 3.

54 Смирна около 1550 г. уже была важным центром, Belon du Mans, op. cit., p. 89; рагузанцы загружались там хлопком; Paul Masson, Histoire du Commerce franfais dans le Levant au XVII siecle, 1896, p. 125;/. B. Tavernier, op. cit., I, p. 68; Guillaume de Vaumas, L'Eveil missionaire de la France, 1942, p. 102; P. Henry Fouqueray, Histoire de la Compagnie de Jesus en France des origines a la suppression, 1925, IV, p. 342 et sq.; Ger ard Tongas, Les relations de la France avec l'Empire ottoman durant la premiere moitie du XVII siecle et l'ambassade de Philippe de Harlay, comte de Cesy, 1619—1640, 1942, p. 208; Baron de Tott, Memoires, op. cit., IV, pp. 85—85.

55 Приведенные ниже сведения заимствованы* из неизданной истории Никколо Контарини, V. Lamansky, op. cit., pp. 513—515. Об этих событиях упоминают мимо ходом также Г. Кречмайр и Ф. Си. Лэйн. Многочисленные неопубликованные до кументы находятся в A. d. S. Venise, Papadopoli, Codice 12, f 23; в 1585 г. 16 000 еди ниц различных товаров были доставлены из Наренты в Венецию; это может служит доказательством того, что новое ответвление торговых путей предвосхищало буду щий расвет Спалато*. Другие сведения см.: Cinque Savii, 138, P 77 v°—79 v°, 16 juin

Сплита.

1589; ibid., f° 182, 24 sept. 1592; ibid., 139, Г 54 et v°, 23 novembre 1594; Marciana, No- tizie del mondo, 5837, 25 janvier 1596; Museo Correr, D. delie Rose, 42, P 35 v°, 7 sep- tembre 1596; ibid., 21, 1598, 1602, 1608; Cinque Savii, 1?, f° 112, 2 septembre 1610. О строительстве «лазарета» в Спалато см.: A. d. S. Venise, Senato Zecca, 17, 22 avril 1617.

56 V. Lamansky, op. cit., p. 514.

57 F. C. Lane, op. cit., p. 2.

58 V. Lamansky, op. cit., p. 504 et sq.

59 Ibid., p. 514.

Domenico Sella, op. cit., pp. 2 et 55. Ibid.

60

61

60

61

Cinque Savii, Risposte 141, f°s 28 et 29, 19 juillet 1607. Cinque Savii, 4, f° 1083, 19 sept. 1626.

62

63

64

62

63

64

Ibid., 19 f°s 103 et 104, 20 mai 1636.

65 См. выше, прим. 62.

* V. Lamansky, op. cit., p. 514.

67 См. с. 402—403 и Domenico Sella, op. cit., p. 41 et sq.

68 См. том II, рис. 43.

Я использую свои заметки, сделанные во время выступления профессора Лют - фи Гучера на Коллоквиуме 1957 г., организованном Фондом Джорджо Чини.

70 Письмо ректоров О. де Черве, Рагуза, 20 мая 1593 г., A. de Raguse, Lettere di Le vante, 38, P 113. О бессспорном оживлении сухопутных перевозок в окрестностях Орана см.: Diego Suarez, op. cit., pp. 36, 47, 50, 86, 275, 314.

71 Dr. M. D. Grmek, «Quarantaine a Dubrovnik», in: Symposium Ciba, avril 1959, pp.30_33.

72 Giuseppe Tassini, Curiosita Veneziane, 1887, pp. 277—278. Уже накануне этой даты турецкие купцы в Венеции были объединены в сообщество, Senato Terra 67 (15 mai 1575). Многочисленные сведения об армянских и турецких купцах см.: Cinque Savii, 3,4,13,15, 17, 18, 19 (de 1622 а 1640).

73 А также A. de Raguse, Diversa di Cancellaria, 192 a 196.

В его уже цитированном письме от 7 ноября 1963 г.

75 Renee Doehaerd, Etudes anversoises. Documents sur le commerce international a An vers, 1488—1514,1, 1963, Introduction, p. 66.

* Jacques Heers, «II commercio nel Mediterraneo alla fine del secolo XIV e nei primi anni del XV», in: Archivio storico italiano, 1955.

77 Op. cit., p. 578.

ADomenico Sella, op. cit., p. 72.

79 Alberto Tenenti, Naufrages, corsaires et assurances maritimes a Venise (1592—1609),

Ibid., p. 59 et 60, фиксированная такса страхования в Рагузе, о чем сообщает Йорьо Тадич в уже цитированном письме от 7 нояб. 1963 г.

1959.

1959.

81 Cinque Savii, 141, f 32—33 v°, 24 sept. 1607. Такса страхования путешествий в Сирию составляла 8, 9, 10 проц. для плавания туда и столько же — обратно. В 1593 и 1594 гг. такса (для плавания только туда или только обратно) составляет, как правило, 5 проц. A. d. S. Venise, Miscellanea, Carte Private 46. He слишком ли за­вышает Совет Пяти Мудрецов стоимость разрешения на вывоз серебра в Сирию?

8л По самым оптимистическим подсчетам.

83 Ibid., р. 567.

84 Ibid., р. 563 et sq.

85 Л. de Raguse, Diversa di Cancellaria, 192—196, 192 (f° 139, 30 mai 1604, f 176 v°, 1604, le Catallan); 194 (f 44 v°, 2 mai 1605).

86 Museo Correr, Prov. Div. С 989 (Mercatura e traffichi III).

87 Felipe Ruiz Martin, Lettres marchands echangees entre Florence et Medina del Cam- po, 1965, p. CXVIetsq.

88 Modesto Ulloa, La hacienda real de Castilla en el reinado de Felipe II, Rome, 1963, p. 187.

89 Ramm Carande, Carlos V y sus banqueros. La hacienda real de Castilla, 1949, p. 292 et sq.

90 La hacienda real..., pp. 137—200.

1 Simancas, Escrivania Mayor de Rentas, 1603—1604.

The Growth of the Antwerp Market and the European Economy, 1963, II, p. 311 et sq. A. d. S. Venise, Cinque Savii, 4 bis, f 44, 8 mai 1636.

R. Mantran, op. cit., p. 489.

5. Schweigger, op. cit., p. 241.

96 B. M. Sloane 1572, f 50 v° et 51, 2 juillet 1633.

97 A. d. S. Venise, Dispacci Spagna, P° Gritti au doge, Genes, 30 avril 1616.*

98 R. P. Einet, Essay des merveilles de nature et des plus nobles artifices (ed. 1657, p. 97).

99 По сведениям, приводимым в пока неизданной работе Алваро Кастильо Пинтадо.

100 Museo Correr, D. delie Rose, 21 7.

101 Согласно Simancas E° 160. См. стр. 420. Любопытный документ, представ ляющий интерес для истории техники, описывает Л. Delatte, «L'armement d'une car avelle grecque du XVI siecle, d'apres un manuscript de Vienne», in: Miscellanea Mercati, tome III, 1946, p. 490—508. Здесь речь идет об исследовании пропорций отдельных частей судна в зависимости от его тоннажа. Этот сложный текст мне помогла пере вести Элен Бибику.

102 Simancas, Guerra Antigua, XX, f° 15, 15 septernbre 1541. Для перевозки одной ло шади требовалось не менее 20 тонн водоизмещения.

103 Thomas Platter, in: Felix et Thomas Platter a Montpellier, 1892, p. 303.

Согласно Louis Dermigny, La Chine et l'Occident. Le Commerce a Canton au XVIII

siecle, 1719—1833, 1964, тоннаж большого корабля «Индиамен» не достигал 2000 т, а судно «Индустан» в 1758 г. имело, по официальным данным, водоизмещение 1248 т, но в действительности 1890 т, t. I, р. 202 et sq, pp. 212 et 213.

Письмо П. Гритти дожу, Генуя, 30 апреля 1616г.

105 A. d. S. Venise, Senato Маг, 6, f° 185, 30 juin 1460.

В. N. Paris, Ital. 1714, f 109, письмо Дж. А. Веньера дожу из Руана от 22 февра ля 1532 г., копия.

107 Jacques Heers, Genes au XV siecle, Activite economique et problemes sociaux, 1961, p. 278.

В нашем тексте использованы первые главы неизданного труда Альберто Те - ненти и Коррадо Виванти о венецианской системе торговых галер, который послу - жил основой для статьи: «Le film d'un grand systeme de navigation: Les galeres march- andes venitiennes XIV—XVI siecles», опубликованной этими авторами в: Annales E. S. С., XVI, 1961, n° 1, pp. 83—86.

109 Gino Luzzato, op. cit., p. 41 et sq.

110 Ibid., p. 76.

111 A. d. S.Venise, Notatorio di Collegio, 355, F 104 v°, 1 декабря 1449 г. В этой же серии документов: 372, f 108 v°, 12 апреля 1450 г. (915, 1150, 1100 ботге); 97, f 29 v°, 11 июня 1461 г. (2500 ботге); 343, f 87,18 февраля 1471 г.; 368, F 96, 8 июня 1471 г.

(новая нава водоизмещением более 1000 ботте).

112 A. d. S. Mantoue, A° Gonzaga, Serie E, Venezia 1433, письмо Дж. Броньоло маркизу Мантуанскому, Венеция, 7 августа 1490 г.

113  Op. cit., I, р. 684, 26 juin 1497; pp. 802—803, octobre 1497.

Ibid., И, p. 1244 et sq. Аналогичный перечень: Correr, D. delie Rose, 154, f 69, 1499.

115 Донесение составлено в Малаге в июле 1541 г., Simancas, Guerra Antigua, XX, f 10.

U6Louis Dermigny, op. cit., t. I, pp. 202 et sq.

117 A. d. S. Venise, Senato Mar, 4, f° 28 v°, 16 Janvier 1451.

118 Museo Correr, D. delle Rose, 2509, 21 octobre 1502, in rogatis.

119 Op. cit. Ill, p. 413.

120 Huguette et Pierre Chaunu, Seville et l'Atlantique, 1955, t, I, p. 127, note 3 об ордон- нансах 13 февраля 1552 г. и 11 марта 1587 г.; были также и ограничения верхнего порога: 400 т в 1547 г. и 550 т в 1628 г. для кораблей, входящих в состав флота.

121 J. Kulischer, Allgemeine Wirtschaftsgeschichte des Mittelalters und der Neuzeit, 1928 (и второй тираж в 1958 г.), II, р. 385.

122 Albert Girard, La rivalite commerciale de Seville et de Cadix au XVIII siecle, 1932.

123 Barradas, in: Bernardo Gomes de Brito, Historia tragico-maritima, 1904—1905,1, p. 221.

124Journal de voyage de... Zane (1579), не опубликовано, P. R. 0. 30. 25. 156, P 32 v°.

Alfred de Sternbeck, Histoire des flibustiers, 1931, p. 158 et sq. Abbe Prevost, Histoire Generale des voyages, 1746, t. I, p. 355. Не это ли происшествие подсказало подроб ности, касающиеся португальской каракки La espanola inglesa , в «Назидательных новеллах» Сервантеса?

126 В. M. Sloanel572.

127 В. Varenius, Geographia Generaiis, Amsterdam, 1664, p. 710.

Английская испанка.

128 V. G. Scammell, «English merchant Shipping at the end of the Middle Ages: some East Coast Evidence», in: The Economic History Review, 1961, p. 334, еще в 1572 г. средний тоннаж составлял 42 тонны.

129/0/m Harris у Navigantium atque itinerantium bibliotheca, London, 1746, I, p.l 15.

130 R. Hakluyt, The principal Navigations, Voiages..., II, 2-е partie, pp. 112—113.

131 /. Harris, op. cit., I, p. 23.

132 La Armada Invencible, documents publics par Henrique Herrera Oria, Valladolid, 1929, p. 24.

133 P. Charliat, Trois siecles d'economie maritime frangaise, 1931, p. XXX.

134y. Kulischer, op. cit., II, p. 1572.

135SimancasE°174.

136 Ibid.

137 Simancas, Guerra Antigua, XI, s. f.; (в 1538 г.) ibid., f°'56, Relacion de los naos y carabellas que se han hallado entrados los puertos deste reyno de Galicia, указание на барки, груженные сардинами, которые идут в Картахену и в Барселону, а также на португальские каравеллы, одна из которых везет сахар, а другая — кожи, закуплен ные в Ирландии. Среди этих пигмеев в Виверо находится 1000 - тонная каракка, «que a comun opinion es el major navio que ay desde Levante a Poniente» .

138 Simancas E° 160.

139 Relacion de los navios q. se han detenido en la baya de Cadiz, y puerto de San Lucar de Bar- rameda y de sus partes, bondad, gente de mar y artilleria en 29 de margo 1595. Simancas E° 174.

140 Relacion particullar de los navios q. estan detenidos en los puertos de Cadiz, San Lu car, Gibraltar, Huelva, Simancas E° 174.

141 Relacion de las urcas y filibotes que han entrado en este puerto de San Lucar de Bar- rameda desde los 3 de octubre hasta los 21 del dicho de 1595 y en la baya de la ciudad de Cadix y lo que viene en cada uno dellos. Simancas E° 174.

142 Письмо шевалье де Разильи Ришелье, Понтуаз, 26 ноября 1626 г., В. N. Paris,

п.      а., 9389, f 66 v°.

143 CODOIN, II, p. 171, 12 mai 1594.

144 Захваченный корабль (Henri Hauser, Preponderance espagnole, 2 ed., 1940,

р.      148 et 154; R. Hakluyt, ed. J. M. Dent and Sons, 1927, t.V, p. 1 et sq.) якобы послужил моделью испанцам. Это спорное утверждение, поскольку Revenge затонул во время шторма вскоре после его захвата, Garrett Mattingfy, in: The American Historical Review, IV, n° 2, Janvier 1950, p. 351. Как бы то ни было, в какой - то момент в конце XVI века происходит освоение английских технических приемов в Испании и в Средиземно морье. Рагузские арматоры, Simancas, Contaduria Mayor de Cuentas, Segunda epoca, 904, 20 fevrier (1590), строят галионы английского типа, Indice de la Colleccion de docu mentes de Fernandez de Navarrete que posee el Museo Naval, Madrid, 1946, n° 741. Этот

Которая, по всеобщему мнению, является самым большим кораблем с Востока до Запада (исп.).

«Возмездие».

документ ошибочно отнесен к периоду с 1570 по 1580 г. К намного более позднему времени относится точно датируемое письмо Грегорио де Олисте Филиппу III из Неаполя, 13 января 1604 г.; он деятельно занимается «de la fabrica de los 12 galeones que V. M. me mando hazer mediante el asiento»*, Simancas, Napoles, Estado, 1 100, f°s 8. Многочисленные сведения находятся в A. d. S. Naples, Sommaria Consultationum, 14 (f°s 229—233); 29 (F 44—45); 30 (f 31, 38—46, 49—53, 58—80, 158—9, 221—225).

145 Сообщения Франсиско де Веры королю, Венеция, 29 июля и 5 августа 1589 г. A. N., К. 1674.

146 Fidel de Sagarmmaga, El gobierno... de Viscaya, 1892,1, p. 73.

147 Письмо Антонио де Кинтадуэньяс Симону Руису, Руан, 16 апреля 1565 г., цит. по: Henry Lapeyre, Une famille de marchands, les Ruiz. Contribution a l'etude du com merce entre la France et l'Espagne au temps de Philippe II, 1955, p. 212, n. 169.

148 Заключительный отчет Марко Оттобона по возвращении из Гданьска в 1591 г., ссылку см. выше, стр. 481. прим.76.

149 Ibid., Письмо Проведиторам алле Бьяве**, Гданьск, 7 июля 1591 г.

150 По всем этим проблемам, связанным с водоизмещением судов, их обшивкой «внакрой» и «вгладь», по поводу названий кораблей и малотоннажных судов см. текст и примечания кн.: Henry Lapeyre, op. cit., p. 206 et sq.

151 Frederic С. Lane, Venetian Ships and Shipbuilders of the Renaissance, 1934, p. 27.

152 Op. cit., VI, p. 71.

153 До 1564 г., как сообщает Frederic С. Lane, «The Medit, spice Trade», in: A.H.R., t. XLV,p. 581.

154 Письмо X. Лопеса королю, Венеция, 2 июля 1569 г. Simancas E° 1326.

155 Dr. Jules Sottas, Les Messageries maritimes a Venise aux XIV et XV siecles.

F. C. Lane, op. cit., p. 47.

156

156

158

159

160

158

159

160

Navagero, op. cit., p. 1.

S. Razzi, La Storia di Ragusa, 1903, p. 128. Ibid., p. 156.

8 mars 1565. Simancas E° 486.

161 Ibid.

162 A. d. S. Napoli, Sommaria Partium, 540, f 51; 546, f 229 °; 559, f° 267 v° et 268; 560, f 73, f° 115 v°, F 185; 562, f° 55 v°, f° 237 v°; 561, f° 101 v°; f° 28 v° (о строящейся в Рагузе наве водоизмещением 1 000 т, 800 карри ); 595, П 61 v° et 162.

163 6 mai 1579. A. d. S. Florence, Mediceo 1829, f° 67.

164 A. d. S. Venise, Senato Dispacci Spagna, письмо Дзане дожу от 15 июля 1583 г., эти данные находятся в Museo Correr, Dona delle Rose, 154, f° 101.

165 31 mai 1591, A. de Raguse, Diversa de Foris, V, f° 15.

Строительством 12 галионов, которые Ваше Величество приказал мне изготовить по контракту о поставке. Проведиторам продовольствия.

165 2 juin 1591, A. Civico, Genes, Consolato Francese, 332.

167 Письмо Мигеля де Овьедо королю, Картахена, 19 окт. 1596 г., Simancas E° 176.

168 4 mars 1596, A. de Raguse, D. de Foris, IV, f 85.

169 Trapani, 10 mai 1599, A. de Raguse, D. de Foris, VIII, f° 25 v°.

170 Письмо герцога де Македа, вице-короля Сицилии, Jurados* Трапани от 21 ав густа 1601 г., A. de Raguse, D. de Foris, f 203 et 203 v°, корабль в 4000 сальм.

171 Йоръо Тадич, письмо от 7 ноября 1963 г.

172 A. d. S. Venise, Capitolari, II С 112, 4 nov. 1581, цит. по G. Luzzatto, «Per la storia delie costruzioni navali a Venezia nei secoli XV e XVI», in: Miscellanea di studi storici in onore di C. Manfroni, Venise, 1925, p. 397.

173 G. Luzatto, ibid., p. 392 et sq.

174 V. Lamansky, op. cit., p. 560.

181 Giuseppe Vivoli, Annali di Livorno, Livorno, 1842, III, p. 425.

182 Diarii, LUI, p. 522.

183 Согласно сведениям из кн.: Auguste Jal, Glossaire nautique, 1848.

184 F. Lane, op. cit., p. 53; Casoni, «Forze militari», in: Venezia e le sue lagune, 1847, p. 195.

185 Alfredo Pino-Branca, La vita econimica degli Stati italiani nei secoli XVI, XVII, XVIII, seconde le relazioni degli ambasciatori veneti, Catania, 1938, p. 209.

186 4 nov. 1589, Conseil de Pregadi, A. d. S. Venise, Busta 538, f° 884.

187 .F. Lane, op. cit., p. 52, note 52, p. 53, note 57.

188 Voyage de Levant, p. 25.

189 pierre Qrandchamp, La France en Tunisie a la fin du XVI siecle, 1920, p. 88.

190 B. Com. Palerme, 3 Qq D 77, n° 9, 26, 32.

191 A. Com. Marseille, serie HH, не классифицировано.

192 Или с тем 450-тонным марсельским галионом, который в 1561 г. идет в Кон стантинополь с грузом квасцов и заходит на Хиос, Avis du Levant, 12—14 avril 1561, Simancas E° 1051, f 55.

193 A. Civico Genes, sept. 1594, Consolato Francese, 332. Относительно малых раз меров марсельских судов см. описание французских саетт, прибывавших в Венецию с 1581 по 1585 г., A. d. S. Senato Terra, 96. Всего было 37 заходов: 6 в 1581; 9 в 1582; 7 в 1583; 9 в 1584 и 6 в 1585. Водоизмещение самого крупного из них составляет 164 ботте (около 82 т), а самого маленького — 54 ботте (27 т). Я не учитывал четыре суд на, тоннаж которых приведен в четвериках (440, 440, 460, 305). Средняя величина 33 остальных немногим выше 90 ботте, т. е. 45 т.

194 14 fev. 1590, P. Granchamp, La France en Tubisie a la fin du XVI siecle, 1920, pp. 30—31.

195 6 aoOt 1596, ibid., p. 81.

196 2 juin 1591, A. Civico, Genes, Consolato Francese, 332.

197 См. том И, гл. VII, прим. 144.

Заседателям.

198 Histoire du commerce de Marseille, t. III, p. 193. 199P.

Lescalopier, op. cit., p. 26.

AJosipLuetic, O pomorstvu Dubrovacke Republike u XVIII ,4oljecu, Dubrovnik, 1959, p. 190.

201 Museo Correr, D. delie Rose, P 217.

Ibid., f 8 et sq.

202

203

202

203

См. том II, гл. Ill, § 1.

204 См. том II, гл. VI, прим. 15.

205 N. lorga, Ospiti romeni in Venezia (1570—1610), 1932, p. 75.

206 Ugo Tucci, «Mercanti veneziani in India alia fine del secolo XVI», in: Studi in onore di Armando Sapori, 1957, pp. 1091 et sq.

207 Gilberto Freyre, Casa Grande et senzala, Rio de Janeiro, 1946, t.I, p. 360.

208 Brantome, Memoires, XI, p. 107.

209 Philippe de Canaye, Le voyage du Levant, p. 114.

210 Richard Busch-Zantner, «Zur Kenntnis der osmanischen Stadt», in: Geographische Zeitschrift, 1932, p. 1—13.

2H/. Ledercq, op. cit., 1881, p. 21.

212 D. de Haedo, op. cit.,. 178 v°. В Алжире устраивались два базара в неделю, на ко торые стекалось множество жителей окрестных гор и равнин.

213 Л. Pino Branca, op. cit., p. 257.

214 Panni garbi: сукна высшего качества.

215 Письмо королеве от 13 февраля 1567 г., Douais, Depeches..., Ill, p. 36—37.

216 Письмо герцога Террановы королю, 28 августа 1575 г., Simancas E° 1144, 28 aodt 1575; Е° 1145, 18 fevrier 1576.

217 Jacob Burckhardt, Geschichte der Renaissance in Italien, ed. 1920, pp. 16 et 17.

218 Baron de Tott, Memoirs, IV, pp. 71—73.

Le discours du voyage de Venise a Constantinople, 1547, p. 31.

220 Renee Doehaerd et Ch. Kerremans, Les relations commerciales entre Genes, La Belgique et l'Outremont, 1952,1, pp. 77—78.

221 A. Mehlan, «Die grossen Balkanmessen in der Turkenzeit», in: Vierteljahrschrift fur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, XXXI, 1938, pp. 20—21.

222/. Tadic, Dubrovcani po juznoj Srbiji u XVI stolecu, in: Glasnik Skop nauc dro, VII—VII, 1930, pp. 197—202.

223 L. Bernardo, Viaggio a Costantinopoli, Venezia, 1887, p. 24, 1591.

224 Кармазинная* фабрика, Conseil du 20 nov. 1575, A. Corn. Marseille, BB 45, P 330.

225 Giacomo Pedro Luccari, Annali di Rausa, Venezia. 1605, p. 1290.

226 Ibid., p. 139.

227 G. Bolero, op. cit., I, p. 35.

Или скарлатная; кармазин —тонкое ярко - алое сукно (В. Даль).

228 Marc Block, in: Melange d'histoire sociale, I, pp. 113—114.

229 Franceso Guicciardini, Diario del viaggio di Spagna, Firenze, 1932, p. 46. Ср. Ним в 1592 г., P. George, op. cit., pp. 621—622.

230 Decadenza economica veneziana nel secolo XVII, Colloque de la Fondation Giorgio Cini (27 juin—2 juillet 1957), 1961, pp. 23—84.

231 Le Banquet, p. 17, цит. по: Th. Scharten, Les voyages et les sejours de Michelet en Italie, Paris, 1934, p. 101.

232 Jacques Heers, op. cit., p. 74 et sq.

B. N., Paris, Fr. 2086, fos 60 v°, 61 r°.

233

233

234 A. d. S., Venise, Cinque Savii, Risposte 1602

1606, f 189 v°, 195.

1606, f 189 v°, 195.

Op. cit., I, p. 38.

235

235

236 Antonio de Capmany y de Montpalau, Memorias historicas sobre la Marina, Comercio y Artes de la antigua ciudad de Barcelona, Madrid, 1779, I, p. 205 et sq.

237 Фелипе Руис Мартин, профессор Университета Бильбао, который рассказал мне о плане своей будущей книги.

238 A. d. S. Venise, Dispacci Senato Spagna, Письмо Ф-о Моро дожу, Мадрид..., 1615.

239 Замечательные документы из Симанкаса Expedientes de Hacienda, 170, где к тому же находятся данные переписи, padron города в 1561 г.

240 A. d. S. Venise, Senato Terra, 4, f 138, 22 mars 1460.

241 Le Loyal Serviteur, op. cit., p. 42.

242 A. d. S. Venise, Senato Terra 27, Brescia, 5 mars 1558; но этот вопрос вставал и раньше, ibid., 24, Brescia, fevrier-mars 1556.

243 A. d. S. Naples, Sommaria Consultationum 2, f 75 v° et 76, 7 juillet 1550.

См. длинное библиографическое примечание во II томе, гл. I, § 2, прим. 193 и 194.

245 Следовало бы переделать его на основании недостаточно использованных архивных источников Симанкаса. Будем надеяться, что исследования, запланиро ванные Фелипе Руисом Мартином, не замедлят появиться.

246 Событием в этой области явился выход в свет III и последнего тома труда Karl Julius Beloch, Bevolkerungsgeschichte Italiens, Berlin, 1961.

Революционной новизной в этом смысле отличаются исследования Ёмера Лютфи Баркана.

248 Е. Hobsbawm, «The Crisis of the 17th Century», in: Past and Present, 1954, n° 5, pp. 33—35, n° 6, pp. 44—65.

249 Alvaro Castillo Pintado, «El servicio de milliones у la poblacion de Reino de Granada en 1591», in: Saitabi, Revista de la Facultad de Filosofia y Letras de la Universidad de Va lencia, 1961.

Otto Brunner, Neue Wege der Sozialgeschichte. Vortrage und Aufsatze, Gottingen, 1956, p. 87 et F. Braudel, «Sur une conception de l'Histoire sociale», in: Annales E. S. С., avril-juin 1959.

251 Earl J, Hamilton, El Florecimiento del capitalisnio y otros ensayos de historia economica, 1948, pp. 121 —122.

Daniele Beltrami, Forze di lavoro e propriety fondiaria nelle campagne venete dei secoli XVII e XVIII, 1961, p. 5 et sq.

253 M. Moheau, Recherches et considerations sur la population de la France, 1778, pp. 257—258 et tableau p. 276.

254 Послание легатов Собора Борромео, Тренто, 7 августа 1561 г., Susta, op. cit., I, pp. 67—68 et note 68—69.

255 G. Vivoli, op. cit., Ill, p. 15 et 24, note 17.

256 N. lorga, Ospiti romeni in Venezia, op. cit., p. 35.

257 G. Mecatti, op. cit., II, p. 766.

Almanacco di economia di Toscana dell'anno 1791, Firenze, 1791.

258

259

258

259

В 1539 г., см. RosanoRusso, art. cit., in: Rivista storica italiana, 1934, p. 435, и в 1560 г., Simancas E° 1389, 19 juin 1560. Относительно проблем Мессины в 1577 г. см. Siman- casE° 1148, 9 mai 1577.

A. Serra, «Breve trattato delie cause ehe possono far abondare i regni d'oro e argento dove non sono miniere», in: A. Graziani, Economist! del Cinque e Seicento, Bari, 1913, p. 164.

261 A. d. S. Venise, Cinque Savii..., Busta 2.

262 B. N., Paris, fr. 5599.

263 Т. е. Риальто.

264 G. Parenti, Prime ricerche sulla rivoluzione dei prezzi in Firenze, 1939, p. 96 et sq.

265 Giuseppe Mira, Aspetti dell'economia comasca all'inizio dell'eta moderna, Como, 1939, p. 239etsq.

266 См. стр. 470—471.

267 Simancas E° 1326, 29 sept. 1569—Ier oct. 1569.

268 Conseil du 13 dec. 1562, BB 41, f 25 et sq.

269 Giuseppe Pardi, «Napoli attraverso i secoli», in: N. R. St., 1924, p. 75.

270 Поступил запрос о принятии мер против рыбаков квартала Сен - Жеан, ко торые «выходят из порта, закупают и увозят с собой больше хлеба, чем им нуж но...», 7 августа 1583 г., A. Comm. Marseille, BB 45, P 223.

Письмо Александра Агюльфтеки (?) консулам Марселя, Лион, 11 ноября 1579 г., Archives Com., Marseille.

272 A. H. N., Inquisition de Barcelone, libro I, P 308.

273 12 oct. 1558, Inquisition de Valence, libro I, A. H. N.

274 A. d. S. Venise, Capi del Consiglio dei X, B? 594, P 139, ipoeKT закупок от 23 июня 1559 г.; такой же запрос поступил 16 мая 1560 г., ibid., Г 144.

275 В Марселе Совет от 4 мая 1572 г. постановил выдавать купцам премию в 6 со лей за выполнение его поручений, ВВ 43, F 144 et sq. Archives Comm. Marseille.

276 A. Com. Marseille BB 41, f° l et sq.

Письмо Пьетро Ломеллино Генуэзской Синьории, Мессина, 8 окт. 1557 г., A. d. S. Genes, Lettere Consoli, Napoli Messina l —2634.

2<78 В августе 1607 г. голод вызвал в Неаполе бунт, Archivio storico italiano, IX, p. 266. Недостаток продовольствия стал также позднее решающим фактором вос - стания в Мессине в 1647 г. Многочисленные упоминания об этом: 23, 26, 27 dec. 1559; 2 janv. 1560, Sim. Е° 1050, P 3; 28 janv. 1560, E° 1324, P 72; 5 nov. 1562, E° 1324, P 154; 16 dec. 1562, ibid., P 147; 8 avril 1563, P 110; 18 mars 1565, A. d. S. Venise Senato, Secreta Dispacci Napoli, n° 1; 7 fev. 1566, Sim. E° 1555, P 25: 18 janv. 1570, Sim. E° 1327; 3 mars 1571, Sim. E° 1059, P 68; 28 fev. 1571, ibid., P 60.

279 1527, Mario Branetti, «Notizie di Fonti et Document!», in: Archivio storico di Corsica, 1931, p. 531.

280 H. Kretschmayr, op. cit., Ill, p. 41.

G. Mecatti, op. cit., II, p. 764.

282 M. Bandello, op. cit., V, p. 167. Salvatore Pugliese, Condizioni economiche e fman- ziarie delia Lombardia nella prima meta del secolo XVIII, 1924, p. 55, говорит о 100 000 погибших.

283 G. Vivoli, op. cit., III, p. 268.

284 Ibid.

285 Ibid.

286 Ibid.

28 «Un picciol popolo e facilmente consumato da una pestilenza» , G. Botero, op. cit., II, Proemio (p. 1), в издании 1599 г. страницы не пронумерованы.

288 См. выше, прим. 280.

289 Marciana, Ital. 7299, Метопе publiche dal anno 1576 al 1586, 18 mars 1584.

290 Чуме 1575 г. посвящено замечательное исследование Ernst Rodenwaldt, «Pest in Venedig 1575—1577, Ein Beitrag zur Frage der Infektkette bei den Pestepidemien West- Europas», in: Sitzungsberichte der Heidelberger Akademie d. Wissenschaften, Mathema- tischnaturwissenschaftkiche Klasse, Heidelberg, 1953, p. 119 et sq.

291 Op. cit., pp. 315 —316.

292 Rene Baehrel, «La haine de classe en temps d'epidemie», in: Annales E. S. C., 1952, pp. 315 —350, и подробнее — «Economie et Terreur: histoire et sociologie», in: Annales hist, de la Revolution franfaise, 1951, pp. 113—146.

293 A. d. S. Venise, Senato Misti, 19, f° 72 v° et 73, 3 juin 1478.

294 Pere Maurice de Tolon, Preservatifs et remedes contre la peste pu le Capucin Charita ble, 1668, p. 60 et sq.

Op. cit., II, p. 14.

295

296

295

296

Pare P. Gil, Libre primer de la historia cathalana..., f° 81 r°.

A. de Raguse; см также серию Diversa di Cancellaria, 137 Ibid., 146, P 32 v°, 140, 187 v°, 205, 213 v°, 215, etc.

A. d. S., Florence, Mediceo 4185, P 171 — 175.

Z), de Haedo, op. cit., p.8 v° (о кабилах), р. 9 (об андалузцах).

Простой люд становится легкой добычей морового поветрия.

301 ЁмерЛютфи Баркан, неизданные лекции в Школе высших исследований, р. 11.

302 В. M. Sloane 1572, P 61, juillet—aout 1633.

303 B. Gerometta, l forestieri a Venezia, Venezia, 1858, p. 9.

304 A. d. S. Venise, Senato Terra, 101, mai 1587.

305 Письмо Дж. Эрнандеса королю, Венеция, 17 июня 1562 г., Simancas E° 1324, f° 136; N. lorga, op. cit., p. 136. Наряду с греками армян, черкесов и валахов.

306 M. Bandello, op. cit., IV, p. 68.

307 Письмо Николо Кротто Антонио Паруте, Ангора, 2 мая 1585 г.; письмо Кучи ны Паруте, Венеция, 16 апреля и 25 июня 1509 г. A. d. S. Venise, Lettere Com., 12 ter, et N. lorga, op. cit., p. 19.

308

308

309

309

G. d'Aramon, op. cit., p. 3.

Письмо Ф. де Веры Филиппу II, Венеция, 23 ноября 1590 г., A. N., К 1674.

G. d'Aramon, op. cit., p. 3.

Письмо Ф. де Веры Филиппу II, Венеция, 23 ноября 1590 г., A. N., К 1674.

310 P. Lescalopier, op. cit., p. 29.

311 G. Botero, op. cit., I, p. 103.

312/ W. Zinkeisen, op. cit., till, p. 266.

313 G. Botero, op. cit., I, p. 99.

314 В частности, я имею в виду книгу/. Plesner, L'emigration de la campagne libre de Florence au XIII siecle, 1934.

315 Я. Kretschmayr, op. cit., II, p. 194.

316 N. Nicolay, Navigations et peregrinations orientales, op. cit., p. 157, о домах рагу- занцев в Гравозе, которые окружены садами с апельсиновыми и лимонными деревьями.

317 См. ниже, прим. 319.

318Muteo Aleman, De la vida del picaro Guzman de Alfarache, 1615,1, pp. 24 et 29.

Цит. по: G. Luzzatto, op. cit., p. 145.

B. M. Sloane 1572.

RobertLivet, op. cit., p. 157.

R. Busch-Zantner, op. cit., см. том II.

L. Pfandl, Inroduccion al siglo de oro, Barcelone, 1927, pp.104—105.

Я. Kretschmayr, op. cit., II, p. 251.

G. Vivoli, op. cit., II, p. 52.

Я. Kretschmayr, op. cit., II, p. 254.

Ibid., pp. 337—338.

A. Petit, Andre Doria..., op. cit., p. 6.

Ibid., p. 32—33.

Ibid., p. 216 et sq.

См. ниже, прим. 333.

P. Egidi, Emanuele Filiberto, 1928, p. 114.

Scovazzi et Novaresco, Savona, по рецензии в: Rivista Storica, 1932, p. 116.

G. Botero, op. cit., p. 39.

335 О Перудже см. исследования Торди, А. Беллуччи и Archivio storico italiano, t. IX, p. 114 et sq.

336 Archivio storico italiano, t. IX, p. 47.

337 Относительно этого небольшого эпизода городской истории см. исследования Леопольд о Палатини, Виски, Каста.

338 Les aventures du capitaine Alonso de Contreras, 1582—1633, p. p. Jacques Boul- enger, 1933, p. 222 et sq.

339D. de Haedo, Topographia..., p. 173 v°.

340 No velas ejemplares, «Licenciado Vidriera», I, p. 263.

341 Согласно неопубликованной диссертации Мориса Кармона, посвященной Флоренции и Тоскане в XVII веке.

342 Maurice Carmona, «Aspects du capitalisme toscan aux XVI et XVII siecles», in: Revue d'Hist. moderne et contemporaine, 1964.

343 См. в особенности стр. 441—442.

344 См. стр. 143—144 и прим. 18.

345 Письмо консула Раффаэло Джустиниано дожу и правителям Генуи, Мессина,

3 июня 1561 г, A. d. S. Genes Lettere Consoli, Messina, 1—2634.

346 A. d. S. Genes, Giunta di Marina, Consoli nazionali ed esteri, 1438—1599.

347 R. di Tucci, «Relazioni commercial! fra Genova ed il Levante», in: La Grande Genova, nov. 1929, p. 639.

348 G. Vivoli, op. cit., IV, p. 23.

349 Так, Николозо Ломеллино располагает 8 каратами рагузской навы, патроном которой является В-о Базилио, A. de Raguse, Diversa de Foris, XII, r° 135, 4 mai 1596.

350 Museo Correr, Relation de Santolone sur Genes (1684).

351J. Paz et С. Espejo, Las antiguas ferias de Medina del Campo, 1912, pp. 139—141, справедливо выделяют в качестве примера арест в ноябре 1582 г. князя Салернско - го, который отказался ехать на ярмарку в Медину дель Кампо.

352 Lasdo Makkai, art. cit.

353 Относительно Бургоса, A. de Сартапу, op. cit., II, pp. 323—324, и важные за мечания R. Carande, op. cit., p. 56.

354 Jean Delumeau, Vie economique et sociale de Rome dans la seconde moitie du XVI siecle, Paris, 2 vol., 1959.

355 Georges Yver, Le commerce et les marchands dans l'Italie meridionale au XIII et XIV siecle, 1903, pp. 1 a 5 et passim.

356/ean Delumeau, op. cit., p. 365 et sq.

357 K. Julius Beloch, op. cit., III, p. 357.

358 Joseph Billioud, Histoire du commerce de Marseille, 1951, III, p. 551, принимает численность населения города равной 30 0 00 — 45 000 жителей, в то время, как са -

Хозяином.

ми горожане считали, что она составляет 80 000, Archives communales de Marseille, BB 45, P 207, 23 mars 1583.

359 E. von Ranke, art. cit., p. 93.

360 A. d. S. Naples, Sommaria Consultationum 31, P 110,111, 7 fevrier 1624.

Archivio storico italiano, t. IX, p. 247.

362 Ibid.

363 Ibid.

364 A. d. S. Naples, Sommaria Consultationum, 1, f 79—84, 27 fevrier 1551.

Более подробные сведения о месте, которое занимал префект в таком учреж­дении исполнительной власти Неаполя, как Трибунал Сан Лоренцо, см. у Bartolomeo Capasso, Catalogo ragionato dell'Archivio municipale di Napoli, 1876, I, p. 120.

366 Archivio storico italiano, t. IX, p. 264, note 1.

367 B. Capasso, op. cit., p. 51.

368 WilfridBrulez, op. cit., p. 576.

369 A. d. S. Naples, Sommaria Consultationum, I, f 235 v°, 4 nov. 1560.

370 Ibid., 13, F373 v°, 20 juin 1597.

Относительно хлеба из Апулии, ibid., 5, 13 avril 1576; о сахаре и меде, ibid., 33, 135—137, 4 fevrier 1625.

f 13

372

f 13

372

О том, что испанские власти ограничивали рост населения Неаполя см.: G. Bolero, op. cit., I, p. 114; 22 mars 1560, Sim. E° 1050, f 23; 1568, Sim. S. P. Napoles, I; Arch. st. ital., t. IX, p. 247; B. N. Paris, около 1600 г., Esp. 127, f 17 et 19 v°; Giuseppe Pardi, art. cit., p. 73; et passim уже цитированный капитальный труд Джузеппе Конильо.

373 Felipe Ruiz Martin, «Fernando el Catolico y la Inquisicion en el Reino de Napoles», in: V Congreso de la Corona de Aragon, oct. 1952.

374 Прежде всего, Miguel de Castro, Vida del sol dado espanol Miguel de Castro (Colec- cion Austral), 1949, Les aventures du capitaine Alonso de Contreras (1582—1633), op. cit., особенно pp. 17—20.

375 Simancas, Napoles Est0 1038, 1549.

Felipe Ruiz Martin, art. cit., p. 320.

377 фти цифры приводит и истолковывает Robert Mantran, Istanbul dans la seconde moitie du XVII siecle. Etude d'histoire institutionnelle, economique et sociale, 1962, pp. 44 et sq.

378 Ibid., p. 84.

379 Voyage faict par moy, Pierre Lescalopier..., P 35.

380 G. d'Aramon, op. cit., p. 93.

381 P. Lescalopier, Voyage..., f 31 v°.

382 G. d'Aramon, op. cit., p. 25.

383 Ibid., p. 93.

4 R. Mantran, op. cit., p. 40 et Orner Lutfi Barkan, «L'organisation du travail dans le chantier d'une grande mosquee a Istanbul au XVI siecle», in: Annales E. S. C., 1962, n° 6, pp. 1093—1106.

385P. Lescalopier, Voyage..., f 32.

386 A. Mantran, op. cit., p. 29.

387 Ibid., p. 27.

388E. Charriere, Negociations..., op. cit., II, p. 757—759, cp. Tott, Memoires, op. cit., I, p. 75. Перечень 22 пожаров с 1640 по 1701 гг. приводит R. Mantran, op. cit., p. 44 et sq.

389P. Lescalopier, Voyage..., f° 33 v°.

390 Ibid., f 33 v°.

391 R. Mantran, op. cit., p. 44 et sq.

39л P. Lescalopier, Voyage..., f° 37 v°, замечает, что в венецианском арсенале всего около тридцати «арок» и они представляют собой просто «деревянные сваи».

393 Ibid., f 37 v°.

394 Ibid., f 38.

395 Ibid., f° 36 v°.

396 Ibid., f 37.

397 R. Mantran, op. cit., p. 81 et sq. О конном рынке в Скутари упоминают многие путешественники.

398 Об этом пишет P. Lescalopier, Voyage..., P 32 v° et 33.

399 в. Mantran, op. cit., p. 85.

400P. Lescalopier, Voyage..., f 32.

401 Письмо Салазара Его Величеству, Венеция, 5 марта 1581 г. Simancas E° 1339: «Que 8 naves que avian llegado de Alexandria cargados de grano no havian bastado para mas de un solo dia».

402 R. Mantran, op. cit., p. 181 et sq. Документы турецкого фонда Парижской нацио нальной библиотеки, 40 и дополнение 1201, были проанализированы по моей просьбе Халилом Сахили Оглу. Стоит обратиться по этому вопросу к прекрасной статье L. Gucer, «Le commerce interieur des cereales dans l'Empire Ottoman pendant la seconde moitie du XVI siecle», in: Revue de la Faculte des Sciences Economiques de l'Universite d'Istanbul, t. XI, 1949—1950, a также к ценному очерку: Walter Hahn, Die Verpflegung Konstantinopels durch staatliche Zwangswirtschaft nach turkischen Urkunden aus dem 16. Jahrhundert, 1926.

403 R. Mantran, op. cit., p. 184 et p. 189.

J. Gounon-Loubens, Essais sur l'administration de la Castille au XVI siecle, 1860, p. 43—44.

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

Средиземноморские складчатости (с. 35)

Дельта реки Роны (с. 70)

Крупнейшие каналы Ломбардской равнины (с. 81)

Вспомогательные каналы помешали исчезновению не менее половины венецианских лагун (с. 88)

Места зимовки и летнего выпаса овец в верхнем Провансе в конце XV века (с. 100)

Отгонное животноводство в Кастилии (с. 104)

Т.Отгонное животноводство сегодня (с. 107)

Места кораблекрушения судов отправившихся в Венещно с 1592 года по 1609 год (с. 144)

Захваты кораблей пиратами за тот же период (с. 145)

Сицилия и Тунис делят Средиземное море на две части (с. 149)

Портулан восточной части Средиземноморья (XVI в.) (с. 151)

Остров Корфу, расположенный напротив Отранто, контролирует вход в Адриатику. Отмечены места крупных морских сражений: Ла Превеза,

1538 год; Лепочто, 1571 год (с. 167)

Барселонский порт (с. 180)

Пролив Босфор (с. 180)

Средиземное море на карте мира (с. 236)

Распространение пальмовых рощ от реки Инд до Атлантического океана (с. 240)

Караванные пути Сахары в XV—XVI веках (с. 252)

Дороги немецкого перешейка (с. 277)

Альпийский барьер (с. 279)

Лион и торговля пряностями, по некоторым данным за 1525—1534 годы (с. 293)

Марсель и французский внутренний рынок в 1543 году (с. 295)

Венецианский галион (с. 303)

«Настоящее» Средиземноморье в пределах распространения оливковых и крупных пальмовых рощ (с. 324)

Путешествие на Табарку вместо Испании в январе 1597 года (с.345)

Действие мистраля 19 апреля 1569 года и в последующие дни (с. 348)

Ход дел на Немецком подворье в Венеции за год (с. 364)

Дорожная сеть Иберийского полуострова в 1546 году (с. 389)

Дороги, пересекающие тосканские Апеннины (с. 391)

Атлантический парусник (с. 409)

Крупные и мелкие парусники (с. 422)

Большой стамбульский базар в XVI—XVII веках (с. 431)

Сердце Венеции (с. 433)

Население городов Кастилии (с. 446)

Броделъ Фернан СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ И

СРЕДИЗЕМНОМОРСКИЙ МИР В ЭПОХУ ФИЛИППА II

Часть 1

Роль среды

Издатель А. Кошелев

Художественное оформление обложки

Ю. Саевича и М. Михальчука

Корректор Л. Бондарева

Подписано в печать 20.10.2001. Формат 70x100 1/16.

Бумага офсетная № 1, печать офсетная, гарнитура Баскервилл.

Усл. печ. л. 39,99. Заказ № 5039

Издательство «Языки славянской культуры».

129345, Москва, Оборонная, 6-105; ЛР № 071304 от 03.07.96.

Тел.: 207-86-93. Факс: (095) 246-20-20 (для аб, М153).

E-mail: mik@sch-Lrc.msk.ru Каталог в ИНТЕРНЕТ -mik.narod.ru

Отпечатано в полном соответствии с качеством

предоставленных диапозитивов в ППП «Типография «Наука»

121099, Москва, Шубинский пер., 6

Оптовая и розничная реализация — магазин «Гнозис». Тел.: (095) 247-17-57, Костюшин Павел Юрьевич (с 10 до 18 ч.).

Адрес: Зубовский б-р, 17, стр. 3, к. 6. (Метро «Парк Культуры», в здании изд-ва «Прогресс».)

Foreign customers may order this publication by E-mail: koshelev.ad@mtu-net.ru or by fax: (095) 246-20-20 (for ab. Ml 53).

В основном из турецких краев.

*** * *** **** Дмвмы.

Лица... объединившиеся для разбоя. Риска и Сень.

29. Атлантический парусник

Небольшое судно «Кордельера», или «Маршаль», подожженное 10 августа 1512i в брестском Г)ле

Notes

[

←1

]

Sault.

[

←2

]

КЛИМАТИЧЕСКОЕ ЕДИНСТВО

Над Средиземноморьем земли и воды простирается воздушное Средиземноморье, ничем или почти ничем не связанное с распола­гающимися внизу пейзажами, поскочьку оно не зависит от конкретных

[

←3

]

Дороги, пересекающие тосканские Апеннины

Большая дорога, ведущая из Римини в Милан, соприкасается с предгорья­ми Апеннин с восточной стороны. Многочисленные дороги, которые ведут перпендикулярно к ней по направлению к Флоренции и Лукке в этой узкой части полуострова, дают представление о множестве путей, пересекавших его поперек на всем протяжении с севера на юг. Дорога из Болоньи во Флоренцию через Futa соответствует великолепной современной автостраде (Autostrada del Sole — «Автостраду солнца»). Использованный нами источник ограничивается перечислением дорог, ведущих от Флоренции и от Лукки через Апеннины.

[

←4

]

А для путешествий в Сирию и Каталонию многие предпочитают малень­кие корабли (лат.).

[

←5

]

Которые раньше не имели обыкновения проходить через Гибралтарский пролив.

[

←6

]

С 1420 по 1450 год.

[

←7

]

В Лионское море (залив).

[

←8

]

Граждан.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg