«Дебри»

Дебри (fb2) - Дебри [litres] 28846K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Викторович Иванов - Юлия Юрьевна Зайцева

Алексей Иванов, Юлия Зайцева Дебри

© Иванов А.В.

© Зайцева Ю.Ю.

© ООО «Издательство АСТ»

* * *

Пролог

За одно столетие русские землепроходцы присоединили к России всю Сибирь: от кряжей Урала до вулканов Камчатки, от побережья Ледовитого океана – «Дышащего моря» – до ледяных вершин «Крыши мира».

Маленькими отрядами по тридцать – пятьдесят человек они отважно выходили на terra incognita, словно в открытый космос. Никто из них не знал, что скрывается там, за поворотом, потому что эти грубые бородатые мужики, преданные государю вояки и вольные разбойники – сами себе хозяева, уже перешли пределы карт: с расчерченных листов шагнули на чистые страницы, чтобы кровью и по́том нанести на них собственную географию. К началу XVII столетия территория современной России на три четверти была сплошным «белым пятном». Рисуй, сколько душе угодно.

В этих походах каждый преследовал свои цели. В конце XVI века к восточной окраине державы стекалось много разного народа. Были казаки с атаманами и десятниками на государевой службе; были купцы, почуявшие выгодный торг с инородцами; были «гулящие люди», которые сторонились царского ока, – вольные, без определённых занятий и прописки: в руках – ружья, в карманах – деньги, а на плечах – отчаянные головы.

Памятник основателям Иркутска

Была у них и официальная цель: «проведать новых землиц» и «привести их под государеву руку». Покорители Сибири не сомневались, что «добрым словом и пистолетом» они убедят ещё неведомых им таёжных жителей в своей силе и в своём праве считать их землю своей: охотиться на ней, пахать её, добывать из недр серебряную руду и собирать для русского царя ясак собольими шкурками и прочей мягкой рухлядью. Дерзость увеличивала силы пришельцев вдесятеро, и отряды в полсотни казаков подчиняли целые лесные княжества, не считая это за чудо.

Первые русские землепроходцы – не учёные-натуралисты, бескорыстно мечтающие оставить свой след в научных скрижалях. Землепроходцы надеялись на государевы милости за меховые сокровища, добытые в новых краях, и на казённое пожалование за мамонтовы бивни; они жаждали наград за сведения о золотых и серебряных жилах и плодородных землях. Азарт покорителей подогревался предчувствием фарта. И волновали воображение слухи, что где-то там, у Студёного моря, «лежит зверя моржа на две версты и больше», и песцов так много, что даже лыжи подбивают их шкурками, а на быстрых реках «по берегу рыбы, что дров». Государственное задание, личный интерес и авантюрная вера в райские кущи «там, где нас нет» запустили в XVII веке неудержимое цунами российских землепроходцев.

А вслед за летучими отрядами охочих людей тяжело и властно шагала махина Российского государства.

Восхождение над Сибирью Рождение Тобольска

Казалось, что поход Ермака провалился. В боях татары перебили почти всю Ермакову дружину: в живых осталась только седьмая часть казаков. Сложили головы славные атаманы Иван Кольцо, Богдан Брязга и Никита Пан. Осенью 1584 года погиб и сам Ермак. Подмога с Руси так и не явилась. А сибирский хан Кучум ускользнул от казачьей сабли; он кочевал вдоль Иртыша, пылая жаждой мести. Матвей Мещеряк, последний атаман, собрал уцелевших товарищей и решил уходить из Сибири. Казаки оставили залитый кровью Искер – столицу Сибирского ханства, и городок занял царевич Алей, сын Кучума. Татары вернули себе всё, что отняли русские.

Но колёса истории вращались уже так, как закрутил Ермак Тимофеевич. Из Искера царевича Алея выбил хан Сеид-Ахмет, по-русски – Сейдяк. Он был из династии Тайбугинов – из царского рода, свергнутого с сибирского престола ханом Кучумом, властителем из бухарской династии Шейбанидов. Сибирские татары восстановили свою изначальную власть над Сибирью, которую два десятилетия назад узурпировали пришельцы из Бухары.

Тобольск

А на реку Туру в 1586 году пришёл отряд стрельцов под началом воевод Василия Сукина и Ивана Мясного. Воеводы заложили город Тюмень. По их указу «письменный голова» Данила Чулков с небольшим войском на стругах поплыл вниз по Туре и Тоболу к Иртышу. Напротив устья Тобола Чулков приглядел место для маленького острожка: высокий мыс над заливным лугом поймы. Ратники Чулкова разобрали свои суда и соорудили из них «лодейный город» – временную ограду. Так в 1587 году был основан Тобольск.

От Тобольска до Искера, где сидел ханом Сейдяк, было 18 вёрст. Заливной луг назывался Княжьим, потому что здесь сибирские ханы любили устраивать лихие охоты с ручными ястребами. На этом лугу пять лет назад Ермак и разбил полчища Кучума. Длинный крутой обрыв (ступень речной террасы), ограничивающий луг, назывался Алафейскими горами; «алафага» означало «коренная ханская земля». И на этой исконно татарской земле опять обосновались упрямые русские. Рано или поздно хан Сейдяк должен был снова напасть на них, чтобы изгнать окончательно.

ТОБОЛЬСК – РАЙОННЫЙ ЦЕНТР ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ. ГОРОД НЕ САМЫЙ БОЛЬШОЙ И, НАВЕРНОЕ, УЖЕ НЕ САМЫЙ ЗНАМЕНИТЫЙ. НО ОН ДО С ИХ ПОР ХРАНИТ В СЕБЕ ВЕЛИЧИЕ СТАРИННОЙ СТОЛИЦЫ.

ТОБОЛЬСК – КЛЮЧ К СИБИРИ, СОСРЕДОТОЧЕНИЕ СИЛЫ, ТОЧКА ОПОРЫ, С ПОМОЩЬЮ КОТОРОЙ МОЖНО ПЕРЕВЕРНУТЬ МИР. ЭТОТ ГОРОД ИЗБРАН ИСТОРИЕЙ.

Сейдяк замыслил привести своё войско к Тобольску якобы в запале ястребиной охоты. Охоту он устроил в честь гостей – казахского хана Ураз-Мухаммеда и «думного татарина» Карачи, визиря Кучума. Но Данила Чулков сам перехитрил Сейдяка. При виде охоты на лугу под острожком, он тоже затеял пир и пригласил Сейдяка с его гостями. Сейдяк принял приглашение, рассчитывая провести разведку острога, но попал в ловушку. Сотня татар вступила в острожек, а основное войско осталось снаружи. На застолье, по преданию, Чулков протянул Сейдяку чашу: «Выпей за здравие, ежели не желаешь зла!» И Сейдяк от волнения поперхнулся. Казаки набросились на татар и всех повязали. А войско не рискнуло отбивать своих ханов. Ермак уже доказал сибирским татарам, что русские – сильнее, не стоит враждовать.

Чулков отослал пленников в Москву, и там их приняли весьма радушно: поселили в почёте и достатке, но в Сибирь так и не отпустили. А Тобольск уверенно пошёл в рост. Вскоре на месте «лодейного города» встала крепость с частоколами, башнями и Троицкой церковью, и мыс назвали Троицким. Больше века на Троицком мысу будут жить властные сибирские воеводы.

Городок потихоньку разделился на две части. Наверху, на Алафейских горах, – крепость, усадьбы воевод, арсенал, амбары, тюрьма и гостиный двор для купцов. Внизу, на лугу, пересечённом мелкими извилистыми речками, – усадьбы горожан: казаков, стрельцов, ремесленников и купцов. Верхний и Нижний посады соединялись оврагами, по которым проложили дороги, – взвозами. Главным был Прямской взвоз, который вёл к острогу. В 1600 году за Иртышом на устье Тобола соловецкие иноки Логгин и Дионисий основали Зосимо-Савватьевский монастырь – приют для старых воинов.

Данила Чулков заложил свой маленький «лодейный город», чтобы взять под контроль Искер и сибирского хана. Однако с Руси по Тоболу в глубины Сибири покатился неудержимый поток истории: на восток пошли казаки, служилые, ссыльные лиходеи, промысловики, крестьяне, беглые холопы, купцы и «гулящие люди». И оказалось, что Тобольск зажал в кулаке хвосты трёх важнейших речных дорог: вверх по Иртышу – в калмыцкие степи и в Китай; вниз по Иртышу и вниз по Оби – в «златокипящую» Мангазею; вниз по Иртышу и вверх по Оби – на Енисей и на Байкал.

До похода Ермака Сибирь казалась мрачной, лешачьей и смертоносной страной, а после Ермака стало ясно, что эта земля – почти такая же, как Русь, только щедрее, просторнее и свободнее. И переселенцы двинулись «встречь солнцу» многими тысячами. На энергии национального порыва и креп город Тобольск. Сторожевая застава превращалась в столицу бескрайней Сибири.

Решающим оказался 1590 год, когда Тобольск «стал быть собою»: его назначили «разрядным городом», то есть центром провинции – разряда, где сидит главный разрядный воевода и куда свозят подати и ясак. А в 1621 году была учреждена Тобольская и Сибирская епархия с центром в Тобольске, и это окончательно закрепило за городом столичный статус.

Тобольск обзавёлся неофициальным гербом с чёрными соболями. Семён Ремезов, сибирский гений XVII века, описал этот герб: «Под короною драгие звери, а посреди них стрела – державная гроза».

Исполинство от рожденья Идея Ермака

Их десять – десять русских городков, построенных в Сибири в первое десятилетие после Ермака и в последнее десятилетие XVI века: Верхотурье, Туринск, Пелым, Тюмень, Тобольск, Тара, Нарым, Сургут, Берёзов и Обдорск. Это созвездие освещает «Сибирь изначальную» – ту часть Сибири, которую Русь обрела по итогам Ермакова похода. И Ермак здесь – демиург, создатель мира, атлант, который держит русское небо над языческой тайгой.

Ермак стал сакральным атаманом так стремительно, что былые его соратники не успели даже состариться. Ермака почитали и свои, русские, и даже аборигены – инородцы. Причины почитания очевидны. Русских изумила божественная дерзость, с которой Ермак завоевал землю, равную по площади самой Руси. А сибирским инородцам легче было покориться не человеку, а герою, которого избрали небеса: с волей богов не спорят.

Поход Ермака превратился в миф. Мельчайшие события этого похода были перетолкованы так и сяк и преисполнились огромного значения, будто библейские притчи. Маршрут Ермака оброс преданиями: каждый холм и каждый поворот реки на этом маршруте стали связаны с каким-то событием.

Культ Ермака начал складываться сразу после гибели атамана, и основу его заложили не русские, а сибирские татары. По легенде, в последней битве при устье реки Вагай на Ермаке были надеты две кольчуги: одна своя, другая – подарок Ивана Грозного. Раненый Ермак бросился в воду, чтобы доплыть до струга, но тяжёлая броня утянула его на дно.

Татары утверждали, что тело Ермака всплыло в Иртыше через неделю после смерти – 13 августа 1584 года. Его случайно зацепил рыболовной сетью татарин Яныш, внук Бегиша, житель Епанчинских юрт. Епанчинский мурза Кайдаул опознал погибшего по двум «панцирям». Когда принялись их снимать, у покойника из носа и рта хлынула кровь, как у живого человека. Поражённый, Кайдаул послал гонцов во все окрестные селения, призывая приехать и посмотреть на тело Ермака, которое «точит кровь живу». Татары собрались отовсюду. Прибыл даже сам хан Кучум, заклятый враг Ермака.

Шесть недель тело Ермака лежало на священном помосте, и кровь всё текла из ран героя. Из капель этой крови родились яркие цветы жарки – сибирские маки. Над мёртвым Ермаком боялись пролетать птицы. Во снах Ермак являлся многим татарским, вогульским и остяцким князьям, и кое-кто из них просыпался безумцем. Наконец, Ермак привиделся царевичу Сейдяку – Сеид-Ахмету – и потребовал погребения. Ослушаться было страшно. В присутствии мусульманского абыза Ермака со всеми почестями похоронили под сосной рядом с кладбищем у селения Баиш. Героя почтили тризной, на которой принесли в жертву тридцать быков и десять баранов.

Могила Ермака возле Баишевского кладбища стала священной. Каждую субботу «бусурмане» видели, что над могилой загорается тихая свеча, а в родительский день встаёт огненный столб до неба. Земля с могилы Ермака исцеляла от болезней, и её ели как лекарство. Но муллы и князьцы настрого запретили сородичам рассказывать русским, где упокоен их герой. Эту тайну раскроет служилый человек Ульян Ремезов только через 76 лет.

ПАМЯТНИК ЕРМАКУ ВОЗДВИГНУТ В ТОБОЛЬСКЕ В 1839 ГОДУ. В ТО ВРЕМЯ ПАМЯТНИКОВ СТАВИЛИ ОЧЕНЬ МАЛО, А ПАНТЕОН «ГЕРОЕВ ИЗ НАРОДА» БЫЛ И ТОГО МЕНЬШЕ – ИВАН СУСАНИН ДА КУЗЬМА МИНИН. НА ОТКРЫТИИ МОНУМЕНТА ЕРМАКУ ПРИСУТСТВОВАЛ ЦЕСАРЕВИЧ АЛЕКСАНДР. ЭТО БЫЛА ВЫСОЧАЙШАЯ ЧЕСТЬ, ОКАЗАННАЯ ИМПЕРИЕЙ ПРОСТОЛЮДИНУ.

От Ермака остались две кольчуги, и они славились как чудотворные; одну из них остяки принесли в дар идолу на Белогорском святилище. Знамя Ермаковой дружины хранилось в храме города Берёзова. В Тобольске в память о Ермаке построили часовню Ермаков Крест, а на том месте, где Ермаку явился Никола Можайский, возвели Никольскую церковь.

Памятник Ермаку в Тобольске

Всю важность Ермака для самоидентификации сибиряков раньше всех понял первый иерарх Сибири – епископ Киприан (Старорусенников). В 1620 году он возглавил только что созданную Тобольскую епархию. Киприан повелел составить синодик (список имён для поминовения) павшим казакам Ермака, а стариков-ветеранов Ермаковой дружины, которые к тому времени ещё были живы, Киприан распорядился собрать и расспросить – и непременно записать их «скаски». На основе этих свидетельств Савва Есипов, дьяк тобольского Софийского двора, в 1636 году написал летопись о походе Ермака.

Но самое главное слово о Ермаке сказал тобольский зодчий, картограф и летописец Семён Ремезов – сын служилого человека Ульяна Ремезова. Семён Ульянович работал как профессиональный учёный: собирал предания, читал старинные документы, посещал места событий. Свой труд он завершил в 1697 году. Эту повесть Семён Ремезов назвал «История Сибирская».

«ИСТОРИЯ СИБИРСКАЯ» РЕМЕЗОВА – ПОРАЗИТЕЛЬНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ. ОНО МОДЕРНИЗИРОВАЛО ДРЕВНЕРУССКУЮ ЛЕТОПИСНУЮ ТРАДИЦИЮ. НО СОЗДАНО ОНО БЫЛО УЖЕ В ПЕТРОВСКУЮ ЭПОХУ, КОГДА РОЖДАЛАСЬ СВЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА, ПОЭТОМУ ПРИ ВСЁМ МОДЕРНИЗМЕ КНИГА РЕМЕЗОВА ОКАЗАЛАСЬ АРХАИЧНОЙ И НЕ БЫЛА ВОСТРЕБОВАНА КУЛЬТУРОЙ РОССИИ, ОСТАВШИСЬ РЕГИОНАЛЬНЫМ ФЕНОМЕНОМ.

Она состоит из 154 новелл, и в основе каждой – микросюжет или важная мысль. «История» рассказывает и о походе Ермака, и о том, что случилось через много лет после гибели атамана. Семёну Ремезову помогали сыновья; с любовью и тщанием Ремезовы снабдили каждую новеллу иллюстрацией-миниатюрой. Получилось синкретическое повествование романного типа: сразу житие святого (агиография), история путешествия («хождение»), историческая хроника (летопись) и публицистическое обращение («слово»). Но неназванный идеал, на который ориентировался Ремезов, – Евангелие.

Рисунок из «Истории Сибирской»

«Исполинство бог даёт рабам своим от рожденья», – написал Ремезов о Ермаке. И Ермак в его повести – воистину Сын Божий. Он отмечен свыше. Он отважный воин, мудрый правитель и праведник, несущий во тьму Сибири свет Христовой веры. Ему сопутствуют чудеса: православные знамёна сами собой летят мимо берегов, занятых воинами хана Кучума, а руки супостатов цепенеют в бою, и оружие ломается пополам. Его поход осеняют знамения: два мистических зверя дерутся друг с другом на острове посреди Иртыша, а во время сражения в небе появляется Христос, хватает татарские стрелы и швыряет их на землю. И Ермак приносит себя в жертву, как Иисус: перед последней битвой ему является Никола Можай и предупреждает о гибели, но Ермак не отказывается от своего дела. Для русского Сибирь важнее жизни – вот главная мысль Ремезова. И он воплотил её в образе мессии – в Ермаке.

Ремезов не провозглашал «сибирской идеологии». Он констатировал то, что уже было, и было давно. После Ермака в глубины Сибири двинулись сотни русских землепроходцев, и каждый из них видел себя Ермаком.

Сибирская конкиста Землепроходцы покоряют Сибирь

К началу XVII века русские уже освоили Обь и успели проведать пушного зверя в окрестностях города Мангазеи, тогда – главного опорного пункта Сибири. Охотников тянуло на восток к нетронутым местам и подальше от государевых сборщиков ясака. От обских хантов и селькупов русские узнали о реке Енисей (Ионесси). Поисковые экспедиции открыли четыре волока из бассейна Оби в бассейн Енисея, и за двадцать пять лет землепроходцы обследовали гигантскую реку со всеми притоками до её впадения в Ледовитый океан. В верховья шли на стругах и дощаниках, поднимаясь против течения на шестах или бечевой, к устью плыли на морских кочах под парусами. Рейды растягивались на годы. Победы над инородцами, богатый ясак и слухи о новых землях, полных сокровищ, давали силы преодолевать голод и холод, бороться с ледяными заторами, стремнинами и гнусом. Государственный контроль над территорией русские закрепляли строительством крепостей. Енисейский острог стал важным форпостом в Средней Сибири и базой для продвижения на Лену и на Байкал.

Башня Якутского острога

В 1620 году некий Пянда, «гулящий человек» Енисейского острога, прознал от местных жителей, что к Нижней Тунгуске, притоку Енисея, подходит другая большая река – Лена (Елюнэ). На свои деньги Пянда набрал ватагу в сорок человек, построил струги и отправился на поиски фарта в огромные и непочатые охотничьи угодья неизвестной реки. Однако слухи на карте не нарисуешь, и маршрут по ним не проложить. В пути отчаянному отряду Пянды пришлось преодолевать завалы и пороги, отражать «огневым боем» набеги эвенков, пережидать зимы. Только на третий год экспедиция Пянды перетащила свои струги на Лену и потом прошла по ней четыре тысячи километров.

В 1632 году енисейский сотник Пётр Бекетов с тридцатью казаками поставил на Лене Якутский острог. Тридцать казаков объявили Якутию российской – а Якутия по площади вдвое превосходит всю Западную Европу. Из Якутского острога русским удобно было совершать броски на север, к Студёному морю и на страшную Колыму, и на юг, к Амуру и Даурии.

ЯКУТСКИЙ ОСТРОГ НА РЕКЕ ЛЕНЕ БЫЛ ЗАЛОЖЕН СОТНИКОМ ПЕТРОМ БЕКЕТОВЫМ В 1632 ГОДУ. ПО ПРЕДАНИЮ, ЯКУТЫ СОГЛАСИЛИСЬ ПРОДАТЬ РУССКИМ СТОЛЬКО ЗЕМЛИ, СКОЛЬКО МОЖНО НАКРЫТЬ БЫЧЬЕЙ ШКУРОЙ, – А РУССКИЕ НАРЕЗАЛИ ИЗ ШКУРЫ РЕМНИ И ОЧЕРТИЛИ ИМИ ОГРОМНЫЙ УЧАСТОК. МОЩНЫЙ ЯКУТСКИЙ ОСТРОГ СТАЛ БАЗОЙ ДЛЯ ОСВОЕНИЯ ЗАБАЙКАЛЬЯ, ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА И КРАЙНЕГО СЕВЕРА. ВСЁ ОГРОМНОЕ ПРОСТРАНСТВО ОТ АМУРА ДО КОЛЫМЫ СЧИТАЛОСЬ ВОТЧИНОЙ ЯКУТСКОГО ВОЕВОДСТВА.

Строительство крепостей укрепляло русское государство, но не решало проблем сибирской анархии. Размер ясака не был определён, казаки драли его с местных по принципу «душа – мера». А меры не было. В суровый край приходили за богатством и прибылью, поэтому не останавливались ни перед чем. Воеводы хозяйничали без контроля, насаждая не цивилизацию, а собственный грабительский порядок. Никто не межевал земли между острогами, и порой казаки разных воевод схватывались за ясак друг с другом или брали его с аборигенов в двойном размере; как говорится, семь шкур сдирали. А ещё отнимали запасы мяса и рыбы, обрекая целые поселения на голодную зиму. Инородцы протестовали, как могли, иногда даже осаждали русских. В осаду большого тысячного войска якутов однажды угодил и Якутский острог. Казаков спасло лишь то, что оленеводы Полярного круга не привыкли к военным действиям и очень скоро сами ушли от стен крепости.

ЗЕМЛЕПРОХОДЦЫ – РОДОНАЧАЛЬНИКИ СИБИРСКИХ ГОРОДОВ. КАЖДЫЙ СТАРИННЫЙ ГОРОД ЖЕЛАЕТ ИМЕТЬ СВОИМ ОСНОВАТЕЛЕМ КАКОГО-НИБУДЬ ГЕРОЯ СИБИРСКОЙ КОНКИСТЫ.

В ЧИТЕ ТАКИМ ОСНОВАТЕЛЕМ СЧИТАЕТСЯ СОТНИК ПЁТР БЕКЕТОВ, КОТОРЫЙ В 1653 ГОДУ УСТРОИЛ В ЭТИХ МЕСТАХ НЕБОЛЬШОЕ ЗИМОВЬЕ. И ПУСТЬ ЧИТА ПОШЛА НЕ ОТ ТЕХ ИЗБУШЕК БЕКЕТОВА – ФИГУРА ЗЕМЛЕПРОХОДЦА ВСЁ РАВНО ПОДКЛЮЧАЕТ ГОРОД К ИСТОРИИ.

Зимой 1641 года пятнадцать русских казаков под началом Михаила Стадухина, забыв про инстинкт самосохранения, отправились из Якутского острога в самую холодную точку планеты – на Оймякон. Два месяца люди и кони сражались с ледяными ветрами Сунтар-Хаята, ломались на курумниках, скользили на ледниках и только во сне видели горячее пламя костра, который в этих голых камнях казался волшебней, чем лампа Аладдина. Двужильные мужики Стадухина сумели выжить в этом трудном походе. Они собрали ясак с эвенков и якутов и открыли новые земли. На третий год они построили небольшой коч, по краю Ледовитого океана добрались до Колымы и поставили там первое русское зимовье для сбора дани.

Памятник Петру Бекетову в Чите

«Для прииску и приводу новых землиц» воеводы Якутска рассылали отряды во все стороны света. От бурят русские узнали, что на юге есть огромное, как море, озеро Байкал (Лама), «вода в нём стоячая и пресная, а рыба всякая и зверь морской», и богаты те места серебряными рудами. Семьдесят пять суровых казаков атамана Курбата Иванова в июле 1643 года выбрались на жёлто-сине-зелёный берег Байкала и сняли шапки. Густое горное небо, рассыпчатый песок. Корявые кедрачи похожи на камлающих шаманов – стоят на двухметровых ходулях корней, из-под которых за триста лет уже выдуло почву. Казаки прошли вдоль Байкала шестьсот километров. Курбат Иванов составил первый чертёж озера, но не сумел вернуться домой – на этой райской земле он погиб в сражении с бурятами.

«ИДЕОЛОГИЮ» СИБИРИ СОЗДАЛИ ПОМОРЫ, ВОЛЬНЫЕ КРЕСТЬЯНЕ РУССКОГО СЕВЕРА. НЕ ПОРАБОЩЁННЫЕ КРЕПОСТНЫМ ПРАВОМ, ОНИ ОСВАИВАЛИ ПОБЕРЕЖЬЕ ЛЕДОВИТОГО ОКЕАНА ЗА ПРОЛИВОМ ЮГОРСКИЙ ШАР И ТАЁЖНЫЕ ПРОСТОРЫ ЗА «КАМЕННЫМ ПОЯСОМ». ПОМОРЫ И РУССКИЕ СЕВЕРЯНЕ УТВЕРДИЛИ ГЛАВНУЮ МОРАЛЬНУЮ ЦЕННОСТЬ СИБИРЯКА – ПРЕДПРИИМЧИВОСТЬ. ПОЭТОМУ ИСТОРИЯ СИБИРИ ОТКЛИКАЕТСЯ В УСТЮГЕ, МЕЗЕНИ, ТОТЬМЕ, ВОЛОГДЕ И ХОЛМОГОРАХ.

На восток русских гнали смутные сведения о Тёплом море. Первым его увидел казак Иван Москвитин в 1639 году. Весь путь от Лены до северо-западного берега Тихого океана отряд Московитина прошёл за два месяца – технично и со спринтерской скоростью. В пути по таёжным рекам казаки дважды меняли плавсредства на более подходящие: дощаники перестроили в струги, с них пересели на большую байдарку. За два года отряд Москвитина исследовал почти всё побережье Охотского моря и открыл устье Амура.

Памятник землепроходцам и мореходам в Тотьме

Вскоре после экспедиции Москвитина по Амуру с боями прокатился отряд «письменного головы» Василия Пояркова, пришедший с Лены. Вслед за ним к амурским волнам явился стрелецкий отряд Петра Бекетова; Бекетов пришёл уже с Байкала, и его маршрут станет частью великого пути из России в Китай. А потом на Амуре хозяйничал «промышленный человек» Ерофей Хабаров. Привольный Амур превратился в реку великой русской мечты.

Русские продвигались по Сибири, будто в темноте на ощупь, – по наитию. Не всегда им удавалось понять, где они очутились. И служилый человек Семён Дежнёв так и не узнал, что совершил великое открытие.

В сороковые годы XVII века дальние остроги и зимовья захлестнула моржовая лихорадка и слухи о пушной реке Анадырь. В 1648 году шесть кочей вышли из устья Колымы на простор Студёного моря и поплыли на восток вдоль немирных берегов Чукотки, надеясь попасть на устье Анадыря. А скалистый берег вдруг повернул с востока на полудень, и промысловики увидели бурный пролив. Через восемьдесят лет этот пролив назовут Беринговым. Сами того не ведая, русские мореходы нашли предел Евразии.

В проливе бушевал шторм. Он подхватил кочи и повлёк неведомо куда. Ураганным ветром судёнышки «разнесло без вести». Коч Семёна Дежнёва прибило к устью Анадыря, как Дежнёв и мечтал, а коч Федота Попова стихия забросила ещё дальше – на Камчатку. Попов сотоварищи стали первыми русскими, которые увидели дымы над вулканами. Через пятьдесят лет Владимир Атласов завершит открытие Камчатки и присоединит её к России.

Грандиозная сибирская конкиста заняла около столетия. В «бунташном» XVII веке, в погоне за вполне конкретными благами бытия, грубые и дерзкие землепроходцы сформировали географическое сознание русской нации.

Под властью воевод Воеводское управление Сибири

Ермак присоединил азиатскую Сибирь к европейской Московской Руси, и Московия с Сибирью образовала евроазиатскую страну Россию. Но Сибирь в России ещё не была русской ни по населению, ни административно. В течение семнадцати лет после разгрома Сибирского ханства новым регионом руководил Посольский приказ – Министерство иностранных дел той эпохи. Далёкая, неведомая и дикая Сибирь считалась чем-то чуждым.

В 1599 году Сибирь наконец-то передали Приказу Казанского дворца, который ведал землями покорённых инородцев за восточными границами былой Руси: упразднёнными княжествами черемисов, бывшими Казанским и Астраханским ханствами, Башкирией. И только в 1637 году царь учредил Сибирский приказ – государственный орган управления Сибирью.

Возглавлял его «судья»; «судье» подчинялись дьяки – начальники «столов» (или «повытий»); дьяки командовали подьячими. В первые годы в Сибирском приказе было пять «столов» (по числу «территорий»): Тобольский, Томский, Мангазейский, Енисейский и Ленский. Потом появились и «столы» по разным отраслям хозяйства: Казённый, Денежный, Купецкий и так далее. Драгоценным сердцем Сибирского приказа была Соболиная казна. Она аккумулировала привезённую из Сибири пушнину и продавала её в Европу. Руководили казной целовальники и «купчины» с добрым именем. Сибирский приказ назначал в Сибирь воевод и таможенных голов, устанавливал штаты и оклады, ведал обороной и снабжением края. Сибирский приказ существовал до 1763 года, хотя после учреждения губерний потерял административное значение и превратился, по сути, в одну Соболиную казну.

ДОМ ВОЕВОДЫ ПОСТРОЕН В СОЛИКАМСКЕ В 1688 ГОДУ. ЭТО ОЧЕНЬ РЕДКИЙ ЗА ВОЛГОЙ ОБРАЗЕЦ ДРЕВНЕРУССКОГО ГРАЖДАНСКОГО И ОБОРОННОГО ЗОДЧЕСТВА. ДОМ ИМЕЕТ ПОТАЙНЫЕ ВНУТРИСТЕННЫЕ КОРИДОРЫ С ЛЕСТНИЦАМИ И ПОДЗЕМНЫЕ ХОДЫ, ВЕДУЩИЕ К ХРАМАМ И К БЕРЕГУ РЕЧКИ ЗА ПРЕДЕЛЫ СТЕН ГОРОДСКОЙ КРЕПОСТИ. ДОМ ВОЕВОДЫ ИСПОЛЬЗОВАЛСЯ КАК ПРИКАЗНАЯ ИЗБА ДО УПРАЗДНЕНИЯ СОЛИКАМСКОГО ВОЕВОДСТВА В 1781 ГОДУ.

Главным человеком в Сибири был тобольский воевода. Уже в 1590 году вся Сибирь стала считаться «Тобольским разрядом», то есть «Тобольской областью», и тобольский воевода оказался высшим начальником. В 1607 году он получил государственную печать с короной, соболями и стрелами, а в 1660 году воеводам Тобольска дозволили вести собственную внешнюю политику: самим принимать и отправлять послов в восточные державы.

Дом воеводы в Соликамске

Тобольский воевода командовал воеводами во всех остальных городах Сибири. «Региональными администрациями» тех времён были приказные избы (в Тобольске – Приказная палата), где сидели дьяки и подьячие. В задачу воевод входило снабжение своей вотчины хлебом, сбор податей и ясака, разведка «новых землиц», организация ямской службы, развитие торговли и контроль над инородцами. Воеводы были и судьями, и местными полководцами, и бухгалтерами, и администраторами. Вся служба была подчинена главной задаче: добывать царю богатства и следить, чтобы никто этому никак не препятствовал. Остальное – «по мере надобности».

Памятник воеводе Алексею Шеину в Азове

Служить в Сибирь отправляли минимум на два года. При назначении воевода получал от царя пространный «наказ» – инструкцию. Явившись на место, воевода объявлял «государево жалованное слово» всем служилым людям, всем торговым людям и князьям инородцев. А потом уже можно было заниматься собственным благополучием, не забывая об интересах царя.

В Тобольск, Мангазею, Тару и Томск (а потом в Иркутск и Якутск) назначали двух воевод – старшего и младшего («товарища»). На сибирскую службу ехали представители самых знатных родов: Репнины, Бутурлины, Волконские, Голицыны, Шереметевы, Трубецкие, Салтыковы, Головины. Конечно, в таёжную тьмутаракань их влекли не нужды отечества, а нажива. Воеводы безбожно воровали пушнину – тем более что жалованья им не полагалось: они «кормились от дел». Воровство воевод стало дурной традицией, против которой цари особенно-то и не возражали. Но многие воеводы блюли приемлемую меру и принесли Сибири немалую пользу.

БОЯРИН АЛЕКСЕЙ ШЕИН СТАЛ ТОБОЛЬСКИМ ВОЕВОДОЙ В 27 ЛЕТ И ПРОБЫЛ В СИБИРИ ВСЕГО ДВА ГОДА. ПОТОМ ПРИ ЦАРЕВНЕ СОФЬЕ ОН ХОДИЛ В ПОХОДЫ НА КРЫМ, А ПРИ ПЕТРЕ ВОЗГЛАВЛЯЛ ВОЙСКА В ПОХОДАХ НА АЗОВ. ЗА ВЗЯТИЕ АЗОВА ПЁТР ПРОИЗВЁЛ ШЕИНА В ГЕНЕРАЛИССИМУСЫ. ШЕИН СТРОИЛ МОРСКУЮ ГАВАНЬ В ТАГАНРОГЕ, ОТРАЖАЛ НАБЕГИ ТУРОК И ПОДАВЛЯЛ СТРЕЛЕЦКИЕ БУНТЫ. ОН УМЕР В 1700 ГОДУ В ВОЗРАСТЕ 48 ЛЕТ.

Основной проблемой поначалу была безопасность русских городов. Неугомонный хан Кучум рыскал по Иртышу, прицеливаясь, как напасть. В 1590 году воевода Кольцов-Мосальский разбил орду Кучума на реке Ишим и отогнал татар в степь, а в 1598 году воевода Бутурлин настиг Кучума в степи и разгромил окончательно. Татарская угроза развеялась.

Теперь следовало решить вопрос самообеспечения. Почти всё, что требовалось для жизни, в Сибирь везли из России: начиная от хлеба и соли и заканчивая топорами и ружьями. В 1613 году воевода князь Елецкий купил у калмыков на верхнем Иртыше солёное Ямыш-озеро; соляные караваны вдохнули в экономику Сибири новые силы, потому что без соли невозможно обрабатывать пушнину, выделывать кожи и производить порох.

На свой собственный хлеб Сибирь перешла благодаря воеводе князю Сулешеву. В 1624–1625 годах он провёл перепись городов и по «дозорным книгам» выявил бездельных людишек, которых можно было превратить в хлеборобов. Князь составил «Уложение боярина Сулешева» – свод правил и предписаний для развития Сибири. Сулешев организовал распашку пустых земель, отменил хлебное жалованье служилым людям и наделил их угодьями – пусть сеют и жнут (и платят подати). В результате производство хлеба в Сибири выросло в пять раз, и Сибирь начала кормить себя сама.

Наконец, в 1663 году воевода Хилков попытался уравнять Сибирь с Россией и в отношении денег. Самоуверенные и свободолюбивые сибиряки не желали признавать такой экономической условности, как медные монеты. Хилков завёз бочки с медными копейками, полушками и пятаками, но это вызвало резкое удорожание серебра и всех товаров. Денежную реформу пришлось остановить. Там, где любой охотник приносил добычу сразу как валюту, медь не имела цены. Сибирь была уже русской, но жила наособицу.

Этот принцип – жить наособицу – актуален и сегодня.

Служилые люди Сословие «служилых» в истории Сибири

Бурное XVII столетие – время вооружённых людей на государевой службе: в городах были стрельцы, на границах – казаки, а в Сибири – служилые люди. Сословие сибирских служилых по численности занимало второе место после государственных крестьян и было самым пассионарным классом в России «бунташного» века. Перепись 1710 года насчитала в Тобольске 4 735 повёрстанных служилых людей, а по Сибири в целом – 40 667 человек.

Они были не регулярной армией, а скорее командами вооружённых разнорабочих на службе у власти. Служилые подчинялись воеводе и делали всё, что тот прикажет «в государевых интересах»: собирали подати, возили указы и грамоты, сопровождали ссыльных, усмиряли бунты, ловили разбойников, ездили за солью на Ямыш-озеро, доставляли хлеб и прочие товары, оберегали границу в дозорах, ходили в военные походы, строили церкви и казённые здания, дощаники и кочи, охраняли разные посольства, ловили рыбу, промышляли пушного зверя, возводили новые остроги и слободы. Например, тобольский воевода Годунов заставлял служилых людей «делать всякие плотнишные дела, церковные и хоромные и иные всякие зделья работать. Да их же заставил делать снасти варовые, судовые верёвки».

Воеводам было очень удобно иметь в подчинении такой «полуспецназ-полустройбат» и с его помощью решать не только военные проблемы, но и экономические. «Кормясь от дел», сибирские воеводы не различали, что в «службу», а что «в дружбу», и хозяйственных поручений для войска у них всегда имелось в избытке. Служилых людей для далёкой Сибири в основном набирали в Москве из казаков и стрельцов, и работа им была «не за обычай». Но за уклонение от трудов служилых наказывали батогами, кнутом, тюрьмой и вычетами из жалования. Воевода сам выбирал вид возмездия.

ГОРОД САЛЕХАРД СТОИТ ПРЯМО НА ЛИНИИ ПОЛЯРНОГО КРУГА. ОН БЫЛ ОСНОВАН НА БЕРЕГУ ОБИ В 1595 ГОДУ КАК ОБДОРСКИЙ ОСТРОГ. ЗДЕСЬ СЛУЖИЛИ СМЕННЫЕ КАЗАКИ– «ГОДОВАЛЬЩИКИ». ОБДОРСК КОНТРОЛИРОВАЛ ПУШНОЙ ТРАФИК ИЗ МАНГАЗЕИ И С ПРОСТОРОВ САМОЕДСКОЙ ТУНДРЫ ПОЛУОСТРОВА ЯМАЛ. ПОСТОЯННОЕ НАСЕЛЕНИЕ В ОБДОРСКЕ ПОЯВИЛОСЬ ТОЛЬКО В 1635 ГОДУ.

Служилые могли жаловаться на воевод в Сибирский приказ или даже самому царю. Самыми частыми были «ябеды» на «посылки вне очередь», когда за одной длиннющей командировкой куда-нибудь к чёрту на рога сразу следовала вторая такая же. А поощрением были «посылки» в Москву с документами или ясачной казной, потому что попутно в столице можно было закупить дефицитные товары, чтобы потом с выгодой продать их в Сибири.

Памятник основателям в Салехарде

Служилые люди получали от казны жалованье деньгами, хлебом, солью и овсом для лошадей. Впрочем, каждый четвёртый служилый предпочитал, чтобы вместо жалованья его наградили бы «землёй и травой». Пашня и покосы приносили гарантированный доход, а жалованье могли задержать или недодать. Бывало, что в отдалённых острогах казаки сидели без платы по нескольку лет. Служилые искали дополнительный заработок. В свободное время они возделывали поля, занимались промыслами, держали мельницы и кузницы, торговали. В середине XVII века в Тобольске служилые люди составляли половину от общего числа купцов, ремесленников и охотников.

Юильский острог в музее Академгородка

Служить считалось престижным занятием, потому что оно давало более высокий статус по сравнению с крестьянами и посадскими. Самые опытные могли получить звания стольников или «детей боярских». Служилые имели много разных «чинов»: воротники, пушкари, затинщики, стрельцы, казаки – «беломестные», конные или пешие. В службу брали ссыльных иностранцев («черкасов», «литвинов» и «немцев»), которые дали присягу русскому царю, а также иноверцев – татар и башкир.

Имелись две основные категории служилых. «По прибору» – наёмники, повёрстанные по мере надобности. «По отечеству» – дети, внуки и правнуки тех служилых, которые когда-то приехали из России и осели в Сибири, обзаведясь семьями. Каждый уездный воевода имел свой отряд служилых.

Внутри сообщества царили порядки казачьей вольницы. Служилые исполняли приказы воеводы, но подчинялись своему выборному командиру – атаману или полковнику. Важные решения принимались на общем «круге», любой отряд имел собственную частную казну – «коробью».

ЮИЛЬСКИЙ ОСТРОЖЕК БЫЛ ОСНОВАН ЕЩЁ В XVII ВЕКЕ. ОН СТОЯЛ В ТАЙГЕ БЛИЗ РЕКИ КАЗЫМ, ПРИТОКА ОБИ. В XVIII ВЕКЕ ОСТРОЖЕК ЗАБРОСИЛИ ЗА НЕНАДОБНОСТЬЮ. А В 1968 ГОДУ ОХОТНИКИ КАЗЫМА ПРИВЕЛИ УЧЁНЫХ К РАЗВАЛИНАМ БАШЕН И ЧАСТОКОЛОВ, КОТОРЫЕ УЖЕ ЗАРОСЛИ ДИКИМ ЛЕСОМ. ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ЭТУ ПОТРЯСАЮЩУЮ НАХОДКУ ПЕРЕВЕЗЛИ В МУЗЕЙ ДЕРЕВЯННОГО ЗОДЧЕСТВА ВОЗЛЕ АКАДЕМГОРОДКА В НОВОСИБИРСКЕ И ВОССТАНОВИЛИ В ПЕРВОЗДАННОМ ВИДЕ.

Дважды власть пыталась модернизировать военное дело в Сибири. В 1659 году воевода князь Иван Хилков задумал завести «полки иноземного строя» – переделать служилых в рейтаров и солдат по европейскому образцу. Для обучения были наняты иностранные офицеры. Но у Хилкова ничего не вышло: иностранцев оказалось мало, денег на содержание полков в казне не хватило, а воевали рейтары плохо. Через десять лет воевода Годунов решил выстроить по южной границе Сибири Засечную черту и заселить её остроги служилыми, сняв их с казённого довольствия. Однако Годунов не успел завершить свой проект: его отозвали после жалоб на самоуправство.

В полицейском государстве, которое будет создавать царь Пётр, сибирским служилым людям места уже не найдётся. В 1701 году Пётр упразднит стрельцов, а в Сибири сократят число служилых и уменьшат их жалованье. В 1706 году служилых обяжут учиться «экзерциции» – боевым перестроениям, прикажут носить «немецкое платье» и ездить в сёдлах немецкого образца. Но то, что немцу хорошо, сибиряку – смерть. Красивый немецкий камзол не согреет в сорокаградусный мороз, а в изящное немецкое седло в тулупе не втиснешься. И служилые закидают Сибирский приказ челобитными, умоляя оставить всё, как было прежде. Князь Гагарин, глава Сибирского приказа, разрешит пока сохранить русские порядки. Но позже, в 1713 году, став губернатором, он проведёт реформу тобольского полка и покончит с вольностями служилого сословия. Вместо служилых в Сибири появится регулярная армия – солдатские и драгунские гарнизонные полки.

Двери Сибири История Верхотурья

Московская Русь нуждалась в удобной дороге через Уральские горы в Сибирь. Маршрут Ермака был слишком тяжёлым и длинным. В 1595 году Борис Годунов призвал «охочих людей» отыскать новый путь, и вскоре такой путь нашёл посадский человек Артемий Бабинов из села Верх-Усолка. Рискуя жизнью, Бабинов выследил вогулов, которые ходили от городища Нёромкар на реке Туре через хребет в священную Чаньвинскую пещеру.

Страховидным идолам Чаньвы могли бы позавидовать лучшие боярские дочки столицы. Грубые истуканы были увешаны серебряными украшениями и наряжены в драгоценные сибирские меха. Много лет они дремали в сырой пещере, принимая подарки, и ожидали смерти, потому что в вещих снах видели, что тайная тропа к их святилищу однажды станет главной дорогой через Урал. И по ней в угоду своему ненасытному московскому богу русские повезут песцов и соболей уже не связками, а караванами в сотни телег.

В награду за дерзость Бабинов получил от государства собственный бизнес. Воевода велел ему обустроить новую дорогу и разрешил взять её в «концессию». Артемий Бабинов оказался отличным менеджером. Он собрал артель из сорока мужиков, и они всего за три года построили тракт длиною почти двести вёрст: от Соликамска до реки Туры прорубили просеку в тайге, поставили мосты через речки, засыпали ямы и проложили гати на болотах. И по Государеву Сибирскому тракту за Урал двинулись стрельцы и купцы.

Чаньвинская пещера

На месте языческого Нёромкара в 1598 году был поставлен русский город Верхотурье, куда перевели служилых людей из Лозьвинского острога. На Троицком мысу над Турой воевода Василий Головин построил крепость и Троицкую церковь. Под защитой крепости поселились ямщики с семьями – так образовалась Ямская слобода; ямщики работали на тракте за казённое жалованье. В Верхотурье учредили таможню и «великий гостиный двор», который стал центром торговли с инородцами и купцами с Востока.

На два десятилетия Верхотурье превратилось в главный город Зауралья. Через Верхотурье хлебом и всеми прочими припасами снабжались Тюмень, Тобольск, «златокипящая» заполярная Мангазея и другие сибирские города.

Дальнейший путь в Сибирь шёл по рекам: Тура – Тобол – Иртыш – Обь. Верхотурье было перевалочной базой и речным портом. Здесь воеводы и купцы, охая, подсчитывали синяки, заработанные на ухабах Бабиновской дороги, и перегружали грузы с тряских телег на дощаники и кочи. Сотни судов для речных караванов, уплывающих в тревожные глубины Сибири, строили неподалёку от Верхотурья в деревне Меркушино, где располагалась главная верфь – «плотбище». Согласно указу, суда делали «совсем наготово, чтоб в Тоболску к тем судам никакие поделки и прибавки не было».

БОЛЬШАЯ ПЕЩЕРА В СКЛОНЕ ГОРЫ НАД РЕЧКОЙ ЧАНЬВОЙ ИСПОЛЬЗОВАЛАСЬ КАК СВЯТИЛИЩЕ НЕ МЕНЬШЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ. ВО ВРЕМЕНА ЕРМАКА ЗДЕСЬ СТОЯЛИ ИДОЛЫ ВОГУЛОВ – НАРОДА МАНСИ. ПОСЛЕ ТОГО КАК ЗЕМЛЕПРОХОДЕЦ АРТЕМИЙ БАБИНОВ РАСКРЫЛ ТАЙНУ ПЕЩЕРЫ, СВЯТИЛИЩЕ ЗАБРОСИЛИ. ПОСЛЕДНИХ ИДОЛОВ ДРЕВНЕЙ ЧАНЬВЫ ПОРУБИЛ И СЖЁГ СВЯЩЕННИК ИЗ СЕЛА ВЕРХ-БОРОВОЕ.

В 1699 году Пётр приказал перевести основные постройки Верхотурья в камень. Словно по государеву повелению, в городе вскоре забушевал пожар; огонь смёл старый деревянный острог, расчистив место под новый кремль, иметь который столице Зауралья полагалось по статусу. На Троицком мысу заложили игрушечную крепость с башенками и низкими стенами, на которых в ряд важно топорщились зубцы «ласточкин хвост». Но вскоре Пётр запретил в державе каменное строительство, и «кремль» остался «внедоделке».

Верхотурье

Богатому Верхотурью было за что благодарить бога; свою десятину город исправно платил новыми часовнями и церквями. В 1703 году митрополит Филофей благословил возведение Троицкого собора. За шесть лет над городом поднялся пятиглавый храм с тонкой шатровой колокольней, весь в фигурном узорочье радостного стиля «сибирское барокко».

Но Бабиновская дорога постепенно теряла своё значение. В 1703 году зодчий Семён Ремезов и корабелы из Меркушино построили пристань Утку, и на реке Чусовой начнёт неудержимо набирать силу новый транспортный поток «железных караванов». В 1721 году казанским татарам и уфимским башкирам будет разрешено ездить на Ирбитскую ярмарку через Уктусский завод, а не через Верхотурье. В 1753 году в России вообще упразднят все внутренние таможни, и понятие «государева дорога» исчезнет. Движение грузов за Урал переориентируется на новый Сибирский тракт Казань – Кунгур – Екатеринбург – Тобольск. Верхотурье окажется в стороне от основной магистрали. У города останется лишь один ресурс для жизни – культ праведного Симеона. К середине XVIII века Симеон Верхотурский станет самым почитаемым святым горнозаводского Урала, и десятки тысяч паломников возродят экономику города.

ВЕРХОТУРСКИЙ ОСТРОГ ОСНОВАН НА МЕСТЕ ВОГУЛЬСКОГО ГОРОДИЩА НЁРОМКАР. СИБИРСКИЙ ТРАКТ И КУЛЬТ СВЯТОГО СИМЕОНА ПРЕВРАТИЛИ ВЕРХОТУРЬЕ В СКАЗОЧНЫЙ ГОРОДОК С ЦЕРКВЯМИ И КОЛОКОЛЬНЯМИ. В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ ВЕРХОТУРЬЕ, ОКРУЖЁННОЕ ЗОНАМИ ГУЛАГА, ПРИШЛО В ЗАПУСТЕНЬЕ. СЕЙЧАС ВЛАСТИ СВЕРДЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ ПЫТАЮТСЯ ВОЗРОДИТЬ ЕГО И ПРЕВРАТИТЬ В «ДУХОВНУЮ СТОЛИЦУ» УРАЛА.

История распорядится так, что Верхотурью за ненадобностью придётся снять с петель кованые ворота главной государевой таможни, но царские врата верхотурских церквей переживут торговлю и останутся стоять на века.

Соболиный ливень Пушной промысел в Сибири

До середины XVIII столетия в России не было открыто ни одного своего золотого месторождения, а без драгметалла финансовая система государства существовать не может. Всё русское золото было покупное, иностранное. Приходилось получать его в обмен на какие-то товары или продукты.

Самым востребованным в Европе русским товаром оказалась пушнина, «мягкая рухлядь». До завоевания Сибири русские добывали пушного зверя на севере – на Сухоне, Двине, Пинеге, Вычегде, Мезени, Печоре, Каме. Для Руси меха были «тем золотом, что не блестит». До середины XVIII века пушнина служила главной статьёй русского экспорта.

Но Сибирь была куда богаче «мягкой рухлядью», чем Русский Север. Однако первыми это поняли азиаты, а вовсе не русские. По преданию, сама Зубайда, жена халифа Гаруна аль-Рашида, ввела обычай носить шубы, подбитые соболями из Сибири – «Страны Мраков». И первыми в Сибирь проникли не московиты, а бухарцы. В самом конце XIV века мусульманские проповедники и войско некого хана Шейбана явились на Иртыш к сибирским татарам. В тайгу пришёл ислам. А вслед за воинами и шейхами потянулись и купцы. Они наладили регулярные поставки сибирских мехов в Бухару. Чтобы превратить Сибирь в колонию, бухарский хан Абдаллах II направил в «Страну Мраков» хана Кучума с «ограниченным контингентом». В 1563 году Кучум сверг сибирского хана Едигера и подчинил Сибирское ханство себе, то есть Бухаре. Поток пушнины хлынул в Среднюю Азию.

Поход Ермака был не просто завоеванием территории, а борьбой за стратегический ресурс. В 1582 году атаман Ермак разгромил хана Кучума, и вскоре сибирский пушной трафик был решительно перенаправлен с юга на запад: вместо Средней Азии – на Русь. На Иртыше Москва победила Бухару, и Россия обрела источник валюты, который казался тогда бездонным. Даже просвещённые европейцы поверили в сказку, будто над Сибирью ходят удивительные тучи, из которых на землю потоком валятся пушные звери.

В диких дебрях тайги русская власть принялась наводить свои порядки. Добычей «мягкой рухляди» в стране соболиных ливней занимались русские промысловики-добровольцы и местные инородцы. Столицей промысла стал город Мангазея, построенный на месте тайных поморских факторий.

Пушнина приносила фантастические прибыли, поэтому государство установило строгий порядок добычи. Его жёстко контролировали воеводы. Уже в начале XVII века на всех дорогах из Сибири в Россию и в центрах промысла были учреждены заставы для сбора налогов с промысловиков. Появились караулы на реках Киртась, Собь, Казым и Куноват, таможни в Верхотурье, Тюмени, Тобольске, Сургуте, Берёзове и Обдорске. Однако народ в Сибири был отчаянный, ведь в эту глушь приходили как раз те, кому в державе оказалось тесно. Фронтир жил по принципу «закон – тайга»: нахрап, браконьерство, воровство, контрабанда, а то и смертоубийство.

Бабр – символ Иркутска

У охотников сложилась особая суровая культура промысла, появились своя этика, свои приметы и поверья. Например, считалось, что бобры бывают двух видов: «бояре» и «холопы». На охоте брать надо только «бояр», потому что они толстые и с пышными шкурами, а «холопы» – тощие и потрёпанные. Была своя промысловая терминология, непонятная чужакам: какие-то «пупки», «подчеревеси», «гагче ярцы», «недокуни» и «недопёски». Волчий хвост назывался «полено», лисий – «труба», медвежий хвостик – «пых».

БАБР – ИСЧЕЗНУВШЕЕ НЫНЕ ЖИВОТНОЕ, ВИДИМО, ПРЕДСТАВИТЕЛЬ РОДА КОШАЧЬИХ, КРУПНЫЙ СТЕПНОЙ БАРС. АКАДЕМИК РЫЧКОВ В СЕРЕДИНЕ XVIII ВЕКА ОПИСЫВАЛ БАБРА КАК «ОТРОДИЕ ТИГРА». ЛЮДИ ПОЛНОСТЬЮ ИСТРЕБИЛИ БАБРОВ К НАЧАЛУ XIX ВЕКА.

Промысел являлся главной статьёй получения пушнины. Второй статьёй был ясак – пушной налог с инородцев. Ясак назначали всем мужчинам от 14 до 60 лет. Учтённым и взятым под присмотр охотникам ясак назначали «окладной» – фиксированный. Размеры его зависели от местных условий. У кочевых инородцев, которых власти не могли контролировать, ясак считался «неокладным» – брали, сколько дадут. Кроме того, существовали «поминки» – дань государю, воеводам, дьякам, сборщикам, переписчикам и вообще всем, кто выступал от лица власти. Поначалу «поминки» были делом добровольным, а потом превратились в обязательный второй «оклад».

Третьей по значимости статьёй получения пушнины стала скупка мехов у инородцев. На эти торговые операции с XVII века была установлена государственная монополия. За её нарушение жулика били кнутом, сажали в тюрьму на пять-шесть недель и отбирали у него всё имущество. Купцы могли покупать пушнину у инородцев лишь в установленные дни в специальных местах: на официальных ярмарках под присмотром приказчиков.

Конъюнктура пушнины была вопросом сложным и тонким: следовало учитывать динамику поголовья зверя и вообще экономический баланс территории. Например, расчёты были такими: пуд табака = 10 красных лисиц = 5 бобров = 44 моржовых бивня. Или: 2 белки = фунт соли; 6 белок = горностай; 8 белок = пуд муки; 25 белок = соболь. Или: волк = полторы лисицы = 7 оленей = 70 белок = 175 зайцев. Или: чёрно-бурая лиса = полторы бурых = 3 седых = 3 красно-бурых = 15 соболей = 20 выдр = 24 росомахи = 150 песцов = 450 горностаев. Главными мехами Сибири считались соболь, горностай, куница, чернобурка, бобр и рысь. А в середине XVIII века, когда пушные богатства начали истощаться, в цену вошли песец и белка.

Добыча пушнины и торговля пушниной постепенно разделились. Зверя били промысловики, которые жили при острогах и охотились в своих угодьях с зимовьями, а шкурки у промысловиков скупали купцы, которые с охраной объезжали остроги, держали при ярмарках подворья и снаряжали караваны по Государеву тракту. Торговые обороты росли стремительно, и довольно быстро сформировался общесибирский рынок.

Купцы из России ехали в Верхотурье, где сибирские купцы продавали излишки, не пропущенные таможней. Инородцы везли меха в Тобольск, куда приходили караваны из Туркестана. Тобольск и Верхотурье ожесточённо спорили, кто из них возьмёт пушнину под контроль; в 1667 году войско тобольского воеводы Петра Годунова два месяца осаждало Верхотурье, где держал оборону воевода Иван Колтовский – так два города делили ресурс. А китайцы покупали меха в Нерчинском, Селенгинском и Иркутском острогах.

Верхотурье и Тобольск не заметили, как под боком у них потихоньку окреп конкурент – Ирбитская ярмарка. Ирбитская слобода была основана на Верхотурском тракте (Верхотурье – Тобольск) в 1631 году. Через 12 лет слобожане учредили у себя ярмарку. Её промежуточное положение между двумя мощными казёнными торгами оказалось очень выгодным. Казённые приказчики и таможенные служители здесь «не стояли над душой» у купцов, своя рука была владыка, а цену определял спрос, а не воеводская корысть. К началу XVIII века Ирбитская ярмарка по своим оборотам уже неудержимо догоняла знаменитую Макарьевскую ярмарку под Нижним Новгородом.

Каждый январь в Ирбитскую слободу съезжались сотни продавцов и покупателей, и население слободы увеличивалось в несколько раз. Какого только транспорта не было в эти дни на улицах: верблюды, навьюченные гигантскими цветными тюками; лошади, впряжённые в расписные сани; нарты с оленями; собачьи упряжки. Сюда стекались товаропотоки из Сибири, Китая и «Бухареи», из Казани, Москвы и Архангельска. Поскольку «мягкая рухлядь» была универсальной и «свободно конвертируемой» валютой, здесь торговали сразу всем: расписными халатами, серебряными блюдами, табаком – «травой думбаго», украшениями, мороженой рыбой, моржовым клыком, чугунками и сковородками, шерстью, шёлком, пенькой, воском, бумагой, сахаром, рисом – «сарачинским пшеном», фарфором, специями и так далее.

Соболиные ливни Сибири не иссякали ещё очень долго, и в конце XIX века Ирбитская ярмарка стала главным меховым торжищем Евразии.

Мангазея златокипящая История Мангазеи

Мангазею построили безбашенность и расчёт.

К концу XVI века в Заполярье набежало много разных людишек. Они пробирались на судах вдоль побережья Баренцева моря до пролива Карские ворота, волоком тащились через полуостров Ямал, где и ныне блещет тихими водами озеро Мёртвых Русских, и попадали в Обскую губу. Они спасались от податей, судов и долгов, прятали награбленное или искали выгоды там, где соболей – что снегов, а царёвых казначеев днём с огнём не сыскать. Город Мангазея стал самой северной duty free на планете, к тому же отсюда через Ледовитый океан можно было выйти на европейские рынки, жадные до мягкого золота. В обход казны шёл гигантский пушной трафик.

Обуздать и направить его в государев карман Борис Годунов в 1600 году отправил войско князя Михаила Шаховского. Эта экспедиция была тут же разгромлена инородцами, а князя подранили стрелой. Власти подозревали, что побить царского посланника местным самоедам помогали русские, которые надеялись и дальше промышлять в этих краях бесконтрольно.

Однако князей у государя было много, и каждому подавай соболиную шубу. На следующий год покорять Мангазею послали другого вельможу, князя Василия Мосальского, с отрядом в двести вооружённых до зубов воинов. Они и выполнили царский наказ «отыскать места лутчево, которое бы угодно, крепко, и водяно, и лесно, и впредь бы в том месте городу стоять было мочно, и всякие торговые люди с товары того острогу не обходили никоторыми дорогами и никоторыми делы». Деревянный Мангазейский острог выстроили на высоком берегу большой реки Таз на руинах прежнего незаконного поселения. С двух сторон его защищали притоки Таза, а с тыла прикрывали непролазные леса и гиблые болота, дорогу через которые знали только собаки и олени местных жителей.

ПАРУСНО-ВЁСЕЛЬНЫЕ КОЧИ ХОДИЛИ ПО ОГРОМНЫМ СИБИРСКИМ РЕКАМ И В ЛЕДОВИТОМ ОКЕАНЕ. ЭТОТ ТИП СУДНА ПРИДУМАЛИ ПОМОРЫ. КОЧАМИ УПРАВЛЯЛИ КОМАНДЫ ОТ 10 ДО 40 ЧЕЛОВЕК. СУДНО ИМЕЛО ЯЙЦЕОБРАЗНУЮ ФОРМУ КОРПУСА, ПОЭТОМУ ЛЬДЫ, СМЫКАЯСЬ, НЕ ЛОМАЛИ ЕГО, А ВЫДАВЛИВАЛИ НА ПОВЕРХНОСТЬ.

Через три с лишним века археологи с трудом поверят, что великолепный архитектурный ансамбль Мангазеи, достойный лучших образцов мирового зодчества, смог вырасти из вечной мерзлоты Заполярья. Пять башен острога и стройные колокольни церквей крестами пропороли низкое северное небо, предупреждая небесного всадника Мир-Суснэ-Хума, что посадки не будет: под копыта его лося здесь уже никто не положит серебряные блюда. Кроме крепости, выстроили двести домов, гостиный двор на двадцать торговых лавок, две приказных избы, винный подвал, хлебные, соляные и пороховые магазины и два десятка зимовий для стрелецких гарнизонов, таможенных застав и сборщиков ясака. Самый северный город Российского государства контролировал пространство в тысячи вёрст и приносил в казну гигантские прибыли: в год до ста тысяч одних только драгоценных соболиных шкурок, а были ещё лисьи, куньи, песцовые, бобровые, горностаевые, беличьи…

Реконструкция коча из музея в Красноярске

Богатства «красно украшенной», «златокипящей» и «благословенной» Мангазеи – соболиного Клондайка и песцового Багдада – нужно было защищать от местных инородцев, которые не хотели платить ясак, и от своих же буйных промысловиков, которые привыкли жить по «закону тайги». Из острога во все края Гыдана и Ямала воеводы рассылали «отъезжие караулы» – охотников за нарушителями царских указов о торговле пушниной. Речной путь в Мангазею контролировали таможни в Тобольске и Берёзове. Но по Ледовитому океану через Обскую губу кочи поморов-контрабандистов и бриги англичан, обшаривающих Заполярье в поисках северных сокровищ, проскальзывали на Таз, минуя таможни. Поэтому в 1619 году царь напрочь запретил морской путь и пригрозил смертной казнью поморам, которые покажут иностранцам проход в устье Оби.

Жару поддавали и мангазейские воеводы, которые порой вместо того, чтобы контролировать фарт, сами бросались за ним в погоню. Серьёзные разрушения городу принесла ссора воевод Григория Кокорева и Андрея Палицына. Старший и младший воеводы с самого начала невзлюбили друг друга: потребовали везти их в Мангазею на разных кочах, отказались жить в одном воеводском доме, отгрохали себе отдельные терема на московский лад и беспрестанно строчили кляузы друг на друга. А в 1630 году они развязали настоящую войну. В город с караваном кочей прибыли брат и племянник Палицына; Кокорев устроил у них обыск и обнаружил контрабандное вино. Возмущённый младший воевода Палицын поднял посадских жителей против старшего воеводы, и Кокорев с частью войска закрылся в остроге. Палицын держал острог в осаде несколько месяцев. Кокорев ежедневно палил из пушек и разбомбил половину домов посада. «Мангазейская смута» тянулась два года; людей за это время было убито немного, но огромные территории остались без должного управления. Сцепившихся воевод растащили власти: Палицына для профилактики ненадолго заключили под домашний арест в Москве, а потом отправили воеводить на другие земли, а Кокорев верховодил в Мангазее ещё год.

Вот в таких ярких страстях и пронеслась короткая история Мангазеи – города буйных, азартных и предприимчивых. За семьдесят лет всё вино было выпито, а весь зверь в окрестностях выбит. Содержать острог государству оказалось теперь в убыток, и в 1672 году на Енисее торжественно заложили Новую Мангазею, нынешний город Туруханск. А старая Мангазея к началу XVIII века осталась без жителей, и её заброшенные бревенчатые башни под низкими тучами потихоньку погрузились в безысходные болота Заполярья.

Добыть и покаяться Культ святого Василия Мангазейского

В 1649 году стрелец Степан Ширяев примчался к мангазейскому воеводе Фёдору Байкову с чрезвычайным сообщением: на пустыре у приказной избы из земли вышел одним концом гроб. Воевода пожелал удостовериться лично. Гроб открыли и увидели юношу в кровавой рубахе. Старожилы вспомнили, что ещё при основании города был безвинно замучен мальчик-приказчик. Полвека прошло, а гроб цел, и тело будто только что схоронили. Служилые из молодых смотрели на покойника как на чудо. А старожилы не удивлялись, знали уже: что для московита – нетленные святые мощи, то для сибиряка – климатические условия. Вечная мерзлота и гроб из земли может выдавить, и тело в целости сохранить.

Но вскоре начались исцеления. Кто-то припомнил историю убиенного мальчика, и мангазейцы окончательно убедились, что сибирская мерзлота вернула не покойника, а праведника. Русские пришли в эти дикие студёные края, оставив на родине семьи и храмы, а зачастую и совесть, но даже самые дерзкие из пришедших у всплывшего гроба осознали, что Господь и здесь не забыл про блудных сыновей: дал им в помощь святого – первого и пока единственного заступника посреди чужой языческой земли.

Мальчика звали Василий. Он был сыном ярославского торговца и всё детство работал в лавке. В пятнадцать лет отец отправил Васю в Мангазею приказчиком к какому-то богатому купцу. Однако скромный молитвенный юноша отличался от грубых и напористых искателей сибирских сокровищ. Купчина воспылал к чистому юноше греховной страстью, но получил отпор. А дальше рассказывали по-разному, и всё равно выходил святой.

По одной версии, лавку, где служил Василий, обокрали. В отместку за строптивость купец обвинил приказчика в соучастии и отдал государевым людям, чтобы выбили признание. Василий мог оклеветать себя, получить наказание и сохранить жизнь, но решил, что ему дороже христианская честность, и не сознался. Его забили до смерти. В Мангазее, куда каждый второй приходил с новым именем и подложной бумагой, где за грехи просто платили соболиными шкурками, жизнь за правду мог отдать лишь святой.

Другой рассказ о Василии предприимчивым мангазейцам показался и вовсе невероятным. Якобы юноша молился в часовне рядом с лавкой; он слышал, как воры ломают двери его лавки, но не стал отвлекаться, чтобы не осквернить моление. Когда он завершил молитву и кинулся за помощью, было уже поздно. Купец заподозрил приказчика в сговоре с грабителями и сам замучил пытками. В суровую, неустроенную и опасную Сибирь люди приходили не жить, а превозмогать лишения и страх. Но все терпели ради корысти, а терпеть ради молитвы способны были только святые.

В 1657 ГОДУ БЛИЗ НОВОЙ МАНГАЗЕИ ПОСЕЛИЛСЯ ПУСТЫННИК ТИХОН. К НЕМУ НАЧАЛИ СТЕКАТЬСЯ ЛЮДИ, И С ЛОЖИЛАСЬ ОБЩИНА. В 1661 ГОДУ ОНА БЫЛА ПРЕОБРАЗОВАНА В ТРОИЦКИЙ МОНАСТЫРЬ. В 1670 ГОДУ ТИХОН ПЕРЕНЁС В ОБИТЕЛЬ МОЩИ СВЯТОГО ВАСИЛИЯ МАНГАЗЕЙСКОГО. КАНОНИЗАЦИЯ ВАСИЛИЯ СОРВАЛАСЬ ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО В 1726 ГОДУ СГОРЕЛИ ВСЕ ПОДГОТОВЛЕННЫЕ ДОКУМЕНТЫ, НО ВАСИЛИЯ ПОЧИТАЛИ И БЕЗ КАНОНА: МОЛИЛИСЬ ЕМУ И ПИСАЛИ ИКОНЫ, КАК ПОЛУЧАЛОСЬ. МОНАСТЫРЬ СУЩЕСТВОВАЛ ДО 1921 ГОДА, А ПОТОМ БЫЛ ЗАКРЫТ. ВОЗРОДИЛИ ЕГО ЛИШЬ В 1996 ГОДУ.

Место, где явился гроб, огородили, а потом построили для святыни часовню, начали прикладываться к мощам и записывать чудеса. У Василия Мангазейского, покровителя промышленников и звероловов, мангазейцы просили фарта. То ли молитва помогала охоте, то ли удача, но к 1660 году почти весь зверь в окрестностях Мангазеи оказался выбит. За добычей промысловики потянулись дальше к востоку, на Енисей, и построили Новую Мангазею – Туруханск. В новых землях со своим проверенным святым казалось не так страшно, и в Туруханске основали Свято-Троицкую обитель: теперь было куда перенести мощи заступника.

Икона Василия Мангазейского

В 1670 году из Новой Мангазеи в Старую Мангазею за мощами Василия отправился иеромонах Тихон. По легенде, перед опустевшим городом Тихон увидел спящего на холме мальчика. Кругом был снег, а верхушка холма под мальчиком оттаяла и покрылась цветами. Тихон взял мальчика на руки и понёс в Туруханск. Восемьсот верст шёл он без сна и отдыха, и в снегах перед ним протаивала тропа и вырастали цветы.

Троицкая церковь в посёлке Туруханск

Иеромонах поместил мощи святого Василия в Троицкой церкви у царских врат. В 1719 году в монастыре построили Благовещенскую церковь, и в Туруханск из Тобольска приехал сам святитель Филофей (Лещинский), чтобы поклониться мощам и перенести их в новый храм. Когда Филофей возвращался, его дощаник на Енисее попал в страшную бурю. Судёнышко кидало волнами как щепку, ветер выворачивал мачты, и Филофей взмолился Василию Мангазейскому, защитнику от всех бед и опасностей грозной Сибири. Дощаник уцелел. В благодарность за спасение святитель прислал раку для мощей Василия Мангазейского и написал в его честь кондак.

НОВАЯ МАНГАЗЕЯ, БЫВШИЙ ГОРОД ТУРУХАНСК, ОСНОВАНА КАК ЗИМОВЬЕ НА РЕКЕ ТУРУХАН, ПРИТОКЕ ЕНИСЕЯ, В НАЧАЛЕ XVII ВЕКА. ПОСТЕПЕННО ЗИМОВЬЕ ПРЕВРАТИЛОСЬ В ГОРОДОК – СТОЛИЦУ ПУШНОГО ПРОМЫСЛА. ЗДЕСЬ СТОЯЛА КРЕПОСТЬ, БЫЛИ ХРАМЫ, АМБАРЫ И ГОСТИНЫЕ ДВОРЫ. НА РЕКЕ НА СУДАХ ШУМЕЛА ПЛАВУЧАЯ ПУШНАЯ ЯРМАРКА. НО В XIX ВЕКЕ НОВАЯ МАНГАЗЕЯ НАЧАЛА УГАСАТЬ, А В 1917 ГОДУ ТУРУХАНСК УТРАТИЛ СТАТУС ГОРОДА

Василий Мангазейский стал первым православным святым, явленным в Сибири. Русские напористо и дерзко освоили Сибирь за одно столетие. И всё это время от страха, злобы и отчаяния бородатых матёрых мужей спасал кроткий молитвенный мальчик.

Инородцы Коренные жители Сибири

Никане, бороталы, кутумы, гурленцы, ламунуты, тайчиуты, урлюки, арели, алтыны и алтыры, учуги, теленбуты, далайкатуни, жёлтые мунгалы и чёрные калмыки, конные браты и оленные дауры, «трёх родов якуты, семи родов шаманы» и так далее – это перечень многочисленных сибирских народов из книги Семёна Ремезова. Русские их всех называли инородцами.

Сибирь не была безлюдной пустыней. Русские пришельцы столкнулись здесь с представителями причудливых и разнообразных таёжных культур. Всех надо было понять. Со всеми ужиться. Иначе Сибирь не освоить.

Почти все аборигены Сибири жили общинно-родовым строем. Своя государственность, хотя и зыбкая, имелась только у татар: она пришла на Иртыш во времена тюркских каганатов и укрепилась исламом. На переходе к феодальному порядку находились манси, у которых были четыре княжества на реках Ляпин, Пелым, Сосьва и Конда, и ханты, у которых на нижней Оби сложилось шесть племенных союзов. Манси и ханты встретились с русскими ещё до Ермака, ещё в XV веке, – от них и узнали выгоды государственности. Но и в двадцатых годах XVIII века Василий Татищев писал, что инородцы Сибири «в единоравенстве пребывают», а их князья не имеют ни войск, ни власти.

Образ жизни аборигенов подчинялся условиям климата. Обитатели тундры кочевали со стадами оленей и устраивали себе временные стойбища с чумами. Обитатели степи летом гоняли скот по огромным угодьям и ставили юрты, а на зиму возвращались в селения с прочными жилищами. А таёжники – охотники и рыболовы – были оседлыми; они имели селения с общинными домами, однако зимой, когда мех у зверей богаче, а леса проходимы для лыжников, разбредались по дальним промысловым заимкам.

Инородцы не знали огнестрельного оружия. Например, сохранилась легенда, как на Ангаре буряты перебили отряд казаков и решили сжечь их тела и ружья, но ружья начали стрелять из костра, и буряты бежали даже от мёртвых русских. У инородцев было распространено многожёнство, и оно часто становилось главной причиной отказа от православия. И ещё в языческой Сибири существовало рабство. В рабы попадали «погромные ясыри» (как говорили русские) – военнопленные. Друг с другом инородцы жили немирно, и русским не раз приходилось прекращать междоусобицы аборигенов или защищать одних от других.

Но в целом коренные жители Сибири изумляли русских своей честностью и простотой. Татищев писал: «Хотя они в познании божьем глупы, несмысленны, однако притом от натуры справедливы и смиренны. Клятвопреступлений, воровства, блядовства, объядения, обманства и тому подобнаго весьма у них мало. Редко бывает, чтоб кто-нибудь в том изобличён был, да и то разве такой, который, пребывая между русскими, тому у них научился». Аборигены вели хозяйство очень экологично: не брали лишнего, не истребляли поголовно. Для инородцев мораль была едина и для людей, и для природы. Например, они неохотно продавали телят – потому что коровы тоскуют, жалко их. Или не брали из звериных припасов всё: считалось, если мышку или бурундука лишить заготовок, зверёк от горя удавится в развилке веточки.

СЕВЕРНЫЕ ИНОРОДЦЫ СУМЕЛИ НАУЧИТЬСЯ ЖИТЬ ТАМ, ГДЕ ДЛЯ ЖИЗНИ ЛЮДЕЙ ПОЧТИ НЕТ НИКАКИХ РЕСУРСОВ. В УПРЯМОЙ И БЕСКОНЕЧНОЙ БОРЬБЕ С ПРИРОДОЙ ОНИ ДОБИЛИСЬ СОВЕРШЕНСТВА СВОЕЙ УТВАРИ, ОДЕЖДЫ, ИНВЕНТАРЯ И СНАРЯЖЕНИЯ. ИХ БЫТ – ЭТАЛОН ЭРГОНОМИКИ, А ИХ ПРОМЫСЛЫ – ЭТАЛОН ЭКОЛОГИЧНОСТИ. ОБЫЧНЫЙ ЧУМ, С ВИДУ СОВСЕМ НЕЗАМЫСЛОВАТЫЙ, – ШЕДЕВР ИНЖЕНЕРНОЙ МЫСЛИ

У русских не было высокомерия по отношению к инородцам; многие казаки брали себе в жёнки местных девок. Но всё равно отношения между русскими и аборигенами складывались непросто, ведь русские отнимали угодья и облагали данью – ясаком. Инородцы упрямо сопротивлялись. Для русских обычно самыми опасными были первые годы после возведения нового острога: аборигены объединялись и пробовали изгнать пришельцев. Потерпев поражение, они смирялись, и жизнь входила в мирное русло – до тех пор, пока алчность чужих властей не поднимала инородцев на бунт.

Чум инородцев в музее «Торум Маа»

Самым известным конфликтом стала война с Пегой ордой – союзом селькупских родов на Оби. В конце XVI века Пегую орду возглавил князёк Воня. Он развил бурную деятельность и сговорился с ханом Кучумом, чтобы совместно обрушиться на Тобольск. Однако напрасно Воня потрясал мечом и кропил идолов жертвенной кровью. В 1594 году у границ Пегой орды воевода Фёдор Барятинский поставил Сургутский острог: он контролировал остяцкое Бардаково княжество. В 1598 году из Сургута вышел совсем небольшой казачий отряд атамана Тугарина Фёдорова и разметал по тайге воинство князя Вони. На месте столицы самонадеянных селькупов атаман Тугарин построил Нарымский острог. Селькупы покинули берега Оби, и Пегая орда прекратила существование, а её территорию заселили остяки.

ЗИМОВЬЕ ЗА ШИВЕРАМИ – ПОРОГАМИ – РЕКИ ИНДИГИРКИ БЫЛО ПОСТАВЛЕНО В 1639 ГОДУ И ВСКОРЕ ПРЕВРАТИЛОСЬ В ГОРОДОК ЗАШИВЕРСК. В 1676 ГОДУ ОН ОБЗАВЁЛСЯ КРЕПОСТЬЮ. ЗАШИВЕРСК СЛУЖИЛ БАЗОЙ ДЛЯ СБОРЩИКОВ ЯСАКА И ЭКСПЕДИЦИЙ ЗЕМЛЕПРОХОДЦЕВ. НО В КОНЦЕ XIX ВЕКА ГОРОДОК БЫЛ ВЫКОШЕН ЧЁРНОЙ ОСПОЙ – «ЗАШИВЕРСКОЙ ПОГАНЬЮ» – И ОПУСТЕЛ. ПО ПРЕДАНИЮ, ШАМАН ХОТЕЛ УТОПИТЬ В ПРОРУБИ СУНДУК С ПОВАЛЬНЫМ МОРОМ, А ЖАДНЫЙ ПОП ОТНЯЛ У НЕГО СУНДУК И ОТКРЫЛ, ВЫПУСТИВ СМЕРТЬ НА ВОЛЮ

Совсем иначе выстроило отношения с русскими Кодское княжество на нижней Оби. Кодский князь Алача принял русское подданство ещё от самого Ермака; поскольку Кода была бедна пушниной, ясак ей заменили воинской службой; из Москвы на Коду даже высылали хлебное жалованье. Дружина остяков-кодичей ходила в походы вместе с казачьими отрядами, подавляла мятежи вогулов на Пелыме и приводила к покорности тунгусов на Енисее. Но крещёные Кодские князья содержали при себе шаманов, плели заговоры против русских и обирали соплеменников. В конце концов остяки Коды восстали против своих владык; в 1643 году русские власти упразднили княжество, а князей сослали на вечное жительство в Россию. Опустевший Кодский городок, былая столица, был превращён в Кодский монастырь.

Реконструкция Зашиверского острога в музее «Дружба»

Русские не переделывали инородцев под себя: принимали их такими, какие есть, и старались получить от них выгоду, не нарушая их образа жизни. Русские понимали, что образ жизни инородцев обусловлен не «отсталостью», а суровыми условиями Сибири, и вторгаться в него – значит погубить. Никто не навязывал инородцам новых князей, никто не требовал переменить обычаи, не принуждал перейти от охоты к землепашеству и принять православие (хотя бы по той причине, что попов не хватало и самим русским).

Обычно отношения с аборигенами складывались так. Князья являлись к русским в острог и «давали шерть» – приносили присягу. Воеводы назначали ясак. Князья оставляли в остроге аманатов – заложников из своего рода; их поселяли в особых «аманатских избах». Время от времени аманатов меняли, и те, кто уже освоился у русских, переносили русские нормы в жизнь своего народа. Так осуществлялась «русификация сверху». А «русификация снизу» протекала на бытовом уровне, когда русские и аборигены, живущие бок о бок, перенимали друг у друга приёмы охоты и ведения хозяйства, осваивали язык и роднились через браки. Сближение народов было обоюдным.

Высшим свидетельством интереса русских к инородцам стала книга Семёна Ремезова «Описание сибирских народов». Ремезов завершил её в 1698 году. Увы, она не дошла до наших дней и известна только в цитатах. Ремезов составил обширный свод сведений о коренных жителях Сибири. Никто не заставлял его заниматься этим делом; книга Ремезова родилась из народного понимания ценности и равнозначности всех этносов этой земли.

«Дух дурения» Сибирский шаманизм

Почти все аборигены Сибири были язычниками; даже в исламе татар и в ламаизме бурят звучали отголоски тенгрианства – древней веры Центральной Азии в бога Тенгри, Великое Синее Небо. Православные священники, не различая культов, скопом называли язычество сибиряков «идолобесием».

Сакральные представления жителей Сибири не дозрели до стройных систем. У разных народов были разные божества, сонмы этих богов казались бесконечными, их иерархия оставалась зыбкой, а почитание не устоялось в неизменных формах обрядов. Земным телом бога считался идол. Кочевники тундры возили идолов с собой в особых нартах, а жители тайги устраивали святилища на тайных полянах. Идолы (и боги) и не были неприкасаемыми. Если бог не исполнял просьб и не помогал, человек мог отхлестать идола плетью, порубить и сжечь. Миссионер Григорий Новицкий писал: «Ежели с идола желаемых благ не получают, то снимают с него одежду и низвергают в бесчестное место со всяким ругательством». Многообразие представлений о богах могло бы рассыпать Сибирь на кусочки, но всех сибиряков объединял шаманизм – удивительная пра-религия, в которой жрец порой был важнее небожителей. Аборигены преклонялись перед жуткой фигурой шамана.

УДИВИТЕЛЬНЫЙ ИДОЛ БЫЛ ОТКРЫТ АРХЕОЛОГАМИ В 1976 ГОДУ В НИЖНЕМ ПРИАНГАРЬЕ НА РЕКЕ ТАСЕЙ. ДВЕ С ПОЛОВИНОЙ ТЫСЯЧИ ЛЕТ НАЗАД ДРЕВНИЕ ЖИТЕЛИ СИБИРИ ВЫСЕКЛИ НА КАМЕННОМ ОСТАНЦЕ ЛИЧИНУ БОЖЕСТВА. ИЗНАЧАЛЬНО ЛИЧИНА ИМЕЛА ЧЕРТЫ ЕВРОПЕОИДНОГО ЧЕЛОВЕКА, НО ПОТОМ ЕЁ ОБТЕСАЛИ ПОД ЧЕРТЫ МОНГОЛОИДА. ВИДИМО, ЭТО ПРОИЗОШЛО, КОГДА ЮЖНУЮ СИБИРЬ ЗАХВАТИЛИ ПОЛЧИЩА ЧИНГИСХАНА

Шаман – не колдун. Он знахарь, гадатель, сказитель, но он не обладает магией, он не способен управлять погодой или судьбой человека. Он просто посредник, который умеет подниматься к богам и просить их о чём-нибудь, однако над богами он тоже не властен. Он всего лишь «средство связи».

Усть-Тасеевский идол

Шаманы делились на «чёрных» и «белых». «Белые» общались только с добрыми богами, а «чёрные» – со всеми. И те, и другие «камлали» – то есть вводили себя в транс посредством неких заклинаний, танцев и психопрактик. Это опасное состояние начиналось с того, что в шамана, пляшущего у костра, входил «дух дурения», а потом шаман ощущал, что его словно возносит вверх, что он «большой стал» и «в середине сидит». Шаман уже ничего не чувствовал, не понимал, что делает, а его устами говорили боги и демоны. Вырваться из реальности шаману помогали его волшебные атрибуты, и в каждой культуре они были свои. Удары в бубен «перенастраивали» шамана на жизненный ритм иного мира и призывали духов. Берестяная маска скрывала лицо, устраняя индивидуальность. Трость превращалась в коня, на котором неслась бестелесная душа шамана, а волосяная верёвка обращалась в подвесной мост, по которому душа преодолевала бездны. Шапка с рогами делала шамана своим в страшном мире потусторонних сил и сущностей.

Чтобы расположить богов и духов, язычники ублажали их на капищах жертвами. Жертвоприношение мог совершать любой человек. Язычники верили, что у каждого живого существа и у каждой вещи есть свои души – они и уходят с капищ на небо. Боги надевали душу рубахи, ели душу мяса и радовались, добавляя новую душу барана в свои стада бараньих душ. Сытый, довольный и разбогатевший бог соглашался помочь людям там, внизу. Он встречал в своих чертогах прилетевшую душу шамана и передавал на землю совет. Или сам спускался вниз, вселялся в шамана и говорил с людьми.

САМЫМ «ШАМАНСКИМ» МЕСТОМ В СИБИРИ СЧИТАЕТСЯ ОСТРОВ ОЛЬХОН НА БАЙКАЛЕ. ЭТО СВЯЩЕННАЯ ЗЕМЛЯ БУРЯТ. СКАЛА ШАМАНКА НА БЕРЕГУ ОСТРОВА – ОНА ЖЕ БУРХАН-МЫС – ЮРТА ЭЖИНА, ХОЗЯИНА ОСТРОВА. А ЕЩЁ НА ОСТРОВЕ ЖИВУТ БЕЛОГОЛОВЫЙ ОРЁЛ – ЦАРЬ ШАМАНОВ, И БЕССМЕРТНЫЙ МЕДВЕДЬ. БУРЯТЫ ВЕРЯТ, ЧТО НА ОЛЬХОНЕ ПОХОРОНЕН ЧИНГИСХАН, КОТОРЫЙ ЯКОБЫ ТОЖЕ БЫЛ ШАМАНОМ. НА ОЛЬХОНЕ ДЛЯ СВОИХ КАМЛАНИЙ СОБИРАЮТСЯ И СОВРЕМЕННЫЕ ШАМАНЫ

Истязать себя такими путешествиями и таким общением было опасно для психики и физического здоровья. Невротики-шаманы жили недолго и трудно. Их хозяйства приходили в упадок, семьи разваливались, рассудок не выдерживал и помрачался. Шаман был не злым мошенником, угнетающим тёмных инородцев, а жертвой, которую народ приносил ради понимания жизни. Только патологические типы соглашались стать шаманами с охотой и радостью, а в целом шаманство было смертным приговором.

Скала Шаманка на острове Ольхон

Чтобы стать шаманом, человек должен был иметь в себе «шаманский корень». Возможно, таковым считали генетическую предрасположенность к эпилепсии или шизофрении. Рано или поздно «избранный богами» слышал «шаманский зов». На него можно было и не отвечать, но тогда на человека сыпались несчастья. А тот, кто смирялся со своей судьбой, шёл на выучку к уже действующему шаману. Старый шаман рассказывал о богах, их нравах и пристрастиях: кто где живёт, кто над чем властвует, какие жертвы любят боги и на какие призывы откликаются. Пройдя обряд посвящения, молодой шаман занимал своё место в обществе. Если повезёт, шаман мог дотянуть до старости и отойти от дел, доживая свой век в покое и почёте.

Самые сильные шаманы существовали у народов Севера – у ненцев, якутов, чукчей. А самая развитая традиция шаманства была, пожалуй, у бурят – у «братов», как говорили русские. Предания о главном «гнезде» шаманов на острове Ольхон на Байкале – наследие бурятской культуры. У бурят была целая «школа шаманов». Тайные правила мистических обрядов содержались в книге «Нишан-шаман», написанной на маньчжурском языке. Шаманы бурят проходили семь стадий посвящения, и на каждой стадии сила шамана возрастала. Буряты верили, что первым шаманом был Чингисхан.

Русские поселенцы не сомневались в могуществе сибирских шаманов, и даже крещёные иностранцы не сомневались. В 1675–1678 годах в Якутске старшим воеводой служил Андрей Барнашлёв – англичанин Уильям Бернсли. Он был жестоким самодуром, и якуты написали на него жалобу. Сибирский приказ направил в Якутск нового воеводу, чтобы он расследовал злодеяния Барнашлёва. А коварный англичанин отловил шаманов и заставил их камлать – просить богов, чтобы жалобщики сдохли, а ревизор был милостив. Неизвестно, какая сила подействовала на Барнашлёва, но в 1679 году он внезапно умер. Ему было 59 лет.

Шаманами интересовался и Пётр I. В 1704 году он приказал воеводе Берёзова найти трёх-четырёх кудесников, «которые б совершенно шаманить умели», и привезти в Москву. Пётр велел не «стращать» шаманов, а выдать им всё, что нужно для «шаманства», и принять на жалованье. Служилые бросились исполнять. Вскоре воеводе Хрущёву доставили двух шаманов. Воевода допросил, «какое за ними есть шаманство»; шаманы били в бубны, плясали и бесновались, но чудес не сотворили. Воевода расстроился и в досаде прогнал язычников, а в Москву сообщил, что не послал шаманов, боясь напрасных дорожных «истрат». Из столицы прикрикнули, чтобы воевода не умничал и снова искал шаманов, а не то на него наложат пеню.

Шаманизм будет процветать в Сибири до начала ХХ века. Советская власть объявит бой предрассудкам и суевериям; ретивые уездные комиссары назовут шаманов врагами народа и почти истребят – заодно с православным священством. Но «шаманские корни» окажутся вросшими в суровую землю Сибири на такую глубину, что никакая тирания не сможет их выкорчевать.

Первоссыльный неодушевлённый История Угличского колокола

В 1591 году из Углича в сибирскую ссылку было выслано шестьдесят семей. Избитые, закованные в цепи и колодки мужики и бабы с маленькими детьми больше года месили ногами три тысячи вёрст снега и грязи, падали от ветра, теряли в болотах раскисшие лапти и подмётки, кутались в тряпьё, мазали дёгтем кровавые, изъеденные мошкой лица, просили подаяние и вместо хлеба грызли осиновую кору. Это были первые сибирские ссыльные: через полстраны их отправили на восток осваивать стратегически важные территории за Уралом. На каторжных угличанах власти испытали тот путь в Сибирь, по которому потом прогонят больше миллиона ссыльных. Своими жизнями ссыльные будут мостить эту дорогу смерти до конца XIX столетия, пока за Урал не проложат первые рельсы.

Из шестидесяти семей несчастных угличан едва ли половина добрела до Сибири. Хорошо перенёс дорогу лишь один-единственный ссыльный. В Угличе его сбросили со Спасской колокольни, вырвали ему язык, отрубили ухо и наказали двенадцатью ударами плетей. Всю дорогу в Сибирь мужики и бабы тащили опального калеку на себе. А весил он 19 пудов 20 фунтов (319 кг), было ему триста лет, и звали его Набатный колокол. Вина на нём была страшная: он подстрекал жителей города к бунту.

15 мая 1591 года в полдень этот колокол собрал на площади весь Углич. Соборный сторож Максим Кузнецов и поп Федот по прозвищу Огурец что есть сил били набат: изменники зарезали девятилетнего царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного и Марии Нагой! Царевич был последним Рюриковичем, вместе с матерью-царицей он был удалён из Москвы на поселение в Углич. Народ кипел от гнева, вопли собравшихся на соборной площади заглушали призывный гул колокола. Брат царевны Дмитрий Нагой выкрикнул имена подозреваемых, и взбешённая толпа кинулась на расправу. При самосуде угличане забили до смерти и растерзали пятнадцать человек.

Весть о массовом народном волнении долетела до Бориса Годунова, и на третий день в Углич вошло царское войско, а следом прибыла следственная комиссия Василия Шуйского и митрополита Геласия. Смутьянов схватили. Двести человек казнили, а Кузнецова, Огурца и ещё шестьдесят семей сослали в крепость Пелым за Уральским хребтом. Был наказан и колокол.

В Тобольск колокол прибыл в 1593 году. Воевода князь Фёдор Лобанов-Ростовский распорядился запереть его в приказной избе и клеймить надписью «Первоссыльный неодушевлённый с Углича». Но вскоре воевода решил, что «неодушевлённый ссыльный» должен работать наравне со всеми; колоколу приделали вырванный язык и повесили на колокольню церкви Всемилостивого Спаса. Позже «по причине резкого и громкого голоса» заключённого перевели на Софийскую соборную колокольню, чтоб отбивал часы и звонил в набат во время пожара.

Макет Угличского колокола в музее Тобольска

Ссыльные угличане упокоились в мёрзлых сибирских могилах, и через сто лет их правнуки уже считали эту землю своей. Они знали тайные тропы в болотах, ставили капканы на пушного зверя, плели рыболовные морды из прутьев и сети из крапивной пряжи, ходили на Ямыш-озеро за солью, служили на «посылках» у тобольского воеводы. И только один ссыльный всё помнил за всех. Почти два века он звоном напоминал о забытых мучениках.

В НАКАЗАНИИ КОЛОКОЛА СОДЕРЖИТСЯ ОГРОМНЫЙ СИМВОЛИЧЕСКИЙ СМЫСЛ. КОЛОКОЛ УПОДОБЛЯЛСЯ ЧЕЛОВЕКУ И ИМЕЛ ДУШУ. ОН ВЗЫВАЛ СРАЗУ КО ВСЕМ: И К НАРОДУ, И К БОГУ. УГЛИЧСКИЙ КОЛОКОЛ ПОСТРАДАЛ ЗА НЕВИННО УБИЕННОГО, И ЕГО ТРЕБОВАНИЕ ПРАВДЫ ОКАЗАЛОСЬ ОЧЕНЬ ВАЖНЫМ ДЛЯ СИБИРИ, ГДЕ СВОБОДНЫЕ ЛЮДИ ЖИЛИ БОК О БОК С ПРЕСТУПНИКАМИ. В СИБИРИ ГЛАВНЫМ КРИТЕРИЕМ ОЦЕНКИ ЧЕЛОВЕКА БЫЛО НЕ КАЗЁННОЕ ОБВИНЕНИЕ, НЕ ГРЕХИ, А ПРАВДА ДЕЯНИЯ

К 1785 году соборная колокольня состарится и развалится, и медного острожника вместе с другими колоколами перевесят на бревенчатые козлы, где его чуть не расплавит пожар 1788 года. Новая колокольня будет готова в 1797 году, и «ссыльный неодушевлённый» снова заступит на службу. За сто лет медный узник превратится в местную знаменитость; к нему, как к другу по несчастью, придут поклониться сосланные в Сибирь декабристы. В 1837 году, когда в Тобольск приедет наследник престола цесаревич Александр, угличский колокол на время снимут с колокольни «для удобного обозрения этой исторической достопримечательности». А в 1890 году заключённого переведут в тобольский музей в качестве экспоната.

Но и Углич не забудет о своём колоколе. Уже через несколько лет после убийства царевича Димитрия угличане объявят колокол безвинным страстотерпцем. К 300-летию ссылки под давлением горожан колокол будет «амнистирован». После большой общественной дискуссии его решат вернуть обратно в Углич, а в Тобольске оставить копию. Обычно сибирские узники не возвращались: на дорогу домой изгнанникам не хватало денег, а порой и жизни. Угличский набатный отправится на родину один за всех.

Расходы по перевозке колокола оплатят восемь богатых жителей Углича. К встрече земляка Углич приготовится как к большому торжеству. У Спасо-Преображенского монастыря на берегу Волги построят специальную пристань, и пароход с колоколом причалит к ней под громкое «ура» двухтысячной толпы. Засвидетельствовать своё почтение придёт городское духовенство в праздничном облачении и городское начальство в парадных мундирах. В Угличе объявят народное гуляние. К всеобщему ликованию, справедливость восстановится. Но жаль, что сотни тысяч других ссыльных, не отлитых в металле, а из плоти и крови, своё наказание пережить не смогут.

Таможня берёт добро Внутренние таможни в России

До середины XVIII века в Российском государстве неисповедимы были только пути господни. Дороги простых смертных правительство тщательно контролировало. Особенно пристально государево око следило за Сибирским трактом: по этому пути шёл стратегический для казны пушной трафик.

Российская присказка о том, что у нас не дороги, а направления, не работала, когда дело касалось казённого кармана. Дороги делились на «государевы» и «воровские». «Государевы» были обустроены, с харчевнями и постоялыми дворами, с ямскими станциями и почтовой службой; здесь находились таможни, и потому разрешалось движение купеческих караванов. Внутренние таможни регулировали перемещение любых товаров из одной части страны в другую и взимали пошлины.

Основной таможенной пошлиной была «десятая доля», её брали только российской монетой: серебром или золотом. Имелся перечень товаров, запрещённых к вывозу из Сибири: табак, ревень, водка, лён, свинец, порох, медные пятикопеечные монеты и полушки, канифоль, скипидар, мышьяк, поташ, лосиные кожи, оружие. Но всегда находился способ нарушить запрет, и административная система этому помогала.

Постоялый двор в музее «Нижняя Синячиха»

Руководили таможнями «таможенные головы». Их назначали в Сибирском приказе. Это были купцы и посадские люди, пользующиеся авторитетом, чаще – из Москвы, а не местные. Жалованья за работу начальникам не полагалось, они должны были «кормиться от дел». Вот они и старались «окупить» свою службу поборами. Государство получало свою долю с легальных товаров, а хозяева таможен разживались ещё и взятками с контрабанды. Их помощники – подьячие, целовальники и сторожа – на свой карман работали особенно усердно. В поисках запрещённых товаров они задирали боярыням юбки и заботливо следили за тем, чтобы купцы по весне не парились в трёх лисьих или собольих шубах.

Контрабандистов назвали мехоношами. Они проносили в поклаже или провозили в небольших обозах пушнину, соль, порох и другие лёгкие или необъёмные, но дорогие товары. Мехоноши пользовались «воровскими» дорогами. Их прокладывали местные жители для своего удобства. Тайные пути не были обустроены, не имели таможен, и купцам с товарами ездить по ним запрещалось. Хитрых мехонош подкарауливали государевы дозоры и вольные разбойники, выставляя на «воровских» маршрутах пикеты и засады. Но всегда был шанс проскользнуть под защитой метели или тумана, надуть дозорных, отбиться от разбойников. Повезёт – и за дерзость мехоношам отвалится жирный куш, а таможенникам достанется большой кукиш.

ТАМОЖЕННАЯ СЛУЖБА БЫЛА НЕРАЗРЫВНО СВЯЗАНА С ЯМСКОЙ ГОНЬБОЙ – ПЕРЕВОЗКОЙ КАЗЁННЫХ ГРУЗОВ И КУРЬЕРСКОЙ ПОЧТЫ, И КАЖДЫЙ ВОЕВОДА БЫЛ ОБЯЗАН СЛЕДИТЬ ЗА КАЧЕСТВОМ ДОРОГ И ОРГАНИЗАЦИЕЙ ТРАНСПОРТА. В КРУПНЫХ СЕЛЕНИЯХ И ПРИ ТАМОЖЕННЫХ ЗАСТАВАХ ВСЕГДА СУЩЕСТВОВАЛИ ПОСТОЯЛЫЕ ДВОРЫ – СТАРИННЫЕ ГОСТИНИЦЫ, ГДЕ ПРОЕЗЖАЮЩИЕ ДОЖИДАЛИСЬ СМЕНЫ ЛОШАДЕЙ ИЛИ ДОСМОТРА ТАМОЖЕННОГО ДЬЯКА

Бабиновский тракт был единственной официальной дорогой в Сибирь. По нему шли китайские посольства, легендарный протопоп Аввакум, все великие землепроходцы, ссыльные бояре, купцы и крестьяне-переселенцы. 250 вёрст от Соликамска до Верхотурья зимой на санях преодолевали за пять-шесть дней, в распутицу тащились неделями, а летом в хорошую погоду караваны ползли со скоростью пешехода: 40–50 километров в день. Главная стратегическая дорога России была всего лишь шестиметровой просекой, которую переметало снегом и заваливало буреломом. Паводки сносили мосты, ручьи промывали ямы, в дождь глубокие колеи становились непреодолимы. Иностранцы, проехавшие по Бабиновскому тракту, оставили красочные воспоминания о русском экстриме, когда встречные сани сшибались друг с другом, и путь продолжал сильнейший, а повозки неслись под гору с такой скоростью, что сминали запряжённых в них лошадей.

У страха глаза велики, но для русских сильнее страха был фарт. В надежде на удачу в конце XVII столетия в Сибирь по Бабиновской дороге каждый год проходило две-три тысячи человек и проезжало около тысячи подвод. Главной таможней Сибирского тракта была Верхотурская: здесь досматривали грузы, следующие из Центральной России в Сибирь и обратно. За сообщением между Сибирью и Китаем следила Нерчинская таможня. А от Верхотурья до Нерчинска на тысячевёрстном пути располагались прочие промежуточные таможни и Гостиный двор в Тобольске.

После губернской реформы 1708–1711 годов таможни перешли в подчинение сибирским губернаторам. Губернаторы назначали таможенных надзирателей из числа сибирских дворян и купцов. Прежние целовальники и сторожа стали называться канцелярскими и ларёчными служителями. В новом «регулярном» государстве воровство таможенников доросло до организованной преступности под контролем губернаторов, которые сорок с лишним лет эффективно управляли потоком казённой пушнины, прогоняя немалую его часть через свой карман.

Тобольск всегда спорил с Верхотурьем, кто главнее: тот, у кого таможня, или тот, у кого торговля? В 1753 году победил Тобольск, потому что внутренние таможни в России были отменены. Все пути в Сибирь стали теперь легальными. Это убило старинный Бабиновский тракт: он потерял статус единственно дозволенного пути. Вокруг бывших «государевых дорог» вымерла и организованная преступность.

А новые имперские казначеи, любуясь, как с ладони меж перстней струится шёлковый соболиный мех, уже и представить не могли, сколько мягкого золота утекло из казны сквозь пальцы сибирских таможен.

Святыни басурман Сибирские татары

Древние греки утверждали, что где-то за Гипербореей находится Тартар – ледяная бездна с чудовищами, и потому европейские географы называли Северную Азию Тартарией.

Пользуясь созвучием, Филипп Страленберг, шведский пленник в Тобольске, а потом – знаменитый учёный, стал называть Сибирь Татарией, так как татары были тут коренными жителями.

Сибирские татары населяли поречье Туры, Исети, Тобола, Иртыша и Ишима. Они появились здесь не меньше трёх тысячелетий назад и ещё до нашествия Чингисхана освоили земледелие и скотоводство, хотя не забыли и охоту с рыболовством. Татары жили в срубных домах-юртах, пахали поля плугами-сабанами, справляли сабантуй – праздник первой борозды, и, как степняки-монголы, поклонялись богу Тенгри – Великому Синему Небу.

В XII веке у сибирских татар появилось первое государство – Ишимское ханство. Во времена Чингисхана в этом ханстве произошёл переворот: хан Чинги (прозванный в честь Чингиза, слава которого гремела по всей степи) убил хана Он-Сона и передвинулся на Туру: так Ишимское ханство стало Тюменским. В 1495 году хан Махмед убил тюменского хана Ибака и перенёс столицу на Иртыш в город Искер, он же город Сибир: Тюменское ханство превратилось в Сибирское. Конечно, ханства сибирских татар были весьма непрочными; они не могли сравниться с могучими деспотиями Средней Азии или с закалёнными кочевыми державами монголов. Но всё же у сибирских ханов тоже были дворы, гаремы и воинства; были визири, советники-карачи и султаны – наследники престола; налоги собирали даруги; улусами правили тарханы. Опорой власти были феодалы: беки – вроде дворян и мурзы – вроде бояр. В Сибирском ханстве насчитывалось полтора десятка городков.

В конце XIV века окрепший ислам наконец обратил внимание на дикие северные земли. Отсюда в Бухару везли прекрасных соболей, и не помешало бы, если б над этой тайгой воссиял полумесяц. Бухарский шейх Багауддин, основатель мощного духовного ордена Накшбанди, организовал религиозное вторжение в Сибирь, которое по аналогии с крестовыми походами можно было бы назвать лунным. В «лунный поход» в 1394 году вышли 366 шейхов и 1700 воинов. На Иртыше вспыхнула война между татарами-тенгрианцами и пришельцами-мусульманами. В таёжных битвах погибло 300 шейхов и 1448 воинов. Захватчики отступили – но ислам остался и пустил корни.

Астана Хаким-аты на Баишевском кладбище

Через некоторое время в Сибирь прибыли другие проповедники ордена Накшбанди. Они выявили 39 могил погибших шейхов. Погребения стали святынями сибирских татар. Над ними водрузили бревенчатые астаны: шести– или восьмигранные срубы. Эти астаны сибирские татары почитают и ныне, спустя шестьсот лет после событий: время от времени возобновляют сооружения и приходят на поминовения. Самая известная астана находится на кладбище близ деревни Баишево под Тобольском. Татары убеждены, что здесь лежит шейх Хаким (хотя реальный Хаким, халиф Сулейман Бакыргани, жил за двести лет до «лунного похода» и упокоился где-то в Туркестане). Троекратное посещение астаны Хакима у сибирских татар приравнивается к хаджу. А русские верят, что на Баишевском кладбище похоронен Ермак.

До Ермака за власть над Сибирским ханством вели борьбу две династии. Тайбугины – потомки хана Тайбуги – были местной знатью, а Шейбаниды – потомки хана Шейбана, сына Джучи и внука Чингисхана, – происходили от священного монгольского корня. В XVI веке к власти пришли тайбугины. Бухарский хан Абдаллах II задумал прибрать к рукам пушное Сибирское ханство и выслал воинский отряд во главе с ханом Кучумом, шейбанидом и чингизидом. В 1563 году Кучум захватил Искер и казнил ханов Едигера и Бекбулата: им переломили позвоночники и бросили в овраг живьём на съедение волкам. От Кучумовой расправы спасся только малолетний хан Сеид-Ахмед, наследник тайбугинов. А Кучум вызвал из Бухары духовную миссию шейха Шербети и провозгласил ислам религией своего ханства.

ПРОСТАЯ БРЕВЕНЧАТАЯ АСТАНА БАИШЕВСКОГО КЛАДБИЩА НЕ ПРОИЗВОДИТ БОЛЬШОГО ВПЕЧАТЛЕНИЯ, ОДНАКО ЭТА СВЯТЫНЯ СОХРАНЯЕТСЯ В ТЕЧЕНИЕ СТОЛЕТИЙ. ПОГРЕБЕНИЕ НЕ ИМЕЕТ НИКАКИХ НАДПИСЕЙ ИЛИ ИЗОБРАЖЕНИЙ. ИСТОРИЯ СВЯТОГО СОХРАНЯЛАСЬ В ПАМЯТИ НАРОДА И ПЕРЕДАВАЛАСЬ ИЗ ПОКОЛЕНИЯ В ПОКОЛЕНИЕ ИЗУСТНО, ПОСКОЛЬКУ ДАЛЕКО НЕ ВСЕ СИБИРСКИЕ ТАТАРЫ УМЕЛИ ЧИТАТЬ ДРЕВНИЕ РУКОПИСИ НА АРАБСКОМ ЯЗЫКЕ

В 1581 году Кучума изгнал Ермак. В 1584 году Ермак погиб, и его казаки покинули Искер. Сеид-Ахмед, по-русски Сейдяк, вернулся на кошму владыки. Но через три года его сцапал «письменный голова» Данила Чулков, основатель Тобольска, и отослал в Москву. Национальная государственность сибирских татар была уничтожена окончательно.

Те татары, которые не согласились с владычеством русских, ушли с Иртыша на реки Томь и Чулым, притоки Оби. Но большая часть сибирских татар осталась на прежних местах. Татары приняли новый порядок с долготерпением землепашцев. На бытовом уровне ничего не изменилось: воеводы собирали подати и ясак, но не запрещали ислам, не покушались на обычаи и не лезли в традиции хозяйства. Татары даже сохранили право держать невольников – единоверцев или язычников. Селениями по-прежнему руководили беки и мурзы, имамы предводительствовали в молитвах, ахуны вели родовые хроники «шеджере», а муэдзины с минаретов призывали к намазу. Но русские теснили татар, как раньше сами татары теснили башкир, остяков и вогулов: отнимали лучшие угодья и самые выгодные промыслы. Благополучие сибирских татар поддерживалось их родовым трудолюбием и ловкостью купцов из торгового сословия бухарцев.

«Охота к подданству» «Торговое сословие» бухарцев

Жители Тюмени, Тары и Тобольска не останавливались поглазеть, встретив на улице мужчин в чалмах или женщин в паранджах, не крестились испуганно, увидев завязшего в сугробе верблюда, не изумлялись на базаре перцу и диковинным арбузам – «круглобоким, с чёрными полосами по всей хребтине, вельми сладостным на вкус». Сибирь, конечно, была сурова для торговцев из оазисов Туркестана, но жёсткий климат можно было стерпеть ради бесценной мягкой рухляди, за которую в Средней Азии и Китае давали огромную цену. И предприимчивые южане надели тулупы на полосатые халаты и поменяли торговые купола на гостиные дворы. Этнически эти торговцы были узбеками, таджиками и уйгурами. В Сибири всех их называли бухарцами и считали особым торговым сословием.

Они селились при русских городах отдельными слободами, строили дома, мечети и караван-сараи. У них было независимое управление и своё небольшое войско, которое охраняло караваны в долгом пути через тайгу, степи и пустыни. Бухарские слободы появились в Тюмени и Тобольске, а под Тарой в XIX веке выросла целая волость из нескольких селений.

Азиатские торговцы пушниной, будущие бухарцы, появились в Сибири задолго до русских, примерно в начале XV века, когда в Сибирь пришёл ислам. Бухарцы вели свою деятельность и при ханах династии Тайбугинов, и при ханах династии Шейбанидов, а особенно – при хане Кучуме, ставленнике бухарского хана Абдаллаха II. Бухарцы стали финансовой основой таёжного ислама. Русские прекрасно понимали огромную роль бухарцев в экономике Сибири, и даже сам Ермак погиб на реке Вагай не за царя, а за бухарцев: он отправился в поход на защиту их каравана и попал в ловушку.

САМЫЕ ПРЕСТИЖНЫЕ ТОРЖИЩА В БУХАРЕ И ДРУГИХ ГОРОДАХ СРЕДНЕЙ АЗИИ ПРОИСХОДИЛИ В ОГРОМНЫХ ТОРГОВЫХ КУПОЛАХ. ЭТИ ЗДАНИЯ СТРОИЛИСЬ НА ПЛОЩАДЯХ, ГДЕ ПЕРЕКРЕЩИВАЛИСЬ ВАЖНЫЕ ДОРОГИ. ПО БОКАМ К ГЛАВНОМУ КУПОЛУ БЫЛИ ПРИСТРОЕНЫ МАЛЫЕ КУПОЛА – ОТДЕЛЬНЫЕ ЛАВКИ. ЗДЕСЬ СИДЕЛИ МЕНЯЛЫ, ПРОДАВЦЫ КНИГ, ЮВЕЛИРНЫХ УКРАШЕНИЙ, ДРАГОЦЕННЫХ КАМНЕЙ, КОВРОВ И ПУШНИНЫ

Завоевав Сибирь, Россия сразу принялась умасливать предприимчивых азиатов, предлагая им дружбу, защиту, гостеприимство и такие налоговые льготы, какими не обладали никакие русские купцы. Царь Фёдор Иоаннович в 1596 году своим указом разрешил бухарцам беспошлинный торг в Сибири; желающим здесь поселиться выделяли землю, освобождали от ясака и военной службы и даже дозволяли без подорожных грамот передвигаться по стране и торговать в Уфе, Казани и Астрахани. Права и льготы бухарцев подтвердил Пётр I в указе от 15 марта 1701 года: «Никакими службами их не утеснять, чтобы к выезду в подданство впредь другим показать охоту».

Торговый купол Заргарон в Бухаре

Историки говорят, что в XVII веке в Сибири «книгу в руках держали только бухарцы». Они представляли более высокую культуру, нежели русские, и подчинялись более строгим обычаям: до конца XVIII века их женщины носили паранджу и жили в гаремах. Бухарцы первыми за Уралом начали открывать школы (мектебы) и на общественные деньги поддерживать сирот и бедняков. Они оплачивали абызов (священников), строили мечети и отправляли миссии к инородцам; ряды правоверных пополняли остяки и вогулы. Но все споры бухарцы решали деньгами, а не оружием.

В XVII веке они владели всей восточной торговлей. Из Сибири в Азию они везли сукно, пушнину, железо и моржовый клык, а взамен от калмыков гнали скот и рабов. Из Туркестана бухарцы экспортировали кожу, фрукты, посуду и одежду, а из Китая – ткани, фарфор, специи, чай и драгоценные камни. Хотя торг яхонтами и смарагдами был рискован: хитрые бухарцы славились искусством подделок. Они отливали из стекла драгоценные камни такого же вида, как в природе: с мусором, пятнами и разными включениями, – так что их трудно было отличить от подлинного «сырого» самоцвета.

Бухарцы в Сибири занимались не только торговлей, но и ремёслами. Они научили сибиряков изготавливать юфть – мягкую выделанную кожу. Из неё шили одежду, перчатки и дорогую обувь. От бухарцев тюменцы переняли ремесло длинноворсового ковра из коровьего волоса и эстетику орнаментов.

Но в середине XVIII века бухарцы начнут сдавать позиции. Государство ужесточит положение ислама, ограничит строительство мечетей и активность мусульманских проповедников. А бухарцы постепенно смешаются с татарами: они переженятся на татарках, примут татарский язык и образ жизни, и в XIX веке сложно уже будет отличить бухарца от татарина. К тому времени русские уже сами примутся торговать с Востоком, хотя им трудно будет конкурировать с бухарцами, ещё свободными от налогов. Поэтому азиатских купцов лишат льгот. Последние бухарские караваны придут в Тобольск в семидесятые годы XVIII века, а потом вовсе прекратят заходить в Россию, разгружаясь в пограничных крепостях на Иртыше.

Призрачное ханство Попытки восстановления Сибирского ханства

Хан Кучум отбросил на историю Сибири длинную и грозную тень.

Ермак взял Искер, столицу Сибирского ханства, но Кучум, сибирский хан, бежал с гаремом и остатками войска. Две голодные зимы дружина Ермака оборонялась в неприступном Искере. Кучум вылавливал Ермаковых атаманов по одному: погибли Иван Кольцо, Никита Пан и Богдан Брязга. Наконец, Кучум заманил в западню и сгубил самого Ермака. Тогда казаки оставили Искер и ушли. Однако вернуться в свою столицу Кучум не смог. Искер занял хан Сейдяк, а потом русские построили Тобольск.

Кучум «казаковал на поле», не теряя надежду отбить свой престол. Угроза Кучума действовала русским на нервы. В 1590 году князь Владимир Кольцов-Мосальский, первый тобольский воевода, двинулся с ратью на реку Ишим, где расположился Кучум, и разгромил хана. В плен попали две жены, брат и сын хана, а Кучум сумел уйти. Впрочем, как у всякого восточного владыки, у него было много жён и детей, и потери в семье его не смущали. Смущало то, что он начал слепнуть. Борис Годунов отправил непокорному хану послание, уговаривая сдаться и обещая удел в Московском царстве, но гордый Кучум отказался и лишь попросил Годунова прислать ему очки.

«В диком величии своём», как писал сибирский историк Павел Небольсин, Кучум рыскал по щедрой Барабинской степи в междуречье Иртыша и Оби. В 1598 году тобольский воевода Ефим Бутурлин снова повёл казачью дружину на Кучума и снова разгромил его. Погибли брат, сын и два внука Кучума, в плен попали пять сыновей, восемь жён и восемь дочерей. В спелые травы Барабы легли три сотни защитников Кучума – почти всё его воинство, но сам хан опять вырвался и умчался с тремя десятками всадников.

Однако он уже потерял поддержку сибирских татар. Татары видели, кто сильнее, и понимали, что нет смысла помогать проигравшему. Кучум теперь – просто разбойник, который всем мешает жить. Обнищав, он угнал скот у калмыков, и калмыки тоже побили его отряд. Хан кинулся искать подмоги у ногайцев, но уже всем надоел, и свои же воины удавили его тетивой лука. У степняков это была почётная казнь. Кучум погиб в 1601 году.

Но остались его сыновья. Они кочевали по Тургайским и Барабинским степям, вступали в сговоры с калмыками и ногайцами и нападали на русские пограничные крепости – Тюмень и Тару. После Кучума сибирским ханом провозгласил себя его сын Али, а после смерти Али (в 1616 году) ханом стал другой сын Кучума – Ишим. Сибирское ханство превратилось в грозный призрак, летающий по степи. Когда русские власти притесняли татар, сразу начинали звучать угрозы, что татары восстановят «Царство Кучума».

Последним из неукротимых кучумовичей оказался Девлет-Гирей, внук легендарного хана. Имя его прогремело на русских границах в тридцатых годах XVII века. Своё войско у Девлет-Гирея было маленьким и никак не хотело увеличиваться – сибирские татары не бежали под его руку, чтобы восстать против русского владычества, и Девлет-Гирей опирался на калмыков, которые нападали на кого угодно, была бы выгода. Девлет-Гирей породнился с могучим тайшой Хо-Орлюком, отдав ему в жёны свою сестру.

Три десятилетия Девлет-Гирей рыскал по Барабинским и Тургайским степям, время от времени нападая на остроги и слободы. Он не раз осаждал Тару, крутился вокруг Тюмени, налетал на Катайский, Шадринский и Тарханский остроги, разорял селения по Тоболу и Исети. Он угонял скот, грабил купеческие караваны, утаскивал людей в рабство. Он сжёг Далматов монастырь и перебил монахов, а сам старец Далмат спасся только чудом. Тобольские власти отправляли отряды в походы возмездия, но Девлет-Гирею везло: то казаки блудили по лесам, то бунтовали против своих командиров. Бывало, что Девлет-Гирей и сам давал жёсткий отпор противнику.

Но он был непоследователен. Он писал письма русским царям: сперва обещал полную покорность, а потом начинал торговаться, требуя вернуть себе Сибирское ханство или какой-нибудь улус. В 1650 году царь всё-таки прислал послов, чтобы договориться с Девлет-Гиреем о мире, однако Девлет внезапно взбрыкнул: глумясь, он долго держал послов без ответа и едва не заморил голодом, выдавая на всех по одному барану в месяц.

Последний шанс выпал Девлет-Гирею в 1662 году. Батыр Сары Мерген поднял башкир на бунт и объявил, что создаёт Башкирское ханство. Девлет тотчас тоже объявил, что возрождает Сибирское ханство. Он ринулся на Урал: ударил по Арамашевской слободе и Невьянскому монастырю. Девлета поддержали северные инородцы, самоеды и остяки. Князь Ермак Мамруков пожелал стать властелином Нижнего Приобья и вассалом Сибирского хана Девлета. Ермак собрал ополчение, сжёг русские зимовья и заставы и готовился идти войной на Берёзов. Но берёзовский воевода Давыдов выслал против Ермака отряд, захватил князя и его приспешников в плен и всех повесил. А русские войска к 1664 году подавили башкирский бунт.

После этих бурных событий Девлет-Гирей пропал. Никто о нём больше ничего не слышал. Исторический порох выдохся, и степные ветра развеяли призрак Сибирского ханства без следа.

Город в тайге История Тюмени

Тюмень началась с древнего татарского города Чинги-Тура. Считается, что его основал сибирский хан Тайбуга. Неизвестно, кем был легендарный Тайбуга, и что связывало его с монголами, но он покорил для монголов народы Иртыша и Оби, создал Тюменское ханство и построил на реке Туре, притоке Тобола, свою столицу, которую в честь Чингисхана назвал Чинги-Турой. Место у столицы оказалось стратегически важным: Тобол, Иртыш и Обь связывали таёжную Чинги-Туру с Великой Тундрой и Великой Степью.

В конце XIV века власть в Тюменском ханстве захватил хан Тохтамыш, тот самый, что в 1382 году сжёг Москву. В конце жизни Тохтамыш, разгромленный Тамерланом, бежал из Поволжья и укрылся в Чинги-Туре, но темник Едигей и хан Чогре нашли его даже в далёкой Сибири. В 1406 году ордынские татары разгромили тюменских и убили Тохтамыша.

Высший взлёт Чинги-Туры случился в XV веке. В городе стояли дома из сырцового кирпича, бревенчатые караван-сараи, мечети с минаретами выше елей и целые улицы юрт с конскими бунчуками. Хан Ибак чеканил тут серебряные дирхемы и набивал сундуки пушниной. Но Ибака отравили, и власть перешла хану Мухаммеду, а он перенёс столицу Тюменского ханства в город Искер на Иртыше. Чинги-Тура начала умирать. За сто лет постройки покосились и заросли травой, валы размыло весенними ливнями, а лёгкие юрты перекочевали в новую столицу. И Ермак взял этот город без всякого сопротивления. Может быть, к этому времени здесь вообще никто и не жил.

ТЮМЕНЬ ОБОГНАЛА В РАЗВИТИИ ТОБОЛЬСК В КОНЦЕ XIX ВЕКА. СТОЛИЧНЫЕ АМБИЦИИ ТОБОЛЬСКА ПОТЕРПЕЛИ КРАХ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА, КОГДА ЧЕРЕЗ ТЮМЕНЬ ПРОШЛА ТРАНССИБИРСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА. ОТКРЫТИЕ НЕФТИ В ПРИОБЬЕ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА ПРИДАЛО ТЮМЕНИ НОВЫЙ ИМПУЛЬС РАЗВИТИЯ, НО РАСЦВЕТА ГОРОД ДОСТИГ УЖЕ В XXI ВЕКЕ, КОГДА ТЮМЕНСКАЯ ОБЛАСТЬ ПРЕВРАТИЛАСЬ В ГЛАВНЫЙ ИСТОЧНИК НЕФТИ И ГАЗА

Бывший разбойник добыл для Руси бесценный дар: пушную, рыбную и моржовую Сибирь. Однако после гибели атамана появилась опасность, что русская власть потеряет контроль над новыми богатейшими территориями. И в январе 1586 года царь Фёдор Иоаннович спешно направил в Сибирь отряд в триста казаков и стрельцов под началом воевод Василия Сукина, Ивана Мясного и письменного головы Данилы Чулкова. Летом воеводы пришли на Туру и принялись возводить первый острог для охраны восточных границ.

Тюмень

Русские не стали возрождать Чинги-Туру; они понимали, что земли в Сибири не перемерить, а строить новое всегда проще, чем латать старое. Для крепости воеводы выбрали место возле пустыря Чинги-Туры на просторном мысу; с запада мыс был ограничен оврагами и речкой Тюменкой, а с востока – крутым берегом Туры. Казаки и стрельцы вырубили лес, соорудили частокол, с южной неприкрытой стороны мыса выкопали ров и насыпали вал. Острог получил восемь башен. За стенами стояли воеводский двор, съезжая и караульные избы, хлебные амбары и две церкви. Городок назвали Тюменью. По времени основания это был первый русский город в Сибири, но по значению – второй: главной магистралью освоения Сибири был Иртыш, а его стерёг Тобольск. Тюмень же охраняла дорогу из Москвы и потому стала перевалочным пунктом: речной пристанью и верфью.

Сначала город заселили служилыми, но слухи о сибирских богатствах быстро распространялись по России, и в Тюмень потянулись гулящие люди из Чердыни, Сольвычегодска и Великого Устюга. Город разрастался.

В 1596 году налаживать торг с новыми жителями Чинги-Туры прибыли бухарцы – торговцы из Средней Азии. К городу подошёл нарядный караван: азиаты в диковинных одеждах вели невиданных двугорбых животных с цветными попонами и огромными тюками на боках. Купцов охранял большой конный отряд; воины, вооружённые луками и кривыми саблями, носили разноцветные стёганые халаты и кожаные сапоги с острыми, задранными вверх носками. Тюменский воевода Долгорукий обрадовался каравану, но, соблюдая военную осторожность, в город купцов не пустил, а выделил им место на высоком берегу за Турой. Так в Тюмени появилась Бухарская слобода с юртами, лавками и собственной мечетью.

Вскоре в Тюмени появились ещё две слободы. В 1601 году из России прислали «охотников», которые занимались ямской гоньбой, и они основали Ямскую слободу. А через двадцать лет в город пришли кожевенники из Устюга. Выделка кожи была делом специфическим, с запахом и ядовитыми отходами, она требовала проточной воды, поэтому мастера всегда селились особняком. Кожевенную слободу построили за Турой чуть ниже Бухарской.

Для пущего обережения в 1608 году город с двух сторон прикрыли монастырями-крепостями. Преображенский мужской монастырь поставили на мысу у Ямской слободы, а на противоположном конце города возвели женский монастырь (сейчас он Успенский).

Структура города получилась прочной и правильной: монастырь – кремль – посады – монастырь. Центром была торговая площадь у крепостной Спасской башни. Здесь стояли две церкви, таможня, кружало и богадельня. Всё селение опоясывала линия бревенчатых стен и башен.

В середине XVII века в Тюмени было уже девять церквей, гостиный двор «на погребах», таможенная изба «на амбарах», двор митрополита и тюрьма. Через посады и кремль проходил Московский тракт, вдоль которого и тянулись подворья. Путешественников изумлял гигантский многоярусный бревенчатый мост через глубокий овраг речки Тюменки. В начале XVIII века в Тюмени жили три тысячи человек. Тюмень считалась большим городом.

В 1700 году воевода Осип Тухачевский начал каменное строительство. Он заложил амбары и Благовещенский собор. В 1702 году из Тобольска прибыли зодчий Фёдор Чайка и каменщик Кирилл Шадрин; они достроили амбары и возвели основную часть собора, а потом вернулись в Тобольск. Собор тюменцы доделали уже своими силами. Это был первый в Сибири храм «кораблём»: высокий подклет, мощный барабан о восьми гранях, купол с рёбрами и четыре малых главы по углам. Собор был пёстрый и радостный: красный кирпич, резные украшения из белого камня, полосатые маковки, черепичные кровли «в косую клетку». Но в 1705 году страшный пожар уничтожил всю Тюмень, уцелели только собор и острог, и воевода Данила Копьёв отстроил город заново.

Самый упрямый Деятельность Ерофея Хабарова

Из всех землепроходцев самым неукротимым и самым деятельным был, пожалуй, Ерофей Хабаров. В его судьбе – «сила и слава» землепроходцев, «блеск и нищета» их дерзкого и свободного промысла.

Город Великий Устюг породил трёх титанов «сибирской конкисты»: Ерофея Хабарова, Семёна Дежнёва и Владимира Атласова. Устюг принялся подсчитывать сибирские барыши уже в начале XVII века. Через этот город шли караваны из «златокипящей» Мангазеи. Исхлёстанные северными ветрами, суровые краснорожие купцы вели по улицам длинные обозы, нагруженные тюками, и не обращали внимания, что их драгоценные длиннополые шубы загребают на дороге снег и грязь. Мальчишки, галдя, бегали вдоль обозов, надеясь на какое-нибудь копеечное поручение от пушных владык. Мужики толпились по обочинам, на глазок прикидывая доходы таёжных воротил.

Устюжан волновали слухи, что через Мангазейскую таможню проходит в год столько шкурок, что их цена перекрывает годовую прибыль всего царского двора, а каждый вложенный в пушной промысел рубль дает аж 32 рубля прибытку. Устюг был растревожен надеждой на фарт. Крестьяне бросали пашни и подряжались на извоз к сибирским купцам или целыми семьями отправлялись за Камень добывать соболя и горностая.

Крестьянский сын Ерофей Хабаров тоже верил в несметные богатства Сибири. В двадцать лет он оставил на отцовское попечение жену и дочь и отправился за удачей. В помощники он взял младшего брата Никифора.

Хабаров был по натуре лидером. Он имел свой план. Он знал, что парой рук ничего не добиться, и организовал артель. В 1629 году в Тобольске братья наняли пятерых работников и двинулись в Заполярье – на Таймыр. Никифор с мужиками исчез в тёмном мороке тундры, а хитрый Ерофей остался в Хетском зимовье работником на таможне. И через год, когда артель Никифора вернулась, таможенник Ерофей проследил, чтобы своя добыча не превратилась в чужую выгоду. Братья привезли в Тобольск 320 соболей.

В это время мангазейский воевода Палицын задумал основать ещё одну «Мангазею»; он предложил царю послать на реку Лену охочих людей, чтобы стреляли там зверя, собирали ясак и ставили новые остроги. Азартный Хабаров сразу написал челобитную с просьбой отправить его на Лену.

На этот раз он нанял уже 27 работников и добился помощи от казны. В 1632 году он добрался до Усть-Кутского острога. Несколько лет артель Хабарова промышляла вдоль Лены и её притоков. Однако прибыльное место пусто не бывает: фарт Хабарова привлекал толпы промышленников, Усть-Кут разрастался, и вскоре промысел лишился прежних барышей.

Памятник Ерофею Хабарову в Великом Устюге

Но Хабаров был настоящим бизнесменом. Раньше многих прочих он понял, что Сибирь жива не пушниной единой, и придумал себе новое дело. Для выделки пушнины требовалась соль. Неподалёку от Усть-Кута Хабаров обнаружил соляное месторождение и построил варницы. К 1639 году артель Ерофея обеспечивала солью все окрестные остроги и город Якутск. Простой устюжский крестьянин превратился в магната. Его работники варили соль, возили товары через Ленский волок, ловили рыбу и растили хлеб. Хабаров стал крупнейшим хлеботорговцем в Якутском уезде; он планировал собирать по тысяче пудов хлеба в год, чтобы обеспечивать главные рынки Сибири. А ещё Ерофей занялся изучением бассейна Лены и составил лоцию.

Но замыслам Хабарова помешали якутские воеводы Головин и Глебов. Они отобрали у Хабарова пашенные земли и соляные варницы, в казну были отписаны 3000 пудов Ерофеева хлеба. Хабаров потерял почти всё. Но он не опустил рук. В 1641 году упрямый Хабаров ушёл от Якутска на тысячу вёрст и на реке Киренге (притоке Лены) основал селение, которое потом назовут Хабаровкой. Здесь Ерофей завёл мельницу и начал бизнес заново.

ГОРОД ВЕЛИКИЙ УСТЮГ СТОИТ НА СЛИЯНИИ РЕК СУХОНА И ЮГ, У ИСТОКОВ СЕВЕРНОЙ ДВИНЫ. ПО СЕВЕРНОЙ ДВИНЕ К БЕЛОМУ МОРЮ ПРОЛЕГАЛ ГЛАВНЫЙ ТОРГОВЫЙ ПУТЬ ИЗ РОССИИ В ЕВРОПУ, А ГЛАВНЫМ ТОВАРОМ БЫЛА ПУШНИНА. ПОЭТОМУ МНОГИЕ ВОЛЬНЫЕ И ПРЕДПРИИМЧИВЫЕ ЖИТЕЛИ УСТЮГА УСТРЕМЛЯЛИСЬ НА ВОСТОК, В СИБИРЬ – К ПУШНОМУ ПРОМЫСЛУ, КОТОРЫЙ ПРИНОСИЛ МАКСИМАЛЬНЫЙ ДОХОД. И ВКЛАД УСТЮЖАН В ОСВОЕНИЕ СИБИРИ ПРЕВОСХОДИТ ВКЛАДЫ ВСЕХ ДРУГИХ ГОРОДОВ РОССИИ

Якутские воеводы не оставили Хабарова в покое – слишком сильный конкурент. У него был огромный авторитет, и сибиряки охотно нанимались к нему в работу под любое начинание. Воеводы изыскали способ прижать Хабарова. В 1643 году он отказался платить лишние подати в казну, и воеводы снова отобрали у него всё имущество. Самого Хабарова без суда и следствия бросили в Якутске в тюрьму, и он просидел там два с половиной года.

В 1858 ГОДУ В ГОРОДЕ АЙГУНЬ РОССИЯ И КИТАЙ ЗАКЛЮЧИЛИ ДОГОВОР, ПО КОТОРОМУ ЛЕВЫЙ БЕРЕГ АМУРА ОТХОДИЛ РОССИИ. НА НОВООБРЕТЁННОЙ ТЕРРИТОРИИ, КАК РАЗ НАПРОТИВ АЙГУНЯ, СОЛДАТАМИ БЫЛ ОСНОВАН ЛИНЕЙНЫЙ ПОСТ – ПОГРАНИЧНЫЙ НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ПУНКТ. В ЧЕСТЬ ЕРОФЕЯ ХАБАРОВА ЕГО НАЗВАЛИ ХАБАРОВКОЙ. С ЭТОГО ПОСЕЛЕНИЯ И НАЧАЛСЯ ГОРОД, УВЕКОВЕЧИВШИЙ ИМЯ СТАРИННОГО ЗЕМЛЕПРОХОДЦА

Он вышел на волю худой, измученный, но несломленный. Он вернулся на Киренгу и за четыре года выправил свой бизнес: нанял работников и приказчика и построил другую мельницу. Но он понимал, что богатеть подле якутских воевод – всё равно что курить на бочке с порохом. В это время Сибирь полнилась слухами о далёкой стране Даурии и большой рыбной реке Амур. В светлых лесах там несметно соболей, а на тёплых пашнях – тяжёлые золотые колосья; там растут арбузы, на кедрах висят лианы, а в зарослях дикого винограда бродят тигры. Экспедиция Пояркова подтвердила слухи о благодатной земле. И Хабаров опять услышал зов свободы и фарта.

Памятник Ерофею Хабарову в Хабаровске

Он написал в Якутск новому воеводе Францбекову послание, что знает короткий путь на Амур, и просил отпустить с ним людей, которых наберёт «на свой кошт». Правда, «кошта» у него не было. Однако он верил в себя и привык рисковать. Под грабительские 50 % он занял деньги у Францбекова и с отрядом в 70 человек весной 1650 года добрался до Амура.

Хабаров рассчитывал на богатую добычу, которая с лихвой окупит его расходы, и на то, что государь наградит его за новых подданных. Но дауры, прослышав о приближении русских, покинули свои селения. Их городки со стенами, башенками и подземными ходами стояли пустые. Закрома были полны зерна и припасов, и Хабаров заполучил добычу для своего отряда, но понял, что дауры не горят желанием присягать русскому царю.

Ерофей отправился в Якутск за войском, хотя бы небольшим, и осенью того же 1650 года отряд новоиспечённого «приказного человека» Хабарова вторгся в Даурию. Три года молодцы Хабарова шныряли по Амуру, покоряли дючерских и даурских князей, брали аманатов, отнимали скот, пушнину и припасы. Хабаров был словно опьянён солнечными плёсами Амура, удачей и воздухом свободы. Он не думал о последствиях своих деяний: «Раззудись, плечо, размахнись, рука!..» Ерофей попросту распоясался. Его собственные товарищи написали «ябеду» о его притеснениях, и Хабарова арестовали. В цепях, как злодея, его отправили в Москву, а в дороге избили и ограбили.

Но упрямый Ерофей никогда не сдавался. В столице он сумел передать царю челобитную, в которой рассказал, что́ он совершил на Лене и Амуре. Алексей Михайлович был поражён одиссеей землепроходца. Он наградил Хабарова званием сына боярского, но денег и имущества всё же не вернул. За свои даурские подвиги Хабаров остался должен казне четыре тысячи рублей.

И ещё долгих восемнадцать лет Хабаров жил на суровой Лене, надеясь вырваться на благословенный Амур, построить там острог и заняться хлебопашеством. Но на все просьбы он получал отказ. В 1671 году Ерофей Хабаров умер в своей Хабаровке, так и не увидев сияющей реки, о которой мечтал. На Амур он возвратится только посмертно, когда его именем назовут новый город.

Не дай себя переписать Крестьянская колонизация Сибири

В Сибири не было крепостного права в том виде, в котором оно было в России, потому что Сибирь не знала помещиков. Крепостные имелись только у монастырей. Хотя неволя, конечно, существовала. Богатые люди покупали себе холопов: попавших в плен калмыков; инородцев, отданных в рабство за долги; ссыльных баб-разбойниц, которых привозили из России в жёнки сибирякам и выставляли на продажу; да и каких-нибудь несчастных русских, совершенно выбившихся из жизненной колеи и угодивших в кабалу.

А сибирские крестьяне в подавляющем большинстве были вольными. Вернее, многие из них были беглыми крепостными с Руси, но их не выдавали обратно хозяевам, а позволяли жить и крестьянствовать свободно. Обычно колонизация проходила так: к воеводе являлась группа мужиков и просила выделить им угодье для жительства. Воевода отправлял этих крестьян на какое-нибудь дальнее незанятое место, где можно завести пашни, сенокосы и выпасы, где есть лес и река. Для обзаведения казна выдавала мужикам в долг скот, зерно и разный инструмент – или деньги. Крестьяне шли, куда указано, и строили слободу – село, защищённое от набегов кочевников бревенчатой крепостицей. Вокруг слободы постепенно вырастали деревушки. Некоторые слободы потом превращались в городки-остроги – центры уездов. Округа все вопросы решала на сходах, а слободы управлялись выборными старостами. В общем, крестьянская колонизация Сибири осуществлялась добровольно и «гнездовым» методом – заведением слобод с выселками.

Заветной мечтой хлебопашцев было записаться в казаки. Казаками в то время называли всех, кто несёт какую-нибудь службу за свой счёт, и за это его освобождают от податей. Более-менее регулярная городская милиция называлась городовыми казаками. Ополченцы назывались беломестными казаками. Отряды самообороны слобод и сторожевые дозоры назывались черносошными казаками. Сменные гарнизоны в дальних и глухих острогах назывались казаками-годовальщиками. Крестьяне стремились попасть в казаки, чтобы приносить пользу своему селению и избавиться от налогов.

Для власти главным инструментом управления вольными слободами были переписи. Раз в несколько лет отряды служилых объезжали все селения и переписывали всех жителей от мала до велика. Переписи определяли налогоплательщиков и размер их налогов на годы, а то и на десятилетия вперёд. В «Служебной чертёжной книге» Семёна Ремезова сохранились его списки крестьян, составленные в поездках, – сотни имён. А тоболяков XVII века нынешние историки могут перечислить поголовно едва ли не за любой год. На Руси столь частых крестьянских ревизий не было: там учёт вели сами помещики, и то по команде сверху, потому и появлялись «мёртвые души».

Крестьяне сопротивлялись налоговому произволу, как могли. Чужак-переписчик был куда более опасен народу, чем собственный староста-вор или дьяк-вымогатель, разбирающий жалобу на притеснение. Не дать себя переписать означало на несколько лет спастись от поборов государства. Можно было, конечно, сбежать в тайгу, но тогда надо было начинать жизнь с нуля. И слобожане «договаривались» с переписчиками. За мзду из учётных книг исчезали десятки и сотни семей, а то ускользали и целые деревни.

ИЛИМСКИЙ ОСТРОГ БЫЛ ОСНОВАН В 1630 ГОДУ. ОН СТОЯЛ НА РЕКЕ ИЛИМ, ПРИТОКЕ АНГАРЫ. ОСТРОГ ОХРАНЯЛ ЛЕНСКИЙ ВОЛОК – ПУТЬ ПО РЕКАМ И ДОРОГАМ С АНГАРЫ НА ЛЕНУ, К УСТЬ-КУТСКОМУ ОСТРОГУ. В НАЧАЛЕ СЕМИДЕСЯТЫХ ГОДОВ ХХ ВЕКА ПРИ СТРОИТЕЛЬСТВЕ АНГАРСКОГО КАСКАДА ГЭС ТЕРРИТОРИЯ ИЛИМСКОГО ОСТРОГА ПОДЛЕЖАЛА ЗАТОПЛЕНИЮ. СОХРАНИВШИЕСЯ К ТОМУ ВРЕМЕНИ СТРОЕНИЯ КРЕПОСТИ БЫЛИ ПЕРЕВЕЗЕНЫ В МУЗЕЙ ДЕРЕВЯННОГО ЗОДЧЕСТВА «ТАЛЬЦЫ» ПОД ИРКУТСКОМ

Иногда крестьяне открыто бунтовали против переписей. Например, в 1685 году крестьяне Тюменского уезда не пустили к себе переписчика стольника Льва Поскочина. На следующий год Поскочин вернулся с отрядом и всё равно переписал мужиков. Мужики, не согласные с данными стольника, отправили начальству челобитные, но в ответ челобитчиков только высекли. Тогда лапотники восстали. Воевода Алексей Головин послал войско. И в конце 1687 года тюменские крестьяне – больше трёхсот человек – сожглись заживо на осаждённой служилыми людьми заимке возле речки Тегень.

Илимский острог в музее «Тальцы»

В начале XVIII население Сибири вдруг «увеличилось» почти вдвое, но это не бабы рожали, а просто усилилась государственная бюрократия: власти принялись следить за правдивостью переписчиков построже. Однако внезапная добросовестность чиновников вызвала народное смятение.

Перепись 1710 года стала причиной восстания ишимских слобод в 1714 году. В 1710 году крестьяне схитрили: в Коркинской слободе указали 88 дворов, а скрыли 411; в Абатской слободе – 26 дворов, а скрыли 228; в Орлове-городище – 146 дворов, а скрыли 150, и так далее. В 1714 году приказчик Немтинов распознал обман, донёс на укрывателей и обложил их налогами. Тогда слобожане Ишима подняли бунт – а драться они умели, потому что им часто приходилось отражать набеги калмыков и казахов. Они отбросили от слобод отряд полковника Нефедьева, потом – отряд дворянина Городничего, потом у отряда майора Бобровского отняли две пушки, потом из пушек и ружей отстрелялись от отряда подполковника Парфентьева и, наконец, прямо в судной избе зарезали князя Лихудьева, который приехал к ним на переговоры. Нешуточная война на Ишиме бушевала почти год. Мужиков усмирили только драгуны полковника Фёдора Матигорова.

Но ненавистные народу переписи в истории Сибири сыграли всё-таки положительную роль. Воеводам они позволяли иметь объективную картину состояния хозяйства, а каждого крестьянина – лично и по отдельности – приучали отстаивать свои права на благополучие, которое в Сибири зависело от личной инициативы, а не от барина.

Туча и морок Калмыки в Сибири

В самом начале XVII столетия в своём движении на восток русские внезапно столкнулись с могучим и воинственным народом, который столь же неудержимо двигался на запад. Это были калмыки.

Дело в том, что в конце XVI века грозные недра Центральной Азии вновь исторгли из себя несметные полчища монголов-ойратов. Степнякам не хватало ресурсов своих степей, а с юга их теснили войска Китая. И ойраты союза Чорос задумали захватить новые земли на западе и северо-западе от Монголии. В поход двинулись десятки тысяч «дымов» – кибиток. Потеснив казахов, пришельцы заняли огромную равнину между Алтаем и Тянь-Шанем. Они назвали себя джунгарами. Но часть джунгар продолжила поход по следам Чингиза, Джучи и Батыя. Этих «отделившихся» назвали калмыками.

Они ещё сами не знали, куда идут и где закончится их путь. Им было плевать на тех, кому принадлежат просторы, по которым катятся их кибитки. На среднем Иртыше передовые отряды калмыков впервые встретились с русскими, которые недавно основали здесь свои селения и записали жителей Барабинской степи в свои данники. Калмыки всех ограбили. Разобраться со степными разбойниками должен был гарнизон города Тары. В 1604 году тарский воевода Сила Гагарин отправил своих служилых людей покарать дерзких пришельцев. Служилые разбили авангард калмыков.

Памятник «Исход и возвращение» в Элисте

Лидерами калмыков были торгоутский тайша Хо-Орлюк и дербетский тайша Далай-Батыр. Они удивились, что, оказывается, есть такое северное ханство – Россия, и оно недовольно появлением калмыков. Тайши написали в Тару прошение о пропуске через русские владения и предложили вступить в переговоры. Гагарин отправил посольство. Хо-Орлюк своих послов убил – «посадил в воду», а Далай решил всё-таки расспросить гонцов. В результате в июне 1607 года посланник Далая Кугонай прибыл в Тару. Он сообщил, что у калмыков 60 тысяч кибиток, и калмыки хотят иметь русское подданство. Воевода Гагарин охотно согласился принять «шерть» – присягу. И Тугонай за всех калмыков Далая «шертовал» на верность русскому государю. Потом в Тару от Далай-Батыра приехали мелкие тайши, и Гагарин отправил их в Москву. В 1608 году они присягнули царю Василию Шуйскому и получили право кочевать на Верхнем Иртыше. Это была первая присяга калмыков.

Но для калмыков она не значила ничего. Калмыки легко присягали ради сиюминутной тактической выгоды. Вольные и неуправляемые, они считали, что могут кочевать везде, где хотят, и творить всё, что заблагорассудится. Их нельзя было загнать в рамки договорённостей. Значение имела только сила.

КАЛМЫКИ ВЕРНУЛИСЬ В СИБИРЬ В 1944 ГОДУ, И НЕ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ. ПОСЛЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ КАЛМЫКИИ ОТ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКОЙ ОККУПАЦИИ СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ ОГУЛЬНО ОБВИНИЛА ВЕСЬ НАРОД В ПОСОБНИЧЕСТВЕ ВРАГУ. ОКОЛО СТА ТЫСЯЧ КАЛМЫКОВ БЫЛИ НАСИЛЬНО ДЕПОРТИРОВАНЫ В СИБИРЬ. МНОГИЕ ИЗ НИХ ПОГИБЛИ ОТ ХОЛОДА, ГОЛОДА И СЫПНОГО ТИФА. РЕАБИЛИТИРОВАНЫ КАЛМЫКИ БЫЛИ ТОЛЬКО В 1956 ГОДУ

Орды калмыков рассыпались по степям южной Сибири. Они угоняли у русских скот, сжигали селения, убивали людей или уводили их в плен. Они не признавали ничьих прав и дрались со всеми – с русскими, татарами, казахами, каракалпаками, башкирами и ногайцами. Они легко вступали в союзы и так же легко отказывались от своих слов, никого не предупреждая.

Роение калмыков растеклось от верховий Иртыша по Барабинской, Тургайской и Уральской степям до Яика, «реки Зя», потом перевалило через Яик и покатилось по Общему Сырту к Волге. Через десять лет после шерти Василию Шуйскому топот калмыцких конниц был слышен не только в Таре, но и в Тюмени, и в Уфе. Однако дербеты Далай-Батыра хотели дружить с джунгарами тайши Хара-Хулы, которые остались на юго-востоке, а торгоуты Хо-Орлюка жаждали напасть на ногайцев, которые жили на юго-западе. В год шорой-могой (1629) калмыки раскололись на независимые орды Далая и Орлюка, а в год усун-мечин (1632) тайша Лаузан, сын Хо-Орлюка, вывел первые отряды торгоутов на Волгу. За сыном подошёл и отец. Он основал свою ставку в урочище Монтохой на Ахтубе. Неподалёку посреди степи высилась одинокая гора цвета крови, и калмыки поняли, что она священная, потому что умеет петь на ветру. Калмыки назвали её Богдо и остались жить там, где поёт Богдо, – на нижней Волге между Саратовом и Астраханью.

К тому времени калмыки уже отступили от древней веры в бога Тенгри, Великое Синее Небо, и окончательно приняли ламаизм. Сердцем религии был священный город Лхаса в Тибете. Лхасой владели китайские богдыханы, но калмыцкие и джунгарские тайши беспрепятственно совершали паломничества к Далай-ламе, чтобы попросить совета или одобрения.

В 1640 году хан Эрдэни-Батур, сын Хара-Хулы – основателя Джунгарии, созвал владык всех ойратов в предгорья хребта Тарбагатай на общий съезд, и там владыки выработали «Степное уложение» – свод единых законов для своих народов. На съезде ойраты бестрепетно разделили всю землю, которую считали своей: Сибирь досталась джунгарам, а Поволжье – калмыкам.

Но джунгарам некогда было заниматься Сибирью. Они давно уже вели изнурительную войну с монголами державы Алтын-ханов, с казахами и с китайцами империи Мин, а потом Цин. До Сибири у них руки не доходили. Впрочем, сохранялся риск, что на «бесхозную» вотчину братьев снова покусятся калмыки, но бог упас. В 1644 году неукротимый Хо-Орлюк повёл свою орду в набег на Северный Кавказ, был разбит и погиб. Калмыки потеряли десять тысяч воинов, и дотянуться до Сибири у них уже не хватало сил. Сибирь вздохнула с облегчением. Угроза вторжения ойратов вроде бы развеялась. Как говорили в народе, «пронесло тучу мороком».

Российские власти поначалу будут противиться появлению на нижней Волге своенравных степняков, хотя и не слишком рьяно. Однако «шертями» 1655 и 1657 годов калмыки окончательно закрепятся в России. Им отведут кочевья – там, «где нет сохи, косы и топора». Впрочем, о степях Тургая и Барабы калмыки забудут далеко не сразу: они продолжат время от времени ввязываться в дела Сибири, объединяясь с мятежными башкирами.

К концу XVII века волжские калмыки наконец создадут собственное ханство, подчинённое России. Его возглавит великий тайша Аюка, правнук Хо-Орлюка. В 1690 году он примет от Далай-ламы титул хана. А Россия придумает, к какому делу приспособить прирученных степняков: пусть они воюют с крымчаками и турками. И калмыки окончательно откажутся от посягательств на сибирские просторы.

А вот джунгары не откажутся ни за что, пока жива Джунгария.

Самый хитрый Деятельность Семёна Дежнёва

Служилый человек Семён Дежнёв совершил великое географическое открытие. Но в личности и судьбе Дежнёва нет ничего исключительного: Дежнёв не герой и не титан духа. Его обыденность и приземлённость словно поясняют, что подвигом была сама жизнь русских первопроходцев.

Дежнёв родился в Великом Устюге в 1605 году. Лет в 20 или 25, как и многие устюжане, он отправился за удачей в Сибирь. Поверстался в казаки в Тобольске, потом перешёл в Енисейск, а в 1638 году – в Якутск. Обзавёлся хозяйством и женился на якутской красавице Абакаяде Сючю, у них родился сын Любим. По приказу воеводы Дежнёв собирал ясак на дальних реках – на Яне, Алазее и Индигирке, сражался с тунгусами и юкагирами – «неясачными непослушниками». Стал начальником Нижнеколымского зимовья.

По северным острогам и зимовьям Якутского воеводства ползли слухи о том, что где-то на востоке есть река Анадырь; соболей там неисчислимо, а при устье в окиян уходит валунная осыпь-корга, на которой живут тысячи моржей. Опасность заключалась в том, что тундра между Колымой и Анадырем принадлежала воинственным чукчам: чукчи не пропустили бы русских, и проще было обогнуть их злую страну морем. Дежнёв вступил в товарищество, которое снарядило шесть кочей. В 1648 году флотилия вышла в Ледовитый океан. Три судёнышка почему-то отделились и отправились каким-то своим путём, а три других поплыли вдоль берегов Чукотки.

ПАМЯТНИКИ ДЕЖНЁВУ РАЗДЕЛЕНЫ ТЫСЯЧАМИ КИЛОМЕТРОВ. САМЫЙ ЗАПАДНЫЙ УСТАНОВЛЕН В ВЕЛИКОМ УСТЮГЕ В 1972 ГОДУ. А САМЫЙ ВОСТОЧНЫЙ БЫЛ ПОСТРОЕН В 1956 ГОДУ В ОКРЕСТНОСТЯХ ЧУКОТСКОГО ПОСЁЛКА УЭЛЕН НА СКАЛАХ МЫСА ДЕЖНЁВА. ЭТО МАЯК – ЧЕТЫРЁХГРАННАЯ БАШНЯ ВЫСОТОЙ 16 МЕТРОВ, В НИЖНЕЙ ЧАСТИ КОТОРОЙ СТОИТ БРОНЗОВЫЙ БЮСТ ЗЕМЛЕПРОХОДЦА

Ветер надувал паруса, и через месяц мореходы увидели скалистый и высокий «Необходимый нос», то есть мыс, который нельзя обойти (сейчас он называется мысом Дежнёва). За «носом» море укатывалось к югу – это был пролив (сейчас он называется Беринговым). Кочи свернули в пролив. Однако началась буря. Она раскидала русские суда в разные стороны. Один коч разбился о скалы и погиб. Другой коч – его вёл казак Федот Попов – унесло неведомо куда. А коч Дежнёва, помотав, выбросило на берег. Десять недель Дежнёв со товарищи, голодая, упрямо брели на полудень к Анадырю. До цели добралось только 12 человек. Они построили крепкое зимовье, будущий Анадырский острог, и принялись собирать ясак с юкагиров. В 1650 году к зимовью Дежнёва пешком пробились казаки с Колымы. Связь с «большой землёй» была восстановлена. Дежнёва избрали начальником поселения, и на Анадыре он прожил ещё двенадцать лет. В 1662 году он наконец-то вернулся в Якутск и привёз почти 300 пудов моржового клыка на сумму 17 340 рублей.

Памятник Семёну Дежнёву в Великом Устюге

Увы, никто тогда не понял, что Дежнёв нашёл конец Евразии – пролив, отделяющий Евразию от Америки. Дежнёв и сам этого не понял. Русские не решились использовать пролив для сообщения с Анадырем: бешеные воды, ненадёжно. И о проливе забыли. Его значение оценит лишь Витус Беринг, который пройдёт этим путём через 80 лет после Дежнёва – в 1728 году.

А Дежнёв продолжал службу, как и прежде. Видимо, он был человеком не только отважным, но и добродушным. Конечно, Дежнёв немало сражался с инородцами и раз десять был ранен в схватках, но больше его ценили за умение договариваться – с товарищами, с начальством, с инородцами. По всей вероятности, Семён Дежнёв попросту был изрядным хитрованом.

ЖЕНОЙ СЕМЁНА ДЕЖНЁВА БЫЛА ЯКУТКА АБАКАНЬ – АБАКАЯДА СЮЧЮ. ВЕРНАЯ АБАКАЯДА ЖДАЛА МУЖА В ЯКУТСКЕ ВСЕ ГОДЫ, КОТОРЫЕ ДЕЖНЁВ ПРОВЁЛ НА АНАДЫРЕ, НО, ВИДИМО, ТАК И НЕ ДОЖДАЛАСЬ. ЕЁ ПРЕДАННОСТЬ ПРЕВРАТИЛАСЬ В ЛЕГЕНДУ ЯКУТИИ. А ЛЮБИМ ДЕЖНЁВ, СЫН СЕМЁНА И АБАКАЯДЫ, ТОЖЕ СТАЛ ЗЕМЛЕПРОХОДЦЕМ. ОН СЧИТАЕТСЯ ПЕРВЫМ САХАЛЯРОМ – ТО ЕСТЬ СРАЗУ И РУССКИМ, И ЯКУТОМ

Служилым людям часто задерживали жалованье, потому что у местных воевод не было денег. Самым верным способом получить заработанное была поездка в Москву: надо самолично бить челом главному дьяку Сибирского приказа или царю-батюшке. А за время анадырской эпопеи казна задолжала Дежнёву 126 рублей 20 копеек – огромные деньги. И якутский воевода с пушным караваном отправил в столицу Семёна Дежнёва.

Памятник Семёну Дежнёву и Абакаяде Сючю в Якутске

В Москву он прибыл в 1664 году. Но жалованье деньгами ему выдали только на треть, а остальное – сукном: мол, сам загонишь кому-нибудь в Якутске. А за моржовую кость, которую он привёз на продажу, заплатили второсортными соболями; пришлось сбывать их в Москве и по дешёвке. Дежнёв решил отыграться. Вместе с напарником Иваном Ерастовым он должен был доставить в Якутск жалованье служилым – три тысячи рублей. А Дежнёв и Ерастов на тысячу рублей самовольно купили того же сукна, чтобы в Якутске этот товар выдали служилым в счёт жалованья, но по высоким сибирским ценам, и разница между якутской и московской ценой попала бы в карман прохиндеям. Трюк не прокатил. Ерастову прописали батогов, а вот Дежнёв, умеющий договариваться, как-то отвертелся от возмездия.

Ещё понемногу он послужил на реках Оленёк, Яна и Вилюй, однако ему уже перевалило за 60 лет, и пора было подумать о спокойной старости. Дежнёв ухитрился опять втереться в доверие к якутскому воеводе, и в 1671 году тот вновь отправил его в Москву с пушным караваном. Теперь Семён Иваныч надеялся только на свою изворотливость. Караван Дежнёва двигался «мешкотно и оплошно». В долгой дороге Дежнёв срезал печати на тюках с пушниной и подменил меха: себе взял хорошие казённые шкурки, а в тюки пихнул «свои худые соболи и недособоли драные и без хвостов». Чтобы уловка не раскрылась, Дежнёв подмочил грузы. Вероятно, что и служители таможен приняли от него «на лапу», потому что пропускали его дальше с богом, а не сажали под стражу за «поруху», хотя и видели, что мешки «подралися и попоролися», и в них явно «хожено». Вину за ущерб свалили на дожди и на мышей. Дежнёв благополучно сдал порученные ему товары в казну. Претензий к нему не имелось. И Дежнёв исчез в Москве.

Служилые люди выходили в отставку после 60-ти, и благополучие в Сибири им не светило. Тощая корова, хромая лошадь, неурожайное поле и труд от зари до зари. Разве это безбедная жизнь? В Москве проще, сытнее. И премудрый Семён Дежнёв, сжульничав в казённом караване, подготовил себе тёплое местечко для последних лет. Умер он вроде бы в 1673 году.

Житейская история, даже трогательная в своей беззлобной хитрости. Но над её бытовым простодушием возвышается громада великого открытия.

Броня героя История кольчуги Ермака

В 1658 году в Тобольск приехало посольство знатного джунгарского тайши Аблая. Аблай просил воеводу отдать ему «панцирь Ермака». Тайша собирался в военный поход на казахов и хотел иметь волшебный доспех, который, по убеждению инородцев, приносит победу своему хозяину.

Ермак погиб в 1584 году. Татары выловили в Иртыше его тело и сняли с мёртвого Ермака две кольчуги. Одну кольчугу они отдали остякам, и те увезли её на Белогорское святилище в дар идолу Обского Старика. Другую кольчугу забрал себе мурза Кайдаул, и теперь она хранилась у сына мурзы Бек-Мамета. Эта кольчуга, подарок Ивана Грозного, была «бита из железа в пять рядов», с медными рукавами и подолом, с золотым орлом на груди и «печатями меж крылец» – с медными медальонами на лопатках.

Аблай по своему опыту знал о том, что Ермак – чудотворец. В детстве Аблай тяжело заболел, и его исцелила земля с могилы Ермака. После этого отец Аблая пожелал купить у татар и панцирь Ермака; он предложил Бек-Мамету огромную плату: десять семей ясыря (рабов), 50 верблюдов, 500 лошадей, 200 коров и тысячу овец. Но Бек-Мамет отказал. И теперь Аблай просил панцирь у тобольского воеводы, который мог надавить на татарина.

ЭТОТ МЕДНЫЙ ЗНАК БЫЛ НАЙДЕН ЭКСПЕДИЦИЕЙ ТОБОЛЬСКОГО АРХЕОЛОГА-ЛЮБИТЕЛЯ ВАСИЛИЯ ПИГНАТТИ ПРИ РАСКОПКАХ НА ИСКЕРЕ. НА ЗНАКЕ НАДПИСЬ: «КНЯЗЯ ПЕТРА ИВАНОВА ШУЙСКОГО».

ТАКИМИ ЗНАКАМИ-«МИШЕНЯМИ» УКРАШАЛИ КОЛЬЧУГИ, А КОЛЬЧУГУ КНЯЗЯ МОГ НОСИТЬ ТОЛЬКО ЕРМАК. ПО ЛЕГЕНДЕ, КОЛЬЧУГУ ШУЙСКОГО ЕРМАКУ ПРИСЛАЛ В ПОДАРОК САМ ИВАН ГРОЗНЫЙ

В 1658 году воевода Алексей Буйносов-Ростовский не рискнул отдать реликвию без санкции царя. Но в 1660 году тайша Аблай прислал второе посольство. В то время в степях было очень неспокойно, и русские власти нуждались в расположении тайши, потому что через его аймаки караваны бухарцев ходили в Среднюю Азию и Китай. И воевода Иван Хилков решил подарить панцирь Ермака Аблаю. Со святыней из Тобольска в Барабинскую степь отправилось посольство служилого человека Ульяна Ремезова.

Ульян Ремезов был служилым «по отечеству», то есть потомственным. Его поверстали на место отца – Моисея Ремезова. До Сибири Моисей был доверенным человеком самого патриарха Филарета, но чем-то не угодил ему и загремел в Тобольск. Здесь он быстро вошёл в служилую элиту: водил кочи с грузами в Мангазею, Нарым, Томск и Енисейск, возглавлял посольство к джунгарскому контайше Батуру. Однако нрав у Моисея был вспыльчивый, а рука тяжёлая, и однажды в споре он зарубил какого-то казака. Воевода приказал не ставить Ремезова командиром, но людей не хватало, а Моисей к тому же знал грамоту, и потому сохранил высокое положение. Его наградили покосами и пашнями, и он завёл себе деревеньку с крепостными. Умер он во время поездки в Москву в 1647 году. Его сыну Ульяну было тогда 28 лет.

«Печать» с кольчуги Ермака

Посольство Ульяна Ремезова вышло из Тобольска 18 июля 1660 года. Служилые ехали на конях и верблюдах. Путь занял полгода. В «урге» – джунгарском кочевом лагере – послов ожидали джунгарские тайши Аблай и Лаузан и татарский хан Девлет-Гирей, чингизид, – главные враги русских в Сибири. Однако встреча получилась радушной. Ульян Ремезов договорился со степняками о мире.

Аблай наконец-то получил заветную кольчугу, расчувствовался и выдал Ремезову татарский секрет, что могила Ермака находится на Баишевском кладбище. Ульян записал слова тайши и попросил Аблая заверить запись печатями. Этот уникальный документ известен как «сказка» Аблая.

Ремезов возвратился в Тобольск в конце лета 1661 года и привёл с собой барабинских татар, которых джунгары отпустили из плена. За успех миссии с панцирем Ермака – по иронии судьбы – Ремезов получил в награду другой панцирь. Воевода Хилков назначил Ульяна сотником рейтаров – всадников в броне и с огнестрельным оружием. Правда, расходы, которые в дороге понёс Ульян, ему не компенсировали, и семья Ремезовых оказалась разорена. Зато русские узнали, где похоронен Ермак. А сын Ульяна Ремезова Семён потом опишет посольство отца в своей «Истории Сибирской».

КОЛЬЧУГА ЕРМАКА ЭКСПОНИРУЕТСЯ В ОРУЖЕЙНОЙ ПАЛАТЕ МОСКОВСКОГО КРЕМЛЯ. ИЗНАЧАЛЬНО КОЛЬЧУГА ПРИНАДЛЕЖАЛА ВОЕВОДЕ ПЕТРУ ШУЙСКОМУ, КОТОРЫЙ БЫЛ УБИТ В БОЮ ПОД ОРШЕЙ В 1564 ГОДУ.

ДОСПЕХИ ШУЙСКОГО ПОСТУПИЛИ В ЦАРСКИЙ АРСЕНАЛ. КОЛЬЧУГИ ЦЕНИЛИСЬ ОЧЕНЬ ДОРОГО И СЧИТАЛИСЬ ПРЕСТИЖНЫМИ ПОДАРКАМИ. КОЛЬЧУГА ШУЙСКОГО СВИТА ИЗ 20 000 КОЛЕЦ И ВЕСИТ ОКОЛО 16 КГ. НА ГРУДИ У НЕЁ – ДВЕ МЕДНЫЕ БЛЯХИ-«МИШЕНИ»; ТОЧНО ТАКУЮ ЖЕ «МИШЕНЬ» НАШЁЛ НА ИСКЕРЕ АРХЕОЛОГ ПИГНАТТИ

Рисунок посольства Ульяна Ремезова из «Истории Сибирской»

Но увы: мир со степняками будет непрочным, и уже в 1662 году Девлет-Гирей снова объявит русским войну. А кольчуга Ермака не поможет тайше Аблаю. Аблай ввяжется в борьбу с калмыками. Поначалу – в 1771 году – он даже разгромит войско тайши Дайчина, сына Хо-Орлюка и властителя калмыков, и отправит пленника в Лхасу, откуда Дайчин уже не вернётся. Но потом внук Дайчина Аюка, будущий великий хан калмыков, совершит поход возмездия на Аблая, разобьёт его войско, возьмёт Аблая в плен и выдаст русским. В 1674 году пленный Аблай умрёт в заточении в башне Астраханского кремля. По преданию, панцирь Ермака достанется Аюке, и хан подарит его России. Этот панцирь ныне хранится в Оружейной палате.

«Самотрудием» воеводы Деятельность Петра Годунова

Весной 1667 года в Тобольск прибыл новый старший воевода – стольник Пётр Годунов. Девять лет назад он уже повоеводил в Брянске и знал, что это за дело такое – воеводство. «Товарищем» Годунову назначили князя Фёдора Бельского. Современные историки до сих пор не определились, кем же был Пётр Годунов: великим реформатором или великим комбинатором.

Годунов кипел проектами преобразований. Он сразу взял быка за рога. Из Тобольска во все стороны полетели отряды служилых, чтобы провести генеральную перепись городов и слобод, а дьяки заметались в поисках ржавых ключей, чтобы достать из старых сундуков ветхие дозорные книги с планами уездов. Самые умелые рисовальщики засели за составление карт. Среди этих мастеров был служилый Ульян Ремезов и, возможно, его сын Семён – будущий картограф Сибири. Уже к осени «самотрудием» Годунова Большой Чертёж Сибири был завершён. К Чертежу прилагался длинный сопроводительный текст – «Роспись». Сибирь впервые увидела саму себя целиком, будто с космической орбиты. Об этом небывалом произведении Семён Ремезов скажет: «Се первое чертёжное описание Сибири. Сибирским жителям в великое удивление, яко много лет неведомы орды сосед».

Для защиты от «орды сосед» воевода Годунов задумал соорудить первую в Сибири Засечную черту – линию из острогов и лесных завалов, которая преградила бы степнякам путь на русские селения. Эта грозная черта должна была начаться на Тоболе у Тарханского острожка возле устья Туры; далее она прошла бы до Ялуторовской слободы, потом вверх по реке Исети через Шадринский острог, Далматовский монастырь и Катайский острог, а потом по речкам Синаре и Каменке до Чусовой. В длину полоса укреплений вытянулась бы на 472 версты. Годунов планировал «встроить» в неё шесть новых крепостей. Заселить их можно было бы казаками, которые служат «за свой кошт» (на «самоокупаемости»), потому что освобождены от налогов.

Длинные руки Годунова дотянулись и до служилого войска. Рейтары «иноземного строя», которых восемь лет назад завёл воевода Хилков, не годились для борьбы со стремительными степными конницами: всадники в латах были медлительны и неуклюжи, а плату получали щедрую. Годунов заменил их драгунами – лёгкой кавалерией (причём драгуны могли сражаться и пешими). Жалованье драгунам уменьшили, но дали земельные наделы.

Карта воеводы Петра Годунова

Разумеется, реформы требовали денег. Годунов принялся раздавать в откуп всё, что можно, начиная с «зерновых кабаков», где под бражку играли на деньги в карты и в кости, и заканчивая, например, выгодной должностью дворника на Гостином дворе. Чтобы отбить у Верхотурья пушной торг, Годунов устроил небольшую войну: тобольское войско без смущения взяло в осаду верхотурскую крепость, и воевода Иван Колтовский, изумлённый до предела, два месяца держал оборону от своих-русских. Но опорой экономики Петра Годунова стали неукротимые «прибыльщики». Им воевода дал полную волю. Годуновские «наушники» устроили в Тобольске сущее беззаконие. Они заставляли горожан подписывать «неведомо какие» челобитные и не гнушались подлогами в документах: одним «убавляли оклады», «которые за кровь и за раны пожалованы», а другим прибавляли подати. Они устраивали поборы и присваивали земли. Они заводили слободы, притесняя инородцев, и обирали проезжих купцов, придумывая для них новые пошлины.

Впрочем, многие предприятия Петра Годунова были вполне разумны. Воевода унифицировал в Сибири систему мер и весов: например, привёз из Москвы две железные «заорлёные» (то есть с государственной печатью) сажени и обязал купцов привести свои сажени в соответствие с казёнными. В Тобольске Годунов организовал производство канатов, необходимых для развития речного флота. По его указу Новую Мангазею – Туруханск – стали снабжать хлебом из Енисейска, а не из Тобольска, что выходило куда дешевле. Неутомимый воевода даже составил «Ведомость о Китайском государстве» – большой свод разведданных, которым российские послы пользовались тридцать лет. При Годунове Сибирь давала Москве доход в 60 000 рублей в год – весьма немало.

КАРТА ВОЕВОДЫ ГОДУНОВА ВЫГЛЯДИТ НЕ СЛИШКОМ СОЛИДНО. ВРЯД ЛИ СТОИЛО ПРИЛАГАТЬ ТАКИЕ МАСШТАБНЫЕ УСИЛИЯ, ЧТОБЫ СОЗДАТЬ ПОДОБНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ. ВЕРОЯТНО, «КАРТА ГОДУНОВА» БЫЛА АТЛАСОМ, СБОРНИКОМ РАЗНЫХ КАРТ, А ИМЕЮЩАЯСЯ НЫНЕ КАРТА – ЕГО ВВОДНЫМ, ОБЗОРНЫМ ЛИСТОМ

Но сам по себе стольник Годунов был чванливым самодуром. Когда он шёл в церковь, на площадь перед храмом выкатывали пушки. Когда он являлся в Приказную палату, улицу перекрывал караул, чтобы прохожие не мешали, причём даже в лютую стужу караульные стояли без шапок. Многие тоболяки были принуждены работать на воеводу как холопы. А младший воевода Бельский не выдержал спеси своего начальника и сбежал в Москву.

В конце концов, в июне 1670 года делегация тоболяков привезла царю многочисленные жалобы и «ябеды» на Годунова и его «прибыльщиков». Это оказалось очень вовремя: царь и Боярская Дума опасались посадских бунтов, вызванных слухами о Стеньке Разине. В Тобольск помчались государевы «сыщики». Было допрошено 673 человека. И в сентябре Годунов был отозван с воеводства. Он поехал на суд в Москву, но в дороге – то ли в Свияжске, то ли в Костроме – умер от огорчения и обиды. Былых «наушников» воеводы, реформаторов-лихоимцев, разослали в ссылки по городам Тобольского разряда. «Боярским приговором» реформы Петра Годунова были отменены.

Главным достижением провального преобразователя остался Большой Чертёж Сибири. И охотнее всего эту заслугу признавали иноземцы – шведы. Они трижды тайком копировали карту Годунова: в 1669 году это сделал кондуктор фортификации шведского посольства Клос Прютц, в 1670 году – сам глава посольства Фритц Кронеман, а 1673 году – Эрик Пальмквист, шведский военный агент в составе посольства. А Сибирь жила как прежде. Изменить её жизнь сможет лишь Пётр рангом повыше Годунова – царь.

Вырвать жилы Поиски золота при воеводе Годунове

Мелкое воровство запустило гигантскую государственную кампанию по розыску золотых и серебряных руд. Это случилось в семидесятые годы XVII века.

Воров называли бугровщиками. Они крали у мёртвых. Беглые казаки, крестьяне, а иногда и целые отряды под руководством местных приказчиков, словно кроты, вгрызались в древние могильные курганы. Это было здорово: с кладбища ехали как с ярмарки. Колёса телег, нагруженных серебряными блюдами, драгоценными украшениями и оружием, вминали в грязь священные кости и черепа великих скифских воинов и сарматских вождей.

Наглость русских оскорбила обитателей лесостепи – башкир, татар и калмыков, которые почитали свои курганы столетиями. В 1662–1667 годах они с оружием встали на защиту дорогих погребений. Но мятежи инородцев мешали русским поселенцам двигаться на юг, и государство распорядилось прекратить бизнес на мертвецах, объявив охоту за бугровщиками. Служилые люди выслеживали гробокопателей, хватали их вместе с добром и писали воеводам подробные «скаски» об удачных операциях и конфискованных сокровищах. Такие отчёты и заронили в государственный ум мысль о том, что сокровища могильников изготовлены из местного золота и серебра. И копать здесь нужно не кости, а жилы драгоценных металлов.

Хребет Таганай

Руководить поисковыми работами поручили тобольскому воеводе Петру Годунову. Его экспедиция – пример большого государственного азарта. Трёхтысячный полк для Годунова собирали, как говорится, всем миром: в 1669 году в Казань из Москвы, Нижнего Новгорода и десятка поволжских городков потребовали доставить стрельцов, казаков, пушкарей, каменщиков, кирпичников, плотников, сапожников, обручников, угольных и серебряных мастеров, котельников, кузнецов и лекарей. Привезли даже иностранцев, потому что своих специалистов у русских не было: рудознатца Христиана Дробыша с учениками выписали из самого Дрездена. Проводником назначен был старец Лот, монах Далматовского монастыря. От столетней старухи-башкирки он узнал о серебре и золоте на уральской реке Тесьме. Вслед за разношёрстной толпой в Казань покатили сотни телег с ружьями, лопатами, провиантом, плавильными составами и строительными материалами. Списки походного имущества в учётных книгах занимали десятки страниц. Одних только барабанов выдали семнадцать штук, а вина заготовили – тысячу вёдер.

ХРЕБЕТ ТАГАНАЙ – СЕРДЦЕ «ЗЛАТОУСТОВСКОГО УРАЛА», СПЛЕТЕНИЯ ГОРНЫХ ХРЕБТОВ ВОКРУГ ГОРОДА ЗЛАТОУСТ, ПО ОКРАИНЕ КОТОРОГО И ПРОТЕКАЕТ МАЛЕНЬКАЯ РЕЧКА ТЕСЬМА. ИСТОРИКИ ДО СИХ ПОР ИЩУТ МЕСТО ОСТРОЖКА, СООРУЖЁННОГО РУДОКОПАМИ ГОДУНОВА, НО НЕ МОГУТ ОТЫСКАТЬ. А «ЗЛАТОУСТОВСКИЙ УРАЛ» СКАЗОЧНО БОГАТ ЗОЛОТОМ И САМОЦВЕТАМИ, НО ЭТИХ СОКРОВИЩ РУДОЗНАТЕЦ ДРОБЫШ НЕ НАШЁЛ

За лето в Уральских горах экспедиция Годунова накопала десять пудов руды. Дробыш провёл пробную плавку на серебро, и опыт оказался удачным. Годунова отпустили в Москву, а поиски продолжили сразу два отряда: на реке Тесьме – под началом казачьего головы Михаила Селина, на озере Иртяш и на Бабьем камне – под началом сына боярского Фёдора Фефилова. В помощь добытчикам власти мобилизовали местных жителей. Царский указ сулил вознагражденье всем мужикам Тобольского разряда, чтобы они «сыскивали и проведывали серебряные и золотые руды и узорочного каменья» и докладывали о своих находках воеводам.

У новых отрядов первые пробы тоже показали серебро, и Селин получил приказ больше не возить руду в Тобольск и в Москву, а наладить выплавку прямо у месторождения. Рудокопы начали строить слободки при рудниках и планировать линию крепостей для защиты от немирных инородцев. Главным консультантом по-прежнему оставался немец Христиан Дробыш.

Однако из всего намеченного успели поставить лишь острожек на реке Тесьме. Может, бесконечные ссоры Селина с Дробышем спугнули фарт, а может, в этих горах и не было серебра в промышленных объёмах. Селина отозвали, а новым начальником экспедиции назначили думного дворянина Хитрово. Два года его поисковики обшаривали горы, но всё впустую. Два года его рудокопы рвали свои жилы в ямах, но серебряных жил не откопали ни одной. Пробы показывали только железо. Работники начали разбегаться. А Дробыш вдруг объявил, что серебра за Уралом нет вообще, и укатил из диких мест поближе к столице: искать золото где-то под Ярославлем.

Сибирские летописи поспешили объявить приговор неудачной затее: «Ничево не найдено, а государеве казне великая и неизглаголанная тщета и гибель учинилась». Но через сто лет на этих рудниках поднимутся и задымят заводы-миллионщики – Златоустовский, Кыштымский и Каслинский, и тогда русские узнают, что железо на Урале дороже золота.

Цепные псы сибирских воевод Сибирские «прибыльщики»

В XVII веке российское государство – аграрная держава – богатело в первую очередь за счёт налогов. Цель у власти была одна: держать народ в покорности, чтобы исправно платил подати. Никакой казённой «социалки» не существовало и в помине: медицина и образование были частным делом. Социальными вопросами занималась только церковь: раздавала милостыню неимущим, призревала сирот, устраивала для стариков богадельни. И Сибирь российской власти была нужна только для денег. От воевод требовалось регулярно высылать в Москву пушнину и сельхозпродукцию, а что там у себя творят воеводы – бог им судья. Лишь бы людишки не бунтовали.

Чиновничий аппарат Сибири прежде всего был нацелен на фискальные вопросы. Дьяки и подьячие распределяли угодья, промыслы и обложения и учитывали поступления в казну – денежные и натуральные. Старосты и разные выборные люди следили за соблюдением казённых установок. Если выплаты вдруг сокращались или вообще кончались, к виноватым выезжали отряды служилых и силой вытрясали долги. Вот так и жили.

В XVII и XVIII веках в государственной системе существовала особая должность – «прибыльщики». У «прибыльщиков» была одна задача: «чинить государю прибыли», то есть выдумывать новые законные способы для пополнения казны. Московские «прибыльщики» наперегонки бросились изобретать разные немыслимые налоги: поддужный – с извозчиков; банный – с постоялых дворов; привальный и отвальный – с плавания судов; трубный – с любой печи; мельничный – со всякого куля муки; а ещё были поборы за раскольничью веру, за рождение и свадьбу, за бороды и усы; за продажу арбузов и огурцов, за рыбную ловлю и пчеловодство, за выделку кож… Но ставка в этом деле была высока: «прибыльщик» получал часть той прибыли, которую организовал для казны. А если сам царь оценит остроумие замысла, то может сделать «прибыльщика» дьяком в каком-нибудь приказе, и дьяк, богатея, будет собирать свой налог вообще со всей державы.

В энергичную эпоху Петра такие «прибыльщики» делали блестящую карьеру. Например, Алексей Курбатов, крепостной холоп графа Шереметева, дворецкий, сопровождал барина в поездке за границу и увидел в Европе гербовую бумагу. Курбатов смекнул, как из этого извлечь выгоду, и подал царю Петру проект введения таких бумаг в России. Пётр сделал Курбатова «прибыльщиком». Через несколько лет бывший крепостной был назначен кем-то вроде директора департамента торговли и промышленности, а потом стал вице-губернатором Архангелогородской губернии. Правда, многие «прибыльщики», достигнув невиданных высот, падали обратно «из князи в грязи», сбитые обвинениями в казнокрадстве и лихоимстве.

В отличие от московских «коллег», приказных «теоретиков», сибирские «прибыльщики» подчинялись воеводе и были «практиками» – в канцеляриях не засиживались. Они искали свои прибыли, как говорится, «на земле», «в поле». Они объезжали территории в поисках инородцев, которые ухитрились уклониться от ясака, и крестьян, которые спрятались от обложения. Они изобретали возможности завести промысел, собрать долги или отыскать утаённое. При этом, ясное дело, себя «прибыльщики» в убытке не оставляли.

ПРАСКОВЬЯ БЫЛА ДОЧЕРЬЮ ПРАПОРЩИКА ГРИГОРИЯ ЛУПОЛОВА, КОТОРОГО СОСЛАЛИ В ГОРОДОК ИШИМ ПО ЛОЖНОМУ ОБВИНЕНИЮ В УКРЫВАТЕЛЬСТВЕ КОНОКРАДОВ. СЕМЬЯ БЕДСТВОВАЛА. В 1803 ГОДУ ПРАСКОВЬЯ С ИКОНОЙ И РУБЛЁМ ДЕНЕГ ПЕШКОМ ОТПРАВИЛАСЬ В ПЕТЕРБУРГ ЗА ПРОЩЕНИЕМ ОТЦУ. ДО СТОЛИЦЫ ОНА ДОБИРАЛАСЬ БОЛЬШЕ ГОДА. ОНА СУМЕЛА ВСТРЕТИТЬСЯ С ИМПЕРАТРИЦЕЙ, И ГРИГОРИЙ ЛУПОЛОВ БЫЛ ПОМИЛОВАН. ВЕРА В ДОБРОТУ ЛЮДЕЙ СДЕЛАЛА «ПАРАШУ СИБИРЯЧКУ» ЛЕГЕНДОЙ

Лучшим временем для сибирских «прибыльщиков» было воеводство стольника Петра Годунова (1667–1669). Охваченный небывалыми идеями, Годунов нуждался в помощниках и в деньгах. Ушлые «прибыльщики» – всегда лучшие помощники ловить рыбку в мутной воде, и Годунов развязал этим опричникам руки, устроив в Сибири настоящий террор и беззаконие. Хищные «прибыльщики» чинили поборы, присваивали чужие земли и не гнушались подлогами в документах. Тоболяков они обложили повинностями и заставили работать на воеводу как холопов.

Памятник Прасковье Луполовой в Ишиме

Среди тех лихих деятелей оказался и Ульян Ремезов. Он ездил на Конду и Пелым искать «необъясаченных» вогулов. Он уговаривал воеводу заменить в Таре «годовальщиков» (казаков, которые несут службу один год) навечно поселёнными: свою идею Ульян подтвердил расчётами затрат и выгод. А в 1668 году он задумал стать основателем собственной слободы. Он подбил несколько десятков служилых людей отправиться на реку Ишим и там построить селение, а при нём на «ничьих» землях завести пашню и прибрать к рукам «зверовые угодья и рыбные ловы». Годунов согласился на аферу Ремезова. Ульян набрал 40 «охотников». Они поклялись воеводе друг за друга и дали «поручную запись» подчиняться Ремезову, не играть в карты и в зернь, «никаким воровством не воровать» и не сбежать.

Наглые поселенцы узурпировали жизнь на Ишиме: местных татар они закабалили ясаком, а с проезжих купцов потребовали таможенные выплаты. Ишимские татары пришли в возмущенье: дрались с русскими на кулаках, угрожали убийствами и нажаловались на Ульяна в Тобольск. На бесчинства «прибыльщиков» Годунова в Москву летели сотни «ябед», и в 1669 году не в меру прыткого воеводу царским указом отозвали с места, а большинство его реформ отменили. «Ремезовскую республику» на Ишиме разогнали, а самого Ульяна вместе со всей семьёй сослали в Берёзов на пять лет.

Конечно, «прибыльщики» были хищниками, цепными псами воевод. Но они позволяли исправлять недостатки фискальной системы на местах и своей неукротимой пассионарностью обеспечивали экспансию государства. Однако в централизованной державе Петра местные «прибыльщики» проиграли в конкурентной борьбе столичным и постепенно исчезли с арены истории.

«Дух гобийский и загобийский» Русские посольства в Китай

Причудливый и сказочный Китай всегда интересовал русских. Как живёт эта удивительная страна? В чём он заключается – «дух гобийский и загобийский»? В Сибири главным источником знаний о Китае были бухарцы: по торговым делам они проникали за Великую Стену. По их рассказам свои труды о Китае писали воевода Годунов, Юрий Крижанич и Семён Ремезов.

А надменный Китай династии Мин не особенно интересовался Россией. Династия Цин, пришедшая к власти в 1644 году, проявила чуть больше любопытства. При Шести Великих министерствах у Цинов была учреждена служба Лифаньюань, которая ведала всеми делами «северных варваров» – монголов, джунгар, тибетцев, казахов, якутов. В том числе и русских.

Когда Россия сомкнулась с Китаем Сибирью, общение посольствами сделалось насущно необходимым. Инициативу проявила Россия. В 1653 году царь Алексей Михайлович отправил к императору Шуньчжи посольство дворянина Фёдора Байкова. Байков должен был установить дипломатические отношения между Россией и Китаем как равными государствами.

От Тобольска Байков пошёл вверх по Иртышу до озера Зайсан и дальше по Чёрному Иртышу, по степям Джунгарии, по безжизненным склонам Алтая во Внутренней Монголии и через пустыню Гоби к торговому городу Хухэ-Хото. Оттуда Байков добрался до монгольского города Калган, где миновал ворота Китайской стены. В марте 1656 года он прибыл в Пекин.

Но Китай рассматривал Россию как варварскую страну – а значит, своего вассала. Чиновники потребовали от Байкова исполнить вассальный ритуал «коу-тоу»: подходя к императору, трижды пасть на колени, и каждый раз трижды коснуться лбом пола. Байков понял, что «коу-тоу» поставит Россию в подчинённое положение, и отказался. Байкова и его спутников кинули в тюрьму и мурыжили там несколько месяцев, угрожая казнью, но Байков не дрогнул. В сентябре 1656 года посольство выдворили из Пекина. Аудиенции не состоялось, и дипломатические отношения не наладились.

Российской власти приходилось довольствоваться только шпионами. Шпионом был, например, бухарец Сеиткул Аблин, который проник в Китай как купец в 1671 году, чтобы выведать экономическое положение державы.

Второе посольство Алексей Михайлович направил в Китай в 1675 году. Посольство возглавил грек Николай Спафарий, международный авантюрист на русской службе. В посольстве было 150 человек. Спафарий избрал другую дорогу – не через Джунгарию и Гоби, как Байков, а насквозь через Сибирь. Спафарий вёл дневник, и его описание пути стало первым обозрением всей Сибири, сделанным человеком европейской культуры. От Тобольска грек доехал до Иркутска, через Байкал перебрался в Селенгинск, оттуда в Нерчинск, затем вверх по Аргуни до перевала Большого Хингана и, наконец, в Пекин. Дорога Спафария потом стала главной дорогой из России в Китай.

В мае 1676 года Спафарий начал переговоры с князем Сонготу, дядей молодого императора Канси (Сюань-Е) и фактическим правителем Китая. И опять всё зашло в тупик, потому что русские всё равно не хотели совершить перед богдыханом «коу-тоу». В октябре 1676 года, ничего не добившись, посольство выехало в обратный путь. Правда, в Москве Спафарий угодил под суд. Его заподозрили в тайных корыстных уступках китайской стороне и в том, что он отдал Сонготу карты «всего Московского царства в двух книгах». Хитрый грек от обвинений отвертелся и выскочил сухим из воды.

А для русских Китай по-прежнему оставался страной непримиримых и церемонных владык. Никто не знал толком, что там, за великими песками Гоби, за хребтами «Тибецких гор» и за бесконечной стеной, которая высотою в Московский кремль и толщиною в разъезд двух телег. Семён Ремезов простодушно писал, что Китайское царство имеет тринадцать углов, и в каждом углу по тринадцать тысяч городов. Там по аршину в день растёт трость коленцами, там живут львы и «облезьяны», там печи топят чёрными камнями, а пшено хватают из тарелок спичками. Там бог – болван Барахман, и есть Далай, который живёт по луне: месяц – он дитя, полная луна – он муж, луна убудет – он умирает, а потом снова воскресает.

«Дух гобийский и загобийский» оставался для русских непостижим.

Своя епархия Православная церковь в Сибири

Сибирь XVII века стала труднейшим испытанием для Церкви. Сибирь спросила у Церкви напрямую: а нужна ли ты? А не проще ли без тебя?

В первые два десятилетия после похода Ермака Сибирь числилась за Вологодской и Пермской епархией, епископская кафедра которой находилась в Вологде. Но управлять Тобольском, Обдорском или Тарой из Вологды было немыслимо. И скоро стало очевидно, что Сибири нужна своя епархия. Дело даже не в расстояниях. Сибирь порождала такие проблемы, каких не было на Урале или на Русском Севере. Их требовалось решать по-своему.

В 1620 году была учреждена Сибирская и Тобольская епархия – самая большая по площади и самая маленькая по числу храмов. Центром епархии определили Тобольск. Поскольку Сибирь заселялась в немалой степени выходцами с Русского Севера, епископом назначили новгородца – бывшего архимандрита Хутынского монастыря Киприана (Старорусенникова).

Первым же впечатлением владыка уловил суть сибирского нестроения: «По городам попы воры и бражники, да и быть им нелзе, толко быть им по велекой нужды, что переменить нечем». Среди паствы и среди пастырей царили невежество, насилие, корыстолюбие, пьянство и разврат. Киприан сразу переменил игуменов во всех обителях, но этого, конечно, было мало.

Народ погряз в бесчестии. Сибиряки молились как попало, перезабыв священные тексты, и не соблюдали постов. Торжествовало право сильного. Вольные люди на вольном промысле – в основном мужики – пили как черти. Души запутались в диких предрассудках. Инородцы почитали своих шаманов, и русские по их примеру тоже скатывались в бытовое язычество: охотники опасались леших, рыбаки – водяных, крестьяне береглись от Коровьей Смерти, и даже воеводы приплачивали колдунам; на всякое дело имелись приметы и заклятья; слободы с округами кишмя кишели домовыми, анчутками, икотками, овинниками, шиликунами, трясавицами, оборотнями, игошами, кощеями и шишигами. И попы в суеверии не отставали от народа.

Причина была в том, что священники и сами жили как простой народ. Духовенству назначали денежное содержание – «ругу», но обычно выплаты быстро прекращались, и воеводы просто отмеряли священникам земельные наделы. Попы превращались в землепашцев, и быт брал верх над бытием.

Деятельность архиереев в первую очередь была направлена на причт, а не на прихожан. Надо было обеспечить попов средствами к существованию, а для этого надо было заставить воевод помогать Церкви, но не вмешиваться в её дела. Надо было облагородить духовенство, и каждый новый архиерей вёз с собой в Сибирь новых священников и монахов-книжников.

ПАВЛИНСКУЮ БАШНЮ СТРОИЛ МАСТЕР ГЕРАСИМ ШАРЫПИН. ИЗНАЧАЛЬНО ЭТА БАШНЯ БЫЛА «РЯДОВАЯ», А НЕ УГЛОВАЯ. ПО ЛЕГЕНДЕ, ЕЁ НАЗВАЛИ ПАВЛИНСКОЙ НЕ ИЗ-ЗА МИТРОПОЛИТА ПАВЛА, А ИЗ-ЗА ФЛЮГЕРА В ВИДЕ ПАВЛИНА. ВИДИМО, БАШНЯ ПРЕЖДЕ БЫЛА ГОРАЗДО ВЫШЕ, ЧЕМ СЕЙЧАС, С РАСШИРЕНИЕМ СТВОЛА, С БОЙНИЦАМИ И МАШИКУЛЯМИ, – НО ВЕРХНЮЮ ЧАСТЬ РАЗОБРАЛИ, ЧТОБЫ УМЕНЬШИТЬ ДАВЛЕНИЕ НА НЕПРОЧНЫЙ ГРУНТ, ПОТОМУ ЧТО СОСЕДНЯЯ С ПАВЛИНСКОЙ УГЛОВАЯ ГРАНОВИТАЯ БАШНЯ ОТ ТЯЖЕСТИ СПОЛЗЛА С ОБРЫВА

Некоторые архиереи пасовали перед масштабом проблем. Например, епископ Нектарий уже через два года после прибытия в Сибирь начал молить о переводе обратно в Россию. Некоторые архиереи, не сгибая выи, боролись с обстоятельствами. Например, архиепископ Симеон спорил с воеводой и ездил в Москву «за правдой»; за несговорчивость его даже на год отстраняли от служения. Некоторые архиереи обретали себя в дерзновенных затеях. Например, митрополит Павел взялся отстроить в камне Софийский двор – резиденцию иерархов. А некоторые архиереи в бесконтрольности Сибири поддавались соблазну. Например, архиепископ Герасим прославился своим жестокосердием и стяжательством, извлекая из своего положения всяческие выгоды для многочисленных родственников. Но каждый владыка оставил после себя что-нибудь важное и доброе: храм, монастырь, богадельню, крестный ход или освидетельствованную чудотворную икону.

Павлинская башня Тобольского кремля

Однако в течение всего XVII столетия Церковь в Сибири практически не занималась обращением инородцев в православие – одним из самых важных своих дел. Российская власть не могла покуситься на язычество «сибирцев», так как новокрещены переходили в разряд крестьян и меняли образ жизни, то есть выводились из промысловой деятельности, а пушнина была нужна государству позарез. У Церкви же не хватало денег на строительство храмов в стойбищах инородцев, а без храмов и постоянного надзора священников инородцы отпадали обратно в идолопоклонство. Поэтому Россия в Сибири вела себя веротерпимо: насильственное крещение было строго запрещено, а к обрядам инородцев относились с пониманием. Разорение капищ или могил считалось преступлением (святотатство порождало бунты), а клятвы инородцев по их обычаям приравнивались к клятвам на Священном Писании.

Крестили в основном невольников. Или же инородцы крестились сами по причине какой-нибудь выгоды: чтобы поступить на русскую службу, получить подарки или на время освободиться от выплаты ясака. Государство и Церковь привлекали инородцев к крещению прагматическими мотивами. Например, получить (купить или унаследовать) промысловое угодье от крещёного имел право только крещёный. Особенно инородцев воодушевляло то, что новокрещенам прощали все былые преступления, даже убийства. Но власть следила за новокрещенами, чтобы те жили по христианским правилам, и за отступничество следовало жестокое наказание.

В 1701 ГОДУ ТОБОЛЬСКИМ МИТРОПОЛИТОМ СТАЛ МАЛОРОССИЙСКИЙ УЧЁНЫЙ ДАНИИЛ ТУПТАЛО, В МОНАШЕСТВЕ – ДИМИТРИЙ. В ТО ВРЕМЯ ОН ПИСАЛ «ЧЕТЬИ-МИНЕИ» – СВОД ЖИТИЙ СВЯТЫХ. СЛАБЫЙ ЗДОРОВЬЕМ, ДИМИТРИЙ НЕ СМОГ ПОЕХАТЬ В СУРОВЫЙ ТОБОЛЬСК. В 1702 ГОДУ ЕГО ПЕРЕВЕЛИ В РОСТОВСКИЕ МИТРОПОЛИТЫ. УМЕР ДИМИТРИЙ В 1709 ГОДУ. ПОСЛЕ ЕВАНГЕЛИЙ «ЧЕТЬИ-МИНЕИ» СТАЛИ ВТОРОЙ ПО РАСПРОСТРАНЁННОСТИ КНИГОЙ РОССИИ. В 1757 ГОДУ ДИМИТРИЙ БЫЛ КАНОНИЗИРОВАН. В 1760 ГОДУ В ЧЕСТЬ НОВОГО СВЯТОГО БЫЛА НАЗВАНА КРЕПОСТЬ – НЫНЕШНИЙ ГОРОД РОСТОВ-НА-ДОНУ

Во второй половине XVII века успех Церкви стал уже очевиден. Во всех городах и острогах поднялись храмы. Монастырями обзавелись не только Верхотурье, Туринск, Тюмень и Тобольск, но и дальние города – Берёзов, Енисейск, Туруханск, Красноярск, Иркутск, Якутск, Кузнецк и Селенгинск. Сложились «священнические династии»: сыновья продолжали служение попов-отцов, и нехватка духовенства ощущалась не так остро, как прежде. Воеводы научились уважать волю архиереев.

Памятник Димитрию Ростовскому в Ростове

В 1667 году Сибирская епархия была преобразована в митрополию. Её разделили на три разряда: Верхотурский, Тобольский и Енисейский; разрядами управляли настоятели самых крупных монастырей. В 1678 году разряды разделили на десятины, в каждой было примерно по десятку храмов. Хозяйственной жизнью десятин управляли десятильники, назначенные из числа «софийских детей боярских» – купцов и служилых людей «в отставке», которые нанимались в работы при Архиерейском доме. Они собирали подати для митрополита и вершили церковный суд. С десятильниками оказался связан последний церковный конфликт XVII века.

В феврале 1693 года в Тобольск прибыл новый митрополит Игнатий (Римский-Корсаков). Он принадлежал к знатному боярскому роду, был сторонником «московской старины» и охотно пророчил «самодержавство» правительницы Софьи. За это и поплатился. Когда Пётр пришёл к власти, Игнатий, архимандрит Новоспасского монастыря, отправился в Сибирь. Он оказался первым владыкой, для которого Сибирь стала почётной ссылкой.

Игнатий был по-боярски спесив, гневлив и нетерпим. Образованный человек, он устроил в древлехранилище Архиерейского дома библиотеку, но в митрополии учинил настоящий произвол. Его десятильники обложили свои приходы данью. Они избивали недовольных, отнимали земли (особенно у татар), а сами пили и блудили. Власти попробовали унять опричников, и тогда Игнатий отлучил от церкви тобольских воевод Нарышкиных и дьяков Приказной избы. В Москву полетели ябеды и челобитные. Патриарх Адриан наказал лиходеев владыки Игнатия и отменил всех десятильников. Используя ситуацию, дьяк Андрей Виниус, глава Сибирского приказа, вообще снял всё сибирское духовенство с государева жалованья.

В 1699 году Игнатия вызвали в Москву, и там с ним что-то случилось. Он вдруг обрушился с обличениями на всё собрание высшего духовенства и даже на патриарха: проклинал иереев за потакание царю, который подчиняет церковь государству. Игнатия заключили в Симонов монастырь. Через год он умер. Ему было 62 года. По официальной версии, он сошёл с ума, а в народе верили, что его заморили голодом по приказу Петра. Ремезов написал о нём: «И поехал к Москве, и тамо за слова замучен, аки Филип митрополит».

Пётр сам взялся за выбор сибирских митрополитов. По настоянию государя в 1701 году на Сибирскую кафедру назначили новгород-северского архимандрита Димитрия (Даниила Туптало). Ему было всего 50 лет, и он был учёный-книжник. Он работал над «Четьи-Минеями» – огромным сводом житий православных святых. Однако Димитрий разболелся и почти год жил в Чудовом монастыре в Москве. В 1702 году Пётр сжалился и перевёл Димитрия в более благоприятный климат – в Ростов. А в Тобольск отправил митрополита Филофея (Лещинского). Конечно, Пётр не знал, что с Димитрия начался ряд сибирских митрополитов, которые все станут святыми.

Всё безответно Деятельность Юрия Крижанича

Хорватский учёный Юрий Крижанич безответно любил всё русское. Он мечтал уехать в Россию, чтобы стать воспитателем царских детей, монаршим библиотекарем и наставником государя в деле объединения всех славян при главенстве русского народа. Но в Москве хорвата не поняли и ни за что ни про что упекли в сибирскую ссылку. Изгнанник Крижанич составил первую русскую грамматику, предложил выкинуть из письма лишние яти и, как это ни странно в его положении, придумал слово «чужебесие», которое означало опасную для России болезнь: чрезмерное преклонение перед иностранцами.

Юрий Крижанич родился в 1618 году в Хорватии в местечке Обрух в бедной семье. Учился в семинарии в Загребе, потом в Римском коллегиуме, где готовили католических миссионеров. Крижанич освоил венгерский, турецкий, немецкий, итальянский и русский языки и латынь; в 1642 году ему присвоили учёную степень. Его направили служить в Загребскую епархию, но по убеждениям он был униатом – сторонником объединения католической и православной церквей, – и мечтал продвигать свои идеи в России.

В 1647 году влюблённый в Россию католический миссионер-полиглот в составе польского посольства побывал в Смоленске. Второй раз Крижанич прорвался в Россию уже в 1659 году. Он работал переводчиком Посольского приказа, занимался русской грамматикой и участвовал в разных комиссиях патриарха Никона. В конце концов своей активностью учёный хорват вызвал подозрения. В 1661 году его арестовали и сразу отправили в ссылку. Никто не смог объяснить грамотею его вину. Официальным поводом было то, что иноземец на Рождество повеселился по-русски: напился, плясал с ряжеными, «возносил хулу на государя» и творил некие «сатанинские блудодеяния».

В Тобольске опальный хорват получил отличное содержание – семь с полтиной рублей в месяц. Воевода ломал голову, не зная, чем занять такого умника в прагматичной Сибири, поэтому Крижаничу разрешили делать что угодно, но не отлучаться из города. Он купил себе дом, завёл знакомства со всеми, у кого были книги, и погрузился в литературную работу. Крижанич писал трактаты о славянской грамматике, об истории Сибири и китайском торге, развеивал заблуждения раскольников и толковал пророчества из Библии. Наивный гуманитарий беззаветно верил в силу знания и надеялся, что послужит благу обожаемой России. Он неутомимо забрасывал государя поучительными трактатами об управлении державой и челобитными, но ответа так и не получил. Оказалось, что его труды никому и не были нужны. И равного собеседника ему в Тобольске не находилось, хотя он и сдружился с казаком Иваном Ремезовым, которого, правда, считал колдуном.

Только через пятнадцать лет Крижаничу позволили вернуться из бессмысленной ссылки. В Москве он тщетно искал себе применения ещё два года, а потом, отчаявшись, вернулся в Европу. Он вступил в орден доминиканцев и принял монашество, но не успокоился. Гуманитарий и теоретик, Крижанич рьяно стремился быть практиком и заниматься чем-нибудь нужным. В возрасте 60 лет он пошёл на войну с турками-османами и в 1683 году погиб при осаде Вены. Гибель его оказалась героической и бесполезной, как и вся жизнь.

БРАТСКИЙ ОСТРОГ ВОЗЛЕ ПОРОГА ПАДУН НА АНГАРЕ БЫЛ ПЕРВЫМ РУССКИМ УКРЕПЛЕНИЕМ НА ЗЕМЛЕ БУРЯТ – «БРАТОВ», КАК НАЗЫВАЛИ ИХ РУССКИЕ. ОСТРОГ ПОСТРОИЛИ В 1631 ГОДУ. В XVIII ВЕКЕ ОН ПОТЕРЯЛ ОБОРОННОЕ ЗНАЧЕНИЕ И ПРЕВРАТИЛСЯ В СЕЛО, А ЕГО БАШНИ ИСПОЛЬЗОВАЛИСЬ ДЛЯ ХОЗЯЙСТВЕННЫХ НУЖД. В 1951 ГОДУ ТЕРРИТОРИЯ СЕЛА ПОПАЛА В ЗОНУ ЗАТОПЛЕНИЯ БРАТСКОЙ ГЭС. ОДНУ ИЗ ДВУХ СОХРАНИВШИХСЯ БАШЕН ОСТРОГА ПЕРЕВЕЗЛИ В МУЗЕЙ «АНГАРСКАЯ ДЕРЕВНЯ» БЛИЗ ГОРОДА БРАТСК

Башня Братского острога в музее «Ангарская деревня»

Для XVII века идеи панславизма, которые исповедовал Крижанич, были преждевременны, идеи управления государством – утопичны, религиозные воззрения – неприемлемы. Но всё же этот обитатель эмпирей, сам того не подозревая, оставил след и на земле. Семён Ремезов, племянник тобольского казака-колдуна, будущий великий картограф, художник и зодчий Сибири, на примере Крижанича увидел, как работают европейские учёные: опрашивают свидетелей, изучают источники, излагают свои мысли в виде трактатов. Методологию высоколобого гуманитария через много лет Ремезов применит в своих реальных проектах, и поэтому его назовут сибирским Леонардо.

На высоком берегу Амура Борьба Китая и России за Амур

В середине XVII столетия русские прорвались к могучей реке Амур – Реке Чёрного Дракона, как называли её китайцы. Незадолго до русских – в 1640 году – войска династии Цин подавили сопротивление жителей Амура и казнили их князя Бомбогора; отныне богдыханы считали Чёрного Дракона ручным. Но русские нацелились оттяпать у них добычу. В 1653 году сотник Пётр Бекетов поставил в Даурии Нерчинский острог, а по Амуру принялся нагло шнырять отряд «пушкарского десятника» Онуфрия Степанова. Русские сдирали ясак с китайских подданных – солонов, дючеров, дауров и гиляков.

Китайцы не замедлили с ответом. Тунгусский князь Гантимур, данник богдыхана, в 1654 году сжёг Нерчинский острог. А земледельцев-дючеров китайские власти переселили на реку Сунгари (приток Амура) под защиту крепости Нингута. Русские лишились провианта: грабить оказалось некого. Степанов сунулся на Сунгари, но пушки Нингуты отбросили казаков.

Однако русские не отцепились. Степанов и Бекетов быстро соорудили на Амуре Кумарский острог – базу для набегов на Сунгари. Весной 1655 года десятитысячное китайское войско осадило твердыню лиходеев. Целый месяц цинская артиллерия во всю мощь лупила по Кумаре, но русские прятались за земляными валами. Китайцы в досаде отступили. Но и русские не могли остаться в острожке, ведь своего хлеба они не посеяли, надеясь на военную поживу. И казаки ушли в городок Албазин, построенный ещё Хабаровым.

Три года русские разбойники из Албазина рыскали по Амуру, то и дело сталкиваясь с отрядами китайцев. Наконец в 1658 году китайцы подстерегли казаков Степанова на устье Сунгари. Степанов погиб в бою. Те его казаки, что уцелели при разгроме, бросили Албазин и вернулись в Якутск. Китайцы освободили Амур от русских. Пограничной крепостью теперь стал Нерчинск – в 1657 году его восстановил енисейский воевода Афанасий Пашков.

Но борьба за Амур не закончилась. В 1666 году пятидесятник Никифор Черниговский привёл к Чёрному Дракону новый отряд и опять отстроил Албазин. Над Даурией сгустились тучи. В 1669 году пролетел слух, что Китай двинул на север армию в семь тысяч воинов. Армия якобы идёт двумя путями: по реке Аргунь и через озеро Кайлар. Баргузинский, Телембинский, Илимский и Нерчинский остроги спешно укреплялись. Однако враги так и не пришли. И албазинцев не страшили угрозы империи Цин. Вокруг Албазина вскоре выросли два десятка слобод и монастырь. Семь лет Сибирский приказ не желал признавать Албазин, хотя албазинцы исправно отсылали воеводам пушной ясак. Лишь в 1672 году наглецы добились прощения, и в Албазин назначили казённого приказчика. Через десять лет на Амуре было учреждено Албазинское воеводство. После этого война стала неизбежна.

Русские посольства ни о чём не могли договориться с Китаем. Империя начала готовиться к ответному удару. В 1674 году китайцы воздвигли на Сунгари крепость Гирин – базу для своих войск. Лифаньюань натравливал на русские поселения кочевников-монголов. Степняки атаковали Удинский и Балаганский остроги и дважды пытались взять Иркутск (для его защиты на берегу Иркута в 1676 году был поставлен небольшой Тункинский острожек).

ГОРОДОК АЛБАЗИН БЫЛ УНИЧТОЖЕН СОГЛАСНО НЕРЧИНСКОМУ ДОГОВОРУ В КОНЦЕ XVII ВЕКА. РУССКОЕ СЕЛЕНИЕ ВОЗОБНОВИЛОСЬ ЗДЕСЬ ЛИШЬ ПОСЛЕ АЙГУНСКОГО ДОГОВОРА 1858 ГОДА. НО АЛБАЗИНСКАЯ КАЗАЧЬЯ СТАНИЦА НЕ ДОРОСЛА ДО ГОРОДА, И НЫНЕ АЛБАЗИНО – НЕБОЛЬШОЕ СЕЛО. С 2011 ГОДА НА МЕСТЕ ОСТРОГА ВЕДЁТ РАСКОПКИ ПОСТОЯННАЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ. УЧЁНЫЕ ОПРЕДЕЛИЛИ ПОЛОЖЕНИЕ УКРЕПЛЕНИЙ И НАШЛИ БРАТСКУЮ МОГИЛУ ЗАЩИТНИКОВ. ПО ЧЕРЕПУ БЫЛ ВОССОЗДАН СКУЛЬПТУРНЫЙ ПОРТРЕТ АЛБАЗИНЦА

В 1684 году воевода Леонтий Кислянский принял в Иркутске Серенчина Зорикту, посланца монгольского Очирой Саин-хана, данника китайцев. Хан требовал снести Селенгинский острог и отдать монголам бурят. Он угрожал, что скоро Сибирь будет покорена девятитысячной армией богдыхана Канси. Воевода ответил, что русский царь никого не боится, и в насмешку вернул «мунгалам» их подарки: дескать, вы люди бедные, вам самим нужнее. Через год намерение Китая начать войну подтвердил и джунгарский Бошогту-хан.

Макет Албазинского острога из музея села Албазино

Император Канси отправил на Амур армию в три тысячи человек. Армией командовал полководец Лантань. В июне 1685 года китайцы осадили Албазин. Обороной руководил воевода Алексей Толбузин. У него было около 400 бойцов и три пушки. Два дня китайцы бомбардировали Албазин из осадных орудий «лумпао». Острог не выдержал: частоколы полегли, башни рассыпались, амбары сгорели. Крепость была завалена убитыми. Но когда китайцы пошли на штурм, бревенчатые руины затрещали пальбой пищалей, а уцелевшие казаки выскочили с саблями. Китайцы отступили. Впрочем, Албазин уже не мог обороняться. Увидев, что китайцы готовятся ко второму приступу, Толбузин потребовал переговоров. Он выторговал для албазинцев право уйти в Нерчинск непобеждёнными. Лантань согласился. Китайцы пропустили русских, а потом снесли все сооружения Албазина и тоже ушли.

В Нерчинске Толбузина ожидало подкрепление. Разведчики донесли, что китайцы не тронули посевы вокруг Албазина, и Толбузин тотчас решил возвращаться. Теперь у него был десяток пушек и почти тысяча бойцов. В конце лета того же 1685 года русские опять заняли пустой Албазин, сняли с полей урожай и отстроили крепость, но теперь уже не острогом, а на новый манер – с «бастеями» и «болверками» (с бастионами и куртинами).

Узнав о коварстве русских, богдыхан во второй раз направил к Албазину Лантаня. Летом 1686 года Лантань привёл пять тысяч воинов и привёз осадную артиллерию. Пушки-«драконы» обрушили на Албазин лавину огня, однако бомбардировка не достигла цели, хотя ядром был смертельно ранен воевода Толбузин. Оборону возглавил командир рейтаров Афанасий Бейтон, удинский приказчик. Китайцы пошли на приступ, но русские отбили штурм и даже сами совершили вылазку, едва не прорвавшись к шатру Лантаня.

Китайцы окружили Албазин траншеями и насыпали курганы, откуда их батареи гвоздили по городку. Русские укрывались в ямах. Бейтон оборонялся агрессивно и дерзко. Русские смело бросались за стены крепости в вылазки с «ручными ядрами» – гранатами, и взорвали подземный ход, который копали китайцы. Албазин отважно отразил и последний осенний натиск Лантаня, для которого китайцы соорудили из брёвен огромные штурмовые агрегаты. Обозлённый Лантань потерял почти половину своей армии.

Всю зиму тянулась изнурительная осада. У китайцев начался голод, а у русских – цинга. Китайцы не знали, что в Албазине к весне осталось лишь полторы сотни защитников. Но осада продолжалась. Лишь в августе 1687 года Лантань отдал приказ об отходе своего войска. В разбитом и залитом кровью Албазине к тому времени держать оружие могли только 25 человек.

После ожесточённых битв за Албазин и царю, и богдыхану стало ясно, что война за Амур – это тупик. Надо договариваться. Иначе нельзя.

Война vs. мир Китайские караваны

Сражения за Албазин затянули русско-китайские отношения в такой тугой узел, что развязывать его российское правительство направило особую миссию боярина Фёдора Головина. Боярин выехал из Москвы в 1686 году в сопровождении стрелецкого полка. В Тобольске он навестил отца – воеводу Алексея Головина. До Забайкалья боярин добрался только через два года.

А китайцы решили раздавить посла психологически. В январе 1688 года Селенгинский острог, в котором находилось посольство Головина, был взят в осаду монголами – данниками империи Цин. Стрельцы готовились стоять насмерть. Иркутский воевода Алексей Синявин поспешно собирал по «присуду» ополчение из промышленных людей и верных бурят. Полковник Фёдор Скрипицын повёл ополчение на Селенгинский острог и в марте 1688 года отогнал степняков от крепости. Однако Головин откровенно струхнул.

Переговоры с китайцами начались в августе 1689 года в Нерчинске. И китайская сторона была на них куда более представительной. Посольство возглавлял сам князь Сонготу – дядя императора Канси и правитель Китая в годы малолетства императора. Князя Сонготу оберегало войско полководца Лантаня; по численности оно вчетверо превосходило то войско, с которым Лантань штурмовал Албазин. Переговоры велись на латыни: у китайцев толмачами были два монаха-иезуита, у русских – поляк Ян Белобоцкий, поэт.

Русские хотели провести границу с Китаем по Амуру, а китайцы – по верховьям Лены, как было ещё до Ерофея Хабарова. Спор зашёл в тупик. Тогда китайцы начали давить силой. Лантань перевёл своё огромное войско через речку Нерчу и окружил острог, нацелив на русских осадные пушки. А Нерчинский острог был укреплением не слишком-то надёжным: частоколы и шесть бревенчатых башен, крытых тёсом или дранью. И гарнизон острога был в двенадцать раз меньше китайского войска. Тогда Головин сломался. Он согласился провести границу по реке Аргунь и вершинам Станового хребта, согласился снести непокорный Албазин. Правый берег Амура стал полностью китайским, а левый берег – ничейным. Для русской стороны Нерчинский договор оказался, в общем, поражением, хотя потом Головина и наградили памятным знаком «в восемь золотых».

И русские ушли с Амура. Китайцы срыли «бастеи» и «болверки» Албазина и вытоптали поля, засеянные албазинцами. Защитники Албазина, попавшие в плен к Лантаню, так и остались в Китае. В Пекине им выделили небольшую «слободу» и отдали под церковь пагоду; их называли «русской ротой». Но утешало то, что война закончена, и теперь с империей Цин Российское государство могло общаться посредством посольских миссий.

В марте 1692 года из Москвы в Китай выехало посольство голштинского купца Избранта Идеса. Купец должен был выяснить у богдыхана, собираются ли китайцы соблюдать условия Нерчинского договора, а заодно и наладить торговые отношения с Китаем. Поэтому с Идесом ехали 22 приказчика и 130 «промышленных людей». Они везли товаров на 14 тысяч – моржовую кость и пушнину. Китайцы, кстати, брали далеко не все меха: например, чернобурых лис они считали очень некрасивыми и никогда не покупали.

ПОСОЛЬСКИЙ МОНАСТЫРЬ СТОИТ НА ВОСТОЧНОМ БЕРЕГУ БАЙКАЛА В ТОМ МЕСТЕ, ГДЕ В 1651 ГОДУ БУРЯТЫ УБИЛИ ЦАРСКОГО ПОСЛА В МОНГОЛИЮ. В 1681 ГОДУ МОНАХИ ИЗ ГОРОДА ТЕМНИКОВА ОСНОВАЛИ ЗДЕСЬ МОНАСТЫРЬ. ПРЕДПОЛАГАЛОСЬ, ЧТО ОБИТЕЛЬ БУДЕТ СОДЕЙСТВОВАТЬ ОБРАЩЕНИЮ БУРЯТ В ПРАВОСЛАВИЕ. СРЕДСТВА НА МОНАСТЫРЬ ПОЖЕРТВОВАЛ КУПЕЦ ГРИГОРИЙ ОСКОЛКОВ, ОДИН ИЗ «ВОЖАКОВ» КИТАЙСКИХ КАРАВАНОВ. САМ ОСКОЛКОВ УМЕР В МОНГОЛИИ В КАРАВАНЕ 1715 ГОДА И БЫЛ ПОХОРОНЕН В ПОСОЛЬСКОЙ ОБИТЕЛИ

В ноябре 1693 года караван Идеса прибыл в Пекин. Голштинский купец не морочил себе голову вопросами царской чести, а потому пошёл на все церемониальные уступки и в результате получил сразу три аудиенции у богдыхана Сюань-Е (Канси). Богдыхан благосклонно подтвердил желание блюсти условия Нерчинского мира. А торговля у Идеса в Пекине сложилась очень выгодно. В Россию Избрант Идес вернулся с небывалой прибылью.

Посольский Спасо-Преображенский монастырь на берегу Байкала

Оборотистость Идеса сразу породила особое явление в российской экономике – китайские караваны. Хозяйственный Пётр уже в 1695 году взял их в казённую монополию. Китайцы согласились принимать от русских по одному каравану в год, и каждый год из Москвы в Пекин уходил огромный обоз с товарами, купцами и казаками. Первый караван вёл купец Спиридон Лянгусов. Он увёз товаров на 31 тысячу, а привёз обратно на 55 тысяч.

Путь «туда-обратно» занимал три года. Торговцы тащились сквозь всю Сибирь путём Николая Спафария: ехали на телегах или санях, плыли на дощаниках, волочили суда через великие волоки между бассейнами Оби и Енисея и от реки Селенги до реки Нерчи. Их швыряло в порогах Ангары или в бурях на Байкале, на караваны налетали то джунгары, то монголы. В Китай чаще всего везли пушнину, а из Китая – ткани, пряности и табак, «траву думбаго». Водители караванов сказочно обогащались на контрабанде – на драгоценных камнях индийской Голконды и на золотом песке Хуанхэ. Пошлины взимались на генеральных таможнях в Верхотурье и Нерчинске и промежуточных таможнях в Тобольске и Селенгинске. По пути караванщики торговали в сибирских городах. Быстро определился круг избранных купцов, которые заслужили доверие государя; эти купцы возглавляли экспедицию и везли свои товары: Худяков, Истопников, Осколков и Гусятников.

Но караваны всё равно были казёнными, просто на их снаряжение казна привлекала частный капитал. Свои личные товары с караванами отправляли и сам Пётр, и «птенцы гнезда Петрова»: Меншиков, Шереметев, Долгоруков и Гагарин. И простые купцы, шедшие с караванами, имели право продавать свои товары только после того, как проданы казённые и вельможные.

В 1698 году государство определило порядок торговли с Китаем, но решающее слово оставалось, видимо, за князем Матвеем Гагариным. Когда Избрант Идес ездил в Китай, князь Гагарин был воеводой в Иркутске и Нерчинске; он доподлинно знал масштабы прибылей и контрабанды. В дальнейшем он и «продвигал» китайские караваны перед государем. Порой он из своего кармана доплачивал мнимую выгоду за товары Петра, лишь бы государь не разочаровался в китайской торговле. Поэтому караваны достигли расцвета во времена сибирского губернаторства Гагарина.

Вот финансовые результаты китайского торга.

1698 год: отправлено товаров на 31 тысячу, вывезено на 55 тысяч.

1700 год: отправлено товаров на 30 тысяч, вывезено на 47 тысяч.

1702 год: отправлено товаров на 51 тысячу, вывезено на 100 тысяч.

1704 год: отправлено товаров на 56 тысяч, вывезено на 36 тысяч.

1706 год: отправлено товаров на 36 тысяч, вывезено на 90 тысяч.

1707 год: вывезено товаров на 180 тысяч.

1710 год: отправлено товаров на 42 тысячи, вывезено на 265 тысяч.

1711 год: отправлено товаров на 203 тысячи, вывезено на 465 тысяч.

Что для России означали суммы китайской торговли? Можно сравнить с теми суммами, которые Сибирь выплачивала в Москве в виде налогов:

1706 год: китайских товаров на 90 тысяч, налогов на 146 тысяч.

1707 год: китайских товаров на 180 тысяч, налогов на 171 тысячу.

1710 год: китайских товаров на 265 тысяч, налогов на 282 тысячи.

1711 год: китайских товаров на 465 тысяч, налогов на 403 тысячи.

То есть китайский торг по оборотам был сопоставим со всеми налогами, что отправляла в Москву вся бескрайняя Сибирь. Так что казаки не напрасно боролись с китайцами за Амур, и горячая кровь Албазина пролилась не зря.

В рай за протопопом Сибирские раскольники в XVII веке

Главный вдохновитель раскола протопоп Аввакум был сожжён в 1682 году. В XVII веке в России погибель в огне считалась обычной казнью за религиозные преступления. Она официально была одобрена православной церковью Уложением 1649 года. Еретиков и вероотступников сжигали в срубах, иногда по несколько человек. Иностранцы в своих путевых записках делились впечатлениями: «Тех, которые возбуждают какие-либо сомнения относительно веры, заключают в небольшие деревянные домики и сжигают живыми и выглядывающими оттуда».

Взлёт церковных репрессий пришёлся на время раскола. Не желающие «креститься кукишем» бежали от преследований в Сибирь. Туда же ссылали и тех, кто открыто проповедовал «древлее благочестие», называя патриарха Никона антихристом, а его реформы – переменой веры. Протопоп Аввакум, несгибаемый лидер старообрядчества, провёл в различных изгнаниях около двадцати пяти лет, и первой большой его ссылкой была сибирская.

В 1653 году он оказался в Тобольске. Это была милость от царя Алексея Михайловича, которого патриарх Никон уговаривал лишить Аввакума сана. Но царь просто удалил смутьяна в Сибирь. Первое время протопоп жил свободно: проповедовал в Знаменской церкви и бранил «ересь Никонову». Правда, он рьяно клеймил грешников и рассорился с тоболяками, его даже хотели убить, и целый месяц он прятался по чуланам и амбарам.

Потом с отрядом служилых людей воеводы Пашкова его отправили за Байкал строить Нерчинский острог. Аввакум претерпел невыносимые муки от голода и холода, воевода бил его кнутом и в Братском остроге держал в холодной тюремной башне. Однако даже сам Пашков понимал силу слова Аввакумова, и не раз, бросив кнут, падал перед протопопом на колени и молил выпросить у бога прощение. Аввакум так поразил сибиряков, что кое-кто подался за ним в раскол. На реке Хилок, притоке Селенги, в Иргенском остроге воевода Пашков забил и заморил четырёх своих служилых, ушедших в старую веру, и они стали первыми раскольничьими мучениками Сибири.

На обратном пути, опять в Тобольске, Аввакум узнал, что Никон пал. Протопоп мог удовлетвориться поражением заклятого гонителя, но увидел вещий сон. Сам господь сказал ему: «Блюди прежний обычай!» И Аввакум продолжил обличения. В Тобольске из личного соперника патриарха он превратился во врага беспощадной государственной модернизации.

Последние четырнадцать лет жизни Аввакум сидел на хлебе и воде в земляной тюрьме заполярного города Пустозерск на Печоре, но и здесь он сохранял связь с борцами раскола: рассылал грамоты и грозные воззвания.

Памятник Аввакуму в селе Григорово

В Верхотурье, Тюмени и Тобольске тоже начались волнения. Сибирские священники и монахи сопротивлялись реформам Никона. В тайных местах среди болот и глухой тайги они устраивали раскольничьи скиты и пустыни, и туда целыми семьями и деревнями стекался народ. Духовным центром сибирских раскольников был Авраамиев остров, скрытый в непроходимых Ирюмских болотах. Тайный путь знали только посвящённые, которые по еле приметным зарубкам отыскивали тропу над опасной трясиной. Это были вёрсты звериного страха: под ногами хлюпал мягкий пружинистый мох, посох прощупывал каждую кочку, разгоняя гадюк. И как награда в конце пути – священный остров с могучими соснами, прочно стоящими на твёрдой земле. Храма здесь не было, его заменяли деревья-алтари: ниши для икон раскольники вырубали прямо в толстых сосновых стволах.

ПРОТОПОП АВВАКУМ НЕ БЫЛ ФАНАТИКОМ, ПРОСТО ОН ВЕРИЛ ТАК ИСКРЕННЕ И ЕСТЕСТВЕННО, ЧТО НЕ МОГ ПЕРЕМЕНИТЬ ОБРЯДЫ, КАК НЕ МОГ ДЕЙСТВОВАТЬ ЛЕВОЙ РУКОЙ ВМЕСТО ПРАВОЙ. ОН НЕ ИСКАЛ ГЕРОИЧЕСКОЙ СМЕРТИ ЗА ВЕРУ; ОН ХОТЕЛ МОЛИТЬСЯ ПО КАНОНУ, КОТОРЫЙ НА ТО И КАНОН, ЧТО НЕ ПОДЛЕЖИТ ИЗМЕНЕНИЮ. ПРИ ВСЕЙ СВИРЕПОСТИ СВОЕЙ СУДЬБЫ, АВВАКУМ ПОРАЖАЕТ ПРОСТОДУШНОЙ ЧЕЛОВЕЧНОСТЬЮ НАТУРЫ. ОН – ТВЕРДЫНЯ ДУХА, И ПОТОМУ ОСТАЛСЯ В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ И В НАЦИОНАЛЬНОЙ ПАМЯТИ. РОДИНА АВВАКУМА – СЕЛО ГРИГОРОВО В НИЖЕГОРОДСКОЙ ОБЛАСТИ

Остров был назван в честь расколоучителя Авраамия Венгерского, одного из самых истовых приверженцев Аввакума. До разрыва с церковью Авраамий был монахом Кодского монастыря, но его переубедили проповеди протопопа. Авраамий увлёк за собой даже игумена своей обители – Иванище Кондинского, и они вдвоём, спасаясь от преследований, в конце концов оказались на болотном острове. Здесь Иванище и умер, а старец Авраамий продолжал писать книги и вести споры с другими лидерами раскола. На этом маленьком острове решались главные вопросы сибирского старообрядчества.

В КОНЦЕ ПЯТИДЕСЯТЫХ ГОДОВ ХХ ВЕКА ОДНА ИЗ УЦЕЛЕВШИХ БАШЕН БРАТСКОГО ОСТРОГА БЫЛА ПЕРЕВЕЗЕНА В МОСКВУ В МУЗЕЙ ДЕРЕВЯННОГО ЗОДЧЕСТВА «КОЛОМЕНСКОЕ». БАШНЯ НЕОДНОКРАТНО ПОДВЕРГАЛАСЬ РЕСТАВРАЦИИ: СТАРЫЕ БРЁВНА БЫЛИ ПРОПИТАНЫ КОНСЕРВАНТАМИ И ПРОКЛЕЕНЫ, А ПРОГНИВШИЕ ЧАСТИ ЗАМЕНЕНЫ НОВЫМИ, ИЗГОТОВЛЕННЫМИ ПО СТАРИННЫМ ТЕХНОЛОГИЯМ СТАРИННЫМИ ИНСТРУМЕНТАМИ. ПО ЛЕГЕНДЕ, ИМЕННО В ЭТОЙ БАШНЕ СИДЕЛ В ЗАКЛЮЧЕНИИ ПРОТОПОП АВВАКУМ, О ЧЁМ ОН САМ РАССКАЗАЛ В СВОЁМ ЖИТИЕ

В 1702 году стрельцы изловили «того раскольщика старца Аврамку» и отправили в тобольский каземат. Даже под пытками семидесятилетний старик не отрёкся от «праведной веры». Жители ирюмских болот собрали все свои деньги и отправились в Тобольск выручать учителя. По легенде, они подкупили некоего Калину – огромного и сильного мужика. Калина пришёл в церковь, куда Авраамия доставили на богослужение, взял маленького измученного старца на руки, прижал к себе, как ребёнка, запахнул полами тулупа и вынес на улицу. Стража у дверей церкви дивилась на великана и не заметила, что он прячет Авраамия, вождя сибирских раскольников.

Башня Братского острога в музее «Коломенское»

Лидеров раскола власти казнили – иногда прямо в монастырях. А рядовых раскольников оставляли в живых, потому что для государства было большим расточительством терять тысячи налогоплательщиков. Арестантов использовали как бесплатную рабочую силу: ночью держали на цепях в церковных казематах, а днём выгоняли на самую тяжёлую работу.

Самым фанатичным актом непокорства у раскольников стали «гари» – массовые добровольные самосожжения. А самую чудовищную гарь в истории России устроил тюменский поп Доментиан (в монашестве Даниил).

На речке Берёзовке в 12 верстах от Ялуторовской слободы Доментиан построил свою пустынь и начал призывать последователей. На службах он ввёл правило не молиться за царя, говорил о скором конце света, убеждал народ очиститься, принять постриг и через «огненную купель» пройти прямо в райские врата. К Доментиану потянулись толпы крестьян: на Берёзовку они перебирались вместе с семьями. Мужики укрепляли пустынь, строили кельи, обкладывали их берестой и соломой и обливали смолой, чтобы в нужный момент строения вспыхнули, как спички. Бабы с молитвами шили мужьям и детям саваны, словно праздничные наряды. Доментиан проповедовал днями и ночами, вёл прения с тобольскими священниками, следил, чтобы паства соблюдала пост, и спешно постригал всех новоприбывших в монахи.

В 2009 ГОДУ К 350-ЛЕТИЮ ГОРОДА В ЯЛУТОРОВСКЕ НА ИСТОРИЧЕСКОМ МЕСТЕ – НА СРЕТЕНСКОЙ ПЛОЩАДИ – БЫЛ ПОСТРОЕН ОСТРОГ. КАК УТВЕРЖДАЕТСЯ, ЭТА РЕКОНСТРУКЦИЯ ОСУЩЕСТВЛЕНА В СООТВЕТСТВИИ СО СТАРИННЫМИ ПЛАНАМИ И С СОБЛЮДЕНИЕМ БЫЛЫХ ТЕХНОЛОГИЙ. У ОСТРОГА ЧЕТЫРЕ БАШНИ, ОДНА ИЗ НИХ – ПРОЕЗЖАЯ, С НАДВРАТНОЙ ЧАСОВНЕЙ. ОСТРОГ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВЫГЛЯДИТ И АТМОСФЕРНО, И АУТЕНТИЧНО, ХОТЯ И СЛИШКОМ УЖ «ПРИГЛАЖЕННО»

Власти пытались помешать массовому самоубийству, на Берёзовку был направлен военный отряд. Узнав о его приближении, Доментиан отдал команду, и 6 января 1679 года разом вспыхнули все кельи. Самые стойкие раскольники заглушали песнопениями крики горящих заживо людей, а слабые духом отчаянно бились в двери, прочно запертые снаружи. В считанные минуты пламя пожрало Доментиана и 1700 человек его паствы.

Реконструкция острога в городе Ялуторовске

Многие учителя раскола выступали против «гарей», считая их грехом самоубийства. Правительство объявило охоту на проводников в рай через «огненную купель». Но гонения и преследования придавали самосожжениям ореол мученичества, и это лишь раздувало пожар фанатизма.

В 1683 году жители Утяцкой слободы отказались присягать царям Петру и Ивану и устроили «гарь», в которой погибло 104 человека. В 1686 в раскольничьей пустыни в Верхотурском уезде сгорело 100 человек. В 1686 году на Пасху 250 раскольников села Каменка Тюменского уезда взорвали себя в Покровской церкви. Всего же сибирские историки насчитали 35 актов массового самоубийства ревнителей «древлего благочестия».

Пожар охватил всю Россию: горели пустыни, церкви, монастыри. За одно первое десятилетие раскола двадцать тысяч раскольников с воплями вознеслись вместе с дымом в придуманный для себя рай.

«Зенгурский нутук» Сибирь и Джунгария

«Священное море Байкал» русские преодолели в середине XVII века. Базой для освоения Забайкалья стали Нерчинский (1653 год) и Селенгинский (1665 год) остроги. Довольно скоро пришельцы поняли, что вторглись в зону интересов двух враждующих государств – Китая и Джунгарии.

Джунгары – монголы, ушедшие из Монголии, – в начале XVII столетия заняли суровые и голодные полупустыни между Алтаем и Тянь-Шанем. В 1630-х годах тайша Хара-Хула создал Джунгарское ханство. Полную силу оно обрело при тайше Галдан Бошогту. Тайша безжалостно перебил всех соперников и в 1671 году получил от Далай-ламы высокий титул хана, а потом перебил союзников и в 1677 году стал полновластным правителем. Русские называли Галдан Бошогту Бушухтой-ханом, джунгар – зюнгарами, зенгурами или чёрными калмыками, а Джунгарию – «Зенгурским нутуком».

Бесплодная горная степь не могла прокормить кочевников, и важным ресурсом для джунгар были поборы с народов Сибири. Джунгары считали своими данниками барабинских татар и бурят, но русские взяли, да объявили их своими. Джунгары не стерпели бы такого самоуправства, однако от мести их удержало то, что русские на Амуре сцепились с китайцами, а Китай был главным противником Джунгарии, главной угрозой её существованию. Так что ради борьбы с ненавистной империей Цин гордые джунгары соглашались не воевать с русскими за обладание инородцами. Дружить с Россией джунгар уговаривали и бухарцы, которые торговали со всеми – с самими джунгарами, с китайцами, монголами и русскими; оберегая мирный торг, хитрые бухарцы изо всех сил подталкивали «Зенгурский нутук» к переговорам с сибирскими воеводами и втискивались в каждое посольство степняков.

ПЕРВЫЕ КАРТЫ ДЖУНГАРИИ СОСТАВИЛ ШВЕДСКИЙ ОФИЦЕР ЮХАН ГУСТАВ РЕНАТ. ИЗ РУССКОГО ПЛЕНА ОН ПОПАЛ В ДЖУНГАРСКИЙ ПЛЕН И ПРОВЁЛ ПРИ КОНТАЙШАХ ЦЭВАН-РАБДАНЕ И ГАЛДАН-ЦЭРЭНЕ ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ. ОН ОКАЗАЛСЯ ПОЛЕЗЕН СТЕПНЯКАМ, ТАК КАК БЫЛ АРТИЛЛЕРИСТОМ. ВЕРНУВШИСЬ НА РОДИНУ, РЕНАТ ВЫЧЕРТИЛ КАРТЫ ПО ПАМЯТИ. ОНИ ХРАНИЛИСЬ В УППСАЛЬСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ

В 1685 году в Иркутский острог прибыли послы от Бушухты-хана. Воеводой в это время служил шляхтич Леонтий Кислянский, бывший дьяк Посольского приказа и иконописец Оружейной палаты. Кислянский приказал встретить джунгар со всеми почестями: «учреждена была стойка» – то есть казаки провели парад. Послы привезли подарки русскому царю. Джунгары хотели военного союза с Россией против Китая и монголов Халхи. О России джунгары ничего не знали, и Кислянский прочёл им лекцию о величии своей державы: «…а до крайняго острожку за Святой Нос, где государей ясак собирается, в одну сторону идти три года». Послы были поражены и тотчас вручили подарки лично Кислянскому. Гонец повёз в Москву грамоту от Бушухты-хана; правда, грамота была написана по-тангутски, и прочитать её никто не смог ни в Иркутске, ни в Москве. Но и так всё было понятно.

Карта Джунгарии Юхана Густава Рената

Больше всего джунгар тревожила Халха – область Монголии к северу от пустыни Гоби. Халхасские нойоны (князья) вели междоусобную войну. Одни нойоны склонялись к союзу с джунгарами, а другие – к союзу с китайцами. «Китайских» нойонов возглавлял Тушету-хан, а по-ламаистски – Очирой Саин-хан. В 1688 году Бушухта-хан двинул свои войска на Халху и ударил по Очирою, чтобы удержать Монголию от слияния с Китайской империей.

Вскоре в Иркутск доставили ответ от государей Ивана и Петра. Воевода Кислянский направил послом в Джунгарию простого казака Григория Кибирёва. Казак должен был ответить владыке Джунгарии за обоих русских царей. Значит, так: цари не могут дать Бушухте-хану своего войска («войско случить с ево силами за дальностию невозможно»), но предлагают торговать через бухарцев и не препятствовать («перешкоды не чинить») сибирским инородцам самим выбирать себе подданство – русское или зенгурское.

В 1690 году Кибирёв на сорока подводах выехал в Джунгарию. Дорога к Бошогту была трудной. Кибирёв увидел монгольские степи, разорённые джунгарами, и легендарную реку Керулен, родину Чингисхана; караван Кибирёва храбро отбивался от монголов. В ставке Бушухты-хана Кибирёва встретили хорошо; джунгары называли казака Киборатай. Бушухта взял Киборатая на битву с Очироем, и Кибирёв своими глазами наблюдал, как на берегу озера Улугай воинство джунгар разгромило стотысячное полчище халхасцев и китайцев. Бошогту держал Кибирёва у себя в гостях полгода, а потом отпустил домой со своими послами. В 1691 году послов Бушухты, приехавших с Кибирёвым, в Ильинской слободе принял воевода Кислянский.

Но дружба между Россией и Джунгарией оказалась недолгой.

Очирой, разгромленный джунгарами, полностью предался Китаю. В 1691 году богдыхан Канси принял под свою руку степи Халхи. Разъярённый Бошогту, оставив свой «нутук», рванулся изгонять захватчиков с просторов Халхи. Степи задымились от пыли, поднятой сотнями тысяч всадников. Бошогту сражался храбро и умело; несколько раз он разгромил китайцев, а однажды разбил даже то войско, которым командовал сам император Канси. Однако удача отвернулась от Бушухты-хана, и в 1696 году на реке Тэрэлж его тумены потерпели сокрушительное поражение. Бушухта бежал.

Но возвращаться ему оказалось некуда. Пока он освобождал Монголию, Джунгарию захватил его племянник Цэван-Рабдан – ставленник Китая. Много лет назад Бошогту убил отца Цэвана, своего брата, и Цэван-Рабдана укрыли китайцы: поселили его в городе Турфан; теперь китайцы отпустили Цэвана, чтобы тот ударил отцеубийце в спину. Так что Бошогту потерял всё. В 1697 году он покончил с собой. Джунгарию возглавил Цэван.

Русские будут называть его Раптанем. Раптань объединит «Зенгурский нутук», наладит отношения с Калмыцким ханством и завоюет щедрые степи казахского Семиречья. А Китаю, который его спас, Цэван (как водится у степняков) ответит чёрной неблагодарностью: он задумает отнять у Цинской империи Тибет и священный город Лхасу. Мирные отношения между Китаем и Россией, обусловленные Нерчинским договором, настроят Цэвана против русских. В 1710 году джунгары уничтожат Бикатунский острог на слиянии Бии и Катуни, то есть на истоке Оби (Бикатунский острог даст начало городу Бийску). Цэван-Рабдан остановит русскую экспансию в Центральную Азию. В верховьях Иртыша на границе с Россией вырастет джунгарский город Доржинкит с семью каменными буддийскими храмами (потом на его месте раскинется русский город Семипалатинск, а потом – казахский город Семей). Мир между Россией и Китаем станет причиной неприязни между Россией и Джунгарией. Узел затянется туго, и развязать его сможет только война. И для неё Сибирь окажется самым подходящим местом.

Плетью по обуху Восстания башкир

В 1557 году башкиры выдали русским бессрочный и безлимитный кредит доверия. Условия были простыми. Башкиры с их обширными землями, рыбными реками, тучными стадами, лесными пасеками, бобровыми гонами и табунами степных скакунов присоединяются к России. А взамен получают гарантии, что ислам – нерушим, земля принадлежит башкирским родам, власть – местному самоуправлению, и никакого крепостного права. Иван Грозный подмахнул Уставную грамоту. Уговор, написанный чернилами, башкиры столетиями будут переписывать кровью, потому что для русских сила оказалась важнее закона, жадность – крепче государева слова, а ласковые башкирские земли – желаннее своей русской бабы под боком. С царского благословения десятки тысяч казаков, крестьян, служилых людей и дворян оставили семьи и помчались в Башкирию делить чужой каравай.

Крепкий кулак нового степного брата русские разжимали по пальцам. Башкир приписали к Сибирскому приказу. Для управления краем основали крепость Уфу. За первые полвека после объединения русские построили на родовых башкирских угодьях тридцать один острог. В острогах поселили служилых людей с семьями. От царских щедрот крестьяне получили наделы из башкирских вотчин, а дворянам дали по целому поместью. К эпохе Петра зелёные пастбища Башкирии Россия по-хозяйски огородила четырьмя линиями своих крепостей: Закамской, Черемшанской, Исетской и Чусовской.

В конце XVI века на башкирской собственности поставили крест русские монастыри. На Исети появилась Далматовская обитель, на Каме – Преображенская и Спасо-Преображенская, в Уфе – Христорождественская и Успенская. Иерархи и монастыри из центральной России и Сибири тоже получили солидные наделы в Башкирии: один лишь тобольский митрополит владел землями на реке Миасс и большим селом Воскресенское с тысячей жителей. В середине XVII века российское подданство приняли калмыки, соперники башкир, и в награду русские власти нарезали калмыкам под их аймаки обширные пространства родовых башкирских кочевий.

На рубеже XVII–XVIII веков началось изъятие земель для горных заводов. К любому предприятию приписывали землю и лес на тридцать вёрст вокруг. Первыми были построены Каменский и Уктусский заводы. Масштабное государственное рейдерство подхлестнуло частников: дворяне, мелкие служилые люди и казаки начали захватывать угодья самовольно.

Башкиры этого не терпели. Башкирские бунты вспыхивали каждые пятнадцать – двадцать лет и проходили всегда по одному и тому же сценарию: разгневанные батыры собирали войско от нескольких сотен до тридцати тысяч воинов и разоряли деревни, остроги, монастыри и заводы. Тобольские, тюменские, казанские и астраханские воеводы спешно снаряжали отряды и отправляли их на защиту русских владений от бунтарей, устраивали карательные экспедиции в башкирские селения, убивали женщин и детей, угоняли табуны и стада. Башкиры отступали, призывали в союзники татар или калмыков и продолжали борьбу. Государь соглашался на уступки, снижал налоги, давал обещания, подкупал союзников, – и бунт угасал. Мятежники соглашались на мировую, писали царю покаянные грамоты, отдавали в заложники «лучших людей» и возвращались к своим семьям зализывать раны, хоронить убитых, восстанавливать разрушенные хозяйства и растить батыров для новых бунтов, потому что государево слово всегда расходилось с делом.

Восстания могли быть маленькими, на несколько дворов, и огромными, национальными. Первое всебашкирское восстание вспыхнуло летом 1662 года. Возглавил его батыр Сары Мерген – Жёлтый Мертвец. Это страшное прозвище он принял в знак того, что поводом для бунта стало разорение древних курганов русскими бугровщиками (грабителями могил). Мерген хотел создать башкирское ханство и даже подобрал хана – некого Кучук-салтана. К башкирам охотно присоединились калмыки, которым было всё равно, кого грабить. В Сибири башкир поддержал хан Девлет-Гирей.

Башня Торговищенского острожка в музее «Хохловка»

Во главе отряда в две тысячи бойцов Мерген прошёл огнём и мечом по реке Исети, разорив остроги, слободы и Далматовский монастырь. На севере башкиры дошли до реки Чусовой, где осадили Чусовскую слободу, а на реке Ирень сожгли городок Кунгур. Девлет-Гирей вторгся на Урал: атаковал Арамашевскую слободу и Невьянский монастырь. Отряды из Тюмени не справились с мятежниками, и тогда тобольский воевода направил против башкир два полка под командованием полковника Дмитрия Полуэктова. Войска служилых, вроде бы, разбили полчища бунтовщиков на озере Иртяш, но башкиры вскоре оправились и налетели на Полуэктова; служилые люди потерпели поражение, а полковник был ранен. Однако башкир подвели те, кому они доверяли. Коварный калмыцкий тайша Дайчин внезапно изменил бунту и захватил земли союзников, а Кучук-салтан в самый нужный момент бесследно исчез. Только к лету 1664 года русские власти сумели успокоить башкир, надавав лживых обещаний. Но для борьбы с будущими мятежами воеводы сразу же заложили Шадринский острог и новую мощную крепость Кунгур с четырьмя небольшими острожками, защищающими подступы.

ТОРГОВЫЙ И РЕМЕСЛЕННЫЙ ГОРОД КУНГУР ОТ НАБЕГОВ БАШКИР ОБЕРЕГАЛ ШЕСТИБАШЕННЫЙ КРЕМЛЬ, А НА ДАЛЬНИХ ПОДСТУПАХ К НЕМУ СТОЯЛИ ЧЕТЫРЕ МАЛЫХ ОСТРОГА. ОСТРОЖНАЯ БАШЕНКА В СЕЛЕ ТОРГОВИЩЕ УЖЕ В НАЧАЛЕ ХХ ВЕКА СТАЛА НАРОДНЫМ ПАМЯТНИКОМ. В 1905 ГОДУ ОНА СГОРЕЛА, И ЖИТЕЛИ СЕЛА ВЫСТРОИЛИ ЕЁ КОПИЮ. СЕЙЧАС ОНА ПЕРЕВЕЗЕНА В МУЗЕЙ ДЕРЕВЯННОГО ЗОДЧЕСТВА

Через семнадцать лет башкиры поняли: поверив государеву слову, они снова наступили на грабли, которые больно отскочили им по лбу новым указом о принудительной христианизации мусульман. Очередное восстание поднял потомок Мухаммеда Сеит Садиир. Тысячи воинов встали под зелёное знамя ислама. В союзники Садиир призвал калмыков великого тайши Аюки. Под натиском башкирских и калмыцких конниц затрещали русские остроги на Волге, Каме, Яике, Исети и Агидели; восставшие атаковали Уфу, Самару, Мензелинск и Кунгур. Правительница Софья от лица малолетних царевичей Ивана и Петра заверила башкир, что у России и в мыслях не было покушаться на их веру, и указ о насильственной христианизации – чей-то злой вымысел. А хитрые калмыки сразу предложили русским развернуть оружие против союзников-башкир, чтобы отвоевать у них земли под свои кочевья. И в 1684 году война Сеита Садиира захлебнулась, превратившись в безопасную для Российского государства степную резню между азиатами.

Но ещё через двадцать лет старый сценарий разыграют в третий раз. Петр I обложит башкир новыми налогами, и южную Россию с 1704 года затрясёт целая серия башкирских бунтов: мятеж поднимет старшина Дюмей Ишкеев, а после его гибели боевыми действиями будет руководить батыр Алдар Исянгильдин, соратник Петра по Азовскому походу. Окончательно потеряв веру в русского царя, башкиры будут биться уже за отделение Башкирии от России и даже выберут себе хана – некоего Хазия. В этой войне к башкирам примкнут недовольные царской политикой жители Среднего Поволжья и Северного Кавказа. На соединение с Алдаром мятежные донские казаки Кондратия Булавина отправят отряд знаменитого Игната Некрасова. Для усмирения бушующих кочевий Петру придётся не только пойти на уступки башкирам, но и отозвать часть войска со шведского фронта.

Полтора столетия бунтующие башкиры поливали жаркие лесостепи собственной кровью. Лёгкой кожаной плетью-камчой башкиры, конечно, не перешибли пудовый царский обух, зато заставили русских уважать себя.

Софийский двор Начало каменного строительства

Святая жена София жила в Римской империи во II веке нашей эры и в христианском благочестии растила трёх дочерей – Веру, Надежду и Любовь. Император Адриан возжелал обратить девочек Софии к поклонению богам Олимпа, но девочки не поддались; они претерпели страшные пытки и были обезглавлены. София похоронила дочерей и умерла от горя. Жертвенность и стойкость святой Софии в христианстве стали означать высшее понимание жизни – Премудрость Божию. То есть небесные установления для земных поприщ, воплощение Христа в слове истины – саму Церковь. Царственные Софийские храмы вставали там, где сосредотачивалась мирская власть: в Константинополе, Киеве и Новгороде. Москва уклонилась от этой традиции, но Сибирь не желала уклоняться. София – символ права на эту землю.

В 1648 году при архиепископе Герасиме в Тобольске был воздвигнут деревянный Софийский собор о 13 главах. Он поднялся над главной дорогой на Верхний посад – над Прямским взвозом. С тех пор резиденцию сибирских архиереев, которая располагалась на вершине Алафейских гор между Прямским и Казачьим взвозами, начали называть Софийским двором.

Но прекрасный многоглавый собор, гордость тоболян, сгорел в большом пожаре 1677 года. Митрополит Павел решил восстановить святую Софию в камне. До перевода в Сибирь Павел был архимандритом Чудова монастыря в Московском Кремле, а в Патриаршем разряде заведовал возведением храмов и монастырей по всей России. Строительство было знакомым ему делом.

СОФИЙСКИЙ СОБОР НЕОДНОКРАТНО МЕНЯЛ СВОЙ ОБЛИК. К НЕМУ ПРИСТРОИЛИ ОБОГРЕВАЕМЫЙ ПРИДЕЛ, БЫСТРО ОБВЕТШАВШИЕ ЗАКОМАРЫ – ПОЛУКРУГЛЫЕ НАВЕРШИЯ СТЕН – ЗАЛОЖИЛИ КИРПИЧОМ. В 1733 ГОДУ СГОРЕЛИ ПРОСТЫЕ ЛЕМЕХОВЫЕ КУПОЛА СОБОРА, И ВМЕСТО НИХ ГЛАВЫ ХРАМА УВЕНЧАЛИ ФИГУРНЫМИ КУПОЛАМИ В ДУХЕ УКРАИНСКОГО БАРОККО. ПРИ КАПИТАЛЬНОЙ РЕСТАВРАЦИИ 1989–1995 ГОДОВ СОБОРУ БЫЛ ВОЗВРАЩЁН ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ВНЕШНИЙ ВИД, НО КУПОЛА РЕШЕНО БЫЛО ОСТАВИТЬ В БАРОЧНОЙ ФОРМЕ

В Тобольске уже появились каменные здания (до наших дней они не дошли): купеческие амбары и Архиерейский дом, возведённый в 1774 году. Но собор – задача куда сложнее, чем палаты. И митрополит Павел вызвал в Сибирь зодчих, которые были знакомы ему ещё по Москве: подмастерьев (так тогда называли мастеров) Гаврилу Тютина и Герасима Шарыпина, каменщика Фёдора Чайку и других. За образец для Софийского собора взяли Вознесенский собор девичьего монастыря в Московском Кремле. (Впрочем, указывают и другие образцы, например, Смоленский собор Новодевичьего монастыря.) Вознесенский собор в Московском кремле был заложен в 1407 году, а потом многократно перестраивался. Он стоял возле Спасской башни. Сложно судить, насколько точно тобольская версия повторила московскую, потому что в богоборческом 1929 году Вознесенский собор взорвали.

Софийский собор в Тобольске

Икона Ремезова «София – Премудрость Божия»

В 1681 году на Софийском дворе Тобольска принялись копать яму под фундамент собора. Камень для строительства ломали в скалах на Туре и на речке Нейве; строительное железо – балки, прутья, «тяги», решётки, жесть для кровель – везли из Москвы. К весне 1684 года собор был почти готов. Но грянула катастрофа: зодчие что-то рассчитали неправильно, и тяжёлые своды здания с грохотом обрушились. Отслужив покаянные молебны, зодчие снова взялись за работу. К осени 1686 года Софийский собор увенчали кресты.

НА ИКОНЕ ИЗОБРАЖЕНО ДРЕВО, КОРНИ КОТОРОГО ПОЛИВАЮТ ИВАН ГРОЗНЫЙ И ДИОНИСИЙ, МИТРОПОЛИТ МОСКОВСКИЙ. В ВЕТВЯХ ДРЕВА – КУБКИ, В КОТОРЫХ НАХОДЯТСЯ ШЕСТЬ ПЕРВЫХ ТОБОЛЬСКИХ ИЕРАРХОВ. НАД ДРЕВОМ – СВЯТАЯ СОФИЯ, ХРИСТОС, БОГОМАТЕРЬ И ИОАНН ПРЕДТЕЧА. ЗА ОДЕЯНИЕМ ДИОНИСИЯ ВИДЕН ТРЁХГЛАВЫЙ ХРАМ. ЭТО СОФИЙСКИЙ СОБОР В ТОБОЛЬСКЕ. ДЕЛО В ТОМ, ЧТО РЕМЕЗОВА, ТОГДА – МОЛОДОГО БОГОМАЗА, НЕ ДОПУСКАЛИ К РАБОТЕ НАД СОБОРОМ, И ОН НЕ ЗНАЛ, ЧТО ХРАМ БУДЕТ О ПЯТИ ГЛАВАХ, А НЕ О ТРЁХ

Софийский собор в Тобольске – простой кубический храм на четырёх столпах, на «два света» – с двумя ярусами окон, без обогрева – «холодный», без паперти, с тремя неравными закомарами и пятью главами по углам, причём окнами снабжена только центральная глава. Образ его – эпический, суровый, под стать характеру Сибири. Он древний по духу, без всяких красивостей, завезённых Аристотелем Фиораванти и другими итальянцами.

Софийский собор поразил воображение Семёна Ремезова, в те годы – обычного служилого человека, который баловался художеством сам для себя, без повеления воеводы. Ремезов написал икону святой Софии, и на иконе София держала в руке будущий собор – но не о пяти главах, а всего о трёх. Ремезова не допускали к строительству, он не знал законов и правил архитектуры и вообще никогда не видал каменных храмов, потому нарисовал Софийский собор таким, каким представил. Но икону с должным уважением всё же поместили в левую часть соборного иконостаса.

Башня Тобольского кремля

Сразу после святой Софии зодчие митрополита Павла принялись за возведение Святых ворот Софийского двора с надвратной церковью Сергия Радонежского. Ворота были завершены в 1688 году. А затем дерзкий владыка замахнулся на главное – на каменную крепость вокруг всего Софийского двора. Даже Воеводский двор тогда ещё не имел каменных стен и башен.

Хотя Тобольску порой грозили мятежные остяки, вольные калмыки или татары, которых подстрекали неугомонные «кучумовичи», – ни город, ни тем более резиденция митрополитов не нуждались в каменных укреплениях. Для защиты было достаточно и острога. Но крепость Софийского двора и не была кремлём в обычном понимании, она служила только грозной декорацией, демонстрирующей силу и славу Церкви. Она создавалась для красоты. Она была не боевым шлемом, а роскошной короной города.

НА САМОМ ДЕЛЕ В ТОБОЛЬСКЕ НЕТ КРЕМЛЯ. КРЕМЛЬ БЫЛ РАЗОБРАН В КОНЦЕ XVIII ВЕКА. ТО, ЧТО СЕЙЧАС СЧИТАЕТСЯ КРЕМЛЁМ, – ЭТО ГОСТИНЫЙ ДВОР И КОМПЛЕКС СОФИЙСКОГО ДВОРА, РЕЗИДЕНЦИИ СИБИРСКИХ АРХИЕРЕЕВ. ГОСТИНЫЙ ДВОР ПОСТРОЕН В 1706 ГОДУ, А СОФИЙСКИЙ ДВОР СОСТАВЛЕН ИЗ ЗДАНИЙ РАЗНЫХ ЭПОХ. СТЕНЫ И БАШНИ ЕГО МНОГОКРАТНО ПЕРЕСТРАИВАЛИСЬ В XVIII И XIX ВЕКАХ. НО ТАК ВЕЛИКО ЗНАЧЕНИЕ ТОБОЛЬСКА И ТАК ЦАРСТВЕННО РАСПОЛОЖЕНИЕ АНСАМБЛЯ, ЧТО СОМНЕНИЯМ НЕТ МЕСТА: ЭТО ТОБОЛЬСКИЙ КРЕМЛЬ

Стены Софийского двора протянулись на 620 метров. Их построили невысокими, но увенчали длинными зубцами типа «ласточкин хвост». Вдоль зубцов шёл открытый боевой ход. Изнутри толщину стен облегчала аркада, и в арках зияли маленькие «печуры» – бойницы для пушек «подошвенного боя». Правда, пушек там не имелось. Сдержанной мощью дышали башни: семь круглых (или многогранных) и две квадратные. Из описаний свидетелей можно сделать вывод, что башни поверху немного расширялись и были украшены изящными «стекающими» амбразурами – машикулями. На башнях высились гранёные кирпичные шатры с окошками-«слухами».

Увы, про каменную корону Софийского двора известно далеко не всё. Возможно, тобольская твердыня осталась недостроенной, так как владыка Павел в 1692 году скоропостижно скончался под Соликамском (он ехал в Москву). А сама крепость была возведена в опасной близости к сыпучим обрывам Алафейской горы. Уже во время строительства одна из башен – Грановитая – покосилась, её пришлось разобрать и сложить заново.

В последующие годы и столетия коварные оползни всё подбирались и подбирались к постройкам. В результате некоторые башни в XVIII и XIX веках будут снесены безвозвратно или заменены «облегчёнными версиями», а линия стен изогнётся, повторяя рельеф горы, и отступит от изначальной черты. Многие постройки будут без колебаний переделаны в новом вкусе, чтобы приспособить их для насущных нужд. Огромный урон Софийскому двору нанесёт советское время, когда архитектурный ансамбль впадёт в «мерзость запустения». В общем, облик Софийского двора очень изменится. Лишь в пятидесятых годах ХХ века начнутся работы по консервации и хоть какой-то реставрации памятника. В порядок его начнут приводить лишь в конце девяностых годов, когда Софийский двор вновь станет резиденцией митрополитов.

Ныне считается, что XVII веку аутентична только одна башня – Павлинская (названная в честь митрополита Павла), но она почему-то не похожа на башни из описаний: она простая и круглая, с конической кровлей – и без франтоватой фигурности, без «машикулей» и каменного шатра. Однако всё равно образ Софийского двора и ныне излучает торжество русского духа, овладевшего такой землёй, какой никто никогда не владел.

Облака Абалака Чудотворная Абалакская икона

В XVI веке на берегу Иртыша стоял укреплённый татарский городок Абалак. С трёх сторон его защищали рвы с земляными валами, а с четвёртой – высокий крутой берег. Заливные луга иртышской поймы просматривалась с обрыва на десятки вёрст. Небо отражалось в разливах вешних озёр и казалось близким, хоть пои коня этой синевой. Чудилось, что история Абалака, пусть она и творится сейчас на земле, уже когда-то давно написана в небесах.

Все события здесь совершались так, чтобы подтвердить какое-нибудь пророчество. За год до прихода Ермака князю Абалака привиделось, что на месте его крепости вырастет русский город с золотыми куполами и шатрами колоколен, и звон колоколов разнесётся на всю округу. Князь не поверил своим глазам: его крепость хорошо защищена, и к тому же рядом находится Искер, столица Сибирского ханства, и хан Кучум держит там своё грозное войско. А в Абалаке располагалась резиденция Самбулы, одной из жён хана.

Абалацкий князь никак не ожидал того, что стряслось через год после его видения. Горделивый Кучум, устрашённый Ермаком, бросил Искер и с войском бежал в Абалак к Самбуле. Войско возглавлял царевич Маметкул, племянник Кучума и главный военачальник сибирских татар. 5 декабря 1585 года на тихом Абалацком озере прогремела самая кровопролитная битва Ермакова похода. Казачья дружина разгромила орду царевича Маметкула.

А после битвы Ермаку и ещё пятерым казакам его дружины во время молитвы явился Святитель Николай. Он предрёк, что русский Абалак станет «жилищем Бога». То, что объявлено с небес, сбылось через полвека.

В XVII веке Абалак заселили русские. У окраины городка на погосте в маленькой избе жила одинокая вдова Мария. В 1636 году она увидела во сне икону «Знамение Пресвятой Богородицы». До этого вдова Мария, простая сибирская баба, никогда не встречала «знаменских» икон, а сейчас этот образ приснился ей четыре раза подряд. В вещем сне на иконе справа от Девы Марии стоял святитель Николай Чудотворец, а слева – преподобная Мария Египетская. Абалакская вдова услышала голос, который повелел ей объявить народу о своём видении, чтобы на погосте построили храм в честь иконы «Знамение». Архиепископ Нектарий дал благословение, и храм построили.

Теперь не хватало только самой иконы, во имя которой соорудили храм. И она появилась – как и всё в Абалаке, чудесным образом. В Тобольске в дом к парализованному крестьянину Ефиму постучался нищий в отрепьях. Он сказал больному: закажешь написать храмовый образ в Абалакскую церковь – снова будешь ходить. Ефим заказал икону лучшему иконописцу Сибири – протодьякону Софийского двора Матвею. Как только мастер приступил к работе, крестьянину полегчало, а когда образ был готов, Ефим на своих ногах пришёл за иконой и отнёс её в Абалак. Икона стала исцелять от самых тяжёлых недугов. С неё сделали множество списков, и они тоже были чудотворными. Все исцеления священники Абалака записывали в особую книгу. Только в XVII веке было собрано 130 свидетельств.

Абалакский монастырь

В 1665 году Абалакская Богоматерь спасла весь Тобольск. В начале лета в городе без перерыва много дней шёл проливной дождь; земля не могла впитать столько воды, огороды и поля затопило, гибли посевы и сенокосы; люди в отчаянии готовились к голодной зиме. Архиепископ Корнилий решил обратиться за помощью к чудотворной иконе. 8 июля Абалакскую святыню торжественно встретили в Софийском соборе. И едва начали службу, как бесконечный дождь иссяк; тёмное небо посветлело, и потрясённые тоболяки увидели солнце. С тех пор каждый год на две летних недели чудотворную икону крестным ходом приносят из Абалака в Тобольск.

ЗНАМЕНСКИЙ СОБОР ИЗНАЧАЛЬНО БЫЛ ПЯТИГЛАВЫМ. В СЕРЕДИНЕ XVIII ВЕКА ОН СИЛЬНО ПОСТРАДАЛ В ПОЖАРЕ, И ПЯТИГЛАВИЕ ЗАМЕНИЛИ БОЛЬШИМ КУПОЛОМ В ДУХЕ БАРОККО. ТОГДА ЖЕ РЯДОМ С СОБОРОМ ВОЗВЕЛИ КАМЕННЫЕ ЦЕРКВИ НИКОЛАЯ ЧУДОТВОРЦА И МАРИИ ЕГИПЕТСКОЙ. В 1783 ГОДУ ПРИ ЭТОМ ХРАМОВОМ КОМПЛЕКСЕ БЫЛ УЧРЕЖДЁН АБАЛАКСКИЙ ЗНАМЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ

В 1680 году в Абалаке сгорела деревянная церковь, и на её месте начали возводить каменный собор в честь иконы Божией Матери. После тобольской Софии, это был второй каменный храм Сибири. В 1691 году Знаменский собор освятили. С тех пор маленький Абалак – сибирская святыня и главное место паломничества. Все былые пророчества исполнились.

Сюжет «Знамения» – тоже пророчество: Дева Мария узрела младенца Христа. Создание чудотворной иконы завершило собою долгий ряд знамений Абалака – татарских и русских, земных и небесных. Но что предвещали эти знамения? Они предвещали, что Сибирь не просто будет освоена русскими людьми, а сама сделается русской. И Абалакская икона появилась в Сибири точно так же, как появлялись подобные иконы на Руси. Больше не было разницы между Русью и Сибирью. Они слились и превратились в Россию.

Жнецы небесных житниц Деятельность Далмата и Исаака Исетских

Дмитрию Ивановичу Мокринскому бог отмерил две биографии. Одну – для личного пользования, а другую – для истории. Он родился в Берёзове в 1594 году, и с семьёй ему повезло: отец – казачий атаман, мать – крещёная татарка из богатого рода тюменского мурзы. «Сын боярский» Мокринский в 34 года уже стал тобольским городничим и в дополнение к жалованию получил земельную запашку. Жена и пятеро детей. По словам сына Исаака, Дмитрий Иванович был «не велми богат, но жительствуя без скудости, дом свой строя во обилии». Однако дальше на голову Мокринского посыпались несчастья.

Умерла жена. В съезжей избе случился пожар, сгорела городовая печать, деньги и воеводские грамоты, и подозрение пало на Мокринского. Следствие не нашло умысла на поджог, но карьера Мокринского закончилась. В 1633 году он уже был обыкновенным приказчиком в далёком Вагайском острожке. Худо-бедно поставив детей на ноги, Дмитрий решил уйти в монахи.

В Спасо-Богоявленской обители близ Невьянской слободы служил брат Дмитрия Савватий, и в 1643 году Дмитрий принял там постриг под именем Далмат. Так в 49 лет закончилась жизнь «сына боярского», и началось житие подвижника, будущего святого. На биографию Далмата Исетского господь щедро отмерил Дмитрию Мокринскому второй жизненный срок в 54 года.

ПО ЛЕГЕНДЕ, ЭТОТ ШЛЕМ БЫЛ ПОДАРЕН СТАРЦУ ДАЛМАТУ ТАТАРСКИМ МУРЗОЙ ИЛИГЕЕМ. ШЛЕМ ХРАНИЛСЯ В ОБИТЕЛИ КАК СВЯТЫНЯ, И ПРИХОЖАНЕ НАДЕВАЛИ ЕГО, ЧТОБЫ ПОМОЛИТЬСЯ ДАЛМАТУ. НО ШЛЕМ, СУДЯ ПО ВСЕМУ, ИЗГОТОВЛЕН В ЕВРОПЕ. СКОРЕЕ ВСЕГО, ОН ПРИНАДЛЕЖАЛ РЕЙТАРУ ИВАНУ ВОЛКОВУ, КОТОРЫЙ СЛУЖИЛ В ПОЛКУ «ИНОЗЕМНОГО СТРОЯ», ЗАВЕДЁННОМ ВОЕВОДОЙ ХИЛКОВЫМ. ВОЛКОВ УЧАСТВОВАЛ В ПОХОДАХ ПОЛКОВНИКА ПОЛУЭКТОВА НА БАШКИР, А ПОСЛЕДНИЙ ПРИЮТ ОБРЁЛ В ДАЛМАТОВСКОМ МОНАСТЫРЕ. ШЛЕМ – ЕГО ВКЛАД «НА ПОМИН ДУШИ»

Далмата, привычного к делам, в монастыре назначили «строителем» (завхозом). Но умер брат Савватий, и Далмат пожелал удалиться в скит. Он ушёл из монастыря в дикие края – на реку Исеть. По легенде, взял с собой он только то, что вывез ещё из Тобольска, – образ Успения Божьей матери. Эту тяжеленную икону (размером 88 на 74 см) Далмат примотал к спине. Икона пригибала его, в непогоду ветер дул в неё, как в парус, но Далмат упрямо шагал на Исеть. Он будто предвидел, что несёт на своих плечах не личный портал в небо, а щит для обители, которую ему ещё предстоит построить.

Шлем старца Далмата из музея в Екатеринбурге

На Исети, на некоем «Белом городище», Далмат выкопал себе землянку. «Городище» с окрестными урочищами принадлежало тюменскому татарину Илигею, и он не раз требовал от Далмата убраться вон. Однажды Илигей с отрядом подступился к скиту Далмата, но во сне к татарину вдруг явилась Богородица и потребовала помогать отшельнику. Потрясённый Илигей ушёл, а через год подарил Далмату дорогой доспех и все свои земли по Исети.

Вскоре к Далмату потянулись люди. Рядом с его землянкой они тоже копали себе жилища, заводили пашни и ловили рыбу. Так на бывших землях доброго мусульманина Илигея образовалась целая православная пустынь.

Отшельники жили тихо: постом, молитвой и натуральным хозяйством. Но на Исети всем заправляли кочевники, они держали русские селения в страхе. В 1651 году войско царевича Девлет-Гирея разорило Далматов скит: два десятка жителей убили и столько же увели в плен. Далмата в это время в скиту не было, он вернулся уже на пепелище. Набег превратил пустынь в пустыню: над трупами и развалинами летали вороны и обгорелые страницы молитвенников. Далмат отыскал свою икону. Там, где её схватила рука врага, край доски был обуглен. Далмат снова остался наедине с Богоматерью.

ДАЛМАТОВСКИЙ МОНАСТЫРЬ БЫЛ КРУПНЕЙШИМ КУЛЬТУРНЫМ ЦЕНТРОМ ЗАУРАЛЬЯ. ОН СОДЕРЖАЛ БИБЛИОТЕКУ, ЛАЗАРЕТ И ДУХОВНОЕ УЧИЛИЩЕ. В ЭТОМ УЧИЛИЩЕ, НАПРИМЕР, УЧИЛСЯ АЛЕКСАНДР ПОПОВ – БУДУЩИЙ ИЗОБРЕТАТЕЛЬ РАДИО. ОДНАКО СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ НЕ ПОСМОТРЕЛА НИ НА ЧТО. МОНАСТЫРЬ БЫЛ ЗАКРЫТ И РАЗОРЁН. ПОСТРОЙКИ ЕГО ПОСТЕПЕННО ПРИШЛИ В УПАДОК. СЛАВНОЕ ПРОШЛОЕ ОБИТЕЛИ ИСЧЕЗЛО ИЗ ПАМЯТИ МЕСТНЫХ ЖИТЕЛЕЙ

К счастью, вскоре его разыскал сын Иван. Вместе они восстановили скит. Сын принял от отца монашеский постриг под именем Исаак. Он стал первым помощником Далмату. Вокруг снова начали селиться люди, и через восемь лет власти утвердили пустынь Далмата как Успенский монастырь. Исаака назначили «строителем», а Далмата почитали духовным наставником обители. Старцу было 65 лет. Он обосновался в келье «в затворе», а у двери в келью водрузил для себя гроб как напоминание о неизбежном исходе жизни. Главной святыней обители была всё та же икона Далмата.

Успенский собор Далматовского монастыря

Может быть, эта икона всю жизнь и спасала монахов Далмата и Исаака от костра православной инквизиции, потому что исетские отшельники не приняли реформ патриарха Никона. Первые обвинения отца и сына в расколе прозвучали в 1662 году: монахов вызывали в Тобольск для увещевания, и оно вроде бы возымело силу. Исаака назначили настоятелем монастыря.

Покорность Исаака была только на словах, а на деле обитель Далмата потворствовала старообрядцам. Власти много лет ничего не могли поделать с Исааком. Его снимали с должности, просили «с раскольщиками не чинить раскола», даже на год отправляли на покаяние в Енисейск, но всё напрасно. Под боком у обители цвёл цветник «древлего благочестия» на Ирюмских болотах, вели свою проповедь ересиархи Иванище Кондинский и Авраамий Венгерский. А народ уважал Исаака, и церковное начальство вынуждено было возвращать его к руководству монастыря. В числе самых уважаемых иерархов Зауралья власти даже приглашали Исаака Далматского освидетельствовать обретённые мощи Симеона Верхотурского.

В 1694 году старцу Далмату исполнилось сто лет. Далмат благословил Исаака продать 15 золотых из казны обители и раздать деньги нищим. Умер Далмат 24 июня 1697 года в возрасте 103 лет – «в летах совершенных, созревший в добродетелях, как полная пшеница для небесной житницы». Он чуть было не пережил свой старый и рассохшийся гроб, который простоял в его келье 38 лет. Старца похоронили в этом гробу в склепе на территории монастыря. В нижнем Христорождественском храме Успенского собора монахи создали своеобразный «музей» Далмата: фрески на стене изображали картины из его жизни, а на столе лежали шлем, кольчуга, мантия и клобук старца. Была сооружена крипта: «Посреди стены выкладена пещера, в ней двери, против оных в пещере патрет в человеческий рост начального монаха Далмата, размалёван по приличности красками». Старца Далмата стали почитать как святого, но канонизирован он был только в 2004 году.

А Исаак служил монастырю ещё почти три десятилетия. Архимандрит Исаак умер в 1724 году в возрасте 92 лет. Его погребли в Успенском соборе отцовской обители. Игумен Невьянского монастыря Евсевий после смерти Исаака доносил о его кончине: «Далмат был злой раскольник и Святыя Тайн не приобщался, так и душу свою без покаяния удаляяся от Святыя Церкви изверже, как, впрочем, и его сын Исаак, выплюнувший перед смертью Святое Причастие, чему свидетель был сам». Но эти слова, брошенные вслед двум непокорным владыкам, были бессильны, потому что Богородице виднее.

Портной от бога Культ святого Симеона Верхотурского

В 1692 году в деревне Меркушино, которая была знаменита своими верфями, у церкви архистратига Михаила из земли вдруг начал всплывать гроб. Сквозь его щели были видны нетленные останки погребённого, и от самого гроба исходило райское благоухание. Верхотурскому пушкарю Ивану Григорьеву во сне было видение, что явленные мощи чудотворны. Пушкарь болел, но поехал в Меркушино; там он осыпал себя землёй с гроба – и сразу исцелился. По Зауралью поползли слухи, что в Меркушино Господь открыл народу нового святого, не хуже, чем Василий Мангазейский в Туруханске.

Взошедший к свету гроб с нетленными мощами – событие взыскующее. Через два года митрополит Игнатий (Римский-Корсаков) созвал в деревню Меркушино четырёх самых уважаемых сибирских иереев, среди которых был Исаак Далматовский. Иереи убедились: Сибири возвещён праведник, творящий чудеса. Но кто он? Местные жители не смогли вспомнить, чья это могила у Михайловской церкви. Дело было зимой. Озадаченный Игнатий возвращался в Тобольск по санной дороге, проложенной по льду Туры. Митрополита сморил навязчивый сон. Когда иерейские сани пролетали мимо небольшого прибрежного камня у деревни Трубиной, спящий митрополит увидел перед собой толпу народа, и толпа кричала владыке: «Симеоном его зовут!» Так было названо имя того, кто вернулся к людям в небесном чине.

Этот человек, Семён по прозвищу Пинежанин (то есть с реки Пинеги), пришёл в Верхотурье после Смутного времени. Он был портным: «Ремесло же его было шить шубы с нашивками хамзенными или ирхами». Пинежанин исправно посещал храм, молился и постился, но никаких подвигов веры не совершал. Он прославился другим. В трудах отхожего промысла Семён странствовал по слободам Верхотурского уезда и шил одежду, но старался не брать денег за свою работу. Порой намеренно не доводил работу до конца: например, сошьёт кафтан, но не пришьёт последнюю пуговицу – значит, дело не сделано, и платить не за что. Однажды Семён по недосмотру унёс с собой хозяйскую иголку и вернулся за триста вёрст, чтобы отдать её. В общем, жил он праведно и смиренно, умер около 1642 года и был с честью похоронен у церкви. Но за полвека забылись и добродетели его, и само имя.

И вдруг оказалось, что кроткий портняжка – святой! Люди потянулись в Меркушино, где Симеон исцелял страждущих. Владыка Игнатий составил житие праведника. А поток паломников всё возрастал, Меркушино уже не вмещало гостей, и в 1704 году митрополит Филофей повелел перенести мощи в Верхотурье. Так Семён Пинежанин стал Симеоном Верхотурским.

Камень Симеона на реке Туре

Слава его загремела по всему Уралу и Западной Сибири. Сложился даже наивный иконописный канон Симеона: Симеон в лаптях и синем армяке стоит под елью на берегу Туры, а за рекой – Верхотурский Николаевский монастырь, где покоятся мощи праведника; у ног Симеона помещали ещё одно изображение святого, уменьшенное: маленький человечек в том же армяке сидит на своём любимом камне над Турой с удочкой и рыбачит.

Когда в Верхотурье закроют таможню, городок лишится привычного источника существования, но паломники заменят ему купцов Сибирского тракта: народный культ станет приносить Верхотурью не меньший доход, чем таможенные пошлины. Однако церковь не скоро признает уральского праведника. Симеон Верхотурский будет канонизирован только в 1835 году.

Чем же он так угодил простому народу? Дело в том, что искренний и неофициальный культ местночтимого святого возникает лишь тогда, когда святой выражает главную ценность какого-либо сообщества. Люди начинают поклоняться такому святому даже без санкции церкви; они просят святого о заступничестве и сами пишут иконы, как уж получается. В общем, святые маркируют собой региональную или корпоративную идентичность. Василий Мангазейский выражал приоритет божьих установлений над алчностью и потому стал главным святым пушного промысла. Далмат Исетский выражал стойкость труженика и потому стал главным святым зауральских слобод, которым угрожали степняки. А Симеон Верхотурский воплотил в себе слободской идеал чистого и бескорыстного труда, и потому он станет главным святым уральских горных заводов, где труд почитался за высшую добродетель. Симеон превратится в главного святого заводских рабочих. Чем больше заводов будет на Урале, тем больше будет приверженцев Симеона. И расцвет народного культа слободского праведника придётся на время «силы и славы» заводов – это конец XVIII века и весь XIX век.

КАМЕНЬ СВЯТОГО СИМЕОНА НА БЕРЕГУ РЕКИ ТУРЫ ИМЕЕТ БОЛЬШУЮ И СЛАВНУЮ ИСТОРИЮ. КОГДА-ТО САМ СИМЕОН ЛЮБИЛ СИДЕТЬ ЗДЕСЬ С УДОЧКОЙ И РЫБАЧИТЬ. ВОЗЛЕ ЭТОГО КАМНЯ МИТРОПОЛИТ ИГНАТИЙ УВИДЕЛ ВЕЩИЙ СОН, В КОТОРОМ ЕМУ БЫЛО ОЗВУЧЕНО ИМЯ ЯВЛЕННОГО СВЯТОГО. ЭТОТ КАМЕНЬ ПРИНЯТО ИЗОБРАЖАТЬ НА ИКОНАХ СИМЕОНА ВЕРХОТУРСКОГО – ОН ВОШЁЛ В ИКОНОПИСНЫЙ КАНОН, КАК ГОЛГОФА ИЛИ ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА

Общероссийская известность обрушится на Симеона в начале ХХ века, когда бывший послушник Верхотурского монастыря, тюменский крестьянин Григорий Распутин вдруг окажется спасителем царской семьи: его молитвы, обращённые к Симеону, будут исцелять и хранить наследника престола, а Романовы отблагодарят Верхотурье вниманием и благодеяниями.

«Богоспасаемый град Тоболеск» Тобольск в XVII веке

Тем, кто прибывал в столицу Сибири по рекам, казалось, что город завис на полпути к небу. Троицкий мыс поднимал резную корону кремля ближе к Господу. «Богоспасаемый град Тоболеск», – так подписывал свои чертежи Семён Ремезов, реалист в делах и поэт в душе. Свой город он представлял ангелом: «Грудь его – купеческий торг. Правый бок – неприступный яр. Правое крыло – Тобол до степей в подкрылии. Левый бок – острожный вал. Левое крыло – Иртыш с подперием. Одежду носит княжескую. Испод из драгоценных пушных зверей. Окутан светлым воздухом – учением Евангельским. Испещрён златовидно блистанием Солнца и звёзд».

Но Тобольск не витал в облаках. В XVII столетии он подгрёб под себя богатый пушной торг и удобно устроился на мягких тюках. К концу века Тобольск уже перерос Псков и сравнялся со Смоленском. В городе было 3 000 дворов и 13 000 жителей. В Тобольский разряд входило шесть десятков городков и слобод с населением в 153 000 человек.

На кромке Алафейских гор красовался бревенчатый кремль. За XVII век его перестраивали и расширяли шесть раз. Кремль состоял из трёх «дворов»: Воеводского, Гостиного и Софийского – резиденции митрополитов. Двор воеводы загромождали казённые постройки: воеводская усадьба, приказная палата, избы различных приказов (стрелецкого, «пехотского», разбойного), Вознесенская и Троицкая церкви, кузня, зелейный погреб, пушечный амбар и тюрьма. На деревянной Спасской башне били часы-куранты.

От Княжьей башни Воеводского двора в город спускался бревенчатый мост. Софийский и Воеводский дворы были разделены оврагом Прямского взвоза, который выводил на Красную площадь у Софийского собора; другой взвоз – Казачий – поднимался с Нижнего посада к Никольской церкви на углу Софийского двора. Кремль всегда заполняла толпа: казаки, служилые люди, дьяки, челобитчики, купцы и работники. Посадские жители толкались в шумных торговых рядах, где вопили лотошники, бирючи выкликали указы воевод, нищие просили милостыню, а писцы за деньги составляли мужикам «ябеды». Попы и монахи, проходя через кремль, скороговоркой молились на кресты храмов, чтоб не увязнуть в скверне бурлящей жизни.

Вокруг Кремля рассыпались усадьбы Верхнего посада. Жить здесь было неудобно: на верхотуре Алафейских гор не было ни речек, ни колодцев, и по взвозам безостановочно тащились телеги и сани водовозов; вода текла сквозь щели бочек прямо на дорогу, летом превращая её в глиняное месиво, а зимой – в ледяной жёлоб. У воротных башен Кремля в кабаках гомонили пьянчуги, а ямщики лениво поджидали заказчиков. Звенели колокола Вознесенской церкви, при которой была богадельня, и Успенского девичьего монастыря, где коротали век печальные вдовы погибших ратников.

Верхний посад огораживала деревянная линия укреплений – острог. В 1688 году последней его перестройкой руководил главный чертёжник Тобольска Семён Ремезов. За острогом раскинулись беспорядочные слободы, пашни, выпасы и сенокосы, а дальше стеной стояла тайга.

Нижний посад рассекали извилистые речки, перекрытые плотинами с мельницами. Через речки были перекинуты мосты. Подворья строились без всякой системы, как душе заблагорассудится, и улочки посада пролегали вкривь и вкось. Очень сурово смотрелись глухие сибирские ограды – заплоты из лежачих брёвен, но их перебивали нарядные ворота с резьбой и кровлями. «Висячие» крылечки высоких домов выходили во дворы, а на улицу глядели маленькие окошки с кружевными наличниками. Над тесовыми крышами вздымались шатры колоколен и лемеховые луковки церквей – Сретенской, Благовещенской, Архангельской и комплекса Знаменского монастыря.

Жилые усадьбы сменялись мастерскими ремесленников. Главный торг Нижнего посада располагался на Троицкой площади; в Троицкой церкви купцы могли поклясться о сделке, не отходя от «рабочего места». Берег Иртыша занимали многочисленные пристани: причалы, амбары для товаров и снастей, верфи-плотбища, склады брёвен и досок, пильные мельницы. На воде покачивались десятки парусных кочей и дощаников. Поодаль замкнуто стояла Бухарская слобода с мечетью – уголок Средней Азии в Сибири.

Чертёж Тобольска из книги Ремезова

По делам и просто так тоболяки встречались в кабаках, кружалах или корчмах, где хозяйничали целовальники. Самыми злачными местами были подпольные «зерновые дворы» – притоны, где играли в зернь. Столь же злодейскими были и торговые бани: при них обретался всякий лихой сброд – беглые, контрабандисты, мошенники и бродячие колдуны.

О КРУГЕ ИНТЕРЕСОВ РЕМЕЗОВА, О ЕГО ПЛАНАХ И ЗАБОТАХ СЛЕДУЕТ СУДИТЬ ПО «СЛУЖЕБНОЙ ЧЕРТЁЖНОЙ КНИГЕ». ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК, РЕМЕЗОВ СОБРАЛ ВСЕ СВОИ НАБРОСКИ, ЗАРИСОВКИ, ТЕХНИЧЕСКИЕ ЗАПИСИ, НЕВОСТРЕБОВАННЫЕ КАРТЫ, ЧЕРНОВИКИ, ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОПЫТЫ, И ПЕРЕПЛЁЛ В ОТДЕЛЬНЫЙ ТОМ – «СЛУЖЕБНУЮ КНИГУ». БЛАГОДАРЯ ЭТОМУ МОЖНО ВИДЕТЬ НЕ ТОЛЬКО РЕЗУЛЬТАТ, НО И ПРОЦЕСС ТВОРЧЕСКОЙ РАБОТЫ СИБИРСКОГО МАСТЕРА

Город жил активной общественной жизнью, и скучно здесь никому не было. По церковным праздникам устраивались пышные богослужения и крестные ходы. По народным праздникам – гулянья с разными потехами вроде кулачных боёв, взятия снежной крепости, катаний с гор или хороводов. С начала апреля до ледохода Тобольск веселила ярмарка; она «приезжала» из Ирбита, а потом «уплывала» в Енисейск. Развлечением были и публичные экзекуции; на правёже били должников кнутом или батогами, а казнь – она и есть казнь: виселица или плаха. Поглазеть на эту жуть собирался весь город.

В Тобольске существовал невольничий рынок, где продавали «ясырей» – рабов. Чаще всего это были инородцы. Девка, например, стоила как шесть коров. «Ясыри» были в услужении во многих зажиточных семьях, ничего зазорного в том не видели. Если «ясырь» – язычник принимал православие, его положено было отпустить на волю. Несмотря на такой «ущерб» хозяйству, крещению не препятствовали. А ещё на невольничий рынок выставляли невест. В Сибирь с Руси под конвоем пригоняли разных блудниц, воровок, нищенок и разбойниц; холостые мужики покупали их себе в жёны.

Город работал, торговал, молился, плакал, радовался и надеялся на лучшее, и Сибирь для него была не злой мачехой, а доброй матерью. Из больших церквей, где сияли золотые иконостасы, и даже из лачуг, где перед облупленной иконой чадила последняя лучина, к сибирскому небу взлетали людские просьбы о божьем попечении «богоспасаемого града Тоболеска».

Познавая вселенную Картография Семёна Ремезова

Долгое время в Тобольске Семёна Ремезова знали всего лишь как сына Ульяна Ремезова – того, кто увёз джунгарам кольчугу Ермака и указал русским могилу атамана. В служилые люди Семёна поверстали очень поздно – в 40 лет. Это произошло в 1682 году. Семён служил исправно: ходил с отрядами по Иртышу, Ишиму, Оби, Тоболу и Туре; бился с казахами «лицом на лицо»; был «ясашным сборщиком», «выдельщиком» (тем, кто отнимает у слобожан «государеву долю» произведённого продукта) и «выимщиком» (тем, кто конфискует нелегальный товар); участвовал в переписях крестьян.

Однако начальство обратило внимание, что к своим отчётам о службах Ремезов-младший прикладывает ещё и добротные чертежи селений и рек – «сметы» и «меры». Семёну нравилось изображать землю, у него это хорошо получалось. И уже в 1685 году его присоединили к приказным подьячим, которые перерисовывали и дополняли знаменитую карту Сибири, сделанную по велению воеводы Годунова. Ремезов потихоньку становился картографом.

Карта Ремезова

Картография в ту эпоху была не наукой, а скорее искусством вроде иконописи. Русские карты отличались от европейских своим прагматизмом: их чертили сугубо для дела. Основой карты чаще всего был путь – дорога или река. Графическая форма была вторичной. Расположение по сторонам света – произвольное, обычно «югом кверху». Если не хватало места на листе, то изображение легко могли «загнуть вбок». Условных знаков и какой-либо унификации не существовало. Масштаба не было. Координат ещё не использовали. Пропорций не соблюдали. Изображение покрывали многочисленными сопроводительными надписями самого разного содержания. Расстояния обозначали в днях пути – пешего, санного, конного или водного. Вообще, «география» в те времена состояла из «космографии» – описания мира в целом, и «хорографии» – описаний отдельных территорий.

КАРТЫ СЕМЁНА РЕМЕЗОВА СЛУЖИЛИ НЕДОЛГО. АКТИВНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ СИБИРИ УТОЧНИЛИ ГЕОГРАФИЮ ОТДАЛЁННЫХ ТЕРРИТОРИЙ, К ТОМУ ЖЕ ИЗМЕНИЛАСЬ САМА КОНЦЕПЦИЯ КАРТОГРАФИИ – ИЗ «ОПРОСНОЙ» ОНА ПРЕВРАТИЛАСЬ В «ИЗМЕРИТЕЛЬНУЮ» И «ИНСТРУМЕНТАЛЬНУЮ». НО СТАРИННУЮ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНУЮ СИЛУ РЕМЕЗОВСКИХ КАРТ ОТМЕНИТЬ НЕВОЗМОЖНО, И ПОЭТОМУ ОНИ СТАЛИ ХУДОЖЕСТВЕННЫМ БРЕНДОМ СИБИРИ

Карты тогда делали на основе наблюдений, а не измерений. Источником информации были словесные описания, зачастую – полученные из третьих рук. Однако расспросы свидетелей Ремезов проводил весьма масштабно: скажем, для «Чертежа межевой башкирской земли с слободами» он опросил 720 человек. Главной удачей для Семёна Ульяновича была возможность побеседовать с очевидцем. Например, в 1700 году в Тобольске проездом появился землепроходец Владимир Атласов – исследователь Камчатки. Ремезов терзал его несколько дней, выясняя географию полуострова, а потом уговорил воеводу Черкасского вскрыть запечатанный сундук с документами Атласова, чтобы переписать «сказки» казака и перерисовать его карты.

Памятник Семёну Ремезову в Тобольске

В 1696 году боярским «приговором» воеводе Нарышкину было указано изготовить общий большой чертёж Тобольского разряда и малые чертежи уездов. Эту работу воевода поручил Ремезову. Вместе с помощниками Ремезов выехал на сбор материалов. Нарышкин обязал уездных воевод и приказчиков помогать Ремезову: предоставлять постоялые дворы, чернила и свечи; отправить к Ремезову знатоков, которые описали бы дальние края.

КАРТЫ РЕМЕЗОВА БЫСТРО УСТАРЕЛИ. ПОЧТИ ВСЕ ЕГО ПОСТРОЙКИ БЫЛИ СНЕСЕНЫ. УЧЁНЫЕ НАПИСАЛИ КУДА БОЛЕЕ ТОЧНЫЕ ТРУДЫ ПО ИСТОРИИ И ЭТНОГРАФИИ СИБИРИ. И РЕМЕЗОВ НЕ ОСТАВИЛ УЧЕНИКОВ, КОТОРЫЕ ПРОДОЛЖАЛИ БЫ ЕГО ДЕЛО И РАЗВИВАЛИ ЕГО ИДЕИ. И ВСЁ ЖЕ ФИГУРА СЕМЁНА РЕМЕЗОВА ПО-ПРЕЖНЕМУ САМАЯ ВАЖНАЯ В КУЛЬТУРЕ СИБИРИ XVII И XVIII ВЕКОВ. ДА И НЫНЕ РЕМЕЗОВ ОСТАЁТСЯ АКТУАЛЬНЫМ. ПОЧЕМУ? ПОТОМУ ЧТО ГЛАВНОЕ ЕГО ЗНАЧЕНИЕ НЕ В КАРТАХ, НЕ В ЗОДЧЕСТВЕ И НЕ В ЛЕТОПИСЯХ. ЕГО УРОК – НРАВСТВЕННЫЙ: ЛЮБОВЬ К РОДИНЕ ОЗНАЧАЕТ ЗНАНИЕ РОДИНЫ И СОЗИДАТЕЛЬНУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Своё первое важное задание Ремезов исполнил за год. Он составил целый комплект подробных чертежей Тобольского разряда, переплёл их и назвал этот атлас «Хорографической книгой». В неё по своему почину он включил «Чертёж каменной степи» и «Чертёж Казачьи орды» – карты южной степной Сибири, Казахстана, «Бухареи» и вообще Средней Азии. Всего у Ремезова набралось больше сотни листов. «Книгу» увезли в Москву.

Бояре высоко оценили труд Ремезова: воеводу Нарышкина наградили грамотой с похвалой «в полности мастерства», а Ремезову увеличили оклад, разрешили официально называться «зографом» («изографом») и поверстали в службу старшего сына Леонтия – помогать отцу в картографических делах.

В 1698 году Ремезов ездил в Москву в Сибирский приказ. Его целью были дела строительные, но дьяк Виниус, глава приказа, заодно поручил «зографу» разобрать пыльный ворох карт из архива и на лощёном полотне «шти аршин длины и четырёх поперешнику» составить сводный «Чертёж всех сибирских градов и земель». Ремезов сделал. Этот огромный холст Виниус преподнёс самому государю, и Пётр был впечатлён. Вскоре Ремезову огласили царское задание: изготовить новый атлас Сибири.

Государев заказ Ремезов исполнил уже в Тобольске. В работе ему помогали три сына. Семён Ульянович назвал свой «изборник» безыскусно – просто «Чертёжная книга Сибири». На 24 листах дорогой александрийской бумаги Ремезов изобразил всю азиатскую Россию. Чертежи были красивые и яркие: реки – лазоревые, горы – охряные, леса – малахитовые, подписи – чёрные, а важные сведения – киноварью. «Чертёжная книга» стала вершиной сибирской картографии и самым подробным собранием сведений о Сибири на рубеже веков. В конце 1701 года Ремезов отослал свой труд в Москву.

Он не был «самородком», который «изобретает велосипед». Ремезов тщательно изучал работы предшественников: Большой Чертёж с его Книгой, карты Герберштейна и Спафария, Витзена и Виниуса, «годуновский» чертёж. Ремезов понимал смысл процесса генерализации (отбора важного) и необходимость масштаба – «миллиарии». Ремезов знал, что Земля круглая, что Россия находится в «ветхом свете», а на другом боку земного шара лежит Америка (он писал «Магеланика»). Он знал компас – «матку», «церкиль» («кружало») и румбы – «ветры». Но применить эти знания на практике Семён Ульянович не умел и, конечно, никогда не слышал о широте и долготе, о полюсе и экваторе, о системе координат и проекции Меркатора. Когда он начинал рассуждать о географии, то его речь превращалась в заклинания: «Тобольский град отстоит от среды мира в полунощи хладной страны, философски в части ребра северова в степи, части на вселенней длины 90 градусов и ширине 700 миль, под небесною планидою Солнцом счасливою и красноцветущею, под размером Зодияка от Лва воздушного пояса»…

В техническом отношении карты Ремезова устарели очень быстро. Но они сослужили огромную роль в качестве описания Сибири. Тобольский «зограф» Ремезов, одновременно смиренный и дерзкий, полагал, что создаёт прикладную «хорографию», а на самом деле он формировал мировоззрение.

Вице-король Сибири Деятельность Михаила Черкасского

Самый долгий срок сибирского воеводства – двенадцать лет – выпал князю Михаилу Яковлевичу Черкасскому, последнему тобольскому воеводе.

Род Черкасских обладал огромными земельными владениями, и князья Черкасские всегда состояли при русских царях на самых важных должностях. Михаил Яковлевич служил царю Петру с его отрочества. Возмужав, Пётр по-прежнему доверял Черкасскому как отцу родному, хотя князь был типичным московским боярином, вальяжным и бородатым, а таковых Пётр не жаловал. В феврале 1697 года Пётр назначил князя Михаила Яковлевича старшим воеводой в Тобольск, а Пётр Михайлович, старший сын князя, ближний стольник, поехал в Сибирь вслед за отцом младшим воеводой.

Правление князя Черкасского стало золотым веком и лебединой песней сибирского воеводства. Князь оказался мужем зрелым и разумным, сам жил – и другим не мешал, умеренные новшества поддерживал, а неумеренные – придерживал. В Москву исправно увозили пушнину. Всё было благополучно. Черкасский полностью устраивал Петра, и царь неоднократно благодарил князя. Впервые о тобольском воеводе говорили как о человеке бескорыстном и честном. Всем другим сибирским воеводам запрещалось принимать у себя в гостях родственников, чтобы не умножать воровства, а для Черкасского царь сделал исключение. Иностранцы называли Михаила Яковлевича «вице-королём Сибири» – по аналогии с владыками Сицилии, Индии или Перу.

Впрочем, конечно, далеко не всё у «вице-короля» проходило гладко. В сентябре 1700 года в Тобольске умер Пётр Черкасский, сын князя Михаила. Причина его смерти неизвестна. На смену почившему младшему воеводе Сибирский приказ прислал другого княжеского сына – Алексея. Он приехал в 1701 году и служил в Сибири до 1704 года.

Под рукой Михаила Яковлевича зацвёл талант зодчего Семёна Ремезова. В 1698 году Ремезову было поручено возглавить всё каменное строительство Тобольска. За уроками ремесла Ремезов отправился в Москву и там жил в доме князей Черкасских. А потом в Тобольске он возвёл Приказную палату и Гостиный двор. По масштабу Тобольский гостиный двор оказался вторым в державе – так умножилась сибирская торговля при князе Черкасском.

Гостиный двор в Тобольске

В эти же годы в Верхотурском уезде задымили первые горные заводы России – Невьянский, Каменский, Алапаевский и Уктусский. В Тобольске на деньги Артиллерийского приказа Черкасский устроил Ружейный двор – первую в Сибири мануфактуру. Из уральского железа оружейники ковали фузеи и мушкеты для сибирских служилых. Заведовал двором суздальский мастер Никифор Пилёнок. С собой в Сибирь он привёз 47 родственников, и мануфактура превратилась в вотчину клана «пилёнков». Обнесённый высоким бревенчатым заплотом, чтобы не глазели зеваки, Ружейный двор встал на окраине Тобольска за речкой Абрамовкой, а рядом разрослась Бронная слобода. Свои самопалы мануфактура начала выдавать в 1701 году. Пилёнок дважды ездил в Москву посмотреть на Ружейный двор Избранта Идеса, но до механизации труда так и не дозрел: Пилёнку не понравилось водяное колесо, и он решил, что ручная работа «гораздо лехче и поспешнее». А неугомонный Семён Ремезов – вообще-то сын пороховщика, «зелейного мастера», – устроил на легендарном Искере мастерскую по производству селитры, чтобы у сибирских ружей был свой порох. В 1719 году мануфактура «пилёнков» будет производить около тысячи стволов в год, и здесь будут трудиться больше сотни работников. Пару добрых тобольских мушкетов возьмёт себе царь Пётр. Ружейный двор закроется лишь в конце XVIII века, но оружейные мастерские в окрестных сёлах сохранятся до ХХ века.

А вот с владыкой Филофеем отношения у Черкасского не сложились.

ГОСТИНЫЙ ДВОР В ТОБОЛЬСКЕ СПЛАНИРОВАЛ МАСТЕР ГЕРАСИМ ШАРЫПИН, КОТОРЫЙ СТРОИЛ ЕЩЁ СТЕНЫ И БАШНИ СОФИЙСКОГО ДВОРА. НО ШАРЫПИН УМЕР В 1704 ГОДУ, И СТРОИТЕЛЬСТВО ВОЗГЛАВИЛ РЕМЕЗОВ. СУДЯ ПО ПРИКАЗНОЙ ПАЛАТЕ, РЕМЕЗОВ БЫЛ БОЛЕЕ ОРИЕНТИРОВАН НА СВЕТСКОСТЬ, ЖИЗНЕРАДОСТНОСТЬ АРХИТЕКТУРЫ, И ЗАМКНУТОМУ ГОСТИНОМУ ДВОРУ, ПОХОЖЕМУ НА СУРОВУЮ СРЕДНЕВЕКОВУЮ КРЕПОСТЬ, ОН СУМЕЛ ПРИДАТЬ НАСТРОЕНИЕ ПРАЗДНИКА, ЯРМАРОЧНОГО РАЗВЛЕЧЕНИЯ, ДРУЖЕЛЮБИЯ. ЭТО И ДЕЛАЕТ ГОСТИНЫЙ ДВОР ТАКИМ ОБАЯТЕЛЬНЫМ

В 1701 году на Воеводском дворе князь открыл первую в Сибири школу. Учителями Черкасский поставил пленного шведа Антона Деловала и двух ссыльных из Томска – братьев Дровниных: «иконника» и колдуна Ваську и «распопа» Гришку. Васька в Москве в 1691 году собирался навести порчу на малолетних царей Ивана и Петра, а царевну Софью обещал вызволить из монастыря и выдать замуж за придворного писателя Сильвестра Медведева. Заговор раскрыли; Сильвестру отрубили голову, а злокозненных братьев сослали в Сибирь. В школе Черкасского обучалось больше сотни недорослей. Они зубрили грамматику, арифметику, геометрию, фортификацию, а латынь им преподавать не стали, поскольку «в Сибири говорить на латыни не с кем».

Но в 1702 году владыка Филофей перевёл школу к себе на Софийский двор, переделал в «Славяно-русскую» – вроде украинских коллегиумов – и прогнал братьев Дровниных. Видимо, с этого деяния начался разлад между энергичным реформатором Филофеем и неторопливым традиционалистом Черкасским. Конфликт воеводы и митрополита привёл к тому, что Филофей оставил Софийский двор в Тобольске и перебрался в Преображенский монастырь в Тюмени. Однако на карьере Черкасского это не сказалось.

Князь воеводил до весны 1710 года. Годы брали своё, и царь Пётр был вынужден отпустить «вице-короля» Сибири на покой. Михаил Яковлевич вернулся в столицу и в 1712 году умер. Закончилась эпоха сибирских воевод. Сибирь взял в руки первый губернатор – князь Гагарин. Однако век его окажется недолгим, и вторым губернатором Сибири царь назначит князя Алексея Михайловича Черкасского – сына «вице-короля». «Король умер – да здравствует король!»

Тобольск – заново Градостроительный план Ремезова

Деревянный Тобольск, как и другие русские города, застраивался как попало. А в петровские времена понимание города изменилось. Город – это не просто сборище домов, а особая структура. Город должен быть ясным и доступным; его должны пересекать магистрали, ведущие к торговым и культовым центрам; он создаётся для публичной жизни, а не для обороны от врагов. 18 мая 1697 года Сибирский приказ повелел перестроить Тобольск: сделать его более компактным и – насколько возможно – перевести казённые здания в камень. Требовалось сначала начертить план кремля в соотношении с другими постройками («где строению быть, чтобы город не утеснить») и составить смету: «сколько надобно того и этого и почём станет».

Для исполнения градостроительной миссии воевода Черкасский избрал Семёна Ремезова, только что произведённого в «изографы», хотя в Тобольске жили и другие мастера, а Ремезов не имел опыта каменного зодчества. Семёну Ульяновичу было уже 55 лет, но, видимо, он оказался переимчивее прочих, способнее к новшествам, а потому получил от воеводы аванс – «обнадёжился пожалованьем» – и сразу приступил к делу.

Ремезовский проект типового здания

Ремезов уже не раз обмерял Тобольск, и сейчас вместе с подмастерьями заново перемерил весь город «вкруг, вдоль и поперёг». Он начертил большой «Чертёж Тоболеск под каменное строение», в котором тщательно указал «длинники городу», «поперешники нагорные», все «межи посадов» и «заклюки» улочек, а также «улиц и переулков имени и назвищи». Ремезов – насколько понимал суть новшеств – создал план «регулярного» города с прямыми проспектами-«першпективами», хотя даже Петербурга в то время ещё не существовало. Выдираясь из воеводского средневековья, сибирский «изограф» сам себе, без совета со стороны, был «петровской эпохой».

ЧТОБЫ ПРИНЯТЬ ИДЕЮ ТИПОВОЙ ЗАСТРОЙКИ, НУЖНО ОБЛАДАТЬ СУХИМ РАЦИОНАЛЬНЫМ МЫШЛЕНИЕМ ИНЖЕНЕРА. И РЕМЕЗОВ ИМ ОБЛАДАЛ. И В ТО ЖЕ ВРЕМЯ ОН БЫЛ ПОЭТОМ И МУДРЕЦОМ. С ГОРЕЧЬЮ ЭККЛЕЗИАСТА ОН ПИСАЛ: «У НЕРАЗУМНЫХ ЮНОСТЬ И КРЕПОСТЬ ТЕЛЕСНАЯ ПРЕВРАЩАЮТСЯ В СТАРОСТЬ, СЛАВА – В ПЕЧАЛЬ, А БОГАТСТВО РАЗОРЯЮТ СМЕРТЬ И ТЛЕН, И ЛЮБОЕ ВЕСЕЛИЕ ЖИЗНИ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ПЛАЧЕМ. ПРАВДА ЖЕ НЕ ПОГИБАЕТ ВОВЕКИ. ВОР НЕ ЛЮБИТ СОЛНЦЕ, А ГОРДЫЙ – СМИРЕННОГО. ОТТУДА, ГДЕ СВАРА И РОЗНЬ, УХОДИТ БОГ»

Ремезов написал «розметы» и высчитал стоимость работ: 44 255 рублей. Планы и бюджет требовалось утвердить в Москве. В июне 1698 года Ремезов с сыновьями и со всеми документами выехал на переговоры к главе Сибирского приказа дьяку Андрею Виниусу. В столицу Ремезовы прибыли в августе, и их поселили в огромном тереме князей Черкасских.

В Сибирском приказе Ремезов обсудил с Виниусом свои замыслы каменного строительства и защитил расчёты. В Оружейной палате Ремезову выдали «фряжскую книгу» по зодчеству и обучили азам строительных работ: как сооружать копры для битья свай, как механизировать подъём материалов на гору, как мять глину, готовить известь, обжигать кирпич, выкладывать стены, арки и своды. Грамотой от 4 декабря прошедший обучение Ремезов был официально назначен главным архитектором Тобольска и начальником строительства. Потом Ремезовы отправились обратно. В четыре месяца «командировки» вместилось всё знакомство Семёна Ульяновича с каменной архитектурой и современным градостроительством. Всё, что Ремезов задумал и осуществил в Тобольске, было основано на впечатлениях из этой поездки.

Возведение нового Тобольска началось с главного административного здания – с Приказной палаты. Палата была готова к середине лета 1701 года, а 4 июня, незадолго до завершения работ, в Тобольске вспыхнул огромный пожар. На Верхнем посаде сгорело 876 дворов, на Нижнем – 206. Город будто бы сам расчищал себя для преобразований, и 16 ноября в Тобольск доставили очередной указ Петра о застройке города. Теперь Пётр требовал типовых зданий для горожан, хотя никаких примеров не предлагал.

Ремезов самостоятельно разработал проекты типовых домов. За образец он взял обычный бревенчатый сруб длиной и шириной в три сажени. Дома должны были стоять единым ровным строем на высоких подклетах (нижних полуэтажах) и входами смотреть на улицы, как положено в Европе, а не в огороженные дворы, как обычно на Руси. Ремезов предусмотрел два варианта типового дома. Для тех, кто побогаче, – кирпичная «палатка» с аркой вместо крыльца и с черепичной крышей, которую можно разобрать и надстроить второй этаж. Для тех, кто победней, – дом из бруса, причём на два «жилья» («квартиры»). При архаичном облике зданий, инженерные и, так сказать, социальные идеи Ремезова обогнали время на столетие, а то и больше.

Воевода князь Черкасский поддержал проекты своего «изографа». На торговых площадях, с папертей храмов и галереи Приказной избы глашатаи-бирючи прокричали народу, что стройматериалы для типовых домов воевода отпускает из казны по себестоимости всем, кто пожелает, – только стройте, православные. И в Тобольске действительно построили несколько типовых домов по проекту Ремезова. Но увы: властям не хватило ни денег, ни настойчивости, чтобы довести модернизацию до конца, и в целом затея не реализовалась, а новшества не прижились. «Старина» одержала победу. Но попытка градостроительной революции вызывает восхищение.

«Строение по чертежю» Приказная палата и Гостиный двор

Ремезов не откладывал дела́ в долгий ящик. Сразу по возвращении из Москвы он приступил к подготовке строительных работ. В январе 1699 года вместе с подмастерьями Ремезов выехал на Тобол искать известь. Весной в Тобольске началось производство кирпича. Кирпичные «сараи» находились на Нижнем посаде под Паниным бугром. Там трудились ссыльные стрельцы, участники стрелецкого бунта 1698 года, приговорённые к смертной казни, но высланные в Сибирь. Стрельцов было 103 человека. Они жили в «тюремных избах» и работали в цепях. Каждый должен был в день изготовить триста кирпичей, за это полагалась полная пайка. Но стрельцы делали в лучшем случае двести кирпичей, поэтому голодали. Ремезов попытался хоть немного облегчить жизнь подневольных, но его строго одёрнули.

Потом на строительство направили ещё 300 человек. Из Москвы обозы везли «связное» и «дощатое» железо. Работники мастерили инструмент, сооружали необходимые деревянные конструкции, запасали материалы: известь, глину, сваи, тёсаные доски, брус, крепёжные скобы и «тяги».

К возведению палаты Ремезов подошёл со всей серьёзностью, как учили в Москве, и сначала приготовил архитектурный чертёж. Впрочем, чертежи Ремезов понимал ещё по-старинному: он изображал как бы «сокращённую» идею здания. Рисунок совмещался с планом, проекций Ремезов не знал, пропорции были приблизительные, и на внешний вид накладывались схемы внутренних помещений. Приказная палата оказалась диковатым гибридом «нарышкинского» и европейского барокко. На Ремезова явно произвели сильное впечатление причудливые и фигурные строения Крутицкого терема в Москве, а европейские формы он увидел во «фряжской книге».

Утром 9 мая 1700 года на Воеводском дворе после торжественного молебна под колокольный благовест был заложен первый камень Приказной палаты. Это было официальное «начало каменного строения по чертежю». На стройке работали 60 каменщиков, 90 казаков и 50 ссыльных.

По структуре Палата была традиционным гражданским сооружением. Нижний ярус – высокий подклет, разделённый на пять «камор». Второй ярус – три зала: Крайний, Тронный и Передний. Их двери выходили на галерею. Вниз с галереи вела открытая наружная лестница – рундук. Палата была по-европейски украшена колоннадой, но за ней укрывались древнерусские тройные окна с наличниками, «гирьками» и узорочьем. Колонны и узорочье были белые, а стены – красные. Крутую крышу украшали дымовые трубы, флюгера, «чердаки» в виде «бочек» и окошки-«слухи» разнообразной формы.

Ремезовский проект Приказной палаты

Увы, удивительная Приказная палата не дойдёт до наших дней. Её разберут на кирпич ещё в конце XVIII века.

А для Ремезова первая большая работа едва не стала последней. В ходе строительства Семён Ульянович погряз в каких-то неприятностях. О них воевода Черкасский сообщил Петру: «Явились ево, Семёновы, будучи у того дела, многие блудни, а какие, о том к тебе, великому государю, мы, холопы твои, писать будем впредь». Видимо, сметы Ремезова оказались весьма неточные, реальный расход средств не совпал с заявленным, вот у воеводы и родились подозрения в «блуднях», то есть в жульничестве зодчего. Когда Приказная палата была закончена, Черкасский отстранил Ремезова от дальнейших работ. Опала архитектора продолжалась полтора года.

ПРИКАЗНАЯ ПАЛАТА РЕМЕЗОВА – НЕМЫСЛИМАЯ ЭКЛЕКТИКА НАЧАЛА XVIII ВЕКА. В КОНСТРУКЦИИ ПАЛАТЫ РЕМЕЗОВ ВОПЛОТИЛ ВСЕ СВОИ ЗНАНИЯ ОБ АРХИТЕКТУРЕ. ЗДЕСЬ И ПРИНЦИПЫ ДРЕВНЕРУССКОГО ЗОДЧЕСТВА, И ДЕКОРАТИВНОСТЬ «НАРЫШКИНСКОГО БАРОККО», И ЕВРОПЕЙСКАЯ ОРДЕРНАЯ СИСТЕМА. С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ИСКУССТВА, ПРИКАЗНАЯ ПАЛАТА – ВАРВАРСКАЯ ДИЧЬ, НО ОНА ПОЛНА НЕОТРАЗИМОГО ОБАЯНИЯ И ЕСТЕСТВЕННОЙ ЖИЗНЕРАДОСТНОСТИ

Однако потом воевода всё же простил своего «изографа» и вернул к трудам. Черкасский поручил Ремезову возвести каменный Гостиный двор. Комплекс, задуманный Семёном Ульяновичем, представлял собой что-то среднее между древнерусской крепостью и бухарским караван-сараем. Строительство началось в 1704 году, а завершилось в 1706-м.

Двухэтажное здание было выстроено в каре. По углам возвышались четыре круглые башни. Они выглядели очень живописно: с машикулями – «косыми бойницами», с зубцами-мерлонами типа «ласточкин хвост» и тесовыми шатрами. Западные ворота находились в квадратной башенке с часовней, а восточные – в такой же башенке с таможней. На подземном ярусе располагались склады, на первом ярусе – 65 лавок, на втором – жилища купцов. Лавки и жилища были обращены выходами во внутреннюю галерею, а её от двора отделяла двухрядная аркада. Гладкие плоскости наружных стен были оживлены линиями «лопаток» и маленькими окошками с наличниками. Хотя в общем композиция комплекса была «закрытая», ещё средневековая.

НЕСОМНЕННО, ОБРАЗЦОМ ДЛЯ ПРИКАЗНОЙ ПАЛАТЫ РЕМЕЗОВУ ПОСЛУЖИЛ КРУТИЦКИЙ ТЕРЕМОК В МОСКВЕ. ЕГО СТРУКТУРА «ПАЛАТЫ НАД ВОРОТАМИ» ЛЕГКО МОДИФИЦИРОВАЛАСЬ В ТУ КОМПОЗИЦИЮ, КОТОРУЮ ПРИДУМАЛ РЕМЕЗОВ, И ЭТО ПРЕОБРАЗОВАНИЕ БЫЛО ОРГАНИЧНО ДЛЯ КРУГОЗОРА РЕМЕЗОВА. КРУТИЦКИЙ ТЕРЕМОК СОВПАДАЕТ С ПРИКАЗНОЙ ПАЛАТОЙ И СВОИМ ХАРАКТЕРОМ – ОДНОВРЕМЕННО ПРИВАТНЫМ И ПУБЛИЧНЫМ, И СВОЕЙ НАРЯДНОЙ ЖИВОПИСНОСТЬЮ

Гостиный двор сразу стал самым узнаваемым и самым обаятельным памятником Тобольска. Практически не знакомый с историей архитектуры, Ремезов каким-то наитием уловил, что эпические и суровые формы русского зодчества (в этом духе построена тобольская София) к излёту XVII века уже превратились в декоративные, «игровые». Лёгкий характер и весёлый облик Гостиного двора отражает смену культурных эпох, когда «гражданское» и «светское» восторжествовали над «воинским» и «духовным».

Крутицкое подворье в Москве

А после Гостиного двора в Тобольске воцарилось строительное затишье – городу не хватало ресурсов. В 1710 году Пётр нанёс сокрушительный удар по каменному зодчеству Тобольска: по указу государя новоучреждённая Сибирская губерния обязана была направить в Петербург 299 мастеров-строителей. Потеря трёхсот специалистов лишила бы Тобольск всех кадров: впрочем, неизвестно, был ли выполнен этот указ. А строительные работы в Тобольске возобновятся только после прибытия губернатора Гагарина.

Русское vs. Голландское Деятельность Андрея Виниуса

Андрей Андреевич Виниус в эпоху Петра оказался идеальным русским, потому что по происхождению был голландцем. Царь верил в Россию и мечтал перестроить её по образцу обожаемой им Голландии.

В тридцатые годы XVII века под Тулой нашли железную руду, и голландский хлебный торговец Андреас Вениус получил разрешение построить здесь железоделательные и оружейные мануфактуры. Предприимчивый купец принял русское подданство, перешёл в православие и добился дворянского титула. Его сын Андрей, который потом стал Виниусом, родился в 1641 году и рос в Немецкой слободе – в «элитном районе» Москвы той эпохи. Дома он занимался математикой, химией, географией, богословием и языками – немецким, голландским и английским, а от отца перенял заводское дело.

В 23 года Виниус поступил на службу переводчиком в Посольский приказ и разъезжал по Европе, потом его назначили главой Почтового ведомства, потом – Аптекарского приказа. Любознательный и образованный Виниус дружил с юным царём Петром, обучал его латыни и поддерживал все его замыслы. В 1697 году Пётр назначил Виниуса главой Сибирского приказа.

Сибирский приказ – министерство по делам Сибири – был, пожалуй, самой коррупционной структурой в государстве, потому что ведал пушниной – главной валютой России. Пётр надеялся, что Виниус, почти что европеец, устоит перед русским грехом лихоимства. И Виниус проявил себя вполне прогрессивным деятелем. Например, в 1700 году он перевёл документы из формата «столбцов» (свитков, к которым подклеивали последующие бумаги) в удобную форму тетрадей. Но главным его свершением стала организация металлургической промышленности. Для заводов Виниус, знаток географии, выбрал Урал. Впрочем, не исключено, что причиной этого всё же оказалась корысть: тогдашний верхотурский воевода Алексей Калитин был тестем Виниуса и мог обогатить семью из казённых капиталовложений. В 1699 году на Урале в Верхотурском уезде были основаны первые заводы России.

Виниуса крестил сам патриарх Никон, но такая честь не повлияла на мировоззрение практичного голландца. Он был сторонником светского государства, и в 1698 году издал указ, по которому сибирское духовенство лишалось казённого жалования. Пускай священники кормятся с земельных наделов, которыми владеют приходы, то есть добывают хлеб свой насущный не молитвой, а плугом. Когда армия царя Петра потерпела поражение под Нарвой и потеряла все пушки, накопленные Россией за двести лет, Виниус попросил у Петра дозволенья переливать на пушки церковные колокола.

Цех Алапаевского завода

После Нарвской конфузии Пётр поручил энергичному голландцу ещё одно ведомство – Артиллерийский приказ. Возрождать оборонку должен был человек с европейским мышлением; дьяка Виниуса обязали вернуть державе артиллерию. Осенью 1702 года он отправился на Урал «для умножения сибирских заводов». Сначала Виниус проинспектировал Невьянский завод, недавно подаренный Никите Демидову; столичного дьяка сопровождал сын Никиты Акинфий. Потом Виниус приехал на речку Алапаиху, где строили новый завод, и наблюдал, как из дикого камня кладут стены молотовой фабрики. Потом дьяк прибыл в Тобольск к воеводе Черкасскому, но больше его интересовал разговор со старым знакомым – зодчим и картографом Семёном Ремезовым, великим знатоком Сибири. Виниус советовался, как наладить транспортировку пушек с Урала в Россию. Из Тобольска Виниус покатил на Каменский завод, затем – на закладку Уктусского завода, и только после этого приказал везти себя обратно в Москву. Поездка Андрея Виниуса утвердила Урал в статусе главного арсенала державы.

КОРПУС МОЛОТОВОЙ ФАБРИКИ АЛАПАЕВСКОГО ЗАВОДА ДОСТРОЕН В 1703 ГОДУ. ЭТО САМОЕ СТАРОЕ ПРОМЫШЛЕННОЕ ЗДАНИЕ РОССИИ. В НЁМ СТОЯЛИ ХВОСТОВЫЕ МОЛОТЫ, КОТОРЫЕ ЧЕРЕЗ СИСТЕМУ РЫЧАГОВ ПРИВОДИЛИСЬ В ДЕЙСТВИЕ ВОДОБОЙНЫМИ КОЛЁСАМИ ПОД ПЛОТИНОЙ ЗАВОДСКОГО ПРУДА. МОЛОТЫ ОТКОВЫВАЛИ ЧУГУН В ЖЕЛЕЗО. ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, ЧТО СТОЛЬ УНИКАЛЬНОЕ И ЗНАЧИМОЕ СООРУЖЕНИЕ ПРЕБЫВАЕТ В ПОЛНОМ ЗАПУСТЕНИИ

Но увы, увы: голландская прививка оказалась бессильна против русской чиновничьей болезни казнокрадства. Виниус начал принимать подношения «в почесть», а потом и воровать. Он укрыл от наказания многих сибирских воевод-лихоимцев, в том числе и князей Гагариных. Подношения воевод так ловко проскальзывали в карман, что Виниус «заблокировал» реформы Петра в Сибири, дабы сохранить выгодное ему воеводское управление.

Царь почуял неладное, и в 1704 году Виниус попал в опалу. Он хотел вернуть расположение государя через Меншикова и сунул «Данилычу» взятку, однако Меншиков донёс царю. Виниуса сняли со всех должностей и бросили под кнут. Он еле спасся от смертной казни и в 1706 году сбежал из России. За границей Виниус затосковал – ему жилось бедно и скучно, и в 1708 году он вымолил у Петра прощение. В России Виниусу вернут чин и всё конфискованное имущество, но поручат тихую книжную работу: переводы трудов по механике, артиллерии и воинскому делу. Последние одиннадцать лет своей жизни неутомимый практик смиренно проведёт за письменным столом. И оставит после себя богатую библиотеку, которая перейдёт в Академию наук.

А Сибирский приказ после Виниуса возглавит князь Ромодановский, деспот и пьяница, вернейший сподвижник Петра и руководитель страшного Преображенского приказа, где терзали врагов государя. При Ромодановском доходы с Сибири резко упадут. И в 1706 году главой приказа назначат князя Матвея Гагарина, будущего первого губернатора Сибири.

«Кунгурская посылка» Поездка Ремезова в Кунгур

Семён Ремезов подсказал дьяку Андрею Виниусу, как можно доставлять продукцию горных заводов Урала в центральную Россию: надо везти грузы путём Ермака – в судах по реке Чусовой. Ремезов подыскал самое удобное место для новой горнозаводской пристани – Чусовскую слободу. В марте 1703 года по велению воеводы Черкасского Семён Ульянович с сыновьями и помощниками двинулся из Тобольска на Урал. Это путешествие Ремезов назвал «кунгурской посылкой»; оно оказалось удивительно результативным.

Сначала Ремезов заехал в Далматовский монастырь и сделал книжный вклад в обитель. Потом прибыл на Каменский завод – один из двух первых уральских заводов. С промышленностью Ремезов ещё не сталкивался. Он изучил устройство завода и его оборудования, сделал чертёж предприятия и отдельных цехов. С завода Ремезов направился в Чусовскую слободу. Вслед за ним санные обозы Каменского завода везли на Чусовую новые пушки.

Верхотурский воевода Алексей Калитин прислал Ремезову четыре сотни плотников из деревни Меркушино – главной сибирской верфи. Напротив Чусовской слободы на устье речки Утки плотники соорудили плотбище и пристань; к ледоходу на плотбище было готово 40 дощаников. Их загрузили пушками и железом Каменского завода. 27 апреля первый караван отчалил от пристани и вышел на стремнину вешней Чусовой. Ремезов и его спутники поплыли вниз по бурной реке. Ремезов записал: «Чюсовая река быстрая и крутолуковая, береги каменные, и в утёсах есть многие бойцы каменные». «Бойцы» – это скалы, которые могут разбить дощаник вдребезги.

В СЕЛЕ СЛОБОДА НА РЕКЕ УТКЕ, ПРИТОКЕ ЧУСОВОЙ, НАХОДИЛАСЬ ГЛАВНАЯ И САМАЯ БОЛЬШАЯ ЧУСОВСКАЯ ПРИСТАНЬ – УТКИНСКАЯ. ЗДЕСЬ БЫЛИ ПЛОТБИЩА ДЛЯ СТРОИТЕЛЬСТВА СУДОВ И МАГАЗИНЫ – АМБАРЫ, КУДА СВОЗИЛИ ДО ПОГРУЗКИ ПРОДУКЦИЮ УРАЛЬСКИХ ЗАВОДОВ. ЗНАЧЕНИЕ ПРИСТАНИ УПАЛО В 1878 ГОДУ, КОГДА ЧЕРЕЗ УРАЛ ПРОВЕЛИ ПЕРВУЮ ЖЕЛЕЗНУЮ ДОРОГУ. ПРИСТАНЬ БЫЛА ЗАКРЫТА В 1882 ГОДУ. СЕЙЧАС ОТ НЕЁ НЕ ОСТАЛОСЬ УЖЕ НИКАКИХ СЛЕДОВ

Первый «железный караван» доберётся до Москвы за 83 дня. В пути погибнет лишь одно судно. «Железные караваны», придуманные Ремезовым, окажутся настолько удобными, что завладеют Чусовой на 175 лет – до строительства железной дороги. На смену лёгким дощаникам придут барки – большие, как вагоны. В XIX веке «железные караваны» будут состоять из 500–600 судов, а Чусовая будет обслуживать полсотни горных заводов.

Село Слобода на реке Чусовой

А Ремезов со спутниками сошёл с каравана в Сулёмской слободе и гужевым трактом поехал в город Кунгур. В «наказной памяти», вручённой Ремезову ещё в Тобольске, значилось: «По великаго государя указу велено зделать наличной чертёж Кунгурской земли с розмером подлинным, и переписные книги городу Кунгуру и уездов, и пади многих рек, и меж ими гор, и улусы татар и вогулич, и по рекам промыслы, и угодья птичьи и зверные, и рыбные ловли, и бобровые гоны, и хмелевое щипанье».

Дело в том, что в январе 1703 года «поморский город» Кунгур передали из «Новгородской четверти» в Верхотурский уезд. Ремезов должен был провести перепись населения, чтобы воевода Калитин прикрепил кунгурских мужиков к Невьянскому заводу Демидовых. А мужики не хотели работать на завод в ущерб своему хозяйству. И в Кунгуре гостей встретили без приязни.

Посадские жители во главе со старостами, подьячие, кунгурские татары и даже бурмистры саботировали повеления «чертёщика» Ремезова: не давали материалов и продуктов, не предоставляли сведений, ругались и грозились убить, а потом написали челобитные о пьянстве и взяточничестве комиссии Ремезова. Но Семён Ульянович всё же справился с заданием – сосчитал крестьян, составил чертежи уезда и план города Кунгура.

НЕКОТОРЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ НА ИРБИТСКОЙ ПИСАНИЦЕ БЫЛИ ИЗОБРАЖЕНЫ ГОЛЫМИ, С АНАТОМИЧЕСКИМИ ПОДРОБНОСТЯМИ. ПЕРЕРИСОВЫВАЯ ИРБИТСКИЕ ЗНАКИ ИЗ ПОХОДНОЙ ТЕТРАДИ В КНИГУ, РЕМЕЗОВ СТЫДЛИВО ОПУСТИЛ ЭТИ ДЕТАЛИ, А ЗАОДНО ДЛЯ НАГЛЯДНОСТИ СТИЛИЗОВАЛ ФИГУРЫ. ОДНАКО ПЛЕННОМУ ШВЕДУ СТРАЛЕНБЕРГУ РЕМЕЗОВ ДАЛ СКОПИРОВАТЬ «ПОЛЕВЫЕ» РИСУНКИ. ВОТ ТАК И ПОЛУЧИЛОСЬ, ЧТО СТРАЛЕНБЕРГ ОПУБЛИКОВАЛ БОЛЕЕ ТОЧНЫЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ, НЕЖЕЛИ ОСТАЛИСЬ В КНИГЕ РЕМЕЗОВА, ХОТЯ НЕ БЫВАЛ У ИРБИТСКОЙ ПИСАНИЦЫ

Эта ревизия аукнется в июле, когда Ремезов уже покинет Кунгур. На речке Бым вспыхнет бунт: мятежники откажутся копать для Демидовых руду на горе Советной. Семь сотен восставших крестьян обложат осадой крепость Кунгура, в которой будет держать оборону местный воевода Текутьев. Он прикажет стрелять по мужикам из пушек, но атаку конных стрельцов мужики отобьют, безжалостно порубив всадников косами. Власти пойдут на уступки. С этого бунта начнётся непримиримая борьба крестьян против заводов, и высшего накала она достигнет через семьдесят лет – в пугачёвщину.

Ремезовская перерисовка изображений Ирбитской писаницы

А у Ремезова в Кунгуре были свои открытия. В старых сундуках Дома Воеводы он отыскал удивительный документ – ещё одну хронику похода Ермака. Кто её автор – неизвестно. Ремезов сложил листы пополам и спрятал летопись в свою сумку: всё равно в Кунгуре она никому не нужна. А в окрестностях города Ремезов обследовал огромную Кунгурскую пещеру. Кривые проходы и полости пещеры источили недра Ледяной горы на берегу реки Сылвы. Узкий вход, даже летом заросший льдом, укрывался за валуном под известняковой стеной. Ремезов протиснулся через шкуродёры карстового подземелья и, подняв факел, осмотрел таинственные гроты со сталактитами и сталагмитами. Обмерив «палаты» верёвкой, Ремезов начертил первую карту пещеры. Через двадцать лет после Ремезова Кунгурскую пещеру исследует и Василий Татищев; он первым объяснит процесс происхождения пещер.

Но чудеса «кунгурской посылки» ещё не закончились. На обратном пути в Тобольск, уже в июне, Ремезов свернул к Писаному камню на реке Ирбит. Этот невысокий утёс был покрыт доисторическими рисунками – «древних лет чюдским письмом», как потом прокомментирует Ремезов. Полустёртые человечки, «палка-палка-огуречик», размахивая ручками, по стене скалы бежали за смешными угловатыми оленями. Ремезов скопировал некоторые изображения, а дома перенёс их в свою «Служебную чертёжную книгу».

Четыре быстрых месяца «кунгурской посылки» Семёна Ульяновича Ремезова охватили всю историю Сибири от петроглифов до горных заводов. «Кунгурская посылка» заложила основу жизни промышленного Урала и собрала столько загадок, что иные и до сих пор не разгаданы.

Железоделатели Горные заводы в Сибири

Сибирь нуждалась в железе. Топоры, косы, гвозди, ножи, сабли, ружья, подковы – без всего этого новую землю не освоить. Но железо, которое везли в Сибирь из Москвы, оказывалось дороже золота. Поэтому жители новых слобод сами начинали искать месторождения руды и выплавлять металл.

Обычно немудрёные крестьянские производства состояли из рудных ям, домниц и кузниц. Домница – одноразовая плавильная печь, эдакий глиняный термитник, куда закладывали руду вперемешку с углём, поджигали и для жара закачивали воздух. Когда уголь выгорал, домницу ломали и доставали крицу – бесформенный слиток «сырого» железа. В кузнице крицу снова нагревали и перековывали в хорошее железо, удаляя шлак ударами молота.

В России работа кузнеца стоила не слишком дорого, и на ней никто не богател. А Сибири повезло: железный товар можно было менять инородцам на пушнину, и дело сразу становилась сверхприбыльным. По преданию, за простой чугунный котёл давали столько соболей, сколько их в этот котёл влезало. Поэтому, например, Демидовы будут метить своё железо клеймом «старый соболь»: железо – это соболя, это валюта. И в слободах Зауралья быстро появились кузнечные артели – бригады железоделателей, которые могли прокормить себя одним лишь ремеслом, без землепашества.

Первое рудное месторождение за Уралом в 1622 году нашёл кузнец Невьянского острога Богдан Колмогор. Остроги, слободы и монастыри Урала и Сибири начали обзаводиться своими железоделательными предприятиями – «мужицкими заводиками». В 1630 году на речке Нице появилась даже Рудная слобода. К концу XVII столетия таких «заводиков» было уже около сорока штук. В 1697 году дьяк Андрей Виниус, глава Сибирского приказа, провёл «испытание» уральской руды и заключил, что уральское железо не хуже «свейского» – шведского. Виниус предложил Петру строить заводы на Урале. В 1699 году на месте «мужицкого заводика» Невьянской слободы был основан Невьянский завод, а на месте Железянского заводика Далматовского монастыря – Каменский завод. Это были первые горные заводы державы.

Горные заводы разительно отличались от «мужицких заводиков». Здесь главной движущей силой была сила падающей воды, а не ручной труд. Для горного завода на какой-нибудь небольшой реке сооружали большой пруд. Под его плотиной строили цеха. Вода из пруда шла на водобойные колёса, которые приводили в действие все заводские механизмы: воздушные насосы доменных печей и хвостовые молоты для дробления руды или отбивки криц. В первую очередь заводы изготовляли пушки для армии Петра, но и о гвоздях и топорах не забывали. В 1717 году «мужицкие заводики» были запрещены, чтобы не отнимали у горных заводов местный рынок железных изделий.

Невьянская башня

Поначалу дела у горных заводов шли плохо, и Пётр (опять же по совету Виниуса) передал Невьянский завод в руки тульского заводчика Никиты Демидова. Никита отправил на Урал сына Акинфия. Акинфий наладил дела, завод принялся ковать прибыль для демидовского кошеля, однако батюшка Никита не поверил в перспективу сибирской промышленности. Акинфий уговаривал батюшку лет десять. Лишь в 1716 году Никита дозволил основать второй родовой завод. К 1725 году Акинфий построил ещё четыре завода.

СТРОИТЕЛЬСТВО БАШНИ ПРИ НЕВЬЯНСКОМ ЗАВОДЕ ЗАВЕРШИЛОСЬ ОКОЛО 1725 ГОДА. В ХОДЕ РАБОТ НИЖНЯЯ ЧАСТЬ БАШНИ ПОКОСИЛАСЬ, И САМУ БАШНЮ ДЛЯ КОМПЕНСАЦИИ КРЕНА ПРИШЛОСЬ СДЕЛАТЬ ИЗОГНУТОЙ – «НАКЛОННОЙ». В НАРОДЕ ЭТУ ОСОБЕННОСТЬ ИСТОЛКОВАЛИ КАК НАКАЗАНИЕ АКИНФИЮ ДЕМИДОВУ ЗА БЕСЧЕЛОВЕЧНОСТЬ. ПО ЛЕГЕНДЕ, СПАСАЯСЬ ОТ РЕВИЗОРОВ, АКИНФИЙ ЗАТОПИЛ ВОДОЙ ИЗ ПРУДА ПОДВАЛ БАШНИ, ГДЕ РАБОТАЛИ ЕГО КРЕПОСТНЫЕ ФАЛЬШИВОМОНЕТЧИКИ

В 1725 году умрут и Пётр, и Никита Демидов, а на Невьянском заводе над прудом поднимется самый известный и зловещий памятник российской индустрии – Наклонная башня. Акинфий же после смерти отца развернётся во всю ширь: он воздвигнет на Урале ещё десять предприятий, а затем двинется в глубины Сибири и в предгорьях Алтая построит два Колывано-Воскресенских завода. Бревенчатые крепости с пушками на бастионах будут оберегать демидовские домны от набегов джунгар и телеутов.

«Демидовский столп» в Барнауле

А казённым заводам в воеводской Сибири приходилось туго. Заводы не могли жить на самообеспечении, они нуждались в руде и древесном угле. Кто будет рубить лес, выжигать уголь, копать руду, подвозить все припасы? Рабочим некогда, они стоят у заводских агрегатов. Подсобными работами должны заниматься местные крестьяне, которых принудят к этому воеводы. Однако воеводы не привыкли что-то делать без взяток, и у них всё никак не получалось наскрести по деревням нужное количество мужиков. Воеводы не понимали, что предприятия работают безостановочно, их нельзя лишать руды и угля даже на пару часов. А преодолеть косность воевод заводские командиры были не в силах: они не имели над воеводами никакой власти.

АКИНФИЙ ДЕМИДОВ ОСНОВАЛ НА АЛТАЕ КОЛЫВАНО-ВОСКРЕСЕНСКИЙ И БАРНАУЛЬСКИЙ ГОРНЫЕ ЗАВОДЫ И ЗМЕИНОГОРСКИЙ РУДНИК. В 1825 ГОДУ ПЕРВОМУ ЗАВОДУ НА КОЛЫВАНИ ИСПОЛНИЛОСЬ СТО ЛЕТ. РЕШЕНО БЫЛО ПОСТАВИТЬ В БАРНАУЛЕ ПАМЯТНИК ПРОМЫШЛЕННОМУ ОСВОЕНИЮ СИБИРИ – ГРАНИТНЫЙ СТОЛП. ЕГО ВОЗВОДИЛИ 12 ЛЕТ. ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ БОЛЬШЕВИКИ ПОПЫТАЛИСЬ РАЗОБРАТЬ ЭТОТ ОБЕЛИСК, НО ИМ УДАЛОСЬ ЛИШЬ СОРВАТЬ МЕМОРИАЛЬНЫЕ ДОСКИ И ЧУГУННЫЙ БАРЕЛЬЕФ С ПОРТРЕТОМ ДЕМИДОВА, А САМ СТОЛП УСТОЯЛ

Проблему вспомогательного труда государство законодательно решило системой «приписки». Каждому заводу приписали определённое количество деревень, крестьяне которых вместо оброка должны были отработать на лесосеках и углежжениях, в рудниках и на гужевых перевозках. Плевать, что собственные хозяйства у мужиков придут в упадок. «Приписка» вызвала яростное недовольство. В 1703 году в Кунгуре вспыхнул бунт, но систему никто не отменил, и она будет угнетать крестьян ещё сто с лишним лет.

А проблему косности воевод Пётр поручил решить капитану Василию Татищеву – первому начальнику горных заводов. В 1719 году Татищев отправился на Урал и в Сибирь. Он искал адекватный способ организации промышленности. Татищев познакомился с устройством дел на соляных промыслах Соликамска, потом – с купеческим уставом в Кунгуре, потом – с губернаторскими порядками в Тобольске, но заводам ничего не подходило. И Татищев задумал превратить заводское дело в некую «державу в державе».

Это преобразование осуществил преемник Татищева, генерал Виллим де Геннин. На реке Исеть в 1722 году Татищев основал Екатеринбургский завод – крупнейший в мире, а на его базе в 1723 году генерал де Геннин учредил Екатеринбургское горное ведомство. Поначалу оно ведало лишь четырьмя казёнными заводами с приписанными к ним деревнями, с лесными угодьями, рудниками и Чусовской пристанью, которую построил Ремезов. Но Горное ведомство не зависело от губернской власти и подчинялось напрямую Сенату и государю. Так Урал начал обретать суверенитет.

Число уральских заводов будет умножаться небывалыми темпами. Через полвека на Урале будут дымить уже полторы сотни горных заводов, и здесь всю власть в своих железных руках сосредоточат екатеринбургские горные генералы, а тобольские губернаторы окажутся отодвинутыми в сторону. Железо уверенно потеснит пушнину и станет главным экспортным товаром России. Промышленный Урал отколется от промысловой Сибири.

Зверь в Сибири мамонт Сибирские мамонты

Иностранцы говорили, что в Сибири обитает сатана. Местные жители то и дело натыкались на его гигантские рога, которые угрожающе торчали прямо из земли или прорубались сквозь ледяные глыбы. Страшно было представить, какое чудище орудовало ими, прокладывая себе путь из глубин на поверхность через твёрдую, как камень, вечную мерзлоту. Религиозные иностранцы заявляли: «Это бивни земноводных бегемотов. А Бегемот, как известно, – одно из имён дьявола». Но нехристи-инородцы смекнули, что бивни и кости потустороннего зверя отличаются невиданной крепостью и могут пригодиться в хозяйстве. Аборигены придумали свою легенду, очень практичную. Подземный зверь – это злой дух. Каждый, кто увидит его торчащие из почвы клыки, должен немедленно выкопать их, тогда опасное отродье лишится силы. Легенда превратила промысел мамонтового клыка в миссию спасения человечества от потустороннего зла. И жители Сибири несколько столетий самоотверженно «боролись с демонами». Ещё в начале XIX века на севере Сибири добывали около двух тысяч пудов мамонтовой кости в год. Бивни отправляли через Москву в Англию и через Кяхту в Китай.

В ХАНТЫ-МАНСИЙСКЕ РЯДОМ С ПРИРОДНЫМ ПАРКОМ «САМАРОВСКИЙ ЧУГАС» НАХОДИТСЯ ЕЩЁ И АРХЕОПАРК – КОМПЛЕКС СКУЛЬПТУР, РАССКАЗЫВАЮЩИЙ О ЖИЗНИ В СИБИРИ В ЛЕДНИКОВЫЙ ПЕРИОД. ЗДЕСЬ ЗУБРЫ, ВОЛКИ, ДИКИЕ ЛОШАДИ, СТОЙБИЩЕ ПЕРВОБЫТНЫХ ЛЮДЕЙ И ЦЕЛОЕ СТАДО ОГРОМНЫХ МАМОНТОВ. А ЕЩЁ ИЗВАЯНИЯ МАМОНТОВ УСТАНОВЛЕНЫ В САЛЕХАРДЕ, ЯКУТСКЕ, МАГАДАНЕ И УСОЛЬЕ-СИБИРСКОМ. МАМОНТЫ – БРЕНД СИБИРИ

Кости невиданного животного находили в болотах, в береговых кручах, в земляных отвалах, в талых ручьях. Поэтому зверя считали подземным. Говорили, что он «громаден, чёрен и страшен, и два рога имеет и может двигать этими рогами как захочет. Пища зверя-мамонта – эта самая земля, и ходит он под землёй, земля от того подымается великими буграми, а позади его остаются глубокие рвы, и леса рушатся наземь. И целые населения проваливаются в эти рвы, и люди гибнут». Особенно коварно зверь вредил хозяйственным русским крестьянам. На высоких берегах Тобола и Иртыша крестьяне ставили свои основательные подворья с банями и конюшнями. Весной большая вода отламывала от берега внушительные куски вместе со строениями. Когда река отступала, мужики находили в отвалах бивни и делали вывод: берег изнутри подгрыз мамонт. Чтоб отвадить нечисть от деревни, в половодье крестьяне выносили к реке иконы и опускали их в воду.

Мамонты в Ханты-Мансийске

Опасный подземный зверь будоражил умы сибирских учёных. Целое исследование посвятил мамонтам миссионер Григорий Новицкий: «кости доброты и красоты единые с костьми слоновыми», «великостью знамениты», «ветхостью неистленны». Чаще всего, писал Новицкий, кости находят на берегах «Лдистого окиана» и в береговых обрывах рек в Берёзове, Обдорске, Туруханске, а «найпачу Якуцку». Новицкий составил свод версий, кто такой мамонт. По одной из версий, это зверь, живущий в недрах земли в пещерах. Когда он случайно выходит наружу, то от сухости воздуха умирает, если поскорее не вернётся обратно. Выглядит это чудовище так: «высотою трёх аршин, длиною пяти аршин, ноги подобны медведю, роги оныя крестообразно сложены на себе носяща, и егда ископовает пещеры, тогда согибается и простирается в подобие ползящего змия».

ДОБЫЧА МАМОНТОВЫХ БИВНЕЙ – ДАВНИЙ И УВАЖАЕМЫЙ СИБИРСКИЙ ПРОМЫСЕЛ. «МУЗЕЙ МАМОНТОВЫХ КОСТЕЙ» НАХОДИТСЯ В МЕРЗЛОТНОЙ ПЕЩЕРЕ В ПОСЁЛКЕ ХАТАНГА. ПОРОЙ ВЕЧНАЯ МЕРЗЛОТА СОХРАНЯЛА ДАЖЕ ТУШИ МАМОНТОВ. ВСЕМИРНУЮ ИЗВЕСТНОСТЬ ПОЛУЧИЛИ МАМОНТЯТА «ДИМА», «МАША» И «ЛЮБА». САМОЕ КРУПНОЕ «МЕСТОРОЖДЕНИЕ» МАМОНТОВ – УРОЧИЩЕ ЛУГОВСКОЕ В ЮГРЕ. ЗДЕСЬ ПОД ЗЕМЛЁЙ ЛЕЖАТ ОСТАНКИ МНОЖЕСТВА ДРЕВНИХ ИСПОЛИНОВ, НЕКОГДА УТОНУВШИХ В БОЛОТЕ

В конце XVII века тобольский архитектор и знаток Сибири Семён Ремезов нарисовал мамонта для главы Сибирского приказа Андрея Виниуса. Рисунок он подписал: «Зверь в Сибири мамонт». У Ремезова любопытство было сильнее страха перед инфернальной тварью, и в Барабинской степи вблизи озера Чаны Ремезов сам отыскал огромный скелет мамонта. Тридцать казаков доставили находку в Тобольск, а Ремезов собрал скелет левиафана и установил для всеобщего обозрения возле дома воеводы. Мамонт получился высотой в 36 локтей. Мужики, глядя на это рогатое чудище, украдкой крестились, бабы охали, а торжествующий Ремезов с секирой в руке гордо вставал внутри конструкции под рёбрами и показывал, что до макушки мамонта не дотянуться даже кончиком секиры.

Тронготериевый слон в Музее природы и человека в Ханты-Мансийске

В 1720 году «куриоз» Ремезова увидел знаменитый исследователь Сибири Даниил Готлиб Мессершмидт; он описал этого мамонта в своём дневнике. В 1740 году во время Второй Камчатской экспедиции академик Герхард Фридрих Миллер забрал тобольский скелет и увёз в Академию наук, но через семь лет мамонт Ремезова погиб при пожаре Академии.

«Глас приятный и улыбка» Деятельность митрополита Филофея

В 1700 году освободилась тобольская кафедра. Новым митрополитом назначили иеромонаха Димитрия (Туптало), но сразу стало ясно, что Димитрий по здоровью не сможет поехать в Тобольск. Пётр приказал киевскому митрополиту Варлааму подыскать священника, подходящего для дикой Сибири: физически крепкого, благонравного и учёного. Поиски длились больше года. В конце концов, Варлаам указал на архимандрита Филофея (Лещинского), эконома Киево-Печерской Лавры и настоятеля Свенского (Ново-Печерского) монастыря под Брянском. Пётр побеседовал с Филофеем, и архимандрит ему понравился. 4 января 1702 года Димитрий был переведён в Ростов, а Филофея посвятили в митрополиты Тобольские и Сибирские. И вскоре Филофей отбыл в Тобольск, забрав с собой два десятка учёных монахов из Малороссии, книги, иконы и церковную утварь. Ему было 52 года. Митрополия его казалась необъятной: она простиралась на десять тысяч вёрст в длину и на три тысячи вёрст в ширину. Но проблемы, которые предстояло решить новому митрополиту, были ещё необъятнее.

Сначала владыке нужно было навести порядок в церквях и монастырях. В Сибири Филофей обнаружил полный разброд. Попы являлись на службы пьяными и в грязных рясах, монахи шатались по городу, клянчили подаяние и спали с бабами. Многие храмы стояли закрытые – не хватало священников. Митрополит вынужден был принимать в батюшки крестьян и казаков, но клир получался малограмотный. Опечаленный владыка докладывал Петру: «Пришед в Сибирские страны, в церквах Божиих обрёл великое нестроение. А чинится то за великою простотою и нищетою».

6 декабря 1702 года в далёком Енисейске Филофей созвал Всесибирский церковный Собор. Для него владыка составил «Соборные статьи»: 51 правило, касающееся всех областей богослужения и жизни священников в Сибири. Владыка хотел сделать такие соборы ежегодными, но Пётр побоялся, что церковь в Сибири усилится сверх меры, и запретил.

Филофей, опытный эконом, выпросил у Петра большие льготы. Архиерейский дом получил разрешение бесплатно отправлять дощаник за солью на Ямыш-озеро, беспошлинно ловить рыбу в Оби и не отсылать в столицу собранные «милостынные» деньги, как было принято, а оставлять их у себя на духовные школы. В 1706 году владыка съездил в Москву и вернул под свою власть Кодский и Невьянский монастыри, возобновил Берёзовский монастырь. Софийский собор в Тобольске Филофей расширил и основал при нём хор из черкасов – ссыльных казаков-украинцев. Чтобы священники не попрошайничали, Филофей определил им твёрдое жалование, а сельским приходам выделил пахотные и сенокосные земли.

Свенский монастырь в Брянске

В 1702 году владыка открыл Славяно-русскую школу, присоединив к ней школу воеводы Черкасского. Для преподавания он выписал из Киева пять просвещённых монахов. Печерский монастырь прислал книги. Скоро тобольская школа стала одной из крупнейших в России: она считалась пятой после духовных училищ в Киеве, Москве, Ростове и Чернигове.

При школе митрополит открыл Духовный театр, его первое выступление прошло 8 мая 1705 года. Учителя и ученики разыгрывали назидательные драмы. Сцена стояла у Софийского собора под открытым небом. Спектакли были приурочены к праздникам, и перед представлением звонили благовест. Некоторые пьесы Филофей писал сам и включал в них сибирские реалии: героями могли стать, например, князья-остяки. Если в действии появлялись Христос или Божия Матерь, вместо них выносили иконы. По законам театра того времени актёры гримасничали и жестикулировали. Филофей обучал школяров актёрской игре: «В гневе глас острый, жесты быстрые, брови насуплены, тело напряжено. В печали глас тихий, жесты медленные, голова склонена, слёзы. В страхе глас низкий, брови приподняты, тело сжато. В любовном настроении глас приятный, много восклицаний и улыбка».

МОНАСТЫРЬ ОСНОВАН В XIII ВЕКЕ НА БЕРЕГУ РЕКИ ДЕСНЫ РЯДОМ С ГОРОДОМ БРЯНСКОМ. В 1681 ГОДУ ОН БЫЛ ПРИПИСАН К КИЕВО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЕ КАК УБЕЖИЩЕ НА СЛУЧАЙ НАПАДЕНИЯ НА КИЕВ КРЫМЧАКОВ ИЛИ ПОЛЯКОВ И СТАЛ НАЗЫВАТЬСЯ НОВО-ПЕЧЕРСКИМ. С ТОГО ВРЕМЕНИ МОНАСТЫРЁМ РУКОВОДИЛИ МОНАХИ ЛАВРЫ. НАДВРАТНАЯ СРЕТЕНСКАЯ ЦЕРКОВЬ ОБИТЕЛИ ВИДЕЛА БУДУЩИХ СИБИРСКИХ МИТРОПОЛИТОВ ФИЛОФЕЯ И ИОАННА

Одной из важнейших задач для митрополита была борьба с расколом. В раскольниках Филофей не принимал их гордыни. Он считал, что староверы слишком превозносят свой ум, но правда – в Писании, а не в «напыщенной мудрости» и «самомнении». Поначалу владыка был непримирим, жаждал притеснений и расправ. В 1702 году он запретил строительство часовен, чтобы старообрядцы не использовали их для своих богослужений, и лишил раскольников права хоронить усопших возле храмов. А в 1703 году владыка просил у Петра дозволения без суда на месте казнить непокорных еретиков и забирать их имущество в казну. (Пётр не разрешил и приказал расследовать все случаи непокорства, а если казнить – то по суду.) В 1704 году Филофей потребовал, чтобы воеводы Черкасские разгромили скиты на реке Ишим. Но Черкасские это требование «ни во что поставили», и упрямый владыка добился, чтобы на строптивых воевод надавил Сибирский приказ; гнездо раскола на Ишиме всё равно было разорено.

А через год по Сибири прокатилась волна бунтов против указа Петра о бритье бород. Раскольники называли бритых «скоблёными рылами», отрезанные бороды прятали за иконами и просили после смерти положить себе в гроб. Протестуя, раскольники даже устраивали самосожжения. Эти яростные восстания произвели на Филофея большое впечатление и остудили пыл владыки. Филофей понял, что бороться с вероотступниками угрозой смерти – жестоко и бессмысленно. Надо искоренять раскол иначе. В 1706 году в Москве Филофей предложил Петру не сжигать старообрядцев как еретиков, а брать с них деньги. Налог на вероисповедание вёл к легализации раскола, и Пётр решится на эту меру только через десять лет.

Деятельный Филофей не нашёл общего языка с тобольским воеводой Черкасским и своей резиденцией сделал не Софийский двор в Тобольске, а Преображенский монастырь в Тюмени. Здесь владыка затеял строительство Троицкого собора (потом монастырь станет называться Свято-Троицким). В 1709 году Филофей тяжело заболел и попросил отпустить его на покой. Добровольная отставка митрополита – очень редкий случай в церковной истории. Филофей готовился к смерти и в своей любимой обители принял схиму под новым именем Феодор. Владыке было 59 лет. Возможно, он думал, что в Сибири у него ничего не получилось. Он и не догадывался, что ещё поднимется со смертного одра и вновь обретёт себя в бурных, богатых событиями и страстями миссионерских странствиях.

Всеми губерниями Губернская реформа Петра I

Систему государственного администрирования России XVII века можно было бы охарактеризовать как «управляемый хаос». В стране было почти две сотни «субъектов управления» – городов, «разрядов», провинций, уездов и волостей, которые напрямую подчинялись государю, вернее, донельзя запутанной системе из нескольких десятков Приказов. Каждый Приказ ведал определённым кругом вопросов, зачастую объединённых друг с другом совершенно случайно. Такой сложный и громоздкий порядок мог обернуться анархией. Самовластье царя превращалось в самовластье любого мелкого дьячишки или воеводишки, который ни за что не отвечал. Пётр понимал, что нельзя одними руками дёргать за тысячи нитей – но можно скрутить эти нити в несколько прочных канатов и так удерживать на привязи всё государство.

Упорядочить управление требовалось сразу по двум принципам: отраслевому и территориальному. Отраслевой принцип – создание Коллегий (министерств). Территориальный – создание губерний. Пётр решил начать с территорий. 18 декабря 1708 года он издал указ об учреждении восьми больших губерний: Ингерманландской (Санкт-Петербургской), Московской, Киевской, Смоленской, Архангелогородской, Казанской, Азовской и Сибирской. Смысл был в том, чтобы перенести власть на места. Когда воля царя доводится до исполнителей только через несколько недель, невозможно контролировать ситуацию. Пусть нужные решения оперативно принимают губернаторы, а губернаторами надобно назначить самых умных и надёжных сподвижников. Однако следует обязать их править по правилам и время от времени проверять с острасткой, чтобы не распоясались.

Сибирская губерния оказалась самой большой в России. Столицей стал город Тобольск. Губерния делилась на три неравные части. Первая часть – «поморские города»; их было пять, и они жили на правах городов Русского Севера. Вторая часть – Вятка с «пригородами»; здесь тоже было пять городов. Третья часть – девятнадцать «сибирских городов» (среди них Верхотурье, Тюмень, Тобольск, Берёзов, Сургут, Томск, Иркутск и Якутск). Такие города, как Обдорск, Туруханск, Верхоянск, Селенгинск или Албазин, были сочтены острогами, то есть военными поселениями.

В 1710 году Пётр провёл первое собрание губернаторов, на котором обсуждали бюджет, сформированный по данным за 1705–1707 годы. В 1711 году состоялось второе собрание, когда обсуждали результаты изменений и вновь составляли бюджет. Более-менее система губернаторского управления оформилась к 1712 году. Пётр не выдумал её сам, а взял за образец Швецию.

Губернаторы подчинялись Сенату. В Петербурге и Москве сидели губернские комиссары: они принимали и отсылали в губернии указы и повеления. Губернатор руководил административными, полицейскими и финансовыми учреждениями губернии, судом и войсками. У губернаторов были канцелярии с дьяками (их стали называть секретарями) и подьячими (канцеляристами, подканцеляристами и копиистами). При канцеляриях служило по 20–30 дворян для поручений и посылок. Порядок работы губернских канцелярий был определён к 1714 году. Те, кого решения канцелярий не удовлетворили, могли жаловаться в коллегии или Сенат.

Ближайшим помощником губернатора был вице-губернатор (как при старшем воеводе – младший). Другие помощники контролировали свои отрасли власти. Ландрихтер заведовал судебными делами. Обер-комендант командовал войсками и гарнизонами. Обер-провиантмейстер отвечал за продовольствие. Обер-комиссар (рентмейстер) ведал налогами и финансами. Казну хранили в особом здании – в рентерее, которой руководил камерирер. Правопорядком в городах занимались местные полицмейстерские конторы. Непосредственное «текущее» управление осуществляла земская контора; у неё был свой бухгалтер-рентмейстер и штат земских комиссаров. Земская контора подчинялась губернской канцелярии. Эта бюрократическая система была жёстко отчуждена от народа и не имела ничего общего с местным самоуправлением. Пётр строил полицейское государство, империю.

Система не заботилась о благе регионов, её целью было выкачивание средств. И проблема заключалась в том, что на полицейское государство у Петра не хватало денег. Народовластие оплачивается местной экономикой и прорастает в народ демократическими институтами. А государство Петра не оплачивалось ничем: поначалу чиновники, и даже губернаторы, вообще не получали жалованья. Они, как в старину, «кормились от дел», и полицейское государство прорастало в народ кумовством, взятками и поборами. Пётр наступил на те грабли, которые били по лбу всем русским царям.

В 1715 году государь запретил «кормление» и назначил чиновникам зарплату, но вектор уже был задан, и телега не выскочила из колеи. В бюрократическом государстве чиновники обрели небывалое могущество. Аристократия никуда не исчезла и по-прежнему не видела для себя никакой социальной миссии, кроме обирания народа по праву благородной крови. А народ привычно раболепствовал и с поклоном нёс начальству «приношения в почесть». Гражданственность так и осталась частным делом энтузиастов.

Никакое простодушное воеводское «лихоимство» XVII века не могло сравниться с регулярной коррупцией петровского абсолютизма. Пётр понимал это – и в губернской реформе приравнял казнокрадство к государственной измене. «Объявлять» о нём теперь дозволялось страшной формулой «слово и дело!». Кстати, именно в это время в юридическом словаре России появился термин «преступление». Но чиновничьи аппараты губерний превратились в неуязвимые машины по извлечению доходов из власти. Реформа оказалась непродуманной, половинчатой, и Пётр продолжал её совершенствовать, однако главный изъян устранить было невозможно: где нет свободы личности, там восторжествует свобода корысти.

Фаворит тирана История князя Гагарина

Пётр не ломал голову над вопросом, кого ему поставить губернатором Сибирской губернии. Конечно, князя Матвея Гагарина – главу Сибирского приказа: «генерального президента и Сибирских провинций судью».

Своё происхождение Гагарины вели от Рюрика. Они принадлежали к числу 14 древнейших боярских родов России, потому их отпрыски начинали дворцовую службу сразу со стольников. В XVII столетии князья Гагарины не особенно преуспевали на карьерной лестнице, но их благополучие крепилось Сибирью: 12 представителей семейства побывали сибирскими воеводами.

Год рождения Матвея Петровича Гагарина точно не известен; примерно 1659-й. Дед Матвея Петровича, Афанасий Фёдорович, в 1623–1624 годах воеводил в Томске, а отец в 1665–1667 годах был воеводой в Нарыме, а в 1667–1670 годах – в Берёзове. Так что путь в Сибирь для Матвея Гагарина был предопределён изначально. В 1691–1693 годах он служил младшим воеводой в Иркутске (старшим воеводой служил его брат Иван), а в 1693–1695 годах был воеводой в Нерчинске. В это же время его двоюродный брат Иван Михайлович воеводил в Якутске. Годы были неспокойные: только что Россия и Китай заключили Нерчинский договор, но забайкальским острогам всё равно угрожали монголы, а через всю взбаламученную Сибирь ехало в Пекин и обратно посольство Избранта Идеса.

Видимо, братьям Гагариным казённый интерес был не так важен, как свой личный, шкурный. На Гагариных писали доносы, что они берут взятки, притесняют купцов и обирают инородцев. Сибирский приказ благоразумно отозвал братьев-воевод с их поприща, и вовремя: вскоре после отъезда Гагариных начался казачий мятеж – протест против воровства воевод.

Его будут называть по-разному – Илимский бунт или «Красноярская шатость». Волнения охватили Енисейск, Илимск, Красноярск, Иркутск, Братск, Селенгинск, Удинск, Нерчинск. На «войсковых кругах» мятежники отказывали воеводам от мест, выгоняли их из городов, били, сажали под караул на цепь. Буйные головы кричали, что воевод из Сибири надо вообще «вышибить». Красноярские казаки скинули трёх воевод, причём одного из них – Семёна Дурново – посадили в лодку и столкнули вниз по Енисею, и больше года управляли острогом сами. В Иркутске служилые отрешили воеводу Савёлова и провозгласили командиром малого ребёнка (сына нового воеводы Степана Полтева, который умер по дороге в Сибирь), чтобы от его лица ими управлял достойный человек – приказчик Иван Перфильев. Многие казаки хотели убежать на реку Абакан и поставить там новые селения. Не напрасно Семён Ремезов писал: «Ржа железная – мздоимство в Сибири».

Тверецкий канал в Вышнем Волочке

Сибирский приказ еле утихомирил мятеж, отправив в Сибирь комиссии по расследованию деяний воевод. Дознаватели были изумлены размахом воровства: например, у одного из воевод следователи насчитали двести шуб. По итогам «розыска» одних злодеев бросили под кнут, других сослали или отозвали, хотя покарали далеко не всех виноватых (а заодно с ворами, как водится, покарали и самых буйных пострадавших). Но Андрей Виниус, глава Сибирского приказа, убедил Петра не ломать в Сибири систему воеводского управления – якобы Сибири без воевод «не мочно». Воеводы были выгодны дьякам Сибирского приказа и лично Виниусу: они давали взятки. Виниус «отмазал» алчных братьев Гагариных, которых обвинили в злоупотреблении, «нерадении» и контрабанде из Китая. Гагарины отделались пеней в 13 376 рублей и конфискацией имущества, приготовленного к вывозу из Сибири.

ДЛЯ СНАБЖЕНИЯ БУДУЩЕГО ПЕТЕРБУРГА ПРОВИАНТОМ И СТРОЙМАТЕРИАЛАМИ ПЕТРУ БЫЛ НУЖЕН ПУТЬ МЕЖДУ БАССЕЙНАМИ ВОЛГИ И ЛАДОГИ. ПЁТР САМ НАМЕТИЛ КАНАЛ МЕЖДУ РЕКАМИ ЦНОЙ И ТВЕРЦОЙ ПО ЛИНИИ ДРЕВНЕГО ВОЛОКА. ПРОЕКТИРОВАТЬ КАНАЛ ПЁТР ПОРУЧИЛ СПЕЦИАЛИСТАМ-ГОЛЛАНДЦАМ, А КОПАТЬ ЗЕМЛЮ И СООРУЖАТЬ ШЛЮЗЫ ПОВЕЛЕЛ КНЯЗЮ МАТВЕЮ ГАГАРИНУ. РАБОТЫ НАЧАЛИСЬ В 1703 ГОДУ И ЗАКОНЧИЛИСЬ В 1709-М. В ДЛИНУ КАНАЛ БЫЛ ПОЧТИ ТРИ КИЛОМЕТРА. РЕГУЛИРОВАЛИ ЕГО ДВА ШЛЮЗА – НА УСТЬЕ КАНАЛА У ТВЕРЦЫ И НА ЦНЕ. КАНАЛ ПОЛУЧИЛ НАЗВАНИЕ ГАГАРИНСКОГО, НО ПОСЛЕ КАЗНИ КНЯЗЯ БЫЛ ПЕРЕИМЕНОВАН В ТВЕРЕЦКИЙ

Однако царю катастрофически не хватало людей, и он забирал к себе на службу даже тех, кто был скомпрометирован. В 1703 году Пётр назначил князя Гагарина главным смотрителем на сооружении Вышневолоцкого канала. Этот канал должен был соединить бассейны Волги и Балтийского моря, и без него немыслима была новая балтийская столица Петра. Канал спроектировали голландские мастера во главе с Адрианом Гаутером, а князь Гагарин руководил строительством. Через три года канал был готов, и по нему торжественно проплыли барки, украшенные флагами, – но путь сразу же закрыли, потому что голландцы рассчитали его трассу с ошибкой. Второй раз канал открылся в 1709 году. А на кладбище в селе Вышний Волочёк выросли тысячи крестов на могилах крестьян, умерших на каторжных работах. Канал же получил название Гагаринского. Потом его переименуют в Тверецкий.

Пётр оценил умение Гагарина руководить, и в 1706 году князь Матвей возглавил Сибирский приказ. Дела у приказа шли не ахти. В 1703 году, при Андрее Виниусе, доход от Сибири составил 358 тысяч. Но при страшном князе Фёдоре Ромодановском прибыль упала: в 1704 году – 106 тысяч, в 1705 году – 125 тысяч. В первый же год Гагарин организовал прибыль в 275 тысяч, а в 1709 году Сибирский приказ принёс 665 тысяч.

Князь Гагарин наконец-то прорвался в число фаворитов государя. В 1707 году Пётр назначил его московским комендантом (сейчас бы сказали – мэром). В то время боялись, что Карл XII нападёт на Москву, и Гагарин спешно занялся укреплением Кремля и Китай-города. Заодно и у него самого на Тверской улице образовался дворец, построенный в венецианском духе архитектором Джованни Фонтана. Во время обедов и балов Гагарин любил с балкона этого дворца расшвыривать в толпу деньги – «на драку». В августе 1709 года центр Москвы был истреблён пожаром, и Гагарин принялся возрождать Первопрестольную, причём запретил деревянную застройку.

В Полтавской виктории царя Петра тоже была немалая заслуга князя – Матвей Петрович обеспечивал армию обмундированием и провиантом. Гагарину Пётр и поручил организовать в Москве торжественное шествие, когда по улицам русской столицы прогнали 18 000 пленных шведов со знамёнами и хмурыми генералами. В первых триумфальных воротах царя-триумфатора встречали высшие сановники, а во вторых – князь Гагарин.

И вот такого человека Пётр поставил во главе Сибирской губернии. Пётр верил, что Гагарин не уклонится от исполнения его созидательной воли и превратит Сибирь в неоскудевающую казну державы.

Последний землепроходец Деятельность Владимира Атласова

Сибирская конкиста началась при Иване Грозном захватом Сибирского ханства, а завершилась при Петре I присоединением Камчатки. Первым землепроходцем стал Ермак, а последним – Владимир Атласов. Причём землепроходцем он оказался не только по делам, но и по судьбе.

Атласов родился в Великом Устюге, но с юности служил в Якутске. Видно, человек он был дерзкий и неуправляемый. За какие-то провинности его кинули под батоги, а потом упекли в дальнее и безрадостное Анадырское зимовье. Здесь он выслужился в пятидесятники. Но река Анадырь оскудела на соболя, инородцы не давали ясак, и Атласов на свой страх и риск задумал без всякого дозволения воеводы совершить рейд на реку Камчатку.

Русские уже знали про Камчатскую землю. В 1648 году в Анадырском заливе неистовая буря разметала кочи Семёна Дежнёва и Федота Попова. Судно Дежнёва выбросило на берег, а судно Попова унесло к югу. Попов пропал со всей командой и с женой. Но через шесть лет сын Дежнёва Любим отбил у якутов бабу Федота, и она рассказала, что муж со товарищи спаслись на Камчатке; там они зазимовали, а потом, добыв соболя, обошли Камчатку и Пенжинским (Охотским) морем двинулись домой, но в устье реки Паланы их перебили немирные коряки. Уцелевшую бабу коряки продали в рабство.

В тысячевёрстный поход на Камчатку казаки Атласова вышли на оленьих упряжках в декабре 1696 года. Атласов взял с собой отряд юкагиров, посулив инородцам добрую пушную добычу. Анадырское зимовье осталось без защиты. Но юкагиры уже в пути встретили богатые соболиные угодья и передумали идти дальше; они коварно напали на отряд Атласова. В схватке с изменниками Атласов получил шесть ранений и потерял треть казаков. До весны 1697 года атласовцы держали оборону в захваченном стойбище коряков и голодали. Однако весной двинулись вперёд. В конце июня казаки прорвались к реке Камчатке и водрузили крест, означающий, что отныне Камчатка присоединена к землям Якутского воеводства.

Это была дивная и щедрая страна. Атласов видел дымящиеся вулканы – Ключевскую сопку и Шивелуч – и поля серого вулканического пепла, видел гейзеры и сказочный ход красной рыбы на нерест. Камчадалы не добывали соболей, отдавая предпочтение прочному меху собак, и страна огнедышащих гор оказалась непочатой кладовой для промысла. Соорудив в верховьях реки Камчатки острог, Атласов повёл своих людей обратно в Анадырь. В 1700 году он явился в Якутск и отчитался о новообретённой вотчине.

Воевода направил его в столицу. В 1701 году Атласов предстал пред очами государя Петра Алексеевича. Царь обрадовался известию о Камчатке, произвёл казака Володимера Атласова в казачьи головы, наградил шубой и деньгами и повелел ехать обратно на Камчатку и объясачивать камчадалов.

Но больше Камчатки царя удивил странный человек по имени Денбей, которого Атласов выкупил у коряков из рабства. Этот человек говорил, что он родом из Ниппонского царства, которое процветает на островах в океане на полудень от Камчатки. Так русские впервые узнали о Японии. Денбей был купцом из Осаки, а буря и кораблекрушение забросили его к аборигенам полуострова. Денбей остался в России. Его приютил у себя во дворце князь Матвей Гагарин. Денбей принял православие и стал Гавриилом Богдановым; потом он служил в Артиллерийском приказе.

В СИБИРИ НЕМАЛО МУЗЕЕВ ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ. ОДИН ИЗ НИХ – МУЗЕЙ «ДРУЖБА» В СЕЛЕ СОТТИНЦЫ НА ЛЕНЕ, НА МЕСТЕ ЯКУТСКОГО ОСТРОГА. ЗДЕСЬ ВОССОЗДАНЫ ЗАШИВЕРСКИЙ ОСТРОГ С ЦЕРКОВЬЮ, ВЕТРЯНАЯ МЕЛЬНИЦА И СТАРИННЫЙ РУССКИЙ КОЧ, НАЦИОНАЛЬНЫЕ ЖИЛИЩА ЯКУТОВ С УТВАРЬЮ И ЯКУТСКОЕ КЛАДБИЩЕ. МУЗЕЙ ОСНОВАН В 1987 ГОДУ ПО ИНИЦИАТИВЕ ПИСАТЕЛЯ СУОРУНА ОМОЛЛООНА

Воодушевлённый царскими милостями, Атласов поехал обратно в Якутск, по пути набирая себе новый отряд для второго похода. Однако почести вскружили голову казаку. Хмельная атласовская дружина захватила суда енисейского воеводы, пограбила купцов на Тунгуске и ещё три недели гулеванила на Лене в Киренском остроге. В результате в Якутске Атласов загремел в тюрьму за грабёж. Под замком он просидел пять лет.

Реконструкция коча в музее «Дружба»

Его освободил новый якутский воевода Дорофей Траурнихт. Воевода был озабочен смутой в новой земле. Камчадалы взбунтовались, поубивали многих казаков и сожгли Верхнекамчатский острог. Атласов должен был навести порядок. В 1707 году он вновь оказался на Камчатке.

В тюрьме Атласов озлобился, и на воле, наделённый неограниченной властью, повёл себя как деспот. Он отказался выдавать казакам жалованье, которое привёз с собой, отнял для себя лучшую пушнину и угрожал казнями. Казаки пришли в остервенение, тем более, что между двумя русскими острогами – Средне– и Нижнекамчатским – рыскали вооружённые воинства корякских князьков. Казаки подняли мятеж против начальства. Утихомирить их не смог даже архимандрит Мартиниан, киевский монах, направленный на Камчатку митрополитом Филофеем для смягчения нравов. Казаки ни в грош не ценили попа и не удосужились построить хотя бы часовню. В конце 1707 года они схватили Атласова и бросили в тюрьму Среднекамчатского острога.

Неукротимый Атласов сбежал и явился в Нижнекамчатский острог, но и там приказчик отказался подчиняться ему, хотя и не запер под замок. С бессильной яростью Атласов наблюдал, как полыхает бунт, и ничего не мог поделать. А казаки уже и сами не понимали, чего им надо и на чём им успокоиться. Из Якутска на бушующую Камчатку в 1709 году прислали нового командира – Петра Чирикова, а в 1710-м – Осипа Липина. Казаки убили Липина и ринулись в Нижнекамчатский острог, чтобы убить Атласова. Только ему хватило бы решимости подавить мятеж. Но Атласова никто не защитил. Он в одиночку встретил убийц и погиб под саблями смутьянов. Это случилось в феврале 1711 года. Атласову тогда было около 50 лет.

Подавленные своими злодеяниями, бунтовщики ломали головы, как бы выкупить себе прощение. А способ был только один: найти для воеводы новую землю. В том же 1711 году бунтовщики снарядили суда и поплыли на юг, где в сиянии солнца у горизонта темнели среди моря какие-то горы. Так были открыты Курильские острова.

Камчаткой и Курилами завершилась сибирская конкиста. В грехах и покаянии русские люди дошли до пределов России.

Выходят крестоносцы Начало миссий владыки Филофея

Главной своей задачей в Сибири владыка Филофей считал всё-таки не упорядочение церковных дел, а крещение инородцев. В 1704 году Филофей съездил в город Берёзов и познакомился с жизнью остяков, с их князьями и шаманами. Через два года в Москве Филофей рассказал государю о диких нравах язычников. Пётр согласился с мнением митрополита, но сначала попытался решить проблему сверху: надо попробовать окрестить языческих князьцов по их доброй воле, чтобы князьцы потом повлияли на свой народ. Зимой 1706 года берёзовский воевода получил указ пригласить в Тобольск ляпинского князя Шекшу и обдорского князя Тучабалду и уговорить принять христианскую веру. В награду им будут царские милости и поддержка. Но мудрый царский план не сработал: князья не приняли приглашения.

Тогда Пётр издал указ: «Сибирскому митрополиту Филофею ехать во всю землю вогульскую и остяцкую, в татары, тунгусы и якуты, и где найдёт их кумирни и нечестивыя жилища, все пожечь, а их (инородцев) своими труды приводить в Христову веру». В обмен на крещение было обещано «сложить прежних годов недоимки и выдавать из казны кафтаны, рубашки и хлеб». Миссионеры же могли «требовать от гражданского начальства летом судов, а зимой подвод, проводников, толмачей и обороны».

Памятник владыке Филофею в Тюмени

Ещё до царского указа Филофей по собственной инициативе пробовал наладить в дальних землях миссионерство. В 1704 году он отправил миссию в Китайскую Монголию к кутухте Джебузяну, одному из семи буддийских первосвященников, подчинённых Далай-ламе. Джебузян православия не принял, но был польщён вниманием Филофея, «великого над ламами ламы». При кутухте для проповеди миссия оставила двух молодых монахов, «дабы яснозретелно показать могли путь, вводящий в разум истинный», но долго в «мунгалах» эти «остроумные юноши» не выдержали и сбежали в Тобольск.

В 1705 году Филофей послал на Камчатку архимандрита Мартиниана, но тот почти ничего не добился: камчадалы жестоко враждовали с русскими казаками, а казачьи атаманы боролись за верховенство. Лишь в 1711 году Мартиниан основал близ Нижнекамчатска маленькую Успенскую пустынь.

РОССИЯ ПРИШЛА В СИБИРЬ НАВСЕГДА, И РОССИЙСКАЯ ВЛАСТЬ БЕСТРЕПЕТНО ПЕРЕКРАИВАЛА ЖИЗНЬ АБОРИГЕНОВ ТАК, КАК ЕЙ БЫЛО УДОБНО И ВЫГОДНО. В ЭТИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ ПРАВОСЛАВИЕ СТАЛО ТОЙ СИЛОЙ, КОТОРАЯ НЕ УЖЕСТОЧАЛА, А, НАОБОРОТ, СМЯГЧАЛА ЦИВИЛИЗАТОРСТВО ПРИШЕЛЬЦЕВ. ПОТОМУ ПОДВИЖНИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ВЛАДЫКИ ФИЛОФЕЯ ВСЁ-ТАКИ ОКАЗЫВАЛАСЬ БЛАГОМ ДЛЯ ИНОРОДЦЕВ. НО СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ ВЫЧЕРКНУЛА ФИЛОФЕЯ ИЗ ИСТОРИИ. ПАМЯТНИК МИТРОПОЛИТУ БЫЛ ПОСТАВЛЕН ТОЛЬКО В 2007 ГОДУ

Столь же печально дела обстояли и в Иркутске. Филофей учредил там викариатство, а викарием назначил епископа Варлаама (Коссовского). Но викарию Сибирь оказалась не по плечу, он выдержал в Иркутске только три года и в 1710 году сбежал в Москву без оглядки. Отдельная Иркутская епархия, которую задумал Филофей, будет образована лишь в 1727 году.

Петровский указ обнадёжил Филофея. В 1707 году владыка отправил миссию к берёзовским остякам (хантам). Тамошние инородцы уже привыкли к монастырским крестам, что высоко вздымались над низкорослым северным лесом. Близ Берёзова можно было ждать помощи от местного воеводы.

Берёзовский острог стольник Никифор Траханиотов построил в 1591 году. Острог встал на берегу реки Северной Сосьвы недалеко от её впадения в Малую Обь. Служилые люди жили здесь в окружении лесов и болот, священных деревьев и древних капищ. Господь не забывал этот городок, иногда напоминая о себе чудом: в 1623 году на крепостной Спасской башне «просияла» икона Смоленской Божией Матери. К концу XVII века в Берёзове худо-бедно действовал Воскресенский монастырь (монахов не хватало, и обитель то и дело закрывалась) и стояли четыре храма, в одном из которых хранилось легендарное знамя Ермака – хоругвь с Георгием Победоносцем.

Под защитой Берёзова миссионеры рассчитывали на успех. Обычно крестители действовали так: являлись в селение (в «юрты»), оглашали указ о крещении и – если их не прогоняли стрелами – кратко разъясняли суть христианства. После этого сокрушали идолов, проводили обряд и раздавали подарки новокрещенам. Но в 1707 году остяки приняли посланцев Филофея с ожесточением, креститься согласились немногие. Эта миссия взбудоражила инородцев, и вскоре в низовьях Оби забунтовали обдорские самоеды. В 1708 году берёзовскому воеводе Хрущёву донесли, что самоеды замыслили сжечь Берёзов; они даже позволили шаману принести в жертву идолам женщину.

Первый опыт миссионерства дался очень нелегко. В селениях навстречу крестителям летели стрелы; никто не хотел принимать от пришельцев ни их подарков, ни их веры. На капищах надменно вздымались идолы, а шаманы призывали своих демонов сокрушить чужаков молниями, сожрать мошкой, утопить в болотах, насмерть закружить в тайге. Но митрополит Филофей получил от государя карт-бланш и маленькую армию крестоносцев.

«Кривовертящиеся нравы» Губернаторство князя Гагарина

Хотя указ о создании губерний был издан Петром в декабре 1708 года, тобольского воеводу князя Михаила Черкасского отозвали только 4 апреля 1710 года. Новым руководителем края Пётр назначил князя Матвея Гагарина. Однако пришлось ждать, пока сановники царя юридически оформят систему губерний и разработают должностные инструкции для губернаторов. Без Черкасского и Гагарина Сибирью командовал воевода Иван Бибиков. 6 марта 1711 года звание губернатора было присвоено Гагарину официально. Как глава Сибирского приказа, он оказался сам себе начальником. Но он всё никак не мог вырваться в Сибирь: в декабре 1711 года царь сдёрнул его с дороги на ремонт Вышневолоцкого канала, а в мае 1712 года опять сгорела треть Москвы.

Наконец Гагарин махнул рукой на канал и Сибирский приказ, на Москву и Петербург, на царя и Сенат, и рванулся в Тобольск.

Князь Матвей Петрович ехал вместе с огромной толпой слуг и дьяков, будущих чиновников (Сенат разрешил ему взять с собой в Сибирь 48 человек из «шляхтичей»). Слава опережала губернатора. В городах губернии князю устраивали пышные встречи. Гагарин щедро раздавал деньги и обещания. От Верхотурья вниз по Туре его караван плыл на судах, по преданию, изнутри обитых красным атласом. В Тобольск князь Гагарин прибыл 9 октября 1712 года. На пристани губернатора встречали восторженный народ и каролины. Гагарин раздал шведам 142 риксдалера.

В Тобольске князь обустроился как вельможа, как не ограниченный ничем и никем правитель. Сибирь не видала такой роскоши. По преданию, Гагарин завёл себе в Тобольске карету, сбитую серебряными гвоздями, а его лошади были подкованы золотыми подковами (дошлые кучера потихоньку поменяли золотые подковы и серебряные гвозди на железные).

Сразу по прибытии Гагарин повелел разобрать терем воевод Черкасских и начал возводить огромный деревянный дворец с подворьем в квартал. Руководил строительством мастер Патрикей Артёмов. Работали 60 русских плотников и артель шведов – 90 человек (артельный – Иоганн Лейм). Гагарин пожелал оформить дом по-современному: фронтоны, балюстрады, колонны, вазоны, лепнина и сад с цветником. Декором занимались каролины.

Гагарин поставил себя в Тобольске как щедрый и снисходительный хозяин. Он старался судить справедливо, помогал, кому мог, убогим раздавал милостыню, ходил в церковь и запросто разговаривал с простым народом. Он носил русскую одежду, а по праздникам приглашал тобольскую «элиту» на застолья (правда, гости должны были подарить ему полтину или рубль). В общем, Гагарин для народа был милостивым барином и добрым господином.

Костяная икона князя Гагарина в музее Тобольска

Он рьяно взялся за дела губернии и проявил себя очень деятельным руководителем. Сохранилось множество его распоряжений и повелений, испещрённых дополнениями. На следствии он говорил: «Подписывал я на всякий день челобитен и указов ста по полтораста и по двести».

Он занимался всем: обустройством дорог и ямских станций, основанием слобод, улучшением сбора ясака, каменным строительством в Тобольске и Сибири, разведкой новых земель, развитием судоходства, дипломатическими отношениями с Китаем и Джунгарией, совершенствованием сбора налогов, христианизацией, развитием промыслов и ремёсел, Ирбитской ярмаркой, местным самоуправлением и бюрократическим аппаратом, земледелием и колонизацией, поиском руд и возведением горных заводов, – и так далее.

КОСТЯНУЮ ИКОНУ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ЕВАНГЕЛИСТА МАТФЕЯ КНЯЗЮ МАТВЕЮ ГАГАРИНУ ПОДАРИЛИ ТОБОЛЯКИ ПО ПРИБЫТИИ В ТОБОЛЬСК НА ГУБЕРНАТОРСТВО. СУДЯ ПО КАЧЕСТВУ РЕЗЬБЫ И ХАРАКТЕРУ ИЗОБРАЖЕНИЯ, ИКОНА ИЗГОТОВЛЕНА ШВЕДСКИМ МАСТЕРОМ. КОСТОРЕЗНЫЙ ПРОМЫСЕЛ, КОТОРЫМ СЕЙЧАС СЛАВИТСЯ ТОБОЛЬСК, ПОЯВИЛСЯ ЗДЕСЬ ТОЛЬКО В XIX ВЕКЕ БЛАГОДАРЯ МАСТЕРАМ-КОСТОРЕЗАМ ИЗ ХОЛМОГОР

Деятельность Гагарина протекала в русле петровских преобразований. Пример тому – реформа тобольского драгунского полка. В 1713 году Гагарин отменил драгунам жалованье, драгуны отказались служить, и тогда Гагарин распустил их. В драгуны уже просились крестьяне из слобод по Тоболу (в «драгунстве» их освобождали от значительной части податей). За взятку в 1500 рублей Гагарин зачислил в драгуны 500 крестьянских семей. Полк был переведён из Тобольска в Царёво Городище, Иковскую и Утяцкую слободы. При воеводах драгуны были кем-то вроде наёмников, а сейчас стали кем-то вроде казаков; тем не менее, они умело отражали набеги степняков. Правда, лихие драгунские полковники сразу принялись «смучивать» со своих драгун взятки деньгами и скотом, так что лихоимство в армии никуда не делось, но с былыми вольностями сословия служилых людей Гагарин покончил.

КНЯЗЬ МАТВЕЙ ГАГАРИН – ФИГУРА АМБИВАЛЕНТНАЯ. С ОДНОЙ СТОРОНЫ, ВСЁ-ТАКИ ПЕРВЫЙ ГУБЕРНАТОР, СТОЛЬКО СДЕЛАВШИЙ ДЛЯ РАЗВИТИЯ СИБИРИ. А С ДРУГОЙ СТОРОНЫ – КАЗНЁННЫЙ КАЗНОКРАД. И ПОЧИТАТЬ ЕГО НЕ СТОИТ, И ПРЕНЕБРЕЧЬ ИМ НЕЛЬЗЯ. ПОЭТОМУ МЕМОРИАЛЬНАЯ ДОСКА ГАГАРИНУ ВИСИТ В ТОБОЛЬСКЕ ТАК, ЧТОБЫ НЕ БРОСАЛАСЬ В ГЛАЗА: КАК БЫ ЕСТЬ ОНА, И КАК БЫ НЕТ ЕЁ

Губернатор имел куда больше административных полномочий, нежели воевода, а губернская канцелярия как система была строже и логичнее, чем приказная изба с повытьями. Почти всё замыкалось на персоне губернатора, поэтому деятельный Матвей Петрович выстроил из губернской канцелярии коррупционную пирамиду. Чиновники брали взятки и раболепно отстёгивали долю губернатору. Всякая услуга стоила свою цену, все были обложены поборами, и Гагарин получал мзду за всё. Секретарь Матвея Петровича, пленный швед Йохим Дитмер, быстро разбогател на одном только «доступе к телу»: он отстроил себе подворье и купил четырёх холопов. В Тобольске Подгородная слобода с приказчиком Иваном Замощиковым обслуживала интересы лично Гагарина, словно крепостное хозяйство: тоболяки вкалывали в усадьбе губернатора, ублажали его гостей и даже столичных ревизоров.

Мемориальная доска князю Гагарину в Тобольске

Караулы Гагарина дежурили в Верхотурье и перехватывали жалобы. Главными статьями личного подпольного бизнеса Гагарина были таможня (с «ларёчным смотрителем» Павлом Крупенниковым), казённая монополия на табак (его называли «табун-трава»; по городам Сибири табаком беспошлинно торговали московские купцы Евреиновы), пушнина и «кружечные сборы» в кабаках. Особо крупные взятки Гагарин брал за откупы. Система откупов была устроена так: какой-либо купец платил в казну ту сумму (откуп), на которую казна планировала собрать какой-либо налог, а потом сам собирал этот налог с населения, сколько мог урвать всеми правдами и неправдами.

По легенде, свои богатства Гагарин переправлял в Россию в обход Верхотурской таможни через Салдинскую слободу. В благодарность за услуги Гагарин на свои деньги выстроил в слободе каменную церковь. Семён Ремезов называл подобные порядочки «кривовертящимися нравами». А современный историк Михаил Акишин подвёл итог деятельности Гагарина так: «Создание жёсткой губернской иерархии позволило петровским чиновникам перейти от криминальной солидарности сибирских воевод XVII века к созданию организованной преступности бюрократического аппарата».

Но князь Матвей Петрович Гагарин не был банальным казнокрадом или коррупционером. Он был пассионарием, деятелем с размахом. В 1713 году он затеял строительство каменного кремля. Он лоббировал китайские караваны (в которых отправлял контрабанду). Он поддерживал миссионерские экспедиции владыки Филофея. Он организовал системные раскопки древних курганов. Он подготовил (пусть и плохо) поход подполковника Бухгольца на Яркенд. Наконец, он даже перенёс устье Тобола.

Весной полноводный Иртыш топил Нижний посад Тобольска, а Тобол впадал в Иртыш так, что поток тобольской воды бил прямо в Троицкий мыс Алафейских гор и подтачивал кручу. Вспомнив свой опыт Вышневолоцкого канала, Матвей Петрович решил спасти город: нужно разделить устье Тобола на два потока и ослабить напор реки на Троицкий мыс. Для второго потока можно было приспособить короткую старицу, называющуюся Прорвой. Её надо было расширить, углубить и соединить с Тоболом и Иртышом.

В 1716 году на Прорве начались землекопные работы. К ним Гагарин привлёк каролинов. Артелью шведов руководил Иоганн Венке. Прорва была расширена, и с тех пор её стали называть Перекопом. Часть воды Тобола потекла по новому пути. Увы, этот титанический труд оказался сизифовым: разделение устья не ослабило Тобол, и он всё равно подмывал злосчастный мыс. Труды шведов и мечты князя Гагарина были напрасными.

Однако дерзость замысла производила большое впечатление, и о канале Гагарина охотно писали учёные путешественники. Натуралист Иоганн Георг Гмелин в 1734 году свидетельствовал: «Бывший наместник князь Гагарин распорядился, чтобы пленные шведы устроили новое устье повыше по течению реки через специально выкопанный канал, что многим помогло. Но опыт показал, что этих средств недостаточно». А в 1741 году академик Герхард Фридрих Миллер сообщил: «Прежний губернатор Сибири князь Матвей Петрович Гагарин попытался с помощью шведских пленных разделить силу Тобола посредством канала. Этот канал действительно и очень удобен, и судоходен».

В конце XVIII века канал перестанут чистить и забросят. Непокорный Тобол восстановит своё былое русло, и через столетие не останется никаких следов Перекопа. Впрочем, не останется и документов, свидетельствующих, что этот проект существовал в действительности. Может быть, канал – просто миф о всемогущем губернаторе, который поворачивал реки вспять.

В общем, Матвей Петрович был весьма неоднозначным деятелем. При всём лихоимстве он был щедр и справедлив; при всём самоуправстве он думал о благе Сибири; при всём корыстолюбии он разорял казну, а не народ.

Караул для каролинов Пленные шведы в Сибири

Первый день 1710 года Москва встречала торжеством. На улицах – триумфальные арки, оркестры, кареты, бояре в собольих шубах, дворяне в мундирах и толпы зевак, разрумяненных от холода и медовухи. Царь устроил воинский парад, и народ кричал «Ура!». Литавры и барабаны задавали ритм для многотысячной армии, и она бодро чеканила шаг на январском морозе. Но общее слаженное движение нарушала колонна пленных шведов: шведы толкались и сбивали строй, чтобы не наступать на свои боевые знамёна, которые перед ними тащили по снегу бравые солдаты русского царя.

Пётр разгромил шведов под Полтавой. Русские захватили 295 знамён и штандартов, взяли в плен 25 тысяч солдат и офицеров с обозами, в которых ехали канцеляристы, слуги, маркитанты и жёны. 18 тысяч пленных свезли в Коломенское для участия в «позорном параде». Пётр сам придумал сценарий победного шествия, превратив шведскую драму в русский фарс. Шут Вимени изображал короля Карла XII, а за пленными под гомерический хохот толпы на санях, запряжённых оленями, катились перепуганные северные самоеды. Низкорослые и смуглые, одетые в одежду из оленьих шкур, они – по замыслу Петра – символизировали злосчастное королевское войско, такое комичное на фоне подтянутых семёновцев и преображенцев, которые красовались в камзолах европейского покроя. Самоеды подгоняли оленей и молились своим богам, чтобы вывели из этого ада в благословенную тундру.

Всем действом руководил комендант Москвы князь Матвей Гагарин. Он провожал взглядом шведов и самоедов, но, конечно, не знал, что видит свою судьбу: в скором времени он станет сибирским губернатором, будет править землями этих инородцев и примет под свою ответственность этих пленников.

Русские называли шведов каролинами – подданными короля Карла. Пленным офицерам и солдатам предлагали принести присягу и служить в русской армии на выгодных условиях. Это не считалось страшной изменой, главное было – сохранить религию. Около шести тысяч каролинов пошли на службу к царю Петру, чтобы получать регулярное воинское содержание. Но многие пленники побоялись, что после мира их не выпустят из России, и не присягнули, предпочитая оставаться подневольными.

Сразу после Полтавской победы (или поражения, кому как) по указу Карла XII в Москве был учреждён Фельдт-комиссариат, который занимался обустройством каролинов в России и был посредником между победителями и побеждёнными. Офицеров в плену содержала Швеция, а солдат – Россия. Но деньги поступали нерегулярно и не в полном объёме, и пленники влезали в долги, выписывая себе векселя через Фельдт-комиссариат.

Поначалу шведских пленных в основном направили работать на верфи – в Архангельск, Петербург, Воронеж, Азов, Казань и Астрахань. Но в ноябре 1710 года Турция, где укрылся Карл XII, объявила войну России, и верфи Дона и Волги оказались под угрозой. Шведов решили держать подальше от границ – в Сибири. Это было практично в духе Петра: в помощь русским осваивать дикие края отправили тысячи образованных европейцев, среди которых были администраторы, строители, оружейники и врачи.

Длинные караваны пленных потянулись на восток: в Вятку, Соликамск, Чердынь, Верхотурье, Тюмень, Тобольск, Берёзов, Сургут, Тару, Нарым, Томск, Енисейск, Туруханск, Иркутск, Якутск и Нерчинск. Каролинов в пути сопровождал караул – солдатская команда или отряд посадских жителей, которых поверстали воеводы. Караульные находились в таких же условиях, что и пленные. При переходах им давали на содержание по 2–3 деньги в день «кормовых», 2 копейки «прогонных» и полтора четверика муки в месяц. Денег часто не хватало, и отряды караульных и пленных в ожидании выплат сидели подолгу на одном месте без занятия и пропитания. Бывало, что пленные в пути погибали от холода, голода, несчастных случаев и болезней. Некоторые пытались бежать; их или убивали (что редко), или возвращали.

Больше прочих о шведах заботился князь Гагарин – глава Сибирского приказа и губернатор. Он сочувствовал каролинам, к тому же понимал, что в Сибири нет высшего света: если хочешь жить в цивилизованном окружении, то нужно самому импортировать его в Тобольск. Губернатор принуждал купцов давать деньги пленным на дорогу, подстёгивал даже своего тестя – вятского воеводу Траханиотова. Гагарин и сам подбирал пленных, когда ехал со свитой в Сибирь. К весне 1712 года в Тобольске собрались около 1200 каролинов, из них 800 – офицеры. То есть, при губернаторе Гагарине каждый десятый житель Тобольска был подневольным иностранцем.

Отец рыб и царь птиц Миссия Филофея 1712 года

Русские пришли в Сибирь не поохотиться, а построить дом и жить. Чтобы считать эту землю своей, нужно было не только заполучить её, но и отформатировать по своему образу и подобию. Завоёвывали Сибирь силой и храбростью, а под себя подгоняли верой и обрядами. Главным сибирским крестителем Пётр назначил митрополита Филофея Лещинского.

Но владыка оставил кафедру, затворившись в тюменском монастыре. Его преемник митрополит Иоанн был книжником и руководил митрополией, не покидая Софийского двора. Миссионерское дело, требующее разъездов, застопорилось. И Пётр поручил губернатору Гагарину уговорить Филофея вернуться к миссиям. Гагарин пообещал владыке всю необходимую помощь: «всяческими нужды изобилно удоволивши», – так пояснил в своей книге сподвижник Филофея Григорий Новицкий, ссыльный казачий полковник. «Благодатию свыше укрепляем», Филофей согласился. Ему было 60 лет.

12 июля 1712 года на тобольской пристани собралась толпа. У причала раскачивались два пузатых дощаника. Работники лихо подгоняли к сходням подводы, закатывали на борт бочки с порохом и заносили ящики с ружьями. Монахи втаскивали сундуки с походными алтарями и медными крестиками. Гагарин снабдил владыку снаряжением и провизией, подготовил подарки для инородцев и выдал две тысячи рублей. Для обережения миссии губернатор отрядил команду казаков. Филофея сопровождали монахи и полковник Новицкий, которому Гагарин поручил писать книгу о свершениях владыки.

НА РЕКЕ ИНДИГИРКЕ В ОБЕЗЛЮДЕВШЕМ ПОСЛЕ ОСПЫ ГОРОДКЕ ЗАШИВЕРСКЕ ОДИНОКО СТОЯЛИ НА ПУСТЫРЕ ДЕРЕВЯННАЯ СПАССКАЯ ЦЕРКОВЬ И ШАТРОВАЯ КОЛОКОЛЬНЯ. ОНИ БЫЛИ ПОСТРОЕНЫ В 1700 ГОДУ. МИМО ИЗРЕДКА ПРОПЛЫВАЛИ ГРУЗОВЫЕ ПАРОХОДЫ. ПО ИНИЦИАТИВЕ ИСТОРИКА И АРХИТЕКТОРА АЛЕКСАНДРА ОПОЛОВНИКОВА ЭТИ СТРОЕНИЯ В 1971 ГОДУ БЫЛИ ПЕРЕВЕЗЕНЫ В МУЗЕЙ ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ ПРИ АКАДЕМГОРОДКЕ В НОВОСИБИРСКЕ

Маршрут экспедиции был такой: Тобольск – Самарово – Атлымские юрты – Шеркальские юрты – Кодский монастырь – Берёзов, потом обратно. Владыка понимал сложность дела, поэтому решил действовать постепенно. В первый год миссионеры не стремились к массовому крещению, целью было «посеять семена»: объяснить суть веры и сжечь идолов. Остяки должны были увидеть, что их богов нет, а есть бездушные деревянные истуканы, которых можно уничтожить, и они не отомстят. Пускай инородцы перестанут бояться и подумают о материальных выгодах крещения. С новокрещенов снималась недоимки, а ясак вовсе не взимался в течение трёх лет. Былые преступления прощались. Каждый новокрещен получал рубаху с портами, кафтан, шапку, рукавицы и чирики (кожаную обувь). Князьцам дарили серебряные кресты, суконные кафтаны, сапоги и отрезы ткани. Мужчинам из казны выдавали полтора рубля, женщинам и мальчикам – рубль, девочкам – полтинник.

Зашиверская церковь в музее Академгородка

Экспедиция получилась непростой. Инородцы встречали миссионеров с недоверием, разбегались и прятались, а в убежищах, по преданию, их терзали странные страхи, не было спасения от гнуса, исчезли зверь и рыба – пропала пища, и остяки возвращались к миссии. Однако в 1712 году православие от Филофея приняли совсем немногие. В юртах близ Кодского монастыря владыка крестил князя Алачёва и тринадцать человек его рода, на реке Сосьве – семью обдорского князя Тайши Гындина и несколько других семей. Но в этом походе миссионеры спалили десятки истуканов и капищ.

В Самарово, в языческом Белогорье, остяки сами истребили своих богов. Здесь почитали Обского Старика – Отца Рыб; по легенде, он плавал в лодке по Оби и строгал палочку, стружки падали в воду и превращались в рыб, а рыбы собирались в косяки. На капище идол Старика сидел в священной лодке, он был облачён в красные одежды, имел рога, жестяной нос трубой и стеклянные глаза. Когда-то в подарок идолу остяки привезли на Белогорье легендарный панцирь Ермака. А сейчас сожгли Отца Рыб и его лодку.

В Атлымских юртах Филофея поджидал «чёрный шаман» Палемха. Он давно уже предсказал пришествие крестителя, сам начал нахваливать веру в Христа и отказался служить Медному Гусю, царю всех птиц. Остяки Атлыма встретили Филофея с радостью и привели миссионеров на святилище. Гусь сидел в большом гнезде из дорогих шкур и тканей. Остяки подожгли гнездо и расплавили идола в огромном костре. Однако Палемха увидел, что Гусь не сгорел, а вылетел из огня и пропал в дымном небе. Коварный Палемха посмеялся над русской верой и потом переметнулся обратно в язычество.

В Шеркальских юртах остяки тоже сожгли идолов – всех, кроме самого почитаемого истукана Мир-Суснэ-Хума с серебряным лицом. Мир-Суснэ-Хум каждый день на коне объезжал вселенную и охранял порядок. Его идола остяки унесли и спрятали на реке Конде. Но мудрый Филофей умел ждать.

В 1712 году владыка лишь разорил капища язычников. Как известно, свято место пусто не бывает, и владыка собирался через год вернуться на Обь, чтобы на опустевших святилищах окрестить остяков и заложить церкви.

Последний святой империи Деятельность митрополита Иоанна

14 августа 1711 года Тобольск готовился принять нового митрополита. Плотники сбивали мостки от ворот Знаменского монастыря до пристани. Комендант Бибиков на всякий случай пригнал воеводскую карету. На берегу Иртыша толпился народ, ожидая, когда покажутся дощаники владыки. Едва на Тоболе мелькнули паруса, с верхотуры Алафейских гор грянула пушка.

Два судна встали боком к причалу, упали сходни. Митрополит был одет в дорожное платье и держался строго. Благословив встречающих, тихим шагом, опираясь на посох, он прошёл в Знаменский собор на службу, а потом вернулся на свой дощаник, чтобы назавтра вступить в город в силе и славе.

На другой день он появился уже в полном архиерейском облачении. Толпа возликовала. Владыка двинулся на Верхний посад. Вдоль его пути, развернув знамёна, выстроился полк служилых в парадных кафтанах. Священники держали хоругви. Звонили колокола. Софийский собор, ожидая литургии, сиял изнутри золотом икон и огнями свечей. Город радовался празднику, – а митрополит знал, что Сибирью не награждают, а наказывают.

Черниговского архиепископа Иоанна (Максимовича) Пётр назначил митрополитом вместо Филофея. Иоанн был из того же круга иереев, что и Филофей, – учился в том же Киево-Могилянском коллегиуме. Монашеский постриг Иоанн принял в Киево-Печерской лавре и вскоре за красноречие и рачительность получил должность проповедника и эконома. Авторитет его быстро возрастал, и в 26 лет Иоанна уже отправили послом Малороссии к государю, чтобы попросить для Киева защиты от кровожадных турок.

В течение двадцати лет Иоанн служил настоятелем в разных монастырях Южной России. В 1696 году он возглавил Черниговскую епархию. По складу души Иоанн был литератором и просветителем. В Чернигове он учредил первую в России семинарию и основал типографию. Он помогал монаху Димитрию (Туптало) писать знаменитые «Четьи-Минеи» – свод житий святых, в будущем – главное чтение русского человека. Иоанн, совершенствуя душу, и сам сочинял богословские трактаты: «Нравоучительное зерцало», «Путь Креста Господня», «Феатрон» и «Богомыслие».

Малороссийский гетман Мазепа очень ценил черниговского епископа. Мазепа не был чёртом с рогами, каким его размалевали после измены, и стремился облагородить свою землю. При попечении Мазепы Иоанн строил в Чернигове просвещённые Афины. Но Мазепа предал царя Петра – и владыка Иоанн, любимец гетмана, попал под подозрение. Оправдываясь, Иоанн осудил Мазепу; Мазепа же отомстил подмётным письмом: чтобы Пётр казнил праведного Иоанна и этим дискредитировал себя в глазах украинских иереев. Надеясь вернуть доверие Петра, три украинских архиепископа, в том числе и Иоанн, в присутствии государя в соборе города Глухова предали Мазепу анафеме.

Коллегиум в Чернигове

Новым покровителем Иоанна стал Меншиков, получивший земли под Черниговом, но и с «Данилычем» Иоанн поссорился. В имении Меншикова Иоанн освятил новую церковь, но освятил тогда, когда требовали правила, а не когда хотел хозяин. И разозлённый Меншиков организовал пожилому богослову отъезд в Сибирь. Иоанн тогда предрёк: «Далеко мне ехать, но ты, князь, поедешь ещё дальше». Пророчество сбудется: через двенадцать лет после смерти Иоанна Меншикова сошлют в Берёзов, где «Данилыч» и умрёт.

Видимо, превращение благодетелей в гонителей потрясло Иоанна. И он больше не хотел деяний на мирском поприще, ибо такие деяния невозможны без помощи сильных мира сего. В Тобольске кроткий митрополит писал велеречивые сочинения, восхваляющие царя Петра, но всячески избегал губернатора Гагарина – «птенца гнезда Петрова»: за четыре года своей сибирской жизни Иоанн посетил губернатора всего лишь один раз.

АРХИЕПИСКОП ИОАНН В 1700 ГОДУ ОСНОВАЛ В ЧЕРНИГОВЕ КОЛЛЕГИУМ – ЦЕРКОВНОЕ УЧЕБНОЕ ЗАВЕДЕНИЕ, ДАЮЩЕЕ ЛУЧШЕЕ ПО ТЕМ ВРЕМЕНАМ ОБРАЗОВАНИЕ. ЗДЕСЬ ПРЕПОДАВАЛИ ФИЛОСОФИЮ, РИТОРИКУ, ПОЭТИКУ, ИСТОРИЮ И ЯЗЫКИ. КОЛЛЕГИУМ РАЗМЕСТИЛСЯ В ТРАПЕЗНОЙ БОРИСОГЛЕБСКОГО МОНАСТЫРЯ. СОДЕРЖАЛА ЕГО КАНЦЕЛЯРИЯ ГЕТМАНА МАЗЕПЫ. ПО НАСТОЯНИЮ ВЛАДЫКИ ИОАННА НАД УЧЕБНЫМ КОРПУСОМ БЫЛА ВОЗВЕДЕНА БАШНЯ-КОЛОКОЛЬНЯ С ЦЕРКОВЬЮ ИОАННА БОГОСЛОВА – ПОКРОВИТЕЛЯ УЧЁНЫХ И КНИЖНИКОВ

Тревожные миссии к инородцам Иоанн предоставил Филофею, а сам занялся душеспасительными вещами: освящал храмы, заботился о школе, служил на литургиях, открывал богадельни и устраивал крестные ходы. Для себя же он перевёл с немецкого «Илиотропион» – пятитомный трактат о божьем мироуправлении. Жителям Тобольска Иоанн полюбился за «тайную милостыню»: владыка переодевался в простолюдина и ночами обходил дома бедняков, подбрасывая деньги. Семён Ремезов писал об Иоанне: «Святонравный человек и философ книгам, правитель Христовой веры и ревнитель апостольским преданиям».

Иоанн поддерживал миссионерские устремления Филофея. В 1714 году он направил православную миссию в Китай. В Пекине жили казаки, взятые в плен в Албазине. Они переженились на китаянках и завели детей. Китайские власти отдали албазинцам буддистский храм; русские переделали пагоду в церковь святой Софии, но попа не имели, потому что священников в Китай не пропускали. Князь Гагарин уговорил китайскую сторону принять православную миссию. Её возглавил енисейский архимандрит Иларион (Лежайский) – Иоанн привёз его с собой с Украины.

Владыка был некрепкого здоровья, и его сибирская ссылка оказалась недолгой. 9 июня 1715 года Иоанн отслужил литургию и дал у себя обед для духовенства и нищих, на котором по обычаю сам подносил блюда. Наутро братия собралась у кельи владыки для благословения, но дверь была заперта. Примчался Гагарин, дверь взломали – и нашли владыку мёртвым. Он стоял на коленях под иконой пророка Ильи – памятью о Чернигове.

Филофей в это время был в Киеве. По преданию, он почувствовал, что Иоанн умер, и сказал своим спутникам: «Брат наш Иоанн успе. Прейдем отсюда». Иоанна долго не хоронили, ожидая возвращения Филофея, и всё это время тело митрополита оставалось нетленным.

Кроткий митрополит Иоанн не совершил никаких подвигов, но чем-то он был угоден Господу, и в 1916 году его причислят к лику святых. Он станет последним святым Российской империи, потому что потом грянет 1917 год. Ныне мощи Иоанна пребывают в Покровском соборе Тобольского кремля.

«Вверзите мя в глубину!» Миссия Филофея 1713 года

Летом 1713 года вновь подняли паруса дощаники владыки Филофея. Владыка с казаками и монахами отправился из Тобольска вниз по Иртышу и Оби до Берёзова. В прошлом году он уже сокрушил идолов и бросил семена православной веры в болотистые чащобы язычников, и нынче настало время проверить, прижились ли посевы. Людей у владыки теперь было больше: Гагарин приказал за счёт казны построить «в каждой волости по церкви» и оставить при храмах надёжных «надзирателей», ибо без должного присмотра новокрещены могут вытесать себе новых истуканов. Как всегда, Филофея сопровождал верный помощник – ссыльный полковник Григорий Новицкий.

Год, предоставленный на размышления, принёс свои плоды: инородцы принимали миссию дружелюбно и крестились охотно. Порой они сами без предупреждения выплывали на лодках навстречу судам Филофея: появление владыки предсказывали шаманы, ощутившие силу русской веры. А те, кто не пожелал принять крещение, быстро уходили вниз по Оби за Обдорск – в Воксаровы юрты. Но отступников было немного: на три с половиной тысячи крещёных набралось только тридцать человек закоренелых язычников.

Новокрещенов не особенно занимал обряд с троекратным погружением в реку под непонятные речи русского шамана. Инородцы, как дети, ждали финала действа, чтобы принять подарок за своё послушание. Многие прямо на берегу скидывали потрёпанную мокрую одежду и облачались в новые штаны и рубахи – награду от нового бога.

Но покорность остяков имела особые причины. По Оби пролетел слух о страшном виде́нии «огнепального воина», который вдруг воссиял в небе над русскими дощаниками, ударил копьём в судёнышко Филофея и прогремел: «Вторично терплю тебя, в третий раз не потерплю!» Инородцы истолковали это виде́ние в том смысле, что скоро боги тайги уничтожат тобольского крестителя, его крещение развеется бесследно, и поэтому надо успеть получить от русских всю возможную выгоду – взять подарки.

В Атлымских юртах остяки неожиданно оказали сопротивление миссии. Порыв ветра посадил дощаник владыки на мель прямо перед Атлымом, и остяки осыпали неподвижные суда ливнем стрел. Но Филофей без страха вышел на берег к язычникам и убедил их опустить оружие: «Свирепьства укротиша тишайшыя словеса». Два дня святитель провёл в Атлыме, разговаривая с местными жителями. И он выяснил, что остяки не желали креститься, потому что обряд проводился в реке, а северные инородцы не умели плавать (в ледяной Оби не купаются), потому боялись погружаться в воду. Мудрый Филофей, вздохнув, разрешил атлымцам утопить его, если во время крещения захлебнётся хоть один человек; Филофей сказал: «Тогда вверзите мя в глубину!» И успокоенный Атлым принял крещение.

В миссии 1713 года Филофей впервые столкнулся с противодействием ислама. У ислама были очевидные преимущества для инородцев: мусульмане могли есть конину и быть многожёнцами – это больше подходило для жизни на севере, нежели православные запреты. По селениям и стойбищам ислам распространяли абызы. «В паству, толикими трудами собранную, начали волцы зловерия Махометанского входити», – записал в дневнике Новицкий. Абызов финансировали бухарцы, потому что вести пушной торг напрямую им разрешалось только с единоверцами, а татары добывали мало зверя.

МУЗЕЙ «ТОРУМ МАА», ПРЕДСТАВЛЯЮЩИЙ КУЛЬТУРУ ОБСКИХ УГРОВ, НАХОДИТСЯ В ХАНТЫ-МАНСИЙСКЕ. НАЗВАНИЕ МУЗЕЯ ОЗНАЧАЕТ «СВЯЩЕННАЯ ЗЕМЛЯ». В СОВРЕМЕННОЙ ВЫСОКОРАЗВИТОЙ «НЕФТЯНОЙ» И «ГАЗОВОЙ» ЮГРЕ ОЧЕНЬ ОСТРО ОЩУЩАЕТСЯ ВИНА ПРИШЕЛЬЦЕВ ЗА РАЗРУШЕНИЕ ТРАДИЦИОННОГО УКЛАДА АБОРИГЕНОВ. ОБОСТРЁННОЕ ВНИМАНИЕ К ХАНТАМ И МАНСИ, К ИХ КУЛЬТУРЕ И ОБРАЗУ ЖИЗНИ, – НЫНЕШНЯЯ ФОРМА «БРЕМЕНИ БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА»

Незадолго до прихода миссии Филофея абыз Аваз-Баки Кулаев обратил в ислам остяков Буренских юрт и даже намекнул им, что Филофея можно убить, якобы на это уже есть приказ от властей: «Аз, рече, сам видел царское повеление во граде прибито – кто убиет архиерея, не будет за то ему казни». Остяки поверили. Едва миссионеры сошли с дощаников, остяки начали стрелять по ним из луков. Один монах был убит, другой – ранен в плечо; священнику Ивану Силину, сложившему руки для молитвы, стрела пронзила обе ладони. Буренский князь Уршанко выпалил во владыку из пищали, но пуля, по счастью, лишь порвала рясу: «вкруг изреза токмо одежду». Из Буренских юрт миссионеры отступили ни с чем.

Реконструкция святилища в музее «Торум Маа»

В этой миссии Филофей встретил ещё одного противника – коменданта Берёзова. Коменданту крещение инородцев было совершенно убыточно: новокрещенам прощали недоимки и на три года освобождали их от уплаты ясака, да ещё требовалось выделять из казны деньги на строительство церквей и содержание попов. И комендант компенсировал потери: налагал на новокрещенов подушный налог, словно на русских крестьян, или вообще силой забирал их в крепостные холопы. И «надзиратели», которых оставлял Филофей, защищали остяков, новых детей божьих, не только от искушений язычества, но и от корыстных сибирских братьев во Христе.

Но миссия 1713 года не закончилась с возвращением Филофея домой. Жалея остяков, владыка ничего не сказал Гагарину о нападении в Буренских юртах, но священник Иван Силин не утаил правды. А непокорство русские власти подавляли жестоко. Губернатор Гагарин отправил в Буренские юрты карательный отряд, и служилые повязали всех, кто напал на миссию, в том числе и князя Уршанко. В Тобольске их ждала плаха. Однако в каземат к узникам пришёл Филофей и уговорил остяков принять крещение – за это их простят. Остяки согласились. Филофей увёз их в Тюмень в свой монастырь и там окрестил. По преданию, крещёный князь Уршанко потом много лет ещё служил владыке по своей доброй воле.

Бастион в степи История Далматовского монастыря

За эти земли спорили друг с другом татары, башкиры и калмыки, и основать здесь обитель было делом очень рискованным: русские остроги не защитят, они далеко. Но старец Далмат полагал, что крепость веры оберегает надёжнее бревенчатой крепости, и поставил свой скит на «Белом городище» – на краю тревожной лесостепи, там, где речка Теча впадает в реку Исеть. В 1659 году пустынь Далмата была преобразована в Успенский монастырь.

Монастырь стал опорой русской крестьянской колонизации Зауралья. Ему приходилось выносить все трудности первопроходца. Братия терпела голод и нищету: в этих краях не от кого было ждать щедрых пожертвований. Монахи всё делали сами – растили хлеб и возводили храмы. На монастырь не раз нападали кочевники. В 1662 году, во время восстания Сары Мергена, башкиры пронеслись по Исети, разорили Катайский острог и слободы и сожгли обитель дотла. Старец Далмат и его сын Исаак возродили монастырь. К 1665 году в нём были уже две деревянные «щипцовые» церкви, братские кельи и амбары; их окружили бревенчатыми стенами-городнями с боевыми башнями. Воевода Годунов включил монастырь в свою Засечную черту как вполне надёжную крепость, однако эта Засечная черта не была достроена.

Крепость Далматовского монастыря

В 1680 году при Далматовском мужском монастыре был учреждён женский Введенский. Он находился рядом, в Рафаиловском бору. Там было 27 монахинь. Старица Ирина возглавила обитель и управляла ею 50 лет.

Далматовские игумены оказались людьми непростыми. Исаака власти подозревали в сочувствии расколу. Его подвергали осуждению, целый год он провёл на покаянии в Енисейске. Но потребности хозяйства вынуждали его укрывать и беглых крестьян, и старообрядцев: в 1684 году на монастырских землях прибыльщики нашли тайную деревню раскольников. Зато монастырь богател. Он продавал хлеб, рыбу, мясо, холсты и шерсть; он обзавёлся торговыми подворьями в Тобольске, Шадринске и на Ирбитской ярмарке.

КАМЕННАЯ КРЕПОСТЬ ДАЛМАТОВСКОГО МОНАСТЫРЯ БЫЛА ДОСТРОЕНА ОЧЕНЬ ВОВРЕМЯ. ЗИМОЙ 1763 ГОДА В ВОТЧИНАХ МОНАСТЫРЯ ВСПЫХНУЛ БУНТ, КОТОРЫЙ ПОЛУЧИЛ НАЗВАНИЕ «ДУБИНЩИНА». МОНАХИ УКРЫЛИСЬ ЗА СТЕНАМИ И ОТСТРЕЛИВАЛИСЬ ИЗ ПУШЕК. А В 1774 ГОДУ МОНАСТЫРЬ ОСАДИЛИ ПОЛЧИЩА ОДНОГО ИЗ АТАМАНОВ ПУГАЧЁВА. ПУГАЧЁВЦЫ АРТИЛЛЕРИЕЙ РАЗРУШИЛИ ВОРОТА ОБИТЕЛИ И РИНУЛИСЬ НА ПРИСТУП, НО МОНАХИ ОТБИЛИСЬ, А ПОТОМ ЕЩЁ МЕСЯЦ СИДЕЛИ В ОСАДЕ, НО НЕ СДАЛИСЬ

Исаака не раз отстраняли от руководства монастырём. В семидесятых годах игуменом был отец Афанасий, духовный сын Исаака. При нём обитель была сотрясена скандалом со «строителем» (завхозом) Никоном, который пустился в хитрости с монастырскими вкладами и, в конце концов, получил удар ножом от разгневанного крестьянина. А сам отец Афанасий уехал в столицу, где разоблачал раскольников и спорил до драки с самим Никитой Пустосвятом. В 1682 году Афанасий стал архиепископом Холмогорским. Он участвовал в обороне Архангельска от шведов и в строительстве кораблей для Петра I; он боролся с расколом на Русском Севере, возводил каменные храмы, писал книги, собирал библиотеку и даже организовал обсерваторию. Возможно, Афанасий составил Далматову монастырю протекцию у царя, поскольку обитель на Исети пользовалась необъяснимыми милостями Петра.

В 1685 году игуменом вновь назначили Исаака. К началу XVIII века обитель окрепла настолько, что Исаак решил начать каменное строительство, как на Верхотурье, в Тобольске и Тюмени. Дальновидный игумен сделал ставку на горные заводы Урала, вернее, на Демидовых. Исаак наладил с ними бартер. Монастырь отправлял заводчикам провиант для рабочих, а взамен получал необходимое железо и колокола. В монастыре появился отдельный амбар, где хранился хлеб для Демидовых. Работы в Далматовском монастыре по размаху уступали в Сибири только строительству Тобольского кремля.

В 1705 году заложили Успенский собор. Главного зодчего – ярославца Ивана Сороку – Исаак переманил из Верхотурья. Однако дело продвигалось туго. По обители прокатились два сокрушительных пожара, а потом на пепелище напали башкиры, и владыка Исаак руководил защитой горелого пустыря. В 1713 году Сорока бросил всё и ушёл, Исаак отыскал ему замену – зодчего Якова Смирных. В 1714 году Пётр во имя Петербурга запретил в России любое каменное строительство, но Исаак каким-то образом сумел добиться исключения для своей обители. Собор освятили в 1720 году.

Это был первый двухэтажный храм за Уралом. Построенный «в три света», он имел «крещатое» венчанье на пять глав. Его украшал затейливый декор: «жучковый» орнамент, колонки с перехватами, наличники «медвежьи ушки», завитковые очелья, килевидные арки на колокольне и окошки-«слухи» на шатре. Собор сочетал в себе черты поморского стиля, «нарышкинского барокко» и украинских мотивов, привнесённых в Сибирь монахами из Малороссии. Артель, которая возводила храм, так сработалась, что потом её будут приглашать по всей Сибири; «далматовцы» возведут храм Кодского монастыря, церкви в Енисейске, Красноярске и Верхнеудинске.

Храмом игумен Исаак не ограничился. Он хотел иметь настоящую крепость. В 1713 году начали возводить её стены, причём деньги давала казна. Исаак не дожил до завершения работ. Он умер в 1724 году – на излёте петровской эпохи. А крепость достроили только в 1754 году.

В этом уникальном сооружении сошлись две эпохи: средневековье и новое время. Высокие, как в старину, шатровые башни и стены с «печурами» и «ласточкиными хвостами» соседствуют с пятиугольными бастионами, как делали в Европе, и воротами в середине куртины. Эта крепость дважды спасёт монахов от вооружённых штурмов. В 1763 году пушки обители расстреляют «Дубинщину» – восстание исетских крестьян, а в 1774 году о стены монастыря разобьётся орда пугачёвцев. «Христовы воины» окажутся храбрыми солдатами. И не мудрено: свою крепость веры они построили в чужой земле и научились защищать её не только молитвой, но и оружием.

На благо поневоле Деятельность каролинов

Тысячи пленных шведов были расселены по десяткам городков Сибири. Сибирь никогда ещё не испытывала такой мощной прививки «европейства».

Самая большая и крепкая община сложилась, разумеется, в Тобольске. Её ольдерманом (руководителем) стал подполковник Арвид Кульбаш. Шведы организовали свою жизнь разумно и демократично. Подполковник Кульбаш, два капитана и два ротмистра распределяли деньги, полученные из Фельдт-комиссариата. Лейтенант Каг вёл дневник общины. Пастор Лариус отвечал за религиозные службы. Батальонный проповедник Вестерман учитывал умерших. С 1712 года выбранные офицеры два-три раза в год ездили в Москву в Фельдт-комиссариат за деньгами и письмами с родины.

Каролины не хотели терять свою идентичность. Они сообща отмечали праздники короля – именины (28 января) и дни рожденья (17 июня). Драбант-капрал Брур Роламб всякий раз сочинял торжественные стихи. Капитан Курт фон Врех провозгласил религиозную доктрину общины – пиетизм. Это протестантское учение заключалось в том, что нельзя поддаваться унынию и впадать в безделье, а невзгоды следует преодолевать трудами на благо ближних. Учение разработал профессор Франке из университета в Галле; Курт фон Врех установил связь с профессором и получал из университета помощь деньгами, наставлениями и «методической литературой».

Поначалу русские власти охраняли пленных, потом охрана превратилась в наблюдение, потом и вовсе исчезла. Жили каролины на постое в домах горожан, но их приводили в ужас теснота и антисанитария, поэтому самые богатые пленники построили собственное жильё. В быту шведы относились к русским с презрением, а русские к незваным гостям – с враждебностью. Самое большое столкновение случилось в апреле 1712 года. После трёх пожаров в Тобольске денщик губернатора ударил в набат, призывая бить поджигателей – конечно, шведов. В жестокой свалке русские уложили насмерть пять офицеров и отмутузили сотню человек. Впрочем, шведы – бравые вояки – не остались в долгу и дали сдачи. Но потихоньку отношения наладились. Многие шведы женились на русских бабах и, в конце концов, остались жить в России, потому что ради брака переходили в православие, а православным не дозволялось покидать своё отечество.

Пленные шведы зарабатывали деньги так же, как русские: нанимались строить, пахать, косить сено, заводили ремесленные мастерские, торговали и даже тайком гнали водку – тогда это был самый прибыльный подпольный бизнес. Для бедных товарищей богатые офицеры устраивали бесплатные обеды. Шведские артели приняли участие во всех проектах губернатора Гагарина: рыли отводной канал для устья Тобола, возводили Тобольский кремль, горные заводы и церкви. Дмитриевская башня зодчего Семёна Ремезова в Тобольске (Рентерея) была в народе прозвана Шведской палатой.

Иоанно-Богословская церковь в городе Чердынь

Первым помощником шведов был сам губернатор. Шведы отгрохали ему дворец в европейском духе и долго получали от Гагарина различные подряды: сложить камины, сделать обои, лепнину, посуду и мебель, вырезать шахматы, нарисовать игральные карты, обиходить сад. Секретарём Гагарина стал сын нарвского бургомистра Йохим Дитмер; на взятках за «доступ к телу» губернатора он сколотил себе немалый капитал. Шведской общине Гагарин давал деньги в долг, да и просто так дарил: например, в 1717 году он подбросил шведам пакет с золотом стоимостью 500 дукатов. «Роздачи» шведам станут важным пунктом в обвинениях Гагарину. Матвей Петрович воистину был одержим «чужебесием», о котором писал Юрий Крижанич.

Но шведы стараниями Курта фон Вреха завели в Тобольске школу с пансионом, в которой учились дети и шведов, и русских, а также кукольный театр. Фон Врех выписывал лекарства из Галле, открыл больницу и аптеку.

ПЕРВОЙ ОБИТЕЛЬЮ НА УРАЛЕ СТАЛ ИОАННО-БОГОСЛОВСКИЙ МОНАСТЫРЬ, УЧРЕЖДЁННЫЙ ПЕРМСКИМ ЕПИСКОПОМ ИОНОЙ В 1462 ГОДУ. ЛИШЬ В XVIII ВЕКЕ ОБИТЕЛЬ РЕШИЛА ОБЗАВЕСТИСЬ КАМЕННЫМ ХРАМОМ. ПО ПРЕДАНИЮ, ЕГО СТРОИЛИ ПЛЕННЫЕ ШВЕДЫ. ЦЕРКОВЬ ИОАННА БОГОСЛОВА БЫЛА ЗАВЕРШЕНА В 1718 ГОДУ. ЭТО РЕДКИЙ ДЛЯ УРАЛА И СИБИРИ ТОЙ ЭПОХИ ДВУХЪЯРУСНЫЙ ХРАМ, В КОТОРОМ ПЕРВЫЙ ЭТАЖ ОТАПЛИВАЛСЯ И ПРИНИМАЛ ПРИХОЖАН ДАЖЕ ЗИМОЙ

Война со Швецией закончилась Ништадским миром, заключённым осенью 1721 года. Пленные шведы потянулись из Сибири в Европу.

Для многих из них опыт долгого сибирского плена оказался стартовой площадкой в карьере. Секретарь Гагарина Дитмер стал посланником Швеции в России, а потом – губернатором в Финляндии. Лейтенант Ланг, которого Гагарин пристроил шпионом в китайские караваны, стал посланником России в Китае, а потом – вице-губернатором Иркутской губернии. И другие «сибирские шведы» на родине превращались в бургомистров и комендантов.

Бывшие пленники принялись писать мемуары. Андэш Вестерман, Курт фон Врех, Леонард Каг, Иоаким Лют, Георг Малин, Андэш Пильстрем, Олоф Хорд, Генрих Сёдеберг – все они издали книги о своих судьбах. Юхан Табберт фон Страленберг опубликовал большой труд по истории России. Лоренц Ланг написал о Китае. Йохан Шничер – о калмыках. Йохан Мюллер – об остяках. Юхан Ренат составил карту Джунгарии. Шведы, бывшие пленники, рассказали миру о Сибири гораздо больше, чем сами русские.

Странное посольство Посольство Тулишэня

Надменный Китай никогда не отправлял в Россию посольств – много чести для варваров, и вдруг в 1712 году Лифаньюань попросил у российских властей разрешение для проезда своей дипломатической миссии. А миссия была какая-то странная. Волей обстоятельств при дворе богдыхана оказался некий «быйсе Арабджур» – племянник великого калмыцкого тайши Аюки. И вот теперь заботливый богдыхан якобы желает посоветоваться с Аюкой, каким путём ему доставить племянника к дядюшке: через Джунгарию или через Россию? Повод для посольства – пустяковый, если даже не абсурдный. Но китайцы всегда были уклончивы, лукавы и себе на уме. Пётр побоялся, что в случае отказа Пекин может запретить китайские караваны, и разрешил посольству проехать из Нерчинска на Волгу. Более того: губернаторам и комендантам надлежало провезти послов за свой счёт и со всеми почестями.

В июне 1712 года посольство выехало из Пекина. Русские присоединили его к торговому каравану купца Худякова. Посольство состояло из восьми послов и двух десятков помощников. Главным был назван посол Агадай, но в реальности миссией руководил посол Тулишэнь. Послы были чиновниками Лифаньюаня не слишком высокого, но и не слишком низкого ранга.

В августе 1712 года посольство прибыло в Селенгинск. В январе 1713 года, преодолев Байкал по льду, послы вступили в Иркутск. Китайцы были очень удивлены тем, что зимой русские реки замерзают, и плыть по ним нельзя. Послы в Иркутске ждали ледохода и добрались до Тобольска лишь в августе. Везде гостей принимали с почётными караулами и пиршествами. В декабре миссию доставили в Саратов. Аюка начал готовить встречу.

На самом деле, конечно, вопрос был вовсе не в каком-то там племяннике Аюки. Вопрос был в джунгарах. Для империи Цин Джунгарское ханство превратилась в главную внешнеполитическую проблему. Степняки отбили у китайцев несколько городов на Великом Шёлковом пути (в том числе города Яркенд и Кашгар) и готовились захватить священный город Лхасу. Если бы калмыки ударили джунгарам в спину – со стороны казахских степей, а сами китайцы атаковали бы джунгар в лоб, скатываясь со склонов Тибета, то богдыхан мог бы уничтожить Джунгарию, стереть с лица земли. И надежда на калмыков не выглядела напрасной, потому что отношения между Аюкой и джунгарским контайшой Цэван-Рабданом давно были недружелюбными. Посольство Тулишэня ехало уговориться с калмыками на военный союз.

Встреча китайских послов с Аюкой произошла в июне 1714 года. Аюка принимал послов в урочище Монтохой на Ахтубе – в ставке легендарного Хо-Орлюка. Пиры, охоты и переговоры растянулись на две недели. Аюка очень озаботился судьбой своего племянника и обещал крепко подумать, каким путём ему возвращаться. Про нападение на джунгар он не сказал ни слова. Но китайцы его поняли: калмыки не будут им помогать.

Это решение принимал, разумеется, не Аюка. Калмыцкое ханство было частью России, и вопросы войны и мира решал царь, а не хан. А Петру война с Джунгарией была ни к чему. Хватало войн со Швецией и Турцией. Князь Гагарин справедливо указал царю: если Джунгария погибнет, то Китай вплотную придвинется к России. Сибирские города (Тюмень, Тара, Томск, Кузнецк, Красноярск) окажутся пограничными, то есть в зоне досягаемости китайских войск. Джунгария – щит между Россией и Китаем.

Хотя возможно, что переговоры сложились бы удачнее, но помешали церемониальные тонкости. Богдыхан Сюань-Е не хотел унижать себя перед царём просьбой принять послов, а царь Пётр не хотел помогать богдыхану без изъявления уважения со стороны империи Цин. Послов не пригласили в столицу, так как они сами не истребовали аудиенции, а послы не поехали в столицу самостоятельно, так как их не позвали. Однако у Тулишэня имелись подробнейшие инструкции от лучезарного Канси, что и как ему надо сказать царю Петру. Увы, инструкции не пригодились.

Богдыхан не простит русскому царю отказа и запретит пускать в Китай ближайший русский караван (караван 1715–1717 годов). Для последующих караванов имперские чиновники сильно сократят возможности торговли. Впрочем, скоро грянут новые важные события: в 1715 году на Ямыш-озере с джунгарами сцепится войско подполковника Бухгольца, а в 1717 году контайша Цэван-Рабдан всё-таки отобьёт у Китая священную Лхасу. Новые реалии вынудят империю Цин предать неудачное посольство забвению. Хотя второе китайское посольство придёт в Россию только в 1731 году.

Дипмиссия к Аюке оставит одно очень хорошее наследство – сочинение Тулишэня «Записки путешествия послов, посланных в последние края света». Дело в том, что Тулишэнь не просто ехал по России, а совершал разведку: он выяснял о стране северных варваров всё, что было возможно. Он расспрашивал попутчиков и записывал сведения о горах и реках, о погоде и климате, о растениях и животных, о земледелии и ремёслах, о слободах и городах, о народах и налогах, о русской армии и русском государстве. И наблюдения Тулишэня стали первой в Китае книгой о неведомой России. А под Россией Тулишэнь имел в виду, в основном, Сибирь.

Золото Яркенда Экспедиция подполковника Бухгольца

Царю Петру для реформ государства требовалось золото. Но где его взять? От губернатора Гагарина Пётр услышал легенду, что золото моют в речке близ китайского города Яркенд (русские называли его Еркеть) в оазисе на краю пустыни Такла-Макан. Через Яркенд проходил уже заброшенный Великий шёлковый путь. Джунгары отбили у китайцев несколько городов – Турфан, Гаочан, Лунтай, Кашгар, в том числе и Яркенд. То есть он был пока как бы ничей. Можно снарядить экспедицию, построить линию крепостей от Тобольска до Яркенда и добывать там золото. Проект фантастический, но Пётр не знал географии Азии, а решительности ему было не занимать.

Князь Гагарин поспешно отправил на разведку в Яркенд и в Китай тобольского дворянина Фёдора Трушникова. Трушников уехал в 1713 году, а вернулся в 1715-м. Он привёз удручающее известие: сокровища оазиса – это сказка. Но было слишком поздно. Не дожидаясь подтверждения слухов о золоте, 22 мая 1714 года Пётр издал указ о подготовке похода в Яркенд. Во главе предприятия он поставил подполковника Ивана Бухгольца.

Летом 1714 года Бухгольц прибыл в Тобольск с десятком офицеров и сержантов. Солдат он должен был поверстать в Сибири – рекрутов, охочих людей или пленных шведов (шведов – не более трети). А губернатор Гагарин был обязан снабдить войско Бухгольца оружием, боеприпасами, амуницией, провиантом, фуражом, судами, телегами, лошадьми и вообще всем. Пётр надеялся, что Бухгольц справится с хозяйственными проблемами, потому что обер-комендант Тобольска Дорофей Траурнихт приходился ему тестем.

Осень, зиму и весну Бухгольц готовил войско. Он с трудом набрал и обучил два пехотных полка (их назвали Московский и Санкт-Петербургский) и драгунский полк («шквадрон»); всего – 2450 (по другим данным 2930) человек. Артиллерийский парк состоял из 14 орудий.

30 июня 1715 года войско Бухгольца вышло из Тобольска вверх по Иртышу на 32 дощаниках и 27 больших лодках. В войске было около 1000 лошадей, и в Таре драгуны получили ещё 1500 лошадей. От Тобольска до Тары было 656 вёрст. Выше Тары начинались земли джунгар. Но поход на Яркенд не считался войной и преподносился как экспедиция по разведке руд.

К 1 октября войско Бухгольца прошло ещё 720 вёрст и остановилось на зимовку возле солёного Ямыш-озера. Тобольские воеводы откупили Ямыш у джунгар ещё столетие назад. Озеро снабжало солью не только русских, но и всю степь; на берегу Ямыша степняки и русские проводили летом меновые ярмарки, поэтому озеро всегда было территорией общего перемирия. На пути от Тары до Ямыша Бухгольц намеревался построить пять крепостей или редутов, но не построил, так как у него не хватило ни людей, ни времени.

Солдаты соорудили земляную крепость с куртинами и бастионами – ретраншемент. Под защитой орудий Бухгольц почувствовал себя уверенно, и напрасно. Губернатор Гагарин отнёсся к джунгарам с пренебрежением: он просто оповестил контайшу Цэван-Рабдана о походе, и не более того. Вскоре к ретраншементу приехали посланники контайши. Бухгольц уверил их, что у русских мирные цели, но джунгары не поверили. Они помнили о посольстве Тулишэня и боялись сговора России с Китаем; Цэван-Рабдан готовился идти войной на Тибет и не хотел, чтобы русские ударили ему в спину.

Вскоре к ретраншементу скрытно подошло десятитысячное войско джунгар, которое привёл главный военачальник контайши полководец Цэрэн Дондоб. 10 февраля 1716 года джунгары угнали коней от русской крепости и затем всей ордой атаковали ворота ретраншемента. Степь задрожала, как в буран. Разгорелась жестокая и яростная битва с канонадой и рукопашными схватками. Джунгары прорвались в крепость и закрепились среди землянок, однако русские всё же выбили степняков обратно. Джунгары отступили, но взяли ретраншемент в осаду. Бухгольц отказался сдаться или уйти.

Из Тобольска на Ямыш-озеро был отправлен караван; он вёз припасы, 20 000 рублей для выплаты жалованья и аптеку; в нём ехали новые рекруты и купцы для торговли с джунгарами – всего 700 человек. Цэрэн Дондоб напал на караван: санный обоз оборонялся на льду Иртыша как «гуляй-город», но не выдержал натиска. Джунгары протащили пленных перед осаждённой крепостью, чтобы сломить дух русских солдат: мол, подмоги вам не будет.

Памятник основателю в Омске

Бухгольц наладил правильную оборону и организовал жизнь в осаде. Солдаты усилили фортификацию: склоны облили водой, соорудили рогатки, апроши и контрэскарпы. Случались стычки караулов с джунгарами, степняки не раз пытались прорваться в крепость. При огромном численном перевесе противников русские удерживались только хитростью военной науки: они строем отражали конные атаки и вели заградительный огонь «плутонгами» (повзводно). Джунгары не знали технологий войны и вооружения регулярной армии; например, они не понимали, что такое гранаты: они кололи готовые взорваться снаряды пиками или набрасывали на них кошму, как на зверя.

Однако страшнее джунгар для русских были болезни. Походную аптеку захватили враги, и теперь войско осталось вообще без лекарств; среди солдат началась цинга – «скорбут». А потом от трупов расползлась эпидемия сибирской язвы (это была первая официально зафиксированная эпидемия сибирской язвы). Каждый день люди в ретраншементе умирали десятками и даже сотнями. Землянки были завалены больными. Ничто не могло спасти гарнизон. К весне 1716 года Бухгольц потерял около двух тысяч человек.

ПОДПОЛКОВНИК БУХГОЛЬЦ НЕ БЫЛ ВИНОВАТ В ПРОВАЛЕ СВОЕЙ ЭКСПЕДИЦИИ, ОДНАКО ПРОВАЛ – НЕ ПОБЕДА, И ГОРДИТЬСЯ НЕЧЕМ. И ОСНОВАНИЕ ОМСКОЙ КРЕПОСТИ – НЕ ШАГ ВПЕРЁД, А ПОПЫТКА ИСПРАВИТЬ УПУЩЕНИЕ. ПОЭТОМУ В ОМСКЕ ИМЕНЕМ БУХГОЛЬЦА НАЗВАНА ПЛОЩАДЬ, НО ПАМЯТНИК НА НЕЙ – НЕ СТАТУЯ БУХГОЛЬЦА, А «ДЕРЖАВА» – ГИГАНТСКИЙ ШАР ИЗ СТЕКЛОПЛАСТИКА, СИМВОЛИЗИРУЮЩИЙ ПУШЕЧНОЕ ЯДРО. ШАР УСТАНОВЛЕН В 1997 ГОДУ КАК МАКЕТ БУДУЩЕГО МОНУМЕНТА ИЗ МЕТАЛЛА, НО ДО ВОПЛОЩЕНИЯ ЗАМЫСЛА ДЕЛО ПОКА НЕ ДОШЛО

Идти дальше на Яркенд было бессмысленно. 28 апреля, когда по Иртышу прокатился ледоход, Бухгольц вывел из крепости остатки своего войска – около 500 человек, – посадил на дощаники и поплыл обратно. На полпути от Ямыш-озера до Тары возле устья речки Омь Бухгольц соорудил новый ретраншемент и остался в нём с небольшим отрядом, а остальные солдаты и драгуны, измученные и обессиленные, вернулись в Тобольск.

Бухгольц не случайно выбрал устье Оми: русское укрепление взяло под контроль брод, по которому джунгары могли переправиться через Иртыш, чтобы напасть на барабинских татар. Маленький ретраншемент Бухгольца вскоре станет большой Омской крепостью, а потом – городом Омском.

Гагарин прислал Бухгольцу на Омь несколько сотен рекрутов и приказал снова идти на Яркенд, но подполковник не подчинился: это самоубийство. В укреплении на Оми Бухгольц просидел полгода и в декабре приехал в Тобольск, чтобы разбираться с губернатором лицом к лицу. Однако держать ответ Бухгольцу придётся уже перед государем.

«Гнездилище диявола» Миссии Филофея 1714 и 1715 годов

В феврале 1714 года владыка Филофей засобирался в городок Пелым. Когда-то Пелым стоял на главной дороге в Сибирь, но дорога переменила направление, и Пелым захудал. Теперь это был ветхий острожек, где лениво несли службу полсотни казаков-«годовальщиков». Они собирали небольшой ясак с вогулов реки Конды и охраняли ссыльных. Но Филофей ехал не к ним.

В XVI веке, ещё до русских, Пелым был столицей сильного вогульского княжества. С тех времён в тайге поблизости от острога сохранилось большое капище. К нему вели топкие тропы, известные только шаманам. В центре капища, будто окаменев в страшном танце, высилась чёрная лиственница. Её корявые лапы были обвязаны священными ленточками, а ствол укутывали истлевшие шкуры. Вокруг стояли жертвенные амбарчики на ножках-столбах и покосившиеся идолы с заострёнными головами и бурыми от крови ртами.

И вот сейчас до Филофея долетел слух, что вогульский князь Сатыга грозится изрубить в щепу идолов у священной лиственницы, потому что те не исполнили его просьбы. У князя были два сына; сыновья заболели; князь молил богов об исцелении сыновей и приносил идолам жертвы, но сыновья всё равно умерли. Гнев убил веру в Сатыге, и князь жаждал мести.

Добровольное уничтожение идолов – удобный момент для крещения. Тем более что к Сатыге приехали другие вогульские князья из ближних и дальних юрт. Владыка Филофей отыскал в тайге вогулов и Сатыгу. Высказав Сатыге слова сочувствия, владыка перевёл разговор на бога. Земная жизнь у всех скоротечна, однако Христос дарит вечную жизнь на небесах, и там все разлучённые соединятся, а все обездоленные обретут счастье. Но языческие демоны не пускают людей к Христу и к счастью. Надо отречься от язычества. Проповедь Филофея была так убедительна, что 600 вогулов – князья со своей прислугой – приняли от владыки святое крещение.

Филофей покинул вогулов с ощущением победы – и напрасно. Горе и гнев у Сатыги утихли, и на смену плохим идолам Сатыга вытесал хороших. Его язычество подогревалось тем, что неподалёку от Пелыма, на реке Конде, у знаменитого вогульского князя Нахрача Евплоева теперь хранился истукан Мир-Суснэ-Хум с серебряным лицом. В 1712 году обские остяки, спасая, унесли истукана из Шеркальских юрт, когда к ним приблизилась миссия Филофея. Мир-Суснэ-Хум носил «чёрную лисицу вместо шапки» и зелёный суконный кафтан, и его «злообразное» лицо заслонило Сатыге расплывчатый образ невидимого русского бога, о котором говорил владыка Филофей.

Вогулы Конды считались самыми упрямыми язычниками. «Зде диявол крепчайшее нечестия своего укрепил гнездилище», – писал о Конде верный сподвижник Филофея Григорий Новицкий. «Столицей» Конды было селение Нахрачёвы юрты, где правил князь и шаман Нахрач Евплоев, горбун, – «начальник, державец и служытель скверного того истукана».

В конце лета 1715 года Филофей решил явиться на Конду и уничтожить Мир-Суснэ-Хума. Владыку обнадёживало, что многие вогулы приняли крещение у Сатыги. Однако Нахрач Евплоев был прирождённым лидером и оратором: он уже переманил всех вогулов обратно в язычество. Нахрач задумал дать бой Филофею. Под командованием горбатого князя-шамана вогулы вооружались и готовились погибнуть, но не сдаться русскому богу.

Филофей не желал никаких сражений. Он в одиночку пришёл на капище Мир-Суснэ-Хума, куда убежали вогулы, начал говорить и потихоньку втянул вогулов и самого Нахрача в спор. Поняв, что умирать не обязательно, вогулы принялись искать компромиссы. Они спросили: нельзя ли поставить их идола в церковь, увенчав его крестом? Филофей не согласился. Тогда Нахрач предложил платить за идола дань; якобы сам Ермак брал с вогулов за идолов в год по три рубля, а Филофею будут давать целых четыре. Филофей снова отказался: «Нам не буди се безумие взимать погибельную цену душ ваших».

Терпеливый и непреклонный, владыка постепенно склонил язычников принять веру в Иисуса. Филофей крестил вогулов в водах Конды. Осознав, что проигрывает, Нахрач заявил, что тоже готов пройти через русское таинство, и во время обряда принялся бесноваться и корчиться. Это всё равно не остановило его соплеменников. После праздничной трапезы на дощанике Филофея вогулы согласились сжечь зловещего истукана, но потребовали сделать это подальше от своих юрт. Мир-Суснэ-Хума на лодке перевезли на другой берег Конды и начали готовить к сожжению. При этом кто-то из русских ударил идола, и новокрещены едва не восстали; «Сжечь можно, бесчестить нельзя!» – заявили они. Нахрач понял, что не всё потеряно.

Шигирский идол в музее Екатеринбурга

В ночь перед сожжением Нахрач подменил идола. Настоящего Мир-Суснэ-Хума подручные Нахрача утащили к отпавшему от веры князю Сатыге, а миссионеры Филофея спалили только копию. И новокрещены увидели, что русского бога можно обмануть, значит, он слабый и глупый. Вогулы со смехом срывали с себя кресты. Миссия Филофея потерпела крах.

Но Филофей не сдался. Владыка пустился в погоню за идолом вверх по Конде, надеясь перехватить Мир-Суснэ-Хума в Катышевых юртах. А там миссионеров уже поджидали вооружённые воины Сатыги. Сам же Сатыга понёс жертву на ближайшее капище, чтобы боги тайги помогли ему убить русских. Воины Нахрача преследовали миссионеров, и Филофей оказался в ловушке: впереди – Сатыга, позади – Нахрач. И оба готовы к резне.

ШИГИРСКИЙ ИДОЛ БЫЛ НАЙДЕН ПРИ ДОБЫЧЕ ЗОЛОТА НА ШИГИРСКОМ ТОРФЯНИКЕ ПОД ЕКАТЕРИНБУРГОМ В 1890 ГОДУ. ОН ВЫРЕЗАН ИЗ ЛИСТВЕННИЦЫ. ЭТО ДРЕВНЕЙШАЯ ДЕРЕВЯННАЯ СКУЛЬПТУРА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, ЕЙ ОКОЛО ДЕСЯТИ ТЫСЯЧ ЛЕТ. ВЫСОТА ИДОЛА БЫЛА БОЛЬШЕ ПЯТИ МЕТРОВ. ИДОЛ ИМЕЕТ ГОЛОВУ С ДВУМЯ ЛИЦАМИ, А ТУЛОВО ЕГО ПОКРЫТО ГЕОМЕТРИЧЕСКИМ ОРНАМЕНТОМ

Филофей решил идти на Сатыгу и повёл своих людей в Катышевы юрты. Вогулы Сатыги окружили русских. И тогда владыка начал проповедь. Григорий Новицкий, летописец Филофея, не рассказал, о чём и как говорил владыка перед нацеленными на него копьями и стрелами, но, когда Сатыга вернулся с капища, его воины слушали Филофея, бросив оружие.

Сатыга бежал в тайгу. Изловленного идола Мир-Суснэ-Хум водрузили на костёр, и он превратился в чёрный дым. Вогулы Нахрача покаялись в том, что столь легко усомнились в русском боге. А князь-шаман Нахрач Евплоев исчез. Одни историки утверждают, что он тоже бежал в тайгу, а другие – что он погиб в сумятице тех событий. Но после 1715 года былым «гнездилищем диявола» правил уже сын Нахрача Евплоева – новокрещен Тихон Нахрачёв.

«Земля древних поклаж» «Сибирская коллекция» Петра

Экспедиции воеводы Годунова тщетно прочёсывали сибирские недра в поисках золотых и серебряных руд. Драгоценные жилы в этих краях найдут на полтора столетия позже, в тридцатых годах XIX века. Но это будет уже вторая «золотая лихорадка» в Сибири, потому что первая прокатилась здесь ещё в XVII веке, и трясла она не искателей фарта, а гробокопателей.

В верховьях Тобола, Иртыша и Оби по степям разбросано множество древних курганов – «бугров». Тысячи лет назад их насыпали давно забытые кочевые народы. Под зарослями лабазника, таволги и богородской травы таятся обвалившиеся подземелья, в которых обрели вечный покой великие князья и воины незапамятных времён. С собой в могилы они забирали коней, рабов, оружие и золото. Название нынешнего города Курган, бывшей слободы Царёво Городище, отсылает как раз к такому погребению.

В XVII веке у сибиряков появился особый промысел – бугрование, то есть добыча «могильного золота». «Золотом» были предметы скифского звериного стиля: застёжки, перстни, гривны, браслеты. Гробницы приносили огромный доход, и Герхард Миллер, первый историк Сибири, утверждал, что в XVIII веке бугровщики по численности не уступали добытчикам пушнины.

Золото курганов из «Сибирской коллекции»

Бугрование оказалось делом опасным. Юрий Крижанич писал, что священные могилы ищут с помощью колдовства и чернокнижия. На самом деле опасности были не только мистические. Башкиры, калмыки, казахи или татары могли убить охотников за сокровищами как святотатцев. В 1662 году из-за алчности бугровщиков разгорелся большой башкирский мятеж батыра Сары Мергена – Жёлтого Мертвеца. Опасаясь гнева степняков, артели слобожан нагружали свои телеги не только лопатами и кирками.

Чтобы не раздражать инородцев, сибирские власти запрещали копать «могильное золото». Например, в 1662 году в Тобольске били кнутом некого Лёвку Хворова, который бугровал на ханском кладбище Саускан. Воеводы рассылали воинские команды для ареста бугровщиков, но дерзкие грабители отбивались от служилых людей; верхотурский воевода Колтовский доносил в Тобольск, что бугровщики «стреляли и саблями метались».

Стычки с местными жителями и запреты властей не могли остановить «золотую лихорадку». Бугрование принимало промышленные масштабы. На поиски курганов порой собирались отряды в триста человек. Они уезжали в степь ранней весной, всё лето проводили в поисках и раскопках, а осенью возвращались к семьям с богатой добычей. Диковины из простых металлов отдавали детям на игрушки, а золотые и серебряные находки переплавляли в слитки, продавали и годами кормились с этих денег.

ЗВЕРИНЫЙ СТИЛЬ – ЭТО ДРЕВНИЕ ИЗДЕЛИЯ ИЗ МЕТАЛЛА И КОСТИ С ИЗОБРАЖЕНИЯМИ ЖИВОТНЫХ. ОНИ СЛУЖИЛИ ЗАСТЁЖКАМИ, ДЕТАЛЯМИ КОНСКОЙ СБРУИ, УКРАШЕНИЯМИ И КУЛЬТОВЫМИ ПРЕДМЕТАМИ. ИХ НАХОДЯТ ПО ВСЕЙ ВЕЛИКОЙ СТЕПИ ОТ ПРИЧЕРНОМОРЬЯ ДО АЛТАЯ В МОГИЛЬНИКАХ И КУРГАНАХ. ВОЗРАСТ ИЗДЕЛИЙ – ОТ ТЫСЯЧИ ДО ТРЁХ ТЫСЯЧ ЛЕТ. ИНОГДА ЗВЕРИНЫЙ СТИЛЬ НАЗЫВАЮТ СКИФСКИМ, НО ДРЕВНИЕ КОЧЕВНИКИ СИБИРСКИХ СТЕПЕЙ НЕ БЫЛИ СКИФАМИ

Подлинное значение скифских сокровищ первым осознал губернатор Матвей Гагарин. Князь понял, что их ценность – не в металле, а в истории. Гагарин начал скупать находки, и 10 января 1716 года преподнёс государю десять золотых вещей из курганов Сибири. Пётр обрадовался подарку. Он видел в Европе собрания подобных исторических артефактов и знал им цену. Государь распорядился отправить солдат на поиски древних «куриозов». Крестьянам снова было запрещено рыть курганы, потому что лапотники – дураки, они боятся колдовства и сразу молотками расплющивают «идолов» в лепёшку. А случайные находки Пётр велел сдавать сибирскому губернатору или в «аптеки» в Москве и Петербурге; за это полагалось вознаграждение.

С подачи Гагарина начались систематические раскопки курганов по всей Сибири от Тобола до Енисея. Ради сведений о древних захоронениях Гагарин принялся собирать и изучать старинные татарские рукописи. Самым удачливым кладоискателем оказался шадринский комендант князь Мещерский: его работники раскопали больше сотни погребений Ингальской долины – там, где Исеть впадает в Тобол. В 1717 году Гагарин послал царю ещё 96 крупных и 20 мелких золотых изделий общим весом более 22 кг. В сопроводительном письме Гагарин писал, что исполнил «повеление Вашего Величества приискать вещей, которые сыскивают в землях древних поклаж».

Бугрование было объявлено делом государственным. В 1718 году Пётр издал «археологический прейскурант»: «за человеческие кости (ежели чрезвычайного величества) тысячю рублёф, а за голову пятсот рублёф. За протчие вещи, кои с потписью, вдвое чего оне стоят. За камни с потписью по разсуждению». Пётр позаботился даже о научной стороне дела: «Один гроб с костми привесть не трогая. Где наидутца такие, всему делать чертежи».

Подарки Гагарина заложили основу знаменитой «сибирской коллекции» Петра. Потом свои вклады в неё делали заводчик Акинфий Демидов, губернатор Алексей Черкасский и академик Герхард Миллер. «Сибирская коллекция» стала первым археологическим собранием России. Сначала «золото скифов» хранилось в Кунсткамере, а ныне сокровища Петра находятся в Эрмитаже. В «Сибирской коллекции» около 250 предметов.

По легенде, часть золотых находок Гагарин от Петра утаил и спрятал в тайнике под Тобольским кремлём. Тайник построили шведы: этот подземный ход соединил дом губернатора, Приказную палату, Рентерею, Шведскую башню Гостиного двора и Вознесенскую церковь (возможно, из-за подкопа церковь и рухнула в 1717 году). Подземный ход губернатора Гагарина ищут до сих пор. Если он был, то наверняка его проектировал Семён Ремезов.

«Еще далее поидохом» Деятельность Григория Новицкого

Самым верным спутником владыки Филофея был ссыльный казачий полковник Григорий Новицкий. Как и Филофей, он закончил престижный Киево-Могилянский коллегиум, знал философию, читал древних авторов. На родине он выгодно женился и сделал отличную карьеру при гетмане Мазепе. Иначе и быть не могло, потому что своей обширной роднёй Новицкий сросся с Мазепой: отец – друг гетмана; сестра замужем за племянником гетмана; шурины – офицеры при гетмане; свояченица – жена Орлика, генерального писаря гетмана. Казалось, что по раскладу судьбы Новицкому достались только козыри, однако измена Мазепы спутала все карты. Вслед за Орликом родня полковника бежала к королю Карлу XII. И Новицкий тоже бежал.

Мазепа принял его со всем радушием и назначил своим «резиденцием» в Краков к Адаму Сенявскому, командующему войсками короля Станислава. А Новицкого в Польше заела совесть: не дело православному казаку воевать против Белого царя. С «дипмиссией» Мазепы Новицкий поехал в Полтаву – и там вдруг сдался канцлеру графу Головкину. Полковника могли казнить за измену, но царь Пётр простил его и отправил искупать грехи в Сибирь.

Губернатор Гагарин приказал Новицкому руководить охраной владыки Филофея в его экспедициях по Оби. Знатный офицер, привыкший повелевать полками, получил под командование какой-то жалкий десяток казаков на двух дощаниках, а вместо неприятеля у него были чудища тысячевёрстной сибирской тайги: Медный Гусь, Когтистый Старик и Золотая Баба.

Однако Новицкого глубоко потрясло величие того, что здесь совершал Филофей; его поразила и тайга, и её обитатели – их «удивлению достойное странное житие и дивные обычаи». И ссыльный полковник превратился в беззаветного апостола владыки, первого его помощника. По указанию губернатора Новицкий принялся писать книгу о духовном подвиге Филофея; он взялся за изучение истории Сибири и познакомился с летописями Саввы Есипова и Семёна Ремезова. В 1715 году книга была завершена. Новицкий назвал её «Краткое описание о народе остяцком». Полковник создал хронику путешествий Филофея и одновременно первый этнографический очерк о народе ханты. Свой труд Новицкий посвятил губернатору Гагарину.

В XVIII веке в культуре процветала идея «благородного дикаря», и Новицкий (впрочем, не греша против истины) рассказал о миролюбии остяков: «Сей народ порабощён великим смирением. Их естество сохраняет закон добра, и на сём утверждены многие их добродетели. Не слышно между ними о кражах, убийствах и иных обидах». Остяки таковы от натуры: «Сама их природа являет больше трепетных, нежели мужественных».

Жизнь остяков была суровой: «острая и скудная», – с состраданием писал Новицкий. Но остяк привык: «То, что нестерпимо человеку, остяку не в тягость, а в благоприятствие». Новицкий восхищался навыками остяков: они с детства умелые охотники, птицу «в летании стрелами улучают». Новицкий подробно рассказал и о быте инородцев. Например, он изумился лёгким и грузоподъёмным нартам, которые можно подбросить в воздух одной рукой, причём на таких нартах остяки ездят не только зимой, но и летом.

СКОЛЬКО НИ СТАРАЛИСЬ МИССИОНЕРЫ И КРЕСТИТЕЛИ, ЯЗЫЧЕСТВО НИКУДА НЕ УШЛО С СИБИРСКОГО СЕВЕРА. ОНО СЛИШКОМ ТОЧНО СООТВЕТСТВУЕТ МЕСТНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ, А ПОТОМУ НЕИСКОРЕНИМО, ПОКА СОХРАНЯЕТСЯ ОБРАЗ ЖИЗНИ. ЭТО СТАНОВИТСЯ ЯСНО, НАПРИМЕР, НА КЛАДБИЩАХ ОТДАЛЁННЫХ СЕЛЕНИЙ ВРОДЕ ЩЕКУРЬИ. ЗДЕСЬ МОГИЛЫ СДЕЛАНЫ В ВИДЕ ДОМИКОВ, В КОТОРЫХ ЖИВУТ МЕРТВЕЦЫ, И В КАЖДОМ ТАКОМ ДОМИКЕ – ОКОШКО, ЧТОБЫ РОДСТВЕННИКИ В ДЕНЬ ПОМИНОВЕНИЯ МОГЛИ ПОГОВОРИТЬ С ПОКОЙНЫМ И ПОКОРМИТЬ ЕГО

Человечность Новицкого породила социальный протест. «Царственная Сибирь изобильна соболями», которые стоят бешеных денег, но остяки, что добывают пушнину, – нищие, и их одежда из крапивного волокна и рыбьих шкур: «лютость тягчайших морозов претерпевают в налимьем кожане».

Кладбище в посёлке Щекурья

Но многое в нравах остяков вызывало у Новицкого гнев. Он осуждал продажу в рабство жён и детей. Или то, что остяки «не ищут врачевания», считая болезни кознями злых духов: это «жестокое о себе нерадение». Более всего Новицкий не терпел идолопоклонства – «боготворимый в идолах дух лжи». В своей книге он поведал о зловещих языческих обычаях. Например, женщина после смерти мужа делает деревянного «кумира», в которого якобы вселяется душа покойного; женщина одевает куклу в одежды мужа, возит с собой, кормит её, целует и кладёт в постель, а хоронит только через год.

Крещение остяков для ссыльного полковника было безусловным благом. В искреннем убеждении он восклицал на тяжеловесном языке XVIII века: «Елице же обретохом крестихом, и еще далее поидохом» – «Стольких уже обрели в крещении, и ещё дальше пойдём»!

После миссий Филофея Новицкий стал «надзирателем» за исполнением христианских обрядов новокрещенами-остяками то ли на реке Конде, то ли близ Кодского монастыря. За измену Мазепы полковник заплатил судьбой, а за веру отдал жизнь: священники Иосиф Сентяшев и Григорий Новицкий пропали бесследно где-то на дикой реке Куноват. Это произошло между 1720 и 1725 годами. Осталась легенда, что на Куновате священники наткнулись на Золотую Бабу, главного идола северной тайги, и самоеды – хранители идола – убили Новицкого и Сентяшева, чтобы скрыть дорогу к своему капищу.

А книгу Новицкого «присвоил» драгунский капитан Йохан Бернгард Мюллер – пленный швед и бывший товарищ ссыльного полковника. Мюллер перевёл рукопись на немецкий язык и в 1720 году опубликовал в Берлине под собственным именем. В России же «Краткое описание о народе остяцком» издали только в 1884 году – через 169 лет после написания! Но на обложке книги был указан подлинный автор – Григорий Ильич Новицкий.

Крепче сильных и храбрее смелых Тобольский кремль и смерть Ремезова

Освоившись в Тобольске, губернатор Гагарин задумал масштабную перестройку своей резиденции. Гагарин хотел получить представительский центр, достойный «стольного города Сибири». Зодчий Семён Ремезов предложил губернатору заветный замысел, который, судя по чертежам, он лелеял много лет: надо воздвигнуть вокруг Воеводского двора крепостные стены и башни, изящно соединить их со стенами и башнями Гостиного двора и Софийского двора, и тогда три двора превратятся в прекрасный кремль.

Центром будущего ансамбля Ремезов назначил Софийскую площадь. Её должны были окружать «столпы»: колокольня собора, Вознесенская церковь, Дмитриевская башня над Прямским взвозом и Спасская башня с курантами и воротами на Верхний посад. С площади улица должна была вести к Княжьей башне, от которой на Нижний посад спускался огромный деревянный мост.

Идея Гагарину понравилась. Правда, он опасался Петра, который мог разрушить любые планы. В 1712 году Пётр распорядился выслать из Сибири в Петербург сразу три тысячи строителей. Неизвестно, как Матвей Петрович выкрутился (да у него и не имелось такого количества мастеров), но к возведению кремля губернатор привлёк пленных шведов – уж их-то царь из Сибири не выдернет, и эта рабочая сила всегда останется под рукой.

Петропавловская церковь в Тюмени

В 1712 году Ремезов приступил к строительству Вознесенской церкви. Храм был «столпный» – над основным объёмом возвышалась ступенчатая башня колокольни. Подгоняемые нетерпеливым губернатором, каменщики не мешкали, и соорудили Вознесенскую церковь всего за два года. Она вознесла главу на краю высокого обрыва над Прямским взвозом.

В 1713 году весь Воеводский двор вскипел грандиозными работами. Артельные принялись разбирать деревянные стены и башни двора и копать рвы под фундаменты каменных сооружений. Гагарин решил, что сначала надо построить юго-западную сторону кремля – ту часть, которая стоит над обрывом и видна с Нижнего посада. Кремль создавался с репрезентативными целями, и Матвей Петрович желал сразу получить наиболее эффектный вид.

НЕИЗВЕСТНО, КТО АВТОР ПРОЕКТА ПЕТРОПАВЛОВСКОЙ ЦЕРКВИ ТРОИЦКОГО МОНАСТЫРЯ, НО В КНИГЕ РЕМЕЗОВА ЕСТЬ ПРОЕКТ ХРАМА, ОЧЕНЬ НАПОМИНАЮЩЕГО ЭТУ ЦЕРКОВЬ. ОБРАЗЦОМ ДЛЯ НЕЁ ПОСЛУЖИЛ ХРАМ НАД ЭКОНОМИЧЕСКИМИ ВОРОТАМИ КИЕВО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЫ. ИЗНАЧАЛЬНО ЦЕРКОВЬ ПЕТРА И ПАВЛА ТОЖЕ БЫЛА НАДВРАТНОЙ. В ПЛАНЕ ОНА КРЕСТООБРАЗНАЯ, А ФОРМА ЕЁ КУПОЛОВ СОГЛАСОВАНА С ФОРМОЙ КУПОЛОВ СОБОРА

А для Ремезова самой увлекательной задачей была Дмитриевская башня. Дмитриевской он назвал её в честь Ермака, который разгромил Кучума в день святого Димитрия – 26 октября 1581 года. Ярусная башня со «шпицем» (шпилем) и двойными воротами в основании была словно бы враспор «вбита» в Прямской взвоз – между склонами оврага. Строили башню шведы.

Ремезову тогда шёл уже 72-й год, но он был полон кипучей энергии. Помимо кремля, он занимался и многими другими делами. Например, возглавил артель художников, которые написали 18 картин для дворца Гагарина. Картины рассказывали об истории Сибири. Это были «конклюзии» – живописные аллегории с текстами. Образцом для них являлись иконы типа «древо», хотя общий строй изображений тяготел к реализму. Жанр «конклюзий» в Сибирь занесли малороссийские митрополиты.

Увы: 9 декабря 1714 года Пётр издал указ, запрещающий в России каменное строительство везде, кроме Петербурга. И в 1715 году работы на Воеводском дворе стали затихать. Строители завершали то, что нельзя было оставить недоделанным, а за новое уже не принимались. Кремль возвели только наполовину – лишь стены и башни вдоль обрыва Троицкого мыса.

САМОЕ ЗАГАДОЧНОЕ ЗДАНИЕ ТОБОЛЬСКА – ПАЛАТА, ПОГРУЖЁННАЯ В ОВРАГ ПРЯМСКОГО ВЗВОЗА. ОНА И НАЗЫВАЕТСЯ ОЧЕНЬ СТРАННО – РЕНТЕРЕЯ, ТО ЕСТЬ ХРАНИЛИЩЕ КАЗНЫ, ДЕНЕЖНОЙ И ПУШНОЙ. НИЖНИЙ ЯРУС ЕЁ ПРОЕЗЖИЙ. РЕМЕЗОВ ПРЕДПОЛАГАЛ ВОЗВЕСТИ ШАТРОВУЮ СЕМИЯРУСНУЮ БАШНЮ, НО УДАЛОСЬ ПОСТРОИТЬ ТОЛЬКО ДВА НИЖНИХ ЭТАЖА. СТРОИЛИ БАШНЮ ПЛЕННЫЕ ШВЕДЫ. С РЕНТЕРЕЕЙ СВЯЗАНЫ ПРЕДАНИЯ О СОКРОВИЩАХ КНЯЗЯ ГАГАРИНА, ЯКОБЫ СПРЯТАННЫХ ГДЕ-ТО В ПОДЗЕМЕЛЬЯХ

У Дмитриевской башни успели построить два яруса из семи. Нижний ярус, опорный, «поджатый» контрфорсами, был прорезан двумя арками (для телег и для пешеходов); второй ярус – «палаты»: анфилада из шести залов с крестовыми сводами и маленькими окошками. Здание, «погружённое» в ущелье Прямского взвоза, накрыли высокой крышей. Со временем «пенёк» Дмитриевской башни станут называть Рентереей – «хранилищем казны» (денежной и пушной). Но это название появится не ранее 1719 года, когда будут учреждены должности рентмейстеров, и Ремезов его не знал.

Рентерея в Тобольске

В 1717 году случилась беда с новой Вознесенской церковью: обрыв осыпался, и храм рухнул. Восстановить его губернатор не осмелился.

Запрет на каменное строительство Пётр отменил в 1722 году, но Ремезов до этого уже не дожил. Разочарованный, он умер примерно в 1720 году. Его похоронили у Никольской церкви близ Софийского двора. Когда-то на этом месте Ермаку явился Никола Можай, потому церковь и назвали Никольской. Лучшего упокоения беспокойному зодчему было не найти. Однако ныне церкви уже нет, её снесли в 1950-е годы, и на месте могилы Ремезова – газон.

Последним деянием Семёна Ульяновича стало деяние посмертное: по чертежу Ремезова владыка Филофей в своём тюменском Свято-Троицком монастыре в 1726 году начал строить церковь Петра и Павла (но завершат её только в 1755 году). Сейчас в этой церкви покоятся святые мощи самого Филофея. А в Тобольске до наших дней дошли только два здания Ремезова – Рентерея и Гостиный двор. Кремль был разобран в конце XVIII века.

Но ещё от Ремезова остались карты. Остались книги. Осталась «История Сибирская». И осталась сама Сибирь. Конечно, типичные версии образа сибиряка – отважные землепроходцы и упрямые воеводы, но идеал сибиряка – это Семён Ремезов, бескорыстный летописец, картограф и зодчий. В нём воплотилось то, что составляет суть идентичности. Преданность своей земле и своему делу. Дерзкая предприимчивость. Стойкость. Интерес к новому и дружелюбие к чужому. И прагматизм во всём, даже в культуре.

Своей жизнью Ремезов доказал (пусть это звучит и пафосно), что любовь к родине облагораживает судьбу человека. Любовь к родине заставляет человека возрастать над собою, становиться и умнее, и добрее. В итоге она ведёт к мудрости – высшей доблести человеческого духа. Ремезов писал: «Мудрость делает разумного крепче сильных и храбрее смелых. Дума мудрого – как многие реки, и светом небесным полнится душа его».

Ничто не остановит Филофей снова митрополит

Долгие годы святитель Филофей рисковал жизнью, проповедуя христову веру под стрелами язычников. Он замерзал в зимних походах, тонул в бурю на огромных реках и по болотам пробивался к древним святилищам. В 65 лет владыка снова решил, что его век подходит к концу, и засобирался.

В начале 1715 года Филофей поехал на богомолье в Киев, чтобы на родине отдохнуть от суровой Сибири. Он надеялся остаться в Лавре уже до конца своих дней. Но опять оказалось рано. Пётр рассудил, что такой ревностный служитель ему и самому нужен позарез, а в гости к богу никогда не поздно. В Киеве Филофей получил известие о смерти митрополита Иоанна (Максимовича) и указ Петра о своём повторном назначении на тобольскую кафедру: лучше Филофея государь никого не нашёл. И летом 1715 года владыка вернулся в Тобольск на прежнее поприще.

Снова став митрополитом, Филофей по-прежнему своей главной целью видел распространение христианства, и потому продолжил миссионерские поездки. После остяков и вогулов его заинтересовали «сургутские ханты», то есть жители Оби выше устья Иртыша. Ещё совсем недавно на этих берегах находилась Пегая орда. Татищев писал о ней: «В Сибири прежде орда бывала, которую Пегою или Пёстрою называли. Оная от болшой части перевелась, кроме малого числа, которыя по разным местам разсеялись».

СУРГУТСКИЙ ОСТРОГ БЫЛ ПОСТРОЕН В НЕСПОКОЙНОМ МЕСТЕ – МЕЖДУ «ПЕГОЙ ОРДОЙ» СЕЛЬКУПОВ И «БАРДАКОВЫМ КНЯЖЕСТВОМ» ОБСКИХ УГРОВ. ГОРОДОК УПРЯМО НЕ ЖЕЛАЛ РАСТИ, И ДАЖЕ ЧЕРЕЗ СТОЛЕТИЕ ПОСЛЕ ОСНОВАНИЯ ЕГО НАСЕЛЕНИЕ СОСТАВЛЯЛО ВСЕГО ДВЕ СОТНИ СЛУЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ. В КОНЦЕ КОНЦОВ, В 1923 ГОДУ СУРГУТ ЛИШИЛСЯ СТАТУСА ГОРОДА. РАЗВИТИЕ СУРГУТА НАЧАЛОСЬ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ОТКРЫТИЯ НЕФТИ НА ТЮМЕНСКОМ СЕВЕРЕ. СЕЙЧАС НАСЕЛЕНИЕ СУРГУТА – 350 ТЫСЯЧ. ПО ВЕЛИЧИНЕ СУРГУТ – ПЕРВЫЙ ГОРОД ЮГРЫ

Пегая орда сформировалась в конце XVI века. Это было сильное военно-политическое объединение селькупов, лидером которого стал князь Воня. Пегая орда не желала подчиняться русским и платить ясак и сговаривалась с ханом Кучумом о нападении на Тобольск. Для усмирения орды русские построили на Оби Сургутский и Нарымский остроги. Князя Воню разбили, и селькупы отступили на север, на реку Таз, а освободившуюся землю заняли ханты. В преданиях о богатырях-предках ханты говорили: «Пегая Орда – это лесной народ. Вонт-лунк называется. Красивый народ, большой, вроде дьяволов они». В Сургуте и Нарыме несли дозор по полторы сотни служилых людей и казаков-годовальщиков; они ловили красную рыбу, добывали себе пушнину, собирали с инородцев ясак и сторожили ссыльных.

Памятник основателям в Сургуте

Свои миссии к «сургутским хантам» Филофей организовал по прежнему принципу: сначала – рушить идолов, через год – крестить. Летом 1716 года владыка добрался до Нарыма, а в 1717 году повторил маршрут: окрестил множество хантов и основал в их селениях семь новых церквей.

Филофей был единственным сибирским митрополитом, который дерзал объехать всю свою бескрайнюю митрополию. В 1718 году он отправился в дальнее путешествие в глубину Сибири. Это было тяжёлое испытание для 68-летнего старика. На зимних ледяных дорогах даже шубы не спасали от ветра и мороза. На больших реках бушевали шторма. На гужевых трактах заедал гнус, телеги еле тащились, а в распутицу движение и вовсе вставало. Но владыка решил, что ему нужно добраться хотя бы до Иркутска.

СПАССКАЯ ЦЕРКОВЬ – ПЕРВОЕ КАМЕННОЕ ЗДАНИЕ ИРКУТСКА. ОНА БЫЛА ЗАЛОЖЕНА В 1706 ГОДУ, КОГДА ПО НАСТОЯНИЮ МИТРОПОЛИТА ФИЛОФЕЯ В ТОБОЛЬСКОЙ ЕПАРХИИ ПОЯВИЛСЯ ИРКУТСКИЙ ВИКАРИАТ. ЗАВЕРШИЛОСЬ СТРОИТЕЛЬСТВО В 1714 ГОДУ. ЭТО БЫЛ ПРОСТОЙ ОДНОГЛАВЫЙ ХРАМ – ЕЩЁ БЕЗ КАМЕННОЙ КОЛОКОЛЬНИ И ФРЕСОК НА ВНЕШНИХ СТОРОНАХ СТЕН. В 1720 ГОДУ В НЁМ СЛУЖИЛ САМ МИТРОПОЛИТ ФИЛОФЕЙ. В 1721 ГОДУ БЫЛА УЧРЕЖДЕНА ВТОРАЯ ЕПАРХИЯ СИБИРИ – ИРКУТСКАЯ – И ЦЕРКОВЬ СТАЛА СОБОРНЫМ ХРАМОМ

По Енисею он проплыл от Енисейска до Туруханска – почти до Полярного круга. В Ново-Мангазейском монастыре владыка распорядился закопать в могилу мощи Василия Мангазейского, которые хранились в Троицкой церкви. На обратном пути Филофей попал в бурю, его дощаник начал тонуть, и владыку спасла только молитва святому отроку Василию. В благодарность Филофей потом разрешил оставить мощи мученика в храме и отправил архимандриту Туруханского монастыря Лаврентию резную золочёную раку. Лаврентий поместил в неё мощи Василия и по праздникам открывал прихожанам его «честную главу» для народного «лобзания».

Спасская церковь в Иркутске

В Иркутске Филофей освятил каменные храмы – Богоявленский собор и Спасскую церковь – и учредил семинарию при Вознесенском монастыре. Филофей добрался до самого Байкала, нашёл в себе силы пересечь великое озеро по льду и посетил Селенгинский острог.

Путешествие заняло больше двух лет. Вернувшись в Тобольск, владыка узнал о низложении губернатора Гагарина – своего покровителя. И тогда Филофей снова подал в отставку. Ему исполнилось семьдесят лет.

Князь-лиса Расследование преступлений Гагарина

При Петре казнокрадство в России достигло чудовищных размеров. Историки утверждают, что разворовывалось до 70 % бюджета. Для поимки казнокрадов в марте 1711 года обозлённый Пётр учредил при Сенате службу фискалов. Фискалы должны были ловить воров любым способом: собирать слухи, читать чужие письма, шпионить и провоцировать. Обер-фискалом (начальником службы) Пётр назначил стольника Михаила Желябужского. Обер-фискал имел четырёх «товарищей» (заместителей). Фискалы работали без зарплаты; их заработок – половина (позже – треть) от цены конфиската, если фискал докажет вину обвиняемого в суде. Но за пустые обвинения фискалов не наказывали: «В вину не ставить, ибо невозможно всем ведать».

Самым рьяным «товарищем» обер-фискала стал провинциал-фискал Алексей Нестеров. Ему было уже 60 лет. Крепостной холоп боярина Фёдора Хрущёва, он отработал у хозяина прибыльщиком, выкупился на волю, послужил в Сибирском приказе главой Ясачной канцелярии и комиссаром Московской губернии. Пётр знал Нестерова лично и очень ценил. Нестеров возбудил половину всех уголовных дел фискальства. В конце 1714 года он поймал на взятках даже своего начальника; Желябужского турнули с поста, а бдительного Нестерова произвели в обер-фискалы.

Ещё в Сибирском приказе Нестеров приметил, как обстряпывает свои делишки князь Гагарин. Сделавшись фискалом, Нестеров двинулся на князя в крестовый поход. Но Матвей Петрович был крепким орешком. Государыню Екатерину он одаривал изумрудами из китайских караванов (недаром его величали «сибирским Гарун-аль-Рашидом», а иностранцы звали его «князь-лиса»); Меншиков получал от Гагарина взятки пушниной. Нестеров собрал на Гагарина два сундука компромата, а сенатор Иван Мусин-Пушкин, друг Матвея Петровича, приказал сжечь их во дворе Сената.

Наконец Нестеров достучался до царя: донёс о «похищениях казны», о недоимках окладных сборов с губернии, о том, что московские купцы Евреиновы под рукой Гагарина торгуют в Сибири табаком беспошлинно, а сам «расканалья-губернатор» плутует с китайскими караванами и получает с этого «превеликое богатство». В декабре 1714 года Пётр вызвал Гагарина в столицу на допрос, а ведать губернией приказал тобольскому коменданту Ивану Бибикову. Дело Гагарина поручили князю Василию Долгорукову.

А Долгоруковы были в кармане у Матвея Петровича. Князь Василий принял от Матвея Петровича 500 червонцев, и ещё 1000 Гагарин заставил выплатить Евреиновых. Князь Яков Долгоруков, родственник и сенатор, отправлял свои товары с китайским караваном, а Гагарин выплачивал ему «прибыль» сразу из своего кошеля. Расследовать плутни Гагарина в Сибирь поехал капитан гвардии Александр Долгоруков, и в Тобольске его приняли как дорогого гостя. В результате следственная комиссия князя Долгорукова полностью оправдала Матвея Петровича. 4 января 1716 года комендант Бибиков получил указ Петра «О вновь послушании губернатору Гагарину».

Атака Нестерова провалилась. Но Пётр понимал, что дыма без огня не бывает. К тому же в 1716 году Нестеров насчитал за Сибирской губернией недоимок на 521 тысячу. Гагарин внёс 215 тысяч рублей своих личных денег, а остальную сумму объявил поклёпом. Пётр осознал, что силами фискалов – то есть силами Сената – с хитрым князем Гагариным не разобраться. Да многие фискалы и сами скомпрометировали себя взяточничеством.

Летом 1717 года в Тобольск отправился поручик Абрам Шамордин. Он должен был на месте выяснить, нужно ли затевать новое следствие по делу губернатора Гагарина. И Шамордин пришёл к выводу, что нужно.

Пётр создал новое оружие против коррупции. В декабре 1717 года он учредил шесть «майорских» следственных канцелярий. Во главе каждой стоял «презус», а ему подчинялись несколько «асессоров». Эти канцелярии комплектовались офицерами гвардии и подчинялись лично царю. Пётр вручил «презусам» реестры коррупционных дел. Канцелярия майора Ивана Дмитриева-Мамонова должна была расследовать махинации Гагарина.

27 декабря 1717 года Сенат приказал князю Гагарину срочно прибыть в комиссию Дмитриева-Мамонова. А в январе 1718 года Нестеров добился «повинной» от купца Евреинова сразу по 102 пунктам. И дело закрутилось.

«Зерцало»

Всё время следствия Матвей Петрович жил в Петербурге, ничем не ущемлённый в правах. Он даже участвовал в суде над царевичем Алексеем и подписался под смертным приговором царевичу как «Губернатор Сибирской кн. Матвей Гагарин». Но 11 января 1719 года Матвея Петровича вызвали на допрос. При допросе присутствовали Дмитриев-Мамонов и Нестеров, а вёл допрос сам Пётр. Особенно его интересовала экспедиция Бухгольца: для чего она была нужна Гагарину? Прикрыть казнокрадство? Найти золото Яркенда? Или угодить китайцам? Князю Гагарину вменили пропажу 40 тысяч, якобы потраченных на Бухгольца, и кинули под стражу в каземат Адмиралтейства.

«ЗЕРЦАЛА» БЫЛИ ЗНАКОМ ПРИСУТСТВИЯ ЦАРСКОЙ ВЛАСТИ ВО ВСЯКОМ КАЗЁННОМ УСТАНОВЛЕНИИ. ДЛЯ «ЗЕРЦАЛ» ПЁТР ВЫБРАЛ ТРИ САМЫХ ВАЖНЫХ УКАЗА: О ГРАЖДАНСКИХ ПРАВАХ, О СУДЕБНЫХ МЕСТАХ И О ГОСУДАРСТВЕННЫХ УСТАВАХ. В ДВУХ ИЗ ЭТИХ УКАЗОВ УПОМИНАЛСЯ КНЯЗЬ ГАГАРИН. НАПРИМЕР: «БУДЕ ЖЕ КТО СЕЙ НАШ УКАЗ ПРЕСТУПИТ, СЛЕДУЯ ПРАВИЛАМ ГАГАРИНОВЫМ, ТОТ КАЗНЁН БУДЕТ СМЕРТИЮ. И ЧТОБ НИКТО НЕ НАДЕЯЛСЯ НИ НА КАКИЯ СВОИ ЗАСЛУГИ, ЕЖЕЛИ В СИЮ ВИНУ ВПАДЁТ»

17 января 1719 года Пётр отправил в Тобольск майора Лихарева – «асессора» Дмитрия-Мамонова. Лихарев должен был собрать свидетельства о злоупотреблениях Гагарина, расследовать все обстоятельства экспедиции Бухгольца и помириться с джунгарами. В инструкции также было сказано: «Его Царское Величество изволил приказать о нём, Гагарине, сказывать в городах Сибирской губернии, что он, Гагарин, плут и недобрый человек, и в Сибири уже ему губернатором не быть, а будет прислан на его место иной».

Звезда Матвея Петровича Гагарина сорвалась с небосклона.

Пути неисповедимые Нормализация отношений с джунгарами

Поход подполковника Бухгольца поставил под вопрос отношения России и Джунгарии. Война или мир на сибирском пограничье? Пройдут ли русские караваны в Китай, а бухарские – в Среднюю Азию? Губернатор Гагарин упросил Петра написать письмо контайше Цэван-Рабдану. Пётр написал это письмо, но не очень дипломатично: он дозволил джунгарам жить так, как они жили и без разрешения России, и уведомил о строительстве крепостей на Иртыше. Рассерженный Цэван-Рабдан полгода продержал посла Вельяминова в плену, а потом, в феврале 1718 года, отправил его восвояси с ответом, полным претензий, и не вернул ни трофеев, ни пленных.

Впрочем, Цэван-Рабдану было не до русских. Его полководец Цэрэн Дондоб, соперник Бухгольца на Ямыше, после событий у русской крепости повёл своё войско на Тибет; в 1717 году свирепый Дондоб отнял у Китая священный город Лхасу и убил правителя Тибета Лабдзан-хана. Началась долгая и кровопролитная война Джунгарского ханства и империи Цин.

Тем временем князь Гагарин, выслуживаясь перед Петром, снарядил новый поход на Яркенд. Войско повёл «полуполковник» Прокопий Ступин. Может быть, он схитрил, чтобы не повторить провал Бухгольца, а может, слишком ревностно отнёсся к приказу, но весь 1718 год он провёл на Иртыше, не дерзая уйти в гибельные степи к Яркенду, и сооружал крепости: Омскую, Ямышевскую, Железинскую и Семипалатную (на месте пустого джунгарского города Доржинкит с развалинами семи буддистских храмов).

В Петербурге же тянулось следствие по делу Бухгольца. Государь хотел понять: трус Бухгольц, казнокрад, или ему доверили невыполнимое дело? Бухгольц составил «табель о тратах», Пётр изучил его и пришёл к выводу, что во всём виноват губернатор Гагарин: плохо подготовил поход. В январе 1719 года суд оправдал Бухгольца, но понизил в должности. Пётр назначил Бухгольца комендантом Нарвы, которая была уже тыловой крепостью.

Однако Петру по-прежнему не терпелось дорваться до золота оазиса, и указ о третьей экспедиции на Яркенд получил майор Иван Лихарев, который в Тобольске искал злоупотребления князя Гагарина. В мае 1720 года майор выступил в поход. Войско майора насчитывало около тысячи солдат; оно было вооружено 17 пушками и плыло по Иртышу на 34 дощаниках.

Майор миновал Тару и четыре новых крепости, преодолел озеро Зайсан и продолжал подниматься к верховьям реки. На перехват майору Цэван-Рабдан выслал двадцатитысячное войско под командованием своего сына Галдан-Цэрэна. В августе 1720 года Лихарев и Галдан сошлись на степных берегах Чёрного Иртыша. Видимо, Лихарев понимал, что ни в Яркенд, ни в Тобольск ему уже не попасть, а потому русские солдаты сражались с яростью отчаянья. На третий день непрерывных боёв Галдан запросил переговоров.

КРЕПОСТИ, ЗАЛОЖЕННЫЕ НА ИРТЫШЕ ПРИ ПЕТРЕ, НЕ СОСТАВЛЯЛИ ЕДИНОГО РУБЕЖА ОБОРОНЫ И НЕ МОГЛИ СДЕРЖАТЬ НАБЕГИ ДЖУНГАР. В 1745 ГОДУ ЭТИ КРЕПОСТИ БЫЛИ ОБЪЕДИНЕНЫ В ИРТЫШСКУЮ ЛИНИЮ, КОТОРУЮ УСИЛИЛИ ПРОМЕЖУТОЧНЫМИ РЕДУТАМИ И ФОРПОСТАМИ. ДО НАШИХ ДНЕЙ ОТ ТЕХ КРЕПОСТЕЙ СОХРАНИЛИСЬ ДВЕ «ТРИУМФАЛЬНЫЕ АРКИ»: ТАРСКИЕ ВОРОТА В ОМСКЕ И ЯМЫШЕВСКИЕ ВОРОТА В СЕМИПАЛАТИНСКЕ

Переговоры прошли с поразительным успехом: ведь нелепая война не была нужна ни Джунгарии, ни России. Майор и тайша заверили друг друга в мирных намерениях и нежелании притеснять; Галдан вручил Лихареву подарки, пообещал отпустить пленных, взятых в схватках на Ямыш-озере, и убедил, что золото Яркенда – миф. Майор отправился в Тобольск с чистой совестью, а по пути основал на Иртыше Усть-Каменогорскую крепость.

18 января 1721 года Пётр издал указ о мире с Джунгарией. Джунгарская проблема развеялась навсегда. А джунгары продолжали ожесточённую войну с ненавистным Китаем. В 1722 году скончался подобный солнцу император Сюань-Е (Канси), а в 1727 году – могущественный контайша Цэван-Рабдан. Владыкой Джунгарии стал Галдан-Цэрэн. Он не отступился от дела отца.

Ямышевские ворота в Семипалатинске

В 1737 году Галдан-Цэрэн отвоюет у Китая часть территории, но победа будет недолгой. Империя Цин соберётся с силами; в середине XVIII века она разгромит войско джунгар и оккупирует всю Джунгарию. Последний лидер ханства, нойон Амурсана, будет разбит и в 1757 году попросит убежище в Тобольске. Русские примут его, но Амурсана почти сразу умрёт от оспы. А мстительные китайцы устроят в покорённой стране геноцид и вырежут полмиллиона джунгар – почти всех. Джунгария исчезнет с лица земли.

Об этом далёком и яростном государстве Европа будет знать лишь благодаря двум пленным шведам – юнкеру Юхану Ренату и «солдатской жене» Бригитте Цимс (Шерценфельдт). Юхан и Бригитта были в караване, который направлялся из Тобольска в крепость Бухгольца; они попали в плен к джунгарам; их отправили к Цэван-Рабдану в город Кульджу на границе казахских степей. Ренат оказался полезен степнякам тем, что умел отливать пушки, а Бригитта стала швеёй в гареме Цэван-Рабдана. Она не раз ездила в Яркенд за покупками для наложниц – и стала единственным участником похода Бухгольца, кто добрался до Яркенда. В Кульдже Бригитта сошлась с Ренатом, который однажды смастерил для неё ткацкий станок.

Юхан и Бригитта проведут в плену восемнадцать лет. В 1733 году Галдан-Цэрэн отпустит шведов домой, и даже даст им денег на дорогу и двадцать рабов-калмыков. Бригитта и Юхан уедут в Москву и повенчаются, а потом сбегут от русских властей в Стокгольм. Бригитта напишет мемуары о своей жизни у джунгар, а Юхан начертит карту Джунгарии – первую в Европе карту неведомой Центральной Азии. Бригитта умрёт в 1736 году, а Юхан – в 1744-м. Три последних служанки-калмычки будут при нём до конца жизни.

Воистину, неисповедимы пути людей, народов и государств.

Универсальный солдат Деятельность Филиппа Страленберга

Самый известный каролин – капитан Филипп Юхан Табберт – родился в мундире и всю жизнь считал себя солдатом. Он храбро сражался за короля Карла XII и хотел остаться в истории героем и воином, но судьба вписала его в другой контекст. Мир запомнил не бравого вояку Табберта, а дерзкого учёного Страленберга. За отвагу на поле боя король в 1707 году пожаловал Табберта дворянством и фамилией фон Страленберг, но вот славой эту фамилию наградили уже учёные за смелость в научных гипотезах.

В 18 лет Табберт вступил в шведскую армию. Он изучал воинские науки и строил укрепления. В походах и битвах Северной войны Табберт дослужился до капитана. В 1709 году он сражался под Полтавой и попал в плен у Переволочны. Он прошёл по Москве в колонне «позорного парада», потом был отправлен в Вятку, потом – на Алапаевский завод, а оттуда – в Сибирь. В Тобольск он прибыл осенью 1711 года. Ему исполнилось 35 лет.

Страленберг оказался необыкновенно деятельным и любознательным человеком. Он совал свой нос везде и во всё. Ещё в Вятке его хватала стража, когда он устроил себе обзорную экскурсию по городу и по реке Вятке на плоту. А в Тобольске он помогал Курту фон Вреху: например, в 1715 году на восьми плотах привёз разобранный дом для будущей школы.

Рисунок писаного камня на реке Вишере

Страленберг думал: если судьба занесла его в Сибирь, то нужно узнать как можно больше об этой труднодоступной стране, чтобы дома, в Европе, извлечь прибыль из своих уникальных познаний. Он выучил русский язык и принялся исследовать географию Сибири, которая в то время была толком неведома даже русским. А Европа судила о ней по карте амстердамского бургомистра Николая Витзена; карта прилагалась к его книге «Северная и Восточная Татария» (1692 года издания). Сам Витзен бывал только в Москве. А Страленберг в Сибири понял, что труды бургомистра далеки от истины. Например, про Тобольск Витзен писал, что здесь 10 000 домов и крепость с четырьмя башнями, а вокруг города – поля диких тюльпанов.

РИСУНКИ ПИСАНОГО КАМНЯ ИЗДАВНА БЫЛИ ИЗВЕСТНЫ МЕСТНЫМ ЖИТЕЛЯМ, НО СТРАЛЕНБЕРГ ОКАЗАЛСЯ ПЕРВЫМ УЧЁНЫМ, КОТОРЫЙ СКОПИРОВАЛ ИХ, ПУСТЬ И НЕТОЧНО, И ОПУБЛИКОВАЛ В КНИГЕ. РИСУНКИ СДЕЛАНЫ КРАСНОЙ ОХРОЙ. ИХ ОКОЛО ДВУХ СОТЕН. НА СКАЛЕ ИЗОБРАЖЕНЫ ЧЕЛОВЕЧКИ, ЛИЧИНЫ, ЛОСИ И ГЕОМЕТРИЧЕСКИЕ ЗНАКИ. УВИДЕТЬ ИХ МОЖНО ТОЛЬКО С РЕКИ. РИСУНКИ СДЕЛАНЫ В РАЗНЫЕ ЭПОХИ – ОТ ЭНЕОЛИТА ДО РАННЕГО БРОНЗОВОГО ВЕКА

Страленберг начал расспрашивать стариков о путешествиях по северу. Его поразило, что у жителей Туруханска есть немецкие ружья, шпаги и алебарды с кораблей, погибших в Тазовской губе. Разумеется, Страленберг познакомился с Ремезовым и его трудами. У бухарцев неугомонный швед купил рукопись XVII века «Генеалогическое древо камней» – историческое сочинение хивинского хана Абулгази. В конце концов, Страленберг искренне заключил: «Европейцы знают о Сибири не больше, чем остяки о Германии».

Он решил, что главным его делом в Тобольске будет карта всей Сибири с рисунками и комментариями. Два года Страленберг собирал материалы и чертил. Ему помогали рейтар Петер Шёнстрём и лейтенант Юхан Матерн. В 1715 году их труд был завершён, однако в доме случился пожар, и в суматохе карту украли вместе с сундуком, где она лежала. Но Страленберг прежде всего был солдатом и не отступал без боя. Он снова сел за работу и к 1717 году вычертил новую карту – на всякий случай уже в двух экземплярах.

Он планировал переслать её в Москву фельдмаршалу Реншельду, чтобы тот переправил карту в Европу, добился публикации и гонорара в 200 риксдалеров. Но про этот замысел узнал губернатор Гагарин и конфисковал карту, из милости заплатив автору какие-то копейки. Гагарин предъявил карту Петру, а государь запретил военнопленным заниматься подобными делами. И это понятно: то, что для учёного – открытие, для военного – шпионаж. Однако у Страленберга остался второй экземпляр, и хитрый швед сумел передать его в Фельдт-комиссариат барону Цедергельму. Цедергельм хранил карту до конца войны. В итоге многострадальный труд был издан в 1725 году в Нюрнберге – уже после возвращения Страленберга в Швецию.

В 1720 году в Тобольске побывал Василий Татищев, первый русский историк, и Страленберг крепко сдружился с ним. В том же году Страленберг отправился вглубь Сибири с научной экспедицией доктора Мессершмидта. В Красноярске его застало известие о долгожданном мире между Россией и Швецией. Пленных отпускали домой. И Страленберг покинул Сибирь.

Он провёл в плену двенадцать лет. О нём узнал даже русский царь – и предложил шведу руководить всеми землемерными работами России. Страленберг отказался: он хотел домой. Он уехал в Швецию и вернулся в армию. Он служил ещё долго, получил звание подполковника и в 1740 году стал комендантом маленькой крепости Карлсгам на острове, прикрывающем порт.

Но в свободное от воинских забот время он писал книгу о России. Книга называлась «Северная и восточная часть Европы и Азии». В Швеции к Страленбергу снова приезжал Татищев; он перевёл рукопись Страленберга на русский язык и снабдил комментариями. Книга вышла в Стокгольме в 1730 году, а в России её издали только в 1797 году – ровно через полвека после смерти Страленберга. Вот так получилось, что подполковник давно умер, а исследователь Сибири Страленберг продолжал жить.

Бунтующие в саванах Сибирские раскольники при Петре I

Почти семьдесят лет Россия терпела убытки из-за гражданской войны между никонианами и раскольниками. Государственная казна теряла сотни тысяч налогоплательщиков. Старообрядцы прятались по тайным скитам, бежали кто за границу, а кто и вовсе в рай через огненные ворота «гарей». Приходилось тратиться на стрельцов, которые рыскали по лесам и болотам в поисках непокорных. А война со шведами затягивалась, и казну для неё выгребли подчистую. Практичный и не очень богобоязненный Пётр решил обратить раскольничью строптивость на пользу государственному карману. Он повелел: «Переписать всех раскольников мужского и женского пола, где бы они ни проживали, и обложить их двойной податью».

Налог на веру означал легализацию раскола. Теперь раскольники могли жить открыто. Тех, кто записал себя в раскол, стали называть «двоеданами». Царские переписчики поехали считать таковых по головам, но почти никого не нашли. Важное политическое решение на деле оказалось невыполнимым. Двойной налог был плохой альтернативой самоубийству за веру, потому что предполагал ту же смерть, только медленную и мучительную, – от голода. В «налоговой декларации» крестьянина в 1722 году и так значилось уже 25 пунктов: «окладных стрелецких тридцать алтын, слободских драгунских десять алтын, ямских пять копеек, попоротных восемь алтын две деньги, седельных и узденных четыре алтына з деньгою, рекрутных два алтына, подводных три алтына две деньги…» и так далее.

Тех, кто укрывался от переписи, ловили, взыскивали налог за всё время просрочки и потом ссылали куда-нибудь в работы. Народ роптал. Среди раскольников пошли слухи, что царя Петра уже нет в живых, а империей правит «подменный швед». С 1721 года по Сибири покатилась новая волна самосожжений. «Гари» задымили после того, как на Ишиме близ Абацкой слободы, спасаясь от переписи, сожглась Ировская деревня.

В 1722 году масло в огонь подлил указ о присяге пока что безымянному наследнику престола (Пётр ещё не определил, кого он назначит). Староверы решили, что их заставляют присягать антихристу, у которого даже имени нельзя произнести, и началось ожесточённое сопротивление. Самосожжения раскольников произошли близ Каркиной слободы (400 душ), в деревне Елунской (600 душ), в Чугуновской пустыни, в деревне Морозовой (147 душ), в деревне Зырянской, в слободе Атбашской, в деревне Камышевской (71 душа) и на реке Пышме (145 душ).

Реконструкция острога в Таре

Но самый кровавый бунт прогремел в сибирском городе Тара на Иртыше. В старообрядческих скитах новости распространялись мгновенно, поэтому о присяге «царю неназванному» в пустыни старца Сергия близ Тары узнали намного раньше официального объявления от тобольских властей. В пустыни и так уже было много недовольных, и они сразу повели агитацию против присяги. Сергий несколько раз тайно приезжал в город и объяснял жителям, что лучше погибнуть или бежать, чем предаться антихристу. Среди учеников Сергия был глава тарских казаков полковник Немчинов. Смутьяны собирались в домах, толковали старообрядческие книги и составляли царю «противное» письмо. Начальство назначило присягу на 27 мая 1722 года. Утром у храма столпилось семьсот человек казаков и горожан. Коменданту Глебовскому заговорщики вручили своё послание, под которым стояло 228 подписей. Комендант растерялся и согласился зачитать бумагу вслух. И воззвание раскольников подействовало на народ. Из семисот человек к присяге пошли только попы, сам комендант и десяток робких жителей.

ОСТРОГИ БЫЛИ СИМВОЛОМ РУССКОГО ОСВОЕНИЯ СИБИРИ, И НЕ УДИВИТЕЛЬНО, ЧТО В XXI ВЕКЕ ОНИ ПРЕВРАТИЛИСЬ В СИБИРСКИЙ БРЕНД. ДЕРЕВЯННЫЕ КРЕПОСТИ СИМВОЛИЧЕСКИ ВОССТАНАВЛИВАЮТ УТРАЧЕННЫЕ НАЧАЛА СЕЛЕНИЙ. ВО МНОГИХ ГОРОДАХ В КАЧЕСТВЕ «ГРАДООБРАЗУЮЩИХ ПАМЯТНИКОВ» ИЛИ КУЛЬТУРНО-РАЗВЛЕКАТЕЛЬНЫХ КОМПЛЕКСОВ ВОЗВОДЯТ БРЕВЕНЧАТЫЕ БАШНИ ИЛИ ОСТРОГИ-НОВОДЕЛЫ. ЗАЧАСТУЮ ОНИ ДАЛЕКИ ОТ КАНОНОВ ДЕРЕВЯННОЙ АРХИТЕКТУРЫ, НО ЭТО НЕ ВАЖНО

Власти восприняли отказ Тары как государственную измену. По слухам, император велел «казнить весь город». Через две недели Тару занял большой карательный отряд. Руководителей бунта схватили, жестоко терзали на допросах, а потом четвертовали, сажали на кол, обезглавливали или вешали. Пётр Багайчев, чьей рукой было написано «противное» письмо, дал большую взятку конвоирам, чтобы ему разрешили зарезаться до следствия. Полковник Немчинов с двумя десятками казаков заперся в доме и во время штурма взорвал себя с товарищами пороховым запасом, но его всё равно казнили – четвертовали посмертно. Простых жителей пытали, потом назначали им сто ударов кнутом, приводили к присяге и отправляли на каторгу.

Сотни домов были разорены, тысячи мужиков из окрестных селений бежали подальше от Тары – боялись, что их тоже накажут каратели. Спасаясь от преследования, многие крестьяне шли в огонь, но перед «гарью» объявляли о поддержке тарского «противного» письма. Известие о массовых убийствах в Таре дошло даже до джунгар. Степняки спрашивали у русского посланника: из какой страны враги захватили Тару и зверствовали там?

Имперская карательная машина работала так, что её не остановила даже амнистия, объявленная тарским смутьянам в 1725 году после смерти Петра. Уже при Анне Иоанновне – через тринадцать лет после бунта – в Сибири ещё продолжали ловить и вешать за рёбра бунтовщиков, отказавшихся присягать покойному наследнику покойного Петра Алексеевича.

Страшное назидание Миф о Сибирском царстве Гагарина

Матвей Петрович Гагарин, бывший губернатор Сибири, почти два года просидел в застенке Адмиралтейства, а против него собирали улики.

Майор Иван Лихарев прислал из Тобольска в столицу сотни расходных книг губернской канцелярии и реестр преступлений Гагарина: контрабанда, взятки, самоуправство, подлоги и так далее. В общем, в Сибирской губернии воровали все и на всём. Гагарин выстроил из чиновников мафию. Только у четырёх арестованных сибирских комендантов (Степан Карпов, Яков Елчин, Иван Ракитин, Лев Кокшаров) было изъято 19 килограммов золота, а ведь была ещё и пушнина. Гагарин вёл дела с размахом: для всяких нужд брал деньги из первого попавшегося «стола» (отдела) губернской канцелярии. Свой бизнес Гагарин строил на китайских караванах и на личной монополии в самой прибыльной сибирской торговле – вином, табаком и мехами.

Лихарев вернулся из Сибири в январе 1721 года. Следствие ускорилось. Пётр сам подключился к делу. 17 февраля 1721 года он издал указ о допросе арестованных людей Гагарина и о конфискации всех пожалованных Гагарину деревень. Гагарин просил заступничества у Меншикова и императрицы, но тщетно. Пётр озверел. 11 марта 1721 года Гагарина пытали. По некоторым свидетельствам, его семь раз терзали огнём, дыбой и кнутом. Гагарин вынес муки «с неслыханным мужеством» и не признал себя виновным в каком-то особо злостном воровстве. Он написал Петру письмо и попросил отправить его в монастырь, но не покаялся в умыслах против царя и государства.

14 марта 1721 года состоялся суд над князем Гагариным. Судьями были сенаторы. Все они давным-давно знали Матвея Петровича. Многие брали от него подношения, участвовали в его аферах или покрывали его грехи. Сын графа Гаврилы Головкина был женат на дочери Гагарина. Сын графа Ивана Мусина-Пушкина сватался к другой дочери Гагарина. Дочь барона Петра Шафирова была замужем за сыном Гагарина. Гагарин не верил, что сенаторы «сдадут» его. Но сенаторы приговорили Гагарина к смертной казни.

16 марта 1721 года князь Гагарин был повешен под окнами Юстиц-коллегии в присутствии царя, придворных и народа. А после казни Пётр заставил всех, даже вдову и сына казнённого, сидеть рядом с виселицей на весёлой пирушке – поминальной тризне. Играл оркестр, сверкал салют.

Месть Петра оказалась какой-то ирреальной. У Гагариных отняли всё имущество (кроме деревень, которые вдова Гагарина когда-то получила в приданое перед свадьбой). Сына Гагарина Алексея сослали в матросы. Пётр приказал уничтожить все изображения Матвея Петровича, и ныне никто не знает, как выглядел первый сибирский губернатор (известно только, что он был низенький и толстенький). Тело Гагарина висело на виселице до осени – в назидание чиновникам. 25 ноября сгнившая верёвка оборвалась, и тело упало, но Пётр повелел вновь повесить его, только уже на железной цепи. Лишь весной 1722 года труп Гагарина сняли и похоронили у храма в родовом имении Гагариных – в селе Сенницы под Москвой.

Во всех «присутственных местах» империи Пётр распорядился поставить «зерцала»; это были деревянные трёхгранные пирамиды с гербом и окошками, в окошках – главные указы империи; два указа из трёх (от 17 апреля 1722 года и 21 января 1724 года) оглашали преступления князя Гагарина, сибирского губернатора. «Зерцала» будут стоять в канцеляриях России до революции 1917 года.

Казнь князя Гагарина, больше похожая на изощрённую месть, породит долгое историческое недоумение. Слишком жестокая кара для столь важного вельможи, особенно когда другие вельможи ничем не лучше. Особенно смутит то, что главный гонитель Гагарина – обер-фискал Нестеров – сам в 1724 году будет казнён за взяточничество. И тогда появится миф о том, что на самом деле Пётр казнил Гагарина вовсе не за воровство, а за желание отделить Сибирь от России и завести собственное царство. На это указывает многое: Гагарин – Рюрикович, он строил в Тобольске кремль, он завёл свою армию из пленных шведов, а на Урале ему отливали пушки, и ещё у него была валюта – пушнина. Вполне годится для «царства Сибирь».

Церковь в селе Сенницы

Миф о «Сибирском царстве» сочинит любознательный пленный швед капитан Филипп Юхан Табберт фон Страленберг. В своей книге о России он расскажет, что Пётр разделил страну на губернии и раздал их вельможам в аренду. Осталась только Сибирская губерния, за которую царь просил 200 тысяч в год. Никто не хотел давать таких денег (Строганов, например, сам предложил царю заплатить 200 тысяч, лишь бы ему не навязывали Сибирь). Согласился только мошенник Гагарин. «Гагарин пред тем был воеводой в Иркуцкой провинции, где к собиранию денег нарочитые имел случаи, – поведает Страленберг. – За непотребныя поступки при отправлении сего воеводства осуждён был на смерть, откупился же многимя деньгами. Но, невзирая на оное, вся сия губерния отдана была ему в аренду».

ВОЗНЕСЕНСКАЯ ЦЕРКОВЬ В СЕЛЕ СЕННИЦЫ – СТОЛПНЫЙ ХРАМ-ЗВОННИЦА. ЕГО НАЧАЛИ СТРОИТЬ В 1701 ГОДУ, А ЗАВЕРШИЛИ РАБОТЫ В 1707 ГОДУ. НИЖНЯЯ ЧАСТЬ ЦЕРКВИ – ТЁПЛЫЙ ЗИМНИЙ ХРАМ – БЫЛА ПОСВЯЩЕНА АПОСТОЛУ МАТФЕЮ, НЕБЕСНОМУ ПОКРОВИТЕЛЮ КНЯЗЯ МАТВЕЯ ГАГАРИНА. НИЖНИЙ ХРАМ СЛУЖИЛ И РОДОВОЙ УСЫПАЛЬНИЦЕЙ ГАГАРИНЫХ. ЦЕРКОВЬ БЫЛА ЗАКРЫТА В 1932 ГОДУ, И МЕСТА ЗАХОРОНЕНИЙ НЫНЕ ПОТЕРЯНЫ. В 1991 ГОДУ ЦЕРКОВЬ ВОЗВРАТИЛИ ВЕРУЮЩИМ. СЕЙЧАС ОНА ОТРЕСТАВРИРОВАНА И ОШТУКАТУРЕНА

Страленберг сообщит, что Гагарин завёл войско из двух драгунских полков, где офицерами могли стать каролины, и коварно попросил у Петра сто тысяч ружей для похода в «Бухарию» за золотом. Но Пётр, «не доверяя этой лисе», прислал подполковника Бухгольца, и дело сорвалось. «Достойное наказание по седмикратном розыске получил, а имянно, повешен. Что же Сибирская губерния во время аренды его претерпела и какия были разорения, о том весь свет свидетельствует», – подытожит Страленберг.

Но Страленберг просто злился на Гагарина, который конфисковал его карту Сибири. Он сам пояснит: «Князь имел Сибирь в аренде и мог по своему усмотрению здесь хозяйничать, а я в карте указал много мест, где можно найти минералы, и он не захотел, чтобы сие стало известно императору».

А ещё Страленберг обладал удивительным даром: он тонко чувствовал, где история и культура созрели, чтобы принять миф. И он щедро создавал такие мифы – про Биармию или про Сибирское царство. Однако легковерные потомки сочтут вымысел за истину. И кое-кто примется искать в Тобольске клады губернатора Гагарина, а кое-кто начнёт тихо гордиться тем, что Сибирь, вопреки своей русской судьбе, может быть отдельным государством.

Инвентаризация Сибири Экспедиция Мессершмидта

Для русских Сибирь была чем-то вроде тёмного подземелья, набитого сокровищами, куда дозволили войти, а свечку не дали. Богатств много, но не отыщешь и наружу не вынесешь, а можешь и шею впотьмах свернуть. Чтобы разобраться в Сибири профессионально, Пётр решил призвать образованных иностранцев. В век Просвещения нести светоч знаний было делом почётным. Европейские учёные грезили о больших экспедициях, таинственных странах и великих открытиях. Сибирь была идеальной Terra incognita. Воздеть факел науки над неведомой землёй и провести инвентаризацию всего, что на той земле есть, согласился доктор из Данцига Даниил Готлиб Мессершмидт.

Он славился огромной эрудицией, знал древние языки, изучал зоологию и ботанику, занимался врачебной практикой. Петру его порекомендовали как человека, который один стоит целой команды учёных. Немецкий доктор царю понравился: тихий, скромный и фанатично преданный науке. В 1718 году его пригласили на службу в Россию, и Медицинская канцелярия дала ему задание: подготовить экспедицию в Сибирь. Но денег доктору выписали гораздо меньше, чем другим иностранным специалистам, и помощников у него вообще не было – их ещё следовало где-то нанять, зато цель поставили непомерную: выяснить о Сибири всё. Мессершмидту тогда было 32 года.

1 марта 1719 года Мессершмидт выехал из Петербурга в Тобольск. Его сопровождали четверо слуг и шесть подвод. Скарб партикулярного немца изумлял контролёров сибирских таможен: книги, пробирки, инструменты, лупы, микроскопы, химические препараты, циркули – бросовый, ненужный товар. А одёжа тоненькая, не для Сибири. На кой ляд этот немец припёрся?.. Мессершмидт в России был чужаком: он не знал языка и не имел связей.

«Камень Мессершмидта» в музее Минусинска

В Тобольск обоз Мессершмидта прибыл только через десять месяцев. За годы Северной войны в Тобольске скопилось много образованных пленных офицеров. Губернатор Черкасский отпустил в экспедицию трёх «шведских арестантов», среди них капитана «именем Иван Филиппович Таборт» – Филиппа Юхана Табберта фон Страленберга. Для охраны экспедиция получила нескольких драгун, а для ловли бабочек и мелких зверушек и для лазанья на деревья за птичьими гнёздами Мессершмидт за 12 рублей купил четырнадцатилетнего мальчика.

В ХАКАСИИ МЕССЕРШМИДТ ВСТРЕТИЛ МНОЖЕСТВО ДРЕВНИХ КУРГАНОВ И КАМЕННЫХ СТЕЛ С НЕПОНЯТНЫМИ РУНАМИ. НА УСТЬЕ РЕКИ БЮРЬ В БАССЕЙНЕ АБАКАНА ВНИМАНИЕ УЧЁНОГО ПРИВЛЕКЛА СТЕЛА, ИЗОГНУТАЯ «В ВИДЕ ВЕНГЕРСКОЙ САБЛИ». НА ЭТОМ ОБЕЛИСКЕ БЫЛА ВИДНА ЗАГАДОЧНАЯ НАДПИСЬ. МЕССЕРШМИДТ ЗАРИСОВАЛ СВОЮ НАХОДКУ. В 1886 ГОДУ ЭТОТ КАМЕНЬ ПЕРЕПРАВИЛИ В МУЗЕЙ. ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО НА СТЕЛЕ ВЫБИТА ЭПИТАФИЯ ПОЛКОВОДЦУ САБЫК БАСАРУ. ОН СЛУЖИЛ ХАНУ ДРЕВНЕХАКАССКОГО ГОСУДАРСТВА В VIII ВЕКЕ

В экспедиции Мессершмидт занимался всем: собирал гербарии, чертил карты, изготовлял чучела, копировал древние надписи на камнях, измерял параметры климата, комплектовал коллекции минералов, изучал фольклор и составлял словари. В 1721 году Мессершмидт и Страленберг обследовали Иртыш. На реке Томь Страленберг обнаружил скалу с сотнями петроглифов – Томскую писаницу. Зимой 1721–1722 года по ледяному Енисею экспедиция доехала до Красноярска. Страленберг раскапывал курган на Абакане.

Страленберг оказался отличным помощником – самоотверженным, как и Мессершмидт, к тому же за годы плена он освоил русский язык, увлёкся историей России и географией Азии. Увы: сотрудничество замечательных исследователей вскоре оборвалось. По Ништадтскому миру пленным шведам позволили вернуться на родину, и в мае 1722 года Страленберг выехал из Красноярска в Москву. Мессершмидт горько переживал, что теряет «любимого Табберта»: «Проливая много слёз, я простился с красноречивым, прилежным, верным Таббертом, моим единственным другом и подпорою».

В 2010 ГОДУ В ХАНТЫ-МАНСИЙСКЕ УСТАНОВИЛИ СКУЛЬПТУРНУЮ КОМПОЗИЦИЮ «ВЕЛИКИМ СИБИРСКИМ ЭКСПЕДИЦИЯМ». В ЦЕНТРЕ КОМПОЗИЦИИ – КОЛОННА, УВЕНЧАННАЯ ФИГУРОЙ АНГЕЛА В ЖЕНСКОМ ОБЛИКЕ, А У ПОДНОЖИЯ КОЛОННЫ – ФИГУРЫ ЧЕТЫРЁХ УЧЁНЫХ XVIII ВЕКА: МОРЕПЛАВАТЕЛЕЙ ВИТУСА БЕРИНГА И ДМИТРИЯ ОВЦЫНА, ИСТОРИКА ГЕРХАРДА ФРИДРИХА МИЛЛЕРА И НАТУРАЛИСТА ДАНИИЛА ГОТЛИБА МЕССЕРШМИДТА

Мессершмидт остался в диких безднах Сибири один – один и наедине с грандиозными задачами и непосильными проблемами. Никто не понимал, чем он занимается. Свирепые сибирские коменданты не раз перетряхивали его телеги, разыскивая контрабанду, отнимали шкуры, предназначенные для чучел животных, – якобы это незаконная пушнина. Он не раз тонул, терял коллекции, замерзал; у него сбегали проводники; мальчики, купленные для сбора трав и семян, «с воем и плачем» отказывались работать. Многие редкие вещи он покупал у местных жителей на свои средства; он регулярно высылал в Медицинскую канцелярию отчёты, образцы, гербарии, семена и предметы раскопок, но его небольшое жалованье задерживали на годы. Положение Мессершмидта, иностранного учёного и руководителя государственной экспедиции, порой было хуже, чем положение простой сибирской прачки: в Абаканском остроге одна такая прачка сердобольно подкармливала голодающего натуралиста яйцами, молоком и калачами.

Памятник Мессершмидту в Ханты-Мансийске

Но он открыл целый мир. Он первым описал вечную мерзлоту Севера и вечный пожар «огнедышащей горы» – горящего месторождения каменного угля возле Кузнецкого острога (ныне Кузбасс). Он раскапывал погребения степных вождей и туши мамонтов. Он собрал коллекцию минералов, птиц и бабочек, он начертил карту Сибири, он составил каталог сибирских растений и несколько словарей местных наречий, он описал и зарисовал десятки памятников древности и нашёл много старинных рукописей. Он забрался за Байкал, и его экспедиция растянулась на восемь лет. Начальство посчитало его погибшим. Даже «любимый Табберт» думал, что Мессершмидта уже нет в живых, и принялся публиковать их общие материалы как свои.

Мессершмидт вернулся в Петербург в 1727 году. В сорок лет он казался стариком: больным, облысевшим и полуслепым. В Академии его попросту обобрали: изъяли почти всё, что он привёз, не заплатив даже за артефакты, купленные им на личные деньги. Научные достижения Мессершмидта не поняли и не приняли. Его даже заподозрили в казнокрадстве и некоторое время продержали под арестом. Растоптанный и оплёванный, Мессершмидт поехал в родной Данциг, но по пути попал в кораблекрушение и потерял все свои записи. Он вернулся в Петербург, надеясь, что ему хотя бы позволят изучать собранные им в Сибири коллекции, – но ему не позволили. И он умер – в тоске и нищете. Это случилось в 1735 году. Мессершмидту было 49 лет.

Он был одиночкой, подвижником и страстотерпцем науки. И после него на покорение Сибири двинулись уже многолюдные отряды исследователей: Камчатская экспедиция Витуса Беринга и Великая Северная экспедиция.

Великая тайна биармии Миф о Биармии в версии Страленберга

Капитан Филипп Юхан Табберт фон Страленберг, энтузиаст науки и знаток России, оставил стране, где провёл в плену двенадцать лет, миф о легендарной Биармии, «Бьярмланде», – заповедном Эльдорадо викингов.

В древних варяжских сагах рассказывалось, что самые удачливые ярлы на кораблях-драккарах отправлялись из Скандинавии в плаванье на восток и достигали некой сказочной земли, которая изобиловала дремучими лесами и пушным зверем. Здесь жил народ бьярмов, искушённых в колдовстве. Ярлы привозили из «Бьярмланда» несметные сокровища – или погибали в битвах с коварными бьярмами. Страленберг мог прочитать о Биармии в книге Саксона Грамматика, датского летописца XII века, который пересказал варяжские саги на латыни, а мог и просто слышать эти предания от моряков, потому что родом был из портового ганзейского города Штральзунд.

Географы считали, что Биармия находилась на Северной Двине где-то в районе Холмогор и Архангельска. А Страленберг заявил, что Биармия была в верховьях Печоры – там, где в XVI веке появится древнерусское княжество Пермь Великая. Страленберг писал: «Великая Пермиа, которую древность Биармаланд называет». Или же Биармия располагалась в низовьях Оби – на тех землях, которые в XVII веке будут подвластны городу Мангазее. Для таких смелых утверждений у Страленберга нашлись веские аргументы.

Понятно, пушнина, леса и колдуны. На Северном Урале и в Нижнем Приобье хватало и дремучей тайги, и дивных соболей, а местные жители почитали идолов и внимали шаманам. Но дело не только в этом.

Во-первых, Страленберг уловил речевое родство финнов, башкир, коми, манси и хантов – то есть обнаружил общность финно-угорских языков. В своей книге о России Страленберг писал: «Фины, Пермяки и Биармы, також и Остяки говорят одним языком». Это открытие для Страленберга стало доказательством очень давних контактов скандинавов с аборигенами Урала и Сибири, а такие контакты могли происходить в Биармии.

Во-вторых, Страленберг наткнулся на древние петроглифы. В Швеции петроглифами славился холм Танум в провинции Бохуслен недалеко от Гётеборга. Считалось, что изображения Танума сделаны викингами. А на Урале и в Сибири Страленберг тоже нашёл подобные наскальные рисунки.

Петроглифы холма Танум

Зимняя дорога в Сибирь проходила по реке Вишере, и на скале Писаный камень Страленберг увидел рукотворные знаки. Как мог, он скопировал эти рисунки; в 1730 году он опубликовал гравюры с петроглифами в книге «Северная и восточная часть Европы и Азии». В Тобольске Семён Ремезов показал Страленбергу свои копии знаков Ирбитской писаницы – «древних лет чюдское письмо». Страленберг перерисовал ремезовские «тавры, снятые с камней» и тоже потом опубликовал. Наконец, в экспедиции Мессершмидта Страленберг изучал знаменитую Томскую писаницу – наскальную галерею эпохи палеолита на реке Томь. Сходство доисторических рисунков Швеции, Урала и Сибири Страленберг истолковал как свидетельство о Биармии.

В общем, вернувшись на родину, Страленберг уже не сомневался, что Биармия находилась на Печоре или в Приобье. В этом он сумел убедить даже такого компетентного специалиста, как Татищев. В своих комментариях к книге Страленберга Татищев писал: «Пристань была в Биармии или в Великой Перми при городе Чердыне. Отсюду торговали, ездя по рекам Волге, Каме и по другим, из Каспийского моря и из Индии в Скифское или Печёрское море, и около берегов онаго в Норвегию».

В ШВЕДСКОЙ ПРОВИНЦИИ БОХУСЛЕН НА ВАЛУНАХ ХОЛМА ТАНУМ ВЫСЕЧЕНЫ СОТНИ ПЕТРОГЛИФОВ – ЖИВОТНЫЕ, ПТИЦЫ, ВОИНЫ С ОРУЖИЕМ, БОГИ, СОЛНЕЧНЫЕ ДИСКИ И ГЕОМЕТРИЧЕСКИЕ ЗНАКИ. ЧАЩЕ ВСЕГО ВСТРЕЧАЮТСЯ ИЗОБРАЖЕНИЯ ЛЮДЕЙ НА ЛОДКАХ. ВОЗРАСТ РИСУНКОВ – ОТ ЧЕТЫРЁХ ДО ДВУХ ТЫСЯЧ ЛЕТ. В СТАРИНУ ИХ СОЗДАНИЕ ПРИПИСЫВАЛИ ВИКИНГАМ. НЫНЕ ХОЛМ ТАНУМ ОБЪЯВЛЕН МУЗЕЕМ-ЗАПОВЕДНИКОМ ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ. НАД НЕКОТОРЫМИ ВАЛУНАМИ СООРУЖЕНЫ КРОВЛИ, А ПЕТРОГЛИФЫ ДЛЯ НАГЛЯДНОСТИ ПОКРАШЕНЫ

Размышляя о Биармии, капитан Страленберг не был пустопорожним выдумщиком. Человек практичный, он надеялся на вполне конкретные выгоды. Дело в том, что в те времена различные легенды могли оправдывать политические амбиции. Например, русские цари полагали себя потомками Александра Македонского и претендовали на его наследие. А Македонский якобы добрался до реки Амур, значит, Амур должен принадлежать России, а не Китаю. На карте Амура в «Служебной чертёжной книге» Ремезова Страленберг мог увидеть пометку: «До сего места царь Александр Македонский доходил и ружьё спрятал и колокол оставил».

Петроглифы томской писаницы

Если поход Македонского был аргументом в территориальном споре между Россией и Китаем, то и походы викингов могли стать аргументом в споре между Швецией и Россией. Опираясь на предание о Биармии, Швеция могла потребовать от России пропуска своих судов по Оби и Иртышу в Китай. Или хотя бы разрешения шведским судам ходить на Мангазею тем морским путём, который был запрещён царём Михаилом Романовым в 1619 году. Так что Страленберг не просто фантазировал, а готовил доказательную базу для претензий Швеции, которую можно было бы продать правительству.

ТОМСКАЯ ПИСАНИЦА – ЭТО СКАЛЫ НА БЕРЕГУ РЕКИ ТОМЬ, ПОКРЫТЫЕ ДРЕВНИМИ ПЕТРОГЛИФАМИ. ВСЕГО ЗДЕСЬ ОКОЛО ТРЁХ СОТЕН РИСУНКОВ. ИХ ВОЗРАСТ – ОТ ШЕСТИ ДО ЧЕТЫРЁХ ТЫСЯЧ ЛЕТ. ПЕРВОБЫТНЫЕ ХУДОЖНИКИ ИЗОБРАЗИЛИ ЛОСЕЙ, МЕДВЕДЕЙ, ПТИЦ, ЛЮДЕЙ И БОГОВ. В 1988 ГОДУ НА СКАЛАХ РЕКИ ТОМЬ БЫЛ УЧРЕЖДЁН МУЗЕЙ-ЗАПОВЕДНИК ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ. К УНИКАЛЬНОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ГАЛЕРЕЕ НА СКАЛЬНОЙ СТЕНЕ ВЕДЁТ ЛЕСТНИЦА

Видимо, правительство Швеции не заинтересовалось предложением Страленберга. Однако идея о Биармии в Сибири осталась жить сама по себе, и доныне она продолжает волновать воображение русских.

Кровавые снега Оби Восстания самоедов

Северная граница крещения на Оби проходила через селение Обдорск – нынешний город Салехард. Нижнее Приобье принадлежало ненцам, русские называли их самоедами. Ненцы платили ясак, но оставались неучтёнными. Сибирские власти не могли дотянуться до низовий Оби: от Тобольска до Обдорска 1600 вёрст, даже от Берёзова – 300. К тому же самоеды-оленеводы не сидели в городках, а весь год мотались по тундре: всех не переловить и не пересчитать. Постоянного русского населения в Обдорском остроге ещё не имелось – край суровый, леса нет, избы строить не из чего. Пара десятков казаков в крепостице – на пару тысяч разбежавшихся по тундре кочевников. Долгими полярными ночами русские шили рыболовные бродни и ждали самоедов, чтоб обменять свои снасти на рыбу, тюлений жир и моржовый клык. Самые хозяйственные казаки тоже держали оленей. Когда тиф или оспа выкашивали самоедов целыми семьями, их стада доставались русским.

К 1717 году большая часть оседлых инородцев Приобья уже были обращены в православие, а «бродячие» самоеды оставались язычниками. В 1712 году владыка Филофей окрестил обдорского князя Тайшу Гындина. Но Тайша принял русскую веру лишь затем, чтобы показать свою лояльность властям, получить подарки и привилегии. Вскоре он начал подстрекать самоедов к мятежу против миссионеров и остяков-новокрещенов.

В 1717 году Филофей поехал на Нижнюю Обь. Боярский сын Никифор Палтырев передал самоедам просьбу владыки встретить его у стен Обдорска. Но князь Гындин взбунтовал соплеменников, и они осыпали лодки святителя стрелами, не позволив причалить. Берёзовский комендант Бибиков отправил к Обдорску воинский отряд, и казаки насильно окрестили подданных Тайши. Тогда Тайша отрёкся от православия и начал войну со священниками и хантами-новокрещенами, «чтобы отомстить за измену язычеству». Главным виновником вероотступничества своих сородичей Гындин объявил князька Семёна Матвеева с реки Ляпин. Возможно, у коварного Тайши были давние счёты с соседом, и теперь появился повод поквитаться.

В 1718 году Тайша отправил на Ляпин своего брата Микишку с отрядом вооружённых воинов. Тайша якобы приказал им: «Где де увидите ляпинского князца Семёна, его де поднимите на копья, а крови де его на пол не роняйте, тут де его и смерти предайте, для того де: почто де он прежде нас крестился». Воины Микишки убили несколько ляпинцев и вырезали им сердца, «над жёнами и детьми надругались, и в снег бросали нагих, и пограбили без остатку». Князь Семён Матвеев взмолился к русским о помощи, но помощь не пришла, и самоеды решили, что могут бесчинствовать и дальше.

Реконструкция острога в Салехарде

В 1720–1721 годах обдорские инородцы во главе с Гайчей Хапуевым, Теревой Сынгуруевым, Кельтой Пунзуминым и Ванютой Молдевым грабили и убивали крещёных остяков на реке Казым и угоняли стада оленей в тундру к Ледовитому океану. В 1722 году на Ляпинский городок князя Семёна Матвеева напали 130 самоедов, ограбили и разорили, сожгли церковь, убили несколько крещёных остяков, а их трупы изувечили. Снятые с убитых кресты нападавшие привязывали к концам хореев, а иконы тащили вслед за нартами на верёвках по снегу. В том же году Пунзы Тыровов с самоедами убил князя Никифора Еурова и надругался над его телом, а потом грабил и убивал в Нахрачёвских и Жижимховских юртах «с поругания и варварствы».

Гнев самоедов ещё более усилился, когда в 1723 году берёзовский комендант провёл тотальный рейд по становищам инородцев, изымая все предметы языческих культов. Потом комендант отчитывался, что отнял и уничтожил 1617 «болванов». В 1726 году совсем уже старый владыка Филофей ещё раз попытался склонить обдорских язычников к православию и снова приплыл к ним с миссией, но язычники под командованием Митры Каптылева, Кунемы и Мели Бударевых опять обстреляли лодки владыки.

ЦЕНТР ГОРОДА САЛЕХАРДА, БЫВШЕГО ОБДОРСКА, УКРАШАЕТ ОСТРОГ. НОВЕНЬКИЕ ДЕРЕВЯННЫЕ КРЕПОСТИ ВОЗВЕДЕНЫ ВО МНОГИХ ГОРОДАХ СИБИРИ, НО ОБДОРСКИЙ ОСТРОГ – НАИБОЛЕЕ ТОЧНАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ. ЕЁ РАЗРАБОТАЛ И НАЧАЛ АКАДЕМИК АЛЕКСАНДР ОПОЛОВНИКОВ, СОЗДАТЕЛЬ ЗНАМЕНИТОГО МУЗЕЯ «КИЖИ». В ОБДОРСКОМ ОСТРОГЕ СОБЛЮДЕНЫ ВСЕ СТАРИННЫЕ ПРАВИЛА И ТЕХНОЛОГИИ ДЕРЕВЯННОГО ЗОДЧЕСТВА. НО САМ ОПОЛОВНИКОВ НЕ ДОЖИЛ ДО ОКОНЧАНИЯ СТРОИТЕЛЬСТВА: ОН ПОГИБ В АВАРИИ В 1994 ГОДУ

Наконец тобольские власти решили вмешаться. Коменданту Берёзова Инглису приказали защитить крещёных остяков от самоедов: надо провести карательные экспедиции и казни, разослать казачьи дозоры и взять аманатов. Терева Сынгуруев, Кельта Пунзумин и Гайча Хапуев с сообщниками были наказаны кнутом. Главных злодеев изловили и повесили: Пунзы Тыровова и Немду Юмина – в Обдорске, Харку Лявова – в Казымском городке, Обындю Хапуева – в Ляпине. Только после этого набеги самоедов прекратились.

Возможно, в этих смутах на реке Куноват погиб главный помощник Филофея Григорий Новицкий. А князь Тайша Гындин, избегая казни, слёзно покаялся и опять надел крест. Князя окропили святой водой и простили ему горячий обдорский снег, окроплённый кровью крещёных остяков.

Тобольские архистратиги Филофей и митрополит Антоний

«Буде же ещё может править, то лучше б он побыл», – так вздыхал Пётр, подписывая прошение об отставке семидесятилетнего митрополита Филофея. Четырнадцать лет Филофей управлял самой дикой митрополией. Сибирь не нуждалась в Христе. Её охраняли идолы с кровавыми устами и беснующиеся шаманы, что впустили в себя «дух дурения». Божьи заповеди мешали безжалостным таёжным дельцам добывать пушнину – «мягкое золото». И смиренные молитвы не могли заглушить страшных предсмертных криков раскольников, взошедших на костры. Филофей предъявил Петру итоги своих трудов: он окрестил тридцать тысяч язычников, увеличил число храмов со 160-ти до 448-ми, и в строительстве 37-ми из них участвовал лично. Филофей отчитался – и уехал в Тюмень, в Троицкий монастырь, простым монахом.

В Тобольске ждали нового митрополита, а в столице ломали голову: кого же послать? Кажется, не велика задача: должность почётная, а учёных и властных священников в государстве всегда хватало. Но Сибири нужен был не вельможа, а вождь. Вот и сослали на митрополию самого строптивого – черниговского архиепископа Антония (Стаховского). Антоний имел дерзость заступиться перед Меншиковым за иеромонаха Порфирия, который увидел в небе непонятное знамение – комету с мечами и литерой «П». Порфирия забрали в Преображенский приказ, лишили сана, пытали на дыбе и потом отправили каяться на Соловки. А неуступчивый Антоний поехал в Тобольск.

ТРОИЦКИЙ СОБОР В ТЮМЕНИ СТРОИЛСЯ С 1708 ПО 1715 ГОД. ПОСЛЕДНИЕ ЧЕТЫРЕ ГОДА ЗА РАБОТАМИ НАБЛЮДАЛ САМ БЫВШИЙ МИТРОПОЛИТ ФИЛОФЕЙ. В ОБЛИКЕ ХРАМА СОЧЕТАЮТСЯ ЧЕРТЫ ДРЕВНЕРУССКОГО ЗОДЧЕСТВА, СТИЛЯ БАРОККО И УКРАИНСКИЕ МОТИВЫ, ПОТОМУ ЧТО СТРОИТЕЛЯМИ БЫЛИ МАЛОРОССИЙСКИЕ МАСТЕРА, ПРИВЕЗЁННЫЕ ФИЛОФЕЕМ С РОДИНЫ. ГЛАВЫ СОБОРА ОРИЕНТИРОВАНЫ ПО СТОРОНАМ СВЕТА, А НЕ ПОСТАВЛЕНЫ НА УГЛЫ ЗДАНИЯ, – ТАК БЫЛО ПРИНЯТО НА УКРАИНЕ. ФОРМА КУПОЛОВ И ДЕКОР – БАРОЧНЫЕ. ТРОИЦКИЙ СОБОР ОЛИЦЕТВОРЯЕТ ПЕРЕХОД ОТ НАЦИОНАЛЬНЫХ ТРАДИЦИЙ К ЕВРОПЕЙСКИМ

Филофей, тюменский схимонах, и при новом митрополите оставался духовным лидером Сибири. Он помогал Антонию. Он понимал, что одними молитвами дел не сделать, и теперь боролся за церковь письмами и челобитными. В 1720 году он оспорил указ губернатора Черкасского, который запретил строить храмы на казённые деньги, перестал платить попам содержание и увеличил ясак для крещёных инородцев. Филофей направил в столицу жалобу и добился отмены постановлений губернатора.

Троицкий собор в Тюмени

Филофей призвал к ответу берёзовского коменданта Инглиса, который притеснял попов, избивал их и даже топтал конями. Он наказал сборщиков ясака, которые «смучивали» с инородцев пушнину сверх меры. Он образумил тобольского «голову служилых татар» Сабанку, который не давал креститься татарам. Божьим словом и челобитной упрямый старец наводил порядок в землях, отдалённых от его скромной тюменской кельи на сотни и тысячи вёрст. Филофей освободил из холопства самоедов в Берёзове и крещёных татар в Тюмени, а в 1726 году добился царского указа, что все крепостные, язычники и мусульмане получают вольную, если примут православие.

В 1922 ГОДУ СВЯЩЕННИКИ-«ОБНОВЛЕНЦЫ» СКРЫТНО ИЗЪЯЛИ МОЩИ СВЯТИТЕЛЯ ФИЛОФЕЯ ИЗ ПОГРЕБЕНИЯ В СВЯТО-ТРОИЦКОМ МОНАСТЫРЕ И СПРЯТАЛИ В НАСКОРО СООРУЖЁННОМ СКЛЕПЕ В ВОЗНЕСЕНСКОЙ ЦЕРКВИ. А СОВЕТСКИЕ ВЛАСТИ ДЕМОНСТРИРОВАЛИ ТЮМЕНЦАМ ПУСТОЙ ГРОБ КАК СВИДЕТЕЛЬСТВО ОБМАНА ЦЕРКОВНИКОВ. ТАЙНУ ПЕРЕЗАХОРОНЕНИЯ СВЯЩЕННИКИ ПЕРЕДАВАЛИ ДРУГ ДРУГУ УСТНО. В 2006 ГОДУ НАЧАЛИСЬ ПОИСКИ СКЛЕПА, И ВСКОРЕ ОН БЫЛ ОБНАРУЖЕН. МОЩИ ФИЛОФЕЯ ПЕРЕНЕСЛИ ОБРАТНО В МОНАСТЫРЬ. РАКА С ОСТАНКАМИ СВЯТИТЕЛЯ БЫЛА ВЫСТАВЛЕНА В ТРОИЦКОМ СОБОРЕ. ПОТОМ ЕЁ ПЕРЕМЕСТИЛИ В ПЕТРОПАВЛОВСКУЮ ЦЕРКОВЬ

Филофей был озабочен тем, что Сибирь не имеет своих святых, хотя уже обретены и почитаемы в народе мощи Симеона Верхотурского и Василия Мангазейского. И владыка подготовил канонизацию этих подвижников: составил тропарь и кондак праведному Симеону и канон мученику Василию.

Рака с мощами святого Филофея

Филофей умер в своей келье 31 мая 1727 года. Ему было 77 лет. Он завещал похоронить себя в любимом монастыре на дороге у западного входа в Троицкий собор: «Вне церкви, на пути, дабы мимоходящие попирали ногами прах мой». Через много лет над его могилой всё же поставят «сень» и соорудят деревянную паперть. А ещё через два с половиной века, в 1984 году, на Соборе сибирских святых Филофея Лещинского канонизируют в лике святителей. В 2015 году раку с мощами святого Филофея перенесут в Петропавловскую церковь Свято-Троицкого монастыря.

А на поприще Филофея продолжал труды митрополит Антоний. Он отправлял миссии на Камчатку и в Китай, строил новые храмы и с печалью вспоминал те времена, когда был ректором Черниговского коллегиума, переводил творения отцов церкви и собирал духовную библиотеку. В Сибири образованность сводилась к набору житейских практик: вместо логики была смекалка, латынь заменяло наречие самоедов, а историю и богословие – жуткие предания о Золотой Бабе. Антоний не мирился с варварством. Он расширил Славяно-русскую школу Филофея, ввёл новые дисциплины и увеличил срок учёбы до шести лет. В 1725 году он открыл в Иркутске русско-монгольскую школу, которая готовила проповедников для Китая.

Сибирь не сломит дух просвещённого Антония, не заставит подгибаться под губернское начальство или под императорских фаворитов. В 1736 году Антоний осмелится перечить даже всесильному Бирону: он будет защищать скромных берёзовских попов, которые – вопреки запрету – совершали требы для томящихся в Берёзове опальных князей Долгоруких.

27 марта 1740 года многопудовый колокол Софийского собора мощным звоном объявит об окончании двадцатилетней ссылки митрополита Антония Стаховского, и дальше Антоний будет служить Сибири уже как святой.

Конец и снова начало Завершение петровской эпохи

После того как Сенат вызвал князя Гагарина в столицу на разбор злоупотреблений, губернией год управлял обер-комендант Тобольска Семён Карпов. Потом – вице-губернатор Александр Солового. 29 мая 1719 года губернатором Сибири был назначен князь Алексей Черкасский.

Тобольск помнил его. Князь Алексей был младшим сыном последнего тобольского воеводы князя Михаила Черкасского; с 1701 по 1704 годы он служил при отце младшим воеводой. Алексей Черкасский, обер-комиссар Петербурга, не хотел ехать в Сибирь, но Пётр настоял на своём. Самовластье Гагарина многому научило Петра, и князь Алексей как губернатор получил от царя особую «воеводскую инструкцию» – свод уточнённых правил губернского управления. Князь прибыл в Тобольск 4 января 1721 года.

Пётр тем временем продолжал губернскую реформу. В 1719 году губерний стало уже 11; они разделились на провинции, а провинции – на уезды. Сибирскую губернию составили три провинции: Вятская – бывшая «Вятка с пригородами», Соликамская – бывшие «поморские города», и Тобольская – «сибирские города». С 1720 года в Сибири появились Надворные суды, которые заменили губернатора и комендантов при разборах небольших и бытовых дел. В 1723 году в Тобольске открылся городской магистрат, который ведал правовыми вопросами, а в уездных городах Сибири были учреждены ратуши, подчинённые тобольскому магистрату.

А губернатор Алексей Черкасский ничем не прославился. Он сидел тихо, инициативы не проявлял, свои обязанности исполнял постольку-поскольку. Человек безвольный и малодушный, он и в столице слыл «лицом безгласным». Незаметно отслужив своё, он сдал пост в январе 1724 года.

Третьим губернатором Пётр назначил князя Михаила Долгорукова. Этот князь оказался человеком деятельным, но пользы от него почему-то не было. «Честные чиновники», которых князь привёз в Сибирь, принялись воровать похлеще прежних. Поход казачьего головы Афанасия Шестакова, который должен был привести в русское подданство Чукотку, завершился провалом, а Шестакова убили. В общем, время Долгорукова было отмечено лишь административными преобразованиями. В 1724 году Тобольская провинция разделилась на три – Тобольскую, Енисейскую и Иркутскую; в 1726 году Томск, Кузнецк и Нарым перешли из Енисейской провинции в Тобольскую; в 1727 году Вятская и Соликамская провинции были переданы в Казанскую губернию. Михаил Долгоруков был отправлен в отставку в 1730 году.

С 1720 года началась новая эпоха в сибирской картографии. Затейливые чертежи Семёна Ремезова отходили в прошлое. В экспедицию майора Ивана Лихарева (третья попытка достичь Яркенда) был включён отряд геодезиста Петра Чичагова, выпускника Морской академии. Чичагов взял с собой уже астролябию и буссоль. Геодезисты нанесли на карту Иртыш – теперь с учётом широт и долгот, с масштабом и верной ориентацией по сторонам света.

После похода Лихарева Чичагов возглавил собственную геодезическую экспедицию, состоящую из сотни выпускников Навигацкой школы. Десять лет экспедиция Чичагова обмеряла Иртыш, Тобол, Обь и Енисей. Геодезисты побывали в Саянах и на плато Путорана (его называли Норильский камень), на Ямале и Таймыре, в Барабинской и Кулундинской степях. Чичагов составил каталог из 2000 населённых пунктов, у которых он определил координаты. Западная Сибирь легла на карты профессионалов.

Настало время урегулировать отношения с Китаем. Нерчинский договор слишком неопределённо описывал границу между империями, и китайцы тревожились, что русские вернутся на Амур. Светоносный император Канси умер, и его преемник, гармоничный император Юнчжэн, пригласил к себе посольство от царя Петра. Посольство прибыло в Пекин в 1726 году. Его возглавлял негоциант и дипломат Савва Владиславич (Рагузинский).

Теперь богдыхан не настаивал на ритуале «коу-тоу», однако переговоры всё равно затянулись. Начавшись в Пекине, через год они продолжились в полевом стане на речке Буре, а потом – в новопостроенной слободе Кяхта. Усилия послов не пропали даром: Россия и Китай всё-таки сумели прийти к компромиссу в вопросах границ и торговли. Чтобы не ссориться из-за императорских достоинств, обе стороны решили, что отныне общаться будут не государи, а Сенат и Лифаньюань. Китайцы сократили количество русских караванов до одного в три года, но зато согласились регулярно приезжать к русским на ярмарку в Кяхту. Среди дипломатов, подписавших Кяхтинский договор, оказался Тулишэнь. Договор будет действовать 120 лет.

АЛЕКСАНДР МЕНШИКОВ, «ПОЛУДЕРЖАВНЫЙ ВЛАСТЕЛИН», БЫЛ ПОХОРОНЕН В БЕРЁЗОВЕ НА БЕРЕГУ СЕВЕРНОЙ СОСЬВЫ ВОЗЛЕ ЦЕРКВИ РОЖДЕСТВА БОГОРОДИЦЫ, КОТОРУЮ САМ ЖЕ И СТРОИЛ. ЦЕРКОВЬ СГОРЕЛА В 1764 ГОДУ. В 1825 ГОДУ ПО УКАЗАНИЮ ГУБЕРНАТОРА БАНТЫШ-КАМЕНСКОГО МОГИЛУ МЕНШИКОВА ВСКРЫЛИ И ОБНАРУЖИЛИ В ГРОБУ НЕПОВРЕЖДЁННОЕ ТЕЛО ПОКОЙНОГО, ПОКРЫТОЕ КОРКОЙ ЛЬДА. ТЕЛО ВЕРНУЛИ ОБРАТНО В МОГИЛУ. А ПОТОМ МОГИЛА ЗАТЕРЯЛАСЬ. ВИДИМО, В ПОЛОВОДЬЕ ВМЕСТЕ С ЧАСТЬЮ БЕРЕГА ОНА ОСЫПАЛАСЬ В РЕКУ

Торговую слободу Кяхта в горах Забайкалья (поблизости от впадения Орхона в Селенгу) Савва Рагузинский основал в 1727 году. Слободу стерёг Троицко-Савский острог. Возводили острог и слободу солдаты Якутского полка, ими командовал Иван Бухгольц. В Забайкалье он служил с 1723 года.

Памятник Меншикову в Берёзове

Бухгольц станет «главным устроителем» русско-китайской границы. Он разберётся в тонкостях экономических и политических отношений с Китаем и станет незаменимым специалистом. В отставку он выйдет в 1740 году уже в чине генерал-майора. А причудливая Кяхта, полутаёжная-полукитайская, быстро превратится в богатое и бойкое селение, процветающее на торговле чаем; тысячи пудов чайных кирпичей и тысячи тюков чайных «гнёзд» отсюда будут расходиться по всей России и по всей Европе. Иностранцы прозовут Кяхту Песчаной Венецией, а русские – Забалуй-городком. Кяхтинское благополучие подкосит лишь открытие Суэцкого канала.

Бурная и яростная петровская эпоха в Сибири завершилась в 1729 году. В 1728 году в Берёзов привезли самого известного сибирского ссыльного – князя Александра Меншикова, «полудержавного властелина» и бывшего фаворита Петра. Он пал жертвой дворцовых интриг. С Меншиковым были сын и две дочери. Их поселили под охраной в пустующем Воскресенском монастыре. В Берёзове опальный вельможа строил церковь, копал огород и диктовал мемуары. Он раскаялся в грехах и теперь облагораживал души ближних возвышенными поучениями о праведной жизни. Но продолжалось это недолго. 26 декабря 1729 года Меншиков умер. Похоронили его близ возведённой им церкви в вечной мерзлоте на высоком берегу реки Сосьвы.

Грозы отгремели, страсти отгорели, былые титаны перешагнули предел земной жизни, а Россия осталась, и Сибирь тоже осталась. История двигалась дальше: её огромные зубчатые колёса вращались всё так же неумолимо, державные куранты отбивали урочные часы, и жернова событий перетирали в песок новых героев, новых святых и новых злодеев. Но это происходило уже иначе, хотя всё та же вечная тайга шумела по берегам великих рек, и северные сияния по-прежнему полыхали над тундрой, и неизменные ветра неслись над бескрайними степями. Но Сибирь стала другой. Она осознала в себе силу и славу главного достояния нации. Она была наградой. Она была наказанием. Она была вызовом, надеждой и спасением.

Отныне Сибирь была имперской.

Оглавление

Пролог

Восхождение над Сибирью Рождение Тобольска

Исполинство от рожденья Идея Ермака

Сибирская конкиста Землепроходцы покоряют Сибирь

Под властью воевод Воеводское управление Сибири

Служилые люди Сословие «служилых» в истории Сибири

Двери Сибири История Верхотурья

Соболиный ливень Пушной промысел в Сибири

Мангазея златокипящая История Мангазеи

Добыть и покаяться Культ святого Василия Мангазейского

Инородцы Коренные жители Сибири

«Дух дурения» Сибирский шаманизм

Первоссыльный неодушевлённый История Угличского колокола

Таможня берёт добро Внутренние таможни в России

Святыни басурман Сибирские татары

«Охота к подданству» «Торговое сословие» бухарцев

Призрачное ханство Попытки восстановления Сибирского ханства

Город в тайге История Тюмени

Самый упрямый Деятельность Ерофея Хабарова

Не дай себя переписать Крестьянская колонизация Сибири

Туча и морок Калмыки в Сибири

Самый хитрый Деятельность Семёна Дежнёва

Броня героя История кольчуги Ермака

«Самотрудием» воеводы Деятельность Петра Годунова

Вырвать жилы Поиски золота при воеводе Годунове

Цепные псы сибирских воевод Сибирские «прибыльщики»

«Дух гобийский и загобийский» Русские посольства в Китай

Своя епархия Православная церковь в Сибири

Всё безответно Деятельность Юрия Крижанича

На высоком берегу Амура Борьба Китая и России за Амур

Война vs. мир Китайские караваны

В рай за протопопом Сибирские раскольники в XVII веке

«Зенгурский нутук» Сибирь и Джунгария

Плетью по обуху Восстания башкир

Софийский двор Начало каменного строительства

Облака Абалака Чудотворная Абалакская икона

Жнецы небесных житниц Деятельность Далмата и Исаака Исетских

Портной от бога Культ святого Симеона Верхотурского

«Богоспасаемый град Тоболеск» Тобольск в XVII веке

Познавая вселенную Картография Семёна Ремезова

Вице-король Сибири Деятельность Михаила Черкасского

Тобольск – заново Градостроительный план Ремезова

«Строение по чертежю» Приказная палата и Гостиный двор

Русское vs. Голландское Деятельность Андрея Виниуса

«Кунгурская посылка» Поездка Ремезова в Кунгур

Железоделатели Горные заводы в Сибири

Зверь в Сибири мамонт Сибирские мамонты

«Глас приятный и улыбка» Деятельность митрополита Филофея

Всеми губерниями Губернская реформа Петра I

Фаворит тирана История князя Гагарина

Последний землепроходец Деятельность Владимира Атласова

Выходят крестоносцы Начало миссий владыки Филофея

«Кривовертящиеся нравы» Губернаторство князя Гагарина

Караул для каролинов Пленные шведы в Сибири

Отец рыб и царь птиц Миссия Филофея 1712 года

Последний святой империи Деятельность митрополита Иоанна

«Вверзите мя в глубину!» Миссия Филофея 1713 года

Бастион в степи История Далматовского монастыря

На благо поневоле Деятельность каролинов

Странное посольство Посольство Тулишэня

Золото Яркенда Экспедиция подполковника Бухгольца

«Гнездилище диявола» Миссии Филофея 1714 и 1715 годов

«Земля древних поклаж» «Сибирская коллекция» Петра

«Еще далее поидохом» Деятельность Григория Новицкого

Крепче сильных и храбрее смелых Тобольский кремль и смерть Ремезова

Ничто не остановит Филофей снова митрополит

Князь-лиса Расследование преступлений Гагарина

Пути неисповедимые Нормализация отношений с джунгарами

Универсальный солдат Деятельность Филиппа Страленберга

Бунтующие в саванах Сибирские раскольники при Петре I

Страшное назидание Миф о Сибирском царстве Гагарина

Инвентаризация Сибири Экспедиция Мессершмидта

Великая тайна биармии Миф о Биармии в версии Страленберга

Кровавые снега Оби Восстания самоедов

Тобольские архистратиги Филофей и митрополит Антоний

Конец и снова начало Завершение петровской эпохи Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg