«История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II»

История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II (fb2) - История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II (История России. Новый взгляд - 2) 8023K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Коллектив авторов - Андрей Борисович Зубов

История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II Под редакцией Андрея Борисовича Зубова

Уважаемые читатели, в первый том настоящего издания по вине редактора Соловьева А. не вошли предисловия редактора-составителя А.Б. Зубова и список авторов. Приносим вам глубочайшие извинения и исправляем эту ошибку во втором томе

В книге использованы фотографии:

Архив РИА Новости,

Валерий Шустов, Евгений Тиханов, Валерий Суходольский, Николай Пашин, Юрий Абрамочкин, Владимир Акимов, Иван Шагин, Георгий Петрусов, Дмитрий Дебабов, Свищев-Паола, С. Кирьяков, Владимир Гребнев / РИА Новости

В оформлении переплета использованы фотографии:

Иван Шагин / РИА Новости;

Архив РИА Новости.

Авторский коллектив

Генеральный директор проекта и ответственный редактор

Доктор исторических наук, профессор МГИМО(У) МИД РФ

Андрей Борисович Зубов

Авторы (должности и научные звания авторов указаны на момент написания ими разделов книги):

Кирилл Михайлович Александров, кандидат исторических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного университета

Николай Владимирович Артемов, протоиерей (Мюнхен, Германия)

Сергей Станиславович Балмасов, историк (Тверь)

Алексей Николаевич Бобринский, заместитель директора Российского центра защиты леса (Москва)

Николай Алексеевич Бобринский, магистрант МГИМО(У) МИД РФ

Сергей Владимирович Волков, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Российской государственной публичной библиотеки (Москва)

Иван Иванович Воронов, кандидат исторических наук, доцент Хакасского университета (Абакан)

Наталия Львовна Жуковская, доктор исторических наук, профессор Института этнологии и антропологии РАН (Москва)

Александр Владимирович Журавский, кандидат исторических наук, кандидат богословия

Ирина Андреевна Зубова, аспирант МГИМО(У) МИД РФ

Андрей Борисович Зубов, доктор исторических наук, профессор МГИМО(У) МИД РФ

Даниил Андреевич Зубов, журналист,

Владислав Мартинович Зубок, доктор исторических наук, профессор университета Темпл (Филадельфия, США)

Борис Семенович Илизаров, доктор исторических наук, директор Народного архива (Москва)

Д.М. Калихман, доктор технических наук, профессор Саратовского государственного технического университета

Алексей Алексеевич Кара-Мурза, доктор философских наук, заведующий отделом Института философии РАН (Москва)

Алексей Николаевич Келин, член Совета правительства Чешской Республики по вопросам национальных меньшинств, член правления общества Русская традиция (Прага)

Владимир Александрович Колосов, доктор географических наук, заведующий отделом Института географии РАН (Москва)

Михаил Александрович Краснов, доктор юридических наук, заведующий кафедрой Высшей школы экономики (Москва)

Владимир Михайлович Лавров, доктор исторических наук, заместитель директора Института российской истории РАН (Москва)

Вячеслав Викторович Лобанов, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН (Москва)

Ирина Владимировна Лобанова, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института Российской истории РАН (Москва)

Борис Николаевич Любимов, кандидат искусствоведения, профессор, ректор Высшего Театрального Училища им. М.С. Щепкина (Москва)

Владимир Иванович Марахонов, кандидат физико-математических наук (Санкт-Петербург)

Георгий (Юрий) Николаевич Митрофанов, протоиерей, профессор, заведующий кафедрой истории русской церкви Санкт-Петербургской Духовной академии

Татьяна Григорьевна Нефедова, доктор географических наук, главный научный сотрудник Института географии РАН (Москва)

Ричард Пайпс, почетный профессор Гарвардского университета (США)

Александр Вадимович Панцов, доктор исторических наук, профессор Капиталийского университета (Колумбус, Огайо, США)

Юрий Сергеевич Пивоваров, академик РАН, доктор политических наук, директор Института научной информации по общественным наукам РАН (Москва)

Геннадий Викторович Попов, доктор искусствоведения, директор Музея им. преп. Андрея Рублева (Москва)

Борис Сергеевич Пушкарев, директор НП «Содружество «Посев»» (Москва)

Михаил Викторович Славинский, филолог (Франкфурт-на-Майне, Германия)

Владимир Викторович Согрин, доктор исторических наук, профессор МГИМО(У) МИД РФ

Витторио Страда, доктор философских наук, почетный профессор Венецианского университета (Италия)

Никита Алексеевич Струве, доктор философских наук, профессор университета Париж-10 (Франция)

Леон-Габриэль Тайван, доктор исторических наук, профессор Латвийского университета (Рига)

Николай Дмитриевич Толстой-Милославский (Лондон, Великобритания)

Тихон Игоревич Троянов, доктор юридических наук, адвокат (Женева, Швейцария)

Сергей Львович Фирсов, доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета

Василий Жанович Цветков, кандидат исторических наук (Москва)

Юрий Станиславович Цурганов, кандидат исторических наук (Москва)

Владимир Алексеевич Шестаков, доктор исторических наук, ученый секретарь Института российской истории РАН (Москва)

Светлана Всеволодовна Шешунова, доктор филологических наук, профессор Международного университета природы, общества и человека (г. Дубна, Московская область)

Рустам Мухамедович Шукуров, кандидат исторических наук, доцент исторического факультета Московского государственного университета

Шариф Мухамедович Шукуров, доктор искусствоведения, заведующий отделом Института востоковедения РАН (Москва)

Предисловие к новому изданию

Дорогой читатель.

Первое издание этой книги вышло семь лет назад. Оно выдержало много переизданий, на него была обращена серьезная критика и немало слов одобрения и поддержки. Мы, авторы книги, постоянно исправляли замеченные читателями неточности и ошибки, вставляли дополнительные факты и свидетельства. Это новое издание действительно, как пишут книготорговцы, «исправленное и дополненное», причем – существенно.

Новое издание выходит в очень изменившейся России и в очень изменившемся мире. Тогда, когда мы работали над текстом книги, в 2007 году, многим из нас казалось, что, пусть не без трудностей, но Россия успешно движется к изживанию своего коммунистического прошлого, к восстановлению органического единства с той страной, какой была Россия до ее порабощения большевиками. Увы, последнее десятилетие наглядно показало, что путь от тоталитарного прошлого к достойной свободной жизни далеко не так прям и короток, как нам бы хотелось.

Являясь ответственным редактором книги, я принял решение не пытаться угнаться за современностью, не превращаться в летописца, продлевающего своё «сказание» год за годом. Помню, что тогда, в 2008 г. я принял решение прервать повествование на 2007 г. и не рассказывать о новых, тогда поразивших меня тенденциях русской политики – откровенной фальсификации избирательного процесса на думских выборах декабря 2007 г. и президентских – 2008 г., выдвижении преемника, сговоре внутри элит. Я вдруг увидел тогда, что начался стремительный отход правившей в стране власти от принципов политической свободы, от самого духа демократии. Теперь я решил просить авторов дописать тот избирательный цикл и остановиться на инаугурации г-на Медведева в мае 2008 г. Дальнейшее осталось за пределами книги – и массовые протесты против фальсификаций новых выборов в 2011–2012 гг., и авантюры в области внешней политики – аннексия Крыма, войны в Грузии, в Украине, в Сирии. Об этом пусть пишут другие историки. История России ХХ века закончилась в мае 2008 г. Тогда же началась история России в ныне продолжающемся столетии. Это история возвращающегося авторитаризма и, соответственно, вновь история борьбы граждан за достоинство и свободу. В годы Перестройки, в годы президентства Б.Н. Ельцина и, даже, в первые два президентства В.В. Путина (2000–2008) имело место редкое в России сотрудничество власти и общества в великом деле восстановления страны. Да, это сотрудничество было далеким от гармонии, не охватывало всего общества, но оно было. Теперь место сотрудничества заняло манипулирование сознанием граждан – постыдное и, в конечном счете, всегда провальное дело. Историк XXI века опишет, как шел этот процесс, но совершенно естественно, что этим историком не смогу быть я.

Новое издание – возвращение к замыслу трехтомника. Именно такую структуру книги я видел первоначально. Но страх кризиса, боязнь, что громоздкий трехтомник не будет пользоваться спросом у обедневшего читателя, заставил издательство «АСТ-Астрель» издать книгу в двух очень объемных томах, неудобных для чтения. Надеюсь, что нынешнее издание будет более удобным.

Я рад, что удалось и на этот раз воспроизвести главную идею оформления книги – простые, мало кому, кроме их близких, известные люди на ее обложке. Это книга об обычных людях России и для обычных людей России, пусть же их глаза смотрят на нас, их улыбки согревают наши сердца, а их скорбные, порой измученные лица напоминают нам, что ужасы ХХ века не должны повториться в России, что человек, как высшая ценность, должен наконец восторжествовать в нашем миросозерцании и подчинить себе и идол государственной власти, и идол экономического могущества и идол социального или этнического превозношения.

Во внутренней структуре книги я решил разбить огромную главу о послесталинской эпохе коммунистической диктатуры на две – эпоха Хрущева (1953–1964) и эпоха от Брежнева до начала правления Горбачева (1964–1985). Несмотря на то, что ряд тем общи для обоих периодов, это всё-таки очень разные эпохи. Подобно совсем недавнему времени, первая из них, при всех ужасах Новочеркасской бойни и Кубинского кризиса может быть названа эпохой надежды, а вторая, несмотря на сравнительно сытую и мирную жизнь, сама себя назвала временем «застоя», а застоявшаяся вода, как известно, гниёт и становится ни к чему не годной. Так и вышло с коммунистическим режимом в 1980-е годы.

Историк, если он настоящий историк, не может быть просто бесстрастным ученым. Он всегда – гражданин. Как ученый он должен не искажать факты, не скрывать происходившее, но интерпретации фактов и явлений, оценки и суждения – дело его гражданской совести. Карамзин здесь отличается от Ключевского, Платонов – от Георгия Вернадского. Эту книгу писал очень большой авторский коллектив, и далеко не все факты, приведенные в ней, были мне известны заранее. Тут я доверял авторам и отвечаю за каждое слово опосредованно, потому что сам собирал авторский коллектив. Но оценки и суждения – все непосредственно на моей совести. Я и только я, будучи ответственным редактором, несу за них, по определению, полную ответственность.

Дорогой читатель, не познав прошлое, нельзя надежно и уверенно строить будущее. Мы, авторы «Истории России. ХХ век» сделали, что могли, чтобы Ваш путь в будущее был сознательным и серьезным, ответственным и разумно осторожным. Читая эту книгу, Вы возвращаете себе Россию, а, возвращая отечество, – обретаете будущее.

Андрей Зубов Москва.

Июль 2016 г.

Предисловие ответственного редактора

Дорогой читатель!

Книга, которую Вы держите в руках, написана большим авторским коллективом, более чем сорока учеными, живущими в разных городах России и во многих странах мира. Все мы ставили перед собой совершенно определенную задачу – рассказать правду о жизни и путях народов России в ХХ веке. В 1927 г., во Франции наш знаменитый профессор-историк генерал Николай Головин спросил Великого князя Николая Николаевича: «А как писать о России?» Великий князь ответил: «Россия может освободиться только тогда, когда мы о ней будем говорить правду, одну лишь правду». Мы помнили и мудрый завет Владислава Ходасевича: «Истина не может быть низкой, потому что нет ничего выше истины. Пушкинскому “возвышающему обману” хочется противопоставить нас возвышающую правду». Этот принцип и лёг в основание нашей книги, хотя правда порой оказывалась горькой, ранящей душу.

Мы исходили из убеждения, что история, как и любое творение человека, требует не только фиксации фактов, но и их нравственного осмысления. Добро и зло не должны быть безоценочно перемешаны в историческом повествовании. Наше общее убеждение состоит также в том, что высшей ценностью является не земля, не государство, а человек, живая личность. Ради своего существования на земле человек возделывает эту землю, ради своего мира и благополучия создает государство. И там, где человек страдает, где ему плохо, где он не может достойно воспитать детей, научить их правде и добру, где лишается имущества, а то и самой жизни, там мы должны говорить об исторической неудаче, о провале жизни, о национальной трагедии. Но мы также убеждены, что историческая трагедия не происходит на пустом месте – сам человек своим выбором к добру или ко злу определяет своё будущее счастье или своё будущее горе. И народы неотличимы здесь от индивидуумов. Только выбор, совершаемый ими, – коллективен.

До предела трагичным был для народов России ХХ век. В ХХ веке Россия раскололась, и осколки эти не соединены до сих пор. В Гражданской войне 1917–1922 гг. брат сражался с братом, а потом часть России, во многих отношениях лучшая, самая ответственная, культурная, думающая, ушла или была изгнана из пределов отечества. И стали две России – Зарубежная и Внутренняя. Поэтому со времен Гражданской войны мы ведём повествование не об одной, но о двух Россиях – без жизни Русского Зарубежья русское общество уже неполно, уже ущербно. Одна Россия жила в «неслыханной свободе», но без земли, другая – на родной земле, но вовсе без свободы.

И здесь – второй раскол. Раскол на общество и власть. Далеко не все и на родине смирились с коммунистическим режимом, постепенно утвердившимся после октябрьского переворота на большей части исторической России. Многие, очень многие боролись с ним, кто с оружием в руках, кто словом, кто своей, несломленной совестью. Поскольку режим, лишивший людей России права на веру в Бога, права на жизнь и достоинство, есть безусловное зло, то борьба с ним, сопротивление ему заслуживают благодарной оценки и внимательного изучения. Вновь разделилась Россия – на тех, кто был с властью, с коммунистическим режимом, и тех, кто был против коммунистической власти, в сознательном или бессознательном сопротивлении ее воле. Поэтому истории общества, истории народа, его настроениям мы уделяем не меньшее внимание, чем истории власти и государства.

Мы говорим в книге – народ России, русский народ, как правило, имея в виду не этническую и культурную, но политическую принадлежность. Русский народ был многокультурным и разноязыким в начале ХХ века, таким осталась и большая часть его, оказавшаяся под большевиками, таким было и Русское Зарубежье, и те окраины исторической России, которые избежали на время или навсегда коммунистической деспотии. У одних любовь к своим корням – великорусским, татарским, еврейским, польским гармонично соединялась с ощущением русской политической общности, у других – вступала с ними в жесткий конфликт, взрывалась этническим национализмом. Но многие десятилетия и даже века совместной жизни в России наложили свой ясный отпечаток и на тех, кто принимал с готовностью русскую политическую общность, и на тех – кто отвергал её с горячностью и решительностью. И потому мы позволяем себе говорить о русском народе как о политическом явлении ХХ века, далеко выходящем по языку и, тем более, по крови, за пределы великорусской народности.

В истории нет жестких связей между численностью и влиянием. Иногда один человек может изменить судьбы миллионов, немногие – преобразить великое множество и к добру, и ко злу. Эмиграция была малочисленна в сравнении с народом Внутренней России, сознательную борьбу с режимом вели порой только сотни и, самое многое, тысячи людей, но к их делам и мыслям мы должны отнестись столь же внимательно, как и к действиям большинства народа. И потому в книге Вы найдете специальные разделы, посвященные борьбе людей России за свободу свою и своих соотечественников от деспотического и растлевающего совесть режима.

Наконец, нашу задачу мы видели в том, чтобы русской истории вернуть человека и исторический факт, из безличного описания «объективных процессов» и «движущих сил» вновь сделать историю личностной и фактичной. Поэтому воспоминания очевидцев, биографические справки, да и самые имена людей, а также фрагменты важных документов часто встречаются на страницах книги. Мы старались писать историю людей, а не историю процессов и сил.

Эта книга была написана за очень короткий период времени, и ее создать вовсе не было возможности, если бы не слаженный труд многих десятков авторов, часто живущих за тысячи километров друг от друга. В ней неизбежны погрешности и, скорее всего, есть даже ошибки, и за них я прошу простить нас. Они – невольны. Мы всеми силами старались их избежать.

Отдельные авторы писали разделы, которые потом рецензировались другими авторами, вносившими свои предложения, добавления, делавшими замечания. Всё это учитывал и объединял в один общий текст ответственный редактор. Потому-то он и ответственный. За всё хорошее в этой книге благодарите авторов – они сделали всё, что могли. Все недостатки – на мне.

Особую благодарность мне приятно выразить тем коллегам, которые, не являясь членами авторского коллектива, приняли на себя труд прочтения и внутреннего рецензирования всей рукописи или некоторых её частей, подготовку картографического и иллюстративного материала, обеспечение необходимой финансовой и правовой поддержки проекта. Клара Алексеевна Янович-Страда, Гелиан Михайлович Прохоров, Яков Михайлович Аранович, Геннадий Петрович Аксенов, Сергей Васильевич Касьяненко, Филипп Бубайр, Томаш Зарыцкий, Анджей Новак, Владимир Иванович Крестовский, Вероника Юрьевна Одинцова, Владимир Сергеевич Тикунов, Артур Аркадиевич Цуциев, Алексей Сергеевич Титков, Александр Георгиевич Хропов, Анатолий Яковлевич Разумов, Милослав Смараджич, Юрий Любимов, Николай Николаевич Комедчиков, Александр Георгиевич Савельев, Сергей Александрович Сафронов, Тамара Владимировна Русина, Дмитрий Георгиевич Голенко, Вадим Анатольевич Сергиенко, Виктор Викторович Аверков, Савелий Валерьевич Мартыненко, Регина Аделевна Бахтеева своим трудом очень помогли и авторам и, я надеюсь, читателям «Истории России. ХХ век».

Пусть же послужит эта книга припоминанию правды нашей жизни и, через осознание прошлых путей, откроет нашему народу будущее, достойное его былых испытаний и его великой судьбы.

Андрей Зубов

Часть третья Россия в годы становления коммунистического режима (1923–1939)

Глава 1 Поиски путей и утверждение сталинизма (1923–1928)

3.1.1. От военного коммунизма к НЭПу. Лжетермидор

К концу 1922 г. большевики добились одной из своих главных целей – они подавили и изгнали из России организованную либерально-демократическую контрреволюцию. Победа была достигнута ценой жесточайшего запугивания населения смертью («Красный террор»), изнурения его голодом (продовольственная разверстка), лишения людей любых независимых источников существования (военный коммунизм) и, наконец, пропагандистской ложью, утверждавшей, что Белые желают восстановить крепостное право и царскую власть.

Когда победа была достигнута в Европейской России к весне 1920 г., никаких послаблений большевицкий режим не осуществил. И тогда по всей России вспыхнули народные восстания, размах которых во много раз превзошел и движение Разина в XVII в. и Пугачевский бунт в XVIII-м. При подавлении крестьянских и рабочих выступлений в 1921–1922 гг. погибло, умерло от ран, тифа и холеры 238 тысяч красноармейцев, военнослужащих ЧОН и партийных работников. Восставших погибло, скорее всего, значительно больше.

Всеобщее возмущение было, как и в предшествующие годы, успокоено неограниченным террором и спланированным голодом. Но результаты этих мер, усугубленные засухой 1921 г., оказались столь трагическими, что большевицкие вожди в 1921 г. были поставлены перед возможностью оказаться или свергнутыми всеобщим отчаянным бунтом голодных крестьян, рабочих и армии – в 1920–1921 гг. все население России, кроме новой элиты партийных функционеров и их гвардии, было против большевицкого режима; или оказаться правителями без народа, который погибнет в борьбе, уйдет за границу и вымрет с голоду. «На экономическом фронте, – признавался Ленин, – с попыткой перехода к коммунизму, мы к весне 1921 г. потерпели поражение более серьезное, чем какое бы то ни было поражение, нанесенное нам Колчаком, Деникиным или Пилсудским, поражение гораздо более серьезное, гораздо более существенное и опасное». «Россия после революции – погорелое место», – констатировал П.Б. Струве.

Мнение историка:

«Россия выжила в гражданской войне, но какой ценой? Новое государство, возникшее в результате грандиозного социального переворота, прошло через потрясения такой разрушительной силы, каких не испытывала ни одна страна в данный период современной истории. Россия лежала в руинах, потеряв в кровопролитных сражениях… огромную часть населения… Продолжавшийся упадок производства и развал транспорта вели к полному обнищанию народа». – Г.Вернадский. Русская история. С. 331.

В этой, казалось бы, безвыходной ситуации большевицкие вожди нашли решение, хотя и опасное для них, но все же дававшее шанс на удержание власти: обескровленное террором и голодом население успокоить восстановлением нормальной рыночной экономики, которая тут же накормит голодных и увлечет трудящихся возможностью располагать результатами своего труда, при одновременном полном сохранении всецелой политической и идеологической власти за большевицким режимом. Новая экономическая политика (НЭП), а именно так стали называть этот курс большевиков с конца 1921 – начала 1922 г., была опасна для большевиков в первую очередь тем, что возрождала независимого от их власти человека – хозяйственно самостоятельного субъекта, который, обретя экономическую свободу от режима, естественно, возжелает свободы политической и свободы в сфере идей. Русское общество, так последовательно и старательно уничтоженное большевиками в годы Гражданской войны, могло быстро восстановиться вместе с народным хозяйством, а это означало для большевицкого режима и его вождей полную гибель – самоорганизовавшийся русский народ своих жестоких поработителей не потерпел бы ни дня. Поэтому в политической и идеологической сферах большевики не только не предполагали послаблений, но, напротив, готовились к новым ужесточениям, а в экономике допускали либерализацию только в тех пределах, в которых она легко могла быть свёрнута властью, когда к тому будет необходимость. Именно в 1922–1923 гг. большевики начали новые широкомасштабные гонения на Церковь, расправились с социалистическими партиями – эсерами и меньшевиками, установили всецелую цензуру, расширили полномочия карательной машины ВЧК – ОГПУ. «Как правящая партия, – объявлял Троцкий в 1922 г., – мы можем допустить спекулянта в хозяйство, но в политическую область мы его не допускаем».

В большевицком руководстве в 1919–1921 гг. шли споры – давать ли обществу послабления или дожимать его до конца. В конце 1919 г. Ленин клялся, что скорее всё население России вымрет, чем он ослабит государственную монополию на торговлю зерном (ПСС. Т. 39. С. 407). Троцкий, как он сам пишет в автобиографии, пытался убедить товарищей по ЦК заменить продразверстку продовольственным налогом уже в феврале 1920 г., но тогда потерпел полную неудачу. После долгих колебаний и споров только 15 марта 1921 г., сразу же после подавления восстания в Кронштадте, Х съезд РКП(б) постановил отменить продразверстку. Совнарком обнародовал это решение 23 марта.

«Я прошу вас, товарищи, ясно понимать, – говорил Зиновьев в декабре 1921 г., – что новая экономическая политика есть лишь временное отклонение, тактическое отступление, освобождение земли для новой и решительной атаки труда на фронте международного капитализма». Ленин любил сравнивать НЭП с Брестским договором 1918 г., когда тоже многим казалось, что большевики стали вассалами германцев, а на самом деле для большевиков Брестский мир был лишь тактическим шагом с целью удержания власти, а не союзом «навсегда». «Мы идем на экономические уступки, чтобы избежать политических», – откровенно высказывался Бухарин. Суть НЭПа была в обеспечении сохранности политических завоеваний большевиков ценой экономических подачек, которые легко могут быть взяты назад.

Далеко не все, как большевики, так и враги большевизма, правильно поняли НЭП. Для многих непосвященных в тайны большевицкой верхушки членов их партии НЭП казался «предательством Октября» и изменой коммунизму. Для многих врагов большевизма НЭП казался знаменьем надежды, что жестокий антинародный режим, столкнувшись с жизнью, начал перерождаться в нормальное государство, что «жизнь берет свое». И, вслед за рынком, вскоре начнут смягчаться и преследования инакомыслящих, и гонения на Церковь, исчезнут ужасные концентрационные лагеря и чрезвычайки. П.Н. Милюков говорил летом 1925 г. корреспонденту Chicago Tribune, что «новая экономическая политика заставит, в конце концов, советское государство пойти на компромисс по всей линии путем процесса устранения и восстановления. Ибо большевики уже не являются хозяевами в собственном доме».

Одни с надеждой, другие с ужасом называли НЭП «термидором русской революции», вспоминая календарь революции французской, на которую любили равняться русские революционеры. Месяц июль революционный календарь французов назвал термидором. В июле 1794 г. пала жестокая якобинская революционная власть, напоминавшая большевицкую, и Франция начала свою эволюцию к умеренному режиму, завершившемуся восстановлением монархии и реставрацией династии Бурбонов через двадцать лет – в 1815 г. Но во Франции термидор начался свержением и казнью Робеспьера и его соратников якобинцев, в России же сами якобинцы – Троцкий, Ленин, Сталин, Зиновьев начали в 1921 г. осуществлять «направляемую контрреволюцию», ни на минуту не упуская руль из рук. Через шесть лет, когда жизнь немного наладилась и общество успокоилось, а принципиальные враги большевизма были сломлены и обезврежены – убиты, сосланы на поселение или высланы за границу, тогда, в 1928 г. Сталин вновь повернул штурвал к тотальной, в том числе и экономической диктатуре партии большевиков над российским обществом.

Свидетельство очевидца

Но были в эмиграции люди, которые с самого начала поняли НЭП как вынужденный маневр большевицкой власти, еще лучше выявляющий ее беспринципную суть. М.П.Арцыбашев говорил на процессе Конради в Лозанне в ноябре 1923 г.: «Если бы вожди коммунистической партии действительно были искренними фанатиками своей идеи, могло бы случиться одно из двух: или они продолжали бы свой путь в пропасть со слепым упорством изуверов, или они в ужасе отшатнулись бы от бездны своих ошибок и глупостей и отказались бы от власти. Истинный идейный вождь на месте Ленина покончил бы с собою и кровью своею искупил бы свои ошибки. Но там, где царит лицемерие, честолюбие и жажда власти, там такого трагически честного конца быть не могло. И гениальнейший пройдоха, так полно сочетавший в себе черты деспота – жестокость и лицемерие, товарищ Ленин, ударил отбой.

В одну минуту он позабыл о своих клятвах во что бы то ни стало идти вперед до полной победы своих идей, немедленно сжег все, чему поклонялся, с потрясающим цинизмом объявил всю свою предыдущую деятельность глупостью и ошибкой и провозгласил основы «новой экономической политики».

Только безнадежные идиоты или неисправимые лицемеры могут говорить, что эта новая политика была провозглашена как переходный этап к социализму или как средство спасти Россию.

О, нет!.. Ее рождение вызвано громом кронштадтских пушек, и у ее колыбели звучали откровенно наглые слова Ленина: «Если мы сейчас же, сегодня же ночью, по телеграфу, не известим о перемене курса, мы погибли!»

Как видите, здесь ни на одну минуту не было вопроса о благе страны, о спасении погибающего народа. Только страх за свою шкуру и власть диктовал большевицкому вождю и его товарищам полный поворот на месте от оголтелого военного коммунизма к поспешному восстановлению основ буржуазного строя». – М.П. Арцыбашев. Показания по делу Конради // Красный террор в Москве. М.: Айрис-Пресс, 2010.С.454–465.

Литература:

Гриф секретности снят / Под ред. Г.Ф. Кривошеева. М., 1993.

Новая экономическая политика. М.,1974.

НЭП: экономические, политические и социальные аспекты. М., 2006.

Е.Г. Гимпельсон. НЭП и советская политическая система. 20-е годы. М., 2000.

3.1.2. Построение коммунистического государства. Создание СССР

Среди многих государств, возникших в Европе после Версальского мира, Советская Россия являла собой явное исключение. Она не последовала почти всеобщему тогда принципу этнического государства. Характерное для Европы XIX в. убеждение, что народность – это «дух государства», оказалось совершенно чуждым коммунистической идеологии. Не этничность, но интернациональный союз «пролетариев» стал главным принципом коммунистов. «Пролетарии всех стран – соединяйтесь!» – был их лозунг.

Документ

В «Критических заметках по национальному вопросу» Владимир Ленин писал: «Марксизм не может мириться с национализмом, даже если тот справедлив, безупречен и цивилизован. Марксизм идет впереди, возвышается над любым национализмом как всеобщая идея соединения всех народов в более высокое единство… Народная культура в принципе всегда есть культура сельских хозяйчиков, духовенства и буржуазии… Тот, кто защищает лозунг национальной культуры, должен быть помещен среди националистов обывателей, а не между марксистами… Идея национальной культуры – это буржуазная, а часто и поповская выдумка. Наш лозунг остается прежним: интернациональная культура демократии и мирового движения трудящихся. Только отбросив все дикие и глупые националистические предрассудки и слив трудящихся всех национальностей в один союз, рабочий класс будет в состоянии противостать буржуазии и избавиться от нее ради лучшего будущего».

Лениным и его соратниками по коммунистической партии Россия переживалась и не как национальное государство, и не как предельная цель их политической деятельности, но лишь как плацдарм для всемирной пролетарской революции. Стратегической целью коммунистов было создание мировой социалистической республики.

Летом 1913 г. Ленин внес существенные поправки в свой подход к национализму. Полемизируя с тезисом меньшевицкой программы о «культурно-национальной автономии» для меньшинств в многонациональных государствах, Ленин, неожиданно для своих товарищей по партии, предложил принцип права наций на отделение и создание собственных независимых этнических государств. «Параграф нашей программы, касающийся проблемы национального самоопределения, не может пониматься никак иначе, кроме как в смысле самоопределения политического, то есть право на отделение и создание независимого правительства». Принцип этот присутствовал во всех советских конституциях, и именно он стал формальным средством разрушения Советского Союза в 1990–1991 гг., но существенно, что принцип этот вовсе не рассматривался Лениным в качестве средства для национального возрождения.

Ленин был убежден, что право на самоопределение должно быть провозглашено, дабы уничтожить желание самоопределяться в самом зародыше. «Разделение ни в малой степени не является нашей задачей, – подчеркивал Ленин. – Мы вовсе не предполагаем разделения». В другой работе он объяснял: «Мы требуем права на самоопределение, то есть права на независимость, то есть права на отделение угнетенных народов, не потому, что мы мечтаем об экономической разобщенности или о малюсеньких государствах, но напротив, поскольку мы желаем создания крупных государств и сближения, даже слияния народов, но на действительно демократическом, действительно интернациональном основании». Слияние народностей в едином всемирном социалистическом государстве оставалось высшей целью для Ленина и его соратников. Право на самоопределение было лишь тактическим лозунгом, используемым ради достижения этой стратегической цели.

Мнение ученого:

«Ленин был убежден, что если меньшинствам будет гарантировано право на отделение и создание независимых государств, они освободятся от подозрительности к господствующей народности, той подозрительности, которая, по его убеждению, являлась главной причиной национализма. Тогда и только тогда экономические факторы смогут свободно завершить свое объединительное, централизующее действие, не испытывая сопротивления со стороны националистических движений. Меньшинства ощутят все преимущества от пребывания в составе больших политических образований и таким образом сложатся незыблемые основания для сохранения больших государств и даже для возникновения Соединенных Штатов Мира». – R. Pipes. The Formation of the Soviet Union. N. Y.: Atheneum. 1968. P. 44–45.

Октябрьский переворот 1917 г. обратил коммунистическую теорию в практику, но реализация на практике большевицкого принципа о праве наций на самоопределение вовсе не входила в планы новых московских коммунистических вождей. Над множеством национальных пролетарских государств должна была господствовать единая, направляющая политическая властная воля. И эта единая властная воля оформилась в виде Российской коммунистической партии (большевиков) – РКП(б).

Документ

Коммунистическая партийная программа 1919 г. провозглашала: «Украина, Латвия, Литва и Белоруссия существуют в настоящее время в качестве отдельных Советских республик. Так разрешился к настоящему моменту вопрос о их государственной форме. Но это ни в малой степени не значит, что и Российская Коммунистическая партия должна, в свою очередь, объявить себя федерацией независимых коммунистических партий. Восьмой съезд РКП(б) постановляет: должна быть единая централизованная Коммунистическая партия с единым Центральным Комитетом, осуществляющим всю партийную работу во всех частях РСФСР. Все решения РКП(б) и ее директивных органов безусловно обязательны для всех местных партийных организаций независимо от их национального состава. Центральные комитеты украинских, латвийских, литовских коммунистов пользуются правами областных партийных организаций и полностью подчинены Центральному Комитету РКП(б)». – ЦК РКП(б). Российская коммунистическая партия (большевиков) в резолюциях ее съездов и конференций (1898–1922 гг.).М.; Пг., 1923.– С. 253–254.

В 1922 г. на территории бывшей Российской Империи было 4 номинально независимые советские республики: Российская Федеративная (включавшая ряд автономий), Украина, Закавказская Федерация, состоявшая из Армении, Азербайджана, Грузии и ряда автономий, и образованная в январе 1919 г. Белоруссия. Уже в декабре 1920-го и январе 1921 г. большевизированные Украина и Белоруссия передали в ведение РСФСР свои комиссариаты военных и морских дел, внешней торговли, финансов, почт и телеграфов, труда. В 1921 г. такие же договоры были подписаны с большевицкими режимами, насажденными из Москвы в Закавказье – в Азербайджане, Грузии и Армении. В 1922 г. все эти окраины, а также Дальневосточная республика и занятые Красной армией Хива и Бухара, объявленные «народными советскими республиками», передали РСФСР свои международные отношения. Так большевики установили властное единство на большей части Российской Империи. В ЦК РКП(б) встал вопрос о его «правовом» оформлении.

В 1919–1922 гг. «национальные» коммунисты (украинские боротбисты, украинские социал-демократы; грузинские коммунисты – Махарадзе, Мдивани и иные; Энвер Паша и его пантюркисты в Туркестане, позже – члены Мусульманской коммунистической партии Султана Галиева) приняли принцип самоопределения наций не в качестве тактического лозунга, но как подлинную составляющую коммунистического символа веры, и согласились на сотрудничество с московскими большевиками ради не только социального, но и этнического освобождения соплеменных им «пролетариев». Коммунистические партии Украины, Белоруссии и Грузии, а также Мусульманская коммунистическая партия (татарских коммунистов) предпринимали энергичные попытки сохранить независимость своих социалистических республик и некоторую хотя бы автономию национальных коммунистических партий, но напрасно. Используя инструмент безусловной партийной дисциплины, Ленин и Троцкий смогли добиться соединения советских республик в Союз. Те, кто остались противниками соединения, даже если они возглавляли соответствующие республики, в знак протеста могли только подать в отставку со всех государственных и партийных постов. Такие видные национальные коммунистические лидеры, как Буду (Поликарп) Мдивани и Филипп Махарадзе в Грузии, Микола Скрыпник и Христиан Раковский на Украине, даже и не пытались сопротивляться объединительным действиям Москвы, опираясь на обычные, предусмотренные в таких случаях государственные средства, хотя они и возглавляли свои республики.

В России же, напротив, немало большевиков и даже большевицких лидеров желало создания единого Российского большевицкого государства, Российской коммунистической империи. За это в первую очередь ратовал нарком по делам национальностей Иосиф Сталин, за это выступал М.И. Лацис. Некоторые коммунисты отрицали саму возможность права на политическое самоопределение национальностей (Карл Радек, Георгий Пятаков, Николай Бухарин, Феликс Дзержинский, Михаил Покровский). «Всё это пресловутое «самоопределение» не стоит выеденного яйца, – рассуждал, например, Пятаков, одно время глава Коммунистической партии (большевиков) Украины. – Это или просто дипломатическая игра, которую в некоторых случаях нужно играть, или это хуже чем игра, если мы берём это всерьёз».

Столкнулись два национализма – имперский и местный, которые могли в самом начале разрушить любимое детище Ленина и Троцкого – Всемирную советскую социалистическую республику, ради которой большевики и захватили власть в России.

Ленин и Троцкий были совершенно свободны от какого бы то ни было этнического национализма. Русский патриотизм они ненавидели так же яростно, как и веру в Бога. Национального еврейского чувства в них не было совершенно. Это были странные существа безрелигиозные и безнациональные. Латыш Лацис и грузин Сталин так же не имели религиозного и национального чувства, но они были снедаемы имперской идеей. Ленин и Троцкий видели себя шире, границы Российской Империи были тесны для них. Они ощущали себя гражданами мира и желали владеть всем миром. Их кумиром была неограниченная никакими государственными границами власть над народами и континентами.

Как «защитить русских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типично русский бюрократ… <от> этого моря шовинистической великорусской швали… от истинно русского держиморды?» – спрашивал Ленин. С другой стороны, Сталин предупреждал Ленина (письмо от 22 сентября 1922 г.), что «мы переживаем такую полосу развития, когда форма, закон, конституция не могут быть игнорированы, когда молодое поколение коммунистов на окраинах игру в независимость отказывается понимать как игру, упорно принимая слова о независимости за чистую монету и так же упорно требуя от нас проведения в жизнь буквы конституций независимых республик». Сталин был за «автономизацию» нерусских республик, то есть их вхождение в РСФСР на правах автономий.

Выходом из этого кризиса для большевиков оказалось, как всегда, хитроумно-лживое решение Ленина. Держа в уме цель «всемирной советской республики», Ленин отстаивал идею союза «равноправных республик». «Мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне входим с ними в новый союз, «Союз Советских Республик Европы и Азии»», – писал Ленин. Входящие в союз республики, предложил он, как государства должны быть вполне независимы и потому могут в любой момент выйти из союза, порвать с ним. Но коммунистическая партия должна быть единой во всех государствах союза и должна удерживать власть над народом, не считаясь с волей самого народа. Эта единая коммунистическая власть будет обеспечивать всецелое политическое, экономическое и идеологическое единство союза коммунистических государств при формальной их независимости друг от друга. Понятно, что выход из союза в таком случае становится чистой фикцией. Единая коммунистическая власть никогда не согласится на него, а без согласия этой единой коммунистической власти никто и пальцем не должен сметь пошевелить в союзе независимых «советских» «республик».

Подход Ленина взял верх не без борьбы между Лениным и Сталиным. Они крепко поссорились на этом вопросе. Но позднее Сталин неукоснительно следовал ленинской модели. В октябре 1922 г. на пленуме ЦК РКП(б) руководство большевиков единогласно одобрило предложение Ленина. «Признать необходимым заключение договора между Украиной, Белоруссией, Федерацией Закавказских республик и РСФСР об объединении их в «Союз Социалистических Советских Республик», с оставлением за каждой из них права свободного выхода из состава «Союза»», – гласило решение пленума. 30 декабря 1922 г. I съезд Советов Союза, следуя указаниям большевицкой власти, утвердил декларацию о создании Союза Советских Социалистических Республик. Декларация провозглашала равноправность всех республик, добровольность их объединения, свободу выхода. Всё это была стопроцентная ложь. Привлекательный фасад советской федерации только для слепых мог скрыть стальной каркас клетки, выкованный единой коммунистической партией. Принцип, на котором предлагал строить большевицкое государство Ленин, полностью восторжествовал.

Съезд избрал новый верховный орган фиктивной советской государственной власти – Центральный исполнительный комитет (ЦИК) СССР, состоявший из двух палат – Союзный Совет и Совет Национальностей. Председателями ЦИК назначались Михаил Калинин от РСФСР, Григорий Петровский от Украинской ССР, Александр Червяков от Белорусской ССР и Нариман Нариманов от Закавказской СФСР. Общим правительством, совсем не фиктивным, стал Совет народных комиссаров (СНК) РСФСР во главе с Лениным (тогда уже тяжело больным), просто ставший теперь СНК СССР, а общая компартия, тоже совершенно реально властвовавшая на территории России, стала с 1925 г. называться Всесоюзной, или ВКП(б) – как и из названия государства, из названия правящей в нём партии сознательно была убрана всякая национальная привязка. Теперь это была интернациональная, в пределе – всемирная, партия коммунистов-большевиков.

Историческая справка

Михаил Иванович Калинин (1875–1946) был сыном крестьянина Тверской губернии. Однако сельский труд не привлек молодого человека, и Калинин отправился в Петербург, где со временем устроился токарем на Путиловский завод. Здесь он примкнул к революционерам, возглавил на своем заводе группу «Союза борьбы». За участие в этой нелегальной организации был арестован, 10-месячное заключение использовал для изучения Маркса. После тюрьмы его выслали в Тифлис, где он познакомился со Сталиным и организовал забастовку, за что был заключен в Метехский замок, а потом выслан в Ревель. В 1902 г. он организовал в Ревельских железнодорожных мастерских нелегальный марксистский кружок и подпольную типографию, установил связь с ленинской «Искрой». После раскола РСДРП в 1903 г. стал на сторону Ленина. За свою деятельность он вскоре снова был арестован и заключён в петербургскую тюрьму «Кресты». В том же 1903 г. Калинин был освобожден из-под стражи и возвращен в Ревель. В 1904-м снова был выслан, на этот раз в Олонецкую губернию, откуда в январе 1905-го нелегально выезжал в столицу для выполнения поручений большевиков. В октябре того же года получил амнистию и возглавил большевицкую организацию Путиловского завода. Калинин стал членом районного комитета РСДРП и вошел в боевой штаб района. Подпольная деятельность не помешала ему обзавестись семьей. В 1916 г. Калинин отправился в свою последнюю ссылку в Восточную Сибирь; жена и дети поехали вместе с ним. С приходом к власти большевиков социальный статус семьи Калининых резко изменился. Место проживания – Кремль, должность – Председатель ВЦИК (Всероссийский Центральный исполнительный комитет). Советской власти нужен был послушный ей человек, поднявшийся из самых низов русского общества. Калинин подходил как нельзя лучше и продержался в своей высокой должности более 25 лет. Советская пропаганда создала образ Калинина как доброго дедушки, любимого народом «всесоюзного старосты», что не всегда было так. Однако многие простые люди, зная о его происхождении, действительно верили в его заступничество. С первых лет советской власти крестьяне во множестве обращались к нему со своими прошениями и жалобами на повсеместно творимые большевиками бесчинства. И Калинин беззастенчиво обещал им, что их никто не тронет и не загонит в коллективное хозяйство. Филипп Миронов, донской казак, писал в своем обращении к Ленину 31.07.1919 г.: «…Могут ли верить все те, кто испытал на себе самовластие коммунистов, заявлению Председателя ВЦИК Калинина, когда он на митингах и беседах с крестьянами сказал о крестьянском хозяйстве так: «Я самым решительным образом заявляю, что коммунистический строй никогда не будет насильно заставлять крестьянство сваливать свою землю, не будет насильно соединять их дворовое имущество, скот и прочее. Кто хочет, пусть соединяется». И еще говорил Калинин: «Социалистический строй не только никогда не будет бороться с отдельными крестьянскими хозяйствами, но даже будет всячески стараться улучшить их положение. На крестьянское хозяйство никто не может покушаться». Эх, товарищ Калинин, не только покушаются на хозяйство, но если и ограбят, а ты по простоте сердечной, желая найти правду, пожалуешься, то тебя убьют». Далее Миронов пишет: «Какая польза крестьянину от его утешительных обещаний и заверений и как может идти крестьянин к нему (Калинину) доверчиво со своей жалобой, если его сейчас же… хватают за горло, арестовывают и говорят: «не смей жаловаться». Неудивительно поэтому, что в газетах бдительные «стражи» Советской власти радостно восклицают, что при проезде т. Калинина жалоб приходится выслушивать все меньше и меньше». Калинин лгал крестьянам и в последующие годы, когда политика большевиков привела к невиданному голоду. Американская журналистка Луиза Брайант, жена коммуниста Джона Рида, в своей хвалебной статье о Калинине приводит его советы умирающим: «Кто ляжет, тот не выживет. Я по себе знаю, я сам голодал, я такой же, как вы». Это циничная ложь: до революции ни в Тверской губернии, ни в ссылке никто не голодал, а при большевиках Калинин жил на кремлевском пайке. Но некоторые люди продолжали верить Калинину даже в 1930-е гг. и писали ему из мест высылки. Например: «Пишем вашей милости и просим вас убедиться на наше письмо, которое оплакивалось у северной тундры не горькими слезами, а черной кровью, когда мы, пролетарии Могилевского округа собрались и решились поехать отыскивать своих родных. Приехали на место среди северной тундры Няндомского района, мы увидели их страдания. Они выгнаны не на жительство, а живую муку, которую мы еще не видели от сотворения мира, какие в настоящий момент сделаны при советской власти. Когда мы были на севере, мы были очевидцами того, как по 92 души умирают с голоду в сутки; даже нам пришлось хоронить детей и все время идут похороны. Просим принять письмо и убедиться над кровавыми крестьянскими слезами». А вот другое письмо. «Уважаемый Михаил Иванович! Сообщаю из лагеря Макарихи – г. Котлас. Можно ли бить граждан поселенцев, всякого пола и возраста, тем, что в руках находится? Можно ли производить насилие в области религиозных отправлений, как то: приходят в бараки, срывают лампадочки, образки, раскидывают под ноги и некоторые уносят неизвестно куда? Усматривается ли вами то, что вместе с родителями переселяются и беззащитные дети от 2-х недель и старше и страдают в бараках совершенно непригодных, т. к. когда нас поселили в бараках, то в них было снегу вместе со льдом на 5 вершков? Барак № 62. Очевидец». Неизвестно, откликался ли Калинин на эти отчаянные мольбы людей, миллионами убиваемых в те годы, когда он «возглавлял» государство. Зато известно, как он вел себя, когда в такую же беду попала его жена. В 1938 г. ее арестовали по абсурдному обвинению в «правотроцкистской деятельности» и приговорили к 15 годам лагерей. Михаил Иванович не последовал за женой (как это сделала в 1916 г. она). Он остался на прежней должности и даже не рискнул попросить Сталина о помиловании своей верной спутницы, матери его троих детей. Только в 1944 г., накануне опасной операции, Калинин написал такое письмо: «Товарищ Сталин, я спокойно смотрю в будущее советского народа и желаю лишь одного, чтобы как можно дольше сохранились Ваши силы – лучшая гарантия успехов Советского государства. Лично я обращаюсь к Вам с 2-мя просьбами: помиловать Екатерину Ивановну и назначить пенсию моей сестре, на которую я возложил обязанность растить 2-х мальчиков, полных сирот, живущих у меня. От всей души последний привет, М. Калинин».

К первоначальным «республикам» – включая Армению, Азербайджан и Грузию, которые до 1936 г. состояли в Закавказской Федеративной ССР, – были, после упразднения в 1924 г. Бухарской и Хорезмской (бывшее Хивинское ханство) народных советских республик, добавлены Узбекская и Туркменская ССР, позже Казахская, Киргизская и Таджикская. К 1936 г. СССР состоял из 11 «республик», внутренние границы которых еще не раз менялись партийной властью.

Свидетельство очевидца

Журналист Феликс Чуев, беседуя в 1972 г. с Молотовым, который вместе со Сталиным разрабатывал план образования СССР, спросил о сути проводимых работ. Молотов отвечал вполне искренне, абсолютно не сомневаясь в своей правоте: «Никто так не разбирался в национальном вопросе, никто так прозорливо не организовывал наши национальные республики, как Сталин. Одно создание среднеазиатских республик – это целиком его, сталинское дело! И границы, и само открытие целых народов, которыми никто не интересовался в центре и не знал их по-настоящему, потому что все мы, включая Ленина, не доходили до этих дел. Некогда было, а он очень хорошо в этом разбирался. Ведь острая борьба шла. Казахи, например, их верхушка, дрались за Ташкент, хотели, чтоб он был их столицей. Сталин собрал их, обсудил это дело, посмотрел границы и сказал: «Ташкент – узбекам, а Верный, Алама-Ата – казахам»…». Ф. Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М.: Терра, 1991. С. 278–279. Этот пример показывает искусственность образования СССР. Ведь вопрос, кому, например, отдать Париж – немцам или французам, является просто немыслимым.

Формально вся власть в республиках принадлежала Советам рабочих и крестьянских депутатов, избираемых населением, но фактически она полностью находилась в руках партии большевиков, которые контролировали Советы и изнутри, через депутатов коммунистов, и извне, через распоряжения правящей партии. Советы были свои в каждой области, в каждой «республике», но партия была одна, жестко централизованная и полностью подчиняющаяся своему центральному комитету и политическому бюро. Коммунистическая партия «парализовывала» (термин Ленина) независимую активность Советов. И выборы депутатов в Советы, и принятие ими решений полностью контролировалось большевицкой партией из Москвы. Поэтому, кстати, говорить о «советской власти» в России с 1918 г. неправильно. Это была не советская, а большевицкая власть. Советы с 1918 г. превратились только в камуфляж, только в ширму для диктатуры партии большевиков, а еще точнее – для руководства большевицкой партии.

«Государство нового типа» – по форме союз советских республик, а по существу централизованная, жесткая диктатура компартии – претендовало со временем объединить в себе все страны мира. Декларация 30 декабря 1922 г. объявляла СССР открытым для вхождения в него новых социалистических республик и утверждала, что его создание является «шагом на пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику». Отсюда и его герб – изображение земного шара с наложенными на него молотом и серпом – знаками рабочего и крестьянского труда – увенчанными пятиконечной звездой – символом единения пяти континентов под властью коммунистов. Государственным флагом СССР было объявлено красное полотнище с изображением в верхнем углу золотого серпа и молота, а над ними пятиконечной звезды. Гимном объявлен «Интернационал». Герб, флаг и гимн СССР являлись не новыми символами России, но эмблемами всемирного коммунистического государства, о котором грезили Ленин, Троцкий и их товарищи и которое должен был созидать Коминтерн. Преемства, продолжательства с исторической Россией большевики категорически не признавали, объявляя СССР новым государством, которое воздвигается «на руинах старого мира».

Документ

О гербе СССР и государстве, которое этот герб знаменовал, святейший Патриарх Алексий II сказал в декабре 2006 г.: «ХХ век начался в нашей стране под знаком революции. Кровавый серп и всесокрушающий молот сатанинской злобы обрушились на нашу землю, уничтожая все

общественные, нравственные, жизненные устои России. В «окаянные» 1920–1930-е гг. от невиданного ранее в истории государственного террора, от расстрелов, пыток, тюрем, ссылок и голода погибли миллионы наших граждан, были искалечены судьбы и души десятков миллионов людей. Тогда были закрыты или разрушены сотни монашеских обителей, тысячи храмов, репрессированы сотни тысяч священнослужителей и монашествующих. Ровно 75 лет назад, в этот день, 5 декабря 1931 г. был взорван храм Христа Спасителя». – Выступление на епархиальном собрании города Москвы // Православная Москва. 2007. № 2 (380), январь. С. 5.

Литература:

R. Pipes. The Formation of the Soviet Union. N. Y.: Atheneum, 1968.

3.1.3. Восстановление народного хозяйства

НЭП, начавшийся с отмены продовольственных экспроприаций в деревне, естественным образом стал распространяться на все стороны хозяйственной жизни. Если крестьянам разрешается свободно продавать те продукты, которые остаются в их распоряжении после уплаты продналога, то нужен рынок, нужны деньги, необходимы товарные отношения в промышленности и т. д. Когда с иностранной помощью был преодолен голод 1921–1922 гг., а урожай 1922 г. оказался на редкость хорошим, на очередь стал вопрос инфляции, достигшей абсурдных размеров. Назначенный в январе 1922 г. управляющим Наркомфина Григорий Яковлевич Сокольников (Гирш Янкелевич Бриллиант) привлек специалистов царского времени к разработке денежной реформы. Самым известным из них был бывший банкир и общественный деятель, министр земледелия в кабинете С.Ю. Витте, а затем депутат от КДП в Думе – Николай Николаевич Кутлер (1859–1924). Кутлер вошел в правление Госбанка, который был создан по его совету в октябре 1921 г. По его же рекомендации была выпущена новая валюта, а государственный бюджет пересчитан в царских рублях. Двумя годами позже подобную реформу провели в Германии под руководством директора Рейхсбанка Ялмара Шахта, в 1924–1925 гг. – в Польше по проекту эндека Владислава Грабского.

Вопреки левым коммунистам, желавшим упразднить Наркомфин и деньги вообще, Кутлер и Сокольников составили план перехода к золотой валюте. Так как золота для обеспечения всей денежной массы не было, в конце 1922 г. был выпущен червонец, обеспеченный золотом на 25 %. Его приравняли к 10 довоенным рублям, т. е. к 7,7 грамма чистого золота, и к концу 1923 г. за него давали 4,8 доллара США. Червонцем пользовались ограниченно, в оптовых сделках, но к нему были привязаны новые бумажные рубли. Было отчеканено и некоторое количество золотых червонцев, идентичных по размеру и весу царской десятирублевой монете. После девальваций старых дензнаков – «ленинок» в 1923 и 1924 гг. население получило 1 новый рубль за 50 000 000 000 (миллиардов!) старых. Чеканилась серебряная и медная разменная монета, также по размеру и весу идентичная соответствующим монетам последнего царствования.

Чтобы обеспечить бездефицитный бюджет, восстанавливался налоговый аппарат, натуральное обложение заменялось денежным, сокращались государственные расходы. Объем новых бумажных денег был четко ограничен, и население встретило их с доверием. Жесткая денежная политика Сокольникова способствовала подъему народного хозяйства. В 1924 г. бюджет советского правительства (в твердых ценах) достиг примерно половины бюджета царского времени. С 1924 г. продналог крестьяне могли давать уже не натуральной продукцией, а деньгами, продавая всё произведенное ими на свободном рынке.

ВСНХ и созданный в 1921 г. Госплан противились такой финансовой политике, требуя неограниченных кредитов на развитие промышленности. Поэтому в 1926 г. инфляция понемногу возобновилась. Сокольникова сняли с поста наркома, поддерживать курс червонца продажей золота стало невозможно – и конвертируемая советская валюта перестала существовать. Вплоть до распада СССР в 1991 г. советский рубль больше никогда не был конвертируемым и не принимался как средство платежа на международном рынке.

Денежная реформа помогла восстановить рыночные отношения на селе. В 1922 г. был принят Закон о трудовом землепользовании, а IV сессия ВЦИК в октябре 1922 г. приняла земельный кодекс РСФСР, который вступил в действие с 1 декабря 1922 г. Кодекс законодательно закреплял отмену частной собственности на землю, которая переходила в собственность «рабоче-крестьянского государства» (то есть, по сути, в руки партии большевиков). 27-я статья этого Кодекса категорически запрещала приобретение, продажу, наследование, залог или дарение земли. Устанавливались регулярные земельные переделы. Более всего большевики опасались превращения крестьянских хозяйств в самостоятельные. Деревня была отброшена в достолыпинские времена последней четверти XIX в. Однако крестьяне получили свободу выбора форм землепользования – общинного, подворно-участкового, товарищеского или смешанного. Частично допускался «вспомогательный наемный труд» и аренда земли у соседей. Мобилизация труда государством, трудовые армии были отменены.

За шесть лет крестьяне поправили свои дела после катастрофы 1918–1921 гг. и в 1928 г. вышли приблизительно на уровень 1913 г.

Сбор зерновых на душу населения поднялся с 2,4 центнера в 1921–1922 гг. до 4,5 центнера в 1926–1927 гг., но не достиг 4,9 центнера 1913 г. Рост за 1922–1928 гг. был, как видно, порядка 30–40 %, но он был неровным. Началось быстрое расслоение на верхушку трудолюбивых и успешных и массу продолжавших жить в общине с ее примитивной техникой и низкой урожайностью. Крестьяне строили себе дома и откармливали скот, но их хозяйство оставалось по преимуществу натуральным, а не товарным. Дробление хозяйств усугубилось: до революции было 13 млн дворов, теперь стало 24 млн. Между тем во всем мире агротехника требовала укрупнения хозяйств, промышленность – оттока рабочей силы в город. Товарный хлеб, как и в столыпинское время, стали давать зажиточные единоличники, порвавшие с общиной.

Но если вышедших на отруба крестьян в 1910-е гг. в шутку называли «столыпинскими помещиками», то теперь их без всяких шуток стали звать «кулаками». «Кулаков» большевики боялись – это были независимые от них «достаточные» хозяева, которые, располагая экономической свободой, могли пожелать и свободы политической. Чтобы тормозить рост «сельской буржуазии», большевики теснили «кулаков» налогами. В 1926 г. постановлением Совета труда и обороны было запрещено продавать тракторы единоличным хозяевам. Оставшиеся в деревне помещики получили в 1918 г. наделы наравне с крестьянами, но 3 апреля 1925 г. вышел закон «О лишении бывших помещиков права на землепользование и проживание в принадлежавших им до Октябрьской революции хозяйствах». Местные сельсоветы не спешили его исполнять, и в 1926 г. потребовался повторный закон на ту же тему. Не дожидаясь репрессий, бывшие помещики бросали свои усадьбы и скрывались в многолюдных городах, порой меняя даже фамилию.

В промышленности шло упорядочение повальной национализации 1918–1920 гг. Государство оставило за собой «командные высоты» – примерно три четверти объема продукции. Крупные предприятия объединялись в тресты, которые должны были работать на коммерческой основе. Мелкие предприятия возвращались прежним владельцам в собственность или в аренду. В 1920 г. был принят план постройки государственных электростанций ГОЭЛРО. Установленная мощность электростанций увеличилась с 1,2 млн кВт в 1922 г. до 1,8 млн кВт в 1928 г., удвоилось производство электроэнергии. Это была единственная отрасль, которая за время НЭПа значительно превзошла дореволюционный уровень.

Производство в целом, оправившись от обвала времен военного коммунизма, подошло в 1928 г. к уровню 1913 г., а в некоторых отраслях превзошло его. На территории, которая к 1928 г. контролировалась СССР, в 1913 г. было произведено промышленной продукции на 6391 млн золотых рублей, в 1927 г. – на 6608 млн тех же рублей; сельскохозяйственной продукции в 1913 г. – на 12 790 млн рублей, в 1927 г. – на 12 775 млн рублей. Стали выплавлялось 102 % от уровня 1913 г. (в сравнимых границах), хлопчатобумажных тканей производилось 104 %. Угля – 105 %, нефти – 112 %. В 1925 г. была воссоздана Всероссийская Нижегородская ярмарка. Но за первые 11 лет большевицкой власти в России другие цивилизованные страны в своем экономическом развитии ушли далеко вперед, а Россия «выпала» из первой «группы» стран, лидирующих по темпам экономического роста (США, Япония, Швеция).

Цены на промтовары были высокими, качество – низким, крестьяне требовали больше денег за свои товары. К тому же после ликвидации крупного капитала деньги на развитие промышленности брать было неоткуда, и в городах росла безработица. Одновременно появились люди, разбогатевшие на торговле, так называемые нэпманы.

В годы НЭПа большевицкий режим достаточно спокойно относился к забастовкам на государственных предприятиях, рассматривая их как неизбежное зло, порождаемое «узкими местами» народного хозяйства и произволом местной администрации. Лидер советских профсоюзов Михаил Томский на пленуме ЦК ВКП(б) в июле 1928 г. отмечал с иронией, что в России рабочие выигрывают больше стачек, нежели их товарищи за рубежом. Средняя зарплата рабочих в промышленности составляла 20–30 золотых рублей в месяц, а у высококвалифицированных поднималась до 45–50.

В городе, как и в деревне, НЭП был решением неустойчивым, а потому временным: очень быстро полусвободные товарно-денежные отношения в стране стали несовместимы с политическим господством большевиков.

Мнение историка:

«Экономическая система, существовавшая в России вплоть до 1927 г., была неким гибридом социализма с капитализмом, в котором причудливо переплетались черты того и другого… От подлинно социалистической системы она отличалась в такой же степени, как и все остальные реформы, проводившиеся в период НЭПа; от капиталистической модели развития ее отличал государственный контроль над экономикой, особенно в области внешней торговли». – Г. Вернадский. Русская история. С. 357.

Восстановление хозяйства было невозможно в условиях того правового беспредела, который царил в стране после декрета 22 ноября 1917 г., разрушившего судебно-правовую систему. С началом НЭПа деятельность разных органов внесудебной расправы большевики ограничили и сделали попытку восстановить судебную систему. В 1922–1923 гг. были приняты первые большевицкие Уголовный, Уголовно-процессуальный и Гражданский кодексы. Как и к финансовой реформе, к их разработке привлекались дореволюционные специалисты. Они старались восстановить хотя бы часть процессуальных гарантий судебных Уставов 1864 г. Гражданский кодекс 1923 г. и сейчас оценивается очень высоко. Некоторые юристы считают его лучшим гражданским кодексом за всю историю России (до революции гражданского кодекса в России не было).

Но уже с 1924 г. эти гарантии стали размываться. Прокуроры и следователи были постепенно выведены из судебного ведомства, следствие было подчинено обвинению. Этот процесс завершился созданием чисто административного ведомства – Прокуратуры СССР, которую в 1933 г. возглавил А.Я. Вышинский. Судебная система как отдельная ветвь власти перестала существовать. Суды потеряли контроль за обоснованностью задержания подозреваемого, возможность возбуждать и прекращать производство по уголовным делам. Дела стали решаться заочно, на основании письменных материалов, а то и телефонных звонков из партийных кабинетов.

ЧК была 6 февраля 1922 г. реорганизована в ГПУ – Государственное политическое управление, ставшее 15 ноября 1923 г. ОГПУ – Объединенным государственным политическим управлением, единым для всех республик СССР. Юристы пытались ограничить полномочия ГПУ, но тщетно. Заместитель Дзержинского И.С. Уншлихт доказывал необходимость внесудебных репрессий: «Есть целый ряд дел, по которым в трибуналах из-за отсутствия фактического материала будут вынесены оправдательные приговоры, в то время как у нас имеется агентурный материал, вполне достаточный для строгого приговора вплоть до высшей меры наказания». «Красный террор» на несколько лет сократился, но не прекратился.

Литература:

Е.И. Сафонова. Московские текстильщики в годы нэпа: квалификация и дифференциация в оплате труда // Экономическая история. Ежегодник. 2000. М.: РОССПЭН, 2001.

М.Я. Ларсонс. На советской службе. Записки спеца. Париж: La Source, 1930.

С. Есиков. Российская деревня в годы НЭПА. К вопросу об альтернативах сталинской коллективизации (по материалам Центрального Черноземья). М.: РОССПЭН, 2010.

3.1.4. Национальная политика большевиков

После победы в Гражданской войне большевики начали претворять в жизнь проекты «развития угнетенных народностей бывшей Российской империи». В марте 1921 г. в третьей части своей резолюции Х съезд РКП(б) провозгласил необходимость развития национальных культур, работы по созданию судопроизводства на национальных языках, организации соплеменной большинству населения местной советской власти, подготовку руководящих национальных кадров и обучение местным языкам, обычаям и традициям тех русских коммунистов, которые будут направляться на работу на национальные окраины. Другое положение той же резолюции определяло курс на «хозяйственное выравнивание развития промышленности в национальных регионах», при одновременном «отстранении местных эксплуататорских элементов и классов, церковников и феодалов». В четвертом пункте третьей части резолюции X съезд обещал предоставление всей возможной помощи малым и отсталым народам для осуществления скорейшего их развития. ХII съезд РКП(б) в апреле 1923 г. вновь указал на особую важность для коммунистов активности в решении национального вопроса.

В противоположность общепринятому в начале XX столетия мнению, что только национальная идея может успешно объединить государство, русские коммунисты в 1920-е гг. уделяли основное внимание не главенству русской народности, но развитию всей полноты этнического многообразия при одновременной борьбе с естественно главенствующим положением русских в подвластной им стране. «Великорусский шовинизм, – провозглашают оба съезда, – враг для Советского Союза более опасный, чем местный национализм». Резолюция X съезда подчеркивала «необходимость борьбы с переселенческой политикой царизма, когда русским колонистам отдавались лучшие пахотные земли, а коренных жителей изгоняли в бесплодные пустыни». Резолюция далее отмечала, как весьма положительный факт, что «на Тереке и в Туркестане уже отбирают землю у кулацких элементов из русских крестьян и казаков и возвращают эту землю туземцам». Делегат съезда Георгий Сафаров сообщал, что «сносятся целые кулацкие поселки, количество выселяемых из Средней Азии кулаков и казаков – сотни тысяч». Другими словами, лишалось средств существования практически все европейское переселенческое население Туркестана, зачисленное в кулаки и казаки. И лишалось оно прав на жизнь по воле Российской компартии, 72 % членов которой в 1922 г. составляли этнические русские.

В 1918–1922 гг. большевики создали множество автономных республик и областей, назвав само созданное ими государство федеративной республикой. Националистические движения в это время, малочисленные и сравнительно слабые, были только на Волге, Урале и Северном Кавказе, в Туркестане. Но национальные территориальные образования возникли не только здесь, но и в тех местах России, где коренные народы и вовсе не помышляли о национальной автономии – например, на Дальнем Востоке, в Сибири, на Севере. Сами национальные движения, там, где они были мало-мальски влиятельны, жестоко подавлялись, но народам, от имени которых говорили националисты, предоставлялось широкое культурное самоуправление с элементами собственной государственности. Так, после присоединения Азербайджана были арестованы тысячи членов правившей в республике националистической партии Мусават. Её лидеры были убиты почти сразу же в Баку, а другие идейные азербайджанские националисты, выжившие после нескольких лет издевательств в местных тюрьмах, – отправлены в Соловецкий лагерь, где почти все погибли или покончили собой, не выдержав нечеловеческого обращения.

Свидетельство очевидца

Выживший после 30 лет тюрем, поселений и лагерей Олег Волков вспоминал свою встречу на Соловках в 1927 г. со старостой сидевших в лагере мусаватистов: «Я решил умереть, – твердо сказал нам староста. – Не потому, что разлюбил жизнь. А потому что при всех обстоятельствах мы обречены. Большинство из нас не переживет зиму – едва ли не у всех туберкулез. Оставшихся всё равно уничтожат: расстреляют или изведут на штрафных командировках… Мы и на Соловки-то привезены с тем, чтобы покончить с остатками нашей самостоятельности. В Баку мы для них реальные и опасные противники… Но не стоит об этом. Мы и наши цели слишком оболганы, чтобы я мог коротко объяснить трагедию своего народа… – Он закрыл глаза и долго молчал. На осунувшемся его лице мы прочли волю человека, неспособного примириться с отвергаемыми совестью порядками. – Так уж лучше так, не сдавшимся. – Напоследок он пошутил: – Я потребовал перевода с острова… в солнечную Шемаху! Случится мимо ехать – поклонитесь милым моим садам, кипарисам, весёлым виноградникам… Прощайте, друзья: таких русских, как вы, мы любим». Я не помню имени этого героя азербайджанского народа, хотя не забыл его черты: высокий, смуглый красавец с открытым лбом над густыми бровями и умным внимательным взглядом. Знаю, что был он европейски образован, живал в Париже и Вене». – О.В.Волков. Погружение во тьму. М., 1992. С. 77.

Специальный указ ВЦИК от 29 апреля 1926 г. разрешил организацию в РСФСР национальных районов и сельсоветов. Другие входившие в СССР республики последовали примеру РСФСР. В результате в 1932 г. в Советском Союзе насчитывалось 19 автономных республик, 17 автономных областей, 10 национальных округов, 250 национальных районов и 5800 национальных сельских советов. Большинство народностей, получивших такую автономию, никогда не искали во времена Российской Империи национально-территориального самоуправления или независимости. «Исключая, может быть, Польшу и Финляндию, ни один из живших на окраинах Империи народов и не желал и не был готов к отделению от России» (Ричард Пайпс). А через пять лет после октябрьского переворота практически все народности СССР от русских в нерусских землях до мельчайших сибирских племен орочей, тофаларов, коряков, айнов, алеутов получили ту или иную форму национально-территориальной организации.

На Украине, например, в 1931 г. были следующие национальные районы и сельсоветы и, кроме того, в состав Украины входила Молдавская автономная республика:

Помимо описанной национально-территориальной реорганизации большевики создали специальные научно-исследовательские центры по изучению языков и культур населяющих СССР народов. Более чем шестьдесят народностей получили благодаря этим исследованиям свой алфавит. Начальное образование велось на более чем шестидесяти языках, а на некоторых обучение продолжалось и далее. Издание книг и периодических изданий на языках меньшинств получало энергичную поддержку большевицкой власти. В 1934 г. школьные учебники печатались в СССР на 104 языках, газеты – на 87.

В Белоруссии, где большинство коренного белорусского населения считало белорусский язык «деревенским», а русский – культурной городской языковой нормой, в 1924 г. началась «белоруссизация». Ученые рука об руку с белорусскими коммунистическими вождями прикладывали массу сил для создания системы национальной школы, для укоренения средств массовой информации на белорусском языке. Тогда же из состава РСФСР в Белорусскую ССР, которая до того ограничивалась частью Минской губернии, были переданы уезды из Витебской, Гомельской и Смоленской губерний РСФСР, включая такие крупные города, как Витебск, Могилев, Гомель, Полоцк, «так как население этих уездов и городов преимущественно использует белорусский язык». Территория Белорусской ССР увеличилась более чем в два раза. Принятая в 1927 г. новая Конституция Белорусской ССР объявляла четыре языка государственными: белорусский, русский, еврейский и польский. В 1930–1931 гг. 88 % школьников обучались в школах Белоруссии, где языком преподавания был белорусский. Но при этом в Белоруссии были созданы 23 еврейских, 19 польских, 16 русских, 5 латышских, 2 украинских и 2 немецких сельсовета, а в 1932 г. организован польский национальный округ. Сходное положение сложилось в иных республиках СССР в 1920-е – начале 1930-х гг.

С 1923 г. Российская коммунистическая партия дозволила так называемую «коренизацию». В органы государственного управления стали активно привлекать представителей «коренного» населения и всячески поощрять создание «национальной интеллигенции». Повсюду создавались академии наук, оперные и драматические театры, кинематограф, поощрялась «пролетарская» литература, музыка, изобразительное искусство. Создавались типовые для всего СССР творческие союзы писателей, художников, композиторов. Левацкие группы националистов были приняты в Коммунистическую партию, и национальная интеллигенция пользовалась сравнительной свободой деятельности в областях языка, литературы, искусства, филологических и исторических изысканий.

ХII съезд РКП(б) принял решение, что «руководство национальных республик и областей должно главным образом состоять из лиц коренных национальностей, говорящих на местных наречиях и знающих местные обычаи», и это решение активно претворялось в жизнь. В Казахской автономной республике в 1927 г. среди членов местного ЦИК насчитывалось 12 казахов, два русских, один узбек и один каракалпак. Среди государственных министров республики 11 были казахами и пять – иными. Даже в русских губерниях со смешанным населением делались попытки выдвигать руководителей различных национальностей. Так, в Черноморской губернии Северокавказского края в 1930 г. русские среди руководителей сельсоветов составляли только 45 процентов. Остальные были украинцами, греками, армянами, немцами, даже эстонцами и поляками.

Мнение ученого:

«Советская диктатура окружила народы железной клеткой, жестоко подавляя всякое стремление к независимости, но в отведенных рамках национальной идентичности была дана сравнительно широкая свобода самобытного бытия… Какими бы ни были намерения режима, но культурные формы, созданные для нерусских народов, а также символы автономии, дарованные им, имели бесспорный консолидирующий эффект, усиливая национальное сознание, особенно среди тех народностей, у которых оно практически не было до того развито». – E. Goldhagen. Introduction // Ethnic minorities in the Soviet Union. N. Y., 1968. P. 9–10.

Не следует, однако, забывать, что «либеральная» политика большевиков в отношении национальных меньшинств политически была ограничена почти исключительно лингвистической областью. Автономии не обладали никаким реальным самоуправлением. Не было у них и возможностей организовать культурную, политическую и хозяйственную жизнь в соответствии с собственными намерениями. Совершенно централизованная Всесоюзная коммунистическая партия контролировала все проявления жизни и деятельности, во всех уголках Советского Союза. Развитие национальной культуры, исследования в области языка, истории, изящных искусств, национальной философии дозволялись только до тех пор, пока они служили делу развития «пролетарской культуры». Все другие формы национальной деятельности, как политические, так и культурные, оставались совершенно воспрещенными, и те, кто пробовали заниматься ими, немедленно объявлялись «врагами народа» и жестоко наказывались. В 1920-е гг. концентрационные лагеря и тюрьмы СССР были полны «буржуазными националистами». Другие национальные лидеры были казнены, принуждены к эмиграции или доведены до самоубийства. Начиная с октябрьского переворота, Россия была тоталитарным государством, и свободы в области национальных отношений четко ограничивались задачами пролетарского образования и коммунистической культуры. Но в этих жестких границах национальная самобытность обеспечивалась с большой тщательностью.

Свидетельство очевидца

«Та моя первая… соловецкая зима оказалась последней для якутов, перед самым закрытием навигации большой партией привезенных на остров. Ходили слухи о подавленном в Якутии восстании, но проверить эти туманные новости было нельзя: якуты не понимали или не хотели говорить по-русски и ко всем «не своим» относились настороженно, отказываясь от всякого общения. От тех, кто мог добыть сведения в управлении, узналось, что на Соловки привезли состоятельных оленеводов – тойонов, владевших многотысячными стадами. По мере проникновения советской власти глубже на Север, якуты откочевывали всё дальше, в малодоступные районы тундры, спасаясь от разорения, ломки и уничтожения своего образа жизни и обычаев. За ними охотились и ловили тем рьянее, что у них водилось золото и драгоценные меха. Их расстреливали или угоняли в лагерь. Якутов скосила влажная беломорская зима и отчасти непривычная еда. Они все – до одного! – умерли от скоротечной чахотки». – О.В.Волков. Погружение во тьму. С.81.

В 1920-е гг. коммунисты не были озабочены подведением националистического фундамента под свое государство. Их главным образом увлекало дело строительства «всемирного союза трудящихся». Пройдет время, полагали они, и в таком союзе исчезнут всяческие этнические и культурные границы, языки сольются, расы смешаются. «Все будут приятно смуглявенькими», как объявлял один из героев шолоховской «Поднятой целины». Но все это в будущем, а нынче надо привлечь народы к интернациональному братству трудящихся и разорвать узы, соединяющие рабочий люд любой национальности с соплеменным ему классом буржуазии. Отсюда жесточайшая диктатура в политике и идеологии и либерализм в языковой политике.

В подготовке к слиянию народов коммунисты применяли целый набор хорошо продуманных методов. Во-первых, борьба и уничтожение всех националистов, не вписавшихся в коммунистические ряды. Во-вторых, система национально-территориальных образований, которая предполагает, что территория проживания того или иного народа должна быть выделена в особое автономное или, по меньшей мере, в национально-административное образование. Система национально-территориальных автономий кажется весьма демократическим учреждением, но на практике она приводит не столько к этническому возрождению, сколько к ассимиляции меньшинств.

Историческая справка

Еще в 1913 г. Ленин полемизировал с австрийскими социал-демократами Отто Бауером и Карлом Рённером по вопросу национально-государственного строительства. Австрийские социалисты выступали за принцип культурно-национальной автономии, но Ленин оказался её непримиримым противником. Во-первых, утверждал он, национально-культурная автономия разделяет, разобщает трудящихся различных национальностей и «искусственно» объединяет их с буржуазией тех же национальностей. Во-вторых, стратегическая задача коммунистов – строительство интернационального сообщества и слияние народностей – легчайшим образом может быть достигнута именно посредством национально-территориальной автономии. Причина этого – принципиальная многонациональность любой территории, а при быстрой индустриализации смешение народов становится практически неизбежным. Каждый промышленный город – это «плавильный котел» национальностей. Последующие этнодемографические процессы, протекавшие в СССР, доказали совершеннейшую верность ленинских предположений.

Третьим средством, к которому прибегли коммунисты в их национальной политике в 1920-е гг., стала изоляция народов от исторических корней их культур. Для этого, кроме уничтожения носителей традиционной культуры – небольшевицкой интеллигенции, духовенства, образованных представителей высших слоев, – использовался метод смены алфавита. Многие языки с древней письменной традицией и богатой литературой – татарский, монгольский, тувинский, таджикский, узбекский, азербайджанский – были переведены на латинскую графику. Вместо арабского алфавита была введена латиница в Азербайджане в 1923 г., в Татарии в 1927-м, в Средней Азии в 1929-м. В тюркских областях сторонниками перехода на латинский алфавит были и тюркские националисты, считавшие, что переход на латинскую графику сделает образование более доступным, а также расширит возможность освоения тюрками достижений европейской науки. Эта идея была поначалу поддержана большевиками, но по другим причинам. Большевики увидели в латинизации графики «начало революции на Востоке», а именно разрыв с мусульманской традицией. Отказ от традиционной арабской письменности рассматривался как эффективное орудие борьбы против ислама, т. к. арабской вязью написаны Коран и другие священные тексты мусульман.

Новые алфавиты для ранее неписьменных народов также создавались на основе латиницы. Научные и технические термины, как правило, транслитерировались при этом с английского или с немецкого, а не образовывались с использованием традиционных лингвистических методов. Нарком просвещения Луначарский попытался даже русский язык перевести на латиницу в конце 1920-х гг., вспоминая слова Ленина, что латинизацией русского языка надо обязательно заняться «в более спокойное время, когда мы окрепнем». Языки должны были разорвать со своим «буржуазно-поповским» прошлым с помощью внедрения нового «революционного» алфавита. Арабские буквы центральноазиатских языков «смотрят в прошлое», латинские буквы – в будущее коммунистическое общежитие – утверждали большевики. Так поступали, кстати, не только большевики, так поступил и Кемаль-паша в Турции, реформировав турецкий язык и заменив его графику с арабской на латиницу, так позднее поступали коммунисты в Северной Корее, Китае, Вьетнаме.

Документ

Теоретик латиницы для русского языка, руководитель подкомиссии по латинизации русского языка при Главнауке Наркомпроса Николай Яковлев писал: «Территория русского алфавита представляет собою в настоящее время род клина, вбитого между странами, где принят латинский алфавит Октябрьской революции, и странами Западной Европы, где мы имеем национально-буржуазные алфавиты на той же основе. Т. о. на этапе строительства социализма существующий в СССР русский алфавит представляет собой безусловный анахронизм – род графического барьера, разобщающий наиболее численную группу народов Союза, как от революционного Востока, так и от трудовых масс и пролетариата Запада… Должен быть создан новый алфавит – алфавит социализма».

Как и НЭП в экономике, языковая политика большевиков была тактическим временным отступлением и пропагандистским маневром. Большинство российских инородцев вовсе не владело или очень плохо владело русским. Поэтому пропаганду среди них коммунистических идей возможно было вести только на национальном языке. Иначе народы, как калмыки или якуты, окажутся не охваченными большевицкой идеологией и, следовательно, чуждыми и враждебными «советской власти», которая привлекала к себе не делами, а словами. Поскольку пропаганда в то время главным образом велась через печатное слово, инородцев надо было научить читать на родном языке и создать большевицкую национальную интеллигенцию, которая бы могла писать и говорить на этом языке то, что надо московским коммунистам. Чтобы исключить всякое воздействие национальных традиционных идей, возрождение национализма, столь опасного и даже непереборимого коммунистической пропагандой (как убедились большевики, столкнувшись во время Гражданской войны с национализмом польским, финским, грузинским), коммунисты уничтожали физически своих конкурентов – культурный слой всех народов, а простонародье отрывали от культуры предков, меняя алфавит и сжигая книги. Поскольку в 1920-е гг. коммунистические вожди были ориентированы на создание всемирной коммунистической «республики», они кириллице предпочитали латиницу. Вскоре их предпочтения изменятся. Но стратегической целью большевиков оставалась не национальная форма культуры с коммунистическим содержанием, а полная денационализация, превращение русского, якута, азербайджанца, поляка в «советского человека», не сознающего своего родства ни с каким народом, ни с какой национальной историей, ни с какой общностью, полностью преданного «коммунистической партии и советскому правительству».

«Развитие национальных культур и языков в период диктатуры пролетариата в одной стране может допускаться, но только ради создания условий для их последующего отмирания и слияния культур и языков в единую социалистическую культуру и в единый общий язык, когда социализм одержит полную победу во всем мире», – указывал Сталин на ХIV съезде ВКП(б) в 1930 г. Такой была цель коммунистов – национальное развитие для полной денационализации всего человечества. Не больше, не меньше.

Литература:

Национальный вопрос и Советская Россия. М.: Госиздат, 1921.

E.Carrere D’Encausse. The Great Challenge: Nationalities and the Bolshevik State. 1917–1930. N.Y., 1991.

Ethnic Minorities in the Soviet Union. N. Y.: Praeger, 1968.

J. Ornstein. Soviet Language Policy: Continuity and Changе // Ethnic Minorities in the Soviet Union. N. Y., 1968.

Language planning in the Soviet Union / Ed. by M. Kirkwood. L., 1989.

Terry Martin. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923–1939. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 2001.

3.1.5. Внешняя политика большевиков

Завершение Гражданской войны и переход к хозяйственному строительству в мирных условиях объективно требовали перестройки всей системы внешней политики СССР. Однако курс большевиков на международной арене оставался воинственно-агрессивным. Лидеры партии и Коминтерна продолжали активно использовать любую возможность для организации вооруженных восстаний в разных уголках мира с целью расширения зоны коммунистического господства. Большевицкая внешняя политика продолжает двигаться по двум проложенным Лениным параллельным колеям. Наркоминдел под руководством Г.В. Чичерина обеспечивал дипломатическую защиту большевицкого государства, а Коминтерн под руководством Г.Е. Зиновьева работал над свержением правительств «буржуазных стран».

Своим главным врагом в то время большевики считали «английский империализм» и, следуя ленинской тактике лавирования, делали все возможное для его ослабления. В конце 1923 – начале 1924 г. Г.В. Чичерин стал даже ратовать за создание некой «континентальной системы» в Европе. Имелось в виду наладить партнерские отношения не только с Германией, но и с Францией, где, как полагали большевики, были сильны антибританские настроения. Резко враждебное отношение проявляли большевики и к созданной в 1919 г. Лиге Наций, в которой доминировала Англия. Особое раздражение вызывала у них 16-я статья Устава Лиги, которая обязывала стран-участниц прибегать к санкциям, включая военные действия, против любой страны-агрессора, если Совет Лиги Наций выскажется за это.

Однако в связи с победой на выборах в Великобритании партии лейбористов, симпатизировавшей большевикам, именно Англия стала второй после Германии крупной западной державой, которая de jure признала большевицкий режим. Произошло это 2 февраля 1924 г. Через шесть дней СССР признала фашистская Италия, а после этого дипломатические отношения с Советским Союзом поспешили установить более 20 стран, в том числе Китай, Франция и Япония. Только Соединенные Штаты, а также ряд небольших государств (например, Югославия) долгое время отказывались признавать Советский Союз. США изменили свою позицию лишь в 1933 г.

Западные и восточные страны устанавливали дипломатические отношения с СССР, как будто бы он был таким же государством, как все остальные, а не провозглашал своей целью захват всего мира и не вёл постоянной Гражданской войны против собственного народа. Западные государства были недовольны конфискацией имущества их граждан и отказом большевиков платить по царским долгам, но в «мировую советскую республику», о которой прямо говорила советская Конституция 1924 г., они верить не желали, считая агрессивную социально-политическую риторику большевиков «только фразой». А о страдающих народах России и вовсе не вспоминали, полагая, что каждый народ достоин того правительства, которое имеет.

Волна признаний СССР способствовала укреплению международного положения большевицкого режима, содействуя и развитию его внешнеторговых связей. Но основным советским торговым партнером на протяжении всех 1920-х гг. оставалась Германия, в отношениях с которой неизменно господствовал «дух Рапалло». Большевики энергично играли на объективных противоречиях, существовавших между Германией, задавленной репарациями, и странами-победительницами бывшей Антанты, и всеми возможными способами старались привлечь немецкое правительство на свою сторону.

В июле 1922 г. в Берлине им удалось даже подписать с немцами секретное соглашение о военном сотрудничестве, по которому советские коммунисты начали активно участвовать в воссоздании германской военной авиации и танковых войск. По этому соглашению Германия могла производить и испытывать в Советской России запрещенные ей Версальским договором виды оружия, обучать офицеров.

Командиры РККА А.И. Корк, А.И. Тодорский, В.К. Триандафиллов, М.Н. Тухачевский, И.П. Уборевич и др. и офицеры Рейхсвера – генерал-майор П. фон Хассе, полковник О. фон Нидермайер, подполковник Г. Гудериан, майор В. Модель и др. участвовали в делегациях обмена для учёбы и повышения квалификации, манёврах, учениях, знакомстве с новой техникой сотрудничающих сторон. Контакты с Рейхсвером были полезны для РККА в узкопрофессиональном смысле, но в первую очередь их стоит рассматривать с политической точки зрения и возможных последствий для общей европейской безопасности.

В рамках советско-германского сотрудничества Германия получила возможность выпускать в Советском Союзе авиабомбы, танки, самолёты, средства химической войны и подводные лодки. В 1926 г. на закупки вооружений и боеприпасов в СССР расходовалось более 150 млн марок – около трети годового бюджета Рейхсвера. На территории СССР действовали авиационная школа Рейхсвера в Липецке («4-я эскадрилья авиационной части Красного Воздушного Флота»), танковая школа в Казани (центр «Кама»), в перечне выпускников которой в 1929 г. был Г.В. Гудериан – будущий мастер танковых атак Вермахта и генерал-полковник, а также особо засекреченная школа химической войны на Волге близ Вольска под Саратовым (центр «Томка»). На заводе ГАЗ № 1 в Филях под Москвой с 1924 г. фирма «Юнкерс» выпускала в год по несколько военных самолётов. В Липецке отрабатывалась новая тактика воздушного боя и пикирования на цель.

До 1933 г., когда в результате прихода к власти нацистов началось свёртывание сотрудничества, в СССР были подготовлены 30 специалистов-командиров бронетанковых войск, около 130 первоклассных немецких пилотов и около 100 лётчиков-наблюдателей в качестве инструкторов и преподавательского персонала для кадров будущих Люфтваффе. Один из зарубежных историков П. Карелль так оценил значение авиационной школы в Липецке: «Если бы не Липецк, Гитлеру понадобилось бы ещё 10 лет для того, чтобы создать современную военную авиацию». Среди выпускников Липецкой школы был будущий генерал-фельдмаршал и один из высших командиров Люфтваффе Хуго Шперле.

Вместе с тем, когда председатель Совнаркома А.И. Рыков в феврале 1925 г. предложил немцам заключить военный союз против Польши, германское правительство отказалось. Не удалось большевикам склонить Германию и к отказу от сближения с Францией и от вступления в Лигу Наций.

В 1924 г. бывшие страны Антанты пошли на существенные уступки в вопросе о репарациях, решив предоставить Германии многомиллиардные кредиты на восстановление ее экономики и стабилизацию марки. Для реализации этой программы был выработан специальный план, названный в честь американского бизнесмена Чарльза Дауэса, председателя комитета экспертов Союзной комиссии по репарациям. План заложил основу экономического сближения Германии и держав-победительниц, что вызвало резкое недовольство большевиков, расценивших его как попытку создания единого империалистического блока против СССР.

Точно так же определили большевики и результаты состоявшейся в октябре 1925 г. в г. Локарно (Швейцария) международной конференции, на которой Германия подписала ряд соглашений с бывшими странами Антанты, в том числе Рейнский гарантийный пакт, обеспечивший неприкосновенность франко-германских и германо-бельгийских границ и обязательство решать все международные споры арбитражным путем, без применения силы или угрозы силой (в дипломатии этот принцип получил название «дух Локарно»). В ответ на это 24 апреля 1926 г. советское правительство подписало в Берлине договор с Германией о нейтралитете и ненападении на пять лет, добившись от немецкой стороны заверения в том, что Германия не будет участвовать в каких бы то ни было действиях Лиги Наций против СССР. Еще до этого, в октябре 1925 г. Германия предоставила СССР заём в 100 млн золотых марок. Германия стала ревностным защитником большевицкого режима и даже добилась принятия особого положения по борьбе с антисоветскими тенденциями в Лиге Наций. «Чемберлен считает, что в Локарно он окружил нас кольцом враждебных государств, – писала в эти месяцы газета «Правда». – Наоборот, это мы возьмем его в окружение трудящимися массами в его же собственном доме».

В 1925–1927 гг. договоры о нейтралитете и ненападении были также заключены с правительствами Турции, Афганистана, Литвы и Ирана. 20 января 1925 г. СССР и Япония подписали договор, подтверждающий условия Портсмутского мира (1905 г.). После этого Япония передала большевикам северную половину Сахалина, занятую с 1919 г. японскими войсками в обмен на предоставление ей нефтяных и угольных концессий в этой части острова.

В августе 1928 г. СССР первым ратифицировал пакт Бриана-Келлога, подписанный в Париже за полгода до того представителями пятнадцати стран. Сделано это было несмотря на то, что пакт был оформлен в отсутствие представителя СССР. Документ, заключенный по инициативе министра иностранных дел Франции Аристида Бриана и госсекретаря США Фрэнка Келлога, провозглашал отказ от войны как орудия национальной политики. В феврале 1929 г. советское правительство договорилось с Польшей, Литвой, Финляндией, Эстонией, Латвией и Румынией, не дожидаясь общей ратификации пакта, подписать Протокол о введении его в действие. По мнению большевиков, все эти договоренности, хоть и формально, но сковывали «силы империализма», затрудняя формирование антибольшевицкого фронта.

Хотя Соединенные Штаты отказывались признать СССР, товарооборот между двумя странами в 1927 г. достиг 100 млн долл. (в два раза больше уровня 1913 г.). Впрочем, Конгресс США рекомендовал своим компаниям заключать сделки с СССР таким образом, чтобы оставались средства для выплаты компенсаций бывшим владельцам собственности в России, с которой американские предприниматели получают прибыль.

Литература:

Сталин и немцы. Новые исследования. М.: РОССПЭН, 2009.

Т.Э. О’Коннор. Георгий Чичерин и советская внешняя политика 1918–1930 гг. М., 1991.

3.1.6. Крушение мировой революции

В том же направлении, что и Наркоминдел, только прямолинейнее и целенаправленнее, действовал Коминтерн. Вплоть до конца 20-х гг. эти ведомства дублировали друг друга. Не случайно нарком по иностранным делам Чичерин, наряду с Лениным, Троцким, Зиновьевым и Бухариным, представлял большевицкую партию на Учредительном конгрессе III Интернационала в марте 1919 г., а все большевицкие дипломаты в той или иной степени работали и на Коминтерн.

После V конгресса Коминтерна в 1924 г., на котором еще выступал Зиновьев, конгрессы долго не созывались, чтобы не вовлекать иностранные компартии в шедшую в Москве внутрипартийную борьбу. В 1926 г. Зиновьева сняли, и пост Председателя Коминтерна упразднили. Руководство организацией Сталин поручил Бухарину, который возглавлял политическую комиссию Исполкома Коминтерна. Но в 1929 г. Сталин уволил из Коминтерна и Бухарина. Когда Сталин укрепил свое положение, то VI конгресс Коминтерна в 1928 г. поставил перед иностранными партиями на первое место задачу защиты «отечества всех трудящихся» от внешней агрессии. Действуя в подполье в своих странах, они должны были в случае «агрессии против СССР» «превратить войну империалистическую в войну гражданскую». Задача была совершенно нереальной, так как нападать на СССР тогда было некому. На конгрессе было принято решение о жёстком подчинении интересов местных коммунистических партий «интересам международного коммунистического движения», то есть интересам Политбюро ЦК ВКП(б). Безоговорочное выполнение любых решений Коминтерна стало обязательным.

Кроме того, Сталин сумел добиться принятия решения, в соответствии с которым главным противником коммунистов объявлялись не партии Гитлера и Муссолини, а социалистические и социал-демократические партии («социал-фашисты»), «отвлекающие рабочий класс от революционной борьбы». В результате в 1928–1932 гг. в Германии коммунисты направляли основную пропаганду не против НСДАП, а против социал-демократов и их союзников, что существенно облегчило приход Гитлера к власти в 1933 г. До 1933 г. коммунисты и нацисты неоднократно устраивали совместные уличные акции, направленные против социалистических и либеральных партий.

Грубое вмешательство Коминтерна в дела других государств то и дело приводило к дипломатическим конфликтам между СССР и его зарубежными партнерами. Наиболее яркие из них имели место в 1923 и 1927 гг. Первый из них был связан с подготовкой ИККИ социалистической революции в Германии. К середине октября 1923 г. в эту страну из Москвы были переведены многомиллионные средства в твердой валюте, германские коммунисты объединили в свои «пролетарские сотни» (Красную гвардию) около 133 тыс. человек. Для руководства революционным движением в Германскую Республику были направлены крупные деятели большевицкой партии, в том числе К.Б. Радек, Г.Л. Пятаков и А.Я. Гуральский. Но все оказалось тщетным. Вооруженное восстание, вспыхнувшее 23 октября 1923 г. в Гамбурге, обернулось бесполезным кровопролитием и окончилось неудачей – вдохновить рабочие массы Германии на их собственную октябрьскую революцию не удалось. Для большевицких вождей это явилось страшным ударом: очередная попытка разжечь пожар мировой революции провалилась. К тому же после гамбургского восстания германское правительство приняло решение добиваться вступления в Лигу Наций, в том числе и для того, чтобы иметь защиту от СССР.

Неудачами закончились и вооруженные выступления коммунистов в Болгарии, и в польском городе Кракове, имевшие место также в 1923 г., в Эстонии и Албании в 1924 г., в Болгарии – в 1926 г. Все они способствовали дальнейшему утверждению в сознании европейской общественности образа СССР как агрессора.

Еще более серьезные последствия для СССР имела коминтерновская политика в Англии в 1926–1927 гг., во время общенациональной забастовки шахтеров в этой стране. Прямая поддержка, оказанная британским рабочим Коминтерном и Профинтерном (еще одной международной коммунистической организацией, созданной большевиками в Москве в июле 1921 г.) в размере 2,25 млн долл., привела к тому, что в мае 1927 г. новое британское правительство консерваторов разорвало дипломатические отношения с СССР. Восстановлены они были только в октябре 1929 г., когда к власти в Англии вновь пришли лейбористы.

Крайне авантюристической была тактика Коминтерна и в Китае, стране, которая стала привлекать наибольшее внимание большевицких вождей в 1923 г., сразу же после поражения гамбургского восстания. Бурный подъем китайского национально-освободительного движения, во главе которого стоял Гоминьдан (Националистическая партия), привел тогда коминтерновских лидеров к мысли о том, что «маршрут мировой революции изменился». Место Германии как главного центра будущего всемирного катаклизма занял в их сознании Китай. Еще в 1920 г. агенты Коминтерна Григорий Войтинский и Хендрик Маринг (Снеевлиет) по поручению Ленина убедили китайцев основать большевистские кружки, которые в июле 1921 г. объединились в коммунистическую партию. Пока ее влияние было невелико, и Коминтерн сделал ставку на ее внедрение в партию Гоминьдан.

В январе 1924 г. под давлением Коминтерна местные коммунисты официально оформили единый фронт с Гоминьданом, вступив в эту партию, но сохранив внутри нее организационную и политическую независимость. Сам Гоминьдан, находившийся тогда под руководством доктора Сунь Ятсена, а с 1925 г. – его преемника генерала Чан Кайши, большевики считали тогда «многоклассовой партией». В 1923 г. СССР и Коминтерн стали оказывать Сунь Ятсену и Чан Кайши, контролировавшим южную часть страны (город Кантон и прилегающие районы) колоссальную финансовую и военную помощь. На юг Китая были направлены десятки военных и политических советников, сыгравших решающую роль как в реорганизации Гоминьдана на большевицких организационных принципах, так и в строительстве его армии. Агент Коминтерна Михаил Бородин (Грузенберг) и Блюхер создали «Академию Вампу», где ковались кадры Гоминьдана. Все это было сделано с целью помочь Гоминьдану организовать успешный Северный поход для объединения Китая, находившегося тогда в состоянии раздробленности.

Победа китайской национальной революции должна была, по мысли коминтерновских лидеров, нанести ощутимый удар по позициям «империалистов» на Дальнем Востоке, заинтересованных, якобы, в слабом, разобщенном Китае. Наряду с этой целью (программой минимум) существовала и другая (максимум). Она заключалась в том, чтобы во время Северного похода помочь членам китайской компартии захватить власть внутри Гоминьдана путем вытеснения с руководящих постов, а затем и исключения из этой партии «представителей буржуазии». После этого КПК надо было подчинить своему влиянию «мелкобуржуазных» союзников с тем, чтобы, в конце концов, установить «гегемонию пролетариата» в Китае не напрямую через компартию, а через Гоминьдан, превратив его в «народную партию». Наиболее энергичным проводником этой линии был Сталин.

Но коминтерновская политика в Китае полностью обанкротилась. 6 апреля 1927 г. полиция совершила обыск в большевицком посольстве в Пекине и изъяла множество компрометирующих СССР документов, подтверждающих его участие в подготовке коммунистического переворота. 12 апреля Чан Кайши первым нанес удар по китайской компартии, осуществив антикоммунистический переворот в Шанхае. (К тому времени этот город был занят его войсками в ходе успешного Северного похода). Вслед за тем последовала серия антикоммунистических переворотов в других городах, находившихся под контролем гоминьдановской армии. 27 июля 1927 г. шеф советской миссии Бородин был отозван Сталиным из Китая. Античанкайшистские восстания «осеннего урожая» в 1927 г. были подавлены, и отдельные группы китайских коммунистов ушли в горы, где развернули партизанскую борьбу. В ноябре 1931 г. в провинции Цзянси они провозгласили советскую республику, председателем Совнаркома и ЦИК которой стал Мао Цзэдун. Китай для Сталина оказался надолго потерян, а «восточный маршрут мировой революции», так же, как и западный, привел в тупик. Крах идеи всемирного социалистического переворота к концу 1920-х гг. стал очевиден.

Литература:

А.В. Панцов. Тайная история советско-китайских отношений. Большевики и китайская революция (1919–1927). М., 2001.

А.Ю. Ватлин. Коминтерн: первые десять лет. Исторические очерки. М., 1993.

Карл Радек о Китае. Документы и материалы. М., 2005.

3.1.7. Борьба за власть в коммунистической элите. Псевдоправые и псевдолевые

Хотя «классики марксизма» исписали тысячи страниц, они не дали представления о том, как после взятия власти строить социализм. Разногласия по этому поводу обнаружились в компартии очень скоро. После споров вокруг Брестского мира «военная оппозиция» – сторонники добровольной армии с выборными командирами – выступили на VIII съезде РКП(б) (март 1919) против подхода Троцкого, настаивавшего на привлечении «военспецов» царской армии. Затем на IX и X съездах (март 1920 и март 1921) подобный конфликт возник с «рабочей оппозицией», выступавшей против единоначалия на предприятиях, за передачу их управления профсоюзам. А.Г. Шляпникова и других лидеров «рабочей оппозиции» Ленин вынужден был щадить – в руководстве своей партии он не прибегал к репрессиям, предпочитая уговоры, – но передавать им руководство народным хозяйством не собирался. По военным и профсоюзным вопросам «левых», т. е. противников традиционных приемов управления, не послушались, в то время как политика повальной социализации производства и торговли в 1918–1920 гг. проводилась по рецептам Николая Осинского (В.В. Оболенского) и Юрия Ларина, выражавших крайние радикальные взгляды.

Восстановление рынка и денежной системы в 1922–1924 гг. вызвало новые споры в партии большевиков. В стране, потерявшей целое десятилетие из-за войны и революции, надо было развивать промышленность. Но как? Сокольников, проводя денежную реформу, считал необходимым сперва укрепить сельское хозяйство, а затем вкладывать валюту, вырученную от экспорта продуктов, в промышленность. В силу государственной монополии на внешнюю торговлю это было возможно. Но руководители Госплана и ВСНХ, прежде всего С.Г. Струмилин, считали, что финансировать промышленность надо не валютой, а выпуском бумажных денег. Инфляцию, полагали они, можно будет сдержать административными мерами. Путь Сокольникова грозил создать зависимость от крестьян и от конъюнктуры на мировых рынках. Путь Струмилина таил опасность спада жизненного уровня всего населения и административного насилия над народным хозяйством.

Дравшиеся за власть на верхах партии политики не отстаивали последовательно тот или иной курс. Ранее «левый» Бухарин склонился теперь к курсу Сокольникова. Троцкий же, выступив в 1923 г. против попыток командовать ценами на манер военного коммунизма, позже занял антирыночную позицию. Ленинская резолюция X съезда в 1921 г. «О единстве» запретила внутрипартийные фракции. В 1923 г. XII съезд партии подтвердил, что «диктатура рабочего класса» может быть обеспечена только в виде диктатуры компартии. А передача Сталину в апреле 1922 г. Секретариата ЦК позволила ему расставлять кадры аппаратчиков так, чтобы в будущем обеспечить единство партии своей диктатурой над ней.

В ведении вверенного Сталину Секретариата находился Учетно-распределительный отдел, который занимался расстановкой партийных кадров. В ноябре 1923 г. ЦК утвердил т. наз. список № 1, перечислявший 4000 должностей, замещать которые можно было только по решению ЦК. Этот перечень, или «номенклатура» должностей, и дал название высшему слою партийных работников, из которого черпались кандидаты на высокие должности в партии и правительстве. Сталин активно формировал этот слой, подбирая туда людей не обязательно образованных или сведущих в какой-либо области, но желательно «пролетарского происхождения» и обязательно верных ему лично. Слой «руководителей вообще», которых то и дело перебрасывали с одной должности на другую, и стал политической опорой Сталина. С середины 1920-х гг. он сам вёл их личную картотеку.

Ленин был в глазах его соратников непререкаемым авторитетом. Они понимали, что без него бы не было ни октябрьского переворота, ни Брестского мира, ни диктатуры компартии. Ни по одному из этих ключевых вопросов в партии единомыслия не было, и только одержимость Ленина привела ее к успешному захвату и удержанию власти над Россией. Но в мае 1922 г. Ленин перенес инсульт и на время выбыл из строя. На посту председателя Совнаркома его вскоре сменил А.И. Рыков, но кто будет главным преемником, оставалось неясно. Многие полагали, что преемником должен стать Троцкий – организатор победы в Гражданской войне, «вооруженный пророк революции». Но Троцкий был слишком увлечен идеей «непрерывной революции» по всему миру и слишком заносчив, чтобы налаживать отношения с «разными посредственностями» в ЦК партии. Несмотря на прошлые разногласия с Лениным, Зиновьев и Каменев играли теперь важную роль в ЦК и Совнаркоме. Сталин вступил с ними в сговор, чтобы изолировать Троцкого. Ленин был недоволен грубостью и интриганством Сталина, писал об этом (в т. наз. «завещании»), но, после очередного удара в марте 1923 г., он лишился речи и стал полным инвалидом. Сталин укрепляет свои позиции, уже не обращая на него внимания. К середине 1923 г. РКП(б) и страной фактически управлял триумвират из Сталина, Зиновьева и Каменева. 21 января 1924 г. Ленин умер.

Историческая справка

Похороны вождя дали начало общенародному «культу Ленина» – тысячи и тысячи крестьян ехали из дальних мест и стояли в свирепый мороз в очередях, чтобы посмотреть на труп Ленина. Из-за этого и возник проект «бальзамирования» вождя. Большевикам пришла в голову мысль, что поклонение мощам будет хорошей заменой религии, а мавзолей Ленина – заменой христианским храмам. При постройке деревянного сооружения, куда положили набальзамированное тело Ленина, на Красной площади прорвало канализационную трубу, что патриарх Тихон отметил словами «по мощам и елей», а народ – стишком: «Под звуки пушек и мортир/ спустили Ленина в сортир». Политбюро же принялось создавать культ Ленина: Петроград был переименован в Ленинград. В 1929 г. деревянное сооружение заменили гранитным «мавзолеем» с трибуной для приема парадов.

Троцкий, то ли обманутый Сталиным, который сообщил ему неверную дату, то ли по собственной оплошности, не приехал на похороны вождя. Сам же Сталин на II съезде Советов СССР дал «клятву» покойному: «хранить единство партии как зеницу ока…»; «укреплять диктатуру пролетариата…»; «укреплять и расширять союз республик, Красную армию и Коминтерн».

К этим целям Сталин шел, борясь сначала против Троцкого. Открытое соперничество между ними за власть над партией и, следовательно, над Россией, началось уже в октябре 1923 г., когда окончательно стало ясно, что дни Ленина сочтены. Троцкий опирался на партийцев в армии и старых большевиков. Еще до смерти Ленина вышло «Заявление 46-ти», недовольных «бюрократизацией партии» и выступавших против «внутрипартийной диктатуры». Но на XIII съезде партии в мае 1924 г. находившиеся в сговоре со Сталиным Зиновьев и Каменев добились повторного утверждения Сталина как Генерального секретаря, скрыв от съезда ленинское «завещание», не рекомендовавшее Сталина на пост генсека (с ним ознакомили только ЦК). Троцкого обвинили во фракционной деятельности. В вину ему «товарищи по партии» стали ставить его прошлые, дооктябрьские разногласия с Лениным, представляя Троцкого извечным противником ленинизма.

В январе 1925 г. Троцкий был снят с постов наркома по военным и морским делам и председателя Реввоенсовета СССР. Его преемником стал М.В. Фрунзе, но он вскоре умер на операционном столе в результате «медицинской ошибки» – Сталин добился решения ЦК «об оперировании тов. Фрунзе в связи с обострившейся язвой желудка». Однако, когда Фрунзе вскрыли на операционном столе, выяснилось, что язва давно зарубцевалась, и операция, в сущности, была не нужна, но организм Фрунзе не перенес хлороформа. Для Сталина Фрунзе был слишком независимым и самостоятельным на должности наркомвоенмора, слишком близким к Зиновьеву и Каменеву. Пост наркома занял К.Е. Ворошилов, «человек Сталина» еще со времен осады Царицына. Позже появилась и песенка: «С нами Сталин родной, и надежной рукой / Нас к победам ведет Ворошилов». Политическая карьера Троцкого была сломана, и он занялся организацией «левой оппозиции».

Историческая справка

Михаил Васильевич Фрунзе (1885–1925), сын военного фельдшера, молдаванина по национальности. Окончив гимназию в г. Верном (позже Алма-Ата), он в 1904 г. поступил в Петербургский политехнический институт, где вступил в РСДРП, примкнув к большевикам. За участие в демонстрации был выслан из столицы, вел пропаганду в Москве и Иваново-Вознесенске. В мае 1905 г. был руководителем Иваново-Вознесенской стачки и первого Совета рабочих депутатов. В декабре 1905 г. участвовал в боях на Красной Пресне в Москве, где вооруженными налетами на полицейские участки создал себе репутацию умелого террориста. В 1907–1910 гг. его несколько раз арестовывали, в частности за вооруженное сопротивление полиции. Он дважды приговаривался к смертной казни, замененной сначала десятью годами каторги, а затем пожизненной ссылкой. В 1915 г. бежал из ссылки, работал под чужой фамилией в Читинском переселенческом управлении. В 1916-м направлен руководством РСДРП(б) для революционной работы в действующую армию. Под фамилией Михайлов служил в комитете Всероссийского земского союза на Западном фронте, возглавлял большевицкое подполье в Минске с отделениями в 3-й и 10-й армиях. В феврале 1917 г. Фрунзе стал руководителем Минской организации большевиков, потом занимал должности начальника милиции Минска, председателя Совета крестьянских депутатов Минской и Виленской губерний. С сентября 1917 г. он – председатель исполкома Совета и комитета РСДРП(б) в Шуе. В октябре 1917 г. Фрунзе во главе организованного им двухтысячного отряда принимал участие в боях по захвату власти в Москве. В 1918 г. совмещал должности председателя Иваново-Вознесенского губкома РКП(б), губисполкома, губсовнархоза и военного комиссара. Участвовал в подавлении Ярославского восстания. С августа 1918 г. – военный комиссар Ярославского военного округа. С февраля 1919 г. Фрунзе последовательно возглавлял несколько армий, действующих на Восточном фронте против Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака. В марте он стал командующим Южной группой этого фронта. Подчиненные ему части настолько увлеклись мародерством и грабежом местного населения, что совершенно разложились, и Фрунзе не раз посылал в Реввоенсовет телеграммы с просьбой прислать ему других солдат. Отчаявшись получить ответ, он стал сам вербовать себе пополнение «натуральным методом»: отогнал из Самары эшелоны с хлебом и предложил оставшимся без еды людям вступать в Красную армию. В крестьянском восстании, поднявшемся против Фрунзе в Самарском крае, участвовало более 150 тысяч человек. Восстание было утоплено в крови. Отчеты Фрунзе Реввоенсовету полны цифрами расстрелянных под его руководством людей. Например, за первую декаду мая 1919 г. им было уничтожено около полутора тысяч крестьян, которых Фрунзе в своем отчете именует «бандитами и кулаками». С июля 1919 г. Фрунзе становится командующим Восточным фронтом, под его руководством Красная армия завоевала Северный и Средний Урал. С августа 1919 г. по сентябрь 1920 г. Фрунзе командовал Туркестанским фронтом. Отличался особой жестокостью: если в каком-либо населенном пункте он встречал сопротивление, каждый десятый его житель приговаривался к расстрелу. Фрунзе «оказал помощь народам Хивы и Бухары», т. е. установил там власть большевиков. Под руководством Фрунзе были проведены карательные операции среди среднеазиатских крестьян. Особенно кровавыми были рейды Фрунзе в Ферганской долине. В сентябре 1920 г. Фрунзе назначили командующим Южным фронтом, действовавшим против армии генерала П.Н. Врангеля. Он руководил взятием Перекопа и занятием Крыма. В ноябре 1920 г. Фрунзе обратился к офицерам и солдатам армии генерала Врангеля с обещанием полного прощения в случае, если они останутся в России. После занятия Крыма всем этим военнослужащим было приказано зарегистрироваться (отказ от регистрации карался расстрелом). Затем солдаты и офицеры Белой армии, поверившие Фрунзе, были арестованы и расстреляны прямо по этим регистрационным спискам. Затем Фрунзе возглавил операцию по уничтожению недавнего союзника красных в битве за Перекоп – повстанческой армии Махно. С декабря 1920 по март 1924 г. Фрунзе был командующим войсками Украины и Крыма, членом Политбюро ЦККП(б)У и, занимая другие высокие посты на Украине, лично руководил карательными операциями против украинских крестьян-повстанцев. Для военной карьеры Фрунзе характерно использование двойной кадровой тактики. С одной стороны, в его распоряжении постоянно находились опытные офицеры бывшего Генштаба российской армии, с другой – палачи-чекисты, руководившие расстрелами. Например, с марта 1919 г. под началом Фрунзе был бывший генерал-генштабист А.А. Балтийский, который, вместе с другими подобными советниками, обеспечил Красному полководцу большинство его побед. Одновременно ближайшим помощником Фрунзе был начальник Особого отдела Южного фронта Е.Г. Евдокимов. В конце 1920 г. Фрунзе вручил этому чекисту орден Красного Знамени за успешное проведение спецоперации в Крыму, в ходе которой под личным руководством Евдокимова было казнено 12 000 человек, в том числе 50 генералов и 300 полковников. Понимая, что открытое награждение Евдокимова бросает слишком очевидную кровавую тень на него самого, Фрунзе написал на его наградном листе: «Считаю деятельность т. Евдокимова заслуживающей поощрения. Ввиду особого характера этой деятельности, проведение награждения в обычном порядке не совсем удобно». Заметим, что первый свой орден Красного Знамени Евдокимов получил за участие в «зачистке» Петрограда в 1919 г. В 1920-е гг. Фрунзе занимал высшие военные и партийные посты (член ЦК РКП(б), начальник Штаба и Военной академии РККА, кандидат в члены Политбюро ЦК). Вместо попавшего в опалу Троцкого был назначен председателем Реввоенсовета СССР и наркомом по военным и морским делам. Он стал первым военным теоретиком, который в своих работах провозгласил необходимость карательных «зачисток» в полосе действия наступающей армии и широкого применения диверсантов-партизан. Для названных целей Фрунзе активно формировал в составе подчиненных ему войск Части особого назначения (ЧОН). Основные его работы – «Реорганизация РККА» (1921), «Единая военная доктрина и Красная армия» (1921) и «Фронт и тыл в войне будущего» (1924). В 1924–1925 гг. он возглавил проведение военных реформ, главной целью которых считал подготовку РККА к участию в мировой революции. В 1925 г. Фрунзе руководил на Дальнем Востоке торговлей наркотиками, деньги от которой шли на поддержку китайских коммунистов. Фрунзе умер 26 января 1925 г., в результате неудачной медицинской операции. Похоронен на Красной площади.

К тому времени в руководстве РКП(б) возникли серьезные разногласия относительно перспектив дальнейшего социалистического строительства. Отсутствие мировой революции все настоятельнее выдвигало вопрос: возможно ли построение (победа) социализма в СССР в условиях капиталистического окружения? Точка зрения Троцкого и троцкистов в этом вопросе заключалась в следующем. Социализм возможен лишь по достижении страной, где победила революция, высочайшего уровня развития производительных сил, и такой уровень в общих чертах уже известен – это тот рубеж, к которому подошли передовые империалистические страны (ведь империализм, продолжали полагать большевики, – высшая и последняя стадия капитализма, канун социалистической революции). Поэтому Советская Россия должна была как можно быстрее преодолеть разрыв, отделявший ее от наиболее развитых государств. Троцкий, в частности, предлагал энергично и эффективно использовать все возможности, которые открывал перед СССР мировой рынок. Однако даже преодоление разрыва, считал он, не могло еще означать построение социализма: для «торжества» последнего нужны были гарантии от реставрации капиталистических отношений извне, т. е. все та же мировая революция, в которую Троцкий продолжал верить слепо и безоговорочно.

По-иному ответил Сталин. Он прекрасно понимал, что большевицкая власть в СССР не выдержит состязательности, конкуренции с капиталистическим миром и если не через 10, так через 15 лет советская власть рухнет. Поэтому единственный способ сохранить власть заключался в том, чтобы превратить страну в огромный цех по производству оружия и, хорошо вооружившись, силами идеологически выдрессированных миллионных масс советизировать Европу – то есть распространить большевицкую власть на весь европейский континент. Принципиальное разногласие с Троцким было лишь в тактике: Троцкий метался по всему миру, считая, что нужно разжигать революционные очаги там, где уже тлеет. Сталин же полагал, что нужно перестать заниматься ерундой и, хорошо подготовившись в военном отношении, вторгнуться в Европу в тот момент, когда противоречия между победителями и побежденными в Первой мировой войне достигнут максимальной остроты.

Концепция «осажденного лагеря социализма» давала прекрасный повод уничтожить не только внутрипартийную оппозицию, но и саму возможность ее появления в принципе. Уничтожить социальную среду, которая бы могла порождать оппозицию. Политика Сталина – это политика сохранения власти в отдельно взятой стране ради будущей советизации Европы. Политика Троцкого – это политика немедленного принесения страны в жертву мировой революции.

Теоретическое обоснование программа Сталина нашла в концепции построения социализма в отдельно взятой стране – в СССР.

Ее истоки можно найти уже в идее «врастания в социализм», впервые в общей форме сформулированной Бухариным в ноябре 1922 г. В феврале 1924 г. Бухарин развил эту идею. Однако ее концептуальное изложение принадлежит Сталину, выдвинувшему в конце 1924 г. в своей работе «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов» соответствующий политический курс.

Историческая справка

Резкое расхождение данной теории со всей марксистской традицией вынудило Сталина при ее мотивировке прибегнуть к прямой фальсификации. В основу своей «научной» аргументации он положил ряд превратно истолкованных ленинских цитат, вырванных из контекста соответствующих работ. В ссылках на Ленина он был гораздо более безапелляционен, чем Бухарин; последний тоже использовал авторитет умершего вождя для обоснования своих концептуальных построений, но при этом оговаривался: «В[ладимир] И[льич] этого точно не формулировал». Сталин опирался всего на три цитаты из трех произведений Ленина: «О лозунге Соединенных Штатов Европы» (1915 г.), публичного выступления на пленуме Московского Совета 20 ноября 1922 г. и «О кооперации» (январь 1923 г.). Из первой работы он позаимствовал мысль о том, что при неравномерности экономического и политического развития в условиях капитализма «возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране». Из второй – то место, где Ленин, указывая, что «социализм уже теперь не есть вопрос отдаленного будущего», выражал уверенность в превращении за несколько лет «России нэповской» в Россию социалистическую. Из третьей взял положение о государственной собственности на крупные средства производства, диктатуре пролетариата и союзе этого пролетариата со многими миллионами мелких и мельчайших крестьян как о всем необходимом и достаточном для построения полного социалистического общества. Действительно, каждая из цитат в отдельности и все они вместе создают впечатление, что Сталин, сформулировав лозунг победы социализма в СССР, лишь обобщил ленинские идеи. На самом же деле Ленин не имел к концепции Сталина ни малейшего отношения. Он оставался предан идее зависимости победы социализма в отдельной стране от перспектив мировой революции всю свою жизнь, вплоть до тех пор, пока окончательно не потерял работоспособность. Именно этой проблеме были посвящены заключительные страницы его последней работы «Лучше меньше, да лучше». В статье же «О лозунге Соединенных Штатов Европы», равно как и в написанной год спустя «Военной программе пролетарской революции» (она также использовалась сталинистами для обоснования их теории), под словами «победа социализма» (в одной стране) и «победивший социализм» Ленин имел в виду только победу в одной стране социалистической революции, а не социализма как системы. И здесь он ничуть не был оригинален: данное положение, как уже отмечалось, впервые в российской социал-демократии было высказано не кем иным, как Троцким, за несколько лет до Ленина. Что же касается его речи на пленуме Моссовета, а также заметок «О кооперации», то в них он просто сознательно концентрировал все внимание на внутренних проблемах СССР, оставив в стороне международную тему не потому, что считал ее второстепенной, а так как в те конкретные моменты хотел привлечь внимание аудитории именно к вопросам хозяйственного и культурного строительства. Однако и в том и в другом случае он дал на сей счет соответствующие объяснения, о чем ни Бухарин, ни Сталин не вспоминали! «В отношении внешней политики… нам ничего менять не приходится, – сказал он, в частности, в Моссовете. – …В этом отношении у нас не было, так сказать, если употребить старое выражение, никаких пересадок, ни на другие поезда, ни на другие упряжки». Изменилась политика внутренняя. За полтора года до того был введен НЭП. Вот почему Ленин весь дальнейший рассказ посвятил характеристике направлений хозяйственного развития страны. То же, что построение социализма в СССР в конечном счете зависит от результата мировой революции, им не пересматривалось. Так же он поступил и диктуя записки о кооперации. Посвятив всю статью анализу внутренних тенденций социалистического преобразования Советского Союза и особо выделив вопросы о власти, собственности, союзе пролетариата с крестьянством и о той роли, которую должна сыграть в социалистической трансформации кооперация, невозможная без «целой культурной революции», он в то же время специально заметил: «Я готов сказать, что центр тяжести для нас переносится на культурничество, если бы не международные отношения, не обязанность бороться за нашу позицию в международном масштабе. Но если оставить это в стороне и ограничиться внутренними экономическими отношениями, то у нас действительно теперь центр тяжести работы сводится к культурничеству». Что касается соответствующих положений работы «О кооперации», то здесь нельзя не принять во внимание и те объяснения, которые дал этим положениям Троцкий, полемизируя со Сталиным. «Владимир Ильич, – говорил он на XV конференции ВКП(б) в ноябре 1926 г., – …перечисляет условия государственные, условия собственности и организационные формы кооперации. Только!.. Но, товарищи, ведь мы знаем и другое определение социализма у Ильича, которое говорит, что социализм, это – советская власть плюс электрификация. Так вот, прочтенная мною цитата отменяет электрификацию или нет? Нет, не отменяет. Все остальное, что Ильич говорил о построении социализма [то есть и тезис о зависимости этого построения от результатов мировой революции]…этой цитатой дополняется». Но все это не смущало Сталина. Авторитет Ленина был ему нужен, а потому, выдвинув соответствующий курс, он провозгласил в Заключительном слове по докладу «О социал-демократическом уклоне в нашей партии» 3 ноября 1926 г.: «Именно Ленин, а не кто-либо другой, открыл истину о возможности победы социализма в одной стране».

Сталин в брошюре «Об основах ленинизма» (апрель 1924 г., лекция в Свердловском университете) еще отрицал возможность построения социализма в отдельно взятой стране. Генсек утверждал: «Можно ли… добиться окончательной победы социализма в одной стране, без совместных усилий пролетариата нескольких передовых стран? Нет, невозможно. <…> Революция победившей страны должна рассматривать себя не как самодовлеющую величину, а как подспорье, как средство для ускорения победы пролетариата в других странах». Тогда принципиального различия во взглядах между Сталиным и Троцким не было. Были лишь претензии на верховную власть, на ленинское наследство. Свою теорию, заимствованную у Бухарина, Сталин объявил только в конце 1924-го – в 1925 г.

Эта теория, ставшая основой нового направления – сталинизма, отражала устремления партийно-государственной номенклатуры, которая абстрактным идеалам мировой революции предпочитала реальное укрепление своего господствующего положения в завоеванной большевиками России. Реализуя эту теорию, можно было и далее искусно манипулировать массами, увлекая их светлой идеей «близкого и вполне достижимого социального счастья» и подчиняя, тем самым, своему диктату. А то, что эта политика вела общество к деградации и одичанию, ибо самоизоляция от мира равносильна медленному самоубийству, в расчет не принималось. Счастье людей большевиков никогда не волновало.

Замечание главного редактора:

Власть большевицкой номенклатуры в захваченной ею России не могла быть постоянной и неизменной величиной в системе координат мировой политики. Властное положение номенклатуре никто не мог гарантировать или сделать его незыблемым. Номенклатура не могла выбирать: мировая революция или безбедное властвование 1/6 частью суши, потому что власть большевицкой номенклатуры существовала в стране, окруженной «свободным миром». Для того чтобы власть номенклатуры стала гарантированной, требовалось уничтожить этот «свободный мир» или отгородиться от него сателлитами, хотя бы в пределах европейского континента. Сталинизм – это принцип: сначала обосноваться в России, потом подчинить окружающую Россию периферию в Европе и Азии, и только потом – весь мир. Партийно-государственный аппарат на пути к повальной большевизации капиталистических государств («мировой революции») во второй половине 1920-х гг. предпочел «основательную» тактику Сталина эмоциональной тактике Троцкого. Специфика сталинской власти, сложившейся окончательно в годы первой пятилетки, заключалась в том, что это был режим, постоянно нуждавшийся в экспансии. В любом виде. В любом варианте. В любых пропорциях. Сталин умер в 1953-м, но черта, привитая Лениным и им советскому правящему классу, осталась. Вне экспансии, вне агрессивных устремлений коммунистический режим не мог существовать. Как только он отказался от своих намерений в период второй «разрядки» (1985–1987 гг.), советская власть не протянула и трёх лет.

Смещение Троцкого привело к тому, что в отсутствие общего врага амбициозные Зиновьев и Сталин начали борьбу за власть друг с другом. Зиновьева поддержал Каменев, Сталина – другие члены партийного руководства, в том числе такие крупные деятели, как редактор «Правды» Николай Бухарин, председатель Совнаркома Алексей Рыков и секретарь ЦК и Оргбюро ЦК ВКП(б) Вячеслав Молотов. Троцкий в изменившейся расстановке сил вначале склонялся к союзу со Сталиным. Сталин даже поддержал в пику Зиновьеву и Каменеву переизбрание Троцкого в ЦК и Политбюро. Очутившись в изоляции, Зиновьев и Каменев решили примкнуть к «левой оппозиции», т. е. к Троцкому, оторвав его от Сталина. У них это получилось. В 1925 г. Троцкий, Зиновьев и Каменев отчетливо выявили практическую идентичность своего подхода к вопросу о возможности построения социализма в одной стране. Все три лидера «левой оппозиции» такую возможность отрицали, по существу повторяя общие постулаты большевизма о необходимости мировой революции.

Историческая справка

Вячеслав Михайлович Молотов (настоящая фамилия – Скрябин) родился в слободе Кукарка Нолинского уезда Вятской губернии в мещанской семье в феврале 1890 г. Еще подростком увлекся революционными идеями и в 1906 г. во время учебы в Казанском реальном училище вступил в большевицкую партию. В 1917 г. принял активное участие в октябрьском перевороте. В годы Гражданской войны – на партийной и советской работе в Северной области, Поволжье, Нижнем Новгороде, Донецке. В 1920–1921 гг. являлся секретарем ЦК КП(б) Украины. С 1920 г. – кандидат в члены ЦК, с 1921 г. – член ЦК и кандидат в члены Политбюро, с 1926 г. – член Политбюро (с 1949 г. – Президиума) ЦК ВКП(б). В 1921–1930 гг. – секретарь ЦК и Оргбюро ЦК большевицкой партии. В 1930–1941 гг. – председатель, а затем заместитель (с 1942 г. – 1-й заместитель) председателя Совнаркома СССР. Во время советско-нацистской войны (1941–1945 гг.) – заместитель председателя Государственного Комитета Обороны. В 1939–1949 и 1953–1956 гг. – народный комиссар (с 1946 г. – министр) иностранных дел СССР. Был одним из главных вдохновителей и организаторов массового террора, отличался исключительной жестокостью, сочетавшейся с безграничным раболепием перед Сталиным. Не осмелился перечить вождю даже тогда, когда в 1949 г. по сталинскому приказу была арестована его жена, П. С. Жемчужина. Через четыре года после смерти Сталина, в 1957 г., проиграв в борьбе за власть, лишился всех постов и был отправлен в Монголию послом, а в 1960 г. – в Вену представителем СССР в Международном агентстве по атомной энергии (МАГАТЭ). В 1962 г. уволен на пенсию и исключен из партии за «активное участие в массовых репрессиях», но в 1984 г. – восстановлен в рядах КПСС. Скончался в Москве 8 ноября 1986 г. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Но теория теорией, а потерявший власть Троцкий был недоволен тем, что не партия контролирует свой аппарат, а аппарат управляет партией, и опасался, что в результате НЭПа к власти придет союз «нэпманов, кулаков и бюрократов». Он боялся возрождения благодаря НЭПу «буржуазной стихии», иными словами, русского общества, которое, окрепнув, свергнет рано или поздно большевиков. Сталин же оперся на сторонников НЭПа – «правых» Бухарина, Рыкова и Томского, – чтобы не допустить усиления Зиновьева и Каменева.

Дискуссия о том, идти ли дальше путем укрепления рыночных отношений в деревне или вернуться к политике насильственного отчуждения у крестьян «излишков» сельскохозяйственной продукции, развернулась на XIV партконференции 27–29 апреля 1925 г. Зиновьев и Каменев были за усиление налогового бремени на крестьян, Сталин и Бухарин и Калинин – за его облегчение. «Теперь главная проблема состоит в том, как увеличить производительность труда середняка: мы должны завоевать симпатии середняка». В свете тех действий, которые он предпримет через три года, эти слова звучат лицемерно и политикански. Судьбы крестьян для Сталина – только оружие в борьбе за власть, так же как и союзы с соратниками. Соратников он только терпел до поры до времени, а полагался исключительно на беспрекословных исполнителей его воли.

Борьба между Сталиным, с одной стороны, и Зиновьевым – Каменевым – с другой (по сути – борьба сталинского аппарата против ленинградской партийной организации), началась в июне 1924 г., далее шла зигзагообразно, но в 1925 г. все время нарастала. Смерть Фрунзе – сторонника Каменева и Зиновьева – следствие этой борьбы. В руках у Зиновьева была крупнейшая парторганизация, и Сталин отсрочил XIV съезд на 9 месяцев, чтобы лучше подготовиться к схватке с Зиновьевым. XIV съезд ВКП(б) состоялся в декабре 1925 г., и на него пришелся пик борьбы Зиновьева и Каменева со Сталиным. Только за месяц до съезда из уст московских эмиссаров партийная масса узнает, что, оказывается, в ВКП(б) существует «новая оппозиция». Но на самом деле у оппозиции не было никакой особой платформы: XXII Ленинградская губернская партконференция 1 декабря 1925 г. постановила: «Конференция целиком и полностью одобряет политическую и организационную линию ЦК». Крестьянский вопрос для большевицкого руководства был слишком мелок, а вопрос о возможности построения социализма в одной стране – слишком абстрактен, чтобы из-за них ломать себе голову. В действительности спор шел о другом. По словам Сталина, и здесь он говорил правду, суть «платформы» оппозиции заключалась… в «реформе Секретариата». Т. е. в борьбе против Генсека.

Каменев предложил на XIV съезде снять Сталина с поста Генсека, выполнив наказ Ленина – и это при том, что сам Каменев соучаствовал на XIII съезде РКП(б) в сокрытии «завещания» Ленина от членов партии. Троцкий весь съезд отмалчивался, не поддерживая ни Сталина, ни «новую оппозицию». А Сталин на XIV съезде объявил: «Партия нуждается в единстве, и она достигнет его с Каменевым и Зиновьевым, если они того пожелают, или без них, если они этого не захотят». В январе 1926 г. Зиновьев, Каменев и другие «оппозиционеры» были сняты с партийных постов – но Троцкий молчит, так как не может им простить собственной травли в 1923–1924 гг. В апреле 1926 г., на пленуме ЦК началось их сближение не на почве политики (совместной борьбы против сталинского диктата), а на почве экономики (повысить зарплату рабочим, обложить новым налогом 15 % кулацких хозяйств, увеличить производство в стране ширпотреба). Сталин тут же объявил, что «левые» предлагают «грабить» деревню – как будто он ее защищал.

Через три месяца, на июльском пленуме, произошло формальное объединение оппозиции на общей платформе, т. н. «Платформе 83-х». Основным методом борьбы оппозиции против сталинского большинства было беспрерывное бомбардирование высших партийных органов письмами-протестами и заявлениями. Использовали они для нападок на своих оппонентов и трибуны различных партийных митингов и собраний. Сталина, Бухарина, Молотова и их сторонников они обвиняли в «правом уклоне», «меньшевизме» и «оппортунизме», а после того, как в конце 1926 г. Зиновьев был снят с поста председателя Исполкома Коминтерна, в вину оппонентам, возглавлявшим ВКП(б), оппозиционеры стали ставить и провалы в коминтерновской политике. В конце 1926 г. «Платформа 83-х» стала предметом обсуждения на партийных собраниях. Здесь сторонники Сталина возобладали над «левыми». В десятую годовщину октябрьского переворота, 7 ноября 1927 г., Троцкий и Зиновьев вывели «объединенную оппозицию» на уличные демонстрации в Москве, Ленинграде и Харькове. Произошли стычки и потасовки. Демонстрантов разогнали, избивая палками и стеклянными бутылками. Всю вину за беспорядки возложили на Троцкого и Зиновьева. В середине ноября 1927 г. постановлением ЦК и Центральной контрольной комиссии Троцкий и Зиновьев были исключены из ВКП(б).

На XV съезде в декабре 1927 г., съезде, который можно считать началом сталинского самодержавного правления, Сталин решительно расправился с «левой оппозицией» и вывел из центральных органов 75 ее сторонников. Вслед за этим троцкистско-зиновьевский блок дал трещину. Зиновьев и Каменев стали склоняться к мысли о капитуляции перед Сталиным. В декабре 1927 г. зиновьевцы заявили о безоговорочном подчинении XV съезду ВКП(б), единогласно одобрившему резолюцию, объявлявшую принадлежность к оппозиционной фракции и пропаганду ее взглядов несовместимыми с пребыванием в рядах большевицкой партии. Троцкисты не согласились с пунктом о запрещении пропаганды взглядов.

Съезд, однако, не стал вдаваться в детали и, утвердив ранее принятое решение об исключении Троцкого и Зиновьева, одобрил еще одну резолюцию, исключавшую из партии и других активных участников оппозиции. Вслед за тем зиновьевцы обратились в Президиум съезда с заявлением об «идейном и организационном разоружении». «Объединенная оппозиция» перестала существовать. Некапитулировавшие троцкисты в начале 1928 г. были депортированы в отдаленные районы СССР. Троцкий первоначально был выслан в Алма-Ату, а затем в феврале 1929 г. насильно выдворен в Турцию. Его же сторонники, оставшиеся в СССР, были, в конце концов, вынуждены признать «правильность» сталинской линии или отправиться в лагеря.

Очень многие убежденные троцкисты, активные участники революции и Гражданской войны – Б.М. Эльцин, В.В. Косиор (брат С.В. Косиора), М.Г. Варшавская, И.Н. Смирнов – никогда не признавали «правильности» сталинской линии, порой вплоть до момента собственного расстрела. Самые разные свидетельства (в т. ч. и бывших сотрудников органов НКВД) позволяют утверждать, что в 1936–1938 гг. в ГУЛАГе было убито несколько тысяч идейных троцкистов, уходивших из жизни с фанатичными лозунгами мировой революции и криками в пользу своего кумира.

Историческая справка

Лев Борисович Каменев (настоящая фамилия – Розенфельд) родился в Москве в семье машиниста в июле 1883 г. В течение года учился в Московском университете, но был исключен за революционную деятельность. В 1901 г. вступил в РСДРП, а в следующем году уехал в Париж, где познакомился с Лениным и сестрой Троцкого Ольгой Давидовной Бронштейн, на которой позже женился. В 1903 г. присоединился к большевикам, вел партийную работу в Кавказском комитете партии, редактировал большевицкие газеты «Пролетарий» и «Правда». В 1908–1914 гг. – в эмиграции. Вернулся на родину для руководства большевицкой фракцией 4-й Государственной Думы, но вскоре был арестован и выслан в Сибирь. После Февральской революции приехал в Петроград. В 1917–1918 и 1919–1927 гг. – член ЦК (1917 г. дважды, в октябре и ноябре, выходил из состава ЦК из-за разногласий с Лениным). В 1919–1925 гг. – член Политбюро, в 1926 г. – кандидат в члены Политбюро. После октябрьского переворота, в конце октября – начале ноября 1917 г. – председатель Всероссийского ЦИК, а в 1918–1926 гг. – председатель Моссовета. Одновременно в 1922–1926 гг. являлся заместителем председателя Совнаркома РСФСР (СССР), а в 1923–1926 гг. – директором Института Ленина. По мнению историка Г. Вернадского, «менее других был похож на революционера, зато имел весьма приличное, по сравнению со своими соратниками, образование». В 1923–1924 гг. вместе с Зиновьевым и Сталиным вел активную борьбу за власть с Троцким, но в 1925 г. разошелся со Сталиным по вопросу о строительстве социализма в одной стране. В январе-августе 1926 г. – нарком внешней и внутренней торговли СССР, а затем – полпред СССР в Италии. В 1927 г. был исключен из партии за «фракционную деятельность». Капитулировал перед Сталиным и в 1928 г. был восстановлен в рядах ВКП(б). С 1933 г. являлся директором издательства «Академия», а в 1934 г. – Института мировой литературы АН СССР. 16 декабря 1934 г. был арестован и 16 января 1935 г. приговорен к 5 годам тюремного заключения, 27 июля 1935 г. – к 10 годам, а 24 августа 1936 г. – к расстрелу. Убит 25 августа 1936 г. Место захоронения неизвестно. Реабилитирован Пленумом Верховного суда СССР 13 июня 1988 г.

Сталин продолжал опираться на «правую оппозицию», на Николая Бухарина, Алексея Рыкова и М.П. Томского, Марецкого, Стэна, Рютина, отстаивавших мысль, что пока крупные капиталистические державы окружают СССР, ему надо сперва стать крупной социалистической державой, а потом уже думать о мировой революции. Но Бухарин выступал и против преследования кулаков, против сплошной коллективизации и выдвинул идею «затухания классовой борьбы» по мере успехов социализма. Сталин же теперь частично присвоил себе лозунги «левых» – против «кулака и нэпмана» (но не против бюрократа) и требовал, напротив, «обострения классовой борьбы». Лозунг о «мирном врастании буржуазии в социализм» он отверг, но полностью принял идею «социализма в одной, отдельно взятой стране». Сталин вновь следовал тактике «преодоления путем частичного присвоения». Ноябрьский пленум ЦК 1929 г. вывел «правого оппортуниста» Бухарина из Политбюро, а Рыкову, Томскому и другим сделал «серьезное предупреждение». За два года после XV съезда окончательно укрепилась единоличная власть Сталина, и 50-летие «вождя» было в декабре 1929 г. пышно отмечено.

Ни Сталин, ни его союзники и противники в руководстве большевицкой партии не искали политический курс, который бы привел к благосостоянию и свободе народа России. Борьба большевицких вождей между собой в первую очередь была соперничеством за власть, а во-вторых, спором, как лучше удержать в повиновении завоеванный ими российский народ и распространить коммунистическое влияние на весь мир. «Советская власть есть хроническая гражданская война против настоящей России», – написал П.Б. Струве во время внутрибольшевицкой дискуссии – в июле 1925 г.

Литература:

Архив Троцкого. Т. 1, 2. Харьков, 1999, 2001.

Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923–1927. Из архива Льва Троцкого. В 4 т. М., 1990.

Письма И.В. Сталина В.M. Молотову 1925–1936 гг.: Сборник документов. М., 1995.

А.В. Панцов. Троцкий и Преображенский // ЭКО. 1990. № 1. С. 63–66.

3.1.8. Культура как пропаганда в СССР

Захватившие власть над Россией большевики культуру, как и всё в стране, желали строить заново, порвав с наследием «проклятого царизма». Эту цель преследовал целый ряд декретов Совнаркома.

Культурной революцией ведал Народный комиссариат просвещения. С 1917 по 1929 г. им руководил «богостроитель» А.В. Луначарский. Сперва он поощрял новаторские и экспериментальные течения: «дальтонплан» в педагогике, абстракционизм в искусстве. Москва несколько лет оставалась одной из мировых столиц художественного авангарда. Но затем Ленин решил, что пролетариату эксперименты не нужны. Уже в декабре 1920 г. ЦК партии принял решение «О пролеткульте» в том смысле, что вопросами пролетарской культуры не надо заниматься ни пролетариату, ни деятелям культуры – это дело компартии.

Чтобы приобщить «массы» к «социалистической культуре», требовалась скорейшая ликвидация безграмотности. Царское правительство предполагало завершить введение всеобщего начального обучения к 1922 г., но революция сорвала эти планы. Декабрьский 1919 г. декрет Совнаркома тоже предусматривал всеобщее начальное обучение, а также различные курсы «ликбеза». Из-за революционной разрухи и гибели или эмиграции множества грамотных людей доля грамотных среди населения старше 9 лет возросла поначалу немного – примерно с 40 % в 1917 г. до 51 % в 1926 г. Зато к 1939 г. она достигла 81 % (впрочем, определение грамотности при переписи 1939 г. было менее строгим). В сентябре 1920 г. были введены рабфаки для подготовки рабочих к получению высшего образования. Для новой элиты в 1921 г. был создан Институт красной профессуры. Число учащихся в вузах всех типов возросло со 134 тыс. в 1917 г. до 672 тыс. в 1939 г. Это было время становления «советской интеллигенции», людей, многие из которых могли о себе сказать: «если бы не советская власть, то кем бы я был?»

Свидетельство очевидца

Сравнивая предреволюционную систему народного образования с советской, знаменитый философ Н.О. Лосский, высланный большевиками из России в 1922 г., писал: «Большевицкая революция разрушила всю эту систему и чрезвычайно понизила уровень народного образования. Большевики хвалятся своими количественными успехами, но скрывают чрезвычайное понижение качества школы: во множестве школ учителями у них состоят лица, сами получившие только начальное образование, не умеющие грамотно писать и грамматически правильно выражать свою мысль». – Н.О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М., 2008. С.145.

Новая власть обращает внимание на воспитание молодёжи – в январе 1923 г. были закрыты внешкольные молодежные организации, в частности отряды скаутов-разведчиков. Их руководители подверглись репрессиям – были арестованы известные скаут-мастера: Г.И. Бострем, П.Б. Ясинский, позднее (в апреле 1926 г.) – Б.Л. Солоневич и др., а скаутская методика была частично использована основанной в мае 1922 г. организацией пионеров, которая получила монополию на внешкольное воспитание юношества. Пионерская организация была создана группой бывших скаут-мастеров (И.Н. Жуков, О.С. Тарханов и др.), которые пошли на сотрудничество с большевиками.

В марте 1926 г. комсомол получает своё новое имя ВЛКСМ (Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи). В 1927 г. в Москве открывается Центральный театр рабочей молодежи (впоследствии Театр им. Ленинского комсомола – ныне «Ленком»).

Чтобы заложить основы государственной монополии на печать, несколько ведомственных и кооперативных издательств были в мае 1919 г. объединены в Госиздат. Главным инструментом контроля над всей издательской деятельностью стал Главлит – Главное управление по делам литературы и искусства, созданное в июне 1922 г. для «объединения всех родов цензуры», а за ним и Главрепертком (февраль 1923 г.) для контроля над репертуаром театров и радиовещания. После этого в течение более чем шести десятилетий ни одно печатное издание (включая карты, афиши, музыкальные ноты и даже надписи на тортах), ни одна театральная или кинематографическая постановка не могли увидеть свет без одобрения соответствующих инстанций, тесно связанных с ГПУ – НКВД – КГБ. Главлит составлял и списки запрещенных книг и периодических изданий (журналов, газет), отправленных в «спецхраны» разной степени доступности, а также правила работы библиотек, типографий, правила книготорговли.

История России и история русской культуры переписываются, отрицаются, замалчиваются военные, политические и культурные достижения прошлого. Показательна оценка русской военной истории, данная в те годы Сталиным: «История старой России состояла, между прочим, в том, что её непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все – за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную».

Политика текущего момента, по завету главного марксистского историка Покровского, «опрокидывается в прошлое». Это означает, что память о реальном прошлом должна быть стерта и заменена сказкой на историческую тему, нужной власти в данный момент, а еще лучше жить настоящим и будущим, а не прошлым. Этому служит вакханалия переименований улиц и городов в честь деятелей и явлений большевицкого периода. Новые названия создают впечатление, что прошлого нет, а есть только советское настоящее. Они потом менялись каждые несколько лет, в зависимости от того, кто в фаворе у партии: Гатчина одно время называлась Троцк, Пермь – Молотов, Ижевск – Устинов, Рыбинск – Щербаков, потом Андропов, Оренбург – Чкалов, Юзовка – Сталино (теперь Донецк), не говоря про множество других городов с именами, производными от Сталина.

Большевики пытались изменить представления о семье и морали. «Семья перестала быть необходимой», – провозгласила большевичка Александра Коллонтай. В 1920 г. в РСФСР впервые в мире было разрешено искусственное прекращение беременности. С тех пор широкое распространение абортов (несмотря на временный запрет в 1936 г.) стало характерной чертой «советской цивилизации». В «Азбуке коммунизма» Н. Бухарина и Е. Преображенского было чётко сказано: «Ребёнок принадлежит обществу, в котором он родился, а не своим родителям». Один из большевиков так характеризует воздух времени в 1923 г.: «Родительский авторитет? – нет его. Авторитет религии? – нет его. – Традиции? – нет их. – Моральные чувства? – но старая мораль умерла, а новая ещё не народилась» (Молодая гвардия. 1923. № 7).

В 1925 г. ЦК ВКП(б) впервые принимает резолюцию «в области художественной литературы», в которой утверждалось, что партия «безошибочно» распознаёт «общественно-классовое содержание литературных течений». Незадолго перед этим было собрано совещание Московского комитета компартии, специально посвященное проблемам русской интеллигенции, на котором Н. Бухарин заявил: «Да, мы будем штамповать интеллигентов, будем вырабатывать их, как на фабрике».

Для пропаганды большевицкой идеологии в 1923 г. открываются журналы Ассоциации пролетарских писателей – «Огонёк», «Леф», «На посту». С того же года выходит ежемесячный журнал «Безбожник у станка», а также газета «Атеист». В 1924 г. создаётся Ассоциация пролетарских музыкантов, выходит первый номер журнала «Большевик», начинают издаваться журналы «Октябрь», «Звезда», «Пионер». В 1925 г. Емельян Ярославский (Губельман) по поручению ЦК ВКП(б) создаёт Союз воинствующих безбожников, выпускающий массовый журнал «Безбожник». Тогда же начинают выходить газеты «Пионерская правда» и «Комсомольская правда», журнал «Новый мир».

Протесты против безвременной гибели и убийств видных деятелей науки и культуры в годы Гражданской войны (см. 2.2.45) и желание получить международное дипломатическое признание советского режима побудили Ленина к «гуманному акту» – высылке за границу в октябре и ноябре 1922 г. более 200 видных литераторов, политиков и ученых. Их высылали с семьями, но без денег и без имущества (специально оговаривалось, что высылаемый может взять с собой за границу две пары кальсон, две пары носок, брюки, пиджак, пальто, шляпу, две пары обуви). Всё нажитое высылаемыми большевицкая власть оставляла себе, отказывалась только от интеллекта. Ум был лишним в стране «победившего пролетариата».

Среди высланных – философы Николай Бердяев, прот. Сергий Булгаков, Федор Степун, Борис Вышеславцев, Иван Ильин, Лев Карсавин, Семен Франк, Иван Лапшин, Николай Лосский, Сергей Трубецкой, профессора медицины Борис Бабкин, Дмитрий Крылов, профессор археологии Василий Бардыги, профессор права Александр Боголепов, профессора агрономии Борис Бруцкус, Борис Одинцов, Александр Сигирский, профессор-метеоролог Владимир Палетика, профессор-астрофизик Всеволод Стратонов, профессор экономики Сергей Прокопович, профессор зоологии Михаил Новиков, профессор биологии Александр Угримов, профессора технических наук Владимир Зворыкин, Всеволод Ясинский, профессор химической технологии Сергей Зубашев, профессор статистики, ректор Казанского университета Александр Овчинников, профессор социологии Питирим Сорокин, личный секретарь Льва Толстого Валентин Булгаков, профессор ботаники Валентин Вислоух, профессор математики Дмитрий Селиванов, писатели – Николай Волковысский, Борис Зайцев, Виктор Ирецкий (Гликман), публицист Аарон (Александр) Изгоев, профессор, психиатр Григорий Трошин, профессора истории Иринарх Стратонов, Александр Кизеветтер, Антоний Флоровский, историк-архивист Александр Изюмов, архитектор Николай Козлов, академик, литературовед Нестор Котляревский, общественные деятели и журналисты Сергей Мельгунов, Борис Харитонов, культуролог Павел Муратов, богослов и церковный историк, протоиерей Георгий Флоровский.

Гибель многих людей культурного русского слоя, уход за границу иных привели к резкому сокращению числа интеллигентных людей и выдвижению на руководящие посты полуграмотных «пролетариев». Свободное знание иностранных языков, например, совершенно естественное для любого гимназиста старой России, в конце 1920-х гг. стало редкостью среди большевицкой «номенклатуры». Резко снизился общий культурный уровень в школах, в государственных учреждениях и на предприятиях. К тому же все эти заведения наполнялись не только назойливым агитпропом по радио и на плакатах, но и нравственно удушливой атмосферой сыска, доносов, подсиживания и периодических «чисток» – то есть проверок, изгнаний и арестов тех, кто казались коммунистическому руководству недостаточно благонадежными.

В наибольшей степени культура как пропаганда ощущалась в 1920-е гг. в большевицком кинематографе. Самый значительный фильм этого времени – фильм Эйзенштейна «Броненосец Потёмкин» (1925 г.) – обнаружил и несомненное дарование молодого режиссера, и очевидную политическую направленность фильма, подминающую под идею факты истории (с еще большей очевидностью эта тенденция проступит в поздних исторических фильмах Эйзенштейна). Агитационный характер поэзии декларируется поэтами «левого фронта» и их наиболее одаренным лидером – Владимиром Маяковским. В поэме «Владимир Ильич Ленин» (1924) Маяковский льстил умершему вождю с той энергией, с какой русская поэзия не позволяла себе этого делать последние полтора столетия.

Историческая справка

Владимир Владимирович Маяковский (1893–1930) действительно был наделен большим поэтическим даром. Но историческая Россия вызывала у Маяковского только отталкивание: «Я не твой, снеговая уродина» («России», 1916). После некоторых колебаний он отказался защищать родину во время войны с Германией. «Идти на фронт не хочу. Притворился чертежником» (автобиография «Я сам», 1922–1928). Обеспечив свою безопасность (работа чертежника давала «броню»), поэт гневно обличал «буржуазных обывателей»: «Как вам не стыдно о представленных к Георгию вычитывать из столбцов газет?!» («Вам!», 1915).

Маяковский с восторгом приветствовал разрушение исторической России: «Смерть двуглавому! Шеищи глав рубите наотмашь! Чтоб больше не ожил» («Революция», 1917). Сразу после захвата власти большевиками он отдал им свой талант: «Моя революция. Пошел в Смольный. Работал. Все, что приходилось» («Я сам»). Патриотизм Маяковского («я землю эту люблю», «пою мое отечество» и т. д.) распространяется только на коммунистическое государство. Его «отечество» – это «страна-подросток» (поэма «Хорошо», 1927), которая возникла в 1917 г. и не имеет связи с исторической Россией. Людей, которые пытаются сохранить хоть какую-то память о дореволюционной жизни – «то царев горшок берегут, то обломанный шкаф с инкрустациями», – Маяковский именует «слизью» («За что боролись?», 1927). Поэт утешает «братишек», удрученных существованием такой «слизи»: «Вы – владыки их душ и тела, с вашей воли встречают восход. Это – очень плевое дело… эту мелочь списать в расход» («списать в расход» – в то время означало «расстрелять»). Революция, по словам Маяковского, терпит «эту мелочь», «рядясь в любезность наносную», пока они «строят нам дома и клозеты и бойцов обучают торгу» (там же). Произведения Маяковского послеоктябрьского периода содержат восхищение убийством «классовых врагов» или призыв к такому убийству: «Жарь, жги, режь, рушь!» (поэма «150 000 000», 1919–1920); «Хорошо в царя вогнать обойму!» (поэма «Владимир Ильич Ленин», 1924). Насилие должно принять всемирный масштаб: «Крепи у мира на горле пролетариата пальцы!» («Левый марш», 1918). «Мы тебя доконаем, мир-романтик! Вместо вер – в душе электричество, пар… Всех миров богатство прикарманьте! Стар – убивать. На пепельницы черепа!» («150 000 000»). В стихотворении «Владимир Ильич!» (1920) поэт открыто благодарит Ленина за ясное указание, кого убивать: «Теперь не промахнемся мимо. Мы знаем кого – мети! Ноги знают, чьими трупами им идти». Вполне логично поэтому прославление Маяковским тех, кто эти убийства совершал. Поэт указывает юношам, «делать жизнь с кого – с товарища Дзержинского» («Хорошо», 1927); его восхищает «лубянская лапа Чека», которая диктует всем прочим свою волю. В эпоху «великого перелома», когда партия приказала «уничтожить кулачество как класс», Маяковский пишет «Урожайный марш» (1929): «Вредителю мы начисто готовим карачун. Сметем с полей кулачество, сорняк и саранчу». Поэт слагал сентиментальные стихи о слезинке лошади, поскользнувшейся на Кузнецком мосту («Хорошее отношение к лошадям», 1918), но убийство миллионов «вредителей-кулаков» вызывало у него только бодрое оживление. Маяковский охотно участвовал в глумлении большевиков над Церковью: таковы его сочинения «После изъятий» (1922; имеется в виду изъятие церковных ценностей), «Строки охальные про вакханалии пасхальные», «Не для нас поповские праздники» (1923), «Надо бороться» (1929).

Агитпоэма «Обряды» (1923) была призвана опорочить в сознании народа совершение таинств. Поэт клеветал на святителя Тихона: «Тихон патриарх, прикрывши пузо рясой… ростовщиком над золотыми трясся: «Пускай, мол, мрут, а злата – не отдам!»» Маяковский прибегал к клевете и в других случаях, требующих создать зловещий образ врага. Работая в «Окнах РОСТА», он перекладывал в стихи советские мифы о белых как о насильниках и погромщиках, главное удовольствие которых – издеваться над беззащитными крестьянами. Эти стихи фантастически лживы. Голод в Поволжье стал для Маяковского поводом проклясть «заморских буржуев», которые на самом деле вели акции помощи голодающим и спасли миллионы от смерти. «Пусть столицы ваши будут выжжены дотла! Пусть из наследников, из наследниц варево варится в коронах-котлах!» («Сволочи!», 1922). По убеждению Маяковского, уничтожить надо не только «классового врага» (белогвардейца, кулака), но и нейтрального «обывателя», «мещанина» – то есть того, кто не стремится добивать старый мир, а хочет просто жить обычной жизнью – устраивать свой быт, растить детей. Таких людей поэт называет «мурлом» и «мразью» («О дряни», 1921). Их вина в том, что они «свили уютные кабинеты и спаленки», у них есть пианино, самовар и канарейка. За это они должны быть стерты с лица земли: «Изобретатель, даешь порошок универсальный, сразу убивающий клопов и обывателей» («Стихи не про дрянь, а про дрянцо…», 1928). Маяковский настойчиво отвергает идею исторической преемственности, в том числе и преемственности поколений: «Довольно жить законом, данным Адамом и Евой! Клячу историю загоним» («Левый марш», 1918); «А мы – не Корнеля с каким-то Расином – отца, – предложи на старье меняться, – мы и его обольем керосином и в улицы пустим – для иллюминаций» («Той стороне», 1918). Одобрение отцеубийства в контексте его творчества закономерно (ср. призыв убивать стариков в «150 000 000»). Ненависть к таким общечеловеческим ценностям, как семья и уважение к родителям, Маяковский сохранил навсегда: «Я не за семью. В огне и в дыме синем выгори и этого старья кусок, где шипели матери-гусыни и детей стерег отец-гусак!» («Любовь», 1926). Никто так ярко не изобразил менталитет большевика, как это сделал Маяковский. Сталин это понимал и недаром изрек свою известную похвалу в его адрес, сказав в конце 1935 г., что Маяковский был и остаётся лучшим поэтом эпохи (это было напечатано в «Правде» и в «Литературной газете»). Если не искать желаемое между строк, то ни одно слово Маяковского не подтверждает версию о том, что в последние годы он разочаровался в большевизме. «Товарищ Ленин, я вам докладываю не по службе, а по душе. Товарищ Ленин, работа адовая будет сделана, и делается уже», объявлял он в «Разговоре с товарищем Лениным» (1929 г.). «Я подыму, как большевистский партбилет, все сто томов моих партийных книжек» («Во весь голос», 1930). «Я от партии не отделяю себя», – заявил он на своем творческом вечере 25 марта 1930 г., за несколько дней до самоубийства, продолжая: «И двадцать лет моей литературной работы – это, главным образом, выражаясь просто, такой литературный мордобой, не в буквальном смысле, а в самом хорошем!»

Новую идеологию пропагандирует и новое художественное искусство: картина М. Грекова «Отряд Буденного» (1923), скульптуры В. Мухиной «Пламя революции» и И. Шадра – «Крестьянин» (1923). Такие произведения, как «Чапаев» Д. Фурманова (1923), романы Ф. Гладкова «Цемент» и А. Фадеева – «Разгром», сборник новелл И. Бабеля «Конармия», пьеса Вс. Иванова «Бронепоезд 14–69», К. Тренева – «Любовь Яровая», фильмы С. Эйзенштейна «Стачка», Пудовкина – «Мать», внедряли в народы России большевицкую идеологию социальной ненависти, богоборчества, идейной нетерпимости, слепого послушания вождям.

Но немало талантливых людей не за страх, а на совесть стали работать на большевиков. Особенно выделялась группа писателей из Одессы – В. Катаев, И. Бабель, В. Каверин, И. Ильф, Е. Петров и др. Прежде всего они, вероятно, соблазнялись громадными возможностями, которые им сулил режим – не только материальными (хотя они были немаленькие), но и участием в грандиозном проекте «формовки» нового общества.

Одновременно с необходимостью прославлять новый строй обществу навязывался и запрет на инакомыслие. 2 февраля 1923 г. было издано Постановление Оргбюро ЦК РКП(б) о запрещении публикации критических отзывов о работе партийных органов и ГПУ без ведома партийных комитетов. В том же 1923 г. были внесены поправки в Уголовный кодекс РСФСР. В понятие «контрреволюционное преступление» и «вредительство» включалось теперь не только деяние, но и умысел.

Литература:

Высылка вместо расстрела. Депортация интеллигенции в документах ВЧК – ГПУ. 1921–1923. М.: Русский путь, 2005.

3.1.9. Борьба против религии. Обновленчество

Особым направлением «культурной революции» была борьба против религии.

Документ

В своей записке в Политбюро ЦК РКП(б) от 30 марта 1922 г. Троцкий следующим образом формулировал выводы, связанные с работой участников губернских секретных комиссий:

«1. Провести агиткампанию в самом широком масштабе… 2. Расколоть духовенство.

3. Изъять ценности как следует быть. Если было допущено попустительство, исправить.

4. Расправиться с черносотенными попами.

5. Побудить определиться и открыто выступить против сменовеховских попов. Взять их на учёт. Неофициально поддерживать.

6. Теоретически и политически подготовиться ко второй кампании. Выделить для этого одного партийного «спеца» по делам церкви». – Архивы Кремля. В 2 кн. Кн. 1. Политбюро и церковь. 1922–1925 гг. М.; Новосибирск, 1997. С. 164.

На процессе московского духовенства (см. 2.2.43) было вынесено «частное определение» о привлечении к суду Патриарха Тихона, который был взят под домашний арест в мае 1922 г. Это свидетельствовало о проявлении качественно нового элемента в антицерковной политике большевиков, связанного с замыслом Троцкого вызвать раскол среди православного духовенства и привести к высшей церковной власти тех, кого он называл «сменовеховскими попами».

Под контролем начальника 6-го отделения секретно-оперативного отдела ГПУ Е.А. Тучкова была создана церковно-политическая организация «Живая Церковь» во главе с запрещённым в священнослужении епископом Антонином (Грановским), архиепископом Нижегородским Евдокимом (Мещерским) и клириками Петроградской епархии – протоиереем Александром Введенским и священником Владимиром Красницким. После отказа находившегося под домашним арестом Патриарха Тихона передать высшую церковную власть руководству этой обновленческой организации и арестов двух назначенных Патриархом Патриарших Местоблюстителей – митрополита Петроградского Вениамина Казанского и митрополита Ярославского Агафангела Преображенского, обновленцы объявили о создании своего собственного Высшего Церковного Управления (ВЦУ) во главе с епископом Антонином, которое стало претендовать на возглавление всей Русской Православной Церкви.

Направляя репрессии органов ГПУ против священнослужителей, которые отказывались признать их самозваное ВЦУ, и, получив признание части епископов, среди которых был и митрополит Нижегородский Сергий Страгородский, лидеры обновленцев стали создавать в России параллельную православной церковную иерархию и стали готовить самозваный церковный собор, призванный осуществить нужные большевицкому режиму изменения церковной жизни.

Документ

В своей записке, направленной членам Политбюро ЦК РКП(б) 24 мая 1922 г., Троцкий следующим образом определял стратегию антицерковной политики по мере развития в Церкви обновленческого движения: «Внутренняя борьба в церкви приняла широкий характер. После устранения Тихона во главе церкви стала группа из элементов центра (Антонин) и левых (несколько молодых попов). Движение идёт главным образом под знаменем церковного собора. Новое церковное управление может определиться в трёх направлениях: 1) сохранение патриаршества и выбор лояльного патриарха; 2) уничтожение патриаршества и создание коллегии (лояльного Синода); 3) полная децентрализация, отсутствие всякого центрального управления (церковь как идеальная совокупность общин верующих). Полагаю, что нам пока нет надобности ангажироваться ни в одном из данных направлений (даже неофициально). Гораздо выгоднее, если между тремя этими ориентировками разгорится серьёзная борьба. С этой целью созыв церковного собора лучше оттянуть. Окончательный выбор сделать позже, если вообще понадобится делать выбор. Централизованная церковь при лояльном и фактически бессильном патриархе имеет известные преимущества… Возможна… такая комбинация, когда часть церкви сохраняет лояльного патриарха, которого не признаёт другая часть церкви, организующаяся под знаменем Синода или полной автономии общин». – РЦХИДНИ, 17/3/294/9-10.

Созвав в апреле 1923 г. в захваченном ими за полгода до того московском храме Христа Спасителя свой первый церковный собор, обновленцы «лишили» епископского сана и монашества находившегося под арестом Патриарха Тихона, сформировали для управления церковной жизнью Высший Церковный Совет (ВЦС) из 18 членов под председательством епископа Антонина, возведенного в сан митрополита. ВЦС, впоследствии названный Синодом, объявил ряд реформ.

Некоторые реформы откровенно превращали Церковь в идеологическую марионетку большевицкого режима. Другие решительно меняли весь строй священнослужения и церковной жизни, нарушая, порой, древние установления Православной Церкви.

Документ

Основная резолюция собора, принятая на основе доклада главного обновленческого идеолога протоиерея Александра Введенского, в частности, заявляла: «Собор объявляет капитализм смертным грехом, а борьбу с ним священной для христианина. В Советской власти Собор видит мирового вождя в борьбе за братство, равенство и мир народов. Собор клеймит международную и отечественную контрреволюцию, осуждает её всем своим религиозно-нравственным авторитетом. Собор зовёт каждого честного христианина-гражданина России единым фронтом под предводительством Советского правительства выйти на борьбу с мировым злом, социальной неправдой». – А. Левитин, В. Шавров. Очерки по истории русской церковной смуты. В 3 т. Institut Glaube in der 2. Welt. CH-8700. Kusnacht, 1978. Т. 2. С. 113

Обновленческий собор также разрешил рукополагать во епископа женатых священников и вторично вступать в брак овдовевшим священникам и диаконам. Были расширены права контроля «снизу» приходов за делами епархий, в которых эти приходы состоят. Монастыри дозволялись только как исключение, и только в качестве «трудовых коммун» в удаленных от городов местностях. Богослужение переводилось на русский язык и вводился новый чин литургии, составленный епископом Антонином на основании древних литургий Востока – коптской, палестинской, синайской. Литургию было решено совершать на середине храма в окружении молящегося народа.

Надеясь преодолеть сопротивление, которое оказывала обновленцам лишь незначительная часть русского народа, и рассчитывая на дальнейшие репрессии властей по отношению к православному духовенству, обновленцы стремились создать церковную организацию, которая при поддержке большевицкого режима должна была занять место Русской Православной Церкви. Обновленцев не признала ни одна из православных церквей. Не признали их и иные христианские исповедания – католики, англикане, древние «дохалкидонские» церкви Востока – армянская, халдейская, коптская. Правительство Великобритании объявило даже на государственном уровне, что разорвет дипломатические отношения с СССР, если Патриарх Тихон не будет освобожден.

Но ожидавший в тюрьме ГПУ на Лубянке показательного суда, сам Патриарх Тихон не знал о широкой международной кампании в защиту его и Русской Православной Церкви и согласился принять условия Антирелигиозной комиссии ЦК РКП(б), при выполнении которых Верховный суд РСФСР должен был освободить его из-под стражи.

Документ

27 июня 1923 г. в газете «Известия» было опубликовано заявление св. Патриарха Тихона в Верховный суд: «Обращаясь с настоящим заявлением в Верховный Суд РСФСР, я считаю необходимым по долгу своей пастырской совести заявить следующее. Будучи воспитанным в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен по отношению к Советской власти враждебно, причем, враждебность из пассивного состояния временами переходила в активные действия, как-то: обращение по поводу Брестского мира в 1918 году, анафематствование в том же году власти и, наконец, возражение против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 году. Все мои антисоветские действия, за немногими неточностями, изложены в обвинительном заключении Верховного Суда. Признавая правильность решения Суда о привлечении меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям Уголовного Кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, т. е. освободить меня из-под стражи». – Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917–1943. М., 1994. С. 280–281.

27 июня 1923 г. Патриарх Тихон был освобождён из Лубянской тюрьмы, сопроводив, согласно преданию, своё «освобождение» трагическими словами: «Пусть имя моё погибнет для истории, лишь бы Церковь была жива». С этого дня и до конца своего Патриарх Тихон жил в келье Донского монастыря, где до этого в течение почти целого года находился под домашним арестом, тем самым обозначая своё новое положение как Патриарха, находившегося в заточении, хотя после снятия ареста ему и разрешались иногда поездки, например, в Сергиев Посад.

Возвращение св. Патриарха Тихона к руководству Русской Православной Церковью не только усилило влияние сохранявшей ему верность значительной части церковной иерархии, но и обусловило возвращение под его омофор большого количества духовенства, признавшего было власть обновленцев (среди них и будущего Патриарха Сергия Страгородского). Обновленческая церковь с этого времени вошла в состояние разложения, которое через 20 лет привело её к полному исчезновению.

Однако вынужденный «временно» допустить в порабощённой им стране существование Русской Православной Церкви большевицкий режим стал предъявлять Патриарху Тихону новые требования, при исполнении которых деятельность Церкви в лице её высшего и епархиального управлений могла получить в СССР легальный статус, а церковные гонения, якобы, могли быть ограничены. Продолжавшиеся до самой кончины Патриарха переговоры святейшего Тихона и его ближайших советников архиепископа Иллариона Троицкого, а после его ареста осенью 1923 г. митрополита Петра Полянского с главным чекистским «куратором» Церкви Е.А. Тучковым предполагали, прежде всего, следующие условия легализации Русской Православной Церкви:

1) Периодические выступления Патриарха с заявлениями о лояльности Церкви советскому государству;

2) Объединение хотя бы с одной из обновленческих группировок;

3) Осуждение вплоть до запрещения в священнослужении русских православных епископов, находившихся в политической эмиграции;

4) Предварительное согласование всех епископских назначений с ГПУ.

Патриарх Тихон соглашался лишь частично выполнять навязывавшиеся ему условия легализации. Он неоднократно выступал с посланиями, в которых подчёркивал свою лояльность советскому государству (послания от 28 июня 1923 г.; от 1 июля 1923 г.; от 7 апреля 1925 г.). В марте 1924 г. Патриарх Тихон вступил в переговоры с возглавлявшейся священником В. Красницким «Живой Церковью», но после требования православных епископов, высказанного ему митрополитом Казанским Кириллом Смирновым, прекратил эти переговоры. Периодически критикуя находившихся в эмиграции русских епископов за их политические заявления, делавшиеся от имени всей Русской Православной Церкви, Патриарх Тихон отказывался подвергать их запрещению в священнослужении. Наконец, требование допустить вмешательство ГПУ в систему назначения епископов св. Патриарх Тихон всегда категорически отвергал как канонически и морально неприемлемое.

Отказ предстоятеля Русской Православной Церкви выполнять большую часть требований большевицкого режима вызывал на него постоянно усиливавшееся давление большевицких властей, самым жестоким проявлением которого стало покушение на жизнь Патриарха 9 декабря (ст. стиля) 1924 г. Не исключавший возможность очередного ареста или иной внесудебной расправы над собой Патриарх Тихон во исполнение решения Поместного Собора сделал 7 января 1924 г. распоряжение о назначении в случае своей кончины Патриаршего Местоблюстителя.

Историческая справка

Покушение на жизнь Патриарха Тихона.

Вечером 9 декабря 1924 г. в покои Патриарха в Донском монастыре ворвались двое, выстрелили в него, но попали в келейника Патриарха Якова Сергеевича Полозова, который от раны вскоре скончался. Патриарх бросился за убийцами, но они убежали, по пути схватив шубу в прихожей, имитируя налет с целью грабежа. Патриарх настоял, чтобы его убитый келейник был похоронен на кладбище Донского монастыря. Восемь епископов и сонм духовенства совершали заупокойную литургию перед погребением Якова Полозова – самого близкого к Патриарху в последние годы его жизни человека.

7 апреля 1925 г., при обстоятельствах, позволяющих подозревать руку ОГПУ, Патриарх Тихон скоропостижно скончался в одной из московских больниц, войдя в историю Русской Православной Церкви как архиерей, стремившийся являть неисчерпаемую любовь в эпоху безграничной ненависти, умевший идти на уступки гонителям Церкви, но не переходивший грани между политическим компромиссом и церковным отступничеством. Ко времени смерти Патриарха Тихона в тюрьмах и в ссылке находилось 66 архиереев – почти половина русского епископата.

Воспоминания очевидца:

«После Каменного моста стали попадаться группы людей, идущих к Донскому. Чем ближе к монастырю, тем эти группы все разрастались, и по громадной Донской улице уже непрерывно двигались толпы. Здесь вереницы экипажей и автомобилей медленно двигалась среди молчаливого людского потока. Я воспользовался тем, что передо мною шла депутация католического духовенства, и без труда проник в древний и торжественный Донской собор. Казалось, совершалось вечно торжество Церкви. В свете бесчисленных свечей на высоком пьедестале посреди собора стоял утопающий в венках и цветах гроб. У него двенадцать иподиаконов-юношей держали свечи. Царские врата были отворены, и на престоле сияли свечи. Люди непрерывной лентой огибали гроб, кланялись и исчезали в темноте дверей, чтобы дать место новому людскому молчаливо-торжественному морю. У гроба непрерывно служились панихиды, и скорбно пели все молящиеся заупокойные песнопения.

Я был горько поражен смертью Патриарха. Я не только жалел о Святейшем как о человеке и деятеле Церкви, но ясно сознавал те невзгоды, которые готовились верующим с его уходом в иной мир. Но, глядя на его последнее торжество, я ощутил трепетную радость прославления его как святого. Святые познаются по их кончине, и великая любовь к покойному Патриарху, которая охватила всех православных, как бы вскрыла тайны неба и указала им на светлый путь покойного святителя Церкви…

Богослужение шло чинно и благоговейно, но толпа ждала необычайного. Ждали чуда, победы Православия, и это чудо свершилось. После Херувимской ко мне подошел пожилой рабочий и попросил от имени московских и серпуховских рабочих разрешения поклониться праху Святейшего. Я тотчас передал просьбу рабочих Е.Г., и он послал меня звать их.

Когда я вышел на паперть храма, я увидел переполненное Донское кладбище. Народ стоял у могил и на могилах, народ заполнял все тропинки и дорожки, народ виднелся у ворот и волнами колыхался на громадной Донской площади. Среди народа епископы и пресвитеры служили панихиды о Патриархе, и слова заупокойных молитв сливались с золотом весенних лучей и яркой лазурью ясного неба. И когда вереницей двинулись депутации рабочих поклониться в последний раз Святейшему Патриарху, раздались траурные гудки заводов. Эти траурные призыва тех, именем которых расколота Церковь, всколыхнули православных. И в этот чудесный час познали русские люди, что вся Русь хоронит своего Патриарха». – Записки священника Сергия Сидорова. М.: ПСТБИ, 1999. С. 54–59.

Литература:

Политбюро и Церковь. Архивы Кремля. В 2 кн. Кн. 1. 1922–1925 гг. / Под ред. Н.Н. Покровского и С.Г. Петрова. М.; Новосибирск, 1997.

Русская Церковь, ХХ век. Кн. 1. Материалы конференции. История Русской Православной Церкви в ХХ веке (1917–1933 гг.). Мюнхен, 2002.

А. Левитин, В. Шавров. Очерки по истории русской церковной смуты. В 3 т. Kusnacht, 1978.

3.1.10. Отношение большевицкой власти к национальным культурным ценностям России в годы НЭПа

Судьбу культурных ценностей в революционной России, затем в СССР нельзя рассматривать однозначно. Несомненно, разрушительные тенденции с конца 1917 г. явились преобладающими, особенно – в рамках борьбы большевиков с религией и ее служителями, с ведущим слоем старой России. И в том, и в другом случаях бесчисленны проявления бессмысленной жесткости к произведениям культуры и искусства со стороны большевицкой власти.

Из воспоминаний Владимира Маяковского хорошо известна, например, история библиотеки Александра Блока в Шахматово. Об этом он писал в некрологе поэту в 1921 г., затем – в знаменитой поэме «Хорошо», посвященной десятилетию революции:

«И сразу лицо скупее менял, мрачнее, чем смерть на свадьбе: «Пишут… из деревни… сожгли… у меня… библиотеку в усадьбе»»

И для В.В. Маяковского, и для советского школьного курса поведение А.А. Блока служило ярким примером недооценки необходимого этапа всеобщего разрушения… (ныне Шахматово по мере сил восстановлено и функционирует как музей). В итоге основная часть загородных усадеб и дворцовых ансамблей России безвозвратно погибла и до нашего времени сохранилась ничтожная доля замечательного наследия этой культуры. Среди них – пригороды Петербурга и Пушкинские горы (разрушенные позднее во Вторую мировую войну), Архангельское, Абрамцево, Кусково, Останкино…

Столь же целенаправленным и еще более зверским – по крайней мере по размаху истребления – было уничтожение имущества и наследия Церкви. Протестуя против действий новых властей, Св. Синод издает в 1917–1918 гг. несколько определений, новоизбранный Патриарх Тихон обращается с серией посланий; в одном, датированном 2 февраля 1918 г., говорится следующее: «…святые храмы подвергаются… ограблению и кощунственному оскорблению…; чтимые верующим народом обители святые… захватываются безбожными властителями тьмы века сего… Имущества монастырей и церквей православных отбираются под предлогом, что это – народное достояние…»

Несмотря на волну возмущения, процесс закрытий, изъятий и уничтожения ценностей мировой культуры, связанных со сферой религии, лишь нарастал по указанию ЦК ВКП(б). В Москве создается специальный трест по разборке древних зданий. Ставится вопрос о сносе храма Василия Блаженного на Красной площади. При строительстве электростанций затоплено множество древних храмов и монастырей (напр. Макарьевский монастырь в Калязине на Волге). К 1930 г. на территории СССР не осталось ни одного действующего монастыря; множество храмов – нередко лучших – уничтожено. В архивах и музейных фондах сохранились свидетельства очевидцев и актовые документы об изъятиях и передаче в музеи церковных древностей и драгоценностей. Но намного больше переданного в музеи было перелито на металл или продано с молотка на международных аукционах. В этой трагической обстановке удалось уберечь основную часть ризниц и хранилищ («рухлядных») лишь крупнейших монастырей – Троице-Сергиева и Кирилло-Белозерского. Но большинство монастырских сокровищ исчезло безвозвратно. Больше повезло рукописным коллекциям, распределенным по библиотекам. Но и здесь были ужасные потери. Так, например, знаменитый Синайский кодекс – древнейший в мире сохранившийся свод Нового Завета (IV в.), подаренный настоятелем монастыря св. Екатерины на Синае русскому Царю, – был продан в Британскую библиотеку за 100 тыс. фунтов стерлингов (ок. 0,5 млн долл.)

Одновременно с этим активно действует образованная в 1918 г. Комиссия по сохранению и раскрытию памятников древней живописи, в 1924 г. преобразованная в Центральные государственные реставрационные мастерские во главе с И.Э. Грабарем. Интересы и того и другого учреждений не ограничивались, естественно, древнерусским искусством. В поле зрения ученых и реставраторов попадает множество произведений западноевропейского и восточного искусства из «национализированных» имений и коллекций. Часть награбленного большевиками удается спасти и передать музеям, которые, начиная с 1918 г., организуют многочисленные экспедиции по поиску и сбору памятников. Но это было уже противодействие культурного меньшинства вакханалии уничтожения национальной культуры большевиками.

Историческая справка

В конце 1918 – первой половине 1919 г. была раскрыта от поздних записей «Богоматерь Владимирская» начала XII в. Привезенная из Константинополя, она стала главнейшей святыней Владимирского и Московского княжеств, затем Российской Империи. Ее открытие, сияющие сохранившиеся участки древнейшей живописи произвели на современников ошеломляющее впечатление. Увидевший икону в 1924 г. М.А. Волошин посвящает ей особое стихотворение, так и названное – «Владимирская Богоматерь»:

«Не на троне – на Ее руке, Левой ручкой обнимая шею, — Взор во взор, щекой припав к щеке, Неотступно требует… Немею — Нет ни сил, ни слов на языке…»

И далее вновь – символизация акта явления, вполне осознаваемого в своей трагичности:

«А когда кумашные помосты Подняли перед церквами крик, — Из-под риз и набожной коросты Ты явила подлинный свой Лик. Светлый Лик Премудрости-Софии…»

В те же годы были открыты еще многие шедевры раннего времени. К 1927 г. было организовано три реставрационные выставки. Наряду с произведениями древнерусского искусства на них экспонировались творения европейских мастеров. В 1926 г. Игорь Эммануилович Грабарь издает свою самую известную работу «Андрей Рублев. Очерк творчества художника по данным реставрационных работ 1918–1925 гг.». Появляется множество статей и сборников, посвященных вновь открытым шедеврам зарубежного искусства.

Но одновременно меняется идеологическая основа отношения к культурному наследию. Экспозиции музеев приобретают заостренно антирелигиозное содержание, вводятся особые атеистические разделы. Появляются и специализированные музеи. В Москве их было два – в Донском и Страстном монастырях. Позднее оба были переведены в Ленинград, в отнятый у верующих Казанский собор.

Успехи в области музейного строительства, реставрационной и выставочной деятельности, в научном осмыслении культурного наследия соседствуют в годы НЭПа с вульгарно-социологическими оценками искусства прошлого и разрушительными тенденциями по отношению к настоящему. Одна из характерных примет послереволюционного времени – распродажа «излишнего», ненужного в будущем раю социализма. Продавалось буквально все: мебель и посуда, библиотеки из усадеб и дворцов, включая Зимний дворец и пригородные царские резиденции – Царское Село, Петергоф, Ораниенбаум, Гатчину. Хаотичность распродаж первых лет сменилась более организованной и корректной внешне системой выставок-продаж, аукционов и т. п. Так, в 1924 г. в Нью-Йорке состоялась распродажа картин В.Д. Поленова из цикла «Жизнь Христа», лучшего в творчестве художника. Акция осуществлялась без ведома автора, и ни одного доллара голодавший художник от государства за это не получил. Всё пошло в большевицкую казну. Характерным для времени было то, что отвечал за успех мероприятия тот же Грабарь.

Гатчинский дворец был распродан полностью в среднем по 4 доллара за экспонат в начале 1930-х гг. Так веками собиравшиеся и создававшиеся в России художественные сокровища открылись не простому народу, как это обещали большевики, а или были уничтожены, или пополнили коллекции музеев и богатых любителей антиквариата в Европе, Америке, Азии. Трудовому народу России от сокровищ своей страны досталось ничтожно мало. Большевики, ограбив Россию, обогатили весь остальной мир, да и самих себя не забыли.

Свидетельство очевидца

Описывая события декабря 1928 г., князь Феликс Юсупов рассказывает: «В Берлине, в галерее Лемке, Советы организовали продажу произведений искусства. В иллюстрированном каталоге я узнал некоторые наши вещи. Обратился я к адвокату мэтру Вангеманну и просил его предупредить судебные власти и приостановить продажу до разбирательства дела в суде. Другие русские эмигранты, оказавшиеся в подобном положении, приехали также в Берлин и присоединились ко мне. Со мной случился буквально шок, когда увидал я мебель, картины и редкостные вещицы из матушкиной гостиной нашего дома в Санкт-Петербурге. В день торгов полиция вошла в зал и конфисковала все указанные нами предметы, что вызвало некоторую панику и у покупателей, и у продавцов. Мы не сомневались, что собственность нашу нам возвратят. Мэтр Вангеманн не сомневался так же, ибо по немецким законам всякая собственность, краденная или взятая насильно и продаваемая в Германии, подлежит возвращению владельцу вне зависимости от политической ситуации в стране. Но, со своей стороны, большевики заявляли, что декретом от 22 ноября 1919 г. советское правительство силой своих полномочий конфисковало всё имущество эмигрировавших и немецкие власти не вправе вмешиваться. Увы, большевики выиграли дело». – Князь Феликс Юсупов. Мемуары в двух книгах: Пер. с фр. М.: Захаров и Вагриус, 1998. С. 359.

Литература:

И. Грабарь. О древнерусском искусстве: Сб. статей. М.,1966.

3.1.11. Репрессивный аппарат ВЧК – ОГПУ. Тюрьмы и лагеря

Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности (ВЧК) при Совнаркоме РСФСР занимала исключительное положение. Созданная с целью ликвидации антибольшевицкого сопротивления, ВЧК быстро превратилась в карательный орган партии, репрессировавший открытых и потенциальных противников большевицкой власти, обеспечивавший политический контроль над населением. Стремительно рос центральный аппарат ВЧК – ОГПУ: 25 сотрудников (декабрь 1917), 779 (сентябрь 1918), 1648 (январь 1921), 2735 (январь 1922), 21 870 (сентябрь 1924). К концу 1920 г. на территории России действовали 86 областных и республиканских, 508 уездных ЧК, 16 Особых отделов. По оценкам ведомственных специалистов ФСБ РФ в 1918–1920 гг. органы ЧК расстреляли от 50 до 100 тыс. человек, преимущественно из представителей «имущих классов». Действительные цифры, скорее всего, раз в десять выше – слишком много расстрельных списков от этих лет не сохранилось, а много где убивали и вовсе без «бюрократического оформления».

Постановлением ВЦИК 6 февраля 1922 г. ВЧК была реорганизована в Государственное политическое управление (ГПУ) при НКВД РСФСР. ВЦИК наделил ГПУ не только правами дознания и следствия, но и правом применения внесудебных репрессий – высылки и заключения в лагерь. После образования Союза ССР на базе ГПУ 15 ноября 1923 г. возникло Объединенное ГПУ (ОГПУ) при Совнаркоме СССР. Назначения на руководящие должности осуществлялись Политбюро. Председателем ОГПУ остался Ф.Э. Дзержинский, его 1-м заместителем стал В.Р. Менжинский, 2-м – Г.Г. Ягода. 28 марта 1924 г. ЦИК СССР учредил Особое совещание (ОСО) при ОГПУ для осуществления высылок, ссылок и заключения в концлагерь сроком до трех лет. Общий уровень образования чекистов оставался низким – сам Дзержинский среди итоговых оценок за 7 классов гимназии имел «тройки» и две «двойки». В начале 1920-х гг. лишь 1 % чекистов имел высшее образование, а 57 % довольствовались начальным. Средняя зарплата чекистов в 1927 г. равнялась 130–160 руб. После смерти Дзержинского председателем ОГПУ 3 августа 1926 г. был назначен Менжинский, которого из-за болезни часто замещал Ягода.

Историческая справка

Феликс Эдмундович Дзержинский родился в 1877 г. в семье небогатого польского помещика. Россию и русских он ненавидел с детства и вспоминал в 1922 г.: «Еще мальчиком я мечтал о шапке-невидимке и уничтожении всех москалей». В молодости Дзержинский собирался стать священником и вступить в орден иезуитов, но вместо этого в 1895 г. вошел в Литовскую социал-демократическую организацию, а в 1900-м – в Социал-демократию Королевства Польского и Литвы. В 1896 г. бросил гимназию и стал профессиональным революционером. В 1900 г. был арестован и выслан в январе 1902 г. на 5 лет в Вилюйск, но по пути бежал и эмигрировал. Во время Русско-японской войны организовывал в Польше бунты и диверсии. Активно участвовал в военно-революционной организации РСДРП во время революции 1905–1907 гг. За свою антигосударственную деятельность в общей сложности провел на каторге и в ссылке 11 лет. Февральская революция освободила Дзержинского из Бутырской тюрьмы в Москве. Он сразу вступил в партию большевиков (причем партийный стаж ему засчитали с 1895 г.) и выдвинулся в ее первый ряд. Осенью 1917 г. вошел в ВРК по руководству вооружённым восстанием. Во время октябрьского переворота руководил связью Смольного с красными отрядами, осуществил захват Главного почтамта и телеграфа. Стал членом Президиума ВЦИК, а в декабре 1917 г., по предложению Ленина, был назначен председателем ВЧК. Именно эта должность заслуженно принесла Дзержинскому славу одной из самых одиозных фигур большевицкой партии и советского режима. Он бессменно оставался во главе органов государственной безопасности ВЧК, с 1922-го – ГПУ, ОГПУ до самой смерти. Дзержинский – один из главных организаторов «Красного террора». Он создал небывалую систему подавления политических противников и устрашения населения, включавшую пытки, массовые захваты и казни заложников. По воспоминаниям английского дипломата Б. Локкарта, глубоко посаженные глаза Дзержинского «горели холодным огнем фанатизма. Он никогда не моргал. Его веки казались парализованными». Демагогическая фраза «чекистом может быть человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками» впоследствии широко использовалась советской пропагандой для романтизации образа «стража революции». Во время Гражданской войны председатель ВЧК неоднократно направлялся на различные фронты, где кровавыми методами восстанавливал дисциплину. С 1921 г. Дзержинский – председатель Комиссии по улучшению жизни детей при ВЦИК, которая занималась ликвидацией детской беспризорности. В этом назначении был особый цинизм, так как именно ЧК своими бесконечными убийствами порождала толпы беспризорников. В 1921 г., оставаясь на посту председателя ВЧК, Дзержинский был одновременно назначен наркомом путей сообщения, а в 1924-м – председателем ВСНХ СССР. После начала Кронштадтского восстания Дзержинский немедленно обвинил его участников в том, что они действуют по заданию иностранных разведок, что заведомо не соответствовало действительности. В 1922 г. заявил, что теперь «нужно особенно зорко присматриваться к антисоветским течениям и группировкам, сокрушить внутреннюю контрреволюцию, раскрыть все заговоры низверженных помещиков, капиталистов и их прихвостней». Он положил начало традиции большевицких органов госбезопасности – всюду искать иностранные заговоры и шпионаж. После смерти Ленина Дзержинский возглавил комиссию по организации его похорон, настоял на бальзамировании его тела. Он сам был похоронен у Кремлевской стены. В годы правления Сталина была создана легенда о кристально честном, гуманном, романтичном «Железном Феликсе», «рыцаре революции». Лишь с 1988 г. стали появляться публикации, приоткрывающие правду об этой страшной личности. В 1991 г. москвичи снесли памятник Дзержинскому на Лубянке – это стало символом конца коммунистического режима в СССР.

Общий штат органов ОГПУ в 1922–1923 гг., включая сотрудников центрального и местных аппаратов, составлял около 120 тыс. человек. 36 тыс. из них были сексотами (секретными сотрудниками), численность которых в четыре-пять раз превышала число сексотов в России в 1914 г. В структуру ОГПУ входили Коллегия, Спецотдел, несколько центральных управлений (Секретно-оперативное, погранохраны и др.), ОСО, территориальные отделы – губернские, областные, Особые (в армии и на флоте), транспортные, полномочные представительства и другие подразделения. Задачи ОГПУ остались прежними: борьба с антибольшевицким сопротивлением и защита власти партийной номенклатуры, цензура, контрразведывательная деятельность, охрана транспорта, коммуникаций и госграницы, выполнение спецзаданий высших советских и партийных органов. К 1929 г. 66 % сотрудников центрального аппарата ОГПУ состояли в ВКП(б), среднее и высшее образование имели лишь 20 %. По национальному составу по-прежнему преобладали русские (64,8 %) и украинцы (8,2 %).

Смысл существования органов госбезопасности в советском государстве лаконично выразил М.Я. Лацис: «Нет такой области жизни, на которую бы не распространялась деятельность ВЧК». Расширявшаяся сеть сексотов, подавление любой оппозиции, превентивные аресты и постоянное «изъятие антисоветского элемента» даже в «либеральные» годы НЭПа позволяли ОГПУ сохранять и укреплять «политконтроль». В 1924–1925 гг. начальник Секретного отдела Т.Д. Дерибас считал необходимым держать под постоянным наблюдением более 2 млн (!) человек. Аппарат ОГПУ отрицательно относился к НЭПу, добиваясь ужесточения репрессий, в первую очередь против интеллигенции, духовенства и зажиточных крестьян. В ходе оперативно-следственных мероприятий чекисты обычно практиковали шантаж, запугивание и другие формы давления. В 1924 г. органы ОГПУ репрессировали по политическим мотивам 12 425 человек, в 1926 – 17 804, в 1927 – 26 036, в 1929 – 33 757. Всего в 1921–1929 гг. в СССР за «контрреволюционные преступления» были осуждены около 600 тыс. человек.

К 1923 г. почти все места заключения находились в ведении НКВД РСФСР, органы ГПУ имели лишь несколько политизоляторов и лагерное управление (северных лагерей). На его базе 13 октября 1923 г. решением Совнаркома было создано Управление Соловецкого лагеря принудительных работ особого назначения (УСЛОН) ОГПУ. География УСЛОН охватывала Соловецкие острова и Кемь (ближайший к Соловецкому архипелагу город на материке), затем она распространилась на Северное Приуралье и Кольский полуостров. Всего в 1923 г. в системе ОГПУ находились около 7 тысяч заключенных, в т. ч. в УСЛОНе – 2557 человек. В места заключения в системе ОГПУ направлялись «политические преступники» и опасные рецидивисты. В обыкновенных тюрьмах к этому времени содержалось около 80 тыс. человек.

Режим содержания неуклонно ужесточался. УСЛОН, в котором к октябрю 1927 г. содержались уже 12 896 человек, превратился в экспериментальный полигон. Здесь большевики не только совершенствовали методику организации концлагерей и технологию принудительного труда, но и уничтожали своих политических противников. На Соловках сидели и погибали клирики Русской Православной Церкви, офицеры и участники Белого движения, скаут-мастера и члены оппозиционных партий, предприниматели, спортсмены, реэмигранты, староверы, сектанты, уголовники и др. Начальниками УСЛОН в 1923–1933 гг. были А.П. Ногтев, Ф.И. Эйхманс, А.А. Иванченко, К.Я. Дукис, Э.И. Сенкевич. Максимальной численности заключенных (71 800, в т. ч. 3240 женщин) УСЛОН достиг к январю 1931 г. В 1933 г. на базе УСЛОН возник Беломоро-Балтийский лагерь.

Благодаря средоточию там культурной элиты – профессуры, социалистических деятелей, высшего духовенства, Соловки вошли в историю, и такие их отделения, как привилегированный Савватьевский скит или страшный остров Анзер, откуда не было возврата, стали легендарными. Немногие с Соловков вышли живыми, но «лишь на Колыме и в Соловках / Россия та, что будет жить в веках», – писал поэт Георгий Иванов.

Свидетельство очевидца

«Секирная гора(Анзера)… для тех, кто сидел на Соловках, не было страшнее слова. Именно там, в церкви на Секирной горе, достойные выученики Дзержинского изобретательно применяли целую гамму пыток и изощренных мучительств, начиная от «жердочки» – тоненькой перекладины, на которой надо было сидеть сутками, удерживая равновесие, без сна и без пищи под страхом зверского избиения, до спуска связанного истязуемого по обледенелым каменным ступеням стометровой лестницы: внизу подбирали искалеченные тела, с перебитыми костями и проломленной головой. Массовые расстрелы также устраивались на Секирной». – О.В. Волков. Погружение во тьму. С. 81.

В 1925 г. все политизоляторы (Верхнеуральский, Суздальский, Тобольский, Челябинский и Ярославский) были подчинены Тюремному отделу Административно-организационного управления ОГПУ. На фоне готовившегося сталинского наступления на крестьянство численность заключенных в СССР возросла, составив в 1927 г. 200 тыс. человек. В лагерях ОГПУ по состоянию на 1 июля 1929 г. находились 22 848 человек, на 1 января 1930 г. – 95 064 человека, а к 1 июня 1930 г. – 155 тыс.

19 декабря 1926 г. Высший совет народного хозяйства принял постановление «Об использовании на лесозаготовках труда заключенных». Заготовленный новыми рабами лес Кремль продает за границу и вырученную валюту вкладывает в создание военно-промышленного комплекса. 11 июля 1929 г. Совнарком принял решение о создании сети лагерей в отдаленных районах для «эксплуатации их природных богатств». Зимой 1930 г. в СССР насчитывалось уже более 400 тыс. заключенных.

В это время началась трансформации лагерей ОГПУ в крупнейший хозяйственный наркомат СССР. Именно тогда появляются распоряжения чекистских органов «доарестовать» столько-то представителей такой-то профессии для нужд лагерного комплекса.

Литература:

Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923–1960: Справочник / Сост. М.Б. Смирнов; Ред. Н.Г. Охотин, А.Б. Рогинский. М., 1998.

А.Л. Литвин. Красный и белый террор в России, 1918–1922. М., 2004.

А.М. Плеханов. ВЧК – ОГПУ в годы новой экономической политики 1921–1928. М., 2006.

В.С. Измозик. Глаза и уши режима. Государственный политический контроль за населением Советской России в 1918–1928 годах. СПб., 1995.

И.Л. Солоневич. Россия в концлагере. М.: Римис, 2005. 536 с.

3.1.12. Русское общество в 1923–1928 гг. в России

Никогда ещё за всю свою тысячелетнюю историю русское общество не было столь подавлено и деморализовано, как в середине 1920-х гг. Как бы ни были тяжелы испытания монгольского ига или Смуты начала XVII в., они не переламывали хребет русской государственности, русских традиций и русского быта, так, как это произошло за несколько лет после октябрьского переворота. Приход к власти вчера еще никому не известных Ленина, Троцкого, Каменева, Зиновьева, Сталина, переименование городов и улиц с исконно русскими названиями, введение новых должностей (нарком, комдив и пр.) и упразднение прежних, жесточайший удар по религии вообще и, прежде всего, по Русской Православной Церкви, гибель или разлука (надолго или навсегда) с родными и близкими, чудовищный городской быт коммунальных квартир и необходимость к нему приспосабливаться – всё это превращало жизнь в кошмарный сон. Для сотен тысяч учителей, врачей, инженеров, писателей, земских деятелей, ученых вставал во всей неотвратимости вопрос о том, как существовать при победившем строе, при том, что возможность его свержения или перерождения откладывается на неопределенный срок.

Представим себе типичных русских интеллигентов, изображенных Чеховым в его пьесах. Дяде Ване и Гаеву в середине 1920-х гг. было бы лет 70, Вершинину из «Трех сестер» – 60 с небольшим. Чем кормить семью в новых условиях и не позавидовать ли судьбе барона Тузенбаха, убитого в честной дуэли и не думающего о том, как защитить жену или дочерей от изнасилования, издевательств, эпидемий, голода и холода.

Переименование Петрограда в Ленинград (1924) и Царицына в Сталинград (1925) оскорбляло национальное достоинство русских людей. Характерно суждение одного из идеологов той поры: «Термины «русская литература», «история русской литературы» не лишены еще прав гражданства в обиходе школьных программ, методических пособий и учебников».

Однако и в эти годы создавались в России произведения, не только отвечавшие на запросы не утерявших нравственное чувство современников, но и ставшие вкладом в сокровищницу культуры. Поздняя лирика Есенина, чья безвременная смерть в 1925 г. потрясла читающую и мыслящую Россию, проза С. Клычкова, произведения Михаила Булгакова, рассказы Михаила Зощенко, романы Андрея Платонова, поэзия Максимилиана Волошина, Анны Ахматовой, Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама, «Повесть непогашенной луны» Б. Пильняка свидетельствовали о том, что жива и свободна, несмотря на все репрессии и бедствия, творческая душа русского народа.

В 1920-е гг. русский театр увидел последние шедевры режиссёрского гения Станиславского: «Горячее сердце» Островского (1926) и «Безумный день, или Женитьба Фигаро» (1927); эксперименты режиссёра Мейерхольда – «Ревизор» Гоголя и «Горе уму» по Грибоедову, а также полный мистических глубин, иррациональный образ Гамлета в исполнении Михаила Чехова. Дерзновенный одним своим заглавием, роман Михаила Булгакова «Белая гвардия» и рождённая на его основе пьеса «Дни Турбиных», поставленная во МХАТе в 1926 г., вызывали благодарные слёзы у тех, кто оплакивал судьбу России, и злобную ненависть завистливых врагов.

Чуть раздвинулись рамки цензуры при переходе от военного коммунизма к НЭПу, только стали выдаваться разрешения на создание частных издательств – и тут же в середине 20-х годов появились шедевры искусства и гуманитарной науки, и ныне вызывающее благодарный отклик у читателей и исследователей. Стоит отметить несомненные достижения отечественного литературоведения, работы Б. Томашевского и В. Жирмунского в области изучения русского стихосложения, метрики и ритмики, рифмы и теории литературы. Труды М. Бахтина («Проблемы творчества Достоевского»), Ю. Тынянова («Архаисты и новаторы»), а также В. Проппа, В. Виноградова были принципиально чужды пролетарской идеологии. Выдающимся памятником этой эпохи является книга А.Ф. Лосева «Философия имени», читая которую думаешь, что она напечатана в эмиграции, в Париже или в Берлине, а не в СССР. Все эти произведения свободного духа художников и мыслителей создавались не благодаря, а вопреки новому коммунистическому порядку, в бессознательном, а часто и вполне сознательном противлении ему.

Гражданская война отнюдь не закончилась в сфере мысли, свидетельством чему являлись и действовавший в течение 1920-х гг. в Москве богословский кружок, в центре которого был философ А.Ф. Лосев, и существовавшее в Петрограде «Братство святого Серафима Саровского» во главе с одним из немногих невысланных русских философов Сергеем Алексеевичем Аскольдовым (1871–1945). В это братство входил будущий выдающийся литературовед Д.С. Лихачёв, попавший за участие в нём на Соловки.

Некоторая свобода творчества до конца 1920-х гг. всё же сохранялась. Юмористы Ильф и Петров вложили в уста своему герою характерные для эпохи задиристые слова: «Советская власть хочет строить социализм, а я социализма строить не желаю!» Но с каждым годом такой свободы становилось всё меньше. При всем беспримерном сопротивлении некоторых деятелей культуры тлетворному духу большевицкого режима побеждала в борьбе за умы и сердца людей агрессивная идеология, поддерживаемая всей силой государственного аппарата. Лирика Ахматовой и повести Булгакова становились чтением немногих, замещаясь в сознании современников скульптурой Шадра «Булыжник – орудие пролетариата» и романом Николая Островского «Как закалялась сталь».

В конце Гражданской войны и в первые годы НЭПа в народе и образованном обществе резко повышается интерес к вере. Сводки ОГПУ полны сообщениями о собраниях, часто многотысячных, в местах, где «обновляются» (т. е. сами собой чудесным образом очищаются от копоти и ржавчины) иконы, храмы и кресты. Многочисленны сообщения о явлениях Богородицы и святых (Серафима Саровского, князей Бориса и Глеба) с призывами к покаянию и усиленной молитве. Немало случаев выхода из комсомола и возвращения в церковь молодых людей. Некоторые комсомольцы принимают в эти годы священный сан. После 1925 г., видимо, когда память об ужасах голодомора и военного коммунизма немного затихает, а НЭП вступает в полную свою силу, эти тенденции идут на убыль (они вновь усилятся в 1930-е гг.)

Свидетельство очевидца

«1923 г. был годом, когда прокатилась целая полоса великих чудес, которыми испытывались окончательно сердца людей. Я видел, как, один за другим, комсомольцы уходят из комсомола и становятся в ряды самых горячих верующих. Многие из них, никогда не певшие в церковном хоре, но певшие в кружках хат-читален, бросали последние и шли петь в церковь. Можно было наблюдать, с какой любовью принимали их верующие». – Д. Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. М., 2006. С. 29.

Середина 1920-х гг. ознаменована и противоположной тенденцией – весьма быстрым падением нравов в среде комсомольской и рабфаковской молодежи, распространением идущих из высших партийных кругов идей сексуальной распущенности, «новых отношений полов». По улицам ходят группы «долойстыдовцев» – совершенно голых молодых людей с лентой «Долой стыд!» через плечо. Это взвинчивание сексуальной стороны жизни вызывает рост преступлений на половой почве, например, ужаснувшее всю Россию «Чубаровское дело» 1926 г., когда несколько десятков парней из числа ленинградской рабочей молодежи изнасиловали 20-летнюю крестьянскую девушку, приехавшую на учебу в город. Свободные отношения вызвали и рост самоубийств среди молодежи.

Русская эмиграция внимательно следила за процессами, происходящими в СССР. В 1930 г. группа русских ученых, высланных Лениным в 1922 г. на «философском корабле» за границу, издала фундаментальный труд под названием «Мир перед пропастью», состоящий из трех частей и анализирующий политику, хозяйство и культуру в коммунистическом государстве. В его создании приняли участие известные русские ученые Н. Тимашев, А. Бунге, С. Ольденбург и ряд других. Возглавил группу выдающийся русский философ Иван Александрович Ильин. В предисловии к книге, изданной на немецком языке, он написал, что коллектив авторов базируется на данных из официальной советской прессы, т. е. на том, что коммунисты сами пишут о себе, дабы авторов не обвинили в предвзятости. Книга вышла на Родине лишь в 2001 г., причем сделан был обратный перевод с немецкого языка, т. к. русский вариант был утерян.

Историческая справка

Иван Александрович Ильин (1881–1954) – выдающийся русский философ. Происходил из дворянской семьи. В 1901 г. окончил 1-ю Московскую классическую гимназию с золотой медалью и поступил на юридический факультет Петербургского университета. Ученик профессора Новгородцева. В 1906 г. окончил университет с дипломом 1-й степени и был оставлен на факультете для приготовления к профессорскому званию. В 1910–1912 гг. находился за границей (Германия, Италия, Франция) в научной командировке. Преподавал в Петербургском и Московском университетах. К революции отнесся резко отрицательно. В 1918 г. защитил докторскую диссертацию на тему: «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека». С началом Гражданской войны связался со штабом Деникина. Член антибольшевицких организаций Москвы. Неоднократно арестовывался, а в 1922 г. выслан из СССР с рядом выдающихся ученых. Идеолог Белого движения, автор многочисленных работ по его истории и философии.

В эмиграции жил в Берлине, а после прихода Гитлера к власти переехал в Швейцарию, где сразу после войны начал выпускать сборник «Наши задачи» с целью проанализировать прошлое и наметить пути грядущего, послекоммунистического строительства России. До конца дней боролся против коммунизма, обличая его лживость и преступность. Умер в Швейцарии. Творческое наследие Ильина составляет 26 томов научных и публицистических трудов, вошедших в его полное собрание сочинений, изданное в России, хотя поиски его неопубликованных работ еще ведутся. Прах великого русского философа был перенесен на Родину и перезахоронен в Москве в Донском монастыре 4 октября 2005 г.

Изучая жизнь в Советской России, ученые уделяли много внимания и нравственному состоянию послереволюционного общества. Вот, в частности, что они написали о «Чубаровском деле» и положении женщин в СССР.

Историческая справка

«Изнасилование стало бедствием в советском государстве. Суды полнятся соответствующими исками, число таких исков постоянно растет. Одним лишь Московским судом рассмотрено в 1926 г. 547 случаев изнасилования; в 1927 г. это число (для Москвы) увеличилось до 726; в 1928 г. – до 849. В других судах – то же самое. Это явление в советской жизни получило особое наименование – чубаровщина, по названию Чубаровского переулка в Петербурге, где в 1926 г. девушку-рабфаковку насиловала целая банда молодых коммунистов. Тогда этот случай вызвал большой резонанс, так как в этом принимали участие исключительно рабочие и преимущественно члены партии и комсомольцы. Этот процесс был весьма характерным для нравов коммунистов и их отношения к женщине. По показаниям обвиняемых и свидетелей на процессе было установлено, что у молодежи в Петербурге существует следующее главное мнение относительно женщин: «Женщина – не человек, а всего лишь самка. Каждая женщина – девка, с которой можно обходиться, как вздумается. Ее жизнь стоит не больше, чем она получает за половое сношение» («Комсомольская правда», 18 декабря 1926 г.). Главные обвиняемые упорно твердили, что ничем не отличаются от остальных членов комсомола. «Все комсомольцы так же настроены и живут таким же образом, как мы». «Самым скверным, – замечает по этому поводу «Комсомольская правда», – является то обстоятельство, что этот ужасный случай не представляет в нашей жизни никакого особого преступления, ничего исключительного, он – всего лишь обычное, постоянно повторяющееся происшествие». Обыденность этого судебного дела ярко характеризуется и показаниями одного комсомольца, который видел, как совершается насилие, но спокойно прошел мимо. Вопроса прокурора, почему он не позвал на помощь, он просто не мог понять… Казалось, ему вполне достаточно, что он сам не участвовал в деле. Один из обвиняемых даже утверждал, что изнасилования вовсе и не было: дело происходило лишь без согласия женщины… Страницы коммунистической печати полны материалами о подобных слухах, красноречиво свидетельствующих о невероятном цинизме большевицких взглядов по отношению к женщине». А. фон Бунге. Брак и положение женщины // Мир перед пропастью. Ч. III. М.: Русская книга, 2001. С. 41–42.

Литература того времени – рассказ Пантелеймона Романова «Без черемухи», повесть Сергея Малашкина «Луна с правой стороны» и др. повествуют о свободных отношениях, которые приходят на смену «буржуазной семье». Изображенные в этих произведениях отношения мужчин и женщин чудовищны, но при чтении не скажешь, что писатели это приветствуют. Скорее, просто констатируют как новую реальность и без одобрения, и без осуждения. Но крестьянская среда была еще свободна от этих веяний: пошатнувшаяся в предреволюционные годы нравственность здесь даже несколько укрепилась, как и вера.

Литература:

Золотая книга эмиграции: Энциклопедический биогр. словарь. М.: РОССПЭН, 1997.

Мир перед пропастью. Ч. I–III. М.: Русская книга, 2001.

А. Лившин. Настроения и политические эмоции в Советской России, 1917–1932 гг. М.: РОССПЭН, 2010.

Э. Найман. За красной дверью. Введение в готику НЭПа // Новое литературное обозрение, 1996. № 20.

3.1.13. Сопротивление большевизму в годы НЭПа

Главной формой народного сопротивления во время НЭПа была защита веры. С первых лет советской власти стали возникать «Союзы православного духовенства и мирян», церковные братства и дружины добровольцев для защиты храмов и монастырей (Александро-Невской лавры, Троице-Сергиевой лавры, Братство защиты православной веры града Казани, несколько подобных обществ на Кубани). Как видно на примере Шуи и многих других мест, верующие в 1922 г. рисковали жизнью, чтобы защитить церковное имущество, хотя и не смогли его уберечь.

Наряду с защитой веры возникали разные формы гражданского противостояния. В городах, особенно среди молодежи, образовывались литературные, философские и просветительские кружки, которые ГПУ воспринимало как контрреволюционные. Скаутские руководители монополии пионеров не признали и четыре года нелегально продолжали занятия с юношеством в духе верности Богу и родине, а не Ленину и партии. Настроения мальчишек тех лет отражала песенка: «Нас десять. Вы слышите, десять!/ А старшему нет двадцати./ Конечно, нас можно повесить, / Но раньше нас нужно найти». В 1926 г. ГПУ нашло и арестовало более 150 взрослых скаутских руководителей в разных городах. По меньшей мере 20 из них очутились в концлагере на Соловках. Многие были позднее убиты по приказу большевицкой власти.

В самый расцвет НЭПа в 1924–1925 гг. шли боевые партизанские действия в Белоруссии и на Северном Кавказе. В Белоруссии с 1921 г. действовало Братство Зеленого Дуба (БЗД), сотрудничавшее с польскими антикоммунистическими силами. В нем участвовали бывшие чины белой Северо-Западной армии, в том числе из отрядов ген. С.Н. Булак-Балаховича, а также члены Братства русской правды из эмиграции. По делу одного из командиров БЗД Г. Монича в 1924 г. проходило 75 человек; 28 из них были приговорены к расстрелу, 47 к заключению на сроки от 3 до 10 лет. На Северном Кавказе до 1925 г. действовали партизанские отряды вблизи Армавира, в Ставрополье и на побережье Азовского моря и до 1926 г. – на Тереке.

Существенную угрозу советской власти представляло сопротивление на селе. Там формировалась организационная основа повстанческого движения 1927–1932 гг. Антисоветские листовки ходили в Подмосковье, в Воронежской и Смоленской губерниях, в Криворожском, Полтавском и Шепетовском округах на Украине, под Слуцком и под Армавиром. Обнаружилось стремление жителей многих зажиточных сел и станиц взять в свои руки местные Советы. Относительно свободные местные выборы 1925 г. позволили во многих местах получить некоммунистическое большинство в Советах. И тогда во всеуслышание стали выдвигаться такие требования, как отмена монополии на внешнюю торговлю, свобода участия в кооперации, реабилитация политзаключенных и лишенцев, восстановление атаманского правления в казачьих областях. Все это подтверждало тезис «левых» о том, что крестьянское благополучие влечет за собой «возврат к капитализму». Для большевиков ничего страшнее такой перспективы не было. Она оставляла им мало шансов сохранить власть, да и жизнь – после большевицких кровавых жестокостей эпохи Гражданской войны их ненавидела почти вся Россия. В страхе перед «ползучей контрреволюцией» большевики стремились объединиться вокруг вождя, который обещал бы им не затухание (как Бухарин), а «усиление классовой борьбы по мере продвижения к социализму». Таким вождем в конце 1920-х гг. был Иосиф Сталин. Члены компартии надеялись, что он упрочит власть ВКП(б) над Россией и защитит большевиков от народного гнева, ведя непримиримую борьбу с врагами их режима.

Литература:

Ю.В. Кудряшов. Российское скаутское движение. Архангельск: Изд-во Поморского гос. ун-та, 1997.

3.1.14. Русское общество в 1923–1928 гг. в Зарубежье. Миссия русской эмиграции: изгнание и свидетельство

Становление зарубежного русского общества протекало энергично, бурно, но противоречиво и мучительно. В самые первые годы, подстрекаемое восстаниями в России, общество жило либо мечтой о возобновлении крупномасштабной антибольшевицкой борьбы, либо надеждой на скорое падение большевицкой власти: оптимисты сидели на чемоданах, ожидая возвращения. Пока СССР не получил международное признание, эмигранты сознавали себя Россией без территории: у них было твердое чувство, что они не покинули родину, а унесли ее с собой.

Свидетельство очевидца

«Русские эмигранты не по своей злой воле, а в силу непреоборимых обстоятельств, в силу того, что по своей духовной природе не могли признать насильнической власти над своей родиной за правомерную власть – ушли под защиту той культуры и той морали, которая им духовно близка и которая еще не ушла из мира окончательно». – Из письма от 23 октября 1939 г. Ивана Шмелева Бредиус-Субботиной.

В 1925 г. СССР вновь подтвердил, что все лица, имевшие подданство Российской Империи и не вступившие в гражданство СССР, проживающие за границей, автоматически лишаются прав на советское гражданство. Ответом на это решение стало новое Межправительственное соглашение Лиги Наций в Женеве от 12 мая 1926 г., постановившее, что «русским беженцем, имеющим право на соответствующий статус, является всякое лицо русского происхождения, не пользующееся покровительством правительства СССР и не приобретшее иного подданства». В 1928 г. были расширены права национальных представительств Комиссариата по делам русских и армянских беженцев (так называемые Нансеновские офисы). Они стали практически полноправными консульствами.

Соглашение 1928 г. объявляло, что нельзя высылать из страны русского беженца, даже если он «совершил предосудительные проступки», если у него нет визы другой страны. То есть его нельзя высылать в никуда. Единственное, от чего «нансеновский паспорт» ликвидировался немедленно – если лицо, его имеющее, посещало Советский Союз: если некий русский беженец приезжает в СССР, значит, он пользуется его покровительством, следовательно, он не беженец больше.

Казалось, эмиграция располагала всеми государственными признаками: унаследовала блестящий дипломатический корпус, консульства и посольства оставались в ее распоряжении, в ее рядах было четыре бывших премьера, как царского (В. Коковцев, А. Трепов), так и Временного (Г. Львов, А. Керенский) правительств, три возглавителя Белых правительств (А. Деникин, П. Врангель, М. Дитерихс), десятки министров и депутатов Государственной Думы и Учредительного собрания, два возможных претендента на царский престол, сотни генералов и высших офицеров, управляющих разоруженной, но не вполне расформированной армией. В Японии находилась часть государственной казны, восстановились союзы Земгора, общественные и профессиональные организации, журналистов, адвокатов и др., образовался Синод епископов, продолжили свою деятельность все российские партии (за исключением, разумеется, большевиков). Словом, налицо были все составные части государства, но без самых существенных его основ – территории, централизованной власти, видимого единства, к чему прибавлялась распыленность по разным странам, нищета большинства эмигрантского «населения» и невозможность конкретных применений своих сил. Зарубежная Россия была вполне реальным русским сообществом по своему внутреннему значению и по видимым действиям. Очутившиеся на чужбине участники Белого движения были горды тем, что не капитулировали перед большевиками, а лишь отступили за границу для продолжения борьбы.

Марина Цветаева воспела в стихотворении «Кто мы?» то чувство героичности, которое переживали русские изгнанники после семи или трех лет войны, среди унижений нищей трудовой жизни. Желанию отказаться от эмиграции и пойти на компромисс с большевицкой властью противостояло мистическое убеждение писателей и мыслителей: «мы не в изгнании, а в послании». Дмитрий Мережковский ярче всех обосновал в 1926 г. этот взгляд в статье «Что такое эмиграция?»: «Только ли путь с родины, изгнание? Нет, и возвращение, путь на родину. Наша эмиграция – наш путь в Россию. Emigrare значит «выселяться». Слово это для нас неточно. Мы не выселенцы, а переселенцы из бывшей России в будущую». Его не смущало, что «переселение» может продлиться, наподобие исхода еврейского народа, целых сорок лет, что его завершение мало кого из эмигрантов застанет в живых. Он был убежден в неизбежном, хотя и не скором, крахе коммунистической идеологии: переселение, путь в Россию предполагал творческую активность – возделывать незыблемые культурные основы былой России и, через соединение с подлинной страждущей Россией «там», совместно строить Россию будущую.

Изгнание виделось русским эмигрантам временной долей, а «послание» заключалось в том, чтобы:

Свидетельствовать миру о зле коммунизма, которому множество русских людей отчаянно сопротивлялось, и предупреждение об его крайней опасности для всего мира.

Хранить «светоч русской культуры» и православия, попираемый на родине, заниматься творчеством в условиях свободы. Получив приказ из ОГПУ покинуть РСФСР, находясь в удрученном состоянии, философ Николай Бердяев посетил своего московского духовника о. Алексея Мечёва, который ему сказал: «Не смущайтесь, езжайте смело, Ваше слово должен услышать Запад». В устах старца это означало, что миссия изгнанничества – свидетельство о духовной сути большевизма, о русской религиозной мысли, о православии, с которым в те годы Запад совершенно не был знаком.

Продолжать борьбу против большевиков не только, и даже не столько военными средствами, сколько сохранением и развитием России, уничтожаемой на терзаемой комиссарами родине.

Первый шаг к этому: сохранить в эмигрантской среде основные национальные ценности – язык, культуру и ее носителей, образованных и свободных русских людей, и передать русскость молодому поколению. Много усилий было посвящено открытию русских школ начальных и средних, а также и высших курсов, что отвечало и насущной потребности, так как не все могли учиться в иностранных школах, по незнанию местных языков.

Такова была огромная миссия, предстоящая эмиграции, несмотря на то, что в те годы она была на грани отчаяния от «российских тоск» («мрем от них!» – восклицала Mарина Цветаева) и от непосильной тяжести жизни. О том, что была родина для изгнанников, хорошо говорит стихотворение молодого Владимира Набокова, написанное в Берлине в 1927 г.:

Бывают ночи: только лягу, в Россию поплывет кровать, и вот ведут меня к оврагу, ведут к оврагу убивать. Проснусь, и в темноте, со стула, где спички и часы лежат, в глаза, как пристальное дуло, глядит горящий циферблат. Закрыв руками грудь и шею, — Вот-вот сейчас пальнёт в меня — я взгляда отвести не смею от круга тусклого огня. Оцепенелого сознанья коснется тиканье часов, благополучного изгнанья я снова чувствую покров. Но сердце, как бы ты хотело, Чтоб это вправду было так: Россия, звезды, ночь расстрела И весь в черёмухе овраг.

12 марта 1919 г. в пражской газете «Народни листы» (Národní listy) было опубликовано обращение ряда видных деятелей Чехословакии (в том числе и премьер-министра Карела Крамаржа) к гражданам только что образованной республики: «Сердце нам разрывают известия о бедствиях русских людей, которые должны идти в изгнание. Со святым энтузиазмом, с жертвенной любовью к Славянству шли они на войну, шли, чтобы освободить братскую Сербию. Миллионы жизней положили они за свободу народов славянских и народа нашего, и вот теперь они умирают, мучимые палачами чрезвычаек, тифом, голодом, а те, которым удалось бежать, без средств к жизни обречены скитаться в чужих землях, если только не примут их братские народы славянские и не отогреют их сердечной своей благодарностью от их ледяного отчаяния… Поэтому мы обращаемся ко всем добрым людям, оставшимся верным нашим славянским традициям: не забудьте, помогите бедным беженцам! Помогите быстро и щедро! Дайте с любовью, покажите отчаявшимся женщинам и детям русским, что есть ещё в Чехии открытые славянские сердца, оставшимися верными, ничего не забывшие!»

Это обращение нашло широкий отклик в Чехословакии. Сумма денежных средств, выделенная на поддержку русских беженцев этой маленькой страной, была больше, чем во всех остальных странах мира вместе взятых. «Русская акция помощи» в Чехословакии была поставлена очень широко. В течение полутора десятилетий (1921–1936) многие тысячи молодых людей из числа русских беженцев получали стипендии и могли поступать в Праге, Брно, Пржибраме и Братиславе в различные высшие учебные заведения. Очень немало русских интеллигентов – профессоров, доцентов, инженеров, учителей, писателей, художников – были обеспечены правильно выдаваемыми ежемесячными пособиями. Профессорская эмигрантская стипендия составляла 2400 крон[1], стипендия доцента 1400, ассистента – 1200, что позволяло жить безбедно. При этом семейным профессорам выделялось ежегодно «на семью» 14 тысяч крон и еще 50 тысяч выделялось в качестве единовременных «подъемных» при переезде русских ученых из иных стран в Чехословакию. 10 октября 1921 г. в Праге был основан «Союз русских академических организаций за границей», руководителем которого был избран профессор, специалист по паровым котлам, депутат от кадетской партии в I Государственной Думе Алексей Степанович Ломшаков (1870–1960). При содействии чехословацкого правительства был основан Русский университет, существовавший до 1929 г. Особенно хорошо и полно обставлен был юридический факультет, первым деканом которого стал Павел Иванович Новогородцев. В 1923–1927 гг. в Праге действовал Русский педагогический институт им. Я.Л. Коменского, готовивший учителей как для русских школ в Зарубежье, так и для будущей небольшевицкой России. При институте издавался солидный ежеквартальный журнал «Русская школа» (всего 34 выпуска).

Затраты на одного русского студента достигали шести тысяч крон в год (сюда входило питание, одежда, медицинское обслуживание, жилье, учебные пособия). В 1924 г. (год кульминации «Русской акции») «акция» поддерживала 4663 учащихся высшей школы, 973 учащихся средней школы и 1678 детей в дошкольных учреждениях. Всего за время «Русской акции» чехословацкое государство истратило на русских эмигрантов 508 млн золотых крон.

Предполагалось, что большевицкая власть продержится недолго и беженцы вернутся в Россию, которая будет чрезвычайно нуждаться в образованных людях. Финансовая помощь изначально носила характер временного пособия, которое во многих случаях предполагалось вернуть. В расписках о получении денег зачастую значилось, что русский получатель обязуется вернуть выданную сумму «через один год по восстановлении в России нормального порядка и по наступлению… возможности въезда туда». Белградская русская газета «Новое время» 27 сентября 1921 г. писала: «Студенты едут в Прагу учиться. Слава Богу. Русское сердце радуется и не может не радоваться: грамотная, культурная Россия, Россия будущего, молодая понесла огромные потери во время войны… а России будущего грамотные люди нужны».

В Праге был основан также Русский народный университет, ученые и общественные деятели читали от имени этого университета отдельные лекции в Праге и в различных провинциальных городах, особенно в Подкарпатской Руси, обитатели которой легко понимали русский язык лекторов. Потом этот университет стал называться Свободным русским университетом, а в 1943 г. – Русской академией. Средства отпускались и на такие технические проекты, как русский институт кооперации или железнодорожные курсы. Используя правительственные стипендии, многие молодые русские поступили на медицинский факультет Карлова университета и в чешский Политехникум.

Кроме высшего образования Чехословакия финансировала и среднее, причем и за пределами республики: 65 русских школ в 11 западноевропейских странах существовали на стипендии «Русской акции».

Среди главных «спонсоров» «Русской акции помощи» неизменно были премьер-министр Чехословакии известный русофил и монархист Карел Крамарж и президент Чехословакии в 1918–1935 гг., высококультурный либеральный интеллектуал и русофил Томаш Гарриг Масарик. Их личные пожертвования составляли сотни тысяч, быть может, миллионы крон. Они помогали русским беженцам, желая, в первую очередь, сохранить и подготовить высокопрофессиональных специалистов будущей, некоммунистической, демократической России.

Историческая справка

Карел Крамарж (Karel Kramář) родился 27 декабря 1860 г. в богатой семье чешских фабрикантов. Получил юридическое образование в Берлинском, Страсбургском и Пражском университетах. Православный, Крамарж был женат на русской, Надежде Хлудовой (из аристократической семьи, в первом браке Абрикосова), часто бывал в России, летние месяцы проводил в Крыму. В 1889 г. Крамарж основал чешскую еженедельную газету «Час». В 1891 г. избран в австрийский рейхсрат от младочешской партии; с 1894 г. член чешского земельного собрания (ландтага). Крамарж стал одним из лидеров младочешской партии; в 1897–1898 гг. – вице-президент австрийской имперской палаты депутатов. Крамарж выступал решительным противником участия Австрии в антироссийском Тройственном союзе. Был сторонником федерализации многонациональных государств (в том числе Австро-Венгрии и России). Имевший репутацию убеждённого русофила и панслависта, Крамарж в начале Первой мировой войны был арестован австрийскими властями, обвинён в государственной измене и приговорён к 15 годам каторги. После смерти Франца-Иосифа I новый император Карл I амнистировал Крамаржа в 1917 г. 14 ноября 1918 г. Крамарж стал первым, после провозглашения независимости Чехословакии, её премьер-министром, к неудовольствию президента Томаша Масарика, придерживавшегося существенно более левых политических взглядов (уже к 1910-м гг. отношения между двумя ведущими политиками Чехии испортились). Сам он также согласился занять этот пост с неохотой, так как представлял независимую Чехословакию не республикой, а королевством, во главе, возможно, с одним из русских великих князей. Крамарж был активным сторонником Белого движения, состоял в дружеских отношениях с генералом Деникиным и посещал его в 1919 г. в Ростове. Крамарж и своими личными средствами и своим влиянием широко поддерживал русскую эмиграцию в Чехословакии. В 1920-е гг. опубликовал ряд работ о России («Кризис в России», 1921 г.). Правая Национально-демократическая партия, возглавляемая Крамаржем, не играла заметной роли в правительствах межвоенного периода. Политические взгляды Крамаржа постепенно радикализировались. К концу жизни он с симпатией присматривался к фашизму итальянского типа. Умер Крамарж 26 мая 1937 г. в Праге. Похоронен в крипте православного Успенского собора на Ольшанах.

Историческая справка

Томаш Гарриг Масарик (Tomáš Garrigue Masaryk), чешский философ, общественный и государственный деятель, один из лидеров движения за независимость Чехословакии, первый президент республики (1918–1935). Родился 7 марта 1850 г. в Моравии в городе Гёдинг (ныне – Годонин). Отец, Йозеф Масарик, – словак, мать, Тереза Масарикова (в девичестве – Кропачкова), – немка. Масарик родился в простой рабочей семье. Учился в Брно, Вене и Лейпциге. Среди его учителей были известные социологи и философы – Вильгельм Вундт и Франц Брентано. В 1882 г. Т.Г. Масарик избирается профессором Пражского университета. Его работы были посвящены истории философии, социологии и истории. Т. Масарик написал книгу «Россия и Европа», печатался в России на русском языке. Был убежден, что главное для России – исправление неправильных государственных оснований (ликвидация самодержавия) и подъем образования народа, неграмотность которого делает его игрушкой в руках радикальных агитаторов. Многие работы Масарика к публикации в России не допускались. Степень доктора философии он получил, защитив диссертацию о самоубийстве как социальном явлении. Основал влиятельный журнал «Атенеум». Занимая кафедру в университете, начал выступать как идейный вдохновитель национального движения. Депутат парламента австрийских земель (рейхсрата) в 1891–1893 гг. и в 1907–1914 гг. Годы Первой мировой войны провел в Швейцарии, Италии, Великобритании, Франции, России, США, где активно агитировал общественное мнение стран Антанты за независимость Чехословакии и признание «чехословаков» особой нацией. Его жена, Шарлотта Гарриг, чью фамилию он взял как второе имя, была американкой и во время Первой мировой войны арестовывалась австрийскими властями. Придерживаясь левых, социалистических убеждений, Масарик соглашался с планом Крамаржа создать после поражения Центральных Держав Чешское королевство под патронатом Императорской России. После падения Австро-Венгерской империи был заочно избран (будучи в США) в 1918 г. первым президентом Чехословацкой республики; через месяц вернулся в страну. Масарик являлся политическим и духовным лидером независимой Чехословакии (имел полуофициальное прозвище «батюшка» – Tatíček), воплощением этичной борьбы за независимость и создания нового государства; для него характерно высказывание: «Всякая разумная и честная политика есть реализация и укрепление принципов гуманизма. Политику, как и все, что мы делаем, следует подчинять этическим принципам. Политику, как и всю жизнь человека и общества, я не могу понимать иначе как sub specie aeternitatis». Поклонник англо-американской культуры, Масарик стремился к созданию либеральной многопартийной демократии, с допущением национальных меньшинств в политику, однако как идеолог «чехословакизма» допускал антинемецкие высказывания. После его отставки в 1935 г. президентом был избран многолетний министр иностранных дел Эдвард Бенеш. Масарик умер 14 сентября 1937 г. в своём имении Ланы.

Для народа разоренной войной Чехословакии, выпавшей к тому же из единого экономического пространства былой Австро-Венгерской империи, такая помощь русским беженцам была совершенно исключительным подвигом, но граждане этой страны сознательно пошли на большое самоограничение ради облегчения жизни своих попавших в беду «славянских братьев». Программа помощи русским беженцам неизменно получала поддержку в парламенте молодой республики и всячески приветствовалась обществом. Так, несмотря на тяжелый квартирный кризис в послевоенной Праге, русским беженцам было предоставлено огромное рабочее общежитие – «Свободарна» – в пражском районе Либень, комнаты в котором сдавались за очень умеренную плату и были вполне благоустроены. А позднее были выстроены и три специальных многоквартирных «профессорских дома», весьма благоустроенных. За квартиру с тремя спальнями в месяц надо было платить 450 крон.

«Русская акция помощи» была адресована не только русским. Чехословакия выделяла средства на поддержку эмиграции украинской, казачьей, белорусской, кавказской. Так, в начале 1923 г. в Чехословакии получали стипендию свыше 2000 казаков. К концу года их число достигло примерно 3000. Их одевали, кормили, обучали прогрессивным формам сельского хозяйства, принятым в Европе, и финансировали издание казачьего журнала «Хутор».

О прекращении «Русской акции» говорили во время мирового кризиса, но помощь русским эмигрантам, пусть и в более скромных масштабах, продолжалась и после 1929 г. Только установление дипломатических отношений с СССР в 1934 г. заставило чехословацкое правительство подчиниться давлению из Москвы и заявить о полном прекращении «акции». Союз чехословацких легионеров, то есть тех солдат и офицеров, которые сражались на стороне Белых во время Гражданской войны в России (весьма уважаемая общественная организация в межвоенной Чехословакии), твердо заявил в связи с этим решением правительства ЧСР, что «сотрудничество с СССР – это предательство России», а отказ от поддержки эмиграции – «проявление нравственной трусости». В 1936 г. были выданы дипломы последним 50 выпускникам по линии «Русской акции».

В противоположность умирающему свободному творчеству в «подсоветской России» творческая жизнь Русского Зарубежья била ключом. Нобелевских премий удостоились писатель Иван Бунин, экономист В. Леонтьев, физик И. Пригожин. В мире знали вертолеты И. Сикорского, самолеты А. Северского, телевизор В. Зворыкина, слушали пение Фёдора Шаляпина, музыку Сергея Рахманинова и Игоря Стравинского, хор донских казаков Сергея Жарова, смотрели танцы А. Павловой и балетные постановки Г. Баланчина, абстрактные картины В. Кандинского и скульптуры А. Архипенко, изучали сопротивление материалов по учебнику С. Тимошенко и социологию по Питириму Сорокину, знали чемпиона мира по шахматам А. Алехина, читали философские книги Николая Бердяева и Ивана Ильина, исторические труды Георгия Вернадского и других русских зарубежных историков и уж, конечно, романы Владимира Набокова (Сирина). Само присутствие таких величин в изгнании на Западе свидетельствовало о том, что в России не все благополучно.

При этом Западу была видна лишь вершина айсберга. Основной массив исторической, философской, богословской и художественной литературы, особенно поэзии Русского Зарубежья, остался иностранцам неизвестным. Между тем в эмиграции выдвинулась целая плеяда поэтов, родившихся на переломе XIX и XX века, в том числе Георгий Иванов, Владислав Ходасевич, Борис Поплавский, Иван Савин, Владимир Смоленский, Николай Туроверов, Арсений Несмелов, поэт и переводчик с французского и фарси Иван Тхоржевский. Их стихи сегодня понемногу возвращаются в Россию. При небольших тиражах в эмиграции издавалось множество книг. В 1920-е гг. выходило 360 русских газет, появились толстые журналы, но многие периодические издания были недолговечны.

Образовались научные общества, в т. ч. «Русские академические группы». В 1920-е гг. возникло несколько русских высших учебных заведений. Помимо Свято-Сергиевского Богословского института в Париже и Политехнического в Харбине, они были недолговечны: приток студентов скоро иссяк. Русские гимназии были в Китае, Латвии, Чехословакии, Югославии. Во Франции и Югославии были кадетские корпуса, в последней и «институт» для девиц. Тем, чья учеба была прервана Гражданской войной, «Русская акция» чешского правительства давала стипендии для окончания высшей школы, в надежде подготовить кадры для будущей свободной России. Внешкольным воспитанием занимались добровольческие молодежные организации – сокола, скауты-разведчики (девиз: «Будь готов за Россию!») и витязи («За Русь, за веру!»). Скаутизм охватил десятки тысяч русских детей и подростков, оказавшихся в эмиграции. Слёты проходили под русским трехцветным флагом, пелись русские песни, изучалась история и культура России. Скаут-мастера готовили юных разведчиков к жертвенному служению родине – «В былом источник вдохновенья / В деяньях Сечи и Петра / В грядущем братское служенье, / а в нашем нынешнем – борьба // За тот народ, что всех народов/ Для нас и ближе и родней / За край могучий новых всходов / труда, уклада и людей. // И в этом свыше назначенье, / и в этом радость и почёт / и будет наше поколенье / давать истории отчёт» – пели, взявшись за руки, девушки и юноши ночами у разведческих костров под небом Франции или Америки.

Важную роль играла Церковь. Храм служил не только домом молитвы, но и опорой общественной жизни. Некоторые белые офицеры приняли священство, в церковную жизнь уходили подчас и бывшие революционеры. Большинство эмигрантских приходов (около 1 тыс. в 1930-е гг.) управлялось архиерейским Синодом под председательством митрополита Антония (Храповицкого). Параллельно Синоду в Русском Зарубежье возникли юрисдикции Константинопольского патриарха (митрополит Евлогий в Париже) и национальных православных церквей (например, американской, ставшей автокефальной в 1970 г.). Несмотря на сильные эмоции, разделявшие эмиграцию по вопросу о юрисдикциях, Русская Православная Церковь помогла укоренить православие в Германии, Франции, Австралии и Америке.

Военная эмиграция жила не только ожиданием «Весеннего похода» против большевизма (т. е. новой попытки его свержения вооруженным путем), но нашла себе профессиональное применение во многих вооруженных конфликтах. Русские помогли подавить коммунистические восстания в Болгарии в 1923 г. и в Албании в 1924–1926 гг. В 1923–1928 гг. до 6 тыс. русских сражалось в армиях китайских антикоммунистов – маршалов Чжан Цзолина и Чжан Цзучана. В 1929 г. русские участвуют в Маньчжурии в боях с Красной армией на стороне Китая, в 1938–1939 гг. – на стороне Японии (бригада Асано). Более 8 тыс. белых солдат и офицеров поступили во французский Иностранный легион, воевавший в Марокко, Сирии, Ливане и Индокитае. Русские летчики создали авиацию Саудовской Аравии, русские офицеры под руководством генерала И.Т. Беляева отстроили в 1932–1935 гг. армию Парагвая и тем обеспечили победу Парагвая над Боливией. Их имена и сейчас носят улицы столицы Парагвая – Асунсьона.

Свидетельство очевидца

Генерал Беляев много занимался просвещением индейцев и защитой их прав. Около его дома в окрестностях Асунсьона всегда висели две пары штанов, в которые должны были облачаться почти голые индейские визитёры перед входом к генералу, дабы не смущать русских дам. Когда его хоронили в 1957 г., за гробом шло всё племя индейцев чимакоков и пело «Отче наш» на своем языке – как их научил белый генерал Беляев… – И. Беляев. Записки русского изгнанника. СПб., 2009.

Русские эмигранты сражались на стороне Эфиопии против итальянцев и, как на стороне генерала Франко, так и против него, в Испании в 1936–1939 гг.

Казачья эмиграция была исключительно эмиграцией политической. Экономических мотивов для эмиграции у нее не было. Казаки даже за границей сохраняли вековые традиции и уклад жизни. Они организовались в донские, кубанские или терские станицы или хутора, выбирали своих атаманов, строили на чужой земле свои церкви, имели свои кладбища, приюты для престарелых, свои музеи, издавали журналы, газеты и книги. Опасаясь упадка казачества, оставшегося на казачьих землях, в результате политики расказачивания и террора, применяемого к казакам советскими властями, казаки за рубежом считали своим долгом сохранить казачьи традиции, культуру в надежде на возвращение домой. Политический опыт Гражданской войны привел к политизации казаков. Разница между отдельными течениями была выражена, прежде всего, отношением к вопросу казачьей автономии, а вернее, отделения от России. Элита, офицеры, были воспитаны в национальном русском духе. Все генералы и высший командный состав были за восстановление и расширение традиционных казачьих прав и свобод, но лишь немногие хотели отделение казачьих областей от России.

Отношение казаков к Москве разделило казачество на пять основных течений: небольшая группа казачьих политиков под руководством Верховной рады хотела возвращения к довоенному положению. Выборных атаманов должны были заменить наказные атаманы, и казачество должно было получить полуавтономный статус. Большая часть казачества считала себя русскими и желала остаться неотделимой частью России, но с демократически избранными правителями трех войск: Донского, Кубанского и Терского. Это был проект атамана Каледина. Часть казаков, чаще всего с высшим образованием, представляли себе будущее казачества в союзе с народами Северного Кавказа, в федеративном государстве, динамично развивающемся за счет больших природных ресурсов. Значительная группа казаков с украинскими корнями предлагала союз казаков Юга России с Великой Украиной. Одним из самых видных организаторов этого движения был И.В. Полтавец-Остраница.

Историческая справка

Влиятельная группа молодежи, учившейся в Чехословакии, организованная в «Вольно-казачьем движении», хотела создать новое государство под названием «Казакия». Главными представителями были основатели казачьей федерации 9 января 1920 г. и верховного парламента Дона, Кубани и Терека. В президиуме движения были генерал И.Ф. Быкадоров, генерал-поручик Т.М. Стариков, инженер И.И. Колесов, доктор И.П. Вихлянцев, В.Г. Глазков и др. Газета «Вольное казачество» была открыто противонемецкой и поэтому в 1939 г. закрыта, так же как и «Казачий вестник». К концу войны организация переехала через Германию в США.

Вырванные из привычной русской жизни, эмигранты на первых порах очень страдали от своей «инобытности» окружающему их чужому миру. Они старались держаться друг к другу поближе, порой сознательно изолируя себя от народов, давших им пристанище. Такая бытовая «эмигрантщина» высмеивалась самими эмигрантами – например, Теффи (Надежда Бучинская) в рассказе «Городок», где повествуется о жизни обывателей города «Парижска-на-Сене», или поэтом Дон Аминадо (А.П. Шполянским). Но в этой способности посмеяться над собой тоже была и свобода, потерянная на «подсоветской» родине, и вера в высокую «миссию русской эмиграции».

Численность первой волны русской эмиграции в Европе 1930 г.

Литература:

Политическая история русской эмиграции / Ред. А.Ф. Киселев. М., 1999.

М. Раев. Россия за рубежом: история культуры русской эмиграции 1919–1939: Пер. с англ. М., 1994. (Oxford, 1990).

М.В. Назаров. Миссия русской эмиграции. Ставрополь, 1992.

3.1.15. Русская Церковь Заграницей

Менее чем два процента русского православного духовенства оказалось после 1922 г. в изгнании, но именно этим немногочисленным представителям когда-то самой многочисленной Поместной Церкви православного мира суждено было взять на себя бремя воссоздания церковной жизни в русском рассеянии на пяти континентах.

25 октября 1920 г. решением Южного Временного Высшего Церковного Управления управляющим русскими православными церквами в Западной Европе на правах правящего архиерея был назначен находившийся тогда за границей архиепископ Волынский Евлогий Георгиевский (впоследствии это решение было подтверждено указом Патриарха Тихона и Синода от 8 апреля 1921 г.). Следующим шагом на пути формирования в эмиграции полноценного церковного управления стало принятое в ноябре 1920 г. решение совещания епископов, эвакуировавшихся из России с армией генерала П.Н. Врангеля, о создании Русского Высшего Церковного Управления Заграницей по аналогии с теми органами церковной власти, которые действовали в годы Гражданской войны на территории России и деятельность которых была одобрена постановлением св. Патриарха Тихона, Синода и Высшего Церковного Совета от 20 ноября 1920 г. № 362. Председателем РВЦУ Заграницей стал митрополит Антоний Храповицкий, а в его состав вошли, в частности, архиепископ Анастасий Грибановский и епископ Вениамин Федченков. После переезда РВЦУ Заграницей в марте 1921 г. в резиденцию Сербского Патриарха Димитрия город Сремски Карловцы, его членом стал и вскоре получивший титул митрополита Евлогий Георгиевский.

В конце ноября 1921 г. в Сремских Карловцах состоялся Русский Всезаграничный Церковный Собор, на котором был избран новый состав РВЦУ Заграницей во главе с митрополитом Антонием Храповицким, подтвердивший своё каноническое подчинение св. Патриарху Тихону, приняты постановления об организации епархиального и приходского управления за границей, которые основывались на аналогичных постановлениях Поместного Собора 1917–1918 гг.

На Всезаграничном Соборе было принято послание чадам Русской Православной Церкви в рассеянии и изгнании сущим, содержавшее требование возвращения «на всероссийский престол Помазанника, сильного любовью народной, законного Православного Царя из дома Романовых». Через два месяца от имени Собора было оглашено послание к Мировой (Генуэзской) конференции, призывавшее европейские правительства поддержать вооружённую борьбу против большевицкой России. Эти деяния Всезаграничного Собора вынудили Патриарха Тихона в условиях резко ужесточившихся весной 1922 г. церковных гонений в России издать указ от 5 мая 1922 г., в котором он впервые официально определил свою точку зрения на организацию церковной власти в русской эмиграции. Назвав два упомянутых выше послания «актами, не выражающими официальный голос Русской Православной Церкви», Святейший Патриарх Тихон, Синод и Высший Церковный Совет постановили «ввиду допущенных Русским Церковным Управлением Заграницей означенных политических от имени Церкви выступлений, и, принимая во внимание, что за назначением тем же Управлением преосвященного митрополита Евлогия заведующим русскими православными церквами за границей собственно для ВЦУ там не остается уже области, в которой оно могло бы проявить свою деятельность, означенное ВЦУ упразднить, сохранив временное управление русскими заграничными приходами за митрополитом Евлогием» (Церковные ведомости. 1922. № 12/13. С. 6–7).

Митрополит Евлогий не решился, однако, занять место авторитетнейшего митрополита Антония во главе русской церковной иерархии за границей и продолжал управлять лишь русскими церковными приходами в Западной Европе. В сентябре 1922 г. на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви Заграницей и был образован Синод «с обязательным участием митрополита Евлогия», которому (т. е. Синоду) передавались «все права и полномочия Русского Высшего Церковного Управления Заграницей». Председателем Синода с этого времени и до своей кончины в 1936 г. постоянно оставался митрополит Антоний. Так вне пределов России возник орган высшей церковной власти, который и по сей день возглавляет одну из двух главных церковных юрисдикций русской зарубежной диаспоры.

Стремление действовавшего в Сремских Карловцах Зарубежного Синода осуществлять управление церковными приходами не только на территории Балканских стран и в Маньчжурии, но и в Западно-Европейском митрополичьем округе митрополита Евлогия и в Северо-Американской епархии митрополита Платона вызывало напряжённость в их взаимоотношениях. В результате, в январе 1927 г. Зарубежный Синод издал определение о запрещении в священнослужении митрополита Евлогия, несмотря на то, что он являлся единственным епископом Русского зарубежья, полномочия которого как правящего архиерея Русской Православной Церкви Заграницей были даны Патриархом Тихоном и признавались впоследствии Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром и Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием. Митрополит Евлогий, поддержанный весьма многочисленными и авторитетными священнослужителями и мирянами Западно-Европейского митрополичьего округа, отказался признавать решение Зарубежного Синода, и их канонические отношения оказались расторгнутыми на многие десятилетия.

Раскол в Русской Православной Церкви Заграницей ещё более обострился летом 1927 г., когда, в связи с различным отношением двух групп русской эмиграции к постановлению митрополита Сергия от 1 июля 1927 г., требовавшему от русских зарубежных епископов подписки о лояльности советскому правительству, обе церковные группы оказались на различных позициях уже не только по отношению друг к другу, но и по отношению к Московской Патриархии (см. 3.2.5).

После опубликования в июле 1927 г. «Декларации» митрополита Сергия, обозначившей во многих отношениях изменившийся курс его политики по отношению к большевицкому режиму, Архиерейский Собор Русской Православной Церкви Заграницей принял 9 сентября 1927 г. Окружное послание, в котором заявлялось о разрыве канонических отношений с руководством Московской Патриархии в лице Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия и о сохранении подчинения лишь арестованному Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Петру.

Подвергавшийся все более усиливавшемуся давлению ГПУ митрополит Сергий был вынужден 24 декабря 1930 г. издать постановление о запрещении в священнослужении митрополита Евлогия, участвовавшего в молебствованиях европейских христиан о Русской Православной Церкви, гонимой в большевицкой России. Не имея после этого дальнейшей возможности сохранять каноническое общение с Московской Патриархией и опираясь на поддержку епископата Западно-Европейского митрополичьего округа, митрополит Евлогий в феврале 1931 г. перешёл со своим духовенством и паствой в юрисдикцию Вселенского Патриарха, который образовал особый, сохранявший традиции русской церковной жизни Западно-Европейский Экзархат во главе с митрополитом Евлогием. Именно этот существующий и поныне в нескольких странах Западной Европы Экзархат Вселенского Патриархата стал второй основной церковной юрисдикционной группой Русского Зарубежья.

На протяжении многих десятилетий Русская Православная Церковь Заграницей и Западно-Европейский Экзархат Вселенского Патриархата будут поддерживать многообразное развитие церковной жизни русской зарубежной диаспоры, сочетавшее в себе строгое следование традиции с подлинно творческим дерзновением. В качестве одного из многочисленных примеров можно привести деятельность созданного в 1925 г. в Париже Свято-Сергиевского Богословского института, который на четверть века стал ведущим богословским учебным заведением всего православного мира. В стенах этого учебного заведения в 1930-е гг. плодотворно трудились как сформировавшиеся еще в русской дореволюционной высшей школе учёные, подобные протоиерею Сергию Булгакову, протопресвитеру Василию Зеньковскому, Антону Ивановичу Карташеву и Георгию Федотову, так и богословы, проявившие себя уже в эмиграции, подобно епископу Кассиану (Безобразову), архимандриту Киприану (Керну), протопресвитеру Николаю Афанасьеву и протоиерею Георгию Флоровскому.

Литература:

Никон (Рклицкий), архиепископ. Жизнеописание блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Изд. Северо-Американской и Канадской епархии. 1961.

Преподобный Сергий в Париже. История Парижского Свято-Сергиевского Православного Богословского института / Отв. ред. протопресвитер Б. Бобринский. СПб., 2010.

3.1.16. Общественно-политические движения Русского Зарубежья

В 1921 г. еще существовали элементы общероссийского Белого центра: Совет послов в Париже, Русский совет под председательством Врангеля в Константинополе. Подавляющее большинство эмиграции соглашалось с Иваном Буниным, который свою знаменитую речь «Миссия русской эмиграции», произнесенную 16 февраля 1924 г. в Париже, закончил словами: «Да будет нашей миссией не сдаваться ни соблазнам, ни окрикам. Это глубоко важно и вообще для неправедного времени сего, и для будущих праведных путей самой же России. <…> Говорили – скорбно и трогательно – говорили на древней Руси: «Подождем, православные, когда Бог переменит орду». Давайте подождем и мы. Подождем соглашаться на новый «похабный мир» с нынешней ордой».

Сразу наметились основные политические размежевания на классические три направления – правых, левых и центристов, но со специфическими оттенками нации без территории и политиков без власти. Одни – военные круги во главе с генералом Кутеповым – стояли за сохранение организованной воинской силы, пусть и разоруженной, в надежде возобновить в любой форме военные действия против большевиков – «Весенний поход»; другие – левые кадеты, позицию которых выражала парижская газета «Последние новости», руководимая П.Н. Милюковым, – считали эту позицию самообманом, третьи – правые кадеты (берлинская газета «Руль» В. Набокова и С. Гессена и в 1925–1927 гг. парижская газета «Возрождение» П. Струве), не отказываясь от идеалов Белого движения, полагали более целесообразным вести борьбу словом и делом и не рассчитывать на весьма маловероятную западную интервенцию для освобождения России.

Размежевание коснулось и представлений о политическом строе будущей освобожденной России: одни были за реставрацию не только монархии, но и династии Романовых, другие – за восстановление монархического принципа, но в зависимости от волеизъявления народа, третьи – за республиканский строй. Разногласия проявились и в оценке большевицкой власти. Способна ли она со временем эволюционировать в демократическом направлении и, если да, то в силу каких факторов: внешних, под напором западного и эмигрантского сопротивления, или внутренних, под давлением экономических законов (так полагал П. Милюков) или возрождения национального самосознания народа и власти.

Вера в эволюцию и в то, что большевицкая власть отчасти уже является и, во всяком случае, должна стать национальной, породила целый ряд движений, призывавших к прекращению всякой борьбы с большевиками и за возвращение эмигрантов в Россию для деятельного участия в ее жизни. Первый призыв в этом духе прозвучал еще до окончания Гражданской войны в берлинском кружке «Мир и труд», возглавлявшемся профессором уголовного права В. Станкевичем, но без большого успеха.

Более широкую деятельность развило Сменовеховство, возникшее тоже в среде правоведов в Харбине и в Праге. Осенью 1921 г. в Праге вышел нашумевший сборник-манифест «Смена вех», объявивший, что патриотизм требует не борьбы с советской властью, а ее поддержки. Затем под тем же названием стал выходить еженедельник, за которым последовала в Берлине газета «Накануне», литературным сотрудником которой стал Алексей Николаевич Толстой. Лидер сменовеховцев Н.В. Устрялов в Харбине призывал эмигрантов смириться с фактами и возвращаться, чтобы восстанавливать страну. Ставя на первое место величие государства, он полагал, что большевики этой цели служат, и верил в постепенное их перерождение. Сменовеховство, в которое входили бывшие сотрудники и Керенского (кн. В. Львов) и Деникина (генерал Носков), получило сочувственный отклик на конгрессе ВКП(б) в Москве. Большинство идеологов этой одной из первых попыток создания национал-большевизма вернулись в СССР и там, через несколько лет, были истреблены большевиками. Сталин внимательно изучал идеи Устрялова и использовал их в середине 1930-х гг., разрабатывая идеологию «советского патриотизма», но его самого приказал в 1937 г. расстрелять.

Еще больший размах и резонанс получило движение евразийства, собравшее блестящие молодые интеллектуальные силы эмиграции – философа Льва Карсавина, лингвиста князя Николая Трубецкого, литературоведа князя Дмитрия Святополк-Мирского, историка Георгия Вернадского, богослова и историка Церкви – священника Георгия Флоровского, географа Петра Савицкого, юриста Николая Алексеева, музыковеда Петра Сувчинского и многих других мыслителей и ученых. Первый сборник их статей вышел в 1921 г. под названием-лозунгом «Исход к Востоку» в противовес совершившемуся исходу эмиграции на Запад. Используя систему этнолингвистических аргументов, богословские и исторические доказательства, евразийцы объявляли Россию особым миром – евроазиатским, «туранским», а западным ценностям и всем элементам русской истории и культуры, пришедшим с Запада, выносили безапелляционное осуждение. В резких, категорических выражениях они своеобразно развивали традицию эпигонов славянофильства – Данилевского, Леонтьева, Эрна, – продолжая диалог об отношении русской культуры и православных ценностей к «западному просвещению». Евразийцы признавали, что большевизм есть конечное проявление западного духа, но считали, что он совершил полезное историческое дело, разрушив петровскую «озападненную» Россию. Свой ретроспективный идеал евразийцы видели в Московском царстве. Радикальное антизападничество, психологически объяснимое как разочарованием в Западе после катастрофы Российской Империи, построенной на западных принципах государственности и культуры, так и тем, что в эмиграции почти повсеместным было убеждение, что Запад «предал» Белое движение и использовал гибель исторической России в своих корыстных интересах, обусловило эту парадоксальную уступку большевизму.

Замечание главного редактора

Примечательно, что евразийцы во многом вывернули наизнанку аргументы западных ученых, отличавшихся особой русофобией. Еще в XIX в. французский историк Анри Мартен (1810–1885) на волне возмущения подавлением Второго польского восстания (1863–1864 гг.) написал книгу «Россия и Европа», в которой доказывал, что русские – не славяне, не индоевропейцы, но «туранцы», принадлежащие к тюрко-алтайскому племени, что они только внешне похожи на европейцев, но по сути не имеют с ними ничего общего. По своему духовному строю они суеверны, непроницаемы для просвещения, раболепны. Христианством они только внешне помазаны, но не исполнены. Единственно, к чему они способны – это к быстрому размножению. Они опасны для Европы, и истинные славяне и индоевропейцы – поляки – должны оттеснить этих белокожих азиатов за Уральские горы.

После Первой мировой войны французский католический мыслитель Анри Масси в книге «Оборона Запада. Золотой тростник» (1927) утверждал, что, оставшись вне Римской Церкви, русские остались и вне европейской культуры. Их православие, – полагал этот французский ученый, – это почти что и не христианство, а смесь примитивной магии, элементарного дуализма зороастрийцев и туманной индуистской мистики. Ленин сознательно, с точки зрения Масси, совершая революцию, «хотел вернуть Россию к ее азиатским, московским истокам», и потому был поддержан русским народом. Евразийство приняло практически все утверждения этих французских мыслителей, но дало им противоположный знак. «Да, скифы мы, да, азиаты мы с раскосыми и жадными очами», – восклицает А. Блок, а вслед за ним князь Николай Трубецкой утверждает, что это – не плохо, а хорошо, так как Европа духовно разлагается, а Азия созидается. Да, православие – совсем иная вера, чем католицизм. Но истинное христианство – это православие, а католицизм – это христианство, искаженное римским законничеством и империализмом. Евразийцы с удовольствием повторяли строки, написанные в Советской России крестьянским поэтом Николаем Клюевым (убитым в годы Большого Террора), – «Есть в Ленине керженский дух, игуменский окрик в декретах». Для многих из них, как и для А. Масси, Ленин и большевизм виделись первым шагом на пути возвращения русского народа от призрачной западнообразной Петербургской монархии к подлинно туранскому Московскому царству и его вере, ставшей в конце XVII в. старообрядчеством и бежавшей от «новообрядцев» в Керженецкие скиты.

Характерно, что, в совершенно профанизированном виде, евразийство некоторыми «мыслителями» из КГБ предлагалось в качестве новой русской идеологии в конце 1970-х гг. взамен окончательно потерявшего авторитет марксизма-ленинизма (см.5.1.41).

Н. Трубецкой. О туранском элементе в русской культуре // Евразийский временник. Кн. 4. Берлин, 1925.

Поддержка ряда западных благотворителей, сочувствовавших евразийцам (идеи, во многом близкие евразийским, в эти годы высказывал, в частности, замечательный германский мыслитель Освальд Шпенглер), позволила евразийцам развить широкую издательскую деятельность: помимо текущей периодики с 1922 по 1931 г. было издано семь сборников, каждый в 500 страниц.

Однако идейная уступка большевизму привела к быстрой «советизации» евразийства. Проведение операции «Трест» и прямое внедрение агентов ОГПУ в движение вызвало в 1928 г. так называемый Кламарский раскол, в который ушли Сувчинский, Карсавин, кн. Святополк-Мирский и советские сотрудники – С.Я. Эфрон и П.С. Арапов. Дело дошло до того, что один из идеологов евразийства, Н. Чхеидзе, в 1929 г. выразил надежду на превращение BKП(б) в партию евразийцев. И он был не одинок.

Одни современники евразийства называли его «бездейственным самоутешением» (Г. Ландау), предлагавшим «вместо горького пития правды, снова вкусный лимонад» (К. Мочульский), или «продуктом частичного разложения Зарубежья» (П. Струве). Другие относились к идеям евразийства весьма серьезно. Н.А. Бердяев, несмотря на его, в основом, критическое отношение к этому движению, считал, что евразийцы «единственное пореволюционное идейное направление, возникшее в эмигрантской среде, и направление очень активное. Все остальные направления, «правые» и «левые», носят дореволюционный характер и потому безнадежно лишены творческой жизни и значения в будущем».

Свидетельство очевидца

16 сентября 1927 г. философ С.Л. Франк объяснял П.Б. Струве в письме причины своего терпимого отношения к евразийству, которое сам Струве решительно осуждал: «Я, конечно, не «евразиец» и никогда им не буду и потому не «впрягусь» в евразийскую колесницу. Я очень хорошо сознаю и идейную и моральную легковесность этого направления <…>. Но вместе с тем значительность затронутых ими тем и доля истины, содержащаяся в их крикливых утверждениях, для меня бесспорна, и ощущения зазорности простого соприкосновения с ними у меня нет». – Цит. по: А. Гапоненков. Эпистолярный диалог Петра Струве и Семена Франка (1922–1944) // Общая тетрадь. Вестник Московской школы политических исследований. 2010. № 1 (51). С. 117.

Некоторые евразийцы после раскола 1928 г. ушли в чисто научную деятельность (как умерший в 1938 г. князь Николай Трубецкой), другие переехали в Советскую Россию и были вскоре убиты там большевицкой властью (князь Дмитрий Святополк-Мирский), третьи были пленены после войны и погибли в ГУЛАГе (Лев Карсавин), четвертые отошли от движения (Георгий Вернадский) и даже вступили в полемику с ним (протоиерей Георгий Флоровский). Новых сил во второй волне русской эмиграции евразийство для себя не нашло, а из старых евразийцев очень немногие сохранили, как Савицкий, верность идеям молодости.

Историческая справка

Петр Николаевич Савицкий родился 15 мая 1895 г. в Чернигове в украинской семье. Сын черниговского помещика, земского деятеля, предводителя дворянства Кролевецкого уезда Черниговской губернии, члена Государственного Совета, действительного статского советника. Детство и отрочество провел в Чернигове. Еще будучи гимназистом занялся научной работой. Учился на экономическом факультете Петроградского политехнического института им. Петра Великого, где продолжил занятия под руководством П.Б. Струве. В годы учебы примкнул к возглавляемому Струве правому крылу кадетской партии. Публиковался в журналах «Великая Россия», «Русская мысль». В 1916–1917 гг. работал в российском посольстве в Норвегии. Вернулся в Россию перед октябрьским переворотом, после которого уехал на Украину. Воевал на стороне гетмана Скоропадского с войсками С. Петлюры. В 1919–1920 гг. участвовал в Белом движении, был товарищем министра иностранных дел в правительствах Деникина и Врангеля. В 1920 г. с армией эмигрировал в Константинополь, где с П.Б. Струве возобновил выпуск журнала «Русская мысль». Под влиянием книги Н.С. Трубецкого «Европа и человечество» (София, 1920) отошел от концепции европоцентризма, которая лежала в основании национал-либерализма П.Б. Струве, что привело его к идейному конфликту со Струве. Дополнив идеи Н.С.Трубецкого пониманием России как «срединного материка» между Европой и Азией – Евразии, стал одним из основателей евразийства. Был некоторое время близок к идеям национал-большевизма, сформулированным Н. В. Устряловым в сборнике «В борьбе за Россию» (Харбин, 1920). В 1920 г. переезжает в Болгарию, где в Софии участвует в работе евразийского семинария и в выпуске первого евразийского сборника «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев. Книга 1» (София, 1921). В конце 1921 г. переезжает в Чехословакию и становится приват-доцентом русского юридического факультета в Праге. Преподавал географию и экономику в Русском народном университете, Русском институте сельскохозяйственной кооперации, Русском свободном университете. В 1930-х гг. преподавал в Пражском немецком университете русский и украинский языки и россиеведение (где в числе его учеников оказался будущий гауляйтер Праги, который в годы оккупации спас Савицкого от нацистского концлагеря). В 1940-х гг. был директором русской гимназии в Праге. С самого зарождения евразийского движения – один из главных его теоретиков и политических лидеров. Создал базовые для евразийства теории месторазвития, хозяйстводержавия, циклов экономической истории, циклов евразийской истории. Был создателем кочевниковедения и евразийской геополитики. Участник всех евразийских изданий и руководящих органов евразийского движения (Совет Трех, Совет Пяти, Совет Семи), активный пропагандист идей евразийства в русской эмигрантской и в зарубежной печати. В 1920-е гг., надеясь на скорое падение большевиков, вместе с другими евразийцами готовился к возвращению в Россию и к политической борьбе с западниками, пытался вести пропаганду евразийских идей в СССР. Как и остальные лидеры евразийства, стал жертвой мистификации ОГПУ под названием «Операция «Трест»», поверив в существование в СССР законспирированного антибольшевицкого подполья с евразийским отделением в нём. По линии «Треста» в 1927 г. тайно посещал СССР, не сумев распознать под личиной «советских евразийцев» работников ОГПУ. В 1930-е гг. работал над созданием т. наз. структуральной географии. Один из создателей Евразийской партии в эмиграции (1932). Савицкий в годы Второй мировой войны выступал против набора русских эмигрантов во власовскую армию, за что подвергался преследованиям со стороны гестапо. После занятия Праги Красной армией арестован органами СМЕРШ, самолетом переправлен в Москву, где был осужден на 8 лет лагерей за контрреволюционную деятельность. Отбывал наказание в Дубровлаге (Мордовия). В 1954 г. был переведен в Подмосковье, а в 1956-м – освобожден и реабилитирован. От предложения остаться в СССР отказался и вернулся в Чехословакию. В Чехословакии зарабатывал на жизнь переводами. До конца жизни остался верен идеям евразийства, в 1950-х гг. вступил в переписку с Львом Николаевичем Гумилевым, поощряя его занятия историей кочевых народов и передав ему «эстафету» некоторых евразийских концепций. В 1960 г. выпустил на Западе под псевдонимом П. Востоков сборник стихов, описывающих его пребывание в сталинских лагерях, за что в 1961 г. был арестован органами госбезопасности ЧССР, но выпущен под давлением мировой общественности (прежде всего под влиянием обращений Бертрана Рассела и Исайи Берлина). Скончался 13 апреля 1968 г. в Праге.

В 1923 г. образовалось еще одно синкретическое движение, на этот раз среди совсем молодого поколения – «Союз молодой России». Младороссы (как они себя называли по аналогии с младотурками) считали себя монархистами, пользовались поддержкой Великого князя Кирилла Владимировича и пытались сочетать не только факт эмиграции с признанием большевицкой власти, но, казалось бы, два начала совершенно противоположных «царь + Советы». Лидер младороссов, Александр Казем-Бек (1902–1977), приписывал своему движению мнимовлиятельную роль на исторической арене: «революция продолжается, но она будет продолжаться при нашем участии». Движение младороссов охватило значительную часть эмигрантской молодежи и было весьма популярным во второй половине 1920-х – начале 1930-х гг. Младороссов поддерживали многие видные эмигранты старшего поколения, эмигрантская пресса. Между тем, движение сознательно имитировало идеи, лозунги и даже поведение итальянских фашистов. Младороссы носили синюю форменную одежду, приветствовали Казем-Бека вскидыванием правой руки и криками «глава!», выступали за замену западного либерализма и большевицкого атеизма тоталитарным корпоративным православным «государством-нацией».

Наряду с этими парадоксальными движениями, одновременно эмигрантскими и как бы отрицающими главное призвание эмиграции – быть непримиримой к большевицкой власти, постепенно налаживалась за рубежом политическая жизнь, точнее определялся политический спектр Зарубежья. На крайнем левом фланге – меньшевики, многие из которых попали в эмиграцию в 1922 г. после их разгрома большевицкой властью и высылки лидеров. Поначалу они продолжали мыслить себя как партия «не революции, а оппозиции», призывали Запад признать ленинское правительство и только с приходом к власти Сталина стали непримиримыми врагами большевицкой системы.

Социалисты-революционеры были разделены еще в России после разгона Учредительного собрания: левые вошли в ленинское правительство, терпевшее их до 1918 г., а правые начали одними из первых вооруженную с ним борьбу. В эмиграции разделения усугубились. Левые, возглавляемые В. Черновым, отмежевываясь от марксизма, старались стать «лицом к России» и ратовали за признание большевицкой власти; умеренные группировались вокруг А. Керенского (газета «Дни») и отличались большей непримиримостью к коммунистическому режиму, а многие поправевшие эсеры вообще отошли от политики и, в традициях народничества, посвятили себя с большим успехом благотворительной и просветительской деятельности. Так, созданный ими на внепартийной основе толстый журнал «Современные записки» (1921–1939) объединил лучшие силы эмиграции в области беллетристики, публицистики и литературной критики. Как партия, эсеры прекратили свое существование в 1931 г. после неудачной попытки объединить различные свои фракции.

Партия кадетов также подверглась в эмиграции разделению. П.Н. Милюков порвал окончательно со всякой идеей реставрации монархии и переименовал КДП в Республиканское-демократическое объединение (РДО). Выработанная им «новая тактика» сочетала непримиримость к большевизму, в которой он видел «самую суть политической эмиграции, ее долг перед порабощенной родиной», с отказом от всякой борьбы: в ожидании «неминуемого Термидора», Милюков предлагал эмигрантам наводить мосты с Россией. Эта противоречивая позиция не нашла одобрения у его бывших соратников по партии – В.Н. Набокова, И. Гессена, П.Б. Струве и др.

Монархический лагерь эмиграции был не менее разделен, чем левый и центристский. На основополагающем съезде в Бад-Рейхенгалле в 1921 г. был создан Высший Монархический Совет, в который вошли крайне правые политики, Н. Тальберг, А. Крупенский, Н. Марков – сторонники абсолютизма и тесного союза между гражданской властью и Церковью (свои позиции они защищали в журнале «Двуглавый орел»). Образовался и умеренный Русский Народно-Монархический Союз Конституционных Монархистов Сергея Ольденбурга, но особой активностью он не отличался.

Серьезные разногласия начались у монархистов, когда в августе 1924 г. Великий князь Кирилл Владимирович, как старший правопреемник Престола, провозгласил себя Императором Всероссийским, а сына своего Владимира Кирилловича объявил наследником Российского Престола. Это самопровозглашение вызвало несогласие старейших членов дома Романовых, в первую очередь вдовы Императора Александра III Императрицы Марии Федоровны и Великих князей Петра и Николая Николаевичей. Все трое твердо стояли на непредрешенческих позициях. Великий князь Николай Николаевич (дядя Николая II), пользовавшийся большим авторитетом среди широких слоев эмиграции, заявил, что «устройство государства российского может быть решено только на русской земле в соответствии с чаяниями русского народа». Это мнение разделял последний Главнокомандующий Русской армией генерал П.Н. Врангель.

Свидетельство очевидца

Князь Феликс Юсупов, состоявший в тесном родстве с Российским Императорским домом (он был женат на племяннице Николая II Ирине Александровне, дочери сестры Государя – Ксении), вспоминал: «Политические игры Великого князя Кирилла начались ещё в 1917 г. в России. И тогда позиция, им занятая, порицалась всеми патриотами и произвела невыгодное впечатление в Европе. И в 22-м году Великий князь назвался хранителем трона, и вот теперь, в 24-м провозгласил себя Императором. Поддержали его немногие. Большинство эмигрантов, начиная с Императрицы Марии Федоровны и Великого князя Николая, осудили его и будущим Государем признать отказались.

Новость я услышал в Брюсселе. Генерал Врангель, у которого я обедал в тот день, не мог скрыть возмущения. Показал он мне один хранимый им документ. В 1919 г. нашла его Белая армия в архивах города, покинутого большевиками. Это была программа большевицкой пропаганды в Европе. Первым пунктом стояло провозглашение Великого князя Кирилла Императором Всероссийским. Узнав о намерениях Великого князя, генерал Врангель послал ему копию документа и умолял не подыгрывать комиссарам. Ответа он не получил.

После убийства царской семьи отсутствие прямого наследника осложняло вопрос о престолонаследовании… Вопрос о легитимности русского престолонаследования остается неясен. Неясность эта, впрочем, на мой взгляд, не так уж страшна. Если быть в России монархии с сохранением той же династии, то собор, скорее всего, и выберет в младшем поколении Романовых достойнейшего». – Князь Феликс Юсупов. Мемуары в двух книгах. С. 313.

Генерал Врангель и многие другие русские военачальники, оказавшиеся в эмиграции, видели свою задачу в том, чтобы сохранить единство и боевой дух белых воинов, рассредоточенных по всему миру и вернувшихся в гражданское состояние. Уход из России, во всяком случае Русской армии, рассматривался генералом Врангелем и его соратниками как временное отступление. За ним должно было последовать возобновление борьбы в форме десантирования на черноморском побережье России и восстановления линии фронта не позднее 1 мая 1921 г. Это именовалось «Весенним походом», идея которого станет смыслом существования многих. В силу многих причин операция откладывалась. 1 сентября 1924 г. во избежание превращения армии в простое сообщество бывших однополчан, уже рассредоточившихся по разным странам, Врангель издал приказ о трансформации армии в военную организацию – Русский Обще-Воинский Союз (РОВС). РОВС насчитывал в первые годы до 100 000 членов (через 10 лет число их снизилось до 40 000). Во избежание внутренних конфликтов Врангель запретил членам РОВС вступать в какие бы то ни было партии и заниматься политикой.

Несколько эмигрантских организаций вели борьбу в СССР. «Союз защиты родины и свободы» Бориса Савинкова, действуя из Польши, совершал в 1921–1922 гг. теракты. «Братство русской правды» (БРП) вело в 1921–1932 гг. партизанские действия в Белоруссии, но в 1932–1933 гг. чекисты парализовали его центры в Латвии и Маньчжурии. В 1923 г. Морис Конради и Аркадий Полунин убили главу большевицкой делегации в Генуе и Лозанне В.В. Воровского. В 1927 г. Борис Коверда в Варшаве застрелил полпреда П.Л. Войкова, причастного к убийству царской семьи. «Боевые вылазки» в СССР совершал и РОВС.

Историческая справка

Морис Морисович Конради родился 29 мая 1896 г. в Санкт-Петербурге, в семье осевших в России швейцарцев, занимавшихся кондитерским делом. Окончил гимназию, Павловское военное училище. Учился в Политехническом институте, со второго курса которого в 1914 г. ушёл на фронт, для чего понадобилось разрешение Императора, поскольку Конради был гражданином Швейцарии. Получил звание подпоручика. Был ранен, награждён орденом Св. Георгия IV степени. Воевал на Румынском фронте. Отец Мориса Конради погиб после избиения в ЧК, а дядя Эдуард, владелец кондитерских фабрик, купец 1-й гильдии, потомственный почетный гражданин, – был расстрелян большевиками как заложник. В Яссах вступил в отряд полковника Дроздовского (см.2.2.18). С июня 1919 г. служил помощником полкового адъютанта по оперативной части. В 1920 г. – капитан, ординарец и личный адъютант командира Дроздовского полка, полковника Туркула. Эвакуировался в Галлиполи в составе Русской армии. В июне 1921 г. вышел в отставку и поселился вместе с женой Владиславой Львовной Конради (урожд. Сверцевич) в Цюрихе. В Швейцарии к Конради присоединились мать и четверо младших братьев, сумевших выехать из Советской России, доказав своё швейцарское гражданство. В марте 1923 г. Конради в Женеве встретил своего товарища по Белой армии штабс-капитана Аркадия Павловича Полунина. Конради поделился с Полуниным своим желанием «убить кого-нибудь из советских вождей, чтобы отомстить за семью». Узнав о предстоящем приезде в Лозанну советского дипломата В. В. Воровского, Полунин и Конради решили, что жертвой должен стать именно он. 10 мая 1923 г. в Лозанне, в ресторане отеля «Сесиль», Морис Конради застрелил Вацлава Воровского и ранил двух его помощников – Ивана Аренса и Максима Дивилковского. После этого он бросил пистолет и сдался полиции со словами: «Я сделал доброе дело – русские большевики погубили всю Европу… Это пойдет на пользу всему миру». Полунин был арестован на следующий день в Женеве. Судебный процесс по делу Конради и Полунина начался в Лозанне 5 ноября 1923 г. Дело слушалось в федеральном суде Швейцарии. В своём вступительном слове на суде Конради сказал: «Я верю, что с уничтожением каждого большевика человечество идёт вперед по пути прогресса. Надеюсь, что моему примеру последуют другие смельчаки, проявив тем самым величие своих чувств!» Прокурор в своём выступлении заявил, что преступлением является убийство даже тирана. В ответ адвокат Полунина Теодор Обер указал в окно на памятник Вильгельму Теллю, предложив снести памятники национальному герою Швейцарии, прославившемуся убийством австрийского наместника Геслера в 1307 г. Сторона защиты не скрывала своего желания превратить процесс в суд над большевизмом. За 10 дней слушаний перед судьей и присяжными выступило около 70 свидетелей, рассказывавших о преступлениях большевиков. В частности, защита связывала голод в Поволжье не со стихийным неурожаем, но с политикой большевиков. Большое впечатление на швейцарцев произвели также подробности большевицкой антирелигиозной кампании. В результате суд, получивший широкий международный резонанс, большинством в девять против пяти голосов оправдал Мориса Конради, сочтя его поступок актом справедливого возмездия советскому режиму за его злодеяния. СССР объявил «бойкот» Швейцарской конфедерации. Дипломатические отношения между Швейцарией и СССР были установлены только в 1946 г. Морис Конради после освобождения вступил во Французский Иностранный легион и несколько лет служил в Африке. Дальнейшая судьба Конради не документирована. Даты смерти разнятся от 1931 до 1954 г.

Историческая справка

Борис Коверда родился 21 августа 1907 г. в Вильно. Его отец – учитель народной школы, эсер Софроний Коверда. С 1915 по 1920 г. находился с матерью в эвакуации в Самаре, где стал свидетелем гибели от рук большевиков своего двоюродного брата, а также друга семьи, священника Лебедева. В 1921 г. семья вернулась в Вильно. Учился в белорусской, затем – в русской гимназии в Вильно. По словам педагогов гимназии, Коверда производил впечатление очень интеллигентного, скромного, немного робкого, замкнутого юноши. Отличался хорошими способностями, но необходимость постоянного заработка не позволяла ему быть в числе лучших учеников. В школьной общественной жизни участия не принимал. Школу вынужден был оставить из-за необходимости зарабатывать на жизнь семьи. Работал корректором в редакции газеты «Белорусское слово». Вместе с редактором газеты А.В. Павлюкевичем и казачьим есаулом М.И. Яковлевым подготовил покушение на полпреда (посла) СССР в Польше Войкова, которое должно было стать актом возмездия за участие Войкова в подготовке убийства царской семьи и вообще за «Красный террор». 7 июня 1927 г. Борис Коверда выстрелил в Войкова. Убийство Ковердой Войкова имело громадный резонанс в среде русской эмиграции. Говорили о нем и в подсоветской России, кто с ужасом, а кто и с надеждой на освобождение. Митрополит Сергий (Страгородский) в своей «Декларации» от 29 июля 1927 г. объявлял: «Всякий удар, направленный в Союз (СССР. – Отв. ред.), будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас». Коверда был приговорен польским судом к пожизненным каторжным работам, которые затем были заменены 15-летними. Освобожден по амнистии, отбыв 10 лет наказания, в 1937 г. По выходе на свободу уехал в Югославию, где в 1938 г. сдал экстерном экзамен на аттестат зрелости при Русском кадетском корпусе в Белой Церкви. После оккупации Югославии весной 1941 г. Коверда вернулся к семье в Варшаву. После войны в течение семи лет, с женой и дочерью, находился последовательно в Швейцарии, Франции и ФРГ, откуда в 1952 г. семья перебралась в США, где до 1963 г. работал в газете «Россия», затем в типографии «Нового русского слова». Умер 18 февраля 1987 г. в Вашингтоне. Похоронен в русском монастыре Новое Дивеево. Сообщники Коверды в покушении на Войкова – Павлюкевич и Яковлев участвовали в движении антинацистского Сопротивления. Яковлев погиб в Освенциме, Павлюкевич был расстрелян нацистами.

Литература:

Н.С. Трубецкой. Письма к П.П. Сувчинскому, 1921–1928. М., 2008

С. Глебов. Евразийство между империей и модерном: История в документах. М.: Новое издательство, 2010.

N. Struve. Soixante-dix ans d’émigration russe, 1919–1989. Paris, 1996.

3.1.17. Национально-государственная дискуссия в Русском Зарубежье. Съезд 4–11 апреля 1926 г.

Наиболее активная политическая деятельность в эмиграции пришлась на годы болезни и смерти Ленина, когда с наступившей в России борьбой за власть усилилась надежда на недолговечность большевицкой системы. Инициативная «Группа русских по объединению общественных сил в эмиграции», от правых до кадетов, за исключением принципиального республиканца Милюкова, принялась за работу осенью 1923 г. Её усилия, несмотря на проявившиеся с самого начала трения между монархистами-доктринерами и умеренными сторонниками монархии, привели через два с половиной года, в марте 1926 г., к созыву в Париже Российского Зарубежного съезда.

457 делегатов съезда были избраны общественными организациями, рассеянными по всей Европе и за пределами ее, вплоть до Египта и Америки (из общего числа избранных прибыло 377, остальные доверили свои голоса собравшимся в Париже). Тщательно подготовленный, съезд все же был менее представительным, чем предполагалось: Торгово-промышленный союз, состоявший из видных промышленников и банкиров и обладавший в то время и деньгами и авторитетом, отказался было принять участие в его организации, но под конец согласившись, участвовал в нем вяло и как бы нехотя. Уклонилась и наиболее вольная часть казачества, да и вся военная организация Врангеля в силу своей внеполитичности на нём отсутствовала. Тем не менее, председательство видного ученого и опытного политика П.Б. Струве и высокий уровень докладчиков обеспечили поначалу успех съезда.

Во всех докладах и речах последовательно и единодушно было выражено примирительное отношение съезда ко всем последствиям революции, никакой реставрации социальных порядков, никаких обвинений в измене тем, кто служил в Красной армии, прощение имущественных преступлений, признание новых государственных образований – Польши, Балтийских стран, Финляндии. «России нужно возрождение, а не реставрация, – говорил на съезде П.Б. Струве. – Возрождение всеобъемлющее, проникнутое идеями нации и отечества, свободы и собственности, и в то же время свободное от духов корысти и мести». Делегаты подчеркивали: коммунизм – интернациональная сила, поработившая Россию, лишившая ее даже имени, опасна для всех стран. Основные установки докладов были подытожены в обращениях к русскому народу и к миру, принятых единогласно всеми делегатами. Лозунг съезда: «Коммунизм умрет, а Россия не умрет» подтвердил свою верность через 65 лет.

Свидетельство очевидца

«Русскую общественность нужно приучить к мысли, что либерализм, для того чтобы быть почвенным, должен быть консервативен, а консерватизм – для того чтобы быть жизненным, должен быть либерален», – писал П.Б. Струве в газете «Возрождение» 18 октября 1925 г.

Съезд единодушно признал своим «вождем» Великого князя Николая Николаевича, все приняли, кто искренне, кто нехотя, его непредрешенческую позицию, но сам Николай Николаевич не мыслил себя реальным вождем, а, в лучшем случае, «знаменем» (он на съезде не присутствовал). Встал вопрос об учреждении постоянного Российского Зарубежного Комитета для управления делами, который некоторыми мыслился как некое русское правительство в изгнании. Тут произошел раскол: правый фланг требовал «безоговорочного подчинения» Великому князю (в надежде получить власть, прикрываясь его именем), чему центристы решительно воспротивились, и при поименном голосовании проект не получил большинства. Для многих это означало провал. Кое-кто из молодых делегатов высказал свое возмущение таким окончанием съезда и упрекнул отцов в «интеллигентщине» и измене Белому делу.

П.Б. Струве, подводя в своей газете «Возрождение» итоги съезда, считал наоборот, что отказ от создания органа власти был единственным правильным решением, потому что «нельзя правительствовать и управлять, не имея власти и не должно фабриковать и подделывать власти там, где для нее нет объективных возможностей… Огромное достижение… в том что (съезд) выявил всю объективную содержательность и внутреннюю правду бесстрашного патриотического рассуждения, без которого, в сложной обстановке необычайно трудной борьбы с коммунистическим игом, немыслима никакая подлинная действенность, ибо невозможно никакое реальное действие».

Документ

РОССИЙСКИЙ ЗАРУБЕЖНЫЙ СЪЕЗД В ПАРИЖЕ

Обращение к русскому народу

Российский Зарубежный Съезд шлёт страдающему родному народу русскому от сердца горячий братский привет! Девять лет длятся тяжкие муки России. Поруганы святые алтари. Разбита семья. Уничтожены правда и законность. Расхищено веками накоплявшееся Государственное достояние. Засевшие в Кремле кровавые слуги III Интернационала, разрушив государство Российское, стараются извести и русский народ. Примириться с этим он не может. Не можем и мы, зарубежные изгнанники русские. С Вами вместе скорбим мы душой за измученную Родину нашу. С Вами вместе горим мы жаждою положить все силы свои на её спасение и возрождение, на действенную и беспощадную борьбу с её насильниками. Ваше сопротивление и наша посильная работа здесь, общая горячая любовь к Отчизне и Вера в милосердие Всевышнего – приведут нас к желанной цели. Настанет час, когда мы все, под водительством Вами и нами признанного Народного Вождя, Великого Князя Николая Николаевича, свергнем соединёнными с Вами усилиями сатанинскую коммунистическую власть. Враги запугивают Вас, что низвержение этой власти принесёт Вам возвращение отжившего старого. Не верьте этому. Мы хотим только того, что хотите и к чему стремитесь и Вы. Мы хотим, как и Вы, чтобы все прежние обиды и распри были забыты. Мы хотим, чтобы каждому труженику сыто жилось, чтобы каждый мог невозбранно молиться, чтобы была здорова семья, чтобы земля не отбиралась, а принадлежала на правах собственности тому, кто в поте лица своего обрабатывает её. Мы хотим, чтобы справедливый закон и неподкупный суд охраняли покой и достояние мирного труженика. Когда же будут сброшены оковы насилия – там, в сердце России, волею всего народа русского будет установлен строй возродившегося Великодержавного Российского Государства. Да будет наша вера простою и ясною: «коммунизм умрёт, а Россия не умрёт». Этою верою мы победим.

Обращение ко всему миру

Российский Зарубежный Съезд, созванный во имя свободного национально-политического объединения всех пребывающих за границей русских людей и собравший русских патриотов со всех концов и из всех центров русского рассеяния, обращается к народам всего мира с настоятельным предостережением и горячим призывом. Над Россией властвует ныне международная коммунистическая организация III Интернационал. Она говорит и действует именем России, притязает на её наследие и на её права для того, чтобы тратить силы и средства, накопленные веками русской государственности, на дело мировой революции, т. е. на разрушение политического и социального уклада во всех странах, у всех народов. Организация III Интернационала, властвующая над Россией, не только не должна быть отожествляема с Россией и рассматриваема как русское правительство, но она есть, наоборот, злейший враг нашей родины. Всякие соглашения, а тем более союзы с этой силой есть величайшая ошибка. Русский народ, ныне порабощённый коммунистическим насилием, собравшись с силами, стряхнёт с себя ненавистное иго, и тогда все, кто строил свои расчёты на заявлениях советской власти, окажутся строившими своё здание на песке. Сколько бы других народов ни признавало коммунистическую партию, властвующую над Россией, её законным правительством, русский народ её таковым не признаёт и не прекратит своей борьбы против неё. Но и теперь, пока эта ненавистная русскому народу власть коммунистов ещё держится, напрасны все расчёты тех, кто с нею входит в соглашения. Коммунисты берут левой рукой обратно то, что дают правой, и никакие прочные экономические отношения с принципиальными врагами собственности немыслимы. Российский Зарубежный Съезд полагает, что одна из причин всей мировой экономической разрухи заключается в том, что Россия, седьмая часть площади всего земного шара, управляется на основании противных здравому смыслу и зловредных принципов коммунизма. Такое положение вещей есть главное препятствие для настоящего экономического, социального и политического оздоровления потрясённого войной мира. Российский Зарубежный Съезд должен возвысить свой голос и против непрекращающегося угнетения духовной свободы советской властью и, в особенности, заклеймить те преследования, которым до сих пор подвергаются религия и Церковь. Пусть народы всего мира, наконец, поймут, что господствующая над Россией власть III Интернационала есть воинствующая носительница политического, социального и морального разрушения. Её разрушительная работа не останавливается ни перед религией, ни перед семьёй, внося разложение в самые глубинные основы народной и индивидуальной жизни. Именно поэтому властвующий над Россией коммунизм пагубен не только для одной нашей Родины. Проникая в различные страны под маской торговых и политических представительств, выговаривая для них дипломатическую неприкосновенность, большевики создают себе опорные пункты для своей разрушительной работы и плетут густую сеть шпионажа и пропаганды, угрожающую внутреннему миру и внешней безопасности всех цивилизованных государств, расточая на это остатки награбленных ими русских государственных и частных средств и злоупотребляя для этой цели получаемым кредитом. Это слово предостережения Зарубежный Съезд русских патриотов считает своим долгом обратить ко всем народам мира. Съезд собрался в дни, когда в России крепнет борьба воскресающего к жизни русского народа с растлевающей диктатурой коммунистической партии. Быть может, судьбой уже намечены сроки, когда падёт ярмо III Интернационала. Перед этими зреющими возможностями Съезд считает своим долгом выявить подлинное лицо Зарубежной России, твёрдо веруя в её глубинную связь с Россией Внутренней, в подлинное единство всех русских патриотов. Зарубежный Съезд произнёс то имя, которое объединяет русских патриотов в борьбе: имя Великого Князя Николая Николаевича. Великий Князь не является претендентом на престол; он – Национальный Вождь в борьбе с поработителями Родины. Мы, русские изгнанники, видящие цель своей жизни в освобождении Родины от ига её врагов, числим в своих рядах представителей различных политических мировоззрений и не считаем возможным, ни желательным предрешение за границей основных вопросов будущего государственного строя России. Мы в этом разделяем всецело ту точку зрения, которая была высказана и Великим Князем. Так как враги наши неустанно распространяют о нас басню, будто русские зарубежники ведут борьбу с большевиками ради возвращения отнятых у многих из нас земель и имуществ, Зарубежный Съезд, чтобы положить предел кривотолкам, заявил, что земля, которою пользуются крестьяне, не должна быть у них отнята и что взыскивать с крестьян то, что погибло или расхищено во время революции, невозможно. Российский Зарубежный Съезд торжественно заявил также, что возрождённая Россия будет стремиться к установлению дружеских отношений со всеми своими соседями, признав тем самым независимость и самостоятельное существование всех, возникших на территории бывшей Империи Российской, новых государственных образований и входя с ними в соглашения, обеспечивающие взаимные политические и экономические интересы. Равным образом, Зарубежный Съезд выразил уверенность, что будущее законное правительство России обеспечит всем народностям, населяющим её территорию, свободное правовое развитие их бытовых, культурных и религиозных особенностей. Зарубежный Съезд не сомневался также в том, что законные обязательства русских законных правительств будут признаваемы и соблюдаемы новой русской национальной властью. Русские люди, собравшиеся на Российский Зарубежный Съезд и имеющие возможность громко возвысить свой голос в защиту России, тогда как русский народ под вражьим игом вынужден хранить молчание, обращаются с горячим призывом к другим народам – помочь России в постигшей её беде и оказать поддержку её борьбе с кровавым игом III Интернационала. Такая помощь явится в то же время обеспечением против грозной опасности мирового коммунизма, опасности, которую начинают сознавать наиболее прозорливые государственные деятели. Формы этой помощи могут быть многообразны, как многообразна самая борьба России с её врагом – Интернационалом. За всякую форму помощи скажет глубокое и сердечное спасибо освободившийся от ига III Интернационала великий русский народ. И не будет мира в мире, пока не займёт в нём своего, по праву ей принадлежащего, места воскресшая и возрожденная Национальная Россия.

Большевицкие вожди со страхом следили за деятельностью Парижского съезда. Они крайне боялись политического сплочения русской эмиграции на принципе освобождения русского народа от коммунистической тирании. Признание съездом Великого князя Николая Николаевича «вождём» русского народа поставило бывшего Верховного главнокомандующего Императорской армией лицом к лицу с вождями III Интернационала в борьбе за Россию. Соединение сил политически сплоченного Русского Зарубежья с «внутренней контрреволюцией» – экономически самостоятельным крестьянством и антибольшевицкой интеллигенцией – делало вполне реальным свержение «комиссародержавия» в России. Руководство ВКП(б) было вынуждено неотложно завершать внутрипартийную распрю и сплачиваться вокруг сильного лидера, дабы не лишиться власти и жизни.

Литература:

Российский Зарубежный съезд, 1926: Документы и материалы. М., 2006.

П.Б. Струве. Дневник Политика (1925–1935). М.; Париж, 2004.

3.1.18. «Народный» строй в Монголии, Туве, Бухаре и Хиве

Монголия

В 1921 г. в Монголии произошло событие, именовавшееся в большевицкой историографии «народной революцией». Про неё сообщалось, что она была совершена трудящимися-скотоводами (аратами) под руководством Монгольской народной партии (МНП). Характер революции определялся как антиимпериалистический и одновременно как антифеодальный. МНП возникла в 1920 г. и имела надёжную поддержку в лице РСФСР.

В 1921 г. было образовано Временное народное правительство. В ответ на просьбу этого самозваного, никем ни на что не уполномоченного «правительства» части Красной армии вступили в пределы Монголии. Для большевиков это было не только расширением географии революции, но ещё и возможностью продолжить преследование белогвардейских формирований Унгерна фон Штернберга. Многократно превосходящими силами была взята столица, город Урга, и сформировано Постоянное Народное правительство из членов МНП. Так была реализована классическая схема большевизации бывших окраин Российской Империи и сопредельных территорий.

Двое из членов этого правительства – Бодоо в 1922 г. и Данзан в 1924-м были «разоблачены как организаторы контрреволюционных заговоров». Зная настроения большинства населения, ЦК МНРП не решилось ликвидировать монархию. Богдо-гэгэн был лишь ограничен в правах, «народной республикой» Монголия была объявлена только в 1924 г.

«Народная власть» национализировала землю, в аграрной стране данная акция превращала государство в монополиста. II съезд МНП (1923) сформулировал положение о том, что партия стала руководящей и направляющей силой государства. III съезд (1924) переименовал партию в народно-революционную и определил в качестве генеральной линии курс на некапиталистическое развитие страны, т. е. на переход от феодализма к социализму, минуя капитализм. Подобная постановка вопроса была нелепой с точки зрения марксизма, но именем Маркса партия не уставала клясться. IV съезд (1925) постановил ликвидировать класс феодалов и усилить присутствие государства в экономике. В МНРП проявили себя силы, которые высказывались против уничтожения частного предпринимательства. В 1926–1928 гг. они фигурировали как «правые уклонисты» и были разгромлены. В дальнейшем МНРП неизменно шла в фарватере ВКП(б), более или менее усердно копируя мероприятия, проводившиеся в СССР.

Урянхайский край – Тува

Российская Империя осуществляла режим протектората над Урянхайским краем (ныне республика Тыва в составе РФ). В 1921 г. Тува провозгласила себя независимой республикой. Она просуществовала до 1944 г., когда была введена в состав СССР, но и до этого была негласным советским протекторатом. Первая конституция (1921) была довольно демократической, но вторая (1924) поставила во главе кожуунов и сумонов Советы, изменила систему выборов. Третья (1926) основной задачей провозгласила укрепление государственности, а четвёртая (1930) установит «диктатуру трудящихся аратских масс». Политические репрессии, означавшие прежде всего «зачистку» местных элит, пришлись на 1930–1940-е гг., тогда же были разрушены буддийские храмы. Пятая конституция подробно регламентировала жизнь общества, по своему духу и содержанию наиболее близкая к Конституции СССР, вступила в силу в 1941 г.

Средняя Азия

Начиная с 1920 г., идея компромисса со среднеазиатскими туземцами-мусульманами завоевывала все больше сторонников среди российских большевиков. Элита туземного коммунистического движения состояла из тюркских националистов, в большинстве своем сознательных пантюркистов, которые убедились в бесперспективности вооруженной борьбы с Красной Россией. Многие из них надеялись при помощи большевицких штыков построить в Средней Азии единое государство тюрок, которое включило бы в себя Русский Туркестан, Бухарский эмират и Хивинское ханство.

Опасаясь создания Единого Туркестана, большевики выдвинули план «национально-государственного размежевания» Средней Азии на несколько «социалистических республик». Принципы размежевания получили обоснование в ленинской концепции «права каждой нации на самоопределение». Первой акцией в реализации этих планов явилось выделение в августе 1920 г. Киргизской АССР (казахов тогда называли киргизами) в составе РСФСР с центром в Оренбурге. В 1924–1925 гг. на территории Туркестанской АССР, входившей в РСФСР, Бухарской и Хорезмской республик были образованы Узбекская Советская Социалистическая Республика и Туркменская Советская Социалистическая Республика. Киргизская АССР была поделена на Казахскую АССР и Киргизскую автономную область в составе РСФСР.

13 мая 1925 г. Туркменская ССР и Узбекская ССР вошли в состав Союза ССР. В 1936 г. Казахская АССР и Киргизская АССР получили статус союзных республик. Органы власти набирались по преимуществу из представителей титульной нации и присланных из Москвы партийных и советских работников. Хотя формально среднеазиатские республики считались «союзными», но в действительности они были частью тоталитарного СССР и населявшие их народы не имели никаких суверенных прав.

Итоги «культурной революции» на мусульманских территориях были двойственными. С одной стороны, ислам оказался вытесненным на периферию общественной жизни. С другой стороны, мусульмане были включены в мир европейской культуры, что объективно расширило и обогатило местный культурный опыт. Благодаря культурной революции у узбеков, киргизов, туркмен, башкир, многих горских народов возникли современные литература и наука. Особенно следует подчеркнуть роль большевицких преобразований для многих тюркских народов Средней Азии. Казахи, туркмены, киргизы впервые обрели национальную государственность и развитую городскую культуру.

Большевики очень настороженно относились к таджикам – индо-иранскому народу, имевшему глубокую и древнюю культуру (таджикский и персидский языки очень близки, а историческое прошлое двух народов едино). Они опасались, что через культурный ирано-таджикский высший слой в Среднюю Азию будут проникать националистические и исламистские представления, которые не позволят в этом регионе утвердиться «пролетарской идеологии». Поэтому лишь несколько горных районов было выделено в Таджикскую автономию в составе Узбекской ССР 14 октября 1924 г. В 1929 г. Москва все же создала Таджикскую ССР, выведя автономию из состава Узбекистана, чтобы создать плацдарм для экспорта революции в Северный Афганистан, населенный по преимуществу таджиками. Таджики же в результате национальной политики «размежевания» потеряли свои городские центры – Бухару и Самарканд.

Бухарская Народная Советская Республика (БНСР) (1920–1924), как и в случае с Монголией, была образована в результате победы «антифеодальной, антиимпериалистической народной революции», произошедшей в одном из наиболее заповедных очагов средневековья, имевшихся на территории Российской Империи. Бухарская коммунистическая партия (БКП), готовившая свержение эмира, была создана в 1918 г. и, по сути, являлась местным филиалом РКП(б). Построение социализма оказалось более сложным делом, чем проведение боевой операции. Конституция 1921 г., «отражая местные особенности», признавала право частной собственности на землю и основные орудия и средства производства и предоставляла избирательное право «ряду представителей эксплуататорских классов». В 1920–1923 гг. на территории БНСР развернулась ожесточённая борьба с армией ислама, которая освободила от большевиков значительную часть территории Восточной Бухары. Только после её подавления было решено конфисковать земли крупных владельцев. В 1924 г. БНСР была переименована в Бухарскую Советскую Социалистическую Республику и через месяц ликвидирована. Её территория была разделена между Узбекской ССР, Туркменской ССР и Таджикской АССР. Большевицкое правительство было вынуждено заигрывать с мусульманским населением, но по мере «строительства социализма» в 1920-е гг. эта тенденция постепенно сходила на нет, и среднеазиатские республики подтягивались к общебольшевицкому стандарту.

Хорезмская Народная Советская Республика (ХНСР/ХССР) (1920–1924 гг.) явилась следствием победы в Хивинском ханстве всё того же явления, что в Монголии и Бухаре. Первая конституция, как и в случае с Бухарой, «отражала особенности». Советские историки трактовали ХНСР как «переходное народно-демократическое государство», призванное подготовить вступление на социалистический путь развития, минуя капиталистическую стадию. В 1924 г. ХССР была разделена между Узбекской ССР, Туркменской ССР и Каракалпакской АО. Процесс укрепления сталинизма проходил в условиях ожесточённого сопротивления баев, мусульманского духовенства и правых младохивинцев при оказываемой им поддержке со стороны представителей демократических стран, пантюркистов и русских белогвардейских организаций.

Литература:

А. Авторханов. Империя Кремля. Советский тип колониализма. Вильнюс, 1990.

3.1.19. Некоммунистические «окраины» России – Польша, Финляндия, Эстония, Латвия, Литва

К концу 1922 г. Финляндия, Эстония Латвия и Литва пришли с тяжелым опытом, укрепившим эти национальные общности в уверенности в необходимости собственных национальных государств.

В период с 1919 по август 1922 г. учредительными собраниями Финляндии (1919), Эстонии (1920), Латвии (1922) и Литвы (1922) были приняты конституции. Законодательная власть была передана однопалатным парламентам, на демократических принципах избираемых населением. Представительную власть осуществляли парламентом избираемые президенты в Литве и Латвии, а в Эстонии – глава правительства. Исполнительная власть принадлежала правительствам, подотчетным парламентам.

Важнейшей задачей учредительных собраний всех Прибалтийских республик было решение аграрного вопроса. Около половины обрабатываемой сельскохозяйственной земли (58 % – в Эстонии, 48 % – в Латвии и 40 % – в Литве) принадлежало немецким, польским и русским помещикам. Политики всех партий прекрасно понимали, что решение аграрного вопроса в условиях огромной армии безземельных крестьян, составляющей до половины населения, – это вопрос политического доверия и социального мира. Большевицкая власть землю крестьянам не дала, и прежде всего по этой причине местное население перестало ее поддерживать. Раздел помещичьих и церковных земель устранил социальную напряженность, создав обширный слой мелких сельских хозяев. Количество батраков в Латвии и Эстонии с 60 % сельского населения сократилось до 20 %. Если ранее Прибалтика ввозила зерно, то теперь оно стало экспортироваться на внешний рынок, развитие получило мясо-молочное, сельское хозяйство. Повсюду, кроме Латвии (где было исключительно большое влияние социал-демократов), предусматривалась компенсация прежним землевладельцам.

Решение земельного вопроса дало возможность учредительным собраниям определить политическое устройство на основах демократии. Законодательство Финляндии и Прибалтики предусматривало широкие права граждан: равенство перед законом, неприкосновенность личности и жилища, свободу слова, собраний и организаций, свободу вероисповедания, право на частную собственность. Были ликвидированы сословные различия. Только в годы войны гражданские права были частично ограничены с целью лучшего противодействия произволу большевиков.

В 1920-х гг. большевики во всех странах Прибалтики, а также в Финляндии были не менее опасной силой, чем в России. Небольшие подпольные группы действовали во всех четырех странах под централизованным руководством Коминтерна с целью спровоцировать восстания, дающие право на вторжение со стороны Советской России и присоединения вновь образованных демократических республик к большевицкому СССР. Попытка коммунистического путча была предпринята в 1924 г. в Таллинне, но ее удалось подавить. Парламентская система просуществовала в Эстонии и Латвии до 1934 г., а в Литве – до 1926 г. Попытка антикоммунистического и антидемократического переворота в Финляндии в 1932 г. (так называемое Лапуаское движение) провалилась.

В период парламентской демократии наиболее влиятельной партией повсюду в Прибалтике было левое крыло социал-демократии, считавшее большевиков России своими ближайшими идейными соратниками, с которыми они нередко были лично знакомы по прежней работе в РСДРП, вместе проведенным годам ссылок и эмиграции. Наряду с социал-демократами во всех странах Прибалтики существовали менее влиятельные правые партии. В Латвии и Эстонии такими были, соответственно, Крестьянский союз Латвии и Эстонии. В 1922 г. в Латвии из нескольких мелких партий образовался Демократический центр, подобным образом в Эстонии политический центр формировали национально настроенные Христианская народная партия и Трудовая партия. По причине многочисленности мелких партий в Эстонии и Латвии создавались неустойчивые коалиционные правительства. Партийное соперничество и ссоры снижали уровень доверия населения к власти. В Литве, кроме социал-демократов, была сильная правая партия – клерикальная Христианско-демократическая партия, которая на выборах обычно собирала около половины голосов. Левее центра находилась состоящая из интеллигенции и участников борьбы за независимость Народная партия. В 1926 г. на выборах победила левая коалиция, чье правительство начало просоветскую внешнюю политику и притеснения католической Церкви. В ответ 17 декабря 1926 г. вильнюсский гарнизон захватил государственные учреждения. Депутаты правых партий сейма избрали президентом Атанаса Сметону.

Советская Россия попыталась из Прибалтики создать своеобразный «оффшор»: через Эстонию, в условиях экономической блокады вывозилось российское золото и велась обширная внешняя торговля, Латвия на время стала крупнейшим экспортером драгоценных камней (тайно ввозимых из России), Литва негласно поддерживала Советскую Россию в ее войне против Польши. Рига и Взморье стали излюбленным местом проведения беззаботных «командировок» высших большевицких начальников, дипломатов и шпионов, выслеживавших белую эмиграцию и ведших подрывную деятельность против западных стран. Такие «пролетарские» деятели, как Гуковский, Литвинов, Ганецкий, служившие дипломатическими представителями России в Латвии и Эстонии поражали местных жителей бешеными деньгами, которые они тратили в качестве завсегдатаев самих дорогих ресторанов и клубов Риги и Таллинна.

Иначе складывалась общественно-политическая жизнь в восстановленном Польском государстве, так называемой Второй Речи Посполитой. В отличие от Эстонии, Литвы, Латвии и Финляндии Польша не стала этнически монолитным государством. Как уже говорилось, более трети ее населения составили национальные меньшинства – украинцы, евреи, белорусы, немцы и литовцы, чувствовавшие себя людьми второго сорта. Это вызвало первое острое напряжение в независимой Польше.

Второе напряжение проистекало из крайне демократической по букве Конституции 17 марта 1921 г., которая предполагала прямые выборы в сейм и сенат, причем выборы в сейм проводились по партийным спискам на пропорциональной основе практически без ограничений для мельчайших партий, набиравших немного голосов. Президент Польши избирался парламентом (сеймом и сенатом). Конституция предоставила избирательное право всем совершеннолетним гражданам Польши обоего пола. Множество партий в парламенте приводило к быстрой смене партийных коалиций и, соответственно, к столь же быстрой смене правительств. Курс государственного строительства менялся порой несколько раз в год от левого к правому, и обратно и это лихорадило страну.

Третьим напряжением оставался нерешенный земельный вопрос. Радикальный земельный закон 1920 г. так и не стал проводиться в жизнь. Против него выступали имущие слои населения. Польское общество оставалось расколотым на националистов и социалистов. Армия и зажиточные слои предпочитали националистов, национальные меньшинства, безземельное крестьянство и рабочие предпочитали социалистов. Вождь нации, в прошлом радикальный социалист маршал Пилсудский, формально оставаясь вне политики, поддерживал левых более, чем правых, и ревностно боролся за влияние над армией и страной с главным своим соперником – генералом Владиславом Сикорским.

Наконец, нестабильным оставалось и международное положение Польши. Получив большие земли от Германии на Западе и от России на Востоке, Польша теперь боялась их потерять. Договор между Германией и большевицкой Россией 1922 г. в Польше был принят очень настороженно. Успехи Германии в международных отношениях, ее вхождение в Лигу Наций и включение в Совет Лиги (1925 г.), в котором для Польши не нашлось постоянного места, больно били по национальному самолюбию поляков и ставили под вопрос будущую целостность Второй Речи Посполитой. Германия отказалась признать de jure свою новую границу с Польшей и отторжение земель в Силезии и Померании и начала с 1925 г. с Польшей таможенную внешнеторговую войну. Польская разведка знала, что новейшие вооружения германской армии производятся и испытываются в Советской России, и поляки не имели сомнений, против кого предполагают их использовать оба государства.

Экономическая слабость, инфляция, коррумпированность политиков дополняли неблагоприятную картину общественно-политической ситуации в Польше в 1920-е гг. 16 ноября 1922 г. правым фанатиком был застрелен только что избранный президент Польши, левый «людовец» Габриэль Нарутович. В октябре 1923 г. в Кракове, Тарнове и Бориславе произошли столкновения социалистов с полицией и войсками, повлекшие многочисленные жертвы. В мае 1926 г., когда было сформировано правое правительство Винцентия Витоса, Пилсудский двинул верные ему войска на Варшаву. В результате уличных боев и сведения счетов погибло около 400 человек. Фактически встав во главе страны (президентом стал его сторонник профессор химии Игнатий Мостицкий), маршал Пилсудский изменил конституцию, дополнив ее правом президента распускать сейм и сенат. На выборах стали практиковаться подкуп и насилия. В 1928 г. при подготовке к выборам сторонники Пилсудского образовали «Беспартийный блок», вся платформа которого сводилась к личной лояльности маршалу. Однако на выборах блок не добился успеха. Победили левые, и маршалом сейма был избран социалист Игнаций Дашинский.

Противоборство левых и правительства, назначенного Пилсудским, привело к новым беспорядкам и новым репрессиям. 9 сентября 1930 г. правительство арестовало 19 депутатов, в том числе и Витоса. Их привезли в Брестскую крепость, избивая и угрожая расправой. В последующие дни было арестовано до пяти тысяч партийных активистов от национал-демократов до левых и немало деятелей национальных меньшинств. Политические потрясения усугубил экономический кризис 1929–1930 гг. Популярность Пилсудского уменьшилась, но польское общество во многом разочаровалось и в бескрайней демократии предшествовавшего десятилетия.

К концу 1920-х гг. резко возросла популярность коммунистов, особенно среди национальных меньшинств, социалисты склонялись к возможности «диктатуры пролетариата», аграрии-«людовцы» требовали проведения конфискации крупной земельной собственности. Правые и религиозные партии также отошли от поддержки демократии, но они ратовали теперь за создание корпоративного государства, как в фашистской Италии, или за создание новой формы – «государство-народ», стоявшей уже на полпути от фашизма к нацизму. Национал-радикалы требовали лишить национальные меньшинства, и в первую очередь евреев, политических прав и экспроприировать их имущество. В Варшаве был взорван величественный кафедральный православный собор, как символ «царистской несвободы».

От демократической и либеральной Второй Речи Посполитой к началу 1930-х гг. мало что осталось. Польша быстро превращалась в авторитарное националистическое государство, в котором уютно было жить только полякам, да и то только тем из них, которые политике предпочитали частную жизнь и интеллектуальное творчество.

3.1.20. Урок большевизма миру. Большевизм, фашизм и национал-социализм

Захват большевиками власти в России и их победа над многочисленными противниками в Гражданской войне приковали к нашей стране внимание всего мира. Для одних политиков революционный опыт России был тем, что они никогда не желали иметь у себя на родине, но ясно видели, что «материал», которым воспользовались большевики для мобилизации масс на захват власти, имеется и в их странах. Другие политики желали повторить удачный «эксперимент» российских большевиков – эти шли в III Интернационал. Третьи понимали, что впрямую повторить большевицкую революцию не удастся – не те условия. Да и на вторых ролях под Зиновьевым и Троцким они быть не желали. Честолюбцы всегда ищут первых мест. Эти третьи выбрали большевицкие методы захвата власти, но лозунги, идеи выдвинули свои, более подходящие для искомой ими цели.

Первыми были страны-победительницы – Великобритания, Франция, США, Бельгия и нейтральные западноевропейские страны – Нидерланды, монархии Скандинавского полуострова. Страшный пример гибели российского государства в бунте масс и в последовавшей за ним разрушительной многолетней Гражданской войне убедил все старые элиты Европы, что надо существенно перераспределить доли национального дохода в пользу трудящегося большинства населения, чтобы сохранить положение и имущество правящего слоя хотя бы частично, и сохранить свои страны от национальной катастрофы. Нищие и бесприютные русские генералы, министры и аристократы на улицах Лондона, Парижа или Берлина, те самые генералы и аристократы, с которыми еще несколько лет назад их западноевропейские друзья беззаботно проводили время на фешенебельных курортах Лазурного Берега и Биаррица, были лучшим аргументом в пользу срочных и глубоких социально-политических преобразований «сверху». В Великобритании, Франции, Германии, Австрии, Швеции к власти пришли социалистические или близкие к ним партии, были расширены гражданские права, отменены цензовые ограничения для участия в выборах, принято выгодное для рабочих трудовое законодательство и введено прогрессивное прямое налогообложение с одновременным снижением косвенных налогов. Правительства начали осуществлять широкие программы субсидирования образования, медицинского обслуживания, строительства дешевого жилья, страхования жизни и старости.

Но успешными на этом пути могли быть только богатые страны, получившие репарации и компенсации с побежденных, общества которых были сплочены единой для всех высокой культурой и воодушевлены недавней победой в тягостной Мировой войне. Англия, Франция, Бельгия подходили под эти требования. Германия, Австрия и Италия – не подходили.

Левые или просто социалистические правительства Германии, Австрии, Венгрии и Италии пытались проводить ту же политику перераспределения доходов в пользу трудящегося большинства, но перераспределять было существенно меньше, да и народы были ожесточены и озлоблены. В Германии, Венгрии и Австрии это была горечь поражения, сознание бессмысленно загубленных миллионов жизней своих близких, своих соотечественников, в Италии – озлобление против бывших союзников по Антанте, которые, как думали многие итальянцы, «обошли» Италию при разделе пирога победы. Более того, за время войны Италия влезла во многомиллиардные долги союзникам, и скудные средства национального бюджета приходилось тратить не на помощь ветеранам и разорившейся деревне, а на выплаты по займам.

В обстановке глубоко раздраженного массового сознания и пустого государственного кармана, политические авантюристы пытались сыграть на бедственном положении и гневе народа и вырвать у традиционной элиты власть так, как удалось это большевикам в России. Первым на этом пути преуспел бывший лидер итальянских радикальных социалистов, главный редактор партийной газеты Avanti! (Вперед!) Бенито Муссолини (1883–1945).

Муссолини хорошо знал русских социал-демократов, по некоторым данным, даже познакомился с Лениным в 1902 г. в Швейцарии, внимательно следил за деятельностью большевиков в Думе, а потом в революционной России. Как-то Муссолини бросил загадочную фразу: «Ленин знает меня намного лучше, чем я его». За активную патриотическую позицию во время Мировой войны Муссолини исключили из руководства соцпартии. Но он вряд ли был огорчен этим. Свой патриотизм Муссолини подтвердил тем, что с 1915 по 1917 г. провел солдатом в окопах, был несколько раз тяжело ранен. На костылях вернувшись в Милан, он стал проповедовать нечто новое – есть нации пролетарии и нации капиталисты. Италия – пролетарская нация и она должна сплотиться в единую корпорацию в борьбе с капиталистическими нациями, ее обкрадывающими. Итальянский предприниматель, учитель, крестьянин, рабочий должны не бороться друг с другом, как призывают социалисты, а соединить свои силы ради спасения и утверждения нации. Все социальные группы должны организоваться в государство, которое будет примирять частные интересы социальных слоев и групп ради блага каждого и блага всей нации.

В марте 1919 г. Муссолини создал на основе этих идей маленькую группу – «Фашо ди комбаттименто» (Союз борьбы), использовав для слова «союз» древнее латинское слово fascis – пучок прутьев, связанных вместе. Своих сторонников Муссолини стал называть фашистами. За два года группка фашистов превратилась в крупнейшую политическую силу Италии. Она действительно объединила все слои общества от рабочих до аристократов и промышленников – слишком велик был страх перед большевизмом и гражданской войной, которую итальянцы знали не понаслышке – итальянские части одно время принимали участие в нашей Гражданской войне на Украине в рядах войск Антанты. Фашисты при полном содействии полиции и государства разгромили социалистов и коммунистов, пренебрегая всеми законами, избивали, убивали своих противников, сжигали их штаб-квартиры, склады оружия, типографии.

Документ

«Между нами и коммунистами нет политического родства, но есть интеллектуальное, – говорил Муссолини, обращаясь к коммунистам в итальянском парламенте в 1921 г. – Как и вы, мы считаем необходимым централизованное и единое государство, требующее железной дисциплины от всех, с той лишь разницей, что вы приходите к этому выводу через концепцию классов, а мы через концепцию нации». – B. Mussolini. Opera Omnia. Firenze, 1955. T.17. L. 295.

С этим мнением Муссолини были вполне согласны и сами большевики. Выступая на XII съезде РКП(б) (1923 г.). Бухарин объяснял: «Характерным для методов фашистской борьбы является то, что они больше, чем какая бы то ни было партия, усвоили себе и применяют на практике опыт русской революции. Если их рассматривать с формальной точки зрения, т. е. с точки зрения техники их политических приемов, то это полное применение большевицкой тактики и специально – русского большевизма: в смысле быстрого собирания сил, энергичного действия очень крепко сколоченной военной организации, в смысле определенной системы бросания своих сил, «учраспредов», мобилизации и т. п. и беспощадного уничтожения противника, когда это нужно и когда это вызывается обстоятельствами». – XII съезд РКП(б): Стеногр. отчет. М., 1968. С. 273–274.

На выборах в мае 1921 г. Муссолини победил в составе правой коалиции. 31 октября 1922 г. король Италии Виктор-Эммануил принял бывшего социалиста из семьи нищего кузнеца и поручил ему возглавить правительство. Вскоре в Италии Муссолини создал государство нового типа, где все граждане были подчинены идее служения государству, а идею государства провозглашал вождь – дуче, который, как кричали плакаты, «Всегда прав». Идеолог фашизма философ Джованни Джентиле объявлял: «Всё в государстве, ничего вне государства, ничего против государства». Были запрещены все партии, введена строгая цензура, монополизирована внешняя торговля, собственность из священной была объявлена «социальной», обусловленной интересами государства. Права фабрикантов и банкиров Муссолини ограничивал не менее жестко, чем права рабочих, «во имя государства». Он не уничтожил старую элиту, как это сделали большевики в России, но заставил служить своим целям. Тех же, кто служить не желал, – по древнему римскому обычаю изгоняли из страны. Муссолини, в отличие от Ленина и Гитлера, не был кровавым тираном, да это ему и не было нужно, им восторгалась и его любила почти вся итальянская нация, а лидеры иных европейских стран, самых респектабельных демократий именовали Бенито «замечательным человеком, работающим не покладая рук для величия своей страны». Но благо своей страны Муссолини видел в унижении, покорении других стран. Муссолини мечтал превратить Средиземное море в «Римское озеро» и воссоздать на его берегах древнюю Римскую империю. Ожесточение народа бедностью и национальной слабостью он не преобразил, указав путь к духовному и материальному созиданию своей родины, а направил на экспансию. Агрессию фашисты сделали целью своей политики.

Несколько иначе сформировалась третья агрессивная тоталитарная сила Европы – германский нацизм. В отличие от русского большевизма и итальянского фашизма, нацизм не вырос из социал-демократической партии. Но и он возник не на пустом месте – питательной средой нацизма стало глубокое разочарование, даже отчаяние, охватившее народы проигравших в Мировой войне государств.

Перед войной и во время войны пропаганда Центральных Держав столько трубила о превосходстве германской расы, о том, что немецкий рабочий – самый умелый рабочий, немецкий бауэр – самый опытный земледелец, немецкий солдат – самый мужественный солдат, что разгром германской армии и развал промышленности большинство немцев и австрийцев восприняли как нечто, совершенно невозможное в принципе. А если это всё же случилось, то виноваты не немцы, и даже не кайзер (ведь война была народной и немцы воевали вполне сознательно), но враг. Признать, что этим врагом были англичане, французы, американцы, с которыми лицом к лицу встречались на поле брани, было слишком тяжело. Ведь немецкий солдат – самый лучший… В немецком обществе кружилась мысль, что некий тайный враг нанес Германии коварный удар «ножом в спину», когда она напрягала все силы и уже была близка к победе. Этот коварный враг – коммунисты и евреи, вернее – «жидо-коммунисты», так как среди германских коммунистов, попытавшихся захватить власть в ноябре 1918 г., и свои и приехавшие из России евреи действительно составляли немалый процент. Но, более того, одной рукой раскручивая революцию «как в России», мировое еврейство другой рукой управляет капиталами крупнейших банков и корпораций по всему миру, и оно якобы направляет свой удар на те народы, которые не хотят подчиняться мировой еврейской власти, хотят жить свободно. Германия и Австро-Венгрия не хотели – и вот они пали, сраженные коварным и скрытным врагом.

Эти безумные идеи роились в головах у многих ветеранов германской армии, вернувшихся с фронта в нищую, побежденную и униженную страну. Винить кого-то другого всегда проще, чем видеть собственную вину. «Я не мог это вынести. Снова всё потемнело и поплыло перед глазами… Итак, всё оказалось напрасно… Напрасна гибель двух миллионов человек… Разве за это они отдали свои жизни? Неужели это было нужно лишь для того, чтобы горстка презренных преступников смогла прибрать к рукам наше отечество?» – спрашивал себя один из таких фронтовиков-ветеранов ефрейтор Адольф Гитлер (1889–1945) в написанной им в 1924 г. книге «Майн Кампф» («Моя борьба»). Он твердо знал, что немцы, и шире, арийские нордические народы – лучшие люди на земле. Мир должен принадлежать им, и они должны смести своих врагов с лица Земли.

В 1919 г. ефрейтор-ветеран организовал своих сторонников в Рабочую партию Германии, которая в феврале 1920 г. получила свое новое и окончательное название – Национал-социалистическая рабочая партия Германии. Нацисты отличались от фашистов в первую очередь тем, что главным врагом называли не «страны буржуа», а евреев и постоянно подчеркивали превосходство своей расы над другими «низшими» расами – славян, чернокожих и иных «недочеловеков». Наблюдая то, что произошло в России в 1917–1922 гг., многие в Германии уверились, что «Россию захватили евреи». Крайне правое крыло русской эмиграции укрепляло это убеждение немцев всё новыми доводами «из собственного опыта». От русских эмигрантов Гитлер через своего друга Розенберга получил «Протоколы Сионских мудрецов» – фальшивку, созданную антисемитами в 1890-е гг., в которой рассказывалось о том, как евреи думают завладеть всем миром. На Гитлера эта книга произвела колоссальное впечатление: «Меня просто привели в ужас вкрадчивость и двуличие врага! Я понял, что мы должны перенять их, разумеется, по-своему». Ненавистью к евреям Гитлер был пропитан до последних дней своей жизни.

Вторым пунктом программы нацистов был реванш. Коль Германию одолели коварно и бесчестно, надо вернуть ей все отобранное – провинции, колонии и снять все ограничения, наложенные «Версальской системой».

Как и Муссолини, Адольф Гитлер решил прийти к власти, не сталкивая одну часть немецкого общества с другой, а сталкивая все немецкое общество с неким мифическим врагом и, в то же время, со вполне реальным соседом. Ужасы русской Гражданской войны немцы знали не понаслышке – сотни тысяч немцев прошли Восточный фронт и русский плен. Сполохи Гражданской войны видели они в Германии в 1919 г. Гражданской войны немцы не желали. Тем более что германская нация еще более итальянцев была спаяна единой культурой, единым образованием, единой национальной идеей и одной трагедией – трагедией унизительного военного разгрома. За Гитлером пошли очень многие патриотически мыслящие немцы от фельдмаршалов до простых солдат-инвалидов, от владетельных князей до крестьян, от фабрикантов – до рабочих. Гитлер рассчитал правильно – он понял, что в Германии, тем более в Германии униженной, национальный инстинкт сильнее классового. Гитлер внимательно присматривался к тому, что делали большевики с Россией. Сталина он считал великим человеком, неукротимое властолюбие Ленина глубоко уважал. Быть может, в России, с ее необразованной массой славянских недочеловеков, рассуждал он, и невозможно было взывать к национальному чувству. Толпу надо было привлечь самым низменным, самым животным – хлебом, землей и миром. Но арийцы стремятся к более высоким ценностям – к славе и власти. И он обещал униженному поражением народу власть над миром и славу высшей расы. Через 12 лет после создания национал-социалистической партии Гитлер законным путем, через парламентские выборы стал во главе Германии.

Историческая справка

И. Фёст, один из биографов Гитлера, в этой связи писал: «История восхождения НСДАП[2] – это одновременно история истощения и упадка республики. Для сопротивления ей не хватало не только сил, но и впечатляющей картины будущего, в то время как Гитлер рисовал её [немцам] в риторическом экстазе.[…] Он сформулировал оборонительную идеологию уже давно перепуганного буржуа, ограбив собственные представления последнего и дав в его распоряжение агрессивное и целеустремлённое учение-действие». – J.C. Fest. Hitler. Eine Biographie. Frankfurt am Main usw., 1973.

Добившись власти, Гитлер первым делом ввел монополию на истину. Он запретил иные партии, ввел строгую цензуру, уничтожал книги неправильного содержания, убирал в запасники музеев «идиотические» картины французских импрессионистов. Как и Муссолини, как и Ленин, Гитлер захватил власть, разгромно критикуя других. Но себя он критиковать никому не позволил. Уже в марте 1933 г. был принят закон «О защите от вероломных нападок на правительство национального возрождения». За критику правительства по этому закону полагалась тюрьма и трудовой исправительный лагерь. И закон тут же стал широко применяться. «Каждый должен знать на будущее, – провозглашал Гитлер в рейхстаге 13 июля 1934 г., – что если он поднимет руку на государство, то его ждёт верная смерть». Под государством фюрер подразумевал только себя самого и своих приспешников-наци.

Новые технические средства ХХ в. – доступное радио, кинематограф, всеобщая грамотность сделали идеологию мощным орудием по пересозданию человеческого сознания. Все три режима – фашистский, нацистский и коммунистический пользовались этим орудием очень умело. Но оно действенно только при изоляции от иных воззрений, при монополизации истины партией. И все три режима создали такую партию, которая объявляла себя носительницей и хранительницей высшей истины. «Учение Ленина всесильно – потому что оно верно» – утверждали коммунисты. «Истинный фюрер – всегда судья. Действия фюрера —…не подчиняются правосудию, но сами есть высшее правосудие» – объявляли нацистские теоретики права (слова Карла Шмитта). И Муссолини и Гитлер скопировали у Ленина партию, которая подменяет собой государство и управляет через своих членов всеми государственными ведомствами. Нацизм во всем схож с коммунизмом, кроме интернационализма последнего, утверждал будущий министр пропаганды Германии Йозеф Геббельс.

Поскольку Гитлера как национального, а не классового вождя поддержали все слои общества, он не стал его уничтожать, а, подобно Муссолини, подчинил воле партии. К концу нацистского режима каждый четвертый взрослый немец был членом Национал-социалистической партии (8,5 млн членов в начале 1945 г.). Почти вся немецкая молодежь была объединена в отряды Гитлерюгенд. Не стал он уничтожать и частную собственность, но также подчинил ее «национальной задаче», не стал он уничтожать и закон, но объявил, что высший закон – это благо высшей расы, это то, что «приносит пользу народу». Силу народа Гитлер направил на борьбу с мировым еврейством и на завоевание Lebensraum (жизненного пространства) на Востоке.

Суждения русских мыслителей:

«Большевизм – это культура тоталитарной злобы. Идеи или идейки могут быть разные, но плоды проклятого дерева всегда одни и те же. Вот почему Сталин может менять свои лозунги, может окончательно изменить коммунизму – без того, чтобы Россия вышла из большевицкого ада… Россия самая последовательная страна фашизма. Не забудьте, что Ленин и был изобретателем этой государственной формы, которую Муссолини и Гитлер заимствовали у него. А социальное содержание московского фашизма ничем не отличается от германского. Недаром почти все коммунисты в России перебиты или в тюрьме». – Г.П.Федотов. Наш позор // «Новая Россия» (Париж). 1938. № 55/56, 15 ноября; Г.П.Федотов. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 7. М., 2014. С. 194–195.

«Сталинизм, т. е. коммунизм периода строительства, перерождается в своеобразный русский фашизм. Ему присущи все особенности фашизма: тоталитарное государство, государственный капитализм, национализм, вождизм и, как базис, – милитаризованная молодежь. Ленин еще не был диктатором в современном смысле слова. Сталин уже вождь-диктатор в современном фашистском смысле». – Н.А. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1997. С. 374. (Первое издание – в 1937 г. на английском языке.)

Так, копируя опыт большевиков, приспосабливая его к особенностям массового сознания своих народов, в 1920–1930-е гг. сформировались тоталитарные агрессивные режимы в Италии и Германии. Все три режима питали свои народы лютой ненавистью к врагу – врагу класса, врагу расы, врагу государства. Во всех трех случаях враг этот был вымышленный. Он служил для мобилизации своего народа и подчинения его воли воле правителя, который объявлялся безгрешным носителем высшей истины. Все три режима постоянно готовились к войне, все три подавляли человеческую совесть и свободу, а личность человека полагали не высшей ценностью, но только функцией класса, расы, государства. Все три режима по духу были глубоко антихристианскими, хотя воинственно богоборческим из них был только режим коммунистический. Фашисты и нацисты веру не уничтожали, но, как и частную собственность, ставили на службу своим целям.

Национал-социализм и итальянский фашизм заимствовали у коммунистов понятие революции как права переступать через моральные запреты, а идеи социализма были общими для тоталитарных идеологий того времени. И Муссолини, и Гитлер видели перед собой ленинский образец единой идеологии, единой партии с единым вождем, подчинения им всех силовых и информационных ведомств, централизованного управления экономикой. Режимы разнились в частностях. Гитлер ставил задачу уничтожения евреев, Муссолини ее не ставил и избегал террора. Гитлер говорил: «Ты ничто, твой народ – всё!», не давая людям подумать о том, чему равна сумма нулей. Сталин, напротив, ценил демократические декорации, которые приучали людей ко лжи и лицемерию. У Гитлера и Муссолини несогласным разрешалось молчать, Сталин требовал от всех активного восторга.

Литература:

В. Страда. Тоталитаризм / тоталитаризмы // В. Страда. Россия как судьба: Сборник статей. М.: Три квадрата, 2013. С. 394–409.

И. Фёст. Адольф Гитлер. Биография: В 3 т. Пермь, 1993.

Н. Фрай. Государство фюрера. Национал-социалисты у власти: Германия, 1933–1945. (Современная немецкая историография). М.: РОССПЭН, 2009.

Литература ко всей главе:

Россия НЭПовская. Исследования. М.: Новый хронограф, 2002.

НЭП: Экономические, политические и социокультурные аспекты. М.: РОССПЭН, 2006.

Глава 2 Россия в годы тоталитарного сталинизма (1928–1939)

3.2.1. Внутрибольшевицкая победа Сталина и курс на тоталитарную диктатуру

После разгрома «Объединенной левой оппозиции» в ВКП(б) в декабре 1927 г. Сталин приступил к консолидации личной власти. В апреле 1929 г. на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), а затем и на XVI партконференции жесточайшим нападкам был подвергнут его бывший главный союзник Н.И. Бухарин. Под огонь критики попали также председатель Совнаркома А.И. Рыков, руководитель большевицких профсоюзов М.П. Томский и глава Московской парторганизации Н.А. Угланов. В течение 1929–1930 гг. их всех одного за другим лишили должностей и вывели из состава Политбюро.

Эта чистка имела большое значение. Она знаменовала собой подавление последней серьезной оппозиции Сталину в высшем руководстве ВКП(б). Бухарин и его сторонники оказались в опале из-за того, что, подобно Троцкому и Зиновьеву, попытались отстаивать свое право быть независимыми от Сталина, а в пределе – вместо Сталина возглавить большевицкую власть. «Любимец всей партии» (так называл Бухарина Ленин) стал вызывать неудовольствие Сталина уже в конце 1927 г. тем, что не только в теории, но и на практике начал требовать, как это раньше делали меньшевики, всерьез относиться к Марксову историческому материализму.

Марксизм, однако, не являлся для Сталина, как и для Ленина и для иных большевицких вождей, чем-то догматическим и непреодолимым. Он был, как сами они любили повторять, только «руководством к действию». К действию по захвату, удержанию и расширению власти любой ценой. Большевицкие вожди использовали марксизм только как способ выражения своих мыслей и как удобное оружие при сведении личных счетов. Присягая на верность марксистской формуле «бытие определяет сознание», большевики действовали совершенно противоположным образом, своей волей перекраивая бытие покоренного ими общества.

В декабре 1927 г. Сталин, разгромив «левую оппозицию», неожиданно объявил о том, что НЭП по существу исчерпал себя и надо переходить к другим методам хозяйствования, по сути близким к тому, что предлагали троцкисты. Не готовый к столь резкому полевению взглядов своего бывшего союзника по антитроцкистской борьбе, Бухарин не согласился с ним. Начался спор, продолжившийся в 1928 г. В центре его был вопрос об отношении большевиков к крестьянству. Экономическая самостоятельность мелкого производителя стала в то время пугать Генсека ЦК не меньше, чем до того Троцкого и Зиновьева.

Дело в том, что экономически независимый производитель продуктов питания – а именно таким являлся крестьянин – никак не вписывался в большевицкую модель тотальной диктатуры, которую они стыдливо именовали «диктатурой пролетариата». Крестьянин, имея землю и работая на ней, был намного свободней от большевицкого государства, чем оно от него. Крестьянин мог прокормиться сам и накормить горожан, а большевики нуждались в продуктах крестьянского труда и сами, и для снабжения городов, и для продажи за границу для получения валюты. Чтобы покупать на рынке у крестьян продукты, рабочие нуждались в деньгах. Следовательно, большевики должны были платить им достойное возмещение за их труд. Но тогда независимыми становились и рабочие. И так экономическая власть над Российским обществом ускользала из рук коммунистов, а они хорошо усвоили марксистский принцип, что политика – это продолжение экономики. Потеряв экономическую власть сегодня, коммунисты лишатся политической завтра.

Итальянские фашисты могли мобилизовать крестьян на решение национальных задач, т. к., во-первых, признавали за ними право владения землей и, во-вторых, корпоративное государство сулило крестьянам немалые экономические выгоды. Нацисты кружили своим крестьянам головы дармовой землей на Востоке и расовым превосходством над славянскими недочеловеками. А чем могли увлечь крестьян коммунисты, после того как позволили им в 1917–1918 гг. взять даром помещичью и церковную землю, – ничем. Больше крестьянам грабить было нечего, перспектива мировой революции их только пугала, антирелигиозные действия коммунистов отталкивали. Крестьяне хотели, чтобы большевики оставили их в покое. Но крестьянский покой был предвестием конца большевицкой диктатуры. Большевикам, чтобы выжить, надо было сделать крестьян полностью зависимыми от государства, а для этого был один путь – лишить их силой и собственности на средства производства, и земли, и свободы в распоряжении своим трудом и его плодами. Иначе говоря, превратить свободных граждан – в рабов большевицкой власти. Сами крестьяне в социализм врастать не желали, и потому вожди ВКП(б) решили врастить крестьян в социализм, не останавливаясь перед любым насилием.

Предлог был выбран вполне уважительный: как и бывшие оппозиционеры, Сталин объявил, что свободный рынок и НЭП сдерживают ускоренную индустриализацию страны, так как ставят государство в зависимость от «капризов» частного собственника. СССР нужно как можно больше зерна для продажи его за границей: только так можно было финансировать строительство крупных промышленных объектов. Но это был только предлог. Действительной целью большевиков было порабощение крестьянства «навсегда», а заодно и ускоренная индустриализация. Сталин думал, что «убивает двух зайцев».

Заметки ответственного редактора:

Биограф Сталина американский историк Роберт Такер указывает и еще на одну причину коллективизации. Генсеку нужна была своя «революция», поскольку в предыдущей его роль была мизерна. На волне этой «революции» – невиданного в истории социального эксперимента по уничтожению независимого крестьянства – Сталин рассчитывал получить абсолютный авторитет и абсолютную власть в партии большевиков. Чего он и добился. – Р. Такер. Сталин. История и личность. М., 2006.

В декабре 1927 г. Сталин, по существу, призвал партию вернуться к методам военного коммунизма. Для изъятия запасов зерна в деревню были направлены 30 тыс. членов ВКП(б). Сам Сталин в январе 1928 г. выехал в Сибирь для контроля за хлебозаготовками. Апрельский (1928 г.) пленум ЦК и ЦКК потребовал нанести «удар по кулакам и скупщикам-спекулянтам». Фактически удар был направлен против любого мало-мальски имущего деревенского жителя. В знаменитой речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. Сталин провозгласил: «Вопрос стоит так: либо один путь, либо другой, либо назад – к капитализму, либо вперед – к социализму. Никакого третьего пути нет и не может быть… Теперь мы имеем возможность повести решительное наступление на кулачество, сломить его сопротивление, ликвидировать его как класс и заменить его производство производством колхозов и совхозов». Ситуацию Сталин видел ясно и вопрос ставил четко. Если с большевицкого языка перевести его на нормальный, он будет звучать так: или в России будет благоденствовать народ, но без большевиков, или будут благоденствовать большевики за счет народа. Третьего пути действительно не было и быть не могло.

Бухарин, Рыков и их единомышленники попытались противодействовать «военно-феодальной эксплуатации крестьянства». «Мы черт знает что делаем! – говорил, например, Рыков. – …Мы называем кулаком подлинного середняка, совершенно законно желающего быть зажиточным». Оппоненты Сталина в руководстве ВКП(б) предлагали не сворачивать, а всемерно развивать рыночные механизмы, отрегулировать оптовые цены на сельскохозяйственную продукцию, сделав их гибкими, и увеличить капиталовложения в легкую промышленность. Разумеется, никакого подлинного капитализма в деревне они не хотели. Просто считали, что НЭП и рынок не исчерпали еще всех возможностей и «рубить головы товаропроизводителям» рано. Их спор со Сталиным и сталинистам шел, таким образом, не об отказе от курса на социализм, а о сроках его введения.

Это был не спор о стратегии управления страной, а о тактике осуществления большевицкой диктатуры. И, кроме того, это был спор о власти и о методах властвования, наиболее выгодных большевикам, а отнюдь не народу. Опираясь на крестьянина, псевдоправые надеялись отстранить Сталина от верховной власти и сами встать у партийного, а, соответственно, и государственного руля. Спор о будущем русской деревни, который вели между собой Сталин и Бухарин, не был и в малой степени вызван заботой о крестьянине.

Сталин назвал Бухарина и его сторонников «правыми». За защиту «правых прокулацких взглядов» они были выведены из Политбюро и сняты с постов. Сталин показал, что его сила силу Бухарина ломит. И «правые» тут же капитулировали, признав свою полную неправоту и обещая повести «решительную борьбу против всех уклонов от генеральной линии партии и, прежде всего, против правого уклона», доказывая еще раз, что их позиция была не идейным принципом, за верность которому подают в отставку и ведут борьбу, а лишь ходом в шахматной партии в борьбе за власть. Ход оказался проигрышным. Троцкисты с энтузиазмом поддержали «революцию сверху», жалуясь лишь, что Сталин у них украл их программу.

В апреле 1929 г., по решению XVI партконференции, в ВКП(б) началась генеральная чистка всех, кто когда-либо выступал против сталинского курса. А через год Сталин вывел из Политбюро и снял с поста еще одного «правого», председателя Совнаркома РСФСР С.И. Сырцова, который, несмотря на осуждение Бухарина, стал по сути дела отстаивать его взгляды. Вместе с Сырцовым из руководства ВКП(б) был «вычищен» и секретарь Закавказского крайкома партии, член ЦК В.В. Ломинадзе, тоже высказывавший сомнения в правоте сталинской линии.

В итоге Сталин установил в высших органах партии свою диктатуру, практически полностью подмяв под себя Политбюро и Центральный комитет. Вслед за тем стала складываться жесточайшая система тоталитарного сталинизма, означавшая безграничную власть строго централизованной и иерархичной коммунистической партии над обществом, тотальный культ партийного вождя, всеохватывающий контроль за политической и интеллектуальной жизнью граждан со стороны органов общественной безопасности, огосударствление частной собственности, жесткое централизованное планирование, приоритетное развитие тяжелой промышленности и огромные расходы на национальную оборону. Отныне тех, кто осмеливался выражать недовольство политикой Сталина, ждал неминуемый арест, а затем и физическое уничтожение.

Историческая справка

Николай Иванович Бухарин – один из будущих теоретиков большевицкой партии родился в Москве в дворянской семье в сентябре 1888 г. В 1905 г. во время учебы в 1-й Московской гимназии увлекся марксизмом, который, по его словам, захватил его своей «логичной стройностью». В 1906 г. вступил в большевицкую фракцию РСДРП. Два года учился на экономическом отделении юридического факультета Московского университета, но не окончил его – был исключен за революционную деятельность. В 1908–1910 гг. являлся членом Московского комитета РСДРП. В 1911 г. арестован и сослан в Архангельскую губернию, откуда бежал за границу. В эмиграции познакомился с Лениным, став одним из его соратников. Между ними установились настолько близкие отношения, что Ленин стал относиться к нему как к сыну. Бухарин же платил Ленину безграничной преданностью. В мае 1917 г. вернулся в Россию и вскоре был избран членом ЦК РСДРП(б). В декабре 1917 – феврале 1918 г. и с июля 1918 по апрель 1929 г. являлся редактором газеты «Правда», а в 1924–1929 гг. еще и редактором журнала «Большевик». В 1919–1929 гг. был также членом Исполкома Коминтерна и его Президиума, а в 1920–1921 гг. и членом Президиума ВЦСПС. В 1919 г. избран кандидатом, а в 1924 г. – членом Политбюро. Вплоть до начала НЭПа неизменно придерживался крайне левых позиций. В годы военного коммунизма требовал широчайшего применения внеэкономических мер в отношении населения, подчеркивая: «Пролетарское принуждение во всех своих функциях, начиная от расстрела и кончая трудовой повинностью, является методом выработки коммунистического человечества». Однако НЭП Бухарин принял как тактическую меру. Был одним из главных помощников Сталина в его борьбе против «Объединенной левой оппозиции», но разошелся с Генсеком ЦК по вопросу о сроках сворачивания НЭПа. В 1929 г. выведен из состава Политбюро и лишен всех партийных должностей. С 1929 г. являлся начальником сектора в ВСНХ СССР, а с 1932 г. – членом коллегии Наркомата тяжелой промышленности СССР. В 1934 г. назначен редактором газеты «Известия ЦИК СССР» и вновь избран кандидатом в члены ЦК, но в 1937 г. исключен из состава ЦК и из партии и 27 февраля 1937 г. арестован. 13 марта 1938 г. Бухарин приговорен к расстрелу военной коллегией Верховного суда СССР и через два дня убит. – С. Коэн. Бухарин. Политическая биография. 1888–1938. M., 1988.

Историческая справка

Алексей Иванович Рыков родился в слободе Кукарки Яранского уезда Саратовской губернии в крестьянской семье в феврале 1881 г. Учился на юридическом факультете Казанского университета, но был исключен за революционную деятельность. В 1898 г. вступил в РСДРП, а после раскола партии примкнул к большевикам. До октябрьского переворота занимался партийной работой в Саратове, Казани, Ярославле, Нижнем Новгороде, Москве, Петербурге. В 1905 г. был избран членом ЦК РСДРП(б), в 1907 г. – кандидатом, а в 1917 г. – вновь членом ЦК. В конце октября – начале ноября 1917 г. являлся наркомом по внутренним делам, но из-за разногласий с Лениным в вопросе о составе правительства ушел в отставку. В 1918–1921 гг. – председатель ВСНХ РСФСР, а в 1921–1923 гг. – заместитель председателя Совнаркома и Совета труда и обороны СССР. С 1922 г. – член Политбюро. В 1923 г. назначен председателем ВСНХ СССР, а после смерти Ленина – председателем Совнаркома СССР. Одновременно в 1924–1929 гг. являлся председателем Совнаркома РСФСР. Поддерживал Сталина в его борьбе с «Объединенной левой оппозицией», но затем солидаризовался с Бухариным, выступив против сталинских планов свертывания НЭПа. В 1930 г. снят с поста председателя Совнаркома и выведен из Политбюро. В 1931–1936 гг. являлся наркомом почт и телеграфов СССР (в 1932 г. этот наркомат был переименован в Наркомат связи). В 1934 г. переведен из кандидата в члены ЦК, но в 1937 г. исключен из ЦК и из партии и арестован. 13 марта 1938 г. вместе с Бухариным приговорен к расстрелу военной коллегией Верховного суда СССР и через два дня убит.

3.2.2. Иосиф Сталин

В послереволюционных документах Сталин указывал 1879-й как свой год рождения. На самом деле Сталин родился в 1878 г. Официальной датой рождения называется 9 декабря (ст. стиля), хотя и в ее точности есть сомнения. Сталин происходил из самых низов общества. Он был незаконнорожденным сыном уборщицы и прачки Екатерины (Эки) Геладзе. Отцом мальчика Эка называла пьяницу-сапожника Виссариона Джугашвили. Но в его отцовстве есть тоже большие сомнения. Виссарион Джугашвили в пьяном раже часто избивал и свою сожительницу Эку, и маленького Сосо. В семь лет мальчик чуть не умер от оспы, которая обезобразила его лицо. Из-за травмы в результате побоев у него всю жизнь плохо работала левая рука. Екатерина Геладзе была простой верующей женщиной. Три ее старших ребёнка умерли в детстве, и своего последнего сына она нежно любила и мечтала, чтобы он вышел в люди и стал священником. Когда Сталин находился на вершине власти, шепотом рассказывали, что старушка мать спрашивала великого сына – «Сосо (Иосиф), кто же ты сейчас? – Я генеральный секретарь партии большевиков. – А что это за должность? – Ну, как тебе объяснить, это что-то вроде царя. – Эх, сынок, лучше бы ты стал священником».

Но священником Сосо не стал. С отличием окончив духовное училище, он поступил в духовную семинарию в Тифлисе и был исключен из нее в мае 1899 г. за чтение запрещенной для семинаристов литературы – Дарвина, Маркса. В семинарии Иосифа не любили, считали, что он наушничает начальству на товарищей.

Исключенный из последнего класса семинарии, Иосиф Джугашвили принял участие в революционной деятельности на Кавказе. Став одним из заметных деятелей ленинского крыла РСДРП, организовывал забастовки, уличные манифестации, писал публицистические статьи, редактировал газеты, а в годы революционных подъемов участвовал в формировании вооруженных отрядов, в организациях экспроприации банков и т. д. В это время он принял псевдоним – Коба. За противогосударственную деятельность его шесть раз судили и отправляли на длительные сроки в тюрьмы, в ссылки в Сибирь и на север страны. Есть документы, свидетельствующие, что с 1906 по 1912 г. Коба был платным агентом-осведомителем Охранного отделения. О том же единодушно утверждали и старые большевики, знавшие его в дореволюционное время, в частности, Степан Шаумян, «работавший» со Сталиным в Закавказье. После избрания в ЦК партии большевиков на Пражской конференции по личному требованию Ленина Сталин порвал с Охраной и полностью ушел в революционную работу. Тогда же он избирает себе новую кличку – Сталин, т. е. человек из стали, стальной человек.

Историческая справка

Первый раз Сталин женился в 1904 г. на Екатерине Сванидзе. Брак был счастливым прежде всего потому, что Екатерина во всем уступала своему супругу. Родился сын – Яков. В 1907 г. Екатерина умерла. На похоронах вдовец сказал своему другу детства Ирмашвили: «Это существо смягчало мое каменное сердце. Она мертва и с нею умерли мои последние тёплые чувства ко всем людям». В 1919 г. Сталин женился на семнадцатилетней Надежде Аллилуевой – дочери петроградского рабочего-большевика. От этого брака родились сын Василий и дочь Светлана. В 1932 г. Надежда Аллилуева, не выдержав жестокостей и оскорблений со стороны мужа, покончила с собой. Ее сестра позднее была арестована, а муж сестры – расстрелян. Судьба детей Сталина оказалось трагичной. Яков, которого отец не любил и всячески третировал, попал в плен во время Второй мировой войны и в 1943 г. покончил с собой в концентрационном лагере Заксенхаузен. Василий, любимец Сталина, которого приближенные почти всерьез называли цесаревичем, спился еще в юности и умер в ссылке в Казани в 1962 г.; Светлана, которой отец сломал семейную жизнь, арестовав ее возлюбленного – киносценариста Алексея Каплера, потом разведя ее с первым мужем студентом МГИМО Морозовым, за то что тот был евреем («Русского себе найти не могла», – ругал дочь Сталин), и выдав за нелюбимого Юрия Жданова, сына своего приближенного, в конце концов, бежала из СССР на Запад в 1967 г., где опубликовала книгу воспоминаний – «Двадцать писем к другу».

До революции малообразованный Сталин не претендовал на роль партийного теоретика или пропагандиста; небольшая брошюра «Марксизм и национальный вопрос» стала по существу его единственным интеллектуальным вкладом в марксистскую доктрину, да и она была написана практически Николаем Бухариным и отредактирована Лениным. Позднее Сталин активно занимался самообразованием, много читал, сформировал несколько обширных личных библиотек. Но его ум оставался интеллектуально не проработанным, и отсутствие фундаментального образования сказывалось впоследствии очень явственно. С детства, страдая желчной завистью к тем, кто красивей, богаче и образованней его, Сталин предпочитал окружать себя посредственностями, над которыми он легко мог возвышаться. Выдающихся же людей Сталин, обретя неограниченную власть, с наслаждением унижал и, если была на то возможность, доводил до скотского состояния.

Свидетельство очевидца

По воспоминаниям Троцкого, конечно предвзятым, но все же интересным, главной особенностью характера Сталина было «противоречие между крайней властностью натуры и недостатком интеллектуальных ресурсов… В свою очередь, в области интеллекта у Сталина новая диспропорция: чрезвычайное развитие практической проницательности и хитрости за счет способности обобщения и творческого воображения. Ненависть к сильным мира сего всегда была его главным двигателем как революционера… Он проницателен на небольших расстояниях. Исторически он близорук. Выдающийся тактик, он не стратег… Сознание своей посредственности Сталин неизменно несет в самом себе. Отсюда его потребность в лести».

В октябрьских событиях 1917 г. Сталин активного участия не принимал. После революции, благодаря близости с Лениным, Каменевым, Свердловым, вошел в состав первого советского правительства в должности народного комиссара по делам национальностей, стал членом узкого партийно-государственного руководства, т. е. ЦК ВКП(б).

Сталин активно участвовал в Гражданской войне (на Царицынском, на Польском и других фронтах), проявил твердость и беспощадность, но полководческих талантов не показал. Его безграмотные приказы во время военных действий с Польшей в 1920 г. стали одной из причин катастрофического поражения Красной армии.

В связи с развитием болезни Ленина, назначенный 22 апреля 1922 г. на административный пост Генерального секретаря ЦК ВКП(б), Сталин, ловко играя на противоречиях между лидерами и группировками в большевицком руководстве, в течение пяти-шести лет сумел подчинить себе основные партийные и государственные институты. Он был умным и проницательным человеком, но, лишенный творческого начала, был маниакально подозрительным, мстительным и патологически жестоким.

Свидетельство очевидца

В 1928 г. Бухарин говорил: «Сталин – беспринципный интриган, который все подчиняет сохранению своей власти. Меняет теории ради того, кого в данный момент следует убрать. Сталина ничего не интересует, кроме сохранения власти». О том же говорил и бежавший из СССР секретарь Сталина Борис Бажанов: «<Страсть> всепоглощающая, абсолютная, в которой он целиком, – жажда власти. Страсть маниакальная… страсть азиатского сатрапа далеких времен. Только ей он служит, только ею он все время занят, только в ней видит цель жизни».

Опираясь на своих ставленников и выдвиженцев: В.М. Молотова, М.И. Калинина, Л.М. Кагановича, С. Орджоникидзе, С.М. Кирова, А.И. Микояна, А.А. Андреева и др., Сталин сначала оттеснил соратников Ленина по октябрьскому перевороту и Гражданской войне: Л.Д. Троцкого, Л.Б. Каменева, Г.Е. Зиновьева, Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова, М.П. Томского и др., а затем лишил их влияния в партии и власти в государстве. В 1929 г., выслав из СССР Троцкого, Сталин не только не приостановил политическую и административную борьбу с реальными и мнимыми противниками режима его личной власти, а напротив, превратил массовые репрессии в фактор повседневной жизни огромной страны. Можно указать на несколько важнейших причин, позволивших Сталину добиться беспредельной власти за столь малый промежуток времени.

В значительной степени его победа была обусловлена фактической системой правления в СССР. Ленин поддерживал своим непререкаемым с 1919 г. авторитетом среди коммунистических лидеров неустойчивое равновесие в ЦК. После отхода Ленина от дел в середине 1923 г., в ЦК началась беспощадная борьба за единоличную власть. При сложившейся политической системе устранение даже одного из немногочисленных членов ЦК неизбежно вело к перераспределению сил и концентрации власти в руках организатора более мощной группировки, что и произошло после разгрома «левой» оппозиции. Однако Сталин, став диктатором, не ограничился ролью самодержавного властителя. К середине 30-х гг., окончательно подчинив себе партийно-государственный аппарат, армию, тайную полицию (ОГПУ-НКВД), судебную систему, другие властные структуры, Сталин создал невиданную в истории мощнейшую, непрерывно действующую репрессивную государственную машину. Ее основы были заложены еще в годы Гражданской войны руководителями «ленинского призыва», но Сталин ее значительно укрепил, рационализировал и внес в ее работу элементы плановости и системности. После Гражданской войны репрессивные органы стали формировать разветвленную сеть информаторов. Проводилась тотальная перлюстрация корреспонденции, развивались технические средства подслушивания телефонных разговоров, в провокационных целях создавались ложные антисоветские центры в СССР и за границей. Обобщенные сводки многочисленных тайных осведомителей ежеквартально поступали к местным, республиканским и центральным властям, включая членов ЦК, а затем Политбюро ЦК ВКП(б). Эти сведения использовались не только для принятия превентивных мер, но и для создания атмосферы страха и «всевидения» власти. Партийные функционеры и лично Сталин с помощью монополизированных средств массовой информации и пропаганды (печать, радио, кино), разветвленных сетей органов «политпросвещения» и низовых партийных ячеек нагнетали в стране атмосферу шпиономании, злобы и нетерпимости к любому проявлению инакомыслия, провоцировали и публично поощряли доносы и наветы даже на родных и близких. Сталин несет личную ответственность за то, что четверть века его правления стало самым мрачным и кровавым временем за всю историю России.

По личной инициативе и под непосредственным руководством Сталина была проведена череда «открытых» сфальсифицированных политических процессов, на которых были приговорены к длительным срокам заключения, к лагерям и к расстрелу тысячи выдающихся деятелей культуры, науки, церковные и общественные деятели, военачальники. Были убиты не только активные члены оппозиционных партий, но и многие руководители самой партии большевиков. Сталин и его ближайшее окружение лично подписывали десятки тысяч смертных приговоров, целенаправленно уничтожая ведущий слой всех народов России. Репрессиям подверглись и наиболее массовые слои общества – крестьянство, городские рабочие и мещане. В каждый край, область и район периодически спускались из центра специальные «разнарядки», предписывающие превентивно арестовывать и убивать то или иное количество людей. По некоторым областям «плановые» цифры достигали нескольких сотен тысяч, и эти установки не только выполнялись, но и перевыполнялись. Сталин несет ответственность за разложение общественной морали и нравственности, за принуждение людей отрекаться от родных, публично призывать к убийству заведомо невинных людей, каяться в не совершенных преступлениях.

Историческая справка

Александр Николаевич Яковлев, изучивший как никто, пользуясь своим положением секретаря ЦК КПСС по идеологии в годы «перестройки», тайные архивы КГБ и ЦК КПСС, писал: «Говорить о морали Сталина и его окружения – занятие пустое. За день до своей смерти в июне 1937 г. Якир посылает покаянное письмо Сталину с просьбой оставить ему жизнь. Резолюция следующая: «В мой архив. Подлец и проститутка. Сталин. Совершенно точное определение. Молотов. Мерзавец, сволочь и блядь – одна кара – смертная казнь. Каганович». Все они подлежат суду за преступления против человечности». – А.Н. Яковлев. Сумерки. М.: Материк, 2003. С.222.

Другим выдающимся открытием Сталина было создание и постоянное нагнетание в стране психически ненормального, истерического общественного энтузиазма, штурмовщины. Массовое уничтожение людей, голод и нищета, бедность и нравственная деградация, тотальная ложь – царили на фоне провоцируемого энтузиазма и псевдодостижений в социалистическом строительстве. Метко высказался Иван Солоневич: «Когда тебя заставляют снимать последние штаны – это еще терпимо. Но когда от тебя требуют, чтобы ты это делал с энтузиазмом – захлестывает отвращение».

Сталин использовал механизмы репрессий не только для укрепления личной власти, уничтожения реальных и потенциальных оппозиционеров и множества независимых, думающих и умеющих работать людей. Главная цель массовых репрессий заключалась в подавлении в зародыше любого сопротивления тому или иному затеваемому им социальному эксперименту, как правило, связанному с беспощадной общественной ломкой.

Свидетельство очевидца

Сталин наслаждался страданиями своих жертв, расспрашивал, как они вели себя во время пыток, перед казнью. Рисовал своих казненных соратников в самом непотребном, отвратительном виде, «пытая» даже их изображения. Роберт Конквист в книге «Большой террор» приводит (со слов Бажанова) следующий эпизод: «20 декабря 1936 г. Сталин дал торжественный обед для узкого круга руководителей НКВД в связи с годовщиной основания органов безопасности. Присутствовали Ежов, Фриновский, Паукер и др. Когда все основательно напились, Паукер на потеху Сталина стал изображать, как вёл себя Зиновьев, когда его тащили на казнь. Два офицера НКВД исполняли роль надзирателей, а Паукер играл Зиновьева. Он упирался, повисал на руках у офицеров, стонал и гримасничал, затем упал на колени и хватая офицеров за сапоги, выкрикивал – Ради Бога, товарищи, позовите Иосифа Виссарионовича. Сталин громко хохотал, и Паукер ввел новый элемент, изображая, как Зиновьев в последний момент поднял руки и обратился с молитвой к еврейскому Богу – Услышь Израиль, наш Бог есть Бог Единый! – Тут Сталин совершенно задохнулся от смеха и дал Паукеру знак прекратить представление».

Уже с середины тридцатых годов сталинская пропаганда усилиями отечественных и зарубежных деятелей культуры стала создавать особенный образ «Отца народов», «Учителя», «Гения всех времен». Образ жесточайшего диктатора сближали с образами Спасителя (А. Барбюс), пророка (К. Радек), знаменитых античных персонажей и простонародных мудрецов (Л. Фейхтвангер), Петра I (Ал. Толстой), Ивана Грозного (С. Эйзенштейн), Ленина (Сталин сам о себе) и др. Сталин лично инициировал и хорошо оплачивал литературные и иные художественные панегирики в свой адрес. К концу тридцатых годов практически все отрасли культуры, искусства, гуманитарных наук были сориентированы не только на прославление политического и государственного строя СССР, но и на возвеличивание вождя. При этом Сталин глубоко презирал «обожавший» его народ. Не раз, как вспоминает Светлана Аллилуева, после военного парада перед началом «демонстрации трудящихся» с хохотком говорил он своему окружению, стоя на мавзолее, – «вот сейчас пойдут бараны…»

Сталин не обладал ярко выраженными творческими способностями, но имел обстоятельный и пытливый ум и феноменально цепкую память, удерживающую тысячи имен и множество деталей. Стремясь к тотальному личному господству как внутри страны, так и за ее пределами, и рассматривая укрепление государства как способ его достижения, Сталин вникал во все сколько-нибудь значимые вопросы организации общества, государственного строительства, науки, искусства, военного дела и т. д. Значительную роль отводил гуманитарным наукам (философии, языкознанию, политэкономии, филологии и др.), призванным, по его мнению, сформировать «новое» мировоззрение людей. Любимым словом Сталина, которое он часто чертил на полях прочитанных книг, было слово «учитель». Он был феноменальным манипулятором-дирижером-редактором. Сталин был маниакально привержен редакторской работе над текстами, которые становились «каноническими» – он писал все свои речи сам, многократно их редактировал и даже указывал в скобках, где и как долго следует аплодировать.

Свидетельство очевидца

Солистка Большого театра, Галина Вишневская вспоминала – «Любил ли Сталин музыку? Нет. Он любил именно Большой театр, его пышность, помпезность; там он чувствовал себя императором. Он любил покровительствовать театру, артистам – ведь это были его крепостные артисты, и ему нравилось быть добрым к ним, по-царски награждать отличившихся. Вот только в царскую – центральную – ложу Сталин не садился. Царь не боялся сидеть перед народом, а этот боялся и прятался за тряпкой. В его аванложе (артисты ее называли предбанником) на столе всегда стояла большая ваза с крутыми яйцами – он их ел в антрактах… Почему он любил бывать именно в опере? Видимо, это доступное искусство давало ему возможность вообразить себя тем или иным героем, и особенно русская опера с ее историческими сюжетами и пышными костюмами давала пищу фантазии». – Г. Вишневская. Галина. История жизни. М.: Вагриус, 2006. С.97;99.

Особенно впечатляющей стала его попытка выстроить в умах всех советских граждан единообразную «картину мира». Эта «картина» состояла из трех не равноценных частей: одна часть изображала искусно преображенное прошлое, другая – служила в качестве «заставки», прикрывающей страшную реальность настоящего «социализма», а третья часть давала смутное изображение сказочного «коммунистического» будущего. Наибольший труд Сталин вложил в историческую часть, в конструирование прошлого. Это был долговременный проект, контуры которого он наметил между концом двадцатых и концом тридцатых годов.

Все началось с собственной биографии вождя. Она стала стержнем, на который нанизывались основные проблемы истории. В эти годы Сталин начал заново выстраивать и переписывать свою дореволюционную биографию. По сравнению с биографиями других партийных вождей, его личная дореволюционная и послереволюционная история содержала много сомнительных тайн, а главное – она была бесцветна. Под его личным руководством и контролем специально выделенные доверенные люди (И. Товстуха и др.) на протяжении более двух десятилетий выявляли архивные документы, писали, дописывали и переписывали его героизированную партийную биографию, выстраивали в ней идеальные образы величайшего революционера-практика, непревзойденного марксистского мыслителя, крупнейшего государственного деятеля, гениального полководца и ученого. Его биографии: сначала партийная, а затем уже совсем мифологизированные – детская и юношеская, писались и шлифовались до последних дней его жизни знаменитыми писателями и поэтами, тиражировались не только в печатной, но и в художественной формах. Масштабы этой работы не имеют аналогов в биографической литературе.

Почти параллельно развернулась работа по переписыванию истории социал-демократического и, в особенности, большевицкого движения на Кавказе и в России в целом. Этой работой Сталин руководил более скрытно, через доверенное лицо, – секретаря партийной организации Закавказья Л.П. Берия. В его книге «К вопросу об истории большевистских организаций Закавказья» (1934), оформленной в виде доклада, Сталин представал как главное действующее лицо революционной истории Кавказа. Затем Сталин инициировал широкомасштабную работу по фальсификации и переписыванию истории ВКП(б), в центре которой, конечно же, возвышалась теперь его персона, а все почти остальные крупные деятели революции объявлялись предателями и врагами. В результате этой работы появился труд «История ВКП(б). Краткий курс», изучать который было обязано все взрослое население страны. Не менее масштабная фальсификация проводилась и в связи с подготовкой многотомной истории Гражданской войны. Вся эта деятельность от начала и до конца проходила при непосредственном участии Сталина. Многие годы он сам редактировал готовившиеся издания, дописывал и переписывал в них отдельные формулировки, вставлял или выкидывал значительные фрагменты текста, а иногда и целые разделы.

Большевицкая пропаганда объявила Сталина «гениальным полководцем», разгромившим немецко-фашистские войска, рассказывала о десяти, якобы спланированных им, «ударах» по врагу. Все это было ложью. Сталин довольно быстро понял, что полководец он никудышный и доверил командование войсками маршалам, но после войны облек себя в мундир генералиссимуса и принимал восхваления своим военным талантам.

Сталин в 1930-е гг. не раз восхищался Гитлером, его жестокостью в борьбе со своими соперниками по партии. Ночь длинных ножей в Германии летом 1934 г., когда Гитлер расправился с Рёмом и его штурмовиками (было убито до тысячи человек без суда и следствия), произвела на Сталина сильное впечатление. «Вот это вождь!» – воскликнул Сталин и назвал действия Гитлера «очень правильными и дальновидными». Нравился Сталину и антисемитизм нацистов, который он начал внедрять и в России. «Евреи нам нужны, пока не вырастим свои, русские кадры», – вспоминал Риббентроп слова Сталина на переговорах 1939 г. Нравился Сталину и национальный шовинизм Гитлера. Увидев, как легко нацизм раздавил коммунистический интернационал в Германии в 1933 г., Сталин и в захваченной большевиками России начал сначала исподволь, а потом все более открыто обращаться к русскому национальному патриотизму. Муссолини называл Сталина тайным фашистом. Но фашисты столько крови не проливали, да и нацисты, бесчисленно уничтожая евреев, цыган и других «унтерменшей», избегали убивать «истинных арийцев». Ночь длинных ножей была тут единичным явлением. В России же «ночь длинных ножей» длилась до самой смерти деспота, до 1953 г.

Смерть, как и рождение Сталина, окутана тайной. Очень упорно ходили слухи о его убийстве Берией и Хрущевым в целях самозащиты – Сталин действительно планировал на 1953–1954 годы новый Большой Террор, уже готовил лагеря, полигоны… Другие приближенные высказывали мнение, что перенесшему инсульт Сталину не была вовремя оказана медицинская помощь, одни говорили – по вине окружения, другие – по вине самого Сталина, из-за маниакального страха покушений превратившего свою дачу в Кунцеве в неприступную крепость, в которую без его приказа не мог войти никто.

Литература:

А. Антонов-Овсеенко. Сталин без маски. М.: Вся Москва, 1990.

Б. Бажанов. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. М.: СП «СОФИНТА», 1990.

Б.В. Соколов. Сталин. Власть и кровь. М., 2004.

Б.С. Илизаров. Тайная жизнь Сталина. По материалам его библиотеки и архива. М., 2004.

Д. Волкогонов. Сталин. Политический портрет. Кн. 1, 2. М.,1996.

О. Хлевнюк. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М.: РОССПЭН, 2010.

Р. Бракман. Секретная папка Иосифа Сталина. М.: Весь мир, 2004.

Р. Такер. Сталин. История и личность. М., 2006.

Х.-Д. Лёве. Сталин. М.: РОССПЭН, 2009.

Э. Радзинский. Сталин. М.,1997.

3.2.3. Подготовка к разгрому крестьянства

Сельское хозяйство, находясь в частных руках, богатело во время НЭПа, несмотря на чинимые ему препятствия. Промышленность же в руках государства была убыточной и требовала субсидий – прямых и косвенных, в виде завышенных цен на промтовары. Средства на эти субсидии брать было неоткуда, кроме как от тех же крестьян. В результате в конце 1920-х гг. образовались «ножницы цен» и «кризис хлебозаготовок». «Ножницы» состояли в том, что рыночные цены на зерно постепенно росли (отражая повышенный спрос), а «твердые» цены, по которым государство закупало зерно, каждый год снижались. В 1928 г. пшеница на рынке стоила 11 руб. за центнер, а государство платило крестьянам 6 рублей. Государственные заготовки очутились в «кризисе», из которого большевики выходили по-своему, насильственно изымая зерно.

Мелкие крестьянские хозяйства эпохи НЭПа – продукт передела земли в 1918 г. – не были эффективными производителями товарного зерна. Логичным было бы поощрять производство: 1) приблизив государственные цены к рыночным, 2) укрупняя наиболее успешные частные хозяйства, 3) содействуя добровольной кооперации мелких хозяйств. Последняя успешно действовала в занятых белыми областях в 1918–1919 гг., а во время НЭПа возникли тысячи ТОЗов – добровольных товариществ по совместной обработке земли. Но для большевиков этот путь был неприемлем: в богатых крестьянах они видели классовых врагов. Расширяющих свое хозяйство «кулаков» облагали непосильными налогами, так что многим стало выгодно переходить к мелкому и менее продуктивному хозяйству. Свободная же кооперация находилась под идейным влиянием эсеров, от государства не зависела и потому тоже была «вражеской». XV съезд партии в декабре 1927 г. постановил: «Развивать дальше наступление на кулачество и принять ряд новых мер, ограничивающих развитие капитализма в деревне и ведущих крестьянское хозяйство по направлению к социализму».

К началу 1929 г. в городах НЭП практически прекращается – розничных торговцев, мелких предпринимателей – парикмахеров, портных, сапожников – задавливают непосильными налогами. Очередь за крестьянами. Но прежде и в начале «решительного наступления» Сталин, как опытный стратег, тщательно готовил его базу, пытаясь исключить все возможности организованного сопротивления своей политике в самом крестьянстве и в иных слоях народа в России и в Зарубежье. Он готовил наступление на крестьян по всем правилам военного искусства и военной же пропаганды.

Историческая справка

Известно, что один из главных методов пропаганды – дегуманизировать образ врага, чтобы солдаты убивали не людей, а «живую силу», а еще лучше – нелюдь. Именно так ориентировали коммунистов и беспартийных, которых направляли в деревню на «выкачивание» хлеба (то есть, по-простому, на его грабеж у вырастивших хлеб крестьян): «Мы не можем распускать нюни, если речь идет об интересах государства. Всякий, пытающийся задержать и спрятать хлеб, должен рассматриваться как враг. Вам дела нет, сколько у него детей, как они одеты и чем они питаются. Ваше дело – взять хлеб… Будьте бдительны, не якшайтесь с крестьянами, которые должны сдавать хлеб. Угощение и особенно рюмочка ведут к панибратству… Не смейте связываться с молодежью, и в частности с девушками… Вы имеете врагов в лице замаскировавшихся кулаков и подкулачников… попов и разных бывших людей, уцелевших членов разных социал-демократических, социал-революционных и прочих партий, бывших белогвардейцев, троцкистов, активных церковников, бывших мелких торгашей и прочей сволочи». – Д. Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. С.126–127.

3.2.4. Борьба с Русским Зарубежьем. Террор ОГПУ

Уходя в эмиграцию в ноябре 1920 г. под руководством последнего преемника законной русской власти генерала П.Н. Врангеля, сотни тысяч российских беженцев представляли собой совершенно новое социальное явление. Они покинули свою родину не из экономических побуждений, а по политической причине, из-за несогласия с захватившей Россию коммунистической властью. Состоявшее из непропорционально высокой доли военных, Русское Зарубежье с самого своего зарождения жило надеждой на быстрое возвращение домой, что подразумевало многостороннюю борьбу с захватчиками родины.

Поэтому для укреплявшейся советской власти Русское Зарубежье представляло собой с самого начала враждебное явление, с которым следовало всеми возможностями бороться. При полном отсутствии каких-либо морально-этических норм большевицкое руководство готово было применять любые методы действия. Со своей стороны, все более раздираемая внутренними склоками и абсолютно неподготовленная к новым условиям борьбы эмиграция представляла собой исключительно благоприятное поле деятельности для ГПУ. Коммунистическая агентура пронизывала все эмигрантские начинания, в первую очередь военные. Первые десятилетия своего владычества советская власть пользовалась в этом отношении необычайно выгодными условиями.

Подавление Кронштадтского и Тамбовского восстаний, признание Западом советского правительства решительно покончили с последними мечтами об иностранной интервенции и не оставляли почти никаких возможностей боевой части эмиграции для вооруженных действий против большевизма, разве что – прибегать к террористическим актам, способным, как показывала недавняя российская история, подточить даже могучее государство (без цепи убийств от Александра II до Столыпина революция вряд ли бы удалась). Не удивительно, что почин терактов пришелся на долю не белых генералов, а легендарного социалиста-революционера Бориса Савинкова. В 1904–1905 г. он был главным устроителем покушений на Плеве и на Великого князя Сергея Николаевича, в 1918 г. поднял первые антисоветские восстания, а, оказавшись в эмиграции, с помощью польской разведки создал в России подпольную сеть. Для борьбы со столь искушенным врагом ВЧК выработала тактику, которую потом не раз с успехом применяла: убеждать через своих эмиссаров, что в России существует контрреволюционная организация, которая только и мечтает войти в контакт с эмигрантскими боевиками, и таким путем заманивать их в Россию.

Так была придумана организация «Синдикат 2», в которую Савинков уверовал. Понимая, чем он рискует, он пробрался в Россию в августе 1924 г., был арестован, приговорен к смертной казни и погиб при невыясненных обстоятельствах.

Так же, как и Савинков, рвался в бой молодой – ему было чуть больше сорока – доблестный генерал от инфантерии Александр Кутепов. Невзирая на предостережения своего начальника генерала Врангеля, он создал боевую организацию из 32 молодых добровольцев, готовых пожертвовать собой. Но прежде чем «кутеповцы» начали действовать, ВЧК успела смастерить новую «контрорганизацию», под названием «Трест», аналогичную «Синдикату 2», но еще более искусно разработанную и на этот раз направленную на правые круги. Эмиссар «Треста», Якушев, бывший до революции крупным правительственным чиновником, завербованный под страхом расстрела, уверил многих, что существует мощное «Монархическое объединение Центральной России», целиком преданное Великому князю Николаю Николаевичу. Были устроены ряд якобы подпольных поездок видных эмигрантов для встречи с руководителями МОЦРа. ГПУ оказалось мастером инсценировок: евразийцы П. Савицкий и П. Арапов (племянник Врангеля!), депутат, лидер правого крыла II–IV Государственных Дум и видный деятель Белого движения В. Шульгин вернулись в восторге от наличия тайной оппозиции в России и от возможности с ней сотрудничать. Неоднократно переходила границу и вела бои с большевиками бесстрашная женщина-офицер Мария Захарченко-Шульц.

По отношению к «кутеповцам» тактика была простая: их убеждали воздерживаться от террористических актов, чтобы не навредить МОЦРу. Но долго длить фикцию было невозможно: в 1927 г. главный агент «Треста» Опперпут саморазоблачился, то ли искренно, то ли по приказу сверху, бежал с Захарченко в Финляндию и обещал загладить свое участие в обмане усилением терактов. Врангель был убежден, что планы Кутепова не удались, и просил его отойти от дел. Но Кутепов настоял на своем. В июне 1927 г. произошел ряд синхронных, но не обязательно согласованных покушений: в Варшаве был застрелен посол СССР П. Войков, в Минске убит видный чекист И. Ошанский, две группы из трех человек были засланы в Россию – одна в Петербург (Ларионов), где ручными гранатами закидала собрание Центрального партклуба, другая в Москву, где поджог общежития работников ГПУ был вовремя обезврежен. Петербургской группе удалось спастись, перейдя финскую границу, а московская с Опперпутом и Захарченко-Шульц – погибла в перестрелке (впрочем, в смерти Опперпута нет полной уверенности). В августе того же года три группы (восемь человек) были снова засланы в Россию, но вскоре раскрыты и уничтожены; было устроено еще несколько вылазок, также закончившихся трагически.

Странная и подозрительная смерть генерала Врангеля в 1928 г., а через несколько месяцев и Великого князя Николая Николаевича заставляли Кутепова спешить. Несмотря на постигшие его организацию неудачи, он готовился к усилению боевых действий. Новая попытка ОГПУ спровоцировать Кутепова, а заодно и бывшего народного социалиста историка С. Мельгунова, подложной контрреволюционной организацией в недрах Красной армии на этот раз не удалась. Приехавший в начале 1930 г. в Берлин эмиссар ОГПУ де Роберти – в прошлом начальник штаба Кутепова – под большим секретом сознался на встрече с Кутеповым, что никакой контрреволюционной организации не существует, и предупредил, что на Кутепова готовится в ближайшие два месяца покушение.

Генерал Кутепов понимал, что борьба, которую он и его организация ведут против большевиков, практически безнадежна. У белых офицеров не было средств, а деньги на поездки в Россию они зарабатывали нелегким трудом на заводах Рено, в парижском такси и другими, не менее тяжелыми способами, отказывая себе практически во всем. Офицеры предлагали Кутепову охрану, но он отказывался, не желая лишать их дневного заработка. В воскресенье 26 января, по дороге из дома в церковь «галлиполийцев» Кутепов был убит при сопротивлении группой чекистов во главе с Яковом Серебрянским.

Историческая справка

26 января генерала Кутепова на углу улиц Удино и Русселе окликнул полицейский. Как только Кутепов подошел к нему, из рядом стоящего такси выскочили двое мужчин и затолкнули генерала в машину. Это были агенты ОГПУ, а лже-полицейский – переодетым французским коммунистом. В автомобиле происходила схватка не на жизнь, а на смерть. Генерал обладал богатырским здоровьем, совершал несколько раз в неделю 40-километровые марш-броски, готовя себя к будущей борьбе в России. Кутепов нокаутировал одного из бандитов и уже одолевал второго. Лже-полицейский понял, что борьбы им не выиграть, и ударил Кутепова ножом в спину. Так в своем последнем бою с большевиками погиб отважный офицер, которого по праву можно считать национальным героем России. Коммунисты долгое время скрывали позорный провал своей операции: ведь Кутепова планировалось вывезти в Советскую Россию и там судить. В псевдоисторической советской литературе долгое время распространялись слухи о смерти Кутепова от сердечного приступа на корабле по дороге в Одессу. Павел Судоплатов – один из организаторов этой операции – писал, что Кутепов умер от сердечного приступа в Париже во время борьбы в машине и что его тело было тайно похоронено похитителями в гараже в предместье французской столицы. Правда вскрылась в конце 1980-х гг. Перед смертью от неизлечимой болезни старый французский коммунист Морис Онель рассказал французскому историку Жану Элленстайну о том, как его брат участвовал в похищении Кутепова в качестве того самого лже-полицейского, нанесшего смертельный удар Александру Павловичу. Весть об исчезновении и смерти генерала потрясла эмиграцию. В 1934 г. вышел сборник статей, посвященный Александру Павловичу Кутепову, переизданный на родине в 2004 г. – Генерал А.П. Кутепов. Воспоминания. Мемуары. Минск: Харвест, 2004. С. 381.

Его преемник во главе РОВСа, генерал Евгений Миллер отличался осторожностью и умеренными взглядами. Осторожность генерала Миллера побудила последователей Кутепова создать внутри РОВСа «внутреннюю линию», нацеленную на решительные действия. «Внутренней линии» были поручены разведка и подготовка боевых операций. ОГПУ приложила все усилия, чтобы обезвредить «внутреннюю линию» путем проникновения (инфильтрации) агентов ОГПУ в ряды организации Кутепова и расшатывания ее изнутри взаимными подозрениями, обвинениями и склоками.

В сентябре 1930 г. Разведуправлению РККА удалось завербовать, соблазнив деньгами и псевдопатриотическими доводами, генерала Николая Скоблина (кличка «Фермер»), в 1920 г. командира Корниловской дивизии, в эмиграции доверенного лица Миллера, женатого на знаменитой эстрадной певице Надежде Плевицкой. Одновременно в их сети попал запутавшийся в личной жизни один из руководителей Торгово-промышленного союза Сергей Третьяков (внук создателя Третьяковской галереи). В 1934 г. по настоянию советских агентов он снял квартиру над штабом РОВСа и нашпиговал ее микрофонами для подслушивания разговоров в штабе.

Документ

Расписка в согласии на агентурную деятельность в пользу СССР, данная Скоблиным:

«Постановлением Центрального Исполнительного Комитета Союза Светских Социалистических Республик о персональной амнистии и восстановлении в правах гражданства мне объявлено.

Настоящее обязуюсь до особого распоряжения хранить в секрете.

21.1.31. Берлин. Б(ывший) генерал Н. Скоблин

Подписка

Настоящим обязуюсь пред Рабоче-Крестьянской Красной Армией Союза Советских Социалистических Республик выполнять все распоряжения связанных со мной представителей разведки Красной Армии безотносительно территории. За невыполнение данного мною настоящего обязательства отвечаю по военным законам СССР.

21.1.31. Берлин. Б(ывший) генерал Николай Владимирович Скоблин».

(К. Шлёгель. Берлин, Восточный вокзал. Русская эмиграция в Германии между двумя войнами (1918–1945). М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 426).

Хотя, казалось, генерал Миллер и не представлял большой опасности для СССР, органы решили повторить с ним ту же операцию, что с Кутеповым. В ноябре 1937 г., при участии Скоблина, назначившего для него тайное свидание с немецкой агентурой, Миллер был похищен и всякий след его затерялся на целых полстолетия. Только в 1990-х гг. стало известно из архивов КГБ, что приведенный в бессознательное состояние хлороформом, Миллер был «запакован» в ящик, вывезен из Франции в СССР на советском торговом корабле, доставлен на Лубянку и после длительных допросов расстрелян 11 мая 1939 г. Французское правительство, как и в случае Кутепова, по дипломатической линии никаких мер не приняло. Но судебное следствие произведено было тщательно. Скоблин сразу после похищения бежал в Испанию, где известия о нём прерываются (по некоторым данным был вывезен в СССР и там уничтожен по приказу Сталина), но его жена, как сообщница, была приговорена к 20 годам заключения и в 1940 г., умирая в тюрьме, рассказала о своем участии всю правду.

Большевики никогда не прекращали борьбу с Русским Зарубежьем, видели в нем своего опасного и умного врага. Но в конце 1920-х гг. они боялись организованную эмиграцию особенно – готовя коллективизацию и новое порабощение всего народа, чуть вздохнувшего в годы НЭПа, большевики боялись «Весеннего похода», боялись, что на помощь восставшей деревне придут отряды офицеров РОВС и все движение сольется воедино вокруг признанного большей частью эмиграции вождя – Великого князя Николая Николаевича и его верного соратника мужественного полководца – генерала Врангеля. Этого большевики боялись больше всего. Этого старались не допустить всеми силами.

Последнее предсмертное письмо Великого князя Николая Николаевича:

Документ

Поздравляю всех с РОЖДЕСТВОМ ХРИСТОВЫМ.

Молю ГОСПОДА, да узрим Отечество наше свободным и в нем торжество Веры и царство мира, любви и порядка.

Душевно тронут и сердечно благодарю за участие, ко мне в болезни проявленное.

Помятуйте о РОССИИ! И здесь, в изгнании, ей отдайте все Ваши помыслы, не числя трудов, сил и средств на дело ея спасения, ибо безпримерно тяжки испытания и наступают решительные сроки.

Народ РУССКИЙ! Собери Твои силы и со Крестом выйди вновь на путь Тебе данного Великаго и Славнаго Бытия.

Николай

28 декабря 1928 г. 3 ч(аса) д(ня) пополудни.

Литература:

Б. Прянишников. Незримая паутина. Нью-Йорк, 1979.

К. Шлёгель. Берлин, Восточный вокзал. Русская эмиграция в Германии между двумя войнами (1918–1945). М.: Новое литературное обозрение, 2004.

М.В. Соколов. Соблазн активизма: Русская республиканско-демократическая эмиграция 20–30-х гг. ХХ века и ОГПУ СССР. М.: Азбуковиник, 2011.

П.А. Судоплатов. Разведка и Кремль. М.: ТОО «Гея», 1997.

3.2.5. Раскол Церкви и «сергианство». Усиление гонений на веру

Возглавивший русскую церковную иерархию после смерти Патриарха Тихона в апреле 1925 г. в качестве Патриаршего Местоблюстителя митрополит Пётр Полянский был вынужден продолжить переговоры с Е.А. Тучковым об условиях получения легализации для органов высшего церковного управления. Однако нежелание митрополита Петра допустить вмешательство органов ГПУ в кадровую политику Церкви привело не только к отказу властей предоставить официальную регистрацию Московской Патриархии, но и к аресту самого Патриаршего Местоблюстителя 10 декабря 1925 г.

За четыре дня до своего ареста, не видя иной возможности сохранить преемство высшей церковной власти в России (два других Патриарших Местоблюстителя, назначенные Патриархом, митрополит Кирилл Смирнов и митрополит Агафангел Преображенский находились в это время в ссылке), митрополит Пётр назначил своими Заместителями в случае ареста трех церковных иерархов, первый из перечня которых митрополит Сергий Страгородский и заявил о своем вступлении в обязанности Заместителя. Не обозначив четко круг этих обязанностей, митрополит Пётр способствовал появлению проблемы, которой будет суждено отрицательно повлиять на дальнейшее развитие русской церковной жизни и которая будет сводиться к вопросу о том, являются ли тождественными по своему каноническому объему полномочия Патриаршего Местоблюстителя и его Заместителя.

Продолживший переговоры с властями митрополит Сергий пользовался весной 1926 г. поддержкой значительной части русского православного епископата. Многие архиереи были убеждены в предпочтительности возглавления русской церковной иерархии именно митрополитом Сергием, а не вернувшимся в это время из ссылки Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Агафангелом. В начале июня 1926 г. заключенные на Соловках 23 епископа составили и предложили митрополиту Сергию проект его возможного послания государственной власти, известный впоследствии как «Записка соловецких епископов» и явившийся одним из самых замечательных по интеллектуальной глубине и нравственной высоте церковных документов ХХ в. В записке епископы отметили, что слова благодарности советской власти компрометируют Церковь своей очевидной фальшью, а единства целей у Церкви и правительства быть не может, пока последнее стремится к искоренению религии.

Документ

Из «Соловецкого послания» епископов к правительству СССР, май 1926 г.:

«Церковь не касается перераспределения богатств или их обобществления, т. к. всегда признавала это правом государства, за действия которого не ответственна. Церковь не касается и политической организации власти, ибо лояльна в отношении правительств всех стран, в границах которых имеет своих членов. Она уживается со всеми формами государственного устройства от восточной деспотии старой Турции до республики Североамериканских Штатов. Это расхождение лежит в непримиримости религиозного учения Церкви с материализмом, официальной философией коммунистической партии и руководимого ею Правительства советских республик… Правительство как в своем законодательстве, так и в порядке управления, не остается нейтральным по отношению к вере и неверию, но совершенно определенно становится на сторону атеизма, употребляя все средства государственного воздействия к его насаждению, развитию и распространению в противовес всем религиям… Свое собственное отношение к государственной власти Церковь основывает на полном и последовательном проведении в жизнь принципа раздельности Церкви и государства. Она не стремится к ниспровержению существующего порядка и не принимает участия в деяниях, направленных к этой цели, она никогда не призывает к оружию и политической борьбе, она повинуется всем законам и распоряжениям гражданского характера, но она желает сохранить в полной мере свою духовную свободу и независимость, предоставленные ей Конституцией, и не может стать слугой государства…» – Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917–1941 гг. М., 1996. С. 207, 211.

Арест митрополита Сергия 8 декабря 1926 г. и последовавшее за ним трехмесячное заключение разделили этап возглавления им русской церковной иерархии на два весьма отличающихся друг от друга периода. Выйдя 20 марта 1927 г. из тюрьмы, митрополит Сергий получил от властей отсутствовавшее у него ранее разрешение постоянно проживать в Москве, а через два месяца – справку административного отдела НКВД об официальном разрешении в Москве постоянной деятельности совещания епископов, приглашенных митрополитом Сергием. 25 марта 1927 г. появился указ Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия и совещания епископов, зарегистрированного властями под названием «Временного Патриаршего Священного Синода», о представлении епархиальными архиереями в местные органы власти заявлений о регистрации епархиальных управлений. Так была получена легализация деятельности высших и епархиальных органов церковного управления, которой тщетно добивались Патриарх Тихон и Патриарший Местоблюститель митрополит Пётр и которая, как тогда казалось многим, могла если и не прекратить, то значительно ограничить масштаб церковных гонений.

Появившееся вскоре послание митрополита Сергия от 29 июля 1927 г., более известное под названием «Декларации», оказалось во многом отличным по своему содержанию от «Записки соловецких епископов» и более напоминало по своей политической риторике написанные под давлением властей послания Патриарха Тихона 1923–1925 гг.

Документ

«Ходатайство наше о разрешении Синоду начать деятельность по управлению Православной Российской Церковью увенчалось успехом, – подчеркивал митрополит Сергий. – Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление… Вознесем же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако благоволившему о святой нашей Церкви, выразим всенародную нашу благодарность и советскому нашему правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения… Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы ему, для которых оно дорого, как истинная жизнь со всеми его догматами, преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи».

Однако именно в этом во многом инспирированном ГПУ послании митрополит Сергий предпринял попытку обратиться к тем представителям русского епископата, которые уже летом 1927 г. были склонны критически оценивать очевидно изменившуюся политику Заместителя Патриаршего Местоблюстителя даже несмотря на получение им государственной регистрации высшего церковного управления.

Документ

«Учреждение Советской власти многим представлялось каким-то недоразумением – случайным, и потому недолговечным, – отмечал митрополит Сергий. – …Таким людям, не желающим понять знамения времени, и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом, и даже с монархией, не порывая с Православием… Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и оставить свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру, и работать с нами только во имя веры или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере, не мешать нам, устранившись временно от дела. Мы уверены, что они очень скоро возвратятся работать с нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и православная жизнь остается незыблема». – Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917–1943. М., 1994. С. 510, 512.

Деятельность митрополита Сергия, имевшая место после его освобождения из-под ареста в течение первых нескольких месяцев, привела к потере им доверия со стороны значительной части епископов. Не предусмотренный не только церковной канонической традицией, но и постановлениями Поместного Собора 1917–1918 гг. статус Заместителя Патриаршего Местоблюстителя воспринимался как отнюдь не являющийся тождественным полномочиям предстоятеля Церкви, и решение митрополита Сергия учредить при себе «Временный Патриарший Синод» рассматривалось многими епископами как очевидная узурпация церковной власти.

Значительное недовольство в церковной среде вызывали содержание Декларации 29 июля 1927 г., указ Заместителя Патриаршего Местоблюстителя № 549 от 21 октября 1927 г., предписывавший определенную формулу поминовения властей и запрещавший поминовение за богослужением епархиальных архиереев, находившихся в заключении. Однако одним из наиболее существенных оснований для критики деятельности митрополита Сергия со стороны его оппонентов из числа епископов следует признать распространившееся в их среде убеждение, что Заместитель Патриаршего Местоблюстителя решился полностью подчинить свою церковно-административную деятельность, в том числе и в области кадровой церковной политики, распоряжениям органов ГПУ. Этому убеждению способствовали те обстоятельства, что уже за первые несколько месяцев после своего освобождения митрополит Сергий не без внешнего вмешательства переместил около 40 епископов и ввел во «Временный Патриарший Синод» связанных с ОГПУ архиереев, например митрополита Тверского Серафима (Александрова).

С осени 1927 г. оппозиция некоторых, в том числе и весьма авторитетных церковных иерархов, стала проявляться не только в периодической критике действий митрополита Сергия, как это имело место, например, со стороны Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского). Некоторые из архиереев, подобно митрополиту Агафангелу (Преображенскому), прервали канонические отношения с митрополитом Сергием и отказывали ему в безусловном административном подчинении, другие, подобно митрополиту Кириллу (Смирнову), переставали поддерживать с митрополитом Сергием каноническое и евхаристическое общение, не ставя, впрочем, под сомнение благодатность таинств, которые совершало «сергианское» духовенство, наконец, третьи, подобно епископу Виктору (Островидову), рассматривали митрополита Сергия как еретика, а канонически подчинявшееся ему духовенство считали безблагодатным.

Значение этой оппозиции архиереев увеличивалось еще и тем обстоятельством, что в ее ряды входили два назначенные св. Патриархом Тихоном Патриарших Местоблюстителя свв. митрополиты Кирилл и Агафангел и некоторые другие известные церковные иерархи, подобные Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Иосифу (Петровых), архиепископу Серафиму (Самойловичу), епископам Афанасию (Сахарову), Дамаскину (Цедрику), Серафиму (Звездинскому). Значительно уступая в количестве сторонникам митрополита Сергия, как среди духовенства, так и среди епископата, представители оппозиции часто объединяли в своих рядах многих наиболее активных, нравственно авторитетных и образованных священнослужителей. Патриарший же Местоблюститель митрополит Кирилл являлся на рубеже 1920–1930-х гг. самым авторитетным иерархом среди русского епископата, что подтвердилось осенью 1926 г. в результате опроса более чем 70 архиереев.

В своих обращениях к митрополиту Сергию они смогли весьма аргументированно изложить как богословские, так и канонические аргументы, побудившие их встать в оппозицию его политике. В качестве примеров достаточно привести точки зрения, высказанные двумя Патриаршими Местоблюстителями митрополитами Кириллом и Агафангелом.

Документ

«Для меня лично не подлежит никакому сомнению, – писал митрополит Кирилл 15 мая 1929 г., – что никакой заместитель по своим правам не может равняться с тем, кого он замещает, или совершенно заменить его. Заместитель назначается для распоряжения текущими делами, порядок решения которых точно определен действующими правилами, предшествующей практикой и личными указаниями замещаемого. Никаких, так сказать, учредительных прав вроде реформы существующих служебных учреждений, открытия новых должностей и т. п. заместителю не может быть предоставлено без предварительного испрошения и указаний замещаемого. Коренное же изменение самой системы церковного управления, на что отважился митрополит Сергий, превышает компетенцию и самого местоблюстителя патриаршего престола… Посему до тех пор, пока митрополит Сергий не уничтожит учрежденного им Синода, ни одно из его административно-церковных распоряжений, издаваемых с участием так называемого Патриаршего Синода, я не могу признавать для себя обязательным к исполнению. Такое отношение к митрополиту Сергию и его Синоду я не понимаю как отделение от руководимой митрополитом Сергием части Православной Церкви, так как личный грех митрополита Сергия относительно управления Церковью не повреждает содержимого и этой частью Церкви – православно-догматического учения, но я глубоко скорблю, что среди единомысленных митрополиту Сергию архипастырей в нарушение братской любви уже применяется по отношению к несогласным и обличающим их неправоту кличка отщепенцев-раскольников… Воздерживаюсь от братского общения с митрополитом Сергием и ему единомышленными архипастырями, так как нет у меня другого способа обличать согрешающего брата. Известные мне неоднократные попытки личных и письменных братских увещаний, обращенных к митрополиту Сергию со стороны почившего ныне митрополита Агафангела, митрополита Иосифа с двумя его викариями, архиепископом Углическим Серафимом [Самойловичем], епископом Вятским Виктором [Островидовым], не могли вернуть митрополита Сергия на надлежащее место и к подобающему образу действий. Повторять этот опыт было бы бесполезно». – А.В. Журавский. Во имя правды и достоинства Церкви. Жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений ХХ века. М., 2004. С. 521–522.

«Сознавая всю незаконность своего единоличного управления Церковью, управления никаким соборным актом не санкционированного, Вы организуете при себе «Патриарший Синод», – писал св. митрополит Агафангел 6 февраля 1928 г. – Но ни порядок организации этого «Синода», Вами единолично учрежденного и от Вас получающего свои полномочия, ни личный состав его из людей случайных, доверием епископата не пользующихся… не могут быть квалифицированы иначе, как только явления определенно противоканонические… В своем обращении к чадам православной Церкви 29.07.1927 г. [н. ст.] Вы в категорической форме объявляете такую программу Вашей будущей руководящей деятельности, осуществление которой неминуемо принесло бы Церкви новые бедствия… По личному своему усмотрению Вы практикуете бесцельное, ничем не оправдываемое перемещение епископов, часто вопреки желанию их самих и их паствы, назначение викариев без ведома епархиальных архиереев, запрещение неугодных Вам епископов в священнослужении и т. п.

…По Вашей программе начало духовное и Божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется началу мирскому и земному, во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное угодничество «внешним», не оставляющее места для важного условия устроения внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия – свободы, дарованной Церкви Ее Небесным Основателем и присущей самой природе Ее – Церкви». – Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве высшей церковной власти. 1917–1943. М., 1994. С. 573–574.

Вслед за не прекращавшимися и в 1928 г. арестами священнослужителей, впрочем, преимущественно из среды противосергианской, в 1929 г. на Русскую Православную Церковь обрушились новые свирепые гонения, которые сопровождали развернувшуюся тогда в стране коллективизацию. Постановление ВЦИК и СНК СССР от 8 апреля 1929 г. и позднейшая инструкция НКВД отрицали какие-либо права Церкви как юридического лица, требовали регистрации местных «двадцаток» верующих, которым государство могло предоставлять в пользование храм, запрещая любую деятельность вне его стен.

Принятое ВЦИК 8 апреля 1929 г. постановление «О религиозных объединениях», которое вплоть до конца 1980-х гг. будет формально определять систему церковно-государственных отношений, стало вторым после декрета «О свободе совести» от 20 января 1918 г. законодательным прикрытием большевицкой политики перманентных церковных гонений. В период с 1929 по 1934 г. было репрессировано почти 40 тыс. представителей духовенства и монашества, из которых около 5 тыс. – убито, закрыты все монастыри, число действующих храмов сократилось с 28 500 до 10 000 (в 1914 г. действующих церквей и часовен насчитывалось 67 100). В том же году последовала антиколокольная кампания: колокола снимали и сдавали на лом. Погибло множество бесценных колоколов, отлитых русскими мастерами за полтысячелетия. Большевицкое руководство развернуло вербовку граждан в «Союз воинствующих безбожников», просуществовавший с 1925 по 1943 г. В ответ на гонения и разделения внутри Церкви стали возникать различные секты, видевшие в коммунистах власть антихриста. В 1926–1927 гг. их подвергли яростному преследованию.

Во всем мире поднялась волна возмущения творимыми большевиками в России гонениями на Православную Церковь. Тогда в начале 1930 г. ОГПУ заставило митрополита Сергия сделать заявление, что никаких гонений на Церковь в СССР нет. Эта кощунственная ложь потрясла верующих и в России и в эмиграции, а также друзей Русской Церкви во всем мире.

Если митрополит Сергий надеялся на то, что полученная ценой столь значительных с его стороны уступок легализация Московской Патриархии приведёт к ослаблению церковных гонений, то надежды эти оказались тщетными.

Разделявший характерное для многих «непоминающих» епископов представление о том, что отличительной чертой обновленчества являлось не столько самочинное проведение литургических и канонических реформ, сколько крайнее раболепие, побуждавшее обновленцев идти на любые формы сотрудничества с богоборческим большевицким режимом, митрополит Кирилл писал за несколько месяцев до своего расстрела 20 ноября 1937 г.: «Ожидания, что м[итрополит] Сергий исправит свои ошибки, не оправдались… и оч[ень] многие разобрались и поняли, что м[итрополит] С[ерг]-ий отходит от той Православной Церкви, какую завещал нам хранить св. Патриарх Тихон, и следовательно для православных нет с ним части и жребия. Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу сергианства». При этом св. митрополит Кирилл подчеркивал, что первым иерархом, указавшим на пагубность для Церкви сервилистской политики Заместителя Патриаршего Местоблюстителя оказался другой Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Иосиф, с чьего «именно благословения был высказан от Петроградской епархии первый протест против затеи м[итрополита] Сергия и дано было всем предостережение в грядущей опасности».

В качестве единственной альтернативы той системе высшего церковного управления, которую предлагал Русской Православной Церкви митрополит Сергий, отождествлявший свои полномочия Заместителя Патриаршего Местоблюстителя с полномочиями предстоятеля Церкви, непоминающие его за богослужением новомученики-архиереи видели организацию церковного управления на основании указа Св. Патриарха Тихона Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7(20) ноября 1920 г., предполагавшего самостоятельное управление епархией правящим архиереем в условиях отсутствия канонического центра высшего церковного управления или отсутствия с ним связей.

Кровавые гонения коммунистического режима, практически полностью физически уничтожившие к началу Второй мировой войны священнослужителей из числа «антисергианской» оппозиции, не позволили осуществиться в русской церковной жизни идеям тех новомучеников, которые воспринимали, отлично от митрополита Сергия, не только перспективу развития отношений Русской Православной Церкви и коммунистического государства, но и перспективу развития церковной жизни как таковой. Многие важные особенности дальнейшей жизни Русской Православной Церкви в условиях тоталитарного коммунистического режима были обусловлены не только религиозной политикой этого режима, но и тем выбором церковной политики, который сделал митрополит Сергий в 1927 г. Однако прославив в Соборе Новомучеников и Исповедников Российских подвижников, подвергавших глубокой и всесторонней критике деятельность митрополита Сергия и считавших своей архипастырской обязанностью даже прервать с ним каноническое и евхаристическое общение, Русская Православная Церковь сделала важный шаг на пути преодоления многих церковно-исторических стереотипов советского времени. И может быть, самым глубоким из этих стереотипов следует признать представление о церковной политике митрополита Сергия как единственно возможной и единственно правильной в условиях коммунистических гонений. Именно это представление, противоестественно разделявшее многие годы единую русскую церковную иерархию с одной стороны на «сергиан», а с другой стороны на «даниловцев» и «мечевцев», «кирилловцев» и «иосифлян», не позволяло многим русским православным христианам ощущать себя в духовном единении с сонмом тех праведников, кто с гораздо большей, чем митрополит Сергий, последовательностью и верой в несокрушимость Церкви своей мученической кровью, а не политикой компромиссов подготовил церковное возрождение России в 1970–1990-е гг.

Развернутые большевиками с 1927 г. жесточайшие преследования всех религий произошли вовсе не случайно. Большевики готовились нанести смертельный удар по крестьянству, свернуть НЭП. Они опасались любых центров сопротивления их политике и знали, что даже равнодушное к вере большинство земледельцев в годину гонений обратится к вере и Церкви, которая найдет пастырей, готовых повести за собой народ на борьбу против человеконенавистнического режима. Приход, храм стали бы естественным центром сопротивления сталинской коллективизации и намечаемому в связи с ней новому голодомору. И потому Церковь надо было, во-первых, расколоть, во-вторых, запугать, а в-третьих, скомпрометировать в глазах народа лояльностью большевицкой власти. Все эти дьявольские задачи коммунисты смогли реализовать с помощью ОГПУ.

Литература:

Журнал Московской Патриархии в 1931–1935 годы. М.: Издательский совет РПЦ, 2001.

Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917–1941 гг. М., 1996.

А.В. Журавский. Во имя правды и достоинства Церкви. Жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений ХХ века. М., 2004.

3.2.6. Уничтожение старой интеллигенции

Владимир Соловьев высказал в свое время мысль, что устоями России являются «монастырь, село и дворец». В сущности, эта формула является парафразом одиозной в глазах революционеров знаменитой триады «православие, самодержавие и народность». Так или иначе, в первое десятилетие после октябрьского переворота большевики уничтожали «дворцы» и дворянство, «монастыри» и священнослужителей, а начиная с года великого перелома – (1929) – «село» и крестьянство. Одновременно удар обрушился и на кадры старой российской интеллигенции. Первые жертвы русская интеллигенция понесла еще в 20-е годы. Помимо жертв «Красного террора», тех, кто был взят в заложники и расстрелян, тех, кто погибал на фронтах Гражданской войны или в тылу от голода и тифа, и кого большевицкая пропаганда вписывала в привычную формулу «лес рубят – щепки летят», властью использовалось и такое средство избавления от несогласных с установленным режимом, как высылка. Расстрел поэта Николая Гумилева (1921 г.) должен был стать и стал уроком для оставшихся в живых: для достижения своих целей большевики не остановятся ни перед чем и ни перед кем.

В годы утверждения тоталитарного сталинизма (1928–1939) физическое и нравственное уничтожение интеллигенции, искоренение ее моральных устоев и принципов стало претворяться в жизнь с беспримерной в истории человечества жестокостью и последовательностью. В 1929 г. в среде писателей травят Бориса Пильняка и Евгения Замятина (последнего Сталин отпустил на Запад), арестовывают многих видных историков: погибшего в ссылке С.Ф. Платонова и ставшего позднее сталинским фаворитом Е.В. Тарле. В эти годы были репрессированы и расстреляны или погибли в лагерях выдающиеся писатели Сергей Клычков, Осип Мандельштам, Исаак Бабель, Борис Пильняк, Артем Веселый (Н.И. Качкуров), Владимир Зазубрин (Зубцов), режиссер Всеволод Мейерхольд, богослов и ученый, священник Павел Флоренский, незаурядный философ Густав Шпет. Репрессии коснулись выдающихся деятелей науки и только чудом избежали физического уничтожения ученые такого масштаба, как С. Королев, А. Туполев и Б. Стечкин. Избежали гибели, но были лишены возможности печататься в течение 25–30 лет великий философ А. Лосев и крупнейший литературовед-мыслитель М. Бахтин. Не избежал ареста молодой Д. Лихачев, будущий крупнейший специалист в области древнерусской литературы.

Знаменитому микробиологу, профессору Барыкину большевицкие чиновники предложили для опытов использовать заключенных вместо дорогостоящих мартышек. Он наотрез отказался, был арестован и пропал без следа.

Не было ни одного слоя интеллигенции, который не прошел бы через горнило сталинских репрессий. 1930 год ознаменовался закрытыми процессами над группой бактериологов во главе с проф. Каратыгиным, над работниками пищевой промышленности во главе с проф. Рязановым (48 обвиняемых приговорены к расстрелу) и над инженерами и техниками по так называемому процессу «Промпартии».

В те месяцы 1930 года, когда шли эти процессы, «Правда» и «Известия» опубликовали статью Максима Горького «Если враг не сдается, его уничтожают». По уровню нравственной низости эту статью можно считать последней степенью падения отечественной публицистики. Русский писатель, который целое столетие, со времен Пушкина, был совестью нации, в лице Горького становится олицетворением ее растления. Уничтожать Горький призывал тех «врагов»-интеллигентов, которые отказывались сдаваться сталинской идеологии, отказывались от саморастления под давлением животного страха, материальных посулов, ложного отождествления сталинизма с новым величием России и пр. Отказывалось от растления меньшинство, и оно действительно уничтожалось. Большинство соглашалось на сотрудничество с режимом. После чего уже не приходится удивляться ни позорному приезду Горького на Соловки, ни поездке писателей на Беломорканал, ни беспримерному явлению в истории мировой комедиографии – пьесе Н. Погодина «Аристократы», где в жанре комедии изображается лагерный труд, ни гимны чекистам в стихах и прозе, театре и кинематографии, ни подписи выдающихся деятелей науки и культуры под требованием расстрела их недавних коллег, сподвижников и знакомых.

Одним из моментов в подготовке уничтожения крестьянства стало возобновление и многократное усиление антирусской пропаганды. Все национальные символы, исторические святыни, героические фигуры прошлого подвергались с высоких трибун и со страниц большевицкой прессы развенчанию, шельмованию и осмеянию. Как и люди – ведущий интеллектуальный слой России – памятники древней культуры или уничтожались, или переделывались до неузнаваемости, или «высылались» (то есть продавались) за границу. В 1930 г. «Вечерняя Москва» опубликовала статью-призыв «Пора убрать исторический мусор с площадей», в которой говорилось о необходимости ликвидации всех еще оставшихся старых памятников города. Статью сопровождало стихотворение двадцатитрехлетнего комсомольского поэта Джэка (Якова Моисеевича) Алтаузена (1907–1942):

«Я предлагаю Минина расплавить, Пожарского. Зачем им пьедестал? Довольно нам Двух лавочников славить, Их за прилавками Октябрь застал. Случайно им Мы не свернули шею. Я знаю, это было бы под стать, Подумаешь, Они спасли Расею! А может, лучше было б не спасать?»

В 1931 г. с трибуны VI съезда Советов СССР поэт Безыменский с пафосом произнес: «Расеюшка Русь! Растреклятое слово…»

С июля 1929 г. началось массовое закрытие и разрушение церквей, монастырей, древних крепостных башен и стен. 31 июля 1929 г. были снесены Воскресенские (Иверские) ворота и часовня, за которыми последовали закрытие Даниловского монастыря в Москве (1929 г.), был разрушен Чудов монастырь в Московском Кремле (1930 г.), в 1931 г. был взорван храм Христа Спасителя, в 1931–1932 гг. разрушен старейший московский собор – Спаса-на-Бору в Кремле, воздвигнутый за 600 лет до того, в 1330 г. сносились и светские памятники (торговое строение Охотного ряда в 1932 г.), в 1934 г. было взорвано здание петровской Навигационной школы в Москве – знаменитая Сухарева башня, разобран на строительный камень Серпуховской кремль. В 1930 г. было принято постановление «Об использовании под учебные цели зданий и помещений дворцов, клубов, бывших монастырей, закрытых и закрываемых церквей». Старина разбазаривалась и уничтожалась по-разному: было принято специальное постановление о порядке вывоза иностранцами за границу предметов быта и искусства.

Документ

Телеграмма И. Сталина и К. Ворошилова Л. Кагановичу: «ЦК ВКП Кагановичу. Мы изучили вопрос о Сухаревой башне и пришли к тому, что ее надо обязательно снести. Предлагаем снести Сухареву башню и расширить движение. Архитекторы, возражающие против сноса, – слепы и бесперспективны. Сталин. Ворошилов. 18/IX33».

Наступление на мысль и совесть осуществлялось последовательно и энергично. В мае 1929 г. была принята поправка к ст. 13 Конституции СССР – свобода быть верующим или неверующим заменена свободой вероисповедования или ведения антирелигиозной пропаганды. В 1932 г. объявляется «антирелигиозная пятилетка», ставящая своей целью к 1 мая 1937 г. уничтожение всех храмов и «самого понятия Бога». В этих условиях фактически упраздняется такая профессия, как «богослов» за неимением ни одного печатного органа, в котором могли бы печататься богословские труды, в то время как сеть антирелигиозных изданий ширится и разветвляется. Антирелигиозная тема звучала в фильме Я. Протазанова «Праздник святого Йоргена», в поэзии Демьяна Бедного, Эдуарда Багрицкого («Смерть пионерки»). В 1932 г. в Казанском соборе в Ленинграде открылся Музей истории религии и атеизма.

Многообразие течений философии, столь характерное для русской дореволюционной мысли, сужается до «единственно верного учения – диалектического материализма», с одной стороны, плодя кадры малообразованных начетчиков, а с другой – вынуждая и тех, у кого были несомненные философские задатки, сужать свой кругозор рамками вчерашней передовицы газеты «Правда».

Постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» ликвидировало все возможные течения и организации во всех видах искусств. Разнообразие направлений в искусстве, сочетание традиции и новаторского эксперимента, что отличало предреволюционное десятилетие («золотой период серебряного века»), еще сохранявшее энергию во второй половине 1920-х гг., должно было слиться в едином направлении «социалистического реализма», провозглашенном на Первом съезде советских писателей в августе 1934 г. Малейшее уклонение от «генеральной линии», иногда вызванное особенностями вкуса или связанное с личным неприятием того или иного деятеля культуры, и произведению выносится суровый приговор – оно оказывается под запретом, как это было с оперой Дмитрия Шостаковича «Катерина Измайлова», на которую «Правда» откликнулась статьей «Сумбур вместо музыки», или с пьесой Михаила Булгакова «Мольер», прошедшей на сцене МХАТа семь раз и снятой с репертуара после серии разгромных статей.

Впрочем, на первых порах понятие «соцреализма» было относительно смутным. Бухарин, выступавший на Первом съезде писателей, еще поддерживал «писателей хороших и разных». Вкусовщина Сталина влияла на ситуацию – он благоволил Пастернаку и даже звонил ему по телефону, разрешил «Дни Турбиных» Булгакова и посетил спектакль 14 раз.

Судьба Булгакова в этом смысле особо примечательна. Формально он не может считаться жертвой сталинских репрессий, он не был ни убит, ни арестован. Но в течение 15 лет ни одна строчка его не была напечатана, и в 30-е гг., кроме уже упоминавшейся пьесы «Мольер», он предстал лишь как инсценировщик гоголевских «Мертвых душ» на сцене МХАТа (1932 г.). Эта инсценировка, да триумфально шедшие на сцене МХАТа «Дни Турбинных», с которых Сталин милостиво снял запрет, вот все, чем жил Булгаков как писатель в течение последних 10 лет своей недолгой жизни. Можно удивляться его мужеству, терпению и силе сопротивления, с которыми он прожил эти годы, работая над романом «Мастер и Маргарита». Роман этот был опубликован только в 1960-е гг., через четверть века после смерти писателя, да и то с огромными купюрами.

В 1928 г. в журнале «Октябрь» началась публикация нового романа никому в тот момент неизвестного молодого писателя Михаила Шолохова «Тихий Дон». Моментально поползли слухи о плагиате, а в качестве возможного автора называли известного донского писателя, погибшего в годы Гражданской войны, Федора Дмитриевича Крюкова. Однако через короткий срок вышло грозное письмо за подписью ведущих советских писателей, по стилю написания которого нетрудно было угадать его истинного автора – Сталина, объявлявшего любого сомневающегося в авторстве Шолохова «врагом советской власти». Критики «молодого гения советской литературы» вынуждены были замолчать. Как в те далекие годы, так и по сей день не ясно, как малограмотный 23-летний парень мог в рекордно короткие сроки написать роман огромной художественной силы о времени, которого по своему малолетству он знать не мог, а позже, за всю долгую 79-летнюю жизнь не написать ничего, даже рядом стоящего по уровню к «Тихому Дону».

Проза Булгакова и Платонова, поэзия Ахматовой, Мандельштама и Пастернака, «Проблемы творчества Достоевского» Михаила Бахтина (1929) и «Диалектика мифа» А. Лосева – то немногое, что было опубликовано в те годы или сохранилось от большевицкого произвола, говорит о том, какие неисчерпаемые возможности духа во всех сферах человеческой деятельности были явлены на пространстве бывшей Российской Империи. Воистину, по слову Н. Гумилева:

Та страна, что могла бы быть раем, Стала логовищем огня.

Кто мог, всеми правдами и неправдами старался ускользнуть из этого «логовища». В 1928 г. в Персию бежал один из секретарей Сталина – Борис Бажанов (оставивший очень интересные заметки о характере и повседневной жизни Сталина), вслед за ним невозвращенцем стал чекист Г.А. Агабеков, которому поручено было его убить. Случаи перехода на Запад множатся. Угоняют за границу самолеты советские летчики (К.М. Клим, Г.Н. Кравец, В.О. Унишевский и др.) – явление небывалое в истории русской военной авиации.

До 1936 г. еще оставалась возможность выкупать отдельных советских граждан родственниками за границей. За выездной общегражданский паспорт надо было заплатить 500 фунтов стерлингов (колоссальная по тем временам сумма для бедных эмигрантов и совершенно невозможная для обобранных до нитки советских граждан, которым к тому же и запрещалось иметь валюту). После принятия сталинской конституции практика выкупа советских граждан заграницу прекращается.

Вместо того чтобы стать одним из важнейших, может быть, важнейшим центром всей мировой, христианской культуры, Россия в 1930-е гг. была превращена большевиками в «погорелое место». Ее лучшие интеллектуальные и духовные силы планомерно уничтожались, талантливая молодежь вместо глубоких знаний получала дикарский диамат и истмат, вместо творческих студий, мастерских, наставничества профессоров – беседы на лагерном лесоповале или в тюремной камере, вызовы к институтскому чекисту, склонение к сотрудничеству с ОГПУ. Истреблялись и духовно оскоплялись целые поколения русских людей. Русская культура продолжала приносить значимые для всего мира плоды практически только на горькой земле изгнания, в эмиграции.

3.2.7. Коллективизация – Второе крепостное право (большевиков)

Политика «ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации» была закреплена постановлением ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. Это постановление отменяло первоначальный план коллективизации 20 % хозяйств в ходе первой пятилетки (с октября 1928 по 1933 г.) и выдвигало задачу сплошной коллективизации в кратчайшие сроки. Для этого надо было: 1) Отобрать у «кулаков» все имущество и выселить их. 2) Передать их имущество в колхозы в качестве вступительного пая от сельских бедняков, на которых власть намерена опираться. 3) Заставить середняков вступить в колхозы и внести туда собственное имущество как вступительный пай. При этом большевики за кулаками числили 2 млн хозяйств, за середняками – 15 млн, и за бедняками – 8 млн. Кулаки, в свою очередь, делились на три группы. В первую вошли «активные контрреволюционеры», подлежащие расстрелу или заключению в концлагерь. Во вторую – подлежащие высылке в отдаленные места (спецпоселенцы). В третью – высланные из села в пределах своего округа.

30 января 1930 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло секретное постановление «О мерах по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». В соответствии с принятым постановлением предполагалось на первых порах лишить имущества путём раскулачивания более 200 тыс. человек, из которых 60 тыс. – расстрелять или этапировать в концлагеря, а 150 тыс. выселить в отдаленные местности. В ночь с 5 на 6 февраля раскулачивание началось в Северо-Кавказском крае и далее захлестнуло всю страну.

В деревни направляются 25 тыс. коммунистов. Они действуют в неистовом темпе: за месяц заставляют 58 % крестьян записаться в колхозы. При этом творятся неописуемые преступления и безобразия, «обобществляются» порой не только сельскохозяйственные орудия, крупный рогатый скот, лошади, но и козы, куры, домашнее имущество. Крестьяне оказывают отчаянное сопротивление. Сталин бьет отбой и 2 марта 1930 г. в «Правде» помещает статью «Головокружение от успехов». Во всех жестокостях и «перегибах» он винит исполнителей. 15 марта следует постановление ЦК «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении», а 3 апреля – новая статья Сталина «Ответ товарищам колхозникам».

Почти две трети только что принятых в колхозы крестьян к сентябрю оттуда уходят – хотя выход из колхоза был обставлен крайне невыгодными для крестьян условиями. Темпы снижаются, но сценарий остается прежним. В селе созывается общее собрание, на котором агитаторы объясняют все преимущества колхозного строя. Затем пришлые партийцы и местные активисты из бедноты составляют список наиболее преуспевающих крестьян. Их дворы, скот и инвентарь конфискуют и передают в неделимый фонд колхоза. Цифры общего числа подлежащих репрессиям «кулаков» спускаются сверху, но кого именно включить в эти списки решает «актив» из местной бедноты. При этом очевидную роль играют личные мотивы зависти, мести, обиды. Если Столыпин, проводя реформы, делал ставку на «здоровых и сильных», то Сталин в деревне, напротив, полагается на «слабых и пьяных». Ограбленных зажиточных крестьян и их семьи лишают всех гражданских прав, дают им 2 часа на сборы и везут к ближайшей железнодорожной станции. Затем грузят в товарные вагоны и отправляют за Урал, на Север или в Казахстан. Там их высаживают на каком-нибудь полустанке и гонят за сотни километров пешком к месту их поселения, часто совсем пустынному, необустроенному и не пригодному для сельскохозяйственной деятельности, где их косят голод, холод и цинга. Всего за время коллективизации в отдаленные районы было депортировано 2,1 млн человек и примерно столько же выселено внутри своих краев и областей. Из общего числа более 4 млн депортированных 1,8 млн погибли. Это – взрослых. Умерших при транспортировке в теплушках и во время обживания маленьких детей – а они умирали почти все – никто и не считал.

Историческая справка

Летом 1933 г. из Нарымского края Сталину был отправлен рапорт о случае на острове Назино на реке Оби. На баржах туда привезли 6114 раскулаченных крестьян, в том числе женщин и детей, и оставили на необитаемом острове без еды и без инструмента. Через три месяца в живых осталось 2000. Их осудили за людоедство и отправили в исправительно-трудовые лагеря.

Одновременно с введением колхозов в селах закрываются храмы и молитвенные дома. Сельские священники приравниваются к кулакам первой категории и подлежат заключению в лагерь или расстрелу.

Свидетельство очевидца

О положении раскулаченных в местах высылки свидетельствует письмо одного из них в ЦИК СССР, относящееся к 1930 г.: «Убытку от нас не было, а в настоящее время чистый убыток… Все отобрали и выслали. И никто не побогател, только Россию в упадок привели… народ мрет, оттаскиваем по 30 гробов в день. Нет ничего: ни дров для бараков, ни кипятку, ни приварки, ни бани для чистоты, а только дают по 300 граммов хлеба, да и все. По 250 человек в бараке, даже от одного духу народ начинает заболевать, особенно грудные дети, и так мучаете безвинных людей».

На селе после депортации кулаков городской коммунист-«двадцатипятитысячник» становится во главе колхоза, он заставляет оставшихся крестьян-«середняков» сдавать в колхоз свое имущество и вступать самим. Крестьяне отказываются, забивают скот. К тому же, лишенный хозяина, скот кулаков гибнет от отсутствия ухода. С 1928 по 1933 г. поголовье лошадей упало в России на 51 %, коров на 42 %, свиней на 40 %, овец и коз – на 66 %. В ценах 1913 г. потеря от гибели лошадей и скота составила 3,4 млрд золотых рублей. Животноводству был нанесен удар, от которого оно за все годы большевицкой власти так и не оправилось. Кто из крестьян мог – бежал в города, на селе же в 1931 г. поднимается новая волна восстаний.

Ход коллективизации отражают следующие цифры – процент крестьянских дворов, вошедших в колхозы на 1 июля:

1927 0,8

1928 1,7

1929 3,9

1930 23,6

1931 52,7

1932 61,5

1934 71,4

1935 83,2

1936 90,5

1937 93,0

Общее число крестьянских дворов за это время упало с 24,5 млн в 1928 г. до 19,9 млн в 1937-м, от раскулачивания и от добровольного ухода хозяев в город. К концу 1934 г., когда три четверти всех дворов подверглось коллективизации, было создано 200 тыс. колхозов, в среднем по 75 дворов в каждом, и 9,5 тыс. совхозов. «Сплошная» коллективизация, как видим, затянулась на целое десятилетие. Моментом ее завершения можно считать принятие «Примерного устава сельскохозяйственной артели», утвержденного Совнаркомом и ЦК ВКП(б) 17 июля 1936 г. Устав, среди прочего, обязывал колхоз работать по государственному плану сева и уборки урожая и определял административные штаты – примерно 1 управленца на каждых 8 тружеников. Общими для членов колхоза были земля и все средства производства, включая инвентарь, хлевы, амбары. В личном владении колхозника оставался жилой дом, а после 1933 г. разрешалось иметь приусадебный огород в полгектара и немного скота. Благодаря этому в городах возникли колхозные рынки, где крестьяне могли продавать продукты с приусадебных участков по свободным ценам. Не выполнившие государственного плана поставок торговать на рынке не имели права. Для многих городских жителей рыночные цены были недоступны, но все же приусадебные участки, занимая менее 4 % пахотной земли, давали в 1938 г. более 40 % сельскохозяйственной продукции и подавляющую часть денежного дохода крестьян.

Государственные цены после ликвидации «кулаков-эксплуататоров» стали сверхэксплуататорскими. Например, государство закупало у колхозников сливочное масло по 4 рубля за килограмм, а продавало в магазинах по 28 рублей, т. е. в 7 раз дороже. Наценки на другие продукты были еще выше, в 14, а то и в 20 раз.

Каковы же были экономические результаты коллективизации? По советским данным, среднегодовые цифры составляли:

Низкая урожайность крестьянских полей была в течение века главной бедой сельского хозяйства России, причиной крестьянской нищеты. Только реформы Столыпина сломили эту тенденцию, и в 1908–1914 гг. урожайность зерновых культур достигла 8,6 центнера с гектара. Разоривший культурные хозяйства передел 1918 г., продразверстки, первый голодомор, а также падеж лошадей на войне и от голода повлекли за собой спад урожайности – до 7,6 центнера с гектара в эпоху НЭПа. Логичным было бы ожидать, что коллективизация, упразднив чересполосицу и трехпольный севооборот, запахав межи, пустив на поля тысячи тракторов, урожайность повысит.

Этого не произошло. В отношении урожайности с гектара эффект коллективизации был нулевым, даже немного отрицательным. Общий объем урожая зерна немного повысился за счет расширения посевных площадей, так что сбор зерна на душу населения остался приблизительно таким, как был. Впрочем, советская статистика по зерну неоднородна. До 1933 г. учитывался только «амбарный урожай» – то количество зерна, которое реально было обмолочено и свезено в амбары. В 1933 г. и до 1954 г. публикацию этих данных прекратили и стали сообщать только «биологический урожай на корню» – величину весьма условную.

В отношении производства мяса, молока и других продуктов животноводства эффект коллективизации был резко отрицательным. Учитывая рост населения, продуктов животноводства на душу стало в 1940 г. на 35 % меньше, чем до коллективизации.

В начале 1930-х гг. Запад переживал экономический кризис, и многие с завистью смотрели на СССР, где в рамках пятилетнего плана росла промышленность. При этом не заметили, что в отличие от социалистического земледелия «капиталистическое» в период между мировыми войнами отличалось подъемом урожайности зерновых. В бывшей некогда частью Российской Империи Финляндии она выросла с 9,7 центнера с гектара в 1909–1913 гг. (что схоже со средней цифрой по Империи в целом) до 16,5 в 1938–1939 гг., что вдвое больше, чем в СССР. Подобного роста могла ожидать и Россия при свободном развитии сельского хозяйства.

Одна из трудностей введения колхозов заключалась в том, что в отличие от единоличных хозяйств, где каждый хозяин знал свое дело, коллективные хозяйства требовали целого набора специалистов – агрономов, бухгалтеров, механизаторов. Никто заблаговременно об их подготовке не заботился – их стали готовить лишь в 1930-е гг. По-видимому, решение ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. о сплошной коллективизации было внезапным. Его приняли в ответ на растущее сопротивление крестьян насильственному изъятию зерна.

В результате коллективизации не только «кулачество» было «ликвидировано как класс», но и все крестьянство было ликвидировано как сословие самостоятельных мелких производителей и превращено в подневольных батраков на государственной земле. Когда в 1932 г. были введены внутренние паспорта, без которых невозможно было ни изменить место жительства, ни поступить на работу, крестьяне их не получили. Они были прикреплены к земле – как в XVII в.: не даром буквы ВКП(б) расшифровывали как Второе Крепостное Право (большевиков). Не получали колхозники и зарплаты, а только оплату по «трудодням» (обыкновенно натурой) из того, что оставалось после выполнения государственного плана. Если урожай был ниже плана, то страдало не государство, страдал колхозник. Когда начались поставки тракторов (которые долго не могли возместить падеж лошадей), вся техника была сосредоточена в руках машинно-тракторных станций (МТС), которые с ходу забирали и свою, и государственную долю урожая. Они не только обслуживали, но и контролировали приписанные к ним колхозы: при МТС были созданы политотделы, следящие за политической благонадежностью колхозников. 7 августа 1932 г. вышел драконовский закон «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации». За хищение социалистической собственности он предусматривал расстрел с конфискацией имущества, и лишь при смягчающих обстоятельствах – заключение сроком не менее чем на 10 лет. Размеры «похищенного» роли не играли, и акт был прозван в народе «законом о трех колосках», поскольку именно за сбор колосков в поле после уборки урожая множество крестьян и крестьянок поплатились заключением в концлагерь. Под этот закон подводили даже многодетных матерей, не знавших, чем накормить своих голодных детей, и собиравших после жатвы колоски на колхозном поле. Появилось даже новое слово «стригуны» – это те голодные крестьяне, которые стригли колосья ножницами, обычно – в ночное время.

В итоге у крестьян была отбита личная инициатива, а партии и правительству ежегодными кампаниями приходилось понуждать их своевременно засевать поля и убирать хлеб (факт, ранее нигде не виданный). «Лично товарищ Сталин» убеждал колхозников: «уборка – дело сезонное». А над бесчисленными безвестными могилами замученных русских земледельцев ревели громкоговорители, сравнивая полевые работы с боем и готовя людей к другой войне в будущем:

Эй вы кони, вы кони стальные, Боевые друзья, трактора: Веселее гудите, родные, Нам в поход собираться пора!

С советских времен бытует легенда, что коллективизация была необходима, чтобы перебросить ресурсы из сельского хозяйства в промышленность. Эту легенду в 1920-е гг. породила теория Е.А. Преображенского о «социалистическом первоначальном накоплении». Он полагал, что государству надо покупать у крестьян продукты по заниженным, а отпускать по завышенным ценам и прибыль вкладывать в промышленность. Но он не подумал о том, что крестьяне продавать продукты по заниженным ценам не пожелают, а предпочтут повысить собственное потребление и сократить производство. Сталин создал механизм, обеспечивающий регулярные заготовки по низким ценам: объем производства, доля государства и цены определялись по плану. Но «излишков» для промышленности все равно не получилось. Западные исследователи пришли к выводу, что хотя получаемые государством от колхозов заготовки росли, встречные поставки из промышленности в сельское хозяйство – тракторов, комбайнов, грузовиков, химических удобрений – тоже росли. Например, с 1932 по 1936 год промышленность поставила сельскому хозяйству полмиллиона тракторов. Если бы не падеж лошадей из-за коллективизации, эти поставки можно было отложить, и промышленность бы на этом выиграла.

На деле коллективизация развитию индустрии повредила. Она огромные ресурсы просто уничтожила, а никуда не перебросила. Изучение вариантов экономического развития при помощи математических моделей, учитывающих межотраслевые связи, показывает, что без коллективизации основные фонды в стране были бы к 1941 г. примерно на одну треть больше, а производство тяжелой и строительной промышленности – чуть ли не вдвое больше. Рабочая сила была на селе в избытке и ушла бы оттуда в любом случае. Гибель же 9 млн населения – в их числе самых трудолюбивых и успешных крестьян – была не только нравственно, но и чисто экономически колоссальной утратой. Гибель 152 млн голов скота лишила страну заметной доли национального богатства, обрекла строителей индустрии на полуголодный паек. Коллективизация ослабила страну и политически. Массовые сдачи в плен крестьян-красноармейцев в 1941 г. были в большой мере вызваны их нежеланием защищать колхозный строй, о чем крестьяне предупреждали еще в 1930 г.

С другой стороны, ухудшив условия жизни на селе, коллективизация ускорила отток населения в города. В 1929 г. в городах жило 18 % населения СССР – примерно та же доля, что и в канун Первой мировой войны в Российской Империи. Затем кривая резко пошла вверх: в 1934 г. уже 24 % населения стало городским. За 4 г. 6% населения страны (более 10 млн человек) ушло из деревни в город. В 1940 г. городским стало – 34 %, а в 1990 г. – 66 % по CCCР в целом и 74 % на территории Российской Федерации. За 60 лет страна пробежала путь, который в спокойных условиях в других странах требовал столетия.

Свидетельство очевидца

В итоге ясно, что не будь коллективизации, страна была бы более многолюдной и намного более богатой, но несколько менее городской. Другое дело, что в такой стране коммунистический режим не продержался бы 60 лет – а предотвратить «возврат к капитализму» было главной заботой Сталина, который понимал, что в «нормальной» России верховную власть ему сохранить не удастся.

Сталин неожиданно откровенно рассказал о коллективизации Уинстону Черчиллю во время «домашнего ужина» в своей кремлевской квартире в ночь с 15 на 16 августа 1942 г. Британский премьер министр вспоминал:

«Было уже за полночь. – Скажите мне, – спросил я, – на Вас лично так же тяжело сказываются тяготы этой войны (Второй Мировой. – Отв. ред.), как проведение политики коллективизации? – Эта тема сейчас же оживила маршала. – Ну нет, – сказал он, – политика коллективизации была страшной борьбой.

– Я так и думал, что Вы считаете ее тяжелой, – сказал я, – ведь Вы имели дело… с миллионами маленьких людей.

– С десятью миллионами, – сказал он, подняв руки. – Это было что-то страшное, это длилось четыре года, но для того, чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо пахать землю тракторами. Мы должны механизировать наше сельское хозяйство. Когда мы давали трактора крестьянам, то они приходили в негодность через несколько месяцев. Только колхозы, имеющие мастерские, могут обращаться с тракторами. Мы всеми силами старались объяснить это крестьянам. Но с ними бесполезно спорить. После того, как Вы изложите все крестьянину, он говорит Вам, что должен пойти домой и посоветоваться с женой, посоветоваться со своим подпаском… Обсудив с ними это дело, он всегда отвечает, что не хочет колхоза и лучше обойдется без тракторов. – Это были люди, которых вы называете кулаками? – Да, – ответил он, не повторив этого слова. После паузы он заметил: – Все это было очень скверно и трудно, но необходимо. – Что же произошло? – спросил я. – Многие из них согласились пойти с нами, – ответил он. – Некоторым из них дали землю для индивидуальной обработки в Томской области или в Иркутской, или еще дальше на север, но основная их часть была весьма непопулярна, и они были уничтожены своими батраками. – Наступила довольно длительная пауза. Затем Сталин продолжал: – Мы не только в огромной степени увеличили снабжение продовольствием, но и неизмеримо улучшили качество зерна. Сейчас во всей нашей стране никому не разрешается сеять какие бы то ни было другие сорта, помимо стандартного советского зерна. В противном случае с ними обходятся сурово. Это означает еще большее увеличение снабжения продовольствием. – … Я не повторил афоризм Бёрка: «Если я не могу провести реформ без несправедливости, то не надо мне реформ». В условиях, когда вокруг нас свирепствовала мировая война, казалось бесполезным морализировать вслух». У. Черчилль. Вторая Мировая война. М.: АНФ, 2010. Т. 3–4. С. 571–572. Английский оригинал воспоминаний – The Second World War: Volume IV, Boston, 1950. P. 498–499. О факте обсуждения этой темы во время ночного ужина Сталина, Черчилля и Молотова свидетельствует и запись, сделанная советской стороной и хранящаяся в Архиве внешней политики России (Ф. 06. Оп. 4. Д. 335. Лл. 38–39). «В результате коллективизации в СССР возросла урожайность, особенно благодаря внедрению высококачественных семян. Что касается кулаков, то некоторое их количество было выселено в северные области СССР, где они получили участки земли. Остальные кулаки были перебиты самими крестьянами – настолько велика была ненависть к ним со стороны крестьян. Черчилль, внимательно выслушав тов. Сталина, заметил, что коллективизация была, вероятно, весьма трудной работой. Тов. Сталин ответил, что, действительно, коллективизация была очень трудной работой, на которую было затрачено несколько лет». Полностью запись беседы советской стороной опубликована: О.А. Ржешевский. Война и дипломатия. М., 1995.

Мнение историка:

«Вполне возможно, что устроенный Сталиным всеобщий и насильственный отрыв крестьян от земли был самым болезненным испытанием в истории русского народа. Таким, что его пагубные последствия будут, вероятно, сказываться еще не в одном поколении». – Ричард Пайпс. Собственность и свобода. М.: Московская школа политических исследований, 2008. С. 117.

Литература:

А. Базаров. Хроника колхозного рабства. М., 2004.

А. Грациози. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917–1933. М.: РОССПЭН, 2005.

Н.А. Ивницкий. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М., 1994.

Hunter Holland, Szyrmer Janusz. Faulty Foundations // Soviet economic policies 1928–1940. Princeton, N. J., 1992. C. 254.

3.2.8. «Вторая гражданская война» – антикоммунистическое сопротивление в русском обществе. Подготовка национального восстания в 1930 г.

Годы 1927–1930 были действительно переломными, сопротивление грядущему сталинскому варианту социализма нарастало и отнюдь не ограничивалось внутрипартийной оппозицией. Оно ярче всего проявлялось в среде крестьян, убивавших в порядке защиты себя и своего имущества по тысяче коммунистов ежегодно еще до начала коллективизации.

Активное сопротивление крестьян коммунистической власти возобновилось еще до начала сплошной коллективизации, в связи с «кризисом хлебозаготовок» 1928–1929 гг. У крестьян, не желавших сдавать хлеб по низким государственным ценам, его отнимали принудительно, как в недоброй памяти продразверстку. ГПУ собрало такие данные о крестьянском движении в 1928 и 1929 гг.:

Вероятно, нарастающее сопротивление крестьян и побудило Сталина ускорить коллективизацию, отказавшись от первоначального плана первой пятилетки. Положение, когда партия находилась в зависимости от «мелкобуржуазной стихии», было нетерпимым. Сделав же всех крестьян рабами на государственных плантациях, можно было получать хлеб практически бесплатно. Большевики-сталинцы, разгромив внутрипартийную оппозицию, приступили к проведению социального эксперимента небывалого масштаба.

По мере роста насилий и безобразий, которые творили коммунисты, отнимая зерно и загоняя людей в колхозы, ширится и народное сопротивление. Образуются вооруженные отряды. Оружия, которое у крестьян было после ухода с фронта в 1918 г., теперь стало меньше. Но они защищаются вилами, топорами, обрезами. Повстанцы нападают на конвоиров, сопровождающих «раскулаченных», и освобождают обреченных. Нападают на «двадцатипятитысячников», убивают коммунистов, создают в лесах партизанские отряды. Нападают и на мелкие подразделения ГПУ, на местные органы власти и комитеты партии, стараются установить связь с бойцами и командирами Красной армии, изолированными от событий в городских гарнизонах.

В 1930 году судьба большевицкой диктатуры в России висела на волоске едва ли ни в большей степени, чем осенью 1919 г. Действия повстанцев были затруднены недостатком оружия и сведущих в военном деле командиров. Однако порой находятся и припрятанные еще с Гражданской войны винтовки, и бывшие белые офицеры и бывшие красные партизаны, возглавившие антибольшевицкие отряды. Зимой и весной 1930 г. на Дону, на Кубани, на Тереке, в Западной Сибири и в отдельных областях Центрального Черноземья шли бои между повстанцами и военизированными формированиями большевицкого партийного актива, подкрепленными войсками ГПУ и сводными частями РККА. По данным ОГПУ, за январь – апрель 1930 г. в части России, контролируемой большевиками (СССР) состоялось 6117 крестьянских выступлений, в которых суммарно участвовали около 1,8 млн человек и которые распределялись так:

Если за 1929 г. через ОГПУ прошли 5885 человек, то за 1930 г. – уже 179 620 человек, из которых 18 966 приговорили к расстрелу. За 1930 г. чекисты зафиксировали по СССР 13 754 массовых выступления, в том числе 7382 в связи с коллективизацией; 2339 в связи с действиями «антисоветских элементов»; 1487 в связи с закрытием церквей; 1220 в связи с нехваткой продовольствия; 1326 по иным причинам. 176 из массовых выступлений характеризовались как «ярко выраженные повстанческие». На Северном Кавказе, под Курском, на Кубани и в Сибири против повстанцев применяли артиллерию, танки и авиацию.

В феврале в Острогожском округе Воронежской области повстанцы 3 дня вели бой с военными курсантами, в марте отряд из 700 человек попытался взять Кисловодск, в Сальских степях повстанцы объявляют мобилизацию мужского населения станиц, под Армавиром в июле действовал отряд полковника Добровольческой армии Никиты Козлова, 10 лет находившемся на нелегальном положении.

Историческая справка

Народный мститель Блажевский действовал в Киевской губернии в 1920-е гг. и во время коллективизации. Сын священника, он еще во время Гражданской войны создал отряд, который боролся с большевиками. Во время НЭПа Блажевский и его товарищи перешли к мирной жизни, но сохранили связи и оружие. В 1929 г., с началом насильственных конфискаций зерна у крестьян, Блажевский вновь перешел к активным действиям. Его отряд, состоящий из нескольких десятков идейных бойцов, действовал обычно небольшими группами, которые мстили за жестокости при проведении коллективизации. Большевицкую администрацию Блажевский истреблял, их дома и хозяйства уничтожал. Практически все крестьяне поддерживали отряд Блажевского, давали ему и его людям укрытие. Свои осведомители были у Блажевского и в ГПУ, в воинских частях, и партийных органах. Кара Блажевского была неотвратима, а сам он – неуловим. Против отряда высылали батальоны регулярной армии, в оцеплении лесов участвовали целые полки, но все напрасно. От столкновений с крупными отрядами Блажевский уходил, а маленькие уничтожал. Лишь лютой зимой голодомора 1932–1933 г. отряд Блажевского был выслежен усиленным батальоном ГПУ. В жестоком двухдневном бою все члены отряда Блажевского погибли. «Блажевский имел красивое мужественное лицо, голубые глаза. Одет он был в галифе и кожаную тужурку. Через плечи крест-накрест были надеты пулеметные ленты. На нем также была винтовка, револьвер, кинжал и две гранаты. – Я так перепугался, что не в силах был скрыть, кто я, – рассказывал встретивший его случайно в лесу инструктор райкома партии… Видя, как я трясусь, и, очевидно, не имея каких-либо сильно компрометирующих меня в его глазах данных, он положил мне руку на плечо и улыбаясь промолвил – Не бойтесь, я вам ничего плохого не сделаю, но будьте и вы человеком». – Д. Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. С. 243–246.

Жители станицы Павловской на Кубани поголовно восстали против коллективизации, начали избивать местных и приезжих коммунистов. Войска ГПУ подвергли станицу артиллерийскому обстрелу, затем выселили все 22 тыс. ее жителей. Их заменили демобилизованными красноармейцами и станицу переименовали в Красноармейскую. Подобным образом в станице Белая Глина казаки избили активистов и заперли их на ночь в амбар, чтобы судить на следующий день. Но поутру явился отряд ГПУ, согнал жителей станицы на церковную площадь и открыл по ним пулеметный огонь. По меньшей мере 9 станиц на Кубани и 4 на Дону были полностью выселены на Север (на Кубани – Полтавская, Медведовская, Уринская, Уманская, Незамаевская, Ладожская, Старо-Деревянковская, Ново-Деревянковская и Старо-Корсунская; на Дону – Мешковская, Старо-Щербинская, Боковская и Платнировская).

До горных районов Дагестана коллективизация дошла в последнюю очередь, и восстание там вспыхнуло в мае 1934 г. В нем участвовали горцы и прятавшиеся у них русские и украинские крестьяне, всего до 25 тыс. человек. Многими отрядами повстанцев командовали русские, грузины, армяне. Был в их рядах и чисто мусульманский отряд. Руководил восстанием знатный аварец Абу-Бекир, сподвижник имама Гоцинского в годы Гражданской войны. Его начальником штаба был русский офицер, бывший «доброволец» из отряда Бичерахова – Александров. В ауле Джильда восставшими руководил грузин Борис Хоталошвили, в ауле Гимры – инженер-механик В. Степанов, в селении Ках – кубанский казак, хорунжий С. Василенко. В Хунзахе видный пост среди восставших занимал армянин из Кубы В. Григорьянц. Близок к штабу восставших был и Анатолий Орлов, русский, поведавший миру о беспримерном подвиге своих товарищей по оружию.

Историческая справка

Восстание, охватившее более 20 горных районов Дагестана, не было ни антирусским, ни антироссийским. «Наша народная вооруженная революционная борьба с бесчеловечным коммунизмом ставит своей целью победу над ним… – провозглашали в своем воззвании вожди восстания. – После свержения большевицкого строя, все народы, населяющие Россию, вправе в свободном волеизъявлении определить свою судьбу… В случае создания Российской Федеративной Демократической республики, на территории Федерации все народы равноправны…». А. Орлов. Дагестанское восстание 1934–1935 годов // Грани. 1957. № 34/35. С. 240–241.

По плану командовавшего восстанием Абу-Бекира, партизаны заманивали отряды НКВД и РККА в ловушку и разбивали их, часто ночью, из засады, добывая себе при этом оружие. Коммунисты до зимы так и не овладели инициативой. Только к лету 1935 г. они стали одолевать повстанцев, осадили их штаб в ауле Гуниб. В сентябре знаменитый аул пал. В октябре 1935 г. остатки восставших ушли через горы в Грузию.

Историческая справка

Не все отряды повстанцев были разгромлены или ушли за границу. Наиболее ярким является пример казачьего отряда Николая Назаренко, партизанившего в горах Кавказа, вплоть до начала войны в 1941 г. Казак станицы Старочеркасской Области войска Донского, Назаренко, будучи юношей, попал в Румынию вместе с остатками армии генерала Врангеля. В Румынии он окончил военный лицей и кавалерийское училище и стал офицером армии приютившей его страны, был дважды награжден и произведен в чин сотника. В 1933 г. Николай пытается перейти границу с СССР для ведения борьбы против большевизма на Дону, однако попадает в руки ОГПУ. После пыток в застенках он осужден на 10 лет лагерей, но бежит с этапа и поднимает восстание в родной станице, после подавления которого опять получает 10 лет, вновь бежит, но теперь уже на Кавказ. Там он формирует отряд из терских и кубанских казаков, с которым партизанит вплоть до сентября 1941 г. В сентябре он выводит отряд на Дон, начав действия на коммуникациях отступавших частей Красной армии, а в октябре присоединяется к наступающим войскам Вермахта. До конца войны Николай Назаренко сражается с большевиками в рядах 15-го казачьего кавалерийского корпуса генерала Паннвица. После войны он возглавил союз ветеранов 15-го казачьего корпуса.

За весну 1930 г. по официальным данным 2,7 тыс. повстанцев было убито в боях и 7,3 тыс. захвачено в плен. Из Казахстана тысячи кочевников ушли через границу в Китай, с Украины 745 человек пробились в Румынию.

Мнение историка:

«Великая драма в двух актах – 1918–1922 гг. и 1928–1933 гг. – конфликт новорожденного советского государства с подавляющим большинством его собственного населения (в 1926 г. крестьяне и скотоводы-кочевники разных национальностей все еще составляли 82 процента жителей страны)… стал наиважнейшим фактором довоенной советской истории. Это была действительно величайшая европейская крестьянская война… современной эпохи, может быть даже, величайшая крестьянская война в европейской истории». – А. Грациози. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917–1933. М.: РОССПЭН, 2005. С. 5–6.

«Вторая гражданская война» была не только протестом против введения колхозов, но и политическим движением против большевицкой власти. С октября 1931 по март 1932 г. чекисты, по частичным сведениям из 16 областей, фиксируют 616 выступлений с участием 55 тыс. человек. Зарегистрировано 3,3 тыс. террористических актов, распространение антисоветских и антисталинских листовок. В июле 1931 г. произошло восстание спецпоселенцев из Кузбасса и Алтая в Парбитской комендатуре на реке Чая в Томской области. В 1932 г. следует новое восстание на Кубани, к которому присоединяются красноармейцы.

Состояние Красной армии во время коллективизации было очень ненадежным, и ГПУ непрерывно проводило чистки и аресты командного и рядового состава. В одном из полков 12-й стрелковой дивизии в Белоруссии в мае 1931 г. была сделана попытка прорваться через границу в Польшу.

Одной из важных страниц в истории необъявленной войны большевицкой власти и народа России стали массовые репрессии против бывших офицеров в Красной армии в связи с так называемым делом «Весна». К осени 1917 г. русский офицерский корпус насчитывал почти 276 тыс. человек. Из них более 50 тыс. офицеров были истреблены большевиками по профессиональному признаку в ходе «Красного террора» в 1917–1920 гг. Из примерно 170 тыс. офицеров, участвовавших в Белом движении, около 55 тыс. погибли, около 60 тыс. оказались в эмиграции, и около 55 тыс. остались по разным причинам в России. Из них примерно 5 тыс. офицеров служили в армиях некоммунистических государств, возникших на территории Российской Империи. Около 50 тыс. офицеров большевики мобилизовали в РККА в 1918–1920 гг. в качестве военспецов. В 1920–1922 гг. к военспецам была добавлена часть бывших белых, попавших в плен (более 14 тыс.) и взятых на службу в РККА.

Партийно-чекистская номенклатура всегда адекватно оценивала уровень потенциальной опасности, исходившей от кадровых военных Императорской армии, независимо от того, служили ли они в РККА или жили на положении частных лиц. Офицер, даже в личине красного командира (краскома), оставался в большевицком государстве инородным телом, и его судьба всегда висела на волоске. Так, в 1927 г. в Ленинграде чекисты арестовали группу бывших офицеров лейб-гвардии Финляндского полка во главе с полковником В.В. де Жерве – финляндцы слишком часто вместе общались, это вызвало подозрение. 10 июня 1927 г. органы ОГПУ арестовали бывшего полковника, профессора Военной академии РККА А.Н. Вегекера, расстрелянного по обвинению в контрреволюционной деятельности 2 сентября.

Физическое уничтожение во время коллективизации миллионов крестьян, то есть того самого народа, которому вроде как бы служила Красная армия, нормально мыслящему человеку очень трудно было выдать за крайне необходимое первоусловие построения общества социальной справедливости. Никуда не исчезли у многих бывших офицеров воспоминания о былой корпоративности – любви к родному полку и полковому знамени, тяге к однополчанам, верности традициям и полковым реликвиям. И по верному замечанию одного из чекистов, если эта «среда оставалась в определенный момент пассивной», это совершенно «не исключало возможности возникновения в ней активного сопротивления» в случае серьезных социальных потрясений, каковым, без сомнения, должна была стать коллективизация.

Двухмиллионное русское сообщество за рубежом в массе своей оставалось непримиримым по отношению к большевицкой власти и искало любых возможностей для продолжения борьбы. Глава Русской Православной Церкви Заграницей митрополит Антоний (Храповицкий) в 1930 г., обращаясь к эмигрантам, готовым нелегально отправиться в Россию для продолжения вооруженной борьбы, писал: «Православные христиане! Много уже эта антихристова красная власть терзает родину-мать, великую Россию, стремясь выжечь, словно каленым железом, из русского народа его русскую душу, дабы обратить его в свое покорное стадо. От самого начала коммунистического господства над Россией разбойная шайка не прекращала гонений против веры… Видя это страшное зрелище и слыша об этих еще небывалых гонениях, проснулась религиозная совесть всего мира: во всех странах высшие представители всевозможных религий, начиная с Папы Римского, главы католиков всего света, и кончая даже нехристианскими религиями, возвышают свой голос против красных гонений на веру и призывают свои паствы молиться об избавлении русского народа… Если скованы угрозами и бессилием те, кто в плену, тем паче перед Богом и совестью обязаны действовать те, кто на свободе. Я, смиренный Антоний, митрополит Киевский и Галицкий, старейший из русских архипастырей, находящихся волей Божией на свободе от красного плена, возвышаю свой голос, дабы возвестить русскому народу: Православные христиане! Вставайте все против красного Антихриста, не слушайте ничьих призывов примириться с ним, от кого бы эти призывы ни исходили… Властью, данной мне от Бога, благословляю всякое оружие, против красной сатанинской власти подымаемое, и отпускаю грехи всем, кто в рядах повстанческих дружин и одиноким народным мстителем сложит голову за русское и Христово дело».

Решение генерала Врангеля в 1927 г. о создании самостоятельной службы для действий на родине привело к гибели Главнокомандующего, отравленного (хотя точных доказательств этого нет) в результате спецоперации ОГПУ в 1928 г. Сменивший Врангеля на посту председателя РОВС генерал Кутепов после разоблачения «Треста» перебрасывал в СССР группы добровольцев для организации покушений на представителей партийно-чекистских органов.

Не очень результативные, но достаточно активные действия кутеповских боевиков отвлекли внимание контрразведывательного отдела Секретно-оперативного управления ОГПУ от наиболее важного направления деятельности нового председателя РОВС – упорных попыток завязать контакты в среде военспецов. По крайней мере, в Киеве, Ленинграде и Москве такие контакты были установлены. Кутепов, не в пример большинству эмигрантов, подчёркивал ценность и значение военспецов. Например, генерал неоднократно заявлял о том, что после падения советской власти в России не будет ни Красной, ни Белой армии, а лишь единая Русская. Герой знаменитого 1-го Кубанского («Ледяного») похода 1918 г. во всеуслышание объявил о том, что в возрожденной Русской армии никто не будет носить знаков отличия и наград периода Гражданской войны, чтобы не обострять психологического разделения в офицерской среде.

Чем больше ухудшалась социально-политическая обстановка в СССР в связи с хлебозаготовительными кризисами 1927–1928 гг., тем активней становится Кутепов и его ближайшее окружение. Весной 1929 г. в отделах РОВС в Европе стала известной фраза Кутепова, произнесённая им в речи перед кубанскими и донскими казаками: «Сигнала «Поход!» еще нет, но сигнал «Становись!» уже должен быть принят».

Активная разработка чекистами военспецов особенно усилилась с 1924 г., вероятно, потому, что именно в 1924 г. в доме бывшего генерал-лейтенанта А.Е. Снесарева состоялось собрание Георгиевских кавалеров, о чём узнали органы ОГПУ. Кстати, на этом же вечере были Брусилов, а также бывшие генералы Д.Н. Надёжный, А.В. Новиков, А.А. Свечин, А.Г. Лигнау и др. Едва ли не решающую роль в освещении связей и контактов военспецов играл некогда крупный ученый, теоретик, генерал от инфантерии А.М. Зайончковский (1862–1926), чей двухтомный труд по истории Первой мировой войны до сих пор остается классическим. Увы, с 1921 г. Зайончковский, а затем и его дочь Ольга Андреевна были сексотами органов ВЧК и давали подробные показания о критических настроениях в среде бывших сослуживцев по Русской Императорской армии, в том числе и встречах в доме Снесарева.

Конечно, откровенные разговоры и корпоративные вечера еще не образовывали состав преступления, но органам и этого хватало для запуска репрессивной машины. В 1929–1932 гг. репрессии затронули несколько десятков групп как военспецов, так и бывших офицеров. Некоторые из этих групп уже принимали характер организаций, а в других просто звучали резко отрицательные высказывания по отношению к власти. То, что и среди военспецов, и среди бывших офицеров, а также воспитанников кадетских корпусов и военных училищ они получили широкое распространение, – не подлежит сомнению. Наиболее резкие отзывы вызвал очередной виток гонений на Церковь и нажим на деревню.

21 октября 1929 г. по постановлению Коллегии ОГПУ были расстреляны пять талантливых военных инженеров – организаторов как дореволюционной, так и послереволюционной оборонной промышленности – бывшие генерал-майоры Императорской армии Вадим Сергеевич Михайлов, Николай Григорьевич Высочанский, Владимир Николаевич Деханов, Николай Васильевич Шульга и полковник Владимир Лаврентьевич Дымман. Все офицеры в разное время окончили Михайловскую артиллерийскую академию, были выдающимися специалистами в своем деле и работали в Главном управлении военной промышленности. 12 мая 1928 г. М.Н. Тухачевским был написан донос в ОГПУ, в котором В.С. Михайлов и его товарищи были обвинены в «предательстве, вредительстве и в создании контрреволюционной группы в Главном управлении военной промышленности». 15 мая последовал арест. 26 марта 1929 г. был арестован Высочанский. Генерал В.С. Михайлов был одним из учеников выдающегося русского химика, академика В.Н. Ипатьева, который, узнав о расстреле своих учеников, не вернулся из-за границы в СССР. 23 декабря 1929 г. в Военной академии РККА был арестован преподаватель кафедры артиллерии бывший полковник М.Г. Попов, обвиненный «в связях с заграницей» и расстрелянный 17 августа 1930 г.

Через две недели после того, как 11 января 1930 г. зампред ОГПУ Генрих Ягода направил группе руководящих чекистов записку, в которой предложил подготовить в считаные дни план мероприятий «в отношении сплошной очистки деревни от кулацкого элемента», в Париже генерал Кутепов предложил поручику М.А. Критскому разработать план десантной операции на Кубань – один из очагов непрекращающегося вооруженного сопротивления в период коллективизации. Кутепов хотел высадить около 4 тыс. офицеров. Десант намечался на раннюю весну 1930 г. Критский собирался сделать доклад Кутепову 27 января, но 26 января председатель РОВС при попытке похищения был убит группой чекистов. В январе 1930 г. власть большевиков над Россией была столь зыбкой, что им требовалось любой ценой убрать отважного генерала, собиравшегося лично принять участие в высадке – четырехтысячный офицерский экспедиционный корпус Кутепова мог стать центром кристаллизации антибольшевицких сил, которые бы покончили с коммунистическим режимом в России. Открытое убийство Кутепова ошеломило эмиграцию. С гибелью второго председателя РОВС оборвались и многие связи, в том числе и среди иностранцев, обещавших морские транспорты. Заступивший на его место генерал-лейтенант Е. К. Миллер от идеи десанта отказался, а может быть, вообще не был в нее посвящен.

27 января в Москве был арестован преподаватель, бывший генерал-лейтенант А.Е. Снесарев, обвиненный в участии в монархической организации Русский Национальный Союз (РНС). Всего по делу РНС аресты затронули 50 человек (в т. ч. 13 организаторов и 26 активистов). С ареста Снесарева началось развитие дела «Весна», названного так потому, что обвиняемым – преподавателям Военной академии РККА, бывшим офицерам Генерального штаба и другим лицам – инкриминировалась подготовка военного переворота, намеченного на весну 1930 г., то есть параллельно с несостоявшимся кутеповским десантом. Аресты по «Весне» затронули Москву, Ленинград, Киев и другие крупные города СССР. Наиболее разветвленные организации были раскрыты в Киеве (343 человека) и в Харькове зимой 1930/31 г. Всего в 1930–1932 гг. по делу «Весна» аресту подверглись 3496 человек, в подавляющем большинстве военспецы. Среди них оказались бывшие генералы В.Л. Барановский, Н.С. Беляев, В.Н. Гатовский, А.Г. Лигнау, Д.Н. Надёжный, В.А. Ольдерогге, С.К. Сегеркранц, А.Е. Снесарев, полковники братья Виктор и Владимир Моторные, А.Д. Тарановский, С.Д. Харламов, подполковник С.Г. Бежанов, капитан С.С. Ивановский и др.

Историческая справка

Совершенно разная судьба постигла репрессированных. Например, Бежанов, Ивановский, Ольдерогге, Владимир Моторный были расстреляны в 1931 г. Барановский, получив 10 лет, погиб в лагере. Лигнау освободили в 1933 г., но расстреляли в 1938 г. Тарановский, получив 3 года, исчез в Котласе. Исчез в лагере и Беляев. Надёжного выпустили в 1932 г., он дослужился до генерал-лейтенанта Красной армии и умер в 1945 г. Вышел в 1932 г. из заключения и Снесарев, скончавшийся в Москве в 1937 г. Харламова выпустили в 1931 г., он мирно окончил свои дни в Москве в 1965 г. Сегеркранц вышел из лагеря в 1934 г. тяжело больным инвалидом. Виктор Моторный отсидел полных 10 лет и умер в ссылке в 1949 г.

Параллельно с делом «Весна» вскрывались группы бывших офицеров, упорно хранивших знамена, регалии и реликвии своих воинских частей. Так, например, у бывшего командира 148-го пехотного Каспийского полка при обыске чекисты нашли полковое знамя. В Ленинграде к 7 февраля 1931 г. по «Весне» арестовали 373 человека, из которых подавляющее большинство расстреляли 2–3 мая. В Киеве расстрелы репрессированных по «Весне» состоялись в конце мая 1931 г.

4 декабря 1930 г. в Житомире в Украинском военном округе (УВО) был арестован командир 44-й стрелковой дивизии Я.А. Штромбах. (Бывший генерал-майор Ольдерогге, обвиненный в руководстве повстанческой организацией в УВО, был арестован тремя сутками позже сотрудниками окружного Особого отдела.) 18 марта 1931 г. Штромбах дал следующие показания: «Приняв в 1926 г. 44-ю дивизию, я стал интересоваться, кто из начальствующего состава мог бы принять участие в нашей контрреволюционной организации. Сменив трех начальников штабов [разных дивизий], я нашел Трухина, так как он по своему социальному положению и по своим антисоветским настроениям мог быть вполне приемлем, как член организации… Я сообщил Трухину, что в РККА есть военная контрреволюционная организация с целью свержения советской власти вооруженным путем и установления буржуазной республики. Трухин дал согласие принять участие в военной контрреволюционной организации». И Штромбаха, и Ольдерогге расстреляли в Харькове в два часа ночи 27 мая 1931 г. Но Трухина, успешно продолжившего делать карьеру в РККА, репрессии по делу «Весна» не коснулись. Вновь органы НКВД получили компрометирующие показания на полковника Ф.И. Трухина в июле 1937 г., но чистка вновь минула будущего власовского генерала. К этой загадочной истории добавим, что в период пребывания в немецком плену в 1941–1942 гг. и в бытность одним из ближайших соратников генерал-лейтенанта А.А. Власова в 1943–1945 гг. генерал Трухин практически никогда и ни с кем не делился воспоминаниями о собственной службе в Красной армии. Будущий генерал-майор Красной армии и один из руководителей Власовского движения Ф.И. Трухин был начштаба 7-й стрелковой дивизии в 1926–1931 гг.

Брожение затронуло и части РККА. В 1932 г. общее число отрицательных политических высказываний бойцов и командиров, зафиксированных Особыми отделами органов ГПУ в частях РККА, превысило 300 тыс., а в 1933-м – достигло почти 350 тыс., в том числе угрозы повстанческой деятельности составили более 4 тыс. случаев. За 1933 г. в антисоветских высказываниях были уличены 230 тыс. красноармейцев и более 100 тыс. командиров и начальников. В 1932–1933 гг. из рядов РККА по причине неблагонадежности были уволены 26 тыс. красноармейцев, командиров и политработников.

Жестокими мерами ОГПУ удалось не допустить перерастания сотен отдельных бунтов и заговоров в общенациональное восстание против коммунистического режима. Но цена победы над российским народом была велика. Большевики сохранили власть над Россией и вновь надели ярмо крепостной неволи на русский народ, убив более девяти миллионов самых лучших, мужественных и непокорных и изломав судьбы десяткам миллионов других – не только жертвам, но и палачам.

Литература:

А. Орлов. Дагестанское восстание 1934–1935 годов. Грани. 1957. № 34–35.

В.Г. Науменко. Великое предательство. Спб.: Изд. дом «Нева», 2003.

К.М. Александров. «Несостоявшийся десант». Дело военных на фоне сплошной коллективизации. Хроника сопротивления, которая еще не написана // Новое время (Москва). 2005. 28 августа, № 34 (3096).

Л. Виола. Крестьянский бунт в эпоху Сталина: коллективизация и крестьянское сопротивление. М.: РОССПЭН, 2010.

Н. Тархова. Красная армия и сталинская коллективизация 1928–1933 гг. М.: РОССПЭН, 2010.

Н.А. Ивнитский. Репрессивная политика советской власти в деревне (1928–1933 гг.). М., 2000.

Я.Ю. Тинченко. Голгофа русского офицерства в СССР. 1930–1931 гг. М., 2000.

Генерал В.С. Михайлов. Документы к биографии. Очерки по истории военной промышленности. М.: РОССПЭН, 2007.

3.2.9. Второй голодомор 1932–1933 гг.

Поскольку сопротивление крестьян было повсеместным, Сталин, в конце концов, применил испытанный уже большевиками метод борьбы с массовым недовольством – голодомор. Сбор зерновых в 1931–1932 гг. падает, а Сталин форсирует экспорт, чтобы финансировать ввоз машин. Если в довольно благополучном 1928 г. лишнего зерна на экспорт почти не было, то в 1930 г. CCCР вывозит за границу 4,8 млн, в 1931 г. – 5,1 млн и даже в 1933 г. – 1,8 млн тонн зерна. Крестьянские поставки зерна государству в 1932 г. были повышены до 45 % урожая, который составил почти 70 млн тонн. У колхозов и единоличных хозяйств хлеб забирали «под метелку».

В отличие от 1921 г., засухи на этот раз не было, погода была нормальной. Но урожай оказался скудным. Неурожай зерновых охватил центральную и южную часть Украины. Это обусловило решение правительства снизить план хлебозаготовок на 1932 г., однако даже сниженные нормативы сдачи сельхозпродукции оказались неподъемными для украинских крестьян. За осень 1932 г. колхозы сдали государству лишь 60 % от запланированного объема зерна. В Москве это расценили как саботаж плана хлебозаготовок. Прятавших зерно крестьян подвергали жестоким пыткам. Партийцев, отказывавшихся участвовать в насилии, немедленно исключали из партии. Сталин направил на места чрезвычайные уполномоченные комиссии по хлебозаготовкам: на Украину – во главе с Вячеславом Молотовым, на Северный Кавказ – во главе с Лазарем Кагановичем, в Поволжье – во главе с Павлом Постышевым. Чрезвычайными хлебозаготовками и изъятием скота в Казахстане руководил первый секретарь этой огромной автономной республики РСФСР Исайя Исаакович Голощекин (товарищ Филипп), который в 1918 г. был военным комиссаром Уральской области и лично организовывал убийство Императора и членов его семьи.

Молотов взялся за дело с невиданной энергией. С 1 ноября 1932 г. по 1 февраля 1933 г. под контролем Молотова на Украине было дополнительно собрано более 100 млн пудов зерна. К концу зимы в республике практически не осталось наличных запасов хлеба. Более того, власти начали отбирать у крестьян, не имеющих зерна, другие продовольственные запасы. В продиктованном Молотовым постановлении Совнаркома УССР «О мерах по усилению хлебозаготовок» от 20 ноября 1932 г. был пункт о применении «натуральных штрафов». Речь шла об изъятии мяса у тех колхозов, которые задолжали по хлебозаготовкам. На Украине развернулся продовольственный террор.

В условиях суровой зимы и полного отсутствия альтернативных источников питания действия партийных и государственных руководителей УССР вызвали гуманитарную катастрофу невиданного масштаба. Голод поразил наиболее плодородные районы Украины – центр и юг. Смертность от недоедания началась уже в первый месяц работы молотовской комиссии, однако власти усиленно делали вид, что ничего не происходит. Председатель ЦК КП(б)У С. Косиор писал Сталину, что «всяческие разговоры о «голоде» на Украине надо категорически отбросить». Украина была переведена на блокадное положение. По периметру границ охваченных голодом областей разместили войска НКВД. В поездах и на железнодорожных станциях сотрудники ГПУ обыскивали багаж пассажиров и конфисковывали продовольствие. Расширялась практика занесения особо «непокорных» сел в так называемые «черные списки». «За явный срыв плана хлебозаготовок и злостный саботаж, организованный кулацкими и контрреволюционными элементами», ряд населенных пунктов полностью лишались подвоза продовольствия, колхозная и государственная торговля в них сворачивалась, колодцы с водой запечатывались, и у них выставлялась стража. Тем, кто не сдал хлеб, не давали и воду.

Историческая справка

Наиболее тяжкие формы голодомор принял в центральных районах Украины. Свидетельства очевидцев описывают народные бедствия гораздо нагляднее, чем малоинформативные официальные документы. «Какой голод, спрашиваете, был? То, что ели собак и кошек, – мелочь. То, что дохлятину из скотомогильника таскали так, чтобы власти не видели, – тоже ерунда. В разгар зимы начали мертвецов выкапывать и есть, а потом и за живых взялись. Чегринец украл у Сахнихи мальчика, зарезал и съел. Хороший парнишка был, Панасиком звали. Только ручки его мать и нашла – под порогом лежали», – рассказывал украинским журналистам житель одного из сел Сумской области. Сохранилось множество других рассказов свидетелей тех трагических событий. «Ели кору деревьев и почки, которые тогда только начали появляться на деревьях. За зиму съели почти всех собак и кошек. На улице каждый день лежали новые трупы людей», – вспоминал житель Днепропетровской области. Ужасные события происходили на Полтавщине. Житель большого села Кротенки утопил в колодце своего единственного ребёнка: он не смог перенести вида его физических страданий. Мёртвых каждое утро собирали по домам как мусор. Хоронили умерших вповалку в братских могилах, причем трупов было столько, что они не умещались в выкопанные ямы. В Киевской области от голода вымирали целые села. Жительница одной из деревень Переяславского района свидетельствует: «Люди ели всякую гадость. Что сдохнет, то и съедали. Дрались за дохлую лошадь. Несет человек кусок мяса и ест, а вокруг рта все в крови. На реке погибла рыба. Люди ее выловили и протухшую съели…Одна женщина съела свою маленькую дочку. Другая повесилась уже когда появился хлеб: у нее с голоду умерли двое или трое детей». В селе Пологи того же района людоедство приобрело массовые масштабы. Дошло до того, что приходилось охранять кладбища. Страшный голод поразил и Южную Украину.

Улицы сел Херсонской области были завалены трупами. Люди ели траву, коренья. Из коры деревьев варили кашу. В Нововоронцовском районе голодающие разграбили склад с кукурузой. Наевшись испеченных из кукурузной муки лепешек, несколько десятков человек умерли на месте от заворота кишок. Из деревни бедствия голодомора перекинулись в города. Жители Киева вспоминали, как толпы опухших от голода крестьян наполнили улицы города, где они надеялись найти работу и получить паёк. Удавалось это единицам. Остальные умирали сотнями. Они лежали прямо под открытым небом. Крестьян отлавливали специальные наряды милиции. Их бросали в грузовые машины и вывозили за пределы Киева.

Именно голод и выморачивание, а отнюдь не заготовка хлеба и прочих продуктов питания, были главными целями большевиков во время этой кампании. Дмитрий Гойченко вспоминает, например, образцовую свиноферму, поставлявшую элитное мясо в Киев и местным чекистам. Свиней кормили чечевицей, о которой умирающие от голода крестьяне могли только мечтать. Крестьяне стали приходить к ферме в то время, когда выносили свиной кал. Из него они выбирали недопереваренные чечевичные зерна и ели их. Когда местные чекисты это увидели, они отдали приказ измельчать чечевицу, прежде чем давать ее свиньям. Случай этот относится к 1933 г. (Д.Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. С. 239–241).

Искусственный голод 1932/33 г. охватил не только Украину, но и Поволжье, Северный Кавказ, Южный Урал, Среднюю Россию, Казахстан. И здесь ели лебеду, кору и корни, и здесь было людоедство. Статистическое ведомство жаловалось на «недоучет смертности», так как сотрудники загсов были не в силах сосчитать трупы или сами вымерли от голода. Голодающие губернии были оцеплены войсками ОГПУ. ОГПУ не пускало голодных крестьян на станции и к путям железных дорог, не пускало в крупные города, где еда была вполне доступна. Сами сотрудники спецотрядов и заградительных отрядов НКВД на глазах у умирающих с голода людей устраивали попойки и пиры, а потом шли вычищать последние зернышки из крестьянских амбаров.

В это же время начался новый этап политики расказачивания. Уже к 1926 г. на Дону осталось не более 45 % от былого казачьего населения, в других войсках – 25 %, а в Уральском войске – 10 %. Но большевикам и этого показалось мало. В 1932–1933 гг. в казачьих областях на Дону и Северном Кавказе была введена система «черных досок», автором идеи которых был секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) Б.П. Шеболдаев. На станицы накладывались непомерные нормы хлебозаготовок, которые выполнить было невозможно. После того, как план не выполнялся, станицу заносили на «черную доску» и лишали последнего куска хлеба, обрекая ее население на голодную смерть. С ноября 1932 по январь 1933 г. Северо-Кавказский крайком ВКП(б) занес на «черные доски» 15 станиц – 2 донские и 13 кубанских. Так, например, в станице Незамаевской на Кубани из 16 тыс. человек после 1933 г. осталось не более 3,5 тыс. И подобная статистика прослеживается практически по всем казачьим войскам. Всего за годы Гражданской войны, двух голодоморов и репрессий 30-х гг. было физически уничтожено до 70 % казаков.

Свидетельство очевидца

«Ночью Зайцев вызвал к себе председателей колхозов. Меня всегда выгонял из комнаты и говорил: «Иди лучше девок пощупай»! А я был тогда любопытный – под окно, да подслушиваю, – не понимал, что он меня мог запросто застрелить. Вызовет председателей колхозов и спрашивает:

– У тебя сколько сегодня сдохло?

– 70 человек.

– Мало. А у тебя?

– 50 человек.

– Мало!

Слушаю за окном и не могу поверить. Волосы дыбом встают. Вечером соберемся в нардоме с Ваней Гуденко, говорим, думаем, что же это творится? Ведь это же Советская власть! Такого при царе не было! А кому скажешь – некому! В 34-м Зайцева забрали. Оказался и он «врагом народа». А в станице из 18 тысяч осталось пять с половиной или шесть с половиной тысяч людей. Остальные – больше 10 тысяч – вымерли». – И.Д. Варивода. И я мог бы стать «врагом народа» // Станица. 2001. № 1 (34). Янв.

Голодомор от начала и до конца был организован искусственно. Полное изъятие зерна из запасов колхозов и единоличных хозяйств, проведенное осенью 1932 – зимой 1933 г. под руководством комиссий Молотова, Кагановича и Постышева явилось непосредственной и главной причиной голода. Полная блокада охваченных бедствием территорий, бестрепетная продажа выколоченного из голодающих районов зерна за границу подтверждают это. Цели сталинского режима, организовавшего голодомор, очевидны – найти средства для форсированной индустриализации и заодно полностью уничтожить исторически сильные традиции личного крестьянского хозяйства, но, в первую очередь, подавить сопротивление большевицкой политике. Сталинский голод 1932–1933 гг. остановил сопротивление. Он был страшнее ленинского голода 1921–1922 гг. Да и из той помощи, что приходила от «американских рабочих», на этот раз ни одна кроха до умирающих крестьян не дошла. Американскую помощь потребляли руководители ВКП(б), ОГПУ и РККА, в том числе и «работавшие на селе».

Впрочем, на этот раз заграница существенно меньше помогла голодающим людям в России. Сотрясаемый Великой депрессией западный мир сам обеднял, западные политики не без оснований опасались социальных потрясений и были озабочены открытием новых рабочих мест для своих граждан, а потому предпочитали иметь в лице СССР торгового партнера и емкий рынок сбыта. Заинтересованные в укреплении экономических связей с СССР, западные политики и журналисты нередко закрывали глаза на преступления большевиков против народа России, отрицали или приуменьшали их.

Свидетельство очевидца

«С профессором Харпером я заговорил о страшном голоде 1932–1933 годов в самых плодородных областях России, в Малороссии и на Северном Кавказе. Голод этот был следствием политики советского правительства, стремительно организовавшего систему колхозов и желавшего сломить волю малороссийских крестьян и казаков, особенно настойчиво боровшихся против коллективизации. В «Последних новостях» число погибших от этого голода исчислялось цифрою от трех до пяти миллионов. В настоящее время известно, что действительность была еще ужаснее: умерло от голода не менее пяти миллионов в Малороссии и не менее пяти миллионов на Северном Кавказе. Когда я заговорил об этом с Харпером, он сказал мне, что, собственно, в Советском Союзе был не голод, «недоедание». Меня потрясло это замалчивание страшных преступлений большевицкого режима. Скоро, однако, я понял поведение Харпера. В то время он был одним из главных осведомителей американского правительства о Советском Союзе. Ему, поэтому, было необходимо часто ездить в Россию, и, конечно, советское правительство перестало бы допускать его в Россию, если бы он широко рассказывал об ужасах советского режима», – вспоминал в конце 1930-х гг. свой опыт обсуждения трагедии голодомора с американскими коллегами профессор Николай Лосский. – Н.О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М., 2008. С.230.

Миллионы крестьян за 1932–1933 гг. большевики уморили голодом, выживших, духовно и физически совершенно искалеченных, – загнали в колхозы. Если при устойчивом естественном приросте в предшествующие годы (в среднем + 2,1 млн) по состоянию на 1 января 1933 г. численность населения СССР составляла бы 162 млн 902 тыс. человек, то на 1 января 1934 г. она составила 156 млн 797 тыс. Число умерших от голода обыкновенно оценивается в 6,5 млн, причем большая часть погибших – около 4 млн— приходится на Украину, где сопротивление коллективизации было наиболее упорным. В Казахстане от голода в 1930–1933 гг. по сегодняшним данным погибли 1,5 млн человек (1,3 из них – казахи, большей частью скотоводы, ведшие полукочевой образ жизни). Тяжелые условия жизни начала 1930-х гг. драматически отразились и на числе рождений.

Документ

По переписи 1937 г., население между 1926 и 1937 г. сократилось на 5–18 % в областях: Калининской, Западной, Мордовской, Курской, Кавказской, Немцев Поволжья, Саратовской, Винницкой, Киевской, Черниговской, Одесской и в Казахстане. По СССР в целом население возросло на 10 %. – Е.М.Андреев, Л.Е.Дарский, Т.Л. Харькова. Население Советского Союза, 1922–1991. М.: Наука, 1993. С. 118.

Всего за 4 года «Второй Гражданской войны» 1930–1933 гг. убыль населения в стране на 9,3 млн превзошла таковую за 4 благополучных года НЭПа (1923–1926). Из Казахстана в Китай от коллективизации ушло до 200 тыс. кочевников, так что число избыточных смертей можно принять за 9,1 млн, распределявшихся примерно так:

Общее число русских и украинских крестьян, казахских скотоводов, убитых Сталиным в 1932–1933 гг., превышает число евреев, убитых Гитлером, да и число убитых всех воюющих стран на всех фронтах Первой мировой войны. Для народного хозяйства первая пятилетка (с октября 1928 по 1933 г.) имела катастрофические последствия. Во время реализации первого сталинского пятилетнего плана большевики осуществили не имеющие аналогов в мировой истории физическое уничтожение и ограбление производительных сил страны. Причем уничтожению подверглись наиболее трудолюбивые семьи и доходные частные хозяйства. Финансовые и экономические потери от разорения деревни, сельского хозяйства и животноводства существенно превысили стоимость возведенных в начале 1930-х гг. «гигантов» сталинской индустрии. К тому же, многие построенные на костях бесчисленных жертв голодомора промышленные предприятия сгинули в огне советско-нацистской войны.

Литература:

В. Кондрашин. Голод 1932–1933 годов: Трагедия российской деревни. М.: РОССПЭН, 2008.

В.С. Познанский. Социальные катаклизмы в Сибири: голод и эпидемии в 20–30-х гг. XX в. Новосибирск: СО РАН, 2007.

Д. Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. М., 2006.

Н.А. Ивнитский. Судьба раскулаченных в СССР. Голод 1932–1933 годов в СССР (Украина, Северный Кавказ, Поволжье, Центральная Черноземная область, Западная Сибирь, Урал). М., 2009.

С. Красильников, М. Саламатова, С. Ушакова. Корни или щепки. Крестьянская семья на спецпоселении в Западной Сибири в 1930-х – начале 1950-х годов. М.: РОССПЭН, 2010.

3.2.10. Репрессии середины 1930-х гг

Подавление российского общества большевиками при подготовке и проведении коллективизации было всесторонним, оно отнюдь не «ограничивалось» голодомором. 1929 год стал «годом великого перелома» и для лагерной системы. 11 июля Совнарком СССР постановил создать сеть исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) «в целях колонизации» отдаленных районов и «эксплуатации их природных богатств». В ИТЛ из обычных тюрем надлежало перевести всех, чей срок превышал 3 года. Таким образом, большевики объединили уголовников с политическими заключенными в одной системе, руководило которой ОГПУ под началом Генриха Ягоды. В это время началась трансформации лагерей ОГПУ в крупнейший хозяйственный наркомат СССР. Именно тогда появляются распоряжения чекистских органов «доарестовать» столько-то представителей такой-то профессии для нужд лагерного комплекса. Для руководства всей лагерной системой приказом ОГПУ № 130/63 25 апреля 1930 г. было создано Управление лагерей (УЛАГ) во главе с Ф.И. Эйхмансом, переименованное в октябре в Главное управление лагерей (ГУЛАГ). Зимой 1930 г. в СССР насчитывалось уже более 400 тыс. заключенных, в том числе 155 тыс. – в системе ОГПУ. Через несколько лет метастазы ГУЛАГ ОГПУ СССР распространились по всей стране.

На месте исторического Российского государства возникла вооруженная деспотия, рабы которой валили лес, вручную рыли котлованы в вечной мерзлоте, добывали золото, олово и другие полезные ископаемые, строили предприятия, аэродромы, прокладывали шоссе и железные дороги. Их эксплуатацию обеспечивали кадровые чекисты, руководители ГУЛАГа З.А. Алмазов (Алмазян), Э.П. Берзин, М.Д. Берман, Ф.А. Гвоздевский, Н.В. Емец, С.Я. Жук, Г.Я. Комаров, И.Ф. Никишов, К.А. Павлов, Я.Д. Рапопорт, Н.А. Френкель, А.А. Ходырев и др.

Кроме Дальневосточного (Дальлага), самыми крупными лагерями в структуре ГУЛАГа были Байкало-Амурский (Бамлаг), Беломорско-Балтийский (Белбалтлаг), Дмитровский (Дмитровлаг), Ухтинско-Печорский (Ухтпечлаг) и др. Сотни тысяч людей умирали в них от голода, невыносимого труда и нечеловеческих условий существования. В 1930–1940 гг. в ГУЛАГе погибли не менее 500 тыс. заключенных.

Показательной стройкой нового ведомства стал Беломорско-Балтийский канал. С Соловков лагерное начальство переехало на Медвежью гору у Онежского озера, и осенью 1931 г. 170 000 заключенных было брошено в карельские леса и болота. Работая вручную, они за 20 месяцев вынули 21 млн кубометров скалы и грунта, прорыли канал длиной в 227 км с 19 шлюзами и иными сооружениями. В августе 1933 г. канал, названный в честь Сталина, был открыт, плеяда советских писателей во главе с Горьким посвятила ему хвалебный том. Экономического значения канал не имел, а для военных нужд его в 1964 г. пришлось на 1 метр углублять и заменять деревянные сооружения более прочными. От холода, болезней и непосильного труда на канале погибло не менее 25 000 заключенных. Часть выживших была отпущена по домам, часть отправлена на другие работы.

В первые пятилетки на Севере шло пять проектов, сохранивших экономическое значение и по сей день:

Лесоповал силами заключенных шел по всему Северу, от Онеги до Енисея и далее. Экспорт леса был важен большевикам как источник иностранной валюты. Этим заключенные пользовались, чтобы порой кровью писать на бревнах обращенные к Западу призывы о помощи. Временами они встречали отклик. В прессе, в парламентах, в профсоюзах Запада слышались призывы к бойкоту товаров, произведенных рабским трудом. ГПУ привозило иностранных корреспондентов на инсценировки, показывающие, будто лагерей нет.

Воркута. Геологическая экспедиция ГПУ нашла в бассейне реки Печоры в 1930 г. уголь и немного нефти. В последующие годы вся нынешняя Республика Коми покрылась десятками лагерей. Города Воркута, Инта, Печора, Сыктывкар (прежде Усть-Сысольск), Ухта – все были заново построены заключенными. К 1940 г. они же достроили 1200 км железной дороги от Котласа (с позднейшей веткой через Северный Урал до Лабытанги), дав углю Воркуты выход к промышленным центрам.

Колыма – край еще более суровый и безотрадный, чем Печора, оказался богат золотом, а как выяснилось позже, и ураном. «Колыма, Колыма, чудная планета – двенадцать месяцев зима, остальные – лето» – горько шутили согнанные большевиками на прииски люди. В 1930 г. разработка приисков была поручена тресту Дальстрой, ставшему хозяином на крайнем северо-востоке страны. Заключенные построили на берегу Охотского моря город и порт Магадан и шоссейную дорогу на север, по которой расположились лагеря заключенных-золотодобытчиков.

Норильск. Еще дальше за полярным кругом на Таймыре были обнаружены залежи медно-никелевой руды и угля. Здесь силами заключенных был построен Норильский горно-металлургический комбинат и город при нем. В 1937 г. открылась железная дорога из Норильска в порт Дудинка на Енисее, давшая еще строившемуся тогда комбинату выход к Северному морскому пути.

Строительство водных и железнодорожных путей – Байкало-Амурской магистрали, железных дорог на Воркуту и Лабытанги, заполярной дороги Салехард – Игарака, Беломорско-Балтийской водной системы и т. д.

Стройки силами заключенных не ограничивались Крайним Севером. Канал Москва-Волга строил Дмитлаг, за которым в 1934 г. числилось 200 000 заключенных. Стройки ГПУ открывались в Караганде, на Урале, в Сибири. В январе 1933 г. начались работы на спроектированной еще до революции Байкало-Амурской магистрали (БАМ). Работы было велено вести ударными темпами, и за 3 года туда отправили 180 000 заключенных. Для них не было ни жилья, ни провианта, и множество из них погибло. Постройку отдельных участков не раз бросали, потом снова начинали и громко рапортовали о завершении. На деле последний тоннель – самый длинный в мире – 15-километровый Северомуйский тоннель – был завершен уже без советской власти в 2003 г. БАМ строился 70 лет.

До 1934 г. единого общесоюзного Наркомата внутренних дел не было, существовали республиканские. В июле 1934 г. был создан общесоюзный Наркомат и в его рамках появилось ГУГБ НКВД – Главное управление госбезопасности НКВД СССР – исполнявшее задачи былого ОГПУ.

Лагеря были объявлены секретными объектами, известными только под номером почтового ящика, а упоминание о них в печати стало невозможным. Изменилось и отношение к заключенным – термин «зэк» возник в это время. Зэки уже не были частью советского народа, к ним нельзя было обращаться «товарищ». Хлебные пайки были сокращены, режим ужесточен, а быстрый наплыв множества новых заключенных создавал невыносимую тесноту, заключенных расстреливали, чтобы освободить места.

С 1929 по 1939 г. число заключенных в тюрьмах и лагерях СССР увеличилось в 12 раз, достигнув 2 млн. В том числе, согласно переписи 1939 г., 1682 тыс. человек находились в лагерях и колониях ГУЛАГа, а 350,5 тыс. в тюрьмах. Кроме того, было еще 990,5 тыс. спецпоселенцев, так что общее число лиц, лишенных свободы, достигло 3 млн. Редко какие показатели пятилеток росли так быстро, как число заключенных.

Впрочем, никакая статистика не передаст мук и трагедий несметного числа сломанных жизней. В виде «Опыта художественного исследования» А.И. Солженицын и его 227 соавторов делают это на 1844 страницах «Архипелага ГУЛАГ» (1973). Есть и «Колымские рассказы» Варлама Шаламова (1954–1973), «Завоеватели белых пятен» М. Розанова (1951), «Россия в концлагере» И. Солоневича (1936), «Незабываемое» Н. Краснова (1957), «Погружение во тьму» Олега Волкова (1990) и множество других свидетельств очевидцев.

Сталин теоретически обосновал репрессии, при помощи которых он стремился устранить возможных противников, обеспечить единство партии, сделать общество однородным и предотвратить возможность «возврата к капитализму». «Уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а путем ее усиления. Отмирание государства придет не через ослабление государственной власти, а через ее максимальное усиление, необходимое для того, чтобы добить остатки умирающих классов и организовать оборону против капиталистического окружения», – писал народный вождь.

В этой классовой борьбе заключение в концлагерь было лишь наиболее распространенной «мерой социальной защиты», а «высшей мерой» был расстрел. Уже в 1928 г. на Шахтинском процессе инженеров Донбасса, обвиненных во вредительстве, впервые выдвинулась фигура А.Я. Вышинского в роли прокурора, игравшего зловещую роль и на дальнейших показательных процессах. В 1930 г. готовился процесс «Трудовой крестьянской партии», по которому проходили Н.Д. Кондратьев, A.M. Чаянов и другие выдающиеся экономисты, бывшие на самом деле противниками марксизма. В том же году следовали процессы по полностью выдуманным делам: так называемой Промпартии, бактериологов, работников пищевой промышленности. В апреле 1933 г. проходит последний большой показательный процесс «вредителей», среди которых обвинялись и английские инженеры.

Как теперь стало ясно по архивным данным, сценарии судебных спектаклей «вредителей» Сталин писал сам. Он же указывал ГПУ, какого рода признания он хочет слышать от подсудимых. Целью их было создать образ врага: «отчего нам плохо живется? Оттого, что все портят вредители!» Со временем этот образ сдвинулся в сторону представителей внешнего врага – «шпионов, диверсантов, агентов иностранной разведки». Очевидная ложь всех этих ярлыков не мешала Максиму Горькому кричать в хоре обвинителей: «Если враг не сдается, его уничтожают».

Свидетельство очевидца

Вот как это уничтожение выглядело на практике: «16 октября 1929 г. Георгия (Осоргина) вместе с группой других заключенных вывели из лагеря через бывшие Святые Ворота монастыря (Соловецкого). Один свидетель этого вспоминал, что Георгий шел, распевая «Христос Воскресе!» и читая молитвы. Заключенных поставили к кладбищенской стене рядом с женскими бараками и расстреляли. Командующий расстрелом Дмитрий Успенский был пьян, как, вероятно, и его подчиненные, и с работой они справились паршиво. Многие из приговоренных были еще живы, когда их сбросили в неглубокую могилу, и покрывшая их земля шевелилась на следующее утро. Все еще пьяный Успенский вышел на могилу с пистолетом и начал ходить по ней и стрелять, пока она не замерла. Одна из заключенных женщин – Юлия Николаевна Данзас видела и запомнила все это». С. Шмеман. Эхо родной земли. М.:Рудомино, 2003. С.253.

Убийства и лишение свободы все новых групп людей не прекращается в России в 1930-е гг. ни на один день. В январе 1935 г. за «приверженность царскому режиму» осуждено 140 ведущих инженеров Кировского (Путиловского) завода в Ленинграде, потом расстреляно еще 700 за «троцкизм». В последующие годы убиты были директора и главные инженеры крупнейших предприятий, воздвигнутых в первую пятилетку: Березняковского химкомбината, Горловского комбината «Синтезстрой», Магнитогорского, Макеевского и Челябинского металлургических комбинатов, Сталинградского, Харьковского и Челябинского тракторных заводов, Горьковского автозавода, Уралмаша, Азнефти и других. Убитых директоров старой выучки заменяли молодыми коммунистами, едва окончившими вузы. Важно было показать, что, как любил говорить Сталин, «незаменимых людей у нас нет».

Уничтожение людей было «стилем» сталинского руководства порабощенной Россией. На финансовые трудности 1929 г. он отвечал приказом расстрелять несколько десятков сотрудников финансовых ведомств, включая кассиров; на замедленный рост населения, обнаруженный переписью 1937 г., – расстрелом начальников статистического ведомства, а во время финской войны он грозит «расстрелять всех мерзавцев» на заводе в Коврове, если там в трехдневный срок не наладят производство нового диска для автомата Дегтярева.

Литература:

Система исправительно-трудовых лагерей в СССР 1923–1960: Справочник / Сост. М.Б. Смирнов; Ред. Н.Г. Охотин, А.Б. Рогинский. М., 1998.

Сталинские стройки ГУЛАГа 1930–1953 / Сост. А.И. Кокурин, Ю.Н. Моруков. М., 2005.

А.Г. Тепляков. Машина террора: ОГПУ – НКВД Сибири в 1929–1941 гг. М.: Новый Хронограф, 2008.

В.С. Мерцалов. Трагедия российского крестьянства: анализ колхозной системы. Лимбург/Лан: Посев, [1948].

Н. Коваль. Крушиловка тридцатого года. М., 2000.

О. Волков. Погружение во тьму. М., 1991.

С.А. Красильников. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. М.: РОССПЭН, 2008.

O. Khlevniuk. The History of the GULAG from Collectivization to the Great Terror. New Haven: Yale University Press, 2004.

3.2.11. Индустриализация

Первоначально в России индустриализация началась в середине 1880-х гг., и во время Думской монархии промышленность быстро росла. Война 1914–1917 гг. и октябрьский переворот оборвали рост на 15 лет. По большинству видов производства показатели 1913 и 1928 г. (в сопоставимых границах) очень близки, тогда как производство в других странах за это время сильно возросло. Как мы видели ранее, в Советской России за пределы 1913 г. при НЭПе вырвалась только электроэнергетика. В числе прочих электростанций, в 1926 г. была открыта Волховская ГЭС и начата крупнейшая в Европе плотина ДнепроГЭСа, давшая ток в конце 1932 г. Ежегодная мощность электростанции предполагалась в 2,7 млрд кВт-часов. Строительство ДнепроГЭСа осуществлялось по проекту и под руководством американского инженера Хью Л. Купера. Этому грандиозному памятнику американо-советского сотрудничества суждено было простоять только десять лет. Плотина была взорвана в 1941 г. при отступлении Красной армии.

В 1927 г. открыто несколько новых государственных заводов, начато сооружение Сталинградского тракторного, московского «Шарикоподшипника № 1». Уже в 1923 г. на линии Москва – Нижний Новгород начались полеты Аэрофлота. Но этого явно было мало.

Заимствовав название у задуманного в царское время пятилетнего плана развития железных дорог на 1917–1922 гг., Госплан СССР несколько лет разрабатывал пятилетний план развития народного хозяйства страны. За его подготовку отвечали председатель Госплана Г.М. Кржижановский, председатель ВСНХ В.В. Куйбышев и председатель Совнаркома А.И. Рыков. Из двух представленных ими вариантов Сталин выбрал более интенсивный. Его и приняла XVI партконференция в апреле 1929 г. и утвердил V съезд Советов СССР в мае. Хотя уже первый год показал, что ни одно плановое задание не может быть выполнено в срок, Сталин потребовал задания повысить. «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут!»

Историческая справка

В основу пятилетнего плана было положено блестящее исследование выдающегося русского инженера Василия Гриневецкого, издавшего в 1919 г. книгу «Послевоенные перспективы российской промышленности». Он предлагал строить новые промышленные предприятия в богатых полезными ископаемыми районах страны, чтобы они были расположены рядом с основными источниками сырья. Одновременно это позволило бы избежать излишних проблем, связанных с его транспортировкой. Гриневецкий предлагал ускоренное развитие двух районов России – Урала и Западной Сибири. Помимо чисто экономических, проект Гриневецкого имел и огромное стратегическое значение, создавая промышленные центры в практически недоступных для любого врага районах.

Очевидно, что нагнать полвека за 10 лет было невозможно, реально речь могла идти лишь о том, чтобы нагнать отставание, вызванное октябрьским переворотом и его последствиями. Но даже это требовало предельной мобилизации сил. Страна была к ней готова, в создании современной промышленности люди видели общенациональное дело, конструктивное начало, в противовес долгим годам разрушения. Молодежь, техническая интеллигенция проявляли неподдельный энтузиазм и готовность на жертвы. Например, плотина Магнитогорского комбината на реке Урал – изящное инженерное сооружение первой пятилетки.

Но Сталин устроил «плановую вакханалию», которая дело крайне затруднила. Планы постоянно повышались и менялись, Сталин требовал невозможного, а за невыполнение расстреливал «вредителей». Люди шли на ненужный риск, лили в 30-градусный мороз бетон плотины, надеясь, что весенние паводки ее не снесут, вели монтаж высоковольтного оборудования под током. С другой стороны, единственным выходом часто были липовые отчеты, приписки, очковтирательство. Это вело к хаосу в управлении, сбоям в поставках, к простою незавершенного строительства. Сталин полагал, что требуя невозможного, он получит максимум возможного, но на самом деле он получил меньше, чем было возможно, и во второй пятилетке намного снизил задания.

А о первой пятилетке В.М. Молотов свидетельствовал, что объем промышленной продукции в 1932 г. поднялся на 8,5 %, вместо 36 % по плану. К 1933 г. тракторов было выпущено 53 тыс. вместо 170 тыс. по плану; автомобилей 24 тыс. вместо 200 тыс. по плану; железных дорог проложено 5500 км вместо 16 000 по плану. Тем не менее, в декабре 1932 г. пятилетка была объявлена выполненной: «пять в четыре!» В действительности 1933 год был кризисным, и второй пятилетний план смогли составить лишь год спустя, к XVII съезду ВКП(б). В руках сталинских пропагандистов «план» сделался фикцией. Говорить надо не о нем, а о том, что реально было сделано.

Было построено 5500 км железных дорог. Это ровно столько, сколько в среднем за 4 г. строилось в России в 1907–1913 гг. Ключевыми отраслями пятилетки были угольная промышленность как источник энергии и черная металлургия как основа машиностроения и военной промышленности. Рост черной металлургии опирался на несколько гигантов, прежде всего на связанные между собой Магнитогорский и Кузнецкий комбинаты. Они строились практически на пустом месте, первый у источника руды на Урале, второй – угля в Сибири. Но по производству угля и стали первая пятилетка еле вышла за дореволюционный уровень. Заложенные шахты и строящиеся домны не могли еще дать продукции. Только во второй пятилетке произошел существенный рост. А в 1940 г. стали в СССР выплавлялось 18,3 млн тонн, что уже приблизилось к 20,0 млн тонн в Германии.

Следуя идеям инженера В. Гриневецкого, пятилетки продвинули развитие Сибири – важное в хозяйственном и военном отношении. За 4 г. за Уралом было построено с полдюжины крупных электростанций на угле, заложено 47 угольных шахт, возведен задуманный до революции Кузнецкий комбинат, пущен в ход десяток машиностроительных заводов, развита добыча редких и цветных металлов, заложен военно-промышленный центр на Дальнем Востоке – Комсомольск-на-Амуре.

В Европейской России в 1931 г. были пущены в ход Ростовский завод сельскохозяйственных машин (Ростсельмаш), Харьковский тракторный завод и автомобильный завод в Москве (АМО, позже ЗИЛ). В 1932 г. вошли в строй автомобильный завод в Нижнем Новгороде (ГАЗ) и частично Магнитогорский металлургический комбинат. В следующем году вошли в строй Челябинский тракторный завод и Уралмаш в Свердловске, завершено строительство Харьковского турбинного завода и первой печи Запорожстали. Всего в первом пятилетнем плане числилось 300 крупнейших и 1000 менее крупных объектов.

Для первой пятилетки были характерны нищенский уровень жизни основной массы населения, товарный дефицит, рабская организация труда в колхозах, зарождение ГУЛАГа и карточно-распределительная система. На среднюю месячную зарплату в 1933 г. столичный рабочий мог купить 31 кг хлеба (в 1913 г. – 314 кг) или 7 кг мяса (в 1913 г. – 43 кг), 5 кг колбасы (в 1913 г. – 25 кг), 3 кг масла (в 1913 г. – 18 кг) и 3,5 кг сыра (в 1913 г. – 22 кг).

Вторая пятилетка 1933–1937 гг. стала временем завершения и освоения ранее начатых объектов. Было обращено внимание и на легкую промышленность – пущены в ход швейные, текстильные, трикотажные, обувные фабрики, хлебозаводы, мясокомбинаты. Дефицит товаров народного потребления не был преодолен, но некоторые товары в магазинах появились. Введенные в 1929 г. карточки на продукты питания были к 1935 г. отменены, и Сталин объявил: «Жить стало лучше, жить стало веселее!» На радостях состоялся первый физкультурный парад на Красной площади.

Жилищные же условия в городах продолжали ухудшаться. Между 1928 и 1940 г. городское население удвоилось – округленно с 30 млн до 60 млн, а строительство жилья за таким ростом никак не поспевало. Жилая площадь на человека сократилась в среднем по стране с 5,7 м2 в 1928 г. до 4,0 м2 в 1940 г., а в некоторых городах и до 2,5 м2. Часто вокруг строящихся заводов постоянного жилья вовсе не было, люди ютились в бараках, землянках и самодельных «нахаловках». Санитарные условия были неприемлемыми, вспыхивали эпидемии.

Рост населения требовал планов развития городов. Первый генеральный план Москвы был намечен в 1931 г. и принят «партией и правительством» в 1935 г. Сквозь исторические кварталы города предполагалось пробить широкие проспекты. Так старая Тверская превратилась в громоздкую по масштабам улицу Горького, расширено было Садовое кольцо. Под предлогом улучшения транспорта сносились храмы и другие памятники старины. Множество городов под видом «реконструкции» лишились своих кафедральных соборов: Архангельск, Воронеж, Ереван, Кострома, Минск, Нижний Новгород, Новосибирск, Омск, Петрозаводск, Ставрополь, Старый Оскол, Тверь, Томск, Царицын, Ярославль. На месте многих из них были поставлены статуи Ленина или Сталина. Символом социалистического города должен был стать Дом культуры или Рабочий клуб, а не храм. Так, в Москве ДК автомобильного завода по проекту конструктивистов братьев Весниных поставили на месте Симонова монастыря. Храм Христа Спасителя был взорван в 1931 г., и на его месте начали строить Дворец Советов высотою в 120 этажей с 70-метровой статуей Ленина наверху. Кремль должен был казаться игрушечным у подножья дворца (и это в голодные годы!), но постройку остановили в 1941 г., когда сталь потребовалась на военные нужды.

В 1932 г. было начато сооружение Московского метрополитена. Первая линия следовала в основном дореволюционному проекту инженера П.П. Юренева (заведующего техническим отделом Московской городской думы, ушедшего потом к белым). Линия была открыта в мае 1935 г. Следующие очереди метро строились непрерывно, даже во время Второй мировой войны. В связи с сооружением канала Москва-Волга был поднят уровень воды в Москве-реке, построены гранитные набережные и несколько монументальных мостов. Москву рекламировали как «порт пяти морей». Архитектурный облик новых домов – их по всей стране строилось не так много – постепенно менялся от конструктивизма 1920-х гг. к упрощенному классицизму поздних 1930-х. Но появлялось уже сталинское украшательство, ставшее после войны обязательным. Сталинский стиль в архитектуре шепотом называли «ампир во время чумы».

Историческая справка

Челюскинцы. В 1928 г. постановлением СНК была учреждена Арктическая правительственная комиссия. Ее возглавил бывший главком Вооруженных Сил С.С. Каменев. В комиссию вошли ученые и летчики Чухновский и Бабушкин. Комиссия руководила созданием на побережье Ледовитого океана морских и авиационных баз, метеостанций и регламентировала плавание судов. Первым практическим результатом работы комиссии было спасение экспедиции Нобиле, потерпевшей аварию на дирижабле «Италия». Ее же усилиями были спасены зазимовавшие во льдах океана советский пароход «Ставрополь» и американская шхуна «Нанук». Для обеспечения доставки грузов в самые восточные районы побережья Северным морским путем нужно было попытаться пройти весь путь от Европы до Чукотки за одну короткую летнюю навигацию. Первым это сделал в 1932 г. ледокол «Сибиряков». Но у ледоколов мала коммерческая нагрузка. Для грузовых, коммерческих перевозок нужны были обычные суда, несколько приспособленные к плаванию в условиях севера. «Челюскин» был именно таким пароходом. Он был построен в 1933 г. в Дании по заказу СССР.

Плавание шло успешно. Пароход прошел весь маршрут, вошел в Берингов пролив и 7 ноября дал в Москву приветственную радиограмму. Но в проливе началось движение льдов в обратную сторону, и «Челюскин» снова оказался в Чукотском море.13 февраля 1934 года, раздавленный льдами пароход затонул в Чукотском море. Один человек погиб, а 104 члена экипажа высадились на лед океана. Часть грузов и продовольствия удалось с парохода снять.

Когда экипаж оказался на льду, была образована правительственная комиссия по их спасению. О ее действиях постоянно сообщалось в печати. В возможность спасения многие специалисты не верили. Некоторые западные газеты писали, что люди на льду обречены и возбуждать в них надежды на спасение негуманно, это только усугубит их мучения. Ледоколов, которые бы могли плавать в зимних условиях Ледовитого океана, тогда еще не было. Надежда была только на авиацию.

В это время на Чукотке находился экипаж Анатолия Ляпидевского и его самолет АНТ-4. Он 5 марта 1933 г. нашел ледовый лагерь, совершил там посадку и вывез десятерых женщин и двоих детей (одна девочка родилась на «Челюскине», когда он проходил Карское море. Ей дали имя Карина).

При повторном полете отказал один мотор, и при совершении вынужденной посадки самолет был поврежден. Далее правительственная комиссия направила на спасение три группы самолетов: первая группа летчиков была отправлена из Москвы через Европу, Атлантику, Соединенные Штаты на Аляску, где их ждали закупленные советским правительством у «Пан-Америкен Компани» два самолета «Флейстер».

С 13 февраля по 13 апреля 104 человека вели героическую работу по устройству организованной жизни на льду океана и строительству аэродрома, который постоянно разламывался, покрывался трещинами и торосами, заносился снегом. Сохранить человеческий коллектив в таких экстремальных условиях – большой подвиг.

Душой лагеря был Отто Юльевич Шмидт. На льдине Шмидт издавал стенную газету и читал лекции по философии. Его умение поддерживать в людях стремление к жизни и надежду на благополучный исход было важной причиной успеха в борьбе с арктической стихией. 13 апреля 1934 г. были эвакуированы последние челюскинцы и ездовые собаки. Ледовый лагерь перестал существовать. Вся мировая общественность, специалисты авиации и полярники дали челюскинской эпопее наивысшую оценку. Такой хорошо организованной спасательной экспедиции мировая история еще не знала.

В СССР экспедиция «Челюскина» и, особенно, борьба за жизнь 104 обитателей ледового лагеря выполняла и большую идеологическую задачу – отвлекала народ России от ужасов коллективизации и массового уничтожения сопротивляющихся политике коммунистов. О спасении девочки Карины со льдины знала вся страна, а о гибели от голода и холода сотен тысяч детей раскулаченных и сосланных не говорилось ни слова.

В связи с успешным окончанием эпопеи эвакуации была учреждена высшая степень отличия в СССР – звание Героя Советского Союза. Оно было присвоено летчикам А. Ляпидевскому, М. Слепневу, В. Молокову, Н. Каманину, М. Водопьянову, И. Доронину. Впоследствии Золотая Звезда № 1 была вручена Ляпидевскому.

В память о легендарном пароходе во Владивостоке назвали гостиницу и ресторан. Но в годы перестройки им вернули прежнее название «Версаль».

Третья пятилетка продолжала курс второй, но больше ресурсов было переброшено в военную промышленность. Итоги первых трех пятилеток по характерным видам продукции показаны ниже.

Темпы роста за первые три пятилетки[3]

Приоритеты первых трех пятилеток из этого сравнения очевидны. На первом месте – военное производство, выросшее за 10 лет в 12–18 раз. Далее следует так называемая «Группа А» – производство средств производства, где быстрее всего – как, впрочем, и в других странах в то время – растет электроэнергетика. За ней следуют уголь и сталь, производство которых за 12 лет увеличилось в 4 с лишним раза. Менее приоритетны цемент и нефть. За ними, как пример «Группы Б» – производства предметов потребления, – показаны хлопчатобумажные ткани. Их выпуск увеличился за 12 лет на неполную треть (сопоставимо с темпом роста населения). Так что на душу в 1940 г., как в 1928, приходилось 14 м2 ткани. Это количество удвоилось только через полвека, в 70-е. Для сравнения в том же ряду показан и сбор зерновых, который тоже повысился за 12 лет (также сопоставимо с темпом роста населения). Производство продуктов животноводства, как мы видели, резко сократилось. При росте численности населения в 1,27 раза их в 1940 г. приходилось на 35 % меньше на душу, чем в 1928 г.

Очевидно, что характерные для угля и стали темпы роста порядка 13 % годовых не могли относиться к советской экономике в целом. Советские пропагандисты безоглядно преувеличивали национальный доход, утверждая, что с 1913 г. по 1940-й он вырос в 5 раз. Это достигалось преуменьшением уровня царского времени, уловками с индексами цен и учетом только материального производства, как учил Карл Маркс. Между тем услуги – и деятельность НКВД, и более производительные, как образование и медицина, составляли существенную часть советского национального продукта. В 1960-е гг. американские экономисты, пересчитав советский национальный доход по западной методике с учетом услуг и с поправками на изменение цен, пришли к выводу, что советская экономика в целом с 1928 по 1940 г. выросла примерно в 2 раза. Ее темпы роста составляли 5,8 % годовых. По схожим расчетам темпы роста экономики Российской Империи между 1909 и 1913 г. составляли 6 % годовых. И та и другая – высокие цифры, редкие страны в короткие периоды росли быстрее (Германия, Япония после войны).

Более длинные отрезки времени дают следующую картину: за 28 лет царской индустриализации с 1885 по 1913 г. (включавшие мировой кризис 1900 г. и революцию 1905 г.), рост национального дохода страны составлял 3,25 % в год. За 37 советских лет с 1928 по 1975 г. (за вычетом затронутых войной 1941–1945 гг.) он составлял 5,15 % в год. При этом в пересчете на одного промышленного работника рост национального дохода в царский и ранний советский период был одинаковым – 1,7 % в год. То есть, более быстрый совокупный рост в советское время достигался экстенсивным путем: мобилизацией большей доли населения.

Основное «преимущество социализма», таким образом, состояло не в том, что он достигал сказочных темпов роста, а в том, что он мог национальный доход перераспределять в политических целях: безжалостно подавляя потребление и безотказно финансируя военно-промышленный комплекс. Расчет советского валового национального продукта (ВНП) по западной методике в миллиардах рублей 1937 г. по четырем отраслям выглядит так:

Бросается в глаза, что по сравнению с ростом населения в 1,27 раз потребление увеличилось в 1,22 раза. То есть, в среднем население в 1940 г. получало несколько меньше, чем в 1928 г. Эта средняя цифра скрывает тот факт, что потребление на душу городского населения несколько возросло, а сельского – сильно упало. Ограничение потребления в городе и на селе позволило увеличить долю накопления в ВНП (т. е. капиталовложений) с 12 % в конце НЭПа до 26 % в 1937 г. и 19 % в 1940. Спад накопления за последние три года вызван переброской средств в военное производство. Отметим, что вложение 26 % ВНП в рост экономики – доля исключительно высокая, указывающая на то, что расходовались эти средства расточительно. Царская Россия добивалась 6 % роста, вкладывая немногим более 8 % собственного ВНП, что с добавлением иностранного капитала соответствовало 13–14 % ВНП.

Другое существенное сравнение с царским временем касается потребления товаров и услуг населением. Уточненные расчеты показывают, что ВНП 1928 г. составлял не более 95 % ВНП 1913 г. К тому же доля частного потребления в нем несколько снизилась, тогда как население на сравнимой территории выросло с 140 до 154 млн. В результате частное потребление на душу населения в 1928 г. сократилось примерно на 15 % по сравнению с 1913 г. Потребление и до 1940 г. оставалось ниже уровня 1928 г., в некоторые годы намного ниже. То есть, потребление населения все довоенные (а тем более, военные) советские годы оставалось существенно ниже уровня царского времени.

Чтобы образно представить себе, что такое 15 % потребительского рынка, вспомним, что до революции в России на 1 % получателей дохода – тех, у кого доход превышал 1000 рублей в год, – приходилось 15 % всех денежных доходов. Такое распределение не было необычным: в Англии оно тогда было еще более неравным, в США – примерно таким же (конечно, при более высоких доходах). Этот 1 % семей с 15 % дохода и представлял собой ту «буржуазию», которую большевики вырубили в 1918 г.

Одной из причин непроизводительных капиталовложений в период первых пятилеток стала «гигантомания» т. е. стремление строить огромные предприятия. В частности, и железные дороги не справлялись с вызванной ею концентрацией нагрузок, что привело к острому кризису на транспорте в 1934 г. Гигантоманию породил дух времени. «Преимущества масштабности» были тогда в моде. В Америке были построены гиганты – автозавод Ривер Руж под Детройтом, плотина Боулдер на реке Колорадо. Многие заводы первой пятилетки проектировала американская фирма «Альберт Кан и Ко.», автозавод в Нижнем Новгороде проектировал Форд, в сооружении других участвовали фирмы и специалисты из Англии, Германии и Франции. С административной точки зрения управлять из центра несколькими крупными предприятиями было проще, чем многими мелкими.

Перед деятелями первых пятилеток стояла беспрецедентная задача: откуда взять капитал на развитие промышленности, когда капиталисты расстреляны или изгнаны, капиталы их пропали в огне «военного коммунизма», а к иностранным, после отказа Ленина платить по царским долгам, доступа нет? Ответом и было создание плановой, а точнее командно-административной системы, сложившейся в ходе первой пятилетки. Рыночные, договорные отношения были отменены, цены стало устанавливать государство, и оно же решало, кому сколько чего по этим ценам производить и отпускать. От лишней наличности население избавляли добровольно-принудительные займы.

Типично советским способом накопления стал Торгсин – сеть магазинов якобы для торговли с иностранцами. На самом деле их задачей было в условиях вещевого (а часто и продуктового) голода выкачать из населения спрятанные в матрасах золото, серебро и валюту. В 1931–1935 гг. число таких магазинов в СССР достигало полутора тысяч.

Частичным источником капитала для индустрии служил и экспорт. Он в советское время по сравнению с царским резко сократился: с 8 % национального дохода в 1907–1913 гг. до 2 % в 1928 г. Но он был важен для закупок импортного оборудования. Вывозились лес, зерно, продукты животноводства, топливо, металлы и – национальное наследие: ежегодно составлялся план продажи за границу музейных экспонатов и церковных ценностей.

Сопротивление рабочих политике первых пятилеток было не столь мощным, как сопротивление крестьян, но оно было. В рабочей среде еще сохранялись традиции протеста 1918–1921 гг., а аппарат государственного насилия еще не достиг позднейшего совершенства. Так, за 6 месяцев 1933 г. были отмечены рабочие волнения в 10 местах на Урале, на 8 заводах Ленинграда, на шахтах и заводах Донбасса, в Николаеве, Новосибирске, Одессе, Серпухове, Сормово, Херсоне, Иваново-Вознесенске. Забастовка ивановских ткачей вылилась в «голодный поход» на Москву. По данным ГПУ, только в первой половине августа 1933 г. состоялось «22 уличные демонстрации» в городах Украины.

Литература:

Е. Осокина. Золото для индустриализации. Торгсин. М.: РОССПЭН, 2009.

П. Грегори. Политическая экономия сталинизма. М.: РОССПЭН, 2008.

A. Bergson. The Real National Income of Soviet Russia since 1928. Cambridge, Mass., 1961.

N. Jasny. Soviet Industrialization, 1928–1952. Chicago; Ill., 1961.

3.2.12. Плановое народное хозяйство в России

Сталинская индустриализация была временем создания не только фабрик и заводов, но и институтов и приемов управления, надолго определивших характер советского строя. Западные наблюдатели недоумевали, как в СССР может существовать плановое хозяйство, когда классики рыночной теории Е.А. Хайек и Людвиг фон Мизес давно доказали, что оно в принципе невозможно. Но большевики были убеждены в том, что они невозможное могут. И к их опыту тогда присматривался весь мир, глубоко потрясенный разрушительными экономическими кризисами конца 1920 – начала 1930-х гг. Планового хозяйства как системы распределения ресурсов наиболее эффективным образом без рыночных цен, в СССР, конечно, не существовало. Но была создана система, распределяющая ресурсы волевым образом так, как это угодно политическому руководству.

Как она работала? Первые 14 лет советской власти верховным органом в экономике был довольно беспомощный ВСНХ. В 1931 г. он был упразднен и заменен поначалу тремя отраслевыми ведомствами в правительстве. Главнейшим из них стал Наркомтяжпром под начальством Г.К. («Серго») Орджоникидзе, потом Лазаря Кагановича. Кроме того, были образованы наркоматы легкой и лесной промышленности. Наркоматы путей сообщения и торговли тоже имели отношение к управлению народным хозяйством. К началу 1940-х гг. отраслевых ведомств стало уже 40, а позже их число перевалило за сотню. Правительство фактически стало руководителем производства единого предприятия, именуемого «народное хозяйство СССР». Госплан сохранил за собой роль определения общих задач и согласования работы ведомств.

В составлении первых пятилетних планов ближайшее участие принимал Сталин, о чем с радостью докладывал председатель Госплана В.В. Куйбышев. Работа эта облегчалась Сталину тем, что план начинался с перечня заданий по нескольким (немногим) видам продукции и задания эти определялись методом «от достигнутого». То есть, если в прошлом году мы сделали столько-то кирпичей, то давайте на следующий год сделаем на столько-то процентов больше. Такого рода решения Сталин любил принимать сам, а потом уже Госплан вычислял, сколько для этого потребуется глины, угля и рабочей силы. Не все виды продукции регулировались плановыми заданиями, так что у руководителей предприятий всегда оставалось пространство для маневра. Метод «от достигнутого» сообщал советской экономике довольно плавный рост, без конъюнктурных скачков, свойственных рынку. Но он же обрекал ее на унылое воспроизводство самой себя. Любые новшества требуют внешних стимулов.

Пятилетние планы были политическими документами. Управление производством осуществлялось годовыми, квартальными и месячными планами, которые разрабатывал Госплан совместно с плановыми отделами отраслевых ведомств, их главных управлений («главков») и самих предприятий. В отличие от пятилетних, эти планы не публиковались.

Система составления планов была запутанной и не лишенной договорных отношений. В вертикальном направлении шел торг между наркоматом (позже промышленным министерством), с одной стороны, и Госпланом и правительством – с другой за плановые показатели. Наркоматы пытались их снизить. В горизонтальном направлении предприятия вели торг со смежниками относительно условий поставок. Цену изменить было нельзя, но сроки, качество и всякое прочее можно: ведь помимо плановой в СССР существовала еще и «левая», и «серая» экономики. «Толкачи», проталкивавшие договоры со смежными предприятиями, были важными фигурами в советском хозяйстве.

Деньги и цены в плановом хозяйстве должны были играть подчиненную роль. Так, если по плану предприятию полагалось сырье или оборудование, а у него на это не было денег, то Госбанк без вопросов ему их давал. Деньги переводились на особый счет предприятия, с которого можно было только расплачиваться с другими предприятиями по безналичному расчету. Снимать с него деньги наличными было нельзя. Для этого у предприятия был другой, строго ограниченный счет, с которого шла зарплата. Работа предприятия оценивалась по объему и ассортименту продукции, другие показатели – такие, как прибыль, – роли не играли. От погони за объемом продукции («вал») хронически страдало качество – проблема, которую решить при советской власти так и не удалось.

Важным в ходе первой пятилетки стал вопрос рабочих кадров. Безработица времен НЭПа быстро исчезла – с октября 1928 г. по октябрь 1930 г. число безработных упало с 1,4 до 0,2 млн человек. А число промышленных и строительных рабочих выросло с 3,7 млн в начале первой пятилетки до 23,9 млн в 1940 г. Этот рост питался наплывом неквалифицированной рабочей силы из деревни. Люди усиленно искали себе лучших условий труда и жизни, что вело к огромной текучести кадров. Правительство старалось укреплять трудовую дисциплину. В октябре 1930 г. было запрещено бросать работу без разрешения, в декабре – запрещено принимать на работу уволившихся без разрешения. В январе 1931 г. введены тюремные наказания за нарушения трудовой дисциплины на железных дорогах. Закон 7 августа 1932 г. об «укреплении социалистической собственности» уже упоминался выше, как и введение паспортов. В ноябре 1932 г. вводится увольнение с работы за «прогулы». В 1933 г. фактически упраздняется традиционная роль профсоюзов как защитника интересов рабочих. Директора предприятий получают неограниченные полномочия, а профсоюзы превращаются в один из инструментов выполнения плана. Лишенные политической самостоятельности, профсоюзы были наделены административной ответственностью за пенсии, пособия, отпуска рабочих и служащих, путевки на экскурсии и в дома отдыха, что создало им известную популярность.

В декабре 1938 г. были введены трудовые книжки, хранящиеся в отделе кадров, без которых нельзя сменить работу. В 1940 г. вышел драконовский закон о прогулах и опозданиях на работу более чем на 20 минут. С другой стороны, был создан и ряд программ повышения образовательного уровня рабочих, в частности, школы фабрично-заводского ученичества (ФЗУ). В то же время число опытных рабочих сокращалось политикой их направления на рабочие факультеты (рабфаки) с последующим выдвижением на партийно-административные должности. Целое поколение советских вождей, включая Хрущева и Брежнева, выросло из сталинских выдвиженцев – рабфаковцев.

Система планового хозяйства строилась на замене экономических стимулов внеэкономическими, что отразилось и на отношениях между рабочими и работодателем. «Труд в СССР есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства», – объявил Сталин, и на поверхности советской жизни стали множиться всевозможные доски почета, почетные звания, ударники и ударницы, герои труда, медали и ордена. В 1935 г. донецкому шахтеру А.Г. Стаханову помогли в 14 раз перевыполнить норму добычи угля. Стало шириться стахановское движение и другие формы социалистического соревнования. В годы первой пятилетки производительность труда сильно упала, и задачей всех этих мер было ее поднять, повысить нормы выработки. Заодно в рабочей среде создавалась связанная с коммунистами привилегированная прослойка «рабочей аристократии».

На формирование советской экономики в годы первых пятилеток неизгладимую печать наложили теоретические идеи Карла Маркса и всемирные амбиции сталинского руководства. Задачу индустриализации страны они отнюдь не облегчили. Маркс отрицал очевидный факт, что деньги, полученные человеком сегодня, ему дороже, чем та же сумма, полученная какое-то время спустя, и что за пользование чужими деньгами положено платить. Маркс это считал буржуазной выдумкой и делал вывод, что при социализме никакого процента на капитал не будет. Поэтому в советском экономическом планировании уже с середины 1920-х г. капитал считался бесплатным. Пользование любым бесплатным товаром легко ведет к расточительству, и капитал в советской системе не был исключением. Свидетельством тому и гигантомания (менее крупные стройки закончены были бы быстрее и скорее дали отдачу), и распыление средств по многочисленным долгостроям, и, наконец, вовсе ненужные сооружения. Процент на капитал все советское время сохранялся для привлечения средств населения – через сберкассы и выпуск государственных займов. В планировании процент на капитал стал вновь применяться только с 1964 г., и то лишь частично.

Стоимость товаров по Марксу определяется не спросом и предложением, а только количеством затраченного на них труда. Наблюдение, что много труда может быть вложено в вещь никому не нужную, и это ей ценности отнюдь не прибавит, Маркс считал идеалистическим, и держался за трудовую теорию, как материалистическую. Советское ценообразование не всегда следовало Марксу, как мы видели на примере цен на продукты животноводства. Но свой вред «трудовая теория стоимости» принесла. Как правило, советские внутренние цены рассчитывались по данным средней себестоимости, которую в основном составлял «овеществленный труд». Поэтому нетрудоемкие товары, такие как природный газ или электроэнергия, были нереально дешевы и использовались расточительно. Земля, будучи важным фактором производства, вообще ничего не стоила и «отводилась» пользователям бесплатно, следуя только административным правилам. Неправильные цены естественно снижали эффективность всего народного хозяйства и отмечались в народе поговорками типа «колхоз «Напрасный труд»».

Упрощенное толкование марксистской теории экономического роста привело к выводу, что «паровозом» экономического развития непременно служит тяжелая промышленность. На самом деле в Англии эту роль играла промышленность текстильная, в США – легкая и пищевая. Подобным образом деятели НЭПа видели и развитие России: вспомним идеи Сокольникова о приоритете сельскохозяйственного экспорта для получения средств на индустриализацию, и призыв первого наркома внешней торговли Красина «экспортировать зерно в поросенке», т. е. экспортировать готовые сельскохозяйственные продукты. Но приоритет «производства средств производства», т. е. машиностроения, был на руку сталинскому руководству, так как в машиностроение легко было включить производство вооружений. Сталин уже в середине 1920-х г. думал о подготовке к большой войне. Большая война – это и была мировая революция по Сталину. Только решающую роль в ней должен был играть не обуржуазившийся европейский пролетариат, который революции больше не хотел, а Красная армия.

Приоритет «Группы А» – тяжелой промышленности и машиностроения – коренным образом определил весь профиль сталинской индустриализации и заставил промышленность потребительских товаров, торговлю, жилищное строительство, здравоохранение, шоссейные дороги и другие гражданские отрасли прозябать на задворках народного хозяйства. Характерно, что и после войны, когда надо было срочно создать атомное оружие, занятое этим ведомство было названо министерством среднего машиностроения.

Перспектива большой войны требовала автаркии, т. е. максимально возможной независимости большевицкой экономики от «капиталистических» стран. Этим определялось своеобразие внешней торговли СССР. Обыкновенно страны, формируя внешнеторговую политику, прежде всего взвешивают максимальные возможности своего экспорта. Потом смотрят, что на полученный от экспорта доход можно купить за границей. Советский Внешторг действовал наоборот. Сначала Госплан определял тот минимум закупок (в основном – промышленного оборудования), который необходимо сделать за границей. Затем он выделял ассортимент товаров (и золота) на экспорт, чтобы эти закупки оплатить. Внешнеторговые сделки осложнялись тем, что официальный курс рубля по отношению к западным валютам был совершенно фиктивным. В результате экспорт субсидировался из бюджета, импорт давал государству большие прибыли, а в иностранной валюте оба потока были приблизительно равны. Политика сдерживания экспорта ограничивала объем всей внешней торговли, а, следовательно, и благосостояние страны.

Впрочем, когда это советскому правительству было невыгодно, оно заветам Маркса не следовало. Вся его налоговая политика противоречила Марксу, выступавшему за прямые и прогрессивные налоги против косвенных и равных. Финансы же советского государства опирались, прежде всего, на налог с оборота, которым облагались предметы широкого потребления (в том числе водка) и который давал 30–40 % доходов бюджета. Этот налог государству отчисляли предприятия, и его высокие ставки широкой публике известны не были. Люди видели только подоходный налог, ставки которого были декоративно низкими и создавали впечатление, что при социализме налогов вроде бы почти нет.

Литература:

А. Блюм, М. Меспуле. Бюрократическая анархия: Статистика и власть при Сталине. М.: РОССПЭН, 2008.

3.2.13. Выдвиженцы, активисты и специалисты

Методы большевицкого управления всеми сферами жизни в СССР породили две категории людей: активистов и выдвиженцев, позднее преобразовавшихся в советскую номенклатуру.

Данное явление имело как объективную, так и субъективную составляющие. К объективной следует отнести колоссальные сдвиги в общественном сознании, да и во всей жизни вообще, обусловленные революцией и Гражданской войной. Если до революции было, например, немыслимым, чтобы человек без высшего образования и серьезного опыта работы занял высокий государственный или военный пост, стал директором оборонного завода или крупного банка, то уже после февральской революции эти общепринятые во всем мире нормы стали попираться, не говоря уже о более позднем времени. Еще при Временном правительстве абсолютно безграмотные комиссары позволяли себе вмешиваться в распоряжения командующих фронтами, да и в само правительство попали случайные люди, ярчайшим представителем которых был Керенский. Гражданская война, проходившая на более низком техническом уровне, нежели Первая Мировая, выдвинула талантливых полевых командиров во всех враждующих лагерях. Так, малообразованные Махно и Буденный стали прекрасными кавалерийскими начальниками, поручик Тухачевский – командующим фронтом у большевиков, а штабс-капитан военного времени Туркул – командиром Дроздовской офицерской дивизии. Не случись революция, подобные военные карьеры были бы невозможны.

С другой стороны, великолепно образованные и талантливые военачальники эпохи Великой войны зачастую не могли понять специфики войны гражданской и не занимали высоких командных должностей. Все это прекрасно понимала русская эмиграция, поэтому-то и были организованы Военно-научные курсы генерала Н.Н. Головина, где офицеры-выдвиженцы времен Гражданской войны повышали свой образовательный и интеллектуальный уровень по программе академии Генерального штаба, а молодежь, не закончившая образования в России, была направлена в европейские университеты для продолжения учебы.

Большевики же сделали абсолютно противоположное. Взяв за образец Гражданскую войну и ее законы, они применили их не только в армейском строительстве, но и во всех областях жизни. «Мы академиев не кончали, а мировую контру разбили» – вот стандартный ответ большевицкого выдвиженца эпохи 1920-х г. на любые здравые аргументы по поводу повышения его образовательного уровня. Полуобразованные коммунисты сделали вывод, выразившийся в ленинской фразе, что «каждая кухарка должна учиться управлять государством». С самого захвата власти большевики начали назначать совершенно некомпетентных людей на любые должности. Так, абсолютно безграмотный в военном отношении прапорщик Крыленко в ноябре 1917 г. был ими назначен Верховным главнокомандующим Русской армией, а по истечении ряда лет он же занял пост Генерального прокурора с тем же уровнем правовых знаний, что и в военном деле.

Подобные назначения валом прокатились по всем отраслям жизни, начиная от армии и кончая банковской сферой. Результаты не замедлили сказаться. Тогда большевики изменили тактику и привлекли специалистов старой России, но ненависть к ним никогда не скрывали, стремясь заменить со временем преданными коммунизму выдвиженцами.

Свидетельство очевидца

Когда казачьи офицеры, попавшие в плен в апреле 1920 г. на Черноморском побережье, были доставлены в Москву, у полковника Елисеева в Бутырской тюрьме состоялся диалог с одним из комиссаров: ««Так вот что, молодой человек, – говорит он мне, «молодому человеку в 27 лет», – мы вас, кадровых офицеров, держим потому, что вы нам нужны для построения нашей Красной армии». После этого лицо его стало жестким, и он добавил: – А потом мы всех вас сошлем на север и сгноим в мурманских лесах и болотах. – «И, повернувшись к нашим генералам и старым полковникам, произнес: – До свиданья, товарищи, – сказал, повернулся и быстро вышел». – Ф.И. Елисеев. Лабинцы. Побег из красной России. М.: Центрполиграф, 2006. С. 365.

Наиболее ярким примером отношения большевиков к образованию явился «бригадный метод», широко применявшийся в 1920-е и начале 1930-х гг. Суть его состояла в том, что организовывались ученические бригады, которые готовились вместе. Один из студентов отвечал за всю бригаду, а заработанная им оценка становилась общей. На практике отвечал, как правило, самый способный из всех, который впоследствии на производстве оказывался в подчинении у бывшего активиста, отмалчивавшегося в ученической бригаде, но зато выступавшего на разнообразных собраниях и занимавшегося общественной работой. Такой активист становился выдвиженцем и делал стремительную карьеру. Кроме карьеры подобных людей, как правило, ничего не интересовало, так как они считали, что руководить можно всем, чем угодно. К специалистам, благодаря которым и делалась его карьера, выдвиженец относился с высокомерием, считая, что конкретную работу может делать любой, а вот для управления нужно знать некий «секрет», ведомый лишь узкому кругу людей. Суть же этого секрета была предельно проста: выполнять любые приказы начальства, не считаясь ни с чем.

Свидетельство очевидца

В 1934 г. Иван Лукьянович Солоневич, работавший в области спорта и заключенный в концлагерь за попытку побега из СССР, так описал суть коммунистического актива: «Картина нынешней российской действительности определяется не только директивами верхов, но и качеством повседневной практики тех миллионных «кадров советского актива», которые для этих верхов и директив служат «приводным ремнем к массам». Это – крепкий ремень. В административной практике последних лет двенадцати этот актив был подобран путем своеобразного естественного отбора, спаялся в чрезвычайно однотипную прослойку, в высокой степени вытренировал в себе те – вероятно, врожденные – качества, которые определили его катастрофическую роль в советском хозяйстве и советской жизни…

Отобранный по признаку моральной и интеллектуальной тупости, прошедший многолетнюю школу грабежа, угнетения и убийства, спаянный беспредельной преданностью власти и беспредельной ненавистью населения, актив образует чрезвычайно мощную прослойку нынешней России. Его качествами, врожденными и благоприобретенными, определяются безграничные возможности разрушительных мероприятий власти и ее роковое бессилие в мероприятиях созидательных. Там, где нужно раскулачить, ограбить, и зарезать, – актив действует с опустошительной стремительностью. Там, где нужно что-то построить, – актив в кратчайший срок создает совершенно безвылазную неразбериху…

Конечно, эти твердой души активисты – отнюдь не специфически русское явление. В Африке они занимаются стрельбой по живым чернокожим целям, в Америке линчуют негров, покупают акции компании Ноева Ковчега. Это мировой тип. Это тип человека с мозгами барана, челюстями волка и моральным чувством протоплазмы. Это тип человека, ищущего решения плюгавых своих проблем в распоротом животе ближнего своего. Но так как никаких решений в этих животах не обнаруживается, то проблемы остаются нерешенными, а животы вспарываются дальше. Это тип человека, участвующего шестнадцатым номером в групповом изнасиловании. Реалистичность большевизма выразилась, в частности, в том, что ставка на сволочь была поставлена прямо и бестрепетно». – И.Л. Солоневич. Россия в концлагере. М.: РИМИС, 2005. С. 101–115.

Начиналось формирование психологии активистов с детства. Власть пропагандировала доносительство детей на своих родителей, возводя доносчиков в ранг героев. Первым донес на своего отца Павлик Тесля из села Сорочинцы Харьковской области в 1927 г. Отец был раскулачен, а мальчик убит. В 1928 г. Женя Бирилева с хутора Веселого Ставропольского края разоблачала кулаков в письмах в газету и была расстреляна из обреза. Самым знаменитым доносчиком оказался Павлик Морозов. Доносы детей на собственных родителей продолжались вплоть до 1940 г.

Историческая справка

Образ Павлика Морозова был настолько мифологизирован, что вымысел полностью вытеснил реальность. Проведенные через много лет расследования показали, что никаким пионером он не был, да и быть не мог за отсутствием в селе Герасимовка Свердловской области пионерской организации. Донос на своего отца он написал на бытовой почве из-за повторной женитьбы последнего. Между 2 и 6 сентября 1932 г. четырнадцатилетний Павлик и восьмилетний Федя Морозовы были убиты, а в убийстве обвинили их родственников: деда Сергея Морозова, бабушку Ксению Морозову, двух дядей – Арсения Кулуканова и Арсения Силина и двоюродного брата Даниила. Состоялся показательный суд, вынесший смертный приговор четверым обвиняемым. Арсения Силина оправдали. Писатель Юрий Дружников, в течение многих лет занимавшийся расследованием этой нашумевшей истории, установил, что убийство детей было совершено агентами ОГПУ с целью раздуть миф о «кулацком терроре». Отец Павлика – Трофим Морозов сгинул в лагерях, а мать долгое время жила на полном государственном обеспечении, поддерживая легенду о «пионере – герое». – Ю. Дружников. Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова. М.: Русский путь, 2006.

Документ

В газете «Вечерняя Москва» от 18.06.1928 г. один из идеологов коммунизма Емельян Ярославский (Губельман) подытоживал картину морального разложения коммунистов: «Враги будут торжествовать; они скажут: посмотрите, что представляет собой Коммунистическая партия и ее сотрудники и что такое собственно Советская власть: пьяницы, распутники, насильники, расхитители и воры; люди, потерявшие всякую связь с массами и чувство классовой солидарности с рабочим классом; люди, строящие всю работу на непотизме (кумовство. – А.З.), на поддержке собственной клики, на беспринципной корысти… За счет этого организация заполняется и оскверняется негодными людьми, людьми разложившимися и порочными, испорченными властью и безнаказанностью». Иван Ильин, приведший данные строки, резюмирует: «К этим словам нечего добавить. Или, возможно, лишь только одно – то, что нельзя «торжествовать» у ложа пыток великого народа. Но и тут надо учиться». – И. Ильин. Коммунизм как господство чиновников// Мир перед пропастью. Ч. I. М.: Русская книга, 2001. С. 166–167.

Может возникнуть вопрос: как при таком ужасном уровне руководства страна могла вообще жить и существовать и хоть как-то развиваться? Ведь создавалась же новая техника, строились заводы, преодолевалась разруха, кто же все это делал? Делали специалисты. Держалась советская наука и производство на специалистах старой школы, которые воспитывали учеников, поддерживая, тем самым, преемственность поколений. Однако в руководители медленно, но верно, пробивались выдвиженцы, так как верховная власть проводила политику замены старых кадров новыми. Если интересы власти и науки совпадали, то она развивалась, если нет – то уничтожалась. Именно поэтому в 1937 г. было разогнано Ракетное НИИ, а Сергей Павлович Королев оказался сначала на Колыме, а затем – в сталинской «шарашке».

Очень характерен в этом смысле пример Днепростроя. Проект разработан был под руководством выдающегося российского ученого дореволюционной школы, профессора Петербургского университета Ивана Гавриловича Александрова. Согласно воспоминаниям Василия Эмильевича Спрогге – инженера, работавшего на строительстве ДнепроГЭСа, среди специалистов не было ни одного коммуниста. Однако работы под руководством Александрова велись недолго. Вскоре партия прислала некоего Винтера с командой активистов и выдвиженцев, что привело к отставке Александрова, которого, по словам Спрогге, от репрессий спасла лишь естественная смерть, наступившая в 1938 г.

Свидетельство очевидца

Сам Спрогге в годы Гражданской войны был офицером Добровольческой армии, но не смог эвакуироваться за границу и, скрыв свое прошлое, стал работать по специальности, приобретенной еще до революции. Выехать за рубеж ему удалось во время Второй мировой войны во время немецкой оккупации, после чего он и смог опубликовать свои воспоминания. Вот что он пишет о положении специалистов. «Весьма странным в это время было положение представителей профессиональной интеллигенции, главным образом инженеров. Мы, так называемые спецы, вели двойную жизнь. С одной стороны, в наших технических бюро мы пользовались уважением, имели авторитет и часто большие полномочия. Мы были окружены воспитанными и образованными людьми. Вмешательство партийных элементов в жизнь и работу было лишь спорадичным и переносилось нами как неприятное, но стихийное, от Бога или природы обстоятельство. Что-то вроде холодного дождя или слякоти на улице. Бывало, иногда налетали циклоны и смерчи, как, например, «Шахтинское дело», но кто из живущих у подножия вулкана думает постоянно о возможности извержения? Некоторые из нас имели к тому же интересную и захватывающую работу, как это было со мной. Даже оплата труда – правда, только на более высоких постах – стала к концу 20-х годов сравнительно приличной. Но стоило выйти из дверей своего учреждения, сесть на трамвай и прийти домой, как все изменялось радикально. Белый воротничок выдавал вас. Показывал, что вы принадлежите к обреченному классу, к «паразитам», «недорезанным буржуям». Вас толкали и оскорбляли на каждом шагу. Озлобленный и разочарованный пролетариат, получивший вместо «социалистического рая» только новые цепи, срывал свое негодование на вас. Этому способствовала коммунистическая пропаганда, ищущая козлов отпущения. Беда была тому, кто перестал быть «незаменимым». Советская власть всегда могла использовать его как очередную жертву в каком-нибудь процессе «вредителей» или «врагов народа»». – В.Э. Спрогге. Записки инженера. М.: Русский путь, 1999. С. 369–370.

Через некоторое время В.Э. Спрогге был назначен главным инженером Нижневолгопроекта, подчинявшегося Наркомзему, который возглавил безграмотный бывший солдат Муралов, некогда назначенный командующим Московским военным округом, понимавший в строительстве гидростанций и каналов столько же, сколько в военном деле. Вскоре после этого партийным заместителем к Спрогге была назначена старая большевичка Юносова – дама лет 45, работавшая белошвейкой в Америке и имевшая 4 класса образования. Однажды, решив проконтролировать технические вопросы, она взяла на просмотр теоретическую работу «Гидродинамический расчет потока воды в аванкамере гидростанции».

Но что можно было требовать от работников нижнего партийного звена, когда образовательный ценз членов ЦК ВКП(б), руководящих всеми отраслями жизни страны, был страшно низок. Приведем лишь ряд примеров на основании данных, опубликованных в 1990 г. в журнале «Известия ЦК КПСС», касающихся образовательного ценза высшего партийно-хозяйственного руководства страны в 1930-е гг.

Таким образом, из 38 членов ЦК КПСС, занимавшихся хозяйственной деятельностью, законченное высшее образование имели всего лишь два человека: Косыгин и Сокольников, но специалистом можно считать лишь одного Косыгина, т. к. для Сокольникова, некогда окончившего юридический факультет Парижского университета, хозяйственная деятельность была лишь местом ссылки. 10 человек имели среднее образование на уровне городского училища, а подавляющее большинство – 26 человек – вообще никакого. Более того, ни на одной из перечисленных в таблице должностей эти люди долго не задерживались, переходя при первой возможности на партийную работу. Неудивительно, что большинство из них проваливали любое порученное им дело и закончили свою жизнь трагически. Уровень образования чисто партийных работников из членов ЦК, как, например, Н.С. Хрущева, также ограничивался рабфаком и незаконченным курсом Промышленной академии, а у остальных партийцев – и этого не было. Приведенные примеры как нельзя лучше характеризуют всю большевицкую систему выдвиженчества. Студент-недоучка Бухарин смог стать действительным членом Академии наук СССР, а имевший 5 классов образования Кнорринг – доктором экономических наук.

Мнение ученого:

«Те, кто пробивались в ряды новой политической элиты, были не деятелями, но дельцами, которые играли в страшную игру с высочайшими ставками и по правилам, обычно более свойственным низу социальной пирамиды – преступному миру, нежели ее высшему ярусу… В этой группе в сталинские времена большинство составляли люди малокультурные и примитивные по общецивилизационным стандартам. Но с точки зрения достижения избранных целей они были весьма хитроумными и изворотливыми. Те же из них, кто отвечали и общепринятым критериям образованности и культуры, либо на удивление быстро ушли в мир иной (Г.Чичерин, Л.Красин, А.Луначарский), либо были оттеснены на периферию или уничтожены, либо (самый зловещий вариант) стали «преступниками-интеллектуалами», то есть целиком подчинили свои знания и способности преступным целям правящей группировки или личным своекорыстным целям (ярчайший пример – А.Вышинский). Причем это относится как к тем «эквилибристам», которые умудрялись встроиться в менявшуюся, но всегда «единственно верную генеральную линию», так и членам многочисленных оппозиций». – А.В.Оболонский. Советский режим: механика властвования // Общественные науки и современность. 2010. № 3. С. 140.

Свидетельство очевидца

Александр Трушнович в биографической книге описывает строительство канала в Туркестане, так называемого Вахшстроя, воспетого Бруно Ясенским в романе «Человек меняет кожу»: «Вахшстрой считался одним из гигантов пятилетки. Заказали машины, завербовали людей, затем двадцать могучих экскаваторов прибыло по Аму-Дарье в Файзабад-Кале. А дальше транспортировать их было не на чем. Автомобильный парк был в таком состоянии, что перевозка экскаваторов в разобранном виде продлилась бы полгода. Но Москва уже составила план, наметила сроки и постановила, что такого-то числа экскаваторы должны начать работу. Ясенский восторгается этим героическим творчеством большевиков. Он, надо думать, бывал на собраниях, где секретари партячеек или директора били себя в грудь, восклицая: Мы большевики, мы не знаем преград!

Не знавшие преград, они отправили экскаваторы к месту работы собственной тягой. Очевидцы мне говорили, что американский инженер, сопровождавший экскаваторы, сначала подумал, что большевики сошли с ума, но, поняв, что сумасшествие здесь называется творческим энтузиазмом пролетариата, сбежал от греха подальше. В результате энтузиазма сто километров пути усеялось частями экскаваторов. К финишу прибыли два в потрепанном виде, но их быстро починили: в пустыне валялся богатый ассортимент запасных частей. Ясенский приписал все неудачи вредительству инженеров и вообще интеллигенции». – А. Трушнович. Воспоминания Корниловца. М.: Посев. 2004. С. 314–315. Естественно, что никакого сумасшествия, а уж тем более вредительства, не было. Была элементарная безграмотность и некомпетентность, незнание того, что такое моторесурс техники. Подобный экскаватор имел моторесурс не более 40–50 км хода, ибо передвигаться он должен был вокруг вырытой траншеи, так что еще удивительно, как два экскаватора дошли до цели.

А между тем жизнь властно предъявляла свои требования. Занимавшиеся, в основном, развитием оборонных отраслей промышленности большевики не могли не видеть уровень технического прогресса. Например, в авиации и танкостроении он в 30-е годы напоминал современное развитие компьютерной техники, когда модель нового истребителя или танка устаревала за год, а через три года считалась безнадежно устаревшей. Так, самолет И-16 – новейший в 1938 г., к 1941-му стал «вчерашним днем», а в 1942-м его уже практически не осталось на вооружении советской авиации. Между тем, авиационной промышленностью в конце 1930-х гг. руководил абсолютно безграмотный М.М. Каганович, не окончивший и начальной школы. Методы его руководства лучше всего характеризует следующий пример. Каганович решил назначить своего зятя Александра Васильевича Сильванского Главным конструктором по разработке нового истребителя. Сильванский, 23 лет от роду, только что закончивший Московский авиационный институт, был назначен на должность, которую занимал незадолго до этого умерший выдающийся авиаконструктор России Д.П. Григорович. Естественно, что собственных идей у нового Главного конструктора не было, да и быть по определению не могло, поэтому проект истребителя взяли у выдающегося авиаконструктора Николая Николаевича Поликарпова, причем, по тогдашней моде, Сильванский вызвал Поликарпова на соцсоревнование, а чтобы «новый» проект хоть чем-то отличался от аналога, решил изменить конструкцию шасси, укоротив его. В результате винт самолета стал цепляться за землю. Тогда Сильванский принял решение обрезать винт самолета. После «доработки» поднять самолет в небо не удалось. Тогда Сильванский принимает решение установить на самолет прежний винт, а для успешного взлета вырыть глубокую канаву вдоль взлетной полосы, дабы винт не цеплялся за землю. Контрольная комиссия пришла в ужас от всего увиденного, Каганович был снят с поста наркома авиационной промышленности и через некоторое время покончил жизнь самоубийстовм. Карьера Сильванского временно прервалась, но через 15 лет он все-таки стал Главным конструктором Всесоюзного НИИ подъемно-транспортного машиностроения. Вся эта печальная история происходила как раз в то время, когда были расстреляны выдающиеся инженеры: начальник ЦАГИ Н.М. Харламов, начальник НИИ ВВС Н.Н. Бажанов, создатель гигантских самолетов по типу «летающее крыло» К.А. Калинин, разработчики твердотопливных ракет и знаменитых «Катюш» Г.Э. Лангемак и И.Т. Клейменов; в то время, когда сидели в тюрьме Туполев, Егер, Бартини, Королев, Петляков, Мясищев и многие другие выдающиеся разработчики отечественной авиационной и ракетной техники. Именно в те годы распространилась практика назначать Главными конструкторами ведущих НИИ и КБ абсолютно некомпетентных партийных чиновников, разделять сформировавшиеся конструкторские коллективы, как это произошло с КБ Н.Н. Поликарпова, попирая элементарные авторские права, что было немыслимо ни в одной цивилизованной стране мира. Именно в те годы в психологию народа была внедрена мысль, что руководитель не должен быть специалистом, а должен быть администратором, мысль, не выбитая из общественного сознания и поныне.

Историческая справка

Характерным примером выдвиженчества и присвоения чужих заслуг является история создания мобильной реактивной установки залпового огня, известной всему миру под именем «Катюша». История создания реактивных снарядов в России восходит к XIX в. и связана с именами генерал-лейтенантов Александра Дмитриевича Засядко (1779–1837) и Константина Ивановича Константинова (1818–1871), создавших первые ракеты, с успехом применявшиеся Русской армией и достигавших дальности полета более двух верст. Приобретенный опыт был изучен Иваном Платоновичем Граве (1874–1960) и Николаем Ивановичем Тихомировым (1859–1930). Иван Граве с отличием окончил в 1900 г. Михайловскую артиллерийскую академию, где преподавал с 1904 г. 14 июля 1916 г. полковник Граве подал заявку на изобретение, касающуюся создания первой в мире ракеты на бездымном порохе, приготовленного с примесью твердого растворителя. Параллельно с Граве вел исследования Николай Тихомиров, который в 1894 г. занялся проблемой создания ракетных снарядов, а в 1912-м – представил морскому министерству проект осуществления своих разработок. Оба ученых после революции остались в России. В 1921 г. по предложению Тихомирова была создана лаборатория снарядов на бездымном порохе, получившая в 1927 г. наименование Газодинамической лаборатории (ГДЛ). В том же 1921 г. в ГДЛ к Н.И. Тихомирову пришел на работу талантливый инженер, офицер, участник Великой войны – Владимир Андреевич Артемьев (1885–1962). Артемьев и Тихомиров возглавили работы в ГДЛ, а 3 марта 1928 г. ими был испытан первый 82-мм реактивный снаряд, пролетевший 1300 м. В 1924 г. Иван Граве получил первый в России патент на ракету с бездымным порохом на основе заявочного свидетельства 1916 г. Однако в 1926 г. Граве был арестован и посажен в тюрьму. Еще ранее, в 1922 г. был арестован В.А. Артемьев, проведший три года на Соловках, откуда он вернулся в лабораторию Тихомирова. В 1928 г. в ГДЛ пришел работать выдающийся инженер Георгий Эрихович Лангемак (1898–1938), в 1916 г. окончивший школу прапорщиков и сражавшийся в годы Великой войны на Приморском фронте в морской крепости Императора Петра Великого. В 1928 г. Лангемак окончил Военно-техническую академию. В мае 1930 г. после смерти Н.И. Тихомирова лабораторию возглавил инженер-артиллерист Борис Сергеевич Петропавловский (1898–1933), окончивший в 1915 г. Суворовский кадетский корпус в Варшаве, а затем ускоренный курс Константиновского артиллерийского училища в Петрограде. В 1929 г. он окончил Военно-техническую академию им. Ф.Э. Дзержинского в Ленинграде. Параллельно с лабораторией Н.И. Тихомирова 15 сентября 1931 г. была организована группа изучения реактивного движения (ГИРД). Ее возглавляли Фридрих Артурович Цандер (1887–1933) и Сергей Павлович Королев (1907–1966). 31 октября 1933 г. постановлением № 104 Совета труда и обороны из двух лабораторий – ГИРД и ГДЛ был организован Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ), который возглавил Иван Терентьевич Клейменов (1898–1938). В 1932 г. из тюрьмы был выпущен И.П. Граве, который включился в работу института под руководством Лангемака. Уже в 1930 г. ГДЛ добилась первых практических результатов при полигонных испытаниях реактивных снарядов РС-82 и РС-132, а в 1932 г. были успешно проведены первые официальные стрельбы в воздухе снарядами РС-82 с самолета И-4, снабженного шестью пусковыми установками. В начале 1933 г. на работу в Московское отделение ГИРД пришел после окончания Военно-авиационной академии им. Жуковского Андрей Григорьевич Костиков (1899–1950), которому суждено было сыграть роковую роль в судьбе основных творцов ракетно-космической техники и систем залпового огня. В 1934 г. Лангемак и молодой талантливый инженер Валентин Петрович Глушко (1908–1989), пришедший на работу в ГДЛ после окончания Ленинградского университета, написали и издали труд «Ракеты, их устройство и применение».

По доносу Костикова 2 января 1937 г. Г.Э. Лангемак и И.Т. Клейменов были арестованы органами НКВД и после годичного следствия расстреляны 11 января 1938 г. В июне 1938 г. Костиков возглавил экспертную комиссию, давшую справку для НКВД о вредительской деятельности В.П. Глушко и С.П. Королёва. В результате С.П. Королёва приговорили к 10 годам лагерей, а В.П. Глушко – к 8 годам. В конце 1938 г. во второй раз был арестован по обвинению в причастности к «военно-фашистскому заговору» Иван Платонович Граве, вскоре освобожденный по приказу Сталина как «особо ценный специалист». В третий раз Граве арестовали в 1952 г. – по делу о мнимом заговоре в Главном артиллерийском управлении, но сразу же после смерти Сталина освободили. В 1938 г. Костикова утвердили в должности главного инженера, а в 1939-м – директора института, т. е. он последовательно занял места оклеветанных и расстрелянных Г.Э. Лангемака и И.Т. Клейменова. Вместе с И.И. Гваем и В.В. Аборенковым (генералом из ГАУ) А.Г. Костиков получил авторское свидетельство от 19 февраля 1940 г., занесенное в реестр изобретений Союза ССР за № 3338: «Механизированная установка для стрельбы ракетными снарядами различных калибров». Это была ставшая легендарной ракетная установка залпового огня БМ-13, всемирно известная как «Катюша». Костиков стал Героем Социалистического труда (1941), академиком Академии наук СССР (1943), генерал-майором инженерно-авиационной службы (1942), лауреатом Сталинской премии 1-й степени (1942), был награжден 2 орденами Ленина, орденами Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, медалями. Однако провалив работы по созданию реактивного истребителя (разработкой которого до ареста занимался С.П. Королев), Костиков был смещен с должности директора института (18.02.1944), арестован (20.03.1944), но вскоре (28.02.1945) освобожден из заключения. Он мирно умер от сердечного приступа в 1950 г.

За годы войны было произведено более 30 тысяч систем залпового огня БМ-13, БМ-13Н, БМ-13СН, БМ-8-48, БМ-31-12, названных солдатами красивым женским именем «Катюша», а также более 12 млн снарядов к ним. Вот только истинных творцов этого «чудо-оружия» отблагодарили, кого пулей в затылок, кого – тюремным сроком, унижением человеческого достоинства, издевательствами и забвением. Официальным творцом «Катюши», вплоть до горбачевской «перестройки», считался А.Г. Костиков.

Мнение мыслителя:

В 1953 г., находясь в эмиграции, Иван Александрович Ильин в цикле работ «Наши задачи» задавал риторический вопрос, каковы же результаты 35-летнего большевицкого управления Россией и каков качественный отбор руководящих кадров? «Будет справедливее всего, если мы предоставим самим коммунистам ответить на наш вопрос, памятуя, однако, что те умственные и нравственные мерила, которые они прилагают к себе и к своим сторонникам, очень невысоки и соответствуют их умственному и моральному уровню. Это есть суд своих над своими. Действительность может быть только хуже этих отзывов.

Начнем с Ленина, навербовавшего этих людей, снабдившего их немецким золотом, поручившего им управлять Россией и присмотревшегося к их деятельности. Берем эти отзывы из его речей, произнесенных в последние годы его вменяемости (1921–1923). Вот его суждения через пять-шесть лет после захвата власти.

Коммунисты захватили власть в России, совершенно не подготовленные ни к управлению государством, ни к ведению хозяйства. Это были подпольные «интеллигенты», «старые нелегальщики», «коммунистические литераторы» и «профессиональные журналисты», привыкшие разговаривать, писать партийные статьи и сидеть по тюрьмам.

«Нас в тюрьмах торговать не учили! А воевать нас в тюрьмах учили? А государством управлять в тюрьмах учили? А примирять различные наркоматы и согласовывать их деятельность? Нигде нас этому не учили… Отсюда у нас всеобщее, повальное неумение вести дела. Ответственные коммунисты в 99 случаях из 100 не на то приставлены, к чему они сейчас пригодны, не умеют вести свое дело и должны сейчас учиться… Несомненно, что мы сделали и еще сделаем колоссальное количество глупостей… Дела с госаппаратом у нас до такой степени печальны, чтобы не сказать отвратительны»…

Таковы же и самые видные коммунисты, за исключением нескольких людей. «Невежественные вы люди», – кричит Рязанов-Гольденах Томскому, не вынесши его развязно преподносимых грубых ошибок… Вот правая рука Сталина, Серго Орджоникидзе (впоследствии по приказу Сталина убитый Ежовым и Поскребышевым!): он не умеет отличить гражданского права от уголовного (Крыленко)… Вот председатель Московского совета – Угланов: он едет революционизировать Германию, но читать по-немецки не умеет (Угланов)… Все эти вожди подписывают доклады спецов и хозяйственников, не читая: «мы не знаем, что делаем, а знают это другие и бумаги в наших портфелях» (Дзержинский)… «Наши ответственные работники, в том числе и наркомы – слишком много подписывают чужого и очень мало вносят своего» (Рыков)… Они говорят на съездах по шпаргалкам, которые накануне выпрашивают у спецов, «чтобы несколько ориентироваться» (Кржижановский), и, «руководя хозяйственными организациями, они в большинстве случаев не имеют технического образования, чем и вносят в дело полную безответственность» (Рыков)…

Таков был первый отбор большевицкой революции. С этого началось: захватили власть переворотом, захватили потому, что она была расшатана и растрачена «временным правительством» – и посадили править лично непорядочных, чванливых невежд, жадных, жестоких и аморальных. Это продолжается и доныне». – И.А. Ильин. Что за люди коммунисты? Ч. 1, 2 // ПСС. Т. 2, кн. 2. М.: Русская книга, 1993. С. 205–210.

Литература:

Мир перед пропастью. Ч. I–III. М.: Русская книга, 2001.

Известия ЦК КПСС, 1990. № 7, С. 82–135.

С.В. Волков. Интеллектуальный слой в советском обществе. М., 1999.

И.А. Ильин. Что за люди коммунисты? Ч. 1,2 // ПСС, т.2, кн. 2. М.: Русская книга, 1993.

Д.М. Истер. Советское государственное строительство. Система личных связей и самоидентификация элиты в Советской России. М.: РОССПЭН, 2010.

А.В. Оболонский. Советский режим: механика властвования // Общественные науки и современность. 2010. № 3. С. 135–151.

3.2.14. «Ликвидированная» беспризорность

Особенно сталинские выдвиженцы и активисты «отличились» на ниве «окончательной ликвидации беспризорности». Беспризорность в стране была колоссальной с начала Гражданской войны. Большевики организовали несколько показательно-примерных колоний, одну из которых возглавлял известный педагог Антон Макаренко, однако в них едва ли могло разместиться 10 % всех беспризорников страны. Массовый голод 1932–1933 гг. породил новые волны беспризорности. Тогда к делу с удвоенной энергией подключилось ОГПУ. Беспризорников начали отправлять в концентрационные лагеря. И.Л. Солоневич описывает, как в лагере Беломорско-Балтийского канала в колонии для беспризорников, рассчитанной на 2 тыс. человек, было размещено более 4 тыс. Среди детей свирепствовал голод, болезни, а смертность была выше возможных пределов. Более того, ОГПУ и лагерные активисты проводили политику «разделяй и властвуй», внося антагонизм в детскую среду, организовав среди беспризорников так называемую «самоохрану».

Свидетельство очевидца

«Самоохрана – это человек 300 ребят, специально подобранных и натасканных для роли местной полиции или, точнее, местного ГПУ. Они живут в лучшем бараке, получают лучшее питание, на рукавах и на груди у них понашиты красные звезды. Они занимаются сыском, облавами, обысками, арестами, несут при ВОХРе вспомогательную службу по охране лагеря. Остальная ребячья масса ненавидит их лютой ненавистью. По лагерю они ходят только патрулями – чуть отобьется кто-нибудь, ему сейчас же или голову камнем проломают, или ножом кишки выпустят. Недели две тому назад один из самоохранников Ченикала (начальник «самоохраны» из активистов. – А.З.) исчез, и его нашли повешенным. Убийц так и не доискались. Отряд Ченикала, взятый в целом, теряет таким образом пять – шесть человек в месяц». – И.Л. Солоневич. Россия в концлагере. С. 431.

Нетрудно себе представить, кто мог вырасти из беспризорников при подобных «методах» воспитания. Правда, пережить зиму 1934/35 г. удалось из них немногим.

В начале 1935 г. ОГПУ представило в Политбюро доклад о росте преступности среди малолетних, в основном, беспризорных детей. Многие, ища спасения от гибели, попадали под влияние религиозных сект, что особенно встревожило Сталина. 8 апреля 1935 г. в «Известиях» был помещен декрет за подписью Калинина и Молотова «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних». Этим декретом на малолетних детей, начиная с 12-летнего возраста, распространялась смертная казнь[4]. ОГПУ получило возможность физически уничтожать беспризорников, благо тревожиться об этих детях было некому.

Как раз в это время Сталин начал позировать перед фотокамерами в образе покровителя детей, а пресса пропагандировать лозунг: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство»! Беспризорников уничтожали, прикрываясь теми же обвинениями, что и их родителей: «шпионы», «троцкисты», «диверсанты», «агенты Гитлера» и т. п. Не так давно в Ростовской области при восстановлении церкви, в здании которой в 1930-е гг. размещалось ОГПУ, были найдены останки более 50 детей с простреленными головами.

Историческая справка

«Но до февраля 1939 г. мир не имел никакого понятия об этой самой бесчеловечной из всех чисток. Как всегда бывает, вдруг наступило время, когда потребовалось найти козлов отпущения за совершенные преступления. Они были найдены в лице третьестепенных чиновников ОГПУ, чья вина состояла в том, что они выполняли полученные приказы. В жертву были отданы местный следователь ОГПУ и несколько его подручных в Ленинск-Кузнецке на Урале. Из показаний, данных в зале судебного заседания этого уральского города, мир узнал, что 10-летние мальчики были доведены пытками до признаний в «контрреволюционных, фашистских и террористических действиях», в которых их обвиняли. Стало известно, что 160 школьников были забиты в камеры вместе с уголовниками, спали там на полу и в течение 8 месяцев подвергались непрерывным перекрестным допросам. Палачи детей получили по приговорам суда сроки наказания от 5 до 10 лет. Но декрет от 8 апреля 1935 г. никогда не был отменен и число его жертв, подвергнутых пыткам и смертным казням, начиная с 1935 года, никогда не будет и не может быть установлено». – В. Кривицкий. Я был агентом Сталина. М.: Тера, 1998. С. 126.

В сборнике «Мир перед пропастью» авторы приводят данные о числе беспризорников на основании сообщений советской прессы и своих собственных исследований. К 1922 г., по словам Луначарского, в стране было 9 млн беспризорных детей, через год Крупская заявила о 7 млн. В 1930-е гг. говорилось о 2–2,5 млн беспризорников. Куда же делись все остальные? Безусловно, часть из них более или менее благополучно достигла совершеннолетия и вошла в «большую жизнь», но очень многие погибли в результате репрессий и от голода 1932–1933 г. Так сталинский режим покончил с беспризорностью.

Литература:

A.M. Ball. And Now My Soul is Hardened: Abandoned Children in the Soviet Russia. 1918–1930. Berkeley, Los Angeles & London, 1994.

3.2.15. Природа России в преобразовательной деятельности большевиков

Страсти и бури человеческие в первой половине 20-х годов незначительно отражались на естественной истории Северной Евразии. На просторах России в это время повсеместно преобладал крестьянский уклад жизни, а сельское хозяйство еще не располагало ни техникой, ни технологиями. Будучи воинственными материалистами, большевики относились к природе предельно прагматично. В этот период они были заняты подчинением себе общества, а природой интересовались лишь постольку, поскольку этого требовала текущая обстановка. Кроме того, в практической деятельности еще задавали тон служащие, прежней, «царской» выучки. Принимая конкретные решения, они еще могли оставаться специалистами, а не быть исключительно проводниками очередного партийного курса. К концу 1930-х гг. такие «вольности» станут почти невозможными.

С «послаблением» разбойных нравов продразверстки и последующим затем НЭПом, российское крестьянство жадно «дорвалось» до земли (В.И. Белов. «Кануны»). К 1928 г. посевные площади зерновых культур почти сравнялись с довоенным уровнем 1913 г. Стремительное и повсеместное восстановление сельской жизни было наиболее существенным влиянием на природу России в первой половине 1920-х гг. Распахивались и засевались все пригодные для этого земли, в лесах выкашивались все ближние поляны, на реках возводились мельницы. Однако все, чем располагал российский крестьянин того времени, был «конный привод» для нехитрой сельской механики (плуг, борона, сеялка, да косилка) и навоз в качестве удобрений, а плотины на речках едва превосходили по размерам затопляемой площади сооружения бобров. Животноводство также незначительно изменяло ландшафт, поскольку основной формой его было пастбищное содержание скота. Пастух с бичом, погоняя деревенское стадо, возможно, и был опасен в степи, где по местам постоянных скотопрогонов могли развиваться новые овраги, но с эрозионными последствиями освоения «дикого поля» в средние века и помещичьего землевладения XVIII–XIX вв. это «зло» было не соизмеримо.

Предпосылки для последующих техногенных искажений природы возникли в связи со знаменитым планом ГОЭЛРО. Сама идея широкой электрификации промышленности и транспорта в России появилась еще на рубеже веков, но при большевиках она приобрела «политическое» значение. Осуществление плана должно было обеспечить развитие железнодорожного транспорта и наиболее важных объектов промышленности. Наиболее крупными объектами этого плана были гидростанции на реках и так называемые государственные районные электростанции (ГРЭС), использующие для производства электричества местное топливо. Стройки ГОЭЛРО располагались большей частью в Центральной и Южной России, на Северном Кавказе. Некоторые объекты сооружались вокруг Петрограда. Сами ГРЭС и особенно ГЭС привносили локальные и несущественные нарушения в природную среду. Однако их энергия, как физическая, так и особенно «идеологическая», возымела определяющее значение для последующей урбанизации громадных пространств.

Самой известной стройкой того времени стала ДнепроГЭС. Высота плотины электростанции составила около 39 м, а водохранилище заполнило сравнительно узкую долину Днепра и знаменитые днепровские пороги. Конечно, берега Днепра были значительно более живописны в своем естественном виде и были погублены уникальные сообщества редких организмов, особенно рыб. При строительстве Волховской ГЭС на реке Волхов подъем воды был запланирован почти в пределах паводкового уровня, и как такового водохранилища не возникло совсем.

Историческая справка

Проект перекрытия днепровских порогов имел, как и практически все стройки 1930-х гг., дореволюционную предысторию. В 1909 г. министром путей сообщения был назначен Сергей Васильевич Рухлов, а его помощником – начальником управления внутренних водных путей и шоссейных дорог – в феврале 1910 г. князь Всеволод Николаевич Шаховской. Именно ими была поставлена задача инженерам-путейцам Юргевичу и Розову из киевского управления МПС разработать проект, получивший позднее название ДнепроГЭС.

«К этому вопросу они подошли осторожно. По их проекту порожистая часть была разделена на четыре бьефа с четырьмя подпорными плотинами, из них две давали возможность с выгодой использовать силу падения воды. К такому решению они пришли потому, что при устройстве плотин для искусственного подпора приходилось сильно считаться с колоссальными затоплениями городов, селений и весьма ценных прибрежных земель». – В.Н. Шаховской. Sic transit Gloria mundi. (Так проходит мирская слава). 1893–1917. Париж, 1952. С. 30–33.

Профессором Б.А. Бахметьевым – будущим представителем Временного правительства в Вашингтоне – был предложен альтернативный проект более грандиозный и эффектный, но менее учитывающий интересы охраны окружающей среды. «Главное внимание им было обращено на полное использование силы падения, для чего весь подпор он сосредоточил не на четырёх плотинах, как в казённом проекте, а на двух». Этот проект поддерживали американские и французские инженеры, которые стремились быстро получить сверхприбыль для своих фирм. Но, несмотря на все усилия продвинуть проект Бахметьева, комиссии МПС и Государственной Думы отвергли его и приняли в июне 1914 г. проект инженеров Юргевича и Розова.

Начав в ноябре 1927 г. строительство ДнепроГЭСа, большевицкое правительство привлекло в качестве консультантов американских специалистов, и они взяли на вооружение проект Бахметьева. Об охране окружающей среды уже никто не думал, и было затоплено колоссальное количество плодородных земель и насильственно переселено множество людей.

К югу от Москвы была построена Каширская ГРЭС. Электроэнергия на ней вырабатывалась при сжигании бурых углей Подмосковного угольного бассейна, разработка которого началась еще в конце XIX в. На тульских черноземах в XVIII в. знаменитый энциклопедист и великий созидатель А.Т. Болотов добивался фантастичных, даже для настоящего времени урожаев зерновых – до 80 центнеров с гектара, и вероятно, что сельскохозяйственное развитие для этих мест было бы более гармонично, чем добыча угля. Но промышленный рост был предопределен для восточной части Тульской области всей предшествующей историей. Для Шатурской ГРЭС, возведенной к востоку от Москвы, была налажена добыча и сушка торфа из обширных мещерских болот. Последствия долговременной заготовки торфа хорошо видны сейчас на космических снимках и выглядят как темные пятна полей торфоразработки, в большинстве залитые водой – погибшая земля.

Из первых успехов ГОЭРЛО вылились людоедские стройки Беломорско-Балтийского канала и Канала им. Москвы. Беломорканал незначительно изменил окружающую природу, так как на нем нет ни больших плотин, ни крупных водохранилищ. А канал, соединивший Москву с полноводной Волгой, определил последующее разрастание этого гигантского города на век вперед. Нитка гидротехнических сооружений этого канала «перекроила» естественное распределение стока воды на значительной части Клинско-Дмитровской гряды. На водоразделе заполнились большие низменности, перекрытые плотинами – Учинское, Пестовское, Клязминское и Пироговское водохранилища. В непосредственной близости от города появилось Химкинское водохранилище. Кроме того, в долине самой Волги было сооружено Иваньковское водохранилище, обеспечивающее подпор воды в канал. Вода в нем залила пойму и низкие берега Волги, поглотив прибрежные села. Теперь в балансе плюсов и минусов канала, выводя за скобки ужасы ГУЛАГа, мы склонны положительно оценивать преимущества, привнесенные им в нашу жизнь. Между тем опосредованное его влияние на природу громадно, так как во многом благодаря именно волжской воде Москва стала в ХХ в. мегаполисом, оказывающим огромное негативное влияние на природу.

В конце 20-х – начале 30-х гг. дефицит иностранной валюты и перманентные репрессии обусловили разворачивание лесозаготовок. Прежде всего, на Севере Европейской части России. В этот период доход от продажи леса составлял едва ли не основную часть экспортных поступлений, да и разворачивающееся масштабное промышленное строительство требовало все большего количества древесины. В 1934 г. во второй пятилетке предлагалось удвоение объемов лесозаготовок – до 165 млн м3 в год, причем подчеркивались намерения перенести центр работы по лесозаготовкам на север, в лесные районы. Столь решительные намерения сдерживались только отсутствием техники и путей транспорта. Вся система лесозаготовок держалась на двуручной пиле и зимней конной вывозке. Как существенную новацию «ответственные товарищи» преподносили применение лучковой пилы, которая позволяла валить отдельные деревья даже в одиночку.

Документ

На I Всесоюзном съезде по охране природы один из руководителей Наркомлеса СССР произнес такую речь: «…До полного удовлетворения потребностей народного хозяйства в древесине необходимо решительно отказаться от дореволюционных методов ведения лесного хозяйства, лесоэксплуатации и связанной с ними кулацко-капиталистической, по существу вредительской идеологии, базирующейся на принципах постоянства и непрерывности лесопользования, которые до последнего времени господствовали в лесохозяйственной и лесоводческой науке (…). Основными принципами лесоэксплуатации во 2-й пятилетке должны являться сплошные лесосечные и концентрированные рубки». – Труды Первого Всесоюзного съезда по охране природы в СССР. М., 1935. С. 171.

Такие орудия труда позволяли рубить лес преимущественно вдоль рек, которые стали основным путем транспорта заготовленной древесины. С весенним паводком шел так называемый «молевой» сплав, когда заготовленные за зиму штабели древесины просто сталкивали в воду и ловили их в нижнем течении реки, где можно было собрать плоты, организовать погрузку на железную дорогу или корабль, либо сразу пустить в переработку. Молевой сплав древесины был разрешен практически везде и запрещался только по большим судоходным рекам. Некоторой разновидностью молевого был сплав древесины в пучках и кошелях, т. е. сплавлялись не отдельно плывущие бревна, а какие-то связанные меж собой партии древесины. По большим рекам и озерам сплав осуществлялся уже в плотах на судовой тяге.

Последствия такой практики лесоразработок были, конечно, печальны, так как вырубались самые продуктивные и биологически разнообразные леса, а сплав древесины нарушал естественный гидрологический режим рек и существенно ухудшал качество воды. Однако отсутствие техники не позволяло еще повсеместно применять сплошные лесосечные рубки, при которых на вырубке практически не остается деревьев. Ручной труд провоцировал выборочные рубки, когда от леса что-то еще оставалось, так как суточная норма выработки достигалась с меньшими затратами сил при выборке лучших стволов. Какое-либо искусственное восстановление лесов практически не предполагалось.

Формирование предельно прагматичного отношения большевиков к природе очень точно описывается изменением статуса соответствующих институтов власти. В 1930 г. существовавший до этого Государственный комитет по охране природы был низведен до состояния «Междуведомственного государственного комитета содействия развитию и охране природных богатств при Наркомпросе РСФСР». В 1933 г. этот, по существу ничего не значащий, «совещательный» орган был преобразован в Комитет по заповедникам при Президиуме ВЦИК (с 1938 г. – в ведении СНК РСФСР), а затем в Главное управление по заповедникам при СНК РСФСР (такие же управления были продублированы в других союзных республиках). Таким образом, к концу рассматриваемого периода в системе советских ценностей природе было отведено вполне конкретное место – заповедники. На остальной территории должен был господствовать человек – «до полного удовлетворения потребностей народного хозяйства».

В эти годы действительно были учреждены и начали действовать многие заповедники. Появление большинства из них было связано с идеей охраны «ценных» видов животных или растений. В Кавказском заповеднике (1924) должны были охранять кавказского зубра, в Воронежском (1927) – речного бобра, в Лапландском (1930) – северного оленя, в Кандалакшском (1932) – гагу, в Кроноцком (1934) – вулканические ландшафты, морских млекопитающих и птичьи «базары», в Сихотэ-Алинском (1935) – амурского тигра, в Хоперском (1935) – выхухоль. Но даже в этом списке можно проследить выраженные утилитарные мотивы: от речного бобра можно ожидать мех, от северного оленя – мясо и мех, от гаги – гагачий пух, от морских млекопитающих опять-таки мясо, жир, кожу и т. п.

3.2.16. Культурная революция и всеобщее одичание. Борьба с исторической памятью и совестью. Судьба национальных культурных ценностей в СССР

Одна из важнейших основ советской системы заключалась в том, что большевики постоянно манипулировали сознанием народных масс, умело переобъясняя в обстановке жесткого идеологического диктата текущую реальность. Низкий культурный уровень большинства населения, особенно после убийства и изгнания русского ведущего слоя, очень способствовал проведению большевицкой пропаганды. С завершением НЭПа вокруг России опустился непроницаемый железный занавес. Практически прекратилась частная переписка с заграницей. Ради самосохранения были прерваны все связи с родственниками, оказавшимися в эмиграции. Наличие «родственников за границей» стало черным пятном в биографии, которое лишало человека работы, а порой – и головы. Никакие зарубежные газеты и журналы в России в 1930-е гг. не были доступны. Только высокопоставленным партийным функционерам по специальному списку из рук в руки с фельдъегерской связью рассылался «бюллетень иностранной информации», в котором подбирались переводы из иностранных периодических изданий. При получении нового бюллетеня предшествующий возвращался курьеру. Потеря бюллетеня влекла арест даже весьма высокопоставленного лица. Простые же люди вовсе не ведали о том, что происходит за границей. Советская пропаганда убеждала их, что в мире капитала жизнь намного труднее, чем в СССР, а в советской энциклопедии, например, было написано, что «англичане живут в холодных и сырых лачугах, именуемых коттеджами».

Суждение мыслителя:

«Развитие народного образования, всецело использованное как орудие государственной пропаганды, служит… укреплению тоталитарного господства государственной власти над умами подданных… большевизм первый осуществил мрачное пророчество русского писателя Александра Герцена о грядущем «Чингисхане с телеграфами»». – С.Л. Франк. Советский империализм // Непрочитанное… М., 2001. С. 321–322.

Широкое празднования пятидесятилетия И.В. Сталина (21 декабря 1929 г.) открыло дорогу беспримерному советскому подхалимажу 1930–1940 гг., равного которому не было за всю историю России ни до, ни после. Система подхалимажа распространялась и на других начальствующих до тех пор, пока их не постигала репрессия их же власти. Все переименовывалось или именовалось заново – города, улицы, театры, пароходы, заводы, колхозы, горные вершины (в 1933 г. была покорена высшая точка СССР – пик Сталина на Памире, 7495 м; имя Ленина носила вершина пониже – 7134 метра, покоренная в 1934 г., имя Маркса – вершина еще ниже – 6726 м.

В 1931 г. ЦК принимает решение о школе, которое отменяет педагогические эксперименты 1920-х гг., вводит строгую дисциплину. Дело ученика – не заниматься с учителем, а слушать его, и не учиться думать, а просто зазубривать определенный набор фактов и выражений, чтобы повторить их на экзамене.

В том же 1931 г. Сталин в письме в редакцию журнала «Пролетарская революция» «О некоторых вопросах истории большевизма» объявляет, что поиском документов могут заниматься только «безнадежные бюрократы»; в истории же важны не источники, а правильная установка. С этих пор диктат Сталина в области идеологии становится непререкаемым.

В 1930-е гг. взаимоотношения совестливых и мыслящих людей, каковых в России было немало, и власти усложнились еще больше, усиливались репрессии, постепенно перешедшие в террор, еще более усиливался цензурный гнет. Речь уже не шла о возможности выразить свой протест и возмущение против несправедливости, но даже и просто остаться в стороне от свершавшихся трагических событий оказывалось все чаще невозможно. Большевицкая власть требовала активного соучастия в ее деяниях: не поднявший руку на общем собрании с требованием расстрела «врагов народа» завтра, а то и сегодня вечером мог бы занять его место в камере пыток. Эта сторона жизни наших соотечественников 30–40-х гг. ждет своего описания и осмысления. В такой общественно-политической ситуации тем ценнее не такие редкие случаи обращения к власти некоторых деятелей науки и культуры в защиту репрессированных. Немногочисленные случаи отказов от подписи с требованием репрессий в ситуации того времени могут рассматриваться как исповедничество и вольная жертва.

В 1930 г. вышла книга философа А.Ф. Лосева «Диалектика мифа» – последнее проявление свободной мысли в России, Лосев совершил беспримерный акт: сделал в книгу вставки, до того исключенные предварительной цензурой. 18 апреля 1930 г. Лосев был арестован, в следственном деле он значится как один из вождей «контрреволюционной монархической организации «Истинно-православная Церковь»». На XVI съезде ВКП(б) Л. Каганович назвал его «философом-мракобесом», «реакционером и черносотенцем». 12 декабря 1931 г. в газетах «Правда» и «Известия» печатается статья Горького «О борьбе с природой», где он называет энциклопедически образованного Лосева «малограмотным профессором», «опоздавшим умереть». К счастью, Лосев, пройдя через лагеря, выжил и пережил Горького больше чем на 50 лет, оставив многочисленные и многократно переиздававшиеся труды, объемом своим сопоставимые с не переиздающимся наследием Горького.

Нравственная деградация Горького – одного из вождей русской интеллигенции – очевидна: никакой писатель или мыслитель не стал бы так отзываться об арестованном оппоненте в дореволюционной России. Эта статья Горького, как и другие образцы его публицистики, давали сигнал, что попутчики большевиков отбрасывают те нравственные устои, которыми держалась Россия до революции независимо от образования и сословия: лежачего не бьют.

Большевицкая власть, играя не только на страхе, но и на алчности и тщеславии, безошибочно использовала систему и кнута, и пряника. В 1930 г. были учреждены ордена Ленина и Красной Звезды, было утверждено «Положение об обеспечении специальными пенсиями лиц, имеющих исключительные заслуги».

Относительное множество идейных и художественных течений, существовавших в конце 1920-х гг., замещалось монолитом единого всепобеждающего учения, причем и следование установке партии и власти не гарантировало от репрессий, поскольку менялась конъюнктура, колебалась сама линия партии и не все, даже те, кто желали, успевали колебаться вместе с ней.

В апреле 1932 г. решением ЦК прекращается деятельность всех литературно-художественных объединений, в том числе партийно-комсомольских. Создается единый Союз советских писателей, который на своем съезде в 1934 г. славословит Сталина, клянется в верности партии и провозглашает единый литературный стиль – социалистический реализм.

Для понимания культурной и общественной политической ситуации середины 30-х и последующих годов неоценимую роль играет стенографический отчет Первого всесоюзного съезда советских писателей, проходившего в августе 1934 г. На съезде присутствовало 377 делегатов с решающим голосом и 220 с совещательным. Среди них подавляющее большинство – члены ВКП(б) или ВЛКСМ. Среди небольшого числа беспартийных – поэты Н. Асеев и И. Бабель, один из старейших русских писателей В. Вересаев, М. Горький, В. Катаев, Л. Леонов, С. Маршак, Б. Пастернак, Б. Пильняк, М. Пришвин, С. Сергеев-Ценский, Ю. Тынянов, К. Федин, К. Чуковский – то есть как раз те, кто с большим или меньшим правом и мог считаться писателем в полном смысле этого слова.

Через несколько лет такие делегаты съезда, как Исаак Бабель, Артем Веселый, Борис Корнилов и ряд других станут жертвами репрессий. А крупнейшие русские писатели и поэты – Булгаков, Ахматова, Мандельштам и вовсе не оказались в числе делегатов съезда. На съезде присутствовали сорок иностранных писателей из разных стран, в том числе испанец Рафаэль Альберти и француз Луи Арагон. Согласно мандатным данным, 42,6 % происходило из крестьян, 27,3 % – из рабочих, 12,9 % – из «трудовой интеллигенции», 2,4 % – из дворян, а 1,7 % – из «служителей культа». На съезде были представлены 52 национальности, среди которых на первом месте русские (201), далее евреи (112), грузины (28) и украинцы (25).

Документ

На Съезде писателей иностранным гостям подпольно раздавалась листовка, составленная не позднее 20 августа 1934 г. (полный текст): «Мы, группа писателей, включающая в себя представителей всех существующих в России общественно-политических течений, вплоть до коммунистов, считаем долгом своей совести обратиться с этим письмом к Вам, зарубежным писателям. Хотя численно наша группа и незначительна, но мы твердо уверены, что наши мысли и надежды разделяет, оставаясь наедине с самим собой, каждый честный (насколько вообще можно быть честным в наших условиях) русский гражданин. Это дает нам право и, больше того, обязывает нас говорить не только от своего имени, но и от имени большинства писателей Советского Союза. Все, что услышите и чему вы будете свидетелями на Всесоюзном писательском съезде, будет отражением того, что вы увидите, что вам покажут и что вам расскажут в нашей стране! Это будет отражением величайшей лжи, которую вам выдают за правду. Не исключается возможность, что многие из нас, принявших участие в составлении этого письма или полностью его одобрившие, будут на съезде или в частной беседе с вами говорить совершенно иначе. Для того, чтобы уяснить это, вы должны, как это [ни] трудно для вас, живущих в совершенно других условиях, что страна вот уже 17 лет находится в состоянии, абсолютно исключающем какую-либо возможность свободного высказывания. Мы, русские писатели, напоминаем собой проституток публичного дома с той лишь разницей, что они торгуют своим телом, а мы душой; как для них нет выхода из публичного дома, кроме голодной смерти, так и для нас… Больше того, за наше поведение отвечают наши семьи и близкие нам люди. Мы даже дома часто избегаем говорить так, как думаем, ибо в СССР существует круговая система доноса. От нас отбирают обязательства доносить друг на друга, и мы доносим на своих друзей, родных, знакомых… Правда, в искренность наших доносов уже перестали верить, так же как не верят нам и тогда, когда мы выступаем публично и превозносим «блестящие достижения» власти. Но власть требует от нас этой лжи, ибо она необходима, как своеобразный «экспортный товар» для вашего потребления на Западе. Поняли ли вы, наконец, хотя бы природу, например, так называемых процессов вредителей с полным признанием подсудимыми преступлений ими совершённых? Ведь это тоже было «экспортное наше производство» для вашего потребления.

Вы устраиваете у себя дома различные комитеты по спасению жертв фашизма, вы собираете антивоенные конгрессы, вы устраиваете библиотеки сожженных Гитлером книг, – все это хорошо. Но почему мы не видим вашу деятельность по спасению жертв от нашего советского фашизма, проводимого Сталиным; этих жертв действительно безвинных, возмущающих и оскорбляющих чувства современного человечества, больше, гораздо больше, чем все жертвы всего земного шара вместе взятые со времен окончания мировой войны…

Почему Вы не устраиваете библиотек по спасению русской литературы, поверьте, что она много ценнее всей литературы по марксизму, сожженной Гитлером. Поверьте, ни итальянскому, ни германскому фашизму никогда не придет в голову тот наглый цинизм, который мы и вы можете прочесть в «Правде» от 28 июля 34 г. в статье, посвященной съезду писателей: крупнейшие писатели нашей страны показали за последние годы заметные успехи в деле овладения высотами современной культуры – философией Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Понимаете ли вы всю чудовищность от подобного утверждения и можете ли сделать отсюда все необходимые выводы, принимая во внимание наши российские условия.

Мы лично опасаемся, что через год-другой недоучившийся в грузинской семинарии Иосиф Джугашвили (Сталин) не удовлетворится званием мирового философа и потребует по примеру Навуходоносора, чтобы его считали, по крайней мере, «священным быком».

Вы созываете у себя противовоенные конгрессы и устраиваете антивоенные демонстрации. Вы восхищаетесь мирной политикой Литвинова. Неужели вы, действительно, потеряли нормальное чувство восприятия реальных явлений? Разве вы не видите, что весь СССР – это сплошной военный лагерь, выжидающий момент, когда вспыхнет огонь на Западе, чтобы принести на своих штыках Западной Европе реальное выражение высот современной культуры – философию Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.

То, что Россия нищая и голодная, вас не спасёт. Наоборот, голодный, нищий, но вооруженный человек – самое страшное…

Вы не надейтесь на свою вековую культуру, у вас дома тоже найдётся достаточно поборников и ревнителей этой философии, она проста и понятна может быть многим…

Пусть потом ваши народы, как сейчас русский народ, поймут всю трагичность своего положения, – поверьте, будет поздно и, может быть, непоправимо!

Вы в страхе от германского фашизма – для нас Гитлер не страшен, он не отменил тайное голосование. Гитлер уважает плебисцит… Для Сталина – это буржуазные предрассудки. Понимаете ли вы все, что здесь написано? Понимаете ли вы, какую игру вы играете? Или, может быть, вы, так же, как и мы, проституируете вашим чувством, совестью, долгом? Но тогда мы вам этого не простим, не простим никогда. Мы проститутки по страшной, жуткой необходимости, нам нет выхода из публичного дома СССР, кроме смерти. А вы —???

Если же нет, а мы верим, что этого действительно нет, то возьмите и нас под свою защиту у себя дома, дайте нам эту моральную поддержку, иначе ведь нет никаких сил дальше жить…» ЦА ФСБ РФ. Ф.3 Оп. 1. Д. 56. Л. 160–163. Копия. Машинопись// Власть и художественная интеллигенция. Документы 1917–1953 / Сост. А. Артизов и О. Наумов. М., 2002. С. 227–228.

Главой и идеологом съезда был Максим Горький. Его появление на трибуне было встречено овацией. В своем первом кратком выступлении он говорил: «Мы выступаем, как судьи мира, обреченного на гибель, и как люди, утверждающие подлинный гуманизм, гуманизм революционного пролетариата, гуманизм силы, призванной историей освободить весь мир трудящихся от зависти, подкупа, от всех уродств, которые на протяжении веков искажали людей труда. Мы – враги собственности, страшной и подлой богини буржуазного мира, враги зоологического индивидуализма, утверждаемого религией этой богини… Мы выступаем в стране, освещенной гением В.И. Ленина, в стране, где неутомимо и чудодейственно работает железная воля И. Сталина. (Бурные и продолжительные аплодисменты)».

Историческая справка

Максим Горький (настоящие имя и фамилия – Алексей Максимович Пешков; 1868–1936) благодаря своим дореволюционным сочинениям пользовался репутацией друга бедняков, борца за социальную справедливость. Между тем симпатия к людям социального «дна» сливалась в этих произведениях с рассуждениями о том, что вся русская жизнь есть сплошная «свинцовая мерзость» («Городок Окуров», «Жизнь Матвея Кожемякина» и др.). Горький утверждал, что русская душа по самой природе своей «труслива» и «болезненно зла» (самым удачным ее портретом он считал отвратительного старого сладострастника Федора Карамазова из романа Достоевского). Он писал о «садической жестокости, присущей русскому народу» (послесловие к книге С. Гусева-Оренбургского о еврейских погромах на Украине, 1923). Пожалуй, ни один публицист не писал с такой неприязнью ни об одной нации – разве что гитлеровские идеологи о евреях. Такие обвинения, какие высказаны Горьким в работе «О русском крестьянстве», предъявляют только тем, кого решено уничтожить.

И Горький принял в этом уничтожении прямое участие. В 1905 г. он вступил в РСДРП. В 1917 г., разойдясь с большевиками по вопросу о своевременности их переворота, формально остался вне партии. Он был богат, мог позволить себе с 1906 по 1914 г. жить в вилле на о. Капри и жертвовать крупные суммы в партийную кассу. Он финансировал ленинские газеты «Искра» и «Вперед». Во время декабрьского мятежа 1905 г. его московская квартира, охраняемая кавказской дружиной, стала мастерской, где изготовлялись бомбы, куда свозили оружие для боевиков. В 1906 г. Горький отправился в турне по Америке, собрал около 10 тысяч долларов в кассу большевиков. После того, как газеты напечатали его воззвание «Не давайте денег русскому правительству», США отказались дать России кредит в полмиллиарда долларов. Горький отблагодарил Америку, описав ее как мрачную «страну желтого дьявола».

После 1917 г. Горький продолжил сотрудничество с большевиками. На словах нередко критикуя их политику, он на деле принимал участие в их акциях. Например, в 1919 г. по поручению большевиков он сформировал экспертную Комиссию, заключения которой послужили основанием для вывоза множества произведений искусства за границу. Это лишило Россию множества художественных сокровищ.

Хотя Горький понимал, что «комиссары относятся к России, как к материалу для опыта», и что «большевизм есть национальное несчастие», он продолжал находиться в дружеских отношениях с новой властью и с ее вождем, которого в очерке «Владимир Ильич Ленин» (1920; не путать с более поздним «В.И. Ленин») приравнял к святым (И.А. Бунин назвал эту статью «бесстыдным акафистом»). Впрочем, в этот период Горький старался и подкармливать голодающих деятелей искусства, организовал издание переводов шедевров мировой литературы «Academia», за которые довольно щедро платил писателям и ученым – переводчикам. Некоторых он спас от ареста и казни, устроил их выезд из СССР на свободу (напр. Великого князя Гавриила Константиновича с женой).

С 1921 по 1931 г. Горький жил за рубежом, в основном – в Италии. Еще из-за границы пролетарский писатель освящал своим авторитетом смертные приговоры, выносимые по абсурдным обвинениям выдающимся русским людям – видным ученым Чаянову, Кондратьеву, Садырину. На просьбу Кусковой заступиться за осужденных, Горький ответил грубым отказом и самой просительнице советовал «позаботиться о своей могилке» (статья «Об умниках»). В письме той же Кусковой от 21 января 1929 г. Горький признавался, что он «искреннейше и непоколебимо ненавидит правду», что он «против оглушения и ослепления людей скверной, ядовитой пылью будничной правды». Сам же он, по воспоминаниям Ходасевича (Некрополь), врал вдохновенно, часто без всякой видимой причины.

Вернувшись в СССР, он энергично включился в тотальную охоту за мнимыми «врагами» и «шпионами». В 1929–1931 гг. Горький регулярно публиковал в «Правде» статьи, которые впоследствии составили сборник «Будем на страже!». Они призывают читателей искать вокруг себя вредителей, тайно изменивших делу коммунизма. Самая известная из этих статей – «Если враг не сдается, его уничтожают» (1930); ее заглавие стало своеобразным девизом всей советской политики. При этом Горький, как и восхищавшие его карательные органы, для прикрепления ярлыка «враг» не нуждался ни в каких доказательствах. Самые злейшие враги, по его мнению, – это те, против кого нет доказательств. «Горький не просто поет в хоре обвинителей – он пишет музыку для этого хора», – констатирует швейцарский исследователь Ж. Нива.

Поразителен язык этих статей «писателя-гуманиста»: люди здесь постоянно именуются мухами, солитерами, паразитами, получеловеческими существами, дегенератами. «В массе рабочих Союза Советов действуют предатели, изменники, шпионы… Вполне естественно, что рабоче-крестьянская власть бьет своих врагов, как вошь». При этом Горький восхвалял «исторически и научно обоснованный, подлинно общечеловеческий, пролетарский гуманизм Маркса – Ленина – Сталина» (статья «Пролетарский гуманизм»); восхищался тем, «как прост и доступен мудрый товарищ Сталин» («Письмо делегатам Всесоюзного съезда колхозников-ударников»). Сохраняя свою давнюю ненависть к крестьянству, Горький напоминал, что «мужицкая сила – сила социально нездоровая и что культурно-политическая, последовательная работа Ленина – Сталина направлена именно к тому, чтобы вытравить из сознания мужика эту его «силу», ибо сила эта есть… инстинкт мелкого собственника, выражаемый, как мы знаем, в формах зоологического озверения» («Открытое письмо А.С. Серафимовичу», 1934). Это публиковалось в годы, когда наиболее трудолюбивые и хозяйственные крестьяне расстреливались или выселялись в зону вечной мерзлоты.

В поддержку сфабрикованному ОГПУ «делу Промпартии» Горький написал пьесу «Сомов и другие» (1930). В ней выведены инженеры-вредители, которые назло народу тормозят производство. В финале приходит «справедливое возмездие» в лице агентов ОГПУ, которые арестовывают не только инженеров, но и бывшего учителя пения (его преступление в том, что он «отравлял» советскую молодежь разговорами о душе и старинной музыке). В статьях «К рабочим и крестьянам» и «Гуманистам» Горький поддерживает столь же нелепое обвинение против профессора Рязанова и его «сообщников», которые были расстреляны за «организацию пищевого голода».

Горький не обязательно одобрял все репрессии. Аресты старых большевиков, борцов с «проклятым царизмом», его беспокоили. В 1932 г. он даже высказал начальнику чекистов Г. Ягоде свое недоумение по поводу ареста Л. Каменева. Но судьбы миллионов осужденных на смерть простых людей у него такого недоумения не вызывали. В 1929 г. Горький посетил Соловецкий лагерь и в «Книге отзывов» Соловецкого лагеря оставил восторженные похвалы тюремщикам.

В 1934 г. под редакцией Горького был издан сборник «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина». В книге поддерживаются все бредовые обвинения тех лет: что инженеры, например, травят работниц мышьяком в заводских столовых, тайно ломают станки. Концлагерь изображен как светоч прогресса; утверждается, что в нем никто не умирает. Выступая перед строителями канала 25 августа 1933 г., Горький восхищался тем, «как ОГПУ перевоспитывает людей», и со слезами умиления говорил о чрезмерной скромности чекистов. По оценке А.И. Солженицына, данной им в «Архипелаге ГУЛАГ», в книге «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» Горький впервые в русской литературе воспел рабский труд.

В 1936 г. 68-летний писатель умер не то от болезни, не то от яда, данного по приказу из Кремля.

В почетный президиум съезда под аплодисменты включаются Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Орджоникидзе, Куйбышев, Киров, Андреев, Косиор, Тельман, Димитров.

Историческая справка

Не менее существенно отражает идеологию эпохи и речь секретаря ВКП(б) А.А. Жданова. Назвав Горького «величайшим пролетарским писателем», спев здравицу «великому вождю и учителю товарищу Сталину», идеолог партии утверждал: «Нет и не может быть в буржуазной стране литературы, которая бы последовательно разбивала всякое мракобесие, всякую мистику, всякую поповщину и чертовщину, как это делает наша литература. Такой передовой, идейной революционной литературой могла стать и стала в действительности только советская литература – плоть от плоти и кость от кости нашего социалистического строительства… Упадок и разложение буржуазной литературы, вытекающей из упадка и загнивания капиталистического строя, представляет собой характерную черту, характерную особенность состояния буржуазной культуры и буржуазной литературы в настоящее время… Мы твердо верим в то, что те несколько десятков иностранных товарищей, которые присутствуют здесь, являются ядром и зачатком могучей армии пролетарских писателей, которую создает мировая пролетарская революция зарубежных стран… Советская литература должна уметь показать наших героев, должна уметь заглянуть в наше завтра. Это не будет утопией, ибо наше завтра подготовляется планомерной сознательной работой уже сегодня». Завершал Жданов свое выступление тезисами, которые, конечно же имели расширительный смысл и были обращены не только к писателям, но и к художникам, музыкантам, артистам театра и кино. «Будьте активнейшими организаторами в переделке сознания людей в духе социализма! Будьте на передовых позициях борцов за бесклассовое политическое общество!»

Любопытно, что в следующем за выступлением Жданова докладе Горького «О литературе» Горький противопоставляет «вождизм» и «руководство». С точки зрения Горького, «вождизм – это болезнь эпохи»… «вождизм» – результат изжитости, бессилия и нищеты индивидуализма, внешне он выражается в формах таких гнойных нарывов, каковы, например, Эберт, Носке, Гитлер и подобные герои капиталистичекой действительности. У нас, где создается действительность социалистическая такие нарывы, конечно, невозможны. Но у нас в качестве наследия мещанства еще остались кое-какие прыщи, не способные понять существенное различие между вождизмом и руководством»…

И выступления ударников, и приветствие Сталину, и выступления колхозников, школьных работников, учителей, военных, и выступления иностранных писателей (Луи Арагон от имени ассоциации революционных писателей и художников Франции приветствовал съезд и советских писателей, заложивших «фундамент настоящей, реалистической литературы, единственной, которая может служить орудием пролетариата, и тем самым – всего человечества»), и выступление писателей от национальных республик и народностей, в которых представители Украины осуждали украинский национализм, грузины – грузинский, – все это стало моделью поведения советской интеллигенции на ближайшие двадцать лет, а с известными ограничениями и вплоть до конца 80-х годов.

Документ

В спецсообщении НКВД о высказываниях писателей в ходе Первого съезда много фраз Пришвина, Новикова-Прибоя, Пантелеймона Романова и Бабеля, которых всех тошнило от того, что происходило на съезде. Характерна реплика украинского писателя Семенко: «Меня одолевает просто маниакальное желание взять кусок говна или дохлой рыбы и бросить в президиум съезда. Может быть, хоть это внесло бы какое-то оживление. Разве можно назвать иначе, как не глумлением, всю эту лживую церемонию. Добрая половина людей, сидящих в зале, особенно делегатов национальных республик, страстно желала бы кричать о массе несправедливостей, протестовать, требовать, говорить человеческим, а не холуйским языком, а ее заставляют покорно выслушивать насквозь лживые доклады вождей о том, что все благополучно. И мы сидим и аплодируем, как заводные солдатики, а подлинные художники слова, борцы за национальную культуру гниют где-то в болотах Карелии и в застенках ГПУ…» – Власть и художественная интеллигенция. Документы 1917–1953 гг. С. 233–234.

По шаблону Союза писателей создаются единые союзы советских художников, советских композиторов, советских кинематографистов, советских архитекторов и прочие, которые также присягают на верность партии и обещают заниматься социалистическим реализмом в своей области. Творческий союз сталинского времени уже не добровольное объединение. Не состоя в нем, скульптор не имеет права ваять, а музыкант – играть. Союзы буквально поят и кормят своих членов, дают им – или отбирают от них – мастерские и дачи, путевки в санатории и творческие командировки. Культура становится частью единой системы аппарата власти, ее деятели – чиновниками государственного ведомства, с присущей ему иерархией номенклатурных списков, одобренных партийными органами.

После появления каменного мавзолея Ленина по проекту архитектора Щусева (1930 г.) начинается зарождаться «лениниана» в живописи, скульптуре и кинематографе, вплоть до фильмов Михаила Ильича Ромма «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году». Статуи и бюсты Ленина и Сталина становятся обязательной принадлежностью любого города, поселка, военной части, завода и колхоза. Обычно статуи делали серийно, по шаблону, но были и удивительные произведения местных мастеров. В Рыбинске стоял Ленин в треухе, в Улан-Удэ (Верхнеудинске) – на столбе огромная черная голова вождя с бурятскими чертами лица. В Армении, на Севане, в парке, Ленин со Сталиным сидели на гипсовой скамейке. После хрущевской десталинизации Сталина выломали, и каждый желающий мог фотографироваться на скамье в обнимку с одиноким вождем. Острые на язык говорили, что где-то есть статуя Ленина с двумя кепками – одной на голове, и одной – в протянутой руке. Позднее самодеятельность в отображении вождей была запрещена. Их скульптуры и картины могли отображать только одобренные свыше образцы.

Укрощение искусств в 1936 г. сопровождается погромными статьями в «Правде» типа «Внешний блеск и фальшивое содержание» (против Булгакова), «О художниках-пачкунах» и «Какофония в архитектуре». Деятели искусства проводят митинги, где одобряют установки партии и разоблачают друг друга. Закрываются и любительские общества – от филателистов до изучающих эсперанто – искусственный язык, модный в СССР в 1920-е гг. За эсперанто можно было получить и лагерный срок.

Документ

При этом уже проскальзывают в будущем громкие темы превосходства всего своего над иноземным. Малограмотное провинциальное тщеславие пронизало все поры общества. М. Торошилидзе заявлял на съезде писателей, что «при большой близости общего духа поэзия Западной Европы является… еще не зрелой по сравнению с грузинской поэзией и великой поэмой Руставели… От бесплодной идеализации, отдающей средневековым мистицизмом, несвободны и творения великого итальянца Данте. Между тем, женские персонажи поэмы Руставели – люди, живые существа».

По-своему характерно выступление еврейского писателя Фефера: «Бодрость и оптимизм – вот характерные черты советской поэзии, это отличает ее и от дооктябрьской еврейской поэзии и от еврейской поэзии в современных капиталистических странах. Изломанных, разбитых, угнетенных и придавленных людей, которые стояли в центре дооктябрьской еврейской литературы, больше нет. Эти горбатые люди исчезли из нашей жизни и больше не вернутся, они исчезли и из нашей литературы и если вы иногда их встречаете, то они появляются только, как тени прошлого. Еврейские советские писатели любят свою родину. Мотивы родины, тема родины не новы в еврейской литературе, буржуазные писатели очень много писали о родине; и Бялик и Фруг, заливши своими слезами всю еврейскую литературу, много писали о разрушенном Иерусалиме и о потерянной родной земле, но это была буржуазная ложь, потому что Палестина никогда не была родиной еврейских трудящихся масс. Палестина была родиной еврейских эксплуататоров, а сейчас она является колонией английского империализма. Еврейские советские писатели, трудящиеся еврейские массы имеют одну родину – это Советский Союз. Советский Союз поднял всех нас, еврейских писателей, из заброшенных уголков и местечек, навсегда похоронил проклятый еврейский вопрос, навсегда сжег черту оседлости – низость и подлость царского режима. Еврейские писатели отдадут этой великой родине и свое перо, и все свои возможности и силы. Все свои силы они отдадут великой партии Ленина и Сталина».

Эти восхваления новой социалистической культуры сопровождались все большим небрежением, уничтожением и распродажей тех уцелевших в революционные годы культурных сокровищ, до которых смогли дотянуться большевики.

Наиболее активно и систематизированно распродажа культурных ценностей осуществлялась через антикварные салоны в Москве и Ленинграде, а также через особое объединение «Антиквариат», позднее Госторг, имевшие прямые контакты с зарубежными партнерами и доступ к отбору произведений в фондах музеев, прежде всего Эрмитажа. Продавались монеты, драгоценные украшения, уникальные предметы обихода, картины – и все это тысячами, из них около полутора тысяч картин Эрмитажа: Рафаэль, Боттичелли, Тициан, Рембрандт… Покупалось это главным образом в Германии, Англии, Соединенных Штатах, но не только. В путеводителях по музею Прадо упоминается картина отнюдь не первоклассного испанского художника XVIII в. Луиса Парета-и-Алькасара «Королевская трапеза», и каждый раз сообщается, что некогда она находилась в Гатчинском дворце под Петербургом, была приобретена музеем в 30-е годы. Испания, стоявшая на пороге Гражданской войны, покупает творение соотечественника. Вышедший из Гражданской войны большевицкий СССР освобождается от «лишнего» наследия.

Наименее поддается учету поток антикварного экспорта отечественного происхождения тех лет. Иконы, утварь, драгоценности – списки практически отсутствуют. Можно лишь предполагать реальный путь поступления множества экспонатов современных музеев Швеции, Германии и частных коллекций. Изымались и музейные экспонаты, причем нередко с вполне благой мотивировкой (на нужды голодающих Поволжья, Украины). Любой крупный музей хранит легенды о сотрудниках старшего поколения, прятавших «хорошие вещи» в тайниках запасников.

В конце 20-х гг. в Москве была подготовлена большая выставка лучших и древнейших икон («Богоматерь Владимирская» и «Ветхозаветная Троица» Рублева были представлены на ней, правда, в копиях). «Триумфальное шествие» русской иконы состоялось в 1929–1932 гг. в городах Австрии, Англии, Германии, США. Имеются сведения, что экспонаты выставки готовились к продаже. Кое-что, видимо, действительно, было продано, но в целом резонанс выставки, восторги прессы, сыпавшиеся на устроителей, наконец, Великая депрессия рубежа 20–30-х гг. и разорение многих западных антикваров и коллекционеров воспрепятствовали замыслам. Вернувшиеся из турне иконы поступили в Исторический музей, позднее в Третьяковскую галерею и Русский музей. 1930-е гг. стали временем ярчайших художественных и историко-культурных выставок.

Но одновременно начинается волна репрессий среди реставраторов и исследователей. Был уволен И.Э. Грабарь. На посту директора Центральных государственных реставрационных мастерских его сменяет брат грозного Я. Петерса – Я. Лидек. При нем мастерские были закрыты.

Одновременно были арестованы, сосланы или уничтожены многие выдающиеся ученые, историки искусства, филологи и т. д.: С.Я. Лурье, А.И. Некрасов, Н.Н. Пунин. Деятельность гуманитарной науки была парализована.

Литература:

Власть и художественная интеллигенция. Документы 1917–1953/ Сост. А. Артизов и О. Наумов. М., 2002.

Т. Горяева. Радио России. Политический контроль советского радиовещания в 1920–1930-х годах. Документированная история. М.: РОССПЭН, 2008.

Б.Б. Пиотровский. История Эрмитажа: Краткий очерк. Материалы и документы. М., 2000.

Проданные сокровища России / Проект Н. Ильина и Н. Семеновой. М.: Трилистник, 2000 (совместно с издательством «Русский авангард»).

К. Михайлов. Москва, которую мы потеряли. М.: Яуза: Эксмо, 2010.

История русского искусства // Под. ред. И.Э. Грабаря, В.С. Кеменова и В.Н. Лазарева. М., 1952–1963.

3.2.17. Убийство Кирова и окончательное утверждение единоличной диктатуры Сталина

В начале 1930-х гг. в рядах сторонников Сталина обнаружилась новая оппозиция, ничего не имевшая общего с «троцкистами-зиновьевцами». Эти последние, да и Бухарин, умолкли, когда Сталин достиг высшей власти. Никто из них не выступил ни против плановой вакханалии в строительстве, ни в защиту уничтожаемых крестьян. Троцкий из Парижа приветствует коллективизацию как «новую эпоху в истории человечества, начало ликвидации идиотизма деревенской жизни». С протестом против приемов Сталина выступили его соратники.

В ноябре 1930 г. был раскрыт «заговор» Сырцова-Ломинадзе-Шацкина. С.И. Сырцов, назначенный Сталиным на пост главы правительства РСФСР, поднял вопрос о падеже скота в результате коллективизации и очковтирательстве на стройках пятилетки. Ломинадзе был членом ЦК, Шацкин – комсомольским вождем. Они готовили совместное выступление с требованием более разумных и человечных методов коллективизации и индустриализации, но были исключены из партии и сняты с должностей. Ломинадзе позже покончил самоубийством, двое других погибли в лагерях.

Видной фигурой в противодействии политике Сталина стал М.Н. Рютин, секретарь Краснопресненского райкома в Москве, бывший кандидат в члены ЦК.

Его сперва исключили из партии в сентябре 1930 г., через 4 месяца восстановили, затем снова исключили в сентябре 1932 г. Он написал документ, требующий снижения плановых заданий, добровольности при коллективизации и восстановления внутрипартийной демократии. Треть его 160-страничного текста была посвящена Сталину и обосновывала необходимость его отстранения от власти, т. к. Сталин рассматривает партию «лишь как свою вотчину». В 1932 г. Рютин возглавил «Союз марксистов-ленинцев», в обращении которого «Ко всем членам ВКП(б)» были кратко изложены тезисы предыдущего документа. Сталин потребовал расстрела Рютина и его сторонников. Но за Рютина заступились С.М. Киров, наместник Сталина в Ленинграде, Г.К. Орджоникидзе, В.В. Куйбышев и другие члены Политбюро. Они объяснили Сталину, что нельзя крупного работника ЦК расстреливать за его взгляды. Сталин это запомнил. Рютину поначалу дали 10 лет (позже он все же был расстрелян), а 29 его соратникам – меньшие сроки.

Документ

Из обращения М.Н. Рютина «Ко всем членам ВКП(б)»:

«Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана, клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и террора под флагом борьбы за чистоту принципов большевизма и единства партии, опираясь на централизованный мощный партийный аппарат, Сталин за последние пять лет отсёк и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру… стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола и поставил Советский Союз на край пропасти. […]

Авантюристические темпы индустриализации, влекущие за собой колоссальное снижение реальной заработной платы рабочих и служащих, непосильные открытые и замаскированные налоги, инфляцию, рост цен и падение стоимости червонца; авантюристическая коллективизация с помощью невероятных насилий, террора, раскулачивания, направленного фактически главным образом против против середняцких и бедняцких масс деревни, и, наконец, экспроприация деревни путём всякого рода поборов и насильственных заготовок привели всю страну к глубочайшему кризису, чудовищному обнищанию масс и голоду, как в деревне, так и в городах… Всякая личная заинтересованность к ведению сельского хозяйства убита, труд держится на голом принуждении и репрессиях, насильственно созданные колхозы разваливаются. Все молодое и здоровое из деревни бежит, миллионы людей, оторванные от производительного труда, кочуют по стране, перенаселяя города, остающееся в деревне население голодает… В перспективе – дальнейшее обнищание, одичание и запустение деревни […]

На всю страну надет намордник, бесправие, произвол и насилие, постоянные угрозы висят над головой каждого рабочего и крестьянина! Всякая революционная законность попрана! […]

Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры… не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики».

Вслед за группой Рютина в январе 1933 г. была раскрыта группа А.П. Смирнова. В отличие от предыдущей, она состояла из старых большевиков и действовала в подполье среди рабочих. Они хотели коренного пересмотра коллективизации и индустриализации, независимости профсоюзов, партийного контроля над ГПУ и «обсуждали» устранение Сталина. И вновь Киров, Куйбышев и Орджоникидзе заступились за оппозиционеров. Ни один из этих трех не отличался нравственностью и человеколюбием, в годы Гражданской войны все они санкционировали расстрелы и акты массового террора, но теперь в их интересах было установить некоторое равновесие сил на верхах власти. Всё более опасаясь Сталина, они думали с помощью внутрипартийной оппозиции ограничить его безмерную власть над партией и тем обезопасить самих себя. В пределе, они надеялись на отстранение Сталина от власти над партией и страной в свою пользу.

Продолжение драмы последовало в январе 1934 г. на XVII съезде ВКП(б) – «съезде победителей». Там Сталин, купаясь в лучах славы, заявил, что пятилетка выполнена досрочно и отсталая аграрная страна уже превратилась в индустриальную. Но не все «победители» разделяли его восторг. Группа депутатов просила С.М. Кирова выставить свою кандидатуру на пост Генсека. Тот отказался, но когда дело дошло до голосования, 292 голоса из 1218 было подано против Сталина.

Историческая справка

Сергей Миронович Киров (настоящая фамилия – Костриков) родился в 1886 г. в городке Уржуме Вятской губернии, в семье лесника. Он рано осиротел и воспитывался в приюте. Закончив в 1904 г. Казанское механико-техническое училище, работал чертежником в Томской городской управе. Писал статьи для кадетской прессы. С 1904 г. сотрудничал с меньшевиками, был членом их Иркутской и Томской организаций, а переехав в 1909 г. на Кавказ, возглавил Владикавказскую организацию. Большевицких взглядов он тогда не разделял; более того, во время Первой мировой войны писал патриотические статьи для газеты «Терек». В марте 1917 г. Костриков назвал программу Временного правительства «гражданским евангелием». Был делегатом Владикавказского Совета на II Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов.

Однако вооруженный захват власти большевиками произвел на него столь сильное впечатление, что, вернувшись в ноябре 1917 г. на Северный Кавказ, Костриков с восторгом говорил о победе «Третьей Великой русской революции» и о Ленине, который якобы жил «в лачугах питерских рабочих». Однако в партию большевиков вступил только в 1919 г. Это не помешало ему, став с февраля 1919 г. председателем Временного Военно-революционного комитета Астраханского края, потребовать «воплотить в жизнь принцип «кто не работает, тот не ест» и ввести классовый паек, единственно справедливый». В результате в Астрахани начался голод и забастовки рабочих под лозунгом «Долой комиссаров!» Это возмущение было потоплено в крови (против не желавших работать за нищенский хлебный паек применялись артиллерия и пулеметы). С апреля 1919 г. Костриков – завполитотделом, а в июле-августе – член Реввоенсовета расквартированной в Астрахани 11-й армии. В это время начинающий большевик меняет фамилию Костриков на более внушительную – Киров, производную от имени персидского царя Кира.

После Астрахани Киров – член РВС в армиях на Кавказе, участвовал в установлении советской власти в Азербайджане. В 1920 г. он стал полпредом РСФСР в Грузии, затем членом Кавказского бюро ЦК РКП(б); готовил в Грузии приход к власти большевиков: «На Северном Кавказе… мы действовали умело. Мы создали там анархию, возбуждая одну группу населения против другой – и старались в это время организовать рабочих. И это нам удалось. Мы должны создать международную анархию, которая должна предшествовать установлению коммунистического строя в мировом масштабе. И это нам удастся», – заявил Киров в ноябре 1919 г. в докладе «Текущий момент и международное положение». С июля 1921 г. Киров – секретарь ЦК КП(б) Азербайджана, с 1923 г. – член ЦК РКП(б). По словам современника, Киров, отстаивая интересы большевиков в борьбе за нефть, «пол-Баку уложил». При покровительстве Кирова в 1921 г. начинается восхождение по чекистской пирамиде власти Берии, до этого – мелкого шпика азербайджанской контрразведки. В 1924 г., во время борьбы за власть на верхушке компартии, Киров выступил на стороне Сталина, хотя до этого был троцкистом. За эту поддержку он назначен в 1926 г. кандидатом в члены Политбюро, 1-м секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), а также Северо-Западного бюро ЦК.

В Ленинграде, считавшемся опорой партийной оппозиции – Зиновьева и Троцкого, Киров начал репрессии, приведшие к арестам тысяч оппозиционеров. Кроме того, он требовал регулярно проводить аресты и расстрелы «классовых врагов». Остро стоявший в Ленинграде «квартирный вопрос» Киров решал тем, что выселял в Сибирь десятки тысяч горожан «непролетарского происхождения» (музыкантов, врачей, адвокатов, инженеров, научных работников, включая стариков и старух). Многие из них нашли в тайге безвременную смерть. Ленинградский обком, руководимый Кировым, в 1930 г. постановил выселить проживавших под Ленинградом российских финнов и ижорцев под предлогом «обеспечения безопасности границы».

Киров был непосредственно причастен к жестокому насилию над крестьянством во время коллективизации и «ликвидации кулачества» на Северо-Западе. Но несмотря на небывалую жестокость карательной политики против крестьян, Киров назвал ее «слишком либеральной»: «…колхозные и кооперативные организации пора приравнять к государственным, и если человек уличен в воровстве колхозного или кооперативного добра, так его надо судить вплоть до высшей меры наказания. И если уж смягчать наказание, так не менее как на 10 лет лишения свободы» («Правда» от 6 августа 1932). И уже 7 августа 1932 г. было принято постановление Совнаркома «Об охране имущества государственных предприятий», санкционированное Кировым, которое даже Сталин назвал драконовским. В народе оно стало известно как «закон о трех колосках».

Кирова в конце лета 1934 г. направили в тяжело пострадавший от голода Казахстан, чтобы провести там хлебозаготовки с применением массовых репрессий против «саботажников». «Ленинградский вождь» лично контролировал и строительство Беломорско-Балтийского канала.

Возглавляя правительственную комиссию по проверке аппарата Академии наук (находившейся до 1934 г. в Ленинграде), 20 августа 1929 г. Киров запросил согласие Сталина на привлечение ОГПУ к выполнению операции против ученых, после чего было сфабриковано «дело академика Платонова». Ученым приписали вредительство и «создание контрреволюционной организации с целью свержения советской власти и установления в стране конституционно-монархического строя». 525 сотрудников Академии наук были уволены, многие арестованы или сосланы, а некоторые – расстреляны.

Руководство репрессиями, сотрясавшими Ленинград, Киров сочетал с кутежами с участием балерин Мариинского театра. Оргии происходили во дворце, принадлежавшем до октября 1917 г. балерине Матильде Кшесинской.

Выборы были тайными, и Сталин не знал, кто именно голосовал против него. Зато ему донесли, что некий Леонид Николаев, муж одной из любовниц Кирова, Милды Драуле, работавшей в Смольном техническим секретарем, то ли из ревности, то ли по политическим мотивам готов убить Кирова. НКВД получил указание – Николаеву не мешать. С третьей попытки Николаев 1 декабря 1934 г. Кирова в Смольном застрелил. В тот же день вышел заранее подготовленный указ об ускоренном, заочном рассмотрении дел «о террористических организациях и актах» Особыми совещаниями. В Ленинграде и в Москве быстро расстреляли 70 «белогвардейцев», арестовали 6500 возможных сторонников Кирова и обвинили их – не в оппозиционном уклоне, а в убийстве Кирова. Их назвали «зиновьевцами», а самого Зиновьева – предшественника Кирова на посту главы ленинградской партийной организации – вдохновителем убийства. Сам Николаев и группа комсомольцев, заговор с которыми ему приписали, были 29 декабря расстреляны.

Народ к смерти Кирова отнесся по-разному. В частушке пели: «Эх огурчики, помидорчики / Сталин Кирова убил в коридорчике». Но была и другая: «Самолет летит, внизу проталина / Убили Кирова, убьем и Сталина». Из партии, разросшейся до 3,5 млн человек, по «Кировской чистке» после его убийства было исключено более 1,1 млн членов.

3.2.18. Смена политических целей с мировой революции на строительство коммунистической державы. Советский патриотизм

Переход к «развернутому строительству социализма в отдельно взятом Советском Союзе» вызвал смену главных лозунгов большевицкой партии. Фантом мировой революции исчезал в грохоте первой пятилетки. Вместо него возникала новая цель, не менее, впрочем, иллюзорная: установление мирового господства СССР. Конечно, Сталин и его единомышленники никоим образом не отказывались от подготовки пролетарских переворотов в разных странах. Однако в отличие от большевиков, оставшихся на старых позициях, видели в этих переворотах лишь средство для усиления роли «Страны Советов» в глобальной политике. Ведь сталинская теория построения социализма в СССР утверждала приоритет российской «социалистической» государственности над всеми остальными проблемами мирового коммунистического движения. «Революционер тот, кто без оговорок, безусловно, открыто и честно, без тайных военных совещаний готов защищать, оборонять СССР, – открыто заявлял Сталин еще в конце 1927 г., – ибо СССР есть первое в мире пролетарское государство, строящее социализм. Интернационалист тот, кто безоговорочно, без колебаний, без условий готов защищать СССР потому, что СССР есть база мирового революционного движения, а защищать, двигать вперед это революционное движение невозможно, не защищая СССР».

В начале 1930-х гг. национал-коммунистический характер этих сталинских установок стал особенно очевиден. В сознание масс начали усиленно внедряться идеи патриотизма, граничившего с «красным» великодержавным шовинизмом. Причем особый упор делался на разжигание именно русского национализма. Сталин явно стремился представить СССР «наследником» Великой Руси, а самого себя – «гениальным продолжателем» дела предков, знаменитых строителей могучего государства. В стране накалялась истеричная атмосфера осажденного лагеря, окруженного со всех сторон врагами, то и дело засылавшими в СССР вредителей и диверсантов. В одурманенном народе воспитывалось чувство национальной социалистической гордости и исключительности. Тон патриотической кампании задавал, разумеется, сам Сталин.

В конце 1930 г. он подверг суровому разносу поэта Д. Бедного за то, что тот провозгласил «на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения». Сталин назвал это клеветой «на наш народ», несмотря на то, что таких же взглядов на дооктябрьскую Русь придерживались, разумеется, и Ленин, и все остальные большевики всего за несколько лет до того. В новых условиях, однако, Генсек не мог согласиться с таким бичеванием старой России: ведь народ, строивший под его руководством социализм, должен был верить в свое историческое величие! Тогда и борьба за социализм в СССР наполнилась бы глубочайшим национальным смыслом: понятно, что только русский народ-победитель мог встать в авангарде всего человечества. «Весь мир признает теперь, что центр революционного движения переместился из Западной Европы в Россию, – писал Сталин. – Революционеры всех стран с надеждой смотрят на СССР, как на очаг освободительной борьбы трудящихся всего мира, признавая в нем единственное свое отечество. Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу и, прежде всего, русскому рабочему классу, авангарду советских рабочих, как признанному своему вождю, проводящему самую революционную и самую активную политику, какую когда-либо мечтали проводить пролетарии других стран».

В 1931 г. Сталин развил этот тезис, потребовав в первую очередь перестройки партийной истории. Главным в новой схеме должен был стать вывод о том, что «русская революция была (и остается) узловым пунктом мировой революции, что коренные вопросы русской революции являлись вместе с тем (и являются теперь) коренными вопросами мировой революции». Вскоре кремлевский диктатор дал команду пересмотреть в патриотическом духе и всю историю дореволюционной России. Его давно уже раздражали взгляды старого историка-большевика М.Н. Покровского, сводившего все российское прошлое к борьбе антагонистических классов и принижавшего, с его точки зрения, роль великих личностей. Не нравилось ему и то, что Покровский, которого, между прочим, очень высоко ценил Ленин, акцентировал чересчур большое внимание на самых неприглядных сторонах российской действительности (антилиберализм властей, террор крепостников, ущемление прав иноверцев).

30 января 1933 г. в Германии президент Гинденбург в поисках выхода из череды правительственных кризисов назначил имперским канцлером Адольфа Гитлера. На выборах в начале марта его Национал-социалистическая рабочая партия вместе с близкими ей националистами получила 52,5 % мест в рейхстаге, в то время как коммунистам досталось 12,5 %, социал-демократам – 18,5 %, «буржуазным» партиям – 16,5 %. В конце марта рейхстаг значительным большинством дал Гитлеру, как вождю (фюреру), чрезвычайные полномочия издавать законы, невзирая на конституцию.

Увидев, как национал-социалист Адольф Гитлер обошел интернационалиста коммуниста Эрнста Тельмана в общественной популярности, Сталин окончательно утвердился в мысли, что идеологический курс СССР надо менять с «пролетарского интернационализма» на «советский патриотизм», то есть на своего рода большевицко-российский национал-социализм.

В марте 1934 г. Политбюро постановило объявить конкурс на новый учебник по истории СССР. Главным, хотя и неофициальным, членом жюри был сам Сталин, внимательно следивший за тем, чтобы в новой концепции российской истории не было излишнего «социологизма». Примерно в то же время он обратился с письмом к членам Политбюро, в котором обрушился с суровой критикой на самого Энгельса за то, что тот в одной из своих статей представил внешнюю политику царизма более реакционной, чем политика других европейских держав. Опубликование этой статьи в журнале ЦК ВКП(б) «Большевик» было признано «нецелесообразным»!

Началась работа конкурсных комиссий по разработке новых школьных и вузовских учебников по истории СССР и истории зарубежных стран. Их работа непосредственно контролировалась Сталиным и Ждановым. Большую роль в практической работе комиссий, в критике «исторической школы Покровского» и в выработке общих концепций сталинского варианта истории страны и мира, сыграли Бухарин и Радек. Вместе с ними были привлечены известные профессиональные историки, профессора университетов и школьные учителя.

В центре мирового исторического процесса помещалась история России, чья восходящая линия развития находила свое триумфальное воплощение в СССР – «величайшей и праведной мировой державе трудящихся». Зарубежный мир так же был выстроен по определенной иерархии в зависимости от враждебности по отношению к СССР. Центром и апофеозом истории России – СССР становилась история ВКП(б). Апофеозом истории партии были события Октябрьской революции и Гражданской войны, а главное – сталинский период правления. Центральной же фигурой истории партии, революции, Гражданской войны, истории СССР и всего древнего и современного мира становился «вождь всех времен и народов товарищ Сталин». Таким образом, вся конструкция представляла собой многоступенчатый «постамент-мавзолей» для гигантской фигуры вождя, с вершины которого он объяснял тяжелое прошлое, блестящие успехи настоящего и пророчествовал о блаженном будущем его страны.

Сталин реабилитировал понятие «Родина», отвергнутое большевиками еще в годы Первой мировой войны. Сделал он это, правда, в весьма характерной для него манере: 8 июня 1934 г. в СССР был принят закон о введении смертной казни «за измену Родине», которой считались, в частности, невозвращение из-за рубежа и попытка перехода границы. По этому закону, кстати, для членов семьи «предателя», знавших о его намерениях, предусматривалось заключение в концлагерь на срок от 2 до 5 лет, а для тех, кто не знал, – пятилетняя ссылка. После этого «Известия» поместили передовую статью, в которой призвали всех граждан советской страны любить свое «отечество». Теперь «любить советскую Родину» надо было под страхом смерти. В народе родилась поговорка, в старой России совершенно немыслимая: «любите родину, мать вашу!..»

Сталинское новшество заключалось в том, что вождь искусно вновь совершил подмену понятий. Термин «государство» был заменен термином «родина». Ни в одной стране Европы не существовало понятия «измена Родине» – существовало понятие «государственная измена». Но в СССР в глазах очень многих людей измена «социалистическому государству» не являлась преступлением. Очень многие русские люди и в России и в эмиграции считали самого Сталина и его партию – уничтожителями родины, ее лютейшими врагами, а противников большевиков – защитниками родины и народа. Словосочетание «измена Родине» в большевицком законодательстве должно было утвердить мысль о том, что Россия и большевики – это одно целое, и кто выступает против большевицкого режима и вождя – изменяет не Сталину, не большевикам, но родине, которую большевики в действительности ограбили и убили, ограбив и убив бесчисленное число дочерей и сынов России.

Деятели науки и культуры наперебой включились в новую политическую кампанию прославления «социалистического отечества», стремясь продемонстрировать «славную преемственность» в историческом развитии России – от Киевской Руси до СССР, от Рюрика до Сталина. В 1937 г. из печати вышел «Краткий курс истории СССР» А.В. Шестакова, «образцовый учебник», положивший начало целой серии героических очерков о прошлом России. В том же году с грандиозным размахом было отмечено столетие со дня гибели А.С. Пушкина. Чествование поэта превратилось в очередное партийное шоу, целью которого было дальнейшее разжигание псевдопатриотических великорусских настроений.

В 1938 г. С.М. Эйзенштейн поставил фильм «Александр Невский», заслуживший похвалу Сталина и принесший режиссеру орден Ленина. А в 1939 г. Большой театр возобновил постановку оперы Михаила Глинки «Жизнь за царя» (под ее первоначальным названием «Иван Сусанин»). Сталину она тоже понравилась: именно на героических примерах борьбы русского народа против чужеземцев-агрессоров он и стремился строить прочный фундамент советского патриотизма. Удовольствие вызывали у него и музыкальные комедии Г.В. Александрова «Веселые ребята», «Цирк» и «Волга-Волга», представлявшие Советский Союз «социалистическим раем». Советским патриотическим пафосом были пронизаны и многие литературные произведения того времени, в том числе «Поднятая целина» М.А. Шолохова (первая книга вышла в 1932 г.), «Время, вперед!» В.П. Катаева (1932 г.), «Как закалялась сталь» Н.А. Островского (1934 г.).

В конце 1930-х гг. русификационная политика заместила собой былой интернационализм в «национальном строительстве». Только что внедренные у многих народов (от якутов до азербайджанцев) латинские алфавиты были срочно изменены на кириллицу. Русский язык был объявлен обязательным предметом во всех школах СССР. Тысячи национальных сельсоветов и сотни национальных районов были упразднены. Множество школ, где преподавание велось на местных языках, были переведены или на русский язык, или на язык титульной нации союзной республики. В 1933 г. была проведена реформа белорусского языка, официальной целью которой объявлено было его сближение с русским языком. Эта реформа привела к гибели целых пластов самобытной лексики.

В 1935 г. в армию возвращаются традиционные офицерские звания: капитан, майор, полковник, маршал. Подражая Германии, в 1936 г. вводится более консервативный кодекс о семье и браке, запрещаются аборты. Большевицкому режиму, столь нещадно изводившему и продолжавшему изводить своих граждан, теперь понадобились дети – будущие граждане «страны советов», которых уже полностью вылепит новая национал-коммунистическая идеология.

В августе 1938 г., начиная наступление на японцев на озере Хасан, маршал В.К. Блюхер приказывал: «уничтожить врагов, посмевших вторгнуться на нашу священную землю». В государственном большевицком языке в полную меру зазвучала националистическая фразеология – пролетарий приобрел отечество. Советский комсомольский поэт Павел Коган в эти годы писал с подлинно имперским размахом: «Но, мы еще дойдем до Ганга, / Но, мы еще падем в боях, / чтоб от Японии до Англии / сияла родина моя».

Все это служило главной цели Сталина: сплотить порабощенные народы России вокруг большевицкой партии, направив их энергию на укрепление государства. Так он рассчитывал утвердить мировое господство СССР.

3.2.19. Попытка полного уничтожения «последнего врага» – веры и Церкви в СССР

1930-е гг. вошли в историю Русской Православной Церкви как эпоха беспрецедентных по своей масштабности и жестокости гонений на веру, почти полностью уничтоживших все организованные формы церковной жизни в большевицкой России. Характерно, что в первую пятилетку вводится даже пятидневка – четыре рабочих дня и пятый выходной – вместо привычного для всего мира семидневного жизненного цикла, вводится единственно для того, чтобы упразднить имевшие религиозный смысл дни недели – пятницу, субботу и воскресенье.

Надеявшийся приостановить нараставшие гонения политикой дальнейших компромиссов с большевицким режимом митрополит Сергий решился в феврале 1930 г. озвучить перед советскими и иностранными журналистами текст ответов на их вопросы, который заранее вручили ему сотрудники ОГПУ. Эти ответы отрицали факт гонений на религию и Церковь в СССР и называли сообщения о репрессиях против священнослужителей «клеветой».

Документ

«Вопрос: Действительно ли существует в СССР гонение на религию и в каких формах оно проявляется?

Ответ: Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. В силу декрета об отделении Церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно и никаким государственным органом не преследуется. Больше того. Последнее постановление ВЦИК и СНК РСФСР о религиозных объединениях от 8 апреля 1929 г. (н. ст.) совершенно исключает даже малейшую возможность какого-либо гонения на религию.

Вопрос: Верно ли, что безбожники закрывают церкви, и как к этому относятся верующие?

Ответ: Да, действительно, некоторые церкви закрываются. Но производится это закрытие не по инициативе власти, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих…

Вопрос: Верно ли, что священнослужители и верующие подвергаются репрессиям за свои религиозные убеждения, арестовываются, высылаются и т. д.?

Ответ: Репрессии, осуществляемые советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам, за разные противоправительственные деяния. Надо сказать, что несчастье Церкви состоит в том, что в прошлом, как это всем хорошо известно, (она) слишком срослась с монархическим строем… К сожалению, даже до сего времени некоторые из нас не могут понять, что к старому нет возврата и продолжают вести себя как политические противники советского государства.

Вопрос: Соответствуют ли действительности сведения, помещаемые в заграничной прессе, относительно жестокостей, чинимых агентами соввласти по отношению к отдельным священнослужителям?

Ответ: Ни в какой степени эти сведения не отвечают действительности. Все это – сплошной вымысел, клевета, совершенно недостойная серьёзных людей. К ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях, и это, разумеется, происходит не в форме каких-либо гонений и жестокостей, а в форме, обычной для всех обвиняемых.

Вопрос: Как бы вы смотрели на материальную поддержку из-за границы и в чем бы она могла выразиться?

Ответ: Наше положение как священнослужителей в достаточной степени обеспечивается материальной поддержкой наших верующих… Получение же материальной поддержки людей другой веры и извне было бы для нас унизительным и налагало бы для нас большие моральные, а может быть, даже и политические обязательства и связывало бы нас в нашей религиозной деятельности.

Вопрос: Существуют ли в СССР пастырские, богословские и т. п. школы?

Ответ: Да, в Москве до сих пор существует богословская академия у обновленцев. Если же у нас теперь академии нет, то это происходит прежде всего в силу отсутствия достаточных материальных средств для этой цели, и к тому же мы считаем теперь наиболее целесообразной персональную подготовку отдельных лиц, чувствующих призвание к служению церковному». – Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве церковной власти. 1917–1943. М., 1994. С. 682–684.

Текст ответов на вопросы журналистов, опубликованный в советских газетах за подписями митрополита Сергия и еще четырех членов его Синода, был расценен православными христианами в России не только как еще одна бессмысленная и безнравственная уступка руководства Московской Патриархии гонителям Церкви, но и как отречение Заместителя от назначившего его Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, который уже почти пять лет пребывал в заточении отнюдь не за политическую деятельность.

Направленная митрополитом Сергием на другой день после озвученного им интервью записка председателю «Постоянной комиссии по вопросам культов» П.Г. Смидовичу, в которой содержалась просьба о снижении налогообложения православного духовенства, не возымела никакого действия на политику властей. И единственным очевидным для многих позитивным результатом политики митрополита Сергия в период все усиливавшихся гонений начала 1930-х гг. стало возобновление «Журнала Московской Патриархии», периодически выходившего с 1931 по 1935 г.

В 1934–1935 гг. общая интенсивность церковных гонений стала несколько спадать. Тем не менее, и в этот период митрополиту Сергию приходилось идти на такие новые уступки гонителям Церкви, от которых отказывались его предшественники. Так, 22 июня 1934 г. он издал указ о запрещении в священнослужении и предании суду епископов Русской Православной Церкви Заграницей. Однако и данный шаг не помешал Е.А. Тучкову, возглавлявшему в это время антирелигиозный отдел уже в системе органов НКВД, вынудить митрополита Сергия 18 мая 1935 г. пойти на фактический роспуск «Временного при нем Патриаршего Священного Синода». С этого момента формально легализованное властями высшее церковное управление стало представлять собой в Русской Православной Церкви управление двух архиереев – митрополита Сергия (Страгородского), увенчавшего себя к этому времени титулом «Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского», и его викария архиепископа Дмитровского Сергия (Воскресенского), которые располагались в «Патриаршей» канцелярии, имевшей в своем штате лишь секретаря и машинистку. Впрочем, получив в конце 1936 г. от властей дезинформацию о кончине Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, якобы последовавшей 11 сентября 1936 г. (на самом деле митрополит Пётр убит 10 октября 1937 г.), митрополит Сергий 27 декабря 1936 г. выпустил «Акт о переходе прав и обязанностей Местоблюстителя Патриаршего Престола Православной Российской Церкви к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя, Блаженнейшему митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию (Страгородскому)».

Канонически сомнительное решение митрополита Сергия провозгласить самого себя Патриаршим Местоблюстителем было во многом обусловлено его убеждением в неразрывной связи перспективы сохранения церковной жизни в СССР с сохранением центра высшей церковной власти в лице самого митрополита Сергия или кого-то из назначенных им архиереев. Однако запрещенный в священослужении митрополитом Сергием еще 11 марта 1930 г. Патриарший Местоблюститель митрополит Кирилл Смирнов связывал перспективу сохранения церковной жизни в условиях гонений Церкви коммунистическим государством с активным осуществлением в церковном управлении соборной власти епархиальных архиереев.

Свидетельство очевидца

«Его (митрополита Сергия. – Ред.) грех – в превышении власти, – писал митрополит Кирилл в 1934 г., – и православный епископат не должен был признавать такую его власть и… должен был управляться по силе патриаршего указа 7(20) ноября 1920 г., готовясь дать отчет в своей деятельности митрополиту Петру или Собору… иерархи, признающие своим первоиерархом митрополита Петра, возносящие его имя по чину за богослужением и не признающие законной преемственности Сергиева управления, могут существовать до суда соборного параллельно с признающими; выгнанные из своих епархий, духовно руководя теми – единицами, какие признают их своими архипастырями, а не выгнанные руководя духовной жизнью всей своей епархии, всячески поддерживая взаимную связь и церковное единение». – А.В. Журавский. Во имя правды и достоинства Церкви. Жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений ХХ века. М., 2004. С. 582

Точка зрения митрополита Кирилла опиралась не только на естественно возникшую в годы Гражданской войны практику самоуправления епархий, не имевших связи с каноническим центром в Москве, которая была узаконена постановлением св. Патриарха Тихона, Синода и Высшего Церковного Совета от 20 ноября 1920 г. № 362, но и на позицию авторов «Записки соловецких епископов». Завершая свою записку допущением ситуации, при которой выдвинутые государственной властью условия сохранения канонического центра высшей церковной власти в Москве могут оказаться неприемлемыми для Церкви, соловецкие епископы подчеркивали, что в этом случае «Она (Церковь. – Отв. ред.) готова на материальные лишения, которым подвергается, встретит это спокойно, помятуя, что не в целости внешней организации заключается Ее сила, а в соединении веры и любви преданных Ей чад Ее, наипаче же возлагает Свое упование на непреоборимую мощь Ее Божественного Основателя и на Его обетование о неодолимости Его Создания».

В 1936 г. гонения коммунистического государства на Русскую Православную Церковь стали вновь резко усиливаться, достигнув своего апогея в 1937–1940 гг. Жертвами церковных гонений конца 1930-х гг. становились как представители духовенства, выступавшего против политики митрополита Сергия: митрополит Кирилл (Смирнов), архиепископы Серафим (Самойлович), Прокопий (Титов), епископы Амфилохий (Скворцов), Серафим (Звездинский), так и представители духовенства, сохранявшего подчинение митрополиту Сергию: митрополиты Анатолий (Грисюк), Евгений (Зёрнов), Серафим (Чичагов), архиепископы Иувеналий (Масловский), Фаддей (Успенский).

Выразительным кровавым символом мученических смертей представителей православного духовенства, которые уничтожались богоборческим режимом независимо от их канонической принадлежности и церковно-политической позиции, стал расстрел в Чимкенте 20 ноября 1937 г. в полночь на краю одного рва Патриаршего Местоблюстителя митрополита Кирилла Смирнова, прервавшего канонические отношения с митрополитом Сергием, Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Иосифа Петровых, считавшего политику митрополита Сергия результатом его еретических заблуждений, и епископа Евгения (Кобранова), являвшегося сторонником митрополита Сергия.

В результате антицерковной политики коммунистического режима, проводившейся в течение всего пребывания его у власти в России, к началу Второй мировой войны в СССР на свободе оставались лишь 4 правящих архиерея: митрополит Московский Сергий (Страгородский), митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский), управляющий делами Московской Патриархии, и архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич), не более 350 действующих храмов, в которых служили менее 500 священнослужителей. Русская Православная Церковь, являвшаяся в начале ХХ в. крупнейшей Поместной Церковью православного мира, была почти полностью уничтожена.

3.2.20. Коминтерн и международная политика СССР в 1930-е гг

Мировой экономический кризис 1929–1933 гг. открыл Коминтерну и прочим левым движениям неожиданные возможности. В годы безработицы у себя дома, попутчики и «прогрессисты» были зачарованы «великим экспериментом» в СССР, где нет ни безработицы, ни крахов на бирже, а строится «новый, лучший мир».

В ответ на вызов Коминтерна, в Италии и Германии граждане высказывают предпочтение фашисту Муссолини, окончательно утвердившему в эти годы свой режим, и нацисту Гитлеру. Национальные диктатуры менее жесткого типа возникли между мировыми войнами как реакция на коммунистический экспансионизм в Албании, Болгарии, Венгрии, Греции, Испании, Латвии, Литве, Польше, Португалии, Румынии, Турции, Эстонии, а также в Японии и Китае.

В самом конце 20-х гг. внимание Коминтерна и большевицкого Наркоминдела было в первую очередь приковано к Дальнему Востоку, где в то время резко обострились отношения между китайскими властями Маньчжурии и СССР. В мае 1929 г. маньчжурские военные власти с согласия Чан Кайши с применением силы нарушили неприкосновенность советского генерального консульства, изъяли массу документов, свидетельствовавших о подрывной деятельности СССР против Китая, и выслали более ста сотрудников консульства из Харбина, а через два месяца захватили находившуюся под управлением СССР Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД). В ответ на это в июле Сталин разорвал дипломатические отношения с Китаем, а в октябре-ноябре Отдельная Дальневосточная армия под командованием В.К. Блюхера, без объявления войны вошла в Маньчжурию и в район китайского Трехречья. Против нее с китайской стороны выступили регулярные войска и русские добровольцы.

Коминтерн срочно выдвинул лозунг «защиты СССР», обязав даже компартию Китая поддержать его. Дело в том, что после революции 1925–1927 гг., разочаровавшись в способности КПК «коммунизировать» Китай, кремлевский диктатор начал целенаправленно превращать ее в обыкновенного исполнителя своей политики. Точно так же Москва стала теперь относиться и ко всем другим коммунистическим партиям. И в этой связи события на КВЖД явились для коммунистов Китая проверкой на благонадежность. Безоговорочная защита СССР могла подорвать влияние КПК в массах, в целом настроенных патриотически. Но влияние китайской компартии в народе Сталина уже не заботило: зарубежные коммунистические организации отныне нужны были ему главным образом как инструменты в его глобальной политике.

Несмотря на то, что конфликт был урегулирован, очаг напряженности на Дальнем Востоке не погас. К 1932 г. обстановка здесь даже ухудшилась в связи с оккупацией Маньчжурии японской Квантунской армией. Опасаясь войны с Японией, Сталин сразу же принял меры к восстановлению отношений с Китаем (декабрь 1932 г.). Он надеялся подтолкнуть Чан Кайши к войне с Японией, однако когда это не удалось, Сталин передал КВЖД японцам: открытого столкновения с Японией он боялся. Японская угроза продолжала беспокоить Сталина на протяжении всех 1930-х гг.

Историческая справка

Для проведения международной политики Сталину требовалась иностранная валюта, которой катастрофически не хватало. Одним из любимых его методов была прямая уголовщина, пущенная в ход и в данном конкретном случае.

«Как раз в эти годы (1928–1932. – Отв. ред.) земной шар оказался опутан густой сетью фальшивых долларовых банкнот Федеральной Резервной системы Соединенных Штатов. Они начали проникать, а затем хлынули потоком в казначейство США через Шанхай и Сан-Франциско, Хьюстон и Нью-Йорк, Монреаль и Гавану, через Варшаву, Женеву, Бухарест, Берлин Вену, Софию, Белград. Пустил в обращение по всему миру примерно сто миллионов фальшивых долларов не кто иной, как Сталин. Факт этот интересен не только сам по себе, но и потому, что иллюстрирует весь примитивизм умственных обыкновений нашего грузина – его неведение современных мировых условий, его готовность всякий раз в момент кризиса прибегать к методам прямой уголовщины… Дело заключалось в том, что Сталин сам организовывал сеть фабрикации долларов и сам руководил ею, что печатные устройства были упрятаны в глубочайших недрах ОГПУ, а распространителями фальшивок были специальные советские агенты. Купюры печатались на специальной бумаге, привезенной из США, и были подделаны таким великолепным образом, что даже американские банковские эксперты принимали их за подлинные в течение многих лет после их первого появления… Советские агенты работали совместно с преступным подпольным миром, например, в Берлине – с шайкой американских рэкетиров, действовавших в Восточной Европе, в Чикаго – с известными там гангстерами. Это установлено бесспорно многими полицейскими расследованиями, что же касается самих агентов-распространителей, они действовали по чисто политическим мотивам, бескорыстно. Они хотели помочь Советскому Союзу». В. Кривицкий. Я был агентом Сталина. С. 85–86.

Однако данная акция провалилась. Все дело было в том, что фальшивые банкноты печатались не на американском оборудовании, и эксперты Федерального резервного банка США обнаружили несоответствие в цифре «100» на стодолларовых купюрах, и к началу февраля 1930 г. был выпущен циркуляр, дезавуирующий сталинскую авантюру. В результате средства, потраченные на выпуск фальшивых денег, намного превысили эффект от данной операции. Работники ОГПУ, отвечавшие за ее проведение, были репрессированы.

В центре международной политики СССР в те годы по-прежнему оставалась Германия. Мировой экономический кризис 1929 г. сильно ударил по ее экономике. К 1932 г. промышленное производство Германии сократилось на 40 %, число безработных возросло до 6 млн человек. Драматическая ситуация сложилась и в других европейских государствах, а также в США. Все это оживило надежды Сталина и Коминтерна на возможность нового революционного подъема в мире: в условиях резкого снижения уровня жизни в некоторых странах, прежде всего в Германии, начало расти влияние коммунистов. Наряду с этим стал возрастать и авторитет национал-социалистов, но к ним Сталин не относился с должным вниманием.

Главным своим врагом Сталин считал мировую социал-демократию («социал-фашистов» – так именовали их в Коминтерне). А потому вменял в обязанность германским коммунистам изо всех сил бороться именно с ними. Зачастую коммунисты и нацисты выступали единым фронтом против социал-демократов. В итоге в январе 1933 г. к власти в Германии пришел Гитлер. Он не стал разбираться в нюансах разногласий между социал-демократами и коммунистами, отправив и тех и других за решетку.

На Сталина это произвело сильное впечатление. Новый очаг напряженности, на этот раз в центре Европы, был для его гегемонистских планов совсем некстати: антикоммунистические планы Гитлера, изложенные в «Майн Кампф», были Сталину отлично известны.

Но поддержка к Сталину пришла из США. Вновь избранный президент демократ Франклин Делано Рузвельт, не менее, чем Сталин, опасавшийся Гитлера и японцев, объявил о намерении официально признать СССР. В ноябре 1933 г. Советский Союз и Соединенные Штаты установили дипломатические отношения. Вслед за тем, с начала 1934 г., большевицкое правительство стало прилагать усилия по созданию системы коллективной безопасности в Европе и на Дальнем Востоке. Энергичным проводником этой политики был М.М. Литвинов, в 1930 г. сменивший Чичерина по посту наркома по иностранным делам.

В сентябре 1934 г. СССР вступил в Лигу Наций, откуда как раз незадолго до того вышли Япония и Германия. А в мае 1935 г. заключил договоры о взаимной помощи, в том числе и ограниченной военной (в случае нападения агрессора) с Францией и Чехословакией.

В том же году, в июле-августе, резкий поворот в тактической линии совершил и Коминтерн. Под давлением Сталина VII и последний конгресс этой организации принял курс на образование единых фронтов компартий со всеми демократическими и либеральными силами. Коммунистам приказано было не пугать людей мировой революцией, а строить «народные фронты» против «фашизма». «Фашизмом» большевики называли любой авторитарный режим антикоммунистического толка. В народные фронты Коминтерн зовет теперь всех трудящихся – даже социал-демократов. На Западе такой фронт должен был стать антифашистским, а на Востоке – антияпонским. В Европе народные фронты проявили себя во Франции и в Испании. Правительство народного фронта во Франции сформировал в июне 1936 г. Леон Блюм.

Дипломатия Сталина была, однако, обречена на поражение. Большинство мировых политиков относились к инициативам СССР настороженно, что было неудивительно. И даже если и шли на переговоры и заключение соглашений с «Советами», делали это вынужденно. Никакого доверия к агрессивным большевикам у них не было, да и быть не могло. Слишком уж недвусмысленно сталинский режим стремился к мировому господству под лозунгами коммунизма. Обмануть и заставить поверить в свое миролюбие большевики могли только простаков-обывателей, но никак не искушенных западных политиков.

Коминтерн не имел возглавления с отставки Бухарина в 1929 г. и до 1935 г., когда генеральным секретарем Исполкома Коминтерна Сталин назначил болгарского коммуниста Георгия Димитрова, который не опирался на большую партию у себя на родине и не пользовался никаким влиянием в большевицкой верхушке в Москве. Но и не имея формального возглавления, Коминтерн активно действовал как всемирная террористическая организация, руками которой большевицкое политбюро сводило счеты с политическими противниками и устраивало революции, восстания и беспорядки по всему земному шару. Агентами Коминтерна были такие известные лица, как Рихард Зорге и Рудольф Треппер – будущий шеф резедентуры Разведуправления РККА в Западной Европе.

В противовес Коммунистическому интернационалу, сторонники изгнанного из СССР Л.Д. Троцкого учредили в Париже в 1938 г. IV Интернационал. Его поддержали во многих странах мира несколько десятков тысяч коммунистов-троцкистов. Но лишенный государственной опоры и финансовой базы, пронизанный большевицкой агентурой, IV Интернационал так и не смог стать альтернативой Коминтерну. Председателем его русской секции стал Марк Зборовский, как позднее выяснилось – агент НКВД.

Литература:

Советская внешняя политика 1917–1945 гг. Поиски новых подходов. М., 1992.

А.Ю. Ватлин. Коминтерн: идеи, решения, судьбы. М.: РОССПЭН, 2008.

В. Кривицкий. Я был агентом Сталина. М.: Тера, 1998.

С. Дюллен. Сталин и его дипломаты: Советский Союз и Европа, 1930–1939 гг. М.: РОССПЭН, 2009.

Цзян Чжунчжэн (Чан Кайши). Советская Россия в Китае. Воспоминания и размышления в 70 лет. М.: Посев, 2009.

3.2.21. Конституция 1936 г. и создание «единого социалистического общества в СССР»

Создание «командно-административной системы» вместо рынка, завершение к 1936 г. на 90 % коллективизации, а равно укрощение и интеллигенции, и рабочих приводят Сталина к выводу, что «социализм в одной стране в основном построен». «Все, о чем мечтали лучшие сыны человечества, уже осуществлено в СССР».

Сталин отметил завершение «в основном» построения социализма Конституцией 1936 г. В «Кратком курсе истории ВКП(б)» он довольно прозрачно намекает, почему за принятием конституции в 1936 г. последовал террор 1937 г. Нельзя было допустить, чтобы дарованные конституцией свободы избиратели поняли превратно, то есть не «в интересах социализма». И в самом деле, такого конфуза, как на «съезде победителей» в 1934 г. на этот раз не произошло. На выборах в Верховный Совет 12 декабря 1937 г. 98,6 % голосов было подано за блок коммунистов и беспартийных. Впрочем, Сталин сам сказал: «важно, не то, как голосуют, а как подсчитывают голоса».

«Сталинская конституция» – документ, который на самом деле написал Бухарин, – замечателен своим «двоемыслием», или условным языком, выражающим реальную политику посредством мифов и правовых фикций. В мифы многие верили, фикции были чистыми условностями: «давайте будем считать, что это так». Основная посылка документа в том, что в СССР создано бесклассовое общество. Потому все классовые ограничения прежних большевицких конституций – понятие лишенцев, ступенчатые выборы – отменяются. Все граждане равны, все выборы прямые и тайные. Право выдвигать кандидатов имеют общественные организации, в их числе коммунистическая партия. (То, что на каждое место выдвигается лишь один кандидат от блока коммунистов и беспартийных и его подбирает комитет партии – нигде не оговорено: это – сложившийся с 1937 г. «обычай»). Номинальные высшие органы государства – съезды Советов и их ВЦИК новая конституция упраздняет, вместо них вводится Верховный Совет как подобие парламента и его Президиум как постоянно действующий орган. Число союзных республик увеличивается с 7 до 11: вместо Закавказской Федерации Армения, Азербайджан и Грузия становятся союзными республиками, и такой же статус получают Казахстан и Киргизия, выделенные из состава РСФСР.

Конституция гарантирует довольно стандартный набор гражданских прав и свобод, но пользоваться свободами и правами можно только «в соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социалистического строя». При этом статья 126 впервые открыто закрепляет руководящую и направляющую роль ВКП(б). Поскольку компартия решает, что в интересах трудящихся и что укрепляет социалистический строй, становится ясно, что конституция провозглашает лишь свободу следовать указаниям компартии. Это ускользало от многих наблюдателей, восторгавшихся как свободами, так и социальными гарантиями конституции: правом на труд, на отдых, на образование, на жилье, на медицинское обслуживание. Социальные права действительно были новацией. Беда лишь в том, что если гражданские права может гарантировать каждому гражданину демократическое государство – оно может не заниматься дискриминацией, не вводить цензуру, не врываться в дом без постановления суда, – то обещать каждому гражданину взять его на работу и обеспечить его от колыбели до гроба может только государство тоталитарное. В иных условиях «социальные права» представляют собой не гарантию, а только намерение. Сталинское государство было тоталитарным, потому и наличие социальных «прав», и обусловленность гражданских прав «интересами социализма» в его конституции вполне уместны.

Последние мирные годы «под солнцем сталинской конституции» были омрачены Большим Террором и ускоренным переходом промышленности на военное производство. Чтобы отвлечь население от невеселых мыслей, пропаганда обыгрывает спортивные события, исследование Арктики (дрейфующая станция папанинцев), беспосадочные полеты через Северный полюс советских летчиков В.П. Чкалова, М.М. Громова, В.С. Гризодубова и других.

В марте 1939 г. состоялся XVIII съезд партии. Он подчеркнул необходимость не отмирания, а усиления советского государства, принял третий пятилетний план и занялся вопросами внешней политики.

На самом деле, советское общество сложилось к 1939 г. как «многослойное», «многоформационное». В советском государстве были представлены следующие сообщества: рабы, закрепощенные крестьяне, классические пролетарии, отдельные сословия, живущие в условиях социализма, и – незначительные прослойки, достигшие коммунистического благополучия.

Система ГУЛАГа была формой классического рабства, возродившегося в новейшую эпоху. Как в рабовладельческих государствах древности, армия советских рабов пополнялась не столько за счет внешних войн (военнопленные среди рабов тоже были: немцы, японцы, власовцы и др., но позднее), сколько за счет массовых захватов «в полон» собственных граждан. На протяжении нескольких десятилетий делались попытки превратить ГУЛАГ в мощный источник совершенно бесплатных трудовых ресурсов. Эффективность современного рабовладения особенно хорошо видна на примере строительства грандиозных каналов, железных дорог в Сибири и на Крайнем Севере, разработки залежей полезных ископаемых в самых неблагоприятных для человека местах обитания. Масштабы советского рабовладения поражают. По самым скромным подсчетам самих чекистов, в государственных рабах значилось одновременно более трех миллионов человек (до 1953 г.). На самом же деле их численность была значительно больше, но, скорее всего, никто этих цифр точно не знает. Отметим, советские рабы – это подлинная государственная собственность, это настоящий общественный класс людей, который ничего не имел, кроме пайка. Как в эпоху древнеримского рабовладения, советского раба-зэка можно было без особых формальностей в любой момент убить или уморить в лагере голодом, мучить побоями, пытать карцером.

О закрепощении крестьян большевиками сказано много. В СССР присутствуют все признаки классической крепостной зависимости высокого средневековья и эпохи абсолютизма: принудительное прикрепление к земле – в сталинскую эпоху крестьянам было запрещено выдавать паспорта, что, в условиях господства жестокого полицейского режима, дополненного системой прописки и всеобщего осведомительства, исключало возможность передвижения сельских жителей по стране. Причем этот новый крепостной режим существовал без каких-либо «юрьевых дней» и возможности ухода на Дон или Алтай, как в старой Московии. Бежать из колхоза было практически невозможно. При необходимости десятки тысяч государственных крестьян переводились в ранг государственных рабов. Малопроизводительный труд советских крестьян это, по сути, типичная государственная барщина на бесконечных колхозных полях, но в худших условиях, чем при господстве помещичьего землевладения. В СССР крестьяне трудились без выходных и даже без праздничных дней. А крестьянин в России XVIII–XIX вв. работал 2–3, от силы – 4 дня на барина и имел много выходных по церковным и государственным праздникам. В абсолютистской России крестьянский надел был в среднем небольшим. Но большевицкий государственный крепостной имел совсем микроскопическое личное подсобное хозяйство, с которого питался, но и эта земля была не его, а государства. И с советского крепостного брали натуральный оброк: молоко, яйца, масло, мясо, кожу, овощи, фрукты и т. д. Председатели колхозов – это классические бурмистры, старосты и управляющие казенными поместьями. Советского крестьянина, как это было и в старом русском крепостном обществе, нельзя было попросту пристрелить, но его можно было кормить впроголодь, жестко контролировать всю его, даже частную жизнь. В отличие от рабов ГУЛАГа, которые не имели права на размножение, крестьяне жили семьями, так как необходимы были солдаты и армия свободных рабочих рук для пополнения класса пролетариев в городах. Государство крестьян слегка окультуривало: заботилось о создании сельских школ, строило сеть клубов и дало крестьянскому народу радио и электричество. Контролировать и управлять основной массой населения все же легче, когда прямое принуждение сочетается «с воспитательными» мерами и систематической промывкой мозгов. Кроме того, для крестьянской молодежи оставались открытыми каналы социальной мобильности через армию, переезд в города, рабфаки. Целое поколение советских лидеров – да и большинство палачей сталинской карательной машины – были простые крестьянские парни, преданные партии, которая «вывела их в люди».

Не менее впечатляет характер эксплуатации советского рабочего. Зарплата, которую он получал, едва обеспечивала физиологический прожиточный уровень. Почти все рабочие семьи до 1960-х гг. едва сводили концы с концами. Зависимость от работодателя, то есть от государства, была абсолютной и несравнимой с положением рабочего класса в странах Запада. Беззастенчивая (любимое выражение Ленина) эксплуатация – 10–12-часовой рабочий день до войны, во время нее и долгое время после войны. Очень часто – работа сверхурочно по выходным и праздничным дням. Полное отсутствие реального профсоюзного движения. Подавляющую часть прибавочного продукта присваивало государство, в точном соответствии с марксисткой доктриной капиталистического присвоения прибавочной стоимости. Самая беспощадная капиталистическая форма эксплуатации трудящихся в ХХ в. была именно на советских фабриках и заводах.

Довольно толстая «прослойка» – интеллигенция и мелкие служащие – по большей части примыкали к рабочим, являясь пролетариями умственного труда. Точно так же они полностью зависели от единственного работодателя. Но малая часть интеллигенции, как и верхушечная часть партийно-государственного аппарата, включая высокое армейское офицерство и большинство работников спецслужб, жили при социализме. У них были несопоставимо высокие оклады, гонорары и «льготы», они могли покупать дачи, машины и много чего другого. Они могли приобрести в закрытых магазинах любые товары и самые дефицитные виды продовольствия по очень низким ценам. Им предоставлялась возможность развиваться «гармонически», они имели много досуга, ездили за рубеж (пока в 1937 г. полностью не закрыли границы на двадцать лет), им была доступна закрытая для других политическая и культурная информация. Они жили в подобии «шведской модели социализма».

И, наконец, высший эшелон. Тончайший слой партийно-государственной элиты, причем не только в центре, но и на периферии жил в условиях реального коммунизма. Дополнительно к роскошным (по советским меркам) городским квартирам, загородные виллы – все обставленные за государственный счет, и, нередко, конфискованным имуществом людей, обращенных в рабство или уничтоженных в сталинскую эпоху. Разнообразные материальные блага и услуги – все это получалось по потребности и бесплатно, за счет казны, т. е. общества. Для людей, достигших коммунистической формации, деньги отмирали. Они играли сугубо вспомогательную роль, как средство обмена в момент контакта со структурами низших формаций. Сталин не знал, что ему делать со своей зарплатой, как председателя Совета Министров, и набивал пачками денег книжный шкаф в кабинете. Государственные дачи, государственный транспорт, курорты, лечение им и их семьям – все за общественный счет. При желании: яхты, круизы, охоты, приемы, «райские ночи» и сауны – все по потребностям, но втайне. Когда в голодомор 1932–1933 гг. или в страшные военные годы страна умирала от отсутствия продуктов – в Кремле, Смольном, на всех обкомовских дачах закатывались пиры, в сравнении с которыми парадные обеды Николая II покажутся верхом скромности – столы ломились от севрюг, ветчин и икры, разнообразные вина и водки лились рекой. Коммунизм большевицкие вожди построили очень быстро, но не для всех и не для многих, а только для самих себя.

Таким в действительности предстает «единое социалистическое общество», объявленное «сталинской» конституцией 1936 г.

Документ

В марте 1937 г. простая русская женщина Анна Алексеевна Павлова, 1894 г. рождения, портниха из Санкт-Петербурга, получившая образование до 1917 г. в сиротском приюте, направила письма одинакового содержания Иосифу Сталину, в НКВД Ленинградской области и в германское консульство в Ленинграде. В результате последовал скорый арест, судебное разбирательство, закончившееся вынесением приговора, осудившего А. Павлову на десять лет лагерей. В декабре 1937 г. новое судебное разбирательство изменило приговор на смертную казнь. Приговор был приведен в исполнение 21 февраля 1938 г. Письмо Анны Павловой Сталину было обнаружено А.Я. Рузумовым в архиве КГБ и опубликовано в 9-м томе «Ленинградского мартиролога». Аутентичный текст письма воспроизведен в «Мартирологе». Письмо публикуется полностью.

«Секретарю ЦК ВКП(б) Сталину

Да неужели тебе не надоело, тиран русского народа, со своими паразитами коммунистами играть комедию?

Кричите на всех перекрестках, пишете, что весело живется только в СССР, больше нигде.

За рубежом: голод, холод, нищенство, а что делается у тебя под носом, ты ничего не видишь. Ты выйди из святых стен Кремля; да посмотри, до чего довел народ бедный, ходят как тени загробные от твоей весёлой жизни: оборванные, разутые, голодные и холодные.

Пишете, что в Германии снизили зарплату рабочим, мол, на что им хватит этой зарплаты при существующей дороговизне, а на что хватает нам зарплаты, что ты нам беднякам платишь, только у других все видите, а у себя ничего не видите, если им и снизили зарплату, то получали все, что заработали, а мы заработаем 30 р. 15 р. отдай на блядовство феодалам коммунистам. Ирод ты проклятый, ведь ты весь народ поработил, хуже чем на барщине сейчас русскому бедняку живется, всех обратили в рабов-батраков и заставляете на себя паразиты-бандиты работать. Кричите, что наша мол единая коммун. партия ВКП(б), что Вы (Б) лучшего названия себе придумать и не могли, за то все поотъелись на народной крови, ходите как борова отъевши(еся) йоркширской породы, от нечего делать занялись блядовством, переблядовались и других заставляете, а кто не блядует, тому нет житья.

Уж Вы с пьяных глаз не знаете, чего Вам еще выкинуть, чем бы помучить народ.

Пишете, что в фашистской Италии, на женщину смотрят, как на существо низшего порядка, а как Вы смотрите на женщину, в особенности твои паразиты враги народа Русского. Ты дал им власть на местах, что хотят то и творят. Вот я себя в пример возьму. С 1930 г. я лишилась площади, потому что моей сестры муж работал на военном заводе, я все время жила с сестрой. Наша квар[тира] была в Ленинграде на Сергиевской ул. (Ленинград наша родина) в 1918 г. завод эвакуировался, сперва в Нижний, потом в Москву, я проживала вместе с ними (на) ст(анции)Подлипки завод № 8 за Москвой. Сестры муж паразит коммунист, прожив с ней 13 л[ет] развёлся, перешёл на другую работу, ему дали помещение, а нам пришлось освободить помещение з(аво)да т. к. мы не имели никакого права жить на территории з-да, вернулись в Лен-д обратно и с 1930 г. не можем получить площадь. Прошли все инстанции в Лен-де. Писали в Москву на неправильные действия. Ни один паразит-бандит не пошел навстречу. Почему: очень ясно:

1) я русская. 2) не могу дать взятку, т. к. у нас в свободной стране без взяток ничего не делается 3) площадь есть для русских только за 2000 р. и дороже. 4) площадь есть: жидам, кавказцам и русским, кто продал душу свою чорту. 5) Или иди блядовать с коммунистами, иначе площади нет.

На все просьбы: ответ один, площади без денег нет, площадь для демобилизованных и для 25 т[ысячников], или жди кто умрет.

Это защита русской одинокой женщины в СССР. Такого безпутства и наглости ни в одной стране не встретишь, я ни одной страны не знаю, где так мучают народ как в СССР.

Кричите, что народная власть. Я дочь народа. Отец мой Николаевский солдат, а разве я могу приветствовать такую бандитскую власть когда с 1930 г. с меня все жилы вытянули, высчитывают на ком. строит. по 5–6–7 руб. в месяц, а площадь не дают. На заем и другие общества подписывайся, а кто не подписывается со свету сживают, путевок ни в дом отдыха, ни в санаторию не дают. Вот моя сестра паразитка раз была замужем за коммунистом. Благодаря ее замужества хулиганского, что ее пожалела, да с ней вместе поехала с родины в Москву сижу без площади. Я ее заела из-за этого. Но ее в пример поставлю, тоже мучается как и я, но только она уже вся разбитая нервно, врачи не лечат, говорят, нужно санаторное лечение. В 1936 г. не подписалась на заём, потому что правление не идёт навстречу в получении площади за это ее не посылают в санаторию, а строит. сбор ежемесячно 6–7–8 р. высчитывают, где же справедливость. Это называется в СССР все делается добровольно, насилия нет, а это не насилие над человеком сиди голодной раздевши; не говоря о лечении, а Вам отдай, сними последние штаны.

Вот я и дожила до ручки, осталась юбка да спец-халат, свалиться и останешься в чем мать родила. Вот сейчас работница шьет. Платье стоит 50 р. две части правлению, 1 часть работнице, а ей дан хулиганский план 750 р., да разве это не барщина, не издевательство над личностью, сколько же ей надо выработать, а кто не вырабатывает у тех душу всю вытягивают, мол, почему один вырабатывает, а ты не можешь. Очень просто Бог лес не ровнял, а людей и подавно, вот твоя рожа рябая, а у другого нет, так и в плане.

Ты со своим хулиганским Стах(ановским) движением перемутил весь народ, сделал народ зверем, один другого поедом ест, тебе это на руку, но не беспокойся – возмездие всегда бывает, лопнешь и ты от народной крови. Кричите, что Пятаков и др. враги народа. Да Вы и есть единые враги русского народа, изверги, иезуиты, вампиры народные, а тех что расстреляли есть мученики правды. Ты думаешь один ты умен как поп Семен, а все дураки ничего не понимают, не думай люди терпят из-за своих близких; у кого мать, отец, дети муж жена, а у меня никого вот и пишу, не думай, что так все довольны Вашим хулиганским распорядком, но всем приходится молчать и приветствовать Вас паразитов, ублюдков, душегубов народа. За что за спиной штык и плеть кавказская. Ты только вспомни, сколько замучил народу, подожди, будешь подыхать, все тобою замученные обступят тебя и дашь ответ перед Богом за свои злодеяния, что бы твои бандиты ни натворили, всегда отвечает их атаман, т. к. даешь им на местах творить всякие беззакония. Еще в 1930 г. будучи на ст. Мытищи, когда работала в суде, видела сколько ты гнал эшелонов набитых так сказать кулаками. Летом жара; дети, мужчины женщины все точно скот забиты в вагоны меня жуть брала, думаю и других кто видел эти картины, а сколько еще не видели замученных тобою людей. Это называется в своб(одной) стране, слово скажешь в застенок на пытку. Настали времена Бирона и Потёмкина, читая раньше эти книги, как-то не верилось, неужели были такие изверги людского мучения, а теперь сама дожила до счастливого времени. Дом смерти на Литейном. Крестьян разогнал, все разбрелись по городам, а основным жителям жить негде, а еще пишете, что троцкисты хотели разогнать колхозы. Да крестьяне перекрестились бы, что их избавили бы от барщины, разве это не издевательство над крестьянином, он не может распорядиться своим хозяйством, понабили в каждый колхоз этих паразитов коммунистов, а батраки их обрабатывай – это только может поступать так единая справедливая ВКП(б).

Работая в суде заставляли посещать политкружок, роздали политграмоту на 8–9 стр. картина, как безработный в Германии сидит с женой в углу стоит кухон. стол и 7 лин. лампа, а я трудящаяся да так же живу [вычеркнуты несколько слов] 2е лиц ютятся в углу на проходе мимо ходят все, пол ходит ходуном, потолок достаёшь рукой, воздуху мало, а в особенности сестре нервно больной, иди работать всегда не выспавши, не отдохнувши, выполняй план хулиганский, крысы по тебе бегают, да к этой весёлой жизни разувши и раздевши, сядешь есть, так этот ком. ребенок на горшок. Не поймёшь что ешь хлеб или из горшка и такая жизнь с 1930 г. Какой же может быть человек здоровым, где же Ваша культурная жизнь, о которой пишете, в театр забыла как и дверь открывается, живешь как лешак. Нет чорт, твою пусть душу возьмет кровопийца проклятый, тебя родного отца забить со своим ЦК в угол на проход, где я живу, да посмотреть как бы ты пожил на этом месте. Заелись и забыли, чем щи хлебали, где ты со своим ЦК был до смерти Ленина, выглядывали чья возьмет, а потом появился как диавол и замучил вес народ кричишь, что ты в конституции дал все народу. Да чего ты нам мог дать, мы больше имели от батюшки царя. Ты отнял нашу родину, закон справедливости наших отцов, веру в человечество, честь и совесть, сделал из порядочных людей ворами хулиганами убийцами, будучи сам убийцей. Дать ничего ты нам не мог, это все наше было т. к. ты сам пришелец со своими бандитами-каторжниками забрал в свои руки все и издеваешься над народом.

Дураки будут те страны, которые у себя сделают революцию, неужели еще не научились на наших страданиях, что значит свобода. Верно подметил Андрэ Жид, что у народа ничего своего нет, что велят то и говорят, твоя конституция есть настоящая проституция, ни больше ни меньше. Ты мучаешь народ, а Вас паразитов ублюдков разит Господь. По очереди дохнут твои ублюдки, издохнет бандит сейчас вывешиваете флаги, комедианты проклятые.

Кирова убили, за одного ублюдка сколько пролито крови и разорено семейств, а кричите, что гнев народа народ требует смерти.

Врете, бандиты, кровопийцы, это Ваши слова, а не народа. Народу этого не надо, народу нужна здоровая сытая жизнь и культурная, а это твои слова, что бы удержаться у власти.

Все равно, рано или поздно под женю тебя поддадут и всех твоих холуёв. Чуть что за границей заговорят, сейчас процесс, знаю Вашу комедию комедианты проклятущия – не даром больше 17 лет работала в суде, все Ваши подходы изучила. Теперь тобою еще не учтены одни сортиры и там не висят твои портреты, а то твоей рожей завешены все дыры. Теперь повесить в сортир и будешь следить, сколько каждый сходит, тогда все будет на учете, наверное это забыли.

Пишете, что фашисты ни в розницу, а оптом распродают родину, а Вы нашу русскую родину по клочьям разорвали, и нам ничего не осталось. Ты только ублаготворяешь штыки да коммунистов, одним словом собрал банду вокруг себя, всем все дал, а народ бедный в кабалу закрепостил, хуже в тысячу раз чем было в крепостное право, а поэтому заткните свои грязные глотки, не суйте нос в чужие страны, где правят господа, Вам хамам далеко до них, сидите-ка лучше на своем вонючем коммунистическом навозе. Ваша коммуна, кому да, кому нет.

Мне лично от Вас бандитов ничего не надо я требую что бы меня этапом отправили в одну из фашистских стран, где бы я могла остаток своей жизни отдать на пользу господам, а Вам бандитам больше работать не хочу. Вы от меня отняли, молодость, здоровье своей проклятой революцией. Ушли лучшие годы молодости, не жила как человек и устала жить в такой бандитской стране. Почему при царе жилось хорошо и сыто, я получала 15 р., была одета, обута и сыта, понятие не имела как ходит побираться с получки до получки, день поешь, а 2 дня так живи, это – свободная страна. В театр ходили чуть ли не каждый день, а теперь [с] 1930 г. ни разу в театр не ходила все от веселой жизни. Все проклятия народа лягут не только на тебя, а и на твоих выблядков от тебя рожденных, дети отвечают за грехи родителей.

Я знаю, меня не направите этапом к господам. Я требую себе расстрела и с радостью умру, чтобы глаза не видели этой нищенской жизни. Заранее предупреждаю – расстреливайте сразу, т. к. на Ваших каналах куда Вы ссылаете народ (без насилья как кричите) я работать не буду, на месте убьете, а я палец о палец не ударю для бандитов. Народ живет не для себя, а живет для коммунистических ублюдков-паразитов. Может быть, Ленин был бы жив, не мучил бы русский народ, а может бы сам попал в оппозицию или – его бы по-кавказски придушили в Кремле.

8/III А. Павлова

Мой адрес: Ленинград,

Мойка д. 10 кв. 35 Павлова А.А.»

Мученица правды. Дело портнихи Анны Павловой // Ленинградский мартиролог, 1937–1938. Книга памяти жертв политических репрессий. Т. 9. Март-апрель 1938 года / Отв. ред. А.Я. Разумов. СПб.: Российская национальная б-ка, 2009. С. 666–682.

3.2.22. Перепись января 1937 г. и курс ВКП(б) на массовость террора

Один из самых решительных и смертоносных ударов сталинский режим нанес по верующим. Повод к этому дала перепись населения в январе 1937 г., известная тем, что насчитала в СССР 162 млн жителей, тогда как по прогнозам ожидалось 180 млн. Такой разрыв – из-за избыточных смертей и недостатка рождений – был следствием коллективизации, голодомора и репрессий.

В перепись, по настоянию Сталина, был внесен вопрос о религиозных убеждениях. Диктатор желал убедиться, что народ сломлен, что отречение от Бога стало нормой в СССР, как трубили сами безбожники, объявляя «религиозные предрассудки» уделом отдельных отсталых стариков и старух. Что религиозная нравственность, преданность святыне веры, совесть давно забыты, и из народа можно лепить все, что придет на ум вождю.

В инструкции к заполнению переписного листа особо разъяснялось в отношении пятого пункта (религия) – «Ответ на этот вопрос заполнять только для лиц 16 лет и старше. Речь в этом вопросе идет не о вероисповедании, к которому опрашиваемый или его родители причислялись официально в прошлое время. Если опрашиваемый считает себя неверующим, записывать «неверующий». Если опрашиваемый считает себя верующим, записывать «верующий», а для верующих, придерживающихся какого-то определенного вероучения, записывать название религии». Так что перепись должна была выявить, сколько взрослых людей сознательно считают себя верующими.

Местами счетчики столкнулись с организованным отказом отвечать на этот вопрос. Но, к удивлению Сталина и его сотрудников, 44 % населения старше 15 лет заявили, что они христиане (в том числе 42 % – православные), 13 % признали себя сторонниками других религий, преимущественно мусульманами. То есть, из 97 521 000 опрошенных 55 278 000 (56,7 %) заявили о себе как о людях верующих в Бога. Неверующими себя назвало меньшинство – 43,3 %. Такое открытое признание веры после многих лет кровавых гонений было актом гражданского мужества – ведь опрос не был анонимным, ответы заносились представителем власти в личный переписной лист, с именем и адресом каждого. 31 298 человек открыто определили свой род занятий как «служитель культа».

Массовость положительного ответа на вопрос об отношении к вере говорит не только о распространенности «религиозных убеждений». В конкретной ситуации большевицкой России она ясно свидетельствует о том, что сила веры была у большинства людей в момент переписи столь интенсивной, что они предпочли лучше впасть вместе с семьями в страшные лапы палачей богоборческой власти, нежели прогневать Бога отступничеством от веры. Перепись января 1937 г. дает уникальный в мировой истории факт одновременного массового исповедничества десятков миллионов людей разных вер и национальностей, дает свидетельство несломленности народного духа после бесконечных репрессий и человекоубийств, чинимых большевиками. Не забудем, что к тому времени жесточайшие гонения на верующих и самая наглая богоборческая пропаганда продолжалась уже почти двадцать лет.

Более того, можно предположить, что сознательно верующих людей в 1937 г. было существенно больше, чем в 1917 г., – иначе бы революция не произошла, призывы ниспровергателей законной власти не были бы услышаны народом. Потерявший остроту нравственного зрения в предреволюционные и революционные годы и потому польстившийся на посулы революционеров народ России, после двух десятилетий почти непрерывных страданий, прозрел духовно. Тоталитарная диктатура раздробила российское общество, уничтожила в нём любые содружества и организации, но она еще не смогла подавить возгоревшийся дух людей, и те в одиночку или на семейном совете делали воистину судьбоносный выбор между отречением от Бога и, следовательно, в религиозной системе координат, вечной гибелью, и исповедничеством своей веры и, как результат, почти неизбежными страданиями и даже смертью от рук безбожников – большевиков. И 55 миллионов граждан России не испугались застенков и плахи. Это – потрясающий факт.

Большевики были поражены. Сталин приказал итоги переписи скрыть, а ее организаторов расстрелять как вредителей. 20 мая 1937 г. Маленков направил Сталину записку с предложением окончательно разобраться с Церковью. 26 мая Сталин разослал записку Маленкова членам Политбюро – Андрееву, Жданову, Ворошилову, Кагановичу, Калинину, Косиору, Микояну, Молотову, Петровскому, Постышеву, Чубарю и Эйхе. 2 июля 1937 г. Политбюро единогласно принимает решение о проведении широких репрессий в захваченной коммунистами России. Подобно тому, как нацисты желали «окончательно решить еврейский вопрос», коммунисты окончательно решали вопрос религиозный. Политбюро ЦК принимает решение уничтожить верующих физически, особенно верующих организованных – то есть религиозный «актив». Не забудем, что «двадцатки» активно верующих, на которых по закону 1929 г. строилась местная жизнь религиозных общин, составляли до 600 тыс. человек (в «двадцатках» состояло и более чем по 20 человек, на Украине по закону минимум 50).

По данным Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте Российской Федерации, среди православного духовенства было в 1937 г. арестовано 136 900 человек, из них убито – 85 300; в 1938 г. арестовано 28 300, из них убито 21 500; в 1939 г. арестовано 1500, убито – 900; в 1940 г. арестовано 5100, убито 1100; в 1941 г. – арестовано 4000, убито – 1918.

В названное число жертв входили не только священнослужители, но и члены семей духовенства, активные члены приходских общин из среды мирян, а также представители немногочисленного обновленческого клира. Доля православного духовенства и монашества составляет среди этих жертв не менее 70 % (в 1914 г. общее число духовенства и монашества – 141 757). Политика коммунистического режима этого периода вполне подходит под определение религиозного геноцида. Духовенство уничтожалось целыми епархиями. Так, 21 сентября 1937 г. был убит митрополит Нижегородский Евгений (Зёрнов) и с ним целый собор священников, монахов и активных мирян его диоцеза, 14 января 1938 г. Архиепископ Самарский Александр (Трапицын) и с ним восемь священников Самарской епархии, 23 ноября – архиепископ Калужский Августин (Беляев) и с ним священники, монахи и миряне его епархии. Примеры можно брать почти из каждого дня с июля 1937 по конец 1938 г. Причем уничтожались лучшие – самые нравственные, ответственные, честные и мужественные, дорожившие святыней веры и правдой пред Богом более, чем своей жизнью и жизнью детей. Это был страшный отбор. После убийства многих сотен тысяч лучших сынов и дочерей России народный дух резко деградировал, нравственность безнадежно упала.

Одновременно закрывались храмы – от существовавших на территории России, захваченной большевиками, в 1928 г. 25 000 православных храмов к 1939 г. осталось 1277. В Москве из 500 существовавших до революции храмов к 1 января 1930 г. осталось 224, а через 2 г. – 87. В самый беспросветный для русской Церкви момент к ней были присоединены в 1939–1940 гг. 1744 православных прихода в Западной Украине, Белоруссии и Прибалтике, ряд знаменитых действующих монастырей – Почаевская лавра, Псково-Печерский монастырь, Пюхтицкая обитель в Эстонии, виленский Свято-Духов монастырь.

Репрессии против православного духовенства продолжались и после 1941 г., хотя и в меньшем масштабе. Преследованиям подверглись и мусульмане: из 12 000 существовавших до революции мечетей более 10 000 было закрыто, мулл приравнивали к кулакам и репрессировали. В Бурятии и в Калмыкии, а заодно и в «народных» Монголии и Туве практически полностью было уничтожено буддийское монашество.

Мнение исследователя:

«Если отданные под склады или разрушенные храмы можно было в обозримой перспективе восстановить или отстроить заново, то более сотни архиереев, десятки тысяч священнослужителей и сотни тысяч православных мирян были расстреляны, и эта утрата была незаменима и невосполнима. Последствия этих гонений сказываются и по сию пору. Массовое уничтожение святителей, просвещенных и ревностных пастырей, подвижников благочестия понизило нравственный уровень общества. Из народа была выбрана соль, что поставило его в угрожающее положение разложения». – Иером. Дамаскин (Орловский). Палачи и мученики // Гражданин. 2004. № 3 (9), май-июнь С. 80–81.

Но, не ограничиваясь церковными активистами, удар сталинского террора был направлен против «проявившего духовную непокорность» населения в целом. Простые граждане были подвержены опасности с трех сторон: их арестовывали за так называемые бытовые преступления – «хищение социалистической собственности», «прогулы», за антисоветские разговоры и анекдоты, а также по разнарядке за любые мнимые преступления и «просто» как представителей «социально опасных элементов» – представителей культурных сословий старой России, в прошлом зажиточных торговцев, богатых земледельцев, земских и иных общественных деятелей. В это время были убиты и бывший начальник корпуса жандармов генерал Джунковский, и председатель II Думы Головин, и давно находившийся на покое старец митрополит Серафим Чичагов, и видный земский деятель князь Дмитрий Шаховской и многие иные, до 1937 г. чудом уцелевшие. Сталин вознамерился «выбить дурь из народа», поставить своих подданных на колени, а тех, кто не хочет на колени, – тех в расстрельный ров.

Замечание ответственного редактора:

Историки до сих пор не пришли к общему знаменателю относительно причин того, что Роберт Конквест назвал «Большим Террором». А.И. Солженицын вообще не признает 1937–1938 гг. как пик террора. Магическое слово «37 год» кочевало в основном в мемуарах и в сознании «партийной элиты», чьи семьи попали под сталинский топор в это время. Все же 1937 год необходимо выделить в истории террора как время, когда Сталин полностью подчинил себе партию и мог уничтожить всю партийную верхушку с помощью госбезопасности. Эта новая пирамида власти: Сталин – госбезопасность – партаппарат – весь остальной народ – оставалась действенной до 1953 г.

Пик репрессий пришелся на период с августа 1937 по ноябрь 1938 г. Террор нарастал постепенно с 1928 г., усилился после убийства Кирова – но недостаточно, по мнению Сталина, заявившего, что Ягода отстает на 4 года. Сталин его сместил и осенью 1936 г. назначил наркомом внутренних дел Н.И. Ежова, ведавшего до того комиссией по чистке партии. 30 июля 1937 г. Ежов подписал приказ № 00447 о начале массовой репрессивной операции «против остатков враждебных классов». За неполные два года, 1937 и 1938, по официальным данным было арестовано 1 575 259 человек и расстреляно 681 692. Нормы подлежащих аресту спускались местным органам НКВД в плановом порядке, и основную тяжесть репрессий несли простые рабочие, крестьяне и служащие.

Особую группу, достигавшую четверти миллиона человек, составили жертвы так называемых «национальных списков». Корейцы, поляки, латыши, финны, немцы, румыны, китайцы и представители многих иных народов, которые имели свои национальные государства, обвинялись в шпионаже в пользу исторической родины, арестовывались и убивались. Массовый террор в отношении поляков регулировался специальным приказом НКВД № 00485 от 11 августа 1937 г. Во исполнение этого приказа были убиты около 110 тыс. поляков, проживавших в СССР. Это были типичные акты массового геноцида, проведенные большевиками до «Хрустальной ночи» и начала массового уничтожения евреев нацистами.

Погибшие были жертвами не только расстрельных норм, спущенных сверху, но в большой мере и инициативы снизу. Донос, особенно на свое начальство, на соседей по квартире или сослуживцев, сделался для многих средством продвижения по службе или получения жилплощади. Преступный пример на вершине власти находил многочисленных подражателей, и ложных доносов в НКВД посыпалось столько, что чекистам трудно было их разобрать. Кроме того, от каждого арестованного требовали «назвать сообщников». Людей жестоко пытали, если они не «раскалывались». Нередко на их глазах садистически пытали их жен и даже маленьких детей. И те, кто не выдерживали пыток или страданий своих близких (а таких, естественно, было подавляющее большинство), оклеветывали массу невинных людей – своих родственников, друзей, сослуживцев, случайных знакомых – только бы прекратить пытки. И так раскручивался маховик массовых арестов. Застенки НКВД, тюрьмы были переполнены, несмотря на уничтожение множества подследственных и осужденных.

С первого по последний день Большого Террора Сталин полностью контролировал ситуацию. После полутора лет беспримерного по своей массовости уничтожения людей вождь вдруг объявил очередное «головокружение от успехов». Большой Террор был прекращен в один день постановлением ЦК и СНК «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», утвержденном на Политбюро 17 ноября 1938 г. Во всех «перегибах» был обвинен Ежов, а новым наркомом в ноябре 1938 г. назначен Л.П. Берия. Он объявил ограниченную амнистию, смягчил лагерный режим, увеличил пайки и ввел в «органах» бюрократическую рутину. Ежов и его команда были убиты в феврале 1940 г. Ягоду и его людей расстреляли еще при Ежове.

Братские могилы после ежовщины остались под каждым городом: кладбище Донского монастыря в Москве, Бутово и «Коммунарка» под Москвой, Ковалево, Левашево, Ржевский полигон под Петербургом, Куропаты под Минском, 12-й километр под Екатеринбургом, шахты под Челябинском, Каштачная гора в Томске и множество других. У многих погибших и вовсе нет могил. В Краснодаре в здании НКВД стояла мясорубка, которая молола трупы расстрелянных и спускала их в канализацию. При немецкой оккупации ее показывали иностранным журналистам, и о ней прекрасно знала вся русская эмиграция. О подобных же «труподробильных» машинах и о находках массы измельченных человеческих останков имеются свидетельства из Свято-Екатерининского монастыря под Москвой (Сухановская тюрьма) и Новоспасского монастыря в Москве, превращенных в застенки НКВД. Есть фотография подобной машины, которой пользовались немцы под Винницей при захоронении останков советских солдат. Возможно, это был «трофейный» экземпляр, позаимствованный из местного отдела НКВД.

Историческая справка

По свидетельству Николая Владимировича Палибина, екатеринодарская мясорубка была жутким орудием лишения жизни, а не средством утилизации мертвых тел: «В Екатеринодаре в последнее время такие «дела» были упорядочены и даже механизированы. Там осужденного вызывали в приличную комнату, где стоял один стол небольшого размера. Чекист, сидящий за ним, объявлял своей жертве, что приговор вошел в законную силу, а поэтому через полчаса он будет «физически уничтожен». Затем он указывал ему на небольшой коридорчик, через который была видна другая, светлая комната с окнами без решеток. Там стоял стол с письменными принадлежностями.

Чекист разъяснял осужденному, что тот может пройти к столу и написать письмо и все, что он пожелает, или просто посидеть и подумать наедине. Невольно человека тянули эти окна без решеток и возможность опуститься на стул после страшных услышанных им слов. Он вступал в коридор, пол под ним проваливался, и он падал в бездну, на дне которой была мясорубка. Она дробила, ломала и резала его на куски, и вода выносила остатки в Кубань. Когда во время Второй мировой войны Красная армия оставила район и его заняли немцы, они обнаружили эти комнаты и открыли их для публичного осмотра. (Перед отступлением Красная армия заминировала все главные здания и сооружения Екатеринодара. Мины были соединены проводами с электростанцией. Инженер станции по приказу чекиста, который неотлучно находился при нем, должен был включить рубильник в надлежащий момент. Приказ был отдан. Рубильник включен. Мгновенно весь свет в городе погас, но взрыва не последовало. Чекист понял, что это «измена», выхватил револьвер и выпустил в инженера все семь пуль. Спасти его не удалось: он умер. К стыду моему, я забыл фамилию этого человека, отдавшего жизнь для спасения города и людей. По национальности он был армянин. Уцелела от взрыва и описанная мною комната с мясорубкой)». – Н.В. Палибин. Записки советского адвоката. 20-е – 30-е годы. Всероссийская мемуарная библиотека. Серия «Наше недавнее». Вып. 9. Париж: YMCA-Press, 1988. С. 129–130.

Н.В. Палибин – до революции присяжный поверенный Московской судебной палаты. В годы Первой мировой войны – поручик 2-й Гренадерской артиллерийской бригады. В августе 1918 г. вступил в Добровольческую армию. Уехать из СССР не смог и жил по подложным документам на имя Лопатина. С 1923 г. – член коллегии защитников Кубанской области. В 1935 «вычищен» и лишен возможности работать адвокатом. В годы Второй мировой войны после занятия немцами Северного Кавказа стал бургомистром Майкопа. Отступил вместе с германской армией, после войны жил в США, где и умер в 1974 г. Мемуары закончил в 1955 г.

Даже в советском посольстве в Париже имелись пыточные камеры, где работники ОГПУ истязали и убивали похищенных во Франции людей. Об этом еще в 1940 г. рассказывал в интервью Вальтер Кривицкий. Когда немцы, после нападения на СССР, опечатали здание посольства, оно было обследовано сотрудниками управления разведки и контрразведки Верховного главнокомандования Вермахта. В июле 1941 г. начальник управления – адмирал Канарис представил секретный доклад об осмотре здания советского посольства в Париже (PAAA, Handakten Ritter 29, Rußland, 20.7.1941). Согласно докладу, «один боковой флигель советского посольства был оборудован под центр ГПУ с приспособлениями для пыток, экзекуций и для устранения трупов». В докладе высказывалось предположение, «что в свое время здесь были устранены и тела некоторых из тех белых русских генералов, которые несколько лет назад таинственным образом исчезли в Париже».

Историческая справка

Место массового убийства людей в Карелии – Сандармох:

«К 1937 г. места расстрелов заключенных и трудпоселенцев Белбалткомбината (ББК) постепенно отдалялись от Медвежьей Горы. Расстреливали обычно в лесу вдоль Повенецкого тракта… С началом репрессивной операции в 1937 г. расстреливать возили за 16 километров… Медвежьегорская (Медвежьегорско-БелБалтлаговская) опербригада для проведения массовых расстрелов была создана в августе 1937 г. – всего около 30 человек из 3-го отдела ББК, включая некоторых бывших заключенных и даже заключенных с неотбытым сроком. Одни отвечали за подготовительные работы в лесу (рытье ям, костры), другие за вывод обреченных из камер изолятора и связывание веревками, третьи – за конвоирование, четвертые – за приведение приговоров в исполнение. Еще были шоферы и проводники служебных собак. У всех отобрали дополнительные подписки об обеспечении строжайшей секретности. В распоряжении опербригады были две грузовые машины для перевозки заключенных к месту расстрела (трёхтонки, видимо, ЗИС-5) и одна легковая. Приговоры в Медвежьей Горе в это время чаще других приводили в исполнение начальник 5-го отделения (по борьбе с побегами) И. А. Бондаренко и зам. начальника 3-го отдела А.Ф. Шондыш. На легковой машине обычно ездил старший из начальников, принимающих участие в расстрелах. Спецработы шли за дополнительную оплату, от 180 рублей за лесные работы, до 240 рублей шоферам и конвоирам. Исполнители приговоров, видимо, получали больше…

В число обычных средств, которые использовались в Медвежьей Горе для операций по приведению приговоров в исполнение, входили верёвки для связывания, веревочные петли и тряпки (полотенца) – для придушивания или удушения сопротивлявшихся или кричавших. Избивали руками, ногами, оружием, чем придётся. При Бондаренко всегда находилась, в виде «личного холодного оружия», – железная трость длиной около метра, толщиной около сантиметра, остроконечная с одного конца и с молотком и топориком с другого, нечто вроде ледоруба, эту трость подарили Бондаренке при открытии Туломской ГРЭС, которая строилась руками заключенных, на трости была памятная надпись «Тулома».

А.Р. Матвеев (зам. начальника АХУ) привнес в обычную процедуру ленинградский опыт. По его указанию и эскизу были изготовлены две березовые круглые дубинки, длиной 42 см, толщиной 7 см и ручкой длиной 12 см. Эти дубинки в Медвежьей Горе называли «колотушками», «вальками», «деревянными палками» и использовали для «успокоения», «усмирения» связываемых или уже связанных заключенных при малейшем поводе и без повода. Крикнул – удар, задал вопрос – удар, повернулся – удар. Колотушками наносили удары по голове, плечам, в грудь, живот, по коленям. От удара по голове двухкилограммовой колотушкой человек чаще всего терял сознание. Голову разбивали до крови, иногда проламывали черепную коробку и убивали. Еще страшнее были удары железными тростями (по образцу первой была изготовлена вторая – граненая, остроконечная с одного конца, с приваренным молотком с другого). От удара железной тростью молоток или лезвие топорика входили в тело, легко перебивались ключицы. Особым приёмом стало протыкание тела острым концом трости.

Колотушки и трости использовались в изоляторе, по пути от изолятора в лес (конвою на каждой грузовой машине выдавалось по колотушке и трости) и, наконец, у расстрельной ямы.

Почему избивали заключенных? Избивали от страха, от боязни бунта, нападения и побега. В большинстве своем изнеможенные заключенные не могли оказывать серьезного сопротивления. Тем более женщины, старики и больные (двоих из Соловков доставили в парализованном состоянии). Но отчаянные смельчаки всегда найдутся, кто-то из соловчан в первый же день расстрелов смог освободиться от веревок в машине, напасть на конвоира и нанести рану при помощи утаенного ножа. Избивали, потому что была установка: бить врага на каждом шагу, применение «мер физического воздействия» разрешил ЦК ВКП(б). Избивали, потому что входили в раж, находясь в неврастеническом состоянии. Ведь каждый раз предстояло убивать десятки и сотни людей, которым даже не объявляли о бессудном приговоре. В предчувствии смерти обреченные требовали прокурора, заявляли о пытках и лживых обвинениях во время следствия, обзывали палачей гитлеровцами. Наконец, избивали («глушили кадров») просто, чтобы к могильным ямам привезти тех, кто был жив, «чуть тепленькими». Так, в Москве для доставки на Бутовский полигон использовали автозаки с заглушками, пуская газ в кузов, а в Петрозаводске применяли «галстуки» – то есть удавки, придушивали петлей на шее. В общем, при приведении приговоров в исполнение не всегда уже было необходимо расстреливать.

В изоляторе ББК можно было разместить 200–300 или более человек для подготовки к расстрелу. Процедуру хорошо отработали. Основные действия совершались в трех помещениях: комнате опроса и «установления самоличностей» (она же «комната вязки рук», вероятно – канцелярия изолятора), «комнате вязки ног» и в «ожидальне».

Из дежурной комнаты изолятора вызывали заключенного с вещами, спрашивали о профессии и говорили, что ведут на осмотр врачебной комиссии. Так легче было успокоить, раздеть и осмотреть человека. В «комнате вязки рук» за столом сидели начальники операции и задавали обычные вопросы по «установочным данным». После сверки данных опрашивающий произносил условную фразу: «На этап годен». Тут же двое хватали заключенного за руки и резко выворачивали их назад. Третий немедленно начинал жестко связывать руки. Поскольку никакой медосмотр и этап не предполагал выкручивания и связывания рук, люди кричали не только от боли, но и просили объяснений, спрашивали: «Зачем вяжете?». Сидящий за столом доставал колотушку, просил подвести заключенного поближе и со всей силы ударял по голове. В случае крика один из чекистов хватал заключенного за горло и душил до прекращения крика. В случае попыток сопротивления при связывании на заключенного набрасывались все, кто был в комнате, и избивали до потери сознания чем попало. Забитых насмерть выносили в уборную (разбитые головы обвязывали тряпками). В этой же «комнате вязки рук» отбирались деньги, часы, другие ценные вещи и складывались в ящик начальственного стола. Затем заключенного выводили или тащили в следующую комнату. Здесь снимали оставшуюся верхнюю одежду, то есть раздевали до нижнего белья, и связывали ноги. Ноги связывались, очевидно, настолько, чтобы можно было делать крохотные шажки. Подготовленных таким образом усаживали или укладывали в «ожидальне». Когда набиралось 50–60 человек, конвоиры начинали грузить (носить на плечах) в кузов каждой грузовой машины по 25–30 человек. В кузове были скамейки, но усаживали на них редко – на тряской ухабистой дороге связанным сидеть было трудно, они сползали, что крайне раздражало конвоиров. Обычно в кузове всех укладывали. В каждую машину усаживался конвой – по четыре человека и проводник с собакой. Перед выездом заключенным демонстрировали колотушки и железные трости для острастки. Хотя обычно они молчали даже при избиениях, кто от потери сознания, кто от страха. Караван из грузовых и замыкавшей их легковой машины выезжал из ворот изолятора. Никого из заключенных не имели права вернуть обратно в изолятор.

Команда, работавшая в лесу, загодя выкапывала большие глубокие ямы в легком песчаном грунте. Подле ям разводили костры – для обогрева конвоя и освещения места в ночное время. Приезжали машины, их подавали к ямам.

Расстреливали непосредственно в яме. В ямах работали Матвеев, Алафер, Бондаренко и Шондыш. «Культурное» объяснение Матвеевым процедуры расстрела выглядит так: «В указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера в арестованного стреляли». Но так можно было бы поступить со здоровыми и загипнотизированными людьми. На деле было не так. Заключенных подносили или подтаскивали к яме. В это время не все из них даже подавали признаки жизни. Тех, кто казался еще бодрым или что-то говорил, били по голове колотушкой. Особо ненавистных избивали чем попало и сколько хватало сил. Подавали на дно ямы. Там укладывали половчее и стреляли в упор в голову.

По завершении расстрелов машины отправлялись обратно. И так за ночь делали несколько рейсов. С последним рейсом отвозили убитых в изоляторе. Женщин возили отдельно (иногда или часто – на легковой машине). К четырем утра операцию заканчивали.

Вещи расстрелянных хранились без всякого учета в кладовой изолятора, оттуда вывозились на чердак опердивизиона и в кладовую 5-го отделения, которым руководил Бондаренко. Из вещей, оставшихся после расстрела соловчан, были сшиты два пальто и особые тужурки, в которых начальственные участники операции ездили на расстрелы… Весной 1938 г. начались аресты сотрудников 3-го отдела ББК, через год в Ленинграде арестовали Матвеева. Произвели учет вещей расстрелянных и отметили – нерасхищенное: чей-то микроскоп, чью-то готовальню, чью-то гармонь, чьи-то шинели, чьи-то ситцевые дамские платья, чей-то детский пиджачок…; выданное сотрудникам 5-го отделения (где хранились вещи): костюм, брюки, джемперы, шапки, сапоги, платье, патефон, бильярд…; сданное в финотдел ББК НКВД: деньги, кольца жёлтого и белого металла, зубы и коронки желтого и белого металла, икону, образок, кресты, царские монеты…

Это место, в 16 километрах от бывшего изолятора, близ старого песчаного карьера на 19-м километре дороги Медвежьегорск – Повенец, нашла 1 июля 1997 г. совместная карельско-петербургская экспедиция общества «Мемориал». По просадкам почвы насчитали на поверхности более 200 ям размытых прямоугольных очертаний. Две ямы вскрыли до обнаружения останков расстрелянных. Место назвали по близкому урочищу: Сандармох.

В сентябре 1997 г. под надзором прокуратуры были полностью вскрыты еще три ямы. На глубине более двух метров находились останки расстрелянных, расположенные упорядоченно в несколько слоев. В одной яме насчитали 36 человек, в другой – 85… Нашли также пистолетные гильзы и пули, несколько предметов обихода. Не все черепа имели пулевые отверстия.

Началась история мемориального кладбища «Сандармох» – бывшего места расстрелов тысяч жителей Карелии, заключенных и трудпоселенцев Белбалтлага. Каждый год 5 августа, в очередную годовщину начала сталинской репрессивной операции, здесь проходят Дни памяти». – А.Я. Разумов. Скорбный путь Соловецких этапов. Продолжение поиска // Ленинградский мартиролог, 1937–1938. Книга памяти жертв политических репрессий. Т.8. Январь-февраль 1938 года. СПб., 2008. С. 659–663.

Данные НКВД рисуют картину террора за «контрреволюционные преступления» по пятилетиям:

Всего по официальным данным в 1929–1953 гг. по обвинению в контрреволюционных делах было расстреляно 883 тыс. человек. Сюда не входят осужденные по другим, не контрреволюционным делам, и расстрелы без формального осуждения, такие как при «разгрузке» лагерей в 1937/38 г.: их числится около 300 тыс. Кроме того, были расстрелы при эвакуации тюрем перед приходом немцев в 1941 г., расстрелы на фронте во время войны, превышавшие 100 тыс., и потери при депортации целых народов в военные годы, достигавшие сотен тысяч. Реально число убитых большевиками после конца Гражданской войны намного превышает 1,3 млн.

По данным, представленным в 1991 г. в Верховный Совет РСФСР органами прокуратуры и МВД, суммарное число жертв сталинских репрессий составило 50 114 267 человек: сюда входят арестованные и отпущенные, осужденные к тюремным и лагерным срокам, раскулаченные, сосланные, выселенные и расстрелянные. Цифра в 50 млн включает повторные аресты одних и тех же лиц, и в этом смысле она преувеличена. С другой стороны, в нее не входят жертвы голода. Приблизительно можно сказать, что 1 из 6 человек, живших в сталинское время в СССР, от репрессий пострадал. От 18 до 20 млн прошли через лагеря ГУЛАГа (сюда входят осужденные по всем статьям – осужденных по контрреволюционным статьям, с их длинными сроками, значительно меньше). Более 7 млн было сослано или выслано. Особую группу жертв режима составляют военнопленные периода 1941–1945 гг. Например, из 292 тыс. учтенных НКВД пленных немцев и их союзников только к 1 апреля 1943 г. погибло 172 тыс. человек, о поляках и японцах речь идет ниже.

Мнение историка:

«К настоящему времени полностью доказано, что массовые операции 1937–1938 гг. (так же как и большая часть иных волн репрессий во время правления Сталина), были тщательно подготовлены и осуществлялись по инструкциям из Москвы. Репрессии, проводившиеся по почину Сталина, могут казаться произвольными и хаотичными, но изучение архивных материалов убеждает в том, что это был отлично организованный террор. Аресты, выселения, заключение в ГУЛАГ и казни планировались точно так же, как показатели промышленного производства и сооружение новых заводов. Исследования последних пятнадцати лет позволили нам значительно ясней увидеть в сталинском терроре серию в высшей степени централизованных и организованных действий». – Oleg Khlevniuk. The Stalinist Police State // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. Vol. 11, N 3 (Summer 2010). P. 641–642.

Террор 1937–1938 гг., ставший известным как ежовщина, оставил в народе инерцию страха, определившую психическое состояние страны на многие десятилетия. Лучшим памятником этому времени навсегда останется написанный в те годы «Реквием» Анны Ахматовой – поэма «под тюремной стеной» – «Муж в могиле, сын в тюрьме – помолитесь обо мне»:

Звезды смерти стояли над нами И безвинная корчилась Русь Под кровавыми сапогами И под шинами черных марусь.

Литература:

Академия наук СССР. Всесоюзная перепись населения 1937 г. Краткие итоги. М., 1991.

Всесоюзная перепись населения. Общие итоги. Сборник документов и материалов. М.: РОССПЭН, 2007.

ГУЛАГ: Экономика принудительного труда / Под ред. Л.И. Бородкина, П. Грегори, О.В. Хлевнюка. М.: РОССПЭН, 2009.

Массовые репрессии в Алтайском крае 1937–1938 гг. Приказ № 00447. М.: РОССПЭН, 2010.

Репрессии против поляков и польских граждан. М.: Звенья, 1997.

Сталинизм в советской провинции. 1937–1938 гг. Массовая операция на основе приказа № 00447 / Сост. М. Юнге и др. М.: РОССПЭН, 2010.

А.И. Кокурин, Н.В. Петров. ГУЛАГ, 1917–1960. М.: Материк, 2000.

А.Н. Яковлев. По мощам и елей. М.: Евразия, 1995.

Й. Баберовски. Красный террор. История сталинизма. М.: РОССПЭН, 2007.

Е. Дундович, Ф. Гори. Итальянцы в сталинских лагерях. М.: РОССПЭН, 2009.

М. Юнге, Р. Биннер. Как террор стал «Большим»: секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М.: АИРО-ХХ, 2003.

О. Лейбович и др. «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг. М.: РОССПЭН, 2009.

Stalin’s Terror: High Politics and Mass Repression in the Soviet Union / Eds. B. McLoughlin, K. McDermott. Basingstoke: Palgrave, 2003.

3.2.23. Смена Сталиным коммунистической элиты в 1937–1938 гг.

В 1936–1938 гг. Сталин свел счеты с внутрипартийной оппозицией точно так же, как сами «партийцы» сводили счеты с народами России. Поднявшие меч сами гибли от меча, вернее, от пули в затылок или от истязаний в пыточных «мясорубках». Большевики пожирали друг друга, как «пауки в банке». Якорем, на котором держалась вся цепь московских процессов «над ленинской гвардией», служили реальное обращение Рютина 1932 г. и загадочное убийство Кирова 1934 г.

«Первый московский процесс» состоялся в августе 1936 г. На нем были присуждены к смерти Зиновьев, Каменев и еще 14 обвиняемых. На «Втором московском процессе» в январе 1937 г. были присужден к смерти Г.Л. Пятаков, осуждены на разные сроки К.Б. Радек, Г.Я. Сокольников и еще 13 человек. На «Третьем московском процессе» в марте 1938 г. были присуждены к смерти Н.И. Бухарин, А.И. Рыков и др.

После трех лет в заключении был убит в лагере и главный деятель НЭПа Сокольников. Прежде чем его арестовать, Сталин пригласил его к себе на ужин и подарил ему дачу. Решив расстрелять Бухарина («человека слишком мягкого»), с которым не раз проводил отпуск, Сталин его заверил, что в этом нет ничего «лично против него».

13 июня 1937 г. был опубликован приказ наркома обороны о суде над группой высших военачальников – М.Н. Тухачевским, И.Э. Якиром, И.П. Уборевичем и четырьмя другими. Суд был закрытым, и все они были расстреляны. Как позже выяснилось, основанием послужило обвинение в сотрудничестве с органами безопасности нацистской Германии. Этим процессом начался разгром командного состава Красной армии, продолжавшийся с лета 1937 до 1941 г.

О.Ф. Сувениров. Трагедия РККА. М.: Терра, 1998. С. 315.

Как следует из таблицы, командармов 1-го и 2-го ранга, флагманов флота 1-го и 2-го ранга, а также командиров корпусов было уничтожено более 100 % по отношению к численности 1936 г., т. е. уничтожались даже вновь произведенные в эти звания за указанный период. Все это привело к колоссальному подрыву потенциала РККА, и так уже основательно ослабленному репрессиями 1920-х – нач. 1930-х гг. в отношении бывших офицеров Русской армии, не говоря уже о страшных потерях Гражданской войны за счет павших в боях с большевиками и эмигрировавших за границу офицеров.

Историческая справка

Михаил Николаевич Тухачевский (4.2.1893, имение Александровское Дорогобужского уезда Смоленской губ. – 11.6.1937.) происходил из дворян Смоленской губернии. В 1914 г. окончил Александровское военное училище и был выпущен из него в лейб-гвардии Семёновский полк. Участвовал в Мировой войне, в 1915 г. попал в плен, бежал в Швейцарию, откуда вернулся в Россию уже накануне октябрьского переворота. До этого времени Тухачевский не был ни революционером, ни вообще «левым». Но с юности его одолевала жажда власти и славы. «В тридцать лет я или буду генералом, или застрелюсь!» – говорил он при выпуске из училища. Французский офицер, бывший с ним в плену, вспоминал, что голова Тухачевского была забита ницшеанскими идеями. Не сочувствуя целям революции, саму революцию он ждал, смутно надеясь, что она приведет его к высотам власти. Оценив перспективы сторон в разворачивающейся Гражданской войне, принял решение примкнуть к большевикам и вступил в 1918 г. в их партию.

Сначала он занимал в Красной армии скромную должность – был военным комиссаром обороны Московского района. Но благодаря покровительству Куйбышева (в то время начальника всех политотделов Красной армии) неожиданно был назначен командармом на Восточный фронт. Вскоре Куйбышев попал в опалу за бездарную сдачу Самары; теперь уже Тухачевский помог ему, укрыв от гнева Троцкого на посту политкомиссара своей армии. Тухачевский командовал 1-й армией Восточного фронта (июнь 1918 – начало 1919) в Среднем Поволжье, 8-й армией Южного фронта (январь – март 1919), 5-й армией Восточного фронта (апрель – ноябрь 1919).

В 1918 г. Тухачевский был разгромлен отрядом В.О. Каппеля под Сызранью, а в январе-марте 1919 г. войсками генерала А.И. Деникина в Донецком бассейне. В этих двух поражениях Тухачевского численное превосходство его войск было подавляющим. На Восточном фронте наступление, организованное Тухачевским против войск адмирала Колчака, оказалось удачным. За Гражданскую войну был награжден двумя орденами Боевого Красного Знамени (1919, 1921) и Почетным революционным оружием (1919). В 1920 г. командовал войсками Западного фронта, брошенными на Польшу, и потерпел полное поражение: поляки взяли у Тухачевского 66 тыс. пленных, более 330 орудий, тысячу пулеметов.

Вместе с Антоновым-Овсеенко Тухачевский руководил в 1921 г. подавлением Тамбовского крестьянского восстания. Семьи доведенных до отчаяния крестьян поголовно, вместе с грудными детьми, отправлялись в качестве заложников в концентрационные лагеря. Там их держали за колючей проволокой на голой земле. Жители тамбовских деревень расстреливались за родство с восставшими, за укрывательство членов их семей, за недоносительство и за отказ назвать свое имя. 20 июня 1921 г. в распоряжение Тухачевского были направлены из Москвы 2 тыс. химических снарядов и пять интернациональных команд (латыши, китайцы). В результате только близ села Пахотный Угол отравляющими газами было убито 7 тыс. человек. Крестьян-заложников, которые две недели закапывали трупы своих близких, тоже расстреляли и закопали в общей могиле. Тухачевский вместе с Троцким руководил и подавлением Кронштадтского восстания в марте 1921 г. В Ораниенбауме полк красноармейцев отказался выступить против кронштадтских матросов; тогда каждый пятый в полку был расстрелян.

После Гражданской войны Тухачевский занимал в Красной армии высшие командные посты: был начальником вооружений, начальником Военной академии и Штаба РККА, заместителем наркома обороны СССР. С 1934 г. – кандидат в члены ЦК ВКП(б). Он разрабатывал стратегию Красной армии в будущей войне, определял ход военного строительства в СССР в предвоенные десятилетия, руководил механизацией армии. Тухачевский был арестован 22 мая 1937 г. Оклеветал на допросах более 130 человек бывших сослуживцев и подчиненных. Убит 11 июня 1937 г.

Оценки военно-технической деятельности Тухачевского остаются противоречивыми и спорными, но бесспорно то, что он – один из палачей русского народа, творцов агрессивной внешней политики СССР и активнейший деятель большевицкой власти в решающие 1920–1930-е гг.

Историческая справка

Иона Эммануилович Якир родился 3 августа 1896 г. в Кишиневе в семье провизора. Во время Мировой войны недоучившийся студент, чтобы избежать мобилизации, устроился токарем на военный завод в Одессе. После февральской революции вступил в партию большевиков, и уже в декабре 1917 г. избран в члены Бессарабского совета, губпарткома и ревкома. Весной и летом 1918 г. командовал батальоном китайцев-интернационалистов. С июня 1918 г. – комиссар бригады Воронежской дивизии, затем комиссар 2-й Курской дивизии. За два года проделал путь от студента-недоучки до командарма. Якир выпустил на Дону директиву о «процентном уничтожении мужского населения». Документально подтверждены и личные зверства Якира. При нем пленных офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок, третьих опускали по очереди в котел с кипятком и в море, а потом бросали в топку.

В 1919 г. он возглавил 45-ю стрелковую дивизию, с которой «успокаивал» крестьянские восстания. В 1920-м командовал Фастовской, Злочевской и Львовской группами войск Юго-Западного фронта. От регулярной польской армии остатки войск Якира спаслись бегством. В 1921–1924-м Якир был командующим войсками Крымского и Киевского военных районов. С ноября 1925 по май 1937 г. командовал войсками Украинского (позже Киевского) военного округа. Кандидат (13.7.1930–26.1.1934) и член (10.2.1934–1.06.1937) ЦК ВКП(б), член Военного совета при НКО СССР (1936–1937). На совести Якира организованный коммунистами голод на Украине, унесший жизни миллионов людей. Якир участвовал в репрессиях. Его резолюции были всегда безжалостны: выгнать из партии, судить и расстрелять. 28 мая 1937 г. был арестован, а 11 июня расстрелян во дворе Лубянской тюрьмы.

Не все репрессированные погибли – генералы К.К. Рокоссовский, А.В. Горбатов, А.И. Тодорский вышли из заключения в начале войны и отличились в 1941–1945 гг. Репрессии затронули не только высший командный состав. Уволено из армии и флота было 43 тыс. командиров и политработников, из них более 10 тыс. арестовано. Большинство арестованных погибло, значительное число уволенных и выживших позже вернулось в строй.

Историческая справка

К заключенным командирам РККА применялись зверские пытки.

«Били, действительно, по любимому выражению будущего министра госбезопасности СССР В.С. Абакумова, «смертным боем». Комдиву (будущему маршалу) К.К. Рокоссовскому во время пыток выбили девять зубов, сломали три ребра, отбили молотком пальцы ног. Одному из первостроителей РККА, командующему войсками МВО Н.И. Муралову отпилили сначала одну ногу, а потом другую. На допросы его возили после этого в коляске. Свидетельствует бывший следователь НКВД В.М. Казакевич: «Я лично видел в коридоре тюрьмы, как вели с допроса арестованного, избитого до такой степени, что его надзиратели не вели, а несли. Я спросил у кого-то из следователей: кто этот арестованный. Мне ответили, комкор Ковтюх, которого Серафимович описал в романе «Железный поток» под фамилией Кожух»…». – О.Ф. Сувениров. Трагедия РККА. М.: Терра, 1998. С. 211. Следует заметить, что по приказанию самого Муралова бессудно расстреливали в Москве офицеров и юнкеров в ноябре 1917 г., а отряды Ковтюха, проходя во время Гражданской войны «железным потоком», грабили и убивали без суда казаков-таманцев, насиловали казачек, сжигали станицы и разрушали храмы.

В исторической публицистике не раз ставился вопрос: а был ли заговор Тухачевского? По-видимому, Тухачевский «бонапартом» не был, но Сталин исходил из того, что бонапартизм в истории был, успех генерала Франко в Испании был у него перед глазами, и Сталин действовал на всякий случай. Это не значит, что военных заговоров против Сталина вообще не было. Но многие документы этих лет еще не рассекречены.

Удар, нанесенный Сталиным по Красной армии, был колоссальным. Уровень слушателей и преподавателей военных академий пал ниже всякого мыслимого уровня. Более половины слушателей (50,6 %) имели неполное среднее, а то и низшее образование. Выпускник Академии им. Фрунзе в 1939 г. сделал в боевом приказе 92 грамматические и технические ошибки, а в день Красной армии 23 февраля 1939 г. со статьей «Армия передовой военной науки» в центральном печатном органе Наркомата обороны смог выступить лишь капитан, т. к. все высшие офицеры были на это попросту неспособны.

Мнение ученого:

Русские офицеры в эмиграции с горечью наблюдали за кровавой чисткой РККА. Выдающийся русский военный мыслитель Евгений Эдуардович Месснер, последний начальник штаба Корниловской ударной дивизии и Георгиевский кавалер, в 1938 г. писал: «Военная история полна имен людей, прославившихся победами над вражескими армиями. Иные вошли в Историю потому, что дали врагу разгромить свою армию. Сталин войдет в Историю как человек, разгромивший собственную армию. Подвиг, единственный в своем роде… Увольнение, ссылки, расстрелы разредили командный состав, как не разрежает кровопролитнейшее сражение. Красная Армия стала сейчас действительно красной от залившей ее крови. Ее силы подорваны, ее дух надломлен… Всю эту мерзость внес, в и без того нездоровую жизнь армии, Сталин. Он не только убил людей, он убил святейшее в каждой армии: веру в себя и веру в своих, властность и послушность, духовную единость и целостность. Вот результат кровавого для армии 1937 года». – Е.Э. Месснер. Души в кандалах // Военная мысль в изгнании. М.: Русский путь, 1999. С. 267–268.

О командирах Красной армии он же говорил: «Это не значит, что эти недоучившиеся – плохие солдаты; это не значит, что красные командиры не храбры, не обладают волею, не знают свое ремесло. Это не значит, что Красная армия не может воевать. Это значит, что она не может воевать «малой кровью»… Офицерство знающее, и – это самое важное – офицерство интеллигентное проливает кровь бережно, как искусный хирург, офицерство же неинтеллигентное «пущает кровь» без меры, как цирюльник. Инженер, не нашедший правильного решения в сложном случае, кооператор, не осмысливший сделки в закупке или продаже, причиняют лишь денежный убыток. Офицер же с недостаточно развитой способностью быстро и находчиво мыслить, льет бесцельно, а, следовательно, преступно человеческую кровь – кровь своих солдат или кровь вражеских. Это одинаково позорно с точки зрения военного искусства. Красная армия, пока она будет руководиться нынешним офицерством, будет армией кровавых боев – может быть победа, может быть поражение, но, во всяком случае, кровавые». – Е.Э. Месснер. Полуинтеллигентное офицерство // Хочешь мира – победи мятежевойну! Творческое наследие Е.Э. Месснера. М.: Русский путь, 2005.

С делегатами XVII «съезда победителей» Сталин расправился постепенно. Как позже поведал Хрущев, к 1939 г.: из 1966 делегатов 1108 было расстреляно; из 139 избранных на съезде в ЦК 98 было расстреляно. Иначе говоря, голосовало против Сталина 24 %, а убито было – «с запасом» – 56–70 %. Расстрелы партийной элиты велись под непосредственным наблюдением Политбюро. В архивах сохранилось 383 «расстрельных списка», одобренных Сталиным и его сообщниками – Молотовым, Кагановичем и др. Они включают 44,5 тыс. имен, некоторые из них озаглавлены «жены врагов народа», «дети врагов народа». На списках Сталин своей рукой делал пометки и замечания, словно бы он с сорока тысячами своих жертв был лично знаком. Возможная оппозиция в партийном аппарате была полностью подавлена.

Убивали или мучили в застенках не только самих «врагов», но и их близких. 20 мая 1938 г. специальный приказ НКВД требовал устрожения режима в детских домах для детей казненных родителей. Многих из них, как, например, Юрия Каменева (сына Льва Каменева) по достижении 16, а то и 14 лет, убивали. Юрий Каменев был убит 30 января 1938 г.

В 1937–1938 гг. по приказу Сталина и с согласия Димитрова и Исполкома Коминтерна были убиты или заморены в лагерях многие видные деятели Коминтерна, в том числе и иностранного происхождения.

Истребив большевицкое руководство, делавшее Октябрьскую революцию, Сталин ликвидировал и исполнителей террора – Ягоду и Ежова и почти все первоначальное руководство ГУЛАГа. Из 20 человек высшего начальства НКВД, вступивших в партию еще в царское время, все были расстреляны. Из 20, вступивших в партию после революции, расстреляно было 15. Всесильные палачи НКВД шли на плаху так же покорно, как и другие партийцы. Мелкие начальники сами превратились в заключенных.

При этом следствие полагалось на «чистосердечное признание» обвиняемых в самых фантастических, невозможных преступлениях. Такая практика была «теоретически обоснована» Вышинским: враги народа настолько коварны, что никаких улик не оставляют, потому признание – единственно возможное доказательство. Признания добывались угрозами, ложными обещаниями, внушением и пытками. Кто-то хотел уберечь своих родных, кто-то тщетно надеялся сохранить себе жизнь, кто-то не выдерживал избиений. Старые большевики считали, что, оговаривая себя самым невероятным образом (японский шпион, готовивший убийство Ленина, немецкий агент в 10-летнем возрасте) и идя на смерть, они служат делу партии. Этой теме был посвящен нашумевший роман Артура Кестлера «Тьма в полдень» («Ноль и бесконечность» в русском переводе). В реальной жизни Зиновьев писал Сталину: «Я знаю, что и физическое мое существование во всяком случае кончается <… > В моей душе горит одно желание: доказать Вам, что я больше не враг».

Документ

Троцкий в 1924 г. изложил «Символ веры» большевика: «Никто из нас не может и не хочет быть правым против своей партии. Партия в последнем счете всегда права. <…> Правым можно быть только с партией и через партию, ибо других путей для реализации правоты история не создала. Если партия выносит решение, которое тот или другой из нас считает несправедливым, то он говорит: справедливо или несправедливо, но это моя партия и я несу последствия ее решений до конца».

Тем не менее, было немало случаев, когда оговорившие себя под пытками на допросах, потом на суде от своих показаний отказывались и жаловались Сталину на приемы НКВД. Но это их от расстрела не спасало. Чтобы не доводить дело до отказа от признаний, многих убивали и без суда, часто еще во время следствия – скручивая колесом и ломая позвоночник (т. н. «коза») или добивая табуретками. К услугам нагана прибегали далеко не всегда. Некоторые садисты-следователи растягивали убийство тех, кого было приказано «ликвидировать» без суда и следственного дела, на многие месяцы. Особенно мстили тем сотрудникам НКВД, которые жаловались начальству о пыточном кошмаре, творимом в застенках (такие наивные правдолюбцы изредка находились). Тела убитых никогда не выдавали родственникам, а везли на «помойку» – так на жаргоне НКВД назывались рвы, в которые бросались тела замученных. Порой вместе с трупами закапывали и еще живых – разбираться было некогда.

Свидетельство очевидца

Один из чудом уцелевших «советских начальников», многие недели проведший в пыточных камерах в 1937–1938 гг., пишет: «Жутко было думать, что свидетелями моего последнего вздоха будут не те, кому я дорог, и даже не товарищи по камере, а эти страшные садисты, темные души которых насыщаются и не могут насытиться непрестанными человеческими муками, эти вампиры, на совести каждого из коих, если не сотни и тысячи, то десятки убийств, которыми они друг перед другом хвастают даже в присутствии пытаемых ими заключенных (которые, будучи обреченными, никому не смогут рассказать). Это были как бы уже не люди, а лишь имеющие облик людей какие-то подземные чудовища, специально выплодившиеся для этого ужасного подземелья, несравненно более страшные и отвратительные, нежели черти, какими я представлял их себе когда-то. Эти чудовища ставили некогда сильных, храбрых, воинственных и высокопоставленных людей в такое положение, что они предпочитали смерть страданиям, так они были жестоки и нестерпимы. Их почти никто не выдерживал и почти каждый становился на путь самооклеветания, обрекая себя, и губил других людей, часто близких и родных… Чем более меня мучили, тем сильнее становилась моя ненависть к палачам, к клеветникам, к сатанинской власти, развязывающей силы зла, таящиеся в людях, и поощряющей их, и ко всем тем, кто считает эту власть своей, кто ее любит и служит ей не за страх, и не ради куска хлеба, а искренно, «за совесть», продав ей свою душу». – Д. Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. С. 76–77.

А.Н. Яковлев на основании тщательного изучения архивов ЦК Компартии и НКВД – КГБ делает вывод: «С конца двадцатых до начала шестидесятых годов главными идеологами и руководителями тотального человекоубийства, кроме Сталина, являлись Молотов, Каганович, Берия, Ворошилов, Жданов, Маленков, Микоян, Хрущев, Андреев, Косиор, Суслов, Ягода, Ежов, Абакумов, Вышинский, Ульрих» («Сумерки». С. 218). Эти имена должен знать каждый.

Свидетельство очевидца

Наблюдая из эмиграции за сталинскими судилищами и оценивая поведение на них большевицких вождей, нередко оговаривавших как себя, так и своих былых товарищей по партии, применяя при этом такие выражения, как «растленные псы», «подонки рода человеческого» и т. п., Иван Лукьянович Солоневич писал:

«Повторяю еще раз: я ни в коей степени не протестую против расстрела «растленных псов» – туда им и дорога. Но все-таки зрелище этой скорпионской резни носит какой-то подавляюще отвратительный характер. От этого зрелища становится стыдно за человека, если считать человеками всех этих скорпионов. Вчерашние товарищи, пусть даже и фанатики, люди, которые, казалось бы, должны быть спаяны десятилетиями совместной работы по насаждению мирового социалистического рая и по объединению пролетариев всех стран, режут друг друга без никаких. Это отрадное явление, но не могу сказать, чтобы оно было очень эстетичным.

Для того чтобы понять это явление во всей его глубине, попробуем представить себе, что генерал А.И. Деникин устроил бы что-нибудь подобное по отношению к генералу П.Н. Врангелю или адмирал А.В. Колчак – по отношению к генералу Н.Н. Юденичу. Если вы хотя бы на одну минуту попробуете представить себе такую комбинацию, вам сразу же станет ясной некоторая моральная разница между белогвардейцами и пролетариями всех стран: в среде белогвардейцев такие вещи невозможны абсолютно. Ни при каком усилии воображения мы не можем представить себе генерала А.И. Деникина, посылающего на расстрел генерала П.Н. Врангеля (у П.Н. Врангеля и А.И. Деникина в 1919–1920 гг. были очень плохие взаимоотношения. – Отв. ред.), и ни при каком усилии воображения мы не можем представить себе адмирала Колчака, публично признающего себя «растленным псом». Это просто-напросто есть вещь невозможная ни с какой стороны. На нашей, на белогвардейской стороне, при всех наших нансеновских прелестях есть все-таки честь, и есть все-таки совесть. Там ничего этого нет. Там могут зарезать и жену, и сына, и товарища, даже и не поперхнувшись. Это есть мир подчеловеков. Ибо в наше человеческое понимание входят напрочь отсутствующие в скорпионской банке чувства любви, преданности, дружбы и прочего. В скорпионской банке ничего этого нет. И одному скорпиону ничего не стоит послать на казнь своего двадцатилетнего товарища – скорпиона. Ни малейших зацепок в совести. Никаких моральных задерживающих центров». – И.Л. Солоневич. «Россия и революция». М.: ФондИВ, 2007. С. 75–76.

Литература:

В. Хаустов, Л. Самуэльсон. Сталин, НКВД и репрессии, 1936–1938 гг. М.: РОССПЭН, 2008.

Н. Петров, М. Янсен. «Сталинский питомец» – Николай Ежов. М.: РОССПЭН, 2008.

3.2.24. Русское общество в СССР в 1930-е гг

Сталинский социализм в корне отличался от всего, что было в окружающем СССР мире. Главное: введена государственная собственность на все средства производства. С марксистской точки зрения это означало, что нет больше антагонистических классов, следовательно, нет и «эксплуатации человека человеком». Эксплуатация человека государством не в счет, так как государство теперь «свое». Благодаря государственной монополии:

1) Упразднена безработица – самый массовый бич капиталистического мира того времени. На государственное предприятие примут столько рабочих, сколько надо.

2) Упразднен рынок капитала – нет больше ни биржи, ни подъемов и спадов экономической конъюнктуры. После биржевого краха в октябре 1929 г., вызвавшего многолетний и повсеместный экономический кризис, это представлялось существенным.

3) Достигнуто довольно равномерное распределение доходов, практически бесплатно предоставляется жилье, медицинское обслуживание, образование. Высока социальная подвижность населения: «молодым везде у нас дорога».

Но цена этих достижений немалая.

1) Низкий жизненный уровень. Постоянный дефицит всего, ограниченный ассортимент и низкое качество товаров – результат упразднения рыночных отношений.

2) Беззащитность человека перед аппаратом насилия. Повальное отчуждение собственности могло быть достигнуто только насилием, и осталось необходимым для сохранения строя.

3) «Активная несвобода». Мало быть изолированным от внешнего мира и знать только официальную пропаганду, каждый сам ее обязан вести, чтобы показать свою «сознательность».

Повседневный быт при сталинском социализме был убогим и изнурительным. Постоянная нехватка всего требовала непрерывно выискивать, где, когда и что «дают» и выстраиваться в очередь, зачастую на долгие часы. Даже во второй половине 1930-х гг. нередки случаи, когда надо было становиться в очередь за хлебом в 2 часа ночи, чтобы получить его после 6 утра. Советский человек значительную часть своей жизни выстаивал в очередях. Особенно тяжелой была нагрузка на женщину. Заработная плата вполне сознательно была так занижена, что на одну зарплату мужа семью было прокормить невозможно, и женщина должна была наниматься на работу. Но вдобавок к работе она должна была и готовить, и белье вручную стирать, и с детьми быть. Согласно сводкам НКВД, весной 1939 г. в Москве ежедневно утром 30–40 тыс. человек стояло в очередях. Полки магазинов большую часть времени стояли пустыми, охладительного оборудования не было, когда завозили скоропортящиеся продукты, их сходу и отпускали. Чтобы справиться с наплывом людей из очереди, магазины использовали разные приемы: давали только ограниченное количество в одни руки, соблюдали очередность: скажем, пока все масло не закончилось, сахар не выдают, или пока материя с одного рулона не продана, рулон другого сорта не открывают. Таким образом, покупателю приходилось брать, что дают, а не выбирать. Расфасовки и упаковки было мало, предпочитали отпускать товар «в тару покупателя».

Свидетельство очевидца

Бежавший из «социалистического рая» за границу Иван Лукьянович Солоневич в изданной сразу же после побега книге «Россия в концлагере» красочно описывает обычную советскую действительность тех лет.

«Я вспоминаю газетные заметки о том, с каким «энтузиазмом» приветствовал пролетариат эту самую карточную систему в России; «энтузиазм» извлекался из самых, казалось бы, безнадежных источников… Но карточная система сорганизована был действительно остроумно.

Мы все трое – на советской работе и все трое имеем карточки. Но моя карточка прикреплена к распределителю у Земляного Вала, карточка жены – к распределителю на Тверской и карточка сына – где-то у Разгуляя. Это – раз. Второе: по карточке, кроме хлеба, получаю еще и сахар по 800 гр. в месяц. Талоны на остальные продукты имеют чисто отвлеченное значение и никого ни к чему не обязывают.

Так вот попробуйте на московских трамваях объехать все эти три кооператива, постоять в очереди у каждого из них и по меньшей мере в одном из трех получить ответ, что хлеб весь уже вышел, будет к вечеру или завтра. Говорят, что сахару нет. На днях будет. Эта операция повторяется раза три-четыре, пока в один прекрасный день вам говорят:

– Ну что ж вы вчера не брали? Вчера сахар у нас был.

– А когда будет в следующий раз?

– Да все равно эти карточки уже аннулированы. Надо было вчера брать.

И все в порядке. Карточки у вас есть? – Есть.

Право на фунт сахара имеете? – Имеете.

А что сахару не получили – ваше дело. Не надо было зевать…

Я не помню случая, чтобы моих нервов и моего характера хватало больше чем на неделю такой волокиты. Я доказывал, что за время, ухлопанное на эту идиотскую возню, можно заработать в два раза больше денег, чем все эти паршивые, нищие советские объедки стоят на вольном рынке. Что для человека вообще и для мужчины в частности, ей-богу, менее позорно схватить кого-нибудь за горло, чем три часа стоять бараном в очереди и под конец получить издевательский шиш.

После вот этаких поездок приезжаешь домой в состоянии ярости и бешенства. Хочется по дороге набить морду какому-нибудь милиционеру, который приблизительно в такой же степени, как и я, виноват в этом раздувшемся на одну шестую часть земного шара кабаке, или устроить вооруженное восстание. Но так как бить морду милиционеру – явная бессмыслица, а для вооруженного восстания нужно иметь, по меньшей мере оружие, то оставалось прибегать к излюбленному оружию рабов – к жульничеству. Я с треском рвал карточки и шел в какой-нибудь «Инснаб»».

И.Л. Солоневич. Россия в концлагере. С. 26–27.

«Инснаб» – в те годы была система магазинов для иностранцев и партийных чиновников, в которых цены на товары первой необходимости были раз в 20 ниже рыночных, например, килограмм черной икры здесь стоил 22 рубля. Кто только мог, мыслимыми и немыслимыми способами находили возможность доставать оттуда все необходимое. Процветали жульничество и спекуляция.

Многих товаров, которые при НЭПе изготовлялись кустарями или продавались в частных хозяйственных магазинах – гвозди, корыта, инструмент, стройматериалы, – с наступлением «социализма» вообще нельзя было купить. Их можно было только украсть на производстве – вопреки закону от 7 августа 1932 г. Так советская власть сама создавала преступность, с которой потом боролась.

Измотанный помимо работы беготней в поисках где что дают и усталый от стояния в очередях, советский человек, приходя домой, не находил уединения. В 1930-е гг. огромное большинство квартир было превращено в коммунальные, где в каждой комнате жило по семье, а кухня и туалет были общие. Летом, когда печь на коммунальной кухне не топили, то еду варили на керосиновых «примусах»: у каждой хозяйки был свой. Зимой портящиеся продукты держали за окном. Городские жилотделы «уплотняли» квартиры и «подселяли» новых жильцов независимо от желаний старых. Совместная жизнь с чужими и часто совершенно несовместимыми людьми создавала почву для склок и конфликтов. Нагрузку на психику советского человека усугубляло непомерное потребление табака и алкоголя, которое, как очереди и коммуналки, было неотъемлемой чертой «советского образа жизни». Водка и папиросы глушили страх, а у многих и совесть. С ними и выживать и пропадать было легче.

Несмотря на запрет абортов, многие женщины продолжали пресекать свои беременности (часто с огромным вредом для здоровья), так как среди постоянных арестов далеко не каждая могла решиться создать семью и надеяться прокормить детей.

26 июня 1940 г. Президиум ВС СССР издал знаменитый указ «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». В реальности состоялось закрепощение рабочих и служащих, государственная эксплуатация которых достигла невиданных размеров. Лишь за 1940 г. за нарушения указа осудили более 2 млн человек. Выходных дней стало на двадцать в год меньше. А религию Сталин после Большого Террора считал уже не опасной – практически все ее активные носители были или уничтожены или запрятаны в лагеря и тюрьмы.

Как уже говорилось, узкий слой коммунистической элиты жил совершенно в иных условиях, с точки зрения простых тружеников – в раю. «Вожди» не знали очередей, не знали коммунальных квартир и не считали копейки. Но одно роднило их с нищими рабочими, крестьянами, учителями, врачами – страх за свою жизнь. В страхе Сталин уравнял всех – даже самого себя. Уничтожая миллионы россиян, диктатор безумно дрожал над своей жизнью, животно страшился покушения, отравы, бомбы из-за угла.

Литература:

M.Г. Меерович. Наказание жилищем: жилищная политика в СССР как средство управления людьми (1917–1937 гг.). М.: РОССПЭН, 2008.

L. Siegelbaum; A. Sokolov. Stalinism as a Way of Life: A Narrative in Documents. New Haven; L., 2004.

3.2.25. Буддисты в России при большевицком режиме

Октябрьский переворот 1917 г. и начавшаяся вслед за ним ломка российского общества, именовавшаяся строительством первого в мире социалистического государства, привели к тяжелым последствиям для народов, имевших достаточно развитую культуру. К их числу относились буряты и калмыки.

С конца 20-х гг. началась интенсивная насильственная атеизация. Под предлогом участия лам в антисоветских мятежах, что в какой-то степени действительно имело место, большевицкая власть на местах по приказу из центра стала закрывать, а затем и разрушать дацаны и хурулы, арестовывать лам, отправлять их в тюрьмы и лагеря, лишать сана. Ко времени завершения этой кампании, в 1939–1940 гг. значительная часть монастырей и храмов Бурятии и Калмыкии были разрушены. Сохранились здания лишь нескольких из них, да и то потому, что их можно было как-то использовать.

В главном храме Агинского дацана Бурятии разместили лечебницу для больных туберкулезом. В Цугольском дацане на реке Онон устроили склад оружия и боеприпасов на случай возможных военных действий у восточных границ СССР. Гусиноозерский дацан, в котором до революции 1917 г. находилась резиденция главы буддистов Бурятии, на полвека превратился в приют для овец в плохую погоду. В Калмыкии сохранилось здание только одного Хошеутовского хурула, построенного в честь участия калмыцких конных полков в Отечественной войне 1812 г. Троекратная попытка развалить храм тракторами не удалась, и его оставили в покое.

Имущество буддийских храмов (живопись, скульптуру, священные книги) в основном уничтожили, сжигали, ломали, частично же свезли в музеи. Многое пролежало в ящиках в неразобранном виде более полувека, но кое-что попало в экспозиции музеев (Музея истории религии и атеизма в Ленинграде, Музея Востока в Москве, Антирелигиозного музея в Улан-Удэ и т. п.). Значительное количество бронзовой скульптуры пошло на переплавку, кое-что было продано за границу. Несколько тысяч лам сразу оказались не просто без крыши над головой, но и лишенными своего предназначения – служить народу, облегчая тяготы его жизни, приобщать его к высоким духовным истинам. Лучшие из них попали в лагеря, отсидев по 15–20 лет. Многие там и погибли. Известны коллективные захоронения расстрелянных лам (например, Ламская падь под Хоринском). Те, кто уцелели, разошлись по своим селам. К концу 30-х гг. буддийская культура в Бурятии и Калмыкии официально перестала существовать. Считалось, что с религией покончено, какие-либо ее проявления назывались «пережитками» и жестко преследовались. Если что-то и сохранялось, то в обстановке полной секретности.

Судьба буддизма в Калмыкии оказалась еще трагичнее. На нее повлияли два события, случившиеся с калмыками в советское время. В Гражданскую войну часть их, воевавшая против большевиков в составе Белой армии, вместе с ее разгромленными остатками ушла в эмиграцию, сначала в Европу, откуда в 50-е гг. переселилась в Америку, сумев сохранить в Зарубежье лишь малую часть того буддийского наследия, что имела когда-то. Оставшихся в России калмыков постигла другая беда: в декабре 1943 г. по обвинению в пособничестве нацистам в период оккупации Калмыкии весь народ был депортирован в разные районы Сибири и Казахстана. Мало что уцелело во время этого трагического исхода целого народа, все осталось в брошенных в спешке домах. Но зато те немногие священные предметы, которые кто-то сумел взять с собой и сохранить во время ссылки (изображения богов, книги, четки), почитались как святые реликвии. Лам среди высланных не было. Еще до войны они были репрессированы и сидели в лагерях. Только буддийские молитвы, да и то про себя, а не вслух, и осознание того, что у них есть своя вера, пусть и раздавленная большевиками, поддерживали калмыков в изгнании.

Историческая справка

Лубсан Шараб Тепкин (1875–1951) – последний Лама калмыцкого народа. Слово «последний» вовсе не означает, что в Калмыкии больше нет лам. Разумеется, есть, но это ламы постсоветской России. А Л.Ш. Тепкин был последним в 20-х – начале 30-х гг., когда волна репрессий захлестнула буддийское общество Калмыкии, практически уничтожив лам как сословие и монастыри как очаги культуры и сохранения религиозной традиции. Лама калмыцкого народа – это титул главы калмыцкой буддийской общины, объединяющей все монастыри, всех лам и всех верующих мирян. Л.Ш. Тепкин был избран на этот пост в 1925 г. вскоре после того, как он вернулся из Тибета, где учился 11 лет. Он едва успел начать свою деятельность. В 1931 г. его и еще группу лам обвинили в антисоветской деятельности, срыве коллективизации, организации контрреволюционных восстаний, связи с белогвардейским центром и еще много в чем. Стоит ли говорить, что ничего такого он не совершал. Приговор – расстрел – был все-таки заменен ему и его «подельникам» разными годами ссылки в разных районах Сибири. Сам Тепкин попал в Казахстан, отделение концлагеря ОГПУ г. Акмолинска. Отбыв свой срок и узнав, что весь его народ сослан в Сибирь, остался там, где был. В Калмыкию ему уже не удалось вернуться, он умер в 1951 г.

В 1957 г., через 4 г. после смерти Сталина, калмыкам разрешили вернуться на родину, в Поволжье, вернулись из лагерей и некоторое число уцелевших лам. Однако построить хотя бы один буддийский храм или открыть молельный дом Правительство СССР калмыкам не разрешало вплоть до 1988 г. Старые ламы принимали у себя в домах верующих, выполняя по их просьбе некоторые обряды узкосемейного назначения, делали это тайно, стараясь не навлекать на себя гнев местных властей. Духовная травма, нанесенная депортацией, еще далеко не изжита калмыцким народом.

В 1944 г. Народная республика Тува (см. 3.1.18), уже давно являвшаяся, как и «народная» Монголия, марионеткой СССР, была просто включена в состав РСФСР как Тувинская автономная область. К началу 1940-х гг., еще до вхождения в состав СССР, в Туве уже были закрыты и разрушены все монастыри, деятельность лам признана «антинародной», не содействующей просвещению народных масс и не соответствующей духу времени. Ламы вернулись в свои родные кочевья, большинство ради спасения своей жизни сняли сан (т. е. отказались от своих священнических дел и убеждений) и стали, как и их предки, скотоводами. Уцелели и каким-то чудом держались 10 лам Верхнечаданского хурэ, которые жили в юртах и совершали для приходивших к ним людей религиозные обряды, но в 1960 г. разогнали и их. Попытки построить хотя бы одно хурэ в советское время успехом не увенчались.

3.2.26. Мусульмане в СССР в 1930-е гг

Период между 1928–1939 гг. характеризуется переходом большевиков к политике полного подавления ислама, систематического террора против служителей мусульманского культа, разрушения исламских институтов на всей территории СССР. Наступление на исламскую религию в РСФСР началось на несколько лет раньше, чем в Азербайджане и Средней Азии. Начиная с середины 1927 г. повсюду на мусульманских территориях, как в РСФСР, так и в «союзных республиках», усилилась антирелигиозная пропаганда, сопровождавшаяся гонениями на верующих, закрытием и разрушением мечетей и религиозных школ, национализацией вакуфных земель (т. е. земель, доход от которых идет на религиозные и благотворительные нужды мусульманской общины – уммы).

Так, например, если в 1930 г. в Башкирии было 2085 мечетей, то к 1934-му уцелело лишь 924, а к 1944 г. их было всего 12. В Кабардино-Балкарии и Адыгее к концу 1930-х гг. вообще не осталось мечетей. Здания мечетей или медресе превращали в клубы, склады, мастерские, фабрики, тюрьмы и т. д. Муллы, бывшие шариатские судьи и просто интеллектуалы, сведущие в традиционной литературе и богословии, в массовом порядке подвергались репрессиям (в ГУЛАГе их именовали «арабистами»). В Татарии в конце 1920–1930-х гг. было уничтожено до 30 000 улемов.

Важным орудием борьбы против ислама был отказ от традиционной арабской письменности, на которой написаны Коран и все письменное наследие мусульман. Вначале классический арабский шрифт был заменен «новометодной арабикой», а через несколько лет и вместо этого арабского алфавита была введена латиница в Азербайджане (1923), Татарии (1927), в Средней Азии (1929).

В 1930-х гг. происходит существенный поворот в культурной политике в сторону русификации мусульманских народов и «преодоления» культурных различий между ними и русскими. В ходе борьбы с пантюркизмом и усиления русификаторских тенденций мусульманские народы были переведены с латинской графики на кириллицу (1940). При этом одни и те же звуки в разных тюркских языках стали обозначаться различными кириллическими знаками, чтобы затруднить понимание узбекского или азербайджанского текста, например, татарами. В мусульманских республиках русский язык стал государственным наряду с местными языками, в программы среднего и высшего образования ввели обязательное изучение русского языка и литературы, была создана широкая сеть русских школ и русских групп в высших учебных заведениях. Три реформы алфавита, осуществленные в течение жизни одного поколения, имели крайне негативное воздействие на культуру мусульманских народов. Особенно болезненными реформы алфавита были для народов с развитой литературой – азербайджанцев, волжских татар, крымских татар, узбеков, таджиков.

Свидетельство очевидца

Знаток арабского и персидского языка, известный востоковед К.А. Антонова вспоминала: «Когда была в Ташкенте в 1983 г., я бродила по улицам заново отстроенного после землетрясения города… Я увидела ресторан, вся стена которого была покрыта белыми и голубыми изразцами, образующими многочисленные квадраты, в каждом из которых куфическим шрифтом белым по голубому фону были вписаны слова: Аллаху Акбар, то есть «Бог велик». Я не сразу сообразила, что архитектор, видимо, захотел воспроизвести старинный узбекский узор и скопировал то, что было изображено на стене Гур-Эмира или на одной из мечетей площади Регистан в Самарканде, не понимая, что перед ним не просто орнамент, а стилизованная письменность… Самое печальное, что узбеки в Ташкенте проходят мимо этой стены не видя, что перед ними не просто украшение, а слова Корана. Так далеко мы отделили их от всей прежней культуры». – «В России надо жить долго…»: Памяти К.А. Антоновой / Под ред. Л.Б. Алаева. М.: Вост. лит., 2010. С. 95.

Другим средством русификации была миграционная политика Центра. За 1926–1939 гг. на Урал и в азиатскую часть страны переселилось около 4,7 млн человек. Колонизационная волна в Среднюю Азию слагалась из двух потоков: добровольные переселенцы (в основном представители промышленных профессий, меньше – крестьяне); принудительные переселенцы – раскулаченные, ссыльные из уголовных и политических, спецпоселенцы – до и после Второй мировой войны в Среднюю Азию переселяли репрессированные народы: крымских татар, поволжских немцев, турок-месхетинцев, понтийских греков, чеченцев, корейцев и других. Если в Сибирь ссылали неблагонадежных индивидов, то в Среднюю Азию – провинившиеся народы. Большевики в этом вавилонском смешении культур и народов, не имевших прежде навыков совместного существования, видели мощное орудие русификации региона – русский с неизбежностью стал единственным языком «межнационального общения».

При этом и русская аккультурация проходила на очень низком уровне. Грамотно писать и говорить по-русски не могли в 1940-е гг. даже научные сотрудники местного происхождения среднеазиатских академий наук, европейских языков они не знали вовсе. Сказывалось полное уничтожение большевиками всей культурной элиты этих народов в два предшествовавших десятилетия.

3.2.27. Части былой России, свободные от коммунизма в 1930-е гг

Большевизм в России был частным (хотя и крайним) случаем увлечения авторитаризмом и тоталитаризмом. Демократии пали и в Польше, и в Прибалтике, чему содействовала незрелость демократических институтов молодых государств. В основе процессов отказа от демократии лежала новая, антихристианская идеология (отчасти – продукт национального романтизма), обожествлявшая нацию, в балтийских странах всерьез предлагали христианство в качестве государственной религии заменить язычеством. Национализм был направлен против большевизма, однако сам являл собой его ослабленное, но зеркальное отражение. Экономически отказ от демократии был вызван желанием защитить внутренний рынок, страдавший особенно в годы Великой депрессии (1929–1932).

Вместе с тем авторитарным режимам в Прибалтике и в Польше неизменно противостояла умеренная оппозиция, периодически выступавшая с публичными требованиями восстановления демократии. В Финляндии оппозиция предотвратила правый переворот, а левые социал-демократические круги обратила из политической преимущественно в социально ориентированную силу. Авторитарные правительства Польши, Эстонии и Латвии возглавляли популярные в народе лидеры; их деятельность была ответом на недовольство политикой мелких разрозненных партий. В отличие от Германии и СССР, авторитарные режимы в Польше и Прибалтике не привели к кровавым репрессиям. Но, сами того не желая, они мостили дорогу к коммунистической диктатуре, отучая народ от гражданской самоответственности и приучая к вере в вождя. Маршал Пилсудский, а после его смерти в 1935 г. генерал Эдвард Рыдз-Смиглый в Польше, Карлис Ульманис в Латвии, Константи Пятс в Эстонии, Атанас Сметона в Литве стали такими вождями своих стран, подменив нормальную демократию направляемой.

В отличие от Польши, население Финляндии и Прибалтики в первой половине ХХ в. было в основном однонациональным. Самой многонациональной была Латвия, где 12 % населения составляли русские, 3,5 % – немцы, 5 % – евреи, 3 % – поляки. В Финляндии компактно живущим нацменьшинством были шведы, населявшие район Турку (Або) и Аландские острова. Их статус определяло решение Лиги наций от 1921 г., по которому шведы пользовались широкой автономией, в том числе приоритетом шведского языка на населенной ими территории. В Литве самым крупным национальным меньшинством были евреи (8 %). Они были лояльны литовскому государству, и национальных трений между литовцами и евреями не возникало. Не было проблем в отношениях и с литовскими белорусами. Периодически возникали не очень значительные инциденты с немцами и русскими в периоды, когда Германия провоцировала отторжение Мемеля (Клайпеды), а СССР – вовлекала Литву в свой конфликт с Польшей. В первые годы независимости Литвы заметную роль играли претензии к полякам – главным образом – представителям земельной аристократии, которая в результате аграрной реформы лишилась своих экономических позиций, а также из-за спора о принадлежности Вильнюса, преимущественно населенного поляками, но считавшегося исторической столицей Литвы. В марте 1938 г. Польша, угрожая войной, принудила Литву согласиться на признание аннексии поляками Виленского округа (1920 г.) и восстановить с Польшей дипломатические отношения (31 марта 1938 г.). Но в самой Литве это решение было крайне непопулярно и вызвало смену кабинета министров. Защитником от Польши и Германии, претендовавшей на Мемель, многие литовцы видели Советскую Россию. Американский посол в Москве Дэвис посетил летом 1937 г. три прибалтийских государства. Он отметил, что в Эстонии доминируют пробританские ориентации, в Латвии – пропольские, а в Литве – просоветские.

Выборы 11 декабря 1938 г. в провинциальное собрание Мемеля дали германской партии доктора Нюмана 87,2 % голосов и 24 места из 28 в окружном парламенте. Теперь вопрос аннексии Германией этого балтийского порта был только делом нескольких месяцев.

В Латвии и Эстонии численно наиболее крупным нацменьшинством были русские. Русские составляли компактные группы населения на востоке обоих государств. Кроме того, Латвия и Эстония были местом, где проживала часть белой эмиграции – особенно те, кто сохранил там с дореволюционных времен частную собственность (доходные дома, землю, промышленные и торговые предприятия). Русская община бережно сохраняла досоветский уклад жизни, жестоко разрушаемый в СССР, строила церкви, создавала общины и братства и вела активную экономическую деятельность. Московский форштадт был фактически русским городом в составе Риги. Здесь даже улицы носили имена русских писателей – Гоголя, Пушкина, дома строились русскими архитекторами и на русский вкус, русская речь звучала повсеместно.

Русская община в Латвии и Эстонии по экономическим позициям занимала второе место после немцев. В крупных городах – Таллинне, Риге, Даугавпилсе русский на протяжении межвоенного двадцатилетия был одним из двух наиболее распространенных языков. Роль же третьего – немецкого языка снижалась в связи с сокращением немецкого населения. В 1914 г. в Латвии и Эстонии было 162 тыс. немцев, а в 1935-м их стало всего 78 500. В связи с утратой политического и экономического влияния бывшие хозяева земли возвращались в Германию.

Прибалтийские государства обеспечивали конституционное равноправие всех национальностей, нацменьшинства имели свои школы: закон давал право получать образование на национальном языке. Национальные школы частично или полностью финансировались госбюджетом. В Латвии с 1919 г. существовала школьная автономия, которая позволила создать сеть русских, еврейских, немецких, польских, белорусских, эстонских, литовских школ, от начальных до последних классов гимназий или реальных училищ. У русских и немцев были свои вузы – Русский институт и Институт Гердера. Русские дети занимались по старым гимназическим программам, изучали православный Закон Божий, русскую историю, литературу совсем не по большевицким учебникам.

Эстонское законодательство в отношении национальных меньшинств было лучшим не только в Прибалтике, но считалось образцовым во всей Европе. Эстонская Конституция предоставляла нацменьшинствам – главным образом русским – культурную автономию, что означало, что госучреждения в своей работе обязывались использовать как эстонский, так и русский языки, а те, кто считали себя членами русской общины, могли экстерриторально выбирать своих депутатов в парламент и претендовать на часть национального бюджета. Латвийское законодательство такие нормы не предусматривало, однако на практике русский язык сохранял свои функции и в госучреждениях и бизнесе, а русские становились государственными служащими высокого ранга, министрами. Большие нацменьшинства создавали свои политические партии, в национальные парламенты избирались шведы, немцы, русские, евреи, поляки.

В период аграрной реформы в Латвии и Эстонии обострились отношения с немецкими помещиками, лишившимися земли. Конфликт достиг высшей точки, когда немцы подали жалобу в Лигу Наций. Однако Совет Лиги Наций, исследовав ситуацию, пришел к выводу, что права нацменьшинств в Прибалтике не нарушаются. В дальнейшем противоречия стихли, особенно в Эстонии, где было принято решение выплатить немецким баронам денежную компенсацию за отчужденную землю. Евреи более не подвергались дискриминации, как это было во времена Российской Империи, и их право получать образование, выбирать место жительства, овладевать профессией не ограничивалось. На бытовом уровне антисемитизм в Прибалтике не получил развития.

В Латвии, как центре Прибалтийского региона, кипела оживленная культурная жизнь. В Латвии были два немецких театра, два русских, два еврейских, один польский и один литовский театр. Немецкий театр отличался очень высоким художественным уровнем. Крупнейшие русские таланты, такие как Ф.И. Шаляпин, Л.В. Собинов, регулярно гастролировали на русских сценах Риги. Выходившая в Риге газета «Сегодня» была самой крупной демократической русской газетой в мире. В Прибалтике действовало несколько крупных русских издательств.

С переходом балтийских стран и Польши к авторитарному правлению права нацменьшинств были урезаны в угоду идеологии национализма. Поворот к национализму более всего чувствовался в Латвии, где власти пытались «национализировать» предприятия и фирмы, принадлежащие евреям, немцам или русским. Новый закон о народном образовании требовал, чтобы ребенок, у которого один из родителей – латыш, непременно учился в латышской школе. Более придирчивыми стали условия финансирования национальных школ, отчего их количество сократилось. В Эстонии был принят закон, определяющий этническую принадлежность ребенка по отцу. В Польше среди поляков к концу 1930-х гг. все дети получали семиклассное образование, но немало детей украинцев и белорусов в Польше оставались почти неграмотными. Ограничения не затрагивали все же основных прав нацменьшинств на демократические свободы.

В экономическом развитии прибалтийским государствам, Финляндии и Польше, приходилось преодолеть немалые трудности. До Первой мировой войны эти регионы были самыми развитыми в Империи. Однако по сравнению с Западной Европой уровень развития народного хозяйства оставался здесь сравнительно низким. Основу экономики составляло сельское хозяйство. В сравнительно урбанизированной Эстонии только каждый пятый был горожанином.

В Финляндии в 1938 г. больше половины населения занималось сельским хозяйством. До 1918 г. более двух третей финского сельского населения были арендаторами земли и ряд законов, принятых между 1918 и 1922 гг. обеспечил бывших арендаторов льготными займами на приобретение земли. В результате к 1937 г. было создано около 150 тыс. фермерских хозяйств и в сельском хозяйстве 90 % всех ферм обрабатывалась их собственниками. От Финляндии до Литвы развитие получила сельхозкооперация с целью защиты интересов фермеров при продаже продукции, ее первичной обработке, при получении кредитов.

Во время Первой мировой войны промышленные предприятия были эвакуированы в Россию; причем в процессе транспортировки значительная часть машин оказалась выброшена вдоль железных дорог. По мирным договорам 1920 г. предполагалось возвращение части вывезенного промышленного оборудования, а также культурных ценностей (архивов, библиотек, музейных коллекций). Большевицкие власти так и не выполнили эти статьи договоров. Таким образом, промышленность приходилось создавать заново. Рынки и сырьевые базы в России стали недоступны, и производство пришлось переориентировать главным образом на Запад.

Особенно драматично этот процесс обозначился в ходе экономического кризиса 1923–1924 гг. в Эстонии. Он возник из-за того, что Эстония в ходе Гражданской войны достигла тайной договоренности с российскими большевиками о транзитной торговле в обход блокады Антанты по своей территории. Эстонцы при этом надеялись на необъятный российский рынок и сырьевую базу. Когда советские власти получили международное признание, услуги Эстонии оказались лишними и местные стратеги стали пожинать горькие плоды сомнительных компромиссов с большевиками.

Во второй половине 20-х гг. была выработана модель экономики – сельскохозяйственное производство, ориентированное на западные рынки. Эта стратегия соответствовала интересам многочисленного слоя мелких фермеров, образовавшегося в результате аграрной реформы. Если до войны Прибалтика ввозила зерно, то в межвоенный период она стала его экспортером. Финляндия также стала важным поставщиком сельскохозяйственной продукции на Запад.

Польша добилась больших экономических успехов в 1933–1939 гг. под руководством вице-премьера по экономическим вопросам Евгения Квятковского. В это время было завершено строительство первого польского морского порта на Балтийском море в Гдыне и начато создание центрального промышленного района. Уровень жизни населения, упавший на треть в годы Великой депрессии, стал устойчиво возрастать. Новые технологии были привнесены в горнорудную промышленность и угледобычу, развивалось машиностроение, модернизировалась легкая промышленность. Однако в Польше во второй половине 1930-х гг. сохраняли силу и лево-радикальные настроения среди крестьян и рабочих. Рабочие забастовки порой оканчивались кровопролитными стычками с полицией, а в 1937 г. по стране прокатилась крестьянская забастовка. За этими экстремистскими действиями легко угадывалась рука сталинской политики.

Промышленность Прибалтики была ориентирована на обработку местной сельскохозяйственной продукции. Наиболее индустриализованной была Эстония – там по данным на 1930 г. в промышленности было занято 17,4 % населения; крайне низкий уровень был в Литве – только 6 %. В Эстонии доминировала текстильная промышленность и машиностроение, в Латвии – деревообрабатывающая и пищевая отрасли, в Литве – пищевая промышленность. Разрушительной эвакуации не подверглась Финляндия. Это позволило ей к 1922 г. восстановить довоенный уровень производства. Двигателем развития там была лесная промышленность, за которой стала развиваться и деревообрабатывающая отрасль. Все страны Прибалтики и Польша держались консервативной налоговой политики, воздерживались от внешней задолженности и внешнеторгового дефицита, что обеспечивало им стабильный экономический подъем. Рост промышленного производства в Латвии, к примеру, был одним из самых высоких в Европе. Главными экономическими партнерами Прибалтики стали Англия и Германия.

Близость к России привлекала тех, кто организовывал вооруженное сопротивление большевикам. В конце 20-х гг. в Эстонии жили около 15 тыс., а в Латвии – 19 тыс. русских эмигрантов. В Латвии было не менее десяти эмигрантских организаций (во Франции было около 50, Германии – 20, в одной лишь Софии – 24). В Прибалтике действовали такие противники большевизма, как князь А. Ливен, генерал Глазенап, барон Адеркасс, представители Великого князя Кирилла Владимировича – братья А. и Ф. Фегнер, и др. Польский генералитет и сам генерал Рыдз-Смиглый сочувствовали русскому антикоммунистическому движению и оказывали помощь группам, переходившим границы СССР. В 1920-е гг. некоммунистические окраины Российской Империи, особенно Латвия и Польша, стали местом транзита для эмиграции из СССР. В 1922–1924 гг. транзит людей из СССР через Латвию составил 40 083 чел.

В Прибалтике действовала разветвленная большевицкая агентура, которая с легкостью вела охоту на русских эмигрантов, убивая их и заманивая на территорию России. Так, 12 октября 1934 г. на пригородной даче был зверски убит глава Православной Церкви Латвии архиепископ Рижский Иоанн (Поммер), признанный возглавитель и защитник православной общины и убежденный антикоммунист. Нити убийства тянулись в СССР. Ныне владыка Иоанн (Поммер) причислен к лику святых.

Под видом работы в советско-прибалтийских компаниях в качестве «консультантов» большевиками были подкуплены такие крупные политические деятели Прибалтики, как президент Эстонии Константин Пятс. Авторитарный переворот в Литве под руководством Сметоны и Вальдемара был тщательно согласован с советском посольством в Каунасе. В прессе того времени шли упорные слухи о нечистоплотных сделках латышских политиков (например, министра иностранных дел В. Мунтера) с Москвой. Коррумпирована была и часть польских политиков.

Москва своими бесконечными санкциями и дипломатическими нотами не смогла окончательно искоренить деятельность Белой эмиграции в Польше, Прибалтике и Финляндии. Не помогла даже мощная социал-демократия, неизменно поддерживавшая большевизм. Крупной неудачей большевиков была неспособность закрыть газету «Сегодня», которая была постоянным раздражителем для большевицких дипломатов. Деятельность Белой эмиграции приостановилась только после авторитарных переворотов, когда демократические свободы были ограничены для всех без исключения.

Путь восстановления нормальной жизни на некоммунистических окраинах былой России проходил нелегко, и некоторые явления были весьма болезненны, но, тем не менее, во всех этих новых государствах сохранялось многообразное общество граждански свободных людей, не сокрушенных в своем человеческом достоинстве. Культура, религия практически не ограничивались. Экономическая жизнь, хотя и ставилась в рамки модного тогда корпоративизма (экономического фашизма), не испытывала принуждения и не выводилась из системы рыночных отношений. Валюта была прочной, и границы всех стран оставались открытыми. Авторитарные тенденции в политике ни в одной из стран не перешли в тоталитарную тиранию, как в Германии или в Италии, не говоря уже об СССР.

Но наибольших успехов молодые государственные сообщества Польши, Финляндии и Прибалтики добились в области развития нового поколения своих граждан. За двадцать лет независимости юные поляки, финны, латыши, эстонцы и литовцы привыкли к независимости своих стран, были научены школой любить и понимать национальную культуру и жить в открытом мире с проницаемыми границами, и когда все они, кроме Финляндии, были захвачены тоталитарными соседями и лишились национальной независимости, память об этих двух десятилетиях национальной независимости и гражданской свободы помогала сопротивляться, выстоять и, в конце концов, победить. Оказавшись в 1939–1940 гг. под тоталитарным гнетом, народы Польши и Прибалтики в течение полувека продолжали жаждать освобождения и тосковать об утраченной нормальной жизни межвоенных десятилетий. Ни один из этих народов ни нацисты, ни коммунисты так и не смогли заставить поверить, что тоталитарный строй это их собственная, а не навязанная извне власть.

Литература:

Х. Мейнандер. История Финляндии. Линии, структуры, переломные моменты. М.: Весь мир, 2008.

3.2.28. Гражданская война в Испании и Россия

Во второй половине 30-х гг. агрессивный характер советской внешней политики ярко проявился во время Гражданской войны в Испании. В Испании народный фронт социалистов, анархистов и коммунистов победил незначительным большинством на выборах в феврале 1936 г., после чего усилилась волна забастовок, погромов, святотатств и убийств по мотивам отношения к церкви и политических убеждений. Чтобы восстановить порядок, группа офицеров во главе с молодым генералом Франциско Франко объявили 17 июля 1936 г. государственный переворот. («Над всей Испанией безоблачное небо», – прозвучал по радио их условный сигнал). Вокруг Франко объединились правые либералы, католики, монархисты и сторонники военной диктатуры – фалангисты, чей лидер Хосе Антонио Примо де Ривера был расстрелян республиканцами, как называли себя сторонники правительства. На сторону Франко стала значительная часть армии и населения. Началась гражданская война.

На помощь республиканцам пришел Советский Союз и, негласно, Франция, в то время как Германия, Италия и Португалия поддержали восставших. Германский «Кондор Легион» обеспечил им превосходство в воздухе, Италия послала самолеты, оружие, корабли и войска. Коминтерн же через подчиненные ему компартии развил в 17 странах бурную деятельность по вербовке добровольцев на «борьбу против фашизма».

В интернациональные бригады, отправлявшиеся в Испанию, записалось около 35 тыс. человек. Франко, будучи националистом, иностранцев не вербовал, но около 1,5 тыс. к нему пришли, в основном католики, возмущенные убийством тысяч священников и монахов и осквернением святынь на республиканской стороне.

Размежевание коснулось, естественно, и русской эмиграции. Белые офицеры из РОВСа и из РНСУВа (выделившаяся наиболее боевая часть РОВСа) видели в лице Франко продолжателя Белого дела и стремились к нему попасть. Они сформировали в подмогу Франко небольшой русский добровольческий отряд (всего лишь 80 человек, из них 34 было убито, среди них генерал А. Фок), чтобы, как писал один из его участников, «не на словах, а на деле бороться с врагами нашей родины». Одним из добровольцев был летчик-ас Николай Александрович Рагозин (1891–1957). Военный морской летчик Русской Императорской армии, награжденный за доблесть и мужество, проявленные в боях Великой войны, 5 боевыми орденами и Георгиевским оружием, он вступил в армию генерала Франко, восприняв его борьбу как продолжение Белого дела. Участвуя в боях с республиканцами, Рагозин был удостоен нескольких боевых наград и звания подполковника Испанской армии.

Историческая справка

Русский доброволец, сражавшийся на стороне Франко, князь Н. Кудашев оставил стихотворение «Альказар», отражающее те мотивы, которые побудили его и его друзей вновь взять в руки оружие. Речь идет о героической обороне военного училища в Толедо – Альказара от осаждавших его несколько недель республиканцев. В конце концов осада была снята войсками Франко.

«Нам скажут: чужая победа, Чужого похмелья угар. — Неправда! Нам близок в Толедо Отбивший врага Альказар. Мы первыми подняли знамя, И первыми вынули меч. Изгнания годы за нами И горькая слава предтеч. Начало – в кубанских станицах. В Толедо – преддверье конца… Всех верных зовут причаститься, Отчизне отдавших сердца. Понятными нам письменами Чеканится белая быль — Готовность идти за вождями На плаху и ранний костыль. Как белой идеи победа, Как первый ответный удар, Да здравствует наше Толедо, Да здравствует наш Альказар!»

«Красные» добровольцы из Парижа появились в рядах рабочей милиции. А выдающийся историк русской святости и тонкий политический аналитик, Георгий Федотов, признавая, правда, этическую трудность выбора между воюющими, несколько неожиданно увидел в запоздалой интервенции советского правительства защиту национальных интересов России, а в лице Пассионарии (коммунистки Долорес Ибаррури) пламенную поборницу демократии. Его статья, напечатанная в журнале Александра Керенского «Новый путь», несмотря на все сделанные в ней оговорки, вызвала возмущение среди его коллег по парижскому Богословскому институту, потребовавших, чтобы он воздерживался от подобного рода заявлений. Это вынудило Федотова подать в отставку.

Из СССР в Испанию были направлены 3,5 тыс. «добровольцев», в том числе более 700 военных советников, главным образом офицеров ГРУ и НКВД (из которых 230 погибли), а также оружие и боеприпасы. Политический спектр республиканцев был очень пестр, в их числе было много троцкистов и анархистов. Сталин на протяжении всей войны пытался обеспечить гегемонию коммунистов над разнородной коалицией левых сил. Для этого использовались любые средства, в том числе провокации, шантаж и убийства.

Свидетельство очевидца

Резидент советской разведки в Европе Вальтер Кривицкий, которому в 1937 г. подчинялась вся советская резидентура, в том числе и в Испании, так описывает методы работы в Испании: «ОГПУ поработало блестяще. Уже в декабре 1936 г. террор свирепствовал в Мадриде, Барселоне и Валенсии, были созданы специальные тюрьмы ОГПУ, его агенты убивали и похищали людей, вся эта сеть функционировала совершенно независимо от законного правительства. Его министерство юстиции не имело никакой власти над ОГПУ, превратившимся в государство в государстве. Перед его могуществом трепетали высшие представители правительства Кабальеро. Советский Союз, казалось, захватил в свои руки такую власть над законным испанским режимом, как если бы эта страна находилась в полном советском владении». – В. Кривицкий. Я был агентом Сталина. С. 78.

В частности, «исчез» командующий всеми интербригадами генерал Клебер – герой обороны Мадрида от войск Франко, пользовавшийся колоссальной популярностью среди республиканцев, а многие его сподвижники были убиты сталинскими агентами. Связано это было с чисткой в рядах Красной армии в первой половине 1937 г. и дружескими взаимоотношениями между многими республиканскими командирами и командирами РККА. Правительство Кабальеро отчаянно противилось методам работы ОГПУ. Пришедший на смену Ягоде Ежов вообще смотрел на Испанию как на советскую провинцию, и террор НКВД только усилился.

Свидетельство очевидца

«Число антисталинистов из числа сторонников законного правительства, уничтоженных в Испании, мне неизвестно. Я мог бы перечислить десятки индивидуальных судеб людей, убитых в Испании, похищенных нашими агентами и насильственно отправленных в Россию. Один из наиболее скандальных случаев – судьба Андерса Нина, лидера Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ), в прошлом троцкиста, а ранее – одного из главарей Коминтерна. Вместе с группой своих сторонников он «исчез» из тюрьмы, где их держало в заточении ОГПУ. Их тела были найдены только после прибытия в Испанию комиссии членов английского парламента для расследования обстоятельств этой расправы. Другой громкий случай произошел с молодым Смилли, сыном известного английского лейбориста Роберта Смилли. Молодой человек был убит в Испании в тюрьме, находившейся под контролем ОГПУ». – В. Кривицкий. Я был агентом Сталина. С. 79.

Когда среди рабочих Каталонии усилились антисталинские настроения, ОГПУ по указанию Сталина стало натравливать друг на друга различные политические фракции. Коммунисты во главе с их лидером Диасом потребовали подавления всех антисталинских группировок, установления контроля над прессой и радиостанциями. Советские попытки привести всех к общему знаменателю сталинскими приемами и строить в Испании тоталитарное государство только осложняли положение в лагере республиканцев: коммунистической гегемонии достичь так и не удалось, а Народный фронт развалился. Луи Кабальеро 15 мая 1937 г. вынужден был выйти в отставку, и премьер-министром республиканского правительства стал Хуан Негрин, который оставался у власти до полного разгрома республиканцев армией Франко.

Было бы неверно думать, что армия Франко представляла собой некий идеал. Более того, провоевав более 10 лет в Африке с рифскими племенами, отличавшимися первобытной жестокостью, Франко вольно или невольно перенес методы африканской войны на территорию Испании, безжалостно истребляя коммунистов. Например, в Африке считалось нормальным выстроить почетный караул для встречи генерала с насаженными на ножевые штыки отрубленными головами туземцев. Именно таким образом в 1926 г. встретил Испанский легион, которым командовал Франко, диктатора Примо де Ривера, приехавшего с инспекционной поездкой в Марокко. Подобные методы применялись и к пленным республиканцам. Жестокость порождала ответную жестокость.

Историческая справка

Примечательна судьба первого иностранца, удостоенного звания Героя Советского Союза № 16, Примо Джибелли. В 1921 г. молодой итальянец бежал от режима Муссолини в СССР и стал летчиком-испытателем. В 1936 г. с рекомендательным письмом Пальмиро Тольятти он прибыл в Испанию сражаться за правительство республиканцев и очень хорошо себя проявил в боях, заслужив прозвище «красный дьявол». В одной из воздушных схваток его бомбардировщик был сбит, а через две недели над Мадридом на парашюте был сброшен ящик, в котором находилось разрубленное на куски тело Джибелли с письмом, в котором говорилось, что так будет с каждым красным летчиком, появившемся в небе Испании. И подобных примеров можно привести множество.

Во второй половине 1938 г. Сталин стал выводить своих людей из Испании. В январе 1939 г., когда стало ясно, что республиканская власть доживает последние недели, прекратилась советская помощь. 27 февраля Великобритания и Франция признали правительство генерала Франко de jure. 28 марта франкисты вошли в Мадрид, а 1 апреля Франко издал свой знаменитый приказ: «Красная армия развалилась, все главные пункты страны заняты национальными войсками. Война окончена». В тот же день США признали de jure правительство Франко. Республиканцы ушли во Францию, испанские коммунисты – частично эмигрировали в СССР.

Гитлер рассчитывал на то, что Франко станет послушным проводником его влияния в западном Средиземноморье. 27 марта 1939 г. франкистская Испания заявила о формальном присоединении к Антикоминтерновскому пакту, но Франко совершенно не спешил превращаться в безоговорочного союзника фюрера, предпочитая искать тайных контактов с американцами и англичанами. После переговоров с Гитлером во Французских Пиренеях осенью 1940 г. Франко признавался своим близким – «говорить с этим человеком, все равно, что выдирать здоровый зуб».

Советская интервенция оставила после себя созданную для вербовки интербригад агентурную сеть в Европе и Америке. Золотой запас Испании (600 тонн) СССР увез к себе якобы в оплату за поставки оружия.

Свидетельство очевидца

«Большое количество испанского золота было доставлено при Негрине в Советский Союз. По указанию Сталина разгрузка прибывавших партий доверялась только офицерам тайной полиции, по личному выбору Ежова, во избежание распространения малейших сведений об этих операциях. Однажды я заметил в печати список высших представителей ОГПУ, награжденных орденом Красного Знамени. Среди них были известные мне имена. Я спросил у Слуцкого, в чем состояла заслуга награжденных. Он объяснил, что это список руководителей специального отряда численностью 30 человек, который был прислан в Одессу для разгрузки ящиков с золотом: офицеры ОГПУ использовались на этой работе в качестве докеров. Операции по разгрузке золота из Испании проводились в величайшей тайне – это было первым случаем, когда я услышал о них. Один мой сотрудник, оказавшийся участником упомянутой экспедиции в Одессу, описывал мне потом сцены, которые там увидел: вся территория, примыкавшая к порту, была очищена от людей и окружена цепью специальных отрядов. Через все освобожденное пространство, от пристани до железнодорожного пути, высшие чины ОГПУ изо дня в день переносили на спине ящики с золотом, сами грузили их в товарные вагоны, которые отправлялись в Москву под вооруженной охраной. Я пытался узнать, каково количество доставленного золота. Мой помощник не мог назвать какой-либо цифры. Мы переходили с ним через Красную площадь в Москве. Указав на пустое пространство вокруг нас, он сказал: Если бы все ящики с золотом, которые мы выгрузили в Одессе, положить плотно друг к другу на мостовой Красной площади, они заняли бы ее полностью, из конца в конец. Так он наглядно представил себе объем доставленного золота». – В. Кривицкий. Я был агентом Сталина. С. 82–83.

В Испании среди советских «добровольцев» находились не только наемные убийцы и диверсанты. Было послано много военных специалистов: летчиков, танкистов, артиллеристов, военных советников, которые в боях рисковали жизнью, а многие погибли. Так, например, в воздушных боях стали Героями Советского Союза летчики Яков Смушкевич и Сергей Грицевец, а выдающийся советский ас Иван Федоров, сбивший с 1937 по 1953 г. более 130 самолетов противника, открыл счет своим победам в испанском небе, одержав их 24. В Испании получил звание Героя Советского Союза танкист Дмитрий Григорьевич Павлов – будущий командующий Белорусским (Западным) Особым военным округом, расстрелянный Сталиным в 1941 г. Многие командиры Красной армии, сражавшиеся на стороне республиканцев, были награждены орденом Боевого Красного Знамени.

Не исключено, что успех военного выступления генерала Франко против республиканского правительства Испании, очевидный уже к весне 1937 г., заставил Сталина нанести «превентивный удар» по собственному генералитету (см. 3.2.23). Видные советские деятели, начиная с В.А. Антонова-Овсеенко, командовавшего захватом Зимнего дворца в октябре 1917 г., а также многие чекисты были по возвращении из Испании обвинены в троцкизме и убиты.

Историческая справка

Советский разведчик Вальтер Кривицкий в декабре 1937 г. бежал в США, где опубликовал свои мемуары, являющиеся важным свидетельством сталинских преступлений. Однако, несмотря на огромный опыт разведывательной работы, ему не удалось уйти от рук убийц НКВД. 10 февраля 1941 г. он был найден мертвым в одной из гостиниц в Нью-Йорке.

Около 1 миллиона испанцев погибло в гражданской войне, и в Долине Павших между Мадридом и Сеговией стараниями генерала Франко был сооружен величественный памятник «Погибшим за Бога и Испанию». Современное состояние Испании, да и всей Западной Европы, во многом связано с итогами Гражданской войны 1936–1939 гг.

Литература:

А.П. Яремчук 2-ой. Русские добровольцы в Испании. Сан-Франциско, 1983.

A. Beevor. The Battle for Spain. The Spanish Civil War 1936–1939. London. 2006.

P. Stanley G. The Spanish Civil War, the Soviet Union, and Communism. New Haven, 2004.

3.2.29. Русское общество на Дальнем Востоке и советско-японский конфликт

После окончания Гражданской войны в России не менее 30 тыс. белогвардейцев и около 20 тыс. гражданских беженцев ушли в Китай. Кроме того, в Маньчжурии тогда проживало свыше 100 тыс. русских жителей, поселившихся здесь еще с конца XIX в. при освоении Северного Китая. Впоследствии из-за террора большевиков в Маньчжурию бежали еще несколько тысяч людей из России. В итоге общая численность русской эмиграции в Китае доходила к моменту японского вторжения (1931 г.) до 200 тыс. человек. Большая часть их была сконцентрирована в Харбине.

Новые китайские власти в лице маршала Чжан Цзолиня поспешили устранить последние следы российского государственного присутствия в Маньчжурии. Однако насилий над русскими практически не чинилось: для беженцев были созданы вполне приемлемые условия существования и оказана помощь в подыскании работы. Многим из них удалось устроиться в полицию на КВЖД, другие отправились на лесозаготовки. В Харбине культурная жизнь русского сообщества была очень активной, правда, носила несколько провинциальный характер, политическая жизнь ей не уступала. Харбин, едва ли не единственный центр эмиграции, где зародилась довольно влиятельная фашистская партия, руководимая К.В. Родзаевским, кроме того, значительную роль играли сменовеховские евразийские тенденции (Н. Устрялов). Взгляды большинства русских фашистов с их лозунгом «Бог, нация, труд» не были человеконенавистническими. Пафос движения был в протесте против парламентской демократии и капитализма. Их привлекали идеи Муссолини, сторонников же Гитлера было в эмиграции очень мало.

Однако в связи с тем, что СССР заключил в 1924 г. с Чжан Цзолинем договор, по которому Москва совместно с Маньчжурским военным правительством управляли железной дорогой, большинство работавших на ней белоэмигрантов были вынуждены оставить работу или принять советское гражданство. Положение русской эмиграции стало весьма затруднительным: испытывая давление со стороны СССР, китайские власти ограничивали ее активность. Многие эмигранты оказались без работы, тысячи женщин и девушек занимались проституцией.

В 1924 г. в Китае обострилась борьба за власть между разными военными группировками, и в этих условиях Чжан Цзолинь и его союзник Чжан Цзучан создали в своей армии («северяне») подразделения из русских эмигрантов во главе с генералом К.П. Нечаевым. Они сыграли большую роль в войне с генералом У Пейфу в конце 1924–начале 1925 г. Ими был занят один из крупнейших китайских городов – Цзинань, на три года ставший главным центром русской военной эмиграции в Китае. В итоге Чжан Цзолинь стал одним из главных претендентов на объединение Китая. В конце 1925–начале 1926 г. Чжан Цзолинь благодаря русским разгромил поддерживаемого из Москвы маршала Фэн Юйсяна. В результате «северяне» вошли победителями в китайскую столицу Пекин. Однако в середине 1928 г. Чжан потерпел поражение от войск «южан», в результате чего страна объединилась под властью Гоминьдана. Пекин, занятый войсками Янь Сишаня, союзника Чан Кайши, 20 июня переименовали в Бэйпин («Северное спокойствие»). За несколько дней до этого Чжан Цзолинь был убит в результате покушения, организованного японцами, недовольными его пассивностью в войне с Гоминьданом. Новым губернатором Маньчжурии стал наследник Чжан Цзолиня – двадцатисемилетний Чжан Сюэлян, формально признавший верховную власть Чан Кайши. В июне 1928 г. Северная коалиция рассыпалась, и в сентябре того же года русские белые части перешли на сторону Чан Кайши, который создал русские бронетанковые части во главе с генералом И.С. Мрачковским, сыгравшие важную роль в конфликтах Китая с Японией.

К моменту прихода японцев русские контролировали в Северном Китае значительную часть торговли, пищевого производства и легкой промышленности. Молочная отрасль была принесена в Китай именно русскими. Значительная часть продуктов производилась в приграничном с СССР районе Трехречья, где проживали казаки. В 1929 г. во время советско-китайского конфликта этот район подвергался опустошительным рейдам большевицких карательных частей, уничтоживших несколько станиц вместе со всеми их жителями.

Другим центром притяжения для эмигрантов стал Шанхай. Еще в 1924 г. из Кореи сюда прибыла флотилия с казаками генерала Глебова. В начале 1930-х гг., привлеченная высокими заработками, туда устремлялась эмигрантская молодежь. Всего к 1930 г. здесь проживало 9 тыс. русских эмигрантов. Многие из них добились здесь мировой известности, как, например, чайная «королева» Литвинова. Многие эмигранты-мужчины служили в Русском волонтерском полку Международного корпуса Шанхая, а также в английской и французской полиции.

18 февраля 1932 г. в бывшей столице провинции Цзилинь городе Чанчуне, переименованном в Синьцзин («Новая столица»), было провозглашено так называемое Маньчжоу-го («Государство Маньчжурия»), 1 марта 1934 г. переименованное в Маньчжоу да диго («Великая империя маньчжуров»). Императором «Великой империи» с девизом правления «Кандэ» («Спокойствие и добродетель») был провозглашен последний отпрыск цинской династии Пу И.

Русская эмиграция приветствовала приход японцев как освободителей. Во многом это было обусловлено ухудшением отношений китайских властей к русским после проигрыша ими войны с СССР 1929 г. Однако эмигранты быстро разочаровались в японцах. Если при китайской власти случаи откровенно плохого отношения к ним были довольно редки, то при японцах это стало нормой. Японские власти начали политику давления на русских торговцев и промышленников, подняв в несколько раз налоги. В итоге многие русские эмигранты разорялись и оказались без работы на улице. В наиболее трудном положении оказались русские женщины, которых японцы стали усиленно вовлекать в проституцию. Это приобрело настолько откровенные и грязные формы, что дважды положение русских женщин в Маньчжурии становилось предметом разбирательства Лиги Наций. Японцы взяли курс на стравливание китайцев и русских, чтобы таким образом не допустить их объединения против себя.

В 1936 г. Япония примкнула к Антикоминтерновскому пакту (ось Берлин – Рим – Токио), а в июле 1937 г. вторглась собственно в Китай. Изгнанный армией Чан Кайши из провинции Цзянси Мао Цзэдун в 1934–1935 гг. совершил свой «великий поход» (368 дней) на север в провинцию Шэньси. Здесь его войско, растаявшее в походе с 86 тыс. до 5 тыс., находилось на момент японского вторжения. Перед лицом вторжения коммунисты убедили Чан Кайши вступить с ними в союз, который продержался с 1937 по 1945 г. Благодаря участию в борьбе против японцев армия Мао окрепла и расширила свое влияние в Китае.

СССР помогал и Мао, и Чан Кайши. Летом 1937 г. Москва заключила с правительством Гоминьдана договор о ненападении, содержавший секретные обязательства о том, что СССР не будет заключать договора о ненападении с Японией до урегулирования японо-китайских отношений, а Китай, в свою очередь, воздержится от присоединения к Антикоминтерновскому пакту. Секретность вызывалась стремлением Кремля избежать лобового столкновения с Японией; по той же причине СССР не пошел на заключение полномасштабного союза с Китаем, хотя оказывал ему большую военную и финансовую помощь. С ноября 1937 по конец 1941 г. в Китай было отправлено 1,3 тыс. самолетов, 1,6 тыс. орудий, 14 тыс. пулеметов и прочее снаряжение, а также более 5 тыс. советников. Сталин пытался силами китайцев нейтрализовать Японию на Дальнем Востоке и, одновременно, постепенно «коммунизировать» сам Китай. Чтобы смягчить отношения с Японией, Сталин в 1935 г. продал Маньчжоу-го по сходной цене русскую долю в Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД).

Готовясь к военному конфликту с Японией, Сталин приказал ликвидировать автономные образования корейцев и китайцев на советском Дальнем Востоке. В 1937–1938 гг. десятки тысяч живших в Приморском и Хабаровском краях китайцев и корейцев были насильственно переселены в Казахстан и Киргизию из опасения, что они могут, в случае приграничной войны, изменить и поддержать Японию. Большевики не верили в преданность их режиму граждан СССР и, чтобы обезопасить свою власть, не смягчали репрессии, но поступали все более бесчеловечно, отправляя в ссылку целые народы, не разделяя их на правого и виноватого.

В свою очередь Япония вынашивала планы создания на русском Дальнем Востоке марионеточного Белого государства, наподобие Маньчжоу-го. На это японцев толкали и советники из пребывавшего в Харбине русского «правительства в изгнании», состоявшего из видных деятелей эмиграции (бывший министр финансов правительства Колчака И.А. Михайлов, Грассе, Дубинин, Я.Я. Смирнов и др.). Они убеждали японцев, что «население России исстрадалось под властью коммунистов, и оно с радостью встретит любого освободителя, а Красная армия сражаться не будет».

Но постоянное унижение достоинства привело к тому, что большая часть эмигрантов готова была поменять японскую власть на любую другую, и среди них резко усилились симпатии к коммунистам. Чтобы обезопасить себя от возможных выступлений со стороны русских, японцы пронизали их шпионской сетью. После перехода на японскую сторону генерала НКВД Люшкова, раскрывшего осведомительную сеть среди эмигрантов, оказалось, что немало русских в Маньчжурии действительно пошли на сотрудничество с советскими спецслужбами. Японцы схватили несколько десятков советских агентов, самыми влиятельными из которых были бывшие генералы китайской армии В.С. Семенов и Клерже. В 1937–1938 гг. японцы организовали несколько крупных дел над эмигрантами по обвинению в связях с советской разведкой. Самым крупным было Мулинское дело, более 100 участников которого обвинялись в подготовке взрыва мулинских шахт.

В 1930-е гг. коммунистический режим в СССР старался как можно теснее привязать к себе Монголию и исключить какую-либо возможность ее переориентации на Японию. В 1931 г. в Монголии по большевицким образцам началась всеобщая коллективизация. Это вызвало весной 1932 г. обширное восстание монголов, подавленное РККА и спецчастями армии Монголии с применением танков и авиации. Монгольское направление большевицкой политики определялось специальной дальневосточной комиссией политбюро ЦК ВКП(б). Но контроль Москвы над политикой Улан-Батора до середины 1930-х гг. еще не был всецелым. В 1937–1939 гг. советские советники непосредственно стали принимать участие в проведении жестоких политических репрессий в МНР подобных тем, что в это время развертывались в СССР. В этот же период было окончательно разгромлено буддистское сообщество Монголии, а тысячи лам истреблены. При странных обстоятельствах на территории СССР по дороге в Москву в один день умерли два высших руководителя Монголии – председатель совета министров Гендун и министр обороны Демид.

Подобно СССР, Япония также стремилась распространить свое влияние на весь Дальневосточный регион. Желая осуществить проект создания марионеточного Белого государства на Дальнем Востоке, продемонстрировать свою мощь и вынудить СССР отказаться от контроля над Монголией и поддержки Китая, Япония, несмотря на войну с Китаем, начала военные действия против СССР. 28 июля 1938 г. японские войска перешли советскую границу в районе озера Хасан (севернее Владивостока) и отошли только после упорных боев. В мае 1939 г. была предпринята еще более масштабная «разведка боем» на западном берегу реки Халхин-Гол (Монголия) на границе между Маньчжоу-го и Монголией. Мелкие стычки завершились в августе серьезной битвой. Красная армия, сосредоточив более 80 тыс. войск и 880 единиц бронетехники, наголову разбила японцев. Составивший план операции командарм II ранга Г.В. Штерн сначала получил звание Героя Советского Союза, а потом был НКВД «на всякий случай» расстрелян. Лавры за битву достались командовавшему войсками Г.К. Жукову. Поражение японских войск у озера Хасан в 1938 г., как и их неудачи во всех пограничных конфликтах, вызвали радость большинства эмигрантов, которые надеялись на приход советских войск и избавление «от японского ига». Об ужасах, творившихся в это время на родине, они не знали и знать не хотели.

Другими районами концентрации русской эмиграции были китайский Туркестан (Синьцзян) с городами Кульджа, Урумчи, Чугучак и др. Как и в Маньчжурии, здесь еще до революции проживало русское население общей численностью не менее 20 тыс. человек, к которым добавились в 1920 г. отошедшие части войск атаманов Анненкова и Дутова и гражданские беженцы. В 1929 г. здесь началось восстание мусульман против власти Китая и русские части генерала Паппенгута, созданные китайцами, сыграли большую роль в подавлении к 1935 г. этого движения и сохранении территориальной целостности Китая.

Русская эмиграция имела огромное влияние на китайскую жизнь 1920–1945 гг. и именно те районы, где жили эмигранты из России, активно развивались в экономическом и торговом отношении.

Литература:

В.Г. Дацышен. История российской духовной миссии в Китае. Гонконг, 2010.

Н. Райан. Россия – Харбин – Австралия. М., 2005

С.С. Балмасов. Белоэмигранты на военной службе в Китае. М., 2007.

3.2.30. Подготовка к «последней войне». Гонка вооружений

Коллективизацию, унесшую миллионы жизней, необходимо рассматривать в контексте сталинской борьбы за советизацию Европы. Главная причина коллективизации заключалась в невозможном сосуществовании номенклатуры ВКП(б) и свободного крестьянина-производителя. Но вторая причина коллективизации заключалась в стремлении Сталина использовать захваченные партией крестьянские материальные и трудовые ресурсы для развертывания невиданного в мировых масштабах военного производства ввиду будущего «экспорта революции».

В годы первой пятилетки резко вырос военный бюджет. В 1928–1929 гг. военные расходы СССР составляли 93 млн фунтов стерлингов, а в 1932-м – уже около 140 млн. Если Гитлер с большой осторожностью начал подготовку к ограниченной войне в Европе только в 1935 г., то для Сталина подготовка началась с принятием в апреле 1929 г. XVI партийной конференцией первого пятилетнего плана. Совершенно невиданными темпами росло танкостроение. Если по состоянию на 1 января 1932 г. в РККА насчитывались 1446 танков и 213 бронеавтомобилей, то на 1 января 1934 г. – 7574 танка и 326 бронеавтомобилей – больше, чем в армиях Великобритании, Германии и Франции вместе взятых.

Накануне 1934 г. Реввоенсовет СССР издал приказ, в котором, в частности, утверждалось: «Наша Красная армия реально, фактически стала первой армией в мире». Еще в 1931 г., задолго до прихода Гитлера к власти, цели строительства и содержания такой огромной и обременительной для страны армии, недвусмысленно формулировались в документах II (мобилизационно-организационного) Управления Штаба РККА так: «Наша партия <…> будет все более активно выполнять свою роль международного двигателя пролетарской революции, толкающего пролетариев всех стран к захвату власти».

В 1935 г. в составе Вермахта мирного времени только планировалось развернуть 36 дивизий, а РККА мирного времени по официальному заявлению заместителя наркома обороны СССР М.Н. Тухачевского насчитывала 87 стрелковых и 32 кавалерийские дивизии. Если численность личного состава Вермахта в 1935 г. Гитлер лишь планировал довести до 550 тыс. человек, то численность личного состава РККА уже составляла 960 тыс. В 1937 г. даже отмобилизованные силы соседней Польши и Германии выглядели несоизмеримо слабее, чем силы Красной армии. В 1937 г. в случае войны Германия могла выставить 61 пехотную дивизию и около 2 тыс. танков и бронемашин. Польша могла выставить не больше 36 дивизий и около 340 танков и бронемашин. СССР, в случае войны в 1937 г., мог выставить на Западе более 140 дивизий и 10 тыс. танков.

Гонка вооружений способствовала изоляции СССР от международного экономического сотрудничества. Если в 1913 г. доля России в мировой торговле составляла почти 4 %, то доля СССР упала с 1,3 % в 1929 г. до 1,1 % в 1938 г. За счет нищенского существования населения и безжалостной эксплуатации сталинской партией миллионов русских людей СССР в невиданных объёмах выпускал военную технику.

Изменения в мобилизационном планировании Красной армии на случай войны (1928–1934). Контрольные цифры развертываемых сил и средств на случай войны. Зенитные орудия ПВО в настоящих сведениях (для графы «Артиллерия») не учитываются.

Рост производства вооружений в СССР (1930–1939)

Пропаганда постоянно подчеркивала мощь многочисленной РККА. Однако в конфликте на озере Хасан в 1938 г., во время советско-финляндской войны 1939–1940 гг. войска Красной армии показали невысокий уровень боевой подготовки. Качество армии не соответствовало ее техническому оснащению. В тактическом отношении красноармейцы – вчерашние крестьяне – оказались плохо обучены, хромали дисциплина и управление. Командиры с низким уровнем общей культуры не умели и боялись принимать самостоятельные решения. Слабо выглядело взаимодействие родов войск. Пассивный боец и безынициативный командир служили расходным материалом вышестоящего командования. Поставленная цель достигалась при помощи создания огромного численного перевеса над противником и не считаясь с потерями.

Свидетельство очевидца

Полковник Генерального штаба Арсений Александрович Зайцов (1889–1954), участник Великой войны и Белого движения и один из создателей Высших военно-научных курсов в эмиграции, еще в 1934 г. так оценивал интеллектуальный уровень Красной Армии: «Каков же может быть общий вывод о Красной Армии. Созданное коммунистической партией орудие ее интернациональной политики – Красная Армия организована применительно к этому ее основному назначению. На первое место выдвигается соответствие армии этому партийному заданию. Отсюда неуклонно проводимая пролетаризация и коммунизация армии, особенно ее командных кадров, и выдвижение на руководящие посты в армии лиц, угодных правящей партии в связи с широким развитием пронизывающего всю армию сверху до низу политического аппарата… Политическая благонадежность армии достигнута за счет резкого понижения, по сравнению с другими современными армиями, ее боеспособности, т. е. ее чисто военной ценности. Основным ее пороком является неподготовленность и некультурность ее командного состава, к тому же связанного по рукам и ногам тенетами политического аппарата…

Надежная опора правящей в СССР партии против ее внутренних врагов в мирное время – Красная Армия вряд ли способна к внешней вооруженной борьбе с современной регулярной армией. Во всяком случае, ей совершенно не по плечу война с современной регулярной армией первоклассной державы.

Вся военная политика СССР поэтому направлена к раздуванию своих успехов и хвастовству своими якобы достижениями, прикрывающими на самом деле полную неподготовленность к сколько-нибудь упорной и длительной войне». – А.А. Зайцов. 16 лет РККА // Военная мысль в изгнании. М.: Русский путь, 1999. С. 260.

Матерщина, пьянство и рукоприкладство были обычным явлением, даже в командирской среде. Ни в одной армии Европы не существовало такого разрыва в положении солдата и офицера, как между бойцом и командиром РККА. Неусыпно контролировали политико-идеологическое состояние военнослужащих Особые отделы НКВД. Войска пронизала сеть сексотов, осведомителей, партийно-политических органов. Начиная с 1928–1929 гг. в армии шли чистки, увольнения, аресты. Начальства и особистов (сотрудников особых отделов) боялись больше, чем противника. Такая армия казалась Сталину безопасной. Отчасти этому способствовала и примитивная личность наркома обороны СССР маршала Ворошилова, возглавлявшего РККА в 1925–1940 гг.

Историческая справка

Климент Ефремович Ворошилов (1881–1969) родился в Екатеринославской губернии. В молодости работал на шахте, где и вступил в РСДРП в 1903 г. В 1905 г. Ворошилов возглавил в Луганске не только городской большевицкий комитет, но и Совет рабочих депутатов. Он лично руководил организацией беспорядков в этом важном промышленном регионе. Однажды жандармы задержали его, но разъяренная толпа, угрожая погромами, отбила своего главаря.

После этого Ворошилов покидает родные края и перебирается в Санкт-Петербург, где знакомится с Ульяновым, Джугашвили, Калининым и другими большевиками. Одно время ездит по Скандинавии – участвует в Стокгольмском съезде РСДРП, нелегально переправляет оружие в Донбасс. Затем на съезде в Лондоне Ворошилов расширяет круг своих знакомств среди будущих вершителей судеб России.

По возвращении в Россию его арестовывают и отправляют в ссылку в Архангельскую губернию, откуда Ворошилов бежит в Баку, где занимается «экспроприациями» вместе со Сталиным. В результате Ворошилову пришлось сменить много тюрем и дальних поселений, но потом он попал под амнистию в честь 300-летия Дома Романовых. Уехал в Царицын и устроился там на оборонный завод. Вскоре началась Мировая война. Многие большевики не уклонялись от мобилизации, собираясь разлагать армию изнутри. Ворошилов же решил с семьей податься в бега. Через некоторое время он всплыл в предместьях Петрограда на маленьком частном заводике и установил связь с местными нелегалами.

В февральские дни 1917 г. Ворошилов в гуще солдат запасных полков и дезертиров, заполонивших столицу. Они с радостью избирают его депутатом Петроградского совета. Но партия решает иначе: человек, который не служил в армии, не может быть депутатом от солдат, шахтеру место в Луганске.

После октябрьского переворота Ворошилов снова в Петрограде – как делегат Учредительного собрания. Но работает в ЧК, ЦК, Совнаркоме, «ликвидирует» Градоначальство столицы. Тем временем на Украине немецкие войска продвигаются на восток, угрожая Донбассу. Ворошилова отправляют сколачивать отряды красной гвардии. С марта 1918 г. он – командир 1-го Луганского социалистического отряда, с апреля – организатор и командующий 5-й армией. Под напором германских войск 5-я армия отступает в Россию, громя по дороге казацкие станицы. В июле – начале августа 1918 г. Ворошилов – командующий группой войск при обороне Царицына. Сколотив новую армию, Ворошилов вместе со Сталиным, Щаденко, Думенко и Буденным вели полупартизанскую борьбу с Белыми войсками, уложив в русскую землю 60 тыс. своих соратников. Вместе с С.М. Будённым был организатором 1-й Конной армии (ноябрь 1919), член РВС армии до мая 1921 г.

Ворошилов успел побывать за Гражданскую войну и комиссаром НКВД Украины, и лидером «военной оппозиции». Отличился в Кронштадтских расправах 1921 г. В 1924 г. он оказался в числе инициаторов постройки мавзолея Ленина. «Мавзолей должен быть импозантным зрелищем, центром притяжения всех глаз» – постановила «тройка» с участием Ворошилова. С 1924 г. Ворошилов – командующий войсками Московского ВО и член РВС СССР. С июня 1924 по декабрь 1925 г. член Оргбюро ЦК ВКП(б). 6 ноября 1925 г. назначен наркомом по военным и морским делам СССР и председателем РВС СССР. Ворошилов легко отправлял подчиненных на смерть, санкционируя их аресты. Особый военный талант Ворошилова раскрылся во время финской кампании. Полумиллионная армия под его командованием завязла на финских оборонительных линиях. Сталин был вынужден снять его с должности, но назначил зампредом Совнаркома.

Его возвращение на военную должность и руководство Северо-Западным направлением в 1941 г. закончилось катастрофически – блокадой Ленинграда. Но опять Сталин его пощадил. Ворошилову поручали то формировать резервы, то возглавлять партизан, то трофейный комитет, то вести переговоры с союзниками.

Дав ему принять вместе с собой парад победы, Сталин после войны вовсе отодвинул Ворошилова от обороны. В 1946–1953 гг. он – заместитель Председателя Совета министров СССР. В 1945–1947 гг. Ворошилов, являясь председателем Союзной контрольной комиссии в Венгрии, способствовал установлению там коммунистического режима.

После смерти Сталина Ворошилов был избран «почетным президентом» – Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Как активный участник репрессий 1930-х гг., Ворошилов пытался помешать Хрущеву осудить действия Сталина на XX съезде КПСС, и за это в 1960 г. отправлен Хрущевым на пенсию. С падением Хрущева Брежнев вернул Ворошилова в политику в качестве «живой легенды», а потом с почестями похоронил у Кремлевской стены.

Гонка вооружений сопровождалась мощной пропагандистской кампанией. Для того, чтобы народ (а, в основном, молодежь, на которую делало ставку большевицкое руководство) терпел и трудился с энтузиазмом, необходимы были впечатляющие рекорды, способные вселить гордость за новое «государство рабочих и крестьян». Конструкторские коллективы разработчиков военной техники работали с большим напряжением и энтузиазмом, так как в них трудились люди, увлеченные своим делом, многие из которых не задумывались над тем, откуда берутся деньги на новые разработки. В основном отраслевые КБ возглавляли выдающиеся ученые и инженеры старой русской школы, возле которых набирались опыта более молодые ученые. Молодежь 1930-х гг. стремилась в армию, авиацию и флот, искренне веря в то, что их порыв и жертвенный труд нужны стране и народу. Очень многие из них, несмотря на все испытания, выпавшие на их долю, пронесли эту убежденность через всю жизнь, сделав немало полезного для России. Другие же стали жертвами своей веры, зачастую напрасными.

Очень многие военные разработки велись в так называемых «шарашках» или «шарагах» – особых конструкторских бюро (ОКБ) и закрытых научно-исследовательских институтах, в которых для большевицкого военно-промышленного комплекса под контролем чекистов трудились заключенные инженеры, конструкторы и другие технические специалисты. Там отбывали заключение знаменитые потом конструкторы: отец советской космонавтики С.П. Королев (потерявший зубы от цинги после 17 месяцев на Колыме), конструктор ракетных двигателей В.П. Глушко, авиаконструкторы Д.П. Григорович, Н.И. Поликарпов, А.Н. Туполев. Со временем более 1000 инженеров и ученых работало в «шарашках». Их бытовые условия были лучшими по сравнению с теми, в которых жили обычные заключенные, но степень несвободы оставалась такой же. Возникшие в начале 1930-х гг., «шарашки» просуществовали до конца сталинского времени, достигнув своего расцвета к концу 1940-х гг. под «покровительством» Л. Берии.

Советская пропаганда, спекулируя на достижениях выдающихся ученых и инженеров, приписывала полученные результаты большевицкому режиму, убеждая всех, что только «благодаря заботам партии и преимуществам советского строя» все эти достижения и стали возможны. Многие верили этой лживой пропаганде.

Историческая справка

Общеизвестными рекордами являются дальние перелеты русских летчиков 1930-х гг. 10–12 сентября 1934 г. экипаж самолета АНТ-25 (командир М.М. Громов, второй пилот А.И. Филин, штурман И.Т. Спирин) совершил рекордный по дальности и продолжительности перелет по замкнутому маршруту, протяженностью 12 411 км за 75 часов. 20–22 июля 1936 г. на самолете АН-25 советские летчики – командир В.П. Чкалов, 2-й пилот Г.Ф. Байдуков и штурман А.В. Беляков совершили беспосадочный перелет через Северный Ледовитый океан и Петропавловск-Камчатский на остров Удд, протяженностью 9374 км. 18–20 июня 1937 г. тот же экипаж совершил беспосадочный перелет по маршруту Москва – Северный Полюс – Ванкувер, протяженностью 8504 км. Героев-летчиков чествовала вся страна. 12–14 июля 1937 г. на самолете АНТ-25 экипаж в составе: командир М.М. Громов, 2-й пилот А.Б. Юмашев и штурман С.А. Данилин установил сразу 2 мировых рекорда по дальности полета на маршруте Москва – Северный полюс – Сан-Джасинто (США). Создателем самолета АНТ-25 стало конструкторское бюро под руководством выдающегося русского авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева.

Между тем в странах Европы и США достижения в различных областях развития науки и техники, в том числе и боевой, были не менее, а зачастую более значимыми, нежели в СССР, причем были получены без идеологической истерии и колоссальных жертв за счет эффективной экономики и естественного развития общества в условиях технического прогресса. Выдающихся результатов добивались не только коренные европейцы и американцы, но и бывшие граждане исторической России, ушедшие после Гражданской войны в эмиграцию. В 1930-е гг. в США работали два выдающихся русских инженера – создателя авиационной техники – Игорь Сикорский и Александр Прокофьев-Северский.

Историческая справка

Игорь Иванович Сикорский (1889–1972) был известным на всю Россию авиаконструктором. Под его руководством еще до революции было создано 25 типов самолетов, в том числе знаменитые «Русский Витязь» и «Илья Муромец», положившие начало тяжелой и дальней авиации во всем мире, и два типа вертолетов. В США он сконструировал 17 типов самолетов и 18 типов вертолетов. Его технические решения были признаны наилучшими во всем мире, а тяжелые вертолеты типа S-55, S-56, S-58, S-60, разработанные в 1950-е гг., стали производиться в Англии, Японии, Франции и ряде других стран. На вертолетах этих типов было установлено большинство мировых рекордов по дальности и скорости полета. В 1930-е гг. Игорь Сикорский создавал тяжелые бипланы и гидросамолеты. Так, десятиместная двухмоторная амфибия S-38 применялась во всех частях Земного шара. В фирме Сикорского работали инженеры-эмигранты Михаил и Сергей Глухаревы, Борис Лабенский, Николай Гладкевич и ряд других талантливых инженеров. Ими были созданы 5-местная летающая яхта S-39, 16-местная – S-41 и четырехмоторный «летающий клиппер» S-40, ставший первым серийным пассажирским авиалайнером на регулярных океанских авиалиниях большой протяженности. Тем же коллективом были созданы первые в мире вертолеты, в том числе и S-47, запущенный в серийное производство в 1941 г. S-47 стал единственным вертолетом стран антигитлеровской коалиции, принявшим участие во Второй мировой войне.

Историческая справка

Александр Николаевич Прокофьев-Северский (1894–1974) в годы Первой мировой войны был морским летчиком Русской Императорской армии. 6 июля 1915 г. при посадке самолета, на котором он летал на бомбардировку немецких кораблей, взорвалась имевшаяся на борту 10-фунтовая бомба. Молодой летчик был тяжело ранен и лишился ноги до колена. Обладавший сильной волей и хорошей спортивной подготовкой Александр Прокофьев-Северский вновь стал летать и в начале 1916 г. вернулся в строй. За доблесть и мужество, проявленные в боях, он был награжден орденом Станислава 3-й степени и Георгиевским оружием. За годы войны он имел 1600 часов налета, участвовал в 57 воздушных боях и одержал 13 побед. Несмотря на боевую работу, Александр Прокофьев-Северский начал инженерную деятельность, в частности, придумал лыжное шасси для «летающих лодок» Григоровича, что позволило применять гидроавиацию на Балтике зимой. Выехав в 1918 г. в США, Прокофьев-Северский стал одним из создателей американской гидроавиации. На его самолетах Р-35 был установлен ряд рекордов скорости: в 1937 и 1939 гг. летчик Франк Фуллер дважды выигрывал в США состязания в гонках, американская летчица Жаклин Кокран на самолете SEV-1XP установила два женских рекорда скорости (в 1937 и 1940 гг.), превысив показатель 500 км/час. На этом же самолете сам Александр Прокофьев-Северский, никогда не бросавший летать, установил еще один рекорд, совершив беспосадочный перелет из Нью-Йорка в Гавану за 5 часов и 3 минуты. А.Н. Прокофьев-Северский был членом 17 научных и общественных организаций, имел степень почетного доктора наук и к концу 1950-х гг. имел 13 тыс. часов налета – непревзойденный до сих пор рекорд для летчика-инвалида.

В мае 1931 г. мир взорвала сенсация. Швейцарский профессор Огюст Пикар на воздушном шаре, названном стратостатом, поднялся на высоту более 15 тыс. м. Пикар покорил нижние слои стратосферы, до того времени недоступные для человека. Это событие называли первым шагом человека во вселенную, весь мир переживал «стратосферный бум», высказывались самые смелые и дерзкие предложения о полетах не только в стратосферу, но и в космос. Коммунистические руководители СССР не хотели отставать от «капиталистических стран» и распорядились принять участие в «стратосферной гонке». Однако успехи в ней были не столь велики, как в авиации: большинство полетов закончились трагически и поэтому о них поспешили поскорее забыть.

Историческая справка

История этих действительно самоотверженных и героических полетов такова. В Москве был изготовлен стратостат СССР-1, в 2 раза больший по объему, нежели стратостат Пикара: его высота превышала 150 м. Над созданием стратостата трудился многочисленный коллектив инженеров и ученых, а ход работ контролировался военными. Риск полета был крайне высок: вероятность успеха составляла не более 30 %. Шар заполнялся легко воспламеняющимся водородом, и любая случайная искра, молния, разряд статического электричества могли спровоцировать взрыв и гибель экипажа, размещавшегося в небольшой гондоле, диаметром не более 2 м. Любая разгерметизация в стратосфере приводила к немедленной гибели экипажа.

30 сентября 1933 г. в 8 часов 30 минут при тихой, солнечной погоде стратостат СССР-1 поднялся в воздух и через 4 часа достиг высоты 19 300 м, побив более чем на 3000 м рекорд Пикара. Официально, правда, был зарегистрирован рекорд в 19 000 м. Приземлилась гондола невдалеке от Коломны. Имена командира экипажа Георгия Прокофьева и стратонавтов Эрнста Бирнбаума и инженера Константина Годунова узнала вся страна. Пресса назвала их «красноармейцам неба» и «гражданами стратосферы». Данный рекорд был первым рекордом, установленным СССР в небе.

Ленинград решил не отставать от столицы и изготовить аналогичный стратостат силами самого города. Для этого была издана брошюра под названием «В стратосферу» ценою в 1 рубль, что по тем временам было немало, и тираж ее разошелся за один день. Кроме всего прочего, подобное соревнование было на руку главе ленинградской партийной организации С.М. Кирову для укрепления своего авторитета в партии большевиков. 15 сентября 1933 г. «ОСОАВИАХИМ»-1 был доставлен в Москву. Из 11 претендентов на полет были отобраны трое: командир экипажа – Павел Федосеенко, совершавший полеты на аэростатах еще до революции и бывший очень опытным пилотом; бортинженер Андрей Васенко, спроектировавший стратостат «ОСОАВИАХИМ»; и 23-летний ученый-физик Илья Усыскин, в 20 лет опубликовавший работу по исследованию атомного ядра, высоко оцененную академиком Иоффе и ведущими физиками-ядерщиками Европы. Иоффе порекомендовал Илье войти в состав экипажа с целью изучения природы космических лучей, для чего молодой ученый сконструировал оригинальный прибор.

В январе 1934 г. в Москве начал работу XXVII съезд ВКП(б), которому вся страна должна была салютовать победами. 9 января 1934 г. нарком обороны К.Е. Ворошилов в секретном письме Сталину сообщил, что «ОСОАВИАХИМ»-1 начинают готовить к запуску в секретном порядке без предварительных сообщений в печати для установления нового мирового рекорда. Подготовка к старту происходила в спешке, стремились во что бы то ни стало осуществить полет во время работы съезда. Никого не смутило, что в стратосферу нужно будет подниматься зимой в тяжелых погодных условиях. Полет стратостата «ОСОАВИАХИМ»-1 состоялся морозным утром 30 января 1934 г. на Кунцевском аэродроме. На поле съехались высшие военные чины, а все подходы и подъезды были перекрыты охраной. Ни о каком спецоборудовании и спецодежде организаторы полета даже не подумали. К 11 часам 49 минутам московского времени стратостат достиг высоты 20 600 м и передал на Землю сообщение: «С рекордной высоты 20 600 м передаем пламенный привет 17 съезду ВКП(б) и вождю пролетариата товарищу Сталину. Подъем продолжаем». В следующий оговоренный час на командном пункте никто не услышал ожидаемого сообщения. Начались поиски гондолы с экипажем. К вечеру стало ясно, что, скорее всего, стратостат погиб, а между тем в эфир вышло сообщение о достижении стратостатом нового мирового рекорда в 20 600 м. К исходу 30 января в 500 километрах от Москвы, невдалеке от Саранска, была найдена искореженная гондола стратостата с погибшими членами экипажа. При изучении бортового журнала стало ясно, что стратонавты достигли высоты в 22 000 м, когда случилась трагедия. Проститься с героями пришла вся Москва, их трагическая гибель нашла отклик не только в Советском Союзе, но и во всем мире. Стратонавтов похоронили с почестями в Кремлевской стене и посмертно наградили орденами Ленина. По оценкам специалистов, для стратостата «ОСОАВИАХИМ»-1 предельно допустимой являлась высота в 21 000 м. Подниматься «до тех пор, пока не остановишься», командиру экипажа Павлу Федосеенко приказали партийные чиновники, инструктировавшие его перед полетом. Константин Эдуардович Циолковский, анализируя основную причину катастрофы, отметил, что она произошла на 90 % из-за погони за рекордом.

В последующие годы советских стратонавтов преследовал злой рок. В 1934 г. на старте сгорел стратостат СССР-2, в 1937-м, едва оторвавшись от земли, рухнул суперстратостат СССР-3, объем оболочки которого превышал объем оболочки «ОСОАВИАХИМА» в 7 раз. На нем хотели покорить высоту в 30 километров. В 1938 г. в центре Ростова-на-Дону опустился стратостат, в гондоле которого находилось 4 мертвых стратонавта. Они испытывали работу кислородных аппаратов на больших высотах, но в лаборатории по ошибке им закачали повышенную смесь углекислого газа. Главной причиной неудачи полетов следует считать истерическую предполетную гонку под давлением партийных функционеров, сопровождавшуюся угрозами репрессий, и неуважение к мнению специалистов. Из целой серии полетов стратостатов удачным оказался лишь полет СССР-1. Павлу Федосеенко, Андрею Васенко и Илье Усыскину еще «повезло» по сравнению с другими экипажами, имена которых были попросту вычеркнуты из истории русской авиации и воздухоплавания. Советское руководство поспешило забыть о неудачных полетах в стратосферу и отсчет космической эры начало с чистого листа: с полета Юрия Гагарина в 1961 г. Между тем в США никогда не отрывали историю развития авиации, стратонавтики и космонавтики друг от друга: американские космические корабли, зачастую, носили имена стратостатов 1930-х гг., а стратостаты, в свою очередь, имена первых самолетов начала XX в. В СССР такая постановка вопроса была идеологически невозможной: в небо русские летчики поднялись при «проклятом царском режиме», а полеты в стратосферу закончились трагически и не вписывались в схему «триумфального социалистического строительства».

Литература:

Н.С. Симонов. Военно-промышленный комплекс СССР в 20-е–50-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. М., 1996.

О.Н. Кен. Мобилизационное планирование и политические решения. Конец 1920-х – середина 1930-х. СПб., 2002.

3.2.31. Отношение мирового сообщества к сталинскому режиму

Большой Террор заметно изменил отношение к Советскому Союзу со стороны западного сообщества. В самые трудные годы мирового экономического кризиса на Западе (прежде всего – в левых и либеральных кругах) возрос интерес к плановому «советскому эксперименту», который, казалось, покончил с массовой безработицей и спадами производства, обеспечив быстрый рост экономики. Об эксцессах же коллективизации и о голодоморе на Западе знали очень мало, а о том, что страшный голод специально организован государством, и помыслить никто не мог. Это казалось невероятным, потому что было слишком чудовищно.

Усиление великодержавного начала и культурного консерватизма в государственной политике, принятие демократически звучащей конституции в 1936 г. породили среди западной общественности надежды на либерализацию советского режима, постепенное превращение СССР в подобие нормального национального государства. Этот образ «нормализирующегося режима» подкреплялся внешнеполитическим курсом СССР, направленным на создание системы коллективной безопасности и объединение всех демократических сил на борьбу с фашистской угрозой.

Начавшееся с осени 1936 г. истребление руководящих большевицких руководителей и сотен тысяч простых граждан совершенно разрушило эти представления. Большой террор проходил гласно, на глазах всего мира. Дипломаты, журналисты и разведчики сообщали о его масштабах правдивые сведения. Даже для большинства «попутчиков» СССР на Западе стало ясно, что создан режим беспощадной и ничем не ограничиваемой личной диктатуры, которой приносятся в жертву жизнь и благополучие граждан, интересы экономического развития и безопасности страны. Сталинский режим к 1939 г. стал восприниматься по аналогии с нацистским как тоталитарный и агрессивный, а значит – враждебный общечеловеческим ценностям и интересам.

Кроме того, уничтожение в огне «чисток» высшего командного состава РККА и наиболее опытных хозяйственных и дипломатических кадров подрывало доверие к внешней, экономической и военной политике СССР, его хозяйственному и военному потенциалу и боеспособности.

Военные атташе западных стран в Москве сообщали об огромном ущербе, нанесенном «чистками» состоянию советских вооруженных сил. Французское военное командование перестало учитывать возможный советский вклад в своем стратегическом планировании, а подготовка советско-французской военной конвенции была заморожена. Эдуард Бенеш – президент Чехословакии, также связанной с СССР договором о взаимопомощи, в контактах с советским полпредом прямо говорил об «ослаблении международного значения СССР». Аналогичные сигналы поступали и из других западных стран. Гитлер называл СССР «колоссом на глиняных ногах», который рухнет при первом серьезном ударе. Политики всех западных стран прекрасно сознавали, что после репрессий такого масштаба народ будет ненавидеть сталинский режим и защищать его станет неохотно. Cталинский режим стал восприниматься на Западе не только как чужеродное образование, но и как слабая величина.

3.2.32. Международная политика большевиков в конце 1930-х гг

С середины 1930-х гг. Гитлер начал упразднять созданный Версальским договором порядок и расширять свои владения. В 1935 г. Саарская область проголосовала за воссоединение с Германией. В марте 1936 г. войска Вермахта в нарушение Версальского и Локарнского договоров вошли в Рейнскую демилитаризованную зону, что давало право Франции применить против Германии военную силу и обязывало гарантов Локарно – Великобританию и Италию – оказать ей всю возможную помощь. Соотношение сил было явно не в пользу Германии, но Гитлер шел на риск, рассчитывая на малодушие и несогласованность действий западных держав. Этот расчет полностью оправдался: Великобритания и Италия уклонились от выполнения своих обязательств, а Франция не решилась воевать в одиночку, ограничившись громкими протестами. Лига Наций осудила нарушение Германией международных договоров, но воздержалась от введения против нее каких-либо санкций. Безнаказанная ликвидация Рейнской демилитаризованной зоны вывела войска Вермахта на границу с Францией и резко сократила возможности последней в случае оказания военной помощи своим союзникам на востоке Европы; авторитету Франции как великой державы был нанесен непоправимый ущерб.

С одной стороны, причина такой политики «умиротворения» заключалась в опасении Лондоном и Парижем сталинского государства. Гитлер, по сравнению с деспотом из Москвы, в середине 1930-х гг. выглядел «европейским» политиком, более решительной «копией» неистового Муссолини. С другой стороны, память о невиданных жертвах Первой мировой войны, особенно во Франции, была еще слишком свежей. Европейским политикам казалось, что Гитлер остановится в собственных притязаниях и тогда удастся избежать нового кровопролития.

Гитлер очень умело пользовался такими заблуждениями. Успеху его активной внешней политики способствовал рост немецкой экономики, благодаря разумной хозяйственной и социальной политике в Германии, а также начавшийся в 1937-м спад производства в мире. 5 ноября 1937 г. в имперской рейхсканцелярии фюрер собрал командование Вермахта и министра иностранных дел Нейрата.

Перед изумленными слушателями Гитлер на протяжении четырех часов развивал собственные планы преодоления расовой угрозы для арийских наций со стороны неполноценных народов, захвата жизненного пространства и создания территориально замкнутой великой Германской империи. Первыми шагами на пути к поставленной цели Гитлер считал захват Австрии, Судетской области и всей Чехословакии для создания исходной промышленной и продовольственной базы. Затем на горизонте маячила очередь Польши.

Нейрат, военный министр генерал-фельдмаршал В. фон Бломберг и командующий сухопутными войсками генерал-полковник В. фон Фрич выступили с резкими возражениями, справедливо полагая, что война с западными державами приведет Германию к катастрофе. Если присоединение Австрии и Судетской области еще можно было рассматривать как объединение этнических немцев в рамках одного государства, то покушение на Чехословакию, а далее на Польшу неизбежно спровоцирует полномасштабную войну, которую Германия, безусловно, проиграет ввиду ограниченности собственных ресурсов.

Оппоненты впервые усомнились в реалистичности и обоснованности политических взглядов немецкого рейхсканцлера. Он же, в свою очередь, убедился в том, что немецкие консерваторы хотели величия Германии, но не желали авантюрных планов, выступали за рост мощи Вермахта, но не за войну, поддерживали национал-социалистический порядок, но не разделяли национал-социалистическое мировоззрение. Раздражённый Гитлер не потерпел оппозиции, и зимой 1938 г. все трое лишились занимаемых постов.

В. фон Бломберг ушел в отставку 25 января 1938 г. Военное министерство было ликвидировано. Его место 4 февраля 1938 г. заняло Верховное командование Вооруженных сил (ОКВ – Oberkommando der Wehrmacht) во главе с генералом артиллерии В. Кейтелем, который стал начальником ОКВ и главным заместителем Гитлера, принявшего на себя командование Вермахтом. 4 февраля 1938 г. В. фон Фрича сменил генерал-полковник В. фон Браухич. Кроме того, Гитлер одновременно отправил на пенсию 16 пожилых генералов, а 44 генерала были смещены им с занимаемых должностей. В тот же день К. фон Нейрата сменил Иоахим фон Риббентроп, пользовавшийся полным доверием фюрера. Еще раньше, в сентябре 1937 г. блестящий профессионал-финансист Ялмар Шахт, резко критиковавший политику НСДАП, оставил должность имперского министра экономики, которую занял нацист В. Функ.

В итоге совещание 5 ноября 1937 г. стало началом конфликта между Гитлером и христианско-консервативной элитой Германии, который, в конце концов, вылился в антигитлеровский заговор с целой серией покушений на фюрера. Устранив последние оплоты консервативной элиты в Вермахте и в МИДе, Гитлер перешел к реализации планов, изложенных им на ноябрьском совещании.

Нет никакого сомнения в том, что «вторая» Антанта (союз России, Франции и Великобритании) одним бы фактом своего существования остановила бы в 1938 г. германскую экспансию. Но проблема заключалась в том, что Российского государства, игравшего с XVIII в. важнейшую роль в европейской политике, в системе сдержек и противовесов, уже не существовало 20 лет. На его месте возникло совсем другое государство, с принципиально иными целями и задачами.

Сталин зимой 1936/1937 г. попытался в первый раз достигнуть соглашения с Гитлером. Советскому лидеру уже тогда было ясно, что сближение между Москвой и Берлином неизбежно взорвет мир в Европе, что рассматривалось Сталиным как положительный фактор распространения коммунистического господства. В декабре 1936 г. руководитель советской разведывательной сети на Западе В.Г. Кривицкий получил указание ослабить агентурную деятельность в Германии, чтобы создать благоприятный фон для советско-германского сближения.

В январе 1937 г. Сталин поручил советскому торгпреду в Берлине Д.В. Канделаки передать германской стороне предложения об улучшении политических взаимоотношений и о возможных дипломатических соглашениях. Канделаки беседовал с президентом рейхсбанка Ялмаром Шахтом и одним из ближайших соратников Гитлера по НСДАП, уполномоченным по четырехлетнему плану Германом Герингом. Однако 11 февраля 1937 г. министр иностранных дел Германии К. фон Нейрат сообщил Шахту об отклонении фюрером сталинских внешнеполитических инициатив. Немецкая сторона мотивировала отказ подрывной деятельностью Коминтерна и наличием советско-французского договора о взаимопомощи 1935 г., однако допускала возможность пересмотра советско-германских взаимоотношений в неопределенном будущем. Ставший невозвращенцем Кривицкий позднее писал: «Главным препятствием для достижения понимания с Москвой являлся сам Гитлер». Вероятно, Гитлер мог оценить те преимущества, которые предоставлял ему временный союз с большевицким деспотом, но в 1937 г. фюрер в нем еще не нуждался, поглощенный планами экспансии на Западе.

В октябре 1936 г. Германия и Италия договорились об экономическом партнерстве и разграничении сфер влияния (ось Берлин – Рим), в ноябре Германия и Япония заключили «Антикоминтерновский пакт» (обязавшись в случае войны «не предпринимать ничего, что облегчало бы положение СССР»). В декабре был подписан итало-японский договор о взаимном признании территориальных захватов обеих сторон (в Эфиопии и Маньчжурии). Присоединение Италии к «Антикоминтерновскому пакту» в ноябре 1937 г. довершило создание блока стран «оси», нацеленного на разрушение остатков Версальско-Вашингтонской системы международных отношений. Опираясь на союз с Италией и Германией, Япония в июле 1937 г. начала агрессию против Китая.

Западные демократии долгое время не желали рассматривать усиление германского нацизма и японского милитаризма как существенную опасность. Это объяснялось широким распространением пацифистских настроений. Ни французы, ни англичане воевать не хотели. Сказывалась и явная недооценка фанатичности и опасности нацизма, надежда умиротворить его частичными уступками и направить острие нацистской агрессии на восток, против другого тоталитарного режима – большевицкого.

Особенно активно политику умиротворения проводила Великобритания, тогдашнее руководство которой (правительство консерваторов во главе с Невиллом Артуром Чемберленом в 1937–1940-х гг.) видело в сильной Германии эффективный противовес СССР и было, по словам предшественника Чемберлена С. Болдуина, отнюдь не против «драки между большевиками и нацистами». США рассчитывали пересидеть европейские распри за океаном и следовали законам о нейтралитете 1935 и 1937 гг., которые запрещали экспорт оружия и военных материалов воюющим странам. Франция, больше других опасавшаяся гитлеровской Германии, не решалась противостоять ей в одиночку и следовала в фарватере британской политики. Объединению всех заинтересованных сил в борьбе с нацизмом мешало и отвращение к сталинскому режиму, который не рассматривался западными демократиями в качестве надежного и порядочного партнера.

Большевицкая дипломатия между тем продолжала поиск союзников против потенциальных противников, основными из которых в военных планах СССР, естественно, считались члены «Антикоминтерновского пакта» – нацистская Германия и милитаристская Япония. Исходившая от них угроза войны нарастала, и Сталин в той или иной форме надеялся восстановить старую Антанту для сдерживания Германии. Но в миролюбие СССР после Большого Террора не верил никто. Может ли режим, уничтожающий сотни тысяч своих граждан и искореняющий религию, быть защитником демократии и независимости других стран – очевидно, что нет. Все миролюбивые заявления наркома Литвинова и сменившего его Молотова однозначно рассматривались как стопроцентная ложь и прикрытие столь же агрессивных внешнеполитических планов, какие строила и нацистская Германия. Недоверие к СССР англосаксонских демократий ярко проявилось и в ходе Гражданской войны в Испании, когда и США и Великобритания предпочли сохранять нейтралитет в битве националистов с анархо-коммунистами.

Мнение современника:

«Во всех мировых смутах видна ее (Советской России. – Авт.) рука, во все очаги разгорающегося пожара подброшены советские поленца». – А.И. Деникин. Мировые события и русский вопрос. Париж: Издание союза добровольцев, 1939. С. 17.

Гитлер, вдохновленный отсутствием сопротивления, сделал следующий шаг в расширении «этнических границ» Третьего рейха. 12 марта 1938 г., после нажима на правительство Австрии, войска Вермахта заняли территорию этой страны, которая согласно закону об аншлюсе (т. е. присоединении) и проведенному под немецким диктатом плебисциту была превращена в одну из областей Германии. Аншлюс, грубо нарушавший Версальский и Сен-Жерменский договоры, был воспринят западными демократиями как неизбежность и вызвал лишь формальную ноту протеста со стороны Франции. Англичане и французы даже отказались обсуждать этот вопрос в Лиге Наций. СССР решительно осудил аншлюс, но его предложение созвать общеевропейскую конференцию по противодействию германской агрессии было отклонено западными державами. Присоединение Австрии к Германии в то время представлялось как добровольное воссоединение немецкого народа в едином государстве.

Следующей жертвой нацистской экспансии стала Чехословакия. В мае 1938 г. Гитлер спровоцировал Судетский кризис: вновь опираясь на принцип самоопределения народов, он добивался присоединения этой населенной преимущественно немцами области бывшей Австро-Венгрии к Германии, угрожая в случае отказа применить военную силу. Воспользовавшись ситуацией, свои территориальные претензии к Чехословакии предъявили и Польша с Венгрией, причем первая даже выдвинула войска к польско-чехословацкой границе. Прага была готова сражаться при условии оказания ей помощи со стороны Франции и СССР, предусмотренной договорами о взаимопомощи с этими странами. Чешская армия и народ были настроены решительно. Оборонительные сооружения на германо-чехословацкой границе были недавно завершены под руководством французских военных инженеров и соответствовали самым высоким требованиям фортификационного искусства. Чехословацкие войска, в том числе и бронетанковые части, укомплектованные новейшими чешскими танками, построенными на заводах «Шкода» и ЧКД, выдвигались к западным границам республики. Несмотря на то, что Вермахт существенно превосходил армию Чехословакии численно, чешские солдаты с большим воодушевлением готовились дать отпор агрессии, и можно с уверенностью сказать, что победа над Чехословакией, даже в схватке один на один, далась бы нацистам недешево.

Историческая справка

В 1938 г. Чехословакия располагала 34 пехотными и 4 мобильными дивизиями, 138 отдельными учебными и крепостными батальонами, 55 авиаэскадрилиями (1582 самолета), 469 танками, почти 6 тыс. орудий и минометов, 62 тыс. пулеметов. В течение 2 месяцев Чехословакия могла призвать в армию 600 тыс. обученного резерва. В распоряжении Германии на границах Чехословакии имелось 39 дивизий.

11 сентября Франция объявила о мобилизации своей армии в связи с возможной агрессией Германии против Чехословакии. 19 сентября Москва подтвердила свою готовность оказать помощь Чехословакии вместе с Францией и даже в одностороннем порядке, если Лига Наций после соответствующего обращения Праги признает Германию агрессором. Без этого советские войска не смогли бы пройти через территорию Польши и Румынии для оказания помощи Чехословакии, с которой у СССР не было общей границы.

Правительство Польши, прекрасно понимая, что большевицкие войска, войдя на ее территорию, больше по своей воле никогда не уйдут, отказалось предоставить Советскому Союзу право прохода и предупредило, что в случае вторжения Красной армии объявит СССР войну. Румыния также страшно боялась СССР, но под гарантии Франции была готова рассмотреть этот вопрос. Однако правительство Эдуарда Даладье такие гарантии дать не могло – воевать с СССР, если он не пожелает вывести свои войска из Румынии после завершения военной кампании, у Франции не было ни охоты, ни сил. Поэтому Франция рекомендовала президенту Бенешу прислушаться к британскому предложению и передать Судеты Германии. Бенеш ни на минуту не верил в реальность кремлевских гарантий и считал СССР «нежелательным союзником». Пускать Красную армию на территорию Чехословакии казалось еще опасней, чем Вермахт – ужасов, подобных большевицким, нацисты еще и близко не сотворили к 1938 г. (Глаза на характер нацистского режима многим впервые открыла «Хрустальная ночь» 9 ноября 1938 г., когда Гитлер организовал по всей Германии волну еврейских погромов в ответ на убийство в Париже эмигрантом-евреем чиновника немецкого посольства).

В результате сложных дипломатических маневров и демонстраций силы, продолжавшихся весь сентябрь, Гитлер, Муссолини, Даладье и Чемберлен от имени Германии, Италии, Франции и Англии 29–30 сентября 1938 г. в Мюнхене согласились, что Судеты отойдут к Германии, а некоторые восточные районы Чехословакии – к Польше и Венгрии. Саму Чехословакию поставили перед свершившимся фактом. 29 сентября, когда в Мюнхене шли переговоры, на заседании чехословацкого правительства в Пражском Граде генерал Лев Прхала умолял президента Бенеша отдать приказ об обороне страны: «Что бы ни решили великие державы, надо воевать. Народ един, армия крепка и хочет идти в бой. Даже если мы останемся одни, без союзников, мы не можем сдаться – армия обязана защитить целостность республики, она хочет и будет сражаться». Но, убедившись, что Франция и Великобритания помогать Чехословакии в отражении германской агрессии не будут, президент Бенеш воевать не решился и принял ультимативное требование, полученное из Мюнхена. «Жертва, которую нас заставили принести, огромна и бесконечно несправедлива», – заявил он 30 сентября. Чехи и словаки со слезами на глазах слушали радиообращение своего президента. 5 октября Э.Бенеш подал в отставку и покинул страну, вылетев во Францию. В разгар Судетского кризиса он уверял граждан, что у него есть секретный план спасения родины. Теперь чехи горько шутили: «секретный план – аэроплан». Только в 1942 г. страны Антигитлеровской коалиции, в том числе и СССР, денонсировали Мюнхенское соглашение и признали все решения относительно территориальной целостности Чехословакии, принятые после 28 сентября 1938 г., юридически ничтожными.

Для всех было ясно, что Великобритания и Франция совершили в отношении своего союзника, героически готовившегося защищать свою свободу, постыдное и вероломное предательство. Главный оппонент Невилла Чемберлена в консервативной партии, решительный антинацист и антикоммунист сэр Уинстон Черчилль бросил с парламентской трибуны в лицо премьер-министру и иным сторонникам Мюнхенского соглашения: «Вам предстояло выбирать между бесчестием и войною; вы выбрали бесчестие, вы получите войну». Слова эти оказались пророческими.

Германия отторгла с 1 по 10 октября половину территории Чехии и Моравии, Венгрия – с 5 по 10 ноября – всю южную часть Словакии и Подкарпатской Руси (Закарпатской Украины) и даже Польша в октябре-ноябре 1938 г. поживилась западной частью Тешинской области и несколькими селами и перевалами на границе со Словакией. Урезанная Чехо-Словакия (как она стала называться) просуществовала полгода. 14 марта 1939 г. Гитлер уже без чьего-либо согласия признал независимость Словакии и на следующий день занял Чехию, объявив ее немецким протекторатом «Богемия и Моравия». Подкарпатская Русь 18 марта 1939 г. отошла от Чехо-Словакии к Венгрии.

22 марта 1939 г. Германия вернула себе и Мемель (Клайпеду), отторгнутый у нее по Версальскому договору в пользу Литвы, население которого было на три четверти немецким. На улицах немецких городов нацисты распевали: «Heute gehört uns Deutschland, und morgen die ganze Welt» – «Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра – весь мiр!»

Сталин был готов при благоприятных обстоятельствах, да еще по решению Лиги Наций, ввести в Чехословакию войска во время Судетского кризиса. На западных границах СССР были сконцентрированы и приведены в боевую готовность дивизии первой очереди, призвано более 300 тыс. резервистов. В Кремле также могли рассчитывать на то, что эти меры окажут сдерживающее воздействие на Германию и Польшу, заставив, как писал в Москву из Женевы нарком иностранных дел Максим Литвинов, «Гитлера и Бека (министра иностранных дел Польши. – Отв. ред.) поверить в возможность большой войны с нашим участием» и отказаться от раздела Чехословакии.

Усиливать «Антикоминтерновский пакт» Чехословакией Сталин вовсе не желал, но воевать один на один с Германией он не мог себе и помыслить, тем более что, по его убеждению, заставить СССР и Германию сражаться друг с другом из-за Чехословакии, как за год до того они сражались за Испанию, – являлось скрытой целью мюнхенской политики западных держав. Красная армия не перешла границ ни с «панской» Польшей, ни с «боярской» Румынией… на этот раз. Но красные курсанты в СССР пели свою песню: «Гремя броней, сияя блеском стали / Пойдут машины в яростный поход, / Когда пошлет нас в бой товарищ Сталин / И маршал Блюхер в битву поведет». Маршал Блюхер вскоре умер от побоев в застенках НКВД, фамилию из песни выкинули, но саму песню петь продолжали. Только теперь в битву бравых танкистов вел уже безымянный «красный маршал», на всякий случай…

Вячеслав Молотов спустя много лет вспоминал, какие принципы действительно лежали тогда в основании большевицкой внешней политики: «Свою задачу как министр иностранных дел я видел в том, чтобы как можно больше расширить пределы нашего Отечества. И кажется, мы со Сталиным неплохо справились с этой задачей». Мир, демократия, антифашистский фронт были лишь дымовой завесой агрессивных устремлений большевиков. Помочь в решении этой задачи западные демократии Сталину никак не желали, и потому, совершенно естественно, тоталитарный агрессивный Советский Союз начал сближение с тоталитарной агрессивной нацистской Германией против стремившихся сохранить мир и существующие границы в Европе англосаксонских демократий и Франции. Выбор в пользу Германии Сталин сделал через четверть века после начала Первой мировой войны.

3.2.33. Сломленный, обеспамятованный и порабощенный в СССР народ России. Цена большевицкого эксперимента к 1939 г.

Гражданская война, «Красный террор» революционных лет, эмиграция, голодомор, продразверстки разрушили к началу 1920-х гг. русское общество. «С Россией и русским народом теперь можно делать всё, что угодно, так как общество уничтожено», – написал Петр Струве в июне 1926 г. Общество действительно было уничтожено. Может быть, не до конца, может быть, еще не совсем, хотя бы в деревне. Но его остатки добили коллективизация, раскулачивание и новый голодомор. Однако, как показала перепись января 1937 г., – личность большинства людей России не была разрушена. Вера в Бога давала им силы противостоять большевицкой богоборческой власти на уровне личном, храня свою совесть от порабощения и осквернения сотрудничеством с сатанинским режимом. «Проклятые большевики, как я ненавижу их! Все лицемеры, лгуны и подлецы» – так думали даже подростки (дневник Нины Луговской). Большой Террор организован был большевиками именно для того, чтобы покончить с автономной, внутренне свободной личностью, отвергающей большевицкий строй.

Мудрость человечества:

«Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его:

Глаза гордые; язык лживый; руки, проливающие кровь невинную; сердце, кующее злые замыслы; ноги, быстро бегущие к злодейству; лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями». – Библия. Книга притчей Соломоновых. 6:16–19.

Главным орудием разрушения был страх. Людей хватали, тащили в застенки, мучили и убивали непонятно за что, и потому никто не мог поручиться, что, выйдя утром из дома на работу, он вернется домой, а, ложась спать, проснется утром в собственной постели, а не будет ночью увезен в «черной Марусе» в казематы следственной тюрьмы НКВД. Многие спали не раздеваясь, потому что, арестовывая, им порой не позволяли одеться, и они держали собранным чемодан с вещами первой необходимости.

В чём-то жизнь в месяцы Большого Террора напоминала жизнь во время чумной эпидемии или жизнь на линии фронта. Но была существенная разница. Разбушевавшаяся стихия всегда объединяет людей – вместе выстоять легче и шансов погибнуть – меньше, война также объединяет людей – только сообща можно успешно бороться с врагом. Стихия же Большого Террора разделяла людей, разбивала самые прочные сообщества – дружеские, семейные, национальные. Террор обрушивался на человека, как правило, по доносу – и доносили друг на друга очень многие. Одни – чтобы свести счеты, другие – сделать карьеру, третьи – избавиться от надоевшей супруги (супруга), четвертые, чтобы прибрать к рукам соседнюю комнату в коммунальной квартире, пятые – чтобы на них не донесли раньше. В ближнем террор заставлял видеть лютого врага и сторониться его. Это мало помогало, но приводило к страшному отчуждению людей друг от друга. Недоверчивость, скрытность, замкнутость стали неотъемлемыми чертами характера советских людей в эти годы. Человек – «животное общественное» – и отчуждение от других корёжит душу. Отчуждение облегчало донос, оклеветание. «Меня оклеветали, а теперь требуют, чтобы я назвал сообщников. Сообщников нет, всё дело дутое – но назову, чтобы не страдать под пытками, ведь так же назвали и мое имя» – рассуждали многие. Выстаивали, не опускались до доноса, единицы. Они подлежали уничтожению и выживали в исключительных случаях только по милости Божией. Наш народ становился народом доносчиков, предателей своих ближних. Солидарное, соборное начало, и без того, как показала Гражданская война, несильное в русском обществе, истончилось и исчезло вовсе.

Вторым орудием разрушения была ложь. Человеку предлагали признаться в преступлениях, которые он никогда не совершал, и дать показания на людей, которые были невиновны. И при этом его предупреждали, что любое введение следствия в заблуждение – тяжко наказуемое преступление. Как можно всё это совместить нормальному человеку? Чтобы выбить из подследственного ложь, его подвергали страшным пыткам. И люди лгали – и ложью оскверняли себя. Тех, кого не арестовали еще, призывали высказаться за осуждение своих арестованных близких и коллег. Невиновность арестованных в тех преступлениях, которые им ставили в вину, была очевидна. Но чтобы выжить – люди осуждали.

Ложь была всеобъемлющей. Ты мог сомневаться в гениальности вождя, но должен был с пеной у рта доказывать, что он гениален, – иначе гибель. Ты мог считать Сергея Есенина прекрасным поэтом, но должен был назвать его «кулацким прихвостнем» – иначе гибель. Ты должен был врать малым своим детям, что Бога нет и что в старой России жилось простому люду ужасно, хотя сам верил в Бога и помнил еще привольную дореволюционную жизнь – врать для того, чтобы несмышленыши не сказанули что-то недолжное учителю или приятелю, тем испортив, быть может, навсегда жизнь и себе, и родителям. Ложь стала нормой жизни, нормой отношений, средством выжить. Те, кто не умели врать, – погибали. Выживали лжецы.

Свидетельство очевидца

Нина Луговская записывала в свой девичий дневник: «Несколько дней я часами мечтала, лежа в постели, о том, как убью его. Его обещания, его диктатуру, порочного грузина, который искалечил Россию. Как такое возможно? Великая Россия, великий народ попали в руки негодяя». Но в 1937 г. записи прекратились. Теперь дневник читал следователь. Нина подписала все обвинения, что «готовила покушение на Сталина», но чудом уцелела в ГУЛАГе, чудом вышла на свободу. Чудом в архивах НКВД-КГБ сохранился и ее школьный дневник, как свидетельство свободной мысли русской школьницы на пороге большого террора». – Н. Луговская. Хочу жить… Из дневника школьницы 1932–1937 гг. Тула: Глас, 2004.

Очень характерно изменение значения общеупотребительных слов. До революции (и это значение сохранила русская первая эмиграция) слово «наверное» означало – «наверняка», «безусловно». К концу 1930-х гг. и до сих пор оно означает – «может быть». Люди обещали – и не выполняли обещанного, и слово изменило свое значение. Такая же судьба постигла и слово «нормально», которое в дореволюционной русской речи никогда не употреблялось в ответе на вопрос «Как поживаешь?» Отвечали разно – «хорошо», «по-всякому», «слава Богу», но не «нормально», ибо что есть норма? Но теперь, во времена доносов, отвечать «хорошо» – было глупо, «плохо» – опасно, и слово «нормально» вошло в свои права. «Живу как все, сам знаешь как, в общем, нормально».

Третье орудие разрушения – беспамятство. Людей хватали за социальное происхождение, за национальность, за то, что ты, или твой дедушка что-то сказал и сделал, может быть, тридцать лет назад. И потому лучше было забыть, какого ты роду-племени, кто твои деды-прадеды, выдумать себе происхождение попроще, предков позабитей. Обо всех родственниках в эмиграции, заграницей забыть надо было как можно крепче. Актриса Любовь Орлова была вынуждена из фотографии отца – царского генерала вырезать одну голову и так поставить на туалетный столик, чтобы никто не увидел гвардейского мундира. Другие сжигали все фотографии предков, все дневники, альбомы. Чтобы при обыске не к чему было бы придраться. Детям, упаси Бог, ни о чём не рассказывали из жизни предков или рассказывали выдумки. Менялись фамилии и имена, даты рождений и смертей – только чтобы хотя бы немного отвести карающий меч ОГПУ. А когда тебя припирали к стенке, когда прошлое раскрывалось «в органах», приходилось отрекаться. И отрекались – родители от детей и дети от родителей, жены и мужья друг от друга. Коммунисты отрекались от Бога, ученые – от своих идей и учителей, писатели – от любимых произведений прошлого. Все отрекались от всего, чтобы спасти жизнь, а если повезет, то и место под солнцем. Так стиралась историческая память и сжигалась совесть. Многие ли из нас знают, кем были их предки до революции, имеют их фотографии, письма, документы?

История народа, как история семей и родов, как личная «устная» история была изглажена полностью. Вместо нее предлагалась история официальная, Сталиным лично санкционированная – история насквозь лживая и совершенно безличная. Одни классы, формации и герои большевики. Русское общество утратило историческую память и перестало быть русским, да и татарским, якутским, армянским. Оно стало советским.

Из свободного человека с чувством собственного достоинства, уважающего себя и других, человек в СССР преобразился в жалкого нищего раба, хитрящего и обманывающего начальника, чтобы выжить, чтобы создать видимость работы и получить за это хоть какие-то деньги, какие-то «льготы», чтобы дотянуть до следующей получки. И не было такого уголка бескрайней России, где можно было ощутить себя свободным от страха, надеяться на свой труд, на свою смекалку и рабочие руки. «Большей несвободы еще не было», – записала 1 марта 1940 г. в свой дневник, за несколько месяцев до того выпущенная из тюрьмы поэтесса Ольга Берггольц. От Чукотского пустынного заполярья до московского многолюдья всюду окружали человека сексоты, всюду подглядывали, приказывали, одергивали, проверяли, стремясь забрать всякую непозволенную свыше копейку, уловить за всякое, не одобренное свыше слово, дать срок за любое не санкционированное действие.

Люди панически стали бояться ходить в церковь, заказывать требы, участвовать в Таинствах. Те, кто хотели венчаться, просили, чтобы священнодействие совершили не над женихом и невестой, а над их кольцами. Порой последним, скрывавшимся от НКВД священникам приходилось совершать Таинство Крещения над крестильной рубашкой и крестиком младенца, отпевать фотографию. Отслужив ночью подпольно литургию в доме кого-то из верных, священник до рассвета уходил в другое село, скатав марлевые фелонь и епитрахиль в маленький незаметный сверточек. Но и здесь НКВД был начеку, и решающихся совершать священнодействия пастырей становилось все меньше и меньше, как и их духовных чад…

Свидетельство очевидца

Архимандрит Серафим (Тяпочкин) из Белгородской епархии, больше двадцати лет сидевший по тюрьмам, рассказывал: «Мы сидели в тридцатые, в начале сороковых, во время войны… если бы кто-то нам сказал, что мы снова будем служить на свободе Литургию, мы бы просто рассмеялись в ответ этому человеку… Какой там служить! Последние времена – без всяких сомнений! Читайте Библию, читайте Новый Завет: «Итак, когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, читающий да разумеет…» (Мф. 24,15). Вот она эта мерзость запустения: на престол в храме запрыгивают комсомолец с комсомолкой. Вместо крестов – красные звезды над храмами. Над Кремлем, те же красные сатанинские звезды. Государство поставило себе целью полное уничтожение веры во Христа, полное уничтожение Церкви… Жгут иконы, отрекаются от Бога, предают отец сына, брат брата… Куда дальше, что вам еще? В мыслях даже не было, что мы еще когда-то будем служить»… Это он говорил, будучи уже архимандритом, в 1970-е гг. в Белгороде…

Конец 1930-х гг. ознаменовался и еще одним странным и страшным явлением. Очень многие до того веровавшие люди, даже весьма образованные и культурные, именно в годы Большого Террора утратили веру в Бога. Они еще сказали о своей вере в январе 1937 г., но через два-три года не повторили бы своих слов. И вовсе не из страха, а на этот раз – по совести. Вера уходила. Казалось бы, гонения, застенки, пытки, лишения должны были укрепить ее. «Мы говорим – ох, а за нами Бог», – немного нескладно учили Оптинские старцы в XIX в. Теперь «ох» был еще какой, а веры не было. Многие люди той эпохи пишут об этом, сами себе удивляясь – вера к выжившим вернулась намного позже, лет через двадцать-тридцать. Почему? Скорее всего, потому, что великий террор вызвал в людях и великое разочарование в человеке. Человек, ближний слишком часто оказывался предателем, негодяем, лжецом. А если человек «образ Божий», то и Бог, в некотором смысле, образ человеческий. И столь отвратителен был образ человека в России конца 1930-х гг., что Бог выдавливался русским человеком из своего сердца.

Мнение современника:

В Русском Зарубежье этот сдвиг сознания соотечественников во Внутренней России описал замечательный христианский мыслитель, Борис Петрович Вышеславцев (1877, Москва – 1954, Женева). Статью «Богооставленность», опубликованную в последней тетради журнала «Путь», вышедшей уже после начала Второй мировой войны, в марте 1940 г., он начал словами: «Мы живем как будто в такую эру истории, когда всё доброе почему-то не удаётся, и всё злое, преступное, лживое, безобразное нагромождается, усиливается, «организуется». Ложь, низость, виртуозное предательство и разрушение – такова политика целых государств. И вот, когда ценное и священное и божественное разбивается с такой лёгкостью, когда обнаруживается его изумительная хрупкость, невольно встает вопрос о всемогуществе Божества. Как может всемогущий Бог допустить попрание всех заповедей и святынь! Как может «Человеколюбец» оставить человечество в этом ужасе?…Живой трагизм богооставленности. Я встречался с этим переживанием в ужасе и страданиях русской революции; мешочники в теплушках говорили «если бы был Бог, Он не допустил бы этого!». Русский солдатик-беженец 25 лет спустя говорил мне: «Я Евангелия больше не читаю и в Церковь не хожу«… «Почему же?» «А потому, что правды нет на свете. Хорошим людям нельзя жить, а злодеи благоденствуют и куражатся»». – «Путь», 61. Париж, 1939/1940. С. 15.

Для приезжего, для того, кто извне взглянул на советский образ жизни конца 1930-х гг. и постиг его – жизнь эта представлялась сущим адом. Но люди приспосабливаются ко всему и перестают замечать зловонье беспросветного быта. И под страхом ежедневной смерти, под гнётом ежеминутной лжи, потеряв родовую и национальную память, забыв Бога, выживал народ России. Но люди, выживая, если повезло, физически, переставали быть людьми.

Впрочем, у всеобщего страха, лжи и предательства была и обратная сторона. Поколение юных большевиков, воспитанное в 1920-е гг. в идеалах коммунизма и пролетарского интернационализма, перед лицом жестоких и немотивированных репрессий теряло былую веру во всепобеждающее учение. Одни, если выживали, становились циниками и послушными исполнителями любой воли власть имущих, другие искали убежище в мелкой неприметной работе, в наименее политизированных областях науки, в медицине, в переводческой деятельности.

Свидетельство очевидца

Дочь профессиональной чекистки Софьи Антоновой, члена РСДРП(б) с 1904 г., секретаря Ленина и Зиновьева, которой «сам» Молотов в начале 1920-х гг. «делал предложение», Кока Антонова (1910–2007), правоверная «беспартийная большевичка», учившаяся в 1920-е гг. в Англии, после ареста матери в 1936 г. была сослана в Омск. Позднее, став выдающимся востоковедом-индологом, Кока Александровна вспоминала о своем преображении в эти годы: «В Омске никого из высланных не оставляли… Каждый день мы наблюдали опоясывающие 4-этажное здание ГПУ нескончаемые новые очереди женщин с детьми. Там стояли затурканные домашние хозяйки, непрерывно одергивающие своих детей, чтобы те не отходили, не бегали, не играли, не плакали, или «фифочки» в туфлях на высоких каблуках, в платьях с оборками и открытыми плечами, совершенно не приспособленные к сибирскому климату и быту. Большинство из них направляли в колхозы. Кому были нужны эти непрерывные потоки горя, ведь не правящему же пролетариату?

Однажды в полдень я шла под тенью деревьев вдоль сквера. Жара в степном, пропыленном Омске была страшная. Я увидела посреди открытой площади стенд с уже пожелтевшей «Правдой». С трудом оторвавшись от тени и стоя на самом солнцепеке, увидела в газете длинный список лиц из разных городов, награждаемых немногочисленными тогда орденами и медалями «за заслуги перед государством». Впереди стояли имена тех (получивших высший тогда орден государства – орден Ленина), кто подписал мой ордер о высылке в Омск: Реденс, Рюмин и (чуть меньше награда) Якубович. Значит, свои ордена они получили за эти очереди беды! Не пролетариат их награждал, так кто же стоит во главе государства? Это откровение было для меня как солнечный удар – вмиг и чуть не смертельно. С этого момента я перестала верить официальной пропаганде и стремилась до всего додуматься сама. Я так изменилась внутренне, что изумлялась, видя в зеркале всё то же свое лицо… Я уехала в Сибирь, доверяя официальной пропаганде (арест мамы считала просто судебной ошибкой, это, мол, выяснится), а когда вернулась – не верила, что у нас строят социализм, что репрессируют врагов народа, а не невинных людей, что поступки Сталина объясняются чем-либо, кроме стремления к власти и т. п. Единственной целью для меня теперь оставалась Наука, история Индии, где Сталин не давал указаний и которую поэтому не надо было искажать». В компартию К.А. Антонова так никогда и не вступила. – «В России надо жить долго…»: памяти К.А. Антоновой / Под ред. Л.Б. Алаева. С. 55–56.

И всё же Сталину не удалось создать «совершенный» тоталитарный организм. Наум Коржавин пишет о своем опыте общения на заводе с простыми рабочими в те годы: «Там были всякие разговоры, и ругань советских начальников, и евреев, и даже разговоры о необходимости восстановления частной собственности. И никто ни на кого не доносил. Доносительство было гораздо сильнее распространено в кругах образованных людей, в среде бюрократии и так наз. «советской интеллигенции». Другое дело, – вспоминает Коржавин, – про Сталина мало кто понимал, а про Ленина – почти никто. Кроме старших. Не понимали, но и не доносили» (В соблазнах кровавой эпохи. Т. 1. М., 2006. С. 407).

Свидетельство очевидца

Георгий Ильич Мирский, юноша из интеллигентной советской семьи, трудясь в 1942–1943 гг. за рабочие карточки среди простых «работяг», с удивлением отмечал: «Я по своей школьной наивности полагал, что, раз мы живем в государстве рабочих и крестьян, трудовой народ безусловно чувствует себя хозяином страны и беззаветно предан партии и правительству. Всё оказалось совсем не так. Когда я в первый раз услышал, как сварщик в присутствии других рабочих покрыл матом Сталина, я остолбенел и оглянулся по сторонам, но никто и ухом не повёл. Вскоре я убедился, с какой неприязнью, если не просто с ненавистью, относятся так называемые простые люди к своей родной рабочей власти. Правда, прямую брань в адрес лично Сталина я слышал не часто – люди остерегались слишком развязывать языки, – но в целом власть ругали безбожно. Довольно скоро я понял, в чём дело: выходцы из деревни рассказывали о коллективизации, и обобщенный типичный рассказ звучал примерно так: «Какие мы были кулаки? Ну лошадь была, корова – в общем-то середняки. Так нет, нас подкулачниками объявили, всё отняли. Кто побогаче, так тех вообще кулаками назвали, хотя какие они кулаки? Не мироеды, не кровососы, просто крепкие хорошие хозяева; их прямо в Сибирь со всей семьей. А нас в колхоз загнали, всё, что наживали своим горбом, – псу под хвост. А кто это всё делал? Голытьба, рвань, пьяницы, лодыри, они нас всегда ненавидели, да ещё пуще всех – комсомольские активисты, шпана молодая, к крестьянскому труду непривычная, они только о своей карьере думали, в партию лезли, во власть рвались»». – Г.И. Мирский. Жизнь в трёх эпохах. М.: Летний сад, 2001. С. 52–53.

Убийство и выморачивание миллионов лучших дочерей и сынов России руками других, пусть худших, но тоже людей России, обрушило нравственные устои и дегуманизировало очень и очень многих. Сталин добился своей страшной цели – личность как общественно значимый факт перестала существовать в России после Большого Террора. Не только с Россией и русским народом, но и с почти каждым отдельным российским человеком теперь можно было делать всё что угодно, так как личность человека была растоптана и исковеркана в душегубке 1930-х гг.

А над духовной пустыней России гремели из репродукторов красивые, но до корня лживые слова бодрой песни, сочиненной в 1936 г. Василием Ивановичем Лебедевым-Кумачом на музыку Исаака Осиповича Дунаевского: «Широка страна моя родная, / много в ней лесов, полей и рек, / я другой такой страны не знаю, / где так вольно дышит человек. //… Всюду жизнь и вольно и широко, / словно Волга полная течет, / молодым везде у нас дорога, / старикам везде у нас почет…» Эта песня зажигала даже души эмигрантов. Её пел в Бухаресте знаменитый русский шансоне Петр Лещенко. Но над Россией она разносилась погребальным плачем – «От Москвы до самых до окраин, / с южных гор до северных морей / человек проходит как хозяин/ беспредельной родины своей…»

Литература:

А. Ильюхов. Как платили большевики. Политика советской власти в сфере оплаты труда в 1917–1941 гг. М.: РОССПЭН, 2010.

Е.А. Осокина. За фасадом сталинского изобилия: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927–1941. М.: РОССПЭН, 2008.

Ш. Фицпатрик. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001. (Переизд. РОССПЭН, 2008).

Ш. Фицпатрик. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М.: РОССПЭН, 2008.

3.2.34. Русское общество вне СССР. Политические тенденции 1930-х гг. РОВС. Создание НТС-рс

Убитое в России русское общество продолжало не только жить, но и напряженно мыслить и творить вне СССР. Оно находилось под защитой Лиги Наций и большинства государств мира.

В 1933 г. накануне принятия СССР в Лигу Наций (1934 г.), пока Советский Союз не мог наложить еще вето, Лигой Наций принимается максимально широкий пакет прав беженцев, который удовлетворил самых взыскательных русских эмигрантов.

Одним из самых активных сторонников нансеновской системы, принимавшим и соглашавшимся на все условия Лиги Наций, был гоминьдановский Китай, в котором нашли приют до 300 тыс. русских людей. Многие страны Латинской Америки, где русских было немного, тоже подписали все конвенции. Странами-кураторами в Лиге Наций Комиссариата по делам русских и армянских беженцев были три страны: Англия и Франция и… Боливия.

В юридическом плане дела русских беженцев были решены. Они не стали никому не нужными, выкинутыми отовсюду, умирающими с голоду и просящими подаяния отщепенцами, – как пытались их изобразить в советских агитационных листках. Они фактически стали гражданами. Им оказывалась поддержка всем, чем угодно: от образования до пенсионного обеспечения. Весь мир о них заботился. Конечно, многим русским эмигрантам хотелось, чтобы о них заботились больше. Но не забудем, что свои граждане часто жили не лучше русских беженцев.

После смерти Нансена, 30 сентября 1930 г. был создан Международный офис по делам беженцев имени Фритьофа Нансена. Его возглавлял Макс Губер, профессор Цюрихского университета и член Постоянной палаты Международного суда в Гааге. Но, по настоянию Советского Союза, Международный офис по делам беженцев был закрыт в конце 1938 г. Накануне закрытия Международному офису имени Нансена была присвоена Нобелевская премия за защиту беженцев.

1930-е гг. были кризисными в русской эмиграции. Похищение генерала Кутепова, при всей своей трагичности, поднимало дух боевых организаций – если большевики пошли на такое преступление, не означает ли это, что мы, эмигранты, им опасны, – но последовавшие за ним подкуп Скоблина и конфликты в РОВСе обескуражили многих.

К 1938 г. существовало шесть европейских Отделов РОВС: I – «французский», II – «германский», III – «болгарский», IV – «югославский», V – «бельгийский» и VI – «чехословацкий», а также отделы в США, Южной Америке, Китае. В состав Отделов входили небольшие объединения в соответствующей стране. Их руководители подчинялись начальнику Отдела, а начальники Отделов председателю РОВС, все находились в постоянном контакте. Из 100 тыс. человек в 1920-х гг., к концу 1930-х 70 % погрузились в частную жизнь, но оставшиеся 30 тыс. сохраняли полную преданность намеченной цели – «Весеннему походу». РОВС ждал ситуации, когда Европа организует поход против большевизма, чтобы присоединиться к нему. Тогда РОВС станет офицерским костяком Русской армии, рядовой состав которой будет набираться из «подсоветских» граждан, недовольных советским строем. «Подсоветскими» людей России именовали в эмиграции потому, что считали, что они подчиняются большевикам из неволи, но вовсе не единодушны с их властью, именующей себя «советской». Велась работа в отношении иностранных правительств с целью объяснить желательность нанесения удара по большевизму, поскольку таковой удар будет превентивным – он предотвратит агрессию СССР против «свободного мира».

В 1935 г. от РОВС отпочковалась, по инициативе генерала Туркула, новая организация «Национальный союз участников войны». В чрезвычайно сложной мировой ситуации старому поколению тщетными казались всякие политические действия, и даже – слова. В своем последнем «Дневнике политика» (3 ноября 1935 г.), посвященном церковному объединению (не состоявшемуся), Петр Струве, предваряя свой отход от сорокалетней публицистической деятельности, не без горечи замечал: «Без чего-то большего, высшего всякая политика и мелка, и скучна и немощна…» Павел Милюков оказался более закоренелым политиком, чем Струве, проспорившим с ним все годы эмиграции. Он продолжал стоять на своей позиции, одновременно либеральной и великодержавной: советский строй, мол, отчасти эволюционирует, отчасти защищает национальные интересы России. Отвергая решительно и принципиально национал-социализм, Милюков в большевизме не видел его неискоренимой, метафизической порочности.

1930-е гг. отмечены экономическим кризисом на Западе, поставившим под сомнение годность либерального капитализма, а в СССР, по окончании 1-й пятилетки и смертоносной коллективизации, временным и обманным расслаблением сталинизма, соблазнившим легковерных. В эмиграции происходила смена поколений. РОВС принципиально не разрабатывал политической программы («армия вне политики»), что, как правило, не устраивало новое поколение. Дети русской эмиграции желали прийти на смену уставшим отцам в деле освобождения отечества.

Лозунг «национальной революции» изнутри страны, при поддержке Зарубежья, выдвинуло в начале 1930-х гг. новое поколение, искавшее нетореные пути преодоления большевизма. Из «пореволюционных» течений заметней всего были «новоградцы» (христианские социалисты), близкие им «утвержденцы», младороссы, фашисты и солидаристы. Понятие «пореволюционный», в самом широком смысле, означало, что пришло время принять революцию, как вошедший в жизнь факт, за десять-пятнадцать лет изменивший облик России, перестать мечтать о реставрации старого правопорядка, исходить из создавшегося общества, для того чтобы намечать возможные черты будущего. Но как всякое непреодоленное преклонение перед фактом, пореволюционное сознание таило в себе большую опасность – скрытого или явного «сменовеховства», фактического пробольшевизма.

Наибольшее оживление проявило движение младороссов, в 1934 г. превратившееся в партию. Она при помощи десяти газет и многочисленных собраний имела несомненный успех у молодого поколения в самых разных странах рассеяния. Но она как раз больше всех и подверглась пробольшевицкому соблазну: будучи легитимистами, относясь критически к Сталину, она претендовала на место второй советской партии, надеясь стать вскоре первой. В сентябре 1934 г. выходившая два раза в месяц «Младоросская искра» писала: «Союз младороссов после долгих и напряженных усилий превращается во вторую советскую партию, занимающую положение революционной оппозиции в отношении партии правящей. Правящая – коммунистическая – партия с точки зрения младороссов, узурпирует руководство русской революцией».

Как отмечал философ Федор Степун в 1932 г., «младороссы же, ведущие систематический обстрел сознания и воли эмигрантской молодежи на определенный большевицкий лад, прибегающие к типично большевицким приемам агитации, к упрощенно-плакатному мышлению, к хлесткой, злой и веселой фразе, на добрую половину уже большевики; конечно, национал-большевики, но это дела не меняет. Ведь, и Сталина многие начинают считать за национал-большевика». Младороссы хотели совместить российское историческое преемство с большевизмом, царя из династии Романовых с советами, и в итоге склонились к советскому патриотизму. Скорее всего, их движение с какого-то момента поддерживало ОГПУ. Сам Казем-Бек, обвиненный в сотрудничестве с советским посольством, был в 1937 г. отстранен от руководства движением и в 1942 г. эмигрировал в США. В 1956 г. он переехал в Москву и устроился работать в издательском отделе Московской патриархии.

Более взвешенные статьи печатал журнал, носивший характерное название «Утверждения» и объявивший себя «органом объединения пореволюционных течений». Его главным редактором стал известный в эмиграции национал-максималист князь Юрий Алексеевич Ширинский-Шихматов (1890–1942). Прямой потомок Чингисхана, кавалергард, военный летчик в Первую мировую войну, участник Белого движения, похвалявшийся тем, что «изобрел» национал-социализм задолго до Гитлера, летом 1917 г. Ширинский-Шихматов зарабатывал на жизнь в Париже, работая шофером такси. И он, и другие «утвержденцы» соединяли глубокую православность с убеждением, что евреи губят европейскую христианскую цивилизацию. Беззаветно любя Россию, они не испытывали никакой ностальгии по дореволюционному прошлому, о котором, по их мнению, «вскоре будут вспоминать только в юмористических альманахах». «Утвержденцы» верили в мессианское призвание России «в деле возрождения христианской правды» и полагали, что в Советском Союзе русское национальное и религиозное христианское начало вскоре победит интернационально-атеистическое в ходе «национального углубления революции». В июле 1933 г. в Париже состоялся первый съезд представителей пореволюционных русских движений. «Отказываясь от всех видов реставрации и реституции, – объявлял съезд, – объединенный пореволюционный фронт стремится в первую очередь перенести на территорию России борьбу за освобождение страны от диктатуры коммунистического (госкапиталистического) правительства». «Наша цель… устроение нового социального уклада, одновременно антикапиталистического и антикоммунистического, на основах христианской правды», – писала в том же 1933 г. молодежная газета «утвержденцев» «Завтра».

Интеллектуально глубоким «пореволюционным» течением были новоградцы. Без всякого лидера, без стремления стать партией, несколько крупных историков и религиозных мыслителей – Георгий Федотов, Федор Степун, Илья Бунаков-Фондаминский, объединив усилия, создали общество и журнал «Новый Град», которой ими мыслился как лаборатория «для историософского замысла о судьбе будущей России». К ним присоединились мыслители как старшего поколения (Николай Бердяев, о. Сергий Булгаков), так и младшего (К. Мочульский, Елена Скобцова, П. Савицкий, Николай Алексеев и др.). Основной лозунг новоградцев гласил: ни в коем случае «не отрываться от эмиграции» и от ее духовной миссии, и не предавать, ради ложного патриотизма и обманных действий, «религиозного смысла свободы». Рассматривая исторические явления в свете христианских ценностей, избегая всяких упрощений, новоградцы показали себя наиболее веским и проницательным из всех пореволюционных течений.

Илья Фондаминский, в новоградской статье определил большевизм как могущественную секту, обладающую целостным миропониманием. «Большевизм, – писал он, – новая лжетеократия, или, если хотите, сатанократия... Потому тактика, рассчитанная на эволюцию строя и победу жизни, фатально обречена». Не менее бесплодны те, которые строят свою тактику на внешнем «активизме» – на борьбе за Россию мечом. «Борьба должна быть иной, в основе своей она должна быть борьбой за души».

В тридцатых годах участились случаи невозвращения советских посольских работников и агентов ГПУ. Но обратным образом активизировалась среди эмигрантов тяга к возвращению. Вернулись из Англии литературовед Д. Святополк-Мирский, из Харбина публицист Н. Устрялов, дочь матери Марии (Скобцовой) Гаяна, дочь Цветаевой Аля, Наталья Столярова (первые трое были убиты большевиками, остальные просидели долгие годы в лагерях).

Историческая справка

Николай Васильевич Устрялов, создатель идеологии, которую он сам называл национал-большевизмом, родился в Санкт-Петербурге в 1890 г. в семье калужских дворян. В 1913 г. с дипломом I степени окончил Московский университет и был оставлен при нем для приготовления к профессорскому званию по кафедре энциклопедии и истории философии права. В 1916 г. он формулирует в статье «К вопросу о русском империализме» свой принцип: «Нужно выбирать: или откровенный космополитизм (будь то социалистический, будь то анархический, будь то религиозный) или державная политика. Tertium non datur (третьего не дано. – Отв. ред.)».

Член Конституционно-демократической партии. В 1918 г. – председатель Калужского областного комитета КДП. Издает еженедельник «Накануне». В 1919 г. близко сотрудничает с правительством адмирала Колчака в Сибири. С февраля 1920 г. проживает в эмиграции в Харбине. В 1925 г. принимает советское гражданство и летом того же года совершает поездку в СССР, из которой возвращается воодушевленный. В этот период он много работает как над исследованиями социализма в СССР, так и нацизма в Германии и фашизма в Италии. От сменовеховца в 1930-е гг. он эволюционирует к чистому сталинизму. «Сталин – типичный национал-большевик», – утверждает Устрялов. В июне 1935 г. он с семьей переезжает в СССР. Некоторое время он преподает как профессор экономической географии в московских институтах. Но в июне 1937 г. арестован и в сентябре осужден как агент японской разведки и тогда же расстрелян. Репрессирована была и жена Устрялова. – Н.В. Устрялов. Национал-большевизм. М., 2003; Н.В. Устрялов. Письма к П.П. Сувчинскому. 1926–1930. М.: Дом Русского Зарубежья им. А. Солженицына, 2010.

Фондаминский в 1935 г. выступил на открытии Послереволюционного клуба с речью, в который отговаривал слушателей от бессмысленного и рокового шага, настаивая на том, что «большевицкая власть – секта неспособная к эволюции», и включился всецело в культурную и литературную деятельность с молодым поколением, чтобы не дать ему впадать в отчаяние.

Историческая справка

Илья Исидорович Фондаминский (лит. псевдоним И. Бунаков) (1881–1942?) происходил из богатой еврейской семьи торговцев, видный деятель партии эсеров. В 1900–1904 гг. изучал философию в германских университетах. После возвращения в Россию в 1902 г. арестовывается и переживает в тюрьме религиозное обращение. За участие в революции 1905 г. судим и, к общему удивлению, оправдан. С 1906 по 1917 г. жил в эмиграции. В 1917 г. член ЦК партии эсеров, комиссар Временного правительства на Черноморском флоте, депутат Учредительного собрания. В 1918 г. вошел в подпольный антибольшевицкий «Союз возрождения России». В 1919 г. эмигрирует во Францию, один из редакторов «Современных записок», затем «Нового Града». Сотрудничает с монахиней Марией Скобцовой и «Православным Делом». После разгрома Франции в 1940 г. отказывается уезжать в США, возвращается из свободной зоны в Париж, арестовывается немцами в 1941 г., в лагере под Парижем отказывается от устроенного ему побега, принимает крещение, о котором давно мечтал, депортируется в Германию. Точная дата и обстоятельства его гибели в концлагере неизвестны. По определению В. Набокова-Сирина – «человечнейший человек». Причислен к лику православных святых в 2005 г.

В 1930 г. был создан Национальный Союз Русской Молодежи (НСРМ), он же – «Национальный союз нового поколения», впоследствии Народно-Трудовой Союз российских солидаристов (НТС-рс). Будущий НТС родился в Белграде. В те годы значительная часть российской молодежи считала неприемлемым сидеть сложа руки в ожидании каких-то событий, которые якобы принесут освобождение России от коммунизма. Она считала себя обязанной активно соучаствовать в этом процессе. Это течение, избравшее себе название солидаризма, основывалось на понятиях взаимосвязанности, соборности и воодушевлялось принципами христианства. Подобно новоградцам и в противоположность сменовеховцем и младороссам, солидаристы утверждали преимущественное значение личности над государством и нацией. Они утверждали, что каждая человеческая личность, как божественная сущность, безмерно ценнее всего земного и лишь отчасти объемлется земными общностями народа, корпорации, социальной группы, государства. НТС принял термин «солидаризм» от правоведа Г.К. Гинса, служившего управляющим делами в правительстве адмирала Колчака.

Солидаристы, как и новоградцы, были принципиально противототалитарны. Но в отличие от либералов, утверждая главенство личности, солидаристы говорили о необходимости свободного и добровольного сотрудничества этих личностей друг с другом для блага сообщества – народа, корпорации, государства. Они взяли у русского философа Николая Онуфриевича Лосского понятие «субстанциальный деятель» и придали ему социально-политическое измерение. «Если не я, то – никто» – звучал лозунг солидаристов. Каждый должен, видя недостатки и несправедливости, устранять их сам и в свободном объединении с другими, не ожидая, когда его деятельность направит государство, власть или кто-либо высший, кто «знает как надо». НТС занялся разработкой не только программы, но и целой доктрины солидаризма, и характеризовал ее как социальную проекцию христианства. Несколько позднее, продолжая Н.О. Лосского, его ученик, философ Сергей Александрович Левицкий назвал учение солидаризма «идеал-реализмом». Солидаристы писали: «Мы не либералы, но и не фашисты».

Молодые солидаристы пошли инструкторами в юношеское движение скаутов и готовили подростков к будущему служению России как деятелей, ответственных только перед своей христианской совестью и Богом. Русские скауты-разведчики пели – «Тем позор, кто в низкой безучастности / равнодушно слышит брата стон / не страшись работы и опасности / твёрдо верь, что с Богом ты силен // Помогай больному и несчастному, к погибающим спеши на зов / ко всему большому и прекрасному / будь готов, разведчик, будь готов». В отличие от пионерии и комсомола в СССР, здесь было воспитание личностей, нравственных, самостоятельных и ответственных. В отличие от младороссов и фашистов, у солидаристов не было ни форменных рубашек, ни культа вождя. Не унификация и подчинение, но индивидуальность и свободное следование за авторитетом были их принципом.

Сами же члены Народно-Трудового Союза были готовы отдать, и действительно отдавали свои жизни за свободу и достоинство порабощенных братьев на родине. В своем гимне они пели: «Вперед идет оплот России новой, / смелее в бой – страны родной мы разобьем оковы / сомкнем ряды наперекор тиранам / вперед на штурм стремительным тараном. // Смерть не страшна, когда зовет Россия / Мы не одни – восстанет вся страна/ и отдавая жизни молодые, / мы верим – нам победа суждена // За новый строй / За жизнь и честь народа / За вольный труд, за мир родным полям / Плечом к плечу сквозь мрак и непогоду / прямым путем на гибель палачам».

Небольшой по численности (около 1600 членов), Союз строил свои воззрения на основе «Белой идеи», вдохновлялся жертвенным порывом Белых добровольцев и противопоставлял материализму – «примат духа», а классовой вражде – солидарность. Отказываясь от тактики террора Братства Русской Правды и РОВС, он ставил во главу угла распространение идеи.

Ради распространения идей солидаризма, после серьезных потерь на границе, одиннадцать членов НТС проникли в СССР в 1939–1940 гг. через Польшу и Румынию. Как теперь стало известно из архивов НКВД, все они на территории СССР были почти сразу арестованы. Девять из них были расстреляны 6 июля 1941 г. Член НТС Мария Дурново (она же Дивнич, Казнакова) была казнена в 1942 г. Член НТС из Югославии Владимир Чеботаев после следствия остался в живых. Под псевдонимом И. Дорба он издал в СССР ряд книг, резко критических к НТС.

Историческая справка

О том, сколь близка событиям Гражданской войны была молодежь первых десятилетий эмиграции, свидетельствуют два примера. Основатель скаутского движения в России и его возглавитель в эмиграции полковник Олег Иванович Пантюхов был с лета 1917 г. начальником 3-й Московской школы прапорщиков в Замоскворечье и командовал обороной Кремля. Ему 28 октября (10 ноября н.с.) сдались захватившие Кремль большевики. А первый председатель НТС, герцог С.Н.Лейхтенбергский был одним из тех юнкеров, которые, захватив броневики в Михайловском манеже, выехали 29 октября (11 ноября н.с.) 1917 г. на улицы Петрограда на штурм штаба большевиков – Смольного, который был отменен в последний момент из-за отсутствия пехоты.

Литература:

Русские в Сербии. Белград, 2009.

А.П. Столыпин. На службе России. Очерки по истории НТС. Франкфурт-на-Майне, 1986.

Б. Прянишников. Незримая паутина. М.: Яуза, 2005.

Б. Прянишников. Новопоколенцы. Сильвер Спринг, 1986.

В. Варшавский. Незамеченное поколение. М.: Русский путь, 2010.

3.2.35. Русская культура «в послании» миру

Попытки объединения русской эмиграции не удавались, политические дискуссии мало к чему конкретному приводили, военные круги были окутаны «невидимой паутиной» мощнейшего шпионского аппарата ОГПУ – НКВД, боевые вылазки оказались обреченными и бесполезными, но всю эту кипучую деятельность без видимых результатов никак нельзя считать ненужной. Чести ради героические поступки и жертвенные подвиги были необходимы. Споры о непримиримости и соглашательстве, о реставрации и непредрешенчестве, об условиях конца большевизма будили мысль, многие их тезисы и по сей день остаются поучительными.

Но была область, которая широко открывалась эмиграции, если только отрешиться от желания непосредственно и немедленно влиять на исторический процесс: это культурное и религиозное творчество. Эмиграция имела и силы и возможность продолжить лучшее, что было в дореволюционной России, на глубине быть созвучной с тем лучшим, что, несмотря на удушение, пробивалось на родине, а в области религиозной жизни и философской мысли, пользуясь небывалой свободой от всякой власти, от денег, от общественного давления, пролагать и новые пути. В этом заключался смысл ее посланничества Западу и России будущего.

Русская философская мысль все больше разворачивается к диалогу с Западом. Статьи таких видных мыслителей, как Николай Бердяев, Иван Ильин, прот. Сергий Булгаков, прот. Георгий Флоровский, Борис Вышеславцев, Георгий Федотов, Семен Франк, Петр Бицилли и многих иных печатаются в самых влиятельных европейских и американских гуманитарных научных журналах, их лекции и выступления неизменно собирают широкую аудиторию западных интеллектуалов.

Молодой философ-гегельянец Александр Кожевников (1902–1968, псевдоним – Кожев) в течение шести лет (1933–1939) раз в неделю читает курс «Введение в чтение о Гегеле» в Высшей школе практических исследований в Париже. Его слушателями и почитателями были многие светила французской мысли как межвоенного, так и послевоенного периода от Анри Бретона и Ханы Арендт до М. Мерло-Понти, Ж. Батая, Раймона Арона. В 1980-е гг. своим учителем его назовет Фрэнсис Фукуяма (родился в 1952 г.), который по возрасту, понятно, не мог его слушать. Огромное влияние на своих немецких и польских студентов оказывал профессор Кенигсбергского и Варшавского университетов, философ и религиовед (специалист по эллинскому мировоззрению) Сергей Николаевич Арсеньев, ставший после 1945 г. профессором Французского православного института св. Дионисия в Париже, а с 1948 г. – Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке.

Русские философские журналы Зарубежья – «Путь» (главный редактор – Николай Бердяев, издавался с 1925 по 1940 г.) и «Новый Град» (главный редактор – Георгий Федотов, издавался с 1931 по 1939 г.) собирали блестящий круг как русских, так и зарубежных мыслителей, ставили и обсуждали самые актуальные темы умственной, общественной и политической жизни мира – национализм, война, общественная солидарность, политика и христианская нравственность, колониализм, фашизм и коммунизм, пределы и возможности межрелигиозного диалога и др. Споры порой разгорались нешуточные, но линии разделений проходили теперь не между русскими мыслителями, с одной стороны, и иностранными – с другой, но разделяли интеллектуалов по отношению к тем или иным мировоззренческим ценностям безотносительно к их национальности. Русская мысль стала в эти годы неотторжимым и весьма значимым компонентом культурной жизни мира.

Историческая справка

Георгий Петрович Федотов (1886–1951). Публицист, церковный историк. Родился в Саратове, среднее образование получил в Воронеже. В 1905 г. как активный член социал-демократической партии высылался за границу. В 1908 г. поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Посвятил себя изучению Средневековья. Занимался под руководством И.М. Гревса. С 1920 по 1922 г. руководил кафедрой истории средних веков в Саратовском университете, откуда был уволен. В Петрограде участвовал в религиозных полуподпольных философских кружках. В 1925 г. эмигрировал в Париж, где стал профессором Богословского института. В 1931 г. вышел его труд «Святые Древней Руси», радикально обновивший подход к агиографии (одна из первых книг, написанных в эмиграции, которую переиздали в России в 1990 г.). В 1941 г. уехал из Франции в Америку, где с 1945 г. и до самой смерти преподавал в Свято-Владимирской семинарии. Как публицист, по глубине мысли, тонкости, точности и изящности языка не имеет себе равных в русской литературе ХХ в.

Запад был непосредственно восприимчив лишь к тем областям культуры, которые не нуждались в словесном понимании, не страдали от языкового барьера: к балету, музыке, живописи, немому кинематографу. Все эти отрасли находились в бурном расцвете уже в предвоенные годы. Успех Дягилевских балетов на Западе с их новаторскими музыкой и декорациями, как известно, был ошеломляющим – дореволюционная Россия, впервые за свою историю в художественном творчестве, учила и удивляла Европу. Эмиграция продолжила и усилила это присутствие России на Западе. Сергей Лифарь писал: «Мировой балет первой половины ХХ столетия был целиком создан художественными силами эмиграции». Имена композиторов Рахманинова, Стравинского, Гречанинова, Черепнина, Метнера, художников Шагала, Сутина, Зинаиды Гончаровой, Ларионова, Бенуа, Кандинского, Бориса Григорьева, Николая Рериха среди многих других свидетельствуют об огромном художественном вкладе эмиграции в жизнь и культурную сокровищницу Запада, а с полстолетним отстоянием во времени – и в сокровищницу России.

Литературная жизнь эмиграции была чрезвычайно богатой и разветвленной во всех местах рассеяния, но особенно во Франции. Издавалось свыше 600 журналов и альманахов, правда, большей частью не долговечных, с 1918 по 1972 г. было опубликовано 1080 романов и почти столько же стихотворных сборников, не говоря о литературных биографиях и сборников критики. В 1934 г. Дм. Философов, мечтавший создать «Литературную Академию Зарубежной России», насчитал около 150 живущих писателей-эмигрантов. Но литература на широкую арену не выходила: читателей было недостаточно, старшему поколению писателей не хватало живого воздуха родины, они все больше обращались к прошлому, у младших чувствовалось роковое отсутствие почвы. Переводы на иностранные языки были немногочисленны. Эсеры М. Вишняк, В. Руднев, И. Бунаков-Фондаминский, бросившие политику ради литературы, продолжали издавать толстый журнал «Современные записки» (1921–1940), по качеству и богатству материалов не уступающий прославившимся отечественным журналам ХIХ в. (на которые ссылалось название журнала). Главная заслуга журнала состояла в том, что он, в отличие от политиков, сумел объединить вокруг себя самые разные течения эмиграции.

Объединяло эмиграцию и имя Ивана Алексеевича Бунина, писателя-классика и непримиримого врага большевизма. Присуждение ему в 1933 г. Нобелевской премии восприняли не только как личное прославление, но и как признание в мировом масштабе всей эмиграции как литературного и общественно-политического явления. Характерно, что присуждение премии задержалось на целых десять лет. Имя Бунина впервые выдвинули на Нобелевскую премию еще в 1922 г. по рекомендации президента Чехословакии Томаша Масарика, но безуспешно, так как западная общественность боялась, что премия, пусть и большому писателю, но свежему и непримиримому политическому эмигранту, будет понята советским правительством как недружественный акт. Но присуждение пришло, хоть и поздно, но более чем вовремя для эмиграция, в годы, когда она, утомленная от своего вынужденного бездействия и чуждости западному миру, переживала тяжелый кризис (выразившийся, в частности, в ряде самоубийств молодых литераторов).

Наряду с Буниным, пожалуй, даже более широким признанием на Западе пользовался писатель-мыслитель Дмитрий Мережковский, благодаря широте своего историософского видения. Причудливый Ремизов со своими поисками бессюжетной прозы и вычурного языка, имел успех всего лишь у небольшой группы французских сюрреалистов. Было замечено и переведено «Солнце мертвых» Ивана Шмелева, самое сильное свидетельство того времени о большевицких злодеяниях в Крыму в 1920–1921 гг.

От безвоздушного пространства особенно страдали поэты, прежде всего сверходаренные: в середине 1920-х гг. замолкла (перешла к прозе) Марина Цветаева, а за ней и Владислав Ходасевич. У более молодых поэтов возобладала так называемая «парижская нота» ностальгии, отчаяния, переходящих в беспросветный нигилизм (Г. Иванов, Д. Кнут и другие).

«Россия – счастье, Россия – свет. А, может быть, России вовсе нет? И над Невой закат не догорал, И Пушкин на снегу не умирал. И нет ни Петербурга, ни Кремля, Одни снега, снега… Поля, поля… Снега, снега, снега, а ночь долга И не растают никогда снега… Снега, снега, снега, а ночь темна И никогда не кончится она Россия – тишина, Россия – прах, А может быть Россия – только страх. Веревка, пуля, ледяная мгла И музыка, сводящая с ума. Веревка, пуля, каторжный рассвет, Над тем, чему названья в мире нет». (Георгий Иванов)

Еще ярче слышимость и неуслышанность писателей в эмиграции сказались на судьбе Владимира Набокова-Сирина: исключительно одаренного прозаика молодого поколения, пользовавшегося неизменным успехом и у критиков и у читателей, автора семи выдающихся русских романов. И, тем не менее, даже Набоков продолжал тяготиться скромными размерами эмигрантской среды. В своем последнем, совершенном по импрессионизму слова, русскоязычном романе «Дар» (1938 г.) Владимир Набоков в горьких строфах главного героя – поэта Федора Годунова-Чердынцева прощается с Россией:

«Благодарю тебя, отчизна, За злую даль благодарю! Тобою полн, тобой не признан, я сам с собою говорю. И в разговоре каждой ночи сама душа не разберет, моё ль безумие бормочет, твоя ли музыка растет…»

«Отчего это в России все сделалось таким плохоньким, корявым, серым, как она могла так оболваниться и притупиться? <…> Не следует ли раз навсегда отказаться от всякой тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, во мне, пристала как серебро морского песка к коже подошв, живёт в глазах, в крови, придаёт глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды?» – размышляет молодой Годунов-Чердынцев.

В начале Второй мировой войны переехав в США, Набоков ушел из русской речи и стал всемирно признанным англоязычным писателем – «американцем русского происхождения».

Но была область более сокровенная, в которой часть верующей эмиграции почувствовала свое «посланничество», обращенное в будущем к России, а тогда непосредственно к западному миру: это «провиденциальное» присутствие в западных странах Православной Церкви, свободной от национальных и государственных ограничений.

В 1923 г. в Чехословакии состоялся съезд кружков православной русской молодежи, в котором приняли участие почти все корифеи религиозно-философского возрождения начала века – «веховцы»: о. Сергий Булгаков, Николай Бердяев, Петр Новгородцев, Петр Струве (к которым годом позже присоединился и Семен Франк) и более молодые богословы или еще только ими становящиеся – Василий Зеньковский, Лев Зандер, Георгий Флоровский, Киприан Керн, Николай Афанасьев, Николай Зёрнов и др. Съезд был воспринят как некое откровение, как своеобразная «пятидесятница эмиграции». На нем было решено создать «Русское студенческое христианское движение» (РСХД). Его возглавил В. Зеньковский, и под его динамичным председательством, длившемся почти 40 лет, РСХД было суждено сыграть существенную миссионерскую и просветительную роль во Франции и в Прибалтике.

На том же съезде было принято решение основать в Париже высшую богословскую школу – «Православный институт имени преп. Сергия». В Свято-Сергиевском институте, впервые в высшем духовном образовании, преподавали профессора, пришедшие не из духовных семинарий и академий, а из гражданских университетов. Под возглавлением о. Сергия Булгакова, ставшего крупнейшим богословом ХХ столетия, Институт стяжал себе, как на православном Востоке, так и на инославном Западе, мировую славу. Английские и американские протестанты с большой готовностью пошли навстречу и поддержали эти начинания, позволявшие им ближе познакомиться с духовной и богословской традицией Православной Церкви.

Историческая справка

Сергей Николаевич Булгаков (1871–1944), экономист, религиозный философ, богослов. Род. в городе Ливны Орловской губернии. Происходит из потомственной священнической семьи. Поступил в Орловскую семинарию, которую бросил в 1889 г. Окончил юридический факультет Московского университета в 1896 г., уехал в Германию, где сблизился с социал-демократами и примкнул к марксизму. Профессор политической экономии в Киеве до 1906 г., а потом в Москве до 1918 г. В 1903-м выпускает книгу «От марксизма к идеализму», знаменовавшую отход от материализма и сближение с Православием. Один из авторов сборника «Вехи» (1909). Участвует во Всероссийском церковном соборе 1917–1918 гг. В 1918 г. принимает священный сан, пользуется дружбой и полнейшим доверием Патриарха Тихона. Выслан из Крыма в начале 1923 г. В 1925-м становится профессором-деканом Богословского Института в Париже и на 55-м году жизни приступает к колоссальному богословскому творчеству, состоящему из двух трилогий, малой: Друг Жениха (О Иоанне Крестителе), Купина Неопалимая (о Божьей Матери), Лествица Иаковля (об Ангелах); и большой: о Богочеловечестве: Агнец Божий (о Христе), Утешитель (о Св. Духе), Невеста Агнца (о Церкви), и многих других работ. Богословского труда такого объема, учености и глубины не было со времен Отцов Церкви. Заместитель Местоблюстителя Патриаршего престола, митрополит Московский Сергий Страгородский, явно из необходимости угодить советской власти, осудил в 1934 г. богословские взгляды Сергия Булгакова, не прочитав ни одной его богословской книги…

В 1921 г. при помощи американского «Союза христианской молодежи» (Young Mens Christian Association) было создано издательство ИМКА-ПРЕСС, в 1925-м порученное Н. Бердяеву, ставшее православным и посвятившее себя религиозной литературе и философской мысли. Объединенными усилиями этих трех учреждений, Богословского института, молодежного движения и издательства, за какие-нибудь 30–40 лет, в небольшом по численности церковном уделе, под руководством митрополита Евлогия (Георгиевского) был выстроен нерукотворной храм религиозной культуры, имеющий общемировое значение.

Другая группа русской православной образованной молодежи создает в Париже в 1925 г. Братство св. Фотия. Среди его основателей – А.В. Ставровский, богослов Н.О. Лосский, иконописец Г.И. Круг, искусствовед Л.А. Успенский, браться Ковалевские. Это братство занимало, как само считало, более строгие охранительные православные позиции, чем Свято-Сергиевский институт. Отсюда и название братства – константинопольский патриарх IX в. Фотий был решительным противником западного, римского христианства. Братство св. Фотия сохранило единство с митрополитом Сергием (Страгородским) и Московской церковной администрацией после перехода митрополита Евлогия в юрисдикцию Константинополя в 1931 г., критиковало богословские взгляды профессоров Свято-Сергиевского института за «экуменический либерализм». Особенно скандальный характер приобрели нападки молодого Владимира Лосского на прот. Сергия Булгакова (так наз. «спор о Софии»). Философу Н.О. Лосскому пришлось извиняться за сына перед своим старинным другом – С.Н. Булгаковым, а сам протоиерей Сергий перед смертью (в 1943 г.) рекомендовал оппоненту от обличительного богословия перейти к положительным исследованиям, что тот в точности и исполнил, написав замечательную работу «Очерки мистического богословия Восточной Церкви». В конце 1930-х гг. Фотиевское братство поддержало создание «православия западного (латинского) обряда» из отпавших от католической и англиканской церквей приходов в Европе и Африке. Многим эмигрантам запомнилась на пушкинских торжествах 1937 г. в Париже речь перешедшего в православие африканца: «Я, как и Пушкин, – гордо сказал он, – негр и православный».

Трудами русских эмигрантов Православию было возвращено универсальное измерение, оно было творчески обновлено, предстало в многообразии глубоких богословских мнений. Впервые Запад опытно с ним познакомился как с живой ветвью изначального христианства, а не как с Церковью «русских» или «греков». Римско-католическая церковь, относившаяся вначале к Православию, в лице эмигрантов, с некоторым предубеждением и даже враждой, испытала на себе его влияние, сказавшееся в трудах многих католических богословов, а в 1960-е гг. на решениях Второго Ватиканского Собора.

С другой стороны, как никогда раньше, русская культурная элита узнавала западную культуру, находила в ней единомышленников и благородных оппонентов, не переставая быть русской, все больше ощущала себя, в лице наиболее выдающихся своих представителей, органичной частью всего мира. Предубеждение к Западу, столь распространенное у одних русских людей, некритическое восторженное приятие всего «иностранного» у других при жизни внутри западной цивилизации, в ее самых значительных культурных центрах постепенно сменялось взвешенным и доброжелательным объективным пониманием.

«В России и во всей Европе было распространено представление об американцах как о людях, занятых только добыванием долларов и борющихся за свои интересы с безоглядной жестокостью. Мой опыт очень скоро опроверг эти представления. Оказалось, что общий характер отношений американцев к людям такой: приветливая улыбка, благожелательность, готовность помочь. В академических кругах я наблюдал идеализм, напоминающий свойства русской интеллигенции», – писал, например, в конце 1930-х гг. философ Н.О. Лосский.

Душа России, затоптанная большевицкими сапогами на родине, продолжала жить и развиваться в изгнании, являя себя миру и собирая новые сокровища духа для грядущей России, на рождение которой, «когда растает лёд большевизма», эмигранты твердо уповали. «То одно, чем эмиграция по-настоящему нужна России, останется в ней как сила и цельность: свобода духа, свобода творчества, простая правда», – суммировал уже в 1970-е гг. миссию русской эмиграции один из лучших ее представителей протоиерей Александр Шмеман (Дневник от 21.03.1975).

Литература:

Преподобный Сергий в Париже. История Парижского Свято-Сергиевского православного богословского института / Отв. ред. протопресвитер Б. Бобринский. СПб.: Росток, 2010.

М.В. Шкаровский. История русской церковной эмиграции. СПб.: Алетейя, 2009.

Литература ко всей главе:

История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. Одобрен ЦК ВКП(б) 1938 год. М.,1950.

Е. А. Осокина. За фасадом сталинского изобилия. М.: РОССПЭН, 1999; 2009.

И.В. Павлова. Механизм власти и строительство сталинского социализма. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2001.

М. Геллер, А. Некрич. Утопия у власти. London, 1986.

Ю.А. Васильев. Модернизация под красным флагом. М.: Современные тетради, 2006.

A. Applebaum. Gulag; a history. N. Y., Doubleday, 2003. Рус. пер: Э. Эпплбаум. ГУЛАГ. Паутина Большого террора. М.: Московская школа политических исследований, 2006.

R. Conquest. The Great Terror: a Reassessment. N. Y., 1990.

Часть четвертая Россия в годы второй мировой войны и подготовки к третьей мировой войне (1939–1953)

Глава 1 От сентября 1939 к июню 1941 года

4.1.1. Расстановка сил в мире к 1939 г. Агрессоры и их жертвы. С англо-французами или с нацистами? Пакт «Молотова – Риббентропа»

В начале 1939 г. мир все больше сползал к большой войне. Япония продолжала вести войну в Китае, поражение которого означало бы огромное усиление ее потенциала. В ноябре 1938 г. Япония, не встречая серьезного противодействия, впервые открыто провозгласила своей целью создание «нового порядка в Восточной Азии» – так называемой Восточно-Азиатской сферы сопроцветания, в которую по замыслам японских политиков должны были войти русский Дальний Восток, Китай, Юго-Восточная Азия, Нидерландская Индия, Филиппины, Новая Гвинея, острова Океании. За планами экономического сотрудничества ясно проглядывало желание японских милитаристов подчинить все эти страны своему политическому контролю.

Не менее опасный оборот принимали события в Европе. 15 марта 1939 г., используя в качестве предлога «приглашение» со стороны словацких сепаратистов, войска Вермахта вошли в Чехию, которая была превращена в германский протекторат. Агрессивному примеру Гитлера последовали и его союзники: присоединившаяся к «Антикоминтерновскому пакту» Венгрия получила в награду отторгнутую от Чехословакии Подкарпатскую Русь, а Италия аннексировала Албанию. 22 марта, пригрозив Литве войной, Гитлер добился передачи Германии Клайпеды (Мемеля) с прилегающей к этому портовому городу областью в устье Немана. В тот же день Румынии было навязано экономическое соглашение, по которому Германия получала всю румынскую нефть по заниженным ценам.

Следующим объектом германской экспансии стала Польша. Сразу после Мюнхена Гитлер стал добиваться от Варшавы передачи Германии Данцига (Гданьска) и права экстерриториального прохода через «польский коридор», а также присоединения Польши к «Антикоминтерновскому пакту». Однако это давление встретило стойкое сопротивление польского правительства. Ответом Гитлера стал план военного разгрома Польши («план Вайс»), утвержденный в начале апреля 1939 г. и предписывавший начать вторжение не позднее 1 сентября.

Захват Гитлером Чехословакии в нарушение Мюнхенского договора и его военные приготовления против Польши показали западным демократиям тщетность политики умиротворения. 22 марта Великобритания и Франция заявили, что предоставляют гарантии военной помощи западным соседям Германии – Бельгии, Голландии и Швейцарии. Вскоре аналогичные гарантии были предоставлены и Польше, а затем – Греции, Румынии и Турции.

Франция и Великобритания приступили к наращиванию своих армий и вооружений. В военном отношении в 1939 г. Англия и Франция значительно превосходили по численности своих армий Германию и имели полное господство на море. На суше самой сильной армией в Европе по численности живой силы и техники была в то время армия СССР, превосходившая по числу дивизий сухопутные силы Италии в 2 раза, Германии в 2,5, Японии в 3, Франции – в 4, Великобритании – в 5, а США в 11 раз.

Реальная близость «большой войны» заставила Париж и Лондон по-новому взглянуть на роль советского фактора. Позиция СССР становилась очень важной и для Гитлера, которому в свете растущего противодействия англо-французов было необходимо нейтрализовать Советский Союз для беспрепятственного захвата соседней с ним Польши. От того, с какими державами СССР заключит союз, зависели в 1939 г. судьбы Европы и всего мирового сообщества. Союз с Великобританией и Францией обеспечивал Европе мир: Гитлер отчаянно боялся повторить опыт Первой мировой войны – перспектива лобового столкновения с новой Антантой безусловно остудила бы агрессивные амбиции нацистов. Союз СССР с «Антикоминтерновским пактом» означал немедленную войну в Европе. Заключив между собой союз, три агрессивных режима – нацистский, большевицкий и фашистский – почувствовали бы в себе достаточно сил, чтобы, не откладывая, опрокинуть ненавидимые ими «демократии».

Сталин желал войны. Мир в Европе оставлял его в границах 1920 г., мешал «экспорту революции». Покорив Россию, большевики жаждали не менее нацистов мирового господства, вдохновлялись им. Но пока не разгромлены западные «буржуазные» демократии, ни о каком мировом господстве и речи не могло быть. На XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г. Сталин призывает не торопиться, «соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками». Понимая ограниченные возможности СССР, «загребать жар чужими руками» Сталин хотел сам. Если Англия и Франция были не против стравить нацистов и коммунистов и таким образом их взаимно обессилить и отвести угрозу агрессии от демократической Европы, то Сталин думал направить удар Германии на Запад, на Францию и Англию, а когда они ослабеют в долгой и изнурительной войне, подобной Первой Мировой, войти в Европу в качестве спасителя мира от нацизма и установить большевицкий режим от Британии до Эстонии. Так думал он исполнить завет Ленина о мировой революции, не осуществленный в 1918–1920 гг. Еще в 1925 г. он говорил, что в случае войны «нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашу весов». Теперь наступал тот самый, давно ожидаемый момент.

Историческая справка

В начале 1939 г. заместитель наркома иностранных дел СССР Владимир Петрович Потемкин (скрывавшийся под псевдонимом В. Гальянов) объяснял: «Фронт второй империалистической войны все расширяется. В него втягиваются один народ за другим. Человечество идет к великим битвам, которые развяжут мировую революцию <…> (и тогда. – Отв. ред.) между двумя жерновами – Советским Союзом, грозно поднявшимся во весь свой исполинский рост, и несокрушимой стеной революционной демократии, восставшей ему на помощь, – в пыль и прах обращены будут остатки капиталистической системы». – В. Гальянов. Международная обстановка второй империалистической войны // Большевик. 1939. № 4. С. 63–65.

Сталин сам хочет выбрать время и условия вступления СССР в войну. Он ведет с Англией и Францией дипломатическую игру, но уже с конца 1938 г. устанавливает негласные контакты с Германией, используя при этом переговоры с западными державами как средство давления на Гитлера.

17 апреля 1939 г. Сталин предложил Великобритании и Франции заключить договор о взаимопомощи, который бы предусматривал немедленное оказание помощи друг другу в случае германской агрессии, направленной как непосредственно против них, так и против всех западных соседей СССР.

Документ

Советский Проект «новой Антанты», предложенный Литвиновым Великобритании и Франции 17 апреля 1939 г.

1. Англия, Франция, СССР заключают между собою соглашение сроком на 5–10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств.

3. Англия, Франция и СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение § 1 и 2.

4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Польше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Германии.

5. Существующий между Польшей и Румынией союзный договор объявляется действующим при всякой агрессии против Польши и Румынии либо же вовсе отменяется, как направленный против СССР.

6. Англия, Франция и СССР обязуются, после открытия военных действий, не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия.

7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу § 3.

8. Признать необходимым для Англии, Франции и СССР вступить совместно в переговоры с Турцией об особом соглашении о взаимной помощи.

В качестве условия исполнения своих обязательств перед возможными союзниками Сталин требовал, чтобы в прилагаемой к соглашению и подписываемой одновременно с ним военной конвенции (ст. 7) предусматривалось бы занятие Красной армией позиций в «буферной зоне» – в Польше, Румынии, Латвии, Эстонии, Литве и Финляндии – без этого сильнейшая в Европе советская армия действительно не могла войти в соприкосновение с Вермахтом. Но правительства Чемберлена и Даладье, как до этого чехословацкое правительство Бенеша (см. 3.2.32), прекрасно понимали, что на практике это «прохождение войск» означает оккупацию Советским Союзом восточноевропейских государств, и потому долго не соглашались даже обсуждать сталинские условия. Агрессивный характер советского режима, с самого момента завоевания большевиками России через Коминтерн осуществлявшего экспорт революции, был очевиден. СССР вовсе не был аналогом респектабельной Российской Империи в старой Антанте (см. 3.2.31). Сами страны «буферной зоны» также были категорически против нахождения Красной армии на их территории. Польшу и Румынию особенно беспокоили пункты 4 и 5 советского проекта. Но Сталин, помня об успехе Гитлера в Мюнхене, был настойчив.

В 20-х числах апреля 1939 г. в Москве состоялось совещание по проблемам советской внешней политики, материалы которого все еще остаются секретными. 3 мая Сталин снимает с поста наркома иностранных дел Максима Литвинова, сторонника союза с Англией и Францией и к тому же еврея, и заменяет его председателем правительства Вячеславом Молотовым. Дверь к сближению с Берлином была открыта. В середине мая в Москве состоялось новое многодневное совещание, обсудившее вопросы советской внешней политики, материалы которого все еще также засекречены.

После подписания 22 мая в Берлине германо-итальянского союзного договора, получившего название «Стального пакта», Англия и Франция дали 28 мая согласие на начало переговоров с СССР. Для французов и особенно англичан переговоры с Москвой были, прежде всего, средством удержания Гитлера от войны с Польшей и, пусть после Мюнхена с изъятиями, сохранения Версальской системы в Европе.

Англо-франко-советские политические переговоры проходили в Москве с 15 июня по 2 августа в обстановке глубокого взаимного недоверия. Поскольку все «буферные» между СССР и Германией государства видели в СССР главную угрозу и наотрез отказывались принять советскую «помощь», англо-французы после долгих колебаний согласились зафиксировать гарантии им только в секретном протоколе. Западные страны отказывались признать за Советским Союзом полную свободу рук в Прибалтике, вытекавшую из предложенного Москвой определения «косвенной агрессии» и противодействия ей – т. е. права на вхождение советских войск в «буферные страны», даже если нападение Германии совершено не против них. Тем не менее, было решено перейти к переговорам о заключении военной конвенции, регулирующей конкретные формы и объем взаимопомощи.

Параллельно с московскими переговорами Лондон пытался договориться с Берлином о новом – расширенном варианте Мюнхена: в обмен на отказ Германии от дальнейшей агрессии Великобритания была готова признать ее доминирование в Восточной Европе (включая требования к Польше). В июне – июле в обстановке секретности британские дипломаты несколько раз пытались достичь компромисса с Германией. К концу июля эти попытки закончились. Англо-германское соглашение не состоялось в силу непримиримых противоречий между сторонами: Великобритания требовала от рейха отказа от агрессивной политики на европейском континенте и невмешательства в дела других стран. Еще одним камнем преткновения стало желание Германии вернуть утраченные после Первой мировой войны колонии и добиться доминирования на Ближнем Востоке. Позиция Великобритании, при всех максимальных ее уступках, делала невозможным достижение тех планов германского господства, которые Гитлер озвучил на знаменитом совещании 5 ноября 1937 г. (см. 3.2.32). Поэтому англо-германское соглашение не состоялось и Великобритании приходилось возвращаться к идее англо-франко-советского союза, несмотря на неуступчивость Польши и Румынии по вопросу о военном сотрудничестве с СССР.

В ожидании ответа Гитлера Чемберлен тянул с началом трехсторонних военных переговоров, отправив англо-французскую делегацию в Москву на пассажирском пароходе. Напротив, фюрер, встревоженный московскими переговорами, спешил их окончательно сорвать и обезопасить себя с востока. Сведения о тайных англо-германских контактах появились в британской печати и вызвали опасение Москвы, что западные партнеры, обойдя Сталина, заключат договор с Гитлером. Распространяя слухи об англо-германских контактах, германская разведка стремилась подтолкнуть Сталина к уступчивости по вопросу о разделе сфер влияния в Восточной Европе.

Информируя полпредов СССР об очередных трудностях на трехсторонних переговорах, Молотов в середине июля с явным раздражением заключил: «Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет. Тогда пусть пеняют на себя». Он уже знал – то, что отказывались дать англичане и французы, соглашались дать нацисты. Присоединение СССР к державам «оси» сулило в тактическом плане хорошие перспективы «для продвижения мировой революции», т. е. для осуществления экспансионистских планов Сталина и его окружения, а присоединение Москвы к англо-французскому блоку никаких перспектив «для продвижения мировой революции» не давало; более того – это присоединение делало бы войну в Европе в 1939 г. невозможной. Такая перспектива Сталина совершенно не устраивала. Сталин и Молотов вели циничную игру сразу на двух шахматных досках, сравнивая возможные выгоды обоих вариантов. При этом переговоры с союзниками в Москве были в первую очередь инструментом психологического давления на фюрера – если ты мне не дашь, я договорюсь с англичанам. Гитлер и Риббентроп знали, что с англо-французами Сталин не сговорится. Они ему никаких земель третьих стран за спиной самих этих стран не отдадут. Но игра Сталина на «двух досках» нацистских руководителей нервировала и подталкивала Гитлера к новым уступкам.

Англо-французская военная миссия во главе с французским генералом армии Ж. Думенком и британским адмиралом Р. Драксом прибыла в Москву 11 августа. Медленное прибытие западной делегации, чьи полномочия были достаточно неопределенны в первые дни, позволило советской стороне в образовавшейся между 25 июля и 11 августа паузе интенсифицировать контакты с Германией. Гитлер нервничал, так как первоначально установленная дата нападения на Польшу (26 августа) неуклонно приближалась, а соглашение с Советским Союзом так и не было достигнуто.

3 августа министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп встретился в Берлине с Г. Астаховым, замещавшим отозванного в отпуск советского полпреда Алексея Мерекалова, а Молотов в Москве имел беседу с германским послом в Москве графом фон дер Шуленбургом. В ходе этих предварительных бесед обе стороны выяснили, что от Балтики до Черного моря взаимные интересы друг друга не сталкиваются.

И все же немцы торговались буквально за каждый квадратный километр. Сначала они и слышать не желали о передаче СССР Балтийских государств, объявляя их «германским жизненным пространством» и требуя сохранения их формальной независимости под германским протекторатом. Но Молотов был настойчив, а союз с СССР Гитлеру необходим. Риббентроп предлагает разделение сфер влияния по Даугаве – Литва, Семигалия и Курляндия отходят Германии, Эстония, Лифляндия и Латгалия – Советам. Но сторговаться удалось выгодней – Эстония и Латвия полностью передавались СССР. Столь же жесткие переговоры шли по Польше, Бессарабии, Финляндии.

Сами балтийские народы со все возрастающим ужасом смотрели на международную ситуацию, складывающуюся вокруг их маленьких государств. На секретных переговорах начальников штабов армий Латвии и Эстонии в Валке летом 1939 г. латыши настаивали на концентрации войск на южной границе против Вермахта, в то время как эстонцы – на восточной против РККА. Начальник эстонского штаба генерал Реек полагал, что СССР понадобится не менее чем 200-тысячная армия, чтобы подавить сопротивление балтийских национальных армий.

10 августа Риббентроп сообщил Г. Астахову о скором начале войны с Польшей и возможной цене советского нейтралитета в ней. «Отказ (Германии в пользу СССР. – Отв. ред.) от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши… – докладывал полпред в Москву, – это в данный момент минимум, на который немцы пошли бы без долгих разговоров, лишь бы получить от нас обещание невмешательства в конфликт с Польшей». 11 августа – за день до начала трехсторонних военных переговоров с Англией и Францией – Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «вступить в официальное обсуждение поднятых немцами вопросов».

Утром 12 августа в Москве открылись переговоры с англичанами и французами. Советской стороной руководили нарком обороны СССР маршал К.Е. Ворошилов и начальник Генерального штаба Красной армии командарм I ранга Б.М. Шапошников. 13 августа генерал Думенк заявил, что Франция готова выставить для совместной борьбы против Германии 110 дивизий, 4 тыс. современных танков и 3 тыс. пушек крупного калибра от 150 до 420-мм, не считая дивизионной артиллерии. Кроме того, во французскую армию были готовы вступить 200 тыс. испанских республиканцев, оказавшихся во Франции после победы франкистов. Британский генерал-майор Т. Хейвуд заявил, что Британия сразу же после начала войны готова выставить 16 дивизий.

В тот же день 13 августа Ворошилов издал приказ № 0129, в соответствии с которым в Ленинградском военном округе создавалась Новгородская армейская группа (с 14 сентября 1939 – 8-я армия), игравшая впоследствии важную роль в нападении Советского Союза на Финляндию. К 13 августа военно-политические приоритеты высшей номенклатуры ВКП(б), скорее всего, уже определились в направлении достижения соглашения с той стороной, которая в ближайшем будущем обеспечит свободу действий СССР в Прибалтике и Финляндии. 14 августа Ворошилов поставил вопрос о том, разрешат ли правительства Румынии и Польши пропустить войска Красной армии через свою территорию, если СССР вступит в военный союз с Великобританией и Францией. Без согласия на вступление частей РККА на территорию восточноевропейских государств Ворошилов считал ведение переговоров неактуальным. Союзники немедленно обещали запросить на эту тему Варшаву и Бухарест.

14 августа Риббентроп направил Молотову через Шуленбурга телеграмму № 175, в которой, в частности утверждалось:

1. Идеологические расхождения между национал-социалистической Германией и СССР не препятствуют деловым отношениям и установлению нового и дружественного сотрудничества. Период противостояния во внешней политике может закончиться раз и навсегда;

2. Интересы Германии и СССР нигде не сталкиваются;

3. Капиталистические демократии Запада являются непримиримыми врагами, как национал-социалистической Германии, так и СССР;

4. Руководителям обоих государств следует не пускать события на самотек, а решительно действовать в подходящее время.

В заседании союзных миссий 15 августа Шапошников сообщил англо-французской делегации о том, что СССР готов выставить против Германии 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий, 5 тыс. орудий, 9–10 тыс. танков и от 5 до 5,5 тыс. самолетов. Далее стороны обсуждали военно-морскую проблематику.

15 августа Ворошилов издал директиву, в соответствии с которой предлагалось увеличить штатную численность 37 кадровых (постоянных) стрелковых дивизий РККА с 6,9 тыс. до 8,9 тыс. человек и развернуть на базе еще тридцати шести стрелковых дивизий 92 дивизии, каждая из которых должна была в мирное время иметь штат в 6 тыс. человек.

В тот же день вечером французский военный атташе в Польше генерал Ф. Мюсс выехал из Парижа в Варшаву, чтобы добиться от польского Генерального штаба согласия на проход советских войск. Но пока в ходе англо-франко-советских переговоров партнеры разбирали возможные варианты военных действий, Молотов сообщил Шуленбургу в ответ на телеграмму Риббентропа № 175, что правительство СССР «тепло приветствует германские намерения улучшить отношения с Советским Союзом и верит в искренность этих намерений». Молотов предложил обсудить идею заключения пакта о ненападении между Германской империей и СССР. И когда на следующий день 16 августа на англо-франко-советских переговорах обсуждались вопросы состояния союзных ВВС, Риббентроп телеграммой № 179 сообщил в Москву, что Германия может подписать с СССР пакт о ненападении, способна повлиять на урегулирование советско-японских отношений, и подтвердил готовность лично прибыть в Москву в любой день, начиная с 18 августа.

17 августа в заседании союзных миссий пространно обсуждались вопросы состояния ВВС РККА. Ворошилов, возможно по инструкции Сталина, задал ряд вопросов, которые требовали ответов на уровне глав правительств Великобритании и Франции. Поэтому нарком обороны предложил прервать работу совещания и возобновить ее 20 или 21 августа, когда из Парижа и Лондона поступят соответствующие ответы. Адмирал Дракс предложил провести следующий раунд переговоров 21 августа, оговорившись, что в случае получения ответов до того, совещание возобновит работу раньше.

Оптимистично оценивая работу совещания в своих депешах в Лондон и Париж, ни Думенк, ни Дракс не знали, что советско-германское сближение уже приняло необратимый характер и судьба мира в Европе предрешена. 18 августа Риббентроп телеграммой № 185 на имя Шуленбурга просил его добиться у Молотова санкции на свой немедленный приезд, подтвердив готовность подписать и пакт о ненападении, и секретный протокол о советско-германском разделе сфер влияния в Восточной Европе.

Решающим днем для мира оказалось 19 августа. В этот день произошли три важных события. Аккредитованные в Польше дипломаты Великобритании и Франции получили отрицательные ответы польского министра иностранных дел Бека по поводу возможности присутствия любых иностранных войск на суверенной польской территории в мирное время. Бек, в частности, заявил: «Маршал Ворошилов пытается сейчас мирным путем добиться того, чего он хотел добиться силой оружия в 1920 году». В Берлине было подписано советско-германское торгово-кредитное соглашение, а поздним вечером 19 августа Шуленбург передал в Берлин врученный ему Молотовым проект пакта о ненападении, подчеркнув, что настоящий договор вступит в силу только в случае «подписания специального протокола по внешнеполитическим вопросам», являющегося по требованию советской стороны «составной частью пакта». Позицию Сталина укрепил успех, одержанный в те важные дни войсками комкора Жукова на Халхин-Голе (см. 3.2.29).

Историческая справка

Через несколько месяцев, уже после начала Второй мировой войны, французское агентство Гавас передало сообщение о том, что, по его данным, 19 августа 1939 г. состоялось секретное заседание Политбюро, на котором Сталин произнес речь следующего содержания: «Вопрос мира или войны вступает в критическую для нас фазу. Если мы заключим договор о взаимопомощи с Францией и Великобританией, Германия откажется от Польши и станет искать модус вивенди с западными державами. Война будет предотвращена, но в дальнейшем события могут принять опасный для СССР характер. Если мы примем предложение Германии, она, конечно, нападет на Польшу, и вмешательство Англии и Франции станет неизбежным <…> [тогда] мы сможем надеяться на наше выгодное вступление в войну.

Опыт 20 последних лет показывает, что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение сильное до такой степени, чтобы захватить власть. Диктатура партии становится возможной только в результате большой войны. Мы сделаем свой выбор, и он ясен. Мы должны принять немецкое предложение и вежливо отослать обратно англо-французскую миссию. Первым преимуществом, которое мы извлечем, будет уничтожение Польши <…>. В интересах СССР, чтобы война разразилась между рейхом и капиталистическим англо-французским блоком <…и> длилась как можно дольше с целью изнурения двух сторон». – Текст см.: Т.С. Бушуева. «Проклиная – попробуйте понять» // Новый мир (Москва). 1994. № 12. С. 230–237. До сих пор в исторической науке ведутся споры, был ли текст, распространенный Гавас, фальшивкой. К сожалению, материалы советских правительственных совещаний августа 1939 г. до сих пор не рассекречены, так что точно проверить, было ли 19 августа совещание, на котором выступал Сталин с подобной речью, – невозможно. Но даже если сообщение, опубликованное Гавас – фальшивка, оно совершенно точно отражает взгляды Сталина и почти текстуально совпадает, например, с его заявлением Георгию Димитрову от 7 сентября 1939 г. и сентябрьским циркуляром Коминтерна (см. 4.1.2).

Точка зрения, что эта речь Сталина – фальшивка западных корреспондентов, отражена в статье – С. Случ. Речь Сталина, которой не было // Отечественная история. 2004. № 1. Противоположная – в статье – В.Л. Дорошенко, К.В. Павлова, Р.Ч. Раак. Не миф: речь Сталина 19 августа 1939 г. // Отечественная история. 2005. № 1.

22 августа Гитлер провел совещание с участием генералитета Вермахта, на котором поставил собравшихся в известность о своем непоколебимом желании развязать войну против Польши в ближайшие дни, независимо от того, окажут ли ей поддержку Великобритания и Франция. В разгар совещания фюрер сообщил ошеломленным генералам главную новость: «установлен личный контакт со Сталиным» и война на два фронта Германии не грозит. В тот же день в Москве Ворошилов со значением сказал Думенку: «Английская и французская стороны слишком долго затягивали политические и военные переговоры. Поэтому мы не исключаем, что за это время могли произойти важные политические события».

Риббентроп прилетел в Москву в полдень 23 августа. При пересечении советской границы его самолет «Кондор» в районе Минска был случайно обстрелян советской системой ПВО, так как сообщение о предоставлении воздушного «коридора» поступило из Москвы с опозданием. Однако и Гитлер, и Риббентроп, и Сталин были настолько заинтересованы в соглашении друг с другом, что не придали скандальному инциденту, способному при других обстоятельствах привести к войне, никакого значения. Первая предварительная беседа в Кремле продолжалась днем три часа. В это время французский посол в Варшаве Л. Ноэль, несколько дней подряд ведший переговоры с польскими партнерами, направил в Москву на имя генерала Думенка следующую телеграмму: «Польское правительство согласно —… в случае общих действий против немецкой агрессии сотрудничество между Польшей и СССР на технических условиях, подлежащих согласованию, не исключается».

Но Риббентроп уже сообщил Гитлеру о благоприятном ходе своих переговоров в Москве. Сталин и Риббентроп быстро пришли к соглашению, подписанному в ночь с 23 на 24 августа и получившему название «пакт Молотова – Риббентропа», хотя с советской стороны переговоры вел Сталин. Открытая часть пакта – договор о ненападении сроком на 10 лет – по настоянию немцев был сформулирован таким образом, что он сохранял силу даже в случае новой агрессии Германии против третьих стран; кроме того, каждая из сторон обязалась не участвовать в группировках, прямо или косвенно направленных против другой, что исключало участие СССР в любой антигерманской коалиции.

Но самая важная и циничная часть пакта крылась в секретном протоколе о разграничении «сфер интересов» двух стран, по которому к советской сфере отходила восточная часть Польши, Латвия, Эстония, Финляндия и Бессарабия, а к германской – западная Польша и Литва. Демаркация в Польше шла по Висле. Варшава делилась на две части: СССР отходило ее восточное предместье – Прага.

После подписания пакта, на ужине, в котором принимали участие только Сталин, Молотов, Риббентроп и Шуленбург, Сталин произнес тост: «Я знаю, как сильно германская нацию любит своего Вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье». Выпил Сталин и за здоровье Генриха Гиммлера, «человека, который обеспечивает безопасность германского государства». Берию он представил Риббентропу как «нашего Гиммлера». Риббентроп позднее рассказывал своему итальянскому коллеге графу Чиано: «Я чувствовал себя в Кремле, словно среди старых партийных товарищей».

Свидетельство очевидца

Уже в тюрьме, во время Нюренбергского процесса, Риббентроп так вспоминал знаменитый сталинский тост 24 августа 1939 г.: «Был сервирован небольшой ужин на четыре персоны. Сталин встал и произнес короткий тост, в котором сказал об Адольфе Гитлере как о человеке, которого он всегда чрезвычайно почитал. В подчеркнуто дружеских словах Сталин выразил надежду, что подписанные сейчас договоры кладут начало новой фазе германо-советских отношений».

Получив рано утром 24 августа донесение от Риббентропа об успехе его миссии, Гитлер дал выход своим чувствам. В исступлении он стучал кулаками по стене и кричал: «Теперь весь мир у меня в кармане!» Подписанием пакта «Молотова – Риббентропа» Гитлер получал полную свободу рук в развязывании войны с Польшей и на какое-то время выводил СССР из числа своих потенциальных противников. Кроме того, в Берлине уже 21 августа 1939 г. был подписан немецко-советский торговый договор, предоставляющий СССР крупный кредит и открывавший Германии доступ к стратегическому сырью и материалам из СССР. Сталин же получал от Гитлера то, в чем ему упорно отказывали западные демократии, – обширную «буферную зону» на своих западных границах и свободу действий в ее пределах.

Его выигрыш состоял не во времени – предотвращении или отсрочке германского нападения на СССР (такое нападение Гитлер в 1939 г. не планировал, да и не мог осуществить из-за военной слабости и отсутствия общей границы), а в пространстве. Германия, имея в 1939 г. 52,5 дивизии, 30,6 тыс. орудий и минометов, 3,4 тыс. танков и 4,3 тыс. самолетов не могла напасть на СССР, который имел в составе своих Вооруженных Сил 147 дивизий, 55,8 тыс. орудий и минометов, 21 тыс. танков и 11 тыс. самолетов.

В результате договора у Сталина появлялась возможность продолжить полюбовный раздел сфер влияния с Германией и ее союзниками. Но важнее всего этого был сам факт начала войны. Сталин добился реализации своей цели – капиталисты воевали друг с другом, а он оставался в роли «третьего радующегося», готового вступить в дело тогда, когда Германия и англо-французы окончательно измотают друг друга и будут согласны на его, Сталина, условия.

Ценой сговора двух диктаторов стала война в Европе. Гитлер, завоевав в результате пакта от 23 августа практически всю континентальную Европу, смог значительно обогатить свой тыл и укрепить тем самым военный потенциал. К середине 1941 г. Германия уже была в два-три раза сильнее, чем в августе 1939-го. В результате «пакта Молотова – Риббентропа» резко ухудшились отношения СССР с западными демократиями – его будущими союзниками, а в июне 1941 г. война, начавшаяся из-за заключения пакта, обрушилась на Россию.

«Правда» от 24 августа назвала советско-германский договор «инструментом мира». Гитлер со своей стороны заявил на совещании с генералитетом 22 августа: «Теперь, когда я провел необходимые дипломатические приготовления, путь солдатам открыт». То есть, без договоренности со Сталиным, он бы на Польшу нападать не решился.

Литература:

Год кризиса. 1938–1939. Документы и материалы / Министерство иностранных дел СССР. Т. 1–2. М.: Политиздат, 1990.

СССР – Германия: 1933–1941 // Вестник архива Президента Российской Федерации. М., 2009.

4.1.2. Завоевание и раздел Польши. Катынь

Немцы вступили в Польшу утром 1 сентября 1939 г. Поляки дрались храбро, но преимущество немцев было велико, и за 7 дней они приблизились к Варшаве. 9 сентября началась жестокая битва на Бзуре, к западу от Варшавы. «Правда» лгала в те дни, что «польская армия практически не сражается вообще». Польская армия сражалась самоотверженно и геройски, несмотря на громадное превосходство немцев в технике, особенно в современных танках и самолетах. С первых дней войны Варшава и иные крупные города Польши подвергались разрушительным ковровым бомбардировкам, в которых погибли десятки тысяч мирных жителей.

Поляки с нетерпением ждали, когда в войну вступят их сильные союзники – Франция и Великобритания. После полудня 3 сентября Великобритания и Франция объявили Германии войну, но не предпринимали на западной границе никаких действий. Это позволило Германии бросить против Польши ¾ своих вооруженных сил, обнажив Западный фронт. Гитлер шел на большой риск: если бы Англия и Франция исполнили как надо свои союзнические обязательства, Германия, по мнению военных специалистов, была бы разгромлена в течение месяца в войне на два фронта. Но французы и англичане не желали воевать. Память о страшных потерях в Первую мировую войну не позволяла им ринуться в новую бойню. И они предпочли наблюдать за разгромом Польши со стороны, надеясь, что, покорив Польшу, Гитлер наконец-то насытится, с лихвой восстановив Второй рейх – Германскую империю Вильгльма II. На западе началась «странная война», когда мирную тишину разрывали время от времени ленивые перестрелки. Советская пресса назвала войну «второй империалистической», и Молотов заявил: «Бессмысленно и преступно вести такую войну, как война за уничтожение гитлеризма, прикрываемая фальшивым флагом борьбы за демократию».

В Кремле Сталин 7 сентября 1939 г. на встрече с главой Коминтерна Георгием Димитровым в присутствии Молотова и Жданова объяснял: «Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т. д.) за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент подталкивать другую сторону. Коммунисты капиталистических стран должны выступать решительно против своих правительств, против войны. До войны противопоставление фашизму демократического режима было совершенно правильно. Во время войны между империалистическими державами это уже не правильно. Деление капиталистических государств на фашистские и демократические потеряло прежний смысл. Война вызвала коренной перелом. Единый народный фронт вчерашнего дня – был для облегчения положения рабов при капиталистическом режиме. В условия империалистической войны поставлен вопрос об уничтожении рабства! Стоять сегодня на позиции вчерашнего дня (единый народный фронт, единство нации) – значит скатываться на позиции буржуазии. Этот лозунг снимается. Польское государство раньше (в истории) было нац<иональное> государство. Поэтому революционеры защищали его против раздела и порабощения. Теперь – фашистское государство, угнетает украинцев, белорусов и т. д. Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население?… Надо сказать рабочему классу – Война идет за господство над миром» (запись по-русски Димитрова, сделанная по памяти после встречи в его дневнике; подчеркивания в тексте везде Димитрова. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 146. Оп. 2. Д. 5. Л. 54–56).

5 сентября СССР отказал Польше в поставках и транзите военных материалов. До 17 сентября в Мурманске нашли убежище 18 германских судов, проследовавших в советские территориальные воды из Северной Атлантики и укрывшихся от атак британского флота. Британские эсминцы, попытавшиеся, преследуя немцев, приблизиться к кромке территориальных вод СССР, были обстреляны советскими дальнобойными батареями.

9 сентября были подготовлены директивы наркома обороны Ворошилова и начальника генштаба РККА Шапошникова Военсоветам Белорусского и Киевского военных округов, предписывавшие «к исходу 11 сентября 1939 г. скрытно сосредоточиться и быть готовым к решительному наступлению с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника». Поскольку поляки отступали к румынской границе, где планировалось создание плацдарма для контрнаступления, то для предотвращения этого директива предписывала «нанести мощный и молниеносный удар по польским войскам, надежно прикрывая свой левый фланг и отрезая польские войска от румынской границы…» Германское командование, несмотря на победоносные пропагандистские реляции, очень опасалось, что польские войска, отступив на восток, укрепятся в труднопроходимых болотах Полесья и в Карпатах и продолжат сопротивление. Таковы действительно были планы польского Генерального штаба и польского правительства, рассчитывавшего на нейтралитет СССР. Если бы война затянулась, общественное мнение западных демократий могло бы принудить свои правительства к более активным военным действиям на Западном фронте. Советское командование, очень возможно, по согласованию с командованием Вермахта, ударом через восточную границу Польши лишало ее столь необходимых для длительного сопротивления тыловых баз. Одновременно был подготовлен и приказ НКВД № 00931, определявший порядок оформления арестов польских военнопленных.

14 сентября Молотов объявил германскому послу в Москве графу Шуленбургу, что «Красная армия достигла состояния готовности скорее, чем это ожидалось. Советские действия поэтому могут начаться раньше указанного им во время последней беседы срока. Учитывая политическую мотивировку советской акции (падение Польши и защита русских «меньшинств»), было бы крайне важно не начинать действовать до того, как падет административный центр Польши – Варшава».

Молотов предлагал Шуленбургу следующую формулу: «Польша развалилась, и вследствие этого у Советского Союза возникла необходимость прийти на помощь украинцам и белорусам, которым угрожала Германия. Этот довод, – утверждал Молотов, – необходим для того, чтобы Советский Союз смог оправдать свое вмешательство в глазах широких масс и не предстал агрессором».

Когда, истекая кровью, польская армия удерживала фронт к западу от Варшавы, крепость Модлин, Львов, Гдыню и полуостров Хель, Красная армия получила 14 сентября приказ «перейти в наступление против Польши для освобождения Западной Украины и Западной Белоруссии от польской фашистской оккупации».

Документ

15 сентября Военный совет Белорусского фронта издал боевой приказ № 01, в котором говорилось: «Белорусский, украинский и польский народы истекают кровью в войне, затеянной правящей помещичье-капиталистической кликой Польши с Германией. Рабочие и крестьяне Белоруссии, Украины и Польши восстали на борьбу со своими вековечными врагами помещиками и капиталистами. Главным силам польской армии германскими войсками нанесено тяжелое поражение. Армии Белорусского фронта с рассветом 17 сентября 1939 г. переходят в наступление с задачей – содействовать восставшим рабочим и крестьянам Белоруссии и Польши в свержении ига помещиков и капиталистов и не допустить захвата территории Западной Белоруссии Германией».

17 сентября в 3 часа ночи замнаркома иностранных дел СССР Потемкин зачитал польскому послу в Москве Вацлаву Гжибовскому ноту, в которой было заявлено, что война выявила внутреннюю несостоятельность Польши и что к настоящему времени польское правительство бежало, войска не оказывают сопротивления, а это означает прекращение действия договоров между Польшей и СССР. Гжибовский отказался принять ноту. Он с достоинством ответил: «Ни один из аргументов, использованных для оправдания превращения польско-советских договоров в пустые бумажки, не выдерживает критики. По моей информации, глава государства и правительство находятся на польской территории […]. Суверенность государства существует, пока солдаты регулярной армии сражаются […]. То, что нота говорит о положении меньшинств, является бессмыслицей. Все меньшинства доказывают действием свою полную солидарность с Польшей в борьбе с германщиной. […] Наполеон вошел в Москву, но, пока существовали армии Кутузова, считалось, что Россия также существует».

Через три часа, в шесть утра 17 сентября Красная армия силами шести армий и особой Дзержинской конно-механизированной группы вступила в Польшу. В составе большевицкой армии было три танковых корпуса и 12 танковых бригад, пять кавалерийских корпусов и отдельная 24-я кавалерийская бригада. В наступлении участвовало 620 тыс. человек, 6000 орудий, 4500 танков, 4000 самолетов. Как заявил в тот же день по радио Молотов, цель вторжения состоит в том, чтобы «взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии». Сталин вовсе не рассчитывал в Польше на «легкую прогулку». Численность советской армии вторжения приблизительно в три раза превосходила численность польских войск, дислоцированных к 17 сентября в восточных частях страны.

Польское командование и правительство, выехавшие за несколько дней до того из Варшавы в Коломыю (Станиславовское воеводство), предполагали здесь, в Карпатах, сохранять плацдарм для контрнаступления, которое могло бы начаться, после наступления союзников на Западных рубежах Германии. Но, получив известие о вторжении Красной армии в Польшу, президент Игнаций Мостицкий и его правительство сочли, что дальнейшее сопротивление агрессорам теряет смысл, и 18 сентября выехали из Польши в нейтральную Румынию, где и были интернированы в Черновцах.

Польский Верховный главнокомандующий маршал Эдвард Рыдз-Смиглый 17 сентября отдал приказ не оказывать сопротивления наступающей Красной армии. Возможно, польское правительство предполагало какой-то план восстановления целостности страны с помощью Великобритании и Франции, а те не рекомендовали ей рассматривать СССР как воюющую сторону. Но польское общество с горем и возмущением восприняло это последнее обращение Главнокомандующего, и многие солдаты и офицеры не подчинились его приказу.

От самой границы польская армия оказала большевикам в ряде мест упорное сопротивление. Бои развернулись у Вильны, под Львовом, на западном берегу озера Свирь, под Шучиным на севере Белоруссии и Козангрудком (Давид-городком) на юге. Под Гродно бои шли с 20 по 22 сентября, на Буге у Янова Подляшского до 27 сентября. На Западной Украине упорные бои произошли под Тарнополем 18–19 сентября, Шумском – 20–21, под Березно на Волыне – 19–25. 25-го встречное сражение произошло под Равой-Русской.

Документ

«В течение 27 сентября части Красной Армии, продолжая продвижение к демаркационной, линии заняли Грабово, Мазовецк, Дрогичин, Красностав, ст. Завада, Краковец, Мосциска и ст. Сянки (район истоков реки Сан). Операции по очищению территории Западной Белоруссии и Западной Украины от остатков польских войск продолжаются», – сообщала «Правда» 28 сентября.

Поляки все ждали, что союзники ударят по немцам на Западе и тогда натиск на Польшу немецких армий ослабнет и можно будет перебросить войска на оборону от большевиков. Но наступления на Западе не было и, не получая подкреплений, польские солдаты были вынуждены сдаваться в плен.

Англия и Франция не только не предприняли активных военных действий на Западе, они и воздержались от разрыва дипотношений и объявления войны СССР, хотя Польшу на их глазах завоевывали два агрессора. На агрессию Сталина в Париже и Лондоне предпочли закрыть глаза. Воевать одновременно, пусть даже и «странно», и с Гитлером и со Сталиным французы и англичане не хотели.

Нередко немецкие и советские войска совместно подавляли очаги сопротивления поляков. Так, успешно отражая немецкое наступление, с 12 по 20 сентября держался Львов, но 20-го к городу подошли с востока 17-й стрелковый и 2-й кавалерийский корпуса Красной армии, 24-я танковая бригада, и 22 сентября Львов капитулировал.

Документ

Директива наркома обороны от 22 сентября 1939 г. предусматривала: «При обращении германских представителей к командованию Красной Армии об оказании помощи в деле уничтожения польских частей или банд, стоящих на пути движения мелких частей германских войск, командование Красной Армии, начальники колонн, в случае необходимости, выделяют необходимые силы, обеспечивающие уничтожение препятствий, лежащих на их пути движения…» 23 сентября во Львов прибыла делегация из четырех германских офицеров, сообщивших, что западнее города Грубешова собираются крупные силы поляков (до 3 пехотных, 4 кавалерийских дивизий, а также артиллерия). Было сказано, что германское командование собирается нанести удар во фланг танками в северном направлении по грубешовской группировке. «Одновременно предлагают, – указывал комдив Иванов в донесении командованию, – чтобы мы участвовали в совместном уничтожении данной группировки. Штаб немецких войск находится в Грудек-Ягельонский, куда просим выслать нашу делегацию». После этого 8-й стрелковый корпус РККА был направлен в район Грубешова, где вступил в бой с польскими частями.

Большевицкие газеты воспевали «советско-германское братство по оружию». В Бресте 22 сентября состоялся совместный немецко-советский военный парад в связи с передачей Вермахтом города Красной армии в соответствии с предварительными договоренностями. Парад принимали комбриг Семен Моисеевич Кривошеин и генерал Гейнц Гудериан.

Когда 28 сентября капитулировала Варшава, Риббентроп снова прилетел в Москву и подписал новый договор «о дружбе и границе» и секретные протоколы об обмене населением и борьбе с польским подпольем. Одна из статей секретного протокола предусматривала отказ СССР от части польских земель между Вислой и Бугом, в обмен на Литву, которую теперь Германия отдавала своему испытанному союзнику – СССР (кроме Мариампольского уезда, который, для выравнивания границы у польского города Сувалки, Германия сохранила за собой). В секретных протоколах от 28 сентября 1939 г. были положения об обмене населением, которые коснулись и русской эмиграции. Из ставшей советской Прибалтики некоторые эмигрантские семьи уехали в Германию под видом этнических немцев. Одну из таких семей (Раров) энкаведист уговаривал: «Ну, куда вы едете? Мы и туда придем!»

Но бои еще продолжались. 29 сентября пала крепость Модлин, 2 октября сдалась мужественно державшаяся в течение месяца в окружении польская дивизия на полуострове Хель. 6 октября, зажатая между германскими и советскими войсками, сдалась Вермахту последняя польская группа войск под командованием генерала Францишека Клеберга.

Нацисты в пропагандистских целях, чтобы поднять боевой дух армии и народа, после победы над Польшей выдавали эту кампанию своей армии чуть ли не за легкую прогулку. На самом же деле Вермахту победа над Польшей далась дорого. Но об этом мир узнал только после рассекречивания германских архивов в 1950-е гг. За пять недель боев в Польше германская армия потеряла убитыми десять тысяч военнослужащих, тридцать тысяч тяжелоранеными и четыре-пять тысяч пропавшими без вести. Поляки сожгли 191 немецкий танк и сбили 421 боевой самолет. Если бы СССР не ударил в спину полякам, а Великобритания и Франция исполнили союзнические обязательства и начали военные действия на Западном фронте, Германия, безусловно, потерпела бы поражение в Польской кампании. Гитлер безумно рисковал в сентябре 1939 г., но тогда риск обернулся для него успехом.

Лондон предоставил убежище польскому правительству. Президентом в изгнании стал Владислав Рачкевич. Польское лондонское правительство возглавил 30 сентября 1939 г. генерал Владислав Сикорский. Он же стал Главнокомандующим польской армией и призвал поляков продолжать партизанскую борьбу против завоевателей. Не сдавшиеся в плен польские части уходили в леса. Они и примкнувшие к ним добровольцы создали Союз Вооруженной борьбы, будущую Армию Крайову (с 1942 г.), подчинявшуюся генералу Сикорскому. Польша оказалась единственной страной из подвергшихся нацистскому нападению, где враг так и не смог собрать коллаборационистов, готовых стать марионеточным правительством и послушной ему армией. Поляки или эмигрировали, или, сжав зубы, терпели оккупацию, или уходили в подполье.

31 октября Молотов на заседании Верховного Совета СССР сказал о Польше: «Оказалось достаточно короткого удара со стороны германской армии, а затем Красной армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счет угнетения непольских национальностей».

В 1938 г. в Польше проживало 24 млн поляков, 5 млн украинцев и 1,4 млн белорусов. Но по указанию Сталина «Правда» писала об «освобождении» 8 млн украинцев и 3 млн белорусов в занятых Красной армией польских воеводствах. Многие украинцы и белорусы, особенно малограмотные сельские жители, встречали красноармейцев с радостью. Они надеялись, что русские и православные власти освободят их от польско-католического гнета. Наивные хлеборобы совершенно не представляли себе, какую политику несут эти войска на своих штыках. Радовались и евреи, избавленные от нацистского геноцида. Правда, часть из них, по секретной договоренности, большевики передали в Бресте немцам.

Мнение ответственного редактора:

Можно ли назвать агрессией присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР? В нашей стране различно думают об этом. Даже в нашем авторском коллективе была высказана мысль, что «Мы взяли свое». Но кто «мы» и какое «свое»? Если рассуждать с точки зрения законности коммунистической власти, то эта власть в 1919 г. ради победы над Белыми, обещала Польше значительную часть Украины и Белоруссии. В 1920 г., не желая отдавать обещанное, Красная армия дошла до Варшавы, стремясь завоевать всю Польшу и пройти через нее в Германию. Под Варшавой Красная армия была наголову разбита, и ради победы над Врангелем Ленин поспешил заключить с Польшей перемирие, а потом и Рижский мир в 1921 г. Западную Украину и Западную Белоруссию Польша получила именно по Рижскому миру. В 1939 г. СССР нарушил им же подписанный мир после поражения в его же агрессии 1920 г. Следовательно, война сентября 1939 г. – это была именно агрессия СССР против Польши.

Но если взглянуть глубже и не считать коммунистический режим законным, то тогда ясно, что мир 1921 г. в принципе незаконен, ибо заключен поляками с преступным режимом. Но тогда тем более не преступному коммунистическому режиму восстанавливать справедливость. Он, сталинский режим – не мы. Мы, русские, украинцы, белорусы, евреи, такие же его жертвы, как и поляки.

На территории, отторгнутой Сталиным от Польши, проживали и поляки, и евреи, и белорусы, и украинцы. Поляков действительно среди них было меньшинство – от почти половины до одной десятой населения от воеводства к воеводству. Но ведь воссоединяются не земли, потому что на них живут люди, а люди, потому что хотят быть среди соотечественников, чтобы жить счастливо. Сталин же присоединял именно земли, людям он счастья не принес. Сотни тысяч украинцев, поляков, евреев, белорусов были депортированы со своих земель в Сибирь. Десятки тысяч – убиты, оставшиеся лишились имущества, подверглись иным репрессиям. Какое уж там счастье, если именно украинцы (а не поляки) до хрущевских времен вели в лесах и горах борьбу с коммунистами. Поэтому и с точки зрения счастья людей присоединение восточной части Польши к СССР было агрессией, но не русской, а сталинской, коммунистической. Первую агрессию коммунисты совершили против России, а в 1939 г. настал черед и Восточной Польши.

В октябре в занятых районах Польши состоялась инсценировка выборов. Кандидатами могли выдвигаться только коммунисты и сочувствовавшие им. Сформированные таким образом народные собрания «Западной Украины» и «Западной Белоруссии» провозгласили «советскую власть» и обратились в Верховный Совет СССР с просьбой о воссоединении. Просьба была удовлетворена.

1 ноября 1939 г. в Советский Союз официально вошли Западная Украина и Западная Белоруссия. Они представляли собой половину территории бывшей Польши. 29 ноября всем жителям этих территорий было предоставлено советское гражданство. Виленский округ большевики передали Литве, дни независимости которой были уже сочтены.

Очень быстро местное население полностью разочаровалось в своих «освободителях». В деревне началась коллективизация, в городах – отбирание всяческой «частной» собственности и аресты «буржуазных националистов». Уже в сентябре были созданы по приказу Берии лагеря специального назначения для всех «врагов советской власти» на новых землях. Вскоре здесь было арестовано 120 тыс. человек, а, кроме того, выслано вглубь Советского Союза 320 тыс.

Германия в октябре присоединила к рейху «польскую часть Верхней Силезии и Вартеланд – район Познани и бывший польский коридор»; туда заселяли этнических немцев из Прибалтики. Чисто польские земли образовали «Генерал-губернаторство» со строгим оккупационным режимом. Взятых в плен поляков немцы частично отправили на работы в Германию, частично отпустили по домам. Со временем многие из них вступили в Армию Крайову.

Красная армия взяла в плен более 240 000 польских военных. Солдаты были тут же отделены от офицеров. Большинство солдат в октябре были освобождены, но 25 тыс. отправлены на строительство дорог, а 12 тыс. – в качестве бесплатной рабочей силы в распоряжение Наркомата тяжелой промышленности. В Старобельске, Осташкове и Козельске были созданы специальные офицерские лагеря. К концу февраля 1940 г. было оставлено в лагерях 8376 офицеров и 6192 полицейских, пограничников и приравненных к ним лиц военного звания. Их собирались обвинить по ст.58–13 (борьба с международным рабочим движением) и отправить в лагеря в Сибирь и на Дальний Восток.

Но 5 марта 1940 г. Политбюро, по предложению Берии, решило убить узников офицерских лагерей, а также 11 тысяч поляков (в основном из образованного слоя – учителей, профессуры, священников, инженеров, фабрикантов, чиновников), находившихся в тюрьмах на занятых территориях. Приговоры 21 587 полякам были вынесены «тройкой» в составе Ивана Баштакова, Бачо Кобулова и Всеволода Меркулова. Предложения Берии были завизированы личными подписями Сталина, Молотова, Ворошилова, Микояна, а также заочно – Калининым и Кагановичем.

Тысячи украинцев и белорусов из культурной части польского общества также были интернированы и убиты. Убийство западнобелорусской интеллигенции было совершено в лесном массиве Куропаты под Минском, украинской – в тюрьмах западноукраинских городов.

С 3 апреля по 13 мая все приговоренные военные были убиты и захоронены в Катыни под Смоленском и у деревни Медное в Тверской области. Убитые в Харьковской тюрьме были захоронены в 6-м квартале лесопарковой зоны под Харьковом и в других местах. В живых осталось не более 400 офицеров – главным образом осведомители НКВД и просоветски настроенные лица. Семьи убитых, которым ничего не сообщили о трагической судьбе их близких, были сосланы в Сибирь и Казахстан (более 60 тысяч). Многие из сосланных погибли от невыносимых условий в пути или на месте ссылки.

О судьбе убитых офицеров три года ничего не было известно. Польское лондонское правительство не раз запрашивало СССР о судьбе военнопленных. Ответы были туманны, вплоть до того, что офицеров отправили в Китай. В апреле 1943 г. немцы в Катынском лесу под Смоленском раскопали одно из массовых захоронений убитых поляков из Козельского лагеря. Комиссия Польского и Международного Красного Креста установила, что расстрел произошел весной 1940 г. Но большевики всячески отрицали свою вину и утверждали, что поляков убили сами немцы. Большевики заставили и Православную Церковь лгать вместе с ними, взваливая вину на немцев. Только в 1989 г. Советский Союз признал свою ответственность за совершенный акт массового убийства и передал Польше ранее секретные документы.

Нюрнбергский трибунал объявил военными преступниками и сурово наказал тех немцев, которые отдавали приказы на убийство военнопленных. Но никто из большевиков – убийц польских военнопленных – не был осужден и не понес наказания. Кобулов и Меркулов были расстреляны по делу Берии в 1953 г. Обвинения им были предъявлены в сталинском духе как «шпионам» и «агентам империализма», о расстрелянных в Катыни офицерах не было сказано ни слова. По подсчетам американского историка Тимоси Шнайдера, с сентября 1939 по июнь 1941 г. нацисты и большевики убили примерно по сто тысяч мирных польских граждан и военнопленных, осуществляя «оздоровление» оккупированной двумя режимами Польши.

Мудрость древних:

«Праведность возвышает народ, а беззаконие – бесчестие народов». – Библия. Книга Притчей Соломоновых, 14:34.

Большинство солдат, взятых в плен Красной армией, уцелело. Некоторые остались в СССР и вступили в просоветские польские части, большая часть вступила в формировавшуюся в СССР армию генерала Владислава Андерса, подчиненную польскому правительству в Лондоне и вывезенную через Иран на Запад, где она отличилась в боях 1943–1944 гг. в Италии.

Литература:

И. Яжборовская, А. Яблоков, В. Пересаданова. Катынский синдром в советско-польских и в российско-польских отношениях. М.: РОССПЭН, 2008.

Timothy Snyder. Bloodlands: Europe between Hitler and Stalin. Yale, 2010.

4.1.3. Захват Балтийских государств, Бессарабии и Северной Буковины

Попытка Прибалтики сохранить строгий нейтралитет в начавшейся Мировой войне не дала результата. Придравшись к тому, что 18 сентября польская подводная лодка зашла пополнить запас топлива в Таллинн, Молотов объявил, что Эстония не в силах сама себя защищать. 21 сентября советский флот вошел в морское пространство Эстонии, а самолеты пересекли ее воздушную границу. Эстонское правительство отдало приказ своим войскам не оказывать сопротивления и начало переговоры в Москве. 28 сентября Молотов и эстонский министр иностранных дел Шелтер подписали договор «о взаимопомощи».

5 октября такой же договор был подписан с Латвией, 10-го – с Литвой. Договоры предусматривали ввод советских войск (по одной дивизии) и создание советских военных и морских баз на территории балтийских республик, а Литве к тому же возвращалась ее историческая столица Вильнюс и его округ площадью в 6665 км кв., отторгнутые в 1920 г. поляками. Базы были созданы в Эстонии на Моонзундских островах (Хиуме и Саареме), а также в Палдиске. В Латвии – в Лиепае, Вентспилсе и в Ирбитском проливе. Сухопутные и военно-воздушные базы были созданы в Литве.

На заседании Верховного Совета СССР 31 октября 1939 г. Молотов назвал совершенно беспочвенными и враждебными измышлениями обвинения СССР в намерении захватить страны Балтии.

Единственной страной, отказавшейся подписать неравный договор, была Финляндия, сохранявшая, в отличие от государств Южной Балтии, демократический строй. Парламент Финляндии отверг ультимативные советские предложения о размещении военных баз на ее территории. Получив отказ, Советский Союз 30 ноября напал на своего соседа. Началась «зимняя» война. Нападение СССР стало причиной исключения его из Лиги Наций как страны-агрессора. Напуганная Прибалтика трусливо отказывалась даже словесно осудить действия большевиков в Лиге Наций, хотя с советских баз на Эстонской территории взлетали советские самолеты, бомбившие Финляндию. Посильная помощь все же оказывалась: латвийские специалисты радиоперехвата расшифровывали радиограммы командования Красной армии и передавали их финской стороне.

Тем временем большевицкая пропаганда распространяла лживые сведения о том, что Прибалтика нарушает условия договора, хотя сам СССР увеличивал численность войск на территории Эстонии, Латвии и Литвы далеко за пределами цифр договоров.

Менее чем через год последовали дальнейшие шаги по советизации прибалтийских республик: 14 июня (в день, когда немцы взяли Париж) Литве, а 16 июня Эстонии и Латвии были предъявлены ультиматумы, обвинявшие их в нарушении договоров о сотрудничестве и требовавшие создания коалиционных правительств, которые бы такое сотрудничество обеспечили. Это было явным вмешательством в суверенные права прибалтийских государств. В Прибалтике развернулась ожесточенная дискуссия о том, стоит или не стоит сопротивляться. Но, поскольку на территории этих стран уже стояло 60 тысяч советских войск, вверх взяли те, кто полагали сопротивление бессмысленным, и ультиматум был принят. 17–21 июня 1940 г. в государства Прибалтики вошли дополнительные соединения Красной армии, вслед за ними прибыли высокие совработники для смены власти. При поддержке из Москвы местные компартии, вышедшие из подполья, провели «демонстрации трудящихся» против своих «профашистских режимов».

Непосредственно перед вторжением Сталин запросил Гитлера, не согласится ли Германия уступить СССР Мариампольский уезд Литвы, который в сентябре 1939 г. Германия оставила за собой. Сталину очень хотелось иметь всю Литву, чтобы никакая часть литовского населения не могла бороться против его режима с независимой от него литовской территории. Гитлер согласился продать уезд – деньги фюреру были нужны. После короткого, но интенсивного торга Сталин выторговал уезд со всеми его обитателями за 7 500 000 золотых долларов. Деньги были уплачены, и Мариампольский уезд перешел от Германии к СССР одновременно с присоединением Литвы – в июне 1940 г.

В Каунасе действовал заместитель комиссара иностранных дел Владимир Деканозов, в Риге – зампред правительства Андрей Вышинский, в Таллине секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Жданов, который координировал работу остальных комиссаров. Были созданы марионеточные правительства, которые приняли новые избирательные законы, исключающие участие в выборах правых и правоцентристских партий. Хотя, например, правящий Национальный Союз в Литве насчитывал в 1940 г. 12 000 членов, тогда как компартия едва достигла 3000 человек. Под контролем наблюдателей из Москвы 14–15 июля 1940 г. прошли выборы, на которых единственными кандидатами выступали коммунисты. По указанию из Москвы в каждой из трех стран были созданы политические избирательные объединения – «Союзы трудового народа»

Голосование было принудительным, результаты статистически нереалистические. В трех странах за «кандидатов трудового народа» якобы было подано от 93 до 99,2 % (Литва) голосов, участвовавших в голосовании. В Видземском округе Латвии за названный список проголосовали 101,3 % избирателей. Всем проголосовавшим в паспорт ставили специальный штамп. Те, у кого после 14 июля такого штампа не было, считались «врагами народа» и репрессировались. Вновь сформированные парламенты обратились с просьбой включить эти балтийские государства в состав СССР на правах союзных республик.

Верховный Совет СССР 3–6 августа принял три новые республики в «братскую семью народов». В том же августе были введены новые, типовые советские «конституции», парламенты переименованы в «верховные советы», а правительства – в «советы народных комиссаров». Была проведена новая аграрная реформа, по которой максимально разрешенный размер фермы составлял 30 га. Все, что было за пределами этой площади, отчуждалось в государственный фонд, либо было роздано безземельным. Хуторян насильно сселяли в деревни. В результате возникло много мельчайших нерентабельных хозяйств, многие земли запустели. Проведенная денежная реформа и начавшаяся национализация промышленности и банков вызвали мгновенный дефицит товаров ежедневного потребления. Резко упал уровень жизни.

В сфере культурной политики началась советизация, из школ и вузов стали изгонять неблагонадежных преподавателей, были введены новые идеологические предметы (марксизм-ленинизм, конституция СССР, история ВКП(б)). Начались разрушение памятников, пересмотр театральных программ, закрытие газет и журналов, введен запрет на свободное книгопечатание.

Если первоначально немало латышей, эстонцев и литовцев встретили большевицкую власть с симпатией, надеясь на защиту от Германии, открытие новых промышленных предприятий, земельную реформу, то очень скоро насилия, творимые московскими большевиками, вызвали всеобщее уныние, а вскоре и сопротивление новой власти.

28 июня 1940 г. части Красной армии вступили на территорию Бессарабии и северной части Буковины, входивших в состав Румынии. Этой акции предшествовал ультиматум советского правительства правительству Румынии от 26 июня с требованием немедленного возвращения СССР Бессарабии как бывшей части России, а также передачи ему северной части Буковины, никогда не входившей в состав России. Аннексия Бессарабии (но не Северной Буковины) предусматривалась секретным советско-германским протоколом о разделе сфер влияния (23.8.1939). Условия ультиматума требовали эвакуации войск и администрации в четырехдневный срок. Требования были нереалистичные для территории размером в 51 тыс. кв. км с населением в 3,75 млн чел. Обращение румынского правительства к Германии с просьбой о помощи не имело успеха. Не дожидаясь эвакуации, советские войска напали на уходящие войска и в течение 7 дней пленили 356 офицеров и почти 43 тыс. солдат.

В начале июля 1940 г. Буковина и часть Бессарабии были включены в состав Украинской ССР. Остальная часть Бессарабии была объединена с частью Молдавской АССР (Приднестровье) и преобразована в Молдавскую ССР. Все вместе новоприобретенные области Польши, Румынии и Балтии увеличили население СССР на 20 млн человек.

Советская аннексия Северной Буковины привела к первому после августа 1939 г. ухудшению отношений между СССР и Германией. Гитлер был возмущен «самоуправством» Сталина, который позволил себе в одностороннем порядке нарушить договор о дружбе с Германией. В Буковине жило немало немцев (до 1918 г. это была провинция Австро-Венгерской империи) и из Буковины открывается удобный путь до нефтяных приисков Румынии, эксплуатация которых была жизненно важна для реализации агрессивных планов Германии. В ответ на аннексию Северной Буковины (Молотов назвал Буковину процентами за пользование Румынии Бессарабией в 1918–1940 гг.) Германия официально объявила о предоставлении Румынии гарантий безопасности. Чтобы Сталин не вздумал двигаться дальше, Гитлер ввел туда летом 1940 г. свои войска. Желая ублажить своих верных сателлитов – Венгрию и Болгарию, Гитлер велел Бухаресту отдать половину Трансильвании Венгрии, а южную часть Добруджи – Болгарии. Так СССР и Германия разделили еще одну восточноевропейскую страну, правда, на этот раз не до конца.

После присоединения Бессарабии и Северной Буковины к СССР большое количество местных румын были отправлены в ссылку и лагеря Сибири и Казахстана. Но было и иное – в Бесарабии 10 подпольщиков из НТС, пользуясь временной открытостью границы, перешли в СССР, чтобы нести в страну идеи антисталинской революции.

В бессарабских школах висевший при румынах портрет короля заменили на сталинский. Дети долго не могли понять, в чем разница между королем и Сталиным и почему при «народной» власти процветает восхваление первого лица государства больше, чем при королевской. Тем не менее, сначала советские войска были встречены населением доброжелательно, т. к. румыны, жившие к западу от Прута, относились к коренным жителям Бессарабии как к людям «второго сорта». Жители Кишинева два дня выходили встречать части Красной армии, но встретили их лишь в ночь на третий день. Первым шоком для населения Бессарабии стал вид красных командиров, которые бросились в магазины скупать спички, соль, обувь и одежду, а на удивленные вопросы, зачем они это делают, бессарабцы получали ответ, что в СССР эти товары тяжело достать. На следующий вопрос, зачем доставать, когда можно купить, ответом был изумленный взгляд красного командира. Начавшиеся репрессии и пропажа предметов первой необходимости быстро развеяли имевшиеся иллюзии.

В Прибалтике органы НКВД, уже начиная с июня 1940 г., подвергли разного рода репрессиям около 700 тыс. жителей. Многие политически деятельные лица, в том числе из русских эмигрантов, были арестованы, некоторые расстреляны. На спецпоселение в дальние районы СССР отправлялись целые семьи с детьми. До конца 1940 г. было арестовано, а затем убито, заключено в тюрьму или сослано в Сибирь все политическое, интеллектуальное и хозяйственное руководство балтийских государств. Среди первых были сосланы президенты Эстонии и Латвии К. Пятс и К. Улманис. Литовский президент А. Сметона бежал в Германию. Арестам и заключению в лагеря тут же была подвергнута национальная и русская интеллигенция, многие священнослужители, предприниматели, офицеры армии и полиции, учителя. При отступлении советских войск из Прибалтики в июне 1941 г. большинство арестованных, еще не вывезенных на Восток, были «ликвидированы» энкавэдистами без предъявления каких-либо формальных обвинений.

14 июня 1941 г. в рамках подготовки к нападению на Германию, Сталин приказал провести арест и депортацию в Сибирь десятков тысяч «неблагонадежных» лиц во всех присоединенных в 1939–1940 гг. областях, в том числе и местных коммунистов. Начались массовые ссылки. В это время из одной Прибалтики были сосланы не менее 43 тыс. человек. Мужчины, как правило, попали в лагеря, где большая часть погибла, женщин с детьми и стариков сослали в гиблые места Сибири на вечное поселение, для очень многих закончившееся уже через несколько месяцев мучительной смертью от голода, холода и болезней. Почти никому не были предъявлены обвинения.

Свидетельство очевидца

Замечательная русская поэтесса Мария Владимировна Карамзина (19 января 1900 – 17 мая 1942), талант которой высоко ценили лучшие русские поэты той поры – Иван Бунин и Владислав Ходасевич, жила с мужем, бывшим офицером Императорской армии, участником Великой войны и Белой борьбы Василием Александровичем Карамзиным в Кивиыли в северо-восточной Эстонии. Как и многие другие русские семьи Прибалтики, Карамзины сохраняли тот строй культурной повседневности, который был начисто растоптан в СССР. Зарисовки этой жизни Мария Карамзина оставила в своих стихах:

Венцом уложенные косы,

Под ними легких дум игра…

Люблю дымок от папиросы,

У желтой лампы вечера.

Над старой книгой иль картиной Пробора узкого наклон — И дружбу умную с мужчиной, Который не в меня влюблен.

После оккупации Эстонии СССР, штабс-ротмистр Василий Карамзин был арестован НКВД 21 марта 1941 г. и расстрелян 30 июня во дворе тюрьмы НКВД в Таллине. Мария Владимировна была принудительно выслана 14 июня с двумя сыновьями 11 и 8 лет в Сибирь, в бескрайние Васюганские болота. Через 11 месяцев она скончалась от лишений в Новом Васюгане. Детей взяли в детский дом. Они выжили.

В стихах, написанных еще в октябре 1939 г., Мария Карамзина предрекла свою страшную судьбу:

С белого неба белые мухи — На черную влажную землю. Плетутся, к земле пригнувшись, старухи, Молчат и, как будто, дремлют. Станцию, рельсы снегом заносит, Красную стенку вагона… Никто никого ни о чем не спросит, Никому не нужно поклона. Впереди пустое мутное поле, Черные мотаются прутья. Сто шагов нам осталось, не боле, До последнего перепутья. Мария Карамзина. Ковчег. Таллин, 2008. С. 33;69.

В условиях тотального террора люди скрывались в лесах, объединялись в небольшие вооруженные группы «лесных братьев», оказывали вооруженное сопротивление. Дальнейшие репрессии прервала начавшаяся война.

Свидетельство очевидца

Историк Георгий Федоров, служивший в то время рядовым в войсках НКВД в Литве, пишет: «И крестьяне и ксендзы являлись носителями человеческого достоинства, независимости, духовности и именно поэтому не устраивали новую власть… Если в Восточной Литве выселение хуторян шло сравнительно спокойно, то в Западной Литве на силу ответили силой… И вот этих-то, кто на силу ответил силой, энкавэдэшники очень боялись».

Заняв летом 1941 г. Прибалтику, немцы обнаружили длинные списки тех, кого НКВД еще предполагал депортировать; так что немецкой оккупации многие противники советской власти были обязаны своей жизнью. И участие прибалтийцев в германских вооруженных силах, и сохранившаяся в Прибалтике неприязнь к русским – следствие насильственной советизации и этих репрессий.

Оставшиеся за границей дипломаты балтийских государств призывали мировое сообщество не признавать насильственное присоединение Прибалтики к СССР. Западные страны сочувственно отнеслись к призыву. Аннексию Литвы, Латвии и Эстонии они не признали.

Литература:

Прибалтика и геополитика. 1935–1945 гг. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации. М.: Рипол Классик, 2009.

Е. Зубкова. Прибалтика и Кремль. М.: РОССПЭН, 2008.

4.1.4. «Зимняя война» 30 ноября 1939 г. – 13 марта 1940 г.

К 1939 г. Финляндия ориентировалась преимущественно на Швецию и Великобританию, поддерживая тесные экономические связи с США. 20 сентября 1939 г. Хельсинки подтвердил нейтралитет на конференции стран Северной Европы.

Советско-финляндский пакт о ненападении 1934 г. предусматривал исключительно мирное разрешение конфликтов. Но еще в июне 1939 г. Сталин поручил разработать план нападения на Финляндию силами Ленинградского военного округа (ЛенВО), с сентября на границе сосредотачивались войска. Для обострения отношений использовался сталинский тезис о мнимой угрозе Ленинграду. На Карельском перешейке граница – бывшая внутренняя граница Выборгской и Санкт-Петербургской губерний – проходила в 32 километрах от города. Политбюро указывало на «возможность артобстрела Ленинграда» или на вероятность «использования Финляндии третьей страной». Но финны не имели ни дальнобойной артиллерии, ни желания обстреливать Ленинград. Даже в 1941–1944 гг., когда Финляндия воевала на стороне Германии, пассивно участвуя в блокаде города, финское военно-политическое руководство отказалось от обстрелов, налетов и наступательных действий с Карельского перешейка против Ленинграда.

Переговоры 12 октября – 13 ноября зашли в тупик. Финны согласились передать СССР 5 из 6 требуемых островов и сместить границу вглубь перешейка на 15 километров. Но разоружить «линию Маннергейма» – систему оборонительных укреплений на Карельском перешейке, защищавшую Хельсинки и промышленные районы Южной Финляндии – и разместить на Ханко базу, нарушив принцип нейтралитета, финские дипломаты отказались. 11 ноября Ворошилов издал приказ о создании в ЛенВО 106-й дивизии из советских карел и финнов. 21 ноября Военный совет округа директивой № 4713 поставил задачи боеготовым 7-й, 8-й, 9-й и 14-й армиям. Переход в наступление намечался на час «х». Оккупировать Финляндию планировалось к 21 декабря – 60-летию Сталина.

26 ноября Молотов обвинил финнов в обстреле красноармейцев у пограничной деревни Майнила на перешейке. Но Хельсинки отверг обвинения, предложив расследовать инцидент на основе действовавших двухсторонних соглашений. Финны были готовы и к переговорам об обоюдном отводе войск от границы. В ответ Молотов обвинил правительство Аймо Каарло Каяндера в «издевательстве» над «жертвами обстрела» и подчеркнул, что СССР отныне не связан пактом 1934 г., не подлежавшим односторонней денонсации. 29 ноября Москва разорвала дипломатические отношения. Финны поспешили заявить о готовности отвести войска от границы в одностороннем порядке и выполнить другие требования СССР.

Советская реакция последовала утром. В 8.00 30 ноября начался артобстрел границ Финляндии. Атакам с воздуха подверглись Хельсинки, Турку, Тампере и другие города. За время войны от советских бомбардировок погибли и получили ранения около 3 тыс. граждан. Слабые финские ВВС налетов на советские города не совершали. Президент К. Каллио объявил состояние войны, назначив Главнокомандующим маршала Карла-Густава Маннергейма, в прошлом генерал-лейтенанта русской службы и Георгиевского кавалера, героя Белой борьбы в Финляндии.

Соотношение сил и средств к 30 ноября 1939 г.

Зимой 1940 г. советские войска усилили 13-я и 15-я армии. К марту против Финляндии воевали уже 1,2 млн человек (12,5 тыс. орудий и минометов, ок. 4 тыс. танков и почти 2,5 тыс. самолетов) – треть всей Красной армии и половина ВВС. Финляндия, исчерпав все ресурсы, отмобилизовала 600 тыс. человек.

7-й армии надлежало прорваться через перешеек, овладеть столицей и южными районами Финляндии. Три армии севернее Ладоги обходили «линию Маннергейма» через Приладожье, рассекали страну и занимали север Суоми. Но война затянулась. В 40-градусный мороз появились тысячи обмороженных. Сила РККА не могла сломить качество финской армии. Красноармейцы – вчерашние пассивные и нищие колхозники – плохо ходили на лыжах и неумело воевали. Командиры действовали шаблонно и безынициативно. Лобовые атаки вели к бессмысленным потерям. Слабой была подготовка летчиков, связистов, танкистов, совершенно неудовлетворительно выглядело взаимодействие родов войск. В карельских снегах советские дивизии напоминали огромное и малоподвижное войско азиатской деспотии, способное достичь успеха лишь за счет невероятных потерь и подавляющего превосходства. Кровавые атаки на «линию Маннергейма» 6-го, а затем 17–20 декабря полностью обескровили 7-ю армию.

Швеция искала мира для Хельсинки. Однако по решению Политбюро 1 декабря из работников Коминтерна было создано «Народное правительство» «Финляндской демократической республики» (ФДР) во главе с членом Президиума Коминтерна О.В. Куусиненом. Официально «правительство» пребывало в Териоках (ныне Зеленогорск), фактически – в Москве. 106-я советская карело-финская дивизия превратилась в ядро «Финской народной армии». Молотов заявил шведам: СССР не ведет войны против Финляндии, а оказывает помощь правительству ФДР в «свержении гнета помещиков и капиталистов». 2 декабря Куусинен и Молотов подписали «Договор о дружбе и взаимопомощи» между СССР и ФДР. К «Договору» прилагался секретный дополнительный протокол, содержание которого соответствовало дополнительным протоколам, подписанным Эстонией, Латвией и Литвой.

«Териокское правительство» Финляндия и мир не заметили. 14 декабря за агрессию Советский Союз был исключен из Лиги Наций. СССР поддерживали лишь германские дипломаты. Великобритания, США, Франция и Швеция поставляли Финляндии военные материалы. Из разных стран в Суоми прибыли 11,5 тыс. добровольцев. Многие из них были офицерами в армиях своих государств. В рядах финской армии мужественно сражались и русские эмигранты – бывшие белые офицеры и их сыновья (братья Алексей и Юрий Феоктистовы и др.), которым эта часть Российской Империи дала пристанище после Гражданской войны.

Севернее Ладоги финские лыжные батальоны сумели нанести поражение 10 советским дивизиям, разгромив 4 из них. Неудачи вызвали ярость у Сталина. Свирепствовали военные трибуналы. Сталинский любимец армейский комиссар I ранга Л.З. Мехлис, который сам чуть не попал в плен у Суомуссалми, практиковал показательные расстрелы командиров. Кирилл Афанасьевич Мерецков стал командующим 7-й армией с требованием прорвать «линию Маннергейма». С целью подготовки концентрированного удара на главном направлении 7 января 1940 г. был образован Северо-Западный фронт командарма I ранга С.К. Тимошенко, сосредоточившего на перешейке огромные силы. Защитников «линии Маннергейма» войска 7-й и 13-й армий превосходили по людям – в 4,5 раза, по артиллерии – в 9,5 раз, по авиации – в 7 раз, по танкам – в сотни раз. 11 февраля начался штурм, Тимошенко и Мерецков не считались с потерями. В финской обороне возникла трехкилометровая брешь и, не имея резервов, 17 февраля финны начали отход к Выборгу. Маннергейм потребовал от правительства завершения войны, истощившей силы Финляндии.

Перед СССР возникли перспективы дипломатического разрыва с США и конфликта с Западом. Англия и Франция больше не желали мириться с советской агрессией, как они смирились с захватом Польши. Общественность этих стран требовала решительно поддержать маленькую демократическую Финляндию перед лицом сталинской агрессии. На севере Финляндии ожидалась высадка англо-французского экспедиционного корпуса (57 тыс. чел). Первый эшелон, состоявший из английских гвардейцев и лыжников, французских иностранных легионеров и тысячи поляков (всего 15 500 человек плюс три батальона обслуживания) по указанию начальника Британского генерального штаба генерала Эдмунда Айронсайда (в 1919–1920 гг. он командовал британским экспедиционным корпусом в Архангельской губернии) должен был начать высадку в Нарвике 15 марта. Союзники предполагали перебросить в Финляндию одну тысячу бомбардировщиков. Британские и французские эксперты изучали варианты авиаударов по нефтепромыслам в Баку и операций в Закавказье из занятого тогда Великобританией Ирака.

Военная поддержка Англии и Франции ломала расчеты Сталина, так как уже в феврале 1940 г. в оперативных документах основным противником СССР называлась Германия, а не Великобритания и Франция. Сталин и Молотов пытались заручиться поддержкой Скандинавских государств. Молотов предлагал передать Швеции Аландские острова – населенную шведами островную губернию Финляндии, а Норвегии обещал вывод Красной армии из занятого ею района Петсамо (Печенги) – финляндского порта на Баренцевом море. Хотя после завершения Первой мировой войны шведы приложили очень много усилий, добиваясь передачи от Финляндии к Швеции Аландских островов, теперь Швеция ответила на предложения Молотова решительным отказом. Министр иностранных дел Швеции Кристиан Гюнтер сухо сообщил Молотову, что «по Аландским островам в настоящий момент соглашение невозможно». Советскому Союзу не удалось отколоть Скандинавские страны от Великобритании и Франции в их противодействии советской агрессии против Финляндии.

И Хельсинки, и Москва склонялись к миру. Требования СССР были тяжелыми, но Финляндия сохранила независимость и избегла советизации. 8 марта на фоне кровавых и безуспешных боев за Выборг в Москве начались переговоры. Вечером 12 марта мирный договор был подписан. В полдень 13 марта огонь на фронте стих.

По мирному договору от 12 марта Советский Союз получил 40 тыс. кв. км финской территории – Финляндия потеряла область под Куóлаярви, часть Карельского перешейка, включая Выборг, земли, примыкающие с севера к Ладожскому озеру, в том числе Сортавалу и древний Валаамский православный монастырь, который немедленно был разорен большевиками. Граница сместилась от Ленинграда на расстояние от 130 до 150 км. Военно-морская база на мысе Ханко (Гангут) в стратегической точке соединения Ботнического и Финского заливов была передана СССР на 30 лет. Аландские острова, однако, остались за Финляндией, так же как и район Петсамо, продолжавший отделять СССР от Норвегии.

Около 400 тыс. местного населения, не желавшего оказаться под советской властью, вынуждены были бежать в другие части Финляндии. Среди этих беженцев немало было и русских, оставшихся в Финляндии после Гражданской войны. Ушли вглубь Финляндии и монахи Валаамского монастыря, основав Ново-Валаамский монастырь – духовный центр православной Финляндии. Отданные СССР земли составляли примерно 11 % народно-хозяйственного потенциала Финляндии, но на них не осталось ни души. Сталин получил только землю. Своих граждан Финляндия спасла от большевизма.

Документ

13 марта в приказе по армии маршал Маннергейм сказал: «Солдаты! Более 15 тысяч из вас, тех, кто вышел на поле боя, никогда больше не увидят своих очагов, а сколь многие из вас навсегда потеряли способность к труду! Но вы также нанесли врагу тяжелые удары, и если двести тысяч из них лежат в снежных сугробах и смотрят невидящими глазами в наше хмурое небо – в том нет вашей вины».

За счет аннексированных районов и Карельской АССР была образована 31 марта 1940 г. Карело-Финская ССР, просуществовавшая до 16 июля 1956 г. (в 1944 г. часть отторгнутых от Финляндии земель, включая Выборг, Кексгольм [Приозерск] и Антреа [Каменногорск] были переданы из Карело-Финской ССР в Ленинградскую область). Финнов в новой союзной республике было всегда немного – по переписи 1934 г. – 15 тысяч. В 1937–1938 гг. финны Карелии подверглись тяжким репрессиям – убит или лишен свободы был каждый седьмой – 1929 человек. Многие бежали из Карелии, чтобы затеряться и тем спасти жизнь. По переписи 1939 г. в Карельской АССР проживало 8322 финна и в 1940 г. к ним не прибавился ни один финн Финляндии. Злые языки шутили, что в К-ФССР найдены только два финна – Финкельштейн и фининспектор. В действительности новое название и союзный статус преследовали совершенно иную, нежели национальное возрождение финского народа цель – они были направлены на перспективу присоединения к СССР всей Финляндии в будущем, когда результаты неудачной для большевиков «Зимней войны» удалось бы ревизовать.

На финском фронте Особые отделы НКВД фиксировали многочисленные антисталинские высказывания бойцов и командиров. 843 красноармейца были репрессированы за «антисоветскую агитацию и пропаганду». Белые организации Русского Зарубежья (РОВС, НТС-НП и др.) пытались использовать ситуацию в Финляндии для борьбы с большевиками. При помощи Маннергейма и офицеров РОВС бывший секретарь Сталина Борис Бажанов в феврале – марте 1940 г. сформировал из пленных красноармейцев пять добровольческих отрядов Русской народной армии под политическими антисталинскими лозунгами. Опыт показал, что среди «подсоветских» людей оказалось немало скрытых противников Сталина. Не исключено, что поэтому большинство вернувшихся на родину советских военнопленных были заключены в концлагеря, а многие расстреляны органами НКВД.

Итоги советско-финляндской войны 1939–1940 гг.

Соотношение потерь свидетельствует о непрофессионализме РККА. После войны боевая подготовка войск и уровень компетентности были поставлены Ворошилову в вину. 7 мая 1940 г. в должности наркома обороны его заменил маршал С.К. Тимошенко. Потери финнов были примерно в десять раз меньше советских. Это – результат сталинских приемов ведения войны, когда солдаты считались расходным материалом для достижения целей командования любой ценой. Престиж Красной армии очень поколебался после таких результатов «Зимней войны». Для политиков и военных экспертов всех европейских государств стало ясно, что Красной армии как боеспособной величины действительно не существует, что уничтожение командного состава и массовый террор разрушили даже то, что было до середины 1930-х гг. Так обернулись слова Сталина: «Победить финнов – не бог весть какая задача». Задача оказалась не из простых.

Документ

20 января 1940 г. сэр Уинстон Черчилль, тогда – первый лорд Адмиралтейства – морской министр Великобритании, непримиримый враг и нацизма, и коммунизма, обратился по радио к финнам: «Финляндия не сдающаяся, более того, торжествующая в самых челюстях чудовища, показала нам, на что способен свободный человек. Ваша страна оказала величайшую услугу человечеству. Перед всем миром Финляндия обнажила слабость Красной армии и ее военно-воздушного флота. Множество иллюзий относительно советской России рассеялись в эти краткие жестокие недели боёв близ Полярного круга. Всем стало очевидно, как развращает коммунизм душу нации – в мирное время она голодна и беспокойна, в военное же – низменна и жестока».

Но для такой маленькой страны, как Финляндия, понесенные ею потери были трагически велики. И все же финны, хотя и ценой больших потерь и уступок, но сохранили государственную независимость, которую утратили Латвия, Эстония и Литва. Для финнов это была победа их мужества и патриотизма, которой они гордятся и по сей день.

В 1939–1940 гг. Сталин фактически завершил гражданскую войну, развязанную за 20 лет до того Лениным. Те части былой Российской Империи, которым удалось избежать большевизации в 1920-м – получили ее теперь на штыках Красной армии. Даже те области Австро-Венгрии, которые русская армия оккупировала в 1916 г. – Восточная Галиция и Буковина, были прихвачены и на этот раз. Только одна Финляндия, под руководством все того же генерала Маннергейма, как и в 1918 г., отстояла свою свободу и отбросила Красные полки.

Литература:

Советско-финляндская война 1939–1940 / Сост. П.В. Петров, В.Н. Степаков. В 2 т. СПб., 2003.

А. Раунио, Ю. Килин. Сражения Зимней войны. Петрозаводск: Петрозаводский гос. ун.-т., 2014.

Д.Д. Фролов. Советско-финский плен. 1939–1944 гг. По обе стороны колючей проволоки. СПб.: Алетейя; Хельсинки: RME Group Oy, 2009.

О. Маннинен. Мадам Коллонтай и Московский мирный договор // Александра Коллонтай и Финляндия. Доклады научного семинара. Helsinki, 2010.

П.А. Аптекарь. Советско-финские войны. М., 2004.

4.1.5. Международная обстановка и подготовка СССР к войне с Германией, осень 1939 г. – лето 1940 г.

Всю зиму 1939/40 г., пока на востоке шла советско-финская война, на Западном фронте в Европе не было, говоря языком немецких военных сводок, «никаких особых происшествий». Только в воздухе и на море шла война, главным образом подводная.

Затем 9 апреля Гитлер занял Данию и устроил высадку в Норвегии, постепенно оккупировав всю страну от Осло до Заполярья. Дерзкая операция под носом у британского флота вызвала в Лондоне правительственный кризис. Невилла Чемберлена, имевшего после Мюнхена репутацию примиренца, сменил 10 мая 1940 г. на посту премьера волевой консерватор и убежденный антинацист Уинстон Черчилль.

В тот же день немцы неожиданным маневром через Арденнский хребет в обход оборонительной «линии Мажино» повели генеральное наступление на Западе, отсекая Бельгию и Голландию от Франции. Оно закончилось 14 июня взятием Парижа и 8 дней спустя капитуляцией Франции. Немцы дошли до испанской границы, взяли 1,9 млн пленных, но оставили осевшему в городке Виши новому французскому правительству маршала Пэтена неоккупированный юго-восток страны. Отторгнутые от Германии по Версальскому миру Эльзас и Лотарингия вернулись в рейх.

В небе над Францией немецкая авиация все же понесла серьезные потери, ослабившие ее в битве за Англию, оставшуюся теперь единственным противником Германии. С ней Гитлер воевать не хотел, как в силу «племенного родства», так и ввиду ее островного положения. Еще 24 мая 1940 г. он приостановил наступление на окруженный под Дюнкерком британский экспедиционный корпус, и англичане получили 12 дней, чтобы эвакуировать 338 тыс. военных через Ламанш. Весь июнь 1940 г. Гитлер надеялся достигнуть с Англией «разумного соглашения». Черчилль, обращаясь за помощью к американскому президенту Рузвельту, предупреждал его, что в Англии может прийти к власти правительство, готовое на мир с Гитлером. Во главе его он видел Ллойд-Джорджа – того самого, что в 1920 г. хотел торговать с Лениным. Все же 16 июля Гитлер подписал директиву № 16 и приказал готовить операцию «Морской лев» – высадку на Британские острова.

Усиленные налеты на аэродромы и города Англии начались 8 августа 1940 г. Они нанесли заметный ущерб, но не смогли подавить британскую противовоздушную оборону, без чего высадка не представлялась возможной. За 3 месяца англичане сбили 1103 немецких самолета, потеряв 642 своих. Одной из причин успеха было то, что британская разведка научилась читать немецкие шифрованные радиосообщения. Военно-морской флот Германии уступал британскому и к тому же пострадал от операции в Норвегии. 12 октября 1940 г. Гитлер отложил высадку в Англии на неопределенный срок.

У него был вариант – блокировать Англию захватом Гибралтара и Суэцкого канала. Но генерал Франко участвовать в штурме Гибралтара категорически отказался. А наступление на Ближний Восток требовало участия Турции, которая в объятия Гитлера тоже не стремилась. К тому же такое наступление отвлекло бы крупные силы и могло соблазнить Сталина ударить в тыл. Гитлер оказался в западне, из которой был один выход: разбить Советский Союз возможно скорее, пока Америка открыто не вступила в войну на стороне Великобритании. Такую операцию можно было вести по-разному: с ограниченной целью устранения режима и его гигантской армии – или с неограниченной целью: уничтожения страны и российской нации. Гитлер избрал второе.

Уже 13 июля 1940 г. на совещании в «горном гнезде» – Бергхоф он жаловался своим военачальникам, что в бывшей Польше Сталин сосредоточил крупные силы, «а у нас там ничего нет», что Сталин ведет себя слишком жадно в Румынии и Прибалтике. А 31 июля Гитлер в Бергхофе, согласно записям генерала Гальдера, прямо заявил, что операцию на востоке, возможно, придется начать ранее, чем на западе: «Англия сейчас делает главную ставку на Россию. Если Россия будет разбита, Англия лишится последней надежды. Чем раньше это сделать, тем лучше. Желательно весной 1941 г. Наша цель – лишить Россию жизненной силы (Lebenskraft)».

Тут Италия, вступившая в войну на стороне Гитлера накануне капитуляции Франции в июне 1940 г., сильно спутала карты. На северном побережье Африки британский генерал А. Уэйвелл разгромил 10 итальянских дивизий маршала Р. Грациани. В феврале 1941 г. немцам пришлось снарядить Африканский корпус генерала Роммеля, чтобы поддержать Муссолини. Роммель отбросил англичан глубоко в Египет к Эль-Аламейну, но не прорвался далее на Восток, где антиеврейские и потому пронацистские настроения были сильны среди арабов. Блокировать Суэцкий канал немцы не смогли – англичане отбили все атаки противника и не подпустили Роммеля к долине Нила.

Еще больше осложнений вызвало нападение итальянских войск из Албании на Грецию в конце октября 1940 г. Греки перешли в контратаку и в январе заняли треть Албании. Их поддержали англичане. Гитлеру вновь пришлось спасать своего союзника. По договоренности с Болгарией немецкие войска 2 марта 1941 г. прошли через ее территорию в Грецию, а 25 марта и Югославия, ранее хранившая нейтралитет, дала такое согласие. Но 2 дня спустя генерал Симович устроил переворот и расторг соглашение. Немцы 6 апреля с трех сторон вступили в страну, и через 11 дней югославянская армия перестала существовать. Хорватия и Словения были выделены в отдельные государства, страна была расчленена и вскоре погрузилась в хаос междоусобной войны. В ней участвовали партизаны-монархисты Михайловича, партизаны-коммунисты Тито, сербские антикоммунисты Недича и Льотича, Русский охранный корпус, а также усташи – военизированные отряды хорватской фашистской партии, истреблявшие сербское население. Немцы же к концу апреля 1941 г. сломили упорное сопротивление греков и в мае изгнали англичан с острова Крит эффектным парашютным десантом (операция «Гермес»). В Европе осталось только 5 нейтральных стран – Швеция, Швейцария, Испания, Португалия и Турция.

Соединенные Штаты же фактически от нейтралитета отказались. Президент Рузвельт подписал 11 марта 1941 г. принятый Конгрессом после упорных двухмесячных споров закон о Lend-Lease – «займе и аренде» военного оборудования. Созданный, прежде всего, для поддержки Великобритании, он обещал помощь на время боевых действий и любой стране, сопротивлявшейся нацистской Германии. Закон поставил всю экономическую мощь США на сторону противников Гитлера и стал одним из решающих факторов разгрома нацистов во Второй мировой войне.

Германия не имела шансов одержать победу над Британией, в силу абсолютного превосходства Королевского ВМФ, державшего в тисках блокады задыхавшийся рейх. Ежемесячный дефицит стали в Германии в конце 1939 г. составлял 600 тыс. т. Рейху не хватало продовольствия, каучука, алюминия, нефти, меди и другого сырья, без которого он не мог вести войну. На помощь нацистам пришел СССР. В 1940 г. на Германию приходилось 52 % всего советского экспорта, в том числе 50 % – фосфатов, 62 % – хрома, 40 % – марганца, 75 % – нефти, 77 % – зерна. За 1940 г. через территорию СССР прошло 59 % всего германского импорта и 49 % экспорта, а к 22 июня 1941 г. – соответственно 72 % и 64 %.

СССР закупал для Германии товары в нейтральных странах, в том числе и в США. Германия поставляла в СССР технологии и оборудование, а также некоторые военные материалы. Советские поставки, в первую очередь цветных металлов, и особенно транзитные перевозки, в большой степени ослабили британскую блокаду и поддержали немецкое производство. Советский Союз в 1939–1941 гг. позволил Германии успешно продолжать экспансию, в результате которой росли возможности и потенциал нацистов. В бухте Западная Лица (в СССР западнее Мурманска) с ноября 1939 г. до сентября 1940 г. функционировала секретная немецкая база подводных лодок «Норд». Немцы пользовались Севморпутем. Командующий Военно-морскими силами Германии гросс-адмирал Э. Редер благодарил за содействие наркома ВМФ СССР адмирала Н.Г. Кузнецова.

В той сложной политической игре, которую Сталин вел в 1939–1940 гг., помощь нацистской Германии была не самоцелью, а лишь средством, служившим затягиванию войны, изматывавшей и Германию и Англию. В октябре 1939 г. в Генеральном штабе РККА началась разработка I варианта плана наступательных действий против Германии, а всего до июня 1941 г. было рассмотрено пять таких вариантов, каждый из которых совершенствовался по сравнению с предыдущим. К концу июня 1940 г. на Востоке Германия имела всего лишь 12 слабых пехотных дивизий. Здесь им противостояли 97 советских дивизий и 17 танковых бригад.

После советских аннексий 1939–1940 гг. конфигурация границы на Востоке приобретала все более неприятные для рейха очертания. Новая граница СССР на северо-западе охватывала Восточную Пруссию, в районах Белостока и Львова возникли два «балкона», глубоко вдававшиеся в немецкую часть Польши, а включение в состав Советского Союза Северной Буковины создавало угрозу для бесценных источников румынской нефти в Плоешти. Фюрер увидел, что он не может сосредоточиться на войне против Британии, испытывая беспокойство за тыл на Востоке. Призрак войны на два фронта преследовал и фюрера, и генералитет Вермахта. Еще 23 ноября 1939 г. Гитлер откровенно заявил: «Мы сможем противостоять России лишь тогда, когда обретем свободу на Западе».

21 июля 1940 г. Гитлер поручил Главнокомандующему сухопутными войсками генерал-фельдмаршалу В. фон Браухичу приступить к разработке плана вероятных скоротечных боевых действий против СССР, рассчитанных на весну 1941 г. Гитлер полагал, что Сталин располагает 50–75 «хорошими дивизиями», а на самом деле в июле 1940 г. в РККА насчитывались 116 таких дивизий. Гитлер не представлял реальной численности ВВС, артиллерии и бронетанковых войск Красной армии. Он действовал наощупь, от безысходности военно-политической ситуации, а Сталин был уверен в том, что Гитлер никогда не рискнет воевать на два фронта.

6 мая 1940 г. на ужине в узком кругу командиров охраны Сталин объяснял: «Воевать с Америкой мы не будем. Воевать мы будем с Германией. Англия и Америка будут нашими союзниками». Сталин ждал момента, когда Германия, Англия, Франция, Италия, США и Япония изнурят друг друга в затяжной войне, и тогда «гремя броней, сияя блеском стали» в «яростный поход» пойдет Красная армия. И Европа станет «пролетарской», т. е. большевицкой.

В последней декаде июля 1940 г. генерал-майоры А.М. Василевский и А.Ф. Анисов, служившие в оперативном управлении Генштаба, завершили разработку очередного варианта развертывания РККА. Этот документ получил название «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940–1941 гг.». Главные силы РККА разворачивались на Западе на двух основных операционных направлениях: на Северо-Западном (севернее Варшавы) и на Юго-Западном (южнее Варшавы). Но к этому времени Сталину пришлось пересмотреть свои планы. Войска Бельгии, Франции и Великобритании в континентальной Европе были разгромлены Вермахтом в три недели. На Сталина произвела впечатление скоротечность событий на Западе. А также – неуязвимость Великобритании и непреклонная решимость Черчилля продолжать борьбу.

Литература:

М.И. Мельтюхов. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу 1939–1941 гг. М., 2002.

4.1.6. Русское общество за пределами СССР и начало мировой войны

Зарождение итальянского фашизма и немецкого нацизма, постепенное укрепление союза гитлеровской Германии не только с Италией Муссолини, но и с Польшей (до середины 1938 г.) и с Японией, попутно то охлаждение, то, наоборот, сближение между западными державами и советским правительством ставили политическую эмиграцию в еще более сложное положение, чем в предшествующие годы. Вопросы обострились: война, в которую вовлеклась бы Советская Россия, будет ли войной против сталинского режима или против России? Опытный политик умеренных взглядов, В. Маклаков писал своему коллеге и другу В. Саблину в 1938 г., что если Великобритания объявит войну СССР, то ему трудно будет стать на стороне англичан. А в правых кругах часто не понимали, что фашизм и гитлеризм по духовной сути родные братья большевизма, и даже готовы были сотрудничать с ними.

Документ

В обширном послании Гитлеру от 12 июня 1938 г. по поводу освящения нового православного собора в Берлине глава Русской Православной Церкви Заграницей митрополит Анастасий (Грибановский) писал:

«Ваше Высокопревосходительство!

Высокочтимый Господин Рейхсканцлер!

Когда мы взираем на наш Берлинский соборный храм, ныне нами освящаемый и воздвигнутый благодаря готовности и щедрости Вашего Правительства после предоставления нашей Святой Церкви прав юридического лица, наша мысль обращается с искренней и сердечной благодарностью, прежде всего, к Вам, как к действительному его создателю.

Мы видим особое действие Божьего Промысла в том, что именно теперь, когда на нашей Родине храмы и народные святыни попираются и разрушаются, в деле Вашего строительства имеет место и создание сего храма. Наряду со многими другими предзнаменованиями этот храм укрепляет нашу надежду на то, что и для нашей многострадальной Родины еще не наступил конец истории, что Повелевающий историей пошлет и нам вождя, и этот вождь, воскресив нашу Родину, возвратит ей вновь национальное величие, подобно тому, как Он послал Вас германскому народу.

Кроме молитв, возносимых постоянно за главу государства, у нас в конце каждой Божественной Литургии произносится еще и следующая молитва: «Господи, освяти любящих благолепие дому Твоего, Ты тех воспрослави Божественною Твоею силою…» Сегодня мы особенно глубоко чувствуем, что и Вы включены в эту молитву. Моления о Вас будут возноситься не только в сем новопостроенном храме и в пределах Германии, но и во всех православных церквах. Ибо не один только германский народ поминает Вас с горячей любовью и преданностью перед Престолом Всевышнего: лучшие люди всех народов, желающие мира и справедливости, видят в Вас вождя в мировой борьбе за мир и правду.

Мы знаем из достоверных источников, что верующий русский народ, стонущий под игом рабства и ожидающий своего освободителя, постоянно возносит к Богу молитвы о том, чтобы Он сохранил Вас, руководил Вами и даровал Вам свою всесильную помощь. Ваш подвиг за германский народ и величие германской Империи сделал Вас примером, достойным подражания, и образцом того, как надо любить свой народ и свою родину, как надо стоять за свои национальные сокровища и вечные ценности. Ибо и эти последние находят в нашей Церкви свое освящение и увековечение.

Национальные ценности составляют честь и славу каждого народа и посему находят место и в Вечном Божием Царстве. Мы никогда не забываем слов Священного Писания о том, что цари земные принесут в Небесный Божий Град славу и честь свою и славу своих народов (Откр. 21, 24,26). Таким образом, создание сего храма является укреплением нашей веры в Вашу историческую миссию.

Вы воздвигли дом Небесному Владыке. Да пошлет же Он Свое благословение и на дело Вашего государственного строительства, на создание Вашей народной империи. Бог да укрепит Вас и германский народ в борьбе с враждебными силами, желающими гибели и нашего народа. Да подаст Он Вам, Вашей стране, Вашему Правительству и воинству здравие, благоденствие и во всем благое поспешение на многая лета». (Церковная жизнь. 1938. № 5–6). Не забудем, что к дате этого послания – июню 1938 г. – гонения на Католическую Церковь достигли большой силы, уже была присоединена к рейху Австрия, десятки тысяч немцев брошены в концентрационные лагеря, а погромы и притеснения евреев стали обычным делом в Германии.

Подписанный 23 августа 1939 г. пакт Молотова – Риббентропа, развязавший руки Гитлеру, чтобы начать Мировую войну, совместное с немцами нападение Сталина на Польшу несколько охладили профашистские и пронемецкие настроения правых, но далеко не целиком.

Многие эмигранты пережили советскую агрессию против Польши, Прибалтики и Финляндии как личное оскорбление своего национального чувства. Некоторые после этого даже постарались забыть, что они русские, так им было стыдно за родину-агрессора. Владимир Набоков, обращаясь к России, написал осенью 1939 г. одно из самых пронзительных своих стихотворений: «Отвяжись, я тебя умоляю…», заканчивающееся строфой: «Ибо годы прошли и столетья, / и за горе, за муку, за стыд, / поздно, поздно, никто не ответит, / и душа никому не простит».

Свидетельство очевидца

С четкостью опытного политика Петр Струве в это время (9 декабря 1939 г.) писал: «Моя точка зрения сводится к формуле: в один мешок. И национал-социализм, и большевизм должны не только реально, но, главное, духовно попасть в «один мешок». Сейчас очень немногие это понимают в полном объеме <…>, хотя, казалось бы, после соединенного насильства над Польшей и Финляндией, положение должно было бы быть ясно». Цит. по: А. Гапоненков. Эпистолярный диалог Петра Струве и Семена Франка (1922–1944) // Общая тетрадь. Вестник Московской школы политических исследований. 2010. № 1(51). С. 120.

Война обострила дилемму некоторых эмигрантов: как совместить личные мнения или тактические соображения с солидарностью, не за страх, а за совесть, с приютившей их страной. Во Франции, где к тому времени еще жило около 90 000 русских эмигрантов – две трети от общего числа русских в Европе, – и где правые настроения не очень привились, а боевые организации (РОВС, НСМП), жаждавшие противобольшевицких действий, были уже мало активны (под давлением левого французского правительства их штабы были перенесены в Бельгию и Германию), проблем не возникало: молодые эмигранты, имевшие нансеновские паспорта, подлежали мобилизации, многие шли в армию и добровольно.

3 сентября, когда Великобритания и Франция объявили Германии войну, члены «фашиствующей» партии младороссов в телеграмме Деладье предоставили себя в полное распоряжение французского правительства для борьбы против Германии. В начале 1940 г. газета младороссов «Бодрость!» писала: «Страшная мораль пангерманизма, облеченная ныне в форму коричневого большевизма «пролетарской» германской нации, угрожает всем духовным ценностям человечества… Задолго до пакта Сталина с Гитлером нам неоднократно доводилось писать о поразительном внутреннем сходстве обеих диктатур, германской и русской».

Поведение русских в скоротечной войне 1940 г. было отмечено особой отвагой, они сражались и погибали за Францию и за русскую честь.

4.1.7. Изменения в планах Сталина в связи с блицкригом Гитлера во Франции. Попытка Сталина переделить Балканы и Средний Восток

Начало Второй мировой войны вполне соответствовало расчетам Сталина на затяжную «межимпериалистическую» войну, в которой СССР останется в стороне, наблюдая за взаимным изматыванием своих противников и укрепляя свою оборону. Официально Москва придерживалась позиции нейтралитета, но, по сути, ее нейтралитет имел прогерманский крен. Великобритания и Франция публично назывались главными агрессорами, а «сильная Германия» – «необходимым условием прочного мира в Европе». Вплоть до осени 1940 г. Сталин и Молотов приветствовали «большие успехи» вооруженных сил Германии. В самой же Германии и в завоеванных ею странах была с сентября 1939 г. до июня 1941 г. запрещена какая-либо антисоветская пропаганда и критика СССР. Например, Н.О. Лосский, готовивший в начале 1941 г. к изданию в Праге свою новую работу «Бог и мировое зло», по указанию нацистского цензора был вынужден «устранить все указания на недостатки советского режима, потому что в это время еще было сотрудничество Гитлера и Сталина».

Стремительный захват Германией в апреле 1940 г. Норвегии и Дании, покончивший с ситуацией «странной войны», еще вписывался в сталинский сценарий «третьего радующегося». Однако последовавший через месяц удар по Франции через Бельгию и Нидерланды, который привел к неожиданно быстрому падению Франции и эвакуации с континента английских войск, спутал карты Сталина. Страна с самой сильной после Вермахта армией в Европе капитулировала в течение каких-то пяти недель. Вместо затяжной войны на истощение между западными державами СССР теперь оказывался лицом к лицу с победоносной Германией и ее союзниками, подчинившими себе большую часть континентальной Европы. «Сталин был в крайне нервном состоянии, – вспоминал Н.С.Хрущев. – …Он буквально метался по кабинету, ругаясь, как последний извозчик. Он проклинал французов, поносил англичан. Как они могли позволить побить себя, да еще с таким разгромом?»

В июле-августе 1940 г. в противовес усилившейся Германии вслед за насильственным присоединением к Советскому Союзу Балтийских республик, СССР активизировал усилия по созданию советской зоны влияния на Балканах. Италии было предложено договориться о взаимном признании сфер интересов – советского преобладания в регионе Черного моря и Босфора, а итальянского – в Средиземноморье. Москва также тщетно пыталась склонить Турцию и Болгарию к подписанию соглашений о взаимопомощи. Готовясь к возможному военному конфликту с Турцией и Ираном, Сталин, по уже сложившейся практике, выселил из Закавказья в 1939–1940 гг. всех турок-месхетинцев, персов и черноморских греков. Несчастные люди, порой жившие в своих селах на протяжении многих веков и поколений, были в товарных вагонах отправлены в Сибирь и Казахстан.

Эти меры были восприняты Гитлером как свидетельство экспансионистских замыслов Кремля, ущемлявших интересы Третьего рейха, особенно – на Балканах, где сферы влияния двух держав не были разграничены.

27 сентября 1940 г. в Берлине был подписан Тройственный пакт между Германией, Италией и Японией о военном союзе и разделе сфер влияния, а в октябре войска Вермахта вошли в Румынию и Финляндию для сохранения этих стран в германской орбите. Вторжение Италии в Грецию в том же месяце вело к дальнейшему распространению влияния стран «оси» на Балканах.

В этой обстановке растущего столкновения аппетитов обеих сторон и стремительно меняющейся конфигурации сил для гитлеровского и сталинского руководства было важно прощупать намерения друг друга и попытаться согласовать свои все более расходившиеся интересы. Гитлер по совету Риббентропа решил напоследок попробовать привлечь СССР к Тройственному пакту против англо-американцев. Молотов был приглашен в Берлин для обсуждения «разграничения» интересов четырех держав «во всемирном масштабе» (как говорилось в послании Риббентропа). С германской стороны речь шла еще и о маскировке военных приготовлений против СССР, которые (как подчеркивалось в директиве фюрера от 12 ноября – даты прибытия Молотова в Берлин) должны были быть продолжены «независимо от того, какие результаты будут иметь эти переговоры». В Москве же, похоже, еще всерьез надеялись на новую сделку с Гитлером. Не случайно предпринятый в это же время конфиденциальный зондаж Черчилля о заключении советско-британского пакта о ненападении встретил там холодный прием и, в конце концов, был отвергнут.

Директивы Молотову на переговоры в Берлине предусматривали: «а) разузнать действительные намерения Германии и всех участников Тройственного пакта, этапы и сроки их осуществления, место СССР в этих планах; б) подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР… прощупав возможность соглашения об этом с Германией». К сфере интересов СССР предлагалось отнести Финляндию, часть долины Дуная и Болгарию. Кроме того, предписывалось добиваться, чтобы любые вопросы, касающиеся граничащих с СССР Турции, Венгрии, Румынии и Ирана, не решались без участия Советского Союза. Иными словами, речь шла о расширенном варианте сделки 1939 года, охватывавшей на сей раз Балканы и весь Передний и Средний Восток.

В ходе берлинских переговоров Риббентроп приглашал СССР к сотрудничеству с членами Тройственного пакта посулами дележа британских колоний, пытаясь отвести советскую экспансию в направлении Персидского залива и Индии. Но Молотов стоял на своем, выставляя необходимые условия участия СССР в «широком соглашении четырех держав» – свертывание германского военного присутствия в Финляндии и Румынии, предоставление советских гарантий Болгарии, учет интересов СССР в Турции и Венгрии, пересмотр режима Черноморских проливов. Первый день переговоров окончился безрезультатно, но Сталин еще не терял надежды на успех: «…Если результаты дальнейшей беседы покажут, что ты в основном можешь договориться с немцами, а для Москвы останутся окончание и оформление дела – то тем лучше», – телеграфировал он в Берлин утром 13 ноября.

Разговор наркома с Гитлером в тот же день вылился во взаимные упреки и долгие споры о германских шагах в Финляндии и на Балканах. Молотов не преминул напомнить фюреру о советском вкладе в победы Третьего рейха: «Германия, не без воздействия пакта с СССР, сумела так быстро и со славой для своего оружия выполнить свои операции в Норвегии, Дании, Бельгии, Голландии и Франции». Однако вместо выражения благодарности и обсуждения советских запросов Гитлер вновь попытался перевести разговор на грядущий раздел «британского наследия». Стороны остались при своем. «Обе беседы не дали желательных результатов, – подвел итоги нарком в своем отчете для Сталина. – Похвастаться нечем, но, по крайней мере, выяснили теперешние настроения Гитлера, с которыми придется считаться…»

4.1.8. «Барбаросса» и планы Сталина, декабрь 1940 – июнь 1941 г.

Упорство Молотова в отстаивании растущих советских аппетитов окончательно убедило Гитлера в невозможности примирения интересов Германии и СССР. Последней каплей стала советская нота от 25 ноября, в которой выдвигались те же и дополнительные условия подключения СССР к Тройственному пакту – вывод германских войск из Финляндии, заключение советско-болгарского пакта о взаимопомощи, создание советских военных баз в районе Проливов, признание зоны к югу от Батуми и Баку в Турции и Иране центром территориальных устремлений СССР, оказание давления на Японию с целью ее отказа от своих прав на угольные и нефтяные концессии на Северном Сахалине и др. Фактически это означало, что Сталин был готов предоставить Гитлеру полную свободу рук на Западе, одновременно открывая для себя свободу рук во всех соседних с СССР странах.

26 ноября Риббентроп ознакомился с условиями, на которых СССР был бы готов присоединиться к Оси и сообщил их Гитлеру. Для фюрера это была явно непомерная цена за предложенную им сделку. «Сталин умен и хитер, – заявил он своим военачальникам. – Он требует все больше и больше. Это хладнокровный вымогатель. Германская победа стала для России невыносимой. Поэтому ее следует как можно быстрее поставить на колени». Гитлер укрепился в самоубийственной мысли о неизбежности войны и на Востоке, несмотря на упорные возражения ряда генералов и гросс-адмирала Редера. Амбиции Сталина, как ему казалось, не оставляли выбора. Следовало спешить.

15 декабря фюрер изучил план кампании на Востоке, намеченной на май 1941 г. 18 декабря он подписал директиву № 21 («Барбаросса»), попиравшую все принципы стратегии. Блицкриг (молниеносная война) надлежало выиграть трем группам армий («Север», «Центр» и «Юг»), наносившим удары по трем расходившимся направлениям – на Ленинград, Москву и Киев. За 6 недель в Европейской части СССР Вермахт должен был уничтожить основные силы Красной армии, о которых Гитлер имел самое смутное понятие: он недооценивал численность советских войск – вдвое, танков и самолетов – в несколько раз. По замыслу фюрера война завершалась после выхода на линию А – А: «Архангельск – Астрахань». План не предусматривал ни теплой одежды для солдат, ни зимнего масла для моторов – по мысли Гитлера все это было излишним: война должна была завершиться не позднее 1 августа капитуляцией СССР. С военно-стратегической точки зрения план этот был совершенно авантюристическим и вполне безумным.

«Барбаросса» быстро стал достоянием советской разведки. Но в сложившейся для Германии ситуации план выглядел полной авантюрой. И Сталин не без оснований расценил директиву № 21 как грубую британскую дезинформацию, в то время как с середины февраля по июнь 1941 г. немцы перебросили к границам СССР 95 дивизий, включая 15 танковых. План «Барбаросса» начало действий против СССР назначал на 15 мая 1941 г.

Но Сталин готовил СССР к другой войне. 14 октября 1940 г. он окончательно утвердил «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке». Они представляли собой план «упреждающего удара» по немецким войскам в Европе. Оборонительных задач они не ставили. «Соображения об основах развертывания» – действующий документ, на основании которого осуществлялось все военное планирование до 22 июня 1941 г. Самая сильная группировка разворачивалась в Киевском Особом военном округе (КОВО). 25 ноября штаб ЛенВО получил приказ Тимошенко разработать новый подробный план войны против Финляндии («С.З.-20») к 15 февраля 1941 г.

Развитие Вооруженных сил СССР в 1939–1941 гг.

С 23 по 31 декабря в Москве состоялось секретное совещание высшего комсостава РККА. Главным событием стал доклад командующего КОВО генерала армии Г.К. Жукова «Характер современной наступательной операции». Любимый сталинский генерал перечислил условия победного наступления – внезапность, решительное использование танковых соединений и ВВС на всю глубину обороны врага, массированное применение парашютных десантов, тщательная маскировка собственных намерений на стадии подготовки и подавляющее превосходство в силах над обороняющимся и застигнутым врасплох врагом. Прочие выступления тоже были выдержаны в духе «внезапного сокрушительного удара».

2–6 и 8–11 января 1941 г. в Генштабе состоялись две оперативно-стратегические игры на картах. Разыгрывалось широкомасштабное вторжение Красной армии в Европу, отрабатывались глубокие наступательные действия: в первой игре – в Восточной Пруссии (Северо-Западное направление), во второй – в Южной Польше, Венгрии и Румынии (Юго-Западное направление). Юго-Западное направление оказалось намного более перспективным. Генштаб вместо К.А. Мерецкова возглавил Г.К. Жуков. 12 февраля правительство СССР утвердило последний мобилизационный план («Мобплан № 23»), по которому после мобилизации военного времени численность Вооруженных сил СССР должна была составить 8,9 млн человек (более 380 дивизий), при наличии 106,7 тыс. орудий и минометов, 37 тыс. танков, 22,2 тыс. самолетов, 10,7 тыс. бронеавтомобилей.

8 марта Совнарком утвердил постановление о скрытой мобилизации более 900 тыс. военнообязанных под видом «больших учебных сборов». В мае – начале июня в РККА скрытно призвали 805 тыс. человек – 24 % от личного состава мобилизуемых на время войны. Подготовленный к 11 марта новый вариант «Соображений» окончательно предусматривал нанесение главного удара на Юго-Западном направлении. На этом плане стоит четкое указание генерал-лейтенанта Н.Ф. Ватутина «Наступление начать 12.6.». Пометка, которая могла быть сделана им только на основе указаний Жукова, Тимошенко и Сталина.

Однако низкая пропускная способность коммуникаций не позволила уложиться в установленный срок. 15 марта Тимошенко приказал снабдить войска к 1 мая «смертными» медальонами с личными листками учета по требованиям военного времени. С апреля в западных округах началось сосредоточение 247 советских дивизий (более 80 % наличных сил РККА), которые после мобилизации насчитывали бы более 6 млн человек, около 70 тыс. орудий и минометов, более 15 тыс. танков и около 12 тыс. самолетов. В итоге для броска в Европу должна была развернуться самая большая армия в мире. Оборонительные сооружения на старой советской границе были срыты и боевая авиация уже в начале июня 1941 г. была выдвинута на передовые аэродромы у новой границы.

Еще на XVIII съезде партии в 1939 г. начальник политуправления Красной армии Л.З. Мехлис говорил: «В случае возникновения войны Красная армия должна перенести военные действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик». 4 июня Политбюро решило создать 238-ю стрелковую дивизию из лиц, владеющих польским языком, т. е. ядро будущей польской освободительной армии.

Сталин высоко ценил возможность самому выбрать момент начала военных действий. «Соображения» такой даты не содержали и не были формально утвержденным правительством документом. Но они выполнялись на деле: в апреле-июне 1941 г. шло мощное развертывание Красной армии для «упреждающего удара» – при полном отсутствии каких-либо оборонительных мер. В этих условиях единственным «политическим решением», утверждающим план агрессии, должно было стать само фактическое начало войны – внезапное и сокрушительное, так, как это произошло с Финляндией 30 ноября 1939 г. Сталин беспокоился о том, чтобы оно не произошло случайно, по какой-либо непредвиденной причине. Он скрупулезно выполнял требования торгового договора, а НКВД сдал гестапо 800 немецких коммунистов. По торговому договору СССР только с февраля 1940 по февраль 1941 г. поставил Германии 1,4 млн т. зерна, 0,9 млн т. нефти, 0,5 млн т. железной руды, 100 тыс. т. хрома, 2,4 т. платины и прочее. Советские же военные специалисты, получив доступ к немецкой и итальянской военной технике, копировали нужные им конструкции и детали, посещали оборонные заводы. Группа советских морских специалистов попала на крейсере «Принц Евгений» (однотипный предполагалось закупить для СССР) в Северном море под атаку британских самолетов-торпедоносцев.

Чтобы обезопасить себя на Востоке и избежать войны на два фронта, в апреле 1941 г. СССР подписал с Японией договор о нейтралитете в случае нападения на одну из сторон. Этот договор Япония со своей стороны соблюла до конца.

При всей секретности военно-технической подготовки к наступательным действиям, подготовка общественного мнения не могла не быть гласной. И она шла. В воздухе гремели марши: «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов!».

5 мая в Кремле состоялся банкет по случаю выпуска очередного курса командиров, прошедших переподготовку при Военной академии им. М.В. Фрунзе. На банкете присутствовали около 2 тыс. человек. Преподававший в Академии Генштаба комбриг В.Ф. Малышкин записал основные положения речи Сталина, возразившего одному из командиров, предложившему тост за сталинскую миролюбивую политику: «Утверждение, что советское правительство успешно осуществляло мирную политику, является правильным, однако сейчас несвоевременно подчеркивать мирную политику советского правительства. Это значит неправильно ориентировать народ и направлять его мышление по такому пути, которое более не соответствует современному этапу развития. Пришло время объяснить народу, что период мирной политики миновал. Нужно подготовить народ к мысли о необходимости войны, причем наступательной войны. Дальнейшие цели Советского Союза могут быть достигнуты только применением оружия».

13 мая началось выдвижение к западным границам СССР четырех армий (16-й, 19-й, 21-й и 22-й), готовилось выдвижение еще трех (20-й, 24-й и 28-й), которые должны были сосредоточиться к 10 июля. В 1973 г. бывший командующий 19-й армией маршал И.С. Конев признал: «В январе 1941 г. …в связи с новым назначением меня принял Тимошенко… Он сказал: «Мы рассчитываем на Вас. Будете представлять ударную группировку войск в случае необходимости нанесения удара»». 15 мая в Генштабе был составлен последний, переработанный вариант оперативного плана, разработанный в Оперативном управлении под руководством генералов Н.Ф. Ватутина и А.М. Василевского. План предусматривал наступление на Западном (вспомогательном) направлении на Варшаву, а на Юго-Западном (основном) – разгром противника восточнее р. Висла и овладение Краковым. Срок нападения с 12 июня позднее был перенесен, по всей вероятности, на июль 1941 г. Сосредоточение войск проходило в строгом соответствии с планом от 15 мая.

Из-за непредвиденных операций в апреле на Балканах против Югославии и Греции Гитлер перенес начало осуществления плана «Барбаросса» с 15 мая на 22 июня. Позднее потеря целых пяти теплых недель негативно отразится на темпах наступления Вермахта. Фюрер пребывал в эйфории и полном неведении не только по поводу ближайших планов Сталина, но и потенциала РККА. «Когда поднимется Барбаросса, мир затаит дыхание», – заявлял он с гордостью.

Оценка германским командованием сил РККА по состоянию на 11 июня 1941 г.

С февраля 1941 г. Сталин из разных источников получал многочисленные сообщения о подготовке Германией нападения на СССР, включая точные даты вторжения. Полагая невозможным войну рейха на два фронта, он продолжал уверенно считать поступавшие данные дезинформацией, равно как и сведения о том, что к началу июня на границах СССР сосредоточились более 150 дивизий Вермахта. Возможно, ему хотелось верить Гитлеру, объяснявшему своему «союзнику», что дивизии Вермахта в Польше отдыхают перед десантом на Британские острова.

Документ № 41

Сообщение НКГБ СССР И.В. Сталину и В.М. Молотову

17.06.1941

№ 2279/м

17 июня 1941 г.

Сов[ершенно] секретно

Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из Берлина.

Народный комиссар государственной безопасности СССР В. Меркулов

Сообщение из Берлина

Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает:

1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время.

2. В кругах штаба авиации сообщение ТАСС от 6 июня воспринято весьма иронически. Подчеркивают, что это заявление никакого значения иметь не может.

3. Объектами налетов германской авиации в первую очередь явятся: электростанция «Свирь-3», московские заводы, производящие отдельные части к самолетам (электрооборудование, шарикоподшипники, покрышки), а также авторемонтные мастерские.

4. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах.

5. Важные немецкие авиаремонтные мастерские расположены: в Кенигсберге, Гдыне, Грауденц, Бреславле, Мариенбурге. Авиамоторные мастерские Милича в Польше, в Варшаве – Очачи и особо важные в Хейлигенкейль.

Источник, работающий в министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений «будущих округов» оккупированной территории СССР, а именно: для Кавказа назначен Амонн, один из руководящих работников национал-социалистической партии в Дюссельдорфе, для Киева – Бурандт – бывший сотрудник министерства хозяйства, до последнего времени работавший в хозяйственном управлении во Франции, для Москвы – Бургер, руководитель хозяйственной палаты в Штутгарте. Все эти лица зачислены на военную службу и выехали в Дрезден, являющийся сборным пунктом.

Для общего руководства хозяйственным управлением «оккупированных территорий СССР» назначен Шлоттерер – начальник иностранного отдела министерства хозяйства, находящийся пока в Берлине.

В министерстве хозяйства рассказывают, что на собрании хозяйственников, предназначенных для «оккупированной» территории СССР, выступал также Розенберг, который заявил, что «понятие Советский Союз должно быть стерто с географической карты».

Верно:

Начальник 1-го Управления НКГБ Союза СССР Фитин

АП РФ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 415. Л. 50–52. Имеется резолюция: «Т[овари]щу Меркулову. Можете послать ваш «источник» из штаба герм[анской] авиации к еб-ной матери. Это не «источник», а дезинформатор. И.Ст[алин]». Подлинник.

24 мая в Кремле Сталин провел расширенное совещание с представителями командования Красной армии и пяти западных военных округов (Прибалтийского, Западного и Киевского Особых, Ленинградского и Одесского), на котором уточнялись детали планов от 11 марта и 15 мая.

С мая 1941 г. по мере концентрации советских войск в западных приграничных округах, происходившей в обстановке сверхсекретности, Москва все настойчивее требовала от командующих будущими фронтами «ни в коем случае не поддаваться на возможные провокации». В последние довоенные недели, дни и часы эти требования приобрели особо настойчивый и даже нервозный характер. Складывается впечатление, что Сталин располагал какой-то конфиденциальной информацией, которой придавал особое значение, о возможных провокациях на советско-германской границе, способных вызвать преждевременный конфликт с нацистской Германией и сорвать планы по скрытному сосредоточению войск на западе Советского Союза и мобилизации. Но утверждать с абсолютной достоверностью этого нельзя.

К середине июня 41 % складов и баз Красной армии находились на Западе, многие – в 200-километровой приграничной полосе. На открытом воздухе хранились 14,4 тыс. вагонов боеприпасов и 4,3 тыс. вагонов материальной части и вооружения. Генштаб предложил перебросить на Запад еще 100 тыс. тонн горючего. Из глубины страны войска двигались к границам день и ночь. Их развертывание предполагалось завершить к 1 июля. 20 июня Главный военный совет утвердил проект директивы о политработе в войсках, в которой говорилось: «Каждый день и час возможно нападение империалистов на Советский Союз, которое мы должны быть готовы предупредить своими наступательными действиями». Судя по многим косвенным данным (архивы этого времени пока засекречены) превентивные (предупредительные) наступательные действия планировалось начать 12 июля 1941 г.

РККА к обороне не готовилась, обороняться не умела и планами оборонительных действий не располагала. И для армии, и для общества, находившегося под воздействием мощной пропагандистской кампании, война неожиданностью не была – неожиданным стал факт нападения Германии.

Литература:

Г. Городецкий. Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз. М.: РОССПЭН, 2008.

М.И. Мельтюхов. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу 1939–1941 гг. М., 2002.

A.Weeks. Stalin’s Other War: Soviet Grand Strategy, 1939–1941. Lanham, MD: Rowman and Littlefield, 2002.

Глава 2 Советско-нацистская война 1941–1945 гг. и Россия

Мнение ответственного редактора:

После выхода в свет первого издания нашей книги совершенно неожиданно для меня обнаружилось, что очень многих читателей смущает термин «советско-нацистская война», примененный в книге. Многие писали, что отказ от привычного термина «Великая Отечественная война советского народа» неправомерен и неправилен по существу. Между тем термин «советско-нацистская война» был принят нами совершенно сознательно и после долгих размышлений. В его пользу говорят несколько доводов.

Во-первых, термин «Великая отечественная война» – не что иное, как идеологема большевицкой пропаганды. Он был впервые использован в июне 1941 г. начальником Главного политического управления и заместителем наркома обороны армейским комиссаром 1-го ранга Львом Захаровичем Мехлисом и в эти же дни в газетной статье («Правда», 23.06.1941) советским академиком, главным богоборцем Емельяном Михайловичем Ярославским (Минеем Израилевичем Губельманом). 3 июля термин «Отечественная война советского народа» повторил в своем радиообращении Сталин. Мы в книге старались не использовать советские идеологемы как научные понятия, а критически анализировать их (см. 4.2.2.). А для этого войну СССР с нацистской Германией надо было назвать нейтрально, как вообще называют войны. Ведь есть же русско-турецкие войны, русско-японская война, советско-польская, советско-финляндская.

Во-вторых, значительная часть немцев была против нацизма и войны, и они отчасти вступали в антигитлеровское сопротивление, а отчасти оказывали пассивное противление, помогая пленным, скрывая евреев и т. д. Даже руководители СССР, Великобритании и США, понимая это, предпочли назвать свой военный союз – антигитлеровской коалицией, а не антигерманской. Значительная часть людей России подобно этому была против советской, большевицкой власти. Часть из них уклонялась от войны на стороне Сталина, часть вступала в армию противника, как некоторые немцы – в армии Союзников, часть – шла в РККА с мыслью, что победа над Гитлером обернется и победой над Сталиным. Именно поэтому мы выбрали термин – советско-нацистская война, а не русско-германская или советско-германская: и народ России, и народ Германии по-разному позиционировал себя в этой страшной войне, которая была на самом деле войной двух антипатриотических сил – нацизма и коммунизма за мировое господство, с использованием, в качестве подручного средства, народов порабощенных ими стран, одураченных тоталитарной идеологией.

Наконец, в-третьих, на мой взгляд, отечество – это в первую очередь люди, соединенные общностью культуры, языка, предков. Это всегда многовековое развитие, постепенное складывание особенного строя мыслей и чувств, часто перерастающего и этнические и конфессиональные границы, но никогда не отменяющего самой национальной и религиозной особенности. На русском языке лучше всего объяснил смысл слова «отечество» Александр Сергеевич Пушкин в своем знаменитом ямбическом наброске:

Два чувства дивно близки нам, В них обретает сердце пищу: Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам. На них основано от века По воле Бога Самого Самостоянье человека, Залог величия его.

Любовь к отеческим гробам – это трепетная и любовная память прошлого, своей истории, своей культуры, ее памятников, это – почитание святынь, веры предков, и просто почитание умерших праотцев в каждой семье, поминовение их в молитвах, уход за местами их погребения. Родное пепелище, точнее, пéпелище, это, по определению Владимира Даля, «наследованный от отца или от предков дом, жилище, место, земля». Филолог приводит даже поговорку: «на своем пéпелище и курица бьет». Это – родовой очаг, главная святыня у всех почти народов с незапамятной древности, тот очаг, огонь которого передавал, уходя в лесные монахи, отец сыну еще во времена ведических ариев, как знак верховной власти над домом и родом. Любовь к родному пепелищу, это – внимательное, заботливое отношение к своему родовому имуществу, к тому, что, получив от отцов, ты в сохранности должен передать детям, это – укоренение в родовой хозяйственной жизни. Пушкин назвал два эти чувства, две эти любви – «животворящей святыней».

Нацисты, гитлеровцы были, безусловно, лютыми врагами нашего русского отечества. Максимальное обессиливание славянства, лишение его и исторической памяти, и имуществ входило в цели Гитлера. Русские земли он планировал передать немецким колонистам, памятники культуры уничтожить, культурную часть народа истребить, иных – лишить образования, превратить в рабов, не помнящих своего родства. Так Гитлер, не стесняясь, говорил публично. Но ведь и большевики делали то же самое. Еще в «Коммунистическом манифесте» провозгласили Маркс и Энгельс, что у пролетариев нет отечества, и в захваченной коммунистами России коммунисты попытались сделать такими пролетариями всех ее граждан (см. 2.2.2). Они уничтожили множество людей России, в первую очередь культурную часть общества, они глумились над русской культурой. Тот же Ярославский рассылал директивы изымать и уничтожать произведения Толстого, Достоевского, Владимира Соловьева в библиотеках СССР. Они планомерно уничтожали православную веру и все религии народов России. Они уничтожали память о предках, разрушали кладбища, глумились над мощами прославленных святых, сравнивали с землей лучшие произведения русского архитектурного гения, продавали за границу или уничтожали картины, иконы, произведения прикладного искусства. Лев Мехлис – один из главных виновников уничтожения старой русской армии, искоренения ее традиций, да и лучших кадров РККА в 1937–1938 гг. Емельян Ярославский – религии. В отношении народов России, да и многих народов соседних стран, большевики совершили многочисленные преступления против человечности, признанные сейчас международными авторитетными организациями, в которые входит и РФ. Таким образом, коммунисты-большевики являлись не менее лютыми врагами нашего отечества, чем нацисты. И их преступления продолжались намного дольше, так как они оккупировали почти всю Россию на многие десятилетия, а нацисты – только часть России на два-три года. Нацисты не успели вполне развернуться и претворить все свои страшные планы, а большевики – смогли. Большевики сражались не за отечество, а за мировую революцию, ведь они даже герб свой не изменили – серп и молот на всем земном шаре. Поэтому для большевицкой власти, для Сталина, Берии, тех же мехлисов и ярославских война эта, по сути, не была отечественной, у них вообще не было отечества. Но для миллионов людей России эта война сразу же стала войной за защиту отечества, хотя родного пепелища они были лишены большевиками, а отеческие гроба их были большей частью осквернены. Но они встали на защиту родного дома в надежде, что они не только смогут защитить его от внешних захватчиков, но и возродить поруганное отечество, поборов человеконенавистнический большевицкий сталинский режим. Все чаще сражались они за Россию, а не за Сталина, за свои «три березы», за дедовы погосты, а не за мавзолей с трупом Ленина. Они верили, что после войны распустят колхозы, вернут из заключения и ссылки их близких, дадут свободу честному труду и правдивому слову (см. 4.2.20). Вышло, как известно, иначе. Победив внешних врагов отечества, люди России еще больше были порабощены врагом внутренним – Сталиным и большевиками. Но сражавшиеся за Россию во время этой страшной войны действительно стали героями Великой Отечественной войны, а те, кто порабощали народ, так и остались одной из сторон советско-нацистской распри. Ни по сути, ни по делам, Сталина и его приспешников защитниками отечества никак нельзя назвать. Они – только его губители.

4.2.1. Нападение Германии на СССР. 22 июня 1941 г.

К 22 июня Вермахт в составе групп армий «Север», «Центр», «Юг» и армии «Норвегия» завершил развертывание на западных границах СССР. Для реализации плана «Барбаросса» Гитлер выделил более 70 % всех расчетных дивизий, более 90 % артиллерии и танков, 60 % летных частей и 17 % войск ПВО. Значительную часть сил Люфтваффе связывали в Европе Королевские ВВС Британии. Германию поддерживали Венгрия, Италия, Румыния, Словакия и Финляндия, отказавшаяся от нейтралитета после большевицкой агрессии 1939–1940 гг. На стороне Германии сражался и французский антикоммунистический легион, состоящий из добровольцев неоккупированной немцами южной части Франции. Противостояли им войска Красной армии, находившиеся в стадии интенсивного развертывания и мобилизации в западных военных округах: Ленинградском, Одесском и трех Особых – Прибалтийском, Западном и Киевском.

Соотношение сил на западной границе СССР к 22 июня 1941 г.

На советской стороне был более чем троекратный перевес в бронетехнике. Но войска Красной армии имели не только количественное, но и качественное превосходство. Полторы тысячи лучших в мире советских танков Т-34 и КВ, находившиеся в приграничных округах, составляли более 40 % от всех танковых сил Германии и ее союзников, привлеченных к исполнению плана «Барбаросса». Оправдываясь, что за пять месяцев боев немцы дошли до Москвы, Сталин в своей речи 6 ноября 1941 г., солгал, заявив, что «танков у нас в несколько раз меньше, чем у немцев».

На каждую пару немецких истребителей (преимущественно новых Messerschmidt Bf-109) приходились почти два новых (МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1) и шесть старых (И-16, И-153) истребителей советских моделей. Если в составе Люфтваффе на Востоке насчитывались 2,1 тыс. боеготовых экипажей (в т. ч. 911 летчиков-истребителей), то в ВВС РККА – более 7,2 тыс. экипажей (в т. ч. 3,5 тыс. летчиков-истребителей). Обе стороны имели боевой опыт, полученный в 1937–1940 гг., соответственно, в небе Западной Европы, Испании и Финляндии. Но Люфтваффе до 22 июня понесли огромные потери в летном составе (более 13 тыс. чел.) в Битве за Британию и на иных театрах, столкнувшись с проблемой подготовки кадров.

У немцев было много грузовиков, бронетранспортеров и мотоциклов. Но и Красная армия, даже до американских поставок использовала большое количество грузовиков ГАЗ-ММ и ГАЗ-АА, а также трехтонки ЗИС-5В. А вот средства радио- и телефонной связи были у нее совершенно недостаточными. Преимущество Вермахта заключалось в инициативе и в сосредоточении превосходящих сил на главных направлениях, особенно в полосе группы армий «Центр».

Вечером 21 июня, за семь часов до вторжения немецким солдатам их командиры объявили: «Друзья! Советский Союз намерен 18 июля напасть на наше отечество. Благодаря вождю и его мудрой и дальновидной политике мы не будем дожидаться нападения, а сами перейдем в наступление». Германия нанесла удар первой.

22 июня в 3:15 немецкая авиация атаковала и бомбила Брест, Киев, Минск, Севастополь, другие города. Ударам подверглись 66 из 470 аэродромов. 800 самолетов были повреждены или уничтожены на земле, еще 322 немцы сбили в воздушных боях, потеряв 114 машин. Советские дивизии война застигла врасплох, зачастую в пути. Суровые директивы: «не поддаваться на провокации», тоже сыграли свою роль. Многие командиры сил ПВО не открывали огонь даже по немецким самолетам, уже пересекшим воздушную границу СССР, а пограничные части ждали, когда противник форсирует реки, и не отвечали на его огневую подготовку. Генштаб не имел никаких планов обороны, поэтому в директиве № 2, отданной лишь в 7:15 утра, Сталин, Тимошенко и Жуков приказали изгнать врага с территории СССР. На базе округов возникли фронты – Северо-Западный, Западный и Юго-Западный. Но создать сплошную линию обороны не удалось.

Ставка требовала наступательных операций по предвоенным планам и вечером в войска ушла губительная для них директива № 3. В хаосе и беспорядке Сталин, Жуков и Тимошенко подставляли дивизии и корпуса под набиравшие темп ударные группировки врага, штабы теряли управление и связь, тылы охватил паралич. В большевицком тылу выступили из подполья прибалтийские и украинские повстанцы. Взбунтовались набранные из балтийцев и западных украинцев призывники и резервисты – убивая назначенных к ним командиров и комиссаров, они шли освобождать заключенных в тюрьмы своих старых воинских начальников, полковых священников, своих близких, своих соплеменников, а потом уходили в горы и леса, начиная борьбу на стороне Вермахта.

Особенно критично развивались события в полосе Западного фронта генерала армии Д.Г. Павлова. ВВС фронта потеряли более 500 самолетов, и командующий авиацией генерал-майор И.И. Копец застрелился. К исходу первого дня войны Вермахт прорвался в Прибалтике на глубину 60–80 км, в Белоруссии – на 40–60 км и на Украине – на 10–20 км.

Упредив Красную армию в развертывании и мобилизации, немцы получили возможность бить застигнутого врасплох противника по частям. Однако немцы могли добиться лишь тактического успеха – общее превосходство в силах, средствах, резервах, казалось, позволяло Красной армии парировать удар. Однако летом – осенью 1941 г. РККА потерпела сокрушительный разгром, потеряв за пять месяцев около 18 тыс. самолетов, 25 тыс. танков, более 100 тыс. орудий и минометов. 2,2 млн бойцов и командиров погибли и умерли, 1,2 млн дезертировали, оставшись на оккупированной территории, 3,8 млн попали в плен. Враг овладел Минском, Ригой, Смоленском, Киевом, блокировал Ленинград и вышел к Москве. Стратегический план Красной армии – «Война малой кровью на чужой территории» – оказался мифом.

Главное преимущество Вермахта заключалось в профессионализме кадров и гибком управлении. Немцы сохранили старый генералитет, преемственность со времени Второй Империи офицерского корпуса с высоким уровнем культуры, совершенствовали вековые опыт и традиции. Немецкий солдат был хозяйственным крестьянином-фермером или горожанином – активным, хорошо образованным и инициативным. Безликая масса красноармейцев состояла из забитых и замученных беспросветной жизнью пассивных колхозников. Командиры и генералитет РККА преимущественно происходили из социальных низов старой России, с низким уровнем образования и культуры. Немыслимо, например, чтобы в царской (или в немецкой) армии офицер бил подчиненного ему офицера, а для советских маршалов вроде Жукова, Еременко или Кулика рукоприкладство было обычным делом. Генералы РККА не имели знаний и опыта Первой мировой войны, были несамостоятельными, их поведение строго контролировали партийные органы и особые отделы НКВД. Глубокие пороки большевицкого режима привели Красную армию летом 1941 г. к невиданным в русской истории поражениям.

Историческая справка

Но при всем этом многие части и соединения Красной армии сражались мужественно. Солдаты и офицеры часто являли примеры истинной лихости и подлинного героизма. На третий день войны, 24 июня 1941 г. командир немецкого батальона, форсировавшего пограничный Буг в районе Сокаля, сообщал в штаб: «Гарнизоны в большинстве своем состояли из молодых солдат, принадлежавших к молодежной коммунистической организации и потому сражавшихся особенно фанатично… На капитуляцию гарнизонов русских укреплений не приходится рассчитывать даже в том случае, если все вооружение выведено из строя, а помещения полны дыма… Даже раненые, вынесенные из полностью разрушенных ДОТов, возобновляли борьбу, как только им в руки попадало какое-нибудь оружие. Отдельные русские солдаты, которые были ранены в укреплениях и сочтены мертвыми или смогли уйти, часто занимали через несколько дней уже захваченные ДОТы и возобновляли бой. Были случаи, когда русские солдаты с несколькими ранениями в грудь или сквозными ранениями размером в кулак, потеряв массу крови и не получавшие медицинской помощи, через 10–15 часов вновь брались за оружие». – NARA T314 R1138 frames766–768. Цит. по: А.В. Исаев. Дубно 1941. Величайшее танковое сражение Второй мировой. М.: Яуза; Эксмо, 2009. С. 183–184.

Литература:

1941 год. Уроки и выводы. М., 1992.

М.И. Мельтюхов. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу 1939–1941 гг. М., 2002.

4.2.2. Русское общество и советско-нацистская война в СССР. Отказ от эвакуации населения

В 5.30. утра 22 июня расстроенный посол Германии в СССР граф Вернер фон Шуленбург вручил Молотову ноту, в которой нападение Германии на СССР мотивировалось концентрацией советских войск на восточных границах рейха с тем, «чтобы с тыла атаковать Германию». «Это что, объявление войны?» – спросил Молотов. Граф Шуленбург развел руками. «Чем мы это заслужили?» – растерянно воскликнул сталинский нарком.

Гитлер переиграл Сталина в затянувшемся противостоянии. Сталин не стал обращаться к советскому народу в ситуации неопределенности на фронте, ожидая результатов намеченных контрударов. Поэтому в 12 часов по радио выступил Молотов, охарактеризовавший германское вторжение как «беспримерное в истории цивилизованных народов вероломство». Он закончил свою речь патетически: «Наше дело правое. Враг будет разбит! Победа будет за нами!». В той же тональности 1 сентября 1939 г. закончил свою речь Гитлер, выступая в рейхстаге в связи с началом войны в Польше: «Если наша воля сильна и никакие трудности и страдания не сломят её, то тогда наша воля и наша Германия будут превыше всего!»

Речь Молотова вызвала противоречивые чувства. Население уже многие месяцы ожидало войны, но войны совершенно другой – впервые в истории большевицкого государства ему не принадлежала инициатива начала военных действий. В последующие дни состояние растерянности сменилось легкой паникой – с магазинных прилавков люди сметали соль, спички, крупы и другие товары первой необходимости. В столичных центрах и крупных городах молодежь 1920–1923 гг. рождения осаждала военкоматы. Война должна была «закончиться через месяц», и юноши боялись опоздать на фронт. Из этого призыва почти никто не вернулся. Начавшаяся 23 июня мобилизация, приказ о которой датировался еще 19 июня, проходила с разной результативностью в РСФСР и других республиках.

В те же первые дни войны Сталин и Молотов попытались договориться с Гитлером о прекращении германского вторжения. В записке, составленной по требованию большевицкого руководства, после разбирательства в Президиуме ЦК КПСС 5 августа 1953 г., генерал МГБ Павел Судоплатов сообщил, что 25–27 июня 1941 г. Берия приказал ему провести тайные неофициальные переговоры с послом Болгарии в СССР Иваном Стаменовым. Через Стаменова «советское правительство» в лице Молотова и Сталина предлагало Гитлеру отказаться от продолжения агрессии, обещая в обмен большие территориальные уступки в пользу Германии. Стаменов, по всей видимости, сообщил в Берлин о предложениях Сталина, однако Гитлер остался к ним глух. Второй Брестский мир не получился – быстрый успех на Восточном фронте, казалось, обещал нацистам скорую окончательную победу над большевиками.

Документ

Из записки Павла Судоплатова (август 1953 г.):

«В СОВЕТ МИНИСТРОВ СОЮЗА СССР

Докладываю о следующем известном мне факте.

Через несколько дней после вероломного нападения фашистской Германии на СССР, примерно числа 25–27 июня 1941 года, я был вызван в служебный кабинет бывшего тогда Народного Комиссара Внутренних Дел СССР Берия.

Берия сказал мне, что есть решение Советского правительства, согласно которому необходимо неофициальным путем выяснить, на каких условиях Германия согласится прекратить войну против СССР и приостановит наступление немецко-фашистских войск. Берия объяснил мне, что это решение Советского правительства имеет целью создать условия, позволяющие Советскому правительству сманеврировать и выиграть время для собирания сил. В этой связи Берия приказал мне встретиться с болгарским послом в СССР Стаменовым, который по сведениям НКВД СССР имел связи с немцами и был им хорошо известен.

Берия приказал мне поставить в беседе со Стаменовым четыре вопроса. Вопросы эти Берия перечислял, глядя в свою записную книжку, и они сводились к следующему:

1. Почему Германия, нарушив пакт о ненападении, начала войну против СССР;

2. Что Германию устроило бы, на каких условиях Германия согласна прекратить войну, что нужно для прекращения войны;

3. Устроит ли немцев передача Германии таких советских земель, как Прибалтика, Украина, Бессарабия, Буковина, Карельский перешеек;

4. Если нет, то на какие территории Германия дополнительно претендует.

Берия приказал мне, чтобы разговор со Стаменовым я вел не от имени Советского правительства, а поставил эти вопросы в процессе беседы на тему о создавшейся военной и политической обстановке и выяснил также мнение Стаменова по существу этих четырех вопросов… Берия… строжайше предупредил меня, что об этом поручении Советского правительства я нигде, никому и никогда не должен говорить, иначе я и моя семья будут уничтожены». – См. об этом вопросе: Р.Г. Пихоя. Советский Союз. История власти 1945–1991. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000. С. 109; Стенограмма заседания Президиума ЦК КПСС 5 августа 1953 г. в составе Маленкова, Хрущева, Молотова и Булганина по вопросу о переговорах Судоплатова со Стаменовым // АП РФ. Ф. 4. Оп. 20. Д. 873.

В традициях, свойственных тоталитарным системам, номенклатура ВКП(б) пыталась организовать патриотическое движение, опираясь на вертикаль партийно-политических органов и мощный аппарат принуждения. 2 июля 1941 г. Сталин приказал сформировать 20 дивизий Московской армии народного ополчения (МАНО). Аналогичные дивизии летом 1941 г. формировались в Ленинграде, Кременчуге, Ростове. В части МАНО и ЛАНО, в разной степени вооруженные и снаряженные, вступали и по эмоциональному порыву, и в принудительном порядке – по разнарядке и директивам партийных органов на предприятиях и учреждениях. Немало было интеллигентных людей, которые, еще горя огнем Гражданской войны, мечтали отдать жизнь за мировую революцию, за победу «труда над капиталом». Но очень распространены были и иные настроения. «Иду воевать за Россию, но за четыре буквы (СССР. – Отв. ред.) воевать не буду», – заявил при подаче заявления о добровольном поступлении в армию конструктор Технического отдела завода имени Ф. Энгельса в Ленинграде Рогов (ЦГАИПД СПб. Ф. 2. Оп. 2. Д. 691. Л. 65).

Свидетельство очевидца

Чудом выживший при большевиках двадцатидвухлетний Алексей Арцыбушев так объясняет свои чувства при попытке уклонения от службы в Красной армии в начале войны: «Скоро, скоро я пойму свою судьбу, которая вытащила меня из пекла ада, в которое вверг Русский народ «гений» всех времен и всех народов. Лезть под танки с его именем на устах мне было не суждено. Для меня он никогда не был ни «отцом родным», ни «мудрым», ни «великим», а всегда «кровавым» и «гнусным» от дня рождения моего и до сей минуты. Когда я слышу некие упреки в том, что я не рвался защищать Родину, как многие, мне хочется сказать: моя Родина, которую я безгранично люблю, пока беззащитна, и если настанет время ЕЁ защищать, то я пойду не раздумывая. Защищать же то, что ЕЁ поганит, и того, кто ЕЁ топчет, я не желал и не желаю до сих пор! У нас разные понятия о Родине. Для меня это не поля и луга, не березки, леса и перелески, а душа РОССИИ, оплеванная и изнасилованная, затопленная кровью и закованная в кандалы. И те, кто клал свои жизни, вступая перед боем в родную партию, чтоб умереть коммунистом, с воплем «За Родину, за Сталина!», умирали не за Родину, а за строй, мне глубоко противный и принесший моей Родине страдание и гибель. Проливать свою кровь или отдавать свою жизнь во имя Сталина. Это значило для меня быть соучастником в уничтожении многих миллионов человеческих жизней, начиная с первого дня революции и до наших дней. Поэтому я благодарю свою судьбу и благословляю ее за то, что она спасла меня от этого позора». – А.П. Арцыбушев. Милосердия двери. М., 2001. С. 76.

Свидетельство очевидца

Работая в 1942 г. в теплосети Мосэнерго, 16-летний Георгий Мирский, будущий знаменитый ученый-арабист, увидел среди рабочих совсем не те настроения, которым его учили в школе: «Слесарь нашего района Косюк, родом с Харьковщины, всё время говорил, что советской власти не жить; в конце концов он договорился до того, что за ним пришли и больше его не видели. Такие же настроения были и у части других рабочих, и я не сомневался в том, что, попади эти люди на фронт, они бы сразу перешли к немцам и служили бы полицаями и старостами. Но всё же подавляющее большинство отделяло понятия «советская власть» и «Россия» и искренне радовалось при сообщении об освобождении наших территорий от немецкой оккупации. Это не уменьшало их ненависти к власти. Ни разу за все годы моей рабочей карьеры (т. е. за всё время войны. – Отв. ред.)я не слышал ни от кого хоть одного хорошего слова о советской системе». – Г.И. Мирский. Жизнь в трех эпохах. С. 53–54.

Всего в 1941 г. были сформированы 33 ополченческие дивизии, в основном в столицах. Судьба ополченцев, в массе своей погибших в 1941 г., стала еще одной народной трагедией. После стремительного исчезновения кадровых дивизий мирного времени сталинская власть бросала необученных бойцов, среди которых было много представителей молодой московской и ленинградской интеллигенции, навстречу регулярным соединениям Вермахта.

Однако немало было людей, воспринявших войну с надеждой на освобождение от социально-экономической несвободы, религиозных гонений и колхозного рабства. За двадцать лет нищеты и репрессий большевики надломили моральные устои русской жизни, уничтожив ее духовные основания, растлили народ, приучив его к цинизму, лжи, эгоизму и доносительству. Сотрудничество с врагом не воспринималось как зло – если советская власть учила 20 лет предавать, то ради освобождения от нее следовало предать саму советскую власть. Раскулаченные, репрессированные, расказаченные, их дети, жены, близкие хотели мстить. Верующие мечтали о церковном возрождении. Крестьяне надеялись на роспуск ненавистных колхозов, нацменьшинства – на освобождение «от русского большевизма», а значительная часть интеллигенции – на достойную человека жизнь в свободной России. Все они имели самое смутное понятие о нацизме. Миллионы выработали привычку приспосабливаться к любым условиям и обстоятельствам и в своем выборе руководствовались украинской поговоркой – «Ще гирше, да инче».

24 июня в Москве был создан Совет по эвакуации при СНК СССР в составе Л.М. Кагановича, А.Н. Косыгина, Н.М. Шверника (председатель с 3 июля), Б.М. Шапошникова, С.Н. Круглова, П.С. Попкова, Н.Ф. Дубровина и А.И. Кирпичникова, позднее совет пополнили А.И. Микоян (1-й зам.), Л.П. Берия и М.Г. Первухин. В задачу Совета входила организация эвакуации населения, учреждений, предприятий. Но в первую очередь эвакуировались материальные ценности, а не население. Преимуществами пользовались представители номенклатуры и управленческого аппарата, партийно-советских органов и НКВД, инженерно-технический персонал, квалифицированные рабочие, члены их семей и т. п. Гражданское население вывозилось в третью очередь. 25 декабря Совет был преобразован в Комитет по разгрузке транзитных грузов. Неустроенный быт, частые потери родственников и близких на транспорте, потеря имущества, тяжелый труд на новом месте усугубляли тяготы эвакуации. В 1941 г. из угрожаемых районов органы по эвакуации вывезли на Восток СССР 12 млн человек, а во второй половине 1942 г. – еще несколько сот тысяч беженцев. В оккупации сталинская власть бросила не менее 65 млн граждан, предоставленных собственной участи.

При эвакуации большевиками уничтожались не только военно-промышленные объекты, но и вся инфраструктура – водонапорные башни, электростанции, газовые станции, а также материальные ценности – продовольствие и товарные склады. Население городов обрекалось на голодное существование. Директива СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 г. обязывала «не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего». Так, например, в Орловской области из 30 450 т оставшегося перед отступлением зерна, коммунисты сожгли 25 285 т. В Ставрополе из 4800 т хлеба от огня чудом удалось спасти 2000 т. В Пскове в последний момент перед отступлением расстреляли директора электростанции, предотвратившего ее взрыв. Ужасная судьба постигла многих политзаключенных. В 1941–1942 гг. в тюрьмах и на этапах эвакуации органами НКВД были расстреляны тысячи людей из тюрем и лагерей Львова, Дрогобыча, Станислава, Ковеля, Житомира, Краснодара, Новочеркасска и др. городов. Только к 4 июля 1941 г. по официальным данным чекисты расстреляли при эвакуации 6490 человек. В Пскове 8–9 июля политических сожгли заживо вместе с тюрьмой.

Лишь 3 июля 1941 г., уже после развала Западного фронта и катастрофы под Минском, не дождавшись ответа от Гитлера на свои «мирные предложения», Сталин обратился к населению со знаменитой речью («Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои…»), в которой изложил содержание директивы ЦК партии от 29 июня. Впервые с начала войны русские люди узнали, что значительная часть СССР уже занята неприятелем. Утверждая, что «лучшие дивизии врага» разбиты, советский лидер призвал слушателей защищать родину и «советскую власть», причинившую народу и России столько горя и слез, а, изгнав врага из пределов отечества, отправиться в Европу в освободительный поход: «Целью этой всенародной Отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма». Подражая Императору Александру Благословенному, за 25 лет царствования которого не был казнен ни единый человек в России, кровавый тиран объявил начавшуюся войну «Отечественной», вновь, как и в законе 1936 г., желая соединить свой преступный режим с обесчещенной им родиной. Для этого Сталин даже вспомнил в своей речи славные имена победоносных военачальников исторической России – светлейших князей Михаила Кутузова и Александра Суворова, Великого князя Александра Невского. Церковный стиль обращения – «братья и сестры» – и эти святые для русского сердца, но оплеванные большевиками имена, поразили многих, слушавших из репродукторов июльскую речь Сталина.

Свидетельство очевидца

24 сентября 1941 г., вскоре после начала блокады Ленинграда, поэтесса Ольга Берггольц записывала в дневник:

«День прошел сегодня бесплодно, но так как времени нет, то все равно. Зашла к Ахматовой, она живет у дворника (убитого артснарядом на ул. Желябова) в подвале, в темном-темном уголке прихожей, вонючем таком, совершенно достоевщицком, на досках, находящих друг на друга, – матрасишко, на краю – закутанная в платки, с ввалившимися глазами – Анна Ахматова, муза Плача, гордость русской поэзии – неповторимый, большой сияющий Поэт. Она почти голодает, больная, испуганная. А товарищ Шумилов сидит в Смольном в бронированном удобном бомбоубежище и занимается тем, что даже сейчас, в трагический такой момент, не дает людям вымолвить живого, нужного, как хлеб, слова…

А я должна писать для Европы о том, как героически обороняется Ленинград, мировой центр культуры. Я не могу этого очерка писать, у меня физически опускаются руки.

Она сидит в кромешной тьме, даже читать не может, сидит, как в камере смертников. Плакала… и так хорошо сказала: «Я ненавижу, я ненавижу Гитлера, я ненавижу Сталина, я ненавижу тех, кто кидает бомбы на Ленинград и на Берлин, всех, кто ведет эту войну, позорную, страшную…» О, верно, верно! Единственно правильная агитация была бы – «Братайтесь! Долой Гитлера, Сталина, Черчилля, долой правительства, мы не будем больше воевать, не надо ни Германии, ни России, трудящиеся расселятся, устроятся, не надо ни родин, ни правительств – сами, сами будем жить»… О, ужас! О, какие мы люди несчастные, куда мы зашли, в какой дикий тупик и бред. О, какое бессилие и ужас. Ничего, ничего не могу. Надо было бы самой покончить с собой – это самое честное. Я уже столько налгала, столько наошибалась, что этого ничем не искупить и не исправить. А хотела-то только лучшего. Но закричать «братайтесь» – невозможно. Значит, что же? Надо отбиться от немцев. Надо уничтожить фашизм, надо, чтоб кончилась война, и потом у себя все изменить. Как?.. Надо что-то придумать. Надо перестать писать (лгать, потому что все, что за войну, – ложь)… Надо пойти в госпиталь. Помочь солдату помочиться гораздо полезнее, чем писать ростопчинские афишки. Они, наверное, все же возьмут город. Баррикады на улицах – вздор. Они нужны, чтоб прикрыть отступление Армии. Сталину не жаль нас, не жаль людей. Вожди вообще никогда не думают о людях…» – О. Берггольц. Ольга. Запретный дневник. СПб.: Азбука, 2010. С.70–71.

Литература:

Война Германии против Советского Союза 1941–1945 / Под ред. Р. Рюрупа. Берлин, 1992.

В.А. Пирожкова. Потерянное поколение. СПб., 1998.

4.2.3. Советско-нацистская война и Зарубежье

Как во всем, что касалось политических вопросов связанных с судьбой России, единого мнения в эмиграции по поводу войны между гитлеровской Германией и сталинской Россией не существовало. К тому времени в Европе оставались лишь два сравнительно крупных эмигрантских общества – во Франции и в Югославии, к тому же оккупированных немцами. Во Франции преобладали антинацисткие настроения, все существовавшие до оккупации русские газеты были закрыты, а русские организации запрещены. Ни один сколько-нибудь значительный писатель, церковный или общественный деятель не выступал в поддержку нацистов.

Даже «теоретик» русского национал-социализма «утвержденец» князь Юрий Алексеевич Ширинский-Шихматов, увидев воплощение своих теорий в нацистской Германии, содрогнулся от ужаса и полностью исключил уже с середины 1930-х гг. всю антисемитскую фразеологию из своих речей и писаний. Но христианская принципиальность вела его дальше. После оккупации Франции он просит новые нацистские власти считать его евреем и нашивает на рукав своего пальто шестиконечную желтую звезду. Князь был заключен в концлагерь, где и погиб, забитый сапогами нацистов, за то, что пытался защитить другого заключенного.

Характерно, что для созданного немцами «Комитета помощи русским эмигрантам» во Франции не нашлось никого из русской местной среды, кто бы его возглавил. На эту должность назначили молодого танцора, приехавшего из Германии, Юрия Жеребкова, никому в Париже неизвестного. Провозгласив себя Leiter’ом (вождем), он призвал эмиграцию поддержать немецкую политику, причем, не стараясь на нее влиять, поскольку «то, что произойдет с Россией, и какие государственные формы будут ей нужны, знает только один человек – Фюрер».

Тогда же была создана газета «Парижский вестник». Ее возглавил Генерального штаба полковник Павел Николаевич Богданович, хорошо известный в русской диаспоре, в том числе во Франции, – с конца 1920-х гг. он возглавлял Национальную организацию русских разведчиков (НОРР) – самую крупную детско-юношескую организацию русской эмиграции. С поста редактора «Парижского вестника» Богдановича оккупационные власти вынудили уйти осенью 1943 г. за публикацию патриотической речи власовского генерал-майора В.Ф. Малышкина. В газете печатались из известных писателей и журналистов Иван Шмелев и Илья Сургучев, а также такие видные деятели науки и культуры Русского Зарубежья, как профессор генерал Н.Н. Головин и А.А. Алехин.

Часть статей в «Парижском вестнике» носила пронацистский характер. Одновременно он оставался единственным (кроме берлинского «Нового слова») органом печати на русском языке в Западной Европе, который публиковал многочисленные материалы о русской жизни, в том числе и на оккупированных территориях, а с 1943 – о Власовском движении. С точки зрения органов СД[5] (по состоянию на июнь – июль 1942) «Парижский вестник» был органом печати русской националистической монархической эмиграции, и его рекомендовалось закрыть, а все изданные номера – конфисковать.

Пронемецкие ориентации проявились в Русском Зарубежье особенно в первые месяцы побед немецких армий в России. Наконец-то, полагали некоторые, осуществилась та интервенция, которая может сокрушить большевицкую власть. Были люди, служившие у немцев, кто по необходимости, а кто по симпатиям, были нередкие случаи отъездов в качестве переводчиков в немецкую армию и во французский «антибольшевицкий легион».

Свидетельство очевидца

Писатель Иван Шмелев писал 30 июня 1941 г. из Парижа в письме к своей близкой знакомой Ольге Бредиус-Субботиной: «Я так озарен событием 22.VI, великим подвигом Рыцаря, поднявшего меч на Дьявола. Верю крепко, что крепкие узы братства отныне свяжут оба великих народа. Великие страдания очищают и возносят. Господи, как бьется сердце мое, радостью несказанной». – И.С. Шмелев и О.А. Бердиус-Субботина. Роман в письмах. В 2 т. Т. 1. (1939–1942 гг.) М.:РОССПЭН, 2003. С. 67.

22 июля 1941 г. протоиерей Сергей Булгаков, перенесший за два года до этого тяжелейшую онкологическую операцию гортани, записывал в свой дневник: «Теперь поднялось в жизни столь великое и страшное, что в этом тонет и моя собственная жизнь и мои личные судьбы в лице моих близких и дорогих. Это война мировая, сначала западная, а теперь восточная, в которой взвешиваются судьбы моей родины, кровавый меч заносится над главой Матери. И перед этой бедой и опасностью я чувствую себя – почти всецело – лишь ее сыном, забывая или отвлекаясь или закрываясь от злодеев, захвативших над нею власть. Все равно, я ей могу желать только спасения, победы, одоления, жить ее судьбами, скорбеть ее скорбью, радоваться ее доблести. А дальше приходит и личное: там, в подвергающейся вражьим налетам Москве, друзья и сродники – соотечественники. Но, прежде всего, – мать – Россия. Я чувствую свою непригодность для нее, свое бессилие – будучи полутрупом, зачем я ей нужен, даже лишенный голоса? Но я люблю ее, «принадлежу ей», отдаюсь ей, молюсь о ней, и неужели все это недейственно, нереально? О, нет! Я знаю, что я – Россия, и она во мне, и так быть и жить я хочу. И хотя не пытаюсь гадать, увижу ли я опять свою родину… но знаю всем своим существом, что ныне приходит час ее. И этот великий образ, эта тень становится между мною и вечностью, этим я прикрепляюсь еще здесь, по сю сторону смерти». – Протоиерей Сергий Булгаков. Малая трилогия. М., 2008. С. 568.

Летом 1941 г. в Париже в управлении местного отдела РОВС зарегистрировались 1160 русских офицеров, желавших отправиться на Восточный фронт – в том числе 327 офицеров выказали желание ехать немедленно в строевые части. До июля 1942 г. на Восточный фронт уехал из Парижа 71 русский белый, но затем немцы категорически запретили отправки. С появлением первых известий о Власовском движении весной 1943 г. русская военная эмиграция во Франции проявила к нему интерес, а затем, по мере прибытия с осени 1943 г. восточных батальонов во Францию, – и участие. Особенно горячо поддерживал Власовское движение один из самых крупных русских зарубежных теоретиков, профессор Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Головин, считавший поражение Сталина меньшим злом и объективно оценивавший ограниченные возможности Германии для распространения своего владычества от Ла-Манша до Поволжья (при этом сын генерала Головина служил в органах военно-технической разведки Великобритании).

В кругах, настроенных против немцев, по мере того, как становилось очевидным, что война ведется не одним Сталиным, а всем русским народом, росли патриотические чувства, порой переходившие в просоветские. В пробольшевицкие настроения впал, в том числе, и Николай Бердяев. Те, кто были враждебны нацизму, и вместе с тем сохраняли непримиримость к большевицкому режиму, несмотря на русско-советские победы, были немногочисленны (но все же таковыми были большинство членов РСХД, а из крупных имен – историки Сергей Мельгунов, Антон Карташев, философы Семен Франк, Василий Зеньковский, Иван Ильин, живший в Швейцарии).

Видные общественные деятели, уехавшие после поражения Франции из Европы в Америку, хотя и сочувствовали советским победам, но не разделяли просоветских иллюзий: Георгий Федотов в статьях «Нового Журнала» уже в 1943 г. ставил тревожный вопрос: будут ли эти победы способствовать возврату свободы в России или укреплять коммунистический режим. А писатель Владимир Набоков утверждал в 1944 г.:

Каким бы полотном батальным ни являлась советская сусальнейшая Русь, какой бы жалостью душа не наполнялась, не поклонюсь. Не примирюсь со всею мерзостью, жестокостью и скукой немого рабства – нет, о, нет, еще я духом жив. Еще не сыт разлукой, увольте, я еще поэт.

Поэт Георгий Иванов даже победу под Сталинградом назвал «злосчастной», поскольку она служит не столько освобождению России, сколько утверждению над ней большевицких «вурдалаков» и «царя в коммунистическом мундире», т. е. Сталина. Но при этом поэт был совершенно чужд и нацистских симпатий. Обе тирании были ему равно отвратительны «эстетически».

Иную картину, чем во Франции, являло собой русское общество в оккупированных немцами славянских странах, в первую очередь в Чехословакии и Югославии. Там сосредоточились, в основном, люди правых и крайне правых ориентаций, как в церковных кругах, так и в гражданских.

По оценке Петра Струве, данной им в письме к Семену Франку от 13 мая 1939 г., вся русская эмиграция в Югославии была «пронизана прогитлеровскими настроениями и идеями… которые я именно для русской эмиграции считаю злейшей отравой».

После прихода немцев в Сербии был назначен во главе «Бюро по делам русских беженцев» генерал М. Скородумов, затем генерал В. Крейтер. Оба они стояли открыто на стороне немцев. В воззвании группы журналистов «22 июня» было представлено как «начало решительного боя нового правопорядка с поработившим Великую Россию большевизмом», как «крестовый поход». На здании бывшего русского посольства в Белграде висел плакат: «Победа Германии – освобождение России». Был арестован, по доносу русского эмигранта, и обвинен в симпатиях к большевизму видный член русской белградской колонии П.Б. Струве.

Митрополит Анастасий (Грибановский), глава Русской Православной Церкви Заграницей, обличал главу англиканской церкви Кентерберийского архиепископа, за то, что он возносит молитвы за победу советских войск. Сам же митрополит Анастасий в письме от имени Синода Русской Зарубежной Церкви уже в 1937 г., когда Югославия была независимой и нейтральной страной, приветствовал Гитлера, как государственного мужа, подающего здоровый пример всей Европе. После оккупации Югославии немцами митрополит Анастасий до самых последних дней войны возносил молитвы за «Вождя народа Германии, власти и воинство ея». Член Зарубежного Синода, архиепископ Гермоген, согласился возглавить автономную хорватскую православную церковь, в то время, когда Хорватское правительство было союзником Гитлера и подвергло сербское население настоящему геноциду.

Свидетельство очевидца

«Опасность быть арестованным в года Протектората была для моего отца довольно реальной, – вспоминал о годах германской оккупации Чехословакии сын философа Н.О. Лосского, искусствовед Борис Лосский. – В настроениях пражской эмигрантской среды стал нагло доминировать дух пораженчества, подхалимства, презрения к стране, оказавшей ей гостеприимство, и ненависти к соотечественникам либерального склада, которых прозвали «белыми жидами»». – Н.О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М., 2008. С. 293.

Отец одного из авторов этой книги в своих, еще не опубликованных полностью воспоминаниях передает внутренние настроения русской эмиграции в Чехословакии в военную пору: «Все русские эмигрантские организации немцами были распущены, но среди нас нашелся один честолюбивый и предприимчивый врач Иван Камышанский, который явился к немцам и заявил, что если они снова откроют Союз русских врачей, но уже граждан протектората, то он поведет его по рельсам, которые будут указаны. Власти на это пошли, и наш Союз снова воскрес. Камышанский был назначен лайтером, то есть руководителем этой организации, и, как оказалось впоследствии, несменяемым. Был создан и так называемый «Совет десяти», председателем которого стал талантливый организатор Федя Чекунов, наш казак. Я попал в число членов этого Совета как представитель врачей, практикующих в чешской провинции. Туда же выбрали и моего друга – кубанца, занозистого Жорку Сеина. На одном из первых же заседаний Камышанский категорически заявил, что мы, русские врачи, должны будем отчислять от своих заработков один-два процента для представительства. Я категорически запротестовал против этого предложения:

– Да на кой черт тебе эти деньги, Иван Тимофеевич? – Как? – удивился председатель. – А на какие деньги я буду ездить в Берлин по делам союза? – А зачем тебе ездить в Берлин? – переспросил я. – С немцами нам не по дороге. На это дело мы не дадим ни кроны!

Камышанский со злобой выкрикнул: – Коллега Келин! Лишаю тебя слова. Ты еще бродишь в тумане Масариковской покойной республики и не осознаешь серьезности происходящих событий!

Меня поддержало большинство врачей, а Камышанский затаил злобу…

Как-то почтальон принес мне повестку для медицинского осмотра в Праге…

И вот мы с Сеиным в огромном зале отеля Палас. Тут было много казаков из всех войск, с Балкан прибыл генерал-лейтенант Абрамов – он когда-то командовал казачьим корпусом в Крыму. В кубанке с газырями прохаживался Кубанский войсковой атаман генерал Науменко. В толпе я заметил командира «Волчьей сотни» Андрея Шкуро – грозу красных тылов. За столом одной из комиссий сидел хорошо нам знакомый инженер Шелест, когда-то живший со мной в «Свободарне». Его произвели в генералы, и он уже был одет в соответствующую форму с погонами, на которых блестел импозантный генеральский зигзаг.

Нам приказали раздеться догола и после тщательного осмотра признали годными нести военную службу.

– Доктор Келин! Вы, конечно, согласны идти в германскую армию бить большевиков? – спросил один из членов комиссии. – Нет! – твердо ответил я. – Но почему? Вы же казак, эмигрант. Сейчас приспело время рассчитаться с той сволочью, которая опоганила Россию! – Нет! Я не хочу ослушаться нашего вождя Адольфа Гитлера. При образовании протектората «Чехия и Моравия» он ясно заявил, что граждане протектората, кто бы они ни были, не подлежат призыву на военную службу. Гитлер дал слово нашему президенту Гахе не трогать никого из нас. Я, как казак, человек дисциплинированный, привык слушаться начальство и не нарушу приказ вождя!

Комиссия опешила. – Но когда же вы пойдете?.. – Когда вождь изменит свое решение, и когда на службу пойдут все граждане протектората! – заключил я.

Разговор был окончен, синим карандашом против моей фамилии написали: «Пойдет по общей мобилизации…»»

По инициативе генерал-майора Михаила Федоровича Скородумова был образован 12 сентября 1941 г. Русский охранный корпус. После ареста немцами Скородумова командование корпусом принял генерал-майора Борис Штейфон – герой Кавказского фронта 1916 г. и Белой борьбы на Юге России. Корпус сражался на стороне немцев и под их стратегическим командованием как против югославских коммунистов Тито, так и против партизан генерала Михайловича, являвшихся вооруженным войском на родине (так наз. четниками) лондонского правительства в изгнании югославского короля Петра (см. 4.2.30). При этом некоторые чины Корпуса пытались сохранить с королевскими партизанами, своими недавними соратниками, дружеские отношения и даже ставили их в известность о намечавшихся карательных операциях германской армии. В известной мере Корпус стал и средством самозащиты – с мая по сентябрь 1941 г. югославские коммунисты убили более 200 русских эмигрантов, включая священников, женщин и детей.

Генерал-майору русской службы Штейфону был присвоен чин генерал-лейтенанта Вермахта. И хотя Штейфон был крещеным евреем, он не погнушался носить военный мундир страны, убивавшей в это время миллионы его соплеменников. Всего через Корпус прошло в 1941–1945 гг. более 17 тыс. человек – 12 тыс. из них были русскими эмигрантами, еще 5 тыс. – русскими выходцами из Румынии (из старообрядческой эмиграции XVII в.) и из Трансистрии (Бессарабии и части Одесской области, вошедших в состав Румынии во второй половине 1941 г.). В рядах Корпуса сражалось против югославских партизан множество представителей русской военной эмиграции на Балканах, многие участники Первой мировой и Гражданской войн, офицеры Русской армии генерала П.Н. Врангеля и их дети. В рядах Русского корпуса в декабре 1941 был вручен последний в русской военной истории Знак отличия Военного ордена – Георгиевский крест IV ст., который получил тяжело раненный в бою с титовцами 17-летний юнкер Сергей Шауб. И с точки зрения немцев, и с точки зрения партизан (титовцев и четников) боевые качества Корпуса были весьма высокими. Лишь очень немногие русские эмигранты пошли в армию генерала Михайловича. Из примерно тысячи командиров бригад партизанской армии Михайловича за 1941–1945 гг., лишь один был сыном русских эмигрантов – майор Преслав Юлинц. Несколько десятков русских, большей частью совершивших побег военнопленных Красной армии, стали рядовыми четниками, но в стотысячной армии генерала Михайловича их участие было совершенно незаметным.

Историческая справка

Преслав Юлинц, (1911–1945) происходит из сербской дворянской семьи из Сегеда, представители которой в течение нескольких поколений (с середины XVIII века) служили в России. Преслав вернулся из России в Югославию вместе с родителями, эмигрировавшими после революции и Гражданской войны. Окончил «нижнюю» школу Военной академии в Белграде в 1932 г. До войны был «капитаном второго класса». С началом войны стал командующим 3-й бригады Топличского корпуса Югославской армии. Успешно командовал бригадой в боях против болгар, немцев и партизан Тито. Сохранились воспоминания о Юлинце как о «капитане, носившем крестьянскую обувь», но при том и «отличном офицере», отличавшемся храбростью и офицерской честью. Был награжден Караджерджевой звездой с мечами четвертой степени. Под своим именем и фамилией описан в романе Ивана Ивановича «Братья Юговичи». Участвовал в операции спасения экипажа первого американского бомбардировщика, сбитого над Сербией 24 января 1944 г. между Плочником и Белополиной, которому угрожало пленение болгарами. Участник сражения под Стопаньей против немцев 13 октября 1944 г. и за храбрость в этом сражении получил чин майора. Возвратился в Югославию летом 1945 г. и сдался коммунистам, поверив провозглашенной ими амнистии, заявляя, что никогда не нарушал правил ведения войны. Однако на судебном процессе, на основании фальсифицированных данных, был осужден к смерти и расстрелян на Конском кладбище в Нише. – «Српски биографски речник», том 4, Матица српска, Нови Сад, 2009. С. 760.

В сербском народе сотрудничество большинства русских эмигрантов с немцами вызывало жгучее возмущение: сербы не могли понять, почему русские люди, которым они дали приют и оказали радушное гостеприимство после поражения Белой борьбы в России, выступили теперь не вместе с сербами против немецких захватчиков, или, хотя бы, не остались дома как мирные обыватели, но, изменив королю Петру, стали союзниками нацистов. За каждого убитого в столкновении с партизанами военнослужащего Русского корпуса (как и других формирований Вермахта) нацисты расстреливали 50 сербских заложников. Достоверно известно о гибели таким образом четырехсот мирных сербских граждан. Виновные или невиновные в коллаборационизме, русские эмигранты воспринимались теперь как предатели и подвергались от партизан жестоким репрессиям.

К приходу Красной армии большинство русских, во главе с митрополитом Анастасием, бежали из Сербии в Германию. Сербы долго не могли простить русским эмигрантам этого предательства в годы тяжких испытаний. Эмигранты-антикоммунисты вспоминали об этом вероломном выборе русских даже в 1980-е гг.

Мнение ответственного редактора:

Нравственно глубоко предосудительный выбор большей части русской эмигрантской общины в Югославии в пользу германских нацистов отчасти может быть объяснен справедливой ненавистью эмигрантов к советскому коммунистическому режиму, погубившему Россию, но не может быть оправдан этим. Ненавидевшие коммунистов, русские военные эмигранты могли бы уйти в королевские партизанские отряды, но почти никто из них не поступил таким образом. Выбор русских эмигрантов имел для Югославии и всех Балкан самые тяжкие и долговременные последствия. Если бы 17 тысяч опытных русских бойцов присоединились к партизанской армии генерала Михайловича, королевские силы наверняка подавили партизан-коммунистов Тито и Югославия была бы освобождена ими, а не коммунистами. Британское правительство, очень возможно, не перенесло бы в 1944 г. свою поддержку с лондонского правительства короля Петра II на коммунистов Тито, если бы королевские партизаны не уступали бы так явно по силе и влиянию титовцам. А поддержка сербами коммунистов во многом объясняется тем, что советская коммунистическая армия сражалась с нацистами и побеждала их, а русские эмигранты монархисты, которым Югославия дала в свое время приют, сражались теперь на стороне Вермахта против сербов. Если бы Югославия была в 1944 г. освобождена партизанами короля Петра, то обстановка на Балканах сложилась бы иначе и, по крайней мере, Югославия осталась бы среди некоммунистических государств, а, возможно, это привело бы и к сохранению монархии в Болгарии и Албании. Как это ни парадоксально, но выбор русских эмигрантов в Югославии в пользу нацистов способствовал утверждению в этом регионе коммунистических тоталитарных режимов почти на полстолетия.

Литература:

Вл. Маевский. Русские в Югославии. Т.2. Взаимоотношения России и Сербии. Нью-Йорк, 1966.

К. М. Александров. Русские солдаты Вермахта. М., 2005.

С.В. Волков, П.Н. Стрелянов (Калабухов). Чины Русского Корпуса. М.: Рейтар, Форма-Т, 2009.

4.2.4. Военные действия в июне – ноябре 1941 г.

Поставленные Гитлером стратегические цели – уничтожение основных сил Красной армии и выход на линию «Архангельск – Астрахань» в Европейской части СССР – далеко не соответствовали оперативным возможностям Вермахта. Противнику, недооценившему силы и возможности сталинской военной машины, не хватало сил для операций по расходящимся направлениям на постоянно увеличивавшемся театре военных действий. Людские и технические ресурсы СССР казались неисчерпаемыми. К 11 июля 1941 г. Красная армия потеряла 11 783 танка. Гитлер обескураженно заявил, что не начал бы кампании, если бы имел представление о количестве танков у Сталина.

Четыре фактора определили исход противостояния: 1) глубина оперативного пространства, на котором велись боевые действия; 2) безграничные людские, технические и сырьевые ресурсы СССР; 3) огромный военно-промышленный потенциал антигитлеровской коалиции; 4) нацистская колониальная политика, восстанавливавшая против оккупантов советское население. Пока перечисленные факторы в совокупности не начали влиять на ситуацию, немцы удерживали стратегическую инициативу.

Инициированные Ставкой 22 июня контрудары (23–25 июня) привели к огромным потерям в людях и технике. 10 июля Ставку возглавил Сталин, ставший 19 июля и наркомом обороны. За счет высокой профессиональной подготовки и оперативного мастерства Вермахт добивался впечатляющих побед, несмотря на абсурдность плана «Барбаросса» и субъективные ошибки немецкого командования. До декабря 1941 г. Вермахт разгромил 16 советских армий и не менее 248 дивизий – 135 стрелковых, мотострелковых и горнострелковых, 14 кавалерийских и горнокавалерийских, 61 танковую, 28 моторизованных и 10 народного ополчения. Безвозвратные потери Красной армии к концу ноября 1941 г. превысили 6 млн чел. (включая 3,8 млн пленных), безвозвратные потери Вермахта на всех театрах военных действий (в т. ч. африканском) за тот же период составили 263 тыс. человек (включая менее 5 тыс. пленных).

На Севере немецкие горные егеря воевали вместе с финнами. 25 июня 487 советских самолетов атаковали Финляндию, на следующий день объявившую СССР войну. Для финнов началась «война-продолжение». Добившись частных успехов, немцы и финны все же ни на одном участке не смогли выйти к Мурманской железной дороге. В сентябре наступление на Мурманск и Заполярье малочисленной немецкой армии «Норвегия» остановил Карельский фронт генерал-лейтенанта В.А. Фролова. В августе на Карельском перешейке Маннергейм вышел на границу 1939 г., блокировал Ленинград с северо-запада, но от участия в штурме, несмотря на уговоры немцев, отказался. Это очень способствовало удержанию города. Финны не бомбили и не обстреливали Ленинград, считая свои цели достигнутыми, хотя в Восточной Карелии они вышли 7 сентября на реку Свирь в районе Лодейного Поля и 1–2 октября взяли Петрозаводск. Союзники понимали неоднозначность положения Финляндии – Великобритания объявила войну Суоми лишь 5 декабря 1941 г., а США сохраняли отношения с Хельсинки до 30 июня 1944 г.

На Северо-Западном направлении маршала К. Ворошилова войска группы армий «Север» генерал-фельдмаршала В. фон Лееба броском форсировали Западную Двину, овладели Латвией, Литвой, Псковщиной и 13 июля начали наступление на Ленинград. Северный фронт генерал-лейтенанта М.М. Попова задержал Лееба на Лужском рубеже почти на месяц, в течение которого немцы заняли Эстонию и осадили Таллинн. На правом крыле немцы захватили Новгород, разбили советские войска под Старой Руссой, а 16-я немецкая армия вышла к Демянску. После преодоления Лужского рубежа 21 августа начались бои в районе Красногвардейска (Гатчины), в 40 км от Ленинграда, для защиты которого 27 августа из части войск Северного фронта был создан Ленинградский фронт (ЛФ) Попова (с 5 сентября комфронта – Ворошилов). 28 августа пал Таллинн. Балтийский флот вице-адмирала В.Ф. Трибуца при переходе в Кронштадт 28–29 августа потерял 13 (из 125) боевых кораблей, 31 (из 54) транспортов. Погибли около 18 тыс. человек.

30 августа немцы заняли Мгу, 8 сентября – Шлиссельбург, отрезав Ленинград по суше от страны. Началась мучительная блокада. 5 сентября Гитлер объявил Ленинград «второстепенным театром». После 9 сентября части 18-й армии и 4-й танковой группы захватили Красногвардейск, Красное Село, Царское Село. Но к 19 сентября Гитлер остановил штурм, забрав у Лееба все танки (7 дивизий) и половину авиации, не хватавших для наступления на Москву. 18-я армия генерал-полковника Г. фон Кюхлера встала в пригородах в 2–5 км от города, фактически окружив войска ЛФ (четыре армии), которым с 10 сентября командовал генерал Жуков.

На Западном направлении Тимошенко группа армий «Центр» генерал-фельдмаршала Ф. фон Бока наступала по линии Минск – Смоленск. Подрезанный на флангах Западный фронт генерала Д.Г. Павлова развалился – 28 июня пал Минск и в «котел» угодили 26 дивизий. Белоруссия была потеряна. К 9 июля фон Бок продвинулся на 450–600 км и вышел на линию Полоцк – Витебск – Орша – Жлобин. 16 июля после упорных боев и контрударов Красной армии он взял Смоленск, окружив три армии, остатки которых прорвались на восток 3–5 августа. В ходе двухмесячного Смоленского сражения (10 июля – 10 сентября) Западный фронт понес огромные потери (более 210 тыс. чел.), но за их счет удалось сбить темп наступления на Москву. Навстречу Боку все время вводились резервы. 13 июля 21-я армия Центрального фронта даже нанесла контрудар, освободила Рогачев и Жлобин и двинулась в общем направлении на Бобруйск. В конце июля ей пришлось отступить, опасаясь фланговых ударов. Особенно отличился 63-й стрелковый корпус комкора Л.Г. Петровского. В жестоких боях под Ярцево (26 июля – 3 августа) отличилась оперативная группа генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского.

Огромный театр военных действий требовал ударов по флангам, но резервов у немцев не было. Поэтому в августе Гитлер, несмотря на протесты Бока, приостановил наступление на Москву – Сталин получил ценную передышку. 8 августа фюрер повернул 25 дивизий (в т. ч. 6 танковых и моторизованных) резко на юг для выхода в глубокий тыл советского Юго-Западного фронта (ЮЗФ). Фон Бок перешел к жесткой обороне. В авантюрных наступательных операциях августа – сентября 1941 г. Ставка не смогла ее прорвать, щедро кладя солдатские жизни и расходуя технику. Особенно кровавыми и бестолковыми стали атаки войск Резервного фронта генерала Жукова под Ельней. Жуков лишь «вытолкнул» из Ельнинского выступа благополучно отступившего противника. Общие потери немцев за 1 августа – 10 сентября составили под Ельней 23,5 тыс. человек, Резервного фронта – 113 тыс. человек. В итоге накануне наступления на Москву советские войска на Западном направлении были истощены и обескровлены.

На Юго-Западном направлении группе армий «Юг» генерал-фельдмаршала Г. фон Рундштедта (949 танков) противостояла превосходящая группировка (4970 танков) Юго-Западного фронта (ЮЗФ) генерал-полковника М.П. Кирпоноса. Сталин назначил маршала Буденного командующим Юго-Западным фронтом. 23–29 июня в районе Луцк – Броды – Ровно разыгралось крупнейшее встречное танковое сражение, в котором участвовали около 2,5 тыс. танков. На неделю удалось приостановить наступление Вермахта, но пять советских механизированных корпусов фактически прекратили существование. Прорвав линию укреплений на старой границе 1939 г., немцы создали угрозу Киеву и 2–8 августа пленили под Уманью в «котле» три армии. Но с ходу взять Киев, который упорно защищала 37-я армия генерал-майора А.А. Власова и киевское ополчение (29 тыс. человек), не удалось. Рундштедт перенес тяжесть усилий далеко на юго-восток, в район Кременчуга. Сталин запретил отвод войск от Киева. 14 сентября в 210 км восточнее Киева, в глубоком тылу Кирпоноса встретились танкисты генералов Э. фон Клейста и Г. Гудериана. В «котел», ликвидированный в конце месяца, попали пять с половиной армий ЮЗФ – около полумиллиона человек. 19 сентября немцы вошли в Киев. Командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос, не желая сдаваться в плен, застрелился. По другим данным, генерал Кирпонос погиб при выходе из окружения. Буденный от командования был отстранен.

Историческая справка

Семен Михайлович Буденный (1883–1973) родился на Дону, происходил из «иногородних» станицы Платовской. Вахмистр Буденный, полный георгиевский кавалер, храбрый, но недалекий рубака, в 1917 г., подобно многим, был прельщен революционными лозунгами и примкнул к красным. Он не был лишен честолюбия, думал о карьере: «Я решил, что лучше быть маршалом в Красной армии, чем офицером в белой». В 1919 г. Буденный вступил в партию большевиков. В годы Гражданской войны командовал 1-й конной армией – ударной силой большевиков. Один из буденовцев, Исаак Бабель, описал нравы своих однополчан в книге «Конармия» (1925). В ней разбой, грабеж, насилие над мирными жителями предстают как привычная повседневность. В бойцах Буденный ценил прежде всего личную преданность себе. Отношения в армии строились по образцу разбойничьей банды, в которой будущий маршал был атаманом. Своей жестокостью войска Буденного удивили даже Сталина, а Ленин не раз был крайне обеспокоен повальным пьянством и разложением в «легендарной» 1-й конной.

Гражданским мужеством Буденный не отличался. В бою с корпусом генерала А.А. Павлова он, вопреки приказу, не прикрыл с флангов дивизии Гая и Азина, и они погибли, не дождавшись помощи. А обвинение пало на Думенко, которого арестовали и отдали под трибунал. В командарме 2-й конной армии – Филиппе Миронове он видел конкурента и сделал все, чтобы убрать его. Позже Буденный проголосовал за вынесение смертного приговора своему бывшему командиру Егорову. Когда в 1937 г. была арестована вторая жена Буденного (которую он привел в дом на второй день после гибели первой жены), Семен Михайлович не стал помогать даже ей. В 1939 г. ее приговорили к 8 годам лагерей. К тому времени она уже стала душевнобольной от пыток.

В 1923 г. Буденному довелось стать «крестным отцом» Чеченской автономной области: надев шапку бухарского эмира, с красной лентой через плечо он приехал в Урус-Мартан и по декрету ВЦИКа объявил Чечню автономной областью.

В 1930–1940-х гг. Буденный стал одним из организаторов массовых репрессий среди военных. В 1937 г. именно он обвинил Тухачевского и некоторых других военачальников в государственной измене, предварительно согласовав свое выступление со Сталиным. Как и Ворошилов, Буденный активно поддерживал Сталина во всех его злодеяниях. Буденный и Ворошилов сблизились неслучайно. Их объединяло то, что оба они были малограмотны и не могли простить военспецам их превосходства в уме и образовании.

К 1941 г. в действующей армии было множество командиров – выдвиженцев Ворошилова и Буденного, их приятелей по 1-й конной, и это сказалось на ходе военных действий. Героем Второй мировой войны Буденный не стал; назначенный было командовать войсками Юго-Западного направления, он скандально провалился, загубив десятки тысяч жизней, и был быстро отставлен; других за подобное расстреливали, но «живую легенду» спасли «революционные заслуги». После войны его как большого любителя лошадей назначили заместителем министра сельского хозяйства. К трем своим юбилеям в 1958, 1963 и 1968 гг. он трижды стал Героем Советского Союза.

На Южном направлении войска Приморской армии генерал-лейтенанта Г.П. Софронова (с 5 октября – генерал-майора И.Е. Петрова) защищали Одессу от румынских войск (5 августа – 16 октября). Успех под Киевом позволил Рундштедту в конце сентября прорваться в Донбасс. В октябре 11-я армия генерал-лейтенанта Э. фон Манштейна ворвалась в Крым и осадила сильно укрепленный Севастополь, защитников которого усилила перевезенная из-под Одессы Приморская армия. В районе Бердянска у Азовского моря 5–10 октября Клейст и Манштейн уничтожили 18-ю армию генерал-лейтенанта А.К. Смирнова. Затем танкисты Клейста овладели Таганрогом, а 21 ноября на пределе сил взяли Ростов-на-Дону. Но уже 28 ноября под давлением свежих советских резервов армий Южного фронта Клейст оставил «ворота в Азию», фронт замер по реке Миус. Оставление немцами Ростова было «первым звонком», свидетельствовавшим о провале авантюрного блицкрига, для которого у Гитлера катастрофически не хватало ресурсов, равно как для удержания растянутого фронта и для оккупированных областей.

3 октября Гитлер позволил себе заявить: «Враг сломлен, и ему уже не удастся вновь подняться на ноги». В те дни это была почти правда. Народ превратился в расходный материал Кремля, который вел за его счет войну на истощение сил и средств противника.

Опять мы отходим, товарищ, Опять проиграли мы бой, Кровавое солнце позора Заходит у нас за спиной. Мы мертвым глаза не закрыли. Последнего долга отдать Мы им не успели, спешили, Придется так вдовам сказать. Не правда ль, мы так и расскажем, Их вдовам и их матерям, Что бросили их на дороге, зарыть было некогда нам…

писал Константин Симонов и, вспоминая героизм воинов Русской Императорской армии в былых битвах, призывал:

Пусть то безымянное поле, Где нынче пришлось нам стоять Вдруг станет той самой твердыней Которую немцам не взять.

Красная армия, что начинала войну, практически перестала существовать к 1942 году. Начинала складываться новая армия – из резервных частей, пришедших с Дальнего Востока, и новобранцев. Менялся и командный состав – место командиров Гражданской войны заняли новые люди.

Все же и в 1941 г. было немало очагов решительного сопротивления. Как ни старались большевики уничтожить память о славном боевом прошлом Русской армии, где-то в глубине народного сознания оно было живо. В рядах Красной армии стояло еще много боеспособных бывших солдат Великой и даже Русско-японской войн, а у молодых бойцов отцы и деды, как правило, были участниками этих кампаний и в кругу семьи рассказывали правду о них. Да и двадцать лет оголтелой пропаганды и террора все же не могли враз заслонить собой тысячелетнюю историю России. Именно поэтому первые дни войны явили не только примеры бездарности высшего командования, массового разгрома советских армий и миллионных сдач в плен, но и беззаветное мужество и героизм советских солдат, уже с гордостью начинавших называть себя русскими, вне зависимости от их национальной принадлежности. И наиболее ярким примером воинской доблести первых дней войны явилась Брестская крепость.

Историческая справка

Брестская крепость, построенная в 1842 г. русскими военными инженерами, совершенствовалась вместе с развитием боевой техники и к началу войны представляла собой достаточно серьезный укрепрайон. В ее казематах и фортах свободно могли расположиться две дивизии. Первой мужественной защитой Брестской крепости от войск Вермахта в середине сентября 1939 г. руководил бригадный генерал Константин Плисовский – некогда храбрый ахтырский гусар, штабс-ротмистр и офицер Русской Императорской армии. 22 сентября Брестская крепость была передана Вермахтом Красной армии вместе со всеми пленными поляками. Генерал Плисовский был убит органами НКВД в 1940 г., как и тысячи других взятых в плен польских офицеров.

В начале 1941 г., в связи со сталинскими планами войны, основные боевые части были выведены из крепости для подготовки к наступлению. В составе гарнизона остались госпиталь для эвакуации в него раненых и дежурные части полков, ранее там дислоцированных. Полный разгром Красной армии в приграничных сражениях привел к тому, что крепость сразу оказалась окруженной противником, а малочисленность ее защитников предопределила очаговый характер обороны. Крепость штурмовала 45-я немецкая пехотная дивизия. Ее ударные части переправились через реки Буг и Мухавец, ворвались в Центральную цитадель и внезапным ударом овладели бывшей церковью, в которой размещался полковой клуб, завладев, таким образом, стратегическим ключом обороны. Перед атакой немецкой пехоты по Брестской крепости был нанесен мощный бомбовый и артиллерийский удар. После короткого замешательства гарнизон начал сражение с ворвавшимся противником. Оборону цитадели возглавили полковой комиссар Ефим Фомин и капитан Иван Зубачев. По их приказу бойцы 84-го стрелкового полка под командованием комсорга Самвела Матевосяна внезапной штыковой атакой выбили немцев из церкви. Матевосян в этом бою был ранен: немецкий офицер, заколотый им штыком, изрезал ему ножом спину. Самвел неделю участвовал в боях в крепости, получил еще два ранения, попал в плен, осенью 1941 г. бежал из него и партизанил в белорусских лесах. Войну закончил в Берлине, расписавшись на стене Рейхстага.

Упорный бой шел и у восточных, Кобринских ворот крепости. В районе этого укрепления стоял 98-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион под командованием майора Никитина. Под огнем противника большинство боевой техники было уничтожено, погиб и сам командир. Тогда руководство обороной приняли на себя заместитель Никитина по политической части, старший политрук Николай Нестерчук и начальник штаба лейтенант Иван Акимочкин. Выкатив оставшиеся пушки на валы, грамотно расположив пулеметчиков и стрелков, бойцы под руководством доблестных командиров остановили наступление немцев на этом участке обороны.

Ожесточенные бои шли у Холмских и Тереспольских ворот, храбро сражались пограничники 9-й погранзаставы лейтенанта Андрея Митрофановича Кижеватова. Отбивая атаки противника штыковыми ударами, они не давали вражеским автоматчикам прорваться через Тереспольские ворота в центр крепости. Лейтенант Кижеватов сражался со своими бойцами до 3 июля и погиб смертью героя при попытке взрыва моста через Буг. Пограничники отличались хорошей воинской подготовкой, были храбры и инициативны. Так, молодой боец 10-й погранзаставы, расположенной невдалеке от Бреста, Алексей Новиков после гибели своих боевых товарищей выбрал огневую позицию в дупле огромного дуба и три дня расстреливал из пулемета немецкую пехоту, уничтожив десятки врагов. Противник долго не мог понять, откуда ведется огонь. Через три дня у Алексея кончились патроны, на предложение сдаться он ответил отказом и погиб, как герой.

Гарнизон крепости жил надеждой на скорое освобождение из окружения. Несколько раз бойцы и командиры пытались прорваться с боями, но эти попытки заканчивались неудачами. Лишь 26 июня группе лейтенанта Анатолия Виноградова удалось переправиться через Мухавец, уничтожить на валах крепости пулеметные гнезда противника и выйти на южные окраины Бреста. Там его группа приняла свой последний бой, и немногие оставшиеся в живых, в том числе и Анатолий Виноградов, попали в плен. Крепость обстреливалась из крупнокалиберных орудий, авиация сбрасывала на нее 500-килограммовые и тонные бомбы, гарнизон изнывал от жажды, т. к. все подступы к рекам простреливались снайперами, но солдаты и командиры сражались геройски, несмотря на все испытания. Имена героев обороны Центральной цитадели – полкового комиссара Ефима Фомина, капитана Ивана Зубачева, лейтенанта Анатолия Виноградова, рядового Александра Филя и многих других навеки вписаны в славную историю русского оружия. Характерно то, что в составе гарнизона были представители более чем 30 народов, населявших Советский Союз, в том числе и немцы Поволжья. К 1 июля оборона Центральной цитадели была подавлена, но отдельные бойцы и командиры еще долго сражались с врагом. Полковой комиссар Фомин попал в плен и был расстрелян нацистами. Характерна судьба Александра Филя. После освобождения из немецкого концлагеря его допрашивал следователь СМЕРШ. После допроса он попросил Александра подписать протокол. Когда Филь попытался его прочитать, следователь спросил: «Ты что, советской власти не веришь»? «Конечно, верю», – простодушно ответил Филь и моментально оказался на Колыме с ярлыком «власовца».

Геройски сражались в крепости 15-летние мальчики – воспитанники полков – Петр Клыпа и Николай Новиков. Они ходили в разведки, обнаруживали склады боеприпасов, доставляя их бойцам, пробирались за водой под пулями немецких снайперов и даже ходили в штыковые атаки.

Дольше всего продолжалась оборона Восточного форта, которую возглавил командир 44-го стрелкового полка, майор Петр Михайлович Гаврилов. Его начальником штаба стал командир батальона 42-й дивизии капитан Константин Касаткин. Жестокие бои на укреплении велись до начала июля, но после применения тяжелых авиационных бомб немцам удалось захватить и его. Майор Гаврилов в одиночку вел бои с противником до 23 июля, когда совершенно изможденный был захвачен в плен. По приказу немецкого генерала ему были отданы воинские почести, когда Петра Михайловича несли на носилках мимо строя солдат. Майор Гаврилов открыто говорил о возможности превентивного удара со стороны немцев и готовил своих солдат к обороне. На него был написан донос, и разбор его персонального дела должен был состояться 27 июня 1941 г. в Минске. Именно в этот день туда вошла германская армия.

Уже в первые дни войны стала проявляться бессмысленная жестокость нацистов. Взбешенные упорством защитников Кобринских ворот, они расстреляли захваченного в плен лейтенанта Акимочкина, а через несколько дней – его жену и двух маленьких детей. В 1942 г. нацистами была расстреляна семья лейтенанта Кижеватова. Естественно, что очень многих колеблющихся в выборе дальнейшего пути на военных дорогах подобные факты навсегда отталкивали даже от мысли компромисса с гитлеровским режимом. Бои в крепости не утихали еще очень долго. Последний ее безвестный защитник был захвачен в плен в апреле 1942 г.

Символом обороны крепости стали надписи на ее стенах, оставленные сражающимися бойцами. «Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина»! Эта фраза достойна героев обороны Севастополя в годы Крымской войны, Баязета в 1877 г., Порт-Артура в 1904-м, Прасныша и Осовца в годы Великой войны, с которыми защитники Брестской крепости, бесспорно, стоят в одном ряду, являясь их прямыми духовными наследниками.

Отражена была атака на Мурманск из Норвегии, памятны оборона Киева в июле-сентябре, оборона Ленинграда начиная с августа, оборона Одессы в августе-октябре, оборона Севастополя с ноября 1941 по июль 1942 г. Но, несмотря на яркие примеры самоотверженно-мужественной обороны, невероятное количество пленных подчеркивало глубокие нравственно-политические пороки не русских воинов, а режима, пославшего их в бой. Из 11,3 млн бойцов и командиров действующей армии в 1941 г. 3,8 млн оказались в плену, 1,2 млн дезертировали и осели на оккупированных территориях. С 22 июня по 10 октября Особыми отделами и заградотрядами НКВД были задержаны 657 364 военнослужащих, «отставших от частей» – эквивалент численности пяти-шести армий. Из них расстреляли дивизию – 10 201 человека.

Убогость сталинской военной машины оплачивалась бессчетными жизнями бойцов и командиров. Как и во время войны с Финляндией, ответственными за преступления и бездарность руководителей Коммунистической партии и советского государства, становились не только рядовые, но и представители старшего и высшего командно-начальствующего состава. Так, например, по настоянию сталинского любимца армейского комиссара 1-го ранга Л.З. Мехлиса в сентябре 1941 г. на Северо-Западном фронте в воспитательно-назидательных целях перед строем подчиненных были расстреляны генерал-майор артиллерии В.С. Гончаров и командующий 34-й армией генерал-майор К.М. Качанов, несмотря на то, что 34-я армия своими активными действиями 12–25 августа заставила немцев снизить темпы наступления на Ленинград и позволила оборонявшейся стороне выиграть некоторое время. По приказу командующего Западным фронтом генерала армии Г.К. Жукова 22 октября 1941 г. были арестованы и расстреляны перед строем своих бойцов командир 17-й стрелковой дивизии полковник П.С. Козлов и бригадный комиссар С.И. Яковлев. Жуков приказал расстрелять и командира 53-й стрелковой дивизии полковника Н.П. Краснорецкого, но полковник в тот день успел погибнуть в бою, избежав ареста и расстрела. И далее Мехлис и Жуков продолжали воевать привычными методами. 4 ноября 1941 г. в приказе по фронту Жуков объявил о расстреле перед строем подчиненных командира 133-й стрелковой дивизии подполковника А.Г. Герасимова и комиссара Г.Ф. Шабалова.

Количество пленных по немецким источникам (июнь – сентябрь 1941 г.)

Литература:

1941 год. Уроки и выводы. М., 1992.

А.В. Исаев. «Котлы» 1941-го: История ВОВ, которую мы не знали. М., 2006.

Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии 1933–1945. М., 2003.

К. Быков. Киевский «котел». Крупнейшее поражение Красной армии. М., 2007.

Л.Н. Лопуховский. Вяземская катастрофа 41-го года. М., 2006.

П. Карелль. Восточный фронт. Кн. 1. Гитлер идет на Восток, 1941–1943. М., 2003.

С.С. Смирнов. Брестская крепость. М.: Молодая гвардия, 1965.

4.2.5. Московская битва 1941–1942 гг.

За три месяца противник продвинулся вглубь СССР на 800 км на фронте шириной 1650 км. Потеряв драгоценное теплое время на разгром нависавшего на фланге Юго-Западного фронта, лишь 30 сентября – 2 октября Вермахт начал операцию «Тайфун» – генеральное наступление на Москву силами трех полевых и трех танковых армий группы армий «Центр». Войскам Бока (72 дивизии) противостояли соединения Красной армии (95 дивизий, 13 танковых бригад), в значительной степени измотанные и обескровленные в предшествующих частых наступательных операциях.

Соотношение сил к началу операции «Тайфун» (% от числа на Восточном фронте)

Ставка и Генеральный штаб упустили сосредоточение Вермахта и не смогли определить направление его главных ударов. Прорвав ниточку советской обороны, 7 октября танковые клинья Гота и Гепнера встретились в Вязьме, южнее Гудериан замкнул кольцо под Брянском. В огромных «котлах» оказались 13 армий Западного, Резервного и Брянского фронтов – 64 дивизии (из 95 к началу битвы), 11 танковых бригад (из 13), 50 артиллерийских полков (из 62). Из «котла» выбрались лишь остатки 32 дивизий и 13 артполков. К 17 октября три фронта лишились более 1 млн бойцов, из которых более 600 тыс. попали в плен (в т. ч. три командующих армиями – генералы М.Ф. Лукин, Ф.А. Ершаков, С.В. Вишневский). Немецкими трофеями стали 1277 танков, 5378 орудий, 87 самолетов. 10 октября в командование Западным фронтом вступил прибывший из Ленинграда генерал Жуков. Ликвидируя «котлы», немцы задержались на Можайской линии обороны.

15–16 октября в Москве на фоне хаотичной эвакуации вспыхнула паника. С 438 предприятий, учреждений и организаций сбежали 779 руководителей, укравших 1,5 млн рублей и угнавших более 100 автомобилей. Во дворах жгли документы и портреты советских вождей. Сталин колебался, его ждал спецтранспорт на Куйбышев. Но после раздумий он решил остаться в столице. 20 октября в Москве было введено осадное положение – за антигосударственные действия, преступления, разговоры, распространение слухов патрули и сотрудники НКВД расстреливали виновных на месте. На нелегальное положение для работы в оккупации перешли около 800 коммунистов и комсомольцев, кроме того, органы НКВД подготовили 20 разведывательно-диверсионных и подпольных групп (243 человека, в т. ч. 47 кадровых чекистов). В случае прихода немцев центр Москвы – вместе с москвичами – взлетел бы на воздух. На территорию Кремля завезли 4 тонны взрывчатки, во Фрунзенский район – 15 тонн. Минировались здания НКВД и советских органов власти, тюрьмы, академии, дом Правительства, Центральный телеграф, телеграфная станция и почтамт, наркоматы, ГУМ, Даниловский, Дзержинский и Таганский универмаги, гостиницы «Савой», «Ново-Московская», «Селект», «Метрополь», «Националь», десятки заводов и фабрик, Большой театр, храм Василия Блаженного, Елоховский собор и т. д. Всю работу по взрывам в Москве организовывал и курировал зам. начальника 2-го отдела НКВД СССР А.Ф. Пономарев.

Однако к концу октября Вермахт остановился – перед немцами все время возникали спешно сколоченные формирования, техника вязла в грязи, коммуникации растянулись, требовалась перегруппировка сил. Красная армия получила трехнедельную передышку. В последнем донесении из Токио разведгруппа Рихарда Зорге сообщила, что Япония окончательно отказалась от планов войны против СССР и с Востока к Москве устремились резервы. 15 ноября Бок возобновил наступление, особенно жестокие бои шли под Клином и Волоколамском. К 1 декабря немцы прошли более 100 км, взяли Ясную Поляну под Тулой и форсировали канал Москва – Волга в районе Красной Поляны. Немецкие авангардные бронетанковые части почти без пехоты прорвались до 21-го км Ленинградского шоссе, на окраину Химок.

Со второй декады ноября 1941 г. начались холода, к которым немцы не были готовы и понесли серьезные потери обмороженными. Среди жителей Германии и оккупированных стран срочно начался сбор теплой одежды и белья для армии. Вермахт окончательно выдохся, истощил силы и средства, остановившись буквально в чистом поле в 28 км от центра Москвы. Противник в легком обмундировании страдал от сильных морозов, резервов и пополнений не было, техника и оружие отказывали на холоде. СССР жил в состоянии непрерывной мобилизации. В 1941 г. в Красной армии были переформированы или сформированы более 500 (!) соединений, а Вермахт от Бреста до Ростова прошел в неизменном состоянии, исчерпав свои оперативные возможности.

5–6 декабря на выдохшегося и замерзшего противника обрушился контрудар свежих советских войск. Ранним вечером 5 декабря фон Бок доложил: «Сил больше нет». В контрнаступлении 5 декабря 1941 г. – 7 января 1942 г. участвовали 15 армий Калининского, Западного и Северо-Западного фронтов. Особенно отличились войска трех армий: 1-й ударной генерал-лейтенанта В.И. Кузнецова, 16-й – генерал-майора К.К. Рокоссовского и 20-й – генерал-майора А.А. Власова, освободившие Волоколамск, Истру, Клин, Солнечногорск, Яхрому и др. города. К 7 января 1942 г. Вермахт был отброшен от Москвы на 150–250 км, к концу месяца противник оставил всю Московскую область. Однако упорно оборонявшиеся немцы сумели удержать охваченный полукольцом Ржевский выступ, за который до весны 1943 г. Западный фронт вел кровавые и безуспешные бои.

Историческая справка

Под Москвой советские солдаты сражались мужественно. Наиболее известными являются два подвига: Зои Космодемьянской и 28 гвардейцев-панфиловцев. Однако и здесь, желая восславить героизм воинов в пример всей стране, власть, не разбираясь в фактах, лгала без зазрения совести. На Волоколамском шоссе шли жестокие бои, и погибло смертью храбрых много бойцов и командиров. Весть о подвиге солдат-панфиловцев стала известна из статьи корреспондента А. Кривицкого, который на месте подвига не был, а пользовался непроверенными данными и слухами. Поэтому всем 28 панфиловцам звание Героя Советского Союза было присвоено «посмертно». Однако, на проверку, оказалось, что шестеро из них остались живы, причем двое попали в плен, один из которых успел даже послужить в немецкой полиции. Что же касается Зои Космодемьянской, то несчастная девушка стала жертвой безобразного отношения к человеческой жизни сталинского режима и непрофессионализма готовивших ее людей. После краткосрочной подготовки она была с разведгруппой направлена в район Наро-Фоминска с заданием сжечь 10 деревень, в том числе и деревню Петрищево, во исполнение сталинского приказа 0428 от 17 ноября 1941 г. – не оставлять врагу ничего, даже крыши над головой. Что будут в лютые морозы делать жители деревень под открытым небом, власти было безразлично. В состав группы входило 3 человека: командир – 19-летний Борис Крайнов и 18-летние Василий Клубков и Зоя Космодемьянская. Зоя выполнила задачу и подожгла несколько домов, однако Клубков был схвачен немецкими часовыми и на допросе выдал Зою, которую задержал староста деревни, когда она уже шла на встречу с командиром группы. После издевательств и пыток девушка была казнена. Выдавший ее Клубков был завербован немцами и в январе 1942 г. заброшен в расположение частей Красной армии. Заподозривший его Борис Крайнов разоблачил предателя. 16 апреля Клубков был расстрелян. Из его показаний и стала известной правда о гибели девушки. Материалы этого дела были рассекречены после 1991 года. Смерть Зои сталинская пропаганда использовала в своих целях: фотография повешенной «Тани», как назвала себя на допросе Космодемьянская, была опубликована в газетах, девушке посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза, а Сталин издал приказ расстреливать на месте солдат и офицеров 332-го пехотного полка полковника Рюдерера, солдаты которого казнили Зою. О такой же молодой девушке – разведчице Вере Волошиной, пошедшей в составе другой группы и погибшей в тот же самый день в деревне Головково, невдалеке от Петрищево, не было сказано ни единого слова. Выдающийся советский разведчик – диверсант Илья Григорьевич Старинов всю войну боролся с безумием сталинского приказа. По его словам, большей глупости трудно было придумать. Серьезная разведгруппа идет на задание не на один день. Она должна нести с собой боеприпасы, взрывчатку, оружие и продукты питания, которых можно взять максимум на пять дней, ведь разведчик все несет на себе. Дальнейшее пропитание он должен доставать у местных жителей. Кто же и чем будет кормить представителей армии, перед этим все уничтожившей? Именно из-за своей жесткой позиции по принципиальным вопросам И.Г. Старинову так и не присвоили звание Героя Советского Союза, к которому его за годы войны представляли три раза. Его спецоперация по ликвидации в Харькове в ноябре 1941 г. командующего гарнизоном генерала фон Брауна и всего его штаба радиоуправляемой миной по сигналу, поданному из Воронежа, вошла во все учебники по диверсионной подготовке. Заслуженную звезду Героя России он получил к своему 100-летнему юбилею в 2000 г.

Защита столицы и успешное контрнаступление Красной армии имели не только военно-политическое и моральное значение. «Блицкриг» провалился окончательно, на Востоке началась затяжная война, для которой у Германии не было ни ресурсов, ни достаточных сил. Но соотношение понесенных потерь ясно указывало на ту цену, которую готова была платить сталинская власть ради достижения победы и насаждения коммунистической администрации в Восточной Европе.

Потери в Московской битве 1941–1942 гг. (2 октября 1941 – 7 января 1942)

Литература:

Лубянка в дни битвы за Москву: Сб. документов. М., 2002.

В. Хаупт. Сражения группы армий «Центр». М., 2006.

Л.Н. Лопуховский. Вяземская катастрофа 41-го года. М., 2006.

М.Ю. Мягков. Вермахт у ворот Москвы. М., 2005.

4.2.6. Трагедия Ленинграда, 1941–1942 гг.

Фактически блокада Ленинграда началась 30 августа 1941 г., когда противник захватил Мгу и перерезал последнюю железную дорогу, связывавшую страну с городом. С 4 сентября велись его систематические артобстрелы, достигшие особой интенсивности летом 1943 г. 8 сентября 1941 г. немцы овладели Шлиссельбургом на южном берегу Ладожского озера. Отныне сообщение стало возможным лишь по воздуху или через Ладожское озеро по линии Ваганово – Кобона (западнее Волхова) и др. В тот же день состоялись два первых массированных налета Люфтваффе на Ленинград – противник сбросил более 6,3 тыс. бомб, возникли около 180 очагов пожаров, сгорели знаменитые Бадаевские склады с большими запасами сахара, масла и других продтоваров. В сентябре город бомбили 23 раза, в октябре – 39. За время блокады жертвами бомбежек и артобстрелов стали более 35 тыс. ленинградцев.

Без танков и с ослабленными силами авиации фон Лееб в октябре – ноябре 1941 г. еще пытался пробиться вдоль побережья Ладоги, выйти на Свирь и, соединившись с финнами, полностью заблокировать Ленинград. 8 ноября противник занял Тихвин, угрожая Волховской ГЭС, но на этом исчерпал собственные возможности. Через месяц войска 4-й армии, которыми командовал освобожденный из НКВД после жестоких пыток генерал армии К.А. Мерецков, вернули Тихвин. Но, несмотря на перевес в силах, особенно в танках, командование Ленинградского фронта (генерал-майор И.И. Федюнинский, затем – генерал-лейтенант М.С. Хозин) не смогло преодолеть полевую оборону Вермахта. Начались перманентные попытки прорвать блокаду, во время которых умело оборонявшийся противник, методично перемалывал атакующие советские части и соединения, несшие огромные потери.

Особенно страшной, сравнимой лишь с бойней под Ржевом, стала мясорубка под полустанком Погостье (юго-восточнее Мги). Здесь в лобовых и безуспешных атаках командующий 54-й армией генерал Федюнинский с декабря 1941 г. по апрель 1942 г. методично укладывал в болота личный состав целых дивизий. Всего у Погостья погибло более 60 тысяч человек, а оборонял полустанок немецкий полк, численностью около 2000 солдат. Один из немецких пулеметчиков сошел с ума от того, что вынужден был убить столько людей. Русская армия в сражении под Бородино в 1812 г. потеряла меньше солдат, чем пало у безвестного полустанка.

Медленно умиравшим от голода и холода жителям Ленинграда, города, в котором родилась большевицкая революция, пришлось испытать неописуемые страдания. С началом блокады ленинградцы были предоставлены сами себе. В начале сентября 1941 г. по приказу Сталина партийно-военное руководство во главе с А.А. Ждановым и К.Е. Ворошиловым готовили взрыв предприятий, мостов, важнейших объектов и почти всего центра на случай вступления в Ленинград противника. Возможные массовые жертвы среди гражданского населения (около 2,5 млн на сентябрь 1941 г.) никого из них не беспокоили. Отвечал за «спецмероприятия» прибывший 13 сентября в Ленинград замнаркома внутренних дел комиссар госбезопасности 3-го ранга В.Н. Меркулов. В конце октября – начале ноября Сталин еще требовал от Жданова и Хозина пожертвовать частью войск, но прорваться любой ценой на восток, бросив город и население.

После стабилизации фронта население превратилось в заложника высшей партноменклатуры ВКП(б) и органов НКВД, расплачивавшихся жизнями и страданиями ленинградцев за собственную военно-политическую несостоятельность. Еще в первые недели войны Жданов просил Москву не направлять в Ленинград эшелоны и транспорты с эвакуируемым продовольствием и не создавать продовольственных излишков. Голод в Ленинграде начался уже в ноябре 1941 г., 9 ноября Москва приняла решение о доставке продовольствия в Ленинград. 22 ноября успешно выдержала испытания знаменитая «дорога жизни» – ледовая автомобильная трасса через Ладожское озеро, сыгравшая важную роль в снабжении и эвакуации жителей вымиравшего города.

Нормы довольствия по карточкам неуклонно снижались вплоть до декабря 1941 г. С 20 ноября по 24 декабря ленинградцы получали в сутки «хлеба» с эрзац-добавками: 250 гр. – рабочие, 125 гр. – служащие, иждивенцы и дети. 25 декабря нормы повысили до 350 и 200 гр., а 24 января 1942 г. – до 400 гр. (рабочие), 300 гр. (служащие), 250 гр. (иждивенцы и дети). Но и эти, повышенные нормы, не обеспечивали выживания людей. В первые месяцы блокады органы НКВД еще фиксировали частые случаи антисоветских и антисталинских высказываний, распространения листовок, но уже зимой 1941/1942 г. доминирующим состоянием населения стали апатия и мысли о еде. Ленинград превратился в огромное кладбище. С ноября 1941 г. по декабрь 1942 г. органы НКВД за людоедство и употребление человеческого мяса задержали 2136 ленинградцев, более половины из которых расстреляли. Не было ни топлива, ни транспорта. От голода, холода и обстрела ежемесячно умирало более 100 тыс. жителей.

Свидетельство очевидца

Пережившая молодой девушкой блокаду в пригороде Ленинграда – Кронштадте, выжившая одна во всем доме, будущая великая русская певица Галина Вишневская вспоминала: «Время было страшное и нравственно выживали те, в ком не был побежден дух. Люди умирали прямо на улицах и так лежали по нескольку дней. Часто можно было увидеть трупы с вырезанными ягодицами. Бывало, что если в семье кто-нибудь умирал, оставшиеся в живых старались как можно дольше его не хоронить, не заявлять о его смерти, чтобы получать на умершего хлебную карточку. Матери лежали в постели с мертвыми детьми, чтобы получить еще хоть крошку хлеба, пока не умирали сами. Так и оставались замерзшие покойники в квартирах до весны… К весне боялись эпидемий. Ездили собирать мертвецов по квартирам. Для этого был организован специальный отряд из женщин – им выдавали специальный паек за тяжелую работу. Работали они ночью. Выволокут промороженного мертвеца из квартиры на улицу, возьмут за руки, за ноги, раскачают – раз, два, три! – и бросают в грузовик. Звенит, как обледеневшее бревно». – Галина Вишневская. Галина. История жизни. С. 34, 38.

К лету положение улучшилось, появились овощи с огородов, разбитых в парках и на пустырях, а по дну Ладожского озера был проложен трубопровод для нефтепродуктов и электрический кабель с Волховской ГЭС. Ее советские войска хотя и минировали, но (в отличие от Днепровской ГЭС) не взорвали. В то же время в декабре 1941 г. ответственные работники партийно-советских органов и госбезопасности получали копченую колбасу, мясные консервы, икру, шоколад и другие деликатесы. В городе сложилась строгая иерархия продовольственного снабжения, на нижней ступени которой оказалось огромное большинство населения. На черном рынке не прекращалась торговля антиквариатом и произведениями искусства императорской России, в обороте крутились миллионы рублей и килограммы золота, а на обысках у спекулянтов продовольствие изымалось тоннами. Трагедия сплеталась с мародерством, подлостью и человеческим отчаянием. Всего за 900 дней блокады погибло более 850 тыс. ленинградцев. Около 1400 тыс. удалось эвакуировать, но многие из них от истощения скончались. В декабре 1943 г. в городе оставалось всего около 560 тыс. жителей из 2 812 134 по состоянию на 22 июня 1941 г.

После войны власть, чтобы избежать ответственности за судьбу сотен тысяч погибших, превратила страдания ленинградцев в объект ежегодного помпезного поклонения и возвеличивания, позволяющих до сих пор игнорировать проблему ответственности компартии за блокаду Ленинграда и ее последствия. На самом деле подвиг выживших немногих ленинградцев заключался в ежедневной неравной борьбе со смертью, в битве за спасение своей жизни и жизни близких людей – и в этих негромких сражениях советско-нацистской войны было немало и милосердия, и доброты и огромного личного мужества, всю глубину и силу которых, нам, не пережившим блокадного ужаса, трудно представить.

Несмотря на полное разложение власти, доблестно сражались советские бойцы и командиры на всех участках Ленинградского фронта и именно они, ценой невообразимых жертв отстояли город. Поэт Павел Шубин в строках «Волховской застольной» воспел мужество защитников Ленинграда намного лучше, нежели советская пропаганда.

Редко, друзья, нам встречаться приходится, Но уж, когда довелось, Вспомним, что было, и выпьем, как водится, Как на Руси повелось! Выпьем за тех, кто неделями долгими В мерзлых лежал блиндажах, Бился на Ладоге, дрался на Волхове, Не отступал ни на шаг. Выпьем за тех, кто командовал ротами, Кто умирал на снегу, Кто в Ленинград пробирался болотами, Горло сжимая врагу. Будут навеки в преданьях прославлены Под пулеметной пургой Наши штыки на высотах Сенявина, Наши полки подо Мгой. Пусть вместе с нами семья Ленинградская Рядом сидит у стола. Вспомним, как русская сила солдатская Немца за Тихвин гнала! Встанем и чокнемся кружками, стоя, мы — Братство друзей боевых Выпьем за мужество павших героями, Выпьем за встречу живых.

На эти строки композитором И. Любаном была написана музыка. Но сталинский режим приписался не только к подвигу народа, но и к сочиненным песням. Позже к этим строкам был добавлен куплет со словами: «Выпьем за родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем», исчезнувший из песни с окончанием правления тирана.

Литература:

Г.А. Князев. Дни великих испытаний. Дневники 1941–1945 годов. СПб.: Наука, 2009.

Н.А. Ломагин. В тисках голода. СПб., 2000.

Н.А. Ломагин. Неизвестная блокада. В 2 т. СПб.; М., 2002.

4.2.7. Эвакуация промышленности на Восток. Создание новой индустриальной базы на Востоке СССР. Тыл

Оправившись от первого потрясения «коварным нападением» вчерашнего союзника, Сталин стал собирать в своих руках все нити военного управления. С мая 1941 г. он уже был председателем Совнаркома, теперь он стал председателем учрежденного 30 июня 1941 г. Государственного Комитета Обороны (ГКО) – высшего органа власти на время войны. Назначив себя с июля 1941 г. наркомом обороны, Сталин стал потом, подобно Гитлеру, и Верховным Главнокомандующим. Он вникал в руководство военными операциями так же детально, как ранее в составление народнохозяйственных планов и расстрельных списков. Членами ГКО были В.М. Молотов, Л.П. Берия, Г.М. Маленков, К.Е. Ворошилов, Н.А. Булганин, Л.М. Каганович, А.И. Микоян и Н.А. Вознесенский. Последний как председатель Госплана отвечал за мобилизацию промышленности. На местах были созданы городские комитеты обороны, возглавляемые первым секретарем парторганизации, с участием военных и чекистов.

Оккупация оторвала от страны в среднем 40 %, а в ряде отраслей и более, производственных возможностей, так что на оставшейся территории троим надо было работать за пятерых. Рабочий день длился 10 или 12 часов, допускались и сверхурочные бесплатные работы по 2–3 часа в день, оборудование на заводах работало круглосуточно. Для работы в промышленности были мобилизованы мужчины в возрасте от 14 до 65 и женщины от 16 до 55 лет. Мобилизации в армию фактически подлежали мужчины от 17 до 50 лет, всего за время войны было призвано 34,4 млн мужчин. С оружием в руках служило 1,2 млн женщин – на самых разных постах: снайперами, летчиками, радистами. Почти поголовная мобилизация мужчин в армию привела к тому, что тыл держался на женщинах. Например, доля женщин среди трактористов поднялась с 4 % до 40 %.

Потеря хлебородных районов Украины в 1941 г. и Северного Кавказа в 1942 г. создали очень трудное продовольственное положение. Распределение продуктов было нормировано и введены разные уровни снабжения. Как и до войны, руководящие работники партии и органов госбезопасности обеспечивались в первую очередь. Затем рабочим 1-й категории (тяжелая промышленность, транспорт) полагалось по карточкам 1,2 кг хлеба в день, рабочим 2-й категории – 500 гр., служащим – 450 гр., членам семей, детям и прочим – 300–400 г. Полагалось также около 2 кг мяса или рыбы в месяц, 100 г жиров, 1,3 кг круп и макарон, 400 г сахара или кондитерских изделий. В последнюю очередь снабжались заключенные и пленные – отсюда исключительно высокая смертность в лагерях во время войны. В таких местах, как Архангельская и Вологодская области и Якутия, люди в 1942 г. и на свободе умирали от голода (около 20 тыс. в Архангельске), не говоря про осажденный Ленинград. Смертность гражданского населения, особенно больных и детей, была повышенной по всей стране. Снабжение по карточкам шло с перебоями, процветали воровство и черный рынок.

Десятки тысяч мирных жителей погибли в Сталинграде, т. к. Сталин запретил эвакуировать город при приближении германских войск, заявив, что «надо прекратить эвакуационные настроения – армия не защищает пустые города». Комиссия Маленкова, прибывшая в город 16 августа 1942 г., подтвердила это распоряжение Сталина. Великая битва на Волге августа 1942 – января 1943 г. стала великой трагедией для множества женщин, стариков, детей. Одна немецкая ковровая бомбардировка 23 августа 1942 г. унесла жизни примерно 70 тыс. мирных жителей Сталинграда, а к тому времени эвакуацию мирного населения города в Заволжье можно было уже завершить. Между тем, ее и не начинали ни для кого, кроме как для семей областной и городской номенклатуры, сотрудников партаппарата и НКВД.

Созданный в довоенные годы Урало-Кузнецкий угольно-металлургический комплекс позволил стране с трудом, но существовать без Донецкого бассейна, хотя производство стали снизилось с 18,3 млн тонн в 1940 до 8,2 млн в 1942 г. Но планы первых пятилеток не во всем были так дальновидны. Более 80 % оборонной промышленности очутилось в зоне военных действий в западных и центральных областях. Потребовалась срочная эвакуация на восток оборонных заводов, прежде всего авиационных и танковых.

Образованный при Совнаркоме Совет по эвакуации руководил вывозом наиболее ценного оборудования на Волгу, на Урал, в Сибирь и Среднюю Азию. Некоторые эвакуированные заводы стали выпускать военную продукцию уже в конце 1941 г. На Урале, где не было даже прокатных станов для танковой брони, выросли три центра танкостроения: на основе тракторного завода в Челябинске («Танкоград»), вагоностроительного в Нижнем Тагиле и Уралмаша в Екатеринбурге (тогда – Свердловске). Все три получили эвакуированное оборудование. Первый выпускал тяжелый танк КВ, а два других – средний танк Т-34. Осваивались новые технологии. Так, ручная сварка танковых корпусов была заменена автоматической. Ввиду катастрофических потерь оружия потребность в продукции уральских и волжских заводов была острой. Уже в декабре 1941 – январе 1942 в СССР стали выпускать 60–70 танков в сутки, и эта цифра росла.

Наркомат авиационной промышленности вывез на восток 118 заводов, главным образом на Волгу, в район Саратова и Самары (тогда Куйбышева). Здесь освоили производство сравнительно простых в сборке первоклассных истребителей Як-9 и Ла-5, бомбардировщика Пе-2, штурмовика Ил-2. Артиллерийское производство также было переведено на восток. При постройке военных заводов на Волге и на Урале широко использовался труд заключенных.

В отличие от танков и самолетов более мелкое оружие и боеприпасы не требовали специальных заводов и часто изготовлялись на гражданских предприятиях. Знаменитые минометы «Катюша» делались на заводах сельскохозяйственного оборудования. Так одновременно с перемещением заводов на восток шла перестройка всей промышленности на военный лад. Этот переход был предусмотрен мобилизационными планами и прошел быстрее и полнее, чем в Германии или Америке: командно-административная система с таким расчетом и создавалась.

Ежегодное производство времен войны отражают такие цифры:

Жизнь танка на фронте была недолгой – около 10 недель. Потому, чтобы обеспечить единовременное наличие 5 тыс. танков на фронте, надо было производить 25 тыс. в год. Выпуск самолетов, как видим, также резко увеличился. Однако производство на импровизированных заводах неквалифицированными рабочими при слабой подготовке летчиков давало себя знать. По данным за 1944 г., огнем противника было сбито 1750 самолетов, а в небоевой обстановке от катастроф погибло 6223 – т. е. в 3,5 раза больше. После войны главный маршал авиации А.А. Новиков был даже осужден за то, что «протаскивал на вооружение заведомо бракованные самолеты». Вина, вероятно, все же не столько его, сколько системы, требовавшей количества любой ценой и не думавшей о жизни летчиков.

Как бы то ни было, нечеловеческими усилиями, на полуголодном пайке, работницы и работники тыла вооруженные силы снабжали. Советские вооруженные силы уже в 1943 г. добились превосходства над немецкими по количеству военной техники; а в 1944–1945 гг. их превосходство стало подавляющим.

Очень тяжким было положение эвакуированных людей в Узбекистане. Очевидец тех событий, советский дипломатический работник Лев Васильев, бежавший от сталинского режима через Иран на Запад, свидетельствует.

Свидетельство очевидца

«Средняя Азия 1943 г. поражала убожеством не только по сравнению с годами НЭПа, но даже по сравнению с началом 30-х гг.

Ташкент и Наманган были забиты беженцами из Центральной России. В одной комнате жило зачастую по две семьи – одна местная и одна – беженская. Больше одной комнаты на семью вообще не имел никто в городе, кроме высшего начальства. В магазинах можно было видеть только пустые полки. Продовольственный паек ограничивался фунтом хлеба на человека в день. Люди голодали и умирали от голода. Старый знакомый врач рассказал, что медицинский персонал буквально валится с ног от переутомления – так много в больницах умирающих от голода. Гибли, главным образом беженцы, прибывшие «неорганизованно», т. е. те, которые приехали сами, а не были эвакуированы с учреждениями или заводами… Но, прибыв на место, эти несчастные не получали ни работы, ни продовольственных карточек, ни крова. Они вповалку спали на площадях и в парках, грязные, обовшивевшие, голодные. Тех, кто от голода уже не мог стать на ноги, подбирали и направляли в больницы». – Л. Васильев. Пути советского империализма. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1954. С. 161–162.

Особенно невыносимым было положение увечных воинов. Солдаты, потерявшие ноги, руки, зрение, получали нищенскую пенсию и вынуждены были просить милостыню, чтобы не умереть с голоду. В народе таких несчастных, ездивших на досках с колесами, прозвали «самоварами». Несчастные инвалиды спивались, и смертность среди них была очень высока.

Свидетельство очевидца

«Один красочный эпизод, виденный мной в кабинете председателя городского совета города Намангана, хорошо характеризует взаимоотношения власти и инвалидов. Председателя Городского совета узбека с русской фамилией – Назарова – я знал еще по прежней работе. Зашел проститься с ним перед отъездом. Не успели мы закурить и начать разговаривать, как в соседней комнате поднялся какой-то шум, затем дверь кабинета широко растворилась, и на пороге появился слепой в военной форме без знаков различия. Слепой, опираясь на палку и ощупывая стену свободной рукой, решительно устремился вперед. Секретарша, худенькая, слабая женщина напрасно тянула его сзади за шинель, – стуча палкой, слепой подошел к столу.

– Что вам угодно? – спросил председатель.

– От голода умираю! – истошным голосом заорал слепой. – Вы что думаете, можно прожить на ваши 150 рублей?

– У меня нет никаких фондов для помощи инвалидам, – сказал Назаров, – я могу только проверить аккуратность выплаты вам пенсии.

– Фондов нет, а умирать за вас, мерзавцев, на фронте есть фонды… крысы тыловые! – Слепой ощупью схватил чернильницу и пустил ее в направлении Назарова. Председатель Горсовета вскочил и, боясь себя выдать каким-нибудь звуком, молча прижался к стене.

Два милиционера, вызванные секретаршей, увели слепца только после того, как он успел снести палкой с письменного стола все лежащие на нем бумаги и предметы. Немудрено, что население, видя подобные сцены, старалось всеми силами уклониться от мобилизации и избежать отправки на фронт. По кишлакам скрывались дезертиры, а на вокзалах разыгрывались трагические сцены». – Л. Васильев. Пути советского империализма. С. 161–162.

Цены на продукты были крайне высоки. При средней зарплате 450–500 рублей в месяц, 150-граммовая лепешка стоила 15 рублей, курица – 300, а пара хороших ботинок – 2500 рублей. Естественно, что все это можно было купить только на рынке, так как магазины по советскому обыкновению были пусты. Так жили советские люди в эвакуации.

Литература:

М.С. Солонин. На мирно спящих аэродромах. М., 2006.

Н.С. Симонов. Военно-промышленный комплекс СССР в 20-е – 50-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. М., 1996.

Т.А. Павлова. Засекреченная трагедия. Гражданское население в Сталинградской битве. Волгоград: Перемена, 2005.

4.2.8. Новый внешнеполитический курс СССР. Присоединение к Атлантической хартии. Ситуация на фронтах Второй мировой войны к середине 1942 г. Проблема «второго фронта»

Нападение Германии на СССР в корне изменило расстановку сил во Второй мировой войне. Вступление в войну против Гитлера Советского Союза с его огромной территорией и людскими ресурсами означало для западных демократий как минимум передышку, а в лучшем случае – коренной поворот в борьбе со странами «оси». Уже в первые дни советско-германской войны Уинстон Черчилль и Франклин Делано Рузвельт, не скрывая своей антипатии к большевизму, заявили о поддержке России и готовности оказать ей военную помощь.

«Я не беру назад ни одного слова, сказанного мною против коммунизма. Коммунизм отличается от нацизма не более, чем Северный полюс отличается от Южного, – объявил Черчилль в парламенте через несколько часов после нападения Германии на СССР. – Но сейчас дело идет не о коммунизме, а о России». Черчилля многие в Великобритании помнили как горячего друга настоящей России, зарекомендовавшего себя таковым еще в годы Белой борьбы, и потому – ярого ненавистника большевизма. К его словам прислушались. Сэр Стаффорд Крипс был незамедлительно послан в Москву для установления рабочих контактов со сталинской администрацией. 12 июля было торжественно подписано советско-английское соглашение о совместных действиях в войне против Германии, по которому обе страны обязались помогать друг другу и не вступать в сепаратные переговоры с противником.

В пресс-конференции 24 июня президент США Рузвельт дал понять, что Америка поддержит военные усилия СССР. На советские денежные фонды, размещенные в США, были сняты запреты, наложенные после агрессии Сталина против Финляндии.

В конце июля в Москву прибыл специальный представитель президента США Г. Гопкинс, что дало сильный импульс советско-американскому сближению. В октябре Соединенные Штаты предоставили СССР заем в размере 30 млрд долларов для приобретения вооружения и снаряжения (около 333 млрд долл. в ценах 2007 г.). Сталинская пропаганда была быстро перестроена в духе новых отношений с Западом: бывшие «поджигатели войны» превратились в новых союзников, а прежняя «империалистическая война» – в освободительную войну «всех свободолюбивых народов» против «фашистской тирании».

14 августа 1941 г. Черчилль и Рузвельт, на борту боевых кораблей британского и американского флотов встретились у берегов Ньюфаундленда. Здесь они подписали Атлантическую хартию, в которой, наряду с призывом к уничтожению нацистской тирании, выдвинули положительные цели разрастающейся войны и послевоенного урегулирования.

Документ

Из Атлантической хартии: «США и Великобритания не стремятся к территориальным или иным приобретениям», «не согласны на территориальные изменения вопреки свободно выраженному желанию заинтересованных народов», «стремятся к восстановлению суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путем», будут стремиться, чтобы «все страны, победители и побежденные, имели равный доступ к торговле и мировым источникам сырья»; после победы над нацизмом, они будут «стремиться к экономическому сотрудничеству всех стран», «свободе мореплавания», установлению мирового порядка, при котором люди будут жить «свободными от страха и нужды». Такой порядок потребует «отказа от применения силы государствами» и «установления надежной системы всеобщей безопасности».

Хартия ставила вопрос о создании Объединенных Наций и оправдывала роль США как «арсенала демократии», взятую ими на себя 11 марта 1941 г. законом о «займе и аренде». Если Хартию читать буквально, она требовала и упразднения коммунистического режима.

Пункт о непризнании территориальных изменений, «не находящихся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов», противоречивший сталинской практике насильственного присоединения соседних территорий, а также то обстоятельство, что СССР не был заранее проинформирован о принятии Хартии, вызвали немалое раздражение в Кремле: «…СССР, – сообщал Молотов советскому послу в Лондоне И. Майскому, – хотят превратить в бесплатное приложение других держав». Но СССР 24 сентября 1941 г. лицемерно принял этот документ, хотя и не без оговорок, оставив за собой право «особого применения» принципов Хартии.

Советская озабоченность территориальными проблемами ярко проявилась во время переговоров с британским министром иностранных дел Э. Иденом, прибывшем в Москву в середине декабря 1941 г. Обсуждался не только проект двустороннего союзнического договора, но и советские предложения о послевоенном устройстве в Европе. Немцы еще стояли в ста километрах от Москвы, а Сталин с Молотовым уже предлагали англичанам договориться о послевоенных границах и сферах влияния. Речь шла о признании границ СССР по состоянию на 1941 г., создании советских военных баз в Румынии и Финляндии, смещении границ Польши на запад, ослаблении и расчленении Германии, а также о существенном усечении территорий ее союзниц – Венгрии, Италии и Болгарии в пользу Польши, Чехословакии, Югославии и Турции. Содержание и даже форма этого плана (по границам предлагалось заключить секретный протокол) напоминали злополучную сделку с Гитлером 1939 г., что говорило об упорном стремлении Кремля нарастить тело большевицкого государства за счет соседних стран.

Однако возможное с Гитлером было неприемлемо для демократической Англии. В ходе переговоров Сталин и Молотов были готовы сократить советские требования до признания границ 1941 г., но Иден, ссылаясь на Атлантическую хартию, отказался решать вопрос о границах до окончания войны и консультаций с вовлеченными государствами (прежде всего – Польшей). Советская сторона, в свою очередь, отказалась подписывать договор о взаимопомощи, продолжая увязывать его с решением вопроса о западных границах.

Поворотным моментом войны стал декабрь 1941 г. Под Москвой 6 декабря началось первое большое контрнаступление Красной армии, а днем позже атака японцев на американский флот в Пёрл-Харборе на Гавайских островах вовлекла США в войну против Японии. Гитлер сделал очередной самоубийственный шаг: чтобы поддержать Японию, он объявил 11 декабря США войну. Несмотря на мартовский закон о ленд-лизе, американскому общественному мнению еще не было ясно, кому надо помогать: Сталину, Гитлеру, или никому из них. Обе фигуры выглядели отвратительно и зловеще. Не следует забывать, что сговор Сталина с Гитлером в августе 1939 г. и последовавшие затем агрессии большевиков против соседних стран оттолкнули от Советского Союза даже многих из его «друзей» на Западе, тем более – убежденных приверженцев христианских и либеральных ценностей. Только инициатива Гитлера бесповоротно склонила решение в сторону, которую отстаивал президент Рузвельт. Но и тогда Сталина предпочитали видеть не союзником (договор, аналогичный британско-советскому, подписан не был) – союз с ним нравственно компрометировал – а лишь «врагом нашего врага». 1 января 1942 г. была подписана декларация Великобритании, США, СССР и еще 23 государств о создании антигитлеровской коалиции.

Американские сухопутные силы были среди мировых держав самыми малочисленными – мощным был флот, – и американцы объявили, что для полноценного участия в большой сухопутной войне им потребуются три года. Этого Сталин не мог понять, а гитлеровская пропаганда подняла за это американцев на смех. Напрасно – через три года, в 1944-м, американцы раздавили своей военной мощью и Японию, и, во многом, Германию.

Спешка Сталина с определением послевоенного устройства Европы объяснялась надеждой на быстрое окончание войны, появившейся в результате успешного контрнаступления Красной армии под Москвой в декабре 1941 г. и успешными действиями британских войск в Северной Африке, где генерал Окинлек вытеснил Роммеля в Ливию и деблокировал крепость Тобрук с британским гарнизоном. Масштаб тихоокеанской катастрофы союзников в декабре-январе был еще не ясен, силы Америки представлялись безграничными, и освобождение Франции в 1942 г. многим казалось реальностью.

Для осуществления своих далеко идущих претензий Сталину надо было спешить. В приказе Верховного Главнокомандующего от 10 января 1942 г. говорилось о необходимости обеспечить «полный разгром нацистских сил в 1942 году». Но к марту предпринятое РККА наступление выдохлось и общая ситуация на фронтах снова стала меняться в пользу стран «оси». На Восточном фронте силы Вермахта готовили стратегическое наступление на Кавказ и Сталинград; на Тихом океане и в Восточной Азии Япония лишила Великобританию ее имперских владений, захватив Гонконг, Бирму, Малайю, американские Филиппины, важнейшую базу – остров Гуам и другие территории, а также Нидерландскую Ост-Индию (Индонезию). 15 февраля пал под ударами японцев «Гибралтар Востока» – мощнейшая британская крепость и военно-морская база Сингапур, 27 февраля в морском сражении в Яванском море японцы разгромили объединенный флот Великобритании и Нидерландов и начали высадку на Яве. В конце марта самолеты японской эскадры адмирала Нагумо, действовавшей в Индийском океане, дотла разбомбили стратегические британские базы на Цейлоне – Коломбо и Тринкомали, разрушили нефтяные терминалы Бомбея. Флот союзников на Тихом океане в декабре 1941 – мае 1942 г. понес громадные потери. Шли бои за перевалы Пактайского хребта между Бирмой и Индией. Японские войска со дня на день могли прорваться в долину Брахмапутры, где их поджидала «пятая колонна» – прояпонское и противобританское освободительное движение индусов. 9 апреля капитулировали американские войска на полуострове Батан на Филиппинах, а на Новой Гвинее, через хребет Оун-Стэнли японские войска спускались к административному центру британской части острова Порт-Морсби. От него открывалась удобная дорога через узкий Торресов пролив в Австралию.

В Северной Африке немецко-итальянские войска под командованием Эрвина Иоганна Роммеля с апреля 1942 г. вновь теснили англичан в Египте. Британцам пришлось отступить почти до дельты Нила. Они закрепились под Эль-Аламейном, но особых надежд на успех не было. Британский флот покинул Александрию и, пока не поздно, ушел через Суэцкий канал в Красное море, главный штаб Британской армии Западной пустыни, расположенный в Каире, жег секретные документы.

К середине 1942 г. еще не начались массированные бомбежки англо-американской авиацией Германии, и германская военная промышленность работала с максимальной интенсивностью, привлекая ресурсы Украины, Донбасса, Майкопскую нефть и колоссальные людские ресурсы – военнопленных и перемещенных лиц со всей Европы. Япония опиралась на все бездонные ресурсы Восточной Азии. Никогда, ни до, ни после 1942 г. военная мощь Германии и Японии не была столь сокрушительной. Поражение союзников летом 1942 г. выглядело достаточно возможным, несмотря на потенциальную мощь СССР, США и Британской Империи.

На переговорах стран «оси» в январе 1942 г. обсуждалась граница «зон преимущественного господства» Японии, Германии и Италии. Россию Япония и Германия согласились разделить по Енисею, а в отношении Индии соглашение так и не было достигнуто. Японцы требовали Индию себе и предлагали провести границу с Германией по Инду. Гитлер желал управлять «арийской» Индией из «арийского» Берлина, а «великой желтой расе» предлагал удовлетвориться границей по реке Брахмапутре. Но это был дележ шкуры еще далеко не убитого медведя.

Третий раз повторялся, и всякий раз поразительно удачно для стран «оси» блицкриг – во Франции в 1940, в России – летом и осенью 1941, на Тихом океане – в первой половине 1942 г. Поразительно удачно, но всякий раз не до конца. Союзница Франции Англия не была разгромлена в 1940 г., Красная армия не капитулировала в 1941-м, англичане и американцы отступили, но не сдались в 1942-м, а, сжав зубы, утроили усилия в борьбе с общим врагом.

Новое ухудшение стратегической ситуации на советско-германском фронте заставляло советское руководство искать более активной военной помощи союзников, прежде всего – в виде открытия второго фронта в Европе, способного оттянуть на себя значительные силы Вермахта. С этой целью в мае 1942 г. состоялась поездка Молотова в Лондон и Вашингтон. Он имел инструкции Сталина добиваться заключения союзного договора с Великобританией и обязательства англо-американцев о скорейшем открытии второго фронта. Переговоры по первому вопросу вновь натолкнулись на упорное нежелание англичан признать послевоенную сферу советского влияния. Молотов рекомендовал Сталину отклонить предложенный англичанами проект договора, назвав его «пустой декларацией, в которой СССР не нуждается».

Сталин смотрел на это уже иначе, сочтя, по всей видимости, что в расширении своей империи сможет добиться большего силой оружия, чем формальными соглашениями: «Там нет вопроса о безопасности границ, – телеграфировал он Молотову, – но это, пожалуй, неплохо, так как у нас остаются руки свободными. Вопрос о границах… будем решать силой». Советско-британский «Договор о союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны» был подписан 26 мая 1942 г. сроком на 20 лет. Его немедленным следствием было то, что трем послам балтийских государств в Лондоне было заявлено в британском МИД, что отныне они исключаются из листа аккредитации. Однако от конкретных обязательств по второму фронту англичане уклонились. Терпя одно поражение за другим, отступая и в Северной Африке и в Океании, и в Бирме, отражая с немалым уроном разрушительные налеты германской авиации на Британские острова, они не могли обещать открыть еще один фронт немедленно.

Британские, американские, голландские солдаты сражались и погибали на многих фронтах, имевших для их стран и для всей мировой битвы не меньшее значение, чем советско-германский фронт. Но люди в России это плохо понимали. Эль-Аламейн, Яванское море, Порт-Морсби, Гуам, Андаманские острова были знакомы только географам и филателистам. Так далеко от России судьбы войны решаться, по убеждению большинства советских граждан, просто не могли. Поэтому обвинения советской пропагандой союзников в «затягивании» открытия второго фронта советские люди встречали с пониманием.

В Вашингтоне Молотову удалось вписать в коммюнике фразу о достижении «полной договоренности в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году», на которую затем с большими оговорками согласились и англичане. Но и Рузвельт, и, особенно, Черчилль рассматривали это обязательство как относительное.

Во время пребывания Молотова в Вашингтоне было также согласовано содержание советско-американского «Соглашения о принципах, применимых к взаимной помощи и ведению войны против агрессии». Подписанное 11 июня 1942 г., оно устанавливало общие правовые принципы оказания военной помощи США Советскому Союзу. Тем самым было завершено международно-правовое оформление союза «большой тройки», хотя союз между столь противоположными социально-политическими системами оставался весьма хрупким. Антибольшевизм сохранял прочные позиции в общественном мнении и государственном аппарате англосаксонских демократий, особенно среди военных и дипломатов. В СССР вынужденное сближение с «классовым противником» создавало немало проблем для советской номенклатуры, озабоченной опасностью «идеологического заражения» и ослабления своего контроля над народом России. Однако пока эти противоречия отступили на второй план в условиях тяжкой совместной борьбы против общего врага.

4.2.9. Помощь и условия новых союзников. Ленд-лиз

В начале октября на трехстороннем совещании в Москве был заключено соглашение о поставках в СССР англо-американской военной техники, материалов и оборудования (так называемый Первый протокол). Поначалу они осуществлялись на платной основе, а с 7 ноября 1941 г. на Советский Союз было распространено действие американского закона о ленд-лизе, позволявшего делать это взаймы, причем последующей оплате (или возврату) подлежала только та часть оборудования, которая уцелеет в ходе войны. Поставки рассчитывались на основе непроверяемых советских запросов и осуществлялись без каких-либо политических условий. Общая стоимость американских поставок по ленд-лизу в СССР за годы войны составила 11 141,4 млн долл. в ценах тех лет. Особенно важными были поставки самолетов (18,7 тыс.) и автомобилей (около 400 тыс.).

Первые поставки из Англии пришли уже в августе 1941 г., первый конвой из США прибыл 4 октября 1941 г. Снабжение шло тремя путями: 1) Через Дальний Восток, главным образом на американских пароходах; по воздуху из Аляски в Сибирь перегнали более 8 тыс. самолетов. 2) На грузовиках через Иран, север которого был занят советскими, а юг британскими войсками. 3) Северными морскими конвоями через Мурманск и Архангельск. Этот путь был самым коротким, но и самым опасным. В 41 конвое плыло 811 транспортов, из которых 115 немецкие подлодки и самолеты потопили.

В числе крупного оружия по ленд-лизу поступили:

Танки (тыс. штук) 12,7

Боевые и транспортные самолеты (тыс. шт.) 22,1

Противотанковые и зенитные орудия (тыс. шт.) 13,0

А также пулеметы и боеприпасы. Танки армия предпочитала отечественные, зато транспортные самолеты «Дуглас» были популярны, как и истребители «Аэрокобра», на которых летал, в частности, известный ас Александр Покрышкин, сбивший 59 самолетов. Грузовики «Студебеккер» использовались не только для транспорта: на них крепились «Катюши». Прибыли, в основном в 1943–1944 гг.:

Грузовики (тыс. штук) 376

Джипы (тыс. штук)  51

Мотоциклы (тыс. штук)  35

Поставки грузовиков в полтора раза превысили советское производство, своих джипов в СССР до 1944 г. было немного. Поставлены были и 11 тыс. железнодорожных вагонов, 2 тыс. локомотивов, 620 тыс. тонн рельс и путеукладчики к ним, а, кроме того, более 500 морских судов. Острой проблемой Красной армии была нехватка средств связи – некоторые виды радиооборудования в СССР вовсе не изготовлялись. Поставки союзников позволили оборудовать радиостанциями 150 дивизий и 9 тыс. самолетов, полевыми телефонами – 330 дивизий. Советские солдаты носили 15 млн пар американской обуви. Несколько примеров того, какой удельный вес имели поставки различных стратегических материалов и предметов даны ниже: по отдельным статьям ввоз удовлетворял от одной трети до двух третей потребностей.

Из продуктов питания поставлялись сухие порошки (яичный, молочный, гороховый) и консервы. Американской тушенкой население питалось до 1947 г. Поставка новых лекарств – сульфаниламидов и пенициллина спасла множество жизней.

Многие советские рабочие чувствовали громадную моральную поддержку, идущую от английских и американских рабочих. Отец одного из авторов книги вспоминал, что, работая на оборонном заводе в Ташкенте, он видел, как вскрывали оборудование, посылавшееся по ленд-лизу, и находили там инструменты, вещи с записками от людей, с пожеланиями победы и т. п. Многие люди запомнили это на всю жизнь, хранили признательность и благодарность к союзникам, несмотря на сдержанность, а потом и враждебность советской пропаганды.

Свидетельство очевидца

«Со второй половины 42-го года питание улучшилось: американцы стали присылать продовольствие, и в столовой «Теплосети» на Ильинке появилась тушенка. Вот что нас спасло тогда – американская тушенка! После баланды и пшенной каши – тушенка, райское блаженство! Её называли «второй фронт»: ведь ни в 42-м, ни в 43-м союзники так и не открыли второй фронт, которого мы все так ждали, – так по крайней мере у нас появился американский провиант. Я чувствовал, что сил у меня прибавляется с каждым днём: хотя я был худой как скелет, на щеках стал появляться румянец…» – вспоминал Георгий Ильич Мирский, в то время 16-летний рабочий московской Теплосети. – Г.И. Мирский. Жизнь в трех эпохах. С. 56–57.

Часть этих поставок – особенно наземного транспорта, самолетов, бензина, порохов и металлов, имела стратегический характер, то есть определяла для СССР возможность вести войну; часть была просто важной для армии и населения. Сталин в июне 1945 г. отметил, что соглашение по ленд-лизу «в значительной степени содействовало успешному завершению войны». В СССР было доставлено 17 млн тонн товаров и оборудования. Кроме того, помощь шла через Красный Крест, через Американско-русский благотворительный комитет и другие организации.

Советское руководство, естественно, приветствовало эту поддержку, тем более что согласно большевицкой логике и морали, демократический Запад вполне мог бы занять позицию выжидания, рассчитанную на взаимное истребление двух враждебных тоталитарных режимов – позицию, которую в 1939–1941 гг. занимал, и желал далее занимать сам Сталин в конфликте между Гитлером и западными демократиями.

8 марта 1943 г. американский посол в Москве адмирал Стэнли выразил разочарование, что американская помощь СССР по ленд-лизу и через Американско-русский комитет не может быть по достоинству оценена русским народом, поскольку правительство СССР очень слабо освещает ее истинные масштабы. После этого советское правительство стало давать намного более полную информацию о помощи союзников в прессе и по радио. Но вскоре после победы об этой помощи на официальном уровне в СССР перестали говорить вовсе, в лучшем случае отговариваясь: «мы за все втрое заплатили своей кровью». Но те, кто отговаривались так, расплатились с союзниками не своей кровью, а кровью народов России.

Свидетельство очевидца

Маршал Жуков в послевоенных беседах с писателем Симоновым объяснял: «Говоря о нашей подготовленности к войне с точки зрения хозяйства, экономики, нельзя замалчивать и такой фактор, как последующая помощь со стороны союзников. Прежде всего, конечно, со стороны американцев, потому что англичане в этом смысле помогали нам минимально. При анализе всех сторон войны это нельзя сбрасывать со счетов. Мы были бы в тяжелом положении без американских порохов, мы не могли бы выпускать такое количество боеприпасов, которое нам было необходимо. Без американских «студебеккеров» нам не на чем было бы таскать нашу артиллерию. Да они в значительной мере вообще обеспечивали наш фронтовой транспорт. Выпуск специальных сталей, необходимых для самых разных нужд войны, был тоже связан с рядом американских поставок». При этом Жуков подчеркивал, что «мы вступили в войну, еще продолжая быть отсталой в промышленном отношении страной по сравнению с Германией». – К.М. Симонов. Глазами человека моего поколения: Размышления об И.В. Сталине. М., 1989. С.354

Достоверность передачи К. Симоновым этих бесед с Жуковым, состоявшихся в 1965–1966 гг., подтверждается высказываниями Жукова, зафиксированными в результате прослушивания органами безопасности в 1963 г.: «Вот сейчас говорят, что союзники никогда нам не помогали… Но ведь нельзя отрицать, что американцы нам гнали столько материалов, без которых мы бы не могли формировать свои резервы и не могли бы продолжать войну… У нас не было взрывчатки, пороха. Не было, чем снаряжать винтовочные патроны. Американцы по-настоящему выручили нас с порохом, взрывчаткой. А сколько они нам гнали листовой стали! Разве мы могли бы быстро наладить производство танков, если бы не американская помощь сталью? А сейчас представляют дело так, что у нас все это было свое в изобилии». – Военные архивы России. М., 1993. Выпуск 1. С. 234.

Литература:

А.В. Голубев, О.С. Поршнева. Образ союзника в сознании российского общества в контексте мировых войн. М.: Новый хронограф, 2011.

Б.В. Соколов. Роль ленд-лиза в советских военных усилиях, 1941–1945 // Тайны Второй мировой. М., 2001.

М.Н. Супрун. Ленд-лиз и северные конвои 1941–1945. М., 1997.

4.2.10. Прибалтика в годы войны

Когда 22 июня 1941 г. началась война между Германией и СССР, Финляндия, в надежде вернуть потерянные в результате советской агрессии территории, примкнула к Германии. Эстония, Латвия, Литва, лишившись государственности, выбора, подобного финскому, не имела. Красная армия была вынуждена уйти из Литвы и Латвии за неделю. Приблизительно полтора месяца длилась стабилизация фронта в Центральной Эстонии. Передышку НКВД использовал для претворения в жизнь доктрины «выжженной земли». На восток вывозилось все, что имело какую-то ценность: станки, сырье, транспортные средства, домашний скот. Выгнаны с насиженных мест были около 25 тыс. человек, еще 33 тыс. были мобилизованы в «строительные батальоны», из которых не менее трети погибли. «Истребительные батальоны» РККА жгли жилища и убили около 2 тыс. мирных жителей в Прибалтике.

23 июня началось восстание в Каунасе. Было создано временное правительство, о чем сообщило каунасское радио. Вдохновленное население стало восстанавливать органы власти в других городах Литвы – Вильнюсе и более мелких, провинциальных. В Латвии и Эстонии сопротивление носило менее организованный характер, однако противодействие Красной армии, акты саботажа и локальные нападения были повсеместными. Местами группы сопротивления захватывали власть в уездах и городах в свои руки.

Но были латыши и эстонцы, которые самоотверженно сражались против немцев на стороне РККА. Так, первым эстонцем, получившим звание Героя Советского Союза, стал политрук Арнольд Мери, возглавивший оборону штаба своего корпуса при отражении немецкого десанта на остров Саарему в июле 1941 г. Немецкие парашютисты после 5-часового боя так и не смогли сломить упорство солдат под его командованием.

Кое-где группы вооруженных литовцев и латышей (бывшие военные, полицейские, избежавшие депортации) кинулись убивать евреев, которых соединяли с большевицкой властью. Избиение евреев началось еще до прихода немецких айнзацкоманд.

Немецкий оккупационный режим не предусматривал восстановления государственной независимости или хотя бы автономии для Прибалтики. Литовское временное правительство было распущено, все вооруженные отряды ликвидированы и разоружены, политическая деятельность – запрещена. Все же большая политическая и военная организованность литовцев помогла им избежать призыва в войска «Ваффен СС» в конце войны, в отличие от Латвии и Эстонии. Был создан «Рейхскомиссариат Остланд», под власть которого подпадала Прибалтика и Белоруссия. На территории бывших государств были созданы органы гражданского управления, напоминавшие марионеточные правительства. В экономике ставилась задача обеспечения немецких войск. Национализированные большевиками предприятия возвращены владельцам не были. Их провозгласили военной добычей Германии, и они были включены в германские государственные монополии. Советская земельная реформа была аннулирована, однако землю их владельцам не вернули. Старые хозяева имели право только ее арендовать. В области культурной политики был введен в качестве государственного языка немецкий, однако пользоваться местным языком не запрещалось.

Мнение ученого:

«Народы Балтии, особенно эстонцы и латыши, переживали вторую германскую оккупацию в 1941–1944 годах еще с большей горечью, чем первую 1915–1918 гг. Они так надеялись на этот раз, что им позволено будет восстановить свою независимость, и они, безусловно, удовлетворились бы какой-то формой ограниченного суверенитета под германским протекторатом, как единственно разумной в тех обстоятельствах возможностью, но Гитлер полностью разрушил все их надежды, отказав им даже в тени (vestige) свободы». – Von Rauch. P. 229.

Советские репрессии сменились немецкими. В оккупированных территориях была развернута деятельность полиции безопасности (зихерхайтсдинст) – СД. Первыми жертвами СД стали активисты-коммунисты. За ними следовали те, кто оказывал сопротивление оккупационным властям. Нередки были случаи, когда, желая наказать красных партизан, сжигали целые деревни, вблизи которых они действовали. В годы оккупации погибло 73 тыс. местного населения, из них больше всего литовцев – 50 тыс.

Особенно жестокие репрессии были направлены против евреев. Многие в Прибалтике полагали, что за ужасы недавней советской оккупации 1940–1941 гг. ответственность несут евреи, которых немало было в руководящем составе большевицкой власти. Евреи в глазах населения ассоциировались с советской властью и НКВД. Люди помнили, что немало евреев начало сотрудничать с советской властью в 1939 г. Так удалось сколотить немногочисленные отряды, участвовавшие вместе с нацистами в расправах над евреями. Евреев укрывали главным образом русские староверы и богобоязненные католические и лютеранские священники. Например, отец одного из авторов книги всю войну кормил еврея, прятавшегося в потаенной комнате кирхи.

В Прибалтике долго не возникало сопротивление немецкой оккупационной власти, так как это считалось бессмысленным. С поражением Германии возрастал шанс победы еще более жестокого коммунистического режима. Прибалтийские народы оказались под колесами двух соперничающих гигантов и ни один не вызывал у большинства ни симпатий, ни сочувствия.

Когда Гитлеру стало ясно, что Вермахт оставит вскоре территорию Эстонии, Латвии и Литвы, он решил преподнести Сталину «подарок». 23 июня 1944 г. главному неофициальному представителю эстонцев при военном германском командовании проф. Я. Улотсу было разрешено создать Национальный эстонский комитет. 20 сентября, с уходом из Таллинна германских войск Улотс был назначен Комитетом временным президентом Эстонский республики. Премьер-министром Улотс назначил в тот же день Отто Тиефа – министра юстиции в последнем докоммунистическом правительстве республики. Но 22 сентября в Таллинн вошли передовые части Красной армии. Улотс и Национальный комитет успели бежать в Швецию, а Тиеф принципиально отказался покинуть родину и исчез в недрах НКВД в ноябре 1944 г. Из лагерей он вышел в 1956 г. без права проживания в Эстонии.

В Латвии с 1943 г. действовал Латвийский центральный совет, который призвал в феврале 1944 г. к восстановлению Латвийской республики и просил союзные армии высадиться в Курляндии до прихода советских войск. Понятно, что это был «глас вопиющего в пустыне». В конце 1944 г. совет покинул пределы Латвии, но в Курляндии остался отряд латышского генерала Курелиса, действовавший против немцев, на стороне союзников, но не СССР.

В Литве Верховный комитет сопротивления был также создан в 1943 г. 16 февраля 1944 г. этот комитет провозгласил себя временным правительством Литовской республики. Часть его членов успели арестовать немцы, другие ушли в подполье. Военные отряды, созданные этим комитетом, получили название «лесных братьев». Одновременно немецкое командование разрешило формирование независимой территориальной обороны в Литве – фактически – национальной армии. Ее командующим стал очень популярный литовский генерал Повилис Плешкавичюс. Он призвал литовских юношей записываться в ополчение. Записалось добровольно около 30 тыс. и еще столько же было отвергнуто по состоянию здоровья и малолетству. Но германские военные власти и дня не позволили существовать ополчению независимо. Они тут же потребовали от ополченцев включиться в формируемую в Литве дивизию СС. Генерал Плешкавичюс и его офицеры отказались подчиниться, были арестованы и заключены в концлагерь. За неповиновение было расстреляно около ста ополченцев-солдат. 3500 ополченцев немцы отправили в качестве аэродромных команд в Западную Европу, а остальные разбежались с оружием и создали вместе с «лесными братьями» ядро партизанского движения – Литовскую освободительную армию (LLA), воевавшую сначала против немцев, а впоследствии восемь лет против СССР.

Литература:

М. Талгаре. Лео – судьба эстонца. Таллин, 1994.

George von Rauch. The Baltic States. The Years of Independence. Estonia, Latvia, Lithuania. 1917–1940. L.: Hurst, 1974.

4.2.11. Военные действия в 1942 г. Неудачи СССР

Успехи зимы 1941/42 г. вскружили головы Сталину и членам Ставки. Позднее Жуков признавал: «Шапка была набекрень у всех тогда». Сбитая набекрень «сталинско-жуковская шапка» дорого обошлась русскому народу. Цели кампании Сталин формулировал так: «Не дать немцам передышки, гнать их на запад без остановки». К 1 марта общие потери Вермахта на Восточном фронте оценивались Ставкой в 6,5 млн человек. Москва была уверена, что Красная армия превосходит врага в силах, средствах, качестве боевой подготовки и «организаторских способностях начальствующего состава». Поэтому планировалось осуществить ряд стратегических операций на разных направлениях: деблокировать Ленинград, срезать Ржевский выступ, освободить Донбасс и Крым, а к концу года – изгнать врага за пределы СССР.

На самом деле немецкие потери с 22 июня 1941 г. по 1 марта 1942 г. составили 1 005 600 человек, а в оперативном отношении Вермахт по-прежнему превосходил Красную армию. Сталинское стремление «наступать везде» привело к распылению сил и резервов, а массированные лобовые атаки «любой ценой» при необеспеченных флангах обернулись огромными потерями. Только в I квартале 1942 г. они составили около 1,8 млн человек (Вермахта – около 450 тыс.). К лету Сталин и Ставка обескровили войска Красной армии, бездарно израсходовав накопленные резервы, и позволили немцам перехватить стратегическую инициативу на южном крыле Восточного фронта, где в июле – сентябре 1942 г. Вермахт отбросил советские армии к Волге и Кавказу.

Зимой 1942 г. бои кипели по всему фронту, на котором повторялась одна и та же ситуация. Советские армии прорывали немецкие позиции на узком участке и развивали наступление. Их операции плохо поддерживались, а вышестоящее командование не обеспечивало фланги, требуя двигаться вперед. С потерями не считались. Используя тактику маневренной обороны, удержания высот и ключевых опорных пунктов, формируя при острой нехватке резервов многочисленные «боевые группы», командиры Вермахта останавливали наступление, преодолевали кризис, а затем, накопив силы на флангах прорыва, отрезали прорвавшихся. Советское командование требовало от окруженных продолжать операцию – и это заканчивалось катастрофой.

На Волхове во время Любанской операции погибла 2-я ударная армия генерал-лейтенанта Н.К. Клыкова. После зимнего прорыва обороны 18-й армии генерала Г. Линдемана ее отсекли от Волховского фронта в районе Мясного Бора. Сменивший в апреле Клыкова генерал-лейтенант А.А. Власов требовал отвести изможденную армию назад, но Ставка и командующий Ленинградским фронтом генерал-лейтенант М.С. Хозин медлили. В июне Линдеман разгромил армию Власова. К своим вышли около 10 тыс. человек, общие советские потери в боях на Волхове превысили 100 тыс.

Свидетельство очевидца

Вот как передает свои чувства бывший командир 3-го батальона 1002-го стрелкового полка капитан М.Т. Нарейкин, описывающий тяжелейшие бои своего батальона, когда измученные, голодные, израненные люди пытались вырваться из окружения, куда их загнало сталинское командование.

«Далеко не всем удалось выйти живыми из этого адского котла. Многие встретили свою смерть уже на пороге Большой земли. Многих поглотили Волховские болота, многие, обессилев, попали в плен. Этой участи не избежал и я. Части, вышедшие из окружения, влились во 2-ю Ударную армию, которая освобождала Ленинград. Наши потери дорого обошлись фашистам. В сражениях они потеряли свои отборные дивизии, многие из них перестали существовать и была сорвана попытка штурма Ленинграда. Некоторые связывают 2-ю Ударную с именем Власова, но они не знают настоящей правды. Дело в том, что Власов не уводил с собой и взвода. Он был пленен с шестью подчиненными и уже позже, в сорок третьем, возглавил так называемую РОА, не имеющую ничего общего с нашей 2-й Ударной. Ради правды, ради тех, кого мы потеряли, я пишу все это. В числе потерянных были и мои близкие друзья, с которыми я шел от Новгорода к Ленинграду… Когда я вижу торжественно-скорбную церемонию возложения венков к могиле Неизвестного солдата, то на меня наваливается тяжесть воспоминаний о пережитом и пройденном. Я погружаюсь в свои воспоминания, и мне видится атакующий батальон до и после боя, павшие герои. Многие из них покоятся в братских могилах. Если исключить из состава моего батальона немногих счастливчиков, вроде меня, то можно назвать Неизвестными батальоны и даже полки. Мне вспоминаются все: и известные, и неизвестные, и живые, и мертвые, кто получал награды и те, у кого война отняла все, лишив их и жизни, и имени, и наград…» – М.Т. Нарейкин. 305-я стояла до конца // Трагедия мясного бора. – СПб.: Изд-во Политехника, 2001. С. 186–196.

В плен попали 33 тыс. человек, генерала Власова при выходе из окружения местные жители выдали противнику. В то же время советские войска не смогли уничтожить окруженную под Демянском в феврале – мае 100-тысячную группировку генерала пехоты В. фон Брокдорф-Алефельда из 16-й армии. Немцы организовали «воздушный мост», в мае пробили к окруженным «коридор» и спасли свои войска.

На Западном направлении в январе – апреле огромных потерь – 776 919 человек (в т. ч. 272 350 – безвозвратные) – стоила безуспешная первая Ржевско-Вяземская наступательная операция. В феврале погибли 29-я и 39-я армии генералов В.И. Шевцова и И.И. Масленникова. В июле в районе Белого 9-я армия Вермахта генерал-полковника В. Моделя вторично уничтожила 39-ю армию Калининского фронта, но ее командующий – кадровый чекист – спасся. Командовавший Западным фронтом генерал Жуков погубил под Вязьмой 33-ю армию генерал-лейтенанта М.Г. Ефремова, в апреле застрелившегося в окружении. Затем до осени Жуков провел еще три кровавых наступления, но не смог взять Ржев. В августе в разгар Ржевско-Сычевской операции Жуков терял в среднем в сутки по 8 тысяч бойцов и командиров.

На южном крыле в конце 1941 г. Приморская армия отбила два штурма Севастополя. Потеряв при десанте на Керчь примерно половину вверенных войск, генерал-лейтенант Д.Т. Козлов (с 28 января – командующий Крымским фронтом) занял Керченский полуостров, но прорваться к Севастополю не смог. В штабе фронта наводил на всех ужас представитель Сталина – армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис, один из организаторов «ежовщины». В феврале – апреле фронт потерял более 180 тыс. бойцов и командиров, но лишь топтался на месте, несмотря на двойной перевес в силах. 8–18 мая, имея 8,5 дивизии, Манштейн искусно разгромил три советские армии и вернул Керчь. Козлов потерял более 176 тыс. человек (в т. ч. 170 тыс. – пленными), 1397 орудий, 284 танка.

Под Харьковом главком войсками Юго-Западного направления маршал Тимошенко и командующий Южным фронтом генерал-полковник Р.Я. Малиновский 12 мая силами 28 дивизий начали наступление с целью окружения 6-й армии генерал-лейтенанта Ф. Паулюса. В разгар наступления танкисты Клейста с юга нанесли удар в тыл наступающим, но Сталин запретил отход. К 25 мая значительная часть советских сил оказалась отрезанной в районе Лозовая – Балаклея, в последующие дни вырвались из «котла» не более 10 % личного состава. Погибли генералы А.Ф. Анисов, Л.В. Бобкин, А.И. Власов (однофамилец генерала А.А. Власова), А.М. Городнянский, Ф.Я. Костенко, К.П. Подлас и др. Потеряв около 20 тыс. человек убитыми и ранеными, Вермахт разбил 28 дивизий и 14 танковых бригад. Общие советские потери составили 280 тыс. человек (в т. ч. около 240 тыс. пленных). Начальник немецкого штаба сухопутных войск генерал Ф. Гальдер писал в своем дневнике: «Происходит укомплектование разбитых советских дивизий необученными контингентами. Дивизии вступают в бой с марша, малыми раздробленными силами и несут огромные потери». О том же вспоминал и Жуков: «Мы вводили в бой много дивизий, которые совершенно не были подготовлены, были плохо вооружены, приходили сегодня на фронт – завтра мы их толкали в бой; конечно, и отдача была соответствующая». Гальдера удивляли потери русских, советского военачальника волновала только «отдача».

Историческая справка

Несмотря на бездарное руководство, офицеры, солдаты и матросы дрались с выдающимся мужеством. Особенно отличились при обороне Севастополя части морской пехоты, прозванной немцами «черная смерть». Именно в этих боях был тяжело контужен и попал в плен старшина Иван Дубинда. В 1944 г. этому герою моряку удалось бежать из немецкого плена и присоединиться к частям Красной армии. За доблесть и мужество, проявленные в боях с врагом, он стал полным кавалером ордена Славы и Героем Советского Союза. Такое сочетание наград за всю войну имело всего 4 человека. Здесь же в Севастополе в рядах 7-й бригады морской пехоты доблестно сражался в штыковых атаках на Сапун-горе старшина 2-й статьи Владимир Маков, которому суждено будет в будущем водрузить победное знамя над Рейхстагом. В последний, 245-й день обороны города старшина Маков был тяжело ранен, позже, в госпитале, из его тела извлекли 18 осколков. Наградой за мужество ему стал орден Боевого Красного Знамени.

К 2–3 июля после почти месячного штурма и героической обороны наших войск Манштейн овладел сильно укрепленным Севастополем и всем Крымом. В ночь на 1 июля почти все командование Севастопольского оборонительного района (1228 человек, включая чекистов и партработников) во главе с вице-адмиралом Филиппом Октябрьским и генералом Иваном Петровым бросили мужественно дравшиеся войска и раненых, тайно эвакуировавшись на подводных лодках на Кавказ. Объясняя свое бегство, Октябрьский доложил: «Город как таковой уничтожен и представляет груду развалин».

Историческая справка

В ночь на 1 июля 1942 г. из Севастополя бежала группа представителей командования Севастопольского оборонительного района (СОР) во главе с командующим Черноморским флотом и СОР вице-адмиралом Ф. С. Октябрьским. На Херсонесском аэродроме изможденные защитники города, ожидавшие эвакуации по ранению, подняли шум, раздались возмущенные крики и несколько автоматных очередей. От командования отделился военный комиссар 3-й особой авиагруппы главной базы полковой комиссар Борис Евгеньевич Михайлов – он заявил, что остается с защитниками города, и успокоил тех, кто оказался на аэродроме. В 1 час 40 минут ночи Октябрьский улетел. В то же время с 35-й батареи бежало командование Приморской армии во главе с генерал-майором И.Е. Петровым, которое эвакуировались морем на подводной лодке.

Полковой комиссар Б. Е. Михайлов остался с войсками в районе 35-й батареи и в последующие дни лично водил в атаку бойцов и командиров, пытаясь защищать район аэродрома. Он был убит разрывом немецкого снаряда утром 3 июля 1942 г. Добровольно остался в городе и начальник Севастопольского горотдела милиции Н.Н. Исаев, погибший в бою 2 июля.

Потери в Севастополе составили более 135 тыс. человек (в т. ч. 100 тыс. пленных), Манштейн потерял 24 111 солдат и офицеров.

Свидетельство очевидца

Николай Николаевич Никулин (1923–2009), известный петербургский искусствовед, ведущий научный сотрудник Эрмитажа, прошедший всю войну простым солдатом (от рядового до сержанта), вспоминал:

«Кадровая армия погибла на границе. У новых формирований оружия было в обрез. Боеприпасов и того меньше. Опытных командиров – наперечет. Шли в бой необученные новобранцы… – «Атаковать!» – звонит Хозяин из Кремля. – «Атаковать!» – телефонирует генерал из теплого кабинета. – «Атаковать!» – приказывает полковник из прочной землянки. И встает сотня Иванов, и бредет по глубокому снегу под перекрестные трассы немецких пулеметов. А немцы в теплых дзотах, сытые и пьяные, наглые, все предусмотрели, вcе рассчитали, все пристреляли и бьют, бьют, как в тире. Однако и у вражеских солдат было не все так легко. Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом, а они все идут и идут, и нет им конца.

Полковник знает, что атака бесполезна, что будут лишь новые трупы. Уже в некоторых дивизиях остались лишь штабы и три-четыре десятка людей. Были случаи, когда дивизия, начиная сражение, имела 6–7 тысяч штыков, а в конце операции ее потери составляли 20–25 тысяч за счет постоянных пополнений! И все время людей не хватало! Оперативная карта Погостья усыпана номерами частей, а солдат в них нет. Но полковник выполняет приказ и гонит людей в атаку. Если у него болит душа и есть совесть, сам участвует в бою и гибнет. Происходит своеобразный естественный отбор. Слабонервные и чувствительные не выживают. Остаются жестокие, сильные личности, способные воевать в сложившихся условиях. И только один способ войны известен им – давить массой тел. Кто-нибудь да убьет немца. И медленно, но верно, кадровые немецкие дивизии тают. Но хорошо, если полковник попытается продумать и подготовить атаку, проверить, все ли возможное сделано. Часто он просто бездарен, ленив, часто пьян. Часто ему не хочется покидать теплое укрытие и лезть под пули… Часто артиллерийский офицер недостаточно выявил цели, и, чтобы не рисковать, стреляет издали по площадям, хорошо, если не по своим, хотя и такое случалось нередко… Иногда снабженец запил и веселится с бабами в ближайшей деревне, а снаряды и еда не подвезены… Иногда майор сбился с пути и по компасу вывел свой батальон совсем не туда, куда надо… Путаница, неразбериха, недоделки, очковтирательство, невыполнение долга, так свойственные нам в мирной жизни, здесь, на войне проявляются ярче, чем когда-либо. И за все одна плата – кровь. Иваны идут в атаку и гибнут. А сидящий в укрытии все гонит и гонит их. Удивительно различна психология человека, идущего на штурм и наблюдающего за атакой, когда самому не надо умирать, кажется все просто: вперед и вперед!

Однажды ночью я замещал телефониста у аппарата. Тогдашняя связь была примитивна и разговоры по всем линиям слышались во всех точках. И я узнал, как разговаривает наш командующий И. И. Федюнинский с командирами дивизий: – «Вашу мать! Вперед!!! Не продвинешься – расстреляю! Вашу мать! Атаковать! Вашу мать!»… Года два назад, престарелый Иван Иванович, добрый дедушка, рассказывал по телевизору октябрятам о войне совсем в других тонах… Говоря языком притчи, происходило следующее. В доме завелись клопы, и хозяин велел жителям жечь дом и гореть самим вместе с клопами. Кто-то останется, все отстроит заново… Иначе мы не умели и не могли. Я где-то читал, что английская разведка готовит своих агентов десятилетиями. Их учат в лучших колледжах, создают атлетов, интеллектуалов, способных на все знатоков своего дела. Затем такие агенты вершат глобальные дела. В азиатских странах задание дается тысяче или десяти тысячам кой-как, наскоро натасканных людей, в расчете, что если все провалятся и будут уничтожены, то хоть один выполнит свою миссию. Ни времени, ни средств на подготовку, ни опытных учителей здесь нет. Все делается второпях – раньше не успели, не подумали и даже делали немало, но не так. Все совершается самотеком, по интуиции, массой, числом. Вот этим вторым способом мы и воевали. В 1942 г. альтернативы не было. Мудрый Хозяин в Кремле все прекрасно понимал, знал, и, подавляя всех железной волей, командовал одно: – «Атаковать!» И мы атаковали, атаковали, атаковали… И горы трупов у Погостий, Невских пятачков, безымянных высот росли, росли, росли. Так готовилась будущая победа.

Если бы немцы заполнили наши штабы шпионами, а войска диверсантами, если бы было массовое предательство и враги разработали бы детальный план развала нашей армии, они не достигли бы того эффекта, который был результатом идиотизма, тупости, безответственности начальства и беспомощной покорности солдат. Я видел это в Погостье, а как оказалось, это было везде.

На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в еще более открытой, омерзительной форме. Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту. Полк штурмует ее неделю за неделей, теряя по тысяче людей в день. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи прописали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них младенцы 1926 г. рождения, то есть четырнадцатилетние, не подлежащие призыву в армию… «Вперрред!!!», и все. Наконец, какой-то солдат, или лейтенант, командир взвода, или капитан, командир роты (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: «Нельзя же гробить людей! Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-миллиметровая пушчонка! Она его не пробьет!»… Сразу же подключается политрук, СМЕРШ и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: «Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе». Тотчас же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию и готово: «Расстрелять перед строем!» или «Отправить в штрафную роту!», что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом, люди. А остальные – «Вперрред, в атаку!» «Нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевики!» А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа – бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или ХХII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных». – Н.Н. Никулин. Воспоминания о войне. – СПб.: Эрмитаж, 2008. С. 25–27.

Поражения и неоправданные потери первой половины 1942 г. позволили противнику завершить подготовку к стратегическому наступлению на южном крыле Восточного фронта, цель которого заключалась в овладении Сталинградом и Кавказом. Для широкого наступления по всему фронту у Германии уже не хватало сил и возможностей.

Литература:

А.В. Исаев. Когда внезапности уже не было. М., 2005.

В. Хаупт. Сражения группы армий «Север». М., 2006.

В. Хаупт. Сражения группы армий «Юг». М., 2006.

В.В. Бешанов. Год 1942 – «учебный». Минск, 2002.

4.2.12. Битва под Сталинградом 1942–1943 гг. и перелом в ходе войны. Военные действия в начале 1943 г.

Разведка докладывала Сталину о готовящемся немецком наступлении на юге, но он ей опять не поверил и сосредоточил резервы под Москвой. Немцы же в конце июня 1942 г., вдохновленные своими успехами в Северной Африке и успехами Японии на Тихом океане, перешли в генеральное наступление между Воронежем и Ростовом-на-Дону. За несколько недель до начала немецкого наступления в руки Сталина попал план операции «Блау», предусматривавший удар на Воронеж, Сталинград и Кавказ, но перегруппировать войска с московского направления советское командование не успело.

Группу армий «Юг» Гитлер приказал разделить на две – «А» и «В». «А» должна была наступать на Кавказ, «В» – на Воронеж и Сталинград. На северном участке фронта, под Воронежем, советские войска стояли насмерть и, сдав город, остановили немецкое наступление, и оно стало развиваться в юго-восточном направлении. 17 июля на реке Чир авангарды 6-й немецкой армии встретились с частями 62-й и 64-й советских армий. Началась Сталинградская битва – самое крупное сражение Второй мировой войны. В начале августа пал советский плацдарм на правом берегу Дона – погибло 8 дивизий. 23 августа соединения Вермахта вышли к Волге севернее Сталинграда, а через два дня 6-я армия достигла окраин Сталинграда. 23 августа Сталинград был подвергнут сокрушительной бомбардировке Люфтваффе. Горели зернохранилища и резервуары с горючим, пламя пожаров поднималось на несколько сотен метров, огненная река нефти текла вниз по Волге. Под бомбами погибли тысячи мирных жителей. Гитлер в эти дни самодовольно сказал: «Судьбе было угодно, чтобы я одержал решающую победу в городе, носящем имя самого Сталина».

Историческая справка

Упорство и бесстрашие советских солдат и офицеров стали проявляться уже на ближайших подступах к Сталинграду. 23 июня на безымянной высотке близ хутора Калмыков в районе станицы Клетской четыре советских бронебойщика: Петр Болото, Григорий Самойлов, Константин Беликов, Иван Алейников, отразили атаку 30 фашистских танков, которые двигались на их позиции. 15 танков были подбиты, 15 – повернули назад. Отразили эту атаку четыре бойца при поддержке батареи 76-мм пушек под командованием младшего лейтенанта М. Серого и курсантского полка. Петр Болото из своего противотанкового ружья подбил 8 фашистских танков. За этот подвиг он был удостоен звания Героя Советского Союза одним из первых в Сталинградской битве. 18 августа 1942 г. в бою у станицы Клетской Петр Гутченко и Александр Покальчук – оба из 93-го полка 76-й стрелковой дивизии 21-й армии закрыли своими телами амбразуру вражеского дзота. Атака началась на рассвете. От успешных действий подразделения во многом зависел весь последующий ход операции, задуманной командованием дивизии. Немцы встретили наступающих шквальным огнем. Особенно яростно бил один из вражеских пулеметов. Он прижал к земле наступающий взвод. Залегли и другие взводы, действующие на флангах и сзади. Атака захлебнулась. Тогда младший лейтенант А. Покальчук вскочил и побежал к стреляющему пулемету. Тут же рядом с ним оказался и зам политрука П. Гутченко. Они успели добежать до фашистского пулемета и своими телами остановили губительный огонь. Потрясенные бойцы следили за подвигом двоих. Когда смолк огонь пулемета, они бросились вперед. За первым взводом устремились остальные. Враг с высоты был выбит.

Бесстрашно сражались в небе Сталинграда летчики. 6 августа 1942 г. командир звена 182-го истребительно-авиационного полка старший лейтенант Михаил Баранов вступил в бой с группой «мессершмиттов». Подбив одного, он продолжал бой с двумя другими. Но в это время летчик увидел шестерку немецких бомбардировщиков. Они направлялись к переднему краю нашей обороны. Баранов мгновенно решает помешать им. Ловко уйдя от «мессершмиттов», летчик начинает преследовать «юнкерсы». С ходу атакует их. Одного поджигает, остальных заставляет повернуть обратно. Вскоре он снова увидел пятерку «мессершмиттов», преследующих отставший от своих советский штурмовик. Он тут же поспешил на выручку, ввязался в бой. Подбивает одного из «мессершмиттов», ложными атаками сковывает четырех оставшихся. Наш штурмовик благополучно уходит на свою территорию. Но у Михаила Баранова кончились боеприпасы. Он принимает решение таранить врага. Плоскостью своего самолета отрубает хвост немецкой машины. Она закрутилась и рухнула на землю. Но у машины Баранова отвалился кусок плоскости, при этом летчик получил ранение в ногу. Михаил выпрыгнул с парашютом… В этом бою им было сбито 4 вражеских самолета. 12 августа 1942 г. Михаилу Баранову было присвоено звание Героя Советского Союза.

На Кавказе тем временем группа армий «А» захватила Новороссийск, Краснодар, Ставрополь, Грозный и вышла к Главному Кавказскому хребту. Немцы заняли казачьи земли Дона и Кубани, форсировали Терек и водрузили свое знамя на горе Эльбрус. Им не удалось дойти до Каспия, захватить главные нефтеносные районы и отрезать путь американским поставкам через Иран.

В Сталинграде немцы с сентября по ноябрь 1942 г. завязли в ожесточенных уличных боях, но полностью так и не овладели городом. Советские газеты повторяли слова снайпера Василия Зайцева: «За Волгой для нас земли нет».

Историческая справка

Василий Зайцев научился стрелять уже в 12 лет, охотясь вместе с отцом и братом в уральских лесах. Спокойный, зоркий, он со свойственной ему смекалкой и хитростью повсюду преследовал и уничтожал противника. Много раз ему приходилось вступать в единоборство с немецкими снайперами, и каждый раз он выходил победителем.

Но особенно прославил Зайцева снайперский поединок с начальником берлинской школы снайперов майором Кенингом, присланным в Сталинград со специальным заданием активизировать снайперское движение в немецких войсках. Об этом поединке Василий Григорьевич написал:

«Было понятно, что перед нами действует опытный снайпер, поэтому решили его заинтриговать, но первую половину дня необходимо было переждать, потому что блеск оптики мог нас выдать. После обеда наши винтовки были уже в тени, а на позиции фашиста упали прямые лучи солнца. Из-под листа что-то заблестело – снайперский прицел. Меткий выстрел, снайпер упал. Как только стемнело, наши пошли в наступление и в разгар боя мы из-под железного листа вытащили убитого фашистского майора. Взяли его документы и доставили их командиру дивизии».

Более 300 немцев уничтожил Василий Зайцев в уличных боях. Многих бойцов обучил снайперскому искусству. Их называли «зайчатами». Ему и снайперу В. Медведеву за меткий огонь в Сталинграде было присвоено звание Героя Советского Союза.

Приказ Сталина от 5 октября 1942 г. гласил «Сталинград не должен быть сдан противнику». 62-я армия под командованием генерала Василия Ивановича Чуйкова держалась, сражаясь за каждый дом. Такие объекты как центральный вокзал и Мамаев курган переходили из рук в руки по нескольку раз, жестокие бои шли за тракторный завод.

В конце октября 1942 г. генерал фон Паулюс отмечал: «Сопротивляемость красноармейцев достигла такой силы, какой мы никогда не ожидали. Ни один наш солдат или офицер не говорит теперь пренебрежительно об Иване, хотя еще недавно они так говорили сплошь и рядом. Солдат Красной армии с каждым днем все чаще действует как мастер ближнего боя, уличных сражений и искусной маскировки».

Мнение историка:

Оборона Сталинграда – одно из самых невероятных в современной военной истории сражений по стойкости солдат перед лицом неизмеримо превосходящих сил противника, кровопролитию и понесенным жертвам. Сопротивление русских было столь упорным, а желание Гитлера захватить этот город, раскинувшийся на берегу Волги, столь сильным, что победа в битве за Сталинград стала своего рода вопросом военной чести для Германии.

Как будто завороженные грандиозностью поставленной перед ними задачи, немецкие войска на протяжении всей осени 1942 г. посылали на город дивизию за дивизией, и все они, как морские валы, обрушивались на крепость, стремясь ее сокрушить. Тем временем стянутые с севера и юга от города русские войска начали предпринимать нападения на фланги атакующих. Немецкое командование расценило эти вылазки как стремление ослабить напор на центр и стало посылать еще больше людей на захват небольшого, героического очага сопротивления, который все еще отчаянно цеплялся за обледенелый берег Волги». – Георгий Вернадский. Русская история. С. 459–460.

Историческая справка

Местом самых ожесточенных боев в Сталинграде стал Мамаев курган. На военных картах он обозначался как высота 102,0 и имел важное стратегическое значение: с его вершины хорошо просматривалась и простреливалась прилегающая территория, переправы через Волгу. Удержать эту высоту для 62-й армии было вопросом жизни и смерти. В середине сентября Мамаев курган несколько раз переходил из рук в руки. Немцы по 10–12 раз в день штурмовали его, но, теряя людей и технику, так и не смогли захватить всю территорию кургана. Особенно упорные бои шли за водонапорные баки, расположенные на самой вершине кургана. В октябре противнику удалось захватить их и превратить в мощные доты. Подходы к ним были заминированы, опутаны колючей проволокой, перед ними был вырыт ров глубиной 2,5 м. Обожженный, изрытый глубокими воронками, дзотами, покрытый осколками от бомб и снарядов, курган и зимой чернел, как обугленный. Об ожесточенности боев на Мамаевом кургане свидетельствует такой факт: весной 1943 г. на каждый квадратный метр земли здесь приходилось от 500 до 1250 осколков. С конца сентября основная тяжесть боев легла на 284-ю стрелковую дивизию под командованием полковника Н.Ф. Батюка. За оборону кургана, организованную командиром дивизии, бойцы назовут его «огнеупорным Батюком», «душой обороны Мамаева кургана». В составе его дивизии было много сибиряков, которые хорошо владели оружием и обладали острым глазом охотника. Когда на Мамаевом кургане в самый напряженный момент боя прекратилась связь, рядовой связист 308-й стрелковой дивизии Матвей Путилов пошел ликвидировать разрыв провода. При восстановлении поврежденной линии связи ему осколками мины раздробило обе руки. Теряя сознание, он крепко зажал зубами концы провода. Связь была восстановлена. За этот подвиг Матвей был посмертно награжден орденом Отечественной войны II степени. Его катушка связи передавалась лучшим связистам 308-й дивизии. Подобный подвиг был совершен и Василием Титаевым. Во время очередной атаки на Мамаевом кургане оборвалась связь. Он отправился ее наладить. В условиях тяжелейшего боя это казалось невозможным, но связь заработала. Титаев с задания не вернулся. После боя его нашли мертвым с зажатыми в зубах концами провода.

Самым юным защитником Сталинграда был Сережа Алешков – сын 142-го гвардейского стрелкового полка 47-й гвардейской стрелковой дивизии, куда он попал в 6-летнем возрасте после гибели всей семьи летом 1942 года. Сережа становится участником Сталинградской битвы. Конечно, непосредственного участия в боевых действиях Сережа принимать не мог, но из всех сил старался помочь солдатам: приносил им пищу, подносил снаряды, патроны, в перерыве между боями пел песни, читал стихи, разносил почту. Его очень полюбили в полку и называли боец Алешкин. Однажды он спас жизнь командиру полка полковнику М.Д. Воробьеву. Во время обстрела полковник был завален в землянке. Сережа не растерялся и вовремя позвал бойцов на подмогу. Подоспевшие солдаты извлекли командира из-под обломков, и он остался жив. 18 ноября 1942 г. Сережа вместе с солдатами одной роты попал под минометный обстрел. Осколком мины получил ранение в ногу и был доставлен в госпиталь. После лечения вернулся в полк. Солдаты устроили по этому поводу чествование. Перед строем был зачитан приказ о награждении Сережи медалью «За боевые заслуги» № 013 (Приказ от 24.04.1943 г.). Через два года его отправили учиться в Тульское Суворовское военное училище. На каникулы, как к родному отцу, он приезжал к Михаилу Даниловичу Воробьеву – бывшему командиру полка.

В середине сентября создалась угроза прорыва противника к Волге в районе площади 9 января и мельницы (сейчас ее руины являются историческим памятником). Командир роты 42-го гвардейского стрелкового полка 13-й гвардейской стрелковой дивизии старший лейтенант И.И. Наумов принял решение превратить в опорные пункты два четырехэтажных дома, расположенных параллельно на площади 9 января, и направил туда две группы бойцов. Первая группа состояла из четырех воинов – трех рядовых и сержанта Якова Федотовича Павлова, которые выбили из первого дома немцев и закрепились в нем. Вторая группа – взвод лейтенанта Н.Е. Заболотного – захватила второй дом.

На командный пункт полка, который находился напротив, в разрушенной мельнице, сержант Яков Павлов отправляет донесение: «Немцев выбил, закрепился. Прошу подкрепления. Павлов». Чуть позже рапортовал Заболотный: «Дом занят моим взводом. Лейтенант Заболотный».

На третьи сутки в дом Павлова прибыло подкрепление: пулеметный взвод гвардии лейтенанта И.Ф. Афанасьева из 3-й пулеметной роты, группа бронебойщиков и автоматчиков. Гарнизон дома увеличился до 24 человек. Дом стал неприступной крепостью. В течении 58 дней легендарный гарнизон удерживал его и не отдал врагу. Геройски сражался в знаменитом доме командир пулеметного расчета Илья Воронов. Отбивая атаки гитлеровцев, он получил 25 ран. Истекая кровью, пулеметчик зубами срывал кольца гранат и посылал их в гущу врагов. Из Дома Павлова вел огонь по врагу один из лучших снайперов 13-й гвардейской дивизии сержант Анатолий Чехов, уничтоживший более 200 немцев. Генерал Родимцев прямо на передовой вручил девятнадцатилетнему Чехову орден Красного Знамени. Немцам удалось разрушить одну из стен дома. На что бойцы шуткой отвечали: «У нас есть еще три стены. Дом, как дом, только с небольшой вентиляцией». «Дом Заболотного» в конце сентября 1942 г. немецкая артиллерия полностью разрушила. Под его развалинами погиб почти весь взвод и сам лейтенант Заболотный.

Героически сражался тракторный завод, продолжавший в дни боев ремонтировать танки, которые прямо из цехов завода шли в бой. Один из танков, которым командовал старший лейтенант Митрофан Кириллович Середа, вырвавшись с территории завода, уничтожил немецкую батарею. Доблестный офицер за бои в Сталинграде был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Войну он завершил в Праге – полковником, командиром танковой бригады и кавалером 7 боевых орденов.

Южный участок немецкого фронта, имевший в июне длину 800 км, стал в сентябре, благодаря выступу к Волге и на Кавказ, более чем в три раза длиннее. За недостатком собственных, немцы поставили на защиту флангов войска венгров, румын и итальянцев. Советские войска Юго-Западного фронта генерала Н.Ф. Ватутина и Сталинградского фронта генерала А.И. Еременко, начав операцию «Уран», прорвали фронт на двух румынских участках к северу и к югу от Сталинграда и 22 ноября замкнули кольцо к западу от Сталинграда, в районе города Калач-на-Дону. Окруженной оказалась вся 6-я армия Вермахта генерала Паулюса. В «котле» размером около 30х50 км очутилось до 240 тысяч войска, в том числе 54 тыс. добровольцев из советских граждан. Паулюс хотел прорвать окружение и отступить на Запад к реке Чир, но Гитлер 24 ноября, на сталинский манер, издал приказ «ни шагу назад», чем обрек свою 6-ю армию на гибель. Немцы попытались снять осаду ударом с юго-запада – на помощь двинулись танковые дивизии группы армий «Дон» фельдмаршала Эриха фон Манштейна, но из-за нового прорыва фронта на участке 8-й итальянской армии им не удалось достичь успеха. На реке Мышкова у Нижне-Кумского и Громославки, танковые клинья Манштейна были срезаны срочно развернутыми по фронту армиями.

Для снабжения по воздуху немцам не хватало самолетов, хотя 34 тысячи раненых они воздушным путем из Сталинграда эвакуировали. Немецкий солдат окруженной армии записывал в дневник: «Лошади давно съедены, я бы съел и кошку. Говорят, у нее вкусное мясо. Солдаты скорее похожи на трупы или на лунатиков. Они больше не прячутся от русских снарядов». 8 января советское командование предложило 6-й армии сложить оружие. 10 января Паулюс отказался это сделать и начался последний этап битвы в руинах Сталинграда. 31 января сдался Паулюс и его штаб. Последние части немцев прекратили сопротивление 2 февраля 1943 г. Погибло примерно 115 тыс. солдат Германии и ее союзников, 91 тыс. сдалась в плен, в том числе 24 генерала. Большинство сдавшихся – истощенные и раненые – погибли в плену тут же, в окрестностях Сталинграда. В Германию после войны вернулось 6 тыс. преимущественно офицеров. В Германии после капитуляции 6-й армии объявили трехдневный траур. Потери советской стороны в Сталинградской битве составили приблизительно 400 тыс. убитыми и 730 тыс. ранеными.

Следом за операцией «Уран», в 4 дня замкнувшей кольцо осады вокруг Сталинграда, Сталин на совершенно ином участке фронта, к северо-западу от Москвы, развернул операцию «Марс». Ее целью было срезать выступ немецкого фронта под Ржевом и разбить группу армий «Центр». Но повторные лобовые атаки под командой маршала Жукова вызвали огромные потери и не дали никакого результата. Пока советские резервы стояли под Ржевом, миллионная немецкая армия на Кавказе в январе 1943 г. спокойно отошла к Ростову-на-Дону и Керченскому проливу, дав возможность уйти от Красной армии желавшим этого кавказцам, казакам и группе вывезенной в Пятигорск ленинградской интеллигенции.

Историческая справка

В феврале 1943 г. был совершен подвиг, ставший легендарным и в течение многих десятилетий преподносившийся как символ мужества советского солдата. По официальной версии 23 февраля 1943 г. у деревни Чернушка Великолукского района Псковской области на Калининском фронте рядовой Александр Матросов, израсходовав все гранаты, закрыл грудью амбразуру вражеского дзота, обеспечив тем самым взятие опорного пункта и спася жизни десятков своих боевых товарищей. В последние годы российские историки выяснили подлинные обстоятельства этого подвига. Оказалось, что Александр Матросов родился вовсе не в городе Екатеринославе (ныне Днепропетровск), как сообщалось во всех энциклопедиях и справочниках, и где после войны был организован музей его имени, а в Башкирии в деревне Кунакбаево, и настоящее его имя – Шакирьян Мухаметьянов. Отец его вовсе не погиб от пуль кулаков, а мать не умерла с горя, как это утверждалось в официальной биографии, выпущенной миллионными тиражами. Мать Шакирьяна умерла в 1932 г., а отец сильно пил и не работал, поэтому мальчика отвезли в детский дом. Отличался он задиристым характером и поэтому его в 1935 г. перевели в г. Иваново в специальный детский дом, где дали новую фамилию Матросов, т. к. своей, по его словам, он не помнил. Фамилия была дана из-за детской матроски, которую Шакирьян всегда любил носить. Заодно изменили и имя на более «привычное» – Александр. В Иваново он пробыл 6 лет, и последний раз приезжал в родную деревню в 1941 г. Перед войной его направили работать в Самару на вагоностроительный завод, но Александр оттуда сбежал, его поймали и направили в Уфу в детскую колонию НКВД. После начала войны Матросов, как и многие его сверстники, рвался на фронт, и подготовку проходил в Краснохолмском пехотном училище на реке Урал. Свой подвиг Александр совершил не 23, а, как следует из архивных документов, 27 февраля 1943 г. Число 23 было придумано политуправлением РККА из идеологических соображений – день Красной Армии. Обстоятельства гибели Шакирьяна Мухаметьянова также отличаются от вымышленных. Молодое пополнение, в рядах которого был Александр Матросов, прибыло под Великие Луки 25 февраля 1943 г. и влилось в состав отдельной 91-й стрелковой бригады. 27 февраля бригада была брошена в атаку, и рота, в которую попал Матросов, должна была атаковать позицию из трех вражеских дзотов, соединенных окопами, в которых залегла немецкая пехота. К трем дзотам поползли четверо бойцов: Галипов, Шарипов, Матросов и Огурцов. Шарипов подобрался к своему дзоту с тыла, перестрелял немцев, захватил пулемет и открыл из него огонь по врагу. Галипов уничтожил свой дзот из противотанкового ружья, захватил пулемет и, как и Шарипов, ударил из него по немцам, уничтожив более 30 солдат противника. После этого остался только один дзот, к которому ползли Огурцов и Матросов. Петр Огурцов, будучи опытным разведчиком, прекрасно понимал, как нужно действовать, но по пути его тяжело ранило. Александр бросил гранату, дзот замолчал, солдаты поднялись в атаку, но пулемет заработал вновь. Тогда Матросов кинулся к дзоту. Дальнейшие события описаны в архивных документах со слов бойцов. Александр попытался расстрелять немцев через отверстие в насыпи сверху, предназначенное для проникновения воздуха в дзот, но, то ли был сражен вражеской пулей, то ли, израсходовав патроны, накрыл отверстие своим телом, чтобы лишить немцев доступа воздуха, – не суть важно: задача была выполнена, и немцы стали задыхаться. Вражеские солдаты попытались столкнуть тело Александра, но потеряли время, а подоспевшая пехота уничтожила дзот.

За этот бой старший сержант Шарипов был награжден медалью «За отвагу», а рядовой Галипов – орденом Красной Звезды. Петр Огурцов не получил ничего, Александру Матросову было присвоено посмертно звание Героя Советского Союза. Он не был штрафником, как утверждалось во многих слухах, он не мог закрыть дзот грудью, так как скорострельный немецкий пулемет отбросил бы его тело с почти вертикальной плоскости амбразуры, но это отнюдь не умаляет самого подвига, а делает его только более реальным. Провоевать Шакирьяну Мухаметьянову, или Александру Матросову, довелось всего три дня. В Башкирии в селе Кунакбаево установлен памятник герою, на котором написаны два его имени. О подвиге командующий фронтом Еременко доложил Сталину, и тот своей рукой написал: «Солдат – герой, корпус – гвардейский». Все дальнейшее организовала пропагандистская машина. О боевых товарищах Александра, сделавших не меньше его, но оставшихся в живых, вследствие большего военного опыта, не было сказано ни слова. Режиму нужны были такие герои, как Александр Матросов: сироты, без семьи, о которой нужно было бы заботиться и «героическое прошлое» которой можно было придумать любое. Несчастный 19-летний парень, видевший в своей короткой жизни мало счастливых дней, написал в своем последнем письме следующие строки: «Хочу умереть лицом на Запад». Письмо было адресовано девушке из Сталинградской области, с которой Александр случайно познакомился по дороге на фронт, и найдено в его кармане после гибели. Она оказалась самым близким ему человеком на Земле. Бог судил сбыться последнему желанию героя.

В 1942 г. в немецкий плен попало еще около 1,4 млн советских солдат, но к концу 1942 г. наступил перелом: число убитых в бою стало превышать число сдавшихся в плен. Этому видны три причины.

1. Военная. Армия перешла в наступление, а при наступлении шансов попасть в плен намного меньше, чем при отступлении.

2. Карательная. 28 июля 1942 г. Сталин издал приказ № 227, получивший на фронте название «Ни шагу назад». Он предусматривал репрессии, вплоть до расстрела, за отступление без приказа. Приказ этот дополнял № 270 от 16 августа 1941 г., по которому следовало расстреливать на месте дезертиров из командного состава, а попавшим в окружение запрещено было сдаваться в плен. Заградительные отряды оставляли один выбор: быть убитым противником при наступлении или «своими» при отступлении.

Документ

Из приказа № 227: «Население с любовью и уважением относящееся к Красной армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на Восток. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и вместе с тем загубить нашу Родину!»

3. Идейная. Опыт первого года оккупации вызвал гнев обманутых надежд у тех, кто думал, что немцы несут освобождение от большевизма, и укрепил инстинкт национального самосохранения. Душевные и физические силы сосредоточились на изгнании внешнего врага.

Свидетельство очевидца

«Войну решили те (большею частью убитые) солдаты, сержанты и офицеры, которые не бежали, хотя справа и слева бегут… Решила вера в ближайшего командира… и умение этого командира управлять ближним боем. Стратегический план? Но он получил смысл только от того, что Сталинград держался. А в Сталинграде командующие сплошь и рядом не имели связи с частями, батальоны держались сами по себе… Решил дух, охвативший ополченцев и солдат. Откуда он взялся, этот дух – никто никогда до конца не объяснит… Война вошла в меня. Я внутри стал солдатом и в иные минуты до сих пор чувствую себя солдатом. Солдатом-одиночкой… ведущим свой собственный бой… Таких бесконечно малых сдвигов было много миллионов… У «бездны на краю», во время чумы <русский солдат> показал себя не таким, как в дни мира… Разбивая Ворошилова, Буденного, Тимошенко, немцы проложили дорогу Рокоссовскому, Коневу, Баграмяну, Черняховскому…» – Григорий Померанц. Записки гадкого утенка. М., 1998. С. 149–150.

Во второй половине 1942 г. произошел перелом и на других фронтах Второй мировой войны. Страны антигитлеровской коалиции стали одерживать победы над войсками держав «оси». Еще 18 апреля 1942 г. американцы совершили символическую «месть» за Пёрл-Харбор. 16 бомбардировщиков В-25 полковника Д. Дулитла поднялись с палубы авианосца «Хорнет» и сбросили свои бомбы на города Японии – Токио, Йокохаму, Нагою, Кобе. Но это было только предзнаменование перелома. 7–8 мая в сражении палубной авиации японских и американских авианосцев в Коралловом море потери сторон оказались приблизительно равными, но командующий 4-м японским флотом вице-адмирал Сигиеси Иноуэ предпочел вывести свой флот из-под удара. Это было первое отступление японцев на Тихом океане в ХХ в. Решающее сражение, переломившее ход войны в этой части мира, произошло 4 июня 1942 г. Близ атолла Мидуэй в северной части архипелага Гавайских островов командующий флотом США в Тихом океане адмирал Честер Нимиц разгромил Большой флот Японии под командованием адмирала Ямомото. Все авианосцы японцев были потоплены, большие надводные корабли, в том числе два сверхлинкора «Ямато» и «Мусаси», опасаясь американских самолетов-торпедоносцев, ушли на базы. Это были не столько сражения больших людских масс, как на Восточном фронте, сколько сражения современнейшей по тому времени военной техники. И американцы брали верх в этих битвах над японцами.

Весь июль и август шли кровопролитные сражения под Эл-Аламейном в Египте. Британского командующего генерала Окинлека сменил знаменитый «Лев пустыни» генерал Бернард Лоу Монтгомери. Немцы Роммеля сражались отчаянно, но англичане были мужественны и тверды. Монтгомери методично подготовил контрнаступление, собрав 320 тыс. войск, 1440 танков и 1200 самолетов против 80 тыс. войск, 540 танков и 350 самолетов у германо-итальянцев. 23 октября 1942 г. на правом фланге вдоль берега моря началось английское наступление. 3–4 ноября линия германской обороны была прорвана. 13 ноября Монтгомери вошел в Тобрук, 20-го – в Бенгази.

Арабы Переднего Востока и Турция ждали решительной победы Роммеля, чтобы присоединиться к державам «оси» и начать наступление в Закавказье и на Багдад. Тогда, пожалуй, Сталинград бы не выстоял. В случае разгрома американцев под Мидуэем и на Алеутских островах, где действовала японская эскадра вице-адмирала Мосиро Хосагая, Японии ничто не мешало начать военные действия на советском Дальнем Востоке. Это значительно затруднило бы стратегическое положение СССР. Но три победы – под Сталинградом, у атолла Мидуэй и под Эл-Аламейном, взаимно дополняя друг друга, переломили ход войны к концу 1942 г.

8 ноября 1942 г., закрепляя свои победы в Африке, англо-американские войска генерала Дж. Паттона высадились в Марокко и Алжире. Французские войска маршала Пэтена поначалу оказали им сильное сопротивление. Но через несколько дней главнокомандующий французскими войсками адмирал Дарлан приказал своим войскам прекратить сопротивление и перешел на сторону союзников. В ответ Гитлер приказал оккупировать Южную Францию. Германо-итальянские войска высадились в Тунисе. Однако это не помогло. 13 мая 1943 г. все силы держав «оси» в Северной Африке капитулировали на мысе Бон. Англо-американские войска взяли в плен более 150 тыс. солдат противника. 10 июля союзные войска перенесли военные действия в Европу – на итальянский остров Сицилия были высажены почти полмиллиона солдат Великобритании и США. К середине 1943 г. разгром армий держав «оси» стал только вопросом времени. Слаженные действия антигитлеровской коалиции обещали победу.

4.2.13. Курская дуга 1943 г.

В феврале 1943 г. советские войска вошли в Харьков, но этот успех был временным. В марте немцы перешли в контрнаступление и ловким танковым маневром окружили крупные советские силы. Части солдат удалось из окружения выйти, в плен попали немногие, но немцы вновь заняли Харьков и Белгород на юге и Орел – на севере, взяв Курск в полукольцо. Это полукольцо фронтов весны 1943 г. от Понырей до Белгорода через долину реки Сейм и называется Курской дугой. Немецкие войска попытались замкнуть кольцо вокруг Курска, в то время как советские войска стремились взять в котел немецкие войска в районе Орла. Советская сторона к этому времени обладала под Орлом и Курском двукратным превосходством в людях и технике. Гитлер медлил отдавать приказ о начале наступления – он ждал прихода в армию новейших танков «Пантера» и «Тигр», которые превосходили советские Т-34 и КВ. Последнее наступление немцев на Восточном фронте, названное ими «Цитадель» и вылившееся в битву на Курской дуге, началось 5 июля 1943 г.

Сталин на этот раз послушал своих генералов и решил вместо наступления подготовиться к стратегической обороне. Также Сталин – что бывало редко! – поверил донесениям разведки, в том числе хорошо информированным источникам в Великобритании, указывавшим сроки начала операции «Цитадель». Было решено за 3 часа до начала немецкого наступления нанести сильный артиллерийский и авиационный удар по выдвинувшимся на рубежи атаки немецким войскам. Врагу был нанесен урон. С первых минут сражение приняло исключительно напряженный характер. На главном направлении удара с севера на участке Центрального фронта генерала К.К. Рокоссовского, 81-я и 15-я стрелковые дивизии отражали наступление четырех пехотных дивизий и 250 танков противника, и только после пятой попытки немцам удалось вклиниться в нашу оборону на 6–8 километров.

Историческая справка

В ходе оборонительных боев на северном участке дуги особенно отличилась 3-я истребительно-противотанковая бригада полковника В.Н. Рукосуева. В.Н. Рукосуев писал в донесении: «Противник занял Кашара, Кутырка, Погорельцовы, Самодуровка, в направлении Теплое подтягивает 200 танков и мотопехоту и готовится ко второй атаке. 1-я и 7-я батареи мужественно и храбро погибли, но не отступили ни на шаг. Уничтожено 40 танков. В 1-м батальоне противотанковых ружей 70 % потерь. 2-ю и 3-ю батареи и 2-й батальон ПТР приготовил к встрече противника. Связь с ними имеем. Будем драться: или выстоим или погибнем».

Не менее напряженные бои проходили в полосе Воронежского фронта генерала армии Н.Ф. Ватутина. 12 июля на Прохоровском направлении произошло знаменитое танковое сражение 5-й танковой армии генерала Павла Ротмистрова и 5-й гвардейской армии генерала Жадова со 2-м танковым корпусом СС Пауля Хауссера. Советская сторона ввела в бой 670, а немцы 420 боевых машин. После боя общие советские потери составили 500, а немецкие – 200 машин (включая и поврежденные, и безвозвратно потерянные). Под Прохоровкой основное число советских потерь было обусловлено некомпетентностью командования, пославшего танки на линию фронта своим ходом на расстояние порядка 150 километров. Боевые машины, израсходовав моторесурс на марше, выходили из строя в бою и становились легкой добычей артиллерии и танков противника. Но, достигнув успеха на южном фланге Курской дуги, на северном немцы вовсе не смогли продвинуться вперед, и операцию «Цитадель» им вскоре пришлось отменить.

Историческая справка

В битве под Курском легендарный подвиг совершил молодой артиллерист Михаил Борисов. Батарея, в которой служил Михаил, преградила дорогу колонне немецких танков. Подпустив противника на дистанцию 500 метров, артиллеристы открыли огонь. Сразу загорелось две машины. Немецкие танки, развернувшись, пошли в атаку на батарею, накрыв ее огнем из орудий. Появились убитые и раненые. Михаил, работавший на подаче снарядов, встал на место убитого наводчика и начал поражать танки противника метким огнем. Подбив 6 машин, молодой артиллерист понял, что остался один на батарее. Два немецких танка обошли орудие с левого фланга. Развернув пушку, Борисов поджег один танк, а второму выпустил снаряд в лобовую броню. Что-то случилось с машиной, и танк дальше не двинулся, хотя поврежден не был. Ответным выстрелом орудие Михаила было разбито. Последний танк ему не засчитали, но за семь подбитых машин присвоили звание Героя Советского Союза. Сам герой шутил, что подбил семь с половиной танков.

Памятен подвиг летчика старшего лейтенанта Александра Горовца, который 6 июля 1943 г. в районе деревни Засоринье вступил в бой с 20 вражескими бомбардировщиками, из которых 9 сбил. В этом бою он погиб.

Когда англо-американские войска высадились в Сицилии, режим Муссолини пошатнулся, и 17 июля Гитлер срочно перебросил 3 отборные танковые дивизии СС из-под Курска в Италию, а 2 другие – на средний участок фронта. Там советские войска перешли в наступление. 5 августа 1943 г. были освобождены Орел и Белгород, 23 августа – Харьков. Так, несмотря на поражение под Прохоровкой, битва на Курской дуге закончилась решительной советской победой. Но цена победы была неоправданно высокой. Неумение советских военачальников высшего и среднего звена, их привычка не ценить людей привели к тому, что потери в живой силе Красной армии в 4,5 раза превзошли потери Вермахта. Потери в танках отличались в шесть раз – 6064 и менее тысячи машин в советской и германской армиях соответственно.

После битвы на Курской дуге советское движение на Запад по всему фронту стало необратимым. Перешли в наступление части Брянского и Центрального фронтов (операция «Кутузов»), затем Воронежского и Степного фронтов (операция «Румянцев»). К осени 1943 г. от немцев была очищена вся левобережная Украина. Сталин приказал как можно скорее форсировать Днепр и освободить Киев. Но западный берег Днепра, высокий и крутой, был тщательно укреплен немцами. На него были выброшены три воздушно-десантные бригады, но – неудачно. Часть десантников упала в Днепр, другие приземлились прямо на немецкие позиции и были уничтожены или взяты в плен. Лобовое форсирование Днепра опять «любой ценой» проходило под ураганным немецким огнем. Солдаты переправлялись на лодках, плотах, порой на досках и бочках. От множества раненых и убитых Днепр окрасился кровью. С очень большими потерями удалось создать и удержать два плацдарма – севернее и южнее Киева. 6 ноября, к большевицкому празднику, Киев был взят. При форсировании Днепра советские солдаты проявили массовый героизм. Около 2500 человек получили звание Героев Советского Союза. Пулеметчик Яков Форзун с товарищами, переправившись на правый берег Днепра, удерживал плацдарм до подхода основных сил своего батальона. В бою он был ранен и звание Героя Советского Союза получал, находясь в госпитале. К 1943 г. в связи с увеличившимся числом награжденных Золотой Звездой, ее вручали прямо на фронте, а не, как раньше, в Кремле.

Характерной особенностью психологического состояния солдат и офицеров Красной армии к 1943–1944 гг. стала невыносимая усталость от войны. Обязательных отпусков в Красной армии не было. С фронта могли отпустить в тыл за особо героический поступок в качестве награды, но чаще всего в тыл попадали в связи с ранением. Те же, кто не был ранен, могли оставаться на передовой многие месяцы, даже годы, испытывая тяжкую муку ежеминутной возможности быть убитым, страдая от полного бытового неустройства, часто – от голода, холода, от хамства, цинизма и жестокости военного и политического начальства.

Свидетельство очевидца

Молодой офицер артиллерист, сражавшийся на передовой с 1942 по 1945 год, Петр Михин вспоминал о весне 1944 г.: «Усталость эта была не сиюминутная. Мы, кто воевал на передовой, постоянно находились в стрессовом состоянии. Ну, а те из нас, кого к тому же долго не ранило и не убивало, испытывали неимоверную усталость от войны. Хотя вслух никто из нас об этом никогда никому не говорил. Сразу же донесут, и тебя потащат в особый отдел за «упаднические настроения». В этом вся трагедия «неубиваемых». В нашей армии не было отпусков с фронта, как у немцев, хотя дефицит в кадрах у них был куда больше нашего. Но немецкое командование понимало, что отдохнувший солдат в три раза лучше воюет, а наше об этом даже и не задумывалось. В непрерывных, изо дня в день, боях все твое тело измочалено до последней жилки. Да разве только тело?.. Мы так устали воевать, так истощили свои физические и моральные силы, что кидались под разрывы снарядов, чтобы тут же умереть». – П.А. Михин. Война, какой она была. Рассказы. Курск: Славянка, 2012. С. 180, 207.

На конец 1943 г. фронт проходил отчасти по Днепру, отчасти немного западнее. Восстанавливался Донбасс.

Совокупная численность советских войск на середину 1943 г. составляла 13,2 млн, немецких – 9,5 млн. Причем немцам приходилось разбрасывать свои силы между Восточным фронтом, Италией, тыловыми соединениями по борьбе с партизанами и Атлантическим валом, строившимся для отражения высадки союзников.

3 сентября 1943 г. англо-американские войска армии Монтгомери высадились в Калабрии на носке Итальянского «сапога». Но еще до этого, 25 июля, итальянцы, с полного одобрения короля Виктора-Эммануила III арестовали Бенито Муссолини. Король повелел сформировать правительство маршалу Пьетро Бадольо, который подписал тайное перемирие с союзниками. Итальянские войска теперь целыми соединениями сдавались в плен. 8 сентября маршал Бадольо официально объявил о капитуляции Италии. Первая из стран «оси» вышла из войны. Правда, 13 сентября немецкий диверсионный отряд под руководством Отто Скорцени освободил Муссолини из-под стражи, но война теперь шла только между немцами и союзниками на земле Италии. 1 октября союзники после тяжелых боев заняли Неаполь.

На Тихом океане в конце 1943 г. англо-американские и австралийские войска в изнурительных морских и сухопутных сражениях постепенно вытесняли японцев с островов Океании и с Новой Гвинеи.

Литература:

Л.Н. Лопуховский. Прохоровка без грифа секретности. М., 2005.

4.2.14. Русское общество и германская администрация на оккупированных территориях

Еще в 1925 г. Гитлер писал: «Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию». Оккупированная часть СССР делилась на 4 рейхскомиссариата: «Остланд» (Прибалтика и Западная Белоруссия), «Украина», «Московия» (Центральная Россия) и «Кавказ» (в реальности возникли лишь первые два). По плану «Ост» в течение 30 лет после победы планировалось истребить и частично выселить в Азию около 31 млн славян, а еще 14–15 млн лишить среднего и высшего образования и сделать рабами немецких колонистов.

Но все подобные планы выглядели фантастично, так как сил для их реализации у Германии не было. Даже всех использованных на военной службе людских ресурсов Германии (16–17 млн чел.) не хватило бы для контроля над оккупированными в 1941–1942 гг. территориями общей площадью более 2 млн кв. км, не говоря уже об остальной части СССР.

Те из советских граждан, кто шел на сотрудничество с немцами, полагались именно на неосуществимость этой политики: «Всю Россию они все равно никогда не займут, необходимость их заставит менять политику». Впрочем, Министерству пропаганды было поручено вещать не о колонизации, а об освободительном походе против большевизма. И хотя плакаты «Гитлер – освободитель» были верхом цинизма, в освободительные цели многие готовы были верить. Беспросветность сталинского гнета заставляла людей надеяться на то, что приход немцев поможет этот гнет сбросить. Хотя в общем население иностранного вторжения опасалось, многие встречали германскую армию букетами цветов и хлебом-солью. Не только от Галиции до Эстонии, но и от Киева до Пскова.

Министерство по делам восточных оккупированных территорий и нацистская партия так и не сумели добиться единой оккупационной политики. Оккупационный режим не был однородным. В 200-километровой прифронтовой полосе (Operationsgebiet) хозяевами были военные, заинтересованные прежде всего в хотя бы нейтральном отношении населения. Они приказывали солдатам не останавливаться на постой без разрешения, платить за изъятые продукты (правда, оккупационными марками, которые обменивались на рубли по невыгодному для населения курсу 1:10). Военные не возражали против открытия храмов и занятий в русских школах, поручали жителям восстанавливать местное управление под своим надзором, разрешали частную торговлю, а нередко и роспуск колхозов. Советские граждане, шедшие в местное управление под немцами, не считали, что служат врагу, а считали, что помогают своему народу, которому и под оккупацией надо жить – пользоваться водой, электричеством, школами и больницами. Были и такие, кто сознательно шел служить в гестапо, чтобы отомстить коммунистам.

Интересы общегерманских ведомств, следовавших за фронтовиками, не совпадали с интересами последних. Служба безопасности (Reichssicherheitshauptamt) самым важным считала истребление евреев. Массовые убийства рядового еврейства (евреи-партийцы и энкаведисты эвакуировались) произвели тяжкое, гнетущее впечатление. «Наши расстреливали, и эти расстреливают». Это стало первым ударом по надеждам на освобождение.

Вторым и решающим ударом зимой 1941/42 г. стала гибель военнопленных. В результате окружений и отступления Красной армии осенью 1941 г. в плен попало 3,8 млн человек. Их сгоняли на оцепленные колючей проволокой пространства под открытым небом, где большинство и умерло лютой зимой 1941/42 года от голода, холода и болезней. Населению вступать в контакт с пленными, поддерживать их едой, одеждой, медикаментами, как правило, запрещалось. Жуткая гибель пленных на глазах у населения была важной причиной поворота народных настроений против немцев. И хотя в отдельных регионах (Брянская обл., Галиция, Дон, Кубань, Северный Кавказ) местные оккупационные власти не проводили в жизнь установки Гитлера на третирование славян, как «недочеловеков», люди на оккупированных территориях постепенно стали понимать – пришли не освободители, а новые поработители, столь же жестокие и беспринципные, но еще более методичные и расчетливые, хотя и менее дикие и лучше образованные, чем «свои» большевики.

В глубоком немецком тылу управляли партийные чиновники НСДАП. Особой жестокостью среди них отличались рейхскомиссар Украины Э. Кох и Генеральный комиссар Белоруссии В. Кубе. Территорией вне прифронтовой полосы – рейхскомиссариатами Украина и Остланд – ведало министерство Альфреда Розенберга, партийных чиновников которого военные по цвету формы называли «золотыми фазанами». Нацистская политика на Востоке стала одним из решающих факторов, предопределивших разгром Германии. Жители в Кривом Роге в 1943 г. мрачно шутили: «Советская власть и за 20 лет из нас не могла сделать большевиков, а немцы сумели этого добиться за 2 года». Немцы сознательно унижали национальное достоинство русских. В Пскове был, например, расклеен плакат, изображавший здоровенного немецкого крестьянина с огромным мешком зерна, «показывающего нос» тощему и ободранному русскому мужичку в лаптях. Местные жители не допускались к высшему, а зачастую и среднему образованию, для них не было почтовой, телефонной и телеграфной связи. Железные дороги, перешитые на европейскую колею, служили военным нуждам. Порой к поезду цепляли товарный вагон с надписью «Для местных». Трамваи из Пскова увезли в Кенигсберг, а в Минске на них разрешалось ездить только немцам. Другого общественного транспорта не было. В Прибалтике нормы выдачи продуктов были те же, что в Германии, а рядом во Пскове по карточкам выдавали только хлеб, картофель, соль и спички.

Земли, занятые немцами в 1941–1942 гг., были частью страны, где население жило очень бедно. Производство молока, мяса, яиц на душу населения в СССР в 1940 г. было и по официальным данным заметно ниже царского времени, производство зерна таким же, зато более чем вдвое выше было производство картофеля. На нем и пережили войну. Когда эмигранты, помнившие Россию до революции, увидели ее вновь под оккупацией, они с горечью писали: «Что большевики за четверть века сделали со страной!»

Свидетельство очевидца

Немецкий студент русского происхождения Александр Шморель, позднее казненный за антинацистскую деятельность, писал 5 августа 1942 г. из Гжатска, где он был санитаром в Вермахте, родным в Германию: «Я часто и подолгу разговариваю с русским населением – с простым народом и интеллигенцией, особенно с врачами. У меня сложилось самое хорошее впечатление. Если сравнить современное русское население с современным немецким или французским, то можно прийти к поразительному выводу: насколько оно моложе, свежее и приятнее! Странно, но все русские едины в своем мнении о большевизме: нет ничего на свете, чего бы они ненавидели больше. И самое главное: даже если война закончится неудачно для Германии, то большевизм никогда уже не вернется. Он уничтожен раз и навсегда, и русский народ, в равной степени рабочие и крестьяне, слишком ненавидят его». – И. Храмов. Русская душа «Белой Розы». Оренбург, 2009. С. 112–113.

Уровень жизни населения был разным, в зависимости от региона и развития торгово-рыночных отношений. В городах жилось труднее, чем на селе. Жизнь в Киеве, Минске, Смоленске была дорогой, с высокими ценами на рынках, а в Орле, Пскове – более дешевой. Положительным фактором стал всплеск частной инициативы. В зоне ответственности Вермахта крестьяне делили колхозную землю по едокам, разбирали «обобществленные» имущество и инвентарь. В отдаленных селах и деревнях немцев не видели. Но в рейхскомиссариатах колхозы («общины») сохранились, что вызвало разочарование. «Декларацию о введении частной собственности на землю в восточных областях» Розенберг подписал лишь в 1943 г. В промышленности преобладало кустарное производство. Расцвела сфера обслуживания – в Брянске, Киеве, Минске, Орле, Симферополе, Смоленске и др. городах появились частные кафе, магазинчики, рестораны, ателье и т. д. Работали рынки, базары, привозы, меновые торги. В Прибалтике, на Западной Украине, в Молдавии уровень жизни сельского населения был выше, чем в русских областях.

Район Одессы между Днестром и Бугом – Транснистрия – управлялся румынами. Одесса при румынах слыла даже на советской стороне примером благополучия.

Наиболее высокий уровень жизни был там, где немцы предоставляли населению максимум самоуправления, например в Локотском самоуправляющемся округе на Брянщине на юге Орловской области. В Локотском округе, состоящем из восьми районов с населением на март 1943 г. более чем в 580 тыс. человек, работали 345 школ (в т. ч. 10 средних), в которых учились 43 422 учащихся и преподавали 1338 учителей, 9 больниц и 30 медпунктов амбулаторного типа с 51 врачом и 179 медсестрами, действовали более 250 мельниц (в т. ч. 32 паровые), частные и кооперативные земледельческие хозяйства, 6 госхозов, несколько заводов и т. д. Развивалось животноводство, птицеводство, производство масла, сметана, молока.

Важным признаком оживления хозяйственной жизни на оккупированных территориях СССР по сравнению со «светлым колхозным прошлым» стало отсутствие массовой смертности населения от голода, характерной для советского тыла в 1942–1943 гг. (Вологодская обл., Якутия и др. регионы).

Хотя и в тисках нацистской цензуры, но немного ожила культура. Издавались десятки русских газет и журналов («Голос Крыма» в Симферополе, «Голос народа» в Локте, «Новый путь» в Смоленске, «Речь» в Орле и др.), на страницах которых, наряду с откровенным нацистским официозом, нередко печатались интересные публицистические, мемуарные и литературно-художественные материалы, антисталинские стихи и карикатуры, довольно полно отражавшие суть довоенной действительности. На страницах «Голоса Крыма», например, в 1942–1943 гг. публиковались стихи Г.Р. Державина, Н.С. Гумилева, Ф.И. Тютчева, воспоминания о К.Д. Бальмонте, С.В. Рахманинове, Ф.И. Шаляпине. Редактировались издания русскими сотрудниками, зачастую, из представителей репрессированной в 1920–1930-е гг. интеллигенции. Наиболее талантливыми из них были Р.М. Акульшин (Березов), А.И. Булдеев, С.С. Максимов (Широков), Н.Н. Грин (вдова А.С. Грина), Л.Д. Суражевский (Ржевский), Б.Н. Ширяев.

Создавались литературные кружки, работали театры. На сцене театра Локтя в месяц играли до 60 спектаклей, в том числе – лучшие пьесы А.Н. Островского. Русскую классику ставила на сцене Смоленского драматического народного театра В.В. Либеровская. По радио выступали В.А. Блюменталь-Тамарин и Петр Лещенко. Переполненные залы собирали знаменитые солисты оперных театров – Н.К. Печковский (Мариинского), В.А. Селявин (Одесского) и др. В Пскове в 1943 г. прибывший из Сербии скаут-мастер Ростислав Полчанинов создал нелегально действовавший отряд скаутов-разведчиков, возродившийся после перерыва с 1920-х гг.

Трехцветный национальный бело-сине-красный флаг, в отличие от запрещенного красного, широко вывешивался в оккупированной зоне. Находились люди, у которых он хранился еще с Гражданской войны. Нарукавные значки русского триколора производили швейные мастерские во многих городах – товар пользовался спросом.

Среди бургомистров и сотрудников местного самоуправления были совершенно разные лица. Одни стремились сохранить привычное руководящее положение, другие хотели отомстить за перенесенные при Советах страдания, третьи лакействовали и пресмыкались, к чему их долго приучали большевики, кто-то хотел просто выжить, как при Сталине, но хватало и тех, кто пошел в органы самоуправления, чтобы постараться облегчить положение брошенного большевиками населения (А.И. Булдеев в Симферополе, П.Д. Ильинский в Полоцке, профессор И.А. Кошкин в КавМинВодах, юрист Б.Г. Меньшагин в Смоленске, профессор П.Г. Часовников в Одессе, К.Ф. Штеппа в Киеве и др.). Положение этих представителей «подсоветской» интеллигенции, априори объявленных предателями, было трагичным и противоречивым.

18 июля 1941 г. ЦК ВКП(б) принял постановление о создании партизанского движения. Организация отрядов возлагалась на органы ВКП(б) и НКВД. Практическое руководство разведывательной деятельностью и диверсионной работой в тылу Германской армии в годы Второй мировой войны осуществлял Павел Судоплатов.

Свидетельство очевидца

«Мы сразу же создали войсковое соединение Особой группы – отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН НКВД СССР), которой командовали в разное время Гриднев и Орлов. По решению ЦК партии и Коминтерна всем политическим эмигрантам, находившимся в Советском Союзе, было предложено вступить в это соединение Особой группы НКВД. Бригада формировалась в первые дни войны на стадионе «Динамо». Под своим началом мы имели более двадцати пяти тысяч солдат и командиров, из них две тысячи иностранцев – немцев, австрийцев, испанцев, американцев, китайцев, вьетнамцев, поляков, чехов, болгар, румын. В нашем распоряжении находились лучшие советские спортсмены, в том числе чемпионы по боксу и легкой атлетике – они стали основой диверсионных формирований, посылавшихся на фронт и забрасывавшихся в тыл врага». – П.А. Судоплатов. Разведка и Кремль. М.: ТОО «Гея», 1997. С. 150.

Созданная Судоплатовым бригада, развернутая позже в войска Осназа (Особого назначения), и послужила основой партизанских формирований в годы Второй мировой войны, ставших тем костяком, куда вливались бежавшие из плена, окруженцы, жители оккупированных территорий, пострадавшие от карательных акций, молодежь, спасавшаяся от угона на работы. В мае 1942 г. в Москве возник Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД) под руководством первого секретаря Компартии Белоруссии П.К. Пономаренко. Формальным Главкомом партизанами с 1942 г. считался Ворошилов. В 1941 г. активность партизан была низкой, население испытывало по отношению к ним чувства от настороженно-нейтральных до откровенно враждебных. Но с 1942 г. в результате нацистской политики начался рост партизанского движения. Почти над всеми отрядами в 1942 г. был установлен жесткий партийно-политический контроль.

Партизаны уничтожали мелкие группы противника, устраивали диверсии на коммуникациях, представляли советскую власть перед населением, провоцировали немцев на безжалостные «акции возмездия» против целых деревень и уничтожали «изменников» – старост, полицейских, тех, кто делил колхозную землю, издавал газеты, занимался торговлей, вел антисталинскую пропаганду, создавал антисоветские воинские части и т. д. По официальным данным спецгруппы Ленинградского управления НКВД – НКГБ в 1941–1944 гг. уничтожили на территории области 1160 соотечественников, объявленных «предателями и изменниками». Иногда партизаны уничтожали враждебно настроенные села и деревни полностью.

На жителей оккупированных областей партизанское движение легло тяжким бременем. Часть населения тайком поддерживала партизан, но когда им этого было мало, партизаны нещадно грабили жителей сел: «Мы – тот отряд, что берет все подряд». Многие партизаны больше мародерствовали, чем занимались диверсиями. При поддержке немцев создавались части самообороны, «службы порядка» (Ordnungsdienst, или OD), и разгоралась подлинная гражданская война. Порой самооборона и партизаны между собой договаривались – «вы нас не троньте и мы вас не тронем». Но когда немцы узнавали про партизанские налеты, они ограбленных партизанами крестьян за связь с партизанами же преследовали и расстреливали ни в чем неповинных заложников. Гитлер еще летом 1941 г. утверждал, что «партизанская война дает и нам некоторые преимущества. Она позволяет уничтожать всех, кто против нас». Хрущев же 3 апреля 1943 г. заявил, что партизанские «рейды дают положительные результаты в том смысле, что вселяют страх у неустойчивых элементов из украинцев и русских, проживающих на оккупированной территории, которые бы хотели пойти на сговор [с немцами], но боятся расправы со стороны наших отрядов». Так партизанское движение делало войну еще более жестокой и бесчеловечной.

В Западной Белоруссии и на Правобережной Украине с 1943 г. активно действовало национальное антикоммунистическое подполье – отряды польской Армии Крайовой (АК), подчинявшиеся легитимному правительству в Лондоне и Украинской Повстанческой армии (УПА), созданные бандеровским крылом ОУН[6]. Между польскими и украинскими партизанами шла жестокая война. Оба партизанских войска (а они к тому же не были едиными, состояли из многих отрядов, часто действовавших независимо и даже враждебно друг к другу) вели войну на уничтожение и оккупантов немцев и своих соперников – украинцы сжигали польские села и городки, поляки – громили украинские. Осенью 1943 г. в одном из районов под Гродно оперировали партизаны, костяк которых составляли сотрудники бывшего Гродненского НКВД, отряд бывших окруженцев-красноармейцев, несколько групп АК, белорусские националисты и отряд еврейской самообороны. Все сражались против всех.

Наиболее значительным партизанское движение было в Белоруссии, затем – в Орловской, Смоленской и Ленинградской областях РСФСР. Гораздо слабее – на Украине и в Крыму. Почти не было партизан в Карело-Финской ССР, Прибалтике, Молдавии, на Кубани, на Дону, на Северном Кавказе. Самым известным партизанским командиром стал С.А. Ковпак, чей отряд совершил в 1943 г. рейд по 18 областям РСФСР, Украины и Белоруссии. В 1943 г. партизаны в Белоруссии, на территории Калининской, Ленинградской, Орловской, Смоленской областей и некоторых районов Левобережной Украины провели крупные диверсионные операции «Рельсовая война» и «Концерт» на линиях железнодорожных коммуникаций. Но, несмотря на значительное количество поврежденного железнодорожного полотна, немцы быстро восстанавливали сообщение. В советской литературе утверждалось, что партизаны и подпольщики в 1941–1944 гг. уничтожили более 1 млн военнослужащих противника; исследования немецких историков к концу 1990-х гг. дают более скромную цифру – 25–45 тыс. человек. Партизанские диверсии и акты саботажа ни разу не оказали решающего влияния на ход немецких операций.

В апреле 1943 г. на всех оккупированных территориях СССР, по данным ЦШПД, в просоветских партизанских отрядах насчитывалось всего 110–115 тыс. человек, большей частью – в Белоруссии, Смоленской и Орловской областях. В партизанско-подпольном движении во время войны участвовали вряд ли более 250–280 тысяч человек, большая часть из них – в Белоруссии. Общие безвозвратные потери партизан составили до 100 тыс. человек, в основном в конце 1943 г. – начале 1944 г. Потери населения, погибшего в результате провокаций, немецких репрессий, партизанских грабежей и террора, а также межпартизанских конфликтов, существенно превысили безвозвратные потери партизан. Партизанское движение, безжалостное, в первую очередь по отношению к самим его участникам и брошенному в оккупации советской властью населению, оказалось еще одним проявлением бесчеловечности гитлеровского и сталинского режимов.

Литература:

Украинские националистические организации в годы Второй мировой войны. 1939–1945. Т. 1–2. М.: РОССПЭН, 2012.

Б.В. Соколов. Оккупация. М., 2002.

Б.Н. Ковалев. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941–1944. М., 2004.

В.Е. Поляков. Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа Секретно. М.: Эксмо, 2009.

И. Ермолов. Три года без Сталина. Оккупация: советские граждане между нацистами и большевиками. 1941–1944. М., 2010.

И.П. Щеров. Партизаны: организация, методы и последствия борьбы (1941–1945). Смоленск, 2006.

К.М. Александров. Русские солдаты Вермахта: Сб. статей и материалов. М., 2005.

A. Dallin. German rule in Russia 1941–1945. A Study of Occupation Policies. L., 1957.

4.2.15. К западу от линии фронта. Беженцы и остарбайтеры. Трагедия Холокоста

В 1925 г. в книге «Моя борьба» Гитлер высказался категорически и недвусмысленно: «Конец еврейского господства в России будет также концом России как государства». В рамках гитлеровской концепции освоения «жизненного пространства» на Востоке евреи, цыгане, гомосексуалисты и душевнобольные на оккупированных территориях подлежали немедленному уничтожению спецподразделениями СД («айнзайтцкомандами»). Теоретически к обреченным на гибель относились и представители местной партийной номенклатуры ВКП(б), но на практике ситуация выглядела иначе, особенно в зоне ответственности администрации Вермахта. Бывшим коммунистам и работникам советских органов власти нередко удавалось занимать важные должности в органах самоуправления, что нередко приводило к конфликтам с претерпевшими сталинские жестокости людьми, особенно на Дону и Кубани.

Ужас нацистского террора заключался в его организованности и планомерности. Кроме перечисленных категорий, жертвами оккупантов становились советские активисты, подпольщики, партизаны, саботажники и т. д. В ответ на диверсии на коммуникациях и спецоперации партизан, часто мелкие и неудачные, оккупационные власти организовывали беспощадные «зачистки» местности, сжигая села и деревни, порой со всем населением, вплоть до стариков и детей. Нередко и партизаны уничтожали деревни, население которых вело себя по отношению к ним нелояльно. Особенно от антипартизанских «акций возмездия» пострадала Белоруссия. Убитые нацистами гражданские лица записывались в категорию «партизан». Так, например, за период с августа по ноябрь 1942 г., согласно официальному отчету рейхсфюрера СС Г. Гиммлера об итогах борьбы с партизанами на Юге СССР, в районе Белостока и на Украине, были убиты в боях 1337 и расстреляны захваченные в плен 8565 партизан. Но при этом каратели уничтожили в качестве «пособников» и «подозреваемых» в связях с партизанами 14 257 человек. Страшной трагедией стала гибель евреев, почти исключительно мирных обывателей, уничтоженных нацистами.

Евреи демонизировались нацистами, ставились в центре идеологии биологического расизма, объявлялись «чем-то вроде бацилл» или «паразитов», которых надо истребить, чтобы спасти от заболевания «арийский организм» и «Европейскую цивилизацию». Следуя этой идеологии, национал-социалисты уже в 1933 г. стали ограничивать права «неарийского» населения, а с 1938 г. отправлять евреев в концлагеря. После занятия Польши в 1939 г. местных евреев сселяют в гетто, затем антиеврейские законы распространяются на другие страны. Идет речь о выселения евреев на остров Мадагаскар. Но весной 1941 г. Гитлер склоняется к «окончательному решению еврейского вопроса» (Endlцsung der Judenfrage). Летом на территории Польши начинают строить газовые камеры и печи крематориев (их испытывают на русских военнопленных). Только в 6 лагерях там вскоре погибнут 3 млн евреев, которых свезут из разных стран Европы так, чтобы их бывшие соседи не знали, куда они исчезли. В оккупированных областях СССР такие предосторожности сочли излишними. Карательные отряды СС (Einsatzgruppen) выстраивают евреев в шеренгу у обрыва и расстреливают из пулемета.

Массовое уничтожение нацистами евреев в годы войны называют Холокостом («Жертвоприношением» или «Всесожжением»). Несмотря на предпринятые советскими органами меры по эвакуации еврейского населения в 1941 г., власть не оповещала евреев Советского Союза о грозящей им опасности со стороны нацистов: на Украине с удовлетворением вспоминали дисциплинированную кайзеровскую армию 1918 г. На оккупированных территориях остались 2,73 млн евреев (примерно 55 % еврейского населения СССР). Первая волна массового убийства евреев, особенно на Западной Украине и в Прибалтике, произошла «силами» местного населения еще до прихода немцев. Евреям мстили, считая их виновниками и пособниками советской оккупации и террора 1939–1941 гг. В убийствах советских евреев активное участие принимали силы местной вспомогательной полиции, особенно в Прибалтике и на Правобережной Украине. Полицейские, члены их семей, любовницы немецких солдат бросались в опустевшие квартиры грабить. На глазах у обреченных евреев они тащили платья, подушки, перины; некоторые проходили сквозь оцепление и снимали платки, вязаные шерстяные кофточки с женщин и девушек, ждущих казни. Массовые расстрелы евреев шли в Вильнюсе, Каунасе, Львове, Пинске, Каменец-Подольске, Житомире, Витебске, Минске, в Румбуле под Ригой, в Яссах, Кишиневе и в занятом румынами Заднестровье (Одесская область), а также в Ялте. После оккупации нацистами Крыма и Южной России прошли расстрелы евреев в Ростове, Кисловодске, Ессентуках, Керчи, Ялте, Евпатории, Джанкое и других городах.

Черным символом Холокоста стала трагедия еврейского населения Киева. Здесь в Бабьем Яру 29–30 сентября 1941 г. – всего через 10 дней после занятия города – зондеркоманда 4а уничтожила 33 771 еврея.

Свидетельство очевидца

В 1944 г. советские журналисты-евреи Илья Эренбург и Василий Гроссман собрали книгу свидетельств о злодеяниях нацистов против евреев. В ней приводились леденящие кровь описания расправы в Бабьем Яру.

«Елена Ефимовна Бородянская-Кныш с ребенком пришла к Бабьему Яру, когда было уже совершенно темно. Ребенка она несла на руках. Она вспоминала: «Никогда не забуду одну девочку лет пятнадцати – Сарру. Трудно описать красоту этой девочки. Мать рвала волосы на себе, кричала душераздирающим голосом: «Убейте нас вместе…» Мать убили прикладом, с девочкой не торопились, пять или шесть немцев раздели ее догола, что было дальше не знаю, не видела….

С нас сняли верхнюю одежду, забрали все вещи и, отведя вперед метров на 50, забрали документы, деньги, кольца, серьги. У одного старика начали вынимать золотые зубы. Он сопротивлялся. Тогда немец схватил его за бороду и бросил на землю, клочья бороды остались в руках у немца. Кровь залила старика. Мой ребенок при виде этого заплакал.

– Не веди меня туда, мама, нас убьют; видишь, дедушку убивают.

– Доченька, не кричи, если ты будешь кричать, мы не сможем убежать и нас немцы убьют, – упрашивала я ребенка.

Она была терпеливым ребенком, – шла молча и вся дрожала. Ей было тогда четыре года…».

Елена и ребенок выжили под горой трупов и выбрались из рва. Они добрались до знакомой Литошенко. «Она обмерла, увидев меня. Она дала мне юбку, платье и спрятала меня и ребенка. Я больше недели была у нее под замком».

В Крыму с 16 ноября по 15 декабря нацисты расстреляли 17 645 евреев.

Свидетельство очевидца

В Джанкое один из свидетелей трагедии вспоминал, как евреев согнали в ров для последующей казни:

«Однажды ночью у молодой женщины Кацман начались роды. Тихий плач, прерываемый воплями роженицы, доносился со всех сторон. Ее муж Яков Кацман, молодой комбайнер еврейского колхоза, – где-то на фронте, в рядах Красной Армии. Его непрерывно вспоминают… Никогда не думал он, что его молодая жена будет рожать первенца в этой могиле…На рассвете старший жандарм со своими помощниками пришел контролировать лагерь. Он подошел к роженице, повернул к себе новорожденного, взял у одного из своих помощников винтовку и вонзил штык ребенку в глаз». (Черная книга, 256)

Накануне казни евреев [в Ростове-на-Дону] 10 августа 1942 г. немцы на том же месте – у Змиевской балки, убили 300 красноармейцев. Красноармейцев подвозили в машинах до переезда. Там и сажали в специальную газовую машину. Из нее вытаскивали мертвых. Тех, которые подавали признаки жизни, пристреливали. Евреям приказали раздеться. Вещи складывали в стороне. У Змиевской балки расстреливали и тотчас засыпали глиной. Маленьких детей живыми кидали в ямы. Часть евреев убили в газовой машине. Одну партию вели голыми от зоологического сада до балки. С ними была красивая женщина, тоже голая, она вела за руку двух крохотных девочек с бантиками на голове. Несколько девушек шли, взявшись за руки, и что-то пели. Старик подошел к немцу и ударил его по лицу. Немец закричал, потом повалил старика и затоптал его.

На следующий день газета «Голос Ростова», которую выпускали немцы, писала: «Воздух очистился…»

Считается, что нацисты и их пособники уничтожили за время оккупации более 2 млн евреев, хотя другие оценки дают цифры от 800 тыс. до 1 млн. Нечастые случаи спасения обреченных евреев местными жителями превращались в акт высокого христианского самопожертвования.

Документ

«Дмитрий Пасичный, спрятавшись за памятником на еврейском кладбище, видел, как немцы расстреливали еврев в Бабьем Яру. Жена Пасичного, Полина, и ее мать, Евгения Абрамовна Шевелева, – еврейки. Он спрятал их в шкафу и распространил слухи, что они ушли на кладбище. Затем обе женщины перешли в домик Покровской церкви, на Подоле. Священник этой церкви Глаголев, сын священника, выступавшего в свое время экспертом со стороны защиты на процессе Бейлис, дал возможность жене Пасичного прожить в церковном доме до августа 1942 г., а потом увез в Каменец-Подольский. Священник Глаголев спас еще многих других евреев, обратившихся к нему за помощью». (Черная книга, 23–25)

Сталин и глава Агитпропа А. Щербаков наложили вето на публикацию «Черной книги». Холокост евреев оставался запрещенной темой в СССР плоть до 1960-х гг. и не упоминался в советских учебниках истории вплоть до крушения СССР. В глазах уцелевших советских евреев это было невыносимое оскорбление памяти павших, и немало способствовало обострению так называемого «еврейского вопроса» в СССР в 1960-е – 1970-е гг.

Историческая справка

Василий Гроссман в романе «Жизнь и судьба», написанном в 1950-е гг., объясняет Холокост на советской территории не только действиями нацистов, но и массовым пособничеством советского населения, отравленного сталинщиной. «Именно в такой атмосфере отвращения и ненависти готовилось и проводилось уничтожение украинских и белорусских евреев. В свое время на этой же земле, мобилизовав и раздув ярость масс, Сталин проводил кампанию по уничтожению кулачества как класса, кампанию по истреблению троцкистско-бухаринских выродков и диверсантов. Опыт показал, что большая часть населения при таких кампаниях становится гипнотически послушна всем указаниям властей. В массах населения есть меньшая часть, создающая воздух кампании: кровожадные, радующиеся и злорадствующие, идейные идиоты либо заинтересованные в сведении личных счетов, в грабеже вещей и квартир, в открывающихся вакансиях. Большинство людей, внутренне ужасаясь массовым убийствам, скрывает свое душевное состояние не только от своих близких, но и от самих себя… И, конечно, еще меньше бывало случаев, когда человек при виде подозреваемой в бешенстве собаки не отвел бы глаз от ее молящего взора, а приютил бы эту подозреваемую в бешенстве собаку в доме, где живет со своей женой и детьми. Но все же были такие случаи…» (В. Гроссман. Жизнь и судьба // Собрание сочинений. М.: Вагриус, 1998. Т. 2. С. 150–151).

Этническая и культурная карта западных районов СССР необратимо изменилась – исчезли еврейские поселения, «штетли» с их богатой многовековой традиционной культурой. Но еще страшней было то, что были истреблены сотни тысяч носителей этой культуры. Главным образом женщины, дети, старики, так как молодые мужчины были призваны в армию. Страшно и горько, что немалый «вклад» в уничтожение евреев внесли их соседи, часто жившие на той же улице, в том же доме. Одни, не страшась расправы, укрывали, а другие – бестрепетно выдавали несчастных на убийство. Уцелевшие евреи были, как правило, ассимилированы в русскую культуру и жили в городах. Попытки после войны воссоздать культуру на идиш – запрещенную Сталиным в 1948–1953 гг. – не имели уже этнокультурной базы.

Другой горькой страницей оккупации стало создание концлагерей на оккупированных территориях, некоторые из них превратились в подлинные комбинаты по уничтожению нежелательных заключенных. Всего, по официальным советским данным, жертвами нацистов пали 7 420 379 человек, однако в это число включены и жертвы партизанского террора, а также остарбайтеры, с которыми прекратилась связь родственников. Статистика жертв оккупации нуждается еще в серьезном уточнении и, возможно, в пересмотре.

Министерство Розенберга было не единственным ведомством, хозяйничавшим на оккупированных землях. Его рейхскомиссары во многом подчинялись непосредственно Гитлеру, а помимо них действовали еще представители главноуполномоченных по четырехлетнему плану и по трудовым ресурсам. Первые вывозили в Германию оборудование и сырье. Вторые увозили людей. Немцы вербовали работников во всех оккупированных странах.

С весны 1942 г. с оккупированных территорий началась насильственная отправка молодежи (восточных рабочих – Ostarbeiter, или остовцы) на работы в рейх. Первоначально многие ехали в Европу добровольно и действительно в надежде на трудовое устройство. Но на практике лозунг «Приезжайте в счастливую Германию!» обернулся каторжным трудом и скотскими условиями существования для большинства остовцев, вплоть до осени 1944 г. лишенных какой-либо правовой защиты и поддержки. Организатором использования принудительного труда восточных рабочих стал ревностный нацист и генеральный комиссар по использованию рабочей силы в рейхе Ф. Заукель, который организовал отправку в рейх со всей Европы и оккупированных территорий СССР от 7 до 10 млн иностранных рабочих, сыгравших важную роль в мобилизации немецкой экономики.

В рабочих лагерях и общежитиях в Германии выходцы с Востока очутились в значительно худшем положении, чем их коллеги из западных стран. Они должны были носить на одежде нашивку «OST», их продовольственный паек был намного хуже немецкого, их рабочий день длился 10–12 часов, они были лишены юридической защиты, не могли без сопровождения выходить в город. Мужчины и женщины были поселены отдельно, разлучались семьи. За мелкие проступки остовцев били, за более серьезные отправляли в концлагерь, а за половые сношения – безразлично, с немцами или со своими – полагалась смертная казнь. Старые русские эмигранты – и духовенство (священникам разрешался доступ в лагеря остовцев), и частные люди – путем переписки и отправкой посылок старались облегчить тяжелую участь остарбайтеров.

Всего с оккупированных территорий СССР (в границах до 1 сентября 1939 г.) на принудительные работы немцы вывезли приблизительно 3,2 млн человек и еще около 800 тыс. – с территорий, аннексированных СССР в 1939–1940 гг. Труд остарбайтеров использовался преимущественно в германской промышленности и сельском хозяйстве. Положение остарбайтеров в рейхе начало меняться в лучшую сторону лишь с конца 1944 г. в связи с созданием Комитета освобождения народов России (КОНР) (см. 4.2.32), в перечне мероприятий которого предусматривалась и защита прав восточных рабочих. Однако, несмотря на тяжкие условия труда, многих остовцев потрясли европейские стандарты жизни, особенно в сельской местности.

Контраст с советской действительностью, со сталинскими колхозами, был разительным. Многие восточные рабочие после войны не желали возвращаться в СССР, но лишь немногим удалось остаться на Западе, избежав насильственных репатриаций. Многих из остовцев при возвращении домой в 1945–1947 гг. преследовал страх за будущее и не напрасно. Девушек-остарбайтеров красноармейцы называли «немецкими подстилками» и часто насиловали. Вернувшихся после долгих мытарств в родные места (более 3 млн) остовцев ждали многолетние спецпроверки, бытовые тяготы, унижения, обвинения в пособничестве врагу и, в конце концов, нищенский уровень жизни спустя даже полвека после окончания войны.

После Сталинградской битвы, зимой 1942/1943 г. зародилась Вторая волна российской политической эмиграции.

Историческая справка

Вслед за Красной армией возвращалась безжалостная советская власть, грозно вопрошая присмиревшее население: «Как смели жить без нее? Как смели пахать и сеять? Как смели ходить по земле, как смели готовить пищу, нянчить детей и спать по ночам? Как смели стирать белье, топить печи и выносить сор? Как смели кормить козу и делать запасы на зиму? Как смели дышать одним воздухом с теми, с кем, она, советская власть, воюет? А ну, кто тут живой остался? Кто не пошел в партизаны, кто надеялся без нас прожить? Кто мечтал, что мы не вернемся, кто тут радовался, что нас прогнали? Кто растаскивал без нас колхозы, кто сдавал немцам сало, кормил фашистских захватчиков? Кто заимел козу, выкармливал поросенка, кто держал без нас курицу, развивал частнособственнический инстинкт? Кто тут торговал на базаре? Кто открыл сапожную мастерскую? Кто спекулировал немецкими эрзацами, реставрировал капитализм? Кто подоставал с чердаков иконы, ремонтировал церкви, шил попам рясы, разводил религиозный дурман? Кто без нас тут открывал школы, кто вымарывал из букварей слово «Сталин»? Кто работал в больницах, лечил изменников родины? Кто служил в горуправах, холуйствовал перед оккупантами? Кто тут рвал сталинские портреты, кто ругал советскую власть, издавал грязные газетенки, восхвалял фашистское иго, утверждая будто немцы сильнее нас? Кто пошел в полицейские отряды, стрелял в славных представителей советской власти, защищал фашистское отребье?» (А.И. Солженицын)

Сотни представителей «подсоветской» интеллигенции и члены их семей, познав на себе всю тяжесть нацистского режима, тем не менее не пожелали дожидаться возвращения «родной» советской власти и выехали на Запад. Среди них – директор Ленинградского финансово-экономического института профессор И.А. Кошкин (в эмиграции – Курганов), директор Института экспериментальной физиологии, доктор медицинских наук Ф.П. Богатырчук, зав. кафедрой иностранных языков Киевского университета Л.В. Дудин, профессор геологии А.Ф. Лебедев, зав. кафедрой патологической анатомии Кубанского медицинского института И.М. Малинин, доцент Днепропетровского химико-технологического института А.И. Поплюйко, профессор, горный инженер В.Г. Постриганев, зав. кафедрой подъемных машин Киевского политехнического института профессор Е.И. Радзимовский, солистка Киевского театра оперы и балета А.Д. Тумковская, профессор исторического факультета ЛГУ Н.И. Ульянов, профессор Киевского университета по кафедре истории древнего мира и средних веков К.Ф. Штеппа и многие другие. По осторожным оценкам в 1942–1944 гг. на Запад выехали с оккупированных территорий СССР около 800 тыс. беженцев.

Литература:

Война Германии против Советского Союза 1941–1945 / Под ред. Р. Рюрупа. Берлин, 1992.

Преступные цели – преступные средства. Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941–1944 гг.) / Сост.: Г.Ф. Заставенко, Т.А. Иллерицкая, А.М. Козочкина, И.М. Лобанихина, В.В. Морозов, Ю.Г. Мурин, Б.П. Тихомиров; Под общ. ред. Е.А. Болтина и Г.А. Белова. М., 1985.

Г.Г. Вербицкий. Остарбайтеры. СПб., 2004.

З. Градовский. В сердцевине ада. Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима М.: Гамма-Пресс, 2010.

П.М. Полян. Жертвы двух диктатур. Остарбайтеры и военнопленные в Третьем рейхе и их репатриация. М., 1996.

Р.Н. Редлих. Предатель. СПб., 1992.

Ю.Ф. Луценко. Политическая исповедь. Документальные повести о Второй мировой. М.: Посев, 2011.

4.2.16. Трагедия плена. Сталин и конвенция о военнопленных

В Русской Императорской армии плен не считался преступлением, к пленным относились как к страдальцам. Им сохранялись чины, награды, денежное довольствие, плен засчитывался в стаж службы. При активном участии Императора Николая II и русских дипломатов появилась знаменитая Гаагская конвенция 1907 г. «О законах и обычаях сухопутной войны», определявшая права военнопленных. В 1914–1917 гг. в плен попали 2,4 млн чинов Русской армии, из которых умерли не более 5 %.

Основы преступной политики советского государства по отношению к собственным гражданам, попавшим в плен, были заложены задолго до 1939 г. Еще новорожденная РСФСР отказалась признавать конвенцию 1907 г. Ленин заявил: «Гаагское постановление создает шкурническую психологию у солдат». В итоге 16–18 тысяч красноармейцев, плененных во время советско-польской войны 1920 г., умерли в польских лагерях, брошенные Совнаркомом на произвол судьбы.

Сталин в 1925 г. назвал работу Гаагской конференции «образцом беспримерного лицемерия буржуазной дипломатии». В 1927 г. пленум ЦК ВКП(б) признал: «Нерабочие элементы, которые составляют большинство нашей армии – крестьяне, не будут добровольно драться за социализм». Массовая гибель пленных уменьшила бы вероятность формирования русской антикоммунистической армии на стороне противника. 15 мая 1929 г. Сталин известил Ворошилова о том, что СССР не будет участвовать в Женевской конференции. 27 июля 1929 г. главы делегаций 47 государств подписали Женевское «Соглашение об обращении с военнопленными». Советский Союз от присоединения к конвенции отказался. Нацистская Германия признала конвенцию в 1934 г.

Гитлер обосновывал зловещие планы в отношении советских пленных расовой теорией, борьбой идеологий и непризнанием большевиками международных конвенций. 30 марта 1941 г., выступая перед генералитетом, фюрер откровенно заявил: в грядущей войне «красноармеец не будет товарищем». Воспользовавшись отказом правительства СССР от защиты прав своих граждан в плену, нацисты обрекли их на методичное вымирание от голода и болезней, на издевательства и репрессии. Уничтожению подлежали взятые в плен политработники и евреи. В свою очередь, в приказе № 270 от 16 августа 1941 г. Сталин, Жуков и другие члены Ставки предложили уничтожать плененных врагом бойцов и командиров Красной армии «всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишить государственного пособия и помощи». 28 сентября 1941 г. в специальной директиве № 4976 по войскам Ленинградского фронта Жуков потребовал расстреливать семьи советских военнопленных. К счастью эта директива не была претворена в жизнь, а вот свидетельства об обстрелах и бомбардировках лагерей военнопленных собственной дальнобойной артиллерией и авиацией, особенно в 1941 г., существуют.

В 1941–1942 гг. пленные содержались в нечеловеческих условиях, погибая сотнями тысяч, в первую очередь от голода и тифа. Зимой 1941/1942 г. умерли около 2,2 млн военнопленных. Трагедия этих людей, преданных своим правительством и павших жертвой нацистской политики, по масштабу не уступает Холокосту и голодомору. Многие их массовые захоронения остались безвестными, и к местам бывших «шталагов» не возят паломников. Немецкие военные порой утверждали, что были не в состоянии разместить и накормить такое число людей. Но тогда непонятно, почему они запрещали населению кормить пленных. С 25 июля по 13 ноября 1941 г. немцы освободили и отпустили по домам 318 775 человек – в основном украинцев, к которым они относились иначе, чем к русским (личный состав трех армий!), но затем роспуск прекратился. Суть в том, что смерть миллионов пленных вписывалась в гитлеровскую идею «лишить Россию жизненной силы». Смерть грозила, прежде всего, рядовым красноармейцам; командный состав помещали в отдельные лагеря, где условия были лучше.

Историческая справка

Начальник разведки адмирал Канарис в сентябре 1941 г. обратился к фельдмаршалу Кейтелю с просьбой проявить благородство в отношении русских военнопленных, но тот ответил, что «солдатские понятия о рыцарской войне» не при чем, когда речь идет «об уничтожении мировоззрения». Кейтель, видимо, видел в пленных носителей «большевицкой заразы». Впрочем, для журнала «Der Untermensch» («Недочеловек») фотографии изможденных лиц голодающих пленных служили иллюстрацией «дегенеративного облика восточных орд».

Отдельные офицеры Вермахта (адмирал В. Канарис, граф Г.Д. фон Мольтке, майор К. фон Штауффенберг и др.) протестовали, считая подобную практику несовместимой с кодексом чести и традициями германской армии. Некоторые коменданты, руководствуясь христианскими чувствами, пытались на своем уровне хоть как-то облегчить страдания несчастных. Но такие случаи были единичны. Лишь с осени 1942 г. положение стало несколько улучшаться. В 1942 г. нацисты заинтересовались пленными как рабочей силой, а с весны 1943 г. началось развитие Власовского движения.

Советские военнопленные в 1941–1945 гг.

Из 5,8 млн пленных (исключая перебежчиков) погибли примерно 3,3 млн (60 %). Смертность среди пленных армий союзников составляли от 0,3 до 1,6 %. Из выживших 2,4 млн примерно 950 тыс. поступили на службу в Вермахт и антисоветские формирования (РОА, казачьи и др. части). Около 500 тыс. бежали или оказались освобождены в 1943–1944 гг. Около 940 тыс. дождались весны 1945 г. В подавляющем большинстве они вернулись на родину, где их ждали вновь лагеря, подневольный труд, унизительные спецпроверки и клеймо «изменников». Восстановление прав бывших пленных растянулось на весь послесталинский период.

Но особенно трагично отношение советской власти к своим солдатам воспринималось бежавшими из плена, ведь нацисты были беспощадны к людям, совершавшим побег: в большинстве случаев их публично расстреливали, в меньшинстве – отправляли в лагеря смерти, откуда выйти живым было практически невозможно. Рисковавшие жизнью, мечтавшие о борьбе с врагом солдаты и офицеры, считавшие, что они сражаются за родину, получали взамен наград – штрафные батальоны или лагеря. Никакие подвиги, совершенные при удавшихся, даже беспримерных по своей дерзости, побегах не гарантировали советских солдат и офицеров от общей трагической судьбы бывших военнопленных.

Историческая справка

Характерна судьба Михаила Петровича Девятаева и его товарищей, соверших побег из немецкого плена на захваченном самолете с секретного ракетного полигона Пенемюнде. Михаил Девятаев родился 8 июля 1917 г. в поселке Торбеево в Мордовии. Начало войны он встретил в 237-м истребительном полку в Могилеве. 23 июня 1941 г. на самолете И-16 Михаил Девятаев участвует в воздушном бою и 24 июня открыл боевой счет, сбив бомбардировщик Ju-87. 23 сентября 1941 г. Девятаев получил ранение в левую ногу. После госпиталя Девятаев служит в ночной бомбардировочной авиации. В мае 1944 г. он вновь становится истребителем – командиром звена 104-го гвардейского истребительного авиационного полка 9-й гвардейской истребительной авиационной дивизии 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта. На его личном счету было 9 сбитых вражеских самолетов. Вечером 13 июля 1944 г. старший лейтенант Девятаев вылетел в составе группы истребителей P-39. В воздушном бою в районе Львова он был ранен в правую ногу, а его самолет подожжен. Летчик выпрыгнул над вражеской территорией с парашютом и с тяжелыми ожогами попал в плен.

В плену Михаил Девятаев держался мужественно: ни в разведотделе Абвера в Варшаве, ни в Лодзинском лагере для военнопленных, ни в лагере Новый Кенигсберг немцы не получили от него никаких интересующих их сведений. В лагере Новый Кенигсберг Девятаев с товарищами готовил побег, и когда подкоп был почти готов, их замысел в результате доноса раскрылся. Наказанием за попытку бегства стал лагерь смерти Заксенхаузен, из которого Девятаев в составе группы из 1500 заключенных был отправлен в концлагерь на остров Узедом, где находился секретный ракетный полигон Пенемюнде. Судьба узников была заранее предопределена: по истощении жизненных сил – крематорий.

В январе 1945 г., когда фронт подошел к Висле, Михаил Девятаев вместе с заключенными Иваном Кривоноговым, Владимиром Соколовым, Владимиром Емченко, Федором Адамовым, Иваном Олеником, Михаилом Емецом, Петром Кутергиным, Николаем Урбановичем и Дмитрием Сердюковым начал готовить побег. Побег был назначен на 8 февраля 1945 г. На аэродроме Михаил Девятаев и Иван Кривоногов – пограничник, защищавший со своими товарищами ДОТ на границе с 22 июня по 3 июля 1941 г., отвлекли внимание конвоира, и Кривоногов нанес ему смертельный удар в висок железной клюшкой. Заключенные подбежали к командирскому бомбардировщику Не-111 и залезли в кабину. Самолет начал разбег, но машину не удавалось оторвать от земли, и, пробежав всю полосу, Девятаев крутым разворотом остановил ее у самого обрыва к морю. В это время было обнаружено тело убитого охранника и поднята тревога на аэродроме: немецкие солдаты со всех сторон бежали к захваченному бомбардировщику. Девятаев начал второй разбег. При помощи товарищей удалось, оттянув штурвал на себя, поднять самолет и уйти в сторону моря. Немцы послали в погоню истребители под руководством аса, обер-лейтенанта Люфтваффе Гюнтера Хобома, но обнаружить беглецов не удалось. В районе линии фронта самолет обстреляли советские зенитки. Пришлось идти на вынужденную посадку: «Хейнкель» приземлился на брюхо южнее населенного пункта Голлин в расположении артиллерийской части 61-й армии. Однако радость беглецов была недолгой.

Начались унизительные процедуры допросов в СМЕРШе. Друзей Михаила Девятаева отправили в штрафные батальоны и роты. Из девятерых его товарищей выжило трое: Иван Павлович Кривоногов, Михаил Александрович Емец и Федор Петрович Адамов. Найти друг друга им удалось лишь во второй половине 1950-х гг. после того, как о подвиге стало известно из прессы. Владимир Соколов, Петр Кутергин и Иван Оленик погибли в боях, Владимир Емченко, Трофим Сердюк и Николай Урбанович «пропали без вести», т. е. тоже погибли.

Михаил Девятаев был помещен в советский концентрационный лагерь на территории Польши. Между тем его побег из плена принес огромную практическую пользу. Сразу же по прилете на территорию, контролируемую советскими войсками, Михаил Девятаев сообщил координаты ракетной базы Пенемюнде с точностью до десятков метров, и она была разгромлена советской авиацией. Прекратились, таким образом, обстрелы Лондона немецкими ракетами ФАУ-2. В сентябре 1945 г. из лагеря Девятаева вызвал на остров Узедем полковник Сергеев. Под этим псевдонимом скрывался будущий Генеральный конструктор первых советских ракет С.П.Королев. Девятаев помог Королеву собрать необходимые узлы и детали ракеты, в том числе и двигатель ФАУ-2, ставший впоследствии основой для разработки двигателя первой советской ракеты Р-1.

В ноябре 1945 г. Михаил Девятаев был уволен в запас. Его, как бывшего в плену, не брали на работу, и он с трудом устроился грузчиком в Казанском речном порту. Он писал письма на имя Сталина, Маленкова, Берии, но все без толку. Положение изменилось, только в конце 1950-х гг., когда С.П.Королев помог Девятаеву реабилитироваться.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 августа 1957 г. Девятаеву было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». О легендарном по смелости побеге узнала вся страна. М.П. Девятаев написал книгу «Побег из ада», изданную большими тиражами не только в СССР, но и за рубежом. Он был награжден орденом Ленина, 2 орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней и многими медалями, стал почетным гражданином Мордовии, городов Казани, Вольгаста и Циновичи (Германия).

В 1957 г. Девятаев стал одним из первых капитанов пассажирских судов на подводных крыльях. Уйдя на пенсию, он активно участвовал в ветеранском движении, создал фонд Девятаева, для оказания помощи нуждающимся ветеранам. Незадолго до смерти в 2002 г. Михаил Петрович встретился с немецким летчиком Гюнтером Хобомом, который должен был его догнать и сбить и которого удалось обмануть беглецам. Два солдата выпили по рюмке водки и обняли друг друга: и через многие годы дерзкий побег вызывал восхищение противника. Съездил Девятаев и в Пенемюнде, поставил 100 свечей у мемориального камня с именами своих товарищей по побегу, большинство из которых погибло в штрафных батальонах и ротах. Скончался Девятаев 24 ноября 2002 г. – М.П. Девятаев. Побег из ада. Саранск: Мордовское кн. изд-во, 1979.

Литература:

И.А. Дугас, Ф.Я. Черон. Вычеркнутые из памяти. Советские военнопленные между Гитлером и Сталиным. Париж, 1994.

П.М. Полян. Жертвы двух диктатур. Остарбайтеры и военнопленные в Третьем рейхе и их репатриация. М., 1996.

4.2.17. Русская Церковь и начало войны. Зарубежье, Внутренняя Россия. Псковская миссия

После вступления СССР в сентябре 1939 г. во Вторую мировую войну и оккупации Красной армией восточной части Польши, Прибалтики, Бессарабии и Буковины религиозная ситуация в стране существенно изменилась. Ибо на присоединенных к СССР территориях сохранялась полноценная инфраструктура церковной жизни, принадлежавшая юрисдикции нескольких Поместных Православных Церквей (3342 действующих храма, 64 действующих монастыря, 8 богословских учебных заведений). Начавшаяся уже в первые месяцы советской оккупации репрессивная политика коммунистических властей по отношению к местному православному духовенству к моменту нападения нацистской Германии на СССР в 1941 г. еще не успела принять масштабов, аналогичных тем, которые имели место на остальной территории страны.

В церковной жизни Русского Зарубежья к началу Второй мировой войны также произошли ощутимые изменения. После смерти 10 августа 1936 г. митрополита Антония (Храповицкого) председателем Синода Русской Православной Церкви Заграницей стал митрополит Анастасий (Грибановский). Пользуясь благожелательным отношением нацистских властей Германии именно к этой церковной юрисдикции русской эмиграции, Зарубежный Синод получил возможность в 1938 г. перевести в свое ведение все русские православные приходы, которые находились на территории Германии и которые до этого принадлежали юрисдикции Западно-Европейского Экзархата митрополита Евлогия (Георгиевского). Возглавивший, по рекомендации германских властей, Берлинскую епархию этнический немец, епископ Серафим (Ляде) не только сумел не допустить гонений со стороны антихристиански и антирусски настроенного нацистского режима на русских православных христиан в Германии, но и способствовал своей дальнейшей деятельностью сохранению православной церковной жизни различных юрисдикций на оккупированных Германией территориях.

Нападение нацистской Германии на СССР обусловило у значительной части духовенства Русского Зарубежья надежду не только на возрождение церковной жизни на территории, освобожденной от большевиков, но и на возможность непосредственного участия зарубежного духовенства в этом «втором Крещении Руси».

Свидетельство очевидца

«Кровь, начавшая проливаться на русских полях с 22 июня 1941 г., есть кровь, льющаяся вместо крови многих и многих тысяч русских людей, которые будут скоро выпущены из всех тюрем, застенков и концлагерей Советской России, – писал в конце июня 1941 г. архимандрит Иоанн (Шаховской) в статье «Близок час». – …Лучшие русские люди будут скоро отданы России, лучшие пастыри будут отданы Церкви… Новая страница в русской истории открылась 22 июня 1941 г. в день празднования русской Церковью памяти «Всех Святых – в земле Русской просиявших». Не ясное ли это, даже для слепых, знамение того, что событиями руководит Высшая Воля? В этот чисто русский (и только русский) праздник, соединенный с днем воскресения, началось исчезновение демонских криков «интернационала» с земли Русской… Скоро, скоро русское пламя взовьется над огромными складами безбожной литературы… Откроются оскверненные храмы и освятятся молитвой. Священники, родители и педагоги будут вновь открыто учить детей истине Евангелия… Это будет та «Пасха среди лета», о которой 100 лет тому назад, в прозрении радостного духа, пророчествовал великий святой Русской земли, преподобный Серафим Саровский. Лето пришло, близка русская Пасха». – Церковно-исторический вестник. 1998. № 1. С. 81–82.

Оккупационный режим на обширной территории СССР, занятой германскими войсками к концу 1942 г., первоначально находился под контролем военной администрации, которая по мере дальнейшего продвижения линии фронта передавала управление представителям Министерства восточных территорий. Именно военная администрация, состоявшая из офицеров Вермахта, нередко благожелательно настроенных к перспективе религиозного возрождения на оккупированных территориях, оказывала наибольшее содействие стихийно и широко проявлявшемуся среди населения стремлению восстанавливать церковную жизнь, прежде всего посредством открытия приходских храмов. Так, например, в июле 1941 г., через две недели после взятия германскими войсками Смоленска, был ликвидирован атеистический музей, располагавшийся в Смоленском Успенском соборе, а 10 августа в возвращенном Русской Православной Церкви соборе в день памяти Смоленской иконы Божией Матери был отслужен молебен перед найденным накануне немецкими солдатами и установленным в соборе чудотворным списком этой иконы. В июле 1941 г. в Пскове после ликвидации немецкими властями антирелигиозного музея, находившегося в Троицком соборе Псковского кремля, этот древний храм был передан Русской Православной Церкви, а 22 марта 1942 г. в соборе была торжественно установлена привезенная немецкими солдатами из закрытого и оскверненного коммунистами Тихвинского монастыря чудотворная Тихвинская икона Божьей матери.

Всего на территории, занятой германскими войсками, за период оккупации было открыто около 9000 храмов. В том числе на территории Ленинградской, Новгородской и Псковской областей было открыто 470 храмов, Курской области – 332 храма, Ростовской области – 243 храма, Краснодарского края – 229 храмов, на территории Украины в целом было открыто около 5400 храмов. При этом военная администрация разрешала русскому православному духовенству такие формы просветительско-миссионерского и социального служения, как преподавание Закона Божия в приходских и общеобразовательных школах, создание церковных детских садов, катехизация взрослых, просветительская работа духовенства с учителями, предоставление духовенству возможности осуществлять свою миссионерскую деятельность на радио и в газетах. Было открыто и несколько монастырей, например в 40 км от Ленинграда, в Вырицах – женский Успенский монастырь, а в восьми км от него – Иоанно-Предтеченский мужской, где игуменом был выбран иеромонах Серафим (Проценко).

Свидетельство очевидца

Письмо в газету «Северное слово» № 41. (Ревель, 27 августа 1942 г.) из «советской Ингерманландии» (т. е. из Ингерманландского района Ленинградской области, прилегающего к Эстонии под Ивангородом): «Мы, жители деревни Куровицы, Манновка и Орлы приносим свою глубокую благодарность священнику-миссионеру о. Михаилу Рауд за те отрадные богослужения, которые он совершает безвозмездно в наших деревнях. Никогда никому не отказывая в совершении треб, много отрады вносит он в сердца наши своими простыми, ясными проповедями, призывая заблудших и отпавших от веры православной вернуться к Богу. Много света, веры, теплоты и любви внес он в сердца наши и многих привел он снова в лоно церкви православной. Очень много наших детей благодаря о. М.Рауду получили святое крещение и имена святых. Спасибо сердечное о. Михаилу за то просвещение и великий свет апостольства, что несет он своим служением нашей, освобожденной от большевизма, бывшей советской Ингерманландии».

Письмо в газету «За Родину» (Псков, 21 сентября 1943 г.):

«При поселке Елизаветино в имении княгини Трубецкой до революции была церковь, которую большевики закрыли и превратили в колхозный склад. За несколько дней до занятия поселка германскими войсками начальство совхоза приказало совершенно разрушить здание церкви. Теперь население по собственной инициативе собрало 9000 рублей и обратилось к окружному старшине с просьбой отвести помещение под церковь. Окружной старшина Н.А. Алексеев отвел специальный дом и выделил из средств округа дополнительно 2000 рублей для этой цели. Верующие приступили к оборудованию храма. Храм украшен иконами, пожертвованными самими верующими».

На протяжении всего периода Второй мировой войны Русская Православная Церковь являлась единственным общественным институтом, пытавшимся последовательно и бескорыстно оказывать моральную и материальную помощь советским военнопленным. Несмотря на не прекращавшиеся попытки придать этой помощи организованный и систематический характер за счет соглашения с высшим германским военным руководством, русское православное духовенство было обречено ограничивать эту помощь лишь частными мероприятиями, масштаб и продолжительность которых зависели от отдельных представителей лагерной администрации. Из-за того, что большинство лагерей для военнопленных находились на территории, где осуществляли свою деятельность приходы Русской Православной Церкви Заграницей, именно ее духовенству суждено было сыграть наиболее заметную роль в пастырском окормлении и гуманитарной помощи советским военнопленным. Предпринимавшиеся на основе договоренностей с отдельными представителями лагерной администрации попытки православного духовенства осуществлять церковную деятельность среди военнопленных подчас приводили к весьма значительным результатам. Например, в лагере для военнопленных в Луккенвальде 2 августа 1943 г. в специально отведенном для этого бараке епископом Потсдамским Филиппом было совершено освящение храма во имя св. равноапостольного князя Владимира. Еженедельные воскресные богослужения в этом храме стали совершаться узником лагеря священником Михаилом Поповым.

Наряду с представителями духовенства Русской Православной Церкви Заграницей осуществлять пастырскую деятельность среди советских военнопленных, находившихся в лагерях европейских стран, стремились и находившиеся под особым подозрением у немецких властей священнослужители Западно-Европейского Экзархата Вселенской Патриархии.

Свидетельство очевидца

Архимандрит Иоанн (Шаховской) впоследствии так описывал свое посещение в 1942 г. офицерского лагеря в окрестностях Бад-Киссингена. «В нем содержалось около 3 тыс. советских командиров, главным образом молодых лейтенантов; но были и штаб-офицеры – в особом здании… Можно представить мое удивление, когда среди этих советских офицеров, родившихся после Октября, сразу же организовался церковный хор, спевший без нот всю литургию. Приблизительно половина пленных захотели принять участие в церковной службе, общей исповеди и причастились Святых Таин. В этой поездке меня сопровождал о. Александр Киселев… Мы остались под огромным впечатлением от этой встречи с несчастными, раздавленными и войной, и лишениями, и унижениями русскими людьми». – Архиепископ Иоанн (Шаховской). Избранное. Петрозаводск, 1992. С. 367.

Своеобразным продолжением этой деятельности стало возрождение православными священнослужителями Зарубежной Церкви института русского военного духовенства в вооруженных формированиях, которые создавались немецкими властями из советских военнопленных для участия в боевых действиях на стороне Германии. Так, например, благодаря пастырским трудам протопресвитера Александра Киселева и протоиерея Дмитрия Константинова созданные в ноябре 1944 г. Вооруженные силы Комитета освобождения народов России восстановили на двадцать лет прерванную большевиками традицию пастырского окормления православными священниками русских солдат.

Определявшаяся директивами Министерства восточных территорий и Имперской службы безопасности религиозная политика гражданской администрации предполагала, по крайней мере, временное продолжение деятельности открывавшихся храмов, хотя и оказывалась более сдержанной по сравнению с политикой военной администрации.

Документ

«Несомненно то, что стремящимся к религии массам оккупированных бывших советских областей надлежит снова дать какую-то форму религии, – писал начальник имперской службы безопасности Р. Гейдрих в оперативном приказе № 20 от 31 октября 1941 г. – Крайне необходимо воспретить всем попам вносить в свою проповедь оттенок вероисповедания и одновременно позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии…толковать народу свободную от еврейского влияния религию. Ясно, что заключение «избранного Богом народа» в гетто и искоренение этого народа… не должно нарушаться духовенством, которое, исходя из установки православной церкви, проповедует, будто исцеление мира ведет свое начало от еврейства». – М.В. Шкаровский. Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов: Сборник документов. М.,2003. С. 192.

Особенно активную роль в возрождении церковной жизни на оккупированной территории сыграл митрополит Сергий (Воскресенский), являвшийся с начала 1941 г. экзархом в Прибалтике Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). Направленный из Москвы в только что присоединенную Прибалтику летом 1940 г., он остался в Риге после отступления советских войск. Митрополит Сергий заявил о своей лояльности немецким оккупационным властям и возглавил при их поддержке Русскую Православную Церковь в Прибалтике и на Северо-Западе, сохранив при этом юрисдикцию Московской Патриархии.

Документ

В проповеди, произнесенной 14 марта 1943 г., митрополит Сергий подчеркивал: «Борьба, предпринятая Германией против большевизма, вошла в решительную стадию. Ничего не может быть страшнее господства коммунизма. Если он победит, население многих стран будет обречено нечеловеческим страданиям и даже уничтожению. Чтобы предотвратить эту грозную опасность, необходимо напряжение и полное объединение всех имеющихся сил… Поэтому каждый из нас обязан следовать указаниям властей и приложить все свои силы в борьбе с большевизмом».

Одним из наиболее значительных и успешных церковных начинаний митрополита Сергия следует признать деятельность Псковской Духовной Миссии, возродившей менее чем за три года на территориях Ленинградской, Новгородской и Псковской областей практически полностью уничтоженную коммунистами церковную жизнь. Начав свою деятельность в августе 1941 г. в составе 14 священнослужителей и псаломщиков на огромной территории, где проживало 2 миллиона человек, а действовало лишь несколько храмов, Псковская Духовная Миссия, с октября 1942 г. возглавлявшаяся протопресвитером Кириллом Зайцом, к началу 1944 г. смогла открыть более 400 приходов, в которых служили около 200 священников. Среди активных деятелей Миссии были, в частности, такие известные в будущем священнослужители Московской Патриархии, как духовник Санкт-Петербургской епархии архимандрит Кирилл (Начис), профессор Ленинградской духовной академии протоиерей Ливерий Воронов, которым после войны за их самоотверженные миссионерские труды довелось пережить длительное лагерное заключение.

Находившиеся на территории Прибалтийского экзархата монастырские обители, в том числе Псково-Печерский и Виленский Свято-Духов монастыри, получили возможность не только пополнять ряды своих насельников, но и осуществлять миссионерско-пастырскую деятельность по отношению к местному населению, оказывать гуманитарную помощь военнопленным.

Неизбежно осложняя свое политическое положение, митрополит Сергий постоянно убеждал германские власти в целесообразности поддерживать находившиеся на оккупированной территории епархии и приходы, сохранявшие юрисдикцию именно Московской Патриархии. Вынужденный под давлением нацистских властей издать 19 ноября 1943 г. распоряжение о прекращении епископами Прибалтики поминовения Патриарха Московского, митрополит Сергий сохранил это поминовение на совершавшихся им самим богослужениях. Примечательно, что Патриарх Сергий так и не запретил в священнослужении митрополита Сергия, а в апреле 1944 г. Патриарший Синод постановил, что «рукоположения, совершенные им или подведомственными ему епископами… признаются действительными». Пытавшийся в условиях немецкой оккупации последовательно проводить политику «сергианского диалога» уже не с коммунистической, а с нацистской властью митрополит Сергий был убит 28 апреля 1944 г. во время поездки из Вильнюса в Каунас диверсионно-террористической группой, состоявшей из сотрудников НКВД, переодетых в форму эсэсовцев.

Свидетельство очевидца

Сводный брат секретаря митрополита Сергия (Воскресенского) Артур Радвил во время заключения в Спасском лагере близ Караганды рассказывал заключенному вместе с ним протоиерею Псковской миссии Георгию Тайлову, что в тюремной больнице на этапе он встретился с одним из убийц митрополита Сергия: «Новый знакомый спросил у Артура, откуда он. Последний, не желая особенно откровенничать с незнакомым русским, сказал, что он, якобы, из Литвы. «Знаю ваш край, приходилось бывать, – сказал его собеседник. – Слыхал об убийстве митрополита Сергия? Так вот, это я должен был сделать!» Оказалось, что новый знакомый Артура был сброшен с самолета вместе с группой диверсантов-разведчиков. Им было дано задание устранить митрополита как изменника родины. Что они и выполнили по дороге между Вильнюсом и Каунасом в апреле 1944 г. А после окончания войны и демобилизации бывший разведчик работал где-то и был осужден по бытовой статье за растрату». – Протоиерей Георгий Тайлов. За проволокой. 1944–1955 гг. Мемуары // Православие в Латвии. Рига: Филокалия, 2004. С. 125–126.

Литература:

Псковская православная миссия // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. Вып. 26–27. СПб., 2002.

А.А. Корнилов. Преображение России. О православном возрождении на оккупированных территориях СССР (1941–1944 гг.). Нижний Новгород, 2000.

К.П. Обозный. История Псковской православной миссии. 1941–1944 гг. (Материалы по истории Церкви, кн.40). М.: изд. Крутицкого подворья, 2008.

М.В. Шкаровский. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002.

М.В. Шкаровский. Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935–1945 годов (сборник документов). М., 2003.

4.2.18. Германское антинацистское движение и русское общество

Гитлер к 1939 г. не успел создать завершенное тоталитарное государство. Степень распространения личной несвободы в Германии в 1930-е гг. была гораздо меньшей, чем в СССР. В отличие от большевиков, нацисты сохранили в неприкосновенности многие институты культурно-исторической, христианской Германии, надеясь со временем подчинить их нацистской доктрине – частную собственность, Церковь, семью, социальную структуру, аристократию, высшую школу, академическую науку, офицерский корпус.

В 1934 г. Гитлер связал армию личной присягой. Но уже в ноябре 1937 г. возник первый конфликт между ним и военной элитой. Гитлер понял, что консерваторы, приводя его к власти, хотели величия Германии, но не самоубийственной борьбы за мировую гегемонию, выступали за развитие Вермахта, но не за его истребление в новой европейской бойне, поддерживали национал-социалистический порядок, но не разделяли национал-социалистическое мировоззрение. В отличие от членов СС, офицеры Вермахта не состояли и не имели права состоять в партии, не руководствовались решениями парторганизаций, сохраняя внутреннюю независимость и рыцарское достоинство.

К лету 1938 г. в Вермахте возник заговор, участники которого (генерал-полковник Л. Бек, генерал пехоты Э. фон Вицлебен, генерал-майор Р. Шмидт, полковник Г. Остер и др.) считали, что политика Гитлера погубит Германию, а языческая нацистская идеология противоречит христианским убеждениям и ценностям. К заговору примкнули бывший обер-бургомистр Лейпцига К. Герделер, юрист Г. фон Донаньи, дипломат У. фон Хассель и др. Но попытка переворота в 1938 г. сорвалась. Британская сторона отказалась от контактов с оппозицией, пристыдив немецких военных… нарушением присяги.

Режим Сталина в глазах заговорщиков представлял не меньшую опасность для Европы, поэтому оппозиционеры стремились установить связи с непримиримой частью русской эмиграции (НТС-НП, РОВС и др.). К июню 1941 г. Герделер разработал меморандум «Цель», посвященный новой Германии. Независимую Россию автор видел в Европейском Союзе после ликвидации «безбожного коллективизма» и большевизма. Позднее, в русское временное правительство заговорщики намечали пригласить известных в эмиграции генерал-майора В.В. Бискупского и редактора закрытого нацистами журнала «Часовой» капитана В.В. Орехова.

В июне 1941 г. заговорщики, многие дипломаты, аристократы и даже некоторые сотрудники Розенберга восприняли войну с СССР как шаг к восстановлению «бисмарковского курса» по отношению к возрожденной, небольшевистской России (курса на союзничество, а не на владычество). Однако возможностями радикального влияния на политику рейха при живом фюрере эти лица почти не обладали. Преступления нацистов в Польше в 1939–1940 гг. и в оккупированных областях СССР в 1941–1942 гг. возмутили многих идеалистов. Они начали считать политику Германии на Востоке «безумной» и «преступной».

К оппозиции в 1941–1942 гг. примкнули молодые офицеры – полковники Х. фон Тресков, А. фон Ренне, Р. Гелен, подполковник В. фон Фрейтаг-Лорингхофен, майоры барон Р.К. фон Герсдорф, граф К. фон Штауффенберг и др. В августе 1941 г. в Борисове Тресков впервые намеревался арестовать Гитлера. Год спустя Штауффенберг открыто заявил о необходимости «убить эту свинью». В марте 1943 г. Тресков заминировал самолет фюрера, но взрыватель бомбы отказал. Затем вплоть до событий 20 июля 1944 г. заговорщики предприняли еще шесть попыток покушений.

Оппозиция по мере сил боролась за принципиальное изменение оккупационной политики в духе взглядов Герделера. Уже летом – осенью 1941 г. ее участники считали необходимым создание русской армии, роспуск колхозов, прекращение нацистского террора, сотрудничество со всеми антибольшевицкими силами, привлечение народов СССР, в первую очередь русских, белоруссов и украинцев, на свою сторону в качестве равноправных союзников. Такие «здравые взгляды» поддерживали и некоторые генералы Вермахта, не участвовавшие в заговоре (В. фон Браухич, Э. фон Клейст, М. фон Шенкендорф и др.). Оппозиционеры, не считаясь с Берлином, использовали для этого все служебные возможности. Борьба за изменение восточной политики в 1941–1943 гг. была острой и противоречивой. Ее практическим результатом стало появление в составе Вермахта уже в 1941 г. русских вооруженных формирований, а позднее, в 1943 г. – и Власовского движения.

Литература:

В. Герлиц. Германский Генеральный штаб. История и структура 1657–1945. М., 2005.

К. Деметр Германский офицерский корпус в обществе и государстве 1650–1945. М., 2007.

К. Финкер. Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга. М., 1976.

У. Ширер. Взлет и падение Третьего рейха: В 2 т. / Под ред. О. А. Ржешевского. М., 1991.

A. Dallin. German Rule in Russia 1941–1945. A Study of Occupation Policies. London, 1957.

4.2.19. Попытки создания Русской освободительной армии (РОА)

Война вызвала небывалый всплеск военно-политического сотрудничества наших соотечественников с противником. В 1941–1945 гг. на немецкой военной службе состояли не менее 1,1–1,2 млн советских людей – примерно каждый 17-й военнослужащий Вермахта был гражданином СССР. В годы Первой мировой войны попытки врага привлечь российских пленных на свою сторону не дали результата.

Мнение историка:

«В войне 1914–1918 годов центральные державы взяли в плен 2417 тыс. русских, из них умерло 70 тысяч. В 1941–1945 годы немцы захватили в плен 5754 тыс. русских, из них умерло 3,7 миллиона. Можно было бы также предположить, что катастрофические события 1941 г. требовали драконовских мер. Но в 1914 г. информация о хорошем обращении немцев с пленными не влияла на лояльность царских солдат. Русские офицеры прославились тем, что больше других пленных упорствовали в побегах из немецких лагерей; всего сбежало около 260 тыс. русских, и большинство их снова пошло в родную армию. Несмотря на активную немецкую и пораженческую пропаганду в лагерях в 1917 году, лишь какие-то жалкие 2 тысячи украинских националистов согласились дезертировать в немецкую армию. В 1944 г. на этот шаг решилось около миллиона русских военнопленных». – Николай Толстой. Жертвы Ялты. М.: Воениздат, 1996. С. 153.

Спустя четверть века на стороне Вермахта служили сотни кадровых командиров РККА. Причины этого трагического явления необходимо искать в социально-политических и морально-нравственных последствиях большевицкого эксперимента и не прекращавшейся с октября 1917 г. войне большевиков против народа России.

Мнение историка:

Участник Русского Освободительного Движения Александр Степанович Казанцев очень точно поставил диагноз данного явления.

«Участие русских военнопленных в борьбе Германии против ее врагов и, прежде всего, против Красной Армии – явление невиданное и небывалое ни в истории России, ни в какой бы то ни было другой. Явление это можно объяснить только политикой советского правительства и до войны, и во время нее. Если на сторону врага государства переходят во время войны единицы, то уместно говорить о выродках. Если это делают десятки тысяч, то объяснить это можно моральным падением народа в целом. Но если переходящих приходится считать миллионами, то первый и второй диагнозы неверны, и объяснения нужно искать не в психологии переходящих, а в окружавшей их обстановке, в условиях их жизни, в данном случае в практике советского строя». – А.С. Казанцев. «Третья сила». М.: Посев, 1994. С. 93.

Гитлер категорически утверждал: «Если одной из завоеванных провинций мы когда-нибудь дадим право создать собственную армию или военно-воздушные силы, то с нашей властью над ней будет навсегда покончено». Однако противники нацистской восточной политики и участники антигитлеровской оппозиции считали необходимым создание антисоветских российских вооруженных формирований. Они надеялись, что их существование превратится в мощный политический фактор, который заставит изменить политику на Востоке и повлияет на исход войны. Кроме того, без добровольцев Вермахту было бы значительно труднее удерживать Восточный фронт.

Первые подразделения из граждан СССР на Восточном фронте существовали уже летом 1941 г. Осенью появились многочисленные «хиви» (от нем. – «желающие помогать» – Hilfswillige, или HiWi) – добровольцы из пленных и местного населения, зачислявшиеся на штатные должности обслуживающего персонала. Советские «хиви» всю войну усердно служили в Вермахте, поддерживая его боеспособность. В октябре на фронте возникли первые казачьи подразделения, преимущественно из пленных – уроженцев бывших казачьих областей, переживших геноцид и расказачиванье в 1920–1930-е гг.

На оккупированных территориях формировались силы вспомогательной полиции, охранные части и т. д. Осенью 1943 г. в Вермахте (без войск СС) служили примерно 500 тыс. граждан СССР, в т. ч. 180 тыс. в боевых самостоятельных подразделениях и частях, около 70 тыс. – во вспомогательной полиции, 250 тыс. – среди добровольцев обслуживающего персонала (включая Люфтваффе). В 1942–1944 гг. были сформированы 120 русских, украинских и казачьих боевых батальонов, около 30 саперно-строительных и батальонов снабжения, а также 77 батальонов в составе пяти национальных легионов: 26 туркестанских, 14 азербайджанских, 12 грузинских, 11 армянских, 6 северокавказских, 7 волго-татарских, 1 финно-угорский.

Расчет по национальному признаку граждан СССР, состоявших на германской военной службе в 1941–1945 гг.

Одни восточные добровольцы делали свой выбор, потому что большевики учили их двадцать лет выживать в любых условиях, другие считали Сталина большим злом, чем Гитлер, для третьих так сложились обстоятельства, четвертые надеялись перейти к своим. Так или иначе, но большевицкое государство, уничтожившее за 25 предвоенных лет около 25 млн человек и отказавшееся от защиты их прав в плену, не вправе было требовать от советских людей гражданской лояльности.

Свидетельство очевидца

Очень характерным является объяснение одного из солдат РОА, в прошлом сержанта Красной армии, сражавшегося с немцами под Одессой, награжденного двумя советскими орденами и раненым попавшего в плен, данное на допросе в СМЕРШе.

«Вы думаете, капитан, что мы продались немцам за кусок хлеба? Но скажите мне, почему советское правительство продало нас? Почему оно продало миллионы пленных? Мы видели военнопленных разных национальностей, и обо всех них заботились их правительства. Они получали через Красный Крест посылки и письма из дому, одни только русские не получали ничего. В Касселе я повстречал американских пленных, негров, они поделились с нами печеньем и шоколадом. Почему же советское правительство, которое мы считали своим, не прислало нам хотя бы черствых сухарей?.. Разве мы не воевали? Разве мы не защищали наше правительство? Разве мы не сражались за Родину? Коли Сталин отказался знать нас, то и мы не желали иметь с ним ничего общего!». Николай Толстой. Жертвы Ялты. С. 158.

Мнение ответственного редактора:

Невероятный размах сотрудничества с неприятелем в России в годы Второй мировой войны служит ярким свидетельством тому, в какие нравственные обстоятельства были поставлены люди России при большевицком режиме. За четверть века своего предвоенного господства большевики показали себя лютейшими врагами России, миллионами истребляя ее граждан, уничтожая ее веру, глумясь над национальными святынями, распродавая и разрушая сокровища культуры и природные богатства. В этих обстоятельствах простая логика «враг моего врага – мой союзник» толкнула множество русских людей от Сталина к Гитлеру, так как Гитлер пошел воевать со Сталиным и коммунизмом. Не сразу русские люди поняли, что своей антикоммунистической риторикой нацисты прикрывают циничный экспансионизм. В обстоятельствах страшного выбора – «защищать Россию значит защищать коммунистический антинародный режим», «бороться с антинародным режимом – значит союзничать с врагом России – Гитлером», каждый делал свой выбор сам, основываясь на личном опыте, на судьбе семьи, близких в предшествовавшие десятилетия. Страдания народов России под большевиками были столь невыносимы, что мы сейчас не имеем права судить никого, признавая нравственные изъяны в любом выборе судьбы в те годы. Трагично было, защищая Россию, ковать кандалы твоим детям под сталинским режимом, трагично было, воюя против Сталина, ковать такие же кандалы – под гитлеровским. Сам Сталин, пойдя на союз с Гитлером в 1939 г., примером показал, что так могут поступать и отдельные его подданные, сами англосаксонские демократии, объявив Сталина своим союзником, не могли не заронить сомнения в своем принципиальном либерализме в души тех, кто на себе познал сущность большевицкой тирании.

Осенью 1941 г. независимо друг от друга представители противосталински настроенной интеллигенции, группы пленных советских командиров в лагерях, участники антигитлеровской оппозиции направляли в Берлин и другие инстанции доклады и проекты по созданию русского правительства с политической программой, и противосталинской армии из пленных и добровольцев. Начальник штаба сухопутных войск Германии фельдмаршал Браухич в декабре 1941 г. на один из таких меморандумов наложил резолюцию: «Считаю решающим для исхода войны». Но Гитлер не хотел слышать ни о чем подобном, полагая, что в случае привлечения народов СССР к политической войне против Сталина, планам обретения Германией «жизненного пространства на Востоке» придет быстрый и неизбежный конец. Ситуация приобрела особый драматизм после того, как в июле 1942 г. на Волхове в плен попал один из популярных командармов Красной Армии – генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов. С его именем оказалась связана судьба Русской Освободительной Армии (РОА).

Литература:

К. Штрайт. «Они нам не товарищи…». Вермахт и советские военнопленные в 1941–1945 гг. М.: Русская панорама НП ИД, 2009.

4.2.20. Надежды в русском обществе в СССР на послевоенную свободную жизнь

Как это ни парадоксально, начало войны вдохнуло надежды в русское общество. Мотивы этого явления могли быть самыми разными. Для тех, кто верил большевицкой пропаганде, война означала войну на чужой территории и быструю победу коммунистических идей в самом центре Западной Европы. Катастрофа лета-осени 1941 г. – провал советского командования и лично верховного вождя – вызывали приступы отчаяния, а у наиболее критически мыслящих представителей этого слоя появлялись сомнения по отношению к политике власти в целом и ее представителей персонально.

Но прежде всего надежды появились у тех, кто стоял на прямо противоположной точке зрения, у тех, кто в Гражданскую войну воевал на стороне Белых или сочувствовал им. Гибель родных и товарищей, юридическая и моральная незаконность власти, чудовищные репрессии 20–30-х гг., четвертьвековое попирание религиозных, национальных, культурных, политических, идеалов и символов – все это скапливалось в сознании и душах миллионов русских людей. И начало войны означало для них и возможность соединиться с теми из своих близких, с кем Гражданская война прервала не только возможность увидеться, но даже и переписываться без страха за собственную жизнь, и отсутствие необходимости лгать и приспосабливаться, скрывать то, что любишь и во что веришь, подчас даже и от родственников, и исцеление от страха за судьбу семьи, который пропитывал жизнь советского человека 30-х гг. 24 часа в сутки.

Отношение к проблеме «коммунизм-фашизм» в сознании очень многих людей можно было выразить словами булгаковского героя Алексея Турбина: «У нас хуже, чем немцы – у нас большевики». Другое дело, что немцев образца 1941 г. многие соотечественники представляли себе по образцу немцев 1914 г. В большевицкую пропаганду многие не верили и слухи о немецких зверствах, о нацистском расизме либо не доходили до глубин населения, либо воспринимались, как еще одна коммунистическая ложь. Казалось, что хуже ГУЛАГа и колхозов ничего быть не может, а поскольку едва ли не каждый гражданин СССР либо прошел через тюрьмы, концлагеря и ссылку, либо это коснулось его семьи, учителей, учеников, сослуживцев – война казалась избавлением от четвертьвекового проклятия над страной.

Однако и эти иллюзии были достаточно быстро развеяны. С одной стороны, начиная с битвы под Москвой, был развеян миф о немецкой непобедимости, с другой стороны – варварская политика немецких властей на оккупированной территории свидетельствовала о том, что здесь воистину «сатана восста на сатану».

Среди тех, кто думал о будущем России, в первые после начала войны годы, были и те, суть позиций которых выглядела примерно так: пускай придут немцы, они придут ненадолго – завоевать Россию и удержать власть в ней невозможно, – но они сметут главарей коммунистического режима, а после того, как изгонят и их, народ сам выберет себе достойное правление. Это течение связывало себя скорее с силами антигитлеровской коалиции, которые помогут в конечном итоге установить достойный России государственный строй. «К концу войны вдруг появилась надежда на то, что после победы многое изменится, – вспоминал работавший в те годы обходчиком в «Теплосеть Мосэнерго» Г.И. Мирский (в будущем – видный ученый-арабист). – Мой напарник Потовин всё время говорил мне, что союзники якобы в обмен на военную помощь, которую они нам оказыали, поставили условие: разрешить после войны «свободную торговлю и вольный труд». Многие верили в это и мечтали о грядущих переменах, возлагая надежды именно на Америку и Англию».

И, наконец, еще одна часть общества, всегда верящая в лучший исход событий, свои надежды связывала с внутренними силами народа, с его терпением и стойкостью, жертвенным мученичеством, которое одолеет внешнего врага и своим подвигом сумеет преобразить власть врага внутреннего. Фраза «братья и сестры», сказанная Верховным Главнокомандующим взамен набившего оскомину «товарищи», возвращение подвергавшихся забвению или осмеянию выдающихся имен русской истории, появление фильмов и спектаклей, в которых действовали Суворов или Кутузов (наиболее яркий пример пьеса А. Гладкова «Давным-давно» (1942) известная современному зрителю по фильму «Гусарская баллада»), новые отношения с Церковью, вплоть до возрождения патриаршества (1943) – все это внушало надежды, что коммунистическая власть не сможет не вдохновиться подвижническим образом своего народа и даст ему возможность достойно существовать. Появилась поэзия «без соцреализма» – стихи Симонова, Твардовского и многих других поэтов военного времени. Огромной популярностью и на фронте и в тылу пользовались веселые строфы из поэмы Александра Трифоновича Твардовского «Василий Теркин», которая начала публиковаться с 1942 г. Василий Теркин – бравый, находчивый и смелый русский солдат, стал всеобщим любимцем.

К патриотической теме обратились гонимые Анна Ахматова и Борис Пастернак. Искренне звучали строки в отдельных стихотворениях Исаковского, в отличие от его довоенной и послевоенной казенной риторики.

Великим памятником любви к страдающей родине стало стихотворное письмо осени 1941 г. Симонова к Суркову – «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…», где совершенно невероятно для сталинского официоза поэт признавал: «Ты знаешь, Алеша, ведь все-таки родина / – не дом городской, где я празднично жил, / а эти проселки, что дедами пройдены, / с простыми крестами их русских могил. / Не знаю как ты, но меня с деревенскою, / с безбрежной тоской от села до села, / со вдовьей слезою и с песнею женскою/ впервые война на проселках свела. / Нас пуля с тобою пока еще милует, / но трижды поверив, что жизнь уже вся, / я все-таки горд был за самую милую, / за русскую землю, где я родился. / За то, что на ней умереть мне завещано, / что русская мать нас на свет родила, / что, в бой провожая нас, русская женщина, / три раза по-русски меня обняла».

Взрыв патриотических чувств, последовавший за поражениями осени 1941 г. и выяснением подлинного лика нацизма, особенно отразился в песнях военного времени. На смену революционной «Варшавянке» пришло «Прощание славянки», на смену «бодрячкам» 1930-х гг. – лирические песни: «Темная ночь», «На позицию девушка провожала бойца», «Вьется в тесной печурке огонь», которые люди помнят и поныне.

Историческая справка

Примечательны написанные по горячим следам, в 1943–1944 гг., «Военные воспоминания» солдата Леонида Андреева. Ушедший в 19 лет добровольцем на фронт смолянин был изувечен в бою под селом Черное близ Старой Руссы в марте 1943 г. После долгих месяцев, проведенных в госпиталях, он, признанный негодным к службе, жил в эвакуации у своих родителей в Ярославле и там писал воспоминания, в которых ни словом не упоминает ни компартию, ни Сталина, ни советского человека, ни комсомольца, но только родину, Россию, русского человека. Так описывает он момент атаки, которая сделала его инвалидом: «Мы лежали так миг, может быть, час. Свист [стал] чуть тише. И в это мгновение чей-то высокий молодой голос звонко и весело крикнул: – Ребята, вперед! За родину! Мы встали сразу – все. Дружное, молодое «ура!» заглушило истерический грохот пулеметов. Я несся вперед, прижав винтовку к груди, что-то сжимало горло, делало тело невесомым, могучим. Я взглянул на цепь. Ребята бежали вперед, вытянув штыки, к Черной. Многие падали – быстро и ловко, как подрубленные. Веер святящихся точек разрезал нашу цепь, точки гасли в телах товарищей, и тогда они падали в снег» (с. 206). Заканчивал свои «Записки» Андреев так: «Прошел год, как кончен обратный путь. Он стал областью воспоминаний. И странно – полный крови, боли, страданий, он в моей памяти сохраняется светлым. Виною этому русская женщина, сестра. Ее ласковые руки наложили на рану ужасных воспоминаний повязку скромной, согревающей человечности. Я сейчас живу, работаю, двигаюсь, пишу, мыслю. И это сделала прежде всего ты, сестра, и к тебе обращается моя благодарность. Ты, чистая женщина, встретила нас, грязных, истекающих кровью. Твои руки обмыли нас, успокоили нашу боль. Твоя ласка согрела нас. Твоя забота поставила нас на ноги. Твои слезы, русская женщина, рождали в нас силы ненависти к тем, кто причина им, и радость единения нашего – солдата русского и русской женщины… Ты, словно Ангел, брала в руки свои наши обессилившие тела, своими слезами рождала в нас жизнь и стала нам родной. В годину страданий, ужасов мы встали вместе – грудь и рука солдата загородили дорогу врагу, твоя рука, сестра, смягчила его боль, осветила его жизнь… Родная! Слава тебе, сестра» (с. 262–263).

Со временем, став известным специалистом по французскому экзистенциализму, доктором филологии, профессором Московского университета, Леонид Григорьевич Андреев никогда не правил тех своих солдатских записок, они были изданы женой уже после его смерти, последовавшей в декабре 2001 г. – Л.Г. Андреев. Философия существования. Военные воспоминания. М.: Гелиос, 2005. Но с каждым годом и с каждым военным успехом, коммунистический режим попирал и развеивал эти столь естественные чувства и надежды русского народа.

4.2.21. Новые отношения большевицкой власти с Церковью

Мудрость древних:

«Избрали новых богов, оттого война у ворот». – Библия, Книга Судей Израилевых, 5:8.

22 июня 1941 г. митрополит Сергий (Страгородский) после совершения богослужения в Богоявленском соборе в Москве составил послание к своему немногочисленному остававшемуся на свободе духовенству и пастве: «Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины… Вспомним святых вождей русского народа, например, Александра Невского, Дмитрия Донского, полагавших свои души за народ и родину… Нам, пастырям Церкви, в такое время, когда отечество призывает всех на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и воле Божией. А если, сверх того молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объясняется еще лукавыми соображениями насчет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена родине и своему пастырскому долгу… Положим же души своя вместе с нашей паствой… Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей родины. Господь нам дарует победу».

Советские власти разрешили зачитать текст этого послания в храмах лишь 6 июля 1941 г., спустя два дня после того, как советские граждане услышали выступление двенадцать дней молчавшего Сталина. 19 октября 1941 г. по решению советского правительства митрополиты Сергий и Николай с небольшой группой духовенства были эвакуированы в Ульяновск, в котором к этому времени все храмы были закрыты и, за исключением двух, полностью разрушены.

На территории СССР, не подвергавшейся немецкой оккупации, положение Русской Православной Церкви в первый год войны оставалось без каких-либо ощутимых перемен. В немногочисленных действовавших храмах, наряду с совершением богослужений, духовенство уже в первые месяцы войны стало проводить сбор денежных и иных материальных средств, вещевых и продуктовых посылок, которые передавались в фонд обороны. К концу войны Русской Православной Церковью было собрано более 300 миллионов рублей, не считая драгоценностей, вещей и продуктов. В подавляющем большинстве случаев материальная помощь, оказывавшаяся Церковью Красной армии, передавалась без указания источника ее поступления. Одним из редких исключений стала запечатленная в кадрах советской кинохроники передача Красной армии митрополитом Николаем в 1944 г. построенной на средства Русской Православной Церкви и насчитывавшей 40 танков танковой колонны «Дмитрий Донской».

Последовательная политическая лояльность по отношению к коммунистическому режиму, проявленная руководством Московской Патриархии в первый год войны, и активная деятельность по сбору средств на нужды обороны способствовали некоторым изменениям в религиозной политике государства. Сталин учитывал тот энтузиазм, с которым сотни тысяч людей вернулись в Церковь на оккупированных территориях. Он знал, что в британском Парламенте и в Конгрессе США многие не желали установления союзнических отношений с СССР именно из-за богоборческой политики коммунистического режима (большинство американских и английских политиков были верующими христианами). Во время визита Молотова в Лондон и Вашингтон в июне 1942 г. Черчилль и Рузвельт объясняли всю затруднительность для своих народов сотрудничать с богоборческим и христоненавистническим сталинским режимом.

Стремясь пропагандистски ответить на религиозно терпимую политику оккупационных германских властей и рассчитывая придать цивилизованный вид политическому облику СССР в глазах западных союзников, советское руководство стало предпринимать попытки идеологически использовать Русскую Православную Церковь в своей политике.

В 1942 г. государственная атеистическая пропаганда была резко сокращена, формально сохранявшийся «Союз воинствующих безбожников» фактически прекратил свою деятельность. Летом 1942 г. 50-тысячным тиражом в роскошном издании была опубликована книга «Правда о религии в СССР», распространявшаяся преимущественно за границей. В этой книге, содержавшей официальные церковные документы военного периода и статьи нескольких священнослужителей и мирян, указывалось на отсутствие серьезных проблем в церковной жизни СССР довоенного времени и подчеркивалось, что главные исторические невзгоды Церкви пришлось пережить лишь в результате германской агрессии. 5 февраля 1943 г. Сталин вопреки действовавшему законодательству удовлетворил просьбу митрополита Сергия об открытии банковского счета Московской Патриархии для внесения средств на нужды обороны. На Пасху 1942 г. в Москве был отменен комендантский час, чтобы верующие могли молиться в церквах на ночном богослужении.

Во второй половине 1942 г. существенно уменьшились репрессии против православного духовенства, хотя отдельные акты мученичества имели место и в 1943, и в 1944 гг. В Ульяновск стали прибывать за получением назначений на епархии и приходы представители духовенства, многие из которых были освобождены из мест заключения. В конце 1942 – начале 1943 г. советские власти дали согласие на совершение митрополитом Сергием новых епископских хиротоний. С начала 1943 г. по мере развития наступления Красной армии на освобождавшихся ею территориях открывшиеся в годы оккупации храмы в большинстве случаев уже не подвергались закрытию, а военная контрразведка СМЕРШ (от слов «Смерть шпионам!») репрессировала лишь небольшое число священнослужителей из той части духовенства, которая оставалась на своих приходах после отступления германских войск. Неоднократно осуждавшиеся в посланиях митрополита Сергия за сотрудничество с «немецко-фашистскими оккупантами» представители православного духовенства оккупированных территорий, как правило, принимались в сущем сане в штат духовенства Московской Патриархии.

4 сентября 1943 г. около полуночи состоялась встреча Сталина с митрополитами Сергием, Алексием и Николаем.

Документ

Содержание происшедшей во время этой встречи беседы было зафиксировано в секретной служебной записке, составленной начальником 4-го отдела третьего управления НКВД по борьбе с церковно-сектантской контрреволюцией полковником НКВД Георгием Григорьевичем Карповым для своего начальника В.С. Абакумова: «Товарищ Сталин, кратко отметив положительное значение патриотической деятельности церкви за время войны, просил митрополитов Сергия, Алексия и Николая высказаться об имеющихся у Патриархии и у них лично назревших, но неразрешенных вопросах.

Митрополит Сергий сказал товарищу Сталину, что самым главным и наиболее назревшим вопросом является вопрос о центральном руководстве Церкви, так как он почти 18 лет является Патриаршем Местоблюстителем и…потому он считает желательным, чтобы Правительство разрешило собрать архиерейский Собор, который и изберет патриарха, а также образует при главе церкви Священный Синод как совещательный орган в составе 5–6 архиереев…

Одобрив предложения митрополита Сергия, товарищ Сталин спросил: а) как будет называться патриарх; б) когда может быть собран архиерейский Собор; в) нужна какая-либо помощь со стороны Правительства для успешного проведения Собора (имеется ли помещение, нужен ли транспорт, нужны ли деньги и так далее). Сергий ответил, что эти вопросы предварительно ими между собой обсуждались, и они считали бы желательным и правильным, если бы Правительство разрешило принять для патриарха титул «патриарха Московского и Всея Руси», хотя патриарх Тихон, избранный в 1917 г. при временном правительстве, назывался «патриархом Московским и Всея России». Товарищ Сталин согласился, сказав, что это правильно.

На второй вопрос митрополит Сергий ответил, что архиерейский Собор можно будет собрать через месяц, и когда товарищ Сталин, улыбнувшись, сказал: «А нельзя ли проявить большевистские темпы?», – и, обратившись ко мне, спросил мое мнение, я высказался, что если мы поможем митрополиту Сергию соответствующим транспортом для быстрейшей доставки епископата в Москву (самолетами), то Собор мог бы быть собран и через 3–4 дня…

Товарищ Сталин сказал митрополиту Сергию: «…Правительство вам может предоставить завтра же вполне благоустроенное и подготовленное помещение, предоставив вам 3-этажный особняк на Чистом переулке, который занимался ранее бывшим немецким послом Шуленбургом. Но это здание советское, не немецкое, так что Вы можете совершенно спокойно в нем жить. При этом особняк мы Вам предоставляем со всем имуществом, мебелью, которая имеется в этом особняке»…

После этого товарищ Сталин сказал митрополитам: «Ну, если у вас больше нет к Правительству вопросов, то, может быть, будут потом. Правительство предполагает образовать специальный государственный аппарат, который будет называться Совет по делам русской православной церкви, и Председателем Совета предполагается назначить товарища Карпова. Как вы смотрите на это?»

Все трое заявили, что они весьма благодарны за это Правительству и лично товарищу Сталину и весьма благожелательно принимают назначение на этот пост товарища Карпова…

Затем, обращаясь ко мне, товарищ Сталин сказал: «Подберите себе 2–3 помощника, которые будут членами вашего Совета, образуйте аппарат, но только помните, во-первых, что Вы не обер-прокурор, во-вторых, своей деятельностью больше подчеркивайте самостоятельность церкви»… – Власть и церковь в Восточной Европе. 1944–1953 гг. Т.1. М.: РОССПЭН, 2009. С.11–18.

На следующий день, 5 сентября, три встречавшихся со Сталиным митрополита, обратились к нему с таким благодарственным письмом: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Исторический день свидания нашего с великим для всей русской земли Вождем нашего народа, ведущим Родину к славе и процветанию, навсегда останется в глубине сердца нас, служителей церкви. Мы почувствовали в каждом слове, в каждом обращении, в каждом предложении сердце, горящее отеческой любовью ко всем своим детям. Русской православной церкви особенно дорого то, что Вы своим сердцем почувствовали, что она действительно живет вместе со всем русским народом общей волей к победе и священной готовностью ко всякой жертве ради спасения Родины. Русская церковь никогда не забудет того, что признанный всем миром Вождь – не только Сталинской Конституцией, но и личным участием в судьбах Церкви поднял дух всех церковных людей к еще более усиленной работе на благо дорогого отечества. От лица Русской церкви приносим Вам великую благодарность. Да сохранит Вас Бог на многие лета, дорогой Иосиф Виссарионович!» На этом письме Сталин педантично отметил – «Мой архив».

8 сентября 1943 г. состоялся Архиерейский Собор, в котором участвовали 19 архиереев, многих из которых доставляли в Москву на военных самолетах, а некоторых прямо из мест заключения. Избрание на этом соборе митрополита Сергия Патриархом происходило даже без формальной процедуры голосования. Патриаршая интронизация митрополита Сергия состоялась 12 сентября 1943 г. в Богоявленском соборе в присутствии иностранных дипломатов и журналистов и сопровождалась киносъемкой. В этом же месяце в Московской Патриархии был создан Издательский отдел, выпустивший уже в 1943 г. 4 номера «Журнала Московской Патриархии».

Сталин спешил – готовилась встреча «большой тройки» в Тегеране (ноябрь 1943 г.), а на оккупированных территориях открывались все новые храмы, которые буквально ломились от верующих, желавших исповедовать грехи, причащаться, крестить детей, венчаться, отпевать убиенных и умерших.

8 октября 1943 г. был образован Совет по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме, который возглавил полковник Г.Г. Карпов, дослужившийся на этом посту до звания генерал-майора государственной безопасности. 27 октября 1943 г. Патриарх Сергий передал ему прошение об освобождении находившихся в советских лагерях и еще считавшихся живыми 24 священнослужителей. Однако все упомянутые в списке священнослужители, кроме одного, к этому времени либо были расстреляны, либо умерли в лагерях.

После кончины 15 мая 1944 г. Патриарха Сергия в должность Местоблюстителя вступил митрополит Алексий. 31 января 1945 г. в Москве открылся Поместный Собор, в котором участвовали 46 архиереев, 87 клириков и 38 мирян, а также несколько восточных патриархов (Христофор Александрийский и Александр III Антиохийский) и представители ряда поместных церквей. На первом заседании собора, на основании доклада архиепископа Псковского Григория (Чукова), единогласно было принято «Положение об управлении Русской Православной Церковью», а на втором заседании собора открытым голосованием митрополит Алексий был избран Патриархом.

22 августа 1945 г. последовало постановление Совнаркома, предоставлявшее патриархии, епархиям и приходам ограниченное право юридического лица и возможность открывать финансовые счета, заключать сделки, покупать имущество. До середины 1950-х гг. этого права были лишены другие религиозные объединения.

На завершающем этапе Второй мировой войны религиозная политика коммунистического режима по отношению к Русской Православной Церкви осуществлялась в рамках, обозначенных Сталиным на встрече с митрополитами 4 сентября 1943 г. Однако советское правительство всячески стремилось сдерживать открытие храмов на территории, не подвергавшейся оккупации и предпочитало оставлять действующими храмы, открытые на освобождавшейся от германских войск территории. В 1944–1945 гг. получив 12 688 заявлений об открытии 4292 храмов, советское правительство допустило открытие лишь 716 церквей. Общее число действовавших храмов к июню 1945 г. составляло 10 243. Однако если на территории, которая подверглась немецкой оккупации, количество действующих храмов, находившихся в одной епархии, могло достигать нескольких сотен, то в епархиях Поволжья, Сибири и Дальнего Востока действовавшие храмы исчислялись десятками, а то и единицами. При этом деятельность духовенства на всей территории Русской Православной Церкви по-прежнему жестко ограничивалась лишь совершением храмового богослужения и сбором пожертвований на нужды армии.

Период Второй мировой войны стал временем, когда поставленная в 1930-е гг. на грань полного уничтожения Русская Православная Церковь все же смогла не только сохраниться, но и несколько расширить свое присутствие в жизни русского общества и даже продолжавшего объявлять себя атеистическим сталинского режима. Исторические причины этой перемены в судьбе Русской Православной Церкви представляются вполне очевидными.

Во-первых, возрождение церковной жизни на территории, оккупированной германскими войсками, не только свидетельствовало о сохранившейся у многих советских граждан потребности иметь религиозную жизнь, но и активно использовалось нацистской пропагандой. Подобная ситуация требовала от коммунистического режима ответных мер пропагандистского характера в религиозной сфере, которые и стали осуществляться уже с 1942 г.

Во-вторых, ощутивший в конце 1930-х гг. необходимость обновить скудный арсенал интернационал-большевистской пропаганды лозунгами национал-большевистского характера Сталин еще до войны попытался перейти от идеологической политики замалчивания или поношения исторического прошлого России к политике использования русской истории в целях советской пропаганды. Сыгравшая громадную роль в становлении не только русской культуры, но и русской государственности Православная Церковь не могла не быть использована в этом новом пропагандистском проекте коммунистического режима и начавшаяся война лишь ускорила данный процесс.

В-третьих, необходимость иметь в войне с нацистской Германией союзников из числа западных демократий, общественное мнение в которых традиционно исходило из признания определяющего значения христианских ценностей, вынуждала Сталина цивилизовать политический облик СССР допущением в стране хотя бы в ограниченных рамках религиозной жизни.

В-четвертых, последовательная политическая лояльность, проявленная руководством Московской Патриархии по отношению к коммунистическому режиму даже в период жесточайших гонений на Церковь и в годы войны, убедила Сталина в готовности митрополита Сергия и его ближайших сподвижников осуществлять свою деятельность именно в тех рамках, которые определит для Русской Православной Церкви возглавлявшийся им режим.

Литература:

С.М. Майнер. Сталинская священная война. Религия, национализм и союзническая политика. 1941–1945. М., 2010.

4.2.22. Новое изменение сталинской идеологии – курс на русский национализм

Тема военной славы России и защиты Отечества усиленно использовалась официальной пропагандой СССР все годы войны. Сталин быстро понял, что водораздел между воюющими сторонами проходит не по классовому, а по национальному признаку. Большевики стали усиленно культивировать чувство именно национального (а не социалистического) патриотизма среди народа с первых же месяцев войны. Темы социализма, коммунизма, мирового пролетариата были сняты.

Были учреждены воинские награды – ордена Александра Невского, Богдана Хмельницкого, Александра Суворова, Михаила Кутузова, адмирала Нахимова и адмирала Ушакова. Воспроизводя Георгиевский крест, на ленте его цветов – оранжево-черной – был учрежден солдатский орден Славы трех степеней. Выжившие георгиевские кавалеры теперь выкапывали свои награды из земли, где они хранились двадцать лет, и вновь надевали на мундиры. В журналах появились фотографии седоусых солдат, у которых рядом с Георгиями на груди ордена Славы.

22 мая 1943 г. президиум Исполкома Коммунистического Интернационала по указанию Сталина объявил о роспуске организации. Подчеркнув важность Коминтерна в прошлом, президиум сделал вывод, что теперь борьба ведется не по классовому признаку, а «силами объединенной антигитлеровской коалиции против фашизма». За строками документа явно сквозила мысль – национальные чувства сильнее классовых: народ России и другие народы коалиции вдохновляются в борьбе не интернациональной классовой солидарностью, но патриотизмом – любовью к отечеству. Национальным коммунистическим партиям, ранее входившим в состав Коминтерна, было рекомендовано разрабатывать свою политическую линию в соответствии с собственными оценками национальной ситуации. По крайней мере, официально, для союзников по коалиции, Коминтерн прекратил свое существование. Что было подлинным – это угасание духа интернационализма в большевицкой среде. Говорить о «всемирной солидарности трудящихся» стало не принято. Тенденция, наметившаяся уже на VII конгрессе Коминтерна, окончательно победила – заграничные коммунистические партии превратились в проводников политики Сталина. А политика эта стала откровенно националистической.

Лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» был заменен на новый – «За нашу советскую Родину!» – на всех газетах, имеющих отношение к вооруженным силам, от «Красной Звезды» до дивизионных многотиражек. Вместо «Интернационала», с его постоянными обращениями ко всему человечеству, государственным гимном СССР стал положенный на музыку текст Михалкова, начинавшийся словами «Союз нерушимый республик свободных сплотила на веки Великая Русь». Существуют устные рассказы приближенных, что Сталин был готов ввести в 1942–1943 гг. трехцветный бело-сине-красный флаг, как флаг части СССР – Российской СФСР. Опять же, чтобы не выглядеть врагом русского национального чувства, в то время как армия Власова носила русские цвета на рукавах своих шинелей.

13 января 1944 г. в Ленинграде было принято беспрецедентное решение о возвращении исторических городских топонимов 20 важнейшим улицам и площадям, переименованным в первые годы большевицкой диктатуры. Проспект 25 Октября вновь стал Невским, площадь Жертв Революции – Марсовым Полем, площадь имени Урицкого – Дворцовой площадью, проспект имени Володарского – Литейным проспектом, Советский проспект – Суворовским проспектом. Особенно примечательно, что с карты города было стёрто даже имя Ленина – проспект Ленина (бывший проспект Петра Великого), был переименован в Пискаревский. Инициатором переименований стал главный архитектор Ленинграда Николай Варфоломеевич Баранов, но его письмо было одобрено лично Сталиным в декабре 1943 г., и уже 5 января 1944 г. на заседании Ленинградского бюро горкома ВКП(б) А.А. Жданов горячо агитировал за эту инициативу: «Советская улица, улица К. Маркса есть в каждом городе… значит в этом отношении специфика Ленинграда стёрта» (ЦГАИПД. Ф. 25. Оп. 2. Д. 4897. Л. 53).

Отказавшись от Коминтерна, Сталин обратился к старому русскому идейному оружию – к панславизму. Гитлер поработил или сделал своими сателлитами все славянские государства Балкан и Центральной Европы – Польшу, Чехию, Словакию, Болгарию, Сербию, а также православные неславянские Грецию и Румынию. Уже в августе 1941 г. в Москве был проведен Первый всеславянский съезд. Среди его организаторов было немало выдающихся писателей, ученых, художников из славянских государств и из славянских республик СССР. Съезд призвал к славянскому культурному единению и сотрудничеству. Через славян Сталин рассчитывал распространить свое влияние в послевоенной Центральной и Юго-Восточной Европе. Возрождение православной церкви в России преследовало подобную цель – сделать Москву всемирным центром православия и так распространить влияние СССР на Балканах и на арабском Востоке, где немалая часть населения оставалась православной.

10 апреля 1945 г. состоялась встреча Патриарха Алексия, митрополита Николая и протопресвитера Николая Колчицкого со Сталиным. Основной темой этой беседы стала перспектива участия Русской Православной Церкви в послевоенной внешнеполитической деятельности советского государства и предложение Сталина о создании в Москве международного православного центра с комплексом зданий.

В октябре 1942 г. был упразднен институт комиссаров, в армии введено единоначалие; 6 января 1943 г. последовал указ Президиума Верховного Совета о знаках различия на военной форме. Для офицерских чинов были введены золотые погоны – символ всего того, против чего Красная армия боролась в Гражданскую войну. Надел погоны и Сталин, ставший вскоре маршалом Советского Союза, а потом и генералиссимусом. Введение погон вызвало в армии острое недовольство старых политруков, но пришлось переучиваться. Вскоре, в 1946 г. и Красная армия будет переименована в Советскую армию. Переименование подчеркивало, что теперь это не армия авангарда мировой революции, но советского государства. Слово «советский» окончательно утратило смысловую связь с советами рабочих и солдатских депутатов и стало новым прилагательным, определяющим национальную принадлежность жителей СССР и государственных институтов СССР.

Изменение символики вызывало надежды на перерождение режима. Подобно тому, как в Отечественную войну 1812 г. крестьяне надеялись, что в благодарность за их усилия Александр I отменит крепостное состояние, так и теперь множились слухи, что после войны Сталин отменит и колхозы, и концлагеря, и цензуру – вот тогда заживем! Но вся эта смена внешнего облика была только декорацией. Сущность коммунистического режима вовсе не изменилась. Колхозы Сталин, пожалуй, мог бы переименовать в крестьянские общины, но крестьян он не освободил бы никогда, так же как и заключенных по 58-й статье, никогда не отменил бы цензуру. Он преследовал все те же большевицкие цели безраздельного властвования над душой и телом России и распространения своей власти как можно шире в окружающем мире. Человек оставался для него средством для воплощения честолюбивых замыслов. Новый идеологический набор был только приспособлением к изменившейся ситуации. Сталин думал, что, оседлав русский национализм, он достигнет своих вожделенных целей быстрее и полнее, чем на охромевшей кобыле пролетарского интернационализма.

Литература:

Д.В. Петров. Невский проспект под грифом «Совершенно секретно» (к истории возвращения названий в блокадном Ленинграде // Возвращая Россию. СПб.: Алетейя, 2013. С. 23–40.

4.2.23. Карательная система коммунистического режима в годы войны. Репрессии против военного и мирного населения, штрафные батальоны и заградительные отряды. Обращение с военнопленными

Война ужесточила деятельность репрессивного аппарата, в полной мере использовавшегося для упрочнения и совершенствования сталинской власти. Наряду с сохранением и укреплением жесткого контроля над обществом, применением репрессий в целях тотальной мобилизации, карательная система гарантировала личную неприкосновенность Сталину и высшей номенклатуре ЦК ВКП(б), чьи политика в 1939–1941 гг., некомпетентность и управленческая несостоятельность привели к гибели кадровой армии летом – осенью 1941 г. и поражениям 1942 г.

Расстрелы и ГУЛАГ, разветвленная вертикаль партийно-комсомольских, советских и чекистских органов, манипуляция общественным сознанием при помощи огромного пропагандистского аппарата, жесткая система принудительного труда, полное отсутствие частной инициативы и независимых от государства институтов, делали практически невозможным антисталинский социальный взрыв. Кроме того, на протяжении двадцати предвоенных лет органы ОГПУ – НКВД последовательно проводили «изъятия антисоветских элементов», способных стать катализатором антибольшевицкого сопротивления.

Осужденные в 1941–1945 гг. судами всех видов за «контрреволюционные преступления» по данным Верховного суда СССР (на 21 января 1958 г.)

В годы войны репрессии носили не только возмездный характер по отношению к советским гражданам, вступившим в конфликт с государством, – дезертирам, уклонистам, торговцам неуничтожимого «черного рынка», уголовникам, повстанцам, идейным врагам советской власти и лицам, сотрудничавшим с противником, а также членам их семей. Террор и массовые смертные приговоры оправдывались «целесообразностью» военного времени. Драконовское трудовое законодательство открывало широкое поле для репрессий по указу 1940 г. и указу ПВС СССР от 26 декабря 1941 г. «Об ответственности рабочих и служащих за самовольный уход с предприятий».

Осужденные за прогулы, опоздания, самовольный уход с предприятий и учреждений в 1941–1945 гг. (% к осужденным всего за год) (на 1955 г.)

С учетом осужденных по указам военного времени 1942 г. (уклонение от мобилизации на сельхозработы, невыработка колхозниками обязательного минимума трудодней) общее количество осужденных за нарушение трудового законодательства в 1941–1945 гг. составило 8 550 799 человек, из которых 2 080 189 были приговорены к лишению свободы, а остальные – к исправительно-трудовым работам или получили условное осуждение.

Пренебрежение к жизням заключенных вызывало массовую смертность в ГУЛАГе (до 25 % от списочного состава заключенных), особенно в 1941–1943 гг. При численности заключенных в лагерях 1 390 458 человек (в т. ч. 420 417 судимых за «контрреволюционные преступления») на 1 января 1942 г., за год умерли 352 360 заключенных. Кроме того, в тюрьмах и колониях НКВД на 1 января 1942 г. содержались еще 359 285 человек, но данные об их смертности не известны. 60 % среди заключенных ГУЛАГа во время войны составляли русские, 13 % – украинцы, 3 % – белорусы, по 2 % – татары и узбеки, 1,7 % – евреи и т. д. Таким образом, этнические пропорции обитателей ГУЛАГа приблизительно соответствовали национальному составу населения СССР.

Официальная статистика смертности з/к в ГУЛАГе в 1941–1945 гг. (% смертности к среднесписочному составу)

В войсках всю войну свирепствовали военные трибуналы, обеспечивавшие не только возмездное наказание, но и практиковавшие показательные репрессии для устрашения личного состава. Только к 1 марта 1942 г. в действующей армии насчитывались 1121 военный трибунал, в которых «трудились» 4501 работник, не считая секретарей. За период 1941–1945 гг. военные трибуналы осудили 2 530 663 человека, в т. ч. 284 344 (9 %) – к расстрелу. Осужденных к расстрелу хватило бы для того, чтобы укомплектовать четыре-пять общевойсковых армий.

Свидетельство очевидца

Потеря оружия на поле боя была достаточной причиной для вынесения бойцу смертного приговора. Командир гаубичной батареи Петр Михин, прошедший войну от Ржева до Будапешта, вспоминал: «Потерять орудия было смертельно опасно для меня. За четыре гаубицы «СМЕРШ» без вопроса тут же расстрелял бы меня. Надо заметить, в Великую Отечественную войну оружие и материальная часть ценились очень высоко. За утерю винтовки и то расстреливали. Потому что не хватало этих винтовок, с палками в атаку бегали. А людей в сравнении с оружием не жалели. Потерял командир даже пять человек без дела – пополнят новыми людьми, их у нас много было». – П.А. Михин. Война, какой она была. Курск: Славянка, 2012. С. 202.

За просчеты и провалы Ставки, сомнения в гениальности Сталина и «антисоветские разговоры» расплачивались подчиненные. В июле 1941 г. за прорыв немцев к Минску было расстреляно командование Западного фронта во главе с генералом армии Д.Г. Павловым, в октябре – группа ранее арестованных генералов во главе с Я.В. Смушкевичем и П.В. Рычаговым, 10 лет провел в тюрьме герой обороны Севастополя генерал-лейтенант И.А. Ласкин и т. д. Расстрел за военную неудачу – немыслимое для генерала или офицера наказание в Русской Императорской армии.

Штрафные подразделения в Красной армии появились после знаменитого сталинского приказа № 227 от 28 июля 1942 г. Новым приказом № 298 от 26 сентября 1942 г. Сталин объявил положения о штрафном батальоне и штрафной роте. На каждом фронте формировались 1–3 штрафбата (800 бойцов каждый) – для представителей среднего и старшего командно-начальствующего состава. В каждой армии создавались 5–10 штрафных рот (150–200 бойцов в роте) – для рядовых и младших командиров. Направляли в штрафные подразделения военнослужащих, обвиненных в трусости и нарушении дисциплины, а также уголовников, которым предоставлялась возможность «искупить вину перед родиной кровью». Штрафников, среди которых было очень много невиновных в инкриминируемых им преступлениях бойцов и командиров, безжалостно бросали на минные поля, в разведку боем, на наиболее опасные участки фронта, где выживали единицы. Потери штрафников в 3–6 раз превышали потери обычных стрелковых рот и батальонов. Несмотря на то, что уже зимой 1943 г. на фронте произошел перелом в пользу Красной армии, штрафные подразделения «прорыва» просуществовали до мая 1945 г. В 1944 г. в войсках оперировали 11 штрафбатов (по 226 бойцов) и 243 штрафроты (по 102 бойца), по официальным сведениям за 1944 г. общие потери штрафников составили 170 298 человек. Всего в 1942–1945 гг. через штрафные подразделения прошли по официальным данным 427 910 военнослужащих Красной армии.

Фактически с 1941 г. войска НКВД выполняли карательно-фильтровочные функции во втором эшелоне действующей армии. Приказом № 227 Сталин приказал в тылу каждой армии сформировать по 3–5 вооруженных автоматическим оружием заградительных отрядов, обязав их «в случае паники… беспощадно расстреливать на месте паникеров и трусов». Заградотряды нередко «обеспечивали» операции штрафников и неоднократно безжалостно расстреливали своих, отступавших по приказу, который не был доведен до командира заградотряда, или прекративших атаку под огнем противника. Такие факты отмечались не только в 1942–1943 гг., но и в 1944 г., когда исход войны был предопределен. Статистика жертв заградотрядов неизвестна.

Советское военно-политическое руководство не издавало по отношению к военнопленным противника нормативных актов, подобных нацистскому «приказу о комиссарах». Формально военнопленные Вермахта и союзников Германии считались «обманутыми братьями по классу». Однако убийства немецких военнопленных, в т. ч. изощренными способами, начались по всему фронту уже в конце июня 1941 г. и в первую очередь касались захваченных летчиков и раненых противника. До катастрофы Вермахта под Сталинградом количество пленных противника оставалось ничтожным: на 1 января 1942 г. – 9147, на 19 ноября 1942 г. – 19 782 человека (к ноябрю 1942 г. в плену оказались более 5 млн бойцов и командиров Красной армии). В Сталинградском «котле» зимой 1943 г. восточных добровольцев из граждан СССР в плен не брали – их убивали на месте, но участь немецких пленных оказалась не менее печальной: из 91 тысячи, сдавшихся в плен в Сталинграде, в Германию вернулись не более 6 тысяч.

Главными причинами смертности немецких военнопленных и пленных их союзников в 1942–1943 гг., как и в случае с советскими пленными в 1941–1942 гг., были голод, дистрофия и болезни. К 30 апреля 1943 г. из 292 656 учтенных с начала войны военнопленных в СССР умерли 196 948 человек или более 60 %. В сентябре 1943 г. в Лунево под Москвой по инициативе советских политорганов был создан Союз немецких офицеров (СНО) во главе с героем боев под Демянском 1942 г. генералом артиллерии В. фон Зейдлицем-Курцбахом, антигитлеровскую программу которого поддержали около 600 пленных офицеров Вермахта. Но, несмотря на искренний идеализм соратников Зейдлица, деятельность СНО не дала особого успеха. Зейдлиц просидел 10 лет (из 25 полученных по суду) в советской тюрьме, в 1955 г. вернулся в ФРГ и был реабилитирован в 1956 г. как враг нацистского режима.

Основная часть военнослужащих противника попала в плен в конце войны и в первые послевоенные месяцы. По данным немецких историков, из 3,15 млн взятых Красной армией в 1941–1945 гг. немецких военнопленных в советском плену погибли 1,1–1,3 млн. Остальные сумели вернуться на родину, последние (около 10 тыс.) – в 1955 г. Вернулась на родину и большая часть пленных из числа военнослужащих, бывших союзниками Германии (венгров, румын, итальянцев, финнов, испанцев и т. д.). Сегодня многие историки сомневаются в обоснованности многочисленных смертных приговоров, вынесенных немецким военнопленным советскими трибуналами и другими инстанциями в 1940-е гг., рассматривая их вместе с бессудными убийствами пленных в качестве составной части репрессивной политики сталинской власти.

Литература:

Военнопленные в СССР, 1939–1956 / Под ред. М.М. Загорулько. М., 2000.

ГУЛАГ 1918–1960. Документы / Сост.: А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М., 2002.

История сталинского ГУЛАГа. Массовые репрессии в СССР. Конец 1920-х – первая половина 1950-х гг.: Собрание документов в 7 томах. Т. I. Массовые репрессии в СССР / Отв. ред. Н. Верт, С.В. Мироненко. М., 2004.

Проблемы военного плена: история и современность: Материалы международной научно-практической конференции 23–25 октября 1997 г.: В 2 т. Вологда, 1997.

А.Л. Кузьминых. Иностранные военнопленные Второй мировой войны на Европейском Севере СССР (1939–1949 гг.). Вологда, 2005.

И. Хоффманн. Сталинская война на уничтожение. Планирование, осуществление, документы. М., 2006.

Ю.И. Стецовский. История советских репрессий: В 2 т. М., 1997.

4.2.24. Репрессии против народов России. Насильственные депортации и геноцид

Депортации (от лат. слова Deportatio – изгнание) – массовое принудительное выселение людей в отдаленные районы страны в целях ликвидации политических противников и неугодных режиму лиц, а также изгнание за границу – были составной частью репрессивной политики большевиков с первых лет советской власти. «Новый класс», номенклатура большевицкой партии, при помощи депортаций обеспечивал незыблемость собственного политического и экономического господства, совершенно не считаясь с тем, что насильственные переселения и новые, часто противоестественные условия жизни и существования не только нарушает естественное право человека жить на земле предков, рядом с могилами отцов, но и обрекает выселяемых на нищету, лишения, страдания и, часто, гибель.

Так, например, за предвоенное и военное время в Казахскую и Киргизскую ССР из Карачаево-Черкессии были депортированы 79 тыс. карачаевцев (97,1 % этноса), из них погибли в местах поселений более 27 тыс. человек (в т. ч. 70 % – дети). Депортации играли важную роль в унификации социума в СССР, в создании новой человеческой общности – советского народа и нового типа человека – homo soveticus – советского человека.

Подсчеты современных российских специалистов позволяют говорить о 53 депортационных кампаниях и примерно о 130 соответствующих операциях, проведенных большевиками с 1920 г. по 1952 г. Первыми жертвами депортаций коммунистов стали русские казаки из 8 станиц Терской линии (45 тыс.), а затем они затронули десятки народов и этнических групп, проживавших на территории советского государства.

Насильственные перемещения народов большевиками в России в 1920–1952 гг.:

1. Казаки Притеречья (Терская область) 1920 г. – 45 тыс. – Архангельская обл.

2. Семиреченские казаки (Семиреченская обл.) 1920–1922 гг. – до 100 тыс. – Север Европейской части России, Омская обл.

3. Поляки (Западные границы СССР на Украине и в Белоруссии) 1929 г. – 18,5 тыс. – Сибирь, таежная зона

4. Финны-инкери (Ленинградская обл. Карелия) 1935 г. – 45 тыс. – Казахстан, Свердловская обл.

5. Поляки, немцы (граница Украины с Польшей и Румынией) 1936 г. – 70 тыс. – Северный, Центральный и Южный Казахстан.

6. Корейцы, китайцы (Хабаровский край, Северный Сахалин, Бурят-Монгольская АССР, Читинская обл., Приморский край) 1937 г. – 172 тыс. корейцев, 7 тыс. китайцев – Казахстан, Узбекистан.

7. Иранцы (Южный Азербайджан) 1938 г. – 2 тыс. – Алма-Атинская обл.

8. Поляки (вновь присоединенные области Восточной Польши и Литвы) 1940 г. – 280 тыс. – Архангельская обл., Свердловская обл., Казахстан, Вологодская обл., Иркутская обл., Коми АССР, Красноярский край, Молотовская обл.

9. Евреи (присоединенная Восточная Польша) 1940 г. – 90 тыс. – Архангельская обл., Коми АССР, Свердловская обл., Вологодская обл., Молотовская обл.

10. Румыны (Бессарабия, Северная Буковина) 1941 г. – 30 тыс. – Южно-Казахстанская обл., Карагандинская обл., Омская обл., Новосибирская обл., Красноярский край, Коми АССР.

11. Литовцы (Литва) 1941 г. – 17,5 тыс – Новосибирская обл., Казахстан, Коми АССР.

12. Латыши (Латвия) 1941 г. – 17 тыс. – Красноярский край, Новосибирская обл., Карагандинская обл.

13. Эстонцы (Эстония) 1941 г. – 6 тыс. – Кировская обл., Новосибирская обл.

14. Украинцы (Западная Украина) 1941 г. – 11 тыс. – Южно-Казахстанская обл., Омская обл., Новосибирская обл., Красноярский край.

15. Белорусы (Западная Белоруссия) 1941 г. – 21 тыс. – Красноярский край, Алтайский край, Новосибирская обл.

16. Немцы Поволжья (Республика Немцев Поволжья) 1941 г. – 440 тыс. – Казахстан, Алтайский край, Новосибирская обл., Омская обл., Красноярский край.

17. Немцы Крыма 1941 г. – 60 тыс. – Киргизия, Казахстан

18. Финны-инкери (Ленинградская область, Карелия) 1941–1942 гг. – 140 тыс. – Казахстан, Красноярский край, Новосибирская обл., Омская обл., Алтайский край, Якутия, Вологодская обл., Кировская обл.

19. Немцы Восточной Украины – Донбасса 1941 г. – 110 тыс. – Казахстан, Алтайский край

20. Греки и итальянцы Крыма и Сев. Кавказа. 1942. – 5,3 тыс. – Узбекистан

21. Карачаевцы (Карачаевская АО) 1943 г. – 75 тыс. – Южно-Казахстанская обл., Киргизия.

22. Калмыки (Калмыцкая АССР) 1943 г. – 135 тыс. – Омская обл., Красноярский край (Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский нац. округа) Алтайский край, Новосибирская обл., Тюменская обл.

23. Чеченцы, ингуши (Чечено-Ингушская АССР, Дагестанская АССР) 1944 г. – 460 тыс. – Казахстан, Киргизия (Фрунзенская обл., Ошская обл.).

24. Балкарцы (Кабардино-Балкарской АССР) 1944 г. – 37,5 тыс. – Киргизия, Казахстан.

25. Татары (191 тыс.), греки (15 тыс.), болгары (12,5 тыс.), армяне (10 тыс.) Крыма (Крымская АССР). 1944 г. – Узбекистан.

26. Турки-месхетинцы (76 тыс.), курды (8,7 тыс.), хемшины (1,4 тыс.) Южной Грузии – 1944 г. – Узбекистан, Южный Казахстан, Киргизия.

27. Литовцы 1948–1951 гг. – 118,6 тыс. – Иркутская обл., Красноярский край.

28. Латыши 1948–1949 гг. – 52,5 тыс. – Омская обл., Томская обл.

29. Эстонцы 1948–1949 гг. – 32,5 тыс. – Новосибирская обл., Красноярский край.

30. Турки и греки Закавказья 1948–1949 гг. – 57,7 тыс. – Средняя Азия.

31. Румыны и молдаване Бессарабии 1948–1949 гг. – 41 тыс. – Курганская обл., Тюменская обл., Бурятия, Иркутская обл., Кемеровская обл., Алтайский край.

32. Белорусы из Западной Белоруссии 1952 г. – 6 тыс. – Иркутская обл., Казахстан.

Принудительный ввоз (мужчин и женщин гражданского населения) из Восточной Европы в СССР в 1944–1947 гг.:

Из Румынии – 69 тыс.

Из Венгрии – 32 тыс.

Из Югославии – 11 тыс.

Из Восточной Пруссии и Силезии – 78 тыс.

Из Польши – 94 тыс.

Из Финляндии – 55,7 тыс.

Основные области (более 10 тыс.) вселения спецпоселенцев. Данные численности на 5 января 1945 г., включая и репрессированных крестьян (в т. ч. русских):

Казахстан – 826 тыс.

Свердловская обл. – 92 тыс.

Томская обл. – 97 тыс.

Кемеровская обл. – 97 тыс.

Молотовская обл. – 82 тыс.

Красноярский край – 125 тыс.

Челябинская обл. – 45 тыс.

Архангельская обл. – 27 тыс.

Тюменская обл. – 55 тыс.

Иркутская обл. – 22 тыс.

Хабаровский край – 18, 3 тыс.

Читинская обл. – 16,6 тыс.

Коми АССР – 17 тыс.

Алтайский край – 80,5 тыс.

Омская обл. – 130,5 тыс.

Киргизия – 129 тыс.

Ставропольский край – 24,5 тыс.

Узбекистан – 160 тыс.

Башкирия – 17,4 тыс.

Новосибирская – 168 тыс.

Якутия – 11 тыс.

Всего внутри СССР с 1920 по 1952 г. депортациям подверглись более 6 млн человек (в т. ч. более 2 млн в результате коллективизации и 2,72 млн в 1939–1945 гг.), кроме того, в результате репатриаций в 1944–1952 гг. в СССР «вернули» более 5,4 млн соотечественников. Масштабы большевицких внутренних депортаций вполне сравнимы с нацистскими депортациями остарбайтеров – 3,2 млн человек.

В 1941–1944 гг. большевицкая власть депортировала народы и этнические группы по обвинениям в потенциальном или состоявшемся сотрудничестве с противником в период оккупации: советских немцев из Поволжья, Москвы и Московской области, южных областей РСФСР, Воронежской области, Закавказья и других мест (сентябрь – октябрь 1941 г., около 800 тыс.), финнов и ингерманландцев (1941 г., около 100 тыс. человек), карачаевцев (август и ноябрь 1943 г., более 70 тыс.), калмыков (1943–1944 гг., более 120 тыс.), чеченцев и ингушей (февраль 1944 г., более 480 тыс.), балкарцев (февраль 1944 г., 38 тыс.), крымских татар (май 1944 г., более 180 тыс.) и др. Депортируемых преимущественно расселяли в Алтайском крае, Коми АССР, Киргизской ССР, Иркутской, Красноярской, Новосибирской и Омской областях, Южном Казахстане и т. д. Климатические особенности регионов расселения зачастую оказывались непривычными для людей, прибывших из районов с более мягким или просто другим климатом.

При депортации народов в советской прессе разжигалась ненависть и зависть к репрессируемым. Так, чтобы подготовить население к выселению немцев Поволжья, в «Правде» была опубликована статья Ильи Эренбурга, в которой говорилось, что, поселив на лучших землях России немцев, русский народ пустил за пазуху и согрел змею. В официальных заявлениях утверждалось, что среди немцев Поволжья выявлены «тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов», что было стопроцентной ложью. Ни одного диверсанта в республике немцев Поволжья выявлено не было, хотя ненавидели большевицкую власть, как и повсюду в России, наверняка очень многие. Свои страхи большевики выдавали за действительность, а в результате – страдали миллионы и гибли сотни тысяч людей.

28 августа 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР издал указ о ликвидации автономной республики немцев Поволжья. Опубликован указ был на десятый день – 6 сентября. За это время 400 тысяч человек были лишены всего имущества, выброшены из своих домов, посажены в товарные вагоны и почти без еды и питья малой скоростью отправлены на Восток. Вместо двух-трех дней составы шли две-три недели. Из-за нечеловеческих условий транспортировки смертность в пути достигала 10–15 процентов. Особенно много гибло стариков и детей. Но ликвидация таким образом «нетрудового балласта» входила в расчеты НКВД. Еще не менее 15–20 процентов умерло в первую суровую зиму, так как были доставлены порой в чистое поле или глухую тайгу без продовольствия, инструментов и стройматериалов в холодные и дождливые осенние дни. В октябре 1941 г. были депортированы немцы с Северного Кавказа и из Закавказья, а также из западных областей СССР, из Москвы, Ленинграда, а чуть позднее – из всей Европейской части СССР. Россия лишилась тысяч талантливых ученых и инженеров, десятков тысяч высококвалифицированных мастеров, сотен тысяч трудолюбивых и умелых крестьян. Всего было переселено в Сибирь к концу 1941 г. 687 тыс. немцев.

Ничего подобного советской депортации русских немцев в Германии в отношении русского населения предпринято не было. Русские эмигранты продолжали спокойно жить в своих домах и в Германии, и в других странах, попавших под власть рейха (в Югославии, Франции, Чехии, Польше), они молились в православных русских церквах, многие работали в государственных учреждениях (напр. княжна Мария Васильчикова – в министерстве иностранных дел), занимались бизнесом, вели научную работу (как знаменитый биолог Тимофеев-Рессовский). В расовом нацистском государстве людям с русской кровью жить оказалось существенно легче, чем в интернациональном советском людям с немецкой кровью.

Документ

Указ о ликвидации республики немцев Поволжья:

«По достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районе Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в населенных немцами районах Поволжья.

О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья, никто из немцев, проживающих в районах Поволжья, советским властям не сообщал, следовательно, немецкое население районов Поволжья скрывает в своей среде врагов советского народа и советской власти.

В случае, если произойдут диверсионные акты, затеянные по указке из Германии немецкими диверсантами и шпионами в республике немцев Поволжья или в прилегающих районах, и случится кровопролитие, Советское правительство по законам военного времени будет вынуждено принять карательные меры против всего немецкого населения Поволжья.

Во избежание таких нежелательных явлений и для предупреждения серьезных кровопролитий Президиум Верховного Совета СССР признал необходимым переселить все немецкое население, проживающее в районах Поволжья, в другие районы с тем, чтобы переселяемые были наделены землей и чтобы им была оказаны государственная помощь по устройству в новых районах.

Для расселения выделены изобилующие пахотной землей районы Новосибирской и Омской областей, Алтайского края, Казахстана и другие соседние местности.

В связи с этим Государственному Комитету Обороны предписано срочно произвести переселение всех немцев Поволжья и наделить переселяемых немцев Поволжья землей и угодьями в новых районах».

В горных районах Кавказа борьба с большевицким режимом не прекращалась все 1930-е гг. Чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, калмыки, связанные общинной спайкой, поднимали восстания, прятались в горах, мстили карателям. Многие из них ждали немецкую армию как освободителей от ненавистного богоборческого коммунистического режима. Германская пропаганда разбрасывала в горах Кавказа множество листовок. Народам Кавказа нацисты обещали свободную и привольную жизнь по своим законам, по традиционному укладу.

Документ

Германский плакат – обращение к народам Кавказа:

«Пришло время действовать! Слушайте, кавказцы! Германская армия и лучшие сыны Вашей родины вместе с войсками и добровольцами всех европейских государств, – это та сила, которая гарантирует, что большевики больше не вернутся. Мы приходим к Вам не как покорители, а как друзья, и призываем Вас к совместной работе по строительству нового светлого будущего. Присоединяясь к нам, Вы сможете беспрепятственно выполнять свои религиозные обряды, свободно заниматься хозяйством и торговлей. Каждый крестьянин вновь получит землю в частное пользование, каждый рабочий будет жить на основе нового, лучшего социального порядка. Да здравствует Свободный Кавказ!»

В Чечне при приближении германских войск вспыхнуло противобольшевицкое восстание, которое немцы широко поддерживали оружием и инструкторами. Карачаевцы, балкарцы и дезертиры из других кавказских народов сформировали Кавказский легион Вермахта. Калмыцкая конница целыми подразделениям переходила на немецкую сторону – так отозвалась в сердцах кавказцев четверть века большевицкой власти. Когда в середине 1943 г. германская армия отступила на Запад с Кавказа, часть горцев ушла с ней, но для оставшихся наступили мрачные времена. Сталин решил наказать не предателей, но народы от столетнего старца до еще не рожденного младенца. 6 ноября 1943 г. были высланы карачаевцы (69 тыс.), в декабре – калмыки (93 тыс.), 23 февраля 1944 г. – 496 тыс. чеченцев и ингушей, 8 марта – 33 тыс. балкарцев. Выселять предпочитали в праздники, когда больше людей собиралось по домам.

Спецоперации по высылке проводились войсками НКВД при участии армейских частей. Например, при выселении чеченцев и ингушей было задействовано 100 тыс. солдат внутренних войск и 19 тыс. оперативных работников НКВД и НКГБ. Выселяемые бросали имущество, дома, скот, покидая родные места без надежды на возвращение. Время сборов и размеры ручного багажа жестко лимитировались властями – 100 кг груза и 20 минут на сборы. При депортациях многочисленны были факты преступлений против гражданского населения. Так, например, в конце февраля 1944 г. при невозможности выселить жителей чеченского высокогорного аула Хайбах по приказу полковника М. Гвешиани более 700 чеченцев были загнаны в сараи и сожжены, пытавшиеся бежать расстреливались. Гвешиани «за решительные действия» был повышен в звании и награжден орденом Суворова II степени.

Свидетельство очевидца

Один из высылаемых чеченцев вспоминал: «Они прочесывали избы, чтоб никто не остался… Солдату, вошедшему в дом, не хотелось нагибаться, он полоснул очередью из автомата, а под лавкой прятался ребенок. Из-под лавки потекла кровь. Дико закричала мать, бросилась на него. Он застрелили и ее…»

При депортациях войска НКВД привлекали в качестве помощников гражданских лиц из тех народов, которые не подлежали выселению. Осетины, русские, черкесы, народы Дагестана выселяли своих соседей, своих вчерашних друзей, расхищали их имущество. Далеко не все сохранили благородство в этой страшной ситуации, не испугались, не прельстились соседским добром. И между народами пролегла трещина на много поколений вперед, трещина, не уврачеванная и доныне.

Горцы, где могли, оказывали сопротивление, немало молодых людей предпочли смерть в бою с энкаведистами изгнанию с родины. Спецотряды НКВД охотились в Кавказских горах за укрывшимися горцами до самой смерти «отца народов» в 1953 г. и, говорят, так и не смогли переловить всех.

18 мая 1944 г., после освобождения Крыма советскими войсками, началось поголовное выселение крымских татар (183 тыс. человек), к которым добавили солдат и офицеров крымско-татарской национальности, отозванных из действующей армии (около 9 тыс. чел.). Предлогом для выселения стала служба около десяти тысяч крымских татар в германской армии и в местной полиции. Хотя крымскими татарами были и герой Брестской крепости майор Гаврилов, и доблестный летчик, дважды Герой Советского Союза Амет-хан Султан, и тысячи других солдат и офицеров, храбро сражавшихся в годы войны на советской стороне. Вслед за татарами, уже вовсе без предлогов, из Крыма было выселено Сталиным 15 тыс. греков, 12 тыс. болгар, 10 тыс. армян и даже несколько сотен итальянцев, живших на полуострове со времен его генуэзской колонизации в XIV–XV вв. Сталин решил сделать благодатный полуостров землей русских и украинцев, как до того Гитлер предполагал заселить Крым германскими колонистами. Что не удалось фюреру, удалось вождю. Более 200 тыс. людей из древних народов Крыма лишились своей исторической родины по воле «советского правительства», а многие при переселении лишились и жизни.

Сталин преследовал и еще одну, стратегическую цель. Он планировал войну с Турцией и не хотел иметь в тылу близкородственный туркам народ. По той же причине в ноябре 1944 г. из Западной Грузии в Ферганскую долину были выселены все еще остававшиеся там турки-месхетинцы (110 тыс. человек). Война с Турцией, слава Богу, не разразилась, но татары Крыма и турки Месхетии были уже выселены «на всякий случай» и на радость тем русским, украинцам, грузинам и армянам, которые вселились в их дома. Так счастье, мир и жизнь людей бестрепетно приносились Сталиным в жертву своим экспансионистским мечтаниям.

За успешную операцию по депортации народов России глава НКВД Лаврентий Берия получил из рук Сталина высокую награду – орден Суворова I степени. Так был оценен труд по лишению отечества многих сотен тысяч людей, а заодно и осквернено имя великого русского полководца.

Ликвидированные республики были поделены между соседними республиками и административными областями. Часть Балкарии и Карачая с горой Эльбрус Сталин передал Грузии, часть Ингушетии – Осетии, на месте Чечни и северной части Дагестанской АССР создал Грозненскую область. Осетины переселились в пустые ингушские села, лакцы и аварцы – в чеченские, русские – в городки крымских татар.

Только после 1955 г. начался постепенный процесс возвращения депортированных народов на родину, не завершившийся в полной мере вплоть до распада СССР в 1991 г. Татар в Крым и немцев в Поволжье коммунисты так и не вернули и их республики не восстановили. Вернувшиеся на родину, спецпоселенцы и их дети нашли свои дома занятыми, земли – захваченными. И это стало причиной затяжных, а кое-где и кровавых межнациональных конфликтов до сего дня. Большевицкие преступления пережили большевиков и продолжают приносить смертельно ядовитые плоды.

Депортации по признаку этнической принадлежности были осуждены в декларации Верховного Совета СССР от 14 ноября 1989 г. В апреле 1991 г. Верховный Совет РСФСР принял закон «О реабилитации репрессированных народов», однако ликвидировать необратимые последствия состоявшейся полвека назад трагедии вышеуказанные акты не могли.

Мнение ответственного редактора:

Среди ученых, в том числе и авторов нашей книги, нет единодушия в отношении возможности применения термина «геноцид» к судьбе народов, целиком депортированных по повелению Сталина во время советско-нацистской войны 1941–1945 гг. Многие, например профессор Алексей Миллер, полагают, что, так как большевицкая власть не объявляла своей целью полное уничтожение всех представителей этих народов, то и квалифицировать эти действия как геноцид не следует. Однако, на мой взгляд, такое сужение понятия геноцид неправомерно. В соответствии с Конвенцией ООН о предупреждении преступления геноцида и наказании за него от 9 декабря 1948 г. под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную:

а) убийство членов такой группы;

b) причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы;

с) предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее;

d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы;

e) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую.

То, что совершалось над выселяемыми в годы войны «репрессированными народами», как мне кажется, точно подпадает под пункт С, статьи II Конвенции, то есть «предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее». В целях детализации Конвенции в Уголовном кодексе Российской Федерации прямо сказано, что геноцид включает в себя, в том числе и «насильственное переселение» национальной, этнической, расовой или религиозной группы (ст. 357 УК РФ). И хотя юридически квалифицировать то или иное действие как геноцид может только суд, на мой взгляд, действия, совершенные коммунистическим руководством СССР в отношении множества народов, содержат в себе признаки преступления, которое можно квалифицировать как геноцид.

Литература:

Пишу своими словами… История репрессий против греков в СССР. Письма из ГУЛАГа. СПб.: Алетейя, 2009.

А.А. Ткаченко. История депортации народов России // Российский демографический журнал. 2002. № 1.

Л. Белковец. Административно-правовое положение российских немцев на спецпоселении 1941–1945 гг. Историко-правовое исследование. М.: РОССПЭН, 2008.

Н.Ф. Бугай, А.М. Гонов. Кавказ: народы в эшелонах (1920–1960-е годы). М., 1998.

П.М. Полян. Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР. М., 2001.

С.И. Шевенова, Э.-Б. Гучинова. Память в наследство. Депортация калмыков в школьных сочинениях. СПб.: Алетейя, 2005.

Э.-Б. Гучинова. Помнить нельзя забыть. Антропология депортационной травмы калмыков. Stuttgart, 2005.

4.2.25. Русское антинацистское сопротивление в Европе

Провозглашенная Гитлером антикоммунистическая политика привлекла некоторых эмигрантов на сторону Германии, но союз Гитлера со Сталиным в 1939–1941 гг. убедил большинство из них, что между двумя диктаторами нет большого различия. Однако вынужденное вступление Советского Союза в войну 22 июня 1941 г. поставило большинство людей в Русском Зарубежье перед мучительным выбором. Германия воевала с Россией, захватывала земли родной страны, оказавшейся теперь перед лицом того безжалостного врага, с которым многие эмигранты или их отцы сражались в войне 1914–1917 гг. С другой стороны, можно ли было поддерживать жестокую тиранию Сталина, которая принесла стране такие страшные страдания?

Большинство русских беженцев за пределами Германии решили, что нужно защищать «Святую Русь» независимо от того, какой режим ею правит. Раболепство перед оккупационной властью назначенного гестапо руководителем русской общины во Франции Юрия Жеребкова вызывало отвращение большинства белоэмигрантов, которые с возрастающим восхищением наблюдали за героической борьбой их родины. Ведущие деятели старого режима, такие как Павел Николаевич Милюков и посол Временного правительства во Франции Василий Алексеевич Маклаков, разделяли этот взгляд. Прославленный командующий Белой армией Юга России генерал Деникин, проживавший тогда во Франции, отверг все попытки немцев использовать его имя для «крестового похода против большевизма», а многие русские эмигранты обращались в советское посольство при правительстве маршала Анри Филиппа Петена за разрешением поступить на службу в Красную армию.

Выходцы из русской эмиграции оказались у истоков французского антинацистского Сопротивления. Поэт Борис Вильде и его друг Анатолий Левитский, ученые-этнографы, работавшие в парижском Музее человека, включились в подпольную деятельность осенью 1940 г., публикуя на станках музея первые номера подпольного журнала «Резистанс» (Сопротивление). Это название (Résistance) стало нарицательным именем всего противостояния немцам во Франции. Ячейка была вскоре раскрыта, члены ее преданы суду. Приговоренные к смертной казни Вильде и Левитский «явили своим поведением во время суда и под пулями палачей высший пример храбрости и самоотречения». Они были расстреляны в феврале 1942 г.

Тогда же не колеблясь, из любви к поруганной Франции и из неприятия «отбора людей по крови» вошла в Сопротивление замечательная 30-летняя русская женщина Вера (Вики) Макарова (в замужестве княгиня Оболенская) и долго осуществляла связь между Лондоном и партизанами. Арестованная в конце 1943 г. Вики была обезглавлена в Берлине. Те же побуждения неприятия расизма, те же христианские веления совести вдохновляли монахиню Марию (Скобцову) (Е.Ю. Кузьмину-Караваеву) и ее сотрудников по «Новому Граду». За помощь уничтожаемым евреям, за отказ от всякого соглашательства с нацизмом они претерпели мученическую кончину в немецких лагерях смерти. Были и другие «сопротивленцы» – Игорь Кривошеин (сын министра земледелия Императорского правительства), Александр Угримов (сын высланного Лениным профессора-агронома), отважная Скрябина (дочь композитора), из солидарности с евреями переменившая имя, принявшая иудаизм и погибшая в перестрелке. Философ Александр Кожевников (Кожев), активно участвуя в Сопротивлении, едва не был расстрелян в момент ареста в 1944 г., когда пытался убедить роту крымских татар Вермахта перейти на сторону антигитлеровской коалиции.

Историческая справка

Протоиерей Леонид Трофимович Кроль (1902–1982) спас в 1944 г. от разгрома чечено-ингушской дивизией Вермахта город Монтобан во Франции, настоятелем православного Скорбященского храма в котором он был. Жители Монтобана, узнав о приближении к городу этой отступавшей под ударами англо-французских сил дивизии Вермахта, уже известной жестоким обращением с мирным населением в иных французских городках, попросили протоиерея Леонида заступиться за них перед соотечественниками. Понятно, больших надежд на то, что мусульмане-вайнахи согласятся последовать просьбе православного священника, не было, однако отец Леонид согласился на просьбы горожан. Вышедший к чеченским солдатам с крестом в руке, он смог найти нужные слова, напомнив им о былой России, о родине, в которой ныне хулится имя Бога, но которое граждане той России должны славить повсюду независимо от их веры – христианской или мусульманской. И слова отца Леонида были приняты вайнахами. Дивизия миновала город, не причинив ему и его обитателям ни малейшего ущерба. В благодарность протоиерей Леонид Хроль был удостоен звания почетного гражданина Монтобана, ему город подарил прекрасный особняк, а после смерти наименовал его именем одну из городских улиц.

Молодая русская певица и поэтесса Анна Юрьевна Бетулинская (1917 года рождения), дочь русского дипломата, 10 декабря 1918 г. казненного большевиками, в военном Лондоне создает цикл песен французского Сопротивления (наиболее известная – «Марш партизан»), которые по радио и на дисках переправляются в оккупированную Францию и которые, втайне от немцев, поют десятки тысяч людей. Впоследствии Анна Марли (литературный псевдоним Бетулинской) будет объявлена героем Франции, станет кавалером ордена Почетного легиона.

В Мюнхене летом 1942 г. молодой православный студент-медик Александр Шморель, выходец из России, вместе со своими немецкими друзьями создает антинацистскую организацию «Белая Роза», которая ставила своей целью распространение информации о преступлениях и антихристианской сущности гитлеровского режима. Члены организации изготавливали, печатали на множительной технике и распространяли тысячи листовок, делали краской несмываемые надписи на стенах, именующие Гитлера преступником и кровавым чудовищем. В начале 1943 г. члены группы были арестованы гестапо и в июле казнены через отсечение головы.

Историческая справка

Александр Шморель родился в Оренбурге 16 сентября 1917 г. Его отец Хуго Шморель, германский подданный, работал в России врачом. Мать – Наталия Введенская, дочь священника, с которой Хуго обвенчался в православном храме Оренбурга в 1916 г., умерла от тифа в 1918 г. Семья Шморелей в 1921 г. выехала в Германию, взяв с собой русскую няню Александра Феодосию Лапшину. Александр воспитывался в православии, хотя и отец, и мачеха Елизавета Хофманн и его единокровные братья были католиками. В семье сохранялся русский язык и жизненный уклад. Семья Шморелей жила в Мюнхене, где Александр в 1937 г. окончил школу и через два года поступил в медицинское училище. Он был настолько увлечен русской литературой и культурой, что часто подписывал свои письма «Алеша», имея в виду любимого им героя из романа «Братья Карамазовы». Был членом русской православной общины Мюнхена, пел в хоре, помогал, чем мог, тысячам русских людей, пригнанных на работу в Германию. С конца 1930-х гг. Александр становится непримиримо враждебным нацистскому режиму, считая его «сатанинской властью». В одной из листовок, написанных в 1942 г., он и его друзья утверждали: «Кто считал убитых, Гитлер или Геббельс? – скорее, никто из них. В России ежедневно гибнут тысячи. Это время урожая, и косарь со всего размаха врезается в зрелое жито. Печаль приходит в родные дома, и некому вытереть слезы матери. Гитлер обманывает тех, чье самое дорогое он украл и отправил на бессмысленную смерть. Каждое слово, исходящее из уст Гитлера, – ложь: если он говорит «мир», то подразумевает войну, и если он самым кощунственным образом упоминает имя Господа, то имеет в виду власть зла, падшего ангела, сатану. Его рот – это зловонная пасть преисподней. Его власть порочна в своей сути». Во время войны служил военным санитаром сначала во Франции, потом в России. Арестованный по доносу, он на первом же допросе объявил себя русским: «В первую очередь я хочу снова подчеркнуть, что я по своему мышлению и чувствованию больше русский, чем немец. Но я прошу учитывать, что я не отождествляю Россию с понятием большевизма, напротив я – откровенный враг большевизма… Я сам строго верующий приверженец русской православной Церкви». Александр твердо исповедовал на суде свои антинацистские убеждения, отказался просить о помиловании или смягчении наказания, так как, по его мнению, преступный гитлеровский режим не может законно распоряжаться жизнью людей. 13 июля вечером он был казнен на гильотине. Перед смертью Александр исповедался и причастился Св. Таин у православного священника. Присутствовавший при совершении казни адвокат Шмореля Зигфрид Дайзингер позднее описал, сколь мужественно держался Александр в последние часы своей жизни. Тело и личные вещи были переданы семье. Александр был похоронен в фамильной могиле на одном из кладбищ Мюнхена. В феврале 2012 г. Александр Шморель причислен к лику новомученников и исповедников Русской Православной Церкви. – И.В. Храмов. Русская душа «Белой розы». Оренбург: Усадьба, 2009.

Коммунистическая партия Франции в первый год оккупации была связана пактом Молотова-Риббентропа, и против немцев выступать не могла. Выступали в первую очередь французские правые круги, и в этой связи участие русских эмигрантов в антинацистском движении французских правых было логично. Русская группа Сопротивления работала и в Риме, помогая, при содействии Ватикана, советским военнослужащим бежать из немецкого плена. Участие русских эмигрантов в Сопротивлении объяснялось не только стремлением противостоять близкому и очевидному злу нацистской оккупации, но и тем, что многие русские молодые люди были ранее призваны во французскую армию и продолжали ощущать свой долг перед Францией. Всего около восьми тысяч русских участвовали во французском движении Сопротивления и, согласно советским источникам, уничтожили 3500 нацистов.

Среди русских эмигрантов было немало тех, кто с первых же дней примкнул к генералу де Голлю в Англии, например Н. Вырубов, и в Северной Африке – легендарный герой летчик Амилахвари. Многие присоединились к американо-англо-французским войскам после высадки в Нормандии. Несколько офицеров, участников еще русского Белого движения, геройски погибли в боях за «свободную Францию» в 1944–1945 гг. в Вогезах, Арденнах, при форсировании Рейна. Среди них дважды георгиевский кавалер за Великую войну казачий офицер Иван Зубов. На специальном участке русского кладбища Сент-Женевьев-де-Буа похоронены французские воины русской национальности, отдавшие жизнь за свободу Франции от нацизма.

В сравнении с Францией русское сообщество в Британии было довольно небольшим, но молодые люди призывного возраста шли добровольцами в Вооруженные силы. Например, дядя одного из авторов книги Андрей Дейтрих служил в Королевских ВВС, летал на истребителе «Спитфайр», а его же двоюродный брат Михаил воевал в частях морской авиации. Князь Эммануил Голицын в начале войны оказался в Финляндии. Он был другом маршала Маннергейма и в смятении наблюдал, как многочисленные германские офицеры прибывают в эту страну. «Такое количество свастик мне не по душе», – заметил он маршалу (знаком финской авиации была в то время голубая свастика), который разрешил ему вернуться в Британию, где Голицын поступил в морскую авиацию Великобритании.

В 1944 г. Гитлер перевел тысячи советских военнопленных на запад, где они служили в составе «восточных батальонов» регулярных частей Вермахта и СС или в трудовых батальонах Тодта, которые строили Атлантический вал (полосу укреплений вдоль побережья Атлантического океана). Струйка русских дезертиров, переходивших в Сопротивление, превратилась в настоящий поток после высадки союзников в Нормандии. По мере того, как боевые действия перемещались в глубь Франции, «восточные батальоны» все чаще поднимали мятеж, сдавались союзным войскам и переходили в ряды Свободной Франции или Сопротивления. Это требовало большой смелости, потому что войска СС жестоко подавляли подобные попытки. Например, по приказу германского командования были казнены 60 человек, служивших в Азербайджанском легионе, которые планировали поднять мятеж.

На хорошо укрепленном голландском острове Тексел при подходе союзных войск поднял мятеж грузинский батальон Вермахта и сдал свою базу канадским частям, очень благодарным за это, так как им предстоял кровавый штурм укреплений. В соответствии с ялтинскими соглашениями, храбрые освободители были переданы НКВД для длительного «расследования». Их дальнейшая судьба неизвестна.

По оценке союзной разведки, около 470 тысяч военнослужащих немецких войск во Франции являлись советскими гражданами, и британское командование было убеждено, что пропаганда дезертирства среди них должна быть успешной, что, в свою очередь, приведет к ослаблению Вермахта, который в это время наносил большой урон союзным армиям. В качестве стимула дезертирам была обещана амнистия. Однако план, который мог бы существенно сократить сроки и уменьшить число жертв войны, был опротестован большевицким правительством на том основании, что «число таких лиц незначительно».

Некоторые русские пленные, содержавшиеся в лагерях на территории Британии, добровольно согласились десантироваться в тыл в самой Германии и попытаться поднять восстание среди сотен тысяч русских, принуждены работать на немецких заводах и фермах в качестве «восточных рабочих». Однако когда этот план стал известен в представительстве НКВД в Великобритании, его руководитель полковник Чичаев раздраженно заявил своим британским коллегам: «Мы хотели бы определенно сообщить вам, что мы не готовы сотрудничать с вашей организацией в запланированной вами операции, и настоятельно советуем вам забыть о русских в Германии. Зачем вы носитесь с этими жалкими русскими изменниками? Чем быстрее вы о них забудете и оставите их нам, тем лучше будет для наших будущих отношений».

И союзному командованию и самим перешедшим из плена, военных формирований и трудовых лагерей на сторону антигитлеровской коалиции гражданам СССР становилось все более очевидно, что наградой за их мужество станет смерть от пули сотрудника СМЕРШа или лагерное рабство.

Литература:

А. Смирнова-Марли. Дорога домой. М.: Русский путь, 2004.

4.2.26. Планы послевоенного урегулирования. Тегеранская встреча. Народы Восточной Европы и планы Союзников

Коренной перелом в ходе войны после Сталинграда, сражения у атолла Мидуэй, капитуляции итало-германских войск в Северной Африке и высадки англо-американских войск на Европейском континенте в Италии поставили союзников перед необходимостью координации действий по окончательному разгрому противника и о послевоенном урегулировании. Первый шаг в этом направлении был сделан на Московской конференции министров иностранных дел трех держав в октябре 1943 г. Главной задачей советской дипломатии на конференции являлось ускорение открытия фронта во Франции. В секретном протоколе конференции было зафиксировано положение о том, что фронт во Франции будет открыт в 1944 г.

Другим важным результатом конференции стало принятие американского проекта декларации о всеобщей безопасности, содержавшей основной замысел будущей Организации Объединенных Наций. Стороны также договорились об учреждении в Лондоне Европейской консультативной комиссии представителей трех держав, которой поручалось разработать конкретные условия капитуляции Германии.

Обсуждался вопрос об Австрии, считать ли ее ответственной за развязывание войны как части Германии или рассматривать аншлюс как оккупацию и, в таком случае, считать Австрию первым захваченным Германией государством. В результате была принята «Декларация об Австрии», признававшая аншлюс 1938 г. недействительным и предусматривавшая восстановление независимости австрийского государства.

При поддержке американцев Сталину и Молотову удалось заблокировать британское предложение о создании наднациональных федераций в Восточной Европе. Британская дипломатия пыталась с помощью находившихся в Лондоне эмигрантских правительств восточно-европейских стран создать заслон советской экспансии в виде демократических польско-чехословацкой и югославско-греческой конфедераций. Со временем они должны были стать основой двух более широких объединений – в Центральной Европе и на Балканах. Сходные проекты обсуждались и сотрудниками государственного департамента США.

Американцы, продолжая традицию Вудро Вильсона, отстаивали право каждой национальной страны восстановить свою полную независимость. Сталин же, отвергая британский план, преследовал иные цели – пренебрегая Атлантической хартией, он жаждал наконец-то реализовать старые устремления московских коммунистов большевизировать Европу, завершить то, что не удалось сделать за двадцать пять лет Коминтерну. Большие конфедерации демократических государств Центральной Европы могли помешать его планам. Намного проще было разбираться с каждой маленькой страной по отдельности. Черчилль знал большевиков и понимал планы Сталина существенно лучше, чем Рузвельт, потому и противился им изо всех сил.

Московская конференция стала большим успехом Сталина, впервые ощутившего себя полноценным членом клуба великих держав. «Замечания и предложения советской делегации весьма серьезно принимались во внимание» – говорилось во внутреннем отчете Молотова об итогах конференции, работа которой по-казенному оценивалась в нем как «удовлетворительная».

28 ноября – 1 декабря 1943 г. в Тегеране состоялась первая встреча руководителей «большой тройки». Главная инициатива в ее созыве исходила от Рузвельта, а место проведения – оккупированный союзниками Иран неподалеку от советских границ – было выбрано по настоянию Сталина. Советской задачей номер один оставалось закрепить обязательство союзников по второму фронту и добиться определения точных сроков начала этой операции. Хотя англосаксы на конференции в Квебеке договорились было о вторжении во Францию весной 1944 г., Черчилль продолжал ратовать за балканское направление главного удара по «мягкому подбрюшью Европы». Он рассчитывал на помощь греческих и югославских партизан. Такой вариант, по расчетам британского премьера, не только снизил бы потери союзников, но и предотвратил распространение советского контроля на Центральную и Южную Европу. Черчилль рассчитывал на капитуляцию Германии после такого охвата ее с юга и востока. Американцев же больше волновала перспектива затягивания войны и глубокого советского прорыва в Германию (а, возможно, и Францию) в случае отказа союзников от лобового удара по нацистской цитадели через Ла-Манш и север Франции (план «Оверлорд»).

Сталин понимал, что союзники «не могли допустить такого скандала, чтобы Красная армия освободила Париж, а они бы сидели на берегах Африки» (как скажет он после войны главе французских коммунистов Морису Торезу). И хотя лавры вступившего в Париж в 1814 г. Александра I не давали Сталину покоя, он трезво оценил свои возможности – в Париж союзники его вряд ли пустят, а вот хозяином Центральной Европы он стать вполне может.

Вновь, исходя из совершенно разных мотивов, Рузвельт и Сталин оказались вместе против Черчилля. Совместными усилиями они преодолели сопротивление британского премьера, и начало операции «Оверлорд» было назначено на май 1944 г. «Конференция Сталин – Рузвельт – Черчилль, – информировал Молотов советских послов, – пришла к удовлетворительному с нашей точки зрения решению вопроса о сроке операции в Западной Европе». В ответ Сталин впервые открыто заявил о готовности СССР вступить в войну с Японией вскоре после капитуляции Германии, чего давно ждали от него союзники.

Лидеры обсудили проблемы обращения с поверженной Германией после войны, перебирая различные варианты ее расчленения и демилитаризации. Сталин, предупредив об опасности возрождения германской угрозы через 15–20 лет, предложил Рузвельту в развитие его же идеи «четырех полицейских» («большая тройка» плюс Китай) создать в Евразии сеть «стратегических опорных пунктов», с помощью которых вооруженные силы этих четырех держав могли бы совместными усилиями предупредить возникновение новой агрессии со стороны Германии и Японии. Действительно ли Сталин был готов к такому далеко идущему военному сотрудничеству с демократическим Западом после войны, осталось загадкой, поскольку Рузвельт хотя и поддержал эту идею «на все сто процентов», но уклонился от ее дальнейшего обсуждения.

Более предметным было обсуждение новых границ Польши и ее отношений с СССР. Сталин наотрез отказался пойти навстречу союзникам в восстановлении дипломатических отношений с лондонским эмиграционным правительством, разорванных 26 апреля 1943 г. в связи с отказом СССР признать свою вину за массовое убийство польских офицеров в Катыни, останки которых обнаружили в начале апреля 1943 г. немцы. Что же касается границ, то Черчилль и Рузвельт в принципе согласились с передвижкой польских границ на запад в сравнении с довоенными (восточная – «линии Керзона», западная – по реке Одер), отложив их точную демаркацию на будущее.

Сталин впервые поднял вопрос о своих притязаниях на незамерзающие порты на Балтике (Кенигсберг и Мемель) и Дальнем Востоке (Порт-Артур и Дальний), а также о необходимости пересмотра режима Черноморских проливов в пользу СССР. Союзники весьма сочувственно отнеслись к этим запросам, пообещав их детально изучить, а Рузвельт в беседе один на один даже дал понять Сталину, что США не будут препятствовать восстановлению советского контроля над Прибалтикой при условии соблюдения там демократических форм организации власти. Наивный американец!

Возросшая терпимость западных союзников к советским запросам объяснялась их надеждами на то, что новые шаги Кремля – роспуск Коминтерна, примирение государства с Русской Православной Церковью, потеснение большевицкой идеологии и символики национально-патриотической – приведут к постепенной либерализации сталинского режима и органическому сближению его с Западом (иллюзия, которую Запад один раз уже испытал в эпоху НЭПа). Таким образом, надеялся Ф. Рузвельт, навыки межсоюзного сотрудничества военных лет превратятся в привычку, а «из дружбы по необходимости может получиться постоянная и длительная дружба». Тегеранская конференция укрепила межсоюзные отношения и за счет установления личного контакта между руководителями трех держав.

По мере продвижения Красной армии к западным границам СССР и сопредельным государствам Восточной Европы в западных столицах все чаще задавались вопросом о советских намерениях в этом регионе и о той цене, которую им придется заплатить Советскому Союзу за освобождение этих стран от нацизма. Заверения Кремля об уважении независимости и суверенитета своих соседей не вызывали никакого доверия на фоне недавней судьбы Прибалтики, восточной части Польши и Бессарабии, агрессии против Финляндии. Однако к весне 1944 г. стало ясно, что практически вся Восточная Европа окажется оккупированной Красной армией и речь отныне может идти лишь о формах советского доминирования в этом регионе.

Усилия англо-американской дипломатии переключились на поиски путей ограничения будущего советского контроля с тем, чтобы сохранить восточноевропейские страны свободными от коммунистической диктатуры. Особенно большое значение имело будущее двух крупнейших стран региона – Польши и Югославии, где англичане и американцы поддерживали правительства «в изгнании», а Советский Союз и югославские коммунисты вели дело к созданию послушных им альтернативных органов власти на местах. Летом 1944 г. английская дипломатия предприняла серию безуспешных попыток договориться с Москвой о разграничении сфер военных действий на Балканах, по которому Греция и Югославия оставались бы за Великобританией, а Румыния и Болгария – за СССР. Когда-то в 1940 г. Сталин просил у Гитлера именно такого разграничения Балкан, но теперь вождю хотелось получить все Балканы, по возможности и с Грецией.

Последней попыткой «разграничения» стало «процентное соглашение» о распределении влияния Великобритании и СССР на Балканах, предложенное Черчиллем Сталину во время своего визита в Москву в октябре 1944 г. По этой схеме Великобритании отводилось господствующее влияние в Греции, а Советскому Союзу – такое же в Румынии, равное влияние СССР и Великобритании в Югославии и Венгрии, а также скромная «двадцатипятипроцентная» роль СССР в Болгарии. Молотов по заданию Сталина охотно вступил в торг с Э. Иденом по этому вопросу, настаивая на полном советском доминировании в Болгарии и преимущественном влиянии в Югославии и Венгрии. Хотя эта (по признанию самого Черчилля) «грязная сделка» не имела юридической силы и серьезных политических последствий, она красноречиво свидетельствовала о подлинном отношении великих держав к малым странам. Впрочем, режимы, которые планировала установить в зоне своего влияния на Балканах Великобритания, понятно, как небо от земли отличались бы от коммунистической сталинской деспотии, вне которой Сталин просто не умел властвовать. Фактически, Черчилль этой «грязной сделкой» хотел спасти Балканские страны или хотя бы некоторые из них от коммунизма, как он, в конце концов, спас Грецию.

К концу войны борьба англосаксонских демократий за Восточную Европу свелась к попыткам затормозить процесс ее постепенной советизации, однако реальных рычагов влияния на ситуацию у них практически не оставалось. Президент Рузвельт, осознав, в конце концов, действительные намерения Сталина, с горечью признавался близким ему людям, что на оккупированных территориях «русские в состоянии делать все, что хотят». Что и над русскими Сталин уже двадцать лет делал «все, что хотел», американский президент, должно быть так и не понял до конца жизни.

4.2.27. Военные действия в 1944 г. Изгнание врага за пределы СССР

27 января 1944 г. была окончательно снята блокада Ленинграда, облегченная в январе 1943 г. взятием Шлиссельбурга, и советские войска вышли к границам Прибалтики. В первой половине 1944 г. советские войска очищают от немцев правобережную Украину. В феврале 1944 г. особенно кровопролитные бои идут под Корсунью, где окружены крупные немецкие силы. Большинству немцев удается из окружения уйти, но в плен попало 18 тыс. солдат Вермахта. 26 марта советские войска вышли на границу с Румынией.

Историческая справка

26 января 1944 во время операции войск Ленинградского фронта по ликвидации блокадного кольца 30-я отдельная гвардейская танковая бригада вела упорный бой на подступах к сильно укрепленному противником поселку Волосово. Командование требовало атаковать Волосово в лоб, но командир бригады гвардии полковник Владислав Владиславович Хрустицкий частью сил навязал немцам бой по фронту, а основные силы бригады повел в обход. Хрустицкий поразительно отличался тем, что всегда находился в боевой линии, командуя бригадой прямо на поле боя и, насколько это было возможно, стремился маневрировать, избегая лобовых атак. Волосово танкисты взяли, но связь с командирским танком оказалась потеряна. О дальнейшем повествуют солдатские мемуары: «Его танк искали много часов и, наконец, нашли – рыжий, обгоревший, когда с трудом открыли верхний люк, в нос ударил густой запах жареного мяса». Именем В. В. Хрустицкого названа улица в Петербурге.

Особое место занимает подвиг Марии Васильевны Октябрьской – единственной советской женщины-танкиста. Потеряв в первые дни войны мужа, она стремилась отомстить врагу и не раз обращалась в военкомат с просьбой отправить ее на фронт. Однако оттуда следовал повторяющийся отказ по причине возраста – ей было уже около сорока лет. Тогда Мария Васильевна избрала другой путь. По всей стране шел сбор средств в фонд обороны, и Мария Октябрьская решила купить танк. Распродав все, что у нее было, работая день и ночь, она собрала необходимую сумму – 50 000 рублей. Танк был назван «Боевая подруга». Мария Васильевна послала телеграмму Сталину с просьбой отправить ее на фронт. После полученного разрешения ее зачислили в Омское танковое училище, и в октябре 1943 г. она попала в действующую армию во 2-й гвардейский танковый корпус механиком-водителем купленного ею танка. На предложение командира корпуса стать его личным механиком-водителем, дабы меньше рисковать жизнью, Мария Васильевна ответила отказом. В первом же бою «Боевая подруга» ворвалась в расположение противника и уничтожила вражескую батарею и до 30 солдат. В непрерывных боях Мария Васильевна проявила настоящее боевое мастерство, ведь от умелых действий механика-водителя зависит 80 % успеха в сражении. В январе 1944 г. «Боевая подруга» приняла свой последний бой в районе Витебска. В атаке на вражеские позиции была повреждена гусеница, и Мария Октябрьская под огнем противника начала ее ремонт. Осколок разорвавшейся мины попал ей в глаз, мужественную женщину отвезли в госпиталь в Смоленск, но через два месяца она умерла. Марию Васильевну Октябрьскую похоронили в Смоленске у стен Кремля, а 2 августа 1944 г. ей посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

В апреле-мае 1944 г. немцы оставляют Севастополь и Крым. С июля по октябрь длятся тяжелые бои за Прибалтику. 15 октября взята Рига, но Курляндию немцы удерживали до конца войны. После советского наступления на Карельском перешейке летом 1944 г. Финляндия вслед за Италией выходит из войны и 19 сентября заключает перемирие на почетных условиях: страна не подвергается оккупации и советизации, сохраняет границы марта 1940 г.

Сталин не смог оккупировать Финляндию, поскольку Финляндия формально не являлась союзницей Германии, а вела самостоятельную войну. Она не имела договора о союзе с рейхом и сохраняла дипломатические отношения с некоторыми странами антигитлеровской коалиции, например с США. Союзники СССР были категорически против оккупации Сталиным Финляндии, и советский диктатор смирился, но вовсе без территориального «приза» он остаться не мог и отобрал у финнов их единственный порт на Ледовитом океане – Петсамо (русская Печенга).

Июнь-июль 1944 г. ознаменован мощной операцией «Багратион» между Припятью и Двиной, где 28 немецких дивизий группы армий «Центр» были окружены и полностью разгромлены. 17 июля 1944 г. 57 тыс. пленных немцев армии «Центр», среди которых было 12 генералов, под конвоем автоматчиков провели по центру Москвы. Это был триумф русского оружия и предзнаменование скорой победы.

Историческая справка

Успехи на сухопутном фронте были невозможны без поддержки с воздуха. О потерях в авиации и о соотношении побед, одержанных на фронте советскими и германскими летчиками, официозная советская пропаганда долгое время хранила молчание. Как известно, среди советских летчиков по официальным данным наибольшее количество сбитых было у Ивана Кожедуба (62) и Александра Покрышкина (59). Правда, Покрышкину, обладавшему независимым характером, по его словам, не засчитали более 40 побед, одержанных в начале войны. Это вполне возможно, если вспомнить судьбу одного из лучших советских асов – Ивана Евграфовича Федорова, сбившего только в Испании 23 самолета противника. Наиболее результативный немецкий летчик Вернер Мельдерс, первым сбивший сотый самолет противника, одержал в Испании 14 побед. Обладавший независимым, как и Покрышкин, характером, Федоров постоянно вступал в конфликты с начальством и не получил Звезду Героя Советского Союза ни за Испанию, ни за всю войну, хотя на его личном счету было 134 сбитых самолета противника. Улетев с авиационного завода на Урале, где он был летчиком-испытателем, на фронт в дивизию, которой командовал известный советский летчик Михаил Громов, Федоров был назначен командиром штрафной эскадрильи. Маразм власти дошел до того, что законы общевойскового боя она пыталась применить в небе, где главными являются индивидуальные качества бойца-летчика. В результате летчики-штрафники, все поголовно – отчаянные асы, ввязывались в воздушный бой с немцами, а их «ведомые», которые должны были в случае чего уничтожить «потенциальных врагов народа», боялись даже подлетать к воздушной схватке, т. к. однажды подобная попытка кончилась трагически и летчик НКВД был моментально сбит. Закончил свой боевой путь Иван Евграфович в Корее, где в 1951 г. он одержал 7 побед над америкацами. Звание Героя Советского Союза ему было присвоено только в 1948 г. Сравнительная таблица побед лучших советских и немецких асов выглядит следующим образом.

Столь большая разница в цифрах имеет ряд причин. Во-первых, сталинская система давила инициативу пилотов. Эрику Хартману, когда он был еще лейтенантом Люфтваффе, дали ведомым майора – бывшего летчика бомбардировочной авиации, несмотря на его больший срок службы и более высокое звание. В советской авиации такое было немыслимым. Во-вторых, сталинская система гнала в бой молодых летчиков с налетом в 18 часов, и они становились легкой добычей немецких асов. В Германии, на последнем этапе войны, при страшной нехватке людей, у молодых летчиков было минимум 100 часов налета. Учитывая то, что по немецким рейтингам за самолет, сбитый на Восточном фронте, присваивался 1 балл, а на Западном – 3, то долгое время лучшим среди немцев считался даже не Эрик Хартман, имевший более 300 сбитых, а Ханс-Иоахим Марсель, воевавший только на Западном фронте и сбивший 158 самолетов противника. Немецкие летчики были одними из лучших в мире, и поэтому за сбитый немецкий самолет по их же рейтингу следовало давать не менее 3 баллов. В этом случае разница побед не выглядит столь впечатляюще. Храбро сражались не только летчики-истребители. Огромный вклад в победу внесли пилоты бомбардировочной и штурмовой авиации. Среди летчиков-штурмовиков, сражавшихся на Ил-2, можно назвать Героя Советского Союза Василия Емельяненко, оставившего очень объективные воспоминания о войне – «В военном воздухе суровом», что для советского периода являлось большой редкостью.

Через возникший разрыв фронта советские войска прорываются из Белоруссии в Польшу и в середине июля занимают позиции на реке Сан и на Висле. В итоге немцам потребовался год и два месяца, чтобы дойти до Волги – когда многие отказывались им сопротивляться – и за два года они были изгнаны из страны – когда борьба с врагом стала всеобщей.

Начался третий этап войны – «заграничный поход», который Сталин готовил в апреле-июне 1941 г. и не успел осуществить. В Советском Союзе поход назывался «освободительным», но в странах, по которым он прошел, его далеко не все так воспринимали. Очень многие считали, что одна оккупация сменилась другой, сопровождающейся насильственной сменой политического, гражданского и хозяйственного строя.

На юге советские войска в конце лета 1944 г. переходят границу СССР 1939 г., окружают немецкие и румынские силы под Кишиневом. 20 августа в ходе Яссо-Кишиневской операции, в плен были взяты основные силы румынской армии и несколько германских соединений – всего 209 тыс. человек, в т. ч. 25 генералов. 23 августа румынский король Михаил (Михай) повелел арестовать румынского прогерманского диктатора Иона Антонеску, а 25 августа объявил Германии войну. Решающим ударом по Германии стал 30 августа захват нефтеносных районов Румынии. Гражданские грузовики у немцев давно перешли на древесный газ, но и танки, и новое оружие – реактивные самолеты – требовали жидкого топлива, а синтетического горючего да небольших запасов венгерской нефти для ведения войны было уже явно недостаточно.

В Нормандии 6 июня 1944 г. происходит долгожданная высадка союзников. Общее командование операцией осуществлял американский «пятизвездный» генерал (генерал армии) Дуайт Эйзенхауэр, сухопутными войсками командовал британский генерал Бернард Монтгомери, военно-морскими силами – адмирал королевского флота Бертрам Рамсей, авиацией – главный маршал авиации Королевских ВВС Траффорд Лей-Меллори. Немцы ожидали высадки союзников, воздвигли Атлантический вал, но предполагали, что попытка вторжения произойдет в самом узком месте Ла-Манша – проливе Па-де-Кале. Союзники высадили десанты южнее – в Нормандии. Гитлер предупреждал своих генералов – следите за Нормандией, – но на этот раз его не послушали.

Германская армия Запада под командованием генерала Герда фон Рундштедта была сильной и хорошо подготовленной к активной обороне. Передовыми группами войск командовал «лис пустыни» генерал-фельдмаршал Роммель. Союзники тщательно подготовились – они старались добиться успеха, не потеряв ни одного лишнего человека. Своих граждан генералы Великобритании и США ценили. Эйзенхауэр очень боялся неудачи. Она была вполне возможна, но союзникам сопутствовал успех. В тяжелых кровопролитных боях они постепенно расширяли плацдарм. Очень помогло полное господство в воздухе англо-американской авиации. На стороне антигитлеровской коалиции во Франции в дело вступили 1,6 млн человек, 500 танков, 10 тыс. самолетов.

Между тем, в Италии 4 июня 1944 г. союзники вступили в Рим.

24 августа наступающие во Франции войска освободили Париж. 11 сентября американские войска вышли на государственную границу Германии. Главнокомандующий союзными силами в Западной Европе Эйзенхауэр отдал приказ приостановить наступление. Армии требовалась перегруппировка перед решительным броском. В октябре-ноябре наступление возобновилось в Эльзасе и Вогезах. Медленно, шаг за шагом, преодолевая жестокое сопротивление немцев, подавляя противника авиацией и артиллерией, щадя своих солдат, английские, американские и присоединившиеся к ним французские войска продвигались на Восток. Во французской освободительной армии сражалось немало русских эмигрантов, добровольно вступивших в ее ряды в 1944 г.

Немцы 13 июня пускают на Англию первое «оружие возмездия» – крылатые ракеты Фау-1, а 8 сентября и второе – баллистические ракеты Фау-2. Они совершат переворот в военной технике в будущем, но осенью 1944 г. существенно повлиять на ход военных действий не могли. Как, впрочем, не смогли справиться с тучами американских «летающих крепостей» и немецкие – первые в мире – реактивные истребители. Англо-американские «ковровые бомбардировки» выжгли исторические центры и жилые районы Вюрцбурга, Гамбурга, Дрездена, Кёльна, Нюрнберга, Франкфурта, Касселя и множества других немецких городов, оставив лишь полуобвалившиеся кирпичные стены и более чем полмиллиона трупов под ними. Это был ответ на геноцид народов Европы, преступно осуществлявшийся Третьим рейхом. Простые немцы стали заложниками того режима, который они поддержали в 1933 и за который сражались с 1939 г. Говоривший о величии Германии фюрер погубил и свой народ, и те бесценные культурные сокровища, которые создавались немцами в течение многих веков. Ковровые бомбардировки шли под лозунгом «Back them up» – «Верни им обратно!» то, что принесли нацисты в Европу. Вновь – ожесточение войны, вновь – месть. Но разный спрос с тех, кто кичился своим богоотступничеством, и тех, кто верил Христу, знал Новый Завет, читал слова – «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию» [Рим. 12:19]. Ковровые бомбардировки немецких городов, стирание с земли древнего Дрездена в последние дни войны стали преступлениями против Бога и человечности.

Из важных военных объектов союзная авиация разбомбила секретный ракетный центр в Пенемюнде, германские заводы по производству «тяжелой воды» – в результате оказались сорваны или крайне замедлились работы по производству атомного и ракетного оружия рейха. Кроме того, союзные бомбардировки наносили огромный урон производству синтетического горючего и оставляли без топлива военно-промышленный тыл Германии. Аэродромы Люфтваффе были очень уязвимы для стратегической бомбардировочной авиации Великобритании и США.

В октябре 1944 г. американские войска генерала Дугласа Макартура высадились на Филиппинских островах. 24–25 октября вновь отстроенный после Пёрл-Харбора линейный флот США под командованием адмирала Томаса Кинкейда разгромил японский линейный флот в проливе Суригао. Началось уверенно продвижение военных сил США на север – к Японским островам.

Второй – а, считая Италию, фактически третий – фронт во Франции отвлек на Запад примерно 80 германских дивизий (в том числе лучшие танковые дивизии СС), оставив около 240 на Востоке, что сильно облегчило продвижение Красной армии.

Литература:

М. Хейстингс. Вторая Мировая война. Ад на земле. М.: АНФ, 2015.

Р.Ф. Толивер, Т. Констебль. Лучший ас Второй мировой. М.: АСТ, 2002.

4.2.28. Варшавское восстание и занятие Польши. 1944–1945 гг.

До 22 июня 1941 г. Польша считала себя в состоянии конфликта с СССР, хотя формально война объявлена не была. Но после нападения Германии и установления союзнических отношений между Великобританией, где находилось правительство генерала Владислава Сикорского, и СССР англичане попросили поляков установить какое-то подобие союзнических соглашений с большевиками. 30 июня 1941 г. такое соглашение было подписано. Оно спасло жизни многим сотням тысяч поляков, интернированным в СССР после сентября 1939 г. Теперь те, кто дожили до 30 июня, были отпущены на свободу и многие из них восстановили свои польские паспорта. В соглашении ни слова не говорилось о границе между СССР и Польшей. Поляки не признавали аннексии Восточной Польши большевиками, которую советский официоз именовал Западной Украиной и Западной Белоруссией. И тем не менее сам факт соглашения с захватчиком расколол польское общество. Многие, например национальные демократы, его не приняли, и генералу Сикорскому пришлось даже переформировать свой лондонский кабинет министров.

Через две недели между польским правительством и Совнаркомом было подписано военное соглашение, которое предполагало формирование польской армии на территории СССР для участия в борьбе против стран «оси». Бок о бок со вчерашними оккупантами поляки воевать не хотели, и Сталин, дорожа дружбой и помощью союзников, пошел на уступку – летом 1942 г. около ста тысяч польских солдат и офицеров покинули Советский Союз и через Ирак и Иран были вывезены в Великобританию.

Еще около одного миллиона польских граждан оставалось в СССР. Временным местом жительства для них советские власти определили Среднюю Азию и Казахстан. Положение оставшихся в СССР польских граждан, вчерашних узников лагерей и спецпоселенцев, было отчаянным – они не имели ни средств к существованию, ни крыши над головой и выживали, как умели.

Свидетельство очевидца

«Осенью 1941 г. были выпущены из лагерей многие поляки, захваченные нами во время нашего вторжения в Польшу в 1939 г. Всех их направили в Среднюю Азию, ничем не обеспечив… Летом 1942 г. я видела поляков в Фергане. Там их была уйма, и без всяких средств, они гибли от голода и сыпняка. (Официально у нас в этой войне тифа не было. Смерть наступала из-за болезни «по форме № 5» или «по форме № 7» – я уже точно не помню.) Узбеки ненавидели поляков лютой ненавистью и при случае могли пристукнуть: каждое плодовое дерево поляки объедали как саранча», – вспоминала много лет спустя известный русский востоковед К.А. Антонова. – «В России надо жить долго…»: Памяти К.А. Антоновой. С. 88–89.

Отношения между правительством Сикорского и Сталиным, казалось, улучшились. В начале декабря 1941 г. Сикорский побывал в Москве, и после встречи с ним Сталин объявил, что для обеспечения прочного мира в Европе необходимо существование сильного польского государства. Однако Сталин видел сильную будущую Польшу своей Польшей. В 1942 г. польские беженцы коммунисты создали в Москве «Союз польских патриотов» в противовес Лондонскому правительству и стали издавать на польском языке газету «Свободная Польша». Руководителем движения стала писательница Ванда Василевская. СПП был насыщен коминтерновскими коммунистами и сотрудниками НКВД с польскими фамилиями. Весной 1943 г. на его основе в СССР создается «Народная гвардия» (Gwardia Ludowa), в том числе и 1-я польская дивизия имени Тадеуша Костюшки. С октября 1943 г. она участвует в боях в Белоруссии.

На Западном театре военных действий польские войска с лета 1941 г. воюют сначала в Ливии и Египте, позднее – в Италии, где они, под командованием генерала Владислава Андерса, отличились в битве под монастырем Монте-Кассино. Польские части сражаются и во Франции, Бельгии, Германии в 1944–1945 гг. Одновременно другая часть польской армии, управляемая из Лондона, воюет в самой Польше как партизанская сила. Это – Армия Крайова (Armia Krajowa, AK – букв. «Земская рать»). Ее возглавляет сначала генерал Стефан Ровецкий, а после его ареста – генерал Тадеуш Коморовский.

В конце 1942 г. Советский Союз официально объявил, что граница, установленная с Польшей в октябре 1939 г., пересматриваться не будет. Это заявление вызвало бурю возмущения среди поляков. В ответ в феврале 1943 г. «Правда» опубликовала статью известного украинского драматурга А. Корнейчука, в которой говорилось, что украинцы и белорусы никогда не согласятся, чтобы их земли вновь стали частью Польши. В этой наэлектризованной атмосфере немцы объявили о находке останков тысяч польских военных в Катыни, убитых НКВД в 1940 г. (см. 4.1.2). Польское правительство потребовало проведения международного расследования, на что большевики не согласились. 26 апреля 1943 г. правительство Сикорского и СССР разорвали дипломатические отношения. Молотов заявил об оскорбительных и лживых обвинениях со стороны Лондонского правительства. У поляков, остававшихся еще в СССР, НКВД отобрал польские паспорта и выдал советские «виды на жительство».

Вскоре при странных обстоятельствах погиб в авиакатастрофе генерал Сикорский (4 июля 1943 г.). Новый премьер-министр Лондонского правительства Станислав Миколайчик не пользуется авторитетом, сравнимым с авторитетом погибшего генерала Сикорского, а его разногласиями с Главнокомандующим польской армией генералом Казимежем Соснковским еще более ослабляют силы лондонского правительства.

Тем временем, Сталин продолжает готовить почву для коммунизации Польши. Польская советская дивизия имени Костюшко теперь разворачивается в Народную армию и входит 20 июля 1944 г. в Польшу вместе с советскими войсками. Ее офицерский корпус состоит в основном из русских и польских коммунистов. Поляки уверены, что будущее Польши решается тем, кто освободит Варшаву – Народная гвардия или Армия Крайова. Они, даже премьер Миколайчик, не знали, что в Тегеране Великобритания и США согласились признать Польшу сферой преимущественных интересов СССР.

У АК был план действий, согласованный с командованием советской армии и предполагавший совместные действия при освобождении Польши (план «Буря»). В июле части АК и советской армии совместно освободили Вильнюс. Однако после этого братство по оружию между советской армией и польской Армией Крайовой начало давать сбои. Польским частям АК предлагалось вливаться в Народную гвардию. Те, кто отказывались, разоружались и отправлялись в лагеря. Кое-где даже расстреливались. Из советских лагерей польские воины (те, кто выжил) смогли вернуться только после 1956 г.

22 июля в Москве был создан Польский комитет национального освобождения под руководством левого социалиста Эдварда Осубка-Моравского. «У Польши не может быть двух правительств», – заявил после этого Сталин. Советское командование и комитет призвали население Варшавы к восстанию и обещали скорую поддержку. Советские дивизии были уже в 70 км от Варшавы. Немецкие войска отступали по всему фронту. Освобождение польской столицы казалось вопросом дней.

1 августа 1944 г. восстание в Варшаве началось, но подняла его Армия Крайова под предводительством генерала Комаровского по почину польского правительства в Лондоне. Восставшие хотели, чтобы советскую армию в Варшаве встретило законное правительство Польши, вернувшееся из Лондона на родную землю. Восставшие быстро заняли почти весь город, разоружив немецкий гарнизон. Немцы удержали в своих руках только мосты через Вислу. Но советская армия остановилась. Сталин осудил восставших. 16 августа он писал Черчиллю: «Варшавская акция представляет собой безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв». Генерала Коморовского и его бойцов он назвал «кучкой бандитов». Сталин считал Польшу «своей». Он отказывался понимать, что «сфера преимущественно советских интересов» вовсе не предполагала в головах Черчилля и Рузвельта коммунистическое порабощение. Теперь он подозревал Черчилля в коварстве – сами отдали, а теперь с помощью Армии Крайовой хотят Польшу у него забрать.

Стоя на другом берегу Вислы, Красная армия выжидала, пока немцы подавят восстание. Сталин даже запретил самолетам западных союзников садиться на аэродромах на занятом РККА правом берегу Вислы, чтобы лишить поляков снабжения по воздуху. Только ультиматум Черчилля, объявившего, что он полностью прекратит поставки военного оборудования в СССР, заставил Сталина опомниться, и 10 сентября он вновь позволил британским самолетам приземляться близ Варшавы. Видя, как в борьбе за свободу гибнут их соотечественники, даже части Польской Народной гвардии вышли из повиновения. Генерал Берлинг на свой страх и риск повел их через Вислу на помощь погибающим братьям. Но Красная армия не двинулась за ними. Потеряв в наступлении 3,5 тыс. бойцов, Берлинг вернулся на правый берег Вислы и был немедленно отстранен от командования.

Восставшие 2 октября капитулировали после 63 дней борьбы. Исторический центр Варшавы немцы сровняли с землей. При подавлении восстания было убито около 20 тыс. бойцов АК и 180 тыс. мирных жителей, в том числе очень много интеллигенции; немцы потеряли около 17 тыс. солдат. Остатки населения были изгнаны гитлеровцами, и город подвергся методическому разрушению. Было уничтожено около 80 % застройки, в том числе прекрасные исторические кварталы XVI–XVIII вв. Советские войска вошли в Варшаву через полгода, 17 января 1945 г. с началом Висло-Одерской операции и привели с собой созданные в СССР польские части. 18 января 1945 г. Люблинский комитет объявил себя в Варшаве правительством Польши.

Советская сторона предложила Армии Крайовой вступить в переговоры. Однако на первой же встрече польский генерал, представлявший АК на переговорах, Леопольд Окулицкий и ряд видных деятелей подпольного польского правительства были арестованы НКВД, несмотря на гарантии неприкосновенности. Их вывезли в Москву, устроили в июне 1945 г. показательный процесс – так называемый «процесс 16-ти» – и осудили. Почти все они больше никогда не вышли на свободу.

Польша содрогнулась от такого коварства, а союзники вновь смотрели на сталинский режим как на аморальное и циничное чудовище.

Воинов Армии Крайовой объявили врагами народа. Их отлавливали вплоть до 1950 г. и убивали. Об их подвиге в освобождении Варшавы и в борьбе за свободную Польшу было запрещено писать и говорить и в СССР и в самой коммунизированной Польше. В 60-ю годовщину Варшавского восстания, в 2004 г., госсекретарь США Колин Пауэлл принес извинения за сговор Рузвельта со Сталиным в Тегеране и публично пообещал, что «Америка никогда больше Польшу не предаст».

Литература:

Варшавское восстание 1944 в документах из архивов спецслужб. Варшава; М., 2007.

Б.С. Макарчук. Государственно-территориальный статус западно-украинских земель в период Второй мировой войны. М.: Фонд «Историческая память», 2010.

4.2.29. Политика Сталина в отношении Восточной Европы. «Народная демократия»

Во время войны Сталин интенсивно работал и над развитием новой тактики мирового коммунистического движения. Он пытался обмануть либеральный Запад, заставив правителей демократических государств поверить, что компартии европейских стран – за исключением, понятно, ВКП(б), отказались от борьбы за социализм, заменив эту цель некоей идей построения гуманного общества «народной демократии». По его директивам, европейские коммунисты в начале 40-х гг. выдвинули крайне либеральные лозунги, обещая в случае своего прихода к власти после войны гарантировать права частных собственников, стимулировать национальное предпринимательство и проводить политику протекционизма, т. е. привлекать иностранных инвесторов под строгим государственным контролем. Они заговорили о необходимости развития многопартийной системы, организации коалиционного правительства и осуществлении демократических свобод.

Новая сталинская политика, несомненно, должна была облегчить коммунистам захват власти в их странах после разгрома нацизма. Ведь в качестве национальных «демократических» партий коммунистические организации имели значительно больше шансов установить гегемонию над относительно широкой коалицией антигитлеровских сил. Сталин же только выиграл бы от победы своих сателлитов.

Первые контуры этой тактики были очерчены Сталиным еще во время работы VII конгресса Коминтерна (июль – август 1935 г.). Именно тогда, как мы помним, кремлевский вождь начал ощущать реальную опасность для СССР со стороны нацистской Германии. И именно по этой причине стал менять коммунистический курс, рассчитывая привлечь на свою сторону союзников из числа демократических стран. Дружба с Гитлером в начале Второй мировой войны на два года отодвинули реализацию этого плана, однако даже в то время Сталин не переставал проигрывать в уме его варианты. Понятно, конечно, что в своих кабинетных расчетах он никоим образом не пересматривал стратегические цели коммунистического движения, направленные на установление мирового господства. Он лишь маневрировал и, желая «надуть капиталистов», в конце концов даже распустил Коминтерн. Сделал он это уже после коренного перелома в войне с нацизмом, в мае 1943 г., однако идея роспуска штаба мировой революции впервые пришла к нему вскоре после вторжения Красной армии в страны Балтии, т. е. где-то в 1940 г. Вот что сам Сталин заявлял позже по этому поводу: «Положение с Коминтерном становилось все более ненормальным. Мы с Вячеславом Михайловичем [Молотовым] тут головы ломаем, а Коминтерн проталкивает свое – и все больше недоразумений».

Именно обман лежал в основе сталинской «народной демократии», и в своих частных беседах с «товарищами по оружию» большевицкий лидер не скрывал этого. По словам югославского коммуниста Милована Джиласа, «сущность его мыслей состояла… в том, что не надо «пугать» англичан». Под этим он подразумевал, что следует избегать всего, что может вызвать у Запада тревогу по поводу того, что в разных странах после войны к власти придут коммунисты. «Зачем вам красные пятиконечные звезды на шапках? Не форма важна, а результаты, а вы – красные звезды! Ей-богу, звезды не нужны!» – сердился Сталин в разговоре с югославами. «А не сумели бы мы как-нибудь надуть англичан, – размышлял он, – чтобы они признали Тито [главу Коммунистической партии Югославии] – единственным, кто фактически борется против немцев?». Точно так же он мыслил и в отношении других стран Европы.

Сталинская политика имела и еще одно обоснование. Стремясь к коммунизации европейского континента, Сталин в то же время не мог не быть весьма осторожен, думая о последствиях такого события. Будучи русским национал-коммунистом, он должен был опасаться возникновения новых мощных центров коммунистической власти. Титовская Югославия или любая другая коммунистическая страна Европы могла создать угрозу его гегемонии в коммунистическом мире, если бы местная компартия, захватив власть, сразу реализовала советскую модель ускоренной экономической модернизации диктаторскими методами. Ограничивая амбиции зарубежных коммунистов «демократическими» задачами революции, Сталин тем самым привязывал их к себе, а их тактический курс подчинял собственной политической линии.

Литература:

М. Джилас. Разговоры со Сталиным. Франкфурт-на-Майне, 1970.

4.2.30. Балканские страны в 1941–1945 гг. Красное и белое подполье

В апреле 1941 г. нацисты расчленили Королевство Югославию. Хорватия и Словения стали независимыми, Сербию оккупировали немцы, остальную территорию поделили Германия, Италия, Болгария и Венгрия. В бывшей Югославии вспыхнула кровавая гражданская война, в которой население и противоборствующие стороны несли бóльшие потери, чем в борьбе с оккупантами. В Загребе вождем (поглавником) Независимого государства Хорватия (НГХ) стал А. Павелич, развязавший кровавые этнические чистки. В 1941–1945 гг. в НГХ и пограничных районах усташи – личная гвардия поглавника – методично истребляли сербов, цыган и евреев; в концлагере Ясеновац погибли более 700 тыс. человек. НГХ в 1941 г. отправила войска на Восточный фронт и объявила войну союзникам. Павелич сохранял верность рейху вплоть до мая 1945 г., сбежав затем на Запад.

В Сербии летом 1941 г. в районе Равной горы офицеры под руководством Драже Михайловича создали отряды четников (чета – отряд, рота; Королевская армия на родине) и заявили о верности легитимному правительству короля Петра II в изгнании. Армия четников к 1944 г. насчитывала сто тысяч бойцов и состояла из 75 армейских корпусов, разделенных на 400 бригад.

В Боснии коммунисты во главе с Генеральным секретарем Компартии Югославии Иосипом Броз Тито сформировали несколько позже собственные силы. Москва поддерживала маршала Тито, Лондон и Вашингтон – генерала Михайловича. В оккупированном Белграде 29 августа 1941 г. генерал М. Недич возглавил правительство национального спасения Сербии. Он рассчитывал сохранить хотя бы остаток сербского государства, чтобы защитить на его территории гражданское население от усташского и нацистского террора. Недича поддержал популярный у части студенческой молодежи югославянский политик Д. Летич (Льотич) – убежденный фашист, считавший немецкую оккупацию меньшим и временным злом по сравнению с коммунистами. Члены организации Летича («Збор») вступали в Сербский добровольческий корпус (СДК) генерала К. Мушицкого для борьбы с Тито. В коммунистах более опасных врагов видел и бригадный генерал Л. Рупник, возглавивший администрацию в Любляне (Словения) и командовавший словенской домобраной (ополчением).

Противники с переменной активностью воевали друг с другом и все вместе – против Тито. Немцы назначили крупную награду и за Михайловича, и за Тито. Воевали против партизан и русские соединения, сформированные нацистами: с осени 1941 г. – Белый Русский Корпус, а с осени 1943 г. – и 1-я казачья дивизия (затем XV кавалерийский корпус) генерал-лейтенанта Х. фон Паннвица. Казаки неоднократно спасали сербов от террора усташей и безжалостно расправлялись с титовцами в Хорватии и Боснии. Жестокость врагов была обоюдной. Четники спасли около 500 сбитых летчиков союзников. Однако к 1944 г. британцы отказались от Михайловича в пользу более многочисленной армии Тито, а в конце 1944 г. помощь четникам прекратили и американцы.

Конституционно-монархическая Болгария, будучи с 1941 г. невольным союзником Германии, против СССР не воевала и войну ему не объявляла. Болгарский царь Борис III рассчитывал избежать активного участия во Второй мировой войне, ограничившись в 1941 г. оккупацией Македонии и Охрида – давнего предмета территориального спора двух юго-славянских государств.

В конце августа 1944 г. Красная армия, заняв Румынию, вышла к болгарской границе. 5 сентября СССР объявил Болгарии войну. Болгарское правительство, пытаясь спасти положение, присоединилось к антигитлеровской коалиции и 8 сентября объявило войну Германии. Но это не предотвратило советского вторжения. В тот же день, 8 сентября 1944 г. войска 3-го Украинского фронта генерала армии Ф.И. Толбухина вступили в Болгарию, не встретив сопротивления. За день до этого болгарским войскам был отдан приказ не оказывать сопротивления советской армии. Потери фронта Толбухина составили 154 убитых, 514 раненых и 11 773 заболевших дизентерией – изголодавшихся солдат Красной армии и болгары и сербы и, позднее, чехи, встречали как освободителей – поили и кормили на славу, отсюда желудочные болезни. «То было освобождение от гнета гитлеризма, еще не сопутствовавшееся переживанием не менее страшного гнета большевицкого режима», – вспоминал о днях освобождения Н.О. Лосский, который встретил Красную армию в словацком городке Пьештяны.

9 сентября в Софии коммунисты произвели государственный переворот. Новое правительство просоветского Отечественного фронта сформировал К. Георгиев. Регент князь Кирилл и малолетний царь Симеон не имели сил для сопротивления, власть в Болгарии перешла в руки коммунистов Г. Димитрова и В. Червенкова. Армия Болгарии в составе 3-го Украинского фронта 28 сентября начала наступление на Сербию. Болгарские коммунисты вместе с сотрудниками советского НКВД тут же начали политику жестокого террора. Были арестованы, убиты в тюрьмах, вывезены и убиты в СССР многие члены царской фамилии Болгарии, министры прежних правительств, депутаты парламента, офицеры, русские эмигранты.

29 августа 1944 г. восстала союзная немцам Словакия. Организаторы восстания ориентировалось на эмигрантское правительство в Лондоне и желали, восстановив демократические институты, сохранить Словакию независимой страной. Но в Словакии были сильны и коммунисты. Чтобы их поддержать, Сталин приказал армии прорываться через Карпатские горы к Братиславе. Но немцы подавили восстание быстрее, чем пришли советские войска.

В занятой в августе 1944 г. Румынии Сталин приказал в марте 1945 г. сформировать прокоммунистическое правительство. Вскоре король Михаил был вынужден покинуть свою страну.

Повсюду в занятой Красной армией Европе орудовали энкэвэдисты. Они захватывали и старых русских эмигрантов и местных жителей, известных своей твердой антикоммунистической позицией и, даже, дипломатов нейтральных стран. Одних убивали в местных застенках, других вывозили в СССР, отправляли в лагеря, пытали. Так, среди иных, погибли знаменитый русский певец Петр Лещенко, арестованный по распоряжению Москвы и умерший в румынской тюрьме, и дипломат Императорского МИДа Георгий Михайловский, расстрелянный в Братиславе; на долгие годы оказался в лагере депутат Думы Василий Шульгин, схваченный в Белграде; умер на Лубянке, при нераскрытых до сего дня обстоятельствах, шведский дипломат Рауль Густав Валленберг, спасший в последние месяцы войны десятки тысяч венгерских евреев и лишенный свободы СМЕРШем в Будапеште.

Отбросив противника в Венгрию и Хорватию, Толбухин и Тито в упорных боях 14–20 октября овладели Белградом. В октябрьских боях большие потери (более 3,5 тыс. чинов) понес отступавший Русский Корпус.

Еще до конца войны югославские коммунисты приступили к радикальным социалистическим преобразованиям, четники ушли в подполье. Зимой 1944/45 г. Михайлович, Летич, Недич и Рупник выразили готовность подчинить свои силы (более 50 тыс. бойцов) генералу Власову с тем, чтобы вместе бороться на стороне союзников против нацистов и коммунистов. Но к маю 1945 г. войска КОНР не успели стянуться к границам Словении. В 1945 г. Летич разбился в горах, Рупника повесили в Любляне. Недич погиб в тюрьме зимой 1946 г. Михайловича титовцы схватили в марте. После судебного спектакля в Белграде храброго сербского генерала расстреляли 17 июля 1946 г. – в 28-ю годовщину убийства Николая II, которого Михайлович почитал святым Царем-Мучеником.

Видя судьбу Болгарии, последний союзник Гитлера, регент Венгрии адмирал Милош Хорти, чтобы спасти страну от сталинского порабощения, попытался 15 октября 1944 г. заключить перемирие с союзниками, но был свергнут при поддержке немцев частями венгерской армии. Немцы привели к власти лидера пронацистского венгерского движения «Скрещенные стрелы» – Ференца Салаши. В декабре советские войска осадили Будапешт. Но город был взят только после двухмесячных очень тяжелых боев. Венгры дрались за каждый дом. Упорное сопротивление венгров во многом объясняется исторической памятью – они помнили, сколько страданий причинила их народу коммунистическая власть в 1919 г., и не ждали ничего хорошего от Красной армии. Только 13 февраля 1945 г. в Будапеште капитулировала 138-тысячная армия.

Все Балканы, кроме Греции, оказались в руках Сталина. Союзники смогли убедиться, что значит для Сталина понятие «сфера преимущественных национальных интересов СССР».

Литература:

В.В. Бешанов. Десять сталинских ударов. Минск, 2004.

К.М. Александров. Армия генерала Власова 1944–1945. М., 2006.

Бенгт Янгфельдт. Рауль Валленберг: Исчезнувший герой Второй мировой. М.: АСТ, 2015.

4.2.31. Ялтинская конференция

Ялтинская (Крымская) конференция руководителей трех держав проходила в Ливадийском дворце с 4 по 11 февраля 1945 г. С учетом приближавшегося разгрома Германии она была посвящена в основном проблемам послевоенного урегулирования. По Польше Сталину и Молотову удалось добиться согласия союзников на признание просоветского Временного правительства Польши ценой включения в его состав отдельных представителей «лондонских» поляков и нейтральных политиков из самой Польши. Поскольку количественное соотношение между этими тремя группировками не уточнялось, то у Москвы имелась возможность обеспечить в нем большинство своим ставленникам. Союзники также согласились с советским требованием о проведении восточной границы Польши примерно по «линии Керзона», что оставляло за СССР Западную Украину и Западную Белоруссию, хотя Сталину пришлось вернуть все же Польше Белосток на севере и Перемышль на юге. Сталин предложил возместить полякам потерю половины их довоенной территории передвижением их западной границы на Одер и Нейсу. Предварительная договоренность об этом была достигнута уже в Тегеране, но от поляков ее утаили. Граница с Германией отодвигалась туда, где она была в XI в., аннулируя девять столетий германской колонизации. Немецкое население с территорий восточнее этой границы (Пруссия, Силезия, Померания) должно было быть выселено, и произведен обмен населением с СССР так, чтобы все поляки выехали в Польшу, а все украинцы и белорусы – в СССР.

Черчилль был обеспокоен судьбой восточноевропейских стран, которым в результате советской оккупации грозило насильственное насаждение коммунистического строя, и настаивал на гарантиях для демократии. Для предотвращения советизации Восточной Европы англо-американцы предложили принять декларацию «об освобожденной Европе», в которой заявлялось о приверженности «большой тройки» принципу демократического самоопределения освобожденных европейских народов и предусматривалось создание механизма союзного контроля за его соблюдением. Молотов назвал это положение «вмешательством во внутренние дела» европейских стран и предложил Сталину отказаться от подписания декларации. «Ничего, ничего, поработайте, – ответил тот. – Мы можем выполнять потом по-своему. Дело в соотношении сил». Следуя этому наказу, Молотов смог добиться замены пункта о союзном механизме на положение о взаимных консультациях. Но и в таком беззубом виде Декларация скоро стала основой для обвинений Советского Союза в нарушении принципов демократии в Восточной Европе. Сталин обещал, что строй в этих странах будет «народно-демократическим». Западные союзники согласились на временную оккупацию Советским Союзом Чехословакии, Венгрии и Балкан, кроме Греции.

«Большая тройка» в Ялте согласилась с тем, что довоенные границы Румынии восстанавливались за счет Венгрии и Болгарии, но приобретения Сталина 1940 г. – Бессарабия и Северная Буковина – остались за СССР. Чехословакии возвращалась граница с Германией, существовавшая до 1938 г., а во избежание новых споров о Судетах, все немецкое население должно было быть из них выселено. Насильственное переселение противоречило Атлантической хартии и позже было осуждено как «этническая чистка», но в 1945 г. западные державы не возражали, хотя в своей зоне оккупации ничего подобного не проводили. Переселять народы любил «отец народов».

Сталин также заручился присоединением к СССР Подкарпатской Руси (Закарпатской Украины) и половины Восточной Пруссии. Германия западнее Одера – Ниссы должна была быть поделена на оккупационные зоны, причем граница советской зоны проходила намного западнее Эльбы, включая Саксонию и Тюрингию. Берлин подлежал совместной оккупации СССР и западных союзников. Все советские граждане, попавшие за границу в ходе войны, подлежали репатриации. Исключение было сделано только для жителей Прибалтики, Западных Украины и Белоруссии, не входивших в СССР до 1939 г.

В отношении Германии стороны договорились о целях союзнической оккупации – уничтожении германского милитаризма и создании гарантий против новой агрессии со стороны Германии, а также о методах ее достижения – ликвидации Вермахта и военной промышленности, установлении контроля над остальным промышленным потенциалом страны, уничтожении нацистской партии и ее идеологии, наказании военных преступников. Однако Сталину не удалось добиться согласия союзников на общую сумму репараций в пользу СССР в размере 10 млрд долл., и пришлось согласиться на участие Франции в оккупации Германии, на чем настаивал Черчилль. Из освобожденной страны Франция, таким образом, превращалась в державу-победительницу наравне с СССР, США и Великобританией. Союзники, и вполне заслуженно, такую же роль отводили Польше, но Сталину удалось не допустить этого.

Принятое в Ялте секретное соглашение по вопросам Дальнего Востока предусматривало, что в обмен на вступление в войну с Японией (через 2–3 месяца после капитуляции Германии) Советскому Союзу дозволяется оккупация Маньчжурии и северной части Кореи до 38-й параллели, передается Южный Сахалин (потерянный Россией в войну 1905 г.) и Курильские острова (уступленные Россией Японии в 1872 г. в обмен на Южный Сахалин), право на аренду Порт-Артура, а также обеспечиваются его преимущественные интересы в порту Дальний (Далянь) и по совместной с Китаем эксплуатации Китайско-Восточной и Южно-Маньчжурской железных дорог. Короче говоря, речь шла о передаче Сталину стратегических позиций Императорской России на Дальнем Востоке, утраченных ею в результате русско-японской войны 1904–1905 гг.

При обсуждении вопроса о создании Организации Объединенных Наций союзники пришли к компромиссу: СССР согласился снять требование о членстве в этой организации всех советских союзных республик (оно было предоставлено только РСФСР, Украине и Белоруссии), а США и Великобритания пошли навстречу в вопросе процедуры голосования в Совете Безопасности. В Ялте было также достигнуто соглашение о репатриации военнопленных и гражданских лиц трех держав, оказавшихся на территории оккупированной Германией. Провозгласив «единство в организации мира, как и в ведении войны», союзники приступили к окончательному разгрому стран «оси».

Литература:

S. Plokhy. Yalta. The Price of Peace. N. Y.: Viking Press, 2010.

4.2.32. Создание русской армии на стороне Гитлера. Идеология РОА. РОА и Русское Зарубежье. Пражский манифест КОНР

Чем больше затягивалась советско-нацистская война, тем более очевидным становился на ее фоне очередной виток застарелой войны Гражданской – стихийный, никем не управляемый протест русского населения и национальных меньшинств против большевизма.

На замученных сталинской коллективизацией Дону, Кубани и Тереке в 1941–1942 гг. казачьи повстанческие отряды выступали против большевицкой администрации. Зимой 1943 г. с Юга РСФСР с отступавшими войсками Вермахта на Запад от советской власти ушли более 200 тыс. беженцев, включая казаков-добровольцев и членов их семей во главе с последним Походным атаманом, храбрым русским летчиком Первой мировой войны, полковником С.В. Павловым, избранным на Дону осенью 1942 г. После гибели Павлова в Белоруссии в 1944 г. исход казаков на Запад и Казачий Стан возглавлял генерал-майор Т.И. Доманов. Весной 1945 г. в двух казачьих корпусах насчитывалось более 50 тыс. казаков. В Северную Италию к казакам Доманова уехал и начальник Главного управления казачьих войск, известный русский писатель генерал П.Н. Краснов.

В разгар войны в 1942 г. участники антигитлеровской оппозиции в Вермахте во главе с полковником графом Клаусом фон Штауффенбергом и Геленом упорно искали среди пленных советских генералов человека, способного возглавить российское антисталинское сопротивление. С точки зрения противников Гитлера, появление такого сопротивления резко изменило бы ход войны на Востоке, заставив нацистов признать самостоятельное Российское государство. В 1941–1944 гг. в лагерях военнопленных оказались 77 советских генералов и командиров, чьи звания можно приравнять к таковым. Из них 15 сотрудничали с противником и занимались антисоветской деятельностью (И.Г. Бессонов, П.В. Богданов, Б.С. Рихтер, М.Б. Салихов и др.), в том числе погибли после войны 13. Несмотря на тяготы плена, храбро вели просоветскую агитацию и поплатились жизнью 9 генералов (Д.М. Карбышев, Н.М. Старостин, Г.И. Тхор, И.М. Шепетов и др.), остальные занимали в целом пассивную позицию. Из 62 генералов, отказавшихся сотрудничать с противником, благополучно пережили плен и вернулись на родину 40 (65 %), остальные умерли и погибли.

Бывший заместитель командующего Волховским фронтом и командующий 2-й Ударной армией, отличившийся в боях под Киевом и Москвой, генерал-лейтенант А.А. Власов был выдан противнику местными жителями при выходе из окружения и в конце июля 1942 г. помещен в Винницкий лагерь, который курировал граф Штауффенберг. Здесь от имени оппозиции ему предложил возглавить антисталинское движение капитан В.К. Штрик-Штрикфельд – петербургский немец-русофил, бывший обер-офицер Русской армии и участник Белого движения.

После тягостных раздумий генерал Власов согласился. В возможность оккупации России Гитлером он не верил, надеялся мобилизовать противников Сталина и привлечь русских людей положительной политической программой. Началась мучительная борьба с нацистами за создание политического центра и русской армии.

Историческая справка

В 1943–1945 гг. усилия Власова поддержал ряд советских генералов (И.А. Благовещенский, Д.Е. Закутный, В.Ф. Малышкин, Ф.И. Трухин, М.М. Шапошников) и полковников (С.К. Буняченко, Г.А. Зверев, В.И. Мальцев, М.А. Меандров и др.), Герои Советского Союза (капитан С.Т. Бычков, старший лейтенант Б.Р. Антилевский), отличившиеся в боях с немцами в 1941–1942 гг. командиры-орденоносцы (полковники А.Ф. Ванюшин, К.С. Власов, С.Т. Койда, подполковник М.К. Мелешкевич и др.), партработники и советские журналисты (Г.Н. Жиленков, М.А. Зыков, Н.В. Ковальчук, В.А. Хаспабов и др.), георгиевские кавалеры Первой мировой войны (К.Г. Кромиади, А.Н. Севастьянов, С.К. Шебалин и др.), представители «подсоветской» интеллигенции (микробиолог А.Н. Зайцев, архитектор Н.А. Троицкий, доцент Л.В. Дудин, профессора И.А. Кошкин, Ф.П. Богатырчук, И.И. Москвитинов и др.) и белой эмиграции (генералы Ф.Ф. Абрамов, Н.Н. Головин, А.А. фон Лампе, А.В. Туркул, Б.А. Штейфон, члены НТС во главе с В.М. Байдалаковым и др.), Патриарший Экзарх в Прибалтике митрополит Сергий (Воскресенский) и РПЦЗ во главе с митрополитом Анастасием (Грибановским). В 1943–1945 гг. в движении участвовали более 1000 командиров Красной армии от лейтенанта до полковника.

27 декабря 1942 г. увидел свет первый власовский программный документ: «Обращение к бойцам и командирам Красной Армии, ко всему русскому народу и другим народам Советского Союза» – так называемое «Смоленское воззвание Русского комитета». Написанный М.А. Зыковым, этот документ декларировал следующие цели:

«Ликвидация принудительного труда […], колхозов и передача земли в частную собственность крестьянам; […] предоставление возможности частной инициативе участвовать в хозяйственной жизни страны; предоставление интеллигенции возможности свободно творить на благо народа; […] уничтожение режима террора и насилия, введение свободы религии, совести, слова, собраний, печати; […] гарантия национальной свободы; освобождение политических узников большевизма».

Власовцы, признававшие ценности Февраля 1917 г., продолжали традицию ижевцев и воткинцев, кронштадтских и тамбовских повстанцев, участников антиколхозных восстаний.

Власовское движение появилось весной 1943 г., уже после Сталинградской битвы. Однако нацисты категорически запретили его развитие. На фронте распространялись сотни тысяч листовок, русские добровольцы носили на форме шеврон «РОА» – Русская Освободительная армия, но Власов не имел к ним отношения. В марте 1943 г. не удалось покушение на Гитлера генерала Трескова – одного из покровителей РОА. Власов за независимые и патриотические выступления на оккупированных территориях был посажен под домашний арест и бездействовал до осени 1944 г. Гитлер в июне 1943 г. категорически запретил создание русской армии и любую политическую деятельность генерала Власова. Единственным успехом стало создание под Берлином, в Дабендорфе, командного центра – школы пропагандистов РОА. Здесь готовились кадры будущей армии и при помощи членов НТС разрабатывались политические документы. Руководил школой, через которую в 1943–1945 гг. прошли около 5 тыс. курсантов, генерал-майор Ф. И. Трухин. До своей гибели летом 1944 г. Дабендорф защищали от репрессий гестапо участники антигитлеровского заговора.

В сентябре 1944 г. санкцию на создание власовской армии и комитета дал рейхсфюрер СС Г. Гиммлер, рассчитывавший поправить свой имидж в глазах союзников. 14 ноября 1944 г. в Праге Власов объявил о создании Комитета освобождения народов России (КОНР) и провозгласил Пражский манифест – главную политическую программу власовцев, написанную бывшими «подсоветскими» людьми: Г.Н. Жиленковым, А.Н. Зайцевым, Н.А. Троицким и Н.В. Ковальчуком. Деятельность Комитета и Главного гражданского управления КОНР имели неоценимое значение для улучшения зимой 1944/45 г. бытового положения советских военнопленных и остарбайтеров, от защиты прав которых отказалось правительство СССР.

Документ

Из Пражского манифеста КОНР: «Два года назад Сталин еще мог обманывать народы словами об отечественном, освободительном характере войны. Но теперь Красная Армия перешла границы Советского Союза, ворвалась в Румынию, Болгарию, Сербию, Хорватию, Венгрию и заливает кровью чужие земли… Цель ее – еще больше укрепить господство сталинской тирании над народами СССР, установить это господство во всем мире».

Вот главные положения Пражского манифеста: свержение сталинской тирании, прекращение войны и заключение почетного мира с Германией, на условиях, не затрагивающих чести и независимости России, уничтожение режима террора и насилия, роспуск концлагерей и колхозов, передача земли крестьянам в частную собственность, введение действительной свободы религии, совести, слова, собраний, печати.

В конце 1944 г. все власовские мероприятия безнадежно опоздали. Но, как свидетельствовал хорошо знавший генерала Власова русский эмигрант И.Л. Новосильцов, «Власов хотел этим манифестом показать, за что он и его единомышленники боролись и, в конце концов, отдали собственные жизни». Пражский манифест ценен именно тем, что он был написан гражданами СССР и, несмотря на условия нацистской цензуры, представлял собой положительный документ, привлекавший к Власову сторонников и в 1945 г. Последние 9 командиров Красной армии прибыли из лагерей военнопленных для вступления во власовскую армию 8–9 апреля 1945 г. Многие власовцы и рассчитывали не столько на силу оружия, сколько на действенность политической программы.

Власовская армия (Вооруженные силы КОНР) начала создаваться штабом генерала Трухина в ноябре 1944 г. и до апреля 1945 г. так и не завершила формирования. Большую часть Восточных войск немцы не успели передать Власову и Трухину. Власовцы располагали людскими ресурсами среди военнопленных и остарбайтеров в несколько сот тысяч человек, но в 1945 г. у немцев не хватало оружия и снаряжения даже для собственных войск. В апреле 1945 г. после подчинения войскам КОНР двух казачьих корпусов, полка «Варяг», бригады генерала Туркула и Русского Корпуса, под юридическим командованием генерала Власова находились более 120 тыс. человек. На вооружении частей КОНР состояли 44 самолета, около 25 танков и бронемашин, более 570 минометов, 230 орудий, 2 тыс. пулеметов и т. д.

Части власовцев в феврале и апреле 1945 г. участвовали в двух частных операциях против Красной армии на Одере, показав неплохие качества, и получили перебежчиков с советской стороны. Власову были готовы подчиниться формирования сербских и словенских антикоммунистов. Для соединения с ними войска КОНР стягивались в район Зальцбурга. Однако все власовские части и соединения были разбросаны на большом фронте от Хорватии и Словении до Одера, Богемии и Южной Германии. Это разделение оказалось фатальным – обособленно друг от друга они сдавались англо-американским союзникам, а 1-я дивизия вмешалась в Пражское восстание.

Литература:

К. М. Александров. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А. Власова 1944–1945 гг.: Биографический справочник. 2-е изд. М.: Посев, 2009.

С.И. Дробязко. Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских Вооруженных Сил 1941–1945. М., 2004.

С.И. Дробязко. Русская Освободительная Армия. М., 1999.

4.2.33. Занятие Австрии и Германии

В январе 1945 г. советские войска вошли в Восточную Пруссию. Тяжелые бои продолжались здесь до апреля. С огромными потерями 9 апреля 1945 г. был штурмом взят Кенигсберг.

Историческая справка

30 января 1945 советская подводная лодка «С-13» капитана III ранга Александра Ивановича Маринеско в 21.08. торпедировала лайнер «Вильгельм Густлофф» капитана Фридриха Петерсена – беженское судно, следовавшее из Готенхафена (Гдыни) в Киль. На лайнере находились 8956 беженцев (в том числе роженицы и младенцы городского роддома профессора Рихтера), гражданских лиц и медперсонала, 918 курсантов II учебного дивизиона подводного плавания, 373 девушки из состава вспомогательного морского корпуса, 173 члена экипажа и 162 тяжелораненых; всего – 10 582 человека. Через 45 минут после атаки лайнер затонул. Прибывшими к месту гибели «Густлоффа» кораблям и судам в ночь с 30 на 31 января удалось спасти 1239 человек, остальные погибли; треть погибших составляли дети – это самая крупная катастрофа в морской истории.

В СССР считалось, что «Вильгельм Густлофф» был военным кораблем и его потопление лодкой «С-13» не нарушило международного права. После войны А. И. Маринеско (1913–1963) уволили со службы за дисциплинарные проступки. После 1985 г. торпедную атаку «С-13» 30 января 1945 г. в советской печати назвали «атакой века», и в 1990 г. А. И. Маринеско по инициативе общественности посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, его именем назвали улицу в Ленинграде (быв. ул. Строителей).

К концу 1944 г. никаких надежд на победу у стран «оси» уже не было. Не было и самой Оси. Оставалась одна Германия. Гитлер надеялся, что его план защиты Европейской Крепости (Festung Europa) от «коммунистических диких орд» вызовет понимание у союзников и расколет антигитлеровскую коалицию. Действия Сталина в Восточной Европе действительно вызывали все большее возмущение среди политиков США и Великобритании, но Гитлер вызывал отвращение еще большее, особенно после того, как становились известны его преступные деяния в отношении народов Европы, масштабы еврейского геноцида. Нацистский режим однозначно рассматривался как преступный, но, кроме того, он был еще и режимом враждебным, агрессия которого унесла миллионы жизней европейцев. Желание поскорей завершить войну и вернуться к мирной жизни было еще одним аргументом против любых соглашений с Гитлером. Фюрер надеялся на новый Компьен – мир без капитуляции и оккупации, как в ноябре 1918 г. Но союзники были вполне единодушны в своем желании покончить с нацизмом «в его логове» – разрушить нацистскую систему до основания можно было только разрушив германское государство, слившееся за 12 лет с гитлеризмом. Раскола между союзниками не случилось.

Чтобы показать свою силу и вынудить союзников на сепаратные переговоры, Гитлер приказал провести в декабре 1944 г. контрнаступление в Бельгии, в Арденнах. Наступление началось 16 декабря, но уже через неделю остановилось. Слишком неравны были силы. К 16 января немцы отошли на старые позиции. Арденнский удар стоил Вермахту 120 тыс. человек, потерянных убитыми и ранеными, 600 танков и 1600 самолетов. Союзники потеряли в операции 77 тыс. человек ранеными, убитыми и пленными. 7 марта авангард американской армии генерала Пэттона захватил переправы на Рейне. К 1 апреля союзные силы были уже на восточном его берегу. 13 апреля советские войска вошли в Вену.

18 апреля союзникам «на милость победителя» сдались 325 тыс. солдат Вермахта группы армий «Б» в Рурской области. Командовавший ими фельдмаршал Модель застрелился со словами «фельдмаршал не может быть пленным». Далее союзные войска продвигались по Германии, почти не встречая сопротивления.

Кульминацией войны стала битва за Берлин.

Уже к концу января 1945 г. советские войска вышли на восточный берег Одера и в нескольких местах форсировали его. До Берлина оставалось 70 км, но Сталин остановил наступление. Советские войска завершали «зачистку» Балкан и Венгрии. Пересечь Одер они должны были синхронно с пересечением Рейна союзниками. Наступление с реки Одер началось 16 апреля 1945 г. силами 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Окружив Берлин, прорвавшиеся на запад советские части 25 апреля встретились на Эльбе у Торгау с американцами, которым до Берлина осталось 80 км. Им легко было взять город, так как немцы сдавались западным союзникам охотно, а против Красной армии готовы были стоять насмерть. В этом естественном стремлении выжить Сталин видел заговор фашистов с капиталистами против себя. Чтобы его успокоить, американский Верховный Главнокомандующий в Европе генерал Эйзенхауэр категорически запретил своим войскам двигаться к Берлину или брать Прагу. Берлин должен был стать «трофеем» Сталина.

Маршалы Жуков и Конев рвались в бой – кто поднесет трофей вождю. Хотя Берлин легче было бы взять, не торопясь, замкнув кольцо осады, но Сталин требовал город к 1-му мая. Жуков и Конев сосредоточили у Берлина огромные силы: 190 дивизий, 2,5 млн человек, 16 716 орудий, 7 млн снарядов. С 25 по 29 апреля в городе идут ожесточенные уличные бои, с немецкой стороны противотанковыми «панцерфаустами» вооружены и старики народного ополчения, и мальчишки из Гитлерюгенда. Выступив перед молодыми нацистами с речью, Гитлер 30 апреля кончает в своем бункере жизнь самоубийством. 1 мая красное знамя поднялось над зданием германского парламента – Рейхстагом, 2 мая гарнизон города капитулировал. 134 тыс. немцев сдались в плен. Цена этого финала – не менее 90 тыс. убитых и 330 тыс. раненых советских воинов.

Историческая справка

Генерал Александр Васильевич Горбатов так оценил штурм Берлина:

«С военной точки зрения Берлин не надо было штурмовать… Город достаточно было взять в кольцо, и он сам сдался бы через неделю-другую. Германия капитулировала бы неизбежно. А на штурме, в самый канун победы, в уличных боях мы положили не меньше ста тысяч солдат.

И какие люди были – золотые, столько всего прошли, и уж каждый думал: «завтра жену, детей увижу…»». Так, как предлагал генерал Горбатов, поступали англичане и американцы. Они блокировали немецкие крепости и месяцами ждали их капитуляции, щадя своих солдат. Сталин поступал иначе.

Во время штурма Берлина еще раз проявились два противоположных качества: доблесть солдат, штурмующих передовые укрепления гитлеровцев, и порочность сталинской системы. И наиболее характерным примером этого является история с водружением знамени над Рейхстагом. В бесчисленных советских и постсоветских учебниках, энциклопедиях и фильмах, вышедших с тех пор, утверждается, что Знамя Победы водрузили сержанты Михаил Егоров и Мелитон Кантария. Однако дело было совсем не так. По официальной версии, в Рейхстаг в 14 часов 25 минут 30 апреля 1945 г. ворвалась небольшая группа бойцов 756-го стрелкового полка 150-й дивизии из батальонов капитанов Неустроева и Давыдова, а с ними вместе находились знаменосцы Егоров и Кантария. Дальнейшие события, десятки раз описанные, хорошо известны. Однако в реальности командир полка Зинченко и командир дивизии генерал Шатилов поторопились отправить в штаб корпуса донесение о том, что Рейхстаг взят. Дневная атака 30-го апреля окончилась неудачей, и советские бойцы вынуждены были отступить. Осуществив перегруппировку, к новому штурму подготовились батальоны Степана Неустроева, Якова Лонгвиненко, Василия Давыдова и Константина Самсонова. Вместе с батальоном Степана Андреевича Неустроева бои вела группа артиллеристов-разведчиков капитана Владимира Макова в составе старших сержантов Гизи Загитова, Алексея Боброва, Александра Лисименко и сержанта Михаила Минина. Владимир Маков после боев в Севастополе окончил военное училище, участвовал в сражениях подо Ржевом, где чудом остался в живых, и к 1945 г. имел несколько боевых орденов и звание капитана. Остальные разведчики также воевали с самого начала войны, приобретя очень хороший боевой опыт. Знаменных групп было несколько. Огонь велся очень плотный, поэтому полотнища знамен были обмотаны вокруг тел знаменосцев под гимнастерками. Главным считалось Знамя Военного Совета армии, которое и нужно было водрузить над куполом Рейхстага, однако в горячке боя о нем попросту позабыли. Между тем, со скоростью молнии весть о взятии Рейхстага дошла до маршала Жукова, а от него – до Сталина. Жуков издал приказ № 6, гласивший, что Рейхстаг взят в 14 часов 25 минут 30 апреля 1945 г. На основании этого приказа командующий армией Кузнецов выпустил свой, гласивший: «В ознаменовании одержанной победы отличившихся генералов, офицеров, сержантов и красноармейцев представить к присвоению звания Героя Советского Союза и к награждению орденами. Да здравствует Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза товарищ Сталин»! Реально же передовые

отряды штурмующих батальонов находились на расстоянии 300 метров от Рейхстага. Последовал приказ установить хотя бы флажки на парапете здания. Через многие годы после войны Герой Советского Союза Степан Андреевич Неустроев с болью вспоминал, как он вынужден был послать для выполнения этого преступного приказа своего лучшего бойца – Петра Пятницкого, незадолго до этого спасшего ему жизнь. Отважный солдат погиб, так и не дожив до Победы. Всем стало ясно, что нужно ждать темноты. После артподготовки солдаты батальона Неустроева и группа капитана Макова бросились на штурм. Оказавшись перед массивными воротами, бойцы остановились. Михаил Минин и Алексей Бобров прикрепили к стене Красное знамя, выданное в их артиллерийской бригаде, засунув край полотнища в щель в кирпичной кладке. Вслед за Мининым стали пристраивать свои флаги и другие бойцы, в том числе и командир взвода 674-го полка лейтенант Р. Кошкарбаев. Запертые ворота штурмующие разбили массивным бревном, валявшемся неподалеку, воспользовавшись им как тараном, подобно далеким предкам, при штурме крепостей. Первым в ворота Рейхстага влетел вместе с бревном Гизи Загитов. В сложнейшей обстановке ночного боя командование на себя взяли офицеры, оказавшиеся рядом: капитан В. Маков, замполит неустроевского батальона А. Берест и начальник штаба – И. Гусев. Капитан Маков послал свою группу в сопровождении семи пехотинцев для выполнения главной задачи – водружения знамени на куполе Рейхстага. Первым в атаку рванулся Гизи Загитов, за ним последовали Михаил Минин, Александр Лисименко и Алексей Бобров, следом – пехотинцы. По пути Михаил Минин отломал тонкостенную металлическую трубку, которая послужила древком знамени. Достигнув чердака, артиллеристы-разведчики стали искать выход на крышу. Бросив в темноту несколько гранат и прочесав чердак очередями, Гизи Загитов обнаружил огромную цепь лебедки, ведущую наверх. В звено цепи спокойно входила ступня ноги человека. Четыре храбреца полезли вверх: впереди – Загитов, сзади со знаменем – Минин, замыкающими – Лисименко и Бобров. Выбравшись на крышу, бойцы увидели скульптуру «Богини победы» и привязали к ней знамя, написав на полотнище свои имена. Это случилось в 22 часа 40 минут 30 апреля 1945 г. При спуске Гизи Загитов был ранен в грудь навылет очередью немецкого автоматчика. Бои в Рейхстаге шли еще весь следующий день, причем Загитов не вышел из боя и сражался рядом с товарищами. После капитуляции немцев, засевших в подвалах Рейхстага, стало непонятным, а что делать со знаменем Военного Совета армии? Вот тут-то и появились Егоров с Кантарией, которые в сопровождении лейтенанта Береста водрузили требуемое знамя над Рейхстагом, которое было далеко не первым. Всем офицерам и солдатам, отличившимся при штурме Рейхстага, было присвоено звание Героев Советского Союза, кроме группы капитана Макова, награжденных орденами Боевого Красного Знамени. Роковую роль в этом сыграла злополучная директива о взятии здания в 14 часов 25 минут. Подделав документы и приписав подвиг водружения первого знамени Егорову и Кантарии, командование предпочло забыть о настоящих героях, ставших неудобными свидетелями. Вопиющая несправедливость, обусловленная административной трусостью высшего командования и раболепством перед Сталиным, привела к личной трагедии героев-артиллеристов. Всю жизнь они безуспешно пытались доказать свою правоту, но бюрократическая машина работала безотказно. В ноябре 1961 г. состоялась встреча участников штурма Рейхстага, на которой Владимир Маков, Степан Неустроев и другие истинные герои требовали восстановить историческую правду. Однако бюрократы-генералы мертво стояли на своем, не желая ничего менять. Доблестный Гизи Загитов не смог принять участия в этой встрече, так как в 1953 г. трагически погиб в автомобильной катастрофе. Алексей Бобров не смог вписаться в мирную жизнь, терпеть бюрократизм чиновников и насмешки над своим боевым прошлым. За «хулиганские действия в отношении непосредственного начальника» (Алексей запустил ему в голову чернильницей) он был осужден на тюремное заключение, потом был и второй срок. В 1976 г. храбрый солдат умер от сердечного приступа. Александра Лисименко в 1951 г. вновь призвали в армию, после окончания курсов политработников он до 1960 г. служил в войсках, а после демобилизации работал на кожевенном объединении «Красный гигант» директором. Скончался герой штурма Рейхстага в 1987 г., до смерти переживая боль военных лет и обиду за своих боевых товарищей. Капитан Маков в 1977 г. пришел в Истринский райком партии и швырнул в физиономии чиновников свой партбилет, за что был изгнан из рядов КПСС. Даже после развала СССР и ухода из жизни основных заинтересованных лиц правда не была восстановлена. В альбоме, посвященном 50-летию Победы, изданном в 1995 г., о группе капитана Макова не было сказано ни единого слова. Владимир Маков начал пить, развалилась семья и в начале марта 1996 г. его нашли мертвым в собственной квартире с рукой, вытянутой в сторону упавшего на пол телефона. Михаил Петрович Минин после демобилизации из армии в 1969 г. борьбу за правду не закончил и в новом веке, издав в 2001 г. тиражом 1000 экземпляров книгу воспоминаний «Трудные дороги к Победе». Этот истинный Герой России выдержал не только огонь войны, холодную воду несправедливости, но и медные трубы испытания временем настоящего солдатского характера.

М. Минин. Трудные дороги к Победе. ГУП Великолукская городская типография, 2001.

Н. Ямской. Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2006. С.

Неустроев. Русский солдат: на пути к Рейхстагу. Краснодар: Советская Кубань, 1997.

4.2.34. Советская армия в Восточной и Центральной Европе в 1945 г.

Поведение советских войск оставило тяжкий след во многих местах Средней и Восточной Европы. Грабежи армией мирного населения были повседневным явлением – причем не только в побежденных странах, но и в странах союзных, на что, в частности, югославские коммунисты жаловались Сталину. Образ советского солдата начал в Европе связываться со словами «Дай часы» и «Дай велосипед». «Давай часы, – эти слова были известны всем словакам и чехам как главное требование солдат. Некоторые из них нацепляли себе на руки по десяти и более штук часов», – вспоминал Н.О. Лосский. Когда в занятых Красной армией городах Восточной Европы показывали в кинотеатрах хронику, то во время демонстрации Ялтинской встречи Рузвельта, Черчилля и Сталина, в момент, когда Сталин протягивает руку Рузвельту, публика хохотала и кричала во весь голос «давай часы!»

В какой-то мере это отражало нищету колхозной деревни, где часы или велосипед, почитались большой ценностью. Но не только. «Трофеи» вовсю отправлял домой и командный состав, причем соответственно рангу: младшие офицеры посылками, а генералы – вагонами. Офицерские «военно-полевые жены» ломали ноги, шаря в углах брошенных и полуразрушенных квартир и вилл европейских городов. Те, кто были честнее, за бесценок, за харч скупали драгоценности и антиквариат у голодных, разоренных войной жителей.

По официальной статистике Главной военной прокуратуры, только с января по март 1945 г. за дебоши, грабежи, убийства и насилия в действующей армии были осуждены 4148 офицеров, не говоря про рядовых. Но это была капля в море. Грузовик-«студебеккер», задом въезжающий в витрину магазина, из которого потом в кузов перемещается все находившееся на полках, – был явлением совершенно обычным и в Будапеште, и в Берлине, и в Лодзи. Хозяин молчал, под дулом автомата наблюдая за расхищением своего имущества. Советский офицер, прибывший в Будапешт через две недели после штурма, вспоминал, что поскольку уже было разграблено все, ему пришлось «конфисковать» медно-никелевые слитки на монетном дворе, предназначенные для чеканки монеты, и «толкнуть» несколько грузовиков этих слитков какому-то румынскому спекулянту.

Но часы, велосипеды, картины, столовое серебро, мебель и медно-никелевые слитки были мелочью. Весь мир обошли сообщения журналистов из нейтральных Швейцарии и Швеции, приглашенных немцами в Неммерсдорф (округ Гумбинен в Восточной Пруссии) в конце октября 1944 г. Этот небольшой городок (ныне – Нестеров Калининградской области) был занят наступающими частями Красной армии 20 октября, но вскоре отвоеван Вермахтом. Факты воинских преступлений, совершенных здесь красноармейцами, были столь очевидны, что нацистское ведомство пропаганды не поскупилось на приглашение представителей нейтральных стран, как и за полтора года до того в Катыни. «На улице и во дворах домов лежали трупы местных жителей. Судя по нанесенным им ранам, совершенно очевидно, что эти люди не принимали участия в военных действиях, не были убиты шальными пулями, их просто планомерно уничтожали. Я видел и множество женщин, которых, если судить по их разорванной одежде, изнасиловали, а потом убили выстрелом в затылок, зачастую вместе с женщинами лежали и убитые дети», – сообщал один из очевидцев. Швейцарский журналист, ставший свидетелем этого кошмара, писал: «К сожалению, сложившаяся ситуация характеризуется не только жестокими боями, но и увечьями и казнями пленных, и почти полным истреблением немецкого крестьянского населения».

Изнасилование женщин советскими воинами-освободителями и убийство их и их близких при малейшем сопротивлении стало столь распространенным явлением и вызывало такое возмущение в союзных армиях, что сталинской Ставке пришлось издать специальный приказ, предусматривавший расстрел виновного на месте преступления или осуждение на много лет лагерей, если преступление обнаружится позднее (десять лет давали за изнасилование «союзной» польки или чешки, за немку давали пять лет). Но приказ этот почти не исполнялся, так как наряду с простыми солдатами его нарушали и офицеры, и генералы.

Свидетельство очевидца

Вот несколько фрагментов из воспоминаний участника боев за Берлин, тогда молодого гвардии лейтенанта, а ныне одного из выдающихся русских мыслителей Григория Соломоновича Померанца:

«Мы въезжаем в город Форст. Я иду выбирать квартиру. Захожу – старушка лежит в постели. «Вы больны?» – «Да, – говорит, ваши солдаты, семь человек, изнасиловали меня и потом засунули бутылку донышком вверх, теперь мне больно ходить»…Ей было лет 60». Другая остановка на ночлег, теперь в предместье Берлина Лихтенраде на вилле Рут. «Хозяйка Рут Богерц, вдова коммерсанта, была мрачной и подавленной; ее прекрасные темные глаза метали молнии. Прошлую ночь ей пришлось провести с комендантом штаба дивизии, представившем, в качестве ордера, пистолет. Я говорю по-немецки, и мне досталось выслушать все, что она о нас думает: «В Берлине остались те, кто не верил гитлеровской пропаганде, – и вот, что они получили!» На первом этаже виллы стояли двухметровые напольные часы. Других в доме не осталось. «Мы издадим закон, чтобы меньших часов не производили, – говорила фрау Рут, – потому что все остальные ваши разграбили»… Обычно пистолет действовал, как в Москве ордер на арест. Женщины испуганно покорялись. А потом одна из них повесилась. Наверное, не одна, но я знаю об одной. В это время победитель, получив свое, играл во дворе с ее мальчиком. Он просто не понимал, что это для нее значило… Сталин направил тогда нечто вроде личного письма в два адреса: всем офицерам и всем коммунистам. Наше жестокое обращение, писал он, толкает немцев продолжать борьбу. Обращаться с побежденными следует гуманно и насилия прекратить. К моему глубочайшему удивлению на письмо – самого Сталина! – все начхали. И офицеры, и коммунисты. Идея, овладевшая массами, становится материальной силой. Это Маркс совершенно правильно сказал. В конце войны массами овладела идея, что немки от 15 до 60 лет – законная добыча победителя. И никакой Сталин не мог остановить армию. Если бы русский народ так захотел гражданских прав!» – Г.С. Померанц. Записки гадкого утенка. М.,1998. С. 198–202.

Вот отрывки из воспоминаний четырежды раненного на войне сержанта Николая Никулина, после войны ставшего одним из видных ученых-искусствоведов Эрмитажа:

«Войска тем временем перешли границу Германии. Теперь война повернулась ко мне еще одним своим неожиданным лицом. Казалось, все испытано: смерть, голод, обстрелы, непосильная работа, холод. Так ведь нет! Было еще нечто очень страшное, почти раздавившее меня. Накануне перехода на территорию Райха в войска приехали агитаторы. Некоторые в больших чинах. «Смерть за смерть!!! Кровь за кровь!!! Не забудем!!! Не простим!!! Отомстим!!!» и так далее… До этого основательно постарался Эренбург, чьи трескучие, хлесткие статьи все читали: «Папа, убей немца!» И получился нацизм наоборот.

Правда, те безобразничали по плану: сеть гетто, сеть лагерей. Учет и составление списков награбленного. Реестр наказаний, плановые расстрелы и т. д. У нас все пошло стихийно, по-славянски. Бей, ребята, жги, глуши! Порти ихних баб! Да еще перед наступлением обильно снабдили войска водкой. И пошло, и пошло! Пострадали, как всегда, невинные. Бонзы, как всегда, удрали… Без разбору жгли дома, убивали каких-то случайных старух, бесцельно расстреливали стада коров. Очень популярна была выдуманная кем-то шутка: «Сидит Иван около горящего дома. «Что ты делаешь?» – спрашивают его. – «Да вот, портяночки надо было просушить, костерок развел»… Трупы, трупы, трупы.

Немцы, конечно, подонки, но зачем же уподобляться им?

Армия унизила себя. Нация унизила себя. Это было самое страшное на войне.

Трупы, трупы… На вокзал города Алленштайн, который доблестная конница генерала Осликовского захватила неожиданно для противника, прибыло несколько эшелонов с немецкими беженцами. Они думали, что едут в свой тыл, а попали… Я видел результаты приема, который им оказали. Перроны вокзала были покрыты кучами распотрошенных чемоданов, узлов, баулов. Повсюду одежонка, детские вещи, распоротые подушки. Все это в лужах крови…» – Н.Н. Никулин. Воспоминания о войне. СПб.: Эрмитаж, 2008. С. 117.

««Каждый имеет право послать раз в месяц посылку домой весом в двенадцать килограммов», – официально объявило начальство. И пошло, и пошло! Пьяный Иван врывался в бомбоубежище, трахал автоматом об стол и страшно вылупив глаза, орал: «УРРРРРА! Гады!» Дрожащие немки несли со всех сторон часы, которые сгребали в «сидор» и уносили. Прославился один солдатик, который заставлял немку держать свечу (электричества не было), в то время, как он рылся в ее сундуках. Грабь! Хватай! Как эпидемия, эта напасть захлестнула всех… Потом уже опомнились, да поздно было: черт вылетел из бутылки. Добрые, ласковые русские мужики превратились в чудовищ. Они были страшны в одиночку, а в стаде стали такими, что и описать невозможно!»

«В нашем доме, на самом верху, в мансарде, жила женщина лет тридцати пяти с двумя детьми. Муж ее сгинул на фронте, бежать ей было трудно – с грудным младенцем далеко не убежишь, и она осталась. Солдаты узнали, что она хорошая портниха, притащили материал и заставили ее шить галифе. Многим хотелось помодничать, да и обносились за зиму основательно. С утра и до вечера строчила немка на машине. За это ей давали обеды, хлеб, иногда сахар. Ночью же многие солдаты поднимались в мансарду, чтобы заниматься любовью. И в этом случае немка боялась отказать, трудилась до рассвета, не смыкая глаз… Куда же денешься? У дверей в мансарду всегда стояла очередь, разогнать которую не было никакой возможности». С. 127

«Этот странный и дикий случай произошел однажды поздно вечером. Я сидел в своей комнате и вдруг услышал наверху, в мансарде пистолетные выстрелы. Заподозрив неладное, я бросился вверх по лестнице, распахнул дверь и увидел ужасающую сцену. Майор Г. стоял с дымящимся пистолетом в руке, перед ним сидела немка, держа мертвого младенца в одной руке и зажимая рану другой. Постель, подушки, детские пеленки – все было в крови. Пуля прошла через головку ребенка и застряла в груди матери. Майор Г. был абсолютно спокоен, неподвижен и трезв, как стеклышко. Зато стоящий рядом лейтенант весь извивался и шипел: – «Ну, убей! Убей ее!» Этот лейтенант был совершенно пьян – серое лицо, синие губы, слезящиеся глаза, слюни изо рта. Так пьянеют алкоголики на последней стадии алкоголизма. Я на днях видел такого в метро. Он сидел, мычал, а под ним образовалась лужа, тоненькой струйкой растекавшаяся через весь вагон, метров на пятнадцать… А напротив сидели раскрашенные девочки в джинсах и обсуждали, сколько же жидкости может быть в человеке… Лейтенант был пьян до изумления, но, как я понял, все же делал свое дело: подзуживал майора. Зачем? Я не знал. Может быть, у него была цель устроить провокации и слепить дело? Он ведь был из СМЕРШа! А пути и методы этой организации неисповедимы…». С. 128.

«Как-то ночью я дежурил у телефонной трубки в штабе дивизиона, а Петька занимался тем же делом, но на наблюдательном пункте, который разместился в небольшом крестьянском хуторе между нашими и немецкими траншеями. Было затишье, обе армии спали и только часовые лениво постреливали из винтовок и пулеметов, да пускали осветительные ракеты. Наши разведчики, находившиеся на НП, воспользовались затишьем и предались веселым развлечениям. Они заперли хозяина и хозяйку в чулан, а затем начали всем взводом, по очереди, портить малолетних хозяйских дочек. Петька, зная, что я не выношу даже рассказов о таких делах, транслировал мне по телефону вопли и стоны бедных девчушек, а также подробно рассказывал о происходящем. Сочные его комментарии напоминали футбольный репортаж. Он знал, что я не имею права бросить трубку, что я не пойду к начальству, так начальство спит, да и не удивишь его подобными происшествиями – дело ведь обычное! Так он измывался надо мною довольно долго, теша свою подлую душонку. Позже он ожидал от меня ругани или драки, но я смолчал, и молчание мое обозлило Петьку до крайности». С.132

«Группы солдат разбредались по окрестностям, шли за барахлом, водкой и к «фравам». По соседству была улица, получившая название «бешеная». Как только появлялся там Рус-Иван, жители выскакивали из домов с трещотками, медными тазами, колокольчиками и сковородками. Поднимался невообразимый звон, шум, гвалт. Так улица оповещала себя о появлении завоевателя и пыталась отпугнуть его, подобно тому, как спасаются от саранчи. Однако Рус-Ивана не легко прошибить. Хладнокровно проходит он в кладовку и не торопясь экспроприирует все, что ему понравится…» С. 147.

«Восстановить дисциплину было трудно, сколько начальство не старалось. Вояки, у которых грудь в орденах, а мозги сделались от пережитого задом наперед, считали все дозволенным, все возможным. Говорят, что грабежи и безобразия прекратились только после полной смены оккупационных частей новыми контингентами, не участвовавшими в войне».

«Военные девочки набросились на заграничное барахло. Форму носить надоело, а кругом такие красивые вещи! Но не всегда безопасно было наряжаться. Однажды связистки надели яркие платья, туфельки на высоких каблуках и счастливые, сияющие пошли по улице. Навстречу – группа пьяных солдат. «Ага! Фравы!! Ком!» – и потащили девчат в подворотню. – «Да мы русские, свои, ай! Ай!» – «А нам начхать! Фравы!!!»

Солдаты так и не поняли, с кем имеют дело, а девочки испили чашу, которая выпала многим немецким женщинам». С. 150.

«Петров, как звали почтальона, показавшийся мне таким милым вначале, в конце войны раскрылся как уголовник, мародер и насильник. В Германии, на правах старой дружбы, он рассказал мне, сколько золотых часов и браслетов ему удалось грабануть, скольких немок он испортил. Именно от него я услышал первый из бесконечной серии рассказ на тему «наши за границей». Этот рассказ сперва показался мне чудовищной выдумкой, возмутил меня и потому навсегда врезался в память: «Прихожу я на батарею, а там старички-огневички готовят пир. От пушки им отойти нельзя, не положено. Они прямо на станине крутят пельмени из трофейной муки, а у другой станины, по очереди забавляются с немкой, которую притащили откуда-то. Старшина разгоняет их палкой: «Прекратите, старые дураки! Вы, что, заразу хотите внучатам привезти!?»

Он уводит немку, уходит, а минут через двадцать все начинается снова».

Другой рассказ Петрова о себе:

– Иду это я мимо толпы немцев, присматриваю бабенку покрасивей и вдруг гляжу, стоит фрау с дочкой лет четырнадцати. Хорошенькая, а на груди вроде вывески, написано: «Syphilis», это, значит, для нас, чтобы не трогали. Ах ты, гады, думаю, беру девчонку за руку, мамане автоматом в рыло, и в кусты. Проверим, что у тебя за сифилис! Аппетитная оказалась девчурка…». С. 113.

Молодая русская аристократка, княжна Мария Васильчикова, жившая в эмиграции в Германии и участвовавшая в антигитлеровском заговоре 1944 г., писала 31 марта 1945 г. в своем дневнике, что «волосы встают дыбом от рассказов о том, как советские поступают с женщинами в Силезии (массовое изнасилование, множество бессмысленных убийств и т. п.)». Философ Н.О. Лосский, живший в это время в Словакии, вспоминал: «Стыдно было слушать рассказы о грабежах советской армии и особенно насилиях над женщинами. Говорили, что в Братиславе было изнасиловано девять тысяч женщин в течение первых трех дней занятия города. У эмигрантки К. были две красавицы дочери. Она ранила одну из них в ногу, вымазала лица обеих дочерей кровью и поместила их в клинику, пользуясь знакомством с докторами. Таким образом она спасла дочерей».

Историческая справка

В августе 1946 г., когда Г.К. Жуков был уже начальником Одесского военного округа, на таможне задержали 85 ящиков с мебелью, которую маршал вывозил из Германии. В феврале 1948 г. по показаниям арестованного адъютанта Жукова Семочкина у маршала изъяли трофейное имущество: 9 золотых часов, 30 колец и кулонов, 3,5 тысячи метров тканей, меха, 36 ковров и гобеленов, 60 картин и многое другое. Чемодан с драгоценностями, о котором сообщил в НКВД Семочкин, так и не нашли. Маршал написал Сталину объяснительное письмо, и вождь до времени этим удовлетворился. Друг Жукова, генерал Крюков вывез из Германии не только четыре автомобиля, но и… 47 банок гуталина и 78 оконных шпингалетов.

Никогда ранее, ни в 1814–1818 гг. во Франции, ни в 1914 г. в Восточной Пруссии и Галиции русский солдат не пятнал себя так тяжко, как в 1944–1945 гг. Такое поведение в отношении к мирному населению противника было совершенно немыслимо и среди союзников. Уроки Гражданской войны, опыт богоборчества, ужасы террора и голодомора и соучастие в них извратили облик русского воина, выжгли в нем не только божеское, но часто и человеческое. Да и на самой войне самые честные, смелые, принципиальные и нравственные, были большей частью выбиты в первые годы, сгинули в штрафных ротах. Не христолюбивое воинство, но дикая орда наводнила Европу в 1944–1945 гг., мстя беззащитным европейским обывателям за собственное горе, потери и унижения, испытанные и от рук гитлеровцев в 1941–1944, и от рук сталинцев за четверть века большевизма.

Безобразное поведение советских солдат в Центральной и Восточной Европе лучше многого иного свидетельствует о той глубине разрушения личности, которая произошла во многих русских людях за годы большевицкой власти. Поэтому немцы и предпочитали сдаваться союзникам и бежали, пока не поздно, в западные оккупационные зоны, порой бросив весь скарб на разграбление Красной армии, только бы спасти свою честь и жизнь. 1945 год показал с очевидностью, что русские люди научились воевать и побеждать, обрели смелость и лихость, от которых их так тщательно отучали большевики голодоморами и ГУЛАГом, но он же обнаружил, что быть нравственно ответственными личностями очень многие русские люди так и не научились вновь, пройдя горнило войны. В этом коммунистическая практика жизни одержала победу над их совестью.

Множество преступлений происходило в 1945–1946 гг. и от руки иных народов, попавших в зону советского влияния: на территориях, переданных под управление Польши, и в Чехословакии. Здесь шло насильственное выселение немцев. Из Польши было изгнано 9,3 млн человек, из Чехословакии – 2,9 млн, c Балкан 0,5 млн человек. Порой немцы пытались остаться, объявляя себя онемеченными поляками или чехами, некоторым это удавалось, но далеко не всем. Две трети изгнанных немцев осели в западных зонах оккупации Германии, треть – в советской зоне, но очень многие до Германии так и не добрались.

Выселенцев лишали не только недвижимости, но и движимого имущества, держали под открытым небом без медицинской помощи, морили голодом, гнали на принудительные работы. Случались и изнасилования и жестокие бессудные убийства. По некоторым сведениям, поляки заморили и убили до одного миллиона человек, чехи – полмиллиона. Иные источники говорят осторожнее о «многих сотнях тысяч». Если в случае Польши это еще можно понять как возмездие за массовые убийства поляков, то у чехов потерь, подобных польским не было, их жизненный уровень во время войны был выше немецкого и они исправно ковали на своих заводах оружие для германской армии. К тому же в Польше очищенные от немцев земли стали заселять 2,1 млн поляков, выселенных из СССР, а в Чехии избыточного населения не было, и множество земель и построек было просто заброшено после Второй мировой войны.

Разумеется, отношения с мирным населением на занятых в 1944–1945 гг. территориях Восточной и Центральной Европы не всегда были окрашены в столь мрачные тона и носили однозначно преступный характер. Порой контакты были дружескими, а любовные связи – вполне добровольными.

Свидетельство очевидца

В то время 22-летний капитан артиллерии, Петр Михин рассказывает в своих воспоминаниях (речь идет о тогда венгерском городе Вуковаре в декабре 1944 г.): «Венгерки находили повод и способ, чтобы гульнуть с нашими солдатами. Однажды с застолья с танцами и песнями я бесцеремонно удалил своих солдат, чтоб они занялись своими служебными делами, а венгерок пристыдил на ломаном немецком: – Что же вы делаете? Ваши мужья воюют с нами, кровь льют, а вы тешитесь с русскими солдатами! – Пусть воюют, – игриво ответили мадьярки, – а нам хочется повеселиться с вашими солдатами. Они такие симпатичные…» – П.А. Михин. Война, какой она была. Курск: Славянка, 2012. С. 321.

Увы, и эти «добровольные отношения» в своих лучших проявлениях трагически омрачались реалиями советской жизни. Молодой русский офицер или солдат, влюбленный по-настоящему в хорватку или польку, не мог и мечтать жениться на ней. Брак с иностранкой привел бы к немедленному аресту и самым печальным последствиям для военнослужащего.

Свидетельство очевидца

«Привязались мы друг к другу достаточно серьезно, – вспоминает тот же капитан Петр Михин, – оттого очень трудным было наше расставание. Миланка (хорватская девушка из Опатовца) и ее родители с надеждой просили меня писать им, а после войны обязательно приехать и жениться на Миланке. Я же, зная наши законы, прощался с Миланкой навсегда. С одной стороны, не думал выжить до конца войны, с другой – знал, что невозможно жениться на иностранке, хотя и подданной союзного с нами тогда государства (Югославии). С. 311.

Литература:

И. Гофман. Сталинская война на уничтожение. М.: Астрель, 2006.

N. Naimark. Russians in Germany. Harvard University Press, 1996.

Ther Philipp, Siljak Ana. Redrawing Nations: Ethnic Cleansing in East-Central Europe, 1944–1948. London: Rowman & Littlefield, 2001.

4.2.35. Занятие Чехословакии. Пражское восстание 1945 г. Конец власовской армии

После отступления с Одерского фронта 1-я пехотная дивизия ВС КОНР генерал-майора С.К. Буняченко ушла в Богемию и достигла района Праги. 5 мая в Праге началось восстание, которым руководила чешская подпольная военная комендатура «Бартош» во главе с генералом К. Култвашрем. Буняченко согласился поддержать чешских повстанцев после того, как получил ультиматум от немецкого коменданта Праги генерала Р. Туссенна. Туссенн угрожал дивизии силой, если власовцы не подчиняться командованию группы армий «Центр». В жестоких боях 6–7 мая власовская дивизия оказала неоценимую помощь повстанцам, оттянула на себя основные силы немцев и спасла город от уничтожения. Власовцы потеряли более 1,2 тыс. человек убитыми и ранеными, горожане – более 3,2 тыс., немцы – более 1 тыс. убитыми. Утром 8 мая власовцы покинули Прагу и оказались в тисках между советскими и американскими войсками в Южной Чехии. Вечером 8 мая пражский гарнизон капитулировал перед руководителями повстанцев, а утром 9 мая в Праге появились танки 4-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта Д.Д. Лелюшенко. Оставшиеся в Праге власовцы, включая раненых, были расстреляны СМЕРШем.

Генерал Франциско Франко предлагал Власову улететь в Испанию, но он отказался, решив добиваться политического убежища для своих солдат у американского командования. После роспуска дивизии 12 мая генерал Власов был арестован советскими автоматчиками в глубине американской зональной территории в автоколонне, ехавшей в Пльзень. Другие власовские генералы были выданы большевикам чехами и американцами.

Трагедия созданной с разрешения немцев и сражавшейся на их стороне до Пражского восстания Русской освободительной армии генерала Власова вполне выявилась в эти, последние дни ее существования. За годы немецкого плена, а потом и полусвободной жизни в рейхе генералы, офицеры и солдаты РОА ясно увидели, что нацисты (в отличие от других немцев) относятся к русским, как к недочеловекам, презирают их и используют только для облегчения победы над армиями антигитлеровской коалиции и для пропаганды в советском тылу. Нацисты были слишком умны и расчетливы, чтобы допустить превращение воинских формирований РОА действительно в национальную русскую антибольшевицкую армию и так и не допустили этого до последних дней войны. Союзники, заинтересованные в Сталине и боящиеся раздражать его, отреклись от власовцев, которые совершенно безосновательно надеялись с их помощью освободить Россию. Наконец, большинство солдат и офицеров Красной армии прониклись за годы войны глубоким русским патриотическим чувством. Мало кто из них молился на Сталина, но стрелять в своих, возобновлять гражданскую войну практически никто в победоносной армии не желал. Все хотели выжить в последних боях и быстрее вернуться домой. Тем более не хотели продолжать воевать, да еще со вчерашним союзником, американские и английские солдаты.

Армия Власова была обречена с самого своего создания – в случае победы Гитлер бы не потерпел ее, в случае поражения ее не потерпел бы победитель – Сталин. Они жаждали правды после лжи большевицкой пропаганды, и мира после кошмара подсоветской жизни, но нацистская Германия дала им другую ложь вместо правды, и вместо кошмара ГУЛАГа ужас братоубийства на стороне врага. Единственный слабый шанс Власову давала победа графа Штауффенберга и его соратников над нацистами, выход Германии из войны на Западе и продолжение войны на Востоке уже ради не порабощения, а освобождения России. Но шанс этот был столь призрачен, что только от полного отчаяния и безвыходности можно было солдатам и офицерам РОА уповать на него.

Летом 1944 г., после провала заговора Штауффенберга, исчезла и эта призрачная надежда. И потому так безнадежно – трагически звучали красивые слова маршевой песни РОА: «Мы идем широкими полями / на рассвете утренних лучей, / мы идем на бой с большевиками / за свободу родины своей./ Марш вперед железными рядами / в бой за родину, за наш народ. / Только вера двигает горами, / только смелость города берет». У многих солдат РОА была и вера и смелость, но сам их выбор – выбор между двумя кровавыми, лживыми тираниями не сулил ничего кроме уязвления совести и разочарования в собственном выборе.

Генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов – трагическая фигура в новейшей русской истории. Он не был своекорыстным изменником, так как сохранение статуса военнопленного гарантировало ему жизнь и карьеру в гораздо большей степени, чем опасная и неясная перспектива антисталинского лидера. В трагедии Власова отразились изломанные сталинским и нацистским режимами судьбы сотен тысяч советских людей, для которых бело-сине-красная нашивка «РОА» оставалась последним утешением и надеждой перед циничным и страшным оскалом тоталитарных диктатур.

В Москве над А.А. Власовым, С.К. Буняченко, В.Ф. Малышкиным, В.И. Мальцевым, М.А. Меандровым, Ф.И. Трухиным и другими руководителями Власовского движения готовился «открытый процесс». Но опасаясь политических выступлений «подсудимых», начальник ГУКР СМЕРШ генерал-полковник В.С. Абакумов предложил Сталину судить Власова и его соратников закрыто. 23 июля 1946 г. члены Политбюро ЦК ВКП(б) «приговорили» генерала Власова и 11 его соратников к смертной казни. После формального заседания Военной коллегии Верховного суда СССР в ночь на 1 августа 1946 г. они были повешены. Прах казненных захоронили в ограде Донского монастыря, где в крематории сжигали трупы репрессированных.

Литература:

К.М. Александров. Русские солдаты Вермахта. М., 2005.

4.2.36. Капитуляция Германии и Потсдамская конференция

После падения Берлина и освобождения Праги организованное сопротивление вооруженных сил Германии прекратилось. 7 мая 1945 г. во французском городе Реймсе в ставке Верховного Главнокомандующего экспедиционными силами союзников в Европе Д. Эйзенхауэра начальник оперативного штаба Верховного командования Вооруженных сил Германии А. Йодль подписал акт о безоговорочной капитуляции Германии. От имени советского Верховного командования документ был подписан главой советской военной миссии во Франции И.А. Суслопаровым. По предложению Сталина союзники договорились считать реймский акт предварительным и провести окончательную церемонию в столице нацистской Германии – Берлине. Церемония началась ровно в полночь по московскому времени с 8 на 9 мая: акт о капитуляции был подписан представителями трех видов Вооруженных сил Германии во главе с фельдмаршалом В. Кейтелем, а со стороны союзников принят маршалом Г.К. Жуковым и главным маршалом авиации Великобритании А. Теддером. Из-за разницы во времени западные союзники объявили о конце войны 8 мая, а СССР – 9 мая, который и стал для народов России Днем Победы.

С окончанием войны в Европе стало необходимо договориться об окончательных условиях послевоенного урегулирования, для чего и была созвана новая конференция «большой тройки» в пригороде Берлина – Потсдаме (17 июля – 2 августа 1945 г.). США на ней представлял Гарри Трумэн, ставший новым президентом страны после смерти 12 апреля 1945 г. Ф. Рузвельта, а 28 июля Уинстона Черчилля сменил К. Эттли, избранный новым премьер-министром Великобритании. К началу и в ходе работы конференции советские геополитические запросы стали вполне очевидны. Речь шла уже не только о границах 1941 года, долговременном обезвреживании Германии и Японии, создании просоветских режимов вдоль западных границ СССР, территориальных приращениях на Дальнем Востоке и в Восточной Пруссии, а также о пересмотре режима Черноморских проливов. Были выдвинуты новые, более жесткие требования к Турции – совместный военный контроль над Проливами, возвращение приграничных областей Карса и Ардагана (Турция всю войну сохраняла нейтралитет, а в 1945 г. присоединилась к антигитлеровской коалиции), сделана заявка на получение в опеку одной из бывших колоний Италии на Средиземном море, предпринята попытка использовать пребывание советских войск на острове Борнхольм (Дания) и Медвежий (Норвегия) для создания там военных баз СССР, равно и закрепить пребывание Красной армии в Северном Иране, где она присутствовала с июля 1941 г., с целью превращения этого региона в зону советского влияния.

Документ

О том, как готовился Сталин к Потсдамской конференции не в политическом, а в бытовом плане, хорошо говорит докладная записка Берии Сталину от 5 июля 1945 г. Берия руководил безопасностью и жизнеобеспечением советской делегации в Потсдаме:

«НКВД СССР докладывает об окончании подготовки мероприятий по подготовке приема и размещения предстоящей конференции. Подготовлено 62 виллы (10 000 кв. метров и один двухэтажный особняк для товарища Сталина: 15 комнат, открытая веранда, мансарда, 400 кв. метров). Особняк всем обеспечен, есть узел связи. Созданы запасы дичи, живности, гастрономических, бакалейных и других продуктов, напитки. Созданы три подсобных хозяйства в 7 км от Потсдама с животными и птицефермами, овощными базами; работают две хлебопекарни. Весь персонал из Москвы.

Наготове два специальных аэродрома. Для охраны доставлено семь полков войск НКВД и 1500 человек оперативного состава. Организована охрана в три кольца. Начальник охраны особняка – генерал-лейтенант Власик. Охрана места конференции – Круглов.

Подготовлен специальный поезд. Маршрут длиной в 1923 км (по СССР 1095, Польше 594, Германии 234). Обеспечивают безопасность пути 17 тыс. войск НКВД, 1515 человек оперативного состава. На каждом километре железнодорожного пути от 6 до 15 человек охраны. На линии следования будут курсировать восемь бронепоездов войск НКВД».

Эта программа считалась в Кремле умеренной и законной платой за решающий вклад Советского Союза в разгром нацизма. При этом Сталин надеялся совместить заполучение этих геополитических «трофеев» войны с сохранением – хотя бы на первые послевоенные годы – сотрудничества с западными союзниками. Это позволило бы прочнее узаконить итоги войны, совместно предотвращать возрождение германского нацизма и японского милитаризма, избежать возникновения англо-американского блока против СССР, а также получить финансово-экономическое содействие Запада в послевоенном восстановлении народного хозяйства.

Однако в то время, когда аппетиты Сталина росли, готовность западных союзников к их удовлетворению быстро сокращалась. Разгром Германии устранял главную общую угрозу, соединявшую антигитлеровскую коалицию, резко сокращал нужду западных демократий в помощи Советского Союза, а, следовательно, и необходимость считаться с его нескромными запросами, которые к тому же существенно нарушали принципы Атлантической хартии (сами союзники не присоединили к своим странам и пяди земли, только Франция два перевала в Альпах отобрала у Италии – 2 кв. км), да и безопасность Западных Союзников в Европе, Восточной Азии, Средиземноморье и на Среднем Востоке этими бесконечными приращениями сталинской империи ставилась под вопрос.

К лету 1945 г. печальные результаты деятельности сталинской администрации в занятых советской армией странах были уже налицо. Никакой терпимости, никакой демократии, даже «народной» там и помина не было. Общественные и политические деятели из Чехословакии, Польши, Югославии, Болгарии, Румынии все чаще взывали к правительствам Великобритании и США с просьбами о помощи в борьбе с коммунизацией их стран.

Уже в мае – июне 1945 г. военно-политическое руководство США и Великобритании в своих внутренних оценках начало рассматривать СССР как своего главного конкурента, сочетающего мощный военный потенциал с враждебной идеологией и социально-политической системой.

Неудивительно, что в Потсдаме проявились серьезные расхождения между союзниками в подходе к ключевым проблемам послевоенного урегулирования, а разговор лидеров «носил весьма натянутый характер», как вспоминал член советской делегации А.А. Громыко. Англо-американцы были настроены на более щадящее обращение с Германией, видя в ней мотор возрождения европейской экономики и потенциального союзника в противодействии коммунизму. Поэтому они отвергли советские требования по объему репараций с Германии и установлению международного контроля над промышленным сердцем этой страны – Рурской областью. Та же судьба постигла советские заявки на стратегические форпосты в Проливах и Средиземноморье (а еще раньше – на военное присутствие в Дании и Норвегии).

В то же время западные союзники, особенно США, еще нуждались в советской помощи для разгрома Японии, а в общественном мнении Запада сохранялись настроения в пользу сотрудничества с СССР. Рядовые англичане и особенно американцы были полны симпатии к своим союзникам – русским людям и совершенно не понимали характер режима, правящего в СССР. Когда, встречаясь в Европе, в откровенных разговорах советские люди жаловались американским солдатам на сталинскую тиранию, те недоумевали – «если дядюшка Джо такая свинья, как вы говорите, почему вы его не переизберете?».

Общие нерешенные задачи и позитивное отношение к антигитлеровской коалиции в обществах Америки и Великобритании позволило участникам конференции достичь согласия по ряду проблем. Удалось договориться об основах оккупационного режима для Германии в развитие ялтинских решений, а также о порядке взимания репараций, по которому каждый из союзников получал репарации в виде сырья и промышленного оборудования из своей зоны оккупации. Поскольку основной промышленный потенциал Германии был расположен в западных оккупационных зонах, предусматривалось получение Советским Союзом дополнительных репараций в виде промышленного оборудования из западных зон, частично – в обмен на поставки сырья из советской зоны.

Оккупационный режим в Германии означал верховную власть союзного Контрольного совета (неработоспособного, ибо требовавшего единогласных решений), суд над военными преступниками в Нюрнберге, денацификацию и репарации. Денацификация – устранение нацистов с влиятельных, в том числе преподавательских должностей – намного тщательнее велась в западных зонах оккупации, чем в советской, а репарации – наоборот. Советские власти тщательно вывозили уцелевшие заводы и их персонал в СССР, а западные ограничились вывозом немногих специалистов и роспуском немецких монополий.

Еще до Потсдамской конференции американские и английские войска ушли из Центральной Германии (Саксонии, Тюрингии и Мекленбурга) на линию, оговоренную в Ялте, с тем, чтобы в обмен на эту территорию западные союзники заняли свои позиции в Берлине и Вене. Что они и сделали в первые дни июля 1945 г., тогда как Красная армия продвинулась далеко на запад – до Парижа осталось менее 500 км.

Австрия, так же как и Германия, была разделена на четыре оккупационные зоны. Вена, подобно Берлину, была поставлена под контроль четырех держав-победительниц. Советская зона оккупации Австрии, так же как и в Германии, располагалась вокруг столицы, в то время как американская, британская и французская зоны оккупации заняли южную и западную периферию республики.

После долгих споров было также достигнуто соглашение о западной границе Польши и о принципах выселения немецкого населения из бывших территорий Германии, присоединенных к Польше, Чехословакии и Венгрии. Сталин добился присоединения к СССР части Восточной Пруссии с городом Кенигсбергом и военно-морской базой Пилау. Советская дипломатия отстояла свою ведущую роль в подготовке мирных договоров с европейскими сателлитами Германии (кроме Италии) и отбила попытки союзников установить международный контроль за выборами в Румынии, Болгарии и Венгрии. Тем самым был сделан важный шаг к укреплению коммунистического влияния в Восточной Европе и на Балканах.

Союзники отстояли внутреннюю независимость Финляндии. Мирный договор 1947 г. подтвердил соглашение о прекращении огня от 1944 г., но на Финляндию была наложена огромная контрибуция в 300 млн долларов США, был вновь потерян Карельский перешеек и новые территории в Карелии. Новые беженцы потянулись по дорогам войной разоренной страны. Ценой огромных лишений контрибуция была уплачена финнами к 1952 г.

Для продолжения работы по подготовке мирных договоров и решения других остающихся проблем послевоенного урегулирования создавался Совет министров иностранных дел из представителей СССР, США, Великобритании, Франции и Китая. 16 июля в США в пустыне Аламогордо произошло первое успешное испытание атомного оружия, о чем Трумэн сообщил Сталину в Потсдаме. Внешне Сталин не проявил особого интереса или беспокойства, но тут же приказал ускорить работу по созданию советской атомной бомбы. Между союзниками начиналась большая гонка самых смертоносных вооружений.

Литература:

В.О. Печатнов. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг. Документальные очерки. М.: Терра, 2006.

4.2.37. Жертвы Ялты

Во время военных действий в Северной Африке и особенно в период продвижения в Италии тысячи русских из тех или иных военных соединений Вермахта (не забудем, что в рядах германской армии сражалось более полумиллиона советских граждан, перешедших на сторону врага) попали в руки британцев и американцев. Поначалу это не вызывало особых проблем, так как их либо помещали в лагеря наравне с немецкими пленными, либо в особых случаях позволяли присоединяться к войскам союзников.

Проблему, которую они представляли, впервые осознали на высоком политическом уровне после того, как союзные войска высадились в Нормандии в июне 1944 г. Все немецкие пленные, взятые на начальной стадии вторжения, были направлены в Британию, где они содержались в военных лагерях, недавно освобожденных британскими и американскими войсками, принявшими участие в операции «Оверлорд». Именно тогда служащие британской разведки обнаружили во время допросов, что примерно каждый десятый немецкий военнопленный был русского происхождения. Более того, многих из этих военнопленных сковывал ужас при мысли о возвращении в Советский Союз. Некоторые покончили с собой, узнав о такой перспективе.

Данная информация была доведена до сведения британского правительства лордом Сельборном, отвечавшим за разведывательные операции. На протяжении нескольких месяцев на самом высоком уровне шли споры о том, как же поступить с русскими, оказавшимися в британском плену. Изначально Уинстон Черчилль выступал против того, чтобы возвращать кого бы то ни было в Советский Союз против его желания, на том основании, что «этим людям пришлось перенести непосильные испытания». Однако, в конце концов, он позволил убедить себя, что нельзя уклониться от выполнения требования Сталина репатриировать всех советских граждан. В октябре 1944 г. британский министр иностранных дел Энтони Иден на конференции в Москве согласился с тем, что все советские граждане, освобожденные силами союзников на Западе, должны быть репатриированы как можно скорее.

Эта уступка имела решающее значение, однако только когда Черчилль, Рузвельт и Сталин встретились в Ялте в феврале 1945 года, было достигнуто соглашение на официальном уровне. Печально известное соглашение в Ялте о взаимном возвращении военнопленных в то время держали в секрете. Это может показаться странным, так как сам текст довольно безобиден, речь шла о необходимости репатриировать освобожденных граждан союзных держав как можно скорее и безопаснее.

Тем не менее, за кулисами Министерство иностранных дел Великобритании оказывало давление на своих коллег в США с тем, чтобы те сотрудничали и приняли настоятельное требование Сталина о возвращении всех освобожденных советских граждан в СССР, независимо от желаний последних. Госдепартамент США сильно противился такому решению, отчасти по гуманитарным соображениям, отчасти потому, что передача солдат в немецкой форме явно нарушала Женевскую конвенцию 1929 г. Помимо вопроса принципа, немцы могли также отомстить на американских пленных немецкого или итальянского происхождения.

Высокопоставленные чиновники в военных структурах США положительно относились к обязательной репатриации, полагая (как время показало, неверно), что большевики могут задержать американских военнопленных, освобожденных из немецких лагерей в Польше. Как бы то ни было, но делегация Госдепартамента США в Ялте перестала противиться требованию Сталина. Недавно вступивший в должность Госсекретарь Стеттиниус был слабым человеком, назначенный Рузвельтом в обход других более талантливых кандидатов с тем, чтобы предоставить президенту контроль над внешней политикой.

Фактическим руководителем делегации Госдепартамента был Элгар Хисс, как известно сейчас, являвшийся важным советским агентом. После Ялты он отправился в Москву, где тайно встретился с Вышинским. В какой мере ему удалось оказать влияние на американскую политику, остается неизвестным. Однако сейчас имеется достаточно данных, указывающих на роль, которую сыграли высокопоставленные советские агенты и сторонники СССР в том, чтобы убедить западных союзников принять требование Сталина.

Несмотря на неоднозначное содержание Ялтинского соглашения, и Британия, и США ко времени капитуляции Германии в мае 1945 г. на официальном уровне согласились с насильственной репатриацией всех «русских». Определение «русских» звучало как «все лица с территорий, входивших в Советский Союз на момент начала настоящей войны», а именно 1 сентября 1939 г. Последняя оговорка исключала из числа выдаваемых жителей тех территорий СССР, которые были присоединены к нему после 1 сентября – жителей Эстонии, Латвии, Литвы, Восточной Польши и Бессарабии с Буковиной.

Вначале вопрос о советских военнопленных главным образом относился к исключительной ответственности британского правительства. Хотя американцы взяли в плен столько же русских, сколько и британцы, до тех пор, пока немецкие войска активно сопротивлялись, на практике единственным способом репатриировать «русских» можно было либо через оккупированный Британией Египет, Ирак или Персию, либо морем через Британию в Советский Союз. Прямо из Британии в Советский Союз было направлено около 32 тыс. советских граждан.

Потакание желаниям Сталина не обошлось без постыдных секретных мер. В соответствии с британским законом, правительство не имеет полномочий отправить какого-либо иностранца, находящегося в Британии, в другую страну против желания последнего. Британское Министерство иностранных дел не побрезговало нарушить законы собственной страны. Это было сделано, во-первых, путем распространения положений Соглашения союзных войск (которое оговорило статус освобожденных французов, поляков и других военнослужащих союзных войск на территории Великобритании) на советских военнопленных. В большинстве случаев пленных везли в порт в строгой секретности, держа их в неведении насчет места назначения, пока не было уже слишком поздно. В условиях военной цензуры британское правительство получило возможность проводить незаконные операции в широком масштабе, причем британская общественность об этом не ведала.

Ответственным за проведение всей этой политики был министр иностранных дел Энтони Иден. Иден смог убедить своих коллег в министерстве и при обстоятельствах, которые до сих пор остаются неизвестными, взял вверх над Уинстоном Черчиллем, озвучившим серьезные опасения в отношении выдачи советских военнопленных. Практически все участники знали об ужасной участи, которая ожидала всех репатриированных независимо от их деятельности в период немецкой оккупации. Защитники такой политики придерживались циничных принципов Realpolitik. Александр Кадоган, будучи постоянным заместителем министра иностранных дел Идена, отмечал: «Советскому правительству понадобится значительное количество рабочей силы для восстановления страны, и люди, которых мы возвращаем, без сомнения, помогут в этом деле». Подразумевалась, конечно, система трудовых лагерей ГУЛАГА, о существовании которой и о бесчеловечном обращении с заключенными в ней Запад был хорошо осведомлен.

После падения Германии в мае 1945 г., западные союзники получили возможность возвратить подавляющее большинство советских граждан, находившихся в их руках, относительно быстро сухопутным путем. Данные действия в основном имели место в оккупированных Австрии и Германии. В это же время Норвегия выдала Советам около 72 тыс. освобожденных из немецких трудовых лагерей русских военнопленных.

Как показывает статистика союзников, за лето 1945 г. было выдано Сталину более двух миллионов русских. Большинство из них смирилось с решением союзников, осознавая, что выбора не было, и представляя, как отреагировали бы советские власти, узнай они, что они сопротивлялись возвращению на родину. После долгих лет страданий в период немецкой оккупации многие, несомненно, хотели вернуться и поверили активной советской пропагандисткой кампании, которая вместе с британцами и американцами заверяла русских, что с ними по-доброму обойдутся по их возвращении. Другие считали, что репатриация все равно неизбежна, и поэтому решили, что самым безопасным будет проявить восторг по поводу возвращения на родину. Отсутствует статистика, которая бы дала возможность выяснить, каково было соотношение между теми, кто вернулся по своему желанию, и теми, кто вернулся под воздействием угрозы или применения силы.

Условно можно выделить три категории людей среди тех, кто тогда был возвращен в СССР. Во-первых, это тысячи выживших военнопленных, многие из которых на момент их взятия служили в немецких войсках или в РОА. Ко второй категории относились освобожденные остарбайтеры, вывезенные нацистами с оккупированных территорий Советского Союза и вынужденные трудиться на немецких шахтах, заводах и сельскохозяйственных объектах. Наконец, были беженцы, которые были вынуждены уйти в сердце Европы вместе с отступающими немецкими войсками. Эти, третьи, предпочитали потерять родину, но ускользнуть от большевицкой власти.

После репатриации жестокие сцены разыгрались в лагерях, где американцы держали бывших военнослужащих РОА. В Дахау, печально известном месте нацистских преступлений, ряд бывших солдат Красной армии покончили с собой, чтобы избежать репатриации. В январе 1946 г. американцы насильно репатриировали тысячи бывших власовцев из лагеря Платтлинг в Германии.

Необходимо сказать, что хотя американцы полностью проводили в жизнь договоренности, достигнутые в Ялте, и насильно репатриировали советских граждан на всех уровнях, как на военном, так и на дипломатическом, они выражали значительное недовольство тем, что им пришлось участвовать в операциях по насильственной репатриации, которые они находили столь же отвратительными, как и акты геноцида, проводившиеся в недалеком прошлом нацистами. Каждый раз, когда применялась сила, военные всех рангов (включая Эйзенхауэра, Паттона и других старших командующих) громко протестовали, а Госдепартамент давал возможность выразить свою позицию тем, кто желал положить скорый конец этим постыдным действиям.

Однако британцы были решительно настроены проводить взятый курс до тех пор, пока не будут переданы все русские мужчины, женщины, дети. Чиновники в Министерстве иностранных дел хвастались в своих документах, что именно благодаря их настойчивости американцы продолжили насильственную репатриацию, несмотря на все протесты.

Наиболее жестокие сцены разыгрались в оккупированной Австрии. Казацкий корпус, сформированный для борьбы с партизанами-коммунистами Тито в Югославии, сдался британским силам, прибывшим из Северной Италии. Немного далее на западе было также большое поселение казацких беженцев, все они, численностью приблизительно в 50 тыс. человек, сдались 5-му британскому корпусу, оккупировавшему юго-запад Австрии.

Британские военные всех рангов, понимая причины, побудившие казаков вступить в борьбу против коммунистов, относились к ним со значительной долей сочувствия. Более того, среди взятых в плен казаков были тысячи пожилых мужчин, женщин и детей. В конце концов, многие из казацких офицеров (в особенности, те, кто постарше) были русским эмигрантами Белой армии, осевшими в Восточной Европе после Гражданской войны в России и имевшими заграничные паспорта или сертификаты лиц без гражданства (так наз. нансеновские паспорта), выданные Лигой Наций.

Условиями соглашения в Ялте четко оговаривалось, что только советские граждане подлежали возвращению в Советский Союз, и все приказы, изданные Объединенным Союзным командованием, подтвердили это. В указаниях, полученных командованием 5-го корпуса, с предельной ясностью говорилось, что только те, кто подпадает под данную категорию, подлежат возвращению. Более того, фельдмаршал сэр Гарольд Александер, Верховный Командующий союзными силами на Средиземноморском театре, лично издал указы о том, что ни при каких обстоятельствах нельзя насильно возвращать русских. Офицер образцовой смелости и рыцарской чести, он до этого был британским служащим в Балтийском легионе, боровшемся с большевиками в 1918–1919 гг., когда был награжден орденом Св. Анны белым генералом Юденичем.

То, что произошло позже, является самым необъяснимым в репатриации и, следовательно, вызывает много вопросов. Командование 5-го корпуса намеренно проигнорировало приказы Александера и постаралось сделать так, чтобы Белые русские эмигранты были включены в ряды казаков и переданы в руки СМЕРШ в Вольсберге на линии демаркации. 1 и 2 июня британские войска использовали грубую силу, загоняли мужчин, женщин и детей в вагоны для перевозки скота, отправляя их в советскую зону оккупации.

Историческая справка

Лишенные своих командиров, казаки под Лиенцем 1 июня были окружены британскими солдатами, которые палками, прикладами и наездами бронемашин загоняли их в грузовики. Под открытым небом 22 священника непрерывно совершали богослужение, вокруг них люди держались за руки плотным кольцом, но англичане их вырывали поодиночке и кидали в машины. Были убитые и покончившие собой: казачки с грудными младенцами с моста бросались в реку Драва, полноводную от таяния альпийских снегов. За бежавшими в горы англичане охотились еще две недели. Австрийцы на берегу Дравы соорудили кладбище. В нем 20 безымянных могил. А англичане бульдозерами вырыли траншеи, в которых убили восемь тысяч казачьих коней. Помимо советских граждан из Лиенца было выдано и 1430 старых эмигрантов, в их числе видные руководители Белого движения генералы П.Н. Краснов и А.Г. Шкуро. Вместе с четырьмя другими казачьими генералами их повесили в Москве в январе 1947 г. В числе повешенных был и Паннвиц, который мог остаться на Западе, но заявил, что он теперь не немец, а казак, и должен разделить участь своего войска. Из его 15-го корпуса англичане насильственно выдали 17 тыс. человек; нескольким тысячам удалось скрыться. Из района Обердраубурга англичане выдали около 5 тыс. чинов формировавшейся Северо-Кавказской дивизии. Через 10 лет несколько старых эмигрантов, отбывших вместе с казаками лагерные сроки, вернулись на Запад и поведали о пережитом.

В отчетах, посланных 5-м корпусом Верховному Союзному командованию в Италию, ничего не говорилось о жестокости и неподчинении приказам. До сих пор неясен мотив этого тайного военного преступления. Тем не менее, совершенно определенно то, что главную роль в допущении этих зверств сыграл британский министр-резидент при командовании Средиземноморского театра, будущий премьер-министр Гарольд Макмиллан. 13 мая Макмиллан отправился в британскую штаб-квартиру в Австрии, где он издал секретные указания, позволявшие предательство и кровавое побоище, которое произошли через две недели.

В самих США также имел место малоизвестный трагический эпизод, связанный с репатриацией. Многочисленные советские военнопленные, взятые вместе с немцами, были переправлены через Атлантику и помещены в лагеря для военнопленных. В форте Дикс, а также в других местах небольшие группы решительно воспротивились возвращению в СССР, и после некоторого колебания военные США прибегли к силе, чтобы побороть сопротивление и посадить военнопленных на борт кораблей, направлявшихся в Советский Союз. И здесь не обошлось без самоубийств. Тем не менее, в отличие от Британии, в США действовала свободная пресса, и об этих инцидентах стало широко известно. Так как американцы видят себя во многом как нацию, появившуюся в результате бегства от гнета Старого Света, против насильственной репатриации выступили не только русские эмигранты.

Историческая справка

Первый опыт насильственной выдачи американцы сделали 29 июня 1945 г. на военной базе Форт Дикс в штате Нью-Джерси в США. Там содержалось 154 добровольца, взятых в плен во Франции, и отказавшихся репатриироваться на том основании, что они немецкие солдаты. Забаррикадировавшись в бараке, они подожгли его. Американцы выгнали их слезоточивым газом, а в бараке обнаружили трех повесившихся и несколько пустых петель. В газетах поднялся шум, но 2 месяца спустя пленных все же тайно отправили в СССР, дав им сильное снотворное перед погрузкой на пароход.

Следующим на очереди был лагерь Кемптен на юге Баварии, где жили гражданские беженцы и власовцы в штатском. В «кровавое воскресенье» 12 августа 1945 г. американская военная полиция стала закрывшихся в храме во время богослужения людей избивать палками и прикладами и поодиночке выгонять. Священника вытащили за бороду, раскидав в алтаре иконы и опрокинув престол. Все же из намеченных к выдаче 410 человек большинство скрылось и только 48 попало в советские руки. Во второй половине августа в Шербуре (Франция) были выданы офицеры власовской авиации. Затем Госдепартамент решил пересмотреть политику и до конца года наступило затишье.

Подавляющее большинство русских, находившихся в руках двух крупных западных союзнических держав, было передано в течение лета и осени 1945 г. За зиму 1945/1946 г. растущее недовольство среди британских и американских вооруженных сил и общественности вынудило МИД Великобритании, в течение некоторого времени в большей или меньшей степени продвигавшее эти действия вопреки всей оппозиции, прибегнуть к более осторожной тактике. Значительному числу русских, все еще находившихся на Западе, было позволено воспользоваться поддельными документами о гражданстве (польскими, балтийскими, румынскими и т. д.) и раствориться среди миллионов перемещенных лиц, содержавшихся в лагерях союзных войск и ЮНРРА (Администрация ООН по оказанию помощи и реабилитации).

Однако несколько тысяч русских продолжало удерживаться в лагерях. Около двух лет шла переписка между МИД Британии и Союзным командованием на Средиземноморском театре. К тому времени главные командующие Союзных войск решительно выступали против выдачи советских граждан в таком виде, так как считали, что она идет вразрез тому духу свободы и уважения к человеческому достоинству, за утверждение которого они боролись против нацизма.

В конце концов, стороны пришли к омерзительному компромиссу. Те пленные, которые содержались в лагерях в Италии, подлежали продолжительному процессу досмотра. Военные, участвовавшие в проведении этой операции (кодовое название которой было «восточный ветер»), признавали позднее, что руководствовались чисто прагматическими, если не сказать циничными, политическими мотивами. Им дано было понять, что операции по репатриации можно завершить, когда Сталин получит назад определенное количество своих граждан. В мае 1947 г., когда уже началась холодная война, несколько сотен несчастных русских были переданы довольным сотрудникам НКВД у перевала Земмеринг в Австрии.

Эта последняя операция носила подходящее для нее зловещее название «Операция Килевание» (килевание – наказание, заключавшееся в протаскивании человека при помощи подкильных концов с борта на борт под днищем корабля. Часто килевание приводило к смерти наказуемого). Многие участники чувствовали, что, несмотря на относительно небольшое число жертв, эта операция во многом была самой омерзительной. По иронии, именно в это время британская армия проводила операцию под названием «Горный бросок» (Highland Fling), чьей целью было помочь дезертирующим советским военнослужащим в Европе бежать на Запад.

Обман англичане использовали и в отношении предполагавшихся союзников Власова – сербских монархистов. Их обещали везти в Италию на встречу с королем Петром, а привезли к титовским партизанам, которые тут же расстреляли 16 тыс. человек в ущелье Кочевска Клисура.

Хотя политику насильственной репатриации наиболее активно проводили британцы и американцы, другие европейцы также участвовали в ней. Франция, недавно освобожденная от нацистской оккупации и тысячи граждан которой, попавшие в плен вместе с солдатами Вермахта, все еще удерживались Сталиным, обладала меньшими, чем ее всемогущие союзники, возможностями для более достойных действий. Кроме того, в состав французского правительства входили влиятельные коммунисты, которые были готовы столь же подобострастно исполнять каждое требование Сталина, как их политические противники исполняли волю Гитлера в период режима Виши.

В предместье Парижа был создан большой лагерь Борегар, ставший базой для похищения советских граждан во Франции, куда интернировали несколько тысяч бывших советских пленных. Подобные лагеря были созданы также в других местах Франции. Несколько тысяч этих беженцев и освобожденных пленных были возвращены Сталину таким же образом, как и их соотечественники, оказавшиеся в руках британцев и американцев. Однако на тех территориях Германии и Австрии, которые находились под французской военной оккупацией, французские солдаты благородно старались изо всех сил защитить русских, чтобы те не были похищены вездесущими агентами СМЕРШа. Борегар был закрыт местной полицией в ноябре 1947 г.

Малые страны Западной Европы (за одним примечательным исключением) также выполняли в большей или меньшей степени советские требования. Как и везде, многое зависело от хороших или плохих побуждений конкретного человека, обладавшего властью. Даже нейтральная Швейцария выдала русских беженцев для отправки последних в ГУЛАГ.

Особенно неприглядно повела себя нейтральная Швеция, которая в 1940 г. тайно помогала немцам в их вторжении в Норвегию, а затем в переброске немецких войск из Норвегии в Финляндию в 1941, и до тех пор, пока немцы одерживали победы, поставляла им необходимую железную руду и другие важные товары для военной промышленности Германии. Король Густав V даже написал Гитлеру в 1941 г. приветственное письмо, поздравляя его с победами на русском фронте. Письмо, впрочем, шведское Министерство иностранных дел задержало.

Несколько сотен латышей, эстонцев и литовцев, бывших солдат Вермахта, смогли на маленьких лодках переправиться через Балтику в 1945 г., спасаясь от возвращающейся в их страны большевицкой власти. Хотя эти люди не подпадали под категорию «русских», как это было определено Ялтинским соглашением, шведы, в конечном счете, передали их советскому режиму, чьими подданными те с точки зрения международного права не являлись (мир, как мы помним, никогда не признавал советской аннексии прибалтийских государств). Позже марионеточное польское коммунистическое правительство призналось, что данная выдача произошла в обмен на тонны польского угля. Шведы традиционно высоко ценили качество своих жизненных стандартов.

Эти операции, оказавшие влияние на судьбы миллионов беззащитных мужчин, женщин и детей, были проведены с различной степенью эффективности и желанием всеми странами в Европе, за исключением одной. В течение второй недели мая 1945 г. русский батальон, служивший в немецких войсках под командованием бывшего царского офицера, перешел границу Австрии в Лихтенштейн. Лихтенштейн представляет собой крошечное альпийское независимое княжество, которое не имеет армии, но содержит полицейские силы численностью не более чем 12 человек.

Спустя несколько недель делегация СМЕРШ посетила Лихтенштейн. Несмотря на давление и отсутствие международной поддержки, Лихтенштейн оказался единственным государством, отказавшим большевикам выдать русских против их желания. Княгиня Лихтенштейна Гина возглавляла местный комитет Международного Красного Креста, чьей первой и самой крупной операцией было оказание помощи 800 интернированным русским. Эта маленькая страна полностью взяла на себя расходы по содержанию своих непрошенных гостей, которые обошлись ей в 500 тыс. швейцарских франков и даже оплатила переезд нескольких сотен из них в Аргентину.

Те русские, которые пожелали вернуться на родину, естественно, получили право сделать это: около половины высказалось в пользу репатриации. Их командир, генерал Хольмстон-Смысловский, говорил одному из авторов этой книги, что возвращавшиеся обратно были снедаемы тоской по родине и чувством вины, что сражались против нее, а также верой в обещания прощения, даваемые советскими представителями. Ни от одного из вернувшихся больше не было никаких известий и, скорее всего, все они сгинули в ГУЛАГе – сообщал генерал Смысловский.

Никогда не стоит забывать, что это было крошечное, не имеющее значительных ресурсов государство, но обнаружившее смелость и достоинство действовать в соответствии с христианскими и гуманными принципами тогда, когда практически все другие страны отказались от них. В это время советские власти захватили значительную часть имущества князя Лихтенштейна в Чехословакии и Австрии, и никто не мог гарантировать, что советские войска не пройдут еще сотню-другую километров и не войдут в Вадуц (столица княжества). Когда ныне покойного князя Лихтенштейна Франца Иосифа II один из авторов книги спросил, как он решился бросить вызов гигантской мощи Советского Союза, князь ответил: «Я говорил с ними твердо, это, в конце концов, единственный язык, который они понимают».

Секретность, с которой проводились операции по выдаче русских людей в руки Сталина, указывает на то, что государства-участники прекрасно осознавали, что они действуют вопреки воле своих народов. Помимо этого, государственные люди отдавали себе полный отчет, что их государства нарушают международное право. Советский Союз отказался присоединиться к Женевской конвенции о военнопленных и соответственно не позволял представителям Красного Креста оказывать помощь или проводить инспекции в лагерях. Западные государства, напротив, гордились тем, что они выполняли условия Конвенции. В общих чертах, даже немцы соблюдали букву и дух Конвенции в отношении военнопленных американцев, британцев, французов и других народов западных союзников.

МИД Британии в частном порядке признал, что русские, взятые в немецкой униформе, обладают в соответствии с принятым толкованием Женевской конвенции теми же правами, что и немецкие солдаты. Их выдача третьей стороне противоречила принятой практике, применяемой во время войны во всех случаях, за исключением такового в отношении русских, находившихся в британских и американских руках. Более того, в данном случае пленных осознанно выдали государству, которое, и это союзники прекрасно понимали, будет убивать, пытать, и порабощать этих людей. Британская практика постоянной лжи русским пленным и беглецам с целью заманить их в вагоны и грузовики для выдачи Сталину явно нарушала условия Женевской конвенции 1929 года.

Литература:

Великое предательство: выдача казаков в Лиенце и других местах (1945–1947): Сборник документов / Под ред. генерала В.Науменко. N. Y., 1962–1970.

Н.Д. Толстой-Милославский. Жертвы Ялты. М.: Русский путь, 1996.

N. Tolstoy. The Minister and the Massacres. L., 1986.

Н.Н. Краснов. Незабываемое, 1945–1956. N. Y., 1959.

П.Н. Стрелянов (Калабухов). Как погибали казаки. М.: Посев, 2009.

J. Mackiewicz. Kontra. Paris, 1957.

P. J. Huxley-Blythe. The East Came West. Caldwell, Idaho, 1964.

N. Bethell. The Last Secret: Forcible Repatriation to Russia 1944–1947. L., 1974.

4.2.38. Война с Японией. Сталин, Мао и судьба русской дальневосточной эмиграции

Следуя решениям Ялтинской конференции, советское правительство 5 апреля 1945 г. денонсировало пакт о нейтралитете с Японией, а 8 августа, через три месяца после завершения войны в Европе, объявило этой стране войну. Вслед за тем Красная армия перешла границы Южного Сахалина и занятых Японией Маньчжурии и Кореи. Одновременно была начата операция по захвату Курильских островов. Японцы повсеместно оказывали упорное сопротивление, несмотря на то, что их боевая мощь была к тому времени значительно подорвана. В 1944–1945 гг. императорские армия и флот потерпели серьезные поражения от американцев и англичан. 23 июня, после почти трех месяцев тяжелейших кровопролитных боев полумиллионная американская армия заняла остров Окинаву. Тяжелые последствия для страны имели и атомные бомбардировки США городов Хиросима (6 августа) и Нагасаки (9 августа). В результате ядерных ударов погибли более 200 тыс. человек. Так что победа советских войск была, по существу, предопределена.

В течение десяти дней крупнейшая на Дальнем Востоке японская Квантунская армия в ходе советской наступательной операции под кодовым названием «Августовский шторм» потерпела сокрушительное поражение. К тому времени, 15 августа, император Японии Хирохито уже объявил о капитуляции, однако командующий Квантунской армией отказывался ее признать вплоть до 19-го числа. В итоге боев, по официальным советским данным, Красная армия потеряла 12 тыс. убитыми, японская – 84 тыс. По японским данным, соответствующие потери равнялись 20 и 21 тыс. Около 600 тыс. японских военнослужащих, т. е. почти две трети Квантунской армии, были взяты в плен.

2 сентября в 9 часов 4 минуты утра по местному времени на борту американского линейного корабля «Миссури» в Токийском заливе представители императора и правительства Японии, а также Верховный Главнокомандующий союзными войсками генерал Д. Макартур, советский генерал-лейтенант К.Н. Деревянко и английский адмирал сэр Б. Фрейзер в присутствии представителей Франции, Нидерландов, Китая, Австралии и Новой Зеландии подписали Акт о безоговорочной капитуляции Японии. Вторая мировая война завершилась.

Сталин мог торжествовать: в результате войны с Японией СССР существенно укрепил свои геополитические позиции на Дальнем Востоке. По Ялтинским соглашениям к Советскому Союзу отошли Южный Сахалин и Курильский архипелаг. Кроме того, 14 августа СССР заключил договор с гоминьдановским Китаем о дружбе и союзе, который сам Сталин назвал «неравным». Специальные соглашения, сопровождавшие этот документ, давали советской стороне право иметь в течение тридцати лет военно-морскую базу в городе Люйшуне (Порт-Артуре), владеть портом города Далянь (Дальний) на северо-востоке Китая, а также совместно управлять Китайской Чанчуньской железной дорогой (КВЖД).

Присутствие в Китае давало Сталину возможность эффективно влиять на перспективы борьбы за власть между китайскими коммунистами, возглавлявшимися Мао Цзэдуном, и чанкайшистами. К тому времени Мао, так же, как вожди европейских компартий, следуя указаниям Сталина, «перекрасил» свою компартию в «демократическую». Правда, в отличие от коммунистов Европы, он называл будущий революционный строй Китая «новой демократией», а не «народной», однако замена слов не имела никакого значения. Подлинной целью Мао Цзэдуна было осуществление в стране коммунистического переворота.

К концу Второй мировой войны китайские коммунисты контролировали девятнадцать крупных районов, расположенных в Северном, Восточном и Южном Китае. Общая численность населения, проживавшего там, составляла 95 с половиной млн человек (в то время в целом в Китае насчитывалось более 600 млн). Гражданская война в этой стране казалась неизбежной. Однако позиция Сталина в отношении будущего китайского конфликта была в то время весьма осторожной. Ради безоговорочной поддержки китайской компартии он не хотел рисковать тем, что уже получил по Ялтинским соглашениям и советско-гоминьдановскому договору.

Кроме того, в своих расчетах кремлевский диктатор принимал во внимание монополию США на ядерное оружие. Будучи неготовым противостоять ядерной атаке Соединенных Штатов, он вынужден был делать все, чтобы не спровоцировать Вашингтон. «Две атомные бомбы США потрясли Сталина, заставив его искать компромисс», – вспоминал позже один из лидеров китайской компартии Чжоу Эньлай. Вот почему вскоре после Второй мировой войны Сталин начал открыто выражать сомнения в способности китайских коммунистов взять власть. После войны он даже посоветовал Мао Цзэдуну «прийти к временному соглашению» с гоминьдановцами, настаивая на поездке Мао в тогдашнюю столицу Китая Чунцин для личной встречи с Чан Кайши. Мао был страшно подавлен таким «предательством» вождя и учителя, но не мог не подчиниться. «Я был вынужден поехать, поскольку это было настояние Сталина», – говорил он позже. 23 августа 1945 г. он собрал расширенное заседание Политбюро, на котором заявил: «Советский Союз, исходя из интересов мира во всем мире и будучи скован китайско-советским договором, не может оказать нам помощь». 28 августа вместе с Чжоу Эньлаем он вылетел в Чунцин, несмотря на то, что ЦК КПК получил письма с протестами против переговоров с Гоминьданом от различных партийных организаций. На аэродроме перед отлетом, прощаясь с членами своего Политбюро, Мао улыбался, но было заметно, что ему далеко не весело. К трапу самолета «он шел как на казнь», – вспоминал один из очевидцев.

Переговоры, однако, ни к чему не привели. Проведя 43 дня в Чунцине и даже согласившись на подписание соглашения о мире, Мао отнюдь не собирался отказываться от борьбы за власть. Он просто делал уступку Сталину, прекрасно понимая, что его столкновение с Гоминьданом могло быть успешным только при условии оказания КПК военной и экономической помощи со стороны СССР. Ему оставалось только ждать, когда «лицемерный заморский черт» (так Мао позже в сердцах назовет Сталина) изменит свою позицию. А пока приходилось выслушивать распоряжения маршала Родиона Малиновского, командующего советскими войсками в Маньчжурии. Тот, по требованию Сталина, категорически запрещал коммунистическим войскам занимать города Северо-Восточного Китая до тех пор, пока Красная армия их не оставит. «Мы не вмешиваемся во внутреннюю политику Китая, – заявлял он. – Внутренние вопросы Китая должны решаться самими китайцами». Свой «уклон» Сталин начнет преодолевать только весной 1946 г., после того, как Мао Цзэдун заверит его в том, что китайская компартия справится со всеми трудностями и разгромит Гоминьдан.

Советские войска, оккупировавшие Маньчжурию, были на первых порах встречены с радостью русскими эмигрантами, как избавители от японского произвола. Однако тринадцать тысяч эмигрантов были арестованы сотрудниками НКВД и отправлены в сибирские лагеря. Руководители фашистской партии казнены. Могилы многих выдающихся деятелей Белого движения, нашедших вечное упокоение в Маньчжурии – осквернены сотрудниками СМЕРШ (например, могила генерала Каппеля в Харбине). Несмотря на массовые аресты, патриотические эмоции среди молодежи не ослабли, началась советизация обучения русских поселенцев. Когда гражданская война в Китае окончилась победой коммунистов, отъезды в СССР участились (свой коммунизм милее чужого), а уж после смерти Сталина в 1954–1957 русского населения в Маньчжурии почти не осталось.

Сходная участь постигла русскую диаспору и в остальном Китае. По окончании войны кое-кто вернулся в СССР, а в феврале 1949 г., после провозглашения Китайской Народной Республики из всей огромной дальневосточной эмиграции немногим более 5 тыс. удалось эвакуировать из Шанхая на Филиппины, на остров Тубабао, откуда они за 5 лет разъехались в Австралию, США, Чили. Около 9 тыс. успели выехать за океан ранее, а остальные были в большинстве своем репатриированы в СССР

Огромную роль в организации выезда русских беженцев из Китая в США сыграл шанхайский архиепископ РПЦЗ – Иоанн (Максимович), сумевший уговорить высокопоставленных чиновников эмигрантской службы США разрешить въезд столь большого числа русских в Америку.

Литература:

А.В. Панцов. Мао Цзэдун. М., 2007.

Н. Райн. Россия – Харбин – Австралия. М.,2005.

4.2.39. Итоги и цена Второй мировой войны для России и сталинского режима. Невосполнимые потери

Вторая мировая война обернулась для России третьей демографической катастрофой после военного коммунизма и коллективизации, причем самой страшной. Вызванные ею людские потери составили, округленно, 27 млн человек, из них 17 млн мужчин призывного возраста и 10 млн прочего населения.

Слова мыслителя:

«Разве было бы возможно, чтобы пролитие людской крови не имело великой причины и великих следствий? Есть только один способ сдержать бич войны – обуздать беспорядки, влекущие эти чудовищные очищения». – Граф Жозеф Де Местр. Рассуждения о Франции. М.: Росспэн, 1997. С. 50.

А. Потери мужчин призывного возраста 17,0 млн

1. Умерло в немецком плену 3,3 млн

2. Повышенная смертность в советских концлагерях 0,9

3. Боевые потери антисоветских формирований 0,3

4. Расстреляно в Красной армии 0,1

5. Убито в боях и умерло в Красной армии 12,4

Последняя строка получена путем вычета из 17 млн четырех довольно точно установимых величин, но сама она – величина спорная. По официальным данным, в Красной армии убито и умерло от ран и болезней 6,9 млн человек, по иностранным оценкам – до 13 млн, а по некоторым отечественным оценкам – еще больше. Эта цифра в 4,3 раза выше числа убитых и умерших на Восточном фронте немецких солдат. Причина – все те же сталинские методы ведения войны: лобовые атаки на пулеметные гнезда, посылка людей на минные поля, штрафные батальоны, 3 месяца службы в которых заменяли 10 лет заключения. Да и общее отсутствие заботы о человеческой жизни – посмотрите фотографии войны: советские солдаты, в зависимости от времени года, в пилотках или в ушанках, какой процент носит каски? Генерал Эйзенхауэр, ужаснувшись той легкости, с которой советские командиры расходовали человеческие жизни, обратился с этим вопросом к маршалу Жукову. Тот, улыбнувшись, ответил: «Ничего, русские бабы еще нарожают!» Общее число погибших мужчин призывного возраста – 17 млн – составляет половину всех призванных на военную службу в 1941–1945 гг. – 34,4 млн человек. То есть, половина всех призванных на войну не вернулась домой.

Свидетельство очевидца

Работавший в московских госпиталях санитаром зимой 1941/42 г. интеллигентный юноша Георгий Мирский (будущий ученый-востоковед), совершенно изменил свое представление о большевицком режиме в результате общения с изувеченными красноармейцами, тела которых после вечерней беседы утром порой приходилось вывозить в морг. – «Одно из самых чудовищных преступлений советской власти – это утвержденный ею общий бесчеловечный стиль обращения с человеком, который в конкретных условиях Отечественной войны вылился в абсолютное пренебрежение к людским потерям». – Г.И. Мирский. Жизнь в трех эпохах. С. 44.

Велик и разброс оценок гражданских потерь. По советским данным, немцы убили более 6 млн гражданского населения, но обоснования этой цифры нет. Минимально достоверные цифры по двум основным статьям нацистского террора даны ниже. Кроме того, Сталин в 1943–1944 гг. выселил из Крыма и с Кавказа в Среднюю Азию сотни тысяч татар, чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев и других, обвиненных в сотрудничестве с немцами. Около 300 тыс. было депортировано из бывшей Польши, сотни тысяч из Прибалтики, а еще в августе 1941 г. были выселены на восток немцы Поволжья. К 1946 г. в живых оставалось 2,46 млн спецпоселенцев. Переселение их шло в нечеловеческих условиях и за годы войны могло привести к смерти не менее 10 % высланных. Очевидно, что в прифронтовых районах от боевых действий гибло и гражданское население, но эти потери трудно оценить. Главной причиной гибели гражданского населения по обе стороны фронта были тяжкие общие условия жизни, особенно невыносимые для детей.

Б. Потери остального населения 100 млн

1. Блокада Ленинграда 1,0

2. Нацистский террор против евреев более 0,5

3. Нацистская зачистка партизанских районов 0,5

4. Гибель при депортации «ненадежных» народов ок. 0,3

5. Повсеместно повышенная детская смертность 1,3

6. Общее ухудшение условий жизни 6,4

Трудность оценки суммарных военных потерь состоит в том, что если на июнь 1941 г. население СССР довольно точно известно – 196,7 млн, – то сразу после войны его не считали, чтобы скрыть потери. Приходится вести обратный отсчет от переписи 1959 г. До этого года дожили, округленно, 34,5 млн мужчин в возрасте от 30 до 74 лет, то есть тех, чей возраст был призывным в годы войны, и чья численность накануне войны составляла 63,5 млн. Уровень смертности мирного времени подсказывает, что из 29 млн, не доживших до 1959 г., 11–12 млн могли за 18 лет умереть в силу естественных причин, а, следовательно, 17–18 млн погибли во время войны. Предположить, что военные потери были еще выше, можно только уменьшив «естественный» уровень смертности, который в данном случае отражает и наличие большого числа инвалидов, и голод 1947 г. Сколь огромна и так была потеря, явствует из того, что в 1959 г. на каждых трех женщин возраста от 30 до 74 лет осталось два мужчины. Недостача мужчин объясняется не только войной, но и тем, что уже в 1941 г. мужчин призывного возраста было на 4,3 млн меньше, чем женщин тех же лет – из-за предыдущих катастроф.

Уровень рождаемости после войны резко упал: в 1946 г. он составлял 2,8 рождений в течение жизни одной женщины – в полтора раза меньше, чем в 1940 г. За небольшим всплеском в 1949 г. рождаемость понизилась вновь и по РСФСР упала после 1964 г. до уровня 2,0, не обеспечивающего замещения поколений. Спад числа рождений в годы войны – а, следовательно, и готового к воспроизводству населения – имел свое «эхо» 25 и 50 лет спустя в спадах числа рождений около 1970 и 1995 гг. Война надолго оставила свой отпечаток на составе населения по полу и возрасту.

Между ожидавшимся ростом населения российского государства, если бы не было октябрьского переворота, и реальностью – каскад обвалов в результате военного коммунизма, коллективизации и войны 1941–1945 гг. Это – «дефицит населения» из-за катастроф в период советской власти. Дефицит состоит из: 1) Людей фактически погибших, умерших преждевременно, и 2) не родившихся детей. По приведенным ранее данным, первую группу, по трем катастрофам и периодам между ними, можно себе представить так:

Как указывалось ранее, цифры эти неполные, они используют официальные данные о расстрелах и смерти в лагерях, и в них можно видеть достоверный минимум. Никто, например, не вычислял, в какой мере тяжелые условия советского быта повысили общую смертность населения, а это число намного превысило бы число прямых жертв расстрелов. Вторая часть дефицита населения – дети, которые не родились (в основном потому, что не стало родителей, у которых они могли родиться, или родители были разлучены тюрьмой и лагерем). Это величина довольно условная. Она оценивается примерно в 40 млн человек, создавая общий дефицит около 90 млн. То есть, если в 1990 г. на территории СССР жило 290 млн человек, то без этих потерь население бы было порядка 380 млн.

Война 1941–1945 гг. вызывала огромные разрушения в зоне военных действий, о которых много написано. Такие города как Воронеж, Белгород, Орел, Ржев, Севастополь, Харьков, Сталинград пришлось фактически отстраивать заново. Восстановительные работы длились до 1950 года. Часть эвакуированных в войну предприятий осела на новых местах (например, в Новосибирске, Челябинске), изменив экономическую географию страны.

Война ответственна не только за более чем половину дефицита населения, возникшего в советское время, но имела и длительные идейно-политические последствия. Смягчилось противостояние власти и народа, определявшее атмосферу 1930-х гг. Защита отечества от внешнего врага заставила пойти на компромисс с диктатурой и ее ценностями – бесчеловечными и противохристианскими. Возник «советский патриотизм», укрепивший диктатуру на долгие десятилетия. Появилось «советское имперское сознание», гордость за то, что чуть ли не четверть мира исполняет волю Кремля, и полностью пренебрегавшее тем, что несло народам и самой России и Восточной Европы, и Востока насильственное насаждение коммунистической диктатуры. Словно, победив «фашизм», эта диктатура себя уже оправдала.

Тезис о том, что победа стала возможна только благодаря советскому строю, требует нескольких корректив:

1) Развязавший Вторую мировую войну пакт Молотова – Риббентропа, рассчитанный на взаимное ослабление Германии и западных демократий, был вызван стремлением Сталина распространить большевицкий строй на всю Европу. То есть, не будь этого строя, очень возможно не потребовалось бы ни войны, ни победы.

2) Мобилизационная экономика, присущая коммунистическому строю, стала необходимой в условиях нищеты, созданной этим же строем. Без социалистических экспериментов 1918–1921 и 1929–1933 гг. страна к 1941 г. была бы примерно в 4 раза богаче.

3) Тем не менее, созданного мобилизационной экономикой военного производства оказалось недостаточно, и для победы потребовалась иностранная помощь в ключевых отраслях и в огромных объемах.

4) Что касается жестокого террора, способствовавшего победе, то тот же террор был и причиной отчуждения от власти, которое привело к поражениям первого года войны. Как это ни парадоксально, но одной из важных причин победы стала бесчеловечная политика Гитлера, сплотившая народ на защиту отечества, несмотря на присутствие советской власти.

5) Наконец, не следует забывать, что высшими ценностями являются жизнь, свобода и достоинство человека, в которых проявляется его божественный образ. Народ создает государство для упрочения этих ценностей, для их развития, а отнюдь не для бессмысленного расползания своей страны по карте мира. Если режим, установившийся в стране, губит жизни, отбирает свободу и попирает достоинство – эти высшие и каждым ценимые блага, то зачем он нужен? Этот вопрос очень глубоко и по разному был продуман русскими людьми в тяжкие годы войны.

Мудрость древних:

«Хорошее войско – источник несчастья. Его ненавидят все существа. Поэтому человек, следующий дао, его не употребляет. Благородный во время мира предпочитает быть уступчивым и только на войне применяет силу. Войско – орудие несчастья, поэтому благородный не стремится использовать его, он применяет его, только когда его к этому вынуждают. Главное состоит в том, чтобы соблюдать спокойствие, а в случае победы себя не прославлять. Прославлять себя победой – это значит радоваться убийству людей. Тот, кто радуется убийству людей, не может завоевать сочувствия в стране. Благополучие создается уважением, а несчастье приходит от насилия.

Слева строятся военачальники флангов, справа стоит полководец. Говорят, что их надо встретить похоронной процессией. Если убивают многих людей, то об этом нужно горько плакать. Победу следует отмечать похоронной процессией».

Лао дзы (VI век до Р.Х.) [Дао дэ дзин, 31].

Литература:

Е.М. Андреев, Л.Е. Дарский, Т.Л. Харькова. Население Советского Союза 1922–1991. М.: Наука, 1993.

Литература ко всей главе:

Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945. Краткая история. 3-е изд. М.: Воениздат, 1984.

Княжна М. Васильчикова. Берлинский дневник, 1941–1945. М., 1994.

Б. Соколов. Вторая Мировая. Факты и версии. М.: Аст-Пресс, 2005.

A. Clark. Barbarossa: The Russian-German Conflict 1941–1945. N.Y.: Morrow, 1986.

A. de Jonge. Stalin and the Shaping of the Soviet Union. N.Y.: Morrow, 1986.

J. Erickson. The Road to Stalingrad. New Haven: Yale University Press, 1999.

J. Erickson. The Road to Berlin. New Haven: Yale University Press, 1999.

Глава 3 Россия и подготовка Сталина к несостоявшейся Третьей мировой войне (1946–1953)

4.3.1. Несбывшиеся надежды на либерализацию большевицкого режима. Сталинская послевоенная идеология

Уже во время войны, перед лицом опасности и смерти, имея в руках оружие, побеждая умелого и храброго врага, русские люди стали меняться. Забитость и запуганность конца 1930-х гг. отступала. Конечно, это были не люди старой России – ни той культуры, ни той сознательной и ответственной веры в Бога, которая отличала лучших, и довольно многочисленных выходцев как из высших сословий, так и из простого народа, теперь не было – но это были смелые люди с возродившимся чувством собственного достоинства, с любовью и гордостью за свой народ-победитель.

В какой-то степени возродилось и совершенно разрушенное чувство взаимной солидарности. Молодые офицеры – а именно они были наиболее яркими носителями новых настроений – пренебрегали опасностью не только перед лицом врага, но и переставали бояться всесильного СМЕРШа. Они помогали друг другу в трудные минуты и с презрением относились к «тыловым энкаведистским крысам». Люди еще не переродились, – и позорное поведение очень многих в оккупированной Красной Армией части Европы – тому свидетельство, – но люди начинали перерождаться. Слова «честь имею», столь естественные для старого русского офицерства, снова стали наполняться смыслом в сердцах молодых капитанов и даже армейских полковников и генералов с серебрящимися висками.

«На передовой – все верующие», – как-то сказал генерал Эйзенхауэр. И действительно, если не все, то весьма многие в Красной Армии получили опыт веры, опыт живого заступничества и богоприсутствия в «окопах Сталинграда» и в жестоких встречных сражениях на Курской дуге. Верующих людей стало больше, а, следовательно, и людей совестливых. Тем более что и Церковь, пусть очень дозировано, но была вновь допущена большевиками в русское общество. А те, кто оказались под оккупацией, восстановили связь с Церковью еще глубже.

Свидетельство очевидца

Характерным примером является рассказ ветерана войны Константина Шеврова. Родившийся в 1917 г., он по воспитанию был типичным советским человеком, мало задумывавшимся о Боге и религии. В 1941 г. Константин воевал на Южном фронте, отступил с армией на Кавказ и оказался в партизанском отряде, сформированном из попавших в окружение солдат и офицеров, установивших связь с «Большой Землей». В один из зимних дней 1942 г. отряду был дан приказ взорвать мост через горную реку. Четыре группы уже погибли при безуспешных попытках: до моста по берегу было не пройти, так как все пространство простреливалось из ДОТов, необходимо было пробираться вплавь по горной реке с бурным течением и температурой воды в 3–4 градуса. Задача, поставленная группе, являлась практически невыполнимой. Константин вспомнил молитвы, которым его учила бабушка, и стал читать «Взбранной воеводе победительную». Под шквальным огнем в ледяной воде пятеро солдат пробирались к мосту. Трое из них утонули. Константин и его товарищ из Грузии Илья Сванидзе добрались до цели, заложили взрывчатку, и уничтожили мост, не получив ни единой царапины. В 1962 г. Константин приехал в Грузию к своему фронтовому другу, который стал очень верующим человеком и каждое воскресенье ездил на машине в небольшой городок в церковь. «Какова была наша встреча, Боже мой! Мы, здоровые сорокапятилетние мужчины, плакали, как дети, что-то пытались вспомнить, сказать, а наши жены стояли рядом и не знали, что делать… Вот так я пришел к вере и к Господу нашему Иисусу Христу и несказанно полюбил Матерь Божию, чем сейчас и живу», – написал Шевров в своих воспоминаниях в 1989 г. – К. Шевров. Мост // Отец Арсений. М.: Изд-во Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2004. С. 376–383.

Не только нравственный соблазн, но и огромный опыт дала русским людям заграничная кампания Красной армии 1944–1945 гг., работа в Европе в качестве остарбайтеров, встречи и беседы с «оккупантами» – немецкими солдатами и офицерами. Далеко не все из них были зверями – много встречалось интеллигентных, умных, верующих людей, порой с любовью, интересом и жалостью относившихся к России, русской культуре, нищим и забитым её людям. Общение с ними освобождало от «классовой ненависти», приучало к более широкому взгляду на мир.

Солдат РККА, большей частью крестьянских парней, еще в финскую войну поразили ухоженные фермы, хромированные поилки для коров в теплых, каменных коровниках, чистота быта, механизация труда. В Германии, Чехии, Венгрии они увидели еще больше иного мира, пусть и разоренного войной, но все равно безмерно более богатого, благоустроенного и свободного, чем мир колхозной деревни 1930-х гг. И опять же, работая на немецкого бауэра, остарбайтеры далеко не всегда испытывали только побои и плеть, на многих фермах между работниками и хозяином устанавливались добрые христианские отношения, а порой между одинокой фермершей и ее работником, в нарушение всех арийских строжайших законов, и отношения «неуставные». Жизнь брала свое, и русские люди, узнавая иную жизнь, поражались ей и начинали мало-помалу понимать, что коммунисты их жестоко обманывали, чтобы выдавливать до последней капли силу и жизнь.

Свидетельство очевидца

Гвардии подполковник, замполит 85-го гвардейского истребительного авиаполка Дмитрий Пантелеевич Панов, 1910 г.р., происходящий из беглых на Кубань крестьян Воронежской губернии, летчик, прошедший всю войну и закончивший ее в Чехии, пишет в своих воспоминаниях, созданных им в конце жизни (умер в Киеве в 1994 г.): «Если бы меня спросили: какая страна из увиденных за рубежом больше всего мне понравилась, то, не задумываясь, ответил бы – Чехословакия. Здесь не было цыганской липкости румын, казарм, в которых жили крестьяне на земле венгерских помещиков. Здесь не было мрачного польского католицизма, доведенного в силу наклонностей славянского характера до исступления. Я оказался в кусочке Европы, занятом славянами, которые, пожалуй, больше всех своих сородичей ушли в сторону порядков, по которым жил современный цивилизованный мир. Я оказался в стране, которая наглядно доказывала, что столыпинский путь был единственным благом для России. Такие же славяне, как и мы, язык которых мы хоть и с трудом, но понимали, а они наш, отказавшись от варианта, предлагаемого гениальным писателем и неудачливым красным комиссаром, а значит моим коллегой, Ярославом Гашеком, пошли по пути создания парламентской республики. И вышло неплохо: Чехословакия до войны была светлым островком демократии среди бушующего моря тоталитаризма. Может быть, люди здесь материально жили не намного лучше, чем в той же Венгрии, во всяком случае, на первый взгляд, но это были свободные люди, дышавшие вольно. И это были такие же славяне, как и мы, глядя на которых не скажешь, что наша отсталость запрограммирована нам самой природой.

Культурные и организованные моравцы почти все владели домами и кусочками земли, на которых трудились, не покладая рук, имели пусть и маленькие, но свои автомобильчики. А уж сельское хозяйство велось образцово: изобретательно, экономно, красиво. Словом, в Чехословакии мне понравилось. И я хотел бы, чтобы наши люди зажили так же, построив общество не на страхе перед кулаком держиморды или на проповедях очередных мессий: то ли коммунистических, то ли националистических – без разницы, а на основе труда, собственности и законов, справедливо регулирующих отношения… Словом, Чехословакия так и осталась для меня образцом того, как может и должен устраиваться славянин на своей земле». – Д.П. Панов. Русские на снегу. Судьба человека на фоне исторической метели. Львов: Сполом, 2003. С. 945–946.

Многие люди, особенно среди женщин-рабочих и демобилизованных военных, увидевших другую жизнь в оккупированной Европе, были разочарованы и недовольны. Работница Московского автозавода писала: «Всю войну работали напряженно, ждали победы, а с ней и облегчения всей жизни. Получилось же наоборот. Заработки наши понизились, мы получаем гроши». Работница одной из подмосковных типографий была арестована за распространение песенки со словами: «Будьте здоровы, живите богато – Насколько позволит вам ваша зарплата – А если зарплата вам жить не позволит – Ну что ж, не живите, никто не неволит». Бывшие солдаты, вернувшиеся из Германии, писали на рабочих собраниях записки: «Вот там, действительно, свобода. А у нас рабочие завоевали себе не свободу, а угнетение».

Свидетельство очевидца

По воспоминаниям дипломата Виктора Исраэляна, «миллионы людей поняли, что в течение десятилетий их обманывали. Жизнь в капиталистических странах Европы оказалась не такой плохой, как ее рисовали в Советском Союзе. Причем больше всего впечатляло, что лучше, чем в СССР, жили не только миллионеры-эксплуататоры, а и простые рабочие и крестьяне». Увиденное в Европе, подытоживает Исраэлян, положило начало «процессу прозрения советских людей. Возвращавшиеся домой после окончания войны пленные, репатриированные лица, демобилизованные воины вначале открыто, порой с восторгом… рассказывали правду о жизни на Западе». – В. Исраэлян. На фронтах холодной войны. Записки советского посла. М.: Мир. 2003. С. 28.

Средняя заработная плата на начало 1947 г. составляла 550 рублей в месяц. За эти деньги можно было купить 8 кг сливочного масла или 162 кг хлеба. До революции средний фабричный рабочий за месячную зарплату мог купить 22 кг сливочного масла или 314 кг хлеба. Обнищание рабочих дошло до того, что в ряде промышленных районов местные партийные комитеты просили свое начальство отменить демонстрацию 7 ноября, так как рабочим не в чем выйти на улицу. Народ хотел зажить после победы вольной и сытой жизнью – но коммунистические вожди и не думали освобождать его и дать людям возможность насыщаться от трудов своих рук.

Документ

В декабре 1952 г. председатель колхоза в Тамбовской области Иван Ермолаевич Крюков направил Сталину письмо. Он писал: «Проработав 7 годов, я из года в год не могу обеспечить своих колхозников таким жизненно важным продуктом, как хлебом. Наш колхоз из года в год снимает неплохой урожай, колхозники прикладывают все усилия к тому, чтобы вырастить богатый урожай и чтобы сами колхозники были с хлебом.

На деле получается все иначе. Сняв урожай, в первую очередь рассчитываемся с государственными поставками, потом рассчитываемся с [машинно-тракторной станцией] за машины, так называемая натуроплата, засыпали семена, как будто все хорошо, но беда в том, что самим колхозникам, которые этот хлеб вырастили, выходили, остается не более как по 200 граммов на трудодень. Спрашивается, может ли человек прокормиться на эти двести граммов. Конечно, нет, но вот я как председатель колхоза хотел в первую очередь снабдить хотя бы по 2 килограмма своих колхозников. Но об этом узнал наш райком и райисполком и вызвали меня на бюро. Заявили, что если я не рассчитаюсь с государственными поставками, то меня отдадут под суд, исключат из членов партии. Короче говоря, лишат меня не только семьи, но чуть ли не всей жизни. Дорогой товарищ Сталин, ответьте мне, есть ли такой закон, что пусть колхозники, которые вырастили хлеб, должны сидеть без хлеба. Наши печать, радио говорят, что у нас богатая жизнь колхозников, но эту жизнь богатую при таких вещах сделать нельзя, какие есть в нашем колхозе: колхозники имеют одну зимнюю одежду на 3–4 члена семьи, дети зимой у 60 % населения учиться не могут, ибо нет одежды. Я считаю, что если мы готовимся к войне, только такое обстоятельство может вести к такому большому государственному запасу хлеба, ибо из печати и радио известно. Что наше государство дает урожай около 8 миллиардов пудов. Я знаю, что нам надо хлеба много, ибо мы помогаем всем демократическим странам, но мне кажется, надо в первую очередь снабдить хлебом свой народ и излишки продавать иностранным государствам».

Подсоветские люди переставали верить и в то, что арестованные, заключенные «политические» – действительно враги. Сидящих по 58-й статье жалели и уважали. Многие понимали, что завтра в таком же положении может оказаться твой брат, твоя мать, жена, ты сам.

Свидетельство очевидца

Внучатый племянник генерала Краснова, молодой казачий офицер Николай Краснов, также выданный англичанами в Лиенце СМЕРШу вместе со своим дядей и отцом, прошел Лубянку, Бутырку, десять лет лагерей. Выжил и, вернувшись на Запад, первым делом написал воспоминания «Незабываемое» – исключительно важный источник о жизни советских заключенных после 1945 г. В этой книге он говорит: «Нас всех называли «врагами народа», не рискуя дать правильное имя «враги режима», «враги правительства». Народ же в своей толще отлично разбирался в том, кто его враг, и с особенной симпатией относился к заключенным по 58 статье, к заключенным спец-лагерей… Когда заключенных спецлагерей перебрасывали на новые работы и нас вели под усиленным конвоем в сопровождении целых стай (сторожевых. – Ред.) собак по улицам сибирских городов, мы слышали реплики: – Сволочи, как изуродовали людей! На что они похожи, кожа да кости! Самим бы чекистским гадам номера всюду налепить, чтобы народ знал и стерёгся» – Н.Н. Краснов. Незабываемое. С. 153.

Прозрение наступало не только у простых «подсоветских людей», но и у многих честных военачальников и гражданских чиновников, головы которых до войны были затуманены невероятно быстрым карьерным ростом (по трупам их предшественников, убитых во время ежовщины) и сталинской пропагандой. Генерал-лейтенант, герой Сталинграда Василий Николаевич Гордов, славившийся своей беспощадностью и презрением к солдатским жизням в годы войны, в декабре 1946 г. с горечью говорил своей жене и заместителю (разговор был подслушан госбезопасностью): «Я поехал по районам, и когда я всё увидел, всё это страшное – тут я совершенно переродился. Убежден, что если сегодня снимут колхозы, завтра будет порядок, будет рынок, будет всё. Дайте людям жить!» Гордов говорил о Сталине: «Этот человек разорил Россию, ведь России больше нет!» Генерал видел выход в установлении «настоящей демократии». Вскоре Гордов, обвиненный в «буржуазном перерожденчестве», был арестован и расстрелян вместе с другим таким же «перерожденцем» генерал-майором Филиппом Трофимовичем Рыбальченко.

Особенно бедственным было положение миллионов военных инвалидов. Ни о протезах, ни о колясках, ни о подходящих для них помещениях государство всерьез не заботилось. Зато оно ежегодно заставляло их являться на переосвидетельствование, «точно бы у меня за это время могла вырасти нога», мрачно шутили инвалиды. Инвалидов с самыми тяжелыми увечьями, вместо того, чтобы дать им высокие пенсии и необходимые инвалидные устройства, Сталин приказал свозить с глаз долой в бывший Валаамский монастырь и иные малодоступные места, дабы они своим нищенством и жалким видом не портили настроение трудящимся. Инвалидов, которых в народе с чёрствой грубостью называли «обрубками», кормили, давали им вдоволь водки, и они тихо кончали свои дни в алкогольном дурмане и общении друг с другом. Логика была проста: сейчас о человеке думать некогда; надо первым делом вооружаться, чтобы победить капитализм. А когда коммунизм восторжествует во всем мире, тогда все и заживут хорошо. Потому подлинный гуманизм – это производство оружия, а не пенсии и не изготовление протезов и инвалидных колясок. Даже изувеченные солдаты Вермахта, не говоря об инвалидах армий союзников, оказались в бесконечно лучшем положении, чем русские воины-победители.

В мае 1945 г. огромное большинство населения под гром победных салютов и фейерверков с великим облегчением вздохнуло: наконец мир, самое страшное позади! Только Сталин не думал давать народу ни отдыха, ни облегчения. В своей работе «Экономические проблемы социализма в СССР» он говорил о неизбежном загнивании капитализма и связанным с этим ростом его агрессивности по отношению к соцстранам. Он призвал готовиться к новой войне, которая приведет к торжеству «социализма» во всем мире.

Традиционную коммунистическую фразеологию Сталин теперь еще в большей степени, чем в конце 1930-х гг. соединяет с игрой в возрожденную Российскую Империю.

В порядке начатого во время войны изменения внешнего облика режима, 15 марта 1946 г. народные комиссариаты стали называться министерствами, а Совнарком – Советом министров, как в настоящей России. Красная армия стала Советской армией. По указанию Сталина почти во всех гражданских ведомствах была введена форма для служащих: ее получили дипломаты, связисты, работники суда и прокуратуры. Школьников тоже нарядили в мундирчики и фуражки, девочек – в форменные блузки и фартуки, несколько напоминающие гимназическую форму царского времени. Обучение девочек и мальчиков стало еще в конце войны раздельным. В ряде элитных школ в подражание царским гимназиям ввели изучение латыни. Предполагали со временем ввести уроки и древнегреческого языка.

Вся история дореволюционной России на какое-то время была принята сталинским режимом. Но при этом особое благоволение оказывалось деспотам и тиранам – Ивану Грозному, Петру I. Те государи, которые пытались дать народу свободу, гражданские права – Александр I, Александр II, – игнорировались. Ни одного доброго слова не говорилось и о Манифесте 17 октября 1905 г., о двенадцати годах русского парламентаризма. Прославлялись не политические деятели – а генералы и адмиралы, инженеры, ученые. И Русско-японская и Первая мировая война стали темами для патриотических упражнений. Правда, употреблялась обычно формула – ученые изобретали, солдаты воевали, корабли строились вопреки «бездарному режиму Николая II». О развале фронта, Брестском мире старались теперь упоминать скороговоркой. Утверждалась единственность и уникальность русского народа, окруженного со всех сторон врагами. Воспевалась извечная борьба с коварным Западом, сначала с «псами-рыцарями», потом с Польшей, Англией, Германией. Единственное, о чем предпочитали не говорить вовсе или если говорили, то с прежним большевицким огнем нетерпимости, – это о Белом движении и об антикоммунистической эмиграции. Здесь никакие компромиссы не допускались.

Цель новой сталинской идеологии была проста: заставить нищий и голодный народ гордиться сталинской империей и отдавать для нее свое счастье, свой труд и свою жизнь, не получая взамен ничего, кроме новых тягот и призрачного чувства сопричастности строительству великой державы. Те, кто не хотели отдавать себя Сталину добровольно, как и в 1930-е гг. отдавали себя принудительно. Их труд, счастье и саму жизнь отчуждал ГУЛАГ.

Пронесшаяся во время войны птицей надежда на лучшую жизнь исчезла в туманах густой идеологической лжи послевоенных лет и в тяжком, голодном, нищем быте. Люди опустили головы. Мало кто решался даже на нравственное, в глубине собственной совести, противостояние власти. Мечты и надежды военных лет оборвались возродившимся страхом и беспомощностью перед вездесущим сталинским режимом.

4.3.2. Внешняя политика СССР. Организация Объединенных Наций и всемирное признание сталинского режима. Углубление трений с западными союзниками. Дипломатия Сталина – Молотова

Победа над нацистской Германией и Японией сделали СССР великой державой, вершителем мирового порядка наряду с Соединенными Штатами и Великобританией. Казалось, что эта ситуация открывала перед Советским Союзом мирные перспективы на многие годы вперед. По договоренности, достигнутой во время переговоров в Думбартон-Оксе (США) в 1944 г., СССР стал одним из главных учредителей Организации Объединенных Наций (ООН) и получил постоянное место в Совете Безопасности ООН, наряду с США, Великобританией и Китаем. 25 апреля 1945 г. делегаты от 50 стран собрались в Сан-Франциско на Конференцию Объединенных Наций и подготовили Устав ООН. 25 июня 1945 г. он был принят и четыре месяца спустя, после ратификации ведущими державами, вступил в силу. Первая сессия ООН открылась 10 января 1946 г. в Лондоне (в последующем ООН переехала в Нью-Йорк). В отличие от Лиги Наций, где СССР был лишь одним из десятков стран-членов, в ООН он мог налагать вето на любые неугодные решения. Таким образом, как с гордостью заявлял Молотов, «ни один международный вопрос не может решаться без участия СССР». Первым постоянным представителем СССР в ООН стал А.А. Громыко.

Историческая справка

Андрей Андреевич Громыко (1909–1989) родился в семье белорусских крестьян в деревне Громыки Гомельского уезда Могилевской губернии, но считал себя русским. Получил экономическое образование в Минске, сперва в сельскохозяйственном техникуме, потом в институте. В 1931 г. вступил в ВКП(б). В 1934 г. был переведен в ВНИИ экономики сельского хозяйства. В 1939 г. решением кадровой комиссии ЦК ВПК(б) направлен на работу в Наркомат иностранных дел, опустошенный арестами и чистками. Тут же неподготовленный, без знания английского языка, Громыко был направлен в посольство СССР в Вашингтоне. В 1943 г. он стал послом в США, сменив Максима Литвинова. В отличие от своего предшественника, Громыко не страдал «еврейским пунктом» и был абсолютно предан Сталину. В апреле 1945 г. Громыко, замещая Молотова, был главой советской делегации на конференции Объединенных Наций в Сан-Франциско. Принимал активное участие в депортации советских военнопленных из США в СССР. В годы ранней холодной войны выдвинулся на пост одного из главных помощников Молотова, а затем Вышинского в МИД СССР. Играл большую роль в дипломатической игре по германскому вопросу, подготовке корейской войны. Опала Молотова задержала его карьерный рост. В конце жизни Сталина был послом в Великобритании, где написал докторскую диссертацию по экономике. После смерти Сталина стал первым заместителем министра иностранных дел, с 1957 г. стал министром и пробыл на этой должности до лета 1985 г. Сталин и Молотов ценили Громыко за неукоснительное выполнение им их инструкций и жесткую манеру вести переговоры. На Западе Громыко получил прозвище «мистер нет». Воспитанник «дипломатической школы» Сталина – Молотова, он считал высшим достижением советской внешней политики соглашения в Ялте и Потсдаме.

Еще в середине 1945 г. казалось, что оптимальным курсом для СССР будет продолжение сотрудничества с Великобританией и, прежде всего, с США. В июле 1944 г. Громыко принял участие в переговорах в г. Бреттон-Вудс (Нью-Хэмпшир, США) о создании системы регулирования международных финансов. Эти переговоры также шли в рамках обеспечения будущей международной безопасности. 27 декабря 1945 года, после ратификации Бреттон-Вудских соглашений 28 государствами, начали свою работу Международный Валютный фонд (МВФ) и Всемирный Банк реконструкции и развития. Обе организации оказывали помощь кредитами за счет международного золотовалютного резерва, образованного из добровольных взносов стран-участниц.

В Нюрнберге (Германия) СССР, США, Англией и Францией был создан Международный военный трибунал. Он начал работу 20 ноября 1945 г. и закончил ее 1 октября 1946 г. вынесением смертного приговора двенадцати главным военным преступникам, включая Геринга, Риббентропа и главу штаба Вермахта Кейтеля. Главный обвинитель от СССР Роман Андреевич Руденко, выполняя кремлевскую инструкцию, требовал смертной казни для всех обвиняемых.

Историческая справка

Руденко и его помощники в Нюрнбергском трибунале работали в прокуратуре с 1929 г., т. е. были в полной мере частью репрессивной сталинской машины. Позже, отвечая на вопрос Н.С. Хрущева о сталинских репрессиях, почему невинно осужденные сами оговаривали себя, он усмехнулся: «Тут искусство тех, кто вел следствие, кто проводил суд. Видимо, доводили людей до такого состояния, что у них имелся единственный способ покончить со страданиями и издевательствами – признаться, а следующим шагом была смерть». – Вопросы истории. 1992. № 6/7. С. 88.

Сталин и его окружение могли торжествовать. Германский национал-социализм был не только повержен физически, но и объявлен вне закона, в то время как коммунистический СССР приобрел мировое признание. Западные журналисты наперебой старались получить у Сталина интервью. Всесоюзное общество культурных связей за рубежом (ВОКС), финансируемое советским правительством, имело к 1946 г. филиалы в 55 странах, тогда как в 1940 г. их было всего четыре. Число членов этих филиалов выросло с 800 человек до трех миллионов. В сентябре-октябре 1945 г. в Париже представители 67 млн организованных в профессиональные союзы рабочих из 56 стран создали Всемирную федерацию профсоюзов (ВФП) – организацию, находившуюся в значительной мере под советским и коммунистическим влиянием. Победы Красной армии побудили миллионы молодых людей по всему миру вступить в коммунистические партии.

Роспуск Коминтерна в 1943 г. и провозглашение «национальных путей» к построению «социализма» оказался удачным шагом по дезинформации. Зарубежным коммунистам теперь было легче утверждать, что они являются не «рукой Москвы», а «выразителями национальных интересов широких слоев трудящихся» своих стран. В мае 1946 г. отдел внешнеполитической информации ЦК ВКП(б), где осел аппарат упраздненного Коминтерна во главе с Георгием Димитровым, с торжеством рапортовал, что «международное коммунистическое движение» выросло до гигантских размеров. Компартия Франции насчитывала 1 млн человек, Итальянская компартия – 1,9 млн человек, в Бельгии и Греции было по 100 тыс. коммунистов, в Китае было 1,2 млн коммунистов, и даже в Великобритании и США, где коммунистические партии никогда не были массовыми, они выросли соответственно до 50 тыс. и 80 тыс. человек. Произошло массовое вступление в коммунистические партии в странах Восточной Европы. На первом месте стояла Чехословакия – 1,3 млн коммунистов. Среди них были не только оппортунисты и приспособленцы – вступало также много интеллектуалов и наивной студенческой молодежи, желавшей «строить социализм». (Годы спустя одни из них стали коммунистическими аппаратчиками, другие порвали с коммунизмом и стали его активными противниками).

Свидетельство очевидца:

Чешский писатель Милан Кундера, тогда школьник, стал убежденным коммунистом и вступил в Коммунистическую партию Чехословакии в 1948 г. В автобиографическом романе «Шутка» он описал владевшие им тогда чувства:

«Перед различными комиссиями я мог приводить десятки доводов, почему я стал коммунистом, но что больше всего в движении меня завораживало, даже пьянило – это был руль истории, в чьей близости (истинной или лишь мнимой) я оказался. Мы ведь и в самом деле решали судьбы людей и вещей; и именно в вузах: в профессорской среде мало было тогда коммунистов, и в первые годы вузами управляли почти одни студенты-коммунисты, решавшие вопросы профессорского состава, учебных программ и реформы преподавания. Опьянение, какое мы испытывали, обычно называют опьянением властью, но (при капле доброй воли) я мог бы выбрать и менее строгие слова: мы были испорчены историей; мы были опьянены тем, что, вспрыгнув на спину истории, оседлали ее; разумеется, со временем это превратилось по большей части в уродливое стремление к власти, но (так как все людские страсти неоднозначны) в этом таилась (а для нас, молодых, пожалуй, особенно) и вполне идеальная иллюзия, что именно мы открываем ту эпоху человечества, когда человек (любой человек)не окажется ни вне истории, ни под пятой истории, а будет вершить и творить ее».

Не только коммунисты, но тысячи интеллектуалов и студентов в колониальной и полуколониальной Азии, Африке и Латинской Америке, в том числе в Китае, Индии, Индонезии и Вьетнаме смотрели на Сталина как на непререкаемый авторитет. Победа СССР над нацистской Германией вызвала восторг и восхищение всех тех, кто ненавидел европейский колониализм и расизм и мечтал прийти к власти под флагом движений и партий «национального освобождения». Георгий Димитров писал летом 1945 г. в Политбюро о том, что существуют благоприятные условия для расширения коммунистического влияния в странах Ближнего Востока «в интересах нашего государства».

В то же время, уже весной 1945 г. трения между союзниками по антинацистской коалиции начали усиливаться. 22 апреля, на встрече с Молотовым, новый президент США Гарри Трумэн в жестких тонах предложил СССР соблюдать ялтинские соглашения в Восточной Европе, прежде всего в Польше. 12 мая американцы остановили поставки СССР по ленд-лизу, что сразу же выявило серьезную зависимость советской военной промышленности от западных поставок (позже они, сославшись на бюрократическую ошибку, возобновили их, рассчитывая на участие СССР в разгроме Японии). В мае британские военные доложили Черчиллю о плане «Операция «Немыслимое»», который предусматривал, в случае войны между СССР и западными союзниками, ряд чрезвычайных мер, включая вооружение немецких военнопленных.

Сталин, однако, считал, что необходимо как можно дольше сохранять союзнические отношения с США и Великобританией. Это, как был он уверен, облегчало СССР строительство послевоенной империи в Центральной Европе и на Балканах, а также в Северном Китае. На встрече с югославскими коммунистам 9 января 1945 г. Сталин поучал: «Общеизвестно правило, что если не можешь наступать – обороняйся, накопил силу – наступай. В отношении к буржуазным политикам нужно быть осторожными. Они, буржуазные деятели, очень обидчивы и мстительны. Свои чувства надо держать в руках; если чувства руководят – проиграете. В свое время Ленин не мечтал о таком соотношении сил, которого мы добились в этой войне. Нам это удалось: нами руководит не чувство, а рассудок, анализ, расчет».

Свидетельство очевидца:

Молотов вспоминал: «Сталин не раз говорил, что Россия выигрывает войны, но не умеет пользоваться плодами побед. Русские воюют замечательно, но не умеют заключать мир, их обходят, недодают. А то, что мы сделали в результате этой войны, я считаю, сделали прекрасно, укрепили Советское государство. Моя задача как министра иностранных дел была в том, чтобы нас не надули… Мы ни на кого не надеялись – только на собственные силы». – Ф. Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 78, 82.

Сталин, несмотря на свою коммунистическую фразеологию, уже давно вел великодержавный курс. Он мыслил категориями начала ХХ в., категориями геополитики в духе Фридриха Ратцеля и Карла Хаусхофера. Только расширение жизненного пространства нужно было ему не для блага народа, а для удовлетворения собственного тщеславия. Сталин был маньяком властолюбия. Он не собирался помогать зарубежным коммунистическим партиям и движениям в странах, лежавших за пределами периметра «сферы влияния», которая была реальна для СССР.

Сталин категорически отверг в 1944–1945 гг. призывы болгарских и югославских коммунистов оказать помощь коммунистам Греции, которые начали гражданскую войну с правительством греческого короля (болгары заодно хотели захватить кусок греческой территории, а югославы зарились на Албанию и часть Македонии). Сталин ответил отказом, сказав про греческих коммунистов: «Они ошибочно считали, что Красная армия дойдет до Эгейского моря. Мы не можем послать войска в Грецию. Греки совершили глупость». В 1945 г. надо было переварить то, что уже дала Ялта. Сталин рассчитывал, что западные союзники оценят его сдержанность в Греции и других регионах. Тактика Сталина была в том, чтобы, опираясь на временный союз с США и Великобританией, получить полный и безраздельный контроль над сопредельными территориями и построить там просоветские режимы. Аппетиты в отношении Греции Сталин проявит чуть позже.

Свидетельство очевидца

Молотов вспоминал: «Нам надо было закрепить то, что завоевано. Из части Германии сделать свою, социалистическую Германию, а Чехословакия, Польша, Венгрия, Югославия – они же были в жидком состоянии, надо было везде наводить порядок. Прижимать капиталистические порядки». – Ф. Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 86.

Он, однако, рассчитывал, что США уступят ему по другим вопросам – он хотел получить базы в Турции и в Средиземном море и доступ к нефти в Иране. Сталин также надеялся, что англо-американские противоречия, а возможно, и послевоенный экономический кризис вынудят США увести войска из Европы домой. Тогда СССР смог бы не только закрепить свою контроль над Восточной Европой и оккупированной частью Германии, но распространить свою сферу влияния на остальную Германию, а также на Францию и Италию, где действовали мощные компартии.

Сталин по-прежнему держал в своих руках все рычаги управления внешней политикой СССР. Война состарила вождя, но не ослабила его жажду контролировать всех и вся. Сталинская дипломатия строилась на нехитром, но действенном приеме. Молотов, Андрей Януариевич Вышинский (министр иностранных дел в 1949–1953 гг.) и другие помощники Сталина действовали по его инструкциям с максимальной жесткостью, предъявляли ультиматумы правительствам тех стран, которые Сталин хотел подчинить. Но если дело доходило до международного скандала, и малые страны обращались за содействием к Великобритании и США, тогда Сталин вступал в переговоры сам, играя роль «доброго дядюшки Джо» (каким его считали многие на Западе), и предлагал компромисс. Этот компромисс, однако, был почти всегда в пользу советского режима. Сталин, как видно из всех его действий, не рассчитывал на утопию коммунистической «мировой революции». В то же время он использовал зарубежных коммунистов, подчиненные их влиянию профсоюзы, и левую европейскую интеллигенцию в своих целях.

Сталин был убежден, что раньше или позднее, но СССР столкнется со своими вчерашними союзниками. Георгий Димитров записал слова Сталина, сказанные в январе 1945 г. во время приема на его подмосковной даче: «Сегодня мы сражаемся в союзе с одной фракцией против другой, а в будущем мы вступим в борьбу и с этой капиталистической фракцией».

Вместе с тем Сталин не хотел преждевременного разрыва с западными державами. Он знал (хотя и скрывал от других), насколько СССР был обескровлен и разорен войной. Вождь понимал, что поднять народ на борьбу с новыми внешними врагами после такой войны будет не просто. К тому же он видел выгоды оттого, чтобы постепенно, тайно строить просоветскую Европу в своей сфере влияния, рассчитывая, что ему, как Гитлеру в 1930-е гг., удастся обвести западных лидеров вокруг пальца, выигрывая время с помощью дипломатических уверток, лживой пропаганды и пацифистских настроений наивных либералов в западных обществах.

Литература:

Восточная Европа в документах Российских архивов 1944–1953 гг. / Т.В. Волокитина и др. Т. 1. 1944–1948. М.: Сибирский хронограф, 1997.

Советско-американские отношения, 1939–1945 / Под ред. Г.Н. Севостьянова; сост. Б.И. Жиляев, В.И. Савченко. М., 2004.

В.О. Печатнов. Сталин, Рузвельт, Трумэн. СССР и США в 1940-хх гг. Документальные очерки. М.: Терра – Книжный клуб, 2006.

The diary of Georgi Dimitrov, 1933–1949 / Introduced and edited by Ivo Banac. New Haven: Yale University Press, 2003.

4.3.3. Советская реакция на атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Начало советского атомного проекта. Гонка вооружений

Американские атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки в августе 1945 г. придали Президенту Трумэну, государственному секретарю Бирнсу и американским военным уверенность в том, что именно на США лежит главная ответственность за судьбы послевоенного мира, и что они смогут разговаривать со Сталиным с позиции силы. «С бомбой и долларом в кармане, – записал в дневнике военный министр Г. Стимсон, – Бирнс не предвидел больших трудностей в достижении согласия… по мирным договорам на условиях Соединенных Штатов». Первые мысли о возможности использования атомного оружия против СССР возникли у американских штабистов уже осенью 1945 г. В августе 1946 г. был разработан первый реальный план на случай войны с СССР, с использованием атомного оружия.

Сталин знал об американском атомном проекте «Манхэттен» из донесений разведки задолго до августа 1945 г. Советская разведка, с помощью многочисленных «друзей Советского Союза» среди западных ученых, трагически заблуждавшихся относительно сути советского «социализма» (среди них Клаус Фукс, Юлиус Розенберг, Тед Холл и др.), заполучила важнейшую научно-техническую документацию об американском атомном оружии. По словам Молотова, «разведка сыграла очень большую роль. В Америке были подходящие кадры. Еще старые кадры…»

Все же атомные бомбардировки японских городов и неожиданно быстрая капитуляция Японии стали холодным душем для советских руководителей и военных. Светлана Аллилуева, дочь Сталина, его редко видевшая во время войны, оказалась на его даче в день, когда ему сообщили о Хиросиме. «Все были озабочены этим, и мой отец обращал на меня мало внимания».

Свидетельство очевидца

«Новость повергла всех в крайне депрессивное состояние. Со всей очевидностью стало ясно, что в политике мировых держав появился новый фактор, что бомба представляет угрозу для России, и некоторые российские пессимисты, с которыми я разговаривал в тот день, мрачно замечали, что отчаянно трудная победа над Германией оказалась теперь, по существу, обесцененной», – вспоминал Александр Верт. – Россия в войне, 1941–1945. Лондон, 1964. С. 925.

Возникла новая угроза и для завоеванных СССР позиций в Восточной Европе, на Балканах и на Дальнем Востоке. В аннексированной Балтии, Западной Украине, в Польше и Румынии известия о Хиросиме породили надежды на то, что США скоро объявят войну «советскому коммунизму» и сбросят бомбу на Кремль. Такие надежды подрывали советскую власть. С окончанием войны вступали в силу договоренности между союзниками, по которым советские войска, находившиеся в Маньчжурии, Иране, и в оккупированной Восточной и Центральной Европе, должны были вернуться домой. Сталину, однако, это было невыгодно. Он сознавал, что только военная сила даёт СССР возможность диктовать свои условия народам этих регионов, а силой являлось после Хиросимы именно атомное оружие.

Сталину не потребовалось больших усилий, чтобы убедить военных и ученых в том, что создание советской атомной бомбы является первостепенной задачей, на которую должны быть брошены все силы и средства. 20 августа 1945 г. был создан специальный комитет при Государственном Комитете Обороны для руководства «всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана». Комитет составили Георгий Максимилианович Маленков (оргбюро ЦК), Н.А. Вознесенский (Госплан), Б.Л. Ванников и А.П. Завенягин (оборонная промышленность) и физики И.В. Курчатов и П.Л. Капица. Молотов, первый куратор советского атомного проекта до 1945 г., даже побывал в лаборатории Курчатова по энергии атомного ядра. Но председателем комитета Сталин назначил не Молотова, а Берия, который проявил себя в годы войны безжалостным, но эффективным администратором, способным решать, казалось, невозможные задачи. Научным руководителем атомного проекта Сталин выбрал Курчатова.

Историческая справка

Игорь Васильевич Курчатов (1903–1960) родился на Урале (ныне Челябинская область) в семье землемера и получил образование в Симферополе (Крым), куда вскоре переехали его родители. Он начал изучать физику атомного ядра с 1932 г. Во время войны Курчатов руководил разработкой защиты кораблей Черноморского флота от магнитных мин противника, а с 1943 г. возглавил Лабораторию № 1 в Москве, занимаясь вопросами создания атомного оружия. Под его руководством был сооружен первый в СССР циклотрон (1944), первая советская атомная (1944) и термоядерная (1953) бомбы, первая в мире атомная электростанция (1954) и атомный реактор для подводных лодок и ледоколов (1958). Академик АН СССР (1943), лауреат Сталинской (1942, 1949, 1951, 1954) и Ленинской (1957) премий, трижды Герой Социалистического труда (1949, 1951, 1954). Удостоен Большой золотой медали им. М. В. Ломоносова и золотой медали им. Л. Эйлера АН СССР, Серебряной медали мира им. Жолио-Кюри. Его именем был назван 104-й элемент периодической системы Менделеева – «Курчатовий», позднее переименованный в «Резерфордий».

На встрече с Курчатовым в Кремле 25 января 1946 г. в присутствии Молотова и Берии, Сталин отверг предложения ученого сделать дешевую бомбу. Он сказал Курчатову, что «не нужно искать более дешевых путей», что необходимо вести атомные работы «широко, с русским размахом, что в этом отношении будет оказана самая широкая всемерная помощь». Сталин пообещал позаботиться об улучшении условий жизни ученых и о награждении их за достигнутые ими успехи в строительстве атомного оружия. Сталин исполнил свое обещание: в 1946 г. государственные расходы на науку возросли втрое; ученым резко повысили зарплату.

Историческая справка

Павел Судоплатов, курировавший по линии НКВД вопросы ядерного шпионажа, в своих воспоминаниях писал, что еще в октябре 1942 г. Сталин принял на своей даче академиков Вернадского и Йоффе, которые посоветовали ему обратиться к Нильсу Бору и другим ученым с просьбой поделиться информацией о разработках ядерного оружия. Сталин тогда сказал, что ученые наивны. Однако они оказались правы. В конце января 1943 г. советской разведкой от резидента Семенова по кличке «Твен» была получена информация о том, что в декабре 1942 г. Энрико Ферми в Чикаго получил первую цепную ядерную реакцию и что он готов поделиться информацией с советскими учеными. Важную роль в передаче сведений играл молодой ученый Бруно Понтекорво, работавший на советскую разведку. 11 февраля 1943 г. Сталин подписал постановление правительства об организации атомных работ в военных целях.

«Наши источники информации и агентура в Англии и США добыли 286 секретных научных документов и закрытых публикаций по атомной энергии. В своих записках в марте – апреле 1943 г. Курчатов назвал семь наиболее важных научных центров и 26 специалистов в США, получение информации от которых имело огромное значение. С точки зрения деятельности разведки, это означало оперативную разработку американских ученых в качестве источников важной информации». – П.А. Судоплатов. Разведка и Кремль. М.: Гея, 1997. С. 220.

За несколько месяцев атомный проект вырос из скромных лабораторных исследований в колоссальный научно-военно-промышленный комплекс, в распоряжении которого были все партийные и государственные органы, десятки академических институтов и «шарашек», органы безопасности, и абсолютный приоритет в использовании всех ресурсов страны. Из ведения НКВД в атомный проект были переданы 300 тыс. рабов, заключенных в лагерях. Десятки геологических экспедиций искали запасы урана на пространствах от Сибири и Средней Азии до Восточной Европы. Главные запасы были найдены на месторождении «Яхимов» в Чехословакии и в Южной Саксонии в оккупированной СССР части Германии. Уран также добывался в Польской Силезии и в китайской провинции Синьцзян, находившейся тогда под советским контролем. Одновременно Курчатов, вместе с Николаем Доллежалем, начал работу над созданием первого промышленного реактора к северо-западу от Челябинска, в 15 км от города Кыштым. Расположенный в живописной местности, среди озер, гор и лесов, реактор имел громадные запасы воды, необходимые для охлаждения. Именно там планировалось вырабатывать обогащенный плутоний – сырье для будущих бомб.

Сталин не собирался останавливаться на создании минимального атомного потенциала. Он решил вступить в полномасштабную атомную гонку с богатейшей страной мира – США.

Особое внимание Сталин уделял созданию ракет, как главного средства доставки ядерного оружия. Ничего не понимая в технике, абсолютно не видя перспективы, Сталин разогнал в 1937 г. Ракетное НИИ, расстреляв его руководителей и пересажав в лагеря и тюрьмы талантливых инженеров. Узнав, что немцы серьезно занимаются проблемами создания ракет, а особенно после обстрела Лондона ракетами ФАУ-2, Сталин распорядился освободить арестованных инженеров и направил сразу же после капитуляции Германии в немецкий ракетный центр в Пенемюнде группу специалистов, в составе которой были выдающиеся разработчики отечественной ракетной техники С.П. Королев, Б.Е. Черток, Н.А. Пилюгин и ряд других ученых. В кратчайшие сроки из Германии были вывезены технологии, документация, ряд специалистов, созданы новые НИИ и ОКБ.

Свидетельство очевидца

Борис Евсеевич Черток в книге «Ракеты и люди» вспоминал: «Осмотр Пенемюнде в мае – июне 1945 г. показал, что фактический размах работ по ракетной технике в Германии намного превосходил представления, которые у нас были. Для нас, советских специалистов, необходимо было разобраться во всем объеме работ в Германии в области ракетной техники. Но не менее важно было получить сведения об истории разработок и методах, которыми пользовались немецкие ученые и инженеры при решении столь трудных задач, как создание баллистических управляемых ракет дальнего действия. Ни мы, ни американцы, ни англичане до 1945 г. не умели создавать жидкостные ракетные двигатели (ЖРД) тягой более полутора тонн. Да и те, что были созданы, обладали малой надежностью, в серию не пошли, и никакого нового вида оружия с их применением так и не было создано. А к этому времени немцы успешно разработали и освоили ЖРД тягой до 27 тонн, в восемнадцать с лишним раз больше! И к тому же производили эти двигатели в промышленных масштабах». Б.Е. Черток. Ракеты и люди. Кн. 1. М.: Машиностроение, 1995. С. 69–70.

В 1947 г. было создано ОКБ-1, которое возглавил Сергей Павлович Королев. Ныне это известная всему миру ракетно-космическая корпорация «Энергия». Задачей ОКБ-1 была разработка ракет и ракетных двигателей боевого применения. Научно-исследовательский институт прикладной механики, занимавшийся разработкой гироскопических приборов для систем управления ракетами (НИИПМ), возглавил Виктор Иванович Кузнецов, а Николай Алексеевич Пилюгин возглавил НИИ, разрабатывавший системы управления баллистическими ракетами. Таким образом, создание ядерного оружия и ракетной техники шли одновременно.

В это же время началось создание колоссального военно-промышленного комплекса, нацеленного на строительство ракет, стратегической авиации и большого океанского военного флота. Только в 1946–1947 гг. было создано тридцать восемь новых образцов ракетной техники. На заволжском полигоне Капустин Яр начали проводиться испытания ракет, способных нести ядерное оружие. Было возобновлено строительство четырех линейных кораблей типа «Советский Союз» (проект 1938 г.) и заложены три мощнейших тяжелых крейсера типа «Сталинград» (проект 84) водоизмещением в 36 тыс. тонн с девятью орудиями главного калибра 304,8 мм и скоростью хода в 36 узлов. «Это будет корсар с длинной рукой», – сказал Сталин, покуривая трубку, когда ему докладывали в 1951 г. о проекте 84. Планировалось и строительство авианосцев и больших серий крейсеров типа «Свердлов». На Дальнем Востоке в Императорской (Советской) Гавани началось создание огромного кораблестроительного завода. Для нищего и подголадывающего русского народа все эти амбициозные программы означали бедность и рабство на многие десятилетия вперед. Только выжимая из людей все соки, заставляя их силой работать даром или почти даром, могла малорентабельная социалистическая экономика изыскать средства для создания сопоставимого с Соединенными Штатами военного потенциала.

Курчатов не задавал себе вопросов о том, что будет делать Сталин с атомным оружием. Он не сомневался в том, что СССР нужна атомная бомба, чтобы восстановить баланс сил в мире и предотвратить новую войну. Не все разделяли эту позицию. А.И. Солженицын в романе «В круге первом» вывел образ советского дипломата Иннокентия Володина, который считал советскую атомную бомбу орудием порабощения и агрессии, и сделал попытку помешать ее созданию, предупредив американское посольство о планирующейся передаче американских атомных технологий в руки советского агента в Нью-Йорке. Такие люди существовали в действительности, хотя обнаружить свои взгляды не могли – это было равносильно самоубийству.

Сталин знал об этих настроениях. Он спрашивал Курчатова о других ученых – А.Ф. Иоффе, А.И. Алиханове, П.Л. Капице. Он сомневался, на него ли они работают и направлена ли их деятельность «на благо Родины». Эти физики полагали, что бомбу не следует создавать «любой ценой», за счет и без того голодного и разоренного народа. Всемирно известный физик Петр Капица обратился с письмами к Сталину в октябре-ноябре 1945 г., попросив освободить его от работы в Специальном (атомном) комитете, ссылаясь на диктаторские замашки Берия и Маленкова, но в действительности страдая от нравственной уязвимости проекта. Сталин удовлетворил его просьбу, а год спустя Капица в наказание был отстранен от руководства институтом физических проблем в Москве и до смерти Сталина жил фактически под домашним арестом на своей подмосковной даче. Другой замечательный физик Л.Д. Ландау, едва не погибший в сталинской тюрьме в 1937–1938 гг., пошел на компромисс и скрепя сердце согласился работать в атомном проекте, хотя в душе был уверен, что сталинский режим сродни гитлеровскому.

Однако громадное большинство ученых, привлеченных к атомному проекту, среди них крупные физики Юлий Борисович Харитон, Яков Борисович Зельдович, Георгий Николаевич Флёров, не задавались политическими и моральными вопросами. То же самое можно сказать о первых руководителях атомных объектов и разработок, среди них Борис Ванников, Петр Антропов, Ефим Славский, Борис Музруков. Для них, как и для Курчатова, атомный проект стал делом всей жизни. Они работали не за страх, а на совесть, считая строительство бомбы патриотическим долгом.

В первые послевоенные годы советское руководство блефовало, заявляя, что у него есть атомное оружие. В действительности, создание атомного комплекса требовало неимоверных усилий и немалых человеческих жертв. Создавались с нуля новые отрасли промышленности, например, электроника, первые вычислительные машины, комбинаты по добыче обогащенного урана. Испытание первоначально намечалось на 1948 г., но из-за проблем с реактором и неудачи с производством обогащенного урана, оно было отложено. Руководитель проекта Берия негодовал – его карьера и жизнь зависели от успеха проекта. К счастью для них, физики смогли продолжать работу в относительно спокойной обстановке. 29 августа 1949 г. над казахской степью в районе города Семипалатинска прогремел взрыв первой советской атомной бомбы – копии американского «Толстяка», разрушившей Нагасаки.

Сталина и Берию волновал вопрос о мощности бомбы. Не слабее ли она американской? Убедившись, что не слабее, Сталин щедро наградил участников атомного проекта. Курчатов, Харитон (научный директор КБ-1, где создавалась первая бомба), Н.А. Доллежаль (конструктор атомного реактора), А.А. Бочвар (руководитель добычи чистого плутония) и сотни других получили денежные премии от ста тысяч до миллиона рублей (астрономическая сумма для советского человека того времени). Кроме этого многие получили от государства в собственность машины и дачи, право на обучение своих детей в любом учебном учреждении и пожизненное право на бесплатный проезд любыми видами транспорта в пределах СССР. По слухам, ходившим среди ученых, список на награждение составлялся на основе другого списка – подлежащих репрессии в случае неудачи испытаний. Но бомба сработала, и кредит доверия к ученым во властных структурах и среди военных заметно возрос.

Вождь не торопился объявлять об успешном атомном испытании всему миру. Он хотел накопить ядерный потенциал и, быть может, опасался возможного превентивного удара США. Американцы все же узнали о советской бомбе по радиоактивным осадкам. В СССР и США ускоренными темпами развернулись работы по термоядерному оружию, неизмеримо более разрушительному, чем атомное.

Литература:

Атомный проект СССР. Документы и материалы. Т. II. Атомная бомба, 1945–1954. Кн. 1 / Под ред. Л.Д. Рябева. М.; Саров, Наука, 1999.

Задача особой государственной важности. Из истории создания ракетно-ядерного оружия и Ракетных войск стратегического назначения (1945–1959 гг.). Сборник документов / Сост. В.И. Ивкин, Г.А. Сухина. М.: РОССПЭН, 2010.

Советский атомный проект/ Ред. Е.А. Негин. Нижний Новгород; Арзамас-16. 1995.

Советский атомный проект. Конец атомной монополии. Как это было…/ Под. ред. Е.А. Негина и Л.П. Голеусовой. Нижний Новгород; Арзамас 16. 1995.

Д. Холлоуэй. Сталин и бомба. Советский Союз и атомная энергия. 1939–1946. Новосибирск: Сибирский хронограф. 1997.

Ю.Н. Смирнов. «Сталин и атомная бомба» // Вопросы истории естествознания и техники. 1994. № 4.

E. Mark. The War Scare of 1946 and Its Consequences // Diplomatic History. 1997. Summer.

4.3.4. Восстановление народного хозяйства после победы. Послевоенный голод

СССР потерял в войне не меньше трети своего национального богатства. Десятки миллионов людей жили в нищете, ютились в землянках, голодали. В то же время СССР сохранил и даже обновил свою промышленную, в том числе и металлургическую базу. В распоряжении государства был громадный запас золота и платины, созданный трудом рабов – лагерных заключенных, и естественные ресурсы (нефть, газ, каменный уголь, руды). Это давало основу для восстановления народного хозяйства и одновременно для улучшения жизни людей.

Однако приоритетом сталинского режима было восстановление и рост тяжелой промышленности и программы вооружений (включая атомный проект). В первой половине 1946 г., несмотря на окончание войны, военные расходы в бюджете СССР были почти равны по величине всем расходам на «народное хозяйство». 9 февраля 1946 г. Сталин выступил с программной речью. Он воскресил большевицкую риторику, напомнив о том, что пока существует «капиталистическая система мирового хозяйства», неизбежна Третья мировая война и СССР должен к ней готовиться. Вождь поставил задачу утроить довоенный объем промышленного производства. На практике это означало замедление конверсии промышленного производства с военного на гражданский лад и создание новых военных программ. В мае 1946 г. был создан Комитет по реактивной технике (в дальнейшем – второй специальный комитет после первого, атомного). В 1946 г. предприятия авиационной промышленности, к примеру, произвели военной продукции на сумму 2,7 млрд руб, в то время как гражданской продукции – на сумму 2,1 млрд рублей. В 1947 г. цифры были, соответственно, 3, 6 млрд руб. и 2,6 млрд руб.

По плану 4-й пятилетки 40 % средств было выделено на восстановление причиненных войной разрушений. Вывезенное из Германии в порядке репараций оборудование и заводы (на сумму более 4 млрд долларов), а также неэквивалентная торговля со странами Восточной Европы помогли финансировать восстановление. Эта задача была в основном выполнена в 1950 г. По сравнению с довоенным уровнем, заметно выросло производство стали и нефти. Но производство товаров народного потребления не достигло даже довоенного уровня.

Еще до разрыва с западными державами стало ясно, что СССР не сможет получить западные кредиты. США могли дать деньги только в обмен на советские политические уступки, что было неприемлемо для Сталина. По логике сталинского режима, лучше было не брать кредитов и не участвовать в международных финансово-экономических структурах (Всемирный банк, МВФ), поскольку это вело бы к зависимости, а значит и уязвимости советского типа экономики от «капитализма». Молотов позднее вспоминал, что «мы ни на кого не надеялись – только на собственные силы».

Заключенные ГУЛАГа и военнопленные ГУПВИ (Главного управления по делам военнопленных и интернированных) давали советской экономике около 5 млн человек, но в общей армии труда это составляло не больше 6 %. Вместе с тем производительность этого рабского труда была на 50–60 % ниже, чем «свободного». Главным ресурсом восстановления народного хозяйства стал не труд заключенных, а сверхэксплуатация населения и его нищенский уровень жизни. Действуют принятые до войны репрессивные законы, прикрепляющие рабочих к рабочим местам, карающие за прогулы и хищения. Рабочие и служащие работали по шесть дней в неделю, их рабочий день длился десять и более часов. Большинство из них жили в переполненных коммунальных квартирах, в бараках и землянках, поскольку никакого постоянного жилья для народа после войны не строилось. Из их мизерной зарплаты вычитались в бюджет не только налоги, но и «государственные займы», оставлявшие немалые прорехи в скудных семейных бюджетах (только один заём в мае 1946 г. был на 20 млрд руб.).

Свидетельство очевидца

Галина Вишневская так описывает коммунальную квартиру в Москве на углу Столешникова переулка и Петровки, в которой она, ведущая солистка Большого театра, поселилась с мужем в 1952 г.: «Когда-то, до революции это была удобная семикомнатная квартира, рассчитанная на одну семью. Теперь ее превратили в набитый людьми клоповник. В каждой комнате жило по семье, а то и по две семьи – родители с детьми и старший сын с женой и детьми. Всего в квартире человек тридцать пять – естественно, все пользовались одной уборной и одной ванной, где никто никогда не мылся, а только белье стирали, а потом сушили его на кухне. Все стены ванной завешаны корытами и тазами – мыться ходили в баню. По утрам нужно выстоять очередь в уборную, потом очередь умыться и почистить зубы… Очереди, очереди… В кухне – четыре газовые плиты, семь кухонных столов, в углу – полати (там жила какая-то старуха), а под полатями – каморка, и в ней тоже живут двое… Когда-то квартира имела два выхода – парадный и черный, через кухню. Так вот, черный ход закрыли, сломали лестницу, сделали потолок и пол, и получилась узкая как пенал, десятиметровая комната с огромным, во всю стену, окном во двор и цементным полом. Вот в этой комнате на лестничной площадке мы и поселились…» – Галина. История жизни. М.: Вагриус, 2006. С. 104.

В законодательстве о семье проявился отказ от принципов 1920-х гг. Был затруднен развод, введено различие между брачными и внебрачными детьми. Подтвержден категорический запрет аборта. Новшеством эпохи стал закон 1947 г. о запрете браков граждан СССР с иностранцами. Интернационализму был положен конец и в сердечных отношениях. Отныне роман с иностранцем почти неминуемо кончался не браком, а бараком – лагерным сроком.

Но, в то же время, устои семьи были безнадежно подорваны массовыми репрессиями, богоборчеством, колоссальными потерями среди мужчин на войне, заключением миллионов людей в том возрасте, когда созидаются семьи, в лагеря, наконец, просто, невероятной нищетой, страхом и невыносимыми бытовыми тяготами. Множились разводы, обычными стали супружеские измены.

Свидетельство очевидца

«Это всё-таки удивительно, как быстро сумела наша власть морально развратить людей, разрушить кровное отношение детей к родителям, родителей – детям, уничтожить вековые семейные традиции. Насильственно оторванные от понятия “моё”, “своё”, люди легко сходились и также легко расходились; уходя, всё бросали, разучившись придавать значение словам “моя семья”, “мои дети”, “мои родители”. Когда тебе долго повторяют, что всё принадлежит партии и государству – твоя душа, равно как и стул, на котором ты сидишь, – ты в конце концов начинаешь постигать науку равнодушия, непринадлежности своей ни к кому и ни к чему», – писала как раз о послевоенных годах Галина Вишневская. – Галина. История жизни. М.: Вагриус, 2006. С. 61–62.

Людей на стройки и предприятия набирали из молодых крестьян по «оргнабору» (через сеть фабрично-заводских училищ). Миллионы людей, в том числе девушек, угнанных немцами в Германию во время войны, были возвращены в СССР и тут же в принудительном порядке направлены на заводы и в шахты. Но сотни тысяч молодых рабочих уходили «в бега», меняли место работы или не работали вообще. В июне 1948 г. был издан специальный указ «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности».

Неисчерпаемым ресурсом Сталин (бравший в этом пример с Петра I) считал крестьянство, прежде всего русских и украинских колхозников. Однако русское крестьянство, главное «пушечное мясо» войны, сократилось с 45 до 36 миллионов человек. В колхозах не хватало мужчин, не было техники и лошадей. Нередко женщины и подростки впрягались вместо лошадей и тянули соху или борону по колхозному полю. Объявив 9 февраля 1946 г. крайне напряженные задания на 4-ю и 5-ю пятилетки, Сталин стал «закручивать гайки» в колхозах, отменять добытые людьми в силу военной необходимости поблажки. А ведь сколь многие надеялись, что колхозы Сталин вовсе отменит, большинство крестьян жило этой мечтой. Но «родное правительство» поступило иначе. Колхозникам ввели налог на приусадебные участки, повысили нормы обязательной сдачи хлеба, колхозы были укрупнены, чтобы легче было ими управлять.

Свидетельство очевидца

Поэтесса Ольга Берггольц в последней декаде мая 1949 г. поехала в колхоз, расположенный в селе Старое Рахино Крестецкого района Новгородской области. Вот строки из её путевого дневника:

«Весенний сев… превращается в отбывание тягчайшей, почти каторжной повинности: государство нажимает на сроки и площадь, а пахать нечем: нет лошадей (14 штук на колхоз в 240 дворов) и два, в общем, трактора… И вот бабы вручную, мотыгами и заступами поднимают землю под пшеницу, не говоря уже об огородах. Запчастей к тракторам нет. Рабочих мужских рук – почти нет. В этом селе – 400 убитых мужчин, до войны было 450. Нет ни одного не осиротевшего двора – где сын, где муж и отец. Живут чуть не впроголодь.

Вот все в этом селе – победители, это и есть народ – победитель. Как говорится, что он с этого имеет? Ну, хорошо, послевоенные трудности, пиррова победа (по крайней мере, для этого села) – но перспективы? Меня поразило какое-то, явно ощущаемое для меня, угнетенно покорное состояние людей и чуть ли не примирение с состоянием бесперспективности.

Хозяин мой говорил – «конечно, если б не новая подготовка к новой войне, – мы бы встали на ноги, но ведь все же силы брошены на нее»… И в самом деле, все тракторные заводы продолжают ожесточенно выпускать танки….

Вчера многие женщины, по 4–6 человек, впряглись в плуг, пахали свои огороды, столь ненавидимые государством. Но это – наиболее реальный источник жизни и питания… Все женщины стали увечные, все маточные больные, рожать не могут, скидывают; одного-двух родит, уж матка выпадает. Так ведь потому, что работа вся на женщине, разве можно это?» – О. Берггольц. Ольга. Запретный дневник. СПб: Азбука, 2010. С. 146.

Как признал позже Никита Хрущев, «фактически по производству зерна страна длительный период находилась на том уровне, который имела дореволюционная Россия», несмотря на возросшую численность населения. Также и поголовье крупного рогатого скота на сравнимой территории было в 1951 г. все еще несколько ниже, чем в 1916 г. (57,1 против 58,4 млн голов).

В 1946 г. случилась сильная засуха, урожай составил всего 39,6 млн тонн зерна по сравнению с 95,5 млн т. в 1940 г. Сельскохозяйственная катастрофа поставила Украину, Поволжье, Кубань и Урал на грань голода. В «государственном резерве» на складах хранилось 5 млн тонн зерна. Министр заготовок Б. Двинский умолял Сталина «решить наболевший вопрос о том, как жить дальше». Но у вождя были другие приоритеты. Сталин готовился к отмене карточной системы на продовольствие в городах, чтобы продемонстрировать всему миру «успехи» в восстановлении советского хозяйства. Имеющийся хлеб также шел на снабжение армии, оккупационных войск в Германии и в Восточной Европе – в общей сложности 4,5 млн человек. Сталина мало волновала судьба крестьянства. Он, вспоминал Анастас Микоян, «знал качество русского мужика – его терпимость». Крестьяне, с их мизерными приусадебными участками и ничтожными выплатами за «трудодни» (почти исключительно не деньгами, а натурой), должны было выживать, как могли.

Другой возможностью предотвратить голод была закупка хлеба за рубежом. Для этого лишь нужно было продать некоторое количество золота и платины, которое в обилии добывалось трудом заключенных ГУЛАГА и поступало в государственное хранилище (Гохран). Также в Европе было захвачено немало золота, серебра и драгоценностей. 1 апреля 1948 г. по документам в хранилищах Гохрана имелось: золота в слитках и изделиях – 1414 тонны; серебра в слитках и изделиях – 2133 тонны; платины в слитках и изделиях – 7,6 тонны; драгоценных камней – 558 тыс. карат; Алмазного фонда СССР – 22,414 кг.

Именно за годы войны и послевоенной разрухи золотой запас СССР увеличился на 742 тонны, а серебряный – на 1138 тонны. Однако Сталин запрещал продавать золото. По мнению Геращенко, одного из работников Министерства финансов, отца будущего двукратного главы Центробанка, вождь страдал «золотым фетишизмом», т. е. болезнью Скупого Рыцаря. Молотов вспоминал: «Страна была разрушена, люди жили бедно, голодали, а у нас был огромный золотой запас скоплен, и платины было столько, что не показывали на мировом рынки, боясь обесценить!»

Свидетельство очевидца

Историк, профессор МГУ С.С. Дмитриев записал в своем дневнике летом 1947 г.: «У всех ощущение тупика. Инженер из Сталино (Юзовка) рассказывал, что этой зимой у них рабочие на почве недоедания мерли, как мухи осенью засыпают. «Прямо гробов не наготовишься. Прежде всего, конечно, пожилые. Очень многие от голода и нищеты резались»… А под Москвой собирают лебеду – сам видел. Но о всем этом ни гу-гу».

Председатели колхозов, желавшие смягчить положение крестьян, были наказаны. В 1947–1948 гг. 22 000 председателей колхозов и совхозов (12 % от общего числа) получили сроки в исправительно-трудовых лагерях за «разбазаривание колхозного имущества», заключавшееся, в частности, в том, что они давали зерно взаймы голодающим крестьянам до того, как были выполнены государственные поставки. По подсчетам ученых, в 1946–1947 гг. от голода в СССР умерло около 2 миллионов человек, из них полмиллиона – в РСФСР. В советской печати и официальных документах об этом умалчивалось.

Историческая справка

8 августа 1949 г. умер проживавший в Ейске великий русский борец Иван Поддубный. Несмотря на свои 77 лет, он отличался отменным здоровьем и богатырской физической силой. В 1922–1927 гг. Иван Максимович по контракту работал в США, но потом вернулся в СССР и основал советскую школу борьбы – практически все великие русские борцы эмигрировали за границу. В 1939 г. «за вклад в развитие советского спорта» Поддубный был награжден орденом Трудового Красного Знамени. В годы войны он проживал в Ейске, причем один из офицеров СС, страстный поклонник Поддубного, чтобы великому борцу полегче жилось, назначил его директором офицерского казино. В 1947 г. Поддубный голодал, продал все свои чемпионские медали, но партийное руководство осталось равнодушным к судьбе великого борца: ему выделялось 500 граммов хлеба в день, а он мечтал о килограмме! Просил прикрепить его к какой-нибудь воинской части, но партийные чиновники не могли простить ему «сотрудничество с немцами» и отказали. «Чемпион чемпионов» вынужден был побираться, как последний нищий. Изможденный голодом, он сломал бедро, окончательно подорвав некогда богатырское здоровье, и сердце его не выдержало. Иван Максимович настолько обнищал, что не имел даже костюма, чтобы быть похороненным по-человечески.

Жертв было бы больше, если бы не гуманитарная помощь из-за рубежа. Уже второй раз благотворительные и международные организации (первый был в 1922 г.) спасали советских граждан. В 1946–1947 гг. СССР получил гуманитарную помощь от Администрации помощи и восстановления Объединенных Наций (ЮНРРА). Сталин согласился подать заявку на помощь для Украины и Белоруссии. Украинцы получили товаров на 189 млн долл., а Белоруссия – около 60 млн долл. В то же время Сталин отказался принимать помощь для РСФСР, боясь, что уполномоченные ЮНРРА увидят, что не только оккупированные области, но вся Россия находится в разорении. Русское население некоторое время получало помощь по линии Красного Креста. Самая крупная партия помощи на 31 млн долларов поступила от американской благотворительной организации Russian Relief (Помощь России).

Но коммунистическое правительство, боясь усиления прозападных симпатий среди народов России, под различными предлогами, ограничивало эту помощь, в частности, отказалось принимать подарки от частных лиц из-за рубежа. Демонстрируя, что СССР не так уж нуждается в западных «подачках», Сталин демонстративно выделил Болгарии, Румынии, Польше, Чехословакии и другим странам 2,5 млн т зерна в качестве продовольственной помощи.

Сталин рассматривал восстановление советской экономики исключительно через призму высших государственных интересов, прежде всего укрепления военного потенциала «державы», которую бы боялись и уважали вовне. Нужды народа, его жизнь и благополучие в эту схему не вписывались.

Документ

Сталин и восстановление Севастополя (архивный документ).

ЦК ВКП(б) товарищу МАЛЕНКОВУ ДЛЯ ДРУЗЕЙ [членов Политбюро]

«Был проездом в Севастополе. Город с его разрушениями производит гнетущее впечатление. При существующих темпах восстановление города может быть закончено не ранее 10–15 лет, если не позднее. Без вмешательства Москвы город еще долго будет лежать в руинах, являя собой живую демонстрацию нашей нераспорядительности, которую будут расценивать как наше бессилие… Не мешало бы создать специальную комиссию при Совете Министров с поручением, во-первых, выработки плана восстановления города, во-вторых, – организации дела восстановления с расчетом закончить восстановительные работы в 3–4 года».

11. Х. 48 СТАЛИН

В декабре 1947 г. прошла финансовая реформа: обмен старых рублей на новые из расчета десять к одному. Эта реформа укрепила государственные финансы, расшатанные войной и инфляцией, за счет ликвидации частных сбережений, прежде всего крестьян, заработавших во время войны на продаже продуктов.

Одновременно была отменена опротивевшая всем карточная система на продовольствие в городах. При этом цены в государственных магазинах были установлены на уровне гораздо выше довоенного, близком к коммерческим ценам на базарах и рынках. Уже в 1948 г. государство начало регулярные – вплоть до 1954 г. – снижения розничных цен, прежде всего на хлеб. В результате, цены на белый хлеб снизились с 4,4 до 1,55 руб. за килограмм. Эти снижения производились за счет чудовищной эксплуатации крестьянства. Колхозные крестьяне, дававшие этот хлеб, ничего не получали за свой труд. Колхозы были вынуждены «продавать» хлеб государству по ценам, которые даже не окупали транспортные расходы. Многократно возросли налоги на крестьянство: если в 1940 г. средний крестьянин в России платил сельхозналог государству в 100 руб., то в 1952 г. – уже 1100 руб. В результате государство даже при снижении цен могло получать с продажи продуктов налог с оборота. В среднем, с каждой сотни рублей из кармана покупателя, уплаченных за продовольствие в магазинах, пятьдесят рублей составляли чистую прибыль государства.

Одной рукой государство ликвидировало, отбирало, другой давало. Давало щепотью – отбирало пригоршнями. Отбирало у одних – давало другим, своим, новому классу, номенклатуре. Миллионы людей позже вспоминали, как «при Сталине снижали цены», не вспоминая, да и не догадываясь, порой о высоких косвенных налогах и нищенском, рабском положении крестьян. «Дешевая» цена на хлеб и муку после снижений оставалась вдвое большей, чем довоенная, и во много раз превосходила цены последнего дореволюционного (военного) 1916 г.

По официальным данным, в 1948–1953 гг. население «выгадало» от снижения цен 140 млрд руб. В долгосрочном плане низкие цены на продукты привели к пагубным привычкам и экономическим перекосам: большинство народа привыкло к дешевым продуктам как компенсации за свой дешевый труд. А уже через несколько лет после «снижения цен» продукты стали исчезать с государственных прилавков опять, как это было до 1947–1948 гг.

Свидетельство очевидца

Не предполагали простые русские люди и то, как жил в эти трудные годы новый правящий класс. «До поступления в Большой театр я и вообразить себе не могла численность господствующего класса в Советском Союзе. Часто, стоя в Георгиевском зале Кремлевского дворца у банкетного стола, заваленного метровыми осетрами, лоснящимися окороками, зернистой икрой, и поднимая со всеми вместе хрустальный бокал за счастливую жизнь советского народа, я с любопытством рассматривала оплывшие, обрюзгшие физиономии самоизбранных руководителей государства, усердно жующих, истово уничтожающих эти великолепные натюрморты. Я вспоминала свои недавние скитания по огромной стране, с её чудовищным бытом, непролазной грязью и невообразимо низким, буквально нищенским уровнем жизни народа, и невольно думала, что эти опьяненные властью, самодовольные, отупевшие от еды и питья люди, в сущности, живут в другом государстве, построенном ими для себя, для многотысячной орды внутри завоеванной России, эксплуатируя на свою потребу ее нищий обозленный народ. У них свои закрытые продовольственные и промтоварные магазины, портняжные и сапожные мастерские, со здоровенными вышибалами-охранниками в дверях, где всё самого высокого качества и по ценам намного ниже официальных цен для народа. Они живут в великолепных бесплатных квартирах и дачах с целым штатом прислуги, у всех машины с шофером, и не только для них, но и для членов семей. К их услугам бывшие царские дворцы в Крыму и на Кавказе, превращенные специально для них в санатории, свои больницы, дома отдыха… В собственном «внутреннем государстве» есть всё. Искренне уверовав в свою божественную исключительность, они надменно, брезгливо не смешиваются с жизнью советских смердов, надежно отгородившись от них высокими, непроницаемыми заборами государственных дач. В театрах для них отдельные ложи со специальным выходом на улицу, и даже в антрактах они не выходят в фойе, чтобы не унизиться до общения с рабами», – вспоминала солистка Большого театра Галина Вишневская. – Галина. История жизни. С. 121.

Литература:

А. Блюм, М. Меспуле. Бюрократическая анархия: статистика и власть при Сталине. М.: РОССПЭН, 2008.

А.К. Сололов. Принуждение к труду в советской промышленности и его кризис (конец 1930-х – середина 1950-х гг.) // Л.И. Бородкин, Ю.А. Петров. Экономическая история. Ежегодник. М.: РОССПЭН. 2003.

В.П. Попов. Крестьянство и государство (1945–1953) // Исследования новейшей русской истории. Париж. 1992. № 9.

В.С. Лельчук, М.А. Молодцыгин. Послевоенная конверсия // СССР и холодная война / Ред. В.С. Лельчук, Е.И. Пивовар. М.: Мосгорархив, 1995. С. 99–141.

В.Ф. Зима. Голод в СССР 1946–1947 годов: происхождение и последствия. М.: Институт российской истории РАН. 1996.

И.В. Быстрова. Развитие военно-промышленного комплекса // СССР и холодная война / Ред. В.С. Лельчук, Е.И. Пивовар. М.: Мосгорархив, 1995. С. 160–202.

Н. Симонов. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920-е – 1950-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управления. М.: РОССПЭН, 1996.

Советская жизнь 1945–1953 / Ред. Е.Ю. Зубкова и др. М.: РОССПЭН, 2003.

О.Л. Лейбович. В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции в 1940-е и 1950-е годы. М.: РОССПЭН, 2008.

4.3.5. От «подсоветского» к «советскому» обществу

Послевоенные годы можно рассматривать как наиболее «советский» период истории СССР. С одной стороны, каждый год уносил людей из поколения, еще заставшего последние годы XIX столетия и начало XX. Тех, кому во второй половине 1940-х гг. было за 80 или под 80, оставалось чрезвычайно немного, и не они составляли активную часть общества. Актрисы Яблочкина или Книппер-Чехова, начинавшие еще в революционные годы писатели Сергеев-Ценский и Тренёв, искусствовед Грабарь, историк Тарле или глава Русской Православной Церкви с 1945 г. Патриарх Алексий воспринимались, как случайные обломки, уцелевшие от кораблекрушения. Стариками казались отнюдь не старые люди. Вернувшееся с полей войны, повзрослевшее не на четыре года, а на целую жизнь поколение фронтовиков (1910–1925 гг. рождения) дореволюционной жизни, естественно, не знали и воспринимали как единственно возможный советский образ жизни, каким он складывался в послевоенные годы. Военный успех страны от осени 1941 к весне 1945 воспринимался многими, как знак верного и даже единственно верного пути. Образ могущественного генералиссимуса в белом кителе и золотых погонах заслонял штатского «интеллигента» в галстуке – Ленина и его «товарищей».

Сталин, его маршалы и генералы – вот идеал для советского человека, вот – «победители» (под таким названием шла во МХАТе пьеса, поставленная в 1947 г.). То, что именно Сталин, а не народ и Божий промысел, победил фашизм, казалось бы, подтверждалось успехами вождя в международной политике. Из страны с обрубленными в сравнении с 1916 г. границами, находившуюся во «враждебном окружении», какой она была в 1930-е гг., Сталин превратил СССР в страну-победительницу, почти восстановившую границы Российской Империи и окруженную почти по всему периметру странами-сателлитами.

Железный занавес, установившийся в 1946 г., отрезал советского человека от какого-нибудь доступа информации извне, а поднявшаяся в конце 1940-х гг. волна ложного патриотизма оставила гражданам СССР возможность читать либо однотомники иностранных классиков, либо тех зарубежных писателей, кого в СССР называли «прогрессивными» и кто в стихах и прозе славил Сталина и коммунизм не менее усердно, нежели советские писатели, и столь же небескорыстно. Расправа над Зощенко и Ахматовой (1946 год), вынужденное молчание Пастернака, которому на целое десятилетие уготована была возможность жить только переводами, свидетельствовала о том, что даже относительное веяние свободы, творчества и искренности, пронесшееся в русской подсоветской литературе в начале войны, в условиях послевоенного СССР было невозможно. Под запрет попадало даже то, что вызывало благосклонное приятие властей в недавнем прошлом.

У многих, и отнюдь не только в СССР, но и за его пределами, складывалось впечатление, что Сталину и его режиму подвластно всё, до создания атомной бомбы включительно. Философ Алексей Федорович Лосев в эти годы собирался вступать в ВКП(б) (но так и не вступил) и начал проповедовать марксизм. Отвечая на недоуменный вопрос своего старинного друга философа Асмуса, зачем он это делает, великий мыслитель сказал – «Валентин Фердинандович, это – на тысячу лет». Подобное впечатление соблазнило и тех соотечественников-репатриантов, что возвращались в СССР из Западной Европы, и даже тех, кто не вернулся, но в сознании которых тотальное неприятие советского режима во второй половине 1940-х гг. на какой-то миг дало трещину.

Огромным событием стала передача коммунистами Троице-Сергиевой Лавры обратно в руки Русской Православной Церкви, действительно потрясшая тех, для кого обитель преподобного Сергия никогда не переставала быть святыней. Это сказалось и отчасти сказывается даже в XXI в. на оценке роли Сталина частью духовенства, воспринимающего позднего Сталина в отрыве от предыдущих 20 лет его деятельности. Обилие литературы по русской истории, написанной с большей или меньшей степенью художественной правдивости и одаренности; серия фильмов и пьес «о великих людях», даже серии почтовых марок с портретами дореволюционных ученых, писателей, поэтов – все это создавало видимость возвращения исторического прошлого, соблазнявшее молодые умы, не получившие подлинной религиозно-нравственной подготовки и, соответственно, противоядия ко лжи советской пропаганды.

В допущенной культуре главенствовала антизападная направленность и шпиономания – пьесы «Русский вопрос» и «Чужая тень» Константина Симонова, «Заговор обреченных» Николая Вирты и безудержная лакировка действительности в произведениях искусства на современную тему, включая и изображения последней войны. Едва ли не единственным исключением может служить написанная по-журналистски искренне повесть Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» (1946). Тем, кто хотел глотнуть свежего воздуха настоящего искусства, оставалась возможность почерпнуть его из классической литературы, музыки и отдельных спектаклей по произведениям классики.

И в то же время, можно сказать, что именно в эти годы возрождается энергия освобождения. Фронтовики, видевшие своими глазами СМЕРШ и заградотряды, бездарность многих военачальников, их жадность и властолюбие; воины, брошенные «народной» властью в немецком плену и потом получившие, вместо просьб о прощении от той же власти, уже не немецкие, а советские сроки заключения, – всё это заставляло миллионы людей переосмыслить свое отношение к сталинскому режиму, к Ленину и коммунизму вообще. Прошедшие через фронт люди иначе вели себя в лагерях, чем деморализованные интеллигенты или, тем более, не имевшие прочных моральных устоев партийцы 1930-х гг. Нравственный воздух лагерей и первые попытки сопротивления в конце 1940-х гг. несопоставимы с атмосферой ГУЛАГа 1930-х. Об этом явственно свидетельствовал позднее Варлаам Шаламов в своих «Колымских рассказах».

Именно в эти годы не оправдавшихся надежд и новых ожиданий пишет Борис Пастернак свой роман «Доктор Живаго», который десять лет спустя был удостоен Нобелевской премии по литературе. Как говорится в предпоследнем параграфе «Доктора Живаго», «хотя просветление и освобождение, которых ждали после войны, не наступили вместе с победою, как думали, но все равно, предвестие свободы носилось в воздухе все послевоенные годы, составляя их единственное историческое содержание». Потому-то и сам Пастернак обрел в это глухое время вдохновение и силу, чтобы осуществить свое давнее намерение написать масштабный роман о своей эпохе.

Стихи «доктора» из романа – не только лучшее, что было написано на русском языке в эти годы, но и принадлежит к абсолютным вершинам русской и мировой поэзии. Духовным образом целого поколения стали строки:

Гул затих, я вышел на подмостки, прислоняясь к дверному косяку. Я ловлю в далеком отголоске, Что случится на моем веку. На меня наставлен сумрак ночи, Тысячью биноклей на оси. Если только можешь, Авва Отче! Чашу эту мимо пронеси. Мне знаком Твой замысел упрямый, И готов играть я эту роль, Но сейчас идет иная драма, И на этот раз меня уволь. Но намечен распорядок действий, и не отвратим конец пути. Я один, всё тонет в фарисействе. Жизнь прожить – не поле перейти.

Заметки ответственного редактора:

После тех изменений, которые претерпело русское общество в России в 1940-е гг., следует ли перестать называть его русским и начать называть советским, или же сохранить за ним его старое родовое определение – русское общество? Авторы книги не раз обсуждали эту проблему. Мы всё же решили не идти вслед за традицией советской пропаганды и не переименовывать русское общество в России в советское, хотя по самосознанию оно действительно в значительной степени стало к этому времени советским, глубоко разойдясь и с русским обществом начала ХХ в., и с русским обществом современного ему Зарубежья. Мы исходили из того, что сопротивление советизации не прекращалось ни на час в покоренной большевиками России. Сопротивлялись действием, словом, верой, совестью. И поэтому можно говорить об осовеченном русском обществе, но не о советском обществе.

Русское общество оставалось в России в 1940–1980-е гг., как и до 1917 г., как и в Зарубежье, многоэтничным и много исповедным. Само себя оно часто именовало советским и редко – русским, но всё же оно оставалось в глубине своей русским, и потому всё более стремилось к восстановлению своей тождественности с Россией и восстановило ее, хотя бы формально в 1993 г. став вновь российским, русским в Российской Федерации. Советским, коммунистическим, большевицким (что правильней, так как советы были чистой фикцией власти после 1918 г.) был режим, были его институты – армия, академия наук, правительство, союз писателей, коммунистическая партия и идеология. Но наука, культура и сам человек оставались русскими. Драматическая, хотя большей частью и невидимая, борьба между советским и русским в душах и деяниях людей России есть суть русской жизни второй половины ХХ в. В некотором смысле борьба эта продолжается и ныне.

4.3.6. Попытки захватить Иранский Азербайджан, Западную Армению и Проливы. Фултонская речь Черчилля и реакция Сталина. Начало холодной войны

7 июня 1945 г. Молотов по инструкции Сталина предъявил турецкому послу в Москве ультимативное требование создать «совместные» советско-турецкие базы для защиты Босфора и Дарданелл, а также возвратить советским Армении и Грузии территории, которые были до 1917 г. в составе Российской Империи и были уступлены Турции ленинским правительством по договору 1921 г. Турецкие проливы были, как мы помним, под прицелом сталинской дипломатии, начиная с 1940 г., когда Молотов на переговорах с Гитлером в Берлине ясно дал понять, что СССР нуждается в выходе в Средиземное море. В 1943–1944 гг. Сталин обсуждал вопрос о проливах с Черчиллем и получил от британского премьера устное заверение, что режим Проливов, регулируемый международным соглашением в Монтрё, будет пересмотрен с учетом советских интересов. Литвинов в МИДе полагал, что этот пересмотр возможен в рамках общего советско-британского «полюбовного соглашения» о сферах влияния.

Сталин, однако, и в этом случае полагался только на собственные силы, не веря в соглашение с союзниками. Ему хотелось сначала сломить волю турок, а потом закрепить свой успех на международной конференции в рамках «большой тройки». Проблема была, однако, в том, что Турция сохраняла нейтралитет в войне и весной 1945 г. вступила в ряды «объединенных наций».

Свидетельство очевидца

Молотов вспоминал: «Я ему [Сталину] говорил. Это была наша ошибка. Это было несвоевременное, неосуществимое дело. Проливы должны быть под охраной Советского Союза и Турции. Сталин: «Давай, нажимай! В порядке совместного владения». Я ему: «Не дадут». – «А ты потребуй!»» – Ф. Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 102–103.

Чтобы оправдать и замаскировать давление на Турцию, Сталин решил использовать «армянскую карту». Власти Советской Армении в конце Второй мировой войны получали сотни обращений от армянских эмигрантов в США, Южной Америке и других регионах к «великому Сталину» с надеждой на восстановление справедливости в отношении армянского народа, попранной турецким геноцидом 1915–1916 гг. (см. 1.4.11). В 1945 г. Сталин разрешил репатриацию армян в СССР.

Антитурецкий национализм раздувался и в Грузии. В декабре 1945 г. в грузинской печати, а затем и в центральной советской печати появилась статья двух историков-академиков, которая напоминала, что территории Северо-Восточной Турции (до Трапезунда и, даже, Синопа) были исторически грузинской территорией. В Грузии многие с нетерпением ждали войны с Турцией. Дэви Стуруа, сын бывшего председателя Верховного Совета Грузинской ССР, говорил в интервью составителям этой книги: «Если бы Сталин присоединил эти земли, он бы стал богом для грузин».

Одновременно Сталин санкционировал давление на Иран с целью получить доступ к нефтяным месторождением в Северной Персии. В 1944 г. советская делегация в Тегеране, возглавляемая Сергеем Кавтарадзе, пыталась получить у иранцев нефтяные концессии, но иранский парламент принял закон, запрещающий подобные сделки до тех пор, пока войска других государств (имелись в виду советские войска, оккупировавшие Северный Иран с осени 1941 г.) остаются на территории Ирана. Эта мера выбила из рук Сталина его главный козырь. Как и в случае с Турцией, он решил разыграть другие «национальные» карты. В июле 1945 г. Политбюро ВКП(б) одобрило «меры по организации сепаратистского движения» азербайджанцев и курдов в северо-западных провинциях Ирана. Сталин дал указание руководителю Советского Азербайджана М. Багирову готовиться к «объединению Азербайджана», т. е. к присоединению азербайджанских районов Ирана к СССР. Эти шаги вызвали подъем национальных чувств у азербайджанцев.

Однако, как показывают рассекреченные документы, Сталин эксплуатировал национальные чувства в интересах своей политики – расширения советской империи и для давления на Турцию и Иран. Главным вопросом для него было не присоединение армянской Анатолии к Советской Армении и Северного Ирана – к Советскому Азербайджану, а контроль над турецкими проливами и над нефтяными запасами. Но в игре, построенной на разжигании националистических чувств, Сталин грубо просчитался. Его политика ударила бумерангом. В Турции начались антисоветские массовые выступления. Турецкое правительство отказалось от переговоров с СССР и обратилось за поддержкой в Лондон и Вашингтон. В турецкие проливы, упреждая советские военные корабли, вошел американский линкор «Миссури». Сталин, не заинтересованный в международном кризисе из-за проливов, не стал идти на обострение «войны нервов» с Анкарой.

В Северном Иране все первоначально развивалось по советскому плану. С сентября 1945 г. шла лихорадочная работа по превращению его в просоветскую «автономную» зону. Багиров и советское военное командование в Северном Иране создали «Демократическую партию Азербайджана», разоружили иранскую жандармерию и фактически подготовили почву для провозглашения Северо-Западного Ирана в качестве просоветской автономной области. Премьер-министр Ирана Кавам приехал в феврале 1946 г. в Москву для переговоров со Сталиным. Сталин предлагал Каваму военную поддержку в обмен на предоставление СССР нефтяных концессий на севере Ирана. Вместо этого Кавам повел двойную игру и обратился за поддержкой к американцам. В марте 1946 г. истек согласованный лимит пребывания советских войск в Иране, а Сталин по-прежнему тянул с их отводом, рассчитывая на силовое давление на Тегеран. Разразился международный «иранский кризис», в котором администрация Трумэна выступила в защиту суверенитета Ирана. Под нажимом США 24 марта 1946 г. Сталин был вынужден начать вывод войск. Сталинская политика голой силы потерпела полный провал.

Одновременно Трумэн дал понять Сталину, что США защитят Турцию от советского военного нажима. Летом 1946 г. американские военные, приняв советские военные маневры за подготовку к атаке на Турцию, разработали план атомной бомбардировки СССР. В итоге СССР не получил ни баз в проливах, ни иранской нефти. А Турция и Иран на долгие годы стали американскими союзниками. В Турции разместились американские военно-воздушные базы, а затем и ракеты, нацеленные на СССР.

Вместе с тем для многих политиков на Западе «дядюшка Джо» (от английского Джозеф, Иосиф, так за глаза они называли Сталина) по-прежнему оставался уважаемым союзником по антигитлеровской коалиции. Окончание войны опьяняло; в советскую экспансию не хотелось верить. Отрезвление западных обществ наступило только когда 5 марта 1946 г. незадолго до того ушедший в отставку британский премьер-министр Уинстон Черчилль впервые за последние годы назвал вещи своими именами и публично обвинил Советский Союз в стремлении к мировому господству. Сделал он это в лекции, прочитанной в США, в Вестминстерском колледже города Фултон (штат Миссури). В присутствии Президента США Гарри Трумэна Черчилль объявил о том, что коммунистические партии разных стран представляют собой все возрастающую опасность «христианской цивилизации», что через весь европейский континент уже «протянулся железный занавес», к востоку от которого Советы установили свой жесткий контроль над оказавшимися в их сфере влияния народами. Черчилль призвал создать американо-английский союз для сдерживания имперских амбиций СССР. Опытнейший британский государственный деятель на этот раз мыслил в категориях прав и демократических свобод каждого человека и благополучия «каждого дома». Он призывал защитить эти права к западу от железного занавеса и не допустить их полного попрания коммунистическим тоталитаризмом в России, Восточной Европе, в Китае. Черчилль призвал американцев совместно с британцами и в рамках ООН создать систему сдерживания коммунистической экспансии. Не только экспансии территориальной, но даже в большей степени – экспансии духовной, то есть противиться навязыванию коммунистических идей и методов властвования народам тех стран, которые Сталин поспешил включить в зону своего влияния.

В ответ на выступление Черчилля Сталин дал интервью газете «Правда», в котором обвинил Черчилля в призыве к господству англо-саксонской «высшей расы» над миром, сравнив его «и его друзей» с Гитлером: «Нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны не для того, что бы заменить господство гитлеров господством черчиллей».

Еще до речи в Фултоне, наблюдая события на Ближнем Востоке и в Центральной Европе, администрация Трумэна пришла к выводу, что переговоры со Сталиным не ведут к созданию прочного мира. Последовав фултонскому совету Черчилля, США приняли на вооружение стратегию «сдерживания» советского экспансионизма. Постепенно противостояние бывших союзников по антигитлеровской коалиции приобретает открытые формы. Через год после Фултона марте 1947 г. в обращении к Конгрессу Трумэн сформулировал внешнеполитическую доктрину США, заявив, что его страна будет «поддерживать свободные народы, которые оказывают сопротивление… внешнему давлению». При этом американцы ошибочно истолковали сталинскую внешнюю политику как, прежде всего, продолжение традиций российской экспансии, путая СССР и Россию. По просьбе президента Конгресс выделил 400 млн долларов на помощь правительствам Греции и Турции: как раз в то время в этих странах возникла угроза коммунистических переворотов. Американо-английский союз против СССР, возникший в это время, просуществовал до самого окончания холодной войны.

Документ

Уинстон Черчилль. РЕЧЬ В ФУЛТОНЕ

(Вестминстерский Колледж, Фултон, Mиссури, 5 марта 1946 г.) (выдержки)

… «Соединенные Штаты достигли ныне вершины мирового могущества. Это – славный момент для американской демократии. С этой мощью должна сочетаться огромная ответственность за будущее. Если вы посмотрите вокруг себя, вы должны ощущать не только чувство исполненных обязательств, но и беспокойство, боязнь не потерять достигнутое. Возможности наши теперь ясны и понятны для обеих наших стран. Если будем отклонять или игнорировать их или растрачивать по мелочам, впоследствии мы получим справедливые упреки. Необходимо, чтобы постоянство убеждений, настойчивость в достижении цели и великая простота решений управляли поведением англоговорящих народов, как это было во время войны. Мы должны, и я верю, что мы будем соблюдать эти важные принципы.

Когда американские военные стремятся решить какую-то серьезную задачу, они имеют привычку писать во главе их директивы слова «Исчерпывающая стратегическая концепция«. Это мудро, так как это ведет к ясности мысли. Что тогда является исчерпывающей стратегической концепцией, которую мы должны провозгласить сегодня? Это не что иное, как безопасность и благосостояние, свобода и прогресс для всех домов и семей, для всех мужчин и женщин во всех странах. И здесь я говорю особенно о великом множестве домов и семей, в которых кормилец борется с трудностями жизни, охраняет жену и детей от нужды и лишений и воспитывает в своей семье страх Божий и иные нравственные принципы, имеющие основополагающее значение.

Чтобы обеспечить безопасность этим бесчисленным домам и семьям, необходимо оградить их от двух гигантских мародеров – войны и тирании. Все мы знаем, в какой хаос погружается любая семья, когда проклятье войны надвигается на кормильца и его близких.

На наших глазах свершилась ужасное разрушение Европы, всей её красоты, свершилось и разрушение значительной части Азии. Когда проекты злодеев или агрессивные помыслы могущественных государств разбивают на части цивилизованные общества, скромные простые люди оказываются перед трудностями, с которыми они не могут справиться. Для них все искажено, все нарушено, вся их жизнь стерта в порошок.

Стоя здесь в этот тихий полдень, я с дрожью думаю, что случилось с миллионами людей и что еще может случиться ныне, когда голод приходит на землю.

Невозможно исчислить то, что я называю «неподсчитываемой суммой человеческой боли». Наша высшая задача и обязанность состоит в защите всех людей от ужасов и бедствий новой войны. Мы все согласны с этим. Наши американские военные коллеги, объявив их «исчерпывающую стратегическую концепцию» и вычислив имеющиеся ресурсы, всегда переходят к следующему шагу – а именно, к методу. У нас есть широко известное соглашение – мировая организация, созданная главным образом для предотвращения войны – ООH, преемник Лиги Наций, с важнейшим дополнением – Соединенными Штатами.

Мы должны удостовериться, что эта организация является плодотворной, что она – действительность, а не обман, что это действенная сила, а не просто игра слов, что это истинный храм мира, в котором могут быть повешены щиты многих наций, а не Вавилонская Башня.

…Было бы, однако, неправильно и неблагоразумно, чтобы вручить секретное знание или опыт создания атомной бомбы, который имеют Соединенные Штаты, Великобритания, и Канада, организации, которая все еще в младенческом возрасте. Это было бы преступное безумие… Люди всех стран спокойно спят в своих кроватях, потому что эти знания и опыт атомного оружия по большей части находится в американских руках.

Я не думаю, что мы бы спали так спокойно, если этим смертельным оружием монопольно обладали некоторые коммунистические или неофашистские государства. Это оружие было бы ими использовано для того, чтобы навязать тоталитарные системы свободному демократическому миру, что привело бы к ужасным последствиям. Видит Бог, это не должно произойти, и мы имеем, по крайней мере, некоторое время для укрепления нашего дома, прежде, чем мы столкнемся с этой опасностью, и даже тогда, когда никакие усилия не помогут сохранить монополию на атомное оружие, мы должны обладать огромным превосходством, чтобы использовать это превосходство в качестве устрашения.

В конечном счете, когда братство людей будет создано и воплощено во всемирной организации, располагающей всеми необходимыми практическими гарантиями, для эффективной деятельности, полномочия на использование этого оружия должны быть, конечно, предоставлены мировой организации.

Теперь я подхожу ко второй опасности из тех, которые угрожают каждому дому, и всем людям, – к тирании. Мы не можем быть слепы к факту, что привилегии, которыми наслаждается каждый гражданин Британской Империи, не имеют силы в значительном числе стран, некоторые из которых являются очень мощными. В этих странах контроль над человеком осуществляется всемогущими полицейскими ведомствами.

Власть государства осуществляется без ограничения или диктаторами или небольшими олигархиями, действующими через привилегированную часть населения и политическую полицию. Мы не должны в нынешнее трудное время вмешиваться, используя силу, во внутренние дела стран, которые мы не победили в войне. Hо мы не должны прекращать бесстрашно проповедовать великие принципы свободы и прав человека, которые являются достижением англо-говорящего мира и которые запечатлены в Билле о правах и английской Великой Хартии и проявили себя наиболее полным образом в американской Декларации Независимости.

Люди любой страны должны иметь конституционные права, свободные выборы, с тайным голосованием, чтобы они могли свободно выбирать и изменять характер и состав правительства, которое ими управляет. Это свобода слова и мысли, это судьи, независимые от исполнительной власти, несмещаемые, которые должны сообразовывать свою деятельность только с законами, которые получили широкое согласие большинства общества или освящены традицией. Свобода должна быть в каждом доме. Вот обращение британского и американского народов к человечеству. Позвольте нам проповедовать то, что мы практикуем, и практиковать то, что мы проповедуем.

Я указал две большие опасности, которые угрожают людям: война и тирания. Я еще не говорил о бедности и лишениях, которые вызывают во многих случаях беспокойство. Но если опасности войны и тирании удалены, нет сомнения, что наука и сотрудничество, ведущее к миру, приведет постепенно к росту благосостояния. Ныне, в это одновременно печальное и славное время, мы охвачены голодом и бедствиями, которые являются следствиями страшной войны. Но это пройдет и может пройти быстро, и нет причин, мешающих исцелению, кроме человеческого безумия или сверхчеловеческого преступления.

Я часто привожу слова, которые услышал 50 лет назад от замечательного ирландско-американского оратора, моего друга Бурка Кокрэна: «Всего хватит для всех. Земля – щедрая мать; она обеспечит достаточно пропитания для всех ее детей, если они будут возделывать ее почву по закону и в мире».

…Темные века могут вернуться, каменный век может вернуться на сверкающих крыльях науки, и то, что могло бы теперь быть источником бесчисленных материальных благ для человечества, может принести полное разрушение. «Остерегайтесь, говорю я вам – время лукаво».

Hе позволяйте себе плыть по течению жизни, пока еще не поздно. Если имеется какая-либо братская ассоциация, подобная мной описанной, со всей дополнительной силой и безопасностью, которую обе наши страны могут гарантировать, удостоверьтесь, что этот великий факт известен миру, и что он содействует стабилизации основ мира. Есть древняя мудрость: Предотвращать проще, чем исправлять.

На ту часть мира, которая недавно еще была освещена победой союзников, ныне пала тень. Hикто не знает, что советская Россия и коммунистическая всемирная организация намерены делать в ближайшем будущем, и каковы пределы их экспансионистских планов и желаний обращать мир в свою веру. Я восторгаюсь и испытываю уважение к храбрым русским людям и к моему боевому товарищу, маршалу Сталину. Англичане глубоко сочувствуют и доброжелательно относятся – я не сомневаюсь в этом – ко всем русским людям. И они полны решимости добиваться, несмотря на множество различий и проблем, установления долгой дружбы между ними и русским народом. Мы понимаем потребность России в безопасности ее западных границ, в устранении какой-либо возможности немецкой агрессии в будущем. Мы приветствуем Россию на ее законном месте среди ведущих народов мира. Мы приветствуем ее флаг на морях.

Прежде всего, мы приветствуем постоянные, частые и всё возрастающие контакты между русскими людьми и нашими соотечественниками по обе стороны Атлантики. Заявить об этом я полагаю своей обязанностью. И, однако, я уверен, что вы желаете, чтобы я показал вам существующее положение в Европе таким, каким я его вижу.

От Штеттина на Балтике до Триеста на Aдриатике, поперек континента протянулся железный занавес. По ту сторону воображаемой линии все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София, все эти известные города и области вокруг них находятся в том, что я должен называть советской сферой. Там все подчинено, в той или иной форме, не просто советскому влиянию, но очень сильному и, во многих случаях, чрезвычайно сильному контролю Москвы. Только Афины – Греция с бессмертной ее красотой – является свободной в выборе своего будущего под британской, американской и французской защитой. Контролируемое русскими польское правительство было поощрено делать большие и неправомерные нападки на Германию, и осуществило массовые изгнания миллионов немцев в масштабе, печальном и невообразимом. Коммунистические партии, которые были очень небольшие во всех восточно-европейских государствах, дорвались до власти и повсюду получили в свои неограниченный тоталитарный контроль над обществами. Полицейские правительства преобладают в этой части мира, и, кроме пока Чехословакии, нигде там нет никакой настоящей демократии.

Турция и Персия также глубоко встревожены и обеспокоены требованиями, которые предъявляет к ним московское правительство. Русские сделали попытку создать квази-коммунистическую партию в Берлине, в их зоне оккупации Германии, особо поддерживая группу левых немецких лидеров… Если теперь советское правительство попытается отдельно создать прокоммунистическую Германию в их зоне, это причинит новые серьезные трудности в Британской и Американской зонах, и разделит побежденных немцев между Советами и Западными демократическими государствами.

Любые выводы могут быть сделаны из этих фактов – и факты таковы: это, конечно, не та освобожденная Европа, за которую мы боролись. Это не то, что необходимо для постоянного мира.

Безопасность мира требует нового единства в Европе, от которого никакая нация не должна быть в стороне. Из-за ссор между сильными расами в Европе происходили все войны, как в прошлое время, так и та Мировая война, свидетелями которой мы были…

И по нашу сторону железного занавеса, лежащего поперек Европы есть много причин для беспокойства.

Серьезные трудности доставляет в Италии Коммунистическая партия поддержкой требований коммунистической клики Маршала Тито об изменении границ Италии на Адриатике. Однако будущее Италии устойчиво.

Нельзя представить восстановленную Европу без сильной Франции. Всю мою сознательную жизнь я работал для сохранения сильной Франции, и я никогда не терял веру в ее судьбу, даже в самые темные для нее дни. Я не буду терять веру и теперь. Однако, в большом числе стран, далеких от российских границ, и во всем мире, коммунистические пятые колонны дестабилизируют жизнь, действуя в полном единстве и абсолютном повиновении указаниям, которые они получают от коммунистического центра. Даже в Британском Содружестве наций и в Соединенных Штатах, где коммунизм еще в младенчестве, коммунистические партии или пятые колонны являют собой всё возрастающий вызов и опасность для христианской цивилизации.

Это факты могут многим показаться слишком мрачными, чтобы говорить о них на другой день после победы, достигнутой благодаря великому братству по оружию и стремлению к свободе и демократии, – но мы должны их знать, чтобы не сидеть, сложа руки, когда еще есть время что-то сделать.

Беспокоит также перспектива на Дальнем Востоке и особенно в Маньчжурии. Соглашение, которое было сделано в Ялте, к которому я был причастен, чрезвычайно благоприятно для советской России, но оно заключалось в то время, когда все думали, что немецкая война продлится лето и осень 1945 г. и что война с Японией будет продолжаться еще 18 месяцев после завершения войны с Германией. Здесь все вы так хорошо осведомлены о положении на Дальнем Востоке, и такие преданные друзья Китая, что нет нужды распространяться далее на эту тему.

Я чувствовал себя обязанным показать ту тень, которая, как на Западе, так и на Востоке, падает ныне на мир. Я был влиятельным министром во время подписания Версальского Соглашения и близким другом г. Ллойд Джорджа, который был главой Британской делегации в Версале. Я не соглашался со многими вещами, которых тогда был свидетелем, но у меня осталось очень сильное впечатление о той ситуации, и мне мучительно сопоставлять те события с тем, что преобладает теперь. В те дни имелись большие надежды и, даже, безграничная уверенность, что войны закончены, и что Лига Наций – всемогущая организация. Я не вижу и не чувствую той же самой уверенности или даже тех же самых надежд в нынешнем исстрадавшемся мире. Более того, я придерживаюсь мнения, что война надвигается, что она почти неизбежна.

Но я уверен, что наша судьба все еще в наших собственных руках и что в наших силах спасти будущее… Я не верю, что советская Россия желает войны… И на что мы должны обратить внимание сегодня, пока еще есть время – так это на постоянную работу по предотвращению войны и по обеспечению условий свободы и демократии, насколько это возможно во всех странах. Hаши трудности и опасности не исчезнут, если мы закроем наши глаза на них. Они не исчезнут от простого ожидания того, что должно случиться; и не будут удалены политикой умиротворения. Необходимо урегулирование, и чем дольше это будет отсрочено, тем труднее это будет и тем больше возрастет опасность.

Я видел наших русских друзей и союзников во время войны, и я убежден, что ничем они не восхищаются так, как силой, и ничто не уважают меньше, как слабость, особенно военную. Поэтому старая доктрина равновесия сил необоснованна.…

Только теперь, в 1946 г., может быть достигнуто хорошее взаимопонимание по всем пунктам с Россией под общей властью Организации Объединенных Hаций. И это взаимопонимании на долгие мирные годы нужно поддерживать всей силой англоговорящего мира и всех его институций…

Если население англоговорящих наций Содружества объединится с США во всем, что такое сотрудничество подразумевает: в воздухе, в море, на суше на всем пространстве земного шара – и в науке и в промышленности, и в моральной силе, то не сможет произойти никакого случайного изменения в равновесии сил, чтобы ввести кого-либо в искушение впасть в амбиции или осуществлять авантюры. Напротив, такой союз будет давать высокие гарантии безопасности.

Если мы будем искренне придерживаться Устава Организации Объединенных Наций и идти вперед с уравновешенной и трезвой силой, не стремящейся к захвату каких-либо земель или богатств, не стремящейся к установлению какого бы то ни было контроля над мыслями людей; если вся нравственная мощь британцев и их материальные силы и убеждения будут соединены с вашими собственными братской ассоциацией, – то тогда высокие пути будущего будут ясными не только для нас, но для всех, и не только в наше время, но и в течение грядущих столетий».

Литература:

В. Зубок. Сталин, Запад и начало «холодной войны» // Посев. 2006 № 5 (1544). С. 39–45.

Д. Хасанлы. Южный Азербайджан. Начало холодной войны. Баку: Адильоглы, 2003.

4.3.7. Советизация Восточной и Центральной Европы. Репрессии и реформы

Главной целью Сталина и его помощников было создание в Европе пояса из «дружественных государств», привязанных к СССР. Мирными средствами такую задачу, однако, решить было невозможно. Восточная и Центральная Европа, регион с населением почти в сто миллионов человек, исторически тяготел к Западу, а не к Востоку. Антирусские настроения в Польше, Румынии и Венгрии уходили вглубь истории.

В начале 1946 г. советские войска, расквартированные в Восточной Европе, по-прежнему находились в состоянии боевой готовности. В большинстве стран, завоеванных Красной армией, шла активная подготовка к парламентским выборам, и пускать это важное дело на самотек Сталин совсем не хотел. Соответствующие ялтинские решения он выполнять не собирался. В 1945–1946 гг. Сталин еще поддерживал «демократический» фасад в Польше и других странах Восточной и Центральной Европы. В советском лексиконе их назвали «страны народной демократии», подчеркивая отличие их социально-политического строя от советского. Там еще действовали многопартийная система и парламент, не было попыток коллективизации крестьянства. Но одновременно строился фундамент для просоветских режимов. В декабре 1945 г. на переговорах в Москве Сталин обещал американцам и англичанам, что результаты выборов в Болгарии и Румынии (которые оппозиция бойкотировала в знак протеста против коммунистического террора) будут частично пересмотрены и оппозиционеры получат посты в правительствах. Но стоило переговорам закончиться, как Сталин инструктировал болгарских коммунистов: «Выборы закончены. Ваша оппозиция может убираться к черту. Она бойкотировала эти выборы. Три великие державы признали эти выборы. Разве это не ясно из решений Московского совещания о Болгарии?» Сталин заключил: «Главное в том, чтобы разложить оппозицию».

Сталин рассчитывал проводить советизацию Центральной и Восточной Европы постепенно и осторожно, чтобы поставить западные державы перед свершившимся фактом. В публичных репликах Сталин отвергал обвинения в стремлении распространить «коммунистические порядки» на Европу. Он грубовато шутил, что коммунизм годится полякам, чехам, румынам или болгарам, «как корове седло». Но на деле советизации удалось избежать лишь Финляндии, и, прежде всего, благодаря крепкому, солидарному гражданскому обществу, где коммунисты и советские советники при всех усилиях не смогли добиться заметных успехов. Напротив, в Восточной Европе все общества, и даже наиболее цивилизованное из них чешское, были больны – поражены национализмом и расизмом, ненавистью к соседям и этническим меньшинствам, несли в себе бациллы жестокости и массового насилия.

В Польше сразу же после ухода нацистов вспыхнули антисемитские погромы. Массовыми насилиями и жестокостями сопровождалось изгнание миллионов этнических немцев из Польши и Чехословакии, швабов из Венгрии, венгров из Словакии. «Жертвы» легко становились «палачами» и наоборот. Сталину и его подручным было не так сложно в этих условиях манипулировать массовым сознанием и отдельными политиками, создавать себе опору и вербовать агентуру. В Польше и Чехословакии также на Сталина работали страхи перед возможным возрождением германского милитаризма. Почти все польские военные, сотрудничавшие с Красной армией, прошли через советские депортации и репрессии. Но они считали в тот момент, что немцы страшнее русских. Передача Сталиным Польше обширных немецких земель – Силезии, Померании и юга Восточной Пруссии и жестокое изгнание из этих земель коренного немецкого населения – особенно «подцепило» поляков. Теперь многие из них боялись немецкой мести и потому были готовы опираться на Советский Союз.

В Польше, Венгрии, Болгарии и Румынии советские «органы» бросали в тюрьмы тысячи политиков и общественных деятелей, расчищая место для просоветских режимов. Но террор был не единственным средством советизации. Частью планов советизации Восточной Европы были «демократические» реформы, проводимые руками советских военных и политических работников. Они включали национализацию крупных предприятий промышленности, монополию на оптовую торговлю, экспроприацию крупных собственников и должны были, по замыслу, привлечь «рабочих и крестьян» на сторону СССР. Многие начали считать сталинский режим чуть ли не главным двигателем социальных и демократических реформ в Европе. Поэт Борис Слуцкий, капитан Красной армии, позже вспоминал с гордостью о том, как он «землю раздавал крестьянам в Южной Венгрии». Эти реформы действительно меняли облик Восточной Европы. Исчез класс богатейших магнатов-латифундистов и аристократов. Вместе с тем, как и в Советской России в 1917 г., передача земли и собственности беднейшим слоям была «отравленным даром». Главным результатом реформ было сталкивание одних групп населения с другими – богатых с бедными, и, прежде всего, создание системы распределения благ из центра – системы, которая стала главным после террора орудием коммунистической диктатуры.

В числе первых коммунизированных стран Европы была Албания, провозгласившая в январе 1946 г. Народную республику. Там коммунисты начали действия против итальянских и немецких оккупантов с осени 1942 г., затем вели гражданскую войну с Национальным фронтом и монархистами. Не придавая военного значения албанским горам, немцы ушли оттуда, и в октябре 1944 г. местные коммунисты взяли власть без помощи Красной армии.

Польское правительство, сидящее в эмиграции в Лондоне, не делало большой разницы между сталинским режимом и царской Россией. Польские националисты добивались восстановления довоенной Польши с территориями, включавшими Львов и Вильно (Вильнюс). В то же время значительная часть польской интеллигенции и правящих слоев была уничтожена немцами или ушла в эмиграцию. Сталин решил разрубить «польский узел» теми же методами, которые советский режим опробовал на территории СССР, а в 1939–1941 гг. на аннексированных («воссоединенных») территориях Западной Белоруссии, Западной Украины, Бессарабии и стран Балтии. Это были методы систематического террора, всепроникающей слежки с помощью завербованных тайных осведомителей. С августа 1944 по март 1945 г. НКВД и СМЕРШ обезглавили польскую антибольшевицкую Армию Крайову. Советская агентура, завербованная угрозами и пытками во всех сферах общества, от заводов до костелов и университетов, помогла советской госбезопасности быстро выявить и арестовать польское антикоммунистическое подполье.

Прибывший в Варшаву в январе 1945 г. с Красной армией Люблинский комитет имел уже полугодовой опыт управления восточной частью Польши, где уделял особое внимание искоренению Армии Крайовы и других подпольных структур, верных польскому правительству в Лондоне. Созданные с участием НКВД оперативные группы истребили, по разным оценкам, от 80 до 200 тыс. поляков, готовя советизацию страны. Следуя букве Ялтинского соглашения, 28 июня 1945 г. в Варшаве было создано Временное правительство национального единства где, как бы на правах легальной оппозиции, несколько второстепенных мест заняли члены Лондонского правительства.

Хотя коммунисты и взяли в свои руки средства массовой информации, на референдуме по трем конституционным вопросам в июле 1946 г. три четверти избирателей проголосовали не так, как хотел Сталин. Тогда против оппозиции, ядро которой представляла крестьянская партия, были приняты политические, административные и полицейские меры. О свободных выборах, обещанных в Ялте, уже не было речи: избирательные комиссии получили план – дать правительственному блоку коммунистов и социалистов 85 % голосов. И они его выполнили. Для видимости остатки демократической и крестьянской партий были сохранены. В феврале 1947 г. в Польше была провозглашена «народная демократия». На следующий год социалисты и коммунисты были слиты в Польскую объединенную рабочую партию (ПОРП) и начались жестокие чистки подозреваемых в националистическом уклоне. Командующим польскими вооруженными силами был назначен советский маршал К. Рокоссовский. Католики остались единственным противовесом правящей партии, и Глава Польской Церкви кардинал Стефан Вышинский отлучил в 1949 г. от причастия Святых Тайн всех коммунистов.

В Болгарии прогерманское правительство было свергнуто 9 сентября 1944 г. коалицией коммунистов и аграриев. В обозе Красной армии в страну прибыли видные деятели Коминтерна во главе с Георгием Димитровым. Коммунисты заняли ключевые посты внутренних дел и юстиции во временном правительстве и стали готовить выборы, организацию которых американцы оспаривали как недемократическую. В сентябре 1946 г. после референдума (возможно, фальсифицированного) была упразднена монархия и провозглашена Народная республика. Выборы в ноябре некоммунистические партии бойкотировали, и победил «Отечественный фронт»: Димитров стал премьер-министром.

В Румынии 23 августа 1944 г. король Михаил возглавил переворот, который сверг вовлекшего страну в войну против СССР диктатора Антонеску. За это Сталин наградил короля орденом Победы. К власти пришло коалиционное правительство, в котором коммунисты вскоре взяли верх и объявили, что на выборах в ноябре 1946 г. они получили 89 % голосов. Под их давлением король Михаил отрекся от престола 30 декабря 1947 г., и была провозглашена Румынская социалистическая республика. Члены последнего королевского правительства были судимы и пожизненно заточены в тюремные казематы. Премьер-министр генерал Рэдеску нашел убежище в британской дипломатической миссии в Бухаресте и несколько месяцев спустя военный самолет доставил его с секретарём на Кипр. В Париже Рэдеску возглавил антикоммунистическое сопротивление румынской эмиграции.

Политический строй Чехословакии перед войной был в Восточной Европе наиболее демократичным, но и компартия здесь была самой сильной. После войны она без труда получила треть голосов на свободных выборах. В руках коммунистов были «народные комитеты» на местах и вооруженные отряды «революционной гвардии». Правительство вернувшегося из эмиграции Бенеша все же стремилось держать средний курс между Востоком и Западом, участвовать в плане Маршалла (см. 4.3.10). Руководя полицией, коммунисты вели аресты своих политических противников и в феврале 1948 г. вооруженной демонстрацией заставили Бенеша отдать им правительство.

В Венгрии жива была память о красном терроре Бела Куна в 1919 г., и на демократических выборах ноября 1945 г. коммунисты получили 17 % голосов. С огромным преимуществом в 57 % голосов на этих выборах победила Независимая партия мелких хозяев. Только с помощью силы Сталину удалось тогда добиться сформирования в этой стране коалиционного правительства, в котором ключевые посты получили коммунисты. Войдя в коалицию с партией мелких владельцев, они провели раздел крупных земельных владений, а затем, в коалиции с социалистами, национализацию банков и промышленности. Эти два шага коммунисты заставили пройти все будущие соцстраны, следуя примеру Советской России 1918 г. В руках коммунистов находилось министерство внутренних дел и, руководя полицией, они при поддержке НКВД расправились со своими соперниками. Социалисты и коммунисты были слиты в единую партию и Венгерская народная республика провозглашена в августе 1949 г.

Тысячи советских советников работали во всех структурах и на всех уровнях государственного аппарата, в полиции и в армии в странах Восточной Европы. Они создавали советскую агентуру в элитах и обществе, ставшую со временем инструментом контроля над этими странами. Сотни убежденных сталинистов польского, чешского венгерского, болгарского и румынского происхождения, живших в эмиграции в Москве, вернулись в Восточную Европу вместе с советскими войсками. С помощью советской армии и тайной полиции шло вытеснение, а затем и уничтожение деятелей некоммунистических партий, профсоюзов и других общественных организаций. Через несколько лет, когда Сталин отбросил в 1947–1948 гг. камуфляж «плюрализма» и принял курс на ускоренную советизацию Восточной Европы, политэмигранты-сталинисты возглавили просоветские режимы в Польше (Б. Берут, В. Минц), Чехословакии (Р. Сланский), Венгрии (М. Ракоши), Румынии (А. Паукер) и Болгарии (Г. Димитров).

Видимое отсутствие альтернативы советскому господству и коммунистической идеологии подорвало волю национальных элит и обществ в Восточной Европе к сопротивлению. Польский литератор Чеслав Милош в книге «Порабощенный разум» описал, как постепенно сужалось поле свободного выбора для интеллигенции и как поразительно быстро польская интеллигенция, даже те ее члены, которые недружелюбно относились к Советской России и ориентировались на западную культуру, убедила себя в безальтернативности конформизма. Преступив однажды моральный порог, они начали писать и преподавать то, что от них хотела власть, тем более что это хорошо оплачивалось, а протест карался. В конце концов они сами убедили себя в том, что вместо правды есть марксистская «диалектика», и все существующее – имеет право на существование.

Впрочем, на сотрудничество соглашались далеко не все представители культурной элиты. Одни всеми правдами и неправдами покидали родину, предпочитая жизни в несвободе эмиграцию, другие уходили во «внутреннюю эмиграцию», отказываясь от карьеры и общественного признания ради сохранения достоинства и чести. В отличие от сталинского СССР в странах «народной демократии» такая молчащая «внутренняя эмиграция» более или менее терпелась коммунистической властью.

Свидетельство очевидца

Румынский писатель и ученый-религиевед с мировым именем Мирча Элиаде, родившийся в Бухаресте в 1907 г. и умерший в США в 1986 г., с горечью писал в своих воспоминаниях: «В сущности, моему поколению выпало лет десять-двенадцать «творческой свободы». В 1938 г. установилась королевская диктатура, последовала война, а в 1945 – советская оккупация. И наступила немота». – М. Элиаде. Посулы равноденствия. Жатва солнцеворота. М.: Критерион, 2008. С. 119. Но сам Элиаде вовсе не собирался молчать. Выехав во Францию, он, ученый, мыслитель и писатель, стал правой рукой генерала Рэдеску и принца Николая в собирании сил румынских антикоммунистов. Свою позицию он обосновывал интеллектуально очень сходно с русскими мыслителями, писавшими в изгнании в 1920–1930-е гг. – «Союзники, великие державы нас бросили. Румыния, как и вся остальная Центральная и Восточная Европа, была отдана на откуп Советам. Происходящее было печально, но удивления не вызывало. После Тегеранской конференции, когда Европу поделили на две крупные «зоны влияния», я знал, что судьба наша предрешена. Теперь у нас была одна задача – «как перезимовать»… как сохранить национальное тождество во времена этого нового средневековья, которое могло распространиться на жизнь многих поколений. Но мы, находившиеся на Западе, не имели права безысходности парализовать себя. Любой ценой мы должны были продолжать работу и созидание, в соответствии с признанием каждого» (там же, с.349). Антикоммунистическая позиция вполне сознательно отделялась Мирча Элиадой от антирусской. Страдая в парижском изгнании от крайней бедности, часто полуголодный, он, однако, в 1946 г. начал изучать русский язык. – «Я решил изучить его любой ценой. С одной стороны, чтобы читать работы русских этнологов о сибирском шаманстве; с другой, чтобы изучая язык (в который я давно был влюблён), доказывать себе, что я не смешиваю русский народ с режимом – советским империализмом. Я всё время говорил себе, что ненависть к оккупационным войскам и их приспешникам в Румынии нельзя распространять и на русский народ» (там же, с.344).

В Германии «демократический» камуфляж сталинских политических целей был особенно густым, учитывая присутствие там войск западных держав. Сталин и его окружение, включая маршала Жукова, отвергли предложение США в сентябре 1945, а затем в начале 1946 г. заключить советско-американский договор на 25 лет о демилитаризации Германии. Советская пропаганда выступала за единую, свободную, демократическую Германию. На деле Сталин, военные, члены Политбюро и дипломаты были едины в мнении, что выводить войска из Германии значило бы потерять все плоды победы в войне. Их устраивала только длительная оккупация германской территории и создание там «дружественного», т. е. просоветского режима. В феврале 1946 г. Советская Военная Администрация в Германии (СВАГ), управлявшая советской зоной оккупации, провела объединение немецких коммунистов и левых социал-демократов в Социалистическую единую партию Германии (СЕПГ), которая стала главным политическим инструментом проведения влияния СССР в советской зоне оккупации. Сталин, по некоторым данным, рассчитывал, что СЕПГ распространит свою деятельность и на западные зоны оккупации.

Однако другими своими действиями советские оккупационные власти и войска подрывали советское влияние в Германии. Прежде всего – репарациями. 11 мая 1945 г. Сталин инструктировал Маленкова, Молотова, Н. Вознесенского, И. Майского и других ответственных лиц об ускорении вывоза с территории Германии всего военно-промышленного потенциала в СССР. На Потсдамской конференции было достигнуто соглашение, что репарационные претензии СССР будут удовлетворены путем изъятия из восточной зоны Германии и за счет германских активов, находившихся в Болгарии, Финляндии, Румынии, Венгрии и восточной зоне Австрии.

Советские власти вывезли из восточной зоны Германии все, что могли, включая предметы искусства (например, знаменитое микенское «Золото Шлимана» и Пергамский Алтарь). До сих пор на территории СССР находится около двухсот тысяч вывезенных после войны музейных экспонатов, два миллиона книг и три километра папок с архивами.

Свидетельство очевидца

15 февраля 1948 г. философ Николай Лосский писал своему сыну, искусствоведу Борису Лосскому, директору одного из французских художественных музеев: «Позор продажи сокровищ Эрмитажа (за границу в 1930-е гг., см. 3.2.16. – Отв. ред.) теперь превзойден, – правда в обратном направлении. Из Дрезденской галереи вывезена в Москву «Сикстинская мадонна», картины Ван Дейка и т. п. сокровища, – 1600 картин; оставлены 1200 немецких и малоценных картин!» – Н.О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. С. 311.

Из советской зоны выкачивались громадные ресурсы. Согласно опубликованным в 1990-е гг. данным Главного трофейного управления в СССР из Германии было вывезено около 400 тыс. железнодорожных вагонов, в том числе 72 тыс. вагонов строительных материалов. Этими вагонами были перевезены 2885 заводов, 96 электростанций, 340 тыс. станков, 200 тыс. электромоторов, 1 млн 335 тыс. голов скота, 2,3 млн тонн зерна, миллион тонн картофеля и овощей, по полмиллиона тонн жиров и сахара, 20 млн тонн спирта. В СССР вывезли телескопы из астрономической обсерватории университета Гумбольдта, вагоны берлинского метро и круизные морские лайнеры. Телефонный узел рейхсканцелярии был установлен на коммутаторе кремлевской спецсвязи, а аппаратура тайного прослушивания гестапо стала собственностью МГБ.

У жителей советской зоны оккупации только официально было конфисковано (не считая награбленного) 60 тыс. роялей, 460 тыс. радиоприемников, 190 тыс. ковров, 940 тыс. предметов мебели, 265 тыс. настенных и напольных часов, которые большей частью были распределены за небольшую плату среди советских военных и гражданских чиновников. В документах трофейного ведомства числятся 1,2 млн мужских и женских пальто, 1 млн головных уборов, 186 вагонов вина. Репарации из ГДР были прекращены в 1954 г. За это время из советской зоны оккупации по оценкам Федерального министерства внутринемецких отношений было изъято стоимостей на 15,8 млрд. долларов, что по пересчету курса составило 14 тыс. 041 тонну чистого золота. Из западных оккупационных зон в общей сложности по Парижскому соглашению января 1946 г. было изъято стоимостей на 4 тыс. 249, 5 тонны золота.

На территории Восточной Германии были найдены урановые рудники и был организован проект «Висмут» для их разработки. Там принудительно трудились десятки тысяч немцев. Тысячи советских военных и служащих продолжали везти из Германии трофеи, от одежды до картин, мебели и драгоценностей. Еще одним фактором советской политики в германском вопросе было то, что СССР нуждался в рабском труде немецких военнопленных, число которых составляло 3,4 млн человек, и которые находились в лагерях советского ГУПВИ. В 1944–1947 гг. из Центральной и Восточной Европы в СССР в качестве бесплатной рабочей силы было принудительно вывезено 284 тыс. немцев, 60 тыс. румын и 56 тыс. финнов. Все они были гражданскими лицами.

При торговле со своими сателлитами СССР занижал, относительно мировых, цены на покупаемые у них товары и завышал цены на свое сырье и материалы, предлагаемые в обмен. Как отмечает американский исследователь П. Марер, в 1945–1953 гг. размеры некомпенсированных потоков ресурсов из Восточной Европы в СССР составили 14 млрд долларов. Это была по тем временам огромная сумма – для сравнения, сумма поставок в СССР по ленд-лизу в годы войны составила 11 млрд долларов. За счет ограбления Восточной Европы Советский Союз во многом и восстановил разрушенное войной хозяйство.

Литература:

Восточная Европа в документах российских архивов. 1944–1953 гг. Т. 1–2. М.; Новосибирск, 1997–1998.

Советский фактор в Восточной Европе. 1944–1953 гг. // Ред. Т.В. Волокитина и др. Т. 1–2. М.: РОССПЭН. Т. 1. 1999; Т. 2. 2002.

СССР – Польша. Механизмы подчинения. 1944–1949 гг.: Сборник документов // Ред. Г. Бордюгов и др. М.: АЭРО-ХХ, 1995.

Г.П. Кынин и Й. Лауфер. СССР и Германский вопрос. Т. 2. М.: Международные отношения, 2000.

К.И. Коваль. Последний свидетель. «Германская карта» в холодной войне.: М. РОССПЭН. 1997; Его же. Записки уполномоченного ГКО на территории Германии // Новая и новейшая история. 1994. № 3.

М.И. Семиряга. Как мы управляли Германией. М., 1995.

Т.В. Волокитина, Г.П. Мурашко, А.Ф. Носкова, Т.А. Покивайлова. Москва и Восточная Европа. Становление политических режимов советского типа. 1949–1953: Очерки истории. М.: РОССПЭН. 2002 (2008).

The Establishment of Communist Regimes in Eastern Europe, 1944–1949 / Eds Norman Naimark and Leonid Gibianskii. Boulder, Colorado: Westview, 1997.

4.3.8. Советская политика в Азии

Начало холодной войны подтолкнуло Сталина к принятию решительных мер по организации коммунистических переворотов не только в Восточной Европе, но и в других странах мирах. Первостепенное внимание он вновь стал уделять Китаю. Уже весной 1946 г. в Маньчжурии, где еще находились советские войска, стала создаваться военная база КПК. В июне 1946 г. в Китае началась полномасштабная гражданская война. Несмотря на численный перевес вооруженных сил Гоминьдана, поддержку Чан Кайши со стороны США и недостаток техники и вооружения у КПК, китайские коммунисты смогли одержать победу. В течение пяти месяцев, с сентября 1948 по январь 1949 г., они провели три крупных стратегических операции. В результате было уничтожено более полутора миллионов солдат и офицеров противника, взяты несколько больших городов. 31 января 1949 г. коммунисты вошли в Бэйпин (так тогда назывался Пекин). Континентальный Китай оказался в тисках коммунистической диктатуры. Чан Кайши в первой половине октября эвакуировал свои войска на остров Тайвань. На острове вскоре начался экономический подъем.

Сталин, отступивший перед западными силами в Европе, получил нового могучего союзника на Востоке. 1 октября 1949 г. китайские коммунисты провозгласили Китайскую Народную Республику и обратились к Москве с предложением о союзе. Присоединение 600-миллионной страны к «социалистическому лагерю» было важнейшим сдвигом на мировой арене после Второй мировой войны. Однако заключение советско-китайского альянса оказалось сложным делом. Коммунистический Китай был автономной силой и создавал Сталину много проблем, включая переговоры о советской зоне влияния и базах в Маньчжурии. В декабре 1949 г. Мао Цзэдун приехал в Москву на празднование 70-летия Сталина. Их первая встреча окончилась безрезультатно. Лишь в начале 1950 г. Сталин согласился начать переговоры.

14 февраля 1950 г. новый советско-китайский договор (заменявший договор августа 1945 г. с гоминьдановским Китаем) был подписан. Мао, однако, остался недоволен неравноправными пунктами секретных соглашений, приложенных к договору, по которым СССР сохранял контроль над военно-морской базой в Люйшуне (Порт-Артуре), портом города Далянь (Дальний) на Ляодунском полуострове и железной дорогой в Маньчжурии. По этим соглашениям СССР, кроме того, получал ряд экономических и политических привилегий в Северо-Восточном Китае и Синьцзяне, а также возможность эксплуатации китайских экономических ресурсов.

В коммунизирующемся Китае нарастала волна убийств и всяческого произвола. В ходе «борьбы с контрреволюцией» в 1950–1951 гг. Мао истребил свыше двух миллионов человек. Еще два миллиона были брошены за решетку и отправлены в трудовые лагеря. В то же время войска КНР вторглись в Тибет, присоединили его к Китаю и разрушили многовековой буддийский уклад этой страны.

В 1946 г. началась также война во Вьетнаме между контролировавшими север страны коммунистами, во главе которых стоял бывший агент Коминтерна Хо Ши Мин, и французскими войсками, стремившимися восстановить в Индокитае колониальный порядок. После первых же столкновений коммунисты покинули города, развернув широкомасштабную партизанскую войну. Вскоре в конфликт были вовлечены народы Лаоса и Камбоджи. Коммунисты этих стран тоже взялись за оружие.

В итоге в конце 40-х гг. у Сталина появился шанс (причем – последний) осуществить то, что задумывали большевики еще в начале века. До победы мировой революции, казалось, было уже недалеко. В феврале 1951 г. Сталин через лидеров КПК дал указание индонезийской компартии усилить борьбу за захват власти вооруженным путем. «Основная задача компартии Индонезии на ближайшее время, – подчеркнул он в телеграмме, предназначавшейся ЦК Компартии Индонезии, – состоит не в «создании широчайшего единого национального фронта» против империалистов для «завоевания подлинной независимости» Индонезии, а в ликвидации феодальной собственности на землю и передаче земли в собственность крестьянам». Большевицкой революции в Индонезии, однако, не получилось, но Сталин продолжал раздувать мировой пожар.

Литература:

А.В. Панцов. Мао Цзэдун. М., 2007.

А.М. Ледовский. СССР и Сталин в судьбах Китая. Документы и свидетельства участника событий. 1937–1952. М., 1999.

А.М. Ледовский. Сталин, Мао Цзэдун и корейская война 1950–1953 годов // Новая и новейшая история. 2005. № 5.

4.3.9. Борьба с титовской Югославией. Берлинский кризис

Особым случаем была Югославия, где Иосип Броз Тито начал строить режим советского образца, опираясь на свою победоносную партизанскую армию, но и там ему помогали советские советники из военных и госбезопасности. Югославия, не считая маленькой Албании, была единственной европейской страной, где коммунисты пришли к власти самостоятельно, без помощи Советской армии. Югославские коммунисты и их лидер Иосиф Тито были самыми рьяными помощниками СССР в советизации Восточной Европы. Но для Сталина любая самостоятельность была подозрительна. Югославы преследовали прежде всего свои цели, создание балканско-адриатической конфедерации. К началу 1948 г. его подозрительность разожгли донесения о том, что югославы установили слежку за советскими советниками и что они вынашивают намерение «проглотить» Албанию.

Свидетельство очевидца

Приехавший с югославской делегацией в Москву в это время сербский коммунист Милован Джилас внезапно открыл для себя «нового» Сталина, который уже был не радушным хозяином, а стареющим подозрительным тираном. «В его физическом упадке было что-то трагическое и уродливое. В 1945 г. он был еще подвижным, с живыми и свежими мыслями, с острым юмором. Но тогда была война, и ей, очевидно, Сталин отдал последнее напряжение сил, достиг своих последних пределов. Сейчас он смеялся над бессмысленными и плоскими шутками». – М. Джилас. Лицо тоталитаризма. М.: Новости, 1992.

На последовавших советско-болгарско-югославских переговорах Сталин и Молотов накинулись на Димитрова, обвинив его в том, что болгарское правительство задумало договориться с Югославией за спиной СССР.

Свидетельство очевидца

«В этот момент, – вспоминал Джилас, – сама собою, никем не сформулированная, обнажилась вся сущность встречи: между «народными демократиями» не может развиваться никаких отношений, если они не соответствуют интересам советского правительства и им не одобрены. Стало ясно, что для великодержавно мыслящих советских вождей, рассматривающих Советский Союз «ведущей силой социализма» и все время помнящих, что Красная Армия освободила Румынию и Болгарию, заявления Димитрова и недисциплинированность и самоволие Югославии не только ересь, но и покушение на их «священные» права». – М. Джилас. Лицо тоталитаризма.

В феврале-марте 1948 г. Сталин от раздражительных нападок переходит к действиям, решив устранить Тито и его сторонников от руководства Югославией. Эта затея провалилась, и в июне Югославия была исключена из Коминформа, а «клика Тито» была объявлена «бешеным псом на службе американского империализма». По всей Восточной Европе начались аресты и уничтожение коммунистов по обвинению в «титоизме». У власти остались те, кто беспрекословно повиновался Сталину и буквально копировал советского «старшего брата». В последующие годы Сталин готовил вторжение в Югославию и покушение на Тито.

Историческая справка

Лидер болгарских коммунистов Георгий Димитров (1882–1949) с ранней юности отчаянно сражался за социалистическую мечту не только в Болгарии, но и во всей Европе. Он неудачно пытался поднять у себя на родине восстание, сидел в тюрьмах, был членом руководства Коминтерна и в дальнейшем его лидером. Димитров стал кумиром советской пропаганды, после того как 9 марта 1933 г. подвергся в нацистской Германии аресту по обвинению в поджоге Рейхстага. (Главным обвиняемым был голландец Ван дер Люббе). Проходивший в Лейпциге судебный процесс Димитров использовал для коммунистической пропаганды. «Я – за пролетарскую революцию и диктатуру пролетариата, но категорически против индивидуального террора!» – гремел он со скамьи подсудимых. Веских доказательств против болгарина нацисты не нашли и он был оправдан. Впрочем, его тут же арестовали вновь, как коммуниста, но под давлением Советского Союза выслали в Москву. Освобождение Димитрова принесло ему славу как человеку, который переиграл нацистов.

Но такая слава в сочетании с независимостью характера сыграла с Димитровым злую шутку. После освобождения Болгарии от немецких войск, он принялся строить у себя на родине социализм, совместив посты генсека компартии и премьера правительства.

Устранив всех политических противников, в частности социал-демократов, не побрезговав при этом репрессиями, он стал проводить индустриализацию и коллективизацию. И вдруг обнаружил, что начинает превращаться в марионетку сталинского режима. Ему приходилось согласовывать с Москвой все более или менее важные назначения на партийные и государственные посты. Да еще поставлять в Советский Союз товары по сильно заниженным ценам. Димитров решил, по крайней мере, существенно ослабить накинутую на него удавку. Он попытался осуществить идею конфедерации стран «народной демократии» с включением Греции, объявил об этом журналистам и получил поддержку своего заместителя по правительству Трайчо Костова. Такого самоуправства

Сталин потерпеть не мог. Он заставил Дмитрова униженно каяться. Но тот не успокоился и сделал попытку заключить союз с Югославией, для чего в августе 1947 г. тайно посетил Белград, обещав лидеру этой страны – Тито уступить часть болгарской территории. Сталин возмутился. Вызвав к себе Димитрова и посланца Тито – Карделя, он исступленно орал в своем кабинете на болгарского лидера: «Вы зарвались, как комсомолец!.. Нечего удивлять своими дурацкими заявлениями весь мир!». Снова Димитрову пришлось каяться, что-то бормоча о своей недальновидности. В июле 1948 г. Димитров подвергся ожесточенной травле на пленуме ЦК своей собственной партии, получившей соответствующую директиву из Москвы, после чего слег с сердечным приступом. А Костов был брошен в застенок службы безопасности и в декабре 1948 г. умер от побоев.

Покаяния Димитрова в советской печати не освещались: его слава была слишком велика. Но от политики он был отстранен и в феврале 1949 г. отправлен на лечение в санаторий в Барвихе под Москвой, где умер в июле того же года.

Как и Ленин, Димитров был долго лишен погребения: для него в Софии был выстроен мавзолей. В освободившейся от коммунизма Болгарии ни от мавзолея, ни от почитания Димитрова не осталось и следа.

«Потеря» Югославии для советского блока и растущая активность США после объявления «плана Маршалла» вынудили Сталина отказаться от амбициозных планов на юге Европы. Греческие коммунисты остались без советской помощи и проиграли гражданскую войну с правительственной армией. В апреле 1948 г. итальянские коммунисты проиграли парламентские выборы, но воздержались, с согласия Сталина, от вооруженного восстания.

В 1947 г. США, Великобритания и Франция взяли курс на отделение своих зон оккупации в Германии от советской зоны. Они начали, с опорой на все антикоммунистические силы от бывших нацистов до социал-демократов, строить демократическую Западную Германию – со своим правительством и валютой. В ответ Сталин решил использовать самую уязвимую точку в позициях западных держав – блокировать Западный Берлин. По соглашениям Потсдамской конференции, Берлин должен был быть столицей единой Германии, и поэтому три западные державы имели там свои оккупационные зоны. С точки зрения Сталина, поскольку западные державы решили создать «сепаратную» Западную Германию, они теряли право находиться в Берлине.

В 1948 г. Сталин вызвал первый берлинский кризис, известный на Западе как блокада Берлина. Поводом послужила денежная реформа в западных зонах оккупации. Замена обесцененной рейхсмарки новой немецкой маркой на всей территории Германии готовилась еще с 1946 г., но западные державы не могли договориться с советской стороной, желавшей самой печатать новые деньги в своей оккупационной зоне. Это грозило возобновлением инфляции, и Запад на это пойти не мог. Он создал Банк немецких земель, который 18 июня 1948 г. ввел новую валюту только в западных зонах. О положении в западных секторах Берлина продолжались переговоры с советской стороной, но безуспешно. Тогда новая немецкая марка была введена и там. В ответ советские оккупационные власти по указанию из Москвы 25 июня 1948 г. перекрыли какой-либо подвоз товаров в западные сектора города по улицам, по железной дороге и по водным путям. Сталин как бы ставил ультиматум Западу и делал два миллиона берлинцев советскими заложниками. Американский военный губернатор в Германии генерал Лусиус Клей обратился к командующему военно-воздушными силами США в Европе генералу Кертису ЛеМею, и на следующий день 80 тонн продуктов были доставлены в Берлин по воздуху. Воздушный мост был одобрен президентом Трумэном и быстро совершенствовался, поставки были доведены до 8000 тонн грузов в день, включая уголь и бензин. На каждом из трех западноберлинских аэродромов каждые 3 минуты садился самолет ВВС Великобритании или США. Двухмиллионный город почти 11 месяцев снабжался только по воздуху. Западные берлинцы ответили на советскую блокаду массовой поддержкой некоммунистических партий и движением солидарности с западными союзниками.

Так же как и два года назад в Турции и Иране, сталинская политика ультиматумов и силы потерпела провал. 12 мая 1949 г. советские власти сняли блокаду Западного Берлина и признали право западных держав держать свои войска в Западном Берлине. Горожане праздновали это событие как победу американцев и свою собственную, одержанную без единого выстрела, хотя 48 летчиков, осуществлявших воздушный мост, погибло от несчастных случаев. Западный Берлин, во главе с его мэром Эрнстом Рейтером стал «островом свободы» в советском море. Здесь был открыт Свободный университет, здесь проходили «Конгрессы за свободу культуры» и другие антикоммунистические мероприятия, отсюда вещало радио РИАС (Радио в американском секторе) хорошо слышное в советской зоне, сюда бежали те, кто не желал жить под советской властью. И советские власти уже во время блокады стали отделять свой сектор от западных секторов – разделили городскую администрацию (первым делом полицию), отказались участвовать в общегородских выборах.

Это предвещало разделение на две части всей Германии, состоявшееся после бесплодной конференции министров иностранных дел четырех держав в Париже в мае-июне 1949 г. В западных зонах оккупации был подготовлен Основной закон нового германского государства, в августе прошли выборы в парламент, который, в свою очередь, избрал канцлером 73-летнего христианского демократа Конрада Аденауэра. 15 сентября 1949 г. в Бонне была провозглашена Федеративная Республика Германия (ФРГ). Советский Союз ответил провозглашением 7 октября 1949 г. Германской Демократической Республики (ГДР) в своей зоне оккупации. Оба государства претендовали быть общегерманскими и поначалу не признавали друг друга. Под руководством министра экономики Людвига Эрхардта, последовательно проводившего политику «социально-рыночного хозяйства», в ФРГ шел бурный экономический рост, тогда как экономика ГДР прозябала – будучи социалистической и к тому же лишенной Советским Союзом своего промышленного оборудования в порядке репараций. Население оттуда бежало на запад.

Создание ГДР завершило закрепление режимов советского типа в Восточной Европе. «Берлинский кризис» обострил холодную войну и окончательно разделил Европу на восточную и западную части. 4 апреля 1949 г. была создана Организация Североатлантического договора, или НАТО (North Atlantic Treaty Organization), которая сделала США главным гарантом безопасности стран Западной Европы от коммунистических переворотов и советских угроз. В рамках Североатлантического договора нападение на одну из стран-участниц рассматривалось как нападение на всех. В НАТО первоначально вошли США, Канада и 10 европейских стран: Англия, Франция, Италия, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Португалия, Исландия, Дания и Норвегия. Вскоре к союзу примкнули Греция и Турция, а позже – Испания и Западная Германия.

Сталин потерпел неудачу в попытке в 1948 г. использовать пацифистскую оппозицию в США, стараясь предотвратить консолидацию Западной Европы под эгидой США. Он предполагал сделать либерала Генри Эгарда Уоллеса, вице-президента (1941–1945 гг.) в военном правительстве Рузвельта, снятого президентом Трумэном с поста министра торговли в 1946 г., невольным пособником советского «мирного наступления», призванного убедить западную общественность в мирных намерениях СССР. Также, потеряв источники информации внутри американской политической элиты, Сталин хотел выяснить через Уоллеса «подлинные намерения» Трумэна. В частности, намерен ли президент вести холодную войну против СССР или готов договориться. Однако Трумэн договариваться со Сталиным не хотел. Вопреки советским надеждам, в США так и не разразился сокрушительный экономический кризис. Становилось ясно, что СССР на многие годы ввязался в борьбу с мощным противником, в несколько раз превосходившим СССР по экономическому и финансовому потенциалу. Однако Сталин не был намерен отступать.

Литература:

Л.Я. Гибианский. Коминформ в действии // Новая и новейшая история. 1996. № 1

М.М. Наринский. Берлинский кризис 1948–1948 годов // Новая и новейшая история. 1995. № 3.

М. Джилас. Лицо тоталитаризма. М.: Новости. 1992.

4.3.10. Отказ от «плана Маршалла». Окончательный раскол Европы. Поддержка коммунистического наступления в Греции и Италии

Сталин и его советники надеялись, что послевоенная разруха, экономический кризис и безработица в Западной Европе могут изменить баланс сил в пользу СССР и действующих по инструкциям из Москвы коммунистических партий во Франции, Италии и Греции. Однако, следуя духу Фултона, в июне 1947 г. США провозгласили «план Маршалла» – названный по имени госсекретаря Джорджа Кэтлетта Маршалла, – обещая выделить щедрую помощь для возрождения народного хозяйства Европы. СССР и страны Восточной Европы получили официальное приглашение участвовать в этом проекте. По словам ветерана советской дипломатии А.А. Александрова-Агентова, американский план был «смелый, далеко идущий шаг», который «с помощью вливания миллиардов американских долларов быстро и эффективно помог поднять на ноги экономику западноевропейских союзников США, а заодно и радикально устранить влияние коммунистов и других левых сил в решающих сферах политической жизни и, прежде всего, в правящем аппарате этих государств».

С самого начала американские политики рассчитывали, что сталинский режим ответит отказом от помощи, и оказались правы. Первоначально Сталин и Молотов решили, что речь идет о новом варианте военного ленд-лиза. Многие советские финансисты и хозяйственники надеялись получить доступ к американским кредитам и технологиям. В конце июня 1947 г. Молотов с большой делегацией экспертов выехал в Париж для переговоров с правительствами Франции и Великобритании, стремясь разведать детали американского предложения. 29 июня Молотов телеграфировал Сталину из Парижа, что американцы хотят внедриться в экономику европейских стран и подчинить их торговлю своим интересам.

Советские агенты на Западе, прежде всего в Лондоне, представили данные, которые еще более разожгли подозрения Сталина. Вождь решил, что «план Маршалла» представляет огромную опасность – США хотят «втянуть» экономику стран Восточной Европы и всей Германии в капиталистическую сферу. Это, с точки зрения Сталина, означало не только угрозу потери советского влияния в Центральной и Восточной Европе, но и строительство экономического, а потом и военно-политического блока европейских стран, направленного против СССР. Под сильнейшим давлением из Кремля правительства Польши, Чехословакии и других восточноевропейских стран были вынуждены отказаться от участия в «плане Маршалла».

В конце сентября 1947 г. в укромном местечке в Южной Польше состоялось секретное совещание лидеров компартий стран Восточной Европы, Югославии, Франции и Италии. Сталин послал туда Маленкова и Жданова. Жданов огласил собравшимся новую сталинскую доктрину: мир раскололся на два лагеря – «мира и демократии» во главе с СССР и «антидемократический, империалистический» лагерь во главе с США. По указанию Сталина было создано Информационное Бюро компартий (Коминформ), которое действовало, как и Коминтерн, следуя инструкциям Кремля. Сталин мобилизовал всех европейских коммунистов на срыв американского плана. Советизация Восточной и Центральной Европы пошла ускоренными темпами.

Для многих рьяных коммунистов за рубежом создание Коминформа было долгожданным знаком: они давно хотели избавиться от своих «буржуазных попутчиков» и захватить в своих странах власть полностью, если нужно силой. В феврале 1948 г. коммунисты захватили власть в Чехословакии, отстранив демократическое большинство правительства и парламента. Министр иностранных дел Ян Масарик, сын основателя независимой Чехословакии, погиб при загадочных обстоятельствах, «выпав» из окна своего кабинета в Пражском замке. Накалялся политический климат на юге Европы. В Болгарии, ставшей передовым краем разгоравшейся холодной войны, сталинисты Димитров и его заместители Коларов и Борачев арестовали лидера оппозиции Николу Петкова. Он был казнен 23 сентября 1947 г.

Настала очередь и Греции, от вторжения в которую Сталин воздержался в 1945 г. В мае 1947 г. Лидер греческих коммунистов Никос Захариадис, сидевший во время нацистской оккупации в концлагере Дахау, убедил московских правителей, что его партия (ККЕ) поддерживается большинством «трудящихся» в Северной Греции, и предложил «создать новую ситуацию», захватив эту часть страны, включая Фессалоники. Захариадис обещал, в случае советской помощи, набрать 50-тысячную армию. Сталин встретился с Захариадисом и распорядился об оказании тайной помощи грекам оружием и деньгами, но не напрямую, а через югославских коммунистов. Сталин явно хотел прощупать, насколько правительство США, провозгласившее «Доктрину Трумэна» в марте 1947 г., серьезно относятся к защите Греции от коммунизма. Вскоре Греция пылала в огне Гражданской войны.

В Италии многочисленная коммунистическая партия рассчитывала победить на выборах весной 1948 г. Вождь итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти (Эрколи) вел осторожную политику, но многие его соратники и соперники по партии, участники Сопротивления в годы войны, рвались в бой, были готовы взять власть силой. ИКП располагала отрядами опытных бойцов с партизанским стажем, а также и припрятанными запасами оружия. В декабре 1947 г. на совещание со Сталиным приехал Пьетро Секкия, второй человек в ИКП, настроенный на вооруженное восстание более решительно, чем глава партии П. Тольятти. Сталин понимал, что, начав первыми, коммунисты предстанут перед миром как виновники развязывания Гражданской войны в Италии и спровоцируют англо-американскую интервенцию. На встрече в Москве он сказал Секкия: «Мы считаем, что сейчас на восстание держать курс не следует, но надо быть готовыми к этому, если противник нападет. Хорошо было бы укрепить организации итальянских партизан, накопить оружия побольше. Следует включить нескольких своих человек в штабы и руководящие органы противника… надо иметь глаза, иметь разведку». Итальянские коммунисты попросили 600 тыс. долларов помощи (эквивалент 5 млн долларов сегодня). Деньги сразу же были выданы «чёрным налом».

Документ

Сталин: «Мы это можем дать даже сейчас, пусть т.

Секкия сам их и повезет». «Какие купюры нужны итальянским товарищам, в 200 или в 25 долларов или еще какие-либо».

Секкия: «Лучше получить купюры в 100 долларов». Выражает благодарность тов. Сталину от имени итальянской компартии.

Сталин: «Не стоит. Это русский рабочий класс помогает. Счастье, что рабочий класс у нас стоит у власти». «Источник», № 5/6, 1993. С. 124–135.

Литература:

«Холодная война»: новые подходы, новые документы. М., 1995.

М.М. Наринский. СССР и план Маршалла // Новая и новейшая история. 1993. № 2.

Victor Zaslavsky. Lo Stalinismo e la Sinistra Italiana. Dal mito dell’Urss alla fine del communismo 1945–1991. Roma: Mondadori, 2004.

А.А.Александров-Агентов. От Коллонтай до Горбачева. М.: Междунар. отношения, 1994.

Л.Я. Гибианский. Форсирование советской блоковой политики. «Холодная война». 1945–1963 / Н.И. Егорова, А.О. Чубарьян. М.: ОЛМА-Пресс, 2003.

4.3.11. «Ждановщина»

С 1946 г., своеобразно отвечая на фултонскую речь Черчилля, советская пропаганда, возглавляемая секретарем ЦК ВКП(б) по идеологии Андреем Андреевичем Ждановым и подстегиваемая сталинской волей, обрушивается на настроения «расслабленности» и «низкопоклонничества перед Западом» в интеллигенции и образованных слоях общества. «Ждановщина» имела целью прежде всего вытравить из сознания людей то, что они увидели во время войны в европейских обществах.

В послевоенные месяцы, когда, после невероятного напряжения, люди почувствовали всю тяжесть нищеты и бесправия, духовный вакуум заполнила литература и поэзия. В Ленинграде и Москве поэтические и литературные вечера стали отдушиной, залы были переполнены. Когда на московском вечере поэзии в апреле 1946 г. Анна Андреевна Ахматова, в числе других писателей и поэтов, прочла свои стихотворения, весь зал встал и бурно аплодировал великому русскому поэту. Рассказывали, что когда об этом доложили Сталину, тот спросил: «Кто организовал вставание?»

9 августа в Кремле прошло заседание оргбюро ЦК, где Сталин обрушился на Анну Ахматову и на Михаила Зощенко, чьи иронические рассказы привели вождя в ярость. Приглашенный на совещание А. Прокофьев, глава ленинградского отделения Союза советских писателей, быстро понял, что грядет государственный погром в литературе, и немедленно поддержал его.

Документ

Из стенограммы беседы Сталина с А. Прокофьевым:

«[А.] Прокофьев. Я считаю, что не является большим грехом, что были опубликованы стихи Анны Ахматовой. Эта поэтесса с небольшим голосом, и разговоры о грусти, они присущи и советскому человеку.

Сталин: Анна Ахматова, кроме того, что у нее есть старое имя, что еще можно найти у нее?

Прокофьев: В сочинениях послевоенного периода можно найти ряд хороших стихов. Это стихотворение «Первая Дальнобойная» о Ленинграде.

Сталин. Одно-два-три стихотворения и обчелся, больше нет.

Прокофьев. Стихов на актуальную тему мало, но она поэтесса со старыми устоями, уже утвердившимися мнениями и уже не сможет, Иосиф Виссарионович, дать что-то новое.

Сталин. Тогда пусть печатается в другом месте где-либо, почему в «Звезде»?

Прокофьев. Должен сказать, что то, что мы отвергли в «Звезде», печаталось в «Знамени».

Сталин. Мы и до «Знамени» доберемся, доберемся до всех.

Прокофьев. Это будет очень хорошо».

Вслед за этим были обнародованы три постановления ЦК ВКП(б) о литературно-художественных журналах, кино и театре, ставившие целью довести до сознания деятелей этих наиболее массовых сфер культуры директивы, которыми они должны были руководствоваться в своей работе. Эти партийные документы были подготовлены Ждановым. Наибольший резонанс получило постановление «О журналах «Звезда» и «Ленинград»» (14 августа 1946 г.), ставшее темой доклада, который сам Жданов на следующий день прочел перед ленинградскими писателями и местным партактивом. В постановлении говорилось, что в советской литературе появилось «много безыдейных, идеологически вредных произведений». Удар обрушился на М.М. Зощенко, которого постановление называло «подонком и пошляком» (это было определение самого Сталина) и А.А. Ахматову. Жданов в докладе добавил еще больше бульварно-площадной ругани в адрес Зощенко и Ахматовой. Сталин был доволен: «Я думаю, что доклад получился превосходный. Нужно поскорее сдать его в печать, а потом выпустить в виде брошюры».

Историческая справка

В постановлении о журналах «Звезда» и «Ленинград» вновь подтверждался принцип советской литературы, заявленный в 1934 г. на Первом съезде советских писателей, на котором до Горького Жданов выступал со вступительным докладом: «Сила советской литературы, самой передовой литературы в мире, состоит в том, что она является литературой, у которой нет и не может быть других интересов, кроме интересов народа, интересов государства. Задача советской литературы состоит в том, чтобы помочь государству правильно воспитать молодежь, ответить на ее запросы, воспитать новое поколение бодрым, верящим в свое дело, не боящимся препятствий, готовым преодолеть всякие препятствия». Что касается «Звезды», провинившейся в том, что на ее страницах «появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений», самая грубая ее ошибка – «предоставление литературной трибуны писателю Зощенко, произведения которого чужды советской литературе. Редакции «Звезды» известно, что Зощенко давно специализировался на писании пустых, бессодержательных и пошлых вещей, на проповеди гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности, рассчитанных на то, чтобы дезориентировать нашу молодежь и отравить ее сознание». Другое тяжкое прегрешение журнала в том, что он «всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советской общественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой, безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства – «искусства для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе». Кроме того, «в журнале стали появляться произведения, культивирующие несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада». Такая же ошибка была допущена журналом «Ленинград», который предоставлял свои страницы «для пустых и аполитичных стихотворений Ахматовой» и опубликовал «ряд произведений, проникнутых духом низкопоклонства по отношению ко всему иностранному». «ЦК устанавливает, что Правление Союза советских писателей и, в частности, его председатель тов. Тихонов, не приняли никаких мер к улучшению журналов «Звезда» и «Ленинград» и не только не вели борьбы с вредными влияниями Зощенко, Ахматовой и им подобных несоветских писателей на советскую литературу, но даже попустительствовали проникновению в журналы чуждых советской литературе тенденций и нравов».

Постановление и, куда более, доклад произвели эффект разорвавшейся бомбы, причем и за пределами СССР, не только из-за нетерпимости этих выступлений, демонстрировавших ужесточение курса партии в руководстве всей культурной жизнью, но и потому, что мишенью нападок стали такие широко известные писатели, как Анна Ахматова и Михаил Зощенко, взятые в качестве «примера», чтобы дать понять всем, что надежды на свежий воздух в литературной и культурной жизни России после победоносного окончания антинацистской войны несостоятельны.

На деле эти выступления не ограничивались узким кругом интеллигенции, которой давалось понять, что принципы «соцреализма» – идейности, классовости, партийности – в литературе и искусстве, как и раньше, священны, – они были обращены к всенародной аудитории, чтобы вовлечь всю страну, мобилизовав ее посредством идеологических кампаний.

Сталинско-ждановская атака метила в русскую культуру, воскресшую было в годы войны, и стремилась вновь заменить ее партийно-великодержавным суррогатом для мобилизации народных сил. Ждановщина оборвала наметившийся процесс возвращения в Россию из эмиграции деятелей русской культуры. В частности, знаменитый нобелевский лауреат писатель Иван Алексеевич Бунин принял твёрдое решение не переезжать в СССР из Франции, как только узнал о постановлении о журналах.

Как вспоминал поэт и писатель Константин Симонов, «и в конце войны, и сразу после нее, и в сорок шестом году довольно широким кругам интеллигенции, во всяком случае художественной интеллигенции… казалось, что должно произойти нечто, двигающее нас в сторону либерализации. Выступления Жданова знаменовали новую фазу репрессий во всех областях культуры и возвещали о том, что после Великой Отечественной войны начинается новая война, которую впоследствии назовут «холодной»».

По указанию Политбюро появляются пьесы, фильмы, статьи и романы, готовящие граждан СССР к конфронтации с Западом. «Ждановщина» душила искреннее, патриотическое дыхание, обретенное русской культурой в годы войны. Вслед за постановлением о литературных журналах в феврале 1948 г. последовало постановление ЦК, в котором музыка Д.Д. Шостаковича, С.С. Прокофьева и А.И. Хачатуряна была объявлена «формалистичной» и «чуждой народу». Свирепствовала цензура на всех уровнях. Цензоры, редакторы журналов, репертуарные комитеты боялись брать на себя ответственность за появление чего-либо свежего, талантливого и новаторского в литературе, театре, и кино. Только личное вмешательство Сталина могло снять цензурные препоны. Так появились талантливые повести о войне – Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» и Э. Казакевича «Звезда». При этом писатели и поэты, ветераны войны, были лишены возможности сказать о пережитом в полный голос. В 1946 г. Сталин подверг жестокой критике Сергея Эйзенштейна за вторую часть фильма «Иван Грозный», усмотрев параллели между безумным царем с его опричниками и собственным правлением. После заявления Сталина о том, что советский кинематограф должен снимать только «шедевры», количество фильмов, выпускаемых в прокат, упало до 7–9 в год.

Пропагандистский погром также убивал надежды деятелей культуры и науки покончить с изоляцией, восстановить связи с окружающим миром. В мае 1947 г. был проведен «суд чести» над профессорами Н.Г. Клюевой и Г.И. Роскиным, которые якобы передали американцам секрет технологии изготовления противоракового лекарства (на деле, они опубликовали статью в американском журнале об исследованиях, которые впоследствии не дали практических результатов). Последовали и другие «суды чести», после чего советские ученые уже боялись не только печататься в зарубежных журналах, но и встречаться с западными коллегами.

Что касается самого Жданова, то следует сказать, что его личная ответственность, как и ответственность других партийных руководителей, несомненна, хотя и относительна. Как пишет в своих мемуарах Никита Хрущев, руководитель того же типа, «Жданов сыграл тогда отведенную ему роль, но все-таки он выполнял прямые указания Сталина. Думаю, что если бы Жданов лично определял политику в этих вопросах, то она не была бы такой жесткой» (Вопросы истории. 1991, № 10/11. С. 64). Но имя Жданова стало нарицательным, и термин ждановщина (ждановизм) в европейских языках обозначает коммунистическую культурною политику, основанную на цензуре и репрессиях, запретах и диктате.

Литература:

Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) – ВКП(б) – ВЧК – ОГПУ – НКВД о культурной политике / Сост. А. Артизов и О. Наумов. М., 1999.

Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР, 1945–1953 / Ред. О.В. Хлевнюк и др. М.: РОССПЭН, 2002.

Сталин и космополитизм. Документы Агитпропа ЦК КПСС, 1945–1953 / Сост. Д.Г. Наджафов и З.С. Белоусова. М., 2005.

Д.Л. Бабиченко. «Писатели и цензоры». Советская литература 1940-х годов под политическим контролем ЦК. М.: Россия молодая, 1994.

К. Симонов. Истории тяжелая вода. М.: Вагриус, 2005.

4.3.12. Подготовка советского общества к новой войне. Мобилизационная экономика. СЭВ

В конце 1940-х гг. в связи с обострением конфронтации с Западом конверсия советской экономики на мирный лад сменилась ее ремилитаризацией. В связи с началом Корейской войны (см. ниже) многократно возросли военные заказы. Авиационная промышленность должна была к 1953 г. выйти на производство 20 тысяч самолетов в год. Сталин приказал создать авиационную армаду в 59 400 самолетов, и почти ежедневно ему на стол ложились данные о ходе ее создания.

В марте 1948 г. в обстановке строжайшей секретности была организована полярная экспедиция под кодовым названием «Север-2». В ней участвовала большая группа самолетов, в том числе и скоростные ЛА-11. Были отобраны высококлассные пилоты, имеющие опыт работы в высоких широтах. Полетами руководил летчик Михаил Водопьянов – Герой Советского Союза, получивший это звание в 1934 г. за спасение челюскинцев. Перед экспедицией всех участников собрал Главком ВВС маршал Вершинин, огласив основную ее цель – проверить возможность создания баз дозаправки прямо на дрейфующем льду для доставки пока еще разрабатываемой атомной бомбы на территорию США для нанесения ядерного удара. От летчиков требовалось хладнокровие, мужество и выдающееся мастерство, т. к. полеты и посадка на дрейфующие льдины с торосами осуществлялись практически вслепую: компас в тех широтах не работал. Капитан Василий Андреевич Попов дважды посадил самолет Ла-11 на дрейфующий лед, впервые в истории авиации. Закрытым указом Президиума Верховного Совета СССР в декабре 1949 г. ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Такую же высокую награду получили еще 12 летчиков.

В августе 1950 г. военные доложили руководству о том, что им потребуется 1 тысяча ракет малой дальности (600 км) и 2 тысячи ракет средней дальности (3000 км). Усиленными темпами строился первый советский стратегический бомбардировщик Ту-16, способный достичь территории США. В то же время, с 1946 по 1953 г. удельный вес отраслей промышленности, работающих на гражданские нужды, сократился с 34 до 30 %. В начале 1950-х гг. расходы на военно-промышленное производство в СССР удвоились и достигли 92 % всех капиталовложений. Жилищное строительство сводилось к строительству немногих домов для номенклатуры. Было заморожено на минимуме производство легковых автомобилей, холодильников и других товаров длительного потребления, хозяйственных и бытовых товаров, одежды и обуви. Страна имела атомные бомбы и ракеты, но была вынуждена пользоваться дореволюционными швейными машинками «Зингер».

Сталинская милитаризация распространилась и на страны Восточной и Центральной Европы. В январе 1949 г. возник Совет Экономической Взаимопомощи (СЭВ) – ответ Сталина на «план Маршалла». В документах СЭВ ставилась задача наладить производство промышленной и иной продукции, которая раньше покупалась на Западе. Целью Сталина было привязать экономику Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии и Болгарии (а позже и Восточной Германии) к советской экономике. С началом Корейской войны европейские сателлиты СССР начали, по приказу Сталина, подготовку к войне. Советские планы войны в Европе в это время все еще не рассекречены. Но дипломат Анатолий Добрынин написал в своих воспоминаниях о разговоре с заместителем начальника Генерального штаба Сергеем Федоровичем Ахромеевым в 1983 г. По словам Ахромеева, советская военная доктрина в начале 1950-х гг. «сводилась к следующему: создать в центре Европы мощный кулак из танковых дивизий для ответного молниеносного удара по европейским союзникам США и полной оккупации их территории вплоть до Ла-Манша и Атлантического побережья Западной Европы». В первых рядах, расчищая путь, должны были идти армии восточноевропейских сателлитов. В январе 1951 г. Сталин инструктировал лидеров стран СЭВ создать за два-три года мощные вооруженные силы. Летом 1952 г. Сталин подключил к военным приготовлениям ГДР: восточные немцы должны были сформировать армию, вооруженную танками и авиацией. В Восточной Европе развернулось строительство гигантских военно-промышленных комбинатов.

Одновременно продолжали падать уровень и качество жизни народа, как в СССР, так и в странах-сателлитах. Профессор МГУ С.С. Дмитриев записывал в дневнике в сентябре 1950 г.: «За последнее время снова оживились военные всех мастей. Одно время, примерно 1946–1947 гг. отчасти, они повяли, народ был в доброй и наивной вере в то, что усилиями, кровавыми потерями 1939–1945 гг. он приобрел себе право на мир хотя бы на 15–20 лет. Но кто считается с народом? И теперь каждый опять ждет не сегодня-завтра войны. Мы сами ищем повода к войне, конечно, стараясь изобразить дело так, чтобы ее нам объявили, чтоб опять убедить народ в том, что на нас напали и мы обороняемся… В магазинах расхватывают сахар, сахарный песок и всё, что может лежать: явно, делать начинают запасы. Пахнет предвоенной тревогой».

Литература:

Е.Ю. Зубкова. Общество и реформы, 1945–1964. М.: Россия молодая, 1993

Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР, 1945–1953 / Сост. О.В. Хлевнюк, Й. Горлицкий и др. М.: РОССПЭН, 2002.

С. Монтефиоре. Сталин: двор красного монарха. М.: Олма-пресс, 2006.

А. Добрынин. Сугубо доверительно. М., 1997.

C. Cristescu. Ianuarie 1951: Stalin decide inarmarea Romanei.: Magazin Istoric. Bucharest. 119. № 10. С. 15–23.

И.В. Быстрова. «Развитие военно-промышленного комплекса».

4.3.13. Война в Корее

В Корее, бывшей японской колонии, попытки создать единое государство и провести свободные выборы встретили отпор СССР. В результате Корея была разделена на Северную и Южную между советскими и американскими войсками в августе 1945 г. по 38-й параллели. Было создано два государства: Северная Корея провозгласила себя 16 февраля 1948 г. Корейской Народно-Демократической Республикой (КНДР) со столицей в Пхеньяне, а в Сеуле 15 августа была провозглашена антикоммунистическая Республика Корея.

К началу 1950 г. войска СССР и США покинули полуостров. Южане возражали против ухода американцев, так как коммунисты с севера грозились страну «объединить». Корея оказалась на грани войны между коммунистическим режимом, созданным под советским протекторатом на Севере, и националистическим правительством на Юге.

В коммунистическом руководстве Северной Кореи на первую роль выдвинулся Ким Ир Сен. С 1940 по 1945 г. он жил в эмиграции в СССР и получил звание капитана Красной армии. В 1948 г. Ким неоднократно обращался к Сталину с просьбой разрешить ему начать превентивную войну за «объединение родины». После победы коммунистов в Китае, ободренный взрывом первой советской атомной бомбы и видимым отступлением США на Дальнем Востоке, Сталин решил рискнуть. 9 февраля 1950 г. Вождь, посоветовавшись с Мао, дал Ким Ир Сену добро на подготовку к войне. В Северную Корею было направлено громадное количество военной техники, горючего и боеприпасов.

Вооруженные силы Северной Кореи существенно превосходили армию южнокорейского президента Ли Сын Мана: по численности сухопутных войск и количеству артиллерийских орудий – в два раза, по количеству пулеметов – в семь раз, автоматов – в тринадцать, танков – в шесть с половиной, самолетов – в шесть. Советские генералы разработали план сокрушительного удара. Сталин настаивал на том, чтобы агрессия была замаскирована «пограничным конфликтом», но в последний момент этот замысел сорвался.

Ранним дождливым утром 25 июня 1950 г. вооруженные и обученные Советским Союзом северокорейские войска перешли разделявшую страну 38-ю параллель. Через три дня северокорейцы взяли Сеул и начали быстро продвигаться на юг.

Без одобрения кремлевского диктатора северокорейский вождь никогда не пересек бы 38-ю параллель. Сталин совершенно сознательно провоцировал США, стремясь втянуть «страны империализма» в новый конфликт, который в итоге мог привести к Третьей мировой войне. Накануне решающего голосования по поводу северокорейской агрессии в Совете Безопасности (СБ) 25 июня 1950 г. он приказал своему представителю Якову Александровичу Малику проигнорировать заседание под предлогом, что СБ отказывался признать законные права КНР на членство в этой организации. (СССР бойкотировал заседания СБ по этой причине с января 1950 года). Тем самым Сталин уклонился от возможности использовать право «вето» на решения, принимаемые СБ. Именно это и позволило США и их союзникам осудить северокорейцев и провести резолюцию, требовавшую отразить агрессию Северной Кореи против Южной. Только одна страна воздержалась – ненавидимая Сталиным Югославия, против же не голосовал никто. Через два дня Совет Безопасности санкционировал использование международных вооруженных сил против Корейской народной армии (КНА), и вскоре 15 стран приняли участие в отпоре агрессору (применение силы одобрили 53 государства). 16 сентября Соединенные Штаты под флагом ООН высадили в тылу коммунистов у Инчхона свои и союзные войска. Запад оказался вовлечен в кровопролитную бойню.

Документ

Из телеграммы Филиппова [И. В. Сталина] советскому послу в Чехословакии [Михаилу Александровичу Силину] для [Президента Чехословацкой Республики] Клемента Готвальда от 27 Августа 1950 года:

«Мы ушли временно из Совета Безопасности с четверной целью: во-первых, с целью продемонстрировать солидарность Советского Союза с новым Китаем; во-вторых, с целью подчеркнуть глупость и идиотство политики США, признающей гоминьдановское чучело в Совете Безопасности представителем Китая, но не желающей допустить подлинного представителя Китая в Совет Безопасности; в-третьих, с целью сделать незаконными решения Совета Безопасности в силу отсутствия представителей двух великих держав (кроме СССР Сталин имел в виду КНР. – Отв. ред.); в-четвертых, с целью развязать руки американскому правительству и дать ему возможность, используя большинство в Совете Безопасности, совершить новые глупости с тем, чтобы общественное мнение могло разглядеть подлинное лицо американского правительства.

Я думаю, что нам удалось добиться осуществления всех этих целей. После нашего ухода из Совета Безопасности Америка впуталась в военную интервенцию в Корее и тем растрачивает теперь свой военный престиж и свой моральный авторитет. Едва ли теперь может кто-либо из честных людей сомневаться в том, что в военном отношении она не так уж сильна, как рекламирует себя. Кроме того, ясно, что Соединенные Штаты Америки отвлечены теперь от Европы на Дальний Восток. Дает ли все это нам плюс с точки зрения баланса мировых сил? Безусловно дает.

Допустим, что американское правительство будет и дальше увязать на Дальнем Востоке и втянет Китай в борьбу за свободу Кореи и за свою собственную независимость. Что из этого может получиться? Во-первых, Америка, как и любое другое государство, не может справиться с Китаем, имеющим наготове большие вооруженные силы. Стало быть, Америка должна надорваться в этой борьбе. Во-вторых, надорвавшись на этом деле, Америка будет не способна в ближайшее время на третью мировую войну. Стало быть, третья мировая война будет отложена на неопределенный срок, что обеспечит необходимое время для укрепления социализма в Европе. Я уже не говорю о том, что борьба Америки с Китаем должна революционизировать всю Дальневосточную Азию. Дает ли все это нам плюс с точки зрения мировых сил? Безусловно, дает.

Как видите, дело об участии или не участии Советского Союза в Совете Безопасности не такой уже простой вопрос, как это может показаться на первый взгляд». – А.В. Панцов. «Великий кормчий» и его эпоха. М.: Рубежи XXI века, 2008. Т. 2. С. 272. Оригинал письма. – РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 62. Л. 71–72.

Вскоре американская авиация и войска раздробили и разгромили северокорейскую армию. Через 10 дней после высадки американцы отбили южную столицу Сеул, а через месяц взяли Пхеньян. Генерал Макартур быстро двигался по Северной Корее и дошел до реки Ялу.

Сталин обратился к Мао Цзэдуну и стал буквально уламывать его послать в Корею китайские войска под видом «добровольцев». В телеграмме от 2 октября вождь уговаривал Мао ударить по американцам, пока они еще «не готовы к большой войне». Сталин давил на гордость и престиж: «Без новой внушительной демонстрации своих сил», писал он, Китай не получит от американцев Тайвань. Даже если США втянется в «большую войну», то и тогда ее не следует бояться, «так как мы вместе будем сильнее, чем США и Англия, а другие капиталистические европейские государства без Германии… не представляют серьезной военной силы». «Если война неизбежна, то пусть она будет теперь», – взывал кремлевский старец. И действительно, если бы США объявили Китаю войну, тогда СССР по условиям советско-китайского договора от 14 февраля 1950 г. должен был бы вступить в военные действия.

Документ

Из шифротелеграммы Сталина Мао Цзэдуну от 2 октября: «Конечно, я считался… с тем, что, несмотря на свою неготовность к большой войне, США все же из-за престижа может [так в тексте] втянуться в большую войну, что будет, следовательно, втянут в войну Китай, а вместе с тем втянется в войну и СССР, который связан с Китаем Пактом Взаимопомощи. Следует ли этого бояться? По-моему, не следует, так как мы вместе будем сильнее, чем США и Англия, а другие капиталистические европейские государства без Германии, которая не может сейчас оказать США какой-либо помощи, – не представляют серьезной военной силы. Если война неизбежна, то пусть она будет теперь, а не через несколько лет, когда японский милитаризм будет восстановлен как союзник США и когда у США и Японии будет готовый плацдарм на континенте в виде лисынмановской Кореи». – А.В. Торкунов. Загадочная война: корейский конфликт 1950–1953 годов. М., 2000. С. 116–117. Оригинал в АП РФ.

Большинство лидеров КНР высказывались против вторжения в Корею. Не поддерживали планы вторжения и многие военные красного Китая. Северокорейская армия был разгромлена. 13 октября Сталин отдал Ким Ир Сену приказ вывести коммунистические войска из Северной Кореи. «Мы считаем продолжение сопротивления бесперспективным. Китайские товарищи отказываются участвовать в военном отношении. В этих условиях Вы должны подготовиться к полной эвакуации в Китай и/или в СССР… Потенциал для борьбы с противником в будущем должен быть сохранен». Но в тот же день, 13 октября, Мао после напряженных переговоров согласился послать китайские войска под командованием Пэн Дэхуая. 24 ноября 1950 г., когда войска ООН уже вышли к северным границам Кореи с КНР и СССР, полумиллионное китайское войско (четыре полевых армии и три артиллерийских дивизии НОАК) без объявления войны атаковало войска США и их союзников. Они отступили, неся тяжелые потери. Китайцы заняли и Пхеньян, и Сеул. В начале 1951 г. китайское наступление захлебнулось, американцы перешли в контрнаступление, вновь заняли Сеул, а в марте 1951 г. и Пхеньян. Наконец фронт стабилизировался почти на той же линии, на которой начались военные действия.

Какое-то время Мао считал, что эта война принесет успех, если станет, как до того его собственная война в Китае, затяжной. Об этом он писал Сталину, а тот и со своей стороны указывал: «Форсировать войну в Корее не следует, так как затяжная война, во-первых, даст [так в тексте] возможность китайским войскам обучиться современному бою на поле сражения и, во-вторых, колеблет режим Трумэна в Америке и роняет военный престиж англо-американских войск». Но время шло, и война оказалась бесперспективной. Китайская и северокорейская армии истекали кровью, и Мао, в конце концов, начал думать о том, как бы вывести части НОАК из Кореи. Однако Сталин не давал «добро» на завершение конфликта. Корейская война в планах кремлевского диктатора занимала большое место. И не столько сама по себе, но и как часть его нового глобального плана мировой революции.

К счастью, президент Трумэн удержался от эскалации войны. Генерал Макартур требовал перенести военные действия на китайскую территорию, но Трумэн не объявил войну КНР и отрицательно отнесся к предложениям военных о применении атомного оружия в Корее. В июне командование принял генерал Риджвей, воевавший с северокорейскими и китайскими войсками около 38-й параллели с переменным успехом еще 2 года, причем советские летчики на реактивных истребителях МиГ-15 вели воздушные бои с американцами. За годы Корейской войны советские летчики сбили более тысячи американских самолетов.

Война на Корейском полуострове явилась колоссальным бременем как для самой Кореи, так и для Китайской Народной Республики и загубила много миллионов человеческих жизней. Больше всего погибло мирных корейских жителей – по разным данным, от 3 до 4 миллионов. В этой войне Китай, только по официальным данным, потерял 148 тыс. убитыми и более 300 тыс. ранеными, плененными и пропавшими без вести (по другим источникам, общее число потерь достигало 900 тыс.). В то же время северокорейская армия только убитыми и погибшими в результате несчастных случаев потеряла 520 тыс. человек, южнокорейская – 415 тыс., американская – 142 тыс. Советский Союз потерял 299 человек, в том числе 138 офицеров и 161 сержант и солдат. Советская интервенция в Корее была меньшей, чем в Китае, где в боях с силами Чан Кайши в 1946–1950 гг. пало 936 советских граждан.

Корейская война укрепила союз Сталина и Мао, но вместе с тем поставила мир на порог Третьей мировой войны. Война сильно подтолкнула развитие вооруженных сил. США резко увеличили свою военную, особенно военно-воздушную мощь. В ноябре 1952 г. американские ученые испытали первое в мире термоядерное устройство мощностью 10,5 мегатонны (одна мегатонна равна миллиону тонн взрывчатки). За три года военные расходы США учетверились, и в год смерти Сталина авиация США была способна уничтожить СССР внезапным атомным ударом. Япония, Южная Корея и Тайвань стали базами для американского военного присутствия в дальневосточном регионе – присутствия, которое сохраняется и поныне.

Формально СССР остался невоюющей стороной и мог копить силы для будущих схваток. На деле Корейская война резко усилила и без того высокую милитаризацию советской экономики и общества. Тогда же, в сентябре 1950 г., военные начали всерьез готовиться к атомной и биологической войне с США. Советская пропаганда проиграла борьбу за мировое общественное мнение, несмотря на то, что шла на подлоги и обман – утверждалось, например, что Южная Корея атаковала Северную, что американцы используют бактериологическое оружие, что ООН стала «прислужницей американского империализма» и т. п.

Из документа:

(Написано от руки, из соображений секретности)

Товарищу Сталину И.В.

1. На основе изучения материалов о результатах испытаний изделия РДС-1 [первой советской атомной бомбы] считаем необходимым провести в 1950–1952 гг. ряд практических мероприятий по подготовке к защите от действия специальных видов оружия (атомного и биологического).

В предлагаемых нами мероприятиях на Министерство [обороны] СССР возлагаются следующий задачи:

– подготовка Советской Армии к защите от специальных видов оружия – разработка и внедрение в войска методов и средств защиты личного состава, боевой техники и имущества;…по профилактике и лечению специальных поражений;

– разработка и проведение мероприятий по обеспечению эвакуации и медицинской помощи при массовом поражении населения атомным и биологическим оружием.

К работам с отчетами о результатах испытаний изделия РДС-1 и с выписками из них допустить только ограниченный круг ответственных должностных лиц, которым они необходимы для практической работы…

12 сентября 1950 г. – Василевский

2 сентября 1950 г. – Юмашев.

И только после смерти кремлевского диктатора в 1953 г. Мао смог «с честью» выйти из трудного положения: в отличие от Сталина, он не был готов провоцировать мировую революцию в начале 50-х гг. И не потому, что был «умеренным» коммунистом. Просто НОАК не могла больше вести слишком дорогую войну. Ким Ир Сен протестовал, но Мао был непреклонен. Преемники Сталина – Маленков и Хрущев также выступили за прекращение конфликта. 27 июля 1953 г. представители Северной Кореи и КНР, с одной стороны, и командования войск ООН, с другой, подписали соглашение о прекращении огня.

Литература:

А.В. Панцов. «Великий кормчий» и его эпоха. М.: Рубежи XXI века, 2008.

А.В. Торкунов. Загадочная война: корейский конфликт 1950–1953 годов. М., 2000.

4.3.14 Закрепощённая Церковь в России. Львовский собор и запрещение унии

Предполагавший продолжать свою дальнейшую экспансию на Запад и после завершения Второй мировой войны в Европе коммунистический режим был намерен использовать в своей политике Русскую Православную Церковь как в качестве средства усиления своего присутствия в странах православного мира, так и в качестве орудия в идеологической борьбе против Ватикана, который был объявлен советской пропагандой очередным «оплотом мирового империализма». Продолжавшееся на территории Западной Украины вооружённое сопротивление местного населения советской оккупации побудило коммунистический режим именно здесь впервые использовать своё новое «религиозно-пропагандистское оружие».

В апреле 1945 г. за отказ перейти в Московскую Патриархию советскими властями были арестованы митрополит Иосиф (Слипый) и 4 других епископа Греко-Католической (униатской) Церкви, появившейся в результате подписания акта об унии с Римско-Католической Церковью нескольких православных епархий Польши на Церковном Соборе в Брест-Литовске в 1589 г.

28 мая во Львове при участии органов государственной власти была образована инициативная группа во главе с протоиереем Гавриилом Костельником по воссоединению униатской Церкви с Русской Православной Церковью. На проходившем 8–10 марта 1946 г. во Львове под жёстким контролем органов государственной безопасности, но не соответствовавшем канонам как Греко-Католической, так и Русской Православной Церквей церковном соборе было принято решение о ликвидации Греко-Католической Церкви и о переходе в Московскую Патриархию 204 униатских священников. 5 апреля в Москве делегация участников Львовского собора уже участвовала в богослужении в Богоявленском соборе с Патриархом Московским Алексием I, который возвел Гавриила Костельника в сан протопресвитера. В этот и последующие годы были арестованы 344 униатских священника и монаха из числа отказавшихся перейти в Московскую Патриархию, 3222 униатских прихода были зарегистрированы как православные, 230 храмов и 48 монастырей были закрыты.

Вынужденное согласие Русской Православной Церкви принять в свою юрисдикцию приходы ликвидированной столь жестоким и неканоничным путём Греко-Католической Церкви было обусловлено не только давлением на Московскую Патриархию коммунистического режима, но и желанием русской православной иерархии защитить от полного уничтожения церковную жизнь униатского населения Западной Украины. 20 сентября 1948 г. протопресвитер Гавриил Костельник был убит после литургии на паперти Львовского Преображенского собора. Трагическая и загадочная смерть этого по-своему выдающегося священнослужителя, ставшая результатом действий либо мстивших ему украинских националистов, либо ликвидировавших его за «дальнейшей ненадобностью» органов государственной безопасности, олицетворяла собой всю противоестественность и опасность для Церкви согласия на её использование коммунистическим режимом.

В контексте участия Русской Православной Церкви в советской внешней политике следует рассматривать инициированные коммунистическим режимом поездки Патриарха Алексия I в Святую Землю (Палестину) и митрополита Николая в Великобританию и Францию в мае-июне 1945 г. Эти поездки были призваны способствовать усилению советского влияния в среде православных христиан Ближнего Востока и в русской эмиграции. Весьма показательно, что именно после переговоров представителей Московской Патриархии с Румынским Патриархом Никодимом и Сербским Патриархом Гавриилом в 1945–1946 гг. предстоятели этих двух Поместных Православных Церквей заняли лояльную позицию по отношению к прокоммунистическим или коммунистическим правительствам, захватывавшим власть в Румынии и Югославии.

Однако главной советской внешнеполитической акцией, в которой коммунистические власти отводили Русской Православной Церкви играть ведущую роль, явилась начавшаяся в январе 1947 г. подготовка Всеправославного Собора в Москве. В этом соборе наряду с главами всех Поместных Православных Церквей должны были принять участие главы Сиро-Халдейской, Армяно-Григорианской и Коптской Церквей в связи с обсуждением вопроса об их возможном соединении с Православной Церковью. На этом же соборе власти намеревались от имени всего православного мира и христиан древних восточных (до-халкидонских) Церквей выдвинуть программу их совместной международной деятельности, состоявшую из 9 пунктов, главные из которых носили политизированный антикатолический и антиэкуменический характер.

Документ

14 февраля 1947 г. в своём докладе в ЦК ВКП(б) председатель Совета по делам Русской Православной Церкви Г. Карпов подчёркивал: «Проведённая значительная подготовительная работа заграницей позволяет использовать Московскую Патриархию для осуществления в 1947–1948 гг. ряда новых мероприятий, имеющих принципиальное и политическое значение… Разрешённое… на сентябрь 1947 г. предсоборное совещание в Москве глав или их представителей всех автокефальных православных церквей и преследует, в качестве основной цели, подготовку созыва в 1948 году… не собиравшегося уже несколько веков Вселенского Собора (всемирного съезда) для решения вопросов о присвоении Московской Патриархии титула вселенской… Наряду с вопросом о подготовке Вселенского Собора, на предсоборном совещании 1947 г. будут обсуждены вопросы об организации более эффективной борьбы православных церквей с Ватиканом, об отношении к «зарубежному архиерейскому Синоду» митрополита Анастасия, об отношении православных церквей к так называемому «экуменическому движению»… Совет считает, что православные церкви должны и имеют возможности к более активной борьбе против Ватикана. В этом плане можно провести следующие мероприятия: а) окончательно ликвидировать униатскую церковь в СССР; б) подготовить проведение аналогичных мероприятий в некоторых других странах заграницей…; в) на предсоборном совещании 1947 г. сделать более сильное осуждение папизма с догматической точки зрения; г) выпустить специальный сборник для заграницы против Ватикана; д) создать альянс христианских церквей в виде международного движения, во главе с Русской Православной Церковью, для борьбы с Ватиканом, пригласив участвовать в нём все другие вероисповедания… Московская Патриархия должна предъявить Англиканской церкви два условия, на которых она примет участие в «экуменическом движении»: а) отказ «экуменистов» от политических выступлений и обеспечение чисто церковной деятельности этого движения; б) значительное расширение представительских мест для православных церквей во главе с Русской церковью… удовлетворение приведённых выше условий Московской Патриархии позволит ей обеспечить влияние на «экуменическое движение» в нужном нам направлении» – М.В. Шкаровский. Русская православная церковь и Советское государство в 1943–1964 годах. СПб., 1995. С. 124–128.

Однако планировавшуюся коммунистическим режимом внешнеполитическую религиозно-пропагандистскую акцию не удалось осуществить в полной мере. В июле 1948 г. в Москве был созван не Вселенский и даже не Всеправославный Собор, а всего лишь совещание, посвящённое 500-летию автокефалии Русской Православной Церкви. Причиной этого стал отказ принимать в нем участие делегаций Иерусалимского Патриархата и Кипрской Церкви. Делегации, представлявшие Константинопольский Патриархат и Элладскую Церковь, участвовали лишь в богослужениях и праздничных мероприятиях и отказались рассматривать политизированные постановления «Ватикан и Православная Церковь», «Экуменическое движение и Православная Церковь», «Обращение к христианам всего мира», которые обсуждались и принимались преимущественно членами делегаций Православных Поместных Церквей, находившихся на территории стран с коммунистическими режимами. Несмотря на отказ Русской Православной Церкви участвовать в работе Первой ассамблеи Всемирного Совета Церквей в августе-сентябре 1948 г. и вопреки противодействию Московской Патриархии три Поместные Православные Церкви вступили в эту экуменическую организацию.

Сталинскому государству удалось успешно использовать руководство Московской Патриархии для политической нейтрализации церковной иерархии ряда Поместных Православных Церквей, находившихся в тех странах Восточной Европы, в которых в это время утверждались у власти коммунистические режимы. К концу 1940-х гг. эти режимы были уже достаточно стабильны и могли не опасаться политической оппозиции со стороны национальных церковных иерархий. В то же время Московское совещание 1948 г. показало невозможность создания под руководством Русской Православной Церкви единого всеправославного церковного блока, который бы стал религиозно-пропагандистским проводником агрессивной внешней политики коммунистического режима и мог содействовать коммунистическому режиму СССР в борьбе с Ватиканом, в стремлении усилить советское влияние в экуменическом движении и на Ближнем Востоке. Не исключая возможности дальнейшего использования Русской Православной Церкви в своей внешней политике, коммунистический режим в своей внутренней политике со второй половины 1948 г. стал последовательно проводить гораздо более естественный и привычный для него курс, направленный на подавление церковной жизни в стране. Одновременно в коммунистическом руководстве обсуждались варианты раскола католической церкви. Серьезно рассматривался вопрос о создании «антипапы» для католиков СССР и Восточной Европы с резиденцией то ли в Киеве, то ли в Будапеште. Но тут, дальше разговоров пойти не решились.

Свидетельство очевидца

Бывший заключенный Спасского лагеря близ Караганды, православный протоиерей из Латвии Георгий Тайлов вспоминал: «Католические священники были собраны не только из Прибалтики, Польши и Украины. Здесь (в Спасском лагере. – Отв. ред.) были и ксендзы из Германии, Австрии и прочих европейских стран. Много было униатов из Западной Украины. Они-то рассказали мне любопытную историю. Их вызывали лагерные оперуполномоченные и спрашивали, какого они мнения об учреждении в Киеве антипапского престола для католиков социалистических стран (шел 1949 г. – Отв. ред.). В это время существовал проект отколоть от Рима католиков Восточной Европы и создать нового «Антипапу» (на манер ренессансного Авиньона. – Отв. ред.), но он провалился. Ксендзы не поддерживали эту идею». – Протоиерей Георгий Тайлов. За проволокой. 1944–1955 гг. Мемуары // Православие в Латвии. Рига: Филокалия, 2004. С. 111.

Очередная волна арестов духовенства захлестнула Церковь ещё весной 1948 г. и продолжалась до 1953 г включительно. Так в июле 1948 г. был арестован и приговорен к десятилетнему сроку заключения перешедший в юрисдикцию Московской Патриархии из Русской Зарубежной Церкви митрополит Нестор (Анисимов), в сентябре 1948 г. были арестованы и в дальнейшем получили такие же сроки архиепископ Мануил (Лемешевский) и архимандрит Вениамин (Милов), инспектор Московской Духовной академии. Всего же только с января по июнь 1948 г. было арестовано 679 православных священнослужителей.

Историческая справка

Партийным документом, свидетельствовавшим о готовности коммунистического режима вернуться к политике церковных гонений, стало постановление ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной пропаганды», подготовленное в сентябре 1948 г. по инициативе Михаила Андреевича Суслова, который с 1947 г. являлся секретарём ЦК ВКП(б) по идеологии. «Некоторые члены партии из факта победы социализма и господства социалистической идеологии в нашей стране, – подчеркивалось в этом постановлении, – сделали ошибочный вывод, что теперь можно не вести антирелигиозную пропаганду и что религия будет отмирать сама собой… Нельзя успешно решать задачу коммунистического воспитания трудящихся, не ведя борьбы против религиозной идеологии». – В. Алексеев. – «Штурм небес» отменяется: Критические очерки по истории борьбы с религией в СССР. М., 1992. С. 206.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О распоряжениях Совета Министров СССР об открытии церквей и молитвенных зданий» от 28 октября 1948 г. положило конец даже той политике весьма ограниченного открытия храмов, которая проводилась коммунистическим режимом с 1943 г. После принятия этого постановления при жизни Сталина вообще не было открыто ни одного храма, хотя деятельность властей, направленная на закрытие уже действующих церквей, заметно активизировалась. За период с 1949 по 1954 г. количество действующих храмов уменьшилось с 14 477 до 13 422, а количество духовенства уменьшилось с 13 483 до 11 912 человек.

Руководство Русской Православной Церкви пыталось снизить интенсивность наступивших гонений активизацией своей деятельности в советской внешней политике. В апреле 1949 г. митрополит Николай был избран в Париже в состав комитета только что созданного Всемирного Совета Мира. В мае 1952 г. в Троице-Сергиевой Лавре с большим размахом была проведена конференция представителей всех церквей и религиозных объединений СССР «в защиту мира». Однако участие представителей Московской Патриархии в пропагандистских внешнеполитических акциях СССР так и не смогло способствовать смягчению ужесточившегося политического курса коммунистического режима по отношению к Русской Православной Церкви, который оставался неизменным до 1953 г.

Литература:

Т. Волокитина, Г. Мурашко, А. Носкова. Москва и Восточная Европа. Власть и Церковь в период общественных трансформаций 40-х – 50-х годов ХХ века. М.: РОССПЭН, 2008.

М.В. Шкаровский. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939–1964 годах). М., 1999.

Власть и Церковь в Восточной Европе. 1944–1953 гг. Документы российских архивов. Т.1–2. М.: РОССПЭН, 2009.

Т.А. Чумаченко. Государство, Православная церковь, верующие. 1941–1961 гг. М., 1999.

4.3.15. Планы Сталина по новой «чистке» коммунистического аппарата. Ленинградское дело. Был ли заговор Берии?

Сталин сознавал, что не только народ, но даже советская партийно-государственная верхушка устала и хочет более спокойной, комфортной жизни. Маршалы и министры вывезли из Германии немало ценностей, отдыхали с семьями на прибалтийских и восточноевропейских курортах, чувствовали себя привилегированной «элитой». В то же время победа вызвала в этой среде гордость за великую Россию, прилив имперских амбиций и одновременно растущие страхи перед мощью США. Используя это, Сталин сумел подмять номенклатуру, подавить в ней настроения «расслабленности» и начать с ее помощью новую предвоенную мобилизацию общества.

Уже осенью 1945 г. Сталин дал понять своему окружению и военным, что их заслуги не дают им никаких гарантий безопасности. Молотов получил выговор за «либерализм» и «мягкость», в связи с его неосторожным заявлением о смягчении цензуры для иностранных корреспондентов. Осенью 1946 г. досталось Микояну якобы за провалы в торговле хлебом – на деле хлеба в розничной государственной торговле катастрофически не хватало, хотя он был в запасниках. Оба суровых большевика, ветераны партии, каялись как нашкодившие мальчишки.

Документ

Молотов писал Сталину 7 декабря 1945 г: «Вижу, что это моя грубая, оппортунистическая ошибка, нанесшая вред государству. Постараюсь делом заслужить твое доверие, в котором каждый честный большевик видит не просто личное доверие, а доверие партии, которое мне дороже моей жизни».

Микоян в письме Сталину 4 октября 1946 г. приправил покаяние лестью: «Конечно, я, да и другие, не могут ставить вопросы так, как это Вы умеете. Приложу все силы, чтобы научиться у Вас работать по-настоящему. Сделаю все, чтобы извлечь нужные уроки из Вашей суровой критики, чтобы она пошла на пользу мне в дальнейшей работе под Вашим отцовским руководством». – Политбюро ЦК КПСС и Совет Министров СССР, 1945–1953. С. 224.

В апреле 1946 г. Сталин дал ход «делу авиационных работников», по которому были арестованы нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин и Главнокомандующий ВВС маршал авиации А.А. Новиков. Сыграла роль жалоба сына Сталина, Василия, генерала ВВС, о якобы недоброкачественных самолетах. Сталин маниакально подозревал «вредительство». В МГБ по его приказу арестованных жестоко пытали. По этому делу Маленков был временно выведен из состава Секретариата и отправлен на «хлебозаготовки» в Среднюю Азию. В определении относительно Маленкова указывалось, что он «как шеф над авиационной промышленностью и по приемке самолетов – над военно-воздушными силами, морально отвечает за те безобразия, которые вскрыты в работе этих ведомств (выпуск и приемка недоброкачественных самолетов), что он, зная об этих безобразиях, не сигнализировал о них ЦК ВКП(б)».

В июне 1946 г. Жуков был снят с поста Главнокомандующего сухопутными войсками и главы военной администрации в Германии. Доносы из госбезопасности обвиняли его в вывозе из Германии множества трофеев, включая ковры и драгоценности. Но Сталина, видимо, заботило не это – множество советских военачальников и чинов госбезопасности вывозили из Германии трофеи вагонами и самолетами, но далеко не все были привлечены к ответственности. Да и само коммунистическое государство вело себя в Германии как такой же «добытчик».

Сталина раздражала популярность Жукова, которого многие считали подлинным спасителем России. В декабре 1946 г. Сталин отменил празднование дня победы, а вскоре вождь стал единственным, кому пропаганда приписывала победу в Великой Отечественной войне. Жуков, несмотря на понижения в должности и нервотрепку, остался на свободе, возможно потому, что Сталин нуждался в его услугах на случай будущей войны. Аресты других маршалов и генералов, победителей Гитлера, продолжались вплоть до смерти Сталина.

Документ

В постановлении, подписанном генералиссимусом Сталиным, говорилось: «Маршал Жуков, утеряв всякую скромность, и будучи увлечен чувством личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены, приписывая при этом себе, в разговорах с подчиненными, разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной войны, включая и те операции, к которым он не имел никакого отношения. Более того, маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался группировать вокруг себя недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников, и брал их под свою защиту, противопоставляя себя тем самым правительству и Верховному Главнокомандованию». – Георгий Жуков. Документы. М.: РОССПЭН, 2001. С. 16.

Никто из сталинской номенклатуры не оказал сопротивления диктатору, не попробовал устранить его от власти, пусть даже ценой собственной жизни. Советский генералитет за годы войны усвоил лишь внешние регалии, но не традиции старого русского офицерства. Чувство чести и долга перед народом знакомо было немногим. Смелых на поле боя, даже лучших генералов сковывал страх перед генералиссимусом. Помимо страха, сказывалось ослепление величием вождя, отождествление сталинской империи с Россией. Многие коллеги Жукова, завидуя его славе, охотно принимали участие в травле. Маршалы и генералы «прозревали» только в отставке.

Сталин подозревал, что его выдвиженцы в армии и госаппарате могут обойтись без него после войны. Чем больше были заслуги человека в годы войны, тем опаснее он становился в глазах вождя. В августе 1949 по «ленинградскому делу» была арестована большая группа руководителей, возглавлявших Ленинград в дни блокады и занимавших видные позиции в руководстве – А.А. Кузнецов, П.С. Попков, М.И. Родионов, Н.А. Вознесенский и др.

Историческая справка

Николай Александрович Вознесенский (1903–1950). Родился в с. Теплое Тульской губернии. Отец, Алексей Дмитриевич, – младший приказчик у лесопромышленника; мать, Любовь Георгиевна, – домашняя хозяйка. Комсомолец-активист, Николай был послан на учебу в Москву, в Коммунистический университет им. Свердлова. В 1919 г. вступил в партию. После окончания вуза направлен в Енакиево (Донбасс), где на металлургическом заводе возглавил партком. Получил высшее образование в Институте красной профессуры. В 1934 г. на XVII съезде партии Вознесенский был избран в Комиссию советского контроля при Совнаркоме СССР. После убийства Кирова был направлен в Ленинград для руководства городской плановой комиссией и там вошел в «команду» Андрея Жданова. В 1938 г. сменил арестованного Межлаука на посту председателя Госплана СССР. В годы войны был членом Государственного Комитета Обороны. Любимец Сталина, Вознесенский был ортодоксальный сталинист в вопросах экономики, в 1945 г. выступал против иностранных займов и участия СССР в МВФ. В 1947 г. стал членом Политбюро ЦК. Автор исследования «Военная экономика СССР в период Великой Отечественной войны», за которую получил Сталинскую премию.

Надуманным предлогом для преследования «ленинградцев» стало обвинение их в проведении в Ленинграде Всероссийской оптовой ярмарки, якобы без санкции Сталина. Вождь сделал из этого далеко идущие выводы. В 1954 г. Хрущев, выступая перед ленинградским партактивом, признал, что дело было сфабриковано. По его словам, «ленинградская заговорщицкая группа якобы ставила перед собой цель сформировать Центральный Комитет партии республики, противопоставить его ЦК Всесоюзной Коммунистической партии и чуть ли не добиваться отделения от Советского Союза».

Восстановление автономной России в любых формах грозило сталинскому владычеству (Сталин никогда не забывал, что он – грузин) и его империи. В то же время «ленинградское дело», как показывают документы, было следствием борьбы в ближайшем сталинском окружении. Эта борьба, прекратившаяся во время войны, возобновилась немедленно после ее окончания и всячески поощрялась самим Сталиным. «Ленинградцы» были новой молодой и энергичной группой партийных руководителей, сформировавшейся вокруг А.А. Жданова. Их быстрый карьерный рост создавал угрозу сталинскому «узкому кругу», сложившемуся в ходе террора 1930-х гг. Судьба Вознесенского и остальных «ленинградцев» была, видимо, предрешена, когда Жданов внезапно умер в 1948 г., и Сталин в узком кругу объявил своим преемником Вознесенского. Другим возможным преемником считался Кузнецов. Маленков и стоящий за ним Берия подбросили Сталину компромат на «ленинградцев» и сделали все, чтобы раздуть тлеющую подозрительность диктатора.

Вознесенскому предъявили обвинение в потере секретных документов, занижении государственных планов, в фальсификации статистики. По приказу Сталина к арестованным применяли жестокие пытки, на их допросах присутствовали Берия, Маленков и министр вооруженных сил Н.А. Булганин. Для расправы с «ленинградцами» было сделано исключение в законодательстве об отмене смертной казни – эта отмена произошла в 1945 г. в честь победы в войне. По Указу Верховного Совета СССР «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам и подрывникам-диверсантам» 1 октября 1950 г. сталинский суд приговорил Вознесенского, Кузнецова, Родионова, Попкова, второго секретаря Ленинградского горкома Я.Ф. Капустина и председателя исполкома Ленинградского горсовета П.Г. Лазутина к расстрелу. Это была самая крупная и кровавая «чистка» коммунистического аппарата с 1936–1938 гг. Сталин начал уничтожать кадры нового поколения, заменившего истребленных «старых большевиков». Эшелоны увозили из многострадального Ленинграда десятки тысяч арестованных в ссылки и тюрьмы.

Мнение историка:

Историк Олег Хлевнюк полагает, что в послевоенные годы уже нельзя было повторить кровавую вакханалию арестов и публичных процессов, которая имела место в 1936–1938 гг. Сталин стал больше зависеть от бюрократического аппарата и сам этот аппарат выработал способы защиты от капризов диктатора. В октябре 1952 г. на XIX съезде партии (она сменила название с ВКП(б) на Коммунистическую партию Советского Союза) главный доклад подготовил и сделал Маленков, с участием аппаратных экспертов. – Yoram Gorlitzky, Oleg Khlevniuk, Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953. N. Y.: Oxford University Press, 2004

Сталин не доверял ни своему окружению, ни госбезопасности и готовил новую большую «чистку». Пока шло дознание по «ленинградскому делу», Сталин поручил Маленкову создать специальную тюрьму на 30–40 заключенных из высшего партийно-государственного руководства. Когда дело закончилось, тюрьма осталась, ожидая новых узников. В июне 1951 г. был арестован министр госбезопасности Абакумов. Новый министр МВД С.Д. Игнатьев начал, по приказу Сталина, расследование по обвинению своего ближайшего окружения в сотрудничестве с британской разведкой. Эти обвинения привели к аресту ближайшего помощника Сталина А.Н. Поскребышева и начальника его личной охраны Н.С. Власика.

В октябре 1952 г. после 15-летнего перерыва состоялся съезд партии большевиков – XIX съезд. Сталин к этому времени чувствовал себя старым и разбитым, он думал о преемнике. На этом съезде закончилась ВКП(б). Партия была переименована в Коммунистическую партию Советского Союза – КПСС. Под этим названием своей партии коммунисты в России дожили до ее упразднения в августе 1991 г. Было упразднено и политбюро, существовавшее в партии коммунистов с 1918 г. Его заменил Президиум ЦК, в который было введено 25 человек, в том числе много сравнительно молодых коммунистических начальников. Сталин хотел потеснить свою старую гвардию – Молотова, Ворошилова, Кагановича, Микояна, Маленкова, Берию. До того он в преемники готовил Маленкова, но, видимо, стал передумывать. В состав самой высшей группы партийных вождей – в бюро президиума был назначен из секретарей ЦК сталинский выдвиженец – Никита Хрущев, который до того десять лет возглавлял Коммунистическую партию Украины, а с декабря 1949 г. – московскую областную парторганизацию.

Историческая справка

Никита Сергеевич Хрущев родился 24 марта 1894 г. в курской деревне Калиновка в крестьянской семье. В детстве был подпаском, а когда его родители отправились на заработки в Донецкий бассейн, выучился на слесаря. В начале Гражданской войны добровольно вступил в Красную армию и стал членом РКП(б). Быстро перешел на партийную работу, сначала в Донбассе, а затем в Киевской парторганизации. Окончил рабфак и Промышленную академию в Москве. По воспоминаниям учившихся вместе с ним, Хрущев учился очень плохо, но отличался большой угодливостью и подхалимством в отношении начальства. В Промакадемии Хрущев боролся с «правым уклоном» на стороне Сталина. Это было замечено и в 1931 г. он назначается первым секретарем райкома в Москве (сначала Бауманского, затем – Краснопресненского). С 1935 г. Хрущев – первый секретарь Московского комитета партии. Лично руководил сносом важнейших исторических зданий Москвы – стен Китай-города, Сухаревской башни, храма Христа Спасителя, Триумфальных ворот, старинных церквей. Активно участвовал в репрессиях в Москве. В одной из речей он заявил: «Арестовано только 308 человек. Для нашей московской организации – это мало». В январе 1938 г. Хрущев назначается первым секретарем Компартии Украины. Вместе с Ежовым, часто его навещавшим, стремился «доканать врагов». Репрессии на Украине при Хрущеве достигли максимальной интенсивности. Председатель КГБ Александр Шелепин позднее рассказывал, что когда Хрущев в 1957 г. достиг вершины власти, он приказал ему изъять и уничтожить все бумаги с расстрельными списками, на которых стоит его подпись. Это было сделано. В 1941–1943 гг. член совета ряда фронтов. С ноября 1943 г. вновь первый секретарь Украины, до перевода в Москву в декабре 1949 г.

На Пленуме ЦК КПСС в октябре 1952 г. сразу после XIX партийного съезда Сталин внезапно обрушился на Молотова и Микояна, обвинив первого в «капитулянстве» перед США, а второго в троцкистских ошибках. Одновременно он заговорил о своей отставке по состоянию здоровья. Зал оцепенел. Налицо была явная провокация в духе Ивана Грозного, которая могла кончиться казнью нелояльных. Писатель Константин Симонов, участник пленума, записал: «Всем было понятно, что Сталин не хотел, чтобы Молотов после него, случись что-то с ним, остался первой фигурой в государстве и партии». Молотов позже вспоминал: «Поживи он, Сталин, годик-другой, и я мог бы не уцелеть».

Сталин не доверял и Берии. С 1945 г. тот был отстранен от контроля над госбезопасностью «ввиду перегруженности другой центральной работой». Возможно, успехи атомного проекта, которым заведовал Берия, отсрочили расправу вождя над своим слишком инициативным и энергичным подручным.

В конце 1951 г. в Грузии, по приказу Сталина, было сфабриковано дело о «группе мингрельских националистов», которую якобы возглавлял второй секретарь компартии Грузии Барамия. Начались аресты в органах гобезопасности Грузии. «Мингрельское дело» было непосредственной угрозой для Берии, поскольку он сам был мингрелом и начинил компартию Грузии своими ставленниками. Эти и другие обстоятельства послужили основой для предположений, что внезапная болезнь Сталина в марте 1953 г. была делом рук Берии. Подозрительно и то, что многотомная история болезни вождя исчезла, за исключением последнего, заключительного тома. Молотов не исключал, что это могло быть так. Он вспоминал, что 1 мая 1953 г. на трибуне Мавзолея Берия шепнул ему: «Я его убрал». Видимо, историки никогда не будут в состоянии дать ответ на вопрос, был ли «заговор Берия» против Сталина.

Литература:

А. Авторханов. Загадка смерти Сталина. Заговор Берии. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1976.

К. Симонов. Глазами человека моего поколения: Размышления о И.В. Сталине. М., 1990.

Р.Г. Пихоя. Советский Союз. История власти.

Y. Gorlitzky, O. Khlevniuk. Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953. N. Y.: Oxford University Press. 2004. P. 111–112.

4.3.16. Национальная политика Сталина после 1945 г. Выселение «этнических меньшинств» из «прифронтовой полосы». Спецпоселенцы. Борьба с космополитизмом. Дело врачей

Сталинская национальная доктрина «дружбы народов» получила окончательное завершение 24 мая 1945 г., когда Сталин произнес знаменитый тост «за здоровье русского народа». Вождь похвалил русских за терпение – за то, что они не сбросили его и его режим в 1941–1942 гг, когда сталинские просчеты и ошибки чуть было не привели к победе нацистов. В награду за это «терпение» Сталин провозгласил русских «руководящим народом» над всеми другими народами СССР. Давая официальную идеологическую норму, Большая Советская Энциклопедия в статье «Нация» (1954 г.) указывала: «Наиболее выдающейся нацией в семье равноправных наций, входящих в состав Советского Союза, является русская социалистическая нация. С ее помощью все ранее угнетенные народы создали свою советскую национальную государственность, развили свою национальную по форме и социалистическую по содержанию культуру… Этим русская нация завоевала искреннее уважение и доверие к себе со стороны всех наций и народностей Советского Союза, заслужила общее признание как руководящая нация. Русская культура и русский язык, ставшие достоянием широких масс социалистических наций СССР, помогают их дальнейшему сближению» (т. 29. С. 309).

Это не означало возрождения русской культуры и улучшения жизни людей в Российской Федерации. Русские оказались, как выразился историк Дж. Хоскинг, «правителями и жертвами» одновременно, они были и оставались «основной строительной массой советской империи». Но значительное число людей, в том числе и критически относящихся к советской власти, клюнули на сталинскую приманку великодержавного шовинизма.

В 1945–1953 гг. продолжалась ожесточенная борьба режима с национальным сопротивлением, подпольем и партизанским движением в странах Прибалтики и в Западной Украине. Тысячи украинских и прибалтийских ветеранов, участников войны на стороне Германии и участников националистических формирований ушли в леса. Волна террористических актов против советских активистов и тех, кто сотрудничал с «оккупантами», не ослабевала. С советской стороны были задействованы части госбезопасности и регулярной армии. Были арестованы и убиты лидеры униатской Украинской Церкви. В октябре 1948 г. было принято постановление Совета Министров СССР о разрешении МГБ выселять на спецпоселение «семьи бандитов, националистов и бандпособников» из Западной Украины. А в ноябре 1944 г. указом Президиума Верховного Совета СССР все спецпоселенцы лишались права вернуться к прежним местам жительства пожизненно. За побег с мест поселения давалась каторга на 20 лет. Всего с 1944 по 1952 г. было выселено 203 662 западноукраинца, из них 182 тыс. «националистов»-«оуновцев» и членов их семей. Из Латвии, Литвы и Эстонии были выселены более 50 000 человек, и общее число спецпоселенцев из стран Балтии составило, вместе с депортированными до войны, 172 362 человека.

Историческая справка

О масштабах людских потерь, понесенных, например, Эстонией в 1940–1953 гг., всё население которой в 1940 г. составляло менее 1 млн человек, свидетельствуют следующие цифры: 26 тыс. немцев и шведов выехали в 1940 г.,2 тыс. уничтожено в застенках НКВД в 1940–1941 гг., 19 тыс. депортировано в 1941 г., 30 тыс. – в 1944-м, 80 тыс. – в 1949 г. (большинство депортированных вернулось в Эстонию в 1950-е гг.), 33 тыс. эвакуировались в Россию в 1941 г. и затем вернулись, 6 тыс. уничтожены немцами в 1941–1944 гг., 33 тыс. мобилизованы в Красную армию и большинство из них погибли. 25 тыс. мобилизовано Вермахтом и погибли, 117 тыс. бежали на Запад, 71,5 тыс. населяли земли, переданные из Эстонии в Россию. – Tonu Parming. Roots of Nationality Differences // Nanionality Groop Survival in Multi-Ethnic States: Shifting Support Patterns in the Soviet Baltic Region. Ed. Edward Alwarth. N.Y.: Reaeser, 1977. P. 34–35.

В Казахстане и Сибири, куда привозили депортированных, образовались целые районы спецпоселенцев. К началу 1953 г., число спецпоселенцев по разным данным колебалось в пределах от 2,5 до 3,3 млн человек. Условия жизни спецпоселенцев были часто не лучше, чем в концлагерях – не было жилья, воды, пищи, элементарных удобств, свирепствовали эпидемии. В этих ужасных условиях всходили новые ростки этнической и национальной ненависти, направленной прежде всего на русских как на главную опору режима.

Сталин продолжал политику «укрепления» приграничных районов, прежде всего в Причерноморье и на Кавказе, откуда еще в 1944 г. были выселены крымские татары, чеченцы, кабардино-балкарцы и другие этнические меньшинства и диаспоры. На этом фоне аномалией был приезд 90 тыс. армян из зарубежной диаспоры. Сталин рассчитывал использовать их как «козырь» в давлении на Турцию, а руководители Армении рассчитывали, что области Турции вокруг Карса и Ардагана будут присоединены к СССР. Однако уже в 1948 г. репатриация армян прекратилась, а в 1949 г. прошла окончательная «зачистка» черноморского побережья. Всего за 1944–1949 гг. из этого региона было депортировано 157 тыс. человек.

Еще во время войны начал развиваться бытовой и государственный антисемитизм. Его объектами стали евреи, ассимилированные в русскую городскую среду и в большинстве своем преданные советскому строю. Во время войны Сталин с успехом использовал международные контакты советских евреев для привлечения средств и симпатий зарубежных еврейских диаспор, необходимых в борьбе против нацистской Германии. В обстановке холодной войны те же самые контакты превратили в глазах Сталина самих советских евреев в подозрительную диаспору, которой могли воспользоваться США. Началась «чистка» от евреев органов разведки, МИД и внешней пропаганды.

Историческая справка

Подозрительность Сталина в отношении евреев касалась и членов его семьи. В 1943 г. он отправил в ссылку писателя Алексея Каплера, автора сценария к фильму «Ленин в Октябре», в которого влюбилась его дочь Светлана. «Уж не могла себе русского найти!» – раздраженно говорил вождь, разрывая в клочки письма Каплера к дочери. Когда Светлана вышла замуж за еврея, студента московского института международных отношений Г.И. Морозова, он в разговоре с дочерью ядовито заметил: «Слишком он расчетлив, твой молодой человек… Смотри-ка, на фронте ведь страшно, там стреляют, а он, видишь, в тылу окопался». Сталинская родня со стороны жены – Аллилуевы – поддерживали дружбу со многими интеллигентами-евреями. Тот факт, что в его окружении было много «космополитов», связанных с Западом и западной культурой, бесило вождя.

Государственный антисемитизм в 1948–1949 гг. выразился в кампании «борьбы с космополитизмом», в «защиту русской культуры и науки», которую якобы оккупировали евреи. В университетах, писательских организациях и других учреждениях науки и культуры шли кампании по изгнанию «космополитов». Студенты и аспиранты «разоблачали» своих учителей. Одновременно Сталин ликвидировал практически все учреждения еврейской культуры (на идиш) на территории СССР, за исключением тех, которые находились в Еврейской автономной области в Биробиджане (Хабаровский край). Были закрыты еврейские театры, газеты и журналы. Руководитель Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) актер Соломон Михоэлс был убит госбезопасностью по тайному приказу Сталина.

Чиновники, литераторы, деятели культуры и даже ученые, до сей поры скрывавшие свой антисемитизм, теперь были в первых рядах кампании. Но зачастую бытовая юдофобия подпитывалась вполне меркантильным желанием занять доходные и престижные места на кафедрах, в лабораториях, государственных учреждениях, убрав «еврейских» конкурентов.

Историческая справка

Поэт Константин Симонов, у которого было множество евреев и среди родни, и среди друзей, счел за лучшее присоединиться к погромщикам. Он начал обличать космополитизм как глобальную угрозу: «Космополитизм в политике империалистов – это стремление ослабить патриотическое чувство независимости сразу во многих странах, обессилить, связать народы этих стран и выдать их с головой американским монополиям. Космополитизм в искусстве – это стремление подорвать национальные корни, национальную гордость, потому что людей с подрезанными корнями легче сдвинуть с места и продать в рабство американскому империализму». (Из выступления 18 февраля 1949 г. на собрании драматургов и критиков Москвы). 28 марта Симонов вместе с писателем Софроновым обратились к Сталину и Маленкову с просьбой санкционировать исключение из Союза писателей «критиков-антипатриотов» И.И. Юзовского, А.С. Гурвича, А.М. Борщаговского, И.И. Альтмана и др. Власть, однако предпочла отмежеваться от погромщиков в литературе, предоставив им действовать по своему усмотрению.

Евреев было не так легко изгнать и депортировать, как другие этнические диаспоры. Большое число выходцев из еврейской среды было ассимилировано в русскую среду, работало в сфере услуг, госаппарате, научных и культурных учреждениях, органах пропаганды и печати. Обрусевшими еврейками были жены Молотова, Ворошилова, Андреева и ряда других советских руководителей. Многие выдающиеся ученые с «еврейскими фамилиями» работали в атомном проекте и других военных проектах. Не говоря уж о том, что откровенный государственный антисемитизм означал полный разрыв с традициями большевицко-ленинского «Интернационала» и сближение сталинского «социализма» в глазах всего мира с германским нацизмом.

Все это не остановило Сталина. Сразу после образования Израиля в мае 1948 г. последовали аресты руководителей ЕАК. Почти все арестованные были убиты. Была арестована жена Молотова – Полина Жемчужина (Карп) и некоторые другие «еврейские» жены советских лидеров.

Еврейские гонения вступили в решающую фазу в 1952 г., когда Сталин сделал вывод о том, что Израиль полностью превратился в проводника политического и военного влияния США на Ближнем Востоке. 13 января 1953 г. в «Правде» появилась статья, обвинявшая ведущих профессоров медицины в том, что они, в сговоре с американской разведкой и сионистскими организациями, убивали советских лидеров и военачальников. Статью редактировал сам Сталин, вписавший в текст наиболее зловещие и хлесткие фразы о «рабовладельцах-людоедах из США и Англии» и о «ротозействе» в советском аппарате. В разговоре с приближенными вождь был еще откровенней. Он сказал: «Любой еврей-националист – это агент американской разведки». Шла Корейская война, и вождь был уверен, что его попытаются «убрать» американцы. В маниакальной подозрительности он был убежден, что с ним поступят так же, как он поступал со своими явными и вымышленными врагами – Троцким, Зиновьевым, Бухариным…

Документ

Из статьи в «Правде»:

«Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». 13 января 1953 г.: «Участники террористической группы, используя свое положение врачей и злоупотребляя доверием больных, злодейски подрывали здоровье последних… Преступники признались, что они, воспользовавшись болезнью товарища Жданова, умышленно скрыли имеющийся у него инфаркт миокарда, назначили противопоказанный этому тяжелому заболеванию режим и тем самым умертвили товарища Жданова… Презренных наймитов, продавшихся за доллары и стерлинги, советский народ раздавит как омерзительную гадину».

Первой жертвой «дела врачей» стал профессор Яков Этингер – личный врач Берии. Он был арестован в 1951 г., дал признательные показания, что участвовал в умерщвлении секретаря ЦК А. Щербакова, назвал сообщников и умер во время следствия в тюрьме «от сердечного приступа». Осенью 1952 г. последовал арест девяти виднейших врачей, среди которых был и личный врач Сталина В.Н. Виноградов, а также профессора Вовси, Фельдман, Гирнштейн, Яков Рапопорт и др. Под нажимом следствия все, кроме Рапопорта, признались в своих «преступлениях». Профессора Вовси следователь заставил подписать признание, что он не только английский и американский, но и немецкий шпион. Обливаясь слезами, профессор говорил следователю «Немцы расстреляли в Двинске всю мою семью…» В ответ, вперемешку с матерной руганью, он услышал: – «Профессор… нечего запираться, признавайся, что был и немецким шпионом». И М.С. Вовси подписал, что был и немецким шпионом.

В населении антисемитская кампания разбудила черносотенные чувства. На Украине, по сообщениям партийных органов и тайной полиции, некоторые были уже готовы идти убивать евреев. Но и в центральных городах России и в промышленных центрах Урала бытовой антисемитизм, зависть к «лучше устроенным» евреям прорвалась наружу. Некоторые мечтали поживиться жилплощадью в случае массовой еврейской депортации, и распускали слухи о ее подготовке. «Когда же наша славная Русь – родина социализма – освободится от американский наймитов, евреев-националистов?» – писал один «беспартийный большевик» из Челябинской области в анонимном письме.

9 февраля 1953 г. неизвестные взорвали бомбу на территории советской миссии в Тель-Авиве. Несмотря на извинения израильского правительства и готовность компенсировать ущерб, СССР разорвал отношения с Израилем. Началась массовая антисемитская истерия, евреев оскорбляли и избивали на улицах Москвы, Ленинграда, Киева, и других городов.

Чтобы снять с себя обвинения в антисемитизме, власть организовала «Письмо в редакцию «Правды»», клеймящее «шпионскую группу врачей-убийц, продавших свою душу и тело империалистам», подписанное несколькими десятками представителей советской элиты – евреями по национальности. Но некоторые известные евреи, несмотря на явную опасность репрессии, подписывать это письмо отказались.

Многие факты указывают на то, что «дело врачей» влекло за собой не только массовую депортацию евреев, но и кровавую «чистку» всего аппарата, включая госбезопасность, и ближний круг соратников Сталина. В узком кругу Сталин говорил: «Неблагополучно в ГПУ. Притупилась бдительность. Надо лечить». Одновременно в 1952–1953 гг. начался пересмотр дел людей, отбывших сроки заключения по 58-й статье. Их вновь арестовывали, требовали новых признаний и ссылали в отдаленные места Сибири.

Подготовку нового Большого Террора прервала лишь внезапная болезнь и смерть «вождя». После смерти Сталина «дело врачей» было прекращено и оставшиеся в живых профессора вышли на свободу.

Литература:

А. Люстигер. Сталин и евреи. М.: РОССПЭН, 2008.

В.Н. Земсков. Спецпоселенцы в СССР. 1930–1960. М.: Наука, 2003.

Г.В. Костырченко. Сталин против «космополитов». Власть и еврейская интеллигенция в СССР. М.: РОССПЭН, 2008.

Дж. Гасанлы. СССР – Турция: Полигон Холодной войны. Баку: Адильоглы, 2005. С. 413–415.

Н.Ф. Бугай. Народы Украины в «Особой папке» Сталина. М.: Наука, 2006.

G. Hosking. Rulers and Victims. The Russians in the Soviet Union. Harvard Press, 2006.

4.3.17 Наука и культура в СССР в 1945–1953 гг. Лысенко и «лысенковщина»

Сталин мобилизовал все силы официальной культуры на нужды холодной войны. Александр Фадеев, Константин Симонов, Михаил Шолохов, Борис Полевой и др. писали романы, рассказы и повести, где показывали, что русский патриотизм и советский режим – тождественные вещи, что антисоветчики-толстосумы США готовят войну против СССР. Илья Эренбург вовлекал левых и либеральных западных интеллектуалов во всемирную кампанию «борьбы за мир» против США и западных держав, в защиту СССР. Художники, писатели, журналисты, песенники, скульпторы, ведущие театральные и кинорежиссеры создавали иллюзию «счастливой послевоенной жизни». Апофеозом стал фильм И. Пырьева «Кубанские казаки». Официальные писатели, художники, кинематографисты, заключает историк М.Р. Зезина, «вращались в своем кругу, в большинстве своем плохо представляли реальную жизнь народа в те годы». На фоне общей нищеты режим платил им огромные гонорары, обеспечивал их квартирами и дачами, предоставлял бесплатные дома творчества и творческие командировки.

Историческая справка

Александр Александрович Фадеев (1901–1956), еще учась во Владивостокском коммерческом училище, выполнял поручения подпольного комитета большевиков. В 1918 г. вступил в партию и принял кличку Булыга. Стал партийным агитатором; в 1919 г. вступил в Особый Коммунистический отряд красных партизан. В конце Гражданской войны занимал посты: комиссара 13-го Амурского полка и комиссара 8-й Амурской стрелковой бригады. В 1921 г. участвовал в подавлении Кронштадтского восстания.

После Гражданской войны Фадеев был отправлен партией на Юг России, где работал секретарем одного из райкомов Краснодара, а затем заведующим разделом партийной жизни в отделе печати Северо-Кавказского крайкома. О духовных горизонтах писателя говорят названия его статей, опубликованных под кличкой «Булыга» в газете «Советский Юг»: «Итоги совещания при орграспреде крайкома по поднятию производительности труда», «Предложения о работе с ленинским набором», «На пороге второго пятилетия», «Окружные газеты о XIV съезде ВКП(б)». В последней из них Фадеев сетует, что решениям съезда местные газеты уделяют мало внимания.

На досуге Фадеев занялся беллетристикой, о которой он заявил: «В большевистском понимании художественная литература есть могущественная служанка политики» («Правда» от 10.1.1931) Политике большевиков он и служил. Повесть «Разлив» (1924), романы «Разгром» (1927) и «Последний из удэге» (1930–1940) посвящены захвату Дальнего Востока большевиками. «Последнего из удэге» автор писал с 1929 по 1940 г., но так и не смог закончить. Жизнь изображается в этих произведениях по одной схеме. Все чуждые советской власти «социальные элементы» (офицеры, священники, промышленники, некоммунистическая интеллигенция, обеспеченные крестьяне) показаны как выродки, достойные лишь уничтожения. Им противопоставлены идейные большевики, которые перевоспитывают темные, но стихийно революционные народные массы в духе коммунистической идеологии.

В докладе 1932 г. «Мой литературный опыт – начинающему автору» Фадеев говорил: «Какие основные мысли романа «Разгром»?…Первая и основная мысль: в гражданской войне происходит отбор человеческого материала… Происходит огромнейшая переделка людей. Эта переделка людей происходит успешно потому, что революцией руководят передовые представители рабочего класса – коммунисты…»

Фадеев изображал исторические события не просто с партийной точки зрения, но подчас по прямому заданию партийных органов. Так, «Молодая гвардия» была написана по заказу ЦК ВЛКСМ, который обратился к Фадееву с этой просьбой в августе 1943 г. К началу 1945 г. он закончил роман. Однако в «Правде» от 3 декабря 1947 г. ему было указано, что в «Молодой гвардии» нет главного – «руководящей, воспитательной роли партии…». По воспоминаниям В.В. Вишневского, Фадеев ответил: «Критику понял… Переживаю глубоко… Буду вновь работать над романом, буду писать один, другой, третий раз… Выполню указание партии». Указание было выполнено к 1951 г.: первая редакция «Молодой гвардии», в которой молодежным подпольем руководили комсомольцы, сменилась второй, где руководящая роль отведена партии.

В последние годы жизни Фадеев работал над романом «Черная металлургия». На своем юбилейном вечере (1951 г.) писатель так определил замысел этого произведения: «Я хочу спеть песню о нашей партии, как вдохновляющей и организующей силе нашего общества». В письме Сталину от 31 марта 1951 г. он обещал воспеть в этом романе «гигантскую стройку коммунизма», изобразить современную жизнь как победу «партии и комсомола». В план романа входило и «изображение врагов народа и их разгром». По замыслу Фадеева, эти внутренние враги должны были мешать внедрению в жизнь важного технического изобретения. Закономерно, что столь неправдоподобный замысел остался невоплощенным.

Фадеев остался автором всего двух законченных романов: «Разгром» и «Молодая гвардия» (последняя претерпела множество переделок), а также нескольких мелких произведений. Причиной столь скудных результатов была не только противоестественность идей, которым автор пытался придать художественную форму. Фадееву было просто некогда писать. С 1939 г. и до конца жизни он был членом ЦК КПСС, что требовало участия во всех заседаниях партийной верхушки. Кроме того, он занимал крупные посты в Союзе писателей СССР: в 1939–1944 гг. – секретарь, в 1946–1954 – генеральный секретарь, в 1954–1956 – секретарь правления. В 1951 г. Фадеев жаловался Сталину: «Прибавилась огромная сфера деятельности, связанная с борьбой за мир… Следует учесть и работу как депутата Верховного Совета СССР, а теперь и РСФСР». Наконец, писатель возглавлял Комитет по Государственным премиям в области литературы и искусства, что тоже занимало время…

В конце жизни Фадеев сознавал, что погубил свое дарование. 13 мая 1956 г., перед самоубийством, он составил письмо «В ЦК КПСС», где обвинил в своем творческом бесплодии родную партию: «Меня превратили в лошадь ломового извоза, всю жизнь я плелся под кладью бездарных… неисчислимых бюрократических дел». Но за 17 лет писатель мог отказаться хотя бы от одной из своих номенклатурных должностей, если они так его тяготили.

Культ Сталина достиг, по свидетельству очевидца, «поистине безумных размеров». По всей стране вознеслись новые гигантские изваяния Сталина в дополнение к довоенным. После пышных торжеств по случаю 70-летия Сталина в декабре 1949 г. Музей западного искусства, построенный усилиями Цветаева в 1910-е гг., был переоборудован под экспозицию подарков вождю. Проект строительства колоссального Дома Советов на месте разрушенного храма Христа Спасителя был заморожен – ведь этот проект должна была венчать статуя Ленина, а не Сталина. Вождь играл роль верховного цензора по культуре: он просматривал фильмы, читал повести и распоряжался присуждением Сталинских премий по литературе и искусству. Быть может, и с этим связано неуклонное сокращение числа литературных журналов и кинофильмов – у вождя оставалось мало времени.

Историческая справка

Михаил Александрович Шолохов родился, по официальным данным, в 1905 г. (есть и другие версии) в Области войска Донского. Его отец был из купеческого рода, мать – из украинских крестьян. В 1914–1918 гг. Шолохов учился в гимназиях Москвы, затем г. Богучара (Воронежской губернии) и, наконец, родной станицы Вешенской. Документальных сведений о его жизни в период Гражданской войны нет. После окончательной победы на Дону советской власти Шолохов работал делопроизводителем в станичном исполкоме, помощником бухгалтера и несколько месяцев – налоговым инспектором (за самовольное снижение налогов во время голода был осужден на год условно). В 1922 г. не смог поступить в московский вуз, так как для этого требовались стаж работы в промышленности и рекомендация комсомола (комсомольцем Шолохов не был). Перепробовав несколько профессий, вернулся в Вешенскую и с 1926 г. жил там с женой-казачкой и детьми. С 1923 г. публиковал в московских журналах рассказы, посвященные Гражданской войне на Дону. В 1928–1930 гг. вышли первые три книги романа-эпопеи «Тихий Дон», который стал высшим достижением советской литературы и принес Шолохову мировую известность (Сталинская премия – 1941 г., Нобелевская – 1965). В отличие от недавних рассказов Шолохова, не признающий власти большевиков казак изображен здесь с сочувствием и симпатией, что вызвало нарекания партийной критики. Однако молодой писатель стремительно поднялся на вершину не только литературной славы, но и советской правящей элиты: в 1932 г. вступил в партию (с 1961 г. – член ЦК КПСС); в 1937-м был избран в Верховный Совет СССР и оставался его депутатом до середины 1970-х гг.; с 1934 г. входил в правление Союза писателей СССР, с 1940 г. – в Комитет по Государственным премиям в области литературы и искусства.

При этом его творческая энергия всё более угасала. Последняя, четвертая книга «Тихого Дона» появилась только в 1940 г.; первый том романа «Поднятая целина», прославляющего коллективизацию, вышел в 1932 г., а второй был завершен лишь к 1959-му (Ленинская премия – 1960 г.). Третий роман, «Они сражались за Родину» (1942–1944, 1969), Шолохов много лет пытался, но так и не смог дописать. В послевоенные годы вышли рассказ «Судьба человека» (1956) и ряд пропагандистских статей: «Борьба продолжается» (1948), «Свет и мрак» (1949), «Не уйти палачам от суда народов!» (1950) и др. Далее писатель уже не создавал литературных трудов, хотя прожил до 1984 г. Столь же неуклонно таяли и художественные достоинства произведений. На смену «Тихому Дону», который резко выделялся из советской литературы силой образов, свежестью донской речи и нелицеприятным изображением разрушивших казачью жизнь большевиков, приходили всё более стандартные тексты, полные идеологических и языковых штампов. Слова Шолохова «Мы пишем по указке наших сердец, а наши сердца принадлежат партии» не были лицемерием: его личная переписка мало отличается от его выступлений на съездах коммунистов.

Сразу же после выхода первых глав «Тихого Дона» возникли слухи о том, что Шолохов использовал рукопись неизвестного автора-казака, погибшего в Гражданскую войну. 24 марта 1929 г. в «Рабочей газете», а 29 марта – в «Правде» появилось письмо А. Серафимовича, Л. Авербаха, А. Фадеева и других членов РАПП: «В связи с тем заслуженным успехом, который получил роман пролетарского писателя Шолохова «Тихий Дон», врагами пролетарской диктатуры распространяется злостная клевета о том, что роман Шолохова является якобы плагиатом с чужой рукописи <…>. Чтобы неповадно было клеветникам и сплетникам, мы просим литературную и советскую общественность помочь нам в выявлении «конкретных носителей зла» для привлечения их к судебной ответственности». После этого обсуждение проблемы авторства стало невозможным: «Усомниться в нём вслух – десятилетиями была верная Пятьдесят Восьмая статья. После смерти Горького Шолохов числился Первым Писателем СССР, мало что член ЦК ВКП(б) – но живой образ ЦК…» (А. Солженицын. Бодался теленок с дубом // Новый мир. 1991. № 12. С. 69).

Однако с 1970-х гг. споры об авторстве «Тихого Дона» возобновились. Сторонники версии о том, что Шолохов приспособил к советским требованиям чью-то чужую рукопись, строят свои доказательства на идейной, композиционной и стилистической разнородности текста романа. Большинство этих исследователей считают первоначальным автором эпопеи донского писателя Федора Крюкова, умершего при отступлении с Белыми. Если же считать Шолохова единственным создателем «Тихого Дона» (чему также есть немало доказательств), то приходится признать: вся дальнейшая творческая судьба писателя говорит о вырождении его таланта, отданного на службу партии большевиков. – Загадки и тайны «Тихого Дона». Самара, 1996. Михаил Шолохов: Летопись жизни и творчества: (материалы к биографии) / Сост. Н. Т. Кузнецова. М., 2005.

В то же время государственная «руссификация» стремилась расколоть деятелей науки и культуры по «национальному» признаку. К примеру, с 1946 по 1948 г., в результате борьбы с «засоренностью еврейскими кадрами» институтов Академии наук СССР и «аттестации» число русских среди заведующих отделами, лабораториями и секторами выросло с 73,6 % до 80 % за счет сокращения числа евреев. Жданов и отдел ЦК по науке и культуре «сокращали» число евреев в общественных науках. Государственная «руссификация» зачастую открывала широкую дорогу антисемитам, посредственностям, прихвостням режима, которые под флагом защиты «русской культуры» делали себе карьеру. Память о подлости, как и благородстве, проявленном в эти годы, стала впоследствии важным фактором в общественных и идейных водоразделах 1950-х – 1960-х гг.

Тем не менее, общественный подъем года победы не пропал для русской культуры. Писатели и поэты военного поколения писали рассказы и стихи «в стол», не рассчитывая на их публикацию. В послевоенные годы стремительно росла дистанция между официальной и неофициальной культурой. Образованная молодежь в городах искала заменителей сталинскому культурному суррогату. Сохраняли популярность песни и стихи военной поры. Некоторые молодые люди под влиянием трофейных немецких и американских кинофильмов, американского джаза стали «западниками» и «стилягами» – оказывая, таким образом, осознанное или неосознанное сопротивление официальной антизападной пропаганде. В студенческой среде быстро рос интерес к подлинному, а не обкорнанному властью дореволюционному русскому наследию – искусству, философии, истории, поэзии и быту. Студенчество распевало песни Вертинского и Петра Лещенко. Но высшие сокровища русской дореволюционной и эмигрантской культуры оставались недоступными, упрятанными в специальные хранилища главных библиотек страны. Имена Владимира Соловьева, Сергия Булгакова, Ивана Шмелёва, Николая Лосского, князя Сергея Трубецкого, Владислава Ходасевича, Георгия Иванова, Владимира Набокова знали очень немногие. Их книги опасно было держать в руках без «специального разрешения» МГБ.

Советская фундаментальная наука развивалась в основном в «шарашках» и внутри военно-промышленного комплекса, прежде всего в атомном проекте, куда были стянуты лучшие силы и громадные ресурсы. Фундаментальные исследования в Академии наук сдерживал слабый приток молодежи; но там еще работали замечательные ученые с дореволюционным образованием и культурой (Л.А. Орбели, К. В. Островитянов, С.И. Вавилов, А.Н. Несмеянов, И. И. Мещанинов, Е.В. Тарле, и др.). Хуже всего ситуация была в университетах, где усиливался идеологический контроль над образованием, библиотеки чистились от «нежелательной» литературы и изгонялись профессора-«космополиты». Тогда наметился принцип, последовательно осуществлявшийся до конца коммунистического властвования – в академических институтах дозволялось очень умеренное свободомыслие (иначе развитие наук вовсе прекратилось бы), но свободомыслов к университетам и учебным институтам не подпускали на пушечный выстрел – дабы они не растлевали учащуюся молодежь своими идеями. Глубокий раскол между академической наукой и университетской профессурой крайне отрицательно сказался на уровне общей культуры и профессиональной подготовки молодых специалистов. Послевоенные студенты, столкнувшись с громадными прорехами в официальной науке, стремились восполнить их самообразованием.

Почти в каждой научной дисциплине утвердилась доминирующие, а нередко и конкурирующие группы ученых, своего рода «научные мафии», имевшие поддержку в Отделе науки ЦК, Отделе агитации и пропаганды ЦК и других властных структурах. Резкий антизападный поворот в государственной политике и идеологии, «борьба с низкопоклонством перед Западом» создал почву для яростной борьбы между научно-партийными кланами по «важному вопросу» – кто из них представляет «истинную» советскую науку, а кто должен каяться в ошибках или, хуже того, отвечать за «вредительство». Так, ряд университетских профессоров-физиков объявили теорию относительности Альберта Эйнштейна и квантовую теорию Нильса Бора «идеалистическими» и «антимарксистскими». Они жаловались на «монополию еврейских физиков». Однако разгром ядерной физики не состоялся – Сталину нужна была атомная бомба.

Гораздо хуже был исход позднесталинских «дискуссий» в биологии. Там столкнулись генетики, опиравшиеся на открытия Г. Менделя, Т. Моргана и А. Вейсмана в области наследственности, и приверженцы агронома Трофима Денисовича Лысенко. Последние провозгласили себя «учениками Мичурина» и утверждали, что с помощью скрещивания можно вывести любые виды растений. По поводу мичуринско-лысенковских «опытов» ходило много шуток. («Вы знаете, как погиб Мичурин? Упал с ветвистого арбуза» и т. п.). На деле, все сводилось к чистому шарлатанству. Ещё в 1937–1940 гг. «лысенковщине» энергично противостоял выдающийся русский биолог академик Николай Иванович Вавилов. Но 6 августа1940 г., во многом как раз за противодействие Лысенко, он был арестован. За арестом последовали издевательства и пытки в застенках НКВД и гибель от истощения в Саратовской тюрьме 26 января 1943 г.

В 1947 г. глава Агитпропа ЦК Ю. Жданов (сын А. Жданова) пытался свалить Лысенко, но тот нанес упреждающий удар. В октябре 1947 г. Лысенко обратился к Сталину с личным письмом, жалуясь, что «менделизм-морганизм» и «вейсманизм» (т. е. теории западных генетиков), основанные на «буржуазной метафизике», тормозят советскую агрономию. Только «мичуринский» метод может дать СССР изобилие продуктов. Сталин поддержал Лысенко и даже стал его «научным редактором». В августе 1948 г., опираясь на сталинский авторитет, лысенковцы объявили «буржуазную генетику» вне закона. Сотни генетиков потеряли работу и были арестованы.

«Лысенковщина» – псевдонаучная монополия в биологии и агрономии, поддержанная режимом, надолго утвердилась в СССР. В Большой Советской Энциклопедии 2-го издания появилась статья «ген», в которой утверждалось, что это «лженаучная идеалистическая частица». Разгрому подверглись и «лженауки» кибернетика и социология. Как противоречащая диалектическому материализму была отвергнута космология. В физиологии единственно научным было объявлено учение Павлова, а в психиатрии как антинаучное отвергнуто учение Фрейда. Люди, имеющие отношение к науке, тихо говорили друг другу на ухо: «Маразм крепчал!»

В конце жизни Сталин выступил «главным ученым» страны. Были опубликованы его заметки по политэкономии и языкознанию, немедленно провозглашенные последним и гениальным достижением «марксистской науки». Вождь безуспешно пытался «развить марксизм-ленинизм» на базе «объективных научных законов». Старея и пьянея от прославления, он, видимо, сам начинал считать себя всезнающим и всемудрейшим. Своими безграмотными ремарками он буквально испещрял книги выдающихся ученых. Научная мысль, однако, упорно выламывалась из рамок марксистской ортодоксии.

Литература:

В.П. Смирнов. На историческом факультете МГУ в 1948–1953 гг. // Новая и новейшая история. 2005, № 6.

М. Р. Зезина. Советская художественная интеллигенция и власть в 1950-е – 60-е годы. М.: Диалог-МГУ, 1999.

E. Pollock. Stalin and the Soviet Science Wars. Princeton // N.J.: Princeton University Press, 2006.

4.3.18. Первая и вторая эмиграция. Политика Сталина в отношении Русского Зарубежья. Раскол эмиграции и трагедия возвращенцев. Уход в обе Америки

Русских людей, которые предпочли, оказавшись вольно или невольно в 1941–1945 гг. в покоренной нацистами Европе, не возвращаться на родину после разгрома Гитлера, но бежать дальше от своего отечества, именуют второй волной русской эмиграции. Их упрямое нежелание возвращаться, порой даже ценой собственной жизни, говорит о многом. Родина стала им хуже смерти. И вовсе не потому, что все они были убежденными предателями и «фашистскими прихвостнями». Многие попали в Европу вовсе не добровольно – как военнопленные или остарбайтеры. Другие ушли сознательно, но унесли любовь к России в своем сердце, что и доказали потом многими трудами по сохранению и приумножению русской культуры в изгнании, а порой и политической деятельностью.

Все они, почти без исключения, были не врагами России, не врагами своего народа, а врагами большевицкого сталинского режима, который терзал их родину, их самих, их родных и близких. Зная не понаслышке, что такое жизнь под большевиками, они люто возненавидели эту жизнь. Некоторые из них были в прошлом неплохо устроены в СССР. Были красными командирами, красными профессорами, красными артистами, дипломатами, врачами. В беженских лагерях они были нищими, а порой и голодными. Но они не хотели возвращаться к старому положению советского достатка, потому что платой за него был отказ от духовной свободы, попрание собственной совести. Те, кто ценили свободу и чистую совесть больше куска хлеба, попытались остаться за пределами коммунистической державы Сталина. Не всем, но некоторым это удалось сделать.

К лету 1944 г. за пределами СССР в Западной Европе очутилось около 5 млн советских граждан – восточных рабочих, военнопленных, добровольцев военных формирований и беженцев, уходивших от Красной армии. После репатриации – «возвращения на родину» – не более 2–3 % осталось на Западе. Причина в том, что реально у людей почти не было свободы выбора.

Во-первых, примерно половина территории Германии (в границах 1939 г.) была к июлю 1945 г. занята Красной армией, и в результате почти 2,9 млн советских граждан, вывезенных или бежавших в Германию, очутились под контролем советской власти.

Во-вторых, даже на территории, оккупированной западными союзниками, выбор – оставаться или возвращаться – был дан немногим. Лагеря остовцев и пленных были у НКВД на учете и по уходе немцев их сразу брали под контроль советские репатриационные комиссии, старавшиеся вернуть всех. В широком потоке из западных зон оккупации в СССР было возвращено около 2 млн человек. В лагерях преобладала психология «куда все, туда и я». Бежать оттуда было можно, но куда? «В немецкую экономику», как тогда говорили? Но для этого надо иметь место жительства, получить продуктовые карточки и то ли работу, то ли статус немецкого беженца. Паек – к тому же бесплатный – был намного сытнее в лагерях «перемещенных лиц» – DP (ди-пи – deplaced persons), которыми ведала ЮНРРА – Управление Объединенных Наций по помощи и восстановлению. После репатриации французов и прочих западных граждан там жили преимущественно поляки, западные украинцы, прибалтийцы и старые русские эмигранты, бежавшие из стран Восточной Европы. Записавшись в одну из этих групп, можно было избежать репатриации. Для этого требовались поддельные документы и достаточно убедительная «легенда», так как в лагерях время от времени шли проверки.

Лагерь «перемещенных лиц» давал и некоторую защиту от похищений агентами советских репатриационных комиссий, которые отлавливали тех, кто жил на частных квартирах (в подвалах, на чердаках, в углах развалин). По советским данным, на Западе к началу 1950-х гг. осталась 451 тыс. граждан СССР, а по данным Международной беженской организации ИРО – 346 тыс.: из них 172 тыс. были балтийцами, 130 тыс. западными украинцами и белорусами, не подлежавшими репатриации, и только 44 тыс. – советскими гражданами, репатриации избежавшими. Так как значительная доля первых, и особенно вторых, состояла из скрывавшихся советских граждан, число их среди «перемещенных лиц» было, скорее всего, вдвое больше официального. Кроме того, ИРО не учитывало ряд категорий, например, 7 тыс. власовцев, поступивших во Французский Иностранный легион, остовок, вышедших замуж за иностранцев, и рабочих, выехавших на шахты в Бельгию. Реальное число послевоенной эмиграции из СССР (без балтийцев и западных украинцев), вероятно, превысило 100 тыс. К ним надо добавить довоенных белых эмигрантов, вторично эмигрировавших из стран Восточной Европы – реально около 30 тыс. По сравнению с этими небольшими величинами, число советских граждан, возвращенных обратно в СССР, было огромно.

Многих из них – лиц с низкой квалификацией или заведомо аполитичных и впрямь возвращали на родину, хотя возможности учебы и работы им были серьезно стеснены. Около двух миллионов были посланы на проверку в «фильтрационные лагеря», откуда 900 тыс. отправились в систему ГУЛАГа, а многие другие – на спецпоселения.

Избежавшие репатриации, как правило, меняли свои фамилии, так как опасались, что их родственники, живущие в зоне досягаемости советской власти будут репрессированы в отместку за их невозвращение. И близкие родственники действительно наказывались, ссылались, поражались в правах, если публично не отрекались от своих мужей, отцов и близких, «избравших свободу».

Первые два послевоенных года все помыслы русских эмигрантов были направлены на спасение людей от насильственной репатриации. Синод Русской Православной Церкви Зарубежом непрерывно направлял ходатайства союзным военным и гражданским властям, сами беженцы дружно помогали прятать подлежавших репатриации, а руководство Народно-Трудового Союза в июне 1945 г. вывезло из передаваемой американцами советским властям Тюрингии 2 тыс. беженцев в Менхегоф под Касселем и устроило там независимый от ЮННРА лагерь, ставший одним из центров послевоенной эмиграции. Всего в Западной Германии и Австрии было с дюжину русских лагерей перемещенных лиц.

Ядром каждого лагеря и каждой общины беженцев служил православный храм. В ведении Зарубежного Синода в послевоенной Австрии и Германии было открыто 180 храмов, по большей части временных. В каждом русском лагере была и своя школа. Гимназии были в Менхегофе, в большом лагере Шлейсгайм под Мюнхеном, в самом городе в «Доме милосердного самарянина» и в лагере Парш в Австрии. Скаутскую работу с юношеством вела оформившаяся на съезде руководителей в 1946 г. Организация российских юных разведчиков (ОРЮР) во главе со старшим скаут-мастером Борисом Мартино. В альпийском предгорье ежегодно устраивались детские летние лагеря. ОРЮР охватывала 1500 детей в 50 городах Германии и Австрии.

Периодическая печать беженцев была поначалу представлена основанными НТС в 1945–1947 гг. еженедельными газетами «Посев», «Эхо» и «Неделя», с общим тиражом до 11 тыс., и литературным журналом «Грани», потом появились и другие издания. Пресса «ди-пи» подвергалась цензуре союзников (о Сталине ничего плохого писать было нельзя), с ноября 1946 по май 1947 г. была просто закрыта, но позже, с началом холодной войны, ограничения отпали. Оживленной была и культурная деятельность в лагерях русских «ди-пи» – концерты, литературные чтения. Хотя процент интеллигенции среди второй эмиграции был меньше, чем среди первой, она выдвинула ряд значительных деятелей культуры. В их числе поэты Иван Елагин, Моршен, прозаики С. Максимов, Николай Марченко (псевдоним – Нароков), Леонид Ржевский, критик Б. Филиппов, художник Сергей Голлербах, тенор Иван Жадан, историк Николай Рутченко (псевдоним – Рутыч).

Лето 1948 г. принесло в жизнь «ди-пи» перемены. Июньская денежная реформа, сделав немецкую марку твердой валютой, нарушила коммерческую (и издательскую) деятельность беженцев. Их главная валюта в течение трех лет – получаемые от американцев сигареты и кофе – была обесценена. В том же июне президент Трумэн подписал закон, разрешавший въезд в США сверх обычной квоты двухсот тысяч «ди-пи» (в 1952 г. это число было удвоено).

Впрочем, выезд беженцев в заморские страны начался уже раньше. Летом и осенью 1947 г. одними из первых выехали 600 русских из Менхегофа в Марокко на геодезические работы. В том же году Австралия и Канада стали принимать беженцев. В отличие от США, политическая биография иммигрантов их не интересовала, им требовались молодые и здоровые. Небольшое число русских приняли Аргентина, Бразилия, Венесуэла и Чили. Руководимый младшей дочерью Л.Н. Толстого Александрой Львовной Толстовский фонд в США оказал огромную помощь переселению русских за океан.

Для первой волны эмиграции, уже четверть века прожившей в изгнании, внезапное появление на Западе сотен тысяч советских перемещенных лиц была реальной, живой встречей с русскими людьми, большей частью молодыми, на своем опыте познавшими ужасы голода в начале 30-х гг., ожесточение террора в конце 30-х и зверства войны – всего того, о чем старые эмигранты знали только понаслышке. По окончании войны в Германии общая судьба свела людей первой эмиграции, бежавших теперь из Прибалтийских стран, из Чехословакии и с Балкан, со всеми теми, кому удалось спастись от насильственной репатриации. Совместные усилия достойно выжить в тяжелых условиях лагерей сплотили обе волны. Большая заслуга в этих усилиях принадлежит духовенству, выехавшему из Прибалтики и Сербии вместе с другими беженцами. Вторая волна оживила первую, встретившую ее с распростертыми объятиями. Оживила молодостью, опытом советской реальности, убежденностью в необходимости непримиримой борьбы с большевизмом.

Судьбы русских эмигрантов первой волны, оставшихся по тем или иным причинам в странах Восточной и Центральной Европы, занятых Красной армией, большей частью оказались трагичными. К встрече с ними большевицкая репрессивная система готовилась заранее, составлялись списки лиц, подлежавших немедленному уничтожению, задержанию и вывозу в лагеря на территории СССР. Этой работой занимались военная контрразведка – СМЕРШ и НКВД. Аресты и убийства русских эмигрантов в 1945–1947 гг. массово происходили в Румынии, Югославии, Польше, Германии и, особенно, в Чехословакии, где находился восточноевропейский центр Русского Зарубежья (см. 2.2.38).

Когда-то крупнейший центр Русского Зарубежья, Чехословакия утратила эту роль после 1945 г. Многие русские семьи смогли выехать из Чехословакии на Запад в 1944–1945 гг., немало видных деятелей русской эмиграции были арестованы НКВД сразу же после занятия Карпатской Руси, Словакии, Чехии и Моравии Красной армией. Большинство арестованных погибло, немногие смогли вернуться из советских лагерей обратно в Чехословакию. Они отличались молчаливостью.

В Праге аресты начались утром 11 мая, на следующий день после ее освобождения. Первым был арестован русский посол в Чехии Владимир Трифильевич Рафальский. Всего в первую группу арестованных русских эмигрантов-пражан попало 215 человек. Среди них князь П.Д. Долгоруков, архитектор М. Ковалевский, архимандрит Исаакий (Виноградов), деятель Земгора Сергей Постников, генерал Сергей Войцеховский. 138 из арестованных погибли или на допросах или в лагерях, 50 – вернулись в Прагу до 1955 г., еще десять – позднее, а девять остались жить в СССР.

Историческая справка

Владимир Трифильевич Рафальский родился в 1886 г. в Ровно в семье Волынского губернатора. Закончил Лазаревский институт восточных языков в Москве, изучил 24 иностранных языка, в том числе арабский и персидский с многими диалектами. Переводил на русский язык и публиковал Омара Хайяма и Хафиза. В 1915 г. назначен секретарем российского посольства в Риме, в 1917 г. Временным правительством утвержден в должности дипломатического представителя России в Италии, а в конце 1918 г. назначен Верховным правителем адмиралом Колчаком российским послом в Прагу и занимал этот пост вплоть до признания Чехословакией СССР в 1934 г. После 1934 г. стал присяжным судебным переводчиком с девяти языков, работал в Первом чешском страховом обществе. В 1928 г. женился на Марии Щербачевой, от которой имел сына и дочь. Дочь Ирина, тогда ученица пятого класса русской гимназии, позднее вспоминала: «11 мая 1945 г. отец был болен, у него был жар и он лежал в кровати, но ему пришлось подняться, когда в дверь позвонили люди в форме. Офицер представился как майор Новиков… Этого «майора Новикова» знает большинство русских эмигрантов, которые остались в живых. Спросил, дома ли папа, сказал, что им нужна помощь и через два часа они вернутся. Папа ответил: если я вам буду полезен своим знанием языков, тогда конечно… Но он всё понял, отвел меня в кабинет, крепко обнял и сказал, что я остаюсь за старшую и должна позаботиться о маме… Папа не вернулся ни через два часа, ни через две недели, никогда». О гибели В.Т. Рафальского вспоминает чешский переводчик СМЕРШа Михаил Мондич, написавший под псевдонимом Николая Синевирского книгу «СМЕРШ: Год в стане врага»: «СМЕРШ в Праге расположился в Стржешовицах, на Делостржелецкой улице в доме № 11, переняв адрес у только что лютовавшего здесь Гестапо… Непривычный шум заставил меня выйти во двор. На бетонированном полу лежал человек. Господи! Ведь это Рафальский! Это он! Нет никаких сомнений. Сколько раз я видел его в Николаевской церкви. Я всегда любовался его благообразностью: белыми волосами, белой бородой, умным и выразительным лицом. – Умирает, – проговорил майор Надворный. – Ну и черт с ним, – отозвался майор Попов. – Одним белобандитом меньше. – Я смотрел на залитое кровью лицо, на мозги, смешанные с пылью на холодном бетоне… Он упал вниз со второго этажа, разбил голову, сломал руку и еще стонал. Так он и скончался… Бойцы завернули тело Рафальского в одеяло и куда-то унесли». «Где его похоронили, никто не знает, – говорит дочь Ирина. – Абсолютно ясно, что папу из окна выбросили». – И. Толстой. Владимир Рафальский: Дипломат по совести // Дом в изгнании. Очерки о русской эмиграции в Чехословакии 1918–1945. Прага: RT+RS Servis, 2008. C. 159–164.

Все почти культурные и образовательные институты русской эмиграции в Чехословакии были уничтожены после 1945 г. Закрылись русские гимназии и библиотеки, в СССР были вывезены собрания русского культурно-исторического музея и архива. Избежавшие ареста русские профессора выгонялись со своих кафедр, а порой и из своих квартир, вынуждены были мыкаться в поисках случайных заработков, ютиться в подвалах. Так называемый «русский профессорский дом» в Праге прекратил свое существование – всех почти мужчин, живших в нем, арестовали, некоторых – убили, а женщин и детей выгнали на улицу. Арест директора Института Кондакова – Николая Ефремовича Андреева привел через несколько лет (в 1953 г.) к ликвидации и этого крупнейшего центра по изучению византийского и русского искусства. Его архив, коллекция икон, да и само здание перешли в ведение Чехословацкой Академии наук. Русскую Православную Церковь в Чехословакии из юрисдикции западноевропейского экзархата Константинопольской Патриархии перевели в 1946 г. под омофор Москвы. Многие священники из эмигрантов были арестованы или переведены во внутреннюю Россию и заменены священнослужителями из СССР, к которым русские эмигранты относились с большим недоверием. В 1945 г. закрылся на ремонт величественный православный собор св. Николая на Староместской площади в самом центре Праги и больше так никогда и не был возвращен русской церкви.

То, что происходило с русскими эмигрантами в Восточной Европе, быстро становилось известно за пределами советской оккупационной зоны. Эти известия вызывали ужас среди эмигрантов второй волны, которые не понаслышке знали советскую власть. Именно поэтому после 1948–1949 гг. остались в Европе из них немногие – уж очень хотелось напуганным до смерти бывшим подсоветским людям, чтобы расстояние между «совдепией» и ими было максимальным. А политическая ситуация в Старом Свете воспринималась русскими эмигрантами как очень нестабильная, особенно во Франции из-за наличия в этой стране мощной коммунистической партии. К тому же на первых порах советская военная миссия во Франции действовала вполне бесцеремонно и осуществила ряд похищений невозвращенцев, а потом даже в своей деятельности достигла Французского Индокитая, где в составе Французского Иностранного легиона надеялись найти надежное убежище от НКВД некоторые бывшие советские граждане. Это маниакальное стремление Сталина и исполнявших его волю чекистов захватить любого бывшего советского человека, а, по возможности, прихватить и старых эмигрантов, получило в русской эмигрантской прессе название «охота за черепами».

Соединенные Штаты очень многим русским, оставшимся вне СССР, стали в первые послевоенные годы казаться обетованной страной духовной свободы, политической безопасности и материального благополучия. Выступая в конце декабря 1947 г. на Панамериканском съезде философов, Н.О. Лосский заявил (а потом повторил в письме к сыну Борису): «Америка – единственный континент, где духовная жизнь может продолжаться спокойно и я надеюсь, США организуют всё человечество на принципах христианской цивилизации, то есть на идее абсолютной ценности каждой личности и, следовательно, на принципе духовной свободы». Сосредоточившись большей частью в Соединенных Штатах, как и многие эмигранты первой волны, перебравшиеся туда из Восточной Европы, из Франции, из Китая, русские беженцы содействовали тому, что Америка стала самым многолюдным и самым живым творческим центром российской эмиграции. Если до войны в Европе было концентрировано около 80 % эмигрантов, то пять лет спустя их оставалось всего лишь 30 %.

Одновременно, в первые послевоенные годы, наметилось обратное движение, из свободной Франции в СССР эмигрантов первой волны. Длилось оно каких-нибудь два-три года, численно не превысило трёх тысяч человек, коснулось преимущественно работающих на заводах во французской глуши, уставших от тягот жизни и изоляции, но захватило кое-кого и из интеллигенции, из тех, кто уверовал, что «народная война» превратила СССР в Россию, и потому теперь возвращаться можно. В эти годы в некоторых эмигрантских домах портрет убитого Государя Николая Александровича менялся на картинку Сталина в маршальском мундире. Среди известных в эмиграции людей на «российскую горькую землю» вернулись скульптор С.Т. Коненков, поэт и шансоне Александр Вертинский.

Советская власть вела в первые послевоенные годы в этом направлении активную пропаганду. В Париж приезжали, с целью убедить сомневающихся, помимо представителей Московской Патриархии, и такие видные писатели, как Константин Симонов и Илья Эренбург. Стала выходить, не без помощи советского посольства, газета «Русский патриот», почти сразу переименованная в «Советский патриот». Несколько позже её опять переименовали, на этот раз на более нейтральный и эмигрантский лад, в «Русские новости». Советская агитация тронула немало сердец в Русском Зарубежье. Не только Бунин и Ремизов, не только митрополит Евлогий и Василий Маклаков, но и адмирал Вердеревский, военный министр в правительстве Керенского, и даже адмирал Михаил Кедров, вице-председатель РОВСа и командующий флотом генерала Врангеля, совершили визиты вежливости в посольство СССР. До 1940 г. контакты этих и подобных им русских эмигрантов с большевицкими дипломатами были совершенно немыслимы.

«Ждановщина» остановила наметившееся было воссоединение культуры русской эмиграции с Россией «подсоветской» и потушила последние просоветские эмоции, как у Бунина, так и у Бердяева, да и среди бывших участников Сопротивления. Советско-русский патриотизм довольно быстро испарился в эмиграции – умные люди быстро разобрались, что всё это – фальшь, игра тех же самых циничных и жестоких большевиков на высоких патриотических чувствах «наивных эмигрантов». О том, чтобы не попадаться на удочку большевицкой псевдопатриотической пропаганды предупреждал русских эмигрантов в начале 1946 г. только что перебравшийся из Франции в США генерал А.И. Деникин, Н.О. Лосский в феврале 1949 г. констатировал: «очень многие уже вполне понимают, что в Кремле просто гнездо разбойников». Да и сами большевики потеряли вскоре интерес к репатриации старой эмиграции. Вернувшиеся никак не вписывались в советскую жизнь, одним своим видом и повадками напоминали совгражданам об иной, настоящей России, и потому оказались не ко двору в империи Сталина.

Но если Бунин и Бердяев, поняв, что к чему, прекратили свои визиты в советское посольство, то репатриировавшимся деваться было некуда – граница защелкнулась за ними на замок. Некоторые в скором времени, если не сразу, очутились в лагерях (Игорь Кривошеин, Александр Угримов – оба – активные участники антинацистского сопротивления), другие в далекой глуши ссылки и спецпосления. Многие семьи были разлучены. И, тем не менее, большинство из вернувшихся объективно сыграли в советском обществе положительную роль, принеся с собой воздух Запада и нерастленную большевизмом русскую культуру.

В целом, после окончания Второй мировой войны численность «Зарубежной Руси» резко сократилась, несмотря на пополнение «перемещенными лицами». После смерти Сталина ее общая численность оценивалась в 260 тыс. Центр тяжести эмиграции сдвинулся из славянских стран Восточной Европы, где легче было сохранить русское национальное лицо, в заокеанские страны, где скорейшая ассимиляция поощрялась государством. Но избегали растворения «в европейском ласковом плену» (слова Н. Туроверова) не те, кто случайно оказались в стороне от основных культурных потоков, а как раз наоборот, те, кто принципиально старался остаться русским и научить быть русскими своих детей и внуков. Немало было таких семей, где строго наказывали детей за употребление дома английского или французского языка, а матери, высовываясь из окна, кричали играющим в футбол во дворе своим ребятишкам – «дети, говорите по-русски!» И чистая литературная русская речь, и высокая русская культура сохранялись наиболее патриотически мыслящим остатком русской эмиграции и через двадцать, и через семьдесят лет после изгнания, и во втором, и в третьем, и в четвертом поколениях.

Документ

Из обращения генерала Деникина

(написано в январе 1946 г. в США):

«…Ничто не изменилось в основных чертах психологии большевиков и в практике управления ими страной. А между тем в психологии русской эмиграции за последнее время произошли сдвиги неожиданные и весьма крутые, от неосуждения большевизма, до безоговорочного его приятия… К глубочайшему сожалению, по такому опасному пути пошла и наша эмигрантская церковь, под водительством митрополита Евлогия, осенившая сменовеховство духовным авторитетом…

Первый период войны… Защита Отечества. Блистательные победы армии. Возросший престиж нашей Родины… Героический эпос русского народа. И в душах наших не было тогда сомнений. В помыслах своих, в чувствах мы были едины с народом.

С народом, но не с властью.

На этой струнке играют и «советские патриоты», и сменовеховцы, дружным хором прославляя советскую власть, которая-де «подготовила и организовала победу» и потому «должна быть признана национальной властью…» Но ведь советское правительство ставило себе целью не благо России, а мировую революцию, внося даже соответственное положение в устав Красной армии… Советы, так же как и Гитлер, собирались «взрывать мир» и для этого именно создавали такие колоссальные вооружения. Между тем, при наличии России национальной, с честной политикой и прочными союзами, не могло бы быть «гитлеровской опасности», не было бы и самой Второй мировой войны…

Но вот, когда Красная армия вышла за пределы российских земель, большевицкий Янус повернулся к миру своим подлинным лицом. И тогда началось раздвоение в эмигрантской психологии. Ибо, по мере того, как советская стратегия на штыках российских несла народам освобождение, советская политика претворяла его в порабощение. Нелепо применять такие термины, как «историческая задача России», «славянофильство», «объединение славян», к кабальным договорам, заключенным Советами с коммунистическими или коммунизанствующими правительствами, ими насильно поставленными, под глухой ропот народов. Наоборот, советская оккупация дискредитирует идею славянского единения, возбуждая горечь, разочарование, даже враждебность против СССР, увы, отождествляемого с Россией.

Наконец, третий этап: война окончена, идет борьба за мир. Вместо этого Советы ведут вызывающую политику, грозящую восстановить против них внешний мир, грозящую нашей родине новыми неисчислимыми бедствиями третьей мировой войны, с небывалыми еще ужасами. Все более нарастает приглушенная пока, ненависть к СССР…

К СССР, но и… к России.

И вот эти-то именно эксцессы советской политики в убогом сознании «советских патриотов» вызывают особенно бурный прилив ксенофобии и показной, аффектированной «национальной гордости».

…«Советские патриоты» и сменовеховцы подходят к вопросу еще и с другой стороны: они представляют советскую политику неумеренных требований и злостного вмешательства во внутреннюю жизнь чужих народов – как необходимую самооборону против предполагаемого нападения с Запада. В сущности – против англосаксов, ибо в данное время только эти державы могли бы организовать и противопоставить надлежащую силу большевицкому напору. Но тогда к чему же все пустословие в Сан-Франциско? Из Москвы идут бурные протесты против Западного блока, еще не существующего, когда под эгидой советского правительства лихорадочно создается Восточный блок.

…В самом деле, что могло бы ныне угрожать России – действительно миролюбивой, когда весь мир устал от войны, расстроен, погряз в своих собственных нестроениях и опасностях… Когда Тегеран, Ялта, Потсдам, Сан-Франциско были рядом уступок и «отступлений» западных демократий… Когда радио и пресса свободных стран в большинстве случаев стараются избегать всего, что могло бы раздражать могущественного союзника, а правители расточают льстивые похвалы «отцу народов»… Когда народы и правительства испытывают явный страх перед колоссальной потенциальной силой восточной державы, перед неуязвимостью ее безграничных просторов и перед… аморальностью правящей в ней власти.

Во всяком случае, можно сказать с уверенностью, что жизненные интересы России не потерпят ущерба и что ни англосаксы, ни кто-либо другой не выступит против России, если только большевизм тем или иным путем не схватит их за горло.

В предвидении такой возможности необычайно важно, чтобы мир не отождествлял советскую власть с народом российским. Недопустимо поэтому замалчивать зло, ею творимое, воздерживаться от осуждения и, тем более, оправдывать – из опасения, якобы «повредить России». Ничто так повредить России не может, как оправдание большевицкого режима и большевицкой агрессивности.

Надо правду называть правдой, ложь – ложью и преступление – преступлением.

Генерал А.И.Деникин». – Свободный голос. Сб. 1. Париж. 1946, февраль. С. 11–12.

Литература:

В.Д. Поремский. Стратегия антибольшевицкой эмиграции. М.: Посев, 1998.

Н.А. Кривошеина. Четыре трети нашей жизни. М.: Русский путь, 1999.

Э.-Б. Гучинова. Улица «Kalmuk Road». История, культура и идентичности калмыцкой общины США. СПб.: Алетейя, 2004.

G. John. Russia Abroad: Writers, History, Politics. Washington, D.C.: Birchbark Press, 1999.

4.3.19. Русская наука и культура в Зарубежье в 1945–1953 гг.

Культурная и научная жизнь эмиграции, замершая во время войны, возобновилась после 1945 г., но уже по убывающей кривой. Те, кто ушли из России – старели, многие уже умерли за первые, очень трудные в житейском смысле, четверть века изгнанничества. Далеко не во всех семьях русского рассеяния сохранялась и передавалась традиция родной русской речи и принцип ответственного служения завоеванному большевиками отечеству и «подсоветскому» русскому народу. Далеко не во всех, но очень во многих. Однако без почвы России, на эмигрантской «гидропонике», русская культура изгнания давала в новом поколении, никогда не жившем в России, в целом более тощие плоды. Отсутствие родной почвы до некоторой степени компенсировалось свободой политической, духовной и нравственной, в которой творили русские люди, и живым и всесторонним общением с национальной культурной элитой тех стран, в которых они жили. Для второго поколения первой волны русского рассеяния языковый барьер уже не стоял вовсе. Свободно говоря на родном языке, выросшие за границей русские дети столь же свободно владели и основными европейскими языками.

В 1944 г. умер в Париже, незадолго до того отпущенный немцами из Белградской тюрьмы, замечательный мыслитель и неутомимый политический деятель, строитель антибольшевицкого движения – Петр Беренгардович Струве. Еще работал, писал и воспитывал учеников другой крупный русский философ и мыслитель – Николай Онуфриевич Лосский (1870–1965). Во время войны, в Праге в 1941 г. он издает книгу, очень созвучную происходившим событиям – «Бог и мировое зло». И утверждая противоположный принцип, после ее издания напряженно пишет «под бомбами» работу, увидевшую свет в Париже в 1949-м – «Условия абсолютного Добра. Основы этики». Лосский умеет соединить самую высокую философию с догматически точным православным богословием в живом и непротиворечивом синтезе, так как этот синтез составляет сущность его души – христианской и интеллектуально аристократической одновременно. Вслед за тем Лосский открывает западному миру русскую философию, написав и издав на английском языке в Нью-Йорке «Историю русской философии». Чуть позже, уже на русском языке, издаст в Париже свой знаменитый двухтомник по истории русской философии протоиерей Василий Зеньковский. На этих книгах выросло целое поколение русской философски мыслящей молодежи в Зарубежье и те их сверстники в России, до которых достигли всеми правдами и неправдами эти важнейшие для формирования отечественного миросозерцания книги. В 1953 г. Лосский издает свою, ставшую классической, работу о Достоевском – «Достоевский и его христианское миропонимание», в которой, обходя острые углы духовных опытов писателя («меня всю жизнь Бог мучил»), прекрасно выявил христианское основание его воззрения на мир. Творчество Николая Лосского, постоянно сознававшего свою ответственность перед будущей Россией и ее народом, которому надо вернуть память и интеллектуальную силу, слитую с христианской верой, продолжается и в последующие годы. В 1956 г. он публикует «Общедоступное введение в философию», а годом позже размышление – «Характер русского народа» (Франкфурт, 1957). Уже посмертно выйдут, пролагая дорогу в будущую Россию, воспоминания Лосского – «Жизнь и философский путь» (Мюнхен, 1968).

Продолжателем миросозерцания и дела Лосского стал его ученик Сергей Александрович Левицкий (1908–1983). По книге Левицкого «Основы органического мировоззрения», вышедшей в 1946 г., целое поколение русской эмигрантской молодежи изучало теорию философского знания. Книга эта стала учебником настоящей философии и для людей из второй волны эмиграции – она и писалась специально, чтобы «вправлять мозги» вывихнутые примитивным диалектическим материализмом советской философии. В середине 1950-х гг. им была завершена оригинальная работа на сложнейшую философскую тему – соотношение свободы и предопределения – «Трагедия свободы». Профессор философии Джорджтаунского университета в Вашингтоне (США), Левицкий соединил православное мировоззрение с глубоким анализом последних достижений западной философии.

Вынужденный уехать во Францию в 1937 г. из-за преследований евреев в Германии, русский беженец, профессор философии Семен Людвигович Франк, в 1939 г. создает свое самое глубокое и совершенное произведение – «Непостижимое», подводящее итоги всему его философскому развитию. В годы войны, спасаясь от выдачи СД, он пишет свою последнюю работу – исследование по этике – «Свет во тьме», опубликованную за несколько месяцев до смерти мыслителя, последовавшей в Лондоне в 1950 г.

Во время войны и в первые годы после войны продолжает интенсивно работать Николай Бердяев. В 1946 г. выходит его «Русская идея» – книга, одной из первых переизданная на родине, после падения коммунизма, а на следующий год – «Опыт эсхатологической метафизики». Замечательная, прочитанная всем культурным Зарубежьем, а позднее – и «подсоветской» Россией философская автобиография Бердяева – «Самопознание» увидела свет уже после смерти мыслителя, последовавшей в марте 1948 г. Бердяев умер за писанием новой книги – «Mortuus est scribens». И завещанием этого, скорее всего крупнейшего, и уж, по крайней мере, самого известного русского философа ХХ в. являются слова из эпилога «Самопознания», написанные за несколько месяцев до смерти: «Мое критическое отношение ко многому, происходящему в советской России (я хорошо знаю всё безобразное в ней), особенно трудно потому, что я чувствую потребность защищать мою родину перед миром, враждебным ей… Я продолжаю думать, что изменения и улучшения в России могут произойти лишь от внутренних процессов в русском народе».

Наконец, в первые послевоенные годы продолжают издаваться новые труды умершего в 1944 г. протоиерея Сергия Булгакова – крупнейшего не только русского, но и общехристианского богослова ХХ столетия. Публикация его последних работ была задержана войной. В 1945 г. появляется последняя книга «Большой трилогии» – «Невеста Агнца». «Апокалипсис Иоанна. Опыт догматического истолкования» выходит в свет в Париже в 1948 г. Для православного богословия эти книги имели тогда и продолжают иметь по сей день первостепенное значение. Глубокое вхождение в тайну Церкви вряд ли возможно без них для верующего человека.

В расцвете творческих сил в это время был выдающиеся русский богослов – протоиерей Георгий Флоровский (1893–1979), преподававший сначала в Париже, а затем, после войны, в Нью-Йорке и в Принстоне и целиком перешедшей на английский язык (как во Франции, еще раньше, перешел на французский язык не менее выдающийся богослов – Владимир Николаевич Лосский, сын философа). Его научные работы послевоенного периода достигают исключительной философской глубины и высоко ценятся мировым сообществом богословов и патрологов. Георгий Петрович Федотов (1886–1951) тоже попытался дать непосредственно на английском языке исторический обзор русского православия (The Treasury of Russian Spirituality. L., 1950), но в своей блестящей и глубокой публицистике оставался верен русскому языку. Огромную творческую работу в послевоенные годы вел в Швейцарии выдающийся русский философ Иван Александрович Ильин. В 1948 г. он начал писать цикл статей под общим названием «Наши задачи», в котором анализировал итоги русской революции и давал прогнозы на будущее, во многом оказавшиеся пророческими.

Во Франции после войны продолжали творить корифеи русской прозы. Иван Бунин издает в 1947 г. «Темные аллеи» – сборник любовных рассказов, написанных до и, главным образом, во время войны, в 1943–1945 гг. «Темные аллеи» были встречены по-разному: одни критики увидели в них проявление упадка Бунинского таланта, другие – чуть ли не лучшие рассказы о любви-страсти, когда-либо созданные в русской литературе, которые по художественному мастерству и «парчовому» сиянию языка достигают совершенной красоты (особо отмечали рассказы «Натали», «Чистый понедельник», «Генрих», «Холодная осень», написанные как раз в годы войны). В эти же годы написан Буниным и прекрасный этюд «Возвращаясь в Рим», посвященный последним часам жизни Марка Аврелия. Совсем иным, желчным, злым и нетерпимым предстает Бунин в своих литературных заметках. Здесь уже ясно чувствуется упадок сил…

Многих смутила распространенная «Советским Патриотом» 28 июня 1946 г. клевета на Бунина, что он якобы вёл в советском посольстве переговоры о переезде в СССР и издании своих произведений на родине. Сам Бунин с крайним негодованием отверг эти слухи: «Был приглашен в посольство (…) и поехал – (…) пробыл 20 минут в светской (а не советской) беседе, ничего иного не коснулся и уехал, – пишет он в заметке «Милые выдумки». – …Советский консул и старший советник посольства довели до моего сведения, что, если бы я поехал, я был бы миллионер, имел бы дачи, автомобили и т. д. Я остался доживать свои истинно последние дни в истинной нищете…»

«Ждановщина» окончательно отрезвила великого писателя, и ненависть к духовным поработителям русского народа – большевикам – не оставляла его до последних дней жизни. Умер Бунин в 1953 г., написав незадолго до смерти замечательные строки стихотворения «Мистраль», по красоте и четкости сравнимые с античными эпитафиями – «никого в подлунной нет, только я, да Бог…»

Никогда не соблазнялся посулами большевиков и друг Бунина, писатель Борис Константинович Зайцев (1881–1972), старавшийся в области политической не отступать от христианской правды, столь ясно выраженной в его художественной прозе. В 1947 г. Зайцев был избран председателем Союза русских писателей и журналистов во Франции. В эти годы он заканчивает тетралогию «Путешествие Глеба», пишет глубокие исследования-размышления о русских писателях – Василии Жуковском (1951), Антоне Чехове (1954), собирает книгу воспоминаний, которая под названием «Далекое» увидит свет в 1965 г. Борису Зайцеву был суждено стать «последним видным участником блестящего русского Ренессанса».

Исключительно плодотворным был послевоенный период у А.М. Ремизова (1877–1957): в автобиографических повестях «Подстриженными глазами» и «В розовом блеске» он подвел итоги своей жизни и своего причудливого искусства, в котором память переплетается со снами и фантастическим восприятием реальности.

До 1952 г. в Свято-Сергиевском Богословском институте в Париже преподает замечательный мыслитель, филолог и литературный критик Владимир Васильевич Вейдле (1895–1979). В конце сороковых годов он завершает и в 1949 г. издает на французском языке книгу «Россия отсутствующая и присутствующая», ставшую событием в интеллектуальных кругах Европы. Вейдле и в этой книге и в жизни оставался последовательным противником большевицкого режима, который считал причиной губительного отрыва России от западной цивилизации. За «Россию отсутствующую и присутствующую» Вейдле был удостоен Риваролевской премии. Чтобы помочь народу в России вновь обрести «европейскую глубину постижения культуры», прославленный мыслитель идет работать на радио «Свобода», где много лет вел программы, посвященные литературе и искусству.

Но, несомненно, культурный центр эмиграции, укрепленной второй её волной, перемещается в конце 1940-х гг. в Соединенные Штаты. До войны там обосновалась элита, в основном научная. Мировую известность получили имена таких крупных ученых изобретателей, начавших свою карьеру в России, а затем эмигрировавших, как Игорь Сикорский (1889–1972), который первым в 1939–1941 г. изобрел и сконструировал «геликоптер» (вертолет), и создатель телевидения Владимир Зворыкин. Отто Струве (1897–1963) – правнук создателя Пулковской обсерватории, внук и сын астрономов, продолжил славную линию своей семьи, став директором двух обсерваторий и президентом международного астрономического общества (1952–1955). Известность в своей области получил невозвращенец 1930-х гг. – химик Владимир Ипатьев (1867–1952).

Историческая справка

Владимир Козьмич Зворыкин родился 17 июля 1888 г. в Муроме в семье купца первой гильдии, который торговал хлебом, владел пароходами и был председателем Муромского общественного банка. Окончив муромское реальное училище, в 1906 г. поступил в Петербургский Технологический институт, который окончил в 1912 г. с дипломом инженера-электрика. В 1912–1914 гг. продолжал образование в Париже в «College de France» Поля Ланжевена. Первые эксперименты в области телевидения и электроники проводил под руководством профессора Б.Л. Розинга. Во время Первой мировой войны служил в войсках связи в Гродно, затем работал в офицерской радиошколе в Петрограде. В 1919 г. выехал в США, где стал сотрудником компании «Вестингауз». С 1929 г. возглавлял лабораторию электроники фирмы «Рэдио корпорейшн оф Америка». В 1923 г. Зворыкин подал патентную заявку на телевидение, осуществляемое полностью на электронном принципе, и к 1933 г. завершил со своими сотрудниками создание полностью электронной телевизионной системы. До конца 1930-х гг. группа Зворыкина создаёт ряд передающих трубок, в том числе передающую трубку ночного видения. Первоначальное название передающей трубки – иконоскоп, приёмной – кинескоп. В 1930-е гг. приезжал в СССР. Первый советский телевизор «ВК» создан по его разработкам. В дальнейшем работал над созданием сканирующего электронного микроскопа и в области медицинских аппаратов и систем. В. К. Зворыкину принадлежат более 120 патентов на различные изобретения. Он получил большое число наград. В частности, Национальную медаль США за научные заслуги за 1966 г. ему вручил президент США Линдон Джонсон. В 1977 г. избран в Национальную галерею славы изобретателей США. Умер Зворыкин 29 июля 1982 г. Похоронен на кладбище Принстона (Нью-Джерси, США).

В гуманитарных науках всемирную известность приобрел социолог Питирим Сорокин. Историческая наука дала целую плеяду блестящих ученых, исследователей русского прошлого – Георгий Вернадский (сын академика), Сергей Пушкарев, Николай Рязановский и их учитель Михаил Карпович – только наиболее известные имена. Карпович к тому же основал в 1942 г. в США достойного преемника парижским «Современным Запискам» – «Новый Журнал», издающийся и поныне. Он, безусловно, вошел первой величиной в историю русской журналистики. В области западной медиевистики и философии истории до своего ареста МГБ в 1949 г. в Каунасе и Вильнюсе работал Лев Платонович Карсавин (умер в заполярном лагере близ поселка Абезь в 1952 г.) и в Софии – Петр Михайлович Бицилли, который с 1949 г. до смерти был отстранен коммунистическими властями Болгарии от профессорской кафедры в Софийском университете и бедствовал как материально, так и интеллектуально, лишенный права публиковаться и выступать где-либо (он умер в 1953 г.).

Крупным событием было создание в 1952 г. на деньги фонда Форда в Нью-Йорке «Чеховского издательства», несколько лет располагавшего крупными средствами. За два года это издательство выпустило в свет сотню книг, большая часть из которых были не переиздания, а работы, заказанные писателям и исследователям обеих волн эмиграции, как старшего, так и приходящего ему на смену нового (второго) эмигрантского поколения, родившегося или на пороге изгнания или уже в изгнании.

С началом оттепели в СССР издательство свою деятельность прекратило. Но оно позволило открыть миру и России много новых культурных сокровищ. В частности, издательство дало возможность Владимиру Набокову, принципиально перешедшему в своем творчестве на английский язык в 1940 г., вернуться на время к русскому: «Другие берега» – одна из лучших его книг – не просто авторизованный перевод с английского ее «подлинника» (Conclusive Evidence), но заново переработанная для русского читателя автобиографическая повесть.

В издательстве им. Чехова вышла и первая, но весьма удачная книга священника Александра Шмемана – «Исторический путь Православия» (1954), которая стала кратким, очень трезвым и честным по подходу учебником церковной истории, попыткой ее нравственного прочтения через призму верности Христу и единства с Ним. Книга заканчивается главой о России и «коммунистическим эпилогом»:

«На историческом пути Православия сейчас «русская глава», конечно, завершающая, последняя. Тут Православие снова стало историей, осознанно было как путь и задача, как творческое вдохновение жизни. Путь оказался оборванным. И уже в гонении кровью мучеников начинается новая глава в истории Православной Церкви. Ими нужно мерить и прошлое: они свидетельствуют о том, что непреодолимым, вечно живым, вечно побеждающим «мир, лежащий во зле» пребывает только то, что укоренено в безраздельной верности Христу».

О том же сказал, то же самое осмыслил в начале 1950-х и один из самых одаренных русских поэтов, сложившихся в изгнании, – Георгий Иванов. Через несколько лет, в 1958 г., ему будет суждено умереть на руках близкого человека в старческом доме на Юге Франции. Его творчество, от беспочвенного эстетизма еще на русской земле, через глубокое молчание 1930-х, обрело после войны новый голос – голос веры и скорби за свой несчастный народ:

Несколько поэтов, Достоевский, Несколько царей, орёл двуглавый И державная дорога – Невский. Что нам делать с этой бывшей славой? Бывшей, павшей, обманувшей, сгнившей? Широка на Соловки дорога, Где народ, свободе изменивший, Ищет в муках родину и Бога.

В русской культуре изгнанничества в 1945–1953 гг. было много скорби, много поисков, много метаний и потерь, но были и великие обретения, сокровища, путь к которым открылся в России только через десятилетия после их создания. В то время, когда русская культура на родине стонала и чахла в руках Сталина, когда «маразм» «ждановщины» и «лысенковщины» «крепчал», Зарубежье продолжало творить в условиях «неслыханной свободы», вдохновляясь верой и храня родину в своем сердце. Многие произведения русских мыслителей, писателей, ученых переводились на основные языки мира. Написанные ими статьи, прочитанные на международных симпозиумах доклады открывали миру некоммунистическую русскую культуру в ее цветущей полноте, разнообразии и богатстве.

Литература:

Т.И. Ульянкина. «Дикая историческая полоса…»: Судьбы российской научной эмиграции в Европе (1940–1950). М.: РОССПЭН, 2010.

4.3.20. Русская Церковь за пределами коммунистического лагеря

Победа СССР во Второй мировой войне и временное изменение политики коммунистического режима по отношению к Русской Православной Церкви вызвали среди части русской эмиграции движение в пользу возвращения в СССР. В контексте этого движения следует рассматривать готовность некоторых церковных иерархов Русского Зарубежья вступить в переговоры о церковном воссоединении с представителями Московской Патриархии. 29 августа 1945 г. после переговоров с прибывшим в Париж митрополитом Николаем (Ярушевичем) митрополит Евлогий (Георгиевский) обратился к Патриарху Московскому Алексию I с просьбой о воссоединении с Московской Патриархией возглавлявшегося им Западно-Европейского Экзархата Константинопольского Патриархата, который насчитывал в это время более 70 приходов в различных странах Западной Европы и Северной Африки. 11 сентября 1945 г. был издан указ Московской Патриархии об удовлетворении прошения митрополита Евлогия, к которому, впрочем, значительное большинство духовенства и паствы Западно-Европейского Экзархата отнеслось критически. После кончины 8 августа 1946 г. митрополита Евлогия епархиальное собрание клира и мирян Западно-Европейского Экзархата во главе со старшим викарием покойного митрополита архиепископом Владимиром (Тихоницким), проходившее 16–19 октября 1946 г., приняло решение о сохранении Экзархата в юрисдикции Константинопольской Патриархии и о каноническом утверждении Вселенским Патриархом главой экзархата архиепископа Владимира. Данное решение епархиального собрания было утверждено Константинопольским Патриархом Максимом 6 марта 1947 г. и с этого времени, потеряв несколько приходов, перешедших в юрисдикцию или Московской Патриархии, или Русской Зарубежной Церкви, Западно-Европейский Экзархат продолжал осуществлять свою деятельность в составе Константинопольского Патриархата.

Значительно большее число духовенства и мирян перешло в 1945–1946 гг. в юрисдикцию Московской Патриархии из Русской Православной Церкви Заграницей. Причиной подобного перехода для многих из них стали не только иллюзии по поводу нормализации церковной жизни в СССР. Некоторые территории, где находилось значительное число приходов Русской Зарубежной Церкви, как, например, Северная Маньчжурия, Югославия и Болгария, были временно оккупированы Советской армией, и переход в юрисдикцию Московской Патриархии стал казаться многим представителям церковной иерархии единственной возможностью сохранить в этих условиях церковную жизнь. По такому пути пошли все епископы Русской Зарубежной Церкви, осуществлявшие своё служение в Маньчжурии, за исключением архиепископа Шанхайского Иоанна (Максимовича), такие различные по своему нравственному облику иерархи, как почитавшийся в Болгарии в качестве старца архиепископ Серафим (Соболев) и ставший в Русском Зарубежье символом церковного и политического ренегатства митрополит Серафим (Лукьянов).

Историческая справка

Архиепископ Иоанн (Максимович), в миру Михаил, происходящий из украинского дворянского рода, родился в селе Адамовка Харьковской губернии 4 июня 1896 г. Учился в Полтавском кадетском корпусе и в Харьковском университете на юридическом отделении, которое успешно закончил в 1918. Михаил Максимович позднее говорил: «С самых первых дней, как начал сознавать себя, я хотел служить праведности и истине». Отличался глубокой преданностью Церкви и еще в годы учения становится духовным сыном выдающихся по духовным дарованиям архиереев – сначала архиепископа Полтавского Феофана (Быстрова), а после его удаления с кафедры Императором Николаем II за обличения распутинщины, митрополита Антония (Храповицкого), тесное духовное общение с которым будущий архиепископ Иоанн сохранил до последних дней митрополита. В 1921 г., спасаясь от большевиков, семья Максимовичей переезжает в Белград, где Михаил поступает на богословский факультет университета. Михаил отличался слабым здоровьем, тщедушным телосложением, невнятным голосом, но блеск и глубина его ума, сила веры и всесторонняя образованность, соединенная с природной скромностью, вызывала к нему любовь и уважение в руководстве Русской Церкви Заграницей, которое тогда располагалось в Сербии. В 1926 г. митрополит Антоний (Храповицкий) постригает Михаила с именем Иоанн в монахи, и в течение года он становится священником (иеромонахом). Имя в монашестве было выбрано в память дальнего родственника – Иоанна (Максимовича) архиепископа Тобольского, просветителя Сибири (умер в 1715 г.).

С 1928 г. иеромонах Иоанн – преподаватель в семинарии города Битоля в Охридской епархии. В 1934 г. он рукополагается в епископа Шанхайского и до 1949 г. окормляет русских православных людей в Китае. Эти годы его служения отмечены особой ревностью и неустанной заботой о духовном и нравственном состоянии русских людей в изгнании. Владыка создает приют для сирот (более 300 детей), посещает тюрьмы, больницы, сумасшедшие дома, активно участвует в деятельности благотворительных обществ, совмещая эту общественную деятельность с ежедневными богослужениями. Епископ Иоанн (с 1946 г. – архиепископ) отличался исключительной нестяжательностью. Он предпочитал ходить пешком, носить одежду из самых дешевых тканей, часто, отдав нищему сапоги, он оставался босым в течение нескольких дней.

Когда в 1949 г. стало ясно, что китайские коммунисты вскоре захватят власть над всей страной, архиепископ Иоанн рекомендовал своей пастве покинуть пределы Китая и искать приют в странах, где не воздвигают гонений на Бога и Церковь. Он договаривается с властями Филиппин о приезде русских беженцев, которым отводится особый остров Тубабао. На этом острове размещаются пять тысяч русских людей, детский приют, русская школа. Когда святитель убеждается, что жизнь беженцев хотя бы элементарно устроена, он едет в Соединенные Штаты и уговаривает администрацию президента Трумэна принять русских беженцев в США. В 1951 г. он получает такое разрешение и перевозит свою паству в Америку. Архиепископ Иоанн назначается в Париж, а в 1962 г. он переводится в самую многочисленную епархию русских беженцев – Западно-Американскую и становится архиепископом Сан-Францисским. 2 июля 1966 г. архиепископ Иоанн мирно скончался. Он был погребен в русском соборе Сан-Франциско.

Русская эмиграция и многие иные православные церкви еще при жизни почитали архиепископа Иоанна святым, за его искренность, полную нестяжательность, прозорливость и неустанное служение ближнему. 2 июля 1994 г. Русская Церковь Заграницей причислила архиепископа Иоанна к лику святых. На Синоде Русской Православной Церкви Московского Патриархата 23–27 июня 2008 г. святитель Иоанн был провозглашен общерусским святым.

Вынужденный покинуть Сремские Карловцы после установления в Югославии коммунистического режима Архиерейский Синод Русской Зарубежной Церкви, продолжил свою деятельность в 1946 г. в Мюнхене под руководством митрополита Анастасия (Грибановского). В это время в его юрисдикцию вошла группа иерархов Автономной Украинской и Белорусской Церквей, которые покинули свои епархии на территории СССР в связи с наступлением советской армии. Лишившись своих многочисленных приходов на Балканах и в Китае, Русская Православная Церковь Заграницей оказалась перед необходимостью окормлять около 300 тыс. перемещённых лиц из числа бывших советских граждан, находившихся в западных секторах оккупированной союзниками Германии. По мере их дальнейшего переселения в страны Северной и Южной Америки и Австралию Русская Зарубежная Церковь стала увеличивать число своих приходов в этих странах. В 1950 г. Архиерейский Синод РПЦЗ переехал из Мюнхена в Нью-Йорк на Манхэттен, где князь Белосельский-Белозерский подарил Синоду особняк.

В 1940-е гг. на территории США продолжала осуществлять свою деятельность Американская митрополия, возникшая на основе Алеутской и Северо-Американской епархии Русской Православной Церкви, и с 1936 г. на правах автономного округа формально входившая в состав Русской Православной Церкви Заграницей. В 1946 г. церковный собор в Кливленде объявил как о выходе Американской митрополии из подчинения Зарубежному Синоду, так и о сохранении полной административной независимости от Московской Патриархии, ещё в 1935 г. запретившей в священнослужении митрополита всей Америки и Канады Феофила (Пашковского) и подведомственное ему духовенство. Это решение Кливлендского собора по существу предопределило дальнейший курс церковной иерархии Американской митрополии (насчитывавшей тогда около 500 приходов) на создание Автокефальной Православной Церкви в Америке, который заметно усилился после 1950 г., когда скончавшегося митрополита Феофила сменил на предстоятельской кафедре митрополит Леонтий (Туркевич).

При всех своих междоусобных юрисдикционных конфликтах Западно-Европейский Экзархат Константинопольского Патриархата, Русская Православная Церковь Заграницей и Православная Церковь в Америке (официально называвшаяся тогда Русско-Православная Греко-Кафолическая Северо-Американская митрополия) продолжали в послевоенные годы осуществлять плодотворную пастырскую деятельность среди почти двухмиллионной русской диаспоры. При этом внёсший наибольший вклад в православное богословие ХХ в. Западно-Европейский Экзархат, строго сохранявшая традицию русского церковного, прежде всего монашеского, благочестия Русская Зарубежная Церковь и обращённая в своём свидетельстве о Православии к инославному миру Православная Церковь в Америке всегда глубоко ощущали свою духовную и культурную связь с гонимой Православной Церковью в России. В 1940-е гг., когда смягчившиеся церковные гонения стали совмещаться в политике коммунистического режима с пропагандистским использованием до конца не уничтоженной Православной Церкви, представители всех трёх церковных юрисдикций Русского Зарубежья были готовы не только подвергать критике (порой, не всегда справедливой) лишённую свободы действий православную церковную иерархию в СССР, но и в меру своих возможностей содействовать сохранению и развитию церковной жизни гонимых и бесправных русских православных христиан.

Вторая половина 1940-х гг. стала временем увеличения в дальнем Зарубежье числа приходов Московской Патриархии, когда к созданному в 1933 г. под управлением митрополита Вениамина (Федченкова) Северо-Американскому Экзархату в 1946 г. прибавился Западно-Европейский Экзархат Московского Патриархата, возглавлявшийся митрополитом Серафимом (Лукьяновым). В то же время образованный в Северо-Восточном Китае в 1946 г. под руководством митрополита Нестора (Анисимова) Восточный Экзархат прекратил своё существование под давлением коммунистических властей Китая в 1955 г. Однако значение приходов Московской Патриархии в церковной жизни Русского Зарубежья в это время ещё не могло проявиться ощутимым образом.

Литература:

М.В. Шкаровский. История русской церковной эмиграции. СПб.: Алетейя, 2009.

4.3.21. Антикоммунистические движения в Зарубежной России

Среди беженцев в Европе в первые же месяцы холодной войны началось политическое оживление. Отпала опасность репатриации, и отношения между Западом и СССР обострились так, что сделали антикоммунистический опыт эмигрантов востребованным. Но политическая деятельность русской эмиграции в этот период стала полной противоположностью богатой, многообразной и ценной для всего мира культуре Русского Зарубежья. Она вызывала разочарование и в самой русской среде и в большинстве стран, приютивших изгнанников.

Вторая мировая война внесла глубокие изменения в облик и состав российской эмиграции. Большинство довоенных политических организаций просто исчезли или численно сократились до микроскопических размеров. Прекратил существовать как всезарубежное объединение РОВС. В целом сохранились отдельные монархические группы и осколки былого левого лагеря вокруг «Социалистического Вестника» и Лиги борьбы за народную свободу. Но, самое главное – изменился духовно-политический строй эмиграции.

Вторая волна принесла не только опыт «подсоветской» жизни, энергию борьбы и молодость – она принесла с собой в Зарубежье и те глубокие болезни, которыми коммунизм и террор заразили русское общество на родине. Души новых изгнанников были искажены многими недугами. Первым из них был дух идеологизма. Всесильность коммунистов в СССР на уровне подсознания убеждала, что идеологию можно победить только идеологией. То, что для самих большевиков коммунистическая доктрина давным-давно перестала быть непререкаемым догматом, а превратилась в оружие пропаганды, в средство для удержания власти «любой ценой», понимали плохо. Эмигранты неустанно разрабатывали антикоммунистические теории, но вокруг каждой из этих теорий складывался только небольшой круг единомышленников, непримиримых не только к большевизму, но и к сторонникам иных антибольшевицких идеологий. Смещение буквально на несколько градусов на политической шкале делало русских людей не только разными сторонами политической дискуссии, но и личными врагами.

В этом состоял второй советский недуг – нетерпимость к инакомыслию. Тоталитарный строй сознания, закрытость к относительной правоте иного мнения, трезвость в отношении ограниченности твоих собственных убеждений – все эти непременные условия здорового человеческого сотрудничества были развеяны ветром большевизма в душах подсоветских людей. Оставались жесткость и нетерпимость.

Эта жесткость и нетерпимость проистекала из третьего недуга – потери веры и здоровой религиозной интуиции. Изгнанники второй волны совершенно не были богоборцами, многие из них на умозрительном уровне соглашались с необходимостью и полезностью присутствия веры в жизни, но сами утратили церковность, христианское сознание. Даже в тех случаях, когда вера сохранялась или возвращалась, она возвращалась на уровне православно-русского (для русских людей) церковного обряда, принадлежности «своей» общине. Глубокой умной веры, нравственной христианской рефлексии, характерной для большинства общественных деятелей первой волны – Струве, Бердяева, Лосского, Левицкого, – в них не было. Их советское образование и жизнь были внецерковными и уж, тем более, – вне богословскими.

Отсюда вытекал следующий недуг – уникальность, бесценность человеческой личности, не сводимой ни к каким земным корпорациям – класса, нации и т. п. – многими эмигрантами второй волны плохо сознавалась. Большевицкий классовый подход, равно как и европейский национализм, отравили их духом главенства общих интересов над частными, представлением о человеке, как о средстве для реализации политической доктрины, а не о доктрине, как средстве для освобождения человека. В пределе целью виделось не столько общество свободных людей, сколько общество, «правильно» организованное на основании той или иной идеи – социалистической, имперской, монархической у русских, националистической – у иных народов России. Мертвящий дух большевицкого тоталитаризма очень ощущался в этом подсознательном подходе к человеку как к средству для обретения «светлого будущего»

Столь понятная для англосаксонского общества мысль, что в случае угрозы свободе и достоинству человека все люди должны объединить свои усилия в защите своей и своего ближнего свободы и достоинство, права на разномыслие и, уже восстановив свободу, позволить себе роскошь идейной борьбы друг с другом, – эта мысль русскими эмигрантами второй волны вовсе не принималась. В СССР было иначе. Там боролись за «чистоту рядов» против любых уклонов. Так же надо было действовать и в борьбе против СССР – за Россию, были убеждены многие.

Наконец, и чисто политический контекст послевоенного мира был против политической русской эмиграции, хотя объективно холодная война давала русским антикоммунистам сильнейшего и заинтересованного в них союзника – западные демократии, США, НАТО. Но вся беда была в том, что большая часть политически активной эмиграции и первой и второй волны в послевоенной Европе была замарана сотрудничеством (коллаборационизмом) с нацистско-фашистскими режимами. Если коммунистический СССР отличался от нацистской Германии не более, чем южный полюс разнится от северного (слова Черчилля), то англосаксонские демократии отличались от тоталитарной Германии действительно кардинально. «Сессии парламента не менее сильное оружие в войне с нацизмом, – повторял Черчилль, – чем флот и «спитфайеры»». В демократической Европе победившей антигитлеровской коалиции, заплатившей за победу миллионами жизней и безмерными страданиями сотен миллионов людей, вчерашние пособники тоталитарного агрессора не просто выносились на периферию общественной жизни – они преследовались и по закону и даже без закона. В одной Италии в 1944–1946 гг. антифашисты безнаказанно убили несколько десятков тысяч своих политических противников, прибегая к простому самосуду (позднее об этих постыдных бессудных расправах предпочитали не вспоминать). Дух послевоенной Европы, США, британских доминионов был враждебен вчерашним власовцам и прочим хиви, а сами власовцы вовсе не стыдились своего выбора, не раскаивались в нём, хотя в глубине души и понимали, что их нравственный выбор был далеко не безупречен. Это понимание уязвимости собственного выбора и слабости своего положения в победившем нацизм мире ожесточало беженцев и против приютивших их стран, и в отношениях друг с другом.

Политическая карта эмигрантских группировок послевоенной Европы была очень пестрой. Появились десятки, часто карликовых, партий и объединений. Все они, как правило, находились в состоянии беспрерывной конфронтации между собой. Например, в одном лагере Парш насчитывалось среди ди-пи шесть политических партий: монархисты, солидаристы (НТС), власовцы, казаки, демократы и социалисты.

После 10 лет подпольного существования в Германии, в 1948 г. публично заявил о себе НТС (половина членов его Совета были недавними узниками нацистских концлагерей). Появилось пять конкурирующих одно с другим власовских объединений. Долговечным оказался только молодежный «Союз борьбы за освобождение народов России (СБОНР)», ставший в политическом спектре левее НТС. Союз отмежевался от Белого движения, называя себя преемником «кронштадтцев», и сблизился с социалистами старой эмиграции. Позднее СБОНР обосновался в Канаде.

Оживилось и правое крыло. Автор популярной книги «Дроздовцы в огне» генерал Туркул создал «Комитет Объединенных Власовцев», не скрывавший своих симпатий к монархизму. Появился также «Союз Андреевского Флага», задуманный генералом Глазенапом как «военная организация, отрицающая февральские завоевания» и рассчитывавшая на поддержку бывших немецких военных кругов. Это оказалось иллюзией, и САФ распался в начале 50-х гг. Молодой монархист первой эмиграции и власовец Арцюк создал и возглавил Российское Общенациональное Народно-Державное Движение (РОНДД). Принципиально отвергая Пражский манифест как «февральский», движение понадеялось на опору правых национальных сил в России и в Германии. Его политическая агрессивность вносила смуту в ряды эмиграции. В 1949 г. был проведен в Мюнхене монархический съезд с делегатами из 12 стран. Съезд провозгласил проживавшего в Мадриде Великого князя Владимира Кирилловича претендентом на престол. Его «программа» сводилась, в частности, к осуждению выдач власовцев и к призывам не смешивать СССР и Россию.

Год 1948 был отмечен и громким процессом Виктора Кравченко, который ушел в 1944 г. из советского посольства в Оттаве, долго скрывался от выдачи, написал книгу «Я избрал свободу», обличающую сталинский строй, а затем подал в суд на оклеветавший его французский коммунистический еженедельник «Леттр франсез» и выиграл дело. В его пользу свидетелями выступали многие новые эмигранты.

В Париже был создан «Союз борьбы за свободу» России под председательством историка С.П. Мельгунова (1879–1956). Позднее он руководил «Координационным центром антибольшевицкой борьбы». До своей смерти Мельгунов издавал тоненький, но ценный журнал «Свободный голос» и стал первым редактором возобновившегося литературно-общественного журнала «Возрождение». С 1947 г. стала издаваться в Париже еженедельная антибольшевицкая газета «Русская мысль» в противовес просоветским и фактически – официозу посольства СССР в Париже – «Русским новостям». В 1951 г. А.Ф. Керенский возглавил Российское народное движение.

В целом антикоммунистическая деятельность утратила свое стремление к элементарной солидарности. Каждая зарубежная организация разрабатывала свою собственную политическую программу и выступала в одиночку. Попытки нахождения общего языка проваливались одна за другой. Возобновились или появились различные печатные органы, главным образом правого толка: в Аргентине бежавший в 1930-е гг. из советского концлагеря в Финляндию Иван Солоневич стал издавать монархическую газету «Наша страна», в Австралии издавалось солидаристское «Единение», в Сан-Франциско оживилась газета «Русская жизнь», в Нью-Йорке монархический еженедельник «Знамя России» и многие другие. В 1950 г., в том же Нью-Йорке, родился «Российский Антикоммунистический Центр» под председательством князя Белосельского-Белозерского, в который вошли 62 эмигрантские организации самого различного общественного профиля, но долго он не продержался.

Кроме того, выходцы из разных народов России – украинцы, латыши, грузины, армяне, северо-кавказские горцы, народы Поволжья, калмыки, буряты, туркестанцы создавали свои политические движения, занимавшие непримиримые позиции в вопросе о национальной независимости. Все они видели в сталинской фразеологии «великого русского народа» продолжение «царского шовинизма», все исстрадались под большевиками и полагали большевиков русской властью, от которой надо бежать как можно дальше. С большинством русских антикоммунистических организаций, более или менее явно стоявших на позициях «единой и неделимой России», «националы» не желали сотрудничать.

С усилением холодной войны США предпринимают попытки консолидировать безнадежно расколотое русское антикоммунистическое движение. Первая попытка в 1948 г. создать центр, объединяющий и власовцев, НТС и монархистов, была неудачной, но побудила американцев в 1949 г. создать в Нью-Йорке для равновесия лево-демократическую «Лигу борьбы за народную свободу» с участием меньшевиков.

Союз Мельгунова, Движение Керенского и Лигу борьбы, а также НТС и СБОНР американцы пригласили в августе 1951 г. в Штутгарт на совещание по выработке общей платформы. Керенский, Мельгунов и НТС отстаивали единство России, а СБОНР и Лига были готовы на компромиссы с сепаратистами. Сговорились на непредрешенческой платформе – праве народов свободным голосованием определить свою судьбу. Создана была «Лига борьбы за Народную Свободу», в которой согласились участвовать СБОНР, НТС и Лига борьбы за свободу в России. Лига борьбы за народную свободу была разрекламирована всеми СМИ западного мира. Однако в ней отказались участвовать меньшевики из-за присутствия «власовцев» и НТС. Российское Зарубежье в целом тоже встретило предложение в штыки из-за участия в нем Александра Керенского.

Неудача побудила американцев предложить создание «Американского Комитета за Свободу в России». Состоявшиеся в Висбадене в ноябре 1951 г. обсуждения между 11 организациями привели к новому расхождению: российские «непредрешенцы» полностью разошлись с представителями националистических группировок. Шесть национальных движений в Висбадене настаивали на независимости для их народов без всяких плебисцитов. Причем крайних сепаратистов из руководимого украинцами Антибольшевистского блока народов (АБН) даже не приглашали. Русские же эмигранты более всего опасались повторения «розенберговщины» – ставки на расчленение России.

После того, как представитель «Американского Комитета» в Европе оказал на русские группы финансовое давление, НТС отказался участвовать в дальнейших заседаниях. В октябре 1952 г. было создано новое объединение под названием «Координационный Центр Антибольшевистской Борьбы» (КЦАБ) с центром в Мюнхене под председательством Мельгунова. КЦАБ получал в свое распоряжение созданную американцами радиостанцию «Освобождение» и основанный в Мюнхене Институт изучения СССР.

В 1952 г. в переговоры включилось ЦОПЭ – Центральное объединение послевоенных эмигрантов, то есть перебежчиков из Советской армии. Еще в 1946 г. их, опросив, возвращали в СССР на суд за «измену родине», теперь же стали финансировать. В послевоенные годы из Группы советских войск в Германии бежало около 13 000 человек. ЦОПЭ создал в 1950 г. автор книги «Берлинский Кремль» Георгий Климов на американские средства. Организация проявила с самого начала активную деятельность, издала ряд ценных книг и выпускала общественно-литературный сборник «Мосты». Но после прекращения американских субсидий ЦОПЭ добровольно самоликвидировалось в 1960 г.

В США существенную политическую роль играли преподававшие на кафедрах русской истории М.М. Карпович (Гарвард) и Г.В. Вернадский (Йель), позже Н.В. Рязановский (Калифорнийский университет), создавшие школу россиеведения, переросшую в советологию. Некоторое политическое влияние при Госдепартаменте имели и меньшевики, издававшие в Нью-Йорке до 1965 г. «Социалистический вестник» и причастные к американскому либерально-антикоммунистическому журналу New Leader.

Переговоры о едином антибольшевицком фронте народов России не привели ни к какому положительному результату. Соединенные Штаты убедились, что российское антикоммунистическое движение создать невозможно – все партии и союзы находятся друг с другом в постоянном конфликте. Американские чиновники, ответственные за этот проект, разводили руками – Какие странные эти русские – каждый в отдельности – умный, смелый, всё понимающий человек, а все вместе – скандал и ничто. Сами русские эмигранты тоже переживали неудачу всех попыток объединения. – «Где три русских соберутся – там четыре партии» – горько шутили они. Американцы первоначально думали создать русскую эмигрантскую радиостанцию – мощное средство воздействия на «подсоветскую» Россию, организовать большое книгоиздательство, поддержать периодические издания. Никогда раньше ни одно зарубежное правительство не готово было так поддерживать русскую эмиграцию, как США, видевшие в русских антикоммунистов своих союзников в холодной войне. Раньше о таком можно было только мечтать…

Но, убедившись в том, что в русской эмигрантской среде все ведут войну со всеми, американцы отказались искать эмигрантского хозяина радиопередач и прямо подчинили радио «Освобождение» (позже «Свобода») одноименному Американскому комитету. Станция вышла в эфир в дни смерти Сталина. Ее передачи были главным образом посвящены внутрисоветским делам, в них была и сатира на советских вождей, и много критики советских порядков. Под одной крышей с большой русской редакцией работало несколько небольших, ведавших передачами на других языках СССР.

Еще до создания радио «Освобождение», в самом начале холодной войны, чтобы парировать одностороннюю информацию, подававшуюся населению за «железным занавесом», и объяснять американскую политику, США начали 17 февраля 1947 г. передачи «Голоса Америки» на русском языке, посвященные главным образом международным отношениям и жизни в США. В июне 1950 г. вышло в эфир радио «Свободная Европа», вещавшее на языках Восточной Европы. В октябре начались русскоязычные передачи Радио Канада, а в 1951 г. в Мюнхене открылась европейская редакция «Голоса Америки», откликавшаяся, прежде всего, на события в СССР. Ее передачи, как и начатое ранее вещание британской корпорации Би-би-си приобрели в Советском Союзе широкий круг слушателей. В 1963 г. начала вещать на русском языке из Кёльна и «Немецкая волна».

Политическое руководство всеми этими передачами было в руках западных чиновников, но тексты писали и дикторами были уроженцы соответствующих стран, находившие свой подход к слушателю. Возможно, что несколько сот русских эмигрантов, прошедших за 40 лет через штат западных «голосов», сделали больше для изменения политического строя в СССР, чем вся разноголосица послевоенных русских союзов, партий и движений. В «голосах» работали люди с разными биографиями: белые эмигранты 1920-х гг. и их дети, советские перебежчики 1930-х гг. и послевоенных лет, власовцы и члены НТС, известные литераторы и журналисты, и те, кто создал себе имя уже на радио.

Как государственные радиостанции, «голоса» были связаны государственной политикой и дипломатическим этикетом. Они не могли призывать, скажем, к свержению сталинского строя. Именно поэтому по мере обострения холодной войны зрела мысль, что надо создать независимую от правительств радиостанцию, выражающую точку зрения российской эмиграции. Однако здесь союзников постигла неудача.

Работа на радио представляла собой одно крыло политической деятельности послевоенной эмиграции. Другое – представляла работа НТС, прямо призывавшего к свержению советской власти. Поскольку революция немыслима без активного или хотя бы пассивного участия армии, то уже в 1948 г., когда масса беженцев думала только об отъезде за океан, подальше от Советской армии, НТС направил своих людей в Берлин, для контактов с этой армией. Чтобы снять сомнения в том, возможна ли вообще в СССР революция, член совета НТС Владимир Поремский выдвинул «молекулярную теорию» революции в тоталитарных условиях. Теория эта предполагала создание множества малых групп (по 2–3 человека), между собою не связанных, но дающих о себе знать, рисуя символы НТС и лозунги на стенах, и получающих указания от находящегося за рубежом центра по радио и в листовках. Следуя этой схеме, НТС в 1950 г. расширил свои типографские мощности и наладил передачу литературы через советских моряков в западных портах. Молекулярная теория предусматривала и «каркас» организации – опорные точки из членов НТС, с Запада, ведущих по радио двустороннюю связь с центром.

Как справедливо утверждал Поремский, молчаливое недовольство сталинским режимом было никем не отрицаемой реальностью. Не теряя времени, НТС приступил к отстройке собственных каналов связи. Напечатанная на Западе литература закладывалась в ящики с товарами, идущими в страну; сбрасывалась в непромокаемых обертках в реки, текущие через границу. С начала пятидесятых годов миллионы листовок и легких брошюр забрасывались в СССР при помощи больших воздушных шаров дальнего действия, изготовляемых специальной «бригадой» НТС. Имея более 20 метров в диаметре, эти шары поднимали до 90 килограммов полезного груза и пересекали огромные расстояния. Специальный сбрасыватель, тоже самодельный, обеспечивал разброску литературы каждые 400–500 километров на пути полета. Получателям рекомендовалось создавать не связанные между собой миниатюрные группы и слушать передачи «Свободной России».

НТС наладил в 1951 г. собственное радиовещание, которое началось с любительского передатчика на частоте военных раций. С годами оно значительно усовершенствовалось и усилилось. Позывные «Радио Свободная Россия» – музыкальная фраза из Пятой симфонии Чайковского звучали в эфире до 1976 г. Несколько лет станция, смонтированная на старом грузовике, колесила по европейским лесам, каждый день меняя месторасположение. Ежедневно, зимой и летом, по пояс в снегу и под проливным дождем забрасывали «радисты» антенну на деревья повыше и пускались в десятичасовую дуэль с десятками «глушилок». В 15–20 километрах, в другой машине сидел «наблюдатель» и на катодном экране следил за тем, как «глушилка» искала в эфире передатчик НТС. Вот сейчас сядет на волну! «Пять вправо!» или «Три влево» – передавал наблюдатель по радиотелефону, и «Свободная Россия» уходила в сторону, выигрывая три-четыре минуты незаглушенного вещания.

Усиливая свою мощность, радиостанция перестала быть передвижной. Высокие «направленные» антенны концентрировали волны на восток, до Урала. Одновременно слегка сокращенные передачи транслировались также мощными тайванскими и южнокорейскими радиостанциями. Выявить слушателей таких радиопередач было для КГБ очень сложно, т. к. число радиоаппаратов, оборудованных для приёма коротковолновых передач, было в СССР велико.

Пока закрыты архивы КГБ этого периода, трудно сказать, каких успехов добился Союз в России, но знали о его деятельности очень многие и благодаря его собственным действиям и из-за того, что в советской прессе регулярно помещались статьи о «самой злобной эмигрантской организации». В самой же эмиграции молодежь в послевоенное первое десятилетие с энтузиазмом вступала в Союз или становилась его «друзьями», так как Союз предлагал живую работу, доступную каждому в борьбе за Россию – от работы в закрытом секторе, до контактов с советскими людьми, приезжающими на Запад.

В 1951–1956 гг. США пытались перейти от стратегии «сдерживания» коммунизма к стратегии «освобождения», и с этой целью поддерживали различные эмигрантские группировки. НТС они дали возможность переброски своих людей в СССР по воздуху при условии, что НТС будет делиться с ними политической информацией, но не информацией военной (НТС не желал исполнять роль разведки), и не будет выдавать своих контактов в России. Парашютистов готовили в секретной «каркасной школе», где большинство преподавателей были молодыми эмигрантами. С 1952 г. американскими самолетами было заброшено 13 человек, пока 27 мая 1953 г. ТАСС не сообщил, что четверо парашютистов, «засланных для саботажа, террора и шпионажа» захвачены и расстреляны. Это – Сергей Горбунов, Александр Лахно, Александр Маков и Дмитрий Ремига – молодые члены Союза, видевшие в работе на родине свой долг. После их казни полеты были сразу отменены: но остальные парашютисты были обнаружены далеко не сразу; аресты продолжались до 1960 г. В приказе по МВД от 5 ноября 1953 г. НТС был назван «единственной эмигрантской организацией, активно действующей на территории Советского Союза» и «пользующейся широкой финансовой и технической помощью американской разведки».

4.3.22. Антикоммунистические движения на территории СССР

Во время войны число заключенных в СССР упало, отчасти из-за возросшей смертности, отчасти из-за ухода почти 1 млн на фронт в штрафные батальоны. Три месяца службы в штрафном батальоне зачитывались за 10 лет лагеря. После войны, в результате новых репрессий, население лагерей достигает в 1950 г. максимума 2,6 млн человек (не считая заключенных в тюрьмах), что составляло 3,5 % всего занятого населения страны. Число спецпоселенцев достигло к 1953 г. 2,7 млн человек – втрое больше, чем в 1939 г.

Заметки главного редактора:

Из-за секретности всей лагерной системы на Западе бытовали преувеличенные представления о числе заключенных в СССР – исследователи называли цифры от 8 до 12 млн и более, одновременно находящихся «за решеткой». Но это – безусловно, преувеличение. Ускоренный рост наблюдается в 1932–1935 гг., в связи с коллективизацией и «законом о трех колосках», затем в 1938 г. в связи с «ежовщиной» и перед войной с Германией, в связи с присоединением западных областей. По существующим оценкам, за 25 лет через сталинскую систему лагерей прошло 18 млн человек, из них более 3 млн по «контрреволюционным», политическим статьям. Значительно большее число узников, получивших сравнительно короткие сроки по «уголовным» или «бытовым» статьям, тем не менее, были на деле жертвами политического режима. Сложнее вопрос о том, сколько узников лагерей погибло. Официальные данные о смертности в лагерях выражены как процент от среднегодового числа заключенных и показывают повышенную смертность в 1933 г. (15,3 %), в 1938 г. (5,4 %), и, особенно, во время войны: в 1942 и 1943 гг. (24,9 % и 22,4 %). Только в 1956 г. смертность в лагерях снизилась до уровня гражданского населения среднего возраста – 0,4 %. То есть, даже в «благополучные» годы до войны лагерная смертность была в 6–12 раз выше гражданской. Процентным данным соответствуют следующие абсолютные цифры умерших по периодам: 1930–1933 – 77 712; 1934–1940 – 302 668; 1941–1945 – 1 088 332; 1946–1956 – 281 066. Итого: 1 749 777.

В этих цифрах, вычисленных по официальным показателям смертности, бросается в глаза число умерших в сталинских лагерях во время войны. Оно того же порядка, что число советских военнопленных, умерших в гитлеровских лагерях: здесь почти 1,1 млн – там 3,3 млн. При этом цифры смертности в сталинских лагерях далеко не полны. Они опираются на лагерные больничные отчеты. В них не входят не попавшие в лагерные больницы – погибшие на лесоповале, расстрелянные охраной, умершие в тюрьмах и при пересылке. Ради улучшения статистических показателей зэков порой отпускали по инвалидности, чтобы они умирали дома. Полный баланс арестованных, умерших и вышедших на свободу, с выделением арестованных повторно, никогда подведен не был.

В послевоенные годы активное сопротивление было сосредоточено на двух флангах – вооруженной борьбы и интеллектуального подполья.

Военные действия на территории Советского Союза не прекратились в День Победы 9 мая 1945 г. «Третья гражданская» война продолжалась. Повстанческие отряды боролись против советской власти на Украине – созданная весной 1943 г. Украинская повстанческая армия (УПА); в Литве – Армия освобождения, ведшая свою преемственность от довоенного литовского государства, а также на Брянщине и Орловщие, где продолжали действовать созданные в Локотском округе отряды РОНА. Последняя их группа была подавлена войсками МГБ в деревне Лагеревка Брянской области в феврале 1951 г. Репрессии против военных и гражданских деятелей Локотского округа продолжались и после подавления повстанцев до 1970-х гг. В 1944 г. через фронт в Белоруссии для партизанской борьбы против советской власти перешла и группа НТС Георгия Хомутова, но была, по-видимому, к 1946 г. подавлена.

Следуя программе Организации украинских националистов (ОУН), украинские повстанцы выступали за «незалежну» (независимую) Украину, но в остальном их цели были сродни целям русских антикоммунистов: упразднение колхозов, передача земли в собственность крестьянам на основе семейного землевладения, но без возвращения собственности «помещикам и капиталистам» (которые в этом регионе были польского происхождения), свобода торговли и общественных организаций.

Размах послевоенного повстанческого движения выяснился главным образом по архивным материалам МВД на Украине и в Прибалтике. Было убито около 200 000 повстанцев, большинство из них на Западной Украине; 340 000 было взято в плен и осуждено на 20–25 лет исправительно-трудовых лагерей. Они сыграли ключевую роль в лагерных восстаниях после смерти Сталина. Повстанцы, со своей стороны, убили около 15 000 советских чиновников, главным образом в сельской местности, и 13 000 военнослужащих карательных отрядов (соотношение смертей карателей к смертям покоренных 1:15, как и в Гражданскую войну). На одной только Западной Украине для «искоренения бандитизма» были задействованы войска численностью в 131 тыс. человек. Командующий УПА генерал Роман Шухевич погиб в бою с войсками МГБ в предместье Львова в марте 1950 г., а ушедшие в эмиграцию лидеры ОУН Лев Ребет и Степан Бандера были убиты в 1957 и 1959 гг. советским агентом.

Историческая справка

Степан Андреевич Бандера родился 1 января 1909 г. в Галиции, в семье греко-католического священника. Большое впечатление на послушного и набожного ребенка произвела Первая мировая война. Два раза линия фронта проходила прямо через село Старый Угринов, где жила семья Бандер (ныне Ивано-Франковская область Украины) и мальчик стал свидетелем длительных тяжелых боев. Его отец во время Гражданской войны в России примкнул к украинскому националистическому движению и стал капелланом в Украинской Галицийской армии (УГА). После поражения УГА в войне с Польшей началась оккупация Галиции польскими войсками. Несмотря на обещания Польши на Версальской конференции предоставить украинской части Галиции автономию и широкие права меньшинствам, началась усиленная полонизация края и притеснение украинского населения. Степан перебрался в Стрый, где учился в гимназии восемь лет, изучая греческий язык, латынь, философию, психологию, литературу, историю. Крайняя нужда заставляла его давать платные уроки. Как отмечали сверстники, Степан еще в школе подвергал себя лишениям и истязаниям, убивал животных «для укрепления воли». Одновременно он занимался спортом и музыкой, пел в хоре, никогда не курил и не пил. Его мировоззрение формировалось под влиянием идей украинского национализма, которые были крайне популярны среди притесняемого поляками украинского населения. В 1922 г. его приняли в скауты, а уже в пятом классе он примкнул к украинской молодежной организации. Принимая участие в различных молодежных объединениях, Бандера был одним из инициаторов их объединения в Союз украинской националистической молодежи (СУНМ). Отучившись шесть лет на агронома в Львовском политехническом институте, юноша решил посвятить себя всецело революционной деятельности. В 1929 г. он вступил в Организацию украинских националистов (ОУН) и, несмотря на молодость, стал одним из самых ярких ее лидеров, занимался пропагандой, распространял литературу.

Его неоднократно арестовывала полиция. В 1932 г. Степан учился в разведшколе в Данциге. В 1932–1933, во время голодомора в Украине, Бандера организовал ряд акций в поддержку голодающих и впервые развернул активные действия против коммунистов. Степан организовывал в составе ОУН боевые группы, вел активную кадрово-организационную работу среди украинской молодежи, прибегал к тактике массовых акций и террористических актов, которые были направлены на пробуждение активности в обществе. В 1934 г. боевиком Григорием Мацейко был убит министр внутренних дел Польши Бронислав Перацкий, которого украинские националисты считали главным виновником реализации плана «Уничтожения Руси». За день до убийства Бандера был задержан при пересечении границы с Чехословакией. Полтора года его держали в одиночной камере, закованным в кандалы. 18 ноября 1935 г. в Варшаве начался открытый процесс над 12 украинскими националистами. Когда прокурор указал на несоответствие деятельности ОУН с законами христианской морали, Бандера ответил: «Растоптав Божьи и человеческие законы, вы поработили украинский народ и создали положение, при котором он вынужден… убивать палачей и предателей». Приговоренный к повешению Степан избежал смерти благодаря амнистии – ему предстояло пожизненное тюремное заключение. До 1939 г. Степан оставался в тюрьме, все попытки организовать его побег были безуспешны. 13 сентября 1939 г., после нападения Германии на Польшу, когда тюремная администрация разбежалась, Бандера покинул место своего заключения в Брестской крепости. Прибыв на Волынь, он решает переориентировать деятельность ОУН на борьбу с большевиками. Понимая, что грядет война между СССР и Германией, Бандера начал готовить боевые организации для противодействия Красной армии. Им был создан Легион украинских националистов в составе батальонов «Нахтигаль» и «Роланд», проходивших подготовку в Германии. В ОУН создание Легиона считали необходимым для борьбы «против большевицкой Москвы» и за «восстановление и защиту независимой соборной Украинской державы». С началом советско-нацистской войны украинские легионеры приняли активное участие в боевых действиях. 30 июня 1941 г. бойцы батальона «Нахтигаль» вслед за передовыми частями Вермахта ворвались во Львов. Тогда же был провозглашен «Акт возрождения украинского государства». Бандера в это время в событиях не участвовал и находился в Кракове. Однако создания независимой Украины на немецких штыках не получилось. Во Львов были переброшены спецчасти СС и гестапо для борьбы с заговором украинских националистов. Были арестованы члены Украинского Государственного правления. 5 июля 1941 г. немцы пригласили Бандеру на переговоры, но по прибытии он был незамедлительно арестован. Полтора года он просидел в краковской тюрьме, а затем препровожден в концлагерь Заксенхаузен. Таким образом, находясь в заключении, Бандера не принимал никакого участия в формировании Украинской повстанческой армии (УПА). Тем не менее, соратники с его именем связывали все надежды на будущее Украины. Когда в 1944 г. ситуация на фронтах изменилась и Вермахт отступал под ударами Красной армии, Бандера вновь понадобился нацистам. 25 сентября он был освобожден из лагеря. Бандера не смог уговорить немцев пойти на независимость Украины и в бездействии проживал в Германии, не принимая участия в деятельности УПА. В феврале 1945 г. он был вновь избран председателем ОУН. Он пытается создать Антибольшевицкий блок народов (АБН) из состава политэмигрантов из СССР и стран соцлагеря. После войны Бандера жил в эмиграции фактически на нелегальном положении. Он страдал от болезней и крайне нуждался в средствах. В 1946 г. ОУН раскололась на «заграничную» и «краевую» часть. По некоторым данным Степан Андреевич сотрудничал с британской разведкой. В начале 1950-х он перебрался в Мюнхен. МГБ СССР готовило одно за другим покушения на Бандеру, однако они не имели успеха благодаря бдительности его соратников. 15 октября 1959 г. агент КГБ Богдан Сташинский, наблюдавший почти год за жертвой, убил Степана Бандеру из пистолета-шприца с цианистым калием в подъезде его дома.

Историческая справка

Роман Иосифович Шухевич родился 30 июня 1907 г. в местечке Краковец Яворовского уезда (сейчас Львовская область). Его дядя командовал 4-й бригадой Украинской Галицийской армии в 1919 г. В годы обучения в львовской гимназии увлекся националистическими идеями и в 1925-м вступил в Украинскую войсковую организацию (УВО). В 1934 г. окончил с дипломом инженера Львовский политехнический институт. 19 сентября 1926 г. 19-летний Роман застрелил в Львове польского школьного куратора Я. Собинского. В 1926–1929 в качестве боевого референта занимался в составе ОУН акциями саботажа, политическими убийствами, пропагандой национализма среди молодежи. После убийства польского министра Перацкого, на Варшавском процессе приговорен к 4 годам заключения, но вышел на свободу по амнистии в 1938 г. Шухевич выехал в Германию, где прошел подготовку в военной академии и получил офицерский чин. Активно поддержал Степана Бандеру в борьбе с большевиками. В 1940–1941 гг. в Германии из украинских военнопленных польской армии был создан нацистами батальон в 800 штыков. Он прошел спецподготовку в области разведывательно-диверсионной деятельности. Роман Шухевич проводил идеологическую работу среди личного состава. Украинский легион по замыслу его создателей должен был стать ядром армии независимой Украины, созданной на немецких штыках. В июне 1941 г. в чине капитана Шухевич принял участие в диверсионной работе немецкого полка «Бранденбург» на территории Советской Украины. 30 июня батальон «Нахтигаль» ворвался во Львов. Накануне своего ухода сотрудники НКВД убили в тюрьме брата Романа Шухевича. Захватив радиостанцию, националисты провозгласили «Акт восстановления украинской государственности». Среди историков нет единого мнения о факте участия организованных украинских боевых групп в массовых казнях и репрессиях против польской и советской украинской интеллигенции. С боями, совместно с Вермахтом, Шухевич доходит до Житомира, а осенью возвращается во Львов. После прохождения 7-месячных курсов батальон Шухевича, преобразованный 201-й охранный, под его командованием, переброшен в Белоруссию для борьбы с партизанами, где за девять месяцев службы уничтожил более 2000 партизан и мирных жителей. По некоторым сведениям (пока неподтвержденным фактами), Шухевич и его бойцы были причастны к массовым убийствам евреев. В конце 1942 г. из-за нежелания личного состава продолжить контракт, батальон был расформирован и отправлен на родину. 13 апреля 1943 г. Роман Шухевич стал политическим руководителем боевой части ОУН, которая теперь боролась и с нацистами и с большевиками. Против немцев Шухевич предлагал ограничиться самообороной народа, сосредоточив основные усилия на борьбе с СССР и польскими партизанскими армиями. С января 1944 г. возглавил УПА. Ответственен за этнические чистки населения – массовые убийства мирных жителей – поляков на Западной Украине. Бессменный руководитель ОУН(б) и УПА в подполье. В 1948 г. пытался пойти на мир с советским руководством, но безуспешно. Партизанские действия продолжались на территории Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской областей. В марте 1950 г. бойцы МГБ блокировали Романа Шухевича в селе Белогорща под Львовом. Сдаться в обмен на жизнь он отказался и, пытаясь вырваться из кольца, был убит в перестрелке.

Историческая справка

Лев Михайлович Ребет родился 3 марта 1912 г. в городе Стрый в семье почтового работника. По национальности еврей. В 15 лет в вошел в состав Украинской войсковой организации (УВО). С 1934 г. руководил ОУН в Стрые и до 1938 г. был региональным руководителем ОУН. С 30 июня 1941 г. – заместитель председателя украинского правительства, а после ареста его председателя, Ярослава Стецько, и.о. главы правительства. С осени 1941 до октября 1944, как лицо еврейской национальности, был заключен в концлагерь «Освенцим». С 1944-го стал председателем Украинского главного освободительного совета. С 1945–1948 главный судья ОУН(б) за границей. С 1948-го – один из руководителей западной части ОУН. С 1954 г. профессор права Украинского свободного университета в Мюнхене. Является автором многочисленных работ по теории и истории Украины и украинской нации. 12 октября 1957 г. убит в подъезде агентом КГБ Богданом Сташинским, который через два года убил и Степана Бандеру.

Существенным шагом в борьбе с украинским национализмом было запрещение греко-католической (униатской) церкви, которая в 1946 г. была насильственно объединена с православной. Но подпольно униатская церковь продолжала существовать все годы коммунистической власти.

В Прибалтике антикоммунистические вооруженные формирования составляли в 1945 г. в Литве – 30 тыс. бойцов, в Латвии – 15 тысяч, в Эстонии – 10 тыс. Организованное партизанское движение продолжалось в Латвии и Эстонии до 1950 г. В Латвии последнее сражение национальной партизанской армии с войсками МГБ произошло в феврале 1950 г. В Литве около 5 тыс. бойцов продолжали борьбу до конца 1952 г., когда руководство движения, видя бесперспективность сопротивления, предложило бойцам самодемобилизоваться и бороться за свободу Литвы мирными средствами. За эти семь лет бойцы сопротивления казнили около 13 тыс. своих соотечественников за сотрудничество с советскими оккупантами.

Некоторые отряды не согласились на самороспуск и продолжали борьбу до конца 1954 г. Ряд видных партизанских командиров согласились стать агентами МГБ (Декшниш, Маркулис, поэт Кубилинскас) и выдали своих соратников. В результате тысячи партизан и членов их семей, вплоть до малых детей, были уничтожены истребительными отрядами МГБ.

Через отряды сопротивления в Литве прошло около ста тысяч человек, в Латвии – 40 тыс., в Эстонии – 30 тыс. Чтобы подавить сопротивление, МГБ уничтожались не только бойцы и их семьи, но вся поддерживающая их общественная среда. В 1945–1951 гг. около 9 % населения Балтии было депортировано в Сибирь и Казахстан. Особенно многолюдной была депортация 1949 г.

Особой формой вооруженной (или частично вооруженной) борьбы против сталинской диктатуры были восстания в исправительно-трудовых лагерях. Во время войны строились планы заброски десантов русских добровольцев в районы расположения лагерей, чтобы открыть «второй фронт Гражданской войны», но немцы в итоге поддержать такую операцию отказались. Волна беспорядков, забастовок и восстаний в лагерях, начавшаяся после войны, при жизни Сталина не прекращалась.

Весной 1946 г. восстания на Колыме, в Устьвымлаге и Джезказгане. В 1947 г. вооруженный побег около 50 заключенных со строительства атомного объекта «Арзамас-16» (Саров). Все бежавшие были окружены отрядами МГБ и убиты. Летом 1948 г. происходит восстание заключенных офицеров Советской армии в Печорских лагерях под руководством полковника Бориса Мехтеева. Они пошли с оружием на Воркуту, поднимать другие лагеря. Отряд Мехтеева был рассеян при помощи боевой авиации. В том же году восстают под руководством полковника Воронина заключенные, строящие железную дорогу Сивая Маска-Салехард. В 1949 г. происходит массовый вооруженный побег из Нижнего Атуряха на Колыме под руководством Семенова. Все участники побега были убиты. В тот же год вспыхнуло вооруженное восстание на приисках Эльгенуголь на Колыме. В 1950 г. вновь восстает Салехард под руководством осужденного за «контрреволюционную деятельность» генерал-лейтенанта Беляева, в том же году – восстание в Тайшете. В 1951 г. – вооруженное выступление в Краслаге, в результате которого 64 восставших убиты, попытка вооруженного побега заключенных в Джезказгане и голодовка на Сахалине. В январе 1952 г. – голодовка 5 тыс. заключенных в Экибастузе в знак протеста против убийства заключенных конвоирами. В том же году восстания заключенных в Коми АССР и в Красноярском крае, вооруженное восстание на строительстве заполярной дороги Салехард-Игарка, возглавляемое Ершовым.

Борьба повстанцев с превосходящими силами советской системы была заведомо безнадежной, и все же они ее упорно вели. Почему? Одна причина – жизненная: если тебе все равно грозит расстрел, то лучше погибнуть в бою, чем сдавшись противнику. Советская власть на Украине 5 раз обещала повстанцам амнистию, если они сложат оружие, но они ей, как видно, не очень верили (расстрелянным в Крыму солдатам Врангеля тоже была обещана амнистия). Другую, философскую причину определил мыслитель из Русского Зарубежья, член НТС Роман Редлих: «Мы боремся против большевизма не потому, что наша победа близка, или даже возможна, а потому что борьба – это единственное нравственно достойное поведение по отношению к большевизму».

Сопротивление не обязательно было вооруженным. Среди студентов, большинство которых после войны составляли бывшие фронтовики, оно приняло вполне мирный вид неформальных кружков.

Свидетельство очевидца

Об одном из студенческих кружков его участник вспоминает:

«Понятием «катакомбная культура» воспользовались я и мои друзья в 1949 г. для того, чтобы определить, чем мы хотим заниматься. Я в то время учился в Академии художеств и одновременно на философском факультете МГУ и обнаружил, что при существующей системе образования мы, после огромных трудов и нагрузки, выйдем из университета безграмотными людьми. <…> Мы решили заниматься самообразованием. Никаких политических задач мы перед собой не ставили. <…> Однако все мы понимали, что самообразовываться надо широко и что чтение, скажем, Троцкого, или святого Августина, или Оруэлла или Бердяева – наказуемо. Потому и нужна конспирация. <…> Только четыре человека знали, что делают. Остальные принимали косвенное участие. Чем мы занимались? Еще до Самиздата нам удалось перевести Оруэлла и напечатать его в ограниченном числе экземпляров. Еще до Самиздата мы частично доставали, а частично копировали весь круг «веховцев» – Шестова, Лосского, не говоря уже про Соловьева. Мы слушали доклады <…> Поскольку мы знали, что создание любой серьезной группы карается законом, мы разыгрывали из себя веселых пьяниц. Мы писали песни, которые потом пела вся студенческая Россия, не подозревая, кто их автор. В том числе «Лев Николаевич Толстой», «Венецианский мавр Отелло», «Входит Гамлет с пистолетом», «Я бил его в белые груди». Последнюю пели в вагонах нищие, принимавшие иронию всерьез. Некоторые из бывших участников кружка стали в период оттепели довольно крупными функционерами. <…> Сплетение между катакомбной культурой и правящим слоем – сложнее, чем кажется на первый взгляд». Эрнст Неизвестный. Говорит Неизвестный. Frankfurt a. M.: Посев, 1984. С 37–39.

Между этими двумя полюсами – повстанческим движением и культурным подпольем – существовал целый спектр политически оппозиционных настроений. Еще в последние годы войны в газеты стали поступать многочисленные письма в редакцию с предложениями послевоенных реформ: расширять товарно-денежные отношения, создавать акционерные общества, развивать кооперативное движение. Все эти предложения отправлялись в архив с пометкой «вредные взгляды». Но взгляды эти укрепились после войны и среди фронтовиков, повидавших Европу, и среди 14–16-летних юнцов, не выносивших газетных статей о счастливой жизни, когда кругом люди умирали от голода.

В Воронеже была раскрыта подпольная Коммунистическая партия молодежи, насчитывавшая 50 членов и выступавшая за демократические свободы. В Москве существовал Союз борьбы за дело революции, идеализировавший Ленина и рассматривавший захват власти Сталиным в конце 1920-х гг. как контрреволюционный переворот. Подобного рода группы возникали в Ленинграде, Челябинске, Свердловске и других городах. Их коммунистическая символика объясняется тем, что доступа к другой у них не было. Большинство этой молодежи было «наивными коммунистами», т. е. реагировали буквально на обещание справедливости и равенства, в то время как вокруг них, нередко в их семьях, царил режим бесстыжих привилегий, вопиющего неравенства между роскошью начальственного быта и нищетой простого народа, постоянного двуличия. Трое членов московского Союза были расстреляны, 13 осуждены на лагерные сроки от 10 до 25 лет. В Ленинграде три члена Марксистской рабочей партии были расстреляны, 9 получили сроки от 10 до 25 лет.

Но что-то изменилось в русском «подсоветском обществе». Жестокости коммунистического режима больше не сковывали страхом. Напротив, они возбуждали, подвигали на сопротивление и даже на высмеивание тирана. По стране всячески вышучивали плакат с «мудрым изречением вождя» – «Жить стало лучше, жить стало веселее». То в подписи «Сталин» подписывали в конце букву «у» – Жить веселее и лучше стало Сталину, то распевали стишки – «Жить стало лучше, жить стало веселее – шея стала тоньше, но зато длиннее». Смех и бесстрашие убивали режим не хуже повстанческих пуль. Многие уже давно расшифровывали буквы СССР как «Смерть Сталина Спасет Россию».

Литература:

А. Гогун. Между Гитлером и Сталиным. Украинские повстанцы. СПб.: Нева, 2004.

В. Левенштейн. По-над нарами табачный дым… М.: Русский путь, 2008.

Т. Таннберг. Политика Москвы в республиках Балтии в послевоенные годы (1944–1956). Исследования и документы. М.: РОССПЭН, 2010.

4.3.23. Отношение общества к смерти Сталина. Март 1953 г.

В ночь с 28 февраля на 1 марта Маленков, Берия, Булганин и Хрущев очередной раз собутыльничали со Сталиным на его «ближней даче» в Кунцево. Вечером 1 марта 1953 г. сотрудники охраны обнаружили Сталина в его личных покоях сползшим с дивана на пол, лишившегося речи и способности двигаться. Вождя сразил инсульт – но по заведенному правилу в личные покои без вызова входить не мог никто. Когда охрана решилась открыть, наконец, бронированную дверь, Сталин уже много часов как был без сознания. Стали звонить начальству. В ночь с 1 на 2 марта на дачу приезжали Хрущев, Булганин, Берия и Маленков, но они почему-то приказали охране не беспокоить Сталина. Врачи появились на даче только утром 2 марта и констатировали кровоизлияние в мозг. Ближайшее окружение некоторое время наблюдало агонию Сталина (он несколько раз, казалось, приходил в себя) и, убедившись, что вождь обречен, немедленно занялось переделом власти.

Историческая справка

По свидетельству академика Фурсенко, имевшего доступ к архивам Кремля, медицинский журнал больного Сталина, который велся на протяжении 2–5 марта, был, видимо, уничтожен и подменен машинописным текстом на 20 страницах, подписанным всем составом консилиума через четыре месяца после смерти – в июле. В черновиках отсутствуют первые страницы, по которым можно судить, в какой день и час началось лечение Сталина. Нет ни расписания дежурств, ни заключения врачей после каждого дежурства. А.А. Фурсенко. «Конец эры Сталина» // Звезда, 1999. № 12.

Политическая инициатива оказалась в руках Берии, который согласовал с Маленковым распределение государственных постов. Вечером 5 марта, в Кремле в Екатерининском (тогда – Свердловском) зале Сенатского дворца состоялось беспрецедентное, в нарушение всех советских установлений, совместное заседание Пленума ЦК КПСС, Президиума Совета Министров и Верховного Совета СССР. Начало заседания откладывалось: организаторы ждали новостей из Кунцево о смерти Сталина. Наконец заседание открыл Маленков, заявив, что пока Сталин «борется с болезнью», нельзя оставлять страну без руководства. Заседание не стенографировалось, но присутствовавший в зале член ЦК КПСС писатель Константин Симонов запомнил слова Маленкова: «Нельзя пребывать в неопределенном положении, этого не позволяет и международная обстановка». Маленков предоставил слово Берии, который предложил Маленкова на пост председателя Совета Министров. На трибуну вернулся Маленков – по воспоминаниям Симонова, два члена тандема «с трудом разминулись животами» в проходе. Маленков предложил кандидатуру Берии на пост своего первого заместителя и главы Министерства внутренних дел, т. е. всего карательно-репрессивного аппарата. Высшее партийно-государственное собрание безропотно проголосовало за предложения тандема. Маленков продолжал оглашать список. Секретарем партии стал Никита Хрущев, а министром обороны – Николай Булганин. Сталинские ветераны оттеснили от власти более молодых выдвиженцев и сформировали, в нарушение партийного Устава и решений недавнего съезда, узкий Президиум. В его состав вошли Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Булганин, Каганович, Сабуров и Первухин.

По официальной версии Сталин скончался 5 марта в 21.50.

Новые лидеры, опасаясь массовых волнений, хотели «подготовить» народ к смерти «отца народов». Рано утром 4 марта диктор Ю. Левитан зачитал по радио сообщение о болезни Сталина. Вскоре все радиостанции СССР начали передавать классическую музыку и периодические бюллетени о состоянии здоровья вождя. А в 6 утра 6 марта радио объявило о смерти Сталина. Позже последовало объявление о том, что гроб с его телом будет установлен в Колонном зале Дома союзов и будет открыт для прощания в течение двух дней.

Свидетельство очевидца

«Голос знаменитого диктора Левитана звучал с душераздирающим, небывалым трагизмом: «Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров с великой скорбью сообщают…» Мать выбежала на кухню (коммунальной квартиры. – Отв. ред.): «Слышали? Сталин умер!» Соседка подскочила к ней и зажала ей рот рукой. «Вы что, с ума сошли? Замолчите!» – «Да ведь по радио сказали». – «Замолчите, что вы!»» – Г.И. Мирский. Жизнь в трех эпохах. С. 100.

Миллионы людей ощущали в те дни потрясение, растерянность и страх. В армии и на улицах были разговоры о том, что подлые врачи-убийцы и, возможно, евреи, стали причиной смерти Сталина. Сотрудники посольства США отмечали, что многие люди «просто сошли с ума», «плачут на улицах». Даже многие жертвы сталинских репрессий, дети расстрелянных «врагов народа», и те, кто критиковал отдельные стороны советского режима, были подавлены и плакали. Общей была мысль: Как жить дальше? Не будет ли хуже? Не будет ли новой войны? Профессор МГУ, русский историк С.С. Дмитриев записал в личном дневнике: «Великая, гигантская эпоха это тридцатилетие: она всем наполнена, и больше всего Сталиным». Многие выступали на собраниях из страха, безмерно славословя умершего – среди них был профессор Ленинградского университета Д.С. Лихачев, обласканный Сталиным поэт Константин Симонов и низвергнутый в опалу писатель Александр Авдеенко, когда-то обещавший, что первым словом его будущего ребенка будет «Сталин».

Свидетельство очевидца

Иосиф Бродский, будущий великий поэт, а в 1953 г. 12-летний мальчик, рассказывал, что вместе с другими учениками 6 марта он был в актовом зале школы, где слышал выступления учителей о смерти вождя. Одна учительница на каком-то этапе «большевицкой панихиды» сбилась и истошным голосом завопила: «На колени! На колени!» «И тут началось такое! Кругом все ревут, и я тоже как бы должен зареветь». Подросток Бродский зареветь не смог и очень этого устыдился. С. Волков. Художник и царь. М.: Эксмо, 2006. С. 571.

Но были и другие русские люди, которые не боялись радоваться смерти тирана. В лагерях и тюрьмах заключенные бросали в воздух шапки и кричали «свобода!» В Пензенской области одна колхозница, по донесению госбезопасности, заявила: «Я ему сама вырою могилу и закопаю».

5–6 марта сотни тысяч людей, москвичей и иногородних, ринулись к Дому Союзов увидеть тело Сталина. Беспомощность милиции, не привыкшей контролировать гигантские массы людей, привела к кровавой давке в районе Садовой-Самотечной. Были задавлены сотни людей, прежде всего женщин, пожилых людей и подростков. Ходынка при восшествии на престол Николая II повторилась при «сошествии с престола» Иосифа Сталина.

Деятели культуры, и просто «трудящиеся» предлагали правительству наперебой проекты увековечивания «великого» усопшего, один грандиознее другого. Поэты публиковали «рыдающие» стихи: «Обливается сердце кровью… / Наш родимый, наш дорогой! / Обхватив твое изголовье, / Плачет Родина над Тобой» (Ольга Берггольц). «Нет слов таких, чтоб ими передать/ Всю нестерпимость боли и печали, / Нет слов таких, чтоб ими рассказать, / Как мы скорбим о Вас, товарищ Сталин! / Скорбит народ, что Вы ушли от нас, / Скорбит сама земля, от горя вся седая…» (Константин Симонов).

Массовая истерия, однако, быстро спадала. Новые руководители давали понять, что никакой катастрофы не произошло, жизнь продолжается, и она, возможно, будет лучше и легче, чем при Сталине. На это указывала сама скоропостижность «прощания» с вождем («прощание» с Лениным в 1924 г. длилось много дней). Историк Дмитриев записал в дневнике: «Впечатление каких-то геолого-политических смещений целых пластов, могучих слоев, смещений быстрых, продуманных, давно выношенных. Решения и действия (новых руководителей. – Отв. ред.) быстрые, слаженные».

9 марта на Красной Площади прошла церемония похорон. Половина из присутствовавших там «представителей трудящихся» были сотрудники госбезопасности. Многие заметили, что новые руководители СССР прощались со Сталиным без особых эмоций (за исключением Молотова). Все проекты «увековечивания памяти вождя», включая даже дом-музей на его даче, остались на бумаге. Когда Симонов в статье «Священный долг писателя» («Литературная газета» 19 марта 1953 г.) заявил: «Самая важная, самая высокая задача, со всею настоятельностью поставленная перед советской литературой, заключается в том, чтобы во всём величии и во всей полноте запечатлеть для своих современников и для грядущих поколений образ величайшего гения всех времён и народов – бессмертного Сталина», последовал гневный звонок от самого Хрущева, и Симонов обнаружил, что попал в опалу.

Забальзамированное тело генералиссимуса «всех времен и народов» было помещено в Мавзолее, рядом с Лениным. В течение последующих восьми лет советские руководители приветствовали проходящих мимо демонстрантов с трибуны, на которой было выложено два слова – «Ленин. Сталин». Портреты Сталина и его статуи остались на своих местах, именем покойного по-прежнему назывались города, поселки, заводы, корабли и трудовые коллективы.

В русской эмиграции смерть Сталина вызвала надежды на скорое крушение советского режима. Думающие люди не принимали за чистую монету официальные изъявления «народного горя» и толп у гроба мертвеца. Их скорее беспокоила та нравственная и физическая деградация, которая произошла в русском обществе за тридцатилетие сталинского правления. Люди верующие были возмущены тем, что Патриарх отпел нераскаявшегося богоборца и кровавого гонителя Церкви по полному православному чину и послал от имени Русской Церкви венок к его гробу в Дом Союзов.

Поэзия Русского Зарубежья отозвалась на смерть Сталина «стансами» Георгия Иванова:

…И вот лежит на пышном пьедестале Меж красных звёзд в сияющем гробу «Великий из великих» — Оська Сталин, Всех цезарей превозойдя судьбу. И перед ним в почетном карауле Стоят народа меньшие «отцы», Те, что страну в бараний рог согнули, — Ещё вожди, но тоже мертвецы. Какие отвратительные рожи, Кривые рты, нескладные тела: Вот Молотов. Вот Берия, похожий На вурдалака, ждущего кола… В безмолвии у сталинского праха Они дрожат. Они дрожат от страха, Угрюмо морща некрещеный лоб, — И перед ними высится как плаха, Проклятого вождя – проклятый гроб.

Литература:

А.А. Фурсенко. Россия и международные кризисы. Середина ХХ века. М.: Наука, 2006.

Р.Г. Пихоя. Советский Союз. История власти.

Литература ко всей главе

А.А. Фурсенко. «Конец эры Сталина» // Звезда. 1999. № 12.

Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М.: Терра, 1991.

А.И. Микоян. Так было. Размышления о минувшем. М.: Вагриус, 1999.

R.B.Levering, V.O.Pechatnov. Debating the Origins of the Cold War. Lanham: Rowman & Littlefield, 2002.

V.Zubok, Pleshakov. Inside the Kremlin’s Cold War.

Литература по всему периоду сталинизма:

ГУЛАГ: Экономика принудительного труда. М.: РОССПЭН, 2008.

Другая война, 1939–1945 / Под общ. ред. Ю.Н. Афанасьева. М., 1996.

Режимные люди. Россия ХХ века / Под ред. Т. Кондратьевой, А. Соколова. М.: РОССПЭН, 2009.

В. З. Голдман. Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий. М.: РОССПЭН, 2010.

Г. Иванова. История ГУЛАГа. 1918–1958. М.: Наука, 2006.

П. Грегори. Политическая экономия сталинизма. М.: РОССПЭН, 2008.

Д. Кип; А. Литвин. Эпоха Сталина в России: Современная историография. М., 2009.

М.В. Шкаровский. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве (1939–1964). М.: Крутицкое подворье, 1999.

М.М. Наринский. История международных отношений, 1945–1975. М.: РОССПЭН, 2004.

Н. Верт. Террор и беспорядок. Сталинизм как система. М.: РОССПЭН, 2010.

П. Соломон. Советская юстиция при Сталине. М.: РОССПЭН, 2008.

D. Busky. Communism in History and Theory. Asia, Africa and the Americas. Westport, CT: Praeger, 2002.

D. Busky. Communism in History and Theory. The European Experience. Westport, CT: Praeger, 2002.

G. Wettig. Stalin and the Cold War in Europe: The Emergence and Development of East-West Conflict, 1939–1953. Lanham: Rowman & Littlefield, 2008.

M. Kort. The Soviet Colossus: History and Aftermath. 6th ed. Armonk, M.E. Sharpe, 2006.

Примечания

1

Одна чехословацкая крона в то время равнялась кроне Австро-Венгерской империи и составляла 38 копеек дореволюционной России. В 1925 г. золотая крона составляла примерно треть тогдашнего золотого доллара США. Примечательно, что на банкнотах межвоенной Чехословакии, принимая во внимание как многочисленных русских эмигрантов, так и коренное население Подкарпатской Руси (будущей Закарпатской области Украины), вошедшей в 1918 г. в состав Чехословакии, надписи делались и на русском языке.

(обратно)

2

НСДАП (рус. транскрипция нем. аббревиатуры NSDAP – National-Sozialistische Deutsche Arbeiterpartei, Национал-социалистическая немецкая рабочая партия).

(обратно)

3

Цифры, относящиеся к 1930 г.

(обратно)

4

Собрание Законов СССР. 1935. № 19. С.155.

(обратно)

5

СД – Sicherheitsdienst, нацистская секретная служба безопасности, разведывательное управление СС. Сформирована в марте 1934 г.

(обратно)

6

ОУН – Организация Украинских националистов. Степан Андреевич Бандера (1909–1959) – лидер организации.

(обратно)

Оглавление

Предисловие к новому изданию

Предисловие ответственного редактора

Часть третья Россия в годы становления коммунистического режима (1923–1939)

  Глава 1 Поиски путей и утверждение сталинизма (1923–1928)

    3.1.1. От военного коммунизма к НЭПу. Лжетермидор

    3.1.2. Построение коммунистического государства. Создание СССР

    3.1.3. Восстановление народного хозяйства

    3.1.4. Национальная политика большевиков

    3.1.5. Внешняя политика большевиков

    3.1.6. Крушение мировой революции

    3.1.7. Борьба за власть в коммунистической элите. Псевдоправые и псевдолевые

    3.1.8. Культура как пропаганда в СССР

    3.1.9. Борьба против религии. Обновленчество

    3.1.10. Отношение большевицкой власти к национальным культурным ценностям России в годы НЭПа

    3.1.11. Репрессивный аппарат ВЧК – ОГПУ. Тюрьмы и лагеря

    3.1.12. Русское общество в 1923–1928 гг. в России

    3.1.13. Сопротивление большевизму в годы НЭПа

    3.1.14. Русское общество в 1923–1928 гг. в Зарубежье. Миссия русской эмиграции: изгнание и свидетельство

    3.1.15. Русская Церковь Заграницей

    3.1.16. Общественно-политические движения Русского Зарубежья

    3.1.17. Национально-государственная дискуссия в Русском Зарубежье. Съезд 4–11 апреля 1926 г.

    3.1.18. «Народный» строй в Монголии, Туве, Бухаре и Хиве

    3.1.19. Некоммунистические «окраины» России – Польша, Финляндия, Эстония, Латвия, Литва

    3.1.20. Урок большевизма миру. Большевизм, фашизм и национал-социализм

  Глава 2 Россия в годы тоталитарного сталинизма (1928–1939)

    3.2.1. Внутрибольшевицкая победа Сталина и курс на тоталитарную диктатуру

    3.2.2. Иосиф Сталин

    3.2.3. Подготовка к разгрому крестьянства

    3.2.4. Борьба с Русским Зарубежьем. Террор ОГПУ

    3.2.5. Раскол Церкви и «сергианство». Усиление гонений на веру

    3.2.6. Уничтожение старой интеллигенции

    3.2.7. Коллективизация – Второе крепостное право (большевиков)

    3.2.8. «Вторая гражданская война» – антикоммунистическое сопротивление в русском обществе. Подготовка национального восстания в 1930 г.

    3.2.9. Второй голодомор 1932–1933 гг.

    3.2.10. Репрессии середины 1930-х гг

    3.2.11. Индустриализация

    3.2.12. Плановое народное хозяйство в России

    3.2.13. Выдвиженцы, активисты и специалисты

    3.2.14. «Ликвидированная» беспризорность

    3.2.15. Природа России в преобразовательной деятельности большевиков

    3.2.16. Культурная революция и всеобщее одичание. Борьба с исторической памятью и совестью. Судьба национальных культурных ценностей в СССР

    3.2.17. Убийство Кирова и окончательное утверждение единоличной диктатуры Сталина

    3.2.18. Смена политических целей с мировой революции на строительство коммунистической державы. Советский патриотизм

    3.2.19. Попытка полного уничтожения «последнего врага» – веры и Церкви в СССР

    3.2.20. Коминтерн и международная политика СССР в 1930-е гг

    3.2.21. Конституция 1936 г. и создание «единого социалистического общества в СССР»

    3.2.22. Перепись января 1937 г. и курс ВКП(б) на массовость террора

    3.2.23. Смена Сталиным коммунистической элиты в 1937–1938 гг.

    3.2.24. Русское общество в СССР в 1930-е гг

    3.2.25. Буддисты в России при большевицком режиме

    3.2.26. Мусульмане в СССР в 1930-е гг

    3.2.27. Части былой России, свободные от коммунизма в 1930-е гг

    3.2.28. Гражданская война в Испании и Россия

    3.2.29. Русское общество на Дальнем Востоке и советско-японский конфликт

    3.2.30. Подготовка к «последней войне». Гонка вооружений

    3.2.31. Отношение мирового сообщества к сталинскому режиму

    3.2.32. Международная политика большевиков в конце 1930-х гг

    3.2.33. Сломленный, обеспамятованный и порабощенный в СССР народ России. Цена большевицкого эксперимента к 1939 г.

    3.2.34. Русское общество вне СССР. Политические тенденции 1930-х гг. РОВС. Создание НТС-рс

    3.2.35. Русская культура «в послании» миру

Часть четвертая Россия в годы второй мировой войны и подготовки к третьей мировой войне (1939–1953)

  Глава 1 От сентября 1939 к июню 1941 года

    4.1.1. Расстановка сил в мире к 1939 г. Агрессоры и их жертвы. С англо-французами или с нацистами? Пакт «Молотова – Риббентропа»

    4.1.2. Завоевание и раздел Польши. Катынь

    4.1.3. Захват Балтийских государств, Бессарабии и Северной Буковины

    4.1.4. «Зимняя война» 30 ноября 1939 г. – 13 марта 1940 г.

    4.1.5. Международная обстановка и подготовка СССР к войне с Германией, осень 1939 г. – лето 1940 г.

    4.1.6. Русское общество за пределами СССР и начало мировой войны

    4.1.7. Изменения в планах Сталина в связи с блицкригом Гитлера во Франции. Попытка Сталина переделить Балканы и Средний Восток

    4.1.8. «Барбаросса» и планы Сталина, декабрь 1940 – июнь 1941 г.

  Глава 2 Советско-нацистская война 1941–1945 гг. и Россия

    4.2.1. Нападение Германии на СССР. 22 июня 1941 г.

    4.2.2. Русское общество и советско-нацистская война в СССР. Отказ от эвакуации населения

    4.2.3. Советско-нацистская война и Зарубежье

    4.2.4. Военные действия в июне – ноябре 1941 г.

    4.2.5. Московская битва 1941–1942 гг.

    4.2.6. Трагедия Ленинграда, 1941–1942 гг.

    4.2.7. Эвакуация промышленности на Восток. Создание новой индустриальной базы на Востоке СССР. Тыл

    4.2.8. Новый внешнеполитический курс СССР. Присоединение к Атлантической хартии. Ситуация на фронтах Второй мировой войны к середине 1942 г. Проблема «второго фронта»

    4.2.9. Помощь и условия новых союзников. Ленд-лиз

    4.2.10. Прибалтика в годы войны

    4.2.11. Военные действия в 1942 г. Неудачи СССР

    4.2.12. Битва под Сталинградом 1942–1943 гг. и перелом в ходе войны. Военные действия в начале 1943 г.

    4.2.13. Курская дуга 1943 г.

    4.2.14. Русское общество и германская администрация на оккупированных территориях

    4.2.15. К западу от линии фронта. Беженцы и остарбайтеры. Трагедия Холокоста

    4.2.16. Трагедия плена. Сталин и конвенция о военнопленных

    4.2.17. Русская Церковь и начало войны. Зарубежье, Внутренняя Россия. Псковская миссия

    4.2.18. Германское антинацистское движение и русское общество

    4.2.19. Попытки создания Русской освободительной армии (РОА)

    4.2.20. Надежды в русском обществе в СССР на послевоенную свободную жизнь

    4.2.21. Новые отношения большевицкой власти с Церковью

    4.2.22. Новое изменение сталинской идеологии – курс на русский национализм

    4.2.23. Карательная система коммунистического режима в годы войны. Репрессии против военного и мирного населения, штрафные батальоны и заградительные отряды. Обращение с военнопленными

    4.2.24. Репрессии против народов России. Насильственные депортации и геноцид

    4.2.25. Русское антинацистское сопротивление в Европе

    4.2.26. Планы послевоенного урегулирования. Тегеранская встреча. Народы Восточной Европы и планы Союзников

    4.2.27. Военные действия в 1944 г. Изгнание врага за пределы СССР

    4.2.28. Варшавское восстание и занятие Польши. 1944–1945 гг.

    4.2.29. Политика Сталина в отношении Восточной Европы. «Народная демократия»

    4.2.30. Балканские страны в 1941–1945 гг. Красное и белое подполье

    4.2.31. Ялтинская конференция

    4.2.32. Создание русской армии на стороне Гитлера. Идеология РОА. РОА и Русское Зарубежье. Пражский манифест КОНР

    4.2.33. Занятие Австрии и Германии

    4.2.34. Советская армия в Восточной и Центральной Европе в 1945 г.

    4.2.35. Занятие Чехословакии. Пражское восстание 1945 г. Конец власовской армии

    4.2.36. Капитуляция Германии и Потсдамская конференция

    4.2.37. Жертвы Ялты

    4.2.38. Война с Японией. Сталин, Мао и судьба русской дальневосточной эмиграции

    4.2.39. Итоги и цена Второй мировой войны для России и сталинского режима. Невосполнимые потери

  Глава 3 Россия и подготовка Сталина к несостоявшейся Третьей мировой войне (1946–1953)

    4.3.1. Несбывшиеся надежды на либерализацию большевицкого режима. Сталинская послевоенная идеология

    4.3.2. Внешняя политика СССР. Организация Объединенных Наций и всемирное признание сталинского режима. Углубление трений с западными союзниками. Дипломатия Сталина – Молотова

    4.3.3. Советская реакция на атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Начало советского атомного проекта. Гонка вооружений

    4.3.4. Восстановление народного хозяйства после победы. Послевоенный голод

    4.3.5. От «подсоветского» к «советскому» обществу

    4.3.6. Попытки захватить Иранский Азербайджан, Западную Армению и Проливы. Фултонская речь Черчилля и реакция Сталина. Начало холодной войны

    4.3.7. Советизация Восточной и Центральной Европы. Репрессии и реформы

    4.3.8. Советская политика в Азии

    4.3.9. Борьба с титовской Югославией. Берлинский кризис

    4.3.10. Отказ от «плана Маршалла». Окончательный раскол Европы. Поддержка коммунистического наступления в Греции и Италии

    4.3.11. «Ждановщина»

    4.3.12. Подготовка советского общества к новой войне. Мобилизационная экономика. СЭВ

    4.3.13. Война в Корее

    4.3.14 Закрепощённая Церковь в России. Львовский собор и запрещение унии

    4.3.15. Планы Сталина по новой «чистке» коммунистического аппарата. Ленинградское дело. Был ли заговор Берии?

    4.3.16. Национальная политика Сталина после 1945 г. Выселение «этнических меньшинств» из «прифронтовой полосы». Спецпоселенцы. Борьба с космополитизмом. Дело врачей

    4.3.17 Наука и культура в СССР в 1945–1953 гг. Лысенко и «лысенковщина»

    4.3.18. Первая и вторая эмиграция. Политика Сталина в отношении Русского Зарубежья. Раскол эмиграции и трагедия возвращенцев. Уход в обе Америки

    4.3.19. Русская наука и культура в Зарубежье в 1945–1953 гг.

    4.3.20. Русская Церковь за пределами коммунистического лагеря

    4.3.21. Антикоммунистические движения в Зарубежной России

    4.3.22. Антикоммунистические движения на территории СССР

    4.3.23. Отношение общества к смерти Сталина. Март 1953 г. Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg