«Ближний Восток: война и политика»

Ближний Восток: война и политика (fb2) - Ближний Восток: война и политика 1598K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Коллектив авторов

Гумер Исаев, Александр Сотниченко Ближний Восток: война и политика

© Исаев Г.Г., Сотниченко А.А.

© Издательский дом Марджани

© Залялетдинова Л.К., обложка

© Кагаров Э.М., макет

Введение Гумер Исаев, Александр Сотниченко

Ближний Восток довольно долгое время не был объектом колониальной экспансии развитых государств Европы: до конца XVIII в. на страже его независимости стояла Османская империя. В процессе порабощения и уничтожения народов Америки, Индии, Юго-Восточной Азии испанцы, португальцы, англичане, французы, голландцы сформировали новую концепцию взаимоотношений с чужим миром, который воспринимался как слабейший в военном, техническом и экономическом отношении и варварским, неразвитым в цивилизационно-культурном. На Ближний Восток колонизаторы пришли позже, с накопленным за многие десятилетия эксплуатации коренных народов опытом управления, основанным на тотальном превосходстве европейской парадигмы развития над всеми остальными. Эта концепция, подкрепленная в первую очередь явным военным превосходством Запада над Востоком, принималась не только абсолютным большинством населения метрополий – политические элиты Востока сами становились адептами теории развития «модернизации через вестернизацию» вопреки чаяниям традиционно настроенных народных масс.

С конца XVIII в. и до нашего времени на Востоке происходит сложный и противоречивый процесс совместной борьбы Европы и местных западников против традиции. Кое-где этот процесс завершился успехом: современная Япония представляет собой пример развитой западной страны со всеми ее достоинствами и недостатками. В большинстве же стран процесс продолжается, причем с последней четверти XX в. наблюдаются новые тенденции, ранее не характерные для большинства незападных цивилизаций. Если прежде традиционалисты представляли собой аморфную массу, опирающуюся лишь на зыбкие тени «великого прошлого», то на протяжении вот уже нескольких десятилетий наблюдается феномен формирования своего, особого вектора модернизации, некоей восточной парадигмы развития, альтернативной и даже враждебной западным моделям.

Трудно себе представить регион, который бы проделал столь же сложный и удивительный путь в мировом историческом процессе, как Ближний Восток в XX в. Колыбель цивилизаций и монотеистических религий, пространство, в котором зарождались основные культурные векторы человечества, к началу XX века он представлял собой геополитическую и экономическую периферию, объект экспансии со стороны великих держав. Лучшие люди Ирана, Турции и арабских стран с упоением изучали новейшие западные теории, чтобы, переложив их на свою почву, обеспечить своему народу хоть какое-то будущее (пусть на вторых ролях после форвардов прогресса – стран Западной Европы и США), но не забвение и погибель в невежестве, с которым ассоциировалось все местное, родное, отсталое, традиционное. Действительно, в первой половине XX в. страны, дальше всего зашедшие в реформировании устоев государства и общества по западному образцу, сумели отстоять свою политическую независимость.

Во второй половине XX в. на Ближнем Востоке начинается сложнейший и многогранный процесс поиска своего места в мире. Политические элиты пытаются применить к реальности новые концепции, являющиеся трансформацией западных доктрин национализма, социализма, коммунизма, либеральной демократии. Однако в условиях жесточайшей конкуренции теории гибли одна за другой, погребая под обломками своих создателей. Горький опыт, полученный вследствие неудачных войн, тесного сотрудничества с западными военно-политическими, экономическими и финансовыми структурами, военных переворотов и сепаратистских выступлений, был учтен. Сейчас мы видим, как Ближний Восток становится самой горячей точкой планеты, к которой приковано внимание всего мира, главным идеологическим конкурентом Запада, не знавшего поражений в этой области на протяжении веков.

Ближний Восток как особый геополитический и культурный феномен можно разделить на три основные субцивилизационные составляющие, которые определяют единый вектор развития региона. Это Турция, арабские страны Азии включая Египет, и Иран. Исторически на протяжении нескольких веков регион находился в рамках исламской цивилизационной парадигмы, однако с наступлением колониальной эпохи народы, а также их политические и экономические элиты стали искать собственные пути взаимодействия с Западом. Во второй половине XX в. эти страны развивались в разных, зачастую противоположных направлениях, однако их принадлежность к одному региону заставляла их координировать друг с другом свою внешнюю политику и экономическое развитие. События, происходившие в различных странах Ближнего Востока, бесспорно, оказывали влияние на формирование интеллектуальных и идеологических векторов развития научной и политической мысли всего региона. В результате к настоящему времени ближневосточное направление развития если и не стало главным, определяющим для большинства этих стран, то заняло особое место во внешнеполитической стратегии основных акторов международных отношений в регионе.

После Второй мировой войны происходит смена традиционных западных политических игроков в регионе – Великобритании и Франции – на новых. Период нестабильности и распада колониальной системы создал условия для создания собственных форм государственности. Традиционные методы реакции на западное доминирование оказывались недейственными, а новые, европейские, кардинально расходились с основной идеологической линией построения и существования государства на Ближнем Востоке и не принимались народом. Политической элите оставалось два пути – охранительный, направленный на консервацию традиции, строгое следование законам, действовавшим во время «золотого века» империи, и инновационный, предполагающий глубокую модернизацию. Приходилось создавать идеологические симулякры, которые бы устраивали как население, так и основные зарубежные центры силы, с которыми приходилось сотрудничать для создания собственной системы безопасности и экономической модернизации.

Одной из основных идеологических систем на Ближнем Востоке второй половины XX в. становится национализм. В рамках этой парадигмы удавалось совместить уникальность национальной культуры и западные идеи, позволявшие осуществлять модернизацию армии, экономики и системы управления. Однако, пожалуй, единственным достижением национализма на Ближнем Востоке можно назвать ликвидацию колониальной системы и сохранение независимости государств, возникших на месте бывших колоний и полуколоний. Ни одной из задач, которые ставили перед собой националисты на будущее, решить не удалось.

Страны Ближнего Востока в условиях авторитарного управления не смогли выйти на передовые позиции в мире и по-прежнему находились на периферии мировой политики и экономики. Идеи панарабизма и пантюркизма, выдвигавшиеся в разное время политической элитой стран Ближнего Востока, оказались неосуществимыми в реальности. Арабские страны под руководством националистических правительств регулярно терпели поражения в войнах с Израилем. Не удалось разрешить и обострившиеся социальные проблемы. Растущее население не удавалось обеспечить достойной работой, здравоохранением, образованием. В этих условиях возник спрос на создание новых идеологических и мировоззренческих императивов. Таковыми становятся либерализм западного типа, левая идея и различные попытки переработки в современном ключе традиционных представлений об исламской государственности с учетом реалий.

Как правило, первая идеология в наибольшей степени устраивает политическую элиту большинства стран, не относящихся к цивилизационному Западу, так как позволяет сохранять накопленный капитал и открыто пользоваться его благами. Левая идея так и осталась уделом интеллектуалов и относительно немногочисленного в условиях Ближнего Востока рабочего класса, а после кризиса коммунистической идеи в России и вовсе утратила свою привлекательность в качестве законченной идеологии. Уделом же широких народных масс становится модернизированная идеология исламского традиционализма, неожиданно быстро впитавшая в себя современные мировые политические и экономические тенденции в условиях жесткого противостояния с конкурентами. Основной вектор развития современной внутренней политики на Ближнем Востоке как раз и заключается в противостоянии между либеральными и традиционными элементами, причем последние играют все более важную роль, избавляясь от наиболее одиозных экстремистских сторонников и переходя на легальное поле борьбы.

Новая формирующаяся политическая идеология подкрепляется демографическими показателями большинства стран Ближнего Востока. В результате массового внедрения националистическими правительствами достижений европейской медицины, а также положительной реакции народов стран региона на различные популистские лозунги элиты население региона за последние полвека увеличилось втрое, в то время как в соседней Европе происходит скорее обратный процесс. Ближний Восток с его избытком рабочей силы и нерешенными социальными проблемами становится одним из главных мировых поставщиков мигрантов в первую очередь в соседние экономически благополучные регионы. Европа уже столкнулась с массовой экспансией ближневосточной культуры, произошедшей главным образом благодаря воплощению в глобальном масштабе либеральных принципов свободы передвижения и превращения всего мира в единый рыночный организм.

Немаловажным фактором развития региона является наличие огромных запасов углеводородных ресурсов, что позволяет создать значительную экономическую базу политическим режимам, находящимся у власти. Многократный рост цен на нефть в 1973–1974 гг. создал феномен так называемого «исламского капитала», чье влияние распространилось далеко за пределы непосредственных источников нефтедобычи и стало одним из условий популярности новой идеологии исламского традиционализма. С другой стороны, углеводородные ресурсы далеко не всегда играют положительную роль в развитии стран региона. Во-первых, далеко не все из них обладают запасами нефти и газа, что порождает внутреннюю напряженность. Кроме того, экономика добывающих стран становится зависимой от мировой конъюнктуры. Также нефть может стать фактором, привлекающим внимание внерегиональных, глобальных сил, стремящихся единолично контролировать ресурс, что делает обстановку на Ближнем Востоке еще более напряженной.

Неравномерность распределения запасов углеводородного сырья, низкий уровень экономического развития региона, высокая степень имущественного расслоения создают социальные противоречия глобального и регионального масштаба. Возникают противостояния по линии Восток-Запад, а также «богатые нефтедобывающие страны Персидского залива»-«бедные страны с отсутствием экспортного потенциала углеводородных ресурсов». Острота социальных противоречий усугубляется единым географическим ареалом региона, объединяющего богатых и бедных, сравнительной близостью высокоразвитых стран Европы, с которыми Ближний Восток тесно связан Средиземноморским геокультурным ареалом. В результате регион становится плодородной почвой для возникновения и популяризации самых разнообразных экстремистских течений политического, социального и религиозного характера.

Не стоит забывать еще об одном отличии Ближнего Востока от других регионов мира: это регион чрезвычайной внутренней политической напряженности. В регионе вот уже более полувека тлеет арабо-израильский конфликт, имеющий помимо межнационального важнейшие конфессиональное и социальное измерения. Этот конфликт, пожалуй, можно отнести к самым трудноразрешимым и самым конъюнктурным в современном мире. Часть территорий региона находится под иностранной оккупацией. Это относится как к Ираку, так и к территориям Палестинской автономии, Кипру и некоторым другим. На Ближнем Востоке проживает самая многочисленная нация в мире, лишенная какого-либо самоопределения, – курды. Все эти проблемы в исключительной степени обостряют все имеющиеся противоречия и служат удобным поводом для вмешательства внешних национальных, наднациональных и глобальных акторов.

Наконец, Ближний Восток для Запада давно ассоциируется с безраздельным господством ислама, угнетающего все прочие религии и враждебного всяким тенденциям к обновлению. На самом деле это совсем не так. Большинство режимов региона – светские и законодательно далеки от шариата. В странах Ближнего Востока издавна существуют христианские общины самых различных толков, также друзы, зороастрийцы, йезиды. В Израиле государственной религией является иудаизм, а иудейские общины до сих пор есть в Турции, Иране и арабских странах. Сам ислам на Ближнем Востоке далеко не однороден. Кроме традиционных общин шиитов и суннитов (также делящихся на различные толки) большим влиянием в исламском мире пользуются многочисленные тарикаты – мистические ордены. Разумеется, Ближний Восток как таковой является колыбелью и частью мусульманского культурного ареала, но не следует как переоценивать влияние исламской традиции на политическую элиту, законодательство и народ, так и недооценивать роль немусульманских религий и самых различных отступлений от исламской ортодоксии. Для православного христианства и иудаизма Ближний Восток является такой же колыбелью и естественным ареалом распространения адептов, как и для ислама.

Большое значение Ближний Восток имеет для России. Соседние Иран и Турция являются одними из приоритетных экономических партнеров нашей страны. Политическое сотрудничество в последние годы также развивается достаточно высокими темпами. В отличие от стран Запада России удалось сохранить хорошие отношения как с Израилем, где проживает многочисленная община русскоязычных выходцев из СССР, так и с арабскими странами благодаря многолетней истории военно-политического и экономического сотрудничества. К сожалению, за последние годы многие позиции нашей страной здесь были утрачены, однако имеются и позитивные тенденции к возобновлению линии на долговременное присутствие Москвы в регионе.

Авторы этой книги не пытались подробно описать события, которые происходили в странах Ближнего Востока в период после окончания Второй мировой войны и до нашего времени. Главная цель, которую мы поставили перед собой – выяснить причины того гигантского прорыва, который был совершен странами и народами Ближнего Востока за последние полвека, в результате чего регион из далекой периферии, без сомнения, превратился в главный центр политических событий современности. Эта революция произошла не только и не столько в экономике, системе управления или технического обеспечения вооружений стран Ближнего Востока, сколько в головах людей, которые на практике испытывали прочность новых и новых идеологических конструкций. Беспощадная практика военных действий, социальных революций и экономических кризисов быстро выявляла несостоятельность схем, столь положительно зарекомендовавших себя в иных цивилизационных рамках.

В нашей книге последовательно изучаются особенности модернизационного политического процесса в трех главных региональных пространствах Ближнего Востока – Турции, Иране и арабском мире во второй половине XX в. После прочтения первых трех глав у читателя должно сложиться впечатление об основных закономерностях и различиях в развитии стран Ближнего Востока. Особое внимание уделено исследованию международных отношений, конфликтов в регионе и их влиянию на политические процессы.

Одна из глав целиком посвящена исследованию политической мысли на Ближнем Востоке. В первую очередь это касается арабских стран, так как применительно к Турции и Ирану этот аспект в некоторой степени отражен в соответствующих главах. Арабская политическая мысль, формировавшаяся в условиях колониальной экспансии Европы, а затем – противостояния с Израилем, вынуждена была развиваться с удвоенной энергией, переваривая идеологические решения как соседей – Турции, Ирана и Израиля – так и удаленных участников ближневосточной политики.

Коллектив авторов надеется, что наша книга поможет читателям более подробно познакомиться с Ближним Востоком, понять его основные проблемы и попытаться найти пути их разрешения.

О понятии «Ближний Восток»

Говоря о Ближнем Востоке, следует уточнить, что включает в себя этот регион. Ученые – востоковеды, географы, экономисты или историки – имеют на этот счет свое мнение, мотивированное собственными научными системами – будь то география, экономика или история. Современные СМИ, чей информационный продукт рассчитан на обывателя, намеренно упрощают понятие, включая в Ближневосточный регион даже те страны, которые к нему не относятся. Путаницу вносят также работы зарубежных авторов (преимущественно англоязычных), которые часто используют термин «Middle East», который в России иногда попросту переводят как «Средний Восток».

Причина такой неразберихи в понятиях заключается не столько в различных научных или околонаучных подходах, но и в самом термине «Ближний Восток», носящем явно ненаучный характер. Возникает вопрос – по отношению к чему этот регион является «востоком» и к чему он «ближний»? Очевидно, что термин возник в рамках западноевропейской науки и являлся географическим упрощением представлений европейцев о странах, лежащих к востоку и к югу от Европы. Понятие «Ближний Восток» стало устойчивым в западной гуманитарной науке и широко используется в мировой научной и популярной литературе. Констатируя его «неправильность», стоит отметить, что вряд ли стоит вести борьбу против этого европоцентричного понятия ради восстановления терминологической справедливости (борьба эта возможна со стороны адептов «политкорректности» или «самостийности») – это только усугубит путаницу в терминах (чем и так страдают многие отрасли современной гуманитарной науки).

Гуманитарная наука позволяет широко трактовать понятие «Ближний Восток», используя как географию, так и культурологию, экономику, историю, филологию и другие науки.

Классическая география оперирует вполне конкретными категориями – континентами, островами, океанами, частями света и др. «Ближний Восток» с этой точки зрения – абстракция. Географически Ближний Восток находится в Западной Азии. Но вряд ли «Западная Азия» может стать заменителем понятия «Ближний Восток» – или хотя бы его аналогом. Культурологический и политический подходы, к которым мы обратимся ниже, не позволят нам отделить от Ближнего Востока территорию Северной Африки. Хотя в отечественной и зарубежной литературе Северную Африку выделяют отдельно, употребляя словосочетание «Ближний Восток и Северная Африка», справедливо пытаясь отделить арабские «Машрик» от «Магриба». Но с географической точки зрения правильнее было бы говорить «Юго-Западная Азия и Северная Африка».

Кроме Ближнего Востока, выделяют Средний Восток, к которому относят Иран, Афганистан и даже Пакистан. «Средним» он является по причине срединного положения между Ближним и Дальним Востоком. Опять критерием «близости-дальности» является удаленность от Европы.

Культурологический и цивилизационный подходы говорят о единстве цивилизации и схожести культур народов, населяющих Ближний Восток. Но и эти походы не дают ответа на поставленные вопросы. Например, понятие «мусульманский мир», основанное на культурно-религиозном принципе и включающее в себя территории Ближнего Востока, выходит далеко за рамки региона. Предложенный культурологом А. Тойнби вариант «арабо-мусульманской» цивилизации, наоборот, сужает рамки, являясь национально-религиозным обобщением – как же быть с христианами и иудеями, с курдами и турками?

Политически сегодня вряд ли можно представить Ближний Восток без Ирана. Исламская республика Иран, будучи одной из самых развитых стран региона, играет в нем ключевую роль благодаря своему географическому положению, огромным ресурсам углеводородов и привлекательной идеологии. Также нельзя не включить в политический «Ближний Восток» Турцию. Несмотря на прозападный курс, членство в НАТО и стремление вступить в Европейский Союз, Турция продолжает испытывать влияние своего имперского прошлого и сегодня является важным игроком в ближневосточных политических процессах.

Кроме того, страны региона политически и экономически связаны, состоя в различных организациях, например в Лиге арабских государств (ЛАГ), куда входят такие страны, как Джибути, Сомали и Коморские Острова, которые сложно однозначно отнести к «Ближнему Востоку».

В контексте глобализации мировых политических и экономических процессов понятие «регион», без того условное, претерпевает серьезные изменения. Уменьшение расстояний за счет развития транспортных средств, средств передачи информации, также политические и экономические процессы интеграции – все это разрушает региональную замкнутость, усложняет вопрос выделения какого-либо пространства в регион. Кроме того, экономические или политические взаимосвязи между государствами создают свои особые геоэкономические и геополитические системы, объединяя страны по другим признакам, выходя за «классические» и «общепринятые» рамки, ломая культурные, языковые и цивилизационные барьеры. В сегодняшнем «глобализирующемся» мире экономические и политические факторы являются основными при попытке определиться с понятием «регион».

Например, такой фактор, как внутренняя политика государства может оказать серьезное влияние на его региональное положение, может способствовать изменению «идентичности» – так, Ливия, в начале 70-х постулировавшая панарабизм и арабский «юнионизм», в начале XXI века позиционирует себя как африканское государство: лидер революции Муаммар Каддафи сменил военную форму арабского офицера на африканские одежды, заявляя о необходимости выхода его страны из Лиги арабских государств.

Важную роль в определении «ближневосточной региональности» играет и военно-стратегический подход. До начала XX в. район «Ближнего Востока», имевший стратегическое значение, ограничивался полосой западного побережья Аравийского полуострова в восточной части Средиземноморья, которая тянулась от Балкан к Египту. Благодаря военно-техническому прогрессу, ускорившему и упростившему средства доставки личного состава и боевой техники, а также позволяющему донести разрушительное оружие за тысячи километров в кратчайшие сроки, Ближний Восток с военно-стратегической точки зрения расширил свои границы и теперь включает в себя все арабские страны, Турцию и Иран. Еще столетие назад серьезным препятствием в военных кампаниях считалось наличие водных, песчаных или горных массивов, которые могли стать серьезным препятствием для армий. Для современной авиации, ракетной техники и мобильных войск пустыни, покрывающие большую часть территории Ближнего Востока, не являются серьезной преградой.

Вопрос о понятии «Ближний Восток» следует рассматривать также в контексте научных традиций, сложившихся в советском и российском востоковедении и политической науке. Так, в советской литературе к странам «Ближнего Востока», как правило, относят арабские страны Азии и Кипр. Турция, Иран и Афганистан представляют «Средний Восток». Но и в советской научной литературе нет единого подхода – Большая Советская Энциклопедия (1969–1978) относит к «Ближнему Востоку» такие страны, как Турция и Судан.

Если говорить о западных источниках, то они, как правило, оперируют понятием «Middle East» в широком смысле. «Near East» использовался до Первой мировой войны для обозначения территории, занимаемой Грецией, Болгарией, Турцией, Левантом и Египтом, в то время как «Middle East» включал в себя Аравию, Месопотамию, территории, омываемые Персидским заливом, и Афганистан.

Кроме того, «Near East» сегодня употребляется в географической и археологической науках для обозначения территорий Анатолии, Леванта и Месопотамии.

Организация Объединенных Наций пользуется региональной системой, которая базируется на культурно-географическом принципе. Согласно этому принципу страны Ближнего Востока располагаются в Западной Азии и Северной Африке, но Иран относится к Южной Азии, в то время как в регион Западной Азии входят Турция и страны Южного Кавказа (Азербайджан, Армения, Грузия).

«Большой Ближний Восток» («Greater Middle East») является одним из самых современных понятий, введенным в политическое употребление президентом США Джорджем Бушем во время саммита Большой восьмерки в 2004 г. в свете провозглашения новой американской доктрины «демократизации Большого Ближнего Востока». Большой Ближний Восток включает в себя арабские страны, страны Центральной Азии, Южного Кавказа, Турцию, Иран, Афганистан и Пакистан – то есть почти весь мусульманский мир кроме мусульманских стран Юго-Восточной Азии. Глобализируя подобным образом Ближний Восток, Буш не только упростил ситуацию, свалив все «в одну кучу», но и отдал дань цивилизационным теориям, которые в Новейшее время были рассмотрены в аспекте конфликта цивилизаций в работах Хантингтона. Фактически американская администрация оперирует этими категориями, но вместо цивилизационных обозначений («Исламская цивилизация») использует политико-географические («Большой Ближний Восток»).

В современное понятие «Ближний Восток» следует включить три субрегиона: а) Турцию в современных границах, б) Иран, в) арабские страны Азии и Египет. Это определение как нельзя более соответствует как современным, так и сложившимся традиционным взглядам на понятие, обладает с одной стороны геокультурной завершенностью, с другой – явными лингвистическими, этническими, религиозными, экономическими и политическими отличиями составных частей друг от друга. Каждая из стран, групп стран – субрегионов, обладает характерными векторами политического и экономического развития, особенностями, отличающими его от остальных. Однако при этом сам регион имеет ярко выраженную геополитическую судьбу, которую веками в той или иной степени разделяют все страны и народы Ближнего Востока. В исследуемый авторами настоящей книги период конца XIX – начала XX вв. все страны региона прошли путь от объекта международных отношений, стран с зависимым развитием, колоний и полуколоний, через национально-освободительные движения, революции и войны, к ярко выраженной субъектности, обладанию уникальным политическим, идеологическим и экономическим содержанием.

Глава 1. Ближневосточный конфликт. Эволюция проблемы Гумер Исаев

Понятия «Ближневосточный конфликт» и «ближневосточное урегулирование», существующие в современной исторической и политической науках, приняты для обозначения именно арабо-израильского конфликта и попыток его разрешения. Арабо-израильский конфликт стал причиной нескольких широкомасштабных войн, породил ряд серьезных проблем, став главным источником нестабильности на Ближнем Востоке. До сих пор большинство арабских стран не имеют не только дипломатических связей с Израилем, но и мирных договоренностей, предполагающих взаимное признание в существующих границах.

В контексте биполярной системы международных отношений, просуществовавшей вплоть до конца 80-х гг. XX в., арабо-израильский конфликт стал одной из горячих зон холодной войны между США и СССР, которые, поддерживая разные стороны, пытались обеспечить свое присутствие в стратегически важном регионе. США и СССР, с одной стороны, оказывали помощь в развитии экономики и промышленности стран региона, с другой – активно снабжали противоборствующие стороны техникой и вооружениями, создавая основу военной составляющей конфликта. На наш взгляд, объективная оценка роли сверхдержав в ближневосточном конфликте заключается в понимании того факта, что политика их на Ближнем Востоке преследовала прагматичные цели и часто была далека от официально провозглашаемой цели «урегулирования» ближневосточного конфликта.

Отношения отдельных арабских или неарабских стран региона с Израилем строятся на разных принципах – от официальных мирных отношений и экономического сотрудничества (Египет, Иордания, Тунис, Турция) до открытой вражды с постоянной угрозой военного столкновения (Иран, Сирия, Ливан). Основными проблемами в двусторонних отношениях являются нерешенные территориальные вопросы (Израиль до сих пор удерживает некоторые территории арабских стран) и поддержка арабскими странами военизированных группировок на территории Израиля. Однако на протяжении всей истории арабо-израильских отношений самым серьезным остается вопрос положения палестинцев на оккупируемых территориях и палестинских беженцев вне Израиля.

Палестино-израильский конфликт, связанный с борьбой палестинского народа за право на самоопределение, должен быть выделен и рассмотрен отдельно в рамках арабо-израильского конфликта. (Но это совсем не значит, что он может быть политически разрешен «отдельно»).

По политическим причинам анализ арабо-израильских отношений во многом тенденциозен. Арабо-израильский конфликт далек от завершения, и сегодня продолжается информационная война, в которой исторические факты имеют большое значение – отсюда пристальное внимание к новым работам по данной проблеме. И дело не столько во взглядах и методах исследования авторов этих статей или монографий, сколько в оценках читателей, чьи политические пристрастия зачастую не позволяют им воспринимать информацию объективно. К сожалению, большая часть работ по арабо-израильскому конфликту обречена на оценку-штамп – «произраильская» или «проарабская» (равно как антиарабская или антиизраильская).

1.1. Истоки сионизма и возникновение Израиля

Говоря об истоках арабо-израильского конфликта, необходимо затронуть вопрос еврейской колонизации Палестины. История еврейства в Новое время в первую очередь связана с историей Старого и Нового Света, так как к началу XIX столетия около 90 % евреев проживало в Европе.

В этот же период еврейское население Палестины насчитывало порядка 5 тыс. человек, проживавших в четырех городах, а именно: в Иерусалиме, Сафеде (Цфате), Тиверии и Хевроне. Небольшие группы поселенцев приезжали в Палестину, но в целом до конца XIX в. условий для создания еврейского очага не было – в том числе и по причине отсутствия концепции. Это была эпоха «старинного мессианского» и мифического сионизма, как обозначил ее американский исследователь Вальтер Лакер. В конце XIX в. под влиянием политических и социальных процессов в Европе возникает политический сионизм, который ставит своей задачей создание еврейского государства. Теодор Герцль, как один из основателей сионизма, пошел гораздо дальше простых деклараций о необходимости создания еврейского очага в Палестине, создав национальное движение, главной целью которого было обретение еврейской государственности. В конце XIX в. в Палестину каждый месяц иммигрировали уже несколько десятков евреев. К началу XX в. численность евреев в Палестине составляла около 50 тыс. человек.

История сионистского движения заслуживает отдельного исследования. В контексте заявленной темы следует обратить внимание на подход сионистов к коренному населению Палестины – арабам. Вопрос – «кто истинно коренной житель Палестины» – до сих пор является краеугольным в споре между евреями и арабами. С одной стороны, евреи ссылаются на древнюю историю еврейского народа, связанную исключительно с Палестиной, с другой – арабы говорят о более чем тысячелетней истории пребывания на Святой земле. В мире не существует примеров и юридических прецедентов, которые бы способствовали решению подобных споров. Вопрос взаимоотношений с арабами Палестины поднимался неоднократно лидерами сионистского движения. Некоторые сионисты игнорировали наличие арабского населения, выдвигая лозунг «землю без народа – народу без земли», однако такие авторы, как Хаим Хисин (известный публицист и журналист), критиковали политику еврейских колонистов по отношению к арабскому населению. С самого начала сионисты отстаивали создание в Палестине именно еврейского национального государства, идея арабо-еврейской солидарности была чужда большинству переселенцев. Евреи-сионисты являлись носителями европейской культуры и считали себя оплотом цивилизованного прогрессивного Запада на отсталом варварском Востоке. Арабские крестьяне были для них не товарищами и союзниками, а отсталыми дикарями, помехой на пути национальной еврейской государственности. Так сионизм оказался одновременно и национально-освободительной идеей и колонизаторским проектом.

Кроме Хаима Хисина за большее уважение к местному населению ради создания добрососедских отношений выступал известный еврейский мыслитель Ахад Гаам, также критиковавший поведение еврейских поселенцев в Палестине (следует упомянуть его как представителя движения «мистического» сионизма, серьезного полемиста и критика идей отца политического сионизма Теодора Герцля).

Османская империя, вступив в Первую мировую войну и проигрывая в ней, была обречена на развал, и будущие победители уже готовились поделить ее владения, окончательно решив волнующий европейцев «восточный вопрос».

В 1917 г. в Великобритании была опубликована «декларация Бальфура», которая представляла собой письмо министра иностранных дел Великобритании барону Уотеру Ротшильду, представителю британской еврейской общины. Текст письма сводился к тому, что Великобритания гарантировала евреям создание национального очага в Палестине. Обещая евреям государство, британцы вели двойную игру – в 1915–1916 гг. велась активная переписка между английским верховным комиссаром в Египте сэром Генри Мак-Магоном и эмиром Мекки шерифом Хусейном, где поднимался вопрос будущего Палестины, которую англичане обещали предоставить арабам.

11 декабря 1917 г. в Иерусалим вошли британские войска под командованием генерала Эдмонда Алленби. 1 июля 1920 г. Иерусалим официально стал центром британской гражданской администрации, сменившей военную администрацию Палестины. 24 июля 1922 года на международной конференции в Сан-Ремо Великобритания получает мандат Лиги Наций на управление Палестиной. Согласно мандату Великобритания обязалась способствовать иммиграции евреев и создать такие политические, административные и хозяйственные условия, которые обеспечили бы установление еврейского национального дома в Палестине. Британские гражданские власти создали в Иерусалиме административные и судебные учреждения, в 1924 г. был впервые избран городской совет, в состав которого вошли по четыре представителя от каждой из трех религиозных общин.

Тем временем еврейские организации занимались покупкой земель в Палестине. Крупные землевладения принадлежали не только палестинским кланам, но и феодалам из Сирии и Ливана, которые охотно продавали палестинские участки представителям сионистских организаций. Для арабских землевладельцев продавать эти земли евреям было выгоднее, чем отдавать их в аренду своим соплеменникам. Свыше трети этих земель было продано евреям еще до опубликования декларации Бальфура. Арабы на тот момент не понимали истинного смысла сионистских притязаний на Палестину и не видели угрозы в скупке палестинских земель сионистами. Понимание пришло позже – в 1930-е гг. на территории подмандатной Палестины участились столкновения между арабами и евреями, а также вооруженные выступления палестинцев против британской колониальной администрации (особенно остро – в годы «Палестинской революции» 1936–1939 гг.) Столкновения между арабами и еврейскими поселенцами имели как социально-политическую, так и культурную подоплеку. Еврейские поселенцы воспринимали арабов как диких аборигенов, арабы же видели в евреях европейских колонизаторов, носителей совершенно иной – западной – культурной традиции, которая кардинально отличалась от палестинской.

На фоне растущего недовольства арабов к концу 30-х гг. XX в. позиция Великобритании претерпела серьезные изменения. С одной стороны, англичане понимали, что евреи и арабы не смогут поделить Палестину, т. к. оба народа убеждены в том, что находятся на своей земле. С другой – усиление Германии и Италии вынуждало англичан осмотрительнее вести себя с арабами накануне Второй мировой войны, где Ближнему Востоку суждено было стать одним из театров боевых действий.

Находившаяся в Палестине в конце ноября 1936 – начале 1937 г. королевская комиссия лорда Пила сделала неутешительные для англичан выводы: мандатный режим не в силах разрешить усугубляющийся конфликт между палестинцами и евреями. В своих выводах комиссия предлагала созвать конференцию с участием руководства еврейских и арабских общин в Палестине. «Сент-Джеймсская» конференция, в которой приняли участие как арабы, так и евреи, собралась в Лондоне в феврале 1939 г., а в мае был опубликован отчет британского министра колоний Малькома Макдональда парламенту Великобритании, вошедший в историю как «Белая книга» Макдональда. Фактически, «Белая книга» стала ревизией «Декларации Бальфура» – в ней содержались предложения создать в Палестине через 10 лет независимое государство с арабским большинством, разрешить въезд в Палестину в ближайшие 5 лет 75 000 еврейских поселенцев, ограничить покупку земли евреями. Сионисты восприняли «Белую книгу» крайне негативно. Против британской администрации Палестины была развернута активная террористическая деятельность, не прекращавшаяся в течение всей Второй мировой войны.

Британские источники с негодованием описывают террористическую деятельность сионистов в Палестине, подчеркивая, что она ослабляла Великобританию, которая вела войну с Германией и Италией: «В 1942 году небольшая группа сионистских экстремистов под предводительством Абрахама Штерна стала известна тем, что организовала в районе Тель-Авива ряд политических убийств и грабежей. На следующий год стало известно о широком заговоре с целью похищения оружия и боеприпасов у английских военных на Ближнем Востоке, в котором была замешана «Хагана» (нелегальное военное формирование, контролируемое Еврейским агентством). В августе 1944 года Верховный комиссар едва не погиб при нападении из засады за чертой Иерусалима. Три месяца спустя, 6 ноября, английский государственный министр на Ближнем Востоке (лорд Мойн) был убит в Каире двумя членами группы Штерна. Еще одна нелегальная еврейская организация – «Иргун цеваи леуми» – нанесла в течение 1944 года большой ущерб государственному имуществу…» Среди наиболее громких терактов, совершенных сионистами, был подрыв гостиницы «Царь Давид», где размещалась британская администрация управления Палестиной и французское консульство. В результате взрыва 350-килограммовой бомбы погибло около 100 человек[1].

Политика британской администрации со времени принятия «Белой книги» тем не менее не помешала росту числа еврейских поселенцев в Палестине. Десятки тысяч иммигрантов прибывали нелегально. Если после Первой мировой войны евреи составляли менее одной десятой населения Палестины, то в 1947 году они уже составляли почти треть. Интересно в связи с этим привести слова известного британского историка и культуролога Арнольда Тойнби, работавшего в ту пору в министерстве иностранных дел Великобритании: «Причина существования сегодня Государства Израиль и наличия 1,5 млн палестинских арабов-беженцев заключается в том, что на протяжении тридцати лет еврейская иммиграция с помощью английской военной мощи навязывалась палестинским арабам до тех пор, пока иммигранты не стали достаточно многочисленны и достаточно хорошо вооружены, чтобы быть в состоянии позаботиться о себе с помощью своих танков и самолетов».

Как уже говорилось, англичане опасались, что арабы будут поддерживать Германию. Поэтому в конце тридцатых англичане инициировали появление проарабской «Белой книги», а высшие политические деятели заявили о своем принципиальном согласии создания в перспективе единого арабского государства.

Британское «двурушничество» не устраивало сионистов, которые ожидали более активной поддержки со стороны Великобритании в вопросе создания еврейского государства. Сионисты стремились заручиться поддержкой Соединенных Штатов взамен поддержки, которой они лишились со стороны Великобритании. В мае 1942 г. исполком Еврейского агентства на своем заседании в гостинице «Билтмор» в Нью-Йорке признал британский мандат в Палестине препятствующим еврейской репатриации и официально огласил то, что известно как «программа Билтмора» – долгосрочную цель создания еврейского государства в Палестине путем неограниченной иммиграции. Фактически билтморская встреча обозначила смену приоритетов в выборе политических союзников сионистского движения – Великобританию сменили США. Американцы, в свою очередь, были готовы принять активное участие в ближневосточной политике, в том числе и в решении палестинского вопроса. Вскоре после войны был создан англо-американский комитет, который должен был детально изучить ситуацию в Палестине. Результаты деятельности комитета расстроили сионистов – идея предоставления независимости Палестине в ближайшее время была названа невозможной ввиду того, что вражда между палестинскими арабами и евреями «приведет к гражданской войне…». Палестина после окончания британского мандата должна была находиться под опекой Организации Объединенных Наций. Комитет также рекомендовал отменить положения «Белой книги» и разрешить переселение 100 тыс. евреев на территорию Палестины. Однако все рекомендации комитета были лишь приняты к сведению британским правительством. Созванная Лондонская конференция не способствовала решению палестинского вопроса. Жесткие позиции обеих сторон привели к тому, что Великобритания решила отказаться от мандата и передать палестинскую проблему Организации Объединенных Наций.

Главной причиной отказа от мандата со стороны Великобритании была неспособность обеспечить мир на Святой земле. Непоследовательность в отношении к палестинскому вопросу привела к тому, что как палестинцы, так и евреи были настроены антибритански. Косвенной причиной стало ослабление Великобритании после войны, сопровождавшееся экономическими проблемами. Происходил поэтапный распад британской колониальной системы. Великобритания не могла противиться политическому давлению со стороны США и других стран. Европейская и американская общественность ратовала за решение «еврейского вопроса» и создания независимого еврейского государства, которое сионисты видели только на территории Палестины. Попытки британской администрации договориться с арабами и евреями и решить вопрос без участия ООН не привели к успеху – английские предложения не удовлетворили ни сионистов, ни арабов. 14 февраля 1947 г. вопрос будущего Палестины был передан на рассмотрение ООН.

25-летнее управление Палестиной привело к серьезным демографическим изменениям – если в 1922 г. там проживало 750 тыс. человек, то к 1946 г. уже 1850 тыс. Еврейское население за те же годы выросло с 80 тыс. до 608 тыс. человек. Если после Первой мировой войны евреи составляли менее одной десятой населения Палестины, то в 1947 г. они уже составляли почти одну треть. Несмотря на рост населения и активную политику скупки земель в Палестине, евреи контролировали только 6,2 % общей территории Палестины и 12 % площади возделываемых земель. (Эти цифры позволяют подвергнуть серьезному сомнению утвердившийся тезис о том, что Израиль возникнет на купленных у арабов территориях.)

Принятие решения по палестинскому вопросу было возложено на Специальную комиссию ООН по Палестине (UNSCOP), созданную 15 мая 1947 г., куда вошли представители Австралии, Канады, Чехословакии, Гватемалы, Индии, Ирана, Нидерландов, Перу, Швеции, Уругвая и Югославии. 15 июня комиссия прибыла в Палестину для изучения положения на месте. 1 сентября Специальная комиссия представила в ООН свой доклад, в котором содержался ряд рекомендаций, принятых комиссией единогласно: отмена мандата на Палестину, предоставление Палестине независимости и др. Одновременно было представлено два плана будущего устройства Палестины, условно обозначаемые в литературе как «план большинства» и «план меньшинства».

«План большинства», одобренный представителями Канады, Чехословакии, Гватемалы, Голландии, Перу, Швеции и Уругвая, предусматривал раздел Палестины на два независимых государства – арабское и еврейское. Иерусалим переходил под опеку ООН. В переходный период, который должен был продлиться 2 года, управление Палестиной осуществлялось Великобританией под наблюдением ООН.

«План меньшинства», одобренный Югославией, Индией и Ираном, предполагал создание единого федеративного государства, состоящего из арабского и еврейского штатов со столицей в Иерусалиме.

Однако в судьбе Палестины решающее значение имели позиции США и СССР.

Министр иностранных дел СССР Молотов послал своему заместителю Вышинскому в Нью-Йорк указание «не возражать против мнения большинства по вопросу о разделе Палестины»[2]. Таким образом, Советский Союз соглашался с созданием двух государств на территории Палестины. Позиция СССР в этом вопросе совпадала с позицией США. Арабские государства восприняли этот факт отрицательно. Еще недавно СССР поддерживал Египет и Индонезийскую республику и проводил политику «выдавливания» империалистов с Ближнего Востока. Но позиция СССР по палестинскому вопросу разочаровала лидеров арабского национально-освободительного движения.

Некоторые советские дипломаты имели на этот счет другие мнения: например, в письме поверенного в Ираке А.Ф. Султанова содержится анализ ситуации и перечень негативных последствий, связанных с позицией СССР по «палестинскому вопросу», среди которых опасения, что такая политика «поможет сколотить антисоветский мусульманский блок из стран Арабской лиги, Турции, Ирана и Пакистана […] Арабские правительства “разуверенные в поддержке СССР и поощряемые англосаксами, используют это обстоятельство для прямого вступления с последними в явно антисоветское соглашение о дальнейшем открытом предоставлении баз и стратегических ресурсов на случай войны против нас”»[3].

Тем не менее СССР согласился с вариантом создания двух государств на территории Палестины: советское руководство надеялось, что еврейское государство сможет быть дружественным СССР благодаря большому количеству выходцев из России и признательности евреев Советскому Союзу за освобождение Европы от фашизма.

27 ноября 1947 г. на Генеральной Ассамблее ООН была принята резолюция № 181 о разделении Палестины на еврейское и арабское государства. 33 государства проголосовали «за», 13 – «против», 10 воздержались.

Еврейскому государству отводилось около 56 % территории Палестины, арабскому – 43 %. На тот момент в Палестине проживало около 650 тыс. евреев и 1200 тыс. арабов. При этом еврейское государство получало территорию, экономически более развитую, имеющую выходы к Средиземному и Красному морям.

В неофициальных беседах представители сионистских организаций выражали свой взгляд на будущее устройство еврейского государства и на его вероятную позицию в международных отношениях. Основу его международной политики должен был составлять нейтралитет, наподобие швейцарского. «Еврейское государство стало фактическим в результате позиции главным образом США и СССР… В США имеется 5 миллионов евреев, в СССР – 3 миллиона евреев. Новое еврейское государство не хочет держать ориентацию на какую-либо определенную страну, поэтому наиболее правильным внешнеполитическим курсом для нового еврейского государства был бы нейтралитет и ориентация на ООН»[4]. Еще до создания Государства Израиль приоритет в будущем экономическом сотрудничестве отдавался США (это касалось закупок вооружения, оборудования и прочих необходимых предметов снабжения), что должно было определить позицию еврейского государства в биполярном мире, создание которого уже шло полным ходом.

Следует отметить, что позиция США по палестинскому вопросу не отличалась последовательностью. Это было связано с внутриполитическими процессами: с одной стороны, американские нефтедобывающие компании не разделяли просионистскую позицию своей страны, чреватую потерей доверия арабских нефте-экспортирующих государств. С другой стороны, еврейское лобби призывало к поддержке своих соплеменников в Палестине и имело серьезное влияние на президента Трумэна. Среди противников признания Израиля были такие серьезные политики, как госсекретарь Джордж Маршалл, считавший, что еврейское лобби в США не должно определять политику США на Ближнем Востоке. Скептически были настроены многие американские дипломаты, а также представители Пентагона.

Следует отметить, что фактор «советско-еврейского секретного соглашения», якобы имевшего место, играл важную роль и активно использовался определенными кругами – стимулировал негативное отношение арабских стран к СССР и заставлял сионистские круги все чаще обращаться к США из опасения быть уличенными в просоветской ориентации.

Вместе с тем определенный поворот в позиции США произошел, что проявилось в отказе от продажи оружия еврейским организациям и отказе от поддержки решения Генеральной ассамблеи ООН по разделу Палестины. После ухудшения ситуации в Палестине в марте 1948 г. постоянным членам Совета Безопасности ООН было поручено провести консультации и дать рекомендации относительно мер по осуществлению резолюции № 181 Генеральной Ассамблеи ООН от 29 ноября 1947 г. о разделе Палестины.

США представили документ, констатировавший невозможность осуществления резолюции о разделе без применения силы, и выступили с предложением временной опеки со стороны ООН, что было с гневом отвергнуто сионистами, – особо радикальные даже обвинили США в империалистических притязаниях и предательстве дела евреев. Арабская сторона позитивно восприняла американскую инициативу.

Синдром страха, связанный с реальной перспективой возникновения еврейского государства на территории Палестины, стал консолидирующим для арабского мира фактором, но все же недостаточным, чтобы организовать эффективное противодействие. В общих чертах позиция палестинских арабов, поддерживаемая соседями, сводилась к двум основным пунктам: прекращение иммиграции евреев в Палестину, создание единого и неделимого Палестинского государства с многонациональным правительством на базе пропорционального представительства. Полностью противоположным было мнение сионистов, которые, согласно арабскому варианту, оказались бы в меньшинстве (составлявшем в то время не более трети населения Палестины), а прекращение иммиграции не позволило бы изменить существующие пропорции.

Все чаще между арабами и евреями вспыхивали вооруженные конфликты, приводившие к большим жертвам с обеих сторон. Английский флот блокировал порты на берегу Средиземного моря и препятствовал ввозу оружия. США, как было сказано выше, ввели эмбарго на его поставку. Тем не менее еврейские поселенцы получали оружие по нелегальным каналам. Арабские страны снабжали английским оружием палестинцев. Отряды добровольцев из Ирака, Трансиордании, Сирии, Ливана приехали в Палестину для борьбы с сионистами. Согласно решению ООН, английский мандат истекал 15 мая 1948 г. Поэтому англичане стремились использовать время для решения собственных задач, основной среди которых было сохранение влияния в Палестине. Одним из вариантов стало присоединение арабской части Палестины к Трансиордании. Существует мнение, что английская администрация инспирировала арабо-еврейские столкновения с целью срыва решения ООН о разделе Палестины. Подобные утверждения сложно доказать или опровергнуть, однако можно констатировать пассивность английской администрации и ее попустительство, приведшие к обострению ситуации в Палестине. Официально Англия заявляла о своей нейтральной позиции и стремлении обеспечить мир в Палестине. Однако с момента решения ООН о разделе Палестины вплоть до окончания английского мандата на территории Палестины развернулась гражданская война.

Один из самых жестоких эпизодов этой войны – резня в арабской деревне Дейр-Ясин 9 апреля 1948 г., осуществленная руками боевиков еврейских иррегулярных отрядов Лехи и Иргун. В ходе штурма деревни и последующей расправы над жителями погибло 254 палестинца[5]. Это событие вызвало серьезный резонанс, спровоцировав массовый исход арабов из Палестины, их ответную жестокость (уничтожение еврейского медицинского конвоя 13 апреля 1948 г.), и стало одним из трагических символов палестинского сопротивления.

15 мая 1948 г. армии пяти арабских стран, стремясь не допустить появления еврейского государства, вступили на территорию Палестины. Началась первая Арабо-израильская война, которая в Израиле получила название «Войны за независимость», в арабских странах – «Палестинской войны». Несмотря на то, что в войне приняло участие несколько арабских стран, их вооруженные силы, за исключением иорданских войск, представляли собой неорганизованные и плохо вооруженные формирования. Численность их была невелика: Египет – 5500 чел, Сирия – 6000 чел., Ирак – 4500 чел., Ливан – 1000 чел, Трансиордания – около 6000 чел.

На фоне боевых действий, подтвердивших опасения скептиков по вопросу разделения Палестины, посредник ООН по палестинскому вопросу граф Ф. Бернадотт (представитель Швеции) в июне 1948 г. называет резолюцию ООН от 29 ноября 1947 г. неудачной и предлагает ее пересмотр. План Бернадотта предполагал восстановление Палестины в границах 1922 г. (до выделения Трансиордании) в качестве унитарного государственного образования и выделение двух государств – еврейского и арабского, как членов единого союза. Негев отошел бы арабам, Галилея – Израилю. Палестинские беженцы возвращались домой и получали обратно свое имущество. Иерусалим, согласно плану, вошел бы в состав арабского государства. Порт Хайфа и аэропорт Додд становились свободными зонами. Предложение отвергли обе стороны. Евреи и так уже контролировали Западную Галилею, отторжение Негева означало потерю 2/3 территории Израиля. Вариант слияния Трансиордании с арабской частью Палестины, который также предлагал Бернадотт, означал переход последней под контроль англичан, которые поддерживали тесные отношения с королем Трансиордании Абдаллой. Сирия, Египет и Ирак не хотели усиления Трансиордании за счет Палестины (с Негевом). Сионисты в принципе были не против этого варианта, надеясь, что смогут в итоге договориться с Абдаллой об оставлении Израилю Западной Галилеи и Негева.

Развернутые предложения посредника ООН были направлены им Совету Безопасности 16 сентября 1948 г., а 20 сентября включены в повестку дня сессии Генеральной Ассамблеи. План Бернадотта, измененный и дополненный, сводился теперь к следующим пунктам: подтвердить существование Государства Израиль, призвать стороны решить споры мирными средствами, подтвердить право арабских беженцев на возвращение в свои дома, определить статус Иерусалима.

Англия обещала признать Израиль де-юре в случае принятия плана Бернадотта. Представители США также обещали признание де-юре и предоставление займа в случае согласия еврейской стороны. Сам Бернадотт был убит еврейскими террористами 17 сентября 1948 г. Причины неприятия плана Бернадотта Израилем заключались в следующем: потеря Негева отрезала остальную часть Израиля от залива Аккаба и Мертвого моря, международный статус Иерусалима Израиль устраивал, но еврейская часть должна была относиться к Израилю и быть связана с остальной частью страны широким коридором. Однако действия израильской армии вносили свои коррективы – итогом войны стало поражение арабских армий.

Совет Безопасности ООН, пытаясь остановить боевые действия, принял две резолюции 4 и 13 ноября 1948 г., в которых потребовал прекращения боевых действий от конфликтующих сторон. В первой половине 1949 г. арабские страны и Израиль садятся за стол переговоров на о. Родос с целью заключить перемирие. 24 февраля 1949 г. Израиль подписывает соглашение о прекращении огня с Египтом, 23 марта – с Ливаном, 3 апреля – с Иорданией и 20 июля – с Сирией.

Итоги войны были неутешительны для арабов. Вопреки решению ООН арабское государство на территории Палестины создано не было – Израиль оккупировал 77 % территории Палестины, равно как и большую часть Иерусалима, остальное захватили Иордания и Египет. В результате войны территория Израиля увеличилась на 46,4 %. Поражение арабских армий в первой Арабо-израильской войне стало следствием не только их экономической отсталости и военной несостоятельности, но и отсутствия единой политики по палестинскому вопросу. Одну из причин поражения арабы видели в действиях иорданцев и короля Абдаллы, который был больше озабочен вопросом расширения территории собственного государства за счет Палестины, чем судьбой палестинского народа[6].

Разобщенность и отсутствие единства в действиях арабских стран – как на стратегическом, так и на тактическом уровне – привели к их поражению. В результате главная цель – не допустить образования Израиля – провалилась, арабские войска потерпели фиаско, а Израиль не только не был «стерт с географической карты», но и увеличил свою территорию.

Среди наиболее значимых с геополитической точки зрения территорий, которыми завладел Израиль, были:

– Западная часть Иерусалима (при том, что резолюция ООН предлагала его интернационализацию, то есть оставление под международным контролем);

– Яффо – по преимуществу арабский пригород Тель-Авива (по плану ООН, должен был остаться арабским анклавом, связанным с будущим арабским государством);

– на севере – арабская часть (примерно треть) Галилеи;

– на юге – Беэр-Шева и ее окрестности;

– на юго-западе – полоса Ашдод-Ашкелон;

– в центре – район Лод-Рамле.

Одной из самых серьезных проблем, которую породила первая Арабо-израильская война, стала проблема палестинских беженцев. Многие палестинцы были готовы переждать за пределами театра боевых действий, чтобы вернуться обратно после войны. Около 800 тыс. человек (по данным ООН – 711 тыс.) покинули свои дома и вынуждены были искать убежища в соседних арабских странах. Массовый исход палестинцев со своих земель получил название «аль-Накба» (катастрофа). Говоря о фактах бегства палестинцев, следует отметить его особое значение как для легитимизации завоеваний Израиля, так и для дальнейшего утверждения статуса палестинцев как беженцев, или людей без гражданства. В произраильских работах говорится о том, что палестинцы покидали свои дома добровольно, следуя призывам арабских стран, пославших свои армии на войну. В проарабских материалах, в свою очередь, говорится о насильственном изгнании. Следует отметить тот факт, что бегство палестинских арабов началось задолго до начала первой Арабо-израильской войны и было связано с активной деятельностью еврейских боевых групп, а также неспособностью оказать им достойное сопротивление. Особый размах бегство палестинцев приобрело после кровавых событий в Дейр-Ясине, которые арабы расценили как показательные. Миф о «земле без народа» был реализован силой еврейских террористических организаций и подкреплен неспособностью арабов защитить свои дома.

19 ноября 1948 г. на третьей сессии Генеральной Ассамблее ООН была принята резолюция № 212, в 11-м параграфе которой был поднят вопрос палестинских беженцев. В резолюции говорилось, что «беженцы, желающие вернуться в свои дома и жить в мире со своими соседями», должны получить возможность вернуться на свои земли, а тем, кто решит не возвращаться, будет выплачена компенсация за оставленную собственность и возмещен ущерб «в соответствии с принципами международного права», за что будут отвечать правительства государств, затронутых этой проблемой. Интерпретация одиннадцатого параграфа надолго станет камнем преткновения между сторонами. В резолюции говорилось о беженцах, желающих «жить в мире с соседями». Формулировка «беженцам должно быть разрешено вернуться к ближайшему возможному сроку» означала, что только Израиль может дать разрешение на возвращение и определить его сроки, что не устраивало арабов, которые не хотели зависеть от решений Израиля.

В настоящее время проблема палестинских беженцев остается одной из самых острых в вопросе ближневосточного урегулирования. Палестинцы, по требованию арабских стран, были выведены из-под юрисдикции Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН), поскольку деятельность УВКБ носила гуманитарный характер, а палестинская проблема рассматривалась арабской стороной исключительно как политическая.

В декабре 1949 года при ООН было создано Ближневосточное агентство по оказанию помощи палестинским беженцам и организации работ (БАПОР). Управление БАПОР ввело особое правило, которое не применяется ни к одной другой категории вынужденных мигрантов: потомки беженцев, родившиеся за пределами Палестины, также получают статус беженцев.

Последующие арабо-израильские войны (особенно, «Шестидневная» война 1967 г.) увеличили количество беженцев, которое на сегодня, по разным данным, составляет от 4,5 до 4,9 млн человек. Особого внимания заслуживает статус палестинцев.

Согласно данным БАПОР, сегодня палестинцы проживают в следующих странах:

Иордания – 1 903 703;

Сектор Газа – 1 059 584;

Западный берег реки Иордан – 754 263;

Сирия – 456 983;

Ливан – 416 608;

Саудовская Аравия – свыше 240 000;

Египет – свыше 71 000.

Количество евреев-сефардов, покинувших арабские страны, оценивается в 800–900 тысяч человек[7]. Большая часть евреев проживала в странах арабского Магриба и уехала в 50-60-е гг. XX в. Но в отличие от палестинцев евреи-сефарды имели возможность обрести дом на новой родине – части, определенной ООН для еврейского государства, которое было создано как национальный очаг для евреев со всего мира. Палестинское государство создано не было, поэтому арабские государства (за исключением Иордании) отказались от практики предоставления своего гражданства тем палестинцам, которые нашли убежище на их территории и не имели никакого статуса.

В резолюции ООН о разделе Палестины было сказано: «В еврейском государстве не допускается экспроприация арабских земель, кроме как на общественные нужды… Во всех случаях экспроприации предварительно должна быть выплачена полная компенсация в размере, установленном Верховным судом». Но уже в декабре 1948 г. Временное правительство выпустило первые постановления о покинутых землях и брошенном имуществе, целью которых было предотвратить возвращение недвижимости их хозяевам-арабам, оставившим страну во время или же сразу после войны 1948 г. Такова была цель закона, принятого кнессетом первого созыва в 1950 г. Он уполномочил правительственного опекуна продать покинутые арабские земли и брошенные дома Земельному управлению. То, в свою очередь, имело право сдать землю и другое недвижимое имущество в аренду различным еврейским поселениям или, если речь шла о городских зданиях, отдельным лицам.

Поначалу казалось, что эти постановления относятся только к той, большей, части арабского населения, которая бежала через линии фронтов в соседние арабские страны. Однако в течение двух лет, прошедших с момента образования государства, выяснилось, что акты о брошенном имуществе санкционируют также конфискацию около 40 % земли, принадлежащей арабским жителям Израиля. Арабы, владевшие собственностью в Акко, Доде, Рамле, Иерусалиме, считались оставившими свое имущество даже в том случае, если они поселились в окрестных деревнях.

Трансиордания аннексировала территорию Западного берега реки Иордан, поглотив остатки той территории, которая должна была стать частью арабского государства. 23 апреля 1950 г. специально созванный парламент официально провозгласил единство Трансиордании и восточных областей Палестины в составе Иорданского хашимитского королевства.

Военные успехи Израиля способствовали признанию его со стороны многих стран мира. Наметились улучшения в отношениях с США и даже Великобританией. Тем не менее позиция израильского правительства официально продолжала оставаться «нейтральной» – в контексте разделения мира на два лагеря.

Страны Восточной Европы согласились на частичную репатриацию евреев в Израиль. Там, где еврейские общины составляли небольшой процент – Югославия, Польша, Болгария – проблем с репатриацией не было. Венгрия и Румыния с самыми крупными еврейскими диаспорами (200 и 350 тыс. чел.) относились к эмиграции евреев негативно, опасаясь, что их отъезд может причинить вред этим странам.

Вопрос репатриации имел для Израиля большое значение. Планировалось интенсивное заселение Негева и других стратегических территорий. Все чаще поднимался вопрос о возможности переезда советских евреев в Израиль. Советской правительство разграничило вопрос поддержки политики Израиля в ООН и в международной политике и вопрос репатриации за счет советских граждан еврейской национальности. Последний и был камнем преткновения в советско-израильских отношениях.

9 декабря 1949 г. Генеральной Ассамблеей была принята резолюция, подтвердившая принципы решения Генеральной Ассамблеи от 29 ноября 1947 г. о выделении Иерусалима в качестве “corpus separatum” под управлением ООН. Совету ООН по опеке поручалось доработать Статут Иерусалима и принять меры для введения его в действие. СССР, Франция, арабские и латиноамериканские страны голосовали за резолюцию; Израиль, США, Великобритания, Швеция, Дания, Уругвай и Югославия – против.

В 1949 г. Великобритания и США инициировали процессы создания военно-политической организации по типу НАТО на Ближнем Востоке. Несмотря на то, что арабские страны вряд ли согласились бы войти в блок вместе с Израилем, израильское правительство использовало свой отказ от участия в каких-либо военных блоках для того, чтобы подчеркнуть свою нейтральную позицию. Отказ от размещения на территории Израиля военных баз Великобритании и США позитивно воспринимался Советским Союзом. Можно сказать, что Израиль своим отказом от вступления в военно-политические блоки одним из первых заявил о собственном «неприсоединении», на несколько лет раньше создания «Движения неприсоединения».

Однако в контексте усиливающихся противоречий между СССР и США, сопровождавшихся борьбой за сферы влияния, сохранение «нейтральной» позиции Израиля, созданного при непосредственном участии Советского Союза и Соединенных Штатов, оказалось невозможным. В период с 1949 до 1953 г. советско-израильские отношения ухудшились, что сопровождалось острой полемикой в прессе и в беседах представителей МИД обеих стран. В ходе встречи министра иностранных дел Израиля М. Шаретта с министром иностранных дел СССР А.Я. Вышинским, которая произошла 6 января 1952 г. в Париже, снова обсуждался вопрос иммиграции советских евреев в Израиль. Вышинский, в свою очередь, отметил проамериканскую позицию Израиля по ряду важных вопросов в ООН. Шаретт возразил, что без финансовой помощи США Израиль не мог бы встать на ноги и обеспечить репатриацию евреев со всего мира. Вышинский сказал, что СССР на определенном этапе своего развития находился в таком же положении, и единственным выходом казалась раздача концессий иностранцам и потеря независимости, но страна смогла справиться своими силами. Полемика между лидерами министерств иностранных дел двух стран носила весьма острый характер, что отражало возросшее напряжение в советско-израильских отношениях.

Моше Шаретт обозначил израильскую позицию: «Мы заинтересованы поддерживать равновесие в нашей международной позиции, но СССР не помогает нам добиться этого. У американцев есть сильный козырь, которым вроде располагает и Советский Союз, но Москва почему-то совсем его не использует. В результате получается, что в этом плане перевес – на американской стороне. Этот козырь – свободные связи между евреями диаспоры и Израилем»[8]. СССР не мог согласиться на эмиграцию тысяч своих граждан, так как с официальной точки зрения национальный вопрос был решен и никакая из национальных групп не могла бы искать лучшей жизни, чем в Советском Союзе. Признание за евреями права возвращения на родину означало признание сионизма – националистической идеологии, чуждой коммунистической и интернациональной. СССР признал права евреев (ленинский тезис права нации на самоопределение) и сам выступал за репатриацию евреев из послевоенной Европы, где они не могли устроиться. Но в СССР евреи считались неотъемлемой частью многонационального советского общества, поэтому их отторжение воспринималось советским руководством негативно.

9 февраля 1953 г. на территории миссии СССР произошел взрыв бомбы, брошенной неизвестными террористами. В ноте протеста от имени правительства Советского Союза ответственность за террористический акт возлагалась на правительство Израиля и сообщалось о разрыве дипломатических отношений между государствами.

Факт разрыва советско-израильских отношений был положительно отмечен в арабских странах. Так, в Пакистане посланник Сирии Джават аль-Моурабет заявил временному поверенному в делах СССР в Пакистане Дорофееву, что, если советское правительство восстановит отношения с Израилем, это «серьезно огорчит все население арабских стран». После смерти Сталина советско-израильские отношения были восстановлены. Возвращения к теплым отношениям периода 1947–48 гг. не произошло – этому мешали в первую очередь связи между Израилем и США.

1.2. Суэцкий кризис

Обострение ближневосточного конфликта в 1956 г. было связано с Египтом и носило военный характер, но отличалось от всех последующих арабо-израильских конфликтов тем, что кроме арабов и израильтян в нем приняли участие армии европейских стран – Великобритании и Франции.

Египет после окончания Арабо-израильской войны 1948–1949 гг. установил контроль над территорией, прилежащей к городу Газа, как и было оговорено в перемирии, заключенном между Израилем и Египтом в феврале 1949 г. Узкая полоска (около 360 кв. км) вдоль Средиземного моря получила название сектора Газа. Население Газы увеличилось за счет притока беженцев с территории Израиля – с 80 тыс. человек в 1948 г. до 245 тыс. к 1950 г.

Палестинцы Газы не получили египетского гражданства, и их переход на территорию Египта был ограничен. Приток беженцев усугубил бы экономические и социальные проблемы Египта, политическая ситуация в котором была очень непростой. Египетской монархии оставалось совсем недолго – революция «Свободных офицеров», осуществленная в ночь на 23 июля 1952 г., положила конец правлению правителей династии Мухаммеда Али и обозначила новый, республиканский, период развития страны. Новое руководство страны среди главных задач ставило решение сложных социальных и экономических проблем, модернизацию армии, избавление от британской колониальной опеки и решение палестинского вопроса.

Египетские войска в Газе не препятствовали действиям палестинских федаинов, которые осуществляли периодические вылазки на территорию Израиля.

Важным событием для Египта стал «рейд на Газу», когда 28 февраля 1955 г. израильские войска совершили нападение на гарнизон египетских войск, размещавшийся в Газе. На первый взгляд незначительный инцидент имел серьезные последствия – гибель египетских солдат и безнаказанность израильтян вызвали резонанс в Египте и нанесли удар по авторитету власти. Улучшение боеспособности армии, заявленное египетским руководством сразу после революции, стало вопросом крайней необходимости. Переговоры по поставкам вооружений из США, Великобритании и Франции не увенчались успехом. США и Великобритания требовали взамен участие Египта в ближневосточных военно-политических блоках (МЕДО, Багдадский пакт), направленных против СССР. Франция была недовольна поддержкой режимом Насера арабского национально-освободительного движения в Алжире.

В сентябре 1955 г. Египет закупает оружие в Чехословакии, что вызывает эффект разорвавшейся бомбы на Западе, который видел в этом военном контракте угрозу проникновения СССР и его союзников на Ближний Восток. В октябре 1955 г. Сирия и Египет подписывают договор о совместной обороне, оформляя союз, противостоящий организации Багдадского пакта, управляемого США и Великобританией. При этом «Свободные офицеры» продолжают вести переговоры о финансировании строительства плотины в Асуане. В декабре 1955 г. правительства США и Великобритании совместно с Международным банком реконструкции и развития (МБРР) принимают решение о выделении средств на плотину. Закупая советское оружие и сотрудничая с США и Великобританией в технической сфере, египетское руководство проводило политику балансирования между сверхдержавами.

США и Великобритания расценивали политику Египта как деструктивную и пытались оказать на Египет экономическое давление, с одной стороны обещая кредиты на строительство важных хозяйственных объектов, с другой – угрожая замораживанием египетских счетов, сокращением закупок египетского хлопка. 20 июля 1956 г. США объявили об аннулировании своего предложения о финансировании строительства Асуанской плотины.

26 июля 1956 президент Гамаль Абдель Насер перешел свой Рубикон, объявив о национализации Суэцкого канала, на протяжении многих лет являвшегося собственностью Великобритании и Франции. Национализация предполагала изменение права собственности на канал, то есть права получения с него доходов и управления им. При этом египетское правительство заявило о выплате компенсации держателям акций компании и уважении свободы судоходства в Суэцком канале. Для Великобритании Суэцкий канал представлял собой стратегически важную артерию – около 25 % британского импорта проходило через Суэцкий канал, а более трети грузов регистрировалось как британские. Заявление о приватизации затрагивало также интересы около 70 000 французских владельцев акций канала.

Англичане и французы предпочли решить «суэцкий вопрос» силовым путем, начав готовиться к военной операции против Египта. Но войне за Суэцкий канал предшествовали попытки решить вопрос путем дипломатии.

2 августа правительства Англии, Франции и США опубликовали заявление, в котором говорилось, что правительства Франции, Соединенного Королевства и США «не ставят под сомнение право Египта пользоваться всеми полномочиями полностью суверенной и независимой страны, включая общепризнанное право национализировать при надлежащих условиях активы, на которые не распространяется международная заинтересованность»[9]. Но беда была в том, что на Суэцкий канал эта международная заинтересованность распространялась.

«Нынешнее действие не только представляет собой простой акт национализации… – говорилось в обращении. – Оно связано с произвольным и односторонним захватом одной страной международного органа, который обязан поддерживать Суэцкий канал и обеспечивать его эксплуатацию… от которого зависят торговля, экономика и безопасность значительной части мира…» Таким образом, тройственный союз пытался представить национализацию Суэцкого канала как самовольный захват и нагнетал обстановку заявлениями об угрозе для безопасности всего мира. Западные союзники пытались выставить Насера диктатором («новым Гитлером», по выражению британского министра Идена), начав, таким образом, психологическую войну и готовя общественность к войне реальной.

В этом же заявлении правительства трех западных держав указывали, что они решили созвать в Лондоне конференцию участников Конвенции 1888 г. и других стран, которые «значительно заинтересованы» в пользовании каналом. Созыв конференции был чисто американской инициативой – государственный секретарь США Д.Ф. Даллес уговорил Англию и Францию не начинать военных действий, пока возможность мирного урегулирования не исчерпана.

Проблемой, которая волновала всех участников спора вокруг Суэцкого канала, стала позиция США. США не одобрили национализацию компании Суэцкого канала, но были против применения силы: Эйзенхауэр полагал, что военная агрессия не оправданна – она будет способствовать росту антизападных настроений и усилению позиций СССР. В письме Идену он предупреждал: «Народы Ближнего Востока и Северной Африки… консолидируются против Запада в такой степени, что, как я опасаюсь, это нельзя будет преодолеть не только в течение жизни, но и в течение целого столетия…»[10].

Американские стратеги полагали, что резкие действия со стороны Англии и Франции приведут к опасным последствиям для всей системы региональной безопасности, которую США и Великобритания пытались создать на протяжении почти десяти лет. Но вместе с тем угроза того, что Суэцкий канал выйдет из-под контроля Великобритании – союзника США, – вызывала опасения американцев. «Мы ни в коей мере не должны молчаливо соглашаться на это, – советовал президент. – Это может привести только к тому, что медведь схватит когтями производство и транспортировку нефти, а эти моменты жизненно важны для защиты экономики Запада»[11]. Под медведем здесь подразумевался СССР, который готов был стать союзником Египта.

Финансовое положение Великобритании было плачевным – из самого крупного в мире кредитора она превратилась в самого крупного мирового должника. Нефтяные владения Великобритании на Ближнем Востоке являлись существенной частью всех ее зарубежных доходов. Их потеря нанесла бы непоправимый удар по экономике. Победа Насера в Египте могла вызвать такой же отклик, как и победа Мосаддыка в Иране. Иден предупреждал Эйзенхауэра: «Насер сможет отказать Западной Европе в нефти, и мы все будем в его власти».

Советский Союз несколько раз заявлял, что будет поддерживать египетскую позицию по вопросу Суэцкого канала. Советская позиция также была продиктована практическими соображениями: конфликт между Египтом и западными странами позволил бы окончательно вывести Египет из-под британского контроля, получить союзника на арабском Востоке и, самое главное, прорвать южный «санитарный кордон» из государств Багдадского пакта, старательно выстраиваемый англичанами и американцами вдоль границ СССР.

Конференция, где обсуждался вопрос будущего Суэцкого канала, открылась 16 августа 1956 г. Из примерно 50 государств, пользующихся Суэцким каналом, в работе конференции приняли участие только 22 – в большинстве своем участники проамериканских военных блоков. Советская делегация с самого начала конференции обратила внимание на состав участников и на невозможность решить «суэцкий вопрос» без Египта, который отказался от участия в конференции. К тому же канал, будучи национализированным, функционировал в прежнем режиме, что делало обвинения в отношении Египта безосновательными.

20 августа 1956 г. государственный секретарь США Д.Ф. Даллес внес на рассмотрение конференции свои предложения по урегулированию «суэцкого вопроса» – так называемый «план Даллеса». В соответствии с этим планом Египет должен был фактически отказаться от своих суверенных прав на Суэцкий канал в пользу международного органа управления каналом. Советская делегация выступила против этого плана и поддержала предложения, внесенные индийской делегацией, в основу которых был положен принцип строгого соблюдения суверенных прав Египта. Таким образом, попытка организаторов Лондонской конференции использовать ее для установления контроля над Суэцким каналом ничем не завершилась. Вопрос был вынесен на Совет Безопасности ООН, где надежда на его разрешение в пользу Англии и Франции была окончательно похоронена, когда СССР использовал право вето.

Не исключая возможности войны за Суэц, СССР 11 сентября 1956 г. направил послания главам правительств Англии и Франции, в которых подчеркивалось, что Советский Союз не будет стоять в стороне от развития ситуации на Ближнем Востоке, и содержалось предупреждение «насчет опасного развития событий, если не будет проявлено необходимое благоразумие»

24 октября 1956 года высшие дипломатические и военные представители Великобритании и Франции, включая министров иностранных дел, тайно встретились на вилле в Севре около Парижа с делегацией высшего руководства Израиля, включая Давида Бен-Гуриона, Моше Даяна и Шимона Переса. Три государства пришли к взаимопониманию: Израиль в ответ на угрозы и военное давление Египта нанесет военный удар по Синайскому полуострову в направлении Суэцкого канала. Далее должна последовать нота Англии и Франции с требованием к Египту и Израилю прекратить огонь и отвести войска на 10 километров от канала. Англия и Франция в этом случае высаживают десант и занимают как миротворцы территорию Суэцкого канала. Действия союзников соотвествовали пункту договора 1954 года – возникновение опасности позволяет Англии ввести войска. В случае отказа Египта планировалось ведение войны до победного конца силами всех трех государств.

У Израиля было достаточно причин, чтобы принять участие в англо-французской кампании с целью свержения режима Насера в Египте: во-первых, еще с июля 1950 г. Египет ввел запрет на проход судов, везущих грузы в Израиль, и блокировал для израильских кораблей Тиранский пролив. Во-вторых, Израиль хотел положить конец вылазкам партизан из палестинских лагерей в секторе Газа, в-третьих, смена египетского режима могла бы привести к денонсации договоренностей по покупке вооружений у соцстран. Израилю нужна была война с Египтом, беспроигрышность которой обеспечивали Великобритания и Франция.

25 октября в Севре тремя сторонами был подписан документ относительно плана операции. Иден не поставил своей подписи, послав своего заместителя, Англия вообще не хотела оставлять каких-либо письменных документов, чтобы не дискредетировать себя и в случае неудачи объявить о своей непричастности. В общем, весь план был составлен таким образом, чтобы не вызвать подозрения мировой общественности в англо-израильских связях и заранее запланированных совместных действиях против Египта.

29 октября 1956 г. израильские войска, насчитывавшие порядка 100 тыс. человек, 200 танков, 600 орудий и минометов, около 150 боевых самолетов, согласно плану «Кадеш» (Очищение), вторглись в Египет. 30 октября вопрос об агрессии Израиля был поставлен на обсуждение в Совете Безопасности. В тот же день, выступая в Совете, английский представитель заявил, что 30 октября Англия и Франция направили Египту и Израилю срочные ноты, в которых призывали обе стороны немедленно прекратить все военные действия на суше, на море и в воздухе и отвести свои вооруженные силы на расстояние 10 миль от канала.

Подобная схема позволяла сохранить видимость непричастности Англии и Франции к агрессии. Египту предлагалось просто оставить всю свою территорию от границы с Израилем до десятимильной линии к западу от Суэцкого канала – то есть отдать Синай. Египту было также предъявлено требование согласиться на ввод англо-французских войск на ключевые позиции в Порт-Саиде, Исмаилии и Суэце – для обеспечения их безопасности. При этом было заявлено, что если по истечении двенадцати часов стороны не выполнят эти требования, то это вызовет прямое вмешательство англо-французских вооруженных сил.

В этом контексте стоит обратить внимание на события в Будапеште осенью 1956 г. Очевидно, что начало боевых действий против Египта и восстание в Будапеште совпали не случайно – англичане и французы надеялись, что СССР, отвлеченный венгерскими событиями, не станет вмешиваться в Суэцкий кризис. В этом контексте понятна активность английской пропаганды, которая с помощью радиопередач, транслируемых на Венгрию, активно призывала к восстанию, обещая помощь Запада в случае вмешательства СССР.

Венгерское восстание не помешало советскому правительству активно выступить против агрессии Израиля и маневров западных держав. 30 октября 1956 г. представитель СССР в Совете Безопасности ООН призвал принять меры к пресечению агрессии Израиля и добиться немедленного вывода его войск с египетской территории.

СССР совместно с США проголосовал в Совете Безопасности ООН за прекращение огня, но Англия и Франция блокировали как американское, так и советское предложения.

31 октября Англия и Франция объявили о начале военных действий против Египта.

3 ноября 19 стран Азии и Африки внесли на рассмотрение Генеральной Ассамблеи ООН проект резолюции, предусматривающей прекращение войны. 4 ноября 59 голосами против 5 резолюция была принята. Однако агрессоры по-прежнему игнорировали призывы ООН – англо-французская авиация продолжала бомбить египетские города.

5 ноября 1956 г. министр иностранных дел СССР направил телеграмму председателю Совета Безопасности, в которой он потребовал срочного созыва Совета для обсуждения вопроса о невыполнении Великобританией, Францией и Израилем решения Чрезвычайной специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН и о немедленных мерах по прекращению агрессии против Египта. В этой же телеграмме содержался проект резолюции, который в категорической форме предлагал правительствам Великобритании, Франции и Израиля «немедленно, но не позднее 12 часов с момента принятия настоящего решения, прекратить все военные действия против Египта и в трехдневный срок вывести вторгшиеся на территорию Египта войска». В советском проекте предусматривалось также, что если это требование не будет выполнено, то все члены ООН, и прежде всего СССР и США, окажут Египту военную помощь. Советское правительство при этом подчеркивало, что оно «готово внести свой вклад в дело обуздания агрессоров, защиты жертв агрессии, в дело восстановления мира путем посылки в Египет необходимых для этой цели военно-воздушных и военно-морских сил».

В тот же день, 5 ноября 1956 г., Советское правительство обратилось с посланием к президенту США, в котором предлагалось совместно использовать вооруженные силы обоих государств с санкции ООН и объединить усилия СССР и США для прекращения агрессии против Египта. Однако инициатива СССР не встретила поддержки в Вашингтоне. Тогда премьер министр Булганин направил главам правительств Англии – Идену, Франции – Ги Молле и Израиля – Бен-Гуриону послания, в которых заявил «о решимости применением силы сокрушить агрессоров и восстановить мир на Востоке».

В каждом послании содержались серьезные предупреждения. Идену была направлена первая четко выраженная угроза применения ракетного оружия: «Советское правительство считает необходимым обратить Ваше внимание на то, что развязанная Англией и Францией агрессивная война против египетского государства…чревата последствиями для всего мира… В каком положении оказалась бы сама Англия, если бы на нее напали более сильные государства, располагающие всеми видами истребительного оружия? А ведь такие страны могли бы в настоящее время и не посылать к берегам Англии военно-морских и военно-воздушных флотов, а использовать другие средства, например ракетную технику…

Мы полны решимости применением силы сокрушить агрессоров и восстановить мир на Востоке. Мы надеемся, что в этот критический момент Вы проявите должное благоразумие и сделаете из этого соответствующие выводы». В послании израильскому премьер-министру Бен-Гуриону говорилось следующее: «Выполняя чужую волю, действуя по указаниям извне, правительство Израиля преступно и безответственно играет судьбой мира, судьбой своего народа. Оно сеет такую ненависть к Государству Израиль среди народов Востока, которая не может не сказаться на будущем Израиля и которая поставит под вопрос само существование Израиля как государства».

ТАСС вторил МИД СССР, изящно обыгрывая тему с «добровольцами»:

«Ярким выражением горячих симпатий советских людей к египетскому народу, борющемуся за свою национальную независимость и свободу, являются многочисленные заявления советских граждан, в среде которых имеется большое количество находящихся в запасе летчиков, танкистов, артиллеристов – участников Великой Отечественной войны, с просьбой разрешить им направиться в Египет в качестве добровольцев, чтобы вместе с египетским народом изгнать агрессоров с египетской земли».

Советские заявления достигли своей цели – вряд ли Англию или США устраивала перспектива посылки советских военнослужащих в Египет, так что игнорировать эти угрозы было опасно. Одновременно СССР решал «венгерский вопрос»: 1 ноября советские войска вошли в Венгрию, 4 ноября – в Будапешт. Сопротивление восставших было окончательно сломлено к 10 ноября 1956 г. На этом фоне угрозы «посылки добровольцев» и применения силы против агрессоров смотрелись очень убедительно.

Уже 6 ноября 1956 г. премьер-министр Англии направил послание Председателю Совета Министров СССР, в котором сообщалось, что правительство Англии дало распоряжение своим вооруженным силам в Египте прекратить огонь в полночь с 6 на 7 ноября. В тот же день Председатель Совета Министров Франции направил послание Председателю Совета Министров СССР о том, что Франция согласна на окончательное прекращение огня в Египте, как только подобное же желание будет выражено Израилем и Египтом и как только вооруженные силы ООН будут в состоянии выполнить возложенные на них задачи. 8 ноября последовало такое же послание премьер-министра Израиля Председателю Совета Министров СССР, в котором сообщалось о прекращении израильскими войсками огня в Египте.

Подход отечественной историографии к событиям вокруг Суэцкого канала отличается от подхода западного, что свойственно многим сюжетам из истории холодной войны. Отличается главным образом оценкой роли сверхдержав и основных причин, которые привели к отступлению франко-британско-израильских войск и окончанию войны. Западные источники уделяют советскому дипломатическому вмешательству второстепенное значение, говоря о позиции США и антивоенных выступлениях во Франции и Великобритании. В советской литературе конфликт получил название «Тройственная агрессия», в западной и арабской – «Суэцкий кризис».

На наш взгляд, исторический анализ событий должен строиться на объективных фактах в рамках «постревизионистской» школы изучения конфликтов периода холодной войны. Бесспорно, позиция США повлияла на агрессоров, но американские миротворческие инициативы, в отличие от советских, не носили характера угроз. Неизвестно, как развивались бы события, если бы США поддержали Израиль, Великобританию и Францию. Равно как неизвестно, и как далеко могла пойти Москва в своем стремлении защитить Египет. Но сослагательное наклонение в историческом анализе неуместно – в Суэцком кризисе позиции двух антагонистов холодной войны совпали неслучайно. США и СССР были заинтересованы в ослаблении Великобритании и готовы использовать свою антивоенную позицию для укрепления своего влияния в регионе.

Для Франции и Англии военная операция против Египта стала очередным провалом ближневосточной политики. Дни Англии на Ближнем Востоке были сочтены: последующие удары – смещение командира Арабского легиона Глабб-паши в Иордании в 1956 г., иракская революция в 1958 г., – обозначили крах Великобритании как первостепенного актора ближневосточной политики. В 1962 г. Франция отказалась от Алжира. Подходило к концу англо-французское доминирование на Ближнем Востоке – эпоха, начавшаяся с колонизации Францией Алжира, захвата англичанами Египта и совместного раздела османских владений по договору Сайкс-Пико 1916 г. Оказавшись перед вызовом режима Насера, английские и французские политики не смогли найти иного решения, кроме как военным вторжением вернуть утраченные позиции. Символично, что поражение англо-французским войскам в Египте было нанесено именно дипломатическими усилиями СССР. Отказ США от поддержки своих союзников по НАТО в суэцкой авантюре стал последней каплей. Ни Франция, ни Англия уже никогда не играли столь значительной роли на Ближнем Востоке, оставив США и СССР наследниками огромной колониальной системы, которую им предстояло поделить.

Политическая победа Египта в войне 1956 г. имела негативные последствия для Израиля. Египетский президент, сумевший выстоять перед тройственной агрессией, стал одним из самых популярных политиков в арабском мире. После 1956 г. Египет сделал серьезную заявку на региональное лидерство. Объединение с Сирией в феврале 1958 г. стало еще одним шагом к реализации амбициозных планов Египта. Иракская революция в июле 1958 г. была победой панарабского курса, провозглашенного Насером, и крушением альтернативного центра силы, противопоставляемого Египту американцами и англичанами. Революция в Ираке, ставшая проявлением тенденции свержения монархий на Ближнем Востоке, поставила в сложное положение Иорданию, страну, которая контролировала большую часть территорий арабской Палестины. Республиканские панарабистские режимы в Египте, Сирии, Ираке выступали за активное решение палестинского вопроса. Иорданская монархия опасалась оказаться между двух огней – очередным арабо-израильским столкновением и волнениями палестинского населения, составлявшего большинство жителей Иордании.

1.3. От Шестидневной войны до событий «Черного сентября»

В 1965 г. президент Туниса Бургиба неожиданно для многих политиков Ближнего Востока выступил с мирной инициативой, предложив арабским государствам признать Израиль в границах, обозначенных ООН резолюцией № 181 от 1947 г., при соблюдении резолюции № 194 о возвращении палестинских беженцев. План был отвергнут обеими противоборствующими сторонами, однако, по свидетельству некоторых источников, серьезные дискуссии на эту тему велись как среди израильских элит, так и среди арабских. Но пройдет меньше двух лет, и инициатива Бургибы безнадежно устареет.

В июне 1967 г. на Ближнем Востоке разразилась очередная арабо-израильская война, вошедшая в историю, как Шестидневная война, закончившаяся победой Израиля над Египтом, Сирией и Иорданией. Эта война имела серьезные последствия для всего Ближневосточного региона, обозначив новый этап в истории как Израиля, так и арабских государств. Действительно, она определила дальнейшее развитие Ближнего Востока, и современная карта региона за некоторыми исключениями была очерчена Шестидневной войной. Американский исследователь Майкл Орен в своей объемной монографии «Шесть дней войны» пишет о том, что все последующие конфликты и мирные инициативы – Война на истощение, война Йом Кипур, «Черный сентябрь», Ливанская война, соглашения в Кемп-Дэвиде, в Осло, Интифада, – все это было следствием шести напряженных дней июня 1967 г.

Шестидневной войне предшествовала серия локальных вооруженных столкновений и серьезной политической полемики, в первую очередь в рамках ООН. Фактически военные акции между сторонами имели нарастающий характер на протяжении нескольких месяцев до июньской войны. Как у Египта, так и у Израиля были поводы для выяснения отношений. Израильское руководство нуждалось в «маленькой победоносной войне», которая бы остудила пыл египетского лидера и его союзников (та же причина, что и в 1956 г.), в свою очередь, арабские армии были готовы поквитаться с Израилем за предыдущие поражения и силой оружия осуществить реализацию резолюций ООН. Важную роль сыграл вопрос распределения водных ресурсов. В 1964–1967 гг. между израильтянами и арабами разгорелся конфликт из-за столь ценного на Ближнем Востоке ресурса – пресной воды.

Вопрос распределения ресурсов реки Иордан поднимался неоднократно в предшествующее десятилетие, но приобрел особую остроту после того, как сентябре 1964 г. заработал всеизраильский водовод и воды реки Иордан начали поступать в пустыню Негев. Попытки отвода воды со стороны Сирии привели к перерастанию сирийско-израильской напряженности в конфликт с применением оружия, что было еще одним шагом к большой войне. Именно сирийско-израильский конфликт побудил Египет принять серьезные меры по отношению к Израилю.

По сути, предпосылки столкновения между Израилем и арабскими странами напоминали предпосылки войны 1956 г., но спустя более десяти лет два главных противника в регионе – Израиль и Египет – чувствовали себя гораздо уверенней. Несмотря на провал плана интеграции Египта и Сирии в Объединенную Арабскую Республику в 1961 г. и некоторые внутриполитические сложности, Египет продолжал удерживать флаг лидера арабского мира, что накладывало на эту страну определенные обязательства – в том числе связанные с позицией по отношению к «сионистскому образованию». Укрепление египетской армии с помощью советского оружия вкупе с заверениями египетского генералитета в мощи и «непобедимости» Египта создали у президента Насера опасную иллюзию превосходства над Израилем. Военная мощь страны по сравнению с 1967 г. возросла, но и Израиль не стоял на месте, превратившись в одну из самых мощных военных сил в регионе.

Египетская армия принимала участие в гражданской войне в Йемене, поддержав антимонархические силы. Монархии арабского мира поддержали йеменских роялистов в борьбе против «насеризма» и «египетского империализма». Йеменскую кампанию египетской армии историки сравнивают с вьетнамской войной США – она стоила Египту больших финансовых затрат и людских потерь. К 1967 г. на йеменском театре войны были задействованы свыше 50 тыс. египетских военнослужащих, представлявших лучшие силы египетской армии – их отсутствие сыграло отрицательную роль в событиях Шестидневной войны. Несмотря на общую антиизраильскую риторику арабских стран, к середине 60-х арабский мир разделился на два противоборствующих лагеря – консервативный, объединивший арабские монархические режимы во главе с Саудовской Аравией, и революционный, куда входили арабские республики во главе с Египтом. Как и в канун предыдущих войн, отсутствие единства серьезно ослабляло всю «антиизраильскую коалицию».

Вопрос «кто начал первым?» занимает едва ли не главное место в научных и публицистических спорах и обсуждениях причин Шестидневной войны, отодвигая на второй план вопрос о ее последствиях. Израильская сторона называет эту войну превентивной, уверяя, что Египет сам готовил войну против Израиля, но употребление этого термина является попыткой снять с себя ответственность за агрессию. Действительно, Египет настоял на выводе миротворцев ООН из зоны Суэцкого канала и приступил к переброске войск на Синай, но происходило это в условиях конфронтации Израиля с Сирией, грозившей сирийско-израильской войной, в которой египтяне обязались поддержать Сирию. В некоторых израильских и американских работах популярна версия о предоставлении советской стороной секретной информации Египту относительно агрессивных планов Израиля. Якобы именно эта информация и подвигла Египет на мобилизацию своих сил, что в итоге вынудило Израиль напасть. Эта версия едва ли не стала официальной версией событий и удовлетворила многих – ведь во всем оказался виноват СССР. Так, называется дата 13 мая 1967 г., когда СССР уведомил Египет о возможном нападении Израиля на Сирию и Египет. Но арабские источники и документы советского МИД говорят о том, что египтяне получили информацию о возможном нападении от сирийцев. Кроме того, рассекреченные документы советского МИД, в частности от 13 мая 1967 г., не содержат информации о каких-то призывах к Египту напасть на Израиль – Громыко говорит только об «активизации реакционных сил» в регионе, подразумевая обострение сирийско-израильских отношений. Египетская же сторона допускает возможность нападения на Израиль только в случае начала Сирийско-израильской войны. В некоторых источниках есть упоминание, что конфиденциальная информация о сосредоточении израильских дивизий возле сирийской границы была передана вице-президенту Египта Анвару Садату заместителем советского министра иностранных дел Владимиром Семеновым. Но ничего ложного или «подстрекающего» в сообщениях СССР не было – нельзя забывать, что Сирия на протяжении нескольких месяцев находилась на грани войны с Израилем, и обе стороны приняли участие в серии пограничных вооруженных конфликтов. В рассекреченном в наши дни документе МИД СССР, представляющем собой запись беседы посла СССР в Египте Д.П. Пожидаева с военным министром ОАР Ш. Бадраном, говорится о сосредоточении 12 израильских бригад на сирийской границе. Об этом египетскому министру сообщили сирийцы, опасающиеся возможной войны с Израилем. Бадран сообщил Пожидаеву, что на Синай отправляются египетские подразделения, готовые прийти на помощь Сирии в случае израильского вторжения. Целью этого вторжения, по мнению Бадрана, могло быть свержение сирийского режима и ослабление арабской «прогрессивной» коалиции во главе с Египтом.

СССР еще в апреле 1967 г. официально предупреждал израильскую сторону об опасности эскалации конфликта. Обвинять СССР в заинтересованности в войне на Ближнем Востоке по крайней мере нелогично – советский режим не был заинтересован в конфликте, опасаясь втягивания в него США. Кроме того, советское руководство не было готово действовать в духе предыдущего генсека Н.С.Хрущева, так как не испытывало уверенности в успешном исходе войны на Ближнем Востоке, несмотря на самонадеянные заявления египетских и сирийских официальных лиц. Еще более странной представляется версия о том, что СССР подстрекал Египет к войне, надеясь на его поражение. Подобные конспирологические догадки встречаются в псевдонаучной западной литературе, доказывающей связь СССР и Израиля (тайный союз коммунистов и сионистов и т. п.)

Сосредоточим внимание на событиях, предшествовавших этой войне. 18 мая 1967 г. египтяне потребовали вывести войска ООН, размещенные на Синае и являвшиеся буфером между Израилем и Египтом. Этот шаг египетской стороны рассматривался как один из наиболее веских аргументов в пользу того, что египтяне готовились к войне против Израиля. Однако египетская сторона объясняла свои требования опасностью сирийско-израильского столкновения – войска ООН не позволили бы египтянам прийти на помощь сирийцам в соответствии с сирийско-египетским оборонным договором. Тем не менее израильская сторона имела все основания расценивать вывод чрезвычайных сил ООН как угрозу своей безопасности, а в дальнейшем объяснять превентивность своей агрессии. Но не только об Израиле думал Насер, выдворяя ооновцев из Синая, – еще одной причиной были периодические упреки со стороны королей Иордании и Саудовской Аравии. Они называли обещания Насера помочь палестинцам и сирийцам пустыми и ничего не стоящими, ввиду наличия контингента ООН. Таким образом, Насер делал красивый жест, доказывая королям, что готов на все ради арабских собратьев. Арабо-израильский конфликт был лишь одной из нескольких составляющих сложной политической игры на Ближнем Востоке.

Стремясь оказать давление на Израиль, Египет объявил о закрытии Тиранского пролива для всех судов, принадлежавших Израилю, а также для тех судов, которые доставляют в Израиль стратегические материалы, в том числе вооружение и нефть. Нефть в Израиль доставлялась преимущественно судами под либерийским флагом, но по просьбе египетского президента Либерия обязалась прекратить эти поставки. Закрытие Тиранского пролива закрывало Израилю путь в Индийский океан. Правда, Д.Е. Пырлин пишет, что судоходство через Тиранский пролив не было экономически важно для Израиля – через порт Эйлат осуществлялось только около 5 % внешнеторгового оборота Израиля.

30 мая 1967 г. иорданский король Хусейн – еще накануне называемый египетской прессой предателем арабских интересов – прилетел в Египет и подписал оборонное соглашение. Это событие было истолковано израильской стороной как очередное доказательство скорой агрессии арабских союзников. Египетские исследователи объясняют подготовку египетской армии неизбежностью нападения со стороны Израиля – израильская сторона объясняет свое нападение попыткой предотвратить атаку со стороны арабских армий.

Де-факто Израиль стал агрессором, нанеся ранним утром 4 июня 1967 г. воздушные удары по египетским объектам и начав полномасштабное вторжение. Быстрое поражение арабов продемонстрировало, насколько Египет, Сирия и Иордания были плохо подготовлены к войне.

То, что израильская армия не покинула захваченные в ходе войны территории, дает основание полагать, что разгром армий противника был не единственной целью израильского командования. И хотя многие израильские исследователи подчеркивают, что у Израиля не было четких планов завоевания и удержания тех или иных территорий, объяснение случившемуся иногда находится очевидно абсурдное, вроде: «Раз уж получилось захватить столь обширные пространства, то почему бы их не оставить?» Наиболее взвешенная точка зрения заключается в том, что в ходе успешного развития наступательных операций выявлялись новые возможности, которые были использованы израильским командованием. В доказательство этой гипотезы израильский исследователь А. Эпштейн в одной из своих работ пишет о том, что прозорливые представители военной разведки буквально за день до окончания Шестидневной войны предложили вернуть захваченное арабам – в обмен на мир и признание Израиля, что было бы реально в условиях растерянности арабских государств, наголову разбитых в войне. Эта идея могла бы показаться неразумной, и, видимо, такой и показалась, раз не была реализована на практике, но в последующие десятилетия Израиль фактически занимался обменом этих территорий на мир. При куда более сложных обстоятельствах.

Очевидно, что именно территориальные захваты были одной из важных задач и целей Шестидневной войны. Израиль в границах до 1967 г. вряд ли отвечал чаяниям как идейных сионистов, ссылавшихся на границы древнего еврейского государства, так и израильских политиков, мыслящих рационально. Попытки представить войну 1967 г. как вынужденную и навязанную арабскими соседями, на наш взгляд, направлены на то, чтобы скрыть экспансионистские амбиции Израиля. Несмотря на весь пафос заявлений арабских политиков, египетская и сирийская армии не были готовы к ведению полномасштабной наступательной войны.

С точки зрения геополитической стратегии понятно стремление недавно созданного государства с максимально возможной выгодой изменить свое геополитическое положение. Очевидно, что границы, проведенные между арабами и евреями, при всей их логичности, не отвечали геополитическим устремлениям Израиля. Здесь уместно вспомнить термин немецкого геополитика Ратцеля – Lebensraum – «жизненное пространство», которого не хватало Израилю, ставившему своей целью собрание миллионов евреев на крошечной территории. Один из главных архитекторов Шестидневной войны генерал Моше Даян говорил накануне израильского вторжения: «Наш успех будет исчисляться не количеством подбитых египетских танков, а размером территории, которую мы возьмем под контроль». Очевидно, что контроль над Синаем обеспечил бы Израилю лучшие позиции в противостоянии с Египтом, создавая огромную буферную зону. Синай, богатый нефтью и газом был бы очень полезен Израилю как источник энергетических ресурсов. Контроль над Голанскими высотами также имел военно-стратегическое значение. Роль водных ресурсов Иордана и Тивериадского озера как важнейших источников пресной воды тоже очевидна – обладание ими было необходимо для дальнейшего развития еврейского государства. Исходя из этих фактов, сложно согласиться с утверждением, что война, развязанная Израилем, имела превентивный характер.

Война, продолжавшаяся всего шесть дней, по скорости и стратегии сравнимая с немецкими блицкригами времен Второй мировой войны, кардинальным образом изменила геополитический баланс на Ближнем Востоке. С военной точки зрения Израиль одержал победу, увеличив свою территорию почти в четыре раза, оккупировав Синайский полуостров (60 000 кв. км), Голанские высоты (12 000 кв. км), Западный берег реки Иордан (6000 кв. км), Сектор Газа (360 кв. км). Символическое значение имело установление контроля над Иерусалимом.

Согласно резолюции ООН № 181, Иерусалим должен был иметь статус corpus separatum, но из-за начала первой Арабо-израильской войны этого статуса он не получил, оставаясь разделенным между Израилем и Иорданией вплоть до 1967 г. Вопрос Иерусалима можно назвать одним из самых острых и трудноразрешимых в палестино-израильских отношениях. Контроль Израиля над Аль-Кудсом стал одним из главных факторов в идеологической войне, вызвав негодование мусульман по всему миру, сделав их противниками политики Израиля. Несмотря на то, что израильская администрация обещала не вмешиваться в управление святыми местами, которое осуществлялось тремя религиозными общинами Иерусалима, сам факт немусульманского контроля над Святым городом, воспринимался мусульманами как унижение. В 1980 г. Иерусалим был провозглашен единой и неделимой столицей Израиля.

Что касается остальных территорий, то в конце 70-х гг. XX в. часть их была возвращена Египту в рамках мирных соглашений (Синайский полуостров), часть аннексирована (Голанские высоты), часть имеет неопределенный с правовой точки зрения статус (сектор Газа и Западный берег реки Иордан). Говоря о неопределенности статуса оккупированных территорий Палестины следует отметить, что ситуация не имеет аналогов в мировой практике, ибо начиная с 1967 г. под контролем израильских войск находятся земли, не являющиеся частью территории страны, с населением, не имеющим израильского гражданства, а значит, и прав. Территории эти не были аннексированы, но находятся под оккупацией в течение всех последующих лет. Аннексия палестинских территорий, на которых проживало свыше 2,5 млн арабов, угрожала идее Израиля как еврейского национального государства. Захватив территории, где проживают палестинские арабы, Израиль фактически реализовал идею «единой Палестины», которую когда-то предлагали в рамках ООН страны так называемого «меньшинства» – Югославия и Индия. Но если в арабо-израильской Палестине предполагалось совместное участие в управлении государством, то на оккупированных палестинских территориях имел место режим, схожий с режимом апартеида, существовавшим в ЮАР или Южной Родезии. С 1967 г. палестинский народ, оказавшийся большей частью под контролем израильской армии, открывает новую страницу в истории своего сопротивления уже не как составляющей общеарабского фронта, а как самостоятельной политической силы, действующей в условиях оккупации. Арабские режимы оказались неспособными решить палестинский вопрос и вернуть захваченные Израилем земли, более того, они даже не смогли защитить свои территории.

Говоря о палестинских организациях, следует сказать о возникновении Организации освобождения Палестины (ООП), которая появилась еще в 1964 г. при активном участии ЛАГ. Инициатива создания ООП принадлежала президенту Насеру, который был заинтересован в наличии подконтрольной палестинской организации. Именно Насер настоял на том, чтобы первым руководителем ООП стал адвокат Ахмед Шукейри. Палестинское движение не было единым и состояло из многочисленных военно-политических группировок, боровшихся за лидерство и подвергавшихся давлению со стороны арабских стран, стремившихся взять под свой контроль палестинское сопротивление и использовать его в своих интересах. После шестидневного разгрома позиции Ахмеда Шукейри как лидера ООП ослабли, его хвастливые речи о сбросе Израиля в море контрастировали с результатами Шестидневной войны. При его преемнике Яхье Хаммуде ООП превращается в «дискуссионный клуб», эффективность которого невысока. После войны, поставившей палестинцев на грань новой катастрофы, появление новых жестких лидеров, способных предложить решение усугубившихся проблем, было неизбежным.

21 марта 1968 г. происходит событие, вошедшее в историю палестинского сопротивления как битва при Караме, в ходе которой иорданская армия и палестинские боевики смогли успешно противостоять попыткам израильской армии взять штурмом городок Караме, в котором находился большой лагерь палестинских беженцев. Палестинцы не только отбили атаки израильской армии, но и захватили несколько танков противника. Одним из героев этих событий стал лидер организации Фатх Абу Аммар, также известный как Ясир Арафат. Успешное противостояние израильским войскам подняло его авторитет среди палестинцев и других арабских народов, еще помнивших позор 1967 г. В июле 1968 г. на четвертом Палестинском конгрессе Арафат становится главой ООП, а Фатх занимает лидирующие позиции во всем палестинском сопротивлении.

В то же время ООП принимает уставной документ, в котором говорится, что международное сообщество так и не смогло выполнить взятых на себя обязательств по справедливому решению палестинского вопроса. В Уставе Израиль назывался незаконным государством, что, в свою очередь, привело к отказу Израиля иметь дело с ООП. Вопрос взаимного признания становится ключевым в отношениях между палестинцами и израильтянами. Очевидно, что именно оккупация Израилем территорий, населенных палестинскими арабами, привела к активизации палестинцев, появлению новых лидеров. ООП превратилась из марионетки арабских режимов в реальную политическую и военную силу. Палестинский вопрос активно обсуждается мировым сообществом – в 1969 г. резолюцией № 2535 ООН констатирует, что проблема палестинских беженцев возникла в связи с лишением их неотъемлемых прав. В резолюции говорится, что «лишение их прав еще более усугубляется сообщаемыми актами коллективного наказания, произвольного задержания, введения комендантского часа, разрушения домов и имущества, депортации и других репрессивных мер, направленных против беженцев и других жителей оккупированных территорий» В 1970 г. Генеральная ассамблея ООН принимает резолюцию № 2672, подтверждающую право палестинцев на самоопределение.

Значительный военный успех Израиля в 1967 г., достигнутый за счет поражения трех арабских государств (Египта, Сирии и Иордании) и захвата их территорий, не обеспечил ему политического доминирования в регионе. Если война 1948 г. нанесла удар по идее арабской интеграции, которая не пошла дальше создания ЛАГ, то война 1967 г. всколыхнула арабский мир, очевидное унижение которого только усилило реваншистские настроения. Несмотря на разгром египетской армии, крушения режима Насера не последовало – раис сохранил свой пост и приступил к серьезному перевооружению и подготовке египетской армии. Поражение в войне позволило Насеру приступить к чисткам в армии и ликвидировать альтернативный центр силы, создававшийся в ее недрах в 60-е гг. и состоявший преимущественно из офицеров ВВС и военной разведки. Отставка маршала Амера и дальнейшая попытка осуществления переворота его сторонниками были отражением сложных политических процессов, имевших место в Египте во второй половине 60-х гг. XX в. Шестидневная война вскрыла противоречия внутри правящих кругов и обозначила новый этап в развитии египетского общества. Армия после этой войны перестала играть активную роль в политической жизни Египта.

В последние годы благодаря обнародованию документов из засекреченных архивов некоторых стран появляется информация о тайных переговорах, которые в конце и после Шестидневной войны велись между Иорданией и Израилем и касались признания Израиля со стороны Иордании и налаживания между ними отношений. Израильское руководство расценивало иорданскую сторону как наиболее сговорчивую. Но король Хусейн не мог пойти на такой шаг в условиях уже состоявшегося общеарабского позора, пусть даже цена мира и устраивала Иорданию.

6–7 июня 1967 г. со стороны Кувейта, Алжира, Саудовской Аравии, Ливии, Катара и Бахрейна были предприняты шаги экономического характера, заключавшиеся в прекращении поставок нефти США и Великобритании. Но этот экономический демарш оказался непродолжительным, став лишь репетицией серьезного «нефтяного удара», который будет нанесен по союзникам Израиля на Западе в ходе следующей арабо-израильской войны. В сентябре 1967 г. состоялась Хартумская конференция, на которой были приняты важные политические решения относительно дальнейших действий со стороны арабских государств. Саудовская Аравия, Кувейт и Ливия обязались оказать финансовую помощь для ликвидации последствий агрессии. Был провозглашен принцип «Трех “нет”»: нет – признанию Израиля, нет – переговорам с Израилем, нет – заключению мира с Израилем.

Несколько месяцев спустя после окончания войны, в ноябре 1967 г., СБ ООН принимает резолюцию № 242, в которой содержится требование вывода израильских войск с территорий, оккупированных в ходе Шестидневной войны, а также утверждается необходимость достижения справедливого урегулирования проблемы беженцев. В резолюции также говорилось о направлении специального представителя ООН для проведения переговоров по урегулированию ближневосточной проблемы. Сирия и Ирак отвергли резолюцию № 242, мотивируя это тем, что она косвенным образом утверждает юрисдикцию Израиля над территорией, оккупированной им во время войны 1948 г. и выходящей за границы, установленные на основе резолюции о разделе Палестины.

Специальным представителем ООН был назначен шведский дипломат Гуннар Ярринг, чья дипломатическая работа продолжалась несколько лет, но так и не увенчалась успехом. Один из важных участников ближневосточной политики – Сирия – отказался принять миссию Ярринга. Израиль и Египет попеременно срывали ее работу. В июне 1970 г. США выдвинули план Роджерса, который базировался на резолюции № 242 и предлагал сторонам заключить перемирие и перейти к переговорам. Египет и Иордания согласились принять план Роджерса, Израиль отказался это сделать. Тем не менее 7 августа 1970 г. было подписано Соглашение о прекращении огня, положившее конец изнурительной «войне на истощение». В 1971 г. Ярринг предложил вариант египетско-израильского урегулирования, согласно которому Израиль должен был взять на себя обязательство вывести свои войска с оккупированной египетской территории к прежней границе между Египтом и подмандатной Палестиной, а Египет – взять на себя обязательство заключить мирный договор с Израилем.

Израиль, не принявший плана Роджерса, не соглашался и на вывод войск с оккупированных территорий, хотя ценой этого мог бы получить мир с Египтом и Иорданией, а следовательно, и признание со стороны этих стран. (На реализацию данной схемы потребуется два десятка лет). Следует отметить, что принятие Насером и королем Хусейном плана Роджерса, а потом и подписание перемирия с Израилем было воспринято палестинцами как предательство – ведь план подразумевал дальнейшее признание арабскими странами «сионистского образования», не предполагал создания палестинского государства и следовал идеям резолюции № 242, по которой Западный берег реки Иордан возвращался Иордании. Левые палестинские организации Народный фронт освобождения Палестины, Демократический фронт освобождения Палестины и другие были готовы сорвать план Роджерса и при удачном стечении обстоятельств свергнуть режим короля Хусейна, чтобы превратить Иорданию в плацдарм для освобождения Палестины. Левые проводили аналогии с Северным Вьетнамом, который помог победе Вьетконга в Южном Вьетнаме. 1 сентября 1970 г. кортеж короля Хусейна подвергся вооруженному нападению палестинских боевиков. Затем палестинцы заняли город Ирбид (в северной части Иордании) и провозгласили его «освобожденной территорией». Все это привело к кровопролитным событиям, вошедшим в историю как события «Черного сентября», в ходе которых иорданская армия провела масштабную операцию по изгнанию активистов ООП из Аммана и других городов и зачистку палестинских лагерей. В конфликте приняли участие сирийские и иракские войска. Дальнейшая эскалация конфликта в Иордании была чревата последствиями для всех сопредельных арабских государств и даже ликвидацией ООП как организации. По разным данным, в сентябре 1970 г. погибло от 3500 до 20 000 палестинцев (палестинские и израильские данные соответственно).

В спасении ООП от гибели в Иордании активное участие принял президент Египта Гамаль Абдель Насер, который смог усадить палестинских и иорданских лидеров за стол переговоров. Последовавшая вскоре после этого смерть Насера от сердечного приступа была воспринята палестинцами как тяжелый удар. Несмотря на то, что Насер долгое время скептически относился к ООП и пытался использовать ее в своих целях, он последовательно отстаивал идеи арабского единства и считал, что Египет должен помогать делу палестинцев. Комментируя смерть египетского раиса, Ясир Арафат сказал, что со смертью Насера палестинская революция потеряла отца. У палестинцев будет еще достаточно оснований убедиться, насколько серьезно смерть Насера и последующие за ней события повлияют не только на палестинский вопрос, но и на всю ближневосточную политику.

1.4. Эпоха Анвара Садата. От 1970 г. до Кемп-Дэвида

После смерти Насера президентом Египта становится Анвар Садат, который начинает постепенное сворачивание курса своего предшественника и ведет двойную игру во внешней политике, надеясь извлечь максимальную выгоду от отношений как с Советским Союзом, так и с США. Садат исходит из того, что только СССР мог поставить технику и вооружения, с помощью которых Египет был в состоянии воевать с Израилем, и только США могли обеспечить политическое давление на Израиль с целью возвращения оккупированных территорий.

Отношения с США были разорваны в 1967 г., но тайные контакты египетского руководства с США имели место с июня 1970 г. – еще при жизни Насера, понимавшего, что США являются важнейшим игроком в ближневосточной игре. Тайные контакты между Египтом и США стали регулярными после смерти президента Насера. На его похоронах Садат общался с главой американской делегации Элиотом Ричардсоном, но американская сторона не проявила должного интереса к персоне Садата, полагая, что тот не сможет надолго удержаться на вершине египетской власти. Однако оказалось, что Садат способен не только сохранить высший пост, но и пойти на серьезные шаги во внутренней и внешней политике. Заключение нового советско-египетского договора о дружбе и сотрудничестве в 1971 г. сменилось высылкой из Египта 15 тысяч советских военных специалистов в июле 1972 г. Скорее всего, разочарование Садата в Советском Союзе было вызвано разрядкой в советско-американских отношениях – в этих условиях СССР не был готов к обострению ближневосточного конфликта. Следует отметить, что американская сторона проявляла слабый интерес к действиям Садата, хотя с удовлетворением восприняла новость о высылке советских специалистов из Египта.

Садату был необходим шаг, который смог бы решить весь комплекс проблем, с какими столкнулся Египет. И решение было найдено – война, которая могла бы показать, что Египет является важным игроком ближневосточного конфликта, с которым будут считаться и США и Израиль. Война была необходима засидевшейся в казармах египетской армии, на которую тратились огромные средства – военные расходы в 1972 г. составили 21 % валового национального продукта страны. Война нужна была, чтобы отвлечь народ от социальных проблем. Студенческие выступления в Каире в 1972 г. являлись отражением растущего недовольства египтян политикой руководства. Также власти Египта надеялись, что война привлечет средства богатых княжеств Персидского залива и повысит авторитет Египта среди арабских стран.

Авторы книги придерживаются того мнения, что Анвар Садат, решившись на войну с Израилем, не преследовал целей уничтожения Израиля или нанесения ему непоправимого ущерба, так как опасался вмешательства США, а потом и СССР[12]. Садат был прагматиком, помнившим уроки войны 1967 г. Перед армией ставились посильные задачи – форсирование израильских укреплений на Суэцком канале, причинение максимального вреда противнику, освобождение Синайского полуострова. Задачей Садата было показать, что Египет способен с помощью «ограниченной войны» нанести ущерб Израилю – все это для того, чтобы сделать позицию оппонента в будущем урегулировании более взвешенной. Вдобавок война Судного дня должна была лишить Израиль победных настроений Шестидневной войны – без нее не было бы Кемп-Дэвидских соглашений.

Второй фронт в войне должна была открыть Сирия, чьей задачей был возврат Голанских высот. Планы объединенного командования предлагались еще в 1969 г., но по причине смерти Насера были отложены. 13 ноября 1970 г. в Сирии произошел переворот, приведший к власти генерал-лейтенанта Хафеза Асада, которому понадобилось время для укрепления собственной власти в стране. В апреле 1973 г. секретные переговоры Египта и Сирии привели к договоренности о совместных боевых действиях против Израиля. От короля Иордании Хусейна также было получено подтверждение об участии в будущей войне. Свои военные подразделения обещали прислать такие страны, как Ирак, Алжир, Ливия, Кувейт, Саудовская Аравия, Судан и Марокко.

Несмотря на то что в октябре 1973 г. Израилю удалось склонить чашу весов на свою сторону и не только избежать разгрома, но и нанести сирийцам и египтянам поражение, война показала Израилю, что теперь его противник является гораздо более мощным, чем казалось раньше. Также, несмотря на американское участие и фактическое спасение Израиля благодаря прямым поставкам техники и вооружений в кризисный момент и давлению, оказанному на президента Египта Анвара Садата, война показала, что отношения Израиля и Соединенных Штатов носят непредсказуемый характер.

Как для израильтян, так и для арабов война имела серьезные психологические последствия: Израиль уже не выглядел столь непобедимым, остался в прошлом образ бестолкового арабского солдата. Был нанесен удар по престижу израильского руководства, арабские же страны получили повод гордиться хотя бы первой фазой войны, когда их действия были успешны. Израиль не ожидал, что Египет начнет войну – и дело было не только в отсутствии бдительности у израильской разведки. Правительство Голды Меир было уверено в незыблемости итогов войны 1967 г., что и породило уверенность в собственных силах. Поэтому израильтяне не придавали большого значения ни мирным инициативам со стороны ООН и Египта, ни его приготовлениям к войне в 1972–1973 гг.

Война 1973 г. вызвала большой резонанс в мире. Эмбарго, наложенное арабскими странами на продажу нефти государствам, поддерживающим Израиль, и дальнейшее повышение цен на нефть спровоцировали экономический кризис на Западе. Отказ большинства стран-членов НАТО помочь США в воздушных поставках Израилю продемонстрировал уязвимость позиции Израиля. Согласившиеся предоставить базы американским самолетам Нидерланды были подвергнуты нефтяному бойкоту. Выросла политическая изоляция Израиля в мире – 29 африканских государств разорвали свои отношения с Израилем. Снизилась иммиграция в Израиль, рост которой наблюдался после Шестидневной войны. Несмотря на то, что израильские войска отразили наступление и даже вступили на территорию Египта и Сирии, настроение израильского руководства было мрачным.

Прекращение огня было достигнуто после принятия Советом Безопасности ООН резолюции № 338 от 22 октября 1973 г. В резолюции содержался призыв приступить к осуществлению резолюции № 242 и к переговорам для дальнейшего заключения мира.

Сразу после окончания октябрьской войны Садат заявил, что 99 % карт ближневосточного урегулирования находятся в руках США, объясняя это тем, что на последней стадии войны именно США удержали Израиль от полной победы над арабами. Американская администрация в этот период была заинтересована в решении ближневосточного кризиса, эскалация которого могла повредить разрядке в отношениях с СССР, а также угрожала ближневосточному нефтетрафику. Американцы были готовы использовать ситуацию для того, чтобы стать единственным миротворцем арабо-израильского конфликта, исключив из процесса СССР и Европу. Последовавший переход Египта под американское покровительство и согласие на ведущую роль США в вопросе урегулирования ближневосточного конфликта стали серьезной победой американского Госдепартамента.

Известный египетский журналист Мухаммад Хасанейн Хейкаль остро критиковал политику Садата после войны 1973 г. На его взгляд, у Садата было много козырей, которые он мог бы использовать более эффективно – общеарабская поддержка, нефтяное «оружие», советское вооружение и техника. Но он предпочел решать вопросы ближневосточного урегулирования сепаратно и под патронатом своих новых друзей – США.

Причина поворота, совершенного Египтом при Садате, обусловлена как внутренними, так и внешними факторами. Политику, которую стал проводить Анвар Садат после 1973 г., следует воспринимать как отказ Египта от амбиций регионального лидерства и всех проблем, с этим связанных («экспорт революции», конфликт с США, большие расходы на армию, постоянная угроза войны с Израилем). Садат и круги, выражавшие интересы египетской буржуазии, не хотели, чтобы Египет оставался «двигателем всей арабской нации», радетелем интересов палестинского народа, лидером общеарабского фронта борьбы с империализмом и сионизмом.

В урегулировании арабо-израильского конфликта принимали участие обе сверхдержавы – США и СССР, заявившие о созыве Женевской конференции, в рамках которой предполагалось усадить за стол переговоров враждующие стороны. В начале 1974 г. госсекретарь США Генри Киссинджер приступил к реализации дипломатической миссии, которая позже получит название «челночной дипломатии» и в будущем обеспечит США лавры главных ближневосточных миротворцев. В январе 1974 г. американцы достигли соглашения с Анваром Садатом и Моше Даяном в отношении плана по разъединению войск, частичному выводу войск из зоны Суэцкого канала и восстановлению буферной зоны под контролем Организации Объединенных Наций (впоследствии получившего название «Первый Синай»). Египетско-израильское соглашение не было заключено в рамках Женевской конференции – американская сторона настаивала на его «изъятии из рамок Женевы». Не умаляя заслуг Киссинджера, следует отметить, что важную роль в успехе американской дипломатии сыграло желание египетского президента видеть именно США в качестве медиатора арабо-израильского урегулирования. В 1974 г. правительство Голды Меир ушло в отставку. Можно сказать, что косвенной причиной этого были результаты войны 1973 г. Израильская общественность была возмущена тем, что в докладе специальной комиссии, занимавшейся изучением войны Судного дня («Комиссии Аграната»), с министра обороны Израиля Моше Даяна было снято обвинение в ошибочных оценках ситуации накануне войны. Новое правительство в 1974 г. возглавил Ицхак Рабин.

Следующим шагом стало разъединение сирийских и израильских войск. В этом процессе приняли участие как американская, так и советская стороны. Сирийский президент Хафез Асад настаивал, чтобы ему была возвращена часть территорий, завоеванных в 1967 г., что позволило бы ему сохранить лицо и заявить об ограниченной, но победе. Сирийцы получили узкую полоску земли площадью 663 кв. км с городом Кунейтра. 5 июня 1974 г. в Женеве представители Израиля и Сирии подписали соглашение о разъединении войск.

После войны 1973 г. произошли серьезные изменения в статусе Организации освобождения Палестины (ООП). В октябре 1974 г. на Конференции глав арабских государств и правительств, была принята резолюция, подтверждающая права палестинского народа на самоопределение и признающая ООП в качестве законного представителя палестинского народа. Месяц спустя ООН признает ООП и предоставит палестинской организации статус наблюдателя в ассамблее и других международных организациях и мероприятиях, проводимых под эгидой ООН. Резолюция № 3236 подтверждает «неотъемлемое право палестинцев на возвращение к своим очагам и к своему имуществу, откуда они были перемещены и изгнаны, и призывает к их возвращению». Реакция Израиля была негативной и строилась на утверждении, что ООП не является представителем палестинского народа, а была создана арабскими странами как средство ведения террористической войны против Израиля.

В 1975 г, уже при президенте Форде, Генри Киссинджер возобновляет «челночную дипломатию», которая приводит к подписанию второго египетско-израильского соглашения по разъединению («Второй Синай»). В результате двухлетнего американского посредничества израильские войска оставили перевалы Митла и Гидди, а также полосу вдоль Суэцкого залива, включающую нефтяные разработки Абу-Родеса. Египет разрешил судам других государств перевозить по Суэцкому каналу невоенные грузы в Израиль и из него.

В 1977 г. в правительстве Израиля произошли серьезные изменения. После смещения с поста премьер-министра страны Ицхака Рабина страну возглавил Менахем Бегин, выдвинутый на пост премьер-министра победившей на выборах правой партией «Ликуд». С приходом к власти новой политической силы изменились взгляды израильского руководства на мирный процесс. Для Бегина, имевшего крайне правые взгляды и являвшегося последователем Владимира Зеева Жаботинского, вопрос контроля над завоеванными территориями Иудеи и Самарии (Западного берега реки Иордан) был чрезвычайно важным. Существует мнение, что именно тот факт, что в идеях Жаботинского Синаю уделялось не столь большое внимание в составе неделимого Израиля, повлиял на решение Бегина. Это обстоятельство наряду с давлением со стороны США и сложной внутриполитической обстановкой в Израиле подтолкнуло израильское руководство к решению о возвращении Синайского полуострова Египту, взамен на мир и свободные руки на Западном берегу реки Иордан – в Иудее и Самарии.

С другой стороны, президент Египта в том же году в интервью западным СМИ высказался о готовности к конструктивному диалогу, направленному на установление мира, включая визит в Израиль. В ноябре 1977 г. Анвар Садат стал первым арабским лидером, посетившим Израиль, что де-факто означало признание египетским президентом суверенитета еврейского государства. Садат подчеркивал, что арабо-израильский конфликт имеет психологические причины и может быть решен путем прямых переговоров между лидерами противоборствующих сторон. Приехав в Иерусалим, Садат выступил как представитель всех арабских стран, подчеркнув в своей речи перед кнессетом, что Египет не ставит перед собой цели подписания сепаратного мира с Израилем, так как любой сепаратный мир не будет способствовать решению ближневосточного конфликта и установлению прочного мира.

«Мирной инициативе» Садата предшествовали либеральная экономическая политика «Инфитах» (политика «открытых дверей»), постепенный отход от насеризма, чистки в высшем руководстве страны, расторжение Договора о дружбе и сотрудничестве с Советским Союзом, восстановление дипломатических отношений с США, заключение с Израилем первого и второго Синайских соглашений о разъединении войск.

Мирные инициативы Садата вызвали неоднозначную реакцию в арабском мире. В декабре 1977 г. в Триполи собралась конференция глав государств, критикующих политику Египта по отношению к Израилю. Кроме Сирии, Алжира и Ливии в ней участвовали также представители Ирака, Южного Йемена и ООП. В ходе этой встречи Египет был подвергнут жесткой критике, ему объявили бойкот в рамках ЛАГ. Но Садат решил действовать без оглядки на мнение арабских государств. Он расценивал свои миротворческие начинания не как сепаратный мир, а как первый шаг к всеобщему ближневосточному урегулированию. 17 сентября 1978 г. в американском Кемп-Дэвиде при посредничестве президента США Джимми Картера Садат и Бегин подписали пакет соглашений, вошедших в историю как Кемп-Дэвидские.

Кемп-Дэвидские соглашения состояли из двух документов. Первый – «Рамки мира на Ближнем Востоке», который как раз являлся тем самым садатовским «шагом к всеобщему ближневосточному урегулированию». Этот документ касался палестинского вопроса и предусматривал предоставление ограниченного самоуправления палестинцам Западного берега реки Иордан и сектора Газа. Но в документе отсутствовало упоминание о необходимости признания прав палестинцев на самоопределение, ничего не было сказано об ООП и о проблеме арабской части Иерусалима. «Автономия» для палестинцев Западного берега и сектора Газа предполагала военный и политический контроль со стороны Израиля, фактически продолжение оккупации. В документе утверждалось, что резолюции № 242 и № 338 СБ ООН будут основой для дальнейшего ближневосточного урегулирования, а общие положения, выработанные сторонами, должны стать рамками мира для других арабских государств Ближнего Востока.

Второй документ – «Рамки для заключения мирного договора между Египтом и Израилем» – касался двустороннего урегулирования. На его основе 26 марта 1979 г. в Вашингтоне Садатом, Бегином и Картером был подписан египетско-израильский мирный договор, согласно которому Израиль соглашался на вывод своих войск и мирного населения с Синая в обмен на нормализацию отношений и мир. Несмотря на то, что Израиль возвращал часть территории, завоеванной у Египта в 1967 г., он сохранял военное превосходство над Египтом, так как Синайский полуостров превращался в демилитаризованную зону. Самым главным военно-стратегическим последствием мира с Египтом было для Израиля закрытие второго фронта со стороны самого мощного его противника – теперь Израиль мог сосредоточить свои силы на восточном направлении. Несмотря на то, что в ходе переговоров египтяне поднимали вопрос об израильском ядерном оружии и обсуждали вариант подписания как Египтом, так и Израилем договора о ядерном нераспространении (ДНЯО), Израиль так и не согласился на подписание каких-либо документов, касающихся ядерного оружия.

Подписание Кемп-Дэвидских соглашений ознаменовало новую эпоху в экономических отношениях между Египтом и США. Так, после подписания соглашения Конгресс США принял специальный акт, по которому Израилю и Египту в рамках осуществления мирного процесса выделялись средства в общей сумме 7,3 млрд долларов США, которые должны были быть разделены между сторонами в соотношении 3 к 2. В дальнейшем США осуществляли финансовую поддержку Египта и Израиля. Египетское руководство пошло на сближение отношений с США в политической, экономической и военной сферах. Подписание мирного договора с Израилем вызвало волну негодования в Лиге арабских государств. Египет был исключён из ЛАГ и оказался в политической изоляции, таким образом окончательно лишившись позиции регионального лидера. Мирный договор с Израилем в конечном счете стоил жизни президенту Анвару Садату – он был убит террористами во время военного парада 6 октября 1981 г.

Среди арабских инициатив по урегулированию конфликта с Израилем, имевших место уже на посткемп-дэвидском Ближнем Востоке, следует отметить «план Фахда» (1981 г.), названный так по имени одного из главных его авторов, – в ту пору наследного принца Фахда и будущего короля Саудовской Аравии. Инициатива Фахда строилась на необходимости вывода израильских войск и поселений с территорий, завоеванных в июне 1967 г., подтверждении права на возвращение палестинских беженцев и создании палестинского государства. Несмотря на некоторую утопичность этого плана, в нем косвенно содержалось признание Израиля – в пункте о праве всех государств региона жить в мире. Именно это косвенное признание Израиля и игнорирование ООП повлекло отказ от принятия этого плана другими арабскими странами. Но план Фахда не канет в лету – он будет реанимирован несколько десятилетий спустя и получит куда большее признание со стороны арабских государств. Другой серьезной инициативой был план Рейгана, который был выдвинут в 1982 г., в разгар израильского вторжения в Ливан. План Рейгана содержал призыв следовать духу Кемп-Дэвида, реанимировал идею палестинской автономии при условии участия Иордании – «самоуправление палестинцами Западного берега и сектора Газа в соединении с Иорданией», но не создание палестинского государства, и призывал участников конфликта следовать духу резолюции ООН № 242. План не примут ни арабы, ни израильтяне. Этот план будет раскритикован Бегином и его министрами, но к его базовым тезисам вернутся десятилетия спустя не только американские, но и некоторые израильские политики.

Действия Израиля после подписания Кемп-Дэвидских соглашений заключались в освоении и юридическом закреплении оккупированных территорий. 30 июля 1980 г. принимается так называемый «Основной закон», согласно которому Иерусалим провозглашается единой и неделимой столицей Израиля. 14 декабря 1981 г. Израиль аннексирует территории Голанских высот. Активно осуществляется колонизация Западного берега реки Иордан и сектора Газа. С апреля 1979 г. по конец 1982 г. общее число израильских поселенцев на Западном берегу выросло с 91 тыс. до 140 тыс. Политика израильской администрации была направлена на вытеснение палестинцев с территорий Западного берега и сектора Газа. Оставшиеся на оккупированных территориях палестинцы были включены в экономическую систему Израиля, при этом не являясь гражданами этой страны. Более двух третей палестинцев оккупированных территорий работало на израильских предприятиях, получая меньшую зарплату, чем граждане Израиля, представляя собой дешевую рабочую силу. «Автономия» для палестинцев, которой было посвящено много времени в переговорах между Египтом и Израилем, не была введена.

1.5. Гражданская война в Ливане

В наши задачи не входит описание хитросплетений гражданской войны в Ливане, продолжавшейся почти 15 лет. Однако Ливанская война являлась важным фактором в контексте рассмотрения всей проблематики ближневосточного кризиса и с самого начала не была только внутренним делом Ливана. Важными «внешними» игроками в ней стали отряды ООП, сирийская и израильская армии.

Ливан, как и другие пограничные с Палестиной арабские страны, принял большое количество палестинских беженцев: в 1948 г. в Ливан бежало около 140 тыс. человек, пятьдесят лет спустя их количество достигло 400 тыс. Следует учесть небольшую территорию Ливана и немногочисленное население (3,5 млн человек) – сотни тысяч палестинцев в Ливане не могли не повлиять на социально-политическую обстановку в стране. На протяжении долгого времени политическая стабильность в стране основывалась на договоре между представителями конфессиональных групп (юридически закреплено в Национальном пакте 1943 г.). Большая часть палестинских беженцев в Ливане были мусульманами, что повлияло на баланс сил в стране. Часть населения – преимущественно мусульмане – поддерживала палестинцев, но часть считала их чужаками, чье присутствие в Ливане было нежелательным. Периодические стычки между ливанцами и палестинцами и растущее недовольство в маронитских кругах палестинским засильем в стране – все это впоследствии выльется в кровопролитную гражданскую войну, в которой примут участие все религиозные группы и кланы Ливана. Ливанская война стала еще одним следствием нерешенности палестинского вопроса.

В 1969 г. в Каире между Ясиром Арафатом и командующим ливанской армией Эмилем Бустани было подписано так называемое Каирское соглашение, которое определяло полномочия ливанских властей и ООП в Ливане. Палестинцы получили в качестве зоны своей ответственности полоску территории на юге – вдоль границы с Израилем, и право вести вооруженную борьбу с территории Ливана. После событий «Черного сентября» штаб ООП расположился в Ливане. Вылазки палестинцев вызывали ответные удары израильтян, что воспринималось ливанцами негативно. Первое вторжение Израиля в Ливан в марте 1978 г. объяснялось израильскими военными как акция возмездия против палестинских боевиков. Разгорающаяся гражданская война в Ливане дала возможность Израилю нанести удар по палестинским организациям, находившимся на территории Ливана, и сделала ливанских маронитов союзниками Израиля. В июне 1979 г. израильские войска покинули Южный Ливан, оставив территорию ливанской милиции, находящейся под контролем Саада Хаддада.

Многие факты свидетельствуют о том, что израильская операция 1982 г. против сил ООП, располагавшихся в Ливане, была подготовлена заранее и согласована с США – об этом говорил министр обороны Ариэль Шарон в интервью журналу «Эуропео». Действительно, ситуация складывалась благоприятно для Израиля: в апреле 1982 г. закончен вывод войск с Синая – египетско-израильский мир гарантировал безопасность Израиля на западных рубежах. В Ливане у Израиля были союзники, готовые поддержать ввод войск для «наведения порядка». В январе 1982 г. Шарон тайно посетил Бейрут, где встречался с лидером христианских фалангистов («Катаиб») Баширом Жмайелем, с которым говорил относительно возможной операции Израиля в Ливане. Весной 1982 г. израильские войска несколько раз были готовы пересечь границу, но в последний момент вторжение отменялось. Накануне вторжения (в мае 1982 г.) Шарон посетил США, где встречался с госсекретарем США Хейгом. Главной темой их переговоров было будущее вторжение Израиля в Ливан. Администрация Рейгана была согласна на ограниченную операцию израильской армии в Ливане. Следует отметить факт особых отношений еврейского лобби и Рональда Рейгана – на выборах за него голосовали около 40 % американских евреев, а сам Рейган впоследствии считался большим другом Израиля. Госсекретарь Хейг также рассчитывал на поддержку еврейского лобби в будущих выборах, поэтому был на стороне Израиля. Кстати, именно эта односторонняя позиция стоила ему поста госсекретаря США – он был смещен две недели спустя после вторжения Израиля в Ливан.

Израильские СМИ не скрывали, что главной задачей израильской армии являлась физическая ликвидации ООП как организации, чье влияние на оккупированных территориях и растущий международный авторитет представляли угрозу Израилю. Среди исследователей существует мнение, что одним из инициаторов вторжения Израиля в Ливан являлся Ариэль Шарон, что едва ли не в угоду его личным политическим амбициям и желанию радикальным образом решить палестинский вопрос было принято решение об ограниченной операции в Ливане, быстро переросшей в широкомасштабную войну. Но гораздо логичнее выглядит объяснение, что вторжение в Ливан было продуктом коллективного решения, принятого израильской политической элитой. Как уже было сказано выше, Израиль стремился использовать в своих целях внутриполитический кризис в Ливане, вылившийся в кровопролитную гражданскую войну. Территория Ливана или ее часть, рассматривалась израильскими политиками и военными как возможная буферная зона, где предполагалось создание марионеточного правительства под руководством Башира Жмайеля. Израиль также стремился не допустить усиления в Ливане своего главного противника – Сирии.

В свою очередь, участие Сирии в ливанском конфликте было вызвано нежеланием усиления Израиля. Президент Асад рассматривал долину Бекаа как зону безопасности, контроль над которой со стороны Израиля и его союзников серьезно изменил военно-стратегический баланс не в пользу Сирии. Также нельзя забывать о популярном в Сирии панарабском лозунге «один народ – две страны» и желании контролировать политические процессы в братском Ливане. Сирийские войска вошли в Ливан в июне 1976 г. по просьбе президента Сулеймана Франжье с целью остановить межклановое кровопролитие. В октябре Сирия получила мандат ЛАГ на миротворческую миссию в Ливане. Позиция Сирии в ливанской междоусобице может показаться непоследовательной, построенной на конъюнктурных соображениях, но в целом сирийские войска в Ливане стремились не допустить окончательного разгрома одной из сторон. Сирийское руководство исходило из необходимости сохранить баланс сил во враждующем Ливане – ни одна из сражающихся сторон не должна была проиграть или победить.

3 июня 1982 г. в Великобритании был убит израильский посол, что стало основным предлогом для осуществления широкомасштабной военной операции вторжения в Ливан, получившей название «Мир для Галилеи». Убийство израильского посла было осуществлено боевиками группы Абу Нидаля, который давно уже не подчинялся Фатх и Арафату, но ответ за это покушение должны были держать палестинцы Ливана. Начав вторжение, израильтяне уверяли, что не продвинутся дальше реки Литани (25 км от границы), но не остановились на этом рубеже, продолжив наступление вглубь территории Ливана. К 13 июня 1982 г. израильская армия окружила Западный Бейрут, где располагались штабы ООП и около 12 тысяч палестинских боевиков. За летние месяцы 1982 г. Бейрут подвергся разрушительным бомбардировкам, целью которых была в первую очередь ООП и ее лидер Ясир Арафат. Гибель мирного населения в результате израильских авианалетов и обстрелов привела к вмешательству международного сообщества – в середине августа после дипломатических усилий американского спецуполномоченного Филипа Хабиба был согласован план, по которому силы ООП должны были выехать из Бейрута. 30 августа Арафат покинул Бейрут, чувствуя себя победителем, а израильтяне, в свою очередь, были удовлетворены результатом боевых действий, т. к. смогли выдавить ООП из Ливана, хотя и не уничтожить, как планировали. С отъездом актива палестинского сопротивления из Бейрута конфликт в Ливане не был исчерпан. 14 сентября 1982 г. был убит недавно избранный президент Ливана Башир Жмайель, по-видимому, за убийством стояли сирийские спецслужбы. Но фалангисты посчитали, что это дело рук палестинцев и жаждали мести. 16–17 сентября при попустительстве израильского командования, обеспечивавшего безопасность палестинских лагерей беженцев, христианскими фалангистами была устроена резня в лагерях Сабра и Шатила, которая закончилась гибелью от 700 до 3500 палестинцев (израильские и палестинские данные). Это событие вызвало большой резонанс во всем мире и в самом Израиле. Израильская сторона утверждала, что израильские войска не принимали участия в резне, а убийства осуществляли христиане-фалангисты. Уцелевшие палестинцы свидетельствовали, что среди нападавших были и израильские солдаты.

Для расследования роли израильских военных была создана официальная комиссии под руководством судьи Верховного суда Израиля Ицхака Кахана. Комиссия признала, что Израиль несет косвенную ответственность за то, что произошло в Сабре и Шатиле, в списке виновных в трагедии министр обороны значился на первом месте. В результате Ариэль Шарон был вынужден покинуть свой пост. В стране прошли массовые антивоенные и антиправительственные демонстрации. Впервые в короткой, но богатой на войны истории Израиля еврейское общество раскололось, что позволяет провести параллели с вьетнамской войной и США.

В результате израильской агрессии в Ливане было уничтожено 6 городов, более 30 деревень и 17 лагерей палестинских беженцев. Война в Ливане продолжалась еще несколько лет, и началом мирного процесса принято считать подписание «Таифских соглашений» в 1989 г. при посредничестве арабских стран. Как уже говорилось выше, Израиль добился своих целей, вынудив ООП покинуть Бейрут, фактически ликвидировал ее инфраструктуру в Ливане, но знамя антиизраильской борьбы на юге страны подхватили ливанские шииты, в 1982 г. объединившиеся в военно-политическую организацию Хезболла, созданную при непосредственном участии Ирана.

Интересен факт, что Ливан ненадолго стал второй арабской страной, подписавшей мирный договор с Израилем в 1983 г. Согласно этому договору израильтяне выводили войска, но оставляли за собой зону безопасности на юге Ливана. Но ливанское правительство разорвало его почти год спустя под давлением Сирии. Израильские войска в Ливане постоянно подвергались нападениям и несли потери, что вынудило израильское руководство поспешить с окончанием непопулярной в Израиле войны. В 1985 г. израильские войска отошли к границе, удерживая небольшую территорию в южном Ливане, которую освободили в 2000 г. Сирийское военное присутствие в Ливане сохранялось до апреля 2005 г.

1.6. Первая Интифада

События в Иордании в сентябре 1970 г. и в Ливане в период гражданской войны показали, что палестинский вопрос является стержневым в ближневосточном конфликте. После прямых столкновений сирийской и израильской армий в 1982 г. арабские страны больше не будут принимать участие в войнах с Израилем, и палестинцы останутся самыми активными участниками арабо-израильского конфликта.

В восьмидесятые годы XX в. идеалы борьбы палестинского народа за независимость, цементировавшие арабскую нацию и бывшие основой ее самосознания, во многом утратили свое значение для большей части арабского мира. Даже месяц спустя после начала палестинского восстания (Интифады), для лидеров арабских стран, встретившихся в январе 1988 г., палестинский вопрос был менее важен и актуален, чем Ирано-иракская война. Палестинские лидеры также сокрушались по поводу огромных сумм, которые переводились различными мусульманскими организациями на джихад в Афганистане, но не на борьбу с Израилем. Арабский мир как будто смирился с оккупацией Иерусалима и статусом изгнанных палестинцев.

Удар, нанесенный израильтянами по организации в Ливане, усугубил внутренние раздоры, существовавшие в ООП. В частности, сильнее стали себя проявлять более умеренные и склонные к примирению силы внутри ООП – так, план Рейгана не был однозначно отвергнут, а руководство ООП предприняло попытки сближения с Иорданией (хотя после событий «Черного сентября» 1971 г. Хусейн стал заклятым врагом Арафата.) Это повлекло за собой недовольство более радикально настроенных просирийских и левых участников палестинского сопротивления (таких, как ас-Саика, Народный фронт, Демократический фронт и др.), поддерживаемых Сирией. В рядах ООП фактически произошел раскол, который сковал нормальную деятельность организации. На регулярных заседаниях Национального совета Палестины, проходивших с 1983 по 1987 г., Арафат и его соратники по палестинскому движению пытались не допустить углубления раскола и сохранить цельность ООП, при этом стараясь не ухудшить отношения с теми арабскими странами, роль которых в ближневосточном конфликте была крайне важна для палестинцев, – Иорданией и Египтом.

Израильская оккупация территорий Западного берега реки Иордан и сектора Газа привела к стагнации экономики и снижению уровня жизни населения. Израильское руководство контролировало водные и энергетические ресурсы и не стремилось развивать инфраструктуру оккупированных территорий. Исключение составляли еврейские поселения в Газе и на Западном берегу, в которые вкладывались большие средства. Политика Израиля на оккупированных территориях сводилась к постепенному вытеснению палестинцев, созданию невозможных для существования условий жизни, подталкивала к эмиграции. Необходимо отметить радикализацию настроений среди населения оккупированных территорий. С момента начала оккупации прошло уже двадцать лет, и в ее условиях успело вырасти целое поколение, не видевшее другой жизни и готовое на самые отчаянные формы протеста. Это же послужило одной из причин популяризации среди арабов Палестины политического ислама. Молодые палестинцы, радикально и решительно настроенные, постепенно возобладали над более взрослым поколением, более умеренным и более склонным к политико-дипломатическим методам урегулирования. Именно молодежь, среди которой было много активистов различных фракций ООП, стала движущей силой грядущего палестинского восстания – Интифады.

Интифада началась стихийно 8 декабря 1987 г. в лагере беженцев Джабалийя в секторе Газа. Накануне под колесами израильского армейского грузовика погибли четверо рабочих из Газы. Похороны переросли в массовые протесты, охватившие вскоре все оккупированные арабские территории. По другой версии, причиной начала Интифады стал переезд Ариэля Шарона на постоянное жительство в мусульманскую часть Иерусалима, что было воспринято палестинцами как провокация (спустя много лет визит Шарона на Храмовую гору вызовет новое восстание – Интифаду аль-Акса). Фактически восстание началось спонтанно и не было спланировано или осуществлено каким-либо палестинским движением, но уже к февралю 1988 г. сформировалась организационная структура Интифады – Объединенное национальное руководство (ОНР), куда были включены различные группы палестинского движения сопротивления. Первыми требованиями, выдвинутыми ОНР были: свертывание политики «железного кулака», проводимой Израилем на оккупированных территориях; вывод израильских войск из городов, деревень и лагерей беженцев в секторе Газа и на Западном берегу; ликвидация существующих органов управления и проведение демократических выборов в городские и сельские советы; освобождение задержанных за участие в восстании; отмена налога на добавленную стоимость; прекращение конфискаций земли и строительства новых еврейских поселений; прекращение закрытия учебных заведений.

В качестве действенных мер экономического и политического характера ОНР призывало к бойкоту израильской продукции, отказу от уплаты налогов, призывало служащих гражданской администрации и полиции оккупированных территорий увольняться со своих должностей. Арафат объявил о «революции камней», и символом ее стал молодой палестинец с камнем в руке, замахивающийся на израильский танк или вооруженного солдата. Израиль сам теперь предстал в образе Голиафа, хотя раньше в глазах мировой общественности чаще выглядел маленьким Давидом перед огромным арабским миром. 19 января 1988 г. министр обороны Израиля Ицхак Рабин заявил, что в усилиях по подавлению Интифады Израиль в первую очередь опирается на «силу, мощь, плетку». Карательные меры, предпринятые израильским руководством по отношению к восставшим палестинцам, привели к гибели сотен человек. При разгоне демонстрантов Израиль применял огнестрельное оружие, имели место убийства задержанных палестинцев без суда и следствия, пытки и унижение арестованных и заключенных, на что обратила внимание Комиссия по правам человека при ООН.

В июне 1988 г. представитель ООП Бассам Абу Шариф выступил с важным заявлением, указав, что ключом к палестино-израильскому урегулированию являются переговоры между обеими сторонами. Он также выразил готовность ООП вести переговоры с любым официальным представителем Израиля. Абу Шариф заявил, что ООП признает резолюции № 242 и № 338 в рамках резолюции Организации Объединенных Наций о признании прав палестинского народа.

31 июля 1988 г. произошло еще одно важное событие – король Иордании Хуссейн отказался от притязаний Иордании на Западный берег и Восточный Иерусалим, тем самым упростив доселе запутанный (к счастью для израильтян) вопрос о том, кому же возвращать оккупированные Израилем территории согласно резолюциям ООН. Кроме того, иорданский король высказался за создание палестинского государства. Это был важный шаг для иорданского руководства – еще в 1987 г. велись иорданско-израильские переговоры относительно мирного соглашения между странами и статуса Западного берега реки Иордан, которые завершились безрезультатно.

Реакция палестинцев была обозначена на 19-й сессии Палестинского национального совета, когда 15 ноября провозглашается создание Государства Палестина на территории Западного берега, сектора Газа со столицей в Восточном Иерусалиме. Это государство было провозглашено не вместо, а наряду с существованием Израиля. Сессия объявила о принятии резолюций ООН № 242 и № 338. Фактически это означало признание права Израиля на существование. Этот тезис вызвал серьезную полемику как внутри Фатх, так и во всем палестинском движении. Сам Арафат всегда полагал, что непризнание права Израиля на существование – последний козырь для переговоров, который оставался у палестинцев, и его можно сдать только в ходе прямых переговоров с израильтянами.

1.7. Десятилетие переговоров. Между двумя Бушами

Арафат стал одним из арабских лидеров, поддержавших Саддама, что негативно сказалось на имидже ООП в мире. В конце 80-х гг. силы, на которые Арафат полагался до сих пор, переживали кризис: СССР ожидал распад, в странах соцлагеря происходило крушение прежних режимов, неприсоединившиеся государства полностью утратили прежнюю роль. Саддам Хусейн выглядел на этом фоне сильным и решительным союзником палестинцев. Кроме того, Ирак был одной из немногих арабских стран, исправно вносившей крупные суммы в фонд поддержки Интифады.

Одной из ошибок как Ясира Арафата, так и Саддама Хусейна было то, что оба не верили, что США пойдут войной на Ирак. Накануне вторжения иракский президент консультировался с американцами и был уверен, что США закроют глаза на действия Ирака. Об этом свидетельствуют и переговоры Хусейна с послом США Эприл Гласпи, в которых посол США заверяла иракского президента в положительном отношении Буша к Ираку. США никак не отреагировали на подготовку Ирака к войне, на стягивание войск к границе Кувейта, что придало Саддаму Хусейну уверенности в том, что дальше требований и угроз со стороны мирового сообщества дело не пойдет. Но он просчитался – США, недавно помогавшие Ираку в войне с Ираном в угоду своим геополитическим интересам, готовы были действовать решительно. Американские дипломаты убедили арабских монархов (и в первую очередь короля Саудовской Аравии), что для Ирака Кувейт лишь разминка перед захватом остальных месторождений Персидского залива. Когда стало понятно, что дело принимает опасный оборот, Арафат попытался выполнить роль миротворца, посещая то Эр-Рияд, то Багдад, но безуспешно. Очевидно, что вариант силового решения кувейтского кризиса был принят на высшем уровне, и Ирак был обречен. Палестинцы, работавшие в Кувейте, поддержали вторжение иракских войск, фактически став «пятой колонной». В ходе дипломатических баталий, предшествовавших «Буре в пустыне», Хусейн увязывал вывод иракских войск из Кувейта с освобождением Израилем оккупированных палестинских территорий, что было с радостью встречено палестинцами.

Княжества Персидского залива во главе с Саудовской Аравией приняли участие в войне с Ираком – кроме них из арабских стран в коалиции участвовали вооруженные подразделения из Сирии и Египта. Участие в антииракской коалиции Сирии, которую США периодически вносили в список стран – спонсоров терроризма, было вызвано как недружественными сирийско-иракскими отношениями, так и пониманием ею новых геополитических реалий, каковыми были ослабление и стагнация СССР и упрочение позиций США как единственной сверхдержавы.

Иракский лидер на протяжении всего кризиса подчеркивал необходимость решения палестинского вопроса, пытаясь тем самым расшатать коалицию, собранную американцами. Обстрел иракскими ракетами СКАД территории Израиля производился с целью вовлечь Израиль в войну против Ирака, что наверняка внесло бы раскол в ряды арабских стран – участниц коалиции. Но Израиль не ответил – США приложили серьезные усилия (в том числе в виде 650 млн долларов помощи), чтобы не допустить этого. В результате совместных действий иракские войска были выдворены из Кувейта. Поддержка Ирака дорого стоила палестинцам: ООП лишилась значительной части финансовой помощи от Саудовской Аравии и Кувейта. Многие палестинцы, проживавшие в этих государствах, были выдворены.

Война в Заливе стала первым международным конфликтом, обозначившим наступление новой эпохи в мировой политике. Наступил конец глобальной биполяризации международных отношений, конец холодной войне. СССР уходил с международной арены, сотрясаемый внутренними кризисами. Москва больше не была альтернативой Вашингтону на Ближнем Востоке. Одним из признаков отказа СССР от участия в ближневосточной политике была поддержка им резолюции ООН № 678 от 20 ноября 1990 г., которая санкционировала войну многонациональной коалиции с Ираком.

Изоляция Ирака, переход Сирии на сторону США, поддержка их политики Египтом и нефтяными княжествами Залива – все это позволяло говорить о прорыве американской ближневосточной дипломатии. Имея в руках такие козыри, Буш-старший почувствовал себя способным решить ближневосточный конфликт и провозгласил необходимость скорейшего палестино-израильского урегулирования, без которого любые мирные инициативы на Ближнем Востоке заведомо обречены на провал. Ослабление ООП после войны в Заливе, ее изоляция в арабском мире, отсутствие поддержки СССР могли сделать палестинцев более уступчивыми, чем и поспешили воспользоваться США.

6 марта 1991 г. Джордж Буш провозгласил 4 пункта ближневосточного урегулирования:

– необходимость выполнения резолюций ООН № 242 и № 338;

– соблюдение принципа «земля в обмен на мир»;

– уважение законных прав палестинского народа;

– обеспечение безопасности и мира Израилю.

Правительство Шамира негативно отреагировало на инициативу Буша. Отношения между США и Израилем в этот период серьезно ухудшились. Израиль просил предоставления займа в 10 млрд долларов, который должен был пойти на обустройство репатриантов из СССР, но Буш отказал своему союзнику. Дошло до того, что президент США жестко поставил вопрос о кредитах Израилю в зависимость от участия Израиля в международной конференции по ближневосточному урегулированию. Американцы настаивали на прекращении заселения евреями палестинской территории – иначе ни о каких уступках со стороны арабов не могло быть и речи. Только после победы на выборах «Аводы» в июне 1992 г. новый премьер-министр Израиля Ицхак Рабин согласился заморозить строительство поселений на оккупированных территориях.

18 октября 1991 г. Израилю, Ливану, Сирии, Иордании и представителям Палестины было отправлено совместное советско-американское приглашение на международную конференцию в Мадриде, целью которой провозглашалось мирное решение ближневосточного конфликта. Советское участие в конференции было символическим – инициатива ближневосточного урегулирования принадлежала США. Палестинская сторона принимала участие в конференции в составе общей палестино-иорданской делегации и не включала в себя активистов ООП – на этом настоял Израиль. В ходе конференции противоборствующие стороны имели возможность непосредственного общения, что было важно для ближневосточного урегулирования в целом. Один из участников этих событий, министр иностранных дел Израиля в тот период, Шимон Перес пишет, что переговоры с иорданцами проходили успешно, но утечка информации привела к отказу иорданской делегации от подписания каких-либо соглашений. Ливано-израильские переговоры также не привели к успеху по причине активной позиции Сирии, определявшей политику Ливана в тот период. Сирийская делегация настаивала на возвращении оккупированных Израилем Голанских высот как условия для основы мирных переговоров. Но Израиль отказался пойти на это. По словам Переса, Сирия хотела достичь того же, чего достиг Египет в Кемп-Дэвиде, не пройдя при этом по тому мучительному пути, который ведет к достижению цели.

Несмотря на то, что никаких судьбоносных сдвигов и тем более прорывов не произошло, Мадридская конференция имела символическое значение. Збигнев Бжезинский – авторитетный американский политолог, близкий к правительственным кругам, не без оснований писал, что Буш, как никто другой из американских президентов, был близок к тому, чтобы добиться прорыва в ближневосточном урегулировании. Но Бушу оставалось недолго занимать президентское кресло – в начале 1993 г. он покинет свой пост, так и не доведя до конца решение палестино-израильского вопроса и не воспользовавшись в полной мере успехом США в Ираке.

После 1991 г. Интифада пошла на спад – за это время в Палестине произошло усиление исламского движения сопротивления Хамас, которое было готово перехватить инициативу сопротивления сионистской оккупации из рук Арафата и его сподвижников. Дерзкие террористические акты против израильских военных сделали Хамас популярным среди палестинской молодежи, которая разочаровалась в ООП. Усиление позиций Хамас ходе Интифады стало для ООП еще одним фактором, подталкивающим к переговорам с Израилем. В свою очередь, новое правительство Израиля также было готово к контактам с ООП. Шимон Перес писал, обвиняя во всех бедах предыдущее правительство, что на данный момент было «в интересах Израиля – предоставить возможность ООП сыграть определенную роль на нынешнем политическом этапе». Сыграла свою роль Интифада, ударившая по экономике и международному имиджу Израиля. Фактически вооруженное восстание палестинцев можно было сравнить с войной Судного дня 1973 г., которая подготовила израильское общество к компромиссному решению израильско-египетского конфликта и привела в Кемп-Дэвиду.

В рамках Мадридской конференции контакты между палестинцами и израильтянами стали систематическими. Несмотря на то что члены ООП не были туда допущены, связанные с Арафатом палестинские политики принимали в ней участие. Секретные контакты между представителями ООП и Израиля в Лондоне привели к согласию на переговоры в Норвегии. Спокойная Норвегия устроила обе стороны, которые были заинтересованы в абсолютной конфиденциальности переговоров. Утечка информации была чревата последствиями как для представителей ООП, так и для израильских политиков. Скандинавские страны удачно справлялись с ролью непредвзятых миротворцев и при этом не вызывали негативной реакции США, так как не претендовали на большее в международных делах и отличались высокой ответственностью.

Инициатором переговоров, которые начались в январе 1993 г. был исследовательский институт ФАФО. Его руководитель Терье Род Ларсен, занимаясь изучением отношений между палестинцами и израильтянами, пришел к мысли, что возможно предпринять шаги для мирного урегулирования палестино-израильского противостояния. Миротворческие усилия института ФАФО были поддержаны израильтянами и палестинцами – поначалу представителями общественных организаций, близких к правящим кругам. Но потом, после зондирования почвы, в диалог вступили более важные фигуры, ответственные за принятие серьезных политических решений от имени Израиля и ООП. Без кинокамер и навязчивых журналистов, без давления со стороны мировой общественности израильтяне и палестинцы отрабатывали варианты будущего соглашения. Когда стало понятно, что палестино-израильский диалог должен выйти за рамки встречи «на общественных началах», министр иностранных дел Норвегии Йорген Хольст взял на себя роль покровителя переговоров, что придало инициативе серьезный характер. Палестинская делегация настаивала на предоставлении автономии Иерусалиму и требовала прекратить строительство новых израильских поселений на оккупированных территориях. Израиль же готов был вывести войска из сектора Газа и Иерихона и позволить создать Палестинскую автономию. Израильтяне также требовали гарантий безопасности и прекращения вооруженной борьбы ООП с Израилем. В итоге Иерусалим оставался вне соглашения по Палестинской автономии, хотя его палестинские жители могли принимать участие в выборах в автономии. Было решено позже продолжить переговоры по автономии других территорий внутри Западного берега реки Иордан.

Примечательно, что переговоры в Норвегии стартовали без участия американских политиков. США включились в процесс на более позднем этапе – госсекретарь США Уоррен Кристофер был информирован о переговорах израильской стороной. Но американские политики не придали значения переговорам в Осло, что позже поставило их в неловкое положение. Также оказался неосведомленным о ведущихся переговорах другой важный участник ближневосточного конфликта король Иордании Хусейн.

9 сентября 1993 г. Арафат и Рабин обменялись письмами с заверениями во взаимном признании. 13 сентября 1993 г. Ицхак Рабин и Ясир Арафат в присутствии американского президента Билла Клинтона подписали «Декларацию о принципах», ставшую итогом переговоров в Норвегии. Декларация предусматривала передачу палестинцам Газы и Иерихона, на чьих территориях должна была возникнуть палестинская автономия, власть в которой определялась демократическими выборами. Это было взаимовыгодное соглашение – Израиль избавлялся от сектора Газа, где цена за соблюдение порядка была слишком высока, а ООП могла продемонстрировать палестинцам результат переговорного процесса с израильтянами. Подписание «Декларации о принципах», с одной стороны, вызвало рост популярности ООП, которая фактически добилась вывода израильской армии с части оккупированных земель, но с другой – способствовало открытию антиарафатовского фронта, сплотившего вокруг Хамас различные оппозиционные фракции, недовольные оппортунизмом Арафата. Повод для недовольства у палестинцев был, поскольку кроме факта признания Израиля, соглашения в Осло обходили принципиально важные вопросы – вопрос беженцев, вопрос статуса Иерусалима и вопрос израильских поселенцев на территории сектора Газа и Западного берега реки Иордан. Стоит отметить, что делегация ООП поднимала все эти вопросы на переговорах, но столкнулась с жесткой позицией израильской стороны.

Не было единства и в израильском обществе. Оно раскололось на тех, кто поддерживал инициативы Рабина, рассчитывая на наступление мира с палестинцами, и противников соглашений с палестинцами, приведших к потерям для Израиля территорий Газы и Западного берега реки Иордан (Иудеи и Самарии). Во время ратификации соглашений в кнессете 61 голос был отдан в поддержку, при 50 «против» и 8 воздержавшихся.

4 мая 1994 г. в Египте стороны подписывают соглашение «Вначале Газа и Иерихон». Соглашение заключало детальный план реализации договоренностей, подписанных ранее, и создания Палестинской автономии. Была создана Палестинская автономия – протогосударство палестинцев. В соответствии с соглашением, начался отсчет пятилетнего промежуточного периода, по окончании которого должно было возникнуть полноценное палестинское государство.

В качестве активного посредника в переговорах между израильтянами и палестинцами выступил Египет – 24 сентября 1995 г. принимаются решения, закрепленные 28 сентября 1995 г. в Вашингтоне в присутствии президента США Клинтона, а также представителей России, Иордании, Египта, Норвегии и ЕС. Договор являлся логическим продолжением соглашения, подписанного в Вашингтоне двумя годами раньше. «Временное соглашение по Западному берегу и сектору Газа» было подписано Рабином и Арафатом. По договору Осло-П произошло разделение палестинских территорий на три зоны:

Зона А – передается под контроль палестинских властей.

Зона В – гражданская власть осуществляется палестинцами при силовом присутствии израильтян.

Зона С – полностью подконтрольна Израилю. Включает в себя поселения и зоны безопасности.

В результате палестинцы получили самоуправление в Вифлееме, Хевроне, Дженине, Наблусе, Рамалле и более 450 населенных пунктах и деревнях Западного берега и сектора Газа.

Переговоры между израильтянами и палестинцами привели к сдвигу в двустороннем урегулировании отношений между Израилем и Иорданией. 26 сентября 1993 г. в г. Акаба состоялась секретная встреча короля Хусейна с премьер-министром Рабином. После года переговоров при посредничестве США стороны пришли к окончательному соглашению, которое было подписано 26 октября 1994 г. в Вади Араба поблизости от Акабы и Эйлата. Главным вопросом соглашений были гарантии мирного сосуществования. Вопрос о территориях (334 кв. км), возврата которых требовала Иордания, был решен следующим образом – «суверенитет» Иордании в обмен на «обусловленное право землепользования» Израилем. Выгодно для Иордании был решен вопрос водных ресурсов реки Иордан.

Под влиянием успехов переговорного процесса ряд арабских стран сделали шаги в сторону примирения с Израилем. Так, Королевство Марокко объявило в начале сентября 1994 г. об установлении дипломатических отношений с Израилем, а Тунис поручил посольству Бельгии в Тель-Авиве представлять свои интересы в Израиле. В конце сентября 1994 г. шесть государств – членов Совета по сотрудничеству стран Персидского залива объявили о прекращении торгово-экономического бойкота иностранных компаний, торгующих с Израилем.

Пятилетие дипломатических прорывов в регионе сменилось новым витком напряженности. После убийства израильским террористом Ицхака Рабина (4 ноября 1995 г.) правительство его преемника Шимона Переса проиграло выборы правому политику Беньямину Нетаньяху и его партии «Ликуд». Было возобновлено строительство поселений, произошли столкновения палестинцев с израильтянами, последовал всплеск обоюдного насилия. Активисты Хамас наносили террористические удары по израильским объектам.

У Клинтона был еще один шанс стать успешным миротворцем, когда в 1999 г. в Израиле к власти пришел Эхуд Барак, лидер Партии труда, готовый на переговоры со своими оппонентами. При посредничестве Клинтона в декабре 1999 г. Барак предпринял переговоры с Сирией. Сирия требовала не только вернуть ей оккупированные в 1967 г. Голанские высоты, но и выселить оттуда 17 тысяч израильских поселенцев. Переговоры не привели к результату. В мае 2000 г. Барак в одностороннем порядке вывел израильские войска из так называемой «зоны безопасности» на юге Ливана. С 11 по 24 июля 2000 г. в Кемп-Дэвиде прошел палестино-израильский саммит. Израиль представлял Эхуд Барак, Палестину – Ясир Арафат. Палестинцы требовали создания государства на всей территории сектора Газа и Западного берега, как это и было определено на переговорах в Осло. Эхуд Барак был готов отдать Палестинскому государству всю территорию Газы и до 73 % территории Западного берега, где не было еврейских поселенцев. Палестинцы, в свою очередь, требовали полного вывода израильских поселенцев с территории Западного берега в соответствии с резолюциями ООН.

В Кемп-Дэвиде впервые на высшем уровне был поднят вопрос Иерусалима – один из самых болезненных и сложных вопросов в палестино-израильских отношениях. (Хотя необходимость переговоров по Иерусалиму подчеркивалась в «Декларации о принципах», и статус Иерусалима был одним из главных вопросов в ходе переговоров Бейлина-Абу Мазена в 1993–1995 гг.) Барак зашел очень далеко в своих обещаниях по вопросу Иерусалима – сам факт, что Израиль согласился говорить о статусе Иерусалима и отдать некоторые районы города под палестинское управление, уже можно назвать революционным. Итогом саммита в Кемп-Дэвиде стало провозглашение намерений продолжать переговоры и обязательство не предпринимать односторонних шагов. Но, по сути, саммит в Кемп-Дэвиде не принес долгожданного прорыва в палестино-израильских отношениях.

В неудаче Кемп-Дэвидских переговоров США и Израиль поспешили обвинить Арафата. Особенность переговоров была в том, что они носили устный характер, не было подписано никаких документов, кроме итогового заявления. Поэтому основным источником информации стали свидетельства участников переговоров, что обусловило ее субъективный характер. Президент Клинтон в своих мемуарах написал, что переговоры зашли в тупик из-за Арафата, ему вторит в своем объемном труде американский посредник в кемп-дэвидских переговорах Дэнис Росс[13]. Бывший генеральный прокурор Израиля Э. Рубинштейн говорил, фактически обобщая израильский подход к теме, что «все дело только в Арафате, который не хотел идти ни на какие уступки и даже не стал рассматривать компромиссные планы, предлагавшиеся израильтянами и американцами». Эта версия провала переговоров «по вине Арафата» сегодня мало кем оспаривается в Израиле и даже в США. С другой стороны, несколько статей в американской прессе выразили ревизионистскую позицию, которая оправдывала Арафата и палестинцев. Збигнев Бжезинский ссылается на министра иностранных дел в правительстве Барака, который отмечал, что на месте Арафата он отверг бы американо-израильское предложение как слишком неопределенное.

Действительно, большая часть «сенсационных» уступок была выражена в устной форме и никак не конкретизировалась израильтянами или американцами. Арафат же исходил из принципа «все или ничего», равно как и Барак предлагал «пакетное» соглашение. Кроме того, оба лидера также боялись уступить лишнее, чтобы потом не быть обвиненными в предательстве со стороны оппозиции. Арафат также боялся, что те или иные уступки израильского премьера попросту не пройдут ратификацию в кнессете, в то время как за них уже будет предоставлена ответная уступка со стороны палестинцев. Палестинцы также не доверяли позиции США, которая казалась им далекой от объективности и беспристрастности.

Когда-то Садат говорил, что проблема арабо-израильских отношений имеет в большей степени психологический характер. Но говорил, желая доказать, что психологическая проблема легко преодолима. На самом деле именно психологическая составляющая играла важную роль в переговорах между палестинцами и израильтянами в 90-е гг. Израильтяне исходили из свершившегося факта завоевания большей части палестинских территорий, на которых строились поселения, жили люди. Уступки палестинцам были проявлением доброй воли определенных политических сил в Израиле, палестинцы же хотели получить кусочки территорий не в качестве великодушной уступки израильтян. Палестинцы были убеждены в том, что захваты войны 1967 г. незаконны и указывали на необходимость следования резолюциям ООН о выводе израильских войск и поселенцев с оккупированных территорий.

Поэтому в том, что американцы и израильтяне воспринимали как проявление политического мужества со стороны Барака, палестинцы видели попытку их обмануть. Кроме того, ведущие переговоры лидеры палестинцев и израильтян находились под пристальным вниманием как сверхдержав, так и собственных народов, которые мыслили более категорично и, подстрекаемые оппозиционными силами, были готовы отказаться от достигнутого.

28 сентября 2000 г. произошло событие, положившее конец всем разговорам о мире и давшее толчок крупномасштабному палестинскому восстанию. Лидер правой оппозиции Ариэль Шарон в сопровождении израильской полиции посетил Храмовую гору в Иерусалиме, священное место для трех авраамических религий. Израильские авторы правого толка указывают, что Шарон действовал законно, показывая, что имеет право посещать любую точку столицы Израиля. Но для палестинцев этот жест был очевидной провокацией, так как среди арабов Шарон имел репутацию душегуба палестинского народа, ответственного за зачистки Газы, резню в Сабре и Шатиле. Отправиться на Храмовую гору Шарону посоветовал Артур Финкельштейн – известный израильский политтехнолог, в 1996 г. руководивший победной предвыборной кампанией Беньямина Нетаньяху. Действительно, совет Финкельштейна оказался верным – Шарон в итоге стал премьер-министром Израиля. Международная комиссия Митчелла, которая будет расследовать новый виток напряженности между палестинцами и израильтянами, оправдает Шарона, установив, что он не виноват в начале Интифады аль-Акса. Впрочем, комиссия возложит косвенную ответственность на обе стороны конфликта.

В феврале 2001 г. Барак проиграл выборы Ариэлю Шарону, который сформировал новое правительство Израиля, опираясь на поддержку правых партий. Новое руководство Израиля проводило гораздо более жесткую и наступательную политику в отношении палестинцев. Переговоры с Арафатом были прерваны, он был обвинен в неспособности контролировать палестинцев и фактически изолирован в своей резиденции силами израильской армии. В конце октября 2004 г. СМИ подтвердили информацию о болезни Арафата, после чего он был отправлен на лечение во Францию. И ноября 2004 г. лидер ООП умер во французском госпитале Percy de Clamart. Израильтянами был нанесен непоправимый удар по ООП, Фатху и репутации Арафата, что впоследствии обернется победой палестинских исламистов Хамас.

Источники и литература

Запись беседы временного поверенного в делах СССР в США С.К. Царапкина с представителем Еврейского агентства для Палестины в Вашингтоне Э. Эпштейном 18 декабря 1947 г. // Советско-израильские отношения: Сборник документов. Т. 1:1941–1953, К. 1. М., 2000.

Запись беседы министра иностранных дел Израиля М. Шаретта с министром иностранных дел СССР А.Я. Вышинским 6 января 1952 г. // Советско-израильские отношения: Сборник документов. Т. 1: 1941–1953, К. 1. М., 2000.

Запись беседы министра иностранных дел СССР А.А. Громыко с председателем национального собрания ОАР Анваром Садатом 13 мая 1967. Ближневосточный конфликт: из документов архива внешней политики РФ. 1947–1967: В 2 т. Т. 2. М., 2003.

Резюме письма временного поверенного в делах СССР в Ираке А.Ф. Султанова в Ближневосточный отдел МИД СССР. 5 ноября 1947 г. // Советско-израильские отношения: Сборник документов. Т. 1:1941–1953, К. 1. М., 2000.

Телеграмма Дорофеева от 14 апреля 1953 г., цит. по Справке Отдела стран Ближнего и Среднего Востока МИД СССР «О попытках Израиля восстановить дипломатические отношения с СССР» 18 мая 1953 г. // Советско-израильские отношения: Сборник документов. Т. 1:194-1953, К. 1. М., 2000.

Телеграмма министра иностранных дел СССР В.М. Молотова заместителю министра иностранных дел СССР А.Я. Вышинскому в Нью-Йорк 30 сентября 1947 г. // Советско-израильские отношения: Сборник документов. Т. 1:1941–1953, К. 1, М., 2000.

Телеграмма постоянного представителя СССР при ООН Н.Т. Федоренко в МИД СССР 2 июня 1967 г. // Ближневосточный конфликт: из документов архива внешней политики РФ. 1947–1967: В 2 т. Т. 2. М., 2003.

The United Nations Partition Plan, /, 2006.

United Nations Special Committee on Palestine, Recommendations to the General Assembly, A/364, 3 September 1947// PART I. Plan of partition with economic union justification, , 2006.

UNRWA Statistics, Аббас M. Дорога в Осло. M., 1996.

Абилов К. Проблема гражданства и правовое положение палестинцев. 15.10.2003 //

Агарышев А. Ближний Восток: терроризм и его покровители. М., 1986.

Белоногов А. МИД. Кремль. Кувейтский кризис. М., 2001.

Беляев И.П., Примаков Е.М. Египет: время президента Насера. М., 1981.

Бжезинский З. Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы. М., 2007.

Бриман Шимон. Еврейские республиканцы // Еврейский обозреватель. Январь 2004.

Васильев А.М. Россия на Ближнем и Среднем Востоке: от мессианства к прагматизму. М., 1993.

Гейзель З. Политические структуры Государства Израиль. М., 2001.

Говрин. Й. Израильско-советские отношения 1953–1967. М., 1994.

Горбатов О.М. Сотрудничество СССР со странами Арабского Востока и Африки. М., 1973.

Дмитриев Е. Палестинская трагедия. М., 1986.

Злобин Я. Белый дом и создание Государства Израиль // Континент. 2002. № 111.

Инсаров М., Магид М. Сионизм. К истории одного национально-освободительного движения, / 2006.

Исаев Г.Г. «Шестидневная война» – спустя 40 лет //, от 17 июня 2007.

Истоки и история проблемы Палестины. 1917–1988 гг. // http://

Кепель Жиль. Джихад: экспансия и закат исламизма. М., 2004.

Киссинджер Г. Дипломатия, М., 1997.

Князев А.Г. Египет после Насера. М., 1986.

Ковтунович О.В. Революция Свободных офицеров в Египте. М., 1976.

Колобов А.О. Опаленный стан. Н. Новгород, 2008.

Колобов О.А. Документальная история арабо-израильского конфликта. Н. Новгород, 1991.

Колобов О.А. Соединенные Штаты Америки и проблема Палестины. Н. Новгород, 1993.

Концельман Г. Арафат. Ростов-на-Дону, 1997.

Косач Г.Г. Политический ислам в палестинском контексте: движение Хамас // Исламизм и экстремизм на Ближнем Востоке. М., 2001.

Куценков А.А. Внешняя политика Ближнего и Среднего Востока. М., 1984.

Лакер В. История сионизма. М., 2000.

Люкимсон П. Ариэль Шарон. М., 2008.

Марченко В. Война Судного дня и американо-израильские отношения: тридцать лет спустя / marchenko.htm, 29 октября 2003 г.

Меир Г. Моя жизнь. М., 1997.

Меламедов ТА., Эпштейн А.Д. Дипломатическая битва за Иерусалим. М., 2008.

Очерки по истории еврейского народа / Под ред. С. Эттингера. Тель-Авив, 1972.

Перес Ш. Новый Ближний Восток. М.Д994.

Примаков Е.М. История одного сговора. М., 1985.

Примаков Е.М. Ближний Восток на сцене и за кулисами (вторая половина XX – начало XXI в.) М., 2006.

Пырлин Е.Д. 100 лет противоборства. Генезис, эволюция, современное состояние и перспективы решения палестинской проблемы. М., 2001.

Пырлин Е.Д. Трудный и долгий путь к миру: Взгляд из Москвы на проблему ближневосточного урегулирования. М., 2002.

Сакер Говард М. История Израиля. Т. 3: Формирование израильской республики. Иерусалим, 1994.

Сейранян Б.Г. Египет в борьбе за независимость 1945–52. М., 1970.

Современная Иордания / Под ред. Е.А. Лебедева. М., 1964.

Суэцкий канал. Факты и документы. М., 1959.

Тума З. Национально освободительное движение и проблема арабского единства. М., 1977

Шербок Дэн Кон, эльАлами Дауд. Палестино-израильский конфликт: две точки зрения. М., 2002.

Хамруш А. Революция 23 июля 1952 г. в Египте. М., 1984.

Эпштейн А. Израиль и (не)контролируемые территории: уйти нельзя остаться. М., 2008.

Юрченко В.П. Офицерский корпус вооруженных сил Египта / Офицерский корпус ближневосточных государств. М., 2004.

Яременко В. Шестидневный разгром. К 40-летию начала Арабо-израильской войны 1967 года. // , 5 июня 2007.

Agha, Hussein and Robert Malley. Camp David: the Tragedy of Errors // New York Review of Books (August 9, 2001) / / articles/14380

Baker R.W. Sadat and after: Struggles for Egypt’s Political Soul.Cambridge, 1990.

Bark L. Denis. To promote peace. US Foriegn Policy in the Mid-1980s. California, 1984.

Boutros-Ghali, Boutros, Egypt’s Road to Jerusalem, A Diplomat’s Story of the Struggle for Peace in the Middle East, N.Y., 1997.

Bregman A. Israel’s Wars: A History Since 1947. London: Routledge, 2002.

Dallin, David J. Soviet foreign policy after Stalin. London, 1960.

Gawrych George. The Albatross of Decisive Victory: War and Policy between Egypt and Israel in the 1967 and 1973 Arab-Israeli Wars. Westport, 2000.

Gerges Fawaz The Superpowers and the Middle East: Regional and International Politics (1955–1967). 1994.

Goldschmidt, Arthur. A Concise History of the Middle East, N.Y., 2001.

Jamal Amal Ahmad. Mobilization under control. The PLO and the Palestinians in the West Bank and Gaza strip. Berlin, 1996.

Karsh Efraim. Arafat’s war. N.Y., 2003.

Lockman Z. Intifada: The Palestinian Uprising against Israeli Occupation. Boston, 1989.

Laskier Michael. Israel and the Maghreb at the height of the arab-israeli conflict: 1950s-1970s / Middle East review of international relations (MERIA)/ Volume 4, No. 2 – June 2000 / / journal/2000/issue2/j v4n2a7.html

Mansjield P. The ottoman Empire and its successors. N.Y., 1973.

Marcus Y. The war is inevitable // Ha’aretz, 26 March 1982.

Meital Y. Egypt’s struggle for peace: continuity and change, 1967–1977. Florida, 1990.

Milton-Edwards B., Hinchcliffe P. Conflicts in the Middle East since 1945. London, 2001.

Oren Michael. Six Days of war. June 1967 and the Making of the Modern Middle East. N.Y., 2003.

Population and demographic developments in the West Bank and Gaza Strip until 1990. Study prepared by Dr. Wael R. Ennab. UNCTAD/ECDC/ SEU/1, 28 June 1994.

Rawnsley Gary David. Cold war radio in crisis: the BBC overseas services, the Suez crisis and the 1956 Hungarian uprising // Historical Journal of Film, Radio and Television. 06/96.

Robert John and Sami Hadawi. The Palestine Diary, vol. I (1914–1945)

Ross Dennis. The Missing Peace: The Inside Story of the Fight for Middle East Peace. W., 2004.

Roumani, Maurice. The Jews from Arab Countries: A Neglected Issue. WOJAC, 1983.

Sharp J.M. U.S. Foreign Assistance to the Middle East: Historical Background, Recent Trends, and the FY2008 Request // CRS Report for Congress. Updated July 3, 2007.

Schulze Kirsten. Israeli Crisis Decision-Making in the Lebanon War: Group Madness or Individual Ambition? // Israel Studies, Vol. 3, 1998. P. 217.

Stivers W. America’s Confrontation with Revolutionary Change in the Middle East 1948-83, London, 1986.

Waterbury J. The Egypt of Nasser and Sadat. Princeton, 1984.

Yergin D. The Prize: The Epic Quest for Oil, Money & Power. N.Y., 1990.

Мамдух Мустафа Мансур. ас-Сира‘а аль-амрикий ас-суфьятий фи-ш-шарк аль-аусат; Каир, б.д. На араб. яз.

Мухаммад Абд аль-Ваххаб Сейид Ахмад. Насер ва-с-сияса-ль-амрикия 1952–1956; Каир, 1989. На араб. яз.

Хейкал Мухаммад Хасанейн Хариф аль-гадаб. Кысса бидая ва-нихая аср Анвар ас-Садат. Бейрут, 1983. На араб. яз.

Глава 2. Республиканская Турция. Поиск путей развития Александр Сотниченко

2.1. От империи к национальному государству

На рубеже XIX–XX вв. Османская империя являлась одной из очень немногих стран Востока, которые не находились в колониальной зависимости от Запада. Большинство ее соседей, в том числе многие бывшие провинции, являлись колониями Великобритании, Франции или России, в то время как на огромных пространствах Западной Азии по-прежнему царил султан-халиф, глава всех мусульман-суннитов мира от Индонезии до Балкан. Правда, положению этой империи вряд ли можно было завидовать.

Идеология

Османская империя в XIX в. столкнулась с той же проблемой, что и большинство стран Востока: с несоответствием традиционного образа жизни, который изначально считался единственно верным, и уровнем, темпами развития современного западного общества. Для Османской империи как для пограничного государства превосходство Запада оказалось наиболее очевидным. Соседние страны, сами еще вчера пребывавшие в объятьях традиции, громили европейским строем и оружием некогда грозные турецкие армии и отнимали огромные пространства. Еще вчера бывшие воплощением христианского смирения, славянские народы восприняли идеалы Французской революции и стали создавать свои национальные государства. Традиционные методы реакции уже оказывались недейственными, а новые, европейские, кардинально расходились с основной идеологической линией построения и существования государства как такового. Приходилось создавать идеологические симулякры, предназначаемые не для большинства населения, но, с одной стороны, для наиболее беспокойных его элементов (в случае Турции это немусульманские балканские народы), с другой – для использования за рубежом с целью формирования положительного имиджа.

В Османской империи в XIX в. было несколько попыток частичного реформирования государственной идеологии, тесно связанного с геополитическими, экономическими и демографическими процессами, происходящими в стране. В начале века реформа в первую очередь касалась армии и не затрагивала основы государственного строя. Реформы Танзимата середины XIX в. стали отражением союзнических отношений с Великобританией и Францией. Изменения касались прежде всего отношения государственно-бюрократического аппарата к иностранцам и местным немусульманам, которые, как правило, выступали посредниками между турками и европейцами. Для христиан и иудеев предлагалась идеологическая концепция османизма, призванная уравнять в правах всех подданных империи вне зависимости от религиозной принадлежности[14]. Это был первый серьезный шаг по европеизации государственной системы. Такие реформы способствовали дальнейшему расколу политической элиты на консерваторов и модернистов, а также проникновению в страну европейского капитала и закреплению за Османской империей статуса периферии.

После банкротства империи, разочарования в политике сотрудничества с Великобританией и Францией, утраты значительного количества немусульманского населения страны на Балканах, султаном Абдул-Хамидом II была предпринята попытка формирования новой охранительной идеологии. Новая доктрина Османской империи – панисламизм, – разработанная при участии виднейших мусульманских ученых XIX в. Джемаль ад-Дина аль-Афгани и Мухаммеда Абдо, была принята большинством населения (мусульманами), но обострила конфликты с иноверцами, составлявшими на рубеже XIX–XX вв. еще довольно значительную часть населения. Несмотря на экономический и демографический рост при Абдул-Хамиде II, сопротивляться основным тенденциям мирового развития империя была не в состоянии. Тогда исламский мир еще не мог предложить реальную модернизационную парадигму, которая составила бы конкуренцию европейским политическим доктринам.

Младотурецкая революция привнесла новую доктрину – радикально обновленный с помощью европейского национализма османизм. До событий 1908–1909 гг. немусульманские народы империи воспринимались скорее как союзники оппозиционеров, выступающие против исламизма с национальных и религиозных позиций. Однако с приходом младотурок к власти в последнее десятилетие существования империи происходит резкое изменение отношения властей к немусульманам, в чем видится усиление тюркизма и пантюркизма как идеологии, тесно связанной с развитием националистических настроений на Западе[15]. Фактически это была еще одна ступенька к тотальной вестернизации, которая наступит в Турции после национально-освободительной войны.

После распада Османской империи в состав нового государства стали входить земли, населенные преимущественно турками. Шел активный процесс формирования турецкой нации в ущерб развитию меньшинств.

С решением армянского и греческого вопросов в 1915–1924 гг. страна стала фактически моноэтнической, что позволило сделать национализм идеологией республиканской Турции. Конфликт с победившими в Первой мировой войне Великобританией и Францией создал условия для этатизма – мировоззрения, абсолютизирующего роль государства в политике и экономике и позволяющего максимально сконцентрировать силы для противодействия врагу. Первый президент Мустафа Кемаль Ататюрк считал, что для создания конкурентоспособной системы следует максимально вестернизировать Турцию, чтобы вслед за идеологией до европейского уровня дотянулись и ее экономика, и вооруженные силы. Следует заметить, что во многом это удалось осуществить. В стране медленно, но верно происходил отход от имперских традиционных ценностей, коренившихся еще в Византии и халифате, и обращение к новым, европейским, которые тогда, в 20-30-е гг. воплощались в идее национального государства, а затем, после Второй мировой войны, союза с США и Общего рынка.

Политическая система Турции в 20-30-е гг. XX в. имела много схожих черт с режимами в странах Европы, СССР. У власти находилась единственная Народно-Республиканская партия (НРП), все попытки создания многопартийной системы проваливались. «Шесть стрел» Ататюрка – программа политического и экономического развития страны, выдвинутая на съезде НРП в 1931 г., включавшая республиканство, национализм, народность, этатизм, лаицизм и революционность, – находилась вполне в рамках европейского политического процесса того времени. Однако в результате Второй мировой войны националистические этатистские режимы в Европе потерпели поражение. Бывшие противники по национально-освободительной войне – демократические режимы Великобритании и Франции – уже в середине 30-х гг. XX в. становятся союзниками. Новые условия заставляли власти идти на реформы, в том числе в сфере идеологии.

Геополитика

С точки зрения классиков геополитической мысли, континент Евразия разделяется на две основные части – центральные земли (Heartland) и земли прибрежные, окраинные (Rimland). Русский геополитик П.Н. Савицкий независимо от западных исследователей писал: «Евразия в старом смысле слова подразделяется уже не на Европу и Азию, а на: 1) срединный континент (Heartland. – А. С.), или собственно Евразию, и два периферических мира (Rimland. – А. С.): 2) азиатский (Китай, Индия, Иран) и 3) европейский, граничащий с Евразией примерно по линии: реки Неман – Западный Буг – Сан – устье Дуная. Эта последняя граница является и водоразделом двух колонизационных волн, идущих одна на восток, а другая – на запад и сталкивающихся на берегах Берингова моря»[16].

Сэр Хэлфорд Маккиндер, основоположник современной геополитики, также разделял гигантское пространство Евразии на Хартленд (Россия-Евразия) и «государства внутреннего полумесяца», то есть привычные нам Азию и Европу, или Римленд – в геополитической терминологии. Его последователь, один из идеологов современной американской внешней политики, Н. Спикмен считал важнейшей зоной мирового пространства именно Римленд – окраинные земли Евразии, контроль над которыми является целью Великого противостояния Суши и Моря[17].

Полуостров Малая Азия располагается как раз на стыке Европы и Азии, а сам, в свою очередь, представляет собой отдельный, замкнутый географический регион. Его геополитическое положение трудно переоценить: протяженность морских границ значительно превышает протяженность сухопутных, которые надежно защищены горами на северо-востоке и востоке и пустыней на юго-востоке. Под контролем пространства Малой Азии находятся и проливы, играющие для морских империй роль ключа к южным воротам Евразии. С другой стороны, Босфор и Дарданеллы открывают Евразии морской путь в Европу, Азию и Африку. Такое положение полуострова Малая Азия дает нам право определить его в качестве важнейшей точки окраинной Евразии, моста между всеми тремя составляющими континента. Согласно геополитической теории уникальности роли Римленда в противостоянии Моря и Суши, Малая Азия является, таким образом, главным региональным пространством геополитической модели мира, важнейшей контактной зоной Евразии.

Разумеется, законы глобальной геополитики становятся актуальными только в связи с превращением мира в единую систему, что произошло на рубеже XIX–XX вв. Османская империя постепенно теряла статус независимого регионального центра, одного из ведущих акторов международных отношений многополярного мира Колумбовой эпохи, и становилась уникальным территориальным образованием, связывающим пространства Европы, Азии и России. Уже в конце XVIII в. султан Селим III характеризовал положение империи словами: «Страна погибает, еще немного, и уже нельзя будет ее спасти». Империя не погибла и смогла продолжить свое существование до новой исторической эпохи, изменившей взгляды на политические и экономические отношения между странами. Она не могла противопоставить растущим колониальным экономикам великих держав и их современным армиям ни свою собственную модель развития, ни военную силу. Традиционная система взаимоотношений между народами, религиями и социальными прослойками едва могла поддерживать угасающий дух империи и с трудом подвергалась реформированию. Государство с центром на берегах Босфора было спасено только за счет его уникальной территории, которая с наступлением Постколумбовой эпохи обрела принципиально новое значение контактной зоны.

В конце XIX в. резко обострилась борьба между формирующимися противоборствующими европейскими блоками за влияние над пространствами империи. Великобритания, Франция, Германия стремились кредитами, поставками вооружений, технологий и специалистов обратить Османскую империю на свою сторону в грядущем противостоянии, привязать ее рынки с миллионами потребителей к собственным производствам. Каждая из великих держав предлагала свои проекты прокладки железных дорог и телеграфного сообщения, реформирования армии, флота, системы образования и финансов. Великобритания и Франция видели в сохранении лояльного османского государства в первую очередь гарантию выполнения заключенных неравноправных торговых договоров, регулярных выплат по долговым обязательствам, своевременного закрытия проливов в случае экспансионистских намерений России. Также полунезависимая Османская империя стояла на страже английских интересов в Индии и Иране, сохраняя под своей юрисдикцией сухопутные маршруты в эти колонии.

Для Германии Турция была выгодным не только экономическим, но и политическим партнером. Союз с Константинополем давал возможность наверстать упущенные возможности на Ближнем Востоке и составить конкуренцию традиционным соперникам – Великобритании и Франции. Берлин видел в Османской империи не только объект для экспансии, пространство с населением и ресурсами, которое следовало осваивать, но и актора международных отношений, способного с помощью Германии решать свои собственные задачи. Именно такое отношение впоследствии повлияло на укрепление сотрудничества между странами Тройственного союза и Турцией и привело к трагедии Первой мировой войны и распаду Османской империи.

Россия по-прежнему видела в слабеющей империи политического противника, традиционного врага, угнетающего братьев по вере, объект для политической экспансии. Тема Константинополя и проливов постоянно звучала в прессе, армейских и политических кругах. До 37 % всего экспорта России и до 80 % хлеба вывозилось через проливы[18], и политический контроль над ними казался единственным решением этих проблем. После Берлинского конгресса все внимание России было переключено на Персию, Центральную Азию и Дальний Восток, однако отношения между Петербургом и Константинополем не стали более дружественными, несмотря на сходство политических систем и задач сохранения подконтрольных пространств. Россия не принимала активного участия в политических и экономических проектах великих держав в Османской империи, без энтузиазма пользовалась капитуляционными привилегиями и прочими возможностями закрепить свое влияние в регионе. В начале XX в. ее позиция по проливам уже не отличалась от мнений большинства европейских государств: «Сохранение проливов в руках Турции предпочтительнее, она не слишком слаба и справляется с их охраной. В то же время она не настолько сильна, чтобы угрожать России, и вынуждена считаться с нею. Иное дело, если Босфор и Дарданеллы поменяют хозяина: проливы в руках сильного государства – это значит полное подчинение экономического развития всего юга России этому государству»[19].

Политическая элита Османской империи вынуждена была мириться с новым положением дел и лавировать между интересами основных акторов международных отношений, чтобы сохранить свою государственность. Такая политика приносила свои плоды: при султане Абдул Хамиде II наступила долгожданная стабильность без войн и крупных потрясений. Страна улучшила свое экономическое положение, впервые за долгое время начался рост благосостояния населения. Эпоха стабильности показала, что в новых условиях, когда Турция уже не может на равных соперничать с великими державами, только нейтралитет и сотрудничество со всеми основными субъектами международных отношений, политическая игра интересами основных центров силы может обеспечить стране устойчивое развитие.

В последние сто лет существования Османской империи от нее отпало множество территорий, причем большинство из них (Кипр, Египет, Ливия, Алжир и др.) становились не самостоятельными государствами, а колониями Великобритании и Франции. В получивших независимость Балканских странах утверждалось влияние Австро-Венгрии, Германии, России. Сирия, Ирак, Ливан и Палестина фактически оказались поделенными на сферы влияния между великими державами и стремительно утрачивали связи с имперским центром. Государство стремительно теряло свои интеграционные функции в провинциях и статус независимого актора в международных отношениях.

Тесное сотрудничество с европейскими державами в середине XIX в. привело страну не только к экономическому, но и геополитическому банкротству. Играя второстепенную роль в европейской коалиции, Османская империя вынуждена была расстаться с важной частью своего суверенитета – контролем над проливами, которые по Парижскому миру 1856 г. были демилитаризованы. Весь последующий период вплоть до конференции в Монтрё в 1936 г. Турция уже не могла в полной мере распространять свой суверенитет на проливы.

Новая политика равноудаленности от основных политических сил в эпоху султана Абдул Хамида II благоприятно повлияла на состояние империи, однако пришедшие к власти в 1908–1909 гг. младотурки вновь вернулись к практике преимущественного сотрудничества с одной из великих держав. В результате Первой мировой войны Османская империя распалась, а ее владения в Анатолии не стали подмандатными территориями колониальных держав только благодаря новым тенденциям развития, воплощенным в национальной революции и освободительной войне 1919–1923 гг.

Турция не стала ссориться с оккупантами из Антанты – Великобританией, Францией и Италией, признала свои долговые обязательства и в результате получила новые кредиты, поставки вооружений и стратегических материалов, дипломатическую поддержку во время переговоров о статусе проливов в Монтрё и во время Второй мировой войны. Благоприятные отношения с Францией дали возможность решить в пользу Турции вопрос о вилайете Хатай в 1938 г. В преддверии Второй мировой войны Турция заключила союзный договор с Великобританией и Францией, что не мешало ей тесно сотрудничать с Германией, при этом не вступая в войну ни за одну из сторон. Дружеские отношения с Советской Россией в 20-е гг. XX в. не переросли в экспорт революции и оставались под контролем турецкой политической элиты. К 1945 г. страна оказалась в стане победителей, не понеся никаких материальных потерь, улучшив свое финансовое положение в первую очередь из-за плодотворного экономического сотрудничества со всеми противоборствующими сторонами, кроме СССР. Это исключение, выбивающееся за рамки декларируемой нейтральной позиции, потом скажется отрицательно на послевоенном положении страны. Однако позитивный итог многолетней сбалансированной политики нейтралитета был налицо. В силу особого геополитического положения Турции нейтралитет и политика неприсоединения ни к одному из блоков являются наиболее плодотворными для страны и в наибольшей степени отвечают ее геополитическим и экономическим интересам.

Экономика

В Османской империи XIX в. не сложилось внутренних условий для развития капиталистических отношений. Проводимые реформы носили реакционный характер и способствовали в основном укреплению армии и государственной политической системы. Развитию экономики не уделялось должного внимания, в результате чего произошло отставание от ведущих стран Запада и России. В стране практически не существовало промышленности и даже предпосылок для ее возникновения. Сельское хозяйство продолжало развиваться медленно, хотя и приспосабливалось к товарному производству.

С 1853 по 1875 гг., всего за четверть века, правительству удалось набрать такое количество кредитных обязательств у западных банков, что в 1881 г. значительная часть финансов государства, самая стабильная часть его доходов, попала под контроль «Управления Оттоманского государственного долга»[20]. «Оттоманский имперский банк» фактически имел полномочия министерства финансов, регулируя работу монетного двора, налоговые поступления и выплаты кредиторам, обладал правом «вето» в бюджетной комиссии. Фактически правительство утратило свою финансовую независимость. С 1881 г. принято начинать отсчет полуколониального периода существования империи. Это связано также с тем, что денежные поступления из иностранных источников правительство не вкладывало в производство, торговлю или развитие сельского хозяйства, что могло бы принести доход, а расходовало на военные нужды, регулирование финансовой системы, выпуск монет, уплату процентов по займам. Такое освоение средств не могло положительно сказаться на экономической системе в целом и способствовало превращению страны в полуколонию великих держав.

Немаловажную роль в установлении неравноправных экономических отношений с Западом играли капитуляции[21]. Они были предоставлены всем великим державам и способствовали превращению Османской империи в объект экономической экспансии со стороны промышленно развитых стран, в периферию мировой экономической системы. Капитуляции не только тормозили развитие промышленности и предпринимательства в стране, но и углубляли межэтнические противоречия. Торговлей в Турции занимались в основном немусульмане – греки, армяне, евреи, арабы-христиане Леванта. Посольства и консульства великих держав развернули торговлю паспортами среди этих слоев населения, в результате чего те смогли пользоваться торговыми привилегиями иностранных купцов. Формировался класс компрадорской инонациональной буржуазии, носителей двойного гражданства, на которых не действовали идеологические посулы теоретиков османизма.

Общему ослаблению экономики империи способствовала повсеместная коррупция османского управленческого аппарата и чрезвычайно высокие расходы на содержание двора. После радикального сокращения расходов по бюджету 1863–1864 финансового года «цивильный лист» султана оказался урезанным в 7 раз и составил 8.5 % от суммы всех расходов империи, что также было весьма обременительно для государства.

Страна превратилась в экономический объект, чьи ресурсы подлежали разделу между национальными корпорациями ведущих европейских держав. Османская империя стала частью развивающейся единой мировой экономической системы, в которую ей суждено было войти на правах поставщика сырья и транспортной артерии между Европой, Азией и Россией.

Однако в отличие от подавляющего большинства стран Азии и Африки Османской империи удалось отстоять свою независимость, которая была закреплена в результате национально-освободительной войны 1919–1923 гг. Причиной этого были не ресурсы, передовая система управления, идеология или мощная армия, но противоречия мировых держав, которые не могли позволить друг другу единоличное обладание столь важной территориальной и экономической единицей.

Из пожаров Первой мировой и национально-освободительной войн Турция вышла со значительно ослабленной экономикой. Создание новой национальной экономической системы шло под эгидой этатизма, предполагающего ведущую роль государственного капитала. В 20-30-е гг. XX в. разные формы этатизма утвердились в большинстве европейских стран и в СССР. Мировой экономический кризис окончательно направил турецкую экономику на путь этатизма и принудительной индустриализации. Турция под руководством президента Мустафы Кемаля Ататюрка пошла по пути построения индустриально-аграрного общества. Благодаря планированию экономики, экспортным ограничениям и целевым льготным кредитам со стороны дружественных стран (СССР, затем после 1936 г. Великобритании) Турции удалось достичь значительных успехов в построении национальной промышленности. С 1927 по 1939 г. промышленное производство выросло в 5,7 раза. Следует заметить, что турецкая экономическая система может быть смело поставлена на второе место после советской по уровню этатизации, что не может не отражать характер взаимоотношений между странами.

Не только промышленность, но и торговля, и финансовая сферы развивались под контролем государства. В стране работала сеть государственных банков, ориентированных на тот или иной сектор хозяйства. Промышленные и сельскохозяйственные предприятия тесно связывались с государственными же торговыми предприятиями, предлагавшими населению отечественные товары. Такая монопольная схема находилась в ведении ГЭО (Государственных экономических организаций), которые и являлись основными юридическими лицами и экономическими игроками на турецком поле. Управляющие кадры ГЭО были тесно связаны с бюрократией Народно-Республиканской партии, которая превратилась в основного поставщика кадров для турецкой политической и экономической элиты.

В годы Второй мировой войны турецкая национальная экономика совершила значительный рывок вперед. В первую очередь это было обусловлено искусной политикой нейтралитета, проводимой Анкарой. В результате экономического сотрудничества с союзной Великобританией и особенно с Германией, куда поставлялись стратегические материалы, необходимые для обеспечения воюющей армии, внешнеторговый баланс в 1939–1945 гг. был всегда в пользу Турции. Всего за этот период стране удалось заработать четверть миллиарда долларов чистой прибыли, которые стали серьезным вложением в развивающуюся экономику.

Во время Второй мировой войны (с 1941 по 1945 г.) в Турции действовали чрезвычайные меры по интенсификации экономики за счет повышения эксплуатации рабочих. Согласно решению правительства, отменялись все ограничения на использование труда детей и женщин на тяжелых работах, разрешалась принудительная мобилизация рабочей силы на строительстве и в сельском хозяйстве, трудящиеся были лишены минимальных протестных прав. Эти меры в общем благоприятно сказались на развитии экономики.

Во время войны правительство нанесло серьезный удар по инонациональным предпринимателям. За счет введения чрезвычайного налога на имущество под предлогом борьбы за социальную справедливость были разорены крупнейшие частные предприниматели из числа немусульман, конкурировавшие с национальной буржуазией и государственным капиталом. Разорившиеся предприниматели ссылались на принудительные работы по добыче полезных ископаемых, что способствовало экспорту[22].

Весь период Второй мировой войны Турция должна была держать отмобилизованной значительную часть трудоспособного населения. Численность армии составляла 1 млн человек, отвлеченных от решения насущных экономических задач. Армия, решая проблемы безопасности страны, потребляла значительную часть национального бюджета, что в значительной степени затрудняло развитие экономики.

В послевоенную эпоху страна входила с оформленной политической и экономической элитой, избавившейся от конкурентов в лице инонациональной буржуазии и тесно связанной с НРП, но желающей больших экономических свобод. Период войны дал заработать на поставках армии и экономическим партнерам за границей, и большому числу турецких бизнесменов, которых уже не устраивал строгий этатизм правительства. Именно эта новая экономическая элита встала во главе политических и экономических преобразований в Турции после Второй мировой войны.

Социальные и межэтнические противоречия

Одна из основных причин распада Османской империи – неспособность центрального аппарата разрешать нарастающие межэтнические противоречия. Политическая элита империи оказалась совершенно не готова реагировать на трансформацию идентичности подвластных народов от этноконфессиональной к этнокультурной, национальной. Европейский светский национализм в качестве сепаратистской идеологии подвластных народов Балкан не был понятен властям и обществу, привыкшему к религиозной сегрегации.

Помимо военных поражений от стран Запада и России, основной причиной реформирования традиционной идеологии и системы государственной власти становится сепаратизм. Причем если провалы во внешней политике обращали внимание властей на техническую и организационную отсталость армии, то нарушения целостности государства побуждали их к пересмотру на европейский лад всего комплекса взаимоотношений между народами империи.

Традиционно в Османской империи существовала миллетная система, обеспечивающая политическую и социально-экономическую иерархию народов страны, в большей или меньшей степени устраивающая население империи до кризисных явлений XVIII в. Новые националистические тенденции развития освободительного движения, в первую очередь на Балканах, послужили примером для создания собственно турецкого национализма так же, как европейские технические и организационные образцы – для копирования турецкой армией и флотом. Первые националистические младотурецкие организации формировались на основе опыта итальянского национального движения, посредниками при передаче которого выступали курсанты из Албании – области, имеющей тесные связи с Италией.

В качестве примера для подражания турецкие модернисты XIX в. избрали не многонациональные империи того времени – Австро-Венгрию или Россию (основных военно-политических противников), а национальные государства – Германию, Великобританию, Францию, одной из основ существования которых являлось отсутствие серьезных тенденций к национальному и религиозному сепаратизму, преодоленных в том числе и насильственным путем во время их становления. Для воплощения в жизнь заявленных моделей следовало прибегнуть к ассимиляции или насильственному выдворению иноэтнических элементов, способствовавших децентрализации страны. Ассимиляция сначала проходила в рамках идеологии османизма, затем, осознав бесперспективность такой модели, власти перешли к насильственной тюркизации коренного и других подвластных народов.

Большинство тюркского населения Османской империи в начале XX в. никак не воспринимало себя как нацию. Идентичность в основном была религиозной (сказывались 400 лет халифата) или даже родоплеменной, что вообще характерно для аграрных обществ. Национализм был знаком только военно-политической элите страны, увлеченной новейшими европейскими теоретическими разработками в области политической философии. Для построения национального государства европейского типа следовало в первую очередь самих турок превратить в нацию. С этой целью в 1920-1940-е гг. XX в. в Турции проводились мероприятия двоякого характера: по снижению влияния религии на общество (лаицизм) и внедрению новых ценностей в сознание населения (национализм). В отличие от стран Западной Европы в Турции развитие национального самосознания и снижение влияния религии проходило не по объективным причинам (вследствие урбанизации, развития промышленного капитализма и введения всеобщей воинской повинности), а сверху, за счет принудительного давления европеизированной политической элиты. Пожалуй, единственными объективными факторами сплочения турецкого народа по национальному признаку были национально-освободительная борьба турецкого народа против оккупантов 1919–1923 гг. и дискриминация компрадоров-инонационалов в первые десятилетия республики.

Негативно на взаимоотношения между мусульманами и немусульманами империи влиял изменившийся статус христиан и иудеев, активно включившихся в торговые отношения с Западом. Среди патриотов империи, отмечавших роль великих держав в деградации страны, образ компрадора-инонационала стал воплощением внутреннего врага, пособника иностранного капитала, сепаратиста и «пятой колонны». Не случайно первые серьезные межэтнические конфликты между турками и представителями других национальностей начинаются только во второй половине XIX в.

Первая мировая война утвердила среди большинства турок мнение о враждебности проживающих в империи христиан. Военный министр Энвер-паша обвинил армян в провале Сарыкамышской операции[23], которая закончилось их массовым насильственным выселением, повлекшим за собой многочисленные жертвы. События национально-освободительной войны укрепили турок во мнении о невозможности проживания в одной стране с греками. Европейский национализм как идеология построения мононационального государства отвечал чаяниям создателей республиканской Турции, легитимизируя удаление из экономической элиты немусульман, а также ассимиляцию мусульман нетюркского происхождения. Именно эти два направления разрешения межэтнических противоречий становятся определяющими в политике Анкары вплоть до конца XX в.

Следует заметить, что ассимиляция предлагалась не только мусульманским, но и остальным меньшинствам, не желающим покидать страну. В первую очередь это касалось еврейской общины, так как вопрос с греками и армянами в основном был решен с помощью их выдворения за пределы Турции. Нетурецким меньшинствам напрямую предлагалось стать как можно более похожими на турок. Например, как аналог 10 заповедей Торы была составлена инструкция для тюркизации евреев, причем остальным меньшинствам тоже предлагалось следовать этим правилам: «1. Тюркизируйте свои имена; 2. Говорите по-турецки; 3. Проводите хотя бы часть ваших молитв в синагогах на турецком языке; 4. Тюркизируйте ваши школы; 5. Отправляйте своих детей учиться в государственные школы; 6. Участвуйте в общественной жизни страны; 7. Живите бок о бок с турками; 8. Откажитесь от вашего духа общинности; 9. Пусть ваша деятельность станет составной частью национальной экономики; 10. Знайте свои права»[24]. С целью ассимиляции греков, не собирающихся покидать свои родные места, в первую очередь стамбульских, властями была создана Турецкая православная церковь, не подчиняющаяся Константинопольскому патриархату, которая, однако, не смогла выполнить возлагавшуюся на нее роль.

Участие греческих войск в оккупации Турции совместно с Антантой в 1919–1922 гг. при активной поддержке местного греческого населения дало националистам хороший повод для решения национального вопроса. Европейская концепция «одна нация – одно государство», «теория политической законности», осмысленная впоследствии Геллнером[25], оправдывали обмен населением между Грецией и Турцией, во время которого в 1924 г. родные места вынуждены были покинуть около 3 млн греков и 1 млн турок и прочих мусульман. С точки зрения теории национализма переселение должно было решить все проблемы между двумя народами, двумя мононациональными государствами.

С курдами Анатолии у центра складывались особые, непростые отношения. В условиях религиозного единства мусульман Османской империи курды пользовались теми же правами, что и турки, да и большая часть территорий проживания курдских племен входила в состав единого государства. Курды проживали в горных районах страны, в том числе в пограничных с Ираном, что способствовало сложным взаимоотношениям между ними и администрацией империи. Как нация курды сформировались сравнительно поздно, поэтому долгое время племенная идентичность у них превалировала над религиозной и национальной. Из-за отсталости региона курды часто становились участниками антиправительственных выступлений, выдвигая требования экономического характера. Лозунги национального самоопределения находили отклик только у элиты, знакомой с европейскими теориями. С образованием националистической Республики Турция курдское население стало подвергаться ассимиляции.

Если немусульманские народы Турции – греки, армяне, евреи и сирийские христиане – официально получили статус меньшинств согласно положениям Лозаннской конференции 1923 г., то с курдами этого не произошло в первую очередь из-за приверженности исламу[26]. По ряду причин курды оказались самыми неудобными для Анкары гражданами новой республики: их численность достигала 1,5 млн человек (т. е. до 15 % населения страны)[27]; регион их проживания – Восточная и Юго-Восточная Анатолия – оставался самым отсталым регионом страны; курдский сепаратизм принимался во внимание европейскими державами в переговорах о результатах Первой мировой войны; курды крепко держались племенной и религиозной идентичности и сопротивлялись процессам модернизации; курды проживали не только в Турции, но и в Ираке, Иране и Сирии; курды привыкли к кочевой жизни и «не замечали» границ между Турцией и соседними государствами, что приводило к многочисленным конфликтным ситуациям. С началом реформирования страны по европейскому образцу власти столкнулись с открытым сопротивлением модернизации, активно поддержанным в первую очередь курдскими племенами и вошедшим в историю под названием «восстание шейха Саида»[28].

Курдские восстания 20-30-х гг. XX в. не столько имели характер национально-освободительного движения, сколько представляли собой массовое сопротивление традиционалистов модернизационным процессам, затрагивающим основы их существования. Централизованная европеизация подвергала жесткой дискриминации сложившуюся веками родоплеменную и тарикатскую структуру населения, что не могло не вызвать ответной реакции[29]. Власти же, мыслившие националистическими категориями, стремились в зародыше уничтожить возможные очаги организованного сепаратизма и ассимилировать курдов. Для этого применялись разные методы: от распространения турецкого языка и культуры в Восточной и Юго-Восточной Анатолии до переселения особо отличившихся в антиправительственных выступлениях племен в глубь страны.

С еврейским меньшинством отношения складывались проще – у него не было своего государства и даже стремления создать его на территории республики (как у греков, армян или курдов). Евреи имели значительный опыт проживания в инокультурной среде и были достаточно хорошо ассимилированы турецким обществом[30]. Среди идеологов турецкого национализма было много выходцев из еврейской среды, например Текин Алп, отличавшийся особой ненавистью к шариату[31]. Представители еврейской общины Турции активно участвовали в политической жизни этого республиканского государства и избирались депутатами от правящей НРП. Зарубежные историки отмечают роль Турции в спасении евреев, живших в Европе, от нацистских репрессий во время Второй мировой войны[32], хотя ряд националистических организаций Турции по примеру нацистов выступали с антисемитскими лозунгами в годы тесного сотрудничества с гитлеровской Германией (1941–1943). Многие из них были осуждены на судебных процессах против расистов-туранистов в 1944 г.

Избрав в качестве образца государственности европейскую модель государства-нации, политическая элита Турции ставила перед собой задачу отказаться от османского прошлого. По радикальности модернизационный процесс в Турции в первые десятилетия существования республики может быть сравним разве что с реформами Петра I или большевиков. И если Россия живет в условиях расколотого общества со времен европеизации начала XVIII в., то для Турции этот период начинается с образования республики, когда государство отказывается от лидерства в исламском мире и предпочитает занять скромное место ученика у ранее ненавистной западной цивилизации.

С образованием республики и началом модернизационных мероприятий, напрямую затрагивающих монополию ислама на идеологический контроль общественной жизни, наступает длительный период политической борьбы между традиционалистами и модернистами, проходившей с явным преобладанием первых. К середине 40-х гг. появляется новый рубеж противостояния, на сей раз между сторонниками либерализации, к которым примкнули и некоторые традиционалисты, и консерваторами, настаивавшими на этатизме в экономике и руководящей роли НРП в политике. В силу объективных причин распространение левых идей в Турции было невелико.

За время Второй мировой войны руководству Турции удалось еще более упрочить свое положение за счет благоприятной политической и экономической конъюнктуры. Однако идеология национализма и этатизма, сформированная на основе довоенных европейских идей первой половины XX в., уже не могла обеспечить развитие страны в новых политических и экономических условиях. В политической элите образовалась оппозиция, ориентированная на частный капитал и экономические связи с зарубежными странами. Турция стояла перед выбором направления своего дальнейшего развития, который в новых условиях во многом зависел от политики иностранных партнеров.

Турция в начале холодной войны

Турция стала, пожалуй, одной из немногих стран мира, которым удалось остаться в стороне от пожара Второй мировой войны. В то время как Советский Союз и Германия вели войну на взаимное уничтожение, Анкара предпочитала оставаться нейтральной, успешно сотрудничая и с Великобританией, и с Германией. Официальная турецкая историография преподносит это как значительное достижение турецкой политики. Казалось бы, от своего нейтралитета страна получила больше, чем могла бы получить от возможного участия в войне. Активная торговля с Германией стратегическими материалами – медью, хромом, хлопком, пшеницей и другими товарами – позволила в значительной степени улучшить экономическое положение. Однако впоследствии такая прагматическая позиция принесла Турции множество политических проблем.

В изданиях, посвященных политике Турции в годы Второй мировой войны, как правило, присутствуют две противоположные точки зрения. В советской историографии было принято говорить о Турции как о стороне, ожидающей радикальных успехов Германии на Восточном фронте, чтобы затем напасть на СССР, захватить Кавказ и Крым[33]. Турция изображается как агрессивное государство, проводящее дружественную Германии и враждебную СССР политику. Такого же мнения продолжают придерживаться и армянские историки[34]. В ряде работ, изданных в США[35], Турции[36] и Азербайджане[37], авторы представляют Турцию верным союзником Великобритании с 1939 по 1945 гг., чей нейтралитет был выгоден всем странам антигитлеровской коалиции. Доступность различной литературы и документов по данному вопросу позволяет сделать некоторые выводы относительно политики Турции в период 1939–1945 гг. и оценить то значение, которое имел этот период для дальнейшего политического развития страны.

Официально с 19 октября 1939 г. Турция являлась союзником Великобритании и Франции, однако активные и неудачные в начале военные действия союзных армий на Западном фронте удержали Анкару от выполнения своих обязательств. 18 июня 1941 г. Турция заключила с Германией пакт о дружбе и ненападении, что было выгодно обоим государствам. Германия впредь могла не опасаться угрозы или «недружественных действий» с юга и беспрепятственно осуществлять агрессию против СССР, Турция же могла быть уверена, что не разделит в ближайшее время судьбу Польши. С 1941 по 1944 г. Турция проводила политику лавирования между Англией и США, с одной стороны, и Германией – с другой. Отношения же с СССР оставались довольно недружественными.

За время войны, особенно в период военных побед вермахта на Восточном фронте, турецкие политические лидеры и журналисты неоднократно встречались с официальными лицами Германии, посещали оккупированные территории, бывали на фронте. В Турции действовали германские разведывательные службы, особенно близ границ с СССР. Росло военно-техническое сотрудничество между немецкими и турецкими вооруженными силами[38]. По словам турецкого министра иностранных дел Хасана Сака, в 1946 г. 80 % оборудования и снаряжения турецких вооруженных сил было германского производства, что говорит о высоком уровне военного сотрудничества между Берлином и Анкарой.

Внешнеэкономические показатели государства, как правило, являются отражением проводимой внешнеполитической линии, что имело место и в нашем случае. К 1940 г. торговый оборот Турции с СССР снизился более чем в 10 раз (по сравнению с ситуацией середины 30-х гг. XX в.) и в 1941–1945 гг. находился фактически на нулевом уровне. Экономические отношения между Германией и Турцией в период Второй мировой войны, напротив, заметно укрепились. Турция являлась единственной нейтральной европейской страной, с возможностью прямого сухопутного сообщения с Берлином и общей границей с СССР. Немецкая армия была одета в униформу из турецкого хлопка, броня танков и бронемашин варилась с использованием турецкого хрома. Впрочем, Германия стала экономическим партнером Турции № 1 уже во второй половине 30-х гг. XX в.

Экономическое партнерство с союзниками – США, Великобританией и Францией – оказалось в тесной зависимости от политических соглашений. Поставки хрома, несмотря на крайнюю нужду Германии в этом стратегическом материале, продолжали регулироваться англо-турецким соглашением, по которому преимущественное право закупок до 1942 г. принадлежало Великобритании.

На границе с СССР было сосредоточено достаточное количество турецких войск, а всего под ружьем Турция имела около миллиона человек. Нейтралитет Турция держала скорее недружественный по отношению к СССР и дружественный к Германии, однако и союза с Великобританией не разрывала. Как и любая другая нейтральная страна того времени, Турция была полем боя разведок всего мира. Немцы пытались контролировать многочисленные антисоветские пантюркистские организации и прессу, вербовали и забрасывали шпионов на территорию СССР[39]. С другой стороны, и советская разведка в Турции также проводила спецоперации, среди которых самая известная – покушение на посла Германии в Турции Франца фон Папена в 1942 г.[40] Турецкие власти спокойно смотрели на активность германских спецслужб и антисоветские настроения в своей стране. Только в 1944 г. были сделаны первые шаги к улучшению отношений с СССР: арестованы наиболее одиозные пантюркисты, амнистированы советские граждане, обвиненные в покушении на фон Папена, Москве переданы граждане СССР, сотрудничавшие с нацистами, и скрывавшиеся на территории Турции[41].

На протяжении всей войны союзники обращались к Турции с призывом вступить в войну, однако не подкрепляя эти предложения военной и экономической помощью, которая поступала больше со стороны Германии. Политика нейтралитета между двумя противоборствующими блоками велась Турцией настолько явно, что бесперспективность всех попыток втягивания ее в войну на стороне одного из них отмечали и Сталин, и посол Германии в Анкаре фон Папен. Только 2 августа 1944 г. Турция прервала все политические и экономические связи с Германией, 12 января 1945 г. открыла проливы для прохода союзнических судов, перевозивших грузы по ленд-лизу, а 23 февраля 1945 г. объявила Германии войну. За это Турция была официально приглашена на конференцию в Сан-Франциско и стала одной из стран – учредителей ООН.

С окончанием Великой Отечественной войны СССР приступил к активному проведению нового политического курса, связанного с распространением советского влияния на соседние территории. Пока США были кровно заинтересованы в скорейшем вступлении нашей страны в войну с Японией, посол М.М. Литвинов считал, что союзники будут: «более расположены к уступчивости, чем после победоносного завершения ими войны на востоке»[42]. Если вопрос о Восточной Европе был в общих чертах разрешен в ходе Ялтинской конференции, то на страны Ближнего Востока, не принимавшие участия в войне, у СССР были особые виды. Мир только начинал переходить к биполярной системе международных отношений, из которой постепенно исключались старые глобальные участники – Франция и Великобритания. На смену колониальным державам – победителям Первой мировой войны пришли новые лидеры миропорядка – СССР и США, между которыми и проходила борьба за влияние на страны Ближнего Востока. На стороне СССР был международный престиж победителя нацизма, популярность коммунизма как идеи, близкой менталитету восточных народов, интернационализм, а также мощная сухопутная армия, готовая вторгнуться на территорию соседа в любой момент без шансов потерпеть поражение. На стороне США – самая мощная в мире экономика, благосклонность к частной инициативе, возможность воспользоваться опытом и ресурсами союзников – Великобритании и Франции – при сохранении собственной незапятнанной репутации в регионе. Однако у США пока не было ядерного оружия и они были заинтересованы в участии СССР в войне с Японией, поэтому на Потсдамскую конференцию помимо восточноевропейских и дальневосточных было решено вынести вопросы о новых требованиях к Турции, об индивидуальной опеке над одной из колоний Италии, создании советских баз на территории Норвегии и Дании.

Инициатором радикального пересмотра взаимоотношений между Турцией и СССР стала Москва. Советское правительство справедливо желало видеть в своих соседях со всех сторон союзников, поэтому было заинтересовано в установлении влияния в Турции и Иране. Старый Договор о дружбе и нейтралитете 1925 г. и Конвенция о режиме проливов в Монтрё 1936 г. не удовлетворяли требованиям безопасности южных границ СССР. Главным образом Сталин был недоволен недостаточным соблюдением Турцией нейтралитета во время Второй мировой войны и нарушениями режима проливов. Условия для политического давления на Турцию складывались благоприятные: авторитет СССР был как никогда велик, а Турция фактически оказалась в международной изоляции, так как великие державы сразу после окончания войны с Германией были заняты урегулированием европейских и дальневосточных проблем. На Потсдамской конференции представитель Великобритании сам первым высказался за изменение режима проливов. Однако точка зрения союзников коренным образом отличалась от турецкой и советской. США и Великобритания были сторонниками полной свободы навигации в проливах и Черном море, однако на Потсдамской конференции этот вопрос так и не был разрешен. В итоге каждой из сторон было предложено самостоятельно решить этот вопрос с Турцией, предоставив, таким образом, некоторую свободу действий советской дипломатии.

Давление на Турцию со стороны СССР проводилось поэтапно. 19 марта 1945 г. был денонсирован Договор о дружбе и нейтралитете 1925 г. 7, и 18 июня 1945 г. состоялись исторические встречи главы советского внешнеполитического ведомства В.М. Молотова и посла Турции в СССР С. Сарпера, на которых были выдвинуты три основных требования: совместный контроль над проливами, предоставление СССР военных баз в проливах и удовлетворение территориальных претензий – передача под юрисдикцию СССР округов Карс и Ардаган. Турецкая сторона соглашалась лишь на заключение с СССР союзного договора против возможной агрессии со стороны европейских и средиземноморских стран, а также предлагала заключить договор о покупке оружия у СССР для того, чтобы обеспечить оборону проливов. Посол Турции в СССР предлагал условия, на которых впоследствии можно было выстроить новые дружественные советско-турецкие отношения, по крайней мере предупредить развертывание американских баз, в том числе с ядерным оружием, на границах с СССР, что произошло в 1950-е гг. Однако Молотов не отступил ни от одного из своих требований и отказался заключать договор, что негативным образом отразилось на дальнейших отношениях между странами.

Советское правительство считало свои жесткие требования обоснованными по двум причинам: недостаточно дружественный нейтралитет Турции во время Великой Отечественной войны (в том числе нарушения конвенции о режиме проливов), а также несправедливость договора 1921 г., по которому Республике Турция отошли территории Карса и Ардагана, присоединенные к Российской империи по Берлинскому трактату 1878 г. Но насколько объективны были данные претензии? Во время Второй мировой войны можно назвать как минимум две нейтральные европейские страны, занимавшие еще более дружественную, чем Турция, позицию по отношению к нацистам, – это Швеция и Испания.

Швеция, в отличие от Турции, так и не объявила войну Германии даже в 1945 г. Швеция предоставила свою территорию для транзита немецких войск в Финляндию и Норвегию; более 500 шведских добровольцев активно участвовали в войне в легионах СС на Восточном фронте; баснословные прибыли от торговли с нацистами стратегическими материалами стали основой бурного развития шведской экономики в послевоенные годы. Однако единственной реакцией на это были протесты со стороны ряда стран против вступления Швеции в ООН. Напомним, нацистская Германия неоднократно обращалась к Турции с просьбой предоставить свою территорию для транзита немецких войск, однако всякий раз получала отказ, о чем замечает в своих воспоминаниях посол Франц фон Папен.

Схожая ситуация была с нейтрально-дружественной Германии франкистской Испанией, которая официально отправляла на Восточный фронт свои войска – 250-ю пехотную «голубую» дивизию, в составе которой с 1941 по 1943 г. в боях успело принять участие до 50 000 испанцев. Не смотря на это, генералу Франко сошло с рук пособничество нацистам, и он был даже оставлен у власти. Правда, некоторое время после Второй мировой войны Испания находилась в международной изоляции.

Таким образом, нейтралитет Турции вполне укладывается в рамки международного права того времени. Что же касается пересмотра территориальных положений договора 1921 г., то В.М. Молотов в ходе беседы с С. Сарпером обращал внимание на урегулирование аналогичной ситуации с Польшей. Дело в том, что несправедливый с точки зрения СССР договор 1921 г. был добровольно пересмотрен Польшей в его пользу, и Турция, по мнению советского министра, должна была последовать этому примеру. Однако в 1945 г. Турция, в отличие от Польши, не была освобождена советскими войсками, а договор 1921 г. был заключен по взаимному согласию сторон, а не в результате войны, как это было в случае с Польшей. Поэтому прецедент с Польшей не мог служить доводом для Турции, а также США и их союзников, опасавшихся советской экспансии.

В качестве одного из аргументов, призванных повлиять на международное сообщество, Советское правительство использовало право армянского и грузинского народов на самоопределение. Территориальные требования к Турции предъявлялись как со стороны официальных советских органов Армянской ССР и международных армянских организаций, поднимавших тему трагических событий 1915 г., так и грузинской стороной. Народные комиссариаты иностранных дел Грузии и Армении подготовили по запросу НКИД СССР справки, подтверждающие справедливость территориальных претензий республик к Турции, также в декабре 1945 г. в центральных советских газетах «Правда», «Известия» и «Красная Звезда» было опубликовано письмо грузинских академиков С. Джанашиа и Н. Бердзенишвили «О наших законных претензиях к Турции». Советский Союз пытался представить территориальные претензии к Турции как инициативу союзных республик, малых народов, требующих обратно незаконно отторгнутые территории, а официальные СМИ, передававшие в эфир эту информацию, такие, как «Всесоюзное радио», – всего лишь трансляторами этих претензий. Официальной ноты с требованиями к турецкому правительству не последовало.

В ответ на советские претензии в прессе Турции и Великобритании разгорелась антисоветская кампания. Турецкие политики неоднократно делились своими опасениями по этому поводу с коллегами из США и Великобритании, по-прежнему остававшейся союзницей Турции. Турецкий народ, на протяжении более 20 лет воспитывавшийся в русле националистической идеологии и на примерах освободительной борьбы за территориальное единство Турции, крайне негативно отнесся к предложениям СССР. Антисоветская кампания, утихшая в 1944 г. не без вмешательства центральных властей, возобновилась с новой силой. В стране практически не осталось сторонников СССР: под предлогом протеста против требований с его стороны территориальных уступок 4 декабря 1945 г. были разгромлены редакции левых газет, критиковавших не столько внешнюю, сколько внутреннюю политику НРП и турецкой буржуазии.

2 марта 1946 г. СССР, согласно международным обязательствам, должен был вывести войска из Северного Ирана. Однако, по сообщениям иностранных дипломатов в этой стране, происходил обратный процесс. Активизировались движения за автономию Южного Азербайджана и иранских курдов, пользовавшиеся поддержкой СССР. Москва требовала от Тегерана лояльности и предоставления концессий, подобных британским, на нефть Северного Ирана. Советские войска в Иране были своего рода гарантией подписания такого договора, их вывод произошел сразу после того, как концессионное соглашение было подписано премьер-министром правительства Ирана Ахмедом Кавамом. Одновременно с усилением международной напряженности вокруг Ирана усилился нажим СССР на Турцию. По сообщениям американских консульских работников из советской зоны оккупации в Иране, в первой половине марта 1946 года наблюдалась концентрация войск в Тебризе и их маневры, в том числе и в сторону границы с Турцией. В то же самое время посол США в Турции Вильсон доложил о концентрации советских войск в Румынии и Болгарии, а также на северо-восточной границе с Турцией и предположил скорое начало военной операции. Наряду с этим посол СССР Виноградов в очередной раз повторил требования СССР к проливам и территориям Северо-Восточной Анатолии.

По сообщениям непосредственных участников событий, на границе Армении и Турции советские войска стояли в полной боевой готовности, были развернуты полевые госпитали, баки танков полны горючего. Средний командный состав знал, что планируется операция против Турции, на случай чего был готов запечатанный конверт с указаниями к проведению операции. Однако, как заявляет респондент, в двадцатых числах марта был отдан приказ отвести войска[43]. До сих пор неизвестно, что заставило СССР отказаться от планов силового решения иранской и турецкой проблем, которые, без всякого сомнения, находились в тесной связи друг с другом. Скорее всего, не обошлось без прямого давления со стороны США и Великобритании. С 24 марта до 9 мая советские войска покинули территорию Ирана, чем обрекли на уничтожение созданные СССР структуры азербайджанского и курдского самоуправления. Войска в Болгарии и Армении были отведены дальше от границы, а 6 апреля 1946 г. линкор «Миссури» с прахом умершего в 1944 г. турецкого посла М. Эртегюна пришвартовался к причалу Стамбула. Этот визит, как отмечают и зарубежные, и отечественные историки, стал символом нового этапа американо-турецких отношений, которые перешли на стадию зависимого, неравноправного сотрудничества.

Однако советское давление на Турцию не прекратилось. Теперь внимание Кремля привлекло положение курдов в Турции. В центральной прессе появились статьи, освещающие курдское национальное движение, которое, по словам американского посла в СССР Смита, должно было стать решающим фактором в развитии советско-турецких отношений, заменив претензии со стороны Грузии и Армении. В июне 1946 г. посол СССР в Турции Виноградов в очередной раз обозначил требования СССР, а 7 августа в МИД Турции была представлена официальная нота «О Конвенции Монтрё по черноморским проливам», в которой отсутствовали территориальные претензии, но предлагалось соглашение о совместной обороне проливов при решающей роли черноморских держав в обеспечении режима пропуска кораблей. Предложения СССР были отвергнуты сначала США и Великобританией, а затем Турцией. 24 сентября 1946 г. СССР выступил с повторной нотой, доказывающей неспособность Турции в одиночку оборонять проливы (в пример приводились нарушения режима германскими кораблями в ходе Второй мировой войны) и необходимость построения советских баз на ее территории. Союзники и Турция вновь отвергли советские требования и предложили созвать международную конференцию по этому вопросу. Созыв такой конференции не входил в планы СССР, так как у США, Турции и Великобритании сформировалась единая позиция, противостоять которой было бы невозможно. Таким образом, к концу 1946 г. все попытки СССР по изменению режима проливов окончились провалом, и положения Конвенции Монтрё оказались законсервированными вплоть до наших дней.

В ответ на советское давление на совещании у президента Трумэна было решено противодействовать советскому нажиму всеми доступными средствами, сделать военное присутствие США в Средиземноморье постоянным и разработать первый реальный план войны с СССР с использованием ядерного оружия.

Вопреки мнению азербайджанского историка Дж. Гасанлы конфликт между СССР и Турцией, СССР и Ираном был отнюдь не первым шагом, подтолкнувшим державы к будущей холодной войне. Еще в период, последовавший сразу после окончания войны с Германией, Трумэн пошел на ряд нарушений подписанных в Ялте договоренностей, например относительно статуса Курил, о. Хоккайдо. Так же можно расценивать «польский вопрос» на конференции в Сан-Франциско, немедленное одностороннее прекращение поставок по ленд-лизу 12 мая 1945 г. 12 июля 1945 г. армейская разведка США предупреждала: «Мы достигли предела в санкционировании советской экспансии», и делала вывод о необходимости всемерной поддержки Британской империи в Турции, Средиземноморье и других регионах. Фултонская речь Черчилля, произнесенная 5 марта 1946 г., отнюдь не являлась немедленной реакцией на отказ СССР вывести войска из Ирана и угрозы в адрес Турции. Речь была детально согласована с руководством США за месяцы, а Трумэн лично ознакомился с ней до произнесения. Решение об отправке крупнейшего в мире американского линкора «Миссури» с прахом турецкого дипломата на борту, ставшее первым реальным шагом к господству США в Турции, также было принято в конце февраля 1946 г. Стратегия Трумэна, высказанная в полной мере в его послании конгрессу США 12 марта 1947 г., формировалась последовательно после того, как пропала нужда в участии СССР в войне против главного противника – Японии. Турецкий, иранский и греческий вопросы стали лишь необходимыми вехами на пути становления «Доктрины Трумэна» в качестве основы американской внешнеполитической линии.

Давление СССР на Турцию, равно как и действия греческих партизан-коммунистов, повлияли на одобрение Конгрессом планов финансовой помощи дружественным правительствам в Анкаре и Афинах. 5 июня 1947 г. госсекретарь США Джордж Маршалл выдвинул план помощи демократиям Европы, в число которых была включена и Турция, и противодействия влиянию коммунизма. В страну была направлена специальная комиссия, в задачу которой входило выяснение направлений, наиболее нуждающихся в финансировании. Согласно донесениям советской разведки, первый транш в 100 млн долларов был потрачен следующим образом: 48,5 млн – на сухопутные силы, 26,75 млн – на военно-воздушные силы, 14,75 млн – на военно-морские силы, 5 млн – на улучшение арсеналов и 5 млн – на строительство дорог[44]. Как видно из этих данных, только 5 % средств можно с натяжкой назвать инвестициями в гражданскую сферу. Все остальные были израсходованы на улучшение материально-технической и организационной составляющей турецких вооруженных сил при помощи США и фактически вернулись обратно к инвестору.

4 июля 1948 г. было подписано, а 8 июля ратифицировано меджлисом Соглашение об экономическом сотрудничестве с США в рамках плана Маршалла. Далеко не вся политическая элита страны поддержала инициативу правительства. История Османской империи, набравшей за 20 лет кредитов, которые довели ее до состояния экономического банкротства, и предоставившей контроль над бюджетом в ведение иностранцев, была хорошо известна депутатам турецкого парламента. В Турции до сих пор существует явление, называемое «Севрский синдром», то есть боязнь потерять независимость в результате тесного сотрудничества с западными политическими и экономическими структурами. В конце 40-х гг. XX в. сторонников проведения независимой политики было немало. Однако сотрудничество с США показалось выгодным как правительству, заинтересованному в отпоре советской агрессии, так и депутатам от оппозиции, близким к крупному частному капиталу и рассчитывавшим на получение подрядов и инвестиций.

Серьезным шагом, повлиявшим на дальнейшее сближение позиций Анкары и Вашингтона, стало участие вооруженных сил Турции в Корейской войне. За включением страны в план Маршалла должно было последовать вступление Турции в НАТО, чтобы оказаться в ряду прочих развитых стран – Великобритании, Бельгии, Голландии, Франции. Правительство Баяра-Мендереса добивалось членства в Североатлантическом союзе так же, как впоследствии, в 1990-е, будут добиваться вступления в ЕС Демирель и Чиллер.

Турция первая после США откликнулась на призыв ООН отправить войска в Корею. Военный контингент состоял из одной пехотной бригады, численностью более 5000 человек (4-е место после США, Великобритании и Канады). Бригада участвовала в боях на протяжении всей кампании и потеряла убитыми 721, пропавшими без вести 168, ранеными 2111 человек (3-е место после США и Великобритании), что стало пропуском в евроамериканскую систему международной безопасности. В 1951 г. американским сторонникам присоединения Турции к НАТО удалось сломить оппозицию в лице британцев, и 15 октября в Лондоне членство Греции и Турции было оформлено официально. 18 февраля 1952 г. парламент единогласно одобрил вступление Турции в НАТО, открыв новую неоднозначную страницу в истории страны и ее отношениях с СССР.

Агрессивная политика СССР на Ближнем Востоке оказалась на руку экспансионистам из США. Политические элиты обеих стран сделали выбор в пользу обострения международных отношений, что предполагало жесткое геополитическое, экономическое и идеологическое противостояние. Сторонники сотрудничества (Литвинов с советской, Уоллес с американской стороны) потерпели поражение и были уволены со своих постов. Недружественные шаги официальных лиц одной из супердержав вызывали симметричную реакцию «ястребов» с другой стороны. В результате союзники по антигитлеровской коалиции в одночасье превратились в противников, презрев все перспективы двустороннего сотрудничества.

Турецкие правящие круги, обеспокоенные советскими угрозами, с восторгом приняли американскую политическую поддержку, вскоре дополнившуюся военно-технической и финансовой помощью. Угроза с севера представлялась настолько реальной – в первую очередь из-за территориальных претензий, – что сторонники политического нейтралитета Турции оказались в меньшинстве, хотя в итоге страна все равно попала в зависимость от иностранной державы.

Главной причиной выбора США в качестве стратегического партнера Турции стали особенности ее политического и экономического развития. Частный национальный капитал, окрепший за годы войны, стремился к расширению своего политического и экономического влияния. Экономическая мощь США давала больше возможностей для обогащения за счет выгодных контрактов по сооружению дорог, военных баз, а также для турецкого экспорта. Сотрудничество правительства с демократическими странами Европы и Америки предполагало разрушение монополии националистов-государственников из НРП, что и произошло в 1946 г. с либерализацией политической жизни страны. Новая Демократическая партия Турции, построив программу на критике устаревших положений НРП, смогла не только занять свое достойное место на турецком политическом поле (в 1946 г.), но и победить в 1950 г.

Правительство Мендереса, отражающее интересы крупного турецкого бизнеса, полностью устраивало США. Можно сказать, что новый премьер-министр, обучавшийся в американском колледже в Измире, сумел совместить интересы внешней политики США с интересами правящей элиты страны, выбрав Вашингтон в качестве политического, экономического и идеологического ориентира. Идеи этатизма, национализма, светскости и внешнеполитического нейтралитета, поддерживаемые НРП, не отвечали новым послевоенным реалиям международных отношений, потому партия всякий раз проигрывала выборы. Иной оппозиции в Турции не было и быть не могло: левые силы и политический ислам фактически находились под запретом. Теоретически Турция имела все возможности остаться нейтральной и играть на противоречиях гегемонов мирового политического процесса, как впоследствии это удалось Югославии, Австрии, Финляндии. Нейтралитет и независимость внешнеполитической линии, лавирование между интересами великих держав были одним из принципов политики Ататюрка и его последователей из НРП. Однако территориальные претензии СССР стали главным фактором, повлиявшим на заключение неравноправного союза с США, превратившего Турцию в форпост американской политики на Ближнем Востоке.

Следует также заметить, что в политической элите Турции фактически не оказалось просоветских деятелей, которые могли бы уравновесить американское влияние. Из двух зол – СССР и США – Анкара однозначно выбрала более далекого и менее знакомого партнера, подобно тому, как в конце XIX – начале XX в. союзником Османской империи стала Германия, еще не выказавшая, в отличие от России, Великобритании и Франции, своего экспансионистского характера. Шансов более или менее добровольного вхождения Турции в сферу влияния СССР не было никаких, кстати, в свое время об этом писал и Сталин, анализируя итоги кемалистской революции[45]. Там же руководитель Советского государства отмечал: «Турция теперь низведена до размеров небольшого государства с населением 10–12 миллионов. Она не представляет ни серьезного рынка, ни решающих точек приложения для империализма»[46]. Ошибочность такой недооценки геополитической роли Турции оказалась роковой для Москвы.

Турции пришлось заплатить большую цену за свой недружественный СССР нейтралитет, причем, как это уже не раз бывало в ходе двусторонних конфликтов между нашими странами в XIX в., в проигрыше оказались оба соседа. Взаимовыгодные экономические связи 20-30-х гг. XX в. ушли в прошлое, и страна вступила в переходный период либерализации, сопровождавшийся такими естественными для этого процесса явлениями, как растущая пропасть между богатыми и бедными, болезненная перестройка экономики с внутреннего рынка на внешний, инфляция и коррупция.

2.2. Турция под политическим влиянием США. 50-е гг. XX в.: формирование основных тенденций политического и экономического развития

Период 50-х гг. XX в. оказался для Турции определяющим. За эти 10 лет сложилась внутриполитическая картина страны, которая характерна для нее по сей день. Тогда же произошло становление главных направлений внешнеполитической активности Турции: Кипрская проблема, построение взаимоотношений с ЕС, НАТО, Россией. В сфере экономики в то же самое время закрепляются основные противоречия между частным и государственным капиталом, что станет основой внутриэкономической конфликтности на предстоящие десятилетия. Фактически 50-е гг. XX в. можно назвать одним из важнейших поворотных этапов развития страны, подобным революционно-освободительной войне 20-х или приходу к власти партии Справедливости и Развития в 2002 г.

Политика

С 1953 г. начинается эпоха внешнеполитического доминирования США в Турции. Вступление в НАТО открыло путь для строительства многочисленных военных баз на ее территории. Армия проходила спешное перевооружение по американским образцам. В 1955 г. Турция стала одним из учредителей военно-политического блока СЕНТО, штаб-квартира которого в 1958 г. была перенесена в Анкару, что сделало ее наряду с Ираном форпостом американской политики на Ближнем и Среднем Востоке. В 1956 г. Турция поддержала Израиль в Суэцком кризисе, заявив, таким образом, о своей принадлежности к евроатлантической цивилизации, воспринимавшейся в качестве альтернативы исламской, восточной, арабской. Помимо участия в военно-политических организациях Турция также получила членство в западных экономических структурах – МВФ и МБРР, возможность кредитоваться в Экспортно-импортном банке[47]. Таким образом, за счет встраивания в политическую и экономическую систему послевоенного Евроатлантического мироустройства правящая элита Турции пыталась сделать свою страну неотъемлемой частью западной цивилизации, которая представлялась универсальным и самым передовым образцом развития.

Для Ближнего Востока всегда было характерно особое внимание к состоянию армии и ее реформированию. Это было связано в первую очередь с превосходством европейцев в военной сфере[48]. И СССР, и США могли обеспечить высокие темпы модернизации турецкой военной машины, однако в связи с угрозой со стороны СССР правительству Турции пришлось рассчитывать на американскую помощь в модернизации вооруженных сил.

Определенные круги политической и экономической элиты Турции в значительной степени обогатились в годы Второй мировой войны и стремились к легализации своих капиталов через инвестиции в частный сектор. Полноценное развитие частного предпринимательства могло осуществиться только при политическом сотрудничестве с США и Западной Европой. Требовался также отказ от этатистской модели экономического развития в пользу либерально-демократической модели управления, которую приветствовал новый союзник.

Несмотря на большое количество скептиков, руководство США, в общем, достаточно активно поддержало Турцию в ее стремлении связать свою судьбу с западной цивилизацией. Конечно, для интеграции отсталой с европейской точки зрения страны в военно-политические и экономические структуры Запада требовались значительные инвестиции. Однако, как показала история, все они были в значительной степени оправданными.

Первое преимущество, полученное США от сотрудничества с Турцией, было связано с ее особым, уникальным геополитическим положением, которое с успехом использовалось НАТО для давления на Советский Союз. Турция являлась единственной страной НАТО[49], имеющей общую границу с СССР. Кроме того, под контролем НАТО оказывались проливы, которые не давали возможности советскому Черноморскому флоту выйти в Средиземное море. Корабли НАТО, в свою очередь, напротив, имели все возможности угрожать портам СССР на Черном море. В случае надобности США получали возможность перекрыть и советскую торговлю через проливы[50].

Вступая в западные военно-политические и экономические структуры, Турция вынуждена была смириться с утратой части своего суверенитета. Интересы военного блока, Общего рынка, западной цивилизации в целом стали для Турции более приоритетными, чем национальные. В 1945–1946 гг., период «войны нервов» с СССР, эти интересы так или иначе совпадали, однако 50-е гг. XX в. выявили неразрешимые противоречия между позициями Турции и Запада по ряду политических и экономических вопросов. В 60–70-е гг. XX в. эти противоречия вылились в мощное антиамериканское движение, стали причиной внешнеполитических устремлений лидеров военных переворотов 1960 и 1970 гг., укрепления политических и экономических связей с СССР и странами Ближнего Востока, ревизии взаимоотношений Турция-НАТО и Турция-США.

Экономика Турции в 50-е гг. XX в.

Руководство Турции с помощью инвестиций со стороны США и Западной Европы, сотрудничества с ними рассчитывало разрешить политические, социальные и экономические проблемы страны. Экономическая мощь только США превосходила совокупный ВНП всего Восточного блока, что обещало лучшие перспективы для развития экономики, чем в случае сотрудничества с СССР.

После прихода к власти в Турции Демократической партии (ДП) в 1950 г. начался процесс легализации капиталов, полученных турецкой буржуазией в результате сотрудничества с Германией в годы Второй мировой войны, а также с США в послевоенный период. Деньги вкладывались в создание торговых и промышленных предприятий, работающих в тесном сотрудничестве с частными и государственными американскими и европейскими компаниями, предоставляющими инвестиции. Концепция экономической автаркии, тесно связанная с идеологией внешнеполитического нейтралитета 30-40-х гг., сменилась идеей включения страны в евроатлантическую систему, в которой следовало искать себе место.

Период 50-х гг. XX в. называют «золотым веком» турецкого предпринимательства. Правительство Мендереса проводит ряд либеральных экономических реформ, в значительной степени расширяющих возможности турецкого частного капитала[51]. В первую очередь были ликвидированы высокие ввозные пошлины, регулировавшие взаимоотношения Турции с зарубежными странами и защищавшие местные государственные предприятия от конкуренции. Частные предприниматели, тесно связанные с бюрократической элитой ДП, активно включались в экспортно-импортные операции, приносившие значительный доход. Турецкое сельское хозяйство становилось товарным и специализировалось на поставках сырья в США и Европу. Частный капитал получал подряды на строительство новых военных баз, производившееся на средства США, а также объектов инфраструктуры и промышленного назначения.

В 1954 г. правительство Турции приняло закон об упрощении частных иностранных инвестиций, что привлекло в страну зарубежный капитал. В крупных городах стали строиться многочисленные промышленные предприятия, производящие лицензионную продукцию зарубежных фирм. Инвестирование проводилось в том числе и через банки, созданные при помощи США. Поскольку предприятия тяжелой и военной промышленности не привлекали внимания инвесторов из-за низкой доходности, ДП так и не удалось провести приватизацию – основу либеральных реформ.

Одной из причин отказа от распродажи госсобственности можно считать также прочное закрепление руководства партии у власти. Зарубежная помощь в виде кредитов поступала в первую очередь на счета государства, а затем распределялась чиновниками между предприятиями государственного сектора, что позволяло задействовать различные коррупционные схемы. Правительством было инициировано создание новых государственных экономических организаций, но уже со смешанным капиталом. Продажей акций новых ГЭО также заведовали чиновники, которые зачастую являлись и частными предпринимателями – акционерами новых компаний.

Одним из серьезных преобразований 50-х гг. XX в. стала аграрная реформа. С помощью западных партнеров произошла модернизация сельского хозяйства, были ликвидированы феодальные пережитки, предприняты робкие попытки наделить крестьян землей за счет отчуждения посевных площадей у вакфов и частных собственников. Произошла товаризация сельского хозяйства, переход на производство технических экспортных культур. Экспорт сельскохозяйственной продукции поощрялся государством специальными премиями. На первое место в производстве сельскохозяйственной продукции вышли частные капиталистические хозяйства, работающие с привлечением наемной рабочей силы.

Главными особенностями турецкой финансовой системы, созданной правительством ДП, стали дефицитный бюджет и высокий уровень инфляции (более 250 % за 10 лет). Проведение такой политики позволило в кратчайшие сроки наполнить рынок потребительской продукцией, что получило поддержку населения и выразилось в очередной победе ДП на выборах 1954 и 1957 гг.

Необходимые средства для погашения бюджетного дефицита правительство ДП брало взаймы за границей. В 50-е гг. XX в. в зарубежных банках был заложен весь золотой запас страны, пополнившийся в годы Второй мировой войны, при том, что сумма внешнего долга в 1960 г. вплотную приблизилась к 5 млрд турецких лир. В 1958 г. государство фактически признало себя банкротом перед кредиторами и было взято на поруки МВФ при условии выполнения специально разработанной для Турции программы, которая состояла в девальвации лиры, сокращении внутренних кредитов и контроля за ценами. Эти меры резко ограничили благосостояние населения, в первую очередь наемных рабочих и госслужащих.

По свидетельству американских экспертов, рост ВНП Турции с 1950 по 1958 г. был одним из наиболее динамичных за всю историю республики и составлял более 5 % в год[52]. В результате товаризации турецкого сельского хозяйства, выхода его продукции на экспорт значительно выросло благосостояние турецкой деревни. Наблюдался беспрецедентный рост посевных площадей, насыщение деревни удобрениями, техникой. Произошла революция в сфере дорожного строительства, осуществленная не без помощи американских технологий, кредитов и специалистов. Предприниматели, близкие к ДП, получили сверхприбыли на заказах со стороны строящихся военных баз, объектов инфраструктуры.

Огромное значение имел отход от жесткого лаицизма. Первым законом, проведенным ДП через парламент стал закон о разрешении произносить азан на арабском языке, вторым – о разрешении в школе факультативных занятий по религии. Велось активное строительство новых мечетей, в которых зачастую имела место пропаганда против безбожников из НРП и за мусульман из ДП. В результате суда над членами ДП в 1961 г. были выявлены многочисленные связи членов правительства с тарикатами, в частности Мендереса обвиняли в предоставлении автомобиля и сопровождающих лиц для Саида Нурси.

Власть, в общем, пользовалась поддержкой населения, а оппозиционная НРП не могла предложить ничего, кроме устаревшего запаса идей 20-30-х гг., и сосредоточилась на критике ДП. Исламская и левая оппозиция находились под строгим запретом и не имели возможности воздействовать на политику страны. Монополия ДП должна была закончится с экономическим крахом 1958 г., наступившим вследствие либеральных преобразований. Но руководство страны постаралось исключить все легальные пути для победы оппозиции. Тогда и проявила себя новая политическая сила – турецкая армия.

Однако в целом 50-е гг. XX в. заложили несколько основных тенденций развития Турции, определяющих его вплоть до самого последнего времени. В первую очередь это политическое, идеологическое и экономическое лидерство либеральных идей, партий и движений. Парадигмальные направления развития Турции: ориентация на Запад, прочный союз с США, недружественные отношения с СССР (Россией) были заложены именно в период правления ДП. Тогда же сформировались основные политические проблемы республики. В сфере внешней политики – это кипрская проблема, проблема взаимоотношений с США, НАТО, ЕС. В сфере внутренней политики – противостояние либералов и армии, сдерживание левых и исламистов, курдская проблема, терроризм.

2.3. Политическая система современной Турции

Формирование политической и партийной системы Турции во второй половине XX в.

Турция – унитарное государство с выборными органами власти. В настоящее время в стране действует уже пятая Конституция (или третья республиканская). Первая была принята в Османской империи еще в 1876 г., затем принята конституция 1921 г., следующая – в 1924 г., с провозглашением республики[53]. После военного переворота в 1961 г. был принят новый основной закон, в котором несколько улучшены были моменты, регулирующие внутреннюю политическую жизнь страны. Ныне действующая Конституция Республики Турция была принята в 1982 г., после третьего военного переворота.

Официально Турция является парламентской республикой, главное лицо страны – премьер-министр, он же, как правило, и лидер политической партии, победившей на выборах. Кандидатура выдвигается парламентскими фракциями и утверждается парламентом простым большинством голосов. Президент имеет скорее представительскую функцию, отвечает за связи с армией, судебной властью, представляет единство турецкой нации. Этот пост – наследие Ататюрка и его эпохи, когда вся власть в стране принадлежала президенту, которую он затем передал премьеру, но по Конституции оставался полноправным главой государства. Президент избирается парламентом раз в 5 лет, причем для избрания требуется не менее 2/3 голосов парламентариев. Именно поэтому процедура выборов президента длится иногда несколько месяцев и сопровождается частыми скандалами.

Парламентские выборы в однопалатный парламент (меджлис) проводятся раз в 5 лет. Политические партии выставляют своих кандидатов в избирательных округах страны. Депутатом может стать или кандидат от партии, которая набрала не менее 10 % голосов, или независимый кандидат, если в данном округе он набрал голосов избирателей больше, чем представители партий. Более 20 депутатов могут сформировать в меджлисе отдельную фракцию. Помимо традиционных вопросов законотворчества, бюджета и социальной политики депутаты турецкого парламента также активно решают вопросы внешней политики (например, меджлис проголосовал против участия Турции в Иракской кампании на стороне США в 2004 г.) Депутаты также занимают посты в правительстве по указанию премьер-министра.

Политический спектр Турции гораздо более разнообразен, чем российский. Главным образом это результат геополитического положения Турции на стыке континентов, культур, политических традиций. Также свою роль сыграл раскол турецкого общества, произошедший в результате реформ Ататюрка.

Ататюрк, пришедший к власти в результате успешно проведенной национально-освободительной войны против греков и англичан, первоначально обладал безграничным авторитетом. Как военно-политического лидера его поддерживали не только широкие слои общественности, но и исламско-патриотические круги Анатолии. Противниками Ататюрка оставались компрадорская буржуазия Стамбула, в основном армяне, греки, евреи, тесно связанные с европейским капиталом, а также узкая прослойка стамбульской же интеллигенции, выступавшая за американский мандат над Турцией.

Ататюрк создал Народную, позже Народно-Республиканскую партию (НРП). Ее принципами стали в первую очередь идеи национализма, понимаемого как единство и неделимость турецкой нации в рамках страны проживания. Национализм не был ирредентным, т. е. не направлялся против какой-то нации. Однако все граждане Турции объявлялись турками, причем публиковались инструкции для инонационалов, как поскорее принять турецкую культуру, язык и традиции. Разумеется, желающие сохранить свою национальную идентичность (в первую очередь это касалось греков и курдов) подвергались дискриминации по этническому и лингвистическому признакам. Следующим постулатом партии был лаицизм, то есть секуляризм, удаление религии из политической, да и прочих сколько-нибудь значимых сфер жизни государства. Экономической программой партии стал этатизм – преобладание государства в экономике, вторичная роль частного капитала. Внешняя политика НРП характеризовалась равноудаленностью от всех мировых центров силы, ограничением политических и экономических контактов с другими странами. В первую очередь это касалось заключения военных союзов и кредитных соглашений, на которые накладывались серьезные лимиты.

В 20-е гг. XX в. ряд буржуазных деятелей стремились создать политические партии, что не противоречило конституции страны. Однако к ним сразу примыкали многочисленные противники Ататюрка, в т. ч. террористы и заговорщики, потому все проекты были закрыты. Однако сформировались основные направления для оппозиционной деятельности, основанные на критике режима:

1. Религиозное, традиционалистское. Режим критиковался за нетерпимое отношение к исламу, активными последователями которого являлись до 80 % населения страны.

2. Экономическое, либеральное. Нарождавшаяся частная буржуазия требовала привлечения в страну иностранного капитала, большей свободы для участия в экспортно-импортных операциях, заключения кредитных соглашений с иностранными государственными организациями и частными лицами.

Под конец жизни Ататюрка один из сторонников второй линии – Дж. Баяр возглавил правительство, а в 1939 г. покинул его из-за противоречий с националистами-этатистами.

Во время II мировой войны крайние националисты выступили с позиций пантюркизма и пантуранизма против СССР и в поддержку Германии, что способствовало кризису этого направления в политике Турции после победы антигитлеровской коалиции: ряд его лидеров получили различные сроки заключения. Напротив, турецкая буржуазия значительно укрепила свои позиции, занимаясь экспортом сырья одновременно в Германию и Великобританию.

По окончании войны, в 1945 г., официально было разрешено формирование политических партий, не запрещенных основным законом. Лидирующие позиции стала занимать Демократическая партия (ДП), сформировавшаяся на базе крупной буржуазии, как промышленной, так и сельскохозяйственной. Партия выступала с либеральной и религиозной критикой в адрес НРП, которой не удалось приспособиться к новым условиям тесного сотрудничества с США и добиться включения экономики страны в мировой рынок. Электоральной базой партии являлось крестьянство, составлявшее большинство населения страны и не разделявшее строгий лаицизм НРП.

ДП находилась у власти с 1950 по 1960 г. и заложила основы турецкой либеральной демократии. Партия выступила (правда, неудачно) за приватизацию госсобственности, развитие частной инициативы, привлечение иностранных инвестиций и кредитов, многостороннее сотрудничество с США, вступление в НАТО и прочие региональные проамериканские организации, некоторые послабления в отношении религии (отказ от запрета на азан на турецком языке, разрешение на посещение тюрбе). Национализм, подкрепленный религией, помогал эффективнее бороться с проявлениями коммунизма.

Партии удалось обеспечить вхождение Турции в политическую и экономическую систему Запада, стабильный экономический рост и поддержку значительных масс населения. Однако результатом либеральных преобразований стали социальное расслоение и утрата традиционной светской бюрократической элитой своих позиций, что и послужило причиной смены власти насильственным путем.

НРП так и не смогла сформировать достойную оппозицию ДП. Во главе ее стоял соратник Ататюрка Исмет Инёню, чья идеология основывалась на тех же принципах, что и в 30-е гг., но смягченных в вопросах национализма, и не была готова обратиться к новым реалиям, создать новую программу. В результате к власти пришли военные, совершив переворот в 1960 г.

В 60-е гг. после передачи власти от военных к гражданским властям и проведения свободных выборов в 1965 г. к власти приходит «наследница» ДП Партия справедливости (ПС), также стоящая на либеральных позициях. Однако тогда же формируется серьезная оппозиция режиму. С одной стороны, это левое движение, появившееся и развившееся вследствие роста влияния промышленного пролетариата в стране. Возникает большое количество легальных, но еще больше нелегальных партий и организаций коммунистического, троцкистского, анархического толка. Растет левый терроризм. С другой стороны, бурно развиваются крайне правые молодежные движения, проповедующие идеи пантюркизма, пантуранизма, этнической исключительности, фашизма и т. п. Оппозиция подвергает резкой критике сотрудничество с США и экономическую политику правительства.

В начале 70-х гг. XX в. НРП удается выработать новую политическую программу, основанную на повороте к социал-демократии. Лидером и автором программы «Левее центра» становится молодой политик Бюлент Эджевит. В 1973 г. партия побеждает на выборах и развивает политику в рамках умеренного национализма, социал-демократии, разрывает прочные отношения с США и НАТО вследствие Кипрского кризиса 1974 г., пересматривает отношения с «Общим рынком», укрепляет торговлю с СССР. Однако НРП не может удержать власть и с 1977 по 1980 г. делит министерские портфели с либеральной Партией справедливости (ПС) и поддерживающими ее партиями исламистов и националистов. В 1970-е гг. в Турции формируется тот спектр политических сил, который в основе своей остается неизменным и по сей день. В результате противостояния партий, профсоюзов, терроризма левацких и фашистских группировок военные снова берут власть в 1980 г.

На выборах 1983 г. побеждают либералы, сторонники Партии Отечества (ПО) во главе с Тургутом Озалом. Их программа, основанная на экономической либерализации и приватизации госсобственности, во многом повторяет программу ДП 1950–60 гг. Созданная военными Партия националистической демократии (НДП) не смогла завоевать доверие избирателей.

В 80–90-е гг XX в. власть в основном принадлежит правоцентристским либеральным ПО и Партии верного пути (ПВП). На фоне разгорающегося конфликта с курдами на юго-востоке в стране растут националистические настроения, которые активно использует Партия националистического движения (ПНД). Пытаются заявлять о себе исламисты, постоянно подвергающиеся репрессиям и запретам. Левые партии находятся под запретом из-за активной террористической деятельности Партии рабочих Курдистана (ПРК), также придерживающейся левых взглядов. В политике преобладает популизм, основанный на пантюркистской, европоцентристской и антикурдской риторике, свойственной как либералам из ПО и ПВП, так и националистам.

В результате либеральных экономических реформ 80–90-х гг. XX в. Турция была доведена до состояния социального хаоса. Известные политические лидеры доверия не внушали, требовалась принципиально новая политическая сила, способная дать идеи радикального обновления общества. Такой силой стала Партия справедливости и развития (ПСР), пришедшая к власти в 2002 г.

Политическая система Турции в 70-90-е гг. XX в.

Либералы, наследники ДП, в 60–70-е гг. XX в. в основном группировались вокруг ПС, чьим бессменным лидером с 1964 г. являлся Сулейман Демирель. В 70-е гг. он проводил последовательную умеренно-либеральную политику, неоднократно занимал пост премьер-министра и входил в состав коалиционных кабинетов. Партия по-прежнему опиралась на массовую поддержку крестьянства и мелких предпринимателей и служила интересам крупного капитала промышленных городов, однако меньшее внимание уделяла интересам помещиков. Тогда же, в 1970 г., более твердые последователи политики ДП предприняли попытку создать новую ДП[54], в руководство которой входил, например, сын А. Мендереса. Однако серьезной конкуренции ПС она составить так и не смогла.

В 80–90-е гг. XX в. праволиберальная линия вновь является главенствующей в политике Турции. После наложения запрета на деятельность всех существующих политических партий и их лидеров в результате военного переворота 1980 г. наследницей ПС становится Партия Отечества (ПО), которую возглавил Тургут Озал. Он возглавлял правительство Турции с 1980 по 1989 г.[55], затем был избран на пост президента страны, который занимал до 1993 г. Тургут Озал прямо называл себя наследником политических традиций ДП, реабилитировал обвиненных на процессе Яссыада. В его правление в Турции были проведены приватизация госпредприятий и другие либеральные реформы. С 1993 по 2002 г. ПО возглавлял Месут Йылмаз.

В 1987 г. Сулейман Демирель после отмены запрета на занятие политикой возглавил Партию верного пути (ПВП) и на выборах того же года сразу получил чуть менее 20 %. В парламенте и правительстве партия действовала в тесном сотрудничестве с ПО, мало отличаясь от нее по идеологическим воззрениям. Фактически партия стала еще одной наследницей либеральных традиций ДП. С 1990 по 1993 г. Сулейман Демирель занимал пост премьер-министра, а с 1993 по 2000-й – президента Турции. В 1993 г. лидером партии и премьер-министром стала Тансу Чиллер. В 2002 г. в связи с поражением партии на выборах она ушла из политики.

В 80–90-е гг. XX в. у власти находились ПО и ПВП, сторонники либерализации экономики и политики, прочного союза с США, активного вмешательства в дела государств, возникших на постсоветском пространстве. За эти годы беспрецедентно вырос внешний долг Турции, инфляция достигала 100 и более процентов в год, увеличилось социальное расслоение в городе и деревне. Либералы не чурались националистической риторики, не шли на компромисс по вопросу признания прав курдского меньшинства, пытались активно участвовать в распространении турецкой модели развития в Центральную Азию и на Кавказ. Авторы экономических преобразований 80–90-х гг., без всякого сомнения, несут ответственность за экономический кризис конца 90-х XX в. – начала XXI в. В настоящее время, особенно за период 2002–2007 гг., народ Турции окончательно разуверился в либеральной модели развития. Если на выборах в 2002 г. ПВП и ПО получили соответственно 9,55 % и 5,13 %, то в 2007 г. объединенная демократическая оппозиция в лице Демократической партии (ДП), в которую объединились сторонники ПВП и ПО, получила всего 5,41 % голосов избирателей.

Что касается последователей Ататюрка, НРП, то их бессменным лидером на протяжении 70-90-х гг. XX в. являлся Бюлент Эджевит, которому удалось создать новую идеологию «левее центра». Партия пользовалась поддержкой государственных служащих, секулярной интеллигенции, военных и рабочего класса. Забота о маленьком человеке, беззащитном перед лицом системы, стала центральным лозунгом НРП. Не смотря на обвинения в коммунизме со стороны правых политиков, партия и ее лидер являлись типичными социал-демократами западного образца. НРП и ее следующее после переворота 1980 г. «воплощение» – Демократическая левая партия (ДЛП) – стремились сделать из Турции скорее западноевропейскую страну, в то время как их противники из ДП (и далее ПНС и ПО) – «маленькую Америку», по выражению А. Мендереса. В этом, пожалуй, и заключалось основное различие между двумя ведущими партиями.

Популярность НРП и Эджевита достигла пика в момент Кипрского кризиса 1974 г., когда Турции удалось отстоять свою точку зрения под давлением США и НАТО. Однако Эджевит так и не сумел создать однопартийное правительство, что стало одной из главных причин провала политики социальных преобразований, декларируемых программой партии. Ситуация 70-х гг. продолжилась и в 80-х, и в 90-х.: ДЛП и ее союзники проходили в парламент, однако не могли добиться проведения реформ, хотя некоторое время Эджевит даже занимал пост премьер-министра (1999–2002 гг.). В это время удалось наконец задержать мятежного Апо (лидера курдских сепаратистов Абдуллаха Оджалана), что несомненно прибавило популярности партии и ее лидеру, однако экономическая катастрофа, усугубленная последствиями землетрясения 1999 г. в Измите, серьезно подорвала авторитет партии, набравшей на выборах 2002 г. всего 1,2 % голосов.

НРП была воссоздана только в 1993 г., после выхода закона, разрешающего партиям называться как до 1980 г., однако только в 2002-м ей удалось вернуть расположение избирателя в полной мере и объединить вокруг себя социал-демократический электорат. Кризис рубежа тысячелетий полностью разочаровал избирателя в партиях, принимавших участие в политике 90-х гг. XX в. и, таким образом, ответственных за ситуацию в стране. Новым лидером становится Дениз Байкал, сторонник прагматичной, нейтралистской внешней политики, социал-демократических преобразований внутри страны. Идеология новой НРП во многом опирается на наследие Ататюрка, ставшее неожиданно актуальным в свете нарастающей популярности политического ислама.

Националисты, сторонники тюркистских, пантюркистских и пантуранистских идей объединены во множество легальных и нелегальных партий и движений. На правовом поле – наследники Республиканской крестьянской национальной партии (РКНП), преобразованной в Партию националистического движения (ПНД), лидер – Альпарслан Тюркеш, после его смерти в 1997 г. – Девлет Бахчели. Националисты – сторонники агрессивной внешней политики, направленной в основном против СССР (впоследствии РФ), на распространение тюркизма на Балканы, в Иран и Монголию. Экономической программе уделяется не много внимания. Националисты предпочитают популистские лозунги «бесклассового общества», активно разыгрывают «курдскую карту», поощряя запретительные и реакционные действия правительства на юго-востоке страны и на территории Северного Ирака.

Националисты как самостоятельная политическая сила возникли в среде военных, воодушевленных успехами германского оружия в годы Второй мировой войны. Их идеология в основном опиралась на европейские источники, а также произведения пантюркистов и пантуранистов начала XX в., таких как Зия Гекалп и Юсуф Акчура. В 50-60-е гг. XX в. националистические и нейтралистские настроения господствовали в турецкой армии. Серьезное влияние на идеологию подпольных офицерских политических организаций оказали национально-освободительные движения в арабских странах. Своеобразный национал-патриотизм фактически являлся идеологией радикального крыла Комитета национального единства (КНЕ), пришедшего к власти в результате военного переворота 1960 г. Однако в дальнейшем радикалы были отдалены от власти и вынуждены были строить свою политическую карьеру вне государственных структур.

В основном бывшие члены КНЕ после демобилизации интересовались крайними направлениями в политике: крайне левыми (РПТ) или крайне правыми. Альпарслан Тюркеш вместе с группой своих сторонников в 1964 г. вступил в непопулярную Республиканскую крестьянскую национальную партию и вскоре возглавил ее. В 1969 г. партия получила новое название – Партия националистического движения (ПНД), которое сохранилось до сих пор.

В 70-е гг. XX в. в Турции наблюдалась активизация левого, профсоюзного и курдского национального движений. Многочисленные группы националистов активно участвовали в разгоне демонстраций и митингов, убийстве лидеров противоборствующих движений. В основном в политических акциях участвовала молодежь. За турецкими националистами закрепилось общее название «Серые волки» (Bozkurtlar), так как символом турецких националистов является серый волк. В столкновениях между левыми, курдами, националистами и исламистами в январе – августе 1980 г. в день погибало 20–30 человек. На поприще легальной политики националисты успехом не пользовались – в 70-е гг. партии удалось провести в парламент: в 1973 г. – 3, а в 1977 г. – 16 депутатов.

После закрытия ПНД и запрещения А. Тюркешу принимать участие в политической деятельности в результате переворота 1980 г. националисты создали новую, Консервативную партию, а в 1985 г. дали ей новое название – Партия националистической работы. Только в 1993 г. партия возвратилась к прежнему названию – ПНД.

Если говорить о левых, то большинство такого рода партий работало в 50–80-е гг. XX в. в подполье. Были распространены радикальные идеи от анархизма до маоизма и троцкизма. В правовом поле – Турецкая рабочая партия (ныне – Рабочая партия). Некоторые поддерживали отношения с курдскими социалистическими организациями, в том числе с Партией рабочих Курдистана (ПРК), которая также стояла на левых, социалистических позициях. Выступали за присоединение к социалистическому лагерю, национализацию, социалистические преобразования. Из-за давления со стороны правительства и правых в основном работали в подполье и прибегали к террористическим методам. Из немногих легальных организаций неполитического плана – ДИСК – профсоюзная организация, регулирующая забастовочное движение. С распадом СССР идеи коммунизма утратили популярность. Ряд партий перешли к освоению новых идей, например евразийства (Рабочая партия [РП], лидер – Догу Перинчек).

Исламисты, сторонники исламского возрождения, выделились из ПС на рубеже 60–70-х гг. XX в. Бессменным лидером всех парламентских исламистских партий является Неджметдин Эрбакан. Партия имела следующие названия: Партия национального ополчения (ПНО), Партия национального спасения (ПНС), Рефах (Партия благоденствия, ПБ), Фазилет (Партия добродетели, ПД). Партии так и не удалось создать рабочую программу, потому в ходу были популистские исламистские лозунги, которые находили отклик среди населения ввиду распада СССР и конфликтов на постсоветском пространстве и на Балканах. В основном политические лидеры играли на чувствах исламского возрождения в Турции. Только к концу 90-х партия смогла создать четкую политическую и экономическую программу, которую ей не удалось до конца применить на практике в период премьерства Эрбакана в 1996–1997 гг. С этого поста он был смещен военными – сторонниками светской власти.

Из числа сепаратистов наиболее известными являются армянская и курдская организации. Армянская террористическая организация АСАЛА, известна многочисленными терактами на территории страны. ПРК, лидер – Абдуллах Оджалан (Апо), пользовалась большой популярностью среди курдского населения Юго-Восточной Анатолии в 80–90-е гг. XX в. Некоторые левые организации сотрудничали с ПРК.

Современная политическая ситуация в Турции

В начале XXI в. Турция находилась в состоянии глубокого политического и экономического кризиса, усугубленного последствиями землетрясения в Измите, ростом цен на нефть, безудержной инфляцией до 100 % в год и отсутствием возможности погасить внешний долг, составлявший тогда сумму более 100 млрд долл. В парламенте места распределялись следующим образом:

В 2001 г. военные обвинили премьер-министра Н. Эрбакана в покушении на светские основы государства и запретили его партию. ПД раскололась на две: Партию счастья (ПС), которую возглавил Реджаи Кутан, сторонник Эрбакана, и Партию справедливости и развития (ПСР), которую возглавил бывший мэр Стамбула Р.Т. Эрдоган. Первая оставалась на консервативной, традиционалистской платформе. Вторая отказалась от антизападной риторики, заявила о своей поддержке вступления Турции в ЕС.

В 2002 г. ПСР разработала рабочую программу, сочетающую элементы прагматичной кейнсианской экономики, жесткой финансовой политики и умеренной исламской риторики. Сыграв на общей усталости населения от либеральных экономических преобразований и увеличении проходного порога в парламент до 10 %, партия сумела с большим отрывом обогнать всех преследователей и завоевать беспрецедентное большинство голосов.

Результаты выборов показали, что турецкий народ более не доверяет либеральным политикам правого толка, сторонникам тесного сближения с Западом. Ни одна из партий, присутствовавших в старом парламенте 1999–2002 гг., не была представлена в новом. На выборах победили сторонники социал-демократического независимого курса (НРП) и умеренные исламисты, которым был несвойствен исламистский популизм их предшественников. Особо следует отметить некоторый успех крайне популистской ПМ медиамагната Джема Узана, которая завоевала 7,25 % голосов только за счет применения современных политтехнологий, а также 6,23 % голосов, полученных курдской ДеНаП. Члены последней пришли к выводу, что власти все равно не допустят прохождения партии через 10 %-й барьер (который действительно во многом был установлен для курдов), и в выборах следует участвовать в качестве независимых депутатов.

В результате единоличного правления ПСР с 2002 по 2007 г. удалось стабилизировать политическую и экономическую жизнь в стране.

Среди достижений партии можно выделить следующие:

1) остановлена инфляция, достигнут стабильный рост экономики на уровне 8 % в год, что превратило Турцию в самую динамично развивающуюся экономику Европы;

2) сокращен разрыв между богатыми и бедными. Проведены в жизнь многочисленные социальные программы, ранее опробованные в Стамбуле;

3) Турция заняла более независимую, взвешенную, прагматичную политическую позицию на международной арене. Значительно улучшились отношения с Россией, Ираном, арабскими странами. Не было допущено участие турецких войск в Иракской кампании;

4) поддерживаются на высоком уровне отношения с ЕС, проводятся реформы, положительно оценивающиеся со стороны стран ЕС.

В общем, народ положительно воспринимает политику правительства под руководством лидеров ПСР. В 2007 г. большинство населения страны высказывалось за кандидатуру Абдуллаха Тюля в качестве президента страны, который был избран уже новым парламентом в августе 2007 г. На выборах 22 июля 2007 г. народ вновь поддержал ПСР.

По результатам выборов 2007 г. представляется возможным прийти к следующим выводам:

– народ в целом поддержал политику ПСР;

– либеральные силы, ориентирующиеся на Запад, вновь потерпели поражение;

– в стране отмечен рост националистических и антиамериканских настроений, связанных с активностью курдских боевиков на юго-востоке Турции и операцией США в Ираке;

– народ оказался менее подвержен влиянию политтехнологий и стал больше разбираться в политике по сравнению с предыдущим политическим периодом: популистская ПМ набрала всего 3,03 % голосов, всего же 81,8 % голосов были отданы за партии, преодолевшие 10 %-й барьер;

– политика курдской ДеНаП, направленная на продвижение независимых депутатов, оказалась успешной: независимым курдским депутатам удалось сформировать собственную фракцию в парламенте.

Армия в политической жизни Турции

Армия на Ближнем Востоке всегда играла особую роль национального тоталитарного модернизатора, что резко отличает этот регион как от Запада, так и от Дальнего Востока. В Европе, России и даже США армейские круги, как правило, являлись носителями консервативного порядка, а во главе модернизационных процессов стояли интеллигенция и буржуазия. На Востоке вестернизация начиналась именно с армии, так как именно отставание от Запада в военной области было наиболее наглядным, особенно на полях сражений. В Турции, арабских странах, Иране в XIX в. традиционные силовые структуры подвергались разной степени дискриминации вплоть до полного уничтожения[56] и заменены армией, построенной на основе европейских достижений.

В Османской империи именно в военные учебные заведения проникала передовая европейская мысль, курсантам преподавали специалисты из других стран, молодые офицеры чаще других выезжали на Запад для обмена опытом с союзниками. Не зря конституционное младотурецкое движение зародилось именно в среде молодых офицеров. Боевым генералом являлся и лидер турецкой модернизации Кемаль Ататюрк, и его ближайший соратник Исмет Инёню, возглавивший страну после смерти основателя республики.

Однако, став первым президентом Турции, Мустафа Кемаль уволился из армии, объявив ее вне политики. До сих пор офицеры не имеют права участия в политических партиях, равно, как и представители иных силовых структур. Фактически модель управления в Турецкой Республике была авторитарной, но это не была военная диктатура. Армия сознавала свой привилегированный статус, но не допускалась напрямую к управлению государством, монополия на которое принадлежала политической структуре – Народно-Республиканской партии (НРП). Партия наполовину состояла из бывших военных, которые, выходя в отставку, получали партбилеты и становились у руля преобразований. Им не понаслышке была знакома армейская дисциплина, столь близкая к партийной. Практически НРП, армия, чиновники и управляющие государственными предприятиями представляли в совокупности единую политическую элиту новой Турции.

Ситуация резко изменилась в 40-е гг. XX в. Новый руководитель страны – Исмет Инёню – не обладал авторитетом Ататюрка, в том числе и в армейских кругах, хотя сам в прошлом был боевым генералом. Уровень жизни военных резко снизился в годы войны из-за инфляции, недостатка снабжения, социальных условий в гарнизонах. На глазах у младших офицеров упал и уровень жизни беднейших слоев деревни, с которыми приходилось сталкиваться чаще всего на отдаленных постах, снимая жилье, приобретая продукты. С другой стороны, нельзя было не заметить роста благосостояния всевозможных предпринимателей, тесно связанных с партийными структурами и разбогатевших на госзаказе. Как пишут участники переворота 27 мая 1960 г. в своих воспоминаниях, в 40-е г. молодые офицеры впервые начали выказывать недоверие правящим кругам. Армию могли устроить политические структуры, способные возвратить страну к динамичному развитию времен Ататюрка, чьи заветы, с их точки зрения, были преданы забвению руководством НРП[57].

С введением многопартийной системы многие офицеры поддержали Демократическую партию (ДП), чья политическая программа во многом состояла из критики НРП. Однако, как вскоре выяснилось, с приходом ДП к власти заветы Ататюрка оказались еще больше отодвинуты от реальной жизни. Экономическая система способствовала обнищанию госслужащих, в том числе офицеров, и обогащению буржуазии, негативное отношение к которой сложилось в годы войны. Как уже указывалось выше, офицеры турецкой армии еще в османское время интересовались передовыми идеями и находились в авангарде вестернизации. Отход ДП от строгого лаицизма, заигрывание с религией воспринимались в армии как регресс, покушение на принципы существования республики. В годы правления ДП Турция фактически потеряла свою внешнеполитическую независимость, вступив в НАТО, СЕНТО, поддерживая политическую линию США в ООН по всем вопросам, что также отличалось от концепции внешнеполитического нейтралитета Ататюрка. НРП во главе все с тем же Инёню не могла предложить собственную программу выхода из кризиса, сосредоточившись на критике политики ДП. Фактически армия оказалась предоставлена самой себе в выработке программы действий, и в этом ей помогли события за рубежом, в странах, ранее входивших в состав Османской империи, – в Египте и Ираке, где военным удалось не только свергнуть существующий режим, но и закрепиться у власти.

События 1960 г. хорошо известны и описаны в отечественной и зарубежной литературе[58]. 27 мая группа военных арестовала правительство ДП и объявила о переходе власти к новой структуре – Комитету национального единства (КНЕ), состоящему из 37 офицеров-заговорщиков. Большинство из них – так называемые радикалы – выступили с планом действий, близким к тому, что выдвигали другие ближневосточные офицерские движения. Консерваторы, в том числе несколько генералов, привлеченных к движению, в силу тесных связей со старой элитой предполагали после переворота передать власть НРП.

Фактически ничто не могло препятствовать офицерам взять власть в свои руки. Основные политические силы ДП и НРП были дискредитированы, возможные идеологические конкуренты в лице исламистов и левых находились под строгим запретом. Власть досталась офицерам легко, однако так же легко была ими утеряна всего через полгода после переворота. Почему же радикально настроенной молодежи не удалось пойти по стопам своих ближневосточных коллег Насера и Касема?

Изучая работы современных исследователей и воспоминания участников событий 1960 г., поневоле приходишь к выводу, что у офицеров не было лидера, который возглавил бы организацию. Среди приверженцев авторитарной модели управления, ориентирующихся на опыт Ататюрка, не нашлось харизматического авторитарного вождя, который присвоил бы себе чрезвычайные полномочия, взял бы на себя ответственность за исход предприятия. Когда заговорщикам удалось арестовать правительство и обратиться к нации, первое, что они сделали, – это отправились к отставному генералу Джемалю Гюрселю как к старшему по званию, чтобы легитимизировать свои действия, и пригласили его возглавить страну. Разумеется, пожилому военачальнику не нравились многие идеи молодых радикалов, и он поспешил связаться с консервативным крылом, стоящим на позициях скорейшей передачи власти политикам из НРП.

Опять же удивительно, но у молодых офицеров не было единой политической программы действий. Не будучи профессиональными политиками, авторы переворота только примерно представляли себе будущее страны. Их воззрения можно было бы назвать кемалистскими, если бы не та нерешительность и оглядка на вышестоящее начальство, которые сопровождали действия заговорщиков вплоть до их отстранения от власти. Программа КНЕ, сформированного офицерами в результате переворота и ставшего на некоторое время главным законодательным органом, была опубликована только 7 июля 1960 г., то есть более чем через месяц после его прихода к власти. В ней сочетались националистические, социалистические, нейтралистские идеи, характерные для мелкобуржуазного радикализма той эпохи. Такая программа могла быть воспринята широкими народными массами только сразу после переворота. Таким образом, офицеры с самого начала заявили о себе только как о политическом инструменте, который помогает восстановить действие конституции и покарать ее нарушителей.

Любая революция, как правило, чревата резким поворотом во внешней политике государства, и ближневосточные перевороты 1950–69-х гг. могут подтвердить этот тезис. Однако Турция здесь выступает скорее исключением. Выступившие против правительства ДП осуждали действия США, ограничивающие независимость Турции. Декларируемая кемализмом политика нейтралитета, в общем, подходила в качестве внешнеполитической доктрины КНЕ. Нейтральная Турция теперь была мечтой для советских лидеров, о чем неоднократно заявлял Н.С. Хрущев в посланиях к Дж. Гюрселю[59]. Однако, первым международным заявлением новых властей стало признание всех обязательств перед союзниками по НАТО и СЕНТО[60].

Две причины способствовали сохранению основного внешнеполитического курса. Во-первых, к 1960 г. многие еще помнили агрессивную политику СССР в отношении Турции после окончания Второй мировой войны – активная антисоветская пропаганда ДП и США долго не позволяла забывать об этом. Левое движение в стране находилось фактически под запретом и не могло серьезно влиять на мировоззрение элиты. Во-вторых, турецкая армия, особенно ее высший командный состав, действительно могла похвастаться некоторыми дивидендами, полученными от сотрудничества с НАТО: радикальным перевооружением, возможностью прохождения стажировок в США, Германии, Великобритании и других странах блока. С точки зрения участников переворота, необходимо было продолжить сотрудничество в оборонной области с Западом, но позиция Турции при этом должна была стать более независимой. Однако история показывает, что в условиях биполярной системы международных отношений поворот во внешней политике мог произойти только в случае переориентирования страны с одного полюса на другой. Такая ситуация сложилась в некоторых арабских странах, где пришедшие к власти радикалы выбрали в качестве внешнеполитического партнера Москву. Военный переворот 1960 г. был сугубо внутренним явлением, не предполагавшим отказа от устаревшей внешнеполитической доктрины националистического нейтрализма, потому и не привел ни к какому реальному изменению дел.

Хотя, как известно, США крайне опасались этих изменений. На секретных совещаниях в Совете национальной безопасности США 30 июня 1960 г. участники отметили недостаточную лояльность КНЕ политике Вашингтона и сетовали на отставку дружественного правительства Мендереса. В Меморандуме совещания отмечалось, что необходимо содействовать удалению из КНЕ радикалов, а после передачи власти гражданской администрации – способствовать восстановлению ДП. В Турцию были направлены для консультаций главнокомандующий НАТО в Европе генерал Норстэд и руководитель ЦРУ Даллес, которым удалось убедить руководство страны избавиться от сторонников независимости: 14 членов КНЕ из числа радикалов были направлены на дипломатическую работу за рубеж и фактически отстранены от дальнейшего участия в судьбе страны.

Успешно проведенные демократические выборы 15 октября 1961 г., победу на которых одержали НРП во главе с Исметом Инёню и Партия справедливости (ПС) – воссозданная ДП во главе с Сулейманом Демирелем, – показали, что ни одной из целей переворота, поставленных заговорщиками, достичь не удалось. Высший генералитет быстро нашел общий язык с гражданскими властями. Генерал Джемаль Гюрсель, которого молодые офицеры из пенсионера сделали политической фигурой, стал президентом республики. 20 мая 1963 г. один из радикально настроенных бывших членов КНЕ, Талаат Айдемир, совершил попытку военного переворота, однако был быстро нейтрализован по приказу вышестоящего начальства. Последующие попытки молодых офицеров совершить военный переворот с целью радикальных преобразований пресекались еще в период подготовки. Армия заняла свою особую нишу среди политической элиты Турции и более не претендовала на всю полноту власти.

После 1960 г. армия сама по себе становится влиятельной силой, способной по собственному усмотрению вмешиваться во внутреннюю жизнь страны. После переворота в армии была создана политическая организация – Совет вооруженных сил (СВС), сформированная по принципу армейской иерархии. Целью организации было регулирование политической жизни в кризисных ситуациях вплоть до прямого военного вмешательства при условии последующей передачи власти в руки гражданской администрации. США лояльно относились к турецкой армии, не желая терять важного союзника на ближайших подступах к СССР. Сразу после переворота 1960 г. Вашингтон выделил средства на увеличение финансирования армии, в том числе зарплатного фонда офицерского состава. Также было значительно увеличено количество командировок турецких офицеров за границу.

Особого внимания заслуживает инициатива турецкого генералитета по созданию мощной социально-экономической базы турецких вооруженных сил. После военного переворота 1960 г. был создан Фонд взаимопомощи вооруженных сил (OYAK[61]), финансовую базу которого составляли отчисления с жалования офицеров в размере 10 %. Средства вкладывались в наиболее динамично развивающиеся отрасли – производство нефтепродуктов, цемента, пищевую промышленность, автомобилестроение, недвижимость и другие отрасли. Фонд был предназначен для регулирования пенсионного обеспечения военнослужащих, обеспечения офицеров надежным страхованием жизни и имущества, льготным кредитованием для приобретения жилья, транспортных средств и т. п.

В 70-е гг. XX в. фонд стал третьей по величине экономической силой Турции. С 80-х гг. OYAK активно участвует в процессе приватизации государственной собственности. Одним из самых значительных проектов фонда стало приобретение мощнейшей государственной сталелитейной корпорации Erdemir – восьмого производителя стали в Европе в 2006 г. Под контролем OYAK находится производство в Турции автомобиля Renault, которое развивается с 1971 г. В 2007 г. количество членов фонда достигло 235 000 человек. В настоящее время капитализация фонда составляет 25 млрд долл., причем OYAK отказался от вложений только в отечественный рынок: в 2008 г. было принято решение вложить 3 млрд долл, в приобретение акций международных компаний.

Следует заметить, что организация OYAK проводилась с полного согласия и при поддержке США, которые таким образом стремились ликвидировать экстремистскую, социалистическую прослойку в рядах вооруженных сил Турции. Первые структуры фонда создавались при помощи американских менеджеров, а главная финансовая организация – OYAK bank – была создана на основе турецкого отделения First National Bank of Boston.

В результате этого турецкая армия стала одним из самых активных игроков на турецком рынке, зависящем от экономической конъюнктуры и политической стабильности. Значительные налоговые послабления защищали компании, принадлежащие OYAK, от суровых условий конкуренции, а жесткий контроль военных обеспечивал стабильность взаимоотношений с государством. Армия стала напрямую заинтересована в развитии капиталистических отношений в стране, укреплении связей с иностранным капиталом. В результате с увеличением благосостояния и социальной защищенности военнослужащих фактически были ликвидированы причины для популярности в офицерской среде экстремистских течений, направленных на смену общественного строя или внешнеполитических ориентиров страны. Политическое кредо армии сформировалось на основе традиционного национализма, к которому прибавились консерватизм во взглядах на социально-политическое развитие общества и либерализм – на экономическое. Революционность как одна из «стрел Ататюрка» почти полностью утратила свое значение.

Хотя, с другой стороны, нельзя сказать, что радикализм молодых офицеров, устроивших военный переворот 1960 г., полностью угас и не передался следующим поколениям. Сформировавшиеся в 1950-е гг. две политические линии в армии – радикальная и консервативная – существуют и по сей день. Только если в 50-е гг. большинство поддерживало скорее офицеров среднего звена, последователей националистических и нейтралистских идей, то к 70-м гг. XX в. консерваторам с помощью США удалось почти полностью завоевать влияние в вооруженных силах.

Некоторые офицеры – участники переворота 1960 г. – всерьез занялись политикой, уволившись из армии. Самым известным из них стал Альпарслан Тюркеш, основатель и бессменный руководитель Партии националистического движения. Партии до сих пор принадлежит важная роль на турецком политическом поле, однако ей никогда не удавалось, да, вероятно, уже и не удастся, прийти к власти и сплотить вокруг националистических идей турецкое общество.

Отдельно следует рассмотреть проблему сложных взаимоотношений турецкой армии и главного политического союзника Турции – США. Первоначально, в условиях угрозы со стороны СССР, турецкая армия в общем положительно оценивала возможности сотрудничества с США. Программа перевооружений удовлетворяла армию, однако идеология кемализма, которой придерживались большинство офицеров, не предполагала утрату независимости страны. Серьезным испытанием чувств турецких военных стала деятельность американских военных в стране. До 1976 г. военные базы на территории Турции имели статус совместных[62], однако фактически их возведение и функционирование происходило под полным контролем США. Американские военнослужащие в Турции пользовались правом иммунитета от судебного преследования, совершали различные уголовные и административные правонарушения в условиях неподконтрольности турецким органам юстиции.

Военное сотрудничество между Турцией и США регулировалось рядом двусторонних соглашений, регламентирующих контроль над сооружениями военного характера, поставки снаряжения и техники, кредитование турецкой оборонной программы, статус американских военнослужащих и т. п. 3 июля 1969 г. было подписано турецко-американское Соглашение о сотрудничестве в совместной обороне[63], которое объединило все ранее заключенные соглашения. По этому документу ряд военных объектов переводился под контроль Турции, но некоторые, особо важные, оставались в совместном управлении, фактически – под контролем Вашингтона. Армия, заинтересованная в стабильности, поддерживала подписание договоров, так как от США напрямую зависело финансирование программы перевооружений, высокий уровень жалованья и загранкомандировки офицеров.

События 1968 г. во Франции отозвались в Турции массовыми студенческими демонстрациями, ростом забастовочного и профсоюзного движения, левого террора. Единственной политической силой, способной легально прийти к власти, была либеральная Партия справедливости (ПС), против которой выступали и националисты (чье политическое влияние было ограниченным), и запрещенные левые, и исламисты. В 1970 г. в Турции наблюдалось снижение основных экономических показателей, рост внешнеторгового дефицита, девальвация национальной валюты. В крупных городах в результате неконтролируемой миграции формировались районы городской бедноты, активно участвовавшей в политической борьбе на стороне экстремистов – крайне левых, националистов, курдских сепаратистов. Для предотвращения нестабильности в 1971 г. армия решилась в очередной раз совершить военный переворот, только в данном случае – с учетом ошибок прошлого.

Следует заметить, что к 1970 г. в армейских кругах произошли определенные политические трансформации. В связи со значительным улучшением благосостояния военнослужащих, увеличением числа зарубежных командировок для офицеров среднего звена позиции радикалов в армии пошатнулись. Благодаря деятельности OYAK, во главе которого стояли высшие офицеры, росло доверие младших офицеров к командованию, что практически исключало независимые антиправительственные выступления. Если в 1960 г. у истоков переворота стояли офицеры среднего звена, находившиеся на радикальных позициях (в результате все равно утратившие свое влияние и отстраненные от процесса принятия решений), то в 1971 г. среди организаторов можно выделить уже три группы. Первая состояла из офицеров, вдохновленных опытом военных переворотов на Ближнем Востоке, стоявших на радикальных позициях КНЕ: политический нейтрализм, сохранение власти у военной администрации после переворота. Вторая группа идеологически была близка консерваторам образца 1960 г. и выступала за передачу власти после переворота в руки НРП и сохранение Конституции 1961 г. Третья группа, тесно связанная с OYAK и крупным капиталом, выступала за внесение в Конституцию 1961 г. антидемократических изменений, жесткие меры против радикалов и поддерживала ПС. Фактически последняя группа видела роль армии в ликвидации радикальной оппозиции и помощи ПС в проведении либеральных социально-экономических преобразований. Именно эта группа офицеров и оказалась во главе процесса принятия решений.

Сначала все три группы работали вместе, причем офицеры высшего ранга обращали особое внимание на необходимость поддержания армейской иерархии и дисциплины, что уже ограничивало возможности радикалов – более молодых по возрасту и рангу офицеров. В начале марта 1971 г. совместными усилиями второй и третьей групп радикалы были выведены из состава организаторов переворота, а уже после провозглашения меморандума о передаче власти военным 12 марта более 100 офицеров, придерживавшихся радикальных взглядов, были сосланы в отдаленные гарнизоны.

В отличие от событий 1960 г. переворот 1971 г. осуществлялся не против правительства, но против радикалов, как гражданских, способствующих внутриполитической нестабильности, так и военных, чьи взгляды в армии пользовались поддержкой значительного числа молодых офицеров. С образованием OYAK и укреплением связей с США турецкий генералитет оказался кровно заинтересован в сохранении существующего курса развития Турции. В экономике интересы армии начали совпадать с интересами крупного капитала, представленного в политической сфере ПС. Именно поэтому меджлис, в котором ПС принадлежало большинство мест, не был распущен, а Эджевит – лидер НРП – ушел в отставку в ответ на переворот.

«Проправительственный» переворот 1971 г. фактически закрепил власть за экономической элитой Турции, причем армия постаралась очистить политическое поле от элементов, предлагавших реальную альтернативу праволиберальному курсу. Изменения в Конституции, зафиксированные в 1971 г., касались увеличения роли СНБ в политике и снижения степени свободы прессы и университетов[64]. Проигравшими в ходе переворота, без сомнения, стали левые – рабочее движение, профсоюзы: был наложен мораторий на забастовки, введено военное положение в 11 илах с наиболее развитой промышленностью. На сельскохозяйственную продукцию были заморожены цены, что негативно отразилось на благосостоянии крестьянства. Фактическому разгрому подверглось радикальное крыло в армии. В результате переворота многие представители армейских кругов, в основном отставные военные, заняли ведущие позиции в крупном бизнесе, а также в прессе и университетах. С увеличением роли армии в обществе и политике наблюдался резкий рост расходов на вооружение, которое приобреталось в США.

Серьезным испытанием для проамерикански настроенной части турецкой армии стал Кипрский кризис 1974 г. США активно не поддержали ни одну из сторон конфликта из-за опасения разлада внутри блока НАТО. Однако такая позиция оказалась неприемлемой как для Турции, так и для Греции. В результате Греция вышла из военной структуры НАТО, а Турция на некоторое время оказалась под действием американского эмбарго на поставку вооружений. Это несколько изменило взгляды многих турецких офицеров относительно США как верного союзника Турции. Фактически с 1974 г. турецкая армия и власти показали, что могут идти на самостоятельные шаги в международной политике. Политическая элита страны четко расставила приоритеты: на первом месте национальные интересы, на втором – общее благо западной цивилизации, союзников по НАТО или США[65].

В 1980 г. произошел очередной военный переворот, по своим масштабам не уступающий событиям 1960 г., однако по своим целям скорее соответствующий перевороту 1971 г. Причинами переворота стали не стратегические разногласия армии и властей по вопросам экономической политики, но неспособность руководства поддерживать порядок, который мог бы гарантировать стабильное политическое и экономическое развитие страны, а значит, гарантировать стабильный доход военному руководству от предприятий OYAK.

К 1980 г. политическая обстановка в стране усложнилась и стала напоминать события 1970–1971 гг. На фоне тяжелейшего экономического кризиса и неспособности легальных политических сил установить гражданский мир экстремистские группировки левого, националистического, исламистского и сепаратистского толка взялись за передел политического поля. Политические убийства совершались ежедневно. Страна была перенасыщена оружием – после переворота было изъято 734 000 единицы оружия, среди которых 7000 пулеметов и 48 000 винтовок и автоматов[66]. Особую активность проявили сторонники шариатского правления, движение которых получило серьезную финансовую подпитку со стороны исламских фондов нефтедобывающих стран Персидского залива, а такие международные события, как вторжение советских войск в Афганистан и победа Исламской революции в Иране, увеличили число их последователей. В связи с ухудшением экономического положения в стране росло влияние левых сил, среди которых особой популярностью пользовалась Конфедерация революционных профсоюзов Турции (DiSK). Левым упорно противостояли крайние националисты, тесно связанные с ПНД. С формированием Партии рабочих Курдистана в 1978 г. радикализировались сепаратистские настроения в курдских регионах страны. Ни одна легальная политическая сила не могла сформировать однопартийное правительство и значительные усилия тратила на борьбу с прямыми конкурентами. В таких условиях только армия могла установить в стране стабильность, не допустить революционной ситуации и возможного распада государства, предотвратить гражданскую войну.

Армейское командование во главе с генералом Джемалем Гюрселем видело основные причины нестабильности не в объективных социальных, политических и экономических процессах, происходивших в обществе, а в излишней демократичности Конституции 1960 г., которая уже подвергалась модернизации с помощью армии после переворота 1971 г. Как и в 1960 и в 1971 гг. среди военных были различные мнения на урегулирование ситуации в стране, в том числе и нейтралистские, обусловленные политикой США по вопросу кипрского урегулирования. Довольно серьезным в армейских кругах было влияние националистов и их лидера А. Тюркеша, которого руководство вооруженных сил считало одним из организаторов беспорядков.

Переворот 12 сентября 1980 г. по своим масштабам не уступал событиям 1960 г. Командование вооруженных сил стремилось сохранить территориальную целостность Турции, ее внешнеполитическую ориентацию и светский режим, однако наряду с этим – модернизировать политический строй в направлении ограничения демократии и увеличения роли армии. Все политические партии были запрещены, в стране проводились массовые аресты по политическим мотивам[67]. Конституция 1960 г. была отменена, вместо нее 7 ноября 1982 г. была принята новая, согласно которой СНБ предоставлялись исключительные права в управлении государством до созыва Великого национального собрания Турции[68]. Согласно Конституции, деятельность политических партий была ограничена. Студентам, государственным служащим, военнослужащим членство в политических партиях было запрещено. Руководителям партий, распущенных в результате переворота, запрещалось участвовать в политической деятельности.

Следует обратить особое внимание на внешнеполитические и экономические шаги армейского руководства Турции, так как именно они в наибольшей степени могут являться отражением мировоззрения организаторов переворота. В области внешней политики военные вернулись к плотному сотрудничеству с НАТО и США[69] (в отличие от попыток совершения самостоятельных шагов в 1970-е). В экономике власти приступили к жестким либеральным реформам, которые возглавил экономический советник правительства С. Демиреля Тургут Озал, поклонник А. Мендереса, повешенного по приговору, вынесенному участниками военного переворота 1960 г. В 1980–1982 гг. Т. Озал проводил последовательную либерализацию экономики, заручившись поддержкой зарубежных партнеров Турции, в первую очередь США, благодаря своим заявлениям о необходимости продолжения сотрудничества с МВФ и выплаты внешнего долга. В 1982 г. за причастность к массовым банкротствам финансовых пирамид[70] Озал был выведен из состава правительства, что позволило ему дистанцироваться от проводимой СНВ политики, создать собственную Партию отечества (ПО) и победить на выборах 1983 г.

Победа ПО на первых после переворота демократических выборах 1983 г. была обусловлена политикой военных в 1980–1983 гг. Старые политические партии были запрещены, а их лидерам запрещено было заниматься политической деятельностью. Далеко не все партии, подавшие заявки на участие в выборах, были к ним допущены из-за многочисленных нарушений в юридическом оформлении, правила которого после принятия новой Конституции 1982 г. были ужесточены и строго контролировались бюрократической машиной государства. К выборам были допущены только три партии, из которых лишь ПО считалась формально независимой от военных, остальные же были сформированы с помощью властей. Перед выборами К. Эврен публично порекомендовал не голосовать за ПО, узнав о стремительном росте сторонников этой партии, в результате чего за нее голосовали все противники военной диктатуры.

Однако, как отмечают многочисленные исследователи, ПО и армейская верхушка прекрасно ладили друг с другом. Жесткие меры армии, такие как запрет на деятельность профсоюзных организаций и большинства левых партий, лишение права рабочих на забастовку, были на руку либералам во главе с Т. Озалом. Особые отношения премьер-министра с исламом, не одобряемые лаицистами, отражали общепринятую в то время (80-е гг. XX в.) в США точку зрения на ислам как надежный барьер на пути коммунизма – главного врага западного общества. Тогда же наблюдалось и беспрецедентное сближение армии с исламом. Традиционно светски настроенные военные, в чьих руках фактически находилась власть, одобряли открытие новых лицеев имамов-хатибов, строительство новых мечетей, президент генерал К. Эврен сам позволял себе религиозные высказывания. Ислам в период либеральных реформ Т. Озала играл роль «подушки безопасности», смягчающей «неровности» непопулярной в народе либерализации, но исламские нормы ни в коем случае не переносились на экономику, построенную на кредитах под процент, что категорически отвергает ислам. Как военные, так и либералы не ожидали, что ислам будет претендовать на контроль над всеми сферами жизни общества, подвергнет сомнению казавшуюся незыблемой власть военных и станет, в отличие от коммунизма, главной проблемой для всех сторонников светского режима и западников.

Резкое усиление позиций политического ислама произошло в 90-е гг. XX в., после того как лидеры популярных в 70-е гг. партий получили разрешение на политическую деятельность. Несмотря на то что власть принадлежала в основном либералам из ПВП и ПО, бессменный лидер религиозных консерваторов Н. Эрбакан возглавлял партию, которая с каждыми выборами получала все больше голосов избирателей. Наконец, в 1995 г. Партия благоденствия победила. В ответ на реформы в исламском ключе, проводимые Н. Эрбаканом в бытность премьер-министром, военные пошли на новый переворот и запретили ПБ с помощью Конституционного суда, обвинив партию в политизации религии. По такому же сценарию распущена была и наследница ПБ Партия добродетели (ПД) в 2001 г. Казалось бы, военные прочно обосновались на политическом Олимпе и надежно охраняли светский режим страны от посягательств со стороны исламистов с помощью подконтрольного им Конституционного суда. Однако с наступлением нового века изменились и приоритеты турецкой политики.

В 2002 г. большой неожиданностью как для населения, так и для армии стала полная победа одной из частей запрещенной и расколовшейся ПД – Партии справедливости и развития (ПСР). Лидер партии, бывший мэр Стамбула, Реджеп Тайип Эрдоган радикально пересмотрел традиционные постулаты предшественников, особенно в пунктах, касающихся взаимоотношений Турции и ЕС, МВФ, России. Свою партию он сравнил с христианско-демократическими движениями в Европе, которые известны своей умеренностью и приверженностью демократии.

Действительно, партия старательно избегала конфликта с армией и светскими кругами, не настаивая на принятии законов, излишне тревожащих политических оппонентов. За первый срок нахождения у власти правительство не предпринимало никаких попыток консервативных реформ[71]. Однако в то же самое время произошло успешное изменение законодательства страны по европейскому образцу, особенно в сферах, касающихся роли армии в политике.

Одним из приоритетов в области внешней политики Турции партия обозначила полноправное вступление в Европейский Союз, что предполагало в первую очередь приведение законодательства страны к европейским нормам. Согласно этим нормам, армия должна быть удалена из политической жизни, а конституционные ограничения, связанные с местом религии в политической жизни, сняты. В отличие от предшественниц, ПСР вполне устраивали европейские реформы такого рода. Демократизация и либерализация религиозной жизни как таковая были выгодны в первую очередь мусульманскому большинству, которое поддерживало ПСР. События, последовавшие за 11 сентября 2001 г., фактически закрыли Турции дорогу в ЕС, да и поддержка этой идеи среди населения страны за годы нахождения у власти ПСР сократилась почти в полтора раза (с 75 % в 2001-м до 57 % в 2004 г.). Однако роль армии в политической жизни благодаря реформам снизилась довольно эффективно.

Военные и поддерживающие их светские силы забили тревогу во время президентских выборов 2007 г., когда ПСР выставила кандидатуру Абдуллаха Гюля, которого поддержало парламентское большинство. Из-за своих исламских взглядов этот политик абсолютно не устраивал армию, тем более что должность президента республики, некогда принадлежавшая Ататюрку, как правило, принадлежала бывшему военному.

Подконтрольный светским силам Конституционный суд добился отклонения кандидатуры Гюля и досрочных выборов в меджлис. Однако из-за такого давления ПСР лишь приобрела голоса избирателей и на выборах июля 2007 г. получила в полтора раза большую поддержку, чем в 2002 г. Абдуллах Гюль стал президентом, а ПСР начала небезуспешную политику вытеснения сторонников светского пути развития из университетов, СМИ и силовых структур.

В настоящее время последним серьезным оплотом светских сил остается турецкая армия, вокруг которой сплотились все противники правительства Эрдогана. Уровень идеологической напряженности в обществе напоминает таковой в 20-е гг. XX в., когда Кемалю приходилось ломать религиозные традиции народа. Однако европейская модернизация законодательства, экономическая стабильность и тесная интеграция в мировое сообщество не дают противостоянию перерасти в серьезный конфликт. Пока взаимная ненависть между правительством и светскими силами выражается в судебных процессах, которые регулярно организуются противоборствующими сторонами друг против друга. С 2007 г. в этих стычках побеждали сторонники правительства: ПСР не была закрыта по обвинению в исламизации политической жизни летом 2008 г. Правда, и светские силы не стоит списывать со счетов – такая могущественная структура с огромным опытом прямого политического действия, как турецкая армия, твердо держится лаицизма и сдаваться не собирается.

Армия республиканской Турции представляет собой в настоящее время довольно коррумпированную идеологизированную лоббистскую группу, чьи права на вмешательство в политическую жизнь страны прописаны в конституции. В основе политической идеологии армейских кругов Турции лежит национализм, территориальная целостность страны и верность идеалам Ататюрка, среди которых важнейшим признается светскость. Турецкая армия имеет значительное влияние на экономику страны через группу компаний, объединенных в OYAK, потому заинтересована в стабильном получении дохода от функционирования холдинга. Следует заметить, что армия пользуется значительной популярностью среди населения страны, причем не только как гарант безопасности, но и как политическая сила.

В ходе неоднократных вмешательств военной верхушки в политическую жизнь армия показала свою неспособность к реальному управлению страной. Идеи военного управления, диктатуры или однопартийной системы не пользовались популярностью у армии, или, во всяком случае, их сторонники оказывались в меньшинстве при осуществлении переворотов и не достигали власти. В этом заключается коренное отличие Турции от арабских стран или Ирана XX в., в которых военные, если приходили к власти, а не передавали ее на добровольной основе в руки гражданских политиков и демократическим институтам.

Источники и литература

Belgelerle Türk-Amerikan Munasebetleri (Açiklamali). istanbul, 1991.

Foreign Relations of the United States // . edu/cgi-bin/FRUS

Korean war casualty statistics //

Türk Diş Politikasi. Kurtuluş Savaşmdan bugüne olgular, belgeler, yorumlar. Cilt 1.1919–1980. istanbul, 1983.

Türkeş A. 1944 Milliyetçilik Olayi. istanbul, 1968.

Беседа автора с Тищенко… майор 19 арт. п. Во время событий весны 1946 г. проходил службу на советско-турецкой границе.

Внешняя политика Советского Союза. 1946. М., 1952.

Внешняя политика Советского Союза и международные отношения. 1961–1982: Сборник документов. М., 1962–1983.

Конвенция о режиме Проливов 20 июля 1936 г., Монтрё (Швейцария) // Турция между Европой и Азией. М., 2001. С. 520–532.

Конституция Республики Турция (все варианты) Anayasa Mahkemesi /

Основные документы ООН -doc/

Папен Ф. Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933–1947. М., 2005.

Сталин И.В. Беседа со студентами университета им. Сун Ят-Сена // ПСС. Т. 9. С. 251–260.

Тегеран. Ялта. Потсдам: Сборник документов. М., 1971.

Алиев Г.З. Турция в период правления младотурок. М., 1972.

Алиев С.М. История Ирана. XX век. М., 2004.

Батурин Ю.М. Досье разведчика. М., 2005. С. 457.

Бенбасс З., Родриг А. Евреи Леванта. Сефардская община в XIV–XX веках. М., 2001.

Бережков В. Тегеран, 1943. М., 1968.

Гаджиев Ф. Независимость де-факто. Турецкая республика Северного Кипра. М., 2008.

Гасанлы Дж. СССР – Турция: от нейтралитета к холодной войне 1939–1953. М., 2008.

Гасанлы Дж. СССР – Турция: полигон холодной войны. Баку, 2005.

Гасанлы Дж. СССР – Иран: Азербайджанский кризис и начало холодной войны (1941–1946 гг). М., 2006.

Геллнер З. Нации и национализм. М., 1991.

Данилов В.И. Политическая борьба в Турции. 50-е начало 80-х годов XX в. (Политические партии и армия). М., 1985.

Дугин А.Г. Основы Геополитики. М., 1997.

Ибрагимбейли Х.М. Крах «Эдельвейса» и Ближний Восток. М., 1977.

Киреев Н.Г. История Турции. XX век. М., 2007.

Киракосян Дж. Младотурки перед судом истории. Ереван, 1986.

Коптевский В.Н. Россия – Турция: этапы торгово-экономического сотрудничества. М., 2003.

Корсун Н.Г. Кавказский фронт Первой мировой войны. М., 2004. Курды в пламени войны. М., 2005.

Лазарев М.С. Курдский вопрос (1891–1917). М., 1971.

Лазарев М.С. Курдистан и курдский вопрос (1923–1945). М., 2005.

Леонова Е. Опыт либерализации экономики в Турции // Вопросы экономики. № 2,1992. С. 172–184.

Миллер А.Ф. Очерки новейшей истории Турции. М.-Л., 1948.

Мирский Г.И. Роль армии в политической жизни стран «третьего мира». М., 1989.

Новейшая история Турции / Отв. ред. Шамсутдинов. М., 1968.

Петросян Ю.А. Младотурецкое движение, М., 1971.

Петросян Ю.А. Османская империя. М., 2003.

Печатное В.О. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг. М., 2006.

Поцхверия Б.М. Внешняя политика Турции в 60-х – начале 80-х годов XX в. М., 1986.

Проблемы современной Турции. М., 1963.

Россия и черноморские проливы (XVIII–XX столетия): Сб. ст. М., 2002.

Савицкий П.Н. Континент Евразия. М., 1997.

Сваранц А.А. Пантюркизм в геостратегии Турции на Кавказе. М., 2002. СССР и Турция. 1917–1979. М., 1981.

Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы. М., 1997.

Турция между Европой и Азией. М., 2001.

Турция: новые тенденции экономического развития в 80-е годы. М., 1991.

Ульченко Н.Ю., Мамедова Н.М. Особенности экономического развития современных мусульманских государств (на примере Турции и Ирана). М., 2006.

Фадеева И.Л. От империи к национальному государству. М., 2001.

Фадеева И.Л. Официальные доктрины в идеологии и политике Османской империи (османизм – панисламизм). XIX – начало XX в. М., 1985.

Фадеева И.Л. Османская империя и англо-турецкие отношения в середине XIX в. М., 1982.

Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева. М., 1991.

Шеремет В.И. Война и бизнес. Власть, деньги и оружие. Европа и Ближний Восток в новое время. М., 1996.

Шеремет В.И. Османская империя и Западная Европа. Вторая треть XIX в. М., 1986.

Шпылькова В.И. Младотурецкая революция 1908–1909 гг. М., 1977.

Alkan Н. Türk Ortodoks Patrikhanesi. Ankara, 2000.

Alp T., Bayrak M. Kürtler ve ulusal-demokratik mücadeleleri. Gizli Belgeler. Araştirmalar. Notlar. Ankara, 1993.

Bosse Schon. Svenskarna som stred for Hitler. Bokforlaget DN, Stockholm, 2000.

Bostanci M.N. Siyasetin Arka Yüzü. Ankara, 2002.

Crossing the Aegean. An Appraisal oh the 1923 Compulsory Population Exchange Between Greece and Turkey. N.Y., 2004.

Refiner S. Sorunlanyla Dogu ve Güneydogu Anadolu Geegi. Ankarao 2003.

Earle E.M. The New Constitution of Turkey. Political Science Quarterly, Volume 40, Issue 1. (Mar. 1925), P. 73–100.

Ficici A. Political Economy of Turkish Privatization // . harvard.edu/kokkalis/GSW3/Aysun_Ficici.pdf

Galante A. Sabetay Sevi ve Sabetaycilarm Gelenekleri. istanbul, 2000.

Gerald R. Kleinfeld and Lewis A. Tambs. Hitler’s Spanish Legion: The Blue Division in Russia. Southern Illinois University Press, 1979.

Hale W. Türkiye’de Ordu ve Siyaset. istanbul, 1996; Welker W. The Turkish Revolution 1960–1961. Aspects of Military Politics. Westport, 1980.

Houston Ch. Islam, Kurds and the Turkish National State. Oxford, 2001.

Imanov V. Avrasyacihk. Rusya’nm Kimlik Arayişi. Istanbul, 2008.

Kirisgi K., Winrow G.M. The Kurdish Question and Turkey. An Example of Trans-State Ethnic Conflict. Portland, 1997.

Lewis B. The Emergence of Modern Turkey. L., 1961.

Lewis G. Modern Turkey. L., 1974.

Mackinder H. Democratic Ideas and Reality. N.Y., 1919.

Mango A. The Turks Today. L., 2004.

Olson R. The Goat and the Butcher: Nationalism and State Formation in Kurdistan-Iraq since the Iraqi War. Costa Mesa, 2005.

Olson R. Turkey’s Relations With Iran, Syria, Israel, and Russia, 1991–2000. The Kurdish and Islamist Questions. Costa Mesa, 2001.

Ozdag U. Turk Ordusunun PKK Operasyonlari. istanbul, 2007.

The Ottoman Balkans 1750–1830. Princetown, 2005.

Shaw S.J. Turkey and the Holocaust: Turkey's Role in Rescuing Turkish and European Jewry from Nazi Persecution, 1933–1945. N.Y., 1995.

Spykman N. The Gegraphy of Peace. N.Y., 1944.

Turkey since 1970: Politics, Economics and Society. N.Y., 2001.

The Turkish Brigade // -war.com/turkey.html

Turkish Islam and the Secular State. The Gülen Movement. N.Y., 2003.

Turkey and the EU Enlargement, istanbul, 2004.

Turk Diş Pohtikasi. Kurtuluş Savaşmdan bugüne olgular, belgeler, yorumlar. Cilt 1.1919–1980. istanbul, 1983.

Turkey A. 1944 Milliyetilik Olayi. istanbul, 1968.

Weber F.G. Evasive Neutral: Germany, Britain and the Quest for a Turkish Alliance in the Second World War. Columbia, 1979.

Weiker W. The Turkish Revolution 1960–1961. Aspects of Military Politics. Washington, 1967.

Weisband E. Turkish Foreign Policy 1943–1945. Princeton, 1973.

Yahudi Türkler yahut Sabetaycilar. istanbul, 2000.

Zorlul. Evet, Ben Selanikliyim. istanbul, 2000.

Глава 3. Иран. От полуколонии к региональному лидерству Дмитрий Павлов

3.1. Специфика исторического развития Ирана на современном этапе

История Ирана последнего столетия – это история превращения зависимой от европейских держав полуколонии в ключевой субъект международных отношений на Ближнем Востоке, обладающий собственным видением пути развития. Данный процесс отчасти можно рассматривать в общем контексте национально-освободительных движений и модернизации в Азии и на африканском континенте. Необходимо, однако, отметить, что сочетание целого ряда факторов внешнего и внутреннего характера внесло некоторые отличительные особенности в историю Ирана на современном этапе. Для лучшего понимания значения этих факторов следует дать общую характеристику наиболее важным из них.

1) В отличие от большинства стран современного Ближнего Востока, Иран имеет традицию государственности, не прерывавшуюся на протяжении последних двухсот лет. Правда, в определенные моменты Персия[72] сохраняла только формальные атрибуты суверенитета, поскольку находилась в сильнейшей политической и экономической зависимости от России и Великобритании. Соперничество этих крупнейших мировых держав начала XX в. давало персидской элите возможность маневрировать между этими полюсами. Кроме того, после нескольких десятилетий противостояния друг другу Российская империя и Британия к началу XX в. достигли геополитического паритета, который де-юре был закреплен в Конвенции по делам Персии, Афганистана и Тибета в 1907 г. Согласно этому документу, северная часть Персии попадала в сферу влияния России, южная переходила под английский контроль, а между ними создавалась особая нейтральная зона, выполнявшая роль буфера. Реалии полуколониального положения Ирана рубежа XIX–XX вв., хорошо отражены в словах шаха Насер эд-Дина (правившего в 1848–1896 гг.): «Всякий раз, когда я собирался отправиться на север, возражал царский посол. Всякий раз, когда я намеревался поехать на юг, возражал английский посол. Будь проклято государство, где шах не может пересечь свою собственную страну!»[73]

Тем не менее правящей элите Персии удавалось использовать в своих интересах стратегическое положение государства и региональное соперничество мировых держав. С конца XIX в. иранские политики стремились к поддержанию баланса влияний между этими державами, сохраняя тем самым единство страны и по крайней мере формальную независимость. Подобная оборонительная стратегия объяснялась тем, что в начале XX в. Иран представлял собой государство, раздираемое внутренними противоречиями; его промышленность находилась в стадии зарождения, а приток дешевых иностранных товаров приводил к разорению большей части местных производителей. В сельском хозяйстве господствовали феодальные отношения, причем более 50 % пахотной земли принадлежало 2,5–3 тыс. крупных землевладельцев, и лишь 6 % крестьян имели собственные участки.

Отсталое положение страны привело к тому, что все большее число представителей политической, интеллектуальной и религиозной элиты общества стали осознавать необходимость глубоких преобразований. Они считали, что только им удастся избавить от унизительной полуколониальной зависимости страну с почти 2500-летним опытом собственной государственности. Более или менее удачные реформы проводились как в период конституционной революции 1905–1911 гг., так и в период правления Реза шаха Пехлеви (1925–1941). Последнему удалось воспользоваться сравнительно благоприятной международной обстановкой, вызванной исчезновением с политической карты мира некогда могущественной Российской империи и ослаблением Британской, и посредством ряда реформ поставить страну на рельсы модернизации. Именно в период правления Реза шаха Иран стал предпринимать первые попытки выступать самостоятельным игроком на международной арене, более интенсивный характер они приобрели уже после Второй мировой войны.

2) В XX в. резко возросший спрос на углеводородное сырье привел к тому, что нефтеносные районы мира оказались в центре внимания мировых держав. Регион Персидского залива, по сей день являющийся крупнейшим резервуаром «черного золота» на планете, разумеется, исключением не стал. По приблизительным оценкам, только Иран располагает 10 % мировых запасов нефти. Потому неудивительно, что с момента открытия нефтяного месторождения в районе Месджеде-Сулейман в мае 1908 г. нефть для Ирана стала важнейшим фактором внутренней и внешней политики. Ее добыча не только приносила крупные прибыли в бюджет и служила средством решения социальных и экономических проблем – она неоднократно становилась причиной острых конфликтов с западными государствами, а нерациональное использование доходов от продажи сырья приводило к внутренней нестабильности и усугублению общественных противоречий.

3) В условиях холодной войны Иран приобрел особое стратегическое значение как страна, во-первых, имевшая протяженную общую границу с Советским Союзом, и, во-вторых, являвшаяся одним из крупнейших экспортеров нефти. После окончания Второй мировой войны Иран стал рассматриваться руководством США, ставших к тому времени безоговорочным лидером западного блока, как ключевой фактор обеспечения американских интересов на Ближнем Востоке. Завершение противостояния капиталистического и коммунистического блоков в конце 1980-х гг. не ослабило роль иранского фактора в системе международных отношений: провозглашенная в 1979 г. Исламская республика стала играть самостоятельную роль в регионе, выступая, с одной стороны, противником Соединенных Штатов в региональной политике и занимая резко антиизраильскую позицию в ближневосточном конфликте – с другой.

4) В новейшей истории Ирана шиитское духовенство выступало и продолжает оставаться самостоятельным фактором политической жизни. В период правления династии Каджаров (1794–1925) и Пехлеви (1925–1979) оно объединялось в особую иерархию, независимую от светских властей и состоявшую из идеологически разнородных элементов. В ключевых событиях иранской истории – конституционной революции 1905–1911 гг. и борьбе за национализацию нефтяной промышленности в середине XX в. – представители этого общественного слоя играли активную роль, выступая за укрепление суверенитета страны и освобождение от иностранной зависимости. Благодаря своему исключительному влиянию на широкие народные массы и ориентацию на прямое участие в политической жизни духовенство в конечном счете сумело не только сформулировать альтернативную программу развития страны, но и приступить к ее практической реализации после прихода к власти в результате антимонархической революции 1979 г.

3.2. Иран после Второй мировой войны. Движение за национализацию нефти

В период Второй мировой войны стратегическое положение Ирана стало причиной его оккупации силами антигитлеровской коалиции в лице СССР и Великобритании. В 1930-е гг. Реза шах пошел на некоторое сближение с Берлином, которое после нападения Германии на Советский Союз стало вызывать особое беспокойство союзных держав. Руководство СССР опасалось возникновения немецкого военного плацдарма в непосредственной близости от Закавказья, а Великобритания – потери нефтяных промыслов в юго-западной провинции Хузестан, имевших ключевое значение для инфраструктуры Королевских вооруженных сил. В целях предупреждения возможных акций со стороны Германии, 25 августа 1941 г. союзные войска начали оккупацию территории Ирана. В результате почти бескровной операции вся страна оказалась под советско-британским контролем, а шах вынужден был отречься от престола и уступить трон своему 22-летнему сыну Мохаммеду Реза. На протяжении последующих трех с половиной лет Иран выполнял функцию ключевого транзитного коридора для поставок западными союзниками военных грузов СССР. Для самого же Ирана столь резкие перемены означали исчезновение авторитарного режима и некоторую демократизацию общественной жизни. Стали выходить из тени политические силы различной ориентации; причем, если Советский Союз поддерживал организации левого толка (так, осенью 1941 г. была образована Народная партия Ирана – Туде), то Великобритания оказывала содействие более консервативным кругам – племенным лидерам и приближенным шаха. Используя давние тесные связи с представителями иранской властной элиты, англичане способствовали продвижению на ключевые посты лояльных к ним политиков. Однако в это же время в правящих кругах возникает стремление к привлечению на политическую сцену третьей силы с целью противодействия чрезмерному влиянию СССР и Британии – Соединенных Штатов Америки. Американский иранист М.Р. Годе называет такую внешнеполитическую линию «позитивным равновесием»[74]. Уже с начала XX в. в сознании многих образованных иранцев США воспринимались как прогрессивная держава, которая в силу своего географического положения не будет предпринимать попыток вмешиваться во внутренние дела государства. Так, в 1911 г. по приглашению меджлиса функции главного казначея выполнял Морган Шустер, своей активной деятельностью по реформированию финансовой системы вызвавший крайнее недовольство не только крупных землевладельцев, но и правительств России и Британии. Именно их давление в конечном счете привело к отстранению Шустера. Более успешной и продолжительной оказалась миссия Артура Мильспо, в 1920-е гг. занимавшего пост главного финансового администратора Ирана. Работа Мильспо способствовала не только существенному оздоровлению финансов, но и увеличению притока американского капитала. Благодаря эффективным мероприятиям экономических советников США приобрели позитивный имидж в иранских политических кругах, и совершенно неудивительно, что в 1943 г. Мильспо вновь был назначен меджлисом на должность главы финансовой миссии, состоявшей из нескольких десятков американских советников. Однако на сей раз миссия действовала под контролем внешнеполитического ведомства США в условиях политической нестабильности; ожидаемых результатов она принести не сумела.

Согласно трехстороннему договору, заключенному между СССР, Ираном и Великобританией в январе 1942 г., союзные силы обязывались покинуть территорию Ирана в течение шести месяцев после завершения военных действий. Тем не менее Советский Союз отказался выводить свои войска из Иранского Азербайджана в означенный срок. В этой провинции, большинство населения которой составляли азербайджанцы, при прямой поддержке СССР развернулась кампания по созданию социалистической автономной республики. Проводимая Реза шахом политика централизации под лозунгами персидского национализма наряду с ухудшением экономической ситуации вызвала сильное недовольство широких масс. Кроме того, именно этот регион еще с конца XIX в. был больше остальных подвержен влиянию леводемократических идей ввиду интенсивной трудовой миграции местных рабочих на каспийские нефтепромыслы и их участия в революционной борьбе. Таким образом, создание Демократической партии Азербайджана (ДПА) и провозглашение в ноябре 1945 г. в г. Тебризе Демократической Республики во главе с одним из создателей персидской коммунистической партии Джафаром Пишевари не являлись мероприятиями, проведенными исключительно по указанию Москвы. Однако просоветское образование в Иранском Азербайджане оказалось недолговечным, поскольку в условиях начинавшейся холодной войны руководство СССР не могло позволить себе провоцировать Соединенные Штаты, которые уже имели к тому времени ядерное оружие. В результате нажима со стороны США, а также удачных дипломатических маневров премьер-министра Ахмеда Кавама, пообещавшего Сталину создать совместную с СССР нефтяную компанию для освоения месторождений в северном Иране и урегулировать мирным путем азербайджанскую проблему, в мае 1946 г. советские войска были выведены из северных провинций, а в декабре автономия была ликвидирована в результате карательного рейда центрального правительства. Большинство активистов ДПА подверглось кровавым репрессиям, лишь некоторые нашли убежище за границей. Аналогичная судьба постигла автономию в Курдистане. Советско-иранская нефтяная компания так и не была создана. В конечном счете СССР не получил никаких дивидендов от мероприятий в южном Азербайджане, а в глазах тегеранской политической элиты приобрел негативный имидж как источник потенциальной угрозы территориальной целостности и стабильности государства. Это во многом предопределило проамериканский характер внешней политики Ирана в последующий период и его нежелание обращаться за поддержкой к северному соседу в тех ситуациях, когда такая мера выглядела вполне оправданной.

После окончания Второй мировой войны Иран находился в очень непростом экономическом и политическом положении. Многократное увеличение роста стоимости жизни, инфляция, промышленный спад, вызванный притоком дешевой иностранной продукции, привели к возникновению сильной социальной напряженности. Быстрое увеличение численности населения не сопровождалось существенным расширением посевных площадей или модернизацией аграрного сектора; сельскохозяйственная отрасль, в которой было задействовано абсолютное большинство трудоспособного населения, с большим трудом обеспечивала потребности населения в продовольствии. Кризис, охвативший ключевые области экономики, вызывал растущее недовольство не только у беднейших слоев населения, но и у многих представителей национальной буржуазии, интеллигенции и духовенства. Одновременно рост прокоммунистических настроений среди трудящихся порождал беспокойство у правящей элиты, для которой неизбежность серьезных преобразований также становилась все более очевидной. Однако решение насущных проблем, стоявших перед государством, требовало изыскания дополнительных финансовых ресурсов.

Наиболее доступным способом их получения как широкие народные массы, так и правительственные круги видели в реализации права на самостоятельную добычу и экспорт иранской нефти. Дело в том, что со времени начала промышленной разработки углеводородного сырья в Иране британская компания АИНК (Англо-иранская нефтяная компания) обладала монопольной концессией на разработку нефти во всех южных провинциях страны. Согласно договору между АИНК и тегеранским правительством от 1933 г., компания обязывалась выплачивать Ирану 20 % своих прибылей и 4 шиллинга за каждую тонну экспортируемой нефти. Тем не менее, невзирая на столь благоприятные коммерческие условия, руководство АИНК допускало грубые нарушения при осуществлении концессионных платежей. Так, к 1947 г. компания в реальности выплачивала Тегерану лишь около 9 % от общей стоимости добытого сырья, а сумма только подоходного налога, отчисляемого британскому правительству, в три раза превышала сумму всех выплат иранской стороне. Рабочие, трудившиеся на предприятиях АИНК, жили в крайне тяжелых условиях; заработная плата квалифицированных специалистов-англичан была намного выше довольствия их коллег-иранцев. Трудящиеся выражали недовольство путем забастовок и массовых демонстраций, на которых выдвигали требования повысить плату за труд и предоставить право на создание профессиональных союзов для защиты собственных прав.

Совершенно неудивительно, что в сложившейся обстановке проблема нефти заняла центральное место в общественно-политической жизни страны. Вследствие мощного давления снизу правительство стало принимать меры, направленные на ревизию условий деятельности АИНК. В октябре 1947 г. меджлис (иранский парламент) принял закон о запрете предоставления нефтяной концессии Советскому Союзу (именно о ней шла речь на переговорах Кавама со Сталиным в апреле 1946 г.). Один из пунктов данного закона вменял в обязанность кабинета министров «во всех случаях, когда права иранского народа в отношении природных богатств его страны, будь то ископаемые или другие источники, ущемлены, например в случае с южной нефтью, с целью восстановления национальных прав вступить в переговоры и принять необходимые меры»[75]. Хотя конкретный нарушитель «прав иранского народа» в тексте закона и не указывался, сомнений в прозрачном намеке на деятельность АИНК возникнуть не могло. С 1948 г. иранское руководство приступило к интенсивным переговорам с британской компанией, однако добилось лишь незначительных уступок, которые должны были быть оформлены в виде Дополнительного соглашения к уже упоминавшемуся англо-иранскому соглашению по нефти от 1933 г. В июле 1949 г. этот документ был вынесен на обсуждение в меджлис и вызвал крайне негативную реакцию у депутатов.

Многие представители элиты осознавали необходимость более слаженных и эффективных действий в борьбе за установление благоприятного режима добычи нефти и объединения усилий для пресечения произвола властей на очередных парламентских выборах. В октябре 1949 г. в Тегеране собралась группа оппозиционеров, в состав которой входили политики, деловые люди, университетские преподаватели, духовные лица, журналисты. Протестующих возглавлял доктор Мохаммед Мосаддык. Этот опытный государственный деятель, получивший хорошее европейское образование в области права, был сторонником курса «негативного равновесия» во внешней политике. Данная концепция была прямо противоположна идее «позитивного равновесия», которую на практике воплощали правящие круги Персии на рубеже XIX–XX вв. путем поддержания баланса политических и экономических интересов иностранных государств. Мосаддык был убежден в необходимости обретения Ираном реальной самостоятельности во внутренних и внешних делах, и потому считал необходимым дистанцироваться от борьбы между великими державами, сохраняя строгий нейтралитет. Залогом обеспечения экономической самодостаточности он видел национализацию нефтяной промышленности.

После достижения договоренности с шахом о проведении честных выборов, участники «беста» договорились о создании Национального фронта (НФ) во главе с Мосаддыком. Отечественный иранист С.М. Алиев охарактеризовал новое образование как «объединение политических деятелей, выражавших интересы различных группировок национальной буржуазии». На выборах основные кандидаты от Национального фронта сумели получить значительное число мест в меджлисе. Основным направлением своей деятельности в парламенте фракция Национального фронта выбрала борьбу против утверждения Дополнительных соглашений: их ратификации под давлением Великобритании добивался теперь уже новый премьер генерал Размара. Борьба против АИНК в стенах меджлиса дала импульс уличным выступлениям, в которых участвовали рабочие и средние слои городского населения. Именно на этом этапе движения в полной мере проявился потенциал шиитского духовенства как чрезвычайно влиятельной общественной силы. Так, соратник Мосаддыка аятолла Кашани обращал призывы к народу оказать содействие Национальному фронту, на которые откликались десятки тысяч людей. Ряд крупных духовных авторитетов также выразили солидарность с Кашани и издали специальные фетвы с призывами к иранскому народу принять участие в борьбе за национализацию.

К весне 1950 г. движение за ликвидацию АИНК охватило всю страну и достигло такого уровня, что даже противники соглашения в меджлисе и при шахском дворе не решались в открытую ему препятствовать. 7 марта 1951 г. премьер-министр Размара, противившийся национализации, был убит членом радикальной исламской организации. Через две недели, 20 марта 1951 г., меджлис одобрил предложение Национального фронта о передаче инфраструктуры АИНК в собственность государства и поручил специальной комиссии выработать механизмы для реализации принятых решений. Популярность Мосаддыка была столь высока, что ни шах, ни его окружение, ни проанглийские силы не могли серьезно помешать его политическому успеху: 28 апреля 1951 г. он был избран новым премьер-министром, не заручившись даже предварительным одобрением монарха.

На посту главы правительства Мосаддык придерживался намеченной им ранее жесткой линии на установление полного контроля над нефтяной промышленностью. С одной стороны, против премьера вели закулисную борьбу приближенные шаха, не заинтересованные в сильном обострении отношений с Великобританией и опасавшиеся активных выступлений народных масс. С другой стороны, АИНК и стоявшие за ней английские правящие круги не могли смириться с потерей источника дешевого сырья и огромных прибылей. С целью оказания давления на Тегеран Великобритания наложила эмбарго на экспорт иранской нефти. Иран не обладал собственным танкерным флотом, он не мог эффективно противодействовать иностранным санкциям. К борьбе с Мосаддыком подключились и американские нефтяные монополии. Для недопущения самостоятельного выхода Ирана на мировой рынок они создали совместный с АИНК картель. В результате экономической блокады уровень добычи нефти сократился примерно в 10 раз.

Следует отметить, что в целом позиция США относительно нефтяного кризиса была достаточно непростой; она определялась двумя факторами: геополитической стратегией Соединенных Штатов как лидера антикоммунистического блока и интересами американских нефтяных компаний. С точки зрения политического руководства США Иран наряду с Турцией и Грецией относился к числу государств, имевших первостепенное значение для сдерживания коммунизма. В соответствии с четвертым пунктом «доктрины Трумэна» таким странам должна была оказываться прямая или опосредованная финансовая помощь для устранения почвы, питающей коммунистические или прокоммунистические движения, – бедности и экономической отсталости. Договор о предоставлении помощи по «четвертому пункту» был заключен между Ираном и США еще в период нахождения у власти генерала Размары 19 октября 1950 г. По этому договору американцы должны были выделять субсидии на строительство автомобильных дорог, создание систем водоснабжения, организацию системы обучения технического персонала и др. Помимо этого американские нефтяные корпорации были заинтересованы в выходе на иранский рынок нефтедобычи, что, однако, возможно было сделать только при условии ликвидации монополии АИНК. Но после того, как Мосаддык ясно дал понять, что берет твердый курс на создание самодостаточной национальной нефтяной компании, американские корпорации встали на сторону англичан. Они небезосновательно выражали тревогу, что примеру Ирана могут последовать и другие нефтедобывающие страны. В то же самое время, политическая элита США была обеспокоена активностью запрещенной после окончания азербайджанского кризиса 1945–1946 гг. партии Туде и близких ей леводемократических сил в движении за национализацию, которые рассматривались в Государственном департаменте исключительно как инструмент советского влияния.

Британские санкции резко ухудшили экономическое положение Ирана. Страна очень сильно зависела от импорта и валютных поступлений, существенно сократившихся в результате противостояния с Великобританией. Правительство Мосаддыка попыталось выйти из тупика, провозгласив принцип «экономики без нефти». Его смысл заключался в стремлении стабилизировать государственный бюджет без использования доходов от продажи сырья. Были предприняты некоторые меры, способствовавшие развитию частного капитала, изданы законы, направленные на поощрение экспорта. Тем не менее в условиях экономической блокады коренным образом улучшить положение не удалось.

Падение правительства Мосаддыка предопределили два обстоятельства: внутренняя реакция и внешнее давление. К 1953 г. в рядах сторонников Национального фронта возобладали центробежные тенденции, обусловленные отсутствием в организации единой политической платформы, чрезмерными амбициями отдельных лидеров и интригами шахского двора. К лету 1953 г. от Мосаддыка отошли националистические силы, наметился раскол с религиозным крылом движения. Кроме того, британцы способствовали созданию у руководства США ошибочного представления, что движение за национализацию нефтяной промышленности якобы тайно поддерживается СССР. Страх перед возможным переходом Ирана в коммунистический блок заставил пришедшую в Белый дом в начале 1953 г. администрацию Д. Эйзенхауэра действовать решительно. 22 июня 1953 г. на совещании в Вашингтоне под руководством государственного секретаря Джона Даллеса было принято окончательное решение о насильственном отстранении Мосаддыка от власти. Реализация этого плана проходила в тесном взаимодействии шахского двора с английскими и американскими спецслужбами. Операции было дано кодовое наименование «Аякс». В середине августа в Тегеране прошли столкновения между сторонниками и противниками правительства. Выступления последних координировались американскими советниками и финансировались из средств ЦРУ. Поначалу заговорщики не могли достигнуть больших успехов; 16 августа, после неудачной попытки арестовать премьера, шах был вынужден срочно покинуть страну. Тем не менее 19 августа 1953 г. кабинет Мосаддыка все же был свергнут в результате искусственно спровоцированных волнений, а сам премьер-министр предан суду по обвинению в попытке переворота. Между тем именно нежелание Мосаддыка использовать внушительный кредит народного доверия и взять курс на полную ликвидацию существующего строя была, на наш взгляд, одной из главных причин краха возглавляемого им движения.

Прямое участие Соединенных Штатов в перевороте 19 августа на стороне шаха и дальнейшая его поддержка послужили причиной появления негативного и подозрительного отношения как многих политиков, так и простых иранцев к заокеанской державе. В последующие десятилетия эта настороженность возрастала пропорционально усилению недовольства существовавшим в стране режимом. Долгосрочные (и весьма дорогостоящие) негативные последствия операции «Аякс» были в итоге осознаны западными лидерами. В 2000 г. государственный секретарь США Мадлен Олбрайт признала, что свержение Мосаддыка стало «очевидным препятствием для политического развития Ирана… Несложно понять, почему так много иранцев до сих пор продолжают возмущаться имевшим тогда место вмешательством Америки в их внутренние дела»[76].

3.3. Иран в период правления Мохаммеда Реза Пехлеви

Переворот 1953 г. сильно изменил общественно-политическую обстановку в стране. Период параллельного существования двух центров власти – правительства и шахского двора – подошел к концу. Власть постепенно сосредоточивалась в руках монарха; кабинет министров и парламент становились лишь послушными исполнителями его воли. Становлению авторитарного режима оказывали большое содействие США, которые обрели статус главной действующей внешней силы в Иране вместо Великобритании.

После отстранения Мосаддыка шах Мохаммед Реза назначил на пост премьер-министра активного участника антиправительственного заговора генерала Захеди. Перед его кабинетом стояли две основные задачи: ликвидация остатков движения за национализацию и урегулирование нефтяной проблемы. К середине 1954 г. все активные оппозиционные силы были разгромлены, что стало возможным благодаря установлению жесткого контроля над армией и полицией. В результате продолжительных переговоров право на добычу и экспорт иранской нефти получил специально созданный Международный нефтяной консорциум (МНК). В эту структуру вошли крупнейшие нефтяные компании Запада, причем 40 % акций получила АИНК. Согласно договору с иранским правительством, Ирану выплачивалось 50 % чистой прибыли компаний, входивших в консорциум. Соглашение о деятельности МНК было рассчитано на 25 лет и заканчивалось в 1979 г. Характерно, что ни иранское правительство, ни иностранные державы не решились пойти на отмену закона о национализации нефтяной промышленности, и потому формулировки нового договора скрывали концессионный характер деятельности консорциума. Одновременно для развития собственной, полностью независимой от Запада нефтяной индустрии, была образована Иранская национальная нефтяная компания (ИННК), в задачи которой входили разведка и разработка месторождений за пределами концессионной зоны МНК.

Проамериканский курс режима был закреплен вступлением Ирана в Багдадский пакт (впоследствии СБЫТО) – созданный по инициативе Великобритании и США военно-политический союз, членами которого также являлись Турция, Ирак и Пакистан. Задачей этой организации было сотрудничество с целью предотвращения «коммунистической агрессии» в той или иной ее форме. Соединенные Штаты начали оказание регулярной финансовой, военной и технической помощи Тегерану. Они рассматривали Иран как оплот стабильности в регионе Персидского залива и на Среднем Востоке в целом. В свою очередь, шах и его приближенные воспринимали поддержку Вашингтона как надежную гарантию устойчивости своего режима. В данном контексте руководство страны выступило оппонентом и Мосаддыка, и многих предшествовавших ему кабинетов: оно отошло от концепций негативного или позитивного внешнеполитического равновесия и предпочло строго одновекторный курс – четкую ориентацию на США и Запад.

Если на международной арене Мохаммед Реза Пехлеви рассчитывал на содействие Соединенных Штатов, то во внутренних делах опирался прежде всего на силовые структуры – армию, полицию и спецслужбы. Для более эффективной борьбы с оппозицией и инакомыслием шах приступил к реформированию силовых ведомств. Центральное место в карательном аппарате авторитарного режима отводилось «Организации безопасности и информации страны» – САВАК, закон об учреждении которой был принят парламентом в 1957 г. САВАК создавалась при прямом участии американских и израильских специалистов. Опубликованные после революции 1979 г. архивные документы показывают, что агентура и сотрудники организации вели постоянную слежку не только за оппозиционными группировками, но и за многими государственными деятелями, лояльными правительству представителями интеллигенции, журналистами, предпринимателями. Агенты САВАК применяли разнообразные пытки, занимались похищением людей. В целях диверсификации источников получения важной для себя информации Мохаммед Реза учредил еще одну особую структуру – «шахскую инспекцию». Эта секретная служба собирала досье на представителей иранской элиты для того, чтобы держать их в повиновении и постоянном страхе. Деятельность САВАК и подобных ей организаций создавала крайне нездоровую атмосферу во всех слоях общества и в конечном счете наносила серьезный вред авторитету власти и лично шаха.

На протяжении первых лет после своего прихода к единоличной власти в 1953 г. шах не предпринимал попыток провести серьезные реформы. Во многом это объяснялось его впечатлением от бурных событий времен движения за национализацию, когда он находился на грани потери не только власти, но и жизни. Потому неудивительно, что до начала 1960-х гг. предпринимались лишь отдельные попытки преобразований, имевшие главной целью не сглаживание общественных противоречий, а создание позитивного имиджа режима. Однако недостаточная внутренняя стабильность, неразрешенность основных социально-экономических проблем, революция 1958 г. в соседнем Ираке и выход этой страны из Багдадского пакта заставили правящую верхушку пойти на масштабные реформы. Дало знать о себе и давление со стороны администрации Дж. Кеннеди, которая в 1961 г. прямо поставила вопрос о необходимости принятия мер, способных вывести страну из тяжелого экономического положения и тем самым воспрепятствовать появлению очагов «коммунистической угрозы». По непосредственной рекомендации правительства США на должность главы кабинета министров в мае 1961 г. был назначен Али Амини, до того возглавлявший иранское посольство в Вашингтоне. С именем этого политика связывают начало проведения аграрной реформы, ставшей ключевым элементом «белой революции».

Суть аграрной реформы состояла в выкупе излишков помещичьей земли с последующей перепродажей ее арендаторам. Был установлен максимальный предел площади земельного надела – 500 га. Реформа проводилась в течение нескольких лет, и за время ее осуществления более 3,5 млн крестьян получили в собственность 16 тыс. деревень. Посредством перераспределения земельных наделов правительство стремилось покончить с феодальными пережитками на селе и способствовать вовлечению бывших землевладельцев в промышленное производство. Остальными составляющими реформы стали: национализация лесов и пастбищ, создание «корпуса просвещения» для борьбы с безграмотностью, предоставление части прибыли промышленных предприятий занятым на них работникам, предоставление женщинам права избирать и быть избранными в органы власти всех уровней. Несмотря на то что названные преобразования носили прогрессивный характер, сама их реализация вызвала сильное недовольство у значительной части населения, прежде всего крестьянства: многие перешедшие в собственность наделы оказались слишком малы, безграмотные земледельцы часто попадали в кабалу алчных чиновников, наиболее плодородные участки и водные источники нередко оставались у помещиков.

В этот же период – первой половине 1960-х гг. – стало назревать острое противостояние между шахом и шиитским духовенством, многие представители которого были недовольны авторитарным характером режима, коррупцией в высших эшелонах власти, прозападным внешнеполитическим курсом и прохладным отношением самого монарха к религиозным деятелям. Во главе оппозиции встал один из самых известных авторитетов аятолла Рухолла Хомейни. Этот преподаватель медресе «Фейзийе» в городе Куме – центре шиитского духовенства в Иране – прославился своими пламенными проповедями, в которых обличал противоречащую духу ислама вестернизацию и «позорное» сотрудничество с США и в особенности с Израилем. После того как в марте 1963 г. правительственные силы безопасности атаковали медресе и убили одного из его студентов, Хомейни не стал смягчать риторику дабы избежать дальнейших преследований, а с новой силой обрушил свой гнев не только на шаха, но и его зарубежных союзников: «Израиль не хочет, чтобы Коран существовал в этой стране. Израиль не желает, чтобы в этой стране жили муллы. Именно Израиль атаковал училище в Фейзийе силами своих зловещих агентов. Он до сих пор регулярно нападает на нас и на вас – на народ. Он стремится захватить вашу экономику… и уничтожить тех богословов, которые стоят на пути Израиля»[77]. Хомейни был арестован, и после нескольких месяцев заключения был выслан из страны – сначала в Турцию, а затем в Ирак. Там он обосновался в священном для шиитов городе Неджеф, где стал преподавать в местном духовном училище. Власти Ирака, имевшие в то время очень натянутые отношения с Тегераном, не препятствовали антишахской деятельности иранского теолога. В эмиграции Хомейни разработал и сформулировал основные принципы исламского правления, которые нашли отражение в книге «Велаят-е факих» («Правление исламского теолога-законоведа»). Общую схему идейных построений Хомейни можно изложить следующим образом. Согласно представлениям шиитов-имамитов (верующих в 12 праведных имамов), законным преемником пророка Мухаммада являлся его племянник Али. В 656–661 гг. Али возглавлял единое исламское государство – Арабский халифат. После смерти Али его потомки не смогли закрепить за собой власть над уммой. Несмотря на это, одиннадцать прямых потомков Али имамиты относят к разряду имамов – законных предводителей мусульман. Последний – двенадцатый – имам Махди с 873 г. стал вести скрытый образ жизни, но, согласно вере шиитов, должен явиться в конце истории и поднять верующих на борьбу за установление справедливости и уничтожение всякого угнетения во всем мире. В период «сокрытия» имама Махди обязанность руководства общиной ложится на исламских законоведов. Представление о приходе мессии и необходимости подготовки к нему является одним из центральных в учении имамитов.

Концепция Хомейни о правлении факиха – это логическое продолжение идеи о Махди. По мнению аятоллы, в исламе главными являются вопросы, касающиеся социальной и экономической жизни, а не проблемы догматики и обрядовости; отделение религии от политики – совершенно недопустимая ересь. Разумеется, в свете доктрины Хомейни власть династии Пехлеви полностью утрачивала свою легитимность. Несмотря на то, что для ряда религиозных авторитетов возведенная в абсолют симфония светской и духовной власти казалась чрезмерно радикальной идеей, значительная часть шиитского духовенства поддержала Хомейни. Как отмечалось выше, этот слой общества с конца XIX в. принимал активное участие в борьбе против произвола властей и засилия иностранцев. Росту его влияния в 1960–70-е гг. способствовало также устранение светской оппозиции как серьезной общественной силы, противостоящей шахскому режиму. В этих условиях духовенство становилось единственным социальным институтом, способным возглавить недовольных и предложить альтернативу существующему строю. Многочисленные мечети стали центрами антиправительственной пропаганды, по всей стране распространялись аудиокассеты и книги с проповедями Хомейни.

С середины 1960-х гг. руководство Ирана взяло курс на качественное изменение экономической структуры государства: увеличение доли промышленного сектора при одновременном сокращении аграрного. Подобная политика не вызвала большого энтузиазма у западных стран, которые рассматривали Иран прежде всего в качестве источника сырья. Для получения необходимой технической и материальной помощи Тегерану пришлось пойти на некоторое улучшение отношений с Советским Союзом и странами социалистического лагеря. В сентябре 1962 г., незадолго до начала Карибского кризиса, правительство Ирана дало официальные обязательства не размещать на своей территории ракетные базы иностранного государства и не участвовать в возможной агрессии против северного соседа. Эта мера была благожелательно воспринята советским руководством. В последующие годы СССР оказывал помощь Ирану как финансовыми средствами, так и техническими специалистами; благодаря его содействию были построены такие стратегически важные объекты, как металлургический комбинат в Исфахане и трансиранский газопровод. Экономической основой индустриализации послужили увеличивавшиеся доходы от нефти, которые к 1972 г. составляли около трех четвертей всех валютных поступлений Ирана.

Нефтяной фактор стал определяющим для развития Ирана в 1970-е гг. В ходе Арабо-израильской войны в октябре 1973 г. арабские государства наложили эмбарго на экспорт нефти в некоторые страны Запада. В результате этой акции, а также ряда других тенденций макроэкономического характера началось резкое повышение цен на углеводороды на мировом рынке. Доходы Ирана, как одной из крупнейших нефтедобывающих стран, соответственно выросли в несколько раз. Если в 1973/74 г. они составили 5 млрд долл., то в следующем финансовом году превысили 18 млрд долл. Перед высшим руководством государства в целом и лично перед шахом встал вопрос о способах абсорбции денежных потоков, в буквальном смысле слова наводнивших казну.

В условиях сильного увеличения финансового потенциала правящие круги пришли к выводу, что новая конъюнктура позволит превратить Иран не только в региональную, но и мировую державу. Однако контроль над освоением денежных ресурсов находился в руках узкого слоя правящей элиты. Ее видение стратегического развития страны в значительной мере отождествлялось с собственными групповыми интересами и во многом противоречило реальным потребностям иранского общества в целом. В результате поток нефтедолларов стал источником обогащения приближенных к шахскому двору кругов и средством реализации волюнтаристских планов самого монарха.

Для воплощения планов по ускоренной модернизации Мохаммед Реза Пехлеви приступил к созданию сверхсовременного промышленного комплекса. С помощью иностранных – прежде всего американских – специалистов в стране начали строиться крупные промышленные объекты: атомные электростанции, нефтехимические комбинаты (один из них должен был стать крупнейшим в мире), предприятия по выпуску продукции военного назначения. Однако в связи с общей неразвитостью социально-экономической инфраструктуры власть не могла осуществить столь грандиозные мероприятия, не встретив на своем пути серьезных препятствий. Во-первых, Иран не располагал достаточно квалифицированными национальными кадрами, способными обслуживать технические ноу-хау, разработанные в самых развитых странах мира. Неконтролируемые расходы на внедрение современных технологий привели к возникновению большого числа вакансий, заполнить которые могли только западные специалисты. Массовое привлечение иностранных экспертов кончилось тем, что их иранские коллеги оказались за пределами рынка труда: их навыки оказались невостребованными. Во-вторых, в стране отсутствовала надлежащая инфраструктура, способная абсорбировать все нововведения. Попытка стремительной модернизации привела к дисбалансу в росте различных отраслей экономики. Так, темпы роста в тяжелой промышленности резко опережали аналогичные показатели в аграрном секторе и легкой промышленности. В-третьих, резкое увеличение денежной массы совершенно не соответствовало росту производительности труда. Это обстоятельство наряду с многократным увеличением импорта вело к удорожанию жизни и инфляции. Проведение же глубоких преобразований, которые могли бы способствовать нормальному освоению средств от продажи энергетического сырья, было невозможно по причине личных политических амбиций шаха. Он был убежден, что нефтедоллары смогут сгладить любые социальные противоречия, и больше времени уделял планам возрождения «великой цивилизации», основанной на традициях древнеиранских монархий.

Американский дипломат Джон Лимберт так характеризует общую ситуацию в Иране периода нефтяного бума: «Несмотря на очевидные достижения в промышленной, транспортной и энергетической сферах, приток новых богатств привел к тому, что шах совершенно перестал прислушиваться к религиозным чувствам и эмоциям обыкновенных иранцев. Доходы от нефти вместе с иностранными и местными советниками, прошедшими обучение за рубежом, подталкивали его к созданию фантастического мира небоскребов, поражающих воображение хайвэев и специально спроектированных жилых районов, населенных нерелигиозными, «современными», гражданами, для которых ислам играл бы крайне незначительную роль. Однако в реальности большая часть иранского народа не желала претворения в жизнь и малой толики планов шаха. Они продолжали хранить верность исламской составляющей иранской культуры…»[78]

Следует отметить, что ускоренная индустриализация стала причиной интенсивной трудовой миграции из деревни в города. Так, если в 1966 г. в городах проживало около 38 % населения страны, то через 10 лет эта цифра вплотную приблизилась к 50 %. Именно вследствие урбанизации в крупных промышленных центрах, и прежде всего в самом Тегеране, резко возросло число людей, которые являлись носителями традиционной системы ценностей, практически незатронутой веяниями вестернизации. Стремление шаха перенести западные экономические и культурные конструкции на иранскую почву вызвало у этой социальной группы резкое отторжение. Такая реакция была обусловлена двумя причинами. Во-первых, вестернизация порождала негативное к себе отношение в силу волюнтаристского и подчас агрессивного навязывания ее сверху. Во-вторых, в силу крайней неравномерности развития общества многие просто не могли воспользоваться ее плодами. Неудивительно, что построенный на западный манер фасад иранской действительности стал напрямую отождествляться с острыми социальными проблемами; его яростная критика со стороны шиитского духовенства находила горячий отклик в широких народных массах.

В сознании многих иранцев вестернизация общественной жизни в самом Иране была неразрывно связана с прозападным, точнее проамериканским, курсом правительства, который стал особенно отчетливым с начала 1970-х гг. Как раз в этот период закончилась эпоха британского присутствия в регионе Персидского залива, и шах стал прилагать максимум усилий к тому, чтобы превратить Иран в гаранта стабильности в стратегически важном регионе Персидского залива. Амбиции шаха находили поддержку и в правящих кругах Соединенных Штатов, заинтересованных в возможности стабильных поставок нефти через Ормузский пролив, соединяющий Персидский залив с Мировым океаном. В рамках «доктрины Никсона» основным средством поддержания Вашингтоном стабильности в регионе стала политика «двух опор» («two pillar policy»), основанная на стратегическом альянсе США с достаточно мощным в военном отношении Ираном и относительно слабой, но обладающей огромными запасами нефти Саудовской Аравией. В этом «треугольнике» Ирану отводилась ключевая роль: ему следовало сдерживать исходящую от СССР «коммунистическую угрозу» и одновременно создавать противовес амбициям Ирака на гегемонию в Заливе. Столь благоприятная геополитическая конъюнктура дополнялась экономическим фактором: в результате роста нефтяных доходов Тегеран приступил к масштабному экспорту вооружений из США и ряда других западных стран.

В 1970–1978 гг. общая стоимость оружейных закупок составила около 20 млрд долларов[79]. К 1978 г. военные расходы составляли до 30 % всех бюджетных расходов, в стране работало до 8 тыс. военных инструкторов из США. Основные принципы доктрины шаха вытекали из его политических амбиций и стремления превратить армию в незыблемую опору режима. Он стремился показать себя Западу в качестве единственного гаранта стабильности в регионе, которому следовало оказывать всяческую поддержку. Одновременно, внешнеполитическая активность Тегерана стала распространяться далеко за пределы границ Ирана, причем она далеко не всегда носила мирный характер. Так, в феврале 1973 г. Иран по договоренности с США направил в Оман экспедиционный корпус, который внес важный вклад в подавление антимонархического движения. Шахский режим, имея целью ослабить недружественный себе и Соединенным Штатам режим в Ираке, не преминул разыграть курдскую карту. Тегеран оказывал существенную помощь национальному движению в иракском Курдистане во главе с Мустафой Барзани, ведшему активные боевые действия против сил центрального правительства. Смысл поддержки Барзани и его сторонников заключался в том, чтобы отвлечь как можно больше иракских войск от непосредственной границы с нефтеносными районами Хузестана (этот регион населен в основном арабами). Однако в 1975 г. правящие круги обеих стран вынуждены были прийти к компромиссу и заключить договор, в котором окончательно урегулировали пограничные вопросы и обещали не оказывать более поддержку курдским повстанцам. Потепление отношений между двумя странами было вызвано причинами стратегического характера: эскалация напряженности в регионе крупнейших нефтеносных месторождений на планете ставила под угрозу как перспективу развития двух государств, так и экономические интересы западных держав. Американский иранист Джордж Ленчовски так объясняет причину смягчения позиции Мохаммеда Реза Пехлеви по отношению к западному соседу: «Шах был уверен, что Иран выйдет победителем из войны с Ираком, но ценой этому станет срыв планов по модернизации страны и снижение производства нефти… Если бы шах пошел на обострение отношений с Ираком до крайней точки – что привело бы к прекращению поставок нефти и возникновению угрозы интересам Запада в Персидском заливе – несложно представить, какая критика за авантюризм и империалистические планы обрушилась бы на него со стороны западных держав»[80].

К концу 1970-х гг. недовольство существующим положением дел проникло во все основные слои иранского общества. Ввиду абсолютного характера власти шаха и соответственно абсолютного же отождествления самого понятия «власть» с личностью монарха народ именно в нем (и соответственно в его западных союзниках) видел источник основных социально-экономических проблем. Сокращение доходов от нефти после бума 1973–1976 гг. привело к росту инфляции, появлению серьезного бюджетного дефицита и ослаблению платежеспособности государства. Начавшийся кризис больнее всех ударил по городской бедноте, и прежде всего по переселенцам из сельских районов. Поощряемое властями создание предприятий по производству товаров широкого потребления, а также супермаркетов западного типа для их сбыта, наносило серьезный ущерб мелким торговцам и владельцам небольших мастерских. Вместо того чтобы путем реформ устранить сам источник массового недовольства, власть обрушила новые репрессии на своих оппонентов. Так, под лозунгами борьбы с повышением цен правящие круги начали кампанию против невиновных представителей базара – торговцев, лавочников и ремесленников. Десятки тысяч из них подверглись тем или иным преследованиям. Аналогичная участь постигла многих интеллигентов, студентов, представителей духовенства. Не будет преувеличением сказать, что к началу широких антиправительственных выступлений в 1978 г. режим сумел восстановить против себя едва ли не все слои иранского народа – радикальные перемены становились неизбежными.

3.4. Антимонархическая революция 1978-79 гг

Существуют различные взгляды на характер революционных событий 1978–1979 гг. Современная иранская официальная историография, а также ряд отечественных и зарубежных исследователей называют их Исламской революцией. Многие специалисты, однако, указывают на разнообразие ее действующих сил, среди которых сторонники создания мусульманского государства являлись отнюдь не единственной значительной силой, и потому предпочитают использовать словосочетание «антимонархическая революция». На наш взгляд, правильность употребления термина зависит от того контекста, в который он помещен. Если иметь в виду задачи, которые ставились абсолютным большинством общественных сил во время противостояния шахскому режиму, и лозунги, их объединявшие, то более верным представляется второе определение. Когда же мы подразумеваем конечный результат событий 1978–1979 гг. – приход к власти шиитского духовенства и реализацию на практике принципа «велаят-е факих», употребление термина «Исламская революция» будет вполне уместным. Так или иначе совершенно неоспоримым является то, что шиитское духовенство благодаря степени своего влияния на народные массы стало ключевым компонентом антимонархического движения. Без его участия отдельные выступления оппозиции вряд ли переросли бы в восстание, охватившее все иранское общество.

Непосредственным поводом к началу полномасштабных антиправительственных акций стала публикация в официальном издании «Этталаат» статьи, направленной против деятельности имама Хомейни. 8–9 января 1978 в г. Куме, где шиитское духовенство играло особую роль, состоялись массовые демонстрации, в ходе которых звучали призывы ликвидировать шахский режим. Правительство пошло на жесткие меры: выступление было подавлено, несколько десятков манифестантов были убиты.

18-19 февраля 1978 г., на сороковой день после событий в Куме, начались волнения в Тебризе. Акция в центре иранского Азербайджана стала своеобразной моделью для аналогичных действий населения в других районах страны. В отличие от выступлений в Куме манифестация в Тебризе, в которой приняли участие более 100 тыс. человек, носила организованный характер. Движущей силой антиправительственных демонстраций стали молодые рабочие, недавно приехавшие из соседних деревень на строительство крупных промышленных объектов. Этот сегмент общества был прочно связан с религиозной традицией; именно представители нового пролетариата являлись активными посетителями городских мечетей, которые к тому времени играли роль центров оппозиционного движения. Траурная демонстрация постепенно переросла в столкновения с правительственными войсками, в результате которых сотни людей были убиты. Тебризское восстание послужило импульсом для новых акций протеста, которые к лету 1978 г. охватили все крупные города Ирана.

В начале сентября 1978 г. в центре Тегерана состоялись несколько антиправительственных манифестаций, приуроченных к празднику «Фитр». По всей стране в демонстрациях приняли участие более 4 миллионов человек. Многие иранцы присоединились к уличным акциям по прямому указанию Хомейни, находившегося за границей. Пятница, 8 сентября 1978 г., стала переломным днем в борьбе между властями и оппозиционным движением. Правительственные войска без предупреждения применили силу против демонстрантов. В ходе столкновений погибло до 5 тыс. человек. Столь беспощадная расправа вызвала колоссальное возмущение по всей стране и только увеличила число противников шахского режима. Следует одновременно отметить, что за исключением упомянутого события Мохаммед Реза Пехлеви практически не предпринимал решительных мер по борьбе с антимонархическим движением. Объясняется это двумя обстоятельствами. Во-первых, шах не имел желания сохранить существующий строй любой ценой, на что указывают его беседы с американскими военными[81]. Во-вторых, будучи к тому времени уже тяжело больным человеком, он не желал передавать сыну трон, залитый кровью.

Свержение династии Пехлеви стало возможным благодаря росту забастовочного движения, к которому присоединились служащие государственных учреждений. Решающий вклад в победу оппозиционных сил внесли рабочие нефтяной отрасли. С конца октября они начали проводить длительные забастовки, которые лишали режим главного источника его финансирования. Одновременность подобных акций протеста в разных секторах экономики обеспечивала их паралитическое воздействие на государственный аппарат. В целях умиротворения оппозиции шах назначил одного из руководителей либерального Национального фронта Ш. Бахтияра премьер-министром. Данная мера также была одобрена руководством США, которые рассчитывали внести раскол между светским и религиозным крыльями оппозиции. Это, однако, успеха не возымело: Бахтияр был исключен из Национального фронта.

Доминирование исламской составляющей антимонархического движения над светской было обусловлено целым рядом факторов. Во-первых, упоминавшееся выше подавление шахом светского инакомыслия способствовало монополизации оппозиционного дискурса шиитскими лидерами. Во-вторых, лозунги обеих политических группировок нередко были совершенно идентичны. И те и другие выступали против западного империализма – т. е. за избавление от иностранного влияния. И сторонники Хомейни, и члены левых организаций считали общественное неравенство, порождаемое развитием капиталистических отношений, очевидным злом, которое следует искоренить. Последователи Хомейни, делая акцент на социальном характере борьбы с режимом, представляли ее как противостояние между «обездоленными» (мустазафин) и «высокомерными» (мустакбаран). Однако светское и религиозное крылья оппозиции обладали отнюдь не равноценной социальной базой. Если различные идеологии западного происхождения имели сторонников главным образом среди интеллигенции, части студенчества и промышленных рабочих, то лозунги имама Хомейни находили живой отклик у крестьян, представителей нового пролетариата и базара, которые вместе составляли абсолютное большинство населения страны. Разумеется, в подобных условиях светские силы не могли открыто противопоставлять себя шиитскому духовенству и вынуждены были признать Хомейни лидером антишахского движения. В начале ноября лидер Национального фронта Карим Санджаби встретился с аятоллой в Париже, куда тот вынужден был перебраться после вынужденного отъезда из Ирака (Багдадаское правительство фактически изгнало его из страны по настоятельной просьбе шаха).

К началу января 1979 г. началось сильное брожение в армии и полиции – главной опоре монархии. Премьер-министр Бахтияр высказал пожелание, чтобы Мохаммед Реза в целях обеспечения личной безопасности и умиротворения общества покинул страну. 16 января шах вылетел из Тегерана в Египет, и больше не возвращался на родину. Народ с большим восторгом отреагировал на это событие. 1 февраля в Тегеран вернулся аятолла Хомейни, который немедленно объявил о нелегитимности кабинета Бахтияра и назначил сторонника умеренной исламизации общественно-политической жизни Мехди Базаргана главой временного революционного правительства. 10 февраля в столице вооруженные отряды восставших начали наступление на полицейские участки, к вечеру они захватили завод по производству автоматического оружия. 11 февраля столкновения между противниками шаха и его сторонниками из числа военнослужащих приняли особо ожесточенный характер. В критический момент противостояния Высший совет вооруженных сил объявил о нейтралитете армии в продолжающемся конфликте, не решившись на прямое столкновение с народом. Данное решение предопределило полный распад главной опоры шахского режима.

В результате вооруженного восстания 10–11 февраля 1979 г. иранская монархия была полностью ликвидирована. Верховная власть перешла к религиозно-политическим авторитетам и близким к ним светским деятелям. Новые руководители не имели четкого и единого мнения относительно устройства государства. Не вызывала сомнений лишь неизбежная исламизация системы управления страной. Это было связано со значительной ролью шиитского духовенства в революционных событиях в целом и огромной популярностью Хомейни в частности. В таких условиях некоторые более либеральные деятели вынуждены были согласиться с идеей аятоллы Хомейни о замене конституционной монархии республикой мусульманского толка, что дало им возможность войти в состав временного правительства. К числу таких политиков можно отнести уже упоминавшихся М. Базаргана и К. Санджаби. Они в значительной мере выражали интересы той части буржуазии, которая по тем или иным причинам была недовольна шахским режимом. Их деятельность была направлена на предотвращение полного распада существовавшей политической структуры и установление прагматических отношений с западными государствами, в т. ч. и с США. Для достижения этих целей они стремились нейтрализовать влияние наиболее радикальных религиозных лидеров, оказавшихся у власти. Однако Хомейни и его соратники целенаправленно работали над реализацией собственного плана, который по ряду ключевых вопросов имел принципиальные противоречия с замыслами либералов. В феврале 1979 г. Хомейни издал указ, обязывавший Базаргана провести общенациональный референдум о будущем государственном устройстве. На голосование выносился только один вопрос: «Согласны ли вы с образованием в Иране исламской республики?» Следует отметить, что ряд светских и религиозных деятелей выступали против подобной формулировки, предлагая такие названия, как «народно-демократическая республика» или «исламская демократическая республика». Тем не менее более 90 % принявших участие в плебисците положительно ответили на поставленный вопрос. Во многом это было связано с тем, что для большинства населения голосование за абстрактную «исламскую республику» стало своеобразным отвержением монархического прошлого.

После формального учреждения новой формы правления главной проблемой текущего момента стала разработка основного закона Ирана – конституции. Взгляды сторонников Хомейни и более умеренных участников революции на будущее государственное устройство находились в полном противоречии. Между этими полюсами развернулось противостояние, проявлявшееся как в форме идеологических дискуссий на страницах газет, так и в форме различных интриг и кровавых терактов.

Конечный успех Хомейни и его последователей в борьбе за власть был обусловлен относительным единством религиозного крыла революционного движения и разобщенностью светской его составляющей. Сторонники прозападного вектора развития не имели серьезной поддержки в обществе, так как вследствие политики шаха в глазах многих иранцев было дискредитировано само понятие «Запад». Левая часть политического спектра обладала большим влиянием, но была крайне разнородна. К ней можно отнести такие организации, как Туде и группировку с синкретической марксистско-исламской идеологией «Моджахеды народа». На первом этапе революции все эти силы поддержали Хомейни как «антиимпериалистического» лидера.

В условиях острого политического противостояния и давления со стороны организованного духовенства позиции правительства Базаргана были весьма непрочными. Формально власть переходного правительства ограничивалась Революционным советом, который в основном состоял из представителей духовенства, назначенных Хомейни. До принятия конституции этот орган фактически выполнял функции парламента. Руководил советом аятолла Бехешти – один из наиболее твердых сторонников укрепления влияния духовенства.

Разумеется, в первые постреволюционные месяцы в политической жизни страны главное место занимали вопросы формирования и юридического оформления базовых принципов функционирования институтов нового государства, а именно принятия новой конституции. Первый проект основного закона был разработан либеральными деятелями и опубликован в июне 1979 г. Согласно этому законопроекту, главная роль в политической системе страны отводилась парламенту, при этом за духовенством закреплялись лишь очень ограниченные контрольно-наблюдательные функции. Хомейни и его сторонники выразили крайнее неудовольствие такими планами оппонентов: он дал указание провести выборы в Совет экспертов, чьей основной задачей являлась разработка проекта конституции, отвечавшего воззрениям лидера революции. В условиях сильного политического давления многие умеренные политики отказались участвовать в выборах в совет, что привело к абсолютному доминированию в нем сторонников Хомейни, главным образом из числа духовенства. Они подготовили проект основного закона, полностью соответствовавшего букве и духу теоретических трудов революционного лидера.

Следует отметить, что далеко не все ведущие представители шиитского духовенства с энтузиазмом воспринимали теократическую модель управления государством. Среди несогласных с линией Хомейни наиболее заметной фигурой был великий аятолла Шариатмадари. С его точки зрения, исламское учение не допускало активного и прямого участие религиозных авторитетов в политических процессах. Шариатмадари неоднократно подвергал критике концепцию «велаят-е факих» и в целом негативно воспринимал факт принятия Хомейни титула «имам», который в сознании шиитов обычно ассоциировался с двенадцатым имамом Махди, пришествия которого верующие ждали в будущем. Сторонники великого аятоллы неоднократно вступали в прямое противостояние с последователями Хомейни, главным образом представленных выходцами из беднейших традиционных слоев общества. Тем не менее после острой политической борьбы Шариатмадари был дискредитирован своими связями с участниками антиправительственного заговора во главе с министром иностранных дел Готбзаде.

Борьба между ультрарелигиозным и либеральными крыльями революционного лагеря достигла своего апогея осенью 1979 г. 4 ноября студенты, называвшие себя «последователями линии имама», заняли здание американского посольства в Тегеране, взяв в заложники 52 сотрудника дипломатической миссии. Несмотря на то, что сам Хомейни не был инициатором данной акции, она позволила ему еще больше консолидировать власть и привлечь на свою сторону тех иранцев, которые со скепсисом смотрели на его стремления сосредоточить власть в руках узкой группы богословов. Антизападные настроения были настолько сильны в иранском обществе, что оно в целом позитивно восприняло известие о случившемся, хотя действия студентов, несомненно, являли собой вопиющее и беспрецедентное нарушение норм международного права. Глава переходного кабинета Базарган осудил захват заложников, а спустя два дня вступил в закулисные переговоры с советником президента США 3. Бжезинским. Сведения о встрече достаточно быстро проникли в иранскую печать, и правительство в полном составе вынуждено было подать в отставку. Это событие сильно облегчило задачу Хомейни. Совет экспертов смог в короткие сроки завершить свою работу и к концу осени 1979 г. представил окончательную редакцию текста конституции. 2–3 декабря под контролем Революционного совета и МВД был проведен всенародный плебисцит по принятию Основного закона. Согласно официальным данным, 99,5 % от общего числа принявших участие в голосовании поддержали проект конституции. Именно этот референдум формально закрепил факт перехода Ирана на новый этап исторического развития.

Новая конституция по всем ключевым вопросам соответствовала религиозно-полиическим воззрениям Хомейни. Юридическое оформление идей имама сделало государственный строй Ирана уникальным и не похожим на системы соседних мусульманских стран Ближнего Востока и тем более европейских держав. Главной особенностью конституции является сочетание институтов западного происхождения и политических конструкций, наличие которых позволяет говорить об элементах теократии. Так, с одной стороны, в документе декларируется принцип разделения властей на законодательную (всенародно избираемый парламент), исполнительную (правительство во главе с премьер-министром; с 1989 г. обязанности председателя Совета министров стал выполнять президент) и судебную. С другой стороны, ключевые государственные органы находятся под контролем духовного вождя – рахбара и наблюдательного совета (совета по охране конституции) из двенадцати богословов и правоведов. Они имеют право оценивать все принимаемые меджлисом законы на соответствие нормам ислама и возвращать их на доработку в том случае, если они находятся с ними в противоречии. Рахбар является верховным главнокомандующим, он утверждает в должности половину членов Наблюдательного совета, председателя Верховного суда и командующего всех родов войск.

Подобная дуалистичность характерна и для раздела конституции, посвященного правам и свободам граждан. Основной закон декларирует те же принципы, что и аналогичные документы европейских держав. Однако во многие параграфы вносится существенная оговорка о невозможности нарушения норм государственной религии при реализации провозглашаемых прав человека.

В конституции нашли отражение и резкие перемены во внешней политике, которые наступили вследствие революционных изменений. Статьи, посвященные основным принципам внешней политики, содержат на первый взгляд взаимоисключающие принципы. Так, статья 154 гласит: «Внешняя политика ИРИ основывается на отвержении всех форм угнетения в отношении себя и других, всемерном укреплении независимости страны и ее территориальной целостности, защите прав всех мусульман, неприсоединении к мировым сверхдержавам и поддержании мирных отношений со всеми неагрессивными государствами». Таким образом, в принципе допускается вмешательство в дела других стран с целью поддержки единоверцев. Статья 156 расширяет сферу потенциальной внешнеполитической активности ИРИ за пределы мусульманского мира: «Тщательно воздерживаясь от всех форм вмешательства во внутренние дела других стран, она (ИРИ. – Д. П.) оказывает поддержку справедливой борьбе угнетенных против угнетателей во всех частях земного шара». Столь размытые формулировки открывают широкий простор для произвольных трактовок статей конституции, что в принципе можно эффективно использовать при изменении политической конъюнктуры в стране и за рубежом. Разумеется, в первые послереволюционные годы внешняя политика Ирана формировалась прежде всего под влиянием идей Хомейни. Дж. Лимберт отмечает: «Хомейни, хотя и дает личные указания по ограниченному числу политических проблем, в таких вопросах, как ведение войны с Ираком, принципиальные решения принимаются исключительно Хомейни; перемирия, мира или смягчения иранской бескомпромиссной позиции нельзя ожидать до тех пор, пока не последует ясное и недвусмысленное одобрение рахбара».

Внешнеполитическая риторика революционных лидеров носила ярко выраженный антизападный характер и пользовалась популярностью в широких народных массах. Хомейни провозгласил лозунг: «Ни Восток, ни Запад, только ислам!» Неудивительно, что первой значимой акцией нового правительства стал разрыв дипломатических отношений с Израилем и визит лидера ООП Ясира Арафата в Тегеран. В целом внешнюю политику ИРИ на первом этапе ее существования можно охарактеризовать как попытку реализации радикальных идей Хомейни в мусульманском мире или хотя бы его части. Подобный волюнтаризм объяснялся тем, что пребывавшее в революционной эйфории новое руководство Ирана не имело никакого опыта государственного управления, не обладало способностью разделять радикальную риторику и прагматическое отстаивание интересов страны. Такие действия вели Иран к международной изоляции. «Исламская Республика проводила совершенно непоследовательную внешнюю политику, которая сбивала с толку другие государства и запутывала иностранных экспертов. Следуя заветам своего лидера, правительство неизменно отказывалось идти на какой-либо компромисс…»

Радикальная смена внешнеполитического курса Тегерана на первом этапе не только не способствовала решению проблем регионального и глобального характера, но и породила новые сложности во взаимоотношениях Ирана с ключевыми ближневосточными державами и странами Запада. Иранские государственные деятели провозглашали лозунг «экспорта исламской революции», причем на начальном этапе он зачастую понимался как установление в мусульманских странах режимов по образу и подобию ИРИ. Уже в 1979 г. аятолла Садек Рухани призывал к аннексии Бахрейна, если представители правящей там династии ал-Халифа не перейдут к «исламской форме правления». Аболь-Хасан Банисадр, будучи министром финансов и экономики, в одном из интервью заявил, что «арабские страны, такие как АбуДаби, Катар, Оман, Дубай, Кувейт и Саудовская Аравия в глазах Ирана представляют собой государства, не являющиеся независимыми». В 1980 г. Хомейни заявил: «В исламе нет национальных границ, исламская революция не имеет географических границ и будет продолжаться до полной победы угнетенных народов; пока ислам не победит во всем мире, борьба будет продолжаться». С точки зрения руководства ИРИ, первостепенными объектами этой борьбы должны были стать страны Персидского залива, где шииты составляли значительную часть населения (75 % в Бахрейне, 50 % в Омане, 35 % в Кувейте, около 30 % в ОАЭ), однако занимали отнюдь не лидирующее политическое положение. Однако самый непримиримый антагонизм возник в отношениях Тегерана и Багдада. Еще с первой половины XX в. между двумя странами периодически возникало напряжение, связанное с давними территориальными спорами, курдской проблемой (на территории обеих стран проживает многочисленное курдское население), волнениями среди арабов провинции Хузестан и различной геополитической ориентацией обоих режимов. После победы антимонархической революции к старым факторам нестабильности добавился новый: крайнее неприятие Хомейни светского правления баасистов в Багдаде во главе с президентом Саддамом Хусейном. Руководимая им партия Баас прямо декларировала принципы секулярного арабского национализма: «Национальные узы – это единственные узы, которые могут существовать в арабском государстве. Они нейтрализуют все религиозные, общинные, племенные, расовые или региональные различия». Вполне естественно, что, с точки зрения Хомейни, такой подход был совершенно еретическим.

В противостоянии с Ираком Тегеран рассчитывал на поддержку его шиитской общины, составлявшей большинство населения страны и недовольной своим положением при баасистах. В первой половине 1980 г. ряд высокопоставленных иранских чиновников и лично Хомейни призывали иракский народ к свержению «деспотического» режима. Когда градус противостояния достиг отметки кипения, Саддам Хусейн приступил к решительным действиям. Иракские войска разбомбили приграничный иранский город Касре-Ширин, а власти депортировали 15 тыс. иракских граждан иранского происхождения. В июне 1980 г. состоялся разрыв дипломатических отношений. 18 сентября 1980 г. Национальный совет Ирака принял решение о денонсации ирано-иракского договора 1975 г., по которому Багдад уступал своему восточному соседу акваторию реки Шатт-эль-Араб. В сентябре 1980 г. конфликт между двумя странами перерос в фазу открытого и полномасштабного вооруженного противостояния. 22 сентября 1980 г. иракская армия пересекла границу и вторглась на территорию Ирана.

Большинство исследователей сходится во мнении, что иранское руководство и лично Хомейни желали развязывания войны, воспринимая ее как органическую часть внутренней политики по сплочению общества вокруг себя. С одной стороны, они обращают внимание на ту эйфорию, которая захлестнула властную верхушку в Тегеране после победы революции. С другой стороны, внутри Ирана в 1980 г. политическая борьба все еще носила очень острый характер. Группировка радикалов во главе с аятоллой Мохаммадом Бехешти находилась в остром противостоянии со сторонниками президента Аболь-Хасана Банисадра, более тяготевшего к сотрудничеству с буржуазными либералами, чем с хомейнистами-клерикалами. Леворадикальные группировки, такие как ОПФИН («Организация партизан-фидаинов иранского народа») и «Моджахедине халк» («Моджахеды народа»), вели активную вооруженную борьбу против властей, совершая террористические акты по всей стране. В 1979 г. численность моджахединов составляла около 15 тыс. боевиков. О размахе борьбы свидетельствует то, что в результате организованных ими диверсий погибли генеральный секретарь Партии Исламской Республики (ПИР) аятолла Бехешти вместе с четырьмя министрами правительства (28 июня 1981 г.), президент Мохаммад-Али Раджаи с премьером Мохаммедом Реза Бахонаром (30 августа 1981 г.), генеральный прокурор, губернатор остана Гилян, предстоятели пятничных молитв в Тебризе, Ширазе, Кермане, Керманшахе и Йезде. В условиях такой внутренней нестабильности консолидация народных масс для борьбы с внешним врагом являлась едва ли не единственным шансом на спасение режима Исламской Республики. Недаром Хомейни возблагодарил Бога, когда узнал об иракском вторжении в Иран. Мехди Базарган впоследствии назвал войну «символом и движущей силой революции».

К середине 1988 г. США благодаря постоянному наращиванию собственного воинского контингента стали в военном отношении ведущей силой в регионе Персидского залива. Здесь у них находилась армада из 27 кораблей, а также несколько десятков кораблей их союзников. Американцы уничтожили несколько иранских нефтяных платформ, потопили 6 кораблей и быстроходных катеров. Характерно, что эти акции по времени совпали с операцией иракских вооруженных сил по освобождению острова Фао. 3 июля ракетой, выпущенной с американского крейсера «Винсеннес» был сбит пассажирский самолет авиакомпании «Иран Эйр», совершавший рейс из Бендер-Аббаса в Абу-Даби. На его борту находилось 298 человек, включая 117 женщин и детей. Возможная прямая конфронтация с США могла оказаться гибельной для истощенной длительной войной Исламской Республики. На июль 1988 г. Иран располагал активами не более чем на 5 млрд долларов, при том, что ежегодные военные расходы составляли около 8-10 млрд. В обществе зрело глухое недовольство затянувшимся противостоянием: число прибывших добровольцев за первое полугодие 1988 г. сократилось на треть по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года. Тактика наступления «большими волнами» также вызывала недовольство среди рядовых иранцев. К тому времени стало окончательно ясно, что большинство иракских арабов-шиитов не желают поддерживать идеи Хомейни. Продолжение иракского наступления открывало перспективы заключения мира на унизительных иракских условиях.

Сам Хомейни колебался между двумя группировками, сложившимися в религиозно-политическом руководстве страны. Часть во главе с председателем меджлиса Хашеми Рафсанджани призывала к окончанию войны, а часть выступала за продолжение противостояния как минимум до свержения С. Хусейна. Неудивительно, что еще за неделю до принятия резолюции 598 СБ ООН, призывавшей к перемирию, Хомейни призывал к продолжению войны с Ираком вплоть до полной победы и свержения «режима отступников» в Ираке.

В мае 1988 г. на парламентских выборах победила фракция аятоллы Али Акбара Мохташеми, представлявшего наиболее консервативное и негативно настроенное по отношению к Западу крыло сторонников Хомейни. Ради сохранения баланса сил Хомейни назначил умеренного аятоллу Хашеми Рафсанджани главнокомандующим вооруженными силами. По замечанию индийского журналиста Дилипа Хиро, этот шаг был направлен на «подавление всякого сопротивления перемирию, которое могло бы возникнуть в командовании КСИР. Рафсанджани использовал радикальную риторику, призывая вести священную войну в течение 20 лет, чтобы поставить “стражей” под свой полный контроль». В этом ему благоприятствовали два фактора. Во-первых, сильные поражения отрядов КСИР в боях за остров Фао и Шаламче нанесли удар по их репутации в глазах общественности. Во-вторых, результаты расследования, проведенного по указанию верховного главнокомандующего, вскрыли серьезные нарушении в системе снабжения фронта, допущенные представителями КСИР. Сверх того, Рафсанджани высказывал идею слияния Министерства обороны и Министерства по делам КСИР, однако колоссальное недовольство «стражей» вынудило его отказаться от первоначального замысла.

16–18 июля 1988 г., после продолжительной дискуссии между сторонниками продолжения военных действий и теми, кто выступал за немедленное прекращение огня, члены Высшего Совета обороны ИРИ единогласно приняли решение обратиться к Хомейни с просьбой принять без предварительных условий резолюцию 598 Совета Безопасности ООН, в которой содержалось требование к участникам конфликта немедленно прекратить боевые действия. Духовный лидер Ирана по радио сообщил народу о своем согласии.

3.5. Общественно-политическое развитие Ирана после кончины аятоллы Хомейни (1989 г.)

Политический курс в стране значительно изменился после кончины аятоллы Хомейни, последовавшей 3 июня 1989 г. Его преемником был избран аятолла Али Хаменеи, занимавший с 1981 г. пост президента Ирана. В то же время в конституцию ИРИ были внесены изменения, значительно расширявшие полномочия президента (он становился единоличным главой исполнительной власти) и упразднявшие пост премьер-министра. Именно президент должен был вносить в парламент кандидатуры министров для последующего утверждения, он также получал право отправлять в отставку по собственному усмотрению до половины состава правительства. Глава исполнительной власти становился ключевой фигурой при определении внешнеполитического курса. На первых выборах президента 30 июля 1989 г. аятолла Хашеми Рафсанджани получил более 15,5 из 16,5 млн голосов избирателей, принявших участие в выборах. В своей инаугурационной речи он «призвал сторонников жесткой линии отказаться от «экстремизма» и направить усилия на восстановление экономики. Он косвенно дал понять, что его продолжительная дружба с Хаменеи станет важным положительным фактором». Стоить отметить, что новые рахбар и президент находились в хороших отношениях еще с 1960-х гг. и к концу 1980-х гг. придерживались относительно умеренных взглядов.

Уже сам состав кабинета, сформированного новым президентом, указывал на высокий уровень прагматизма нового руководителя. В правительстве были представлены почти исключительно лица с техническим образованием, не принимавшие активного участия в революционных событиях 1978–1979 гг. Так, семь министров имели степень доктора технических наук, девять были инженерами, и лишь двое представляли шиитское духовенство (министерства юстиции и внутренних дел). Некоторые из членов кабинета получили образование на Западе. Правительство предприняло шаги для налаживания отношений с европейскими странами и привлечения иностранных инвестиций. Это было частью политики экономической либерализации, включавшей в себя также поощрение акционерных обществ, активизацию банковской системы и страховых компаний, создание свободных экономических зон и т. д.

Как отметил американский исследователь Мохсен Милани, «конституционные изменения отразили переход от консолидирующей к созидательной фазе исламской революции с возобновлением функций государственного аппарата как основного средоточия власти». Разумеется, одним из основных условий нормализации работы социальных институтов и восстановления экономики была региональная стабильность: прежде всего отсутствие в регионе Персидского залива каких-либо конфликтов и предотвращение их возникновения. В Тегеране окончательно осознали, что Иран не имеет достаточных политических, экономических и военных ресурсов для реализации «экспорта исламской революции» даже в соседний Ирак. А с постоянным наращиванием американского присутствия в зоне Персидского залива попытки возврата к радикальным лозунгам эпохи Хомейни представлялись смертельно опасными. В новых условиях внешняя политика Ирана имела две основные задачи: сдерживание Ирака и улучшение отношений с государствами Аравийского полуострова. Слова Рафсанджани о том, что «Иран должен прекратить делать себе врагов» фактически означали полное признание легитимности соседних государств и их правящих режимов.

Нараставшая угроза развертывания американского военного контингента в регионе после начала кризиса в Кувейте стала причиной того, что часть радикально настроенных иранских политиков была склонна поддержать Хусейна в случае его конфликта с США и их союзниками. Такую позицию занимали спикер меджлиса Мехди Карруби, который призвал мусульманские народы «изгнать американские войска из Саудовской Аравии», и один из лидеров радикальной фракции аятолла Али Акбар Мохташеми. Рафсанджани и его сторонникам пришлось приложить усилия для нейтрализации влияния этой группировки, угрожавшей снова ввергнуть страну в хаос в результате прямого противостояния с США. Тем не менее в Ираке гораздо больше были возмущены американскими угрозами вмешаться в конфликт, нежели иракской агрессией против государства, прохладно относившегося к режиму ИРИ. 20 сентября 1990 г. высший руководитель Ирана аятолла Али Хаменеи заявил по этому поводу: «Если сегодня регион пребывает в состоянии нестабильности, то за это ответственны вы (американцы). Вы поставляли оружие Ираку, вы позволяли Хусейну почувствовать себя достаточно сильным и уверенным, чтобы атаковать Кувейт».

В одном из своих посланий Саддаму Хусейну Рафсанджани признал, что реальным победителем в ирано-иракской конфронтации стала третья сила – США. Многолетняя война привела руководство Ирана к осознанию того, что в конце XX века любой локальный конфликт на Ближнем Востоке обязательно окажется в центре перипетий глобальной политики. На наш взгляд, этот важнейший урок, который лидеры ИРИ извлекли из опыта многолетнего противостояния, позволил им реалистично смотреть на свое место в мире, а в отношениях с другими государствами руководствоваться сугубо прагматическими интересами, а не радикальными лозунгами.

Стремление иранского общества к либерализации общественной жизни отразилось на результатах президентских выборов 1997 г., на которых достаточно неожиданно для западных экспертов победил представитель шиитского духовенства Мохаммад Хатами. Он был сторонником проведения масштабных реформ в рамках существующей системы и увеличения роли частного сектора в экономике: после революции 1979 г. произошло сильное огосударствление хозяйственной жизни. Стремясь несколько сгладить фундаментальные различия в основах политической жизни на Западе и в Иране, Хатами ввел в широкий общественный дискурс понятия «исламская демократия» и «диалог цивилизаций». Своими приоритетами вновь избранный президент провозглашал верховенство права и вовлечение всех граждан страны в политический процесс. Он также выступал за расширение возможностей женщин участвовать в общественной жизни (Хатами смог занять высокий пост главным образом благодаря поддержке женской части электората). За период пребывания Хатами в должности президента Иран сумел в целом оправиться от разрушительных последствий войны с Ираком. Были достигнуты неплохие экономические показатели по росту ВВП: к 2000 г. он составлял 6 % в противоположность 2 % в 1997 г., снизился уровень безработицы, вдвое сократился внешний долг. Если говорить об экономической стратегии Хатами, то он стал продолжателем дела своего предшественника Рафсанджани. Правительство поощряло инвестиции, впервые после революции появились частные страховые общества и банки. В последние годы руководство Ирана постепенно отходит от принципа экономической самоизоляции, которая в первые послереволюционные годы рассматривалась как необходимое условие для достижения национальной независимости, и стремится к установлению взаимовыгодных контактов с целым рядом зарубежных стран. Государство создает более благоприятный инвестиционный климат для иностранного капитала и даже объявило о намерении вступить во Всемирную торговую организацию.

Тем не менее общее экономическое положение страны по прежнему остается непростым. Основные проблемы Ирана во многом типичны для развивающихся стран: темпы роста экономики не всегда успевают за скоростью увеличения населения. Такая диспропорция порождает безработицу и побуждает образованную молодежь к эмиграции. Пагубное воздействие на экономику оказывают и введенные по инициативе США санкции, направленные против атомной программы Ирана. Указанные проблемы и порожденное ими недовольство стали причиной победы на президентских выборах 2005 г. мэра Тегерана Махмуда Ахмадинежада, за которого проголосовали бедные традиционные слои общества. Несмотря на свою приверженность консерваторам в религиозно-политическом руководстве, Ахмадинежад сумел выдвинуть эффективные популистские лозунги, нашедшие живой отклик в народных массах.

Главной особенностью политического процесса при Хатами была конкуренция консервативного и реформистского лагерей. Наиболее отчетливо она проявилась во время парламентских выборов 2004 г., когда Совет по охране конституции дисквалифицировал несколько тысяч кандидатов, в той или иной степени сочувствовавших Хатами (следует отметить, что большинство из них публично не высказывались против основ режима, а призывали только к реформированию отдельных его элементов). Это событие свидетельствовало о преобладании консервативно-охранительных тенденций в среде иранской религиозной элиты, против действий которой президент не решился выступить открыто. Однако развернувшаяся широкая дискуссия показала серьезное недовольство существующим строем в ряде сегментов общества – прежде всего среди интеллигенции и молодежи.

События, произошедшие на Ближнем Востоке в начале XXI в., значительно изменили геополитическое положение Ирана в регионе. В марте 2003 г. американские войска вторглись в Ирак и свергли режим Саддама Хусейна, который на протяжении двух десятилетий был основным региональным соперником ИРИ. Руководство Ирана неоднозначно отреагировало на начавшуюся американскую оккупацию Ирака. С одной стороны, оно с энтузиазмом восприняло новость о свержении недружественного правительства, с другой – его представители постоянно подчеркивали необходимость скорейшего вывода из Ирака международного контингента под предводительством США и демократизации иракского общества. Как это ни парадоксально, но официально декларируемые намерения администрации Джорджа Буша-младшего создать эффективную выборную систему не шли в разрез с региональными интересами Ирана. В Ираке, как уже отмечалось, большинство населения составляют шииты, с симпатией относящиеся к своему восточному соседу, и их активное вовлечение в послевоенную политическую жизнь должно было способствовать (в силу объективных обстоятельств) усилению влияния ИРИ. Это подтвердили результаты состоявшихся в декабре 2005 г. выборов в Совет представителей – нижнюю палату иракского парламента. Объединенный Иракский Альянс, объединивший в своих рядах различные шиитские движения, получил около 40 % мест в главном законодательном органе государства. Подтверждением перехода ирано-иракских отношений на качественно новый уровень стал первый в истории визит главы Иранского государства в Багдад, который состоялся в марте 2008 г.

Существуют различные точки зрения на то, насколько активную роль играет Иран во внутрииракском вооруженном противостоянии, порожденном внезапно возникшим вакуумом власти после свержения Саддама Хусейна. Так, один из зарубежных лидеров иранской оппозиционной группировки «Моджахедин-е халк» (Моджахеды народа) и видный политический аналитик Алиреза Джафарзаде в своей работе «Иранская угроза: президент Ахмадинежад и надвигающийся ядерный кризис» (Нью Йорк, 2007) возлагает всю ответственность за гражданский конфликт исключительно на «фанатичное» руководство ИРИ и в доказательство приводит многочисленные факты контрабанды оружия, оказания технической и гуманитарной помощи и финансовой поддержки союзникам Тегерана в Ираке. По мнению Джафарзаде, подобные акции преследуют одну цель – установление «экстремистских» порядков в Ираке по образу и подобию Исламской республики. Не вызывает сомнений, что руководство ИРИ имеет тесные контакты с шиитскими лидерами в соседней стране (контакты в среде высшего духовенства обеих стран отличаются особенной интенсивностью на протяжении уже не одного столетия), но вряд ли можно говорить о серьезных экспансионистских замыслах руководства Ирана в отношении западного соседа – будь то территориальные или идеологические претензии. Способность Тегерана воздействовать на ситуацию внутри Ирака стала важным козырем во внешнеполитической стратегии Тегерана в части противостояния с США. Невозможность урегулирования ситуации в Ираке без участия ИРИ с каждым годом становилась все более очевидной для представителей американского истеблишмента, которые стали искать возможность установления контактов с государством – ключевым звеном «оси зла». Неудивительно, что именно в период пребывания у власти в Иране президента, отличающегося наиболее жесткой антиамериканской и антизападной риторикой, прошли первые прямые переговоры между официальными представителями Вашингтона и Тегерана, а президент США Барак Обама в бытность свою кандидатом от Демократической партии провозгласил курс на «прямое вовлечение» ИРИ в переговорный процесс по достижению стабильности на Ближнем Востоке.

Источники и литература

Алиев А.А. «Национальное» и «религиозное» в системе международных отношений Ирана и Ирака в XX веке. М., 2006.

Алиев С.М. История Ирана. XX век. М., 2004.

Алиев С.М. Нефть и общественно-политическое развитие Ирана. М., 1985.

Алибейли Г.Д. Иран и сопредельные страны Востока 1946–1978. М., 1989.

Арабаджян А.З. Иран: власть, реформы, революции. М., 1991.

Годе М. Реза. Иран в XX в. Политическая история. М., 1994.

Глущенко Ю.Н. Эволюция политики США в отношении Ирана в период после Второй мировой войны // Иран в современном мире. М., 2003.

Дорошенко Е.А. Шиитское духовенство в двух революциях. М., 1998.

Ермаков С.М. Перспективы развития вооруженных сил Ирана // Иран в современном мире. М., 2003.

Исламская революция в Иране: прошлое, настоящее, будущее. М., 1999.

Манучихри А. Политическая система Ирана. СПб., 2007.

Ниязматов Ш.А. Ирано-иракский конфликт: Исторический очерк. М., 1989.

Ушаков В.А. Иран и мусульманский мир. 1979–1998 гг. М., 1999.

Bill, James A. The Eagle and the Lion: the Tragedy of American-Iranian Relations. New Haven and London, 1988.

Bonakdarian M. U.S.-Iranian Relations, 1911–1951 //. yale.edu/ The Cambridge History of Iran, Cambridge, 1995.

Dabashi Hamid. Theology of Discontent: The Ideological Foundation of the Islamic Revolution in Iran, 2006.

Hiro Dilip. The Longest War. The Iran-Iraq Military Conflict. London, 1990.

Huyser Robert E. Mission to Tehran. N.Y., 1986.

Jafarzadeh, Alireza. The Iran Threat. N.Y., 2007.

Kinzer St Revisiting Cold War Coups and Finding Them Costly // /

Lenczowski G. Iran Under the Pahlavis. Stanford, 1978.

Limbert J.M. Iran, At War with History. Boulder, London and Sydney, 1987.

Martin Vanessa. Creating An Islamic State: Khomeini and the Making of a New Iran, 2003.

Milani Mohsen. Iran’s Gulf Policy: From Idealism and Confrontation to Pragmatism and Moderation. In: Iran and the Gulf: A Search for Stability. Abu Dhabi, 1996.

Хамраз В. Джамеейе ирани ва асле чахаре Трумэн. Дар «Тарихе равабете хареджи». Техран, 1378.

Глава 4. Идеологии. Национальное и религиозное в политике арабских стран Хасан Каттуш при участии Али Мухиэддина, Валерия Пугачева, Гумера Исаева, Дмитрия Павлова

4.1. Национализм

С началом Нового времени, с проникновением в Левант, Египет, на Балканы европейцев, с первыми крупными поражениями армий Востока, понесенными от армий Запада, в Османской империи и Персии начинается длительный процесс снижения уверенности в универсальности собственной традиционной модели развития, а затем рост интереса к мировоззрению Запада. Традиционная идеологическая модель, главенствующая на Ближнем Востоке и лежащая в основе его развития, не выдержала конкуренции с Европой. Поэтому за тенденцией к заимствованию ряда отдельных элементов западной культуры, армейского строя или правовых норм следуют попытки создания полноценных мировоззренческих конструктов, прямо копирующих или использующих элементы идеологий модерна.

Говоря об идеологических концепциях, господствовавших на Ближнем Востоке в последние сто лет, следует уделить внимание в первую очередь национализму и политическому исламу. Разумеется, на Востоке интересовались и коммунизмом, и различными вариантами либеральной демократии, однако, по объективным причинам, все они не получили должного распространения. Восточным идеологическим концепциям трудно дать точное определение, однако можно с уверенностью отметить то, что они возникали как реакция на экспансию Запада, как попытка создать общество, способное на равных противостоять колониализму. В этом смысле западное влияние на идеологическую картину Ближнего Востока первично и неотъемлемо.

В этой главе авторы ставят перед собой две задачи. Во-первых, выяснить, насколько существенным было европейское влияние на развитие идеологий стран Ближнего Востока. Во-вторых, насколько эти идеологии выполнили возлагавшиеся на них обязанности – стать основой для самодостаточного общества, способного к самовоспроизводству.

Арабский национализм

К началу Первой мировой войны арабский национализм только начинает формироваться. Даже Лоуренс Аравийский в своей книге «Семь столпов мудрости»[82] указывал на то, что племенное сознание у арабов доминировало над национальным. Арабское самосознание было неразрывно связано с исламом и имело в своей основе два фактора: семитское происхождение и арабский язык. При этом арабы традиционно подразделялись на исконных и «арабизированных», причем «арабизированные» арабы идентифицировали себя с арабской культурой не меньше, чем «исконные» арабы.

Под арабским национализмом как политической идеологией принято понимать панидею о единстве всех арабских народов, составляющих «единую арабскую нацию». Зародившись в конце XIX – начале XX в., идея о возрождении былой славы арабов трансформировалась со временем в панарабизм в его нынешнем виде. Разумеется, в общественной мысли арабских стран нередко имели место и региональные, страновые концепции национализма, как, например, идеи сирийца Антуана Саады или ливанской правохристианской партии «Катаиб», но они не были распространенным явлением. И хотя национальные приоритеты и интересы различных арабских государств часто разнятся или вступают друг с другом в противоречие, практически все арабские страны, по крайней мере формально, декларируют свою принадлежность к более широкому арабскому наднациональному сообществу и используют единый литературный арабский в качестве государственного языка. Несмотря на очевидную утопичность своих идей, панарабизм, по словам 3. Левина, «превратился в идеологическое течение и политическое движение, суммирующее реакцию населения арабских стран на неоколониализм, угрозу их суверенитету или ущемление их прав и чувства национальной гордости».

С появлением арабского национализма исламская самоидентификация не исчезла. Российский востоковед Р.Г. Ланда пишет: «В 1920-1960-е годы национализм в странах ислама, как и в большинстве стран Востока, доминировал безоговорочно. Однако ислам оставался почти повсеместно важной частью его идеологии». Это в корне отличает арабский национализм от европейского, основанного на идеях секуляризма.

Арабские земли в составе Османской империи конца XIX – начале XX в.

Османской империи принадлежала часть Западной Азии, Балканы, Египет, побережье Северной Африки. Этнический и религиозный состав ее населения был весьма пестрым и помимо турок включал арабов, греков, сербов, болгар, румын, армян, курдов и др. Также в империи было представлено множество религиозных конфессий – мусульмане-сунниты, мусульмане-шииты разных толков, иудеи, христиане – православные, католики, униаты, армяно-григориане, копты и пр.

Формой правления в империи была абсолютная монархия. Султан являлся не только светским главой государства, но и халифом, главой всех мусульман. Государственным языком на территории Османской империи был турецкий (староосманский).

Учитывая разнообразный этноконфессиональный состав населения, необходимо было обеспечивать его лояльность Османскому государству, чтобы предотвратить распад империи. Это удавалось до начала процесса вестернизации, предпринятой султаном Селимом III (1789–1807) и продолженной его последователями.

На протяжении XIX века и начала XX империя пережила целый ряд территориальных потерь в результате мятежей и колониальных захватов европейских держав. От империи отпали ее североафриканские и большая часть европейских владений. Арабские страны Магриба были завоеваны Францией, Ливия отошла Италии после Триполитанской войны 1911 г. Племена и княжества на побережье Аравийского полуострова (включая южнойеменский Аден), а также Кувейт попали под власть Великобритании. Египет формально продолжал оставаться в составе империи, но де-факто являлся протекторатом англичан. Из арабских провинций империя продолжала контролировать лишь Сирию (включая современные Палестину, Ливан и Иорданию), Ирак, Хиджаз и Йемен (северную его часть).

Фактически в XIX в. начинается процесс изменения этно-конфессионального состава империи. Если на рубеже XVIII–XIX вв. едва ли не половину населения составляли православные греки и славяне, проживавшие на Балканах, то перед Первой мировой войной основным национальным меньшинством являлись арабы-мусульмане. Именно на них была направлена панисламистская пропаганда султана Абдул-Хамида. Арабов с османским правительством связывали особые отношения. Большинство арабов были мусульманами, а все мусульмане были официально допущены к занятию высших должностных постов в империи. На деле же лишь немногим арабам удавалось высоко продвинуться по иерархической лестнице. Они, как правило, занимали должности в религиозной иерархии, в административной и налоговой системе, редко – губернаторов или послов.

Те высокие должности, которые занимали арабы, чаще всего не касались прямой политической власти. Арабские аристократы пользовались властью не как непосредственные ее носители, а как посредники между центральным правительством и обществом.

Османизм и арабское самосознание

На протяжении всей своей истории арабы осознавали себя особой этнокультурной группой. В основе этого лежали два фактора: арабский язык, имевший огромное значение в национальной культуре и психологии, и вера в общее происхождение арабов.

После возникновения ислама арабы, несмотря на равенство всех мусульман, чувствовали свою национальную исключительность благодаря своему этническому самосознанию и роли арабского языка в становлении и развитии ислама и мусульманской цивилизации.

После перехода главенства в мусульманском мире к туркам-османам это чувство исключительности сохранилось, но было не настолько сильным, чтобы разорвать связывающие два народа узы ислама. До самого заката империи понятие нации было для арабов чуждым, а чувство принадлежности к единому мусульманскому сообществу – умме – являлось преобладающим.

Проводимая в империи вестернизация принесла европейские концепции нации, отечества, свободы и равенства. В университетах Европы обучались молодые подданные Османской империи, расширялись экономические связи, в османских учебных заведениях преподавали европейские специалисты, в Европе были аккредитованы османские дипломаты. Все это способствовало усвоению западных идей и их распространению в среде прогрессивной интеллигенции.

К примеру, понятия отечества и патриотизма мы находим уже у египтянина Рифаа ат-Тахтауи (1801–1873). Этот выпускник университета аль-Азхар провел несколько лет во Франции, а впоследствии под его руководством были выполнены многочисленные переводы трудов европейских авторов на арабский язык.

Мусульманский реформатор Мухаммад Абдо[83] подчеркивал в своих работах исключительность арабов и их особую роль в истории ислама и даже употребил термин «арабская нация» по отношению к доисламским арабам.

Однако наибольшая заслуга в закладке фундамента арабской национальной идеи принадлежит сирийским христианским просветителям. Сирийские христиане составляли образованное и состоятельное меньшинство, имели тесные связи с европейскими державами и не были связаны с турками-османами узами ислама. Поэтому неудивительно, что именно в их среде зародилось арабское просветительство – «культурный подъем, отразивший в области культуры процесс включения арабских стран в мировое хозяйство». Важным моментом было еще и то, что арабы-мусульмане, в отличие от немусульманских народов империи, не пользовались культурной автономией и не располагали своими национальными школами, как греки, славяне, армяне и т. д. Арабы обучались в правительственных школах, где преподавание велось на турецком. Преподавание же на арабском практиковалось только в христианских школах, основанных западными миссионерами, благодаря чему арабы-христиане отличались гораздо более сильной национальной сознательностью.

В число сирийских просветителей входили такие известные писатели, как Бутрос аль-Бустани, Фарис Шидьяк, Насыф аль-Языджи и другие. Арабскому языку, культуре и истории просветители уделяли очень большое внимание. По сути, просветительство стояло у истоков арабского национализма. Впоследствии выходцы из сиро-ливанской христианской среды сыграли непропорциональную их численности роль в формировании идеологии.

Важную роль в становлении арабского национализма сыграли идеи Абд ар-Рахмана аль-Кавакиби (1849–1903). Выходец из сирийского города Халеб (Алеппо), он получил религиозное образование и испытал влияние идей мусульманского реформатора Джамаль ад-Дина аль-Афгани. Аль-Кавакиби можно назвать скорее богословом-реформатором панарабской ориентации, нежели националистом в классическом понимании этого слова.

Основными его работами были изданная в Каире «Умм аль-Кура» («Мать городов», то есть Мекка), написанная под псевдонимом аль-Фурати (Евфратский), и «Таба’и‘ аль-Истпибдад ва Масари‘ аль-Исти‘бад» («Природа деспотизма и гибельность порабощения»), изданная в неподконтрольном османам Египте.

Подобно другим мусульманским реформаторам, аль-Кавакиби призывал к развитию современной науки и социальным реформам, подкрепляя это выдержками из Корана и Сунны.

Он подвергал уничтожающей критике диктаторскую форму правления, чему в основном была посвящена его книга «Природа деспотизма», и утверждал, что истинный ислам предполагает народовластие и демократическую форму правления, что подкреплял ссылками из Корана.

Что же касается арабов, то аль-Кавакиби считал, что они занимают особое положение среди мусульманских народов. В своей первой книге «Мать городов», представляющей собой протоколы вымышленного Конгресса исламского возрождения, он приводит 26 присущих арабам положительных особенностей (хасаис), выделяющих их среди мусульман, обосновывая тем самым их право руководить уммой. Халифом всех мусульман, с точки зрения аль-Кавакиби, должен быть араб из одного с пророком племени Курейш, который будет высшим религиозно-политическим авторитетом для всех мусульманских правителей. Резиденция халифа будет в Мекке, его политическая власть должна распространяться только на Хиджаз, а сам он не может вмешиваться в дела входящих в халифат эмиратов и султанатов.

В то же время аль-Кавакиби призывал к национальному единению всех арабов вне зависимости от вероисповедания. Так, нацию он определял как «общность людей, связанных общностью расы, языка, родины и прав».

Таким образом, аль-Кавакиби стал провозвестником секулярного арабского национализма. Вскоре возникли и первые национально ориентированные арабские партии. Первоначально они не покушались на территориальную целостность Османской империи, а лишь ставили целью добиться равных прав и автономии для арабов. Из этих партий заслуживают внимания две – Партия децентрализации (аль-Лямарказийа) и Общество молодых арабов (аль-Джам‘ийа аль-‘Арабийа аль-Фатат), или просто аль-Фатат.

Организация аль-Фатат была официально основана в 1911 г. группой молодых арабов-мусульман, учившихся в Париже. Ее учредителями были палестинцы Ауни Абд аль-Хади и Рафик ат-Тамими. Первоначальным ее названием было Джам‘ийат ан-Натикин би-д-Дад (букв. «Общество произносящих букву “дад”, т. е. арабов). Первоначальной целью аль-Фатат была административная автономия для арабов. Впоследствии организация пересмотрела свои программные установки, но об этом речь пойдет ниже.

Партию децентрализации основали в Каире Рафик аль-Азм и Рашид Рида в январе 1913 г. Подобно аль-Кавакиби, Рида мечтал об арабоисламской империи и отстаивал особые права арабов среди мусульман. Партия децентрализации ставила своими целями предоставление автономии арабам, предоставление арабскому языку статуса государственного и расширение полномочий провинциальных административных советов. Она располагала отделениями в различных арабских городах, но широкой поддержкой все же не пользовалась.

В среде арабских интеллектуалов раздавались отдельные голоса о полной независимости арабов. Одним из первых, кто выразил такие взгляды, был сириец-католик Наджиб Азури. Его книга «Пробуждение арабской нации» была издана во Франции на французском языке и не сразу переведена на арабский.

Впрочем, новые веяния долгое время оставались уделом незначительной части образованной интеллигенции. Большая часть населения арабских провинций империи традиционно чувствовала себя частью исламской уммы и подданными султана-халифа. Существующее положение вполне устраивало и арабскую элиту – родовую аристократию, значительно укрепившую свое влияние в результате земельной и административной реформ, проведенных в рамках Танзимата. Кроме того, султан Абдулхамид, стремясь больше расположить к себе арабских подданных, предпринимал конкретные шаги по развитию инфраструктуры арабских провинций и нередко предоставлял арабам высокие посты.

Таким образом, в конце XIX – начале XX в. националистические идеи еще не оказывали существенного влияния на арабов Османской империи. Большая часть арабской элиты если активно не поддерживала ориентацию на Константинополь, то смирялась с нею. Однако основы арабской национальной идеи были заложены. Во-первых, свою роль сыграло проникновение в империю европейских идей. Во-вторых, националистическая политика младотурок вызвала недовольство некоторой части арабской элиты и породила ответный тезис: раз турки составляют особую национальную общность, то арабы также являются таковой.

Приход младотурок к власти серьезно изменил ситуацию. Они устранили жесткую авторитарную власть Абдулхамида, восстановили конституцию, что способствовало либерализации общественной жизни. В партию младотурок «Единение и прогресс» кроме турок входили представители и других населявших империю народов – албанцы, греки, армяне и другие. Поддерживали партию и некоторые арабские деятели. Однако взятый младотурками впоследствии курс на тюркизацию ущемлял права арабов и заставлял определенную их часть добиваться равных с турками прав. Младотурки критиковали панисламизм Абдул Хамида II со стороны светского национализма. Большинство лидеров партии «Единение и прогресс» были европейски образованными, не слишком религиозными людьми. В конце концов от имперской идеи османизма в результате ряда разногласий с представителями нетурецкой элиты пришлось отойти, заменив ее довольно примитивно понятым тюркизмом.

Тюркизация привела к появлению незначительной на первых порах группы выходцев из знатных семейств, которым не удалось занять свое «место под солнцем». Это были отпрыски аристократических фамилий, получившие традиционное для своей среды образование, но из-за вытеснения арабов с выгодных должностей не смогшие сделать карьеру. Они были молодыми и неискушенными в политике, но именно им было суждено заложить основы арабского национального движения.

К началу Первой мировой войны многие арабские реформаторы начали осознавать, что их борьба за равные права для арабов не приносит плодов, и задумались о независимости.

Национальное движение в годы Первой мировой войны

С началом войны турки разместили в Сирии Четвертую армию под командованием одного из младотурецких триумвиров Джемаля-паши. Ее задачей было наступление на Египет, находившийся под контролем англичан. Военные издержки тяжелым бременем легли на население. Кроме того, хорошо понимая исходившую от арабского национального движения угрозу, Джемаль принял жесткие репрессивные меры. Многие из активистов зарождавшегося движения были казнены без суда и следствия. Например, 6 мая 1915 г. в Дамаске и Бейруте был повешен 21 человек. Подобные действия, несмотря на военное время, не могли прибавить симпатий к османам со стороны местных арабов, а умеренные автономисты окончательно склонились к арабскому национализму и полной независимости. Впрочем, центром арабского восстания Сирия не стала. С одной стороны, причиной этого были слабые позиции националистов в обществе, с другой – эффективные меры Джемаля-паши по их подавлению.

Таким центром стал Хиджаз, где восстание поднял правитель Мекки шариф Хусейн б. Али. Восстание получило военную поддержку англичан, заинтересованных в ослаблении турок и разделе Османской империи. Сыну Хусейна Фейсалу англичане пообещали трон в будущем арабском государстве, которое объединило бы Сирию (включая Палестину и Ливан), Ирак и земли Аравийского полуострова. Исход войны решился не в пользу турок. Четвертая армия была разгромлена, англичане и их хиджазские союзники установили контроль над арабскими землями в Передней Азии. В Дамаске установилось правление Фейсала.

Итогом войны было поражение Османской империи и ее демонтаж. Османизм как политическая идеология полностью утратил свою жизнеспособность. Образовавшийся идеологический вакуум в арабских странах был быстро заполнен арабской националистической идеей. Большая часть арабской аристократии, до сих пор бывшей традиционным сторонником османизма, переориентировалась на арабский национализм.

Национальное движение и королевство Фейсала

Сторонники главной националистической партии аль-Фатат после окончания войны ввиду сложившегося политического положения переориентировались с панарабского на более реалистичный сирийский национализм. Надо отметить, что сам по себе арабский национализм того времени был еще незрелым и не оформился в хорошо разработанную идеологию, а являлся идеей без четкой программы действий.

Новообразованное королевство столкнулось со значительными социально-экономическими трудностями. Экономика страны была разрушена войной. Крестьяне оставляли деревни и стекались в города в поисках средств к существованию. Туда же прибывали племена, участвовавшие в войне на стороне Фейсала. Имели место серьезные политические и административные проблемы.

Возник конфликт интересов среди представителей различных арабских провинций, которые, по соглашению Сайкс-Пико между французами и англичанами, должны были отойти разным державам Антанты. Сирия должна была отойти Франции, и в декабре 1919 г. британский генерал Алленби передал французским войскам контроль над сирийским побережьем и Ливаном. Традиционная сирийская аристократическая элита с недоверием отнеслась ко вдруг появившимся молодым политикам, многие из которых заняли ключевые должности в новообразованном государстве и угрожали ее влиянию. В особенности это касалось чужих в Дамаске палестинцев и иракцев.

Палестину недвусмысленно пообещали сионистскому движению, а в Ираке создавался подконтрольный Великобритании протекторат. Разумеется, что сирийцы, палестинцы и иракцы отстаивали интересы своих стран и оказывали давление на Фейсала. Мало того, и те, и другие, и третьи помимо конкурирующих фракций в аль-Фатат располагали своими собственными, возникшими вокруг аль-Фатат, группировками. Эти группировки формально имели одинаковые цели (арабское единство и полная независимость), но на деле преследовали свои собственные интересы.

Таким образом, возникли предпосылки к расколу в националистическом движении и появлению локальных форм национализма. Ситуацию сильно осложнили переговоры Фейсала с премьер-министром Франции Жоржем Клемансо, которые были проведены по настоянию англичан. В результате этих переговоров было выработано компромиссное соглашение, по которому Франция признавала право сирийцев на самоопределение, но под своим протекторатом. Соглашение встретило бурю негодования со стороны националистического окружения Фейсала и осталось неподписанным. Другим шагом, бросившим тень на Фейсала и вызвавшим шквал критики в его адрес, были переговоры с председателем Всемирной сионистской организации Хаимом Вейцманом, проведенные по настоянию англичан.

Разумеется, Фейсал не мог влиять на исход колониальных споров между Великобританией и Францией и был лишь их заложником. Однако от этого поток критики в его адрес не уменьшался. По большому счету, он оказался зажатым между колониальными державами Запада с одной стороны, и своим националистическим окружением – с другой. Ему не удалось ни обеспечить себе прочную власть, ни привести руководство страны к единству.

Стремясь обеспечить себе имидж респектабельного арабского лидера в глазах западных держав и перевести настроения своих сторонников в умеренное русло, Фейсал решил созвать Всеобщий сирийский конгресс. Это было сделано в преддверии визита на Ближний Восток комиссии Кинга-Крейна. Задачей этой комиссии, состоявшей из представителей США, было выявить умонастроения и пожелания жителей бывших арабских провинций Османской империи в отношении их будущего.

Конгресс состоялся в мае 1919 г. На нем были представлены делегаты от различных городов Сирии, Палестины и Ливана. Конгресс отверг любого рода иностранную опеку, потребовал полной независимости единой Сирии, включая Палестину и Ливан, и провозгласил Фейсала ее королем. Это загнало Фейсала в западню, которую он сам себе создал, и отныне был вынужден идти на поводу этих решений конгресса.

После захвата Сирии французами и ликвидации королевства Фейсал был вынужден бежать. Впоследствии, дабы хоть как-то выполнить данные его семье обещания, англичане сделали его королем подмандатного Ирака, а его брата Абдаллу – эмиром в новообразованном эмирате Трансиордания, который отделили от подмандатной Палестины в 1922 г.

Неудачный опыт создания арабского национального государства вызвал разочарование в идее арабского единства у многих ее сторонников. Арабский национализм уступил место локальным формам национализма – национализму собственно сирийскому, палестинскому, иракскому и т. д. Подводя итог, можно выделить следующие причины провала арабской национальной идеи:

– ее незрелость и политическая неискушенность ее проводников. Арабской национальной идее было непросто укорениться в сознании людей, за несколько веков привыкших к идее лояльности умме и Османскому государству;

– отсутствие единства в руководстве национальным движением, вызванное различиями политических приоритетов у состоявших в нем сирийцев, палестинцев и иракцев. К этому можно прибавить и традиционную для арабского общества кланово-племенную разрозненность. Все это было успешно использовано западными империалистическими державами – Великобританией и Францией, поделившими между собой арабские земли бывшей Османской империи;

– арабский национализм формировался изначально как идеология освобождения от османского господства и не имел антиколониальной составляющей. В реальности пришлось бороться не с турками, а с европейцами, что требовало особого подхода.

Арабские земли под мандатным управлением Великобритании и Франции

Арабские земли после крушения Османской империи были поделены между государствами-мандатариями в соответствии с секретным соглашением Сайкса-Пико. Это разделение было официально оформлено 25 апреля 1920 г. на конференции в Сан-Ремо. Как уже говорилось, французы получили территории современных Сирии и Ливана, Великобритании достались Палестина с Трансиорданией и Ирак, в состав которого включили также Мосульский вилайет, ранее обещаный Франции (на что последняя согласилась при условии ликвидации правления Фейсала в Дамаске). В 1922 г. англичане отделили Трансиорданию от Палестины и создали там отдельный эмират, во главе которого поставили брата Фейсала Абдаллу, а в самой Палестине оказывали широкую поддержку сионистскому движению. Так были заложены основы нынешней политической карты арабского Ближнего Востока с ее искусственными границами.

Социально-экономическому положению бывших арабских османских провинций также трудно было позавидовать. Экономика была подорвана войной, местные производители разорялись, не выдерживая конкуренции с западными производителями. Обнищавшие крестьяне стекались в города, пополняя огромную армию безработных.

В этих условиях мандатные власти, проводившие к тому же жесткую колониальную политику, не могли не столкнуться с мощным сопротивлением населения. Впоследствии это заставило Великобританию и Францию предоставить арабским странам декоративную государственность.

Стоит рассмотреть, как складывалась судьба отдельных арабских стран в условиях мандатного правления.

В отношении Сирии французские власти проводили политику дезинтеграции. Страну разделили на несколько карликовых марионеточных государственных образований – Ливан, Дамаск, Халеб, Искендерун, Джабаль-Дуруз, Государство алавитов. Попытки мандатных властей сыграть на религиозной розни жителей страны были очевидны – границы проводились в соответствии с преобладанием представителей одной конфессии в той или иной области – христиан (преимущественно униатов-маронитов) в Ливане, друзов в горном районе Джабаль-Дуруз (ныне Джабаль аль-Араб) на юге, алавитов в горах Джабаль-Нусейр на северо-западе. Население страны без энтузиазма приняло новых хозяев. В 1919 г. в горах Ансария вспыхнуло восстание алавитов, которых удалось усмирить только в 1921 г. В 1925 г. поднялись друзы во главе со знаменитым эмиром Султан-пашой аль-Атрашем, чьи бойцы одержали ряд блестящих побед и дошли до самого Дамаска. Волнения происходили в Хауране, Баальбеке. Политика дезинтеграции не оправдала себя, усугубив экономический кризис и приведя страну на грань катастрофы. В конце концов в 1922 г. французы были вынуждены провозгласить создание «Федерации автономных государств Сирии». Это было такое же марионеточное образование, как и предыдущие. Уже в 1924 г. федерация была ликвидирована, а Сирия объявлена единой в составе Дамаска, Халеба и Алавитского государства, которое существовало до 1936 г., когда партия Национальный Блок (аль-Кутля аль-Ватанийа) добилась предоставления Сирии формальной независимости. Что же касается Ливана, то он остался независимым от Сирии. Горный Ливан еще до завоевания его Францией был традиционной сферой французских интересов и в значительной мере обособленным регионом ввиду преобладания христианского населения. Однако в 1926 г. государственные границы Ливана были расширены. В его состав были включены прибрежные города Триполи, Бейрут, Сур (Тир), Сайда (Сидон), долина Бекаа. Это резко изменило конфессиональный состав государства в пользу мусульман.

Формально независимое сирийское государство просуществовало недолго. Тяжелая экономическая ситуация, вызванная падением французской валюты, слабое единство националистического лагеря и сепаратизм некоторых регионов вскоре сделали свое дело. Сюда же можно добавить волнения арабов в Палестине (мощное восстание 1936 г.) и передачу в 1939 г. Турции бывшего санджака Искендерун (Хатай), среди населения которого было немало этнических турок. В итоге первый президент Хашим аль-Аттаси подал в отставку, парламент был распущен, в стране вновь было введено прямое колониальное правление, а Джабаль-Нусейр и Джабаль-Дуруз – повторно превращены в отдельные политические образования.

Ирак, как сказано выше, оформился в своих нынешних границах после объединения Великобританией трех бывших вилайетов Османской империи – Багдад, Басра и Мосул. Первые два были захвачены в ходе боевых действий, последний был отобран на условиях Мудросского перемирия, не взирая на протесты турок.

Политика англичан в Ираке не отличалась либеральностью. Практиковались реквизиции продовольствия и земли, трудовые повинности, ограничивались гражданские свободы. Как и сирийцы, иракцы ответили на оккупацию своей страны и установление мандата мощным восстанием. Оно вспыхнуло на юге страны, руководили им шейхи племен и шиитские богословы. Восстание было столь неожиданным и мощным, что английские силы в короткие сроки были оттеснены до самого Багдада, при этом подавить его удалось, лишь перебросив в Ирак значительные подкрепления. Еще раньше, в 1919 г., восстали курды Сулеймании во главе с шейхом Махмудом Барзанджи.

Столкнувшись с сильным противодействием своему колониальному правлению, англичане решили придать мандату форму двухстороннего договора с формально независимым Ираком. Вначале было образовано временное правительство, а затем провозглашена монархия во главе с несостоявшимся правителем единого арабского государства Фейсалом б. Хусейном, коронация которого состоялась 23 августа 1921 г.

Весной 1925 г. была опубликована конституция, провозгласившая Ирак «суверенным, независимым, свободным, парламентским монархическим государством». Однако этот суверенитет ограничивался англо-иракским договором 1922 г., который гласил, что иракская конституция не будет содержать ничего противоречащего его установлениям. Король Ирака обязывался руководствоваться «советами» английского короля (передаваемыми через верховного комиссара) по всем важным вопросам, внутренним и внешним. Также он не имел права утверждать ни одного решения без соответствующего распоряжения верховного комиссара. Английские советники в госаппарате и силовых структурах обладали широкими полномочиями. Таким образом, независимость была чисто фиктивной. Англо-иракский договор был продавлен мандатными властями с большим скрипом и далеко не без применения силовых методов.

Что касается Египта, еще до войны находившегося под протекторатом англичан, то здесь события развивались схожим образом. Правление англичан в стране было также жестким. Экономика подчинена военным нуждам английской армии, широко практиковалась насильственная мобилизация в «трудовые корпуса». Как и в других арабских странах, здесь сохранялись пережитки феодализма, огромное количество населения находилось за чертой бедности, царила безработица.

Египетские патриоты были воодушевлены отделением арабских земель от Османской империи и заявлениями американского президента Вудро Вильсона (так называемые «14 пунктов Вильсона») о необходимости предоставления всякой нации права на самоопределение.

Ученик мусульманского реформатора Мухаммада Абдо и харизматичный политик Саад Заглюль основал партию «аль-Вафд аль-Мисри» («Египетская делегация»), провозгласившую своей целью добиться независимости. Название партии было неслучайным – изначально партия возникла именно как будущая делегация Египта на грядущей мирной конференции в Париже. Получив отказ англичан предоставить Египту независимость, египтяне подняли в 1919 г. восстание, носившее по-настоящему всенародный характер. У руководства восстанием встала партия Вафд. Воспользовавшись внезапностью и громоздкостью аппарата английского военного командования, не позволившей в краткие сроки перебросить подкрепления, восставшие взяли контроль над рядом районов страны. Активные меры английской администрации, высылка Са‘ада Заглюля на Мальту – все это не смогло успокоить египтян. И хотя восстание было впоследствии подавлено, оно вынудило англичан отказаться от прямого протектората и предоставить Египту формальную независимость (отмена военного положения и провозглашение страны суверенным королевством состоялись 28 февраля 1922 г.). Отныне султан династии Мухаммада Али именовался королем, а конституция, созданная по образцу бельгийской, провозгласила Египет конституционной монархией. Это на время успокоило египетских националистов, а в истории этой крупнейшей арабской страны начался новый период, получивший название «либерального эксперимента».

Более или менее реальной независимостью обладали, пожалуй, лишь Йемен, где с 1918 г. утвердилась теократическая монархия зейдитского имама Яхьи б. Мухаммада, и аравийское государство Абд аль-Азиза б. Сауда, который в результате ряда военных завоеваний объединил под своей властью Неджд, Хиджаз и Асир, а сентябре 1932 г. провозгласил единое королевство Саудовскую Аравию.

В целом период мандатного правления для арабских стран был связан с постоянной борьбой против западного колониализма. Именно тогда происходило становление арабского национализма как идеологии. Однако рамки для этого движения – границы будущих национальных государств – были заданы победителями Первой мировой войны без должного учета мнения населения, что создало множество проблем в будущем.

Арабский национализм в период между мировыми войнами

С поражением арабского национального движения после Первой мировой войны идеи национализма не умерли, а оформились как национально-освободительная идеология в арабских странах, находящихся под мандатным управлением европейских держав. И хотя панарабские идеи в значительной мере начали уступать место регионалистским тенденциям и местным формам национализма, сторонники панарабизма не возражали против этого, полагая, что достижение независимости отдельными арабскими странами в конечном счете приведет к арабскому единству.

Возникли новые националистические партии, официально ставившие целью завоевание независимости и арабское единство. Это были группировки, созданные преимущественно местной знатью и на деле отстаивающие интересы собственных кланов, в лучшем случае – стран. При этом они не предпринимали попыток политического образования своих сограждан, не уделяли большого внимания насущным социально-экономическим проблемам и не предлагали конкретных шагов в случае возможного завоевания независимости. Эти партии являлись в известной степени умеренными и чаще всего не боролись за независимость по-настоящему, а лишь давили на мандатные власти, добиваясь выгодных для себя соглашений с ними. Порой такие партии добивались определенных успехов: например, Национальный блок в Сирии добился от Франции предоставления формальной независимости в 1936 г. Однако в целом они не представляли собой серьезной силы, способной реализовать арабскую национальную идею. Поэтому наряду с такой системной оппозицией появляются более радикальные организации с более систематизированными программами, ориентированные на молодое поколение – такие, как аль-Ахали в Ираке или Партия национального действия в Сирии. Несмотря на то что эти движения пользовались определенным влиянием в своих странах, добились они немногим больше, чем их предшественники. Внимания они заслуживают потому, что «стремились выражать более систематизированую и бескомпромиссную националистическую доктрину».

Здесь мы наблюдаем важную перемену взгляда на ислам. Если первоначально (у Риды и аль-Кавакиби) ислам еще рассматривался как Божественное право, то теперь его стали считать арабским культурным наследием и формирующим фактором арабской нации. Фактически в концепциях националистов исламу было отведено почетное второе место после идеи арабской нации, что характерно для национализма как идеологической концепции вообще.

В этот период в основном формируется светское понимание национализма, уже в большей степени напоминающее европейское. Это связано как с успехами турецкой секуляристской модели, так и с ростом популярности национализма в Европе. Большой вклад в его развитие внесли Костатин Зурейк и Эдмон Рабат.

Костатин Зурейк, профессор Американского университета в Бейруте и выдающийся историк-медиевист, был выходцем из дамасской православной семьи. Свои взгляды он изложил в сборнике статей, вышедшем в 1939 г. В построении арабского национального сообщества, как он считал, следует руководствоваться принципами ислама. Различные религии содержат в себе одни и те же ценности и моральные принципы, применимые ко всем и нацеленные на построение благополучного общества. Эти ценности выражаются по-разному в разных религиях, и вопрос состоит в культурных различиях. Пророк Мухаммад для Зурейка – это объединитель арабских племен и основатель арабской нации. Ислам – источник морали, но не более, потому нет необходимости в построении общества на основах шариата или халифатском правлении. Как светский националист и христианин Зурейк отличал религиозный дух (ар-рух ад-динийа) от приверженности той или иной конфессиональной общине (аль-‘асабийа ат-таифийа).

Эдмон Рабат также был сирийцем-христианином и происходил из одной из униатских конфессий. В своем основном труде он предпринял попытку дать определение арабской нации. В географические границы арабской нации он включил Сирию, Палестину, Ливан, Ирак и Аравийский полуостров. Ислам для него – это также сила, объединившая арабов в нацию, их национальная религия и культурное достояние, но при этом всего лишь стадия, через которую нация проходит в своем развитии.

Таким образом, и для Рабата, и для Зурейка ислам – это прошлое арабов, а не их будущее. Оба они были националистами светского, западного толка и выступали за построение нации в ее западном понимании.

Еще одной важной фигурой среди идеологов светского арабского национализма был Саты аль-Хусри (1880–1968), также сириец. Он был родом из Халеба, происходил из мусульманской среды, получил классическое османское образование и подвергся влиянию идей младотурок. До распада Османской империи он занимал различные должности в османском Министерстве образования, затем был министром образования в правительстве Фейсала в Дамаске. После ликвидации этого правительства французами аль-Хусри вместе с Фейсалом оказался в Ираке, где также работал в Министерстве образования. После создания Лиги арабских государств аль-Хусри принимал активное участие в ее деятельности.

Главным образующим нацию фактором он считал язык. Арабскую нацию у него составляют все говорящие на арабском языке. Другим таким фактором у аль-Хусри является общая история. Что же касается религии, то, с одной стороны, он признавал за ней важную функцию в образовании наций. С другой стороны, аль-Хусри полагал что религия, не являющаяся национальной и предлагающая наднациональную основу, может создавать препятствия. Поэтому в отличие от остальных он не считал ислам основой арабской нации и отводил ему второстепенное значение. Как он утверждал, национальная общность возникла раньше религиозной. Кроме того, не все арабы являются мусульманами. Поэтому аль-Хусри отделял ислам как религию от ислама как системы этических и культурных норм, которую считал для арабов общенациональной. Также он признавал значение Корана как эталона литературного арабского языка.

Рост национал-социализма и фашизма в Германии и Италии не мог не сказаться на общественной мысли стран Ближнего Востока. В связи с этим заслуживает упоминания Сирийская социал-националистическая партия (аль-Хизб аль-Кауми аль-Иджтима‘и), основанная в 1932 г. христианином Антуаном Саадой и стоявшая на радикальных началах. Эта партия не была сторонницей идей панарабизма, а выступала за воссоединение в рамках единого государства – исторической области Биляд аш-Шам, то есть территорий подмандатных Сирии, Палестины, Ливана и Иордании, а также Ирака и острова Кипр. Партия, к слову, существует и поныне и имеет своих сторонников как в Сирии, так и за ее пределами, так как многие сирийцы усматривают историческую несправедливость в колониальном разделе Биляд аш-Шам. При этом идеологическая программа ССНП по-прежнему не является панарабистской, а представляет собой разновидность странового национализма. Кроме того, следует отметить, что она полностью секулярна. Схожей с ССНП была и египетская партия «Молодой Египет» (Мыср аль-Фатат), также возникшая под итало-германским влиянием и стоявшая на позициях регионального национализма.

Как мы видим, новые националисты далеко отошли от того, что предлагалось Рашидом Ридой и Абд ар-Рахманом аль-Кавакиби. Секуляризация арабской националистической идеи была прежде всего результатом влияния европейской политической мысли – в концепциях Рабата, Зурейка и аль-Хусри это хорошо просматривается. К тому же сторонники арабского национального возрождения ставили перед арабским миром задачу догнать Запад в экономическом развитии, а успех Запада нередко объясняли его либерализмом и секулярностью. Одна из причин распространения секуляризма – большое число христиан среди главных идеологов арабского национализма. Также сюда можно отнести распад Османской империи, придерживавшейся панисламской доктрины, и успехи кемалистов в построении национального Турецкого государства. Стоит также добавить, что арабская национальная идея зародилась в Сирии, где освободительное движение первоначально велось против единоверцев-османов, в отличие от стран Северной Африки, где оно было направлено против иноверцев-европейцев и потому всегда выдвигало религиозные лозунги.

Тем не менее ислам как религия подавляющего большинства арабов, традиционно определявшая и определяющая их мировоззрение, всегда занимал важное место в идеологии панарабизма. К тому же он со своим мощным антизападным потенциалом превосходно укладывался в борьбу с колонизаторами, ставящую своей целью полную независимость.

Успехи национально-освободительного движения

Послевоенный период ознаменовался бурным процессом деколонизации стран Азии и Африки. Не стали исключением и арабские страны. Если некоторые из них и до войны располагали по крайней мере формальной независимостью, то в военный и послевоенный периоды число суверенных арабских государств выросло. Формальное объявление войны державам Оси обеспечило таким арабским странам, как Египет, Ирак, Ливан, Саудовская Аравия и Сирия, вхождение в число государств – учредителей ООН.

Важным событием, рассматриваемым как практический шаг к арабскому единству, стало образование Лиги арабских государств. Начало ему положило подписание 7 октября 1944 г. Александрийского протокола. Этот документ был подписан пятью арабскими государствами – Египтом, Ираком, Ливаном, Сирией и Трансиорданией – и содержал пять статей. Первая из них предусматривала создание Лиги и декларировала ее цели: «контролировать выполнение соглашений, заключаемых упомянутыми государствами; проводить периодические заседания для укрепления отношений между этими странами; координировать их планы в политике, обеспечивать их сотрудничество, защищать их независимость против всякой агрессии всеми приемлемыми методами; вести общее наблюдение за делами и интересами арабских стран».

Кроме того, протокол содержал статьи о сотрудничестве в вопросах экономики, культуры, общества и пр., укреплении его в будущем, специальную резолюцию по Ливану (об уважении его суверенитета в существующих границах) и специальную резолюцию по Палестине.

Полгода спустя, 22 марта 1945 г., подписавшие протокол страны, а также Саудовская Аравия и Йемен, подписали в Каире Пакт Лиги арабских государств, основав влиятельную международную организацию, объединяющую к настоящему моменту 22 государства. Пакт содержал 20 статей и три приложения.

В годы войны официальную независимость получила Сирия. Еще в 1943 г. глава Свободной Франции Шарль де Голль, стремясь заручиться поддержкой населения Сирии (в военные годы арабы нередко симпатизировали странам Оси, видя в них возможных освободителей от французского и английского колониализма), позволил сирийцам вновь созвать парламент, большинство в котором составил все тот же Национальный блок. Президентом парламент избрал Шукри Куатли. К новому правительству постепенно перешла большая часть властных полномочий. Стремление сирийцев полностью избавиться от французского контроля вскоре увенчалось успехом – в феврале 1946 г., в ответ на применение французами военной силы против демонстрантов, ООН приняла резолюцию, обязавшую их эвакуироваться из Сирии и Ливана. Ослабленная войной Франция уступила. В апреле 1946 г. французские войска полностью покинули территории этих государств, а 17 апреля отмечается в Ливане и Сирии как национальный праздник – День эвакуации.

В 1956 г. независимость получили французские колонии Марокко и Тунис. Ливия, бывшая колонией Италии, стала независимой в 1951 г.

23 июля 1952 г. в Египте происходит событие, всколыхнувшее весь арабский Восток – подпольная организация «Свободные офицеры» («ад-Дуббат аль-Ахрар») во главе с подполковником Гамалем Абдель Насером свергает монархию и провозглашает республиканский строй. Удивительно, но «Свободные офицеры», положившие конец контролю англичан, своим существованием во многом обязаны англо-египетскому договору 1936 г., призванному оформить господство Великобритании в этой арабской стране. Среди всего прочего договор позволял Египту значительно увеличить свою армию. И если до этого египетское офицерство было в основном аристократическим, мамлюкско-черкесским по происхождению, то договор обеспечил вхождение в его ряды большого количества коренных египтян – представителей среднего класса и крестьянства. Именно в их среде и возникла тайная организация.

Новое руководство взяло курс на кардинальные социально-экономические преобразования, укрепление государственной независимости, сближение с Советским Союзом и добилось вывода английских войск из страны. Режим Насера также активно взялся за поддержку национально-освободительных движений в других странах, как, например, в Алжире. Национализация Суэцкого канала 26 июля 1956 г. и последовавшая в ответ на нее «тройственная агрессия» Великобритании, Франции и Израиля (см. соотв. раздел) окончились крупной политической победой Насера, что сделало его фигуру и политический курс невероятно популярными на Ближнем Востоке и за его пределами.

Египетская революция с ее успехами произвела в регионе «эффект домино». 14 июля 1958 г. в Ираке генералы Абд аль-Карим Касем и Абд ас-Салам Ареф осуществили военный переворот. Монархия была низложена, король Фейсал II, регент Абд аль-Илах и премьер-министр Нури ас-Саид, давний и надежный партнер англичан, были убиты. Новое руководство провозгласило Ирак республикой и подобно Египту принялось осуществлять самостоятельную внешнюю политику. Показательно, что руководители иракской революции выбрали для своей организации то же имя, что и сторонники Насера в Египте, – «Свободные офицеры».

В сентябре 1962 г. группа офицеров во главе с Абдаллой ас-Салялем свергла в Йемене монархию-имамат, существовавшую там с конца Первой мировой войны. Молодая республика, столкнувшаяся с сопротивлением роялистов, получила помощь со стороны Насера, направившего туда египетские войска. 1 сентября 1969 г. аналогичный переворот произошел в Ливии, где группа офицеров панарабистов-юнионистов во главе с полковником Муаммаром Каддафи свергла монархию династии Сенуситов и провозгласила республику. Каддафи добился вывода из страны иностранных военных баз, национализировал иностранные предприятия, установил контроль государства над нефтяными ресурсами, а также взял курс на укрепление государственного сектора в экономике. Ливийское руководство неоднократно предлагало соседним арабским государствам проекты интеграции вплоть до полного объединения.

В 1962 г. в Алжире с подписанием Эвианских соглашений прекратилась затянувшаяся война с метрополией за самоопределение алжирского народа. 3 июля того же года Алжир официально провозгласил независимость. 30 сентября 1967 г. Великобритания была вынуждена оставить свою колонию Аден, где социалистически ориентированный Национальный фронт провозгласил Народную Республику Южного Йемена (позднее переименованную в Народную Демократическую Республику Йемен). Успехи арабских стран по завоеванию независимости во второй половине XX в. воодушевили арабских патриотов. Однако, как и повсеместно в странах Азии и Африки, добившиеся наконец реальной независимости националистические лидеры столкнулись с проблемами социально-экономического характера. Добиться одной независимости было мало – ощущалась острая необходимость модернизации общества, экономического развития, которые бы покончили с бедностью и безработицей. А сделать это всего за пару десятилетий оказалось руководству новых независимых государств уже не по зубам. Поэтому неудивительно, что первоначальное воодушевление вскоре пошло на спад. Большим ударом по престижу арабских лидеров стало унизительное поражение в Шестидневной войне с Израилем 1967 г.

Националистическая мысль второй половины XX в.

Период 60-х – 70-х годов XX в. засвидетельствовал значительный подъем национальной идеи, вызванный успехами националистических лидеров в завоевании реальной независимости. Вновь востребованы концепции панарабизма – достижение независимости отдельными странами рассматривалось как первый шаг на пути к их объединению. Предпринимались и практические шаги, не увенчавшиеся, однако, успехом – объединение Египта и Сирии в Объединенную Арабскую Республику 1 февраля 1958 г., просуществовавшую лишь до сентября 1961 г.; попытки повторного объединения Египта с Сирией и Ираком; Египта – с Ливией.

Среди националистических арабских партий этого времени наибольшего внимания заслуживает Партия арабского социалистического возрождения (Хизб аль-Ба‘ас аль-Арабы аль-Иштираки), или сокращенно Баас. Основана она была в Сирии в 1947 г. Мишелем Афляком и Салах ад-Дином Битаром. Основатели партии принадлежали к разным конфессиям – соответственно к православному христианству и суннитскому исламу. Лозунг партии гласил: «Арабская нация едина, миссия ее вечна» (аль-умма аль-‘арабийа вахида зат рисаля халида). Своей целью светская панарабская партия ставила объединение всех арабских народов в единое государство на принципах свободы и социализма, что находит воплощение в другом лозунге партии: «Единство, свобода, социализм». Создавалась партия как радикальная и революционная. Один из ее основателей и главный идеолог Мишель Афляк (1910–1989) писал: «Сейчас заканчивается страница в истории нашего арабского возрождения и начинается новая. Заканчивается страница слабых, встречающих беды отечества с плачем страница корыстолюбцев страница трусов… Начинается новая страница, страница тех, кто встречает трудности с холодным умом и пламенной верой». Несмотря на светскость партии, баасистам не был свойствен атеизм. Подобно другим светским арабским националистам, Афляк считал нужным использовать ислам как систему ценностей, поскольку «он выражает основополагающие вечные истины».

Важное место в программных положениях партии занимала проблема Палестины, которую ‘Афляк считал общей бедой всех арабов. К примеру, одна из его многочисленных статей на эту тему, называлась: «Удар по палестинской революции – это удар по делу всей нации».

К началу 60-х гг. партия создает свои отделения в большинстве арабских стран. В 1963 г. в результате государственных переворотов партии удается прийти к власти в Сирии и Ираке. И хотя баасистское правление в Ираке окончилось в том же году, партия снова приходит там к власти в результате военного переворота в 1968 г. В 1966 г. левое крыло партии в Сирии смещает Афляка и Битара, вынуждая их бежать из страны. Это послужило причиной полного раскола между иракским и сирийским Баас. Иракские баасисты не признали новое сирийское руководство и с тех пор отделения Баас в двух странах фактически существуют как разные политические партии. Мишель Афляк принят Саддамом Хусейном и становится почетным идеологом панарабизма в Ираке.

Положение правящего крыла Баас в Сирии после этого оставалось непрочным. После военного фиаско в Иордании, куда были направлены сирийские танковые части в попытке помочь сражавшимся с иорданской армией палестинцам, произошел очередной переворот. Возглавил его генерал Хафез аль-Асад, занимавший должность президента вплоть до своей смерти в 2000 г.

Партия Баас продолжала оставаться в Ираке правящей до американского вторжения в 2003 г., и ныне ее руководство в этой стране находится в подполье. В Сирии местное отделение партии остается правящим, а президент Башшар аль-Асад, сын Хафеза аль-Асада, занимает должность генерального секретаря партии.

Баасисты были традиционными противниками коммунистов и в Сирии, и в Ираке. Сирийские баасисты в свое время пошли на политическое объединение с Египтом, ожидая от Насера расправы над коммунистами – такой же, как тот учинил в своей стране. Часть сирийских коммунистов во главе с Халедом Багдашем позднее пошла на союз с Хафезом Асадом.

Гамаль Абдель Насер, пожалуй, наиболее харизматичный арабский лидер за всю историю XX в., разделял социалистические взгляды и проводил соответствующую внутреннюю и внешнюю политику – были национализированы крупные частные предприятия, государственный сектор в экономике стал преобладающим, была проведена масштабная аграрная реформа, обеспечившая землей множество египетских крестьян. Во внешней политике Насер являлся союзником СССР и получал от него значительные объемы экономической и военной помощи, хотя и осуществлял репрессии по отношению к египетской компартии. На него с надеждой смотрели в арабском мире как на возможного общеарабского лидера, способного возглавить арабские страны в борьбе против Израиля и неоколониализма. Разумеется, панарабизм занимал значительное место в идеологии Насера. И он не ограничивался декларациями – достаточно вспомнить поддержку Насером алжирских повстанцев, республиканского Йемена, палестинского движения, роль Египта как главного военного противника Израиля.

Другой тенденцией в арабском национализме того времени было сближение его с исламом. Арабский национализм, подобно националистическим идеям других мусульманских стран, и ранее никогда не был полностью отделенным от ислама. Теперь националисты начинают проявлять к исламу все большее внимание. Период 50-х – 60-х гг. XX в. был временем выбора развивающимися странами дальнейшего пути развития, временем противостояния двух мировых идеологических систем. Опасность для арабской национально-культурной самобытности со стороны западной культуры и коммунистической идеи, а также поиски своего, третьего пути развития, все больше толкали арабских националистов к исламу. Нередко это вело к исламско-националистическому симбиозу.

Одним из первых и наиболее известных идеологов такой формы национализма был иракец Абд ар-Рахман аль-Баззаз (1913–1973), в 60-е годы занимавший должность премьер-министра своей страны. Этот политический деятель считал, что ислам и арабский национализм вовсе не противоречат друг другу. Кажущееся противоречие проистекает из западных представлений об исламе и о национализме, усвоенных рядом арабских интеллектуалов. По его мнению, и у ислама, и у арабского национализма одно и то же содержание. Ислам тесно связан с арабским самосознанием и являет собой воплощение арабского национального духа. Арабское единство – это шаг на пути к единству исламскому. Подобно Р. Рида и А. аль-Кавакиби, аль-Баззаз считал ислам арабов наиболее правильным – ведь ислам зародился среди арабов, Коран был ниспослан на арабском языке и пр. Отличие же его взглядов в том, что если Рида рассматривал арабское самосознание с точки зрения ислама, то аль-Баззаз делал наоборот.

Активно обращается к религии и лидер ливийской революции Муаммар Каддафи, сочетающий в своей концепции социализм, ислам и панарабизм. Например, в «Зеленой книге» Каддафи, где изложены его идеи, утверждается, что «исторически каждая национальная общность должна иметь свою религию. Только при этом условии возможна гармония». Ислам был провозглашен Каддафи основой ливийской революции, а в 1971 г. было решено принимать все постановления на принципах шариата. Сам Каддафи постоянно демонстрирует свою приверженность исламу, а Ливия известна широкой поддержкой мусульманских организаций в Африке. В то же время лидер ливийской революции долгое время разделял положения панарабизма, считая ислам преимущественно арабской, хотя и межнациональной религией. «Мы были арабским народом, которому была дана религия и который принял ее», – заявил он в начале 70-х годов. Таким образом, доктрина Каддафи носила компромиссный характер.

Тенденция к исламизации арабского национализма становится устойчивой, и с конца 60-х годов начинается постепенный закат панарабизма, который все больше и больше уступает место набирающему силу политическому исламу. Если в послевоенный период господство национализма было обеспечено завоеванием независимости арабскими странами, то в дальнейшем насущные социально-экономические проблемы послужили причиной его упадка. Неспособность властей решить проблемы бедности, безработицы, технологической отсталости все более и более заставляла народы этих стран вспоминать свои традиционные идеалы, воплощенные в исламе, и искать справедливости в нем. Кроме того, массовое распространение западной культуры и страх перед утратой национальной идентичности еще более подстегивали исламизацию арабских обществ. Ну а позор поражения в Шестидневной войне 1967 г. еще больше убедил арабов в несостоятельности своих националистических правительств.

Заключение

Закат панарабизма, начавшийся в 70-е гг. XX в., поставил точку в его идеологическом господстве. Разумеется, это не означает, что арабы перестали ощущать свою языковую и культурную общность. Однако можно констатировать тот факт, что как политическая идеология панарабизм пришел к банкротству. Переход идеологического первенства к политическому исламу произошел в силу ряда причин.

Во-первых, социально-экономические причины. Даже самые харизматичные и преданные своему делу национальные лидеры не могли решить насущных проблем общества. Кроме того, успехи националистических режимов в повышении грамотности населения и массовой урбанизации в итоге обернулись против них – «рынок труда был слишком узок, чтобы предоставить работу все увеличивавшемуся трудоспособному большинству мусульман, особенно – их образованной части».

Во-вторых, идеи национализма, как и социализма, были привнесены извне, а значит, по сути, были чуждыми арабской среде. Гораздо более близким и привычным оставался ислам, представляющий собой самодостаточную ценностную систему, выдвигающий идеи единства и социальной справедливости и глубоко укорененный в мировоззрении арабов. Последнее стало причиной того, что арабские националисты, даже самые светские из них, не дистанцировались от ислама полностью. Секулярные национальные режимы в арабских странах, открывшие путь к проникновению западной культуры, вызывали недовольство консервативных слоев общества, небезосновательно видевших в ней угрозу культурной и религиозной самобытности арабов.

Следует также добавить, что в рядах националистического лагеря никогда не было единства – нередко даже в пределах одной страны, как в случае с сирийским крылом Баас. Это было отражением кланового и конфессионального соперничества, по сей день сохраняющегося в арабских обществах. Да и интересы отдельных арабских государств нередко вступали в столкновение между собой – даже государств, формально находящихся под властью одной и той же партии, как баасистские Сирия и Ирак. На данный момент противоречия между арабскими странами настолько велики, что им порой нелегко договориться даже о содержании совместных коммюнике Лиги арабских государств – этого детища панарабизма.

Следует также добавить, что завоевание политической независимости арабских государств не означало обретения реальной независимости. Так, подобно многим развивающимся странам, арабские государства оставались отсталой периферией, зависимой экономически от капитала западных стран, нередко своих бывших метрополий. Это послужило еще одной причиной недовольства светскими националистическими режимами. Кроме того, в условиях растущей напряженности в обществе правление нынешних секулярных режимов, стремящихся упрочить свое положение, часто становится репрессивным, что еще больше отталкивает от них население.

В некоторых странах панарабские партии продолжают находиться у власти, а их идеология остается государственной – как в Сирии, или как это было в Ираке до американского вторжения 2003 г. В обоих случаях речь идет о местных отделениях партии Баас. Несмотря на это, панарабская идеология в данном случае являлась лишь внешней окраской режима. Во время войны с Ираном Ирак активно пытался использовать панарабские настроения для получения помощи от богатых арабских стран, в то же время «панарабская» Сирия поддерживала Иран. Геополитические законы в очередной раз оказались сильнее идеологических установок.

На данный момент почти все арабские конституции провозглашают ислам государственной религией. Государства тесно сотрудничают с духовенством, в школах ведется преподавание религиозных дисциплин (соответственно принадлежности учеников к той или иной конфессии), функционируют соответствующие ведомства (министерства вакфов и т. д.). Все это отображает все более и более растущее влияние ислама, с которым невозможно не считаться.

Разумеется, это все не означает, что идеи объединения арабов забыты. В среде образованных арабов по-прежнему сильны чувство национальной гордости, осознание культурной и языковой общности арабских народов и желание к объединению. Однако теперь это все больше и больше рассматривается через призму ислама – в конце концов именно благодаря распространению этого вероучения арабам и удалось в свое время достичь небывалого могущества.

Наконец, следует также указать, что ослабление национализма в арабских странах перед лицом ислама и его закат – не региональное явление, а отражение общей тенденции в мусульманском мире, где этот процесс происходит повсеместно.

4.2. Политический ислам

В современной политологии существует термин «исламизм», который, как правило, означает использование исламской доктрины для достижении политических целей. Следует отметить, что сегодня вокруг самого понятия «исламизм» разгорелась острая дискуссия. Суть вопроса заключается в том, насколько термин «исламизм» отражает суть политического явления и не оскорбляет ли он чувства верующих мусульман. Насколько верными были бы другие понятия, такие как «исламский фундаментализм», «джахидизм», «джахидистский ислам» или просто «политический ислам»? А. Малашенко пишет о том, что более корректно и беспристрастно суть исламистской идеологии отражает понятие «салафийя»[84], но находит удобным и уместным употребление термина «исламизм» как устоявшегося и понятного большинству. А. Игнатенко определяет исламизм следующим образом: «Под исламизмом подразумевается теория и практика политических движений, ставящих перед собой цели приведения общественного и государственного устройства в тех странах, где живут мусульмане, в соответствие с установлениями ислама»[85]. Под исламизмом понимается идейное течение в мусульманской мысли, основанное на представлении о необходимости утверждения в обществе и государстве, в определенных географических и политических границах господства мусульманского права, шариата.

Сам термин пришел из Европы – наиболее раннее его употребление датировано 1747 г., а в современном значении понятие «исламизм» стали использовать во французских и английских академических кругах в 80 гг. XX в. взамен термина «исламский фундаментализм».

Известно, что ислам пронизывал все сферы жизни мусульманского сообщества. Пока существовал халифат во главе с духовным и политическим лидером, с мусульманской правовой системой, строем и идеологией, основанной на принципах ислама, не было необходимости выделять понятие «политический ислам» и рассматривать его отдельно. Но в период политического ослабления Османской империи, проникновения западных идей и концепций, колонизации мусульманских стран европейскими, произошло постепенное отделение религии от политики. Секуляризация коснулась именно политической жизни большинства стран Ближнего Востока, что выразилось во внедрении западных политических, экономических и социальных институтов, отказе от традиционных институтов и шариата как правовой системы. В XIX в. речь шла о либеральных ценностях, идеях парламентаризма и др., в XX в. наблюдались рост национализма, популяризация социалистических идей – западных концепций, которые пришли и укоренились в мусульманском обществе вместе с другими продуктами западной цивилизации.

Взлет и крушение идей национализма и социализма, произошедшие в течение XX в., выдвинули политический ислам на ведущие позиции. Ведь и национализм, и социализм были чуждыми для Ближнего Востока феноменами, продуктами западной политической мысли. Формирование исламской идеологии происходило в первой половине XX в., а на авансцену она вышла ближе к концу столетия – постепенно, по мере ослабления националистической тенденции. Р.Г. Ланда в своей статье «Причины и факторы радикализации ислама»[86] связывает усиление крайних настроений с реакцией на колонизацию Западом Востока в «варварских формах»: «Мусульманами все это воспринималось особо болезненно, поскольку наряду со страданиями от экономической эксплуатации, военного насилия и политического гнета, они рассматривали колониализм иноверцев еще и как вмешательство в их духовную жизнь, как покушение на их национальную самобытность и основы религии…»

Действительно, начало XX века ознаменовалось активным поиском самоидентификации на Востоке в условиях колониализма. На всем протяжении существования ислама на Ближнем Востоке религия была важнейшим объединяющим фактором, несущим в себе основу самоопределения. Когда-то именно ислам сформировал из различных арабских племен единый народ, а потом и другие народы объединил в мусульманскую общину – умму.

Мусульманские реформаторы

В период модернизации, которая началась на Западе, религия стала восприниматься представителями элиты как рудимент прошлой эпохи (феодальной или дикарской), тормозом прогресса и развития. Произошла секуляризация общества, в котором религия потеряла значение политической идеологии. В мусульманском же мире, даже в условиях сильного влияния со стороны Западной Европы, в XIX в. полностью отвергнуть доминирование религиозного подхода оказалось нереальным, принимая во внимание все еще остававшийся консервативным и традиционным характер общества, но можно было обозначить негативные стороны религиозного сознания (косность, догматичность и др.) и противопоставить их новому взгляду на ислам, скрыв реформирование за необходимостью «вернуться» к истинной, чистой вере. По сути, мусульманский реформизм XIX в. стал реакцией на превосходство Запада. Вестернизация мусульманских стран на идеологическом уровне шла в ногу с секуляризацией. При этом мусульманское реформаторство не выступало как антагонист консервативного ислама, так как не менее искренне, чем консерваторы, призывало к возвращению к истинному исламу. Вместе с тем осознание необходимости реформ было продиктовано сильным влиянием на реформаторов западных идей, которые они пытались привить на мусульманскую почву. Интересно, что критика консерваторами мусульманских модернистов заключалась в том, что их уступки и попытки соединить «лучшее западное» с истинно исламским на самом деле привели к секуляризации общества. С другой стороны, нельзя забывать о колониализме и потере независимости большей части мусульманских стран. Процессы секуляризации были вызваны колониальной политикой европейцев и политическим банкротством последней мусульманской империи. Вестернизация затронула элиты, породив раскол в мусульманском обществе (наподобие того раскола, который имел место в Российской империи между прозападной элитой и широкими народными массами).

Говоря о событиях и персонах, сыгравших видную роль в модернизации мусульманского общества, следует начать с правителя Османской империи Селима III, который в конце XVIII – начале XIX в. приступил к реформам, касавшимся в основном армии. Отставание от Европы наиболее очевидно проявлялось в военной сфере – у западных армий была более совершенная система управления, более качественное и совершенное оружие. Реформы Селима III столкнулись с серьезным сопротивлением в обществе – главным образом, со стороны янычар – и в итоге были свернуты.

Доказательством необходимости реформ стало вторжение французской армии Наполеона в Египет, которое ни турки, ни правящие там мамлюки не смогли отбить. Поражение от французского оружия и временная оккупация Египта снова заставили мусульман задуматься о проблемах внутри собственного общества, кризисе государственного управления, неспособности защитить себя от внешних угроз. Именно Египет стал источником процессов модернизации мусульманского общества. Среди тех, кто предпринял решительные шаги в сфере модернизации, был Мухаммад Али, правитель Египта в 1805–1849 гг. Попав в Египет в составе османского отряда в 1799 г., Мухаммад Али увидел последствия французского завоевания и понял причины поражения мусульман. Став во главе страны, он осуществил широкомасштабную военную реформу, а также инициировал перемены в социальной и политической структуре страны. Отправка молодых людей в Европу для обучения, приглашение военных специалистов из европейских стран – все это привело к проникновению западных идей в египетское общество.

Среди тех, кому довелось учиться во Франции, был выпускник религиозного университета аль-Азхар, Рифаа ат-Тахтави (1801–1873 гг.). Вернувшись из-за границы, ат-Тахтави, под влиянием трудов французских философов (Руссо, Монтескье и др.) утверждал необходимость реформ в египетском обществе, считая возможным заимствование многих передовых идей и технологий западного мира. По мнению ат-Тахтави, европейская цивилизация когда-то не стеснялась заимствовать все лучшее у мусульман, теперь же мусульмане должны взять все лучшее у европейцев. Шариат следует приспособить к вызовам современности, открыв врата иджтихада (свободного суждения по правовым вопросам). Ат-Тахтави можно назвать одним из пионеров «западничества» в среде египетской интеллектуальной элиты. Мыслители, подобные Тахтави, были убеждены в том, что сила европейской цивилизации заключена в достижениях науки и техники, в просвещении и эффективных политических и социальных институтах. Следует обратить внимание на установки молодых просветителей-«обновленцев», которые исходили из необходимости «догонять» западный мир и чьи идеи были проникнуты духом позитивизма и рационализма.

По сути, этот «либеральный» период в мусульманской мысли (равно как и последовавшая за ним эпоха «национализма»), при всей присущей ему критике Запада как политического или культурного оппонента, был пронизан западными идеями и подходами.

Джамаль ад-Дин аль-Афгани (1839–1898) стал символом мусульманского просветительства XIX вв. и одним из главных идеологов панисламизма. Проведя много лет в различных европейских странах, Аль-Афгани пришел к выводу о том, что Запад следует рассматривать как угрозу для мусульманского мира; он был активным участником и идеологом антиколониального движения. Не отрицая необходимости заимствования западных идей и технологий, он считал, что мусульманский мир должен сначала обрести политическую независимость от Запада. Для этого необходимо объединиться под властью высшего духовного главы – халифа. При этом аль-Афгани отвергал абсолютизм, считая его формой деспотизма, при котором в обществе не будет справедливости. Альтернативой деспотизму являются принципы консультативного правления, обозначенные в Коране. Власть монарха, по мнению аль-Афгани, должна быть сбалансирована такими институтами, как конституция и парламент, обеспечивающими участие народа в политическом процессе.

Преодоление отсталости мусульманского мира от Запада Афгани видел в возрождении ислама и возвращении к его первозданной чистоте. Аль-Афгани считал, что необходимо обращение к иджтихаду, для того чтобы по-новому интерпретировать постулаты Корана и применять их к решению проблем своего времени. Если общество от этого откажется, оно станет костным и вынуждено будет заниматься подражательством и слепым плагиатом.

Учеником и соратником аль-Афгани был египтянин Мухаммад Абдо (1849–1905). Он не мог сравниться с аль-Афгани в политической активности, однако ему было суждено оказать куда большее влияние на мусульманское общество. После участия в антианглийском восстании Ораби-паши (1879–1882 гг.) Абдо был выслан из Египта, куда вернулся в 1889 г. Его работа «Послание о единобожии» (1897 г.) стала своеобразным манифестом мусульманского реформаторства. Абдо критиковал устаревшие взгляды, обычаи в обществе, формализм и буквализм духовенства, обозначая их как отход от истинного ислама. Как и другие реформаторы, он не призывал к реформам основ веры, но считал, что мусульманское богословие необходимо перевести из сферы религиозных проблем в сферу социальных отношений.

Эпоха романтизма в мусульманском реформаторстве, пытавшемся соединить ислам с передовыми европейскими идеями, завершилась к началу XX в. полным банкротством Османской империи и наступлением новой фазы колониальных захватов со стороны европейских держав. К этому времени большая часть мусульманских стран приняла западные схемы в политической сфере, строящиеся не на религиозных принципах. Шариат был вытеснен к концу XIX в. и заменен на законы европейского типа. Традиционные институты были заменены западными. Упразднение турками халифата в 1924 г. стало знаковым событием, нанеся удар по всему мусульманскому миру, и обозначило окончание целой эпохи в его истории. Секуляризация в мусульманском мире свершилась, хотя и не была принята населением. Впрочем, некоторые мусульманские философы пытались оправдать случившееся. К ним стоит отнести оригинального мыслителя Али Абд ар-Разика. В своей книге «Ислам и основы власти» (1925 г.), которая появилась вскоре после ликвидации Ататюрком халифата, он подверг сомнению взаимосвязь религии и политики в исламе. По мнению Абд ар-Разика, сама концепция халифата чужда исламу – ведь халифат не упоминается ни в Коране, ни в Сунне. Халифат был наместничеством от имени Пророка, соединением религиозной и светской власти в руках преемников власти после смерти пророка Мухаммада. Абд ар-Разик пишет о том, что наставления Пророка, даже собранные вместе, составляют «лишь малую часть принципов организации и законов, необходимых для поддержания государства». На основании этого он приходит к выводу, что Мухаммад ставил перед собой не политические, а исключительно духовные цели, в которые не входила идея создания империи, каковой стал халифат. Его миссия не требовала от него установления власти над своими сторонниками или противниками. Те политические перемены, которые произошли в жизни арабов благодаря Мухаммаду, были частным следствием кардинальных преобразований в сфере морали. Кроме того, Абд ар-Разик подверг критике исторический опыт халифата, утверждая, что именно халифат мешал прогрессу в мусульманских странах. Он стал источником всего наихудшего, что было в мусульманской истории. Религия не должна иметь ничего общего с любыми формами правления, и не должна отдавать предпочтение какому-либо политическому устройству. По мнению Абд ар-Разика, в исламе нет ничего, что препятствовало бы мусульманам уничтожить старую политическую систему и создать новую на основе современных концепций и опыта.

XX век: ренессанс политического ислама

Братья-мусульмане

Ликвидация халифата в 1924 г. не только ознаменовала конец Османской империи, но и символически обозначила полный политический упадок мусульманского мира, находившегося в колониальной зависимости от Запада. Мусульманский мир оказался в растерянности перед угрозой потери своей религиозной идентичности, которую готов был подменить секуляризмом, вестернизацией, национализмом. Но были и те, кто считал, что ислам не уйдет в тень и может стать основой политического движения. Именно такими людьми в 1928 г. в Египте была создана организация Ассоциация братьев-мусульман (Джам ’ият аль-ихван аль-муслимин), ставшая одной из первых, а на сегодня и крупнейшей в мире неправительственной религиозно-политической организацией (НРПО). «Братья» стали первой НРПО, вставшей на путь политического ислама, эта организация оказала сильнейшее влияние на его распространение и развитие не только в самом Египте, но и далеко за его пределами.

Основателем Ассоциации братьев-мусульман (АБМ) считается Хасан аль-Банна (1906–1949), уроженец провинциального городка Махмудия. Окончив школу подготовки учителей в Даманхуре, а затем в Дар аль-'Улюм (заведение более высокого уровня), он занялся преподаванием арабского языка в начальной школе г. Исмаилия. В то время Исмаилия, находящаяся на берегу Суэцкого канала, представляла собой город, в котором как нигде ощущалось западное доминирование и приниженное положение арабов-мусульман, пребывавших под колониальной властью европейских держав. Именно здесь талантливый оратор и харизматичный лидер аль-Банна начал свои проповеди в мечетях и кофейнях города.

В 1928 г. вместе с шестью единомышленниками аль-Банна основал общество, ставившее своими целями проповедь исламских ценностей и воспитание молодого поколения в духе ислама; борьбу с политическим, экономическим и культурным влиянием Запада, христианским миссионерством среди мусульман, иностранной оккупацией Египта; построение исламского общества и установление шариатского правления. Аль-Банна исходил из самодостаточности ислама как ценностной системы и из того, что только строгое следование его канонам в личной и общественной жизни способно разрешить насущные проблемы мусульман, все беды которых, по мнению аль-Банна, являются следствием их отхода от истинной религии.

Своей долгосрочной задачей ассоциация ставила построение идеального исламского сообщества не только в региональном, но и в планетарном масштабе – в форме всемирного халифата. Аль-Банна призывал к объединению всех частей «исламской родины», разделенных из-за «алчности и колониальных амбиций» Запада. Разделяя представление о том, что для истинного мусульманина родина не имеет политических, географических и иных границ, и категорически отвергая национализм в его западном понимании, аль-Банна все же был реалистом и выражал уважение к национальной принадлежности человека и его любви к своей стране. Вполне приемлемой, как он считал, является борьба под национально-освободительными лозунгами – ведь освобождение отдельных стран ислама станет первым шагом к их объединению под знаменем веры.

Предложенные аль-Банна идеи, его обращение к униженному чувству гордости мусульман, нашли отзыв в египетском обществе, в первую очередь среди его малоимущих слоев. Важную роль в укреплении авторитета ассоциации играла ее социальная работа. Начав в 1931 г. с постройки новой мечети на общие средства, «Братья» вскоре развернули широкую деятельность по постройке других мечетей, школ, сбору пожертвований в пользу неимущих. В 1932 г. аль-Банна, официально занимавший должность Верховного наставника (аль-муршид аль-амм), перебирается в Каир, отныне ставший центром ассоциации. Влияние «Братьев» стремительно росло, и вскоре они уже располагали отделениями по всему Египту и за его пределами – в Сирии, Палестине, Трансиордании и других странах. У них были собственные типографии, где издавались печатные органы ассоциации, промышленные предприятия, доходы от которых шли на финансирование ее деятельности, и прочая инфраструктура. Очень скоро ассоциация стала в монархическом Египте наиболее мощной оппозиционной силой, имеющей широкую социальную опору в низших и средних слоях общества. Ассоциация располагала собственными вооруженными отрядами фидаинов, сражавшихся на стороне палестинцев против британских войск и «Хаганы» во время восстания 1936 г. и участвовавших в Палестинской войне 1948 г.

Деятельность «Братьев» не могла не вызывать раздражения монархических властей и британской колониальной администрации – вскоре это раздражение перешло в репрессии, вылившиеся в открытое противостояние. Изначально Хасан аль-Банна не рассматривал вооруженные методы борьбы как приоритетные для своей организации, но назревший конфликт с властями привел к пересмотру этого подхода. В ходе противостояния в 1948 г. «Братьям» удалось осуществить успешное покушение на премьер-министра Махмуда Нукраши-пашу. В следующем году египетские спецслужбы ликвидировали самого Хасана аль-Банна, место которого занял Хасан аль-Худайби.

Неудивительно, что революция 1952 г. была с радостью встречена «Братьями». Более того, с ними в разное время был связан ряд руководителей движения «Свободные офицеры», включая самого Насера. Впрочем, установившийся союз новых республиканских властей и АБМ оказался недолгим – всего около двух лет. После ликвидации Насером многопартийной системы, первоначально не затронувшей «Братьев», которые поддерживали его в этом начинании, они оставались единственной неподконтрольной режиму влиятельной политической силой. Их претензии на активное участие в управлении государством приблизили конец шаткого союза с Насером. Стало очевидно, что светская, националистическая идеология насеризма шла вразрез с идеями «Братьев». В июле 1954 г. ассоциация подвергла критике англо-египетское соглашение по Суэцкому каналу, в том же году на Насера было совершено покушение. Обвинив АБМ в попытке покушения на президента, власти начали борьбу с «Братьями». Был принят закон о запрете ассоциации, не отмененный до сих пор. Многие члены ассоциации оказались в тюрьмах и концлагерях, другие вынуждены были уйти в подполье или отправиться в эмиграцию. Среди репрессированных членов АБМ был и наиболее влиятельный из ее идеологов Сайид Кутб.

Впрочем, властям удалось лишь временно подавить ассоциацию, но не уничтожить ее. Казалось, «Братьям» уже нет места в обществе, которое вступило на путь модернизации под знаменами авторитарного национализма с «социалистическим лицом». Но после смены руководства Египта и прихода к власти Анвара Садата наступило некоторое послабление, и многие политзаключенные были амнистированы. В этот период начал таять лед в отношениях «Братьев» с республиканскими властями, сделавшими ряд шагов им навстречу. Так, в конституцию было включено положение о шариате как об основном источнике законодательства. Также АБМ было позволено возобновить выпуск собственной газеты. Сюда следует добавить и то, что влияние исламистов в народе к тому времени значительно возросло в результате поражения Египта в Шестидневной войне 1967 г. и, как следствие, падения популярности светских по своему характеру идей Насера. Однако полной легализации «Братьев» не произошло – закон «О политических партиях» от 1977 г. полностью запретил создание партий по религиозному признаку.

Несмотря на это, «Братьям» не мог импонировать проамериканский курс Садата (хотя по некоторым сведениям, они не пренебрегали помощью США во время противостояния с режимом Насера), приводящий к росту западного влияния в стране. Окончательно отношения с исламистами испортились после подписания сепаратного мира с Израилем в 1979 г. К тому времени от братьев успел отколоться ряд откровенно экстремистских группировок, практиковавших террористические методы – таких как «Джихад»[87] (Священная война) и «Ат-Такфир ва-ль-Хиджра» (Обвинение в неверии и уход). Противостояние Садата с этими экстремистами закончилось плачевно для него – в октябре 1981 г. на военном параде в честь очередной годовщины Октябрьской войны Садат был убит группой террористов из «Джихада» во главе с лейтенантом Халидом Исламбули. Ему не помогли ни многократно усиленная охрана, ни репрессии против оппозиции, включая исламистов, ни попытки стравить последних с христианами-коптами.

Сменивший Садата вице-президент Хусни Мубарак по отношению к исламистам стал сочетать карательные меры с некоторыми послаблениями. В стране было введено чрезвычайное положение, причастные к убийству Садата были казнены или брошены за решетку. Одним из приговоренных тогда к тюремному заключению стал врач Айман аз-Завахири, ныне считающийся вторым человеком в «аль-Каиде». В то же время на свободу были выпущены многие исламские активисты, посаженные в тюрьму при Садате. К слову, во время покушения на своего предшественника Мубарак находился рядом с ним.

Что же касается «Братьев-мусульман», то у них при Мубараке сложилось своеобразное джентльменское соглашение с властями, и эта ситуация сохраняется до сих пор.

Официально АБМ по-прежнему запрещена, но фактически ее существованию никто не препятствует. Под руководством Верховного Наставника Омара ат-Тилимсани, вставшего во главе ассоциации в 1973 г., АБМ при Мубараке окончательно превратилась в политическую партию парламентского типа, отказавшись от силовых методов борьбы. Несмотря на официальный запрет, «Братья-мусульмане» участвуют в выборах с 1984 г., выдвигая своих кандидатов в качестве независимых или по спискам легальных партий. На последних выборах были избраны 88 кандидатов от АБМ – около 20 % всех мандатов. Социальной опорой ассоциации являются в первую очередь рабочий класс, крестьянство, студенчество, часть интеллигенции. Численность членов АБМ на данный момент неизвестна. Ассоциация является наиболее крупной и влиятельной оппозиционной силой в Египте.

Высшим руководящим органом «Братьев» в Египте является Маджлис аш-Шура аль-‘Амм (Верховный совещательный совет), избирающий бессрочного Верховного Наставника, чьи полномочия прекращаются в случае его недееспособности или смерти. Ныне эту должность занимает избранный в 2004 г. Мухаммад Махди Акиф. Кроме того, Совет назначает двенадцать членов главного исполнительного органа АБМ – Мактаб аль-Иршад (Руководящее бюро).

В России Ассоциация братьев-мусульман официально запрещена с 2003 г. как экстремистская и террористическая. Впрочем, это не помешало делегации палестинского движения Хамас, официально основанного в 1987 г. как отделение АБМ, посетить Москву по приглашению Владимира Путина в марте 2006 г. Здесь любопытно отметить тот факт, что в американском списке запрещенных организаций «Братья-мусульмане» не числятся, в отличие от движения Хамас, признанного в США террористическим.

«Братья-мусульмане» положили начало суннитским фундаменталистским движениям и группировкам во многих странах за пределами Египта, в первую очередь в арабских странах – Сирии, Палестине, Иордании, Судане, Тунисе и других. Группировки эти разнятся по характеру и по используемым методам. Если, к примеру, противостояние исламистов Сирии, так или иначе восходящих к АБМ, с баасистскими властями унесло в 80-е множество жизней, то иорданские исламисты, также ведущие свое начало от АБМ, действуют мирными методами и активно участвуют в политической жизни страны. Точно так же можно сравнить собственно египетских «Братьев» с отколовшимися от них «Джихадом» и «Такфиром». В настоящее время АБМ продолжает оставаться крупнейшей исламской политической организацией в мире.

Саййид Кутб

Одним из активных деятелей и едва ли не главным идеологом Братьев-мусульман считается Саййид Кутб (1906–1966). Кутб, по мнению ученых исламского мира, является одним из наиболее влиятельных мусульманских мыслителей XX века. Но взгляд на его творчество неоднозначен – западные критики повесили на него ярлык «отца современного терроризма». Его литературные труды рассматривались как угроза националистическому режиму Гамаль Абдель Насера, установленному в 50-е гг. XX века в Египте. Теперь же некоторые западные политологи считают их угрозой для западного мира.

Саййид Кутб родился в 1906 году в египетской деревне Муша, в районе города Асьют, который находится в 235 километрах к югу от Каира. Саййид Кутб окончил свое обучение в 1933 году, получив диплом преподавателя начальной школы. Он начал свою карьеру в Министерстве общественного образования. В первые годы своей службы он полностью посвящал себя литературе, будучи поэтом, прозаиком и литературным критиком. В 1939 году он стал чиновником в Министерстве образования Египта.

Свои лучшие литературные труды Саййид Кутб написал по возвращении из США, где с 1948 по 1950 г. он изучал образовательную систему США в государственном педагогическом институте штата Колорадо. Он был потрясен американскими расовыми предрассудками, и тем, что он считал антиарабской и произраильской позицией. Его письма из Америки и короткие статьи, написанные в 1951 г., подтверждают это.

Кутб описывает американцев как могущественных и богатых, но духовно примитивных людей, слишком материалистично мыслящих и распущенных. Но более значимо то, что для Кутба американцы, как и все остальные жители Запада, были империалистами и расистами. Он критиковал многие черты американской действительности: расизм, доминирование материального над духовным, экономическую систему. Также, по его мнению, пагубными в американском стиле жизни являются чрезмерная индивидуальная свобода и страсть американцев к зрелищным развлечениям – боксу, американскому футболу, различным шоу и т. д.

Получив степень магистра педагогических наук, Кутб мог бы остаться в США, чтобы продолжить обучение и защитить диссертацию на соискание докторской степени.

Египет в то время страдал от социального и экономического неравенства, политической коррупции, влияния западного образа жизни, а Запад, по мнению Кутба, испытывал упадок моральных и духовных ценностей. Все это подтолкнуло Кутба к возвращению на родину. Он оставил свою гражданскую должность и примкнул к Ассоциации братьев-мусульман.

Вернувшись в Египет, Саййид Кутб стал главным редактором еженедельника «Братьев-мусульман», затем возглавил отдел пропаганды. Впоследствии он был назначен членом Рабочего комитета и Руководящего совета – высшего органа ассоциации.

После покушения на Насера АБМ подверглись репрессиям, среди попавших в тюрьму был Кутб. В тюрьме он написал самое знаменитое свое произведение. Это «Вехи на пути» («Маалим фи-т-тарик»), в которых автор изложил свои мысли и воззрения, касающиеся исламской цивилизации и ее особенностей, исламского общества, роли Корана в жизни мусульманина, исламской культуры. Он утверждал, что законы шариата есть единственный правильный путь, которого должны придерживаться мусульмане. Он назвал существующий порядок в мусульманских обществах «джахилией», дал руководства мусульманским активистам и описал те шаги, которые им следует предпринять для установления общества, опирающегося на Божественные законы. Употребляя термин «джахилия», он основывался на его интерпретации Маудуди, который видел в джахилии не конкретный исторический период, предшествовавший принятию ислама арабами, а состояние неверия, которое не может быть ограничено временными рамками. Кутб считал, что в борьбе против безбожников, как среди мусульман, так и среди жителей забывшего Бога и забытого Богом Запада, следует применять джихад. Другой выдающийся труд Кутба, написанный им в тюрьме, – 30-томный тафсир «В тени Корана» («Фи зилал ал-Куран»).

Политическую теорию Кутба, разработанную им в 1950-1960-х гг., можно рассмаривать как логичное и последовательное переосмысление трех понятий: джахилии, хакимии и джихада. В общих чертах эта теория сводится к следующему: суверенитет Бога исключителен. Люди должны повиноваться только Богу и, соответственно, тем правителям, которые повинуются Богу. Правитель, повинующийся Богу, имеет его «мандат» на правление. «Мандат» ясен и всеобъемлющ, управление же людьми на основе «мандата» осуществляется с помощью шариата. Пренебрежение этим всеобъемлющим и священным «мандатом» приравнивается к джахилии. Правителям, которые принебрегают «мандатом», необходимо сопротивляться. В этих обстоятельствах сопротивление является законным актом, джихадом.

Максималистская интерпретация ислама Кутбом значительно отличается от основного направления исламской мысли, господствовавшего на Востоке в течение столетий. Его теория во многом напоминает философию раннего хариджизма.

Кутб подкреплял свою джихадистскую позицию тем, что в своих работах часто ссылался на Ибн Таймийю (1268–1328), который одобрял джихад против монголов, потому что монгольские правители, прикрываясь исламом в своих интересах, в то же время не применяли шариат. Практическое значение теории Ибн Таймийи состоит в том, что даже правитель, исповедующий ислам, но не действующий строго в рамках шариата, должен быть свергнут, так как его власть незаконна. Такой правитель может выступать объектом джихада.

В 1964 г. Саййид Кутб был отпущен на свободу при посредничестве премьер-министра Ирака Абд ас-Саляма Арифа. Но на свободе ему удалось пробыть всего восемь месяцев. В августе 1965 г. Кутб был вновь арестован. Его обвинили в участии в антиправительственном заговоре. В отношении него был проведен, как некоторые считают, показательный судебный процесс. 29 августа 1966 г. шестидесятилетний Саййид Кутб был повешен.

Кутб сделал серьезный вклад в развитие мусульманской политической мысли в то время, когда мусульманском мире были более популярны такие понятия, как «национализм», «государство-нация». Он считал неизбежным установление исламского общества вместо общества джахилии, которое преобладало в мусульманском мире, в том числе в Египте. Под обществом джахилии Кутб понимал современные черты доисламского языческого арабского общества, в котором верховная власть Бога (ал-хакамиййа) ущемляется тем, что люди обожествляют себе подобных и проявляют агрессию друг к другу. Он считал, что западная цивилизация больше не в силах занимать лидирующие позиции в мире, так как она лишилась морали. По мнению Кутба, только ислам содержит в себе те ценности, которые могут освободить угнетенного человека от служения себе подобным. Он отвергал идеологические заимствования с Запада, утверждая, что ислам сам по себе является самодостаточной, целостной системой жизни. Кутб считал необходимым воскресить исламскую нацию и установить исламское общество, а орудием достижения этих целей он считал религию. Он был убежден, что ислам превосходит все прочие системы жизни, что особенно видно в его работе «Социальная справедливость в исламе», которую он написал по возвращении из США.

Абуль Аля Маудуди

Наряду с Кутбом, виднейшим религиозно-политическим деятелем XX в. считается пакистанец Абуль Аля Маудуди (1903–1979), ставший одним из наиболее влиятельный суннитских теоретиков мусульманского богословия. Многие из его предков состояли на службе у Великих Моголов, некоторые из них были тесно связаны с суфийским братством Чиштия, сыгравшем значительную роль в распространении ислама на субконтиненте. Господствующим настроением в семье Маудуди была ностальгия по былому мусульманскому политическому могуществу, неприятие британского колониализма, а также приверженность традиционной исламской морали.

Часто утверждается, что Маудуди, как аль-Банна и Кутб, и в общем-то большинство исламистских лидеров современности, не получил традиционного богословского образования. Преподаватели, приглашенные отцом Маудуди для обучения сына на дому, познакомили его с предметами, владение которыми подразумевает классическое исламское образование в его современном понимании. В период работы на Общество улемов Индии Маудуди некоторое время обучался в одном из подконтрольных этой организации медресе в Дели, где в 1926 г. получил диплом, что давало ему право называть себя улемом. В молодости Маудуди активно поддерживал индийских националистов, о чем свидетельствует хвалебное эссе, которое он писал о лидерах Индийского народного конгресса, включая Ганди. Он также участвовал в халифатском движении, которое, как известно, поддерживал Ганди и его конгресс.

К середине 20-х годов XX в. халифатское движение уже шло на убыль, Маудуди начал разочаровываться в национализме.

Интересен тот факт, что Маудуди не поддержал идею создания независимого мусульманского государства на территории Индостана. Созданная им в 1941 г. партия «Джамаат-е ислами» выступила против Лахорской резолюции Мусульманской лиги, призывавшей к созданию независимого мусульманского государства. По его мнению, мусульмане Индии не были нацией ни по своей этнической принадлежности, ни по языку, культуре и даже приверженности исламу. Мусульмане в его понимании были общиной, отличавшейся от остальных лишь степенью своей приверженности идеям, изложенным в Коране и Сунне.

Маудуди считал, что мусульмане уязвимы не столько из-за внешних факторов, таких как британский империализм или давление со стороны немусульманского большинства, сколько из-за того, что они отклонились от праведного пути, предписанного Богом. Единственным возможным решением проблем индийских мусульман, таким образом, является их духовное перерождение через возврат к подлинным исламским ценностям, создание праведного общества, «государства ислама», того, что сам Маудуди называл «салих джамаат». Другими словами, лучше отложить на неопределенный срок обретение независимости, чем создать независимое государство, основанное не на исламских принципах.

«Государство ислама», утверждал Маудуди, – это не национальное, а идеологическое государство, построенное исключительно на принципах и идеях. В этом идеологическом исламском государстве не имеют значения племенные, расовые и прочие различия между людьми; достоинства людей следует оценивать лишь мерой их благочестия.

Лидеры значительно более популярной и влиятельной партии «Мусульманская лига», в свою очередь, считали, что позиция, занимаемая «Джамаат-е ислами», направлена на создание раскола между мусульманами по вопросу о Пакистане, так как приравнивает отказ от участия в борьбе за независимый Пакистан к предательству интересов мусульман субконтинента и переходу на сторону Индийского национального конгресса.

С разделом Индии и созданием двух независимых государств в 1947 г. диспут между «Джамаат-е ислами» и «Мусульманской лигой» разгорелся с новой силой. «Джамаат-е ислами» распалась на две отдельные партии: пакистанскую и индийскую. Сам Маудуди в течение нескольких лет до раздела проживал на территории, отошедшей к Пакистану, здесь он предпочел остаться и после. Не будучи в состоянии повлиять на руководство «Мусульманской лиги» и вынудить его отойти от своих националистических позиций, он сосредоточил свою деятельность на призывах к всеобъемлющей исламизации пакистанского общества.

Влияние идей Маудуди на становление идеологиии политического ислама настолько велико, что их признание стало фактической нормой для большей части исламистов-суннитов. Среди выдвигаемых им концепций в первую очередь необходимо выделить следующие:

1) Безусловный суверенитет Бога. В книге «Принципы ислама» приводится сугубо теоцентрическая концепция, согласно которой Бог – творец и олицетворение Вселенной, а человек должен поклоняться только ему и жить в гармонии с Божественной волей, выраженной в ниспосланных ему законах, содержащихся в Коране и Сунне. Уклонение от этого пути приравнивается к джахилии, поэтому с ним необходимо беспощадно бороться. Из этой посылки, в свою очередь, делается вывод о неприемлемости для мусульманина западной цивилизации, которая, по мнению Маудуди, не позволяет в полном объеме выполнять религиозные предписания.

2) Функция государства заключается в определении и претворении в жизнь Божественного плана, изложенного в Коране и Сунне. Результатом является рождение «теодемократии», или «священного халифата», который, однако, принимает в работах Маудуди несколько утопическую форму. Теория власти, изложенная Маудуди в его работах, пожалуй, наиболее систематизированно отражает взгляды исламистов. Согласно Маудуди, существует два типа правления: абсолютная верховная власть Бога над миром и ограниченная политическая власть, принадлежащая людям. Истинно законной признается только власть Бога на Земле, поэтому шариат должен быть главным арбитром и конечным авторитетом.

Маудуди подчеркивает, что исламское правление предусматривает формирование и удаление в отставку правительства по воле общественного мнения, что соответствует принципам западной демократии, однако западная демократия основана на признании правительства совершенно свободным, в то время как исламская ограничивает свободу общественного мнения рамками, установленными шариатом. Маудуди, таким образом, выступает как противник демократии в ее западных формах, хотя в его трактовке признание верховного суверенитета Бога полностью не отрицает самого принципа демократии в мусульманском государстве в ее западном понимании, поскольку глава государства уполномочен общиной и отвечает перед ней и Богом за свои действия. Так Маудуди выступает в роли хранителя «естественного демократизма» раннего ислама. Он утверджает, что соблюдение в халифате духа и буквы шариата – единственная гарантия защиты естественных прав граждан. К этим правам он относит право на долю при распределении национального дохода, на образование, на создание организаций, если они не противоречат духу ислама, свободе слова и т. п.

3) Необходимость создания консультативного совета (шуры). Правитель должен консультироваться с советом, при этом полностью исключается многопартийность и, как следствие, любая оппозиция. Это, в свою очередь, ведет к отрицанию необходимости проведения выборов и смены правящих элит. Верный своему лозунгу «правление Бога», Маудуди признает в качестве хранителя «чистоты догматов ислама» только халифа и сформированный халифом совет улемов. Такого рода улемы «нового типа» должны быть воспитаны в мусульманских традициях, но в то же время осознавать нужды современного общества.

4) Государство или общество, не способное претворить в жизнь вышеозначенные принципы, автоматически впадает в состояние джахилии. Эта «эпоха неверия» не закончилась с началом пророческой миссии Мухаммада, она является реальностью в любое время и для любого региона, где общество организовано иначе, чем в соответствии с принципами шариата.

5) Маудуди выступал против национализма, который разобщает общество. Он писал: «Как по духу, так и по целям ислам и национализм прямо противостоят друг другу… Конечная цель ислама – всемирное государство, в котором не будет расовых и национальных предрассудков и все человечество объединится в целостную культурную и политическую систему с равными для всех правами и возможностями. В нем не будет места конкуренции, которую заменит дружеское сотрудничество между народами. Это будет государство, основанное на религиозно-политических принципах Корана. Национализм же делит людей по этническому признаку. Национализм попросту означает, что националист всему предпочитает свою нацию… стремится к национальному государству».

Согласно Маудуди, европейскому национализму присуща настолько запредельная национальная гордость, что происходит обожествление национальных традиций и специфики. По его мнению, европейскому национализму присуще самосознание, побуждающее человека поддерживать даже заведомо преступное начинание своего народа, сочетающееся с гипертрофированным чувством национального самосохранения и национального престижа, которые заставляют народы отстаивать свои эгоистические интересы и добиваться господства над другими народами.

Политическая практика

Саудовский вариант

В 70-е гг. XX в. политический ислам укрепил свои позиции в мусульманском мире. Поколение, родившееся после обретения независимости, получило широкий доступ к образованию. Кроме того, бум рождаемости в 1950–60 гг. привел к увеличению доли молодежи. В молодежной, студенческой среде идеи исламистов получили в 70-е гг. широкое распространение. Националистические и прогрессистские режимы в арабских странах, несмотря на авторитет и статус освободителей от колониального ига, оказались неспособны решить ряд серьезных проблем социального и политического характера. Одним из серьезнейших ударов по арабскому национализму был нанесен в ходе войны 1967 г., когда израильтяне разбили арабские армии и захватили Иерусалим. Другим ударом были события «Черного сентября», столкнувшие иорданцев и палестинцев (братские арабские народы) в кровопролитной междоусобице. Эйфория 50-60-х гг. XX в. сменилась разочарованием. После смерти Насера его преемник Анвар Садат использовал исламскую карту в борьбе с насеристами, выпуская из тюрем «Братьев-мусульман». Война 1973 г. обозначила новую эпоху в истории Ближнего Востока, так как показала мощь нефтяного оружия, примененного нефтедобывающими странами. Саудовская Аравия стала одним из идеологических центров мусульманского мира, использовав огромную прибыль от продажи нефти на утверждение собственных амбиций. На правах хранителя священных городов ислама Мекки и Медины саудовская монархия была готова взять на себя роль лидера мусульманского мира. Рост прозелитизма, широкомасштабная благотворительная и просветительская деятельность различных саудовских фондов, активная позиция в региональных политических процессах, а также тесные связи с США и западными странами – все это делало Саудовскую Аравию важным игроком не только в регионе Персидского залива, но и на всем Ближнем Востоке и даже в мусульманском мире. Этому также способствовала ведущая роль Саудовской Аравии в создании Организации исламской конференции (ОИК) в 1969 г. и дальнейшем обретении ею статуса крупнейшей международной организации, объединяющей мусульманские страны мира. Саудовскую Аравию до сих пор критикуют за «ваххабизацию» ислама, которая благодаря активной издательской и прочей религиозно-просветительской деятельности принимает масштабный характер. Так как понятие «ваххабизм» получило большое распространение в российской медийной среде, следует пояснить, что же представляет собой ваххабизм. Ваххабизм – религиозно-политическое движение в рамках суннитского ислама, проповедующее возвращение к чистоте раннего ислама времен пророка Мухаммада, призывающее к строгости в выполнении религиозных предписаний. Сегодня понятие «ваххабизм» в сознании россиян связано с религиозным экстремизмом – во многом из-за того, что ваххабизм стал идеологией сепаратистских сил в Чечне. Но следует обратить внимание на тот важный факт, что принадлежность к ваххабизму не делает верующего террористом или экстремистом. Кроме Саудовской Аравии ваххабизм распространен в ряде государств Персидского залива. В свое время именно ваххабизм стал идеологической силой, сплотившей общество и подтвердившей необходимость подчиниться правителям из династии Саудидов на начальном этапе становления государственности и объединительных процессов на Аравийском полуострове. Концепции такфира и джихада получили особое распространение в условиях социально нестабильного общества, нуждающегося в сильной мотивации политической активности. Те же идеи были актуальны в период освободительной борьбы середины XIX в. и становления государственной системы. Однако в условиях стабилизации общественно-политической ситуации в Аравии радикальный ваххабизм мог лишь навредить создаваемой системе властных отношений, вызывая недовольство со стороны соседних государств и опасения местных жителей относительно нарастающего консерватизма в религиозных кругах. Крайние ваххабитские течения, созданные ради укрепления власти, стали ее главным противником. Фактически уже в конце 20-х гг. XX века основной задачей правящей династии стало снижение влияния ваххабизма на аравийское общество и преобразование традиционных ханбалитско-ваххабитских концепций в более умеренную идеологию, которая поддерживается в Саудовской Аравии до сих пор. Что же касается некоторых идей Мухаммада Абд ал-Ваххаба, то они распространились далеко за пределы Аравийского полуострова и стали популярны в странах, ведущих борьбу за возможность самоопределения и исламизацию политической системы. Ваххабизм стал идеологией национально-сепаратистских движений в Индии, Индонезии, Африке а позже и в государствах Средней Азии и республиках Северного Кавказа.

В 1980-е и 90-е гг. Саудовский режим сам столкнулся с проявлениями экстремизма и был вынужден применять жесткие меры для обеспечения собственной безопасности. Одной из главных претензий со стороны оппонентов Саудидов были тесные связи аравийской монархии с США.

Рухолла Хомейни. Иранский ответ

Наиболее успешная попытка претворить в жизнь политические концепции на базе ислама была предпринята в Иране. В результате революции 1979 г. в этой стране возникла форма правления, не имеющая аналогов ни в мусульманском мире, ни за его пределами – «исламская республика». Реализация столь крупного политического проекта, заменившего собой казавшуюся незыблемой монархию Пехлеви, была бы невозможной без активной деятельности аятоллы Хомейни. Имя последнего стало ассоциироваться с новой эпохой в истории этой страны.

Рухолла Аль-Мусави Аль-Хомейни (он всегда подписывался полным именем) родился 24 сентября 1902 г. в небольшом городе Хомейн, что в 300 км к югу от Тегерана. Многие из его предков были известными шиитскими духовными лицами, и мальчик пошел по их стопам. Он приступил к изучению Корана в шестилетнем возрасте. После окончания школы в 1920 г., Хомейни переехал в Арак, где поступил в местную семинарию. Там он продолжил изучение исламских наук под руководством Абдул Карима Йазди. В 1921 г. Хомейни вслед за своим учителем перебрался в Кум, чтобы совершенствовать свои знания в области мусульманского права и юриспруденции во вновь основанном учебном заведении. Там же он начал проявлять интерес к поэзии и философии. К 1926 г. Хомейни прошел все уровни обучения и получил степень муджтахида – богослова, обладающего правом самостоятельного толкования религиозно-правовых вопросов. В дальнейшем он преподавал в религиозных учебных заведениях Неджефа (Ирак) и Кума. На рубеже 1930-40-х гг. в трудах богослова впервые стали звучать политические темы: со страниц своих работ он выступает против секуляризма. Тем не менее до начала 1960-х гг. Хомейни не занимался политической деятельностью, поскольку он сам терпимо относился к монархии, а два ведущих шиитских авторитета того времени – Сеид Хусайн Боруджерди и Аболь-Касем Кашани – выступали против активного участия духовенства в политических процессах (последний занял такую позицию после поражения движения за национализацию нефтяной промышленности в 1953 г.). После кончины Боруджерди (1961 г.) и Кашани (1961 г.) перед Хомейни открылся путь к лидирующему положению в среде шиитского духовенства.

8 января 1963 г. шах объявил о проведении всенародного референдума по реформам «белой революции», а уже 31 января 1963 г. имам Хомейни призвал бойкотировать голосование, назвав его не имеющим ценности с точки зрения исламских норм и конституции страны. С точки зрения традиционалистов, реализация этих реформ грозила чрезмерной вестернизацией, пагубной для исламского образа жизни. После заявления, которое прозвучало за четыре дня до проведения референдума, начались широкомасштабные выступления в поддержку имама, однако они были подавлены полицией. Вскоре шахский режим резко усилил давление на духовенство. Сотрудники САВАК (Организации информации и безопасности страны) тайно проникли в дом имама, арестовали его и отправили в Тегеран.

Арест Хомейни вызвал массовые выступления в крупнейших городах Ирана. Пробыв в тюремном заключении 2 месяца, Хомейни был выпущен под надзор полиции. В сентябре 1964 г. в результате усиления американского влияния в Иране и расширения деятельности американских военных советников правительство приняло закон об экстерриториальности американских граждан. Реакция Хомейни не заставила себя долго ждать. 25 октября, в день рождения шаха, он осудил эти действия правительства. Последовал еще один арест и, наконец, высылка в Турцию. В январе 1965 г. богослов обосновался в Неджефе, где пробыл вплоть до 1978 г. Именно в Ираке религиозно-политические воззрения Хомейни получили окончательное оформление.

В 1970 г. вышла книга аятоллы Хомейни «Велаят-е факих» («Правление мусульманского богослова-законоведа»). В ее основу были положены лекции, которые были прочитаны им в январе-феврале того же года в Неджефе. Эта работа едва ли не сразу стала манифестом для многочисленных сторонников имама в Иране и за его пределами. Хомейни провозглашал необходимость установления подлинно исламского государства, во главе которого встанет факих – законовед-теолог, превосходящий всех по знанию мусульманского права и чувству справедливости. По мнению Хомейни, этот человек, являющийся лучшим представителем уммы, должен осуществлять власть над правоверными в период сокрытия 12-го имама. Однако возникновению такой формы правления мешает негативное влияние Запада, поработившего мусульманские народы.

Хомейни считал, что нормы ислама как совершенной религии способны регламентировать все аспекты жизни отдельного человека и общества в целом. Сфера политики, разумеется, исключением не являлась. Более того, имам полагал, что борьба за торжество исламского государства есть обязанность мусульманина, первичная по отношению к молитве, посту и хаджу. Деятельность исламского правительства должна быть основана на шариате, блестящее знание которого отличает представителей правящей элиты. Весьма вероятно, что на формирование политических взглядов Хомейни повлияла философия древнегреческого мыслителя Платона. Его труд «Государство» выдвигал идею «философа на троне», окруженного сословием преданных ему воинов. Процесс принятия всех значимых для страны решений соответственно ограничивался узким кругом данного сословия и оказывался недоступным для широких масс.

Концепция теократического государства, управляемого богословами-законоведами, наталкивалась на ряд серьезных трудностей. Во-первых, несмотря на богатый опыт участия шиитского духовенства в политической деятельности, большая часть его представителей выступала против институциализации духовной иерархии в качестве основы государственного строя. Во-вторых, в Иране были весьма популярны демократические идеи, возникшие под влиянием Запада, и Хомейни не мог с этим не считаться. По этим причинам взгляды Хомейни на практические механизмы демократических процессов были весьма неустойчивыми и часто менялись в зависимости от текущей конъюнктуры. Энергия народа, принимавшего участие в антимонархической революции, была направлена против деспотических порядков шахского режима, и люди в основной массе не хотели снова лишиться возможности тем или иным образом влиять на судьбу государства.

Противоречие между собственным видением политического устройства и западной моделью было устранено Хомейни уже после падения монархии и возвращения в Иран в феврале 1979 г. В разработанной сторонниками духовного лидера конституции был реализован принцип «велаяте факих»: учреждался пост высшего руководителя страны, который закреплялся за наиболее авторитетным представителем шиитского духовенства. Одновременно в Основном законе нашли отражение западные политические институты: всенародно избираемые парламент и президент. Тем не менее их статус также существенно ограничен властью духовенства: кандидаты на должность президента или депутата меджлиса перед выборами проходят процедуру утверждения в Совете стражей конституции, наполовину состоящем из шиитских законоведов, назначаемых духовным лидером. Хомейни отвергал западное понимание слова «демократия», но при этом считал исламскую республику абсолютно легитимным строем именно в силу его одобрения народом. Вскоре после утверждения конституции ПРИ на референдуме 24 октября 1979 г. Хомейни заявил, что она в полной мере является демократичной, так как «народ любит духовенство, верит в него и хочет находиться под его руководством».

Значение деятельности имама Хомейни для мусульманского мира, особенно для шиитской его части, трудно переоценить. Своим примером он продемонстрировал возможность эффективного использования исламского фактора в борьбе против политического, экономического и культурного влияния Запада и перспективность концепций, настаивающих на самобытности мусульманских народов.

Иранские шииты смогли предложить модель исламской модернизации и способствовать усилению центростремительных тенденций на основе ислама и преодоления арабского национализма. Разработанная модель экономики, отказ от прямой политики «такфира», глобальные амбиции встать на защиту всех угнетенных мира, создали из данного движения дееспособную исламскую социально-направленную модель развития. Хотя препятствия на пути объединения мусульман все же существуют, но эффективная политика и поддержка всех исламских движений способствуют переходу центростремительных процессов на новый, более высокий, уровень. При этом одним из очевидных препятствий на пути создания единого пространства и системы управления называется существование еврейского государства, тесно связанного с США и мировыми ТНК.

Суннитские движения в новых условиях оказались менее подготовлены к выработке собственной методологии. Если в шиизме есть иджтихад (толкование Корана согласно реалиям и развитию мысли), то в суннизме он был запрещен с XI века, что часто способствовало переходу исламской мысли в русло салафизма с его радикальными чертами. По сути, салафизм является своего рода поиском «Золотого века», который салафиты ищут в прошлом, стараясь воссоздать его, но игнорируя при этом реалии нынешнего времени. С другой стороны, именно этот консерватизм не дал суннизму распасться на различные движения (ереси), как это случилось с более гибким шиизмом.

Афганский синдром

Вторжение СССР в Афганистан в декабре 1979 г. стало одним из важнейших событий второй половины XX в. и наряду с революцией в Иране сыграло ведущую роль в формировании новой геополитической реальности. Его причинам и последствиям для СССР посвящено большое количество статей и монографий, но это – не предмет нашего исследования. Для части афганского общества, а также для США и консервативных режимов Ближнего Востока, вторжение Советской армии в Афганистан стало событием того же порядка, что и Исламская революция в Иране. США были озабочены тем, что СССР сможет реализовать свои геополитические устремления, выйдя к водам Персидского залива, а то и к нефтяным полям Аравии. Саудовская Аравия, в свою очередь, опасалась сильного резонанса иранской революции. Захват группой террористов мечети аль-Харам в Мекке, повлекший гибель сотен человек, показал, насколько далеко может зайти недовольство оппозиционно настроенных мусульман в самой Саудовской Аравии. Вторжение атеистического СССР в мусульманский Афганистан, по словам французского востоковеда Ж. Кепеля, стало «отдушиной» для представителей суннитского ислама, вдохновленных примером Исламской революции в Иране и желающих выплеснуть энергию на противостояние с безбожниками. Несмотря на то что во многих мусульманских странах, а также на Западе, противостояние афганцев советскому вторжению имело героический ореол священной войны против захватчиков, спецслужбы США, Саудовской Аравии и Пакистана принимали участие в подготовке моджахедов, финансировании и снабжении их оружием. Афганская партия «Хезб-е ислами», основанная Гульбеддином Хикматияром, являлась подобием Ассоциации братьев-мусульман, ее активисты составляли основу афганской повстанческой армии, выступавшей против афганского правительства и Советской армии, его поддерживающей.

Война против СССР привлекла большое количество «джихадистов» со всего мира, и, по сути, стала альтернативой Исламской революции в Иране. США, Пакистан и Саудовская Аравия могли быть довольны тем, что направили деструктивную энергию на СССР, но они не знали, что спустя некоторое время эти силы обернутся против них самих. Афганистан же, несмотря на масштабную помощь, не получил ни мира, ни свободы, оставаясь по сей день горячей точкой планеты.

Со второй половины 1980-х гг. в боевых действиях в Афганистане участвовали добровольцы из 43 разных стран. Их численность составляла, по разным источникам, от 8 до 25 тысяч человек. Иногда «джихадисты» приезжали в Афганистан на несколько недель, на своеобразную тренировку, дело доходило даже до коротких «джихад»-туров для богатых саудовцев. К 15 февраля 1989 г. СССР вывел войска из Афганистана, США сочли свои задачи по ослаблению противника выполненными и прекратили финансирование джихада, пустив дело на самотек. Вчерашние «борцы за свободу» превратились в террористов. Другие страны, поддерживавшие афганских моджахедов, также потеряли интерес к Афганистану. В августе 1988 г. в результате авиакатастрофы погиб пакистанский диктатор генерал Мухаммад Зия-уль-Хак, считавший себя последователем Маудуди. Пришедшая к власти Беназир Бхутто, чей отец был казнен Зия-уль-Хаком, сделала все, чтобы ослабить основанную еще Маудуди исламскую партию «Джамаат аль-ислами», которая имела тесные связи с афганскими исламистами. Пропал интерес к Афганистану и Пакистану у Саудовской Аравии, СССР переживал кризис, Иран ослаб после Ирано-иракской войны, умер Рухолла Хомейни. Прекращение Саудовской Аравией поддержки исламистов в Афганистане было воспринято моджахедами как предательство идеалов джихада. В августе 1990 г. Ирак вторгся в Кувейт, напугав королей и эмиров Персидского залива. Саудовский король Фейсал согласился на размещение на территории королевства американского военного контингента. С этого момента королевская семья Саудовской Аравии становится объектом нападок со стороны тех, кто еще недавно получал средства на ведение войны в Афганистане. Интернациональная бригада ветеранов джихада отныне никем не контролировалась, афганские исламисты стали, по словам Ж. Кепеля, «свободными электронами» джихада, готовыми отправиться куда угодно и воевать за свои идеалы.

Среди таких деятелей был и Усама бен Ладен, некогда представлявший интересы Саудовской Аравии в Афганистане и тесно связанный с саудовскими и американскими спецслужбами. Бен Ладен и палестинский брат-мусульманин Абдулла Аззам в 1984 г. создали в Афганистане организацию «Мактаб аль-хидамат», занимавшуюся рекрутированием добровольцев и сбором средств на войну с советскими войсками. В США эта организация имела 33 представительства в различных штатах. База данных, в которую вносились добровольцы для войны в Афганистане, по-арабски – «аль-Каида». Это одна из наиболее вероятных интерпретаций названия известной террористической организации современности, которая выросла из «Мактаб аль-хидамат».

Алжир. Победа и поражение политического ислама

На алжирское общество, как и на весь Ближний Восток, серьезное влияние оказали два международных события – война в Афганистане и исламская революция в Иране. В Алжире в 70-е гг. XX в. росла популярность исламистских организаций, среди которых были как радикальные, призывавшие к насильственной смене власти в стране, так и умеренные, сосредоточившие внимание на социальных программах и просвещении.

Тем временем в 1985–1986 гг., произошло наиболее значительное снижение цен на энергоносители, в результате чего доходы Алжира от экспорта нефти и газа уменьшились почти на 40 %. Социальное положение алжирцев заметно ухудшилось. Проблемы, с которыми столкнулся Алжир в этот период, были схожи с проблемами многих стран – наблюдалась явная диспропорция в хозяйстве, когда основная часть финансирования шла на индустриальные объекты, а не на производство продуктов потребления, где наблюдался дефицит. Все это привело к росту народного негодования и открытым выступлениям против государственной системы, которая не могла решить острых социальных проблем. В конце 80-х гг. XX в. Алжир сотрясают демонстрации, стачки, массовые выступления трудящихся, которые были жестоко подавлены полицией и армией. В ходе некоторых столкновений погибли сотни людей. С целью снять общественное напряжение президент Бенджедид выступает с инициативой пересмотреть конституцию и провести демократические реформы, в результате чего в Алжире были разрешены политические партии. В 1989 г. создается Исламский фронт спасения (ИФС) – впоследствии одна из самых влиятельных политических партий исламистского толка. Испытывая озабоченность ухудшающейся экономической ситуацией в стране и неспособностью власти справиться с социальными проблемами, исламисты предложили свои меры по исправлению ситуации в алжирской экономической и общественной жизни, которые бы базировались на исламских принципах. По мнению идеологов ИФС, развитие Алжира по западным моделям привело страну к кризису и только комплексная система собственного – исламского – пути развития могла привести страну к процветанию. В 1990 г. исламисты одержали победу в местные народные собрания – их успех явился важным сигналом в преддверии выборов в парламент.

В первом туре парламентских выборов ИФС одержал победу, далеко обогнав правящую партию – Фронт национального освобождения (ФНО). Второй тур должен был закрепить победу исламистов и обозначить наступление нового периода в развитии страны. Но все сложилось иначе – 11 января 1992 г. президент Бенджедид ушел в отставку. Собравшийся по этому поводу Совет национальной безопасности Алжира заявил об отмене второго тура выборов и взял на себя поддержание порядка в стране. Начались аресты членов ИФС, партия была запрещена. Армия не допустила прихода к власти оппозиционных ей сил и, не желая признавать выбор народа, отменила результаты выборов. Страну возглавил ветеран ФНО 72-летний Мухаммад Будиаф, который пытался не допустить разрастания неизбежного конфликта между властью и исламистами, требовавшими справедливости. В июне 1992 г. Будиаф был убит во время своего выступления в крупном городе Аннаба. В убийстве Будиафа – заслуженного ветерана алжирской революции – обвинили исламистов, что вызвало новый виток напряженности в алжирском обществе. Страна погрузилась в гражданскую войну. Запрет ИФС и отмена второго тура выборов привели к тому, что инициатива в противостоянии с режимом перешла к наиболее радикальным силам в исламистском движении. В свою очередь, коррумпированная государственная система не способствовала разрешению конфликта. Исламисты организовывали террористические акты – правительство отвечало жесткими репрессиями. В результате страна была отброшена назад в своем экономическом развитии. Количество жертв в гражданской войне в Алжире достигло 150 тыс. человек.

Политический ислам в Палестине

Религиозная составляющая всегда присутствовала в палестинском вопросе. Великий муфтий Амин аль-Хусейни взывал к религиозным чувствам палестинцев и стремился заручиться поддержкой всего исламского мира в борьбе против сионизма и еврейской колонизации. В 30-е гг. XX в. палестинское сопротивление пользовалось поддержкой Ассоциации братьев-мусульман, оказавшей, в частности, помощь в восстании палестинцев в 1936 г. В 1946 г. Ассоциация братьев-мусульман основала свои отделения в Иерусалиме, а затем в Яффе, Лидде, Наблусе и Тулькарме. С АБМ в 1950-е годы были связаны сам Ясир Арафат и его ближайший сподвижник Халиль аль-Вазир. Поскольку подавляющее большинство палестинцев исповедуют ислам, религиозный фактор не мог не оказывать влияния на движение палестинского сопротивления в течение всего его существования. Однако после поражения арабов в 1948 г., когда поддержка АБМ не помогла палестинцам, а исламский мир оказался бессилен предотвратить раздел Палестины и провозглашение на ее территории еврейского государства, политический ислам уступил путь националистическим идеям. Палестинский национализм, еще более окрепший в результате подъема палестинского сопротивления после 1967 г., составил идеологическую основу «Организации освобождения Палестины» (ООП). Это, впрочем, не мешало существованию внутри организации отдельных исламистских элементов.

Подъем исламистских идей в арабском мире, начавшийся в 1970-е гг. прошлого века, не мог не затронуть Палестину. Как уже говорилось выше, в условиях оккупации, репрессий и бедности выросло целое молодое поколение, ставшее благодатной средой для радикальных идей. В дополнение к Ассоциации братьев-мусульман, чья деятельность после оккупации Газы израильтянами приняла фактически легальный характер, в 70-х гг. XX в. возникло несколько небольших религиозных группировок как среди населения оккупированных территорий, так и среди «арабов-48», т. е. арабских граждан Израиля. Они занимались общественной и благотворительной деятельностью. Стремясь подорвать авторитет коммунистов, чьим традиционным электоратом в Израиле было и остается арабское население, власти не препятствовали деятельности исламистов. То же касалось и оккупированных территорий, так как Израиль небезосновательно рассматривал исламистов в качестве возможных противников ООП. Так, с 1967 по 1986 гг. число мечетей в секторе Газа удвоилось. По аналогичной причине развитию деятельности сторонников политического ислама способствовала Иордания.

В силу разных причин исламисты обладали наиболее сильными позициями в Газе – в первую очередь, из-за географической близости к Египту. Палестинские «Братья-мусульмане» не практиковали насильственных методов, придерживаясь тактики «взращивания поколения джихада», уделяя внимание пропаганде идей возвращения к первоначальной чистоте ислама и воспитанию молодежи в духе исламской морали. Это должно было стать предпосылкой к установлению исламского строя. Но далеко не все члены Ассоциации были готовы смириться с такой тактикой постепенности. Еще в 1952 г. член АБМ Таки ад-Дин ан-Набхани, выпускник аль-Азхара и бывший судья шариатского суда Хайфы, создал на Западном берегу Исламскую партию освобождения. Программные установки ИПО мало чем отличались от таковых у АБМ, но ан-Набхани настоял на необходимости использования революционных методов борьбы. После начала израильской оккупации деятельность партии фактически сошла на нет, и с началом Интифады она так и не смогла восстановить свои позиции в обществе.

В конце 70-х гг. XX в. возникли группировки «Усрат ад-Дин» и «Усрат аль-Джихад», действовавшие среди арабских граждан Израиля. Первая, как и АБМ, занималась пропагандистско-воспитательной деятельностью. Вторая изначально была более радикальной и ее члены даже совершали нападения на еврейскую собственность. Однако после принятых властями репрессивных мер организация была вынуждена отказаться от насилия.

В 1983 г. исламские кандидаты впервые приняли участие в муниципальных выборах в Израиле. Результат оказался успешным: им удалось пробиться в пять сельских советов (Умм аль-Фахма, Тайбе, Кафр-Касима, Мадж аль-Крума, Кафр-Бары) и занять должности мэров трех арабских селений – Кафр-Бары, Джальджулии и Фурайдиса. В 1989 г. они возглавили органы местного самоуправления в Умм аль-Фахме, Рахате, Кафр-Касиме, Кафр-Баре и Джальджулии, стали ведущей оппозиционной силой в Назарете, образовали самую большую фракцию в местном совете Кафр-Канны, прошли в муниципалитеты Фурайдиса, Калансуа, Тайбе, Тиры и Лидды (Лода). По некоторым свидетельствам, принятые ими меры по улучшению социально-экономического положения были весьма действенными. К примеру, придя к власти в совершенно неблагополучном и погрязшем в долгах муниципалитете Умм аль-Фахм, исламисты во главе с шейхом Райдом Салахом смогли за годы своего правления вывести его из финансового кризиса и значительно улучшить социально экономическое положение. Они даже добились высокой оценки со стороны министра внутренних дел Арье Дери.

Отдельного внимания заслуживает «Исламский Джихад» (аль-Джихад аль-Ислами). Эта организация возникла в 1979 г. под руководством состоявшего в АБМ Фатхи аш-Шикаки. Этот палестинец был направлен по линии АБМ на учебу в Египет, во время которой в Иране произошла революция. Именно ее идеи оказали на аш-Шикаки решающее влияние. Как и ан-Набхани, он разошелся с АБМ в вопросах тактики и был сторонником революционной борьбы, хотя и сохранил формальное членство в Ассоциации. Идеологи движения полагали, что наличие исламского государства в Палестине и его функционирование не являются обязательным условием решения проблемы израильской оккупации этих земель. Более того, они считали, что именно джихад, являясь священной обязанностью каждого мусульманина, станет решающим шагом в направлении формирования исламского государства.

К середине 1980-х гг. «Джихад» полностью перешел на нелегальное положение. На начальных этапах Интифады он сыграл в ней очень важную роль. Отодвинув на задний план свои разногласия со светской ООП, движение охотно пошло на сотрудничество с ней. Однако это сотрудничество происходило лишь на локальном уровне и велось с ОНР, а не с тунисским руководством ООП, от которого «Джихад» четко дистанцировался. Но уже ко второй половине 80-х гг. XX в. создались все предпосылки к зарождению крупного исламского движения, которое могло бы стать весомой политической силой и противовесом светско-националистической ООП. Таким и стало Движение исламского сопротивления – Хамас (Харакат аль-Мукавама аль-Исламийа), возникшее с началом Интифады как ответвление Ассоциации братьев-мусульман. До полномасштабного восстания руководство местных «Братьев-мусульман» придерживалось умеренной линии, уделяя основное внимание религиозному воспитанию, пропаганде и взращиванию таким образом «поколения джихада». Начало Интифады подтолкнуло местных активистов АБМ к смене стратегии. Дальнейшее следование прежней схеме и неприсоединение к открытому противостоянию оккупации не прибавило бы ассоциации симпатий со стороны населения. Тем более что появился шанс заявить о себе «в полный голос».

Несмотря на некоторые колебания, решение основать исламское движение было принято. Это произошло в декабре 1987 г. на встрече группы активистов ассоциации в доме шейха Ахмада Ясина, который и стал лидером движения. На случай, если не удастся завоевать достаточную поддержку населения, принятое решение некоторое время удерживалось в секрете. От имени Хамас палестинские «Братья-мусульмане» впервые заявили о себе только 16 января 1988 г.

Принимая деятельное участие в Интифаде с момента ее начала, организация опубликовала свою Хартию лишь в августе 1988 г. В этом документе Хамас заявлял о себе как об организации, верной Богу и рассматривающей ислам как образ жизни. В п. 2 первого раздела Хартии он признавал себя одним из ответвлений Ассоциации братьев-мусульман. Проблему освобождения Палестины организация связывала с тремя основными факторами: палестинским, арабским, исламским. Последний среди всего прочего подразумевает следующее: палестинская земля – неотъемлемая собственность мусульман и не может быть отчуждена. Следовательно, Израиль рассматривается как чужеродное образование и целью ставиться освобождение всей палестинской земли.

Хартия определила отношение Хамас к остальным участникам палестинского движения, в первую очередь к ООП. В ней сказано, что отношения должны строиться на взаимном уважении и что движение готово оказывать поддержку другим группировкам, если они не лояльны ни «коммунистическому Востоку, ни крестоносному Западу».

Отдельно говорится об ООП. Так, в п. 27 четвертого раздела говорится: «Организация освобождения Палестины – одна из наиболее близких к исламскому движению Хамас, в ней мы видим отца, брата, родственника и друга… У нас одна родина, одна беда, одна судьба и общий враг». Однако Хамас четко отмежевался от ООП, считая светский характер этой организации неприемлемым для себя. Была сделана оговорка, что в случае принятия ООП исламской идеи Хамас готов объединиться с ней. Так как руководители движения понимали, что ООП не примет их взглядов и убеждений, это означало, что они рассматривают свою организацию как альтернативную ООП, претендующую на право отражать взгляды и интересы палестинского народа.

Финансирование Хамас получает от палестинских эмигрантов, от Ирана, от частных благотворителей в Саудовской Аравии и от других арабских стран. Активная пропаганда и акции по сбору денег проводятся в Западной Европе, Северной и Южной Америке.

После принятия 19-й сессией Палестинского национального совета своих судьбоносных решений Хамас обрушился с резкой критикой на ООП, обвинив руководство этой организации в пораженчестве и осудив «призывы к прекращению борьбы и заключению мира с убийцами». Хамас не признал договоренностей в Осло. В тот период большинство палестинцев поддерживали ООП, но уже тогда палестинские исламисты заявили о себе как о влиятельной и самодостаточной силе, с которой нельзя не считаться, и которая была способна составить противовес националистической ООП. Усиление исламистов во второй половине 80-х гг. XX в. и образование влиятельного исламского движения, пользовавшегося симпатиями части населения и способного конкурировать с ООП, стали важным этапом в жизни Палестины. С одной стороны, ООП впервые получила серьезного конкурента, оспаривающего ее право отражать интересы палестинского народа и способного в случае ее неуспеха обратить симпатии палестинцев на себя. С другой стороны, новообразованное исламское движение, провозгласившее целью «освобождение всей Палестины от моря до Иордана», не склонно было идти на договоренности с Израилем и считаться с его интересами.

Хамас и «Исламский джихад» приняли активное участие в Интифаде аль-Акса. С 2000 по апрель 2004 г. члены боевого крыла Хамас – Бригад Из ад-Дина аль-Касама – совершили свыше 400 террористических актов. Израильтяне ответили ударами по лидерам исламского движения. В марте 2004 г. был убит лидер Хамас Ахмада Ясин, в апреле – другой лидер Абдель Азиз ар-Рантиси. Новый лидер Хамас был избран втайне от общественности, и эту должность израильтяне приписывают Махмуду аз-Захару.

Смерть Ясира Арафата обезглавила Палестинскую автономию. Несмотря на то, что у Арафата было несколько близких сподвижников, среди них не нашлось столь же харизматичной фигуры, каковой являлся на протяжении долгих лет лидер ООП и Фатх. Политическая инициатива перешла к палестинским исламистам. Бойкотировав выборы президента Палестинской автономии, Хамас принял участие в муниципальных, а потом и на выборах в Палестинский законодательный совет, где одержал победу.

Секрет успеха Хамас на выборах в 2006 г., кроется не только в совокупности благоприятных для него обстоятельств (ослабление позиций Фатх и др.), но также в идеологических и социальных факторах. Лидеры Хамас смогли убедить палестинцев в том, что являются конструктивной политической силой, способной решать вопросы как социально-экономического, так и политического характера.

Считается, что примерно 90 % деятельности Хамас приходится на социальную, культурную и образовательную сферы, это особенно актуально, если учитывать, что официально признанные лидеры автономии дискредитировали себя коррупцией и неспособностью обеспечивать хорошую социальную защиту соотечественникам. Победа Хамас привела к экономической блокаде ПНА со стороны США и Евросоюза, где Хамас считается террористической организацией.

Политический ислам в Ливане. Хезболла

В августе 1982 г. в Тегеране прошла первая Конференция угнетенных, куда приехала делегация влиятельных политиков и общественных деятелей из Ливана. Израиль летом 1982 г. осуществил военное вторжение в Ливан, стремясь выдавить из страны активистов ООП. На этой конференции Имам Хомейни призвал собравшихся начать мобилизацию для войны с Израилем. Этот призыв можно назвать началом истории Хезболлы, «партии Бога», образованной при поддержке Ирана. Основателями Хезболлы стали: Аббас аль-Мусауи и Субхи Туфейли – из партии Исламского призыва; Хасан Насралла и сейид Ибрахим Амин ас-Сейид, Наим Касим, Имад Мугния и Абу Хасан Худр Саляма – из движения Амаль, Абдель Хади Хмаде – из Коммунистической партии. Фактически шиитская партия Хезболла в Ливане стала одним из немногих успешных проектов по экспорту Исламской революции. Этому способствовало несколько факторов – шиитское население в Ливане, гражданская война в стране, израильское вторжение в 1982 г., хорошие сирийско-иранские отношения.

Согласно статистике Государственного департамента США, население Ливана в 1983 г. составляло 2,6 миллиона человек. Статистика ЦРУ утверждает, что на 1986 г. конфессиональная карта выглядела следующим образом: 28 % – сунниты, 41 % – шииты, 7 % – друзы, 16 % – марониты, 5 % – греко-православные, 3 % – греко-католики. При этом шииты Ливана всегда относились к наиболее бедным слоям населения и не столь влиятельным, как сунниты и марониты. Шиитская община Ливана находилась в поиске собственной идентичности, что имело место не только в Ливане, но и в Ираке (особенно после падения режима Саддама Хусейна). На протяжении исламской истории региона шииты чаще находились в положении гонимых, что наложило особый отпечаток на большую часть неправительственных шиитских политических организаций, каковой являлась ливанская Хезболла.

Многоконфессиональный уклад в Ливане оказал серьезное влияние на деятельность партии, принципом которой было провозглашено противостояние сионизму как идеологии чужеродной, получающей поддержку и подпитку от «Большого Сатаны», как Хомейни назвал США. В данном случае основу для подобного подхода дает исламская эсхатология. Современный секулярный Запад, разрушивший основы веры и ведущий к разложению общества, рассматривается в качестве эманации сил дьявола, с которой происходит борьба до «йаум аль-кияма» – Судного дня. До наступления последнего, согласно представлению шиитских теологов, должен появиться имам Махди, дабы защитить от деяний врага и одолеть его. Люди же к этому времени поделятся на «партию Аллаха» и «партию шайтана». Учитывая то, что в руководстве Ирана и руководстве Хезболлы стоят религиозные улемы, практические действия и политику партии нельзя объяснить с сугубо рационалистической, «европейской», точки зрения, хотя жесткий прагматизм отнюдь не чужд представителям движения.

Политические реалии заставили руководство Хезболлы отказаться от пафосной риторики, призывавшей к общемусульманскому единству, и сосредоточиться на внутренних проблемах государства ради сохранения Хезболлы как структуры, обеспечивающей целостность Ливана и его безопасность от внешних угроз, которые исходят от Израиля. По этой причине руководство партии стало подчеркивать принадлежность партии Ливану, а не внешним силам. Произошло смещение акцентов: Хезболла из общешиитской организации с центром в Иране трансформировалась в ливанскую партию. Тем не менее, судя по «националистической» риторике, Хезболла продолжала видеть себя составной частью шиитского направления политического ислама. После вывода сирийских войск основной задачей партии было закрепиться на прежних позициях и не отвечать на провокации, цель которых – эскалация внутреннего вооруженного конфликта. Подобное развитие событий может означать только одно – провал руководства и проекта «Хезболла» в целом. В данном случае военную инициативу Израиля против Хезболлы можно расценить как провальную, так как «партия Бога» смогла выстоять, серьезно усилив свои позиции в Ливане и завоевав авторитет во всем мусульманском мире.

Антисионизм в идеологии Хезболлы занял определенно приоритетное, в некоторой степени интегральное, положение в идеологическом обосновании существования партии. Хезболла призвала как мусульман, так и христиан, к празднованию Международного дня Иерусалима, который стал отмечаться в последнюю пятницу месяца Рамадан согласно фетве, изданной имамом Хомейни в 1979 г. Данное мероприятие призвано поддерживать проблему статуса Иерусалима и его оккупации на общеисламском уровне.

«Исламский порядок» в понимании руководства Хезболлы не означает войну против христиан и иудеев, но означает доминирование исламской культуры в противовес светской или любой другой; «люди Писания» должны занимать место, подобное тому, которое они занимали во времена правления пророка Мухаммада. В отличие от радикальных течений, Хезболла не применяла в отношении христиан понятие «такфир» и не провозглашала их неверными, хотя в первые годы своего существования она порой использовала насильственные методы решения поставленных задач.

Партия представляет собой огромную корпорацию, чьи активы принадлежат всей партии, а не отдельным лицам. В руководстве партии стоит Совет Шуры, состоящий из семи членов. Члены совета избираются центральным советом. Имеются политбюро, юридический совет, совет по делам парламента, исполнительный совет, совет по джихаду. Партия обладает собственными спецслужбами, обеспечивающими безопасность в кварталах и населенных пунктах шиитской общины; также есть собственный совет безопасности. Основной ударной военной силой является Исламское сопротивление, которым руководит лично генеральный секретарь. Исполнительный совет имеет разные отделы, отвечающие за разные аспекты деятельности партии: социальный отдел, отдел по здравоохранению, информации, печати, финансам, внешним связям и координации. Партия владеет строительной компанией Организация строительного джихада (Му’ассасат Джихад аль-Бина’), занимающейся строительством, электрификацией и обеспечением питьевой водой. Партия создала организации и фонды, занимающиеся вопросами, связанными с семьями шахидов (погибших на войне), инвалидами, ранеными и др. Разные источники финансирования – пожертвования, участие в бизнесе на общекорпоративной основе и, конечно, поддержка Ирана – обеспечивают экономическую мобильность партии, чьи денежные средства содержатся в основном в банке Садерат Иран или других банках.

Основными составляющими социальной программы Хезболлы являются больницы и поликлиники, предоставляющие бесплатную медицинскую помощь членам организации и дешевое обслуживание всем категориям граждан (причем не только шиитам), там же можно приобрести недорогие лекарства. В условиях отсутствия в Ливане бесплатного государственного медицинского обслуживания больницы и поликлиники, принадлежащие партии, пользуются широким спросом.

Образование занимает особое место в системе партийной деятельности. Помимо специализированных религиозных учебных заведений партия содержит общеобразовательные школы аль-Махди и аль-Мустафа, техникумы и вузы, такие как Технический институт им. Великого Пророка, Технический институт им. сейида Аббас аль-Мусауи, Институт им. сейидат аз-Захра, институт им. Сейида Рагиб Харб и Исламский институт по шариату.

Особое внимание партия уделяет информационной пропаганде, являясь владельцем телевизионного канала «аль-Манар», четырех радиостанций, пяти печатных изданий.

В августе 2006 г. разгорелся военный конфликт между Израилем и Хезболлой, вошедший в историю как «Вторая ливанская война», или «Июльская война», продлившаяся 33 дня. В результате эффективных действий немногочисленного военного крыла Хезболлы израильские войска не смогли добиться своих целей и были вынуждены покинуть территорию Ливана. Хезболла не только не была уничтожена, но укрепила свой авторитет в арабском и мусульманском мире.

Источники и литература

Александрийский Протокол; 7 октября 1944 (/ lawweb/avalon/mideast/alex.htm)

Долгов Б.В. Исламистский вызов и алжирское общество. 1970–2004. М., 2004.

Дорошенко Е.А. Шиитское духовенство в двух революциях: 1905–1911 и 1978–1979 гг. М., 1998.

Зеленев Е.И. Египет: Средние века. Новое время. Издательство Санкт-Петербургского университета. СПб., 1999.

Аль-Кавакиби Абд ар-Рахман. Природа деспотизма и гибельность порабощения. М., 1964.

Игнатенко А.А. Халифы без халифата. М., 1988.

Исламская интеллектуальная инициатива XX века. М., 2005.

Ислам на современном Востоке. М., 2004.

Каддафи М. Зеленая книга, ()

Кепель Ж. Джихад. Экспансия и закат исламизма. М., 2004.

Косач Г.Г. Политический ислам в палестинском контексте: движение Хамас. В кн.: Исламизм и экстремизм на Ближнем Востоке: Сборник статей. М., 2001.

Ланда Р.Г. Политический ислам. Предварительные итоги. М., 2005.

Левин З.И. Арабский региональный национализм и панарабизм // Национальный вопрос в странах Востока. М., 1982.

Левин З.И. Развитие арабской общественной мысли (1917–1945 гг.). М., 1979.

Левин З.И. Ислам и национализм в странах зарубежного Востока. М., 1988.

Милославский Г.В. Интеграционные процессы в мусульманском мире: (Очерки исламской цивилизации). М., 1991.

Ментешашвили А.М. Ирак в годы английского мандата. М., 1969.

Пакт Лиги арабских государств, 22 марта 1945 г. (. edu/lawweb/avalon/mideast/arableag.htm)

Поляков К.И., Хасянов А.Ж. Деятельность исламских организаций после раздела Палестины и в начальный период интифады // Ближний Восток и современность: Сборник статей (выпуск десятый). М., 2001.

Религия и секуляризм на Востоке: Сборник / Отв. ред. Полонская Л.Р. М., 1993.

Степанянц М.Т. Ислам в философской и общественной мысли зарубежного Востока (XIX–XX вв.). М., 1974.

Тума З. Национально-освободительное движение и проблема арабского единства. М., 1977.

Шарипова Р.М. Панисламизм сегодня. М., 1986.

Albert Hourani. Arabic Thought in the Liberal Age 1798–1939. Oxford University Press, 1962.

Chehab Zaki. Inside Hamas. N.Y., 2007.

Hamid Dabashi. Theology of Discontent: The Ideological Foundation of the Islamic Revolution in Iran, 2006.

Hamze Ahmad Nizar. In the Path of Hezbullah, N.Y., 2004.

Hazem Zaki Nuseibeh. The Ideas of Arab Nationalism. N.Y., 1956.

Martin Vanessa. Creating An Islamic State: Khomeini and the Making of a New Iran, 2003.

Milton-Edwards B. Islamic Politics in Palestine. London-N.Y., 1996.

Muhammad Y. Muslih. The origins of Palestinian nationalism. Columbia University Press, 1988.

Musallam A. Adnan. From Secularism to Jihad. London, 2005.

Roxanne L. Euben Enemy in the Mirror: Islamic Fundamentalism and the Limits of Modern Rationalism, Princeton, 1999.

The Spectrum of Islamist Movements. Al-Ahram Center for Strategic and Political Studies. Berlin, 2007.

Афляк Мишель. Аль-ба‘ас ва-т-турас. (/ Volume %20111-Chapters/Baath-Volume %20III–Ch08.pdf)

Афляк Мишель. Ма‘рака фи-ль-масыр аль-вахид. (. online.fr/Volume %2011-Chapters/Baath-Volume %20II–Ch71.pdf)

Афляк Мишель. Фи сабиль аль-ба‘ас. (/ Volume %201-Chapters/index-Volume %20I.htm)

Ас-Сайид аль-Фурати. Умм аль-Кура. Аль-Матба‘а аль-Мисрия би-ль-Азхар. Каир, 1931.

Глава 5. Нефть и политика. Арабские княжества Персидского залива Лилия Мартынова

Начало эксплуатации нефтяных месторождений в зоне Персидского залива

Промышленная революция в Европе в XIX в. предопределила ход развития человеческой истории; обладание энергоресурсами стало рассматриваться в этом контексте как стратегически значимое. Между тем рост промышленного производства, усовершенствование технологий позволили во много раз увеличить эффективность труда и вызвали накопление избытка продукции. Естественно, что такое положение вещей вынуждало мировые европейские державы, и особенно Англию, проводить активную политику экономической экспансии и политического доминирования, основными целями которой был поиск источников сырья и захват рынков сбыта. Страны Северной Африки и Ближнего Востока оказались владельцами огромных запасов нефти и газа, что и определило их дальнейшую судьбу.

Персидский залив в этом отношении имел большое геополитическое значение, находясь на перекрестке торговых путей между Европой и Азией и являясь естественным ближневосточным плацдармом для проникновения в регион Среднего Востока и Индии.

Арабское общество, переживающее в этот период разложение родоплеменного строя, не могло адекватно противостоять экспансии лучше технически оснащенных западных супердержав. Вследствие суровых условий жизни, труднопереносимого климата и бедности региона мировые супердержавы не вмешивались в его внутренние дела до тех пор, пока не были разведаны первые нефтяные месторождения. Только тогда многие страны Запада осознали потенциальное значение нефти как альтернативного и гораздо более дешевого, чем уголь, энергоресурса и направили свои усилия на достижение контроля над ее месторождениями. Пользуясь слабостью и деградацией местных властей, крупные западные концессионеры без труда добивались предоставления им беспрецедентных прав на разработку, добычу и эксплуатацию энергетических запасов региона Персидского залива. Значительную роль в закабалении обладающих значительными энергоресурсами стран и превращении их в полуколонии сыграли иностранные концессии.

Как известно, в Ираке нефть была обнаружена еще в 1871 г. Хотя английское влияние в османской провинции Месопотамия было доминирующим, именно немцы первыми проявили интерес к разработке нефтяных месторождений в этом регионе. В 1904 г. они получили концессию на разработку и использование более 20 км территории по обе стороны железнодорожных путей, проект, который позднее был реализован в виде стратегической железной дороги Берлин-Багдад.

В результате была сформирована African and Eastern Concession с базовым капиталом в 80 000 £. 35 % акций были переданы Национальному банку Турции и по 25 % немецкому Deutsche Bank и королевской голландской компании Shell. В 1912 г. компания была переименована в Турецкую нефтяную компанию (Turkish Petroleum Company – ТРС).

В Иране промышленная добыча нефти началась с весны 1908 г., когда благодаря усилиям специалистов из Concessions Syndicate Ltd. в районе Месджеде-Солеймание (впоследствии Майдане-Нафтун) из скважины глубиной около 340 м забил нефтяной фонтан. В Лондоне 14 апреля 1909 г. для эксплуатации нефтяных месторождений в концессионной зоне была учреждена Англо-Персидская нефтяная компания (АПНК). Ее первоначальный капитал был равен 2 млн £, большая часть которого составляла долю Burma Oil Company. АПНК скупила все акции ранее действовавших в Иране английских компаний и стала единоличным обладателем концессионных прав.

К началу Первой мировой войны регион стал ареной ожесточенного противостояния между англичанами, американцами и русскими. Иранский меджлис последовательно передавал, а затем аннулировал концессионные права на разработку северных нефтяных месторождений каждой из сторон. Наконец, в ноябре 1922 г. персидское правительство предоставило американской компании Standard Oil of New Jersey не подлежащую переуступке концессию на разведку и эксплуатацию нефти в пяти северных провинциях сроком на 50 лет. Предоставление концессии американскому концерну объяснялось прежде всего репутацией США как страны, жестко критикующей колонизационную политику. Одновременно с персидской стороны это был шаг в сторону ослабления британского доминирования. Долгая дипломатическая борьба британского правительства, последовавшая за этим, показала, однако, всю нестабильность расстановки экономических и политических сил в регионе. Американцы потратили более 30 лет на то, чтобы наконец занять устойчивое положение в нефтяной индустрии Персии в начале 1950-х гг. Тем временем, пока велась борьба между американским и британским правительствами, бизнесмены объединились для устранения существующих разногласий.

Однако попытки создания совместной англо-американской компании трижды терпели неудачу пока в 1954 г. успех наконец не был достигнут. Руководители Standard Oil of New Jersey осознали, что нефтяная концессия без права транспортировки нефти остается лишь формальным соглашением. Чтобы достигнуть рынков сбыта нефть североперсидских провинций должна была быть сначала транспортирована либо дальше, на север, к черноморским портам по территории Советского Союза, либо на юг, к Персидскому заливу, через территории британского домена. Естественно, не было никакого смысла в перекачке нефти на север, и, следовательно, у Standard Oil of New Jersey не было другого выбора, кроме транспортировки нефти через территории британского протектората.

Между тем в Ираке англичане, недовольные недостаточным для контроля пакетом акций в Турецкой национальной компании и игнорированием при обсуждении ее политики опыта Англо-Персидской нефтяной компании, инициировали встречу между представителями британской и немецкой сторон в марте 1914 г. Результатом этой встречи стало подписание Соглашения Министерства иностранных дел (Foreign Office Agreement), по которому Англо-Персидская нефтяная компания получала 50 % акций Турецкой нефтяной компании. Базовый капитал ТНК повысился до 160 000 £.

Последовавшая за этим Первая мировая война внесла новые коррективы в расстановку сил. Как известно, война закончилась победой союзников, и на Мирной конференции Великобританией и Францией был поставлен вопрос о разделе арабских территорий. Логика территориального раздела была во многом связана с нефтяным вопросом, и в ходе встречи государства-победители вступили в продолжительные дебаты по поводу того, мандат над какой из ближневосточных стран достанется каждому из них. Тем не менее Франция и Великобритания наконец достигли соглашения в апреле 1920 г. в Сан-Ремо. В соответствии с этим соглашением Великобритания получала мандат на управление Месопотамией, Палестиной и Трансиорданией. Сирия, включая территорию современного Ливана, становилась подмандатной Франции. Поскольку единственный путь транспортировки месопотамской нефти в Средиземное море пролегал по территории Сирии, Франция, в соответствии с решением лорда Керзона, получала часть немецких акций в Турецкой нефтяной компании. Великобритании принадлежало 50 % акций компании, в то время как доля Королевской Голландской компании Shell была сокращена до 25 %. Результатом этого соглашения стало немедленное восстание арабов, вынудившее англичан обещать им независимость и объединение в качестве компенсации за поддержку союзников. Американцы тем временем опротестовали соглашение, заключенное в Сан-Ремо. Их беспокоило уменьшение внутренних поставок нефти и контроль иностранных нефтяных запасов англо-французским альянсом – как они считали, это могло повредить американским интересам. Претензии американской стороны увенчались успехом – в 1921 г. представители семи американских нефтяных компаний были приглашены на встречу с секретарем Министерства коммерции Гербертом Хувером для обсуждения нефтяных перспектив в Месопотамии. Давление американского Госдепартамента вынудило англичан согласиться на допуск американских компаний к деятельности на территории своего домена в Персидском заливе, что привело к формированию Корпорации развития Ближнего Востока (Near East Development Corporation), в которую вошли: Standard Oil Company (New Jersey), 25 %; Standard Oil Company of New York (Socony Vacuum), 25 %; Gulf Oil Corporation of Pennsylvania, 16-2/3 %; The Atlantic Refining Company, 16-2/3 % и Pan-American Petroleum, 16-2/3 %. Из пяти американских компаний, допущенных к месопотамским месторождениям, три были поглощены оставшимися двумя – Standard Oil Company (New Jersey) и Socony Vacuum Oil Company, Inc. Одновременно с этим The Turkish Petroleum Company (TPC) поменяла свое название в 1929 г. на Iraq Petroleum Company, Limited (IPC). В результате в июле 1928 г. было подписано новое соглашение, названное впоследствии соглашением Красной линии (Red Line Agreement) и включавшее в зону своего действия весь Аравийский полуостров (за исключением, как ни странно, британского протектората Кувейт) и весь Средний Восток. Соглашение Красной линии также заимствовало чрезвычайно важный пункт из оригинального Соглашения Министерства иностранных дел, смысл которого сводился к тому, что ни одна из сторон не имеет права вести операции или пользоваться преимуществами концессионного договора без участия остальных сторон. Картельный тип устройства был окончательно подтвержден юридически закрепленным Госдепартаментом участием американских компаний в этом соглашении.

В период между 1914 и 1928 гг. география богатейших нефтяных месторождений была определена главным образом на территории Ирана и Ирака. В конце 1930-х гг. состоялось открытие гигантских месторождений в Саудовской Аравии. Но для американских компаний – участниц соглашения Красной линии – инвестиции в Саудовскую Аравию (уже предоставившую концессию компании Standard Oil of California, которая в 1936 г. привлекла к разработкам на правах партнера компанию Texaco) означали бы допуск англичан, французов и голландцев к участию в исключительно американской концессии. В 1940 г. компания Standard Oil of New Jersey предложила своим партнерам пересмотреть условия соглашения Красной линии. Последние предложение отклонили, но компания Standard Oil of New Jersey заняла непримиримую позицию. Она использовала справедливый с юридической точки зрения аргумент: поскольку немецкие войска оккупировали Францию во Второй мировой войне, французская сторона потеряла свою легитимность, и потому весь комплекс ограничительных мер соглашения становится недействительным. Тяжба и связанные с ней переговоры продолжались одновременно с тем, что компании Standard Oil of New Jersey и Socony, члены соглашения Красной линии, начали обсуждать вопрос о возможности их участия в деятельности компаний Standard Oil of California и Texaco, обладателей концессии на разработку месторождений в Саудовской Аравии. В марте 1947 г. компании Standard Oil of New Jersey и Socony получили по 30 % и 10 % акций соответственно Арабо-Американской нефтяной компании (Arabian American Oil Company – Aramco) Саудовской Аравии. Французская сторона предъявила иск американским компаниям. Однако, прежде чем начался непосредственный процесс судопроизводства, французам было предложено забрать большую, нежели их собственная, долю участия в Iraq Petroleum Company, Limited (IPC) за признание окончания действия условий соглашения Красной линии. Впоследствии французская сторона приняла предложение, и в 1948 г. Соглашение Красной линии потеряло свою силу.

Тем не менее, прежде чем потерять свою силу, Соглашение Красной Линии и особенно злополучный пункт о совместном участии доставили массу сложностей и вызвали серию политических маневров со стороны английских компаний в зоне южной части Персидского залива. Благодаря действию ограничительного пункта англичане потеряли эксклюзивное право на разработку нефтяных месторождений даже на территории собственных доменов – Бахрейна и Кувейта. С другой стороны, открытие нефти на Бахрейне в 1932 г. и обеспеченное Госдепартаментом проникновение американских нефтяных компаний в зону чисто британского влияния предоставили возможность некоторым американским компаниям получить концессию в соседней Аравии.

Неудачи Британского Иностранного Офиса на Бахрейне вынудили его проводить в отношении американцев в Кувейте значительно более жесткую политику. Американский концерн Gulf Oil Corporation вышел из соглашения Красной линии, продав свои активы Iraq Petroleum Company, одной из американских компаний – члену Near East Development Corporation. He связанный теперь ограничительными мерами соглашения Красной линии концерн Gulf Oil попытался в 1929 г. приобрести нефтяную концессию в Кувейте. Попытки проникновения концерна Gulf Oil в нефтяные разработки на территории Кувейта были блокированы Британским Колониальным Офисом, который настаивал на действии «национального пункта». Госдепартамент продолжал настаивать на предоставлении американским компаниям равных возможностей, тем не менее потребовалось 4 года, чтобы добиться согласия английской стороны на американское участие в разработке нефтяных ресурсов Кувейта. Зимой 1933 г. представители обеих компаний встретились для обсуждения возникших между ними разногласий и основали Kuwait Oil Company Ltd., британский концерн, который 23 декабря 1934 г. получил концессию на право разработки нефтяных месторождений на территории континентального Кувейта, принадлежащих ему островов и в территориальных водах сроком на 75 лет. В мае 1938 г. был открыт самый большой из известных в мире нефтяной бассейн – Бурганское месторождение.

Саудовская Аравия оказалась среди выделенных соглашением Красной линии стран. Тем не менее король Саудовской Аравии «испытывал острейшую неприязнь к англичанам» и потому в вопросе выбора стороны для предоставления концессионных прав не проявил интереса к предложениям английских компаний. Новости об открытии нефтяного месторождения в Кувейте вскоре пробудили повышенный интерес на материке. В 1933 г. оба предприятия – Standard Oil of California (американская компания) и Iraq Petroleum Company (британский концерн) – начали переговоры с властями Саудовской Аравии по предоставлению нефтяной концессии. Концессия сроком на 60 лет, предоставляющая эксклюзивные права на разработку нефти в провинции ал-Хаса, площадь которой составляла 360 000 квадратных миль – одна из самых щедрых концессий когда-либо предоставленных за всю историю нефтяного бизнеса – была предоставлена американской компании. В 1936 г. нефтяное месторождение было обнаружено в бассейне Даммана, разработка которого в коммерческих масштабах началась в 1938 г. В декабре 1936 г. Texas Oil Company, ободренная открытием богатейших залежей нефти в Саудовской Аравии, приобрела 50 % активов Standard Oil of California, занимающейся разработками в Саудовской Аравии. Слияние двух компаний позволило новой корпорации, известной как Saudi Arabian American Oil Company (Aramco) усилить свой контроль над добычей нефти в королевстве.

В 1947 г. Арамко согласилась на присоединение руководителей компаний Standard Oil of New Jersey и Socony Vacuum к числу основных держателей акций концерна. В соответствии с этим Standard Oil of New Jersey и Socony Vacuum приобрели 30 % и 10 % акций Арамко соответственно. Таким образом, эти две американские компании, бывшие в свое время в числе членов соглашения Красной линии, автоматически приобретали концессионные права на территорию, обведенную на приложенной к Соглашению карте красной ручкой. Такое объединение позволило американцам получить беспрецедентный контроль над нефтяными богатствами Саудовской Аравии.

Англичане предприняли решительные действия для блокирования этого американского тактического хода. В 1935 г. Англо-Иранская нефтяная компания (бывшая АПНК) добилась предоставления ей концессионных прав сроком на 75 лет, действующих на всей территории шейхства Катар. По условиям подписанных соглашений, Катар в это время находился под полным британским контролем и также являлся частью зоны действия соглашения Красной линии. По этой причине Англо-Иранская нефтяная компания передала полученные концессионные права концерну Iraq Petroleum, основателю соглашения Красной линии, который практически в том же объеме сохранил свои полномочия вплоть до наших дней.

Гораздо более важным моментом в достижении равного участия и одинаковой вовлеченности всех мировых держав стали действия, предпринятые АИНК для приобретения концессий практически во всех странах, включенных в соглашение Красной линии. В период между 1933 и 1945 гг., Англо-Иранская нефтяная компания добилась лицензионных и концессионных прав в Сирии, Ливане, Палестине, Иордании, Западной Саудовской Аравии, Йемене, Аденском протекторате, Омане и на Побережье Перемирия. Основная их часть оказалась бесперспективной в плане нефтяных амбиций, за исключением Омана и Побережья Перемирия, нефтяные ресурсы которых были разведаны в конце 1950-х гг.

Борьба за нефтяное могущество после Второй мировой войны

Послевоенный период во многом стал переломным в истории нефтяной промышленности. С 1950 г. вследствие беспрецедентного роста темпов развития мировой экономики и промышленного производства, повышается и важность нефти, как основного энергетического ресурса. В самой нефтяной индустрии между тем происходят глубокие изменения: рост энергетических амбиций крупнейших западных нефтяных компаний и расширение движения за политическую и экономическую независимость в странах – экспортерах нефти приводят к углублению кризиса между этими двумя сторонами. Одновременно с этим политическая борьба между супердержавами, с новой силой вспыхнувшая после окончания Второй мировой войны, ведется с использованием в том числе рычагов энергетического контроля посредством прямого или косвенного давления на страны – производители нефти. 1973 г. становится апофеозом конфликта: ОПЕК в одностороннем порядке серьезно повышает справочные цены на нефть, вслед за Ираком многие арабские страны производят национализацию основных нефтяных концессий, оккупация Израилем арабских территорий приводит к введению странами – участницами ОПЕК нефтяного эмбарго для некоторых западных стран. В мире разражается первый энергетический кризис.

В этот период окончательно разрушается старая, заложенная еще в колониальную эпоху, система нефтедобычи и нефтяного экспорта, сделки между странами-экспортерами и добывающими нефтяными компаниями становятся более прозрачными, ценообразование производится в условиях равных конкурентных отношений в рамках рыночной экономики. Можно сказать, что в это время закладывается нефтяная индустрия в том виде, в котором мы имеем ее сейчас.

К 1950 г. Соединенные Штаты оставались единственной страной в мире, где нефтедобывающая промышленность была хорошо развита. В период между 1950–1973 гг. уровень промышленного развития в остальных странах вырос в 9 раз, ежегодно увеличиваясь на 11 % в течение 23 лет. Спрос на нефть повышался каждый год и к 1970 г. составлял уже 57 млн баррелей в день по сравнению с 11 млн в 1950 г. Мировая экономика развивалась беспрецедентными темпами, страны одна за другой постепенно выходили из поствоенного экономического и политического кризиса, в нефтяной индустрии продолжали безраздельно править семь крупнейших западных нефтяных компаний.

К середине XX века Великобритания управляла приблизительно 1/3 всего нефтяного производства в зоне Персидского залива, добывая примерно 60 % от необходимого ей объема сырой нефти. В этом регионе велась добыча большей части необходимого ей объема сырой нефти, получаемой из высококачественной нефти Персидского залива, не требующей дополнительных расходов на очистку – естественно, что таким образом страна предохраняла свою экономику от излишнего оттока валюты за границу.

И все же политическая и экономическая обстановка в регионе начала накаляться. Доходы от добычи нефти, распределяемые главным образом в пользу западных компаний, оказались тем не менее достаточными для поддержки амбиций местной знати и политической элиты, которая все серьезнее задумывалась о невыгодности навязанных странам – производителям нефти рентных отношений. Пионером в пересмотре всего комплекса экономических договоренностей выступил Иран. В 1951 г. разразился иранский нефтяной кризис, приведший к национализации нефтяных запасов и всей нефтяной промышленности страны премьером Мохаммедом Мосаддыком. Лондон объявил экспортируемую Ираном нефть «краденой», отказался закупать ее и пригрозил предъявить иск тем компаниям, которые продолжали сотрудничать с иранским правительством. Не довольствуясь этими мерами, английский военно-морской флот задерживал танкеры с национализированной нефтью, а крейсер «Маврикий» вошел в Персидский залив и встал на якорь в территориальных водах Ирана напротив Абадана. В конечном счете, ЦРУ в 1953 г. организовало в Тегеране государственный переворот и свергло законное правительство Мосаддыка. Тем не менее революционная для нефтяной индустрии Ближнего Востока деятельность Мосаддыка и последовавшие за этим события привели к значительным изменениям в британской региональной политике. «Истинной правдой является то, – писал сэр Уильям Льюс, – что британские войска не могут, да и не должны защищать нефтедобывающую промышленность каким бы то ни было прямым образом». Далее сэр Уильям продолжал: «Даже в крайнем случае национализации британских нефтяных интересов, нельзя рассматривать вопрос о насильственном вмешательстве». Устанавливая новые правила своей политики на Ближнем Востоке, англичане осознали, что провал иранской нефтяной национализации 1951 г. был встроен в контекст региональной конкурентной борьбы, поскольку за счет увеличения добычи нефти в других арабских странах западные супердержавы смогли избежать нефтяного голода и связанного с этим энергетического кризиса. Еще одним примером эффективности искусственно «встроенной» конкуренции может служить развитие Арабо-израильской войны 1967 г. Британские войска не смогли тогда помешать арабским странам, использующим нефтяные рычаги, бойкотировать Запад. Однако нехватка энергетических ресурсов была ликвидирована за счет увеличения нефтяных поставок Ираном. В результате англичане приняли прогрессивное решение полностью вывести свои войска из зоны Залива. В то же время было решено сосредоточить усилия на теоретической разработке и проведении так называемых «встроенных» конфликтов – принцип политики «равновесия напряженности и противоречивых требований», по терминологии Уотта.

Избыточный объем

Иран вышел из кризиса в состоянии полной социально-экономической дезориентации. Провал попытки реорганизации нефтяной индустрии, предпринятой Мосаддыком, можно объяснить следующим образом.

Добыча нефти, производимая в Персидском заливе, как известно, практически на 100 % контролировалась иностранными компаниями, причем наибольшая власть в сфере нефтяного бизнеса была сосредоточена в руках семи основных нефтедобывающих компаний (так называемых семи сестер), выступающих как единый картель, концессионер и консорциум. К ним относятся: Standard Oil Company (New Jersey), Standard Oil of California, Texas Oil Company, Mobil Oil, Gulf Oil – американские корпорации; British Petroleum – британский концерн и Royal Dutch-Shell Group – британско-голландское предприятие. Собственность сама по себе являлась важным фактором в сфере контроля над нефтяными ресурсами. Решающим фактором, предопределяющим эффективность достижения избыточного объема являлся прежде всего способ организации этой собственности. Нефтяная индустрия в Персидском заливе находилась в итоге в совместном владении и имела разную географию. Каждый отдельный нефтяной магнат в той или иной степени состоял в партнерских отношениях с другими нефтяными магнатами, причем каждый из них располагал по меньшей мере двумя источниками поставок не менее чем в двух странах в зоне Персидского залива.

Разнообразие географических источников поставок было обусловлено деятельностью компаний, руководствовавшихся не только экономическими интересами, но и соображениями безопасности – чтобы избежать зависимости от ограниченного числа источников поставок. Разная география наряду с излишком, достигаемым при увеличении нефтяной добычи, предоставляла компаниям возможность независимо от пожеланий стран-производителей решать, где и в каком количестве добывать необходимые им нефтяные объемы. Это давало возможность в случае недовольства одной страны-производителя немедленно увеличивать объем нефтяных поставок за счет какой-либо другой из ее соседей и тем самым заставить отказаться слишком ретивого правителя от своих требований.

Итак, разработка и эксплуатация нефтяных месторождений в Иране находилась фактически под полным контролем семи основных нефтедобывающих компаний. Несмотря на все усилия, предпринятые Ираном и направленные на создание благоприятной почвы для проникновения в нефтяную индустрию независимых компаний, добыча здесь нефти на 90 % осуществлялась усилиями консорциума. В 1970 г. объем нефтяной добычи консорциумом исчислялся 3,5 млн б/д против среднего объема в 3,8 млн б/д конечной добычи в том же году. Соответственно правительственные доходы складывались из осуществляемых консорциумом выплат, что составляло большую часть получаемой Ираном иностранной валюты. В 1968 г. консорциум выплатил 338 млн £, тогда как общие выплаты всех независимых компаний за тот же год составили только 17 млн £.

В Ираке складывалась похожая ситуация. Все нефтяные операции в стране практически полностью контролировались концерном Iraq Petroleum Company и его дочерними предприятиями – Basra Petroleum Company и Mosul Petroleum Company. Объем нефтяной добычи в 1970 г. исчислялся в 75 млн тонн. Чистый доход правительства за 1969-70 гг. составил 408 млн £, из которых 200 млн £, приблизительно половина, складывались из налогов, выплачиваемых нефтедобывающими компаниями.

Разработка и добыча нефтяных запасов Кувейта целиком осуществлялась Kuwait Petroleum Company, дочерним предприятием компаний Gulf Oil Corporation и British Petroleum. Концерн Kuwait Petroleum Company осуществлял добычу 87 % нефти, объем которой в 1969 г. достигал 139 млн баррелей. Ожидаемый доход правительства на 1970 г. составлял 335 млн £, из которых 326,9 млн £, или 93 %, составляли доходы от нефтяной индустрии.

Еще одна американская корпорация Arabian American Oil Company (Aramco) в Саудовской Аравии контролировалась четырьмя ведущими нефтяными компаниями. Из 1,024 млн бареллей добытой в 1967 г. нефти на счет Aramco приходилось 948 млн бареллей, или 93 % всей добытой в Саудовской Аравии нефти. Точно так же в 1969 г. корпорация Aramco заплатила правительству Саудовской Аравии $ 895 млн по сравнению с $ 52 млн, полученными правительством в виде налогов с разработки и добычи нефти от других нефтяных предприятий в совокупности. При этом доходы страны от нефтяных операций в 1970/71 бюджетном году достигли 87 %.

В такой же зависимости от нефтяных доходов находились бюджеты Катара, Бахрейна и других арабских стран – производителей нефти Побережья Перемирия. Эти государства фактически не имели никакого другого источника дохода и потому полностью находились в руках «семи сестер».

Надежды иранской нефтяной национализации не оправдали себя, поскольку неполучение западными нефтяными компаниями объемов сырой нефти в 650 000 б/д было компенсировано за счет увеличения нефтедобычи в Ираке, Кувейте и Саудовской Аравии. За период 1950-53 гг. добыча нефти в Ираке увеличилась с 136 200 б/д до 576 000; в Кувейте – с 345 000 б/д до 861 700; и в Саудовской Аравии – с 546 700 б/д до 844 000. Точно так же был смягчен эффект нефтяного бойкота арабских стран некоторым западным государствам, вызванного результатами Арабо-израильской войны 1967 г., когда теперь уже Иран резко увеличил объем добычи и экспорта своей нефти. За счет этого западный консорциум нейтрализовал нефтяной голод, вызванный введением арабскими странами нефтяного эмбарго. В 1967 г. добыча и экспорт иранской нефти резко увеличились на целых 20 %. Добыча консорциумом иранской нефти увеличилась с 98,8 млн тонн в 1966 г. до 120,9 млн тонн в 1967 г. Ситуация повторилась – за счет беспрецедентного увеличения добычи иранской нефти бойкот арабских стран не имел практически никакого эффекта.

Советский Союз и борьба за нефтяной контроль

Принимая в расчет объем экономического участия США в регионе, оживленность торгового трафика Индийского океана, природу и значение транспортируемого отсюда товара и его прямое воздействие на состояние баланса объемов платежей, процветания и безопасности западных стран, многие были неприятно поражены решением о выводе западных войск из зоны Персидского залива и из Индийского океана в целом. С выводом войск в регионе образовался вакуум сил, которым Советский Союз был готов немедленно воспользоваться.

В тот момент Индийский океан, по разным оценкам, патрулировался 15–30 советскими военными кораблями, среди которых были ракетоносители, авианосцы и субмарины. Непосредственно перед этим СССР заключил соглашение с Маврикием на предоставление права строительства на острове своей военной авиабазы и порта для швартовки траулеров. Так же предпринимались попытки получить согласие Цейлона на строительство порта в Тринкомали и одновременно велись переговоры с индийским правительством о взаимной поддержке в случае военных действий. Несмотря на ощутимые успехи Советского Союза в регионе обширных экономических интересов западных стран, и особенно США, последние не предприняли никаких шагов к тому, чтобы увеличить свое военное присутствие на Ближнем Востоке. В центре проблемы распределения сфер влияния стоял вопрос о том, на каком уровне должна разграничиваться экономическая и политическая деятельность соперников, поскольку, несмотря на утвердившуюся расстановку сил, страна в целях обеспечения своей безопасности стремится, как правило, расширить эту сферу. Так, всего за 15 лет Советский Союз смог распространить свое влияние на ближневосточный регион, традиционно входивший в сферу интересов Запада. К середине 60-х гг. советское влияние прочно утвердилось в Египте, Сирии, Ираке и Южном Йемене. СССР оказывал экономическую помощь Ирану, Ираку, Ливии, Алжиру, прямо или косвенно сокращая зависимость нефтяной промышленности этих стран от западных компаний.

В этот период в сфере нефтяной политики СССР явно прослеживаются три разных направления. Во-первых, контроль над странами-производителями в отношении объемов нефтедобычи или, в качестве альтернативы, открытие новых возможностей для арабских стран за счет помощи им в устранении западного контроля – проведение политики «саботажа». Во-вторых, борьба с американскими и британскими компаниями за доминирование на энергетическом рынке Западной Европы, обеспечение таким образом притока иностранной валюты и ослабление американского влияния в Европе. И, в-третьих, усиление влияния в странах Восточной Европы посредством контроля энергетических поставок на их территории. Со всеми своими противоречиями прагматизм (или, скорее, соображения целесообразности), но никак не идеология, был основной движущей силой советской внешней политики.

В контексте этого прагматического подхода Советский Союз направил свои усилия на достижение позаимствованного из западной практики делового долгосрочного сотрудничества со странами – производителями нефти в Персидском заливе. СССР начал активную прокладку нефтяных и газовых трубопроводов, разработку нефтяных месторождений и транспортировку сырой нефти и ее продуктов на восточные и западные энергетические рынки. Активность и успехи прежде всего в экономической сфере со временем дали советскому правительству рычаги управления политической ситуацией на Ближнем Востоке.

В январе 1966 г. Иран и Советский Союз заключили соглашение, в рамках которого Иран предоставлял СССР право добычи на своей территории природного газа сроком на 15 лет начиная с 1970 г., исходя из допустимой годовой нормы в 10 млрд кубометров. Условия соглашения предусматривали строительство трубопровода длиной в 750 миль для перекачки газа от места добычи в Персидском заливе до города Астара на прикаспийской советско-иранской границе. К 1970 г. завершилось учреждение советско-иранской газовой компании Iranian Gas Trunkline (IGAT) и началась массовая добыча природного газа. Второе соглашение сроком на 15 лет было подписано правительствами СССР и Ирана в октябре 1970 г. Оно было призвано способствовать увеличению добычи газа на территории Ирана, предусматривало строительство второго газопровода и расширение сталелитейного завода в Исфагане. Было также объявлено, что СССР предоставляет Ирану ссуду в размере 44 млн долларов на поощрение импорта советских средств производства.

Советская экспансия в Персидском заливе не ограничивалась Ираном. Одновременно СССР заключил договор с Ираком, условия которого, по мнению крупного американского специалиста в этой области Рэта Шелдона Ноулза, явились «настоящим переворотом» в ближневосточной нефтяной индустрии. Советские политические обозреватели охарактеризовали условия соглашения как исключительно выгодные, позволяющие арабским странам-производителям «развивать свою нефтяную политику в соответствии с их национальным интересом». Условия подписанного в декабре 1967 г. соглашения, предусматривавшего выплаты в размере 28 млн £, способствовали разработке Иракской национальной нефтяной компанией (Iraq National Oil Company / INOC) нефтяного месторождения в северной Румаиле, разведанного еще группой Iraq Petroleum. В октябре 1970 г. взаимовыгодный договор был подписан между СССР и Кувейтом. В рамках договора Кувейт обязывался предоставлять советским заказчикам на азиатском рынке высококачественную очищенную нефть в обмен на обеспечение Советским Союзом поставок такого же качества сырья заказчикам из Кувейта в Европе. Договор расценивался властями Кувейта как «первый шаг на пути расширения нефтяного сотрудничества».

Другим предметом опасений западных стран стала ситуация вокруг Суэцкого канала и советского присутствия в этом регионе. Многие западные исследователи и политики того времени рассматривали присутствие СССР в Суэцком канале как прямое отражение его нефтяных интересов.

СССР тем временем прикладывал все большие усилия в стремлении завоевать европейские рынки. Разработка сибирских месторождений была связана с большими экономическими и техническими трудностями. С истощением старых бакинских нефтяных месторождений наметился предельный объем внутренней нефтяной добычи в Советском Союзе. Первые признаки наступающего перегрева нефтяной индустрии появились в 1967 г., когда объем внутренней добычи достиг своего предельного уровня и постепенно пошел на спад.

Советскому Союзу становилось все труднее удовлетворять не только постоянно повышающийся спрос на нефть в Западной и Восточной Европе, но и внутренние энергетические потребности. Поэтому все чаще СССР поощрял заключение бартерных соглашений между государствами советского блока в Восточной Европе и странами – экспортерами нефти в Персидском заливе. В начале 1968 г. правительствами Венгрии и Чехословакии были предприняты шаги по заключению с Ираном бартерных соглашений в обмен на его нефть. Однако после кризиса в Чехословакии в 1968 г. Советский Союз полностью поменял свою позицию в этом вопросе в целях установления более жесткого контроля.

Роль и значение ОПЕК

Едва нефтяная индустрия Персидского залива оправилась от последствий иранского кризиса, страны – экспортеры нефти вновь ожидало резкое падение цен на нефть. Не проконсультировавшись со странами-экспортерами, международные нефтяные компании в феврале 1959 г. снизили уровень справочных цен на нефть в среднем до $ 0,18 за баррель. Страны-экспортеры были возмущены подобным произволом со стороны нефтяных компаний и на I Арабском нефтяном конгрессе, прошедшем в апреле 1959 г. в Каире, приняли резолюцию, в рамках которой нефтяным компаниям настойчиво рекомендовалось проводить со странами – экспортерами нефти специальные консультации до принятия решения о любых изменениях уровня справочных цен.

Международными нефтяными компаниями, однако, резолюция была проигнорирована, после чего уровень справочных цен продолжал снижаться на $ 0,27 в течение 19 месяцев. В результате этих понижений, доход, получаемый странами-экспортерами с одного барреля нефти, сократился на 15 % по сравнению с уровнем начала 1959 г. Действия компаний вызвали немедленную реакцию со стороны стран – экспортеров нефти. 14 сентября 1960 г. по приглашению иракского правительства в Багдаде прошла конференция, в которой приняли участие представители крупнейших стран – экспортеров нефти – Ирана, Ирака, Кувейта, Саудовской Аравии и Венесуэлы. Результатом принятия конференцией I резолюции стало рождение Организации стран – экспортеров нефти (Organization of Petroleum Exporting Countries / OPEC). Впоследствии число членов организации было расширено благодаря вступлению таких стран, как Индонезия, Ливия, Катар, Абу-Даби, Алжир и Нигерия. Вскоре организации удалось сосредоточить в своих руках наибольшее число нефтяных операций по всему миру. Десять стран – членов организации в 1970 г. располагали 77 % нефтяных запасов капиталистического мира, отвечали за добычу 56 % от их общего объема и, самое главное, осуществляли 90 % всего экспорта сырой нефти. С этого момента уже действительно можно было говорить о достижении странами – экспортерами нефти определенной экономической власти с устойчивым воздействием на состояние нефтяного бизнеса.

В рамках принятой I резолюции, ознаменовавшей учреждение ОПЕК, были также установлены цели организации. С момента основания ОПЕК была четко поставлена задача – стремиться в самом широком смысле «к согласованию нефтяной политики государств – членов организации и проявлению решимости в лучшем смысле этого слова отстаивать коллективные и индивидуальные интересы всех стран-членов». Для достижения этой цели были определены краткосрочные и долгосрочные задачи Организации. В качестве основной угрозы их осуществления страны-участницы рассматривали инструмент избыточного объема, успешно использовавшийся западными нефтяными компаниями. В связи с этим в результате единодушного голосования и был принят 4-й пункт I резолюции, согласно которому «в случае прямого или косвенного применения любых санкций любой заинтересованной компанией против одной или нескольких стран-участниц, никакой другой участник не должен принимать никаких предложений выгодного сотрудничества, выраженного в форме увеличения экспортных объемов или предоставления более выгодных цен, которые могут быть сделаны любой компанией или компаниями с намерением помешать реализации задач, единогласно принятых конференцией».

Спорных вопросов между странами-экспортерами и международными нефтяными компаниями было множество. Все они, однако, главным образом возникали из-за отсутствия во всех контрактах условия автоматического изменения положений соглашения вследствие изменяющихся внешних обстоятельств.

Основные концессионные соглашения в регионе Персидского залива были подписаны в то время, когда большая часть стран региона находилась под прямым или косвенным политическим влиянием западных супердержав, поэтому контракты были составлены без учета национальных интересов стран – экспортеров нефти, а концессионные права предоставлялись на чрезвычайно длительные сроки (от 40 до 92 лет). Эти соглашения заключались таким образом, чтобы предоставить концессионеру срок действия, достаточный для выгодного использования его концессионных возможностей, при том что составлялись они чрезвычайно скрупулезно – для «регулирования всех аспектов взаимоотношений между правительством и компанией-концессионером, начиная с таких решающих вопросов, как установление налоговых ставок концессионного соглашения, до относительно незначительных деталей». На практике такие контракты ограничивали сферу действий правительства в стране – экспортере нефти до полномочий простого «налогового инспектора». Законодательные возможности заинтересованных правительств не распространялись на принятие поправок к законам, регулирующим отношения с компаниями; судебные инстанции не обладали юрисдикцией решать в одностороннем порядке споры, возникающие из-за устаревших пунктов соглашений, нуждающихся в корректировке, и даже органы исполнительной власти не могли влиять на ведение нефтяной политики в контексте постоянно меняющихся условий.

Базовой целью ОПЕК, как указывалось выше, была максимизация доходов правительств стран-участниц от добычи и экспорта нефти. Для достижения этой цели в первую очередь нужно было добиться стабилизации цен на нефть. Реализация этой задачи требовала увеличения лицензионных платежей, сведения к минимуму маркетинговых издержек и всех незаконных платежей, осуществляемых региональными правительствами нефтяным компаниям.

ОПЕК добилась успеха в ограничении возможности нефтяных компаний в одностороннем порядке снижать цены на нефть, хотя организации потребовалось больше 10 лет на то, чтобы вернуть цены на уровень февраля 1959 г. На контрасте с повышением цен на товары промышленного производства, цены на нефть сохраняли свой устойчиво низкий уровень в течение всех 1960-х гг.

Второй задачей ОПЕК в сфере максимизации доходов правительств стран-участниц было использование роялти в качестве расходов, а не в качестве кредита для оплаты подоходного налога. Поэтому на IV конференции, проводимой в Женеве в апреле и июне 1962 г., ОПЕК объявила (в рамках Резолюции IV.3 от 8 июня 1962 г.), что «компании, пользующиеся на территории стран-участниц правом добычи нефти, являющейся активом, сопровождающимся высокими транзакционными издержками, должны в соответствии с принятым принципом и широко известной в мире практикой компенсировать странам внутреннюю ценность нефти помимо обязательств нефтяных компаний в рамках выплаты подоходного налога».

Поддержание активности и стабильности организации для защиты интересов стран-участниц способствовало появлению программы объема общей продукции, призванной нейтрализовать эффективность действия инструмента избыточного объема, широко применяемого крупнейшими нефтяными компаниями. Заключением I Резолюции, страны-участницы предупредили возможность игры друг против друга. А для институционализации управления поставками страны-участницы в декабре 1964 г. учредили Экономическую комиссию ОПЕК, призванную заниматься анализом проблем, связанных с ситуацией в сфере мировых поставок нефти. Два года спустя Комиссия пришла к заключению, что следование программе объема общей продукции, принятой странами – экспортерами нефти, является единственным способом борьбы с использованием инструмента избыточного объема. Благодаря этому программа «транзитного» производства, подготовленная Экономической комиссией, была включена в принятую в июле 1965 г. Резолюцию IX.16 в рамках проходившей в Триполи конференции ОПЕК. План призывал к «рациональному увеличению объемов производства в зоне ОПЕК в соответствии с темпами роста мирового спроса».

К 1970 г. ситуация в нефтяной индустрии Персидского залива вновь накалилась. В мае 1970 г., воспользовавшись сложной политической ситуацией в регионе и увеличением спроса на североафриканскую нефть, Ливия потребовала весьма значительного по тем временам увеличения справочных цен на свою нефть в качестве надбавки за близость ее месторождений к рынкам сбыта, а также за высокое качество нефти. Была разработана модель переговоров, ставшая впоследствии классической в практике ОПЕК: Ливия выбрала компанию, в наибольшей степени зависящую от ее нефтяных месторождений, и в решительной форме потребовала от нее принятия всех своих условий. В мае 1970 г. ливийское правительство предписало ей резко сократить добычу нефти и практически поставило перед альтернативой: либо согласиться на принятие всех требований, либо подвергнуться национализации. Испытывая острые затруднения, компания обратилась к «семи сестрам» с просьбой компенсировать ей потерю ливийской нефти. Однако после того как ей было в этом отказано, она согласилась на все требования Ливии.

Уступив этим требованиям, нефтяные монополии предприняли все усилия для невыдвижения аналогичных требований странами Персидского залива. Однако предотвратить это не удалось. Состоявшаяся в декабре 1970 г. XXI конференция ОПЕК поставила задачу начать новый тур переговоров с нефтяными компаниями о пересмотре всей системы справочных цен. Для практической реализации этого решения был создан комитет стран – экспортеров нефти Персидского залива в составе Саудовской Аравии, Кувейта, Ирана, Ирака и Абу-Даби, на который была возложена задача провести переговоры с крупнейшими нефтяными компаниями по коренному пересмотру условий концессий.

После упорного сопротивления нефтяные компании в январе 1971 г. в принципе согласились начать переговоры, однако выдвинули встречные требования о том, чтобы переговоры велись с объединенной делегацией ОПЕК, а решения, принятые в их ходе, стали обязательными для всех членов Организации. Одновременно были приняты меры по разрешению собственных разногласий перед лицом общей угрозы. В начале 1971 г. была создана так называемая Лондонская политическая группа, в которую вошли представители практически всех нефтяных компаний, имеющих концессии на Ближнем Востоке, всего 23 компании. Официально на ЛПГ была возложена задача координации позиций компаний на переговорах. Практически же в ее лице нефтяными компаниями было создано расширенное неформальное картельное объединение.

В период подготовки переговоров между компаниями и странами – экспортерами нефти в 1971 г. особенно большое значение имела позиция западных держав – основных потребителей нефти. Ключевую роль в этом играли США. Позиция США по вопросу о переговорах с ОПЕК не была однозначной. С одной стороны, Вашингтон поддержал представителей консорциума, с другой – администрация США старалась убедить представителей нефтяных компаний в необходимости пойти на определенные уступки странам – экспортерам нефти.

Переговоры в Тегеране начались во второй половине января 1971 г., однако уже 2 февраля были прерваны ввиду неконструктивной позиции, занятой нефтяными компаниями. Было решено установить крайний срок для достижения соглашения – 15 февраля. В случае если к этому времени компании не примут решение о приемлемом для ОПЕК повышении справочных цен, страны – экспортеры нефти должны были повысить их в одностороннем порядке. Одновременно ОПЕК прибегла к угрозе резкого сокращения или даже полного прекращения нефтедобычи в случае, если ее требования не будут приняты. Компании капитулировали 14 февраля – справочная цена на эталонную аравийскую нефть была повышена на 33 цента за баррель. Были отменены, кроме того, все скидки со справочных цен.

Значение соглашений в Тегеране и Триполи (в том же году в Триполи было подписано соглашение с Алжиром и Ливией) заключалось прежде всего в том, что правительства стран – участниц ОПЕК впервые нарушили монополию нефтяных компаний на установление справочных цен и приняли прямое участие в процессе их формирования. ОПЕК же как организация доказала свою силу и жизнеспособность в первом крупном столкновении с нефтяными монополиями. В итоге укрепились позиции стран – экспортеров нефти, улучшилось их финансовое положение. В 1972 г. ОПЕК сумела остановить тенденцию понижения цен на нефть, господствовавшую в течение всех 60-х гг., и таким образом выполнила одну из задач, ради которых она была создана.

В то же время заключение этих соглашений не позволило нефтяным монополиям сохранить status quo в области контроля над месторождениями. В 1971 г. XXV Конференция ОПЕК обратилась к нефтяным компаниям с новым требованием: предоставить правительствам стран – экспортеров нефти право участия в иностранных концессиях на их территории. Компании вначале пытались игнорировать это требование. Однако в начале 1972 г. страны – экспортеры нефти заставили их начать переговоры по этому вопросу и сформировали специальный комитет для их проведения. Переговоры между членами комитета – представителями Саудовской Аравии, Ирака, Кувейта, Абу-Даби и Катара – и нефтяными компаниями начались в январе 1972 г. в Женеве. Для Саудовской Аравии, возглавившей делегацию стран Персидского залива, они представлялись прежде всего попыткой «упорядочить» отношения стран – экспортеров нефти с нефтяными монополиями, выработать определенную альтернативу возможной революционной национализации. Некоторые другие участники комитета, например Ирак, смысл переговоров видели в другом: в обсуждении условий национализации наиболее крупных, наиболее старых, наиболее богатых – одним словом, основных ближневосточных концессий.

Саудовская Аравия на переговорах запросила передать ей 25 % акций Арамко с последующим повышением ее доли до 51 %. Компании соглашались лишь на равное с ней участие в новых концессиях и разработке новых нефтяных месторождений при сохранении в неприкосновенности своего контроля над старыми источниками жидкого топлива. Эр-Рияд был готов заплатить компенсацию за национализированные активы по их балансовой стоимости.

В марте 1972 г. в переговорах все-таки наметился первый сдвиг: компании согласились передать странам-экспортерам 20 % участия в своих концессиях. Однако ОПЕК продолжала настаивать на 25 %. Переговоры продолжались до декабря 1972 г., и в конце концов компании были вынуждены согласиться на все основные условия, поставленные министром нефти Саудовской Аравии. В соответствии с окончательным соглашением, подписанным представителями Саудовской Аравии, Кувейта, Абу-Даби, Катара и компаний-концессионеров, последние должны были передать за выкуп 25 % участия в своих концессиях правительствам стран – экспортеров нефти.

Однако освободительное движение внесло в эту оценку свои коррективы. В июне 1972 г. Ирак, не удовлетворенный итогами переговоров, в одностороннем порядке полностью национализировал основные концессии концерна Iraq Petroleum Company на своей территории, что нанесло сильнейший удар по «умеренной» модели национализации, предложенной Саудовской Аравией.

Под влиянием успехов Ирака кувейтский парламент отказался ратифицировать подписанное соглашение и потребовал его пересмотра. Таким образом, широко разрекламированная как прообраз будущих отношений стран – экспортеров нефти с иностранными монополиями «модель ограниченной национализации» была в конце концов реализована лишь в самой Саудовской Аравии и двух относительно мелких странах-экспортерах – Абу-Даби и Катаре. Но вскоре под давлением арабского общественного мнения даже правительство Саудовской Аравии заявило, что оно будет в будущем стремиться к полной национализации нефтяных концессий.

1973 г. начался с резкого роста цен на нефть на свободных рынках. Впервые за 15 лет справочные цены на нее оказались значительно ниже цен фактических сделок, чем немедленно воспользовались западные нефтяные монополии, которые получали прибыль во многом на базе цен фактических сделок. Поэтому состоявшаяся в сентябре 1973 г. в Вене конференция ОПЕК потребовала коренного пересмотра и Тегеранского и Триполийского соглашений, равно как и поставила цель восстановить существовавшее до 1973 г. превышение справочных цен над реальными.

Переговоры по этому вопросу между странами-экспортерами и нефтяными компаниями открылись в Вене 8 октября 1973 г., то есть на второй день после начала новой Арабо-израильской войны. Страны-экспортеры потребовали немедленного повышения справочных цен на 70 %, однако компании соглашались лишь на 20 %-е увеличение. 12 октября 1973 г. переговоры были прерваны, а 16 октября министры нефти стран-экспортеров собрались на чрезвычайную конференцию в Кувейте. На этой конференции впервые было принято решение об одностороннем повышении странами – членами ОПЕК справочной цены на нефть в среднем на 70 %.

На следующий день, 17 октября 1973 г., в Кувейте собралась конференция Организации арабских стран – экспортеров нефти (ОАПЕК), на которой было принято решение о применении так называемого «нефтяного оружия» в войне арабских государств с Израилем.

Показательна в этом отношении политика Саудовской Аравии накануне октябрьской войны 1973 г. Есть все основания полагать, что король Фейсал и, возможно, другие высшие руководители Саудовской Аравии были осведомлены о готовящейся попытке форсировать Суэцкий канал. Саудовский режим явно был не заинтересован в резком обострении обстановки, которая в условиях безоговорочной американской поддержки Израиля с неизбежностью приобретала сильный антиамериканский характер. И не случайно, что, получив сообщение о готовящейся египетской операции, Эр-Рияд прибег к услугам американской нефтяной компании, для того чтобы передать сигнал в Вашингтон.

Саудовские предупреждения продолжали поступать в Вашингтон по разным каналам с нарастающей интенсивностью все лето 1973 г. Из хорошо информированных источников стало известно, что в скором времени Саудовская Аравия будет вынуждена ввести эмбарго на поставки в Соединенные Штаты. Это же предупреждение за два дня до введения эмбарго было передано лично Никсону министром иностранных дел Саудовской Аравии О. Саккафом.

17 октября 1973 г. конференция ОАПЕК в Кувейте приняла решение о сокращении добычи нефти в странах – членах организации на 5 % по сравнению с сентябрьским уровнем и о последующем ежемесячном сокращении добычи еще на 5 % до тех пор, пока Израиль не выведет свои войска с оккупированных арабских территорий. Несколько позже было принято решение сократить добычу на еще более значительную величину, приплюсовав к 5 %-му сокращению то количество нефти, которое предназначалось для поставок в США и Голландию. Эти две страны были признаны враждебными делу арабов, и было объявлено о введении эмбарго на поставки им нефти и нефтепродуктов. Саудовская Аравия и Кувейт – два основных нефтепроизводителя арабского мира – решили сократить свою добычу в октябре не на 5 %, как остальные страны, а на 10 %.

Следующая конференция ОАПЕК состоялась в Кувейте в начале ноября 1973 г. На ней было решено довести общее сокращение добычи нефти в арабских странах в ноябре до 25 % от сентябрьского уровня и сократить добычу в декабре еще на 5 %. В результате мировой рынок лишился в декабре 1973 г., по разным оценкам, до 1 млн баррелей арабской нефти в день. Сама по себе эта потеря не могла нарушить стабильность мировой капиталистической энергетики и тем более мировой капиталистической экономики. Однако сокращение добычи в арабских странах и неопределенность в отношении будущих поставок, несомненно, помогли ОПЕК повысить цены на нефть и удержать их на высоком уровне.

В конце ноября 1973 г. в результате активности аутсайдеров и независимых нефтяных компаний, лишившихся гарантированных поставок, цены на нефть на свободных рынках и на аукционах достигли 16–20 долларов за баррель. 22 декабря 1973 г. страны – экспортеры нефти Персидского залива собрались на совещание в Тегеране, для того чтобы вновь повысить справочную цену в одностороннем порядке. В последующем практика одностороннего пересмотра цен ОПЕК стала обычным делом.

Вместе с тем нужно отметить, что изменения системы ценообразования не исчерпали всех перемен в ближневосточной системе нефтеснабжения. В период 1974–1976 гг. такие страны, как Алжир, Кувейт, Ирак, ОАЭ и Катар, полностью национализировали наиболее важные иностранные концессии. Иран в 1979 г. пересмотрел свое соглашение с Международным нефтяным картелем, поставив нефтяную промышленность страны под полный контроль государства. В 1980 г. Саудовская Аравия полностью национализировала активы Арамко – старая, основывавшаяся на концессионных соглашениях система нефтеснабжения отошла в прошлое.

Нефтяные кризисы и колебания цен на нефть

Четырехкратное повышение цен на нефть, связанное с арабским нефтяным эмбарго, вызвало ощущение полного контроля производителей над ценами и привело к коренным переменам во всех сферах мировой экономики, а также к расколу в лагере стран – членов ОПЕК. Суммарные доходы стран-экспортеров выросли с 23 миллиардов долларов в 1972 г. до 140 миллиардов долларов в 1977 г., весомый довод для «нефтяных ястребов» продолжать свою нефтяную политику в русле постоянного повышения цен на нефть. Основная борьба развернулась между ослепленным амбициями шахом Ирана и придерживающимися умеренной нефтяной политики саудовцами, которые справедливо опасались того, что постоянные повышения цен приведут к переходу от нефти к традиционным и альтернативным энергоносителям, а это сократит их рынок и, таким образом, уменьшит значение их ресурсов. К тому же дальнейшее повышение цен на нефть стимулирует повторение циклов экономического спада и инфляцию в странах-импортерах, что опять же приведет в конечном счете к падению спроса на нефть.

Ответ западных стран не заставил себя долго ждать. Середина 70-х годов ознаменовалась настойчивыми попытками стран-импортеров слезть с арабской нефтяной иглы; основными направлениями их политики теперь были – более умеренное использование энергии, разведка и начало эксплуатации новых нефтяных месторождений (главным образом в Северном море, на Аляске и в Мексиканском заливе) и поиск альтернативных энергоносителей. К концу 1978 г. во всем мире, включая Соединенные Штаты, начали ощущаться результаты политики, принятой после введения эмбарго: повсеместно шли разведывательные работы, огромные инвестиции направлялись в британский и норвежский сектора Северного моря, нефтяные компании, лихорадочно запасающиеся дополнительными нефтяными объемами в условиях фактически ежедневного повышения цен на нефть и нестабильности мировой нефтяной промышленности, оказались хозяевами огромных запасов сырой нефти.

Впрочем, западный мир вскоре ожидало новое потрясение – в начале 1979 г. сломленный и физически и морально Иран покинул шах Мохаммед Пехлеви, а 1 февраля в Тегеран из своего изгнания с триумфом вернулся аятолла Хомейни. Иран захлестнула Исламская революция. «Волна паники, прокатившаяся по всему индустриальному миру, принесла второй нефтяной шок, подняв цены с 13 до 34 долларов за баррель, и коренные перемены не только в мировой нефтяной промышленности, но и во второй раз в течение менее одного десятилетия в мировой экономике и геополитике». Новый нефтяной шок прошел через несколько стадий. Первая растянулась с конца декабря 1978 г. (прекращение импорта нефти из Ирана) до осени 1979 г. Потери после прекращения нефтедобычи в Иране были частично возмещены ее ростом в других странах. К концу 1978 года Саудовская Аравия повысила объем нефтедобычи от установленного ею самой потолка в 8,5 млн баррелей в день до 10,5 миллиона. В первом квартале 1979 года ее нефтедобыча сократилась до 10,1 млн баррелей, но все же это было выше прежнего потолка в 8,5 млн. Увеличили нефтедобычу и другие страны ОПЕК. В критические первые три месяца 1979 г. суммарное производство нефти в капиталистическом мире было примерно на 2 млн баррелей в день меньше, чем в последнем квартале 1978 г.

Все же в начале марта 1979 года, гораздо скорее, чем ожидалось, на мировые рынки начал возвращаться иранский экспорт, хотя и в значительно меньшем объеме, чем до падения шаха. С очевидным ослаблением напряженности с поставками цены на рынке наличного товара начали падать и приближаться к официальным продажным ценам. Это был период, когда мог бы быть восстановлен определенный порядок, обеспечивающий некоторое спокойствие. В начале марта страны – члены Международного энергетического агентства в целях стабилизации рынка приняли решение сократить спрос на 5 %. Но паника и лихорадочная конкуренция на рынке теперь уже приобрели инерцию.

В конце марта состоялась очередная конференция ОПЕК. Цены на наличную сырую нефть поднялись уже на 30 %, на нефтепродукты – на 60 %. ОПЕК решила, что ее члены могут повышать официальные цены за счет дополнительных налогов и надбавок, «какие они считают оправданными в свете их собственного положения». И теперь на мировом рынке нефти начались два вида игр. Одним была погоня друг за другом: производители состязались в повышении цен. Другим – «схватка», жестокая конкуренция покупателей за поставки.

22 сентября 1980 г. снова пошатнуло всю систему поставок нефти, предвещая начало третьего нефтяного кризиса, – разразилась долгая кровопролитная война между Ираном и Ираком. На второй день, 23 сентября 1980 г., иракские военные самолеты начали массированные бомбардировки иранского нефтеперерабатывающего комплекса в Абадане, самого большого в мире, которые продолжались в следующем месяце и вызвали серьезные разрушения. Бомбардировкам подверглись также и все иранские порты, и нефтяные центры. Проведенное Ираном контрнаступление полностью лишило Ирак возможности экспортировать нефть через Персидский залив. В результате войны иранский экспорт нефти сократился, однако, экспорт Ирака был почти полностью прекращен.

На первой стадии Ирано-иракской войны мировой рынок ежедневно недополучал почти 4 млн баррелей нефти, то есть 15 % нефтедобычи стран ОПЕК и 8 % потребности западного мира. Цены на рынке наличного товара снова подпрыгнули. Легкие сорта арабской нефти достигли небывалой до того цены – 42 доллара за баррель. Паника, однако, продолжалась недолго. Началось повсеместное снижение деловой активности, причинами которого послужили и повышение цен, и решимость правительств западных стран бороться с инфляцией. При высоких запасах спрос резко падал, и цены на рынке понижались. Такое сочетание делало все более экономически невыгодным придерживание запасов, и использование их вместо дополнительных закупок росло.

Высокие процентные ставки в США и нехватка денежной массы вместе со снижением покупательской способности в результате повышения цен на нефть привели к глубочайшему со времен Великой депрессии спаду, имевшему два низких уровня, первый в 1980 г. и второй, более серьезный, в 1982 г. Свертывание экономической активности значительно уменьшило спрос на нефть в промышленных странах.

Изменения, происходившие в самой энергетике, вызванные прежде всего наращиванием нефтедобычи в альтернативных месторождениях Аляски, Северного моря и Мексики, повышением роли таких экспортеров, как Малайзия, Китай и Ангола, возвращение в промышленность угля и развитие ядерной энергетики привели к значительному уменьшению спроса на нефть.

Все эти тенденции в совокупности сократили обращение к нефти ОПЕК приблизительно на 13 млн баррелей в день, то есть на 43 % от уровня 1979 г. Вместо нехватки, которой все опасались, внезапно образовались большие излишки, превышавшие спрос на рынке – короче, возникло перенасыщение рынка, ведущее к существенному снижению цен.

ОПЕК находилась в тяжелом положении и была поставлена перед выбором – или снизить цены, чтобы вернуть себе рынки, или же сократить нефтедобычу для поддержания цены. В марте 1982 года ОПЕК, которая в 1979 г., всего лишь три года назад, производила 31 млн баррелей в день, установила общий для своих членов лимит в 18 млн баррелей в день и квоты для каждой отдельной страны, за исключением Саудовской Аравии, которая должна была регулировать объем нефтедобычи в целях поддержания всей системы.

В течение первой половины 80-х годов цены на нефть неуклонно падали, способствуя реорганизации самой нефтяной промышленности. Время международных нефтяных гигантов, контролирующих все вертикальные и горизонтальные операции прошло. Центр внимания нефтяных компаний переместился с рынка долгосрочных контрактов на рынок наличного товара. В целом реструктурирование означало переход к меньшей по размаху и более консолидированной нефтяной промышленности. К 1985 г. западный мир переживал третий год относительно оживленного экономического роста. Но на этот раз экономическое возрождение радикально отличалось от послевоенного подъема: его не питал рост спроса на нефть. Экономики индустриальных стран быстро адаптировались к высоким ценам на нефть, сделав ее потребление относительно вялым. Создавалось впечатление, что нефть потеряла свое стратегическое значение, став всего лишь «одним из товаров».

Несмотря на принятие ОПЕК еще более ограничительных мер, в 1984 году система ее новых квот перестала работать. Нефтедобыча за пределами стран ОПЕК росла; уголь, атомная энергетика и природный газ продолжали вытеснять нефть с рынка; энергосбережение сокращало спрос. Доходы стран ОПЕК сокращались, и манипуляции с квотами среди них становились все более очевидными.

После проведенной в начале июня 1985 г. встречи министров ОПЕК Саудовская Аравия пересмотрела свою нефтяную политику, перейдя от защиты цены к защите объема нефтедобычи – своего желаемого уровня, и выбрала для этого оригинальное оружие: сделки «нет-бэк» с партнерами Арамко и другими нефтяными компаниями, занимавшими стратегическое положение на ключевых рынках. По таким сделкам Саудовская Аравия не устанавливала фиксированной цены для переработчика и получала оплату, исходя из того, сколько давала продажа нефтепродуктов на рынке. Но рост объема продаж и ослабление тревоги по поводу продажной цены становились идеальным средством, вызывавшим падение цен. Со своей стороны, саудовцы надеялись, что потери из-за более низких цен они восполнят за счет более высоких объемов. Однако они старались также и не создавать слишком большой конфронтации, их целью было вернуться на уровень установленной квоты и только, и они приняли фиксированный максимум объема, покрываемого их новыми сделками «нет-бэк». Таким образом, их новая политика была направлена как против других стран ОПЕК, которые, нарушая квоты, забирали их долю рынка, так и против не входящих в ОПЕК стран.

Однако и эта политика не привела к желаемому удержанию цен от дальнейшего падения. За несколько месяцев цена эталонной «Уэст тексас интермедиат» упала до 10 долларов за баррель, то есть на 70 % от своей высшей точки в 31,75 доллара в конце ноября 1985 г. Некоторые грузы из Персидского залива продавались примерно за 6 долларов за баррель. Во время двух предыдущих кризисов в результате маргинальных потерь и срыва поставок цены подскочили вверх. Теперь также маргинальными были фактические изменения объемов.

Это был действительно третий нефтяной кризис, только его последствия шли в обратном направлении. Теперь экспортеры сражались за рынки, а не покупатели за поставки. И продавцы, а не покупатели, расталкивали друг друга в погоне за самой дешевой ценой.

Падение цен вышло из-под контроля. Впервые за все прошедшее время не существовало ценообразующей структуры. Не существовало даже официальной цены ОПЕК. Рынок одержал победу, по крайней мере на данное время. Цена теперь не устанавливалась в результате напряженных переговоров между странами ОПЕК, а складывалась на основе тысяч отдельных сделок – сделок «нет-бэк», компенсационных, бартерных сделок, сделок с переработкой, аукционных и множества других. В атмосфере жесточайшей конкурентной борьбы дело сводилось к предложению скидки за скидкой ради удержания рынков.

ОПЕК переживала глубокий раскол: Иран, Алжир и Ливия настаивали на том, чтобы ОПЕК приняла новые и гораздо более низкие квоты и таким образом вернула цену к 29 долларам за баррель. Страны с большим объемом нефтедобычи, главным образом Саудовская Аравия и Кувейт, оставались верны своему стремлению вернуть утраченный рынок. Итак, при отсутствии согласия как внутри ОПЕК, так и между ОПЕК и не входящими в нее странами, третий кризис продолжался всю весну 1986 г.

В условиях лихорадочного поиска выхода из сложившейся критической ситуации группа экспертов стран-экспортеров разработала систему с новым ценовым уровнем в 18 $/б. С поправкой на инфляцию она возвращала нефтяные цены к уровню середины семидесятых годов, то есть накануне второго нефтяного кризиса. Теперь цена 18 долларов казалась той точкой, при которой нефть вновь обретала конкурентоспособность как по отношению к другим энергоносителям, так и в сфере энергосбережения. Она представлялась наивысшим уровнем, которого могли достичь экспортеры, и при этом стимулировать экономический рост во всем мире и таким образом – потребление энергии. Стратегия завоевания доли рынка закончилась. Но, объявляя восстановление квот, ОПЕК настаивала, что это бремя не должно лечь только на ее плечи – его должны разделить и не входящие в ОПЕК страны (к примеру, Мексика, Норвегия и Советский Союз). И впоследствии были выработаны соглашения, в которых эти страны указывали, что они выполнят свою часть обязательств. К удивлению многих, рамочные соглашения, хотя и претерпев значительные изменения, сохранялись на протяжении 1987, 1988 и 1989 годов и в условиях повторявшегося и иногда очень резкого нажима рынка.

К концу 80-х гг. состояние нефтяной промышленности, казалось, стабилизировалось. 17 июля 1988 г. Иран информировал Организацию Объединенных Наций о своем желании пойти на перемирие. После вступления в силу перемирия Ирак сразу же приступил к символическим поставкам нефти из своих портов в Персидском заливе, чего он был лишен в течение восьми лет. Иран объявил о своем намерении заново построить огромный нефтеперерабатывающий комплекс в Абадане. И тем не менее с экономической точки зрения ситуация с нефтью в меньшей степени походила на начало восьмидесятых годов, нежели на начало семидесятых, за которыми последовал нефтяной кризис 1973 года. Мировой рынок нефти уплотнился. Спрос рос достаточно энергично. Добыча в США с 1986 по 1990 год резко упала на два миллиона баррелей в день, что по объему больше, чем добыча Кувейта или Венесуэлы. Импорт нефти в США достиг самого высокого уровня и продолжал расти. Мир снова оказывался в зависимости от Персидского залива. «Резерв безопасности» – разница между спросом и производственными возможностями – сокращался, что делало рынок более уязвимым в случае конфликтов или чрезвычайных ситуаций. Такой резерв был достаточно большим лишь в начале и середине 80-х годов, чтобы компенсировать падение объемов добычи во время Ирано-иракской войны, но никогда позднее.

Новый конфликт в Персидском заливе полностью оправдал существовавшие опасения. В 2 часа ночи 2 августа 1990 г. стотысячная армия Ирака начала вторжение в Кувейт.

Вторжение Ирака повергло ОПЕК в самый тяжелый из кризисов. Теперь на карту была поставлена не просто цена на нефть, а суверенитет и выживание наций, и большинство членов ОПЕК без колебаний сделали шаг к увеличению добычи, с тем чтобы компенсировать потерю добычи Кувейтом и Ираком, углубляя изоляцию Ирака и фактически одобряя новые взаимоотношения с потребителями.

Рынок внезапно лишился четырех миллионов баррелей нефти из-за разрушений и эмбарго, что сопоставимо с масштабами кризисов 1973 и 1979 гг. Степень неопределенности была высока, и, как и в предыдущие кризисы, лишенные уверенности фирмы и потребители стали создавать запасы. Цены на нефть взлетели, и финансовые рынки обвалились. Близился новый кризис.

Современность и конъюнктурные колебания рынка

Цены на нефть резко повысились в 1990 г. в ответ на снижение объемов добычи и нестабильности рынка, возникшие после вторжения Ирака на территорию Кувейта и начала войны в Заливе. С точки зрения мировой общественности и особенно лидеров ближневосточных стран-экспортеров, режим Саддама Хусейна представлял большую опасность, чем исламский Иран. Близость зоны конфликта к крупнейшим в мире нефтяным месторождениям еще более усиливали напряженность конфликта.

В ответ на события, получившие впоследствии название войны в Заливе в целях освобождения Кувейта, цены на нефть вступили в период устойчивого понижения, продолжавшийся вплоть до 1994 г., когда благодаря инфляции опустились на свой самый низкий уровень с 1973 г.

Вслед за этим наступил новый цикл, и цены начали снова расти. Американская экономика сохраняла свою силу и стабильность, в то время как Азиатско-Тихоокеанский регион переживал период беспрецедентного роста. С 1990 по 1997 г. мировое потребление нефти повысилось на 6,2 миллиона баррелей в день, из которых только 300 000 не приходилось на увеличение потребления в Азиатском регионе. Эта тенденция, равно как и сокращение добычи в России, способствовала постепенному росту цен на нефть вплоть до 1997 г. Между 1990-м и 1996 г. добыча нефти Россией сократилась более чем на 5 млн баррелей в день. ОПЕК наконец достигла определенного успеха в сдерживании приемлемого для себя уровня цен, хотя время от времени допускались ошибки в планировании изменений размеров квот на фоне традиционных проблем, связанных с нарушением договоренностей по объемам добычи между странами – членами организации.

Повышение цен прекратилось в конце 1997 – начале 1998 г., когда влияние экономического кризиса в Азии либо игнорировалось вообще, либо, в лучшем случае, недооценивалось главами ОПЕК. В декабре 1997 г. ОПЕК повысила свою квоту, вступавшую в силу 1 января 1998 г., на 2,5 млн баррелей (10 %) до 27,5 млн. Резкий рост азиатской экономики также резко затормозился. В 1998 г. потребление нефти в Азиатско-Тихоокеанском регионе сократилось впервые с 1982 г. Сокращение потребления вместе с наращиванием объемов добычи странами ОПЕК привело к спиралеобразному падению цен. В ответ ОПЕК урезала квоты на 1,25 млн б/д в апреле и еще на 1,335 млн в июле. Несмотря на это, цены продолжали падать вплоть до декабря 1998 г.

В начале 1999 г. цены начали возвращаться на прежний уровень, и ОПЕК сократила добычу еще на 1,719 миллиона баррелей в апреле того же года. Как всегда, не все страны-участницы ввели квоты в установленном объеме, однако между началом 1998-го и серединой 1999 г. добыча в странах ОПЕК сократилась на 3 млн баррелей в день, что оказалось достаточным для поднятия цен на уровень выше $ 25 за баррель.

С наступлением 2000 г., связанных с этим проблем и ростом американской и мировой экономик, цены на нефть продолжали расти в течение всего 2000 г., достигнув уровня 1981 г. Между апрелем и октябрем 2000 г. три успешно введенные ОПЕК квоты, повысившие объемы добычи в общей сложности на 3,2 млн баррелей в день, не остановили, как это было раньше, рост цен. Они начали понижаться только после введения очередной квоты 1 ноября 2000 г.

Россия увеличила добычу, став с 2000 г. крупнейшим не-ОПЕК экспортером. В 2001 г. ослабление американской экономики и повышение добычи за пределами стран ОПЕК оказали давление на уровень цен, приведя к очередному понижению. В ответ ОПЕК опять предприняла серию снижений квот, сократив объемы добычи на 3,5 млн баррелей к 1 сентября 2001 г. Террористические акты 11 сентября 2001 вернули цены на прежний уровень, повернув ценовой тренд на 180°.

К концу года преобладание предложения над спросом не привело к падению цен. Внутренние проблемы Венесуэлы привели к забастовкам на PDVSA – государственной нефтегазовой компании Венесуэлы и значительному сокращению добычи. Даже после урегулирования конфликта на PDVSA Венесуэла не смогла восстановить добычу до того уровня, что наблюдался до забастовок. На этом фоне ОПЕК повысила квоты на 2,8 миллиона баррелей в день в январе и феврале 2003 г.

В марте 2003 г., как раз в тот момент, когда Венесуэла начала восстанавливать объем своей добычи, в Ираке начались военные действия. Вместе с этим материальные запасы США и других стран, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития оставались сравнительно низкими. С улучшением экономической ситуации в Соединенных Штатах спрос на нефть начал повышаться, что совпало с еще более резким повышением спроса в Азиатском регионе.

Потеря прежних объемов добычи в Ираке и Венесуэле вместе с повышением добычи странами ОПЕК на фоне растущего мирового спроса привели к эрозии избыточного объема нефтедобычи. В середине 2002 г. добывалось 6 млн баррелей в день избыточного объема, который после введения дополнительных квот снизился до менее чем 2 млн баррелей уже к середине 2003 г. На протяжении большей части 2004 и 2005 г. избыточный объем не превышал 1 млн баррелей в день, что было недостаточно для поддержания баланса в случае непредвиденных перебоев поставок из стран, не входящих в картель.

Анализируя эти цифры и общую тенденцию к постоянным колебаниям цен на нефть, можно сказать, что нефть, как никакой другой продукт, остается чрезвычайно уязвимым и непосредственно зависящим от политической и экономической обстановки как в мире, так и в странах-экспортерах. Страны Персидского залива, обладающие огромными запасами нефти, осознали опасность полной зависимости от ее экспорта и начиная с 80-х гг. приняли политику диверсификации экономики, в большей или меньшей степени успешно используя альтернативные источники пополнения государственного бюджета. Одновременно с этим именно нефтяные доходы позволили арабским нефтедобывающим странам развернуть и во многом реализовать амбиционные социальные программы, оставив далеко позади многие европейские страны.

Хотя в наше время нефть во многом утратила свою роль политического оружия, ее значение для внутренних и мировой экономик по-прежнему огромно. Стремительный рост цен, имевший место в последние годы, и его влияние как на рядовых потребителей, так и на национальные экономики и политические курсы многих стран остается неопровержимым тому подтверждением.

Источники и литература

Березной А.В. Транснациональные корпорации на рынках развивающихся стран: Ограничительная деловая практика. М., 1985.

Герасимов О. Иракская нефть. М., 1969.

Лисичкин С.М. Нефтяная промышленность стран Ближнего, Среднего и Дальнего Востока. М., 1962.

Примаков А.Е. Персидский залив: Нефть и монополии. М., 1983.

Туманович Н.Н. Европейские державы в Персидском заливе в 16–19 вв. М., 1982.

Эллвел-Саттон Л. Иранская нефть / Пер. с англ. М., 1956.

Aliric Parra. Production Pressures and Parameters, Inter-Relations of Countries and Companies, The Princeton University Conference and 20th Annual Near East Conference on Middle East Focus: The Persian Gulf, Oct 24–25,1968.

Charles A. Heller. The Strait of Hormuz – Critical in Oil’s Future // World Petroleum, XL, No. 11 (Oct. 1969).

Control of the Gulf. Christian Science Monitor (Dec. 8,1971).

Cuyler Young (ed.) Princeton: The Princeton University Conference, 1968.

Edward Hughes. The Russians Drill Deep in the Middle East // Fortune, LXXVIII, No. 1 (July, 1968).

Gardner Frank J. International Oil Beset on Every Side // Oil and Gas Journal, LXIX. No. 3 Qan. 18,1971).

Gardner Frank J. Soviet Chortle over Gas riches, US Supply Pinch, ‘Oil and Gas Journal, LXVIII, No. 36 (Sept. 7,1970).

Gibb G.S. and E.H. Knowlton. The Resurgent Years, History of Standard Oil Company (New Jersey) 1911–1927 (New Jersey: Harper & Bros., 1956).

Growing Soviet Economic Stake in Middle East // Middle East Economic Digest, XIV, No. 55 (Aug. 28,1970).

Halford L. Hoskins. Changing of the Guard in the Middle East // Current History, LII, No. 306 (Feb. 1967).

Herbert Feis. Oil for Peace or War // Foreign Affairs, XXXII, No. 3 (April 1954).

League of Nations, Official Journal, 13th Year, XIII 21932.

Middle East Economic Digest, XIV. No. 55 (Aug. 28,1970).

Oil and Gas Journal, LXVIII (Aug. 3,1970).

OPEC, Background Information.

OPEC, Exporting Countries and International Oil, London, May 1964.

OPEC, OPEC and the Principle of Negotiations.

OPEC, Speech delivery by Mr. Faud Rouhani, Secretary General, at II Consultative Meeting, Geneva, July, 1963.

Parra F.R. OPEC, The Oil Industry’s Organization in the Middle East and Some of Its Fiscal Consequences, Geneva.

Persian Gulf Vacuums // Christian Science Monitor (March 4,1971).

Richard H. Boyce. Mideast Peace Settlement Eyed // Rocky Mountain News (May 21,1971).

Robert E. Hunter. The Soviet Dilemma in the Middle East. Part II: Oil and the Persian Gulf, Adelphi Papers, No. 60 (London: The Institute for Strategic Studies, 1969).

Roosevelt Edith Kermit. Oil, Arabs and Communism // America, CXIX (Sept. 21,1968).

Russia Drives East of Suez // Newsweek Qan. 18,1971).

Rustor D., Mugno T. OPEC. Success and Prospects. N.Y., 1975.

Sampson A. The seven sisters. N.Y., 1976.

Sanger Richard H. The Arabian Peninsula (Ithaca and N.Y.: Cornell University Press, 1954).

Sharp Roger R. America’s Stake in World Petroleum // Harvard Business Review, XXVIII, No. 5 (Sept. 1950).

Shwadran Benjamin. The Middle East, Oil and the Great Powers (N.Y.: Frederick A. Praeger, 1955).

Smolansky O.M. «Moscow and the Persian Gulf: An Analysis of Soviet Ambitions and Potentials», the Princeton University Conference and 20th Annual Near East Conference on Middle East Focus: The Persian Gulf, Oct. 24–25,1968.

Soviet Oil Strategy // Middle East Economic Digest, XIV, No. 47 (Nov. 20, 1970).

Standard Oil Company (New Jersey), A Background Memorandum on Company Policy and Action (N.Y.: Standard Oil Company, 1947).

The center for Strategic and International Studies, The Gulf: Implications of British Withdrawal, Special Report, Series No. 8 (Washington DC: Georgetown University, 1969).

The Economist, June 6,1970.

The International Petroleum Cartel, Staff Report submitted to the Subcommittee on Monopoly of the Select Committee on Small Business.

The Middle East and North Africa, 1969-70 (London: Europa Publication Ltd. 1969).

The Soviet Bloc is Hardening // Petroleum Press Service, XXXV, No. 11 (Nov. 1968).

United Nations, Monthly Chronicle, VIII, No. 10 (Nov. 1971).

United States, Federal Trade Commission, The International Petroleum Cartel, Staff Report Submitted to the Subcommittee on Monopoly of the Select Committee on Small Business, 82nd Cong., 2nd Sess., No. 6 (Washington DC: Governmental Printing Office, 1951).

US Investment in Arab World Tops $ 2000 M., Middle East Economic Digest, XIV, No. 34 (August 21,1970).

Walter Laqueur. Russia Enters the Middle East // Foreign Affairs, XLVII, No. 2Qan. 1969).

Walpole Norman C. Area Handbook for Saudi Arabia (Washington DC: Government Printing Office, 1966).

Weisberg R. The Politics of Crude Oil Pricing in the Middle East, 1970-75. Berkeley, 1977.

William D. Brewer. «United States Interests in the Persian Gulf», The Princeton University Conference and 20th Annual Near Eat Conference on Middle East Focus: The Persian Gulf, Oct. 24–25.

WTRG Economics’ Oil Price History and Analysis.

Yergin D. The Prize: The Epic Quest for Oil, Money, and Power. N.Y.: Simon & Schuster, 1991.

Глава 6. Гидрополитика на Ближнем Востоке Андрей Рыбкин

История человечества неразрывно связана с водой и водными ресурсами. Древние цивилизации зарождались и развивались вблизи крупных рек, таких как Нил, Тигр и Евфрат. В процессе роста населения, а также создания новых сфер деятельности человека, водные ресурсы начали сокращаться как в количественном, так и в качественном отношении. Широкое использование водных ресурсов началось со времен промышленной революции. С тех пор рост их потребления не прекращается. Сельское хозяйство и энергетика требовали все больше источников воды, а тонкий баланс экосистемы не мог выдержать такого напора прогресса. От водяных мельниц до гидроэлектростанций – человеку была необходима вода не только для естественного потребления, но и для развития технологий и улучшения качества жизни.

После Второй мировой войны население Земли стало расти невиданными доселе темпами. Рост населения сопровождался активным развитием промышленности и сельского хозяйства. Кроме того, человечество стало производить много отходов, которые сливались или сбрасывались в реки, озера и океаны после ограниченной обработки или вообще без таковой. К 1960-м гг. из-за постоянного загрязнения водоемов качество воды в них резко ухудшилось. К началу 1970-х гг. большинство развитых стран пришло к выводу, что без качественного контроля над используемыми водными ресурсами Земля может оказаться на грани экологической и гуманитарной катастрофы. Были созданы программы по очистке водоемов (таких, например, как река Трент в Великобритании, Великие озера в Северной Америке и Рейн в Европе) от вредных химических элементов, в том числе тяжелых металлов. Все эти водоемы десятилетиями использовались для сброса промышленных отходов.

В то время как в западных странах ситуация с доступной и качественной водой для бытовых нужд с 1970-х гг. улучшалась (как в городской, так и в сельской местности), в большинстве развивающихся стран прогресса не наблюдалось. Высокие темпы роста населения, отсутствие инвестиций, отсталость в технологиях, коррупция, невнимательное или просто равнодушное отношение к проблемам экологии привели к тому, что все большее количество людей не имело доступа к чистой питьевой воде. С увеличением городского населения в развивающиемся мире (особенно в течение последних тридцати лет) вопросы воды и водных отходов стали представлять серьезную социальную, экономическую и политическую проблему, которую, как показало время, было сложно решить.

Ближний Восток, имея всего около 1 % от общих запасов пресной воды в мире, является регионом с наибольшим риском гидрокатастрофы. Наряду с политической нестабильностью последних десятилетий дефицит воды делает его самым «раскаленным» регионом на гидрополитической карте мира. В этой главе мы кратко обозначим наиболее важные проблемы Ближнего Востока, связанные с водой.

Бассейн реки Нил и гидрополитика субрегиона: Судан, Египет

Река Нил – главный источник воды для девяти африканских стран. Нил формируется тремя притоками – Голубым Нилом, Белым Нилом и Атбарой. Белый Нил берет начало из источника в Бурунди, проходит через озеро Виктория и достигает Южного Судана. Там, около Хартума, Белый Нил встречается с Голубым Нилом, который течет из Эфиопских верховий близ озера Тана. Более чем 53 % вод Нила происходят из Голубого Нила. К северу от Хартума оба Нила соединяются с водами Атбары, чей исток также находится в Эфиопии. Затем река уходит на север, через озеро Насер – второе по величине искусственное озеро в мире, а затем – через Асуанскую плотину, разделяясь на два рукава к северу от Каира. В древние времена у Нила было гораздо больше рукавов, но медленный поток воды, вмешательство человека и постепенное нарастание ила привели к уменьшению количества нильских рукавов в дельте реки. В итоге большие участки египетской земли превратились в пустыню.

Нила едва хватает, чтобы удовлетворить потребности региона в воде. Доступ к водам этой реки уже был определен такими странами, как Египет и Судан, в качестве жизненно важного национального интереса. Нынешние противоречия между Египтом и Суданом – лишь продолжение двухтысячелетнего спора о том, кто будет контролировать скудные водные ресурсы региона. С ростом экономики в странах долины Нила увеличивается рост потребления воды. Увы, проекты развития реки, которые нацелены на увеличение потока вод, находятся под постоянной угрозой из-за напряжения, нестабильности и финансовых проблем в регионе.

История знает несколько случаев, когда египтяне пробовали объединить долину Нила под своей властью путем захвата Судана. Страны к югу от Судана, через которые протекал Нил, находились под постоянной угрозой. Судан был завоеван во времена правления царицы Шебы, римского императора Нерона и еще несколько раз. И одной из главных геополитических задач, ставившихся амбициозными правителями Египта, было установление контроля над нильскими водами Судана. Видимо, египтяне всегда боялись, что когда-нибудь воды Нила перестанут доходить до их страны.

Нил, будучи главной рекой Египта, окружен молвой. Так, рассказывают, что в один из особенно засушливых годов египетский султан отправил делегацию к королю Эфиопии с просьбой не заграждать потоки воды.

В конце XIX в. новые хозяева Египта – англичане – быстро поняли важность Нила для своих колоний. Веками в болотах Судда сильные ветра и течение реки создавали дамбы из растений и земли, похожие на те, что делают бобры. Эти дамбы сделали навигацию по Нилу крайне затруднительной. После того как в 1898 г. Судан был завоеван, англичане начали освобождать Нил от растительности, которая мешала проходу судов. К тому времени, когда англичане очистили Нил настолько, что навигация по нему стала возможной, они уже строили планы изменения направления потока реки.

Тем не менее англичане не контролировали эфиопскую акваторию Нила, дающую более чем 80 % его вод. Этот факт заставил их подписать соглашение с Эфиопией в 1902 г. Эфиопия заверила англичан, что не будет перекрывать поток Нила. В 1929 г. Великобритания инициировала подписание договора о пользовании водами Нила, который регулировал и распределял водные ресурсы этой реки.

После Второй мировой войны британское правительство приступило к полномасштабному исследованию нильского бассейна. Это исследование было опубликовано в 1958 г. под названием «Доклад о плане долины Нила» и включало данные об этой реке более чем за 50 лет наблюдений над ней. Доклад предлагал несколько способов увеличения количества воды. Несмотря на четкий план действий, политические реалии 1958 г. не позволили странам бассейна Нила объединиться для усовершенствования системы использования водных ресурсов. Во многом этому помешал Суэцкий кризис 1956 г., а также политика постепенно обретавших независимость стран Африки.

У Египта был проект, который должен был существенно улучшить поток вод Нила. Правительство приняло решение о строительстве Асуанской плотины – для контроля над ежегодным разливом Нила и получения энергии гидроэлектростанций. Тем не менее постройка Асуанской плотины представляла угрозу для земель Северного Судана – обширная территория подлежала затоплению и должна была превратиться в то, что сейчас называется озером Насер. Чтобы решить эти проблемы обе страны подписали в 1959 г. договор «О полном использовании вод реки Нил». Этот договор ставил условием ежегодную квоту воды для Судана в размере 18,5 миллиарда кубометров (против 4 миллиардов кубометров в договоре от 1929 г.). Судану также разрешалось начать работу над проектами развития водоснабжения, такими, как дамба Розериз и канал Джонглей. Взамен Египту разрешалась постройка огромной дамбы близ границы с Суданом, которая должна была регулировать поток воды в Египет и служить водохранилищем во время засухи. Результатом постройки стало затопление 6500 кв. км земли. Согласно Договору был создан объединенный комитет, в чьи обязанности входило наблюдение и направление всех проектов, связанных с Нилом.

Жители Северного Судана и Южного Египта во многом пострадали от этого амбициозного проекта: в 1960-х гг. более чем 100 тыс. нубийцев лишились своих домов. Некоторые из этих людей пережили повторную миграцию в 1990-х гг., когда потребовалось построить дамбу на границе с Эфиопией.

Сооружение дамбы в Асуане началось в 1959 г., как только было подписано соглашение с Суданом. Когда в 1970 г. строительство завершилось, дамба стала одним из главных промышленных достижений Египта в XX в. Для постройки этого сооружения Египту потребовалось привлекать средства извне, так как стоимость проекта составляла около 1 млрд долларов США. Получив отказы от США и Всемирного банка, Насер обратился к Советскому Союзу, который оказал необходимую материальную помощь, одновременно предоставив Египту первоклассных специалистов для реализации этого проекта.

В 1970-х гг. Судан и Египет приступили к совместному сооружению канала Джонглей, который должен был увеличить поток Нила, отводя русло от тех районов, где большое количество воды терялось из-за испарения. Строительство его приостановилось в 1983 г. из-за действий повстанцев в ста километрах от пункта завершения. Гражданская война в Судане внесла свои коррективы в постройку этого канала, финансируемую Всемирным банком. Неудача этого проекта стала провалом как суданского правительства, так и Всемирного банка. Стоимость его оценивается примерно в 100 млн долларов.

Бассейн реки Иордан и водный вопрос в арабо-израильском конфликте

Верхний Иордан получает воду из трех источников – Дан, Хасбани и Баниас. Несмотря на то что эти три источника находятся невдалеке друг от друга, на одной горе, они принадлежат разным странам: Хасбани берет начало из Южного Ливана, Дан – из Израиля (в признанных границах), а Баниас – с Голанских высот, которые до 1967 г. принадлежали Сирии, а теперь находятся под контролем Израиля. После того как Верхний Иордан пересекает израильскую границу, он уходит в Северный Израиль и впадает в Тивериадское озеро. Это единственное естественное водохранилище бассейна, и оно находится в пределах границ Израиля до 1967 г.

В десяти километрах к югу от Тивериадского озера в Иордан вливается Ярмук. Это один из самых важных притоков Иордана, ведь несмотря на то, что Ярмук меньше по протяженности, конфликт интересов вокруг этой реки не менее острый, чем вокруг Иордана. Ярмук берет свое начало в Сирии, затем протекает по сирийско-иорданской границе (часть которой проходит по южным склонам Голанских высот, которые в настоящий момент контролируются Израилем). Перед тем как река впадает в Иордан, она на протяжении нескольких километров соприкасается с израильской территорией.

Низовье реки Иордан обозначает границу между Иорданией и Израилем, а затем – между Иорданией и Западным берегом. До 1967 г. Западный берег принадлежал Иордании, но был оккупирован во время Шестидневной войны. В настоящее время Западный берег реки Иордан находится под контролем Израиля. До того как Иордан впадает в Мертвое море, он принимает воды реки Зарка из Иордании.

Гидрополитика Израиля

Ближневосточный конфликт во второй половине XX в. неразрывно связан с Израилем и его политикой, поддерживаемой США на таком уровне, что ни один из соседей Израиля не смог повлиять на расстановку сил вокруг водной проблемы этого региона. Израильская водная политика формирует современную гидрополитическую карту региона, практически не оставляя никаких шансов соседним арабским странам на независимое пользование собственными водами. Попытки Иордании и Сирии военным путем отбить у Израиля жизненно важные источники воды заканчивались провалом, а успешные военные кампании Израиля закрепили за ним статус хозяина вод Леванта.

Если рассматривать историю водной политики Израиля, то можно увидеть, как менялась тактика этого государства, но стратегия все время оставалась одной и той же. Мы можем разделить историю гидрополитики Израиля на четыре этапа.

Первый этап можно условно обозначить как торги за воду. Второй охарактеризовать как развитие национальных и международных водных ресурсов. Третий этап – израильская оккупация ключевых водных источников региона. Четвертый – возвращение к торгам. В ходе этих разных по сути этапов Израиль придерживался одной генеральной линии: увеличить количество подконтрольных ему водных ресурсов и «заставить пустыню цвести», адекватно отвечая на повышение спроса ввиду притока еврейской иммиграции.

Приведем краткий обзор этих четырех этапов.

1. Торги (1918–1948 гг.)

С самого начала сионизма как политического движения вопросы водного обеспечения были приоритетными для становления будущего еврейского государства, независимо от того, совпадали водоносные территории с библейским описанием государства или нет. Вскоре после Первой мировой войны, в 1918 г., вслед за обещанием Бальфура создать для евреев национальный очаг в Палестине сионистские лидеры потребовали, чтобы страны-союзники изменили некоторые границы, прописанные в договоре Сайкс-Пико (англо-французский договор о разделе владений Османской империи), что позволяло включить в будущее еврейское государство истоки и притоки Иордана, нижнюю часть Литании и нижний Ярмук, все палестинские земли, часть Ливана и Сирии, а также Иорданской долины.

Лидер сионистов Хайм Вейцман, впоследствии первый президент Израиля, вскоре после конференции в Сан-Ремо, поднял этот вопрос в своем письме британскому министру иностранных дел лорду Керзону. Он сетовал на то, что «черновик договора, который представила Франция, не только отделяет Палестину от реки Литании, но и лишает ее всех вод Иордана, восточного берега Тивериадского озера, и всего Ярмука к северу от линии Сайкс-Пико» Вейцман добавлял: «Я уверен, что вы представляете себе печальное будущее еврейского дома, если решение по этим границам будет принято. Вы также знаете о большом значении рек Литании, Иордана с его притоками и Ярмука для Палестины». Когда сионистам отказали в доступе к Литании и к истоку Иордана, они попробовали устроить поселения в Сирии и Ливане, но французы воспротивились этим намерениям.

К концу Второй мировой войны проблема удовлетворения водных потребностей палестинского и еврейского населения (к последнему постоянно прибавлялись иммигранты) стала крайне острой, а Арабо-израильская война 1948 г., которая привела к утверждению Израиля в новых границах, усложняла ее совместное с арабами решение.

С обретением суверенитета у Израиля появилась возможность контролировать водные ресурсы. Сионистские лидеры оставили идею регионального развития водоемов и переключились на исключительно национальный уровень. Таким образом, новое Государство Израиль четко направило вектор своей водной политики на одностороннее использование, развитие и утилизацию любых доступных водных источников.

2. Развитие национальных и международных водных ресурсов (1948–1967 гг.)

Образовав государство, сионисты были непоколебимы в своем желании «заставить пустыню цвести». После принятия «Закона о Возвращении»[88], волны иммигрантов начали прибывать в страну. Иммиграция требовала больших водных ресурсов, но в Израиле воды было недостаточно. Водораздел Иордан-Ярмук находился в пользовании четырех суверенных государств, и любое развитие этой водной системы требовало консенсуса. Наряду с изменением демографической ситуации в регионе, ростом национализма, вопросами безопасности и экономического развития вода стала важнейшей проблемой внешней политики как Израиля, так и соседних, арабских стран.

Противостояние Израиля и Иордании в вопросе воды всегда находилось в центре арабо-израильского конфликта. Споры в основном касались использования рек Иордан и Ярмук. Эти реки – единственные, проходящие по территории обеих стран, где они – самые важные источники воды, на которые приходится 1/3 общего ее объема в регионе. Ситуация начала накаляться в конце 1940-х гг., когда обе страны приступили к реализации масштабных проектов развития водоемов.

Провал нескольких предложений по совместному использованию воды в этот период подтвердил, что водный вопрос занимал важнейшее место во внешней политике арабских стран и Израиля. К примеру, когда в 1952 г. американский инженер М.Г. Бангер представил инициированное Ближневосточным агентством для помощи палестинским беженцам и организации работ (БАПОР/UNWRA) предложение использовать Ярмук для облегчения ситуации с дефицитом воды в Иордании и Сирии, Израиль увязал свое участие в проекте с вопросом признания Государства Израиль арабами. Специальный посланник президента США Эйзенхауэра Эрик Джонсон также не добился успеха в вопросе регионального соглашения по использованию вод, так как Израиль отверг его из-за того, что арабы готовы были принять американский вариант. И, наоборот, когда Сирия и Ливан более не подтверждали свое желание участвовать в этом проекте из-за внутриполитической ситуации, Израиль объявил об условном соглашении. Тактика Израиля заключалась в срыве любых предложений, которые не соответствовали стратегическим интересам государства. Израиль занялся реализацией своего собственного проекта – всеизраильского водопровода, задачей которого было предоставить еврейским иммигрантам воду из арабских стран.

Первым этапом израильского плана было осушение болот Хула в Иорданской долине в 1951 г. Это означало действия в центральной демилитаризованной зоне. Сирия сочла это нарушением договора о прекращении огня и отреагировала военным путем. В том же году Израиль начал полномасштабное строительство всеизраильского водопровода.

Для арабов всеизраильский водопровод стал символом экспансионизма, на который они пытались ответить своими проектами по отклонению истоков рек. Израиль, в свою очередь, считал такие проекты угрозой национальной безопасности и не стеснялся использовать все рычаги давления, включая военную силу. Арабы также использовали военные методы. Первая военная акция Национального фронта освобождения Палестины была совершена против всеизраильского водопровода.

Вода снова оказалась в центре конфликта в середине 1960-х гг., когда арабы запустили проект изменения потоков Иордана (Баниас и Хасбани), которые берут начало на Голанских высотках и в Южном Ливане. Этот проект, решение по которому было принято в 1964 г., стал частью широкой антиизраильской кампании, которая началась после заявления Израиля о неотвратимом запуске всеизраильской водопроводной системы. Технически арабский проект был крайне сложным, так как воду приходилось закачивать на высоту 350 метров; а его экономическая выгода была сомнительной. Очевидно, что этим проектом арабы преследовали исключительно политические цели. Основным «ударом» по Израилю было сокращение количества воды во всеизраильском водопроводе на треть и увеличение содержания соли в Тивериадском озере, что привело бы к коллапсу всей системы водоснабжения Израиля. Израильское руководство предупреждало арабов, что еврейское государство рассматривает непрерывность водоснабжения как жизненно важный государственный интерес. Несколько раз между 1965 и 1967 г. израильские армия и ВВС атаковали стройплощадки, где этот проект воплощался в жизнь. Серия столкновений из-за воды стала прелюдией масштабной Арабо-израильской войны, разразившейся в июне 1967 г. Ариель Шарон как-то отметил: «Люди обычно считают 5 июня 1967 г. датой начала Шестидневной войны. Это официальная дата. Но реально война началась за два с половиной года до этого, когда Израиль решил использовать военную силу как действие против перенаправления Иордана». Его слова подтвердили предсказание Бен-Гуриона, говорившего, что евреи и арабы будут воевать за доступ к водным ресурсам, а последствия этих войн определят будущее Палестины.

Несмотря на то, что у Шестидневной войны было много других важных причин и последствий, именно победа в ней позволила Израилю реализовать свой стратегический замысел в вопросах воды. Исход войны радикально изменил гидрополитическую расстановку в регионе. Оккупировав Голанские высоты, Израиль сорвал арабский проект по перенаправлению источников и получил абсолютный контроль над истоком Иордана – рекой Баниас. Позже, после ливанской кампании 1982 г. и создания «Зоны безопасности» на юге Ливана, Израиль получит контроль над Хасбани.

3. Развитие водных ресурсов оккупированных территорий (1968–1990 гг.)

В 1969 г. Израиль совершает налет на водные инженерные сооружения Иордании – якобы в ответ на действия палестинских федаинов, которые проникали в Израиль с территории Иордании. Это было одним из поводов для изгнания ООП иорданской армией в «черном» для палестинцев сентябре 1970 г. Израиль использовал все возможности, чтобы предотвратить какие-либо попытки со стороны Иордании улучшить водоснабжение, в том числе и дипломатические: он неоднократно накладывал вето на финансирование Всемирным банком иордано-сирийской дамбы в Макарине.

Из-за израильской оккупации Верхнего Иордана и слабых позиций на Ярмуке Иордания была крайне ограничена в потреблении воды. Монополизировав потребление вод Верхнего Иордана, Израиль исключил пользование ими Иордании. Постоянно препятствуя строительству современной системы водохранилищ у канала Короля Абдаллы, Израиль дал понять своим арабским соседям, что только он является собственником и пользователем этих вод.

После войны 1967 г. ключевой проблемой для Израиля стало сохранение уже имевшихся водных источников и использование ресурсов, захваченных у своих соседей. Вода в колодцах арабских фермеров на Западном берегу стала важнейшим звеном этой проблемы. С начала израильской оккупации военные власти запретили палестинцам бурить новые скважины без разрешения, получить которое было практически невозможно. Власти заблокировали или закрыли большинство колодцев и установили арабам квоту на пользование водой. В докладе Центру стратегического и международного исследования Джойс-Старр и Д. Столл писали, что «основной водный потенциал Западного берега эксплуатируется в пропорции: 4,5 % – Западному берегу и 95,5 % – Израилю». Израиль также начал перенаправление Иордана на 50 % (израильская версия) или 75 % (арабская версия). С тех пор всеизраильский водопровод несет в себе воды, которые когда-то текли по Иорданской долине. По сути, всеизраильский водопровод стал рукотворной рекой Иордан, а Тивериадское озеро – его водохранилищем.

В сельскохозяйственных регионах Израиля ирригация увеличилась с 15 % всех земель в 1950 г. до 64 % в конце 1980-х гг. В это время использование воды сократилось на треть благодаря новым технологиям, таким как подвод воды непосредственно к растениям и «капельная» система. Тем не менее спрос на воду неуклонно рос, особенно с приездом новых иммигрантов. Ситуация у соседей с водой была такой же: растущее население, развитие сельского хозяйства и промышленности, активное использование водных ресурсов и т. д.

К началу 1980-х гг. израильскому руководству стало понятно, что орошение пустыни Негев не может осуществляться без дополнительных водных ресурсов. Имея дефицит воды, а также понимая дороговизну опреснения и других нестандартных методов ее поставки, Израиль снова обратил взоры в сторону реки Литани на юге Ливана. В 1982 г. он осуществил вторжение в Ливан под предлогом обеспечения собственной безопасности. Куда более правдоподобной является версия о намерении Израиля присовокупить к своей водной системе реку Литани.

Неудача в Ливане заставила Израиль вывести оттуда свои войска. Но нужда в водах Литани спровоцировала его установить безопасную зону, которая обеспечивала доступ к воде.

Говоря о других способах получения воды, следует отметить вариант с опреснением, успешно применяющимся в ряде арабских стран. Израильские инженеры разрабатывали программу опреснения морской воды, но высокая стоимость проекта остановила Израиль от масштабного применения этой технологии.

Чтобы покрыть растущие потребности Израиля в воде, можно было бы использовать крупнейшие реки Ближнего Востока – Нил, Евфрат, Сейхан и Джейхан в Турции. Доступ к водам Нила был частью переговоров в Кемп-Дэвиде. В ходе их израильские делегаты инициировали проведение круглого стола по вопросам водоснабжения. Они предлагали направить 1 % вод Нила по трубопроводу в пустыню Негев. Президент Садат вынужден был отклонить это предложение, так как уже сами переговоры с Израилем вызвали у арабских стран резкое недовольство. Из-за арабо-израильского конфликта арабские страны отвергли также план «трубопровода мира», выдвинутый в 1987 г., по которому излишки турецкой воды должны были поступать в Израиль и другие засушливые страны региона.

4. Возвращение к торгам (с 1991 г. по настоящее время)

Распад СССР и операция «Буря в пустыне» изменили расклад сил на Ближнем Востоке. Арабские страны лишились союзника в лице Советского Союза, а США стали ключевым игроком в регионе. Это заставило некоторые арабские страны пересмотреть свое отношение к Израилю.

Израиль не преминул воспользоваться этой сменой настроений, чтобы предложить арабам двусторонние переговоры. Особенно это касалось стран, граничащих с Израилем. Вода и окружающая среда были одними из ключевых тем на переговорах. К примеру, мирный договор между Израилем и Иорданией, подписанный в октябре 1994 г., включал в себя пять дополнений, два из которых посвящались воде и проблемам окружающей среды. Переговоры Израиля и Сирии проходили куда менее успешно во многом из-за важности Голанских высот для обеих сторон. Около четверти объема всеизраильского водопровода приходится на Тивериадское озеро, которое снабжает водой южные районы Израиля. Именно это заставило премьер-министра Рабина заявить, что «если и будет мирный договор, который подразумевает отход Израиля с Голанских высот, он будет сначала решаться на референдуме».

Двусторонние переговоры между израильтянами и палестинцами показали, что водный вопрос – один из самых острых. В результате серии переговоров было создано палестинское ведомство по водоснабжению, достигнута договоренность по совместному управлению процессом водопользования. По Каирскому соглашению, управление водным хозяйством в секторе Газа и Иерихоне было передано под юрисдикцию Палестинской национальной администрации. Тем не менее далеко не все вопросы, связанные с водопользованием, были решены посредством подписания вышеперечисленных договоров. Предполагалось, что подписание Соглашения об окончательном статусе станет заключительным этапом в области распределения водных ресурсов между Израилем и палестинцами. Однако свертывание Мадридского процесса и новая волна напряженности на палестино-израильском направлении свели на нет достигнутые ранее договоренности, поставили под сомнение эффективность попыток мирного урегулирования.

Начиная с мадридских переговоров, израильтяне работают над двумя предложениями. Первое – становление региональной системы передачи воды, второе – опреснение. Израильтяне понимают, что значительное по объему потребление воды лишь ухудшит их положение, и в ближайшие 10–20 лет они не смогут поддерживать его на том же уровне при растущей численности населения. По их мнению, лучшая альтернатива – региональное развитие наподобие того, что практикуется такими организациями, как ЕС, НАФТА или АСЕАН. Одно из предложений включает в себя создание региональной водной системы – сети дорог, каналов, трубопроводов для воды. Проект должен охватить Эритрею, Йемен, страны Персидского залива, Египет, Ливан, Иорданию, Сирию, и, разумеется, Израиль. Еврейское государство предложило финансировать этот проект за счет 1 % от доходов арабских нефтедобывающих стран. Проект интересный, но весьма утопичный, учитывая не спадающую напряженность в отношениях между Израилем и арабами.

Арабские страны, несмотря на противоречия друг с другом, в вопросе прекращения конфликта с Израилем пытаются выступать единым фронтом, отстаивая свои права на справедливый доступ к водным ресурсам региона.

Водный вопрос в палестино-израильских отношениях

Значительная часть водных ресурсов, которые использует Израиль, являются, в соответствии с международным правом, водами, которые должны использоваться совместно израильтянами и палестинцами. Несмотря на это, право палестинцев на воду не признано де-факто, а раздел становился все более и более дискриминационным. Израильтяне благодаря современной и надежной инфрастуктуре коммунального водоснабжения пользуются водой практически без ограничений. Несмотря на то что некоторые источники загрязнены, вода, которая доходит до израильского потребителя, всегда хорошего качества. В противоположность этому палестинцы на оккупированных территориях страдают от неразвитой и абсолютно ненадежной системы коммунального водоснабжения.

Израиль и ПНА пользуются двумя водными источниками – горным водоносным слоем и бассейном реки Иордан. Израиль получает 79 % воды с гор, палестинцы – 21 %. У палестинцев нет доступа к водам иорданского бассейна, Израиль же использует 100 % его вод. Дискриминация в утилизации общих водных ресурсов хорошо видна по статистике потребления воды двумя народами. На Западном берегу на домашнее, муниципальное и промышленное потребление уходит 26 кубометров воды в год на душу населения – это приблизительно 70 литров в день. В Израиле только на домашние и муниципальные нужды идет приблизительно 103 кубометра в год на душу населения, или 282 литра в день. Чтобы сделать сравнение более точным, прибавим к этому показателю для Израиля и промышленное потребление воды. В итоге получается 128 кубометров в год, или 350 литров в день, на душу населения. Это в пять раз больше аналогичного показателя у палестинцев. Всемирная организация здравоохранения и американское агентство USAID рекомендуют минимум 100 литров воды в день на человека, исключая промышленное пользование.

Особенно страдают от нехватки воды жители деревень и лагерей беженцев на оккупированных территориях, не подключенных к водопроводам. На Западном берегу к началу 2000-х гг. количество людей, нуждающихся в воде, достигало 215 тысяч. Главный источник воды для этих людей – дождевая вода, которую собирают на крышах и хранят в цистернах рядом с каждым жилищем. Этот «источник» воды может хоть как-то покрыть их запросы лишь с ноября по май. Летом палестинцы собирают воду из близлежащих ручьев (если таковые имеются) в бутылки и мехи, а также покупают питьевую воду по высоким ценам.

Несколько муниципалитетов смогли добиться ротационной поставки воды – когда каждый из них получает воду в течение нескольких часов, а затем поставка воды переходит к другому поселению. Хеврон, Вифлеем и Дженин пользуются такой системой.

Несмотря на то что в жаркое время года вода требуется как израильскому, так и палестинскому населению, Мекорот (израильская компания по водоснабжению) урезает количество воды, подаваемой палестинцам, и увеличивает поставки израильтянам.

На местном уровне конфликты между палестинскими и еврейскими общинами по поводу использования источников и колодцев стали возникать с начала еврейской иммиграции в Палестину. Конфликт разросся после того, как в начале 1960-х было сформировано национальное движение Палестины, а Израиль оккупировал территории с палестинским населением во время Шестидневной войны 1967 г. Почти сразу после войны израильская политика распределения воды была распространена на оккупированные территории. Военные следили за четким исполнением указов и правил, касающихся водных источников, тем самым сурово ограничивая использование воды палестинцами. К примеру, действует запрет на бурение скважин палестинцами без разрешения израильских властей. С начала оккупации до конца 1990-х гг. было выдано всего 23 разрешения, в большинстве своем только те, что позволяли бурение скважины взамен другой – ветхой и неводоносной. Только три из этих разрешений касались сельскохозяйственных нужд. В итоге потребление воды палестинцами осталось на уровне 1968 г. Учитывая рост населения, это одна из самых остро нуждающихся в воде наций на Земле. На Западном берегу палестинцам разрешено бурить колодцы не более чем 60-140 метров в глубину. Мекорот – израильский поставщик воды – бурит на глубину 300–400 метров, где более сильный поток и лучшее качество воды. Палестинцам запрещено лесонасаждение в установленной вокруг водоносного слоя зоне, разрешено лишь некое подобие огородов. Это сделано, чтобы подземный поток воды ни в коем случае не уменьшался и попадал к еврейским поселенцам с минимальными потерями.

В секторе Газа главной проблемой остается не количество воды, а ее качество. Плохая водная инфраструктура влияет на качество жизни жителей Газы и подвергает их здоровье постоянному риску. Единственный источник воды – водоносный слой. С 1950-х гг. он загрязнен и обладает повышенным содержанием соли, это происходит из-за неправильного пользования и попадания в него канализационных стоков, а также пестицидов и удобрений. В результате притока беженцев после войн 1948 и 1967 гг., а также высокой рождаемости, этот маленький клочок земли площадью 365 кв. км в настоящее время явно перенаселен. С плотностью населения свыше 4000 человек на кв. км сектор Газа является одним из самых густонаселенных районов планеты.

В 1995 г. израильтяне подписали с палестинцами официальное соглашение, в котором отдали управление водным сектором в руки ПНА. На самом деле Израиль не утратил контроля над этим сектором, имея возможность наложить вето на любой проект и через объединенный комитет по водному пользованию, и через гражданскую администрацию. Тем не менее с 1995 г. положение палестинцев в вопросах обеспечения водой стало улучшаться.

Бассейн рек Тигр и Евфрат

Вместе с Тигром Евфрат считается колыбелью ранних месопотамских цивилизаций. Воды этих рек позволили населению развивать сельское хозяйство. Таким образом, именно благодаря им стало возможным развитие древних культур, где вода играла первостепенную роль. Месопотамия – земля между Тигром и Евфратом – была центром многих цивилизаций и дала жизнь миллионам своих обитателей.

Река Евфрат берет начало в нагорье Восточной Турции, а устье ее расположено в Персидском заливе. Это самая длинная река в Юго-Западной Азии – протяженность ее составляет 2700 км. Евфрат образуют два притока – Мурат и Карасу. Они сливаются воедино близ города Элазик, а затем, уже как Евфрат, текут на юго-восток, в Сирию. Там Евфрат пополняется притоками Хабур и Балих – оба они из Турции. В Ираке Евфрат доходит до города Хит, откуда по пути к Персидскому заливу на протяжении 735 км. он теряет большую часть своих вод, отдавая их ирригационным системам и озеру Хаммар. Рядом с городом Курна обмелевший Евфрат сливается с рекой Тигр в единый поток Шатт-Аль-Араб (Арабский поток). Река Карун из Ирана сливается с Шатт-Аль-Араб в районе Басры, и вместе они выходят к Персидскому заливу.

Тигр также берет начало в нагорье Восточной Турции, но главные его притоки находятся в Ираке. Общая длина реки Тигр – 1840 км. В Турции Тигр протекает юго-восточнее города Чизре, где на протяжении 32 км он формирует границу между Турцией и Сирией, а затем выходит на территорию Ирака. В Ираке к нему присоединяются притоки Большой Зап, Малый Зап, Адхаим и Дияла. Тигр несет больше воды, чем Евфрат, благодаря притокам с гор Заргос. Эти притоки пополняются за счет тающего снега весной и дождевых потоков летом и осенью. Тем не менее ирригация и мелиорация каналов забирают приблизительно 70–80 % вод реки до того, как она сливается в Шатт-Аль-Араб. Багдад стоит на пересечении рек Тигр и Дияла.

В количественном отношении притоки Тигра распределены примерно поровну между Турцией и Ираком, в Сирии притоков нет. Из-за неравномерного поступления воды Тигр считается нестабильной рекой, на которую очень трудно рассчитывать при организации водоснабжения.

Турция

В настоящее время Турция использует незначительную часть водного потенциала Евфрата. Функционируют четыре крупные дамбы – Кебан, Каракайя, Ататюрк и Биречик. Пятая дамба, по данным на конец 2008 г., строится. Проведены туннели с целью орошения полей Харран. Все это – лишь часть огромного Анатолийского проекта, который планируется завершить к 2020 г.

Турция использует небольшую часть вод Тигра. Здесь не построены пока крупные дамбы, хотя такие проекты существуют, включая дамбы Кралкызы и Дыкле. Всего планируется построить 10 дамб. Из-за своего местонахождения Тигр последним из рек на территории Турции подвергся изменениям и развитию. Поскольку течет он главным образом по горному массиву и только в низинах может использоваться для ирригации. Турецкое правительство также планирует использовать Тигр для получения электроэнергии.

Анатолийский проект

Юго-восточный Анатолийский проект – самый большой проект в Турции и один из самых крупномасштабных в мире. Он разрабатывался с 1950-х гг. и начался с конструкции дамбы Кебан в Верхнем Евфрате. Основное развертывание проекта пришлось на 1980-е гг., когда в 1986 г. турецкое правительство объявило его ключевым для развития региональной инфраструктуры страны.

Многоуровневый проект включает в себя 13 других субпроектов, основная цель которых – ирригация и гидроэлектроэнергия. Проект включает в себя 22 дамбы и 19 ГЭС на Евфрате и Тигре и их притоках. Ожидаемая зона ирригации составляет 1,7 млн гектаров земли, ожидаемый выход электроэнергии – 27 млрд квт/ч ежегодно с изначальной мощностью 7500 мегаватт. Площадь, которая будет подвергнута орошению, составляет 19 % всех сельскохозяйственных земель Турции (8,5 млн гектаров), а ежегодный выход электроэнергии – 22 % от потенциала всей гидроэлектроэнергии страны (118 млрд квт/ч).

Этот проект ставит своей целью развитие Юго-Восточной Турции, где огромное население страдает от высокой безработицы и политической нестабильности. Также регион является площадкой для курдского сепаратизма. Турецкое правительство считает Анатолийский проект решением этих проблем и готово всячески поддерживать и защищать его.

Сирия

До французской колонизации сирийцы использовали воды Евфрата минимально – исключительно для небольших сельскохозяйственных нужд. Французские колонизаторы планировали создание системы дамб для ирригации хлопковых полей Северной Сирии. После обретения независимости решение этой задачи взяло на себя правительство Сирии. Первой рекой, которую оно стало развивать, была Оронтес, а использование вод Евфрата для ирригации началось не раньше 1950-х гг. Сирийцы планировали осуществить проект, задуманный еще французами, и с помощью СССР построили дамбу Табка, которая начала работать в июле 1973 г. За ней появилось озеро Ассад, воды которого использовались для все возрастающих ирригационных потребностей Сирии, которые на тот момент составляли 640 000 гектаров земли, подлежащих орошению.

Однако ввиду излишнего оптимизма инженеров и сельскохозяйственных экспертов, которые не учли особенностей почвы того региона, а также возможность засух, эти воды смогли оросить лишь 240 000 гектаров.

Река Тигр в Сирии является источником воды на местном уровне, и, хотя существуют государственные проекты, нынешнее использование реки незначительно из-за финансовых трудностей и недовольства Ирака.

Сирийское пользование водами Евфрата не было постоянным, а несколько притоков более не доходят до территории Сирии. Отчасти это связано с турецким использованием верхних вод, но не менее важную роль играет неэффективное водопользование самих сирийцев. Сирия в основном полагалась на воды Евфрата и на потоки из дамбы Табка. Теперь Сирия планирует улучшить ситуацию с орошением земель, доведя их площадь до 387 000 гектаров, за счет строительства трех дамб, что существенно уменьшит количество воды в Евфрате. Будущее сирийской программы развития региона встретится с двумя проблемами – использованием вод Турцией и эффективностью внутреннего использования вод в самой Сирии.

Ирак

Ирак пользовался водами Евфрата с древних времен: известны системы ирригации, существовавшие еще в Месопотамии. Во времена Османской империи британские инженеры разработали проекты систем мостов и дамб, но британские колонизаторы, равно как и королевская власть Ирака, не смогли их осуществить. Поддержка пришла от СССР, который помог новому иракскому режиму разработать программы, которые бы обеспечили Ирак водой вплоть до 2000 года. Однако ни при правительстве Саддама Хусейна, ни в дальнейшем эти проекты не были осуществлены.

В настоящее время у Ирака семь дамб, только одна из них – Хадита – используется как ГЭС. Остальные служат для мелиорации и ирригации земель. Ирак орошал приблизительно 1,2 миллиона гектаров земли. Война США против Ирака остановила все проекты по развитию ирригационной системы и реализации сельскохозяйственных программ.

Турецко-сирийские отношения

Турецко-сирийские отношения в вопросе реки Евфрат постоянно ухудшаются, что может привести к конфликту между двумя странами. Турция, развивая Анатолийский проект, планирует в полной мере использовать потенциал реки Евфрат, которая является единственным надежным источником проточной воды для Сирии. Сирии воды Евфрата необходимы для продолжения ирригационных программ и поддержания высокого уровня воды в озере Ассад для получения гидроэлектроэнергии. Эта политическая ситуация начала резко ухудшаться в 1980-х гг., когда Турция приступила к активной реализации Анатолийского проекта. Дамаск, опасаясь тотальной зависимости от турецкого контроля над рекой, приступил к действиям, целью которых была дестабилизация внутриполитической ситуации в Турции. В число этих действий входила поддержка Рабочей партии Курдистана и ее кампании против турецкого правительства. В качестве ответных мер Стамбул принял решение использовать водный вопрос для давления на Хафеза Асада, что в итоге привело к обратному результату: Сирия продолжила поддерживать РПК, и Турции пришлось заключить с ней договор, который обеспечивал Сирию достаточным объемом воды Евфрата (500 куб. м/сек) в обмен на прекращение поддержки РПК. Тем не менее Сирия не до конца выполнила свои обязательства, и отношения между двумя странами продолжили ухудшаться.

Сирийско-иракские отношения

Сирия начала разрабатывать ирригационные программы в конце 1960-х – начале 1970-х, когда Ирак пытался стать крупной региональной державой. Отношения резко ухудшились после того, как Сирия наполнила водой озеро Ассад, что привело к существенному сокращению потока в Ирак. В 1974 г. было заключено промежуточное соглашение, но Ирак обвинил Сирию в том, что она задерживает воду и попросил Лигу арабских государств вмешаться. Сирия в ответ отозвала своего представителя из водного комитета ЛАГ. К маю 1975 г. ситуация грозила войной. Сирия закрыла свои границы и воздушное пространство, и обе страны начали наращивать войска у границы. С помощью Саудовской Аравии была достигнута договоренность, и, хотя эта информация не получила широкой огласки, Сирия согласилась оставлять у себя 40 % вод Евфрата и отдавать 60 % Ираку.

В 1980 г. Турция и Ирак учредили комиссию по региональным водам. Сирия вступила в нее позже, в 1982 г. Строительство дамбы Ататюрка Турцией в 1990 г. заставило эту комиссию прекратить свое существование из-за противоречий между странами. Сегодня американская оккупация не позволяет разрешить замороженные водные конфликты Ирака с Сирией и Турцией до стабилизации политической обстановки в стране.

Страны Персидского залива

Странам Персидского залива понятие «водная политика» почти не знакомо. Юг аравийского полуострова является одним из самых засушливых мест на земле. Доминирующий ландшафт – пустыня. Из-за ничтожно малого количества водоемов и труднодоступности грунтовых вод этот регион испытывает естественный дефицит воды. Все это, учитывая большое население таких стран, как Саудовская Аравия и ОАЭ, могло привести этот регион к гуманитарной катастрофе. Однако водоснабжение здесь – это налаженная человеческими усилиями сеть бесперебойной поставки воды в самые пустынные уголки юга Аравийского полуострова. Страны Персидского залива, будучи крайне ограниченными в воде, имеют финансовые ресурсы, которые позволяет им удовлетворять спрос на воду как населения, так и промышленности.

Средства от продажи нефти пошли на строительство самых мощных в мире опреснительных сооружений, которые в одной Саудовской Аравии дают приблизительно 750 миллионов кубометров пресной воды в год. Эта цифра постоянно растет с открытием новых опреснительных станций. Вода, получаемая таким путем, не считается пригодной для питья или сельского хозяйства, но она используется в промышленных и бытовых целях: в фонтанах, автомойках и для других хозяйственных нужд населения. В качестве питьевой воды жители стран Персидского залива используют грунтовые воды, извлекаемые из глубин ультрасовременными буровыми и насосными установками нефтедобывающих компаний. Кроме того, существуют варианты использования антарктических айсбергов как резервуаров с пресной водой и прокладки многокилометровых водопроводов (по аналогии с нефтепроводами) из других стран, не испытывающих дефицита пресной воды. Из-за отсутствия крупных общих водоемов страны Персидского залива не конфликтуют друг с другом из-за воды, а, наоборот, сотрудничают в сфере переработки сточных и опреснения морских вод.

Защита ресурсов и их рациональное использование в последнее время занимают все более важное место в международных отношениях. Существует понимание, что ни одна страна, действуя в одиночку, не может решить ключевые проблемы окружающей среды. На Ближнем Востоке доступ к воде всегда был главным фактором в региональной политике. Несмотря на то что самым «знаменитым» и обильным богатством Ближнего Востока является нефть, вода – самый редкий природный ресурс региона, но и самый важный для человеческой жизнедеятельности. Значение воды для ближневосточных стран часто недооценивается современными аналитиками, которые спешат объяснить те или иные процессы в регионе с сугубо политических, экономических или военных позиций. Но неожиданные альянсы, равно как и вооруженные конфликты, часто имеют «водную» основу. Причина этого в том, что большая часть водных ресурсов сконцентрирована в транснациональных водоемах и водоносных слоях под землей, для которых нет границ между государствами. Этот фактор не позволяет решать проблемы водоснабжения на уровне одного государства, а требует совместного, коллективного решения.

Источники и литература

Abouali, Gamal. Continued control: Israel, Palestianian water and the Interim Agreement // Palestine yearbook of international law, 9 (1998), pp. 63-113.

Allan, J.A and Chihli Mallat (eds.). Water in the Middle East: Legal, Political, and Commercial Applications. London: New York: I.B. Tauris Publishers; New York: New York: Distributed by St. Martin's Press, 1995.

Amery, Hussein A and Aaron T. Wolf (ed.). Water in the Middle East: A Geography of Peace. Austin, The University of Texas Press, 2000.

Biswas, Asit K. International Waters of the Middle East: From Euphrates-Tigris to Nile. Bombay; N.Y.: Oxford University Press, 1994.

Baskin, Gershon. Water: Conflict or Cooperation. Israel/Palestine: Issues in Conflict, Issues for Cooperation No. 2/2. Israel/Palestine Center for Research and Information IPCRI: Jerusalem. 1993.

Bruins, H.J., Tuinhof, A. Water in the Gaza Strip. Government of the Netherlands, Ministry of Foreign Affairs, Directorate General for International Cooperation: Den Haag. 1991.

Bulloch, John and Adel Darwish. Water Wars: Coming Conflicts in the Middle East. London: Victor Gollancz, 1993.

Collins, Robert 0. The Waters of the Nile. Oxford: Clarendon Press, 1990.

Daibes, F. (ed.). Water in Palestine: Problems, Politics, Prospects, Jerusalem: Palestinian Academic Society for the Study of International Affairs (PASSIA), 2003.

Dillman, Jeffrey D. Water Rights in the Occupied Territory. In: Journal of Palestine Studies, Vol. 19, No. 1; pp. 46–71.1989.

Feitelson, Eran (ed.). Management of shared groundwater resources: the Israeli-Palestinian case with an international perspective, Boston [etc.]: Kluwer Academic Publishers, 2001.

Hillel, Daniel Rivers of Eden: the Struggle for Water and the Quest for Peace in the Middle East. New York: New York: Oxford University Press, 1994.

Kolars, John F. The Euphrates River and the Southeast Anatolia Development Project. Carbondale and Edwardsville: Illinois: Southern Illinois University Press, 1991.

Lowi, Miriam. Water and power: the politics of a scarce resource in the Jordan River basin, Cambridge, Eng, Cambridge University Press, 1993.

Ohlosson, Lief. Hydropolitics: Conflict Over Water as a Developmental Constraint. Zed Books; New Jersey, 1995.

Philips, D.J.H. [ET AL.] (ed.). Factors Relating to the Equitable Distribution of Water in Israel and Palestine // Water Resources in the Middle East: Israel-Palestinian Water Issues: from Conflict to Cooperation: with 96 Figures, Berlin [etc.]: Springer, 2007.

Rogers, Peter P. and Peter Lydon (ed.). Water in the Arab world: perspectives and prognoses, Cambridge, MA, Harvard University Press, 1994.

Rende, M. Water Transfer from Turkey to Water-Stressed Countries in the Middle East // Water Resources in the Middle East: Israel-Palestinian Water Issues – From Conflict to Cooperation, Berlin [etc.]: Springer, 2007, pp. 165–173.

Selby, J. Dressing up domination as “cooperation”: the case of Israeli-Palestinian water relations // Review of International Studies, 29 (2003), No. l,pp. 121–138.

Shuval, H., H. Dweik (eds.) Water Resources in the Middle East: Israel-Palestinian Water Issues – From Conflict to Cooperation, Berlin [etc.]: Springer, 2007.

Wolf, Aaron T. Hydrostrategic Territory in the Jordan Basin: Water, War, and Arab-Israeli Peace Negotiations, in: Water in the Middle East: a Geography of Peace, Austin, TX: University of Texas Press, 2000, pp. 63-120.

Примечания

1

British Government, The Political History of Palestine (Memorandum to the United Nations Special Committee on Palestine) (Jerusalem, 1947). P. 32.

(обратно)

2

Телеграмма министра иностранных дел СССР B.M. Молотова заместителю министра иностранных дел СССР А.Я. Вышинскому в Нью-Йорк 30 сентября 1947 г. // Советско-израильские отношения: Сборник документов. Т. 1:1941–1953, К. 1, М., 2000. С. 251.

(обратно)

3

Резюме письма временного поверенного в делах СССР в Ираке А.Ф. Султанова в Ближневосточный отдел МИД СССР. 5 ноября 1947 г. // Советско-израильские отношения: Сборник документов. Т. 1:1941–1953, К. 1, М., 2000. С. 265.

(обратно)

4

Запись беседы временного поверенного в делах СССР в США С.К. Царапкина с представителем Еврейского агентства для Палестины в Вашингтоне Э. Эпштейном. 18 декабря 1947 г. // Советско-израильские отношения: Сборник документов.!. 1:1941–1953, К. 1, М., 2000. С. 277.

(обратно)

5

New York Times. 13 April, 1948. См. также Milstein Uri, The War of Independence Vol. IV: Out of Crisis Came Decision, Tel-Aviv, 1991. P. 255–276.

(обратно)

6

Именно в отместку за свое «предательство» иорданский король был застрелен членом террористической палестинской организации на пороге мечети Аль-Акса в арабской части Иерусалима 20 июля 1951 г.

(обратно)

7

См.: Roumani, Maurice. The Jews from Arab Countries: A Neglected Issue. WOJAC, 1983; Matas, David, Urman, Stanley A. «Jews From Arab Countries: The Case for Rights and Redress». Justice for Jews from Arab Countries, (June 23, 2003); – электронная еврейская энциклопедия, интернет-версия Краткой еврейской энциклопедии на русском языке (КЕЭ) в 11 томах (Иерусалим, 1976–2005).

(обратно)

8

Запись беседы министра иностранных дел Израиля М. Шаретта с министром иностранных дел СССР А.Я. Вышинским 6 января 1952 г. // Советско-израильские отношения: Сборник документов. Т. 1:1941–1953, К. 1. М., 2000. С. 323.

(обратно)

9

Суэцкий канал. Факты и документы. М., 1959. С. 235.

(обратно)

10

Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1997. С. 485.

(обратно)

11

Yergin D. The Prize: The Epic Quest for Oil, Money & Power. N.Y., 1990. P. 480.

(обратно)

12

Мнения о том, что Садату нужен был ограниченный успех в войне, придерживаются многие современники и участники этих событий – Мухаммад X. Хейкаль, начальник египетского генштаба Саад Шазли, генерал М. Гареев и др. Израильтяне настаивают на обратном, например, Голда Меир в своих мемуарах пишет, что арабские армии ставили своей целью уничтожение Израиля в войне 1973 г.

(обратно)

13

См.: Clinton В. Му Life. 2004; Ross D. The Missing Peace: The Inside Story of the Fight for Middle East Peace. 2004.

(обратно)

14

Подробнее о доктрине османизма см.: Фадеева И.Л. Официальные доктрины в идеологии и политике Османской империи (османизм – панисламизм). XIX – начало XX в. М., 1985.

(обратно)

15

Подробнее об идеологии младотурок, а также об их связях с европейскими национально-освободительными движениями см.: Алиев Г.З. Турция в период правления младотурок. М., 1972; Петросян Ю.А. Младотурецкое движение, М., 1971; Шпилькова В.И. Младотурецкая революция 1908–1909 гг. М., 1977.

(обратно)

16

Савицкий П.Н. Континент Евразия. М. 1997. С. 41.

(обратно)

17

Spykman N. The Gegraphy of Peace. N.Y., 1944. P. 23.

(обратно)

18

Кострикова Е.Г. Борьба России за пересмотр статуса Проливов в начале XX в. //Россия и Черноморские Проливы (XVIII–XX столетия). С. 254.

(обратно)

19

Кострикова Е.Г. Борьба России за пересмотр статуса Проливов в начале XX в. //Россия и Черноморские Проливы (XVIII–XX столетия). С. 301–302.

(обратно)

20

Фр. Conseil d’administration de la dette publique Ottoman. В Российской историографии империю принято называть Османской (это правильная калька с османского osmaniye), однако по традиции некоторые учреждения империи называют в переводе с французского Ottoman, что было характерно для дореволюционной России.

(обратно)

21

Капитуляция (позднелат. capitulatio, от capitulo – договариваюсь, делю на главы, от лат. capitulum – глава, раздел, статья), особый вид неравноправных договоров, фиксирующих привилегированный режим для иностранцев по сравнению с гражданами государства пребывания. В середине XV в. султаны Османской империи предоставили капитуляции гражданам Генуи и Венеции. В 1535 (или 1536) турецкий султан Сулейман I Кануни предоставил первую капитуляцию Франции. Эта капитуляция, данная в период наибольшего могущества Османской империи, так же как и капитуляции более раннего периода, не носила неравноправного характера. По мере ослабления Османской империи содержание капитуляции изменялось. Например, в 1740 г. привилегии в Османской империи в пользу Франции были расширены и закреплены «навечно». С конца XVIII в. условия капитуляции стали включаться в договоры, заключавшиеся Османской империей с иностранными государствами. Капитуляции из добровольно предоставлявшихся льгот превратились в кабальные условия, закреплявшие привилегии иностранных государств и их подданных.

(обратно)

22

Киреев Н.Г. История Турции. XX век. М., 2007. С. 255–256.

(обратно)

23

Сарыкамышская операция – неудачная попытка турецких войск (9, 10-го и 11-го корпусов) разгромить русские войска районе Карс – Эрдоган – Сарыкамыш в декабре 1914 – январе 1915 г. Проводилась под личным командованием Энвер-паши и закончилась разгромом 90-тысячной турецкой армии. См. Корсун Н.Г. Кавказский фронт Первой мировой войны. М., 2004. С. 7–194.

(обратно)

24

Cit. Tekin Alp in Bayrak M. Kurtler ve ulusal-demokratik mticadeleleri. Gizli Belgeler. Aratirmalar. Notlar. Ankara, 1993. S. 559-61.

(обратно)

25

Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991. С. 120.

(обратно)

26

В Турции признавались только религиозные меньшинства, т. е. в первую очередь это относилось к грекам, армянам и евреям. Все граждане Турции считались турками. Подробнее см.: Kirisgi К., Winrow G. М. The Kurdish Question and Turkey. An Example of Trans-State Ethnic Conflict. Portland, 1997. P. 44–45; Earle E. M. The New Constitution of Turkey. Political Science Quarterly, Volume 40, Issue 1 (Mar. 1925). P. 73–100.

(обратно)

27

Подробно о курдском населении Турции в 20-х гг. XX в. см.: Лазарев М.С. Курдистан и курдский вопрос (1923–1945). М., 2005. С. 10–12.

(обратно)

28

См. Лазарев М.С. Указ. соч. С. 46–71.

(обратно)

29

Автору представляется возможным провести параллели между курдским движением 20-30-х гг. XX в. и народными восстаниями в Российской империи конца XVII–XVIII вв., которые всегда зарождались на окраинах, возглавлялись старообрядцами, выступавшими против модернизационных процессов, и всегда имели среди участников много иноэтнических элементов, недовольных имперской политикой властей.

(обратно)

30

Часть евреев были исламизированы в XVII в. вслед за Саббатаем Цви, еврейским лжемессией. В Салониках к концу XIX в. последователей Саббатая Цви, или саббатистов, проживало до 20 тыс. человек. После обмена населением с Грецией в 1924 г. все мусульмане, в том числе и саббатисты, были высланы в Турцию. См.: Galante A. Sabetay Sevi ve Sabetaycilarm Gelenekleri. istanbulo 2000; Zorlu 1. Evet, Ben Selanikliyim. Istanbul, 2000.

(обратно)

31

Eygi M. Mohiz Kohen Millirt5iligi // Yahudi Türkler yahut Sabetaycilar. Istanbul, 2000. S. 174–176.

(обратно)

32

Многие сефарды эмигрировали из Турции и Греции в Европу (в первую очередь во Францию) в 20-30-х гг. XX в., опасаясь нарушения своих прав со стороны националистических режимов этих стран или сопротивляясь политике ассимиляции. Значительной части мигрантов в 40-е гг. XX в. ввиду репрессий со стороны нацистов было возвращено турецкое гражданство, и они переехали обратно. См.: Бенбасс Э., Родриг А. Евреи Леванта. Сефардская община в XIV–XX веках. М., 2001; Shaw, S.J. Turkey and the Holocaust: Turkey’s Role in Rescuing Turkish and European Jewry from Nazi Persecution, 1933–1945. N.Y., 1995.

(обратно)

33

См.: Миллер А.Ф. Очерки новейшей истории Турции. М.-Л., 1948; Новейшая история Турции. М., 1968; Ибрагимбейли Х.М. Крах «Эдельвейса» и Ближний Восток. М., 1977; Широкорад А.Б. Русско-турецкие войны. 1676–1918 гг. Минск-М., 2000. Коптевский В.Н. Россия – Турция: этапы торгово-экономического сотрудничества. М., 2003; и др.

(обратно)

34

См.: Сваранц А.А. Пантюркизм в геостратегии Турции на Кавказе. М., 2002; Киракосян Дж. Младотурки перед судом истории. Ереван, 1986.

(обратно)

35

См., например: Weber F.G. Evasive Neutral: Germany, Britain and the Quest for a Turkish Alliance in the Second World War. Columbia, MO, 1979; Weisband E. Turkish Foreign Policy 1943–1945. Princeton, 1973.

(обратно)

36

Türk Diş Pohtikasi. Kurtuluş Savaşindan bugüne olgular, belgeler, yorumlar. Cilt 1.1919–1980. Istanbul, 1983.

(обратно)

37

Еасанлы Д. СССР – Турция: полигон холодной войны. Баку, 2005.

(обратно)

38

Причем это сотрудничество происходило на фоне снижения уровня контактов с СССР и Великобританией в военной сфере. В частности, в 1942–1943 гг. турецкие бронетанковые войска были перевооружены с советских Т-26, поставленных в Турцию в 1936 г., на немецкие Pz-III, Pz-IV.

(обратно)

39

В 1943 г. пограничники задержали 161 нарушителя, направлявшегося в Турцию. Из Турции в СССР удалось проникнуть 159 нарушителям, среди которых – агенты турецкой и немецкой разведок. См.: Батурин Ю.М. Досье разведчика. М., 2005. С. 457.

(обратно)

40

Из российских авторов причастность советских спецслужб к покушению на посла Германии признает лишь Павел Судоплатов. См.: Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы. М., 1997. С. 83. Остальные отрицают за недоказанностью, напр.: Киреев Н.Г. Указ. соч. С. 248–250; Батурин Ю.М. Указ. соч. С. 390–417. Также покушение описано в мемуарах самого фон Папена. См.: Папен фон Ф. Указ. соч. С. 474–476.

(обратно)

41

Киреев Н.Г. Указ соч. С. 266–267.

(обратно)

42

Печатное В.О. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг. М., 2006. С. 339.

(обратно)

43

Беседа автора с Тищенко М.Л. В 1946 г. – майор, начальник штаба 122 а.п.

(обратно)

44

Цит. по: Батурин Ю.М. Указ. соч. С. 518.

(обратно)

45

Сталин И.В. Беседа со студентами университета им. Сун Ят-Сена. ПСС. Т. 9. С. 256–258.

(обратно)

46

Там же. С. 257.

(обратно)

47

Экспортно-импортный банк (Ex-Im Bank) – государственный банк США, поддерживает закупки товаров и услуг США кредитоспособными покупателями из других стран, которые не могут получить кредит из традиционных источников коммерческого и структурированного финансирования. См. /

(обратно)

48

Подробнее см. Мирский Г.И. Роль армии в политической жизни стран «третьего мира». М., 1989.

(обратно)

49

Кроме Норвегии. Однако у Норвегии с НАТО особый договор, ограничивающий присутствие иностранных войск на территории страны.

(обратно)

50

В общем повторялась ситуация 1853–1856 гг., а также 1914–1917 гг., когда враждебные державы в союзе с Османской империей блокировали российский флот в Черном море и непосредственно угрожали побережью, при этом имея возможность укрыться за береговыми укреплениями Босфора.

(обратно)

51

Иноэтнический капитал в Турции утратил свое значение в результате экономического давления властей в годы Второй мировой войны. См.: Глава II, раздел Экономика.

(обратно)

52

Turkey since 1970: Politics, Economics and Society. N.Y., 2001. P. 8.

(обратно)

53

С текстами конституций можно ознакомиться на сайте Т.С. Anayasa Mahkemesi http://www. anayasa.gov.tr/

(обратно)

54

В отличие от Demokrat Parti, запрещенной в 1960 г., их партия называлась Demokratik Parti.

(обратно)

55

С 1980 по 1982 г. занимал пост премьер-министра временного правительства, сформированного военными после переворота.

(обратно)

56

В Турции, например, в 1826 г. был полностью уничтожен янычарский корпус – основа традиционной османской армии. Та же судьба постигла мамлюков в Египте.

(обратно)

57

Подробнее об этом см. мемуары участников военного переворота 1960 г., например, А. Тюркеша: Turkey А. 1944 Milliyetilik Olayi. Istanbul, 1968.

(обратно)

58

См., например: Данилов В.И., Базиянц А.П. Причины государственного переворота 1960 г. // Проблемы современной Турции. М., 1963. Hale W. Türkiye’de Ordu ve Siyaset. Istanbul, 1996; Weiker W. The Turkish Revolution 1960–1961. Aspects of Military Politics. Westport, 1980.

(обратно)

59

См. об этом: Шамсутдинов А.М. К вопросу о возвращении Турции к внешней политике Кемаля Ататюрка // Проблемы современной Турции. М., 1963. С. 63–64.

(обратно)

60

За чем немедленно последовало признание нового правительства со стороны США уже 30 мая 1960 г. См.: Foreign relations of the United States, 1958–1960. Eastern Europe; Finland; Greece; Turkey Volume X, Part 2 (1958–1960) // -bin/FRUS/ FRUS-idx?type=turn&entity=FRUS.FRUS195860vl0p2.p0876&isize=M

(обратно)

61

Официальный сайт OYAK

(обратно)

62

В турецкой литературе они получили название «американских баз», что лучше отражает их истинный статус.

(обратно)

63

Текст соглашения см. Belgelerle Turk-Amerikan Munasebetleri (Aiklamali). Istanbul, 1991. S. 350–357.

(обратно)

64

В прессе по-прежнему лидирующие позиции занимали сторонники НРП и социал-демократы. Университеты Турции всегда отличались левыми взглядами.

(обратно)

65

Включение о. Кипр в состав Греции в общем было выгодно США. Режим Черных полковников полностью поддерживал политику Вашингтона и был согласен после «энозиса» (а значит, включения Кипра в оборонную систему НАТО) разместить на восточной оконечности острова американскую военную базу, которую можно было бы использовать для поддержки Израиля в случае очередного обострения ситуации на Ближнем Востоке.

(обратно)

66

О результатах контртеррористической операции, проведенной военными в 1980–1982 гг., см.: Mango A. Opus cit. Р. 81; Hale W. Türkiye’de Ordu ve Siyaset. Istanbul, 1996. P. 214–215.

(обратно)

67

Всего было арестовано более 180 000 человек, из которых 42 000 были приговорены к различным срокам заключения.

(обратно)

68

Согласно временной статье 2 Конституции Республики Турция 1982 г.

(обратно)

69

Советские исследователи отмечали, что переворот не мог произойти без консультаций с представителями США. Во время переворота в Турции проводились совместные маневры НАТО. См. подробнее: Поцхверия Б.М. Внешняя политика Турции в 60-х – начале 80-х годов XX в. М., 1986. С. 182.

(обратно)

70

Экономическая ситуация в 1980–1982 гг. в Турции напоминала российскую начала 1990-х гг. Создавались финансовые пирамиды подобные российской МММ, чья деятельность рекламировалась правительством и лично Т. Озалом. Подробнее см.: Леонова Е. Опыт либерализации экономики в Турции // Вопросы экономики. № 2, 1992. С. 178–179; Ficici A. Political Economy of Turkish Privatization //

(обратно)

71

Попытка принять закон, предусматривающий уголовное преследование за супружескую неверность, и некоторые другие подобные нововведения окончились неудачей еще на стадии обсуждения.

(обратно)

72

До 1935 г. Иран в европейской прессе, дипломатии и историографии именовался Персией.

(обратно)

73

Цит. по: Годе М. Реза. Иран в XX в. Политическая история. M., 1994. С. 24.

(обратно)

74

Годе М. Реза. Иран в XX в. Политическая история. М., 1994. С. 20.

(обратно)

75

Цит. по: Алиев С.М. История Ирана XX век. М., 2004. С. 231–232.

(обратно)

76

St. Kinzer. Revisiting Cold War Coups and Finding Them Costly (. com/2003/11/ЗО/weekinreview).

(обратно)

77

Muhammadi, Roy. The Mantle of the Prophet. Religion and Politics in Iran, New York, 1985. P. 190–191.

(обратно)

78

Limbert J.M. Iran, At War with History. Boulder, London and Sydney, 1987. P. 105.

(обратно)

79

Ермаков С.М. Перспективы развития вооруженных сил Ирана. В сб: «Иран в современном мире». М., 2003. С. 92.

(обратно)

80

Lenczowski G. Iran Under the Pahlavis, Stanford, 1978.

(обратно)

81

Huyser Robert Е. Mission to Tehran. New-York, 1986. P. 78.

(обратно)

82

Лоуренс Аравийский. Семь столпов мудрости. СПб., 2001.

(обратно)

83

О нем более подробно в разделе, посвященном исламу.

(обратно)

84

В научной литературе салафитами принято называть мусульманских религиозных деятелей, которые в различные периоды истории ислама выступали с призывами ориентироваться на образ жизни и веру ранней мусульманской общины, ас-салаф ас-салихун.

(обратно)

85

Игнатенко А. Ислам и политика. М., 2004. С. 67.

(обратно)

86

Ланда Р.Г. Причины и факторы радикализации ислама // Ислам на современном Востоке. М., 2004. С. 189–199.

(обратно)

87

Не путать с «Исламским Джихадом» в Палестине, возникшим значительно позже.

(обратно)

88

Закон, провозглашающий право каждого еврея репатриироваться в Израиль. Принят кнессетом 5 июля 1950 г.

(обратно)

Оглавление

Введение Гумер Исаев, Александр Сотниченко

О понятии «Ближний Восток»

Глава 1. Ближневосточный конфликт. Эволюция проблемы Гумер Исаев

  1.1. Истоки сионизма и возникновение Израиля

  1.2. Суэцкий кризис

  1.3. От Шестидневной войны до событий «Черного сентября»

  1.4. Эпоха Анвара Садата. От 1970 г. до Кемп-Дэвида

  1.5. Гражданская война в Ливане

  1.6. Первая Интифада

  1.7. Десятилетие переговоров. Между двумя Бушами

  Источники и литература

Глава 2. Республиканская Турция. Поиск путей развития Александр Сотниченко

  2.1. От империи к национальному государству

  2.2. Турция под политическим влиянием США. 50-е гг. XX в.: формирование основных тенденций политического и экономического развития

  2.3. Политическая система современной Турции

  Источники и литература

Глава 3. Иран. От полуколонии к региональному лидерству Дмитрий Павлов

  3.1. Специфика исторического развития Ирана на современном этапе

  3.2. Иран после Второй мировой войны. Движение за национализацию нефти

  3.3. Иран в период правления Мохаммеда Реза Пехлеви

  3.4. Антимонархическая революция 1978-79 гг

  3.5. Общественно-политическое развитие Ирана после кончины аятоллы Хомейни (1989 г.)

  Источники и литература

Глава 4. Идеологии. Национальное и религиозное в политике арабских стран Хасан Каттуш при участии Али Мухиэддина, Валерия Пугачева, Гумера Исаева, Дмитрия Павлова

  4.1. Национализм

  4.2. Политический ислам

  Источники и литература

Глава 5. Нефть и политика. Арабские княжества Персидского залива Лилия Мартынова

  Начало эксплуатации нефтяных месторождений в зоне Персидского залива

  Борьба за нефтяное могущество после Второй мировой войны

  Избыточный объем

  Советский Союз и борьба за нефтяной контроль

  Роль и значение ОПЕК

  Нефтяные кризисы и колебания цен на нефть

  Современность и конъюнктурные колебания рынка

  Источники и литература

Глава 6. Гидрополитика на Ближнем Востоке Андрей Рыбкин

  Бассейн реки Нил и гидрополитика субрегиона: Судан, Египет

  Бассейн реки Иордан и водный вопрос в арабо-израильском конфликте

  Гидрополитика Израиля

  Водный вопрос в палестино-израильских отношениях

  Бассейн рек Тигр и Евфрат

  Турция

  Анатолийский проект

  Сирия

  Ирак

  Турецко-сирийские отношения

  Сирийско-иракские отношения

  Страны Персидского залива

  Источники и литература Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg