«Российская нация»

Российская нация (fb2) - Российская нация [Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях] 2884K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Рамазан Гаджимурадович Абдулатипов

Рамазан Абдулатипов Российская нация. Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях

«Мы в свое время – еще в советские времена – говорили о единой общности – советском народе. И были под этим определенные основания. Полагаю, что сегодня мы имеем все основания говорить о российском народе как о единой нации. Есть, на мой взгляд, нечто такое, что нас всех объединяет. Наши предки очень много сделали для того, чтобы мы чувствовали это единство. Это наша историческая и сегодняшняя реальность тоже».

В.В. Путин Чебоксары, 5 февраля 2004 г.

«Российская нация – это могучее дерево с мощной разветвленной корневой системой, уходящей в глубь веков, в питательные источники многих древних цивилизаций, культур и народов, но с единым стволом их исторической общности вокруг России и русского народа, сохранившее к наступившему XXI веку на своей кроне различные ответвления их самобытного многообразия и перспектив, обретая при этом постепенно и новое качество гражданского и политического единства этого многообразия в Российской Федерации»

Рамазан Абдулатипов

© Р.Г. Абдулатипов, 2005

© «Научная книга», 2005

Вместо предисловия Целостность этнонациональной и политической системы в едином государстве: идентичность социума и индивида

Эпоха трансформаций воспроизводит новое звучание целого ряда острых проблем в жизни человека, народов, государства: в обществе возрастают неравенство, дискомфорт в самочувствии людей, различных общностей, происходит переход их жизнедеятельности в иное качественное состояние. С другой стороны, происходит обновление, достижение равновесия и стабильности различных составляющих целостной системы – общества, этнонации, государства. В этих условиях человек, люди, общности должны четко себе представлять состояние своего индивидуального и общностного «Я», то есть своей идентичности.

Для этого нужны не только экономические и политические реформы, но и целый набор исторических и современных ценностей и символов, которые способны объединять людей разных этнонациональных, социальных, политических, религиозных и иных групп как граждан единой страны, представителей единой российской нации, поощряющей их солидарность, достоинство и взаимоуважение друг к другу. Для многонациональной, поликонфессиональной России – это вопросы сложные, но жизненно важные.

Трансформация – это последствия и попытки преодоления, пользуясь теорией Л.Н. Гумилева, фазы обструкции, упадка и разложения. При этом свобода, стихия и демократия как механизмы поиска форм осуществления этой свободы вступают на некотором этапе трансформационного движения в конфронтацию со стремлением строительства государства как формы упорядочения всего и вся. И здесь возникает проблема: как сохранить свободу, самобытность индивидов, общности и в то же время последовательно осуществлять укрепление государственности, порядка. Это тяжелейшая задача переходного периода, в котором находится современная Россия.

Неминуемо возникает вопрос об идентичности общества, этнонаций, государства, человека и гражданина. От представлений и действий отдельного человека, отдельных общностей во многом зависят представления и действия самого общества, государства, этнонаций. Политическое и этическое содержание этих представлений и действий играют огромную роль в становлении идентичности. Поэтому любая наука об обществе и государстве – политология, правоведение, теория государства и права, этнология, этнополитология, антропология и другие – нуждается в философском осмыслении проблемы идентичности общества, государства, различных общностей внутри него, отдельных граждан. И обусловлено это прежде всего тем, что в основе именно философии заложена концепция человека как объекта и субъекта всех, в том числе и современных, трансформационных процессов. Отсюда и актуальность адекватного ответа на вызовы времени: «Кто мы?», «Каковы наши корни?», «Что нас объединяет?», «Каковы наши перспективы?». Это – все те вопросы, которые всенепременно возникают при определении человеком, общностью своей идентичности. По-моему, прав был Гегель, замечая, что каждый философ – «сын своего времени», а философия «есть также время, постигнутое в мысли». Поэтому столь же «нелепо предполагать, что какая-либо философия может выйти за пределы современного ей мира, сколько нелепо предполагать, что индивид способен перепрыгнуть свою эпоху… Если же его теория в самом деле выходит за ее пределы, если он строит мир, каким он должен быть, то этот мир, правда, существует, но только в его мнении, в этом податливом материале, позволяющем строить что угодно»[1]. Это все говорит об объективности и субъективности проблемы идентичности. Отсюда и ее противоречивость. И важен комплексный подход к изучению идентичности России, ее народов, граждан, чтобы иметь представление о моментах, «составляющих характер нации и эпохи» (Гегель). В идентичности совмещены глубоко индивидуальные и широкомасштабные, глобальные представления о характере людей и их общностей.

В каждом случае – в государственной политике, действиях политиков, руководителей – важно доходить до символов идентичности каждой группы граждан. Однако доминирование в символах одной из них создает почву для отчужденности, недоверия. Если символы общей идентичности оказываются слабее отдельных (индивидуальных) идентичностей, то происходит разрыхление, ослабление общего государства.

Этнос, этнонация – это живой организм, возникающий в результате длительного исторического действия и взаимодействия людей в сложной совокупности их отношений как природных и социальных явлений – материального и духовного производства. Человечество существует как совокупность социальных субъектов, среди которых одно из базовых мест занимает этническая, этнонациональная общность людей, объединенных в общность выработанных совместной жизнедеятельностью культуры, языка, традиций и характера. Эта общность формируется на определенных территориях и в ходе совместной хозяйственно-экономической и культурной деятельности. Этносы в их совокупной социально-культурной целостности в ходе социально-политического утверждения переходят в этнонации прежде всего как результат социально-культурного, социально-политического творчества и сотворчества индивидов, людей, объединенных в определенные коллективы, общности. В этом плане мы и применяем термин «этнонация». Этническая, этнонациональная идентичность – одна из базовых форм идентичности граждан многонациональной России.

Одновременно сегодня в современном мире невозможно представить себе человека и без гражданской идентичности. В подобном ракурсе (этнической, этнонациональной и гражданской-национальной) идентичности эта проблема широко освещается в российской литературе[2]. До этого проблема этнонациональной идентичности рассматривалась через призму исследования этнонационального самосознания и этнической психологии. Данная работа посвящена особенностям этнонациональной и гражданской-национальной идентичности россиян в современных условиях. И в этой сфере продолжаются глубокие трансформационные изменения и поиски, обусловленные новым этапом эволюции отношений этнонациональной и политической систем.

Мой старый друг и оппонент В.А. Тишков заметил, что «шимпанзе, гориллы и орангутанги в лабораторных условиях демонстрируют склонность к художественному творчеству»[3]. Но при этом почему-то отрицается социально-коллективное творчество людей, в результате которого они создают общности, этносы, этнонации, гражданские нации. Этничность есть категория как продукт этого коллективного сотворчества людей, составляющая «интегральную целостность человеческого поведения, материальных аспектов жизни, а также духовных параметров»[4]. Вот эта «интегральная целостность» со своеобразием (спецификой материального и духовного творчества) и есть этнос, а потом в ходе их эволюции, становления и интеграции формируются этнонации. Не абстрактно, а на базе этого сотворчества и проявляется этническая, этнонациональная идентичность социума и индивида.

Род, племя, союз племен, народ, этнос, союз этносов, этнонация, многонациональная общность, политическая нация, нация-государство – это все ступеньки социализации и расширения пространства интеграции общности, этнических признаков в их социально-политической эволюции. Этнос, этнонация – это социально-культурная система как «совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которые образуют определенное целостное единство»[5]. Это не просто перечень «нациообразующих признаков», на которых российская этнография и этнология были зациклены с 1913 г., после издания работы И.В. Сталина «Марксизм и национальный вопрос», а сложная система исторического действия и взаимодействия отношений людей конкретных общностей, совокупность их творческих связей и взаимосвязей, определенная целостность. Именно понятие «целостность» имеет самое принципиальное значение для возникновения и развития этнического, этнонационального, а впоследствии и целостного социально-политического организма. «Целостность – это принципиальная несводимость свойств системы к сумме свойств составляющих ее элементов (в нашем случае – нациообразующих элементов – Р.А.) и невыводимость из свойств последних целого; зависимость каждого элемента, свойства и отношения системы от его места, функции и т. д. внутри целого»[6]. Этническая, этнонациональная система обладает специфическими связями и отношениями, которые формируют согражданство как политическую интеграцию, целостность этнонациональной или многонациональной общности. Следовательно, есть общее определение этнической, этнонациональной системы, но нет двух одинаковых этнических, этнонациональных систем по уровню и особенностям функционирования подсистем, из которых возникает общность как политическая нация. Но в каждом случае, если мы имеем дело с базовой этнической, этнонациональной системой, а значит, и с определенной целостностью, такой как гражданская общность. Этнические, этнонациональные системы обладают способностью к самоорганизации и организации, накапливать и передавать от поколения к поколению социально-культурную информацию. Отсюда и жизнеспособность этнической, этнонациональной системы, способность восстанавливать равновесие самоорганизации после различного рода деструктивных вмешательств извне. Но и этническая, этнонациональная система имеет пределы сохранения и самовосстановления. Поэтому важно рассматривать этническую, этнонациональную систему, во-первых, как подсистему всей социальной системы данного сообщества, во-вторых, в генезисе развития (предыстории и истории), в-третьих, как выявление особенностей отношений внутри самой этнической, этнонациональной системы.

Это все есть подготовка социально-политической целостности политической нации, которая является общностью свободных граждан в своем этнонациональном и социально-политическом утверждении. Свобода, самобытность, равенство, ответственность – вот что объединяет людей различных наций в единую политическую нацию, в жизнеспособное государство. Гражданская нация – это преуспевающие граждане не по этническим, расовым и даже социальным признакам, а в своей свободе, равноправии, самобытности и ответственности. Объективистские подходы материалистической философии, где вся этническая, этнонациональная система рассматривалась только через призму общественно-экономических формаций, ныне сменились другой крайностью – чисто субъективистским и даже экзистенциалистским подходом, когда этнос, этнонация характеризуются как группа людей, члены которой «обладают субъективной верой в их общее происхождение по причинам схожести физического облика или обычаев, или того и другого вместе, или же по причине общей памяти о колонизации и миграции»[7]. Отсюда и для В.А. Тишкова и его единомышленников главное этническое, этнонациональное – это лишь «миф (версия) об общем происхождении»[8], при этом отбрасываются, не замечаются целые пласты материальной культуры от пирамид и до китайской стены. Этническая, этнонациональная система – это самоорганизующаяся система отношений творчества и сотворчества людей и их групп, в результате которого они создают смысловые и культурные системы (материальные и духовные) с присущей им (данной общности) спецификой взгляда на мир, осмысления мира и творчества.

Понятия «этнос» и «этнонация» Э.А. Пайн справедливо считает «пересекающимися явлениями»[9]. И это делается, во-первых, чтобы показать новый уровень этногенеза, достигнутый этносами в конце XX и начале XXI века; во-вторых, усилить связи между этнической и государственной общностью; в-третьих, обозначить и социально-политическую природу этносов, этнонации, хотя базисный характер носит социально-культурные признаки; в-четвертых, объективной закономерностью обретения этнической и межэтнической общностями природы гражданской нации; в-пятых, чтобы провести различие между этнонацией и гражданской, политической нацией. Без такой взаимосвязи и взаимозависимости этнонационального и национального в политическом смысле этническая, этнонациональная проблематика остается всегда в оппозиции к государству, как к чему-то такому, что довлеет над ним. А оно (государство) продукт их самоорганизации и интеграции.

В этом случае и нация-этнос – не миф, ибо «во внутренних и внешних определениях того, что составляет этническую группу (народ), присутствуют как объективные (не зависимые от мифотворчества – Р.А.), так и субъективные критерии» [10]. Следовательно – это реальность со всеми объективными и субъективными характеристиками. Если этнос, этнонация объективны, если это реальность, то к чему сочинять «реквием» по ним. Здесь лишь попытка принести этнос в жертву нации нового уровня, гражданской. В этом необходимости нет, ибо одно вытекает из другого. Если этнонация – это новый уровень продолжения, эволюции общности родовых корней, то нация политическая – это общность социально-политических интересов на перспективу.

Идентификация как миф – это вторично, а первичны историческая идея и исторический процесс формирования этнической, этнонациональной системы как целостности социокультурных отношений группы (общности) людей. Конечно, при этом чрезвычайно сложен процесс адаптации специфики этнических систем к общественным (иноэтническим) системам. «Процесс адаптации усложняется, как бы расходится кругами по всей социальной системе, вновь возвращающиеся импульсы от окружающих системы вызывают новые волны попыток наладить взаимодействие»[11]. Это очень сложное, исторически обусловленное социальное взаимодействие общностей людей «мы» и «они». Но как общности людей они взаимосвязаны и взаимообусловлены. Главным является не их противопоставление, не их отрицание, а сохранение равновесия, самоорганизации и организации российских этносов, этнонаций, их интеграция в единую гражданскую нацию.

В России и так бесконечный раз революционным путем прерывается этническое, этнонациональное развитие, традиционные формы действия и взаимодействия (внутри отдельной этнической системы и между ними в едином обществе, государстве). Если же это все сохраняется и самоутверждается веками – значит системы (этнические, этнонациональные и межнациональные) в высокой степени жизнеспособны. И их надо не свергать, а приложить необходимые усилия государства, общества, индивидов, обеспечивая равновесие внутри этнических, этнонациональных систем и их межэтнонационального взаимодействия в общности гражданской – российской нации. Отрицать, отбрасывать, свергать, хоронить этносы, этнонации – означает нарушать их равновесие и целостность. Именно в силу этого в России в этнонациональном и в гражданском смыслах имеют место «запоздалые» нации. Конечно, в этой целостной системе особое значение имеет мировоззрение действия и взаимодействия в сфере этнонациональных отношений, которые позволяют стабилизировать данную сферу общества. «Социально правильно мотивированный человек всегда «работает» в конечном счете на поддержание равновесия интерактивных процессов»[12]. Вот почему важна была в современных условиях Концепция государственной национальной политики «как система современных взглядов, принципов и приоритетов в деятельности федеральных органов власти и органов государственной власти субъектов Российской Федерации в сфере национальных отношений»[13]. Недооценка объективной историко-культурной, созидательной, прогрессивной роли этносов, этнонаций и приводит к недооценке роли этнополитики в обществе, государстве, этнополитики как механизма объединения усилий этносов, этнонаций и государства, а не их противопоставления или гипертрофии одной из сторон. Вся трагедия развития этого процесса заключается именно в этом, вместо поиска равновесия и гармонии.

Какая же может быть социально-политически мотивированная деятельность, если отрицать сами этносы, этнонации, объявлять их мифами? Обществу, государству, гражданам нужно иметь общие ориентации в своих социальных действиях. «Главная функциональная проблема касается отношения социальной системы к системе личности, включая обучение, развитие и сохранение на протяжении всего жизненного цикла адекватной мотивации участия в социально признанных и контролирующих моделях действия»[14], поскольку «тенденции процесса взаимодействия к самосохранению есть первый закон социальных процессов»[15]. Этим законом пренебрегают те, кто, казалось бы, должен ориентировать граждан, народы в системе этнонациональных отношений. Хорошо, социальный закон, если даже он первый, пусть не обязателен для выполнения, но давайте тогда ознакомимся с первой строкой Конституции Российской Федерации, где четко говорится: «Мы, многонациональный народ России, соединенные общей судьбой на своей земле, утверждая права и свободы человека, гражданский мир и согласие, сохраняя исторически сложившееся государственное единство, исходя из общепризнанных принципов равноправия и самоопределения народов, чтя память предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в добро и справедливость, возрождая суверенную государственность России и утверждая незыблемость и демократические основы, стремясь обеспечить благополучие и процветание России, исходя из ответственности за свою Родину перед нынешним и будущим поколениями, сознавая себя частью мирового сообщества…»[16]. Однако на деле каждая строка Конституции фактически опровергается людьми, которые называют себя учеными и политиками, государственными деятелями и даже представителями органов государственной власти. Их непродуманные действия или высказывания систематически дезориентируют граждан страны, разрушают их идентичность, способствуя тем самым насаждению вражды и недоверия между ними, разрушая всю систему самосохранения этнонаций и общности народов России как Отечества. Отрицая «этнос», «народ», «этнонацию», «многонациональный народ России», «равноправие и самоопределение народов», они сознательно или бессознательно превращают Российскую Федерацию в поле сплошного нарушения прав и свобод граждан всех национальностей, народов на равноправное развитие и представительство, их прав на гражданскую общность наконец. И тем самым всячески препятствуют укреплению общности многонационального народа Российской Федерации, формированию российской нации, не понимая при этом, что этнос, народ, этнонация, российская нация, гражданин России есть структуры государственного и общественного организма, которые и определяют в конечном итоге характер общности людей как «совокупности устойчивых связей». И каждая из них должна сохранять «целостность и тождественность самому себе, то есть сохранение основных свойств при различии внешних и внутренних изменений»[17]. Поэтому не отрицать надо эти категории, не превращать их в миф, в абстракции, а проводить структурно-функциональный анализ для поиска путей сохранения самоорганизации каждого элемента и достижения целостности всей системы этнонациональных и гражданских отношений в единой стране, получая таким образом знания об обществе как о целостном явлении.

Надо помогать людям в поисках их идентичности, как этнонациональной, так и гражданско-национальной, а не доказывать, какая из них является главенствующей. В различных ситуациях та или иная форма идентичности просто может быть более функциональной. Американцам веками навязывали главенство американской гражданско-национальной идентичности. Но впоследствии «ей стали угрожать идентичности субнациональные, двунациональные и транснациональные»[18]. Вновь обострились групповая, расовая, этническая и иные формы идентичности. Но это не угрозы для гражданской идентичности, как считает С. Хантингтон, а многообразие ее проявления. Времена «националистического белого движения WASP» прошли не только для США. Глобальный мир не должен стать приговором миру самобытному, многообразие не разрушает единство, да и единство в истинном смысле этого слова существует там, где есть многообразие. Объявленный «кризис идентичности» – это результат борьбы с идентичностью, с поиском главенствующих форм идентичности.

В этом плане «Национальная политика в условиях многонациональной России – это не конъюнктурный момент, а стратегическая линия развития российского общества и его государства»[19]. К сожалению, и такая последовательная, стратегически выверенная этнонациональная государственная политика в России никак не состоится. Отсюда и постоянная деформация всей системы этнонациональных отношений, которую могут разрушить такие провокации и трагедии, как события в Чечне, Ингушетии, Беслане. Объективно-субъективные по природе эти отношения должны быть направлены научно обоснованной, целесообразной государственной политикой. Речь идет, как справедливо пишет исследователь Э. Пайн, «о трех видах отношений: 1) между этническими общностями и политическими институтами государства; 2) между различными этническими общностями; 3) наконец, между индивидом и этнической общностью в той мере, в какой эти отношения опосредованы социально-политическими факторами»[20]. Отсюда и характеристика этнической, этнонациональной и гражданско-национальной идентичности россиян – граждан Российской Федерации различных национальностей. Если не скреплять эти составляющие в единую целостность, то все вновь будет расходиться по швам.

Кому нужен этнос в своем историческом прошлом? Как чувствует себя этнос, этнонация при формировании нации-государства? Может быть, действительно этнос, этнонация – это атрибутика архаичности, отсталости? Зачем нужна государству, обществу, гражданам этнонациональная политика? Эти и другие вопросы не находят в России более или менее разумных ответов. Отношение к ней откровенно ликвидаторское, принимающее порой жесткие формы вплоть до преследования, репрессий целых общностей, дискриминации людей и общностей по этнонациональному признаку. Этнографы, этнологи, антропологи, философы и примкнувшие к ним физики, химики, математики, экономисты не выработали ни философского, ни хотя бы отечественного взгляда на состояние и перспективы русского и других народов страны, их идентичности.

Для трансформационных эпох свойственна глубокая «фрагментарная идентичность», и важно гармонизировать ее различные формы и уровни проявления. Иначе этнонациональное и гражданское сознание маргинализируется. В силу особенностей предмета изучения этносов, этнонаций определение путей их развития исторически попадает в зависимость от ориентаций и деяний отдельных политиков, политических режимов, которые оставили нам наследие противоречий, репрессий, конфликтов и даже межнациональных войн. Этносы, этнонации превращались в заложников их деяний, а потом на них переносили всю вину и последствия. Отсюда и «кризис идентичности». Вместе с тем Россия наследует и огромный опыт гармоничного сожительства, сотрудничества и сотворчества народов и культур, взаимовлияния и взаимной поддержки. Сегодня вновь актуален вопрос: наследниками какой политики в сфере этнонациональных отношений мы являемся? Особенно на фоне трагедии в Чечне и далее. Есть ли перспективы развития этносов, этнонаций и гражданской общности в России? Пока, к сожалению, все делается для возрождения «злой памяти» (Мустай Карим). И реализуются самые наихудшие модели, с одной стороны, имперской политики, национал-шовинизма, а с другой, – разрушающего целостность страны национал-сепаратизма. «Взорванная» развалом Советского Союза этнонациональная сфера добивается окончательно в Чечне и далее озлобленными крайностями. Следовательно, разрываются, отделяются общностные формы идентичности россиян. В России на этой основе начинают господствовать месть и реваншизм. И вновь русский, чеченский и другие народы становятся заложниками крайностей. Многострадальную Россию заставляют таким образом «дрейфовать» вновь между Сциллой национал-шовинизма и Харибдой национал-сепаратизма. Органы власти порой включаются в эти крайности вместо того, чтобы быть выше них, выступать идеологами и посредниками интеграции созидательных сил всех национальностей страны. Эти опасные вызовы, повторяю, остаются без четкого ответа со стороны власти и общества. Равнодушие и озлобленность не дают многим сформулировать свою позицию, а бессилие и бездействие властей даже после погромов и убийств на этнонациональной почве насаждают сознание вседозволенности по отношению к людям иной национальности. В результате этнонациональная система разрушается как во внутренних структурах самоорганизации и самосохранения, так и во внешнем многонациональном взаимодействии и интеграции, теряя таким образом главные свои качества – равновесие и целостность. А ведь именно подход, обеспечивающий равновесие и целостность этнонациональной системы, является основой, простите за тавтологию, целостности различных систем идентичности.

Отсутствие последовательной государственной этнонациональной политики, прежде всего федеральных органов власти, развращает духовность и нравственность людей взаимными претензиями и противоречиями. Эта угроза нам всем, нашему Отечеству, будущим поколениям. При кажущейся мифологичности этнонациональное сознание, и в частности этнонациональная память, – явление чрезвычайно устойчивое. Это важно понимать и действовать вместе против угроз шовинизма, сепаратизма, нацизма, расизма и даже фашизма, направляя этнонациональные установки на равноправие людей и их гражданскую солидарность. Равнодушие и провокации тут грозят каждому из нас, всей России. От постсоветского «сужения идентичности» нам надо переходить к ее пространственному самоутверждению.

Россия, ее народы – это субстанции, более приверженные своему роду, этнической идентичности, но при достаточно высоком уровне лояльности к инонациональным общностям регионального и общенационального масштабов, к общему государству. Прошли времена «господствующей идентичности», наступило время «гармонизирующих идентичностей». Важно это понять. Этнонациональная идентичность и идентичность гражданская как россиян утверждается не за счет других, а дополняя друг друга. И.Б. Чубайс считает главным, что «мы будем сначала чувствовать себя россиянами, а уж потом носителями какой-то конкретной национальности»[21]. Такой подход к концепции политически безграмотен. Они вновь противопоставляют различные формы идентичности и загоняют проблему в кризис, ведя спор вроде того «что было раньше – курица или яйцо». В условиях многонациональной России борьба с «этнической составляющей» идентичности россиян есть борьба с российской, гражданской идентичностью, усугубляющая и далее кризис их идентичности. Развал Советского Союза демонтировал прежде всего советскую национальную идентичность, усиливая значимость этнонациональной идентичности. Тут необходимо достичь равновесия, а не пытаться опять объявлять господство одной формы над другой. Важно при этом понять, что только при равноправии различные формы идентичности могут защитить друг друга и достигают целостности. А их разорванность всегда создает поля для противопоставления и столкновения людей по характеру осознания своей идентичности.

Пастор Мартин Нимеплер писал в свое время: «Сначала они взялись за коммунистов, но я не выступил в их защиту, потому что не был коммунистом. Потом пришла очередь евреев, и я вновь промолчал, потому что не был евреем. Потом они пришли за католиками, я промолчал, потому что я был протестантом. Наконец, они пришли за мной, но к тому времени не осталось уже никого, кто бы поднял голос в мою защиту». Вот так будет и с нами, ибо мы долго молчим, проявляя равнодушие к самочувствию национальностей. Когда началась война в Чечне, думали, что это там где-то, на окраине России, а она уже пришла почти в каждый дом. Русские вынуждены были уйти из целого ряда бывших советских республик.

В этнологии, в этнополитологии могут быть различные школы, теории, концепции, но недопустимо разрушать саму этносистему отношений и связей, формировавшуюся веками. Недопустимо восхвалять одних и унижать других, тем более подвергать дискриминации, преследовать, убивать людей из-за того, что они другой национальности или расы. Непорядочно, мягко говоря, ученым и политикам провоцировать своими идеями и выступлениями нацизм, расизм, межнациональное недоверие и вражду.

Скоро будет сорок лет как принята Международная конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации (1965 г. Генеральная Ассамблея ООН). Ранее Советский Союз, а теперь Российская Федерация систематически представляет отчет в Комитет ООН по выполнению данной Конвенции. В ней, в частности, говорится, что под расовой дискриминацией понимается «любое различие, исключение, ограничение или предпочтение, основанное на признаках расы, цвета кожи, родового, национального или этнического происхождения, имеющие целью или следствием уничтожение или умаление признания, использования или осуществления на равных началах прав человека и основных свобод в политической, экономической, социальной, культурной или любых областях общественной жизни» (ст.1)[22]. Теперь оцените нашу правоохранительную, кадровую и иную политику – насколько она соответствует международному праву. Государства-участники обязались «безотлагательно и всеми возможными средствами ликвидировать» всякую дискриминацию по этнонациональному и расовым признакам. Эти нормы международное право выработало на горьком опыте национализма, нацизма, фашизма, которые только в XX веке погубили более 50 млн. человек. Поэтому эта сфера не для свободного полета деструктивных идей, ибо они приносят трагедию «своему» и «другим» народам – человечеству. А ведь Отто Бауэр в свое время думал, как и наши иные интеллигенты ныне, что можно совместить «верно понятые социализм и национализм», более того, что межнациональные конфликты будут сняты созданием «сверхнациональных» общностей. Не получилось. Как сегодня думает и В.А. Тишков, отрицая этносы, этнонации и утверждая господство лишь «нации как согражданства». Таким образом, он, как и Отто Бауэр, выступает за отделение «этносов», «национальности» от государства, хотя ясно, что и этнос-нация и нация-государство – явления исторические, взаимосвязанные и взаимообусловленные.

Свергая этнонациональную идентичность в России, мы прежде всего ослабляем, размываем русскую идентичность, что дает возможность политикам творить всякое безобразие за спиной деструктурированной общности, общности прежде всего русского народа. При этом делаются попытки прикрыть все это «казенным», «бюрократическим» национал-шовинизмом как бы от имени русского народа, смешивая русское и российское, где последнее понятие включает в себя граждан России всех этнонациональностей. Русская идентичность является основополагающей в идентичности россиян, но это не одно и то же. Убегание от русской идентичности и ее подмена российской идентичностью неминуемо приведут к кризису этнонациональной и гражданской идентичности. Как отметил Уилл Херберг, в среде людей, где ослабла этнонациональная идентичность (эмигранты в третьем поколении), и начинает действовать «Закон Хансена», «третье поколение» пытается вспомнить все то, о чем пыталось забыть второе поколение, и находится в поиске своей идентичности. Мне приходилось неоднократно писать о том, что те, кто не знает своего языка, не очень приобщены к своим этнонациональным традициям и в условиях трансформаций раньше других впадают в этнонационализм, обвиняя всех в своей, как они считают, «ущербности».

Изучение трудов ряда ученых создает впечатление, что они нации-государства относят к субстанциям высшего порядка, в то время как нации-этносы – к категориям чувственного, иррационального, мифологического восприятия. Такой подход закладывает основы для иррационального, мифологического насыщения данной сферы, которая становится неуправляемой и будет тяготеть к этнонациональной ксенофобии. Кроме того, если учесть, что нация-государство Российская Федерация от этого становится только еще слабее, тем более неразумно и деструктивно свергать нации-этносы, «смывать этнонациональную идентичность», подвергая тем самым сознание людей, граждан маргинализации. Этнонациональное и многонациональное нужно не противопоставлять друг другу, а интегрировать, сочетая этнонациональное и гражданское в идентичности общности и индивидов. Это в интересах прежде всего государства. Справедливо замечание Гердера, которое он высказал в свое время: «Каждый народ есть народ: он имеет свой национальный склад так же, как он имеет язык»[23]. Каждый народ обладает своим этнонациональным сознанием, менталитетом и идентичностью. Невозможно считать этническое, этнонациональное только прошлым. Это еще и настоящее, и будущее. И важно, чтобы оно проявлялось в границах «доступного и целесообразного». Высокий полет «потока сознания» в этнонациональном редко сочетается с потребностями реальной практики развития этнонационального и многонационального. Попытки разрушать «дурное» прошлое, чтобы построить призрачное будущее – не оправданы для многонациональной России. Хочу присоединиться, приступая к написанию работы в ответ на работы, свергающие, отрицающие, дискриминирующие, будоражащие этнонации, к молитве Курта Воннегута: «Господи, дай мне душевный покой, чтобы принимать то, чего не могу изменить, мужество изменять то, что могу, и мудрость всегда отличать одно от другого». По-моему она подходит ко всем исследованиям этносов, этнонаций, этнонациональных отношений, многонациональности и этнонациональной политики. Тут важно отличить нацию от нацизма, расу от расизма. Кроме того, эти понятия в различных культурах могут иметь и различное звучание, но главное это уважение достоинства и самобытности другого человека независимо от его расовой, этнонациональной и религиозной принадлежности.

Известный философ Эрик Дж. Хобсбаум сказал, что «историки для национализма – это то же самое, что сеятели мака в Пакистане для потребителей героина: обеспечивают рынок важнейшим сырьем»[24]. Именно подобным образом поступают и у нас сотни историков, писателей, ученых на всем постсоветском пространстве, потворствуя мифологизации истории и сознания своего народа, развращая этнонации иллюзией собственного «величия» и «чужого» ничтожества, разрушая свою идентичность, свергая идентичность других. Этот феномен профессор В.А. Шнирельман справедливо назвал «войны памяти». Я бы даже добавил: «войны с памятью» в беспамятстве. Просто невозможно назвать всех авторов из Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Саратова, Махачкалы, Грозного, Нальчика, Казани, Уфы и далее, которые манипулируют историческими фактами, подвергая их искажению в угоду собственным предрассудкам и, главное, не будучи по специальности историками, а пролезая в историю для подтверждения своих предрассудков.

Все становятся арийцами, скифами, хеттами, греками… и никто не желает быть самим собою, осознавать свою свободу, собственную идентичность и ответственность. В результате действительно живой, исторически деятельный этнический, этнонациональный организм с прошлым, настоящим и будущим становится абстрактным мифом, что дает «другим историкам» возможность объявлять этнос, этнонации, народы мифом. Следовательно, и на практике реализуются демонизированные мифы с нацистским душком, искажая понятия, сознание и деятельность людей различных национальностей. Вместе с этим упускается самое важное – сложнейший, взаимосвязанный, взаимопараллельный во времени и пространстве процесс этногенеза народов, формирование гражданской общности национальностей, в каждом из которых тысяча нитей взаимного переплетения судеб, культур, языков и традиций. И это является определяющим в методологии этногенеза. Еще в 1882 г. Эрнес Ренан писал: «Забвение истории или даже ее искажение является важнейшим фактором формирования нации, в силу чего прогресс исторического исследования часто представляет опасность для национальности». Предсказание ученого подтвердилось на примере многих народов, в частности немцев, где чудовищно было мифологизировано величие немецкой нации, начиная от Римской империи и до Бисмарка, хотя они «никогда не составляли единой нации»[25]. Идеологи фашизма стали называть немцев исторически «имперской нацией», с прибавлением оккультных корней нацизма в философии и теософии [26]. В целом это все целая система мифов, фантазий, символов, предрассудков, которые вкупе и были использованы для конструирования тоталитарного мировоззрения нацизма. Вот почему в книге основное внимание уделяется борьбе против предрассудков и предубеждений мифологизации истории и духа этносов, этнонаций, объявления их мифами, непознаваемыми абстракциями и т. д., ибо это путь к искажению природы, истории, социального и духовного опыта творчества и сотворчества этнонациональных общностей людей. И те, кто утверждает, что этнонации – это мифы, сами загоняют их в мифы.

Совместная жизнь с другими народами, взаимообогащение и взаимовлияние – это более естественный, исторически оправданный путь развития этнонаций, чем их обособленность и изолированность. Поэтому многонациональность – это самая целесообразная и перспективная модель развития этнонаций и их общности в едином государстве. Именно по такой модели живет мир, начиная от Америки и кончая Азией и Африкой. Европейский синдром суверенизации этносов, этнонаций и образования нации-государства только из доминирующей этнонации менее привлекательная и более конфликтная модель развития этнонаций, с огромным жертвами и потерями. Вот почему в Конституцию Российской Федерации и была включена формула «многонациональный народ», ибо она отражает социально-культурную генетику и перспективы многонациональной России. Эта формула качественно превосходит формулы типа «Россия для русских», «Чечня для чеченцев» «Грузия для грузин» и т. д., т. п. Чем закончилась «Германия для немцев» – известно. Российские расисты – А. Кольев и другие – выступают против якобы моих тезисов: «Россия исторически формировалась как многонациональная держава», «многонациональная Россия на обозримый исторический период будет сохраняться как многонационально государство», хотя тут ничего «абдулатиповского» нет – такова история, таковы реалии. Они общеизвестны. Но подходы другие. А. Кольев и его единомышленники считают, что термин «нация» может быть отнесен только к русским, которые «превзошли» свою этническую природу и создали одну из мировых культур, притянувшую к себе другие народности»[27]. Значит, татары, башкиры, осетины-аланы, чеченцы, дагестанцы, тувинцы, мордва и другие «не доросли», «не превзошли свою этническую природу». Так не может рассуждать человек, который знает историю и культуру своего и других народов и думает о перспективах многонациональной России. Самая худшая и неестественная форма сепаратизма – это попытки отделения русской нации от Российской Федерации. Примерно такой логикой руководствуются те, кто отрицает этносы, нации и утверждает, что правильно было бы сказать «многонародная нация», а не «многонациональный народ», ибо он также не видит никаких наций, кроме одной, из которой он пытается вытравить этнонациональное взамен нации-согражданства.

Расисты сегодня открыто заявляют: «В современных условиях мы пока не можем обеспечить принцип «Россия для русских», но должны вводить его постепенно и последовательно»[28]. Мы и в государственной политике можем усмотреть логику именно таких подходов, хотя они не отвечают природе, социальному и духовному опыту, характеру русских, русской этнонации. Более того, такие подходы вредят прежде всего природе и исторической роли русской этнонации. Сказать об этом необходимо, хотя небезопасно, ибо подспудно навязывается ситуация, когда фактически целый ряд русской и других этнонаций не представлены в законодательных, представительных органах власти в центре и на местах, не нашлось многим места и в федеральных органах власти, особенно в исполнительной. Лишь единицы – в Администрации Президента и в Правительстве, в генералитете. Такого состояния кадровая политика российского государства не знала начиная с XVIII века. Подобная пародия на шовинизм уже в местных вариантах навязывается и в некоторых республиках. В результате русские и другие жалуются, что они не представлены в органах власти. Это последствия еще и нынешней национальной политики государства, где отмена 5-й графы в паспорте автоматически была доведена до политики «отмены национальности», отрицания наций, а значит и их огромного потенциала в деле государственного строительства и российской духовности. В результате власть теряет свое историко-культурное лицо. Вот почему и Россия как государство, как нация, а россияне как граждане Российской Федерации не могут обрести свою идентичность. Но если на уровне этнонации принцип идентичности будет превращен в этнонационализм, расизм, то идентичность России и россиян просто станет невозможной. Она будет воплощать не единство «чувства принадлежности», а разобщенность. Принцип Мадзини: «Каждой нации – свое государство» не подходит для России. Здесь каждая этнонация имеет свое государство в лице прежде всего Российской Федерации как единой гражданской, политической нации. Этнонациональная политика не должна быть националистической, ибо если речь идет о политике, то она должна отвечать природе многонациональности, так как только многонациональный народ Российской Федерации является у нас источником власти, а значит и выразителем политики этой власти, хотя власть об этом редко помнит. Но плохая память не освобождает от ответственности. А если власть забывает это и злоупотребляет тезисом «коренная», «доминирующая» этнонация, то целый ряд этнонациональных феноменов, не чувствующих со стороны власти, государства, общества, в котором живут, гарантий своих прав, свобод и безопасности, превращается в феномен сепаратизма. Отсюда и задача государственной этнополитики – найти каждой этнонации достойное место и достойное представительство для полноценного развития, ибо каждая из них независимо от численности, как и каждый гражданин независимо от этнонациональной принадлежности имеют свое многонациональное государство, свою власть как выражение воли многонационального народа Российской Федерации.

Нельзя забывать, что в условиях трансформации, развала старой системы и становления новой «национальный вопрос стал краеугольным камнем социальной и политической мобилизации и превратился в сильную общественную силу»[29]. Этот вывод полностью относится к нам, особенно в ходе развала Советского Союза и после.

Методологически правильно классифицировать этнополитические концепции по их отношению к феномену этничности и его моно– или многофакторной природе[30]. Стержневой линией этногенеза и этнополитики является неравномерность, «взаимосвязь и комплиментарность» (Э. Пайн), действия и взаимодействия идей и практики в жизнедеятельности общности людей, возрастание масштабов этой общности. Доказательством является развитие народов России, формирование этнонаций и многонационального народа единой страны. Отсюда и различные уровни и формы идентичности россиян.

Этнонациональная ксенофобия, расизм, шовинизм, сепаратизм разрушают исторически формирующуюся ткань многонациональной России. А это губительно для каждой этнонации и их гражданской общности. Кто этого не понимает – он или дурак, или провокатор. А чрезмерное воспроизводство дураков и провокаторов происходит особенно в эпоху трансформаций, что деформирует природу этнонации, нации-государства и многонациональные сообщества. Надо отказываться от идентичности «мы – не они», а признавать жизненность формулы идентичности «мы» и «они». Иначе все будут тихо сползать в ад нацизма и расизма, толкая и затягивая туда всех. Это уже было неоднократно в истории народов и государств. Печи в крематориях не различают национальности людей. Недавняя история свидетельствует об этом.

Не от хорошей жизни пишу я эту книгу. Ее необходимость обусловлена опытом России, собственным опытом занятия философией и практикой участия в этнонациональных и политических процессах. Знаю, что чрезмерен плюрализм в освещении этнонационального, но от социально-политической роли этнонационального, его влияния нам не уйти. Защита и восхищение своим родовым, этнонациональным тут возможны, но до тех пор, пока это не затрагивает честь, достоинство и право на жизнь людей других этнонациональных общностей, их безопасность и благополучие в едином государстве. Многонациональность и многокультурье – это реалии XX и XXI веков. Следовательно, реальны и многовариантность, и многоуровневость идентичности россиян. Недавно в своем интервью известный американский ученый японского происхождения Ф. Фукуяма сказал, что «в современном мире крайне трудно создать общество, в котором бы доминировала одна культура»[31]. И это утверждают американцы, которые восхваляли свой «плавильный котел» и протестантскую однородность Америки! А наши постмодернисты пытаются идти тем же путем, но уже в хвосте западных теорий, опровергаемых сегодня даже там. Говоря о богатстве многонационального, где этническое и гражданское начала находятся в гармонии, следует говорить о феномене российской нации. Невозможно любить Отечество единое лишь отдельными частями. Это понятие, как и нация, является целостным. Целостны по своему внутреннему содержанию и различные формы идентичности россиян. Россияне в современных условиях находятся не только в поисках своей идентичности, о чем много и правильно пишется, но и в поисках целостности своего Отечества, государства, а значит, и своей идентичности: родовой, этнонациональной, региональной, общероссийской, транснациональной. Большинство россиян пока привержены этнонационально-патриотической идентичности. И свергать это бесполезно. Важно ее доводить до равновесия с гражданско-патриотической идентичностью. Не могут все стать прежними, как не могут все стать и иными. Отсюда и поиск идентичности россиян, где гармоничного равновесия достигли бы элементы этнонациональной и гражданско-национальной идентичности.

«Всякая благородная личность глубоко осознает свое кровное родство, свои кровные связи с Отечеством», – писал В.Г. Белинский. Стремление быть такой личностью, у которой родовое и отечественное находятся в гармонии, побудило меня к написанию данной книги. И написал я ее, оставаясь представителем своего рода, аварской этнонации, дагестанского и российского многонациональных народов, патриотом и гражданином Российской Федерации, россиянином. И этим горжусь. Так многообразна, богата, противоречива жизнь народов, граждан государства Российского в условиях нынешних трансформаций, но, надеюсь, они довлеют к целостности и к идентичности, в том числе в качестве современной российской нации. Таковы наши перспективы как представителей различных национальностей, но соотечественников, граждан Российской Федерации.

В заключение предисловия я хотел бы поблагодарить своих коллег по работе в разных органах власти, на кафедре национальных и федеративных отношений Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации, в Ассамблее народов России, а также своего друга и земляка Омара Муртазалиева за поддержку в издании данной книги. А состоялась ли книга, оценивать вам, мои дорогие читатели.

Глава I Этносы и этногенез в современной России: теория и практика

§ 1. Этногенез и общество: обретение свободы или потеря сущности

Российское общество в современных условиях подвержено глубоким трансформациям, которые взбудоражили все клеточки этого многонационального, многоконфессионального, структурного, сложного организма. Как в этих условиях чувствуют, проявляют себя такие сущности человеческого бытия, духа, как этнонациональность? Возросла свобода, появились новые надежды многообразия самобытности традиционной жизни и новых ее форм. Но вместе с тем над людьми и целыми общностями довлеет и масса разочарований, которые связаны с потерей их сущности. Теряется привычный порядок вещей. И это болезненно отражается в такой консервативной сфере общества, как этнонациональные отношения.

На этом фоне одни стали абсолютизировать этнонациональные начала, гипертрофируя их, противопоставляя новым многоэтнонациональным общностям – многонациональному народу Российской Федерации, по волеизъявлению которого воссоздано современное российское государство, нация-государство. «Есть моя этнонация и пусть погибнет весь мир» – упиваются одни величием своего одиночества, доводимого до дикости. Другие настолько «цивилизовались», что стали отрекаться, «убегать» от всякого родового, этнического, этнонационального начала, считая это патриархальной отсталостью и идентифицируя себя только с гражданской, политической нацией. Таким образом, в России сталкиваются две крайности, из которых одна – без перспектив и будущности, замкнутая в прошлом, другая – без корней, то есть «без роду и племени». Такие подходы опасны, ибо фиксируют один из элементов этнонациональной сущности и противопоставляют их друг другу. На деле же, как мне представляется, и родовое, и этнонациональное, и социально-политическое, многонациональное в своей гражданской общности есть различные по историко-культурной сущности элементы единого бытия многонационального общества и человека. Нет и не было общностей и общественного развития без человека. Нет человека без людей, а люди – это уже коллективные существа, которые формируются исторически на различных территориях и на основе вырабатываемых ими в результате совместной деятельности социально-культурных и иных традиций с особенностями, характерными для своей общности.

Бытие есть присутствие в реальном мире, но бытие еще и момент переживания и преобразования этого мира. Тут неуместны противопоставления, объявление, к примеру, этноса, этнонации продуктом мифологии, исходя из экзистенциалистского подхода, что бытие вообще есть абсолютное зло, которое переносится на бытие рода, этноса, этнонации, а значит и полиэтничность, многонациональность. «Абсурдно, что мы рождаемся, абсурдно, что мы, – умираем», – писал основоположник экзистенциализма Ж.-П. Сартр[32]. Для них нет родовой сущности человека, как нет и Бога. Человек, оторванный от всех корней бытия и духа, сам творит себя. Главное – свобода, а свобода – это хаос. На этих основах выстраивается модернистская теория этноса, теория этнонаций, теория и практика этнонационального вопроса теми, кто отрицает нации, пишет «Реквием по этносу» (В.А. Тишков).

Теория развития состоит из единства объективной и субъективной сущности вещей и явлений. Этногенез и антропогенез – две стороны развития реального мира, диалектика его многообразия. Единство субъективного и объективного раскрывает сущность практической деятельности человека и общества. Отрывая субъективное и объективное друг от друга, мы тем самым уходим от поиска и реализации технологии управления процессами этнонационального и многонационального развития.

Отсюда и рост конфликтогенности по всем параметрам социального и культурного развития российского общества внутри как отдельных наций-этносов, так и многонационального государства в целом, состояние и перспективы которых, в той или иной степени, находятся в прямой зависимости от экзистенциальных подходов, по которым образ мира, по Сартру, есть образ крушений и катастроф. Речь прежде всего идет не только о состоянии, но и о ценностном содержании таких вечных категорий, как народ, этнос-нация, многонациональный народ, нация-согражданство, нация-государство. Их восприятие находится в многоэтнонациональном, многоконфессиональном, но в едином в сущности социально-политическом, человеческом мире. Вне связи с состоянием народа, его этнонациональным самочувствием не проходит ни одна трансформация. Здесь взаимосвязь и взаимообусловленность объективны. Иначе поиск причины кризисов и смуты закончится поиском виноватых в многонациональной России. Тем более, что внутренние противоречия (характерные для данной этнонациональной сферы) и внешние противоречия (социально-культурной, политической среды в целом) будут истолкованы однобоко, в результате чего они обретут однобокую этнонациональную или политическую окраску. И здесь доведенная до абсолютизации свобода индивида вне этнонационального, религиозного, социально-политического смысла ориентаций может оказаться и оказывается разрушительной.

Подходы В.А. Тишкова в книге «Реквием по этносу» основаны на философии экзистенциализма и деструктивизма, которые доказывают «конец нации», ибо мир непознаваем, ибо истины лишь интуитивны. На деле же ситуационное и глобальное измерение состояния и перспектив этнонациональных процессов – актуальная философско-политическая задача поиска сущности бытия многонационального общества и индивида, который одновременно заряжен установками как этнонациональной, так и гражданской идентичности. Постмодернистские философские подходы негативизма в оценке бытия человека в современном мире, видящие в нем воплощение всего злого, есть прямая дорога к тому, что и свобода приведет лишь к бунту, а не к созиданию. Мы это уже ощущаем на себе и пытаемся уйти от свободы, вместо того чтобы ее упорядочить. Невозможно управлять современным миром, обществом, государством, где проживает несколько тысяч этнонациональных образований, провозглашая свободу как частый деструктивизм без смыслового ориентира. Отрицать реальность бытия – самое глупое, что может придумать ученый, да и не только ученый. Идея общности, солидарности, соборности, которая есть генетическое качество человеческого бытия, проявляется и в этнонациональных общностях, в той или иной степени, закономерно ведя к организационно-политическому оформлению этой общности. Существование этносов, этнонаций уже несколько столетий признается. И нет этноса, этнонации, которые собирались бы умирать и просили бы написать «реквием» по себе.

Этнонациональные общности – не самодовлеющая масса. Она состоит из личностей и является общностью людей. И этнос, этнонациональная общность могут нередко довлеть над личностью, ограничивая ее свободу ради как бы общего блага. Но в современных условиях этнонациональное, классовое не должно доминировать над личностью, противопоставляя ее объективному бытию, видя в ней лишь воплощение зла. Чрезмерный индивидуализм, не признающий общность, и общность, довлеющая над личностью, – деструктивные линии их развития. Здесь важно достичь равновесия. Иначе – фанатизм, экстремизм – этнонациональный, религиозный, классовый, политический и иной. Этнонациональное бытие складывается как реальный процесс жизни людей, объединенных исторически (по природе, культуре, психологии, традициям, ценностным установкам, идеям и практике) в данную общность. Этнонациональность бытия – это определенная, исторически формируемая самобытность субъектно-объектных отношений людей в результате их воздействия на мир, преобразования этого мира по своему коллективному пониманию.

Утверждение реалий этнонационального бытия должно происходить в гармонии с общим состоянием бытия общества и индивида. Вместе с тем этнонациональное бытие нельзя сводить к обязательному поиску для каждой этнонации своего персонального государства (это глупость!). Нация-государство, как правило, – это результат солидарности, интеграции этнических субкультур, этносов, этнонаций. Но и отрицание стремления этнонациональных общностей к своему государственному обустройству в различных формах (в том числе и коллективных) политического бытия – тоже политическое заблуждение! «Наделение этнических общностей государствообразующим началом сыграло определяющую роль при распаде СССР»[33]. Нет этнонациональных общностей, которым было бы не свойственно «государствообразующее начало». Другое дело как распорядиться, как обустроить это «начало».

Если отрицается право, стремление этнонациональной общности, независимо от ее численности реализовать свою государствообразующую роль, то это – величайшее непонимание сути политических процессов. К сведению тех, кто это отрицает, даже Российская Федерация есть результат волеизъявления многонационального народа нашей страны, а не одного какого-то народа. И вовсе не «государствообразующее начало» этнических общностей, а состояние политической и экономической систем было определяющем при развале СССР. И главное – это неспособность адаптировать эту систему к современности (В. Путин). А если хорошо подумать, то где-то, возможно, именно Этнонациональное оформление этого развала и спасло нас от гражданской войны, то есть от более глубокого распада. Спасла коллективность этнонациональных структур. Расколовшееся, «взорванное» общество смогло структурироваться хотя бы по этнонациональным сущностным признакам. А если говорить о «государствообразующих началах», то не надо было ждать, пока этнонации объявили себя отдельными «нациями-государствами», а надо было формировать их в нации-этносы и объединять в нацию-государство. В.В. Путин неоднократно говорил в последние годы о российском народе как о единой нации. Но при этом не объявляет «конец нации» как этносов и не видит в гражданской национальности «россияне» эвфемизм вроде «марсиане» (В. Тишков). Этнонациональная и гражданская идентичность – интеграционные точки формирования российской нации.

Это все говорит о том, что даже ведущие специалисты не договорились о понятиях и категориях. Они просто не успевают за общественными, этнонациональными, национально-политическими процессами. При этом одни заимствуют терминологию на Западе, другие черпают из отечественного, советского и досоветского периодов. Интеграционный и солидарный опыт многонационального российского народа отбрасывается. В результате не идеи солидарности в едином Отечестве господствуют в сознании и деятельности многих людей, соотечественников, а узкокорпоративные, узконациональные, порой доходящие до фанатизма и экстремизма разрушительные ценности. Попытки «справиться» с этнонациями, поворачиваясь к ним спиной, лишают общество, политику тех идеалов и ценностей, которые близки этнонациям, гражданам России. Более того, зачастую весь огромный потенциал культуры, нравственности, духовности и милосердия, который свойственен самобытным этнонациям и религиозным общинам, поворачивается против них самих и общества в целом. Потеря национальности или объявление каждой из них самодостаточной, самодовлеющей, «богоизбранной» приводит их на путь невежества и фанатизма. Вместо этнонационального самосознания – этнонационализм, вместо этнонациональной гордости – гордыня. Этнонациональное в своем экзистенциальном, стихийном, возбужденном состоянии иррациональных крайностей собственной свободы стало господствовать в последние годы. В эпоху трансформаций чаще, к сожалению, побеждают смута и невежество, если глубоко в сознании практические дела не внедряют новые, созидательные идеи и практику. Дьявольское, разрушительное легко берет верх в человеке, ибо он разочаровывается в общественном бытие и теряет устойчивость и уверенность в социально-политических отношениях. И тогда человек как бы возвращается к своим истокам свободы самоутверждения собственного, этнонационального, начинает замыкаться в нем. Если и оно деформировано, искажено, изничтожено – то тогда человек и здесь не находит базовые, опорные точки и уходит в иррациональное, мифическое и начинает свергать других. Вот почему важно сохранять и развивать этнонациональное в жизнеспособном состоянии, а не отрицать, отбрасывать. Без этого трудно продвигаться и и к формированию нации нового уровня общности – межэтнонационального.

Конфликтогенность этнонациональных факторов в последние годы удалось лишь приглушить, с одной стороны, усталостью масс, а с другой – надеждами на будущее самоутверждение своего естественного бытия и политико-правового урегулирования. Или силового подавления. Наконец, в современной России обозначился новый этап развития самого этнонационального. «Запоздалые» этнонации России самоутверждаются/, и этот процесс важно вновь не тормозить, не свергать, а вести по пути интеграции многонационального народа, формирования российской нации, хотя наши доморощенные старые подходы административного толка к этнонациональному представляют много соблазнов вновь уйти от него, отбросить, повернуться к нему спиной. На деле же конструктивное развитие этнонационального – важный фактор упорядочения, в том числе и новой социально-политической системы, общности людей нового уровня солидарности и идентичности.

Новые революционно-радикальные меры свержения этнонаций лишь повышают неадаптированность и стихийность трансформационных реакций и выбросов в сфере этнонациональных отношений в массовом сознании людей. И тут важно эволюционным путем добиваться того, чтобы национальность и гражданственность человека гармонично адаптировались к изменившимся условиям, заняли свое истинное место в российском обществе, государственной политике, жизни людей. Но это возможно, если осуществляемые реформы будут идти в русле и с учетом географических, климатических, культурно-этнонациональных особенностей страны, регионов, местных сообществ, а не для отчета перед Мировым банком развития.

Любое вмешательство в живой организм возможно только на основе глубоких исследований и анализов, изучения особенностей данного организма. Это относится в том числе и к такому природному и социальному, культурно-историческому феномену, каковым является нация-этнос, этнонациональный организм. Но в отношении к нему обычно господствуют крайности: с одной стороны, гипертрофия места и роли этнонаций в обществе, в государстве, противопоставление всем и всему, с другой – их полный отрыв от системы общественных отношений и среды обитания вплоть до объявления этнонационального абстракцией, миром. Государственные деятели демонстрируют, что не церковь отделена от государства, а национальность и культура. Общество же ищет ответы на насущные вопросы. Находятся и те, кто этнонациональное начало даже в многонациональной и многоконфессиональной стране возводят в ранг однобокой и самодостаточной этнонациональной идеи. Чем это заканчивается для многих, было видно во времена инквизиций и фашизма. И, как показали события в Югославии и Чечне, особенно опасный характер носит экстремистское соединение этнонационального и религиозного. При этом надо заметить, что искаженный в своих крайностях национал-сепаратизм и национал-шовинизм часто попутно подкрепляются религиозным фанатизмом. Ясно, что они не имеют никакого отношения к природе, духу, правам – ни этнонационального, ни религиозного. Ясно, но немногим. Не стану приводить примеры легкого возбуждения невежества, нетерпимости и желания перечеркнуть всю духовно-созидательную силу этнонациональности и религиозности, а процитирую некоторые положения двух газет одного дня. Даже не читая большой статьи дьякона Андрея Кураева, профессора Московской духовной академии в «Известиях» «Как относиться к исламу после Беслана?», уже можно было понять по названию статьи ее оскорбительную направленность для ислама и мусульман. «С криком «Аллах акбар» террорист убивает массы людей, принося их в жертву своей религиозной идее». Возбужденные идеей арийского превосходства другие сжигают миллионы людей в топках. Можно ли подобные проявления дьявольского начала в самом человеке, если даже они охватывают многих и многих, автоматически переносить на оценку сущности этнонационального или религиозного? Конечно, нет. «Идейные» реверансы в адрес убийц унижают нормальных людей и сплачивают террористов. Но одно утешительно, что в статье дьякона все же отмечено, «что не все мусульмане сегодня – террористы». Спасибо и на том. Ни слова об исламской вере, культуре, духовности. Вся статья посвящена искажениям и ложным интерпретациям этой веры. Это один пример, но отражающий мировоззрение нашего общества, в том числе и многих представителей различных органов власти, которые борьбу с экстремистами, бандитами, террористами подменяют борьбой и преследованием национальности и веры людей. Отрицают и уничтожают сущностное в людях из-за наносного, искаженного. Ваххабит М. Тагаев так рассуждает: «Мне, прежде всего как дагестанцу, а потом как и кавказцу, всегда было чуждо и отвратительно брезгливо слово Русь, русский, Россия, россиянин». Другой «ваххабит» А. Кольев термин россияне называет «чудовищным ельцинским термином». Он даже пишет: «Абдулатипов не понимает, что подменить русскую идентичность российской – значит убить Россию»[34].

Фанатики, экстремисты, бандиты и те, кто к ним «присоединяет» целые народы и конфессии, как правило, говорят о себе, и мало кто – о народе, о Родине. Мне как раз приходится говорить о диалектике этнонациональной и гражданской идентичности, а не об отрицании одной из них.

Крайностей, свергающих друг друга, у нас хватает. Ощущается и острый дефицит в российском обществе на просвещенных людей с просвещенными, созидательными идеями, дефицит духовных настоятелей и просветителей, которые работают на сплочение наших народов. Многие за эти годы не выдерживали испытания свободой, золотым тельцом и прихотями. И ради них готовы продать дьяволу не только свою душу, но и души многих людей. Нацизм, расизм, фашизм – это дьявольское начало в сфере этнонационального.

После трагических событий в США и террористических актов в самой России, и особенно в Москве, этнонациональное сознание вновь повсеместно возбуждает нетерпимость и агрессивность к людям других рас, национальностей, религий в условиях обретения свободы, как ни странно, как никогда раньше стала искажаться суть веры и национальности. Этнонациональность и веру – выработанные человечеством веками ценности – превращают в экстремизм и терроризм. И начинается это прежде всего с корыстного их использования для решения собственных политических и иных вопросов – борьбы за власть, победы на выборах, борьбы за собственность. Люди, оказавшиеся после развала Советского Союза без привычных идейно-нравственных ориентаций, даже такие святые чувства, как патриотизм и этнонациональная гордость, вера стали превращать в момент лишь собственного самоутверждения, разрушая национальное достоинство своего народа, страны, единого Отечества. Известно, что «когда люди не верят ни во что, они готовы поверить во все». На фоне анархии, экстремизма и терроризма люди зачастую идут этим путем. И главное, не путем естественного выявления потенциала и красоты своего народа, культуры и веры, а путем оскорбления и унижения, свержения и преследования других только за то, что они другой этнонациональности и веры, хотя все это противоречит сути и призванию этих вечных категорий. Самое худшее, когда страна, народ находятся в поисках врагов Отечества среди своих соотечественников по этнонациональному и религиозному признакам. Такими взаимными претензиями мы унижаем друг друга, а значит, и Отечество в целом. После трагических событий в Беслане некая «Партия сынов Отечества» выступила в «Литературной газете» с заявлением: «…Хотя официально считается, что у «террористов нет национальности», очевидно, что сейчас в России мы имеем дело с невиданным по масштабу чеченским террором». А каково после этого тем чеченцам, которые героически боролись против терроризма, погибли от рук террористов как Президент Чечни, незабвенный Ахам-Хаджи Кадыров, когда целому народу приклеивается ярлык «террористы»?

Этнонация – феномен коллективного бытия индивидов, но его нельзя сводить к действиям отдельных индивидов. У экстремистов в России и тех, кто насаждает психологию «коллективного стереотипа» в такой чувствительной сфере, как этнонациональное, вполне определенная и весьма глубинная цель. Они завоевывают для себя нишу и души человеческие, насаждая бездуховность, фанатизм и невежество. Разрушительно бороться против национал-сепаратизма как некоторые пытаются, накачиваясь и накачивая других национал-шовинизмом. Нельзя тушить пожар, подбрасывая туда сухой хворост. Крайности этнонационализма и расизма всех мастей направлены против человека, против единства и жизнеспособности нации, государства. И этому нужно всем вместе противостоять. Один из методов такой борьбы – сохранение и развитие самобытности каждого народа, их сотворчество и сохранение единства Отечества. Всякого рода свержения и преследования людей по этноконфессиональному признаку направлены против устойчивости российской государственности и стабильности российского общества. Кроме того, такие деяния затрагивают безопасность граждан и государства. Пора это понять, а не поддаваться провокациям и преследовать людей по этнонациональным признакам. Как можно рассуждать о духовности, объявляя целые народы и религии «мафиозными», «преступными»[35]? Руководствуясь подобной «духовностью», экстремисты уже за эти годы свели на нет веками сложившийся потенциал российской этнополитической культуры и религиозной терпимости. Получается, что у них полный простор и широкая поддержка. Людей убивают по этническому, этнонациональному и расовому признакам, а мы сидим в кабинетах и твердим – нет у нас ни этнонаций, ни национальных вопросов. И надо ли удивляться тому, что террористы хотят своим насилием будоражить межнациональную вражду, когда мы сами нередко способствуем этому. Логика действий, в том числе и посттеррористической деятельности правоохранительных органов, – это чаще всего продолжение логики межнациональной вражды, а значит, поддержка провокаций террористов, после которых начинаются массовые преследования людей конкретных национальностей. Дело усугубляется тем, что в политических и управленческих, властных кругах страны не всегда понимают всей сложности этнонациональной проблематики и сами порой провоцируют неадекватное политическое и информационное воздействие на людей, народы и идеи. Более того, в государственных структурах, в церквях и мечетях много людей, заряженных различного рода этнорелигиозным экстремизмом. Вы послушайте, что говорится на иных соборах, советах, съездах, заседаниях – во многом это школы идеологической подготовки экстремистов. Полное самолюбование и самовосхваление своих этнонациональных и религиозных начал при бичевании и свержении других. Нужна программа духовного оздоровления российского общества, где не было бы места этнонациональной и религиозной ограниченности, враждебности и экстремизму.

Но такие программы находят поддержку лишь в отдельных регионах (Саратов, Чувашия, Удмуртия, Оренбург, Нижний Новгород, Курган, Москва и т. д.). Ассамблея народов России дважды участвовала в конкурсе на тему «Школа дружбы народов». Но Минобразования не нашло места для участия Ассамблеи, хотя мало кто в стране имеет представление, куда направлялось все эти годы бюджетное финансирование по этой программе.

Ситуация усугубляется и тем, что этнополитические и конфессионально-политические конфликты зиждутся на общем кризисном состоянии экономики, политики, социальной и духовно-нравственной сфер общества. Более того, они окрашиваются в этнополитические тона. В условиях глубоких социально-культурных трансформаций последних лет происходит смена шкалы ценностей, форм и методов самоидентификации людей и целых народов, усиливается конкуренция за свое этнонациональное, конфессиональное и личностное самоутверждение во всех сферах общественной и государственной жизни. Следовательно, групповые, корпоративные интересы и тут начинают господствовать над интересами людей, народов и государств. Этнонациональный фактор превратился в политическую силу. Не социально обусловленные, а иррационально выстроенные идеологические подходы и оценки, навязываемые отдельными политиками и идеологами, довлеют над массовым сознанием. Стихия направляет эти поиски, недовольства в русло конфликтов и трагедий. Хорошо, что есть свобода утверждения интересов индивида, но плохо то, что на задний план отодвигаются вековые общенациональные интересы и идеи духовного братства людей, «собирания» Отечества, укрепления единства многонационального народа страны, гражданская и человеческая солидарность. Нередко люди вместо того, чтобы бороться за чистоту духовно-нравственных идеалов и достижений каждой национальности и очищение их от невежества и экстремизма, смыкаются в своих крайностях и в невежестве своем и неистово борются с национальностью других, а значит, и собственными перспективами. Главное – это очищение национальности от вирусов невежества, ограниченности, враждебности, ибо в этнонациях исторически формируются весьма прочные основы культуры, традиций, социального и духовно-нравственного опыта наших предков. Антрополог К. Лоренц сказал: «Радикальный отказ от отцовской культуры, даже если он полностью оправдан – может повлечь за собой глобальные последствия, сделав презревшего напутствие юношу жертвой самых бессовестных шарлатанов». При отрицании этничности, этнонациональности создаются условия для «массовой культуры» без корней, а значит, и для повсеместного господства невежества, разврата и насилия в обществе, в государстве. Лишение людей корней, традиций и культуры – это путь насаждения борьбы всех против всех. А этнонациональность – это наиболее глубокие по корням атрибуты человеческой (социально-культурной и духовной) солидарности. Если же вместо солидарности начинают господствовать установки межнациональной борьбы, то это оборачивается свержением целых народов по этнонациональному признаку. Есть и другая опасность, что общество будущего, лишенное своих религиозных и этнонациональных корней, превратится в общество номадов (кочевников), которых, кроме выгоды и страстей, ничего не интересует (Жак Аттали).

И эгоистический, корыстный человеческий интерес некоторые люди пытаются реализовать, вступая в межэтнонациональную конкуренцию. «Ближайшее рассмотрение истории убеждает нас в том, что действия людей вытекают из их потребностей, их страстей, их интересов… и лишь они играют главную роль»[36]. Если они имеют этнонациональные корни, то обретают коллективное звучание.

Не всякий индивидуальный интерес может иметь Этнонациональное (коллективное) содержание, но имеет выходы на него. Интересы этнонации – категория историческая. Они состыкованы во многом с интересами конкретных индивидов. Но чрезвычайно сложны эти переплетения. Горе тому, кто забудет об интересах своей общности, но трижды горе тому, кто за общностью не видит индивидов, а также тому, кто в угоду своим корыстным интересам противопоставляет, сталкивает интересы этнонациональных общностей. И здесь важно применить диалектику в изучении и реализации этих интересов. «Диалекта есть изучение противоречия в самой сущности предметов», – отмечал В.И. Ленин[37]. Важно исследовать, выявлять эти противоречия своевременно.

При бесспорно историческом характере единства российского общества за последние годы произошел глубокий внутренний раскол на основе сознательной деструктуризации исторически сформировавшихся солидарно-мобилизационных этнонациональных, духовно-нравственных основ целостности государства, к которым относятся вера и национальность. Господство духа терроризма над миром еще более их раскалывает. В России в начале XXI в. произошло тяжелейшее наслоение мировых и внутренних противоречий, в том числе этнонационального и многонационального характера, которые могут обретать опасные формы нетерпимости, вражды и экстремизма. Особенно, когда идет недооценка даже на уровне государства значимости исторически утвердившихся форм духовной и социальной общности людей – этнонаций. А без них, пренебрегая ими, не создать и российскую нацию как гражданскую общность людей единого Отечества, государства. Объединяясь в своих крайностях, этнонациональный экстремизм начинает звучать от имени того или иного народа, утверждать не столько свою самобытную духовную красоту, сколько предвзятое, невежественное превосходство экстремизма и силы в ущерб в том числе и собственной духовности. Все формы экстремизма в конечном итоге одинаковы в своей единой дьявольской сути. Это, скорее всего, комплекс невежества и ограниченности. В этом еще можно увидеть и сохранившиеся проявления предрассудков, утвердившиеся годами в нашем обществе и приведшие к его кризису и развалу тоталитарной модели идеологии. И крайние силы, не успев еще освободиться от нее, стремятся утвердить свою тоталитарность с помощью опять-таки не истинных, а крайних иррациональных всплесков этнонационального сознания. Эти всплески уже в своей основе искажают природу этнонациональности, в своем невежественном понимании, преследуя лишь одну цель – тоталитарность своего превосходства над другими этнонациями, над личностью. Проповедуя подобные подходы, они сами в конечном итоге становятся жертвами тоталитаризма. Разъединяются ценности исторической общности и солидарности, что делает невозможным гражданское сплочение людей различных этнонациональностей в единую нацию.

В первой статье Конституции нашей страны записано: «Мы, многонациональный народ Российской Федерации». Это новая формула общности людей всех национальностей российского общества коренным образом отличается от формулы «единой и неделимой», используемой царской империей, или от формулы «пролетарии всех стран, соединяйтесь», которая как бы сводила все социальные моменты к классовому. Новая формула российского единства, общности еще в полной мере не понята, не осознана на практике. Ее свергают крайние силы, но в ней в конечном итоге выражена цель нашего государственного и общественного развития – формирование единой российской нации на основе интеграции потенциала единства всех народов России. Или мы станем многонациональной российской нацией, где самобытность и многообразие будут соединены в единстве их воспроизводства, или на новых кризисных этапах от государства нашего будут выпадать все новые этнонации и территории. Так уже было и в 1917 г., и в 1991 году. Ученые и политики в условиях трансформаций тяготеют к крайностям: гипертрофии этнонационального, доведения его роли до самодовлеющего значения или к его отрицанию и полной замене гражданской, политический нацией. И то, и другое в своих крайних формах губительно для России. Формула «многонациональный народ» дает нам простор для обеспечения гражданского единства самобытных этнонаций в новом статусе, в более демократической формуле, общности. Историческая по своей значимости цель развития многонационального народа может быть достигнута на основе гарантий самобытного развития и выявления потенциала каждой этнонации путем достижения паритета их солидарного участия и партнерства в формировании гражданской общности россиян – российской нации. Объективно эти процессы уже столетиями проходят в России. Теперь создаются, во всяком случае должны быть созданы, новые социально-экономические и субъективно-политические усилия для обеспечения преемственности и оформления этого процесса за счет солидарного объединения потенциала всего многонационального народа, гражданской общности народов Российской Федерации. Пока, к сожалению, в стране не оказалось такой политической силы (кроме Президента В.В. Путина), идеи и действия, которые были бы способны свести эти сложнейшие трансформационные процессы в позитивное, общностное, единое, солидарное русло, к единым объединительным политико-гражданским целям. Инициативы Президента по сплочению единства российской нации не реализуются в государственной практике. Пока гражданская значимость человека в России чаще может быть менее убедительна, чем значимость родовая, этнонациональная, религиозная, культурная, языковая и т. д. Перед лицом опасности террора, новых вызовов, обращенных к нам ко всем как к нации, мы оказались не очень способными к мобилизации. Более того, эти вызовы усиливают свержения соотечественников по признакам веры, национальности, прописки и т. д. Чрезмерно много оказалось тех, кто не видит дальше «своего носа» – своей национальности и веры, собственного эгоизма и гордыни. Они заняты не возрождением потенциала этнонации, а восхвалением «своего болота», ограниченности и тащат всех туда, стараясь при этом утопить других, но не замечают, что сами застревают в жиже невежества и ненависти.

Многонациональной России нужна как никогда формула устойчивости и стабильности на основе формирования жизнеспособного и солидарного народа как гражданской нации, нации-государства, на который бы опиралась власть, созидательные политические силы, способные не только поддакивать Президенту и писать сказочные партийные манифесты, но и реально помогать стране, государству и Президенту корректировать стратегию внутренней и внешней политики с учетом прежде всего интересов и самочувствия граждан России всех национальностей, обеспечения жизнеспособности российской нации. Отечество рождается в духе общности и солидарности. В духе общности и солидарности рождаются и политические нации.

Отсутствие общих мобилизующих начал в общественной и политической системе – главная причина нестабильности и непредсказуемости в стране. Разобщенность многонационального народа России идет по самым различным направлениям, в том числе и этнонациональному. А мобилизационное воздействие очень важно в естественно-историческом измерении потенциала добра и созидания. А крайние, искаженные, враждебные друг другу формы их проявления, сожительства не могут привести к общности. Это важно заметить и выправить в политико-правовой и управленческой деятельности власти и общества. Иначе невозможно победить экстремистов и террористов, победить невежество. Иначе это путь к разрыхлению российской государственности, российского общества.

Без внутреннего мобилизационного стержня обеспечения солидарности народа трудно управлять многонациональной страной лишь путем укрепления вертикали государственной власти. Власть не будет способна эффективно действовать без горизонтального выстраивания обручей единства и солидарности всего государства с учетом самочувствия и перспектив нации, без социального и гражданского контроля за властью со стороны многонационального общества. Власть в стране должна быть легитимной не только с точки зрения большинства, но и доверия каждой составной части многонационального народа. Институты гражданского общества призваны объединить гражданский потенциал народов и конфессий в целях контроля над властью и солидарности с ней, хотя уже в ходе подготовки видно пренебрежение этими категориями. Объективный по сути процесс трансформации многонационального общества может стать неадекватным уровню трансформации власти, если она своими действиями будет вносить деструктивность и безнравственность, усложняя адаптацию людей к новым социально-экономическим и политическим системам, усиливая таким образом чувство неудовлетворенности и дискриминационности по этноконфессиональным и иным признакам. Общество таким образом будет все более расщепляться. Следовательно, такое состояние перманентно разъединяет людей и не создает условия для эволюционной, прогрессивной направленности трансформационных процессов на перспективу развития многонациональной России. Чрезмерно много завалов, грязи и смуты на пути этих процессов, накопленных господством невежественных идей и соответствующей практики. И из болота подобных процессов гниения и разложения вырастают экстремизм и терроризм.

Если политическая элита страны увлечена только властью и ее укреплением, распределением собственности и не замечает перегруженности общества противоречиями и конфликтами изнутри, возрождающими новые и новые формы социального антагонизма, расизма, ксенофобии, этнонационализма, шовинизма, антисемитизма, которые разрушают единство страны, создают обстановку нетерпимости и враждебности между людьми по различному поводу и, главное, без повода, то нарастание на этом фоне стихийной практики дискриминации людей по этнонациональному и конфессиональному признакам может привести к тому, что трансформации от эволюционной модели развития многонациональной России будут переходить к модели революционной, конфликтонесущей. Власть, политика должны видеть и предвидеть эти переходы, оказывать управленческое, упреждающее воздействие на их созидательную направленность. Укрепление власти без укрепления общества, его солидарности и мобилизационных возможностей вновь усилит отчуждение человека и общества от власти, то есть укрепление таким образом государства не приведет к единству нации. Укрепление власти возможно только за счет усиления прежде всего потенциала и солидарности гражданского общества. Возможности же влияния человека на власть, на чиновников, на государственные и общественные дела даже в советское время не были такими ничтожными, как сейчас. Именно здесь причина низкого уровня солидарности и мобилизованности российской нации, ибо здесь определяющую роль призваны играть именно активность и сознательность граждан. Без таких неравнодушных и масштабных на уровне всего Отечества мыслящих граждан невозможно говорить о единой нации. Повторяю, что нация-государство – это еще не нация-согражданство.

Различные формы трещин отчуждения, порожденные стихией трансформаций, охватывали все сферы общества. И они где-то пошли по швам этнонациональных исторических соединений, усиливая разрыхление общества, государства, и привели многое в иррациональное русло, которое и стало в конечном итоге преступно-невежественным, экстремистским проявлением ложно понимаемых интересов народов. Следовательно, направление трансформационных переходов не только против других народов, но и против перспектив своего народа, приводит к ухудшению характера межнациональных отношений в стране на десятилетия. Это уже не абстракция и мифы, как некоторые оценивают природу этничности, национальности, а атрибуты реальной жизни миллионов людей, затрагивающие их социальное и духовное самочувствие, их честь и достоинство, безопасность и благополучие.

В нынешних условиях опасно начинают довлеть над людьми, их сознанием литература, искусство, кино, информационные системы, которые навязывают, воспевают, воспроизводят разврат, насилие и зло отчуждения. А добро и дружба, которые объединяли людей и народы, считаются немодными, скучными, не отвечающим духу времени, при этом забывается, что мы сами люди и сами создаем дух времени совместными, солидарными усилиями. Плохо, когда над страной или регионом довлеет дух лишь одной партии, одной национальности и одного человека, ибо остальные постепенно будут переходить в разряд неугодных, экстремистов. Нация – это общие идеалы, общие ценности, общая воля с учетом идеалов, ценностей и воли каждого.

Этнополитический экстремизм – одна из форм проявления нарастающего отчуждения, которое может угрожать становлению демократического общества, его основополагающим ценностям, подрывая духовные и социальные основы демократической модели государственного строительства и единства многонационального народа Российской Федерации. Вместо того, чтобы снизить негативные последствия трансформаций, которые объективно имеют место в российском обществе, в том числе и с помощью созидательного, духовно богатого этнонационального потенциала, власть, государство своими неумелыми действиями или бездействием часто доводят дело до конфликтов и трагедий. В данной сфере недостает последовательных и профессионально обоснованных идей и действий. Следовательно, на десятилетия сдерживается общее продвижение народов и граждан к стабильности, благополучию и безопасности, к единой российской нации. Борясь неистово против другого, человек как бы борется против себя. То же самое касается и общностей, которые, если не адаптированы к обществу, власти, переходят к деструктивным действиям.

Государство создается и функционирует для того, чтобы обеспечить гарантии защиты прав и свобод людей от всех и всяких форм этнонациональной, расовой, религиозной и других дискриминаций. Конечно, эту задачу призваны решать прежде всего общество и правоохранительные органы, которые представляют, как правило, федеральную власть. Именно федеральным органам власти делегированы полномочия по защите прав человека и народов. Но равнодушие и потворствование крайностям зачастую определяют позицию этих органов. Тысячи погибших в межнациональных конфликтах и единицы привлеченных за разжигание межнациональной розни. Открытый, звериный оскал национал-фашизма и общие рассуждения тех, кто должен, призван обеспечивать безопасность людей, этнонаций, общества, государства. Тысячи книг, сеющих межнациональную ненависть – и равнодушие интеллигенции. Разжигание межнациональной розни в электронных средствах массовой информации.

Отрабатывая эффективные законодательные и иные правоохранительные меры по борьбе с экстремизмом на этнонациональной почве, следует уделять особое внимание улучшению правоохранительной деятельности органов власти, информированности и просвещенности масс, сотворчеству и сотрудничеству народов, укреплению взаимопонимания и доверия между ними. Это работа, повторяю, всего государства, всего общества, каждого гражданина. Одной никому в стране не известной программой толерантности эту проблему не решить. Прежде всего должна быть скоординирована деятельность органов власти и общества с изучением глубинных причин и источников нетерпимости и экстремизма, выявлением способов и средств их искоренения, использован в полной мере позитивный потенциал духовного взаимодействия людей и дружбы народов, должны воспитываться уважение к культурному многообразию страны, разрабатываться кодексы этики и культуры межнационального общения. Именно таким образом формируется солидарное сообщество народов России – единый многонациональный народ Российской Федерации. Важно выстроить модель управления и развития общества, которая была бы способна «возбуждать добро, а не зло» (Мустай Карим). Да и средства массовой информации должны быть способны аргументировано и ответственно освещать сложнейшие трансформационные процессы в этнонациональной сфере, преодолевать противоречия и проявления нетерпимости, а не провоцировать их. К сожалению, в книгах и СМИ в России последних лет «противопехотных мин» разного рода фобий на нас всех оказалось больше, чем в Афганистане и Чечне вместе взятых. И жертв не меньше. И еще будут. Если коренным образом не пересмотреть наши теоретические и практические подходы, мы, не закончив одну войну, будем вынуждены готовиться к следующей.

Можно будет говорить об успехах трансформации общества и государства, если мы сформируем гражданскую общность россиян на основе защищенности и стабильности всех самобытных элементов, составляющих частей этой общности, всего многонационального российского народа, нации как государства. Отрицанием этносов, наций, этнонациональности, свержением людей по этнонациональному признаку ничего позитивного не достичь. Россия в XXI веке должна располагать, если она хочет иметь будущее, четкими подходами и перспективами цивилизационного решения насущных проблем развития как этнонациональных общностей, так и российской нации как согражданства, духовно-политического единства многонационального российского народа. Повторяю, как в теоретических построениях, так и на практике. У нас же и теория, и практика этнонациональной, межнациональной солидарности строятся часто последние годы на деструктивных подходах и посылках.

Великая Россия как государство, как нация формировалась веками на основе многонациональной солидарности людей, соотечественников в составе единого государства. Но этот процесс неоднократно прерывался. Природа российского государства в новых условиях должна обогащаться ценностями и механизмами демократии, которыми мы пока мало пользовались. Отсюда и стратегическая необходимость проведения выверенной этнонациональной политики, где главенствующую роль будут играть стратегические установки на солидарность и сотворчество самобытных народов и культур при паритете интересов всех национальностей, каждого человека – гражданина Российской Федерации независимо от этнонациональной принадлежности. Это задачи, которые стоят перед государством и обществом, перед каждым из нас в современной России. И это не лозунги, не призывы, а философия и программа жизни для нашего солидарного сообщества, если мы хотим жить стабильно, безопасно и благополучно, быть жизнеспособной нацией. Реально, каждодневно, а не только в предвыборных программах и манифестах. Россия выстрадала идеи созидания и солидарности, идею единой нации на основе гражданского единства народов страны. Только на такой почве Россия будет единой, жизнеспособной и великой страной, государством, нацией.

Поэтому важно для власти и общества в новых условиях научиться разумно и эффективно управлять многонациональным потенциалом российского общества так, чтобы каждый человек независимо от этнонациональной принадлежности и каждый народ независимо от численности чувствовали себя комфортно и равноправно в Российской Федерации. Только самые родные и самые близкие люди, глубоко сочувствующие друг другу, способны быть семьей, общиной, общностью. Это относится и к реалиям формирования и функционирования российской нации. Не национализм (расизм), фашизм объединяют народ, а солидарность, открытость взаимодействия с другими народами и культурами. Как справедливо говорил великий Л.Н. Толстой, «патриот – это тот, кто любит свой народ, а националист – ненавидит другой народ». Не зря величайшими духовными качествами русской души Ф. Достоевский, Вл. Соловьев, Н. Бердяев, И. Ильин и другие считали не этнонационализм и ограниченность, а всечеловечность, всемирную отзывчивость. Благодаря этим качествам русской нации и удалось создать великую Россию – многонациональную державу, нацию. Это прекрасный фундамент для укрепления российской нации в современных условиях. Необходимо, чтобы не только по Конституции, но и своему самочувствию мы все осознавали себя единым народом России, гражданами России, а Россию – своей Родиной. А Родину, как известно, не предают и против Родины не борются, кроме подлецов и предателей. «Родина – это часть веры», – сказал пророк Мухаммед. Важно, чтобы Россия стала для граждан всех национальностей символом чести и достоинства, веры и духовности, прогресса и солидарности.

§ 2. Этнографы-«натуралисты» и этнологи-экзистенциалисты: в поисках идей

Называя этнографов России пренебрежительно «натуралистами», «модернистсткая» теория и следующая за ней практика ведут к очередной потере «российской натуры», характера, самобытности и перспектив интеграции уникальных народов России. Неприятие и пренебрежительное отношение к «племенному составу населения страны» (В. Тишков) могут обернутся соответствующим отношением «племенного состава» к нации-государству. При этом не очень понимая, что американский мультикультуризм исходит из того, что в американской антропологии базовой единицей этнологии была категория «культура», ибо целых и целостных этносов, этнонаций там не было никогда. В отличие от США для России базовыми категориями этнологии является «народ», «этнос», «этнонация» со всеми вытекающими отсюда последствиями. И это для нас закономерно. Это нередко признает и сам В.А. Тишков, хотя под его руководством мы теряем уникальную школу этнографии и взамен приобрели лишь куцую теоретическую антропологию с «лицами кавказской национальности» вместо уникальных народов. Важнее было бы сочетать предмет, методы и достижения этнографии, этнологии и антропологии. Социально-культурная антропология не может полностью заменить этнографию и этнологию. В подмене науки «о народах» ничего модернистского нет. Это, повторяю, старый тезис, старый подход колониальной, имперской политики, где сотни этнонаций являются лишь «этническим мусором», от которого надо избавиться. Не модернизм, а замшелый колониализм, имперскость возродились в новых условиях не только в теории, но зачастую и на самом высоком уровне российской государственной политики. А это означает, что целый ряд этнонаций не будет находить перспективы в своем социально-политическом развитии в Российской Федерации. Да и будет ли она федерацией в перспективе при таких подходах? Федерация строится не на отрицании и свержениях, а на обустройстве народов и регионов. На их собирании в общность, а не на похоронах создается нация-государство. Как может складываться новая российская нация, если на уровне субъекта федерации в России заявляется: «Дальнейшее совместное проживание невозможно ввиду глубоких социокультурных различий» (Н. Кондратенко). И это говорит патриот России, а что могут сказать маргиналы? Они громят кавказцев в московском метро даже после величайшей трагедии в Беслане, где пострадали прежде всего кавказцы. Ущербность и тех, и других сталкиваются в своем невежестве.

В.А. Тишков возмущается, что предмет этнологии для нас еще – это этнический, расовый и языковой состав населения, а не только этнические культуры. Для него важны не этнонаций, а культуры абстрактные, без их конкретных социальных носителей. Но такой культуры нет. Нельзя упускать из виду, что этносы своей самобытной практикой, творчеством, сознанием и характером и создают эти самые этнонациональные культуры, являются их производителями и носителями. В.А. Тишков отбрасывает этносы и вместо «живых этносов» создает этнографический музей культур людей, «не помнящих своего родства». Отсюда и «реквием по этносу», а через сто лет после этого закономерен будет и «реквием по культуре». Есть такая современная притча – как отчитывался главный врач больницы: «Если бы не было больных, наши успехи были бы еще более впечатляющими». Так и у нас: «Все было бы хорошо, если не было бы так много народов». Мешают они большой науке и большим ученым углубляться от этнографии в антропологию, перейти от этнонаций к политическим нациями. Конечно, не к лицу современному цивилизованному ученому заниматься «племенным составом населения», когда нужны такие крупные категории, как «культура», «государство», «регион», «электорат» и т. д. Но при этом никто не занят «примордиализмом», закреплением кровнородственных абсолютов. Чтобы нас в этом не обвиняли, мы вводим активно термин «этнонация», чтобы показать, что речь идет о другом уровне развития этносов. Социально-культурную антропологию никто не отрицает, но надо ли ее выстраивать на развалинах этнографии и этнологии? Рождение социально-культурной антропологии не обязательно совмещать с похоронами этнонации. Они призваны дополнять друг друга. А целью книги как будто бы было «показать, что к самой этнографии, надолго запрятанной среди исторических поддисциплин, на самом деле ближе всего та же самая социально-культурная антропология»[38]. Тогда непонятно, почему название книги «Реквием по этносу»? Или нужен труп этноса, чтобы на его вскрытии выстроить теорию социально-культурной антропологии? Самое главное, что в книге так и нет ответа на вопрос, который сам автор задает: «Если нет этносов, тогда что же изучает этнология?». Ведь сама по себе антропология в большей степени выясняет суть природы человека, а не этноса, этнонации. Почему-то упускается, что не только для Востока, но и для Запада существуют не только индивиды, но и «гомогенные социальные единицы» (коллективы в виде «наций», «культур» или «этносов») (Хэндлер-Тишков). Еще раз повторю, что культура не существует без ее конкретных носителей, в том числе и индивидуальных, коллективных, корпоративных общностей, хотя согласен с В.А. Тишковым, что нельзя жестко ограничивать культуру лишь в «форме естественно очерченных единиц» – этносов[39]. Неправомерно утверждать и расистскую «несовместимость» культур. Взаимосвязь и взаимовлияние культур – это мировая закономерность, особенно в современных условиях. Переживания молодого еще директора института этнографии по поводу «тотального утверждения теории этноса» в новых исторических условиях, на фоне развала тоталитарного режима, тоже можно было бы понять. Важно и нужно было тут найти место для индивида. Это тоже бесспорно. Но теория этноса, этнонаций, а еще больше сами этносы, этнонации в своем индивидуальном и коллективном измерении – не одно и то же. Не так мы талантливы, чтобы отразить всестороннюю сущность этнонаций. Мы только в начале пути. Теорию этнонаций можно было, нужно было бы обогащать, но не путем потерь, уничтожения объекта и предмета науки. Если не будет животных, то не будет зоологии, но уничтожение зоологии пока есть животные – вовсе не конструктивизм, а глупость. «Критика теории этноса» – это хорошо, но этнос, этнонации критиковать бесполезно, если не признается их реальность. А реалии надо признавать и изучать. Если бы В.А. Тишков написал бы книгу «Реквием по старой теории этноса», я бы не возражал. Ради Бога, как говорится. Но логика развития теории не всегда совпадает с содержательной логикой самого предмета, объекта этой теории. И такое несовпадение преодолевается, ибо наука прежде всего есть результат отражения сути реальностей, самого объекта и предмета науки. Закономерно, когда и в этносе, и в этнографии «внутренние факторы влияли и продолжают влиять намного сильнее, чем факторы внешней общественно-политической и политической среды». И этот феномен не очень понятен для «модернистов». Они хотят навязать этносам (племенам отсталым) цивилизованность политической среды нации-согражданства, нации-государства. Но это ошибочный подход, ибо цивилизованность политической среды часто зависит от цивилизованности развития самой этнонации как одного из коллективных субъектов формирования этой же политической среды. Этнонации в индивидуальной и в коллективной ипостасях исторически выступают в том числе объектом и субъектом политических процессов. Этнонации – это не только субъекты культуры. Их роль в обществе более значительна. Они еще и субъекты политических процессов. Отсюда и этнополитология.

Революционные методы формирования политических наций-государств из этнонаций в постсоветских республиках принесли много трагедий многим народам, в том числе и прежде всего русскому. И это потому, что модель политической, гражданской нации навязывалась сверху от имени доминирующей этнонации, которая становилась нацией-государством, определяя, кому давать гражданство, на каком языке кому учиться и т. д. И главным образом по этнополитическим признакам. Такая нация действительно превращается для многих этнонаций в тюрьму, а не в свою общность. Думаю, что никто не хочет такой судьбы для российских этнонаций. В таком случае ученым надо думать о своих идеях – чем они отзовутся на базаре, вокзале, в метро, в судьбах миллионов их соотечественников различных национальностей. Идеи превосходства своего народа, его богоизбранности с миссионерской ролью в отношении других были с древнейшего периода истории. И они оставили кровавый след. Надо ли идти этим путем в начале XXI века?

Не требовалось интеллектуального потенциала В.А. Тишкова, чтобы прийти в начале 90-х гг. к выводу о том, что отечественная этнология находится в кризисном состоянии. Во-первых, страна была охвачена системным кризисом и было бы странно, если бы вдруг только этносфера и этнология не находилась бы в кризисе. Это еще раз подтверждает мысль, что этнология отражает как состояние самого этноса, так и всей социальной, политико-идеологической среды жизнедеятельности общества, общего государства. Западного варианта социально-культурной антропологии у нас тоже не было. Значит и это признак кризиса. Но в результате новых подходов деятельности этнологов и антропологов-экзистенциалистов получается, что у нас уже нет теперь и этнографии, и теории этноса, но еще нет и социально-культурной антропологии, кроме общих рассуждений отдельных ученых-теоретиков. Ситуация получается опять-таки кризисная, хотя работ и новых книг за последние годы выходит очень много. Главное, что ответа на эти вызовы книга В.А. Тишков «Реквием по этносу» не дает. Критикуется прошлое, но не создается, а где-то даже разрушается настоящее. Ясно, какое будет будущее на «голых» отрицаниях и свержениях. Автор говорит, что в прежние годы «отсутствовала дисциплина», а теперь в результате «выхода из кризиса» мы потеряли и предмет науки. Более того, в книге «Реквием по этносу» В.А. Тишков борется и за то, чтобы потерять в целом и объект этнологического и этнополитического исследования. При этом мы еще заняты тем, что свергаем «достижения отечественной этнографии» и старые теории этноса-нации, которые все же были. Может быть, они не так величавы и не непоколебимы, как казались в прошлом, но и не так ничтожны, чтобы их свержение использовать для похорон этносов, этнонаций. Они более долговечны, чем любая теория.

Мне представляется, что советская теория этноса при всех противоречиях и недостатках все же дошла до того уровня, когда уже можно было говорить и о структуре и системе изучаемого предмета. Этнос, этнонация – это прежде всего социально-культурная система. Такой системой в социально-политическом смысле становится и многонациональный народ Российской Федерации, но уже как гражданская общность, нация, ибо «система – это совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которые образуют определенное целостное единство»[40]. Целостность политической нации не исключает и не может исключать этнонации. Каждая из них тоже целостность, которая лучше всего действует в своей среде, обладая самобытностью своей системы управления и самоуправления. И гражданская нация может придать этим элементам в новой системе равновесие, стабильность и новые возможности самоутверждения, а не уничтожения. Она вырастает из их системной целостности во всей взаимосвязи и взаимообусловленности.

Многие этнологи-антропологи отошли от историко-этнографических, социальных основ этнологии и не дошли до «философии этноса», «философии этносферы» в широком плане, т. е. изучения этнического, этнонационального как феномена масштабного плана – природы и социального развития человеческого сообщества как целостной системы, но при этом ограничивали себя и науку модным сегодня однобоким социокультурным, культурно-антропологическим уровнем исследования проблемы. Странно, при этом они не признают прошлое и будущее этносов и этнологии, пытаясь растворить предмет этнологии и даже объект в культурной антропологии.

Скорее всего, это конец не этносу, нации, а нашему пониманию ее сущности.

Бурное развитие этнологии в 90-е гг. – это не столько победа новых подходов, сколько поражение новой практики, которая неистово доказывала, что этнос не умер, этнонация не исчезла, вымирают и исчезают разного рода теоретические конструкции, претендовавшие на надстройку, которые не выдержали испытания. Этносы, этнонации, наоборот, активно участвуют в трансформационных процессах, которые происходят в стране, вплоть до бунтов и войн. Поэтому В.А. Тишков, написав в 1989 г. «Конец нации» после всех «пассионарных толчков», «этновзрывов», наоборот, в 2003 г. должен был воскликнуть «живой этнос!», «бунтующие нации!», а не сочинять «Реквием по этносу», доказывая тем самым, что один из грамотных и интересных российских ученых ничего не понял, а остался в своих оценках в доперестроечном (канадско-американском) периоде развития. Увлеченный своей «конструктивистской» борьбой с «примордиалистами», он не заметил, что этническая, этнонациональная практика ушла далеко вперед. И делает заявку на будущее. Перепись населения 2002 г. показала тенденцию не «конца наций», «смерти этноса», а наоборот, рост стремления к поиску своей этнонациональной идентичности вплоть до племенных различий. Даже целый ряд коренных малочисленных народов показал интенсивный рост, то есть нет здесь «вымирания», о котором писали многие ученые и политики. Отрицая нацию, хороня этнос, В.А. Тишков сам тут же отмечает «актуализацию этнического фактора» в жизни общества и индивидов в виде «вызовов открытых этнических конфликтов» и даже «распада государства под воздействием этнонационализма». Но не отвечает на вопрос: откуда же это все взялось, берется, если мы твердим о «конце нации», пишем «Реквием по этносу»? Значит, мы вводим в заблуждение государство, общество, граждан, объявляя об исчезновении этнонации? Это похоже на то, как некоторые наши ученые ввели в заблуждение общественность по чернобыльской трагедии. И сколько потом было жертв? При отрицании этнонации тут же утверждается, что именно этнический национализм привел к распаду государства, хотя этот фактор вовсе не был главным в развале Советского Союза. Кому-кому, а В.А. Тишкову это очень хорошо известно. Кроме того, его подходы не свергают советской теории этноса и этнополитики, а его продолжают: когда надо развивать и участвовать – этносов, этнонаций нет, а когда надо обвинять в каких-то развалах и трагедиях – они на первом месте. Таково историческое отношение политических режимов и приближенных к ним ученых к этнонациям. И сам В.А. Тишков пишет, что вместо «национальных пережитков», а именно таковым феноменом он и считал сам этнос, появились «национальные движения» как форма «этнической мобилизации»[41]. Значит, было что мобилизовать, а Вы пишите, что конец, все вымерло. Чего и кого они тогда мобилизовали? Вот эта социально-политическая энергетика этноса осталась для «конструктивистов» лишь мифологией. В социокультурной составляющей такой энергетики нет. Можно писать, что был «социальный заказ». В том то и дело – у всех был свой заказ: у сепаратистов – один, у шовинистов – другой, а этнонации оставили на стороне, заставляя лишь обслуживать эти заказы, отрицая их собственную объективность и тут же гипертрофируя их значимость. По заказу именно в результате борьбы с этносом и этнографией и сложилась ситуация, когда «авторы тематических этнографических текстов боятся делать теорию на страницах полевых дневников, а теоретики боятся или не умеют ссылаться на полевые исследования» (В.А. Тишков). Видимо, они воспринимают «конец этноса» и борьбу с советской этнографией как конец и полевых исследований, а без этого теории будут выводиться только из «социальности» политического заказа. А что такое социально-политическая жизнь многонационального общества, страны, государства без этнонациональных начал? Или при их сведении только к культуре? Тут без этнополитики не обойтись.

Большинство этнологов живут прошлым багажом этнографических материалов вместо фундаментальных этнографических и этнополитических исследований. Все занялись этнополитикой и этнополитологией вместо этнографии, этнологии и антропологии. Да, признаю, что я слабый ученый – как этнолог, в такой же степени, как и этнологи, антропологи в этнополитологии. Этнополитологии – это измерение участия этнического, этнонационального в политических процессах и институтах, с одной стороны, и влияние политики на этническое, Этнонациональное, – с другой. Но это уже явление не «чисто» этническое и не «чисто» политическое. Здесь пограничное состояние связи, взаимодействия власти и этнонациональности. Бесспорно, прав В.А. Тишков, что «традиционная культура» – это не «мертвая культура», а культура работающая, проявляющая себя в жизнедеятельности народов. Но, как было давно сказано умными людьми, необходимость «признания национальной самобытности за самую основу и руководящее, дающее самой культуре жизнь, форму и силу начало этой культуры»[42]. К сожалению, некоторые не хотят этого признать, говоря о формировании гражданской нации, а она на голом месте не возникает. Тут еще раз скажем словами П.Е. Астафьева: «Для него и основа, и формирующая сила жизни, повторяю, лежат в самой культуре, для которой национальность – только материал, не более». Мы имеем дело не с потерей этничности и национальности, а с ее современным состоянием. И надо это признать, понять, принять, а не видеть этнонациональное только в прошлом, в патриархально-родовом. Один из примеров такого подхода – книга В.А. Тишкова «Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны» (М., 2001), которая по названию этнографична, а по сути этнополитична. Здесь уже в самом названии искажена и суть проблемы. Когда этому конфликту, в большей степени трансформационному, политическому, придается статус этнографии «чеченской войны», а не социально-политическая суть, то искажается вся природа конфликта. Он обретает статус этнонационального, хотя таковым, по сути, не является. И оценки тут коренным образом отличаются от оценок «освободительного движения в колониальной Канаде» (В.А. Тишков). Разложение старых колониальных стереотипов и предрассудков нельзя считать только этнографией. Этнография и этнология тоже ведь часто разные при взгляде изнутри или извне. Думаю, что для полного этнографического взгляда на конфликт, в частности в Чечне и вокруг нее, нужна была и работа чеченца об «этнографии российской войны в Чечне». Таким образом, и эта война в Чечне обретает этнонациональную природу и уходит в нее на очередные 200 лет. Можно понять, когда эти трафареты предрассудков воспроизводятся в художественном фильме о спецназе, а в теории, в науке должны быть другие подходы. Исторически неоднократно репрессированное, ущемленное национальное самосознание не выдерживало испытание глубокой социально-политической трансформации. Как не выдержало испытание и само государство в целом.

Многие наши этнографы и этнологи пришли в этнополитику, минуя и, более того, критикуя политологию и политическую философию. Молодая российская этнология и еще более молодая российская политология встретились и получилось что-то гибридное, где соединились политизированные этнологи и этноцентричные политологи. Но важно было при этом хотя бы сохранить «этнос как фундаментальный архетип и как предметообразующее понятие» (В.А. Тишков). Этого В.А. Тишков и ряд его коллег всячески избегают. И получается этнополитиканство вместо этнополитики, ибо их примитивно-экзистенциалистская этнополитика оторвана от интересов реальных этнонаций. В одном случае из нее выбирают этношовинизм, а в другом – этносепаратизм.

Еще раз подчеркну, что в актуальных поисках социально-культурной антропологии не обязательно уничтожать этнографию и этнологию. А то, что философы, политологи, психологи, экономисты, демографы стали писать об «этнической тематике», я, например, считаю явлением позитивным, ибо такой подход раскрывает многообразие сущности самого этноса, нации. «Конструктивисты» же мазохистски ревностно относятся к этносу, который они при этом хоронят, но не дают никому «подойти» к нему. Вдруг спасут. Уничтожив этнос, они хотят сохранить этнологию, то есть как тот ревнивец – хочет убить возлюбленную, чтобы сохранить любовь. Так не бывает. И не нужны тут такие страсти.

При осмыслении этнонациональных процессов надо согласиться с тем, что в этнографии и этнологии советского периода, да и раньше, господствовало признание этноса как «коллективного тела» без антропологического анализа. Но многие понимали, что индивидуальное не менее важно коллективного. Кстати, моя кандидатская диссертация, которая была защищена в Ленинградском университете в 1978 г., как раз называлась «Личность в системе национальных отношений», то есть исследовался и феномен индивидуального в этнонациональном. Этим не пренебрегали, хотя подобных работ было мало. Изучение этничности, этнонациональности индивида позволяет в большей степени раскрыть суть этнонационального в единичном, хотя природа ее как целостной системы концентрируется все же исторически в этносе, этнонации, соборности и интеграции, которые и приводят развитие этноса к этнонациональному и далее – к суперэтносу, многонациональному народу, нации-государству. Отсюда важность познания сути этих явлений и процессов их направления в разумное, созидательное русло, а не пренебрежения этнонациональным в обществе и человеке.

В целом подобные работы явились не столько примером постмодернизма, сколько отражением общего кризиса, в том числе и при поиске подходов постмодернизма. Каждый новый этап развития этнонаций связан в том числе и с формационными характеристиками общества и социумов, что требует, следовательно, и пересмотра подходов и идей их обоснования. Огромную роль тут сыграла и возможность внутренней раскрепощенности исследовательского сообщества. Но наука – это не только раскрепощенные гипотезы, абстракции, но и поиск новых граней предмета и объекта исследования и никак не закрепощение или, тем более, потеря объекта и предмета. Свобода и тут не послужила истине. Она увлеклась собой. Отсюда и крайности в этнологии и в этнополитологии – от крайностей отрицания этнонационального или ее гипертрофирования.

У нас еще не выработана по-настоящему философия этносферы, социальная философия этнонаций и этнонациональности, кроме отдельных работ Л.И. Гумилева. В.А. Тишков говорит, что «вторжение философов в этническую тематику (за редким исключением) следует признать малопродуктивным». Но такого «вторжения», к сожалению, еще не было. И потому оно малопродуктивно. Философия этноса, этнонации – это поиск общих закономерностей и тенденций развития этносферы в целом, во взаимосвязи и взаимозависимости социальных, культурных, идеологических и природных проявлений и зависимостей развития этнонаций в их целостности. Без такого рода общетеоретических философских представлений о природе этничности, этнонации мы ограничиваем свои представления об этом феномене в его отдельных проявлениях, в коллективном и индивидуальном измерениях, чаще противопоставляя их друг другу, искажая тем самым целостную природу этнонации и этнонациональности.

Что касается «марксистско-ленинской теории наций и национального вопроса», то все мы выходцы оттуда и потому во многом владеем, может быть, и более фундаментальными методологическими подходами, даже независимо от марксизма, а исходя из общей нашей философской подготовленности. Кроме того, оказывается, мы знали еще кое-что, кроме марксизма-ленинизма. Об этом говорит и творчество многих наших ученых, хотя некоторые из них стесняются признать себя хотя бы в прошлом марксистами-ленинцами. По примеру члена Политбюро ЦК КПСС А.А. Яковлева и делегата XVIII съезда КПСС В.А. Тишкова мы знаем, что только истинных марксистов-ленинцев пускали на работу в Канаду и тем более на съезд КПСС. Уверен, что если бы не развал Советского Союза, то В.А. Тишков все равно работал бы директором института этнографии, потому что человек он грамотный, эрудированный, не ограниченный догмами. Но не все способны так скоро избавляться от «перспектив прошлого». Думаю, что не очень справедливы и замечания по поводу того, что «ни Л.Н. Гумилев, ни Ю.В. Бромлей» не видели в этнологии места «между этносами» или «за пределами этносов». Это были талантливые люди, особенно Л.Н. Гумилев, который как раз растворил этнос и этничность в глобальных процессах развития многоэтнического человеческого сообщества. И был весьма грамотен и более раскрепощен философски, чем многие из нас. Свою теорию этноса Л.Н. Гумилев как раз выводит не из этноса вообще, а из «пассионариев» – личностей, из которых у него и состоят сами этносы. Совершенно отсюда несправедливо замечание: «Им (Гумилев – Бромлей) и их последователям интересен человек в этносе («этнофор»), а не этничность в человеке». У Л.Н. Гумилева этничность вовсе не только признание коллективного тела, а его движение, становление, исходя из энергии прежде всего, повторяю, пассионарной личности как первичной субстанции, которая характеризует в том числе и природу этнического, этнонационального. А вопрос, возможна ли этнология без этноса – не очень корректный. Это чистый экзистенциализм. Культура – понятие историческое и поэтому коллективное, хотя ясно, что ее производителями и воспроизводителями выступают индивиды, в том числе объединенные в этническую, этнонациональную или иную культурную общность. Там, где человек и человеческое, там всегда присутствует и этничность, этнонациональность как одна из форм коллективного, социально-культурного творчества людей. Наука может быть внеэтничной, ибо объект там не человек, а природа. Природа может быть не этнична, хотя и этнос связан с природной зависимостью. Важно и тут искусственно не выстраивать переход от этноса к этничности. Это лишь моменты взаимодействия элементов единой этнической, этнонациональной системы. Переход от этничности к этносу и от этноса к этничности, этнонации – процесс постоянного воспроизводства индивидуальных и коллективных качеств бытия общности людей в этой целостности. Именно на социальной зрелости этновоспроизводства этнос становится этнонацией. Этнонация и этнонациональность – это не только индивидуальная, но и коллективная реальность. А мера ее проявления – «жесткость» или «мягкость» – зависит от самочувствия, обустроенности этнонаций и индивидов данной общности. Уход же от этничности – это всегда утверждение иной этничности, а не ее потеря. Здесь нет пустоты, ибо нет безнациональных людей. Тем более на уровне этнонаций. Эстонцы, литовцы, грузины и другие говорили о равноправии этносов, этнонаций, об «имперской нации» до развала СССР, но как только получили самостоятельность, стали отрицать всякую этничность, кроме эстонской, литовской, грузинской, которую сразу обозначили как нацию-согражданство, нацию политическую. Так и В.А. Тишков, внешне как бы космополит, но он всегда находил понимание и сочувствие национал-шовинистов. Хотя, конечно, по культуре и воспитанию он далек от «Россия для русских», но становится этнополитиком лишь при лозунгах: «Грузия для грузин», «Чечня для чеченцев» и т. д.

Теория нации как согражданства в России, если она строится на отрицании этноса, этнонациональных реалий многонационального народа Российской Федерации, и есть по сути теоретическое обоснование тезиса «Россия для русских». Завтра за этим последуют: «Чечня для чеченцев», «Татарстан для татар» – и пошло, поехало. Поэтому в теориях отрицания этнонаций, кажущихся, на первый взгляд, благополучными, гражданскими, в конечном итоге, к сожалению, оказывается много национал-шовинизма. И не только русского, но и всякого иного, в зависимости от территории его проявления. И тут можно было бы промолчать, если бы это работало на Россию, хотя бы на русских, ибо все, что истинно работает на Россию и русских, работает и на всех остальных. Но, как свидетельствует историческая практика, с подобными теориями дело обстоит как раз таки наоборот. И при этом важно понимать, что крайности и тут ходят парами. Как справедливо отмечает Э. Пайн, срабатывает эффект этнополитического маятника. Это исторически подтверждается развитием этнонациональной сферы в России.

Национал-шовинизм на окраинах сменился национал-шовинизмом центра. Бесконечные ссылки на заявления руководителей республик начала 90-х гг. используются сегодня для накачивания ненависти к народам и республикам, их свержения, при этом не замечается тот факт, что именно руководители республик и автономий, подписав в 1992 г. Федеративный договор, спасли Россию от развала. Некоторые расисты в своих произведениях свергают Абдулатипова за «многонациональность», за «федерализм», как и национал-сепаратисты на местах за Федеративный договор. Расисты отрицают всякие иные этносы, кроме своей «самобытной нации-этноса». Все остальное объявляется попыткой ввергнуть их в дикость, этницизм. Оказывается, мой «этницизм» состоит в том, что я назвал многонациональность России «важным историческим достижением», а русских и других – «россиянами». Для расистов «главная задача национальной политики России – это снова сделать Россию русской страной». По их подходам получается, что остальным тут делать нечего[43]. Более агрессивной формы инициирования национал-шовинизма и национал-сепаратизма одновременно трудно придумать.

Получается, что люди боятся выделить, исследовать специфику, самобытность этноса, этнического, этнонационального, называя это этницизмом и утверждая на их месте растворение, ассимиляцию и расизм. Эти мысли прослеживаются во многих весьма «благополучных» на первый взгляд изданиях. И перспективная задача формирования гражданской нации в России от этого только затрудняется в своем решении. Ибо вызывает много подозрений.

В реальной этнологии должно быть место разумной диалектике развития и взаимодействия индивидуального и коллективного. Этнос, этнонациональное в индивидуальном и массовом сознании – это разные уровни этничности, этнонационального, и нет необходимости противопоставлять два измерения единого явления, единой целостной системы. Тезис же полной «деполитизации этничности» – это тоже красивая химера, ибо если этническое – явление социальное, то оно не может быть и внеполитическим. Если же их объявлять таковыми и отторгать от политики, они обретут собственную политичность. Этничность и территория, этничность и власть, этничность и государство в любом случае взаимосвязаны: где жестко, где мягко, а где чисто условно. Эта взаимосвязь и формирует вначале этнонации, а потом на базе их солидарности – многонациональный народ – нацию-государство. Категоричность в своих крайностях здесь тоже вредна. Этнонациональные категории превращаются в «жесткую групповую реальность» только на уровне примитивного сознания, ибо исключается самостоятельное творчество коллективного. Как, кстати, и полный уход от их зависимости свойствен для такого же рода «манкурского», «маргинального» сознания. Потеря коллективных зависимостей в ценностных ориентациях, как и их абсолютизация, подавляющая индивидуальные качества самой личности, и ведут к искажению этнонациональной практики людей. Необходимо перейти от этих крайностей к пониманию гармонии взаимодействия между коллективно-этническим и этничностью индивидуального. Этничность, этнонациональность в этом плане еще важны и как фактор социализации, цивилизации индивида. И не надо самобытно-культурные линии этнонационального развития в коллективном и в индивидуальном измерениях, которые главным образом формируются в горизонтальном взаимодействии «живых индивидов» (К. Маркс), переводить в «групповые» вертикальные таксономий «культурно-разделительных линий» (В. Тишков). Но коль эти связи взаимозависимости существуют, то реально и их отражение, в том числе в культуре, политике и в психологии. В этом плане и этнопсихология такая же реальность, как и этнокультура. И неразумна постановка вопроса о том, что «этнопсихология, не порвавшая пуповину с этносом – одно из наваждений, от которого придется избавляться десятилетиями». Надо ли избавляться, если любая общность, в том числе и этнонациональная, имеет особенности своей общностной психологии? Кроме того, надо избавляться не от этнопсихологии, а от крайностей этнопсихологизации и этнополитизации этнической, этнонациональной сферы. Чем больше мы будем «избавляться» от этнопсихологии, тем больше будет ее влияние на этническое в коллективном и в индивидуальном проявлениях.

Наконец, «диаспоризация всей страны». Тут с В.А. Тишковым надо согласиться. Но к этому, к сожалению, привела опять-таки наша политика, в том числе и из-за отрицания, свержения этносов, этнонаций и этнонационального в широком плане, попыткой их однобокого сведения к культурно-национальной автономии. Мне приходилось выступать против самого термина «национально-культурная автономия». Точнее было бы назвать автономии этнонациональными объединениями, общинами. Но В. А. Тишкову и В.Ю. Зорину хотелось быть социалистами, но не ленинцами. Отсюда и меньшевистская терминология «скрытого национализма». Вот и «диаспоризация», когда по принятому закону все, «кроме русских в своей родной стране превращаются в диаспоры». А где-то и русские становятся «диаспорными», хотя потом некоторые из авторов НКА умудрились лишить их права организации своих НКА. «Бегство от этноса» свойственно для нашего государства, что часто приводит к бегству этносов от государства, бегству национальностей друг от друга. Порой с перестрелками и потерями. В этом плане у нас тоже богатая история. Этнонациональное уходит в неуправляемое поле стихийного. А задача ученого сообщества не мифологизировать этническое, не отрицать этносы, этнонации, не избегать этнонационального, а изучать их сущность и проявления в современных условиях. Без этого нельзя успешно формировать и российскую нацию в целом. А задача органов государственной власти, политиков – обустраивать этносы, этнонации в многонациональной стране, и формировать на основе гражданской солидарности, общности всей многонациональности нацию-государство. Мифология о «смерти этнонаций», о «конце наций» чрезвычайно преувеличена крайностями формулировок и потому будоражит не самые светлые чувства познания, развития и взаимообогащения этнонационального и многонационального в России, а рождает недоверие и ограниченность, этношовинизм и этнонационализм. На основе таких идей возникают концепции, обосновывающие, что только русский народ может быть нацией и играть государствообразующую роль в Российской Федерации, а далее и тезис «Россия для русских», которого придерживаются уже около 60 % опрошенных (ВЦИОН). Среди них более 85 % русских, хотя этот тезис в качестве «настоящего фашизма» оценили 22 % русских и 59 % респондентов других национальностей[44]. Это тоже много. Но из таких мифов возникают и другие лозунги: «Окраины России – для нерусских». Видимо, почувствовав такое опасное стечение обстоятельств, ряд исследователей стали корректировать свои позиции. Так, В.А. Тишков впервые за последние годы заявил, что «признание российского народа как единой гражданской нации не отменяет наличие в России этнических общностей («народов» или «национальностей»)» и с учетом давней традиции использовал термин «нация» на данном историческом этапе. Прекрасно. Это то, за что меня постмодернисты и расисты обвиняли в этницизме. В многонациональной стране нужен постоянный поиск компромиссов, в том числе в теориях выстраивания настоящего и будущего. Будущее же – это перспективы полноценного развития наших этнонаций независимо от их численности, защита прав и свобод граждан независимо от национальности. И формирование на их гражданской общности и солидарности нации-государства, российской нации. Важно объединить и направлять на решение этой стратегической задачи свои теоретические поиски и практические усилия. Для этого написана и данная работа. При этом я далек от мысли свергать, тем более в чем-то ущемлять кого-то, и прежде всего В.А. Тишкова. Тишков мне друг, но народы России, их единство, как говорится, мне дороже. Гегель, Фихте вряд ли думали в свое время, что их идеи будут использованы для утверждения в Германии фашизма, нацизма. Гегель правильно понимал нацию как общность, у которой два родителя: с одной стороны, род, племя, впоследствии интегрированные в этнические общности, а с другой – общественные институты, возникающие в ходе образования нации-государства. Потом нацию-государство в Германии преобразовали в этнополитическое образование. Важно быть внимательными, чтобы наши теоретические рассуждения не использовались для возбуждения национал-шовинизма, с одной стороны, и национал-сепаратизма – с другой. В заключение, подводя итоги рассуждений по книге В.А. Тишкова «Реквием по этносу», хочется привести очень точную по этому поводу цитату: «…В первых образцах «исторической» правды (хотя бы в условном понимании этой историчности) «историческими» признаются только «свои» предания, а предания соседнего племени квалифицируются как лежащие в мифологическом времени, и, следовательно, как мифология»[45] [46]. Точный диагноз для тех, кто создает нацию-государство, гражданскую нацию, свергая этнонации, объявляя их мифами. Еще раз повторюсь: недопустимо их противопоставлять. Они тяготеют к взаимодействию, сосуществованию и интеграции. Таковы объективные основы развития этнонациональных процессов, которые формируют в своем единстве политические нации.

Советская теория этноса: последователи и критики

Теории этноса, этнологические теории развиваются еще со времен античности. И в них господствовали, с одной стороны, подходы универсализма всемирного исторического процесса, а с другой – замыкание народов в собственной универсальности и их деление на «хороших» и «плохих», «прогрессивных» и «отсталых». Но этничность, этнонациональность – явление динамичное, находящееся в русле всемирного исторического развития, но со своей самобытностью, своей судьбой. Эволюционизм становился методологией этнологии[47].

В марксистских и околомарксистских теориях этноса, этнологии превалировали объективные факторы в ущерб субъективным и ставилось развитие этнонациональных процессов в полную зависимость от социально-классовых факторов.

Но подходы к оценке этноса как общностей со своим «коллективным сознанием» и «коллективными представлениями» (Э. Дюркгейм) сохранялись. При этом важно отличать исторические, политические, психологические и иные теории этноса.

Этнос как общность людей – это одно из устойчивых естественно-исторических и социокультурных общностей людей. Этнос постепенно социализируется и закономерно обретает социально-политический статус нации сам или в союзе с другими этносами прежде всего в культурной самобытности и общности культур в согражданстве. Здесь не только согражданство индивидов, но и активное согражданство – участие всех этносов-наций данной страны в культурно-исторических и социально-политических процессах развития общества. Социально-политическая природа этнонаций, а не только социокультурная роль этносов – факт бесспорный в общественном развитии общности людей. Ситуация с разработкой теории этноса, нации и национализма через относящиеся к ним базовые понятия и термины в полной мере изложена в работе В.И. Козлова[48]. Анализ категориально-понятийного аппарата имеет в современный переходный период огромное значение, ибо он обретает новые смыслы. И главное то, что сами этнонации находятся в переходном состоянии. Значит и теория, отражающая их реалии, будет находиться в этом состоянии еще долго. Поэтому здесь не должно быть догм и абсолютизации, свержений и сведения счетов. Наука не терпит суеты, тем более наука в таких исторических категориях, как народы, этносы, этнонации, многонациональные сообщества.

Формы существования и сосуществования общностей людей с учетом этнического, этнонационального признака их становления и развития исторически весьма многообразны. Отсюда и многообразие мира этносов, этнонаций. Чисто условно эти общности на разных этапах исторического становления называют родом, племенем, союзом племен (народность-этнос), народом, этносом, этнонацией, суперэтносом, нацией-государством. Но при этом, если мы заняты исследованием этноса и его нового качества – этнонации, то закономерно, что этничность и национальность на индивидуальном уровне являются центральным звеном, предметом исследования, так же как и межнациональные общности на уровне их солидарности, сотворчества. Обобщенно этнос, этничность, нация, национальность как этнонациональная принадлежность и гражданство, как политическая, государственная принадлежность людей, их общности в различной степени взаимосвязаны друг с другом по сути, содержательно. И в борьбе за «чистоту» терминологии важно не потерять эту содержательную преемственность явлений и процессов. От родового понятия – к видовому, от частного – к общему исторически развивают общности людей, в том числе и этнического характера. В любом случае в более общем измерении все социальные и биологические, культурные и политические организмы состыкованы с природой и обществом в своем человеческом (индивидуальном и общностном) развитии. При этом в ходе исторического развития эти признаки могут обретать, в большей или в меньшей степени, социально-политические качества. Это продвижение от природной зависимости человека (и общности) к их социально-политической обусловленности. А этническое, этнонациональное есть локально-цивилизационный опыт реализации этой зависимости, обусловленности в исторической жизнедеятельности людей. И, бесспорно, его прогрессивное развитие.

И тут одинаково опасно замыкаться в родовом этническом, этнонациональном, как и искусственно навязывать сверху ту форму общности, до которой данная общность людей еще не дошла, не дозрела. Цикличность развития свойственна и для различных этнических, этнонациональных организмов. Л.Н. Гумилев не зря обращает внимание на то, что народы «рождаются, расталкивая соседей, живут, культивируют себя, создают механизмы своей защиты – социальный строй, аппарат своего воздействия на окружающую среду и на время, стареют, перерождаются и растворяются в соседях»[49]. Чрезвычайно прямолинейно, но истина в этих словах есть. Чрезвычайно сложна судьба этнического и межнационального в истории человечества.

В русском языке понятие «этнос» применяется с середины XIX в., а понятия «народ», «племя» – с древнейшего периода. Как отмечает В.И. Козлов: «Во-первых, термин «этнос» – чужд русскому языку, и обозначаемая им общность людей, связанных главным образом каким-то общим происхождением на определенной территории («родная земля») и единством языка («родной язык»), издавна обычно обозначались русским словом «народ» (от «родиться», «народиться»), казалось, достаточно понятным и без особой «теории» или «концепции»»[50]. В Толковом словаре русского языка В. Даля (1865 г.) говорится: «Народ – люд, народившийся в известном пространстве; люди вообще; язык, племя; жители страны, говорящие одним языком; обыватели государства, страны, состоящей под одним управлением; чернь, простолюдье, низшие, податные сословия; множество людей, толпа»[51]. В древнейшее время не было института этнологии и антропологии и потому утвердилось такое многообразие терминологии. И это не мешало людям жить, вступать в общности, созидать себя и других. Но народ, этнос редко кто считал мифом, ибо сами отождествляли себя, свою деятельность с общностью.

Термины «этнос» и «этнография» в большей степени у нас возникают как терминология научная, а не «народная». Во Франции и Германии, в период политического укрепления единства государства, преодоления племенной и территориальной разобщенности, больше стали применять термин «нация», который обретает уже политический смысл. Это период жесткого преследования этнического многообразия и насильственного обозначения политической нации на основе этнического потенциала доминирующего этноса-нации. Всякое иное преследовалось и каралось. Так что, нам сегодня – в начале XXI века – предлагают идти этим путем? Или нам предлагают американскую модель, где нацию создавали на англосаксонской основе, уничтожая индейцев и провозглашая деньги, капитал символом «национальной идеи», национального успеха? Этническое, этнонациональное никуда не уходит, не исчезает. Для защиты и утверждения политического статуса доминирующей этнонации можно подключить все государства. Но это оболочка, прикрытие, если нет внутренней гармонии единства многообразия. Термин «племена» активно применялся при проведении колониальной политики, чтобы обозначить отсталость «колониальных народов». В русском языке термины «народ», «племена», «народности» применялись примерно в одинаковом смысле. И в различных регионах по разному. В аварском языке слова «халкъ – народ» и «миллат – нация» отличаются по смысловой нагрузке. И в русском «народ» – это обобщенная характеристика, а «племя», «нация» – этническая.

Определение термина «племя», в четкой форме характеризующее особенности этой общности, было дано еще Ф. Энгельсом на базе материалов, собранных американским этнографом Г. Морганом по ирокезам и другим индейцам области Великих озер. В число основных признаков «племени» Энгельс включил: собственную территорию и собственное имя; особый, лишь этому племени свойственный диалект; право утверждать и смещать родовых старейшин и военных вождей; общие религиозные представления (мифологию) и культовые обряды; наличие совета племени, иногда – верховного вождя[52]. В русском языке слово «племя», связываемое В. Далем со словом «плод», применяется также для обозначения больших групп людей, объединенных общим происхождением или родством (например, «славянское племя», «германское племя»), В племени еще можно проследить кровнородственные связи общности, а в этносе-народе и, тем более, в этносе-нации трудно и даже невозможно. Но «род» и «племя» – это не абстракции. Не может быть абстракцией этнос, этнонация, возникшая на основе их общности.

Понятие «нация» по базовому смыслу тесно связано с понятием «этнос». Этот термин происходит от латинского «natio», которое в Древнем Риме имело смысл, близкий к русскому «племя» и употреблялось главным образом для обозначения племенных общностей; к отдельным племенам. Понятия «племя», а в какой-то степени и «этнос» в западной терминологии тоже истолковывались как более патриархальные и отсталые по сравнению с «нацией». Это трагедии колониальной системы. К. Маркс в контексте книги Г. Моргана «Древнее общество», рассматривая вопрос о названии племени древних германцев, писал: «Имя «германия» – новое и недавно вошедшее в употребление, ибо такое имя носило прежде лишь одно племя, которое первым перешло Рей, прогнало галлов… Мало-помалу это имя стало преобладать как название не одного племени (gens), а всего народа (natio)»[53]. Здесь отражен не только частный случай, но и закономерность, когда нация-этнос перерастает в общность нация-государство с общностной идеологией политической, гражданской идентичности, исходя из общностных признаков и идентичности прежде всего на основе доминирующего племени, этноса, а не возникая из небытия. Иногда термин «natio» подобно русскому «племя» употреблялся в смысле «людская порода»[54]. Поэтому важно подчеркнуть, что название современным нациям исторически дало прежде всего доминирующие на том этапе племя, народность. А участью остальных была ассимиляция. Термин «нация» здесь стал применяться для обозначения населения страны, государства как политической общности, государства. У нас сохранилось за этносом древнерусское понятие «племя», «народ», «народность», а потом и «нация» в этническом смысле. И в нашей литературе эти понятия часто применялись как тождественные. Правда, «народность» позже стала обозначать этнос на феодальном этапе развития, который якобы еще не стал этносом-нацией. Чаще всего к нациям относился правящий класс: во Франции, например, это преимущественно дворянство, в то время как низы оставались просто «народом» («people»)[55]. Отзвуки этих смыслов были и в России, когда термин «народ» подразумевал «чернь». Наши модернистского толка теоретики опускаются на этот уровень и чрезмерно увлечены понятиями, не всегда имея понятие о живом этносе, этнонации.

Ю. Бромлей предложил выделять: а) «основные этнические подразделения» – совокупности людей, обладающие наибольшей интенсивностью этнических свойств; б) «элементарные этнические единицы», или «микроэкономические единицы», то есть наименьшие составные части основного этнического подразделения, которые представляют предел делимости последнего; в) «макроэтнические единицы» – этнические общности, охватывающие несколько основных подразделений». Относительно наименьших подразделений Бромлей пояснил: «Поскольку предел делимости этноса, при котором в основном сохраняются его свойства, представляет отдельный человек, очевидно, таковой и является этнической микроединицей». Кроме того, он выделил «микроэтносоциальные единицы», отнеся к их числу прежде всего обычные семьи[56]. В этом плане, по-моему, шла путаница между этническими и межэтническими общностями качественно нового уровня их социальности и политичности. А сам по себе процесс был закономерным во всех смыслах. И надо было отражать его во всем многообразии, а не замыкать в рамки новых и старых догм.

Философы-истматчики в 80-х гг. продолжали попытки отделить «социальное» от «этнического», не понимая, что любое явление, будучи общественным и связанным с человеком и человеческим сообществом, не может быть несоциальным. В работах, касающихся теории нации, встречались возражения даже против того, чтобы считать язык как признак нации «этническим» признаком[57]. На страницах журнала «Советская этнография» были проведены две довольно широкие дискуссии, имевшие отношение к теории этноса: по этнической психологии как одному из отличительных признаков этноса[58], и вновь по историческим типам этнических общностей[59]. Ясно, что не только отдельные признаки, но и вся жизнедеятельность общности с этнической самобытностью ее проявления уже есть признак этничности, этноса, а впоследствии и этнонации. Самобытность, а где-то и неравномерность многих проявлений жизни сообщества с общей культурой, языком, традициями, миропониманием есть проявление их этничности.

Этнонациональные «взрывы» в бывших социалистических странах после падения социалистической системы опровергли многие теоретические конструкции в этой сфере. Вместо разумных выводов вновь стали господствовать крайности: от рассмотрения СССР как русского (в этническом смысле) империализма до подчеркивания угнетенного положения самих русских в России. Любая же борьба за свое национальное самоопределение даже в рамках единого государства с использованием ценности демократии и федерализма зачастую рассматривается при этом как национал-сепаратизм. А любая попытка укрепления государства истолковывается как великорусский шовинизм. Национал-сепаратизм! От кого и от чего, если одни отрицают наличие государственности у самих русских, а вторые отрицают государственную общность народов страны? Не справились с осмыслением реальных этнонациональных процессов и ученые-этнологи, они сами стали отмахиваться от этноса-нации, как от назойливой мухи, которая к ним привязалась, хотя все наоборот. Так, С. Чешко заявил об этничности: «Явление этничности… отчасти находится вне досягаемости научного анализа. Какие бы объективные корни не имела этничность, она в конечном счете представляет продукт человеческого (массового) сознания, спонтанную форму идеологического отражения и освоения социальной среды. Так этнос и этничность – это явления, которых в природе нет, а даны нам лишь ощущения. Таким образом, заместитель директора института этнологии и антропологии создает базу для выводов директора института о том, что нация-этнос – это миф. Этничность, вне всякого сомнения, имеет и иррациональную природу, как и любое явление. Наука же, оперирующая сугубо рациональными методами познания (чем она отличается, например, от религии или от искусства), ограничена в возможностях исследования иррационального»[60]. В.А. Тишков, заменивший Ю. Бромлея на посту директора академического Института этнографии (с 1991 г. – Институт этнологии и антропологии), заявил, что этносы – это якобы «умственные конструкции», что «нация – это политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория… это понятие, как таковое, не имеет право на существование и должно быть исключено из языка науки»[61], то есть это идеология, а не этнологическая реальность. Такое определение, скорее всего, относится к нации-согражданству, ибо у этнонации всегда есть культурно-языковые основы мобилизации. Институт этнологии и антропологии в лице директора и заместителя заявили о «роспуске этносов-наций», что не помогало, а мешало осмыслению насущных этнонациональных процессов в самые тяжелые годы. И такие теории, как пишет М.И. Буянов, «коренятся в психопатии мышления, связанной с наступившим периодом социально-экономических потрясений»[62]. Потрясению иррациональных взрывов поверглись не только нации-этносы, но и наше сознание. Многие этнологи ушли в этнополитологию, ничего не понимая в политике. А политики пришли в этнополитологию, не вникая в суть этнологии. С уходом марксистско-ленинского мировоззрения этнонациональные явления остались без философско-мировоззренческого обоснования и вернулись в лоно старого этнонационального сознания и самосознания, в иррациональную сферу. Здесь зачастую свои стереотипы и предрассудки ученые оформляют как теоретические концепции, хотя они таковыми не являются.

Как показывают примеры, социально-экономические потрясения сотрясают и страну, и массы, и даже умы. В этом случае выход один – успокоиться, не сотрясать дальше. Там будет видно. Главное тут не путать патологию и клинику с реальным этнонациональным, природно-социальным состоянием наций-этносов и нации-государства.

При различии влияния (в той или иной степени) на те или иные этносы, нации имеют значение и такие признаки, как территория (Э. Кушнер), экономика (А. Агаев), экономические связи (М. Росенко), «культурный признак» (Н. Чебоксаров) или «социальные связи» (Ю. Бромлей). Но когда речь идет о многонациональных общностях, стране, народе, государстве, эти признаки теряют жесткую этническую привязанность и обретают общие социально-политические и духовные признаки. «Национальный состав населения» и в современных условиях никак нельзя считать главным. Но настоящая теория призвана оценивать реальную сущность этнонациональных и межнациональных общностей и при этом выводить их на социально-политическую и духовную перспективу развития в рамках единого государства.

С. Токарев, характеризуя обусловленную этнографическую проблематику, выделил следующие вопросы: «1) Зависимость предметов материальной культуры (пища, жилище, одежда и пр.) от природной среды и хозяйственных занятий; 2) зависимость их от этнических традиций, проявление этнических особенностей, сходств и различий в материальной культуре, а отсюда – пользование предметами материальной культуры как источником для изучения вопросов этногенеза, этнической истории народа, культурных связей между народами; 3) другая сторона той же проблемы: принадлежность определенных форм материальной культуры в той или иной историко-этнографической области, независимо от различного происхождения народов – носителей этих форм культуры; 4) связь форм материальной культуры с различиями семейного состояния, пола, возраста их носителей: особенно касается это одежды и украшений, в меньшей степени пищи и жилища; 5) зависимость элементов материальной культуры от социальной структуры общества, от классовых различий; 6) связь форм материальной культуры с религиозными верованиями и обрядами; в частности, изучение обрядовой пищи, обрядовой одежды, реже – обрядового назначения построек или частей их; 7) связь с искусством: художественная сторона народной архитектуры и одежды – архитектурные украшения, вышивки и узорное тканье в одежду, стили орнаментов и т. д.; 8) изменения в материальной культуре народа в эпоху капитализма под влиянием проникновения товарных отношений, городского быта, стирание традиционных этнических особенностей; 9) изменение форм материального быта в своевременную эпоху в связи с социалистическими преобразованиями»[63], то есть при осознании этнического и тем более этнонационального как явления комплексного и перспективного со всеми связями и зависимостями. Такой подход достаточно разумный и проясняет многие сущностные основы этнонационального.

Этнонациональные и иные общности людей исторически формируют определенные конкретно-исторического типа социально-политические отношения, а не ждут Маркса или Энгельса, Тишкова или Чешко. Это процесс субъективный. Важно подчеркнуть, что в этом плане любой этнос – это и этносоциальная общность, и этнопотестарная общность. Потестарность (Ю.В. Бромлей) свойственна для всех этносов, наций, а не только и не столько для первобытных. Привязка потестарности и этничности лишь к «первобытным этносам» не позволила многим народам сохранить и умножить потенциал своей самобытности, самоутверждения его в современных условиях.

Характеризуя племена на примере ирокезов, Ф. Энгельс отметил такие их признаки, как наличие властных функций у совета племени, собиравшегося для обсуждения важных общих дел, существование военных вождей, а иногда и верховного вождя[64]. Любая общность людей и возможна как общность, если в ней формируется та или иная система власти и управления.

Это общая закономерность, когда этногенез проходит через этнопотестарную организацию населения. При таком понимании легче понять и генезис наций-этносов в нацию-государство. Это предопределено в результате генезиса.

Ю. Семенов предложил рассматривать уже «племя» не столько как этническую общность, сколько как «социальный организм», под которым он понимает «единицу исторического развития»[65]. В таком представлении о сущности племени есть элементы терминологической искусственности, стремление применять сущностные «видовые» термины для обозначения различных «внутривидовых» функций одной и той же сущности. Выше отчасти уже говорилось о том, что любой сформировавшийся и самовоспроизводящийся этнос является «социальным организмом» и тем самым «единицей исторического развития». В этом его ценность. При этом «этническое» не отделяется от «социального», первое своеобразное проявление второго. Их единство и формирует этнонацию. Потестарная организация действительно имела большое значение не только для племенной стадии общественного развития, но при этом она заложила основы перспективного социально-политического утверждения нации-этноса, а далее и нации-государства. Это исторический процесс творчества людей и их общностей.

§ 3. Закон сохранения этноса (этнологическое эссе – в поисках родичей)

Исторический характер формирования этносов, этнонаций признают этнологи всех направлений – начиная от классического, эволюционистского, диффузионистского, функционалистского и до социально-психического.

Тысячи этносов, этнонаций различной степени общности внутри– и межэтнонационального развития, организации и самоорганизации функционируют в современном мире. Это объясняется, во-первых, общими характерными чертами, свойственными для этнонациональных общностей, их внутренней самоорганизацией и живучестью. Во-вторых, различными уровнями общности ввиду различимых исторических, культурных, социально-политических и экономических условий жизнедеятельности этнонаций (этносов, племен, народов, наций, суперэтнонациональностей) и иных общностей. И чрезвычайно много подходов к оценке природы и перспектив этнонациональных общностей, в зависимости от того, на каких – традиционной или модернистской – цивилизационных началах они развиваются. Этнонациональные общности – это прежде всего локально-цивилизационная самобытность, развитие общности людей. Этносы, этнонаций, кроме того, исторически функционируют в постоянном этнокультурном, этносоциальном контакте в межэтнонациональном пространстве. Для конкретных этносов, этнонаций характеристики этого пространства различны. При этом, характеризуя этническое, этнонациональное, трудно определить меру трансляции собственного этнонационального потенциала и уважения, заимствования иноэтнонационального потенциала. Дифференциация и интеграция есть две стороны этнонационального развития и взаимодействия. Как известно, Л.Н. Гумилев и ряд других ученых рассматривают период рождения, зрелости и гибели этносов, этнонаций. Наверное, это и правильно – все рождается и умирает. Но такой подход был бы чрезвычайно упрощенным. Богатейший опыт этногенеза, кроме того, дает возможность открыть еще и всемирный закон сохранения этносов, этнонаций. Это видно в истории развития многих этносов, этнонаций, в частности, на историческом примере развития сарматов, скифов, аланов, гуннов. Для меня интересен пример аваров, которые, как свидетельствует еще «Повесть временных лет», исчезли совсем. Но если в начале XXI века я, как аварец, ищу в аварах своих родичей – значит, они не исчезли. Кроме того, многие атрибуты культуры и традиций, наверное, есть в этносах – культурах от Аравских степей, гор Кавказа и просторов Европы. Всемирное заимствование и культурное сотворчество свойственно для этнических, этнонациональных процессов.

Авары и Аварский каганат – загадочная страница мировой этноистории. Много неясностей в их истории как собственно развития, так и взаимодействия. Трудно определить, откуда авары пришли, где и когда останавливались, с кем ассимилировались и куда они делись – «сгинули як обры», хотя о них упоминание идет с древнейших времен и до X века. И нельзя забывать, что есть и аварцы, созвучный напрямую во многих смыслах народ не только по названию, но и по самобытности и воинственности. Авары, видимо, еще тогда включали в себя десятки уникальных народов, племен и культур, как и многие другие этнические образования, которые всегда были полиэтничными. И теперь трудно сказать, кто из аварских, дагестанских народов есть в той или иной степени прямые наследники, потомки тех авар, а кто был аборигеном для Дагестана, Кавказа и т. д.

Взаимосвязь и взаимозависимость народов и культур – мировая тенденция этнического, этнонационального развития. История и пути перемещения гунов, скифов, сарматов, хазаров, аваров и даже алан примерно одни и те же. Все они приходят или зарождаются, развиваются вокруг Каспия, потом через Дербентский проход идут к Волге, Дону и уходят в Европу в поисках благополучных мест и добычи. Авары в отличие от хазар оставили немало археологических памятников и название государства – Аварского каганата, который отмечен на древних картах. Маленькая часть аланов, которая оказалась где-то там, в Моравии, до сих пор сохранила свои россыпи. А авары, как мне представляется, уходят в Европу, оставляя, может быть, у Дербента и Тарки в Дагестане и далее в горах остатки тех или иных аварских и других племен, которые были вместе с аварами. Каспий ведь по природе своей тоже то наступал, то отступал. Различные народы и культуры также, видимо, наступали и отступали, перемешивались и размежевывались в этом исторически интересном и привлекательном для многих жизненном пространстве. Кавказ, Дагестан – один из центров зарождения человеческой цивилизации. Это видно по этническим и культурным потокам, которые отсюда шли. Трудно сказать, кто здесь был рожден, а кто стал здесь коренным и родным. Этнокультурное многообразие каспийско-кавказского региона исторически настолько велико, что трудно найти этнос на Евроазиатском континенте, который не уходил бы от Каспия или не приходил бы сюда в конечном итоге от Алтая, Китая, Аравии и до Европы. Вокруг Каспия работала исторически крупная «этнологическая лаборатория» по рождению, перемеживанию и воспроизводству этносов. В мире трудно найти такой уголок, который в такой степени «воспроизводил» бы этнические ресурсы для всего евразийского мира и оставлял бы после себя огромный этнический материал, как здесь – вокруг Каспия. Зарождался или приходил сюда этнос и устремлялся далее по Волге, по Днепру в Европу, или оставался здесь своими частями. Именно этот феномен чутко уловил и показал в своей книге «Тысячелетие вокруг Каспия» великий ученый и просветитель Л.Н. Гумилев. Его всегда привлекали Каспий, Кавказ.

Мы говорим об этнических, этнокультурных контактах, линиях, которые связывают один этнос с другим, но вместе с тем не очень, по-моему, четко себе представляем, что, говоря о разных этносах, мы имеем в виду и новое качество как форму преобразованной этнической энергии той же общности на ином историческом этапе. Из старых этносов зарождаются и новые общности. Полиэтничность, многонациональность характерна для народов мира, и особенно этого региона. При этом важно понять, что названия и даже культурно-археологические и антропологические характеристики многих могли меняться в результате перемещения этносов, внутриэтнических размежеваний, миграции, формирования новых суперэтнических общностей. Когда физики открывают закон сохранения энергии, то этнологи имеют не меньше оснований утверждать существование закона сохранения этноса. Смысл его в том, что ни один этнос не исчезает, не умирает, он просто обретает другую по форме общность, другое название, другую гамму культурных и иных особенностей, религию, а возможно, даже язык. Еще античные авторы свидетельствуют, что все народы Кавказа – это сарматы или скифы. Скифско-сарматские основы своего этногенетического бытия просматривают также и русские, казаки, татары и многие другие народы. Это отражает существующая в мировом масштабе этнокультурная взаимосвязь и взаимозависимость народов и культур. Гуны, авары, хазары – это не просто этносы, а мегаэтнонациональные общности, которые не только объединяют, но и оставляют после своего размежевания сотни различных народов на Кавказе и далее до Европы из своего ареала. Татары, аланы-осетины, армяне, азербайджанцы (антропогены), грузины, чеченцы, даргинцы, кумыки, лезгины, таты, лакцы, табасаранцы, агулы, рутульцы, кумыки, черкесы, карачаевцы, балкары, ингуши, кабардинцы, албанцы, удмурты, марийцы, башкиры и многие другие – это россыпи этнокультурного космоса. И здесь трудно определить, кто чей брат, а кто сват. Когда мы кого-то свергаем как иноплеменника, инородца, чужака, надо всегда задуматься над тем – не свергаешь ли ты своего предка, родича. Чаще так оно, видимо, и есть, ибо свергается, как правило, самый близкий.

Чрезмерно переплетены этнические связи, происходящие, возможно, из одних корней былой общности, адаптированных по сущности или по форме антропологически, культурно, религиозно и по прочим признакам к среде обитания – природной, культурной, религиозной. Для меня определенно присутствует связь между Гунами, хуннами, гузами, грузинами, скифами, уграми, удинами, удмуртами, сарматами, аварами, суварами, хазарами, албанцами, аланами, азербайджанцами, армянами, персами, руссо-славянами, тюрками, черкесами, грузинами, абхазами, ассирийцами и многими другими народами, которые исторически находились во взаимодействии в самых различных вариациях. Тут действует всемирный закон сохранения этносов, накопления и распространения этнической энергетики как основы развития многих народов в своем этническом многообразии. Борьба с этим многообразием, уничтожение этого многообразия есть преступление перед человечеством. Кстати, многие завоеватели в этом преуспели. Самое ценное в природе – ее многообразие, и самым уникальным и требующим особого бережного отношения к себе является многообразие природы самого человека, его стремление к общности людей, которые представлены в этносах, этнонациях. И это многообразие надо беречь как самобытный талант человека, объединяться в человеческую общность и создавать, благодаря коллективным историко-культурным деяниям, уникальные слои духовных и материальных ценностей. Это многообразие может проявлять себя в разных фрагментах керамики, иных атрибутов материальной и духовной культуры, но главное то, что различные элементы культуры, как, в частности, культура керамики, утвари, одежды на определенных этапах историко-культурного развития, свойственны для многих народов. Здесь действует, видимо, и другой закон сохранения и воспроизводства культуры.

Устье Волги, бассейн Каспия, приливы и отливы многих рек, цепь горных хребтов создают настолько уникальное природно-ландшафтное пространство вокруг Каспия, и в частности у притоков Волги, Терека, Самура, Сулака, что этот край стал центром притяжения и воспроизводства огромного этнического и культурного многообразия. Отсюда и устремленность на эту территорию более или менее активного этноса с разных мест и континентов, зарождение на этом пространстве новых этнокультурных объединений, этносмесей в благоприятном и богато пассионарно насыщенном регионе. Пассионарность личностей и общностей людей – это результат насыщения природной пассионарностью. «По зеленым лугам текли неглубокие речки, окаймленные ивами и камышом. Протоки были полны рыб и птицы, заливные луга служили прекрасными пастбищами для скота. Как и теперь в дельте Волги вызревали сочные арбузы и прекрасный виноград. Все благоприятствовало садоводству и земледелию»[66]. И эта действительно райская земля не могла не привлекать различные племена и этносы, которые устремлялись туда, где есть пища для себя и скота, более или менее умеренный климат и простор для хозяйственной и военной деятельности. Для межэтнических взаимодействий и объединений нужен простор. Отсюда и наличие вокруг Каспия огромных этнических потоков, смесей и переходов, охвативших пространство от Китая, Монголии и до Европы. В этом процессе действует еще один всемирный закон – смещение, интеграция и ассимиляция народов и культур, распад старых и возникновение новых суперэтнических объединений, которые поглощают десятки этнокультурно самобытных общностей и начинают воспроизводить этнические качества в новом феномене самобытной общности. Порой в новых формах, но переполненные старым содержанием. Отсюда и невозможность докопаться до корней происхождения той или иной этничности или суперэтнической общности. Примерно такова история и судьба аваров, которые были, скорее всего, не столько одним этносом, сколько многоплеменным народом, огромной рекой, внутри которой были сотни этнических притоков. И когда эти притоки попадают в поток мощной реки, тем более моря, трудно определить, где чей родник, где чей ручеек. Знают Волгу, Оку, Каму, еще несколько рек, знают Каспий, а тысяча ручейков и миллион родников теряют свое название и самостоятельную роль в этом огромном потоке. Но важно понять, что не было бы и крупных рек и морей без этих мелких родников. И глупо реке, морю противопоставлять себя, свою мощь тому родниковому началу, из которого они сами и состоят. Хотя часто так и бывает.

Название суперэтнического объединения «авары» может иметь различное происхождение. Есть древний Бог Ра, а есть и человек – Ар. Эта перестановка буквы «а» может иметь не случайный характер, ибо наиболее похожее на Бога создание – это человек разумный. На небе Бог – Ра, а на земле человек – Ар. Кроме того, может быть авары назвали себя так, чтобы отличаться от варвар, т. е. – а-вар – не варвар. Вариантов рассуждений и догадок может быть миллион.

Потом мы обнаруживаем целую плеяду народов, назовем их условно «арские народы». Удивительно, но наличие «ар» свойственно для названий многих древних народов. Это «авары», «булгары», «ассары» (ассирийцы), «хазары», «татары», «ар-мяне», «мадь-ары» (мадьяры), «сам-ари», «с-ар-маты», «д-ар-гинцы», «табас-ар-анцы», мордва (мардва) и многие другие. Это говорит о взаимосвязи народов целых континентов. Тогда народы находились не в поисках своей идентичности, а искали свое место на земле.

Может быть, когда-то слово «авары» переводилось как «люди с Аравии», которая интерпретировалась в Аварию. Когда бываешь в Ливане, Сирии, Йемене, встречаешь людей, удивительно похожих на кавказцев, дагестанцев. Хазары в Дагестане оставили свой след. Ассары – это люди с Ассирии, ассирийцы. Название «ар-мяне» тоже, видимо, из того же корня. И из того же ареала. Как, кстати, и азери (азари), азербайджанцы (азарбайджанцы). Как и арии – завоеватели Индии, видимо, называли себя людьми, не считая таковыми других. Такие традиции, идеи наблюдаются в этнологии, нередко их доводят до расистских и фашистских идей. Это уже искажение сути. Нет народов «чистых», нет народов «первосортных» и «второсортных». Многие антропологические и другие характеристики определялись исторически средой обитания. Тысяча народов и культур были «перемолоты» потом в татаро-монгольских завоеваниях. Здесь тоже «тат-ары» – название, которое можно перевести как «человек с гор»: тат – горы, а ар – человек. «Хазары», скорее всего, так были названы из-за того, что они ушли из степей и остановились в устьях рек, занимаясь рыболовством и земледелием. Скорее всего, это те же авары или смесь других племен, которые не ушли вместе со всеми дальше, в сторону Европы, а остались у воды, на воде и их назвали хазары. Другая линия идет по Волге, к Волжской Булгарии, докуда, видимо, доходило хетто-хуритское, гуннское, ираноязычное, тюркское, татарское и прочее влияние, где все эти племена смешались по всему пространству. На татар и других впоследствии было оказано сильнейшее тюркское влияние. Может быть, часть населения была тюркским по происхождению. Народы Прикаспия назывались еще и «каспиями». Они вообще не были кочевниками, ибо жили на прекрасных землях и не было им нужды кочевать, но часть населения вынуждена была уходить с новыми и новыми кочевниками. А часть из них уходила в горы. До сих пор трудно установить, где обитали авары точно и откуда они пришли в Дагестан, или здесь, у Каспия, организовались окончательно для завоевания Европы. Кто с кем тут перемешался? Линия «аварской культуры» в утвари, в керамике проходит от Ирана, Дамаска, Белиджи, Дербента и далее до Венгрии и Франции. Может быть, все народы, в названии которых в том или ином месте присутствует дефис «ар» – из одного этнического ареала. Только каждое из названий: ассары, сарматы, авары, хазары, татары обозначает, видимо, различные этапы их становления и ответвления. Поэтому проблема этногенеза авар, а далее и аварцев, непосредственно, как и многих народов Кавказа, Поволжья, Руси, Европы, связана с десятками этнических переходов и ответвлений по дуге переселения народов, которая охватила полмира. И здесь трудно сказать, где чей родник. Это все можно прослеживать, изучая и материалы этнографии, палеографии, этногеографии, археологии. Все «народы ар», «арские народы», но только не «арийцы» (ибо это название уже сумели дискредитировать) проходят, видимо, путь от Аравийских степей, Сирии (Сарии), Ассирии (Ассарии), Армении, Дербента (Дарбанда), Каспия, Волги, Карпат, Германии (гарманцы), Франции (фаранки) и далее. Повторяю, элементы культуры аваров можно встретить от Аравийских степей, до Каспия, Волги и Полонии – центра Европы. Жесткая квадратная планировка храмов и крепостей известна на Ближнем Востоке с 2000 г. до н. э.[67], то было свойственно для авар и хазар в той или иной степени. И все «народы ар» устремляются как по зову этнической энергетики к Каспию, Дербенту и далее, по Волге к просторам Полонии – райского места в Европе. Есть предположения, что аваров называли «речным народом». По-аварски река звучит как «ар» – «ор». И иранцев, возможно, тоже называли «аранцами». Кавказская Албания когда-то называлась «Аран». «Ирон», «Арон», «Иристон» – аристан и т. д. Все эти названия очень легко меняются в различных интерпретациях и в различных языках. Тут много всяких предположений. И местом исторической дислокации «народов ар», видимо, было пространство вокруг Каспия, которое называлось Хаз-ар-ским морем, «Дарбанд». И часть народов, уходя в походы, потом обосновалась на базе хозяйственной деятельности других народов, воюя и созидая, отдалялась от своего «материнского» этнического корня.

Народы же, которые обозначили себя крупными завоевателями или созидателями, всегда имели внутри своего этнического ареала сотни племен и этносов. И на каком-то этапе структуру их языка, религии, обрядов и даже культурных элементов определяло одно из доминирующих этноплемен. Так что феномен этнократии всегда имел место внутри различных межэтнических объединений. Мощная пассионарность и стремление обжить благополучную природную среду, которая приносила бы соответствующее хозяйственное благополучие и приводило к созданию крупных каганатов, ханств, царств вокруг доминирующих на том или ином этапе этносов. И далекие пассионарные походы порой не только были спасительными, но и часто гибельными для целых народов. Чрезмерная пассионарность приводит к истощению этнического организма – своего и других. «Народы ар» особенно активизируются к началу нового тысячелетия христианского календаря: сарматы – на рубеже новой эры, авары – IV–IX вв., хазары – V–X вв., татары, монголы, тюрки в древние времена и в XII–XVI веках. Многогранна и расплывчата линия прохождения, этногенеза «арских» народов.

Богатство ландшафта Прикаспия, прекрасный климат исторически привлекали сюда многие этносы. И все первое тысячелетие в этом регионе при всех перипетиях судьбы этногенеза господствовали именно «арские народы». Самар, Хазар, Арал, Булгар, Авар, Араб, Иран, Албания (Аран), Армения, Татария, Хорезм (Харезм), Терек (Тарек), Памир (Памар) и многие другие названия. Сам прикаспийский ландшафт привлекал сюда миграционные потоки народов вокруг Каспия, что приводило к активному перемещению народов и культур в этом регионе мира. Но культура любого народа не автономна. Она не прерывается даже с уходом этноса, этнонации с исторической арены, а может лишь перевоплощаться в той или иной степени. Мы уже говорим и о другом законе – культура тоже не исчезает, а обогащает другие культуры, может обрести иные этнонациональные формы – законе сохранения культуры, который срабатывает исторически, ибо культура – атрибут творчества людей, объединенных в общности. А человек живет и творит только в общности. Сармато-Аварская, Хазаро-Арабская, Аранская, Аланская, Татаро-Булгарская и многие другие культуры стали основой культурных цивилизаций народов целых регионов под разными названиями. И создавались они на полиэтнических началах. По сути, народов не так и много, просто мы не знаем, где они расщепляются и где сцепляются в своей исторической общности и разобщенности. Так, в аварскую группу народов Дагестана включены 26 народов с самостоятельными языками и с более 80 наречиями, субэтнические общности (общины – джамааты). Но при внимательном анализе оказывается, что аваро-андо-цезская подгруппы нахско-дагестанской языковой семьи в лексике и фонетике не так сильно и разнятся. Пример – на аварском языке сердце – ракI, на андийском – рокIо, ботлихском – ракIва, гадоберинском – ракIва, каратинском – ракIва, тиндинском – ракIва, чамалинском – ракIва, на бежтинском – йакIо, гинзубском – ракву, гинухском – ракIе, цезском – ракIу, то есть корневые основы созвучные. Так можно найти и корневую общность многих языков народов Дагестана, Кавказа и мира. Ландшафт, экономика, политика создают больше народов, чем язык и культура, ибо последние всегда достаточно близки. Существенно влияние Аварского каганата и аваров на славян и наоборот. В названиях русь, рас, рос также присутствуют элементы названий и культур «арских народов». А то, что они жили рядом и вместе в Европе – это исторический факт. Аналоги и связи сарматской керамики, керамики аваров, хазаров и руссо-славян приводит Л.Н. Гумилев. Не зря в старославянском Русь, Россия часто звучит как Ра-ссея. Здесь Божественное происхождение и созвучие есть. Есть созвучия между сирийцами и русскими. Сравните название «Русия» и «Сурия», «Москва» и «Дамаск», где корень «маек».

По Л.Н. Гумилеву хазары есть дети сарматских женщин, которые жили в стране «Б-ар-силии» совместно с булгарами «б-ар-силами». Но при этом он упускает из виду, что, наряду с племенами гуннов, хуннов и хазар, присутствовали еще и авары. И столица хазар город Семендер, а точнее, видимо, Саманд-ар[68], Семен-дар (Саман-дар – саманные ворота), еще раз показывает транскрипцию «а» в «е», которая произошла во многих словах и названиях. Семендер (Самандар) был в «двух фарсахах от Серира» (Л.Н. Гумилев Открытие Хазарии). Серир (Сар-ир) был крупным государством горного Дагестана в VI в. н. э. Это примерно время ухода авар от Каспия и прихода туда хазар. А если посмотреть Древний Восток, то там можно найти крупные центры «Серир» и рядом «Аварис». Может быть, это совпадение, а может быть, и нет.

Хазары теснее взаимодействуют с тюрками и продвигаются по Волге вверх. Это говорит о том, что авары вряд ли были тюрками. Во всяком случае, не все аварские племена. Возможно и изменение названия авар, хазар от «татов» – горцев, как и «тат-ар», буквально – «человек с гор». Тюрки и здесь оказывали огромное влияние, вплоть до ассимиляции многих племен и народов. Частично произошла и тюркизация хазар, а часть из них, видимо, стали татами. А часть хазар, как и часть гуннов, аваров, сарматов и многие другие остались в Дагестане, а другие ушли от Каспия к Тереку, Волге и далее до Казани, а там и до Европы. Тезис Л.Н. Гумилева об исчезновении еврейской верхушки хазаров не очень соответствует истине, ибо таты сохранились как иудейское население Дагестана и Азербайджана до сих пор. Кроме того, не факт, что верхушка Хазарского каганата была полностью иудейской. У Павича в «Хазарском дневнике» говорится, что в правительство Хазарского каганата входили: 3 иудея, 2 мусульманина и 2 русских-язычника. Вот так. Скорее всего и точнее, религию иудейскую на том этапе могла заимствовать часть аваров, а потом и хазары. Это все доказывает лишь тезис о величайшем перемещении народов, культур и религий на том историческом этапе вокруг Каспия. До сих пор в горах Дагестана можно встретить надгробные плиты со звездой Давида. В частности, около моего горного аула Гебгута такая плита мною была найдена. Как, кстати, и христианский крест, найденный там же, на Гебгутинском аульском кладбище. Многие горцы Дагестана исторически были христианами.

Когда говорят, что через Дербент проходили многие народы: гунны, персы, хазары, сарматы, скифы, авары, кипчаки, монголы и многие другие, то это означает, что в тридцати трех народах Дагестана и сотнях племен вокруг Каспия, в той или иной степени, вкраплены исторически этнокультурные качества этих народов в самых различных проявлениях. Здесь мигрировали и жили каспии, гунны, скифы, хетты, хуриты, сарматы, аланы, авары, хазары, гузы, печенеги и многие другие. Невозможно в этом плане точно определить территорию расселения тех или иных древних этносов и тем более определить, закрепить этническую территорию за кем-то. Говорили о скифах, а вместе и рядом жили сотни других племен, говорили о хазарах, аланах, аварах, а всю этническую мозаику никто не может представить. Таковы законы этногенеза, что. рождение и жизнедеятельность любого этноса – это параллельные и взаимосвязанные потоки многообразных полиэтнических процессов. Попытка писать историю одного этноса без учета всего этого многообразия создает много противоречий. Фоменко с Носовым пытаются всех сделать русскими, в том числе и Чингисхана с Буддой, а Мурад Аджи – всех тюрками, кипчаками, в том числе и Иисуса Христа с Львом Толстым. Главное тут не «этническая чистота», а взаимосвязь – всесторонняя и глубокая. И субъектов этого взаимодействия чрезвычайно много. Названия, самоназвания этносов исторически менялись и по-разному передавались в разных источниках. Даже сегодня, если вы поедете к аварцам, то чуть ли не в каждом селении вы встретите «других аварцев» по языку, наречиям, по антропологии и характеру, по быту и укладу жизни, по обычаям и традициям. А что говорить о том далеком историческом этапе этнического взаимодействия и размежевания! До сих пор еще можно встретить не очень четкую, до конца не установленную аварскую идентичность среди аварцев. Даже самые, казалось бы, «аварские» аварцы Хунзаха, где были столицы Серира, Аварского ханства, и те себя называют не только аварцами, но и хунз и даже намекают, что они, вполне возможно, потомки хунов, гуннов. Тысячи сигналов из прошлого несут различные этносы, правда, не всегда поддающихся познанию в этногенезе.

Кроме того, история народов писалась на основе их завоевательных походов и сражений. Во всяком случае, так она традиционно фиксировалась. А в этом все же мало самобытной этнической истории. И нечего тут хвалиться жестокостью своих предков. Это касается и аваров, которые, возможно, пришли, формировались вокруг Каспия из разных составляющих из Аравийской пустыни, с Кавказа, из Дербента, Дагестана, с Волги-Дона и далее шли до нынешней Венгрии, Франции и обосновали там, на просторах Полонии, Аварский каганат. Известно, что Византия платила дань аварам, которые господствовали несколько столетий в центре Европы. А был ли другой Аварский каганат до этого вокруг Каспия, далее по Волге, никто не может сказать, хотя по культурному следу становится понятно, что аваров нельзя назвать только кочевыми племенами. Если были кочевыми, то они так легко на несколько веков не обосновались бы в центре Европы, а шли бы дальше. Остатки же аварских племен, которые не смогли уйти с «основными силами», видимо, отступили в горы Кавказа, и прежде всего Дагестана. Далее часть из них ассимилировалась с булгарами, аланами, со славянами и другими этносами во всем этом пространстве. Процесс был глобально-исторический. И этим все сказано. Никто не может мне, аварцу, отказать в праве считать себя, свой аварский народ в каких-то корнях потомками тех древних аваров. Как, кстати, и многим дагестанским народам. Этногенетические исследования позволяют находить общую природу некоторых народов Дагестана с массой этнонаций нашей страны и даже с бельгийцами, французами, датчанами и другими европейскими этносами. Я уже не говорю о кавказцах. Впрочем, возможно, что те и другие, в той или иной степени, есть потомки гуннов, аланов, скифов, сарматов, аваров, хазаров и других народов. Повторюсь, трудно в современной России и в Европе найти этнос, который не был бы обогащен этнической энергетикой Каспия, Дербента и Волги. Богатыми и многосторонними были аварско-византийские, аварско-германские, аварско-славянские, аварско-франкские, аварско-аланские, аварско-угрофинские, аварско-арабские и иные отношения. Может быть, даже название государственного образования «Бавария» – один из отзвуков названия «Авария», «Аваристан». Конечно, это лишь догадки.

Есть определенная историческая, да и географическая связь Переднего и Ближнего Востока, Аравии, Сахары, Каспия, Средней Азии и Кавказа. И этнические разливы простирались из этих регионов до Карпат и Европы. И здесь этнологические процессы были бурными и бесконечно многообразными. Авары, хазары, сарматы, булгары, бургасы (баргасы), мадьяры (мадари), кстати «мадари» в переводе с современного аварского – «мадар» означает «добротный». Именно к этим «добротным землям» и устремляются аварские и многие другие племена. Но часть из них, названные потом хазарами, изменили своему традиционному укладу – завоевывать и осваивать богатства, проходя к просторам степей, а решили остаться в устье рек Волги, Терека, Самура, куда, кстати, никакая конница не могла пробиться. Возможно, отсюда шло и продовольственное снабжение аваров, пока те не обустроились на постоянное жительство в Восточной Европе. По одной и той же примерно тропе проходят и сарматы (III в. до н. э.), авары (IV–V в. н. э.), хазары (VI в. н. э.). Один за другим шли фактически беспрерывные этнические потоки.

Известно, что Моисей Хоренский в «Истории Армении» упоминает, что между 193 и 215 гг. «толпы хазар и бариглов прошли через ворота Джара (Дербентский проход)», и в аварской транскрипции вся сторона за Дербентом – Джар (Чор – Цор). Тем более, что в Джаро-Белоканском округе, который расположен на территории нынешнего Азербайджана, исторически проживают аварцы. А в Персии был город Аль-Джар. Аварцы называют Азербайджан – Цор (Джара), а Грузия на английском – «Джорджия». Много созвучия во всем этом, бесспорно, есть.

Повсеместно в реальных этнических ареалах исторически рядом существует и активно действует Тюркютский каганат. Это еще одно доказательство того, что авары не были тюрками, во всяком случае, не все аварские племена. Более того, авары чаще враждовали с тюркютами. Тут же еще и утургуры (утаргары), возможно, гаргареи (ингуши). Описывается, что хазары разбили болгар, которые ушли до Венгрии и Италии. Здесь были авары. Еще раз хочу подчеркнуть свое предположение, что хазары те же авары, которые не захотели идти с ними дальше, а обустроились здесь, вокруг Каспия. Созвучие слов «авар» и «хазар» бесспорно.

Авары, по свидетельству Л.Н. Гумилева, только в 630 г. начинают терять свои позиции в борьбе с болгарами, а еще больше с франками. Не могли хазары и авары не соприкоснуться, не столкнуться, если они были бы полностью разными этносами. Кроме того, не могли хазары так долго противостоять арабам без различных дагестанских племен. Известно, что хазары не подчинились арабам, которые были очень сильны в тот период. Падение Аварского каганата в Европе ведет автоматически и к падению Хазарского каганата. Это еще одно доказательство их общности и внутреннего взаимодействия, которые, может быть, мы сегодня не улавливаем. Тут же и другие этносы – сабиры, савиры. Авары, савиры, Серир, хазары – это, скорее всего, образования и общности из одного этнического котла. Видимо, савиры (а точнее, савары) – это ветвь, которая ушла не в Восточную Европу, а на Север, в Сибирь (созвучность Сабир – Сибирь, Савир – Север – крайне интересна). Л.Н. Гумилев считал, что савиры ославянились и образовали этноним – северян. Это исключить невозможно, ибо как ни с кем авары взаимодействовали со славянами.

Многие этнические потоки и многообразие их притоков не изучены, а порой и переполнены мифами. В этом плане поиск своих исторических корней – это проблема не столько научная, сколько мифологическая. Отсюда, видимо, и наши рассуждения и догадки, которые не претендуют на научность. Но и в мифологии есть доля реальностей.

Аварский каганат, может быть, даже в большей степени держался прежде всего на славянах. На фоне падения аваров возвышаются болгары, но достаточно активны были и мадьяры. Именно они с аварами собирают свои последние остатки. И опять прослеживаются нити сотрудничества с хазарами. Но окончательное поражение уже ослабшим хазарам после падения Аварского каганата наносит Русский каганат. Вмешиваются в эту борьбу и в-ар-яги. Хазары закрыли все пространство до Восточной Европы от арабов, вплоть до Полонии. Но усиление в этом ареале руссо-славян автоматически вело к падению как авар, так и хазар. Повторюсь, целая плеяда мощных суперэтнических каганатов, которые контролировали огромное пространство от Дербента до Полонии, приходят к упадку. Наступил этап постепенного превращения этносов как наций в этносы как государственные образования. Многие племена и народы оказываются вынужденными ассимилироваться, адаптироваться к новым условиям, оказывая при этом мощное влияние на формирование новых этнообъединений уже в статусе наций-государств. Руссо-славянские племена обозначают постепенно региональное государственное единство, получают благоприятные условия для своего усиления благодаря хазарам, аварам и болгарам, которые как бы со всех сторон оберегали какой-то период Русский каганат. Следовательно, они и усиливаются на фоне падения хазар и авар. С IX века именно руссо-славянский этнический фактор становится одним из главных в этом пространстве, со всеми приливами и отливами.

Мы уже приводили свидетельство Л.Н. Гумилева о плодородии устья рек вокруг Каспия, хотя это видно нам и сегодня, несмотря на то, что природные условия все же существенно изменились. Прикаспийский бассейн был и остается богатым краем, важной стратегической зоной мировых процессов. Отсюда и историческая привлекательность Каспийского бассейна, окруженного защитной линией естественных крепостей-гор. Следовательно, вокруг Каспия складываются и различные «меридиональные» и «широтные» (Л.Н. Гумилев) направления, которые не только сталкивают «вспышки живого вещества», но и соединяют их в мощную энергию, которая и проявляется как «пассионарный толчок» для многих этносов. И потому здесь возникают новые этносы или временные этнические, суперэтнические союзы. Думается, что позитивно-дружеское взаимодействие этой энергетики создает «пассионарный толчок», а разъединение и борьба этих «вспышек» приводят этносистему в «гомеостаз». Но, к сожалению, недостаточно развитым оказалось воздействие энергетики иного толка, как я ее называю, «коллективного импульса» солидарности, что и не привело здесь к этнокультурной консолидации и росту масштабов аварской или хазарской общности. «Вспышки живого вещества» гипертрофировали, многообразием «пассионарных толчков» доводили этносы до Европы и изматывали их. У них, видимо, не было развито чувство «коллективного импульса» солидарности, который определял перспективы суперэтнических объединений в этом регионе. Гунны, авары, хазары, арабы своей историей доказывают справедливость этих выводов. Но, видимо, в это пространство устремляются и «мутации» по геодезическим полосам Земли, накапливая все многообразие социально-культурной энергетики «живых» этносов. Этнокультурные процессы в Китае, Иране-Персии, в Малой Азии (хетты и др.), в Центральной Азии (уйгуры и др.), Аравии (арабы) своей невидимой энергетической силой притягивали новые и новые этнические потоки к побережью Каспия, главным образом к Дербенту, на Кавказ, в Дагестан, к Волге. Поэтому несомненно, что пребывание здесь аваров не могло пройти бесследно. Я еще раз хочу подтвердить свое предположение, что часть аварских племен осталась здесь, ушла в горы под давлением наступления новых племен, ассимилировались или сохранила себя. Следовательно, параллельно в этом регионе можно найти следы, последствия пребывания скифов, сарматов, хазар, персов, арабов, а значит и авар. Но трудно определить, кто из народов и племен Кавказа, Дагестана являются пришлыми, а какие здесь сформировались как местные. Чрезвычайно много тут было этнических потоков и притоков. «Какие народы, племена, государства на берегах Каспия, в предгорьях Дагестана и заволжских пустынях вели между собой войны и заключали мирные договоры – неизвестно», – писал Л.Н. Гумилев. «Вот, например, Рамазан, аварец из Дагестана, может себя считать потомком великих аваров», – улыбаясь, подчеркивал на лекциях в Ленинградском университете Л.Н. Гумилев. И с тех пор у меня зародилась идея поиска своих родовых корней среди других аваров. Многочисленность языков, наречий, культурное многообразие Дагестана доказывают, что вокруг Каспия действительно исторически проходили глобальные этнические, межэтнические процессы. Теория Л.Н. Гумилева в большей степени относится в связи с этим не столько к этносам, сколько к суперэтносам. Не этносам в классическом смысле, а межэтническим объединениям – этническим притокам. Поэтому определяющую роль здесь играет не только пассионарность, но и «коллективный импульс» солидарности. Считаю, что теория «пассионарного толчка» сама по себе не охватывает все богатство этнонациональных процессов. Вместе с тем, как показывает мировая этнология, ни один этнос сам по себе не вступает на стезю «пассионарного толчка», а всегда объединяет вокруг себя или под своим именем сотни народов и племен. Таковы закономерности, где первична «солидарность» и вторична «пассионарность». Гунны, сарматы, скифы, хазары, авары, аланы, хетты, хуриты, ассирийцы, арабы и другие – это союз родственных или не очень родственных этносов, объединенных энергетикой пассионарной активности в исследуемом нами ареале. И параллельно существует их активность в русле «коллективного импульса» солидарности. Все фазы развития этноса от «пассионарного толчка» к инерции и обскурации – это лишь фазы объединения или разъединения этносов для выполнения конкретно-исторических задач в зависимости от влияния пассионарности или солидарности. И здесь речь идет прежде всего о растрачивании или накоплении как природной, так и социальной энергетики. Пассионарные идеи и интересы, их соединение энергетикой «коллективного импульса» солидарности в большей степени дает жизненные силы и формирует суперэтносы. Глобальные задачи освоения огромных пространств один этнос никогда не мог бы решить исторически. Фаза обскурации как раз и есть фаза разложения суперэтноса на отдельные этносы из-за истощения энергетики «коллективного импульса» солидарности, из-за чрезмерного увлечения «энергией пассионарности». Особенно это возникает, когда этнос, вокруг которого и на фоне «коллективного импульса» солидарности которого объединяются народы и племена в суперэтносы. Этнонациональный эгоизм «пассионарности» и приводит этносы к обскурации. А обскурация есть в конечном итоге расщепление суперэтноса. Не этносы, таким образом, возникают и умирают прежде всего, а суперэтносы. Этносы же просто расходятся и начинают жить автономно или растворяются в других суперэтносах. Скифский суперэтнос господствовал на Кавказе и вокруг до III в. до н. э. Скифы пали жертвой суперэтноса сарматов (III в. до н. э.). А в III в. н. э. приходят гунны, хунны[69]. Но далее почему-то Л.Н. Гумилев переходит на хазар, хотя после гуннов пришли авары. Именно авары, а не болгары свергают гуннов, растворяя их. Говорить о том, что авары были тюркскими племенами, тоже нет оснований. Это еще одно увлечение Л.Н. Гумилева – пантюркизм, которое переходит в крайности абсолютизации роли тюркских племен, хотя их роль велика в этнологии. То же самое относится и к хазарам. При господстве той или иной этнической единицы составляющие суперэтноса гунны, авары, хазары, татары, болгары и даже тюркюты, возможно, примерно одни и те же, ибо они все на различных этапах под различными именами объединялись на этом пространстве. И родичи всех их расселены от Китая, Персии, Аравии, Средней и Центральной Азии до Кавказа, России, Восточной и Центральной Европы.

На создание же суперэтноса были способны те этносы, которые проявляли не только и не столько эгоистический взрыв «пассионарности», а энергетику «коллективного импульса» солидарности, при этом они тоже опирались прежде всего на гамму местных этносов, завоевывая их и осваивая их уклад жизни, способ хозяйствования в границах их расселения и устанавливая контакты с ландшафтом. Без этого не было бы перспектив у пришлых. На суперэтническое объединение способны этносы, которые преобразовывают энергетику собственного развития с энергетикой «коллективного импульса» солидарности в направлении позитивных контактов заимствования и взаимообогащения. Эти качества, в большей степени социально-культурные, духовные, душевные, наконец, просто активные «пассионары» могли завоевать, превратить все в песок и уйти дальше. Суперэтносы – это явление более устойчивое, чем военные союзы. Это способность соединить энергетику «коллективного импульса» солидарности, объединяя этносы вокруг общих целей и идеалов. Авары и их потомственные родичи аварцы, а следовательно, и родичи хуннов, хазар, кипчаков, татар и других. Так может сказать каждый народ Дагестана, Кавказа и далее, ибо все они в той или иной степени были втянуты в общие процессы суперэтнического взаимодействия. Это же касается и Кавказской Албании, албанцев, которые представляли из себя какой-то период кавказский суперэтнос с его самобытными составными частями. Чрезмерное этническое разнообразие сочетается на Кавказе, в Дагестане с чрезмерной близостью их этнокультурных качеств. Но бесконечные агрессии против Кавказа и кавказцев привели к расщеплению «коллективного импульса» солидарности, а значит и кавказского суперэтноса. Отсюда чрезмерная замкнутость и даже «пассионарность» агрессивности, ибо они все – составные части разорванных когда-то суперэтнических, мегаэтнических общностей – потеряли главное – «импульс коллективной» солидарности. Это произошло в результате потери общности, которая была по всем характеристикам присуща кавказцам.

Л.Н. Гумилев писал: «Человечество мозаично, и уровни исследования иерархичны по принятым масштабам. Для того, чтобы уловить природные закономерности, необходимо начать с крупных таксонов – суперэтнических». Мне представляется, что в силу масштабности своего таланта и претензий Л.Н. Гумилев не очень заметил сущность суперэтносов и перенес на них многие характеристики и закономерности развития отдельных этносов. А это не одно и то же. Здесь не только разные масштабы, но и разная природная и социокультурная детерминированность свойств и качеств бытия. «Нет, не было и не могло быть этноса, происходящего от одного предка», – писал Л.Н. Гумилев. Думается, что просто трудно и невозможно подсчитать количество этих предков. «Этнические субстраты» неоднократно сливаются друг с другом и образуют качественно более мощную и масштабную этносистему не только «пассионарности», но и «солидарности». И эта система, обретая внутренне единство и целостность, отбрасывая все, что мешает ее объединению, образует новый этнический организм – этнос или суперэтнос. Хунны, скифы, сарматы с новыми племенными объединениями из аравийско-азиатских и кавказского ареалов создали в III–VI вв. н. э. и далее аварскую этническую систему. Но эта система, к сожалению, не успела до конца пройти путь внутреннего единства и целостности. Отсюда и ее расщепленность на части в перспективе. То же самое случилось и с хазарами. А тюрки в обобщенном названии и по социокультурным признакам смогли обозначить эту общность, даже разделившись на самостоятельные части. Поэтому совершенно не корректны замечания, что «эти аварцы ничего общего не имеют с теми аварами». Очень много общего, но это общее оказалось расщепленным по мелким составляющим. И собрать в целое эту этносистему невозможно. Аварская этническая система не смогла закрепить родовые признаки своего единства и целостности. Победила «пассионарность», а это расщепление суперэтноса, его изматывание. Племенные князья и названия внутри Аварского каганата – это части аварской этнической системы. Авары выходят на историческую арену в III–II вв. до н. э. и постепенно формируются, включая в свой состав новые и новые субстраты и подвигаясь по линии «переселения народов», достигают своего единства, в том числе в Восточной Европе. Но при этом аварская этническая система лишь однажды достигла своей целостности, а части аварской этносистемы остались по всей линии ее прохождения. Они воплощены в отдельных племенах и этносах. В V–VI веках авары достигают пика своего становления. Внутри них развилась «энергия солидарности», в том числе за счет развития внутренних родоплеменных отношений. Фактически авары, хазары, а до этого сарматы, скифы и аланы – это достаточно самостоятельные и целостные этнические системы, как я бы сказал, составляют феномен «передвижного федерализма», куда входят различные родоплеменные единицы, объединенные в скифский, сарматский, аварский, хазарский и иные суперэтнические союзы под тем или иным общим названием. Такая суперэтническая система «передвижного федерализма» была свойственна для многих кочевых народов и военных союзов. И основной порядок социально-политического объединения обеспечивался военной демократией, где есть князья, ханы, но и военные при успехах имеют возможность включиться в состав избранных. В Аварском каганате определяющими были именно военно-экономические отношения, а не этнические. И в этих этнических союзах «передвижного федерализма» родовые этнокультурные факторы единства не были определяющими. Тут эволюционно, по жизни, по необходимости формируются новые истоки суперэтнической солидарности. Экономика, политика и уровень этнической организации союза не всегда совпадали друг с другом. «Пассионарность» без «коллективного импульса» солидарности не способна к устойчивой оседлой жизнедеятельности. Отдельные же родовые союзы после падения суперэтноса оставались в местах, которые им приглянулись, где пристроились.

Ландшафт и угодья тех, кто теряет «пассионарность», становились добычей новых крупных суперэтнических объединений, которые приходили в поисках своего самоутверждения. Поэтому малочисленные этносы, отколовшиеся от тех крупных родоплеменных союзов, сохранились только в изолированных, недоступных ареалах, таких как горные районы Кавказа, Тянь-Шаня, Афганистана, Алтая, а также в других труднодоступных местах – тайге, тундре. Для суперэтнических же объединений нужно широкое пространство для движения, новые угодья и новые этнические единицы для смещения и объединения.

Аварский каганат стал разваливаться как только ослабли военно-политические механизмы «федеративного союза», а франки, наоборот, поднялись, объединив вокруг себя многие племена и народы, и смогли перейти к более высокой форме своей социально-политической организации, где «один король, один закон и одна вера». Вместо племен и этносов стали возникать этнонации, а потом и нации-государства. Авары не смогли перейти эту грань и не стали одной из господствующих наций-этносов, внутри которой растворились бы сотни других этносов-племен. В Аварском каганате мало внимания уделялось этнокультурным моментам единства, сохранению «коллективного импульса» солидарности. А «пассионарная энергия», видимо, закончилась. Отсюда и хрупкость объединения, и отсутствие потенциала общности. Наступало время способных становиться единой политической нацией суперэтносов, которые на своем уровне достигали единства этнического и доводили его до политического единства. Это еще одна закономерность развития этнических процессов формирования национального единства уже в форме и устойчивых национальных государств, как бы на основе доминирующей этнонации, на своей «исконной» этнонациональной территории, хотя известно, что этническая территория и территория образования государства-нации не всегда совпадали.

Исторические этапы развития этносов обозначают на деле обретение новых качеств самого этноса прежде всего за счет беспрерывного роста масштабов этнических общностей или их смещение, затухание, исчезновение. После разгрома аваров франки еще несколько веков вели борьбу за формирование французской нации вплоть до Французских революций 1789, 1840, 1870 годов. И внутри суперэтноса как нации этническим ядром чаще становится та или иная наиболее активная единица с энергетикой «коллективного импульса» солидарности. Под ее влиянием и именем происходит суперэтническое объединение, формирование его как нации. Авары были одной из единиц суперэтноса, но эта единица не смогла сохранить суперэтническую общность и объединить других в единстве, растеряла свои составные части, верхушка увлеклась своим этническим ядром и оторвалась от организма, который оказался разорванным и разбросанным на огромном пространстве. В Восточную Европу прорвались новые этнические союзы из Азии, Прикаспия, Волги и далее.

Аварский каганат оставил след в истории, но этногенез аваров, их культура, традиции остались малоизученными. Думается, что как раз основные составляющие всего этого этнического потока – скифского, сарматского, гуннского и особенно аварско-хазарского – были примерно одни и те же, только менялись названия и подключались новые и новые этнические притоки. При этом этнические потоки разделялись как бы на несколько океанов – один составляли гунны, скифы, сарматы, славяне, аланы, авары и иные, а другие – готы, римляне, германцы, франки и другие, которые составляли Римскую империю и Византию. Третьи – тюркские этносы. Четко разделить в общем этническом потоке гуннов, хуннов, авар, хазар, тюрков, где чей приток, очень трудно. Самая большая загадка среди них, повторюсь, это авары, которые появляются как бы из Азии, Аравии и проходят через Дербент и весь путь до Восточной и Центральной Европы, принуждают даже Византию платить дань, интегрируются со славянами и, потеряв свою сущность, становятся добычей франков. В результате даже имя, оставшееся в горах Дагестана, отрывают от родового начала, от общего потока аварских племен, аварского суперэтноса. Но авары – это историческая реальность, которая не исчезла.

Этнология – наука молодая, и она еще не отработала точной методики классификации и систематизации этнических потоков и притоков, замыкаясь на названиях и формализованных признаках. История многих этносов, народов строится и пишется на костях тысячи не изученных этносов и культур. Здесь многообразие во взаимодействии и развитии. Линия прохождения аваров прослеживается глубокими культурными следами. Но трудно сказать, где след скифский, сарматский, а где аварско-хазарский или иной, не известный нам. История этносов должна базироваться на этнологическом источниковедении, на поиске культурного и языкового следа всех этнических потоков. Но трудно, к сожалению, найти свой ручеек в океане. В этом плане и современные аварцы с окружающими их адийцами, дидойцами, чамалинцами, гинзубцами, бежтинцами, ахвахцами, вместе с даргинцами, лезгинами, лакцами, табасаранцами, кумыками, агулами, цахурами и другими являются живым доказательством этих потоков и притоков этногенеза человечества. Это те ручейки этнических процессов, которые еще сохранились. Есть части этнических потоков скифско-сарматского, аваро-хазарского, аланского, тюркского, которые были суперэтническими образованиями, объединявшими народы от Азии до Восточной Европы. В этом плане показателен тюркский суперэтнос. Недостаточный уровень изучения аваров заключается, возможно, и в том, что исторически не сложился слой авароведов прежде всего из-за отрицания связи аваров с аварцами. Этнология плюс палеография, плюс культурология и археология – все в комплексе в перспективе еще могут создать полную картину прохождения аварского и иных этнических потоков от Каспия до Восточной Европы. Одним из таких этнических потоков и были авары, которые не только создали Аварский каганат, но оставили свой этнический след на всем пути следования. И аварцы, в той или иной степени, связаны со всеми этносами Дагестана, Чечни, Кабардино-Балкарии, Ингушетии, Осетии, Карачаево-Черкессии, Грузии, Армении, Азербайджана, Абхазии, казаков, славян, которые сохраняют в своем облике, культуре, языке частицы тех великих предков.

Кроме того, авары на всем пути прохождения закономерно сталкивались с аборигенными народами Прикаспия, Поволжья, Восточной Европы. И тут трудно определить базовые и привлеченные элементы этнических притоков[70]. Мало сказано и о «могучем этносе» (Л.Н. Гумилев) сабир, сбир, савир[71]. При этом почти не замечается существование на месте жительства нынешних аварцев и других аварских народов крупного государства Серир. Есть в литературе и двойное название: гунны-савиры, что говорит о возникновении новых симбиозов. Хунно-угры – вполне возможно симбиоз со многими другими местными этносами, который и формирует потом финно-угров. Везде и во всем возникают отзвуки тех племенных союзов, общностей и заимствований. Это процесс великого смещения народов – этносов, где в результате наступления одних с юга другие становились северными. Не от хорошей жизни этнические потоки устремились в районы вечной мерзлоты. Они спасали свою жизнь, свой род. Частично сюда ушли, видимо, и гунны, и скифы, и сарматы, и авары. Много притоков у великой реки, так из этнических потоков состоят суперэтносы, которые и превращаются в нацию-государство, ассимилируя и изменяя этничность многих.

На юге стали действовать ирано-персидские племена, армяне, аланы, хетты, хиониты, каспии, римляне (союзы племен). И их остатки тоже, видимо, имеют место в Дагестане, в Прикаспийском регионе в целом. Наверное не зря Балх у Памира и Балх-ары в Дагестане одного корня. И таких параллелей тысячи. Известно, что горцы Кавказа (Кавказская Албания) объединялись неоднократно и разбивали римлян, персов и другие объединения.

Кавказско-дербентский проход играл определяющую роль в этнических потоках и их столкновениях. Тут смещения и разводы были беспрерывны, и проследить, в каком притоке чей родник, крайне тяжело. Но такова сущность предмета этнологии. На фоне разложения Римской империи формируются новые и новые этнические потоки. В Европе усиливаются германские племена и славяне. Они соприкасаются с росоманами, которые формируют «русь», а потом и древнерусский этнос[72]. И опять здесь неоднократно проходят этнические потоки хуннов, гуннов, сарматов, алан, аваров. Особенно заметный след на Кавказе и далее оставляют аланы. Скорее всего, они были новыми притоками сарматских, скифских, персидских потоков. «Аланские ворота» – это еще одна линия прохождения этнических потоков наряду с Дербентом. И здесь наблюдается величайшее смещение народов и племен, которые проходили через Дарьялское ущелье. Примерно в одно и то же время действуют на этой территории от Каспия до Восточной Европы аланы, готы, визиготы, гепиды, языги, тайфалы, карпы, герулы, скиры, скифы, сарматы, гаргары, авары, хазары, росоманы, венеды, мордены (мордва), мерено (меря), тьюдо (чудь), вас (весь)[73].

Хунны, сарматы, скифы все же родоначальники всех этих этнических потоков из Прикаспийского региона. Определить их родовые корни крайне трудно, и какие притоки образуют этнические потоки тоже трудно определить, так же как делить этносы на «добрых» и «злых», «великих» и «невеликих» в этих бесконечных, порой жестоких столкновениях. Да и культурный фон постоянно заимствовался друг у друга. У каждого «пассионарного» суперэтноса этнический и культурный ландшафт был разнообразен. В начале тысячелетия в Прикаспийском ареале и до Восточной Европы наиболее активно сталкивались готы и гунны. Остальные присоединялись то к одним, то к другим. Рядом достаточно крепко держалась Византия, которая объединяла внутри сотни племен. Принимала даже гуннов к себе на службу на правах федератов-союзников. Анты, гунны, готы, аланы, авары – все достигли Полонии. Гунны пытались наладить дипломатические отношения с Римом. Но в V веке разворачивается борьба двух самолюбивых и талантливых личностей – Атиллы, который был гунном, и Аэция, который был германо-кельтско-аланским римлянином. При необходимости Атилла и Аэций умели и договариваться о совместных действиях. В их армиях были сотни племен, что еще раз подтверждает наш вывод о суперэтнических объединениях как главных действующих лицах того периода, а не просто отдельных этносах.

Гунны, басторны, скифы, остроготы, гелибы, герулы, франки, бергунды, тюринги, анты и многие другие были с Атиллой[74]. Аэций собрал вокруг себя визиготов, алан, саксов, часть франков, рипарии и других. Атилла умер в брачную ночь (453 г.), а в следующем году император Валентинан заколол Аэция во время аудиенции. Жестокие времена и жестокая борьба «пассионарных» личностей и создаваемых их активностью суперэтносов, порой таких же агрессивных, но и талантливых.

Достаточно было убрать одного лидера и пассионарность как бы исчезала. Данный тезис подтверждает излишнюю гипертрофию этнических моментов в работах Л.Н. Гумилева. Вместе с тем Атилла и Аэций готовили как бы почву в Европе для вторжения аваров. После смерти Атиллы начались «разборки» между его сыновьями с участием «всех племен и народов»[75]. Главным было столкновение гуннов и готов (гетов). Возможно, это были племена хеттов. В это время авары сгоняют савиров, а савиры изгоняют урогов и оногуров. Л.Н. Гумилев считает урогов – уграми, предками болгар, а савиров – самодийцами. Тут же называются и абары – якобы джунгарское племя, мукрины – предки киргизов, а также анты[76]. Но почему «абары» не «авары»? Нет ответа. Тем более, что все эти новые подвижки народов, новую волну этнопотока фактически инициирует прежде всего аварское объединение племен и этносов. Кроме того, можно предположить, что савиры, абары и многие другие являются как бы передовыми отрядами аваров. Савиры же частично растворяются с росами и антами, а частично уходит в Иран[77]. Авары постепенно продвигаются вверх от Каспия, а хазары потом заселяют волжскую, самурскую, сулакскую дельты, увеличив плодородие этих земель в связи с колебаниями уровня Каспия. Господство же готов постепенно затихает. Готов Л.Н. Гумилев относит к арианам, которые были для них символом этнического самоутверждения. Не зря и здесь присутствует «ар». Активно действует здесь и алан Аспар (ар), который тоже как бы был арианином. Вот и бесконечное пополнение «арских народов». Затем Аспар был убит, и гунны входят в Византийскую империю как подданные. Гунны растворяются в аланах, славянах, аварах, болгарах, тюрках, образуя новые этнические притоки. Но они не исчезают, а входят в новые суперэтнические объединения. Активизируются тюркюты из Алтая, которые также имеют гуннские и иные корни. Тюркюты объединяются и побеждают страшных жужаней и телеутов. Формируется мощный Тюркютский каганат. А авары, которых некоторые исследователи считают тюрками, находились чрезмерно далеко от Алтая. Авары в этом время активно действуют уже в Восточной Европе. И они постепенно, видимо, полностью теряют связь со своими родичами у Каспия, в том числе с хазарами. Хазаров постоянно выживали степняки – черные болгары и горцы государства Серир, славяне. Тюркюты тоже приходят и захватывают хазар и начинают войну с персами. Если хазары были тюрками, то как это объяснить? Хазары, скорее, имели иранские корни. Известно, что тэты, которые стали иудеями, говорят на группе иранских языков. Возможно позже и проходила тюркизация части аваров и хазар и других этносов при усилении влияния Тюркского каганата. Десятки местных племен и народов, оказавшихся под влиянием тюркютов, тоже подвергаются тюркизации. В отличие от гуннов, авар, аланов, готов тюркюты принуждают к своему языку и обычаям захваченные народы. С помощью тюркютов Хазария частично вновь усиливается и восстанавливает былую мощь Хазарского каганата, так что тюркское начало вторично для хазар. Возможно в аварском суперэтносе были и тюркские племена. Потом тюркюты оказались ослаблены Персией. Ослаблена была и Кавказская Албания, которая долго сохранялась как государство в части Азербайджана и Дагестана и была христианской державой. Даже когда Аварское ханство с помощью шейха Абумуслима приняло ислам, еще долго авары Джаро-Белокан и горных районов Дагестана оставались христианами в составе Кавказской Албании. Хазары же были в низовьях Терека и Сулака[78]. И части хазарского суперэтноса остались вокруг Каспия. Частично местные этносы ассимилировались с ними. Хазары сожительствовали с аланами, даже албанцами – горцами Дагестана и Азербайджана. Часть гуннов, скифов, сармат, готов, авар, хазар, алан так и осталась на Северном Кавказе. Трудно проследить их корни в современниках. В X веке Хазария, в т. ч. с помощью Руси, распадается. Но еще несколько веков просуществуют тут Албания, Серир и многие другие государства до полного арабского господства в смысле исламского влияния. Авары со своими племенами тоже разделяются на несколько образований, сохраняя и отражая в своей культуре аварское, серирское, албанское, хунское, арабское и иное влияние, воспроизводя веками внутри и вокруг себя этническое многообразие. Горы, видимо, тоже создают чрезмерно много защитных преград и мешают формированию единого этноса. Тюркюты также, будучи разбитыми при столкновении с персами, особенно с китайскими племенами, оставляют здесь, на Кавказе, Каспии и далее, свои части, реликты и следы. Это еще одно доказательство, что часть народов Кавказа – это скифы, сарматы, гунны, аланы, хазары, авары и т. д. 714 год – кульминация могущества тюрков[79]. В это время авары господствовали в Полонии, что еще раз доказывает их автономию от тюркютов. Тюрки наследовали самобытную культуру и традиции, которые сохранили свое влияние на огромных территориях. Тюркюты, возможно, спасли Кавказ, Россию, Европу от китайского гнета. Авары и хазары, как и сотни племен и народов от Дербента до Венгрии, оставляют следы своего влияния. По истории и географии видно, что Аварский, Хазарский и Тюркский каганаты действовали как бы параллельно, хотя взаимовлияние, а где-то и слияние допустимо в самых разных вариациях. Но тюркютское влияние оказалось сильнее аварского и хазарского, прежде всего в мировоззренческом, культурном плане. Кроме того, видимо, авары и хазары ушли, не оставив после себя ареалы влияния из-за того, что они более были предрасположены к оседлой жизни, а в тот период нужно было быть мобильными. Лишь находясь в постоянном движении, можно было сохранить перспективы влияния и воспроизводства этнического потока. А без движения, известно, и вода заболачивается. Видимо, не очень обоснованными являются и утверждения, что авары никакого отношения не имели к абарам – степнякам[80]. Это, видимо, такие же утверждения, что и авары к аварцам не имеют касательства. Абары в Степной Азии и авары в Прикаспии на дагестанской стороне действуют достаточно синхронно. Это, скорее всего, два крупных притока некогда единого суперэтноса консоюза племен. Судьба аваров и абаров, следовательно, шла в разных направлениях. Потомки абаров, как считается, тоже ушли в горы – каракалпаки, часть аваров ушли в горы – дагестанские народы. Хиониты якобы не были хунтами[81], а были ближе к сарматам. Сарматы, скифы – к ним, как известно, античные авторы относили все народы Кавказа. Такая связь и здесь прослеживается. Л.Н. Гумилев пишет: «Прикаспийские народы по ошибке приняли хионитов за истинных абаров, некогда проявивших особую доблесть и свирепость. Это слово по среднегречески произносится «авар» и в этом отношении хиониты вошли в историю»[82]. Это всего лишь догадки. Кроме того, зачем авар называть тюрками, если хунны, хиониты под названием «авары» воюют с тюрками[83]. Есть свидетельство историка, который считает, что «среди скифских народов племя аваров является наиболее деятельным и способным»[84]. Именно скифских. А народы Кавказа или скифских, или сарматских корней. Феофилкат Симокатт называет и европейских аваров «североаварами». А где же «югоавары»? В Дагестане и далее вокруг Каспия?

Этнические субстраты сливаются исторически в этнические системы. И наоборот, этнические системы распадаются, оставляют после себя этнические субстраты. Этнографы, этнологи находятся в поисках потомков авар, удивительно последовательно отрицая, что аварцы и есть одна из ветвей потомков авар, считая всех не «осведомленными греками» от Феофилката Симокатта до нас всех, кто имеет иное мнение. Неизвестно, к сожалению, как звучала фамилия моего рода до прихода христианства и ислама в горы Кавказа. Но для меня ясно, что народы не гибнут, не умирают – они принимают порой иную этническую субстанцию в субэтническом соединении. Исходя из такого подхода тысячи нитей и притоков можно найти в народах, которые ныне действуют неизвестно с чьими генами. Но прав лишь выживший и сумевший оставить свои символы и влияние. С помощью авар и после них славяне стали господствовать на Балканах. Авары были в Европе до IX в. и потом частично даже входили самостоятельно в государство франков, смешались с венграми, растворились в антах, славянах. И лишь аварские народы Дагестана сохранили не только название, но и аварский дух. Кто сомневается?

Так можно говорить и о других уникальных этносах и этнических системах. У Л.Н. Гумилева есть рассказ о забытом этносе – кимаки, которые действовали в течение IX–XI вв. от нижней Волги и далее. Может быть, это и есть кумыки наши? И предки аваров жужане, как пишут, идут от Китая. А кимаков считали «турками Китая». Может быть, они были различными племенами, но шли вместе. Возможно не от кыпчаков кумыки, а от кимаков кыпчаки и кумани, а там и половцы[85]. А от них идет кумыкское ответвление тюрков. Тем более, видимо, именно кимаки продвигались к Хазарии, к Дербенту. Куманы (кыпчаки) были частью племенного союза кимаков. Куманы, кыпчаки, кимаки – из созвучия получается – кумыки. Тем более, в отличие от целого ряда тюркских, монгольских племен кимаки были европеоидами[86]. Известно, что куманы, кимаки частично попадали в Иран и Грузию.

Это все я говорю, чтобы еще раз повторить: многие народы Кавказа и Дагестана – это этнические притоки некогда мощных суперэтнических объединений, потоков. И, как любой приток, они не обретают первозданную целостность, а значит и сущность, жизнеспособность обрести ее вновь и вновь, но уже в других формах. А те этнические осколки, которые остались на просторах этнических общностей, растворяются в других суперэтносах, оставляя где-то свои следы и напоминая о себе. Главным местом прохода этнических потоков с III в. до н. э. и до XI–XII вв. н. э. были Прикаспийская низменность, и в частности Дербентский проход, следовательно, вокруг Каспия, Дербента больше всего подобных этнических осколков, притоков и осели, внося свой вклад, жертвуя собой, оставляя после себя духовную и материальную культуру, которая может быть присвоена, переработана и развита. Культура – это не только творчество, но и способность к объединению, организации своей жизни, в том числе и военной, социальной, экономической, государственной. Поэтому не столько даже «пассионарность», сколько «коллективный импульс» солидарности является более перспективной и долгосрочной формой сохранения этноса, расширения ареала его жизнедеятельности и способность объединить внутри вокруг себя другие этносы и культуры. Армения, Рим, Китай, Кавказская Албания, Византия, Россия, Персия, будучи империями, становятся центром и величайших культур, объединяя внутри себя этнические осколки как грани большого алмаза, которые вмещают в себя талант и культуру многих уникальных этнических, а чаще даже суперэтнических образований. Таково на практике, на мой взгляд, действие закона сохранения этносов со сложными процессами этнического, этнонационального становления, где глубок и масштабен процесс взаимодействия и взаимовлияния этносов, формирования суперэтнических объединений, которые впоследствии и формируют этнонации – в своей целостности и масштабности как русские или, в разорванности осколков, как многие другие.

§ 4. Энергия «коллективного импульса» солидарности этносов, этнонаций. Дополнение к теории пассионарности

Этнос, этнонация – изначально явления во многом природные, как и сам человек, и им суждено иметь свою социально-культурную историю. Этнос-нация – это живое вещество биосферы (В.И. Вернадский), которое возникает как источник, форма самобытной организации биосоциального развития общности людей. Они существуют благодаря не только собственной энергетике, как пишет Л.Н. Гумилев, но и детерминированной энергетике взаимодействия и взаимовлияния с другими этнонациями.

Можно вести речь и об имманентном развитии явлений культуры, которое носит однонаправленный, прогрессивный характер как процесс постепенного усовершенствования, развитие одних явлений и других[87]. Это расширение масштабов этнических, межэтнических общностей вплоть до формирования этнонаций и с последующим их единством в одном государстве. Сведение этнических общностей к родо-племенным, кровнородственным связям – это уже анахронизм.

История этноса, этнонаций зависит не только от физико-биологической, природной пассионарности, но и от социальной и духовной энергетики творчества и сотворчества людей, давно преодолевших кровнородственные связи. Этнос в своей основе как «живое вещество биосферы» проявляет свою социально-культурную жизнь не только как отдельно взятая общность, но и в солидарности, сотворчестве выработки и реализации «коллективного импульса», который исходит именно от индивидуальности и общности людей, их природного и социокультурного взаимодействия. Диффузионистское направление этнологии, как известно, доказывает распространение культур в едином географическом ареале путем контактов между этническими общностями[88]. Биосоциальная пассионарность и духовная энергетика культурной самобытности питаются от источника «живого вещества биосферы», каковым прежде всего является сам человек, общность людей. В любой этнонаций, как и нации-государстве, главный образующий элемент этих общностей бесспорно человек: человек-культура и человек-гражданин со своими интересами и установками, «порожденными самой культурной средой»[89]. История развития этноса, этнонаций зависит не только от природы, среды обитания, ландшафта, но и от характера социокультурной активности, творчества, взаимодействия и сотворчества людей, объединенных в различные общности. Они самобытны по «вторичным признакам» культуры, традиций, психологии, а в своей человеческой первичности они одного рода, одной человеческой общности. И невежественно противопоставлять людей по этим признакам. Потенциал этнонаций в создании социокультурной энергетики этнонационального организма как общности создается благодаря коллективным действиям людей данного языка, культуры и т. д. Прежде всего это способность коллективного, общностного сотворчества индивидов на данной территории. Возможно говорить о природной предопределенности активности или пассионарности на уровне как отдельных людей, так и их общностей. В основе всего лежит творческая энергия индивидов, которые заряжают своей энергетикой поиска и открытий целые общности людей. Отсюда важнейшее значение среды обитания людей, традиций, создаваемых и воспроизводимых людьми. Аристотель – творчески пассионарная личность, но если бы до него не было Платона, Сократа, то Аристотель был бы другим человеком.

Этнонациональный дух – это историко-культурный феномен своеобразного взгляда на мир, природу и их преобразования, который формирует исторически определенный тип культуры и традиций. Следовательно, каждая из исторических общностей создает самобытную духовную среду, обуславливающую индивидов к творчеству и солидарности прежде всего в собственной социокультурной среде воспроизводства особенностей материальной и духовной культуры. Но в силах человека выйти за ценности этой среды. Ясно, что этнос, этнонация, как и государство, никогда не могут быть созданы одним человеком. Это в конечном итоге продукт энергетики «коллективного вещества», но которая зависит от энергетики и деятельности индивидов, от возможностей их творчества в солидарности, общности. Основой этого может служить и понятие «коллективное сознание» (Дюркгейм), свойственное для этнонациональных общностей. Потенциал этногенеза зависит как от социокультурной и физической энергетики отдельных людей, индивидуумов, так и от энергетики их взаимодействия, солидарности, их духовной и социальной общности, проявления на практике «коллективного импульса» этнонационального и межнационального объединения, творчества и сотворчества людей. Уровень организации и самоорганизации этнической общности – это результат их коллективного творчества, накопления культуры, духовности индивидов, способных быть общностью на основе солидарности, то есть проявления «коллективного импульса» в самой этнонациональной энергетике. Одновременно воспроизводство социокультурной энергетики этноса, этнонации зависит от уровня и активности межэтнических, межнациональных, социально-культурных контактов, способности накапливать солидарную энергетику «коллективного импульса» на новом, межэтнонациональном уровне общности. При этом эволюционисты делают попытку описать внутренние (эндогенные) факторы развития этноса, а диффузионисты – внешние (экзогенные)[90]. В случае же усиления этнонациональных противоречий и антагонизмов внутри или вне его может случиться поглощение и даже подмена социокультурной энергетики «коллективного импульса» солидарности, ее растрачивание в пассионарных претензиях и свержениях как друг друга (внутриэтнические), так и других (межэтнические). Как между индивидами и их группировками внутри этнонации, так и в межэтнонациональных отношениях могут быть различия и противоречия. Если социокультурная энергетика солидарности искажается или подавляется, она в конечном итоге уничтожается, растрачивается как потенциал развития прежде всего самой этнонации, данной общности, как ее способность воспроизводить «коллективный импульс» солидарности, творчества и сотворчества от энергии «живого вещества». Базовое значение «живого вещества» перегорает как без солидарного творчества индивидов данной общности, так и без сотворчества с другими этнонациональными общностями, хотя в начале своего проявления высокое напряжение «коллективного импульса» этнонациональной общности в форме пассионарного выброса этнонационализма может на какой-то период увеличивать и силу влияния «коллективного импульса». Но это лишь вспышка, поэтому важно не получить «перегрева» пассионарной активности, а вовремя направлять эту энергетику в созидательное русло, в русло солидарности. Здесь важна роль организующего субъективного начала жизни этносов, этнонаций: культуры, традиций, управления. Может быть и определяющая.

Социокультурная энергетика «коллективного импульса», воспроизводимая солидарностью и сотворчеством общностей, имеет более масштабные ориентации и возможности в отличие от импульса энергетики «живого вещества» как источника развития конкретного этноса, этнонации, который для него как бы по природе индивидуален. Кроме того, по своей сути социокультурная энергетика «коллективного импульса» солидарности и сотворчества ориентирована на «закон возрастания масштабов общности» людей за счет постоянного поиска людьми широты и самобытности духовного пространства в своей социокультурной деятельности. Человек – это мир. Следовательно, на весь мир распространяются его духовные потребности и интересы – от родовых, этнических, этнонациональных, государственных и до межгосударственных отношений всего человеческого сообщества. В этом плане масштабы личности шире масштабов всех этих общностей. Более того, это путь познания и постижения общности людей, человечества, исходя из его человеческой природы сотрудничества и сотворчества. Тут нет в конечном итоге преград для проявлений энергетики «живого вещества» как на индивидуальном, так и на этническом, этнонациональном уровнях. Энергия «живого вещества» – это энергия становления, солидарности не только данных этнических и этнонациональных, но и иных общностей людей в сотворчестве и взаимодействии. Если этносы, этнонации не воспроизводят энергию «коллективного импульса» солидарности и сотворчества или если она недостаточна и ограничена этнонациональными рамками, или в нем накапливается чрезмерно много пассионарной этнической, этнонациональной энергетики, такие общности, как правило, не способны к формированию новых, более масштабных общностей и обречены остаться на уровне мелких этнических групп, не доходя до масштабного воспроизводства своей общности, участия в энергии «коллективного импульса» солидарности, способности самостоятельного воспроизводства масштабов общности, этнонации, нации-государства и далее. Генератором такого воспроизводства в общностях также выступают пассионарные индивиды, но объединенные энергией не только пассионарности, но и солидарности. Таковыми индивидами для русского этноса являются князь Игорь, князь Владимир, князь Ярослав Мудрый, Александр Невский, царь Иван Грозный, император Петр Первый, Иосиф Сталин, Владимир Путан… Для аварцев это – Умахан Аварский, имам Шамиль, Абдурахман Даниилов, Расул Гамзатов, Фазу Алиева. Для арабов – это пророк Мухаммед, для евреев – это Моисей и т. д. Именно пассионарное воспроизводство энергии «живого вещества» и его преобразование в «коллективный импульс» солидарности осуществляется активностью, «пассионарностью» отдельных индивидов, самоутверждающих не только себя, но и свои общности. Невозможно замыкать индивидов и их общности какими-то рамками[91].

Зачастую противоречия, напряженность возникают и внутри одной этнонации как проявление той изначально родовой природной энергетики, которая не всегда оказывается управляема социокультурной энергетикой, ибо в ней ощущается дефицит энергетики «коллективного импульса» солидарности. Пассионарность энергетики «живого вещества» без энергетики «коллективного импульса» солидарности на уровне общности людей начинает производить и воспроизводить этнонациональную (внутринациональную) и межнациональную напряженность, кризисы, революции, конфликты, что ведет к ослаблению общей этнической, этнонациональной (общностной) энергетики.

«Энергия пассионарного толчка» (Л.Н. Гумилев) – это первичный толчок от энергии, который исходит от энергии «живого вещества», откуда начинается движение людей – пассионариев к этнической, этнонациональной общности через деятельность пассионарно заряженных и активных родоплеменных и иных уровней общностей. А далее многое зависит уже от энергии и инерции социального и духовного обогащения «коллективного импульса» солидарности. От силы этого толчка, не оторванного от толчка «живого вещества», видимо, исходит и способность этнонациональных общностей людей воспроизводить свою изначальную и солидарную энергетику, характер его эволюций, масштабов жизнедеятельности. Скифы, сарматы, гунны, хазары, тюрки, авары, аланы, венеды, славяне – это многообразие вспышек «живого вещества». А способность русских, китайцев, арабов не только самоутвердиться, сохраниться, но и объединиться в крупные этнонациональные и межнациональные общности, воспроизводить природную энергетику в солидарности и тем самым обеспечивать действие «коллективного импульса» приводит к воспроизводству социокультурной энергетики, общности людей, их жизнеспособности в более масштабных формах обеспечить свое объединение и солидарность. Древляне, поляне, кривичи, вятичи и другие могли самостоятельно развиваться от «энергии живого вещества». Но они одновременно оказались охвачены и «коллективным импульсом» своей солидарности. Отсюда и постоянное формирование русского этноса как крупного объединения. Чрезмерные же затраты их пассионарной энергии впоследствии привели к тому, что русский этнос, этнонация стали расщепляться на русских, белорусов и украинцев, хотя тут энергия «живого вещества» и «коллективный импульс» солидарности достаточно совпадают.

Зачастую энергетика «коллективного импульса» солидарности римской, персидской, германской, российской и иных империй давала замыкание из-за возврата к однобокой пассионарности отдельной этнонациональной энергетики «живого вещества», ее растрачиванию, забвению, после чего случались взрывы и вспышки, которые разбрасывали на отдельные части уже сформировавшиеся общности. Один автор пишет, что «феномен имперского государства, с его православной духовной основой, есть перл мирового человеческого общежития»[92]. Именно такое гипертрофирование роли одного этнонационального или религиозного начала уже есть и начало к разложению таких общностей, хотя на каком-то этапе они действуют и сплачивающе. Но при этом важно понимать, что общности великих масштабов в конечном итоге невозможны на основе одной природной или духовной энергетики одного «живого вещества», а возможны лишь на основе их солидарности и сотворчества. Таковы особенности превращения этнического, этнонационального в межнациональное «суперэтническое» образование.

«Во всех исторических процессах – от микрокосмоса (жизнь одной особи) до макрокосмоса (развитие человечества в целом) – общественные и природные формы движения соприсутствуют подчас столь причудливо, что иногда трудно «уловить характер их связи»[93]. Так что рождение этноса, а от него и этнонации – это явление, в определенной, в преобладающей степени, может быть природное в своем изначальном состоянии возникновения. А его исчезновение «или переход в состояние гомеостаза» (Л.Н. Гумилев) в большей степени есть, видимо, результат ослабления энергии «коллективного импульса» солидарности и сотворчества из-за отсутствия индивидов, способных воспроизводить именно эти качества жизнедеятельности общности на более масштабном уровне, а не только свою пассионарность. Для зарождения этнического, этнонационального и, тем более, крупных межнациональных (суперэтнонациональных) коллективов необходима не только активность «групп пассионарных особ» (Л.Н. Гумилев), но и «коллективный импульс» их солидарности по всему пространству взаимодействия. Весь человеческий социум в различных измерениях и перспективе зависит от способности воспроизводить именно «коллективный импульс», т. е. способности объединяться и действовать, воспроизводя социокультурную энергетику человеческой общности, общности людей, способных действовать и жить в режиме сотрудничества и сотворчества. Такова природа человека как «коллективного животного» (Аристотель). Поэтому от силы и масштабов влияния «коллективного импульса» солидарности зависят масштабы самоутверждения этнонации, ее способности сохраняться в сообществе новых общностей. Ведь хазары имели прекрасный ландшафт, смогли оформить свою социокультурную энергетическую общность (каганат), стали активно воспроизводить себя, свою энергетику, но в дальнейшем потеряли способность оказывать социокультурное энергетическое влияние на сохранение общей энергетики, а значит и своей этничности. Таким образом хазары исчезли, растворились как самостоятельное объединение, общность. То же самое можно сказать и в отношении аваров. Ведь ни одно великое и жизнеспособное государство в истории не было продуктом жизнедеятельности одного этноса как «живого вещества», энергетики одного рода или этноса, этнонации. Если бы хазары были способны еще сохранить и воспроизводить и «коллективный импульс» солидарности, вполне возможно, что сегодня огромную территорию, во всяком случае Северный Кавказ, контролировала бы суперэтническая общность хазарских племен, народов, этнонаций. Так и авары, проявив огромную пассионарность, все же не сумели проявить до конца энергетику «коллективного импульса» солидарности, который был им тоже дан природой, хотя благодаря именно ему они смогли в свое время создать межэтнонациональный (полиэтнический) каганат. Энергия была бы растрачена. Отсутствие или потеря способности к солидарности с другими на основе сотворчества приводит к потере способности этнических, этнонациональных общностей и к новым масштабным суперэтническим общностям. В этом случае общностные качества отступают, разлагая этнос, этнонации как общность. Этнос, этнонация как элемент макрокосмоса, природы не исчезают полностью. «Вспышка энергии» «живого вещества» как заряд, движение сохраняется в каждом индивидууме и веками может проявляться на генетическом уровне, но уже без «коллективного импульса» солидарности и сотворчества, а в среде другой общности. Следовательно, отдельный этнос, этнонация оказываются не способными объединяться и объединять в сотворчестве и сотрудничестве, то есть формировать и сохранять свою общность, расширяя свои масштабы. Социокультурная энергетика этноса, этнонации может потерять таким образом «источник питания», особенно когда поколение индивидов попадает в иную природную и культурную среду, в иной ландшафт. Именно противоречия между энергией «живого вещества» и социокультурной энергетикой «коллективного импульса» солидарности и создают этот дисбаланс. Отсюда и многие социальные, экологические и даже природные катаклизмы из-за деструктивного взаимодействия природы, ландшафта и этноса, этнонации. Связь природы, ландшафта, географии и характера людей, этносов усматривалась учеными исторически.

Следует думать над тем, почему тысячелетиями люди во многих регионах мира жили в гармонии с окружающей их средой, понимая ее дух и язык. И сама природа, ее атрибуты были божеством для многих народов. На этом строилось в целом и язычество. Баланс с окружающей средой – первичная черта всех мировых культур, этносов, этнонаций. Духовные традиции гармонии с окружающим миром формируют и общность людей (этнонациональную), живущих примерно в одинаковых природно-климатических условиях. Этнос, этнонация – это одновременно и традиции взаимоотношения человека и природы. Все народы искали в этих отношениях духовно-охранительные символы, традиции. В современных условиях взаимосвязь и взаимозависимость людей, народов возросла, но она оторвана от энергии «живого вещества». Отсюда возникают и проблемы экологической безопасности как мирового вызова.

Взаимосвязь между состоянием духа, сбалансированностью энергетики самой этнонации и состоянием природных явлений достаточно очевидна в современном мире. Если «энергия живого вещества» (этнического) превалирует над социокультурной энергетикой (этнонациональной) и «коллективным импульсом» человеческой солидарности, созидания и творчества, то происходит мутация как этнонации, так и самой природы. Возможно, «энергия живого вещества» исходит от земной коры и влияет в том числе и на ее состояние через деятельность этносов, этнонаций. Так, этнонациональные конфликты и различного рода катаклизмы природы – цунами, землетрясения и другие, как бы воспроизводят друг друга. Такие катаклизмы были в Армении, Турции, Югославии, Африке, где конфликты этнонационального характера и землетрясения нередко находятся в прямой зависимости друг от друга. Для доказательства данного положения можно представить систематизированные наблюдения специалистов.

Природа и сам индивид в своей исходной «энергии живого вещества» начинают конфликтовать со средой обитания, которая воспроизводит иные импульсы. Повторяю, я прослеживаю уже более десятилетия связь между выбросом пассионарной энергии этнических конфликтов и природными катаклизмами. А где-то и наоборот. Югославия, Армения, Грузия, Алжир, Турция, Северный Кавказ – это регионы кровавых конфликтов, где за эти годы были страшные наводнения, сход ледников, землетрясения, другие природные катаклизмы. Эти зависимости настолько очевидны, что есть необходимость подробно описать их совместно с соответствующими специалистами. Все это хронологически можно проследить и в СМИ. Чрезмерная нагрузка людей других культур в Юго-восточной Азии привела к цунами и гибели около 150 тысяч человек в конце 2004 года. Прослеживается природно-ландшафтная «привязанность» той или иной этнонации и ее способность к социокультурной адаптации в новой среде обитания. Но социокультурная энергетика этнических и межэтнических общностей при ее балансировании с естественными потребностями жизнедеятельности и сообщества (макрокосмоса) разного рода и природные катаклизмы может быть можно свести на нет. Нас может выручить общая для всех природа «энергии живого вещества», в которой всегда есть энергетика «коллективного импульса» солидарности, а не только конкретно-этническое, пассионарное их проявление. Важно эти энергии соединить в гармонии на благо человека и человеческого сообщества. Мы часто говорим о последствиях глобализации, умалчивая о причинах.

Энергетика этнического, этнонационального реализуется в смысле «выживаемости» этой энергетики, которая зависит от ландшафта, климата, их социокультурной деятельности, данной этнонациональной и межнациональной общности в данном регионе. А процесс самосохранения и самоутверждения всей этой энергетики зависит в том числе и от функционирования, темпов и масштабов воспроизводства «коллективного импульса» социокультурной энергетики этнонациональных общностей. Ни одна другая общность людей не вырабатывает в таком сочетании природно-биологическую и социокультурную энергетику как этнос, этнонация. Социокультурная энергетика, будучи в своих истоках этнической, все же постепенно включает в себя энергетику десяток и сотен этнонаций, их общностей различного уровня прежде всего за счет действия «коллективного импульса» солидарности и созидания. Если природная энергетика – это элемент самобытного взаимодействия этноса и природы, то социокультурная энергетика – это способность к воспроизводству солидарности и сотворчеству, к расширению масштабов этнонационального, в том числе и в многонациональных (суперэтнических) общностях. Это и есть проявление «коллективного импульса» солидарности, который действует на уровне как этнонациональной общности, так и межэтнонациональной общности. Речь идет о воспроизводстве не только самобытности, но и общности людей. Масштабы общности людей в этом плане исторически возрастают.

В теории этноса, этнонации и этногенеза недостает как раз исследования по изучению энергетики «коллективного импульса» солидарности этнонациональных общностей с точки зрения устремленности, способности людей к общности в результате действия этого импульса. Так называемый «пассионарный перегрев», о котором говорил Л.Н. Гумилев и который, по его мнению, ведет к «жестким кровопролитиям как внутри системы, так и на границах ее», обусловлен как раз столкновением «энергии живого вещества» в этнонациональных «вспышках пассионарности». Но при дефиците энергии «коллективного импульса» солидарности, созидания и сотворчества. Отсюда и «перегрев». Такое происходит как внутри этносов, этнонаций за счет индивидуальных «вспышек» субкультур этнонациональной энергетики, так и на более высоком уровне общности при объединении различных этнонациональных организмов в нацию-государство. И здесь очень важно учесть и научиться воспроизводить энергетику «коллективного импульса».

Русская нация – это и руссо-славяне, и кривичи, вятичи, поляне, древляне, а также «племена других языцы» (Повесть временных лет), где в различных этноприродных вариациях действует как «энергия живого вещества», так и социокультурная энергетика «коллективного импульса» солидарности и общности людей. И все это вместе составляло русскую нацию, но по «вспышкам» энергетики всех конкретных этнонаций как общности людей в тех или иных регионах они имеют много индивидуальных проявлений энергетик по своей природе.

Русский этнос оказался этнонацией в социокультурном плане, нацией с развитым «коллективным импульсом» солидарности и сотворчества, способной объединить вокруг себя многие этносы, этнонаций. А российская нация-государство как результат объединения этой этнонациональной энергетики в своем «коллективном импульсе» солидарности и сотворчества составляет многонациональный народ Российской Федерации. И это уже явление, конечно, в большей степени социально-политическое. Но с родовыми корнями, со своей самобытной энергетикой. В.И. Вернадский и особенно Л.Н. Гумилев, гениально исследуя природу «негэнтрополитного импульса», «толчка (вспышки)», доводят его до больших этнонаций, которые сами уже состоят из десятков и сотен этих «вспышек». И тут важно сказать, что объединенных энергетикой «коллективного импульса» в своей социокультурной и природной обусловленности. Характеристика этого процесса такова, что неустойчивость или устойчивость, равновесие или гомеостаз сменяются в базисных «вспышках» не только этнонационального, но и «коллективного импульса» солидарности с другими общностями. Следовательно, от уровня социальной организации и духовной энергетики, общности, направленности того изначального «толчка» (вспышки) на общность через энергетику «коллективного импульса» солидарности зависят судьбы общности людей этнонациональных и политических. Перспектива первоначальной «энергетики живого вещества» находится таким образом в прямой зависимости от силы влияния «коллективного импульса» солидарности, перевоплощения его в социальную и духовную энергетику самобытного развития этнонаций и их сотворчества на новых уровнях. Они формируются на основе способности к объединению различных этнонаций, близких по природе взаимодействия в рамках энергетики «коллективного импульса». Именно все это в комплексе и формирует «пассионарную энергию» того или иного толчка (Гумилев Л.Н.), а не просто «энергия живого вещества» или «вспышки живого вещества» в своей пассионарной активности. Важно исследовать превращения этой энергии «живого вещества» в энергию «коллективного импульса» солидарности, социокультурную энергию общности и сотворчества. Именно этим и отличается человек, его место и роль в природе и обществе. Об этом говорят и законы взаимосвязанного и взаимообусловленного глобального мира современности. Повторимся, но давным-давно было сказано, что «человек – это коллективное животное» (Аристотель). Но только теперь мы можем сказать, что «коллективность» – это способность человека, в которой объединены природная и социокультурная энергетика «коллективного импульса» солидарности и созидания, которая и обуславливает коллективные качества человека, что ведет к закономерному объединению людей в этнонациональные и межнациональные общности, масштабы которых расширяются и многообразие которых возрастает. В этом и смысл закона возрастания масштабов общности людей, действие которого мы видим в современных условиях, при всех издержках, но на основе действия энергетики «коллективного импульса» солидарности.

Глава II Этнонации: природа и перспективы

§ 1. Сущность этноса и этнонации

Известный историк и биолог Б. Поршнев, пытаясь установить специфические отличия человека современного вида от других видов гоминид, отметил изначальную склонность человеческого мышления к абсурду и склонность к систематическому истреблению себе подобных[94]. Это абсурдное начало в самом человеке принесло чрезмерно много горя человечеству. И человек неистово продолжает свергать и уничтожать человека по различным его признакам общностной принадлежности: племени, этносу, государству, классу, партии и т. д. Плюс ко всему еще одно специфическое свойство человека – это творение нереального, виртуального мира вместо исторического. Никакие фантасты в области техники и технологии не сравнятся тут с обществоведами. Мифотворчество особенно сильно возбуждается в воспаленном разными «измами» сознании людей. Крушение одних мифов приводит к утверждению мифов еще более невежественных. Взрыв мифотворчества можно заметить в переходные (смутные) периоды, когда привычные реалии и разумные идеи как бы ускользают, скатываются в болото предрассудков массового сознания и массовой психологии. Идолопоклонство – древнейшее и любимое занятие толпы. Именно на этой основе люди создавали разного рода божества. И потворствуют этому жрецы, шаманы, идеологи, теоретики – все те, кто не отвечает за практику и последствия фантазий сказанного и написанного. И после развала Советского Союза многие люди, потерявшие социально-политические основы своего привычного бытия, вынуждены были вернуться на традиционную этническую, этнонациональную почву, которая тоже оказалась чрезвычайно деформирована. И «пошла губерния писать». Чеченцы пишут, что они от хеттов и из Урарту, лезгины утверждают, что являются потомками пелазгов, русские вновь возрождают шовинистические тезисы «русской идеи» и стали придерживаться арийского мифа своего происхождения и т. д. И таких примеров можно привести тысячи. Мало кто остается в долгу в своем невежестве, при этом не познавая до конца талант и самобытность своих народов и культур. Линия истины между реальным и мифическим оказалась разрушенной, в том числе и в современных условиях.

А. Мигдал, рассматривая общие проблемы развития науки, привел слова из речи писателя А. Камю при получении им Нобелевской премии о том, что искусство шагает по узкой тропинке между двух бездн: с одной стороны, – пустота, с другой – тенденциозность; в науке же, по мнению А. Мигдала, такими безднами являются верхоглядство и догматизм. Исходя из этого яркого образа, я добавил бы, что главные трудности развития обществоведческих наук – в тенденциозности и предвзятости их концепций. И в этнонациональном развитии, в этнологии и в этнополитике эта «бездна» как бы расположилась по обе стороны: этнонационализм с сепаратизмом и этнонациональный шовинизм с расизмом. И от такого противопоставления крайностей общество замирает в страхе от их проявления. Они, как ураган, угрожают путнику, идущему по узкой тропинке между двумя безднами, свалиться и в одну, и в другую сторону. Как говорится, здесь нет выбора: направо пойдешь – по голове получишь, налево пойдешь – по голове получишь, а будешь пытаться разобраться и никуда ни за кем не пойдешь, тут же сверху голос: ты чего стоишь, по голове хочешь? И главное из-за того, что все хотят довлеть над человеческим сознанием, чаще вводя его в заблуждение, ибо лишь редкие способны достичь истины разумного и совестливого. Отсюда и элементы «лженауки», об опасности которых пишет А. Мигдал, которые в общественных науках могут проявляются чаще, чем даже в естественных. Здесь чаще встречаются случаи, когда самая «смутная идея» в любой день и в любой час может быть объявлена достоверной истиной; а все, что противоречит ей, в очередной раз замалчивается с умным видом. Для этого организуются партии, проповеди, кафедры, и «смутной идее» легче оснаститься своим понятийно-терминологическим, организационным аппаратом и т. п.[95] Больше всего смутных идей в этногенезе, они пользуются крайностями в своих целях, чтобы оседлать этнос, этнонации.

Позавчерашняя имперская идеология, как и вчерашнее господство классового подхода, в той или иной степени искажали суть этносов, этнических и этнополитических процессов. Имперский шовинизм и противоборствующий ему национал-сепаратизм делили народы на первосортные и второсортные, а пролетарский интернационализм закрывал пространство для взаимодействия этнонаций, изнутри разделяя их на пролетариат и буржуазию. Внутриэтнонациональное и межэтнонациональное разобщение людей искажает природу этих явлений и приводит людей к противоречиям и конфликтам. Но снятие имперского догматического и классового подходов не привело эти процессы к гармонии. Опять-таки стали господствовать крайние позиции: от отрицания этноса как нации и признания только гражданской нации до абсолютизации и противопоставления этнонационального. А некоторые ушли глубоко в Этнонациональное мифотворчество, где «мой народ самый древний», «мой народ самый культурный». Не все самое ценное, принятое обществом, народами, людьми, а самое неугодное, конфликтное ложно стало перемешиваться в одну «атомную кашицу» этнонационализма и этнонационального шовинизма, которой как беленой объедаются не только массы людей, но и ведущие политики страны разных национальностей, при этом не учитывая уже достигнутый уровень исторически формирующейся общности в хозяйственной и культурной деятельности людей не только одного этноса, но и многонационального сообщества в едином государстве. Вчерашней общности мало оставалось места для индивидуальности, а в сегодняшней индивидуальности мало места для общности. Видимо, из-за тупиковости поиска пути социального самоутверждения и развития этносов, этнонаций и этничности в истории и возникла концепция Л.Н. Гумилева, согласно которой этносы полагались не социальными, а биологическими категориями, которые рождались в определенных местах земли в результате воздействия на людей некой энергетики космических лучей[96]. Л.Н. Гумилев, исходя из этого, обосновал идею пассионарности и роль фактора пассионарной энергетики в развитии этносов. Это, скорее, естественно-биосферный взгляд на этногенез. В работах Л.Н. Гумилева дан интереснейший анализ всемирно-исторического процесса рождения, зрелости и угасания народов в мировой истории. Этносфера – это географическая, а не биологическая или социальная сфера, где основную роль играют экосферные, экогеографические основы распространения и существования человека и общности людей. Л.Н. Гумилева одни обвиняли во всех грехах, а другие превращали в великого учителя – гуру. Но еще предстоит огромная работа по поиску точных естественно-географических доказательств его великих догадок. В его теории много интересных предположений, которые опять-таки используют крайности для своего догматизма и мифологии. У каждого ученого свое видение природы, этноса-нации, нации-государства. Это процесс исторический, социальный, естественно-географический, но главное в этногенезе тех или иных народов – это их социально-культурное творчество и сотворчество. Формирование этноса, этнонаций со своими природно-биологическими корнями все же есть результат прежде всего взаимодействия живых индивидов в общности людей.

«Данный в свое время Сталиным перечень четырех признаков нации, по нашему мнению, не может быть без существенных оговорок применим к сегодняшним социалистическим нациям Советского Союза. Такие признаки нации, как общность территории, экономическая общность в данном случае почти утратили свое значение. Общность психического склада, проявляющаяся в общности культуры, также подверглась серьезной модификации. У наций Советского Союза в полной мере сохранялась лишь общность своего национального языка и языка межнационального общения, которые несомненно будут существовать в течение очень длительного времени. Таким образом, из четырех, обязательных по Сталину, признаков нации постоянное значение имеет лишь один, а три постепенно угасают. Но нации продолжают существовать. Это означает, что пришло время пересмотреть формулу о том, что если нет совокупности всех названных выше признаков, то нет и нации. В новых исторических условиях она уже не применима»[97]. Здесь опять-таки путается нация как этнос и нация как суперэтническое, межэтническое образование – нация как государство, политическая нация. Почему-то коммунисты об этом предпочитали не говорить.

В 1966–1968 годах в журнале «Вопросы истории» и в некоторых других журналах обществоведческого профиля была развернута новая дискуссия вокруг определения понятия «нация»[98]. Большинство ее участников сочло сталинское определение нации неточным; предлагалась новая трактовка признаков «общность языка» («общность литературного языка») и «общность территории» («государственная территория»), выдвигались предложения об учете признака «национальное самосознание» (или «чувство этнической принадлежности») и др. Но в результате споров все равно все получилось по-сталински. И главное, не удалось сблизить теорию этноса и теорию нации и национального вопроса, которые развивались у нас как бы параллельно, а «восстановление надлежащей связи между этими понятиями и вообще существенный прогресс в этой части обществоведения оказались возможными лишь в результате разработки общей теории этноса (этнических общностей), хотя и это дело не обошлось без погрешностей»[99]. Теория этноса в отличие от теории национального вопроса была более научной и менее политизированной. Марксисты вообще мало занимались этнологией. Они были увлечены теорией национального вопроса. А это разные вещи. Отсюда однобокость рассмотрения многих проблем теории этноса, теории нации.

В 1923 году в Шанхае вышла книга об этносе русского эмигранта С. Широкогорова, который предложил определять этносы как «группы людей, говорящих на одном языке, признающих свое единое происхождение, обладающих комплексом обычаев, укладом жизни, хранимых и освященных традиций, отличающих его от таковых других»[100]. Это более точное этнологическое определение, чем теория национального вопроса. Это еще в 30-е годы отмечали исследователи, но политика господствовала над наукой.

Были и весьма смелые выводы. В резолюции Археолого-этнографического совещания 1932 г. было заявлено: «Утверждение о существовании особой «марксистской» этнографии является не только теоретически несостоятельным, но и сугубо вредным…»[101]. В первом издании БСЭ в статье «Этнография» (1933 г.) были пояснения, что эта наука изучает народы, стоящие «на различных, часто довольно ранних, ступенях докапиталистического развития и поэтому сохранивших у себя пережитки докапиталистических формаций»[102]. Следовательно, невозможно было выработать и общую теорию этноса, народа, нации. И ничего с этим не получилось. Все опять свелось к теории национального вопроса.

Перелом произошел лишь в конце 40-х гг., когда в созданном в Москве Институте этнографии АН СССР была начата работа над многотомной серией «Народы мира» с показом всего этнокультурного своеобразия населения планеты – по континентам и крупным регионам[103]. Таким образом советская наука об этносах соприкасалась с мировыми достижениями. И это была этнология, а не только этнография.

Основными признаками этнической общности считались этническое самосознание и самоназвание, язык, территория, особенности психического склада, культуры и быта, определенная форма социально-территориальной организации или явное стремление к созданию такой организации. Конечно, эта краткая формулировка не отражала всего многообразия действительности и для своего конкретного применения требовала тех или иных дополнений и более полного раскрытия содержания основных элементов этноса[104]. По-моему, многие не понимали, что австромарксисты и И. Сталин вовлекли ученых в споры о «нациообразующих признаках», вместо познания сущности нации как этноса и нации-государства.

При этом возникал и вопрос о соотношении этноса с другими видами общностей людей[105], но все держались в рамках трафарета: «племя – народность – нация». Наряду с социализацией и политизацией этнонациональных образований шел процесс и биологизации, экологизации теории этноса. «Пассионарность» Л.И. Гумилева находилась в споре с «социально-этнической общностью» М. Джунусова, Ю. Бромлея и многих других[106]. М.И. Куличенко увидел в этом «переоценку роли этнического»[107]. А это всегда в России считается крамолой, ибо русская нация так и стала полноправной, доминирующей нацией-государством, хотя она несет такую нагрузку исторически. Некоторые ученые стали говорить, что кроме этносов как основных этнических единиц существуют еще более узкие этнические подразделения и более широкие этнические объединения, скорее указывая на новый межэтнический уровень формирования этнонаций. Эта идея была выражена почти одновременно Н.Н. Чебоксаровым и – более четко – Л.Н. Гумилевым, который предложил понятия «суперэтноса» и «субэтноса»; в качестве примеров средневековых суперэтносов. Л.Н. Гумилев привел «мусульман» и «франков», как называли тогда арабов и турков, всех католиков Западной Европы[108]. Но нация-этнос и нация-государство как историческая общность формирует свои этнонациональные и социально-политические признаки общности.

В разработке советской теории этноса особую роль сыграл академик Ю. Бромлей, которому по статусу предполагалось быть главным специалистом в данной сфере. Он был директором главного в стране института этнографии. Его книга «Очерки по теории этноса» (1983 г.) является крупнейшим исследованием по этой проблематике, в котором не столько новых идей, сколько систематизация всего того, что сделано было советскими этнографами и теоретиками национального вопроса. В работе наметился еще и определенный уход от диктатуро-пролетарской догматики и поиск стыковки, в том числе и с западной этнологией и антропологией. Наверное, к началу 80-х гг. советская теория этноса как нации выходила на наиболее разумные позиции, преодолевая крайности как марксистских, так и буржуазных теорий. В Советском Союзе была создана своя школа этнографов, этнологов, которая охватывала широкий спектр проблем этнонационального развития народов страны.

Ю. Бромлей на первое место среди специфических признаков этноса поставил «самоназвание – собственное имя», мотивируя это тем, что «нет и не было ни племени, ни народности, ни нации, ни национальности, у которых бы оно отсутствовало». Он замечает при этом, что люди могут именовать свои сообщества не только по этнической принадлежности – «этнониму», но и по территории, на которой они живут, – «топониму», по государству – «политониму», по их религиозной принадлежности – «конфессиониму» и по языку – «лингвониму» (этот перечень можно и продолжить), причем утверждает, что характерной чертой этнонимов является их «устойчивость». Он пишет, что «обычно отличить конфессионимы или лингвонимы от этнонима довольно легко, поставив вопрос: сохраняется ли рассматриваемое нарицательное имя при смене его носителем (носителями) религии или языка? Если в таких случаях мы будем иметь дело с изменением этого имени, то перед нами соответственно конфессионим или лингвоним, если же такого изменения не произойдет, то значит речь идет об этнониме»[109]. Хотя надо говорить, видимо, не об «устойчивости» этнонимов, а об «устойчивости» общности, этносов, а этнонимы могли часто меняться, ибо этноним все же форма, а не содержание этнического, этнонационального. Этнонимы чаще обозначали природно-географические признаки: «народ-гор», «речной народ», «народ-олень» и т. д. Внешние изменения зачастую переносились на этнос и даже преподносились как изменение их сущности. В таких подходах, конечно, много субъективного формализма, ибо они приносят сущность, дух в жертву форме, ибо «в них самих жизнь скудеет и мельчает»[110]. И еще более «скудной и мелочной» является теория, в которой вообще отрицаются реалии этнического, этнонационального, что мешает эволюционному процессу формирования гражданских наций и создает вакуум, где начинают господствовать стереотипы и предрассудки. Этноним, топоним, политоним могут часто меняться. Это все внешние атрибуты. При этом известны факты, когда то, как этнос себя называет и его называют, редко совпадало исторически. Отсюда и много путаницы в этногенезе, ибо исходят из этнонимов. Ю. Бромлей был прав, отмечая и еще большую «неустойчивость» политонимов, хотя такое утверждать при наличии «союза на века» было трудно. После развала СССР советские люди разных национальностей сменили гражданство, а вместе с ним политоним, что должно было привести к мысли о более устойчивом характере этнонима по сравнению с политонимом. Теперь новые теоретики хотят заменить всякие этнонимы опять единым политонимом. И лингвоним не всегда является признаком, свойственным для одного этноса. Различные по своему этническому происхождению люди пользуются одним языком (например в Англии – англичане, валлийцы, ирландцы, шотландцы). Политоним, как правило, кажется более устойчивым, чем этноним. Именно на этом настаивают те, кто «хоронит» этносы, нации в угоду нации гражданской, политической. А этноним на деле, действительно, оказывается устойчивее, хотя тут нет жестких закономерностей. Хакасы, тувинцы, чеченцы, узбеки и другие живут и здравствуют (слава Богу), а Советского Союза нет (к сожалению). Поэтому явное преувеличение политических признаков наций за счет пренебрежения этнонациональным признаком вредно и опасно для нормального развития этнонаций и становления единого для граждан всех национальностей страны государства.

Ю.В. Бромлей не относил к этническим признакам территорию из-за «неоднозначности» этого параметра, ибо «целостность территории… выступая в качестве важнейшего условия формирования этноса, не является строго обязательным фактором воспроизводства его частей». Территориальный признак тоже может «мигрировать» вместе с этносом. Отмечая далее, что проблема учета числа признаков этноса экономического и политического (государственного) характера опять-таки «решается далеко не однозначно», он приходит к выводам, что к чертам, свойственным всем этносам, «в первую очередь относятся характерные черты культуры (в том числе языка) и психики этноса, его сознание и самоназвание. Этот комплекс, на наш взгляд, и составляет ядро собственно этнических свойств».

В этнонациональных отношениях не различия, видимо, все же определяют сущность этнонациональных общностей, а самобытность как сущностное, а не поверхностное проявление лишь различий. До сих пор присутствуют в российской литературе термины «нации» и «народности», и как в XIX в. одних относят к ранним, а других к поздним этапам развития общества. В XXI веке такие подходы теряют свое значение. Этническое более ощутимое кровнородственное, компактное территориально и однообразное по языку (наречия), а этнонациональное – это социально-политическое пространство этнического существования и самоутверждения всего многообразия субкультурных явлений и наречий, свойственных для данной общности.

На фоне утвердившейся в политике иерархичности этнонаций и форм их обустройства в советском государстве привело и к попыткам определить концепцию «иерархичности» этносов. Ю.В. Бромлей считал, что кроме собственно этносов – «основных этнических подразделений» – совокупности людей, обладающей наибольшей интенсивностью этнических свойств и выступающей в качестве самостоятельных единиц общественного развития, существуют другие, как бы менее четко выраженные этносы. К таковым он относит: 1) «элементарные этнические единицы», или «микроэтнические единицы» – те наименьшие составные части основного этнического подразделения, которые представляют собой предел делимости последнего (к ним относятся главным образом семьи); 2) «субэтнические подразделения» – общности, у которых этнические свойства выражены с меньшей интенсивностью, чем у основных этнических единиц и которые являются их составными частями (к ним относятся этнографические, некоторые социальные, диалектные и расовые группы); 3) «макроэтнические единицы», или «метаэтнические общности» – образования, охватывающие несколько основных этнических подразделений, но обладающие этническими свойствами меньшей интенсивности, чем каждое из таких подразделений (к ним относятся «метаэтнополитические», «метаэтнолингвистические», «метаэтноконфессиональные» и другие общности). «Таким образом, – пишет Ю.В. Бромлей, – один и тот же человек может входить в несколько этнических общностей различных уровней. Например, можно считать себя русским (основное этническое подразделение), донским казаком (субэтнос) и славянином (метаэтническая общность)»[111]. Это все правильно, если только не путать этнические общности, субкультурные общности внутри и вокруг них, а также межэтнические общности. Они различны по природе и по уровню общности.

Следует сказать, что на одной территории, исторически находясь в контакте с другими людьми, человек формирует с ними определенную общность не только по этническим, но и по другим признакам: политическим, социальным, административным, профессиональным и иным. Более того, на разных исторических этапах и в конкретно-исторических условиях те или иные признаки могут стать более определяющими для данного человека, для данной общности.

Кроме того, этнос – явление комплексное. Именно отсюда и теория этноса Л.Н. Гумилева о биологической, географической, физической сущности этноса. Таким образом, он воздействовал на смягчение господствовавшей тогда позиции исторического материализма, которая утверждала ведущее значение в этносе, в нации «социальных», «классовых», а даже не «этнических» элементов[112]. А Ю.В. Бромлей утверждал, что «социальное в нации находится в диалектической взаимосвязи, неразрывном единстве с этническим», хотя в конечном итоге и этническое – это лишь форма проявления социального, духовного в их общностной специфике. Растворение этнического в социальном, политическом – это ошибка советских исследователей и нынешних либералов-демократов, критикующих Ю.В. Бромлея. У них общая методология – отрицание, растворение этнического в социальном или политическом. Они боятся самобытности и самостоятельности этнического, этнонационального как любой самобытности даже в отдельном человеке. «Причесать всех под одну гребенку» – любимое занятие политологов, в том числе и этнополитологов. В этносе, этнонации, как и в сущности самого человека, людей, проявляется одновременно феномен природы, биологического, физического, социального, культурного и политического их творчества, жизнедеятельности и сотворчества. В.И. Козлов и сегодня считает, что, «пренебрегая наукой, в высшем законе страны – Конституции Российской Федерации (1993 г.), преамбула начинается словами «Мы, многонациональный народ Российской Федерации…», так как в этнологии (этнографии) термином «народ» (как и равноценным ему «этнос») обозначались все типы этнических общностей, включая «нацию». Далее он пишет: «Показательно, что в статье 5 этой Конституции дано и правильное словоупотребление – «равноправие и самоопределение народов». Вероятно, юристы, составлявшие Конституцию, скалькировали начало преамбулы с конституции США («We, people of the USA…»), но употребление там слова «people» по смыслу, насколько я понимаю, означает прежде всего «люди», а не «народ». Но такого не было, ибо мне пришлось быть одним из авторов статьи 5 Конституции Российской Федерации. Во-первых, «народ» – это наиболее нейтральное и по-русски принятое название с точки зрения восприятия людьми. Русский человек, как впрочем и нерусский, у нас не очень знает, что такое «этнос». А понятие «народ» имеет смысл и этнический и социальный. Ибо «народ» шире, чем этнос, этнонация и близко подходит к определению нация-государство, нация-согражданство. Во-вторых, на том этапе нужен был мостик с «советским народом», чтобы не терять уже достигнутый уровень сформировавшейся исторической общности наших людей. Узаконенное словосочетание «многонациональный народ Российской Федерации» по существу близко родственно повсеместно отвергнутому в политической, да и в научной литературе понятию «советский народ», и только журналисты не замечали понятийную этнополитическую несуразицу»[113]. Ученых интересует терминология, а политиков – реальная жизнь и установки на общность, единство. На том этапе, когда нам с большим трудом приходилось удерживать, сохранять многонациональную общность в новой России, отрицать нации-этносы и писать сразу о нации-государстве означало не понимать суть происходящих событий, а значит и вести их к трагедии. Ведь В.И. Козлов писал о советском народе, а многонациональный народ России как бы стал правопреемником многонационального народа Советского Союза. Кроме того, это был период отказа от старых понятий, дефиниций и борьбы новых. Но это не словесный каламбур, а реальность. Понятие «многонациональный народ» наиболее адекватно отражает общность наших народов, людей, граждан Российской Федерации. Это социокультурная общность, в которой люди согласились жить (в согражданстве) одним государством (только согласились в новых условиях), а становление нации-государства, гражданской нации – процесс перспективный. Были и есть попытки изменить привычное и закрепленное в Конституции понятие «нация» (как одного из исторических типов «этноса») или «народ», вложив в него смысл «согражданства»[114]. Не дойдя до такого уровня общности, провозглашая нацию-согражданство и отрицая тут же нацию-этнос, – это значит проявлять деструктивный подход, который тормозит формирование российской нации. Российская нация отражает политическую, перспективную сущность нашей многонациональной общности. И это не должно означать отказа от наций-этносов. Такой вызов приведет к взрыву. Недопустимо навязывать искусственно, сверху новые формы общности людей, а важно набраться исторического терпения и мудрости. Ибо историческими категориями являются как этнонация, так и нация-государство. И процесс это эволюционный.

В наше время трудно разобраться с историческим прошлым, когда самые издаваемые историки у нас – математики Фоменко с Носовым и с их достойным оппонентом Аджи, которые творят не историю народов и государства, а «свою историю», в лучшем случае как историю «своей этничности» независимо от истории и этногенеза стран и народов. Идет растаскивание истории нашей российской общности, отрыв ее от общности народов, навязывание истории искусственно придуманной в кабинетах терминологии, тем более, когда рядом тоже формируется целая «библиотека сепаратизма» (Кавказ, Поволжье), «библиотека расизма» (Санкт-Петербург, Ростов, Москва), когда самыми великими объявляются только сами по себе русские, угро-финны, тюрки, татары, чеченцы, аварцы, мусульмане, при этом забывается обо всех других. Параллельно с ними по всем газетам и журналам выступают новые теоретики с отрицанием понятий «этнос», «нация», «национальная политика». И это вместо того, чтобы помогать людям, своим согражданам формировать идентичность их сознания как этнонациональностей, граждан страны на основе более или менее принятых терминов.

Марксизм-ленинизм со своими достижениями и догмами уходит, а на смену приходят национал-шовинизм и национал-сепаратизм, нацизм и расизм со всеми трагедиями, где каждый народ велик не только сам по себе, но при «ничтожестве» другого народа. И это в условиях, когда люди и так перепуганы тем, что у них «отнимут» национальность, культуру, язык, тем, что они растворятся в условиях глобализации. В полукриминальном постконфликтном российском обществе мало места для благополучных идей. И тут важно не терять связи преемственные, как теоретические, так и практические. А ученые должны не запутывать, а прояснять. Теория и идеология тоже становятся криминальными, с призывами идти «стенка на стенку». Здесь особую роль играет и мифология, когда человек уводится в прошлое или будущее, но лишается настоящего. А люди хотят жить сегодня, сейчас. И они на это имеют право. Человек в своей природной, этнической, культурной, гражданской сущности имеет одну только жизнь. И она связана с определенными общностями, в составе которых проходит становление человека.

Мы проходим период методологического хаоса и понятийно-категориальной сумятицы, когда нет никаких методологических и моральных обязательств. Тут трудно сразу и однозначно определиться. Главное сейчас – не впадать в крайности, доводя частные теории и конъюнктурные идеологемы до господствующих догм. Понятие «многонациональный народ» отличается по своему социально-политическому содержанию от понятия «советский народ». В новом понятии прежде всего нет внутреннего разделения самих этнонаций по социально-классовому признаку. Но определенная историческая преемственность между этими общностями есть. И, исходя прежде всего из идентичности данной общности, люди различных национальностей согласились жить в общности «российский народ». Народ как общность может быть этносом, но он может быть и соэтничностью, полиэтничностью. И если люди живут в одном государстве, их общность, единство как народа, как «нации-согражданства» неминуема. Но в согражданстве не исчерпывается этнос и этничность, этнонация, этнонациональность, более того, это новый уровень их самоутверждения. В новой общности они самостоятельно получают перспективы своего развития. Утверждение же реалий одних общностей при захоронении других, свойственное для ряда работ этнологов, носит деструктивный характер. Социально-этнические процессы исторически развиваются на основе заимствования и преемственности. Здесь глубокие связи и зависимости. А однобокое, искусственное отрицание, свержение этносов-наций и насаждение сверху политический нации – подходы, разрушающие историческую общность людей, в том числе и различных национальностей, отторгающие их друг от друга. А на такой основе трудно создавать и общность людей как граждан страны.

Этнонации: не умственные конструкции, а реалии жизни

В. А. Тишков заявляет, что этносы существуют якобы исключительно в головах этнографов и что вместо этой «умственной конструкции» реально существует лишь некое культурное многообразие, мозаичный, но стремящийся к культурности и самоорганизации континуум из объективно существующих и отличных друг от друга элементов общества и культуры»[115]. Но культура – продукт многообразия творческой деятельности людей, в том числе концентрирующие элементы и способы социального и духовного творчества индивидов, объединенных в общности и пользующихся ее коллективным потенциалом. «Культура всегда шире места (пространства, среды), где она совершается»[116]. Она шире и индивидуального творчества. Культура как феномен – это результат еще и сотворчества людей.

Подходы В.А. Тишкова были подвергнуты критическому анализу многими учеными. Так, Ю.И. Семенов в статье «Этнология и гносеология»[117] подчеркивает, что постмодернистское влияние оказалось «заразным» и разрушительным. В 1994 г. появилась статья В. Роктянского, оправдывающая постмодернистские подходы в этнографии. Активизировалась постмодернистская деятельность и директора Института этнологии и антропологии В.А. Тишкова. В статье «О нации и национализме» (1996 г.) им было заявлено, что «нация – это политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория» и что понятие «нация», как таковое, «не имеет права на существование и должно быть исключено из языка науки». Непонятно почему, ибо сам В.А.Тишков и был тем, кто превращал этнос из явления исторического, социокультурного в однобокое согражданство, то есть в «политический лозунг». Эти идеи лишь на первый взгляд казались постмодернистскими и прогрессивными из-за заимствования западной терминологии, но советую всем традиционалистам не мешать, а удалиться в «башни из слоновой кости»[118]. Он сам тем временем усиленно ремонтировал «старую башню великодержавного шовинизма», утверждая реальности и жизнеспособности как бы одного этноса-нации, подход, реализованный с кровью на Западе, но который уже дважды разваливал Россию (в 1917 и в 1991 гг.). «Евроремонт» великодержавного шовинизма вновь нужен, чтобы сказать о существовании лишь одной нации-этноса, которая вновь как бы должна доминировать в старой имперскости, но в новой форме «согражданства» под девизом, что «империи создают расово чистые народы, а помеси эти империи разрушают»[119]. Более откровенно и открыто эти идеи пропагандируются от Хомякова и Солженицына и до «либерального империалиста» Чубайса, при этом забывается, что мы имеем дело не с физикой и химией, которые не имеют этнонациональных границ, а с общественными явлениями со своими социально-этническими и культурными многообразиями (по форме и содержанию). И попытки их подогнать под расово-этнические характеристики одной этнонации не приведут к формированию единой нации в России. И самое главное, такие подходы размывают и истинно самобытную этничность, этнонациональность русских.

В последнее время делаются попытки в СМИ, в литературе пренебрегать понятием «россиянин» и активно использовать понятие «русский»: «Русская девушка Елена Исимбаева стала лучшей спортсменкой года», хотя в фамилии и имени явно видно переплетение национальностей и культур «многонационального народа». При этом нет понимания того, что такое однобокое навязывание вызывает отторжение части людей, граждан России от российской идентичности, в том числе и у русских. Реакция русского человека понятна, когда искусственно навязывается европоцентризм. «Мудрость нашего времени состоит в признании за каждой культурой ее права на самостоятельное существование, в отстаивании равенства всех культур»[120]. Но при этом никто не отрицает не только общности культур народов России, но и ведущей роли в нашей духовной общности русского культуроцентризма. Духовное лидерство русской культуры в жизни наших народов естественно, ибо и оно создается исторически творчеством россиян разных национальностей, но это все только в том случае, если не отрицается за каждой культурой «право на самостоятельное существование» и «отстаивается принцип равенства всех культур». При всей общности в культуре всегда есть пласты с «этнодифференцирующими и этноинтегрирующими элементами и структурами» (В.М. Межуев). Отрицание этих элементов разрушает культурную общность народов, их стремление к самостоятельному творчеству и сотворчеству.

Некоторых привлекает хваленая американская теория «плавильного котла», которая, кстати, не менее отвергается сегодня в самих США, чем наша историческая общность «советский народ»! В последние годы американские обществоведы все больше стали отходить от концепции «плавильного котла» и говорить об устойчивости и учете этнических характеристик у многих групп иммигрантов. Термин «этничность» («ethnicity») применяется активно прежде всего на Западе. С. Чешко как настоящий заместитель своего директора заявляет тоже о непознаваемости феномена «этничность» и его «иррациональной» и «сверхсоциальной» субстанции»[121]. Да и человек – отдельная социально-культурная единица, – непознаваема. Мы же это не отрицаем, а стараемся познать. А что познаваемо в этом мире абсолютно? Такие подходы – демагогия, а не наука.

Совершенно справедливо пишет В.К. Егоров, что «в многонациональной же стране, какой продолжает оставаться Россия, неприемлемы и опасны и отмеченные изводы и «благие» на первый взгляд, но чрезвычайно ущербные потуги лишат российский народ этнонационального, многонационального культурного наложения».[122] Корни культур и народов переплетены, а не только ветви сверху.

§ 2. Генезис этнического и этнонационального

Люди в процессе социализации, очеловечивания своей первичной природы объединяются в различные общности. Человек – «коллективное животное» и он создает общность: семья, род, племя, этнос-нация, нация-государство, которые, каждая по-своему, характеризуется со свойственной только ей спецификой внутренних зависимостей и связей между людьми в их творческой деятельности.

В результате они совместно обустраивают свою жизнь, материальные и духовные ценности понятных, близких, комплиментарных друг для друга людей данной общности. Одновременно этнос, этнонация – это и совокупность условий жизнедеятельности данной общности.

Родоплеменная, этническая, этнонациональная, социально-политическая общности формируются исторически на основе выработанной системы особенностей этнокультурной деятельности и социальных связей людей данной общности в человеческом сообществе. Этнос, этнонация – это своеобразие групповой социокультурной идентификации. И эти процессы, надо сказать, носят во многом естественно-исторический, объективный характер и развиваются реально во времени и пространстве. Их исследование является одним из главных направлений обществоведческих наук, но этнонациональные общности, как ни одна другая социальная и духовная категория, подвергаются зачастую как гипертрофии, так и ассимиляции и теряют свою социодуховную суть, переходя на рельсы исторической мистификации и мифологизации своей «богоизбранности». Институт самосохранения самобытности и жизнеспособности свойственен для этносов, этнонаций. В познании природы и проявлений этнонационального крайне трудно провести грань между отражением реальных основ, мистификацией и мифологией. Здесь действительно узкая тропинка, где, с одной стороны, высокая стена скальных наростов, накопленных традициями, достижениями и понятиями, а с другой – глубокая пропасть, мифологическая раскрепощенность безответственного духа, который оборачивается жестким догматизмом. Как ни одна другая сфера общества этнонациональное вынуждено пройти по этой тропе, зачастую проваливаясь то в пропасть, то попадая под завалы скал. В этнонациональных проявлениях часто присутствует какой-либо «смутный идеал», целый ворох предрассудков, за которыми действительно трудно докопаться до природы, истинной социальности и духовности этносов, этнонаций.

Да и в исследовании этнонациональных проблем, к сожалению, чаще срабатывает не столько сознание, мышление, сколько подсознание и предрассудок. Это очень хорошо видно в нашей научной и околонаучной литературе, переполненной абстракциями и предрассудками. При диктате мифологий и догматизме, свойственных смутному периоду, важно исследовать реальные процессы, происходящие в сфере этнонациональных отношений. Это не только результат реальных действий, реальных людей, но и их взаимодействия.

Марксизм-ленинизм жестко анализировал объективные начала этнонационального при бесконечной склонности этой сферы к идеализму, мифологии. Можно сказать, что марксизм вернул этнологии предмет исследования, но при этом растерял многие социально-духовные составляющие этнонационального и межнационального развития, сводя однобоко все к социально-классовым проявлениям. Независимо от всяких «измов», по-моему, давно уже должно быть понятно, что этнос, этнонация являются порождением естественного исторического, социально-духовного развития человеческого сообщества (действия и взаимодействия людей, общностей) на различных территориях. Но марксистский догматизм погубил во многом самобытность этнонационального прежде всего в духовной ипостаси. Еще более не оправдана попытка разделить единую этнонациональную общность, формирующуюся веками, на «две нации», как об этом любил говорить В.И. Ленин. Некоторые ученые критикуют мой подход, связанный с утверждением, что Кавказ является локальной цивилизацией[123]. Хотел бы сказать больше: любой этнос, этнонациональная общность как продукт самобытных коллективных связей и взаимосвязей людей данной общности в своих социальных, духовных и иных отношениях формируют из себя «локальную цивилизацию». Вполне возможно даже, что можно было применить именно этот термин вместо «этнонация». Этнонация, по сути, проявление коллективных качеств и есть локальная «этнокультурная цивилизация».

В исследовании этнонаций и этнонациональных отношений надо все-таки совмещать объективистский и цивилизационный подходы. При этом следует отметить, что российские этнонаций в большей степени традиционно привержены к тому, чтобы рассматривать их через призму объективистского, традиционалистского подходов. Если изучить работы Вл. Соловьева и других русских исследователей, то здесь нет дефицита в идеалистических подходах, свойственных, как нас убеждали, в большей степени западной социологии. А далее во многих работах прослеживается диктат объективистских подходов. Достижения и того и другого подходов следует применять в изучении российских этносов-наций. Теория этнонаций позволяет определять специфику данной этнонациональной общности людей, признаки этой общности, исходя из прежде всего исторических реалий духовной и материальной культуры, традиций, языка, территории, ландшафта. Здесь действуют и особые законы самоорганизации и развития. При этом важно, чтобы за признаками общности мы не упускали бы деятельность и творчество самих индивидов, из связей и отношений которых состоят и общности. Не оправдан также подход, когда за индивидуумами не видят их общностей как результата коллективных действий и взаимодействия. Выделить в этом плане этнонациональные признаки общности и легко, и трудно. Легко, если речь идет об общей характеристике этносов-наций. Обычно при этом принято говорить о нациообразующих признаках. Сюда причисляются общность территории, общность языка, общность культуры и общность экономической жизни. Более того, здесь явно не прослеживаются коллективные действия индивидов и их взаимодействие. Следовательно, для конкретных ситуаций и для конкретных этнонаций эти признаки, их соотношение могут проявляться совершенно по-разному. Все они носят достаточно гибкий характер, а не являются раз и навсегда данными (по Сталину). При этом уровень самоутверждения и идентификации для конкретных этнонаций может быть тоже различным, он зависит от специфики самоорганизации общностей. Как пишет В.И. Козлов, «для более устойчивого существования этносы стремятся к созданию своей социально-территориальной организации потестарного (властного) типа в классовом обществе – государстве»[124]. Именно этот уровень я и называю этнонациональным. Кроме того, надо иметь в виду, что степень разработки и привязки к объективным реалиям этнонационального развития отдельных признаков этнонаций может быть тоже различной. Наверное, отсюда и позиции различных ученых, которые преувеличивают роль тех или иных факторов, не всегда рассматривая их в гибкой модели внутренних движений и зависимостей друг от друга. Иными словами, не видят многообразия взаимодействия индивидов и общностей в форме субъект-субъектного и субъект-объектного опосредования. Все это важно рассматривать в комплексе, в динамике. Тут можно подчеркнуть, что и в концепции этногенеза Л.Н. Гумилева определяющими становятся факторы природно-биологические, где жизнедеятельность нации-этноса определяется в большей степени не характером социальных и духовных связей, а воздействием на людей космоса, космических волн, лучей и т. д.[125] Эти моменты тоже должны быть учтены, исследованы, изучены. Пока они являются, скорее всего, великими догадками великого ученого, составляющими абстрактно-логическую сущность этноса.

Теория этнонаций, конечно же, не разработана до конца. Здесь предстоит еще огромная работа. Когда-то была теория этноса, потом теория наций, национального вопроса. Параллельно действовали социокультурная и антропологическая концепции этнонациональных общностей, индивидов, национальностей, а также политическая концепция наций. В их разработке в современных условиях прослеживаются несколько подходов. Один из них – идеалистический, который стремится показать этнос-нацию как идеологему, мифологию. Второй – попытка расчленить теорию этноса, теорию национального вопроса и теорию нации как согражданства, как явления, совершенно самостоятельные, независимые друг от друга, хотя взаимосвязь и взаимозависимость тут очевидна. Их взаимодействие – необходимое условие социальности[126]. Следующий подход – это попытка вообще отказаться от этой «немодной» этнонациональной «клеточки социальной субстанции», сводя все к политической нации, к согражданству.

Ю. Бромлей в свое время писал, что «нет и не было ни племени, на народностей, ни наций, ни национальностей, у которых отсутствовало бы самоназвание». Но при этом, конечно, надо иметь в виду, что самоназвание или собственное имя того или иного народа тоже может быть различным: то, как они себя называют; то, как их другие называют; то, как их назвали исторически; то, как они хотели бы, чтобы их называли, и т. д. В переписи 2002 года, например, в России вновь появились скифы и сарматы, хотя и в единичных экземплярах. Этнонациональные процессы и явления, как известно, носят достаточно устойчивый характер по сравнению даже с политическими общностями-образованиями. Изменить этнонациональную принадлежность гораздо труднее, чем изменить многие другие социальные и политические общностные качества людей, ибо здесь исторически чрезвычайно длительный период формируются общие этнонациональные духовные качества, черты характера, психологии, культуры, понятия родины, родной земли, истории своего народа и многое другое. И эти качества составляют социальные и духовные свойства самой этнонации как исторической общности, которая является результатом действия и взаимодействия людей данной общности в контексте всего процесса человеческой социальности. При этом надо иметь в виду, что этнонациональная общность в условиях города и в условиях деревни это разные по своему содержанию понятия. Городская культура менее идентифицирует себя с этнонациональной культурой, тогда как деревенская культура является непосредственным создателем, механизмом культуры (субстанции) этнонациональной. Границы этнонациональной культуры здесь не только глубже. Различные этнонации в различных социальных, экономических, природно-климатических условиях формируют свои и субкультурные общности, связанные со своими родовыми корнями, традициями и культурой. За ними следуют межэтнические или субэтнические общности, на основе которых исторически формировались крупные этнонации или даже нации-государства. Этот процесс исторический и потому реальный.

Специалисты говорят о формировании макроэтнических и субъэтнических общностей, или межнациональных общностей на основе общности социально-экономических, политических и других признаков. Это уже ближе к нации как согражданству, нации-государству. Здесь тоже возможны два варианта: один, когда доминирующая нация явно определяет свои этнонациональные качества нации-государству; другой, когда формируется многонациональная общность как нация-государство. В современных условиях более приемлем второй вариант, хотя исторически чаще реализовывался первый вариант.

Ю.Бромлей писал, что «один и тот же человек может входить в несколько этнических общностей различных уровней, например, может считать себя русским (основное этническое подразделение), донским казакам (субэтнос) и славянином (метаэтническая общность)»[127]. Отсюда и несколько уровней идентичности. И это процесс закономерный, ибо действие и взаимодействие индивидов в ходе их социального творчества редко когда ограничиваются рамками исключительно своей общности.

Думаю, что нельзя ограничивать общности людей чисто однопорядковыми и «чисто» этническими признаками. Чем выше уровень самоорганизации и социально-политической организации данной общности, тем большее количество людей и общностей вовлекается в этот процесс. Следовательно, и признаки их соотношения могут меняться. Главное, что в них «наличествуют элементы согласованности, порядка и связанности»[128]. На такой основе формируется и этнонациональная общность как более масштабный уровень этнической первичности.

Здесь речь идет о взаимосвязи не только биологических и социальных моментов формирования мощности этнос-нация, но и «социальных, этнических» элементов[129]. Одновременно давно ставится вопрос и о соотношении социального и этнического, этнического и биологического в самой этнонации. Анализируя эти признаки, следует сказать, что нет необходимости гипертрофировать значимость одного из признаков. В связи с этим я достаточно внимательно старался изучить работы Л.Н. Гумилева. Кроме достаточно привлекательного тезиса об определяющей роли биологических факторов, догадок о мутационных изменениях генов, о пассионарности, явных доказательств объективно трудно найти. Скорее всего, мне не удалось подняться до уровня и масштабов познания природы этнического, свойственного великому ученому.

Основополагающую роль в жизнедеятельности человека играют те нормы, привычки, ценности, которые он проявляет систематически в ходе длительного исторического процесса. Это не подвластно одному человеку. Значит речь идет об общностях, которые способны фиксировать «коллективное действие и взаимодействие». Вот почему важно познание природы этнонационального как естественно-исторического результата устойчивых форм жизнедеятельности человека и общности людей, где они переходят от уровня самоорганизации к социально-политической организации. При этом бесспорно формирующее взаимодействие природно-идеологических и социальных факторов, направленное на формирование этнонациональных организмов, которые являются, по сути, социальными формами самоорганизации и организации жизни людей в их общности на определенных территориях, в природно-географической среде. Этнонация – это еще и определенное магнитное и духовное поле как результат рождения и деятельности на определенной территории (ландшафт, климат и т. д.).

Бесспорно влияние биологических, географических, климатических факторов на человека, а значит и на общность людей, в том числе и такой достаточно приближенной к природе общности, как этническая, но наука не может строиться на догадках. Хотя, может быть, это и великие догадки. Наука должна располагать конкретными доказательствами. Развитость логического и абстрактного мышления, хорошее знание истории, высокий уровень общей культуры делают теорию Л.Н. Гумилева привлекательной, но не всегда, к сожалению, доказательной. Следовательно, и много спекуляций вокруг его теории вместо ориентиров.

Человек по природе своей – существо биосоциальное. И общность, формируемая людьми в результате действия и взаимодействия на определенной природно-ландшафтной основе, является частью этой природной сущности. Многие стороны человеческой жизнедеятельности в общности природно-биологически предопределены. Не отрицание одного или другого, а поиск меры соотношения естественно-природного и социально-политического в человеке, в общности людей является методологически верной посылкой при исследовании в том числе и этнонациональных явлений.

Человек в этнонациональной общности находится в контакте с себе подобными как в естественно-природном, так и в социокультурном измерении. В какой-то степени часть этнонациональных в том числе и этнокультурных проявляется в человеческой психологии, имеет характер инстинктов и рефлексов. Здесь вступает в действие подсознание. «Подобных примеров, когда практическое понимание, оценка тех или иных социальных явлений, порядков, обычаев приводит к необходимости определить соотношение природного и социального в поведении людей, – не счесть»[130]. Но абсолютизация естественно-природных начал в жизни человека, общества искажает их природу. Кстати, даже абсолютные идеалисты не отрицали «систему отношений», не их рассматривали «вне какой-либо целостности»[131].

Возможности исследования этнонациональных и межнациональных процессов не всегда используются в последние годы для изучения всех сторон (объективных и субъективных) этих процессов, гипертрофируются отдельные проявления. В большей степени такие теории оборачиваются свободой мифотворчества, где «мой народ» – самый великий, с самыми древними корнями, а у остальных была отсталая культура и не было государственности. Это все чисто субъективное отношение отдельного человека или группы людей, а не отражение реалий. А этническое, Этнонациональное – это часть общей социально-духовной реальности человеческого бытия.

Научную картину человеческого мира невозможно представить без полных представлений о сущности этнонаций и межнациональных процессов, их всестороннего исторического действия и взаимодействия, но с «сохранением образца», т. е. самобытного этнонационального потенциала. А если это происходит долго – на основе «их взаимной совместимости и взаимного усиления»[132], то происходит их интеграция и формирование новых и новых общностей на основе форм «взаимных ожиданий – обязательств» (М. Вебер), образуя систему моральных и правовых норм как «систему взаимных ожиданий» (М. Вебер). Этнонация поэтому развивается как «жизнеспособная, саморазвивающаяся микросистема»[133]. Это, скорее всего, «обобщенное название для совокупности и взаимодействия множества отдельных людей»[134].

Этнонация – это один из элементов целостности, жизнеспособности человеческого общества. Формирование крупных макросистем социально-политических общностей взамен этнонации может привести не к объединению, а к расщеплению общества «отвязанных индивидов». Кризис этнографии, этнологии и этнонациональной политики зиждется прежде всего на крайностях как гипертрофирования, так и пренебрежения этнонациональным. Действительно, мы сегодня столкнулись с не очень понятным для нас феноменом «этнического взрыва», «межнациональных войн», с многообразными проявлениями достаточно устойчивой внутренней системы самоорганизации этнонациональных структур с установкой целевого самоутверждения в ущерб социальности и духовности. Этнонации действительно во многих своих качествах, признаках меняются, хотя где-то этнонации настолько консервативны, что представляют из себя систему неизменных объектов (Т. Парсонс). Для некоторых «этносы существуют исключительно в головах этнографов»[135]. Более того, В.А. Тишков пишет, что «нация – это политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория»[136]. Такие масштабы тоже имеют место, но неоправданно делать вывод, что понятие «нация» не имеет права на существование и должно быть исключено из языка науки»[137]. Другое дело – понятия уточнить, оформить эти явления. Именно поэтому я в своих работах отличаю этнос, этническую нацию (нация-этнос) и гражданскую нацию (нация-государство). Этнонациональная же система – это не перечень признаков, а скорее, система взаимодействия, воспроизводства самобытности в социальном и духовном как этнонационального, так и многонационального. Этнонациональное по своей социальной и духовной сути стоит как бы между этническими и многонациональными общностями.

Если бы за этнонацией ничего не стояло, а она была бы просто «умственной конструкцией», от этого люди давно бы отошли. В этносе-нации слишком много родовых, исторических, социальных, культурных нитей, связей и зависимостей исторического, духовно-нравственного, психологического толка, сознания, деятельности, которые достаточно сильно довлеют над индивидуальным и коллективным выбором людей. Но в этнонации предостаточно и тех отношений, которые связывают ее с многонациональными общностями. Этнографы отмечают, что даже «в плавильном котле» Соединенных Штатов Америки целый ряд этнических моментов носят достаточно устойчивый характер, но уже находятся в этнонациональном статусе. И трудно определить, когда, в каких условиях и как этнонациональное себя будет проявлять. Успокаиваться достигнутым единством в ущерб многообразию – означает вести многообразие к взрыву своей самобытности – подавленной и отторгнутой.

В современных условиях в нашей стране идет переориентация обществоведческой науки на новые ценности. И в этих условиях есть опасность превращения теории этноса, нации и национального вопроса «в умственные конструкции» в смысле господства крайностей в природе этнонационального. Отсюда и прямая дорога к мифологизации, идеализации, политизации проблем развития этнонаций и межнациональных отношений. Это путь, который осложняет формирование многонациональной общности – российской нации. Отказываясь от наций-этносов, мы фактически отдаем процесс их развития в русло стихии, предрассудков и тем самым в еще большей степени снижаем возможности регулирования их современным развитием.

Впервые внятно проблема этноса прозвучала в России в Русском географическом обществе в середине XIX в., когда начались активные исследования, в том числе проблем теории этноса. Слово «этнос» заимствовано из греческого языка. Это слово нерусское, но в русском языке есть понятия «род», «народ», которые достаточно фундаментально отражают сущность этноса, нации и одновременно показывают преобладающее значение в этих феноменах социальных связей, благодаря которым и создаются этнонации как «жизнеспособные, саморазвивающиеся микросистемы» (П. Сорокин).

В в Толковом словаре русского языка В. Даля (1865 г.) написано: «Народ – люд, народившийся в известном пространстве; люди вообще; языки, племя; жители страны, говорящие одним языком; обыватели государства, страны, стоящие под одним управлением; чернь, простолюдие, нищие, податные сословия; множество людей, толпа»[138]. Русское слово «народ» отражает многие качества, о которых мы говорили выше, и прежде всего – это община. Русское слово «народ» более приемлемо и для теории, и для практики, но постепенно слова «этнос, нация» отодвинули на задний план слово «народ». Кроме того, надо отметить, что слово «племя» В. Даль связывал со словом «плод». Может, отсюда слова «род, народ» и далее. Бесспорно, здесь элемент прежде всего солидарности, общности людей. Родовым понятием в социологии является не индивид, а индивиды, находящиеся в отношениях друг с другом (действии и взаимодействии) в определенной общности.

Иногда термин «nazio», как и русское слово «племя», употребляется в смысле «людская порода» [139].

Постепенно слово «нация» из латинского языка перекочевывает в различные языки. Но потом «нация» постепенно становится понятием, отражающим социально-политическую общность людей, граждан, то есть суверенного государства. Более того, во Франции нация отражала даже в большей степени элиту, тогда как низы оставались просто «народом»[140]. В годы Великой французской революции впервые «нация» стала означать государственную общность как волеизъявление народа. Тогда же примерно применялся на Западе не только термин «нация», но и «национализм». «Принцип национальности» истолковывался, кроме того, и как право на образование своего государства. Так что национальный вопрос и этнонациональная проблематика возникли задолго до марксистов. А марксисты старались ее направить в социально-классовое русло, тем самым, кстати, искажая природу этноса и этнонаций.

Таким образом, термины «нация как государство» и «нация как этнос» идут параллельно. В различных странах эти понятия употребляются с различными смысловыми нагрузками. Для нас ближе термин «народ» или можно сказать, что к нам перешел термин «нация» из работ немецких писателей и философов, которые нацию рассматривали как понятие этноязыковое, этнокультурное. И тогда почти не вели речь о нации-государстве[141].

В одной из своих работ Ф. Энгельс пишет: «Из смешения народов, происходившего в раннее средневековье, постепенно развились новые национальности. И как только произошло разграничение на языковые группы, то стало естественным, что эти группы послужили определенной основой государства. Национальности стали складываться в нации… Правда, в течение всего средневековья границы распространения языков далеко не совпадали с границами государства, но все же каждая национальность, за исключением, пожалуй, Италии, была представлена в Европе особым крупным государством, и тенденции к созданию национальных государств, выступающая все яснее и сознательнее, является одним из важнейших рычагов прогресса в средние века»[142].

Таким образом, Ф. Энгельс достаточно близко подходит к объяснению понятия «нация» как понятия «нация-государство». Но уходит от этого почему-то. А после работ И.В. Сталина этому понятию был придан однозначно этнический характер.

Часто используется в российской литературе термин «народность». Есть даже попытка А.Градовского, который, может быть, одним из первых в русской литературе дал понятие «народность». Он пишет: «Каждая народность, т. е. совокупность лиц, связанных единством происхождения, языка, цивилизации и исторического прошлого, имеет право образовывать особую политическую единицу, т. е. государство»[143]. Но при этом А.Градовский доказывает логику развития народности и показывает, что народность и государство – это разные уровни общности людей. Модной становится так называемая «культурно-психологическая» теория нации. Читая лекцию в Сорбонне на тему «Что такое нация?» (1877 г.), Э. Ренан отмечал, что нация – «явление в истории новое». При этом четко указывал культурно-психологическую составляющую нации как выражение духовного стремления людей «жить вместе, сохранить наследство, полученное от прежних поколений, и стремиться к общей цели»[144]. Здесь можно было бы поспорить, потому что такие признаки могут относится фактически к любой общности, не только этнической. Западные ученые где-то очень близко находятся в интерпретации понятия «нация» к Э. Ренану. Активно занимаются в конце XIX – начале XX в. проблемами нации О. Бауэр, К. Реннер (Шпрингер), К. Каутский, Р. Люксембург. Активно к этому подключились российские марксисты, социал-демократы. В.И. Ленин, И.В. Сталин и другие были хорошо знакомы с подходами западных ученых, прежде всего австро-венгерских социал-демократов. И выстраиванием теории этнонаций с позиции интересов классовой борьбы.

Рассматривая этнонациональные общности в динамике, О. Бауэр пишет: «Вместо простого перечисления элементов нации мы предлагаем систему: общая система как действующая причина, общая культура и общее происхождение как ее фактор, общий язык в качестве посредника общей культуры как ее продукт и творец в одно и то же время». Он далее пишет: «…Без общности языка нет общностей культуры, стало быть и нет нации»[145]. Он рассматривал как один из признаков нации общность территории, отсюда выводил общность судьбы и общность культуры. Привлекателен у О. Бауэра функциональный подход к определению сущности нации, хотя у него превалирует идеализм. Он пишет: «Нация – это вся совокупность людей, связанных общностью характера на почве общности судьбы»[146]. Кроме того, для него было близко сочетание национально-территориальной и культурно-персональной автономии. Национально-культурная автономия у О. Бауэра близка к культурной изоляции тех или иных народов. К. Каутский полагал, что основными признаками нации являются язык и территория[147].

Занимаясь исследованием национального вопроса еще в начале века, И.В. Сталин издал много статей на эту тему. Была выпущена книга «Марксизм и национальный вопрос». На основе конспектов европейских социал-демократов он пытался дать достаточно жесткое определение, что такое нация. И.В. Сталин писал: «Нация – это исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры… Необходимо подчеркнуть, что ни один из этих признаков, взятых в отдельности, недостаточен для определения нации. Более того, достаточно отсутствия хотя бы одного из этих признаков, чтобы нация перестала быть нацией»[148]. Вместе с тем этнонация не является таким статичным явлением.

Если говорить справедливо, то И.В. Сталин фактически обобщил то, что написано у западных социал-демократов, и прежде всего у австромарксистов. Вместе с тем И.В. Сталин, конечно, догматизировал теорию этнонации вокруг признаков нации. Сталинское определение достаточно долго господствовало в обществоведческой литературе. Кроме того, у И.В. Сталина идет переоценка роли экономического, классового, территориального факторов. Повторимся, но совершенно не оправданным был поход В.И. Ленина, который делил каждую нацию на две нации: буржуазию и пролетариат. При этом он уходил дальше: он говорил, что в каждой нации есть и две национальные культуры. Таким образом разрывалось единство национальной общности по классовому признаку, что нанесло огромный вред нормальному этногенезу, а значит, и их межнациональной солидарности.

Свои подходы потом, в 50-е годы, И.В. Сталин развивал в своей работе «Марксизм и вопросы языкознания», утверждал, что родовые языки становятся племенными, племенные становятся языком народности, а языки народности – национальным языком. Он фактически не проводил различия между этнонацией и нацией-государством. Нация-государство для него полностью классово-политическое понятие, которое будет формироваться как единство пролетариев, а не граждан.

Довольно широкая дискуссия, развернутая после объявления культа личности И.В. Сталина в журнале «Вопросы истории» в 1966–1968 гг., ничего нового не дала. По-моему, ученые ставили вопрос не столько об углублении исследования этого вопроса, сколько были увлечены целью показать неправоту И.В. Сталина. Но в результате такого подхода, в той или иной степени, каждый ученый находился вокруг сталинского определения нации. Опять-таки стали говорить о признаках нации, не прослеживая динамику их функционирования как жизнеспособной и саморазвивающейся системы.

Можно сказать, что этнонация – это историческая общность людей, которые формируются веками во взаимодействии как единый социально-культурный организм. Внутри каждого этнонационального организма формируется и определенная система социального, культурного, духовного, биологического жизнеобеспечения общности людей. Естественно, эта общность не может формироваться в безвоздушном пространстве, а формируется на определенной территории и на основе коллективных действий и взаимодействия людей данной общности. При этом этнонациональные процессы достаточно динамичны, гибки и специфичны для каждого народа, для каждой страны, для каждого государства. В свое время ученые замыкали все эти работы в понятия «народ», «племя», «народность», «нация», при этом жестко привязывая то или иное понятие к определенному этапу развития человеческого общества, данной общности, то есть господствовал чисто формационный подход. Где-то и он имеет право на применение, но вряд ли существует такая жесткая зависимость от экономических, производственных факторов в социокультурной организации этнонациональной общности. Этнонации, народы – категории исторические, с глубокими корнями, которые в своем социально-политическом статусе перешли от уровня самоорганизации к организации прежде всего политической.

Я уже говорил о подходах Л.Н. Гумилева, который связывал этносы-нации с биологическими факторами, с ландшафтом, с психо-энергетическим понятием «пассионарность», хотя, повторяю, возможно, все эти моменты имеют место в жизнедеятельности человека и этнонациональных общностей, но вряд ли следует делать эти факторы самодовлеющими. Мода на Л.Н. Гумилева позволила где-то оторваться от однобокого социально-экономического и классового объяснения природы наций-этносов. А сегодня мода на Л.Н. Гумилева уже замыкает нас в новый догматизм – «биологический», «ландшафтный», «психологический». Этнонация в конечном итоге является социальной, духовной реальностью как система действий и взаимодействий между людьми на основе определенных социокультурных основ их жизнедеятельности в системе отношений данной общности. Этнонация – это социальная реальность исторически определенных связей и зависимостей между людьми на основе общих ценностей, организации совместной жизни, преодоления родо-племенных, кровнородственных связей, отношения к формированию социокультурных отношений. В отличие от других социальных общностей этнонациональная общность связана как с природно-климатической, так и социокультурной спецификой действия и взаимодействия людей, объединенных в общность.

Согласен с Ю.В. Бромлеем, который называет нацию прежде всего «социально-этнической общностью людей»[149]. И в этих условиях М.И. Куличенко справедливо говорил о недопустимости и в этой социальности «переоценки роли этнического»[150]. А у Ю.В. Бромлея переоценка этнического в национальной общности. Эта общность людей по этническому признаку на уровне этноса закономерна с преобладающей ролью учета этнического. А на уровне этнонационального – это паритет этнического и социально-политического. В любом случае как этническое, так и этнонациональное – это часть социальной сущности человека и общества, одна из форм их самобытности и самоорганизации. Может быть, точнее было бы назвать этнос «социально-биологически устойчивой общностью людей».

Проблема этничности, национальности – это проблема глобальная, всемирная, которая еще долго будет социальной и культурной реальностью. Она не придумана кем-то, а является отражением исторических, реальных, этнонациональных, этнокультурных процессов, которые происходят тысячелетиями в общности людей со своим «смысловым единством» (М. Вебер). Можно признавать или не признавать, можно объявлять этническое мифологией или пренебрегать по сравнению с классовыми или гражданскими моментами, можно писать в паспортах или не писать национальность, но ясно одно: этническая, этнонациональная общность, а значит, соответствующие характеристики индивидов действующих, взаимодействующих в этой системе общественных связей – исторически формирующаяся реальность, которая проявляется, отражается в сознании, культуре, психологии, нравственности, нормоповедении, деятельности почти всех людей на земном шаре в той или иной степени. Вместе с тем нельзя отбрасывать и новые масштабы общности людей, такие понятия, как «советский народ» или «многонациональный народ Российской Федерации» как отношения более высокого уровня взаимодействия, солидарности и интеграции людей, этнонациональных общностей в рамках страны. Соответственно, социально-политические масштабы межнациональных общностей, наций-государств по своему социальному и политическому значению могут быть в том числе значимее и для индивидов. Но это не дает повода отрицать, отбрасывать этносы и этнонации. Не отрицание, а новые формы их солидарности и самоорганизации – вот что важно для формирования российской нации.

Большое значение в теории этноса, этнонаций и нации имеет фактор территориальный. Во-первых, территорию необходимо прежде всего рассматривать как естественно-географическую среду формирования этносов, а потом, в более широком плане, и как этнонаций со всеми условиями жизнедеятельности людей, традициями жизнеобеспечения, контактами, производством культурных ценностей. Речь идет о пространстве, на котором формируется этнос, этнонация, хотя привязывать особо жестко этнос и территорию не всегда нужно. Но и пренебрегать территориальными, пространственными составляющими формирования этноса, а потом и этнонации нельзя. Территория – это пространственный признак жизнедеятельности этноса, связанный с определенными географическими, природно-климатическими условиями. Это один из основополагающих признаков более широкого понятия среды обитания этноса, этнонации. Об этом мы уже говорили.

Понимание особой значимости пространства, территории для этноса и этнонации возрастает в связи с учением Л.Н. Гумилева, который непосредственно связывал их формирование с условиями ландшафта. Тем более, если говорить о нации как о государстве, то и государство не может существовать без своей государственной территории. Кроме того, надо иметь в виду, что те или иные этнонациональные общности длительный период занимают традиционно территории этнонации и на основе своей территориальной интеграции составляют территорию нации-государства. Длительность этих процессов может быть настолько различной, что не всегда ее удается фиксировать во временных рамках. Территория – это прежде всего хозяйственно-культурная среда обитания и жизнедеятельности для этноса, а для этнонации она имеет в большей степени социально-политическое значение.

В целом же, рассматривая территорию как естественную базу формирования общности людей по этнонациональному признаку, надо иметь в виду, что в нескольких вариантах возможно существенное влияние территориального фактора на формирование этноса и этнонациональной общности. Во-первых, когда трудно разделить или жестко привязать друг к другу этнические и территориальные признаки формирования этнонаций, их расселения. Во-вторых, этносы, этнонации могут быть разорваны территориально из-за влияния различных исторических, политических процессов. В-третьих, возможно и дисперсионное расселение этносов, этнонаций на различных территориях. В-четвертых, когда этнос, этнонация или ее часть, жившая на одной территории, формирует со временем на новом месте новую для себя среду обитания, как, например, это случилось с калмыками и ногайцами, украинцами и русскими на различных территориях. Но значимость этнических и этнонациональных территорий наряду с территорией государства еще сохраняется.

На определенной территории исторически формируются и природно-естественная база жизнеобеспечения этнонаций, их традиции хозяйственной и культурной деятельности. Если мы говорим, что понятие «этнос» связано прежде всего с культурой, то можно сказать и об определенной традиции хозяйственной культуры того или иного народа. Поэтому территория как этнонациональный признак не является самодовлеющим в формировании этнонаций в отличие от этноса.

Некоторые ученые говорят о жесткой зависимости этнонационального и экономического признаков нации[151]. Бесспорно, конечно, социально-экономические связи играют самую существенную роль в формировании этнонации. Но вместе с тем социально-экономические связи не обязательно ограничиваются этнонациональными границами. Можно даже сказать, что экономические связи не знают этнонациональных границ. И в этом плане достаточно основательно можно сказать, что экономика является нациообразующим признаком с чрезвычайно малой степенью специфики и самобытности хозяйствования. Кроме того, не очень понятно, когда процесс формирования этнонации обязательно стыкуется с развитием капиталистического способа производства, как будто до капитализма не было народов, этносов и этнонаций. Мне представляется, что марксистский подход, согласно которому государство формируется с разделением общества на классы, как и подход, авторы которого считают, что капиталистический способ производства формирует нации, не имеют под собой жесткой детерминации. При этом К. Маркс и Ф. Энгельс чаще имеют в виду формирование вовсе не этнонаций, а наций-государств, то есть того, что было актуально для тогдашней Европы. Осознание себя нацией-государством, национальная (в смысле гражданская) идентификация могут быть сильно развитыми, но при достаточно развитой базовой системе экономики этнонациональной общности. Очень трудно отличить друг от друга экономику русской нации и экономику российской нации, всех народов России. Здесь ясно виден переход от нации-этноса к нации-государству. Национальная экономика, скорее всего, это экономика данного государства, страны, хотя экономика как вид совместной деятельности людей является базовой для этноса и этнонации.

Еще раз надо подчеркнуть, что если даже экономический и этнонациональный факторы напрямую не совпадают, то базисное значение экономического развития, даже без подчеркивания этнонациональной специфики экономики, очень важно. Необходимо также улавливать специфику хозяйственной деятельности, разделения труда данной этнонациональной общности. Это имеет место. И непосредственно с этим связаны элементы материальной культуры, которые имеют отношение уже к специфике этнонациональной общности: уклад жизни, орудия труда, одежда, жилище, пища, промыслы и т. д. Культурную специфику как культурно-хозяйственную деятельность необходимо учитывать в экономическом факторе. Многие параметры жизнедеятельности людей зависят от их хозяйственной деятельности, уклада жизни. С. Токарев, характеризуя влияние материальной культуры на формирование и развитие этнонаций, говорит о том, что материальная культура непосредственно связана с природной средой и хозяйственной деятельностью, зависит от этнонациональных традиций, особенностей развития материальной культуры и, кроме того, хозяйственно-экономической деятельности. Элементы материальной культуры имеют экстерриториальные зависимости, связанные с материально-хозяйственной культурой, с традициями, обычаями и потребностями того или иного народа, нации-этноса.

Одним из определяющих значений для этнической общности и перспектив является соотношение этнонационального и политического факторов, соотношение этнонации и власти. Этнонации во многом, если говорить словами Э. Дюркгейма, «неравные по силе государства», при этом нация-государство представляет общую власть для многих этнонаций.

Историческая социально-этническая общность людей в той или иной степени связана с организацией государственных органов власти. Социально-политическая, социально-организующая роль власти, государственных образований различного уровня имеет огромное значение в формировании и развитии этнонациональной общности. Взаимоотношения между нацией-государством и этнонациональной общностью, если не достигнута их полная интеграция, могут носить противоречивый характер. В одном случае они могут совпадать, в другом случае – выступать в разных статусах, в третьем – формировать партнерские отношения. При этом говорить о взаимоотношениях этнонации и власти на уровне нации-государства очень трудно. Чаще всего носителем воли этнонации выступает этнонациональная элита. Отсюда и роль государства в формировании и развитии уже нации-государства. Ф. Энгельс писал: «В Римской империи исчезли национальные различия, не существовало больше галлов, иберов, лигуров, нориков – все они стали римлянами. Римское управление, римское право повсюду разрушали древние родовые объединения, а тем самым и последние остатки местной и государственной самостоятельности. Новоиспеченное римское гражданство ничего не предлагало взамен; оно не выражало никакие национальности, а было выражением отсутствия национальности для громадных масс людей, живших на огромных территориях. Единственной объединяющей связью служило римское гражданство, а это последнее сделало со времени их злейшими врагами и угнетателями»[152]. Ф. Энгельс уже тогда показывал, что не надо пытаться подменять этнонациональные общности гражданской, государственной общностью, чтобы не превращать их во врагов. Это важное замечание для тех специалистов, которые сегодня вновь идут примерно этим путем, противопоставляя этнонации и нации-государства как чуть ли ни антиподы друг другу. Для нации-государства, власти государства важно не уничтожение, запрет этнонаций, а их обустройство в рамках нации-государства. Для этого наиболее приемлемой формой является федерализм, позволяющий существовать внутри государства государственным образованиям, в том числе и этнонационального характера.

В конечном итоге в формировании гражданской нации, конечно, определяющую роль играет государство. Государство должно выступать тут как орудие формирования гражданской нации. Но нация-государство не способна функционировать полностью, не считая, отбрасывая специфику и потребности этнонациональных общностей в хотя бы квазигосударственном оформлении своего статуса, и таким образом находить способ существования внутри данного государства. Полное совпадение этнонационального и государственного в этом плане достигается длительным периодом развития. В формировании нации-государства в большей степени играют роль, как известно, политические факторы. Иногда государство – это не результат исторической общности людей, а результат договоров, войн, захватов, которые создают, может быть, условия для общности. Люди, общности, совершенно даже чуждые, враждебные друг другу, со временем могут интегрировать в одном государстве и выступать как одна нация. И тысячи трагедий и противоречий могут остаться в прошлом. Этнонациональное сознание может быть адаптировано или даже растворено в сознании гражданина. Это уже очень зрелый этап развития нации-государства при полном обустройстве, самобытном самоутверждении и безопасности нации-этноса.

Европейские нации-государства формировались за счет жесткой ассимиляции народов и культур одной доминирующей этнонацией. Здесь действительно вначале формируется государство, а потом нация, как и в Соединенных Штатах Америки. Но в Англии, Швеции, Швейцарии все-таки вначале формировались этнонациональные общности людей, а потом уже нация-государство на основе их солидарности и единства.

Некоторые наши ученые в ходе дискуссии в 60-е гг. по проблемам этносов, наций высказывали мнение, что признак государственности является одним из нациообразующих признаков, опять-таки, не всегда уточняя, о какой нации идет речь. Поэтому я и ввожу понятия «этнос», «этнонация», «нация-государство». Тогда, что делать с многонациональными государствами? Жестко связывать признак государственности и признак национальности вряд ли следует, тем более подгоняя ситуацию под «признак национальности» времен буржуазных революций. И исторически эти признаки по различному соотносятся у различных народов. Можно охарактеризовать и целый ряд других этнонациообразующих признаков, природа которых разнообразна и богата. Здесь, как и в философии в целом, нет однозначно утвердительных или однозначно отрицательных доводов. Здесь глубокая диалектика.

§ 3. Социокультурная эволюция этноса в этнонацию

В такой же степени значительна роль культуры и языка в формировании и развитии этноса, этнонации, да и гражданской политической нации. Ю.В. Бромлей дал одно из удачных определений термина «культура» как «совокупности специфических человеческих способов деятельности и ее результатов»[153]. Культура отражает, воспроизводит всю социальную сущность человека, охватывает функционально все сферы жизнедеятельности человека и общности людей. Вся творческая деятельность индивидов и их общностей есть культура. И понятие «культура» является стержневым при характеристике любой нации-этноса.

В нашей литературе культура подразделяется на материальную и духовную деятельность людей. Сущность нации-этноса отражает в своей деятельности и сущность, специфику духовного и материального производства людей на уровне данной общности. Говоря об этнической, этнонациональной культуре, следует понимать, что основным производителем культуры является человек, но человек, осваивающий и воспроизводящий в данном случае прежде всего на опыте своей родовой, этнонациональной общности. Этнонациональная культура – одна из ступенек человеческой культуры. Главной движущей силой этнической, этнонациональной культуры является самобытное творчество и межнациональное сотворчество, заимствование. Культура – это не только уровень, но и мера освоения человеком, этносом окружающего мира, их участие в творении, отображении, воспроизводстве этого мира, в создании новых атрибутов и символов деятельности. Сегодня уже боятся писать «национальная культура» и в это понятие вкладывают различное содержание. Автор статьи «Культура» в третьем издании Большой Советской Энциклопедии пишет, что «культура» понимается как «исторически определенный уровень развития общества и человека, выраженный в типах и формах организации жизни и деятельности людей, а также в создаваемых ими материальных и духовных ценностях». Понятие «культура» употреблено здесь, правда, не только для характеристики материального и духовного уровня развития человечества в определенные исторические эпохи и общественно-экономические формации, но и для конкретных обществ, «народностей» и наций (например, «античная культура», «социалистическая культура», «культура майя» и т. п.), а также для специфических сфер жизни («художественная культура», «культура быта» и т. п.). При этом подчеркивается, что «культура – явление общечеловеческое и классовое», и ничего не говорится о том, что культура представляет собой главным образом этническое, этнонациональное явление[154]. Это одна из исторических форм объединения людей в творчестве и созидании.

Ведущую роль в культурном производстве играют отдельные люди (в своем индивидуальном творчестве), но в воспроизводстве огромна роль и этносов-наций (коллективное творчество) как социально-культурных общностей, то есть люди, объединенные в них не только одним поколением, но и в исторической преемственности. Что касается особенностей хозяйственной деятельности и материальной культуры (орудия труда, жилище, одежда, пища и пр.), то было показано, что различие между ними обусловлены главным образом особенностями природной среды и уровнем развития способа производства, а потому несут лишь сравнительно небольшую этнонациональную нагрузку, т. е. определяя особенности самобытности жизнедеятельности того или иного этноса-нации. Однако из этого еще не следует вывод об ошибочности взглядов этнографов и правоты подхода только культурологов, которые не всегда видят Этнонациональное многообразие культур. В статье «Этнос и культура…» В.И. Козлов выделяет, с одной стороны, «культуру этноса», т. е. весь объем культуры, потребляемый членами этноса, включая «этническую культуру», с другой, – «иноэтническую культуру» и «неэтническую» (или интернациональную) культуру. Под «этнической культурой» в данном случае понимаются специфические элементы культуры, производимые и потребляемые в основном данным этносом; под «иноэтнической культурой» – элементы культуры, заимствованные у других этносов; под «неэтнической» (интернациональной) культурой – элементы культуры, не имеющие этнического содержания и обычно не связанные органически своим происхождением с тем или иным этносом. Должен отметить, что понятие неэтнической (интернациональной) культуры некоторым авторам пришлось не по душе и они старались усмотреть в ней какие-то якобы этнические черты; по таким представлениям, скажем, и велосипед, на котором едет русский мальчик, этнически отличается от велосипеда, на котором едет, например, эстонский мальчик. На таких взглядах мне еще придется остановиться в дальнейшем, а пока замечу еще раз, что в материальной культуре этносов доля собственно этнической культуры в большинстве случае (особенно у развитых наций) невелика и почти везде имеет тенденцию к дальнейшему сокращению[155].

Вообще-то такую градацию в культуре и между культурами тяжело проводить. Во-первых, потому что речь идет о культуре, которая является надбиологической программой человеческой жизнедеятельности[156]. Любая творчески-преобразующая деятельность человека есть культура и все, что создано деятельностью человека, есть культура. И не только в позитивном плане, к сожалению. Поэтому есть общие закономерности, свойственные творчески-преобразующей деятельности человека, которая не имеет пространственных, этнонациональных и иных границ. По большому счету духовность человека есть «форма чистого существования», не ограниченная никакими пределами»[157]. Этнонациональная культура – это творчески-преобразующая деятельность людей данной общности со спецификой своего миропонимания, традиций, отношения к природе, к другим людям, к миру. Культура – это одна из форм целостности данной общности в этнонациональном измерении.

Мир культуры разных народов теснейшим образом взаимосвязан. Порой почти невозможно определить «чистые» границы этнонациональных культур. Все больше говорят о праязыке народов. К примеру, некоторые европейские языки имеют настолько широкое распространение, что можно говорить о существовании широкой англоязычной культуры, французоязычной культуры, испаноязычной культуры и некоторых других, охватывающих по нескольку этносов. Уместно сказать в этой связи и о русском языке, употребление которого также уже давно вышло за рамки собственно русского этноса; в настоящее время на него уже полностью перешла значительная часть иноэтнического населения огромной страны и многих других стран, а еще большая часть хорошо знает русский язык и широко пользуется им не только при межнациональном общении на производстве и в общественных местах, но и в семье, в быту. Такая широкая функциональность русского языка сочетается с большим социальным значением русскоязычной культуры, составлявшей не столь давно ядро «общесоветской» культуры и в такой роли служившая, по существу, всем народам страны[158]. Это величайшее достижение, от которого некоторые в пылу «национального возрождения» избавляются. Язык, который полностью стал нашим достоянием, теряет для нас инонациональные оттенки, но родной язык, язык детства, матери, семьи имеет особые оттенки, которые может не уловить посторонний человек, даже прекрасно усвоив язык. Язык – это часть духа того или иного народа.

Трудно установить и долю, которую составляют собственно этнические элементы во всей духовной культуре того или иного народа. Так, видный турецкий писатель и общественный деятель Назым Хикмет, отвечая на замечание одного из африканских литераторов о большом сходстве музыки и танцев народов Средней Азии и негритянских этносов, заявил: «В танцах, песнях, рукоделии народов есть поразительное сходство… Однажды, находясь в рязанском колхозе, я услышал старинные русские песни. Я был потрясен – это были знакомые мне с детства мелодии моих анатолийских крестьянских песен. А сходство между народными сказками? Конечно, у каждого народа есть своя тема, им на свой лад обработанная, принадлежащая только ему. Но за исключением этих тем – их меньшинство – темы сказок, можно сказать, – международные, общечеловеческие. Не нужно быть даже глубоким знатоком фольклора, чтобы заметить сходство между турецкими, славянскими, индийскими, арабскими и многими европейскими сказками»[159]. Так могут сказать многие при восприятии культуры того или иного народа. Мы находим много созвучия моей этнонациональной культуры с культурой других народов. Попробуйте заметить разницу в танцах и даже песнях народов Поволжья. Тут надо быть специалистом. То же самое и на Кавказе.

С другой стороны, среди этнографов довольно широко распространено мнение о том, что доля этнически специфичного в духовной культуре народов довольно велика и в принципе уменьшается мало, так как «центр этничности» перемещается именно в сферу духовной культуры[160]. А духовная культура воспроизводится в сотворчестве.

Понятие «национальная культура» в соответствующей статье «Большой Советской Энциклопедии» (2-е изд.) трактовалось как «исторически сложившаяся культура той или иной нации, выражающая специфические особенности этой нации, особенности ее духовного облика, образовавшиеся в результате своеобразия условий существования нации». Основной упор при этом делался на духовную культуру и почти исключительно на ее форму (главным образом – язык); что же касается содержания национальной культуры, то подчеркивалось, что она «в условиях классового общества является классовой»[161]. Такое определение национальной (этнической) культуры традиционно большее внимание уделяет не содержанию, а форме. А механизмы диалектического якобы взаимодействия формы и содержания трудно определить, ибо чаще в большей степени отражают содержание. Правильнее, когда отмечают, что национальную специфику культуры «несут в себе и ее форма, и содержание»[162]. Так, сказание о богатыре Илье Муромце – это, конечно, элемент русской духовной культуры не только по его языковой форме, но и по содержанию, которое останется «русским» и при переводе этого сказания на немецкий или какой-то другой язык»[163], ибо отражают дух русской культуры, психологии, традиций. Но если внимательно посмотреть, то элементы подобных сказаний можно встретить в фольклоре многих народов.

Некоторые деятели Пролеткульта в свое время выступали и против «крестьянской» культуры как «мелкобуржуазной», во всяком случае, – не пролетарской, а потому подлежащей суровой критике, а то и подавлению. Показательно в этом отношении было негативное отношение к творчеству С. Есенина, которого резко критиковал «любимец партии» Н. Бухарин[164]. Это крайности, которые всегда есть при идеологической оценке культуры. Любая идеологическая оценка суживает рамки культуры до рамок данной идеологии, а идеология – лишь один из атрибутов духовной жизни нации.

Этнограф-культуролог С. Арютунов, дискутируя с В.И. Козловым по статье «Этнос и культура…», развивал мысль о том, что различные компоненты культуры этноса усваиваются им своеобразно, получая тем самым якобы этническую окраску. Он отметил при этом различия в «городском костюме» у эстонцев и армян как «наглядные различия в видах легковых автомобилей».

Обращаясь к духовной культуре, он в целом согласился с выводом о ее сильной социальной дифференциации и заявил, что может легко выделить ее национальные (этнические) элементы. «Более или менее неосознанная или осознанная этнически специфическая ценностная маркировка, – писал он, – распространяется на все сферы культуры жизнеобеспечения и гуманитарной культуры, и именно благодаря ей «Лунная соната» относится к немецкой культуре, балет «Щелкунчик» (с его заведомо немецким сюжетом) – к русской, а «Отелло» (в любой постановке трагедии) – к английской». В дальнейшем он вынужден был признать, что в ряде случаев такая этническая маркировка отсутствует изначально (например, в гимне «Интернационал»), а многие научные труды («Капитал» К. Маркса, периодическая система Д. Менделеева и др.) также «интернациональны изначально, и какие-либо претензии на их этническую привязку совершенно беспочвенны». Однако тут же «интернациональная культура» названа им «философской абстракцией» и он выразил свою солидарность с философом М. Куличенко, который заявил, что «никакого вытеснения национального интернациональным нет и не будет, причем ни частичного, ни, тем более, полного»[165]. Это был бы хороший вариант, если бы не классовые искажения этнонационального и интернационального. Взаимодействие культур – межэтнический процесс, сложный и закономерный, но при взаимодействии бывают как потери, так и обретения. Важно выстроить такую модель культурной политики, в которой было бы место как для самобытности культур, так и для духовной общности народов.

Аналогичные процессы происходят и в духовной культуре этносов, которая обогащается путем восприятия иноэтнических и особенно неэтнических (интернациональных) элементов при относительном, а то и при абсолютном сокращении специфически этнического. Замечание Ю. Бромлея о трудности разграничения иноэтнической и неэтнической культуры в какой-то степени справедливо, если речь идет об их бытовом восприятии; в научном же плане такое разграничение вполне обоснованно и возможно.

Распространение в советское время высказывания о том, что развитие национальных культур народов СССР шло путем их «взаимодействия и обогащения», требует серьезной коррекции в содержательном плане. Такие высказывания явно могут не относиться к материальным элементам этнонациональных культур, которые обычно воздействовали не между собой, а с неэтнической (интернациональной) культурой, причем не столько «обогащались», сколько постепенно вытеснялись ею. Языковые формы духовной культуры разных этносов взаимодействуют мало, чаще всего речь может идти лишь о влиянии более развитого языка на другой, приводящем к обогащению словарного состава последнего; впрочем, такое обогащение идет и у развитых языков за счет заимствования международной (чаще всего английской) терминологии. Процесс взаимодействия неязыковых форм духовной культуры, например музыки, в научной литературе под этнонациональным углом зрения пока не разработан. Нетрудно сообразить все же, что мелодия старинной русской песни, будучи услышана узбеками или, скажем, монголами, вряд ли войдет в их традиционные напевы, хотя и такое тоже случается. Примеров много. Песни, которые мы называли своими, этнонациональными, порой оказываются заимствованы издалека.

В подавляющем большинстве случаев взаимодействие культур может привести и к вытеснению элементов этнонациональной культуры из массового употребления, к превращению их в раритеты, что сопровождается и общим сужением зоны традиционно-бытовой культуры, все более уступающей профессиональной культуре[166]. По существу для всех промышленно развитых областей типичными и более того – ведущими являются именно такие процессы; многие компоненты традиционной этнонациональной культуры сохраняются здесь разве что в различных театрализованных представлениях, в полупрофессиональных этнографических ансамблях песни и пляски. Замкнутая на этнографии культура становится мало функциональной. Поэтому культура требует всегда простора сотворчества. В этом ее смысл.

Процесс вытеснения «этнонационального» межнациональным, многонациональным исторически не только закономерен, но и отчасти прогрессивен. Если, конечно, соблюдается разумная гармония во взаимодействии и развитии. Вместе с тем стандартизированная массовая культуры не дает человеку возможности раскрыться как личности в ее самобытности. Вместе с тем и современная «массовая» культура может быть разнообразной, в том числе и этнически. В массовой культуре легче отразить именно массовые, индивидуальные потребности и стремления. Господство массовой культуры может привести к исчезновению специфической самобытности этнонациональных культур, что обеднит культурный фонд человечества, возможности и стимулы духовного творчества и сотворчества людей. Именно благодаря массовой культуре происходит унификация культурных потребностей, которые уже не знают этнонациональных границ. Некоторым это явление кажется прогрессивным. Оно прогрессивно как подросток, который бросил свой дом, родителей и вместе с друзьями-наркоманами бомжует. Кстати, бомжи очень интернациональны и толерантны. В этом преимущество массовой культуры. Развитие культуры человечества идет от этнических, этнонациональных начал культуры – к полиэтническим, надэтническим (интернациональным), но полное осуществление идеи интернационалистов не предвидится даже в очень удаленном будущем[167]. Просто часть элементов этнонациональных культур расширяет пространство своей привлекательности и понятности.

Отрывки религиозных молитв вошли в народные заговоры и наговоры, евангелистические выражения – в народный фольклор (песни, пословицы и поговорки), иконы стали непременной частью интерьера жилищ. Так происходило сочетание и даже слияние церковной культуры с этнической[168]. Конфессия, будучи интернациональной, вместе с тем выступает важной основой сохранения самобытности этнонационального.

Для усиления сегрегационных моментов русское церковное общество, как отмечал историк В. Ключевский, «считало себя единственным истинно православным в мире, свое понимание Божества единственно правильным, творца вселенной представляло своим собственным русским богом, никому более не принадлежащим и неведомым, свою поместную церковь ставило на место вселенной». Кстати сказать, и само слово «православные» употреблялось в значении «русские люди»; этот оттенок долгое время сохранялся в происшедшем от него слове «крестьяне». Впрочем, такая внешняя сегрегация не обеспечивала крепкую внутреннюю интеграцию и не предохранила русскую православную церковь от крупного раскола ее в XVII в. на «никониан» и «староверов» (старообрядцев), которые из-за незначительных в принципе причин обвинили друг друга в вероотступничестве и долго сохраняют сильную обособленность. В культуре, как ни в одной другой деятельности индивидов и их общностей, видна самобытность творчества и преимущество сотворчества людей различных национальностей.

§ 4. Этнонациональное: индивидуальное и общностное

Наш идеал, пишет философ Р. Рогти, – это «безродные космополиты». И это во имя того, чтобы преодолеть деление людей на «мы» и «они». Такой подход идеален и для многих российских политиков, хотя и Р. Рогти говорит на определенном родном языке, придерживается традиций и т. д. Тем не менее наши политики очень далеки от космополитизма. Для них космополитизм – это обеспечение доминанта своей этнонациональности. Космополитизм же на деле уничтожает этнонациональный потенциал, воспитывает безразличие к культуре, традициям народов, переходя лишь на культуру доминирующей этнонации. «Отрицание наций-этносов» – это радикальное лечение головной боли путем отрубания головы» (В. Кутырев). Другие же провозглашают «механизм учредительного насилия, который во всех своих элементах демонстрирует дихотомию «своего» и «чужого» (А. Савельев) и ставит «главной целью» – «создание новой сверхсовершенной белой расы» (Вл. Авдеев). При этом мало думают о правах и свободах человека, о его творческом потенциале, о перспективах и самочувствии людей других этнонаций.

Таких идей всегда было много и было от них мало пользы и много горя, ибо в борьбе с крайностями они впадают в абстракции. Люди талантливы не только по-человечески, но и по-дьявольски. Что возбуждает в самом человеке и в общностях людей род, племя, этнос, этнонации, дьявольское или человеческое? Действительно, существование уникальных этносов, этнонаций для одних – это момент самобытности, творчества, многообразия, специфическая форма этносоциального существования и даже выживания человеческих сообществ именно за счет многообразия, адаптации к природе и обществу, а для других – источник борьбы, где на основе «завихрений», «петель» и «дуг» на отпечатках пальцев не только отдельных людей, но и целые народы делят на «расово-чистые» и «помеси» (Вл. Авдеев). «Помеси», «паразиты», а за ними и «мафиозные этносы» (А. Хомяков, А. Касьянов) – это все нерусские, неславяне и, ясное дело, что надо делать со «второсортными». Такова доктрина этношовинизма для будущей России, как и нацизма а-ля Гитлер, который «второсортными» и «недоразвитыми» по сравнению с немцами называл евреев и славян. Все это сегодня печатается тысячами страниц в книгах в России, на сайтах Интернета, разнося заразу «собственной ограниченности» по всему миру. Наличие подобных теорий и подходов позволяет свести на нет возможности исторического интеграционного взаимодействия и взаимосвязи народов как уникальных воспроизводителей социальной и духовной жизни людей, следовательно, умножения многообразия культур и духовного богатства общества, человечества, а значит и самого человека. Без этого многообразия талантов и духовного богатства культур и традиций люди будут проглочены драконом «массовой культуры». А там «манкурты», люди, «не помнящие родства, без роду и племени» и потому всегда готовые к агрессии. Не случайно жестокость, насилие, разврат, наркомания носят наднациональный, космополитический характер и не связаны с этнонациональной культурной самобытностью. Это разве не показатель природы космополитичности? Но нас не учат ни свои, ни чужие трагедии.

Нация-этнос, нация-государство, российская нация – это прежде всего соединение интересов людей данной общности – многонационального народа, где на основе символов-ценностей формируется коллективная воля граждан, людей, индивидов, объединенных в нацию. Нация – это прежде всего «активная корпоративная воля» (Ханс Кон). И в этнонациональном, и в государственно-национальном измерении. Это всегда корпоративная воля, которая исходит от корпоративных интересов людей по воспроизводству своей культуры и идентичности, в данном случае россиян.

На Западе каждый варвар для получения политических прав должен был раствориться в нации-полисе. В Древней Греции только грек имел право на национальность как гражданство. В Древнем Риме тоже. Такова история формирования там нации-государства. И в основе все же был не космополитизм, а этнонациональное начало доминирующего этноса. «Либералы» хотят идти сверху вниз – от нации-государства к доминирующей нации – то, чего требовали Муссолини и Гитлер. Объединить всех в нацию-государство, свергая и растворяя нацию-этнос в собственной нации, которая становится государством, для обеспечения своей нации доминирующей роли. А нация-этнос объявляется замшелым мифом. Они создают гражданина без этнонациональности, без прочих родовых корней, хотя на деле каждый гражданин – это всегда представитель определенного рода, народа, языка и культуры. Человек рождается у определенных родителей, живет в определенной культурной среде и воспроизводит ее. И каждый человек вправе без вреда для других проявлять свою этничность, этнонациональность.

Ж.-Ж. Руссо считал нацию коллективной личностью. Отсюда суверенитет нации-государства, который зиждется на суверенитете гражданина. После деревенской, достаточно узкой этнонациональной культуры городская масса теряла свои корни и нуждалась в объединительной идее – национализме. Для политической нации – это идея господства одной этнонации в нации-государстве, в империи в целом. Гражданин – это еще и корпоративная воля государственной общности, а этнонациональность в большей степени – принадлежность к общности культуры, языка, истории и традиций. Этнонациональная и гражданская идентичность имеют возможность гармонично взаимодействовать и дополнять друг друга. Кроме того, национализм в любой форме есть коллективная воля тоталитаризма по отношению к личности.

Ханс Кон пишет: «Вместо того, чтобы служить двигателем свободы личности, национализм становится воплощением преклонения перед коллективной мощью»1. Коллективная мощь этнонации или нации-государства подавляет личность, но постепенно гражданин завоевывает авторитет не только для государства, но и для себя. И один из моментов самоутверждения и идентичности гражданина – это его этнонациональная принадлежность.

Чем ниже уровень просвещения и демократии, тем более национализм устанавливает диктат «своей» этнонации над другими этносами и над личностью вообще.

Политэкономическую теорию нации дает Карл Дейч: «Нация как общество, группа людей, объединенных в рамках разделения труда». Главным признаком культуры он называет сообщество языка. Разделение труда – это признак социальный, а не этнонациональный, тем более не политический. Разделение труда – это, скорее, для нации-государства, где главное место занимают социальные структуры и отношения.

Элементы «общество – культура» в той или иной степени всегда связаны с властью, которая управляет, обладая «относительно связанной и стабильной структурой социальной памяти, стереотипов поведения, норм и ценностей», то есть с властью, которая обеспечивает определенные «образцы поведения» индивидов и их сообщества. Государство окончательно формирует нацию как политическое объединение граждан различных этнонаций. Но это замечание в большей степени относится к XIX и началу XX в., где «образцы поведения» развиваются и поддерживаются не только в этническом смысле, но и на преодолении этнонационального влияния во имя политического влияния и единства.

Общество, особенно «информационное», создает развитую систему комплиментарных стереотипов своей исторической общности. Комплиментарность – самый мощный элемент этнонационального становления и развития, который может объединять, созидать, но может и перерасти в национализм, вокруг которого объединяются самодовольные люди (в своем этнонациональном или в гражданском самоутверждении), при этом свергая все остальные народы и страны.

Можно, вероятно, согласиться с мнением, что «большая группа людей, связанных между собой комплиментарностью стереотипов и средств коммуникаций, называется народом»[169]. И важно формировать созидательное, солидарное волеизъявление народа, а не тоталитарное, приводящее к насилию в отношении других.

И самое важное: «Национальность дает возможность для своих членов участвовать в процессе вертикального продвижения. В условиях конкретной экономики и культуры национальность выступает в виде неприкрытого требования на занятие привилегированного положения» (К. Дейч). Это в случае этнонационализма по отношению к другим людям, другим национальностям и культурам. Но это не обязательное условие. Национальность – это еще и возбуждение таланта и созидания на основе достижений и традиций народа, обеспечение солидарности и общности людей.

Это важные моменты проявления этнонационального феномена. Такой феномен этнонациональной корпоративности активно используется не только для продвижения по службе, в политике, в бизнесе, но и для выявления потенциала людей. Национализм продвигает своих, как пишет К. Дейч, «… от коммерческих сделок до женитьбы и рабочих мест». И это тоже имеет место. Все зависит от общественных установок и традиций. Суть и преимущество теории политической нации, цель которой, как уже упоминалось, – формирование государственного единства на условиях выявления потенциала многонациональности, а не только самоутверждения государства как инструмента в руках доминирующей этнонации. Таким этнократическим путем идут Эстония, Латвия, Литва, Грузия, не замечая, отбрасывая, пренебрегая этнонациональным многообразием вокруг себя. Отсюда и трагедия проживающих там русских и людей других национальностей, которые автоматически превращаются во второсортных граждан, ибо только доминирующая этнонация имеет преимущества в государстве, гражданстве, в политике, которая станет традицией эстонцев, латышей, литовцев, грузин, ибо это этнонационализм. В конечном итоге он не созидателен. Не существование этнонаций, а пренебрежение их ролью, а также этнократизация доминирующей этнонации в государстве нарушают права и свободы личности. Статус личности не должен зависеть от этнонациональной принадлежности, как и принадлежности к какой-либо общности внутри государства. Но личность должна иметь право свободного проявления своей этнонациональной самобытности. Главное тут – понятие гражданского равноправия и солидарности граждан единого Отечества. Но гражданское равноправие при господстве одной этнонации, одной культуры, одного языка превращается в неравноправие под прикрытием благополучных лозунгов. Не может быть гражданского равноправия в обществе, где нет равенства людей различных национальностей. А значит и самих этнонаций. Личностное и общностное в сфере этнонациональных отношений взаимосвязаны. Нет одного без другого.

Как пишет Эрнест Геллнер: «Национализм – это теория политической законности, которая требует, чтобы этнические границы не выходили за политические и чтобы этнические границы внутри определенного государства не отделяли бы держателей власти от остального населения»[170]. Как раз этнонационализм и превращает этнонациональные границы в непреодолимые барьеры для граждан недоминирующей национальности. Да и доминирующие в одном решении могут стать недоминирующими в другом – и страна превращается в поле массового нарушения прав человека по этнонациональному признаку.

Веберовское понимание государства как «организации, обладающей монополией на легитимное насилие в обществе» в данном случае приводит к тому, что эта «организация» выступает нередко от имени прежде всего господствующей этнонации. Следовательно, проявляется этнократизм, этнонационализм по отношению к «иным этнонациональностям». В этих условиях трудно говорить об успехе многонациональности.

Определение нации, по Геллнеру, это «принадлежность двух людей к одной культуре», отсюда и понятность, близость друг к другу, общность. Но это все формируется исторически, а не потому что у кого-то меньше «завихрений», «петель» или «дуг» на отпечатках пальцев, как доказывают расисты, в том числе и доморощенные.

Это все делается для того, чтобы выявить «культуротворящие» народы и народы-паразиты. Если расологи Гитлера во главе с Г. Гюнтером доказывали, что к «народам-паразитам» относятся и славяне, то российские расологи, в свою очередь, таковыми считают других, но при этом ссылаются на работы того же Ганса Гюнтера. «Завихрения» не на пальцах, а в головах. Люди с такими завихрениями должны быть изолированы от общества, если мы не хотим новых трагедий.

Вновь и вновь вал невежества и предрассудков надвигается на человека как с Запада, так и с Востока. Добро, красота, истина в этнокультурном многообразии – это богатство всего человечества, а не принадлежность одного народа. Тут надо не «завихрения» искать, а выявлять красоту самобытности социально-культурного творчества народов. Почему-то в условиях глобализации и информатизации возможности пропаганды и внедрения самобытности и достоинства культур снижаются. Безнациональная же культура, которая, по сути, чаще маргинальна, рассчитана больше не на пропаганду добра, получает полный простор, то есть массовая культура, которая ставит одну задачу – развращение человека, но при этом с одной целью, чтобы заработать на низменных человеческих инстинктах. Нет и самодостаточной этнонациональной культуры, она чахнет без подпитки интеграционных возможностей культуры других народов. «Реализация всемирного гражданства» (Кант) предполагает, а не отрицает этнокультурную самобытность людей и их общностей – этнонаций, многонациональных общностей. Иначе человеку незачем становиться «всемирным гражданином». Именно таким образом нацисты хотели навязать свое как всемирность. Сократ смог противостоять безумству большинства, но ценой своей жизни. Так и самобытность народа, потеря которой и есть его конец. Индивидуальность создает общность, а общность обогащает индивидуальность, формирует базовые основы ее социально-культурного развития. В свое время А. Блок высказал слова, смысл которых до сих пор надо расшифровывать: «Цивилизовать массу не только невозможно, но и не нужно». Но это в том случае, если мы забываем, что масса состоит из индивидуальностей, способных формировать свою общность, быть ответственными за нее. Именно в этом случае и масса становится жизнеспособной единицей, народом, этнонацией, нацией-государством. Более того, «нецивилизованная» масса кувалдой ударит нас завтра по голове. Об этом говорят проявления экстремизма и терроризма.

В свое время Вильгельм Вундт разработал концепцию «психологии народов». Он считал, что «совместная жизнь людей вызывает явления, которые, несмотря на своей несомненный психический характер, не могут быть объяснены из условий и законов индивидуальной душевной жизни»[171], то есть явления не только надындивидуального, но и общностного характера. Или надо признать, что общность, общество есть простой механический набор индивидов. Вульгарный индивидуализм, который был навязан западной атомистической философией, гипертрофировал такие подходы – «нет ничего в обществе, чего не было бы в индивиде», упуская преемственность поколений, их солидарность и сотворчество, совместную деятельность людей по созданию коллективных, общностных ценностей, духа, морали, идеологии, философии, психического склада общности. И этнонациональная общность – это вековое сотворчество индивидов на общей территории, на основе общего языка, традиций, обрядов, этикета, хозяйственной и культурной деятельности. В силу этих культурно-исторических традиций организованный на их основах народ не есть толпа. Люди, прежде всего будучи объединенными в различные общности, становятся субъектами культурно-исторических процессов. Сам по себе, без этой общности человек не стал бы человеком. Но в еще большей степени ясно, что не было бы организованных, творящих, созидающих общностей без соответствующих личностей. Человек в полной мере не становится и личностью, если растворяется в общности. В этом случае сами общности становятся не народом, а толпой. Этнонация – общность, организованная на социокультурных традициях, а нация-государство – в большей степени общность политико-правовая. Но и там, и там важна роль индивида, гражданина.

Индивидуальность создает народ, но индивид отдельный, навязывая свою волю общности, может порой превратить и народ в ничто, в массу, в толпу Сократ ведь выступал не против демократии, а тех форм ее проявления, которые подавляли личность, индивидуальность. Советский Союз как государство погиб от чрезмерного превалирования коллективных интересов. А сейчас российское общество страдает от «взрыва» индивидуальных интересов, где не остается места коллективным интересам, обществу. Часто в силу способности власти подавлять личность, индивидуальность народ превращается в толпу и в результате нелучшие приходят к правлению. Ухудшается качество нации. Оказалось, что даже демократические выборы тоже нелучших людей приводят к власти. Чаще это представители массы, толпы, чем народа. Вот почему важно формирование семьи, рода, этноса, этнонации, нации-государства не на стихийной основе, а на фундаменте воспроизводства таланта, духовно-нравственных ценностей индивидов и традиций общности, сотворчества и солидарности творческих и разумных индивидов внутри и на межнациональных линиях взаимодействия. Может быть, это утопия, но возможно, и стержневая мысль. Человечество еще не обрело опыта организации и самоорганизации на разумных и добродетельных началах. И этнонациональная политика – это прежде всего повивальное искусство зарождения творческих индивидов со своей, в том числе и этнонациональной, самобытностью. Одновременно это еще и рождение индивидов, способных к солидарности с другими индивидами в смысле продолжения общностного воспроизводства историко-культурного сотворчества самобытных духовных ценностей различных этнонациональных общностей, индивидов, способных на не только этническую пассионарность, но и солидарность, способных увидеть в другом не чужого, а равного себе. Таков смысл социального, гуманистического, человеческого, духовно-нравственного развития людей и их общностей. Без солидарности с другими индивидами, без уже созданной базы общности не только внутри, но и вне человек в лучшем случае может научиться талантливо добывать себе хлеба, но оставаясь при этом дикарем и потому рискуя в каждую минуту стать пищей для другого хищника. Формирование национальности индивида – это одновременно и формирование общности для сохранения и воспроизводства себе подобных, людей.

«Познай самого себя» – изречение, направленное на познание в том числе и своей общности, а не только индивидуальности, ибо вначале было «не впадай в наглость индивидуализма». И теперь мы часто понимаем суть досократовской боязни «наглости индивидуализма», которая разрушает личность нигилизмом и безразличием к другим, к своему роду, народу, обществу. Именно «наглость индивидуализма» одних и ограничение свободы индивидуализма других являются причиной многих человеческих трагедий. И исторический опыт человеческой цивилизации не может оставаться вне деятельности человека, в его индивидуальном и коллективном творчестве. На это направлены теории «конца нации», «похорон этносов», когда человек лишается своих общностных корней и общностного социально-культурного коллективного опыта. В современных условиях вновь возникает геополитическая задача: как создать индивидуальность со свободой таланта и творчества, но не лишенную ответственности за общность, ее познания и развитие, но при этом не допуская и диктата общности над личностью. Это фундаментальная задача человечества. Ее решение и есть способ объединения людей, объединения культур Востока и Запада. Теории индивидуальности и общности зачастую трудно примирить друг с другом, хотя в природе самого человека заложено это единство. Важно познать достоинства обеих и обеспечивать на новых принципах самобытности, индивидуальности, сотворчества и развития общности.

Соборность, общинность (если не масса, а народ) всегда строится на паритете, равновесии интересов. И для этого важна прежде всего совместимость индивидов, которые и создают эту общность. Монополия как общности, так и индивида уничтожает природу индивидуальности и самобытность общности. Паритет интересов свободного развития индивидов есть условие развития солидарной общности. Индивидуальность самобытная, творческая, ищущая является движущей силой целостной общности. Отсюда и идеал в сотворчестве индивидуальности и общности. Вопрос соотношения индивидуального и общностного – коренной вопрос этнонационального развития. К примеру, Хакамада вместе с Жириновским, как это ни странно, сегодня говорят, что не нужна национальность, надо быть русскими, ибо имеется в виду, что русские – это уже как бы не этнонациональное. Примерно к такому подходу довлеют и расисты от русской идеи, которых я цитировал выше. Но такие подходы являются прежде всего антирусскими, ибо направлены на растворение и далее этнонационального ядра русских. Следующий уровень такой логики – это отрицание и русского на фоне утверждения верховенства европейского, американского. И так до полного размывания самобытности общности и индивида. Такое «восхождение» закономерно, но крайне опасно, если оно не обогащает модели господства массовой культуры многоцветием и отрывает от корней возможности индивидуального и этнонациональной общности. И получается опять та же личность «без роду и племени», всегда готовая к насилию и разврату. Демонстрацию чего мы и видим на практике. Социальная память личности – это продукт памяти общности, которая передается ей через этнокультурные и иные коды. Этнонациональное – это один из моментов, составляющих историческое пространство жизни человека в социальном и духовном измерениях. И тот, кто легко отказывается от этнонационального, теряет важные базовые компоненты самобытного опыта и миропонимания, накопленного исторически людьми, той или иной этнонациональной общностью. Отсутствие продвижения вперед, к новому уровню общности людей, как и закрытие пространства в прошлое для познания своего социального и родового опыта, в одинаковой степени ограничивают пространство и возможности становления всесторонне развитого человека-гражданина. Каждый человек имеет право на родовые корни и мировые перспективы. Полиэтничность и многокультурье мира – это одна из исторически апробированных форм преодоления оков одномерного человека. У человека, оторванного от общности, как и человека, растворившегося в общности, теряется богатство индивидуальности и в одинаковой степени получается «человек-масса», годный для толпы и массовой культуры. Следовательно, это ведет и к размыванию гражданственности в гражданине. Сегодня это состояние и перспективы этнонации, а завтра – нации-государства, граждан. Без родников нет рек и морей, как и без морей и рек не будет родников. Взаимосвязь и взаимозависимость мира, единочного и всеобщего, части и целого – это закономерности, которые отражаются и в человеческом сообществе. Человек не может растворять себя в коллективном, но он не может и жить творчески, продуктивно в полном отрыве от коллективного. Такова сущность человека. Разум же человека – это момент индивидуальной свободы и самопознания (Сократ). Но одновременно известно, что разум – это продукт развития социума в целом. Индивид и общность – две формы достаточно самостоятельного существования и сосуществования человека, человеческого в двух реальностях. Человек, человечество – это еще и «живые члены, которые представляют различные нации… Ни один народ не может жить в себе и для себя, но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества». «Органическая функция, которая возложена на ту или другую нацию, в этой вселенной жизни, – вот истинная национальная идея» (Вл. Соловьев). Этнонациональное многообразие в мире – это не чья-то выдумка, а феномен природного и социальнокультурного богатства со своими, присущими ему функциональными ролями. При этом в этническом может быть больше этнографического, родового, а в этнонациональном уже более значимое взаимодействие этнического и социального в единой целостности, а нация как государство – это этническое, социальное, но в гражданской, политической общности. Культурное, социальное, политическое, общечеловеческое самоутверждение индивидуальности человека и общности этнонации – способ самоутверждения как общности, так и индивида, индивидуальности, в том числе и общности. Это общее достояние общности и индивида.

Ключевым для понимания сути этнонационального является понятие «историческая судьба». Это исторический путь, пройденный данным человеком, его родом, народом, страной. При этом справедливо замечено: «Судьба индивида осмысляется чаще всего как доля, судьба сообщества или особой категории – как путь, судьба человечества – как суд» (С. Никитина). Осмысление этого пути, судьбы и составляет нередко этнонациональное и национально-государственное самосознание народа и индивида. Судьба в разных культурах – это еще и результат Божественного провидения. Но ни одна культура не доводит это понятие до полного фатализма, оставляет место для ответственной деятельности человека. Человек и общность, как правило, во многих проявлениях объединены одной судьбой, при этом предполагается внутри взаимодействие миллионов судеб, миллионов индивидов. В России это все объединяется в одно фундаментальное понятие «соборность» или «джамаат», «община», которые сближают личную судьбу и судьбу народа. История ведь тоже – это деятельность поколений индивидов, объединенных стержнем общности судьбы народа, страны, духа, выбора, творчества, созидания.

Самобытность и сотворчество культур и народов исторически создают Россию, российскую цивилизацию. Без крайностей и противопоставлений. Отсюда и поиск Н. Бердяевым так называемой «серединной культуры». На более ранних этапах сосуществования культур и социальных особенностей это ведет к формированию этносов, а в более широком понимании – этнонаций. Этнос – это социокультурно-биологический организм, где еще можно проследить родовые корни, а этнонация – это в большей степени социокультурно-политическое сообщество, в том числе и различных этнокультурных, субкультурных образований, а нация в современном классическом понимании – это прежде всего социально-политическая общность с доминирующей культурой одной из этнонаций, на базе которой происходит сотворчество или подавление общностей, культур, интеграция или дезинтеграция этнонаций. Этнос – понятие социально-родовое, социально-культурное, этнонация – социально-культурное, но и социально-политическое, нация-государство – преимущественно социально-политическое, но с этнонациональными корнями. При этом эти общности сквозные по многим качествам своего формирования. Каждая из них сохраняет субэтнические, региональные, географические и иные различия, будучи общностями, по-своему отражаются на состоянии, самосознании гражданина. Именно понятия «род», «народ» в различных измерениях как бы объединяют все эти общности. Живя долгие годы в одной стране, в одной социально-экономической и политической среде, они образуют черты общности. Это больше, чем просто население страны, это народ данной страны, этнонация, нация-государство. Это историческая общность людей – многонациональный народ Российской Федерации, от имени которого принята и Конституция Российской Федерации. Российская Федерация – это нация-государство, нация сограждан, в том числе и различных этнонациональных корней. Это общность людей, строящих единую совокупность общественных отношений при сохранении всего многообразия этнокультурных особенностей. Но при этом этнонациональная общность и многонациональная целостность российского народа, государственность – результат отношений, выбора, индивидуального самоутверждения человека-гражданина России независимо от его этнонациональной принадлежности.

Массы ограничений, которые выстраиваются перед человеком в обществе по этнонациональному признаку мешают его сплочению и формированию в единую гражданскую нацию. Эти процессы нельзя пускать на самотек. Группа под руководством ученого В. Муконяна провела эксперимент, суть которого заключалась в том, что пары волонтеров разных национальностей, у которых все кадровые характеристики: пол, возраст, уровень образования, квалификация, семейное положение были одинаковыми, устраивались. В основном в 50 % случаев было явное проявление дискриминации по национальному признаку. То же самое касается разного рода объявлений, где изначально присутствует дискриминационное отношение к людям разных национальностей[172]. Перепады этнонационализма и этношовинизма, как объясняют ученые, во многом связаны и с «изменением политической стратегии федеральной власти в отношении этнических сообществ России»[173]. Вот насколько важна установочная роль государственной этнонациональной политики.

Э. Геллнер пишет, что «нации делает человек, нации – это продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей. Обычная группа людей (скажем, жители определенной территории или носители определенного языка) становятся нацией… когда члены этой группы твердо признают определенные права и обязанности по отношению друг к другу в силу объединяющего их членства. Именно взаимное признание такого объединения и превращает их в нацию…»[174]. Но это не только совокупность граждан, а общность, исторически существующая на основе единства общения и культуры[175].

Венгерский ученый Ш. Ходи в этой связи подчеркивает, что «нация как продукт исторического развития по сей день является живым, меняющимся общественным организмом»[176]. Этнонациональные процессы объединяются не только существованием наций, но и в результате изменений, происходящих внутри этнонациональных общностей либо в отношениях между ними. Общественные перемены сами по себе не являются ни националистическими, ни антинационалистическими[177], а таковыми их делают идеология, политика.

Этнонациональное – это более цивилизационный этап развития человека и общности людей, преодоления многих мелких различий и противоречий. Географический детерминизм, экологическая антропология показывают моменты наличия и взаимодействия в этническом, как и в человеческом, природного и социокультурного. Этнонациональное – это более высокий уровень социализации самого человека в его этнической общности, его вхождения в более масштабные, неограниченные этнонациональными границами политические и межкультурные процессы. Этот уровень предполагает объединение этнических субкультур, а значит, и самих индивидов в этнонациональную общность. Следующий этап – это нация как согражданство, нация-государство, где формируется в том числе и общность этнонаций на единой политической и социокультурной идентичности как граждан единого государства. Единая нация – это когда для граждан всех национальностей общее государство становится Отечеством. Существенно меняются здесь и институты социализации личности, характер внутри– и межнациональных отношений. Этнонациональное уже выступает как структурный элемент социальной и духовной структуры индивида и общества в тесной взаимосвязи с другими их составными проявлениями, то есть существенно меняется, на качественно новом уровне утверждается, а не исчезает сущность этнонационального в социально-духовной структуре индивида и новой общности – нации-государстве. Ю.В. Бромлей в свое время указывал на дуалистическую природу этноса в его досоциальном измерении, наличие собственно этнических свойств и потребности взаимодействия с другими этносами, обществом, государством и индивидами. Но в современных условиях этносы лучше называть этнонациями, чтобы отличить от гражданской нации, нации-государства, нации-согражданства.

Интересна в современных условиях концепция Н.Н. Чебоксарова, который говорил об этносах, нациях как об информационной системе со своими генераторами и реципиентами для конкретных индивидов. Общностное, традиционное – это то, что рождается целыми слоями культур и традиций до рождения индивида, в результате солидарной творческой деятельности самих индивидов. Это все надо сочетать и с теорией пассионарности Л.Н. Гумилева, которая, на его взгляд, состоит прежде всего из пассионарных личностей этнонации. В целом же этнонация – это исторически саморегулирующийся, социально-культурный организм, со своей (не только пассионарно-самоутверждающей, но и самоорганизующей, солидарной) энергетикой, со сложной внутренней структурой и отношением к другим общностям, со своей достаточно открытой к заимствованию и обогащению информационно-культурной системой при тесном взаимодействии со всеми структурами более высокого уровня целостности. Это результат самобытного творчества индивидов, объединенных исторически в общности. Важно потенциал самоорганизации и солидарности общности и индивидов направлять в созидательное русло. Для этого и нужна этнонациональная политика, но не как способ ухода от реалий этнонационального, сведение его проявления к отдельным компонентам и даже не как просто удовлетворение его специфических базовых потребностей, а как выработка целостного взгляда на социально-культурный феномен этнонационального и обеспечение его созидательного, прогрессивного развития в солидарности с другими социально-культурными и политическими реалиями данного общества, государства, гражданина в общность гражданскую. Все богатство внутренних связей, зависимостей и взаимообусловленности части (этнонационального), их друг с другом в рамках всего общества, государства нужно направлять в русло солидарности и общности. И кажущиеся для многих привлекательными западные традиции защиты индивидуальных прав человека, а если даже говорят о коллективных этнонациональных, то только в плане защиты этнонациональных меньшинств, при всей разумности таят для России немало противоречий и сложностей разрыва российской общности по этнонациональным швам ее соединения. Справедливо подчеркивает В.Ю. Зорин: «В отечественной практике первостепенное значение придавалось тем положениям указанных документов, которые помогают обеспечить консолидацию многонационального сообщества, достижение мира и гражданского согласия, выработку действенных механизмов реализации государственной национальной политики, базирующейся на экономических, социальных, межнациональных, конфессиональных и других факторах»[178].

Концепция государственной этнонациональной политики – это еще и концепция становления и развития этнонационального и многонационального в индивидуальности самого человека во всем богатстве ее проявления. Индивидуально-гражданская самобытность людей – это один из отработанных механизмов этнонационального развития и многонационального сотрудничества. Здесь для изучения индивидуального измерения этнонационального и гражданского нужен более широкий и перспективный подход, который обеспечил бы объединение усилий философии, социологии, истории, антропологии, политологии, культурологии в понимании этих процессов и явлений в управлении этнонациональными процессами всех уровней в современной России. Здесь для наций-этносов, нации-государства, гражданина очень важна модель перехода из прошлого в будущее, при этом важно не провалиться в настоящем. Это прогрессивно-линейная концепция понимания истории развития социально-культурных реалий, а значит и этнонациональной политики. И здесь этнонациональные общности выступают как культурно-цивилизационные парадигмы, каждая из которых проходит свой собственный, неповторимый цикл развития через деятельность индивидов. Вопрос об отсталости и развитости людей по этнонациональным признакам вообще не корректен[179]. Талантливые личности создают облик этнонаций, ее культуру и гордость, а талантливые люди есть среди любого народа мира. Но индивидуальное богатство талантов человека во многом определяется и культурно-исторической средой, самобытностью этнонациональной общности.

Россия при всех противоречиях объективно формирует модель соборно всеобъемлющего синтеза всех локальных цивилизационных начал этнонационального в единую и многообразную (единство многообразия) российскую цивилизацию. Отсюда и цивилизационная роль этнонациональной политики российского государства и российского общества, состоящая прежде всего в формировании, самоутверждении человека-россиянина. Но субъективный фактор, власть, общество не всегда в России действуют сообразно ее сущности. Сохраняя самобытность отдельного, достигать оригинальности и жизнеспособности целого – такова диалектика индивидуального и общностного в этнонациональном развитии.

В русле глобальной мировой тенденции, определяя цивилизационные критерии в развитии современного общества, и перед Россией встает «вопрос о российской идентичности – это вопрос о том, где более общий источник российского самосознания»[180]. В его обосновании на первое место выдвигаются такие факторы, как наличие информационно-технологического базиса, уровень культуры и образования населения, профессиональные качества рабочей силы, степень компетентности управляющей системы, то есть все то, что входит в понятие цивилизационного процесса. Ответить на вопрос об идентичности современной России – это значит проанализировать уровень, состояние и направленность развития социокультурных структур общности российского суперэтноса, граждан страны, русской нации и русских как его определяющего элемента. Исходя из такого понимания идентичности, можно заключить, что суть кризиса идентичности в стране в настоящее время состоит в потере многонациональным народом России его прежних базовых основ общности, основанных на социально-классовой и идеологической солидарности, утрате стержневой роли, этнонациональных ценностей и чувства перспективы в условиях необходимости перехода к новым принципам самоидентификации и новым формам взаимосвязей на основе цивилизационных критериев. Преодолеть это состояние возможно путем определения основных констант идентификации России, на основе которых «необходимо выстраивать методологическую базу определения жизненно важных интересов и общенациональных приоритетов»[181]. Определение таких приоритетов и есть поиск базовых основ формирования гражданской нации, нации-государства, российской нации.

Немодернизировавшийся социализм, в условиях которого выросли и сформировались несколько поколений советских людей, оказался неспособным по причине субъективного фактора (партии, государства) выйти на новые цивилизационные рубежи развития. Идеология развитого социализма была не таким уж большим злом, высокий уровень науки и образования, открытие новых технологий, развитие ряда отраслей промышленности. В результате развал СССР оказался самой страшной и разрушительной силой, определившей кризисное состояние в стране прежде всего политического уровня. Развалилось не только государство, но и этнонации, советский народ, внутренний мир человека. Застойная идеология, будучи невосприимчивой к реалиям современности, оказалась не только неспособной к разработке теории социального прогресса общества и человека, но и несостоятельной в защите действительно ценных достижений народов России, российской цивилизации, определивших ее всемирно-историческое значение, в том числе и от «демократического фундаментализма». Страна опять от цвета красного была переброшена в цвет белый без учета всей гаммы цветов радуги.

Радикально-реформаторская власть, ориентированная на западную модель как универсальную, занялась уничтожением высоких технологий, системы образования, науки, культуры и т. д., то есть всего того, что было создано трудами многих поколений российского народа и что составляет фундамент современной цивилизации. Весь теоретический багаж реформаторов свелся к плагиату у обруганного ими К. Маркса теории первоначального накопления, заимствованию у некоторых американских экономистов теории монетаризма, давно выброшенной на идеологическую свалку в самих США, и перепеву концепции индивидуальной свободы западного либерализма. Без связи с общностью. Естественно, что при таком подходе к реформированию страны проблема идентификации России радикальными реформаторами даже не ставилась. Российский человек не может жить только индивидуальным, ему нужна еще и общность, общинность.

Главная задача в этих условиях – в постановке точного диагноза нынешнего состояния страны и выборе правильных средств для перехода ее в новое качество. Российский многонациональный народ может ответить на вызов истории, только сохранив свое единство и определив свои возможности постиндустриального развития. Россия при этом должна ориентироваться не на вчерашний день своей истории и не на западный образец, копируемый в его наиболее слабых позициях нынешними реформами, а самоопределиться в своих перспективах на основе парадигмы современного цивилизационного процесса. Выход страны из кризисного состояния возможен только в результате перехода на информационно-технологический способ воспроизводства всей системы общественной жизни, сущность которого определяется принципами развития и социальной справедливости, но при этом не теряя, а творчески воспроизводя свою самобытность и жизнеспособность.

Одной из попыток обозначить российскую идентификацию является концепция «русской национальной идеи», которая в современных условиях рассматривается с различных позиций. Если одни авторы связывают с ней надежду на будущее возрождение страны[182], то другие преподносят ее в оскорбительных для русского народа и народов России идеологических вариантах, вплоть до отрицания их права называться нациями[183]. В таких случаях «русская идея» становится прикрытием для разрушения российской государственности как многонациональной державы. Следовательно, и дальнейшей деградации общества, нарастающей экспансии российского и зарубежного капитала, вытеснения исторической памяти народов и идеологии патриотизма и дружбы народов. «Русская идея» в такой «демократической» упаковке изначально будоражила собой русофобию и была направлена против единства многонационального народа Российской Федерации. Что же касается концепции «русской национальной идеи» по существу, то с позиций объективного философско-методологического анализа она как отражение исторического образа России в движении требует позитивного обоснования социального опыта народа (социальные цели, ценности, знания, нормы поведения и деятельности и т. д.), взятого в его историческом развитии. Русская идея сегодня – это поиск новых идеалов многонациональной российской общности, проблема выбора, контроль за преобразовательными процессами на основе исторически накопленного социального опыта как кода духовного воспроизводства российского общества. В этих условиях социальная справедливость и равноправие для народов и граждан России – безальтернативный способ ее вхождения в современную цивилизацию.

Одним из направлений поисков российской идентичности является теория евразийства, представители которой, опираясь на данные истории, этнографии, географии, лингвистики, богословия, философии и других дисциплин, идентифицируют Россию на основе ее восточно-европейско-азиатской специфики. Представители современной евразийской идеологии предлагают в противовес западникам обратить внимание на Восток и, синтезируя западные и восточные элементы в структурах жизнедеятельности российского народа, создать центристскую модель идентификации России, способную объединить большинство населения[184]. Но она не дает основы для российской и русской идентичности, а растворяет их, оставляет без индивидуального лица. Позитивно только то, что эта концепция пытается определить один из вариантов «русской идеи», где есть попытки соединить социокультурную специфику российского народа с тюркскими, исламскими факторами, лишь упоминая о них, но не видя, не убеждаясь во внутренних связях, которые здесь есть. Общим недостатком той и другой являются неопределенность социальной ориентации общества, акцентация на особые специфические черты и качества российского народа. В евразийской социальной неопределенности не хватает мощной мобилизующей надэтнической идеи[185], которая бы соединяла евразийскую идентичность с перспективой современного цивилизационного процесса развития многонациональной России. Концепция современного евразийства, помогая уяснить проблемы этнического, этнонационального синтеза культуры и идеологии, основанной на общности судеб народов, должна получить социально-экономическое обоснование в конкретных проблемах развития постиндустриального российского общества. Модель современной российской идентичности должна исходить из того, что Россия по своим социальной структуре, культуре, этнонациональному и многонациональному менталитету и духовному складу не принадлежит ни к Европе, ни к Азии, а представляет собой самобытную цивилизацию мирового значения. И таковой Россия будет только при общности составляющих ее этнонациональных, культурно-исторических и конфессиональных идей, укладов жизни и ценностей, того, что не хватает «русской идее» и идее евразийства.

Современная российская идентичность должна включать в себя такие важные параметры жизнедеятельности народа, как безопасность, стабильность, достойное человека социальное обеспечение, устойчивое развитие как результат прогресса во всех областях общественной жизни и др., на основе которых могут быть разработаны конкретные критерии идентификации. Российская идентичность – это формирование российской нации как общности граждан различных национальностей с развитым чувством и собственно этнонациональной идентичностью как русских, татар, мордвы и т. д. Российская идентичность не может быть без развитой этнонациональной идентичности, устремленной к многонациональной и гражданской солидарности граждан страны.

Основой российской идентичности является самоидентификация прежде всего русской этнонации, ее стремление к сохранению и дальнейшему развертыванию всего информационно-технологического потенциала, который формируется на соединении с традиционными этнонациональными духовными ценностями русского и других народов страны. В них коллективизм, отзывчивость, взаимопомощь, державность, патриотизм как чувство Родины и др. Эти качества позволяют в современных условиях осуществить разработку программ, определяющих этнонациональные и гражданские государственные интересы народов России, а также способы их солидарной реализации в новых исторических условиях, как на уровне общностей, так и граждан. Такие программы могут оказать влияние на формирование стержневой идеи российской нации и российского гражданства, которые определят пути перехода страны как единого сообщества в постиндустриальное будущее. Она будет основываться прежде всего на традиционно свойственных для россиян духовных ценностях, включая в себя как наиболее важные параметры жизнедеятельности всего многонационального российского народа, граждан России, так и достижения мировой цивилизации, в частности, выработку качественно нового мышления по отношению к собственной стране, к своим народам и гражданам своей страны, государства, к их месту в современной цивилизации.

Глава III Этнонациональные процессы в многонациональной России

§ 1. Методология познания этнонационального и многонационального в современных условиях

Этнонациональные общности есть социально-культурные реальности длительного исторического периода жизнедеятельности людей с общей судьбой, средой обитания, языком, самобытной культурой и традициями. Следовательно, этнонациональные общности – это особая, свойственная для данной группы людей система отношений с определенными установками и ценностями. Человек и человеческий коллектив исторически воспроизводят друг друга. Мы уже отмечали, что этнонация воплощает в себе совокупность индивидуальных качеств и отношений людей (в сотворчестве) данной общности. Этнонация – это совокупность социально-культурных качеств, которых нет у отдельных индивидов, но есть у данной общности людей в той или иной степени. Семья, род, племя, этнос, этнонация, нация-государство – это результат отношений людей (различного уровня общности) по производству духовных и материальных благ, взаимодействия с природой и другими общностями людей. Этнонация, таким образом, – это общность людей как совокупное качество их исторического взаимодействия, взаимосвязей, творчества и сотворчества отношений внутри данной общности и с другими социальными общностями. Наилучшим образом характер таких общностей передает русский язык – община и их отношения – соборность.

Исторически в развитии народов, этнонаций происходят глубокие институциональные изменения. И важно определить их типологическую характеристику и в условиях развития современного российского общества и государства. Отсюда и огромное значение теории и практики этнонаций и этнонациональных отношений для перспективного развития российского общества. Важно прежде всего исходить из положения, согласно которому этнонациональная сфера – часть всей общественной системы, отражение или форма проявления социально-экономического и духовно-политического состояния общества, в жизнедеятельности конкретных общностей в конкретных регионах, в государствах и в конкретную историческую эпоху, но вместе с тем не отрицая, а предполагая определенную самостоятельность и собственно этнонациональной сферы. Она исторически занимает свое место в социально-культурном воспроизводстве человека. Теория и практика этнонационального изначально ни в коем случае не являются проблемой конфликтологии, как это представляют постоянно. Таковой она становится, будучи частью общей социальной реальности при искажении богатейшего по своему содержанию естественно-исторического процесса развития этнонаций и межнациональных отношений. Прежде всего это сложнейшая, исторически утверждаемая система отношений производства и воспроизводства социально-культурного опыта людей, индивидов и общности. При излишней и однобокой политизации этнонационального фактора он теряет свою собственную содержательную основу и становится заложником интересов политических режимов. И огромный творческо-созидательный потенциал ее энергетики используется для свержения одних и противопоставления другим.

Этнонациональный фактор, кроме того, может быть фактором различия, неравенства, угнетения этнонациональной элитой другой этнонации. Наконец, это вопрос равноправия и равноправного сотрудничества этнонаций во всех сферах данного общества, государства. Вместе с тем первоначальным тезисом в исследовании теории и практики этнонаций является то, что этнонациональные общности отражают реальное состояние общества, общественно-экономической формации в данном государстве, обществе, является субъектом и объектом всей системы общественных отношений. Формационный подход выявляет лишь часть характерных черт этнонаций. Этнонациональные отношения исторически перегружены разного рода противоречиями и конфликтами, не всегда имеющими прямое отношение к жизнедеятельности самих этнонаций. Но исторически в политических интересах отдельных политических режимов этнонациям навязывается конфликтогенная основа, при этом выстраивается целая система стереотипов, предубеждений, недоверия и враждебности, которыми порой и переполняется сфера этнонациональных отношений, искажая их суть и предназначение. Важно подчеркнуть, что этнонациональный фактор из-за своих глубоких исторических корней и их достаточно эмоционального проявления предоставляет хорошую возможность для быстрой формулировки, выражения и мобилизации групповых, общностных интересов. Это наиболее исторически чувствительная сфера общества, затрагивающая глубокие переживания общности, ее судьбы. Момент этнонациональной мобилизации более доступен и активнее себя проявляет, чем различные моменты социальной или политической мобилизации. Отсюда и интерес к данной сфере разного рода политических групп, вождей и провокаторов. Но, по сути, этнонациональные проявления отражают прежде всего внутреннее духовное состояние, самочувствие этнонации в историческом измерении, тесно состыкованные с самочувствием индивидов, их развитием как представителей данной общности. При господстве не сущностных, а искаженных, негативных факторов в консолидации людей по этнонациональному признаку искажается суть всей системы этнонациональных отношений. В государстве же должна быть налаженная система диалога между политическими и этнонациональными факторами развития, которая будет работать вместе в содержательном смысле рычагами стимулирования единства как внутри этнонаций, так и в их сообществе. Мобилизационный потенциал этнонаций важно использовать в созидательных целях. Возможности для этого огромны и заложены они в культуре и традициях народов.

При исследовании этнонационального ученые, как правило, обращают внимание на совокупность факторов как бы в состоянии покоя, забывая порой, что для этнонаций характерна динамика отношений, движение вместе с обществом в целом. Кроме того, как мы уже подчеркивали, этнонациональная общность – это и жизнедеятельность индивидов, и качество их соборной деятельности, то есть совокупное качество общности и индивидов. И тут две точки зрения: одна – что есть индивиды, их индивидуальные качества, права и свободы и больше ничего; другая – есть только общество, общины, а индивиды – это лишь отдельные их «винтики». В реальности есть и то, и другое, но в различных ипостасях. Упорядоченности, организованности мира невозможно достичь без упорядочения отношений индивидов и их общностей.

Именно отношения индивидов внутри общности формируют общности людей для решения общих задач функционирования людей вместе. Этнонациональная политика призвана развивать специфику этих отношений на более высоком уровне функционирования единого многонационального общества, государства. Оценка же этнонационального фактора, генезиса его развития и перспектив, места и роли этнонациональных общностей, особенно в многонациональных обществах, находится в достаточно дискуссионном поле. Тут нет отлаженной системы равноправной, корректной оценки этнонационального. И политическое оформление, социально-духовное проявление, структурирование этнонационального тут дается крайне трудно, ибо оно достаточно самостоятельно. Попытки скорого объявления об окончательном решении национального вопроса на политическом уровне, как показывает практика, не приводят к успеху, а наоборот, возбуждают в этнонациональном стремление к более агрессивным формам самоутверждения. Политическое урегулирование – один из рычагов налаживания созидательного взаимодействия этнонационального и межнационального развития. Однобокая же политизация этнонационального приводит к искажению смысла его бытия и функционирования. Но часто в политике не учитывается и тот момент, что нация-этнос является базисной основой многих моментов социально-культурной и биологической сути развития самого человека и человеческого общества.

Этничность, этнонациональность – это не абстрактный, а в первую очередь сущностный, качественный элемент социально-культурной общности и личности, которая формируется исторически во всем богатстве самобытного проявления этих отношений, хотя эти качества в конечном итоге, особенно в ходе социализации и политизации общества, определяются не только и не столько этнонациональными факторами, сколько уже сущностью политических и социальных факторов. Надо иметь в виду, что и этничность, этнонациональность по различному проявляют себя в различных социально-политических условиях. Особенно по форме. Этнонациональное приспосабливается к меняющимся социально-политическим и экономическим условиям с целью своего проявления и самосохранения. Поэтому важно при исследовании этнонациональных проблем понять структурную характеристику внутренних и внешних моментов, составляющих само этнонациональное и в целом этнонациональные отношения в обществе, в государстве, одновременно учитывая при этом социально-политические и духовные составляющие этих процессов. Тут теснейшая связь, взаимосвязь и взаимозависимость. Конечно, этнонациональные факторы в большей степени проявляют себя на эмоциональном уровне в отличие от социальных и политических моментов бытия человека и социальных общностей. Кроме того, следует учесть, что этничность в меньшей степени структурируется, чем социальность, политичность отдельного человеческого индивида или целой общности людей. Поэтому порой этнонациональные факторы используются как базовые в политике.

При этом конкретные методы и методологические подходы этнонациологии должны сочетаться с социологией общества и индивидов, социокультурных процессов развития социальных общностей, политологией.

Этнонации реализуют свою жизнедеятельность в различных сферах общества, придавая им собственную самобытность: по форме или содержанию. Конечно, этнонациология невозможна без антропологической характеристики биосоциальной природы человека. Этнонации – это одна из форм совместной жизнедеятельности индивидов в рамках определенной их территориальной и социокультурной общности. Важна самобытность социально-политических и социокультурных процессов в определенной этнонациональной среде, а также проявление этнонациональности в различных социально-политических условиях.

Некоторые Этнонациональное полностью возводят в политику, в суверенитет, что совершенно не соответствует его природе. Скорее, это одна из форм самоутверждения этнонационального в обществе, в политике. Д.Ж. Валеев и некоторые другие утверждают, что «любая этническая общность» должна стать «субъектом международного права»[186]. Но она таковой и является: в коллективном или в персональном плане. Если мое государство – субъект международного права, значит и мой народ тоже. Изначально отрицаются «ресурсы мобилизованной многонациональности», в каком виде и выступает преобладающее большинство современных этносов. Об этом свидетельствует и серия уникальных работ Центра по исследованию межнациональных отношений (рук. М.Н. Губогло). «Новые вызовы этнической мобилизации возникают из стимулов роста национального самосознания, расширяющегося поля национального самоопределения, развития самобытной культуры этнических общностей и национальных меньшинств, заинтересованных в самосознании и в саморазвитии. Вызовы побуждают энергию, побуждают к мобилизации»[187]. Важно понять природу этих этнонациональных вызовов и направить их в созидательное русло. Не до конца пока понятны механизмы мобилизации ресурсов этнонационального как на уровне человека, так и на уровне этнонациональных общностей, общества и государства[188].

Основоположники эволюционной школы этнологии рассматривают различия народов как результат различных ступеней их развития. При этом развитие идет преимущественно по линии прогресса. В целом Этнонациональное воспринимается как «стадии постепенного развития», из которых каждая (этнонация – Р.А.) является продуктом прошлого и, в свою очередь, играла известную роль в формировании будущего»[189]. Главное тут заключается в единстве социальной и культурной жизни человечества в целом. А некоторые (А. Бастиан) рассматривают этнонации как результат развития человеческого духа, который развивается во времени. Диффузионизм дополняет эти теории, которые рассматривают в основе этнонационального развития заимствование и взаимодействие культур в конкретных географических условиях. Социология же исследует это все как систему связей между людьми на определенной территории, формируя таким образом специфику «коллективных представлений» (Э. Дюркгейм).

Ясно, что анализ процесса внутри и межэтнонациональных отношений взаимодействия непосредственно связан с гаммой социально-политических и культурных отношений в обществе, государстве. При таком рассмотрении мы можем увидеть как этнонациональные, так и социально-экономические составляющие многонационального, межнациональных отношений и межнациональных конфликтов в процессе формирования нового уровня многонациональных общностей, например российской нации. Соответственно, зная внутреннюю структуру этих отношений и таких конфликтов, легче управлять процессами в данной среде, предупреждать и разрешать возможные противоречия и конфликты, идти к формированию межэтнонациональных, многонациональной гражданской нации.

Ученые, как известно, предлагают различные модели развития и регулирования этнонациональных процессов внутри государства: «Модель ассимиляции», «Модель плавильного котла», «Модель культурного плюрализма», «Модель ядра (центра) периферии и внутреннего колониализма». Для нас по Конституции страны модель многонационального народа, где гармонично взаимодействуют в развитии и общности этнонациональное и многонациональное. Если рассматривать эти модели через призму различных социологических учений, то здесь можно увидеть разные уровни и варианты развития межнациональных отношений прежде всего внутри единого многонационального государства. Одновременно и рядом с ним возникает и целая группа проблем, касающаяся самосознания, культуры, психологии не только этнических общностей, но и отдельного индивида. Для этнонациональных отношений важно не обобщать возникающие проблемы развития и взаимодействия этнонаций на индивидуальном или местном уровне, а структурировать их по уровням, сферам, интересам в социально-политической сфере. Этнонациональное по своей природе есть целостное образование исторического взаимодействия людей данной общности. И главное при конкретных исследованиях – это выявление особенностей зависимостей различных факторов и отношений этнонационального.

Сегодня мало говорится о методологии исследования этнонациональных отношений. Все спорят и рассуждают в поле этнополитологии и этноконфликтологии. При этом тут же утверждают, что «советская обществоведческая наука, прежде всего социология, не внесла в теорию межнациональных отношений значимого вклада, поскольку исходила из методологического принципа о том, что национальный вопрос как проблема ликвидации национального гнета, устранения национальной вражды и национального неравенства во всех формах и проявлениях, как проблема сотрудничества всех национальностей в бывшем СССР, впервые в истории человечества полностью решена. При таком общеметодологическом подходе национальная проблематика ограничивалась по преимуществу рамками этнографии»1.

Думаю, что это достаточно упрощенный вывод, в котором отражаются лишь проблески догадок и подозрений, трафаретные обвинения в адрес советского обществоведения, которое было во многом идеологически догматизировано, но при этом оно достаточно существенно было обогащено мировой философией и социологической методологией. Можно даже сказать, что многие сущностные проблемы этнонационального развития и межнационального сотрудничества, а не просто их классовое содержание, достаточно фундаментально исследовались именно в марксизме и именно в годы советской власти. Следует подчеркнуть и другое: до советских подходов фактически исследования этнонациональных проблем на уровне социологии только зарождались прежде всего в социологических и политологических интерпретациях европейских социал-демократов или австромарксистов. А они чаще всего замыкались на этнонационализме как буржуазном проявлении национального вопроса. Это был достаточно узкий и потому однобокий взгляд на этнонациональный вопрос. Кроме того, для западных теорий на фоне уже действующих наций-государств этнонациональное было второстепенным, отжившим явлением социокультурного характера.

Исторический материализм, несмотря на это, если отбросить узко классовый подход, создавал достаточно обоснованную социологическую методологическую основу для исследования этнонациональных процессов через призму в том числе анализа их социально-экономической и идеологической детерминации. Повторяю, при всей догматической ограниченности марксисткой методологии она все же позволяла выявить характер целого ряда базовых моментов развития этнонаций и этнонациональных отношений в обществе. Не думаю, что европейские или так называемые западные подходы позволили за эти годы глубже проникнуть в суть этнонациональных и межнациональных процессов, замыкая этнонациональное лишь на проявлениях культуры. Более того, наметились и тенденции к тому, чтобы объявить этнонациональный фактор явлением первобытным, прошлым, догосударственного этапа развития народов и общества, интерпретировать этнонациональные начала как мифологические, надуманные, а этнонациональное самосознание и этнонациональную психологию рассматривать лишь как элементы подсознания. Когда же речь идет о социально-этнической природе наций, то в западной социологии нация, как правило, отождествляется с государством, с гражданской нацией. И у нас стала господствовать попытка свести этнонациональные проблемы к проблематике этнических меньшинств, объявляя Россию мононациональным государством. Природа, психология, социальная роль даже крупных государствообразующих этносов не выделяется, а растворяется в политической, гражданской нации. В западной социологии господствуют в большей степени идеи отмирания нации как этносов, этнонаций на фоне признания нации только как согражданства. Это одновременно политика и ее результат как насильственной ассимиляции многих этнических общностей в Европе, которая там веками происходила. И теперь там нет места этнонациональным общностям с их социально-политической ролью. Этнология на Западе есть фактически часть культурологии, этнографии. Но век этнонаций и этнонационализма на Западе не позади, а впереди. Ведь этницизм господствующей этнонаций в свое время в Германии был доведен до нацизма.

Нельзя согласиться с тем, что вообще все теории этнонациональных отношений в советском обществе носили «описательный или примитивно объяснительный характер»1. Конечно, и такое понимание тоже достаточно примитивно. Надо иметь в виду, что исследователи, традиционно руководствуясь цитатами из марксизма-ленинизма и постановлений партий и правительств, находили одновременно и огромное пространство для реализации научно-методологического потенциала объективного исследования этнонациональных и межнациональных процессов. Не только в Советском Союзе, но и в других странах немало советских ученых внесли свой вклад в мировую этнологию. Нельзя оценивать советский опыт теории наций и национальных отношений, как тогда это называли, так, как будто мы пишем об обществе, которое было несколько тысячелетий тому назад. Большинство из нас тоже пытались объективно исследовать этнонациональные и межнациональные процессы в условиях советского режима, хотя многое надо было оформлять, закреплять соответствующими подходами и цитатами. Ни в коем случае нельзя представлять дело так, как будто все исследователи руководствовались догмой о полном и окончательном решении национального вопроса или обосновывали неизбежное слияние наций в коммунистическом будущем. Да и коммунизм для большинства советских ученых был явной утопией. И не надо путать идеологические ориентиры-декорации с научной добросовестностью ученых, специалистов, которые старались давать объективную картину развития этнонациональных и межнациональных процессов в стране и в мире. Одни строят будущее, идеализируя прошлое, а другие – свергая прошлое. Но прошлое и будущее – это жизнь живых людей и общностей, которую они проживают в настоящем. И важно исследовать реальную жизнь этнонаций сегодня.

Кроме того, не следует отрицать в полной мере вывод о том, что в «рамках советской государственности сформировалась новая историческая общность «советский народ», который обнаружил себя не настолько гармоничным и консолидированным, чтобы устоять под реформаторским напором»[190]. Во-первых, может быть вчерашний вывод об окончательном формировании новой исторической общности людей «советский народ» действительно был не обоснованным до конца, ибо это длительный процесс, и определить какими-то рамками начало и конец этого сложного исторического процесса почти невозможно. Во-вторых, не оправданно так однобоко отрицать и вывод о формировании исторической общности «советский народ». Даже простое перечисление базовых основ жизнедеятельности народов в рамках одного государства, одного общества в течение достаточно длительного периода, и не только советского, но и досоветского, предполагает формирование в той или иной степени определенной общности людей. Как назвать эту общность – другой вопрос: или советский народ, или снговский народ, или российский народ. Важно понять, что в процессе исторически длительной совместной жизнедеятельности людей формируются общие духовные, политические основы, духовные, политические, социальные и нравственные устои их общности, которые говорят о формировании политической и культурной целостности в рамках одного государства как одного народа, единого государства. В этой общности формируется определенная, устойчиво взаимосвязанная система различных функционирующих факторов этнонациональности. И в нынешних условиях мы говорим, в том числе на базе прошлого, о формировании общности многонационального народа Российской Федерации, а в перспективе и российской нации.

Кроме того, если люди взялись все-таки писать работу о социологии межнациональных отношений, то вряд ли следует делать вывод о том, что якобы «распад советского общества по национальному критерию – исключительно серьезный аргумент против марксистской концепции наций и национальных отношений»1. Во-первых, кто сказал и кто доказал самое главное, что распад Советского Союза произошел по этнонациональному признаку, а не по политическому и иным признакам? Никто. Проблема может быть в другом: в отсутствии в базисе самой общности прежде всего надежной экономической модели и политической идеи, наконец, в недостатке политической воли для сохранения общности, государства. И самочувствие этнонаций, которое стимулировало бы их нахождение в советской общности. Разве представители России, Белоруссии и Украины собирались в Беловежской пуще «по этнонациональному критерию»? Славяне – это был доминирующий суперэтнос в Советском Союзе. Здесь почти все этнонациональное было на русско-славянской основе. Не сработало. Скорее и в первую очередь здесь сработали законы политической борьбы, которые исходили из сложившейся социально-политической ситуации в Советском Союзе. Этнонациональный фактор тут далеко не является определяющим. Как все же пишут некоторые авторы, необходимо в «ходе справедливой критики марксисткой концепции нации и национальных отношений не отбросить того рационального, что в ней содержалось»[191]. Это правильно, тем более, не отбросить этот исторический опыт общности нескольких поколений людей. Нельзя отрываться от действительности, и в ее хвосте нельзя находиться. Отсюда и выбор модели этнонациональной политики.

Если мы рассуждаем о методологии этнонациональных и межнациональных отношений, то однозначно, что этнонациональный фактор, как правило, не является определяющим, а в полной мере зависит от природы и характера развития социально-экономических и политических отношений в обществе, хотя потом, уже в ходе взбудораженного по другим причинам конфликтогенного развития, этнонациональные моменты могут политизироваться и стать определяющими. Надо отметить, что марксизм достаточно примитивно и догматично рассматривал объективный базисный фактор развития этнонаций и межнациональных отношений. Тем не менее, К. Маркс и Ф. Энгельс очень четко выявили природу образования общности людей как этнос, нация, хотя они сами были западниками и говорили о нациях как о гражданских, а не этнических образованиях. Наконец, они достаточно доказательно исследовали исторические этапы становления этнических общностей, с первобытно-общинного строя и до капитализма. Прежде всего речь идет о прекрасной работе Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», которую он написал на основе анализа книги П. Моргана «Древнее общество». Кроме того, я не нашел у К. Маркса и Ф. Энгельса вывода о том, что слияние наций является уничтожением этнонаций, их полным исчезновением. Это и невозможно, ведь за каждой этнонацией стоит определенная культура, традиции и многое другое. Они говорили об уничтожении классовых противоречий и слиянии наций как представителей одного класса, в смысле «пролетарии всех стран, объединяйтесь». Представляется только, что марксистская методология и марксистская теория развития этнонаций и этнонациональных отношений слишком куцо были доведены до практики развития этнонаций и этнонациональных отношений. Они были замкнуты, догматизированы теорией классового подхода, диктатурой пролетариата, находились в полной зависимости от классового подхода. Тут мало оставлялось пространства науке и чрезмерно много было политики. Но специфика развития самих этнонаций и этнонациональных отношений была налицо. Соотношение же этнонационального и классового начал в развитии социальных и политических процессов находилось под диктатом классового. Кроме того, появилось много надуманных условностей ранжирования народов. Так, одни народы назывались народностями, вторые – нациями, третьи народы назывались этническими группами, этносами, четвертые – национальными меньшинствами, пятые – малочисленными народами и т. д. Эта ранжировка этнонациональных по природе общностей чисто по количественному признаку приводила к смещению количественных и качественных признаков, хотя известно из философии, что количество не всегда является фактором, который определяет в полной мере качество. В этнонациональной общности как раз количество меньше всего влияет на качество этничности, этнонациональности. Порой, может быть, этого этнонационального в смысле сохранения самобытности даже больше у малочисленных народов. Все богатство этнонационального в своем развитии и в сложнейшем взаимодействии имеет тысячу граней, которые не учитывались вчера, не учитываются и сегодня. Нужны серьезнейшие методологические и управленческие подходы для полного использования в государстве и обществе всего богатства этнонационального и многонационального исторической России. Без этого невозможно говорить о формировании гражданской общности различных этнонациональных зависимостей и создании российской нации.

Из-за отсутствия такого анализа сути этнонаций и этнонациональных отношений государственная практика этнонациональной политики и сегодня не соответствует демократическим требованиями развития данной сферы общества. Но это не означает, что мы должны теперь объявлять несостоятельность демократии как таковой вместо того, чтобы внимательно еще раз проанализировать нынешнее состояние, понимание демократических норм в системе этнонациональных отношений.

Если говорить о методологии исследования этнонациональных отношений переходного российского общества, считал бы необходимым: во-первых, соединить в той или иной степени рациональные зерна марксистской методологии и методологии западной социологии для выявления всех объективных и субъективных факторов развития этнонаций и этнонациональных отношений; во-вторых, выяснить в полной мере характеристику базисных основ развития этнонаций и этнонациональных отношений (этничности и полиэтничности) в их взаимодействии, а также соотношение этнонационального фактора и реалий развития современного российского общества и государства; в-третьих, следует преодолеть недооценку роли и значения этнонационального фактора в развитии российского многонационального общества и государства, не допуская преувеличения или преуменьшения ее роли в развитии всей системы общественных отношений и государственного устройства страны, формировании российской нации.

Сегодня мы сталкиваемся с ситуацией гипертрофированных, излишне иррациональных интерпретаций проблем этнонаций, их политизацией и мифологизацией, как и с попытками пренебрежения их реальным состоянием и тенденциями развития. Тут нужны не абстрактные подходы, а внимательный научный анализ реального состояния и стратегии развития этнонаций, этнонациональных отношений в данном государстве и в данном обществе, прежде всего через призму демократических перспектив всесторонней реализации прав и свобод граждан, исходя из того, что этнонациональный фактор является одним из базисных в перспективном, стабильном, устойчивом развитии многонациональной России, российской нации. Но только в случае, если мы достигнем на уровне государства, общества адекватного продуктивного понимания сущности этнонаций и перспектив развития межнациональных процессов в русле формирования межэтнонациональной, гражданской общности – российской нации. Следовательно, выработаем эффективные механизмы управленческого воздействия на их самоутверждение и развитие в демократическом русле.

Кроме того, в условиях демократии возможности и масштабы влияния этнонационального фактора на развитие различных сфер общественной и государственной жизни существенно возрастают, ибо демократия – это прежде всего всесторонний учет самобытности, индивидуальности, уникальности, в том числе и этнонационального. Свобода этнонациональной идентификации и равные возможности самоутверждения своей этничности человеком, этносом ставят перед обществом и государством новые требования как в методологии изучения качественно нового уровня этнонациональных процессов, так и в управлении данной сферой общества. Это важные моменты для развития этнонаций и этнонациональных отношений демократической модели.

Следует по-новому осмыслить и роль, влияние этнонационального фактора на становление и развитие рыночных отношений, современной политики, права, культуры, гражданского общества, личности, как и их влияние на природу и перспективы этнонационального, многонационального. Кроме того, здесь тесным образом взаимодействуют демографические, культурные и исторические факторы развития народов в тех или иных особенностях из взаимодействия с конкретными природными и культурными условиями их традиционного обитания. Опыт нашей страны показывает, что у нас политические режимы чаще навязывали негативные модели управления этнонациональным. Мы обычно ждем, когда для обозначения проблемы этнонаций и этнонациональных отношений достигнут кризисных, сверхтрудных периодов в развитии общества и государства. А до этого отрицаем, отнекиваемся, свергаем, отчитываемся. Когда ослабляется влияние социально-экономических факторов, обуславливается выход на определяющую роль факторов этнонационального и чаще в иррациональном характере, регулировать развитие этнонациональных отношений, уже оторванных от социально-экономических отношений, становится почти невозможно, ибо мы теряем связь этнонационального с другими сферами общества.

Этнонациональный фактор, таким образом, почти всегда носит в России отпечаток кризисного, конфликтного состояния основных сфер общества, ибо мы всегда занимаемся этнонациональным в условиях глубоких кризисов и конфликтов. Поэтому принципиально важно научиться обращать внимание на этнонациональный фактор в ситуациях более стабильного, устойчивого развития социально-экономической и политической сфер. Только так можно вовремя предусмотреть и снять его конфликтогенное влияние. Кроме того, важно исследовать эти процессы прежде всего на уровне этнографии, этнологии, этнопсихологии, а потом уже на уровне социологии и политологии. Актуально также доведение до практического применения результатов исследования в политической, управленческой деятельности государства и общества. Этнонациональная проблематика вначале должна стать предметом науки, а потом политики. Сегодня в России с точки зрения методологии и политики сложилась уникальная ситуация. Мы имеем возможность, во-первых, оставаться марксистами, но не догматиками от марксизма в исследовании объективных основ развития этнонаций и этнонациональных отношений; во вторых, прибавить к объективному огромный социологический и политологический потенциал теорий, апробированных на Западе. При этом учесть также исторический опыт России в сохранении самобытных народов и их сожительства в рамках одной страны, а там и вести процесс формирования многонационального народа России, российской нации. Если же просто перейти полностью от марксизма к западным теориям, как это предлагают некоторые, то не только мы будем в роли учеников, но и сама практика перейдет на крайние позиции. Также несостоятельно использование только опыта имперского прошлого. Тут важно учесть рациональные зерна марксизма, общесоциологических теорий, разработанных на Западе и российский исторический опыт, расширяя тем самым простор нашего видения проблем, достигая исследовательской глубины, а значит, и возможности воздействия демократическими методами на развитие этнонаций и этнонациональных отношений, их стыковки на уровне гражданской общности – гражданской нации.

Если говорить о западных ученых, то они тоже достаточно критически относятся к достижениям различных теорий и методологии исследования этнонациональных проблем. Так, например, американский исследователь Р. Рокетт отмечает: «Социальная теория межнациональных отношений в основном сводится к ряду не связанных между собой концепций, таких как ассимиляция, внутренний колониализм, культурный плюрализм. В целом концепция национальных отношений не исчерпывается названиями, однако, создание единой стройной теории – трудная задача, которую еще предстоит решать»[192].

Мне представляется, что в этом плане более исчерпывающими, с точки зрения исследования базисных социально-экономических и традиционных факторов развития этнонаций и этнонациональных отношений, являются исследования советских, российских ученых: Бурмистровой, Ваграмова, Росенко, Хабибулина, Агаева, Серовой, Рогачева, Свердлина, Калтахчяна, Бороноева, Токарева, Губогло, Чешко, Степаняна, Доронченкова, Дробижевой, Михайлова, Козлова, Арутюняна, Бромлея, Тишкова и многих других. Думается, что в западной социологии и в марксистской теории, несмотря на то, что они называются по-разному, есть два направления исследований наций-этносов и этнонациональных отношений. Первое – это концепция функционализма, раскрывающая традиционную характеристику развития наций-этносов и этнонациональных отношений. Второе – это концепция конфликтологии, которая исследует развитие этнонаций и этнонациональных отношений только через призму конфликтов. Функционалисты, как западные, так и марксистские, исследуют проблему развития этнонаций и этнонациональных отношений, исходя прежде всего из их этнической и этнокультурной характеристики как общностей-наций, а также определенных функций, которые они исторически выполняют в обществе и в государстве. Думаю, что это направление ориентирует нас на достижение паритета интересов этнонационального, не допуская при этом дисфункционального искажения роли и места этнонациональной общности в обществе и в государстве. А этнонациональные стороны самих социальных общностей наиболее чувствительные, легкоранимые и легковозбудимые.

Важное значение имеет и состояние базисных факторов. «Для сторонников функционального анализа характерен упор на те социальные явления и процессы, которые способствуют сохранению общественной системы. Факторы, вызывающие нарушение равновесия, рассматривались как нежелательные и подлежащие устранению»[193]. Тут необходимо ориентироваться на «паритет интересов», на базе которого успешно функционируют базисные факторы развития этнонаций и этнонациональных отношений. Развиваясь таким путем и базируя этнонациональную политику на принципах и концепции функционализма, мы можем достичь традиционно стабильного развития межнациональных отношений в обществе и государстве, если, конечно, концепция функционализма не ограничится только теоретическими исследованиями, а станет основой фундаментальной практики, политической и управленческой деятельности государства и общества. Наличие самой теории никогда не спасает общество от конфликтов и противоречий, а лишь создает основы для целесообразного влияния на реальные этнонациональные процессы. Важно готовить политиков, правоведов и управленцев, которые были бы способны умело использовать эти теоретические выкладки в практической работе, как это делается в Академии государственной службы при Президенте Российской Федерации. Поэтому методология исследований этнонаций и этнонациональных отношений автоматически должна выходить на методологию управления, регулирования этнонациональными и межнациональными процессами.

В нынешних условиях, особенно в России, да и во многих других странах, на первое место выходит конфликтологическое толкование проблем в сфере этнонациональных отношений. И это получается из-за того, что свойственная для наций-этносов исторически формирующаяся функциональная сторона жизнедеятельности вовремя не исследуется и, следовательно, вовремя не регулируется, доводится до конфликтов. И потом начинают их изучение. А конфликты возникают, во-первых, из-за разрушения базисных основ развития наций-этносов; во-вторых, из-за искажения их взаимоотношений в отрыве от базисных основ, в-третьих, из-за нарушения паритета интересов развития и сотрудничества наций-этносов, их функционирования в данном обществе, в государстве. Оказываются разрушенными возможности равноправного и достойного развития. Когда вместо этого выстраивается определенная иерархическая лестница статуса наций-этносов, их развития и участия, национальности получают: одни – полный доступ к тем или иным сферам государственной и общественной жизни, а другие – отчуждаются искусственно. Одни этнонации, а точнее этнополитические элиты, в своих интересах от их имени начинают контролировать те или иные сферы общественной жизни: экономику, политику, власть, культуру, информацию, просвещение. При этом пропагандируются идеи этнонациональной исключительности, особых прав для якобы своего этноса в своих корыстных интересах, которые в массовом сознании превращаются в идеи этнонационализма и расизма.

Иерархическая лестница в системе этнонациональных отношений разрушает ее основы, ибо все национальности хотят быть не только равноправными, но и особенно равнодостойными. Признаки количественные и даже качественные в этнонациональном истолковании нарушают самочувствие и достоинство этносов. Нации-этносы не должны расставляться по ступеням привилегированности, как сильные и слабые, великие и не очень, древние и не древние, многочисленные или малочисленные и т. д. Если даже эти моменты имеют место на уровне наций-этносов, они не должны отражаться на уровне личности, индивида. Система этнонациональных отношений должна работать по принципу взаимодополняющих частей единого общества, единого государства, а не взаимоисключающих. Каждая российская этнонация со своей самобытностью и традициями способна дополнить собственным уникальным потенциалом те или иные стороны развития российского общества, российского государства. Если даже здесь и возможна иерархическая субординация, то только в смысле того потенциала, вклада, который та или иная этнонация может внести в общенациональное, общегосударственное начало. При этом сама система должна развиваться по законам гармонии, равноправного, справедливого и достойного развития каждой этнонации и не менее достойного взаимного сотрудничества. Малейшая дискриминация здесь приводит к противоречиям, нестабильности и к конфликтам, особенно когда доминирующая этническая группа начинает довлеть над другими этнонациями, сковывать потенциал и самобытные возможности их проявления. Сегодня мы говорим о паритете интересов, но пока, к сожалению, в системе этнонациональных отношений фактически основные функциональные задачи решаются путем накопления потенциала «группового доминирования» одной этнонациональной общности (элиты) над другими. И важно достигать этого и путем достижения паритета интересов и взаимодополнения единого потенциала и возможностей отдельных составляющих частей множества. Соответственно, та или иная этнонациональная группа в разных регионах страны подвергается явно или неявно доминирующему давлению со стороны других и, соответственно, вырабатывает энергию недовольства, неудовлетворенности, неравноправия. Таким образом накапливается «конфликтный потенциал» в сознании и в чувствах. Одно дело, когда этот конфликт или недовольство становятся поводом для своевременного вмешательства и повышения уровня согласия, учета и достижения паритета интересов. В этом случае конфликт может рассматриваться как момент развития. И совершенно другое дело, когда конфликт углубляется до противостояния и становится тормозом развития, открытой дискриминацией людей по этнонациональному признаку. В сфере этнонациональных отношений не очень подходит и концепция конфликтологии в целом, где общественные конфликты рассматриваются как «нормы социальной действительности». В межнациональных отношениях любого рода конфликты оставляют узелки отчужденности и недоверия, формируют основы для наращивания противостояния в будущем. Как правило, все межнациональные конфликты в наше политизированное время независимо от их природы становятся этнополитическими.

Нельзя руководствоваться в развитии этнонаций и этнонациональных отношений теорией сильного и слабого, коренного и некоренного, древнего или не древнего, отсталого или передового. Такие подходы закладывают почву для конфликтов в сфере этнонациональных отношений. Конечно, можно согласиться с тем, что в полной мере избежать межнациональных противоречий и конфликтов невозможно. И зная это, следует постоянно совершенствовать функциональные основы развития этнонаций и этнонациональных отношений. Не следует забывать, что развитие этнонаций, а значит и концепции этнонациональных отношений, это процесс естественно-исторический, идущий вместе с историческим прогрессом и тяготеющий к новым уровням общности людей.

В современных условиях межнациональные конфликты уже не могут выступать как норма развития общества. Богатейший опыт развития этнонаций, этнонациональных отношений, политических и управленческих возможностей позволяет обеспечить взаимоприемлемый для всех этнонациональных общностей, их представителей, общества и государства способ их существования, сосуществования и функционирования.

Говоря о перспективах развития этнонаций, нет необходимости отбрасывать исторический опыт, который способствовал их сотрудничеству и развитию в рамках многонационального российского государства. По многим параметрам уровень социально-экономического развития, культурно-информационного обеспечения жизнедеятельности тех или иных народов, в том числе и Российской

Федерации, достигнут был за прошлые годы, хотя и трагедий, несправедливостей было много. Но они, по сути, не носили межнационального характера. Социально-экономические различия объективно существуют, в том числе между различными этнонациональными общностями, но эти различия неоправданно выводить из особенностей психологии, характера, способностей или неспособностей этносов[194]. Этнонациональный фактор тут фактически не при чем. В большей степени здесь играют роль особенности развития экономики, культуры, управления, уровень образования, общения и т. д. Другое дело, что в конкретных исторических условиях для каждой компактно проживающей этнонациональной общности характерна определенная система распределения богатства и власти, этнонациональных и политических отношений. И они факторы не этнонационального характера, а социально-экономического. Другое дело, когда в рамках единого государства социально-экономическое неравенство становится фактором этнонационального неравенства в едином государстве. Или когда пренебрегают потенциалом, потребностями и возможностями национальностей в экономическом, социальном и духовном прогрессе. Когда мы говорим о достижении паритета интересов различных национальностей, равенстве, справедливости и достоинстве развития народов и этнонациональных отношений, то здесь первично преодоление прежде всего неравномерности социально-экономического различия, которое, в свою очередь, ограничивает возможности равноправного развития этносов-наций в различных сферах общественной жизни.

Недопустимо, чтобы в рамках единого демократического многонационального государства как на уровне государства, так и на региональном, местном уровнях, была доминирующая этнонациональная группа с точки зрения контроля за основными ресурсами: экономическими, политическими, информационными и т. д. Здесь мы должны выйти на уровень прав и свобод человека независимо от национальной принадлежности, что является в конечном итоге критерием самочувствия конкретных этнонаций в демократическом обществе, государстве. Иначе действительно возможно применение понятия «внутренний колониализм» (М. Тэтчер). И фактор «внутреннего колониализма» достаточно широко развивается в регионах Российской Федерации в силу отсутствия четкой региональной и этнонациональной политики, наличия, с одной стороны, традиций перекачки основных ресурсов в центр страны, а с другой – такого же рода пагубных традиций иждивенчества регионов. Именно подобные моменты стали разрушительными для Советского Союза. Особых выводов для себя мы из этих трагических уроков не сделали. Принцип «доминирующей группы» может иметь различное влияние в различных регионах. Порой даже этнонациональное меньшинство на уровне страны может представлять на данной территории «доминирующую группу». Возникновение таких «доминирующих групп» существенным образом может ухудшить межнациональную ситуацию в различных регионах страны. Притом, как ни странно, именно «доминирующие группы» иногда становятся инициаторами или провокаторами идей сепаратизма, шовинизма. В силу своего влияния им кажется, что все остальные ни к чему не способны, только мешают, сдерживают развитие данного региона или страны. Такие перекосы толкают некоторых на страшные выводы даже о «геноциде русского народа»[195]. Известно требование ведущих российских политиков и общественных деятелей отделить Эстонию, Латвию, Литву, Узбекистан и т. д. как регионы, которые содержатся, кормятся за счет Российской Федерации. В ответ там на местах возникли свои «доминирующие группы», свои «нации-государства», которые тоже считали, что Россия и все остальные их обкрадывают, сдерживают развитие. Эти факты следует учесть при разработке теоретических и практических концепций развития этнонаций и этнонациональных отношений в нашей стране. Надо учиться на ошибках и достижениях.

Кроме того, если тиражировать идеи о том, что неравномерность развития возникает ввиду «национальных особенностей» тех или других народов, то за этим возникают идеи «о полноценных» или «неполноценных» народах. Такое разделение не оправдано и не подтверждено ни наукой, ни практикой. Когда-то японцев считали чуть ли ни неполноценными, неспособными к самостоятельному развитию. Когда-то и арабов причисляли к этой категории. Таких примеров можно привести очень много. Это примеры глупости и невежества в большей степени, чем примеры, которые соответствовали бы действительности. В системе этнонациональных отношений России можно наблюдать и ситуации, когда не совпадают ожидания и возможности этносов и этнических групп (Т. Гурр). В частности, по-моему, у многих национальностей, как правило, превалируют ожидания над возможностями и реальными усилиями по достижению этих ожиданий. Может быть, в различной степени у различных народов России. Проявляется и другой парадокс: обострение конфликтов, наращивание противоречий в сфере межнациональных отношений приводят к тому, что возможности развития постоянно уменьшаются, а претензии возрастают. В какой-то степени в этой модели у нас развивается и этнонациональная политика, базируется на такой экономической политике, которая систематически стимулирует иждивенчество, а потом идут обвинения в адрес целых народов. Этнонациональная политика должна влиять на формирование всей системы общественных отношений многонациональной России.

И, наконец, основополагающую роль, особенно в современных условиях, в условиях кризиса и смуты, конечно же, играет так называемая концепция «этнонациональной солидарности». Вообще по своей социальной природе этнонациональные общности возникают в результате развития механизмов и чувств солидарности, общности. Этому способствуют культуры и традиции, язык и психология. Человечество идет от одних форм солидарности к другим – более высоким: от семейной солидарности к родовой, от родовой к этнонациональной, от этнонациональной к региональной, от региональной к общегосударственной, от общегосударственной к общечеловеческой. И мне представляется, что по уровню (способностей и возможностей) проявления солидарности можно определить и уровень развития самих этнонаций. Думаю, что чрезмерная острота проблемы этнонациональной солидарности в нынешних условиях объясняется тем, что этот этап ориентации только на национально-этническую солидарность играет меньшую роль в жизни человеческого общества, то есть мы освобождаемся от этапа острой необходимости и первичности узкой для современных условий этнонациональной солидарности, как мы преодолели в той или иной степени и узость семейно-родовой солидарности, которая на низших этапах развития человеческого общества играла всегда определяющую роль. Я, живя в Москве сегодня, никак не могу себя ограничивать рамками семейно-родовой и даже этнонациональной солидарности. В них для меня мало пространства для самоутверждения и развития. В этом плане надо подчеркнуть, что Россия как многонациональный народ, как государство находится на этапе необходимой выработки концепции этнонациональной солидарности как государства. Именно об этом стал говорить в своем обращении Президент России В.В. Путин после трагических событий в Беслане (2004 г.).

Национально-этнический признак как момент социальной солидарности нельзя отрицать, но он может уходить на задний план по сравнению с общегосударственным, гражданско-национальным. Превалирующее место в современных условиях занимает национально-государственный признак как наиболее перспективный элемент социальной и политической общности людей в современных условиях. Европа же фактически пытается выйти даже из этого критерия солидарности, общеевропейских моментов. Мы в этом контексте находимся на другом этапе исторического развития. Важно это осознать и выстраивать соответствующее культурно-информационное обеспечение данного феномена. А этнонациональная солидарность в ее узком понимании, конечно, возрождается тогда, когда на уровне нации-государства формируется неустойчивость, кризис, смута, как в нынешних условиях в России, когда ослабевают социальные, экономические, политические и духовные основы солидарности общества, государства, граждан. При разумном подходе мы можем избежать того, о чем пишут ученые, что если идти по пути политической, общегосударственной солидарности, якобы на первое место выступают или включаются механизмы ассимиляции. В современных условиях, наоборот, есть возможность подключать механизмы гармонии, паритета, а не те, которые были свойственны для XVIII–XIX вв., когда одна форма солидарности исключала другую. Мы можем сохранить этнонациональную самобытность, этнонациональную, этнокультурную солидарность, но при этом проявлять в доминирующем плане и характеристики, свойственные для нас как для граждан единого государства и единого многонационального российского народа, российской нации. Зная при этом о том, что в целом ряде случаев родовые, этнонациональные, этнокультурные моменты могут быть и базисными, в том числе и для общности более высокого уровня. Пока на уровне российского многонационального народа, России как государства у нас наблюдается дефицит гражданской национальной солидарности. Но без этого трудно будет вывести страну из кризиса. Выражение «у страны нет друзей и врагов, а есть лишь национальные интересы» имеет место в смысле соперничества стран, государств. Попытки же сегодня пренебречь в условиях рынка и демократии национальными интересами государства, расщепляя их то на независимые регионы, то на олигархов, то на разного рода лидеров, как правило, оборачиваются против государства, общества и граждан страны. Таким образом, при разрыве национального потенциала он может быть направлен на обслуживание антинациональных интересов с точки зрения интересов государства, народа. И здесь речь никак не идет о диктатуре этнонациональных интересов как интересов, стоящих над всем государством. В условиях демократии необходимо соблюдать баланс интересов. В этих условиях есть возможность, во-первых, дойти до всех уровней развития общества, государства, учесть их потенциал и потребности, во-вторых, расширить пространство представительства человека, нации-этноса, региона на более высоких уровнях общности людей. Рынок не означает максимальной прибыли при максимальном ущербе людям, народам, стране. Демократия не означает максимальной свободы при максимальном ограничении возможностей прав и свобод человека, народов, регионов. Поэтому для современной России, ее регионов и народов актуальна задача выработки «сознания органической принадлежности граждан государства к одному целому на основе своеобразия и самобытности всех народов, интересов и потребностей граждан всей страны»[196]. Россия должна работать на интересы своих граждан, своих народов, своего единого многонационального народа, формируя себя российской нацией, но не замыкаясь от всего мира, а накапливая потенциал равноправного участия в мировых процессах. Россия как страна, государство, нация находится на новом историческом этапе своего развития. Важно использовать в полной мере демократические возможности этого этапа для развития, прогресса, свободного творчества, самопознания, полноценного проявления индивидуальной, этнонациональной и гражданско-национальной самобытности. Есть возможность, оставаясь во всем богатстве самобытности народом-этносом, стать нацией-государством, открывая тем самым новые просторы для личностного, этнонационального, гражданско-национального становления. Российская нация будет развиваться как живой организм общности живых этнонаций в их гражданском единстве. Этнонациональное и гражданско-национальное, выполняя свои самобытные функции, выстраиваются на взаимосвязанных и дополняющих друг друга функциях целостности. И познание этой целостности – важнейшая задача методологии исследования этнонационального и многонационального в современной России.

§ 2. Интеграционные и дезинтеграционные тенденции в сфере этнонациональных отношений

Человечество развивается и становится человечеством в полном смысле этого слова на основе творческой, культурной деятельности людей. Индивидуальный созидатель культуры – это индивид, человек, а коллективный – это социально-культурные сообщества разного рода. Накопление достижений материальной и духовной культуры в одном регионе с одним языком, традициями формирует определенный культурный, духовный слой жизнедеятельности общностей, на основе которых формируются этнические, этнонациональные общности людей. Этнонациональная культура – это продукт исторического творчества самобытности данной общности людей. Этнос, этнонация – это прежде всего формируемый веками совместной жизнедеятельности культурный слой творчества и взаимодействия общности людей, на почве которой организуются новые и новые поколения людей данной общности. Все историческое движение людей определенной этнонациональной общности в самобытности собственного творчества и во взаимодействии с другими этносами, этнонациями и обозначает этнические, этнонациональные процессы. Это, прежде всего, реальная практика этнонационального и межнационального в различных конфигурациях. На основе анализа их особенностей познается все богатство сущности самого этноса, нации-этноса, а также формирование суперэтнонациональных общностей.

Этнонациональные процессы насильственно ассимиляционного типа приводят к механическому вымыванию многих этнических компонентов. При этом ослабление этнонационального ведет к усилению его агрессивности, стремлению к самоутверждению и сохранению революционными, а не эволюционными методами. Потеря языка и этнонациональной культуры через несколько поколений может создать на уровне индивида состояние маргинального сознания и маргинальной психологии и быть почвой деструктивного поведения. А интеграционный вариант ассимиляции – это эволюционная адаптация этнонаций друг к другу, переход к атрибутам и ценностям доминирующего этноса, нации, но при узкофункциональном сохранении своего языка и культуры. Это советский вариант развития этнонациональных процессов, но с классовым компонентом как доминирующим и над русским.

Этнонациональные процессы – это прежде всего внутриэтнонациональные, межэтнонациональные и надэтнонациональные геополитические и геокультурные отношения развития и взаимодействия этнонациональных общностей людей во всех сферах жизнедеятельности человека и социальных общностей. Статусность различных элементов этнонациональности и наднациональности тут различна. Например, то, что люди пользуются языком доминирующей нации-этноса в нации-государстве, может быть воспринято как с отчуждением, так и с доброжелательностью в зависимости от общей обстановки в сфере этнонациональных отношений, хотя это становится объективной необходимостью. Вытеснение этнонационального быта, костюма, кухни «городским костюмом» или «японской кухней» тоже можно рассматривать объективно, а можно и с отчуждением, как угрозу этнонациональной самобытности. Другое дело, когда все эти моменты в своей деструктивности накапливаются и становятся предметом этнополитологии и используются в политических целях для возбуждения агрессивности и сопротивления. Этнонацио-разделительные процессы проходят по всем трем линиям, о которых мы говорим выше, – внутри этноса-нации, в межэтнонациональной и надэтнонациональной сферах. Здесь определяющую роль в основном играют экономические, социальные, миграционные и политические факторы. Этнонациональные же моменты тут чаще играют вторичную роль.

«К объединительным этническим процессам, наиболее распространенным в классовых формациях и привлекающим наибольшее внимание современных исследователей, относится слияние групп людей различной этнической принадлежности и даже отдельных достаточно самостоятельных этносов в более крупные этнические общности, что приводит к общему сокращению числа этнических групп и этносов в отдельных странах и во всем мире. Основными видами этнообъединительных процессов являются уже упоминавшиеся выше консолидация и ассимиляция, а также межэтническая интеграция и иногда выделяемая этнорасовая “миксация”»[197]. Понятие «этнонациональные отношения» шире понятий «внутриэтнонациональные отношения» и «межэтнонациональные отношения». Слияние, интеграция, ассимиляция, отчуждение – это различные состояния всей системы этнонациональных отношений, которые охватывают внутриэтнонациональные и межэтнонациональные отношения.

Консолидационные тенденции развития этих процессов также объясняются действием различных факторов – от экономики и до политики. В них определяющую роль, как правило, этнонациональные факторы как бы и не играют, хотя отражаются на их состоянии, а также могут стать катализатором созидательного и разрушительного воздействия. Миграция китайцев на Дальний Восток Российской Федерации – это «чисто» экономическое явление, но часто обретает этническую и даже этнополитическую окраску, даже с преувеличениями и перекосами. Ассимиляционные процессы тоже идут как внутри этноса-нации, так и в межэтнонациональном, надэтнонациональном и в глобальном взаимодействии. Важно, чтобы они носили естественно-эволюционный характер и без угрозы основам существования и развития этносов-наций, их самобытности, а также создания межэтнонациональных общностей. Миграционная и иная нагрузки более активного пришлого населения обостряют в том числе и межэтнонациональные отношения. Важно их направлять в созидательное русло соответствующей политикой мер урегулирования.

В анализе этнических, этнонациональных процессов важна классификация этнонаций. И она может проводиться не только по всем базовым этнонациообразующим признакам, но и по уровню их внутриэтнонациональной, межэтнонациональной и надэтнонациональной нация-государственной, гражданской сплоченности, характера взаимодействия друг с другом внутри страны и вовне и т. д. «Особым видом классификации является «типологизация», для которой используется не один, а несколько «моделирующих» признаков; применительно к этносам речь пойдет далее главным образом об их «исторически-формационных» типах, получивших в советской литературе названия: «племя», «народность» и «нация». Именно такая типологизация, поддержанная и утвержденная философами-истматчиками, долгое время считалась «базовой», а потому с нее целесообразно начать историографию вопроса». В этнонациональном измерении на Западе предпочитают говорить о племенах, а в последнее десятилетие – об этносах, а в гражданском измерении – о нациях. Исходя из наших традиций, в первом случае мы будем говорить о народах, этносах, нациях, но отличая их как этнонации, с одной стороны, а с другой – нация-государство, гражданская нация или многонациональный народ. Вся эта типологическая характеристика свойственна для наших народов, этносов, этнонаций. В современных условиях в силу своей подключенности в мировом, глобальном процессах все этносы становятся этнонациями, объединенными вместе в определенные гражданские нации при доминирующей роли одной этнонации.

В свое время И. Арский, основываясь на работах Ф. Энгельса, детально рассмотревшего процессы этнонационального развития в Западной Европе и часто употреблявшего термин «национальность», попытался ввести в науку понятие национальности как типа этнической («исторической») общности, характерной для начального периода формирования наций[198]. Однако это его предложение, вероятно, вследствие начавшейся войны не было рассмотрено и осталось полузабытым; термин «национальность» до сих пор употребляется для обозначения всех видов этнонациональных общностей классовых формаций (например, в СССР – «Совет национальностей») или для обозначения самой этнической (этнонациональной) принадлежности (например, в переписях населения). Мне представляется, понятие «этничность» созвучно понятию «национальность», хотя национальность может выступать и моментом идентичности как представителя гражданской нации. Поэтому точнее и понятнее будет применение терминов «этнонациональность», «гражданская национальность».

Делить же народы в начале XXI в. на племена, народности, этносы, нации в зависимости от якобы зрелости или незрелости экономических и политических факторов, по-моему, неразумно. Каждая этнонация России в той или иной степени включена в глобальный процесс развития и интеграции. Конечно, следует учитывать как особенности своей терминологии, так и терминологии, принятой в международном масштабе и не только на Западе. Там тоже достаточно неоднозначна эта терминология, как показывают исследования. Неразумно отрицать и огромный опыт Запада, и не только демократический, но нельзя воспринимать и каждую брошюру, изданную в США, как инструктивное письмо ЦК КПСС, как это делают некоторые постмодернисты. Это – крайности.

Кроме того, обозначая «родовую общность» людей в современных условиях и при этом жестко классифицируя их по общественно-экономическим формациям, исходя только из принципа экономического детерминизма, можно поставить таким образом под сомнение весь исторический процесс формирования общности людей (этнонациональных и межнациональных), совместно проживающих в рамках определенных стран. Крайности интерпретации проявляются также при обсуждении понятий «советский народ», «российский народ», «российская нация» и т. д., при этом увлекаясь понятийным аппаратом, упуская реалии жизни, объективные процессы общностных отношений, потребности этнонационального и многонационального развития.

Дискуссия о понятии этнической общности (этноса, этнонации) привела к тому, что сомнению справедливо был подвергнут сам принцип триады «племя» – «народность-народ» – «нация»[199]. Н. Чебоксаров высказал предположение, что основным типом этнической общности для первобытнообщинной эпохи является не «племя», а «союз племен»[200], т. е. народность в старом понимании. Ю. Бромлей предложил дополнить диахронную типологизацию синхронной и выделять, с одной стороны, «этникосы», с другой – «этносоциальные организмы» (ЭСО) – относительно компактные общности, объединенные в своих государствах. Хотя в конце XX в. их всех можно было бы назвать этнонациями. Несколько позже Ю. Бромлей ввел разграничение по «уровням этнической иерархии», предложил учитывать: а) «основные этнические подразделения», или собственно «этносы» – совокупности людей, обладающие наибольшей интенсивностью этнических свойств; б) «элементарные этнические единицы», или «микроэтнические единицы» – те наименьшие части основного этнического подразделения, которые представляют собой предел делимости последнего (семья и индивидуум); в) «макроэтнические объединения»[201]. В современных условиях демократические принципы позволяют объединить, интегрировать в «макроэтнических объединениях» без похорон и сочинения «реквиема» многие этнонации. Гражданская нация объединит их, интегрирует на основе демократических принципов равенства и солидарности.

В целом в современных условиях, мне кажется, правильнее все этнические образования, независимо от целого ряда факторов, называть обобщенно в научном плане этнонациями, а в более широком – народами, а гражданскую общность – нацией-государством, многонациональным народом, российской нацией. Но это больше не этнологический, а социологический, этнополитический подход, ибо здесь не только этническое.

История развития и взаимодействия народов – это не только мирное, созидательное взаимодействие, взаимовлияние и взаимообогащение, но и трагедия борьбы и войн в угоду различным политическим силам. Справедливо сказано, что «сами этносы в таких случаях представлялись более объектами, нежели субъектами исторического процесса, не оказывающими на этот процесс существенного влияния». Да, многие народы, этнонации подвергались преследованию, унижению, подавлению и даже уничтожению со стороны различных политических режимов, в том числе и своей национальности, но вместе с тем они всегда боролись за свою самобытность, за ее сохранение. Как пишет В.И. Козлов: «Историку-этнологу, изучающему межэтнические конфликты и враждебные отношения между этносами, приходится признать существование особой силы, которая не только объединяет людей в один этнос (как это делает этническое самосознание), но и заставляет их действовать сообща для достижения определенной цели. По аналогии с понятием «патриотизм» (от греч. patris – отечество, родина), означающим преданность своему Отечеству, конкретно представлено государством для обозначения такой силы наиболее подходил бы термин “этницизм”».

Этницизм – это подчеркивание реальности существования и жизнедеятельности этнонаций как относительно самостоятельных субъектов исторического процесса. Образование нации из этносов в эволюционном русле есть этницизм, а в агрессивном – все же этнонационализм и нацизм. При этом глупо в каждом случае пытаться прибегать к национализму XVIII в. (Французской буржуазной революции) для решения вопросов самоопределения и суверенитета в XXI веке. Ныне это «этнонационализм», а где-то и нацизм, порождающий трагедии конфликтов. При этом оружие этнонационализма в XXI в. может иметь в своих руках даже атомную бомбу. «Основное качество национализма – это его реальная или потенциальная активность, его способность объединять членов этноса (нации) для каких-то совместных действий. Такая его способность обусловлена этническим (национальным) сознанием и опирается, с одной стороны, на естественный этноцентризм, с другой – на этническую (национальную) идеологию, вырабатываемую этническими (национальными) лидерами и связанную с этнической (национальной) парадигмой». Чрезвычайно мягкая характеристика этнонационализма. Важно понять, что этнонационализм – это агрессивность, патология.

Этноцентризм свойственен для всех. Но он опасен, когда агрессивно направляется против других этнонаций. В этом случае он становится этнонационализмом в своей изощренной, государственно подкрепленной форме – нацизмом. Это опасно в условиях диаспорного проживания многих исторических этносов. В XXI веке трудно провести между этнонациями разделительную линию «мы» и «они», тем более когда такое разделение обретает смысл – «мы – люди», «а они – недочеловеки», значит любые действия по отношению к ним оправданы. «Этническая парадигма» национализма в абсолютизации роли этнонаций в развитии человечества, а там особенно и роли своей этнонаций как богоизбранной, цивилизаторской и т. д. по сравнению с другими. Здесь этнонационализм всегда будет переходить в агрессию, в экстремизм. Увлечение этноцентризмом обусловливает переход в этницизм, а увлечение этницизмом приводит к этнонационализму. А далее – нацизм, фашизм. Это деструктивная дуга развития этнонационального, которая при чрезмерном увлечении замыкает, что пожароопасно для внутриэтнонациональных и межэтнонациональных общностей.

Этнонационализм (если применять этот термин) может содержать в себе потенциал, направленный на консолидацию, поиск, объединение и реализацию своей этнонациональной мобилизации, но она переходит в стадию этнонационального самоутверждения за счет свержения, уничтожения других, пренебрегая инонациональными интересами и самочувствием, более конкретно возможно проявление в том или ином аспекте этнонационализма культурно-языкового, экономического, политического, расового, доводя их до нацизма, сепаратизма, шовинизма, расизма и даже фашизма. В этом случае этнонация, как правило, изматывает и даже уничтожает и собственный потенциал. Перегрев тут опасен, как и переохлаждение.

Сейчас модны биологический, расовый этнонационализм, расизм. Многие, когда говорят о биологическом этнонационализме, приводят в пример Л.Н. Гумилева и его работы «Этногенез и биосфера Земли» (1989 г.). Мне представляется, что Л.Н. Гумилев лишь восполнял в своих работах природно-биологическую составляющую в характеристике природы этнонаций, которая игнорировалась однобокостью социализации (социально-классового подхода) этнонаций. В этом плане видимо и в теории Л.Н. Гумилева есть свои перекосы «биофизичности».

Любой теоретик увлекается своими идеями и стремится превратить их в идеологию, теорию, концепцию. Вот здесь заканчивается наука и начинаются политика, идеология, борьба с другими вместо борьбы за собственное, но важно учесть выводы теории Л.Н. Гумилева.

Кстати, повторюсь, то, что у нас называют национализмом, на Западе называют расизмом или нацизмом. Такой же этнонационализм доминирующей этнонации можно вывести из «агностического постмодернизма», который утверждает, что этнографу, изучающему свой народ, недоступно «объективное» знание о нем[202]. Или, как подчеркивает В.А. Тишков: «этносы, как и формации, суть умственные конструкции, своего рода «идеальный тип», используемый для систематизации конкретного материала, то есть они существуют исключительно в умах историков, социологов, этнографов». Вместо этносов, этнонаций появляются как бы некие «умственные конструкции». «Умственные конструкции» легко довести в деструктивную, шизофреническую стадию. Именно на основе «умственных конструкций» сейчас создаются различные этнонациональные мифы «древности», «величия», «богоизбранности» своей этнонации. Это мифология, оторванная от реальных этнонациональных процессов. И всякое инонациональное (в условиях жесткой конкуренции людей в различных сферах общества) истолковывается как угроза своей этнонациональности. Как отмечают авторы после 1994 г., угрозы этнонационального сепаратизма (кроме части Чечни-Ичкерии) со стороны республик и автономий не было. В это же время происходит закономерный «взрыв этницизма» в русской среде. Вызовы этнонациональной мобилизации в эпоху Б. Ельцина исходили от этнонациональных меньшинств, а в эпоху В. Путина – от этнонационального большинства, – считает Э. Пайн[203]. Речь же идет о все большем проникновении расизма, этнонационализма, нацизма в ткань многонационального российского общества, и это действительно есть «умственные конструкции» безумия.

В этой сложнейшей ситуации параллельно даются старые выводы: «Длительные трудности с определением понятия «нация» связаны не со сложностью определяемой материи, а с эпистомологически неверной посылкой придать значимость объективной категории по сути пустому, но ставшему эмоционально влиятельным слову, за исключительное обладание которым состязаются две формы социальной группировки людей – государства и этнокультурные общности. По моему убеждению, нация – это политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория. Состоя почти из одних исключений, оговорок и противоречий, это понятие, как таковое, не имеет права на существование и должно быть исключено из языка науки». Тем самым будоража всю систему этнонациональных отношений. Утопично на умозрительном уровне требовать «устранение лексики этнонационализма хотя бы из языка науки и перейти к общеразделяемым методологиям и терминологии, в том числе и к более глубокому и чувствительному пониманию феномена этничности». Это есть сложный комплекс характеристик, чувств и индивидуально-коллективистских стратегий, не разобравшись в котором академическое сообщество порождает не только общественную нетерпимость, плохое управление и трагические коллизии, но и ложные формы солидарности и неоправданные антагонизмы в собственной среде.

Мне иногда кажется, что призыв «назад в башни из слоновой кости!» (хотя, может быть, отечественные гуманитарии в них никогда и не пребывали) был бы сейчас более полезен, чем с традиционно мессианским задором «инженеров человеческих душ» предписывать обществу плохо осмысленные интеллектуальные проекты, особенно в период, когда управленцы заняты его глубоким переустройством». Свергая все и вся, предлагается своеобразный этнонационализм, смысл которого в свержении этносов, этнонаций путем их растворения в гражданской нации, в нации-государстве. При этом таким образом тормозится процесс формирования нации-государства, закономерный в ходе интеграции людей всех этнонациональностей страны, и идет озлобление этнонаций друг против друга, где каждая думает, что ее свергают, «хоронят», ей объявляется «конец». Подобные теории приводят к искусственному противопоставлению наций-этносов и нации-государства друг другу в историческом измерении как антагонистов. Вместе с тем они не антагонисты, а исторически вмонтированные друг в друга процессы общности, солидарности людей нового уровня. Именно подобные деструктивные подходы будоражат этнонаций и мешают им вмонтироваться в гражданскую нацию. Такой национализм от имени нации-государства, если даже не реально, но идеологически будет воспринят, истолкован как этнонационализм доминирующей в данном государстве этнонаций. Об этом следовало бы подумать, особенно в нынешних условиях, учитывая тенденцию, о которой пишут Э. Пайн и другие.

Что касается применения у нас англо-саксонской терминологии, то вопросов нет, надо сближать позиции и методологию, но не терять то, что у нас накоплено. Правильно пишет В.И. Козлов о том, что «наши терминологические пути разошлись еще в XIX веке»[204]. Но и тут надо сближаться хотя бы в XXI веке. Сближаться, а не уничтожать все свои традиции ради того, чтобы войти в другую систему. Этносы, этнонаций способны создать нацию-государство, но они способны еще и разрушить его. А без этнонаций никому еще не удавалось создавать нацию-государство. Поэтому следует ли противопоставлять их? Думаю, что нет! Это опасно. В.А. Тишков пишет: «То, что государства создают нации, а не наоборот, стало уже академическим трюизмом…»[205]. Да, если речь идет о нации-государстве. Но в этнонациональном плане не только создают, но и разрушают, если пренебрегать тем историческим материалом, этнонациями, на основе общности которых строятся нации-государства. В такой же степени, если не еще с большей обоснованностью, можно говорить то, что этносы-нации создают нацию-государство. В этом больше обоснований. Основной вывод статьи В. Тишкова «Забыть о нации…» сводится к утверждению: «или все этнические общности могут называть себя нациями, если это продолжает иметь какое-то значение в мире современной политики, или никто»[206]. Надо ли ставить теорию, да и практику в подобный тупик, чтобы потом загонять как нации-государства, так и нации-этносы в тупики исторического развития и социально-политического самоутверждения. Надо было бы чему-то научиться хотя бы после развала Советского Союза. В конечном итоге какой успех принесло явление преувеличения, гипертрофирования советского над этнонациональным. Такие подходы ведут к новым трагедиям, к сожалению.

Кроме того, совершенно не оправдан диктат государства над этнонацией как над несущественным, отмирающим, уходящим явлением. Опыт показывает, что этнонациональные общности порой бывают даже более устойчивыми и жизнеспособными, чем даже государства. Где сейчас самое мощное и крупное советское государство? Его нет. Кануло в историю, а хакасы, нанайцы, аварцы, русские продолжают быть и чувствовать себя самобытными историческими общностями.

Сущность, смысл теории этноса, этнонации, межэтнических, этнонациональных отношений, как и этнонациональной политики, в учете самобытности каждой общности и достижении паритета интересов всех этнонаций, в том числе и в едином государстве-нации, в гармонизации этнонациональной общности во всей системе общественных отношений данного государства, в рамках которых действуют эти этнонациональные общности.

Отрицание этнонаций, перспектив их развития фактически есть проявление «внутреннего сепаратизма», когда этнонации таким образом выталкиваются из единого государства, в отличие от сепаратизма, когда этнонации требуют обособленности от единого государства. Еще не известно, какой из этих вариантов более опасен для государства по своим последствиям.

Для России важна интеграционная, соборная, собирательная модель этнонациональной политики, сохраняющая самобытность этнонаций и на этой основе формирующая гражданскую общность, нацию-государство. Значит, нужна и соответствующая теория развития и солидарности этнонаций в едином государстве, формирование российской нации, а не теория, будоражащая этнонации, поднимающая их на бунт и баррикады, ибо им грозит «отмирание», «конец», «реквием». В теории изначально должна быть понятна вредность идей «роспуска», «похорон» этнонаций, как и этнонациональный сепаратизм внутри единого государства. Главное в этнонациональной политике – это обустройство всех наций в составе единого государства, нации-государства, формирование на основе их общности гражданской общности этнонаций. Многонациональность – явление всемирное в современных условиях. Бороться против этнонаций, возвращая всех в эпоху буржуазных революций, глупо, когда человечество уже научилось жить в многонациональных общностях, не уничтожая друг друга, а сохраняя в режиме солидарности.

В свое время В.И. Ленин указывал на две исторические тенденции в национальном вопросе. «Первая: пробуждение национальной жизни и национальных движений, борьба против всякого национального гнета, создание национальных государств. Вторая: развитие и учащение всяческих сношений между нациями, ломка национальных перегородок, создание интернационального единства капитала, экономической жизни вообще, политики, науки и т. д. Обе тенденции – суть мирового закона капитализма. Первая преобладает в начале его развития, вторая характеризует зрелый и идущий к своему превращению в социалистическое общество капитализм»1. Если мы вернулись к капитализму, то давайте учитывать хотя бы эти особенности. Используем эти тенденции для солидарности наших народов, для формирования российской нации как гражданской общности всех этнонациональностей России.

Обособление этнонаций, их свержение, будоражение этнонационального сепаратизма деструктивны в своей основе, как и их замкнутость, оторванность. XXI век объективно обусловливает дорогу сближения и интегрирования людей различных национальностей. В новых геополитических условиях важны подходы не уничтожения, роспуска, конца этнонаций, а самобытного и интеграционного их развития. Многонациональность есть благополучная и перспективная среда для самобытного развития индивидов, этнонаций и российского государства в целом.

§ 3. Сознание, дух, характер в этнонациональных процессах

В свое время подверглось жесткой критике то, что в число нациообразующих признаков включали «психический склад нации», «национальную психологию». Теперь это уже раздел социальной психологии «этническая психология». Еще античные историки и географы (Ксенофонт, Страбон и др.), описывая окружающие этносы, прибегали к чрезвычайно субъективным психологическим характеристикам, определяя одни из них как «трудолюбивые», другие как «воинственные», третьи как «изнеженные и развращенные» и т. п. Некоторые мыслители, например Гиппократ, пытались отыскать причины таких психологических различий, связывая их обычно с особенностями климата, ландшафта, в котором живут те или иные этносы. В последующие столетия усиление взаимообщений между развивавшимися государствами и особенно массовая колонизаторская экспансия европейцев в заокеанские страны способствовали расширению и умножению этнографических работ, посвященных описанию иноземных народов с их психологическими характеристиками, а мыслители того времени приложили еще больше стараний к отысканию причин этих различий. Так, французский философ Ш. Монтескье в книге «О духе законов» развивал мысль о том, что психические особенности народов («народный дух») формируются главным образом, как и у Гиппократа, под влиянием климата и определяют быт, нравы, общественный строй народов и даже систему их законодательства[207]. Но психические характеристики использовались не совсем в благовидных целях, например, что «негры – ленивы, а японцы – трудолюбивы», «индейцы могикане – благородны, а ирокезы – коварны», испанцы – вспыльчивы, а финны – невозмутимы и т. д. и т. п.

Философ Г. Гегель главным вел учение о «духе народа»[208]. Г. Гегель и И. Кант говорили о «национальном духе» народов своего времени. Кант свои размышления «о характере народов» связывал в целом с «характером рода человеческого»[209], но видел и специфику. В своей работе «Очерк научных понятий по некоторым вопросам всеобщей истории» Н. Чернышевский «о различиях между народами по национальному характеру» отметил, прежде всего, неполноту знаний о психических особенностях исторических и современных ему народов, а также неправильное толкование имеющихся о них сведений. По мнению Н. Чернышевского, эти погрешности вызваны тем, что за национальный характер всего народа принимают некоторые психические особенности какой-то его группы на одной из этапов ее исторического развития. При этом данные характеристики национального характера сочетаются с прямыми вымыслами и приводят к тому, например, что ходячие характеристики даже таких сравнительно изученных народов, как французы, англичане и немцы, – фантастичны, так что сами эти народы «дивятся и, смотря по настроению духа, хохочут или сердятся, читая нелепости, пользующиеся у иноземцев репутацией их характеристик»[210].

Но он выступал против противопоставления нравов и традиций народов. Он писал: «По образу жизни есть очень важные различия между людьми, но в Западной Европе все существенные различия этого рода – не национальные, а сословные или профессиональные. Землепашец ведет не такую жизнь, как ремесленник, работающий в комнате… По образу жизни и понятиям земледельческий класс всей Европы представляет собой как бы одно целое; то же должно сказать о ремесленниках, о сословии богатых простолюдинов, о знатном сословии. Португальский вельможа по образу жизни и по понятиям гораздо больше походит на шведского вельможу, чем на земледельца своего народа; португальский земледелец в этом отношении больше походит на шотландского или норвежского земледельца, чем на лиссабонского богатого негоцианта»[211].

Труд В. Вундта «Психология народов» представлял собой лишь сводку имевшихся в этнографической литературе описаний тех элементов духовной культуры (мифов, традиций и пр.), которые, по мнению автора, не вмещались в рамки индивидуальной психологии и характеризовали собой особенности «этнической психологии»[212]. По ходу изложения этой, в сущности, «психологизированной этнографии» В. Вундт пытался доказать, что основой всех психических процессов является внутренняя активность души – «апперцепция». Существенным недостатком работ В. Вундта и его последователей является чрезмерно идеалистическое понимание соотношения между «этнической психологией» и «культурой», которая, по их мнению, возникает как продукт психологии, более того, отождествление духа и психологии этнонаций.

Идеалистической концепцией руководствовался и теоретик австрийских социал-демократов О. Бауэр, попытавшийся, как уже отмечалось в первой главе, изложить «марксистскую» теорию нации. Главным признаком нации он полагал «национальный характер»: «Нация – это вся совокупность людей, связанная общностью характера на почве общности судьбы»[213]. «Под национальным характером, – писал он, – мы, прежде всего, понимаем не совокупность всех физических и духовных качеств, свойственных нации, а только особенности в направлении воли, тот факт, что у различных наций одни и те же вещи вызывают различные реакции, одно и тоже внешнее положение обуславливает различные волевые действия… Немец и англичанин различно действуют в одинаковых условиях… различно подходят к одной и той же работе…. желая развлечься, выбирают себе разнородные удовольствия… Будучи одинаково состоятельными, предпочитают различный образ жизни, удовлетворяют различные потребности»[214].

Этнонациональный дух, национальный дух – это, видимо, прежде всего определенные целостные формы проявления социокультурной природы этнонаций, чувств и инстинктов, идей и действий в соответствии с особенностями развития данного общества. Вся система духовной, традиционной жизни общности – это поддержание и передача от поколения к поколению «этнонационального характера, от которого зависит существование общества» (А. Рэдклифф-Браун). При этом «дух народа» есть определенное сцепление, форма тех или иных проявлений чувств, поведения на определенных, общепринятых ценностях и образах, характерных для людей данной общности. У каждой этнонаций формируется «доминирующий настрой», «этнос» этнонациональной общности. Э. Фромм выводит четыре типа культур, характерных для этнонациональных общностей[215], но во всех в них общая социокультурная природа человека и общности людей.

С. Калтахчян в работе «Ленинизм о сущности нации…» много места уделил опровержению признака общности психического склада нации или «национального характера»[216]. Как бы в ответ на нее вышла книга другого философа Н. Джандильдина, который доказывал реальность и важность «национального характера» и порицал инакомыслящих словами: «Те товарищи, которые оспаривают реальность национального характера, выступают, на наш взгляд, против очевидного факта, проявляя при этом излишнее упрямство»[217]. «Очевидные факты» в данном случае обычно сводились к утверждениям, будто бы французам свойственны «юмор и остроумие», немцам – «пунктуальность», испанцам – «темпераментность»[218], а японцам, по Н. Джандильдину, – «невозмутимость перед лицом опасности»[219]. Были, наконец, и такие знатоки, которые по данному вопросу как бы вели споры сами с собой; показательны в этом отношении работы историка и психолога И. Кона, в которых признание «национального характера» каждый раз сопровождалось существенными оговорками; даже поставив в заглавие одной из своих статей прямой вопрос: «Национальный характер – миф или реальность?», в конце статьи он ответил уклончиво: «Мне кажется – и то, и другое»[220]. Думается, что это правильный ответ, ибо сущностное и идеологическое, объективное и субъективное здесь сочетаются, и духовно-психологические характеристики многих этнонаций созвучны.

С. Токарев авторитетно отметил, что привлечение к проблеме определения этнической общности признака «психического склада» или «национального характера» «кроме путаницы ничего не вносит»[221]. Его противники, будучи не в состоянии опереться на методологическую базу, обычно взывали к «здравому смыслу». Так, В. Алексеев писал, что «каждому непредубежденному человеку ясно… существование национального характера»[222]. Ясно, если каждый человек имеет свой характер, то и общности людей формируют своеобразие психического характера. Индивидуальные проявления никто не отрицает, но и общностные имеют место как момент систематизации отдельных элементов, ценностей и установок. При сравнительном анализе «дух нации», ментальность нельзя определять по принципу: хорошее и плохое.

Дискуссия по этой тематике вновь возникла десять лет спустя в связи со статьей А. Дашдамирова о методологии исследования «национально-психологических» проблем. Возможность использования каких-то обобщенных этнопсихологических характеристик, могущих быть объединенными в «национальный характер» или подобные ему понятия для использования в качестве этнических признаков, в этой дискуссии не стояли в центре внимания, тем не менее многие участники затронули и эту проблематику[223]. При этом А. Дашдамиров был одним из первых исследователей, обративших внимание на проблему личности в системе этнонациональных отношений, без изучения которой невозможно оценивать дух, психологию, характер как целостное проявление на уровне общности. Здесь приближение к особенностям индивидов, которые все же растворялись в общности. В постановочном плане эти проблемы рассматривались и в кандидатской диссертации автора[224].

Почти все участники дискуссии признавали существование каких-то психических особенностей у различных этнических групп, отмечали желательность и даже важность их исследования с учетом влияния таких особенностей психики на национальные и межнациональные отношения. При этом отмечалась сложность подобных исследований и полезность взаимодействия этнографов с психологами, работающими как по общей психологии (психологии личности), так и социальной психологии (психологии общности).

В. Алексеев, например, определил русский национальный характер такими качествами, как «чувство национальной гордости», «чувство сотоварищества», «смекалка», «миролюбие», добавив корректно, что «многие из таких черт в той или иной степени свойственны духовному облику и других народов»[225]. Скорее речь может идти об особенностях проявления черт характера данной общности. Нет народов, которым вообще было бы не свойственно, скажем, чувство национальной гордости или товарищества, или смекалки, а если свойственно, то не полностью, а лишь в слабой степени!? Дело не в слабом и сильном, а в особенностях их проявления. А. Дашдамиров отнес себя к сторонникам тех, кто считает, что «специфика национального характера того или иного народа заключается не в каких-то неповторимых характерологических чертах, а скорее в неповторимом их сочетании»; вместе с тем он заявил, что различия между нациями следует искать не в том, «насколько одна храбрее, трудолюбивее или добрее другой», а в «стереотипизации своеобразия форм проявления черт человеческого характера»[226]. Такова общефилософская методология рассмотрения этнонационального характера, которая влияет и на формирование характеристики многонациональной общности, нации-государства.

Более осторожный И. Кон, характеризуя основные направления поисков «национального характера», кроме рассмотренного уже выше прямого «психологического» подхода, предложил выделять «этнографический» и «историко-культурный» подходы[227]. По первому из них во главу угла ставится непосредственное наблюдение с описанием бытового поведения и нравов народов, что, как и в случае «психологического» подхода, ставит перед исследователем вопросы: какие же именно группы этого народа следует наблюдать, как эти наблюдения фиксировать, с какими группами других народов их сравнивать и как синтезировать полученные результаты. Специалисты-этнографы в таких занятиях не преуспели, а заслуживают внимания некоторые произведения путешествующих журналистов, например очерки В. Овчинникова о жизни японцев и англичан[228]. Кстати, прекрасные работы, которые содержат высокий научно-исследовательский взгляд на особенности духа и характера народа.

Вернемся к Н. Чернышевскому, который критически рассматривал проблему «национального характера» и заключал: «Мы имеем очень мало прямых и точных сведений об умственных и нравственных качествах даже тех современных народов, которые наиболее известны нам, и ходячие понятия о характерах их составлены по материалам не только недостаточным, но пристрастно и небрежно… Заменить небрежные и пристрастные характеристики народов верными – дело очень хлопотливое, и у большинства ученых нет серьезного желания, чтобы оно было исполнено, потому что обыкновенная цель употребления характеристик народов состоит вовсе не в том, чтобы говорить беспристрастно, а в том, чтобы высказывать такие суждения, какие или кажутся выгодными для нас, или льстят нашему самолюбию». Этот вывод можно было бы повторить и сейчас, используя, например, весьма пристрастные определения психического склада чеченцев, обусловленные проходившей там войной[229]. И в массовом сознании насаждаются как бы свойственные чеченцам сиюминутные, обусловленные чаще внешними факторами черты характера – агрессивности, чуть ли не доведенной до бандитизма, при этом вновь забывая, что внешние и внутренние агрессии деструктируют дух, психологию индивидов и общности, искажают их. Кризисное проявление духа и характера нельзя истолковывать как этнонациональный дух.

Мнение о существовании какой-то общности психического склада наций (этносов) или национального (этнического) характера еще продолжает бытовать особенно среди части философов, слабо разбирающихся в существе этой проблематики[230]. А что делать, если «сильно разбирающиеся в существе этой проблематики» этнологи и антропологи заняты лишь голым отрицанием всех проявлений этнонационального? Но независимо от философов социальная общность формирует особенности своего психического склада, духа, характера, менталитета. Тем более, если мы признаем то, что групповое сознание проявляется у конкретных общностей людей; одной из его разновидностей является этническое сознание[231]. Странно утверждать, что если не было бы философов, то духа, психики этнонации не было бы. Другое дело, когда «весь дух» направлен против других и утверждается на свержении других. Это уже деструктивный дух[232]. Но это уже не исследование духа, а дух ругательства и свержения других. Почему-то наши этнологи не пишут о таких работах, где расизм и нацизм буквально выпирают.

Понятие «самосознание» носит более узкий смысл и представляет собой индивидуальное сознание, направленное на самого себя с целью идентификации, самопознания и т. п. По И. Кону, самосознание есть «осознание себя как некоей устойчивой, более или менее определенной единицы, которая сохраняется независимо от меняющихся ситуаций (сознание своей идентичности)»[233]. Такая самоидентификация может осуществляться на личностном уровне путем сопоставления себя с другими конкретными людьми и на личностно-групповом уровне путем сопоставления себя с различными группами (коллективами) людей, идентифицируя себя с одной из этих групп и отделяя от других по принципу «мы» – «они», не в смысле свержения, а сравнения. Сущность таких групп разнообразна – род, конфессиональная община, землячество и т. д., поэтому в головах людей сосуществуют различные виды самосознания и характера.

Важность этнического, этнонационального самосознания для определения этноса (нации) была понятна не сразу, и этот признак этноса-нации в первой половине XIX в., когда этнонациональные движения в Европе уже набирали силу, еще не был назван, так сказать, своим именем. Примерно то же самое происходит и с особенностями этнонациональной психологии, а сознание не бывает без психики, как психика без сознания. Т. Стейни – специалист по психоанализу – подчеркивает, что даже культуры в большинстве своем – вторичный институт, производный от институтов сознания, опосредованный ранним опытом[234]. Он же говорит, что и «этничность – это не то, что ты есть (реальность), а то, каким бы ты хотел быть (фантазия)»[235]. Но вместе с тем важен и опыт, каков он (человек) на практике сегодня и сейчас есть. В этом реальность между мифами прошлого и фантазиями будущего. Но человеческое (общинное и индивидуальное) еще находится под давлением идей, где одни боятся индивида, а другие – их общностей. Но и то, и другое – реальность. Самобытность их проявления – другой вопрос. Это для исследования, а не отрицания и свержения.

Состоявшийся в Санкт-Петербурге в 1872 г. Международный статистический конгресс, рассмотрев вопрос об определении национальной принадлежности в переписях населения, пришел к заключению, что эта принадлежность не тождественна языковой и что ее определение должно основываться на самосознании опрашиваемых лиц. В подтверждение правильности такого подхода известный русский этнограф В. Водовозов в начале XX в. писал: «Если человек считает себя поляком, значит – он поляк, хотя бы он не был католиком, хотя бы он был оторван от польской территории и хотя бы даже он забыл свой язык (в этом последнем случае, однако, он по большей части себя поляком считать не будет). Если человек, происходящий от польских родителей, отказывается от наименования поляка, то, хотя бы он был католиком, хотя бы он жил в Польше, его все же не следует считать за поляка. Таков единственный рациональный принцип, которого следовало бы держаться и при статистических вычислениях национального состава данного государства, и при создании разных культурных учреждений (школ, академий и т. д.) для отдельных национальностей»[236]. Вполне приемлемый подход, который был определен достаточно давно. Надо все это учитывать.

Рекомендации Петербургского статистического конгресса были практически воплощены в жизнь лишь после Первой мировой войны, когда в Советской России (1920 г.), в Венгрии (1920 г.), а затем и в некоторых других странах были проведены переписи населения, в программу которых был включен вопрос о «национальности», относимый к самосознанию опрашиваемых, либо в сочетании с вопросом о родном языке, либо как единственный этнический вопрос. Все последующие советские переписи населения (1926,1937 и 1939,1959,1970, 1979 и 1989 гг.) содержали оба эти вопроса, причем определение этнической принадлежности основывалось в них именно на вопросе о «национальности» (в 1926 г. – «народности»), а вопрос о родном языке имел в этом отношении вспомогательное значение. Материалы этих переписей показали, что случаи несовпадения национальности и родного языка имеют массовый характер: в 1959 г., например, 11,9 млн. человек, а в 1989 г. – 20,8 млн. показали своим «родным» языком язык другой национальности при сохранении прежней национальной принадлежности. Это объясняется языковой ассимиляцией, широко распространенной, кстати сказать, и в других многонациональных странах мира. При этом такая практика не приводила к корректировке подхода И.В. Сталина в его определении. Почему-то из переписи 2002 г. вопрос о родном языке был исключен стараниями в том числе и тех, кто построил свою этнологию на отрицании тех или иных признаков принадлежности этнонаций. В данном случае удалось «отменить» родной язык. Они в моделях и типах автомобилей разбираются лучше, чем в характеристиках этнонационального. Порой даже пренебрежительное незнание этнонационального, уход от него, его отрицание объявляется высшим достижением этнологии.

На этом фоне достаточно абстрактно улавливают эту проблематику философы-обществоведы – специалисты по этнонациональной проблематике, этнонациональному сознанию и самосознанию. Так, И. Цамерян писал, что «нельзя субъективное отражение (элемент сознания) превращать в один из основных признаков отражаемого объекта (нации)»[237]. С ним по существу солидаризировался Н. Джандильдин, рассматривавший этнонациональное самосознание как часть «национальной идеологии», не имеющей тем самым какого-то самостоятельного значения[238]. Странное для философов негативное отношение к признаку национального (этнического) самосознания не получило поддержки большинства философов, и такие подходы стали сходить на нет, ибо они объяснялись идеологическим диктатом над элементами этнонационального сознания и самосознания.

Идеологизация этнонационального самосознания вместе с тем искажает его истинное, самобытное содержание. Так, П. Рогачев и М. Свердлин рассматривали «национальное самосознание» как «элемент идеологии» и включили в него не только сознание этнонациональной принадлежности, но и «приверженность к национальным ценностям, чувство национальной гордости и сознание общности интересов в освободительной борьбе», а также «то или иное отношение к другим нациям»[239]. Другой участник дискуссии А. Агаев заявил о существующей, якобы, противоречивости «проявления национального самосознания у буржуазии и пролетариата и подчинение национального сознания классовому»[240]. Это крайние догматические подходы, обусловленные господством пресловутой классовой идеологии, которой мы недавно придерживались. Это уже не наука, а идеология.

По-моему, справедливо и оправданно расширенное толкование этнонационального (этнического) самосознания. Впервые оно проступило в рассуждениях Ю. Бромлея в начале 1970-х гг., когда он, признав этническое самосознание важным «компонентом» и «непременным условием функционирования каждого этноса», заявил, что «нет оснований сводить этническое (национальное) самосознание лишь к осознанию этнической (национальной) принадлежности… Этническое самосознание включает суждения членов этноса о характере действий своей общности, ее свойствах и достижениях… эти суждения неразрывно связаны с представлениями о других этносах…». Он же усмотрел у этнического (национального) самосознания два «уровня» – самосознание личности и самосознание этнической общности, которое представлялось им «сильно социально окрашенным»[241]. С Ю. Бромлеем солидаризировалась этносоциолог Л. Дробижева, посчитавшая, что «национальное самосознание личности – это осознание субъектом совокупности своих национальных (этнических) связей и своего отношения к ним»[242]. Это совершенно точное определение. В свое время Ю. Бромлей предложил толковать этническое самосознание в «узком» и «широком» смысле, да еще на двух «уровнях», фактически сводя его операциональную роль на нет. Узкое толкование этнического (национального) самосознания как основного этнического определителя уже давно утвердилось в переписях и других формах массового учета структуры населения и придавать ему какое-то идеологическое, классовое и прочее «социальное» содержание, ждать от опрашиваемого осознания «совокупности» своих национальных (этнических) связей и своего отношения к ним» значит чрезвычайно осложнить и даже нарушить основные принципы определения этнической (национальной) принадлежности. Особенность этого самосознания как раз-таки в том и состоит, что оно объединяет людей независимо от их социально-классовой принадлежности, идеологической ориентации и даже их отношения к другим этносам (нациям), в то время как классовое самосознание объединяет людей различной этнической и, скажем, религиозной принадлежности[243].

Этнонациональное самосознание – это надстройка всей совокупности этничности, национальности. М. Крюков предложил разделить источники формирования этнического самосознания на три группы, включив в первую из них этноформирующие факторы (например, территорию), во вторую – компоненты, которые отражают объективные признаки этноса «адекватно» (например, язык) и «избирательно» (например, особенности культуры), в третью – субъективные представления, которые не связаны с этноформирующими факторами или с признаками этноса (например, представление о «превосходстве» своего этноса над другими)[244]. Такая группировка была затем поддержана Р. Джарылгасиновой в обзорной статье об изучении этнического самосознания[245]. Ясно, что этническое самосознание не является врожденным: оно формируется вместе с социализацией личности, т. е. в процессе выработки его основных социальных ориентаций под влиянием целого ряда факторов развития общества, государства, этнонации и т. д., и т. п.

Г. Шелепов пришел к выводу, что «общность происхождения во всех своих проявлениях, в том числе и в этническом самосознании, является очень важным и обязательным признаком любого этнического образования»[246]. Здесь речь идет, скорее всего, об этнонациональной памяти как части этнонационального самосознания.

Бромлей заключил, что «представление об общности происхождения членов этноса и своеобразное отражение его объективных свойств, будучи важнейшими составляющими этнического самосознания, находятся в тесном взаимодействии, контролируя и дополняя друг друга»[247]. Общность происхождения во многом определяет национальное сознание и самосознание этнонации и человека. Но нельзя видеть в атрибутах этнонационального (культура, сознание, психология, поведение) только функции разобщения. Это крайне предвзятое мнение, говорящее не вообще о самобытности, а об иноэтнонациональной самобытности. Для меня самое комфортное интегрироваться на базе собственного этнонационального духа, культуры, языка и характера. Это ясно. И для многих этнонациональное миропонимание является базовым в миропонимании вообще.

Л. Дробижева вслед за Ю. Бромлеем включила в этническое самосознание не только «сознание принадлежности к определенному этносу», но также представление о типичных чертах «своей» общности, ее свойствах как целого» и представления о других народах (в том числе так называемые автостереотипы, т. е. представления о себе, и гетеростереотипы, т. е. представления других народов), а также «отношение к материальным и духовным ценностям, достижениям своего народа» и «осознание национальных интересов»[248]. В одной из своих последних работ она пишет: «Этническое самосознание включает в себя… 3 элемента: когнитивные, рациональные элементы – это наши знания, представления о народе; эмоциональные элементы – мы переживаем за свою культуру, язык, так или иначе относимся к историческим событиям, памятникам и т. д…. И, наконец, элементы регулятивные, то есть те, которые от знаний и переживаний приводят к действиям людей»[249]. В целом этнонациональное самосознание выполняет на уровне специфики своего проявления функции самобытности самосознания и характера.

Из англоязычной литературы к нам перекочевала «этничность» как социально-культурная характеристика, как что-то неуловимое, призрачное.

«Теория этноса, – заявил С. Чешко, – вроде бы отличается четкостью своих положений. Но она оставляет без ответа главный вопрос: что же такое само «этническое»? Этносы понимаются как разновидности человеческих общностей, складывающиеся из целого ряда атрибутов (язык, культура, психический склад, самосознание, самоназвание, некоторые исследователи добавляют сюда еще эндогамию). Здесь нет только одного – самой этнической субстанции. В отечественной этнологической литературе… по сути даже не ставится вопрос, откуда вообще взялось «этническое», из каких потребностей и сторон жизнедеятельности людей оно возникло, какова присущая только ему природная функция?.. Мы не в состоянии даже точно идентифицировать этническое самосознание, поскольку его главный компонент (оппозиция «мы – они») характерен и для других типов человеческих общностей, вырабатывающих собственную идентичность… Перед исследователем явление, которое, безусловно, существует, но неизменно ускользает сквозь пальцы, несмотря на любые методологические ухищрения. Оно может проявляться всюду, влиять на любые сферы жизни и деятельности человека, и в то же время его нигде нет»1. При этом неуловимость (для С. Чешко!) этничности в США определяется оторванностью людей от корневых начал родового этноса. Кроме того, деление на «мы» и «они» – не главное для этнонационального самосознания. Творчество этнонациональной общности может проявиться и без «они». Тут, прежде всего, самосознание себя общностью людей, а потом уже – по сравнению с другими. В США уже есть и движение «Новой этничности», в котором многие видят угрозу относительно культурной сбалансированности американского общества[250].

Вывод о неуловимости «этничности» С. Чешко подкрепляет словами о том, что явление этничности «… отчасти находится вне досягаемости научного анализа. Какие бы объективные корни не имела этничность, она в конечном счете представляет собой продукт человеческого (массового) сознания, спонтанную форму идеологического отражения и освоения социальной среды. Этничность, вне всякого сомнения, имеет иррациональную природу, наука же, оперирующая сугубо рациональными методами познания (чем она отличается, например, от религии или искусства), ограничена в возможностях исследования иррационального».

Тем не менее С. Чешко, казалось бы, взялся за объяснение феномена «этничности». «Этничность, с одной стороны, – пишет он, – это представление о наследуемой групповой солидарности, основанное на представлениях об общих (не всегда реально общих) происхождении, исторических судьбах, интересах и культуре[251]. Ну, наконец-то, нашел хоть что-то общее в этносах, этнонациях.

В 1997 году был опубликован сборник статей В. Тишкова, под названием «Очерки теории и политики этничности в России», где «теория этничности» сводится, как и у С. Чешко, главным образом к ее неопределенности, а «политика этничности» – это сведение на нет этнонациональных факторов в многонациональной России. Еще раз вопрос: надо ли заниматься этносами, нациями и этничностью, чтобы доказывать их отсутствие? Этнология – это не поиск черной кошки в темной комнате, а изучение радуги многообразия этнонационального в реальной жизни при единстве человеческого общества, и не надо писать о народах России черными чернилами на черной бумаге. Кроме того, тут плохой советчик опыт США, где этничность и этносы являются мифом, воспоминанием, ибо здесь люди оторваны от этнической почвы. У нас другая ситуация. Видимо, оторвались от России в такой же степени. Кроме того, справедливо отмечено, что «именно неуважение, игнорирование этнокультурных особенностей «духа» народа есть важнейший питательный источник самых различных форм экстремизма, а не какое бы то ни было этническое возрождение»[252].

Этнические, этнонациональные процессы часто преподносятся через призму завоевания, колонизации других этносов, их ассимиляции в той или иной степени. Здесь можно условно подчеркивать ассимилятивную способность той или иной этнонации. Нередко говорят об ассимилятивной способности русского этноса. Ассимиляция – процесс объективный, хотя и она бывает насильственная и интеграционная. При социализме это называлось «продолжающейся консолидацией и развитием социалистических наций и народностей, а также общим процессом все большего сближения социалистических наций и народностей…»[253]. Попытки же охватить термином «консолидация» все основные виды этнических процессов СССР, в том числе и процессы ассимиляции, продолжались и в последующие годы[254]. Это явление было закономерное, но многообразное, которое как раз-таки и упускалось при анализе.

Использовались в литературе различные термины, обозначающие различные стадии ассимиляционных процессов: для начальных контактов иммигрантов с новой средой обитания – термины «адаптация» или «аккомодация», для изменения элементов культуры – термин «аккультурация» (для азиатских и африканских этносов – «европеизация» или «вестернизация»), для физического смешения этнорасовых групп – «амальгамация», для широкого социально-экономического единения – «интеграция» и другие[255]. Особенно важен этап адаптации, от которой зависят представления об иноэтнической среде, а также интеграционные установки на перспективу. На уровне индивидов, их общностей. Повторяю, это процесс всемирно-исторический, где самобытность и общность, самостоятельность и интеграция диалектически сочетаются.

Этносы, а затем и этнонации – это вовсе не кентавры, не русалки, не крылатые кони, а социально-исторические реалии, для которых характерна общность самосознания, культуры, психологии или, как говорили, психического склада, который складывается объективно в ходе длительного исторического процесса формирования этнонациональных общностей. Еще Страбон давал характеристику тем или иным народам-общностям: одни казались более трудолюбивыми, другие – более воинственными. Но эти характеристики исторически меняются и вряд ли их можно так сильно обобщать. Как говорится, в XX в. горцы стали торговать, а евреи воевать – у кого как судьба сложится. Но исторически под влиянием среды обитания, в том числе социальной и природной, конечно же, формируется определенный духовно-психический склад народа с определенными чертами характера. Но говорить, что «негры – ленивые», «китайцы – трудяги» невозможно, потому что внутри каждого народа могут быть самые различные характеристики индивидуальных черт человека, его характера и т. д.

Идеи, предрассудки, идеалы и заблуждения по-разному правят жизнью этносов, этнонаций. Удивителен феномен, когда большая этнонация или даже меньшие массы могут заразиться идеями, ведущими их к войнам и трагедиям. Особенно этнонациональная сфера чувствительна и легко мирится с идеями собственного превосходства, богоизбранности, неповторимости. Самосознание – это созерцание, оценка представителями данной этнонациональной общности своего мира, места и роли среди других этнонациональных общностей. Этнонациональное самосознание – это коллективные, общностные представления, «рефлексия» (по Р. Декарту), рефлективной направленности – «апперцепция» (Г. Лейбниц), «чисто рефлексирующее Я» (И. Кант) как осознание собственного состояния, мышления, осознание этнонации как коллективного субъекта социально-исторических процессов коллективом, общностью (человеком как представителем общности). Это сознание есть результат сотрудничества с представителями своей этнонациональной общности.

Более того, Г.В.Ф. Гегель в начале XIX в. развивал целое учение о «духе народа»[256]. Ш. Монтескье в книге «О духе законов» отмечал определяющее влияние климата на быт и нравы народов. Примерно тогда же В. Гумбольдт говорил о «духе народа» с позиции этнопсихологии. Н. Чернышевский в свое время написал интересную работу о различиях между народами по национальному характеру, при этом достаточно резко выступал против утвердившихся стереотипов, которые характеризовали целые народы по каким-то признакам. В своей работе «Психология народов» В. Вундт описывает элементы духовной культуры тех или иных народов, признает определенную самостоятельность индивидуальной психологии от психологии народа. М. Лоцарус и X. Штейнталь заявили об этнической психологии, где народ характеризуется как «субъективное усмотрение членов народа, которые все вместе смотрят на себя как один народ»[257]. Дж. Вико еще в XVIII в. указывал, что истинную природу человека, человеческую природу можно познать путем изучения культуры, традиций, языка народов. «Дух народа» как самосознание народа характеризует Г.В.Ф. Гегель. О. Бауэр рассматривал нацию как совокупность людей, связанных общностью характера[258]. Но марксисты и здесь разделяли четко характер пролетариата и буржуазии. Вообще очень трудно говорить, конечно, о характере, который однозначно отражался бы на уровне психологии каждого отдельного человека. Но проблемы общности или психологического склада, конечно, непосредственно относятся к характеристике не только этнонациональной общности, но и любой другой социальной общности. В.И. Ленин в свое время отмечал, что не может сказать, что он знает характер русского народа. Разве я могу утверждать, что знаю характер аварцев, дагестанцев? Отрицать общность черт этнонационального характера, видимо, не следует, но и абсолютизировать нет необходимости. При этом надо иметь в виду, что духовно-психологическое определение, жестко привязанное к той или иной этнонации, выглядит не очень убедительно, когда знакомимся с мировоззрением индивидуальных характеристик. Этнонациональный характер, психология – понятия более широкие, чем этническая психология.

«Без предварительного знания душевного склада народа история его, – как говорит Г. Лебон, – кажется каким-то хаосом событий, управляемых одной случайностью»1. Поэтому и важен анализ не только социально-культурных, но и психологических особенностей общностей.

Говоря о психическом складе нации, следует иметь в виду, что только в русском языке, например, около 1500 слов обозначают различные психические черты людей. Какие из этих 1500 характерных черт психологии самого русского народа будут довлеть над поведением отдельного человека в конкретных условиях? Трудно сказать также, какие из черт характера можно будет фиксировать на уровне общности как отражающие характер большинства. Вообще улавливать психический склад не только целых народов, но и отдельных людей очень тяжело. Непосредственная связь психического склада и этнического национального самосознания может выступать как момент самопознания, идентификации своей общности, как проявление культуры, нравов, традиций. В целом это «законы душевной жизни» (В. Вундт) и их тяжело уловить. Здесь тоже возможны более устойчивые, менее устойчивые элементы. Но главным образом, если мы говорим о самосознании, то, по-моему, само слово говорит об идентификации человека, осознании своей индивидуальной общности с этнонациональной общностью. Именно в этнонациональном самосознании фиксируется через историческое действие этнонациональная принадлежность человека. В переписи населения этнонациональный признак, национальность включались с конца XIX века. При этом по мере развития общества и общности людей в рамках Советского Союза, Российской Федерации целый ряд элементов становятся общими, свойственными для людей всего государства. Можно сказать, что этнонациональное самосознание в концентрированном виде проявляет в сознании и поведении, психологии человека те или иные этнонациообразующие признаки их общности. Но нет, по-моему, необходимости «поднимать этнонациональное самосознание до уровня национальной идеологии», «национальной идеи» многонациональной страны. Как и любая форма самосознания, этнонациональное самосознание может проявляться как на уровне общности, так и на уровне отдельных индивидов опять-таки через мифологию, обычаи, этикет, дух народа. Этнонациональный характер – это индивидуализм характера и духа этнонаций.

Человеческое общество развивается по своим внутренним законам в ходе деятельности людей по производству и обмену материальными и духовными благами. Этот процесс имеет достаточно четко очерченные этнонациональные, культурные особенности. Этнонациональное начало самобытности является одним из элементов многообразия человеческого мира. Оно не существует как самодовлеющее, а пронизывает, проявляет в своей специфике социально-экономические, духовно-нравственные и культурные процессы жизнедеятельности человеческого общества, придает им этнонациональную специфику. Это как бы духовно-психологическая сторона этнонациональных процессов, которые могут иметь несколько направлений: как процесс самостоятельного, самобытного развития, как процесс взаимодействия, взаимообмена и как процесс ассимиляции, поглощения одной культуры другой культурой и т. д.

Глобальным является процесс ассимиляции народов и культур в ходе развития многонационального человеческого сообщества. Когда-то ассимиляция шла насильственным путем как агрессивное вторжение другой культуры при уничтожении возможностей развития культур, традиций другого народа. Этот процесс продолжается в новых условиях глобализации. Но в начале XXI в. все-таки есть шансы, чтобы процесс ассимиляции не шел насильственным путем, чтобы определяющей линией развития этнических процессов было бы культурное взаимодействие, взаимообогащение, интеграция. Вместе с тем наблюдающийся ныне процесс глобализации материальной и духовной жизни народов и стран, гигантские возможности информационного воздействия могут привести к ограничению возможностей развития культур и традиций малочисленных народов и даже небольших государств. В ходе глобализации есть опасность исчезновения ускоренными темпами культурных, духовных проявлений целых народов. Поэтому в эпоху глобализации перед человечеством стоит задача сохранения духовного, культурного многообразия самобытности, ибо его уничтожение, ассимиляция приведут к обеднению человеческого сообщества. Многообразие человеческого духа есть показатель его богатства и жизнеспособности человека и человеческого сообщества. Но и «современный человек, – как писал Г. Лебон, – не может уклониться от закона, которому подчинялись его предки».

Последнее десятилетие мы говорим о Красной книге для флоры и фауны, редких видов животных и растений. При этом мало замечаем, что на грани исчезновения могут находиться уникальные культуры, народы, традиции. Если не формировать механизм защиты, то возможен бесконечный сброс вулканической энергии как инстинктивной реакции самозащиты, самосохранения духа, культуры народов и характера. Именно глобальный процесс ассимиляции, интеграции может привести к взрыву этнонационального сепаратизма в различных регионах мира. Дух народа, не имеющий возможности и простора своего выхода, пополняется и может взорваться. Важно увидеть как прогрессивное, так и реакционное влияние объективного процесса интеграции, ассимиляции. Конечно, можно говорить о формировании крупных межгосударственных образований с одним языком, с одной культурой, о слиянии народов и культур тоже с формированием общечеловеческой культуры и общечеловеческого языка. Но это неминуемо будет сопровождаться обеднением культурного, духовного потенциала самого человеческого общества, если исключать многие стороны духа и характера отдельных этнонаций. Кризис духа индивидов и общности – это глобальная проблема человека в XXI веке. Это надо учитывать при управлении этнонациональными, духовными процессами, чтобы он носил эволюционный характер, чтобы не уничтожались, а сохранялись важные компоненты многообразия культур, традиций, языков и духа народов мира. Речь идет о сохранении и интеграции, а не об интеграции, ассимиляции за счет уничтожения самобытности. Язык, традиции, характер, способы хозяйствования, форма взаимоотношений со средой обитания – эти и многие другие моменты являются достижением человеческого духа, человеческой цивилизации и от них ни в коем случае нельзя отказываться, в том числе когда речь идет даже об этнокультурных процессах внутри данной нации и внутри данного одного государства. Можно и нужно говорить о достижениях культурной однородности этнонаций. Но вместе с тем эта однородность не должна уничтожать самобытность. Люди, представители различных национальностей, живущие в одном государстве, в одном обществе, бесспорно, должны отрабатывать общие приемлемые друг для друга формы духовной жизнедеятельности и отношений, ценностных ориентаций, обычаи, традиции, характер, но сохраняя самобытность, уникальность каждой составной части. Тысячелетиями в этнонациональных процессах инонациональные культуры, традиции и обычаи других народов всегда считались варварскими. И только свои обычаи и традиции, то, к чему человек привык, то, что он наследует, считается нормальным, приемлемым, прогрессивным. Пока люди еще не научились, сохраняя и облагораживая свое лицо, свою духовность, увидеть лицо и духовность другого человека, сохраняя свою культуру, традиции и характер, уважение к ним, проявить такое же уважение к культуре, традициям и самобытности других народов. Люди не всегда хотят трудиться над познанием непонятного, и вместо познания психологически для человека оказывается легче отрицать, свергать. Очень трудно русскому человеку запомнить фамилию, имя дагестанцев, тувинцев. Также тяжело для грузина, тувинца, дагестанца произносить и запоминать русские имена. Но они этому учатся, в отличие от русских, которые приобщаются к ним стихийно, случайно. Но коль мы живем вместе, надо понимать и принимать друг друга, в том числе дух и характер друг друга. Помните райкинское «Авас»? Я уже не говорю о более глубоких и самобытных проявлениях культур и традиций. И, кроме того, этнонациональное многообразие психологии и духа имеет место внутри одного народа. Традиции, ценностные ориентации, характер, духовные черты даже у русского человека в Красноярском крае и Краснодарском крае существенным образом (по субкультурным признакам) могут отличаться друг от друга. Это субкультурное многообразие одной этнонации. Но это не означает, что они перестают быть русскими. Будучи близкими, существенно могут отличаться традиции и обычаи русских, украинцев и белорусов, но это не означает, что они перестают быть славянами. Отличаются существенным образом ценностные ориентации, обычаи, традиции, язык, культура хакасов, тувинцев, ханты, манси, аварцев, азербайджанцев, русских, марийцев внутри России, но это не означает, что они должны убегать друг от друга. Они все соотечественники, граждане одной страны, россияне. Хотя не всем нравится само название «россияне», но мы должны адаптироваться духовно, психологически друг к другу, привыкать друг к другу, увидеть самобытную красоту и уникальность друг друга, а не только руководствоваться при оценке людей различных национальностей милицейскими, рыночными кличками, которые присваиваются людям различных национальностей. Как граждане России мы выражаем в совместной жизнедеятельности общий дух, характер, самосознание.

Исторически закономерны процессы этнонационального взаимодействия и интеграции в рамках одного региона, одной страны. Этнонациональные процессы России проходят в лоне, пространстве многонационального народа Российской Федерации. Многонациональный народ Российской Федерации – это старая историческая общность людей. Мы обрели исторически достаточно много общих черт духа, психики, языка, культуры в ходе своего совместного развития, взаимодействия, взаимообогащения. Мы уже прошли многие этапы межнациональной консолидации российской общности людей. Будучи разными по культуре и языку, а где-то и по истории, но вместе с тем мы ближе друг к другу, чем многие, казалось бы, более родственные нам народы, которые оказались за границей России, вне нашей общности. Таковы социально-культурные закономерности развития общности людей.

Конечно, нет необходимости говорить о том, что у нас завершилось формирование многонационального российского народа и тем более российской нации. Это длительный процесс взаимодействий, адаптации, заимствования и слияния, но ясно одно, что этнонациональные процессы внутри многонационального российского народа требуют определенной общей для всех духовной направленности. В этом плане не следует отрицать однозначно и тезис о формировании новой исторической общности людей – советского народа в прошлом, ибо это был момент внутреннего сплочения, формирования общих черт характера и духа, психологии, культур, традиций, которые объективно формируются между этнонациями и гражданами внутри одного государства. В результате такого длительного взаимодействия мы идем к формированию российской нации как нации-государства, тем более что ассимиляция у нас в России проходит не как «натурализация», т. е. как принятие подданства, регламентированного какими-то особыми правилами, цензом оседлости, знанием языка и т. д., а на основе свободного этнонационального развития и межнационального сотворчества.

Часто любят говорить об американском народе, французском народе, германском народе с аргументами, что там как бы других и нет. Но вместе с тем почему-то даже специалисты не замечают, что во Франции и Германии еще 200 лет тому назад можно было увидеть десятки и сотни племен, народов и культур, которые впоследствии оказались ассимилированными насильственным путем, когда людей буквально где-то вырезали по этнонациональному, культурному, языковому или религиозному признакам, запрещались культуры и языки. Где-то такой процесс происходил и в России. Достаточно активно шел процесс обрусения, стимулировался переход от мусульманской и других вер в православную веру. Такие люди где-то освобождались даже от налогов. Поэтому эти процессы шли повсеместно. Но, благодаря духовности и солидарности русского народа в нашей стране, эти процессы не стали господствующими в обществе, хотя ассимиляция велась политическими режимами, да и объективно по жизни.

Известны примеры еще в начале XX в., когда на улицах Киева полицейские запрещали людям разговаривать на украинском языке. Тысячи примеров жесточайшей колонизации народов Сибири и Севера. Такая атрибутика политики царского самодержавия имела место, но это политика, а позиция не русского народа, а определенного политического режима. Идеализировать, как и охаивать, этот процесс ни в коем случае не следует. Главное то, что у нас сохранились и обогатились на основе русской духовности культуры и традиции всех народов России. И сегодня мы – одно государство, один народ. Так должно быть и будет, если этому способствовать каждодневно.

Кроме того, это видно даже в цифрах, в годы советской власти шла определенная ассимиляция. Численность мордвы с 1,5 млн. человек в 1939 г. дошла до 1 млн. 300 тыс. к 1959 г. и 1 млн. 150 тыс. к 1989 г., и 850 тыс. человек в 2002 году. Ясно, что шел определенный естественный прирост, но вместе с тем шел и процесс добровольной ассимиляции, когда представители мордовской национальности записывали себя русскими. Численность карел за этот же период сократилась с 235 до 80 тыс. человек в 2002 году. Особенно ускоренно шла ассимиляция тех народов, которые стали православными. И еще, надо иметь в виду, что около 19 млн. нерусских национальностей в переписи 1989 г. назвали русский язык своим родным языком. Кроме того, целый ряд народов исчезли из перечня переписи. Например, в 1926 г. в переписи было около 300 тыс. мирашей, около 100 тыс. кряшен, кипчаки и т. д. Такие же процессы происходили и внутри других этносов, хотя многие из них были восстановлены в переписи 2002 года. Около 26 народов конца XIX в. в XX в. фактически слились в Дагестане с аварцами, т. е. это уже процесс межэтнической интеграции, хотя многие из них были учтены в переписи 2002 г. не только с аварцами, но и отдельно.

В новых демократических условиях начинают действовать новые механизмы не только самобытного развития, но и ограничения возможностей этнонационального развития отдельных этнонаций, инициируя их интеграцию и даже смену национальности ввиду ее бесперспективности. В Москве целый ряд дагестанцев за последние годы переписали свои фамилию, имя и отчество на русские. И все из-за того, что невозможно стало жить и работать со своими именами. Эти процессы, естественно, как бы проходят добровольно, но похожи на добровольность человека, который выбрасывается из окна своего горящего дома. Но идти по пути бесконечного размежевания по этнонациональным признакам на уровне наречий тоже, видимо, неразумно.

Особое место в изучении этнонационального духа, сознания, характера занимает проблема этнонационализма, которая отражает, прежде всего, последствия дискомфорта этнонаций, искажения их духа и характера воздействием политических процессов. Этнонационализм сегодня уже не просто классовая идеология угнетения одних народов другими, как писали раньше, а идеология агрессивного самоутверждения якобы своего этнонационального начала за счет подавления, унижения и эксплуатации другой культуры, духа другой этнонаций. В современных условиях очень много говорят об этнонационализме, якобы, прогрессивном. С другой стороны, каждая попытка этнонаций к самоутверждению, в том числе закономерная и прогрессивная, истолковывается почему-то не как дух этнонации, а как этнонационализм. Нормальное, человеческое проявление этнонационального начала в каждом народе – это патриотизм, а не этнонационализм.

Этнонационализм в большей степени демонстрирует, реализует реакционный потенциал развития патриотизма. Очень хорошо сказал один из мудрых людей – Л.Н. Толстой – о том, что национализм – это когда ты ненавидишь другой народ, а патриотизм – это когда ты любишь свой народ. Я бы сказал, что этнонациональное и этнонационалистическое – это две формы проявления самой этнонации, ее сущности, потенциала, перспектив[259].

Этнонациональное – это естественные и свойственные для данного народа объективные процессы развития и самоутверждения, а этнонационалистическое начинается тогда, когда любовь к своему народу сопровождается ненавистью к другому народу, когда восхищение собственной культурой сочетается с пренебрежительным отношением к другой культуре, когда подчеркивание величия своей истории сопровождается оскорблением исторического величия и духа других народов. Поэтому каждая этнонация обязательно воспроизводит элементы прогрессивного созидательного самоутверждения, этнонационального патриотизма. Из-за этнонационализма патриотизм тоже становится где-то ругательным словом, символом отсталости и хамства. Вместе с тем надо оберегать этнонацию и этнонациональный патриотизм от их реакционного, агрессивного развития, обеспечивая их созидательный потенциал. Ясно, что этнонационализм носит универсальный характер и свойственен для всех народов, и тем более были, видимо, времена, когда именно этнонационалистический, агрессивный способ позволял защищать и самоутверждать свои этнонациональные начала, а точнее – корыстные интересы отдельных людей и их групп под этнонациональными знаменами. В XXI веке, я думаю, должны быть другие нормы самоутверждения этнонации, ее духа, культуры и традиций. Нельзя развиваться по схеме «мы – безусловно, люди, а все остальные «тоже люди», но с десятками исключений». Незнакомое вызывает достаточно агрессивную реакцию даже у животных, но люди же – не животные, они отличаются тем, что имеют разум, и важно руководствоваться разумными началами в межнациональных отношениях и не выводить этнонациональный характер из характера «речных обезьян», как это делает физик Хомяков в своих работах.

Огромное значение имеет то, насколько человек адаптирован к межнациональному духовному сотворчеству и общению. И это зависит порой от уровня не только его духовного кругозора, культуры, нравственности, но и межнационального доверия. Поэтому крайне важно приобщить людей к культуре, языку, искусству, традициям народов региона, страны, создавать благоприятную среду для этого сотворчества. Порой наши дети очень хорошо знают культуру Древнего Египта или Древней Греции, начали изучать активно английский язык. И это здорово! Но при этом они очень плохо знают культуру, традиции и язык своего народа, не говоря уже о народе, который живет рядом с ними. Некоторые порой не знают трех слов из языка того народа, с которым живут десятилетиями. Многих людей не столько интересует своя этнонация, своя культура и религия. Восхваляя, превознося свое этнонациональное, религиозное, культурное, человек таким образом самоутверждает себя, свое величие, свою исключительность.

Этнонациональный эгоизм – прямое последствие эгоизма личностного. Этнонационалисты, как правило, люди ограниченные, ушедшие в какую-то сферу, переполненные не знаниями, а предрассудками на уровне родо-племенных отношений. Этнонационалисты любят свои народы садомазохистски, истязая их души. Рядом с этим стоит и вопрос равнодушия к своей этнонациональной культуре, традициям, языку, истории. Такие люди кажутся, на первый взгляд, лишенными этнонациональных предрассудков, но в кризисной, конфликтной ситуации именно такие люди чаще всего впадают в крайности агрессивного этнонационализма. Когда-то человечеству навязывался родоплеменной эгоизм, потом родоплеменной эгоизм сменился религиозным эгоизмом, как, например, в Ветхом Завете говорится, что только евреи являются народом богоизбранным. Такие же речи можно услышать и от представителей различных религий, хотя ясное дело, что бог един и все мы являемся детьми божьими. Этот эгоизм К. Маркс и Ф. Энгельс пытались преодолеть классовым эгоизмом, но тут же поделив людей на буржуазию и пролетариат, и соответственно они должны были ненавидеть и уничтожать друг друга. Различные формы обретает и этнонационализм. Это может быть культурный этнонационализм, т. е. когда налицо неприятие другой культуры, традиций, пренебрежение. А может быть экономический этнонационализм, когда экономические интересы своей этнонациональной группы ставятся на первое место. Имеет место и политический этнонационализм. Когда человек, группа людей, чтобы пройти в Государственную Думу, обозначают интересы, якобы, своего народа, как Конгресс русских общин, который выдвинул лозунг «Время быть русским». Очень интересно на этом фоне прозвучал бы лозунг другого порядка: «Время быть нерусским» – татарином, чеченцем и далее, ограничивая политические ориентации людей по этнонациональному признаку. Вообще я не представляю себе, чтобы я пошел на выборы в Дагестане с лозунгом «Время быть аварцем». Это некорректно, бескультурно и оскорбительно для многих. Должно быть стыдно проявлять межнациональную вражду и недоверие, тем более что в многонациональной стране невозможно добиться благополучия и счастья одного, отдельно взятого, народа; одного, хотя отдельно взятого, депутата – еще можно. Видимо, эта задача и ставится при таких лозунгах. Люди извечно эксплуатируют культуру, язык, этнонацию, религию для того, чтобы хорошо устроиться. Важно знать, что этнонационализм агрессивный, в конечном итоге, оборачивается против того народа, на организме которого он возникает. Можно сказать: «Время быть россиянином», но не безродным, а на основе потенциала и перспектив уникальных народов России.

В свое время такой народ, как немцы, – народ Г.В.Ф. Гегеля, Л. Фейербаха, Ф. Шиллера, И.-В. Гёте – попал под влияние такого недоноска, как А. Гитлер: без образования, без культуры, человека, который выдвинул только несколько идей о том, что немцы – это самый великий народ и все должны служить немцам, т. е. идею превосходства немецкой этнонации как арийской (нордической) расы. При этом, конечно же, выбирается как ближайший враг тот или иной народ. В Австрии, Германии такими народами были названы славяне и евреи. В Чечне этим народом-сепаратистом был назван русский народ, в Москве этим народом называют чеченцев, кавказцев, евреев и т. д. и т. п.? Тут самое главное объявить один народ богоизбранным (свой народ, свою культуру и, конечно, себя лично), а остальных объявить рабами, второсортными, «этническим мусором». Такой этнонационализм переходит в нацизм, нацизм переходит в фашизм, а фашизм создает концентрационные лагеря, печи, где сжигают людей всех национальностей. К сожалению, человечество никак не может выкарабкаться из этого омута предрассудков. Разве можно было себе представить, что на теле русского народа, который избавил человечество от фашизма, заведутся такие паразиты, как нацисты-скинхеды, и в центре России люди будут ходить в фашистской форме, с фашистской свастикой и в фашистском приветствии будут горланить святые слова: «Россия превыше всего». Не исключено, что подобные «избранные люди» еще и попадают в Государственную Думу России, и наиболее модными станут в России те генералы, которые требуют поставить на место или изгнать из России евреев, узбеков, китайцев, кавказцев или еще кого-то. Разве не виден опыт другого генерала в Чечне, который, злоупотребляя этнонациональным самочувствием своего народа, поставил почти весь народ под ружье, привел к трагедии. А этнонациональная интеллигенция будет закреплять его идеи сотнями книг о том, что именно его народ произошел непосредственно от Ноя, от арийцев. Потом большинство этого народа станет жертвой, будет превращено в беженцев, переселенцев.

Этнонационализм – это страшная болезнь, болезнь инфекционная, заразная, охватывающая очень быстро эпидемией дух и характер своего народа. Кроме того, он смертельно заражает народы, которые находятся рядом, хотя никто не выступает против этнонационального самоутверждения, этнонациональной самобытности, самостоятельности и свободы. Но, если мы разумные люди, мы должны хотя бы в конце XX в. находить более цивилизованные правовые способы этнонационального самоутверждения. Возможности для этого есть. Не обязательно идти по пути конфликтов и войн, по пути уничтожения друг друга. Главное, что эти процессы существенным образом повлияли и на состояние теории этнонации, теории национального вопроса, сущности и основных задач этнонациональной политики. После крайностей этнонационализма стали господствовать крайности этнонационального шовинизма. Они сменяют друг друга и усиливают.

Я еще раз говорю о том, что как идеи равнодушия к этнонации, так и преувеличения роли этнонации не служат нормальному развитию этнонациональных процессов. Не соответствуют нормальному развитию этнонациональных процессов в стране также идеи отрицания этнонации.

Этнонациональные, этнополитические конфликты имеют самые трагические последствия для всех участников этих конфликтов. Образование независимых государств и развал Советского Союза взбудоражили этнонации. Созидательная энергия народов не была вычленена. На первом месте оказалась энергия разрушения, самоутверждения за счет свержения других народов, культур. По оценкам специалистов, начиная с 1987 г., на территории бывшего Советского Союза имели место до 150 межнациональных конфликтов, в том числе и 20 вооруженных[260]. Если развивать логику конфликтов, то и в современных условиях можно найти сотни потенциальных причин – от родовых, межплеменных, межнациональных и межгосударственных отношений. Как свидетельствует журнал «Кентавр», к 2000 г. погибли в международных конфликтах 523 тыс. военнослужащих, 4240 тыс. человек получили увечья, 22 млн. человек постигла участь беженцев[261]. При этом надо сказать, что даются самые различные цифры. Но ясно одно: в межнациональных конфликтах после развала Советского Союза погибло в десятки раз больше людей, чем в известной афганской войне. И это все вчерашние соотечественники, друзья и братья. Это не только трансформация, а глубокий кризис, прежде всего, духовный. Зрелые этнонации этим путем не пойдут.

Конечно, ни в коем случае, ничем, никакими целями, задачами, даже самыми высокопарными идеями нельзя оправдать эти жертвы.

В свое время я разговаривал с Д. Дудаевым, и он говорил о том, что готов пожертвовать 5 тыс. чеченских сыновей для того, чтобы завоевать свободу. Я ему ставил вопрос: есть у него разрешение от чеченских матерей на уничтожение 5 тыс. сыновей ради, якобы, свободы? Ответа не было. Но чеченцев, русских, татар, дагестанцев и других погибло больше и продолжают гибнуть. Важно вмонтировать в сознание мысль о том, что в современных условиях проблемы этнонациональной свободы не решают военным путем, и сколько озлобленности, тревоги эти конфликты сконцентрировали вокруг народов Кавказа, Балкан и т. д.

Никакая земля при святости отношения к ней не стоит того, чтобы она была орошена кровью соотечественников внутри одного государства. Когда в 1990 г. я начинал разговор в Чечено-Ингушетии и Осетии о недопустимости конфликтов, провокаторы говорили: одни – «как вам не стыдно, они сидят у нас дома, занимают наши земли, вы требуете, чтобы мы успокоились». А другие – «как вам не стыдно, вы требуете от нас выйти из наших домов и уступить им». Каждый доказывал лишь свою правоту. Не послушались. В результате кровь пролита, конфликт не разрешился, а еще даже усугубился. Тысячи людей остались без жилья, без средств к существованию, сотни людей погибли. Но и сегодня на разных выборах в регионе звучат подобные «патриотические» призывы. Хочу еще раз повторить, что путем вооруженного конфликта невозможно разрешить ни один этнонациональный конфликт. Нужно и можно добиваться паритета интересов политическим, правовым путем. Каждый, кто говорит или пытается сказать разумное слово о добрососедстве и дружбе, свергается, подвергается преследованию. В этих условиях, конечно, перспектива конфликтов и кровопролития больше, чем примирение, согласие, дружба.

Разжигание межнациональной розни – это не безобидная пропаганда, она переходит в пропаганду нацизма, которая в конечном итоге есть пропаганда войны, кровопролития, пропаганда убийств людей по этнонациональному признаку. Это тысячи беженцев, сирот. Об этом люди должны знать. Надо знать: там, где начинается свержение человека, его дискриминация по этнонациональному или расовому признаку, там надо ждать преследование людей и кровопролитие. Страшно видеть, особенно женщин, которые стоят на площади, митингуют сутками, свергая другой народ. А потом они же неистово оплакивают на могилах своих близких. Но, выходя на площадь, уже надо оплакивать себя. Плохо, что человек начинает думать над этим после очередной трагедии. И власть вовремя не оказывается рядом. Тот, кто поддался психозу этнонациональной и религиозной нетерпимости, неминуемо придет к вражде и кровопролитию. Государство, власть, общество обязаны остановить провокаторов вражды и ненависти. Иначе – это путь к трагедии. Народ, впадающий в этнонационализм, в этнонацизм постепенно перестает быть народом и становится толпой. «В толпе, – как говорил Г. Лебон, – идеи, чувства, эмоции, верования – все получает такую же могущественную силу заразы, какой обладают некоторые микробы»1. Это – опасная зараза, особенно для многонациональной страны, каковой является Российская Федерация. Здесь должна быть создана защитная система самобытного, равноправного сотрудничества этнонаций, становления и укрепления российской нации, в том числе и на уровне психологии этнонации и граждан России.

§ 4. Управление этнонациональными процессами: политика и организация

Управлять этнонациональными и многонациональными процессами в контексте государственной этнонациональной политики означает управлять всеми сферами общественных отношений с учетом особенностей, потребностей, возможностей, потенциала каждой этнонациональной общности государства, страны в целом, перспектив общности многонационального народа Российской Федерации, российской нации. Это также учет влияния этнонаций на характер развития всех сфер общества и государства и наоборот. Концепция государственной национальной политики (1996 г.) определяет общие политико-философские ориентиры этнонационального и многонационального развития России на данном историческом этапе, в период трансформации, ломки уклада жизни, ценностных установок и политико-правовых традиций развития народов, граждан, страны. Глубокие изменения основ жизнедеятельности наций, их взаимодействия следует направлять на укрепление их внутренней солидарности, российской общности народов, на формирование российской гражданской нации – нации соотечественников.

Современная государственная этнонациональная политика – это, прежде всего, поиск и реализация согласованных демократических принципов и приоритетов развития этнонациональных и многонациональных процессов в едином государстве, обществе, определение мер их государственно-управленческого, правового, а также общественного, самоуправленческого обеспечения перспективного развития. По большому счету, как и ряд наших ученых (Дашдамиров, Тавадов, Ваграмов, Калинина, Тишков, Дробижева, Губогло), придерживаюсь точки зрения, что в современных условиях о национальной политике нужно говорить более предметно как об этнонациональной политике. Хотя большой ошибки нет и в термине «национальная политика», но в связи с формированием российской нации целый ряд направлений политики обретают статус «национальной» в смысле государственной, общенародной. Концепция государственной национальной политики – это современная политическая доктрина, социально-культурный проект установок и ориентаций и, конечно же, система организационно-управленческих и политико-правовых мер, которые реализуются органами государственной власти всех уровней в диалоге с гражданами и с институтами гражданского общества. В свое время (1999 г.) в Правительстве Российской Федерации был утвержден план мероприятий по реализации Концепции государственной национальной политики Российской Федерации. Председатель Правительства России В.В. Путин, помнится, сказал тогда, обращаясь к членам Правительства, очень точные слова: «Наверное, мало кто из членов Правительства видел эту Концепцию». Сказанное характеризует традиционное, к сожалению, отношение в целом федеральных органов власти и органов власти ряда субъектов Федерации к проблемам этнонациональных отношений и этнонациональной политики. Тогда же было отмечено, что одно и то же беспомощное и бесправное ведомство, созданное как будто для отвода глаз, не способно решить задачи реализации этнонациональной политики без комплексного подключения к этой работе всех федеральных и региональных органов власти.

Надежды на усиление и обновление этой работы не оправдались: курировать Министерство по делам национальностей в Правительстве М.М. Касьянова было поручено тем, кто изначально считал его лишним органом, который необходимо распустить, чтобы он «не будоражил национальный вопрос», как и в 30 – 40-е годы. Стереотипное, порой просто невежественное, понимание одержало верх над утвержденной главой государства Концепцией государственной национальной политики, и позиция федеральных органов государственной власти постепенно скатилась к неприятию, а где-то и пренебрежению этнонациональным. Казалось бы, на этом можно было поставить точку до новых трагедий, но, учитывая исторические реалии и потребности российского общества, государства, мы продолжаем говорить о работе по реализации Концепции государственной национальной политики, которая охватывает следующие важнейшие направления деятельности органов власти страны всех уровней:

● законотворческую работу по совершенствованию федеративных и межнациональных отношений по всей вертикали государства с целью снижения в этой сфере доли политики и повышения роли права;

● обеспечение гарантий защиты прав и свобод конкретного человека, независимо от национальной принадлежности и национально-этнических общностей (русской и других), независимо от их численности; подготовку и реализацию федеральных и региональных программ по этнонациональному развитию и их солидарности в российской многонациональной общности, обеспечение государственной общности субъектов Федерации и единства народов России, всего многонационального народа Российской Федерации, российской гражданской нации в режиме постоянного обновления и совершенствования этих программ;

● выработку и реализацию неотложных мер по снижению влияния кризисных явлений в этнонациональной и конфессиональной сферах с целью стабилизации этнополитической обстановки;

● решение проблем нарастающего демографического кризиса, прежде всего, в русской этнонации, и этнополитическое измерение его последствий;

● научно-аналитическое, культурно-информационное и организационно-кадровое обеспечение государственной этнонациональной политики на всех уровнях власти и гражданского общества;

● обеспечение этнонационального развития русского народа, его культуры, традиций, социально-культурного опыта как базового для многонационального народа Российской Федерации;

● преодоление всех возможных форм дискриминации граждан страны по этнонациональному признаку;

● решение назревших проблем по удовлетворению этнонациональных потребностей людей в области образования, культуры и языка, их многонациональной духовной общности в России;

● повышение ответственности органов власти федерального центра и на местах, руководителей национально-культурных автономий и обществ за осуществление превентивных мер по недопущению, а если случилось – по разрешению межнациональных конфликтов и постконфликтному строительству

Прежде всего, в этой системе речь идет о мерах по укреплению дальнейшей стержневой, системообразующей роли русского народа как в становлении новых качеств как этнонационального, так и многонационального, отказавшись от попыток поставить русскую нацию вне или над этнополитикой, что исторически делается политическими режимами, в результате которой она попадает под завалы самой этнонациональной политики, несет нагрузку ответственности за все провалы и трагедии власти, политических режимов. Важно на деле обеспечить реальное функционирование во всех сферах общества равенства прав и свобод человека, независимо от национальности, языка, культуры и территории его проживания внутри страны. Конституция Российской Федерации определила демократические возможности реализации прав народов на самоопределение в различных формах в составе Российской Федерации, хотя об этом некоторые государственные деятели России даже слышать не хотят. Это и сохранение целостности субъектов Федерации, закрепление их прав на самостоятельность, обеспечение представительства граждан различных национальностей в органах государственной власти, укрепление национально-культурных автономий на разных уровнях – от федерального до местного. Это не обеспечивается. В механизмах управленческих мер особое место занимает разработка программ по развитию самобытности этнонациональных культур и языков, приобщение к ним нового поколения молодых людей. Это все должно быть закреплено законодательной и правоохранительной защитой прав и свобод граждан по этнонациональному и расовому признакам, защитой их от оскорблений этнонационального достоинства, всяких форм этнонациональной дискриминации. Допущение таких форм дискриминации в многонациональной России создает очаги разжигания межнациональной розни, и здесь власть часто безразлична, а роль, прежде всего, части правоохранительных органов провокационна.

Каждая из этих мер требует не только собственно организационного, но и правового, финансового обеспечения. Отсутствие такой комплексной, предметной и систематической работы по реализации государственной этнонациональной политики, прежде всего, на федеральном уровне приводит к ее дискредитации в новых условиях. Следовательно, граждане, общество, государство оказываются неспособными защитить людей от этнополитического экстремизма. Они не подготовлены к самозащите и к самосохранению в условиях многонациональности. В результате Россия оказалась страной массового нарушения прав человека по этнонациональному признаку. Значит, здесь можно в любое время спровоцировать межнациональные, а точнее, этнополитические конфликты, как это пытались сделать террористы в Беслане. Поговорили три дня после Беслана об этом, но практическую работу по постконфликтному строительству так и не провели. На этом фоне видна глубокая ошибочность отказа в последние годы федеральных органов исполнительной власти от уже достигнутого уровня обозначения и реализации установок и ценностей Концепции государственной этнонациональной политики, роспуска министерства, которое все же занималось этими вопросами. Созданное после Беслана Минрегионразвития свидетельствует, что в наших поисках мы выше ЖКХ не способны подняться. Вместо практической работы федеральные органы власти стали заниматься лишь одним и то устным поручением Президента о необходимости обновления Концепции, что на практике обернулось отказом и от нее, а указы, указания и высказывания Президента по совершенствованию практики обустройства многонациональной страны как бы и не доходят до чиновников. Бесхозность, бессистемность, равнодушие и пренебрежение насущными вопросами этнонационального и многонационального развития России приводят к тому, что люди разных этнонациональных общностей перестают верить государству, обществу и, самое главное, теряют веру в то, что Россия способна стать страной достойного и равноправного развития для каждой этнонации, страной стабильного межнационального мира, хотя все предпосылки и возможности для этого, бесспорно, есть. В результате не только отдельные люди, но и целые этнические, этнонациональные и многонациональные общности время от времени становятся заложниками разного рода «лидеров» – экстремистов, которые провоцируют межнациональные конфликты. Почва для этих крайностей не преодолена, и ничего для преодоления в долгосрочном плане не делается. Чрезвычайно скоро федеральные органы власти стали отчитываться в том, что Концепция выполнена, этнонациональные вопросы вновь решены, пора приступать к обновлению Концепции. На деле это не так. По пути реализации Концепции, которая, кстати, была принята обществом, удалось сделать только первые шаги. Предстоит терпеливая работа по внимательному согласованию этнонациональных и межнациональных интересов российских граждан, многонационального народа России. Для эффективной этнонациональной политики нужны и финансовые ресурсы, и органы управления, и информационно-духовное обеспечение.

В 1998 году нам совместно с депутатами Государственной Думы удалось внести изменения в приложение № 3 к Федеральному закону «О бюджетной классификации». Впервые в бюджетную классификацию была включена статья расходов на развитие федеративных и национальных отношений, что давало реальную перспективу проведения и продуктивной национальной политики, и в первый раз появились реальные надежды на то, что Правительство выходит наконец на действенную и эффективную национальную политику. Но в бюджете 1999 г. финансирование этой статьи не предусмотрели, включим на 2000 г., а из бюджетной классификации 2001 г. статья вообще была исключена. Это еще одна демонстрация непонимания, нежелания понимать актуальность государственной политики в этой сфере почти всеми ветвями государственной власти Федерации. Все хотят и далее поговорить, пошуметь, посвергать всех и вся, обсуждать в кулуарах проблемы Кавказа, Чечни, организовывать всякие комиссии и далее, разжигать «пужательные» страсти, преследовать на всех уровнях кавказцев, мусульман вместо должного государственного подхода, финансового и правового обеспечения государственной этнонациональной политики. Комментарии здесь излишни. Действительно, если нельзя реализовать, надо обновлять, и так доводя этнонациональное и многонациональное до абсурда. Потом всем миром кинемся и будем преодолевать последствия. Неужели нужны очередные трагедии, чтобы мы занялись стратегическим обустройством своих народов. Почему только после величайших кризисов и трагедий мы вспоминаем об этнонациональной политике?!

Для России приемлема только научно обоснованная и дальновидная этнонациональная политика с соответствующим управленческим, финансовым, правовым и информационным обеспечением конкретных программ ее реализации. Нужна систематическая работа органов власти всех уровней и общества по самобытному развитию, собиранию народов и культур. Народы России не надо уговаривать жить вместе, надо только создавать для этого равные и реальные условия, создавая нормальный морально-политический климат для их совместной и достойной жизни, общности в составе единого государства, единой российской нации.

Говорят, что «невозможно пользоваться термином «национальная политика» в его этническом смысле»[262]. Но ясно, о чем речь идет. Национальная политика и этнонациональная политика – это еще и управление процессами гражданской солидарности этнонаций, формирования российской нации. Но в Советском Союзе не отказывались от гражданской нации, а вели к этому через утверждение общности и идеалов «советский народ». Так что надо ли всех советских ученых подозревать в этнонационализме, тем самым впадая в новые крайности или даже на их фоне?

Реализация Концепции государственной этнонациональной политики – это, как мы уже подчеркивали, комплекс, система мер. Одной из форм является и национально-культурная автономия. Национально-культурные автономии заняли важное место среди институтов гражданского общества. Но она не единственная форма самоорганизации этнокультурных общностей. Нельзя согласиться и с утверждением, что «она является главной организационно-правовой формой защиты прав конкретных этнических общностей на сохранение самобытности» (Т.Я. Хабриева, В.Ю. Зорин)[263]. Такое толкование противоречит Конституции Российской Федерации и может вызвать возражение целого ряда народов, республик, автономий, краев и областей, да и таких мощных организаций, как «Русский Собор», Еврейский, Армянский, Азербайджанский конгрессы. Демократические механизмы свернулись даже в вопросе формирования НК А. Поправка в закон о национально-культурной автономии, что это только право меньшинств и только на одну организацию, совершенно недальновидна. Цитируемые мною уважаемые авторы Т.Я. Хабриева и В.Ю. Зорин отмечают, что «национальнокультурная автономия могла бы стать реальным координатором деятельности различных этнонациональных общественных объединений (центров, землячеств, общин и др.)»1. Хорошо бы, но государство чрезмерно рано хочет возложить всю ответственность за этнонациональное и культурное развитие и, более того, за координацию деятельности на других, на общественные организации. Авторы статьи прекрасно знают, что функции координации исключительно за счет стыковки конкретных направлений деятельности фактически не удается реализовать за эти годы даже такой многонациональной организации, как Ассамблея народов России. Непонятно, почему многие исследователи и политики – «обновленцы» однобоко увлеклись однонациональными организациями и исключительно этнокультурными лишь моментами всего комплекса проблем этнонационального развития, а многонациональные организации, отвечающие сути нашего общества и государственности в целом, как бы остаются вне их внимания. Работа по формированию так называемой Общественной палаты показывает отношение власти, законодателя к этнонациональным и многонациональным организациям. Им не находят достойного места в Общественной палате.

Именно такие многонациональные организации, как Ассамблея народов России, могли бы выступать объединителем и координатором усилий, в том числе и НК А в регионах, организациями, через которые проводят свою координирующую деятельность и органы власти, что и происходит в Оренбургской, Саратовской, Томской, Ивановской, Ярославской областях, республиках Саха-Якутия, Башкортостан, Приморском крае и далее во многих субъектах Федерации. Национальнокультурное развитие этнонациональных общностей – это очень важное, но одно из направлений в целом их этнонационального развития. Природа этнонационального, его проявление, потребности развития, особенно в многонациональности общности с другими этнонациями, гораздо сложнее и богаче мира культурноязыковых моментов. Следовательно, не следует и невозможно отрицать базовый характер этнокультурного развития национальностей и проведение соответствующей политики государства, общества, удовлетворения этнокультурных интересов, но сводить к ним этнонациональное и тем более многонациональное, значит, опять спрятаться от социально-политической природы этнонационального и многонационального. Это будет однобокая политика, с которой народы страны не согласятся, хотя она на первый взгляд кажется более благополучной и менее конфликтной, но это только на первый взгляд. Без социально-политического и духовного смысла жизнедеятельность, а значит, и поведение этнонаций деформируется. За этим следует и деформация самого процесса становления и многонациональной общности, многонационального народа Российской Федерации.

Надо подчеркнуть еще раз, что государственная этнонациональная политика – это система взглядов и конкретных мер по познанию, учету и демократическому регулированию развития и участия самобытных этнонациональных общностей, каждого человека и интересов их многонациональной общности, гражданской общности, солидарного развития российской нации. Отсюда и стратегическая, собирательная роль государственной этнонациональной политики. Орган, который ее реализует на федеральном уровне, является по статусу координатором этой деятельности в стране.

Если мы ведем речь о достаточно самостоятельной сфере российского многонационального общества – сфере этнонациональных и многонациональных (межнациональных) отношений, то закономерен и вопрос о субъекте управления, этими отношениями. При этом важно признать, что наше общество, граждане и государство неоднократно страдали от стихии крайностей национал-сепаратизма и национал-шовинизма вплоть до кровопролития, значит, следует обеспечить прогнозируемость развития этнонациональных и этнополитических процессов, в том числе и через деятельность государственных органов власти, которые прослеживали бы ситуацию в данной сфере и направляли бы ее развитие в созидательное русло совместно с институтами гражданского общества.

Если мы в первой строке Конституции страны записали о том, что «мы, многонациональный народ Российской Федерации», и знаем, что это в большей степени и историческая реальность, и стратегическая задача дальнейшего учета самобытности этнонационального, и их историческая стыковка в общем, многонациональном, российском, значит, надо управлять становлением как этнонационального, так и многонационального. Нужен орган исполнительной власти, который бы координировал эту стыковку в государственном масштабе на основе четких правовых механизмов. Расчеты на созданное после бесланской трагедии Министерство регионального развития уже по своей структуре не оправдывают этих надежд. Один департамент на всю страну – это ничто. Это еще одна имитация деятельности в сфере этнонациональных отношений, и дело не в министерстве и в министре, а в функциях органа и его возможностях.

Нам всем близко состояние каждого народа, как и этнонациональных отношений в стране в целом, многонациональное становление России, формирование российской нации. И как тут не думать о судьбе и необходимости, месте и роли федерального ведомства, призванного практически решать сложнейшие и тончайшие задачи гармонизации развития этнонаций и этнонациональных отношений в многонациональном нашем Отечестве. Более того, такой орган власти в многонациональной России сегодня в тяжелый переходный период должен быть самым важным внутриполитическим ведомством страны. Наладить его работу от Наркомнаца до Миннаца так и не дали. Не дали даже времени и полномочий, чтобы работа наладилась, да и создавали их лишь на первые годы после революций и потрясений в политических целях, а потом ликвидировали до нового бунта, развала и смуты. Орган исполнительной власти по регулированию и координации системы этнонациональных отношений обычно распускается при первых признаках выздоровления. Хотя ясно, что если некому нести тяжелейшие функции учета и регулирования всего комплекса федеративных и этнонациональных отношений в таком сложном, многонациональном государстве, как Россия, то трагедия неизбежна. В самом общем виде в идеале можно сказать, что России нужен такой орган исполнительной власти, который был бы полпредом Федерации в целом в регионах и народах и одновременно полпредом регионов и народов в федеральном центре. Главная задача такого органа состоит в учете и гармонизации интересов регионов и народов с высшими интересами государства, общества в целом. Наконец, это орган, призванный координировать усилия других органов власти в Центре и на местах в целях постоянного совершенствования и реализации демократической этнонациональной политики, налаживая, настраивая, направляя и выверяя управленческую деятельность органов государственной власти и институтов гражданского общества в общее русло с учетом самочувствия, перспектив развития и сотрудничества всех народов страны, формирования единого многонационального народа Российской Федерации.

В свое время были предприняты попытки бороться именно за такой статус министерства, который мог бы эффективно влиять не просто на решение «национальных вопросов», не доводя их до конфликтов и войн, а на этнонациональное и многонациональное развитие в широком плане. Органы власти такого рода, если так можно сказать, разделили судьбу народов нашей страны, к самочувствию которых власть редко прислушивается. А этнонации и этнонациональные отношения – это достаточно консервативные феномены и наскоками, бессистемно тут чего-то позитивного добиться невозможно. Российской Федерации исключительно важно иметь орган исполнительной власти, занятый в масштабе страны делами национальностей, этнонациональной политикой, обеспечением самобытности и сотворчества этнонаций, формированием многонационального народа Российской Федерации, российской нации.

Логика и понимание государственной этнонациональной политики, задачи ее реализации во многом определяют место и роль такого федерального органа власти, который призван управлять этими процессами.

Во-первых, важно своевременно учитывать и определять механизмы согласования и удовлетворения этнонационально-самобытных интересов всех национальностей и граждан различных национальностей, что невозможно без повседневной и системной работы всех органов власти и гражданского общества. Во-вторых, деятельность власти должна быть нацелена на обеспечение стабильности в сфере этнонациональных отношений, во взаимосвязи их со всеми сферами общественных отношений. Соответственно все хозяйственные и управленческие проекты должны проходить предметное согласование, экспертизу, прежде всего, в управленческом и экспертном органе власти по реализации государственной этнонациональной политики. Таким образом, федеральный орган власти, работающий в этнонациональной сфере, призван давать своевременную экспертную и прогностическую оценку влияния тех или иных преобразований, реформ в различных сферах общества на самочувствие и перспективы развития конкретных национальностей, оценивая их влияние на паритет этнонациональных, межнациональных, региональных и общегосударственных интересов и соотнося это с самочувствием россиянина – гражданина Российской Федерации в конкретных регионах и в государстве в целом.

Нужен специальный орган государственной исполнительной власти, который осуществлял бы функции «этнической экспертизы», «этнической экологии», «этноюридической защиты» от дискриминации в сфере жизнедеятельности этнонации, развития этнонациональных отношений и формирования многонациональной общности Российской Федерации. Исходя из такого подхода, в реализации Концепции государственной этонациональной политики должен быть применен комплексный подход – активнейшим образом обеспечить участие многих министерств: образования, культуры, обороны, экономики, внутренних дел, транспорта, юстиции, печати, информации, а также таких ведомств, как ФСБ. Такой комплексный подход в разработке и реализации государственной этнонациональной политики в Правительстве страны так и не наладился, хотя начало было положено после принятия Концепции государственной национальной политики в 1997–1999 годах.

Каждое из министерств и ведомств, конечно, что-то в этом направлении делает. Но все это носит разрозненный, фрагментарный характер. Так и не утвердились у нас традиции организации совместной, согласованной работы в Центре и на местах по реализации государственной этнонациональной политики. В министерствах и ведомствах страны, к сожалению, не достигнуто еще должного понимания значимости своевременного учета и регулирования этнонациональных проблем, осознания необходимости проведения систематической работы в этой сложнейшей сфере общества. Ликвидация Миннаца прозвучала для многих как сигнал к прекращению этой работы вообще. Следовательно, активизировались силы этнонационализма и экстремизма различных мастей. Для видимости был оставлен министр «без портфеля», без должных рычагов организации и координации этой работы в государстве, в обществе, без должного статуса и ресурсов. Мы уже говорили и о «кураторах» этнонациональной политики в Правительстве России (при М.М. Касьянове), которые считали, что наличие Миннаца будоражит национальные вопросы и его надо ликвидировать. Сейчас бы объяснить этому «куратору», что наличие Министерства промышленности губит промышленность, хотя, может быть, так оно и есть в данном случае. Между тем мы, Россия, так и не получили ведомство, которое исключительно последовательно и авторитетно занималось бы делами национальностей. В мою бытность министром национальной политики мне приходилось говорить: «Или дайте министерству необходимые полномочия, хотя бы минимальное финансирование для разработки и реализации конкретных программ, или ликвидируйте министерство, не обманывайте народы России». Как говорится, учли «запросы трудящихся» и пошли самым легким путем – ликвидировали министерство. Некоторые, правда, даже умудряются хвалиться этим. Посмотреть бы им в глаза, когда террористы пытались в Беслане разжечь межнациональный конфликт.

Миннац, кроме того, был перегружен вопросами становления российского федерализма (громадный срез государственного строительства!), гармонизации национальных отношений (сложнейшие и тончайшие вопросы самочувствия самобытного развития и общности народов!), миграционной политики (острейшие вопросы сотен тысяч людей, ставших беженцами вследствие кризисов и конфликтов!) и местного самоуправления (которого все боятся). Совершенно справедливо, что из этих проблем абсолютное преимущественное положение стали занимать миграционные дела, прежде всего, из-за того, что на решение этих проблем шло реальное финансирование. Чего стоила одна только проблема обустройства беженцев из Чечни! Объективно из министерства форсированно стала «выветриваться» этническая, этнонациональная компонента, т. е. его основополагающая функция, ибо ему просто не под силу с одинаковым вниманием решать все эти вопросы. Примерно так случится и с Министерством регионального развития, куда сбрасываются многие проблемы, вплоть до ЖКХ.

Мы систематически упускаем тот факт, что равнодушие к этнонациональной проблематике, стихия в этнополитических процессах и ведут к возникновению кризисов и конфликтов и, как следствие, – к нестабильности государства, общества, к лавинообразному нарастанию массы вынужденных переселенцев и беженцев. Работают по последствиям, не замечая причины. Убежден, что в силу значимости решаемых проблем Миннац должен был быть министерством, обеспечивающим внутреннюю безопасность и сплоченность страны, ее народов и граждан. Оно должно было стоять в одном ряду с другими министерствами и ведомствами, решающими вопросы социально-политической безопасности государства, и персонально подчиняться Президенту Российской Федерации. Но этого не случилось. Важно понять, что такое ведомство – это не министерство по чрезвычайным ситуациям, а министерство по недопущению таковых. Если в дело по урегулированию этнонациональных отношений вступили МВД, МЧС и другие, то это прямой и наглядный пример его «недоработки». Одна из главнейших задач Миннаца должна была состоять в том, чтобы осуществлять постоянный диалог со всеми национальностями страны. Обеспечивать мониторинг их самочувствия, удовлетворять насущные потребности людей различных национальностей, подключая все силы государства и общества на своевременную локализацию и снятие причин возможного этнополитического кризиса. Не имея возможности для такой упреждающей работы, государство будет упускать важнейший компонент своей функциональной предназначенности в Российском государстве. Именно в упреждающих действиях громадная роль государства в сфере этнонациональных отношений. Этим сохранялись бы стабильность регионов и всей страны, тысячи человеческих жизней, уменьшались бы трагедии и страдания потенциальных беженцев и, наконец, экономились бы десятки, сотни миллиардов рублей, которые государство вынуждено расходовать на разрешение последствий подобных конфликтов.

В громадной работе по упорядочению государственного устройства и управления, которую начал Президент России, бесспорное значение имеют кадры как в Центре, так и на местах. Признано, что для проведения необходимых реформ федеративных и этнонациональных отношений в целом государственного управления явно чувствуется кадровый дефицит. Логично нужно было бы осуществлять работу по «инвентаризации» кадров по всей стране, способных решать задачи управления обществом и государством на различных уровнях, создания банка кадров в многонациональном государстве, а не просто переполнять государственные структуры военнослужащими, уволенными в запас и не всегда подготовленными для работы в гражданском обществе.

Специалистов-управленцев, способных грамотно работать в сфере этнонациональных и федеративных отношений, у нас совершенно недостаточно. Здесь нужны как профессионалы, так и люди, обладающие реальным авторитетом в регионах и народах, умудренные жизненным опытом, способные вести диалог на равных на всех уровнях. Вопросы этнонациональных и федеративных отношений решаются только путем равноправного диалога, на основе доверия и уважения, а не административно-начальствующими указаниями из Москвы или федеральных округов. Крайне низок и уровень кадрового состава аппарата в самих федеральных округах. Здесь больше комиссаров, чем управленцев, способных регулировать сложнейшие этнонациональные и федеративные отношения, хотя, конечно же, и здесь есть исключения. Более 60 % аппарата полномочного представителя в Южном федеральном округе составляли при Казанцеве бывшие военные и милиционеры. И к чему мы пришли в результате? К ухудшению ситуации в регионе.

Создание специального жизнеспособного органа исполнительной власти по выработке и реализации государственной этнонациональной политики – это влияние на характер, развитие этнонациональных и федеративных отношений, на состояние и перспективы этнонациональной и федеративной политики. Убежден в том, что они требуют не просто постоянного внимания органов власти, поиска механизмов регулирования, но и исключительной осторожности, деликатности в практических действиях. Здесь более, чем в любой другой сфере жизни общества и государства, необходим учет мудрого принципа Гиппократа «Не навреди». Любые, не просчитанные по своим этнополитическим последствиям действия могут серьезно нарушить тот хрупкий баланс интересов, который позволяет удерживать общество от этнополитического экстремизма и сепаратизма, кризисов и конфликтов. В управлении этими процессами важно проявлять величайшую деликатность, особую тонкость, учитывая чувствительность и ранимость людей, а порой и целых народов в сфере этнонациональных отношений. Следует это понимание довести до практической работы органов власти многонациональной страны.

Если мы, государство, общество, не управляем этнонациональными и этнополитическими процессами, то ими управляют крайние силы, возбуждая недоверие и вражду между народами, разрушая многонациональное единство российского народа, российской нации-государства. Люди, различные народы объединяются в единое государство для того, чтобы совместными усилиями удовлетворять индивидуальные и общностные потребности каждого с учетом преимуществ общего потенциала и единства. Управлять этнонациональными и многонациональными процессами означает обеспечивать самобытное развитие каждой национальности, людей всех национальностей и их государственное единство как сограждан. Единство многообразия – вот формула управления этнонациональными и многонациональными процессами в современной России, и реализация этой формулы – основная цель государственной этнонациональной политики.

§ 5. Этнополитическая конфликтология и постконфликтное строительство

Этнонациональное и многонациональное – явления не только чрезвычайно богатые, многообразные, но и сложные. Прежде всего, важно отметить, что этнонациональные и этнополитические процессы переполнены предрассудками, стереотипами, которые при определенных условиях становятся факторами возбуждения жесточайших и долговечных по своей сути этнополитических конфликтов. Российское сообщество обладает достаточно огромным опытом бесконфликтного развития и мощной базой научной экспертизы и рекомендаций по своевременному политико-управленческому воздействию на состояние этнонациональных и этнополитических процессов. Вместе с тем у нас сложились традиции объявлять этнонациональные факторы изначально конфликтными и заниматься проблемами данной сферы только после очередных конфликтов и трагедий.

Ясно, что в своем определяющем большинстве этнонации не несут за собой конфликтогенность. Культуры, традиции, язык, самосознание, уклад жизни не могут быть конфликтными. В процессе их адаптации друг к другу в действие вступают мировоззренческие моменты многовариантности миропонимания, свойственные для человеческого сознания. Как правило, этнонациональные отношения развиваются эволюционным путем, а конфликты в данной сфере обусловлены попытками использования существующих различий и имевших место противоречий в политических, корыстных целях различными группами «этнополитических элит». Именно они, а не народы требуют отделения своей этнонации (этнонациональный сепаратизм), признания доминирующей роли своей нации, когда все остальные – это даже не полноценные этнонации, а лишь этнические меньшинства (этнонациональный шовинизм). В полной мере они проявляются от Чечни до Прибалтики и далее почти по всей России. Русский народ трактуется только как главенствующий (В. Жириновский), православная церковь как главная (Митрополит Кирилл и Г. Полтавченко), проект закона «О русском народе» требует признания русского народа «единственным государствообразующим» в России, а Россию – не многонациональной, а мононациональной страной (В. Жириновский и др.). Правда, я знаю, что русским такое одиночество не нужно, тем более что сами русские объединили, собрали, присоединили всех. Если бы русский народ хотел бы быть единственным и мононациональным, он бы не стремился собирать народы и земли. Эти примеры еще раз доказывают ограниченность многих идей этнонационализма и этношовинизма. Идеи «повинимся перед нацменами за имперское прошлое» сменяются «защитой от агрессивного меньшинства», от «старшего брата» до «колонизатора» и т. д. 65 % населения страны занято поиском врагов, и этот враг не просто «чужой», а этнически «чужой». Следовательно, конфликтогенный потенциал в сфере этнонациональных отношений чрезвычайно высок.

Это опасные вызовы, на которые не очень адекватно отвечают общество и власть, не говоря уже о согласованных действиях органов власти, гражданского и научного сообщества в современных условиях, и это, несмотря даже на то, что многие ведущие специалисты-ученые и практики занимали руководящие должности в этом направлении. Но даже в их устах нет последовательных научно устоявшихся понятий и категорий, отражающих явления и процессы в этнонациональной сфере. Как известно, первична «разруха в головах». В этом убеждаешься, читая заряженные крайностями сепаратизма, шовинизма, расизма и нацизма многие работы «ученых». Во-первых, видимо, проявляется сложившаяся традиция определенной несовместимости обществоведческой науки и политической власти, различие подходов в понимании этих проблем у интеллигенции и чиновничества, хотя многое как бы именно за эти годы и удалось сделать. Во-вторых, из-за слабости государства даже конфликты, которые своевременно предвиделись, не всегда эффективно предотвращались и разрешались. В-третьих, власть и общество вернулись в плен старых подходов неспособности перейти на принцип ненасилия в разрешении этнонациональных проблем, предотвращении и разрешении этнополитических конфликтов демократическими методами и процедурами. От этносепаратизма первых лет после развала Советского Союза Россия перешла к этношовинизму. Конфликтогенность тут развивается по «маятниковому эффекту», что имеет крайне опасные последствия. К сожалению, не сложилась у нас еще и практика научного обоснования и последовательного проведения стратегии этнонациональной политики. В местах жесточайших конфликтов так и не удалось внедрить комплексную программу постконфликтного этнонационального строительства, которая задействовала бы как созидательный потенциал этнонационального потенциала социально-экономических, политических, управленческих мер, способных обеспечить выход людей, общностей из состояния противостояния, сведения счетов, продолжения конфликта.

Нужны специальные программы выравнивания уровней развития базовых факторов этнонациональных и межнациональных отношений. На это должна работать вся государственная и общественная система. В свою бытность Председателем Совета Национальностей Верховного Совета России, заместителем Председателя Совета Федерации Федерального Собрания удалось все же подключить все известные исследовательские центры и ученых к разработке новой демократической модели этнонациональной политики. Концепция государственной национальной политики была утверждена при поддержке директора Института этнологии и антропологии В.А. Тишкова, министра В.А. Михайлова и председателя комитета Госдумы В.Ю. Зорина Президентом России 15 июня 1996 года. Эта концепция была принята властью и обществом, что бывает редко. Впоследствии совместно с вице-премьером Правительства Российской Федерации (при В.С. Черномырдине) и министром (при Е.М. Примакове) нам удалось разработать комплексный план реализации Концепции государственной национальной политики и привести в рабочее состояние весь механизм реализации государственной этнонациональной политики во всей Федерации. Именно на этой основе была разработана и согласованна программа постконфликтного строительства в налаживании отношений между Ингушетией и Осетией. Программа впервые была подписана на уровне президентов обеих республик (А.Х. Галазова и Р.С. Аушева) с участием Председателя Правительства В.С. Черномырдина. Подчеркиваю, в большинстве субъектов Федерации была налажена система с учетом особенностей реализации государственной этнонациональной политики. Значение подобных мер трудно переоценить, хотя впоследствии от этой программы остались лишь отдельные блоки, которые достаточно успешно реализовывались при посредничестве полномочных представителей Президента Российской Федерации в регионе В.А. Каламановым и А.В. Кулаковским. Целый ряд потенциальных конфликтов в Дагестане, Тыве, Хакасии, Приморье были вовремя урегулированы. Многое удалось благодаря принятию Концепции государственной национальной политики. Но впоследствии сама Концепция государственной национальной политики и программы ее реализации были отброшены, ведя пустой разговор об обновлении Концепции, но без внятных предложений. Благодаря таким подходам фактически федеральный центр отказался от проведения государственной этнонациональной политики. Кроме того, была уничтожена, выброшена разработанная долгими усилиями Концепция государственной национальной политики на Северном Кавказе. О ней вообще стали вспоминать лишь изредка, после очередных трагедий. Вновь стали поощряться старые подходы силового решения, в том числе и этнополитических проблем. Стали господствовать и старые стереотипы не замечать и игнорировать этнонациональные проблемы, а этнонациональную политику подспудно признали вредной, лишь будоражащей этнонациональное самосознание и поиск «этнических врагов», и все, видимо, было переведено в силовые структуры, как и миграционные проблемы. Но процесс налаживания демократического, равноправного и равноответственного сотрудничества между представителями различных национальностей, между народами нельзя приостановить. Этнополитические процессы идут и без нас. В этом случае каждый остается «при своих интересах», а этнонациональная сфера работает в режиме накопления конфликтогенного потенциала с не прекратившейся деятельностью экстремистов различных мастей, зараженных чувством этнополитической мести и реваншизма. В последние годы ситуация была такая, что проблемы вновь ушли в подполье, федеральный центр успокоился, хотя очень и очень далеко от спокойствия в этой сфере. И так до очередной трагедии – Буденновска или Беслана. Более того, такие подходы дали в конфликтогенных регионах экстремистам шансы для продолжения и повторения конфликтов в перспективе, работать в режиме конфликтов. В ряде мест, как только начинается критика местной элиты, тут же запускаются эти конфликты. Власть и гражданское общество перестали играть роль экспертов и посредников в постконфликтном строительстве. Федеральный центр отошел от стратегии этнополитики к отдельным акциям, а многонациональное общество осталось в бесхозном состоянии. Люди, которые знают регион и психологию конфликтующих сторон, не стали привлекаться к работе. Самостоятельно стали действовать разного рода коммерческие эксперты, отдавая предпочтение лишь одной из сторон, хотя было ясно, что если в постконфликтном строительстве будет допущена односторонняя поддержка одного из его участников, то конфликт не будет разрешен, а лишь еще больше будет углубляться. Следовательно, накапливался конфликтогенный потенциал. Население постконфликтных регионов потеряло веру в то, что федеральный центр заинтересован в разрешении существующих и новых конфликтов, и стало само, исподтишка, решать свои проблемы доступными ему и не всегда правовыми методами. Отсюда и непрекращающиеся противоречия, конфликты, взрывы и террористические акты.

На Кавказе фактически искусственно была создана террористическая обстановка, используя это все для преследования мусульман, кавказцев по всей стране и даже по многим странам. Более того, посторонние люди, которые не знают специфику региона, тоже своим вмешательством, в своих интересах провоцируют новые обострения. Это не только «москвичи», но и эксперты ОБСЕ, Совета Европы, ОИК, которые зачастую вообще далеки от понимания природы конфликтов на Кавказе. Общая ситуация на Кавказе ухудшилась, она стала переполняться системой психологических стереотипов и предрассудков, далеких от культуры и традиций народов Кавказа.

Целый ряд ошибок был допущен при организации переписи населения в 2002 году. Примером господства ассимиляционного подхода является учет в переписи, заранее определенная классификация идентичности национальностей, независимо от позиции граждан, отсутствие четких параметров учета родного языка, административно-правовое давление при определении национальности и, в частности, письменности, языка, традиций. При этом крайности следовали как бы с обеих сторон, ибо отсутствовала открытая и согласованная программа. Трудно сказать, как отразится подобное грубое вмешательство и полное равнодушие к последствиям на перспективах развития этнокультурных, этнонациональных отношений в стране. Тут мало согласованных, взаимоприменимых демократических мер, рассчитанных на перспективу. В этнонациональной политике на смену взбудораженного этнонационализма, открытых противоречий и конфликтов вновь пришел принцип «отложенного конфликта». И это в условиях, когда нет четкой модели развития этнонациональных отношений, ясной и дальновидной политики. Значит, мы будем жить перманентно в ситуации конфликтов.

В научно-теоретическом плане наиболее отработана сеть этнополитического мониторинга под руководством В.А. Тишкова, которая выполняется на иностранные гранты, но полезна для страны. Наша власть результаты и выводы подобных исследований не использует, они не соединены с соответствующим потенциалом политико-управленческого воздействия на конкретные проявления этнополитических процессов. Рекомендации ученых активно используются в практической работе лишь некоторыми лидерами регионов (Ю.М. Лужков, А.А. Волков, А.Н. Чернышев, Д.Ф. Аяцков, А.И. Лисицын, М.Ш. Шаймиев, М.М. Магомедов, М.Г. Рахимов, О.А. Богомолов, В.И. Кулаков, А.С. Дзасохов и другие). Стало вновь господствовать традиционно недоверчивое отношение к тем, кто говорит о правах человека, о правах и равноправии этнонациональных общностей, в отношении тех, кто выступает с посредническо-миротворческими миссиями. «Это наше внутреннее дело», «у нас нет национальных проблем», «мы сами разберемся» – любимые тезисы советских и нынешних российских властей, нашей политической элиты в центре и на местах, но при этом исподтишка заигрывая на разных уровнях с этнонациональными крайностями и используя их в своих политических интересах. Но наши «внутренние дела», особенно в результате в большей степени деструктивных действий наших же «внутренних органов», в смысле правоохранительных, оказывают весьма негативное воздействие на возможности предотвращения этнополитических конфликтов в целом в стране и в постконфликтном строительстве в конкретных регионах. На деле оказывается, что «внутренние органы», а также целый ряд политиков и чиновников с погонами и без погон являются порой главными провокаторами и наиболее заинтересованными субъектами будоражения этнонациональных конфликтов и их продолжения. Годами именно этнополитические конфликты – главный аргумент легитимности властей и лидеров. Это показали события в Грузии, Армении, Азербайджане, Осетии, Ингушетии, Чечне, Дагестане, Таджикистане, Карачаево-Черкессии и далее по всей стране, и прежде всего потому, что деятельность власти и силовых структур не только в зонах конфликтов, но и в целом в стране не поставлена под контроль общественности, институтов гражданского общества.

Да и сотрудничество с рядом международных и научных организаций проходит с нашей стороны достаточно стихийно. В.Ю. Зорину и мне пришлось в 2003 г. ставить перед председателем ОБСЕ вопрос о более широком привлечении нашего экспертного сообщества к работе этой организации в разных регионах постсоветского пространства. Никаких возражений против этого как бы нет. Но при этом свои же федеральные органы власти всячески стремятся не разрешать, не допускать экспертное сообщество, в том числе и международные организации, в изучение и регулирование этнополитических конфликтов, а спрятаться от них и спрятать подальше, оставляя конфликты «для себя». Лишь бы в Европе и США не знали, а там «хоть трава не расти». Кроме того, не систематизирована и не организованна у нас и деятельность в конфликтных регионах с разного рода экспертно-миротворческими миссиями, прежде всего, различных российских неправительственных организаций. Нет заинтересованной работы и с ними со стороны органов власти. Поэтому в зоне конфликтов раньше других оказываются наиболее политически ангажированные группировки, которые ставят на первое место решение своих корыстных задач, а не конфликтов.

В свое время в Чечне бандиты действовали по принципу: «Каждому миротворцу – по несколько заложников». Ассамблея народов России совместно с Русской Православной Церковью и Союзом муфтиев России провела ряд эффективных миротворческих акций в Чечне. Это и первая мирная конференция в Чечне (1995 г.), неоднократные встречи и поездки в Чеченскую Республику, организация работы Ассамблеи народов Чечни во главе с А. Кадыровым (2002–2003 годы). Региональные отделения Ассамблеи народов России работают в Бурятии, Саратове, Оренбурге, Кургане, Твери, Ярославле, Воронеже, Нижнем Новгороде, Махачкале, Владикавказе, Уфе, Иванове, Чебоксарах, Казани, Владивостоке, Якутске и в других субъектах Федерации, оказывая влияние совместно с национально-культурными автономиями, на недопущение, предупреждение и разрешение этнополитических конфликтов. Региональные Ассамблеи народов или региональные отделения Ассамблеи народов России решают целый ряд вопросов по формированию отношений солидарности и дружбы между народами и их представителями. К примеру, в саратовском отделении Ассамблеи народов России Б.Л. Шинчук работает с чеченской общиной и регулирует совместно с УВД и ФСБ области возникающие проблемы, а губернатор Саратовской области Д.Ф. Аяцков взял на себя инициативу помогать Грозненскому району Чечни. В Саратове по его инициативе отдохнули ветераны и дети из Чечни. Налажены самые добрые отношения с Кыргызстаном, Казахстаном, Таджикистаном, Азербайджаном. Недавно (2003 г.) в Российской Федерации прошли дни Ассамблеи народов Казахстана. Взаимные консультации и контакты позволяют снизить этнополитический конфликтогенный потенциал, который возникает в этих странах и приграничных регионах. Но целый ряд субъектов Российской Федерации при бездействии федеральных структур, не только сами не проводят должную работу по межнациональному пониманию и сотрудничеству, но и противодействуют такой работе, провоцируют межнациональное недоверие и вражду. В Краснодарском и Ставропольском краях, в ряде республик Северного Кавказа и далее в крупных российских городах – масса бесхозных тревожных зон обострения этнополитического экстремизма, которые отданы на откуп крайним силам, изображающим патриотов и державников. На деле это провокаторы межнациональной вражды.

Ассамблея народов России при поддержке целого ряда субъектов Федерации работает не по принципу вертикали, а стимулирует горизонтальные связи и отношения на всех уровнях российского многонационального общества. И это делается в тесном сотрудничестве с Институтом этнологии и антропологии, Институтом социополитических исследований РАН, конкретными региональными научными центрами, общественностью. Неиспользованный потенциал тут огромен. Фактически ведущие специалисты – этнологи, этнополитологии, этносоциологи – объединены в структурах и организациях Ассамблеи народов России в центре и на местах. Практика показывает эффективность работы таких многонациональных организаций гражданского общества, а то мы однобоко увлеклись в последние годы и активно стимулировали возникновение и деятельность лишь однонациональных организаций, что тоже необходимо, но недостаточно. Это важно и полезно при параллельном неучете потенциала нашей объективно сложившейся веками многонациональности. Работа по созданию Общественной палаты России показывает, что здесь опять не хотят допускать к ее деятельности крупнейшие межнациональные и национально-культурные организации, которые работают в сфере этнонациональных отношений. Надежд на понимание и учет этнонациональных проблем здесь мало.

В условиях демократического общества имеются качественно новые возможности обеспечения бесконфликтного, с точки зрения необходимости применения насилия, развития этнополитических и тем более этнонациональных отношений. Демократия – это способ преодоления насилия, его сведение к минимуму.

Если не отрабатывать соответствующие теоретико-методологические и политико-практические модели и механизмы по недопущению конфликтов и их разрешению, постконфликтного строительства, то конфликтогенный потенциал в условиях демократии, свободы слова может накапливаться самостоятельно и бесконтрольно, тем более когда органы власти пытаются вновь решить эти сложные проблемы конфликтов, этнонационализма и этношовинизма только репрессивными методами, приводя параллельно к массовым нарушениям прав и свобод человека по этнонациональному признаку, подвергая массы людей преследованию. Некоторые «специалисты» уже предпочитают ставить под контроль передвижение представителей определенных этнонациональных и религиозных групп по всей стране. При всей важности профилактических мер не оправдан психоз массового подозрения «лиц кавказской национальности», «мусульман». Я уже не говорю о десятках и сотнях национальностей – от Афганистана, Йемена, Израиля и до Карпат, которые антропологически по своим лицам могут быть схожи. Если и проводить работу по выявлению каких-то деструктивных элементов той или иной «подозреваемой» национальной или религиозной общины, нужно налаживать тесный контакт с ними самими на местах.

Для управления конфликтогенными регионами можно было бы использовать индикаторы конфликтогенности, которые дает группа В. А. Тишкова. Она насчитывает таковых около 46, куда ученые включают даже такой показатель, как «состояние воды». Правда, не сказано, о какой воде идет речь: о питьевой, технической, в стакане, в море или в кране. Придача конфликтогенности целому ряду индикаторов, конечно же, достаточно условная. Но сама попытка определить перечень индикаторов, их систематизировать и на этой основе вести этнологический, а точнее, этнополитический мониторинг – явление, бесспорно, важное и нужное.

В современных условиях как никогда раньше миграционные процессы все в большей степени обретают этнополитическую окраску, которая проявляется не только к «внешним мигрантам», но и к своим отечественным национальностям при их устройстве на работу, участии национальностей в разделении труда, в представительстве в органах власти, в учете их культурных, языковых и других интересов адаптации и развития. Мы уже отмечали опасность, безграмотную и бесцеремонную порой, а значит, и провокационную деятельность в сфере этнонациональных отношений правоохранительных органов. Переполнены конфликтогенными факторами предрассудков и стереотипов армейские коллективы. Отсюда и стремление родителей не пускать своих детей на службу в российскую армию. Для самого Министерства обороны – это темный лес, в котором бесчинствуют все – от «дедов» до офицеров. А Комитет солдатских матерей, который стонет от бесчинств, драк, преследований в армейских коллективах, порой объявляется главным врагом Министерства обороны. Та огромная политико-воспитательная работа, которая проводилась политработниками Вооруженных Сил при В. Кулакове, фактически прекращена, в том числе в сотрудничестве с Ассамблеей народов России.

Огромное влияние оказывают в этой ситуации стабильность власти и доверие к первым лицам в городе, районе, в субъектах Федерации, в конкретных структурах органов власти. Индикаторы конфликтогенности у нас за эти годы мало изменились, а где-то и зашкаливают. Но доверие, которое внушает Президент страны В.В. Путин гражданам, смягчает эту конфликтогенность. Этнонациональные и этнополитические отношения на всех уровнях достаточно взбудоражены, они не успокоились и действуют в настоящее время, повторяю, по модели «отложенного конфликта». В стране есть эффективный Президент, которому народ доверяет, но в стране нет эффективно действующей исполнительной власти и ясной внутренней этнонациональной политики и это очень опасное противоречие. Мало федеральных органов власти, чиновников и политиков, которым бы доверяли люди всех национальностей, хотя в регионах таких людей достаточно. Самое худшее, когда вопросы, которые должны решать власть, общество, остаются бесхозными и их начинают по-своему решать кто попало. Власть, как правило, приходит лишь после очередной трагедии, когда людей уже охватили экстремизм, озлобленность и месть.

Таким образом, с точки зрения практической этнополитики на федеральном уровне за последние годы сделан существенный шаг назад. Во-первых, это роспуск Миннаца. Во-вторых, фактическое прекращение систематической и комплексной работы по реализации Концепции государственной национальной политики в стране. В-третьих, недостаточно продуманы шаги по передаче всей проблематики миграции в МВД. Внутри страны, из одного региона в другой, у нас не может быть «нелегальной миграции», но у нас именно такое отношение и к собственным соотечественникам. В-четвертых, наблюдается и постепенный отход от эффективного использования рычагов федерализма для обустройства народов России в территориях, использования их потенциала в управлении страной в центре и на местах. Наконец, фактически отброшена политика стимулирования интеграционных процессов в этнонациональной сфере на местном, региональном и общегосударственном уровнях. Мы увлеклись укреплением вертикали власти, не подкрепляя эти меры соответствующими связями по горизонтали, налаживанием интеграционных процессов в регионах и в стране. На уровне отдельных чиновников, губернаторов эта работа, бесспорно, ведется, но этнонациональная политика как система мер и усилий органов власти в центре и на местах по этнонациональному и межнациональному развитию отсутствует. Нет соответствующей федеральной и региональной политики. Сейчас (2004 г.) после трагедии в Беслане создано Министерство регионального развития, которое будет заниматься всем, а значит – ничем.

Важно понять, что этнонациональные конфликты почти невозможно локализовать на уровне их провоцирования, после их открытого проявления. Они сразу политизируются и обретают статус большой этнополитики. Локализация конфликта невозможна и в связи с тем, что все национальности страны в той или иной степени проживают по всей территории России достаточно дисперсно. Еще одно замечание: фактически ни один конфликт этнонационального характера с применением насилия до сих пор во всем постсоветском пространстве не разрешен до конца. На деле ситуация все еще более ухудшается, конфликт углубляется после насилия. Сейчас фактически в этих регионах субъекты конфликта накапливают силы для его продолжения «до полной победы». Победу, тоже ясно, тут достичь невозможно. Следовательно, необходимо стремиться к достижению приемлемого баланса сил. Другого не дано. Есть и еще одна особенность: этнонациональные конфликты с применением насилия никогда не ведут к разрешению самой конфликтной ситуации, а наоборот, усугубляют состояние конфликта на десятилетия. Попытки власти применения силы для «принуждения к миру» тоже дают возможность приостановить конфликт лишь на короткий период. При этом недовольство действиями властей возрастает со стороны всех участников конфликта. Выход из конфликта только один: шаги навстречу друг другу, отказ от применения насилия, терпение и стремление к достижению паритета интересов. Разрешить этнонациональный, этнополитический конфликт можно только при наличии системы мер, последовательных и волевых. Встречаясь в Грозном, Назрани, Владикавказе в 1990–1991 гг., мне приходилось повторять, призывать: лучше пять лет провести за столом переговоров, чем допустить хотя бы одного убитого в этнонациональных, этнополитических конфликтах. Многие из лидеров-провокаторов в Ингушетии и Осетии не захотели услышать. И чем это закончилось для всех? Кроме того, есть и еще одна особенность этнонациональных, этнополитических конфликтов: в данной сфере легче, чем в любой иной сфере, начать конфликт и тяжелее всего его завершить. Нужен длительный межнациональный диалог с подключением различных общественно-политических сил, накапливание опыта диалога. Особенно на Кавказе надо искать старых друзей, товарищей из представителей конфликтующих сторон, восстанавливать контакты между ними, проводить совместную работу, демонстрируя добрые отношения между представителями сторон. Все иное – конфликт, трагедия, кровопролитие, усугубление противостояния.

Провокаторы конфликта, экстремисты не способны на диалог, не идут на диалог, ибо это будет означать развенчание их мифологии и предрассудков, «героизации» участников конфликта. Массы людей крайне привержены подобного рода «лидерам», считают их «героями», видят в них свой этнонациональный, этнополитический ресурс в борьбе с «врагом». Кроме того, регионы этнонациональных конфликтов, как правило, очень далеки от стандартов демократии, прав и свобод человека, свободы слова, свободы продвижения, демократических выборов и т. д. Следовательно, здесь устанавливаются традиции и порядки авторитаризма и тоталитаризма, в рамках которых редко кому удается уйти от массовой психологии этнонациональной зависимости. В этнонациональных конфликтах всегда мало личностей и много масс людей, толпы. Этнократические лидеры работают лишь на массы. Здесь мало рационального и чрезмерно много эмоций, мало истины и очень много лжи и предрассудков. Зона этнополитических конфликтов, как правило, переполнена слухами и мифами. Тех, кто жаждет межнациональных конфликтов, надо вести на экскурсии туда, где подобные конфликты уже произошли. Там трагические последствия конфликта видны не только на кладбищах, но и среди живых. Отсюда и вывод: этнополитика, закрепленная финансово-экономически и организационно-управленчески, должна носить систематический и комплексный характер не только в зоне конфликта, но и на всех уровнях общества и государства. Но, прежде всего, этнонациональная политика – это профилактика, система мер, а не чья-то прихоть, инициатива, добрые намерения, а жесткая необходимость обустройства в стране различных народов, культур, языков, достижения паритета их интересов и налаживания партнерства как граждан единой страны во всех сферах российской жизни. Там, где нет такой работы, преобладает стихия, которая, в конечном итоге, оборачивается конфликтами.

«Развитие экономики, гражданского общества, становление федеративных отношений и местного самоуправления, безусловно, могут содействовать нормализации межэтнических отношений»[264].

Потенциальных конфликтогенных очагов в Российской Федерации и в нынешних условиях чрезвычайно много, это показали и выборы в Государственную Думу 2003 г., которые взбудоражили ряд этнонациональных недовольств, напряжений, нетерпимости, чрезмерно много попыток сведения социально-политических, экономических и кадровых вопросов к этнонациональному, этнополитическому началу. Этнонациональный фактор, как видно по итогам выборов, достаточно политизирован. Можно даже сказать, что в Российской Федерации более, чем в любой другой из бывших советских республик, огромен как потенциал этнополитических конфликтов, так и потенциал этнонациональной солидарности. Все зависит от умения использования того и другого потенциала для созидательных или разрушительных целей. Здесь конфликтогенность обусловлена еще и тем, что, кроме внутренних факторов, здесь отражаются в той или иной степени те или иные проявления всех этнополитических конфликтов, которые происходят в постсоветском пространстве, где любая национальность, а не только русские, если их ущемляют, дискриминируют, автоматически становится «русскоязычной». Почти все межнациональные конфликты в бывших советских республиках автоматически перетекают на территорию России. Мы говорим о суверенных государствах Закавказья – Грузии, Армении и Азербайджане, но наиболее активная, грамотная, предпринимательски и управленчески конкурентоспособная часть населения этих государств находится в Российской Федерации. Прежде всего, «закавказская нагрузка», которую несет на себе Россия, существенно ухудшает и положение северокавказских общин на территории Российской Федерации, ибо русские и другие некавказские национальности редко отличают закавказцев и северокавказцев. Прежде всего, ситуация в Закавказье сделала и Северный Кавказ, и даже Чечню, самым конфликтогенным регионом. К сожалению, своевременные меры, которые были предложены по снижению закавказской конфликтогенной нагрузки на Северный Кавказ, не были услышаны и реализованы в самой Российской Федерации. Дело тут даже не в этнокультурных различиях, о которых много и справедливо пишут специалисты, хотя и это имеет место, а, прежде всего, в усилении конкуренции между людьми, в том числе и разных национальностей, в ряде сфер общественной жизни в новых условиях. Начался новый этнонациональный передел ресурсов, и в этом процессе этнополитическая элита использует и свои «этнонациональные ресурсы». «Кавказский элемент» оказался в этой системе наиболее взбудораженным, неустроенным и активным, исторически взбудораженным. Власть в центре и на местах стала тоже активно использовать эти противоречия в своих интересах в своей конкурентной борьбе за власть и деньги. Редко кто из российских политиков не использовал ситуацию на Кавказе в корыстных политических целях, не замечая, что Кавказ взорван не сам по себе. Говоря о кавказском факторе в Российской Федерации, недооценивается его активность, и не только конфликтогенная. Подчеркивая явно или тайно недопустимость участия кавказцев в органах власти, ограничивая их участие в бизнесе, эта активность направляется нередко в разрушительное русло. «Мы кавказцев больше к власти не пропустим» – патриотически заявляют некоторые политические деятели и высокопоставленные чиновники Российской Федерации. «Ликвидация» конкурента за счет использования этнонационального фактора – это один из моментов общей конкурентной борьбы в центре и в регионах. Кавказцы, мусульмане поставлены под «сплошное подозрение». В результате общих усилий активная пассионарная энергия кавказцев оказалась в современных условиях не направленной в созидательное русло. Примерно так, а порой еще похлеще, действуют по отношению к русским в Литве, Латвии, Эстонии и в ряде других постсоветских республик местные власти.

Представительством различных национальностей в органах власти в Российской Федерации, как ни странно, никто недоволен – русские и нерусские, ибо нет ясной, открытой кадровой политики. Президент страны, председатели палат Парламента, Конституционный, Верховный, Арбитражный суды, прокурор, МВД, ФСБ, ряд министров и вице-премьеров – чуть ли не из одной деревни. Так не должно быть в Федерации, в многонациональном государстве. Многонациональный потенциал тут используется недостаточно эффективно. То же самое происходит и в ряде республик самой Российской Федерации, где ущемляются русские. Отсюда подозрительность ко всем и возможность раздувать межнациональную рознь и недоверие в любом месте и в любое время. Уровень недоверия чрезвычайно высок, и он обусловлен господством корыстных интересов в кадровой политике, которую люди начинают ранжировать по этнонациональным критериям.

Не только в федеральном центре, но и в целом ряде субъектов Федерации этнополитическое недовольство провоцируется, прежде всего, используя вопросы этнонационального представительства в органах власти. Повторяю, тут довольных нет. Россия относится к категории государств, где сохранена культурно-языковая доминантна русского народа в большей степени, чем в любой из постсоветских республик. Этот фактор как бы должен снизить конфликтогенность, но нередко его воспроизводят в различных вариациях на местах, стремясь к такому же доминанту этнонационального и этнокультурного происхождения на отдельных территориях, в республиках. Из этого разряда и не очень корректная борьба против латиницы в Татарстане, хотя непонятно, почему латиница, если там исторически действовала арабская графика. Видимо, боялись, что в этом случае их назовут «исламскими экстремистами». Дело не в республиках, областях, краях и автономиях, а в учете и в реализации социально-культурных и политических потребностей каждой национальности в местах их компактного проживания, а это исконное право самих народов, их представителей, общин.

Целый ряд проблем может возникнуть из-за неналаженности предпринимательской деятельности и неравномерного распределения бизнеса, в том числе по этнонациональному признаку, хотя ясно, что это сделать в полной мере невозможно. Но снимать, предупреждать конфликтогенность и здесь государство, власть обязаны. В Удмуртии уже возникают вопросы по поводу более активной предпринимательской деятельности татар, хотя процесс это объективный, так сложился, скажем. Так получилось, что в Российской Федерации много известных олигархов как бы одной национальности – евреи, хотя они работали при поддержке руководителей всех национальностей, действовали как россияне. Распределить олигархов по национальностям невозможно, но надо разъяснять, что это – не этническая проблема. Нельзя не замечать тот факт, что все более четко вырисовывается неравноправность межэтнического распределения труда в регионах, что тоже обостряет обстановку. Наиболее высокий уровень безработицы в Дагестане в высокогорных районах. На повестку дня может выйти и земельный вопрос на отгонных пастбищах с этнонациональной окраской. Тут нужны нейтрализующие меры, информация и просвещение.

Различные политики и средства массовой информации утверждают ложные коллективные стереотипы о превосходстве или ущемленности тех или иных национальностей: «мы за русских, мы за бедных» (ЛДПР), «мы – великие булгары» (Татарстан). Представители ученого мира многих национальностей увлечены поиском своих корней в Месопотамии, Урарту, в Древней Греции, а не в России и вокруг нее. Таких работ много издается чеченцами, русскими, дагестанцами и другими. И вместо того, чтобы объединяться, – разъединяемся. Ничего плохого в этом тоже нет, но чрезмерная мифологизация этничности опасна. В последние годы издательство «Вече» стало выпускать серию книг «Великие тайны» и «Тайны земли русской», где пропагандируется арийский миф с идеологемами нацистского арийского мифа[265]. Чеченские, русские и другие авторы тоже твердят о своей арийскости, хотя бы вспомнили, что и такая мразь, как Гитлер, тоже называл себя арийцем.

Как бы мы ни старались уходить от этнонациональной проблематики, именно здесь достаточно много конфликтных зон. «При невысокой конфликтности в целом характерной чертой для России является то, что практически ни одна сфера общественной жизни не является бесконфликтной»[266]. Зашкаливают уровни конфликтности в Ингушетии, Краснодарском крае, Северной Осетии-Алании, в Москве, в Санкт-Петербурге, в Чечне и вокруг нее, и на эти сигналы, вызовы надо реагировать вовремя, а не ждать конфликтов и кровопролития.

В России, как нигде, острой и конфликтной является проблема соотечественников в бывших республиках Советского Союза, начиная от положения лезгин и аварцев в Азербайджане, осетин – в Грузии и заканчивая положением русских почти на всем постсоветском пространстве, особенно в Латвии, Литве, Эстонии и далее. Ситуация такова, что «неразделенных народов» почти не осталось на этом пространстве. Действенных мер по решению этой проблемы принимается все также мало. В свое время в Миннаце мы разрабатывали специальные соглашения «о взаимных гарантиях обеспечения равноправного этнонационального развития» соотечественников и подписали их с Эстонией, Белоруссией, и это давало позитивные результаты. Но эта работа была прервана. Проблему соотечественников передали в МИД, что неоправданно, ибо функции этого учреждения чрезвычайно корректны.

«Новые независимые государства – сфера приоритетных интересов России, в том числе и потому, что она принимает на себя ответственность за диаспоры народов Российской Федерации в странах СНГ и Балтии»[267]. Но при этом бесполезно и вредно называть новые независимые государства «новообразованными квази-республиками» (Д.О. Рогозин), не признавая их.

В процессе изучения этнонациональных и этнополитических конфликтов ученые сформировали даже целое научное направление – этноконфликтология, но проблема это старая. Многие конфликты и войны исторически как бы возникли между этносами – народами. По данным Стокгольмского международного института по исследованию проблем мира, более 70 % военных конфликтов 90-х гг. XX в. на планете были межэтническими. Это и США, и Канада, и Бельгия, и Великобритания, и Австралия, и Филиппины и т. д. – по всему миру[268]. Теория этноконфликтологии фактически вырастает из межнациональных и внутриэтнонациональных противоречий, некоторые из которых доводятся до конфликтов и даже войн. Фашизм возник как концентрация старых идей превосходства своей национальности, ее исключительности над всеми другими, все более вновь входит в сознание людей повсеместно. Национал-фашизм принес огромные трагедии почти всем народам мира, но в том числе и прежде всего самим немцам. Но из этой трагедии вычленяется мало уроков, ибо сегодня много любителей утверждать «исключительность», «богоизбранность» своей нации. Межэтнические, этнополитические конфликты в сфере культуры, политики, экономики, социальной жизни, в неудовлетворенности своим статусом в разных вариантах[269]. И в настоящее время можно услышать потоки оправдания в адрес экстремистов, скинхедов, ваххабитов, обвиняя во всем «чужих», которые «понаехали тут» и т. д. Нет оправданий для таких рассуждений, ибо все «понаехали» по тем же тропам, по которым «тут понаехали».

Самобытность этнонациональная есть явление объективное, проявление сущности природного и социально-культурного развития общности людей. Но самобытность как многообразие не ведет к конфликтам. Так называемая позитивная и негативная, положительная и отрицательная теории противоречивости определяют и направления конфликтологии. В одном случае – это действительно реальные трудности и противоречия развития этнонаций, их отношений, а в другом – крайние установки национального самосознания, ценностные ориентации, стереотипы и предрассудки. Наша этнополитика, этнонациональная политика государства в широком понимании, как правило, строится на методологии негативной диалектики, где подчеркивается, что в объективной жизни различий и проблем между этнонациями нет, все зависит от идейно-политических установок, от позиции и деятельности отдельных политиков, провокаторов и т. д. Да и конфликты у нас объясняются не объективным, не исходящим от реального положения этносов, наций, а деятельностью «группы влияния». На самом же деле тут в причинах этнополитических конфликтов чрезмерно сложно переплетение объективных и субъективных факторов и трудно однозначно говорить об их «первичности» или «вторичности».

Г.В.Ф. Гегель в свое время выделял три момента противоречий в контексте философской логики: а) рассудочный; б) диалектический; в) спекулятивный[270]. Они тесно взаимосвязаны в познавательном процессе. Самое главное и важное в данном случае для сферы этнонациональных отношений – это системность познавательного и управленческого процессов. Самобытность и даже определенная несовместимость этнонациональных различий могут стать стимулом развития. Диалектика познания выстраивается на сути универсума, в его системной взаимосвязи и динамике развития. Любое этнонациональное есть единство положительного и отрицательного. «Отрицание непосредственно противостоит реальности: в дальнейшем в сфере собственно рефлектированных определений оно противопоставляется положительному, которое есть рефлектирующая в отрицании реальности реальность, в которой светится то отрицательное, которое еще скрыто в реальности как таковой»[271]. И обе эти стороны в этнонациональном развитии многообразны, но тождественны. Диалектика противоречивого взаимодействия противоположных сторон есть сущность даже этнонационального, а не только межнационального. Здесь проявляется еще диалектика внутреннего и внешнего в функционировании единого универсума – многонационального народа страны. Здесь применительно и замечание Г.В.Ф. Гегеля о том, что «каждое соотносится с собой, лишь соотносясь с другим»[272]. Внешние противоречия – суть внутренних противоречий. Поэтому этнонациональный конфликт – это не столько отношения, состояние или вина той или иной этнонации, а вместе с тем и собственное этнонациональное состояние. На деле немцам и Германии перед приходом Гитлера никто не угрожал извне. Угроза пошла изнутри. Национальное сознание немцев не справилось с раскрытием своей сущности, оно оказалось неспособным удержать в себе противоречивость развития национального самосознания немцев, взбудораженного в том числе и творческим потенциалом великих немецких мыслителей. Мышление нацизма, фашизма носит антидиалектический характер и ведет к тупику, деградации, а значит, и к конфликту. Гегель предлагает в подобных случаях «погружение в основание», т. е. познание, раскрытие сути собственно этнонационального. Противоречия в этнонациональном, которые призваны расширить, умножить потенциал самобытности, направляются в сторону внешних вопросов. И таким образом, в нацизме, фашизме растрачивается энергия собственного развития на борьбу с другим. «Погружение в основание» – это раскрытие сути и богатства самобытности, а при проекции на внешний фактор оно оборачивается самодискредитацией, деградацией самости, сути. Как бы позитивно утверждая себя, преувеличивая и возвеличивая, этнонациональное как бы возбуждает отрицательное, то есть происходит отрицание самого себя. В. Соловьев еще в XIX в. сделал открытие, что самовосхваление, самообожествление этнонационального есть лестница, по которой этнонация продвигается, падая и уничтожая себя в собственном невежестве. Это было великое открытие, к которому мир не прислушался и заплатил огромную цену за это. Те, кто кричит «Хайль», «Слава» и даже (да простит меня Аллах) «Аллаху Акбар» к месту и ни к месту, чрезмерно далеки от национальности и веры.

Этнонация – это историческая форма общности людей, которая постоянно расширяет свои границы, и попытки националистического ограничения, самоизоляции ограничивают ее суть. Любая общность людей в ее созидательном начале расширяет масштабы общности и укрепляет целостность. Именно отсюда логически вырастают и суперэтнонациональные общности, нации-государства. Уже давно для общности людей узки и эти масштабы своего объединения, общности и целостности. Они обретают наднациональный характер, но это все не должно приводить к потере «родовой» сущности, иначе между ними возникает конфликт, который, в свою очередь, может ослабить целостность. Это особенно в современных условиях глобализации – мировая проблема. В этих условиях важно понять: мировое может довлеть, но и родовое может взорваться. Как нежный цветок разрывает твердый асфальт, так и родовое, этнонациональное всегда будет искать способы своего самоутверждения и проявления, если ее суть будет искажаться, подавляться целостностью, глобальностью. Свобода идентичности и свобода к общности, самобытность и целостность – это объективные потребности этнонационального и многонационального развития. Надо это знать и создавать условия для их естественного самоутверждения и взаимодействия.

Этнонациональные общности – древние формы объединения людей, способы их социальной и культурной организации. Одновременно этнические, этнонациональные конфликты – тоже исторически имеют достаточно солидный опыт. Л.И. Гумилев сделал гениальное открытие о пассионарной энергии этносов, которая самоутверждает себя огромной активностью. Мне кажется, что он не учел и наличие, как я ее называю, «энергии солидарности», которая создает межэтнические и суперэтнические общности людей. В современных условиях первичен все же опыт общности людей, их солидарности, иначе не было бы и человечества в нынешнем состоянии. До сих пор войны, как правило, происходят между этнонациями, нациями-государствами, поэтому важно вычленять потенциал общности людей, их солидарности, в том числе и за счет преодоления этнической, этнонациональной и национально-государственной узости. Попытки отказаться от этничности, этнонациональности, их отбросить и говорить только о более высоких гражданско-политических общностях – это опасная тенденция, ибо потом все равно неучтенная самобытность выходит на просторы. В США в свое время господствовала идея «плавильного котла», а в Советском Союзе – «слияния наций», но так просто оказалось переплавлять самобытность, культуру, язык, социальную память. Более того, этот путь себя не оправдал, а наоборот – это привело к этническим, этнонациональным и расовым бунтам, возмущению, взрыву. Поэтому нужна линия на всесторонний учет самобытности и самочувствия при безусловном укреплении гражданско-политической общности, целостности существующих государств, иначе тенденция к политическому самоопределению этнонаций будет продолжаться.

В рамках существующих государств этнонации должны получать полный простор для своей самоидентификации, самоутверждения самобытности, способности к объединению потенциала культуры, духа, политического самоутверждения каждого человека, каждой этнонациональной общности. А политика ассимиляции, слияния может принести лишь временный и весьма ложный успех. Потеря самобытности этнонациональной общности и индивида – это потеря человеческой цивилизации, и самое разрушительное – это когда государство, созданное всеми этнонациями и являющееся результатом их волеизъявления, институализируется как один из субъектов этнополитического конфликта, отождествляя себя с какой-либо одной национальностью, даже самой многочисленной. Идя таким путем, политический конфликт в Чечне постепенно стал обретать этнополитический характер, хотя таковым не является по сути. Более того, это конфликт в лучшем случае этнополитический, но никак не этнонациональный, межнациональный. К сожалению, СМИ России и других стран многое сделали, чтобы этот конфликт становился этнополитическим. Термины «чеченские террористы», «чеченские бандиты» дают почву для создания коллективного стереотипа, что негативно влияет на этнополитическую ситуацию.

Этнонациональная политика государства – это политика учета интересов всех, достигая их паритета и налаживая партнерство разных национальностей внутри одной %нации-государства, и выстраивание всех этих отношений в русле прав и свобод человека, стратегии развития общества, государства. Этнонациональная политика – это не конъюнктура, не тактика, не средство, а стратегическая цель, во многом смысл организации и существования единого многонационального государства. Стеснительный национал-шовинизм не лучше наглого национал-сепаратизма, которые провозглашаются от имени целых народов. Единство мыслей, идей, действий возможно, если признается многообразие идей и мыслей во всем многонациональном Отечестве. Тут ни количеством, ни наглостью ничего созидательного не добиться: только достижением паритета интересов и налаживанием партнерства.

В современных условиях этнонациональная политика должна носить характер сохранения этнонаций и обеспечения их общности, солидарности, потому что происходит становление авантюрного, вороватого, бандитского, эгоистичного капитализма, и в любой момент этим негативным процессам можно придать этнополитическую окраску. Системный кризис всех сфер общественной жизни, которым охвачена Российская Федерация, держит в постоянном напряжении, на грани взрыва и этнонациональный фактор. Следовательно, актуальность последовательной этнонациональной политики возрастает, чтобы этнонации воспроизводили свойственную им функциональную самобытность и солидарность. В нынешних условиях важно не бороться против этнонационального, растворить его в социально-политическом, а даже сохранять определенную автономность этнонационального от социально-политической и экономической обусловленности до их выхода из кризисного состояния.

Большевики в начале своей деятельности декларировали достаточно гибкую, адаптированную к конкретным особенностям этнонаций политику, но постоянно появлялось желание скорее отчитаться о «решении национального вопроса» и даже «полном», «окончательном», впадая в догматизм. Игнорирование самобытных интересов, потребностей и проявлений существующих различий, попытки отбросить этнонациональное как объективное, мешающее социалистическому развитию, фактически «взорвали» сферу этнонациональных отношений. Попытка унификации и ассимиляции себя не оправдала. Прерывистая, компанейская, ограниченная по духовному, организационному и финансовому потенциалу, демонстративная, а не по сути, этнонациональная политика будоражит этнонациональные общности, держит их в постоянной подозрительности в том, что другие получают больше внимания, понимания и ресурсов. Концепция государственной национальной политики не только теоретически, но и на практике стала создавать новую модель этнонациональной политики, модели учета и согласования интересов, открытого диалога и равноправия, но эта модель и то достаточно фрагментарно осуществляется лишь в некоторых субъектах Федерации – в Москве, Саратове, Оренбурге, Саха-Якутии, Томске, Ярославле, Бурятии, Татарстане, Башкортостане и т. д., а на федеральном уровне фактически уже отказались от нее, думая, что новая демократическая стихия приведет к ассимиляции всех и вся, при этом не замечая, что больше всего недовольна и взбудоражена такой политикой русская нация. Именно она подает сигналы относительного потворствования национал-шовинизму, чего не было даже в самые смутные 90-е гг. в русской среде. «Конгресс русских общин» фактически со своим стеснительным национал-шовинизмом, а теперь «Родина»[273], сочувствующая им КПРФ вместе с демонстративно-наглым национал-шовинизмом ЛДПР, получили более 30 % голосов в Государственной Думе, плюс к ним А. Макашов и некоторые генералы-реваншисты из других фракций. Парадоксально, но люди, считающие себя патриотами России, считают, что и этнонациональная политика не нужна. Фактически на нет сведена и деятельность Комитета по делам национальностей Государственной Думы, хотя там председателем стал опытный и разумный человек – Е.Н. Трофимов. Но убежден, стихия будет еще долго возобладать в этой сложной сфере, и не знаю, какие еще вызовы нужны, чтобы мы поняли суть этнонационального и научились раскрывать его самобытный и солидарный потенциал. Стихия потворствования в одном месте национал-сепаратизму, а другом национал-шовинизму противоречит исторической роли и интересам русского народа, от имени которого и во имя которого якобы и будут действовать национал-шовинисты, противоречит интересам народов России, которые социокультурно уже вмонтированы в организм русской нации, и перекосы в центре становятся сигналом к новой активизации националистов и национал-сепаратистов на местах как уже обратное движение этноконфликтного маятника, таким образом нарушая историческую логику становления многонационального народа Российской Федерации, диалектику системности и целостности российского общества в новых условиях. Разные уровни российского общества, этнонациональные общности будут действовать в различных регионах по-разному, в разных моделях развития. Это закономерно, но важна их общая направленность, которую должны определять государство и общество. Еще Платон подчеркивал, что чрезмерное единство опасно для государства, ибо ограничивает пространство для многообразия самобытности. В современных условиях глобализации для наших доморощенных и иных космополитов важно такое замечание: «Когда мы спрашиваем себя, не покидает ли нынешний мир идея человечества как единственного единства, оставляя пустоту, в которую ворвались стихии этноса… мы тем самым спрашиваем: не оборвалась ли история, конченная без завершения»[274]. Без сохранения и бережного развития самобытного многообразия и единства многонационального народа Российской Федерации мы рискуем потерять и свою гражданскую национальную идентификацию, а значит, и свое место в глобальном мире. Таким образом, этнонациональная политика государства и общества – это не только предмет внутренней политики Российской Федерации, но и важный рычаг обеспечения жизнеспособности и престижности России как нации-государства в современном мире и нас – россиян. Поэтому наш путь – это учет и согласование интересов всех народов России, их солидарное развитие в российской нации.

Глава IV Русский народ и российская этнополитология

§ 1. Этнография и этнополитология русской этнонации: корни и перспективы

Российская империя в своей имперской политике имела под рукой мужественный, соборный, терпеливый и неприхотливый народ. С его помощью было осуществлено не только завоевание различных территорий, но и активное переселение русских людей на эти территории. Но простой русский человек не был империалистом, колонизатором, а искал здесь соседа, друга. Кроме того, эти территории не оставались далекими, колониальными, а включались непосредственно в состав России. Параллельно происходила и адаптация русских к местным условиям, к местному населению, нередко вникая в их языки и традиции, хотя русским внушалось, что им незачем изучать язык «инородцев». Русский язык и русская культура становились понятными и близкими во многих окраинах. Таких масштабов переселения, взаимодействия и вмонтирования новых народов и территорий в состав единого государства вряд ли знает другая империя. Удивительный феномен, но население, которое переселялось, и население, которое жило на местах, именно в России училось жить достаточно мирно, если не подключалась власть со своей имперской политикой. Более того, местные народы именно вокруг русских и около них находили возможность равноправного развития и для себя. Но, главное, ориентации политических режимов редко совпадали с характером русских, и потому русская нация не везде становилась имперской нацией в классическом смысле.

Продвижение русских в Сибирь, далее в Туркестанские эмирские владения привело к включению в орбиту Российского государства Джумгарского ханства, потом далее по Енисею к Красноярску, проникновение через крупнейшие реки на север и в Арктику, через Индигирку, Колыму, Ям. По устью реки Лена шло продвижение населения и промышленников, которые, открывая новые просторы, в том числе обеспечивали этнонациональное, культурное взаимодействие и взаимовлияние. Конечно, жестокостей со стороны властей в этом деле было немало. Как бы там ни было, фактически местное население и русские переселенцы в этих регионах постепенно сравнялись друг с другом по количеству людей. Следовательно, возрастало этническое многообразие и этнотерриториальное пространство взаимодействия в самой России, в русской культуре, с участием русского населения. Русский мир, русская цивилизация постепенно включали в себя мир и цивилизации многих народов страны. Отсюда и российская культура, российская цивилизация.

Историко-этнонациональное пространство – русское, российское и различных народов – как российское постепенно начало входить друг в друга и становиться общностью как страна, государство-нация. В XVIII веке идет достаточно активное проникновение на Алтай, в том числе и за счет внутрисибирского перемещения населения. Опять-таки по руслу рек Енисея, Абакана и потом по Кану и к бассейну Чулымы, по так называемому Сибирскому тракту. Там далее по берегам Верхней Лены, Илимск, Иркутск, Братск, Вельск. Конечно, многие русские люди тоже были сюда переселены. Шли сюда независимо и от властей формировавшиеся вольные переселенцы-русские, которые убегали от жестокого крепостнического строя в центральных районах России. За счет социально-этнического и этнокультурного взаимодействия, я бы даже сказал взаимодействия ландшафта и населения, формируется общность людей – сибиряки, среди которых не только русские, но и представители десятка других национальностей. Повсеместно в Сибири распространяются русские традиции в костюме, в одежде, в домостроении. Многое было заимствовано и из местной архитектуры. Многое было перенесено. Русская традиционная архитектура всегда гармонирует с окружающей средой, с ландшафтом. Мне приходилось бывать в домах в Нижнем Новгороде, на Урале, видел прекраснейшие старинные дома в Вологодской, Архангельской областях, старинные поморские жилища в Мурманской и в Архангельской областях, которые дополняются богатейшей архитектурой «кавказского дома», «татарского дома» и т. д. Самобытный вкус обустройства своего быта у русского человека проявляется не только внутри дома, но и во внешней стороне. Эстетике обустройства придается огромное значение. Русские дома обычно украшены прекрасной резьбой. К сожалению, будучи в преобладающем большинстве деревянными, многие из них сгорели, как и уникальные «кремлевские» деревянные постройки в Москве. По всей России русские создали неповторимое деревянное зодчество. Русская культура, активно делясь и заимствуя, охватывала новые и новые пространства вокруг Руси.

Россия исторически оказывала влияние и взаимодействовала с южными рубежами, где исторически шло соперничество за влияние между Персией, Турцией и Россией. Кроме того, надо понять, что саму Россию исторически изматывали бесконечные набеги с территории Хазарского каганата, Крымского ханства, Казанского ханства и Ногайской орды. Здесь, конечно, нужно было защищать и свою безопасность, и в том числе свои границы. Кроме того, в «чистое поле» из России уходило огромное количество русского населения в поисках свободы и раздолья для своей деятельности. В частности, известны восстания Е. Пугачева, С. Разина, П. Болотникова, которые как раз-таки говорили о высочайшем уровне гражданского сознания и свободолюбия русского народа, о его стремлении освободиться от диктата политической деспотии и от крепостничества. Одновременно – это и психология пассионарных начал – поиск пространства самоутверждения. Почему-то об этом забывают. Никакого позора не несут за собой ни С. Разин, ни П. Болотников, ни Е. Пугачев для русских. Для русской, российской истории это было достаточно традиционное явление, как и для многих других народов на этапе феодального развития. Постепенно вниз к Дону, Воронежу, Тамбову продвигалась Россия, благодаря таким пассионариям. Кое-где простое переселение населения на свободные территории опережало военные завоевания. Русские во все большей степени начали охватывать лесостепные и степные районы Восточно-Европейской равнины. Здесь формируется исторически самобытная субкультурная общность – казаки со многими элементами культур и традиций, заимствованных у различных народов. В Поволжье русское земледельческое население уже было в Чебоксарах, Вийске, Козьмодемьянске, Кокшайске, Санчурске, Лаищево, Тетюши, Алатыре и т. д. Оно взаимодействовало, в частности, с чувашским и марийским населением. «Дикое поле» превращалось постепенно в русское поле. В XVI–XVII веках происходит продвижение по Поволжью и сближение с народами Поволжья, Заволжья, Башкирии, вниз по Волге, до Самары, Царицына, Саратова, т. е. это огромное пространство, на котором складывается историко-этнический ареал русского народа. Впоследствии русские продвигаются, переселяются на Северный Кавказ и Закавказье. Таким образом создавалась основа для формирования Российской империи, в том числе и как общности многих народов и культур.

Здесь два потока: один – стихийный, из беглых крепостных крестьян и достаточно мирный, в котором уживались разные национальности, культуры и религии; второй – колониально-имперский, где чиновничество реализовывало свои интересы путем превосходства своего положения и силы над местным населением. Из всех империй такие особенности присущи прежде всего России. Беглый крестьянин не искал превосходства над местным, а искал свободы обустроиться и уживаться с местными. Они основали «казачью вольницу». Но царское самодержавие «догоняло государево тягло…»[275].

Пространственно историко-этническое, этнокультурное и этнохозяйственное влияние русской нации распространялось фактически во все стороны. Оно сопровождалось и расширением границ русского государства к Югу, к Северу, к Дальнему Востоку и т. д., что показывало величайший уровень жизнеспособности русской нации. Одновременно это и талант русской нации адаптироваться к различным культурам и адаптировать другие народы достаточно терпимо к своей культуре, хотя и крайностей тут хватало. Россия формируется постепенно и именуется не только уже Русью, но и Россией. И это означает изменение пространства, этническое многообразие и огромная территория России. К 1990 году численность русского народа достигла 145 млн. человек. На развалинах СССР Россию охватил сильнейший демографический кризис, хотя думается, что он носит все же временный характер. Кроме того, естественный прирост во многом зависит от уровня урбанизации и от уровня жизни, который в последние годы достаточно снизился. В 1945 году на территории СССР проживало 114 млн. человек русских, а в России около 98 миллионов[276].

Существенным образом повлиял на русских, на русское национальное самосознание развал Советского Союза. Именно русский народ больше всех, может быть, оказался неподготовленным к распаду Советского Союза. Ведь русские люди в большинстве своем поднимали промышленные предприятия, создавали экономический и культурно-образовательный потенциал многих республик. В результате прежде всего русские оказались совершенно не нужными, более того, униженными. Когда сегодня в некоторых Прибалтийских республиках судят даже партизан, которые освобождали от немецко-фашистских захватчиков территорию Советского Союза, Прибалтики, – это сознание наших людей не может переварить. Такие перепады не выдерживают и космонавты, не говоря уже о пенсионерах. Особенно русские, которые считали СССР Россией и являются последовательными государственниками.

Мы говорили о том, что в едином этнокультурном процессе вместе с русскими участвуют не только самые различные национальности, но и различные направления и установок развития самой русской нации. С одной стороны, это древнейшие русско-славянские племена с Карпат, Киева, росичи, карпаторосы, угроросы, угрские русины, галицкие русины, буковинские русины. Очень много и других этнографических названий внутри самой русской нации. Часть людей из этой же группы можно найти и в Австрии, в Германии, в других государствах. Различия имеются между северорусскими и южнорусскими группами русской нации. Но это совсем не означает, что из-за этнографических различий русская нация, якобы, расчленяется. Русский народ исторически не суживает, а расширяет из-за разных событий свое этнонациональное пространство по сути своей культуры и этнонационального самосознания, постепенно выступает как единая общность. Впоследствии в рамках этой общности могут образоваться уже самостоятельные этнонациональные корни. Это уже великороссы, малороссы и белороссы. Русские – ядро этносоциокультурных процессов огромного пространства от Каспия до Черного моря и до Северного Ледовитого океана.

Другая линия этнокультурной самобытности внутри России. Будучи в Краснодарском крае, в Красноярском крае, Мурманской области, Орловской области, в Удмуртии, Башкирии, в Дагестане, в Северной Осетии, все-таки наблюдаешь достаточно большие различия между русскими, которые там проживают. Русские, как правило, хорошо адаптируются к различным местным условиям. Но это все не дает повода для того, чтобы утверждать об этническом разобщении самой русской нации. Она едина несколько веков. При этом по одежде, по жилищу, по пище русские сами вносят много нового местным национальностям и сами заимствуют национальные особенности тех или иных регионов Кавказа, Поволжья, Севера и т. д. Поэтому субкультурные различия в русской этнонации были всегда, но они все имели и сохраняют русскую идентичность.

Особое место в русской нации занимают казаки. Казаки тоже могут быть различного этнонационального происхождения, но вместе с тем основная часть казачества по своим корням относится к русскому народу, хотя некоторые из них претендуют даже на самостоятельное этническое самоназвание. Казачество в различных регионах страны тоже имеет различные характеристики. Корни же здесь те же – беглые, крестьяне, их вожаки с примесью местных национальностей, вольные люди. Этнокультурные корни и пространство формирования русской этнонации многообразны.

Особую субкультурную специфику имеют русские, которые живут в Якутии, – якутяне, на Камчатке – камчадалы, на Колыме – колымчане, в Архангельске – поморы и т. д., т. е. которые достаточно адаптированы к местной среде обитания, к природным условиям и даже этнокультурным особенностям местного населения.

В такой же степени адаптированы и компактно проживающие русские на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, Молдавии, на Кавказе, в Казахстане и т. д. Хотя ориентации на более существенную адаптацию не было, власть пыталась навязать русским, что пусть адаптируются к ним, пусть другие изучают русский язык и т. д. В результате многие русские после развала Советского Союза пострадали от новых этнократических режимов. Они не оказались готовы к таким трансформациям, и это должно привести к корректировке этнонациональной политики, а не к ее искажению.

Особый интерес представляют старообрядцы, которые сохранили действительно исконные традиции, обряды русского народа. В основном же надо сказать, что они сохраняют свои культурно-языковые традиции, культурно-бытовой облик, хотя очень много элементов тоже заимствовали в различных этнокультурных условиях.

Русские всегда были хорошими земледельцами, людьми, которые разработали и внедрили в старых хозяйственных районах паровую зерновую систему, традиционное достаточно натуральное хозяйство, исходя из климатических условий, во все большей степени трехпольный севооборот. Постепенно русские переходят на достаточно активное товарное производство, производство монокультур, которые наиболее рентабельны на данной территории проживания русских. Многие сельскохозяйственные традиции русские передали народам и Кавказа, и Урала, и Поволжья и т. д. и сами заимствовали у них многое. Активно культивировались рожь, пшеница, в том числе в самых тяжелых климатических условиях. В России выращивались крупяные растения – гречиха, просо. Повсеместно культивировался горох, русский лен, пенька из конопли, производили волокно, из семян конопли делали масло, льняное масло. Исследователи указывают на огромное значение русского льноводства для всего мира, которое фактически берет свое начало с новгородского льна. Картофель в России, который активно шел на пропитание, начали возделывать с XVIII века. Из него делали крахмал и спирт. Русские – это один из известных хозяйствующих народов земного шара.

На Руси развивалось не только сельское хозяйство, но и промышленность. Обрабатывающая промышленность здесь была испокон веков. XVIII–XIX века – активное развитие промышленности, купечества, разведение домашних животных, крупного и мелкого рогатого скота, исторически развита добыча зверя, рыбы, товарно-пушнинное хозяйство развитое: лиса, песец, горностай, соболь. Охота на морского зверя – на Дальнем Востоке, а на Юге – на лососевые. Форель, судак, сазан, лещ. Что может заменить ловлю рыбы в сибирских реках и озерах – тайменя, хариуса, омуля! Многое было заимствовано из традиционных промыслов. Богатейший и охотничий промысел, который был доходным в России.

Россия, русские всегда славились мастерами и мастерицами. Они делали самые прекрасные вещи ручного производства. Я видел в Городецком краеведческом музее древнейший женский головной убор, который по красоте не уступает современнейшему дизайну. Достаточно развиты домашние кустарные промыслы. Очень развито в России деревообрабатывающее производство. Уже в XIX в. в России изготавливается прекраснейшая мебель, которая поставлялась даже за границу. В России было распространено производство, был самый широкий набор деревянной посуды: кадки, бадьи, бочки, бочонки, ушаты, шайки, лохани, ведра, чали, тарелки, миски, ложки, подносы. Тогда же, особенно в черноземных губерниях, миски хохломской раскраски из Нижегородской губернии. Очень распространены вязовые плетеные короба. В России производится керамическая посуда с помощью ножного гончарного круга и вытяжной техники; практиковалась лепка гончарных изделий даже без гончарного круга, особенно на Урале, на Алтае; заготовка черепицы и других строительных материалов. Широко в России у русских распространялось кузнечное дело, металлообработка, особенно в Нечерноземье, в центре России, в Приуралье. Издавна славились тульские ружья и самовары, павловские ножи, оружие с гравировкой из Златоуста, чугунное литье Урала и Подмосковья. Достаточно распространяется в России и золотобойный промысел, в том числе в Московской и Ярославской губерниях; волокнистое сырье из льна, конопли, хлопка, шерсти, шелка. Основное место занимали ткани для одежды, для хозяйственного обихода. Очень распространено в России ткацкое дело в различных «светелках» (мастерских). Текстиль производился в Московской, Смоленской, Владимирской, Костромской, Нижегородской, Ярославской губерниях. Часто применялся ткацкий станок, на котором работали не только женщины, но и мужчины, особенно когда ткали полотно, узорную ткань. Ткани красили специальными красителями растительного происхождения. В Московской и Владимирской областях готовили клетчатую пестрядь; в Ярославской и Костромской – скатерти, полотенца; в Саратовской – клетчатый, полосатый бумажный холст. Было развито кожевенное производство, обработка шкур и овчины, в том числе шла поставка из России, Урала, Сибири за границу. Туфли, штиблеты, башмаки, сапоги, распространенные в России, были модны в Европе. Они были экзотично привлекательны для европейцев. В России были семейные производства, как правило, где работали большими артелями. Даже каждой лошади в тройке придавалась красота. Когда едешь на тройке зимой по полям Костромской, Ярославской областей, все в красоте цветов и орнаментах, начиная с хомута и кончая всей упряжью. Много красочных льняных шнуров, веревок, тесьмы, плетенки. Дуга в упряжке раскрашена самыми яркими красками. Какая же это красота, какой дух! Одно соприкосновение с этой красотой и духом – всю жизнь как бы соприкасаешься с ним, они одухотворяют нашу душу, греют ее энергетикой русской души.

Россия, русские всегда сопровождают свою жизнь яркой красотой и бурным весельем. Самобытно размещены русские деревни с учетом окружающей среды – церковь, прудик, речка – все гармонирует в них: душа людей, их одежда, ландшафт. Неказистые на первый взгляд русские хатки будто вырастают из самой природы, как бы вмонтированы в нее. Отдельно стояли бани, крестьянские усадьбы, хозяйственные дворы, хлебные амбары. Редко можно встретить так эстетично и гармонично сочетающиеся ландшафт и поселения. Прекрасно дополнялось это в крупных деревнях, станицах помещичьими усадьбами, графским домом, окруженным парком. Красивейшее зрелище. При этом в русских поселениях исторически формировались отдельные районы, где достаточно компактно размещались представители различных национальностей со своим колоритом. Как не восхищаться сегодня русскими городами Новгородом, Псковом, Ростовом Великим, Суздалем, Владимиром. Какой прекрасный ансамбль представляет Московский Кремль, который неоднократно строился, начиная с XII века. Ярославль, Кострома – величайшие памятники архитектуры, где в основном, конечно, применялось обработанное, резное дерево как строительный материал. Санкт-Петербург – где Европа и Россия слились. И здесь широко использовался камень. Самое главное, фактически весь русский дом украшался по возможности, даже фасады бедных домов, резьбой, красиво оформлялись окна и т. д. В различных регионах внутренне и внешне дома выглядели по-разному, но стремление украсить свой дом фактически присутствует во всех местах расселения русских. Даже в Дагестане в Кизляре, Махачкале, Тарумовке можно встретить русские дома, расписанные, с резьбой. До XVIII–XIX веков изба была как одно пространство, потом начала делиться на отдельные комнаты, появляется современная мебель, которая изготавливалась в России. Также большое значение придавалось расшитию одежды. Особенно интересна старая русская одежда, не измененная Петром: рубашки, косоворотки с тысячами нитей. Качество одежды, конечно, зависело от уровня благосостояния, но вместе с тем даже самые бедные придавали огромное значение особенно тому, чтобы одежда была чистой и красивой. Самой распространенной была суконная одежда, шапки из шерсти, овчинные шапки, малахаи, кубанки, папахи, лапти. В Сибири фактически лаптей не знали. Здесь зимней обувью были валенки с пришитым суконным голенищем. У женщин из одежды очень распространены красивые сарафаны. Прекрасные головные уборы, теплые, украшенные вышивкой. Русская женщина при людях не показывалась с непокрытой головой.

Все это говорит о том, что русский народ – это красивый и талантливый народ, с развитым эстетическим чувством. Даже самые, казалось бы, обыкновенные кустарные художественные изделия прекрасно оформлены, украшены, разрисованы. Огромное значение придавалось именно эстетической стороне оформления изделия. Многим со стороны они кажутся даже чрезмерно яркими, но вы посмотрите осенний лес кругом и увидите эту гармонию.

Чувство красоты, эстетический вкус сопровождали все мероприятия, особенно в фольклоре, семейных и календарных обрядах, которые были красиво оформлены, свадебные песни, календарные песни, обрядовый фольклор, героические эпосы в жанре былин, которые были распространены в России: они играли для массы людей роль «национальной идеи». Былины про Илью Муромца, Добрыню Никитича, Алешу Поповича, Василия Буслаева и т. д. Песни посвящены народным восстаниям, борьбе с иноземными захватчиками. Русские поэты К.Ф. Рылеев, А.А. Навроцкий, Садовников, И.З. Суриков создали целую плеяду интереснейших сюжетных произведений. Очень широко распространены у русских сказки с фантастическими сюжетами и мотивами. Развиты были летописные издания. Очень распространены рассказы о домовых, леших, водяных и прочие жанры, которые сохраняются до сегодняшнего дня. Мифология вплетена в обыденную жизнь русского народа.

Преобладающую роль всегда играли общинные традиции и общинная демократия, где основную роль играли сельские сходы, на которых решали основные вопросы, в том числе землеустройства, распределения угодий, уплаты налогов, раскладки повинностей, сбора денежных средств, мирские дела, выдвижение рекрутов в армию. Грубой интервенции власти в повседневную жизнь общины не было.

В XIX веке в жизнь русского общества входит во все большей степени народный театр. Песни прекрасно пелись на многоголосье, русский хор сопровождал обряды, праздники, широко применялись подголоски, инструментальная музыка. Для музыкального оформления использовалось почти все: и дудки, и рожки, и ложки, кувыклы – разновидность флейты, гусляры, скрипицы, балалайки. Очень распространена гармонь. В XIX веке она занимает одно из основных мест в русском художественном быту. Праздничные хороводы, в которых много театрализованных сюжетных танцев. В них использовались художественные произведения: деревянная игрушка, разные инструменты с красивейшей и богатейшей резьбой. Были распространены красочные костюмы с вышивкой золотой и серебряной нитью. Золотошвейное производство зародилось и развивалось в г. Торжок и Тверской губернии. Жемчужные вышивки, орнамент жемчужного шитья пользовались большим спросом. Очень активно использовался бисер, набивка тканей. Русским было известно металлическое кружево, кружевное плетение. Вологодские белые кружева, украшенные причудливыми геометрическими и растительными узорами, обрели всемирную известность. Русские таким образом вносят красоту самобытности и многообразия в российский быт, жизнь, дух. Отсюда и народы, которые исторически оказались в России, среди русских сохранили и развили многокультурье своего быта, традиций.

Как сказал В. Белинский, субстанции – совокупность всех духовных сил народа – это и есть национальность. Национальность в широком смысле слова отражает всю богатейшую историю русского народа, историю, в которой были приливы и отливы, в которой совмещались разные традиции. Совершенно правильно, как он говорил, – что национальность состоит не в лаптях, не в армяках, не в сарафанах, не в сивухе, не в бородах, не в курных и нечистых избах, не в безграмотности и невежестве, не в лихоимстве, судах, не в лени ума – это не признаки даже и народности, а скорее наросты на ней вследствие испорченности в крови, остроты в соках. Русские – это один из наиболее цивилизованных, один из грамотных, просвещенных и талантливых народов мира. Невозможно представить себе мир без русских. И он велик именно тем, что он проявляет свою национальность, свое национальное своеобразие и самоутвердил себя как народ жизнеспособный к великой исторической миссии. Самый главный вывод, который сделал в свое время В. Белинский, состоит в том, что «вся надежда России на просвещение, а не на переворот, не на революции и не на конституции». Духовность и просвещенность – национальная черта русского народа. Вот в чем и где надо искать и суть «русской идеи», а не только в возвеличивании себя и охаивании других. Даже не политика и право, а духовность – главная движущая сила русского мира.

Самое главное в том, что в русском народе определяющее место занимают идеалы красоты, ценности добра, совести, стремление жить по совести, по добру, по справедливости. Эти стандарты русской жизни имеют более фундаментальное значение для современной России в большей даже степени, чем стандарты европейской демократии, хотя и их надо учитывать. В русском начале много общечеловеческих качеств, которые позволяют ему добиваться, а порой определять, национально-историческое развитие многих народов не только России, но и мира. Суть – в соборном и в этом смысле многонациональном, интернациональном развитии России. Суть российского единства вокруг русских и России передал Ф. Тютчев в известных строках:

«Единство возвестил оракул наших дней, — Быть может спаяно железом лишь и кровью… Но мы попробуем спаять его любовью, А там увидим, что прочней…»

Любовь превыше всего в русской жизни. Так должно быть и в России, хотя политические режимы часто пытаются обеспечить «единство» «железом и кровью». Россия – это целый мир, это мир русского народа и многих народов, живущих вместе и по соседству с русским народом. Российский народ солидарный в своей целостности и в своей множественности, многокультурье, народ, который живет богатой самобытной жизнью, и вместе с тем органично, самобытно его единство, что является основой многонационального. На этих основах постепенно формируется российская нация как социально-политическое и духовное сообщество граждан-россиян. Вл. Соловьев говорил о русских, «мы как народ спасены от гибели не национальным эгоизмом и самомнением, а национальным самоотречением». Это, по-моему, самое главное, но «национальное самоотречение» в том смысле, что главное для русских это собирание России, ее общность, в том числе и со всем миром. К сожалению, до власти, до тех, кто пишет о «русской идее», кто определяет этнонациональную политику в России, не всегда доходит смысл философии Вл. Соловьева, А. Пушкина, В. Белинского, А. Чаадаева, Л. Толстого, Дм. Лихачева и многих других столпов человеческой мысли, духа. Именно мысли и дух великих сынов великого народа должны определять сущность и перспективы развития русского народа, а значит, и Российского государства. Если бы это было так, то историческая Россия была бы в единстве и дошел бы до власти, общества призыв Вл. Соловьева, принципы его философии: «люби все другие народы, как свой собственный». Это наиболее исторически оправдавшая себя формула жизни русского народа, годная для всех народов России. И нам важно быть верными такому наследию, если мы хотим построить разумную жизнь своего Отечества, соответствующую этнографии, духу, культуре, нравственности своих народов, жизнь, построенную на любви к своему и ко всем другим народам, к своим соотечественникам всех национальностей.

Наступили новые времена в России, в жизни русских. Это новое время несет за собой не только трагедии и разочарования, но и новые надежды. И важно, прежде всего русским, не обмануться, не разочароваться в этих надеждах. Социально-экономические реформы, проводимые в стране, должны отвечать, прежде всего, социально-культурным и антропологическим свойствам, адекватным сущности русской этнонации и ее роли в формировании общности – российский народ, российская нация. Преобразования должны идти в содружестве с этнонациональной и многонациональной субъективностью истории России, Российской Федерации.

Русский этнос – основа солидарной общности многонационального народа России. С древнейшего периода идет сложный процесс формирования русского этноса.

Известно, что еще древнерусское государство фактически еще до четкого обозначения статуса русского этноса уже объединяло многие славянские и иные племена. Исследователи говорят и о смешанном характере формирования русского этноса из взаимодействия славян, финно-угор и балтов. Л.Н. Гумилев добавлял к ним и тюрков. Бесконечные войны, взаимодействие и перемещение народов сформировали русский этнос, который исторически выстоял и сформировался в крупнейший народ в Европе. Как писал Ибн-Хаукаль: «В настоящее время не осталось и следа ни из Булгар, ни из Буртаси, ни из Хазар, ибо Русы истребили их всех, отняли у них все эти области и присвоили их себе». Русский этнос становится доминирующим на огромном пространстве.

Исторически «русская нация – это россиеобразующая нация в прямом и наиболее адекватном смысле этого слова. Она есть то, благодаря чему есть Россия, тот субъект, без которого не будет и самой России»[277]. По-моему, это известная истина для всех, но исторически русская этнонация всегда находилась, становилась в потоке многоэтнонациональных процессов. Поэтому русские – это наиболее многонациональная этнонация с разветвленными корнями, уходящими в культуру и традиции сотни этнических племен. Это позволило России впоследствии предлагать уникальную модель колониальной империи, где все были в одном государстве.

Иным путем, чем на Западе, шло в России и государственное развитие. Московское княжество расширяло свои границы за счет присоединения других великорусских земель, образовало более крупное и в своей этнической основе однородное, но многонациональное по составу государство – Московскую Русь. Шли процессы образования русской нации, во многом сходные с западноевропейскими национальными государствами того времени. Дальнейшее расширение русского, российского государства шло в основном путем более или менее добровольного присоединения народов и земель, в том числе и иноэтнического населения как на Западе, так и особенно – на Востоке, где было много слабообжитых, удобных для земледелия территорий, привлекавших русских поселенцев из центральных районов страны[278]. Но и здесь стержневой была идея формирования русского государства на основе русского этноса, его языка и культуры. Позже все это было выражено в идее: «Православие, самодержавие, народность» – как формула русского, российского государства, хотя тенденции были неоднозначны. В России резко выделялся основной народ – русские (великоросы) вместе с большинством других этносов, заселявших главным образом окраинные области государства, многие из которых существенно уступали русским не только по численности, но и по уровню социально-экономического и культурного развития. При этом до сих пор сочиняются байки, что «кроме русских лишь несколько этносов (литовцы, грузины, татары и др.) в прошлом прошли через стадию этнической государственности. Подавляющее большинство других этносов ко времени присоединения их к России (например почти все этносы Поволжья, Кавказа, Средней Азии) находились на стадии формирования раннеклассовых государств, а многие этносы (например в Сибири) вследствие своей малочисленности или замедленных темпов развития, может быть, еще и не дошли до этой стадии. Потребности своего особого языково-культурного развития ощущались ими еще недостаточно четко, а потребности в социальной организации и в общественном порядке удовлетворялись ими в основном системой административно-правовых институтов, принесенных более развитыми русскими поселенцами»[279]. При этом не всегда замечается наличие крепких и сильных государств ранних периодов развития – Алания, Хазария, Кавказская Албания, Армения, Волжская Булгария и другие. Кроме того, процесс этнического и государственного оформления русского и других народов в России неоднократно прерывался. Но Россия смогла на основе жизненных потенций русского этноса и солидарности с другими этносами создать крупнейшее и мощнейшее государство – Российскую империю. При этом за многими этносами сохранялось право многовариантного обустройства в составе русского, российского государства. Русь, став империей, обрела статус России. Это было мощное многонациональное государство. Впоследствии разрушение Российской империи произошло из-за тенденций жесткой унитаризации государства и сведения на нет существовавшей еще тогда модели многовариантного развития народов и земель российских. Частично восстановление государственности многих народов началось после Октябрьской революции 1917 г., что получило реализацию в создании национальных республик, областей и округов, в пределах которых нации-этносы приобрели определенные самостоятельно-государственные (квазигосударственные) условия для своего самостоятельного развития. В принципе это было отходом от изначальных идей ленинской теории национального вопроса, нацеленной на развитие межнациональной экономической интеграции, а не сепарации. Но ситуация развала России не давала других вариантов. Что касается многих народов, то создание республиканской государственности помогло им окончательно оформиться в нации, способствовало внутреннему сплочению за счет нивелировки диалектических и этнографических подразделений. Но опять-таки процесс остался для многих не завершенным, ибо он прерывался революциями и развалами. И здесь вина не народов, а политических режимов.

В результате взаимодействия государственности и этничности, этнонациональности получается, что государство монополизировало все права над этносом, этнонацией, что поставило его в зависимость. Тем самым были ограничены и права русского этноса. «Государственность почти повсеместно стала торжествовать над «этничностью», что отразилось как в возникшей практике выселения этнических меньшинств с занимаемой ими территории в страны их основного расселения (например, немцев из Польши и Чехословакии в ФРГ и ГДР), так и в пресечении движений за получение национальной автономии или полного осуществления права на самоопределение. Такие движения (например, сикхов в Индии, курдов в Турции и Ираке, тамилов в Шри-Ланке и др.) обычно объявляются «сепаратистскими», не заслуживающими широкой международной поддержки. Социальное значение этнонациональных общностей все более уступает государственным общностям, их существование, в том числе традиционное жизнеобеспечение, редко поддерживается соответствующими международными правовыми документами»[280]. Такие подходы стимулировали создание национал-экстремистских организаций. Унитарно-великодержавные типы государств не выдерживают испытания времени, и им на смену приходят солидарные общества федеративного типа государств. И важно это уловить, чтобы вновь при новых признаках благополучия не скатываться в унитаризм и жесткую централизацию якобы под видом, что это соответствует русскому этнонациональному сознанию. Время отрыва русских от других национальностей России «особой особостью» и других национальностей от России «самоопределяемостью» – варианты, губительные для всех, для России. Надо умело сочетать две стороны.

В России, к сожалению, вновь ставят под сомнение термины «многонациональное государство», «многонациональный народ». Они находятся под критикой как национал-шовинистов, так и национал-сепаратистов. Одни ищут таким образом способ уйти от этнической национальности, а другие – придать своей этничности политический статус, борясь таким образом против других наций-этносов.

Летописец еще в древние времена писал: «Се бо такмо Словенск язык в Руси: Поляне, Древляне, Новгородцы, Полочане, Дреговичи, Север, Бужане, Занеседаша по Бугу, после же Волыняне. А се суть инин языци, иже дают Руси: Чудь, Меря, Весь, Мурома, Черемись, Мордва, Пермь, Печора, Ямо, Литва, Зимигола, Корсь, Морава, Либь; си суть свои язык имуще от колена Афетова, иже живут в стропах полуночных»[281]. Многоплеменной, многоэтнический состав России формируется исторически еще до образования самой единой русской нации.

Русская нация – соборная, солидарная, общинная нация и предрасположена жить в общности и в единстве с другими народами, поэтому многонациональность на основе русской нации есть исторический выбор наших народов. Русские расисты (В. Авдеев, А. Кольев и др.) ругают Абдулатипова (почему-то) за термин «многонациональность»[282]. Непризнание российской национальности есть непризнание исторической роли русской этнонации в собирании вокруг себя народов и земель. Отрицание многонациональности России – это сужение ее границ до Московского княжества. Расисты, нацисты, фашисты всегда были самыми опасными врагами своей этнонации.

Проблема соотношения государства и этноса должна быть решена не в варианте господства одного этноса-нации над другим, а находя формулу их общности как по форме, так и по содержанию. Нация как этнос и нация как государство должны восприниматься как этапы социально-политического развития этносов, этнонаций в полиэтнических сообществах. В том числе речь идет, прежде всего, о русской этнонации. Нация-государство как гражданская солидарность представителей различных национальностей редко, но все же становится государством равноправного и равнодостойного развития всех этнонаций, их гражданской общности как общей нации. И ведущая роль в этих процессах русской этнонации бесспорна. Речь идет о целостности русской нации и о целостности многонациональной России.

Становление российской нации на основе русской этнонации в солидарности с другими этнонациями – один из главных исторических вызовов для России, для ее многонационального народа. В этом будет воплощена историческая роль русского народа, нашей многонациональности. Этот процесс весьма сложный, здесь внутри много противоречий, опять-таки нестыковки этнонациональности, многонациональности гражданской общности людей. Важно не терять своей этнонациональной самобытности, но при этом и стремиться к гражданской общности народов страны, к формированию российской нации. Тут важно сплачиваться в общность, а не подозревать и обвинять друг друга. Подозрения тут большие, вплоть до того, что даже русские считают, что их ассимилирует кто-то. «Не пристало нам хитрить (с русской этнонациональной идентичностью) и прятать свое лицо», – пишет великий русский писатель А.И. Солженицын[283]. С такими же нотками выступают татары, башкиры, чеченцы и другие. Но уже с внутренними претензиями, что «их ассимилируют» русские. «Российское», «русское», «татарское» – это уникальные элементы исторической общности, которые нельзя противопоставить, а важно объединять в общности, в российской нации, ибо они взаимообусловлены и взаимодополняют друг друга. Отрицать этнонациональное, утверждая реалии «российской нации», было бы грубой методологической и политической ошибкой. На эти процессы надо смотреть масштабнее, не теряя родового начала, стремиться к просторам океана.

Русско-российская сущность нашего государства бесспорна. «Парадокс бытия русской нации в России и России в бытии всех других наций России: чем больше они становятся российскими, россиизируются, а чем больше россиизируются, идентифицируют себя с Россией и растворяют себя в ней, при этом не растворяясь как нации, тем больше собственно русская национальная точка зрения и позиция становятся точкой зрения и позицией их нации, тем меньше оснований для противопоставления русской точки зрения и позиции в истории как национальной всякой иной»[284]. Все правильно, но если к этому добавить еще и необходимость хоть на толику перехода и русских на точку зрения и позицию татар, мордвы, чувашей, башкир, аварцев, даргинцев, лезгин, балкар, чеченцев и других. Но при этом, когда каждая этнонация в конечном итоге «ассоциирует себя с Россией» (Н. Козин).

В.Б. Авдеев, А.А. Савельев и другие написали серию книг о «расовой мысли», и в частности «Расовый смысл русской идеи». Ясно, что в книге главная мысль – о «русском народе» и о «защите белой расы», и ясно, что в этих работах русские представлены в оскорбительных тонах расистов и нацистов. Не люди, не граждане, не таланты, а расовая принадлежность является для них главным в человеке, в народе. Они пытаются смоделировать не гражданина, а «идеально нордического человека времен расцвета экспансии Севера против бескрайних просторов Азии»[285]. И главное, что «мы можем явить миру огромное количество высокорослых, атлетически слаженных, длинноголовых блондинов, покоряющих на своем пути пустыни, леса, снега и представителей туземных рас»[286]. Сразу представил себе полчища в шкурах, с луком и стрелой. Своими поисками такого рода подобные расологи, а на деле расисты толкают людей, и прежде всего русских, в первобытность. Они даже цитируют профессора П.И. Ковалевского, который писал, что «государство, известное под названием Российская империя, создано русскими славянами, потомками скифов и сармат. В его создании работали только одни русские, а не поляки, не грузины, не финны и другие народности России.

Созидательница русского государства – русская нация, а потому эта нация божеская и человеческими правами должна быть господствующей нацией, держащая в государстве власть, управление и преобладания, или державной нацией. Все остальные нации, как вошедшие уже в готовое государство, как присоединенные к нему, к державной нации, должны быть ей соподчиненными»[287]. Посмотрите на год издания подобных книг и вы поймете, какие последствия приносят такие идеи для России – погромы, развалы, потеря своих частей, убийства по расовому признаку в Санкт-Петербурге, Воронеже, Москве, вновь чрезмерная централизация. Кроме того, почему-то у расистов даже поляки уже не славяне, а финны уже «не белая раса блондинов». И непонятно, почему кавказцы – «этнический мусор», если, согласно древнегреческим источникам, все кавказские народы – или скифы, или сарматы. Говоря о происхождении русских, отрывают их от всех народов России. Поиск расовых корней для всех расистов, нацистов, фашистов – это обоснование своего превосходства и «чистоты». В отношении своих отечественных народов такие люди разрабатывают теорию «этнического паразитизма», так, по их мнению, народы всех республик и автономий России подходят именно под эти критерии. Понятно, что расисты и фашисты рьяно критикуют Абдулатипова за «его» тезисы о «многонациональности России». Им не нравится, что Абдулатипов доказывает, что «Россия исторически формировалась» как многонациональная держава или «многонациональная Россия на обозримый исторический период будет сохраняться как многонациональное государство»[288]. Хотя ясно, что до меня об этом было сказано очень много и убедительно, еще начиная с «Повести временных лет». Оказывается, что термин «нация» тоже не применим ни к кому, кроме русских[289]. Все перевернуто в сознании людей, ограниченных своим расизмом и нацизмом. Оказывается, упоминание о многонациональности и федерализме в России – это «абдулатиповский этницизм». Если даже это так, то думаю, что этницизм лучше, чем расизм и нацизм. При этом они против этничности самих русских, считая, что только русские являются нацией, отбрасывая сам русский народ от своих же многоэтнических корней. При этом сравнивают деятельность «Памяти», РНЕ с деятельностью Шаймиева, Рахимова, Джаримова и Р. Аушева[290], которые много сделали для сохранения единства России, несмотря на тысячелетние всплески этнонационального сепаратизма. Да, нет нам спасения от больных людей, и они окружают нас со всех сторон. С одной стороны, расовый и политический шовинизм одних, которые только себя признают нацией, а с другой, больное и фанатичное сознание национал-сепаратистов, которые жаждут освобождения от «русского колониализма». Главное, что ругань в мой адрес А. Кольева, А. Севастьянова и многих других очень похожа с такой же руганью М. Тагаева – моего земляка, ваххабита. Только первые называют меня этницистом, чуть ли не разрушителем России, а вторые – предателем, холуем шовинистов и прочее. Как пишет М. Тагаев в своем «Джихаде», все это, казалось бы, должно нас беспокоить. М. Тагаева посадили, изолировали, а его оппонентов – «друзей» по «нацистско-ваххабистскому» цеху публикуют многотысячными тиражами, пропагандируют. Более того, ряд из таких «теоретиков-практиков» можно уже увидеть в Государственной Думе, и пишут они письма в Генпрокуратуру о роспуске еврейских организаций вместо того, чтобы солидарно бороться против расизма и нацизма. Россия, русские веками собирали вокруг себя многие народы и культуры, а ныне В. Жириновский, А. Севастьянов и другие доказывают, что Россия – мононациональная держава, хотя известно, что современные крупные государства уже давно не являются однородными, одноэтнонациональными, а Россия из истоков своих доказывает свою многоэтничность, многонациональность и деструктивно отказывается от такого наследия[291].

Кто не понял себя, свою культуру и традиции, свое достоинство и свободу в родном своем Отечестве, государстве, будет неминуемо искать и строить другое Отечество и государство для себя. Поэтому каждый народ страны должен найти, узнать, увидеть свои корни и перспективы в российской многонациональности, в российской нации, в России. При всем критическом отношении к идее нации-государства мы должны были бы идеологически и политически заметить, что мы есть многонациональный российский народ, на волеизъявлении которого и строится многонациональное государство российское. Российская идея в этом плане, по большому счету, есть русская идея. И наоборот. В российской идее более 80 % все равно будет русского содержания. Но это не повод для приватизации идеи одной этнонацией, тем самым эта идея становится идеей раздоров, а не объединения России. И, прежде всего, на это должны были бы работать русские политики и ученые русской национальности вместе с политиками и учеными всех народов России. А тут опять все наоборот. Именно попытки диктовать для всех верховенство «русской идеи» и верность только «русскому пути» в узконациональном понимании и выступают сегодня главной преградой для общероссийской идеи и формирования российской нации. Хотя сама русская нация и русские имеют право об этом говорить, но тогда не навязывая, а демонстрируя преимущество этой идеи как базы для объединения всех народов страны. Отсюда ограниченность этой идеи, ее замкнутость и попытки обозначать при полном пренебрежении к идеям, культурам, чувствам других народов. Повторяю, нет в России русского или нерусского пути развития. Есть путь развития соборной, многонациональной России и национальностей и народов в ней, и путь самобытного и свободного развития каждого народа, граждан всех национальностей российской нации и, прежде всего, конечно, русской. Мне пришлось быть автором строк Концепции государственной национальной политики Российской Федерации о том, что «русский народ является опорой российской государственности». Однако опора не означает диктат этнонационального, как это понимают Е.С. Троицкий, А.И. Вдовин, В.В. Жириновский, Д.О. Рогозин, Г.И. Литвинова, А.Н. Севастьянов и многие другие. Опора не подменяет все несущие конструкции российского народа.

Если мы говорим о будущем российского государства, то, конечно, речь должна вестись о стратегии развития, о перспективах развития многонационального народа России с вкладом каждой этнонации, независимо от численности этнонаций. Единство позволяет воплотить количество в качество. И это главное – в единстве многонационального народа России, в эту перспективу будущего, стратегию будущего власть должна быть способна объединить все народы страны. М. Тагаев не находит свое место в России и считает других колонизаторами, угнетателями. Я тоже аварец, дагестанец, но считаю, что мой аварский, дагестанский народ как часть великой России умножает свое величие и достоинство, поэтому рассматриваю историю своего народа, будущее Дагестана через призму стратегии сотрудничества с русским народом, развития российского народа как единого для всех. Если так не будет, то Тагаевы будут иметь большие успехи, чем Абдулатиповы. Нужно ли это для русских, для России? Для аварцев, дагестанцев, убежден, нет.

Мне представляется, как раз-таки в борьбе друг с другом, в том числе и за последние годы после развала СССР, мы потеряли нить исторической логики многонациональной России, а может быть впервые более или менее эту нить пытаемся уловить. Но ее тянут то вправо, то влево, то к русским, то к нерусским, то в имперское прошлое, то в базарное настоящее. В.В. Путин стал общенациональным лидером и обозначил моменты развития нашего общества как единого народа, единой нации, где каждый народ, гражданин любой национальности будет себя чувствовать достойным гражданином. Это главнее и важнее стабилизационного фонда, капитала. Нам нужнее наш многонациональный стабилизационный фонд единства как российской нации. И выстраивать соответствующую политику. Не пренебрегая, не упуская интересы ни одного народа, ни одной культуры, тем более русского. Именно в такой стратегической линии развития должны идти и тенденции политического и общественного развития современной России. В этом плане идея многонациональности и единства России может быть как ориентир, как стратегическая нить, до которой мы должны доработаться, которую мы должны увидеть и реализовать. Если внимательно посмотреть историю развития многонационального российского государства, российского общества, российской культуры, то через призму разного рода созидания и борьбы эти противоречия, этот путь увидеть можно. Даже в условиях системного кризиса всех сфер общественных отношений, в том числе кризиса познания явлений и процессов, которые у нас с нами происходят. Именно стратегический отечественный взгляд позволяет увидеть и очертания не только данного кризисного периода – периода поиска и бесконечных противоречий, в которые затягивается общество, но и рассматривать сквозь российскую историю общую либеральную перспективу огромного многонационального народа, государства, жизнеспособной российской нации, не разрывать ее по кусочкам большим и маленьким в зависимости от численности этнонаций, а сплачивать. Такой же глобальный подход должен быть и к общественному познанию, к обществоведению, которое пытается сегодня отказаться от старых догм, методологических основ и вместе с тем не расширяет пространство своего видения, а, наоборот, сужает духовно и методологически. И этнология становится узкой эмпирической наукой, не способной смотреть сквозь историю и судьбу народов страны на перспективы России. Наверное, еще один недостаток обществоведения, социальной философии, а значит, и этнологии современного этапа развития в том, что долгие годы мы фактически старались искать в классовом подходе особый путь развития России. Получается не отвечающая просторам и многообразию России замкнутость истории, замкнутость даже в этнонациональной ограниченности, как в прошлом в социально-классовой.

Сегодня стали господствовать крайности, когда, с одной стороны, возвращение как бы к общечеловеческим ценностям, и тогда этнонациональная специфика и многообразие остаются незамеченными. Другая крайность – уничтожение многообразия за счет диктата этнонационального, начиная от Чечни и кончая поисками самой Россией однонациональной «русской идеи» или «русского пути» развития. Это похлеще чем поиск «чеченского пути» развития отдельно от русских. Сегодня важно помочь всем этнонациям найти как свою идею самобытного развития, так и идею российской государственности, российской нации. Дело сегодня не в том, кто изощреннее будет отрицать царское или коммунистическое прошлое нашей страны. Совершенно не в этом дело. Может быть, даже и в идее коммунистического будущего была какая-то солидарная мысль, социальная мечта. Наверное, очень немного истинного на этом пути нам удалось сделать, но и удалось немало. И эта часть сделанного, достигнутого в той или иной степени составляет ценностные ориентации, внутренний социальный мир, достоинство огромного количества людей. И просто так отбрасывать это тоже вряд ли следовало бы в поиске современной, якобы позитивной, но обязательной антимарксистской, антикоммунистической идеи. При всех изъянах развития общества, государства, культуры, духа – это еще и творчество, сотворчество граждан, народов страны, и об этом нельзя забывать.

Россия – это целый мир. Это «особый союз наций и культур» (Н. Козин). И, согласен, что «всякая попытка оторвать российскость от русскости, а русскость от ее российскости неизбежно завершится распадом и гибелью России»[292]. Это правильно, если в российскости видеть именно «… союз наций и культур». Без этой философско-политический идеи трудно найти перспективы единой России.

Кроме того, мне представляется, что многие исследователи преувеличивают, гипертрофируют, якобы, оторванность, обособленность России от остального мира, от остальных народов. Думаю, такой обособленности по важнейшим моментам не было и нет. Как раз-таки Советский Союз определял общие тенденции развития ряда стран и государств. Хорошо это или плохо – это другой вопрос. Но такой обособленности, по-моему, все-таки не было до такой степени, чтобы говорить об оторванности, об изолированности от остального мира. Это неправильный подход. Мир тоже разный, и не везде Америка. Даже в годы советской власти наши люди не хуже знали свою и мировую историю, литературу. Может быть, влияла идеологическая однобокость, но вместе с тем достаточно внимательное изучение Запада, многих других стран через призму негативных качеств. Надо сказать, что эти годы нас знали другие меньше, чем мы знали других. Кроме того, надо ли рассматривать «коммунистический режим» в России только в ракурсе того, что это было исторической аномалией, отклонением от нормального «общечеловеческого пути» (В. Пастухов и др.). Это новый трафарет. Но с другой стороны, нельзя сказать и то, что коммунистический режим в России был историческим достоянием только России. Разве коммунистические идеи вырабатывались только в России? Разве коммунистические партии, коммунистическое движение были только в России? «Не трудящийся да не есть» – сказано еще у апостола Павла. Поэтому данное время не было только аномалией для России. Это был поиск справедливости. Это все стало результатом поиска ответа на однобокое отражение тех глубочайших процессов капитализации общественных отношений и поиска социальной справедливости. Скорее всего, коммунистическая, социалистическая идея была доведена до крайних форм в процессе своей реализации, но вместе с тем это было как раз-таки отражением одного из направлений общечеловеческого поиска социальной справедливости, социального мира, социального общества, социального проекта. Не стал бы пока однозначно утверждать жизненность и такого тезиса, как «распад коммунистической системы в России приведет к утверждению в российском обществе принципов и ценностей западной демократии, что таким образом еще раз подтвердит их универсальность»[293]. Во-первых, еще рано утверждать, что у нас будут работать ценности западной демократии. Во-вторых, у нас не хватит на это терпения. Эти годы настолько исказили принципы и ценности демократии – просто за нее выдавали нашу анархию, беззаконие, вседозволенность и многое другое. Но отдельные принципы и ценности западной демократии власть и криминал сделали не столько достоянием общества, сколько индивидуальным достоянием, и в зависимости от собственных интересов. Повторяю, у нас не хватило терпения доработаться до этих ценностей, не разрушая свои доморощенные ценности. Вновь свергая все подряд, если мы будем катиться в болото унитаризма и бюрократии, то это под «державными» лозунгами лишь усугубит кризис в России. Чтобы подключить все уровни и ячейки российского многонационального общества, важно довести ценности демократии свободы, ответственности и прав до каждой этой ячейки.

Кроме того, совершенно нельзя согласиться с тем, что «российский коммунизм выглядит лишь аномалией в рамках западной культурной ориентации». Во-первых, кризис в России подвел исторически к такой логике развития событий. Во-вторых, нельзя забывать, что российский коммунизм в своей основе передан из западной культуры, из «западной демократии». Социал-демократия – это, прежде всего, западная идеология VXIII–XIX вв. по многим направлениям. Просто недостаточно высокий уровень развития демократии в России и наличие фактически самого архаичного и жесточайшего политического строя того периода – царского самодержавия, позволили здесь увидеть многим в коммунистических идеях выход из того состояния, в котором тогда находилась Россия. Другой более убедительной альтернативы для русского и других народов политическая элита России не смогла предоставить. На Западе же социал-демократию разбавили ценностями демократии и либерализма. Более того, там оказались крепче и гибче и политические режимы.

Скажу по-другому: коммунистическая идея, коммунистическая ценностная культура победила феодально-монархическую культуру в России, но вместе с тем не смогла победить или заменить зарождающиеся демократические ценности. Кроме того, в России был не то что бы другой тип культуры, здесь был другой тип политического режима – отсталый и реакционный. Культура как раз-таки российская, может быть, была даже более насыщена либерально-демократическими идеями и не уступала, а, наоборот, превосходила. Но духовно-нравственный потенциал русской, российской культуры был близок к социалистическим идеалам и ценностям. Это еще один момент революционного развития событий в России. В Советском Союзе коммунистическая идеология как была, так и осталась в большей степени культурой политической, очередного политического режима, политических, идеологических ценностей, и она редко адаптировалась к российской культуре. Российская культура, соответственно, и русская, советская, российская интеллигенция тоже увидела вначале в социалистических, коммунистических идеях свои какие-то идеалы, хотя многие их не восприняли. Надежд на социализм, на советскую власть, на возможность построения справедливого и равноправного общества было много. Российская культура и особенно литература была тоже в поисках этой справедливости.

Самое странное то, что ныне российское общество где-то вновь вернулось к ценностям и культурным ориентациям начала XX в., даже когда над обществом господствовали этнонационализм и национал-шовинизм, и которые привели к трагедии революции, гражданской войны. Надо ли после этого доказывать, что Россия – это особый мир. Ее история – это развитие уникальности мировой культуры, отличающейся от культуры Запада и Востока, но не оторванности от них. Самобытность культуры – да. Своеобразие видения мира этнонационального и даже отечественного, государственного, с точки зрения России, – тоже вопросов нет. Но говорить в бесконечный раз о нашей уникальности и неповторимости не стоит, даже в духовном смысле, ибо это культура, имеющая мировое значение, может быть и своей уникальностью. Это культура, которая осваивается на Западе и на Востоке с одинаковым интересом. Да, здесь – другой типаж, да, здесь – другие сюжетные линии, но вместе с тем это – культура мировая. Разве А.С. Пушкин – светоч русской и российской культуры, не является мировым явлением? Разве Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой непонятны за рубежом для народов и людей других культур? В этом плане самобытность, уникальность культурного мира русских и России бесспорны. Отсюда и возможности ее влияния, в том числе на мировую культуру. Но многие достижения русской, российской культуры, влияя на весь мир, мало влияют на нашу повседневную жизнь. Величие культуры тут сочетается с осмыслением бытия.

И в этом смысле нет необходимости гипертрофировать самобытность, исключительность, неповторимость культур. Кроме того, наша культура, как и любая другая, – личностно-индивидуальная. Но на практике у нас преобладают общинные, коллективистские ценности в культуре. Дело даже не в патриархальности сознания, а в особенностях самой общности и общностной культуры, особенностях самой природы, среды обитания, прежде всего, русского народа. Это не центр Европы, не город. В большей степени европейское сознание индивидуально обусловлено потому, что люди начали жить в больших поселках, начали жить в городах. Именно здесь и преобладает индивидуалистическая культура, а для человека, который живет в далеких труднодоступных хуторах и деревнях, коллективистское сознание объективно должно быть превалирующим.

В современных условиях рост индивидуалистского сознания представителей народов России в большей степени обусловлен как раз-таки урбанизацией их жизни, а не какими-то особенностями европейской или евразийской культуры. Допустим, русский домострой, по-настоящему не улавливая весь социально-нравственный смысл, мы преподносим как явление патриархальное, отсталое и т. д. Вместе с тем в русском обществе, сегодняшней русской среде русского домостроя как такового нет, хотя где-то во многом для сохранения устойчивости и порядка в семье, в роду, в народе он пригодился бы. Где-то коллективистские начала преобладают в ущерб индивидуальным, а где-то индивидуалистское начало нередко превалирует в ущерб коллективным интересам. Смотришь по фильмам – человек попадает в беду и сам, почти в одиночестве, борется – где родители, братья, сестры, дяди и тети, двоюродные братья и сестры? С процессом глобализации человек все больше становится одиноким. Вместе с тем идеологическое мировоззренческое содержание в русской, российской культуре меняется чрезвычайно и неоднократно за короткие периоды, т. е. культура таким образом часто лишается своей мировоззренческой основы. Поэтому порой наша культура может быть более абстрагирована, оторвана от действительности, от беспомощности, бесконечной адаптации меняющейся мировоззренческой основы. И эта культура может быть более абстрактная, но более духовная, чем многие остальные культуры. В русской, российской культуре «существуют еще более широкие культурные единства, которые могут быть названы суперсистемами», т. е. «того, что считается в ней реальностью в последней инстанции и ценностью в последней инстанции» (П. Сорокин)[294]. И в связи с этим совершенно правильно уловил диалектику этого процесса П.С. Гуревич, отмечая, что «… народы все более и более утверждаются в своих национальных началах, все более стремятся к самопознанию и самоутверждению. До периода «интернационального сжатия» еще далеко». Следовательно, рано хоронить и этнонациональные культуры, представляющие многообразие современного мира. Значит, рано хоронить этносы, этнонации. Этнонациональный этап своего развития человечество не исчерпало.

Россия, российская культура отличается и тем, что в производстве этой культуры никогда не участвуют однонациональные субъекты, а участвуют представители самых различных национальностей и культур. Здесь базовой, социальной основой становится многонациональность, и в этом уникальность самой культуры. Отсюда и невозможность поиска какого-то однозначного этнического, этнонационального пути развития, в том числе даже и «русского пути» развития в России. Здесь русскую, российскую культуру производят люди совсем разных генетических основ, начиная от А.С. Пушкина, М.В. Ломоносова и кончая И.С. Тургеневым, А.И. Куприным и т. д. Я уже не говорю о Т.Г. Шевченко, Абае Махмуде, Хетагурове и других. Можно перечислить, и вы увидите десятки этнокультурных линий русской, российской культуры. И типологическая характеристика этнонациональных культур здесь носит характер теоретических построений (М. Вебер). Кроме того, бесконечные революции, кардинальные изменения мировоззренческой основы не позволяли эту культуру сделать какой-то особой культурой с точки зрения ее замкнутости. Из-за отсутствия такой мировоззренческой жесткой и рациональной основы эта культура, повторяю, абстрагируется. Именно в силу этого российская культура, как ни одна другая культура, является общечеловеческой, доступной и по мировоззренческим моментам, и по тем людям, которые производят эту культуру, а значит просторны и ориентации этой культуры. Почему-то все это мы не замечаем, не исследуем, не подчеркиваем.

Представляется также, что не совсем точно определена и роль государства в русской, российской культуре, рассматривая его «субстанциональным воплощением неорганичности российской культуры является государство», и говоря о том, что именно государство, власть «была главным фактором, который обеспечивал культурное движение нации»[295]. Надо сказать точнее: другого выхода у власти не было в России, кроме как способствовать развитию культуры. Это была единственная форма ее сотворчества с народом. В ином варианте власть была бы низвержена. Но чаще – это заигрывание власти с культурой, хотя часто культура и власть были отчуждены друг от друга.

Мы, исходя из своих культурных, психологических особенностей, опять начинаем говорить об особой миссии государства. Государство и культура в России всегда находились в достаточно оппозиционном состоянии. Более того, как ни в одном, может быть, другом обществе государственная, общественная, культурная жизнь в России как раз-таки совпадала только в тяжелейшие моменты общенациональных катастроф, войн и т. д. Во всем остальном, наоборот, считалось, что власть – преграда на пути культуры. Посмотрите судьбы М.В. Ломоносова, А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, М.Ю. Лермонтова, Т.Г. Шевченко, Батырая и многих других гигантов нашей культуры, их положение в государстве, отношения с властью. Тут невозможно полное единство. Да и не могут в обнимку ходить власть и культура. У них разные миссии, т. е. необходимо посмотреть проблему и с этой стороны, а не повторять то, что уже было сказано в разные времена, при господстве разных политических режимов. В любом случае культура – это способ выживания этнонации, этноса за счет творчества и сотворчества, надо базироваться на реальных ценностях самобытного творчества и сотворчества русской и других этнонаций.

«Кто не любит своего народа и кому не мил конкретный образ его, тот не может любить и человечество, тому не мил конкретный образ человечества. Абстракции плодят абстракции»[296]. Вот почему эта книга и посвящена преодолению абстракций «национальных идей» вплоть до «отрицания наций» и пытается вернуться к реалиям «конкретных образов» российских этнонаций, многонационального народа России, российской нации.

§ 2. Поиск «русского пути» в России: истина и крайности

Те, кто присвоил себе право говорить от имени русского народа, чаще, к сожалению, – политиканствующие национал-шовинисты, разрушители России, ибо против ее многонационального единства, впрочем как и национал-сепаратисты, с другой стороны. И они утверждают о том, что главный дефицит в России – это русское сознание и признание только русских, чье место по праву рождения и наследства на земле России. Россия исторически – русское государство. Это бесспорно. Но дорога от Руси к России была пройдена уже благодаря историческому соединению новых территорий и народов единой страны, пусть когда-то колониально зависимых, а потом равноправных в гражданской своей идентичности. Мы, представители всех национальностей многонациональной России, не имеем иного Отечества, кроме России. Но при этом каждый из наших народов сохраняет себя и развивается как часть России. Все, казалось бы, ясно. Но до сих пор (со времен Л.И. Пестеля) при этом часто звучат обращения в адрес «инородцев» «оставлять свою прежнюю национальность за пределами России». Любители таких рекомендаций вновь размножились на всех уровнях. Короче, старый тезис «Россия для русских» с примечанием «и для обрусевших» в лучшем случае. Утверждая «русскость», свергается «российскость».

Идей и примеров теоретических изысканий, посвященных «русской идее» чрезвычайно много. При этом есть попытки сравнивать «американскую мечту» и «русскую идею», хотя в первом варианте это «гражданская мечта сообщества», а во втором – «этнонациональная мечта» пусть доминирующей, но одной этнонации сообщества. Даже в борьбе с «американской мечтой», присвоенной для белых, погиб лидер негритянского движения Мартин Лютер Кинг. Для «русской идеи» главным является «укрепление национальной государственности» (Е.С, Троицкий). Это прекрасно, но если речь идет о многонациональном государстве, но тут же говорится: «Мы лишены своего национального дома. Нас унижают иноплеменные сверхбогачи, сильные мира сего, купленные ими служители»[297].

Вот «русская идея» и замыкается в этих рамках, где конструктивное резко переходит в деструктивное, подменяя сущность русской этнонации. Хочу это продемонстрировать на одном примере. Два политика, ученых Подберезкин и Макаров решили дать рекомендации для Президента В.В. Путина перед его первыми выборами. Где-то они, конечно, говорят справедливые вещи, в частности о том, что из дефицита русского сознания растут сегодня политическая безъязыкость, беспредметность воли, фееричность действующих лиц на «авансцене» и плотное окружение ее «авансцены» – классический пушкинский «народ безмолвствует». Но во всех рекомендациях опять-таки мощная сила языка, но полная ограниченности, дефицит силы логики ума, осмысления роли и места русских в преобразовании реальной практики становления России в новых условиях. Русский патриотизм, по сути, исторически созидательный и нередко спасительный для Отечества, подобными оракулами низводится до всероссийского плача, где даже плакать по России имеют право только русские «по рождению и воспитанию». Списков таких опусов в «Русском пути» Подберезкина и Макарова чрезвычайно много. И, главное, это все пишется в предвыборных президентских или околопрезидентских притязаниях самого Подберезкина с помощью Макарова.

Когда говорят об этнонациональной самоидентичности, надо отметить, что тут же рядом у них стоит и религиозная самоидентичность. При их неразрывности. И это несмотря на наличие в стране людей различных конфессий. Других для них просто нет, если они вдруг нерусские. Этнонациональные и религиозные моменты мировоззрения, по их мнению, должны быть сопутствующими, и невдомек им, что главным все же и здесь является не отдельная этнонациональная идея, хотя и ее нельзя отрицать, а общенациональная российская идея с учетом самобытности, возможностей всех этносов и религий, их солидарности, любви к своей Родине, талантливости самобытного проявления русского и всех народов нашей страны, волеизъявления многонационального российского народа в целом.

Этнонациональный патриотизм – лишь часть такого патриотизма даже для доминирующей нации. Кажется, одной из преград по поиску этнонационального мировоззрения и патриотизма является отсутствие приобщенности к традициям, в том числе нравственным, религиозным, своего народа, государства. В поисках много абстракций, видимо, от того, что народ остался в провинциях, а их оракулы ушли в столицы. Если преувеличивать чисто религиозные моменты государственных, национальных идей, то государственные дела перейдут к попам и муфтиям, что не может быть перспективным для развития и управления такого государства, как Россия. Религия должна занимать свое место в жизни каждого из нас, общества и государства. Она отделена от государства, хотя как духовное влияние она влияет и должна влиять на сознание общества и россиян. Именно исходя из исторической роли православия в становлении российской государственности, а это влияние огромное.

Совершенно неубедительное, бездуховное объяснение роли русской духовности изначально выступает в рассуждениях Подберезкина – Макарова. Если авторы «программы» считают, что «духовный потенциал – это чисто русское понятие, без которого невозможно выйти на свой русский путь», то это прежде всего отрицание общедуховных основ общности народов России и формирования российской нации. Если общих политико-патриотических рассуждений авторов – на сотни страниц, то духовность «программы» заканчивается примерно одной страницей. Таков потенциал, который они нашли в русской духовности, в истинно великой духовности народа, откуда и должна черпаться идея его дальнейшего развития. Личность и общество занимают примерно две страницы. Из всего прекрасного произведения В. Ерофеева приводится самое крайнее, когда речь идет об обществе, и цитируется его высказывание: «Чтобы подниматься по грязной лестнице (прошлое – имеется в виду), надо быть жидовской мордой без страха и упрека, пидором, выкованным из чистой стали с головы до пят, а я не такой». Почему-то такая ущербность вечно навязывается России, русскому сознанию, русскому человеку. При этом сами же эти… не дают ему подняться. Отсюда и ущербность всей книги, ибо «Русский путь», который невозможно выстраивать лишь на путях свержения или унижения евреев, кавказцев, американцев и еще кого-то.

Как рекомендует другой теоретик А.А. Касьянов, «на наш взгляд, резко углубив и обострив тему, говорить не вообще о евреях (армянах, чеченцах и т. п.) как о каких-то разрушителях, а о самоотчуждении частей наций, зачастую достаточно элитарных, с принятием ими чужих социокультурных кодов»1. И главное, «все эти «инертные тела» внутри национального тела должны осознать, что их место вне России, и искать свое место за ее пределами»[298]. Короче, «Россия должна идти только «русским путем». Русские – хозяева России». Для других перспективы – слиться, ассимилироваться, исчезнуть.

Как известно, многие евреи и кавказцы не меньшую роль сыграли и еще играют в духовном развитии России, чем Подберезкин со всей своей организацией «Духовного наследия» или Касьянов со своей книгой «Дух нации». Что жаловаться, кому и на кого можно жаловаться, что в последние годы в России создается «не просто ущербное, но больное общество». Кто его создает? Опять евреи? Опять бусурманы? Тогда, что же все мы здесь делаем? Мы что, все инфузории какие-то? Может быть, наши болезни и трагедии, прежде всего, в полном пренебрежении к практике и в вечном увлечении, как правило, абстрактными идеями? Прежде всего, это все в достаточно пренебрежительном отношении к правам и свободам человека, самочувствию и самобытности людей другой культуры и религии, от неспособности объединять, сплачивать людей всех национальностей вместе с русскими. Почему бы в этом созидательном, солидарном смысле не помочь будущему президенту определить потенциал развития личности россиян и самобытных народов России?

В Конституции Российской Федерации буквально в первой строке говорится: «Мы, многонациональный народ». И если даже говорить только о национальном пути одного народа, то в солидарности вместе со всеми, составляем «многонациональный народ». Хорошая, казалось бы, идея выдвигается авторами, что мерой государственности является та «золотая середина», когда государство не абсолютизируется, а является инструментом защиты прав и достоинства человека. Но концепция «золотая середина» исчезает тут же, как только говорится о реальных проблемах реальных людей.

По тем параметрам ценностей, которые определены, видимо, государством и тем мировоззрением государства, которое должен проявлять каждый человек по Конституции страны, по мнению авторов, видимо, мало места остается для прав и достоинств человека, для равноправия и достоинства народов России, граждан Российской Федерации. А без этой базовой основы не будет и потенциала для прокладывания «русского», «татарского», «чеченского» и иного пути. Без этого Россия и все вместе мы не станем жизнеспособной нацией как общность. Важно это понять, претендуя на разработку общенациональной стратегии.

Совершенно правильна цитата о том, что «правила и законы ограничивают нашу свободу. Любое действие, реализованное в рамках этих правил и законов, не может быть подвластно нам в упрек; нас могут преследовать только за их нарушение». Хаек сказал то же самое в своем главном труде «Конституция свободы»[299]. Государство должно иметь возможность опять-таки не столько себя реализовать для защиты прав и свобод гражданина, чтобы человек-гражданин любой национальности и веры мог себя реализовать в данном государстве, в обществе. И гражданин любой национальности, любой религии должен действовать в рамках Конституции Российской Федерации.

В России исторически пытаются объединить идеи сильного государства и духовности, что очень важно. Но интеллигенция имеет не очень положительный опыт взаимоотношений с государством, как и государство с интеллигенцией, порядочностью, достоинством. Да и сегодня мы видим, что многие параметры таких взаимоотношений не всегда удовлетворяют целям и задачам развития государства и самого гражданского общества. Но при этом нельзя сказать, что интеллигенция, якобы, традиционно оторвана от народа. Во многом через интеллигенцию мы познаем свой народ. Вот такой парадокс. Интеллигенция, как правило, оторвана от народа везде, но вместе с тем роль и претензии интеллигенции во многих государствах, конечно, бывают разными. Интеллигенция в современной России при первой же возможности одновременно пытается стать и политиками. Ничего плохого в этом нет, если при этом не теряется интеллигентность. Бывает и так, что интеллигенция часто не оставляет места для политиков и управленцев. Соответственно, и государство, власть отчуждают часто по возможности интеллигенцию от политики. Посмотрите, какой процент Государственной Думы составляет интеллигенция. Если формально, то 95 %, кроме В, Шандыбина и еще нескольких, кто там еще не причисляет себя к интеллигенции. В основном это милиционеры, военные, спецслужбы, чиновники, предприниматели. Но если серьезно говорить, то в русском, российском, советском понимании интеллигенции она фактически находится у власти. Мы не живем в XIX в., когда этот вопрос можно было и нужно было специально ставить. Конечно, мы пытались первые годы и поэта, и писателя, и театрального деятеля ставить министрами и пытаемся выдвинуть киноактеров и режиссеров на должность президента. И довели это до алтайского парадокса, хотя М. Евдокимов – талантливый человек и всем своим видом тоже изображает «национальную идею». Но выиграла ли от всего этого интеллигентность? Кроме того, важно сказать, что исторически, как правило, управляет интеллигенция, хотя, может быть, в другом понимании.

Интеллигенция по-настоящему – это, прежде всего, осознание сути и интересов развития данного общества, народа, способность их осмыслить и довести до власти и гражданского общества, выявить и использовать волю народа в своей управленческой, государственной деятельности. Но истинные рычаги истинной интеллигенции – прежде всего, не во власти, а в гражданском обществе, в духовном влиянии на него. Даже очень много знаний, степеней и званий мало, если в управленческой деятельности эти знания не облекаются в волю, т. е. в определенные практические меры регулирования общественных процессов. Кроме того, я не думаю, что надо обязательно, как говорят авторы, делить «русскую интеллигенцию» на ее «активную и шумную либеральную часть», т. е., якобы, либеральная часть уже и тут не является интеллигенцией. А для других нелиберальная часть не является интеллигенцией. Это как союз писателей России, который раскололся идеологически. Это совершенно не интеллигентные подходы. Кроме того, не известно по тезисам авторов «Русского пути», какую роль во всем этом играет человек «нерусской интеллигенции». Мне тоже хотелось бы быть вместе с соотечественниками, но не знаю, с какой стороны начать «этот путь». И вообще, как можно обвинять кого-то в нелюбви к Родине? А судьи кто? Какие критерии определения этой любви или нелюбви? Или печатать брошюру для будущего президента с названием «Русский путь» – это главный критерий интеллигентности? Если только в этом любовь к России, то Россия запутается окончательно. Подобные обвинения, даже весьма абстрактные, носят по сути крайне деструктивный характер и запутывают все пути, в том числе для В. Путина. Постоянная борьба с ветряными мельницами, бесконечные распри, изматывающие Россию, стали любимым занятием политиканствующей интеллигенции. При этом такая интеллигенция имеет несколько слабостей: первая – она хочет говорить от имени русского народа; вторая – очень хочет приобщиться к власти и третья – жаждет хорошо пожить, указывая другим, какой дорогой идти.

Авторы говорят, что, якобы, Россию называют «некультурной страной». Кто ее называет «некультурной страной»? Нормальный, просвещенный человек не может называть Россию некультурной или нецивилизованной страной. Кроме того, не очень интеллигентно весь этот бардак, анархию, смуту приписывать только части интеллигенции. Она в не меньшей степени, наверное, страдает, кроме единиц присосавшихся к олигархии и встречающих в аэропортах автора «Русского золота» как национального героя. Если интеллигенция приспосабливается для подкормки, находясь в Думе, в Правительстве, вокруг Президента, – она не может дать нормальную модель демократического развития российского общества и государства. Она все больше будет занята собой и тем, как понравиться начальству. Каждый спорит, свергает другого вместо того, чтобы реализовывать то, что уже понятно и принято. Российская интеллигенция, к сожалению, в целом не смогла что-то существенное предложить для общества и власти в России, ибо еще сама не разобралась со своей самоидентификацией, со своей ролью и местом в современных условиях. Она чрезвычайно разобщена на отдельные ячейки, группы. И потому каждый интеллигент пишет о своем пути, а называют сочинения «русский путь», «татарская дорога» и прочее.

Я возвращаюсь опять к Конституции, ни разу не упомянутой в «Русском пути» Подберезкина – Макарова, для будущего президента. Но демагогии в их сочинении хватит на три конституции. Нужно созидать и мобилизовать народ на созидательные дела. Этого нет. Вместо этого делят единую страну на русских и нерусских с патриотическим пафосом и «духовностью». У каждого из нас есть своя этническая самобытная история, традиции, но у нас есть и общая Родина. И не надо нас ставить в очереди по значимости, если мы искренне хотим служить своему Отечеству, а не просто писать «программы».

Не знаю, надо ли нынешние условия России называть «ужасающими культурно-духовными условиями». Если это так, то не может прозреть из этих условий и национальная интеллигенция, способная предложить России путь ее развития. Хотя, судя по духовному смыслу книги Подберезкина – Макарова, так оно и есть. Не известно, чего хотят; не известно, что предлагают. Более того, сами не знают, что и кого из себя представляют. И это свое состояние они переносят на Россию, на русских, на духовность. Хотят еще на этот смутный путь толкнуть и президента. Медвежья услуга для России, для страны, для власти.

Любовь к Отчизне, любовь к своему государству – это даже не идеология. Скорее всего, это – традиция и культура. Нельзя любовь к своему Отечеству, к своей культуре выявлять путем идеологии. Хочу еще раз подчеркнуть: там, где речь идет об этнонациональном патриотизме и о любви к своей Родине, к своей культуре, должен быть простор для проявления самобытности, творчества, духа, характера, а не просто пытаться всех по ранжиру построить. «Русский путь» развития тоже должен исходить изначально из того, что на общегосударственный уровень многонациональной России выходят десятки, более ста различных «путей» и «тропинок» понимания этого патриотизма при определении перспектив России. Значит, нужен единый общенациональный путь, способный всех нас объединить в общность, в волю государства, общества, русского и других народов, граждан общей российской нации. Если даже П. Авен пишет статью о том, что кто-то за эти годы решал «свои задачи», то о чем можно писать и говорить. Думаю, что и сам П. Авен за эти годы прекрасно решил в России «свои задачи». Для себя. Тут ничего не скажешь. Может быть, на это была направлена и радикальная экономическая реформа, проведенная с участием П. Авена, когда в результате в государстве в глубокий кризис впала вся экономическая система, недопустимо низкой стала заработная плата работающих людей, оказались уничтоженными промышленность и другие отрасли. И удивительно на этом фоне благоденствие «автора рая» П. Авена. Винить во всем этом некого, кроме самих себя. Граждане России считают себя патриотами России. Но патриотическая фразеология чаще на устах политиканов, демагогов, преступников и воров и истинный патриотизм – не одно и то же. Это в лучшем случае прикрытие. А у настоящих патриотов патриотизм – это душа и дела. Обвинять всю российскую элиту в антипатриотичности, по-моему, не очень оправданно. Другое дело, что многие патриотизм оставляют на трудный день. А в повседневной жизни молча реализуют свои корыстные интересы. П. Авен в 1999 г. почему-то вспомнил о государственном патриотизме. Видимо, от того, что будущий президент страны стал об этом говорить и вести дело к укреплению государства.

Подберезкин – Макаров не известно кому адресуют слова: «Россию просто разоряют, ее подвергают разграблению, высасывают все соки, рассматривают только как источник не возобновляемого сырья и большой потребительский рынок, который все более и более базируется на долларе». Самое парадоксальное то, что это демагогия людей, которые находятся у власти, руководят политическими движениями, уже несколько созывов являются депутатами Государственной Думы и даже претендуют на пост Президента страны. Но что бесконечно ныть вместо того, чтобы принимать законы и реализовывать меры, которые способны предотвратить негативные процессы. Люди, которые занимаются проблемами национальной безопасности, говорят о том, что Россия будет скоро «экономической резервацией». Наша общая вина, что у России все в меньшей степени останутся «атрибуты независимого государства». Думаю, что такие низкие оценки не оправдаются. Не так глуп народ и не так уж продажны те, кто управляет страной, чтобы дойти до такого уровня. Хотя, конечно, величайшие трудности пройдены за эти годы. И это, прежде всего, объясняется отсутствием нужных законов и еще больше невыполнением существующих законов, отсутствием законности и правопорядка, господством во всех сферах власти и экономики диктата криминальных, мафиозных и прочих «силовых» структур, хотя за последние годы Президенту В.В. Путину многое удалось упорядочить, вернуть хотя бы относительную стабильность в общество. Но и эту идею мы можем растратить, если на словах, а не на деле начнем создавать единое Отечество.

Совершенно непонятна цитата из книги о внутренних и внешних врагах, которая заканчивается: «Нам нужен государственный строй, который мог бы дать максимальные гарантии от внешних и от внутренних завоеваний». Это же – аксиома. Это надо же настолько недооценивать свой народ, говоря о «русском пути», бесконечное число раз повторять, что новой привлекательной идеей является случайная эмоционально высказанная в конкретном случае фраза В.В. Путина: «Мочить террористов в сортире», и делать из этого вывод, что это «для многих народов оказалось больше программ и идеологий». Думаю, что это не так, да и сам Президент сожалеет об этом всплеске, уверен, насколько знаю В.В. Путина. Понять можно, но не надо принимать и пропагандировать.

И второй момент. Если у народа действительно такой уровень определения в восприятии «национальной идеи», то о какой программе пекутся два доктора наук, профессора, тоже непонятно. Видимо, только о власти. Суть власти – вовсе не борьба за власть, а суть власти – в популярности и возможности ведения тех или иных программных задач развития страны. Суть власти – в получении в свои руки эффективных механизмов решения этих задач и ответственность за их решение. А в демократическом обществе, насколько максимально действительно отражаются интересы широких масс в политике и политической деятельности элит, ни один человек не скажет, что он реализует узкогрупповые интересы в политике или лишь собственные корыстные интересы. Не скажет так даже сидящий в тюрьме фальшивомонетчик. В этом не признаются разработчики «Русского пути». Но это путь скорее Подберезкина – Макарова. Русские тут ни при чем.

Подберезкин – Макаров обвиняют Б.Н. Ельцина в абсолютном пренебрежении «интересами государственного строительства». Мне об этом приходилось говорить открыто со своими товарищами из Верховного Совета РСФСР 21 февраля 1991 года. Но Б.Н. Ельцин помог развалить СССР и построил то государство, которое он хотел и смог построить. И, между прочим, он не допустил развала РСФСР и построил новое государство за достаточно короткий период и достаточно успешно, прежде всего для себя и под себя. Теперь уже мы все должны действовать по модели этого государства, которое построил Б.Н Ельцин., нравится она нам или нет. Кроме того, надо иметь в виду, что именно это государство и его административные механизмы обеспечили победу «Единства» на парламентских выборах, из которого формировалась и «Единая Россия». Именно это государство и Б.Н. Ельцин сделали возможным выход на политическую арену В.В. Путина и его высочайшую популярность. Так что главным идеологом в этом плане «Русского пути» на многие годы является Б.Н. Ельцин, а не Подберезкин и Макаров.

Думаю, что проблема кадров тоже достаточно успешно решена с точки зрения того государства, которое построила элита для себя. Для этого государства, которое обслуживает не интересы страны, ее народов, а «семьи», «кланы», эти кадры достаточно подходят. Для российского государства, для решения задач его обустройства, конечно, требуются другие кадры. Поэтому, не раскрывая сути самого государства, говорить о государстве, не раскрывая сути государственных целей и задач, говорить о государственной службе – это тоже пустая демагогия. Политическая элита любой страны воспитывается в точном соответствии с теми задачами, которые правители ставят перед этой страной, этим государством. А то, что сущность государства должна быть другой, кадровая политика должна быть другой, воспитание и подготовка политической элиты другими – это уже тоже совершенно другой вопрос. Это даже не вопрос, а так – интеллигентские рассуждения. Надо ли идеализировать то, «что в отличие от многих других государств и народов, в России издревле произошло особое соединение государства и народов, постепенное по типу семьи». Думаю, что это не совсем так. Такой подход отражает старое, раболепское отношение к государству и царю. Насчет «семьи» – не скажу, которая действительно взяла государство в свои руки. Здесь понятия «государство» и «семья» в России действительно соединялись, но в искаженном смысле. Отсюда Потемкин, Скуратов, Распутин, Березовский… Но, с другой стороны, говорить о том, что государство и народ составляли единую семью, по-моему, мы недооцениваем свой народ и путаем народ со своей семьей. Государство и народ в России исторически находились и находятся в достаточно жесткой борьбе друг с другом, в постоянной и жесткой борьбе. Государство и народ российский соединялись только там и тогда, когда шла речь о спасении Отечества. Во всех остальных случаях это были совершенно разные «семьи». Идеализация отсутствующих реальностей – еще одна болезнь России, российской интеллигенции. Социально-политическая история России совершенно другая.

Термины «царь-батюшка» или «государь-отец» – это тоже не от хорошей жизни, а от раболепства, крепостничества, а где-то, наверное, и от искренности чувств и своей любви к России. Это было тоже: в глаза говорили – да, а за глаза – ругали, проклинали. И.В. Сталина называли отцом родным и учителем, а за глаза многие люди тайно ненавидели, ругали. Подберезкин и Макаров пишут, что «важной составляющей национальной идеи является идея сильного государства, ради которого можно и нужно жертвовать всем: здоровьем, жизнью, а уж тем более правительствами, царями, генсеками, политическими лидерами»[300]. Может быть, не надо доводить до жертв? И зачем такое государство нужно, где нет ни здоровья, ни жизни. Не ради государства, а ради России – своей Родины, своей Отчизны люди жертвовали, если даже приходилось жертвовать. Жертвенность и государственность в нормальных государствах давно оторваны друг от друга. Это уже не идеи сегодняшнего дня. Государство должно быть способно жертвовать собой ради гражданина. Вот такого государства в России никогда не было. И вот идеей может стать строительство такого государства в России.

Политическая и государственная системы теснейшим образом взаимосвязаны друг с другом. Но есть моменты, когда государственная система определяет сущность политической системы, и есть ситуация, когда политическая система определяет сущность государственной системы. В данном случае, а именно при большевиках именно политическая система и ее ядро – КПСС – определяли суть самой государственной системы. Сегодня мы должны были бы прийти к другому состоянию. Лишь короткий период у нас главной являлась государственная система. Теперь вновь политическая система, генсек, а государство вновь станет жертвой партии. Если мы переходим к партийной системе, то вновь образуется надстройка над государством со своими представлениями и интересами. Здесь тоже нельзя одни и те же функции видеть, определять одну и ту же роль политической системы и самого государства. Кроме того, исторически к XX в. главной задачей, ради которой государство вообще формируется, является обеспечение прав, свобод и безопасности граждан и народа. И когда борьба против политической системы была автоматически перенесена на борьбу против государства, оно развалилось. Кроме того, государство в прошлом служило как орудие защиты несвободы, а нам надо, чтобы оно защищало свободу. Люди боятся государства, что оно опять будет защищать несвободу, интересы партий, отдельных национальностей и религий. И тенденции такие наметились так скоро.

Важно государство ставить на службу свободе и безопасности общества, гражданина, но они пока беспомощны перед государственной властью. Даже Общественную палату формирует власть, может, от нынешней недоразвитости гражданского общества.

Сегодня многие ищут объединяющую идею для сильного государства. Сильным государство должно быть для того, чтобы, еще раз подчеркиваю, защитить права и свободы граждан, безопасность граждан и самого государства. Именно для этого нужно сильное государство. Авторы приводят слова Тони Блэра: «Призываю быть одной нацией, одним сообществом, где каждый играет хоть и свою, но в то же время одну партию в пользу процветания Британии». Авторы, которые написали книгу для будущего президента России с узкоэтнической ориентацией «Русский путь», восхищаются словами и позицией Тони Блэра, который говорил обо всей нации, о стране, народе. Премьер-министр Великобритании говорит не об «английской нации», не об «английском пути», а о Великобритании. Надо становиться одной нацией-государством, не разрывать его на этнические кусочки, а соединять. Обращаю еще раз внимание на то, что Тони Блэр не пишет об «английском пути». Он пишет о процветании Британии. Наши авторы, когда даже цитируют, не отходят от своих замшелых идей. Если Вы ищите идеи для России, то должны были стремиться к объединению всего российского сообщества, должны были писать о России в целом, о «российском пути», а не разгонять всех по этнонациональным квартирам. Подобные базисные ценностные дезориентации, которые вносят авторы, не позволят никогда объединить наше государство в единое целое. Кроме того, переделали слова Тони Блэра. Он ведь пишет, что «в то же время одну партию». Он имеет в виду «играть в одну партию». А наши идеологи говорят, что «в пользу государства», а еще раньше в пользу своей партии, группы, наконец, самого себя «любимого», т. е., даже не поняв смысла слов, восхищаются ими, но для таких слов надо иметь другие головы, другую культуру. При этом, я еще раз подчеркиваю, самое главное – никогда Тони Блэр не будет требовать самоопределения англичан в Британии. Никогда у англичан не хватит глупости, чтобы потребовать выхода Англии из состава Великобритании. В свое время у подобных авторов хватило глупости потребовать выхода России из СССР – с псевдопатриотическим шумом, апломбом. До сих пор пишут, что у России не было своей компартии, своей Академии наук, не понимая, что Свердловский обком партии имел статус выше любой компартии союзной республики, а Академия наук у нас образовалась и работала всегда как российская.

Подберезкин – Макаров с единомышленниками идут именно путем самоопределения (вплоть до полного отделения!) русских в самой России. Таким путем шел и рекомендовал русским идти и Д. Дудаев с последователями. Наши горе-патриоты называют себя державниками, государственниками, но таковыми не являются, ибо своими идеями не собирают, а разрыхляют, разгоняют многонациональное государство. Я не слышал, чтобы Тони Блэр выдвигал какую-то отдельную английскую национальную идею, а занят выполнением законов и Конституции своей страны и ставит на службу этим вопросам, прежде всего, государство, всех граждан страны. Говорить о том, что «отсутствие национальной идеи и объединяющей идеологии ставит под вопрос саму жизнеспособность государства, его институтов», – это глупости XIX, а не XXI века. Еще раз подчеркиваю, что у нас есть сконцентрированная национальная идея многонационального народа страны – это Конституция Российской Федерации. Идеи же, подобные концепции Подберезкина – Макарова, каковых тысячи, в каждом слове пересматривают действующую Конституцию, базисные основы жизнедеятельности России. Надо стать единой нацией, способной реализовать основные положения Конституции с точки зрения самобытности, самочувствия, жизнеспособности и перспектив каждого народа и всего многонационального российского народа, а не искать в единой России «русский путь» или «нерусскую тропу». Можно много говорить о национальной идее, но если эта идея только этнонациональная, она становится этнократической и тянет назад, тянет к разобщению страны и, следовательно, не может быть узконациональной идеей для российского народа и государства. Хотя потенциал «национальных идей» должен быть учтен и использован. И не надо всю историю России показывать только через распутинщину, кукурузную эпопею, годы застоя и т. д. Думаю, что это не совсем так. Есть политические, государственные традиции русского народа, народов страны, на них надо основываться в перспективе, отбрасывая косное, реакционное, ограниченное, а не поднимать на щит то, что уже не может послужить государству и народу. Путь этнонационального самоутверждения в ущерб многонациональному сообществу и наоборот – это идеи, которые ведут к конфликтам и трагедиям и потому являются антинациональными идеями в смысле этнонациональном и государственном.

Самое главное, на что не обращают внимание разработчики, это состояние гражданского общества. Именно гражданское общество формирует власть, формирует состояние этой власти. Многонациональный народ – это, прежде всего, общественный организм. Именно в гражданском обществе, в его солидарности зарождаются атрибуты, основы общероссийской национальной идеи, если она даже имеет место. Власть и государство должны вовремя это осознать, признать и реализовывать эти идеи, если они имеют место, отвечают интересам граждан страны. Слабость гражданского общества при сильном государстве – трагедия России.

Одна из главных задач, которая стоит перед нынешней властью и перспективой, – это преодоление диктата криминалитета и мафиозных структур в экономике и политике и даже уже в науке и образовании. Это одновременно и одна из главных национальных идей, потому что без очищения от этого шлейфа смутных времен фактически наше государство не может идти по пути демократии и благополучия, по пути истинных потребностей и интересов гражданского общества, прав и свобод человека, гражданина, независимо от его национальности. И как создать коалицию государственников, когда самые отъявленные воры и бандиты любят поговорить о патриотизме и о государственности. Тут как раз-таки я не имею в виду Подберезкина и Макарова, в этом плане это люди порядочные. Трудно просто отличить, кто истинный патриот, а кто пользуется патриотизмом как прикрытием, как кормушкой. Об этом Подберезкин – Макаров знают не хуже меня. Единственное, с чем согласен, это, конечно, нужна стратегия, цель развития самого государства, многонационального народа России. Вместе с тем трудно определить это в одном документе и тем более на базе одного народа, даже доминирующего, какую-то общенациональную концепцию, идею. В прошлом партия определяла. Все провалилось. Опять-таки это надо вычленять из истории России, из Конституции России, из Послания Президента Российской Федерации, из программных документов, которые принимает Правительство Российской Федерации, из целого ряда законов, которые принимают Государственная Дума и Совет Федерации, из деятельности общественных организаций и партий, т. е. нужна широкомасштабная аналитическая работа, которую невозможно сконцентрировать в одном документе для нации. Это – не партия. Национальная идея для России – это комплекс ценностей и мер, действий, согласованных на уровне всех национальностей, конфессий, партий, социальных и общественных сил. Как воля многонационального народа на величие России и не в лозунгах и словах, а в конкретных достижениях мирового уровня. Национальная идея России – это идеи и деяния, которые являются, могут и должны являться стандартом для мирового сообщества1. От успехов внутреннего национального государственного развития зависят и возможности влияния на мировую политику. Внешняя политика, как известно, – продолжение внутренней политики, ее отстаивание, поиск единомышленников и друзей в мире.

Поиск национальной идеи – это расширение пространства возможностей народа, страны, а у нас каждый раз идеи разрывают Россию, и от нее отходят народы и земли. Значит, что-то тут не так. Нужны идеи собирательные, солидарные.

В начале своей книги Подберезкин – Макаров утверждают, что фактически Россия уничтожена, уничтожена ее духовность и мощь, а в конце книги делается совершенно другой вывод: «У нынешней России сохранилось главное, то, вокруг чего и образуется государство: нынешняя Россия осталась единственным носителем русской духовности, государственности, культуры, истории. Россия осталась бесспорным центром православия, идей государственности, сакральным носителем власти». Слава Богу, но тут опять нет места для духовности и достижений других народов, для других религий. Можно было хотя бы упомянуть об этом: было бы достаточно, чтобы поддержать русскую духовность и православие – соотечественники ведь не чужие люди. Попытки ограничить духовность и мощь России одной нацией, одной религией разрушительны для России. Уверен, это от ограниченности авторов, а не «духовного наследия» нашей страны. Подтверждаю, что нельзя на вчерашних воспоминаниях, даже самых приятных, строить будущую государственность. Это – дело серьезное. Тем более нельзя вновь и вновь повторять ошибки, которые уже однажды или даже несколько раз обеспечили развал единого государства. Повторяя прежние ошибки и трагедии, нельзя обеспечить успех России, идя только по «русскому пути» или на основе «русской идеи» при всем их базовом значении. Этап Руси Россией преодолен. Благодаря собирательной государствообразующей роли, прежде всего русских, Русь стала Россией многонациональной, многокультурной и многоконфессиональной. Каждому народу Россия призвана придавать значительность участия. Соответственно нам надо вести политику выявления и собирания потенциала России, каждого ее народа, русского и остальных – всего общества, многонационального российского народа, российской нации, формировать российскую нацию на базовой русской основе, но открывая пространство для всех. Надо быть способным объединить человеческие и природные ресурсы российского общества, многонационального государства, а не замыкаться «в величии» одних против других, чтобы добиваться общего величия.

Величие и талант каждого народа – это наше общее достояние. Основополагающей, общенациональной является идея защиты прав и свобод человека, благополучия каждого гражданина, каждой этнонации и российской нации в целом. Совершенно верно, что нам следует учитывать советы князя А. Горчакова: «Полностью исключить свое практическое вмешательство в процессы, происходящие в мире; наша цель – собрать воедино ресурсы и навести порядок внутри страны». А бесконечные обвинения в адрес целых народов, поиск предателей среди соотечественников по классовому, этнонациональному и иным признакам – это не путь для русских и России, не говоря уже о других. Люди, которые пишут такие вещи, очень плохо знают русский народ. Он – другой, он – духовный, он – собиратель, открытый, производитель, заимствует и воспроизводит потенциал России. Надо искать точки соприкосновения, точки согласия, точки объединения и собирания многонационального потенциала России в единую нацию. Но если каждый народ, даже самый многочисленный и малочисленный, будет объявлять свой особый путь развития, что из этого выходит – показывает пример Чечни. И на этом фоне, насколько корректно политикам и ученым России, каковыми считаются Подберезкин и Макаров, искать этноизоляционные варианты путей развития русских и России. Тогда зачем гибнут наши ребята в Чечне? Если ничто для нас не является уроком, каждый долдонит только свое, то, исходя из этого, единой нации-государства не бывает. И на такие глупости навязывания этнонационального пути развития в многонациональной стране в отрыве от остальных народов способен, наверное, только человек самодовольный тем, что он представитель какой-то национальности, но он не гражданин. Такой путь, конечно, совершенно не подходит нашим гражданам и народам.

Тут вспоминаются слова X. Лоренса, который сказал, что «моя нация, по счастью, слишком мала, чтобы делать большие глупости». Это означает, что большой народ не имеет право на глупости. Хочу еще раз подчеркнуть, что многонациональный российский народ, формируемый на основе русского народа, является основой, основным рычагом процветания России. Ничто другое, никто другой нам не поможет, если мы не сможем стать единым народом, в котором каждый найдет для себя уют, благополучие и любовь. В свое время Б.Н. Муравьев писал, что «покаяние русского народа совершится возвращением его через русское будущее к русскому прошлому или воскресением его через прошлое к будущему, что одно и то же» (Б.Н. Муравьев). Такая связь должна быть найдена. Притом поиск национальной идеи русского народа, возвращение в прошлое должно вести к обозначению будущего, а не к повторению ошибок прошлого. Обозначение будущего красной нитью должно проходить через прошлое русского и других народов, но при этом возвращать к России, это путь, по которому исторически шла Россия от Руси, и не забывая, что Россия всегда была и будет в XXI в. многонациональной державой. Она многонациональна по духу, по своему содержанию, менталитету. Уменьшение доли многонациональности в культуре – одна из причин взрывов вследствие этнонационального недовольства, национально-освободительных революций, этнонационализма, этносепаратизма. А это не путь для русской нации, для многонационального народа Российской Федерации, для российской нации. «Судьба, самочувствие и перспективы русского народа во многом определяют судьбу, самочувствие и перспективы всех остальных народов страны»[301]. И в этом – основа нашей российской общенациональной идеи, нашего отечественного выбора и перспектив. Как писал великий Г.В.Ф. Гегель в «Энциклопедии философских наук»: «Государство является живым духом только тогда, когда единая мысль организует в особом действии различные отдельности»[302]. Общенациональная идея – это установки, деяния к объединению «различных отдельностей», этнонаций в единую российскую нацию, но сохраняя и давая новый простор развитию «отдельностей». И, конечно, в первую очередь русской этнонации на ее основе

§ 3. Русская цивилизация и ее потенциал в созидании России XXI века

Одним из базовых свойств русской этнонации и русской цивилизации является ее соборность, которая «охватывает глобальный комплекс взаимосвязей и отношений: человек – нация, человек – другие народы, человек – семья, человек – природа, человек – личное «я»[303]. В этом смысле само понятие «соборность» не может ограничиваться этнонациональными корнями одного русского народа, а означает, что его цивилизационное качество – объединение вокруг себя многих народов и культур, которые имеют возможность «жить соборно». Отсюда философия «общего дела» Н. Федорова, «всеединство» Вл. Соловьева, «всечеловечность» Ф. Достоевского и т. д. Н. Бердяев говорил, что «соборность есть Русская идея». Кроме того, духовность, лиризм, мужество, правдолюбие, справедливость, поиск смысла жизни, богоискательство и другие черты русской цивилизации. «Собирание Руси – основное дело, и, если мы этого не делаем, мы – еретики, даже если считаем себя христианами», – пишет Д. Дудко[304].

В силу соборности, духовности и поиска правды мне неоднократно за последнее десятилетие приходилось подчеркивать, что этнонациональные проблемы русского народа, его состояние и перспективы являются системообразующим фактором всей политики российского государства и общества, а не только одной этнополитики. Но ни того, ни другого пока нет. Без учета специфики, состояния и потребностей русского народа, без всемерного использования его духовно-нравственного потенциала выйти из смуты, конфликтов на перспективные, созидательные реформы в России невозможно. Это базовый индикатор, состояние которого надо прослеживать, проводя такие масштабные реформы всех сфер российского общества. Без этого результаты реформ породят массу всяких подозрений, недоверия, конфликтов, в том числе в отношениях между национальностями. Результат будет негативный, одни будут гипертрофировать свое состояние, подчеркивая при этом свою богоизбранность, а другие для того, чтобы подобное или даже любое проявление этнонационального самосознания сразу обозвать «русским фашизмом» и вести дело к национал-сепаратизму. Следовательно, обсуждение этнонациональных проблем в спокойном, рациональном режиме без противопоставления другим народам. Находить точки отечественного сотрудничества и солидарности между этнонациями еще по-настоящему не удается, ибо мало кто в государственном масштабе об этом заботится. Пока же чаще в освещении, прежде всего, проблем этнонационального развития русского народа и перспектив наблюдаются крайности от русофобии до русофилии. Но без глубокого познания сути этнонациональных проблем русского народа в России трудно анализировать этнонациональные составляющие всей страны, их роль и место в современных условиях. Но пока тут, как правило, господствуют крайности. И эти крайности находят поддержку «этнонациональной элиты» и утверждения этнократических режимов, которые действуют на грани нацизма. Претензии у них великие, а ответственности никакой. И здесь нет никакой цивилизованности. Там, где нет соборности, сотрудничества народов и культур, граждан единой страны, там не может быть и цивилизованности.

Бесконечное восхваление любого народа, как и его самоуничижение, охаивание, равнодушие – разные пути к этнонациональным конфликтам и трагедиям. Именно эту истину доказывал в конце XIX в. великий русский философ Вл. Соловьев. Его пророчество сбылось в XX в. в истории России, русского и других народов мира. Фашизм, мировая война, геноцид целых народов, развал стран – все это результат равнодушия к «шалостям» этнонационализма, шовинизма, нацизма и фашизма. Важно придать новый смысл научно-практическому изучению, социально-политическому и культурному развитию, прежде всего, русского народа и других народов России. В этом весь смысл российской этнологии и этнополитологии. Но в исследованиях этих проблем субъективное довлеет над объективным, боль над мышлением, чувства над разумом. Тут чрезмерно много эмоций и ложных стереотипов и мало разумного. Много непонятного, которое объявляется чужим и чуждым вместо того, чтобы понять. Быть патриотом не означает только любовь к своему народу, ничего не делая для его благополучия и самобытности. Это, прежде всего, одновременно любовь и усилия по обустройству Отечества. Быть патриотом никак не означает ненавидеть другие народы, противопоставлять свой народ другим. Настоящий патриот ищет друзей для своего народа, а этнонационалист, лжепатриот умножает количество врагов для своего народа. Россию надо понять умом. В Россию надо верить. И не только на Россию надо работать честно, самоотверженно и совестливо. Это относится к гражданам всех национальностей. Иметь такое право без всяких этнонациональных ограничений – это большой шанс. Но его возможности последние десятилетия вновь сужаются, особенно в современных условиях, когда происходит глубокая трансформация государственной и общественной системы, когда человек, народ теряют привычный фундамент своих привычных ценностных ориентаций, необходимо, чтобы таким фундаментом была наша общность. И такой основой для осмысления и решения российских проблем является русский народ, его дух, самобытность, талант, потенциал, самочувствие, перспективы. Потеря устойчивых социально-политических установок как нации-государства приводит к тому, что люди из достигнутых масштабных межнациональных общностей вынуждены спускаться обратно на этнонациональную почву, и межнациональное становится враждебным для всех или лишенным ценностей. Если еще нация-этнос свергается, разрушается, дискредитируется крайностями этнонационализма и нацизма, человек вынуждено впадает в архаичность и патриархальность, дикость и враждебность, и для него самоцелью становится борьба, а не созидание. Именно в таком состоянии сталкиваются последние годы русская и другие этнонации. Такая модель бесперспективна с точки зрения прогресса и благополучия.

Потеря национальности и веры – признаки потери установок для полноценной человеческой личности. После этого обычно начинается разговор об «этнической чистоте», «чистоте расы» под лозунгами «мое – мне». Подобные невежественные крайности чрезвычайно разрушительны для исторически многонациональной, многокультурной России, особенно когда это касается состояния и перспектив системообразующих этнонациональных факторов как в стране в целом, так и в регионах. Речь в современных условиях должна идти о новом этапе развития России, а значит, прежде всего, и русского народа, а не о свержениях или оскорблениях внутри многонационального Отечества. Здесь надо возвращаться к таким универсальным качествам прежде всего самого русского народа, как соборность, открытость, духовность, нравственность, солидарность. Для русского человека Россия изначально была и остается святой Русью. И в Российской Федерации эти моменты должны быть в полной мере отражены не только в гербах и флагах, но и по духу. Нынешнее состояние русского этнонационального самосознания переполнено кризисами и потерями, при этом не понимая часто, что потеря имперскости никак ни есть потеря России, а лишь обретение ею нового статуса. Выстраивание более самостоятельной и свободной для русского и других народов модели сотрудничества и единства. А искать державность и патриотизм в империи, царизме неразумно и потому бесперспективно.

Одним из существенных моментов сути России и русского мира является многонациональности, многокультурие, духовность. Россия, конечно же, исторически – это русское государство, русская страна с русским языком, русской культурой и православной верой. Но узкое понимание характеристики такого рода суживает границы, статус и духовность современной многонациональной России, ибо культура, традиции, духовность обогащаются уже веками другими народами и культурами, и им надо оставлять место для самобытности, самостоятельности и достоинства. Русский народ в историческом взаимодействии, взаимовлиянии с государственными, культурно-языковыми и духовными достижениями и традициями всех других народов страны и образует русский мир – явление генетически самобытного развития русского народа, которое обретает более широкий смысл, включая в себя все многообразие духовного богатства и единства современной России. Такое широкое понимание русского мира и есть современная Россия. Корни этого многонационального единства сплелись в многоцветье российского социального духовного дерева. Это уже не одно дерево, не один цветок, а сад – прекрасный, многоцветный. Настолько богат многонациональный, многокультурный русский мир, который составляет во многом культуру и духовность других народов страны.

В современных условиях общие тенденции развития этнополитических процессов отражаются, прежде всего, и в жизни русского народа. Это тенденции, свойственные для каждой российской этнонации, к возврату и сохранению самобытности, а также стремлению к общероссийской интеграции, а где-то и попытки к самодостаточности и изоляционизму Кроме того, и в русской среде, как и в любой другой этнонациональной, проявляются крайности этнонационализма и национал-шовинизма, которым подвержены народы всего постсоветского пространства. Мы все еще увлечены запретным прежде разобщением и самодостаточностью и упускаем более важные тенденции к интеграции, сотворчеству. И тут важно не упускать моменты нашего российского национального единства, ибо от этого мы стали более слабее или разобщеннее.

Проявляются в этой сфере и последствия этнонациональной политики политических режимов прошлых веков. Известно, что русский народ политическими режимами традиционно как бы оставлялся вне или над общегосударственной этнонациональной политикой, считая, что объектом этой политики являются лишь «инородцы» (царское самодержавие) и нацмены (советский период). И сейчас подобные подходы не только не преодолены, но и возобновляются новые крайности, пользуясь нынешним кризисным состоянием русской этнонации и в целом этой сферы. Отсюда вновь искусственно вмонтированное в сознание противопоставление русских и нерусских – вариант, невозможный и опасный для современной России. Но именно такая политика становления стихийного господствует сегодня из-за отсутствия четкой и стратегической этнонациональной политики, отражающей проблемы русского и других народов.

При бесспорно разной историко-социально-политико-культурной роли в истории страны народы России – равноправные объекты и субъекты этнонациональной политики. По-другому не должно быть. И русский народ в обоих качествах несет на себе больше нагрузки, ответственности, активности во всех измерениях, чем любой другой народ России, – исторически и фактически. И исключение русского народа из этнонациональной политики есть на деле попытка его противопоставления другим народам. Более того, такая однобокость этнонациональной политики приводит к тому, что одни чувствуют себя лишь ее субъектами, а другие – лишь объектами. В результате все недовольны и все как бы ущемлены. Значит, разрушается среда, где этнонациональное и многонациональное могли бы гармонично развиваться в общности. Ситуация такова, что в реальности нет и не должно быть больших и меньших прав. Если чувствуется эта разница, то каждый чувствует себя неравноправным. В условиях единого государства не может быть и не должно быть более неблагополучного народа или менее благополучного. Невозможно социально-экономические показатели развития единой страны, ее граждан поделить по этнонациональному признаку. Активность отдельных этнонациональных групп людей различных национальностей в отдельных сферах тоже не преодолеть. Отсюда и необходимость объединения их усилий в единую российскую нацию, интеграция и мобилизация всей нации на решение кардинальных задач социально-экономического развития единой страны.

Недостаток интеграционных процессов снижает мобилизационную способность народов, страны, российской нации, государства. И говоря сегодня об этнонационализме, сепаратизме, шовинизме, надо исходить из того, что в основе их возникновения лежат не столько этнонациональные факторы, сколько искаженные политикой социально-экономические и духовно-политические факторы. Но нагрузка самого недовольства в этих сферах в многонациональном государстве переводится зачастую в этнонациональную сферу Следовательно, в государственной политике должно быть обеспечено необходимое и разумное взаимодействие различных сфер общества с учетом самочувствия всех этнонациональных моментов нашей многонациональности единства. Из-за того, что фактическое изучение этнонациональных проблем развития русского народа долгое время находилось как бы под запретом, данная сфера тоже оказалась перегруженной стереотипами и крайностями. В последние годы многие изыскания по данному вопросу ведутся не столько даже гуманитариями, которые все же понимают методологию ее изучения и тенденции практики развития этнонациональных отношений, а физиками, химиками, математиками, которые свои представления и недовольства, а, скорее, просто незнания и предрассудки выдают за мнение народа, за научную гипотезу и даже истину. Таковы, к примеру, изыскания П. Хомякова, Н. Фоменко и других. Интеллигенция в России – чаще всего не столько субъекты разумного начала, сколько носители чувственного, подсознательного. Более того, воспроизводители дум и мыслей, но не разума, не мудрости. Глубокая связь состояния этнонационального сознания и самосознания с различными сферами общественного развития зачастую упрощается и однобоко этнополитизируется. Процесс творчества этнонационального самосознания и его сотворчества в межнациональной сфере остается в своей глубине непознанным. Более того, со всех сторон проводится этнополитическая бездуховная ревизия сути этнонационального и многонационального, а порой на этой основе и «этническая чистка», и «геноцид» самой истории, где культуре и духовности не остается места. Общие закономерности и особенности развития народов и стран на определенных исторических этапах в должной степени не учитываются, особенно процесс их исторической взаимосвязи и взаимозависимости. Кроме того, разные этнонациональности в интерпретациях интеллигенции искаженно представляются в исторических процессах, гипетрофируя лишь прогрессивную роль и историческую миссию одних и недоразвитость, дикость других. «Свои» тут ясно в какой роли, в отличие от «чужих». Достаточно часто осуществляется этническая интервенция в историю другого народа. Это мне особенно видно в попытках написать отдельную героическую историю аварцев, даргинцев, кумыков, лезгин, лакцев, табасаранцев и других в исторически едином Дагестане. Вместо того, чтобы творить историю, многие творят что попало с историей, что им заблагорассудится, «загрязняют» общее историческое поле. Над величайшими культурными слоями российской истории накладывается настолько много пластов невежества и бескультурия, что есть угроза вообще остаться без систематизированной истории, работающей на формирование стержня национального самосознания. С этим Росия уже сегодня сталкивается.

А.В. Ключевский писал, что каждый гражданин России обязан быть насколько историком, чтобы не быть рабом, искажая и запутывая историю. Некоторые, видимо, хотят сделать других рабами «своей» истории. Многие пишут историю свою на костях других народов, не замечая их, оттесняя их на обочину. Идет недооценка исторического прошлого целого ряда народов страны, тем самым обедняя историю всего Отечества. В современной истории России некоторые вообще не находят места для многих народов страны. Такие подходы противоречат сути русской, российской цивилизации. Вместо исторической ориентации собирания и сотворчества народов, их противопоставление, гипертрофия одних и унижение других. Таким образом, готовя почву для восхождения на «лестницу Соловьева», которая ведет народ от самолюбования и самовосхваления к самоуничижению. «Принцип историзма» крайне важен в исследовании этнонациональных и межнациональных проблем. Некоторые хотят вытравить из сознания людей исторические ценности этнонационального, а другие изолируют историю своего народа самовозвеличиванием и лишают его перспектив межнациональной общности. Каждый народ, близкий и дальний, нуждается друг в друге. Без истории народ превращается в население. Но с ложной историей народ может прийти к трагедии. Р. Лайпе пишет с надеждами, что «в сущности Россия отрекается сегодня от своей истории в сегодняшних поисках новых путей»[305]. При этом разрушают и общие страницы истории народов России, их историческую общность. Господствует совершенно неоправданное деление народов на «древних» и «не очень», исходя из неизученности истории многих народов, отсутствия традиционных письменных и иных источников. Достаточно жестко и однозначно с различных сторон истолковывается вопрос о завоевании и присоединении царской Россией различных народов и территорий нашей страны. Чаще здесь господствуют позиции без учета и всей сложности всего конкретно-исторического процесса, времени и судеб конкретных народов именно в историческом измерении. Законы развития времени и взаимодействия народов и культур. В России, с одной стороны, жесткая колониальная политика в отношении некоторых народов, но еще в большей степени тот факт, что она спасла от уничтожения и гибели многие народы и культуры. Тут должен быть конкретно-исторический подход. Но самое главное, что опять после развала Советского Союза многие наши историки почему-то забывают, что мы уже давно соотечественники. Историческое сочленение не должно превращаться в новое взятие Казани Иваном Грозным или Москвы Тохтамышем. У каждой исторической эпохи есть свои законы, свои традиции, свои модели действия политических режимов, и это надо учитывать. Но при этом уважать не только национальное достоинство друг друга, каждого народа, людей разных национальностей, но и общее гражданское национальное достояние. К сожалению, во многих случаях этнонациональное сознание в силу отсутствия в нем созидательных ориентаций этнонациональной политики, прежде всего, замыкается на прошлое. Тем самым зачастую народы катятся назад вместо того, чтобы идти вперед. Они кувыркаются в грязи устаревших конфликтов. Сидим под хвостом прошлого, пачкаем друг друга вместо того, чтобы двигаться вперед и брать будущее за рога. Мстить истории не только бесполезно, но и крайне вредно. Не зря сказано: «Если стрелять в прошлое из ружья, то будущее выстрелит в нас из пушки» (Р. Гамзатов). Невозможна единая нация, если одни претендуют продолжать чувствовать себя имперской нацией, навязывают имперскость России, а другие продолжают обвинять первых в «имперскости» для проявления национал-сепаратизма. Все тут гипетрофированно, кроме взаимного уважения, а это главное для единой нации, единого отечества.

Мы живем в начале XXI в., в новом, совместном государстве – Российской Федерации. Плюрализм взглядов и подходов – это хорошо, но плюрализм обвинений, вражды, оскорблений – это недопустимо. Путь созидания и благополучия – это сотрудничество друг с другом, сотворчество культур. Даже самая сильная команда при отсутствии согласия друг с другом, понимания со стороны зрителей, болельщиков, всегда проигрывает команде соперников. Так в семье, в стране, в государстве. По-другому не бывает. На историю нужен исторический взгляд, а не буквалистский (фундаменталистский) – в смысле фундаментальный в своих предрассудках. И главную роль здесь тоже призваны сыграть те, кто пишет историю России. Пишет ее сейчас воистину каждый, но без исторического и философского образования, при этом упуская из виду, что мы пишем одновременно историю всех народов единой страны. Конечно, можно писать историю своего народа, республики, области, края, округа, города, но понимая, что он пишет еще и историю страны, России в целом. Попытка же написать историю друг без друга означает остаться друг без друга. Мы люди – граждане одного Отечества, но при этом мы люди с родовыми и одновременно с отечественными корнями. Нам нужна такая модель этнонациональной политики, в которой и в результате реализации которой каждый народ страны будет осознавать свои корни, свою родовую связь, культуру, историю, традиции и перспективы, но при величайшей общности духовного и социального самочувствия, осознания своей миссии в составе новой исторической общности, российской нации, следовательно, обретая наряду с этнонациональной еще и российскую идентичность. Это и есть общие черты государственной общности граждан различных этнонаций.

Русский народ исторически формируется как этнонация еще со времен князя Владимира, Ивана Калиты, Ярослава Мудрого, с Куликова поля, Дмитрия Донского, Петра Первого и т. д. «Русский народ возрастает в нацию в средние века, в эпоху формирования Московского царства» – справедливо пишут авторы. Мне кажется, этот процесс фактически завершил Иван Грозный, хотя о нации в политическом смысле еще говорить, видимо, было трудно. Формирование русской нации из-за увеличения многонациональной общности России одновременно сопровождается и процессом формирования российской нации. Эти явления взаимозависимы и взаимообусловленны.

В современных условиях происходит процесс дальнейшего становления российской нации, а значит, и гражданской идентичности как всех россиян, независимо от национальности, но и в новых условиях. При этом новое качество приобретают все этнонациональности – русские, татары, аварцы, украинцы, башкиры и другие. Это явления, которые не исключают друг друга. Осознание нашего самобытного многообразия в полной мере невозможно без осознания нашего единства, как и единство будет пустым, никчемным без многообразия. По качественным и количественным признакам идентичность, роль и миссия в российской общности могут быть различными, но на уровне личности качественные и количественные признаки должны охраняться едиными стандартами прав и свобод человека, его свободной связью со своей этнонациональностью, как и гражданской, политической нацией.

Совместить гармонично этот огромный и многообразный мир в сознании, в самосознании, в ценностных ориентациях и деятельности человека крайне тяжело, и отсюда он часто бывает ограничен и впадает в крайности. Но в крайности не должны, не имеют право впадать власть и государство, ибо они отражают, формируют общее, гражданское начало. Но у нас чаще почему-то наоборот. Именно неразумное, агрессивное, невежественное вторжение в этнонациональное бытие и сознание, как и в российскую идентичность, сознание, осуществляют политические режимы. Они загоняют эволюционный, естественный процесс в свое невежественное понимание, сужая процесс объективного взаимодействия этнонационального и национально-государственного в самом человеке-гражданине. Именно разорванность сознания приводит к конфликтам, к разрывам в стране и в общности. Это когда вместо модели сотрудничества и сотворчества внедряется модель «войны всех против всех». Эта модель особенно господствует в кризисные, смутные эпохи, воспроизводя этнические, этнонациональные конфликты и гражданские войны. Государство и сейчас часто ведет себя невежественно, предлагая крайние варианты этнонациональной политики: то где-то без русских, а то гипертрофируя роль и миссию одних только русских, то заигрывая с республиками, то их «разгоняя». Таким образом, государственная этнонациональная политика государства не успела идентифицироваться по целому ряду ценностных ориентаций и установок внутренней устойчивости. Отсюда в одном месте – равнодушие к этнонациональной составляющей общества и личности, а в другом – его преувеличение и доведение до национал-сепаратизма и национал-шовинизма.

Русская нация больше чем любой другой народ России страдала от великих нагрузок империи. Но почему-то те, кто любит себя называть «русскими патриотами», а на деле национал-шовинисты и в нынешних условиях чаще на словах пекутся не столько о самочувствии и перспективах русских людей и России в целом, об исторической роли и миссии русских в России, которые и так будут проявляться объективно, а лишь доводят ее до нацистского лозунга «Россия для русских», исключая таким образом самостоятельное и солидарное с русскими социально-политическое творчество в России других этнонаций. Это лозунг открытого провоцирования ухода из России отдельных народов, чему радуются национал-сепаратисты с другой стороны. Эти подходы оскорбительны для России, а значит, и для русского и нерусских народов. Нацизм, фашизм возникает на основе унижения народа как ответная реакция, бессознательная. Одно дело общие условия, а другое, когда это еще и накачивается тезисами: «Русский в собственной стране человек второго сорта»? Также, с большей убедительностью мог сказать киргиз, туркмен, чукча, любой… И кто может в России поставить русского человека в такое положение? Никто. «Религию которого позволительно оскорблять»? В тысячу раз больше это относится к мусульманам и иудеям. Католиков вообще пытались запретить. Далее: «Русских лишили не только национальной государственности, но и каких бы то ни было национальных государственных структур»? Неправда. Советский Союз, РСФСР да и многое другое – это, прежде всего, русское. Но эти слова, верю, с болью писала Г.И. Литвинова, но при этом вознося на трон «патриота» тех, кто вовсе не думает о последствиях для России. Следовательно, такие подходы далеки от патриотичности. При этом часто не очень видят, как и насколько ошибки и преступления политических режимов от Ивана Грозного до Иосифа Сталина и далее переносятся на русский народ. Ведь не было сказано, что чеченцы 400 лет воюют с политическими режимами, а было сказано – с Россией, не замечая, что сама Чечня с XVIII в. уже была Россией по многим параметрам. Царское самодержавие, его генералы развернули кавказскую войну с подданными России, не желая вникнуть в их этнонациональную самобытность и человеческое достоинство, учесть это в совместной жизни в одном государстве. И десятки тысяч русских сыновей полегло на горных скалах Дагестана и Чечни вместе с горцами. Даже А.П. Ермолов, когда только пришел на Кавказ, писал о миролюбии и доброжелательности аварцев, других горцев. Новые войны на Кавказе развернулись уже на наших глазах. Кто от этого выиграл? Разве эти войны желают рядовые, простые люди? Нет.

Истинно русский человек любит Россию и свое государство, но при этом он доброжелателен и к народам, даже когда его посылали на их уничтожение. То же самое можно сказать и о многих горцах, которые принимали у себя русских. Они учились друг у друга, помогали друг другу. «Кавказский пленник» рассказывает об этом. Почему на фоне этой трагедии в Чечне не появился новый Л. Толстой, который был способен так достойно писать даже о заклятом враге Хаджи-Мурате? Важно не терять друзей, но не менее важно увидеть во враге друга и тем самым сделать его своим другом. А ныне появились «мастера», которые из соотечественников делают врагов, что противоречит духовности русской, российской цивилизации.

В Концепции государственной национальной политики, повторюсь, было зафиксировано положение о том, что русский народ исторически создает российское государство, объединяя все народы страны, мобилизуя их на решение общегосударственных задач. Перспективы развития межнациональных отношений и формирование российской нации в России всегда будут определяться тенденциями и перспективами развития русского народа, который был и остается опорой российской государственности, российской нации. Думаю, что в таком плане можно было подчеркнуть место и роль русского народа в нашем государстве и в обществе и в Конституции Российской Федерации. Мне об этом приходилось неоднократно говорить. Вместе с тем и без этого данное положение казалось и так всем понятным. Ясно, что от подобных записей и даже законов тоже вряд ли будет процветание русского или других народов. Все дело в общем состоянии дел в Отечестве, в уровне решения социально-экономических и культурно-языковых проблем русского и других народов. Были и есть попытки решить этнонациональные проблемы русского народа принятием Федерального закона «О русском народе» из четырех страниц. Никакой закон «О русском народе» не исправит ситуации, пока Русская, Российская держава, все ее народы не будут обустроены. Никакой закон о любом народе, в том числе и о российском в целом, не поможет, если природные ресурсы будут принадлежать отдельным группам, пока не работает земля и ее недра на каждого россиянина. Речь идет о фундаментальных вопросах жизнедеятельности всего российского народа, граждан страны, а их превращают в объекты этнонациональных свержений. Я за закон, если он способен принести хоть какое-то облегчение русскому народу Будет хорошо русским, и нам всем будет хорошо. Но это закон, к сожалению, декларативный. Написано, что «русский народ – самый многочисленный народ в Российской Федерации» (ст. 3 проекта). А кто этого не знает? Потом четыре строки о «принадлежности к русской нации», шесть строк о «русской культуре». И все вместе около трех страниц[306]. Но все обсуждения и слушания вокруг этого закона используются годами для шума, криков, оскорблений, прежде всего, в Государственной Думе. Как и последние 15 лет закон «О казачестве», который так и не нашел консенсуса.

Проблемы правового регулирования, социально-экономического и культурного развития русского народа чрезмерно остры. Но вместо их решения мы занимаемся декларациями, идеологемами, свержениями, поиском врагов. Такова суть и большинства выступлений вокруг этого законопроекта. Мне лично пришлось выступить в 1996 г. с законодательной инициативой о разработке Федерального закона «О статусе русского языка как государственного языка в Российской Федерации». После принятия Государственной Думой закон был отклонен Советом Федерации и теперь находится в согласительной комиссии. Он будет принят. Закон не декларативный, в отличие от законопроекта «О русском народе». Вместо этого я бы разработал и можно было бы принять законы «О борьбе с ксенофобией и этнонациональной дискриминацией в Российской Федерации», «О правовых гарантиях равноправного развития и сотрудничества народов Российской Федерации», «О народных промыслах в Российской Федерации», «О минимальных стандартах социальных услуг граждан в Российской Федерации» и многие другие, затрагивающие жизненные интересы граждан всех национальностей, всех народов страны. Но для нормальной, предметной работы на свой народ «мировой сионизм мешает, окружение – мешает» (В. Жириновский). Не можем наладить работу промышленных предприятий, сельского хозяйства. Более 50 % людей в нищете. И вместо организации должной работы, начальство на мерседесах (и почему-то этому евреи не мешают), а народ в нищенстве (и окружение молчит). Ситуация как бы специально создается для того, чтобы можно было ни за что не отвечать, а натравливать людей и народы друг на друга. Не поиск врагов, а поиск друзей для своего народа – это достойное дело для патриотов. Не винить надо всех подряд, а мобилизоваться на решение насущных проблем своей страны, своих соотечественников. Народный трибун Н. Кондратенко говорит: «На Страшном суде еще будут разборки, в аду будут кипеть те, кто нас, русских, довел до того состояния, в каком мы сегодня, к сожалению, в своей собственной стране находимся». А кто довел до такого же состояния дагестанцев, удмуртов, тувинцев? И сколько нас таких бедолаг разных, но вместе? Значит, нас можно довести до такого состояния, ибо мы разобщены. И вместо того, чтобы принять, объединить созидательно-патриотические силы всех народов, поставить власть и СМИ под контроль интересов благополучия и безопасности народа, опять свержение мифических врагов. Обвиняя всех кругом в своих бедах, мы оскорбляем свой народ, утверждая, что он такой недотепа. Такие подходы особенно неприменимы к русскому народу, талантливому и умному, создателю мощнейшего государства и великой культуры в мире.

Нужны программы обучения, работы, рождаемости, профилактики и лечения болезней, развития базовых отраслей экономики и многие другие конкретные дела, а не лозунги, декларации, причитания и свержения. Это дело для шаманов и колдунов, а мы живем уже в XXI в., и нечего будоражить людей провокациями.

Нужно возродить коллективистское сознание и ответственность каждого и всех, особенно тех, кого избирают и назначают. «Община», «мир» – вот главные элементы национального самосознания русского народа. Но его оторвали от родовых связей и родовой ответственности. Именно политические режимы загоняли его в рабство. Верните русским свое природное, сущностное и не будет в мире большего созидателя. Государство при всей приверженности к нему русских не стало, прежде всего, для русского народа своим «миром».

Русское общество исторически со времен Древней Руси – это федерация общин, а унитарное государство с жесткой вертикалью разрывает общинные, сущностные связи и вводит систему формально-бюрократических зависимостей. Это уже от царского самодержавия, от империи. Именно самодержавие, империя оставили без крестьян, без земли, отняли у общин землю и ввели крепостное право. Помещикам была передана не только даже земля, сколько их право вмешиваться, вторгаться в жизнь «мира». Русские общины – исторически готовые ячейки местного самоуправления, которые тоже уничтожены, командуя всем и не управляя ничем. Русского человека сделали государственником, но не сделали его гражданином. И крестьяне перестали быть общинниками, но гражданами не стали. Русская община, которая строилась на земле, воспроизводила свое хозяйство и человека. Она потеряла землю как «Божье достояние». Власть, царь на Руси всегда были мифологизированы. Крестьяне были уверены, что Иван Грозный казнит бояр из-за того, что они обижают крестьян. Православие где-то сохраняло сущностные, общинные начала в русских людях. Православие означало для русских правильное славление Бога, поиск справедливости и святости. Отсюда и духовность, которая спасала русскую нацию при всех неурядицах организации повседневной жизни. Русская духовность спасла и сохранила и другие народы, которые были присоединены к русским, объединены вокруг русских.

Россия – это не только соборное, но еще и собранное государство. На основе русской локальной цивилизации постепенно формируется российская цивилизация со всей своей духовностью, культурной самобытностью. Это цивилизация духовной общности, многонациональности и многокультурия. Одна культура – эт. е. культура национальная, а их синтез, многообразие и общность духа создают российскую цивилизацию как явление самостоятельное, с самобытным многообразным и социокультурным единством. Отсюда и главные параметры развития русский нации, других народов России в перспективах российской нации, где сочетаются как сохранение многообразия самобытностей, так и их российская общность, политическое единство. Известно, что в конституциях и уставах целого ряда субъектов Федерации основной закон принимается как результат волеизъявления их многонационального народа. Известна формула, использованная в Татарстане М. Шаймиевым, о формировании государственной общности «татарстанцев», т. е. формировании нации, где приоритетным является гражданство, а не этническая принадлежность1. Ни одна культура нежизнеспособна в замкнутом пространстве, без способности духовного взаимодействия и взаимообогащения, контактов со многими культурами и традициями. Культура в истинном смысле начинается там, где начинается сотворчество и заимствование культурных традиций. Самобытное развитие потенциала, прежде всего, русского народа, его способность к открытости, пониманию и заимствованию во всем пространстве «русского мира» и создало российскую цивилизацию.

Механизмы социокультурного единства российской нации как ядра российской цивилизации многочисленны, и они должны быть задействованы в деятельности государства и общества в современных условиях. Это основа, на которой будет идти и далее процесс становления общности многонационального российского народа, а по сути уже российской нации. Русский народ – системообразующее начало и движущая сила формирования российской цивилизации и становление российской нации. И происходит это эволюционным путем. Всякие же попытки давления со стороны доминирующей культуры, моменты ассимиляции иных культур, искусственное вмешательство в традиции российской общности нарушают гармонию формирования свободного сообщества свободных людей разных национальностей единой российской цивилизации. Будут теряться механизмы естественного сцепления социокультурного единства. Именно здесь одна из главных причин развала Российской империи в 1917 г. и Советского Союза в 1991 году. Этот вопрос политизирован, но не понят. Он требует глубоких философских, социополитологических и этнополитологических исследований. Киевская Русь, Московская Русь, Россия Петра Великого, Россия Имперская, Россия Советская, Россия, Российская Федерация современная – это политически обозначенные этапы становления российской цивилизации и на ее основе российской нации. Это целостность мирового значения, построенная на русском мире, и сотрудничества, сотворчества десятков народов на ее основе.

У российской цивилизации не только своя история, свои достижения и трагедии, но и своя общность, характер и воля. Россия давным-давно уже не является цивилизацией в узко этнонациональном смысле. Она многоэтнична, многокультурна и обрела черты общности и единства в самых высоких качественных цивилизационных моментах своей зрелости. Следовательно, российская нация может быть построена на духовности и духовном единстве сотрудничества и сотворчества народов исторической России, но адекватной во времени и пространстве политической организации государственного устройства этап цивилизации так и не получил. Россия не получила власти такого уровня, которого она достигла в духовности, культуре, общности и открытости, взаимосвязи и единстве своего многообразия, и в современных условиях России и русским навязывается часто национал-шовинистический вариант самодостаточности и замкнутости. Рядом идет навязывание превосходства американо-европейской цивилизации, а все остальное – как бы даже не цивилизация, доказывая на этом фоне вторичность и отсталость российской и восточной цивилизаций. Критикуется православие как виновник отрыва России от Запада, дискредитируется ислам как «тоталитарная секта», а не мировая религия, показывается Россия как дикая и отсталая страна. Доказываются измышления, что, якобы, российская модель общинной культуры и хозяйства воспитывает пьяниц и лентяев, советский период – тюрьмы, репрессии и другие трагедии. Фактически предприняты попытки оставить русских и Россию, а значит, и все остальные народы без своих духовных, этнонациональных основ, без многонационального богатства и общности народов и культур. На это работают и наши «патриоты» от Москвы до Чечни и далее, сочиняя «Реквием по этносу», пытаясь строить российскую нацию – сограждан, не считаясь с самочувствием и достоинством граждан различных народов страны или обвиняя Москву, власть во всех грехах. Господство атрибутов и отбросов массовой культуры приводит к роли ценностной дезинтеграции российского народа, а на базе бездуховности – русского у других национальностей. Одновременно – это и маргинализация сознания и поведения масс. Следовательно, поиск виновных среди близких и родных, ибо мир человека огромен, а не замкнут, и пространство его творчества не может быть ограничено этнонациональными и даже государственными рамками. Человек в условиях трансформации должен найти ответы на актуальные вопросы, но тут активно работают и крайности разного рода, националисты и шовинисты.

Вместо традиционной русской культуры добродушия и открытости насаждается культура ненависти и насилия. Мы сегодня можем говорить о русской нации, о российской нации, но их не будет как целостного и жизнеспособного организма без объединительных солидарных идей, культуры, которые формируют волю и действия на достижение общих целей, формируют мобилизационный потенциал народа. Без совестливой парадигмы общности и единства Отечества невозможны либеральные рыночные реформы. Если русский человек не видит правды и справедливости в идеях и действиях реформаторов, его никогда не мобилизовать на реформы, он отойдет, будет пить и не потому, что он пьяница, а потому, что не смогли затронуть его душу своими идеями и делами. Не дали творить. Человек иной национальности, может быть, уйдет к бандитам, чтобы самоутвердить себя таким образом. А привлекательной, ясно исполняемой концепции реформ и реформаторских идей нет. Собственники есть, но нет доверия к собственникам. Нет доверия и нормального отношения к собственности. Пришли и сказали, что без частной собственности нельзя, но теперь оказывается, что с частной собственностью невозможно, ибо один накопил миллиарды, а другой нищенствует. Земля, повторяю, не стала общенациональным достоянием, как и недра. И здесь крайности, которые или распродают эту землю, набивая свои карманы, или не используют, бросают землю. Следовательно, говорим о реформах, а нация во многом оставлена без средств к существованию и духовно-нравственных ориентиров. В этих условиях срочно нужно менять вектор реформ в сторону исконной русской, российской духовности и справедливости, общинности и ответственности. Бесспорно, сотрудничая с законом, свести к минимуму разрушительное влияние массовой культуры насилия, порнографии, денег. Опираться на русскую духовность, духовность и дружбу народов страны, наше многонациональное жизнеутверждающее единство Отечества. А Советский Союз ведь разрушен «патриотическими» претензиями друг к другу вместо того, чтобы объединившись исправлять дела в стране.

В 1989 году обращались «к высшим органам власти СССР и РСФСР с требованием прекратить социально-экономическую и культурно-политическую дискриминацию России и россиян, предоставив им права и равные возможности развития, прекратить использовать РСФСР в качестве безвозмездного донора для других республик и народов»[307]. Это была провокация, ибо не жил простой туркмен или таджик, киргиз или казах лучше. Все жили в одной стране, а страна плохо развивалась, отвратительно управлялась. Нет СССР, и что РСФСР начал благоденствовать? Теперь те же речи произносятся некоторыми политиками в адрес уже республик и народов самой России. Значит, где-то не успокоились и затевают новый развал и делается это под прикрытием якобы «прорусских» лозунгов. Писали, утверждали в Думе, что страна кормит Северный Кавказ и оказалось, как отметил Президент В.В. Путин, уровень жизни людей там в несколько раз ниже, чем в остальной России.

Еще один любимый тезис «патриотов» всех мастей, что руководит страной не русская нация, а кто-то со стороны. Власть в стране, как мне видится, по своему составу как никогда русская: Путин, Касьянов, Селезнев, Миронов, Медведев, Зорькин, Лебедев, Яковлев, Степашин, Грызлов. Но власть и национальность не одно и тоже. Какой толк от «нашего» представителя во власти, если он будет ориентироваться на личный успех и возможность удержаться у власти вместо того, чтобы обустраивать Россию на ее исконных корнях, собирать Отечество. Пока «русскость» власти проявляется в свержении родных народов России, ограничении их самостоятельности и самобытности. Хотя в последнее время позиции Д. Рогозина больше приближены к единству народов России. Власть в центре и на местах тоже пытается получить поддержку «патриотов», «национал-шовинистов», как и «национал-сепаратистов». Созидательная сила и духовность русского и других народов остаются на стороне. Не может быть духовной и совестливой власти, если есть ориентации на свержение народов и культур, на «разгон» республик, дискриминацию людей по этнонациональным и религиозным признакам. Нередко столкновение собственных, отечественных и родственных культур и традиций и освобождает пространство для насаждения массовой культуры. Именно представители российской массовой культуры (попса), прежде всего, получают не огромные материальные блага, но и политическое признание.

Навязываемая система ценностей и традиционные устои России сегодня не совпадают. Отсюда и разделение самих народов внутри себя на различные идеологические группы, враждебные друг другу. При таком разделении, прежде всего самих русских, теряется этнонациональная самобытность и влияние на другие народы и культуры. Поэтому кризис русской нации, ее идентичности и перспектив – это кризис всех народов России, российской государственности и российского общества в целом. Отсюда фундаментальное и первостепенное значение выхода русской нации из кризиса – без смуты, без обвинения других, а за счет выявления и реализации того огромного духовного и социально-исторического потенциала, который есть в самой русской нации и реализовывался исторически в солидарности и в единстве со всеми народами Российской Федерации. Завершить размышления хотелось бы словами А.И. Герцена, который писал: «Мы любим русский народ и Россию, но не одержимы никаким патриотическим любострастием». Любить свой народ нужно и должно, но не проявляя «любострастия» беспутного, как и равнодушия, пренебрежения к своему и другим народам своего Отечества, ибо это будет в конечном итоге равнодушием и пренебрежением к своему Отечеству. А Отечество наше – многонациональное, созданное и созидаемое гражданами многих национальностей, объединенных в многонациональный народ Российской Федерации, в российскую нацию.

§ 4. Русский и российский патриотизм – идеология российского единства

Подходы в деле формирования российской нации к проблемам этносов, этнонаций и этнонациональным отношениям в целом, как и характер оценок проявлений патриотизма в России, исторически всегда отличались разнообразием. Конечно, многое тут зависело, прежде всего, от позиции господствующей в стране элиты и политического режима. Но параллельно шла жизнь этнонаций и их взаимодействие на уровне масс, гражданского общества. Именно отсюда и подозрительное отношение к этнонациям, их самобытности, запросам, ибо они всегда в большей степени представляют собой гражданское общество. Отсюда и возможность вычленить в системе этнополитики и этнонациональных отношений, с одной стороны, позицию и отношение власти, господствующей элиты к этнонациям и этнонациональным отношениям, а с другой, уловить суть, прежде всего, этих отношений самого народа, интеллигенции, человеческих контактов. Здесь опять-таки все зиждется вокруг русской нации, ее отношений в этнонациональной сфере и отношения к самому русскому народу в целом как общности, нации, людей и общностей различных национальностей. Тут трудно руководствоваться какими-то оценочными критериями, но скажу, что российские, а во многом, значит, и русские политики так и не научились убирать вовремя из-под ног «грабли национального вопроса», хотя, казалось бы, порой действительно достаточно было их просто убрать в угол, покрасить и пусть бы стояли. Нет. Эти «грабли» нередко использовали и используются как орудие политического влияния, манипулирования сознанием массы людей, как орудие политиков и проходимцев.

Русский патриотизм – это мощная энергетика созидания государства российского. Справедливо пишет С.Е. Троицкий о том, что «национализм отличает естественная любовь к своему этносу, своей нации», но он тут же сползает к национализму, считая, что он тождественен патриотизму. Это вовсе разные субстанции. В одном случае – это любовь к своему, а в другом – ненависть ко всему иному.

Неисследованной остается при этом и роль гражданского общества России, русского и других народов в этнонациональной политике, в развитии этнонациональных отношений. Как правило, эти проблемы исследуются с позиции государственной этнонациональной политики. Если же присмотреться внимательно, то благодаря именно ориентиру дружбы народов, открытости и незлобности «русской души» этнонациональная политика России как народа, общества все же вела к историческому собиранию ее в крупное многонациональное государственное образование. И сегодня Россия – это государство не только одного русского этноса, этнонации, но и более ста народов, объединенных в российскую общность. Этот опыт хорошо бы изучить тем, кто замкнулся на имперскости России.

Мы уже говорили о том, что царское самодержавие в начале XX в. все в большей степени ужесточало свою этнонациональную политику. Начиная с царя и кончая П.А. Столыпиным, на фоне кризиса стали впадать в черносотенный национал-шовинизм, возбуждая тем самым и этнонациональный сепаратизм на окраинах царской России. Вместо расширения демократического пространства, взаимодействия и развития различных народов и культур внутри одного государства, что объективно и происходило, это пространство стало искусственно сужаться возведением этнонациональных преград. Отношения к этнонациям, многонациональности, толерантности пошло в начале XX в. по регрессивной линии. В Советском Союзе развернули политическую демагогию о национальном самоопределении, но тут же постепенно исключалась всякая самостоятельность, будучи вновь увлеченными строительством единого неделимого государства не в интересах помещиков и капиталистов, как тогда писали, а в интересах трудящихся всех народов этого государства. А трудящиеся всех национальностей оставались объектом новой национальной политики. Советский Союз возник как государство общности «трудящихся народов», но постепенно всякая попытка самопознания, а порой и самобытного развития стала истолковываться как проявление или великодержавного шовинизма, или буржуазного национализма. Свободы, самостоятельности в этнонациональном развитии в 1982 г. стало в сотни раз меньше, чем в 1922 году. Тезис о праве наций на самоопределение становится не признаком свободы, а приговором. Об этом в свое время четко было сказано, в частности, в выступлении И.В. Сталина: «Каждый, кто пытается разрушить это единство социалистического государства, кто стремится к отделению от нее отдельной части и национальности, он враг, заклятый враг государства, народов СССР, и мы будем уничтожать каждого такого врага, был бы он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью, каждого, кто своими действиями и мыслями покушается на единство социалистического государства, беспощадно будем уничтожать»[308]. Поэтому только наивный человек будет обвинять большевиков в следовании принципам права наций на самоопределение.

Почему-то эта генеральная линия большевиков неизвестна их нынешним критикам, а все больше приписывается им следование лозунгу о праве нации на самоопределение. Уже к 1924 г. большевики отказались от этого принципа. Он был сохранен формально как предупреждение невозможности его реализации. Большевики не были и не могли быть демократами в сфере этнонациональных отношений.

Право нации на самоопределение вплоть до отделения было формальным тезисом, ничего общего не имеющим с позицией партии и государства. Любое его практическое проявление заканчивалось уничтожением инициаторов. Примеров – тысяча. Кроме того, надо сказать, что хотя по Конституции 1936 г. Советский Союз считался федеративным государством, но и это тоже была декларация, формальность. На деле Советский Союз строился как жесткое, единое, неделимое, унитарное государство, с жестко унитарным партийным ядром. Не допускалась идея федерализма внутри партийного строительства. Соответственно ни о каком федерализме в государственном устройстве тут речи вести было невозможно. Именно такая жесткая система «единой и неделимой» в конечном итоге и привела к развалу СССР. Нынешние политики и исследователи даже возмущаются И.В. Сталиным, который, якобы, не подчеркивал идеи о «едином и неделимом» государстве и об «особой роли русского народа в этом государстве»[309]. При этом авторы почему-то и сами не уточняют суть этой роли в едином государстве и сами фактически по всей книге отрицают роль русского народа как «старшего брата». Более того, они отрицают даже и роль русского народа, который не только колонизирует, но и помогает другим народам выровнять уровень социально-экономического развития. Короче, русскому народу остается только одна роль – имперской нации, которой она не была на деле. Думаю, что это неоправданное сужение роли русского народа в российской государственности и в этнонациональной политике. Исследователям не нравится, что в условиях Союза русская нация не была имперской нацией. Таким образом, они проповедуют мысль о восстановлении в нынешних условиях порядков старой Российской империи с «имперской нацией», а не демократического сообщества равноправных народов. Соответственно, подобные изыскания обостряют недоверие к России и к русским в новых исторических условиях. Такую же роль, но с другого ракурса России и русским вновь и вновь приписывают и национал-сепаратисты. Вот они разрушители нашего многонационального сообщества, российской нации с обеих и, как им кажется, благовидных позиций.

В целом исторически русский народ играл или вынужден был играть несколько ролей в развитии российского многонационального государства. Первая – это роль основателя государства. Никто эту роль не может поставить под сомнение. Вторая – это подключение русских колонизаторов к политике царского самодержавия, объединяя тем самым независимые колониальные народы. Третья – собрата и духовного предводителя или духовной основы общего государства. И четвертая – это роль полицейского, которая навязывалась царским самодержавием русским по отношению к другим народам страны. Но русский народ сам не был готов играть роль полицейского, хотя и сегодня есть попытки восстановить именно эту роль через деятельность, прежде всего, различного рода казачьих войск, делением России на казачьи и иные округа по войсковому принципу. Но почему-то авторов указанной работы, как и целого ряда политиков страны, не удовлетворяет роль русской нации «первой среди равных» или даже «старшего брата». Они пытаются в принципе равенства поискать неравенство русских, ибо, по их мнению, опять-таки русская нация – это особая, самая равная среди равных.

Попытки поставить над или под кем-то русскую нацию противоречат роли и духу русских. Кроме того, непонятно, какие «привилегии» авторы хотели бы закрепить за русской, да и любой другой национальностью в едином государстве? Говорить же о, якобы, господствующей в годы советской власти русофобии, по-моему, можно в такой же степени, как говорят некоторые об угнетении грузин, армян, узбеков русской нацией за эти годы. Об этом любят порассуждать некоторые из граждан в новых суверенных государствах, особенно вчерашние партийные работники. И то, и другое некорректно. В советское время как раз-таки сознание людей во многом было очищено от русофобии. Никакая русофобия была невозможна в годы советской власти. Другое дело, в Советском Союзе была другая система – не этническая, а классовая, пролетарская, партийно-номенклатурная и прочая. Привилегии какой-либо национальности эта система не обеспечивала, хотя вопросы равенства все же решались лучше, чем во времена царского самодержавия. Там была другая система обеспечения привилегий. Это важно понять и не переносить на этнонациональности. Критикуют не только И.В. Сталина, но и Ю.В. Андропова за то, что он сказал: «Главная забота для нас – русский национализм; диссиденты потом, их мы возьмем за одну ночь»[310]. Может быть, по опасности для российского государства Ю.В. Андропов и был прав. Ведь так и получилось, когда именно лидеры славянских республик собрались в Беловежской пуще. Никакие эстонцы, казахи, туркмены этого бы не смогли добиться. Русский национализм и русофобия – это крайности. Любой национализм опасен, а в России по своим масштабам, конечно, особенно опасен русский национализм. Национализм переходит в нацизм, нацизм переходит в фашизм. И здесь срабатывает известная «лестница» В. Соловьева, которая ведет любой народ, который проявляет национализм, от самовосхваления к трагедии. И, конечно же, проявление национализма, шовинизма, а в перспективе и нацизма, от самой крупной нации – русской, это крайне опасно для государства. Еще более опасна своей разрушительностью и русофобия. Идеологи «русской идеи», как правило, отказывают многим народам в праве на самобытное и полноправное существование. Их роль определяется как обслуживающая, сопутствующая. Критикуя Ю.В. Андропова, авторы указанной работы не замечают и той опасности нацизма, который возникает, прежде всего, на русской этнонациональной почве, когда народу-победителю фашизма навязывается фашистская свастика и фашистские приветствия под лозунгами «великой России». Разве не угадал Ю.В. Андропов этнонационализм многих «национал-патриотов», которые заявили, что РСФСР должен выйти из состава Советского Союза, или великий А.Солженицын, который написал в начале 90-х гг. книгу «Как нам обустроить Россию», где предлагал избавиться «от азиатской подбрюшины», мешающей, по его мнению, развитию России и русскому народу Даже такие талантливые люди наступают на грабли этнонационализма, не всегда замечают его опасности. Избавились «от подбрюшины» и что получили в результате? Сегодня эти же самые люди хотят слыть и идеологами восстановления Советского Союза. Так не бывает. Подбрюшина, если уже отпала, не пришивается. Разрушить всегда легче, чем восстановить. Но, кроме того, русская культура и русская литература, по-моему, никогда так не развивалась и никогда так не становилась достоянием всех народов, как в годы советской власти. Это же однозначно. Именно за годы советской власти мы – нерусские народы, в своем преобладающем большинстве стали советскими, а где-то и русскими людьми, во всяком случае, по культуре, по языку и т. д., а в начале XX в. лишь единицы из нас говорили на русском языке. Но, кроме того, надо сказать, что процесс преследования, репрессий, разгонов ощутили на себе представители всех национальностей. Тут невозможно все это горе поделить на русское и нерусское. Общая боль нашей советской общности, людей, народов.

В последнее время стало модой, когда интеллигенция, ученые чуть ли не каждой национальности интерпретируют эти процессы, как будто они были направлены только против его народа, против его национальности. Это деструктивный подход – подход, который будоражит этнонационализм, межнациональные противоречия и межнациональную вражду вместо того, чтобы преодолевать совместными усилиями допущенные ранее до нас кем-то перекосы в сфере этнонациональной политики. Говорил и повторю: самый лучший памятник для Сталина и Берии – это кровавый конфликт между осетинами и ингушами, между аварцами и чеченцами, между грузинами и абхазами и т. д. Ведь ни один из этих народов не был виноват в том, что одних выселили, а других переселили. Их выселяли и переселяли И.В. Сталин и Л.П. Берия, Н.И. Ежов и Г.Г. Ягода, а они сегодня «жертвы», свергают друг друга, обвиняют друг друга. Что Сталину от сегодняшнего свержения, когда фактически 50 лет прошло после его смерти. Кого мы сегодня обвиняем, против кого мы сегодня выступаем? Или когда идеологом, идеалом для борьбы с террористами в Чечне для некоторых выступает А.П. Ермолов? Или кому-то мстят за Ермолова? Но самое главное, что вся эта вина, вся эта трагедия переносится друг на друга, хотя пострадали вместе в той или иной степени. Сегодня ведь страдаем все, кто от национал-сепаратистов, а кто от национал-шовинистов. Кроме того, важно подчеркнуть, что в Советском Союзе через господство классового подхода пытались формировать нацию-государство как согражданство советских людей, как новую историческую общность людей – советский народ. Повторяю, на классовой основе. Какое могла иметь значение национальность, если, как предполагалось, вот-вот будет образован «Всемирный Советский Союз», «Коммунистическое человечество». И, конечно, здесь шла борьба против узконационального понимания Отечества, против деления страны по этнонациональному признаку. И партийные пропагандисты еще тогда говорили, что так будет до тех пор, пока «отечеством трудящихся не станет весь мир»[311]. Главным образом межнациональные конфликты истолковывались и уводились в сторону классовой борьбы, ибо они могли возникнуть лишь как проявление классовой борьбы.

В Советском Союзе, используя классовую идеологию и политику, достаточно удачно уходили на этом этапе от этнонационального фактора. А чем это обернулось? Сегодня, когда мы отказались от классовых критериев объединения наций как государства, а остались и без общегражданских идей, которых у нас пока нет, и начинается зацикливание на этническом, этнократическом. Поэтому развал Советского Союза и снятие господства идеологии и политики компартии автоматически привели и к развалу союза народов – Советского Союза. В результате были взбудоражены старые и созданы новые межнациональные противоречия, претензии и конфликты. Кроме того, убежден, что позиция национал-патриотов по формированию отдельной от КПСС компартии Российской Федерации, Академии наук Российской Федерации и другие требования перестроечного периода стали одним из главных лозунгов взбудоражения этнонационального авторитаризма. Отсюда и развал Советского Союза. При этом до сих пор некоторые авторы, даже серьезные исследователи продолжают писать о том, что русский народ был лишен возможностей иметь органы своей национальной самоорганизации в то время, как другим такая возможность, хотя и в усеченном виде, предоставлялась. И из-за океана Г. Киссинджер подсказывает нашим патриотам: «Всякий, кто хоть сколько-нибудь серьезно изучал историю России, знает, что именно русский национализм всегда обеспечивал целостность страны и ее способность справляться с многочисленными врагами и бедами». И он же пишет далее, что: «Теперь же русские потеряли созданную ими огромную империю, можно ли ждать какой-то иной реакции на это унижение, нежели взрыва национализма». Очень примечательно, что, с одной стороны, русскому народу приписывается исторический национализм как основа российской государственности. И, второе, Советский Союз называют империей русской нации. Самое главное, что мы эти слова Г. Киссинджера цитируем из книги Г.А. Зюганова «География победы»[312], где данный тезис интерпретируется как важный. Примечательно, что и авторы книги «Русская нация в национальной политике XX века» А.И. Вдовин, В.Ю. Зорин и А.В. Никонов соглашаются с выводом Г. Киссинджера. Но если это была империя и если эта империя держалась только на русском национализме, то что же мы все плачем о развалившейся империи? А. Подберезкин и за ним А. Дугин, обосновывают, что Россия «немыслима без империи»[313]. При этом хотим быть еще и демократами. Так не бывает. Если боремся за империю, то будут и те, кто будет бороться против этой империи. Не воюют против Родины. И Россия наша общая родина. Только так. Борются против ее потери и лишения. Этнонационалисты различных мастей хотят лишить всех нас Родины. В этом суть этнонационального экстремизма, шовинизма и сепаратизма.

Кроме того, как можно говорить, что русская нация не имела «своей национальной самоорганизации», тогда, когда Советский Союз в основном и был русское государство, государство, прежде всего, русского народа по всем историческим и фактологическим признакам. Цитируемые нами авторы даже соглашаются с тем, что это была империя единой нации, построенная на русском национализме. Кроме того, главной республикой, стержнем, основой Советского Союза была все-таки РСФСР – республика, прежде всего, русской нации. Да и союзное руководство, как правило, в основном всегда было русским, славянским. Во всех республиках минимум вторую высшую должность занимал русский. Да и весь анализ этих процессов, по-моему, проводится не в том ракурсе. Примерно как при Николае II, где в отчете Тифлисского губернатора (1899 г.) о том, что он старается не допускать к должностям армян и грузин, а старается замещать вакансии «русским элементом», поставлена виза царя: «Так и следует». Опыт Советского Союза где-то тоже говорит об этом. Теперь опять активизировались эти традиции. Не повторяем ли мы эти трагические опыты по всей стране: кто в Москве, кто в Татарстане и далее везде. Но во всех подобных попытках чрезвычайно мало заботы о русской или иной нации, а скорее – о себе, укреплении своей личной власти под этнонациональными знаменами. Тот, кто заигрывает с этнонациональным началом, тот обеспечивает его конец.

С другой стороны, везде фактически подобного рода сочинения по трагедии России и русского народа сводят к деятельности то татар, то жидомасонов, то кавказцев, то немцев, то еще кого-то. А там далее к русским, Москве и т. д. При этом наше общероссийское разгильдяйство, расхлябанность, неорганизованность и обыкновенное лентяйство остаются в стороне до тех пор, пока мы не проснемся в очередной раз. А проснемся, кидаемся друг на друга по этнонациональному признаку за все, что было. Вот и сегодня вместо того, чтобы укреплять духовно-нравственное ядро русского народа, вместо того, чтобы повысить роль русского народа как объединителя России новой, собирателя земель и народов в Российском государстве, авторы книги «Русский народ в национальной политике XX века» заняты опять поиском «подлинного цивилизованного национализма»[314]. Этим заняты в РНЕ, в «Конгрессе русских общин», в «Родине», в ЛДПР, а за ними Баркашов, Н. Лысенко и целый ряд других, которые в своих крайностях могут перейти и к подлинному нацизму, в корне противоречащему интересам возрождения русского духа и русской нации. Эти люди также разрушительны для целостности России, как Д. Дудаев, М. Удугов, Байрамова и другие.

В.Б. Авдеев мечтает возродить «расовый инстинкт белого человека» и далее «мы можем вновь явить миру огромные количества высокорослых, атлетически слаженных, длинноголовых блондинов, покоряющих на своем пути пустыни, леса, снега и представителей туземных рас»[315]. Ясно, о ком идет речь. А его коллега С.А. Кирилин пишет, что «первоначальным населением севера русской равнины явились арийцы»[316]. А потом и призыв: «русский мир переступил последнюю черту. Не создадим широкое русское сопротивление, впереди вымирание и вытеснение русского мира»[317]. И движение националистов, расистов различных мастей (русских и нерусских), где каждый по-своему недоволен и свергает другого. Этнонационализм в центре и на местах, под различными лозунгами и призывами никогда не исчезал с территории России. Отсюда и трагедии, конфликты, войны, вечная нестабильность. От невежества восхваление «своей» нации и свержение «чужой».

Есть опасность – коль мы будем живы, можем столкнуться «с подлинным цивилизованным фашизмом», хотя агрессивность, хищность, людоедство не бывают цивилизованными. Это у британцев может быть национализм «как верность и приверженность к нации, когда национальные интересы ставятся выше личного интереса, групповых интересов» (Британская энциклопедия). Это у нас называют патриотизмом. Кроме того, там речь идет не об английском национализме, а о британском национализме. При этом обратите внимание, что там «национальные интересы» ставятся выше «личного интереса, трудовых интересов», а у нас национализм – это когда этнонациональные интересы одного народа ставятся выше этнонациональных интересов других, о личностях, о людях забывается вообще.

У каждого народа есть свои традиции, свой язык, своя привычная терминология. В России важно отличать патриотизм от этнонационализма. Патриотизм – это когда ты любишь свой народ, гордишься его историей, традициями, культурой, а этнонационализм – это когда ты ненавидишь другой народ. Это разные вещи. Этнонационализм – это когда верность и приверженность к своей этнонации, ставятся не просто даже выше интересов других*этнонаций, но и автоматически противопоставляются другим этнонациям, формируется стремление навязывать свое национальное понимание другими, прежде всего силовыми методами. Искаженно этнонациональные интересы реализуются в условиях демократии не по признакам количества, оседлости, аборигенности, а на основе паритета интересов и прав граждан и их общностей. Этнонационализм в нашем понимании это нацизм, этнонациональный экстремизм. За тонким «национальным самообожанием» следует путь России к «бешеному национализму», в действие вступают «бесы»[318]. Невозможно поверить, что «все швейцарцы ярые националисты, но национализм швейцарский патриотический, наднациональный»[319]. Мне пришлось десятки раз бывать в Швейцарии. Там в большей степени развит не столько этнический национализм, сколько «кантонный патриотизм» и интересы данного кантона действительно прослеживаются, в том числе и через систематически проводимые референдумы. Это тоже не потому, что по этнонациональному признаку, а потому, что люди хотят приблизить власть к своим потребностям и участвовать в управлении государственными делами.

Я был свидетелем кампании в Швейцарии по организации кантона Юра. Никаких межнациональных конфликтов, разжигания межнациональной розни в процессе этой кампании не было. Никто не говорил о жидомассонах, итальяшках, фрицах, которые мешают жить. На первое место ставились вопросы социально-бытовые и культурно-языковые, реальные потребности людей. Еще раз подчеркиваю, в России нельзя путать национализм с патриотизмом. И не «русский национализм», как говорит Г Киссинджер, обеспечивал целостность России, а русский патриотизм. Это разные по духу явления. Кстати, он был привлекателен и для многих народов России: и для татар, башкир, калмыков, которые защищали Россию вместе с русским народом. Русский патриотизм – основа нашего государственного патриотизма. Русские умудрились, я имею в виду простой русский народ, будучи величайшими патриотами своего народа, своей культуры, своей Родины, не становиться этнонационалистами. И это главное определяющее начало формирования в России крупного многонационального государства. Но, по-моему, об этом сегодня многие из руководителей русского, Российского государства забывают. Попытки навязать русскому народу этнонационализм, на этой основе показать его агрессивность и тем самым возбуждать и национализм-сепаратизм всегда были. Известно даже, что Отечественную войну 1812 г. некоторые предложили назвать «русской националистической войной», чтобы потом сказать, что «русские помещики затеяли эту войну», а не Наполеон[320]. И самое главное, что, кроме, якобы, дикого русского этнонационализма и не было места для патриотизма. Или, как писал в свое время А.В. Луначарский, «мы не нуждаемся ни в каком патриотизме». Это тогда, когда сам патриотизм в 20-е гг. истолковывался как русский национализм. Это уже другая крайность, которая имеет место и сегодня. Поэтому патриотизм у нас становится чаще достоянием крайних сил. Русский патриотизм – объединяющая идея становления российской нации.

Кроме того, надо иметь в виду, что этнонационализм и приписывание его русскому народу придает России и русским неприглядный вид, а патриотизм, освобожденный от крайних форм этнонационализма, наоборот, обозначает истинное величие духа русского человека и России. Убежден, что Россия – это страна патриотов, а не националистов. Убежден в том, что русский народ – это народ-патриот, а не народ-националист. И следовало бы нам, старым и новым исследователям это все не путать. А.И. Вдовин, В.Ю. Зорин и А.В. Никонов критикуют Бухарина за то, что он назвал Россию «дурацкой страной», но при этом сами же уподобляемся ему и показываем историю страны XX в., историю русского народа, его роль и место, в том числе и в этнонациональной политике, только через ошибки и преступления. Если мы исторически не можем защитить интересы русской нации, русских, что и доказывают авторы, то что говорить о других народах России. Как это могут сделать без жизнеспособной русской нации? Кроме того, надо сказать, если даже эти ошибки были достаточно трагичными для страны, практика же этнонационального развития и межнационального сотрудничества в Советском Союзе в тысячи раз богаче, и надо об этом говорить, показывать это. При всей трагичности истории XX в. наши народы достигли высочайшего уровня развития за этот период. Они вовсе не стояли в стороне от цивилизованного человечества, хотя было и много ограничений и глупостей. Но даже в этих условиях русский и другие народы нашей страны в сотворчестве и содружестве создали высочайшие примеры духовного, научно-технического прогресса, обозначили победу над фашизмом. Все это должно быть учтено, а не вычеркнуто изначально из копилки позитивного потенциала, сотрудничества и развития русского и других народов России. Конечно, в 20–30-е гг., где были различные течения, которые ничего общего не хотели иметь с историческим прошлым своих народов, считая это периодом господствующих классов, т. е. довлели так называемые «пролеткультовские тенденции». И они имели место в среде всех народов России и Советского Союза, а не только русского. К 1930 году Д. Бедный выпустил целый ряд работ, в которых охаивал прошлое России и русских, объявляя «лень», «сидение на печке» чертами русской жизни. И когда его стали за это критиковать, то Д. Бедный обратился с жалобой к И.В. Сталину. И.В. Сталин ответил поэту следующим образом: «Нет, досточтимый товарищ Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ. Развенчание СССР, развенчание пролетариата, СССР, развенчание русского пролетариата»[321]. Вот насколько бережное отношение к русской и другим нациям демонстрировал И.В. Сталин, хотя был злодей большой, в том числе в этнонациональной сфере.

Думаю, что примерно такого ответа заслуживают и новые господа, которые чуть что начинают говорить о 70 годах беспросветной жизни, называя чуть ли не всех советских людей «совками», не замечая, что при этом жила страна, была величайшая держава и в ней творили гениальные люди, которые построили мощную Россию под названием СССР, может быть, такую мощную, какой она никогда и не была. Хотя не было демократии и свободы слова. Хочется им сказать: «Нет, господа клеветники, это не демократия, не свобода слова, а пошлость и развязанность языка, у которого нет достойного хозяина с соответствующей честью и совестью. Это развенчание России, русского и других народов, российского народа, нашей истории». Кроме того, не только наше поколение оказывается перед дилеммой, что взять, что наследовать из исторического прошлого своей страны, своего народа. Это очень принципиальный и вечный вопрос для России. Мы должны быть наследниками традиций созидания, мира, сотрудничества, творчества. По-моему, до сих пор многие критики истории Советского Союза и России живут девизом В. Печорина: «Любить? Любить умеет всякий, а ненависть – сердца могучая пища»[322]. Действительно, самым модным журналом в России за последние 10 лет и были «Замогильные записки» и это в вечно живой, неравнодушной, творчески открытой и честной России. Что-то тут не так, переборщили наши великие духовные предки с критическим духовным накалом. В этом плане перебрали, по-моему, и сами великие. Видимо, эти традиции не дают успокоиться России. М.В. Ломоносов, A. С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.Г. Чернышевский, А.И. Герцен, Добролюбов, B.И. Ленин – талантливейшие обличители России, русской и российской истории, но в их творчестве есть и другая сторона – восхищение, созидание, перспектива, вера, надежда, любовь. Это все и надо вычленять и не продолжать под знаменами классовой критики царского самодержавия свергать русский народ и Россию. Даже И.В. Сталин сделал немало, чтобы передвинуть творческих деятелей от привычки революционной критики всего и вся. Их революционное рвение в свержении этнонационального трудно было удержать. Малейшее проявление самобытности могли объявить национализмом или шовинизмом. На такой зыбкой грани шел процесс самоутверждения этнонационального, его включения в интернациональное. И народ российский исторически состоялся в содружестве, в общности.

Фактически Октябрьская революция была актом, прежде всего, «русского раскола», примерно такого рода, который был в «смутные времена» и при Петре Первом. Каждый раз, чтобы страна, народ, расколотые изнутри, могли обрести свою идентичность, необходимо, во-первых, поддержка элиты, во-вторых, согласие, хотя бы молчаливое народа, и, в-третьих, принятие этой идентичности мировым сообществом[323]. Пока в этой ситуации именно в русской нации наиболее наглядно видно стремление найти выход «из этого неприютного настоящего, кто в прошлое, кто в будущее»[324].

И.В. Сталин последовательно защищал русский народ, русскую культуру, русские традиции, зная, что на этом основывается культура, традиции советского, Российского государства. «Защита русских» у И.В. Сталина, наверное, в большей степени объяснялась боязнью возбуждения проявления «русского национализма», который мог прорасти именно на почве охаивания России и русских. Отсюда четко прослеживались даже те работы, в которых преувеличивается, гипертрофируется русское начало. Поэтому достаточно осторожное отношение было к идеям славянофилов, евразийцев. Даже книга князя Н.С. Трубецкого («К проблеме русского самопознания», Париж, 1927 г.) расценивалась как «платформа русского фашизма». Учение о языке было притянуто к законам классовой борьбы. Известно выступление И.В. Сталина по поводу работ академика Н.Я. Марра «Марксизм и вопросы языкознания», где академика критиковал И.В. Сталин за то, что он пренебрегает законами классовой борьбы, но ему было поставлено в заслугу, что он борется против славянофильства, русофильства [325].

И.В. Сталин, увлеченный вопросами языкознания, сделал даже такой вывод на XVI съезде партии: «В период победы социализма в мировом масштабе, когда социализм окрепнет и войдет в быт, национальные языки неминуемо должны слиться в один общий язык, который, конечно, не будет ни великорусским, ни немецким, а чем-то новым»[326]. Это еще один пример, когда любой вопрос можно довести до полного абсурда. Как, впрочем, делается и с «русской национальной идеей» неоднократно.

Мы вынуждены сказать о том, что тенденции национал-шовинизма и национал-сепаратизма, несмотря на революционные, классовые и прочие процессы, которые шли в России исторически в XX в., сопутствуют друг другу. И сегодня тоже эти тенденции существенным образом определяют развитие этнонациональных и межнациональных процессов в стране, как в целом ряде моментов развития российской государственности. Они влияют на государственную, политическую и экономическую жизнь регионов, народов и государства в целом. В этом плане важно учесть все стороны проявления этих тенденций и в самой этнонациональной политике, насколько этнонациональная политика способна управлять этими процессами в интересах граждан, народов и государства или насколько и какая этнонациональная политика сталкивает эти тенденции, приводит их к конфликтам и кровопролитиям. К сожалению, пока нет в государстве той этнонациональной политики на практике, которая бы регулировала взаимобезопасное развитие этих двух тенденций. Это особенно важно в многонациональной стране, какой является Россия. Нет соответствующей позиции и гражданского общества. Убийства и трагедии на межнациональной почве не будоражат общество. В Москве в метро после Беслана избивали кавказцев, среди которых был и брат погибшего в школе. Его тоже били со словами: «Вот тебе за Беслан». Там террористы, здесь скинхеды – природа одна. И бьют ни в чем не повинных. Вот он оскал этнонацизма, расизма, терроризма, которые не имеют национальности.

Количество национальностей в различных переписях России дается различное. В частности, в переписи населения 1926 г. дается около 200 наций и этнических групп[327]. И.В. Сталин впоследствии все время говорил о 60 народах Советского Союза. Перепись 1979 г. дает 127 народов. Сегодня мы говорим о 176 народах и этнических группах. Я думаю, что самой верной является точка зрения, когда мы можем сказать, что в нашей стране около 200 народов и этнических групп, в том числе и национальные меньшинства, как и выходцы из других государств.

Соответственно основополагающей является задача учета и достижения паритета интересов народов, живущих внутри данного государства, наладить сотрудничество народов страны. Известно, что нормальный государственный державник и патриот обустраивает дела всего государства, но обустраивая жизнь всех своих сограждан, всех национальностей, как и свою жизнь. Но была и есть другая сторона. Любые попытки обозначить идеологически особые параметры и претензии на «особость» прав и привилегий русской или любой другой нации заканчиваются этнонационализмом и расизмом. Но, я сейчас подчеркиваю, критерием здесь является отличие этнонационализма от патриотизма. Известно, что попытка отказаться от национальностей и «национального отечества» ради всемирной пролетарской революции, демократии или рынка не увенчалась успехом. Более того, попытка проведения такой этнонациональной политики вызывала вопросы, недоумения и сопротивление русского и других народов Советского Союза. Вместе с тем, конечно же, государство, общество должны охранять себя от крайностей как великодержавного шовинизма, так и национал-сепаратизма. Но отбрасывать эти моменты, реальные потребности и тревоги, недооценивать ни в коем случае не следует. В проявлениях великодержавного шовинизма и национал-сепаратизма слишком много исторической несправедливости политических режимов по отношению к народам. На них вина разжигания межнациональной розни между соотечественниками различных национальностей. Но при этом надо сказать, что 20–30-е гг., да и вообще до 70-х гг., в Советском Союзе любая попытка этнонационального самоутверждения истолковывалась как проявление или национал шовинизма, или национал-сепаратизма, хотя эти тенденции присутствовали на практике. Это тоже ни для кого не секрет. Главное, что тут не надо сразу же вычленять один народ и превращать его в самый государственный и самый репрессированный. Это народы одной страны. Особенно эта роль не годится для русского народа. Важно давать простор этнонациональному развитию каждого народа, при этом обеспечивать и стимулировать межнациональное сотрудничество и сотворчество народов единого государства. Вместе с тем нельзя все сводить к этнонационализму, как это делают авторы книги «Русский народ в национальной политике XX века». Что они предлагают? Ничего, кроме старых запретов, которые на самом деле мешают равноправному развитию и сотрудничеству народов. Такие подходы стимулируют новый виток этнонационализма и сепаратизма. Быть равноправными даже при разных возможностях истолковывается как претензии отдельных национальностей получить, якобы, особые привилегии, льготы. Авторы книги отмечают, что попытки преодолеть былое неравенство означали «создать новое неравенство»1. И далее они пишут: «Борцы за право народов напрочь забыли о русской нации»[328], при этом не понимая, что одни «борцы» забыли об одних, а другие – о других. Такова суть крайностей. Их надо познавать и показывать в комплексе, а не сводить к одной национальности.

Не надо так недооценивать способность русской нации самоутверждать себя и свою самобытность. Я еще раз подчеркиваю, что перекосов было предостаточно, но эти перекосы касались всех народов нашей страны, может быть, каждого по-своему. Да и до равенства народов во многом мы не дошли ни в царской, ни в советской России. Может быть, когда-нибудь и дойдем. Но полное фактическое равенство невозможно по природе и социально-культурным функциям, возможностям между более чем 100-миллионной русской нацией и национальностями, численность которых несколько тысяч человек, и даже до 1 млн. человек. Это объективно. Надо сказать, что никто этого и не требует в полном объеме. Все понимают, что важно удовлетворение минимальных национально-этнических потребностей этих людей, общностей. И, самое главное, дело не в этнонациональных общностях, человек как гражданин независимо от национальности должен иметь равноправие с другим человеком в освоении своих культуры, языка, традиций, просвещения, информации, участия в общественной и политической жизни. Невозможно вести речь о народах, якобы, виновных в неравенстве. По отношению ко всем это равенство обеспечивает государство, общество. Речь идет не только и не столько о соблюдении равноправия, но и о компенсации того неравноправия, которое складывается в жизни народов объективно, в том числе и из-за их численности. Это не надуманная большевиками или еще кем-то проблема, а проблема мировая, в том числе и частично проблема, созданная негативным наследием политики разных политических режимов. Если мы говорим о демократии, мы должны продвигаться по пути достижения баланса интересов в этнонациональном развитии в процессе межнациональной солидарности. На всех уровнях и во всех сферах российского общества. Эта задача до сих пор не решена и мы боимся об этом говорить и приступать к ее решению. Если мы хотим иметь демократическую этнонациональную политику, от вопроса равенства прав и возможностей нам не уйти. Свести его к этнокультуре не удастся. Демократия основывается на учете и согласовании интересов всех национальностей, независимо от их численности. Демократия – это создание механизмов защиты интересов, прежде всего, меньшинства, ибо международное право исходит из того, что большинство как бы само по себе способно защитить их. Большевикам хотелось скорейшим образом отчитаться о решении национального вопроса. И сегодня тоже многие хотят отчитаться, списать, ничего не сделав для его решения, не утвердив, не подтвердив на практике равноправие и солидарность народов единой российской нации.

Пренебрежительное отношение к истории русского народа, к интересам русского народа недопустимо. Как бы Россия не навязывалась – это государство, прежде всего, русского народа, исторически и по потенциалу. Этим все сказано. Все мы будем вынуждены говорить здесь – на территории Российского государства на русском языке. Мы, прежде всего, знаем историю русского народа, культуру, литературу русского народа. При этом совершенно не значительно или почти в нашей стране не знают историю, культуру, философские традиции, писателей, поэтов татар, башкир, чувашей, дагестанцев, чеченцев, осетин. В лучшем случае москвич с тремя высшими образованиями из дагестанских деятелей культуры назовет Р. Гамзатова. И все. В какой-то степени это момент неравноправного понимания друг друга, что тоже создает определенную психологическую перегрузку в общении между национальностями. Но таковы реалии. В Советском Союзе были попытки более широкого представительства культуры, традиций, деятелей литературы и искусства на общегосударственном уровне. Сегодня фактически эта работа прекращена, хотя многообразный потенциал этнонационального возрождения сейчас активизируется. Главное, трудно определить, в какую сторону он пойдет и чем воздастся, если нет общей культурной политики, учета самобытности и отношений сотворчества. Этот потенциал должен быть закреплен потенциалом единства многонационального народа Российской Федерации.

Надо сказать, что мы в начале 60-х гг. лучше знали и лучше понимали друг друга, лучше были просвещены в истории, культуре наших народов, больше, по-моему, доверяли друг другу, чем в конце XX века. Конечно же, здесь определяющую роль по-прежнему играет русский народ, русская культура, русская литература, русское искусство. Была советская культура, было советское искусство, была советская литература. Есть ли сегодня российская культура, российская литература и т. д.? Тысячи величайших талантов народов России остаются недоступными для всероссийского человека, для россиянина, и возможности приобщения с каждым днем, как ни странно, уменьшаются, ибо уничтожается фактически переводческая школа по языкам народов России. Сведена на нет система книготорговли по всей стране, книг печатается много, но никто не думает о качестве издаваемой литературы. Разрушена система подготовки кадров, в том числе различных национальностей, прежде всего, в культурных центрах России. Прекращена фактически работа по ротации кадров. И, видимо, нас в этом плане ожидают тяжелые времена. О дружбе, сотворчестве и сотрудничестве народов России мало кто заботится.

Отметим, что уже в 30-е гг. появлялись отчеты, декларации по решению национального вопроса. Примерно с этого периода начинается и обозначение проблемы формирования новой исторической общности людей – советский народ. Но это не означало, как некоторые говорят, пренебрежения к русской нации, ее роли. Наоборот. Речь шла фактически о том, что русское становится основой новой общности во всех ее проявлениях. И.В. Сталин лично неоднократно подвергал резкой критике всякие попытки охаивания исторического прошлого русского народа. Русский народ и в прошлом был собирателем народов нашего государства и сейчас является таковым, независимо от политики. И.В. Сталин предостерегал и критиковал попытки Н.И. Бухарина говорить о советском народе на основе отрицания национального начала русского и других народов. Тост И.В. Сталина за русский народ, произнесенный 6 июля 1933 г., говорит о том, что уже Сталин отождествлял фактически советский народ, советскую нацию, русский народ и русскую нацию, хотя все тут же подчеркивал и об интернационализме. И.В. Сталин говорит о советском народе как общности людей, которые воплощают в себе лучшие черты всех советских наций и, прежде всего русского народа. Это очень важный момент, который соответствовал сути происходивших процессов.

Перед войной и во время Великой Отечественной войны, по-моему, это один из этапов, когда советское государство серьезно, фундаментально занималось национальным вопросом. Если мы хотим нормально выстроить этнонациональную политику, надо как раз-таки посмотреть опыт начала 20-х, конца 30-х и начала 40-х гг., в том числе и трагических ошибок, репрессий и несправедливостей. Чтобы увидеть истинное состояние многонациональной России и учет этой многонациональности в государственной политике, надо всегда посмотреть наиболее тяжелые годы в истории нашей страны, когда не только народная власть вынуждена была обратить на это внимание. Перед войной особенно подчеркивалась всеми советскими руководителями особая роль русского народа как самого свободолюбивого, талантливого, мужественного, справедливого, первого среди других народов Советского Союза. Это советские люди понимали и без всяких слов. Это соответствовало тем задачам, которые в то время советский народ, и прежде всего русский народ, вынужден был решить в борьбе против германского фашизма. Я еще раз подчеркиваю, что именно в конце 30-х гг. делается попытка исправить целый ряд перекосов, допущенных ранее в этнонациональной политике. Постепенно от узкоклассовой идеи пролетарского интернационализма, где каждая нация жестко делилась на нацию буржуазии и нацию пролетариата, была попытка перейти к социалистическому интернационализму. В Советском Союзе стали переходить в большей степени на учет, в том числе и моментов этнонационального патриотизма. В конце 30-х гг. в Советском Союзе начинается осуждение этнонационального нигилизма, который раньше фактически может быть даже стимулировался. Необходимо было сплачивать и мобилизовывать многонациональную страну.

Очень интересный вывод сделал И.В. Сталин сразу после начала Великой Отечественной войны. Впервые по-настоящему он открыто говорит о том, что: «Мы знаем, народ не хочет сражаться за мировую революцию; не будет он сражаться и за советскую власть… может быть, будет сражаться за Россию»[329]. Это очень важное примечание. Фактически в этих высказываниях И.В. Сталин подверг коренной ревизии все, что было сказано за все предыдущие годы. И тем критикам, которые говорят о пренебрежении русским народом, его историей и культурой, здесь тоже сказано впервые: даже не Советский Союз, даже не советская власть, а именно Россия. И в ходе войны тоже И.В. Сталин прибегает к истории и к этнонациональным чувствам русского и других народов. В частности, постоянно до войны под критикой находился Имам Шамиль и его история. Но с начала Отечественной войны была даже сформирована танковая колонна «Имам Шамиль» таким образом, чтобы выявить потенциальный патриотизм и поставить его на борьбу с фашизмом.

Конечно, существенным образом менялась и этнонациональная идентификация советского человека. Преобладающее число людей называли себя уже советскими людьми, а 24 мая 1945 г. на приеме в Кремле И.В. Сталин сказал: «Я не грузин, а русский грузинского происхождения»[330]. Этим самым еще раз справедливо подчеркнута роль русского начала для идентичности людей всех других национальностей нашей страны.

Надо сказать, что И.В. Сталин действительно был, прежде всего, государственником и государственные интересы для него были выше, чем интересы национальные, интернациональные, классовые и даже, к сожалению, человеческие. Надо сказать и другое: новая историческая общность людей – советский народ, в большей степени обретал во многих проявлениях черты русского народа в новой эпохе. Это тоже было закономерно, от этого никуда не уйти. Другой базы для этого и нет, другой базы солидарности и развития не было и нет для всех народов страны и сегодня. При этом надо отметить, что такая база не отрицалась и народами Советского Союза, не отрицается она и народами России. Только все это надо делать достаточно корректно, не за счет пренебрежения чьими-то другими интересами, а, наоборот, повышая интерес к самобытному развитию, потенциалу каждого народа, как и потенциалу нашей общности, единства.

Я думаю, что после смерти И.В. Сталина как раз таки опять был сделан перекос в сторону явного интернационализма и явного стимулирования «тихой» ассимиляции отдельных народов. Продолжали говорить о формировании новой исторической общности людей – советский народ. На задний план уходила значимость этнонационального начала, что вело к взбудораживанию, в том числе и этнонационального самосознания людей различных национальностей. Н.С. Хрущев в свое время делал вывод о том, что нации будут сливаться в единую коммунистическую нацию. М.А. Суслов в проект новой программы партии включил положение о том, что «в Советском Союзе происходит слияние наций, их языков, образование одной нации с одним языком, единой общей культурой»[331]. Это уже было реальностью. Советский народ становился советской нацией. Ничего плохого в этом не было, но снижение внимания к этнонациям возбудило этнонационализм и недоверие к новой нации.

Ясное дело, что одна нация, с одним языком, с одной общей культурой. И здесь тоже нет пренебрежения русским народом, русской культурой. Более того, надо сказать, что для будущего единого народа – советской нации – культура была бы в основе своей русская, язык был бы русский. Соответственно, видимо, и нация была бы в своем определяющем большинстве русская. А как же иначе? Так что, какие еще доводы у тех, кто говорит о пренебрежительном отношении к русской нации, русской культуре, откуда все это берется, очень трудно определить. Кроме того, считать себя представителем всего советского народа считалось признаком патриотизма. А что тут было плохого? И совершенно неоправданно подчеркивается, что, якобы, И.В. Сталин заигрывал с великорусским, великодержавным шовинизмом. По-моему, он, достаточно пренебрегая этнонациональными моментами, выстраивал просто единое крепкое государство, и ему было понятно, что это надо делать на базе русской нации, русского государства. Формирование этого государства и новой исторической общности людей на базе русской нации – этот процесс шел фактически до развала Советского Союза. Но самое главное даже не это, а то, что противники даже тезиса о формировании советского народа сразу же после развала Советского Союза стали рассматривать население России как единую российскую нацию, нацию-государство, потребовали отменить запись в паспортах о национальной принадлежности человека и т. д.[332] Видимо, также и на Украине, в Казахстане и далее. В Эстонии, в Латвии, в Литве открыто провозглашается строительство этнократического государства. А в России, если это даже и делается, то стеснительно, завуалированно и при этом поднимая шум о пренебрежении интересами, самобытностью, самоопределением русской нации. Здесь тоже много новых реформаторов, которые не смотрят глубоко в историю, не смотрят на последствия, а лишь провозглашают то, что сегодня утром на ум пришло.

А. Руцкой в свое время решил все народы объединить в одну нацию и тем самым «поставить раз и навсегда крест на национальном вопросе»[333]. Как будто речь идет о формировании полка из нескольких рот. Примерно так подходят целый ряд наших политиков и тем самым вредят, прежде всего, русскому народу и Российскому государству. Они, конечно, сохраняют этнонациональное, но ставят условие: необходимость всем стать русскими, как это делали в начале века черносотенцы, как это делают сегодня баркашовцы. Но, в отличие от тех, эти как будто говорят более культурными словами. Не учитывается, если речь идет о демократическом сообществе граждан, равноправии национальностей, национального вопроса нет, как вопроса противоречий, конфликтов, вражды между национальностями. Нация как согражданство – это не отрицание этнонации, а качественно новый уровень их сотрудничества, поиск общих базовых основ гражданского единства. Это длительный этап, добровольный, добровольного сотворчества народов. Кроме того, это демократическое – на уровне самосознания каждого человека, его самочувствия признание гражданского единства российского общества, согражданства, многонационального государства может превратиться и будет превращаться в условиях демократического развития этнонаций в нацию-государство, но не за счет ассимиляции и уничтожения этнонаций, а только в случае полного равенства людей всех национальностей, гарантий их прав и свобод независимо от национальности в едином государстве, в обществе граждан. Это – не повод для ухода от этнонационального, а стимул, чтобы заниматься всерьез, выявить многонациональный потенциал нашего общества, объединить этот потенциал и в конечном итоге, чтобы и этнонациональное стало вопросом гражданских прав и свобод. Логика истории России такова, что она разваливается от равнодушия и недоучета многонациональности. А после очередного развала опять возрастает озлобленность против этнонационального фактора вместо его более внимательного учета.. И страдают из народов, граждан те, кто остался верен своему российскому Отечеству Эту деструктивную логику надо менять и проводить политику, отвечающую интересам всех народов России, их солидарности и гражданского единства.

Еще в 1917 г. представители различных партий, прежде всего кадеты, ставили вопрос о формировании общероссийской государственной нации[334]. Другой автор А.С. Ященко (1923 г.) тоже призывал во имя геополитических интересов «отказаться от отечества во имя интересов человечества, избавив от пагубного «эгоистического национального начала»[335], т. е. уже тогда еще ставился вопрос о формировании общегосударственной российской нации. Надо подчеркнуть, что эта проблема закономерная, объективная, но в зависимости от того, какое содержание вкладывается. Если это стремление к уничтожению наций, пренебрежение национальной самобытностью – то это путь раздоров и конфликтов. Такой подход только будоражит самые негативные крайности в этнонациональном, а формирование наций и государства возможно только, идя длительным консервативным путем, крайне корректно и осторожно, собирая, объединяя людей всех национальностей как граждан единого Отечества. И определение нации по сущности и по количеству тоже на различных этапах было различным, в зависимости, прежде всего, от политической целесообразности. Когда-то Л. Троцкий цинично писал, что «национальность вообще нелогическое явление, его невозможно перевести на юридический язык»[336]. Примерно так же выступают некоторые сегодня. Более реакционной позиции придерживаются и крайне этнонационалистические партии и организации. Программа НТС предлагает объединение всех народов под эгидой русской нации[337]. Этот призыв с такой же узконационалистической ориентацией тиражируется и политиками, и депутатами, но они говорят открыто то, что многие другие делают.

Современные интеллектуалы частично не только близко подошли к Харбину, ибо утверждают, что русская нация должна и вправе требовать унитарного русского национального государства и возможно с культурной автономией для некоторых других народов[338], но и ушли намного дальше.

Конгресс русских общин (А. Лебедь, С. Глазьев, Д. Рогозин) предлагал всем народам «либо навеки с русским, либо превращение в русскоязычные этнические группы, тяготеющие к другим (нерусским) культурным традициям и государственным образованиям за пределами России»[339]. Такая перспектива крайне оскорбительна для целого ряда народов России, ибо одновременно и подчеркивает и их полную неспособность к самостоятельной жизни. Мой сын-семиклассник удивляется В.В. Жириновскому – как такой человек, который будоражит межнациональную вражду, может работать заместителем Председателя Государственной Думы. Нельзя жить в одном государстве с другими народами, провозглашая подобные разрушительные лозунги. Да не только с народами, даже в собственной семье так нельзя. И все народы в России вовсе не потому, что они не способны к самостоятельной жизни. Каждый народ, даже самый малочисленный, тысячелетиями в трудных климатических, географических условиях доказывал свою жизнеспособность. Но судьбы наших народов сплетались друг с другом. Нахождение народов в составе России – это вовсе не показатель нежизнеспособности народов, а, наоборот, показатель их мудрости, общности и перспективности. Мы так и понимаем и пока мы не научимся смотреть на других как на равных и достойных, не будет у нас единой России, единой нации, единого государства и т. д. Честь и достоинство – это понятия, имеющие отношение, в том числе и к этнонациональным особенностям, не говоря уже о конкретном человеке. Это все надо учитывать. Тот, кто хочет заняться только своим народом, только восхваляя свою нацию и противопоставляя ее другим народам, ему действительно нечего делать в России. Этот человек под красивыми лозунгами разрушает Россию, тем более, если он говорит от имени русской нации, он разрушает основу, фундамент Российского государства.

Совершенно справедливо подчеркивают В.Ю. Зорин, А.И. Вдовин и А.В. Никонов то, что подобные манифесты «лишая нерусские народы России звания нации и сохраняя его лишь за русскими, надо быть готовыми и к бытованию утверждений прямо противоположных, и в результате появляется абсурдное утверждение, что ни русской, ни самих русских, точно так же как и других российских наций не существует»[340]. При этом отдельные авторы в российский суперэтнос включают только славянские народы, существенно сужая пространство межнациональной общности единства народов России. При таком подходе и в перспективе невозможно будет ставить вопрос о формировании в нашем государстве нации-государства. Совершенно нельзя согласиться с позицией Ю. Бородая, который делит народы на этносы и нации, отмечая, что «этносы не претендуют на государственность, государственное самоопределение. Это святое право нации и только нации»[341]. Опять-таки здесь нужно проводить различия между этнонацией и нацией-государством.

Надо подчеркнуть, что это американский подход, во-первых. Во-вторых, нет этноса-нации, который не претендует на государственность и на политическое, государственное самоопределение. В разных оценках почему-то некоторые думают, что одни этносы-нации претендуют и имеют права, а другие не претендуют. Даже этносы численностью 2–3 тыс. человек претендуют на свое политическое и культурное самоопределение, но в рамках страны, субъекта Федерации, района и т. д. Кроме того, я думаю над Ю. Бородаем довлеет имперский подход, слегка припудренный единством первосортных народов, наций и второсортных этносов. Долгие годы в советской литературе делили на нации и народности. Народ – понятие историческое. Если человек, общество осознает себя таковым, в отличие от всех других, относит себя к этой общности, значит, так оно и есть. Конечно, внутри каждого народа есть очень много различий: в языке, в наречиях, костюме, в пище, в культурных традициях. Но это же этнографические, этнокультурные моменты. При изначально оскорбительных подходах авторы исследования изначально исключают и возможность объединения народов внутри Российского государства. В начале Ю. Бородай обосновывает свою точку зрения, а потом говорит, что казахи, белорусы, украинцы скоро объединятся с Россией и тем самым, по Ю. Бородаю, перестанут быть нациями и превратятся в этносы. Полнейшая генетическая неспособность отойти от великодержавных шовинистических подходов и нежелание хотя бы прикоснуться к равенству, почувствовать себя равными со всеми другими. Может это откроет новые чувства, новое пространство и новое вдохновение для В. Жириновского, Д. Рогозина, Ю. Бородая, А. Севастьянова и других.

Единое многонациональное государство, нация-государство отличается от империи, прежде всего, «духовно-этнической совместимостью, комплиментарностью составляющих их этносов»[342]. Этим путем и надо идти в формировании российской нации. Нельзя бесконечный раз делить народы на «главных» и «второстепенных», свергать друг друга, подозревать. Это никому не надо. Мы должны обрести духовно-нравственную совместимость как граждане, независимо от своей национальности, мы должны быть способными говорить друг другу понятные вещи, комплименты, хвалить друг друга, подчеркивать самобытность каждого, оценить эту самобытность, быть способными воспринять эту самобытность, тогда действительно скорее приблизимся к формированию России как нации-государства. Но для этого надо меньше предъявлять претензий друг к другу, меньше великодержавного или националистического гонора, больше уважения, понимания, комплиментарности. Кроме того, нельзя ориентировать русский народ на реинтеграцию, постоянно при этом пугая его ущемлением его интересов. Чего же опять объединяться с белорусами, украинцами, казахами, армянами, если они угнетают русский народ, как у некоторых исследователей это получается. Но в последнее время даже у В. Жириновского появилось определенное просветление по проблемам этнонаций. Он предлагает образовать российскую нацию на фундаменте русской нации и говорит о том, что «у русских нет монополии на патриотизм. Любить Россию может татарин, башкир и якут»[343]. Спасибо Владимиру Вольфовичу, но при этом он не сказал, а может, и должен был бы сказать, что могут ли русские в такой же степени любить Башкирию, Дагестан, Татарстан, Саха-Якутию и т. д., или опять любить однобоко, не взаимно, или опять та же имперская самодостаточность, которая разрушает Россию. Редки просветления у тех, чья голова переполнена фобиями. Любовь и уважение должны быть взаимными, а объединяет нас любовь к России в целом.

Еще раз подчеркиваю, что сама идея нации-государства хороша, перспективна, но дорога к ней тоже долгая. Тут скорые отчеты пользы не принесут. Для этого нужно изменить отношение к этнонациям, культурам, традициям народов нашего государства, а это в полной мере изменит практику этнонациональной политики.

А.И. Солженицын говорит, что «новая Россия не поставила себя как родина для всех». А как же она будет «родиной для всех», если даже такой гигант, как А.И. Солженицын, требует то избавиться от азиатской подбрюшины (добились развалом Советского Союза), а теперь требует избавиться от Северного Кавказа.

Нации-этносы, существующие в многонациональной стране, коренным образом отличаются от наций-этносов, изолированных в моноэтническом государстве. Важно уловить предрасположенность к полиэтническому и межнациональному единству для наших народов. Это благополучие – почва для формирования единой нации-государства. При этом важно не противопоставлять друг другу нацию-этнос и нацию-государство как согражданства. Еще раз хочу подчеркнуть, что нация-государство – это не растворение, не ассимиляция наций-этносов, а просто другой уровень их интеграции в полиэтническом обществе, где ориентации согражданства преобладают над этническими ориентациями, где главной становится гражданская, политическая идентичность человека, гражданина над этнической идентичностью человека. В этой идентичности есть момент уверенности в обустроенности твоего рода, народа.

Хочу сказать, что при всем критическом отношении мы именно к такому варианту и шли в Советском Союзе, несмотря на все противоречия и трудности. И словосочетание «советский человек» при соответствующей политике, идеологии и культуре могло звучать и действительно уже звучало гордо для многих людей. Но если в единстве видеть только кураторское верховенство «державной нации», искажая, по сути, силу этнонациональной политики, то надо всех оставить в покое и не призывать к единству.

Многие исследователи и политики в России утверждают тезис «больше прав у тех, кто в большинстве». Этот принцип вряд ли будет носить конструктивный характер в собирании многонационального российского отечества. Кроме того, когда говорят о равенстве народов, надо вести речь о стандартах социальных услуг, которые любой человек в любом регионе страны независимо от национальной принадлежности должен получить. Это не национально-этническая проблема, а социально-экономическая, политическая. Здесь права и свободы человека, а они не должны зависеть от численности этнонации, к которой человек принадлежит.

При анализе нынешнего состояния получается странная картина. 70 лет помогали, а те, кому помогали, казалось бы, в начале 90-х гг. отставали от районов Центральной России в десятки раз по многим показателям. Кроме того, странный подход: оказывается помощь, поддержка, подготовка кадров, якобы, и привела к тому, что стал «ускоренно продуцироваться местный национализм и сепаратизм, сыгравшие свою роль в разрушении Союза». Получается нелогично, что социально-экономическое и культурное развитие привели к возрастанию национализма. И вывод: оставлять народы в первобытном состоянии во избежание сепаратизма. Это этнонационализм узбекский, якобы, разрушил Советский Союз. Думаю, что так не надо писать. Даже ребенку известно, что не узбеки или туркмены разрушили Советский Союз. Они с удивлением наблюдали за братьями-славянами в Беловежской пуще и не знали, как быть, когда подписали документ о развале Советского Союза. А «братья» не спросили и свои народы. Я в этот день как раз был в Ташкенте и наблюдал за поведением людей, в том числе и Каримова. Он не знал что делать. Кроме того, не могли узбеки, туркмены даже при всем желании развалить Советский Союз. Это проблема не этнонациональная. Советский Союз развалился от неспособности наладить демократическую систему обустройства народов, граждан. Совершенно правильно говорят многие исследователи, что главная причина здесь была политическая. Этнонациональные же моменты стали формой институтиализации этого развала. «Главное было одно: убрать Горбачева», – пишет участник Беловежского соглашения Н. Кебич[344] При этом в России тогда господствовала идея об угнетенном положении Российской Федерации. Примерно об этом же говорили на президентских выборах в 1991 г. Это было можно и для Н.И. Рыжкова и для Б.Н. Ельцина. То же самое об ущемлении своих интересов говорили в Азербайджане, Армении, Туркмении, везде. В целом же это было общее проявление и политического безволия, и невежества тех людей, которые руководили государством на том этапе.

И в современных условиях за всеми этими демагогическими попытками внедрить идею о необходимости образования русской республики стоят провокаторы. Этой больной идеей несколько лет мучает Российское государство некий Митрофанов из Государственной Думы, будоража в парламенте страны различные острые проблемы и стимулируя различного рода конфликты, в том числе и межнациональные. Какая же это глупость для русского человека, вообще для российских граждан-патриотов соревноваться с теми, кто получил автономию внутри Российской Федерации, и требовать автономию для русских, тем самым отрицая, что Российская Федерация – это исторически преемник русского, российского государства, Советского государства. Во всем мире это признали, а у нас не признают. Кроме того, разве недостаточно того, что русская нация оформила свое административно-государственное устройство более чем в 56 субъектах «чисто» русских, да и в других субъектах Федерации. Какое ущемление прав политического устройства русская нация терпит в национальных автономиях, особенно округах, где их количество превосходит 90 процентов?! Неужели евреи в Еврейском автономном округе мешают русским благополучно обустроиться?! Глупость и невежество людей, но достаточно красочно и грамотно оформленное невежество, рассчитано на массы. Если оставаться в одном государстве, вопрос равенства прав и возможностей всегда будет возникать. И кто не понял необходимости в той или иной степени компенсации национальным меньшинствам и малочисленным народам того неравенства возможностей, которое складывается в силу различных обстоятельств в различных сферах общества, тот ничего в национальном вопросе не понял. По данным прошлых выборов в парламент Таймырского национального округа, из 5 коренных малочисленных народов, которые проживают в этом округе, ни один представитель не прошел в местный парламент. Кроме того, по-моему, ни один представитель 27 малочисленных коренных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока не вошли в новую Государственную Думу. А в Совете национальностей Верховного Совета РСФСР их было более 15. О чем мы говорим? Надо же обеспечивать гарантию участия в работе органов власти представителей всех народов, хотя бы для формы. В Совет Федерации от автономных округов кто только не проходит, но только не представитель малочисленных народов. Именно об этом говорили и насчет малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока в апреле 2005 года.

В этнонациональном вопросе и межнациональном сотрудничестве есть разные весовые категории. Их надо учитывать и нельзя пускать на ковер соревноваться гиганта с 100-килограммовым весом и «комара» с весом 43 килограмма. Люди все это понимают и принимают. И тут надо не националистическую демагогию развивать, а обеспечивать паритет представительства и участия, равноправие и сотрудничество.

Надо иметь в виду, что идея русской республики возникла еще в 20-е годы. В этом случае и все автономии были бы тоже союзными республиками и при очередном развале России, с которым мы столкнулись в последние годы, трудно было бы определить территорию Русской республики. Даже уважаемые А.И. Вдовин, В.Ю. Зорин, А.В. Никонов проявляют огромное сочувствие по поводу того, что не дали формировать Русскую республику. Формирование Русской республики, как ни странно, требовал в свое время и Д. Дудаев. Но это крайне опасно для единства России и формирования нации-государства, о котором твердят те же самые люди, кто требует формирования Русской республики. К сожалению, у них логически одно из другого почему-то не вытекает. Вчера и сегодня Русское, Советское, Российское государство – это всегда есть государство русских прежде всего, и трудно придумать более разрушительную идею для единства России, чем государственное самоопределение русской нации в России, как это предлагает ЛДПР. Все остальные народы интегрируются вокруг и на основе базовых принципов формирования Русского государства. Русская нация была и остается определяющим субъектом этнонациональной политики. Ее роль не может быть уравнена по многим показателям с ролью других народов страны. И если, как доказывают некоторые исследователи, русские в России были предметом большевистского эксперимента (С. Кулешов), то, каково же было остальным народам? Надо писать о стране, о советских российских народах. Ведь за эти 70 лет остальные народы почти в совершенстве изучили еще и русский язык, закончив русскую школу, высшее учебное заведение на русском языке, адаптировались и интегрировались в русское общество, чтобы быть в нем равноправным, творить, делать карьеру А у некоторых оказывается, что образование Русской республики противоречило интересам Центра и «националов». Совершенно непонятно, почему это особенно противоречило интересам «националов». Я понимаю только в том плане, что я как «национал» являюсь не меньшим патриотом Советского, Российского государства, чем любой русский, славянин. Но противоречит моим интересам только потому, что это разрыхляет Россию. Кроме того, кто спрашивал про интерес «националов»? И вообще непонятно, что же тогда обвинять их за то, что они боролись за выход из России, ведь если бы образовали Русскую республику как отдельное Русское государство, этот выход им был бы обеспечен автоматически. Именно об этом мне говорил в свое время Д. Дудаев как о самом благоприятном для его соратников варианте развития, а точнее, развала Российской Федерации. Поэтому до сих пор от Удугова, Басаева, Тагаева и многих других идут рекомендации по образованию Русской республики. С. Кулешов, Г. Зюганов и многие другие боролись в свое время за создание компартии РСФСР. А какой результат? Остались со своей КПРФ, а где эта партия, которая была руководящей, направляющей силой, где то государство, которое управляло чуть ли не всем миром? Хотя известный Р. Пайпс в брежневские времена называл КПСС «русской партией». Глупости человеческие, трагедии человеческие от невежества, за которым следуют трагедии для всех граждан страны.

Я бы рекомендовал своему другу В.Ю. Зорину и его соавторам в достаточно фундаментальной книге «Русский народ в национальной политике XX века» не впадать в своих оценках в начале XXI в. в болото национал-шовинизма начала XX в., анализируя может быть не всегда благополучную политическую историю России, а заняться изучением этнонационального самосознания, этнонационального самочувствия и этнонациональных устремлений русского и других народов нашей страны в современных условиях. Болото национал-шовинизма – это та грязь, где топятся истинные интересы, прежде всего, русской нации, истинные интересы Российского государства, и не руководствоваться другим методом «половецкой полыни» (М. Аджиева и др.).

Русский народ не нуждается в доказательстве своей исторической и культурной состоятельности. Все жившие и живущие в составе России народы в той или иной степени являются одновременно и русскими. Свергая невежд, нельзя свергать народы. Противопоставление «русских и нерусских народов» – это деструктивный подход, а не созидательный. Мы объединены давно единой страной. Мы единый народ. У нас и победы, и трагедии общие. Разве не об этом говорит и опыт Великой Отечественной войны!

В этнонациональных проблемах, в национальных вопросах крайне вредны всякие обобщения, коллективные стереотипы, особенно то, что касается целых народов. Люди разные, и внутри любого народа люди остаются разными людьми. Но нам надо не переставать быть людьми, и не распространять тезис по поводу того, что «евреи поддерживали большевиков». А что, других евреев совсем не было? Или, как говорит С. Карамурза, что евреи были в 1917 г. «в виде чекистов в кожанке и с наганом, а сейчас в виде банкира, эксперта, идеолога». Подобные обобщения вредны и в тысячу раз вреднее, когда исходят из уст грамотных и умных людей, ибо, я знаю тысячи других евреев. Именно благодаря подобного рода этнонациональным стереотипам в свое время целые народы были названы народами-предателями, народами-бандитами, но от этого невежества нам надо когда-нибудь отказаться, ибо невежество, как ничто другое, стимулирует отсталость общества, разлад в государстве, конфликты и кровопролитие. Враждою и претензиями не собрать народы вместе. Только дружба, только взаимопонимание, величайшее сочувствие друг другу и готовность жить в сотворчестве могут привести к тому, что мы все же будем способны построить единое государство, единое общество, единую гражданскую нацию, где каждый человек, каждый народ будут себя чувствовать обустроенными и родными в своем родном Отечестве. Стержневую роль в этом созидательном, собирательном процессе играют русские, русский народ.

§ 5. Ущербность логики в рассуждениях о великом

В традициях русской политической мысли господствует предвзятое понимание сути, целей и задач федерализма и федерации. Хотя и федералистских идей обустройства России, начиная от Александра Первого, части декабристов, Н.И. Костомарова и других, немало. Но русское национальное сознание исторически довлеет к унитаризму. И.А. Ильин – действительно великий русский философ и авторитетный ученый. Он пишет: «Федералисты ничего не понимали и нынче ничего не понимают в государстве, в его сущности и действии». И даже «федерация возможна только там, где имеется налицо несколько самостоятельных государств, стремящихся к объединению»[345]. Понятия «федерализм» и «демократия» стоят рядом, поэтому речь должна вестись о федеративной демократии обустройства страны. Кстати, тот же И.А. Ильин писал, что для России и демократия не подходит, ибо «она губит народ и государство»[346]. Изначально сознание национал-шовинистов отрицает даже способность какого-либо народа исторической России создавать свое государство, в том числе таджиков, армян, грузин, татар – народов, история государственности которых уходит в древность. Если раньше только республики имели статус государственных образований, то теперь этим обладают все субъекты Федерации. Повторяю, все, а не только республики. И Российская Федерация – не федерация народов, а федерация государственных образований – субъектов Федерации. Важно это понять. И если они объединяются в федерацию, они не могут быть самостоятельными государствами. В федерации сохраняются при этом стремления народов и территорий к самоопределению в рамках России для самостоятельной реализации своей самобытности.

Многие фактически в современных условиях ставят вопрос не столько о совершенствовании федеративных отношений, сколько об административно-территориальной реформе. При этом подходы к проведению такой реформы таковы, что они по существу сводятся к тому, чтобы сломать устоявшуюся систему субъектов Федерации в форме автономий и республик Российской Федерации, объединяя, сливая их, хотя Президент неоднократно подчеркивал, что искусственно это подталкивать нельзя. Дело даже не в этом, а в том, что мы продолжаем фактически бороться против Российской Федерации как боролись против Советского Союза, хотя преодолели модель неравноправных субъектов, которая была в советской федерации. И не по названию «республики», «области», «края», «автономии», а по состоянию экономики и уровня жизни. Здесь чрезмерно много дисгармонии. Российская Федерация строится на принципах демократической федерации. Повторяю, это не союз народов, но и способ их демократического обустройства, начиная с русского и всех других народов. Это одна из важнейших задач российского федерализма. Для многовариантности обустройства отдельных народов на отдельных территориях необходимо обеспечить самостоятельность в государственном строительстве и управлении. В ином случае срабатывают и крайности в действиях национал-сепаратистов различного толка. И то, и другое является главной преградой на пути утверждения в России принципов и практики федеративной демократии. Последствия развала Советского Союза, прежде всего, стали негативно отражаться на возможности самостоятельного и самобытного развития народов нашей страны. Замыкаясь на развале СССР, фактически нынешние «великодержавные» политики мстят тем народам, их государственным образованиям, именем которых названными остались в составе Российской Федерации. А они, в свою очередь, пародируют украинцев, казахов, туркмен, эстонцев и других, которые формировали новые государства. В результате развала СССР под подозрение в «вечном» сепаратизме попали народы нынешней России. Отсюда и в системе федеративных отношений на первый план выходят старые стереотипы, которые в любой попытке самостоятельного развития видят неравенство субъектов Федерации, их попытки выйти из состава государства. И обвиняются в этом многие республики и автономии, даже особо не вникая в суть (а так руководствуясь предрассудками и подозрениями). Примеров таких тысяча. Но один из таких примеров хотел бы прокомментировать. Так, уважаемый мной губернатор Пензенской области В. Бочкарев пишет, что «едва ли сейчас отыщется в России государственный или общественный деятель, который с иронией не относился бы к ч. 1 и 4 ст. 5 Конституции Российской Федерации»[347]. К Конституции своей страны не надо относится с иронией, тем более к ст. 5, провозглашающей модель этого равноправия, которого требует В.К. Бочкарев. При этом признаюсь, что являюсь одним из авторов этой статьи Конституции, которая завершила целый ряд разрушительных и треклятых споров о федерализме и фиксирует перспективы развития нашей Федерации в целом и ее субъектов. Именно в ст. 5 Конституции Российской Федерации сделан реальный шаг от федерации народов (советский вариант) к федерации субъектов – государственных образований. И второе, здесь фактически впервые заключено равенство субъектов Федерации в самой федерации, т. е. перед федеральными органами власти, независимо от того, как они называются: республики, края, области, автономные округа, города федерального значения. Такой подход обозначен не зря, ибо статус субъектов Федерации, их равенство или неравенство определяется не названием и даже не декларациями о том, кто в какой степени суверенен, а объемом реальных полномочий, которые достаются субъекту Федерации в результате разграничения власти с федеральными органами. Мы создали модель классической Федерации, и преобладающее большинство тех, кто рассуждает о неравноправии субъектов Федерации, на деле анализируют не федерализм и федеральные отношения, а являются категорическими противниками федеративной модели государственного устройства вообще. Отсюда и все недовольства и предрассудки. Но это уже другой вопрос, который уже как бы решен в Конституции. Значит, надо говорить и писать честно, а не лукавить. Или ставить вопрос об изменении действующей Конституции.

Считал и считаю, что федеративная модель не просто наиболее подходящая, но и спасительная для России. Видеть в федерализме лишь разрушительное начало – значит разваливать Российскую Федерацию. Но я исхожу из действующей Конституции, а оппоненты каждым своим доводом свергают Конституцию, достигнутый уровень разграничения полномочий в Федеративном договоре. И таким образом они угрожают вновь целостности российского государства. Эти люди, к сожалению, недостаточно хорошо усвоили специфику системы государственного устройства современной России на основе принципов федерализма, преимущества федеративной модели, а замкнулись на старом царско-имперском варианте, который когда-то действительно спас государственную целостность и величие российского государства, а потом и погубил его. Но сейчас люди другие, времена другие. Давно уже нет крепостного права и бесправного правления одним человеком. Имперские варианты оскорбительны для современного гражданина. И, главное – это не в интересах русского народа, русского человека.

Противники федерализма вместо того, чтобы честно сказать о своей позиции и обосновать открыто имперский унитаризм, начинают свергать те или иные стороны федерализма, но уже с жестких унитаристских и имперских позиций. Более того, свои чувства и субъективные воззрения, предрассудки они доводят до логических выводов, направляя их, прежде всего, против республик и их народов и таким образом атакуя, расшатывая самое слабое звено в государственном устройстве Российской Федерации, хотя если даже уже сейчас объективных посылок для этого нет. И, главное, противники федерализма не хотят понять, что в Федерации равенство обеспечивается единством принципа объема разграничения полномочий между Федерацией и ее субъектами. Здесь все вопросы в 90-е гг. как бы решены. Преодолены какие-то перекосы как со стороны Федерации, так и ее субъектов. Кроме того, суверенитет российского государства в целом обеспечивается не речами и свержениями, а верховенством федеральной Конституции и законов. На конституционной основе закреплено и равенство субъектов Федерации. И вновь, как в советское время, у нас федеративная Конституция и унитарная практика. И совершенно без иронии, если речь идет о федерализме как о конституционном принципе государственного устройства, то ему надо следовать. Статус субъектов Федерации определен объемом разграниченных полномочий по Конституции. Надо просто реализовывать Конституцию. Еще в 1995 г. мне приходилось доказывать в Совете Федерации и в Государственной Думе, что надо принимать десятки законопроектов, разграничивающих совместные полномочия, т. е. ст. 72 Конституции, где огромный объем совместных полномочий. Этого не было сделано. А теперь делаются попытки закрепить за федеральными органами власти все совместные полномочия, нарушая нормальное развитие федеративных отношений, хотя уже и Президент, и его администрация подправляют эти перекосы.

Федерация в 90-е гг. расшатывалась национал-сепаратизмом на многих территориях страны, а теперь она попадает в заложники одного гиганта – федерального центра. И только в законе о местном самоуправлении еще сохранены ряд функций разграничения полномочий. Никакого преимущества особых отношений с федеральными органами власти нет ни у одного субъекта Федерации. В их поисках и во взаимных подозрениях, бесконечных свержениях друг друга, особенно в адрес республик многие добиваются фактически демонтажа федеративной модели управления государством унитаризмом. Повторяю, отбросив Конституцию России, оппоненты федерализма, сами того не понимая, перенесли на нынешнюю российскую ситуацию не только стереотипы Советского Союза, но и где-то, к сожалению, перспективы. Это очень опасная тенденция. На фоне и после развала Советского Союза согласованием и подписанием Федеративного договора нам удалось сохранить целостность оставшейся части исторического российского государства, и руководители республик сыграли в этом деле огромную роль. Если бы Б.Н. Ельцину дали (его окружение) подписать Федеративный договор в октябре – ноябре 1991 года, то не было бы фактора Чечни и Татарстана, ибо Д. Завгаев и М. Шаймиев проголосовали тогда за подписание Федеративного договора. Более того, благодаря уступкам республик мы получили возможность впервые распространить принципы федерализма на все субъекты Федерации в одинаковой степени, в том числе и прежде всего на края и области. Выравнивание субъектов Федерации по своему статусу, по своей роли в системе федеративных отношений полностью закреплено в Конституции Российской Федерации. Повторяю, русские края и области полностью получили статус бывших автономных республик РСФСР, государственных образований, а республики лишь сохранили свой былой статус. В этом плане края и области, автономии выиграли от новой модели федерализма. Конечно, в ходе реализации этой модели было много искажений конфедеративного толка. Начиная с Татарстана, Башкортостана, Саха-Якутии и до провозглашения Уральской республики, «бунта» Пермской области из-за якобы какого-то льготного отношения к соседним республикам. Процесс шел сложный, а как еще, если рядом многие бывшие республики Советского Союза обрели независимость. Но Российская Федерация, особенно после прихода В.В. Путина, окончательно ушла от возможных опасностей развала.

Руководство Российской Федерации всячески поддерживало независимость Эстонии, а с Чечней, Татарстаном не хотело и говорить. Так не бывает. Но время все поставило по местам. Даже Пермская область первая обратилась к Президенту В.В. Путину с отказом от двухстороннего договора. Слава Богу – это дело субъекта Федерации. Но здесь пошел процесс объединения края и Коми-Пермятского автономного округа. Кроме того, по Конституции невозможно доказать и никто этого не докажет, что у Пензенской области и Ханты-Мансийского округа меньше прав и самостоятельности, чем у Республики Ингушетия. Никто не докажет, что сегодня у Республики Дагестан больше прав, льгот на ту же самостоятельность, чем у Московской области. Или этими «большими льготами» объясняется «благополучие» республик, которые из 21, 18 являются депрессивными?! Это же надо осмысливать, а не рассматривать жизнь республик с позиции некоего «Этнического паразитизма», которую вещают расисты вроде П. Хомякова, А. Касьянова, А. Кольева, В. Жириновского и других. На «этническом паразитизме» процветания не достичь. Если бы процветали края и области, то и республики развивались бы. Если бы в России все наладилось, то наладилось бы у всех. Так, наверное? Паразитизма тоже хватает, но паразитизм начальников в центре и на местах. При чем тут этносы, этнонации? Надо научиться говорить о реальных вещах и процессах, а не Зацикливаться на названиях и атрибутах, на ложных стереотипах, тем самым открывая возможности для действительного проявления паразитизма, в том числе и от имени народов. Этот паразитизм, видимо, проявляется, прежде всего, в федеральном центре. Откуда, с чьей помощью бюджет частных компаний «Лукойл», «Юкос», «Альфа-банк» и многих других превосходит бюджет любой республики, области Российской Федерации? Почему некоторые олигархи удваивают свой ВВП в течение года, а страна не может в течение десяти лет? При этом держа людей, работяг, ученых на позорно-непрожиточном уровне. Странно в этой ситуации слышать о каком-то «этническом паразитизме» республик, хотя и там тоже среди бюрократов хватает паразитов. Надо научиться обращать внимание не только и не столько на форму, но и вникать в содержание. Главное во всем этом, когда грамотные, казалось бы, люди ставят заодно под сомнение при подобных рассуждениях («всуе») право народов на развитие, на самоопределение своей культуры, этнонациональной идентичности. Это право по Конституции реализовано в составе Российской Федерацией, в нашем родном государстве, ибо это – нация-государство Российская Федерация – есть результат волеизъявления многонационального народа в целом. Русские и другие народы, совместно реализуя именно это право на самоопределение, и образуют суверенное государство – Российская Федерация. Это и есть общегосударственный уровень реализации права народов на самоопределение для всех народов. Таким образом, основополагающие принципы суверенитета, его содержание, права зафиксированы на общегосударственном уровне. Если, конечно, не исходят из расистко-шовинистических идей, придавая статус нации только одним, а всем остальным – «меньшинства», «недоразвитости», подчиненного доминирующей нации[348]. Второй уровень – это реализация самобытных прав на самоопределение и самостоятельность на уровне субъектов Федерации: республики, края, области, автономии, опять-таки в рамках их конституционных полномочий, лишь потом право на самоопределение народов, на самобытность, на свой язык, культуру, традиции. А там и самоопределение личности. Да, написано для республик, что они государственные образования в скобках. Но это право всех субъектов Федерации. Начиная от конституции (устава, основного закона – кто как называет) и кончая правом принятия законов, такие полномочия государственных образований имеют не только республики, но и все остальные субъекты Федерации. Неужто это не доходит даже до наших губернаторов? Таким образом, края, области и автономии на своем уровне реализации своей специфики являются государственными образованиями и реализуют полномочия субъектов Федерации, а значит, в каких-то формах своего сохранения и развития, и право народов на самоопределение. И что тут критиковать большевиков, ибо принцип права народов на самоопределение не ими придуман. Он давно внедрен в международном праве, и нет ни одного народа в Российской Федерации, который не воспользовался этим принципом в сохранении и развитии своей культуры, языка, традиций и т. д. Было бы очень глупо утверждать, что русский народ в меньшей степени реализовал это право исторически, чем какой-либо другой народ внутри России. Многие моменты нашего государственного самоопределения строятся на атрибутах самоопределения, прежде всего, русского народа: герб, флаг, язык, в своем определяющем – культура. В основе своей мы – Россия, а потом уже Российская Федерация. И оба названия не случайно имеют одинаковую силу. Вот какое внимание было уделено, прежде всего, обеспечению статуса России, русских в Конституции.

Неприлично утверждать в самой России, что русский народ в меньшей степени, чем любой другой народ, имеет возможность самостоятельного, самобытного развития своей культуры, языка, традиций, государственности и т. д. Тут даже сравнения невозможны. Когда речь идет о правах народов на самостоятельное развитие, то речь идет об утверждении отдельных элементов их государственности, культуры, традиции и т. д. в составе Российской Федерации. А если речь идет о каких-то «льготах», то они направлены главным образом на преодоление в большей степени того неравенства, которое в объективной жизни складывается для многих народов в стране. Речь идет не о льготах, как это у нас преподносится, а о компенсации того неравноправия возможностей, которое складывается в объективной жизни между различными народами внутри Российской Федерации в смысле доступа к культуре, языку, искусству, традициям своего народа. Льготы, если даже они имеют место, не должны нарушать равноправие. Ничьи.

Критикуя большевиков в том, что они, якобы, навязали принцип права народов на самоопределение, их критику по уровню своего понимания проблем многонационального государства, этнонациональных прав на самобытное, самостоятельное развитие, на национальное достоинство некоторые «реформаторы» в десятки раз отстают от большевиков. Кроме того, не очень правильно объявлять о том, что большевики кому-то дали этнонациональные образования. Не надо большевиков сравнивать с богами. И этнонациональный принцип в государственном устройстве носит не этнонациональный, а политико-правовой характер, закрепляющий за народами право на сохранение и развитие своей самобытности в Российской Федерации. Не обозначать эти этнонациональные образования, не объявлять право на самоопределение хотя бы внутри России в начале XX в. было невозможно, иначе государство российское трудно было бы собрать после революции и гражданской войны. Ситуация после развала СССР тоже была крайне сложная. Один из примеров сложности ситуации – трагедия в Чечне. На мятеж сепаратистов ответили не учетом самочувствия и интересов народа, а трагедией. С обеих сторон. И кто от этого выиграл? Точно, что не Отечество, не чеченский и русский, как и другие народы. Дело не только в отъявленных бандитах и в провокаторах, а в самочувствии народа, страны, в поисках ими своего достоинства и самостоятельности. И важно их получить в новой демократической федеративной России, а не где-то вне ее. Также была и проблема Татарстана, любой другой республики, любой области, края, которые исторически складывались в России. Возьмите даже старый вопрос о возможностях развития, объединения, допустим, Ленинграда и Ленинградской области, Москвы и Московской области. Не могут объединиться, хотя, казалось бы, тут нет каких-то этнонациональных преград, о которых наши «свергатели» этнонаций любят порассуждать. Или спросите жителей Саратовской и Самарской областей, хотят ли они сегодня объединиться? Для этого важно решить опять тысячи проблем обустройства и общности людей, которая уже исторически формировалась здесь. Есть уже свои общностные традиции, стереотипы, хотя один народ, одна культура, один язык, все рядом. И право народов на национальное самоопределение тут ни при чем. Трудно преодолеть даже традиционно сложившуюся систему административных отношений, административно-территориального деления, отойти от территориальных и иных стереотипов. Крайне сложно. И пытаться в этих условиях начать с объединения республик, означает будоражить многие этнонации и устраивать новые и новые конфликты и столкновения между национальностями. Если даже проводить укрупнение субъектов Федерации, то процесс этот должен быть объективным, назревшим, эволюционным. Именно таков подход и Президента России В.В. Путина. Все надо делать демократическим путем, а не бюрократическим.

Я тоже не считаю, что та модель, которая была предложена советской властью, является идеальной. Далеко нет. Тем более она была скомпонована срочно не от хорошей жизни после трагедии развала и гражданской войны, а с целью собрать, сохранить любым путем развалившуюся Россию. Не все процессы можно моделировать в кабинетах по нашему желанию. Вопрос государственности республик тоже у нас прописан не потому, что именно так хотелось Б.Н. Ельцину или еще кому-то, а для того, чтобы собрать Россию на фоне опять-таки разваливающегося Советского Союза. Как говорится, собирали из того, что было, из того, что осталось. Ведь Союзный договор не состоялся, а Федеративный в России состоялся, и нам удалось сохранить хотя бы РСФСР. При всех крайностях, сохранить целостность государства. Для этого требовались большое мужество и большая воля. Надо учитывать реалии, а не только желания. Тем более не солидно людям, занимающим большие государственные должности, муссировать на уровне сплетен не до конца понятые и не до конца разработанные для самого себя теоретические положения и принципы государственного строительства в многонациональной, многоконфессиональной, многокультурной, сложнорегиональной страны, какой является Российская Федерация. Любой субъект Федерации, повторяю, у нас имеет признаки государственности. Об этом надо знать и независимо от того, что для республик написано в скобках (государство), но остальные субъекты Федерации тоже государственные образования. Скорее всего, конечно же, это во многом формальные государственные образования. Деление же субъектов Федерации на административно-территориальные и этнонациональные – от пережитков старых подходов, в которые мы сами себя загоняем. Нет такого деления в Конституции страны. Сами выдвигаем ложный тезис, а потом пишем статью, книгу, чтобы его свергнуть. Российская модель федерализма – это многовариантность развития при сохранении базовых основ общей, единой государственности. В полной мере суверенитетом обладает только в целом Российская Федерация, ибо только она представляет волю многонационального народа страны.

Основными принципами федеративного устройства являются: единое правовое пространство при верховенстве Конституции и законов Федерации; внутригосударственное самоопределение народов и территорий (субъектов Федерации) на своих самобытных началах; разграничение полномочий и ответственности как способ организации власти по всей вертикали; относительная самостоятельность субъектов Федерации; равноправие субъектов Федерации; двухпалатный парламент; неделимое право Федерации как субъекта международного права; учет местной и этнической самобытности; бюджетный федерализм – единое экономическое пространство; обязанность федеральных органов власти и органов власти субъектов Федерации обеспечивать гарантии свобод и прав человека, прав национальных меньшинств; сохранение целостности и единства Российского государства.

Таким образом, по содержанию своего функционирования все субъекты Федерации базируются на одних и тех же базовых правовых принципах, нормах. Татарстан, как и другие республики, тоже не является республикой только для татар. Это республика татарстанцев, народов, граждан России всех национальностей, проживающих в Республике Татарстан. При этом все – тоже граждане Российской Федерации. И я ни разу не слышал там лозунг: «Татарстан для татар», а требования «Россия для русских» встречал в Москве и в Санкт-Петербурге. А договорные отношения, которые сегодня вложены в Конституцию Республики Татарстан, это тоже сделано было не от хорошей жизни и носили временный, переходный характер, потому что на данном этапе в формировании нового федеративного государства целый ряд субъектов Федерации вновь как бы прошли ряд этапов адаптации к новой Федерации. Но главное то, что это многообразие вариантов не должны разрушить конституционные основы российской государственности. А кто желает сразу восстановить «единое неделимое» и конституционный порядок, пожалуйста, – пример Чечни. Процесс же в целом шел в поисках и нахождении вариантов баланса интересов. Постепенно мы подойдем к федеративной демократии. С самого начала у М. Шаймиева и Татарстана был феномен, как говорит мой друг член Конституционного Суда России Г. Гаджиев, «скрытого федерализма» при видимости признаков конфедерации.

«Что такое сегодня Республика Татарстан?» – спрашивает губернатор В. Бочкарев, видимо, разобравшись полностью в своей Пензенской области. И отвечает: «Это край, где должна быть и осуществляется национальная власть». Во-первых, что такое «национальная власть». Такое понятие я встречаю фактически впервые. И второе, а где у нас есть безнациональная власть. Или власть в Пензенской области безнациональная, безродная? Может быть, справедливо говорят русские об антирусском характере власти в некоторых местах. Власть – это категория политическая, а не этническая. Но есть результат волеизъявления конкретных народов, их общности. И надо ли сразу при обсуждении, решении политических проблем переходить на этнонациональную проблематику. Нет. Не разумно. Уважаемый Василий Кузьмич и его многие единомышленники говорят, что то, чего мы имеем в сфере этнонациональных отношений, это в значительной мере результат торжества, нашей прежней и нынешней национальной политики. Я скажу по-другому: это результат торжества отсутствия этой национальной политики, где каждодневно народы Российской Федерации подвергаются подозрению, науськивают друг против друга и делят их на русских и нерусских. Начиная от министров и кончая губернаторами, а там и «свои» обиженные ребята, которые становятся экстремистами, ваххабитами или скинхедами. Отсутствие этнонациональной политики в Пензенской области и приводит к случаям преследования граждан по этнонациональному признаку. О какой государственной политике можно вести речь при ее полном непонимании, как и природы самих этнонаций и национальных отношений, даже такими людьми, как губернатор В. Бочкарев. Поэтому и сделано так мало еще для того, чтобы эти народы были бы во всех смыслах полноправными членами нашей Федерации, чтобы их отношения строились на принципах свободы и демократии. На самом деле это все проблема вовсе не этнонациональная, а состояние власти и общества. Чего пугать всех опытом Югославии и Советского Союза, если мы сами работаем на уровне предрассудков и стереотипов, которые и создали этот опыт. Результат соответствующий неминуемо будет. Статья губернатора В. Бочкарева – это очень серьезный аргумент для скинхеда.

Конечно, можно делить народ, граждан своей страны на категории: 1) русские, славяне, православные, старообрядцы, неверующие, но с традиционно русскими духовно-культурными установками; 2) нейтральные – традиционный ислам, традиционный буддизм, лютеранство; 3) чуждые – радикальные исламисты, активные миссионеры протестантской конфессии, синкретические конфессии и безбожники. Я скажу по-другому: безбожник – это тот, кто свергает народы своего родного Отечества. Не будет торжества этнонациональной политики, а значит, и единства Отечества, где пренебрегают значимостью, ценностью народов, их прав и самобытных потребностей. У нас ведь уже были умники, которые к 30-м гг. заявили о решении национального вопроса и тут же выводы, что этнонация это химеры по сравнению с классами. То, что утверждают и сегодня иные по сравнению с государством, с империей.

Прочтите внимательно декларацию прав народов России, изданную в 1917 г., и осознайте гуманистическую суть этнонациональной политики, которая провозглашалась, и сравните с тоталитарным вариантом, который утверждался позже в нашей стране. Но при этом навязывалась все же дружба, а не вражда. Главная традиция нашей власти в том, чтобы доказывать отсутствие этнонациональностей и этнонационального вопроса как такового. И потом скорый переход на отмену этнонациональной политики или, как мы называем привычно, национальной политики. Почему мы убегаем, прячемся, боимся этнонаций? И при этом рядом насаждаем полное невежество и полное непонимание того, что же такое, в конце концов, этнонациональная политика в многонациональной России. Оказывается, называть Россию многонациональной – это этницизм Абдулатипова1. Да, Россия так называется по Конституции страны, которая принята от имени многонационального народа. И кто ее отрицает – тот первый разрушитель единства нашего Отечества. Если дела так дальше пойдут, то скоро мне, видимо, будет запрещено называть Россию своим Отечеством как аварцу, дагестанцу, кавказцу и, тем более, мусульманину. Так нельзя.

Для многих людей, и в том числе для Василия Кузьмича Бочкарева, тоже получается самое высшее благо – это отсутствие этносов-наций, а соответственно отсутствие необходимости в наличии самой этнонациональной политики. Ибо этнонациональная политика – это прежде всего самобытное этнонациональное развитие русского народа, раскрытие его потенциала. «Этнический мусор» – так говорят о народах России новоявленные расисты, шовинисты[349]. И главное, отрицая этнонациональности и их права В.К. Бочкарев как бы выражает позицию своей национальности, навязывает свое этнонациональное самочувствие русским и другим. При этом он не хочет понять хотя бы в малой степени этнонациональное самочувствие татарина, чукчи, чеченца и других соотечественных народов. Хочется обратиться: не свергайте друг друга, а поймите и дружите, ибо вы народы единого Отечества. Конечно, можно сегодня иронизировать по поводу подхода В.И. Ленина в том, что в национальном вопросе лучше пересолить, чем недосолить. Он, кстати, неоднократно говорил о необходимости относиться очень внимательно к национальному вопросу. Кроме того, редко, когда В.И. Ленин подчеркивает в своих сочинениях слово трижды, четырежды, а в слове «быть архиважно» внимательным и корректным в национальном вопросе, он это сделал. Даже В.И Ленин, которого сегодня многие считают извергом. К сожалению, многое, что было написано В.И. Лениным, это тоже была политика конъюнктурная. Но многих нынешних руководителей, в том числе губернаторов на местах, даже на это не всегда хватает. Речь же в данной сфере должна вестись о серьезной, долгосрочной работе по обустройству народов внутри одного государства, а значит об обустройстве исторически русского, российского государства. А обустраивать этнонации надо крайне внимательно и корректно, не навязывая друг другу свое понимание, а находя баланс интересов. И в этом плане огромная работа была проведена в годы Советской власти. Но как только отступали от этого, жизнь страны сопровождалась трагедиями. И не отдельных этнонаций, а граждан всех национальностей страны, советского народа как государственно оформляемой нации. Нация оформляется там, где люди объединяются как соотечественники: в своей духовности, культуре, самочувствии, развитии и участии. Мы в формировании российской нации такие шаги стали предпринимать, но очень скоро вновь устали и проявляем нетерпение и пренебрежение друг другу.

Право наций на самоопределение и право народов на организацию своего государства или объединение в составе крупного государства – все это В.И. Ленин рассматривал только через призму революционной целесообразности интересов пролетариата, но вместе с тем нельзя отрицать то, что хотя бы в лозунгах, призывах В.И. Ленин шел к демократической этнонациональной политике. Целью большевиков, по большому счету, было формирование крупной социалистической советской нации. Царское самодержавие же, несмотря на величайшую объединительную роль русской нации, загнало просто-таки этнонациональную политику в тупик колониально-имперской системы, которая уже внутри Европы нигде не оставалась в таком диком виде, кроме как в колониальных территориях вне государства. Многовариантность развития народов и территорий внутри страны были сведены на нет. «Россия – единое государство, поскольку в ней должна быть одна нация, и эта нация – великороссы», – отрезал в 1907 г. полякам, хохлам и другим народам М. Меньшиков. И каков результат? Любовь к империи своей национальности приводит Отечество к трагедиям и борьбе национальностей1. Некоторые самые демократичные хотели загнать все проблемы в национально-культурные автономии. Это опять-таки попытки кого-то сделать нацией, а кому-то дать культурную автономию. Не удалось, ибо народы – это не Большой театр. И сейчас вновь эти же попытки. Кроме того, большевики загнали в тупик национальный вопрос не потому, что обозначили его, и не потому, что не свели его к национально-культурной автономии, а фактически потому, что пренебрегли природой этнонации и не стали проводить соответствующую реальную политику решения национального вопроса, поставили его в жесткую, тоталитарную зависимость от решения классового вопроса. Зачастую этнонациональная политика становилась конъюнктурной, чисто идеологической, порой развращающей народы, без их достойного обустройства в едином государстве. Нации-этносы России фактически с начала XX в. окончательно были взбудоражены, а потом они были взорваны Октябрьской революцией. Половинчатые меры, двойные стандарты, провозглашение одних принципов и осуществление других привели к тому, что как бы все и были обустроены, но вместе с тем каждый чувствовал свою необустроенность. В отношении русских возобладал подход в сторону «самоотречения» в пользу реализации коммунистического идеала дружбы народов, а в отношении нерусских народов, их постепенная ассимиляция с сохранением каких-то культурных потребностей. Как известно, еще Вл. Соловьев считал человечество более значимой общностью, чем нация[350]. А П.С. Астафьев писал, что «русский народ всего лучше послужит и общечеловеческим задачам, оставаясь верным своему духу и характеру»[351]. Марксисты-ленинисты пришли к выводу, что рабочий класс более существенен по отношению к нации. И поэтому в реальности этнонациональное бунтовало. И сегодня вновь этнонациональное объявляется вторичным, зависимым, ничтожным по сравнению с нацией политической.

В конечном итоге «железный имперский обруч» был прорван неоднократно, под каким бы соусам он не предлагался. И каждый раз кризисы в России сопровождаются этнонациональными взрывами и спорами. Тут власть начинает что-то предлагать, что-то делать – чисто конъюнктурно. И так до первых признаков стабилизации, где вновь высокомерное пренебрежение этнонациональным во имя более великих идей и общностей. И самое главное, это сопровождается попытками уйти от обозначения этнонациональной природы русских, чтобы потом исподтишка объявить, что только русские являются нацией. Или вызывать массу подозрений, стереотипов и предрассудков, прежде всего, в том числе и со стороны русского народа.

В результате такой солидный человек, как губернатор В.К. Бочкарев не знает, что не только Татарстан является государственным образованием, но не только для татар, а для всех национальностей, проживающих здесь в Татарстане. Так должно быть и в Пензенской области. У нас нет персональных в этническом и в губернаторском смысле субъектов Федерации. Главное для нас, чтобы Татарстан и Пенза соблюдали Конституцию и законы страны и там равноправно и благополучно проживали граждане всех национальностей России. А как эти субъекты называются – это уже второй вопрос. Здесь больше истории, чем реалий. В Пензенской области есть Устав (основной закон), есть парламент, который принимает законы, есть флаг, герб. Если бы Пензенская область не имела бы признаков государственности, то она как субъект Федерации не могла бы самостоятельно осуществлять законотворчество даже в рамках своих полномочий. Поэтому отличия между субъектами Федерации чаще могут быть лишь в названиях. Повторюсь, но у нас нет так называемых этнонациональных и безнациональных субъектов Федерации. Я даже не понял, почему губернатор В.К. Бочкарев приводит в пример Тамбовскую, когда есть своя Пензенская область. И почему В.К. Бочкарев считает, что Пензенская область, где в большинстве живет русское население, менее «национально-этнизированный» субъект Федерации, чем Татарстан, где только чуть более 50 % населения составляют татары. В чем вообще суть той «этнизации», о которой рассуждает В.К. Бочкарев, в таком случае? Единственное, может быть, Пензенская область не называется пензенско-русской или русско-пензенской областью. Но русская этнонациональность преобладающего большинства населения Пензенской области от этого не меняется, область и губернатор созданы, чтобы обслуживать русский и другие народы области. Почему рядом по соседству Аяцкову удается все это понять и спокойно управлять этими процессами? Принята даже социальная программа «Народы Саратовской области».

Нельзя смотреть на этнонацию как на что-то лишнее, не имеющее самостоятельного значения, вечно мешающее. В этом как раз-таки и вечная ошибка российской государственной этнонациональной политики. Таким подходам при кризисах противопоставляется самодовлеющая роль этнонаций, отрывая их от контекста общества и государства. Это крайности, и прежде всего от того, что некоторые министры и губернаторы не могут, не хотят понять диалектику этих процессов. Хотят управлять, как при царе Горохе. Любая область Российской Федерации, повторюсь, не менее этнонациональна или «этнизированна», если пользоваться терминологией Василия Кузьмича, чем республики Российской Федерации. Но там и тут видны крайние формы проявления суверенизации и сепаратизма внутри Российской Федерации. А в областях этнонационализм проявляется не в плане сепаратизма, а шовинизма, ибо русская нация сосредоточена по всей стране. И, кроме того, этнонационализм проявляется здесь против конкретных национальностей, в попытках власти самоутверждать как бы русских в борьбе с ними.

Губернатор В.К. Бочкарев приводит цитату из X съезда РКП(б), в которой говорится о развитии федерализма в России. Опыт России с применением различных видов федерации отмечался в частности на съезде с переходом от Федерации, основанной на советской автономии (Киргизия, Башкирия, Татария, Дагестан), к Федерации, основанной на договорных отношениях с независимыми советскими республиками (Украина, Азербайджан) и с допущением промежуточных ступеней между ними (Туркестан, Белоруссия) целиком подтвердили всю целесообразность и гибкость Федерации как общей формы государства Союза Советских Социалистических Республик. Как там в 20-е гг. обвинили Султангалиева автоматически в буржуазном национализме, когда он вел речь лишь о форме обустройства татар и башкир в новой Федерации, так и сегодня В. Бочкарев обвиняет М. Шаймиева, М. Рахимова и других в сепаратизме, не понимая, с одной стороны, что федерализм на том и основывается, что он допускает формирование внутри данного государства различных форм обустройства народов и территорий (субъектов Федерации) в зависимости от исторических традиций, потребностей, различных образований, территориальных или этнонациональных общностей внутри данного государства, в рамках единого правового поля. И это потому, что люди понимают, что эта форма не реализуется внутри единого государства, то идет поиск самоутверждения как бы вне. Так что тот, кто провоцирует такой поиск, фактически свергает федеративную демократию? Именно из-за отсутствия такой гибкости в конечном итоге развалилась и Российская империя, и Советский Союз. Целесообразность и гибкость государственного устройства, поиск моделей многовариантного развития в едином государстве – существенная характеристика самого федерализма как формы государственности в целом и для различных государственных образований внутри. Если бы не было бы этой гибкой формы, никогда бы не собрали Советский Союз после гражданской войны. Да и саму Российскую Федерацию после развала Советского Союза не так легко было собрать. Об этом знает уважаемый Василий Кузьмич, но имперско-унитарный инстинкт ему кажется работает на русских, на Россию, а наделе – против. И в этом его самое главное заблуждение. Попытки выстроить всех в одну шеренгу и шаг влево или вправо объявлять сепаратизмом или шовинизмом – это деструктивная модель государственного устройства.

Нельзя забывать, что в самой России исторически есть разные территории и народы. И не у всех одинаково исторически складывалась судьба в России. Следовательно, много разных особенностей надо учитывать в государственном устройстве этнонаций и формировании нации гражданской, российской нации. И не из одной, а из общности всех. И такой подход работает на Россию, а значит и на русских, прежде всего.

Субъекты Федерации, в том числе и с этнонациональными признаками, есть внутри почти большинства федераций в мире. А штаты в переводе на русский язык означает государства. Даже в Федеративной Республике Германии, где как бы одна немецкая нация, Бавария называется суверенным государством внутри Германской федерации. А Швейцария до сих пор называется конфедерацией, хотя давно федерация. И там тоже есть субъекты, построенные в том числе по этнолингвистическому признаку. Я уже не говорю об Индии, Нигерии и т. д. Таких примеров очень много почти по всем федеративным государствам. Мы очень плохо знаем, что у нас делается, но еще хуже знаем, что делается в мире. При этом обобщения делаем только исходя из собственных предрассудков. И воспроизводим предрассудки и конфликты вместо знаний и согласия. Незнание почему-то освобождает политиков, государственных деятелей от ответственности, в отличие от простого гражданина.

Многие страны и государства вынуждены согласиться с необходимостью учета этнонациональных, местных, географических особенностей. Формирование и функционирование государственной власти тоже проходит с участием всех этнонациональностей страны, ибо эта страна для всех родина. Вообще, это понятие по поводу «этнизации», которое применяет В.К. Бочкарев, достаточно искусственное. В Дагестане нет этнонаций, которые осуществляли бы свою какую-то особую власть. Но участие и развитие каждой учитывается исторически. И в Пензенской области русские имеют в тысячу раз больше возможностей осуществления своей, как говорит Василий Кузьмич, «национальной власти», чем все дагестанцы, вместе взятые. В Дагестане 33 местных народа. И еще многие другие – как и во всей России. И чья же это власть? Это власть в такой же степени аварская, даргинская, лакская, лезгинская, кумыкская, табасаранская, цахурская, рутульская, татская, русская, азербайджанская и т. д. Но в целом это коллективная форма государственности для всех. Еще раз подчеркиваю, если и говорить о «национальной власти», то в тысячу раз больше моментов этих в Пензенской области, чем даже в Татарстане, потому что нет у татар таких возможностей осуществления своей татарской культуры, татарских традиций, татарской истории, татарского языка, в какой степени русские обладают в Пензенской области. В этом плане на русских работает вся страна. А чем обладают татары в Пензенской области с точки зрения удовлетворения своих этнонациональных потребностей? Почему-то об этом фактически В.К. Бочкарев не пишет. Хотя бы исходя из Европейской Концепции о национальных меньшинствах, где предусмотрены культурные и политические права. И не потому, что он – плохой человек, плохой руководитель. Нет, наоборот, – один из доброжелательных губернаторов. Все от недопонимания, незнания, от предрассудков. Он говорит о том, что у него болит, но не знает, почему, что и как болит у других. Он проявляет свой нынешний уровень этнонационального самосознания и самочувствия, но не поднимает до национального сознания россиянина. Кроме того, надо ли бесконечное число раз придираться к терминологии, которая фактически была по жесткой необходимости вмонтирована в Федеративный договор. Ведь в Конституции России уже нет слов «суверенных республик». Да, написано было о Татарстане – «Республика Татарстан – суверенное государство, субъект международного права, ассоциированный с Российской Федерацией – на основе Договора о взаимном делегировании полномочий и предметов ведения». Жизнь подтвердила наши прогнозы, что это временно. Все подправилось в соответствии с федеральной конституцией при совместной работе в едином государстве. Надо проявлять терпение, а не агрессивность, понимание, а не озлобленность. Бесконечные выступления и обвинения в адрес Татарстана без понимания многих особенностей и сложностей переходного периода в самой республике, отношений к формированию новой федерации способствуют тому, что фактически мы своим недопониманием бесполезно будоражим народ, республику, не даем М.Ш. Шаймиеву до конца обеспечить эволюционный возврат Татарстана в федерацию. Это сделано под руководством Президента России. И от того, что через день мы все будем писать обвинения о том, что Татарстан является «суверенным национальным государством», «ассоциированным с Российской Федерацией на основе Договора», и даже справедливо видеть в этом противозаконные его действия, от этого пользы нет. Убежден, что М.Ш. Шаймиев, Мухаметшин – не меньшие патриоты России и не меньше заботятся о единстве Российской Федерации, чем В.К. Бочкарев. Изменилась же ситуация после избрания в России нового Президента в сторону нормальной, более прогнозируемой работы с Татарстаном. Тут неминуема была дорога возврата к единой Конституции. Если понимать самочувствие другого, считать его другом, а не врагом. А В.К. Бочкарев своими рассуждениями в большей степени навязывает, предлагает вхождение Татарстана в состав союзного российско-белорусского государства на правах равноправного члена. Об этом даже М.Ш. Шаймиев ни разу не говорил. Какие бы основания ни были для придирок, ясно одно – Республика Татарстан – составная часть Российской Федерации. Притом, почему-то все забывают о том, что при подписании еще Федеративного Договора там была выверена статья 8 о том, что кто не подписывает Федеративный Договор, осуществляет разграничение полномочий, соответственно и свое нахождение, статус в составе Федерации, в рамках действующей Конституции. Правовая сила Договоров по сравнению с Конституцией совершенно ничтожна. И так было всегда. Татарстан не подписал Федеративный Договор. Это значит, что он в большей степени, чем любой другой субъект Федерации должен был находиться в конституционном поле. Именно для Татарстана наша Федерация является стопроцентно конституционной и Татарстан в меньшей степени затрагивает конституционные основы нашей федерации, чем другой субъект федерации, который подписал Федеративный Договор. Договор с Татарстаном – это двусторонний политический акт. Конституция стоит выше Договора. И время это доказало.

Кроме того, губернатору В.К. Бочкареву и всем нашим друзьям, товарищам должно быть понятно, что никакой договор, ни федеративный, не двусторонний не формирует нашу Федерацию. Российская Федерация учреждена давным-давно как российское государство, как русское государство, и она продолжает те традиции и в советское время и сейчас. Договорами фактически временно регулировались отдельные пункты лишь одной статьи (72) Конституции о разграничении полномочий и предметов ведения между федеральным центром и субъектом Федерации в части прежде всего совместных полномочий. Поэтому только пункты этой одной статьи расшифровываются частично двусторонним и федеративным договорами. Это все нетрудно понять тому, кто знает Конституцию России. А бесконечные обвинения в адрес Татарстана или в адрес других так называемых «этнонациональных» субъектов Федерации – пустая трата времени и будоражение людей и народов. Дело даже не в том, что Татарстан должен быть не татарской, прикамской, приобской или приволжской республикой. Совершенно не в этом дело. Если бы даже Вы ее назвали приволжской республикой, все равно там были бы татары, все равно надо было бы учитывать их общностные и государственные интересы в составе Российской Федерации. Если мы ведем речь о федеративной демократии, а не об империи. Надо думать о самобытности, истории, исторической позиции всех этнонаций, обеспечивая обустройство каждой из них в России с учетом самочувствия всех – русского и других народов. И в Пензе, и в Казани. Нельзя не видеть реальные вещи. Татары не просто компактно проживают вокруг Казани, а татары испокон веков проживают на этой территории. Это – их Родина, родная земля. Татары – наследники великой Булгарии, народ с тысячелетней историей. Торжество этнонациональной политики будет тогда, когда без кавычек мы сможем произнести эти слова и когда мы будем понимать друг друга с уважением и обустраиваться внутри единого государства, учитывая особенности каждой составляющей части каждого народа, каждой земли нашего государства. Еще столетия эти проблемы будут, потому что речь идет о разных народах, культурах, о стыковке, сожительстве, общности. Это – проблемы не очень тяжелые для учета, но с крайне тяжелыми последствиями при пренебрежении к ним.

Кстати, и в Косово происходит вся эта трагедия не потому, уважаемый Василий Кузьмич, что какой-то народ плохой, а другой хороший, а из-за того, что в Югославии отошли в свое время от провозглашенных принципов этнонациональной политики и попытались установить господство доминирующей сербской нации. И на этой основе стали пренебрегать и уходить от федерализма, а начали говорить о количестве населения, коренного и не очень, живущего в Косово и далее, боясь автономии Косово. Более того, в начале была даже попытка отмены и так достаточно формальной автономии в Косово, что в целом взорвало ситуацию и привело к войне. Сербы и албанцы – не генетические враги. Их сделали врагами политики, которые должны были не будоражить проблемы, а налаживать, искать компромиссы и обеспечивать единство. А теперь что обвинять тех или других. И там, и там нашлись провокаторы, экстремисты и убийцы.

Известно, что в свое время С. Милошевич, посланный для того, чтобы отрегулировать ситуацию в Косово, в самой Приштине выступил явно с антиалбанскими лозунгами и фактически призвал сербов к тому, что они должны господствовать, что они являются хозяевами этой земли, и т. д. Разве можно было провоцировать эту старую проблему. И это было сделано не ради сербского народа, а в своих корыстных интересах. Экстремисты стали героями, а народы пострадали. Наивно думать, что «россияне в начале XX в. в решении национального вопроса, кажется, порой были ближе к истине, чем мы». Если бы так, то не было бы проблем, может быть, не было бы революции и трагедий. Так не было, прежде всего, с точки зрения самочувствия самой русской нации, среди которой 65 % было безлошадных крестьян. Спровоцировать бунт в таком масштабе в справедливом обществе невозможно. Конечно, была империя и имперские подходы, жесткая полицейская система, но оказалось, что она не исключала конфликты, как Вы думаете, а накапливала и довела до их взрыва. И этнонациональный вопрос, зря Вы так думаете, придуман вовсе не большевиками. Спросите русских, которые на своей родине жили часто как изгои. Я уже не говорю об инородцах. Главное, что никто не может сказать, что русские благоденствовали на этом фоне. Но эта проблематика, повторяю, в своей основе не этнонациональная, а социально-политическая. Именно недовольство русского и других народов своим социальным, политическим положением, состоянием своих прав и свобод создали мощную базу для революционного движения, раскола страны. Из-за того, что не учитывались особенности этнонационального вопроса в начале XX в., большевики использовали в революционной борьбе как огромный резерв национально-освободительных революций против царизма, начиная от Армении, Грузии, Дагестана, Татарстана, Туркестана и других мест, когда выступления против царизма начал русский рабочий класс. И это означало одновременно поддержку большевиков во многих регионах. Наверное 200–300 лет тому назад в России было больше толерантности. Посмотрите историю Российского государства, посмотрите историю государств, которые были внутри нынешней территории России, начиная от хазар, аланов, булгар и т. д. Благодаря многовариантности развития Россия стала крупнейшим государством в мире.

Русские люди никогда не отказывались от своего рода, народа, национальности. Как говорил И.А. Аксаков: «Не от национальности отрекались наши предки, а от похоти властвования и командования друг над другом». Но при этом, как отмечал Вл. Соловьев: «нравственный долг требует от народа, прежде всего, чтобы он отрекся от национального эгоизма, преодолел свою природную ограниченность и вышел из своего обособления»[352]. Но это все в России не должно означать, как писал П.Е. Астафьев, «отрицание национального начала как начала и политической жизни, и культуры вообще…»[353].

Василий Кузьмич берет период 1917–1922 гг., когда якобы зарождалось много «неэтнизированных» государственных образований. Но надо ли брать период революции и гражданской войны как пример созидания чего-то там такого. В этих условиях наоборот происходила этнизация. Это не пример создания чего-то там такого, а существование десятка образований, в том числе и казачьих республик, дальневосточных и других республик, вплоть до суверенных хуторов. Разве пример развала и полной анархии в государственном строительстве можно приводить как пример братства. Да, была попытка формирования некой Горской республики. Были попытки даже формирования единой исламской республики. Но вместе с тем в Горскую республику не входил Дагестан – самая большая республика на Северном Кавказе. И Горская республика очень скоро показала свою нежизнеспособность. Даже чекисты не сумели ее сохранить. Кроме того, я еще раз подчеркиваю, что армянская, азербайджанская, грузинская, т. е. Закавказская федерация, тоже были независимыми, но жизнеспособность обрели в составе СССР. Потом создали «еще один этаж федерации» – Советский Союз. Многие народы в этот период возвращали свои исторические названия, обороняли свои этнонациональные интересы. Почему мы должны сегодня чего-то переименовывать, отменять. Нужно ли отменять название Дагестан? Надо учитывать все разумные, созидательные этнонациональные начала так, как сами народы их понимают, и умело обустраивать всех в едином государстве, в целостности и согласии. Народы – это категории исторические. И они образовались не в 1917–1922 гг., как думают некоторые. Конечно, был и национально-освободительный и революционный энтузиазм. В зависимости от этого все менялось. Тогда была совершенно другая идеология – классовая, но даже в самые жесткие годы классовое, политическое не смогли растворить этнонациональное. Тогда даже говорилось о том, что какие-то государственные границы никакого значения не имеют, потому как в ближайшее время будет мировая революция. Раз не будет никаких границ, то не будет никакого Татарстана, никакой Пензы и даже России. Будет одна всемирная коммунистическая нация и революционная целесообразность вместо этнонационального, национального самосознания. Разве можно различные образования этого периода выводить как образования, якобы, отражающие нормальные процессы? Совершенно нет. В.К. Бочкарев боится не только этнонациональностей, но и всяких иных особенностей. И по нему оказывается, что даже выносить наименование этносов территориальных и государственных образований, определять внутренние (административные) границы не только вредно, но и опасно. Но искусственное отрицание, как и искусственное обозначение этнонациональных проблем разрыхляет многонациональное государство. Именно такие подходы к искусственному появлению «национальных проблем», главное, «резко снижают устойчивость существования самого основного этноса» (В.К. Бочкарев). Но если говорить о существовании «основного» в целом в России, с чем в принципе я согласен, то появляются «основные народы» и по регионам. Значит, надо и к ним терпеливее относиться.

Подходы к формированию государства и возможность устойчивого существования любого этноса-нации только в рамках независимого многонационального государства могут отвечать интересам всех. Главное – обустроить и учесть максимально интересы всех народов и территорий внутри единого федеративного государства? Провокационно и недальновидно утверждать, что любое проявление этничности, этнонациональности даже в названии республики, субъекта Федерации уже угрожает целостности российского государства. Не надо пугать Россию ее народами. Народы, культуры, религии – не угроза для государства, оно состоит из них. Оказывается попытки других народов добиться «устойчивого существования «как этноса» автоматически приводят к тому, что такая попытка «резко снижает устойчивость существования самого основного этноса». Ясно, что «основным этносом» не только для Василия Кузьмича является русский этнос, а развитие других этносов по нему – угроза для России, русских. Точно как у Баркашова. Если не хуже. Короче, речь идет о восстановлении не просто империи, а этнизированной империи от имени русской нации, где все остальные этносы не могут претендовать на право устойчивого развития как народа, потому что это попытка нарушает якобы право на устойчивое существование самого основного этноса. Как у политика-эстонца – на первое место этнократия эстонцев. Власть, которая так думает, точно может развалить Россию. При таких друзьях-шовинистах тут нечего делать врагам-сепаратистам.

Решение национального вопроса для Василия Кузьмича – это ассимилирование, исчезновение всех этносов, этнонаций с их названиями, с их Татарстанами, Дагестанами и Башкортостанами с карты Российской Федерации якобы для того, чтобы обеспечить устойчивое развитие одного основного – русского этноса. При этом как это отразится на судьбе «основного этноса» – ничего не говорится. Данный подход – циничный и недальновидный для России, для русских. Это отход от той роли, которую русские исторически играли в судьбах народов России. К величайшему удовлетворению «основного этноса» русские так не думали никогда, если они так думали бы, не было бы России – крупной, мощной, многонациональной.

Следующий вопрос, который задает Василий Кузьмич: «Если обозначаемый этнос дозрел до государственности и приобрел ее, то в каком положении находятся остальные проживающие на этой территории национальности и народности?». Наконец-то он обозначил исходные позиции своих рассуждений. Принципиальное непонимание сущности самого национального вопроса и многонационального государства. Нигде ни в одном субъекте Федерации, повторяю, у нас нет персональной «этнической государственности». Это все коллективные формы государственности, как, впрочем, и сама Россия. Непонятно, какие опасности мерещатся В.К. Бочкареву и почему ставится под сомнение то, что «обозначаемые этносы» в республиках Российской Федерации «дозрели до государственности». Давным-давно. Некоторые даже еще столетия до вступления в состав России. По В.К. Бочкареву же, фактически все народы Российской Федерации – это народы, которые не дозрели до государственности и, соответственно, не имеют права на государственность. Они имеют право только обустроиться в России, удовлетворяя минимум своих культурных прав, и будучи обреченными на исчезновение, чтобы не мешать хотя бы в перспективе «устойчивому существованию самого основного этноса». Это – пример полнейшего и вредного для единого государства невежественного, а значит антирусского, антироссийского подхода в национальном вопросе, который будоражит этнонационализм, переходящий в нацизм. Это фактически оскорбление достоинства народов, которые считаются почему-то все время недоразвитыми, хотя это народы с величайшими культурами, историей и традициями. Почему считает В.К. Бочкарев, что аланы, тысячелетия назад создававшие свое государство, сегодня вдруг стали недозревшими. Булгария – известнейшее государство, и оказывается – здесь тоже не дозрели. Дагестан недавно отметил 5-тысячелетие Дербента. Как может быть, что все эти народы, живущие на этой территории, создавшие крупнейшие государства, известные в мировой истории, теперь стали «недозревшими народами» для формирования даже коллективных государственных образований. Это – старый шовинистический, расистский взгляд, когда народы делили на полноценных и неполноценных, исторических и неисторических, перспективных и обреченных.

Принципиальнейшая ошибка всех этих подходов в том, что других считаем второсортными, которым достаточно дать национально-культурную общину, клуб интересов на уровне бывшего дома просвещения обкома партии и пусть собираются там, если хотят. Именно такие подходы поставили русских в Эстонии, Латвии, Литве, Туркмении в статус второсортных. Русским вместо равноправия предлагается культурный центр, вместо русской школы – только урок русского языка как иностранный. В соответствии с рекомендациями своих Кузьмичей. Почему-то считается, если народы вступают в состав России, то эти народы должны терять в уровне своей государственности, в уровне своей зрелости, в сохранении самобытности, в уровне своего исторического самоопределения и т. д. По-моему должно быть наоборот. Именно в составе федеративной России они получают возможность сохранить свою государственность, свою самобытность, повысив уровень своего самоопределения в составе мощной державы вокруг великого народа. И на территории России мы не должны допускать ухудшения положения и самочувствия любого этноса как нации, который находится в составе Российской Федерации и является частью гражданской, российской нации. У нас общая государственность, общая зрелость, общий уровень развития и самоопределения, мы являемся представителями отдельных религий, территорий, национальностей. Не надо радоваться в поисках недоразвитых и незрелых в собственной семье – таковых среди народов России нет.

Не хочется думать, что в Пензенской области различные этнонациональные общины чувствуют себя ущемленными и второсортными по сравнению с русским населением, которое там проживает, ибо по сути, повторяю, Василий Кузьмич – добропорядочный человек, но, видимо, влез со своими патриотическими чувствами в дело, которое он не знает. И вредит, как слон в лавке, сам того не ведая, стране, народам России, их единству. Думаю, что не надо никому ничего приписывать, а надо добиваться равноправия и справедливости граждан, независимо от национальности и территории проживания в Российской Федерации. Во всех субъектах Федерации у нас проживают разные народы. И все вместе в едином государстве мы есть единый народ.

Почему-то говорится об ущемлении прав человека в этнизированных республиках по этнонациональному признаку, а получается, что многие этнонациональные общины в Пензенской области чувствуют себя не очень уютно. Более того, целый ряд губернаторов в своих предвыборных речах обещают даже очистить свои субъекты Федерации от «криминальных народов», «бандитских национальностей», кавказцев, жидомасонов и прочих. Милиционеры тут же добиваются полной чистки «русской земли» от «этнического элемента». Это все имеет место. Вот против чего надо бороться совместными усилиями всем патриотам России, ибо где-то таким методом и русских выживали из республик. Это – трагедия.

Василия Кузьмича интересует, в каком состоянии будут находиться иноверцы, к примеру, в «исламской республике»? Вопрос интересный. Но сначала надо найти эту «исламскую республику», которую придумал В.К. Бочкарев. Нет такой республики. Да и государств таких в мире мало. Более того, мусульмане ни одним словом не обмолвились подобными подозрениями из-за того, что на гербе России – пять крестов. Представляю себе, если бы где-то в республиках у нас появилось бы пять полумесяцев.

Дорогой Василий Кузьмич! Они будут находиться в таком же положении, в котором в Пензенской области находятся мусульмане, иудеи, буддисты. Вы посмотрите, в каком положении они находятся у Вас, сколько мечетей, какое отношение к мечетям, к мусульманам, какое отношение к строительству синагоги и т. д. Вот примерно в таком положении и будут находиться. С чего мы подозреваем друг друга. В Дагестане нет исламской республики, и вместе с мечетями в Дагестане строятся и церкви тоже, они функционируют, да и в самой России функционировали столетиями. Много мечетей было внутри самой России в дореволюционный период, хотя немало было попыток христианизации мусульман. Но не будем ворошить историю. Важно, как себя чувствуют русские и не русские в родной стране сегодня и в перспективе. Но я еще раз подчеркиваю, что мы должны в современных условиях переходить к современным формам бытия. Не понимаю, в связи с чем Василий Кузьмич приводит статью 2 Конвенции о предупреждении преступлений, геноциде и наказании за него, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 9 декабря 1948 г., которая говорит о том, что геноцид – это намерение уничтожить полностью, частично какую-то национальную или религиозную группу. И это приводится после того, как закончились осуждения о нациях и «национальных республиках». Это – уже не глупость, а провокация геноцида и расизма. В какой из республик Российской Федерации происходит уничтожение народа? И бесконечные и безосновательные обвинения в адрес республик Российской Федерации, что там якобы идет настоящий геноцид. При этом сам же автор говорит, что «мы далеки от того, чтобы арифметически подсчитывать, насколько уменьшилось число «инородцев» в этнизированных субъектах Российской Федерации, скажем за последние 10 лет реформ». Так нельзя. Тем более, в этнонациональном измерении. В России идут сложные социально-экономические процессы. В последние годы возникло много межнациональных конфликтов и даже войн. Следовательно, из различных территорий уходят люди разных национальностей. Это трагедия. В разных частях России есть факты преследования людей по этнонациональному признаку. Такие примеры есть и в Пензенской области. Но нельзя говорить о каком-то геноциде в рамках российского государства. Это – явный перебор. Нельзя разбрасываться такими категориями, тем более государственному деятелю.

Национализм, расизм, фундаментализм и т. д. – это проблемы не одной республики, не одной области, не какого-то народа, это проблемы общегосударственные, всех народов. Да, к сожалению, Россия стала в эти сложные годы полем массового нарушения прав человека по этнонациональному признаку, но обвинять какой-то народ в том, что он проявляет геноцид по отношению к другому народу, при этом в бесконечный раз приводя в пример республику Татарстан, не корректно. Я не знаю таких примеров. А если он об этом знает, то как губернатор почему не выступит, почему не доложит Президенту. Вместо этого пишет статью, не ведая, что творит.

Подозрения, что от имени государства правят религиозные фундаменталисты, националисты, расисты или сторонники классового подхода, не знаю таких примеров внутри Российской Федерации. Попытки наверное есть. От Баркашова, Удугова, Севастьянова, Тагаева – таких идеологов везде хватает. Но с ними надо бороться, а не помогать им обвинять целые республики и народы в геноциде и т. д. Такие обвинения автоматически могут быть повернуты против России. К таким вещам надо крайне осторожно подходить. Никакой «естественной обреченности на геноцид» внутри Российской Федерации не существует. Ни в одном из субъектов Федерации, особенно по отношению к русским. Это невозможно. И после всей этой демагогии делается вывод о возможности развала Российской Федерации по этническим признакам, т. е. не из-за состояния экономики, права, практики, не из-за социального, духовного, нравственного самочувствия людей и территорий, а автоматически выводится из этнического признака. Даже то, что происходит в Чечне, – происходит не по этнонациональному признаку, а в силу конфликтности целой кучи факторов социально-экономических, политических, исторических, которые наращивались из-за полнейшего непонимания, из-за ущербности логики и действий отдельных политиков-провокаторов.

Читая В.К. Бочкарева, я даже пришел к выводу другому, что может быть именно многонациональность страны, наличие Татарстана, Чечни спасли Россию саму, русскую нацию от развала, от Сибири до Дальнего Востока. И этнонациональность и многонациональность – это генетическое состояние России, которое скрепляет ее разнообразием. Распад Российской Федерации автоматически нельзя выводить из признаков этнонациональных. При этом, говоря об укрупнении субъектов Федерации, якобы, А. Тулеев исключает республики. Или, говоря об административно-территориальном устройстве, губернаторы Новгородской, Белгородской, Курганской областей призывают пока не трогать республики Российской Федерации. Именно это и возмущает Василия Кузьмича. Он предлагает начать именно с республик. Надо с ними рассчитаться, провести их губернизацию, уйти от этносов, народов. И это на фоне, когда сама Пензенская область не способна сегодня объединиться с рядом стоящей прекрасной и старинной Саратовской областью, которая более эффективно развивается. А тут осторожность, которую проявляют А. Тулеев, М. Прусак, Богомолов и Савченко, оказывается, что они такими подходами приводят к развалу Российской Федерации. И притом сам же и говорит: «Кому-то опять захотелось экспериментов, ах как хочется резать по живому». И далее предлагает не резать, а отрезать чужое, иное, чтобы не мучаться самому. Как он говорит: «А ведь можно было бы начать и с другой стороны, самого малого….» Интересно, что является самым малым для Василия Кузьмича, он не очень четко расшифровывает, хотя из многих его рассуждений самое малое – это чтобы не было национальных республик, чтобы назвать Татарстан Приволжской республикой или Прикамской республикой, Дагестан назвать все-таки, может быть, Прикаспийской губернией, а Кабардино-Балкарию – Эльбрусской республикой, т. е. надо начать с малого для него означает – начать с малочисленных народов. По Бочкареву, надо «с ними» (с этнонациями) что-то делать: кого ассимилировать, кого переименовать, кого распустить. Именно так он и предлагает, что надо «обязательно ввести запрет на обозначение (название) новых субъектов по «титульным религиям, нациям, расам», поскольку это логически ведет к геноциду «инородцев», т. е. именно это малое и есть борьба с этими названиями. Конечно же, в первую очередь надо разобраться со всеми 32 «этнизированными» субъектами Федерации, которые находятся в составе Российской Федерации. Предлагает вновь начать перетряску – «в каждом таком субъекте надо провести референдумы о возможном переименовании его. Сами жители республик пусть решают – сам народ». Как будто без подсказки Василия Кузьмича народ еще не решил. Очень интереснейшее предложение – провести референдум как будет называться Башкортостан, Татарстан, Дагестан, Кабардино-Балкария, как будет называться Хакасия, как будет называться Тува. Потом – как будет называться Россия. Представляю себе чехарду. Тем более что все остальные проблемы решены, действительно, осталась эта очень живая, освежающая, взбадривающая всех этнонациональная проблема. Особенно в Пензенской области. Удивительно гениальное проявление такого традиционного, народного ума, здравого смысла, которое в лучшем случае годится для губернаторской дачи в Пензенской области. Реализация таких проектов даже на территории Пензенской области будет чревата десятками и сотнями конфликтов. Неминуемо. Хватит реформировать, надо создавать, хватит разговаривать, пахать надо!

К сожалению «Независимая газета» со статьей Владимира Кузьмича, выходит не только в Пензенской области – и это самое трагичное последствие. Будем надеяться, что люди не прочтут. Но, судя по росту нацизма и экстремизма в России, читают провокаторы и бандиты.

А в заключении. «Считаю, – пишет Василий Кузьмич, – надо хотя бы ратифицировать Конвенцию № 169 1989 г. «О коренных народах и народах, ведущих племенной образ жизни». Это прекрасное предложение, ибо перечеркивает все его рассуждения, ибо в Конвенции совершенно другие идеи, чем те, о которых он вещал. Это еще раз показывает, что человек-то В.К. Бочкарев незлобный. Но «ранний» и «поздний» Бочкарев не знает предмет своих рассуждений. Он просто взялся говорить то, о чем не ведает сам. А в России, к сведению Василия Кузьмича, нет условий для ратификации указанной Конвенции. И еще долго не будет. Она не ратифицирована почти нигде полностью. Давайте создавать, а не разрушать. Собирать народы, а не разгонять. Патриот, как сказал Л.Н. Толстой, это тот, кто любит свой народ, а националист – это тот, кто не любит другие народы. А без любви и понимания друг друга не бывает ни семьи, ни народа, ни государства. Статья губернатора В.К. Бочкарева – лишь частный случай общего состояния нашего сознания и политики. И потому ей уделено так много внимания. Но статей и книг похлеще намного больше. И если мы живем в одной стране, в одном Отечестве, надо постараться понимать друг друга, а не только подозревать, свергать. Вести себя как соотечественники. Вся древнегреческая мораль в основе своей имела одну заповедь: «Каждый делай свое». И в этой мудрой заповеди мало иррационального и много разумного. Из чего и нам всем желательно исходить в своих рассуждениях и делах. Я так думаю.

Цель моих рассуждений – помочь патриотам России понять суть нашей многонациональности, ее огромный потенциал, который должен работать на благополучие России, всех ее народов, всех граждан.

Глава V Формирование российской нации: история и перспективы

§ 1. Создание российской нации: проект для XXI века

Судьбы наций-этносов и судьба формирования российской нации в нашей стране являются ключевыми из всех проблем общественного и государственного развития России в современных условиях[354]. Когда я опубликовал эту статью, то много критики было в мой адрес: одни в этом видели подмену русской нации, а другие – пренебрежение ко многим другим этнонациям. Ни того, ни другого в феномене «российская нация» нет, это – объективный процесс нашего государственного единства и межнациональной гражданской общности. О формировании российской нации на основе общности, единства многонационального народа страны неоднократно говорил за эти годы Президент Российской Федерации В.В. Путин (Уфа, Чебоксары, Беслан и т. д.). Главной задачей после Бесланской трагедии он назвал «упрочение нации». Терминология такого рода – это не случайность, а объективная потребность и в еще большей степени пока объективная необходимость.

Генезис исторического процесса формирования этносоциальных общностей таков, что они развиваются от рода, племени, союза племен, этноса-народа, этноса-нации к межэтническому, гражданскому объединению, доходя до уровня нации-государства как политической нации, гражданской нации. Если нации-этносы создают государства, то государство создает гражданскую нацию. Хотя возможны ситуации, когда и государство помогает созданию этнонаций[355].

Человечество давно преодолело чисто родовые, этнические корни своей общности и перешло к формированию этнонаций и на основе их государственного (гражданского) единства к созданию нации-государства как согражданства. Более того, классической нацией на Западе уже в XIX в. и начале XX в. считается нация политическая, гражданская. Но это вовсе не означает «конец нации»

(В. Тишков) в этническом измерении, а означает лишь качественное состояние межнационального единства граждан различных национальностей в едином государстве. И от умения подойти к этому новому качеству с учетом всех его составляющих, политики ее реализации на практике зависят и перспективы формирования нации уже как силы, способной к межэтнической, гражданской, политической общности. Россия как многонациональный народ, как нация создает качественно новые характеристики нашего межнационального, гражданского единства. При этом важно понимать, что нация-государство и гражданская нация – это не одно и тоже, а скорее форма и содержание этого процесса. Государство можно образовать политической волей, правовыми актами, а нацию как согражданство создает лишь историческая общность людей, общность их чувств, духовности, радостей и печали.

Есть два подхода в освещении проблем формирования российской нации. Одни политики и ученые считают, что этот процесс закономерный, который ведет к «концу наций» (В.А. Тишков) как этносов. Другие политики и ученые придерживаются эволюционного подхода, утверждая, что формирование российской нации идет и будет идти за счет исторической общности народов России, граждан различных национальностей, но это не «конец наций», а лишь этап раскрытия и полноправного использования потенциала каждой этнонации, граждан России в единой общности российской нации. Это – феномен гражданской общности представителей различных национальностей страны. Такова и позиция автора данной работы. Это – модернистская, современная точка зрения в отличие от постмодернизма, где главное – отрицание этнонаций, их свержение и сочинение «реквиема по этносу». Это – своего рода атрибутика коммунистической идеи отмирания наций. На деле это процесс исторический, эволюционный. В частности, на примере Германии видно, что, будучи в большинстве своем представленной немецкой этничностью, все равно довольно долго сохранялись различные княжества и общины вплоть до середины XIX века. И только примерно с 1871 г. можно говорить об обозначении единой немецкой нации, хотя окончательно этот процесс завершился лишь к 1990 г. после нового объединения двух частей Германии. И то пока не окончательно. Это все свидетельствует, насколько сложен процесс превращения населения страны, различных народов в единую нацию. Тем более он сложен для России, страны исторически полиэтничной, где часто прерывался процесс как этнонационального развития, так и формирования нации-государства. И вообще невозможно прогнозировать, как и в каком амплуа будут выступать этнонации в конце XXI века. Возможны возвраты к усилению роли этнонационального, а возможна и глобальная ассимиляция.

М.Н. Росенко считает, что родоначальником идеи создания «российской нации» является американский политолог 3. Бжезинский[356], немало потрудившийся в свое время для развала Советского Союза, а теперь делающий все возможное для обострения противоречий в СНГ и в России. Призывая российских политиков к «решительному созданию благоприятной обстановки в России», он высказал мнение, что только превращение в нацию-государство позволит ей «стать нормальным государством»[357]. Это было понятно и без 3. Бжезинского, ибо это – объективный процесс. Но 3. Бжезинский пытается противопоставить таким образом русскую нацию всем остальным этнонациям страны, отождествляя понятия «русская нация» и «российская нация». С одной стороны, отождествление «нации-этноса» и «нации-государства», а с другой, их противопоставление друг другу – это как раз те ошибки, которые допускают и наши нациостроители. Нельзя забывать, что этнонациональная и гражданская общность в едином государстве состоит из одних и тех же людей, которые выступают, с одной стороны, как представители тех или иных этнонаций, а с другой, как граждане единой страны. Это главное. Совершенно справедливое по сути замечание 3. Бжезинского имеет под собой и другой контекст. Он ведет речь, как и наши доморощенные национал-шовинисты, о русской нации, намекая на неизбежность такого же процесса и для многих других национальностей: татар, чеченцев, дагестанцев, тувинцев, саха, якутов и других. Он хочет навязать нам создание не одной российской, а нескольких политических этнонаций. Думаю, что у нас процесс создания российской нации пойдет немного по-другому, на основе свойственных для России этнонационального и многонационального развития, на основе этнонациональной и гражданской общности людей.

Еще в «Повести временных лет» указывается на полиэтничность, многонациональность России, где наряду с руссо-славянами проживали десятки других национальностей – «племена и других языцы…». Здесь основы перехода Руси к России. Многонациональность России возрастала в ходе формирования Российской Империи, которая имела свои особенности, но и отождествляла себя только с русской нацией, смотря на большинство окраинных народов как на колониально зависимых. Инородцы же имели свой особый статус в России и потому не могли быть русской нацией. Хотя если в Великобритании колониально зависимые народы начали признавать подданными только в результате национально-освободительных движений, то в России процесс присоединения народов и земель автоматически означал вступление в подданство. Новые территории и народы включались в состав Российского государства с единой государственной границей. Таким образом, исторически создавались условия для формирования российской нации. Кроме того, в России не было явно выраженного статуса имперской нации у великороссов, русских. Но и это не давало равноправный статус для многих инородцев с русскими. И говорить о формировании российской нации в условиях Российской империи можно было лишь частично.

Царское самодержавие активно проводило политику ассимиляции, русификации и разобщения инородцев, но она не имела больших успехов, ибо такая политика была чужда русским людям. На уровне гражданского общества, как говорится, на уровне простых людей, приобщение к русскому языку, к русской культуре шло достаточно активно и без принуждения. Российская общность народов и граждан формировалась несмотря ни на что. Только неоправданно резкий переход последних двух царских режимов к политике ограничения в правах на самостоятельность и самобытность инородцев, окраинных народов и территорий усилил в стране влияние национал-шовинистических и национал-сепаратистских сил, которые во многом и разорвали страну. Это противостояние раскололо этнонации, возбудило целый ряд противоречий и претензий. В результате последовавший вскоре революционный взрыв фактически прервал исторический процесс формирования «старой исторической общности людей – российский народ». Примерно тоже самое произошло и с советским народом, который формировался в статусе российской нации советского типа. Анализ этого опыта говорит о следующем: 1) если различные этносы, их представители столетиями живут в одном государстве, в общей социально-экономической и культурной среде, то формирование их общности как народа, как граждан, как соотечественников, а значит и как единой нации объективно неизбежно; 2) в России есть свои особенности, которые определяют формирование нации как межэтнонациональной и гражданской общности. Поэтому образование российской нации возможно на основе как свободного и равноправного развития каждой этнонации в своей самобытности, равноправного участия в государственных и общественных делах через своих представителей; 3) при этом все более определяющую в формировании, становлении нации играет роль и статус человека как гражданина, его права и свободы, возможности реализации в государственной и общественной жизни своего человеческого потенциала, где определяющими становятся не его родовые, этнические признаки, а гражданственность, гражданская общность людей различных этнонациональностей. Мешает этому объективному процессу активизация крайних сил этнонационализма, этношовинизма, которая разрывает межнациональную общность, отрывает людей от общих гражданских основ развития общества, происходит где-то искусственная этнизация политики, а следовательно, и всей общественной практики.

Самое опасное для многонационального, полиэтнического государства – это разрыв между этнонациональной и политико-гражданской сущностью человека-гражданина, их противопоставление в самом человеке. В этом случае разворачивается дискриминация людей в родном государстве то по этнонациональному, то по гражданскому признакам. А за этим следуют революции, конфликты, развалы и разрыхления государств, что прерывает в целом процесс развития этносов, формирование из них этнонаций и их объединение в межэтнонациональную историческую общность – российский народ, российскую нацию.

Исторически Россия так и не сформировалась до конца «государством-нацией». В большей степени были попытки закрепления такой роли за русской нацией. И главное то, что становление государства как единой нации граждан различных национальностей ставит заслон на пути возвращения России в состояние империи[358]. Он же говорит, что России нужна федерация, а вовсе не государство-нация[359]. Я не стал бы их противопоставлять. Если в течение длительного периода будет стабильная федерация, то общность людей, этнонаций в единую нацию-государство с сохранением внутри него всего многообразия неизбежна.

А. Янов может быть прав в том случае, если создание нации-государства приведет не к углублению федеративной демократии, а к отказу от нее. В этом случае не будет возможна и жизнеспособная нация-государство, российская нация. Федеративная демократия – самый современный и самый эффективный способ формирования российской нации из всего многообразия народов, культур, традиций в гражданском единстве людей.

«Федеративная система в том виде, как она сформировалась за годы советской власти, в ряде сфер общественной жизни ущемляла права русского народа», – пишет Е. Троицкий[360]. Так примерно, если не похлеще, пишут все национальности о «своих» народах, хотя в их высказываниях речь идет не о федеративной системе, а о ее глубокой деформации. А тезисы вроде «великий русский народ сам-то оказался наиболее ущемленным в национальном аспекте, не имеющим ни своей компартии, ни академии наук…»[361] – опять-таки, как мы уже отмечали, оказались дешевым трюком этнонационалистов, которые и спровоцировали таким образом развал СССР, а значит исторической России. Сами того не ведая. А теперь борются за воссоздание СССР. И. Аксаков в свое время отмечал: «живая, личная, индивидуальная народность должна быть заменена отвлеченной национальностью государственной…». Точно также и сейчас хотят строить «национальность государственную», «гражданскую нацию» на основе «отрицания наций», их «роспуска». В этом плане, прежде всего, и возражения звучат как бы от имени русских. «Русское и российское начало одинаково ценны и дороги, должны взаимно дополнять, обогащать друг друга»[362]. Но их нельзя противопоставлять. Российская нация должна утверждаться не вместо русской, татарской, аварской, хакасской, а как их гражданская общность, солидарность, единство, сплоченность духа и дел практических.

В начале XX в. на фоне кризиса царского самодержавия стало невозможным формирование, хотя и подготовленной исторически по многим параметрам, общности народов России, российского народа в российскую нацию. Следовательно, в силу неспособности гражданской общности Россия как государство развалилось. Оно не смогло эффективно ответить на вызовы времени, прежде всего, из-за отсутствия внутреннего гражданского единства. Государство нежизнеспособно, если оно не имеет перспектив как единой нации на основе гражданской гармонизации интересов всех составляющих ее частей, в том числе и этнонаций, обеспечения нормального самочувствия граждан страны всех национальностей. Главный вопрос – в соотношении этнонаций и нации-государства как способ регулирования гражданских отношений на обоих уровнях их общностей. Или нация-государство будет строиться по схеме, навязываемой сверху силовыми методами, подавляя и ассимилируя в том числе и этнонациональное многообразие или сохраняя и развивая многообразие, согласовывая интересы каждой составляющей и всей общности, выстраивая демократические механизмы их стыковки и единства на уровне самочувствия, прав и свобод, в том числе и этнонациональных на уровне граждан.

Советский Союз, как известно, предпринял попытку объединения народов и социальных групп на основе общей идеологии, государственной собственности и репрессивного государственного аппарата. Но общность этнонаций как государства – политической нации – даже при таких основах не удалось сформировать. И прежде всего потому, что в основу этнополитики был заложен пагубный принцип: «в каждой нации есть две нации: нация-пролетариат и нация-буржуазия», а вовсе не принцип самоопределения, как пишут многие. Конечно, если доводить его до абсурда: «каждый этнос должен иметь свое государство», но такого никто и не предлагает. Более того, таким образом изначально была разрушена историческая этнонациональная основа и межнациональной российской, советской общности как политической нации. Вместо формирования межнациональной общности заново надо было выстраивать общность в ее новом качестве. Надо сказать, что в межнациональном объединении народов и граждан преобладали неестественные механизмы и устремления, исходящие из их интересов, а не только насильственно навязываемые ценности и ориентации, как об этом пишут многие. Кроме того, всем хотелось отчитаться о полном и окончательном решении национального вопроса, как и ныне, объявляя «конец нации». Но, несмотря на это, в деле становления общности людей – советского народа – на единых экономических и духовных основах, бесспорно, было многое достигнуто. Удалось сделать немало в формировании российской общности народов в советском варианте на основе, прежде всего, подчеркиваю, достижений и ценностей исторического прошлого общности наших народов и граждан. И потому не получилось создать советскую нацию. А нация-государство без гражданской нации – это формальное и нежизнеспособное образование.

Концепция о формировании новой исторической общности людей – советского народа – действительно имела под собой в тех исторических условиях серьезные основания. Общность народов Советского Союза, российского народа в культурно-языковой и в социально-экономической сферах, а также как граждан единого государства советских людей существенно укрепилась за годы совместной жизни, несмотря на все трудности и трагедии политических процессов. Примером жизненности и жизнеспособности этой общности, бесспорно, стала победа советского народа как целостного образования в Великой Отечественной войне. Удалось мобилизовать советский народ на защиту единого Отечества как единой нации. Советский народ как межнациональная общность людей обрел, таким образом, достаточную устойчивость как нация, прежде всего, к внешним угрозам. Это один из важных признаков политической нации. Взаимное притяжение и духовная общность русских, украинцев, белорусов, казахов, таджиков, туркменов, татар, узбеков, дагестанцев, грузин, азербайджанцев, армян, абхазов, молдаван, эстонцев, латышей, литовцев, башкир, осетин, чеченцев, кабардинцев, карачаевцев, черкесов, балкар, тувинцев, бурят, хакасов и других стало реальным фактом нашего общего советского бытия, нашего советского сознания. При всех проблемах, обидах, претензиях, которые нам наследовали политические режимы и политиканы различных мастей, историческая общность людей и народов сформировалась в российско-советско-российском варианте и настолько, что в нас было уже больше общего, российско-советского, чем «чисто» этнонационального. Но советский народ как политическая нация оказался неустойчивым к внутренним угрозам, ибо многое во внутренних связях было искусственным, незавершенным, запрещенным, искаженным. Прежде всего, не восстановилась разорванность этнонациональной общности на антагонистические классы. И это – как попытка опять-таки избавиться от этнонационального. Крах Советского Союза – это, прежде всего, доказательство неспособности политических режимов обеспечивать развитие государства, общества с учетом реальных потребностей каждого человека-гражданина и каждой этнонации. Главное то, что народы исторической России доказали, что они способны жить и развиваться в статусе суперэтнического и межэтнического единства. Но при соответствующем политическом оформлении демократического толка этого единства наши народы подготовлены к статусу общей гражданской российской нации. В конечном итоге, решающим фактором национального единства является самочувствие и идентичность граждан страны.

Советский народ как политическая общность, как нация-государство в ее гражданской, социально-духовной составляющей довлела к статусу межэтнической общности, гражданской нации. Но на фоне образования новой исторической общности народов России было снижено внимание к родовым, этническим основам составляющих частей этой общности. Ослабление чиновничье-политического каркаса политической общности привело в движение эту стихию в поисках именно в сторону родовых, этнонациональных способов самоутверждения и идентичности. При этом этнонациональный фактор сам по себе не был основной причиной разрушения общности советского народа и Советского Союза, как об этом любят писать многие и говорить. Главное, повторяю, заключалось в неспособности политического режима адаптироваться к новым условиям, а также к современным потребностям демократического развития этнонациональных основ народов и политической надстройки их общности как граждан единой страны. Несмотря на все это, многие общностные черты человеческой и межнациональной солидарности стали составной частью культуры и психологии советских людей. Можно даже сказать, что, несмотря на развал СССР, во многих своих проявлениях советский народ, старый российский народ как общность не развалились. В этом убеждаешься, когда бываешь в Баку, Астане, Бишкеке, Душанбе, Кишиневе, Киеве, Минске и далее. И это несмотря на крайне деструктивные измышления и действия части этнократической бюрократии, вчера преданной, якобы, партии и первой предавшей ее, а ныне также рьяно преданной, якобы, демократии, своей нации-этносу и суверенитету, но опять преданной идее захвата собственности. Именно этнократическая бюрократия, работавшая еще вчера на их унификацию в угоду партийно-классовым догмам, и сегодня нередко загоняет свой народ в этнократизм, этнонационализм, всеми силами стремясь уничтожить остатки былой общности наших людей ради удовлетворения своих корыстных интересов. Гражданские чувства чиновников часто привязаны к занимаемой должности, а у простых граждан – к Отечеству.

На фоне отрицания этнонаций в современной России, с одной стороны, достаточно активна этнизация истории, где во всех бедах прошлого нередко (в том числе и в развале СССР) обвиняются инородцы, и самой угнетаемой и пострадавшей называется русская нация, а с другой – в ряде республик крайние этнонационалисты в ответ во всех бедах страны обвиняют русских, русскую империю, перенося на них вину политических режимов. Недавно Президент Узбекистана И. Каримов написал, что узбеки были второсортным населением в СССР. Так же пишут многие авторы из Прибалтики, с Кавказа, а рядом – сотни работ, которые пишут, что русские были самыми угнетаемыми. Это говорит лишь о том, что общая ситуация была не такой радужной. Это все ясно, но надо было бы сказать, что была одна страна, один народ, следовательно, общими были и многие достижения и трагедии, несмотря на политическую надстройку как царского самодержавия, так и советского режима. Историю единой страны, единого народа нельзя делить на русскую и нерусскую, на что многие толкают. Это наша общая история, общая судьба.

Параллельно разные этнонации в своих уже новых государствах тоже проводят «этническую чистку» своей истории, утверждая, что имперское, советское утверждалось в том числе и за счет русского. Думаю, что за счет русского утверждалось больше доброго, созидательного во всех сферах жизни наших народов, да и нерусские вносили свой немалый вклад в экономическое и духовное развитие и в безопасность России. Тут нет необходимости свергать людей по этнонациональному признаку. Кроме того, старая общность людей «российский народ» и новая общность людей «советский народ», а теперь и новейшая, «многонациональный народ Российской Федерации» строятся и будут выстраиваться как нации неизбежно и закономерно в преобладающем своем большинстве на русской языковой, государственной и культурной основах. Тем более, что многие наши народы спаслись и возродились в условиях диктаторских режимов, в том числе благодаря свободе и духовности русского человека, русского мира.

Многонациональный народ как политическая, гражданская нация пока не закреплен соответствующего уровня интегрированной экономикой, которая ставила бы регионы и народы в гражданской солидарности в зависимость и общность. Может быть, целому ряду предприятий выгоднее сотрудничать. Не сформировано и общее измерение социального самочувствия и социальной ответственности народов и граждан страны. Уровень социальной обеспеченности в межрегиональном измерении варьируется с разницей в десятки раз, да и ценности духовно-политической идентичности не стали определяющими для различных групп населения и национальностей. Этнонациональные, региональные, конфессиональные различия часто превалируют над идеей общности, солидарности. От имени русских, а не только их врагов пропагандируется и «антироссиянство», утверждая вновь, как перед развалом СССР, что у русских в России нет своей государственности, а россияне – «химера». На деле это – великая нация, которая создала мощную государственность.

В целом же следует полнее, не боясь этнонационального многообразия, подключать весь его потенциал многонационального развития к процессу формирования многонационального народа, нации-государства в Российской Федерации. Стратегическая задача для России, всех ее народов – это, не впадая в крайности имперского унитаризма или конфедеративного сепаратизма, настойчиво и мудро собирать Отечество, народ российский в российскую нацию, сохраняя все этнонациональное многообразие страны, обеспечивая его самоутверждение и сотворчество на основе принципов демократии и федерализма. У российских народов, объединенных в единый многонациональный народ Российской Федерации, – общая история, общие социально-политические традиции, взаимно адаптированная ментальность, восприятие явлений и процессов, общая экономическая база, от состояния которой зависит реализация социально-экономических прав и свобод каждого гражданина-россиянина, взаимосвязанная культура и общий русский язык и многие другие общностные признаки, которые в едином государстве отражаются в общегражданских чувствах и ценностных ориентациях. И главное то, что единое волеизъявление многонационального народа Российской Федерации является в нашей стране источником власти и носителем суверенитета. Не какая-то одна этнонация (в общероссийском или в региональном измерении), а многонациональный народ России. Единство многообразия – вот формула жизнедеятельности российского народа, российской нации-государства в перспективном плане. Для этого, прежде всего, нужна политика строительства солидарного народа и солидарного общества, где каждый человек, независимо от национальной принадлежности, и каждый народ, независимо от численности, будут себя чувствовать членами одной семьи, одной нации, одной гражданской национальности. Без этого бесконечно будут возбуждаться чувства ущемленности и недоверия к другому человеку другой национальности. Такая тенденция, к сожалению, стала особенно модной в постсоветском пространстве, хотя ясно, что таким образом уважение к себе никто не заработает и свое возрождение не обеспечит. Наш путь – это крепкое единство нашей гражданской общности за счет раскрытия потенциала всего его этнонационального многообразия и человеческого таланта.

Для выстраивания будущего важно, какие выводы мы делаем из прошлого и настоящего, особенно в нынешний переходный период – период утверждения качественно новой личностной, этнонациональной и гражданской идентичности. Трагедия русских в бывших союзных республиках не стала трагедией для всех, хотя это была и есть общая трагедия. Трагедия Чечни не стала трагедией, понятной и близкой для всех, даже когда она стала «влезать» к нам в окна и двери. В результате все интерпретируется так, что в одном месте во всем виноваты русские, а в другом – чеченцы, кавказцы, мусульмане и другие. Следовательно, это все говорит об одном – мы не стали единой нацией, нацией-государством, гражданской нацией. Отсюда и простор для проявления деструктивности и дискриминации в деятельности чиновников, многих работников правоохранительных органов в сфере этнонациональных отношений. Этнонациональная принадлежность при этом проявляется не только как красота, потенциал многообразия, но и используется порой для покрытия воровства, насилия и бесчестия. И тут же такая же принадлежность в другом месте становится поводом для преследования человека, оскорбления его чести и достоинства. Следовательно, современное российское общество переполнено фобиями всех мастей, которых беззастенчиво демонстрируют не только скинхеды и баркашовцы, но и отдельные депутаты Государственной Думы, министры, губернаторы, президенты и мэры, а государство в целом и, прежде всего, федеральные органы власти оказываются часто не способными обеспечивать конституционные гарантии прав и свобод человека, равноправие и равное достоинство всех национальностей, проваливают выполнение государственной этнонациональной политики во всех сферах общества и государства. Все занялись ЖКХ, поставили на него Госсовет, министерство с министром, вице-премьера, Думу и Совет Федерации со всеми мэрами и губернаторами. Это тоже очень важно, но не только ЖКХ формирует народ, нацию-государство. Совет Национальностей Верховного Совета расстреляли, вице-премьера, который курировал этнонациональную и федеративную политику, сократили, Миннац разогнали. И так до очередной трагедии, и никак не понять, что в России этнонациональная политика имеет стратегическое значение для судеб народов и государства. Это – политика и в том числе и усилия государства и общества по формированию российской нации.

Главное для современной России – это собирание граждан, Отечества, народ, государства в нацию. Шовинизм или этнонационализм не создают нацию, а расщепляют ее на части. Нацию создает свобода и патриотизм, солидарность и сотворчество всех национальностей. Стране нужны убедительные общие для всех национальностей идеи российского патриотизма, способные сплачивать российскую нацию, мобилизовать ее в целом на возрождение Отечества. Не бывает единой нации без общих переживаний и побед, без общего понимания национального (этнонационального и государственного) и человеческого достоинства. Мне не нужна этнонация, если она довлеет надо мной, над моим человеческим достоинством. Как нет необходимости и в государстве, которое будет подавлять мои права и свободы вместо того, чтобы их защищать. Но я буду чувствовать себя плохо в этой стране, если не обустроен мой род, мой народ, а значит, и моя родина, мое государство, мои сограждане-соотечественники. Единая нация – это, прежде всего, одна семья, единый дух, общие праздники и огорчения. «Рождение нации» (фильм Грифитта – США) – это не единство белых, а единство всех жителей, граждан страны. Стране нужна политика собирания России, ее народов и территорий, а не проекты укрупнения субъектов, объединения автономий и «роспуска» республик. Эти все меры при необходимости должны вытекать из состояния экономики, потребности людей и местных сообществ, самочувствия граждан в родной стране. Рьяно занимаясь объединением вышедших из России народов в СНГ, евразийское и иные сообщества на уровне власти и общества, почему-то у нас забывают заниматься объединением и солидарностью народов самой России. Навязывается разрушительная дудаевская логика: чтобы почувствовать себя нацией, нужно выйти из состава России. И более уважительнее относятся к тем, кто вышел из России, а не к тем, кто делит ее судьбу. «Общая судьба – это и есть нация», – писал Н. Бердяев.

Самоопределение моего дагестанского народа в составе России дает ему, по-моему, в тысячу раз больше шансов для его благополучия, безопасности и достоинства, чем отделение от России. Дагестанцы на 99,9 % на референдуме подтвердили свою волю быть вместе с Россией. Но такое ли отношение власти в Москве и далее в разных городах к дагестанцам? Всегда ли бережное отношение в Дагестане к русским? Нужна соответствующая ориентированная на укрепление многонациональности социально-экономическая и этнонациональная политика, объединяющая граждан, социальные й этнические группы в единую семью сограждан, нацию-государство. Это не будет достигнуто никакой вертикалью даже с самым грозным генерал-губернаторством феодального типа без развитой федеративной демократии, доходящей до местных сообществ, до граждан. Гарантировать единство Федерации в перспективе трудно, если 10 субъектов Федерации из 89 являются донорами, когда граждане, к примеру, в Ханты-Мансийске получают социальные блага в сотни раз больше, чем такой же гражданин в Туве (Тыве) или в Ингушетии. Формальные преобразования Федерации, которые на деле означают отказ от конституционного для России принципа федерализма – паритета интересов и партнерства всех национальностей, ни к чему хорошему не приведут дела в Отечестве.

Президент Российской Федерации В.В. Путин неоднократно говорил об эффективности и единстве нашего федеративного многонационального государства, связывая это в том числе и с федерализмом, и с разумной политикой государственной общности народов. В конечном итоге, главным образом эффективность государства – это еще его способность обеспечить права и свободы гражданина независимо от его национальной принадлежности, народа-этноса, независимо от его численности, обеспечивая таким образом на деле собирание многонационального народа Российской Федерации в единую общность, нацию-государство. Это – самая перспективная линия развития российской государственности в XXI веке. От способности политической элиты и общества успешно решать эту задачу зависит наше будущее, будущее наших народов, а значит, и каждого из нас, всей российской нации, нации-государства. Объединяя Коми-Пермятскую или Бурят-Агинскую автономию с областями, надо думать не только о вертикали власти, но и о самочувствии каждого гражданина, всех национальностей по горизонтали.

В США нация-государство формировалась на основе пришлого населения, этнический состав которого постоянно перемешивался и ассимилировался на протяжении двух столетий. Для народов России при наличии уже исторически сложившихся наций и многовековой истории сотрудничества этносов модель нации-государства является тоже перспективной, но если будет зиждется на учете всего потенциала этнонациональной самобытности и солидарности. Попытки замаскировать не имеющие каких-либо оснований в реальной действительности демарши в отношении основ национально-государственного устройства России такими околонаучными терминами, как «демократия согласия», «многокультурность», «двойная невзаимоисключающая идентичность: культурно-этническая и государственно-гражданская» и др., – отнюдь не добавляют демократичности в стране. Деэтнизация наций и личности, превращение наций в этносы, искусственное создание единой российской нации – все это звенья одной цепи в достижении весьма прозрачной цели, как бы ее ни упаковывали в «демократические» термины, – превратить нации из субъектов исторического действия в объекты чиновнического произвола, лишить их права на самоопределение, ликвидировать основы национального самоуправления[363]. В настоящее время, по мнению специалистов-аналитиков, «этнологическая наука не располагает хотя бы самой общей методологией и интерпретацией этнического»[364]. Однобокое заимствование западной терминологии и следующее за ним произвольное толкование этнонациональных проблем приводят к формированию субъективистской методологической основы, оторванной от разработки современной теории этнонациональных процессов, за которыми следует обоснование «конца наций», «реквием по этносу». Западные теории для России не всегда подходят. У нас другой этап развития этнонациональных и межнациональных процессов, другие особенности проявления общностного и индивидуального.

Отрицание необходимости рассмотрения нации с точки зрения ее этнической основы как этнонации сопровождается утверждением ее чисто политического значения. Исторический процесс формирования наций в этих странах в XV–XVII вв. в форме национальных государств используется как доказательство тождественности понятий нации и государства. Нацию как «сообщество граждан», «согражданство», «гражданскую идентичность» нельзя внедрять как удобный прием для оправдания политики насильственной ассимиляции. Западная цивилизация именно насильственным путем уничтожила этнонации и многонациональность. Теория «плавильного тигля», реализуемая в США и других странах Запада, отрицает возможности этнонациональной идентификации народов. На этой основе нельзя строить теорию «нации-государства». Остро проявляющие себя и в настоящее время этнонационализм, противоречия и конфликты на этнонациональной основе свидетельствуют, что «утверждения о языковом и волевом единстве (наций – Р.А.) ложны, что выясняется, если, например, проанализировать этническую ситуацию в Европе»[365].

Несмотря на конкретную привязанность такой концепции «нации-государства» и ее социально-политический смысл, в последнее время предпринимаются настойчивые попытки навязать ее странам Восточной и Юго-Восточной Европы, а также России[366]. Это процесс эволюционный и решается лишь на основе развития и солидарности потенциала этнонациональной самобытности. Трудно не согласиться с тем, что в настоящее время «этнология в своем политизированном популистском варианте стала одним из элементов идеологического механизма разрушения общества, оправдания этнического насилия»[367]. «Взрываются» живые этносы, которым теоретики и политики начинают исполнять заупокойную мессу вместо того, чтобы изучать их состояние и найти им достойную перспективу в многонациональной общности, в российской нации.

Только на основе раскрытия потенциала самобытности и солидарности этнонационального можно формировать вначале многонациональный народ или многонародную нацию, нацию-государство, а потом, в перспективе, и нацию как согражданство. В России необходимо проявить мудрость и терпение, чтобы прийти к этому варианту эволюционным путем. Великий Г.В.Ф. Гегель в эпоху образования в Европе национальных государств сравнивал государство с Солнечной системой[368]. Как Солнечная система состоит из многих планет – звезд, так и нация-государство формируется на основе многонациональной общности. Глупо оставлять одно солнце, а остальные звезды отменить.

Прежде всего, базовое значение здесь имеет формирование русской нации. «Нельзя обеспечивать единство государства, если ослабевает сила основного племени», – писал Л.А. Тихомиров[369]. Это важно учесть.

Состояние русской нации непосредственно затрагивает интересы и самочувствие не только русского человека, но и всех, кто живет в Российской Федерации. Отсюда важность понимания, прежде всего, сущности и перспектив русской нации, без чего невозможно говорить о формировании российской нации. По реальному самочувствию, а не по разного рода «национальным идеям», которые русским навязывались, приписывались или провозглашались от ее имени. Важно оценить состояние русской нации, становление русской, российской государственности в современных условиях. Русский народ – народ государственный, какие бы страдания ни шли от государства, от его имени. Он всегда был предан государству. Не только для России, ее народов, но и для Европы, всего мира важно осознать положение русской нации и состояние, в котором она вступает в XXI век. Эти вопросы, конечно, должны быть непосредственно состыкованы как с геополитикой, так и с судьбой самой России, с цивилизационной, этнонациональной и национально-государственной ролью русского и других народов страны.

Фундаментальное значение имеет и понимание роли русского народа как основного субъекта в становлении российской нации, многонационального народа Российской Федерации. Для нас несомненно то, что русская нация является не только количественно, но и исторически главной государственно-россиеобразу – ющей нацией. От этого никуда не денешься, хотя и все народы России, независимо от их численности, бесспорно, тоже имеют такой же статус. Это равноправные народы единого Российского государства. Русская нация, прежде всего, определяет характер и перспективы развития тех процессов, которые происходят в самой России в современных условиях. И однозначно ясно, что «судьба России – это, прежде всего, судьба русской нации». Но на этом недопустимо ограничиваться, как это делают многие, кто пишет на эту тему. Важно каждый раз не формально, а по сути подчеркивать в братском союзе, единство со всеми народами Российской Федерации. И если мы говорим о глубоких реформаторских преобразованиях в России, то это преобразования, которые происходят и должны происходить, прежде всего, в русской среде.

Если мы говорим о кризисе современной России, ее идентичности, значит, речь идет о кризисе, прежде всего, русской нации, о кризисе ее идентичности в современных цивилизационных процессах. Причины развала Советского Союза опять-таки означают, что, прежде всего, русская нация была доведена до кризисного состояния. Следовательно, осмысление всех этих процессов, которые происходили и происходят в России, вокруг России, должно осуществляться, прежде всего, через призму осмысления состояния культуры, духовности, самочувствия и истории русского народа. Русская нация – один из активных и главных объектов и субъектов всех этих процессов. Быть русским в самой России в моем представлении означает быть одновременно россиянином.

В этом плане, как ни странно, иногда представители нерусских народов в своей идентичности с Россией более определеннее выражают свое россиянство, хотя и там есть противники. Видимо, это объясняется тем, что русский человек как бы в большей степени вынужден «раствориться» в россиянстве, ибо это его родня, а нерусский сочетает идентичность российскую как русскую и свою этнонациональную. Национальность русского человека приводит его к более интимному, генетическому сочувствию и соучастию с Россией. Осознание состояния России тоже приводит к большей чувствительности и к крайностям. Отсюда и «русский бунт» как возбуждение этношовинизма, который навязывается русским. Состояние нерусского человека в России непосредственно зависит от состояния русской нации, самочувствия русского народа, его духовности. Крайности для русского в этих вопросах, которые проявляются как бы в поиске своей идентичности и даже патриотичности, а крайности для нерусского – это, прежде всего, уход от русского мира, конфликт с русскими, а значит, и с Россией одновременно. Россия и русские для русского человека – одно и то же. Для нерусского человека эти понятия тоже также взаимосвязаны, но не так сильно сопряжены с его этнонациональностью основ России. Она для него многонациональна. Различия подобных возможных восприятий не учитываются в политике, да и сама этнонациональная политика, направленная якобы на обустройство только нерусских, разделяет, а где-то и противопоставляет русских и нерусских. Нация – это духовный организм, «члены которого находятся во внутренней, живой связи с ним», – писал С.Н. Булгаков[370]. Без такой «живой связи» каждого с общностью этнонациональной и гражданской нет нации.

Именно глубокий кризис русской нации привел к тяжелейшим социально-политическими катаклизмам XX века. Но та огромная роль, которую, несмотря ни на что, русская нация все же сыграла в двадцатом столетии в российской и мировой истории, привели русского человека, с одной стороны, к глубокому восхищению, а с другой – к разочарованиям одновременно. И то, что в трагической нити истории России в своей беспомощности найти ответ на вопрос: «Кто виноват?», его поиск направляют одни в сторону поиска виновных преимущественно среди евреев, кавказцев и других, а другие сводят всю вину политических режимов на русских. Пора перейти к вопросу: «Что делать?». Пагубное, кризисное проявление состояния этнонационального сознания и так приводит к крайностям. Трагические радикальные изменения XX в. деформировали природу этнонационального. Но при этом ясно, что субъектом, объектом этих трагических процессов стали русская и другие этнонации. Это – общая история страны, ее народов. «Жизнь государства слагается не арифметически, а органически», – отмечал П. Сорокин[371]. Нация – это органическое соединение граждан различных национальностей в общее Отечество, а не просто многонациональность. Многонациональный народ – это еще не российская нация, а ее общностная основа.

Национал-шовинисты противоречиво доказывают, с одной стороны, ничтожную состоятельность и роль нерусских народов в России, но при этом тут же потом, при первом удобном случае всю ответственность за трагическую судьбу России тоже перекладывают на них. Это достаточно серьезный идеологический раскол по основным вопросам судьбы нашего Отечества, который нередко обретает в своих крайностях этнонациональные окраски, и главная задача этнонациональной политики государства – преодоление этого раскола. Без этого невозможно решить задачу формирования и укрепления российской нации.

Однобокое истолкование этих вопросов, к сожалению, свойственно и для специалистов, которые начинают обвинять то русскую, то другие этнонации в тех или иных процессах вместо подробного их комплексного анализа. Ученые тоже в интерпретации этих проблем проявляют не научную объективность, а собственное этнонациональное самочувствие. Тяжело выявить социально-экономическую и политическую природу общественных процессов и явлений, и потому многие впадают в этнонациональную стезю чувственного, иррационального их восприятия. Социально-экономические процессы состыкованы на этнонациональное начало, но не так жестко и не так однозначно, как отражаются в сознании людей.

Главное в России то, что в результате глубоких ломок социальных и духовных основ жизнедеятельности русского народа даже русская этнонация оказалась фактически лишенной во многих появлениях истоков своего этнонационального духа, этнонациональной самобытности и возможностей самобытного этнонационального развития. Но русская культура вновь пробилась и через «железный занавес» диктатуры пролетариата и обеспечила такой духовный уровень, что удалось избежать, смягчить многие последствия диктаторского государства. Тысячи гениальных имен подарила Россия миру в XX веке. К началу 80-х гг. русская, российская духовность уже победила диктатуру пролетариата. Вновь Россия потеряла социально-политический стержень своего бытия. Теперь новое испытание, более изощренное и развращенное, и прежде всего – это «массовая культура», которая направлена на разрушение гуманистической сути российской, русской духовности. В борьбе с диктатурой эта духовность выстояла, выстоит ли против хаоса свободы и вседозволенности? Не только в хорошем, но и в плохом. На этом фоне господства маргинальной «массовой культуры» создается основа для отчуждения русской этнонации от других национальностей, но и других национальностей от русской этнонации в результате неудовлетворенности и перекладывания вины за весь разврат духовности и озлобленности друг на друга.

Многим национальностям на периферии представляется, что атрибуты «массовой культуры» и есть современная русская культура, которая им навязывается сверху. Вместе с тем, прежде всего, в русской среде в результате маргинализации культуры идет ее отрыв от основ русской духовности этнонационального бытия. Прекрасные и талантливейшие люди разных национальностей не могут пробиться на телевизионный экран, который переполнен мастерами поп-культуры с голыми «попами» и кличками (псевдонимами). Следовательно, искажается суть духовности самой русской нации, которую пытаются крайние силы исправлять, проявляя на деле кризис духа в своих крайних формах. В результате подобных разломов в общей духовности народа, страны теряется генетический код народа. Отсюда взбудораженность этнонационального сознания русского и всех других народов России. Одновременно это и проявление исторического заблуждения, которое основывается на том, что национальный вопрос в России – это вопрос нерусских, и этнонациональная политика России – это, прежде всего, политика по обустройству нерусских народов, оставляя как бы над, а на деле вне этих проблем главную, самую большую русскую этнонацию. Стремление поставить русский народ в особый «имперский статус» на деле входило в глубокое противоречие с его действительным состоянием, обусловливая этот кризис в национальном самосознании русских, а значит, и в сфере межнациональных отношений в целом. Постоянное «убегание» от русских проблем, якобы, во благо русской нации обернулось против русских, а значит, всех других народов. Русские подверглись постепенному лишению этнонациональных основ бытия в большей степени, чем самый малочисленный народ страны, хотя в стране господствовала русская культура в виде литературы, языка и других атрибутов. В результате русская этнонация вместе с другими народами России оказались открытыми и не защищенными к интервенции чуждых и бездуховных элементов «массовой культуры», не понимая, что в России любой национальный вопрос рано или поздно, так или иначе все равно становится русским вопросом, вопросом для России. Недопустимо уводить русскую этнонацию, даже благими намерениями, от этнонациональной политики. Без русских эта политика не возможна. Есть историческая необходимость усиления внимания к русскому вопросу в России именно как к национальному[372].

Забвение русского вопроса как национального не в угоду и не в пользу, как пишут целый ряд исследователей, русским или нерусским. Это есть, прежде всего, пережиток имперского сознания и имперских подходов, боязнь «онемеченных» царей самой России. И повод, чтобы потом за все деяния самих политических режимов по отношению к русским и другим народам в оправдание, а точнее, чтобы отвести удар, можно было бы привести список евреев или еще кого-то, кто якобы виноват, за двести лет преступлений этих же политических режимов. Кроме того, это последствия исторической попытки, начиная с Петра Первого и далее до М.С. Горбачева, изменить суть русской нации под немцев или французов, а теперь еще и американцев. Отсюда и генетически болезненное отношение властей ко всему, что касается цивилизованного определения сути национального вопроса в России, стремление уйти от него. Тем более, что это невозможно без определения сути и роли, прежде всего, русского вопроса, квалификации его с точки зрения как позитивного, так и трагического опыта развития русского народа и других народов России.

Вместо этого попытки отделить русскую этнонацию от российской нации-государства, чтобы все проблемы многонациональных отношений решить, «когда русский народ станет субъектом международного права, когда он обретет свою национальную государственность». Как будто она таковой не стала. Субъективность международного права – это не этнонациональное, а гражданское проявление. В результате подобных однобоких подходов естественная динамика развития русского народа и его взаимоотношений с другими народами в процессе государственного, а точнее, политического и идеологического строительства фактически будет искажена и преломлена. Произошло катастрофическое ослабление реальной, естественной, этногенетической энергетики духа идентичности и воздействия русских на развитие самой России и России в мировых цивилизационных процессах. Говоря о России, надо подчеркнуть, что это – не Германия, Франция и даже не США, как бы ни старались исторически разные политические режимы и лидеры изменить ее сущность в угоду политической моде. Русские и другие народы, каждый сам по себе, занимают свое место как в России, так и в мире. Кроме того, народы России, начиная, конечно же, с русского, – это не безродные национальности, а часть природы, ландшафта, энергетики и всей этносферы бытия общности людей. Они находятся в России в своей этнопривычной, родной среде обитания, на своей родной земле, с ее энергетикой, со всем национальным бытием и духовностью, которые произрастают из биологического и географического состояния, социального и духовного опыта. Эта глубокая этногенетическая связь со средой обитания, но и взаимосвязь друг с другом, взаимообусловленность в единой социально-политической среде и исторически противоречащей и не очень состыкованной в общей национальной политике государства, общества. Следовательно, враждебность самого бытия этнонаций, которая определяется многими моментами неполноценности и несостыкованности политики, культур и традиций, часть отчужденных и отчуждаемых от бытия естественного, остается непознанной. Отсюда и непонятная для сознания иррациональная неудовлетворенность и враждебность, которые направляются чаще всего в межнациональное русло, и редко в русло возрождения, реабилитации этнонационального бытия каждого и всех, их созидательного взаимодействия. Самое главное, что этнонациональные основы человеческой и общественной жизни нередко подвергались разрушению историческими катаклизмами и противоречиями цивилизационного самоопределения, когда попытались этнонациональное самоопределение подменить классовым самоопределением, если в имперской политике этнонациональное самоопределение и развитие пытались подавлять провозглашением диктата одного этноса и одной религии. А теперь этнонациональное самоопределение общности, духа соборности этнонационального сотворчества и ответственности подменяется самоопределением личности, отрывая очередной раз индивидуальность человека от его родовых корней. Важно и то, и другое.

Петровские преобразования, а потом февраль и октябрь 1917 г., а теперь и развал Советского Союза фактически неоднократно прерывали естественный процесс этногенеза русского и других народов страны. Фактически ни один народ в Российской Федерации, в том числе и русский, не прошел в классическом смысле этап капиталистического этнонационального становления. Прерывистость и прерванность этого процесса существенно деформировали этнонациональное самосознание, этнонациональное самочувствие, прежде всего, русского этноса, а значит, и всех российских этнонациональных общностей в различных ориентациях. Русских превращали то в немцев, то во французов, делая все для того, чтобы они прекратили быть русскими. На этом фоне нерусские в большей степени становились русскими, чем сами русские. Это цивилизационные разломы, которым была подвергнута Россия, а значит, и русский народ. Создался этнокультурный вакуум, который стал заполняться элементами не родового, не этногенетического, а привнесенного характера. Произошло насильственное социально-политическое вторжение в этнонациональное русского и других народов. Разрушение России – это, прежде всего, разрушение самобытности ее народов, их общности, солидарности, разрушение единой российской нации.

Социал-демократические идеи еще были не адекватны не только для российской действительности, но и для достигнутого уровня социально-экономической и этнонациональной консолидации. Насаждение этих идей шло достаточно искусственно, что разрушило формирующиеся новые социальные и этнонациональные основы российского общества. Кроме того, Россия располагала чрезмерно обширной территорией, большим количеством различных этносов и культур, которые не в одинаковой степени были развиты в социально-экономическом смысле. Они не были адаптированы в должной степени как друг к другу, так и к меняющимся условиям социально-экономического бытия. Они как бы представляли из себя цивилизационные единицы, не в одинаковой степени идентичные самой России. Да и сама Россия, оказалось, не всегда себя могла идентифицировать даже с русскими. Процесс развития и взаимодействия народов оказался очень сложным и противоречивым. Нужна была политика не противопоставления интересов этнонациональностей, а их согласования и стыковки, прежде всего, с целью адаптации их к этногенетическим основам совместного бытия для формирования своей общности в российской нации. Нужно стремиться не ассимилировать или, наоборот, загонять народы в патриархальность, а необходимо создавать соответствующие правовые и социально-политические механизмы для сохранения самобытности и равноправного и равнодостойного развития и взаимодействия каждой этнонации, культуры, личности в согражданстве. Без этого сам процесс этнонационального развития рано или поздно ведет к историческому разлому многонациональной общности, каковой является Россия, российская нация. Следовательно, в результате искаженная суть этнонационального развития, его кризис ведут и к межнациональным кризисам. И это все потому, что простые и естественные явления не доходят до понимания и реализации в политике и в социальной практике.

Можно сказать, что царское самодержавие так и не дало четкую модель ни ассимиляционного, ни интеграционного развития народов России. Декларируя одно, а действуя по-иному, администрация самодержавия сталкивала национальности. Также примерно поступало и руководство Советского Союза. Хотя в смысле развития и равноправия здесь было сделано многое, но опять-таки, борясь подспудно против самобытности, не доверяя этнонациональным проявлениям, продолжая на деле имперскую политику. Отсюда и подозрительность народов к политике государства, которая заканчивалась подозрениями и враждебностью самих народов друг к другу, поставленных в такую ситуацию.

Многое было упущено и в смысле нахождения формы идентичности многих национальностей России, их самоидентификации, сохранения себя в более самостоятельном состоянии, но в дружбе, содружестве. Казаху трудно было быть полностью казахом, но вместе с тем казах не стал и русским в полной мере. Русским навязывалась мысль «старшего брата», главного, самодостаточного, не нуждающегося ни в какой инонациональной культуре и языке, а на деле он оказался где-то оторван и от собственного этнонационального бытия. Политические режимы России сделали все для того, чтобы в постоянной борьбе превратить, довести этнонациональный фактор до маргинального состояния, а это оказалось самым благоприятным полем для «массовой культуры», насаждения отчужденности и недоверия даже в единых цивилизационных процессах. Именно такое маргинальное состояние мешает становлению этнонационального бытия, его взаимодействию с объективными законами развития народов и индивидов в их социальном и духовном становлении.

Все же в России жизненность этноэнергетики была сохранена культурно-цивилизационной идентичностью русского и других составляющих этнонаций, хотя не были найдены прочные и долгосрочные интеграционные политико-правовые механизмы сохранения этнонациональной самобытности каждого народа, и прежде всего русского народа, и их всестороннего, созидательного взаимодействия. Не одинаковым для различных национальностей оказался и уровень их вмонтированности в российскую государственность. Мы уже отмечали, что борьба с этнонациональной самобытностью разных народов, попыткой их русификации обернулась борьбой с национальной самобытностью русского народа, на ценностях и духовности которого исторически выстраивалась сама Россия, российское содружество народов и российская государственность, а абстрактно классовые и даже общечеловеческие, узконациональные или наднациональные ценности оказались непригодными для обеспечения полноценного развития этнонационального бытия конкретных народов и этнонационального самоопределения и интеграции в составе единого суверенного государства. Вот почему не состоялась советская или российская нация. Государство и общество так и не смогли определить свои подлинные ценности и духовный смысл своей жизнедеятельности в сфере этнонациональных отношений. Национальность как собственная этническая идентичность, собственная базовая структура автономного развития зачастую оказывалась оторванной от единого общероссийского цивилизационного пространства. Этнонации как бы были взбудоражены, оторваны от своих корней, среды обитания и остались в висячем состоянии над пропастью, объединяясь не по сути, а в хаотичном движении, карабкаясь в поисках своей идентичности.

Но исторический процесс этого движения в сторону взаимодействия в рамках одной страны народов уже пошел, автоматически повернуть назад и отойти уже от интеграционных процессов и ценностей взаимодействия оказалось тоже делом тяжелым. Мучения объединения и адаптации закончились не меньшими страданиями развода и расхождения. И главное в том, что исторический процесс самобытного, эволюционного, этнонационального становления народов России, их интеграционной общности был неоднократно и насильственно прерван. Как нигде легко вторгались в российскую действительность на различных этапах, под различными лозунгами и геополитические процессы, которые стали достаточно разрушительны для основ этнонационального бытия, этнонациональной идентичности и этнонациональной самобытности. Многие этнонациональности оказались ослабленными из-за отделения друг от друга, будучи изначально не в одинаковой степени адаптированными к единой нации-государству. После развала Советского Союза около 18–20 млн. русских и более 4 млн. остальных национальностей России опять-таки остались как бы вне общей среды обитания единой страны. Это оказался процесс достаточно сложный с точки зрения как этнонационального, так и социального бытия, формирования нового потенциала внутринационального и межнационального сожительства. А если нет внутринационального единства, народ не может определить свои ценностные ориентации для полноценной интеграции с другими народами. Именно в таком состоянии оказались все советские этнонации. Русские в конце 80-х гг. составляли 40 % населения Казахстана, 32 % Латвии, 27 % Эстонии, 25 % Киргизии, 12 % Туркмении, 12 % Белоруссии, 12 % Молдавии, 10 % Узбекистана, 5 % Таджикистана, 7 % Азербайджана, 7 % Грузии. Следовательно, достаточно сложными в силу их нового статуса оказались и возможности их этнонационального развития, исторической связи с Россией и с местными национальностями. Никто, и прежде всего русские, не были подготовлены к такой ситуации и к такому статусу. Тем более что к старой исторической цивилизационной оторванности этих стран и народов прибавилась и новая социально-политическая оторванность от России, одновременно бесконечно резкие переходы от одной идентичности к другой. Это достаточно сложный феномен очередной ломки сознания людей, целых народов, который имеет кризисные последствия. Если вчера русская нация как бы считалась самой влиятельной и имела свою определяющую нишу политической поддержки в Латвии, Литве, Эстонии, Грузии и т. д., то она эту нишу потеряла автоматически после того, как рухнул Советский Союз. Русские, конечно же, не были готовы к такому изменению своего статуса, хотя проблемы адаптации и прав были и до этого. Изменилась ситуация и в самой России. В той или иной степени эти процессы отразились, прежде всего, и на народах, которые остались внутри самой России. Часть из них стали копировать народы союзных республик, объявляя суверенитет вплоть до требований выхода из состава России. Другие добивались равноправия и более убедительного представительства в составе российского государства. Русские в самой России тоже стали стремиться к традиционным своим историческим корням и идеям русской государственности и к своей государствообразующей роли. Недоверие к эстонцам, грузинам, молдаванам и другим обернулось потом острым недоверием к татарам, чеченцам, дагестанцам, тувинцам и другим. Обеспечение же равноправного участия всех народов в целом в деле государственного строительства в новых исторических условиях с учетом всех исторически накопившихся противоречий этнонационального развития и межнационального сотрудничества в рамках многонационального народа Российской Федерации оказалось тоже процессом весьма сложным. Как бы там ни было, но объективно начался новый этап развития этнонаций в многонациональном обществе, когда актуализируется этнонациональная самобытность в самых различных измерениях в большей степени, чем межнациональная солидарность. На повестке дня неминуемо встала и проблема не только этнонационального самоопределения русских в бывших республиках Союза, но и этнонационального самоопределения русских и других национальностей в самой России. Это все происходило в ходе становления российской государственности с достаточно тяжелыми наслоениями прошлого и идеализацией будущего каждого народа в его суверенном развитии, упуская солидарные, общностные интересы.

Проблема этнонационального самоопределения, которое не было актуальным десятилетиями, столетиями, в том числе и для русского народа, встала реально перед ним. И трудно было найти четкую формулу этнонационального самоопределения русских внутри России, как и для всех народов страны. Попытки этого самоопределения РСФСР от СССР и привели к развалу исторической России, которая исторически была единым организмом. Федеративный договор и Конституция 1993 г. более или менее были для всех компромиссным вариантом, нашли достаточно разумную форму этнонационального самоопределения всех народов страны внутри Российской Федерации. Это было важно на фоне взбудораженных стремлений к реализации прав республик и народов бывшего Советского Союза и разворачивавшихся на этой почве войн и конфликтов. Изменилось и этнонациональное самочувствие других народов, которые остались внутри Российской Федерации. Русских в составе новой России стало около 82 %. Следовательно, по-новому начали ставиться и проблемы этнонационального развития в стране. Закономерно вновь на повестке дня встал вопрос об их большинстве и меньшинстве. Это вносило свои коррективы в перспективы русских и других национальностей. Данный вопрос непростой и весьма актуальный. Противоречивое многообразие возможностей реализации этнонациональной самобытности и этнонационального самоопределения русских и нерусских в единой Российской Федерации стало одним из базовых противоречий, которое в перспективе необходимо было согласовать в этнонациональной политике государства и общества. Частично он нашел свое решение в Федеративном договоре и в Концепции государственной национальной политики. В Концепции государственной национальной политики было подчеркнуто, что русский народ является «основой российской государственности»[373]. Но за этим должна была следовать конкретная работа по обустройству русского и других народов, а этого не последовало.

Осмысливать суть современной России и происходящих в ней этнонациональных процессов и их развития, значит, думать о состоянии и перспективах народов России, нашего Отечества. Искусственный отрыв этнонационального от своих исторических и социально-политических корней, отрицание реалий этнонационального в жизни людей, общества, государства, противопоставление этнонационально-самобытного друг другу ведут к нарушению целостности как самого этнонационального, так и многонационального в российской действительности. Этнонациональное – это не абстрактное, не оторванное от других факторов социально-экономического и духовного развития общества, государства явление, а, прежде всего, целостное историческое представление о народе с его этническими, социальными, духовными и даже природными корнями и перспективами. Государство тоже вырастает из политической организации этноса-нации или их сообщества в нацию-государство. Кроме того, важно понять, что невозможно знать интересы нации-государства как России, если мы не знаем природу и интересы русской и других наций, которые исторически вмонтированы в российскую цивилизацию, в многонациональный народ Российской Федерации. И. Ильин в свое время обращал внимание на более углубленное изучение природы нации и национального государства в смысле сбережения, возрождения и развития народа[374]. Суть самой России – это, прежде, суть исторической общности этнонациональной и многонациональной истории. Суть России – это одновременно и суть природы понимания и перспектив русского и других народов, которые исторически совместно проживают в этом государстве «верностью сердца, чувством долга, исполнением законов»[375].

Самобытность, развитие и перспективы любой нации внутри России в той или иной степени затрагивают проблемы, прежде всего, развития русской нации, и наоборот – перспективы и интересы любого народа в России затрагивают или исходят из интересов русского народа. И наоборот. Таким образом, этнонациональное бытие русской нации России и других народов Российской Федерации теснейшим образом взаимосвязаны друг с другом. Они обретают общую природу, общую душу и идентифицируют себя с Россией, хотя, быть может, пока еще в разной степени. Но в перспективе только в единстве возможна идентификация самой России, ее становление как государства, как нации.

Этнонациональная история, этнонациональное бытие народов в России было искажено в той или иной степени попытками их переноса на природу и сущность якобы одной нации, а потом природу и сущность этнонационального пытались полностью загнать, растворить в социально-классовом. Таким образом политически разрушена была логика этногенеза, этнонационального, а значит, и межнационального, многонационального развития. Этнонациональное во многом оказалось лишенным как бы своих корней. Следовательно, искажены многие стороны жизнедеятельности народов, их внутренней консолидации и сотворчества. Отсюда – революционные взрывы и войны, развалы и конфликты. Этническое переходит в этнонациональное в смысле преодоления прямого диктата связи кровнородственных отношений и ввиду усиления роли социальности и политичности в самой этнонации, расширения границ ее самоутверждения. Переход как бы от дополитического этапа развития к этапу политическому. В данном случае уже этническое воспринимается не только как кровнородственные отношения, но и как мировоззрение и практика, отношения в целом к природе, обществу, к другому человеку, к другим национальностям, как часть, вошедшая в самоидентификацию самого человека и национальности в более широком социальном и политическом понимании. Здесь этнонациональное уже не может находиться в отрыве от интеграционных процессов межнационального развития, развития многонационального общества, государства, «деятельность и политика которых весьма ощутимо определяют ход исторических процессов, жизнь и судьбу миллионов людей»[376] единого Отечества.

Этнонациональное развитие – это более высокий уровень эволюции самого этноса. Переход от более примитивных орудий к более сложным, от узконациональных социально-экономических и культурных связей и отношений к более широким. Это возможности экономического и технического развития, переход от натурального хозяйства к более развитой экономике. Это уже не собирательство и охота, а масштабное производство, определенная социализация в общественном разделении труда. Период сосуществования с природой сменяется этапом социального освоения природы, и это постепенно заставляет человека производить средства своего собственного развития. И соответственно возникают условия для становления широкой социально-культурной основы общности людей, этносов.

Возникновение истории человека, истории этноса – это важнейшая сторона деятельности самого человека, его отношения к природе и обществу. Кровнородственная зависимость постепенно сменяется определенными социальными отношениями, которые обусловливают более широкое распространение ареала этой общности, объединение различных родо-племенных и иных общностей, преодоление несущественных различий и поиск общих социальных и культурных корней общностей. более масштабного толка. На этапе превращения этноса в этнонацию более развитым становится отношение к собственности, которое обрастает и политическими отношениями, ценностями, которые определяют эти отношения в более широком понимании. Интеграция людей и общества определяется уже не кровнородственными и даже не земляческими отношениями, а экономическими, социальными, культурными и иными интересами всей общности. Этнонациональная общность тут дополняется еще и территориальной общностью, которая стремится к расширению своего поля деятельности. Этнонация – это интеграция и солидарность между людьми более высокого уровня, следовательно, и возрастание влияния этнического на отношения, деятельность политических, правовых и социальных институтов. И соответственно возникает новый этап развития этнической общности в общность этнонациональную, со всеми атрибутами: экономическими, социально-политическими и прочими.

Народ консолидируется, преодолевая многие несущественные этнические и иные барьеры, в том числе за счет солидарности экономических, социальных, политических, правовых и иных интересов внутри самого этноса и между ними. Этнонациональное развитие обусловливает принципиально новый тип социальных отношений, отношений между людьми, отношений к другим этносам, т. е. моменты и этнического характера получают более широкое социальное воспроизводство, расширяются рамки этих отношений. Этнонациональное развитие – это уже новый, более высокий тип этносоциальности, этнических общностей, который позволяет воспроизводить более широкие связи и отношения, в том числе в утверждении и реализации этнической сущности, соединяя ее с социальной, культурной, политической сущностью. Соответственно создаются условия для воспроизводства социальной сущности человека, что порождает и отношения более высокого уровня, чем кровнородственные. Этнонациональное – это еще и более высокий уровень социальной солидарности, когда расширяется пространство отношений и контактов. И в этом смысле он более и свободен, не так привязан к выполнению родовых обязательств и родовых отношений. Решается на более высоком уровне задача производства и воспроизводства человека как социального типа, его социально-духовной и политической сущности. И, кроме того, нужно говорить о внутреннем единстве культуры и этнонационального развития, потому что в культуре и в духовности, прежде всего, воплощается материально сам этнос. Этнонациональное, в конечном итоге, исторически выступает как один из рычагов более пространственного бытия этнокультуры. Благодаря этнонациональному повышается многообразие самобытности культуры и различные формы ее существования. Культура чаще всего выступает формой проявления этнонационального в его интегрированном духовном выражении со всеми элементами этнонационального развития народов и их исторических контактов с другими этнонациями. Этнонациональное создает единство различных культурных проявлений в этнородовой сущности. Это единство культуры и этноса, социума не только в этническом, но и в более широкой общественной политической ипостаси.

Этнонациональное – это более высокосоциализированный и интегрированный уровень базовой родовой этнической культуры, это культура как духовность, которая создает основы для развития интеграции самого общества. Этнонациональное – важнейший уровень интеграции базовых этнических культур, когда их социальные функции произрастают и перерастают и становятся основой для обслуживания более интегрированной культуры в высшей степени консолидации этнонациональной общности. Этнос в своей основе и в конечном итоге есть определенный культурный исторический тип жизнедеятельности общности людей на определенной территории. Он воплощает в себе огромный потенциал «этнографического периода» развития человеческого сообщества. Этнонациональный же период есть продолжение этнографической природы развития культур – на более высоком уровне общности, самосознания, самоощущения, консолидации, интеграции и формирования культурной целостности. Нет культурного феномена вне этнокультурных особенностей. Вместе с тем нет и культуры как целостного явления без расширения пространства жизнедеятельности самого этноса, его этнонационального и гражданского становления. Ни один народ сам по себе в полностью изолированном состоянии не создает развитую культуру в современном понимании – это как результат длительного культурного взаимовлияния, заимствования и сотворчества. Истоки цивилизационного развития находятся в этнокультурных особенностях, этнокультурные особенности составляют в своей интегрированности цивилизационную целостность. Этнокультурное всегда генетически и непосредственно стремится к более или менее общему цивилизационному полю. Мера состояния человека и возможности воздействия человека на окружающий мир определяются, в конечном итоге, уровнем культуры того или иного этноса, в результате которого обеспечивается саморазвитие и человеческой личности. Этнонациональное же – это другой уровень субстанциональности человека, его общности, когда он расширяет свое пространство духовного осмысления, духовного освоения окружающего мира. Этнонациональное вырабатывает уже общие критерии ценностных ориентаций, которые достаточно универсальны для человеческих отношений. Поэтому и этнонациональное складывается в большей степени из сущности родового, самобытного бытия.

Чем выше этот уровень отражения, тем выше степень его субстанциональности, значит, и духовности, общности и человека. Поэтому самобытность духовного развития – это своеобразная стадия взаимодействия с природой, характерная для данной общности, приобретение человеческого в самом человеке на уровне этнонациональной субстанциональности. Самая главная идея культуры – это осознание себя и «блага себе только такого, которое было бы благом и других людей». В этом отличие человека «духовного» от «животного», ищущего «блага только себе и для этого блага готового пожертвовать благом всего мира» (Л.Н. Толстой), т. е. именно степень очеловечивания самого человека есть результат эволюции, в том числе и этнонационального, этнического, родового, до более высоких уровней социальности и духовности. Духовная жизнь не может определяться только по этнонациональному признаку, потому что в конечном итоге духовная сущность есть отражение особенностей сущего во всех измерениях. Духовное освоение мира самобытно для каждой этнонациональной общности, оно отражает специфику того исторического творчества, к которому подключена данная человеческая общность.

Самобытность заключается в исторически конкретных проявлениях тех или иных коллективных качеств человеческой личности данной общности. Опыт человечества уникален и форма отражения этого опыта тоже уникальна на уровне каждого этноса, как и личности. Отсюда и уникальность этнонационального как опыта духовного освоения мира данной общности людей на определенном историческом этапе, ибо «все это в совокупности ведет к формированию уникальных этнокультурных общностей людей со своим уникальным отношением к миру, со своим уникальным опытом освоения мира, а потому и с уникальной духовностью». Именно в этой особенности опыта человека – это определенные переживания, отражения, освоения, свойственные, прежде всего, для данной определенной общности. Это самостоятельный исторический опыт. И нет необходимости его отрицать. Это богатство многообразия человеческого бытия. Поэтому бесполезно говорить о том, что какая-то культура более величественна или менее величественна. Культура в той или иной степени все равно обслуживает человека, обслуживает общность людей, определяет их взаимодействие друг с другом, с окружающим миром, т. е. выполняет фактически все основные базовые функции жизнедеятельности человека и общности людей. В этом призвание культуры. Но цивилизационная целостность этнической культуры в ее этнонациональном измерении – это всегда результат взаимодействия десятков и сотен элементов различных базовых этнографических культур, из которых формируется культура нации, Отечества.

Этнонациональная культура определяет и характер идентичности и самой нации, всего ее исторического опыта. Поэтому, рассуждая о более развитых или не очень развитых культурах, надо исходить из того, что все они имеют ценностный статус, определяя отношение человека и его духовность с точки зрения измерения добродетельности, жизнедеятельности, общности или отдельного человека. Поэтому этнонациональное есть тот уровень общности людей, который не только базируется, но и выходит за рамки этнографической культуры. Он уходит в более широкие просторы цивилизационного этнонационального и межэтнического развития. И, прежде всего, он определяется богатством социальных отношений, взаимоотношений с природой, друг с другом, уровнем организации человеческой жизни, т. е. это более глубокое освоение культуры и его вхождение во все элементы социальной общности людей. Общности в этом случае включают в себя дополнительные элементы объективизации истории, социальности, социального опыта и духовности.

Не всегда цивилизационное развитие этноса, этнонаций определяется формационными признаками, потому что такие древнейшие народы, как египетский, ассирийский, курдский, майя, ацтеки и т. д., проявляются на достаточно ранних этапах развития человеческой общности и осознают себя как этнические общности со своей культурой, традициями, языком и средой обитания. Но и здесь многообразны заимствования и воздействия различных культур. Самое главное, в каждом этническом и в этнонациональном есть в той или иной степени моменты как саморазвития, основанные на собственных этнокультурных особенностях, так и результат взаимодействия. Генетический код этнонациональной самобытности таким образом постепенно взаимодействует и расширяет формы своего воздействия и взаимодействия с культурами и этносами, образуя исторически новые и новые этнонациональные общности. Поэтому этническое развитие невозможно узко привязать к формационным признакам и стадиям развития, ибо этнокультурные особенности и традиции имеют попытки саморазвития и реализации всех трудов и опыта социальной жизнедеятельности. В результате взаимодействия, вторжения, интервенции возможна и потеря этнонациональной идентичности, когда разрушаются основы этнонационального бытия и возможности самобытной исторической деятельности в человеческом сообществе. Отсюда и этническая обусловленность целого ряда процессов развития человеческой цивилизации и становления человеческой истории.

С этногенезом достаточно четко связана логика исторического развития и становление проблем локальных цивилизаций, без которых цивилизационное развитие в целом не может без этнокультурных, этносоциальных корней. Это обусловливает своеобразие жизнедеятельности, развитие конкретных этносов и их влияние на цивилизационное развитие. И при этом надо иметь в виду, что этническая самобытность, этническое многообразие при всей их объединяющей целостности являются тем, что все их процессы основаны на человеческой цивилизации и являются продуктами жизнедеятельности самого человека, объединенного в различных общностях. И, мне кажется, что в большей степени цивилизационные признаки формируются в результате взаимодействия разных культур и сохранения самобытности. Хотя прежде всего элементом цивилизационного развития является богатство самобытности. Но их целостность, в том числе и в межнациональном измерении, есть нация.

Неотъемлемый элемент этого взаимодействия – интеграция, но бережно сохраняя этническое в развитии человеческого общества. Это условие богатства самой человеческой личности. Замкнутых цивилизаций в современных условиях почти нет. Все цивилизации многообразны в своем этническом, этнонациональном измерении. Они все взаимодействуют, заимствуют, а порой взаимопоглощают друг друга. Исследования О. Шпенглера, А. Тойнби и П. Сорокина в той или иной степени различают цивилизационное развитие и этнические корни, этнические ценности, этническую обусловленность, этническую зависимость. Это признаки культурного этногенеза. Но все эти процессы взаимовлияют, взаимодополняют, взаимозависимы друг от друга, и происходит это в той или иной степени на этнокультурной почве, обеспечивая далее единство многообразия, формирование этнонаций и нации-государства.

Этнонация в отличие от базового этноса – это цивилизационная общность, которая обладает единством природно-географических, экологических, социально-культурных факторов развития человеческого сообщества, определенных элементов их единства и исторического взаимодействия. Именно единство и взаимодействие многообразия факторов цивилизационного развития определяет этнонациональное развитие. Это процесс исторический, результат взаимодействия людей и их общностей. Исторические общности постепенно формируются, изменяются стандарты деятельности, менталитета, идентичность поведения, но при этом границы комплиментарности расширяются, а не расширяется развитие самого этноса. В замкнутом режиме этнос – это историческое творчество взаимодействия людей, которое отражается на их лице – в антропологии, на их культуре, этнографической, на их социально-политической консолидации как национального уровня, т. е. много черт на лице этнонации. И все они формируют природу этой этнонации. Исторически формируются стереотип поведения, ценностные ориентации, традиции и культуры, которые свойственны для данной этнонациональной общности. В процессе своего развития этнонациональная общность может сама адаптироваться к другим или адаптировать других в соответствии с ценностными ориентациями, но все равно она в той или иной степени учитывается и входит в общность, в том числе и со своими стереотипами поведения и ценностными ориентациями. В конечном итоге, этногенез – это процесс исторического становления этнонации, формирования и расширения пространства их взаимодействия. Этногенез – это не только история развития этноса, но это всегда и интеграция достаточно большого количества этнических составляющих в единую этнонациональную общность, а их солидарность в гражданскую, политическую нацию. Это отражается на поведении людей, на стереотипах их поведения, на их характере, нравственности и т. д. В результате этнонациональная идентичность дополняется еще и гражданской идентичностью. Это закономерный и глубоко эволюционный процесс развития человеческого общества.

§ 2. Этнонациональное и многонациональное в российской нации

Конституционное положение «Мы, многонациональный народ Российской Федерации» со всех сторон подвергается сомнению, хотя отражает, казалось бы, генетический код нашей государственной, гражданской общности. Одни считают, что надо было писать «мы, русские и другие народы», другие пишут, что «многонациональный народ – абстракция» и т. д. Это все говорит лишь о том, что процесс этот – неустоявшийся, имеет тенденции к достаточной противоречивости диалектики становления. Усложняют возможности достижения устойчивости процессов и понятий и не очень благополучный ход трансформационных процессов в России.

Кроме того, известно, что много вопросов становятся спорными не из-за того, что они находятся в спорном состоянии, а из-за непонимания или различного понимания объективных реалий разными людьми, разницы интерпретации и понимания ими тех или иных вещей и явлений, сути и перспектив развития. В Конституции Российской Федерации зафиксировано положение о том, что «многонациональный народ Российской Федерации» является главным источником власти. Следовательно, власть и реализующая ее политическая система нашего государства есть результат волеизъявления «многонационального народа Российской Федерации». Одновременно это означает, что формой существования этнонационального многообразия в нашей стране является многонациональный народ, который состоит из сути этнонационального многообразия и гражданского единства в общем государстве. Отсюда и формула основы этнонациональной политики государства. Россия, преодолев многие ошибки и трагедии, развалы и единство, подошла к этой демократической формуле единства многообразия, где этнонациональное и гражданское, государственное (как общенациональное), взаимодействуя, взаимодополняя и взаимообогащая друг друга, составляют общность – российскую нацию.

Конституция Российской Федерации, Президент страны говорят о «многонациональном народе России», о «многонациональном государстве», о «многонациональной России», о «единстве нации». Во всех этих понятиях четко фиксируется единство многонациональности, которое имеет базовое значение как для понимания сути этнонационального, так и индивидуального, гражданского. Многонациональный народ Российской Федерации – это политическое единство граждан и этнонаций в «нации-государстве». Российская Федерация есть «нация-государство» как политически оформленная воля многонациональной общности граждан. Этот феномен отражает суть реально существующей многонациональности, исторических традиций общности и единства этой многонациональности, а также граждан Российской Федерации. Некоторые предлагают вместо «многонациональный народ» применять термин «многонародная нация» (В.А. Тишков), что не очень по-русски, ибо народ в России – понятие шире своего этнического, этнонационального содержания. Кроме того, от названия мало что зависит. Не обязательно все подгонять под какие-то трафареты. Есть Россия как общее государство наших народов и граждан, но есть еще Якутия, Бурятия, Чувашия, Дагестан, Татарстан, Башкортостан – исторические территории расселения народов, как и территории расселения русского народа, – Ярославская, Саратовская, Орловская, Смоленская, Ростовская области, Краснодарский, Красноярский, Ставропольский края со своими субкультурными особенностями, Ханты-Мансийский, Ямало-Ненецкий и другие автономные округа и т. д. и многие другие самобытные земли и народы со своей спецификой, составляющие единое государство. Как справедливо пишет В. А. Тишков, «смутный язык приводит к смутной политике»[377], поэтому дело ученых не вносить смуту не только в понятия и категории, но и, прежде всего, в суть явлений и процессов, помогая если не найти истину, то хотя бы приблизиться к ней, не замыкаясь на терминологии и на формальных признаках. Некоторых же больше беспокоит «чистота» терминов, категорий и понятий, чем истина отражения реальных процессов и явлений. Одно государство, один народ для многих из нас идеал. Важно из этого исходить, но познавая и признавая существование различных государственных образований и самобытных народов в составе Российской Федерации. Для меня тоже идеал – единое государство, единый многонациональный народ при свободном и всестороннем развитии народов и земель российских, солидарность и единство граждан Российской Федерации. И это все не моя выдумка, как интерпретируют некоторые расисты из группы Авдеева, а конституционные положения.

Кроме того, в России важно отмечать тот факт, что большинство наших народов в нашей стране не пришли откуда-то, как в Америке, а являются действительно коренными, живущими вместе столетиями на своей земле. Это – не мигранты – и термин «национальные меньшинства» тоже для нас подходит достаточно относительно.

Российские народы в преобладающем большинстве вошли в состав России не с дорожными чемоданами, а со своими землями, родниками, полями, реками, т. е. этнонациями. Это надо учитывать и не путать опять-таки с Америкой. Поэтому неоправданно применение к «истинно отечественным» народам терминологии «диаспор». Они в реальности есть «живые этносы», этнонации, составляющие в своей государственной общности многонациональный народ, единую для всех нацию-государство – Российскую Федерацию. Соответствующим должно быть и отношение к этим народам, к их роли и месту в Российской Федерации. Если татарин в Башкортостане чувствует себя хуже, чем в Башкортостане башкир, а башкир также в Казани, а дагестанцы в Москве чувствуют себя хуже, чем в Дагестане, а русский в Дагестане чувствует себя хуже, чем в Краснодаре, и т. д. – значит, мы еще не нация, не народ, мы – население. Об этом говорил Президент России В.В. Путин на Всемирном конгрессе татар в Казани (2003 г.). Этнонациональная политика – это позиция, меры, деятельность государства, чтобы население стало народом, а многонациональный народ – нацией. Государство обязано создавать условия для равноправного и равнодостойного обустройства страны с учетом прав и свобод всех национальностей и каждого человека – гражданина, независимо от этнонациональной принадлежности. Быть единым государством, способным формировать единую волю, реализовать волеизъявление как всего народа, так и каждой составной части страны – это политически важная задача создания российской нации. Вот почему важно закреплять конституционный принцип федерализма в многонациональной России. Российскому государству жизненно необходимо быть демократическим федеративным государством, способным функционировать на базе учета и проявления всего многообразия интересов многонационального российского общества. Совершенно правильно в связи с этим пишут специалисты о том, что, «для России проблема федерализма является на сегодня главной, основополагающей из всех, с которыми столкнулась она на пороге XXI века. Все другие являются по отношению к проблемам федерализма частными. Судьба федерализма – это сегодня судьба России и государственного существования, и, в конечном итоге, судьба миллионов людей»[378]. Это исходит из основополагающей роли для судеб Отечества проблемы обустройства народов и земель в едином российском государстве, и ее можно успешно решить только через укрепление федеративной модели государственного устройства Российской Федерации. Соответственно основные принципы федеративного устройства направлены, по сути, на гармонизацию в том числе и этнотерриториальных, региональных, местных и общегосударственных параметров развития государства, регионов, народов и граждан. Федерализм содержит внутренние механизмы как учета самобытных интересов каждой составной части страны, так и сохранения целостности всего единого государства. Пути унитаризма и сепаратизма являются крайними в наших условиях и потому не годятся для России. За последние десятилетия мы увлекались то самостоятельностью до конфедерализма, а теперь перед нами навис унитаризм с жестким укреплением вертикали государственной власти, упуская при этом необходимость самостоятельности и самобытности многообразия. Наше государство уже дважды в XX в. было разрушено чрезмерным единством и жестким унитаризмом. За этим последует сепаратизм, который может привести к очередному разрыхлению российской государственности. Как показывает российский опыт, с сепаратизмом мы еще как бы справляемся, а унитаризм – это хроническая болезнь нашего государства и чиновничества. Этот «инстинкт разрушения единства», как и попытки его чрезмерного укрепления ура-патриотическим лозунгами бесперспективны. Укрепление вертикали власти за счет централизации полномочий, как известно, приводит к потере самостоятельности местных сообществ. Параллельно и над обществом зависает опасность власти авторитарной как атрибут унитарной формы государственности. Те, кто из благих намерений укрепляет вертикаль власти, должны все же понимать, что Российское государство неоднократно разрушали, прежде всего, из центра, не оставляя шансов для его защиты на местах, в регионах. Именно республики, края, области, округа удержали единство РСФСР после развала СССР. А многонациональность России – это исторический процесс внутренних связей и взаимосвязей, сотрудничества (действий и взаимодействий), переплетения корней, многоцветия самобытности и гармонии общности. Наконец, многонациональность – это возможность объединения ресурсов и усилий для решения общих задач обороны, безопасности, науки, культуры, образования, духовного и экономического развития в целом.

Чрезмерно много незаслуженных обвинений направлено политиками и исследователями в адрес этнонационального фактора (в адрес народов страны) за развал Советского Союза и последующие процессы в России, за конфликты и трагедии, хотя на деле народы чаще лишь жертвы факторов совершенно другой социально-экономической и политической природы. При этом в условиях кризисов и смут, развала и конфликтов этнонациональный фактор – еще и способ самосохранения общности людей. Этнонациональный фактор в системе общественных отношений никогда не выступает полностью в самостоятельном качестве. Он вмонтирован в ткань общества, государства, как и государство, общество не могут функционировать вне этнонационального. Но исходной точкой и конечным проявлением диалектики их соотношения является человек, гражданин Российской Федерации.

Совершенно не корректен часто применяемый у нас термин «этнический федерализм» с его автоматическим переносом на автономии и республики, будто русская нация – не этнос, а Ярославская, Саратовская, Самарская, Рязанская и другие области менее этничны по своей природе, духу, культуре и традициям. Подходы, где одни – только этнические группы, другие – малочисленные этносы-нации, а только избранные – нация-государство, в общероссийском и в региональном понимании деструктивны. Федеральная власть в своем определяющем большинстве не способна пока понять эту деструктивность и тоже ведет политику не на преодоление кризисных явлений в этнонациональной, многонациональной среде, а на преодоление этничности, свержение этнонаций, «роспуск» республик и т. д.

Развитие Федерации предполагает укрепление всего комплекса конституционно-правовых, финансово-экономических, организационно-управленческих, культурно-философских, политико-идеологических механизмов, а также единства этнонационального потенциала общности и единства. Этнонациональное – один из объектов федеративной демократии, более того, один из базовых индикаторов исторического единства и жизнеспособности государства. Сотрудничество и солидарность народов в нашей стране – важнейшее условие ее единства. Но самодовлеющим в многонациональном государстве этнонациональный фактор не может быть, ибо социально-политические функции государства охватывают широкий перечень проблем. Отсюда опять-таки ошибочность, однобокость применения термина «этнический федерализм», искусственно навязывая гипертрофированное значение этнонационального фактора, его противопоставление всем другим базовым социально-экономическим и политико-правовым фактором функционирования единого государства. Обустройство народов и культур, представляющих интересы граждан страны, – важнейшая функция государства.

Кроме того, у нас до сих пор продолжается путаница, когда в системе федеративных отношений субъекты Федерации воспринимаются лишь как административно-территориальные образования, с которыми можно делать все, что хочешь, путем применения мер «чистого» администрирования, не понимая, что наша Федерация состоит из государственных образований. Следовательно, у субъектов Федерации есть целый ряд полномочий по защите своей самостоятельности и самобытности. Основные проблемы в Федерации в целом могут быть решены только с учетом мнения и интересов всех субъектов Федерации. Государство у нас единое, но власть разделена как по горизонтали, так и по вертикали. Разделение властей – один из важных моментов федеративной демократии. Кроме того, «субъекты Федерации всегда обладают государственной автономией»[379]. В любом случае «субъектами Федерации могут быть и бывают как государства, так и государственные (государственноподобные) образования, из чего исходит теория государственного строительства». Да и само слово «штат» означает государство. У нас же зачастую сплошная путаница в истолковании статуса республик как государственных образований, а краев, областей и автономий – как административно-территориальных образований. Это явный пережиток советского периода.

Достаточно много времени мы потратили, чтобы опровергнуть конституционное положение о том, что республика не государство. По новой Конституции не только республики, но и все субъекты Федерации являются государственными образованиями, и они равноправны по всем параметрам своего статуса. Субъекты Федерации как государственные образования имеют целый ряд атрибутов государственности: свой парламент, правительство, государственный язык, герб, флаг, гимн и т. д. Поэтому форма существования Федерации – это разумное соотношение интересов и потребностей региональных государственных образований и всего союзного государства. Федерализм – это как бы «двойное государство», но разных уровней по своим полномочиям, согласившихся друг с другом по компетенциям, гармонично сочетая многообразие с единством. Суверенитетом как независимое государство обладает только Федерация в целом. Вместе с тем исключительные полномочия субъектов федерации могут составить их суверенитет, и этнонация должна иметь право на суверенитет каких-то своих прав: истории, культуры, традиций, саморазвития, представительства и участия в государственных и общественных делах.

«Ограниченный суверенитет» или «остаточный суверенитет» субъектов Федерации, можно сказать, неотъемлемый атрибут самой Федерации в смысле разграничения суверенных (исключительных) полномочий, но при этом подчеркивая, что всякий суверенитет реализуется только внутри самого союзного федеративного государства в рамках его государственного суверенитета, ибо источник и носитель этого суверенитета – не разделимый в этом плане многонациональный народ Российской Федерации. Он, а не государство, един и неделим прежде всего, а государство неделимо по его волеизъявлению. Полномочия же государства по осуществлению суверенитета могут быть разделены как по вертикали, так и по горизонтали. Исходя из такого понимания и выстраивалась Федерация в 1992 г. (Федеративный договор) после развала Советского Союза, где в результате господства тоталитарного режима победил жесткий унитаризм. Федеративный договор сыграл основополагающую роль в разделении властей и полномочий по вертикали, в собирании уже развалившегося государства. Государство таким образом выстраивалось, исходя из принципов классического федерализма в новых исторических условиях. Но до конца не разрешенными остались вопросы, механизмы реализации этих полномочий на практике. Ясно, что если бы не было Федеративного договора и не смогли бы договориться, в том числе и по вопросам обустройства народов в новой Российской Федерации, то не было бы Российской Федерации как целостного государства. А столкновение двух крайних тенденций – национал-шовинизма и национал-сепаратизма – создали бы минимум десять – двадцать Чечней внутри страны. Федеративный договор стал воплощением общенациональной воли на единство, на единое государство, сохраняя самостоятельность по целому ряду направлений организации государственной жизни на местах с учетом самобытных потребностей и волеизъявления народа данного субъекта Федерации, от имени которого и принималась Конституция и уставы субъектов Федерации. Говорить, что народы не играют никакой роли в формировании единого федеративного государства, по меньшей мере неразумно. Федеративный договор стал важной политико-правовой формой согласования, в том числе и интересов этнонациональных общин внутри самой Федерации как составных частей всего многонационального народа страны, Российского государства, сохраняя тем самым простор для самостоятельности и самоуправленческих возможностей самобытного развития всех субъектов (народов и территорий) внутри самой Федерации. В этом только смысле, в смысле учета и реализации самобытных этнонациональных интересов народов, реализации права народов на самоопределение, можно говорить об этнонациональном факторе. «Федеративный договор стал своего рода фактором саморегуляции нового федеративного государства»[380]. Но не этнонациональность определяет классическую суть федеративного государства, а разграничение полномочий между уровнями властей – федеральными органами власти и органами власти субъектов Федерации. Федерализм – это способ проявления и собирания многообразия в единство.

Определенный государственный, политико-правовой статус имеют внутри Федерации малочисленные народы и национальные меньшинства. Об этом сказано в Конституции Российской Федерации.

Понятия «коренные народы», «коренные малочисленные народы» и «национальные меньшинства» используются, начиная еще со времен Лиги Наций. «Конвенция о борьбе с дикриминационностью образования», «Конвенция о национальных меньшинствах», «Конвенция о предупреждениях преступлений геноцида и наказаний за него» используют понятия «национальные, этнические, расовые и межрелигиозные группы», «национальные меньшинства», а «Конвенция ликвидации расовой дискриминации» применяет выражение «расовая или этническая группа». Трудно дать однозначные определения этих понятий. Для каждой страны существует определенная специфика. Итальянский профессор Ф. Капопорти, в частности, пишет, что «меньшинством является группа, численно меньшая, чем остальное население того или иного государства, или занимающая доминирующее положение, члены которой имеют этнически религиозные или языковые особенности, отличающие их от остального населения, и которые пусть даже инпринципно обладают чувством солидарности в деле сохранения своей культуры, традиций, религии и языка». Или другое определение: «Группа граждан того или иного государства, составляющая численное меньшинство, не занимающая доминирующего положения в этом государстве, но которое в то же время обладает этническими языковыми и религиозными особенностями. Отличающая от большинства населения, но, в то же время, объединяющаяся политически с большинством населения»[381]. В этих определениях отличий больших нет. В численном плане ясно, что меньшинство – это и есть меньшинство на территории государства в целом или в отдельных регионах данного государства. Статусное понимание меньшинства означает, что оно не занимает лидирующего положения в государстве, в регионах, но это изначально дискриминационное понимание проблемы равноправия, прежде всего, граждан различных национальностей. Но и в едином федеративном государстве, где в одинаковой степени защищаются права национальных меньшинств и малочисленных народов, права и свободы человека сохраняют «доминирующие» этнонациональные общности. Этнонациональное меньшинство как общность фиксируется, если оно осознает свою общность и сохраняет свой язык, культуру, традиции и иные самобытные права. Кроме того, этнонациональное меньшинство в реализации этих самобытных прав имеет возможность на требование от государственной власти создания дополнительных юридических и иных гарантий для полноправной этнонациональной жизнедеятельности в обществе, государстве наравне с другими, в том числе и «доминирующей» этнонацией. Дополнительные гарантии – это не льготы в нашем понимании, а компенсационные меры, направленные на преодоление фактического неравенства, которое складывается в жизни людей и их общностей в силу их численности по сравнению с другими общностями. В таких странах, как Латвия, Эстония, Кувейт, Туркмения и других, независимо даже от численности, всякие иные национальности и их общины, в отличие от «государствообразующей доминирующей» этнонации, поставлены в зависимое, второсортное положение. Такое положение дел противоречит принципам демократии, прав и свобод человека. В сущности, по сравнению с численным меньшинством не важнее статусное положение этого меньшинства.

Есть государства и регионы, где нет необходимости создания дополнительных компенсационных механизмов и специальной защиты для выравнивания условий жизнедеятельности. Это обеспечено на практике. Деление же на «доминирующее» или «недоминирующее» этнонациональное меньшинство уже предполагает дискриминацию. Дискриминация и есть, когда одна группа, общность объединяет свои усилия, присваивая себе власть и ресурсы, следовательно, дискриминируя другую часть, а государство не создает условия для полноправной и равноправной деятельности всех этнонациональных общин и граждан, независимо от этнонациональной принадлежности[382]. Есть и те, кто считает неправомерным применение термина «этническое меньшинство», «национальное меньшинство», «языковое меньшинство» и т. д., а надо, мол, говорить о правах лиц, принадлежащих к национальным, этническим, языковым и иным меньшинствам. В принципе, может быть, это, и правильно, но это опять-таки попытка отказывать людям обозначать и защищать свои коллективные, общностные права, поэтому большинство международных правовых документов говорит не о лицах, а о меньшинствах. В Совете Европы или в ОБСЕ неоднократно обсуждались проблемы национальных меньшинств, но фактически трудно было достичь единого понимания даже самого понятия «национальное меньшинство». Говоря о национальных меньшинствах, ясно, что, прежде всего, речь идет о закреплении гражданских прав человека с их языковыми, культурными, религиозными и иными особенностями. В Конвенции обеспечения прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам государств – участников Содружества Независимых Государств; 1994 г. отмечается, что «под лицами, принадлежащими к национальным меньшинствам, понимаются лица, постоянно проживающие на территории данной страны, имеющие ее гражданство, которые по своему этническому происхождению, языковым и культурным традициям отличаются от основного населения данной договаривающейся страны»[383]. Здесь уже критерием «национального меньшинства» становится не численность и не статус, а «отличие от основного населения». Деление граждан страны на «основное население» и «сопутствующее» тоже дискриминационно, особенно когда «меньшинство» является «коренным».

Международный суд придерживается критерия: «принадлежность лиц к национальному меньшинству является предметом его личного выбора и никакие неблагоприятные последствия не могут помешать ему в осуществлении такого выбора» (Протокол Копенгагенского совещания государств-членов ОБСЕ, т. е. и здесь коллективные права подтверждаются. Статья 26 Конституции Российской Федерации гласит, что «каждый имеет право определять и указывать свою национальную принадлежность и никто не может принуждать к какому-либо указанию своей национальной принадлежности». Каждый имеет право на этническую самоидентификацию на личностном уровне. Если же не понимать, что эта самоидентификация есть право коллективное, то данное положение Конституции может стать основой, побудителем ассимиляции национальностей как общностей. Индивид без общности не может себя идентифицировать. Право на идентификацию есть право на познание и защиту коллективных прав. Может быть несколько уровней этого меньшинства. Так, в Дагестане, например, разные «коренные малочисленные народы»: гунзибцы, бежтинцы, чамалинцы и другие – это одна форма меньшинства внутри как бы аварской этнонациональной общности. Следующее, это когда сами аварцы являются «коренным малочисленным народом» в Российской Федерации, хотя их численность более 800 тыс. человек.

Нация как этническая общность настолько сложна по содержанию и многообразна по конкретному проявлению, что найти общее формальное определение, не искажая ее сущности, не оставляя в стороне многие сущностные характеристики и черты, невозможно[384], тем более, что у нас определение этнонаций, генезис их развития, статус в обществе, права исторически толковались разнообразно. Наши народы, оставаясь этнонациями, становятся в своей общности в едином государстве российской нацией, уже в большей степени как политическая общность. Нация имеет этнический, а потом и государственно-политический смысл как гражданская общность. Народная испанская Конституция (ст. 2) провозглашает «нерушимость единства испанской нации, являющейся единой для всех испанцев». Но все остальные этнонации сохраняют свою общность, проявляют себя, свою самобытность на региональном уровне. Это отзвуки традиций как раз-таки Французской революции, которая диктовала всем ассимиляцию, кроме доминирующей этнонации, а всем остальным, в лучшем случае, предлагая статус национальных меньшинств. Всеобщая декларация прав человека тоже связывает человека как гражданина с его гражданской общностью, т. е. с нацией-государством. Нельзя забывать, что Всеобщая декларация прав человека – важный международный правовой документ – принималась в условиях защиты интересов господствовавших тогда наций-государств, их представлений и точек зрения. Это трактовка коллективных прав одной этнонации, которые становятся политической нацией, объединяя различные народы за счет унификации жизни и хозяйственной интеграции, господством одной культуры и одного языка. Школы, театры, клубы, лавки – меньшинствам, а Парламент, Правительство, Банк, Армия и прочее – для господствующей этнонации, которая обрела государственный статус. Одна этнонация использует весь государственный механизм для обеспечения своего доминирующего положения, объявляя для всех остальных равноправие в частных проявлениях этнокультуры. При формировании единого государства реализуется идея политической демократии в форме диктата доминирующей нации-этноса. В индивидуальном плане выручают гражданские права гражданина данного государства с равноправными отношениями на индивидуальном уровне. Коллективные же права фиксируются только за доминирующей нацией. Но при этом каждый гражданин вступает в эти отношения, прежде всего, как субъект воспроизводства культуры, атрибутики, традиций и языка доминирующей нации. Нация-государство таким образом становится, прежде всего, собственностью доминирующего этноса-нации. В условиях демократии механизмы образования нации-государства существенно меняются в сторону возрастания в этом процессе роли и других этнонаций.

В мире редки нации-государства, где нации-этносы в одинаковой степени являются ее субъектами, собственниками. Это, наверное, Ливан, Швейцария, Бельгия. Для большинства, в том числе и федеративных государств, государственно-политический статус одного доминирующего этноса-нации при этнокультурном статусе остальных этнонациональных общностей, объединенных в разных своих статусах в разных государствах. Федеративная демократия предоставляет возможность обустройства в составе единого государства различных этнонациональных общностей, расселенных на территории единого государства как граждан единого государства, сплачивая таким образом различные этнонации в нацию-государство, в российскую нацию, в составе которой соблюдается хотя бы формально равноправие представителей всех национальностей и этнонациональных общностей, независимо от их численности в стране.

Процесс диалектики этнонационального и многонационального, этнонационального и социально-политического весьма сложный. В современной Российской Федерации многие политики и ученые не допускают тот непреложный исторический факт, что Россия – это не только федерация безымянных субъектов, а конкретных территорий и самобытных народов, этнонаций, которые столетиями в различных вариантах обустраиваются в Российском государстве, вокруг и вместе с русской нацией. Лишая Россию и российскую государственность этнонациональных корней, некоторые под корень подрубают самобытность многообразия, исторически сформированную жизнеспособность, солидарность и общность – суть, прежде всего, самой русской этнонации. Отрицание этнонациональности русского народа, его свержение есть свержение и отрицание нашей многонациональной общности. Это уже отрицание не только исторических корней, но и будущности российской многонациональной общности. Петр I, по признанию его современников, превращал русских во французов, норвежцев, англичан, забыв сделать их русскими. Под лозунгами европейской цивилизации в русской этничности видели лишь патриархальность и отсталость. Это была линия разрушения корневых начал России, которая оказала пагубное влияние на этнонациональное самосознание русских. Кроме того, постоянное стремление политических режимов к русификации нерусских народов, что, с другой стороны, обостряет этничность, этнонациональность. Таким образом, в Российском государстве так и не удалось создать полноценные механизмы этнонационального развития русского и других народов и формирования на этой основе российской нации. Пора делать этот стратегический выбор в государственной политике и в общественной жизни.

Мыслители России разных эпох указывали, что «подавление этнических чувств порождает их исключительное проявление» – сказано очень точно. Кроме того, чрезмерное возобладание «государственного» над «этнонациональным» во многом разрушало, прежде всего, природу, дух, самобытность русской и других этнонаций России. «Ибо, – как писал в начале XX в. П. Струве, – инородцев нельзя ни физически истребить, ни упразднить, как таковых, т. е. нельзя сделать «русскими», а можно лишь вмонтировать в единое «российское»…. и в нем упокоить». Вмонтировать, обустроить, интегрировать, сохраняя их самобытность и перспективы, «и успокоить», но многие политические режимы оказались на это не способными.

Именно русские исследователи всегда говорили, что национальность – это не форма носа или овал лица, цвет кожи или разрез глаз, а «состояние души» (П. Струве), «миропонимание» (В. Белинский). Искажение этничности как базового начала этнонаций приводит к искажению природы этнонациональности вообще, в том числе в обществе, в государстве. Исторические попытки «обрусевать» инородцев зачастую приводят к потере традиционной этнонациональности самими русскими как элемента «духовных притяжений» общности (П. Струве). Таковы и последствия политики «обрусевания», которые, с одной стороны, приводят к потере этничности, этнонациональности, а с другой – возбуждают политизацию этничности, этнонациональности, где этнонациональное ищет выход из государственного, протестует против него, довлеет над ним. В подобных парадоксах, быть может, и трагедия России в Чечне и Чечни в России.

Отсюда ослабление этнокультурных, этнонациональных корней многонациональной России, самобытности многообразия российского народа, торможение и закономерного процесса формирования многонациональной общности людей – российской нации. Общая судьба, историческое духовное притяжение, знание культуры и языка, общность многих жизненных ориентаций наших народов и граждан исторически формируют российскую общность народов, людей, общую государственность как нацию-государство, субэтническую (межнациональную) гражданскую общность – российскую нацию. При этом, формируя государственную этнонациональную политику, важен учет всей сложности развития процесса формирования как этнонаций, так и нации-государства, российской нации. Эти процессы в России всегда проходили крайне сложно и противоречиво. Эволюционная суть этнонационального и многонационального развития неоднократно прерывалась и подвергалась грубым деформациям. Ситуация в результате была такова, что к началу XX в. у нас не сложились в классическом плане ни нации-этносы как самостоятельные субъекты происходивших в стране процессов, так и нация-государство, которая всех бы объединяла, сплачивала. Отсюда и чрезмерная взбудораженность, социально-психологическая ранимость этнонационального самосознания, острота восприятия, постановки социально-экономических, культурных и политических проблем их развития и сотворчества, потому что этнонации так и «не успокоились», ибо нация-государство их не обустроила. Противоречивое сочетание в советской национальной политике, декларируемая политическая самостоятельность доминирующих этнонаций в республиках с сепаратистскими настроениями и продолжавшиеся старые тенденции «русификации» создали базу для неоправданных ожиданий и претензий, что и привело к этнополитическим конфликтам по всему периметру бывшего СССР. Жертвами необдуманной этнонациональной политики народы становились неоднократно.

Народы, граждане, государства нашей страны после развала Советского Союза вновь и вновь оказываются в состоянии поиска своей идентичности как в этнонациональном, так и в гражданском смысле. Но так как они были искажены, им приходится проходить через трагедии конфликтов. При этом ясно одно, что страна, ее народы, многонациональный народ России не должны вечно уподобляться «витязю на распутье». Нужна четкая определенность ориентаций и действий в этнонационально-самобытном и в многонациональном общероссийском развитии. Концепция государственной национальной политики, утвержденная Президентом Российской Федерации 16 июня 1996 г., попыталась дать эту определенность. Но ныне вновь есть попытки все это пересмотреть под лозунгами «укрепления вертикали власти», «обновления концепции». Ведь действующая Концепция подтверждает: во-первых, самобытное развитие каждого народа и многонациональность государства, страны; во-вторых, конституционно закрепляет государствообразующую роль многонационального народа Российской Федерации и историческую роль в этом, прежде всего, русского народа; определяет такие основополагающие принципы государственной национальной политики, как свободное и равноправное развитие всех народов страны, независимо от их численности; равенство прав и свобод человека-гражданина, независимо от его национальной принадлежности, языка и культуры; запрещение любых форм ограничения прав и свобод граждан, их дискриминации по национальному признаку, как и действия, направленные на разжигание межнациональной розни. Кроме того, подход Концепции четкий: примордиалистские подходы объективного возникновения и развития этничности, ее переход в этнонацию, а также конструктивистские подходы творческого восприятия и воспроизводства окружающей реальности взаимодополнены, а не противопоставлены. Главное во всем этом – признание реальностей и перспектив этнонаций, их самобытности, защиты прав и свобод национальности как на уровне общностей, так и на уровне индивидов, а также их гражданское единство как россиян, закладывая таким образом новое, не ограниченное социально-классовыми и идеологическими рамками этнонациональное и многонациональное развитие на основе стандартов плюралистической демократии. Только демократические нормы, облеченные в конкретные правовые механизмы, могут определить перспективы обустройства этнонациональностей в многонациональности, в российской нации.

Но в политической, властной элите страны, да и в российском обществе в этнонациональной политике пока чаще господствует сложившаяся система патриархально-феодальных, изживших себя имперских и советских представлений вперемешку с идеями национально-освободительной войны, порой диаметрально противоположными и потому не дающими успокоиться этнонациональной сфере: мировоззрения и подходы. С одной стороны, можно услышать, что этнонациональность есть, якобы, самодовлеющее социально-культурное качество народа, личности под лозунгами «нация – превыше всего». И такой однобокий подход ведет на практике к этнонациональной замкнутости и национализму, самовосхвалению и самоуничтожению этнонации (Вл. Соловьев). С другой стороны, этнонации и этнонациональные вопросы рассматриваются как мифы, как чьи-то выдумки, «умственные конструкции» ученых, а следовательно, возникновение любых проблем и противоречий в развитии этнонаций и этнонациональных отношений объясняется как чей-то злой умысел, но исходя изначально из тезиса «нация – ничто», «этнос – миф» и т. д. Следовательно, эти крайности открыты в нынешних условиях, хотят жить своей жизнью, не считаясь с другими подходами, а политика обслуживает эти крайности вместо разумной, созидательной линии собирания народов и сплочения российской нации. Федеральная власть фактически прекратила работу по проведению какой-либо этнонациональной политики, внятной и принятой на уровне государства и общества. И так будет до очередного взрыва и трагедий.

Более того, видимо, это такая модель политических действий, по которой заниматься этнонациональными проблемами все начинают после конфликтов и кровопролития, а потом тратят десятилетия на преодоление последствий этих трагедий вместо упреждающей созидательной, собирательной деятельности в этой сфере.

По представлениям сторонников крайностей, сумма этнонациональностей автоматически формирует многонациональную общность страны, а нация-государство есть только согражданство безнациональных существ-индивидов, не понимания при этом, что индивидуальное и коллективное, общностное – два уровня социокультурного становления, самоутверждения и самоорганизации людей. Следовательно, в сфере этнонациональных отношений этнонациональность и многонациональность – тоже важнейшие формы социальности и духовности людей с исторически формирующейся самобытностью, общностью и индивидуальностью своего становления в системе общественных отношений (в этнонациональном и общегосударственном измерениях).

Этнонациональная специфика народов и культур пронизывает все стороны жизнедеятельности людей и их общностей даже в современных условиях. Кто думает, что этнонациональное – это отжившее, устаревшее и от него можно отмахнуться, глубоко заблуждаются. Это феномен исторический. Не будем далеко заглядывать в прошлое, но нация-этнос и нация-государство есть реалии XXI в., но главное условие их единства – гражданская общность людей. Вопрос об их существовании, а значит, и о необходимости их сосуществования бесспорен. Они взаимодействуют сегодня в одной общности. Влияние этнонационального будет не только на сознание, обычаи, традиции отдельных людей, но и целых общностей, действуя специфическим образом на политику, этику, взаимоотношения людей, на характер общественного, государственного и мирового устройства. При этом следует исходить из того, что этнонациональность и многонациональность, как и гражданственность, в России еще находятся в эволюционном состоянии своего становления в единой социальной и духовно-политической общности, но основываясь логически на исторически сложившихся формах общностей людей, самобытности их культур и традиций, совместного образа жизни, психологии, характера и т. д. Самое главное то, что это многообразие есть потенциал богатства нашей страны, потенциал ее единства и перспективного развития, если умело распорядиться. Более того, этнонациональное, как отдельное, самобытное явление в России, дополняется исторически не менее богатой сущностью целой страны, регионов, многонационального народа Российской Федерации. В своей гармонии, а не в противопоставлении они и составляют целостность России, социально-политическую общность, согражданство россиян, которые олицетворяют не унификацию, а единство многообразия. Но эта формула пока что до конца не понятная и, следовательно, нередко даже чуждая для российской власти и маргинальной, узконационалистически мыслящей части элиты и части масс. И потому становление современной России в своем этнонациональном и многонациональном измерениях происходит весьма сложно в крайних попытках «этнонационального суверенитета» и отделения от России и русских до попыток полного растворения всех и вся под лозунгами «Россия – для русских». Это все порождает целый ряд новых и вполне реальных, а не надуманных проблем обустройства как наций-этносов, так и нации-государства в целом, которые и являются предметом государственной этнонациональной политики. Попытки их решить в России новыми призывами, заклинаниями или запретами, вместо научно обоснованной и последовательной этнонациональной политики, ни к чему хорошему не приводили и не приведут. «Убегание» от этнонационального, пренебрежение его реалиями приводят к отрыву этнонационального от социально-политической и духовной составляющих российской многонациональности, российского народа. Более того, при наших подходах сам этнонациональный фактор отрывается от базисной своей социально-политической обусловленности, свойственной для нашей страны, нашего народа, и начинает ей противостоять. И взрыв этнонационального вместо эволюционного развития есть момент разрыхления и разрушения многонациональной социально-политической и духовной целостности общества, народа, страны. Этнонациональное начало таким образом – это не миф, а суть нашей социальности, духовности и даже государственности. Отрицание этой сущности есть отрицание перспектив многонационального народа, страны, перспектив формирования и функционирования российской нации, ибо в этом случае этнонациональное автоматически превращается в фактор этнополитический, этнонационалистический, а значит, и взрывоопасный. При искажении своей роли и места в обществе, государстве этнонациональное обретает негативные формы социально-политического самоутверждения, а для его перевода потом в постконфликтное, эволюционное русло нужны будут десятилетия. Насилие, несправедливость, репрессии даже в социально-политической сфере, далекой от этнонациональной, фиксируются чаще в этнонациональном сознании людей как акты, направленные именно против их национальности, а этот феномен используется недобросовестными политиками в целях этнополитической мобилизации масс.

Этнонациональный дух и этнонациональная память – это мощные факторы как созидательной энергии народов и государства, так и разрушительной. Многое зависит от их направленности. Вот почему нужна профилактико-просветительская этнонациональная политика.

Этнонации – это современные коллективные формы существования людей в самобытных, историко-культурных формах своей общности. Эти этнонационально-сущностные качества свойственны для сегментов человеческого сообщества в целом. Нет безнациональных существ. Неразумен и непродуктивен схоластический спор по поводу «есть или нет» этнонации или национальный вопрос, как у нас принято говорить. Вопрос о существовании этнонаций выяснен историей развития этносов, народов в течение столетий. Следовательно, важно сосредоточить усилия в направлении учета потребностей и потенциала каждой этнонации и гармонизации межнациональных отношений в данной стране, которая является общностью и для них. Это фундаментальная и основополагающая задача этнонациональной политики государства и общества, если мы хотим в Российской Федерации сочетать гармонично и на перспективу развития как этнонаций, так и гражданскую нацию, нацию-государство в формуле многообразия проявления возможностей и обеспечения этнонационального и гражданского единства. Одновременно практика показала неприемлемость решения проблем этнонационального развития в России по чужим, пусть даже и весьма привлекательным, моделям вестернизированных подходов западных моделей, по концепциям, которые «бегут впереди паровоза» в социально-политическом становлении этнонационального и многонационального. Россия, и прежде всего русский народ, в отличие от большинства стран Европы и Америки, сохранили многие самобытные народы в единой государственной общности, а не уничтожили и не ассимилировали их, как в иных империях. Это объясняется не какими-то качествами политических режимов и правителей, которые всегда ставили эти вопросы в имперском русле, а солидарно-соборной ориентированностью и судьбой русского народа, его глубокой угнетенностью в крепостничестве, где русский человек сохранил чувство сострадания ко всем угнетенным. Одновременно это и процесс этнонационального развития русского и других народов России отставал на столетие от этнонациональных, гражданских процессов на Западе. В России, кроме того, сохранились и явно обозначенные исторические территориальные ареалы этногенеза многих народов, поэтому важно рассматривать многонациональность России как ее историческое достижение, а не как недостаток, о чем любят твердить противники сохранения этнонациональных особенностей народов и многонациональности России, и таким образом достигая истинно российское, доброжелательное, солидарное понимание как природы этнонационального, так и сущности богатства многонационального. Дефицит такого понимания явно наметился вновь в последние годы, что говорит о необходимости принятия дополнительных просветительских, правовых, правоохранительных и других мер развития этнонациональных и межнациональных отношений. Повторяю, многонациональную Россию изматывают крайности гипертрофирования этнонационального, с одной стороны, и пренебрежение этнонациональным, с другой стороны. Эти крайности разрушительны для многонациональной сущности России. Значит, нужна серединная политика, позволяющая достичь паритета этнонационального и многонационального. Исследования, проведенные нашими экспертами в ряде других регионов, показывают господствующую в сознании и ориентациях граждан приверженность многонациональности. На вопрос: «В каком коллективе Вы предпочитаете работать: в многонациональном или однонациональном?» – более 90 % опрошенных представителей самых различных национальностей отдают предпочтение многонациональным коллективам. В августе 1999 г., в момент, когда агрессоры-террористы надеялись мобилизовать дагестанцев на войну с Россией, более 99 % дагестанцев ответили, что они – россияне, что Дагестан – это Россия, хотя при этом параллельно в целом ряде регионов страны дагестанцев преследовали в это время как «лиц кавказской национальности». Многонациональности – это не только и не столько моменты чисто этнонациональные, сколько качественно новый уровень социальной, духовной и политической общности самих этнонаций, представительства и самочувствия их представителей в новой исторической общности людей – многонациональный народ Российской Федерации. Отсюда определяющая роль и воля нашего многонационального народа (а не одной нации) жить и трудиться в единой многонациональной стране как представители единой, общенациональной воли российской нации. И не надо свергать ни этнонациональное, ни многонациональное, а надо научиться в интересах каждого народа, конкретных граждан всей России разумно управлять этнокультурными и этнополитическими процессами, укрепляя этнонациональные общности и многонациональную соборность, добиваясь таким образом, чтобы этнонациональность и многонациональности из факторов уязвимости нашего общества, государства превратились в источник его социального и культурного богатства, динамичного развития, многообразия и единства. Обеспечение жизненности и будущности диалектики этих реальных процессов и есть задача этнонациональной политики государства и общества в современных условиях, тем более, что эта политика базируется на исторических традициях общности и единства более 160 наших народов, их многообразного и самобытного потенциала. Кто не познал богатство самобытного, тот не добьется и единства многонационального. Эта диалекта многообразия и единства этнонационального и многонационального должна составить мировоззрение, культуру, политику Российского государства и его граждан.

На громадной евразийской территории народы нашей страны столетиями обустраивают свою совместную жизнь, строят совместными усилиями российское государство. Этот исторический опыт имеет огромное значение для наших перспектив и крепко сидит в генетической и исторической памяти граждан и народов. Вл. Соловьев говорил, что национальный вопрос для народов России – это не вопрос существования достоинства, самобытного развития и сотворчества наций и культур. Тем более, это не вопрос противоречий и конфликтов между ними, которые исключают суть природы и перспектив этнонационального и многонационального бытия, ослабляют государство, разрыхляют общество, развращают людей, их нравы и сознание. Не может нормальный человек, желающий блага для России, бороться как против этнонационального, так и многонационального. Это две стороны одной сущности, которая зиждется на понимании исторически обусловленных, глобальных и объективных законов развития этнонационального (как отдельного, части) и многонационального, общероссийского (как общего, целого) бытия каждого из нас – россиян, поможет нам выработать стратегию и методологию нашей государственной, гражданской и этнонациональной деятельности в сфере этнонациональных отношений.

Обустройство народов и граждан всех национальностей в едином жизнеспособном правовом государстве – корневая задача демократического реформирования России. Именно «национальный вопрос» вновь может стать критерием нашей жизнеспособности как еще многонационального государства. Нам важно трезво проанализировать и бережно использовать как потенциал этнонационального, так и опыт многонационального сотрудничества, развивая лучшие традиции и достижения, следуя духу нашей самобытности и накопленному опыту дружбы и сотворчества народов, не стесняясь и не охаивая, а собирая в единую волю потенциал духа и созидания многонационального народа Российской Федерации. Только так можно сформировать необходимое для российского общества, его народов и граждан достойное самочувствие и их стремление к единению в решении тех насущных задач, которые стоят перед реформируемой Россией. К сожалению, современная российская власть вновь не очень желает вникать в суть и диалектику российской действительности. Федеральный центр остается еще во многом где-то безнациональным, космополитичным, а где-то и шовинистическим, а многонациональная Россия объективно требует трезвой, разумной, мудрой политики обустройства и солидарности народов страны, их функционирования в статусе российской нации как сограждан.

Сфера этнонациональных и межнациональных отношений предполагает и постоянный конструктивный диалог между властью и рождающимися в процессе демократизации институтами гражданского общества в постановке и решении насущных проблем цивилизованного развития самобытного этнонационального и социально-политической общности – многонационального.

Как показала практика последних лет, как однонациональные организации, национально-культурные автономии, так и многонациональные организации, к примеру Ассамблея народов России – институты гражданского общества во многом в состоянии взять на себя решение многих насущных задач этнонационального и многонационального развития российского общества, конечно, при поддержке и в сотрудничестве с органами государственной власти. А претензии же государственных органов на то, что они способны сами определять перспективы в данной сфере и решить этнонациональные проблемы самостоятельно, оказались исторически несостоятельными. Именно опыт гражданского общества России открывает перед нами в этом плане более фундаментальные и позитивные перспективы, которые исходят из помыслов самих народных масс всех этнонациональностей. Отсюда и необходимость нового современного взгляда на сущность этнонаций как институтов гражданской, человеческой общности, определения приоритетов этнонационального развития, целей и задач этнонациональной политики не только государства как власти, но и государства, народа как исторической общности, общества. При этом, не забывая о консервативной сущности этнонаций и строго эволюционном характере социальнокультурных изменений в них, закономерности их исторической предрасположенности, в том числе и жизнедеятельности в многонациональной общности.

Этнонации – это исторические общности с самобытным социальным и культурным опытом этнического развития и сотрудничества. Они представляют собой автономные образования в своей самобытности, но вместе с тем открытые исторические общности людей, части единого социального, духовного и государственного развития вместе с другими нациями-этносами в многонациональной России. Следует осознать на уровне культуры, политики и управления, что этнонации и этнонациональные отношения, а значит, и этнонациональная политика для многонациональной России – это категории, относящиеся к глубинным, генетическим основам ее истории, духовности, государственного строительства и государственной безопасности. Ни один фундаментальный вопрос развития и функционирования России невозможно решить без учета состояния, потенциала и перспектив как этнонационального, так и многонационального народа страны.

Любое искажение сути самобытного этнонационального развития наносит ущерб не только этнонации, но и многонациональной российской общности. Следовательно, нарушение логики развития многонациональной общности наносит вред, в том числе и самобытному, этнонациональному развитию. Кто вредит другим народам своего Отечества – вредит одновременно и своему народу. Кто замыкает свой народ в собственную этнонациональную скорлупу – вредит как своему народу, так и всему многонациональному российскому сообществу народов и государства. Этнонациональное и многонациональное (инонациональное) взаимосвязаны и взаимообусловлены тысячами нитей своего развития, являясь источниками и средой развития друг для друга. Важно понять, что этнонации в России составляют многонациональность, а многонациональность пронизывает, определяет жизнь каждой российской национальности.

Количественные параметры, конечно, тут играют огромную роль, но определяющими все же являются параметры качества развития и отношений. Исходя из качества этих отношений важно определять и основополагающие цели этнонациональной политики государства, а не только исходя из формально количественных параметров. Равнодушное отношение к судьбам и перспективам народов неизменно от численности представителей той или иной национальности. Речь идет о модели этнонациональной политики отношений, которая охватывает, отражает интересы всех народов России, независимо от их численности, и граждан страны, независимо от их этнонациональной принадлежности. Отсутствие стратегически ориентированной и эффективной этнонациональной политики разрушает фундаментальные основы жизнедеятельности российской сущностно-политической общности гражданина-россиянина, многочисленных и малочисленных народов и, самое главное, качество исторической перспективы российского общества, государства и граждан как российской нации.

Этнонации хотя и самостоятельны, но не самодостаточны, что обусловливает их открытость и тяготение к другим народам и культурам, наращивая тем самым способность воспроизводства и обогащения своей самобытной культуры, всей системы своего естественного жизнеобеспечения и самосохранения именно через взаимодействие и общность с этими народами и культурами. В свою очередь, каждый народ нашей страны в силу потенциала исторического взаимодействия созидает общий социально-духовный потенциал многонациональной России. Налицо непрерывный исторический процесс сотворчества народов и культур, которые и накапливают качество дружбы народов, духовной близости их культур и менталитета. Основополагающее влияние на состояние этнонаций и на межнациональное сотрудничество, на самобытность собственного опыта развития, потенциала общего социально-политического, экономического и духовного развития общества, государства оказывает государственная и общественная этнонациональная политика. Многонациональный народ Российской Федерации – как раз-таки результат этого комплексного развития исторической общности народов и граждан страны. Следовательно, этнонациональное развитие у нас немыслимо без раскрытия потенциала многонационального. В свою очередь, многонациональное – это качественный результат общности этнонаций, адаптаций сущностных самобытных качеств этнонаций в новой исторической многонациональной общности, которые в своем политическом единстве, гражданской общности, формируют российскую нацию.

Недальновидно пытаться использовать возможности демократии и свободы для обеспечения лишь развития в рамках узконационального, этнократического понимания, не видя, что и в этом процессе определяющую роль, в конечном итоге, играют многонациональные, интернациональные и интеграционные факторы. Хотя развал Советского Союза, свержение исторической общности «советский народ», потеря надэтнической, а точнее, межэтнической, многонациональной идентичности, глубочайший кризис экономики, идеологии и политики, а значит, и состояния государственного строительства, законности и правопорядка взбудоражили, взорвали этнонациональное сознание многих людей и целых народов. Отсюда и автоматический перевод многих проблем развития социально-экономического и духовно-политического кризиса общества в сферу этнонациональных и межнациональных отношений, что придало им совершенно неоправданную этнополитическую окраску. Подобные подходы резко усилили присущую этнонациям и межнациональным отношениям чувствительность и взрывоопасность вплоть до искажения их сути и перспектив развития. Усугубляют подобную ситуацию и разного рода крайние экстремистские проекты «обустройства народов», «обустройства России» путем свержения этнонаций, их отрицания, поиск узконациональных, а не общих социально-политических наднациональных идей, разрушение страны на основе диктата (в целом в стране или в регионах) интересов одного этноса или воссоздания «имперской федерации» с неизбежной ассимиляцией всех культур и национальностей, при этом не замечая, что благодаря таким ориентирам и политике произошла и определенная потеря этнонациональной идентичности самого русского этноса, русской нации. Все эти узконациональные ориентации в разных вариантах, от какой бы национальности, от имени какой бы национальности не звучали, в конечном итоге, направлены на разрыв единой государственной общности наших народов и граждан вплоть до создания этнократических государств на территории России. Идеи «отмены национальностей» с требованиями «забыть о нациях», «роспуска республик», как и господства идей суверенитета, его доведения до «этнонационального суверенитета» приводят к полной политизации этнического фактора, превращению этнонациональных отношений и многонациональности из потенциала развития единой России как нации-государства в сферу бесконечных распрей и конфликтов. Такая модель развития страны не может принести никому ни благополучия, ни спокойствия. Значит, она разрушительна и неприемлема для России.

Развитие социально-политических процессов в нашей стране, как в большинстве постсоциалистических государств, в том числе и политические спекуляции вокруг этнического, этнонационального фактора, привели к кризисному состоянию общества, государства. В свою очередь, весь накал социально-политического недовольства переходного периода стал переводиться в русло межнациональных обид, противостояния и конфликтов. Межнациональные конфликты, таким образом, стали дополнительным фактором дестабилизации экономического и социально-политического положения в регионах, в стране, затрудняя или даже делая невозможным проведение успешных экономических и социально-политических реформ. Тупиковость ситуации в различных сферах общества усугублялась возбуждением этнонациональных, а точнее, этнополитических конфликтов, хотя в них реальная значимость национально-этнических моментов практически минимальна. Но если на эти противоречия и конфликты своевременно не реагировать, влияние этнонационального фактора возрастает до максимального, закрывая сущность более глубоких социально-политических и экономических кризисов в стране.

Тезис о полном и окончательном решении национального вопроса всегда был в почете в политических режимах нашей страны, который они провозглашали на следующий день после прихода к власти, но в полной мере используя этнополитические лозунги лишь для взятия и удержания власти, не задумываясь о перспективах этнонационального и многонационального. Но, по сути, это было проявление нежелания и неспособности активно вникать в этнонациональные проблемы, регулировать их созидательное развитие, а лишь попытка отмахнуться от них, «отчитаться». Логика же жизни, реальные процессы постоянно напоминают о том, что наша страна не скоро сможет отойти от внутренней напряженности в сфере этнонациональных отношений, если, во-первых, мы не научимся учитывать весь исторический опыт развития наций-этносов и их историческую общность в составе России, и, во-вторых, если не сможем коренным образом изменить подходы к пониманию этнонациональных проблем, не выработаем свое российское, демократическое понимание природы этнонационального и многонационального, не добьемся господства правовых механизмов их регулирования. Без такого коренного изменения мировоззренчески-политического понимания этих феноменов многонациональная страна будет еще долго находиться под постоянной угрозой реанимации старых и возникновения новых очагов нестабильности в сфере этнонациональных отношений в многонациональной российской общности. Попытки спрятаться, умолчать, отрицать означают накапливать и провоцировать конфликты.

При всей противоречивости нашего прошлого опыта в нем больше созидательного потенциала, практики дружбы и сотрудничества, а не обид, конфликтов и войн, хотя последние не только имели место, но и не канули в историческое прошлое. Наследуя опыт прошлого, мы чаще заняты возбуждением «злой памяти», а для использования потенциала «доброй памяти» (М. Карим), дружбы и единства народов делается мало. Складывается политика мести национальности и государства друг другу. Государство, общество созидательной работы в этой сфере в новых условиях ведут совершенно недостаточно. В большей степени создается ситуация, когда закладывается почва для новых крайностей, навязывая людям психологию потворствования крайностям, считая это способом этнополитического самоутверждения. Путь крайностей измотал сферу этнонациональных отношений и не дает до конца довести эволюционный процесс этнонационального (нация-этнос) и многонационального (нация-государство) развития как исторических общностей, которые развиваются не по принципу исключения другого, по принципу глубокого взаимодействия и взаимопроникновения. Если мы будем так поступать и дальше, то и история будет нам мстить бесконечное количество раз, сводить с нами счеты. Нужны другие измерения исторической памяти и перспектив, не те, которые навязаны нашим народам, стране разными, не всегда благополучными политическими режимами, а те, которые отражают природу и исторические чаяния наших народов на раскрытие своей духовной сущности в многонациональном. Важно, чтобы народы научились не только понимать свою сущность, но и понимать, уметь прощать друг другу старые обиды и умножать добрые дела в своем сотворчестве и дружбе, видя перспективы в едином сообществе народов, в едином государстве. Совместный социальный опыт сотрудничества и сотворчества народов страны создает для этого благоприятный фундамент.

Первейшая задача власти и гражданского общества современной России, мы считаем, это изменить конкретным образом взгляд на свою историю так, чтобы ориентировать поиск потенциала возрождения, прежде всего, на основе познания и использования величайшего потенциала дружбы народов и сотворчества культур. Этот потенциал особенно необходим России в условиях демократизации этнонациональной политики и всей системы демократических, гуманистических межнациональных отношений. Только на такой основе мы можем обеспечить полноценное самобытное развитие каждого народа, каждой культуры, укрепляя при этом соборную общность многонационального народа Российской Федерации, граждан России.

§ 3. Этнонациональная самобытность и гражданская общность в свете философии и социологии этногенеза

Историко-философский анализ этногенеза социальной сути этносов, их развития в этнонации важен для социологических и политологических исследований. От рода и племен до этноса и этнонации, а далее межнациональной общности, согражданства в составе наций-государств – таков путь развития общности людей по этническому признаку. Когда-то в нем преобладало родовое, этническое начало, впоследствии – социально-этническое, а сегодня все чаще определяющим становится политическое единство, но не в самодовлеющей самодостаточности, а в зависимости от связей и отношений этнонациональных. Генезис этот социокультурный, гражданский, политический. Понятийно-категориальный аппарат тут достаточно запутан наслоением различных подходов, научных традиций, уровнем обустроенности конкретных наций-этносов в конкретных странах и регионах. Процессы этнические, этнонациональные находятся в конкретно-историческом, временном и в пространственном измерениях. «Племя-род», «народ», «этнос», «этнонация», «многонациональный народ», «нация-согражданство», «нация-государство» и целый ряд других интерпретаций претендуют отразить феномен этнонационального и многонационального. Этногенез народов – процесс длительный и весьма сложный с тысячами граней специфики для каждого отдельного этноса, этнонации. И в этом процессе не так все унифицировано в одинаковой степени для различных народов, стран и континентов, как это кажется. Во всем этом тоже есть свои традиции, но ясно одно, что речь идет об объективности и реальности самого исторического процесса формирования общности людей со своими особенностями территориального размещения, культурно-языковой, хозяйственно-бытовой, психологической, нравственной деятельности, социокультурного опыта, обусловливающегося в ходе их жизнедеятельности, которая отражается в этнонациональном сознании и самосознании, идентичности и своей общностной мобилизованности. Эти качества этничности, этнонациональности существующих, формирующихся на определенной территории общностей людей.

Род, племя, союз племен, этнос, этнонация, нация-государство – этапы развития, становления этнических, социально-этнических, межэтнонациональных общностей людей. Они характеризуют природу общностей людей по этническому, этнонациональному и межэтнонациональному признакам. Исторически в России понятия «народ», «родное», «родовое», «родина» – близки по духу. Мы уже отмечали, что термин «нация» во Франции применялся только к дворянству, а низы оставались «народом»[385]. Примерно такое содержание складывалось и в России. Еще долго сохранялись термины «народность» и даже «племя», обозначая «людскую породу» (И. Арский). Эти традиции имеют место и до сих пор.

Как справедливо пишет М.Н. Росенко, «в общественно-политической и философской литературе еще недавно понятие «национально-специфическое» выступало синонимом всего того, что бы было связано с обозначением этнического элемента в общественной жизни»[386]. Было принято считать, что содержание национальных отношений как бы распадается на два взаимосвязанных аспекта – национально-специфического и интернационального, межнационального, существующих всегда в единстве[387]. В настоящее время где-то наблюдается и противоположная картина. Происходит либо отождествление понятий нации и этноса[388], либо понятие нации вытесняется из употребления и заменяется термином «этнос», или этнос и нация в этническом измерении отрицаются, отвергаются[389].

Крайности замыкания многих проблем социокультурного развития общности людей в нации-этносе или отрицание этой сущности с переводом всего и вся на уровень нации как согражданства – это сейчас модно, не понимая, что этнический детерминизм в своих крайностях так же опасен, как и космополитизм. Поэтому при базовом этническом содержании общности при применении термина «этнос», а в более широкой социально-этнической ее интерпретации называем общность «этнонацией», а интернациональное, межнациональное – это уже политическая, гражданская общность – нация-государство. Но чтобы прийти к таким выводам, нужен социологический анализ процесса этногенеза.

Околонаучными популяризаторами «этнос» объявляется или главной социальной ценностью, или главным пережитком, а сама этнологическая наука при этом утрачивает ясность, ибо непонятно, что она все же обозначает и что отражает[390].

Во-первых, надо сказать, что однобокий этнический универсализм не позволяет исследовать эту проблему комплексно, а замыкает ее в этничность, патриархальность. Но вместе с тем, отражая этнические корни общности людей, неоправданно переходить к обоснованию гражданской, политической нации. Она становится не на основе пренебрежения этнонационального, а объединения их многообразия в общности государственной. Нельзя в нынешних условиях отождествлять однозначно понятие «нация» ни с этносом, ни с государством. Скорее, это понятие отражает существующие между нацией-этносом и нацией-государством объективные перекосы, взаимосвязи и взаимозависимости. Тем, кто отрицает этносы, свергает этнонации, свергает всех, кроме доминирующей этнонации в нации-государстве, придавая одной нации-этносу статус нации-государства, стремясь утвердить статус одной этнонации и все остальные. Такой подход полностью меняет содержание понятия «многонациональный народ», разрушая тем самым базовый субъект волеизъявления и источника власти. Следовательно, это нарушение суверенитета России. Таким образом, всем народам России, кроме русских, отказывается в праве быть субъектом волеизъявления и источника власти во имя, якобы, существования «одной нации» с «единым языком» и «единой волей»[391]. Об этом открыто говорят Хомяков, Чешко, Жириновский, Рогозин, Павлов вместе с крайними национал-шовинистами и расистами, разрушая «многонациональный народ Российской Федерации», объявляя его химерой, абстракцией и сознательно или по глупости разрушая основы российской государственности. Опыт Германии, Франции, Италии и т. д. не дает им покоя, но не понимая, что на дворе не XVIII, а XX век. И таким образом независимо нарастить процессы, которые в этих странах прошли 200 лет тому назад и прошли по правилам тех времен. Со всеми плюсами и минусами, но Россия упустила этот этап буржуазных революций и утверждения «принципа национальности» в гражданском измерении с позиции доминирующего этноса, хотя роль и значение русской нации как базовой основы российской государственности никто под сомнение не может поставить.

В.Г. Белинский, который опирался на немецкую классическую философию, писал: «Сущность всякой национальности состоит в ее субстанции. Субстанция есть то непреходящее и вечное в духе народа, которое, само не изменяясь, выдерживает все изменения, целостно и невредимо проходит через все формы исторического развития»[392]. С.Н. Булгаков называл «философией реализма» теорию, для которой «нация есть не только совокупность феноменологических своих обнаружений, исчисляемых и изучаемых наукой, но прежде всего некое субстанциональное начало, творчески производящее свои обнаружения, однако всецело не вмещающееся ни в одном из них и потому не сливающееся с ними»[393]. Мы уже приводили позиции О. Бауэра: «Нация – это совокупность людей, связанная в общность характера на почве общности судьбы».[394] и К. Каутского, который основными признаками нации считал «язык и территорию»[395]. Таким образом, в «философии реализма» нация трактуется как объективная реальность, данная нам в том числе в чувствах и переживаниях, в исторической памяти. Базируется она именно на субстанциональном анализе бытия, а не на абстракциях. Наиболее яркие фигуры русских философов конца XIX – начала XX в., писавшие о этносах-нациях и национальном вопросе, В.С. Соловьев, С.Н. Булгаков и И.А. Ильин, исходили примерно из подобных же предпосылок. В.С. Соловьев наиболее «космополитичен» в этом ряду: «Раз мы признаем это субстанциональное единство, мы существо или социальный организм, живые члены которого представляют различные нации»[396]. Во всех этих случаях исследователи ведут речь, прежде всего, о нациях-этносах, которые живут в «субстанциональном единстве» с человеческим сообществом.

В философском смысле анализу подвергается весь процесс воспроизводства собственно этнонациональной материи, т. е. этносов-наций на базисе того или иного способа разделения труда, социального и духовного развития, реальных противоречий и конфликтов этнонациональных групп. В этом смысле важно говорить о моментах, детерминирующих этнонациональное, находящееся с ним в обратной связи, как части интегрального и целостного элемента макросоциологического понятия «общество», которое может быть представлено как система отношений, в том числе и этнических, потом этнонациональных и политических, общенациональных, межнациональных. Этнонации – это один из способов воспроизводства социально-культурной жизни исторически устойчивых общностей людей, объединенных совместными действиями и взаимодействиями на основе общих традиций культуры, этики, духовной и хозяйственной деятельности, общего уклада жизни.

Первая в историческом ряду этнонациональных устойчивых общностей – это родо-племенная организация, возникшая на основе кровно-родственных социальных связей и действий людей и характеризующаяся определенным местом, территорией их проживания, общностью семейно-бытовой жизни, языка (или диалекта), некоторых черт духовной жизни в виде верований, традиций, обрядов и т. д., представляя собой хозяйственную структуру, «свойственную этим условиям»[397]. В зависимости от уровня социально-экономической основы марксизм указывает на несколько типов народностей: периода рабовладения, эпохи феодализма, а также народности капиталистического и социалистического типов в зависимости от сущности самой общественной системы. Родо-племенная организация есть «первокирпичник» этнонациональной реальности, вокруг которой, на основе которой формируется ядро этничности.

Систематизированное и схематичное определение дал И.В. Сталин в работе «Марксизм и национальный вопрос». Это не философско-социологическая характеристика, а, скорее, формально-фактологический анализ: «Нация – это исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психологического склада, проявляющаяся в общности культуры»[398]. Этнонация – это не набор признаков, а устойчивая, от поколения к поколению «субстанция общности» со спецификой своего проявления, которая исторически замыкается или сужается до этнической группы (общности) на родоплеменных отношениях, или расширения до этнонации, суперэтнонации, межнациональной общности – гражданской нации.

Возникновение нации принято считать «неизбежным продуктом и неизбежной формой буржуазной эпохи развития»[399]. Такая жесткая связь социально-экономической природы возможна для нации-государства, а не нации-этноса. Зачастую эти понятия в сущности путаются.

Речь может идти не столько об уровне общественно-экономической формации, а о господстве «доминирующей этнонации» и о формировании централизованного национального государства. Именно господство одной «доминирующей державной» нации-этноса, закрепляя свое господство образованием своего государства, и придает себе статус уже политической, гражданской нации, вынуждая остальных или ассимилироваться, или адаптироваться в статусе этнонационального меньшинства. Образование нации-государства в тот период есть соединение власти и этнонации. Многонациональность преодолевалась политически. Русская нация исторически формируется из союза родственных племен и княжеств Древней Руси. В русскую этнонацию, которая становится нацией-государством уже при Иване Грозном и Петре Первом, тоже начала действовать, как и другие крупные европейские нации-этносы. Нация-государство в этом плане образовалась, хотя капитализма еще не было. Следовательно, не только нации-этносы, но и нации-государства формировались гораздо раньше, до господства капиталистического способа производства. Жесткой связи между формационным принципом и формированием нации-государства тут нет.

Для нации-этноса наиболее важной детерминантой основой является «объективированное прошлое» как сконцентрированный социально-этнический опыт, который и определяет подлинное бытие этноса, а потом и этнонации в мире. Этническое больше связано с прошлым, а этнонациональное, национальное – с перспективами. В целом же в ходе исторического развития и взаимодействия создается образ бытия (духовного и уклада жизни) каждого народа как система его представлений, подходов, обычаев в деятельности общности в материальном и духовном мире. Этнонациональные образы бытия отражают специфику культур разных народов. В сфере этнонациональных отношений исторически «политики различают национализм и торопятся практически «решать», не подозревая, с какой многослойной толщей бытия и культуры тут приходится иметь дело», – пишет Г. Гачев[400]. Этнонациональная система устойчива даже в нынешних условиях глобальной унификации, каждый народ все же сохраняет самобытность своей культуры, язык, этнический тип, память о своей истории и культуре и т. д. Каток глобализма пытается многообразие мира закатать черным асфальтом, но ростки самобытности и многообразия прорывают этот асфальт. «Цветы на асфальте» – это горький образ современного многонационального, многокультурного мира.

К. Касьянова предлагает выделить в этнонациональном самосознании и менталитете в качестве «сознания-бытия», онтологического слоя сознания архетип «русской души», понимая природу архетипов, скорее, по К. Манхейму, чем по К. Юнгу. На основе этой методологии К. Касьянова выявляет фундаментальное структурное несоответствие, рассогласование между «сознанием-бытием» (в форме системы устойчивых архетипов и символов дорефлексивных слоев) и «сознанием-субъектом» (в форме различного рода этнонациональных идеологий, навязываемых народу несколькими поколениями консерваторов и реформаторов-революционеров)[401]. При этом речь идет о выработке философии, миропонимании каждого этноса-нации, и прежде всего русского. Конечно, важно исследовать закономерности этнонациональной культуры через историю цивилизаций, государств и отдельных народов – в сравнении и в развитии. Ведь одной из важнейших детерминант бытия и сознания этноса-нации выступает «объективированное прошлое» – память народа. Предки накопили исторический опыт, своего рода исторический генотип этнонации, который особенно на ритуальном, мифологическом уровне обозначает способ и отношения народа к природе, ландшафту, к окружающему миру, друг к другу. Это то, что Г. Гачев, автор уникальных феноменологических исследований национального менталитета, называет «национальной природой»: «Национальная природа есть не просто «географическая или экологическая среда» обитания или сырье и материал для труда, но прародина народа, «скрижали завета», определенные письмена, которые народ… просчитывает в ходе истории, создавая культуру»[402]. В этом плане нации-этносы являются исторически устойчивыми общностями, но не замкнутыми, а генетически предрасположенными к росту масштабов, общности людей – род, племя, этнос, народ, этнонация, гражданская нация, сохраняя в себе прошлое исторически былых общностей и зарождая перспективы их единства и развития.

Нация-этнос на деле есть сгусток живой памяти и живого опыта. Прав Р. Пайпс, который иронизирует: «Это очень удобная формула для тех, кто делает историю за письменным столом»[403]. Сказано метко и справедливо, ибо речь идет о «живом опыте», а не об «умственных конструкциях этнологов» (В. Тишков). Этнос, этнонацию невозможно конструировать в кабинете. Этнонация исторически в различных вариациях продолжает жить и творить. Этнонация – это, бесспорно, животворящий механизм жизнедеятельности людей в их общности. Здесь крайне важно не столько политически, а сколько исторически рассмотреть процесс генезиса этносов-наций. Даже в условиях, когда новые социально-политические общности, такие как нации-государства, становятся доминирующими. По теории этнонации, «из слияния народов, происходившего в раннее средневековье, постепенно развивались новые национальности… И тенденция к созданию национальных государств, выступающая все яснее и сознательнее, является одним из важнейших рычагов прогресса в средние века»[404]. По Энгельсу диалекта же этнонационального процесса такова: «Из смешения народов, происходившего в раннее средневековье, постепенно развивались новые национальности… Как только произошло разграничение на языковые группы…, стало естественным, что эти группы послужили определенной основой государств, что национальности стали складываться в нации… Правда, в течение всего средневековья границы распространения языков далеко не совпадали с границами государств, но все же каждая национальность, за исключением, пожалуй, Италии, была представлена в Европе особым крупным государством, и тенденция к созданию национальных государств, выступающая все яснее и сознательнее, является одним из важнейших рычагов процесса в средние века»[405]. К. Маркс и Ф. Энгельс в своей теории исходят из господствующих тогда подходов образования нации-государств, и это была действительно определяющая закономерность, но процесс этот длительный и сложный.

Многобожие, когда у каждого племени было свое божество, идол, мешало объединению арабов. Молитва Пророка Мухаммеда гласила: «Нет других богов, кроме Аллаха». Она объединила арабов, пройдя через жесткие противоречия. И возникает мощная арабская нация, возникает Арабский халифат. Но, как показывает история, даже субкультурные особенности и наречия, которые были между арабскими племенами, в конечном итоге, не привели к государственному единству арабской нации. И является ли она нацией в том смысле, который в нее вкладывают на Западе, да и в России? Вот вопрос, ответ на него только в признании многообразия формирования наций-этносов и наций-государств. А в средние века рычагом объединения, единства становится политическая организация – государство. Возникает своего рода новая религия – государственный национализм с тезисами о суверенитете и суверенном государстве, но закрепляющий доминирующее положение одной из этнонаций. «Каждая народность, т. е. совокупность лиц, связанных единством происхождения, языка, цивилизации и исторического прошлого, имеет право образовывать особую политическую единицу, т. е. государство»[406]. Как видно, здесь эти идеи идут рядом: нации-этносы и нации-государства как социально-исторические типы этнонациональных и межнациональных общностей находятся во многом в мировом масштабе в стадии формирования.

Выдающийся историк-гуманист М.Н. Гефтер писал по этому поводу: «Когда мы спрашиваем себя, не покидает ли нынешний мир идея человечества как единственного единства, оставляя пустоту, в которую ворвались стихии этноса, мы тем самым спрашиваем: не оборвалась ли история, законченная без завершения»[407]. Нет «завершенной» истории, если есть ее носители, если есть народ, этнос, этнонация. В той или иной форме в различных проявлениях он вечный атрибут человеческого общества.

В нашей литературе утвердилось марксистское положение о том, что нации по времени возникновения «более поздние общности, чем народности, этносы. Первые исторически идут на смену последним, что не отменяет, однако их одновременного сосуществования в территориальном, пространственном отношениях»[408], но при этом не замечая, что марксисты К. Маркс и Ф. Энгельс, в отличие от В.И. Ленина и И.В. Сталина, имели в виду нацию как государство. В.А. Тишков, например, считает, что «нация – это политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория»[409], и предлагает вообще отказаться от этого понятия. Это, скорее всего, вслед за западными социологами попытки отождествить нацию с государством, поскольку они совпадают в территориальных границах и основных характеристиках населения[410]. На Западе с подобной идеей выступает американский политолог 3. Бжезинский, предлагая реализовать ее в России, чтобы последняя перестала наконец быть многонациональной империей[411]. В России немного по-другому складывалась история социальных общностей, где общинные и общественные отношения были чрезмерно состыкованы друг с другом, и автоматическое перенесение на Россию идей, даже благополучно реализованных в других странах, может привести к этнонациональному разрыхлению и даже размежеванию России.

Здесь самое главное, что исследователи путают в понятиях две реалии: нация-этнос и нация-государство, которые различны не только по целому ряду природно-социокультурных признаков, но и по уровню и формам исторической и политической организации. Для нации-этноса характерно еще огромное влияние кровнородственных, этносоциокультурных связей и чувств, а для нации-государства главными становятся социально-политические идеи и ценности единства. В нации-государстве в социокультурном плане, в конечном итоге, все же господствует одна доминирующая нация-этнос, а в политико-правовом утверждается равноправие всех этнонаций главным образом через равноправие граждан. Полностью уйти от этнонационального равноправия и в нации-государстве при доминирующей роли одной нации-этноса не удастся.

В философии и социологии этногенеза ошибочна позиция отрыва этничности, этнонациональности, гражданственности и нации-государства друг от друга, ибо они взаимообусловлены, находясь в генетической и социокультурной связях. Не следует так отрывать общинный и общественный уровни друг от друга.

Общинный – более этнонациональный, романтизированный подход, в отличие от национально-рассудочного общественного (Ф. Теннис)[412].

Так, англичане, создав огромную империю, не составили единую нацию с индусами и другими, в отличие от характера и перспектив становления российской нации. «Так же как этнос, нация – органическое единство. В отличие от этноса нация, конечно, складывается не совсем стихийно и не без элементов насилия, но при этом, в отличие от империи, она строится все-таки по моделям и формам «естественной» или «соборной» общности»[413]. Здесь различие между нацией-этносом и нацией-государством. Третий признак этнонации, согласно Ю. Бородаю, наличие многослойной полифонической культуры, претендующей на мировую значимость. Надо, видимо, заметить, что любая культура своей самобытностью имеет мировую значимость.

Но общий вывод, который делает Ю. Бородай, остается верным. А именно, «если всерьез ставить задачу определения системы национальных интересов, то отправной точкой, на мой взгляд, – утверждает он, – должно стать определение оптимального варианта сочетания горизонтальных и вертикальных связей, то нации, оптимального не вообще, а именно для данной конкретной ситуации»[414], при этом, видимо, имея в виду этапы развития нации-этноса и нации-государства.

Ю. Бородай задается вопросом: «Нужно ли каждому этносу вообще «развиваться» в нацию? Может быть, это для этноса вовсе не благо, а именно «смертный крест»[415]. Это путь логический, и уже потому он – не путь «смертного креста», хотя и так сам по себе не каждый этнос становится нацией-государством, но вкупе с другими – почти все, ибо представители всех этих этносов тоже граждане страны, государства. Процесс этот сложен, но закономерен в той или иной степени. На место «механической солидарности» наций-этносов приходит «органическая солидарность» этнонации, переходящая в «политическую солидарность» нации-государства, ибо зависимость уже не только этнокультурная, но и социально-экономическая, политическая, духовная. Таким образом и в этногенезе проявляется эволюция от этнонационально-романтических к национально-функциональным подходам (Ф. Теннис, Э. Дюркгейм, М. Вебер, Т. Парсонс).

В ходе исторического развития этнонациональных процессов формируется единый «этносоциальный организм»[416], в котором действуют социальные, и в то же время в снятом виде как подчиненные им природно-биологические законы развития. Это этнонациональный этап развития этносов.

Конкретное обоснование такого взаимодействия природы и общества как динамичной самоорганизации системы представлено Л.Н. Гумилевым в выдвинутой им гипотезе об этносах как феномене, объединяющем в себе определенные процессы, происходящие в биосфере. Рассматривая этносы как часть биосферы Земли и результат постоянного взаимодействия социальных общностей с природными условиями, он подчеркивает, что «именно через этнические коллективы осуществляется связь человечества с природной средой…»[417]. Идеи Л.Н. Гумилева, его гипотезы получают подтверждение среди ученых различных конкретных дисциплин[418]. Ему удалось соединить географический, природный и социальный (социально-экономический и духовно-психологический) факторы этногенеза в их взаимодействии и попытаться на основе огромного исторического материала из жизни различных народов дать разгадку возникновения, определенных этапов развития и исчезновения цивилизаций (этносов, этнонаций). Важно рассматривать этногенез как процесс возникновения и развития самого человеческого общества в конкретных локально-этнических цивилизационных формах. Этногенез – это продвижение этнических, этнонациональных общностей от мифа традиционных связей и зависимостей к рациональной социальной солидарности, в том числе на межэтнонациональном уровне.

С точки зрения социологического подхода, этнос определяется как «исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающих не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от всех других подобных образований (самосознанием), фиксированном в самоназвании (этнониме)»[419]. Но и Ю.В. Бромлей замыкает этнос в этничности, не давая ему перспектив социально-политического, государственно-национального развития (самостоятельного или в межэтнонациональной общности, нации-государстве), хотя и он отмечал тенденцию «увеличения масштабов» этнических общностей»[420]. Поэтому, мне представляется, на уровне значимости социальных, духовных факторов становления этнических общностей уже можно и нужно говорить об этнонации как историческом типе подготовленного, довлеющего к нации-государству (сама по себе или в солидарности с другими). Это уже ценностно-рациональные действия людей, их общностей в этнонациональном, и в социально-политическом измерениях.

По теории Л.Н. Гумилева, этносы являются категориями биологическими[421]. Ю.В. Бромлей сводил этнос к этническому самосознанию[422]. В.И. Козлов однозначно говорит о том, что «этнос является социальным, а не биологическим явлением». Тут есть и еще крайности – сведение сути этносов к мифологии. «Этнос существует исключительно в головах этнографов», – известный экзистенциалистский тезис В.А, Тишкова[423]. Это, скорее всего, и есть околофилософские «спекуляции», в результате которых история, как говорил О. Конт, способна лишиться «не только имен людей, но и имен народов». «Схоластическое теоретизирование», отвергающее реальности бытия, вносят дефекты в этнонациональное самосознание. Отсюда и ее экзистенциализм. Это признак не «модернистской устремленности» теоретической мысли, а ее отсталость, уход в метафизику. Для части теоретиков идеальным вариантом был «плавильный котел» США, который уже пересмотрен и признается уже «мультикультурная модель». Мне приходилось участвовать в семинарах-дискуссиях в Гарварде, институте Кенана, где явно было видно возобновление интереса к этнической, этнонациональной идентичности среди американцев. Ценностно-рациональная форма общности – гражданская нация все равно не обходится без общности родовой, иррациональной и этнонационально-романтической. Этнос, этнонация именно в случае отрицания возможностей своего самоутверждения и обретает мифологическую иррациональность. Ущемленность, ущербность в сознании всегда является основой экстремизма и радикализма.

В современных условиях необходимо пересмотреть роль духовных начал в развитии сознания и самосознания, становления этноса-нации и нации-государства. Можно, конечно, повторять старые формулы, согласно которым «нация – историческая общность людей, складывающаяся в ходе формирования общности их территории, экономических связей, литературы, языка, некоторых особенностей культуры и характера»[424]. Недостаток подобных формул тоже в том, что они затемняют роль сознательных, рациональных усилий духовных начал в развитии и этноса, нации. В самом деле, почему не сложились в этнонации многочисленные племена финно-угорской группы (чудь, меря, весь), почему австрийцы сложились в полноценную нацию, а баварцы – нет, почему белорусы стремятся к воссоединению с русскими в единую нацию, а украинцы – нет. Ответ должен быть философски обоснован, а не только идеологически. Здесь должен быть учтен весь драматизм исторических происходящих этнонациональных процессов. Этнонация – это постоянная мобилизованность по символам и историческому опыту на единство действий (солидарность) по сохранению своей самобытности. Политическая нация – это не стихия упорядоченности, а упорядоченность стихии. Это другой уровень социализации и организации этнонаций.

И, конечно, нация-этнос – это, прежде всего, общая память, традиции, позывные исторического прошлого «испокон веков». Как пишет X. Ортега-и-Гассет: «Общая слава в прошлом и общая воля в настоящем: воспоминание о совершенных великих делах и готовность к дальнейшим – вот существенные условия для создания наций… Позади – наследие славы и раскаяния, впереди – общая программа действий… Жизнь нации – это ежедневный плебисцит…». Этнонация – это способ организации человеческих сообществ, восхождение по ступеням порядка и духовности по пути из хаоса, которое концентрируется в этнонациональном самосознании и идентичности, культуре, традициях, путь от этноса, этнонации и гражданской нации – это отражение процесса возрастания рациональности и упорядоченности в жизнедеятельности людей и их общностей. На смену авторитетов традиций приходит авторитет прецедентов (М. Вебер). В этнонации главное место занимают обычаи и традиции, а в гражданской нации – конституция и законы.

Идентичность как способ порядка, самопознания и самоорганизации общности людей в современном мире строится на рациональности. Человек культурный соотносит себя с общностью, но при этом остается личностью.

«… Я полагаю, – заявляет С. Хантингтон, – что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой… Идентичность на уровне цивилизации будет становиться все более важной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций»[425]. Гражданская нация – это способ преодоления конфликта культур на основе социально-политической солидарности, общей духовности и общенациональных интересов.

Повторяю свою мысль о том, что этносы, этнонации – это локальные цивилизации. Можно отнести к этнонации определение, которое дает С. Хантингтон цивилизации: «Цивилизации определяются наличием общих черт объективного порядка, таких, как язык, история, религия, обычаи, институты, – а также субъективной самоидентификацией людей… Культурная самоидентификация людей может меняться, и в результате меняются состав и границы той или иной цивилизации. Цивилизации динамичны: у них бывают подъем и упадок, они распадаются и сливаются… цивилизации исчезают, их затягивают пески времени»[426]. Примерно такую же характеристику этносам-нациям, как известно, дает Л.Н. Гумилев.

В современном понимании понятие «нация» имеет два смысла: с одной стороны, это родовое этнокультурное сообщество – этнонация, а с другой, это политическое единство «нация граждан». «Нация граждан обретает свою идентичность не в этнически-культурных сходствах, но в практике граждан, которые активно используют свои демократические права на участие в коммуникациях. Здесь республиканская компонента (идеи) гражданства полностью освобождается от принадлежности к дополнительному сообществу, интегрированному через происхождение, общие традиции и язык»[427]. Это западная традиция перехода к гражданской нации путем уничтожения этнонационального многообразия. Проще говоря, это другой социально-политический уровень этнонациональной и межнациональной интеграции людей, их общностей, который был характерен в XX веке. Индивид же на деле идентифицирует себя с этносом в процессе первичной социализации в семье, общине. Следующий уровень может быть этнонация, и она, объединясь с другими нациями-этносами, может в «органической солидарности» формировать нацию-государство. Может быть и так, что одна этнонация будет формировать нацию-государство, организуясь в политическую общность, а остальные будут интегрированы не в качестве этнонациональных меньшинств, но граждан.

Попытки ухода от этнонационального привели к усилению этнизации бывшего Советского Союза, что заставляет по-новому относиться к изучению и осмыслению закономерностей развития этнонациональных процессов. Недопустимо, чтобы этнонациональную, межнациональную сферу рассматривали через призму конфликтов. Этот однобокий подход замыкает этнонациональные процессы на вечное противостояние, решение этих проблем лишь за счет отрицания, угнетения, ассимиляции других.

Российская этнонациональная самобытность заложена вовсе не в имперских традициях и не в сепаратизме от России и русских, а в исторически оправдавшем себя межкультурном взаимодействии. Здесь межнациональные процессы носят не менее значительный в судьбах народов характер, чем этнонациональное развитие, и потому можно согласиться с утверждением, что «Россия никогда не была государством-нацией, и потом вопрос ныне заключался не в том, чтобы возвратиться к традиции, а в том, чтобы создать новую национальную индивидуальность»[428]. Имеется в виду создание индивидуальности российской нации.

Россия – это содружество наций-этносов, с одной стороны, и исторически формирующаяся нация-государство, единое межнациональное для всех. Россия может организоваться в нацию-государство только за счет сохранения самобытности каждой этнонации и обеспечив исторические перспективы для них в новой общности (гражданской) – российской нации.

Конечно, имеет место и глобальная, и долговременная мистификация вокруг терминов «нация» и «национализм». Но даже это не означает, что они вообще не являются научными и политически операциональными категориями[429]. Здесь, прежде всего, смещение американских, западных и российских традиций понятийно-категориального аппарата в этнонациональной проблематике. То, что у нас называют национализмом, на Западе называют расизмом, нацизмом. Кроме того, в этом суть подходов антропологов, которые за индивидами не видят их общностей.

Социологические теории М. Вебера и других – это чисто мировоззренческие установки на природу и типы социально-исторических общностей. Это философия, а практика осмысления не всегда в России и далее на Востоке одинакова. Здесь немного другие реалии. «Современная социальная наука, – подчеркивает А.А. Ицхокин, – в ее «систематической» части, и прежде всего теоретическая социология есть максимально концентрированное и догматическое выражение западной и только западной мировоззренческой парадигмы»[430]. Поэтому совершенно справедливо его замечание, что «нужна теория, в рамках которой «нормальны» обе модели миропорядка»[431].

Вообще глупо утверждать господство одной философской школы. Это конец философии. «В истории человеческой культуры отсутствует единый универсальный шаблон философствования»[432]. В обществознании возможно существование многих теорий. Это закономерно. Имеет место и обоснование теории как отрицание всех теорий. Так часто происходит в этнологии и в этнополитологии. В общественных науках часто субъективное мнение умело подавляет и сам объект изучения. Критерием истинности или ложности этнологических и этнополитических теорий, по-моему, является комфортность или дискомфортность существования и сосуществования этносов, этнонаций, многонационального сообщества и их представителей.

Мы уже подчеркивали, что в годы Великой французской революции складывается эта традиция истолкования понятий «нация», которая означала страну, государство. И тогда же были введены понятия «национализм», «принцип национальности», согласно которым каждый народ суверенен и имеет право на образование своего государства. «Нация» и «государство» по своему смыслу были сближены именно на базе доминанты этнического значения[433], а не в отрыве от него. Этнос доминирующий не ушел, он получил статус нации, а остальные насильственно или добровольно ассимилировались, вынуждены были «сдаться».

В Германии и Австрии все же сохранялось этническое значение нации. В этом смысле от И. Шиллера, И. Фихте, К. Маркса и Ф. Энгельса терминология перекочевала в русскую и советскую литературу[434]. То же можно сказать о Швейцарии и Бельгии, что, не отрицая этнического значения нации, в большей степени подчеркивает ее этнический смысл Э. Ренан[435]. Близки к такому пониманию были К. Каутский и А. Бауэр, через которых эта терминология дошла до социал-демократов России, а затем и до большевиков. В этом плане подходы К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина с И.В. Сталиным не совпадали. Первые говорили о нации-государстве, а другие – о нациях-этносах.

В рамках подходов «поиска наций» находится выстроенное Э. Смитом этническое древо наций, этноисторическая интерпретация М. Хроха[436]. Эти подходы близки и к подходам многочисленных российских специалистов. Нациообразующие признаки у И.В. Сталина как бы привязаны друг к другу одной цепью классового подхода, и нация-этнос из живого организма превращается в «историческую недвижимость».

«Этнос – исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая совокупность людей, обладающая единым языком, общими чертами и стабильными особенностями культуры, психологии… Ибо этносы, возникнув еще в первобытном обществе, консолидируясь и развиваясь, представлены в мировой истории такими типами, как племя, народность, нация»[437]. Подход не очень отличается по структуре и динамике от сталинского. Или по-другому: «Человеческая история – это история не только государства, выдающихся личностей и идей, но также история народов-этносов, которые образуют государства, выдвигают из своей среды выдающихся деятелей, создают культуры и языки, трудятся и воюют, делают великие и малые изобретения, совершают героические подвиги и трагические ошибки»[438]. Люди в ходе длительной совместной жизни осознают себя представителями одной этнонациональной исторический общности, в рамках которой они вырабатывают самобытные формы организации, самоорганизации своей жизни, общие ценности и идеи, мощный потенциал этнической солидарности и мобилизации. Соответственно этнос-нация – это мощная социальная, мобилизационная и духовная система человеческого развития, и от этого не следует отказываться.

Для немецкого историка А. Каппелера «национальное самосознание и национальные движения являются продуктом длительного развития, и их легитимность вытекает из истории»[439].

Л.Г. Ионин дает понятие нации как «конечной общности на основе судьбы»[440]. Примерно в это время проявился более комплексный подход другого ученого, философа, теолога – Н.А. Бердяева: «Ни раса, ни территория, ни язык, ни религия не являются признаками, определяющими национальность, хотя все они играют ту или иную роль в ее определении. Национальность – сложное историческое образование, она формируется в результате кровного смешения рас и племен, многих перераспределений земель, с которыми она связывает свою судьбу, и духовно-культурного процесса, созидающего ее неповторимый духовный лик… Тайна национальности хранится за всей зыбкостью исторических стихий, за всеми переменами судьбы, за всеми движениями, разрушающими прошлое и созидающими будущее. Душа Франции средневековья и Франции XX в. – одна и та же национальная душа, хотя в истории изменилось все до неузнаваемости»[441].

Наиболее разумно сочетаются нация-этнос и нация-государство у А.И. Вдовина, который пишет, что гражданский или государственный, культурный или этнический типы общностей в действительности перекликаются между собой и не взаимоисключают друг друга[442]. Такова и логика исторического развития, генезиса этих явлений.

Еще в 1880 г. французский философ Э. Ренан писал: «Нация не является чем-то непреходящим, нация – это великая солидарность, созданная чувством самопожертвования того, что уже имело место в прошлом, и того, что предназначено для будущего». Это этап фиксации этнически и политически оформленной французской нации.

Позже М. Вебер сказал: «Нация – это сообщество чувств, которые адекватно могут выразить получение собственного государства»[443]. Это – классическое западническое определение политической нации, а не этнической ее характеристики. Повторюсь, Запад ушел вперед в этих вопросах, успев уничтожить или ассимилировать многие нации-этносы в нации-государстве. Теперь наши хотят за несколько лет пройти эту дорогу – дорогу, достаточно кровавую.

В таком же духе рассуждает и X. Кон: «Нация – это продукт национализма как обязанности своему государству, как полная подчиненность человека национальному государству»[444]. Здесь тоже речь идет о политической нации, чисто этатическом варианте становления нации.

X. Кон дает нациообразующие факторы: общее происхождение, язык, территория, политическое единство и традиции, а также религия, и главное тут – «активная корпоративная воля». Это и есть национализм господствующей нации, которая присваивает данное право себе, отбрасывая десятки этносов, племен и языков, ибо его «активная корпоративная воля» становится наиболее активной и наиболее корпоративной, ибо она доминирует. Порой эту волю может проявить не только доминирующая нация-этнос. Тогда начинаются крики об экстремизме, сепаратизме и т. д.

Ясно, что если у нас реально сформирована нация-этнос, то в перспективе мы придем к нации-государству в персональной или коллективной форме. Как известно, еще В.И. Ленин писал, что «образование национальных государств… является тенденцией (стремлением) всякого национального движения»[445]. Всякого? Если не создание своего государства, то хотя бы полноценное участие в его создании и приобщение к его атрибутике, суверенитету, правам и гарантиям.

В Гааге находится штаб-квартира Организации непредставленных народов и наций (ОННН). Автор доклада по итогам «круглого стола» формулирует следующий вывод в отношении членов ОННН: «Эта группа народов, которая не имеет мест в ООН, существует с 1991 г. и была организована как частичный протест в ответ на нежелание их признания со стороны международного сообщества. Среди этих членов чеченцы, татары, башкиры, чуваши, гагаузы, абхазы, которые представляют собою самостоятельные народы бывшего Советского Союза, которые живут на территории государства, в котором доминирует другая этническая группа. Эти группы, которые якобы не получили независимость после распада СССР просто по причине невезения, а не потому, что они ее меньше заслуживают. Будет ли международное сообщество продолжать игнорировать эту группу народов, находящихся в опасности?»[446]. Есть устав ООН, но есть и эти реалии, с которыми надо считаться, обустраивать лучше все этнонации внутри существующих государств, не давая повода им обособляться и формировать «корпоративную волю» на обособление и отделение.

Создание единой российской нации в рамках России не должно оборачиваться деэтнизацией существующих этнонаций. Нация-этнос – это социокультурное, духовное родство, единство культурного миропонимания и психологии восприятия окружающей действительности. И другое, когда «нация – это прежде всего согражданство, социальное сообщество граждан, составляющих государство»[447]. При этом невдомек, что сами граждане государства относят себя еще и к определенным этнонациям. Вопрос: захотят ли многие из них, находясь на современном, высоком уровне цивилизационного процесса, создав уникальную культуру мирового значения, возвращаться в первозданное патриархально-этническое состояние без перспектив социально-политического самоутверждения? Но такие неудобные вопросы почему-то «безнациональные» теоретики и политики даже не ставят и, вероятно, понимая, что они проповедуют западно-идеологический плагиат, который предлагается русскому и другим народам России. Это, бесспорно, вызывает широкое возмущение среди ученых и общественности. У русских философов и публицистов другие традиции, которые состыкованы с самосознанием и этнонациональными истоками народа (В.С. Соловьева, Н.А. Бердяева, И.А. Ильина и др.). Нельзя отбрасывать и эту методологию. Речь идет о перспективном развитии самих наций-этносов, которые, сохраняя и развивая свою соборность, объединяются в новую межнациональную, полиэтническую общность более широкого, социально-политического характера.

В современных условиях теория этнонационального и многонационального развития определяется в том числе и теми глобальными процессами, которые происходят в современном мире. В этих процессах субъектами выступают не только отдельные нации-этносы, но и государства-нации, субэтнические и межэтнические образования. Мегаэтнический анализ проводит в своих работах С. Хантингтон (у него восемь региональных цивилизаций, каждая из которых является своеобразной культурной общностью, мегаэтническим организмом). Но в современном мире трудно удержать страну в рамках единой цивилизации.

Создавая однородную основу воспроизводства этносоциальных образований, информационная цивилизация в то же время определяет рост многообразия форм жизнедеятельности народов, путей перехода различных этносов на новый уровень этнонациональных связей, меняет традиционные свободы жизнедеятельности народов, осуществляет ломку архаичных, ориентированных только на прошлое этнонациональных ценностей. Этнонация – это явление не только исторического прошлого, но и настоящего, а также, бесспорно, будущего.

Возникают новые критерии идентификации этнонаций на основе глобального взаимодействия всех народов. Меняется этнонациональная структура человечества, формируется новая этнонациональная картина мира в рамках нескольких мировых цивилизаций, включающих народы с различной степенью этнического родства[448].

Нередко мы проводим идентификацию общностей людей как «европейцев», «американцев», «россиян», «арабов», т. е. крупными категориями. Все они полиэтничны, многонациональны. Речь идет о соответствии этнонациональных процессов современным тенденциям развития человечества.

Но путь этнического, этнонационального становления длителен и долог. Веками люди формируют свою общность в результате совместного исторического творчества и сотворчества, в том числе растворяя и целый ряд субкультурных и этнокультурных преград, организовываясь в определенные социально-территориальные единицы общин, союзов, государств и далее. Базовой тут является этнонациональная общность с ее культурно-языковой и территориальной целостностью, самосознанием и идентичностью. И если речь идет о межэтнонациональной общности, то и здесь фактически в основе примерно те же этнообразующие признаки, но с более четким их социально-политическим единством. Согласен с позицией В.И. Козлова, который критикует Ю.В. Бромлея за то, что тот разделял как бы «этническое» и «социальное»[449], ибо и то, и другое по природе своей есть, прежде всего, общность социальная.

Именно за счет доминирования социально-политических мотивов общности над социокультурными, языковыми и другими и создается общность этнонаций – советский народ, российский народ, многонациональный народ России, российская нация. Новый уровень этнонационального и межэтнонационального ни есть отрицание их родовой сущности. Как раз-таки в этом плане не нация-этнос, а нация-государство, скорее, «политический лозунг» (В.А. Тишков). И поэтому «нация как согражданство» в большей степени может остаться лозунгом, если не включать в это понятие и этнонациональное, а лишь будоражить нации-этносы. Нация-государство – явление менее консервативное, чем нация-этнос. Где могучий Советский Союз? А русские, хакасы, балкарцы как общности – вот они тут. Объявляя «конец нации», надо задуматься над тем, «по ком будет звонить колокол», и благими намерениями не разрыхлять свое Отечество.

Тайно или явно, но эти тенденции этнонационального и многонационального развития имеют место и сегодня и не только в иррациональном, но и в рациональном гражданском измерении. Наша задача направлять этнонациональное развитие народов России в русло задач общегосударственного развития, способствуя укреплению этнонаций, а также продолжению процесса возрастания масштабов общности людей, интеграции этих общностей в региональном, государственном и в мировом плане. Следовательно, исходя из этих тенденций, главная задача этнонациональной политики – способствовать солидарности, представительству и развитию этнонациональных и многонациональных общностей, их интеграции, гражданскому сотворчеству и солидарности в составе российской нации. Ее перспективы зависят от сплоченности этнонаций, их единства за счет мобилизованных на потенциал российского многонационального государства граждан страны. Этнонациональная самобытность народов не противоречит гражданскому единству Российской Федерации, а является потенциалом его укрепления.

§ 4. Империя, этнонация, гражданство: поиск прошлого или будущего?

Можно ненавидеть социализм или капитализм, любить или не любить тех или иных политических деятелей, свергать или восхвалять политические режимы, критиковать или не критиковать существующие или прошлые формы государственного устройства, но ненавидеть народ, свергать культуру, пренебрегать богатством языков и традиций народов своего родного Отечества может только человек злобный и глубоко ущербный. Изображать таких людей патриотами – значит, дискредитировать само понятие «патриотизм», да и целую плеяду патриотов, которые работали на Отечество, отдавали жизнь за него. Рождение этносов-народов, их самобытное историческое развитие и, следовательно, формирование этнонаций и этнонационального многообразия стран и регионов, а в данном случае России – это явление, не зависящее от нас, т. е. в своем определяющем объективное. Один из тех, кто за имперскую Россию, Н. Павлов пишет: «Многонациональность государства отнюдь не только наше счастье и не богатство, о чем привычно болтают некоторые наши псевдоинтеллигенты и псевдогуманисты – общечеловеки, а постоянная наша головная боль и огромная проблема для будущего развития»[450]. Жаловаться на многонациональность глупо и бесполезно, собирая веками народы и культуры в единое Отечество. Разумно ее учитывать и научиться использовать потенциал многонациональности в созидательных целях, укрепляя тем самым единое Отечество, – вот задача историческая, перспективная. Казалось бы, все это понятно, но чрезмерно много за последние годы сказано и напечатано того, что провоцирует межнациональную рознь и вражду, оскорбляющие целые народы, культуры и религии собственного Отечества. А.А. Касьянов в огромной книге «Дух нации» (более 700 страниц) пишет, что все народы бывшего Советского Союза, кроме русских, украинцев и белорусов, являются «мафиозными народами». Н.И. Васильева в книге «Русская Хазария» обвиняет евреев в спаивании русского народа, а татар, башкир, калмыков, киргизов в том, что они затеяли восстание Е. Пугачева[451]. И такие ахинеи печатают ученые. А горские народы Кавказа, оказывается, уничтожали казаков. Я уже не говорю о тех, кто в своих изданиях обвиняет русских, весь русский народ в захвате, угнетении и т. д.[452] И прочая, прочая всякого рода социально-нравственная порча для многонационального народа России, сообщества народов и культур с замшелыми идеями восстановления великой империи или национал-сепаратизма.

Все пишут, что социалистический выбор принес нам много трагедий, но мало кто отмечает: разве страна, народ выбирали социализм от хорошей жизни? Надо себе усвоить: в более или менее благополучной стране, с обустроенными гражданами и народами, с более или менее привлекательной властью революций и гражданских войн не бывает. Революционеры или провокаторы, мятежники или террористы вырастают на определенной социальной и идеологической почве, которую создают, способствуют созданию правящие политические режимы. Ложный путь развития не только отдельных людей, но и целых народов и стран – это неспособность правителей, духовных лидеров подсказать, показать путь истинный. Это еще и состояние гражданского общества, где «народ безмолвствует». Грехи наши личные и коллективные ведут нас в ад, нет другого пути для тех, кто сошел с пути истины. «Десятки миллионов жизней, диктатура, разрыв традиций, ложный путь развития производительных сил, наконец, распад великого государства – такова цена за воплощение в жизнь учения, появившегося на свет отнюдь не на российской почве»[453]. Все правильно, но все мы умные «опосля», и не надо иметь много ума сегодня для такой трафаретной, хотя и, к сожалению, во многом справедливой, оценки советского периода развития России. При этом, думаю, не следует рисовать все черной краской, ибо этот период знает и великие победы. И какие этнонациональные, гражданские сознания мы хотим воспитать на таких подходах, какую идентичность? Тем более что не менее справедлива будет и другая оценка, что и досоветский период своим крепостничеством и самодурством был не лучше, ибо не нашлось в тогдашней России другой силы, которая могла бы повести страну на путь собирания, укрепления власти, порядка, восстановления всего разрушенного хозяйства. Не только диктатура, но и народ талантливый смог привести страну «от сохи до космической ракеты» (У. Черчилль). Трудно понять, какие последствия были бы для целостности страны, благополучия и равенства ее народов, если бы и дальше Россия оставалась бы царско-самодержавной, феодально-капиталистической. Безвольный царь, заблудшая царица, расколотое общество. Более того, Распутин никак не был лучше, грамотнее или порядочнее В.И. Ленина. Другие альтернативы не состоялись. Если мы говорим все же «о распаде великого государства» – значит, оно было поставлено на такие основы. А какой ценой была собрана Российская империя? И при царях, и при В.И. Ленине, и при И.В. Сталине? Или вновь «мы за ценой не постоим»? Примерно так звучат в России сегодня всякого рода «национальные идеи», которые доказывают, что марксизм, демократия и все прочее возникло не у нас и потому нам не годится, а нам годится только царь. Трудно найти в мире идеи, которые нам годились бы, ибо даже самые лучшие из них в результате нашей неорганизованности, отсутствия гражданственности превращаются в стихии расхлябанности, крайностей, вседозволенности и рабства, в свою противоположность. Тогда вспомним, что и христианство, и ислам тоже «появились на свет отнюдь не на российской почве». Но наша вера и неверие, гордыня и гордость, созидание и разрушение – это предмет и результат нашего собственного выбора. Собственного, повторяю. Чего тут кого-то обвинять. Мы и демократию уже успели превратить в ругательное слово «дермократия», а выборы – в фарс с элементами демократии и гражданской войны, информационно-административных репрессий и партийно-чиновничьих преследований. В результате таких выборов мы легитимизировали всех воров и бандитов – от Мавроди до Березовского и далее большой список «паханов» и «воров в законе», переполнивших страну. Но это все никак не говорит о том, что нам не подходят демократия и всенародные выборы. Такая искаженная демократия и такие подкупные выборы не подходят, но все стандарты европейской демократии и нам подходят, конечно, с учетом самобытности и традиций России, но никак – с учетом нашего безобразия, хамства, феодализма, полного пренебрежения законностью, правами человека и народов. Кроме того, вновь мы увлечены имперскостью и надменностью, в том числе к своим соседям, и от этого сами страдаем.

Ведь мы – Россия, русский народ – еще не очухались от тех империй, мы не справляемся с последствиями развала Советского Союза, но утверждаем идеи и поведение новой имперскости, требуем восстановление империи – от коммунистов, либералов и до шовинистов. Имперскость наша – это не самобытность, а историческое прошлое, которое сыграло свою роль. Не могут быть признаком самобытности наша патриархальность, отсталость, дикость. Если мы крепостническим рабством издеваемся под своими гражданами, то они доходят до бунта и революций. Плешивость или вшивость – от грязи, а не от «национальных обычаев», от того, что мы не моемся. Если мы довели гражданина до социально-политической шизофрении, то он голосует за В. Жириновского. Если развалом Советского Союза мы нарушили этнонациональное самочувствие русских и других народов, то они потом голосуют за «своих» бандитов, воров и гробовщиков, национал-сепаратистов и шовинистов, изображающих из себя еще и «патриотов». Но при чем тут демократия? Если административный ресурс превосходит ресурсы нашего достоинства, то опять-таки, при чем тут демократия? Скажем так: демократом ты можешь и не быть, но гражданином быть обязан. Демократия будет там, где есть гражданин, и гражданином быть обязан каждый, а не только бесправный, обиженный и оскорбленный. У нас начальники никогда не были гражданами. В этом не было необходимости. Фраза «гражданин начальник» – у нас только для тюрьмы. Не должны строиться никакие идеи на «жертвоприношении России» или «жертвоприношении гражданина». Именно такие у нас и называют «национальной идеей». Родина и гражданин – это понятия, невозможные друг без друга. Состояние гражданина, состояние его чести и достоинства есть состояние, честь и достоинство нашей Родины. И наоборот. И без каких бы то ни было жертв, избегая их, охраняя Родину и гражданина. Избегать жертвы, обеспечивать достоинства гражданина и Отечества – вот национальная идея для России. В этом плане нам не нужна Россия имперская, царско-самодержавная, советско-коммунистическая и даже либерально-демократическая, хотя мы не знаем еще, что это такое. Во всяком случае, не должна быть необходимость жертвовать ни государственностью, ни свободой, тем более достоинством своих граждан и народов ради каких-то абстрактных химер. У нас кто-то постепенно кого-то загоняет то в рай, то в коммунизм, то в капитализм, а людям всех национальностей нужна жизнь с корнями и цветами, с плодами и надеждами.

От диктата государства и его участия во всех сферах общества мы перешли к другой крайности – полному изгнанию государства из социально-экономической жизни. Использование власти для удовлетворения личной корысти и своего окружения. При этом утверждая, что рынок все отрегулирует. Но на деле регулирующие механизмы рынка достаточно ограничены, особенно с учетом специфики страны, психологии граждан. Лауреат Нобелевской премии Дж. Стиглиц пишет: «Я не настолько глуп, чтобы поверить, что рынок сам по себе решит все социальные и иные проблемы. Неравенство, безработица, загрязнение окружающей среды не преодолимы без активного участия государства».

Всякого рода последствия рыночной стихии проявляются и в среде многонациональной, обретая этнополитические окраски, притязания и претензии. Была объявлена возможность свободно грабить собственность страны при поддержке безнациональной номенклатуры, а теперь уточняют национальность олигархов, и опять о заговоре чьем-то при собственной расхлябанности.

Потеря государственного участия в экономической, социальной жизни сейчас начинает компенсироваться укреплением вертикали власти, унитаризацией страны и насаждением своим народам и территориям, а где-то и соседям вновь имперских идей и стереотипов, при этом подспудно навязывая мысль якобы об учете, прежде всего, интересов русского народа, государства, хотя речь идет об ограничении гражданских прав и свобод россиян, в том числе и в формировании органов власти, контроля за их деятельностью, мобилизуя на выполнение этих задач национал-шовинистов, которые всему этому придают «патриотическую окраску». Ясно, что это вновь потом закончится обвинениями русских в имперскости, а иных – в сепаратизме.

Упускается вновь, что именно русский народ больше многих других измотан всеми этими химерами и идеями. Вместо того, чтобы обустраивать свой дом, огород, село, русского человека давно выгнали на просторы степей, в леса и горы для завоевания и обустройства иных земель и народов. Эти ориентации «всемирности» исказили собственно этнонациональное самосознание русских. И если мы хотим обустроить Россию, то надо опять не всех присоединять или тем более всех разгонять, а нужно русского человека вернуть к своему очагу, в свой дом, к земле, к своей общине, где он исторически живет и где его душе спокойно в гармонии со своей этносредой. Без этого не будет спокойна и душа России. Тысячу километров проезжаешь по Саратову, Пскову, Иваново, Твери и Ярославлю, и огромные благодатные места необустроенной земли, бесперспективных деревень, перекосившихся хат со стариками, куда порой не только власть, но даже родные дети редко заглядывают. Разрушенными оказались многие основы русского традиционного быта и хозяйствования. Русский человек не может жить в пустынях Кара-Кума или в горах Кавказа. У него другая родовая связь с природой. Для него нужны просторы лесов и рек. В моем ауле на вершине гор люди живут вовсе не лучше других, а даже гораздо хуже, но я не слышал, чтобы кто-нибудь из стариков обращался к моему брату – главе сельской администрации с жалобой, что у них крыши протекают. Традиционно это дело не власти, а их собственных детей и родственников, и величайший позор для рода, если посторонний человек будет этим заниматься. У нас в районе нет и не может быть, пока во всяком случае, домов престарелых. Но вскоре при таком отношении к селу, к сельскохозяйственному производству, к своим духовным традициям, видимо, будут и здесь, ибо никому не нужны, получается, целые аулы и старики. Как это случилось с русской деревней? Вековые порядки общинной жизни и домостроя оказались разрушенными в России разными столыпинскими, коммунистическими, фермерскими реформами. В ходе индустриализации страны сельских жителей вывозили на промышленные предприятия. Все это делалось революционным путем, вырывая людей из своих мест вместе с корнями. Главная обязанность человека, гражданина по природе – это обустройство своего дома, семьи, огорода, села, обеспечение, наконец, порядка в своем роду, в своей общине. Разрушая эти базовые основы, невозможно обустроить страну. Да, мы можем и Турксиб построить и БАМ протянуть, и целину поднять. Но постепенно сложилось так, что все это мы почему-то делаем и умеем хорошо делать на выезде. Это имперская привычка – жить «вахтовым» методом где-то на чужбине не принесла благополучия и покоя, прежде всего, русским. Такая привычка уничтожила природную связь, прежде всего, русских со своей традиционной средой обитания. Это глубоко деформирует человека, его психологию, культуру, созидательные порывы и взаимосвязь людей. При этом мы зачастую переносим друг на друга свои традиционные установки. Идет имперское, а теперь и обратный процесс – постимперское вторжение людей в среду и традиции других народов. Раньше русские приезжали и обживали земли на Кавказе, а теперь кавказцы «понаехали» по той же тропе. И часто в результате искажается природа этнонационального, и получается, что там, куда мы пришли, не те порядки, люди не такие, в нашем представлении, – ничего не знают и не умеют, культура отсталая, традиции другие, какие-то дикие – мы всех тут научим: вырастим кукурузу за полярным кругом, окультурим скалы и т. д. Так называемая «цивилизаторская роль» зачастую оборачивается борьбой с иной цивилизацией, маргинализацией жизни целых народов и многих людей, что заканчивается межнациональными конфликтами.

Коммунистическая идея легко прижилась в России, прежде всего, потому, что она отвечала полностью ориентациям нашего имперского сознания – мировая революция во главе с нами, с «передовым отрядом». Это тоже имперские установки, хотя и другого, классового рода. Не успели отойти от очередного хаоса, развала и позора именно из-за имперских перегрузок, помогая всем забывать о себе, теперь уже предлагаются новые варианты империй. А. Чубайс, В. Жириновский, Г. Зюганов, Д. Рогозин и многие другие ведущие лидеры политических партий – все сторонники различных вариантов имперских воззрений России и соответствующих имперских планов, далеких от интересов и возможностей народа. Придумали даже «гибридный вариант “либеральной империи”». И, самое главное, никто из этих идеологов-империалистов не умеет обустраивать свою деревню, город. Посмотрите родовое село Б.Н. Ельцина или Г.А. Зюганова – разруха и необустроенность. Кругом мифы и ничего реального в смысле создания и собирания общины своей родной деревни. Можно и нужно, бесспорно, стать вновь жизнеспособной мировой державой, но, прежде всего, обустраивая себя, своих детей и стариков, свое государство на своей земле, оказывая, прежде всего, свое экономическое и политическое влияние на другие страны. Прежде всего, важно, повторяю, покорять другие народы и страны уровнем собственного благополучия и обустроенности своего Отечества, демонстрацией талантов его народов. Для этого надо как раз-таки перестать быть империей – это главная задача России, ее общества и государства. Время империй прошло, и проявление имперскости вызывает в современных условиях отторжение. Отсюда и искажение идентичности, ее оторванность от реальных интересов граждан. Не только целые народы, но и личности не хотят жертвовать ради имперских идей. Люди не хотят жертвовать своей свободой, достоинством. Империя – это, прежде всего, порождение собственной несвободы, авторитарности и диктатуры внутри страны, в отношении своих собственных граждан и народов. Ведь погибают американцы в Ираке, привозят в США гробы американских солдат, хотя такая великая держава, если бы действительно соблюдала бы принципы демократии, имела бы в тысячу раз больше возможностей влияния на процессы в Ираке. Ведь стремление достижения превосходства над другими не должно быть свойственным для свободного человека, для свободной страны, тем более кому-то мстить, уничтожая своих граждан, граждан другой страны. Именно такое имперское сознание, не сочетающееся с уровнем собственного развития, развалило Российскую империю, а потом и Советский Союз, пренебрежение к другим, считая лишь себя самодостаточным. «А что такое Грузия без России», «Куда эта Белоруссия денется от нас» – эти тезисы я слышал еще в ЦК КПСС, когда мои коллеги повторяли эти выводы, доказывая в Эстонии, Латвии, Литве – все они «подохнут» без нас, без Советского Союза, «приползут на четвереньках» и т. д. Мне приходилось еще тогда говорить, что так нельзя думать в принципе. Может быть, это и была правда, но сам подход был оскорбительный для народов и людей, тем более если все мы в одной стране. Теперь мы на основе деятельности бандформирований доказываем, что Чечня и чеченский народ не способны создать государство, наладить порядок, доказываем «недоразвитость» не только и не столько бандитов, а целых народов. Такие же выводы делаются и на Кавказе на основе деятельности отдельных мародеров – офицеров и солдат, и этим помогая насаждать там насилие, беззаконие и несправедливость. Вместо того, чтобы сказать, что чеченский народ – многострадальный, но талантливый и мужественный народ, все он сможет не хуже другого и на самом высоком уровне, но лучше и проще это делать вместе с другими народами России в историческом единстве. Бандиты и воры любого народа не способны создавать государство, и это относится ко всем. Благополучное государство строится на основе гарантий гражданам страны всех национальностей, и прежде всего русскому народу, на свободу и достоинство. На основе диктата и слепого копирования чьего-то опыта жизни мало что можно построить. Проводя реформы и преобразования, важно не забывать о природе, ландшафте, климате своей страны, характере, традициях народов. Надо понимать, что до выселения чеченцев из Чечни туда были в свое время выселены русские, тоже со всеми страданиями, погибая и приспосабливаясь к новым условиям. Таким образом репрессивная политика была осуществлена, прежде всего, по отношению к русским. Также сами русские оказались в Средней Азии, в Прибалтике не от хорошей жизни. Власть их выселяла сюда. Добровольно никто не покидает свой дом. Империи создаются в результате репрессий, прежде всего, к своему, а потом и другим народам. Рабское сознание – вот главный продукт, который, в конечном итоге, воспроизводит империя, как бы она ни называлась и куда бы она не направлялась. Не зря еще А. Герцен доказывал, что для революционного освобождения России, для демократии у нас, прежде всего, нужно накапливать больше свободы. То же самое утверждал и Г. Плеханов, подчеркивая, что дефицит демократии превратит и социализм в империю, где тоже будет господствовать несвобода. Кстати, так и получилось. И нынешний демократический фон перекрывают нередко волны имперского сознания унитаризма, централизма, на котором как бы должна возродиться Россия. Но и это будет оборачиваться никому не нужными порабощением свободы и достоинства, навязыванием своей воли всем кругом при потере воли для демократических преобразований в стране. И это неминуемо вновь расслоит мир внутри и вокруг нас на противоборствующие силы в собственном Отечестве, на противоборство народов и государства.

Один из авторов пишет, что «имперское будущее своего Отечества» «можно назвать своего рода идейным лекарством для русского политического реванша». Более того, это единственно полезное лекарство «для долго и тяжелоболящего государственного организма». И невдомек при этом, что нынешняя «тяжелая болезнь государственного организма» – это и есть остаточные явления имперского недуга, которая на крепостном праве и бесправии утверждала свое величие, злоупотребляя мужеством и терпением русского народа, принося многих лучших его сыновей в жертву. Кто и почему сегодня жаждет собственного рабства, тот только может считать имперское государство «пером мирового человеческого общежития»[454]. Да, время империи было. Тогда были такие времена, и русские, Россия ничего в этом плане не выдумывали, а действовали как великая держава, расширяя свою территорию. И тут Российская империя была не худшей, но это сегодня анахронизм. Тем более не следует связывать имперский режим, его природу с русской нацией, с ее характером и тем более с ее духовностью. За идеей империи царь, самодержец, а там крепостное право, войны и трагедии. Империи создаются для героических войн и завоеваний, а не для созидания. Империи создаются не во славу народа, а царей и императоров. Приверженность к империи – это приверженность к рабству. Нам же важнее, прежде всего, обустраивать завоеванное предками жизненное пространство. И это сегодня – главный вызов для нас.

Имперскость сознания – это не прерогатива русских. Попытки изображать из себя империю – одна из причин развала Грузии, при этом разбавленные с российской имперскостью. Мы не смогли ответить открыто на волеизъявление народов Абхазии, Аджарии, Южной Осетии присоединиться к России. Не смогли четко предложить вариант, способствующий установлению целостности Грузии. Именно остатки старых империй и имперского сознания становятся полем столкновения интересов, где неминуемы и конфликты за сферы влияния. Активно действует ныне американская империя, которая больше, чем когда-либо ранее, кто-либо сегодня, больна имперским синдромом, который, кстати, в результате будет направлен против американского народа. Америка рано или поздно исчерпает свой имперский потенциал на навязывании своих порядков в Ираке, Афганистане, в Грузии, в Северной Корее и далее. Через какое-то время Америка сама будет переломлена имперской нагрузкой и недовольством самих американцев. Предстоящий крах имперской политики неминуемо будет преследовать США, вплоть до угрозы их распада. Мы уже это все проходили и неоднократно также истощали страну имперскостью до глубокого кризиса и развала, вместо того чтобы обустраивать своих граждан, земли и народы. Новые имперские замашки, кажущиеся либеральными и патриотичными, являются, в конечном итоге, тоже разрушительными для России, ибо главная историческая задача власти в России на ближайшие 30–50 лет – это обустройство своих регионов и народов, эффективное использование их потенциала для благополучия и достоинства своих граждан. Но кому-то выгодно опять держать страну в напряжении внешнеполитическими проектами и угрозами для присвоения собственности и накопления богатства для себя и «своих» и при необходимости искать достоинства и величия в новых великих жертвах для собственного народа и собственных граждан где-то на стороне. Империя – это дракон, который поедает сначала чужих, а потом и своих детенышей, или наоборот, разницы большой нет. Поэтому империя – это всегда, и особенно в современных условиях, явление без совести и долга по отношению к своему и другим народам. К сведению А.Б. Чубайса, империя поэтому не может быть либеральной по природе своей. Большевики тоже попытались отказаться от царской имперской политики, обеспечив крепкое государство, но оно стало тут же идеологически и практически довлеть к старой имперской политике. Обустройству так называемых национально-освободительных сил в Африке, Латинской Америке и далее мы уделяли большее внимание, чем раскрепощению собственного национального потенциала, благополучию и достоинству своих граждан. Мы – самая крупная по территории страна в мире, но нам опять не хватает территории и населения. Мы хотим Крым, Абхазию, Белоруссию, но при этом преследуем, оскорбляем, загоняем в подполье работоспособных мигрантов, которые к нам идут на работу из тех же «окраин», гоняем по всей стране собственных граждан различных национальностей, подвергая всех подозрению, грабя их на каждом углу теми, кто поставлен на защиту прав граждан.

Имперский национализм в многонациональном сообществе неминуемо реализуется не только во внешней, но и во внутренней жизни страны. Следовательно, он будоражит, воспроизводит в том числе и национал-сепаратизм внутри страны на идеях исключительности, величия какого-то этноса или на основе того, что данный народ в данном государстве есть «народ-страдалец». Такой «национализм противоречит базовым интересам имперской власти и элиты» (Э. Пайн). Империя – это стабильность на десять лет, за которыми следует сто лет нестабильности. Империя постоянно воспроизводит то национал-сепаратизм, выступая или имея в виду в своем статусе «имперской нации», или национал-шовинизм, ибо имперский центр при ослаблении своего влияния на окраины и народы начинает с ними заигрывать. В любом случае подобные действия имперской власти «раскачивают этнополитический маятник, приближая распад империи» (Э. Пайн). Отсюда имперская власть постоянно содержит в себе элемент нестабильности. И тем, кто предлагает возврат России к имперской модели даже в либеральной форме, должно быть понятно, что за этим последует распад государства.

Царское самодержавие и большевики мало сделали для обустройства своих народов и граждан, главным образом будучи увлеченными идеей строительства сверхдержавы, которой боялись бы все. В результате оказалось, что имперская система подавляет развитие собственных человеческих, в том числе и природных, ресурсов, которые могут и на деле составлять, при правильном использовании, основное национальное богатство страны. Россия никогда не справлялась с освоением собственных ресурсов, но при этом огромные ее усилия направлялись на освоение иных территорий и обустройство иного населения. Именно только за счет использования всего человеческого, этнонационального природного потенциала собственной страны в России можно решить историческую задачу обустройства собственных граждан и народов, только на этой основе Россия имеет шанс возродиться.

При этом не понимая, что подавление «инородцев» в России, прежде всего, оборачивалось против русских. И нет большей ошибки, с другой стороны, чем переносить все трагедии империи на русских, что, кстати, и делают одновременно охаивая друг друга и возбуждая недоверие друг к другу М.Б. Смолин, считает империю «перлом мирового человеческого общежития», критикуемый им ваххабит-сепаратист из Дагестана М. Тагаев, который также охаивает все русское и призывает к «освобождению от иностранного ига». Кстати, для большего эффекта озлобления своих читателей М.Б. Смолин перепечатывает в своей книге грязный опус М. Тагаева из подпольного издания. Думаю, что и М. Тагаев поступит так же, чтобы вызвать враждебность к России. Но М. Тагаева посадили за «ваххабизм» – экстремизм, а М. Смолин и целая плеяда авторов «Библиотеки расовой мысли» во главе с В. Авдеевым на свободе и печатаются не подпольно, как М. Тагаев, а в Санкт-Петербурге и Москве. Эти люди, независимо от национальности, – враги и чужеземцы для России, для Дагестана, ибо замкнулись на своих замшелых идеях прошлого – имперскости и национально-освободительного движения в форме джихада, вместо того чтобы строить совместными усилиями современное демократическое общество, государство. И что примечательно, те, и другие крайности свергают Р. Абдулатипова – который со своей колокольни.

Рассуждаем об империи, а о гражданах и народах страны мы пока говорим как о факторах инерционных и даже как бы мешающих строительству благополучного, демократического, рыночного государства. «Россия, ты с ума сошла», «Наш народ не готов» – восклицают те, кто собирается вновь править страной без учета интересов конкретных людей, социальных групп и самобытных народов. Даже в Концепции национальной безопасности страны мы вспоминаем о народах России только в разделе «Угрозы национальной безопасности». Более того, главной задачей нового демократического развития политической и общественной жизни считаем не использование этнонационального богатства традиций и культур, а «уменьшить разрушительное воздействие национального фактора»[455]. Этнонациональный фактор – один из базовых в социально-культурном становлении людей и их общностей в едином государстве. Это – определенный этап общности и солидарности людей. Национальность человека – это момент его становления, самопознания, развития, связи с другими людьми, другими национальностями. Безнациональное существо «без роду, без племени, без законов, без очага: такой человек по своей природе только и жаждет войны». Именно так говорили Гомер и Платон в свое время, и с этим нельзя не считаться и сегодня, хотя родовое, этнонациональное занимает в современных условиях гораздо меньше места в сущности и проявлениях самого человека. Но этнонация не имеет перспектив, если она не настроена на сотрудничество и сотворчество народов, а замыкается в своей скорлупе или навязывает свое всем кругом. Будущее имеет тот, кто видит в другом равного, умеет учиться, а не только поучать других.

Повторимся еще раз, огромное значение и для современного человека имеет уровень благополучного обустройства своей семьи, рода, народа, государства, страны. И тут нельзя отрывать одно от другого. И «жизненные интересы России» вновь должны быть ориентированы на обустройство народов и граждан и созидательное влияние в СНГ и в других странах и регионах мира своей открытостью и благополучием. Иначе, в увечьях имперскости вновь будет упущено самочувствие собственных народов и граждан, вновь доводя их до мятежа и бунта. Обратите внимание, что по-настоящему более или менее с уважением и достоинством мы стали говорить об узбеках, казахах, туркменах лишь после того, как они отделились от России, и опять недостаточно успешно решаем самостоятельно проблемы своего обустройства. И там, к сожалению, с теплотой часто говорят о русских, когда они уже уехали, не хватает специалистов и привычной уже для русской культуры действительно великой духовности. Неужели такой ценой только можно познать нашу историческую общность? Пытаясь сохранить во что бы то ни стало присутствие в разных регионах мира, наше государство, политические режимы постоянно теряли свое присутствие в собственной стране, в жизни собственных народов и граждан. И потом, оказывается, части откалываются, отпадают, отрываются большие куски от исторической России. Часто получается, что государство чаще присутствует здесь лишь в преследованиях и репрессиях властей, а не в благополучном обустройстве людей, защите их прав и свобод. Мы забываем, что для эффективной внешней политики и влияния в мире нужны, прежде всего, эффективная политическая и экономическая системы внутри страны, которые направлены на защиту индивидуальных (личностных) и коллективных (общностных) интересов граждан. Международное влияние, конечно, бесспорно, необходимо, но главное, чтобы оно не мешало решению внутренних стратегических задач, а помогало. Внешнеполитические усилия нужны для их решения, а не для принесения их в жертву. Именно этого не понимают идеологи имперскости. Кроме того, политическая демократизация без опережающей экономической демократизации обернулась полной дискредитацией демократических ценностей. Если более половины населения страны не обустроены на уровне прожиточного минимума, достойного благополучия и свободы, то какая может быть демократия? В голодном неравноправном, несправедливом, нравственно деградирующем обществе демократии не бывает. У нас достаточно населения, территории, многообразия культур и традиций, природного и человеческого потенциала, но пока нет политики и экономики, способных обустраивать людей, собирать народы, формировать единую нацию-государство, нет волеизъявления, исходящего от народа и поставленного под контроль народа, направленного на действительно реальные, нужные для каждого человека и всех народов страны реформ. Отсюда и бесконечные противоречия между экономикой и политикой, правом и укладом жизни людей, которые и становятся источником межнациональных противоречий и конфликтов. Необустроенные люди и народы подозрительны, недоверчивы друг к другу и думают, что «другие» лучше живут за счет них из-за их национальности или веры. Россия действительно «больной организм», и она не может влиять эффективно на мировую политику без собственного выздоровления.

Во внешней политике определяющую роль играют не вчерашние завоевания или амбиции, а состояние нынешнего внутреннего потенциала страны, единство и мобилизованность нации как государства. Значит, прежде всего, надо выздороветь, привести свой организм в порядок, все его органы, а не заставлять в угоду одним органам изматывать других, противопоставлять их друг другу. Не может быть качественно новой внешней политики без качественно иной, более благополучной и достойной своих граждан и народов внутренней политики. Даже добро надо проявлять, прежде всего, к «ближнему своему». Кто на это не способен, тот не способен проявлять добро и к дальнему соседу. Мы все время обвиняем в своих бедах то Запад, то Восток. Получается, если бы не Запад или Восток, то мы вообще тут бесчинствовали бы от благополучия. Кого мы виним в войне в Чечне и в том, что мы ее не может закончить? Только не себя. То Совет Европы, то ОБСЕ, то арабских наемников и т. д. Тут нет ни Востока, ни Запада, а есть, прежде всего, наш дом – Россия. Все остальное – восточнее России или западнее ее, значит, более второстепенны для нас, чем Россия. Чечня – это результат и реалии наших собственных, в том числе и имперских, политических традиций, отсутствия четкой, отвечающей началу XXI в. демократически обнадеживающей модели обустройства, прежде всего, русского и других народов России, ее граждан. Это – главное. Если нет согласия, любви и уважения в семье, то никакой сосед нам не поможет, а если есть – то никто и не помешает. Нельзя постоянно представлять Россию, русских, всех нас в роли чьих-то марионеток, с которыми могут творить у нас дома все, что они хотят. Именно такой вечный лейтмотив нашей необустроенности звучит из уст наших политиков: винить кого-то, сваливать на кого-то, в том числе и на народы России, в различных вариантах: от «если бы мы сами» до «если бы без этих». У нас нет ни одного народа-лентяя, нежизнеспособного, но вместе мы в сотни раз сильнее.

Справедливо отмечает А. Буровский, что «совершенно убийственно, что 90 % русских, в том числе и самые высоколобые интеллектуалы, оказались не способны принять развал империи как некий естественный процесс. Как событие, происходящее не по воле заговорщиков, не из-за скверного руководства и не потому, что кто-то кого-то «предал» или «продал американцам», а как событие, вытекающее из природы вещей»1. Кстати, так мыслили не только русские, но и грузины в Грузии, молдаване в Молдавии, украинцы на Украине (или в Украине), эстонцы в Эстонии и т. д. по отношению к тем, кто оказался на «их» территории, так что имперское сознание – это атрибут не только русского, но и многих других народов, при соответствующих условиях. Это все внутри нас.

Для собирания Отечества в новых условиях нужна новая политика, способная раскрыть и использовать самобытный потенциал каждого народа и всей солидарной энергии страны, единого народа, государства для благополучия граждан всех национальностей. Без таких стратегических ориентаций ничего не будет. Но на это нас не хватает. То неистово в течение десяти лет мы сами, пренебрегая интересами большинства своих граждан, создаем олигархов, а потом десять лет успокаиваем всех, что мы их всех пересажаем. Все по настроению, по приближенности, преследуя интересы классов и семьи, а не населения, народов и граждан страны. Я далек от мысли охаивать империи в прошлом. Это история, но категорически против навязывания народам и гражданам XXI в. феодально-крепостнических порядков. «Пережиточная, идеологическая империя» (А. Буровский) была построена и в СССР. К чему это привело в конечном итоге?

Развал Советского Союза у нас до сих пор не осмыслен с точки зрения этнополитики и геополитики. Каждый, начиная с России и заканчивая Грузией, Азербайджаном, Арменией, Узбекистаном, Туркменией, Эстонией, Латвией, Молдавией и другими, говорит о своем былом неравноправии. Но если, извините, все почувствовали себя ущемленными и неравноправными, значит, причины были не только и не столько этнонациональные, а в большей степени в самой сути социально-политической и экономической системы.

Советский Союз был империей – это как бы все осознают, но по отношению к другим странам в мировой политике. Так не бывает. Советский Союз был империей, прежде всего, и во внутренней политике: имперская перегрузка, прежде всего, перепадала на самих русских, и параллельное давление русского фактора в нерусских окраинах страны обернулось возрастающим давлением потом фактора своей «титульной» национальности в каждой из республик. При всех завоеваниях советской этнонациональной политики издержек в ней было больше. Вместо одной имперской нации создали десятки, вместо равноправия – преимущества одних над другими как в стране в целом, так и на отдельных ее территориях. Отсюда и общее чувство неравноправия, которое каждый стал ощущать даже не столько на уровне личности, сколько на уровне общности. Искусственная гипертрофия этнонационального фактора при отсутствии механизмов его реального влияния на политические и экономические процессы навязывала каждому народу больше притязания при нарастании обезличенности, непредставленности, неучастия и т. д. Это противоречие опять-таки исходило не столько из этнополитики, сколько из состояния политической и экономической системы, и кризис системы усиливал автоматически и противоречия в этнонациональной сфере. Гипертрофия декларированной этничности, при ничтожности ее роли и влияния в конкретных сферах, и создавала общее чувство недовольства, неудовлетворенности на уровне конкретного измерения этнонационального самосознания. Отсюда и «стремление союзных республик к национальной государственности». Это стремление к тому, чтобы долгожданные декларации провести в реалии. Если бы за декларациями была бы реальная политика, то этого противоречия не было бы. Поэтому и РСФСР принимает декларацию о суверенитете, хотя по большому счету СССР и была Россия, по сути. Те, кто инициировал этот суверенитет (Бабурин, Распутин, Павлов и другие из нынешних патриотов), сейчас заняты «восстановлением империи». Мне приходилось и тогда доказывать парадоксальность их подхода. «Вы можете себе представить, что бы Англия потребовала выхода из состава Великобритании», – спрашивал я их, а они визжали о неравноправии русских, об отсутствии у русских своей государственности, мало кому нужной академии наук, компартии России и много всякой такой чуши, которые всегда по большому счету были российскими, русскими. Многие из этих тезисов крайние «национал-патриоты» и сегодня повторяют, но по отношению к народам, которые остались в России. Значит, они будоражат новый развал, «не ведая сами, чего творят». Как будто существовавшая Академия наук СССР была академией для туркменов или эстонцев. Что-то я даже не помню ни одного академика от них. В основном академики и члены политбюро были из РСФСР. А в результате что сегодня русские выиграли от развала СССР? Наоборот, многие из них в наибольшей степени пострадали от этого. Вот результат искаженного понимания патриотизма.

И сегодня нарастает противоречие между огромными ожиданиями свободного, самобытного развития в режиме полной демократии для граждан и народов, и реальными устремлениями и практическими возможностями и способностью государства это все обеспечивать на практике. И опять решение узловых проблем находится не в этнонациональной сфере, и тем более не за границей России, а в утверждающихся политической, экономической и духовной системах, новой модели общества и государства. От изначально гипертрофированного восприятия этнонационального фактора надо уходить, но политика, отвечающая его реалиям, должна быть обязательно и не в виде империи, а свободного, солидарного общества, где есть место всем со своей самобытностью, независимо от их численности. Нынешнее равнодушие, а порой и отрицание этнонационального, попытки подменить демократическую солидарность новой империей лишь будоражат этнонациональное самосознание и закладывают недовольство для будущих конфликтов. Людей, их общности, казалось бы, практической политикой надо было бы поддерживать, обеспечивать удовлетворение их интересов хотя бы на уровне их надежд, проецируя деятельность на будущее, на интеграционное, на социально-экономическое и политическое возрождение России. Более того, необходимо было бы перевести суть этнонационального на базовые, политические, экономические и духовные составляющие при негодных, вновь революционных или имперских подходах, которые чреваты трагедиями этнонационализма, этношовинизма, этносепаратизма, ибо, во-первых, сами эти базисные факторы находятся в кризисном состоянии, а, во-вторых, цели и задачи политики уводятся от обустройства народов и государств, от защиты прав и свобод человека. Вот почему важна и роль продуманной и перспективной этнонациональной политики как механизма, одного из рычагов демократического реформирования всех сфер общества, защиты их от гипертрофированного этнонационализма, так и разумного воздействия этнонационального на политическое, социально-экономическое, духовное обновление многонационального и интегрированного общества. Роль и значение этнонационального в новых исторических условиях опять-таки остаются неосмысленными, не доведенными до практики. Непонимание всей этой сложной диалектики взаимосвязи и взаимообусловленности этнонационального и других базисных факторов развития общества и государственного строительства приводит к углублению противоречий между этнонациональными и другими сферами общества, которое, в свою очередь, на практике проявляется чаще всего как противоречие и конфликт между этнонациональным и многонациональным. Сегодня даже выгодно сохранить определенную автономию и самостоятельность развития этнонационального, пока в базисных факторах господствуют явно кризисные явления. Зачастую в этнонациональном развитии и межнациональных противоречиях причины и следствие находятся в разных сферах общественного и государственного развития. Именно здесь и основной предмет этнонациональной политики, а не только в «чисто» этнонациональном.

Причины дискомфорта этнонационального, прежде всего, лежат как в неблагополучном прошлом, так и в искаженных реформах демократии и рыночной экономики, в крайностях подходов и мер. «Россия внутренне разобщена, она живет на пороховой бочке национального сепаратизма, ее целостность чревата разрывом изнутри»1. Это правильно, но для подобных этнополитических выводов надо вначале проанализировать весь комплекс причин, кризисов общества, который чаще находится вне этнонационального. Кроме того, подобные вопли понятны на уровне массового сознания, но ученый, если он взялся анализировать эти процессы, должен был сказать по-другому, а именно о том, что, да, Россия сегодня внутренне разобщена, как никогда, по социально-экономическим, политическим и идеологическим критериям. Да, Россия в целом находится на пороховой бочке, прежде всего, из-за социального и экономического неравноправия, незащищенности прав и свобод человека, коррумпированности и самодостаточности власти. А потом уже, исходя из этого всего, делать выводы и для этнонациональной сферы и этнонациональной политики. Сами же обвиняют большевиков в гипертрофировании этнонационального фактора, хотя его подчиненность социально-классовому была несомненна для них, а тут же при первых же выводах гипетрофируют этнонациональное, доводят его до уровня причин всех наших бед. В реальности это не так. Зависимое положение этнонационального от социально-экономического и сегодня не вызывает сомнений. Подобные же чисто этнократические выводы провоцируют на каждом уровне, на конкретных территориях взаимные этнонациональные противоречия и обвинения. Ложные по сути выводы показывают одновременно и полное незнание такими исследователями даже нынешней Конституции России. По-прежнему пишут о каком-то этнонациональном, этнотерриториальном принципе формирования нашей Федерации, при этом не замечая, что Российская Федерация формируется на других базовых принципах: конституционности, верховенстве Конституции и законов Федерации, прав и свобод человека, разграничении полномочий между уровнями властей и других. Этнонациональный признак может быть одним из них, но никак не главный, не базовый. «Риторические вопросы» (В.Л. Федоров) ученый должен задавать для прояснения истины, а не для ее запутывания, разжигания межнационального недоверия, исходя из изначально ложных посылок. Положение земель Бавария, Саксония, к сведению В.Л. Федорова и иже с ним, не менее, а более суверенно по сравнению с положением их «любимых» для критики Татарстана и Башкортостана. Кроме того, правовое, конституционное положение Москвы и Московской области такое же, как и положение Татарстана и Башкортостана. Все субъекты Российской Федерации, независимо от того, как они себя называют, независимо от размеров территории, численности и этнонационального состава населения, – равноправны. Надо знать свою страну, а не только модные на Западе теории. Мифотворчество – любимое занятие обиженных и униженных людей, у которых «кризис идентификации» в настоящем. Они, как кроты, закапываются в прошлое, придумывая великие империи и завоевывая для своих народов. Не знаю, как остальные, но русские в этом точно не нуждаются. Не нужны им для величия и этруски, и «быть первонародом, породившим все нации и народности» (Ю.Д. Петухов). Не нуждаются они в том, чтобы Дмитрий Донской стал Гохтамышем, а Иван Калита – Батыем (Фоменко, Носовский). Такими измышлениями авторы не создают историю России, а оставляют русских и Россию без истории. Таких авторов много развелось и в Чечне, в Дагестане, Татарстане и далее везде, где была империя. Поэтому проблема идентичности – проблема центральная как для страны, ее граждан, так и для каждой этнонациональности.

Рассказывать старые байки надо не на страницах книг и тем более под прикрытием авторитета «Российской Академии наук» и «Института Европы», а где-нибудь на завалинках и то после самогона. Такая этнополитическая «самогония» в одном месте у нас сразу воспроизводится национал-сепаратистской «шизофренией» в другом месте. «Теория наций и межнациональных отношений» – один из провоцирующих факторов недоверия, конфликтов и кровопролития в данной сфере. «Немцы не являются источником опасности для немецкого федерализма», – пишет В.Л. Федоров1. И какой вывод из этого делать? Башкиры, татары, саамы и другие народы России являются источником опасности для российского федерализма? Разве можно толкать людей на такие страшные выводы? Оказывается «титульные нации» (хотя таковых у нас тоже нет по Конституции – РА.) в российских республиках в «определенных условиях отдадут приоритет своей государственности, а не федеральной»[456]. Хотя именно федеральная власть последние годы отдает унитаризмом по сравнению с федерализмом. Думаю, что это не соответствует интересам русской этнополитики. Как же так можно жить, подозревая каждый день своего друга, соотечественника, и ждать часа «икс», «определенных условий», когда он отдаст приоритет другому человеку. Значит, такие «друзья» нашего Отечества, при которых враги будут не нужны. С одной стороны, повторяю, В.Л. Федоров как бы выступает против гипертрофии этнического фактора в государственном строительстве, в том числе и в ряде регионов, а с другой, возмущается, что русскому народу не отдается предпочтение в Конституции страны. Более того, он сокрушается, что Конституцию Российской Федерации принимает какой-то «анонимный многонациональный народ Российской Федерации», а не русский народ, как немецкий народ в ФРГ. Но многонациональный народ ныне – это историческая общность людей, гражданская общность российских народов, которая постепенно формирует нацию-государство, а не «анонимная общность». Кроме того, при таких подходах везде в республиках копировали бы эту же формулу, политизируя тем самым этнонациональный фактор. Повторюсь, сами не ведают, что пишут. Или В.Л. Федоров не знает, что наше государство – федеративное, многонациональное. Недопонимание подобных вещей – это вопрос мировоззренческий, вопрос интеллекта, вопрос этический, и такое резкое идеологическое противопоставление природы этничности и государственности обостряет межнациональные отношения. Центростремительная тенденция – это не фактор, зависящий только от этнического или территориального в государственном устройстве, а результат государственной политики и общественных традиций. Свергая федеративное устройство России, подобные исследователи свергают федерализм для России, для русского народа, который, по их мнению, носит этнополитический характер. Но только по их мнению, а не по Конституции, ибо в ст. 5 Конституции Российской Федерации после перечисления базовых принципов федерализма лишь в конце упоминается о правах народов России в самой мягкой форме, в том числе и о праве их на самоопределение внутри Российской Федерации. «Существование этнических республик» (Федоров) – это ленинско-сталинский миф, которым и ограничивался советский федерализм, лишь декларируемый, но по сути жестко унитарный. Ложная игра и систематический обман одних и выводы ученых, которые они формулируют на основе искаженной практики, приводят и к плохим результатам, в том числе и в государственном строительстве, обустройстве народов и государства. Рязанская или Ярославская области не менее этничны по своему историко-культурному содержанию, по своей роли и месту в Российской Федерации, чем Татарстан или Башкортостан. Возможности учета этнонациональных потребностей населения Башкортостана и Татарстана гораздо меньше, чем в Рязанской и Ярославской областях. Непонимание этих и других моментов и приводит к неспособности определить четкое место для этнического фактора в обществе и в государственном строительстве в целом. Для примера я взял лишь одну маленькую книгу-брошюру В.Л. Федорова, сотрудника Института Европы Академии наук России, чтобы показать, насколько наше сознание ограничено стереотипами даже на таком «европейском» уровне. Работы многих иных авторов, физиков и химиков из Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова и далее, которые в последние годы пишут об этих проблемах, уходят гораздо дальше «в лес». Возьмите книги А.А. Касьянова, П.И. Хомякова и многих других, где вы столкнетесь с обезьяньим веком восприятия и интерпретации этнонационального и инонационального (в русском и в ином измерениях). Таких оценок не заслуживают, прежде всего, русские, ибо это великая нация с великой духовностью.

Пропаганда идет. Переход имперской власти на почву национал-шовинизма существенно ускоряет распад страны. Именно так было в начале XX в., когда официальная власть не только официально, но и через создание политических и общественных движений (разного рода русские «патриотические» партии от «Союза русского народа» и далее) стала утверждать национал-шовинизм, думая, что это спасает единство страны. Примерно такая же ситуация постепенно складывается у нас и в начале XXI в.: развал государства, усиление национал-сепаратизма, а теперь усиление национал-шовинизма, победы не только маргинальных патриотов из ЛДПР, но и более идейных из блока «Родина» при симпатиях к ним со стороны власти и даже пропрезидентской «Единой России». Одновременно существенное ослабление влияния региональной и местной властей, а значит, прав и свобод различных национальностей. При этом имперский национализм в России все больше приобретает черты этнического, этнополитического национализма с соответствующими последствиями поддержки со стороны баркашовцев, лысенковцев, скинхедов и других. При этом федеральная власть оказалась не способной утверждать идеи гражданской интеграции народов страны, нации-государства. Для этого нужно углублять, а не ограничивать демократию.

В.Л. Федоров даже возмущается тем, что наименования «Российская Федерация» и «Россия» равнозначны. И здесь тоже он видит разъединяющее начало и доказывает, что «предпочтительнее было бы оставить одно название – Россия». Видимо, у Валентина Федорова глубокие противоречия с Валей Федоровым, которое его одного в двух лицах разъединяет. И не сутки сохранялось одно название – Россия, – как пишет Федоров, – а менее часа. Автору этих строк, тогда народному депутату РСФСР Р. Абдулатипову, – пришлось взять слово после утверждения названия «Россия» и сказать: «Дорогие друзья, прекрасное название – Россия, и оно близко для нас всех, для русского и других людей страны, но, поймите, не менее прекрасно и название Дагестан, Бурятия, Башкортостан, Саха-Якутия, и с учетом этого и важностью укрепления нашего единства есть предложение сохранить название «Россия», но добавить и «Российская Федерация», чтобы показать свою приверженность федеративной демократии и то, что все народы будут устроены в нашем государстве». И это предложение было поддержано. Иначе мы давали повод для продолжения процесса развала, который стоял тогда на повестке дня не только для Советского Союза, но и для РСФСР.

Однобокий уход одних «в Россию» будоражил уход других в Саха-Якутию, в Татарстан, в Чечню и т. д., т. е. в этничность. Поэтому предложение назвать государство «Российская Федерация» было попыткой федерализации, демократизации России, не усиления, а ослабления этничности за счет идеи «нации-государства», гражданской интеграции равноправных народов. Но нынешние идеологи – от Хомякова, Федорова, Тишкова до Баркашова, Н. Лысенко и других – по-разному, но усиливают этничность за счет отрицания иноэтничности, кроме «имперской нации», навязывая такой статус русским. Федеральная власть начинает манипулировать этой этничностью, систематически то уходя от этнополитики в данной сфере, то поддерживая этнонациональный шовинизм, как и другая власть на местах, скатываясь к местничеству и сепаратизму. В России нарастает таким образом «два встречных процесса – идеологический этнонационализм элит и стихийная этнофобия масс» (Э. Пайн). Все более популярной становится идея «Россия – для русских» как бы в ответ на «парад суверенитетов» 90-х годов. Завтра вновь на этой основе будут и идеи: «Татарстан – для татар», «Башкортостан – для башкир», «Чувашия – для чувашей» и т. д.

Каждый народ, каждая территория должны были увидеть в новом государстве место и для себя. Для этого государство должно было быть федеративным, демократическим. Почему-то любимые Федоровым немцы, будучи даже одной нацией, сохраняют как историческое название «Германия», но при этом фиксируют и другое название – «ФРГ». У нас так сложилась политическая ситуация, а пренебречь ее объективностью означало усилить центробежные тенденции. Это было очень опасно. И в начале приводя название «Россия», дань отдается исторической роли России, а значит, и русских, а потом говорится о том, что она – Россия, русский народ объединили другие народы и территории и стала федеративной. А глядя из кабинета института Европы, можно все придумывать и предлагать. Но В.Л. Федоров не вышел не только из своего кабинета, но и своих старых феодально-имперских стереотипов. Надо было Федорова те дни командировать в Таллинн, а потом в Казань, оттуда в Грозный. И трагедия в Чечне от того, что ни в Грозном, ни в Москве ничего не поняли, не захотели понять, что мы пытаемся построить новое государство, обустроить свои народы и граждан на новых демократических принципах. Шесть-семь видов субъектов Федерации – тоже не от величия нашего ума, а от ограниченности наших исторических реалий. И государство – это не детский «конструктор», который можно по нашему желанию собирать и разбирать. Здесь все более консервативнее. Уверен, что постепенно и тут будет найдена приемлемая форма, но надо обрести вначале новое содержание, а не пытаться все загнать в новые абстрактные формы. По Конституции у нас все субъекты Федерации, независимо от их названия, равноправны. Более того, Конституция страны и федеральные законы имеют верховенство на всей ее территории. То, что «реальное положение выглядит иначе» (В.Л. Федоров) – это уже не вина народов и граждан, а состояние нашего государства, власти. И для различных национальностей на различных территориях. И не реально, а для заигрывания этноэлиты. Многое, казалось бы, постепенно упорядочивается после избрания Президентом России В.В. Путина. Но излишнее администрирование в сторону унитаризма может и тут вложить новые конфликты на перспективу. Многие противоречия в этнонациональной сфере вырастают от наших крайностей: привычек то преувеличивать, гипертрофировать этнонациональное, заигрывая с ним, отрывая его от контекста социально-политических, экономических и духовных процессов развития всего общества и государства, а с другой, проявляя полное равнодушие к этнонациональному как чисто субъективному явлению, чьей-то выдумке, фантазии, мифу. Такие крайности мешают оценить реалии этнонационального и межнационального развития, определить для этого эффективные теоретико-методологические и управленческие механизмы. В.И. Ленин в свое время трижды подчеркнул слова, что «в национальном вопросе нужен архитакт», но этот такт не был потом соблюден. Щепетильнее надо быть в этих вопросах. Корректнее надо быть!

Здесь чаще власть в центре и на местах корректирует свое поведение от состояния массового сознания. По замерам ВЦИОМ в 2002 г. в категорию «совсем чужие» были включены чеченцы, цыгане, азербайджанцы. Уровень «неприязни» к ним составлял от 50 до 67 %. При этом нет данных подобных опросов по республикам, в ранее проведенных исследованиях Л.М. Дробижевой до такого уровня «неприязни» к русским не доходили даже в воюющей Чечне. О демографическом кризисе говорят, исходя не из объективных критериев его измерения, а из соотношения русских и нерусских, кризис в экономике из-за того, что нацменьшинства все заняли, криминализация из-за мигрантов с Кавказа и из Средней Азии, угроза русской культуре из-за нравов пришлых национальностей, в армии беспорядок и дедовщина из-за дагестанцев. Факторы эти имеют место, но они не могут быть определяющими межэтнические отношения. И поддакивают этим постимперским настроениям наши СМИ и ученые, указывая на угрозу, которая исходит от «агрессивных меньшинств»[457]. Но чем несправедливее будет позиция, тем сильнее будет жизнеспособное влияние тех, кого дискриминируют. На примере евреев и армян это видно. Сегодня это наиболее влиятельные этнические группы во всем мире.

Для нынешнего этапа развития Российской Федерации равноправие субъектов Федерации по всем параметрам – это важная часть равноправия народов, которые в них проживают, а также равноправия граждан всех национальностей на территории всей страны. Эти положения утверждены, закреплены в основах конституционного строя Российской Федерации, в конституциях и уставах субъектов Федерации, да и понятие «титульная нация» официально редко кто приводит. Этим занимаются ученые где-то там, в Татарстане, Коми, Хакассии, Чечне, Ингушетии и далее, замкнутые в этнонациональное, и здесь в Москве, Санкт-Петербурге, которым порой вообще не видна, не известна природа этнонационального. В.Л. Федоров рассказывает в своей работе какую-то байку про президента какой-то республики, который якобы хотел войти в историю своего народа как новый Чингисхан? Приводя эту байку без ссылок, безадресно, автор тут же делает вывод, что это пренебрежение интересами русских, «в исторической памяти которых это имя имеет недобрый отзвук». Можно подумать, в исторической памяти дагестанцев, осетин, карачаевцев и других Чингисхан оставил добрый отзвук. Полное непонимание философии российской истории. Дагестан, Кавказ раньше испытывали на себе все трагедии татаро-монгольского ига и, может быть, своей борьбой смягчили удар по России. «У русской нации нет другого государства, кроме как Россия», – делает открытие сотрудник института Европы Федоров. А что у других народов России есть? Нет, это – провокация, отталкивая остальные народы от России как от своего Отечества. Также писали националисты Эстонии, Чечни, Татарстана, Коми в начале 90-х годов. Если речь идет о республиках, то они такие же субъекты Федерации, государственные образования, как и края, и области, автономные округа. По Федорову оказывается, что все национальности страны, кроме русских, радовались развалу СССР. Что-то я не помню, чтобы в Беловежской пуще был татарин, туркмен, грузин, а дагестанцев точно не было. Но при этом тут же сам В.Л. Федоров делает многозначительный и весьма провокационный вывод: «Только полная государственность может дать нации историческое удовлетворение и освободить от комплекса подчиненности». Подчиненности кого и кому? Слово в слово этот тезис повторял на встрече со мной в начале 90-х гг. Д. Дудаев, говоря о чеченском народе. Я же утверждал, что суверенность Дагестана гораздо, в сотни раз, выше в составе России, чем это было бы вне ее. Но почему такие выводы не делает человек, который как бы против развала России? Мы сами хуже Д. Дудаева и А. Масхадова, вместе взятых, в своей имперской ограниченности и невежестве, считая, что нация – это только этнонациональный диктат. На деле это их общность, солидарность. И это вместо того, чтобы обеспечивать эффективное «историческое удовлетворение» интересов всех народов Российской Федерации, вместо извечных подозрений и оскорблений, В.Л. Федоров из своего кабинета наблюдал еще такую картину, когда при вручении награды военнослужащим, сотрудникам МВД «русские отвечали при рукопожатии: «Служу России», тогда как представители титульной нации (?) говорили: «Служу Отечеству», под этим понимали не Россию, а республику»[458]. Что надо произнести при вручении награды, определяют не «титульные» или «нетитульные» где-то, русские или нерусские, а устав, который утверждается в МО и МВД Российской Федерации. Надо прочитать его, прежде чем писать. Только больное сознание может превратить научную работу в сборник анекдотов и предрассудков по этнонациональной проблематике. Оказывается, «сразу после событий 3–4 октября 1993 г., когда Белый дом в Москве с пустыми оконными глазницами и дымовыми следами пожара символизировал собой конец советской власти, существовал уникальный шанс отказаться от национального дробления и сделать страну монолитной»[459]. Да, страна действительно при таких подходах была бы такой же монолитной, каким монолитным выглядел тогда Дом Советов (Белый дом) с «пустыми… глазницами». Таковы, видимо, были планы института Европы – построить единую Россию с «пустыми глазницами». Не выстрелы и пожары обеспечивают монолитность страны, а умение учесть и согласовать демократическим путем интересы и потребности всех, кто живет в стране. «Пустые глазницы» Белого дома – от «пустых глазниц» наших интеллектуалов и политиков. Прежде всего революционными, имперскими, сепаратистскими методами этнонациональные проблемы недопустимо и невозможно решать. Попытки, призывы ликвидировать республики, как и призывы лишить края и области субъектности в Федерации, – это попытки государственного переворота, и они крайне опасны. Важнее выстроить политико-правовые отношения, чтобы все субъекты Федерации на практике незыблемо соблюдали принципы равноправия и равной ответственности за дела в государстве и в обществе Российской Федерации. Да, Эвенкийский автономный округ имеет территорию 767 тыс. кв. км, и всего 22 тыс. человек населения, из которого лишь 5 % эвенков. Но благодаря, прежде всего, эвенкам, исторически эта огромная территория все же заселена людьми, а то было бы, как в Канаде, где сотни тысяч кв. км площади вообще пустуют, потому что коренное население было уничтожено или переселено в резервации. Территория без населения, без народа – это пустыня. И ведь десять лет пугали, что Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский автономные округа куда-то уйдут, превратятся в республики. Ничего такого не произошло. Наоборот, они стали самыми благополучными регионами Российской Федерации. И когда пришел новый губернатор А. Себенцов в Тюменскую область, в основном отношения с округами наладил. А «врагу» округов Л. Рокецому тоже пригодилось наличие национального округа в Эвенкии, которую он теперь представляет в Совете Федерации. Как говорится: «Не плюй в колодец – пригодится воды напиться». Да, там, где это разумно и безболезненно, целесообразно и оправданно, такое объединение может произойти. И не только на уровне национальных автономий, но и краев, областей и даже республик. Ни Чукотка, ни Магадан не пострадали от того, что Чукотка вышла административно из состава Магаданской области. Но главное тут не форма, а содержание, эффективность федеративных отношений, самочувствие народов, целостность государства и управляемость страной. Мы же все – одно государство, один народ. Но один, единый народ невозможно создать при такой ненависти и пренебрежении, которые проявляются (на примере В.Л. Федорова) к эвенкам, коми, пермякам, ханты, манси, татарам, башкирам. При таком пренебрежении, ненависти трудно будет сплотить эти народы вокруг русского народа, обустроить всех в единой России. В.Л. Федоров выпустил свою книжку в 2002 г., но пишет то, чего уже нет, было преодолено еще в 1994–1995 годах. Оказывается, «в республиках нашего государства оформляются этнические режимы, которые, используя демократические атрибуты, носят авторитарный характер и являются главной центробежной силой Федерации, и, следовательно, угрозой для нее»1. Так же можно писать и о краях, и областях. Один к одному. Просто нам повезло, что В.Л. Федоров не знает, что по Конституции все они как субъекты Федерации являются государственными образованиями и преобладающее большинство населения в них этнично, т. е. русские. Если же утверждать, что «в государстве Россия должно быть только государство Россия», когда это и так есть, но атрибуты государственности имеют все субъекты Федерации, потому что мы – Федерация. Если же не удовлетворяет кого-то закрепленная в Конституции страны федеративная модель государства, это уже другой вопрос. Значит, В.Л. Федоров усиленно свергает не только национальности, республики, но и, прежде всего, действующую Конституцию, как говорили раньше, «существующий государственный строй». Свергать все, впадая в рабство, – это привычка «российской интеллигенции». В кавычках все же.

И при этом выводы о безусловной поддержке православия и русских и превращении всех остальных в меньшинства – это все надо и можно делать без ущерба друг другу, а укрепляя общность, укрепляя единство России. И если бы мы написали одобряемую В.Л. Федоровым инициативу С.А. Авакьяна, хотя таких предложений всегда было море, который рекомендовал еще при подготовке Конституции РСФСР 1977 г. сформулировать тезис: «Российская Федерация олицетворяет государственное единство русского народа и других», как и предлагающие в 1992–1993 гг. начать первую строку Конституции Российской Федерации так: «Мы, русский и другие народы» – были бы, содействовали действительно развалу, ибо тут же в Коми, Бурятии и далее написали бы: «Коми и другие»… Или надо было перечислить все 160 национальностей. Для кабинетного ученого главное – как написать, а для политика главное – что делать с реалиями, как их учесть, управлять.

Думать, что если, распустив все республики, края, области, автономии, будут только семь округов и на этой основе мы построим консолидированное государство, то это наивно и глупо. Консолидированным и единым бывает государство, где учитываются и консолидируются самобытные интересы всех, кто входит в это государство, в том числе и граждан всех этнонациональных общностей. А объявление войны российским национальностям дает лишь повод для национал-сепаратистов, для развала нашего единого государства. Только величайшее уважение к каждому человеку, независимо от национальной принадлежности, и к каждому народу, независимо от его численности, при способности государства сочетать отдельное и всеобщее, в своей политике консолидировать общество может обеспечить единство нашего многонационального государства на долгую перспективу Все остальное – временно, удовлетворяющее лишь одну крайность, возбуждает тенденции противоречий и конфликтов, а значит, на повестку дня ставится вопрос целостности России.

Империя – это историческое прошлое России, русского и других народов страны. Где-то и для кого-то славное, а для кого-то не очень, но это прошлое. Попытки же возрождения имперских мифов уводят нас в прошлое и не дают познать современность в современных измерениях. Справедливо, по-моему, пишет Андрей Буровский: «Вплоть до конца XIX в. империя была – хорошо, и строить ее было правильно. И комплексовать нам не из-за чего. И извиняться не перед кем. А вопли московских… эмигрантов третьей волны, которые ругаются словом «империя», – это истерики умственно и нравственно неполноценных. Все так. Но уже в начале XX в., и независимо от политического строя, империя изжила саму себя и стала нам совершенно не нужной. Более того… Мы надорвались в своем стремлении любой ценой остаться имперским народом. Для удержания империи нам приходилось затрачивать все больше сил, все больше разорять собственную страну, а получали мы все меньше и меньше»1. Сказано точно. Но надо не забывать – мы в начале XXI века. И важно при этом понять, что лишь способность собирать народы и земли российские на демократических ценностях защиты прав и свобод граждан России всех национальностей, способность быть при этом единой нацией, мобилизованной на благополучие граждан России, единого Отечества, позволит нам обеспечить наши перспективы в продвижении к благополучию и прогрессу.

§ 5. Идентичность россиян: этнонациональное и гражданское измерения

Проблема идентичности людей – это проблема их личностного, общественного и гражданского становления. Недавно вновь прочитал знаменитое философическое письмо П.Я. Чаадаева и понял, что это проблема извечная. Более того, письмо П.Я. Чаадаева – это философское наследие для нас, ибо он, как и многие из нас, любил Россию, но где-то был и разочарован порядками в ней. По мнению Чаадаева, без решительных реформ Россия обрекает себя на существование без будущего, а у нас же чрезвычайно решительное проведение реформ без учета самочувствия народов и граждан тоже может привести к тому же результату. Но главное для меня, что не оправдается прогноз Чаадаева о том, что Россия не имеет будущего, хотя не знаем, о каком будущем он точно говорил. Становлению тогдашней России мешали: крепостническое рабство, злоупотребление властью, отсутствие всякого понимания правового государства, отсутствие индивидуальных гражданских прав, отсутствие гражданского общества и т. д., и т. п. Теперь важно разобраться, насколько далеко вперед мы продвинулись в осознании своего «Я», общественной, гражданской и этнонациональной принадлежности.

Тяжела судьба идентичности при неопределенности судьбы своего рода, народа, этнонации и нации-государства. Идентичность – явление, бесспорно, историческое, а если хотите, где-то в подсознании и генетическое, и может быть не в смысле слова «зова крови», а социально-исторического опыта самочувствия рода, народа и Отечества в смысле социальной и этнонациональной памяти. Сознательному человеку свойственно самосознание, самоосознание, а значит, и идентичность. Даже потеря рода, народа, страны и государства не всегда способны вытравить из сознания людей элементы их идентичности. Через поколения и переходы, переселения и ассимиляции, интеграции в человеческой памяти может находиться, оживиться осознание своей родовой, этнонациональной, отечественно-гражданской общности. Меня называют аварцем, и я осознаю себя аварцем, хотя и с определенными моментами родовой, общинной, территориальной корректировки. Трудно мне проследить все корневые и прочие историко-культурные связи своей древнейшей идентичности. Но со словом «авар» во мне просыпается вызов идентичности, в том числе, и с теми древними племенами, которые прошли через Дербент в Европу, даже, возможно, ничего общего не имеющими с современными аварцами. Также во мне просыпается идентичность, когда говорят о Кавказской Албании и о государстве «Серир» в горах Дагестана и т. д. Идентичность – это мое имя, моя фамилия, мой род, мой народ, мое Отечество, государство и связанные с ним история и культура. И все эти исторические наслоения – в моем самосознании. А если я к ним неравнодушен, значит, я сохраняю элементы этой идентичности. Меня даже обижает, оскорбляет, когда советского человека уничижительно называют «совком», хотя те, кто так называет советских людей, забывают о подвигах и достижениях советского народа, который спас мир от фашизма. Называя советского человека «совком», они сами становятся ручкой к этому совку. С сожалением пишет М.Н. Губогло, что «… вновь настало время, когда некая прослойка манкуртизированпых людей, отказавшихся от своей этничности, конфессиональной и гражданской идентичности, предательски принялись именовать Россию «этой страной в развалинах» и рьяно оплевывать ее прошлое и настоящее»1. К потере гражданской идентичности может вести потеря родовой и этнонациональной идентичности. Именно на этом уровне идет формирование сознания манкуртов. В современных условиях вновь, уже на гражданском уровне, наступило время кризиса идентичности, а когда только вчера этот кризис затрагивал этнонациональные моменты, у нас радовались и отчитывались в том, что «национальный вопрос» и в смысле равнодушия к своим родовым, этнонациональным корням «решен полностью и окончательно», поспешили объявить «конец нации». Более того, как ни странно, в наибольшей степени потере этой идентичности подверглись русские. Безнациональность, которая навязывалась нерусским народам, не обошла и русских. А за каждым периодом кризиса идентичности приходит период «взрыва» идентичности, но уже с кризисом моментов солидарности. Отсюда этнонациональный сепаратизм и шовинизм последних лет. Это, видимо, феномен, когда идентичность сама себя воспроизводит даже независимо от условий. И, «конечно, всесильное время вносит свои коррективы в самосознание и самопознание народов»[460]. И здесь перекосы от манкуртизма в отношении собственного рода, этнонации, а далее и гражданской идентичности, когда на этой жертве предлагается возвести отдельный этнос в полиэтническом государстве в ранг «носителя крови за этнонациональный суверенитет» (Д.Ж. Валеев), превращая федеративное государство в конфедеративное, изначально нежизнеспособное. Без единства и солидарности народов не может быть единства России. Идентичность любого уровня меняется под влиянием исторических и социально-политических условий. И чем выше по лестнице социализации она поднимается, тем она должна становиться гибче. Сохранение идентичности: родовой, этнической, этнонациональной, гражданской, региональной и т. д. – это задача каждой общности, которая хочет сохраниться и иметь будущее. Вместе с тем идентичность – это еще и момент уважения, почитания прошлого. Как говорил А.С. Пушкин: «Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости». Или Р. Гамзатов: «Кто выстрелит в прошлое из ружья, в того будущее выстрелит из пушки». Настолько фундаментально значение идентичности. «Если вы любите свой народ, вы поймете и другие народы», – подчеркивал Д.С. Лихачев[461]. Достаточно основательно разработана у нас теория и методология этничности[462]. Идентичность – это не только каковым и кем ты себя осознаешь, но еще и кем, и каковым признают тебя в данной среде обитания. По определению Г.У. Солдатовой, проводившей исследование под руководством Л.М. Дробижевой: этническая идентификация – «как разделяемые в той или иной мере членами данной этнической группы общие представления, которые формируются в процессе взаимодействия с другими народами. Значительная часть этих представлений является результатом осознания истории, культуры, традиций, места происхождения (территории) и государственности. Общие значения связывают членов группы и служат основой ее отличия от других этнических групп». Здесь отсутствует изначальный, самый интимный и трепетный уровень, от которого начинается «высота познания идентичности», а именно – семейно-родовые воспоминания, чувства близости и родства. Идентичность – это, прежде всего, то место, те люди, та общность, которая тебя понимает, принимает и за тебя сопереживает. «Общие знания» – это другой уровень, и он возможен при «общих чувствах» и «чувственных воспоминаниях». Идентичность – это не только когда ты относишь себя к общности, но и общность относит тебя к себе. Кроме того, здесь не обязательно деление на «мы» и «они» в смысле «свои» и «чужие». Здесь всегда есть пространство расширения идентичности, а значит, и солидарности. Семья – род, сельская община (джамаат своего села), сельская община (ташинцы), районная община (тляратинцы), аварская община (аварцы), дагестанская община (дагестанцы), кавказская община (кавказцы), российская община (россияне), мусульманская община (мусульмане), европейская община (европейцы), человечество – вот, видимо, пространство выбора моей идентичности. В этой многоступенчатости важно, чтобы выбор шел «мы» и «они», а не «свои» и «чужие», а «я» и «другие».

В.А. Тишков, отрицая этнонации в самой России, приходит к выводу, что местные этносы, имеющие государства на основе этнонима, объявили себя «нациями»[463]. А что им делать, если утверждается, что в составе России нет этнонаций. Более того, он, говоря о «многоэтничных гражданских нациях», предлагает им отказаться справедливо от «несостоятельной доктрины этнонационализма», а далее и от разделения своих подданных на «нации» и «национальные меньшинства»[464]. Прекрасно. Тут же все возвращает «на круги своя»: на основе теории В.А. Тишкова, главное – это отрицание наций-этносов и принесение их в жертву нации-государству, которое неминуемо сохранит этнонациональный смысл – в культуре, языке, гербе, флаге – во всем.

Н. Глейзер и Д. Мойимихэн «по ту сторону плавильного котла» в статье «Этничность: теория и практика» пишут, что если ранее проблема этнического «рассматривалась как пережитки более ранних эпох», «то теперь мы должны поместить ее в центр рассмотрения». Эти уроки «плавильного котла» почему-то не учитываются нашими теоретиками и практиками. «Надежда обойтись в обществе без этничности может быть столь же утопичной и столь же сомнительной, как надежда обойтись без социальных классов в обществе»[465]. Вот вам и западные теории отрицания этничности, этнонациональности, которые до нас доносят наши англоязычные коллеги.

Исторически те или иные качества этнонационального развития передаются от поколения к поколению, становясь в какой-то степени даже генетическими свойствами в смысле культуры, уклада жизни, психологии. Избавиться от них, значит разрушить организм развития этноса, этнонационального развития в истории человечества, это, прежде всего, процесс этнокультурный, этносоциальный, но который сопровождается определенными формами социальной, нравственной, культурной и политической организации, самоорганизации самого этнонационального организма в солидарности с другими и формируя таким образом нацию-государство. Если мы говорим о культуре, то и политика является одним из элементов культуры. Ее традиции в различной этнонациональной среде различны. Но по мере развития, к сожалению, в человеческом сообществе нередко моменты политики становятся самодовлеющими элементами самой культуры. Этнические организмы в большей степени объединяются культурой, а этнонациональный организм в большей степени довлеет к социально-культурным компонентам, а организм же национальный как гражданской, политической нации уже объединяется на основе социальных и политических ценностей, ориентаций, политической целесообразности. Но опять-таки на основе в том числе и этнонационального развития. Родовые, кровнородственные отношения общего происхождения и по мере развития пространственной социализации сохраняют свое влияние. Цивилизационные процессы возрастают, и они играют сильнейшую роль в жизни этносов, этнонаций. В конечном итоге «этнокультурная общность есть та общность, на основе которой общность людей становится цивилизационной, выражая и специфицируя в себе цивилизацию и как стадию развития социальности, и как способ бытия, и именно бытия культуры и истории». Хотя этнонациональный феномен – это в большей степени элемент локальной цивилизации, тогда как политическая и гражданская нация – это в большей степени элемент полиэтничности, многонациональности в своем развитии и в формировании новых социально-политических качеств, не всегда обусловленных кровнородственными связями, но всегда обусловленных традициями социально-политического развития.

Но для формирования гражданской нации надо иметь гражданское общество со всеми атрибутами свободы и ответственности. Еще П.Я. Чаадаев указывал на отсутствие в России гражданского общества. Но и оно формируется не по стандарту, а исходя из общественных традиций. А. Грамша писал: «На Востоке государство было всем, гражданское общество находилось в аморфном состоянии. На Западе между государством и гражданским обществом были упорядоченные отношения, и если государство начинало шататься, тотчас же выступала наружу прочная структура гражданского общества». В этом смысле Россия – это полный Восток. Если бы не было бы уничтожено гражданское общество, не было бы Февральской и особенно Октябрьской революций, не было бы развала СССР. Но и сегодня все заняты укреплением вертикали власти вместо укрепления общества, прав и свобод, защищенности граждан. И опять, главное – это укрепление государства. Для чего и против кого, во имя чего и во имя кого? Никто не отвечает. Но по положению граждан все видно как бы.

Базовыми субъектами локальной цивилизации являются, прежде всего, этнические и этнонациональные общности. Именно они выступают достаточно устойчивыми общностями даже по сравнению с политическими, властными, экономическими или иными общностями. Меньшим изменениям все же подвергаются именно этнонациональные общности, которые в цивилизационном смысле есть факторы самобытности и развития человечества. Этнонациональная основа определяет наиболее устойчивые, консервативные моменты человеческой солидарности, интеграции, идентификации. Этнонациональная общность содержит в себе элементы первичной консолидации крупных групп людей. Этническая, этнонациональная общность – это базовый социально-родовой, социально-культурный код последующих цивилизационных процессов, которые будут расширять ареал своей идентичности и сотрудничества. Многие иные цивилизационные элементы могут меняться, классифицироваться в своих ценностных ориентациях, но еще раз подчеркиваю, что основу души локальных цивилизаций, более того, основу души того или иного государства-нации в конечном итоге составляет полиэтническое, этнонациональное начало. Прежде всего, это архетип, как бы модель для основы развития человеческой цивилизации, человеческой психологии, человеческих традиций и т. д., которые проявляются и как культуры общности, солидарности и коллективной бессознательности. Этот архетип К. Юнг по-иному называл как «вторая психическая система, имеющая коллективную, универсальную и безличную природу, идентичную во всех индивидах. Это коллективное бессознательное называется индивидуальное, но наследуется. Оно состоит из предшествующих форм архетипов, которые лишь вторичным образом становятся осознаваемыми и которые придают определенную форму содержанию психики»[466]. Этнонациональный архетип создает подкрепленную универсальную систему менталитета как одной личности, так и общности людей, который обусловливает определенный тип социально-исторического и культурного поведения. «Архетип – это самый глубокий уровень личностной идентификации, идентификации с той общностью, с которой личность себя отождествляет»[467]. Отсюда именно и выводы ряда ученых, которые сравнивают этническое с мифологическим, жестокое связывание этнического с биологическим. Да, этническое – это еще и коллективная бессознательность. Но говорить так или сводить к ней, значит сравнивать этнографическую, этнонациональную общность с отделением психбольницы, а не социальным организмом в целом.

Огромный исторический опыт, который концентрируется в архетипе, этнонациональной общности, выступает элементом более высокого уровня цивилизационного развития. Н. Козин это даже называет генетическим кодом истории. При этом генетический код разворачивается во всех смыслах духовных, нравственных, социальных, психологических и т. д. ипостасях, формируя таким образом тип общности.

Этнос выступает как «совокупность духовного, культурного, исторического кода истории, так как кодирование и раскодирование конкретных архетипов социальности культуры, духовности, самого способа их проживания в истории и самой истории»[468]. Кроме общности это отражается и на этнонациональной идентичности общности людей, на конкретных духовно-психологических, нравственных и других сущностях самой личности. Основные процессы воспроизводства исторического кода для каждой цивилизации формируют этнонациональную идентичность, которая по многим параметрам уходит в идентификацию личности. Именно этнонациональная общность и определяет соответствующую идентичность, которая является формой локальной цивилизации, непосредственно связанной с культурно-информационной системой, формирующей и генерирующей свою самобытность в индивидуальной и коллективной деятельности человека. Этнонациональная общность не может быть рассмотрена как чисто мифологическое образование, ибо она непосредственно связана с реальными этапами исторического становления человеческих индивидов и их общностей, формирует их сознание, в той или иной степени определяет специфику их бытия. Поэтому этнонациональное есть способ развития и воспроизводства тех или иных основ развития человеческого общества и человеческой идентичности, его духа, сознания. Оно не может быть оторвано от этнических, этнонациональных, государственно-общественных зависимостей. И это объективный фактор развития самого исторического процесса, который воспроизводится субъектами истории. Для нашей страны эта объективность, прежде всего, во внутреннем объединяющем начале русской нации (И. Аксаков). Для идентичности гражданской тоже необходимо это «объединяющее начало», кроме политики и права тут должны быть культура, традиции, самосознание.

Возникает и другая тенденция в ходе исторического развития, и выражается она в возрастании пространства консолидации, пространства идентификации, включая в себя все больше и больше новых и новых элементов, расширяя возможности общности людей не только по этническим, этнонациональным, но и по социальным, культурным, политическим и иным признакам. В ходе развития человеческого общества это всемерное базовое значение этнонационального может снижаться, но оно сохраняет свои основы, свою идентичность, в конечном итоге определяя и влияя на многие стороны идентичности во взаимоотношениях, идентичности в субъектности, идентичности в духовности, в культуре и т. д. Оно как бы прячется в глубину, но сохраняя свою корневую систему. Не может быть цивилизации, полностью оторванной от этнического, этнонационального бытия, личности и общности людей. Повторюсь, это вопрос не мифологии, хотя мифологии вокруг него предостаточно. И это процесс, который отрывается от кровнородственных связей, но отрывается, расширяя пространство самоутверждения и обретая в большей степени свободу от родового. Чисто формационная, социально-экономическая, политическая обусловленность этих процессов усиливает или деформирует этнические, этнонациональные основы в их историческом развитии, в развитии самой личности. И отсутствие элемента духовности в формационном историческом развитии, взаимодействии различных этносов в ходе своего становления деформирует и идентичность. Поэтому здесь в целом характерны тенденции к единству и консолидации, но ни в коем случае не тенденции к унификации и однообразию. Это разные по сути процессы – естественные и искусственные. И этнонациональное тоже как способ расширения пространства и взаимодействия с другими этносами, этнонациональными образованиями реализуется в своих духовных и ценностных ориентациях, основанных на своих представлениях и ценностях. Конечно, этнонациональное может дать перекосы этницизма, этнонационализма. Но важно все это осмысливать, а не находиться в прошлом и не переходить к идентичности других путем либеральных, демократических лозунгов. Нам надо работать над «созданием собственных извилин» (П.Я. Чаадаев).

Этнонациональное есть один из элементов многообразия, но параллельно идущий процесс единства может сохранить свою значимость, свое преобладание только при предположительной реакции на основе этнонационального, культурного и прочего многообразия, и может привести к зримому разрушению, если будут довлеть только единообразие и унификация. Человек может и должен адаптироваться к современному интегрированному обществу, но не теряя своих идентификационных качеств, в том числе этнокультурных, личностных и других, а дополняя и пополняя их. Иначе в человеческом сообществе вместо достижения единства за счет многообразия будет единство как унификация, и человечество будет выступать как маргинальная сила массовой культуры, которая, теряя свои этнонациональные корни многообразия самобытности, пойдет по пути саморазрушения. Именно такой процесс и приводит к столкновениям цивилизаций не по природе, а по искаженности историко-культурного развития народов в цивилизационном процессе в целом. Сталкиваются не сами цивилизации, а маргинализированные, искаженные крайности цивилизаций, и возникают противоречия в природе самочувствия духовной и нравственной сути самого человека, который начинает бунтовать при потере своих идентификационных качеств, человек «теряет себя». И это трагично. Цивилизационное столкновение возможно только не за счет развития, а, прежде всего, за счет стремления к насильственному подавлению, унификации тех или иных качеств локальных цивилизаций, этнонациональных признаков идентичности и т. д. Разрушается в этом случае и духовная основа развития самой личности. Если же этноэволюционные процессы воспринимать как утопию, оторванную от исторической реальности, то и сама историческая реальность становится утопией. Именно отсюда и попытки представить этнонациональное как мифологическое. Поэтому нужно переходить к новому уровню цивилизационного развития как к процессу взаимодействия, а не как к процессу подавления. Сохранение человеческой цивилизации – это вмонтирование, интегрирование одной цивилизации в другую, их взаимодействие, но с учетом ее самобытности и, самое главное, перспектив сохранения этой самобытности. Конфликты и подозрительность, навязывание вновь «аффекта страха» на событиях в Чечне не создают идентичности без аффекта солидарности и общности.

Уничтожение этнонациональной самобытности есть уничтожение самобытности и потенциала локальных цивилизаций, что, в конечном итоге, может привести не только к цивилизационному разлому, но и к потере социокультурных корней, исторического опыта, традиций. Человечество от этого, бесспорно, станет беднее. Тем более этнонациональная самобытность порой оказывается более устойчивой и жизнеспособной, чем социально-политическая и даже социально-духовная и т. д. «Вместе с локальной цивилизацией умирает все: культура, духовность, сама история, ибо умирает и ее основной субъект. Умирает основа истории, основа человеческой души». Отсюда и бездуховность бытия «массовой культуры», технотронного общества, которые могут иметь эффект термоядерного взрыва для самобытности России.

Глубокие противоречия в этой эволюции приводят к попыткам создания надэтнической, безнациональной цивилизации на основе классового единства, это показал опыт Советского Союза. Поэтому все моменты этнонационального, а значит, и цивилизационного начал должны быть обеспечены внутренним взаимодействием. Каждая нация-этнос – это, скорее, цивилизация, культура, традиция в большей степени, чем даже государство или класс, но только в том случае, если это потенциал развития, а не самоизоляции и самовосхваления.

Преемственность поколений, взаимодействие культур невозможны без истории и культуры, духовности локальных цивилизаций, субъектами которой являются этносы, этнонации. Нужно видеть все это богатство, а не утверждать с радостью о конце нации или тем более требовать «разгона» этнонаций ради якобы наций политических. Такие жертвы не оправданы и не нужны. Подобные деформации принесут огромные противоречия, и, в конечном итоге, здесь нет попыток, чтобы подобные авторы требовали бы упразднения «своих» наций. Это старая болезнь – видеть во всех других варваров, а себя любить как единственно цивилизованную нацию. Это все пренебрежение, недооценка иных этнонаций, ибо подобные теоретики считают именно свою этнокультурную историю, свое этнокультурное развитие, свою этнонациональную духовность, свои этнонациональные измерения и ценностные ориентации более значимыми и более перспективными, «богоизбранными», чем другие. Полностью безнациональное в природе будет, если будет бесчеловеческое. И не надо думать, что при преодолении межнациональных различий будут преодолены все иные социально-культурные противоречия. Просто противоречия будут приобретать еще более не прогнозированный и еще более взрывоопасный характер, потому человек теряет историческую, этнонациональную, этнокультурную природу, с которой человечество более или менее уже знакомо. Кроме того, этнонациональное развитие – это, прежде всего, поиск возможностей межцивилизационных контактов взаимодействия и сотворчества на новых основах, но при этом сохраняя самобытность каждого, кто входит в эти отношения. Поэтому новый этап «этнонационального развития», о котором мы говорили, может быть станет этапом столкновения, отчуждения общностей без глубоких культурных слоев, если отрицать нации как этносы.

Цивилизационное развитие – это не преодоление противоречий, а поиск новых форм взаимодействия этих противоречий, нахождение пространства для их реализации в общем цивилизационном процессе, формирование нового качества архетипа культуры и духовности, утверждение новой иерархии ценностных ориентаций. Но при этом важно сказать о создании возможностей этнонационального развития и взаимодействия новых цивилизационных процессов за счет адаптации друг к другу, интеграции друг с другом, но не путем унификации и насильственных ассимиляций, а создавая новые возможности паритета интересов, компромиссов, существования и сосуществования, сотворчества и солидарности. Поэтому «столкновение цивилизаций» – это ни в коем случае не есть несовместимость каких-то цивилизационных процессов, а есть лишь проявление, потеря их действительной самобытности, отсутствие солидарных форм их взаимодействия, учета и сотрудничества. Такие казусы столкновения происходят и на этапе формирования этносов и этнонаций, а не только межнационального, межцивилизационного построения. Еще М. Вебер отмечал, что ядро его политической воли составят этническая и гражданская идентичность.

Если мы говорим об этнонациональном развитии, речь идет о наиболее глубоких, о наиболее чувствительных сторонах бытия человеческого сообщества и жизнедеятельности отдельных людей, которые своими духовными, ценностными ориентациями уходят в глубокую коллективную духовность и коллективную бессознательность, как и опыта сознательной жизнедеятельности отдельных индивидов, и на условиях не цивилизационного разлома и конфликтов, а в поисках форм их взаимодействия, чтобы не заставлять этнонациональное переживание доводить до исторического самоубийства, а находить способы сохранения, развития цивилизационных процессов, расширения и укрепления культурного пространства и т. д. Поэтому этнонациональная общность, будучи более устойчивой, чем даже государство, имеет под собой глубокую генетическую, историческую характеристику социально-культурных традиций и ценностей человеческого сообщества. «Исполнение этнической роли, как и любой другой социальной роли, требует не только знания определенного народа правил, вмонтированных в контекст этнической культуры, но и определенной этнически окрашенной атрибутики из сферы материальной и духовной культуры», – пишет М.Н. Губогло1. Поэтому призыв «забыть о нациях» в большей степени есть призыв, в конечном итоге, к насилию, есть призыв к насильственной унификации народов. Это очередное революционное насилие над эволюцией. Отсюда протест, «этнический взрыв» как ответная реакция. Ведь и фашисты говорили о необходимости конца всех наций, кроме немецкой или итальянской, а в данном случае завуалированно ставится вопрос «забыть о нациях». Скорее, будут сохранены лишь те этононации, которые успели сформировать для себя национальное государство, называя себя государствообразующими, а все остальные обречены на «забытье». Это деление этносов на способных и не способных стать нациями в их смысле. Именно в силу таких подходов и XXI в. может быть веком войн многих этнонаций и этнонациональных меньшинств за сохранение своей самобытности и идентичности. Не надо их будоражить.

Этнос, этнонациональное развитие непосредственно есть процесс формирования развития самого государства. Вообще в любых обществах оно связано непосредственно с самочувствием самого человека, его геосоциальным, духовным и иными измерениями. Поэтому теория «забыть о нациях» теоретически может стать основой оформления современного геноцида – новой формой неравноправия и подавления. Не отсюда ли попытка после трагедии деления народов и стран на цивилизационные и нецивилизационные. И каждый раз «мы» – цивилизованные, а «они» – варвары. Это уже было неоднократно.

Надо бы прислушаться и к тому, что «этническое начало имеет биологическую основу и происхождение, которое есть в генах человека и, следовательно, передается по наследству». Человек с народом-этносом достаточно сильно связан в своем социально-этническом, социально-духовном развитии. Человек не может просто так по призывам ученых и даже директоров институтов отказаться от своей зависимости биологической, социальной, духовной, нравственной, психологической, языковой и иной, от общности, которая формируется тысячелетиями. Эту систему нельзя разрушать, ибо эти отношения есть взаимосвязь тысячи факторов многообразия. Невозможно говорить в начале XXI в. об этнически, этнокультурно «чистой нации», потому что все они проходят через исторически длительный процесс взаимодействия и взаимообусловленности сотворчества и заимствования. Поэтому этнонациональный организм в современных условиях – это реальность, с которой надо считаться, ибо его самочувствие отражается на самочувствии больших общностей и отдельных индивидов.

Этнонация, как мы уже говорили, – это более многообразный и более высокий уровень синтеза разных этнокультурных, этнонациональных начал. Вообще трудно определить, из каких конкретных этнических, этнонациональных корней, основ и проявлений формируется та или иная нынешняя этнонация, и тем более многонациональная нация. Это очень трудный и сложный процесс. Но многообразие этнических начал в этнонациональном развитии – это реальность. Этнонациональное развитие в отличие от этнического – это в большей степени уровень его специализации, политизации, социально-политической самобытности, где «чисто» этнокультурная самобытность – лишь основа. Этнонациональное развитие – это формирование качественно нового общекультурного пространства в цивилизационном развитии этнического, которое преодолевает замкнутость этнической и географической системы любой этнонации, в той или иной степени в разных формах многообразия уходя в этническое начало. И этнонациональное – это более высокий уровень этнической консолидации и межэтнического взаимодействия. Это в меньшей степени этнографическое и в большей степени социально-культурное явление этнического развития, которое преодолевает целый ряд замкнутых локальных систем и формирует более широкое пространство культуры, взаимодействия с заимствованием и адаптацией к элементам общецивилизационного развития, обеспечивающего его полномасштабную жизнедеятельность как субъекта самостоятельных отношений. Следующий же уровень – это нация как государственная общность, в том числе и гражданское единство этнонаций на общей социально-политической основе. Этнонациональная идентичность – это отражение уклада жизни, формирование особенностей психологии, среды обитания, сознания, культуры, вместе с экономическими, социально-политическими и другими факторами своего развития и общности, т. е. этнонациональная идентичность – достаточно широкое социально-политическое понятие и определяется не только этническим статусом. При этом надо иметь в виду, что человеческая, личностная идентификация является основополагающей, а этносоциальная и далее социально-классовая, политическая и другие различия – это меры освоения человеком их сути. Человек остается человеком и имеет общие проявления с преобладающими и определяющими характеристиками человека-гражданина. Следовательно, и близость этнонационального организма к гражданской, политической нации формирует общность основных идей и ценностей социально-политической направленности, и межэтнические различия по многим вопросам не играют определяющей роли.

Российская нация – это солидарный потенциал народов России, который проявляется в гражданской общности в едином российском государстве. Это уровень гражданской идентичности. При этом каждый из граждан сохраняет возможность выступать и как представитель определенной этнической, социальной, классовой общности, объединенной общими интересами, мировоззрением, поэтому эти моменты жизнедеятельности людей ни в коем случае нельзя упускать. Может поменяться форма проявления идентичности в той или иной степени, может меняться специфика общества, к которому человек себя относит. Человек непосредственно вмонтирован в историческую деятельность. Отсюда и сама история есть результат деятельности человеческих индивидов и их общностей. Ценностные ориентации в этнонациональном измерении могут быть разными, как способы проявления эмоций, формы проявления добра и зла, восхищения, красоты и безобразия, но в российской нации сближаются за счет исторического взаимодействия и взаимообогащения. В своей основе нация-этнос – динамичная система, которая формируется на историческом познании идентичности россиян и формирует соответствующую модель поведения. У нас этнонациональное – это сравнение не «мы» и «не мы», а «мы» и «они» – принадлежащие одной системе отношений. Когда идет процесс самоидентификации, исходят из критериев «мы» и «они» – как новая, качественно более социально-политическая общность, формирование гражданской российской нации. Отсюда важность политико-правового обеспечения эволюционных начал в развитии этносов, этнонаций и их объединения в нацию-государство, в гражданскую нацию. Как отметил в своем обращении после трагедии в Беслане (сентябрь 2004 г.) Президент Российской Федерации В.В. Путин, нам (России) надо сплачиваться в единую нацию и мобилизоваться как нация, чтобы быть способными ответить на вызовы времени. Российская нация – это высокая степень нашего гражданского единства, и к этому надо идти, используя весь потенциал этнонациональной, гражданской и иных форм общности людей.

Многоуровневость идентичности – реалии нашего времени, и это на самом деле в нас присутствует, но при этом важно сказать, что каждый уровень значим в тех или иных ситуациях. Любовь ко всему человечеству не означает быть равнодушным к своим родичам, да и только родичами не заполнить этот огромный мир, значит, надо расширять пространство если не родичей, то общности. Так вот поиск идентичности – это поиск родичей, поиск общности. Я не буду идентифицировать себя с теми, кто свергает меня, мой род, народ, страну, не считается со мной, с моей страной, государством. «Новая идентичность России» – это поиск страны, народа, государства, в котором ты защищен, не одинок среди людей, которые тебе зла не захотят, которым ты можешь довериться и с которыми ты можешь вступать в солидарные отношения в решении тех или иных жизненных задач. Государство, общество обязаны вести сознательную политику формирования гражданской идентичности. «О какой нормальной этнической и гражданской идентичности может идти речь, если, например, национальная политика подобно маятнику – качается от провоцирования этнического изоляционизма и радикализма до пропаганды космополитизма, а гражданская политика, призванная воспитывать любовь к Отечеству и его судьбе, патриотизм, заняты или бесконечным оплевыванием прошлого, или мазохистскими призывами к покаянию нынешних поколений за деяния предшествующих». Совершенно правильно замечено, и пробиться через все эти заслоны крайне тяжело идентичности. Поэтому у нас этнонациональная и гражданская идентичности, как правило, бывают достаточно потрепанными и извращенными. Процесс конструирования идентичности – это процесс конструирования сознания и чувств самого человека. Совершенно равнодушные отношения к человеку при конструировании этноса, этнонации, нации-государства, гражданства приводят ко многим противоречиям и трагедиям. Так случилось в перестройке и в реформах, когда человек выпал как самый незначительный элемент «революционного преобразования мира», не понимания, что вслед за этим появится человек, который преобразует все в своем понимании. «Мы не желаем только, чтобы над жизнью народа проделывали те или иные фокусы… меня прежде всего возмутило бы не направление той или другой реформы, а ее насильственность, т. е. способ проведения ее в жизнь»[469]. Сказано так, что можно отнести к нашему периоду, к нашему состоянию.

Таким образом, изучение проблем этнонациональной идентичности может являться центральной для этнологии и этнополитологии, при изучении гражданского общества и государственного строительства и т. д. Этнонациональные измерения процесса мобилизации индивидов и общностей – это закономерные построения подпорок на пути прогресса к более высоким и пространственно-общностным формам идентичности человека. Идентичность есть поиск человека и человеком себя в пространстве и во времени. Толпа без личности, даже при всей внушительности своей массы, не имеет перспектив. Говоря об этнонациональной идентичности, следует заметить, что «в конце концов, никто не силах изменить «прошлое», из которого мы родом, и никто не может аннулировать то, кем мы являемся»[470], т. е. этнонациональная идентичность дана нам не только в чувствах, она имеет свои объективные и субъективные основания. Достижение идентичности – это еще и выстраивание новых и новых базовых оснований, и не может этнонациональная идентичность быть без родовой, общинной, этнической идентичности, как не может возникнуть на пустом месте гражданская идентичность. И гражданская, и этнонациональная мобилизация приводят к мобилизации нации-государства, многонационального народа как нации. Справедливо заметил С. Хантингтон, что идентичности могут «конкурировать друг с другом или дополнять друг друга». Отрицание этноса, нации как этноса и утверждение на ее место гражданской нации – это конкуренция, а существование обеих в солидарности и единстве – это вариант взаимодополнения. Если идентичности конкурируют, то одна из идентичностей должна уйти из единой общности. Полиэтнонациональная нация – это взаимодополнение потенциала идентичности этнонационального и гражданско-национального. Потребность идентичности – объективная для личности. Она обусловлена, как писал Э. Фром, в потребности в корнях; потребности быть частью социального мира, потребности стабильности и прочности; потребности в установлении связей и отношений; потребности преодоления в себе пассивности живой природы, стать активной творческой личностью; потребности в системе взглядов и приверженностей. Таким образом, речь, в первую очередь, идет о корнях, об общности, связях и отношениях. При этом уровень потребности в корнях возрастает при крушении социально-политических ценностей и институтов, что говорит о консервативности и устойчивости данного фактора. Но наиболее устойчивой идентичность может быть при этнонациональных подпорках и социально-политической организации, при единстве этнонациональной и гражданской идентичности. Политика, оторванная от этнонациональности, как и этнонациональность, оторванная от политики, могут приобрести конфликтогенность в различных измерениях. Иначе будет политизация этнонациональности и этнизация политики, т. е. возникнет переход к крайностям. Уравновешенность этнонациональной и гражданской идентичности, свобода самоутверждения и гармоничность взаимодействия создают условия для стабильности государства и общества. Субъективное переживание идентичности – это поиск духовных и социально-политических подпорок для развития личности, общности и государства. В идентичности каждой из них проявляются личностные, общностные и государственные идеи, переживания, поиски и деятельность. Идентичность – это наследственное состояние народов и граждан (П.Я. Чаадаев).

Идентичность – это объективизация духовной энергии человека и социального опыта, общности и государства через самосознание и самопознание, через выбор и мобилизацию, которые человек проходит. Идентичность – это духовный стержень жизнедеятельности человека, общности и государства. Идентичность – это, с одной стороны, подражание общности, а с другой, объективизация «духа» этой общности, воспроизводство общности. Как было сказано П.Я. Чаадаевым в свое время о корнях идентичности: «В недрах (народа – РЛ.) каждый человек обладает своей долей общего наследия, без труда, без напряжения подбирает в жизни рассеянные в обществе знания и пользуется ими»[471]. Идентичность этнонаций, государства и граждан в России – это познание ее самобытного многообразия, возрождение, прежде всего, созидательных, собирательных начал русского национального самосознания, укрепление основ единства многонационального народа Российской Федерации как российской нации – целостного субъекта интересов, отражающих суть всех составных частей России. Это еще и пространство для свободного развития всех этнонаций независимо от их численности, россиян всех национальностей, утверждения общности и единства российской нации. Российская идентичность – это энергетика мощных духовно-политических зарядов русской и других этнонаций, воплощенных в гражданах России, в их общности и способности выступать солидарной мобилизующей силой самоутверждения и преобразования российской цивилизации.

§ 6. Мифотворчество как сотворение межнационального недоверия и вражды

Социальная мифология – любимое занятие российской интеллигенции.

Почему-то чаще всего в этом случае российской интеллигенции кажется, что становится понятной, близкой к «простому народу». Во всяком случае, так интеллигенции кажется. Но приверженность мифологии у нас не только подменяет науку и рациональную культуру, а обретает наукообразие и даже духовный смысл. Но мы не только мастера сочинять приятные для нас небылицы, но и любители собирать со всего мира сказки, утопии и мифы, при этом, как дети, веря в них, относясь к ним серьезно. Это, кстати, признак духовности, если бы мы не начинали каждый раз неистово реализовывать очередную утопию. Только у нас можно было не только поверить в коммунизм, но и запланировать его построить для «нынешнего поколения». То же и с перестройкой. То же с демократией на следующий день после ее объявления.

Но даже не это главное. Главное в том, что любой общественный феномен через какой-то период его исторического развития той же российской интеллигенцией моментально объявляется ложным мифом, недостойным и даже позорным. Наверное, только у нас можно встретить профессора, который еще вчера боролся с националистами, а сегодня уже возглавляет форум национал-сепаратистов. Постоянное абстрагирование от практики позволяет нашим соотечественникам заняться поиском очередной «национальной идеи» вместо того, чтобы зафиксировать разумную практику своей деятельности, не впадая в очередные абстракции. Бесконечные крайности и свержения, придумывания или заимствования одной «великой идеи», доведение ее до полного искажения, дискредитация и тут же разработка сотни новых идеальных программ – это наше духовное, а точнее, околодуховное достояние. То мы срочно хотели стать немцами и голландцами, потом французами, потом австро-венгерскими социалистами, потом марксистами, а теперь хотим стать капиталистами и демократами. И каждый раз срочно, минимум за 500 дней. Но все это имеет необходимые эволюционные циклы, а нам надо срочно, революционным путем.

Такие перепады не рассчитаны на нормальных людей. Это все могут выдержать только те, из кого надо ковать, делать гвозди. Или расчет был на тех, кто «читает» лишь пейджер. И самое главное: сделав эти гвозди, мы начинаем на них садиться вместо того, чтобы с помощью этих гвоздей мастерить какую-нибудь табуретку.

И, будучи по природе талантливыми людьми, мы уже составляем свои абстракции и мифы в виде новых идей или в виде революционного свержения старой практики. Российская среда выдвинула величайших титанов убеждений, но, как правило, на высоком уровне абстрагирования, а в практической жизни в России все же господствует предрассудок. «Умом Россию не понять…». Видимо, эти слова – плод глубоких размышлений.

Рядом с утопиями и мифами стоят и российские предрассудки. Они не просто стереотипы ложной практики для нас, а почти всегда одухотворены своим стремлением к мифологии, к высоким абстракциям, проникновением в высокий духовный смысл жизни. Российские предрассудки поэтому не так жестко замкнуты в национально-этнических рамках. Националистические предрассудки – это даже не предрассудок в России, а отрыжка предрассудка самого главного и важного в статусе «национальной идеи». Российский предрассудок претендует на свою мировую значимость и не хочет ограничивать себя в пещерных рамках национализма. Этот предрассудок своей убежденностью рассчитан на то, что все прогрессивное человечество к нему потом присоединится – не меньше. Кроме того, если предрассудок, как правило, характеризуется негативным содержанием в своих установках, то российский предрассудок не имеет такой явной враждебной установки к другим нациям и культурам. Этот предрассудок ограничен собственной значимостью, исключительностью и только в силу этого ущемляет достоинство других. Российский предрассудок своей агрессивностью направлен одновременно, а где-то, может быть, и прежде всего на себя, против себя, оскорбляет и изматывает себя же. Но то, что предрассудки российские переполнены разного рода мифологиями – это бесспорно. У нас даже предрассудок может быть преподнесен как ценность, имеющая высокий духовный смысл. За этим часто может скрываться и невежество, которое преподносится, особенно на Кавказе, как символ высокой культуры. Если по природе своей предрассудки крайне консервативны, то в России они могут меняться очень быстро. Скажем, даже так: на каждом новом этапе очередной предрассудок может у нас претендовать на роль «национальной идеи».

Надо иметь в виду, что я пытаюсь в данном случае подчеркнуть лишь национальные особенности мифов и предрассудков России, скорее всего, на этнопсихологическом уровне. Ясное дело, что это один из срезов российского общества, а не его полная характеристика. Я эту скидку делаю из-за особенностей опять же наших предрассудков, стереотипов. Если человек говорит о чем-то и утверждает что-то – это вовсе не означает, что он всего остального не видит или отрицает, т. е. у нас крайне высок уровень доведения частного, единичного до всеобщего, но бывает и наоборот. В «Независимой газете» есть рубрика, где печатаются размышления по поводу опубликованных ранее статей. Как правило, в этих отзывах пишется то, о чем автор не сказал. Критик же при этом говорит только о своем. Каждую статью оппоненты рассматривают чуть ли не как попытку автора монополизировать «национальную идею». Мы мастера абсолютизировать даже чужие предрассудки. Величайший интеллектуальный взлет и жалкий предрассудок, мифологические проекты спасения мира, цивилизации и практическая беспомощность в решении примитивных проблем жизни могут здесь соседствовать во всей красоте и безобразии. Мы не говорим, что это плохо. Мы констатируем: это так.

Россия – единственная страна, где высочайшая духовная культура сочетается с примитивной неустроенностью жизни. Россия – это и «духовная крепость мира», и «лачуга отшельника от практической жизни». Как говорил один из философов, Россия – это страна поляризованного сознания. Нет ни одной страны в мире с таким духовным и интеллектуальным потенциалом, с такими различиями миропонимания и с таким единством при практической неустроенности жизни. Мифология и предрассудок даже в том, что устроить свою практическую жизнь, организовать дела общества, семьи и отдельного человека, заняться их обустройством нередко считается недостойным предрассудком.

Мифология и предрассудок в других странах могут проявляться как приукрашивание и идеализация собственной жизни, своих национальных ценностей и обычаев, а в России чаще мифология и предрассудок – это даже не свержение других, а предвзятое, критическое и даже враждебное отношение к себе, к своим достижениям и ценностям. Конечно, это вовсе не говорит о том, что в России отсутствует проявление предрассудка как негативной враждебной установки к другим социальным и национальным группам. Такие обобщенные установки здесь присутствуют, но я веду речь об особенностях и их проявлениях на общероссийском фоне. Конечно, предрассудок в любом случае и в любом обществе – это проявление, которое предшествует человеческому рассудку, должной интеллектуальной проработке. В условиях России я не стал бы делать таких выводов. Конечно, и в России масса предрассудков весьма консервативных и достаточно прочных. Ложные коллективные стереотипы: «бусурманы», «татары», «гяуры», «жиды», «казаки» и многие другие имеют хождение в российской действительности. Хотя на деле российские люди, особенно русские в центральных регионах России и на Севере, достаточно далеки от враждебных национально-этнических стереотипов. Тут люди до сих пор руководствуются остатками стереотипов времен татаро-монгольского ига. Электронные средства массовой информации им в последнее время стали активно «помогать», особенно в поисках истинного виновника всех развалов и бед. Это или «кавказцы», или «жиды».

За последние 5–6 лет уровень враждебности установок в межнациональных отношениях возрос в несколько раз. Об этом красноречиво говорят исследования, проведенные В.Н. Ивановым и его группой в Москве. При этом одни и те же поступки и качества при их проявлении представителями различных национальностей оцениваются совершенно по-разному. Изначально враждебная установка предрассудка наращивает на себя и вокруг себя самой различной природы аргументы, которые в любом проявлении и в любой характеристике работают только по линии закрепления предрассудка. В кризисном обществе вырабатывается кризисное сознание. Неудовлетворенность, враждебность, раздражительность – все независимо от коренной причины целенаправленно обращается против «козла отпущения», который активно навязывается обществу отдельными людьми, партиями и движениями. Поэтому крайне опасны даже единичные призывы националистов-экстремистов, фашиствующих группировок, ибо их деятельность может выступать возбудителем, провокатором различных проявлений массового сознания и психики, доводя их до массового психоза. Чаще всего подсознательно предрассудки враждебности проявляются и направляются по отношению к инонациональной группе, которая здесь, рядом, а глашатаи, вожди и провокаторы проецируют недовольство и на целые национальные общности. Недостатки и вину одного или нескольких человек переносят на целый народ. Надо, видимо, понять: в межнациональных отношениях агрессивная враждебность, возбуждаемая против других, как правило, оборачивается против всех национальностей, задействованных в конфликте, в том числе и своего народа, от имени которого и «во благо» которого эта враждебность возбуждалась.

Некоторые пытались классифицировать народы и расы по уровню их интеллектуального развития и опять-таки ради поиска «второсортных», поиска рабов. Но никому не удавалось найти для этого объективных критериев. Люди везде есть люди. Не продолжая спор на эту тему, хочу отметить, что самое главное в народе все же – это нравственные традиции: традиции добра, чести и достоинства. Их проявления тоже могут быть различными, ибо у каждого народа свое понимание добра и зла. Но есть уже отработанные общечеловеческие принципы, по которым можно оценивать не вообще народы, а людей. «Величие народов, – как отмечал Густав Лебон, – зависит главным образом от уровня их нравственности». Много в народе, в его жизнеспособности зависит от идеалов на том или ином историческом этапе, от характера и силы воли, которую представители народа способны проявлять как коллективную волю. Весь народ не может мыслить и чувствовать одинаково, но есть черты характера, которые вырабатываются общностью вековой жизни, схожестью культуры, языка и традиций. И это невозможно отрицать. Различия в культурах и традициях не настолько малы, чтобы ими можно было бы пренебрегать, и не настолько значительны, чтобы вступать из-за своеобразия их понимания в кровопролитные конфликты. Чтобы народ переделал свои обычаи, традиции, миропонимание, на это потребуются столетия. И дело вовсе не в этом. Пусть их будет много. Так интереснее жить в мире. Надо просто научиться жить в многообразном мире, понимая и терпя друг друга, более того, благодаря Бога за многообразие и самобытность каждого народа. Главное – научиться пользоваться этим многонациональным человеческим потенциалом. Важно понять и принять другой язык, как музыку, и другую музыку, как язык. Нация-этнос, культура, язык – это вековая работа общности людей, и трудно до конца понять все их составляющие и еще труднее определить, какой – близкий или дальний народ что во все это привнес. И нельзя объявлять войну другой доброте и красоте. Надо просто понять. Свое национальное величие и неповторимость, по-моему, надо доказывать и утверждать добротой и красотой, а не свержением, уничтожением и агрессией.

Невежество и невежественные методы никому ничего не прибавят, а только будут углублять невежество, тем более что быстро передаваться могут только внешние, поверхностные и не имеющие значение формы. Для проникновения в суть национального требуется высококультурная и высокоуравновешенная работа души.

Иные методы и иные подходы не способны раскрыть душу того или иного народа. В современных условиях развивается, и, думается, в достаточно агрессивной форме, «еврошовинизм» и «янкишовинизм», которые также могут быть в своих проявлениях невежеством, как и предрассудок любой другой формы превосходства и пренебрежения. Сторонники еврошовинизма или янкишовинизма считают всех, кто проживает вне Европы и США, «дикими» народами. Избранность и исключительность и тут может дойти до вседозволенности. Предрассудкам «диких» народов может быть противопоставлен бездуховный и порой безнравственный принцип рациональности (М. Вебер). «Для нас существует только всемирная история европеизма» (Э. Трельч). Соответственно на той основе может выдвигаться новая когорта предвзятых людей. При наличии рода и племени – это действительно была пещера, при национализме такой пещерой становилась нация, страна, а теперь подобными теориями «европеизма» пещерой можно будет объявлять целые континенты. Размер пещер растет, соответственно возрастает и опасность новых и новых предрассудков, противопоставляя и озлобляя людей. Мир должен победить предрассудки и мифы, иначе они, превращаясь в коллективную волю нацизма, победят нас.

Находясь в плену этих мыслей, вспоминаю несколько статей Г.Х. Попова о национальных проблемах и брошюру Ф. Лакау-Лобарт и Ж.-Л. Нанш «Нацистский миф». Трудно сказать почему, но они сошлись в моих раздумьях. Французский историк П. Нора, размышляя в свое время о необходимости нового осмысления «национального фактора» во французской культуре, сказал: «В Германии… носителями национальной идеи являются… философы. Во Франции роль организатора и руководителя национального сознания всегда принадлежала историкам». В продолжение этой мысли надо добавить, что «национальным фактором» и «национальной идеей» в России занимаются все, кому не лень. Об этом я подумал, читая статьи Г.Х. Попова в «Независимой газете» 2000–2001 гг. и в «Московском Комсомольце» за 2004 год.

Этнополитическое мифотворчество Г.Х. Попов, известный экономист и демократ, начал со статьи в «Независимой газете» (12 апреля 2000 г.), где была напечатана статья «Национальности России» с подназванием «Что делать, чтобы решить старые вопросы?». Актуально, интересно. Привлекает и фамилия автора – Г.Х. Попов. Конечно, мне все это важно прочитать и понять – начиная от названия и заканчивая Гавриилом Поповым с его заветными мыслями. Искренне говорю – заинтересовало. Тем более, считаю, что это, бесспорно, один из умных людей в современной России. Помню, как мы зачитывались в университете его статьями об экономической реформе в журнале «Наука и жизнь» еще в середине 80-х годов. В моем представлении – это прекрасный ученый и публицист, но, как убедился ныне, только тогда, когда он исследует экономику и рассказывает о ней. Я никогда не писал статьи по экономическим вопросам, ибо занимаюсь профессионально другим – этнонациональными проблемами, этнополитикой, – хотя сейчас убежден, что мог бы на таком уровне, на котором Г.Х. Попов пишет об этнонациональных проблемах, писать об экономических проблемах. Тем более когда она (экономика) «процветает». Этнонациональная проблематика, заверяю Г.Х. Попова, не менее тяжела в понимании, чем даже экономика. Тяжела потому, что в этнонациональном – целый клубок наших родовых этнокультурных, этногенетических связей. Род, народ, Родина – самые трепетные и чувствительные в нас струнки. Конечно, каждый закономерно считается великим ученым и специалистом по своим чувствам, самочувствию, и больше всего мы любим заигрывать со своими чувствами. Отрицать это тоже невозможно, потому что трудно найти человека, который был бы равнодушен к судьбам своего и других народов, к их уникальным культурам, традициям, перспективам, прежде всего народов своего Отечества. Для каждого из нас отсюда рассуждения об этнонации становятся игрой самых, что ни есть, «заветных мыслей», ибо это «сокровенное», наше. Но и здесь опасен поверхностный, дилетантский взгляд, попытки понять и характеризовать сложные категории истории, культуры, традиций, трагедий и созидания, каковыми являются этносы, этнонации, на ходу, даже походя. Ученому и политику Г.Х. Попову должно быть понятно, что оценивать такую сложную и весьма чувствительную сферу общества, как национальные и межнациональные отношения, таким образом нельзя. Не всякий «поток сознания» есть философия. Несистематизированные, чисто ассоциативные суждения обо всем и ни о чем вводят людей в заблуждение псевдонаучностью ложных выводов.

Был у меня старый знакомый, который занимался аграрными вопросами, но опубликовал в 1985 г. брошюру о вреде алкоголизма. Тогда на фоне антиалкогольной кампании это было модно. Сейчас он конкурирует со мной в публикациях по национальному вопросу, хотя специалист по сельхозмашиностроению. Итак, уважаемый Г.Х. Попов решил бросить экономическую теорию (ввиду ее полного благополучия!) и заняться тем, что всегда на грани рефлективного познания – национальным вопросом. Тем более говорить о русской нации необходимо очень осторожно, чтобы не навредить, прежде всего, ей, ибо это наносит вред всей системе этнонациональных отношений и этнополитике. А о русском народе редко кто способен говорить и писать без крайностей. Народ не только самой большой, но и великой судьбы, великой культуры, и, видимо, перед его величием наши рассуждения становятся очень мелкими. Каждому хочется возвести русский народ на пьедестал, но нужно думать и о самочувствии других, которые живут вместе и рядом с русским народом. Мне казалось, что Г.Х. Попов, говоря о русских, будет говорить в целом о России, о народах, о стране, потому что невозможно отделить русский народ от страны, судьбы и самочувствия остальных народов Российской Федерации. И сам Г.Х. Попов говорит, что «несколько веков на восточноевропейской равнине существовало государство балтийско-скандинавских русов, созданное ими на фундаменте славянских племен, предшественников Киевской Руси». О существовании балтийско-скандинавских русов, конечно, можно, наверное говорить, хотя подобное государственное образование на том этапе не фиксируется исторически. Другое дело, что славянорусы сформировали целый ряд государственных образований не только в Восточной Европе. Именно союз русославянов в перспективе и позволил образовать русское государство – Киевская Русь – общее с восточными славянами и «племенами диких языцы» и вместе с другими племенами, которые были в этом географическом пространстве. Это и Новгород, Псков. Достаточно спорным является и вопрос о том, что «Московия с самого начала создавалась на угро-финских землях», потому что на этом пространстве среди различных культур и народов и славянские, и аланские, и тюркские, и угро-финские, и иранские, и скифские и т. д. Говорят часто и вполне, может быть, оправданно и о скифских корнях русских, как и многих народов Кавказа, и сказать, что эти земли были чьей-то этнической территорией, сегодня невозможно. Исторически шел сложный процесс миграции многих племен и народов, их смещение и ассимиляция, но – не только в этническом плане до принятия христианства Киевской Руси, а позже и по религиозным признакам. Да и известные люди, которые вышли из татарских и угро-финских родов, адаптировались к Руси, прежде всего, благодаря принятию православия. Их потомки – Н.М. Карамзин, И.С. Тургенев, К.А. Тимирязев – ассимилируются через православие и становятся представителями русского этноса. Да и адмирал П.С. Нахимов, О. Бланке и другие не назывались евреями. Дед Пушкина Ганнибал тоже нашел свою судьбу в России, и потомки Ганнибала – духовная составляющая русского, российского народа. Таких примеров очень много. В этом суть России. При Петре Первом и после Петра в России было огромное количество немцев, а попозже и французов, итальянцев, которые сыграли огромную роль в развитии науки, культуры и искусства в России. Они даже чувствовали себя в России более уютно, чем татары, дагестанцы, кабардинцы, грузины, азербайджанцы, армяне. В России русские, как говорится, любят иностранцев больше, порой, не только своих инородцев, но и себя самих, но это уже другой вопрос.

Национальный вопрос – не вопрос существования – это, прежде всего, самочувствие людей по этнонациональному признаку, их достоинство. И, говоря о решении национального вопроса, речь в России идет о том, чтобы любой человек любой национальности мог себя чувствовать равноправным и достойным гражданином своей страны, но равноправным, а не просто каждодневно обреченным на ассимилирование по культуре, языку и традициям. Известны времена, когда в России насильно или просто материально стимулировали принятие христианства мусульманами. В Европе эти процессы носили более жесткий и порой даже жестокий характер. Это все история, и история должна оставаться историей, а не тащить ее каждый день со всей пылью, потрохами в современные квартиры для разборок друг с другом. И в современных квартирах исторические реликвии, родовые начала должны занимать свое место, но не определять только исход из этого, настоящее и будущее народов. Этнонациональная проблематика настолько перепутана, настолько перерезана, переплетена в России. С одной стороны, это позиция политических режимов, а с другой, человеческие отношения, которые чаще развиваются, не зная этнонациональных преград. Если бы судьбу национальностей и народов России отдали бы русскому народу, его социальному опыту и духовности, то этнонациональные вопросы были бы, действительно, давно решены. Многое у наших народов и культур вросло друг в друга, но оказалось и много узлов, которые больше ущемляют друг друга. Это все надо воспринимать исторически и осмысливать по-человечески для того, чтобы взять с собой то, что способствует дальнейшему прогрессу нашего Отечества, этнонациональному развитию каждого народа и их многонациональному взаимодействию, формированию единой российской нации.

Этнонациональный вопрос в России не был вместе с тем более трагичным, чем такие же вопросы во многих других странах, где была сформирована имперская нация и колониально зависимые окраины. А многие племена и народы внутри были ассимилированы вплоть до исчезновения. В России так случилось, что русские и нерусские элементы культуры, опыта достаточно сильно оказались вмонтированы друг в друга, в единую российскую культуру и традиции. Но сегодня в одном месте явный перебор татарского, в другом – башкирского, а в целом в государстве – не пропаганда, не просвещение, а навязывание русского. Даже российских спортсменов редко уже называют российскими. Это не нужно русским. Они должны занимать доминирующее значение, но пошла мода, когда идеальной формой государственного устройства в начале XXI в. для Г.Х Попова и других оказывается является Российская империя, которая навязывала бы диктат одной нации вопреки ее духовности. Государство якобы для «имперской нации», как они называют русскую нацию. А для всех остальных наций кухни, мечети, дома культуры и кладбища. По Г.Х Попову, действительно, получается, что в Российской империи рай для имперской, русской нации и почти «тюрьмы» для других. Но так не было в Российской империи. Русская нация не была имперской. Огромная часть русской нации была в крепостной зависимости или беднейшее крестьянство. И самая главная вина, которую выдвигает Г.Х. Попов против большевиков, это то, что «вместо одной государственной нации – русской было выделено несколько равноправных государственных наций – союзные республики». Значит, не нужно было давать никаких прав народам России. Чтобы так писать, надо знать, что грузины, азербайджанцы, украинцы, белорусы и другие нации ко времени действия большевистской власти уже стали государственными нациями после Февральской революции. Г.Х. Попов не очень согласен даже с тем, что «отпустили» в свое время поляков, финнов, прибалтов, хотя в начале 90-х гг. он же говорил совершенно другое. Переболел, перешел к покаянию, стал государственником, империалистом, державником и т. д., считая что все это одно и тоже.

Самое главное, что не был фундаментально решен национальный вопрос и в годы советской власти. И это потому, что в большевистской России господствующую роль в одном месте сохранял все же шовинистический имперский подход, а в другом – националистический, сепаратистский подход. Кому это непонятно. Прочитал бы Г.Х. Попов хотя бы книгу У. Лакера «Черная сотня» или «Тайная политика Сталина» (М., 1961). При этом все годы советской власти народы союзных, автономных республик постоянно находились под подозрением, и считалось официально необходимым назначать обязательно наблюдателя из центра – второго секретаря из русских и, как правило, руководителя республиканского КГБ тоже, как правило, из русских или, в крайнем случае, из славян, если это не в Киеве. Сегодня пытаются эту систему возродить и в Российской Федерации во многих своих проявлениях, хотя положение русских от этого не лучше, а где-то и катастрофическое. Речь в большей степени идет не о народах, а о политике. И эти понятия часто отождествляются Г.Х. Поповым. Но и это не одно и то же.

Главная проблема была в том, что мы так и не смогли поднять национальный вопрос до уровня демократии, прав человека и равноправия людей, независимо от этнонационального признака, в уровне их развития, в уровне возможностей, самоутверждения, использования потенциала этих людей для государства, для общества, для народа – в центре и на местах. Публично для общества пропагандируется одно, а на практике – другое. Хуже, чем при большевиках. Терминология «государственная нация» по Г.Х. Попову вместо «нации-государства», «российской нации». Мы можем привести массу примеров отдельных людей из татарских, казахских, грузинских, чеченских родов, которые обозначили себя исторически на очень высоком уровне в России, но при этом забываем, что мало все же было сделано для обозначения и благополучия народов как русского, так и нерусских с точки зрения их равноправного и достойного развития, адаптирования друг к другу. Вместо этого вечное временное недоверие национальностей, которое навязывается политиками. Самое главное дело и не в том, что большевики придумали формирование отдельных республик по этнонациональному признаку. Почему мы так думаем? Почему не знаем историю народов? Мы до сих пор даже на уровне сознания либерального профессора не хотим понимать, что Грузия была и до ее присоединения к России, Армения была, Дагестан, Таджикистан, Киргизия и многие другие были до вхождения в Россию, в том числе и как древнейшие государственные образования. Так можно сказать по всем территориям и народам страны. И дело здесь не в национальностях, а в исторических традициях их формирования, в том числе и государственности, повторяю, до вступления в состав России.

После тяжелейшей революции, гражданской войны не было времени и возможностей спокойно определить наиболее разумные формы государственной организации отдельных народов, которые за короткий период успели опять-таки организовать свои суверенные государственные образования. Повторяю, после Февральской революции образовались самостоятельные государства – Азербайджан, Грузия, Украина, Белоруссия, Татарстан и многие другие.

Обозначение самостоятельных республик-государств в составе СССР – это был проект политической конъюнктуры, рассчитанный на то, чтобы объединить вновь хотя бы часть исторической России, Российской империи в новое союзное государство. На деле же сохранялась и утверждалась диктатура пролетариата, которая не имела вообще национальности. Вопрос обустройства народов в новой России решался на ходу, исходя из интересов «мировой революции», и бесспорно имел тысячи недостатков, но имеет и одно преимущество. Путем признания независимых отдельных республик, автономий, краев и областей большевикам удалось собрать в новое государство окончательно развалившуюся Россию опять-таки в единое целое. Это надо понять. Значит и в национальном вопросе есть определяющие и другие второстепенные проблемы в их обустройстве в единое государство. Главными определяющими являются хотя бы минимальный учет потребностей тех или иных народов – и русских, и нерусских – внутри России и их достойное государственное обустройство в единое государство. РСФСР в своем первом варианте решала этот главный вопрос. Нужно было сохранить Россию как единое и крупное государство. И эта задача большевиками была решена успешно. Какой ценой – это отдельный вопрос. Чего говорить о цене, если даже в начале XXI в. демократ Г.Х. Попов упрекает большевиков в демократическом подходе к национальному вопросу. По нему – надо было всех загонять опять в империю. Прочтите «Декларацию прав народов России». Ее можно и сегодня использовать для демократического, равноправного сожительства народов.

Кроме того, надо знать партийно-политическую систему того периода, чтобы быть уверенным в том, что контролировались все и вся, независимо от того, как кто себя называл. Думаю, что Гавриил Харитонович читал в свое время тоже лекции о том, что КПСС – это ядро политической системы советского государства. Это «ядро» как раз-таки носило во многих подходах старый имперский, жестко унитарный характер. Это «ядро» продолжало быть носителем основных идей и ценностей именно Российской империи, но в новом завуалированном пролетарском обличии. Оно никогда не допускало никакого федерализма и демократии в партийном строительстве, кроме жестко демократического централизма. Более того, считалось, что «федерализация партии» является опасным преступлением. И, соответственно, были формальные образования РСФСР, а потом и Советский Союз в федеративной модели, и партия жестко унитарная, которая не различала национальностей и для которой на первом месте стояли партийно-классовые интересы. Сегодня, критикуя большевиков, мы вступаем в то же болото потворствования шовинизма, национализма и сепаратизма. И вновь приносим тысячу жертв.

При достаточно жесткой системе управления при И.В. Сталине малейший бунт или недовольство, даже в условиях жесточайшей Великой Отечественной войны, оборачивались репрессиями вплоть до выселения целых народов. Этой участи не избежали многие народы, в том числе и греки. Русские страдали не меньше. Их просто некуда было выслать. Нынешняя система государственного устройства тоже возникла в достаточно тяжелых условиях. Помню, как Г.Х. Попов и Г.В. Старовойтова выдвигали в свое время очень «интересную» идею о том, что надо распустить все национально-государственные образования и дать людям самим определиться, где, какие образования будут и кто, с кем будет жить.

Именно такой вариант и был реализован в Чечне. Таким путем могли определиться и другие, но у российского руководства хватило ума согласовать и подписать Федеративный договор в 1992 году.

Теоретизировать легко, а чем бы такой «поповский» эксперимент закончился для народов всей страны – страшно подумать. Эти проекты годятся для кабинетной работы. Проблема обустройства любого народа проходит через его судьбу, через судьбу каждого человека, который относит себя к данной национальности государства, других народов. Я бы не стал утверждать однозначно, что «нынешняя система национального устройства России не имеет будущего». Это безосновательно утверждают национал-шовинисты и национал-сепаратисты, устраивая эксперименты, военные операции, насаждая смуту и хаос вместо политики национального, человеческого обустройства. По форме перечисляя опять республики, автономии, края, области и не вникая в содержание. Все рассуждения Г.Х. Попова, как и многих наших ученых физиков, химиков, экономистов и других, которые хотят походя порассуждать на эту тему, сводятся к формальной стороне вопроса, не вникая в содержание, самочувствие и волеизъявление людей. Можем ли мы сегодня будоражить всех и вся какими-то преобразованиями, переименованиями, роспуском, искусственным объединением кого-то, с кем-то? Вместо обустройства людей заниматься политическим обустройством политического режима? Тем более, в условиях взбудораженности этнонациональных проблем, слабости власти, не преодоленных экономического, социального, идеологического кризисов, которыми охвачены все народы, – русские, татары, чеченцы и др. Конечно, система государственного устройства нуждается в совершенствовании, прежде всего, по содержанию, а не по форме. Для этого коренным образом надо изменить отношение к этнонациональной, национально-нравственной сути, если хотите, развитию каждого народа нашей страны и всего многонационального народа Российской Федерации. А также собирать духовно-нравственный потенциал единства российской нации. Приходится это подчеркивать, потому что сказать словами Гавриила Попова о том, что «не предусмотрены действенные шаги по возрождению и укреплению стержня страны – великорусской нации», это значит ничего не сказать, ибо по форме и тут все сказано правильно, а по существу не сказано ничего, ибо все народы страны сегодня не обустроены демократически, достойно: значит, в первую очередь, не обустроен и русский народ. То же самое могут сказать и в Казани, что «не предусмотрены действенные шаги по возрождению и укреплению стержня Татарстана, великотатарской нации». То же самое могут сказать в Удмуртии, Хакасии. Сказать мало, тем более, если укрепление это автоматически будет сведено к росту рождаемости. Речь идет о таких преобразованиях в стране, которые затрагивали бы сущностные задачи развития каждого народа нашей страны и прежде всего, конечно, великорусского народа. Есть ли такие программы? Нет. Мы об этом пишем, говорим, хотя концептуальное понимание направленности таких программ есть. Вместо реализации Концепции национальной государственной политики мы получаем поток субъективных предрассудков – начиная от профессора и заканчивая скинхедом, боевиком-сепаратистом.

Кроме того, что значит «возрождение великорусской нации»? Что за этим красивым и важным лозунгом стоит? Кто мешает этому возрождению? Когда я стал министром национальной политики, первым и главным департаментом был департамент этнокультурного развития русской нации. После меня пришел мой друг и учитель В.А. Михайлов, который сразу этот департамент распустил. Это что такое? Какую политику мы предлагаем?

Русская нация осуществляет величайшие в конце XX в. реформы политической, экономической системы России. Разве может «погибшая» или «гибнущая», по терминологии Г.Х. Попова и других, нация идти на такой шаг? Думаю, что нет. Русская этнонация лучше, чем любая этнонация не только нынешней России, но и Советского Союза сохранила свой духовный потенциал. Речь может вестись о дальнейшем развитии, а не о возрождении. Это самая живая из всех этнонация, а не погибшая, чтобы ее возрождать. Такие тезисы Г.Х. Попова, схожие с тезисами прошлых статей и нынешних («Московский комсомолец», 2004 г.), посвященных русскому народу, сводятся к чисто популистскому тезису о том, что главная задача предстоящих преобразований – это увеличить численность русского народа в 2–3 раза. Кто может выступать против этого? Никто. Но Г.Х. Попов почему-то против увеличения численности татар, хакасов, тувинцев, украинцев в России хотя бы в один раз. Но, будучи экономистом, он предлагает конкретную программу поддержки семьи, строительства жилья. Разве эта проблема этнонациональная? Об увеличении численности населения за счет рождаемости можно говорить только в условиях, когда создаются объективные предпосылки для этого. Статьи не увеличивают рождаемость. Г.Х. Попов как профессиональный экономист знает это лучше меня. Кроме того, как можно добиться, чтобы, живя в одном государстве, в одном Отечестве, численность одних можно увеличить в 3 раза, а кого-то уменьшить в 3 раза? Что это будут специальные пособия на рождаемость по этнонациональному признаку? Как пишут расисты: будут давать жизнь только голубоглазым, длинноголовым. Значит не быть больше другому Гавриилу Харитоновичу Попову с его восточно-греческим видом. Идея, на первый взгляд, привлекательна даже для самосознания русского человека, но на деле идея издевательская прежде всего над русскими, а где-то даже и расистская. Г.Х. Попов, прекрасно зная этнонациональную психологию, хочет выстроить политику комплиментарности в адрес великорусской нации. А как такую политику реализовывать по отношению к одному из доминирующих народов, который вместе с другими народами живет в одном доме, в общем государстве, не разъясняется. Кроме того, мне – аварцу, женатому на русской, непонятно, войду ли я в эту «поповскую» программу.

Второй тезис, который приводит Г.Х. Попов, – это о том, что «национальные субъекты Федерации получили в некоторых отношениях больше прав, чем русские регионы». Еще одно невежество, которое не к лицу такому человеку, как Г.Х. Попов. Не будем брать отдельные случаи, которые будут за или против, а в целом это сущая неправда. И о том, что это неправда, Гавриил Харитонович прекрасно знает, прежде всего, как экономист. Опять-таки речь идет о комплиментарности в адрес одних и разжигании подозрительности в адрес других. Город Москва как субъект Федерации, мэром которой Гавриил Харитонович работал, имеет в десятки раз больше прав и возможностей, чем любая республика и даже чем все республики в Российской Федерации, вместе взятые. Гражданин России, который живет в Москве, особенно при Ю.М. Лужкове, независимо от национальности имеет сотни преимуществ по сравнению с гражданами-россиянами в Ингушетии, Кургане и так далее. Более 80 % республик Российской Федерации отнесены к категории депрессивных территорий. Или этого Г.Х. Попов не знает? Тогда о каких правах, и тем более особых, можно вести речь? В целом ситуация такова, что один субъект Федерации работает эффективнее, имеет возможности, умеет их использовать, а другой нет. Неужели можно сказать, что у Самарской области меньше прав, чем у таких республик, как Северная Осетия или Мордовия? Никогда. Действительно, была проблема в начале 90-х гг. с сохранением в составе Федерации некоторых крупных республик Российской Федерации: Татарстан, Башкортостан, Чечня, Саха (Якутия) и другие. И в первые годы после развала Советского Союза мы вынуждены были подписать с ними не только федеративный, но и «двухсторонние» договоры, которые обозначили для них, я не скажу какую-то привилегированную, но особую систему взаимоотношений, прежде всего в финансово-экономической и в бюджетной сферах. Но тут же такие договора были подписаны с областями и краями. В ситуации ослабленного центра таким образом мы может где-то и спасли ситуацию, перенося ответственности за часть полномочий в субъекты Федерации. И потому важно при анализе таких серьезных вопросов не распространять ложные стереотипы и мифы, которыми эта сфера и так переполнена, а применять прежде всего метод экономического анализа. Ведь Гавриил Харитонович, повторяю, талантливый экономист. Мне ли, философу, ему об этом говорить. Но, к сожалению, он занялся вопросами, в большей степени находящимися в сфере рефлективного анализа, и не дает конкретное экономическое обоснование своим политическим предположениям. Этого как раз-таки не хватает нам всем, а лозунгов, призывов, мифотворчества в данной сфере предостаточно. Как известно, перегрузка этнонационального самосознания любого народа мифологией ведет не только к национализму. Это прямой путь к нацизму, фашизму. Именно на это работают идеи, которые доказывают неустроенность, второсортность, ничтожность одних национальностей по сравнению с другими. Именно так работали идеологи нацизма, так работают идеологи ваххабизма (М. Тагаев) и такие идеи проповедуют российские расисты (В. Авдеев), а также баркашовцы, скинхеды и прочие. Как можно говорить о том, что «национальные» субъекты Федерации получили больше прав, чем русские регионы, если большинство из них являются депрессивными территориями в Российской Федерации? Вот тебе и «национальные субъекты» – в терминологии Гавриила Харитоновича, т. е. республики. Повторяю, здесь проблема не этнонационального, а экономического развития и не отдельных субъектов, а страны в целом, потому что этнонациональные окраины и окраины самой России, я имею в виду в том числе и окраинные края и области, в одинаковой степени выступали чаще всего исторически как экономическая периферия, откуда добывалось сырье и где недостаточно активно развивалась промышленность. Это в последние годы «сырьевые» территории стали лучше жить, ибо перестала эффективно работать промышленность. Разве мы можем сказать, что сегодня есть благоденствующие субъекты Федерации. Таковых нет. Идея и угнетенных «русских регионов» вредна и активно использовалась друзьями-межрегиональщиками Г.Х. Попова для развала СССР. Даже богатые Москва, Московская область, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа помогают депрессивным территориям. Кроме того, к сведению Г.Х. Попова, не существуют у нас по Конституции «национальные субъекты Федерации» или «русские регионы». И «русские регионы» тоже этнонациональные, потому что это регионы, где превалирует русская нация, русские, где в преобладающем большинстве живут русские люди. Г.Х. Попов заботится как бы о русских, но не считает их этнонацией. То, что кто-то по этнонациональному признаку получил больше прав, повторяю, это неправда. Тут речь надо вести о правах и возможностях граждан, ибо мы, к сведению Г.Х. Попова, российская нация. Эти статьи недостойны Г.Х. Попова, ибо разжигают недоверия между людьми и национальностями внутри страны. И инициирование «отделения русских» от России – глупость, которую предлагали в том числе соратники Г.Х. Попова на съезде народных депутатов РСФСР. К чему это привело ясно, хотя тогда идеи о том, что РСФСР кормит всех, казались правильными. Говорю все это не как посторонний наблюдатель, а как человек, который был руководителем рабочей группы по разработке Федеративного договора, который состоялся и спас РСФСР от развала. А Верховный Совет СССР вместе с Г.Х. Поповым и М.С. Горбачевым все упустили. Варианты Федеративного договора имеются у меня в архиве, в них предлагалось создать Федерацию только на основе республик Российской Федерации и предполагалось, что они заключают договор с Русской республикой, которая должна была образоваться на основе объединения всех краев и областей. К чему бы это привело? Во-первых, многие из этих вариантов претендовали на то, что мы вновь учреждаем российское государство. Мы стали исходить из того, что Российское государство учреждено тысячелетие тому назад и нет необходимости заново выстраивать здание российской государственности. Мы взяли на себя только один вопрос – разграничение полномочий по вертикали между органами власти Федерации и органами власти субъектов. А Г.Х. Попов, как и многие политики и ученые, к сожалению, так и не понял этого различия между Союзным и Федеративным договорами, рассматривая Федеративный договор как договор, который учреждает заново российское государство. По их статьям ясно, что они не видели, не читали Федеративный договор. И мыслят до сих пор по схеме Союзного договора, который не состоялся. Советский Союз развалился. Но, ничего не поняв, Г.Х. Попов переносит идеологию развала на Российскую Федерацию.

Кроме того, следует обратить внимание на то, что республики Российской Федерации как бывшие автономные республики РСФСР фактически имели все эти права, которые закреплены за ними Федеративным договором и новой Конституцией Российской Федерации. Это и право субъектов на издание своих законов, и право иметь свой герб, флаг, конституцию и т. д. Повторяю, все автономные республики имели эти права еще в условиях РСФСР. Они только закрепили, сохранили за собой этот статус в новых условиях. Обращаю внимание на то, что российские республики и тогда еще назывались национально-государственными образованиями. Ничего нового в новых условиях так называемые «национальные субъекты» Федерации не получили. Все наоборот. Новые преимущества федерализма наравне со статусом бывших республик получили края, области («русские регионы» – по терминологии Г.Х. Попова) и автономии Российской Федерации. Они впервые стали равноправными субъектами Федерации, впервые получили возможность издавать свои законы. Сегодня областные, губернские думы, парламенты работают во всех краях, областях и автономиях. Они имеют возможность издавать свой устав (конституцию – основной закон) края, области и автономии, вывесили свои флаги и гербы и всю остальную атрибутику государственных образований. Почему же такие умные люди, как Гавриил Харитонович, вместо анализа конкретных процессов, факторов руководствуются вновь и вновь стереотипами, распространяют их и будоражат итак кризисное этнонациональное сознание народов страны, опускаясь в своем анализе на уровень скинхедов. Разумные люди не должны строить даже свои рассуждения на предрассудках, а призваны с помощью истины преодолевать их. Он пишет, что обязательно надо иметь в виду, что в так называемых «национальных субъектах» Российской Федерации большинство составляют местные народы, а во всех остальных большинство составляют русские. Это тоже не так. Вновь заблуждение. Кроме того, 96 % русских и украинцев, проживающих в Ханты-Мансийском округе, разве не пользуются статусом Ханты-Мансийского округа или 3–4 % хантов и манси «эксплуатируют» кого-то. Непонятно, почему более 60 % русских, живущих в Удмуртии, пользуются меньшими благами, чем 30 % удмуртов. То же самое можно сказать по большинству так называемых «национальных субъектов». Еще раз подчеркиваю, что здесь вовсе не этнонациональный вопрос, а вопрос государственного строительства и управления. А Г.Х. Попов все сводит к этнонациональному вопросу, а потому ищет там старые проблемы и конфликты. Этнонациональный вопрос мешает нам жить и потому свергает на этой основе этнонации. Изначально по нашим предрассудкам и психологии предлагаем неприятные и вредные прожекты. Этнонациональный вопрос многие политики и ученые в России превращают в городскую свалку, а потом обвиняют, что от этой свалки дурно пахнет.

Совершенно разрушителен и аргумент Г.Х. Попова о том, что «в автономиях русские оказываются чем-то вроде людей второго сорта хотя бы уже потому, что они не знают никакого другого языка, кроме русского». К сожалению, на родном языке в «автономиях» уже говорят только дома, на базаре и еще где-то. Кроме того, как русские «оказываются людьми второго сорта», если практически все население страны (и даже греки!) разговаривают везде только на русском языке? Свой родной язык удмурты, мордва знают меньше и хуже русского. В Удмуртии, в Марийской Республике, даже в Кабардино-Балкарии, в Северной Осетии, я не говорю о Хакасии, Чувашии, вы фактически не услышите в городах иной речи, кроме русской. Русский язык – это государственный язык на всей территории Российской Федерации. Везде все почти на русском языке. Во всех учреждениях документация ведется на русском языке. Радио, телевидение, как правило, работают на русском языке. В поездах, самолетах говорят на русском языке. В больницах, в милиции общаются на русском языке. Почему в этой русской среде русский человек должен себя чувствовать второсортным, а не удмурт, чеченец, мордва и другие, которым надо прилагать специальные усилия, чтобы выговориться на своем языке, чтобы услышать свою речь, чтобы послушать свою музыку, песни и т. д. Нет, я вовсе не идеализирую попытки русских в республиках

Российской Федерации, но положение других национальностей на различных территориях хуже. И это все результат отсутствия четкой государственной политики, где каждый гражданин независимо от национальной принадлежности был бы защищен в своих правах, был бы представлен в органах власти без дискриминации. Этнонациональное самочувствие всех россиян неблагополучно. Проблем, в том числе и у русских, предостаточно, и ими нужно заниматься, а не провоцировать демагогией межнациональную вражду и недоверие. Мы говорим, что из татарских родов вышли Н.М. Карамзин, И.С. Тургенев, К.А. Тимирязев и т. д. Но сколько часов в месяц российское радио, российское телевидение говорит на татарском языке? Имеет ли Россия, где проживает более 6 миллионов татар, хотя бы одну общероссийскую официальную татарскую газету? То, что развиваются в краях и областях отдельные воскресные школы, отдельные мелкие издания, это все делается фактически в традициях большевистского подполья. И редко стимулируется органами власти, кроме может быть отдельных областей, таких как Оренбургская, Саратовская и некоторые другие. Опять-таки здесь эти проблемы надо рассматривать не через этнонациональный признак, а через состояние самой власти, самого гражданского общества, их готовности адаптироваться к многонациональности и функционировать в многонациональной среде.

Кроме того, наверное нам всем, и Гавриилу Харитоновичу особенно, понятно, что «русский мир» это не только достояние одной русской нации в нынешних условиях, а достояние всех нас, потому что мы все, начиная от Н.М. Карамзина и до Г.Х. Попова, работаем на этот мир. Тут надо говорить о качестве этого мира, насколько учитывается этот вклад, насколько стимулируется этот вклад сегодня, когда мы фактически вряд ли будем иметь в новых исторических условиях таких гигантов как Мустай Карим, Расул Гамзатов, Давид Кугульдинов, Фазу Алиева, Алим Кешоков и многие другие. В Советском Союзе таких поэтов переводили, пропагандировали, а теперь это делается редко. До русского читателя не доводится творчество поэтов, писателей других национальностей, тем самым ущемляются права русских в познании духовного мира своих соотечественников.

Следующий тезис Гавриила Харитоновича правильный, но приобщенный таким укорам к этнополитике в самой России и обвинения, что «брошены на произвол судьбы миллионы русских, которые оказались за пределами России, но не получили автоматически российского гражданства». Это результаты тех подходов, которые были навязаны в том числе Г.Х. Поповым с Б.Н. Ельциным и другими, когда они фактически вели к развалу Советского Союза во имя демократии и либерализма. Мне приходилось тогда выступать неоднократно о том, что русский народ, русский человек имеет другую меру ответственности перед страной, чем эстонец, ибо речь идет об исторической России, о том, что мы не можем разваливать, в том числе и потому, что после развала Советского Союза за пределами нашего государства останутся миллионы русских. Никто тогда не услышал. Мне пришлось одному из первых провести международную конференцию в Санкт-Петербурге еще в начале 1992 г. о судьбах наших соотечественников за рубежом на территории бывших республик Советского Союза. Теперь эта трагедия стала понятна всем, но опять-таки разве это проблема только русских. Это наша общая проблема. Сотни тысячи аварцев, лезгин, тысячи цахуров, рутульцев из одного лишь Дагестана оказались на территории Грузии и Азербайджана, Кыргызии и Казахстана. Чем, интересно, их судьба отличается от миллионов русских, которые оказались за пределами России? Нет ни одного народа в Российской Федерации, часть которого не оказалась бы на территориях бывших республик Советского Союза. Относительно этих народов речь может идти не о количестве, а о качестве этой проблемы для каждого человека. Поэтому это не только проблема русского народа, а всех нас. На деле нельзя представлять так, будто бы все остальные народы обустроились в своих домах и живут спокойно, а только русские остались на улице, за порогом России. Такие аргументы умные люди не приводят, а если и приводят, то их приводят вкупе с другими. Узколобый взгляд на этнонациональные проблемы будоражит их, приводит их к конфликтам, а не к согласию. До сих пор наши соотечественники из ближнего зарубежья сохраняют облегченный вариант обретения гражданства. Об этом неоднократно говорил Президент Российской Федерации В.В. Путин. А Г.Х. Попов говорит о них на уровне 1992 года.

Совершенно не понятен тезис, утверждающий то, что «организационно не решены проблемы таких коренных славянских национальностей, как украинцы и белорусы». Что имеет в виду Гавриил Харитонович? Украина и Белоруссия ушли от России благодаря демократизации всего и вся. А теперь образованы как и для других федеральные национально-культурные автономии украинцев и белорусов, предпринимаются меры для изучения в школах или воскресных школах украинского и белорусского языка, достаточно активно развиваются отношения с Украиной и особенно с Белоруссией. Если речь идет о преобразовании Тюменской области в Тюменско-Украинскую Республику, потому что там преобладающая численность населения – украинцы, это уже другой вопрос. И вряд ли Гавриил Харитонович вопрос ставит так. Украинцы в России – это одна из самых организованных общин. Поговорите с руководителем ФНКА украинцев А.А. Руденко-Десняк, сходите в Украинский культурный центр на Старом Арбате. По-моему, и сам Г.Х. Попов был президентом национально-культурной автономии греков в России. А что в этом плане организационно решены все проблемы греков в России? Или организационно решены все проблемы турок-месхетинцев? По Г.Х. Попову, их проблемы носят второсортный характер, потому что они не являются представителями «коренной славянской национальности»? Терминология статей вообще не стыкуется с реалиями и наукой «этнология» или даже «этнополитология». Мы все в России «коренные». В конечном итоге, мы и тут убеждаемся в том, что проблема не в «коренной славянской национальности», а в людях, которые оказались вне своей национально-культурной среды, вне исторической родины, скажем так, хотя для многих исторической родиной всегда была и остается Россия. Поэтому надо говорить обо всех национальностях и их всех обустраивать в России как родном Отечестве, а о соотечественниках – этнических россиянах заботиться тоже независимо от их национальности.

Следующий тезис Г.Х. Попова: уравнялись между собой «национальные» регионы, насчитывающие сотни тысяч, а то и миллионы граждан, и те, в которых их всего несколько тысяч. Нужно ли этнонациональную проблематику мерить количественными признаками и к чему мы вообще придем, следуя таким путем. И так ведь ясно, что больше прав у тех, кого больше. В реальной жизни надо тогда определить, с какой примерно численностью этнонации в таком случае имеют перспективы своего обустройства. Хантов действительно 30 тысяч человек, а манси – 12 тысяч человек, но в мире есть даже государства с 30-тысячным населением. Каковы критерии? Демократическая система направлена в том числе и прежде всего на защиту прав меньшинств, но в данном случае тогда Гавриилу Харитоновичу надо не только Россией заняться, но заняться обустройством современного мира, в частности Организации Объединенных Наций. Почему уравнялись в правах между собой Китай и Россия, ведь различно население, и далее до Кувейта и еще многих мелких государств. И что значит «уравнялись» между собой «национальные» регионы или вообще субъекты Федерации?

Рассуждения Г.Х. Попова по этнонациональным проблемам формирует совсем замшелое мнение. А ведь недавно он был одним из лидеров демократического движения, мэром столицы страны. При нем вся эта проблематика тоже была запущена, которую в корне исправляет Ю.М. Лужков.

Все права, которые даются субъектам Федерации, даются не только для субъекта Федерации или какой-то национальности, а для политического или территориального образования, для обустройства и благополучия граждан Российской Федерации, независимо от того, к многочисленным народам они относятся или к малочисленным, в том числе на территории краев, областей, республик или маленьких округов. Все граждане независимо от численности должны обладать равными правами. И национальности тоже. Другое дело, насколько организационно, политически, экономически целесообразно образование тех или иных субъектов Федерации. Это другой вопрос. Это уже опять не этнонациональный вопрос.

Совершенно не оправдан и тезис Гавриила Харитоновича: «В России по-прежнему остались вне государственного устройства такие народы, как немцы, поляки, греки и т. д.». Интересный такой, чисто советский подход, отрицающий все то, что Г.Х. Попов до этого говорил. Оказывается, Г.Х. Попов как грек остался вне государственного устройства. Это очень интересное сообщение. Человек, который был депутатом Верховного Совета СССР, мэром столицы нашей страны, человек, который так заботится о русской нации, оказывается, находится вне российского государственного устройства. Величайшая глупость, которую некоторые доводят до того, что у русских тоже нет в России своего государственного образования. Но у нас нет в стране персональных государственных образований ни в личном, ни в этнонациональном плане. Грек, немец – это такие же граждане Российской Федерации, как и русский, хакас и все остальные. Следовательно, все они имеют одинаковые права по отношению к российской государственности и к субъекту Федерации, и на территории которого они проживают. У нас власть, государство, государственные образования (субъекты Федерации) есть результат волеизъявления многонационального народа России (в общенациональном масштабе), а в субъектах Федерации – многонационального народа субъекта Федерации. Г.Х. Попов повторяет ложные положения, которые перешли от союзного парламента, где по глупости, неведению или для развала страны был принят закон для обустройства народов, которые, якобы, не имеют своих государственных образований (1989 г.). Такое непонимание сути государственности и гражданственности и развалило Советский Союз. Г.Х. Попов теперь решил поработать над Российской Федерацией. Удмуртия, Дагестан и многие другие субъекты Федерации – это не персональные этнонациональные образования удмуртов и дагестанцев, а коллективная форма их государственности. Нет большей ошибки, чем говорить, что кто-то не обладает своей государственностью, живя в России и будучи гражданином Российской Федерации, в едином для всех государстве. Российская Федерация – это форма государственности для всех народов и граждан России. Она создана, повторяю, волеизъявлением многонационального народа страны, а не одной какой-то даже самой великой этнонации. Это уже нация-государство.

Г.Х. Попов далее пишет: «Не решена проблема национальной структуры типа Чечни, население которой не спрашивали о его желании оставаться в России». Вообще интересный подход. А у кого спрашивали? У русских спрашивали? У греков спрашивали? И почему через день у кого-то надо спрашивать, желают они оставаться в государстве или нет? Уже спрашивали однажды о желании сохранить Советский Союз. Большинство выразили желание сохранить, но и что сделал союзный парламент, где Г.Х. Попов был не последним человеком. Кстати, в моем родном Дагестане спросили и 99 % ответили «да». И в Чечне, уже, кстати, спросили – тоже «да». Надо ли провоцировать новые референдумы о развале страны? Или, каждое утро, просыпаясь, надо спрашивать у членов своей семьи, хотят ли они и дальше оставаться семьей? Это просто глупо, неприлично, нетактично в конце концов, потому что мы однажды решили жить вместе, мы – семья. Разве Чечня выходила из состава Российской Федерации? Чечня входила в Россию неоднократно, начиная с XVII века. Это совершенно некорректный, провокационный вопрос. Чеченские владетели в 1807 г. заключили договор о вступлении в подданство России, в котором клялись в верности России на священном Коране. Какие еще желания спрашивать? Другое дело, после величайших трагедий XX и начала XXI вв., если бы сохранилась более или менее легитимная, политическая власть А. Масхадова, то, вполне возможно, могли бы пойти на проведение опроса, референдума еще тогда. Граждане России в Чечне высказались на выборах В. Путина, А. Кадырова, А. Алханова за то, чтобы быть в России. Кроме того, у нас нет в чистом виде этнонационального суверенитета. Надо спрашивать не только у чеченцев, но и русских, дагестанцев, ингушей, которые жили и живут в Чечне. Надо спрашивать и у тех чеченцев, которые выехали из Чечни и живут в России. Вообще рассуждения Г.Х. Попова, к сожалению, – это величайший набор предрассудков. Только ученый человек мог их собрать в такую кучу. Ни один тезис из его статей невозможно взять за основу, чтобы действительно он имел бы реальную почву для выводов. Все эти тезисы выдвигаются в подтверждение той изначальной посылки, что нынешняя система обустройства национальностей не имеет будущего. Да, если исходить из представлений Г.Х. Попова и его тезисов, то действительно будущего нет. Но наше счастье, что реальная ситуация немножко другая. И дела обстоят немножко в другом измерении, в ином сочетании оттенков, хотя никто не идеализирует состояние этого вопроса сегодня и в прошлом. Наоборот. Но подобные «поповские» рассуждения уводят от действительного анализа состояния нашего многонационального государства и возвращают к худшим формам, формальностям, стереотипам, насаждая таким образом недоверие между россиянами различных национальностей. А это вредно и провокационно в такой сложной и не устоявшейся в новых условиях системе этнонациональных отношений.

И, наконец, самый главный тезис Г.Х. Попова о том, что «все эти проблемы будут решены только в одном случае: если будет обеспечен рост численности русских». Уже в прошлом некоторые национал-шовинисты этого требовали. Доля русских в России действительно стала возрастать. Но, к сожалению, по другой логике. В Российской империи, в старой России русских было 45 %. В Советском Союзе чуть больше 50 %. Ныне численность русских в России уже более 82 %. Ни такого ли увеличения численности русских добиваются Г.Х. Попов, В.В. Жириновский, Д. Рогозин, А. Севастьянов и другие. Доля русских действительно возрастет, но опять за счет ухода из России целых народов, которые по логике Г.Х. Попова не должны размножаться в России. Вспомните задачи, которые ставили национал-шовинисты черносотенцы перед собой: добиться, чтобы преобладающее большинство населения в России были русскими. Они просто в начале XX в. выжили из России поляков, финнов, прибалтов. Соответственно, русских стало больше. В годы советской власти ставился вопрос об увеличении численности русских в структуре населения. И бесконечные статьи в разных зарубежных изданиях, которые говорили об опасности уменьшения количества русских в России. Вопрос решили. И, как считают наши зарубежные оппоненты, достаточно успешно: выжили из России эстонцев, латышей, таджиков, литовцев, казахов, киргизов, узбеков, туркменов, азербайджанцев, армян, грузин. И русских стало 82 % в структуре населения страны. Теперь для воплощения идеи Г.Х. Попова и В.В. Жириновского в жизнь необходимо увеличить численность русских в России, для чего опять развалить Россию и довести численность русских до 99,9 %. Вот до чего могут довести необдуманные этнонациональные идеи. Сегодня это невозможно даже в границах Московского царства, ибо единственный тезис Гавриила Харитоновича, с которым я согласен и хочу привести, – это тезис о том, что «великая Россия не может не быть многонациональной». Значит, надо укреплять эту многонациональность за счет самочувствия, благополучия и роста рождаемости всех национальностей, «чтобы российскому роду не было переводу». Многонациональность должна быть так обустроена, чтобы была источником силы российского государства, единства российской нации.

Какую все же модель в решении национального вопроса предлагает Г.Х. Попов для современной России? Он анализирует первую модель, которая утверждена в США, модель, в которой все национальности «выварены» в одном котле, оказываются тоже не гарантированными от национальной и расовой розни. Америка неоднократно страдала от этого и перешла к системе равных возможностей всех национальностей и расовых групп за счет паритета интересов и партнерства. Это всем известно, и там давно отказались от теории «плавильного котла». В США жестко преследуются любые проявления нацизма и расизма, в том числе и Г.Х. Попов, уверен, не мог бы неоднократно выступить в США с расистскими статьями, в которых предлагал бы количество ирландцев или белых увеличить в 3 раза, а о чернокожих забыть. За это можно схлопотать штраф или даже тюремное заключение. Значит, американская модель нам не подходит, потому что у нас есть Попов. И самое главное, что он не самый худший, а просто не специалист. Не ведает, что говорит, при этом не понимая, что за ним придут те, кто «не ведает, что творит».

Вторая модель – выделение национально ориентированных регионов на примере Испании, Великобритании, Бельгии. Этот путь тоже, оказывается, не является благополучным, так как имеют место конфликты. Вывод, который делает Г.Х. Попов: «неизбежный вывод – ни абсолютно «безнациональное» устройство, ни национально-территориальный подход проблемы не решают».

Первое это то, что надо уходить от территориального обозначения этнонации. Это уже история. Бороться с ней нет смысла, надо заниматься и территориями, и национальностями. Но попытки решить эти проблемы только на уровне национально-культурной автономии означают превратить этнонации в Большой театр с исключением многих социально-политических потребностей и функций, а этнонация – это часть общества со всей гаммой своих экономических, социальных, политических и прочих интересов и потребностей, не говоря уже о нации-государстве. Г.Х. Попов говорит: «На всей территории страны из представителей землячеств формируются при каждом представительном органе на всех уровнях палаты национальностей». В этом духе идет уже работа в Ассамблеи народов России. При этом в Воронежской, Оренбургской, Саратовской областях, Бурятии, Саха (Якутии) и других субъектах Федерации созданы соответствующие ассамблеи народов этих субъектов Федерации. Они работают в тесном контакте с Ассамблеей народов России. При этом они совместно решают вопросы развития этнонациональной культуры, традиций, совместных взаимоотношений между национальными общинами, отдельными людьми различных национальностей, а также укрепления единства многонационального народа Российской Федерации. Конечно, хорошо было бы, если бы они имели свои бюджеты, но эта проблема не решена даже для дисперсно проживающих национальностей.

Попытки Г.Х. Попова свести всю этнонациональную жизнь, в конечном итоге, к национально-культурным автономиям не убедительны для многих народов. Они хотят полноправной жизни граждан своего Отечества, его народов. И такие подходы будоражат национальное самосознание, активизируют конфликты. С точки зрения культурного развития предложения Г.Х. Попова вполне могут быть и приемлемыми, но я еще раз подчеркиваю, что народы России – это не только и не столько коллективы художественной самодеятельности. Они имеют свои привязанности к определенной земле, к определенной территории, к определенным историческим традициям, они хотят быть социальными носителями новых традиций, политически их самоутверждать в жизни своей общности, своей страны, государства российского, принимать активное участие в социальной, политической жизни государства, общества. Пренебрежительное отношение к этнонациям, независимо от их численности, оборачивается их пренебрежением к государству, а это опасно.

Считаю, что совершенно не приемлемы и попытки, как это делал Миннац, объединения народов всей страны на угро-финские, тюркоязычные, горские, казачество и т. д. Нужно объединять все национальности в том селении, в поселке, в городе, районе, республике, крае, области, регионе, в которых они живут. Из сотрудничества и сплоченности их на этих территориях состоит сотрудничество всех народов России, их единство в России. Ничего плохого нет в том, что депутатами становятся И. Кобзон, Р. Абрамович, Б. Березовский, А, Чилингаров. Вопрос в другом: насколько обеспечено представительство различных национальностей в высших органах государственной власти и прежде всего в представительной власти. Не надо делать национальности заложниками ложно понимаемой демократии при проведении выборов по принципу «один человек – один голос», когда меньшинство всегда будет в проигрыше или результаты выборов будут зависеть от уровня агрессивной этнической мобилизации, когда мы фактически заставляем сосредоточиться народы на процессе выборов вместо того, чтобы изначально давать возможность депутатам из Карачаево-Черкессии избрать несколько депутатов в Государственную Думу: одного карачаевца, одного черкеса, одного русского или еще от других народностей Карачаево-Черкессии. Попытки же, как в начале века, ограничить интересы народов только национально-культурными потребностями ни к чему хорошему не приведут.

Я уже говорил, что всегда ждал появления статей Г.Х. Попова, одного из грамотных и умных людей России. Но после того, как он занялся национальными вопросами, я стал бояться появления его статей, потому что он – человек авторитетный, и к словам, которые он говорит, люди относятся более серьезно, чем к высказываниям людей уже «с диагнозом», а статьи по сути носят, к сожалению, дилетантский и даже провокационный характер. К статье «Берегите русских» от 5 апреля 2000 г. в «Независимой газете» я отнесся с определенным пониманием. Название хорошее, ибо беречь русских – главная задача государства. От этого зависит и то, как нас будут беречь в России. Но потом последовала статья «Национальности в России». Но, видимо, заветная мысль Г.Х. Попова в окончательном варианте выражена в статье в «Независимой газете» от 26 апреля 2000 года. Статья называется страшно – «Русский холокост». Это страшно названо потому, что мы живем в русском государстве, мы объединились вокруг русских. Если русским «холокост», то нам всем остальным давно конец. После этой статьи один достаточно политизированный земляк, с которым я спорил все эти годы и которому я доказывал, что нахождение в России возвеличивает Дагестан, увеличивает возможности суверенитета и достоинства Дагестана и дагестанцев, подходит ко мне и говорит: «Какое теперь Ваше мнение после статьи Г.Х. Попова “Русский холокост”?» О какой нормальной жизни в России можно говорить для нас – кавказцев, которых и так не очень любят в России, если в России для самих русских исторически предлагается «холокост». Почему, говоря о проблемах народа, страны, надо оскорблять страну, народ.

Хочу сказать Г.Х. Попову как аварец греку следующее: нам – нерусским – очень хорошо надо подумать, прежде чем рассуждать о великороссах. Какие бы мы ни были грамотные и умные, нам не дано понять сущностное содержание истории русского государства, выбора великороссов, психологии и самочувствия великороссов. Мы начинаем рассуждать о русских, может быть, достаточно заинтересованно и искренне, но это взгляд все же со стороны, пусть даже самый доброжелательный, дружеский, братский, но взгляд все-таки со стороны. Даже самый великий врач не может понять боль больного, все оттенки этой боли, как сам больной. Поэтому я бы предостерег и себя, и других, склонных рассуждать о великороссах, о русских, о русской нации, от чрезмерной заботы о русских. Чтобы их не оскорбить. И главное, чтобы не переполнять их национальное самосознание ущербными по природе мифами. Ведь это действительно великая нация. Кроме того, «заветные мысли» о великороссах надо ли начинать со слов: «Заботу о своей нации называют национализмом». Как раз-таки великороссы, русские никогда заботу о своей нации не называли национализмом. Национализмом русские и вообще в России называют не заботу о своей нации, а когда любовь и забота о своей нации сопровождаются ненавистью и преследованием других национальностей. Русские, как никто из нас, отвергают национализм. Посмотрите, как голосуют в некоторых республиках, краях, областях за националистов. И плохо, что такие авторитетные люди, как Г.Х. Попов, навязывают русским национализм, который разрушителен для многонациональной России. Национальное – бесспорно, но националистическое – направлено, прежде всего, против перспектив своего народа. Речь идет не о нашем понимании, а о логике действия националистов, которые становятся нацистами, а потом и фашистами. Говорить о том, что в национализме «на мой взгляд, ничего отрицательного нет», означает стимулировать этот национализм и его превращение в нацизм. Обо всем этом Г.Х. Попов писал в начале 2000 года. А теперь тысячные отряды нацистов, бритоголовых убивают таджика, узбека, азербайджанца, африканца в Санкт-Петербурге, в Москве, Воронеже и т. д. И кто ответил? Я имею в виду из тех, кто на боли и трагедии народов выращивает заразу нацизма и фашизма. Патриотизм не терпит оскорбления, унижения, свержения другой национальности. По-моему, об этом написано великими российскими умами очень много. Каждый народ имеет отработанную систему собственно социального и духовного самосохранения. Она не националистична и не изолирована от других народов, не враждебна другим. Но и эта система не является самодовлеющей, а имеет потенциал национальных традиций, национальных ресурсов, возможностей. Это ни в коем случае не национализм, а патриотизм в нормальном человеческом смысле этого слова. А патриотизм, переходящий эту грань любви к своему народу в ненависть к другому, оборачивается в национализм, а за ним следует нацизм. То, что у нас называют национализмом, в Америке, в Европе называют нацизмом, расизмом. И одна из задач, которую ставят перед собой националисты-фашисты, – это традиционно показать свой народ самым угнетенным, самым оскорбленным, самым неустроенным, самым преследуемым. А за этим идут претензии на борьбу за свою исключительность. Это подготовка к нацизму, фашизму. Именно таким путем шли в свое время А. Гитлер, Б. Муссолини. Вы почитайте речи А. Гитлера еще в начале его деятельности в Австрии, в Германии, когда он доказывает, что самым угнетенным народом в Германии являются немцы, самые бесправные – это немцы и их угнетают славяне и евреи. И у немцев меньше всех жизненного пространства в Европе для развития. И дальше начинается, что только немцы заслуживают великой судьбы, великих завоеваний, великих благ, что они – наследники Римской империи, и прочее. Плюс мифология Г. Гегеля, Ф. Шеллинга с Ф. Ницше и их искаженное использование на практике. А все остальные народы или должны стать немцами, или стать рабами. Вот вам и модное сегодня: «Россия для русских». Почитайте баркашовцев, веденеевцев, лысенковцев, удуговцев, тагаевцев и других, и вы узнаете, кто чей соратник. Больно видеть среди них седую голову Г.Х. Попова. Тысячи страниц подобной демагогии написано в нынешней России, но Г.Х. Попов не имел права на подобные предрассудки. Настоящая интеллигенция в России просвещала, а ныне много тех, кто вводит в заблуждение, в грех.

Когда мы историю и нынешнее состояние русского народа называем «чудовищным холокостом», то это лучшая форма идеологической подготовки нацистов, фашистов, когда без конца муссируется тезис об угнетенности, бесправности русских, о сокращении числа русских, хотя как раз-таки за последние годы число русских повысилось в структуре населения, хотя соотношение рождаемости и смертности может быть недостаточно благополучным для всех народов Российской Федерации. Но и это было бы правдой, если бы не провоцировали поиска ряда национальностей, которые в этом виноваты или выигрывают от этого «русского холокоста». А там находят – жидомасонов, кавказцев, греков, китайцев и т. д. Вместо того, чтобы мобилизовать русских на созидание, Г.Х. Попов стимулирует этот поиск врагов. Если «советское государство и руководящая им партия коммунистов организовали русский холокост», как доказывает Г.Х. Попов, то что говорить о других народах России? Какие тут аргументы? Неужели только против русских были направлены «водка и бормотуха»? Неужели только против русских и на их истребление была направлена «беспощадная, отупляющая, убивающая умы и иссушающая все духовные силы советская идеология»? То, что эта идеология была не очень благополучной, по-моему, все поняли, но в таких фразах может сказать только истинный марксист, каковым был и Г.Х. Попов. Но меня беспокоит другое: разве советская идеология в меньшей степени действовала против других народов России? Как чувствовали себя другие народы? Ведь их «защитники-поповцы» твердят, что во всем этом виноваты русские, хотя дело тут не в национальности, а в политике, идеологии. Любой человек может сказать, что Г.Х. Попов говорит «о 70-летнем холокосте большевизма в отношении русской нации», но многие народы России могут увеличить количество лет этого холокоста до ста, двухсот и т. д. Но надо ли придерживаться такой крайней терминологии, когда мы рассуждаем о жизни и перспективах народов, и прежде всего такого народа, как русский. Именно идеи «чеченского холокоста» идеологи национал-сепаратизма довели до войны против России. Сам Г.Х. Попов приводит пример высылки чеченцев, калмыков, преследования греков и многих других: немцев, ингушей, туркменов, крымских татар. Так надо говорить об общей трагедии, а не говорить «о русском холокосте», потому что тут же возникает мысль: кто-то сознательно направлял против русских этот холокост при собственном благополучии. И тут же сразу находятся желающие искать виновников среди евреев, кавказцев, греков и т. д. Такой подтекст рассуждений подсказывают статьи Г.Х. Попова. Еще раз подчеркиваю, что такими крайними категориями нельзя оценивать даже трагическую историю любого народа, а тем более России и русского народа. Оказывается, для Г.Х. Попова холокост и в том даже, что в современном спорткомплексе по футбольному полю будут носиться команды, состоящие в основном из темнокожих футболистов. Это уже расизм, который даже в Америке преодолели. Г.Х. Попов предлагает «употребить на развитие спорта в русской школе» эти средства. Разве за счет расизма можно объяснить «развитие спорта в русской школе». Причем тут русские или нерусские, если мы все – граждане России. В своих статьях Г.Х. Попов доказывает, «что и Московская Русь, и Российская империя, и СССР были государствами великороссов». Так почему же выводы совершенно другие? И далее он приводит слова А. Стреляного о том, что «только русский национализм и ничто другое могли добить коммунизм, только русский национализм и ничто другое разрушат СССР». Согласен с тезисом А. Стреляного и в том, что именно русский национализм, который инициируется сегодня многими, в том числе и, к сожалению, Г.Х. Поповым, может «добить Россию». Конечно, нас не утешает вывод Г.Х. Попова о том, что «русский национализм добьет не Россию, а Российскую Федерацию». Оказывается, Российская Федерация относится к прочим плохим наследиям социализма. Это уже призывы к свержению государства, ибо оно называется у нас «Россия, Российская Федерации». Оказывается, ради борьбы с социализмом, который так и не состоялся в России по-настоящему, по-человечески, мы просто изгадили эту идею, оказывается, надо добить Российскую Федерацию. Наоборот, всеми силами надо утверждать дружбу народов и единство России, не выступать с провокациями вроде того, что ведется целенаправленная программная работа по добиванию Российской Федерации. Где эта программа? Кто авторы? Ничего не говорится. Активизируя для этой борьбы вчера прибалтийские, а теперь другие народы, возродить свою независимость, как поступили в свое время друзья и соратники Г.Х. Попова. И удивляется Г.Х. Попов: самое интересное, что «я не могу понять такое «возрождение», при котором в основных прибалтийских государствах подъем своего государства связывают с игнорированием интересов других народов в этом государстве». Но один к одному прибалтийская демократия действует по рецепту Г.Х. Попова. Роль нынешнего литовца в Литве, эстонца в современной Эстонии Г.Х. Попов предлагает реализовать русским в России. Зачем же ненавистное заимствовать? Друг Г.Х. Попова В. Ландсбергис занят увеличением количества литовцев в 4 раза и считает, что интересы всех остальных народов исторического значения для развития Литвы не имеют. Такую заботу о своем литовском народе Ландсбергис не называет национализмом. Утверждает, что для литовцев большевики, а значит Россия, устраивали «холокост», что были уничтожены духовные силы литовского народа советской идеологией, называет это чудовищным 70-летним холокостом большевизма в отношении литовского народа. Далее даже считает невозможным, чтобы русские представляли спортсменов Литвы, т. е. то, что для Г.Х. Попова великороссы, то для Ландсбергиса является великолитовцами. И то, и другое делается не для литовцев, и не для русских, а для того, чтобы показать второсортность других народов.

Никто не упрекает Г.Х. Попова, когда он говорит о необходимости сохранения и возрождения государства великороссов, потому что мы все живем в этом государстве, но это государство сегодня называется не государство великороссов, а Российская Федерация, которую Гавриил Харитонович призывает добить

как пережиток социализма. Сами русские в свое время именно во имя многонациональной державы отказались от названия Русь и стали называть ее Россией. Вообще как можно сегодня серьезно говорить и для чего говорить в популярной печати все эти глупости, невежества, провокации, если возможны самые различные толкования. На кого направлен тезис Г.Х. Попова о том, что «какой-то другой народ окажется основным (Россией) и Россия останется Россией только по названию»? Непонятно. И при этом он же ищет, кто в ближайшие 50 лет может претендовать «на роль ведущего» народа. Вообще сама терминология мне как гражданину России непонятна. Он подозревает, прежде всего, татар почему-то, что они, якобы, претендуют, тем более берет откуда-то ложный тезис, что татары несколько столетий руководили Русью. При этом он как ученый человек должен был бы знать, что те татаро-монголы с этими татарами фактически мало что общего имеют. Если татары не дотягивают, то Г.Х. Попов ищет будущий ведущий народ России за границей, как он пишет: «остаются внешние кандидаты». Совершенно непонятна логика. Чем люди занимаются вместо того, чтобы обустраивать людей, сплачивать своих соотечественников, успокоить, обеспечить их совместную жизнь. Они заняты тем, что ищут народ, который через 50 – 100 лет будет, якобы, ведущим народом. К сведению Г.Х. Попова, я, например, прогнозирую, если будет меньше наполеоновских предреканий, то будущим таким народом должен стать многонациональный народ Российской Федерации, как и написано в нашей Конституции – российская нация, в которой как граждане единой страны обустроены все национальности великой России.

Многонациональность – это не безнациональность, как это преподносится Г.Х. Поповым. Многонациональность – это богатство самобытности и широчайших возможностей самовыражения каждого этноса, каждой культуры при высочайшем уровне их адаптированности друг к другу. Безнациональность, о которой говорит Г.Х. Попов, по примеру США, не существует и в США. В США достаточно четко прослеживаются этнокультурные, этнонациональные структуры. Они имеют место, они учитываются в государстве. Посмотрите американские фильмы, дорогой Гавриил Харитонович. Американский народ, да, но в каждом фильме рядом обязательно присутствуют белые и черные, которые вместе борются с бандитами тоже различной расовой и этнической принадлежности. А Вы «темнокожих» даже на футбольное поле не допускаете вместе с русскими. В США работает программа по обеспечению мультикультурного единства США, которую предложил Б. Клинтон: «Единая Америка в XXI веке».

За эти годы тысячи статей вышли о распаде и развале России, Российской Федерации. Я рад, что ни разу даже в самые трудные дни не поддержал эти идеи, ибо верил в единство нашего Отечества. Говорил и говорю Попову и другим: никакого распада России не будет. Хватит. А Г.Х. Попову не к лицу до сих пор говорить о распаде и работать идеологически на распад. Россия собирается, она вышла из того состояния, когда, возможно, и была опасность разрыхления. На это направлены и действия В.В. Путина по укреплению российской нации, ее жизнеспособности. И надо идти этой дорогой, а не делить народы у новой развилки.

Мифотворчество, подтвержденное авторитетом Г.Х. Попова, может стать легитимным мифом для толпы. «Кто скажет, в чем заключается «в сущности» основополагающее право какого-нибудь народа», – спрашивают авторы книги «Нацистский миф» Ф. Лагу-Лабарт и Ж.-Л. Наши. Мы только недавно свергли «тотальное государство», а теперь пишем национальные идеи «тотальной мобилизации». И при этом берутся за русскую нацию, ибо всякая другая нация в России не годится для этого в силу своей численности. И сказано, что «фашистская ментальность возникает, когда реакционные концепты накладываются на революционную эмоцию», которая обречена быть фашистской. Миф может быть силой, которая будет собирать устремления индивидов или народов, силой незримой, неэмпирической идентичности, которую Розенберг называл «безграничным абсолютом». Настолько это опасно[472].

Россия, русские и другие народы находятся после развала Советского Союза в глубоком кризисе. И надо выходить из него, но не новыми мифами, которые могут охватить массы «революционными эмоциями».

Если мы живем в этом государстве, мы должны быть предрасположены к культуре, традициям, вере друг в друга. Мы – одна нация, один народ, одно государство, одна страна. Хватит делить нас на русских и нерусских, мы – россияне, но оставаясь представителями своего рода, народа. Совершенно неубедительный пример приводит Г.Х. Попов в конце: якобы, ему недавно звонил какой-то еврей, услышал, что работаю над национальным устройством, и сказал, якобы: «Знаешь, я всю жизнь жил в государстве русском. Не могу сказать, что эта жизнь была беззаботной, но что-то мне не хочется ни изучать Коран с шариатом, ни иероглифы». К чему эти провокации. Но надо ли ругать священный Коран, тем более кондиция с иероглифами. Зачем обязательно во всем видеть только крайние формы. Если иероглифы – значит культурная революция во главе с Мао Цзедуном. Если Коран, то это, якобы, шариат, где женщине запрещают показывать лицо, мужчин бьют палками на улице. Это опять стереотипы и не надо их навязывать и так чувствительной российской действительности. Зачем тиражировать эти глупости, зачем тиражировать тезис о том, что татары не могут заменить русских в их роли, как будто татары претендуют на это. Мы вместе строим одно государство, русские и татары являются хребтом этого государства вместе со всеми народами, культурами и религиями России.

Как может умный человек походя оскорблять целые народы, религии, культуры, провоцировать недоверие и вражду. Как скинхед какой-то. И шииты, к сведению Гавриила Харитоновича, создали величайшую персидскую культуру, литературу на фарси. Не надо противопоставлять народы и религии. Какой-то дагестанец сказал Г.Х. Попову: нам не по пути с ваххабитами, у нас больше перспектив в составе России. Но это, как говорят у нас в горах, «козе понятно». Ведь ислам и ваххабизм – не одно и то же, дорогой Гавриил Харитонович. Читаешь подобные статьи и удивляешься: какие глупости могут сказать не только дураки, но и умные люди, если над этим основательно поработать. В этом смысле Г.Х. Попов поработал основательно, навязывая людям оскорбительные для себя, своего и народов России ложные стереотипы. «Не удивление, а недоумение и печаль» (А. Шопенгауэр) вызвали во мне статьи Г.Х. Попова, как вызывают и сотни других мифологий, стереотипов и предрассудков, к сожалению. И это вместо научного трезвого анализа проблем, о которых справедливо говорит и Г.Х. Попов. В заключении приведу еще одну цитату: «Человеческие фантазии могут становиться причиной важных событий, если закрепляются в убеждениях, предрассудках и ценностях социальных групп. Мифологические воззрения являются также важным симптомом надвигающихся изменений в политике и культуре», – пишет Н. Чудрик-Кларк[473], исследуя мистические идеи и культы прошлого, которые стали политической реальностью институтов Третьего рейха. Так что мифология, будучи абстрактной сегодня, завтра может довлеть над народами и государствами черной тенью.

§ 7. Этнонационализм против единства российской нации

Во времена буржуазных революций во Франции нацию стали связывать с суверенитетом государства, его целостностью и независимостью, без чего нет нации, и делиться ни с кем суверенитетом, волеизъявлением доминирующий этнос не желал. Собрание народных представителей – Генеральные штаты, традиционно созывавшиеся во Франции с XIV в., превратилось теперь в Национальное собрание. И в битве при Вальме новая революционная армия пошла в атаку с возгласами: «Да здравствует нация!». Формирование нации было вопросом жизненным. Без этого невозможно стало формирование единого суверенного государства, а значит, и быть жизнеспособным этносом, этнонацией. На том историческом этапе ради этого в жертву были принесены в том числе и многие великие нации-этносы, которые не могли составить конкуренцию объединившимся в нацию-государство этносам. Это этап персонализации нации-государства доминирующей нацией-этносом.

«Век национализма» – это век национальных движений и создание независимых государств. В странах, культурно близких к Франции, наибольшее распространение получила этатическая концепция нации (от французского «etat» – «государство»), согласно которой «нация» либо является государством, либо стремится стать им, а государство, в свою очередь, стремится создать «нацию». Иначе нации-этносы в этих исторических условиях жесткой борьбы были бы обречены или стать нацией, или ассимилироваться в нации-государстве. Поэтому здесь «нация» стала определяться обычно как совокупность граждан одного государства; нередко к этому добавляется и субъективный фактор – «желание жить вместе». Но это «желание» навязывалось нередко методами «варфоломеевских ночей». Соответственно термин «нация» и особенно производный от него – «национальность» в западноевропейских языках (например, в английском «nationality») далее употреблялось обычно в этатическом значении. У нас сохраняется этническое звучание нации и национальности. На смену нации-этносу (многоэтничности) приходит политическая нация, но не как результат исчезновения этнонации или господство одного из доминирующих этносов-народов, национальности над другими, поглощение им других, придавая этнонации политическую оболочку государственности и суверенности. Надо помнить о многонациональном государстве. В этом плане говорить о суверенитете на уровне нации-этноса трудно. Для этого надо, чтобы этнонация или их союз сформировали бы государство. У нас вариант союзной нации, многонационального народа.

И. Фихте, И. Шиллер в Германии возбудили национализм для объединения всех вокруг германской нации и укрепления государства. Иначе разобщенность многих этносов и этнонаций приводила к неспособности доминирующего этноса-нации выдержать конкуренцию среди возникающих европейских наций как крупных государств. В своих ранних работах К. Маркс и Ф. Энгельс называли «нациями» общности людей в докапиталистических формах, например древних финикийцев, писали о «феодально-организованных нациях» и т. п.[474] Однако в более поздних произведениях К. Маркс и Ф. Энгельс обычно относят начало процесса формирования «наций» в средневековье, учитывая влияние как языково-культурных, так и политических факторов на этот процесс. Нация в любом случае – явление историческое.

Характеризуя процесс образования наций в Европе, Ф. Энгельс писал: «Самыми крупными общественными группировками, которых достигла античность, были племя и союз родственных племен у варваров. В основе их организации лежали родовые связи, у создававших города греков и италиков – полис, охватывающий одно или несколько родственных племен. Филипп и Александр придали Эллинскому полуострову политическое единство, но этим еще не была создана греческая нация. Нации стали возможны только в результате падения римского мирового господства»[475]. Этот процесс был исторический, характерный для многих этнонаций на определенном этапе исторического развития. «Римское управление и римское право повсюду разрушили дородовые объединения», а тем самым и последние остатки местной, национальной (здесь и далее точнее «этнической») самодостаточности» за счет доминирующего этноса и уничтожения закрепощения всяких иных родовых, племенных корней. Но если уже невозможно было преодолеть этническое многообразие, то обосновывали концепцию «культурно-психологической» нации, превращая все остальные этнонации, кроме господствующей, в мифологию. Э. Ренан в лекции в Сорбонне на тему «Что такое нация?» (1877 г.) предпринял попытку систематического изложения теории нации. Он отметил, что нации – «явление в истории довольно новое», определившееся лишь в средние века. Сохранив за термином «нация» этатический смысл (в частности, отнеся к «нациям» Бельгию и Швейцарию, населенные разноязычными этносами), Э. Ренан рассмотрел ряд признаков, которыми можно определить нацию. Он подчеркнул, что нацию нельзя отождествлять ни с «династией» или «монархической системой», ни с расой, ни с языком. Вывод Э. Ренана сводился к тому, что нация может быть определена, прежде всего, как выражение духовного стремления определенной группы людей «жить вместе, сохранять наследство, полученное от прежних поколений, стремиться к общей цели»[476], т. е. как культурно-психологическая общность. И его рассуждения были весьма противоречивые. Э. Ренан, с одной стороны, ушел от наций-этносов и в определении нации доходит до нации-государства, но при этом в культурно-психологической интерпретации остался на уровне наций-этносов.

В Вебстеровский новый международный словарь английского языка, где типичными элементами нации полагаются: «единый язык или сходные диалекты, общая религия, общие традиции и история, общее чувство добра и зла и более или менее компактная территория»[477]. Под давлением суверенного господства одного этноса-нации, ее культуры и языка формируется согражданство, к которому насильно или добровольно присоединяли все остальные этнонации.

Национальный вопрос в многонациональной стране: от этнологии к этнополитологии.

В XIX веке деятели социал-демократии, которые были в поисках резерва социалистической революции, увидели его, прежде всего, в национально-освободительных движениях угнетенных народов и стран, которые боролись за свое освобождение, и на этой основе активно стали разрабатывать теорию национального вопроса. Главным образом это идеи О. Бауэра и К. Каутского[478], которые впоследствии стали основой ленинско-сталинских поисков в «национальном вопросе» в самой России. Почти вся терминология заимствована ими оттуда, хотя О. Бауэр и К. Каутский не очень отличали нацию-этнос и нацию-государство.

Рассматривая «нацию» как непрерывно изменяющееся историческое явление, О. Бауэр отметил сложность определения ее понятия на основе отдельных признаков. «Вместо простого перечисления элементов нации, – писал он, – мы предлагаем системы: общая система как действующая причина, общая культура и общее происхождение как ее факторы, общий язык в качестве посредника общей культуры как ее продукта и творца в одно и то же время». Он заметил ограниченность значения общности языка и общности территории для определения нации. «… Без общности языка нет общности культуры, стало быть нет и нации. Но общность языка не создает еще нации там, где другие различия – например различия религии, как у сербов и хорватов, или различия происхождения, социальных и политических отношений, как у испанцев и говорящих по-испански южных американцев, – препятствуют превращению общности языка в общность культуры». И далее: «Так как территориальное обособление приводит к распадению наций, то общность территории есть несомненно одно из условий существования нации, но лишь постольку, поскольку она является условием общности судьбы… поскольку она необходима для общности культуры… Немец, находящийся в Америке под влиянием немецкой культуры – хотя бы оно выражалось только в немецкой книге и в немецкой газете, – дающий своим детям немецкое воспитание, остается немцем вопреки своей оторванности от родины»[479]. Здесь не только продолжение попыток этатической теории этнонации, но и чисто этнической на основе характеристики этничности в ее природно-культурной основе.

Подводя итог своим рассуждениям, О. Бауэр заключил: «Нация – это вся совокупность людей, связанная в общность характера на почве общности судьбы. На почве общности судьбы – этот признак отличает нацию от интернациональных общностей профессии, класса, народа, составляющего государства…, которые покоятся на однородности, а не на общности судьбы… Вся совокупность – отличает нацию от группировок внутри нее, не имеющих самостоятельного культурного развития»[480]. Глубокие культурно-исторические корни культуры и традиций – вот что такое нация-этнос. Здесь видна попытка сохранить термин «нация» за этносами, а нации-государству все же дать старое название «народ» как общности многих наций-этносов.

Теории О. Бауэра противопоставлялась «историко-экономическая теория лидера германских социал-демократов К. Каутского, полагавшего основными признаками «нации» язык и территорию, которых придерживался и В.И. Ленин[481]. Но возможна ли нация-этнос без культуры, традиций…?

Публицист В. Водовозов, рассмотрев употребление в начале XIX в. терминов «нация» и «народ» в европейских языках, писал: «Русское словоупотребление отличается еще меньшей последовательностью и точностью. Слово «нация» вообще звучит для нас как слово иностранное, недостаточно усвоенное русским языком и до сих пор ему чуждое. Вместо него мы почти безразлично употребляем термины «национальность» и «народность»…, обозначая ими совокупность людей, объединенных общностью исторического происхождения, культуры и языка или, по крайней мере, национального самосознания»[482]. Примерно такой вывод можно сделать и ныне. Мы употребляем термины «этнос», «народ», «нация» в этническом измерении, а в политико-государственном смысле образование «наций» мы хотели построить на другой, социально-классовой основе, вроде новой исторической общности людей – советский народ. Вот отсюда и многие нестыковки наших понятий и категорий с понятиями и категориями многих западных ученых. Территория, экономика и язык были и для В.И. Ленина основными признаками нации[483]. Представления о сущности нации были систематизированы и изложены И.В. Сталиным в статье «Национальный вопрос и социал-демократия» (1913 г.), который дал и известное определение нации: «нация – это исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющаяся в общности культуры… Необходимо подчеркнуть, что ни один из указанных признаков, взятый в отдельности, недостаточен для определения нации. Более того, достаточно отсутствия хотя бы одного из этих признаков, чтобы нация перестала быть нацией». Но В.И. Ленин и И.В.

Сталин, как мы видим, по этим вопросам достаточно далеко уходят от идей К. Маркса и Ф. Энгельса, которые связывали образование нации с национальными государствами, т. е. они больше говорили о нации-государстве. И.В. Сталин и В.И. Ленин понимали, что образование национальных государств, удовлетворяющих этим требованиям, «является поэтому тенденцией (стремлением) всякого национального движения»[484]. Но они свои выводы делали сознательно, чтобы не разбивать Россию по этнонациональным частям. Такое движение российских народов к нации-государству поддержал В.И. Ленин. Но И.В. Сталин был другого мнения. И отсюда его попытка «автономизации» всех в составе РСФСР, обустройство на лоне русской нации и ее государства. Стремление к образованию самостоятельных государств для народов царской России не было на повестке дня большевиков. Они сохраняли за ними статус наций-этносов, но никак не наций-государств. В.И. Ленин это все тоже понимал, но в политических целях пошел на создание «второго этажа» федерации – СССР и допустил формирование и единство наций-государств. Точнее, они формировались и без большевиков после революции и гражданской войны. Многие уже обрели статус наций-государств. Отсюда и возникновение советской терминологии «нация» и «народности». Политически, может быть, было и целесообразно, но по факту разрушительное воздействие на природу этнонаций оказывал и классовый вывод: «Есть две нации в каждой современной нации – скажем мы все национал-социалы. Есть две национальные культуры в каждой национальной культуре»[485]. Из этих достаточно политизированных понятий и политически целесообразных толкований природы нации-этноса и нации-государства сложилась у нас теория этноса, теория нации и национального вопроса. Повторяю, И.В. Сталин хотел если не уйти от этатической тории этноса, то хотя бы смягчить ее, а В.И. Ленин пытался смягчить противоречия в деле образования многонационального государства. Все эти противоречия в определенной степени большевики старались преодолевать в ходе формирования новой исторической общности людей – советского народа. Незавершенность этого процесса и привела в конце концов к развалу Советского Союза. И не потому, что различные статусы имели нации и народности, как пишут многие, а потому что нации-этносы были разделены на «две нации». «Расколотые нации» не жизнеспособны. Кроме того, было ясно, что по языку, культуре, традициям социально-политического опыта сам советский народ формировался на основе доминирующей русской этнонации с заигрываниями с другими этнонациями. И парадоксально на этом фоне звучат утверждения, что «русский этнос не получил своей национальной республики»[486]. Этот вывод из-за того только, что классическое господство доминирующего этноса-нации не было подтверждено образованием на его основе государства-нации. Может быть, так и было бы, если бы не отсталость режима царского самодержавия, которая обострила борьбу народов за собственное этнонациональное государство. Но Советский Союз не состоялся не по этнонациональному признаку, а по тысячам иных причин социально-экономического и духовно-политического характера, которые не привели к фундаменту формирования советской нации. Народы ушли от многих глупостей, вроде того что «туркмены, для которых в 1924 г. была создана отдельная союзная республика, и киргизы, для которых была в то время создана автономная республика, являются не «нациями», а какими-то племенными объединениями»[487]. При господстве ленинизма и сталинизма исследователи еще отмечали, что «несмотря на непрестанную работу социологической мысли в направлении познания нации как исторически существующего социального явления, до сих пор еще не установилось строго определенных понятий как нации и национальности, так и родственных им совокупностей – народа и народностей»[488]. Многое в этом вопросе неоднозначно и не понятно. Отсюда и попытка сделать скорые выводы о решении национального вопроса.

Так что объявить «конец нации» было давно еще модно. В свое время академик Е.М. Жуков писал: «Нация – категория историческая»[489], указывая на отмирание наций. Вообще-то это идея одновременно и коммунистическая, и религиозная, и прочая. Но «живые» этнонации – это реальность XXI века. Нация – категория не буржуазная и не коммунистическая, а историческая. Так к ней и надо относиться.

Ф. Энгельс, завершая анализ процесса разложения доклассового общества и возникновения классового, писал не о том что «племя» как тип этнической общности сменился другим типом этноса, а о том, что племенная организация преобразуется в «государство»[490]. Из потестарной организации этноса в ходе исторического развития вырастает государство как политическая нация. Но у Ф. Энгельса здесь чувствуется господство тех взглядов, которые были в Германии в XIX веке. Поэтому теория этнонации всегда имеет конкретно-историческую идеологическую подоплеку, как, впрочем, и теория нации-государства.

Вот что по этому поводу пишет известный исследователь В.И. Козлов: «Взаимоотношение этнической и государственной общности существенно изменялось в разные исторические эпохи и по регионам мира, а также по стадиям развития этих общностей. Тем не менее в Старом свете почти всегда и везде взаимодействие этноса и государства проявлялось в обоих направлениях: с одной стороны, формировавшиеся или уже сложившиеся крупные этносы классовых формаций через свою элиту в той или иной степени стремились к образованию своего государства (или какой-то формы автономии в пределах многонациональных государств), с другой – государство как бы искало опору в этничности и стремилось к большей этнической однородности своих подданных, поддерживая с этой целью консолидационные, ассимиляционные или интеграционные процессы. Разделить результаты обоих этих направлений подчас очень трудно. В странах Нового света более четко выступала ведущая роль государства, но специфика их этнического развития должна рассматриваться отдельно, как исторически не типическая». Историческая самобытность этнонаций отражает историческое многообразие и типичность развития социально-политических общностей вообще.

При этом важно понять, что «национальное государство – мировое правило»[491]. Но здесь речь идет не только и не столько об этнонациональном государстве, сколько о государстве социально-политическом. Для России характерна запоздалость процессов этнонационального и гражданского национального единства. З. Бжезинский утверждал, что на развале Советского Союза формируется «русское национальное государство». И далее: «государство уменьшилось территориально до главным образом этнической величины»[492]. Это подсказка или провокация этнизации Российской Федерации? Но главное в том, что наши теоретики-шовинисты начинают утверждать то же самое, говоря о русской мононациональности России. На этот вопрос еще предстоит ответить. Процессы идут сложные и неоднозначные.

В одних сообществах нация как общность укрепляется за счет вертикальных, административных связей, а в других – за счет горизонтальных, гражданских связей. В одном случае, это этноорганизующая роль государства, а в другом – государствообразующая роль этноса. Все складывается по-разному. Ф. Энгельс писал: «По всем странам Средиземноморья в течение столетий проходил нивелирующий рубанок римского мирового владычества. Там, где не оказывал сопротивления греческий язык, все национальные языки должны были уступить место испорченной латыни; исчезли все национальные различия, не существовало больше галлов, иберов, лигуров, нориков – все они стали римлянами. Римское управление и римское право повсюду разрушили древние родовые объединения, а тем самым и последние остатки местной и государственной самостоятельности. Новоиспеченное римское гражданство ничего не предлагало взамен; оно не выражало никакой национальности, а было выражением отсутствия национальности. Элементы новых наций были повсюду налицо; латинские диалекты различных провинций все больше и больше расходились между собой; естественные границы, сделавшие когда-то Италию, Галлию, Испанию, Африку самостоятельными территориями, еще существовали и все еще давали себя чувствовать. Но нигде не было налицо силы, способной соединить эти элементы в новые нации; нигде не было и следа способности к развитию и сопротивлению, не говоря уже о творческой энергии. Для громадной массы людей, живших на огромной территории, единственной объединяющей связью служило римское гражданство, а это последнее сделалось со временем их злейшим врагом и угнетателем»[493]. Так что гражданство не спасает нацию, если она не даст ничего народам и гражданам, если не будет «выражать никакой национальности». Разойдутся граждане вместе со своими этнонациями, если их не закреплять в общность, в единство. Не формально, а по сути.

Взаимодействие национально-этнических и национально-государственных факторов в Европе было чрезвычайно сложным, но все происходило на базе доминирующих этнонаций и обретения ими статуса нации-государства, при подавлении, подчинении, ассимилировании других. Ныне бывшие республики СССР пытаются повторить этот путь, когда исторические условия совершенно изменились. Отсюда и причины многих кровопролитных конфликтов. Превращение наций-этносов в нацию-государство происходило на обширных полиэтнических основаниях, вроде империи Карла Великого. Но они оказались недолговечными и со временем распадались на сравнительно небольшие государства, правители которых старались опереться не только на силу, но и на какие-то «объективные» факторы, будь то «естественные границы» или однородный в языково-культурном и религиозном отношениях состав населения. Полиэтничность в государственном строительстве в Европе не состоялась, но она еще состоится. Европу ожидает новое пришествие этнонаций, которые могут не объединить, а разъединить. Важно это понимать, формируя российскую нацию.

Ф. Энгельс, который обстоятельно рассмотрел возникновение национальных государств в Западной Европе как естественно-исторический процесс, писал: «Из смешения народов, происходившего в раннем средневековье, постепенно развивались новые национальности, – процесс, при котором, как известно, в большинстве римских провинций побежденное население, крестьяне и горожане, ассимилировало победителя – германского властелина… Каким образом в одном месте происходило слияние, а в другом – размежевание, об этом нам дает наглядное представление карта округов средней Лотарингии… Стоит только проследить на этой карте границу между романскими и германскими названиями мест, чтобы убедиться, что она в Бельгии и Нижней Лотарингии в общем совпадает с существовавшей сотни лет границей между французским и немецким языком… Как только произошло разграничение на языковые группы (оставляя в стороне позднейшие завоевательные и истребительные войны, которые велись, например, против полабских славян), стало естественным, что эти группы послужили определенной основой образования государств, что национальности стали складываться в нации. Насколько силен был этот стихийный процесс уже в IX в., доказывает быстрый распад смешанного государства Лотарингия… Правда в течение всего средневековья границы распространения языка далеко не совпадали с границами государств, но все же каждая национальность, за исключением, пожалуй, Италии, была представлена в Европе особым крупным государством, и тенденция к созданию национальных государств, выступающая все яснее и сознательнее, является одним из важнейших рычагов прогресса в средние века»[494]. У Ф. Энгельса – чисто немецкий подход, заинтересованный не в сохранении этнонациональной самобытности, а в формировании немецкого государства, немецкой нации. Насколько неоднозначным и длительным был этот процесс в Германии, показывает исследование О. Данн. И это опыт – весьма поучительный для нашей страны.

Доминирующий этнос плюс абсолютно-королевская власть, плюс и церковь – это все создает в Европе национальные государства и нации. Ф. Энгельс и тут писал, «что во всей этой всеобщей путанице королевская власть была прогрессивным элементом, – это совершенно очевидно. Она была представительницей порядка в беспорядке, представителем образующей нации в противовес раздробленности на мятежные вассальные государства. Все революционные элементы, которые образовывались под поверхностью феодализма, тяготели к королевской власти, точно так же, как королевская власть тяготела к ним… Во всей Европе оставались еще только две страны, в которых не было ни королевской власти, ни немыслимого без нее национального единства, или они существовали только на бумаге: этими странами были Италия и Германия»[495]. И в другом месте: «королевская власть, опираясь на горожан, сломила мощь феодального дворянства и основала крупные, по существу национальные, монархии, в которых получили свое развитие современные европейские нации и современное европейское общество…»[496]. Если даже речь шла о полиэтничности, то чаще в рамках империи. В этнонациональных же государствах полиэтничность преследовалась и преодолевалась ради становления нации-государства. Где-то это удалось, но в XIX в. и ранее.

Таким образом, в Европе «абсолютная монархия может рассматриваться как наиболее совершенная и законченная форма, которую могло бы принять национальное государство в период феодализма»[497]. Это говорит о превалировании силового фактора в этом деле. Здесь идеологией государства становится национализм, который «опирается не на убеждения в равном достоинстве всех людей и наций, а исходит из идеи неполноценности других народов и наций, рассматривая их как врагов»[498]. «Национализм как предвзятая идея»[499] присутствует во всех этнонациональных движениях. Любой этнонационализм такого рода (великодержавно-имперский или национал-сепаратистский) разрушает возможности строительства интегративного, солидарного общества граждан разных национальностей, из которого вытекает демократическое государство-нация.

Связь нации-этноса и государства в формировании нации-государства бесспорна. Цитируя французского короля Генриха IV, который заявил: «Та земля, где говорят по-испански, пусть принадлежит испанцам, где говорят по-немецки – немцам, но земля, где говорят по-французски, принадлежит мне», – Ф. Энгельс называет этот принцип образования государств «надежным». И всякое иное тогда преследовалось, уничтожалось. Отсюда и кровавый путь унификации культур и языков во имя «прогресса» образования национальных государств в эпоху этнонационализма, и этим путем нельзя идти в начале XXI века. Здесь надо состыковать интересы и подкреплять достоинство каждого, из которого возникает национальное достоинство государства.

Однородными в языково-культурном отношении подданными, естественно, было легче управлять, их этническую солидарность можно было использовать в тех или иных внутренних и особенно внешних мероприятиях правителя и т. п. Стремление доминирующего этноса (в лице его элиты) к своему государственному оформлению также было обусловлено немаловажными политическими факторами. Таким образом шла борьба за то, чтобы превратиться из объекта истории в ее субъект, достойно противопоставив себя аналогичным крупным общностям и обеспечив более благоприятные условия для своего этнонационального развития. Но этот процесс шел, в целом уничтожая этнонациональность в гражданах и преодолевая многонациональность общества. История формирования национальных государств, как правило, есть история ассимиляции этнонаций и преодоления многонациональности. В полной мере такие тенденции обычно достаточно четко выступали лишь на исторической стадии, совпадающей с развитием капитализма, и на первых порах осознавались и частично реализовывались, вероятно, лишь некоторыми продвинутыми в социально-образовательном отношении элитными группами доминирующего этноса. Постепенно, однако, они распространялись и на других входящих в этнос людей, которых связывало растущее чувство общности исторических судеб, чувство общности языка и культуры и другие компоненты этнического самосознания, своего превосходства и особой миссии по отношению к другим этносам. Национализм всегда был в прошлом знаменем формирования национальных государств. Лишь изредка удается формировать нацию-государство, согражданство на идеях солидарности, равноправной общности. И нам придется идти этим путем, повышая жизнеспособность русской нации и ее способность обеспечивать единство многонационального народа Российской Федерации.

Отношения этнос – государство регулировались в том числе и чаще всего насильственным путем, где одна этнос-нация подавлялась другими доминирующими этносами-нациями. Но за ними стояли и объективные закономерности, развитие капиталистического, промышленного способа производства, всемирные процессы интернационализации, воздействие политического национализма противоборствующих этнонациональных движений.

В результате употреблявшийся ранее довольно неопределенно термин «нация» почти во всех западноевропейских языках (франц. – nation, англ. – nation, итал. – nazione и др.) приобрел яркую политическую окраску и стал применяться для обозначения не этнонациональных общностей, а совокупности граждан одного государства на этнонациональной основе одного доминирующего этноса. Возникшие в связи с этим так называемые этатические концепции «нации» в последующем стали опровергать этнические и полиэтнические концепции и оказали существенное влияние и на разработку теории этноса.

Политическими и общественными деятелями Западной Европы был сформулирован и к середине XIX в. приобрел довольно широкое распространение «принцип национальности» как стремление и право этнических общностей на свою государственность. При этом не вообще, а доминирующих, развитых и прочее. Связанные с этим принципом идеи оказали сильное влияние на развитие национальных движений в странах Восточной Европы и других регионах мира, где осуществление данного принципа встретилось с существенными препятствиями и исторически задержалось. Как только «принцип национальности» был реализован на уровне доминирующих наций-этносов, имперских наций, его стали опровергать и ставить под сомнение. В России менее обозначенно, но этот процесс шел. «Русский народ возрастает в нацию в средние века, в эпоху формирования Московского царства», – пишет М. Любомудров[500]. Где-то это правда, ибо шел процесс укрепления единого русского, российского государства. На Британских островах мощной Англии удалось присоединить Уэльс и Шотландию, коренные жители которых (валлийцы и шотландцы), имевшие в прошлом свою государственность, до сих пор продолжают добиваться полноценной автономии. В Центральной Европе возникла полиэтническая Швейцарская конфедерация, в многочисленных самоуправляющихся кантонах живут отчасти смешанно германо-швейцарцы, франко-швейцарцы и итало-швейцарцы, а также немногочисленные группы рето-германцев. На побережье Северного моря в 1830 г. возникла Бельгия, населенная французоязычными валлонами и фламандцами, близкими по языку и культуре к голландцам. Кроме того, во многих государствах, главным образом в их периферийных областях, имеются более или менее крупные этнические меньшинства, например во Франции – бретонцы, эльзасцы и другие. В полной мере преодолеть полиэтничность не удалось и в этнонациональных государствах. Примерно также и в России. Но и здесь ясно, что «государство является одним из основных субъективных факторов в формировании русской нации»[501]. В большей степени все же русская нация обретает статус российской нации, соборно включая в себя славянское и все полиэтнонациональное сообщество народов страны. В понимании этого вопроса и в осознании самого процесса формирования российской нации некоторые «новые идеологи» после развала СССР отошли даже назад от русских фашистов, которые опубликовали в Харбине (1934 г.) «Азбуку фашизма», где они отмечают необходимость, чтобы все народы России представляли собой «тесно спаянную семью, сознающую необходимость крепкого единения и сплоченности». Почему-то и тут считается, что понятие «российская нация» носит «мифический» характер[502]. Короче, в головах многих исследователей этнонациональных проблем чрезмерно много мифов и предрассудков. Надежда на деятельность живых русской и других этнонаций, которые прорвутся, сохранят себя, будут способны на солидарность и составят на основе своего потенциала единую российскую нацию, при этом не отказываясь от категорий «русская нация», «татарская нация», «тувинская нация», но объединяя и сплачивая их в гражданской общности – российская нация.

Многие обществоведы, потеряв четкие мировоззренческие основы осмысления современных социальных явлений, находятся в поисках идеи, прежде всего новых идей. При этом на фоне господства или крайне марксистского, или крайне антиамериканского видения этнополитической ситуации в России, где для одних – «пролетарии, соединяйтесь», а для других – «либералы, соединяйтесь». И те, и другие без народов. Некоторые говорят, что у нас появилось в последние годы очень много идеологий. Возможно, если каждую мысль превращают в идейку, а идейку – в идеологию. У нас, по-моему, сложилась ситуация, когда даже марксистские идеи так и остались не развитыми до российско-цивилизационного уровня, а остальные идеи, ценности пока не стали идеологией. Россия сегодня отчуждается от любой идеологии. У. Мате рассматривает идеологию как специфическую разновидность убеждений, имеющих силу веры[503]. Трудно говорить об идеологии на уровне веры для всего общества, для всего государства. Но это можно навязать большинству. Придумать новую религию – это дело бесполезное и не в силах как бы человека. Именно в этом трагедия и многих марксистов, которые старались превратить свое учение в религию. Хотя К. Маркс, Ф. Энгельс, В.И. Ленин были против этого. А идеология на уровне стратегических ориентиров развития общества, которые поддерживают широкие массы, – это другой вопрос. Некоторые утверждают, как это делает Пастухов: «Единство племени держалось на традиции. Единство народа имеет религиозную основу, нация объединена посредством государства»[504]. Не все так прямолинейно. И говорить так в современных условиях невозможно. Единство племени, конечно же, могло держаться не только на традициях, но и на религиозной основе, на определенном божестве, вокруг которого объединяется данное племя или даже союз племен. Такой этап развития человечества прошел, единство народа имеет не только религиозную, но и культурно-идеологическую основу. Оно может иметь систему обычаев, традиций. Для наших народов в большей степени как раз-таки подходят обычаи, обычное право, традиции. «Обычное право» было господствующим для многих народов до государственного права. Да, присутствие религиозной основы имеет место не только для нации-этноса, но и для нации как государства, потому что различные государства тоже используют различные идеологические основы для своего объединения. Государство не снимает проблему идеологических основ нации, хотя, казалось бы, достаточно иметь только государство и не иметь больше ничего, но само государство имеет внутри себя разные социальные, политические силы, разные национальности, разные культуры, разные религии, и подменить все это государством невозможно. Государство обязано учитывать это все и объединять всех в политическую общность. Идеология тоже может исходить от одной религии, от одного класса, от одной этнонации. Здесь тоже нельзя просто так говорить, что образование или «возникновение идеологии заменяет момент образования нации»[505]. Если мы ведем речь о нации-государстве, такой подход тоже не очень подходит. Нация как этнос у И.А. Ильина фактически объявляется всеобъемлющей и самодостаточной категорией: «Нация – есть все, она самая глубокая сущность и основа основ» – в таком случае одна крайность. Но такое истолкование нации-этноса это для многонационального государства, да и для немногонационального государства, достаточно опасное явление. Это вариант диктата одной этнонации. Именно в этом плане сегодня, в частности Подберезкин, Макаров и многие другие, ищут национальную идею, где именно одна этнонация рассматривается как основа всех основ. Это идея не национальная, а этнократического развития, построения этнократического государства. Главное, что именно против подобных идей и практики в Прибалтике выступают Подберезкин – Макаров и иже с ними. Но тут же позволяют это делать по отношению к другим народам внутри России, по отношению к тем, кто остался в составе России. Здесь и получаются «двойные стандарты».

Другое еще понимание проблем этнонации и национализма, которое дал И.А. Ильин: «Проблема истинного национализма разрешима только в связи с духовным пониманием Родины, – пишет он. – Ибо национализм есть любовь к духу своего народа и притом именно к его духовному своеобразию»1. Но здесь не вычленены, а совмещены понятия «этнос-нация» своего народа и «родина». Мне, например, казалось, что у нас могут быть разные этнонации, но Родина у нас одна. Мы даже применяем по отношению к Дагестану, Саратовской области понятие «малая родина». И.А. Ильин – наиболее цитируемый в России, прежде всего, национал-патриотами автор. На его философии основываются многие исследователи и политики, в том числе и разработка национальных идей, русской идеи, русского пути развития. Но на дворе начало XXI в., и если над «русским путем» будет довлеть узконационалистическое понимание Родины, духовности и судьбы своего народа, нации-государства, то это путь строительства новой России, уже Руси. И неминуемое разобщение народов России. Русскую, российскую культуру и историю невозможно вместить в рамки этнонационализма. Конечно, можно нацию объявить основой основ (И.А. Ильин), но можно объявить ее и химерой (В.А. Тишков), которая не существует. Но в реальной жизни национал-этнические, этнокультурные и государственно-гражданские интересы российской нации в целом присутствуют, взаимодействуют в едином российском пространстве. В многонациональном государстве, в многонациональном обществе понятия «гражданская нация» и «этнонациональная общность» не совпадают. Это все-таки разные измерения этнонациональной и межнациональной общности людей. Нация как этнос выступает лишь одним из составляющих элементов гражданской нации, соответственно и государства как нации.

Нация-этнос в своем историческом развитии проходит несколько этапов. Первый этап – это нация-этнос как родовая, племенная общность, которая заявляет о себе через элементы кровнородственных связей и общностей с самобытной культурой, традициями, языком и т. д. Второй этап, когда нация-этнос заявляет о себе как явление, способное формировать свое государство – гражданскую, политическую нацию, но преимущественно однонациональную. Третий – нация-государство как явление, способное формировать многонациональное единство разных народов-этносов и культур внутри одного коллективного многонационального государства. В формировании нации-государства элементы гражданской нации определяют структуру не только общенационального, но и этнонационального.

Но пока идет спор о дефинициях, в стране возрождается не столько этнонациональное, сколько националистическое. Убита таджикская девочка в Санкт-Петербурге. Убит студент из Африки в Воронеже. Из многих бывших союзных республик, да и ряда российских республик выталкивают русских. Убит известный ученый-этнограф, эксперт Н.М. Гиренко. Как бы принимается закон о противодействии экстремизму и терроризму, но при этом по желанию правоохранительных органов подводя под его статьи любого человека в интересах борьбы с конкурентами или для выбивания взяток. «Темпы роста откровенно экстремистских организаций, – как отмечает Э.А. Пайн, – по сравнению с 90-и гг., число их участников возросло в десятки тысяч раз» (пресс-конференция 2 ноября 2004 г. в Независимом пресс-центре). Во Владимирской области ликвидирована регистрация трех партий националистов (июль 2004 г.), а в Германии за насилие и пропаганду на национальной почве осуждены только в 1999 г. 10037 человек. У нас же – это редкий случай. В Орле воссоздана вновь структура РНЕ. Студента, который расписывал стены домов свастикой, тут оштрафовали на 200 рублей. Растет кавказофобия, в Чувашии – антисемитизм, в Татарстане – постоянная психея об «антитатарской деятельности» российского руководства, в Башкортостане – цыганофобия и т. д. Это все говорит о крайне сложной этнополитической ситуации в стране.

Формирование единой политической, гражданской нации – это длительный этап развития и сосуществования, а также гражданского оформления общности людей различных социальных и этнонациональных структур. Гипертрофирование значимости, которое приводит к подавлению одного из составляющих элементов этих процессов, разрушает гармонию государственного и общественного развития и приводит к конфликтам. Если формируется, укрепляется единая гражданская политическая нация, то внутри нее очень редки этнонациональные конфликты.

Государство как нация – это гражданское единство людей различных этнонациональностей и преобладающая установка на их сотрудничество и совместное развитие как людей, прежде всего, одного Отечества. И в этом плане для государства важны основные идеи и ценностные ориентации как нации-государства, не отрицая, не отбрасывая, не исключая остальные уровни социальных, этнонациональных, культурных и прочих интересов.

Как пишет эксперт В. Мальков: «Информация может объединять или разделять полиэтническое население страны»[506]. При этом часто создают негативный образ не только отдельных людей, но и целых народов. «Московский комсомолец» пишет: «Мошенники-китайцы» (27.12.2000); «Украинка выбросила ребенка в мусорный бак» (30.01.2002); «Полный абхаз для грузин» (11.10.2001); «русская нация для будущего» (23.09.1999); «я русский бы вычеркнул только за то…» (18.03.1998); «Уродина-мать зовет» (23.01.2002); «Доколе евреи будут нами править» (10.06.1999); «Чеченские гномы – грязные, бородатые, они появляются ниоткуда и уходят в никуда» (02.09.2000); «Враг, ты мой, кавказский» (10.11.2002); «Русские бандиты всегда лучше» (12.05.2001); «Секур башкир» (14.10.2002); «Обреченная нация» (24.08.1999). Это только отдельные примеры из одной газеты. «Комсомольская правда» или «АиФ», к примеру, не отстают: «Зачем вы, девочки, нацистов любите?» (АиФ. № 10. 2000); «Бей цветных, спасай Россию» (КП. 23.11.2000); «Наци в городе» (АиФ. № 7. 2001). В феврале 2002 г. прошел марш скинхедов в Санкт-Петербурге, в марте – в Москве, потом в Оренбурге, Краснодаре.

Этнонационализм же в нашем понимании, если даже имеет место, это все-таки не момент самобытности, а в большей степени момент обособленности, момент исключительности, момент самоутверждения, в том числе не за счет самобытности, а за счет других, свержения других. В XXI веке этим путем уже нельзя идти. Этнический национализм должен уйти, если мы ведем речь о становлении нации-государства, ибо гражданство как национальность определяет основные интересы людей, независимо от этнонациональной принадлежности. Национализм вместе с тем может возникнуть как государственная идеология защиты государства, Отечества в момент кризисных ситуаций. Но это называть лучше патриотизмом, чем национализмом.

В России трудно шел процесс формирования нации даже в этническом смысле, не говоря уже о нации как государстве. Именно бесконечная прерванность, разорванность истории развития общности народов России не позволила до конца сформировать нацию-государство. Отсюда и народы России, которые рассматриваются как «гири на шее России». Как пишут, «Россия израсходовала себя в панславизме, в Средней Азии; чтобы ей реализовать себя, надо насильно избавиться от всех, перевести на расчеты в долларах, лишить военной помощи» и т. д. Надо отгородиться от ненужных России проблем, а заодно – «наказать ослабивших свои связи с Россией, дав понять, что они потеряли». Я думаю, что такими деструктивными, антироссийскими идеями не собрать старое Отечество. А к чему подобные идеи приводят, показала сама жизнь. Мы до сих пор не можем выйти из трагедий. Такие идеи разрушают историческую Россию как общность народов, и это прежде всего направлено против русской нации.

В исследовании проблем государственного строительства в России слишком много условностей. Попытки интеллектуального осмысления этих процессов где-то соприкасаются с интеллектуальной, социальной и политической изоляцией. Поиск «русского пути» внутри самого российского государства, попытки изолировать таким образом русских и русскую идею, вычленить ее из многонационального народа России и переложить на ее плечи исключительную миссию государственного строительства России, что приведет к разрыхлению целостности России, общности и единства российского народа, российской нации в наибольшей степени. Нельзя вырвать сердце из организма и сохранить организм. Так и нельзя вырвать русских из России и говорить о ее жизнеспособности. Не могу себе представить большей глупости, чем, например, навязывать Дагестану «аварский путь», хотя аварцы – самая большая этнонация в Дагестане. Исключительность, самобытность – бесспорны, но их гипертрофирование в ущерб другим недопустимо. Такой подход искажает не только возможности целостного изучения истории государственного строительства России.

В историческом видении России не следует полностью отбрасывать диалектические подходы изучения процесса становления российского государства, которое генетически является результатом волеизъявления многонационального народа страны. Не следует отбрасывать и философскую модель эволюции государства, которая дается у Г. Гегеля, М. Вебера и у других. Эти идеи и методики в определенной степени составляют стержневую нить, в том числе и в измерении сущности и перспектив российского государства. Речь тут идет не о национальном государстве, а о формировании нации-государства. Важно иметь также в виду и изменение отношения к самой идее государственности, с одной стороны, не допуская гипертрофирования этой идеи до установления государственного диктата и превращения государства в тоталитарную систему, а с другой стороны, – это разрушительно-однобокий культ свободы, в том числе и по отношению к государству, а где-то и стихия самого государственного строительства без четких стержневых основ. Многие считают, что демократия овладела массами. Нет, массами овладела стихия. До демократии еще далеко. Для демократического государства необходимы, прежде всего, основы гражданской сплоченности, единства. Кроме того, нельзя преподносить так, как будто бы ценности демократии все были в Европе, а в России ничего не было. Россия исторически находится в демократическом процессе, и не только как потребитель, но и производитель демократических ценностей. Но она находилась, может быть, в этом процессе не так активно на разных этапах истории.

Никогда Россия полностью не была отторгнута от идеи, принципов и ценностей демократии. В чем-то, может быть, в теоретическом, в духовном плане, демократия получает порой даже большие обоснования в русской, российской политологии, философии, чем на Западе. Россия пока получила свободу, а не демократию. Гражданин получил свободу, но не безопасность и благополучие. Примерно так же шел процесс и в Европе. Европа тоже сначала выстрадала свободу, а потом уже по мере создания правовых, экономических основ пришла к демократии, к правам человека и безопасности. Пока еще к государству отношение такое, как к органу политического режима, а не социального и духовного явления. Демократии на Западе, в Европе больше придается прикладное значение, а у нас к демократии относятся как к идее. Демократия и соответственно государственное устройство и управление в нынешних условиях рассматриваются через призму корыстных интересов группы людей. Для них главное – личная польза. Известно, что в России все-таки господствовал царско-ленинский подход к рассмотрению государства как машины насилия. Такого понимания государства не было фактически даже у К. Маркса. Отсюда и значимость роли и места нового государства в России. До нас не очень доходит, что государство надо изменять не только по форме, но и по содержанию, по своим функциям, по услугам, оказываемым своим гражданам. Впервые о том, что он оказывает услуги гражданам, сказал в России Президент В.В. Путин. Таких слов из уст российского чиновника не услышать. Изменение сущностных начал государства с точки зрения интересов, прав и свобод человека, справедливого и равного сожительства в стране для всех слоев населения, национальностей и религий будет означать переход к демократическому типу российского государства, на основе которого будет формироваться российская нация. Это и есть для нас в целом российская идея, российский путь. Демократия – это не потеря сущности для российского государства, а ее истинное обретение в целях раскрытия таланта жизнеспособности народа. Следовательно, это и возвращение сущности для России, для граждан Российской Федерации.

В последние годы мы опять стали говорить о восстановлении сильной власти, сильного государства. Но что значит сильная власть? По отношению к кому эта сильная власть? Для чего эта сильная власть? Что будет делать эта сильная власть? Как она эту силу будет применять в этнонациональной политике? Возникает много вопросов. Но если люди претендуют не только дать совет, но и составить программу для будущего Президента России, тут все должно быть расшифровано. Многое в таких сочинениях – продукт языка, а не ума. Потом оказывается это сильное государство для «имперского броска» к берегам Индии или для реализации «новой имперской идеи», не понимая, что этот путь мы уже прошли и при этом прошли неоднократно и трагически, прежде всего для русского народа. Он-то как раз-таки был всегда крепостным своего государства. Надо ли предлагать такую программу без будущего будущему Президенту России и таким образом вести Россию к средневековью и к развалам. Неужто нас ничего не учит?

Мы перестанем быть не только нерусскими, но и русскими по большому счету, если вновь претендовать становиться империей, и обвиняя других в приверженности, тяготениях к «старым штампам и догмам», а сами же толкая народ на старейшие догмы и на старейшие штампы. Оказывается, нам не нужна сегодня партийная идеология, а нужен опять чисто «интеллектуальный рывок». Хорошо бы. Если этот «рывок» будет в виде брошюры Макарова – Подберезкина, то это – путь в прошлое. Этот «интеллектуальный рывок» должен, оказывается, основываться на «национальной идентификации», которая не поднимается выше этнической. Поиск методической, методологической основы «интеллектуального рывка» и «национальной идентификации» приводит авторов к цитате И. Солоновича, который сказал: «Русская историография, за отдельными и почти единичными исключениями, есть результат наблюдения русских исторических процессов с нерусской точки зрения. Таким образом, русское понимание русской истории было искусственным». Оказывается, чтобы быть хорошим историком, надо иметь и «хорошую» национальность. И вся беда, по Подберезкину – Макарову, в том, что марксистами был введен целый ряд понятий, которые, по формулировке В.А. Ключевского, «не соответствовали ни русской, ни иностранной действительности», т. е. не соответствовали никакой действительности в мире, т. е. пустой набор праздных слов, заслоняющих собой русскую реальность». Видимо, как брошюра самих авторов. Вот российская этнология, этнополитология и переполняются идеями рывка, «русской империи».

Мне представляется, что это даже не столько характеристика русской историографии, сколько вечная попытка искать виновных на стороне, более того, вечная попытка искать врага вместо поиска истины и реализации собственного (огромного) потенциала. Кроме того, оказывается, трагедия в том, что осмыслением истории России чаще всего занимаются евреи. Наверное, они и виноваты, тем более, тут же следующий раздел книги Подберезкина-Макрова начинается со слов И. Губермана, где сказано, что «вечный и нисколько не стареющий и в любое время длится, как сойдутся два еврея, спор о судьбах русского народа». Надо, конечно, самим осмысливать, но если евреи помогают в осмыслении, то ничего плохого нет. Немцы и евреи не последнюю роль сыграли в истории России, как и сами русские в истории евреев, немцев, армян, грузин, татар, дагестанцев, кабардинцев, калмыков и т. д. Жизнь, судьбы, идеи, культура наших народов неразделимы. Взаимосвязей, взаимозависимостей, сотворчества и сотрудничества тут больше.

Авторы тут же усмотрели «оскудение в русских людях национального достоинства и патриотизма». И опять, как чья-то вина: надо осознавать свое собственное состояние, а не обвинять кого-то со стороны. И далее сказано справедливо словами владыки Иоанна, что «до тех пор, пока мы сами не научимся любить свой народ, свое Отечество, свою историю, свои святыни, то других не сможем научить нас уважать». Эта мысль подходит для любого народа, а не только для русского народа. Для немцев подходит, для французов подходит, для папуасов подходит. Подходит, если любовь к своему народу, к своему Отечеству, к истории и к святыням гармонично сочетаются еще и с уважением ко всем другим народам, хотя бы своего родного Отечества. И нет более однозначного ответа на все эти поиски. Авторы сами говорят, что не надо искать врагов во вне. А где же их искать-то тогда? С армянами будем дружить, с грузинами – нет, с абхазами – будем, с чеченцами – нет. Врага, прежде всего, надо искать в самом себе, в своей ограниченности, невежестве, ленности и прочем, а не в народах. В поисках себя, своей самоидентичности, а не в «чистейших» абстракциях. У И.А. Ильина же авторы берут слова: «не пытайтесь свести Родину к телесному, к земле, к природе. Посмотрите: силою судеб мы оторваны от всего этого, а она незримо присутствует в нас, а она не покинула нас и мы не оторвались от нее, а внешняя разлука состоялась уже давно». Постоянный уход в абстракции, от практики, а потом обвинение других, которые остались заниматься практической деятельностью, обустраивают свою жизнь – это наша черта. Духовность присутствует в самом человеке, в культуре, определенной этнонациональной, гражданской среде. Надо знать эту культуру, надо вмещать в себя эту культуру, и не противопоставляя другим, а проявляя как собственное самобытное начало. И не только в душевном укладе «русскость» русского духа, где многие ищут, а в укладе самой жизни, в творчестве и созидании. Насколько наша душа вмонтирована в этот уклад – это другой вопрос. Это – уже культура, психология, образ жизни – индивидуально.

Наша трагедия заключается в бесконечной оторванности, абстрагированности идеологии всегда в призывах: «Ищите русскость русского в тех душевных состояниях, которые обращают человека к Богу, в небесах, и картину божественного на земле, т. е. в духовности человека». Это опять-таки рекомендации И.А. Ильина, которые приводят авторы. Сказано правильно, коль человек обращается к Богу, к небесам и т. д. Это – дело его веры и культуры. А что если русский человек – атеист, он что лишается русского духа? Более того, если человек вынужден заниматься и практической деятельностью, человек не может оторваться от земли, от насущных потребностей бытия. Это – жизнь. Вечную оторванность от жизни нельзя преподносить как духовное состояние русской души. Русский человек не менее приземлен и талантливо живет. Что же нам рекомендуется вообще, чтобы «понять дух русского человека», Подберезкиным и Макаровым? Ничего не предлагается, кроме русской словесности, по природе великой, но в данном случае совершенно лишней с точки зрения объяснения тех объективных и субъективных реалий, с которыми соприкасаются русские и другие люди России. Тем более зная, что потенциал русского народа гораздо богаче, чем тот, который есть в изречениях, которые приводятся Подберезкиным – Макаровым.

Хочу подчеркнуть, что я искренне, без всякой критики и иронии хотел бы понять, что же такое «русский путь» для России, для русского человека, ибо, в конечном итоге, это и мой путь, моего и других народов, которые во многом зависимы от судьбы и жизни русских. Более того, я не против идти по этому пути, если я пойму, что мне, моему народу, стране это подходит. Готовы, как говорится, присоединиться к этому пути. Но дело в том, что нет такого отдельного этнонационального пути, оторванного от всех других народов, навязываемого от имени какого-то одного народа, но русский народ смог собрать вокруг себя, своей судьбы столько народов, потому что оставлял для каждого народа пространство для самобытного пути развития.

Следующий тезис, наверное, из XVII в.: «Понимание русских финансовых и экономических проблем не возможно без понимания духа русского человека». Это для Подберезкина и Макарова – главный вывод из работ И.А. Ильина. Это – главное и в понимании подхода к выходу из кризиса в президентской стратегии для начала XXI века. Но тогда надо было расшифровать, что это такое, из чего оно состоит, какие моменты сегодня наиболее важны в «русских, финансовых, экономических проблемах». Повторяю, не отрицаю духа русского человека, ни в коей степени. Сам заражен Отечеством этим духом с детства. Но каковы основы, ориентиры пути, который предлагают авторы от имени великого народа и его духа. Вы же говорите, что это важно для президентской стратегии. А что это и что из этого всего должен понять В. Путин или любой другой будущий президент страны? Скажем без обид: авторы слишком мелки говорить от имени великого народа, ибо, прежде всего, это народ собиратель, а не разрушитель России. Это народ духовный по жизни, а не на словах.

Проблема этнонациональной идентичности как проблема теоретическая и мировоззренческая была актуальна всегда. Подберезкин – Макаров утверждают, что эта проблема поставлена оппозиционными идеологами в начале 90-х годов. Вопрос этнонациональной идентификации всегда стоял, и в том числе в русской среде. Но уже к концу 80 – началу 90-х гг. сами практические процессы развития нашей страны поставили его на первое место. Этнонациональная идентификация человека стала важнее идентификации себя советским человеком. Классовая, социальная и даже государственная, гражданская идентификации ушли на задний план. Этнонациональная идентификация, гипертрофированная на старых обидах и несправедливостях, прежде всего, со стороны государства, стала разрушать общую гражданскую идентификацию всех. Какие же функции эта этнонациональная идентификация выполнила по отношению к Таджикистану, Карабаху, Азербайджану, Армении, Грузии, Чечне? При этом не понимая, что национальная идентификация в этническом смысле занимает слишком малое пространство вообще в современном мире, ибо идентификация политическая, гражданская, социальная – совершенно уже другой уровень социализации человека, этнонации. Кроме того, этнонациональная идентификация еще меньше места занимает, чем проблема национальной, гражданской идентификации на уровне государства. И если авторы говорят о «русском пути», значит, речь идет о русской этнонациональной идентификации, а не о российской. Опять потеря общих основ и ориентиров.

По-моему, совершенно ошибочен и вывод, который делают авторы: «ныне идет скрытая, очень сильная борьба за «русскую идею». Все серьезные политические силы уже поняли, что победит в конечном счете тот, кто может использовать ее в своей идеологии и политике». Совершенно неправильно. Дело – не в русской идее. Это – объявление открытой конкурентной борьбы этнонациональных идентификаций. Русская идея в подобных редакциях «Памяти», «Конгресса русских общин», «Русской партии», «Духовного наследия» не была воспринята русским обществом, русским народом, русским человеком. Люди поняли то, что не захотели понять некоторые ученые и политики, а именно: не может быть идеи, этноограниченной, даже численно превосходящего, культурно превосходящего, но одного народа в многонациональном обществе, государстве, если мы хотим строить единое и сильное государство, единую российскую нацию. Борьба, да, ведется, но чаще из-за непонимания сути и состояния, перспектив пути развития прежде всего русского народа, других народов страны. Это все на уровне народа. Ясно, если посмотреть на количество процентов, полученных Подберезкиным, Рогозиным, Н. Лысенко, Павловым, Бабуриным, Баркашовым и многими другими на выборах прежних лет. Вместе даже с В.В. Жириновским, где «русская идея» доведена до полного цирка, комедии с нацистским заигрыванием. Конечно, не надо бояться, а кто говорит, что надо бояться своей национальности. Тем более, не надо бояться и Подберезкину, и Макарову сказать «я – русский» или «моя нация – русская». А кто сказал, что этого нельзя говорить? Можно говорить и нужно говорить. Не надо стесняться самим и тем более не надо запрещать другим народам это говорить. Но говоря, что «у моего государства есть национальные» интересы и это интересы одной моей русской нации – совершенно другое дело. В российском государстве исторически преобладающее место должны занимать интересы русской нации, тут тоже вопросов нет. Кому не понятно: или Макарову, или Подберезкину, что мы живем в историческом русском государстве, что мы говорим на русском языке, большинство, даже нерусских из нас, люди русской культуры? Кто запрещает очень громко сказать в России и за рубежом: «горжусь тем, что я – русский, и эту свою сущность буду защищать». Но тут не кричать надо и противопоставлять другим, а каждодневно выстраивать основы для такой гордости, не запутывать народ, а мобилизовывать, утверждать свою самобытность в единстве. Не криками утверждается этнонациональная самоидентификация, а конкретными делами, направленными на благополучие Отечества. Не криками и не «квасным» патриотизмом, о котором сами авторы говорят. До тех пор, пока под национальными интересами государства, страны будут пониматься интересы исключительно одного народа, даже самого великого, не будет процесса воссоздания единой России, не будет жизнеспособной российской нации.

У И.А. Ильина сказано справедливо, что всероссийский хаос пошел, когда был призыв «народы бывшей России расчленяйтесь». Но авторы не поняли этой философии И.А. Ильина, хотя цитируют его много, обосновывая только «русский путь» в многонациональной России. «Русский путь» может быть основой российского пути, но в солидарности и вместе с другими. Или русская этнонациональная идентификация – это основа «российской общенациональной идентификации». Думаю, что, да, так можно ставить вопрос, такой путь, такая идентификация открыты и солидарны, оставляя место для своего пути и своей идентификации и другим национальностям. Не может и не должен русский человек расчленять Россию по этнонациональному признаку. В России важен вопрос об этнонациональной идентификации этноса. Они исторически вмонтированы в культуру, традиции, психологию и т. д. Но этнонациональная идентификация на уровне государства, гражданской нации не может строиться на чисто этнонациональном, без солидарности, интеграции, сотворчества всех этнонаций, граждан страны.

Развал России – вовсе не в сепаратизме каких-то народов. Не в этом дело, в чем видел, якобы, И.А. Ильин, и сегодня то же ищут Подберезкин – Макаров: «Только эта «русская национальная диктатура», способная остановить интернационалистов и космополитов». Неужто «русская этнонациональная диктатура» спасла Россию в начале XX в., когда возникли мощные «русские партии»? Чем это закончилось для России? Диктатура одного этноса над другими не возможна, аморальна, противозаконна и разрушительна для России. Как, впрочем, и в Эстонии, Грузии, Чечне, Украине и т. д., хотя это там насаждается. Русский народ на это не претендует. У него другая миссия в России. Авторы программы для Президента России пишут: «в нашем понимании категория «национальной» должна рассматриваться как связь личности с землей, на которой живет русский народ с русской культурой, русской историей, с русским языком, с будущим России, ее национальными интересами». Короче, «Россия для русских». Но при этом отказываются от такого понимания этнического, этнонационального для других народов, отмечая: «понятие русский не сводится к этническим или политическим категориям, а тем более к графе «национальность» в паспорте», т. е. божественное, наднациональное, абстрагированное понятие, которое невозможно познать и достичь особенно для других. Вновь о богоизбранности одного народа. И таким образом сам русский народ оставляется без этнонационального, без этнонациональной идентичности, готовым только к борьбе с другими. Это – не выбор русского народа, это – не «путь для России».

Авторы убеждают, что проблема этнонациональной идентификации становится проблемой вообще вхождения в XXI столетие, т. е. для авторов «национальное самоопределение – это не только восстановление самоуважения и выход на решение сегодняшних экономических задач, но определение всего вектора развития России». В таком случае, почему, скажите, дорогие друзья, нельзя ли чеченцам тоже сказать такими же словами: «Национальное самоопределение – это не только восстановление самоуважения и выход на решение сегодняшних экономических задач, но и определение всего вектора развития Чечни»? Почему нельзя сказать, что «нынешний хаос вызван уходом от естественного пути развития дагестанской нации и государства, движением наперекор историческим, культурным, духовным, экономическим свойствам дагестанского народа». Я здесь только слово «русский» заменил словом «дагестанский». Так нельзя. Это разрушительно для России. Или мы должны исходить из того, что русская нация – это единственная нация, которая определяет состояние, стратегию развития самого российского государства. Или мы должны исходить из первой строки Конституция Российской Федерации о том, что «мы – многонациональный российский народ Российской Федерации», и на этой основе обеспечивать этнонациональное развитие народов России и формирование единой российской нации. Других вариантов поиска пути и идентификации нет. Ведь сами Подберезкин – Макаров пишут, что «Сегодня уже достаточно ясно, что главными общенациональными задачами в ближайшие годы станет упрочение Российской Федерации». Более того, они предлагают «мирное восстановление великого государства в границах, существовавших до 1991 г., объединение разорванной нации, соединение искусственно прерванных связей и разваленных рынков, обеспечение мощного интеллектуального рынка». Но на имперских идеях, которые невозможно реализовать без трагедии и которые приводят к трагедиям, никто мирно объединяться не будет. И, самое главное, возможности такого объединения будут зависеть от положения, самочувствия народов Российской Федерации. Но если кто-то не хочет объединяться, то мы должны объединяться здесь, внутри нынешней России, думая о состоянии прав, свобод и благополучия наших граждан всех национальностей. И, кроме того, захочет ли кто-либо объединиться в государстве, которое Подберезкин – Макаров уже объявляют государством одной нации-этноса. В новую империю никто не пойдет. Из империи обычно бегут в поисках самостоятельности и достоинства.

Для «русского пути» не обязательно собирать всех известных националистов и шовинистов. В поисках специфических ресурсов русской нации авторы цитируют В. Максименко: «Причина, по которой Россия, породив за последнее время тьму политиков, не имеет политики, заключена в том, что главный дефицит у нас – не финансы (то лишь следствие), главный дефицит в России – русское сознание». Вполне возможно, но не только русского, но и дефицит гражданского, российского сознания.

Интеллектуальный, духовный, нравственный, профессиональный потенциал может быть поставлен на службу государства и не в виде советников, которые в год один раз попадают к президенту, и даже не созданием Президентского совета, который, может быть, два раза увидит Президент. Самая опасная для будущего президента традиция, когда каждый приходит со своей ордой или когда отдельные ведомства – то МВД, то ФСБ, то СВР поднимаются на общегосударственный уровень. Президент – это политик, общенационального масштаба человек, глава государства, человек, который должен видеть на общенациональном уровне и может решать проблемы общенационального уровня, способен объединить потенциал русского и других народов страны, а не быть просто представителем какой-то территории, национальности или ведомства.

Как пишут Подберезкин – Макаров, «для будущей элиты необходимо прежде всего быть государственниками. Важно осознать себя русскими, проявить достоинство, избавиться от страха». Очень важно. Как говорил на выборах Д.О. Рогозин: «Пора быть русским», или В.В. Жириновский, который печется «о русских, о бедных», искренность везде на уровне Владимира Вольфовича.

Авторы соглашаются, что базовыми для нашего общества, для нашего народа являются такие ценности, как права и свободы человека, демократия, конституционный строй, конституционный порядок и т. д. При этом совершенно неправильное понимание, что, якобы, при определении общенациональной стратегии надо исходить прежде всего из угроз для будущей России, т. е. предлагается изначально перевернутая система. Вместо того, чтобы исходить из возможностей, потенциала и логики устойчивого развития России, используя ее самобытность, мы ставим на первое место прежде всего угрозы. К таким угрозам авторы причисляют: первое – отставание России на нынешнем этапе научно-технической революции, имеющее колоссальные негативные последствия как во внешнеполитических, военно-политических, так и внутриполитических (экономике, финансах, социальной сфере и др.) областях. Второе – это угроза потери национальной и культурной идентичности, т. е. размывание нации, превращение ее просто в сообщество граждан, проживающих в безнациональном государстве на фоне усиливающихся процессов глобализации в мире. Третье – потеря союзников, выпадение из коалиционной стратегии, фактическая изоляция России не только в военно-политической, но и в экономической, социальной областях. Четвертое – ослабление функций государства и его институтов до степени, когда возникнет угроза потери контроля над процессами, происходящими в стране. Короче, главным опять остается Министерство по чрезвычайным ситуациям.

Эти угрозы, кстати, возможно перенести на любое государство и народ, особенно постсоциалистические. Ничего тут русского, российского нет само по себе.

Авторы бездоказательно и оскорбительно для русского народа утверждают, что «в конце XX в. русские оказались в положении индейцев, земли которых «осваиваются цивилизованными народами». Какими? Ответа нет. А как все остальные народы России? Конечно, можно с ними не считаться, можно пренебрегать, потому что их меньше. Полное пренебрежение народами России, ее многонациональным потенциалом, который есть в нашей стране. Это деструктивный подход, который вносит раздор в нашу страну, и вредный, деструктивный, прежде всего, для русских, а значит и для России.

Главное для русских, России, ее народов – это, конечно, кризис духовно-нравственный. Авторы справедливо пишут: «Сегодня не только воровство, но даже и смертный грех перестал компрометировать удачливого дельца, ибо общество переступило болевой порог, привыкло к нарушению всяких норм». Происходит величайший слом русских, российских нравственных ценностей. Это Подберезкин – Макаров не замечают, что мы потеряли господствующее понимание ценностей и ценностных ориентаций для страны в целом, для народов России, а не только для русских. Совсем не видна ценность самого человека, целых народов. Политики, а за ними и люди за последние годы были вынуждены неоднократно менять свои идеологические мировоззренческие позиции. Многие известные политические деятели поменяли за эти годы по несколько партий, между прочим, и сами авторы «русского пути». Приобщать людей к старым и новым ценностям России некому. Я опять возвращаюсь к Конституции. Насколько мы смогли приблизить наше общество и нас самих к Конституции, если фактически авторы, которые ищут в стратегии будущего развития страны, определяют как бы идеологию общерусского пути, вообще ни разу не сказали ничего о действующей Конституции. Ведь в ней худо-бедно определены правовые, а где-то и политико-нравственные основы ценностных ориентаций нашего народа, нашей страны. При этом авторы хотят сегодня определять русский путь оттуда, где прервали этот путь, утопив Россию в предрассудки, в патриархальщину и дикость. Николай Второй вместе с Распутиным – это что ли «русский путь», который нам сегодня Подберезкин – Макаров предлагают? Не могут быть для нас господствующими имперские идеи, которые были в начале XX в., которые себя на самом деле действительно дискредитировали и привели Россию к трагедии. Они, к сведению авторов, тоже не учитывали прежде всего многонациональность, многокультурность нашего общества. Опять по пути кризиса новоявленные идеологи толкают и будущего президента страны. Вчера они были вместе с Г. Зюгановым, а сегодня говорят про него: «Представьте себе Геннадия Зюганова в качестве творца новых идей и новых людей». Думаю, что такое пренебрежительное отношение к одному из ведущих политиков страны никого не украшает, хотя я в его партию и блок не входил принципиально. Не на пренебрежении друг к другу надо составлять новую идеологию, а на основе собирания ценных идей самых различных направлений российского сообщества, не навязывать свое, а понять и другого, научиться жить в солидарном обществе, строить демократическое государство, где ценность человека, культуры, народа является непререкаемой.

А бесконечные намеки на формирование в общественном сознании государственно-патриотической идеологии без четкой расшифровки, но тут же свергая своих соотечественников, – таким путем мы придем только к трагедиям и унижениям. Можно три тысячи раз назвать себя патриотом и тридцать тысяч раз назвать себя государственником, но от этого государству и народу лучше не станет. Какие могут быть претензии даже только по одному принципу – претензии на государственно-патриотическую идеологию, если из более 200 почти этнонаций страны, независимо от численности, огромного потенциала, люди ориентируются узконационально при пренебрежительном отношении ко всем остальным народам. Такой путь русский народ не примет. Какие же это государственники, если они расчленяют государство, народ по этнонациональному признаку? Какой же это патриотизм, если такие подходы ослабляют государство? В своей основе подобные идеи, растиражированные от имени русского народа, свидетельствуют об ограниченности авторов и никакого отношения к русскому народу не имеют. Надо перестать распространять подобные идеи, если мы заботимся о России и русских. О таких патриотах-революционерах говорили: «они страшно далеки были от народа». Народ понял, что это все есть демагогия, болтовня благоденствующей на кризисах части интеллигенции, за которой нет конкретных дел кроме фраз, за которой нет народа, нет массовой поддержки. Понятно, какое «духовное наследие» пропагандируют подобные авторы. Это не свойственные русскому народу и его духовности ограниченность, этнонационализм и национал-шовинизм. Можно ли обвинять Запад, что он уничтожил Советский Союз «с помощью внедрения в сознание его граждан множества «идейных вирусов», когда мы сами сегодня выращиваем вирусы, распространяя, провоцируя среди молодежи экстремизм, нацизм, превращая молодых патриотов в скинхедов, сепаратистов, ваххабитов, вместо действительно открытия им пути к прогрессу и созиданию, противопоставляя провокациям к вражде и насилию.

Кризис идеологии просто так не бывает. Кризис идеологии всегда строится на определенном кризисе экономической и политической системы. Это кризис, прежде всего, и в головах людей. Тут все взаимосвязано. Прежде чем решать подобные глобально-мировоззренческие вопросы, авторы предлагают всем разобраться в том, «кто ты, на какую страну, на какой народ ты работаешь». Допрос какой-то. Разные могут быть позиции, при этом проясняя свой подход цитированием национал-шовиниста И. Солоновича вроде: «Русская политическая мысль может быть русской политической мыслью тогда и только тогда, когда она исходит из русских предпосылок, исторических и прочих. Универсальной политической книги не может быть». Получается, что русская политическая мысль не может быть даже российской, а о многонациональном российском народе нечего и говорить. Вот такая демагогия идейной ограниченности. Любая идеология, ограниченная стремлением к этнократическому диктату, всегда вызывает противоречия и конфликты, а не согласие в любом обществе, тем более в таком многонациональном, как Россия. На основе таких идеологий и возник феномен «русского фашизма», хотя я против объединения этих двух слов в одном понятии. Не русский народ, а провокаторы, которые говорят и действуют от его имени.

Далее авторы пишут, что «в любом обществе необходим каркас из общепризнанных ценностей и норм, которые объединяют все его части, всех граждан, являются общей платформой и своего рода общественным договором для согласованных действий и сотрудничества». Какой же это договор, когда навязывается национал-шовинизм? Разве Конституция исторически не рассматривалась идеологами, философами, политологами как свод общепризнанных ценностей и норм для страны, народа? Разве Конституция не призвана объединять составные части и всех граждан общей политико-правовой платформой? Разве Конституция не рассматривалась исторически как своеобразный общественный договор? Почему это все не учитывается? Какая может быть общность, народ, нация, если их ценности, установки ежегодно меняются – начиная от общенациональных признаков и заканчивая государственным устройством? Это все лишь доказательство нашей неспособности использовать тот потенциал, что у нас есть под рукой. Это главная трагедия и наших государственников-патриотов: искать врага вместо того, чтобы искать возможности для развития и единства страны, для вывода ее из кризиса. Пусть коммунистическая и марксистская идеология не подходила для России, при этом, оказывается, «государственнические идеи, философия русского пути при господстве официальной идеологии КПСС не исчезла и не могла исчезнуть. Она была «загнана внутрь, преследовалась, но находила все новые и новые формы своей реализации». По-моему, государственнические идеи как никогда находили практическое воплощение в годы Советского Союза, иначе он не стал бы мировой державой. Россия никогда не была такой сильной, как народ – как государство, как это было при Советском Союзе. Только цена за это была уплачена неимоверная. Вот что такое сильное государство при слабом гражданине и безропотном народе. Этот путь тоже трагичен. А «философия русского пути» так и осталась для авторов лозунгом, который они не захотели расшифровать, видимо, во избежание того, чтобы враги не поняли и не перехватили. Прежде всего, это потому, что такие однобокость и ограниченность противоречат многомерной России.

Разве действующая Конституция Российской Федерации отрицает любовь к Родине, своему народу, к его традициям, устоям, и прежде всего к русскому народу, его выбору? Разве действующая Конституция не проявляет приверженность сильному государству и его институтам? Кто мешает верить Подберезкину-Макарову в бессмертие души и в божью благодать? Да ради Бога. Это их дело. Но нельзя только на своем построить благополучное государство. Оно требует единства нации как единства убежденных в ее созидательности граждан.

Можно говорить о том, что «национальная гордость, национальное самолюбие создают тот идейно-психологический плацдарм, с которого начинается ускоренное общественное развитие народов, подъем экономики, повышение социальных стандартов и т. д.». И все это останется болтовней, ибо сами авторы не знают, что это такое на самом деле и как это все воплотить в жизнь. На одних самобытных, этнонациональных чувствах, этнонациональной гордости и этнонациональном самолюбии далеко не уедешь. Нужно иметь мудрость еще их и объединять, интегрировать потенциал. Перспектива и жизнеспособность российской нации-государства – в гражданском сплочении людей различных этнонациональностей, в укреплении единства многонационального народа России. Мы можем и должны иметь свое лицо, свою самобытность, но мы должны быть еще и единой нацией, взаимодействуя друг с другом и идя вместе по общероссийскому пути в будущее. На этом пути мы станем жизнеспособной нацией во всех измерениях. Я так думаю.

Заключение

Величайшим достижением человечества является сохранение самобытных этносов, народов, наций с уникальными культурами, традициями и языками. Это важный момент утверждения многообразия нашего мира. Но и тут на высоте тот, кто оказался способен укреплять гражданскую общность народов в единой нации. Величайшим невежеством является противопоставление этносов, народов, наций, культур, традиций и языков друг другу, а межнациональные конфликты на основе этнофобий, ксенофобий, национализма, расизма, нацизма, фашизма – это не просто бедствие, это явления унижающее достоинство всего человечества, всех народов, каждого человека Земли И пусть прокляты те, кто уничтожил миллионы людей ради своей гордыни, именно под лозунгами нацизма и фашизма. В наше время глобализации по-прежнему важно сохранить многообразие в единстве человечества, преодолеть предрассудки предвзятого, негативного отношения к людям другой национальности, культуры, традиций. Чем больше пренебрежения мы проявляем по отношению к другим этнонациям, тем больше мы доказываем свою ограниченность и дикость, особенно когда речь идет о едином государстве. Идентичность этнонациональная и гражданская тут должны быть близки и адаптированы друг к другу.

Россия предлагает не восточную и не западную модель развития государства как нации на основе собирания всего многообразия этнонационального богатства в гражданское единство страны. Бороться с этничностью, этнонациональностью – это значит толкать народы на вражду и конфликты, а учитывать и соединять их интересы – значит объединять их в солидарное общество. Эту диалектику нашей многонациональности и единства важно понять. Но пока в данной сфере господствуют крайности: самобытность, свергающая единство, или единство, свергающее самобытность. Жизнеспособна же для России, ее народов и государства в целом формула «единство многообразия». Это наше богатство, наше достояние.

Принципы современной российской гражданственности строятся на конституционных положениях, по которым каждый гражданин обладает неотъемлемыми естественными правами в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права, что отражено в Конституции Российской Федерации. Но власть и Конституция в России имеют один источник легитимности – многонациональный народ Российской Федерации. Следовательно, государство начинается с солидарности, общности воли проживающих в стране народов, объединенных исторически в единое государство. Отсюда взаимосвязь и взаимообусловленность коллективных и индивидуальных прав человека – гражданина России. Общинное, коллективистское обоснование прав и свобод человека и гражданина важно для многонациональной страны. И регионы России – это не только политико-правовые субъекты Федерации, но и сообщество конкретных этнонациональных общин. Российский гражданин сохраняет, таким образом, право возвыситься над частной волей, объединиться и идентифицировать себя с конкретным этнонациональным сообществом.

Целое больше, чем его части, но по своей самобытной сущности каждая из частей равнозначна [целому].

«Бытие и становление должны рассматриваться не как противоположности, противоречащие друг другу, а как два соотнесенных аспекта реальности»[507]. Это принципиально важно при рассмотрении идентичности россиян.

В Российской Федерации важно гармонизировать этнонациональную и гражданскую идентичность, не пытаться их противопоставлять и тем более не превращать гражданство в ассимиляционистскую концепцию, отрицая и свергая этнонации.

Утверждать, что «для гражданина России главным является не этническое происхождение, а ощущение своей принадлежности в единому демократическому Российскому государству и российской гражданской политической нации» – это старое фразерство прицепленное к новым лозунгам. Что главное и не главное определяет сам человек, исходя из своего самочувствия. Но подобные попытки «в два прыжка перепрыгнуть пропасть» приводят к тому, что можно вновь оказаться в пропасти.

Французская, американская политические концепции статуса государственной нации без этнонационального многообразия не только не подходят для России, но и уже свергаются практикой развития в самих этих странах.

Мир меняется, и в сторону возрастания многонациональности, необходимости учета прав большинства и меньшинства в одинаковой степени. Идеи равноправия и солидарности, паритета интересов и партнерства становятся базовыми для многонациональных государств и глобального мира.

Российское гражданство – это не «яблоко раздора», а «точка солидарности» россиян различной этнонациональной принадлежности. В этой «точке солидарности» заключается также основа легитимности и власти, и единого государства для граждан всех национальностей Российской Федерации. Это фундаментальная проблема теории и практики функционирования нашего многонационального сообщества как государства, нации. Как одного из рычагов выполнения задачи консолидации России (Путин В. Российская газета, 17 мая 2003 г.).

Для варвара все другие всегда варвары. А чем больше ты стремишься познать другие народы и культуры, тем больше граней ты откроешь в культуре своего народа. Потому отрицание этносов, этнонаций – это модернизированное проявление пренебрежительного, варварского отношения к народам. Знания о народах – часть человеческих знаний об обществе, о себе. В «Повести временных лет» дана подробная характеристика полян, древлян, кривичей, вятичей. Описание Скифии Геродотом – прекрасный памятник этнографии[508]. Этнографические сведения о древних народах даются также в таких памятниках, как Еллинский и Римский летописец, Хронографические и Толковая Палеи, в работах таких авторов, как Иордан, Прокопий Кесарийский (VI в. н. э.) и многих других.

Византия, Китай, Арабский халифат, Персидская империя накапливали сведения о народах планеты. Этносы, этнонации – исторически одна из форм жизнедеятельности общности, самоутверждения человеческих сообществ. Воздействие климата, почвы, рельефа тоже существенно влияет на формирование культуры и характеристики народов, этносов, этнонаций. Интересы колониальной, имперской политики существенным образом влияли на оценку тех или иных этносов, этнонаций.

Понятие «этнос» использовали еще в Древней Греции, как и племя, народ. Этнонация в отличие от этноса – это уже этап социально-политического самоутверждения, самоопределения этноса. Политическая нация в нынешних условиях – это, скорее, понятие социально-политического единства гражданской общности людей, в том числе и различных этнонациональностей. Выдающиеся деятели науки всегда оценивали единство человеческого рода, физическую и психологическую равноценность рас и этносов, а различия между ними рассматривали как проявление своеобразия социально-политических и природных условий (К.М. Бэр, Н.Н. Миклухо-Маклай, Н.И. Надеждин, Г.Г. Шпет, Н.Н. Чебоксаров, П.С. Сорокин, С.А. Токарев, В.И. Козлов, Ю.В. Бромлей и многие другие).

На Западе господствовало деление народов на «культурные», т. е. европейские, и «дикие» – остальные. Сегодня пытаются целые народы, религии разделить на «цивилизованные» и «нецивилизованные». Но каждый народ вырабатывает исторически свои ритуалы, обычаи, верования, особенности семейно-брачных отношений, социальные и политические структуры своей организации, системы воспитания и обучения, культурные и психологические особенности. И все они имеют человеческие, социальные основы. Поэтому и в нынешних условиях тоже надо изучать народы, этносы, этнонации во всем богатстве многообразия их жизнедеятельности и в единстве, общности с другими. В современном взаимосвязанном и взаимозависимом мире необходимо их адаптировать друг другу, утверждать общие устойчивые связи и отношения, учитывать особенности поведения, материальной и духовной культуры. Задача не свергать, не отрицать, не пренебрегать этносами, этнонациями, а изучать, совмещать обеспечивать интеграцию с сохранением самобытности каждого и единства, общности всех. При всем многообразии оттенков в культуре, традициях и даже в языках у различных народов очень много общего, родственного. Поэтому признание и изучение многообразия этносов, этнонаций по-настоящему есть на самом деле поиск их общности, человеческого единства. Этносы, этнонации создаются и развиваются только в человеческом сообществе, поэтому это один из родовых признаков человеческого индивида, результат их общности.

В интерпретации этногенеза на фоне дарвиновской теории эволюции и достижений естествознания стали превалировать утверждения, что «исторические изменения в культурной жизни человечества подчинены определенным и повсеместно действующим законам, вследствие чего развитие культуры в главных чертах протекает одинаково у всех рас и народов»[509]. Это, видимо, объяснялось и тем, что отличие общностей (этносов, этнонаций) состояло именно в самобытности проявлений материальной и духовной культуры. Человеческая культура и история таким образом обретали целостность. Отсюда и равенство людей, равенство рас и народов, но при этом опять (исходя из утвердившихся в Европе «европоцентристских» культурных стандартов) считалось, что все остальные народы находятся на примитивном, варварском уровне развития. Повторяю, главная форма дикости и варварства – это считать других дикарями и варварами. Просто наша дикость не позволяет увидеть самобытность другой культуры. Не отдельной концепцией должны были выступать диффузионизм контактов, заимствование культур, а дополнением к эволюционной теории. Крайне трудно определить, какая общность зародила или заимствовала те или иные элементы культуры. Так и в социологических теориях, где в основе развития этносов, этнонаций рассматривались факты социальные при многообразии их духовной интерпретации и политической организации. Отсюда и коллективные представления, ценности, ориентации, поведение, характеры людей, в том числе их взаимодействие с окружающей средой, теми или иными этническими общностями. Отсюда и механизмы их функционирования (функционализма), роль индивидов и общности в формировании целостности этнонационального организма. В целом же при изучении конкретных этносов, этнонаций необходимой установкой должно быть познание многообразия и целостности человечества, его истории и культуры, но при этом, повторяю, признавая самобытность каждого этноса, этнонаций, их культурной и социальной жизни. Существование и сосуществование этнонациональных реальностей многообразия человеческого сообщества – важнейшее направление в познании его целостности.

Существуют различные интерпретации понятий «этнос», «этнонация», «нация». Это говорит о необходимости их дальнейшего изучения, а не оголтелого отрицания, отбрасывания и т. д. Реальность этноса, этнонациональности приводит к осознанию феномена этничности. «Этничность – это не только этническая идентичность, этническое самосознание людей, но и реальное следование этноспецифическим формам поведения, особенностям в видении и восприятии мира, в жизненных ориентациях», – пишет Л.М. Дробижева[510]. Таким образом, существование многих концепций этноса, этнонаций (информационная – Н.Н. Чебоксаров, С.А. Арутюнов; дуалистическая – Ю.В. Бромлей, М.С. Джунусов; пассионарная – Л.Н. Гумилев, постмодернистская – В.А. Тишков и др.) говорит о многообразии природы этнического, этнонационального бытия и ее проявлений в жизни людей, общества, государства, человечества. При этом этничность, этнонациональность формируется в результате социально-культурного развития данной общности людей в ходе их исторического творчества. И тут, как мне представляется, отдельные школы, направления улавливают лишь отдельные стороны богатейшего многообразия этнонационального бытия. Вместо их разумного учета часто ученые увлекаются свержениями друг друга, доводя свои споры до свержения целых этносов, этнонаций, что в корне противоречит интересам людей, интересам человеческой цивилизации. В свое время великий русский философ Н.А. Бердяев писал: «Человек входит в человечество через национальную индивидуальность, как национальный человек…»[511].

Историческое развитие этносов в этнонации и в межэтнонациональные общности людей обусловливает формирование государства, где гражданство становится более определяющим фактором идентичности, чем даже этничность, этнонациональность, хотя повсеместно проявляется дихотомия – стремление как к этнонациональной самобытности, так и желание приобщиться к достижениям цивилизации, не отставать от других. На основе общности, единства целей и задач своего общего развития «государства создают нации», при этом граждане государства осознают свою этнонациональную и гражданскую идентичность.

Создавать единую нацию из огромного количества различных национальностей трудно, если они не идентифицируют себя с общим государством, отечеством. В этом случае многонациональное государство будет слабым, подверженным конфликтам, а при гармонии этих форм идентификации – единым и жизнеспособным.

Революция сопровождает анархию неуспокоившихся этносов, этнонаций, которые не сплочены и в виде единой политической, гражданской нации. Не может быть гражданской нации, где нет развитого гражданского общества. Не бывает политической нации там, где политики исключительно заняты своими личными или корпоративными интересами и не способны определять стратегию развития страны как единой нации. Трудно говорить о единой нации при отсутствии понимания между властью и обществом, если власть, даже самая «вертикально крепкая», не легитимна с точки зрения доверия многонационального народа. Невозможно собрать население в нацию при свержении и дискредитации исторически выработанных ценностей общности. Если гражданин беспомощен и страдает от бесконтрольного начальства, от хама и бандита, ему трудно идентифицировать себя с гражданской нацией. Следует отметить, что гражданская, политическая нация – явление более многомерное. Тут важно продвигаться вперед к упрочению прав и свобод граждан, равноправию и самобытности этнонаций, формированию их российской общности как целостности, представляющей жизненно необходимую ценность для человека – гражданина Российской Федерации.

Отсюда необходимость исследования российских этносов и реализации их прав на практике без крайностей и экстремизма, которые опасны и трагичны для многонациональной России.

Потребность гражданской идентичности россиян – такая же потребность, как и идентичность России в целом в новых условиях. Добиться этого трудно без высокого уровня межнациональной гражданской солидарности людей разных национальностей как представителей единой российской нации. Россияне возлагают надежды на реформы, на Президента, но самое главное – они хотят порядка, безопасности и благополучия для себя, своих народов, страны.

После первых лет развала Советского Союза общие тезисы о демократии и свободе отошли на задний план. Многие жизненно важные вопросы обустройства народов и граждан страны, безопасность и благополучие стали для россиян важнее свободы и демократии. Они хотят спокойной и достойной жизни в настоящем и в будущем. Но это будет невозможно без построения солидарного общества, единой нации, способной на волеизъявление и способной контролировать, как это волеизъявление воплощается властью в жизнь. Россия ищет свой надежды на новой дороге между либерализмом и автократией. Отсюда и доверие к В.В. Путину. Но интересы элиты и простых граждан еще очень разнятся. Бизнес в представлении людей пока анационален, государство и тут призвано удовлетворять интересы не только элиты, а всех граждан. Следовательно, все мы – начиная от Президента и кончая простым гражданином – находимся в нескольких измерениях. Общая опора наша – в исторической России, в единстве ее народов и граждан российской нации. И важно, чтобы формирование идентичности России и россиян шло с опорой на прошлое, но с ориентацией на благополучие и безопасность, сегодня и завтра, т. е. это кардинальные судьбоносные вопросы российского бытия, граждан, этнонации и России как единой нации.

Современный мир демонстрирует реальность и многообразие этнонациональных, межнациональных отношений, их мощное влияние на социально-политические процессы интеграции, на страны и континенты.

Сохранение самобытности и интеграция многообразия в единстве социально-политических интересов – суть процесса формирования российской нации, которая отражается в этнонациональной и гражданской идентичности россиян.

Рамазан Абдулатипов

Адулатипов Рамазан Гаджимурадович – известный российский ученый, общественный и государственный деятель, доктор философских наук, профессор, действительный и почетный член ряда Академий и университетов, в том числе зарубежных, руководитель кафедры национальных отношений и федерализма Российской Академии государственной службы при Президенте Российской Федерации, Заслуженный деятель науки Российской Федерации, Председатель Совета Ассамблеи народов России, Председатель попечительских советов Всероссийского выставочного Центра и Дома народов России.

Автор более 30 монографий, свыше 400 научных и научно-публицистических статей. Неоднократно избирался в высший законодательный орган государственной власти России: был председателем Палаты национальностей Верховного Совета РСФСР (1991–1993 гг.), заместителем Председателя Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации (1993–1995 гг.), депутатом Государственной Думы Федерального Собрания РФ (1995–1997 гг.). С1997 года работал в органах государственной власти: заместителем Председателя Правительства Российской Федерации (1997–1998 гг.), министром национальной политики Российской Федерации (1998–1999 гг.), Министром Российской Федерации (1999–2000 гг.), представителем Правительства Саратовской области в Совете Федерации Федерального Собрания Российской Федерации (2001–2005 гг.).

В настоящее время – на дипломатической службе: является Чрезвычайным и Полномочным Послом Российской Федерации в Республике Таджикистан.

Примечания

1

Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 55.

(обратно)

2

См.: Губогло М.Н. Идентификация идентичности. Этносоциологические очерки. М., 2003; Амелин В. Вызовы мобилизованной этничности. Конфликты в истории советской и постсоветской государственности. М., 1997; Дашдамиров А.Ф. Национальная идея и этничность. М., 1996; Червонная С.М. Все наши Боги с нами и за нас. Этническая идентичность и этническая мобилизация в современном искусстве народов России./Под. ред. М.Н. Губогло. М., 1999; Губогло М.Н., Смирнова С.К. Феномен Удмуртии: парадоксы этнополитической трансформации на исходе XX в. М„2001; Авакьян С.А. Гражданство Российской Федерации. М., 1994; Методология и методика изучения социальной идентичности. М., 1992; Дробижева Л.М. Социальные проблемы межнациональных отношений в постсоветской России. М., 2003; Идентичность и конфликт в постсоветских государствах (под ред. М.Б. Котт, В.А. Тишкова и А.В. Малашенко) М„1997.

(обратно)

3

Тишков В.А. Реквием по этносу. М., 2003. С. 57.

(обратно)

4

Там же. С. 58.

(обратно)

5

Садовский В.Н. Система. Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 610.

(обратно)

6

Там же.

(обратно)

7

Цит. по: Тишков В.А. Реквием по этносу. С. 60.

(обратно)

8

Там же.

(обратно)

9

Пайн ЭЛ. Этнополитический маятник. М., 2003. С. 7.

(обратно)

10

Тишков В.А. Реквием по этносу. С. 61.

(обратно)

11

Парсонс Т. О социальных системах. М., 2002. С.7.

(обратно)

12

Парсонс Т. Указ. соч. С.9.

(обратно)

13

Концепция государственной национальной политики Российской Федерации. Утверждена Указом Президента Российской Федерации от 15 июня 1996 г. № 909.

(обратно)

14

Парсонс Т. Указ. соч. С. 796.

(обратно)

15

Там же. С. 307.

(обратно)

16

Конституция (Основной Закон) Российской Федерации. М., 1994.

(обратно)

17

Структурализм. Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 657.

(обратно)

18

Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности. М., 2004. С. 15.

(обратно)

19

Общество, конфессии, национальные объединения // Информационный бюллетень. Саратов. 2002. № 1. С.7.

(обратно)

20

Пайн Э. А. Этнополитический маятник. Динамика этнополитических процессов в постсоветской России. М., 2003. С. 117.

(обратно)

21

Чубайс И.Б. Как преодолеть идентификационный кризис//Мир России. 2000. № 2. T.IX. С. 17, 19.

(обратно)

22

См.: Права человека. Сборник международных договоров. Т.1 (часть первая). Универсальные договоры. ООН, Нью-Йорк и Женева, 1994. С. 75.; Права народов. Словарь. Уфа. 1996. С. 64.

(обратно)

23

Цит. по: Нации и национализм. М., 2002. С.7.

(обратно)

24

Хобсбаум Эрик Дж. Принцип этнической принадлежности и национализма в современной Европе. Нации и национализм. М., 2002. С. 332.

(обратно)

25

Дан Отто. Нации и национализм в Германии (1770–1990). М., 2003. С. 27.

(обратно)

26

См.: Тудрик-Крак Николас. Оккультные корни нацизма. Кто породил Адольфа Гитлера? М., 2004.

(обратно)

27

Кольев А. Философия расового неравенства и этнополитическая доктрина. Расовый смысл русской идеи. М., 2002. С. 386.

(обратно)

28

Кольев А. Указ. соч. С. 374.

(обратно)

29

Мартынова М.Ю. Этнические проблемы и политика государств Европы. М., 1998. С. 5.

(обратно)

30

См.: Марченко Г.И. Методологические подходы к исследованию этнополитических явлений// Вестник МГУ. Сер. 12. Полит, науки. 1995. № 1. С. 5–15.

(обратно)

31

См.: Главная тема. 2005. Январь. С. 266.

(обратно)

32

Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. М., 1994. С. 438–439.

(обратно)

33

Тишков В.А. Трудное прощание с этнонационализмом. Межэтнические отношения и конфликты в постсоветских государствах. Ежегодный доклад 2003. М., 2004. С.5.

(обратно)

34

Кольев А. Указ. соч. С. 390.

(обратно)

35

См.: Касьянов АЛ. Дух нации. Ростов н/Д., 1999. От первой до 780 страницы; Тагаев М. Газават П/польное издание. 1999. От первой до 200-й страницы.

(обратно)

36

Гегель Г. Соч. Т.8. М.-Л., 1935. С. 20.

(обратно)

37

Ленин В.И. Собр соч. Т. 38. С. 249.

(обратно)

38

Тишков В.А. Реквием по этносу. С. 25.

(обратно)

39

: Там же. С. 26.

(обратно)

40

Садовский В.Н. Система. Философско-энциклопедический словарь. М., 1983. С. 610.

(обратно)

41

Тишков В А. Реквием по этносу. С. 29.

(обратно)

42

Астафьев П.Е. Философия нации и единство мировоззрения. М., 1997. С. 63.

(обратно)

43

См: Кольев А. Указ. соч. С. 387–390.

(обратно)

44

Общественное мнение – 2002. М.: ВЦИОН., 2002. С. 128.

(обратно)

45

См.: Гегель Г. Философия права. С. 356–357.

(обратно)

46

Мифы народов мира. 1980. С. 572.

(обратно)

47

См.: Токарев С.А. История зарубежной этнографии. М., 1978. С. 24.

(обратно)

48

См.: Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. М., 1999.

(обратно)

49

Гумилев Л.Н. В поисках вымышленного царства. М., 1997. С. 49.

(обратно)

50

Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. С. 344.

(обратно)

51

Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля. СПб., 1882. Т.З. С. 124.

(обратно)

52

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 92–94.

(обратно)

53

Архив Маркса и Энгельса. Т. IX. М., 1941, С. 189.

(обратно)

54

Арский И.В. Вопрос о формировании национальностей в Западной Европе // Уч. зап. Ленинградского гос. ун-та. Серия историч. наук. Вып. 12. Л., 1941. С. 124.

(обратно)

55

См.: Арский И.В. Указ. соч. С. 125.

(обратно)

56

Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. С. 25, 125,136.

(обратно)

57

См., напр.: Коммунизм и нации. М., 1985. С. 39.

(обратно)

58

См.: Дашдамиров А.Ф. К методологии исследования национально-психологических проблем // Советская этнография. 1983. № 2; Козлов В.И. О некоторых методологических проблемах изучения этнической психологии // Там же и др.

(обратно)

59

См.: Крюков М.В. Еще раз об исторических типах этнических общностей // Советская этнография. 1986. № 3; Козлов В.И. От первобытности до современности // Советская этнография. 1986. № 4 и др.

(обратно)

60

Чешко С.В. Человек и этничность//Этнографическое обозрение. 1994. № 6; См.: Козлов В.И. Проблематика этничности // Там же. 1995. № 4.

(обратно)

61

Тишков В Л. Советская этнография: преодоление кризиса // Этнографическое обозрение. 1992. № 6; его же – О нации и национализме // Свободная мысль. 1996. № 3. См. также: Козлов В.И. Между этнографией, этнологией и жизнью // Этнографическое обозрение. 1992. № 3; его же. Национализм и этнический нигилизм // Свободная мысль. 1996. № 6.

(обратно)

62

Буянов М.И. Революция и психопатология. М., 1996.

(обратно)

63

Токарев С.А. К методике этнографического изучения материальной культуры // Советская этнография. 1970. № 4.

(обратно)

64

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 169.

(обратно)

65

Семенов Ю.И. О племени, народности и нации // Советская этнография. 1986. № 3.

(обратно)

66

Гумилев Л.Н. Открытие Хазарии. 2003. С. 12–13.

(обратно)

67

См.: Артамонов И.И. Древний Дербент. Советская археология. Т. VIII, 1946. С. 363.

(обратно)

68

См.: Артамонов М.И. История хазар. М., 1962. С. 399.

(обратно)

69

См.: Там же. С. 96–97.

(обратно)

70

См.: Иордан. О происхождении и деяниях гетов. М., 1972; Вебер Г. Всеобщая история. Т. III. М., 1893; Бернигтон А.Н. Очерки истории гуннов. М., 1951.

(обратно)

71

См.: Артамонов М.И. История хазар. С. 103–113.

(обратно)

72

См.: Рыбаков Б.А. Древние русы. Сов. Археология. 1953. Т. XVII. С. 23 – 104. Лихачев Д.С. Повесть временных лет. Т. I. М.-Л. 1950. С.21.

(обратно)

73

См.: Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. С. 176–177; Вебер Г. Всеобщая история. Т. IV. С. 517; Скрижинская Е.Ч. Комментарии к кн. Иордан. С. 250–274).

(обратно)

74

См. Вебер Г. Указ. соч. С. 670.

(обратно)

75

См.: Иордан. О происхождении и деяниях гетов. С. 118.

(обратно)

76

См.: Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. С. 201.

(обратно)

77

См.: Шевченко Ю.К. На рубеже этнических субстатов Восточной Европы. М., 1973. С. 39–58.

(обратно)

78

См.: Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. С. 229.

(обратно)

79

См.: Там же. С. 247.

(обратно)

80

См.: Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. С. 253.

(обратно)

81

Артамонов М.И. История хазар. С. 111–163.

(обратно)

82

Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. С. 254.

(обратно)

83

См. там же.

(обратно)

84

Феофилкат Симокатт. История. М., 1957. С. 160.

(обратно)

85

См.: Кулаков Б.Е. Государство кимаков в X–XI вв. по арабским источникам. Алма-Ата, 1972. С. 102; Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. Л., 1964. С. 103.

(обратно)

86

См. там же.

(обратно)

87

Тейлор Э. Первобытная культура. СПб., 1872. С. 79.

(обратно)

88

См.: Кан И.С. Философский идеализм. М., 1959. С. 71, 87.

(обратно)

89

Цит. по: Пайн Э.А. Этнологический маятник. М., 2004. С. 28.

(обратно)

90

См.: Пайн ЭЛ. Этнополитический маятник. С. 27.

(обратно)

91

См.: Артановский. Историческое единство человечества и взаимное влияние культур. Л., 1967.

(обратно)

92

Смолин М.Б. Тайны Русской империи. М., 2003. С.5.

(обратно)

93

Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. С. 71.

(обратно)

94

См.: Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории // Философские проблемы современной науки. М., 1969. С. 110.

(обратно)

95

См.: Мигдал А. Отличима ли истина от лжи? // Наука и жизнь. 1981. № 1.

(обратно)

96

См.: Тумилев Л.Н. О термине «этнос». Этнос как явление // Доклады отделений и комиссий Географ, об-ва СССР. Вып. 3. Л., 1967 и др.

(обратно)

97

Жуков Е.М. XXII съезд КПСС и задачи советских историков // Вопросы истории. 1961. № 12.

(обратно)

98

Рогачев П.М., Свердлин МЛ. О понятии «нация» //Вопросы истории. 1966. № 1 \Джунусов М.С. Нация как социально-этническая общность людей // Вопросы истории. 1966. № 14; Калтах– чян С.Т. К вопросам о понятии «нация» // Вопросы истории. 1966. № 6; Семенов П.Г. Нация и национальная государственность в СССР // Вопросы истории. 1966. № 7; Козлов В.И. Некоторые проблемы теории нации // Вопросы истории. 1967. № 1 и др.

(обратно)

99

Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. С. 44.

(обратно)

100

Широкогоров С.М. Этнос. Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений. Шанхай, 1923. С. 13.

(обратно)

101

Резолюция Всероссийского археолого-этнографического совещания 7 – 11 мая 1923 г. // Советская этнография. 1932. № 3.

(обратно)

102

Большая Советская Энциклопедия. Т.64. М., 1933. С. 776.

(обратно)

103

Первый том этой серии – «Народы Африки» – вышел в 1954 г., последний – «Народы Восточной Азии» – в 1966 г.

(обратно)

104

См.: Козлов В.И. О понятии этнической общности // Советская этнография. 1967. № 2.

(обратно)

105

См.: Шелепов Г.В. Общность происхождения – признак этнической общности // Советская этнография. 1968. № 4; Бромлей Ю.В. Этнос и этногамия // Советская этнография. 1969. № 5; Козлов В.И. Этнос и экономика. Этническая и экономическая общности // Советская этнография. 1970. № 6; Он же. Этнос и территория // Советская этнография. 1971. № 6; Чистов К.В. Этническая общность, этническое самосознание и некоторые проблемы этнической культуры // Советская этнография. 1973. № 2; Арутюнов С Л., Чебоксаров Н.Н. Передача информации как механизм существования этносоциальных и биологических групп человечества // Расы и народы. Вып.2. М., 1972; Козлов В.И., Шелепов Г.В. Национальный характер и проблемы его исследования // Советская этнография. 1973. № 2; Пучков П.И. О соотношении конфессиональной и этнической общности // Советская этнография. 1973. № 6; Козлов В.И. Этническое самосознание и его место в теории этноса // Советская этнография. 1974. № 2; Он же. Этнос и культура (к проблеме соотношения национального и интернационального в этнографическом изучении культуры) // Советская этнография. 1979. № 3; Козлов В.И., Чебоксаров Н.Н. Расы и этносы // Расы и общество. М„1982.; Мыльников А.С. Народная культура и генезис национального самосознания // Советская этнография. 1981. № 6 и др.

(обратно)

106

Бромлей Ю.В. Этнос и этносоциальный организм. Указ. раб.

(обратно)

107

Куличенко М.И. Расцвет и сближение наций в СССР. Проблемы теории и методологии. М., 1981. С. 53.

(обратно)

108

Гумилев Л.Н. Этнос – состояние или процесс? С. 88–89.

(обратно)

109

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983. С. 47.

(обратно)

110

Астафьев П.Е. Философия нации и единство мировоззрения. М., 1997. С. 49.

(обратно)

111

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. С. 81–84.

(обратно)

112

См. наир.: Куличенко М.И. Расцвет и сближение наций в СССР. Проблемы теории и методологии. С. 53

(обратно)

113

Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. С. 18.

(обратно)

114

Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации. М, 1994.

(обратно)

115

Тишков В.А. Советская этнография: преодоление кризиса // Этнографическое обозрение. 1992. № 6.

(обратно)

116

Егоров В.К. Философия культуры России: контуры и проблемы. М., 2002. С. 5.

(обратно)

117

См.: Семенов Ю.И. Этнология и гносеология // Этнографическое обозрение. 1993. № 6.

(обратно)

118

Тишков В.А. О нации и национализме // Свободная мысль. 1996. № 3.

(обратно)

119

Расовый смысл русской идеи. Вып.2. М., 2002. С.12.

(обратно)

120

См.: Культура: теория и проблемы. СПб. – М., 1995. С. 43–44.

(обратно)

121

Четко С.В. Человек и этничность // Этнографическое обозрение. 1994. № 6; См. там же: Козлов В.И. Проблематика этничности //1995. № 6; Он же. Национализм и этнический нигилизм // Свободная мысль. 1996. № 6.

(обратно)

122

Егоров В.К. Философия культуры России: контуры и проблемы. М., 2002. С. 49.

(обратно)

123

Абдулатипов Р.Г. Кавказская цивилизация // Вестник Северо-Кавказского научного центра. Ростов н/Д., 1995. № 4. С. 17.

(обратно)

124

Козлов В.И Этническая общность. Большая Советская Энциклопедия. Третье издание, Т. 30, 1987.

(обратно)

125

: См.: Гумилев Л.Н. О термине «этнос». Этнос как явление. Доклады отделений и комиссий Географического общества СССР. Вып. 3, Ленинград, 1967.

(обратно)

126

См.: Монджян К.Х. Введение в социальную философию. М., 1997. С. 281.

(обратно)

127

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983. С.81.

(обратно)

128

Парсонс Т. О социальных системах. М., 2002. С. 695.

(обратно)

129

См.: Куличенко М.И. Расцвет и сближение наций в СССР. Проблемы теории и методологии. М„1981. С. 53.

(обратно)

130

Общая социология. М., 2004. С. 79.

(обратно)

131

Рассел Б. Человеческое познание, его сфера и границы. М., 2000. С.7.

(обратно)

132

Парсонс Т. Указ. соч. С. 696.

(обратно)

133

Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 190.

(обратно)

134

Франк С.Л. Духовные основы общества. М., 1990. С. 37.

(обратно)

135

Тишков В А. Советская этнография: преодоление кризиса // Этнографическое обозрение. 1992. № 6.

(обратно)

136

Там же.

(обратно)

137

Тишков В.А. О нации и национализме // Свободная мысль. 1996. № 3.

(обратно)

138

Толковый словарь великорусского языка В. Даля. СПб., 1882. Т. 3. С. 124.

(обратно)

139

См.: Арский И.В. Вопрос о формировании национальностей в Западной Европе // Ученые записки ЛГУ. Серия «История». Вып. 12. Л., 1941. С.124.

(обратно)

140

См. там же. С. 125.

(обратно)

141

См. работы Ренана, Каутского и т. д.

(обратно)

142

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 147, 496.

(обратно)

143

Градовский А. Национальные вопрос в истории и литературе. СПб., 1873. С. 10.

(обратно)

144

Ренан Э. Что такое нация? СПб., 1888.

(обратно)

145

Бауэр О. Национальные вопрос и социал-демократы. СПб., 1909. С. 135.

(обратно)

146

Там же.

(обратно)

147

См.: Каутский К. Национализм и интернационализм. Пг., 1898. С. 27, 82.

(обратно)

148

Сталин И.В. Марксизм и национально-колониальный вопрос. М., 1938. С.6.

(обратно)

149

См.: Бромлей Ю.В. Этнос и этносоциальный организм. М., 1971.

(обратно)

150

Куличенко М.И. Расцвет и сближение наций в СССР. М., 1991. С.53.

(обратно)

151

См.: Агаев А.Г. Нация, ее сущность и самосознание // Вопросы истории. 1967. № 7; Козлов В.И. Этническая и экономическая общности // Советская этнография. 1970. № 6.

(обратно)

152

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Том 21. С. 169.

(обратно)

153

Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. С. 16.

(обратно)

154

См.: Большая Советская Энциклопедия. Изд. 3-е. Т. 14.

(обратно)

155

См.: Козлов В.И. Этнос и культура (К проблеме соотношения национального и интернационального в этнографическом изучении культуры) // Советская этнография. 1979. № 6.

(обратно)

156

См.: Степин В.С. Культура. Новая философская энциклопедия. В 4-х т. Т.2. М., 2001. С. 341.

(обратно)

157

Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991. С. 397.

(обратно)

158

См.: Современные этнические процессы в СССР. М., 1977. С. 541–542.

(обратно)

159

Назым Хикмет. В Ташкенте // Новый мир. 1958. № 2.

(обратно)

160

См. напр: Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. С. 111–121.

(обратно)

161

Большая Советская Энциклопедия. 2-е изд. Т.28., М., 1954. С. 290.

(обратно)

162

Морозов МЛ. Нация в социалистическом обществе. М., 1986. С. 118.

(обратно)

163

См.: Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. М., 1999. С. 155.

(обратно)

164

См.: Акимов В. В спорах о художественном методе. Л., 1979. С. 108; Бухарин Н.И. Революция и культура. Статьи и выступления 1923–1936 гг. М., 1983.

(обратно)

165

Арутюнов С А. К проблеме этничности и интерэтничности // Советская этнография. 1980. № 3.

(обратно)

166

Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. С. 212.

(обратно)

167

См.: Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. С. 164.

(обратно)

168

См.: Ипатов А.Н. Национальная культура и религия. Киев, 1985. С. 33–42.

(обратно)

169

Морозов А. Нация и национализм // Россия XXI век. 1994. № 6–8.

(обратно)

170

См.: Морозов Л. Нация и национализм // Россия XXI век. 1994. № 6–8.

(обратно)

171

Вундт В. Психология масс. М. 1984. С.27.

(обратно)

172

См.: Антисемитизм, ксенофобия и религиозная нетерпимость в российских регионах. М., 2002.

(обратно)

173

Межэтнические отношения и конфликты в постсоветских государствах. М., 2004. С. 15.

(обратно)

174

Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991. С. 35.

(обратно)

175

См.: Национальные отношения и этнические конфликты. М.: РАУ, 1993. С. 71.

(обратно)

176

См.: Национальные отношения и этнические конфликты. С. 67.

(обратно)

177

Росенко М.Н. Этнонациональные процессы в современном обществе. СПб.: Петрополис. 1996. С. 144.

(обратно)

178

Зорин В.Ю. Этнокультурная политика. М., 2003. С. 74.

(обратно)

179

Вопросы философии. 1989. № 10.

(обратно)

180

Федотова В.Г. Судьба России в зеркале методологии // Вопросы философии. 1995. № 12. С.23.

(обратно)

181

Рубанов В. Безопасность и будущее России // Свободная мысль. 1995. № 10. С. 8.

(обратно)

182

См.: Современная Русская Идея и Государство. М.: РАУ-Корпорация, 1995; Доронченков А.И. Межнациональные отношения и национальная политика в России: актуальные проблемы теории, истории и современной практики. СПб., 1995; Россия: проблемы социально-экономического развития. СПб., 1994; Абдулатипов РГ., Болтенкова Л.Ф. Россия. В чем суть твоего бытия? М.: Республика, 1994; Сагатовский В.Н. Русская идея: продолжим ли мы прерванный путь? СПб.: Петрополис, 1994; Никонов А. Русский вопрос сегодня // Своб. мысль. 1993. № 13; Разделит ли Россия участь Союза ССР? М.: Центр исследования национальных отношений РНИС и НП, 1993; Росенко М.И., Росенко М.Н. Россия как Отечество: исторические судьбы и современность. СПб., 1992 и др.

(обратно)

183

См.: Тишков В А. Что есть Россия? (Перспективы нациестроительства) // Вопросы философии. 1995. № 2; Он же. Этнонационализм и новая Россия // Свободная мысль. 1992. № 4; Вишневский А.Г. Единая и неделимая // Полис. 1994. № 2 и др. Мы здесь не приводим крайние деструктивные идеи, которых чрезвычайно много появилось за последние годы.

(обратно)

184

См.: Новикова Л., Сиземская И. Два лика евразийства // Свободная мысль. 1992. № 7; Россия и запад: взаимодействие культур (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1992. № 6; Евзеров Р. «Евроазиатская идея» о независимых государствах // Свободная мысль. 1993. № 14; Люке Л. Евразийство // Вопросы философии. 1993. № 6; Элбакян Е.С. Славянофилы и религия: век минувший и век нынешний // Кентавр. 1994. № 3; Риск исторического выбора в России (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1994. № 5; Евразийство: за и против, вчера и сегодня (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1995. № 6; Панарин А.С. Информационные политические технологии в условиях «открытого общества» // Кентавр. 1994. № 3 и др.

(обратно)

185

См.: Панарин А.С. Россия в Евразии: геополитические вызовы и цивилизационные ответы // Вопросы философии. 1994. № 12. С.31.

(обратно)

186

Ресурсы мобилизованной этничности. Уфа. 1997. С. 135–136.

(обратно)

187

Губогло М.Н. В предисловии к книге Амелина В. Вызовы этничности. М., 1997.

(обратно)

188

См.: Амелин В.В. Вызовы этничности. М., 1997.

(обратно)

189

Тейлор Э. Первобытная культура. М, 1989. С. 27.

(обратно)

190

Там же.

(обратно)

191

Там же. С. 35.

(обратно)

192

Цит. по: Социология межнациональных отношений. М., 1996. С. 38.

(обратно)

193

Бакурин Б.Ф., Ионии Л.Г., Комаров М.С. Теоретическая социология США сегодня. М., 1989. С.22.

(обратно)

194

См.: Социология межнациональных отношений. С. 43.

(обратно)

195

См.: Русская нация и государство. М., 2002. С. 59.

(обратно)

196

См.: Управление в сфере национальных отношений. Саратов, 1990. С. 205.

(обратно)

197

Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. М., 1999. С. 262.

(обратно)

198

Арский И.В. Вопрос о формировании национальностей в Западной Европе // Учен. зап. Ле– нингр. гос. ун-та. Сер. «Исторические науки». Вып. 12. Л., 1941.

(обратно)

199

Козлов В.И. О понятии этнической общности // Советская этнография. 1967. № 2.

(обратно)

200

Чебоксаров Н.Н. Проблемы типологизации этнических общностей в трудах советских ученых // Советская этнография. 1967. № 5.

(обратно)

201

Бромлей Ю.В. Опыт типологизации этнических общностей // Советская этнография. 1972. № 5.

(обратно)

202

Рокитянский В.Р. Чего ждать от постмодернистской этнографии // Этнометодология: проблемы, подходы, концепции. Вып. 1. М., 1994; См. также: Семенов Ю.И. Этнология и гносеология // Этнографическое обозрение. 1993. № 6.

(обратно)

203

Пайн Э. Об этнонациональной мобилизации в России. Межэтнические отношения и конфликты в постсоветских государствах. М., 2004. С. 15.

(обратно)

204

Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. С. 324.

(обратно)

205

Тишков В А. О феномене этничности // Теория и политика этничности. М., 1997. С. 61, 72.

(обратно)

206

Тигиков В А. Забыть о нации (пост-национал истическое понимание национализма) // Вопросы философии. 1998. № 9.

(обратно)

207

Монтескье Ш. Избранные произведения. М, 1955.

(обратно)

208

Гегель Г.В.Ф. Философия духа. Соч. Т. 3. М., 1935; см. также: Парыгин БД. Основы социальнопсихологической теории. М., 1971. С. 11–14.

(обратно)

209

Гегель Г.В.Ф. Философия духа. Энциклопедия философских наук. М., 1977; Кант И. Антропология с практической точки зрения. М., 1999.

(обратно)

210

Чернышевский Н.Г. Избранные философские соч. М., 1951. Т. 3. С. 598.

(обратно)

211

Там же. С. 113, 115–116.

(обратно)

212

Wundt W. Volker psychologien. U. 1–2. Berlin, 1900; см. также: Вундт В. Проблемы психологии народов. М., 1912.

(обратно)

213

Бауэр О. Национальный вопрос и социал-демократия. СПб., 1909. С. 142.

(обратно)

214

Там же.

(обратно)

215

Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994.

(обратно)

216

Калтахчян С.Т. Марксистско-ленинская теория нации и современность. М., 1983. Гл. IV.

(обратно)

217

Джандильдин Н. Природа национальной психологии. Алма-Ата, 1977. С. 3.

(обратно)

218

Алексеев В.В. Род, племя, народность, нация как исторические формы общности людей. М., 1962. С. 29.

(обратно)

219

Джандильдин Н. Указ. соч. С. 121.

(обратно)

220

Кон И. С. Национальный характер – миф или реальность? // Иностранная литература. 1968. № 9. С. 216.

(обратно)

221

Токарев С А. Проблемы типов этнических общностей // Вопросы философии. 1964. № 2.

(обратно)

222

Алексеев В.В. Человек: биология и социальные проблемы // Природа. 1971. № 8. С. 49.

(обратно)

223

Дашдамиров А.Ф. К методологии исследования национально-психологических проблем // Советская этнография. 1983. № 2; Козлов В.И. О некоторых методологических проблемах изучения этнической психологии. Там же: Арутюнов С.А. Об условности понятия «этнопсихология». Там же: Леонтьев А А. Национальная психология и этнопсихология. Там же: Кузнецов И.М. Об обыденных этнокультурных психологических представлениях. Там же: Бромлей Ю.В. К вопросу о влиянии особенностей культуры среды на психику. Там же: Кон И.С. Нужна помощь психологов. Там же и др.

(обратно)

224

Абдулатипов Р.Г. Личность в системе национальных отношений развитого социализма. Л., 1978: Автореф. дис…. канд. философ, наук.

(обратно)

225

Алексеев В.В. Указ. соч. С. 39.

(обратно)

226

Дашдамиров А.Ф. Указ. соч. С. 70–71.

(обратно)

227

Кон И.С. К проблеме национального характера // История и психология. М., 1971. С. 131.

(обратно)

228

Овчинников В. Сакура и дуб. Впечатления и размышления о японцах и англичанах. М., 1983.

(обратно)

229

Чернышевский Н.Г. Указ. соч. С. 613.

(обратно)

230

См.: Тишков В А. Общество в вооруженном конфликте. М., 2004.

(обратно)

231

См.: Краткий психологический словарь-хрестоматия. М., 1974.

(обратно)

232

См.: Касьянов А А. Дух нации. Ростов н/Д, 1997.

(обратно)

233

Кон И.С. Социология личности. М., 1967. С. 56.

(обратно)

234

См.: Стейни Т. Личность. Культура. Этнос. Современная психологическая антропология. М., 2001. С. 200–201.

(обратно)

235

Там же.

(обратно)

236

Водовозов В. Национальность и государство // Формы национального движения в современных государствах. СПб., 1910. С. 732.

(обратно)

237

Цамерян И.П. Актуальные проблемы марксистско-ленинской теории нации // Вопросы истории. 1967. № 6.

(обратно)

238

Джандильдин Н. Природа национальной психологии. Алма-Ата, 1971. С. 129.

(обратно)

239

Рогачев П.М., Свердлин МЛ. О понятии «нация» // Вопросы истории. 1966. № 1.

(обратно)

240

Агаев А.Г. Нация, ее сущность и самосознание // Вопросы истории. 1967. № 7.

(обратно)

241

Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М., 1973. С. 97–98,108.

(обратно)

242

Дробижева Л.М. Национальное самосознание: база формирования и социально-культурные стимулы развития // Советская этнография. 1985. № 5.

(обратно)

243

См.: Глезерман Г.В. Классы и нации. М., 1977.

(обратно)

244

Крюков М.В. Эволюция этнического самосознания и проблемы этногенеза // Советская этнография. 1974. № 2.

(обратно)

245

Джарылгасинова Р.Ш. Теория этнического самосознания в советской этнографической науке (основные аспекты проблемы)// Советская этнография. 1987. № 4.

(обратно)

246

Шелепов Г.В. Общность происхождения – признак этнической общности // Советская этнография. 1968. № 4.

(обратно)

247

Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. Указ. соч. С. 103–105.

(обратно)

248

Дробижева Л.М. Национальное самосознание… С. 4, 7.

(обратно)

249

Дробижева Л.М. Этническое и историческое самосознание народов СССР на рубеже последнего десятилетия XX в. // Духовная культура и этническое самосознание. Вып. 2. М., 1991. С. 67.

(обратно)

250

Чешко С.В. Человек и этничность // Этнографическое обозрение. 1994. № 6. С. 38–45.

(обратно)

251

Чешко С.В. Указ соч.

(обратно)

252

Велик АА. Психология культур //Личность. Культура. Этнос. М, 2001. С. 203.

(обратно)

253

Гарданов В.К., Долгих Б.О., Жданко ТА. Основные направления этнических процессов у народов СССР // Советская этнография. 1961. № 4.

(обратно)

254

Гурвич И.С. Некоторые проблемы этнического развития народов СССР // Советская этнография. 1967. № 5.

(обратно)

255

Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. М., 1999. С. 258.

(обратно)

256

Гегель Г.В.Ф. Философия духа // Соч. М., 1935. Т. 3.

(обратно)

257

См.: Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию. СПб., 1996. С. 154.

(обратно)

258

Вундт В. Проблемы психологии народа. М., 1912; Бауэр О. Национальный вопрос и социал– демократия. СПб., 1909.

(обратно)

259

См.: Абдулатипов Р.Г. Национальное и националистическое. Л., 1990.

(обратно)

260

См.: Пайн ЭЛ. Этнополитические конфликты и их причины // Россия и современный мир. 1994. № 1.С.8.

(обратно)

261

См.: Шипков В Л. СНГ в зоне вооруженных конфликтов // Кентавр. 2000.№ 2. С. 151.

(обратно)

262

Тишков В.А. Трудное прощание с этнонационализмом. Межэтнические отношения и конфликты в постсоветских государствах. М., 2004. С. 9.

(обратно)

263

Хабриева ТЯ., Зорин В.Ю. Обновление Концепции государственной национальной политики // Юридический журнал. 2003. № 2.

(обратно)

264

Пайн Э. Об этнополитической мобилизации в России // Межэтнические отношения и конфликты в постсоветских государствах. М., 2004. С. 26.

(обратно)

265

Ширурельман В А. Второе пришествие арийского мифа // Восток. 1998. № 1.

(обратно)

266

См.: Этничность, конфликт, согласие. М., 2003. С. 36.

(обратно)

267

Пайн ЭЛ. Этнологический маятник. М., 2004. С. 161.

(обратно)

268

См.: Конфликты в условиях системных изменений в странах Восточной Европы. М., 1994.

(обратно)

269

См.: Социальный конфликт. М, 1991.

(обратно)

270

См.: Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. М., 1975. С. 263.

(обратно)

271

Гегель Г.В.Ф. Науки логики. М., 1970. Т 1. С. 175.

(обратно)

272

Там же. С. 61.

(обратно)

273

Хотя считаю, что нужны организации, которые открыто говорят о проблемах русских в России и защищают интересы русской этнонации, но не противопоставляя другим.

(обратно)

274

Герфер М.Н. Историк – человек лишний? // Вопросы философии. 1993. № 9. С. 8.

(обратно)

275

Нокишевский В.В. Заселение Сибири. Иркутск. 1951. С. 56.

(обратно)

276

Итоги Всероссийской переписи населения 1970 г. М., 1973. С. 124–125.

(обратно)

277

Козин Н. Постижение России: опыт историософского анализа. М., 2002. С. 464.

(обратно)

278

Подробнее см.: Нация и национальная государственность (к истории национального строительства в СССР) //Вопросы марксистско-ленинской теории нации и национальных отношений. Пермь, 1972.

(обратно)

279

Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. М., 1999. С. 122.

(обратно)

280

Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. М., 1999. С. 127.

(обратно)

281

Богданов В.В. Этническая и эволюционная история Руси. М., 2001. С. 233.

(обратно)

282

См.: Кольев Л. Философия расового неравенства и этнополитическая доктрина. Расовый смысл русской идеи. Вып. 2. М., 2002. С. 386–387.

(обратно)

283

Солженицын А.И. Россия в обвале. М., 1998. С. 129–130.

(обратно)

284

Козин Н. Постижение России: опыт исторического анализа. М., 2003. С. 13.

(обратно)

285

Расовый смысл русской идеи. М, 2002. С. 27.

(обратно)

286

Там же.

(обратно)

287

Ковалевский П.И. Русский национализм и национальное воспитание в России. СПб., 1912. С. 139–140.

(обратно)

288

Там же. С. 386.

(обратно)

289

Там же.

(обратно)

290

Там же. С. 393.

(обратно)

291

См.: Богданов В.В. Этническая и эволюционная история Руси. М., 2003; Он же. Этническая и эволюционная предыстория Руссы: оры, оссы, кимеры, хары, русь. М., 2000.

(обратно)

292

Козин Н. Указ. соч. С. 464.

(обратно)

293

Козин Я. Указ. соч. С. 464.

(обратно)

294

Цит. по: Философия культуры. Становление и развитие. СПб., 1998. С. 288.

(обратно)

295

Пастухов В. С. 10.

(обратно)

296

Бердяев НА. Судьба России. Опыты по психологии войны и национализма. М., 1990. С. 84–85.

(обратно)

297

Троицкий Е.С. Русская этнополитология. Т. 1. М, 2000. С. 343.

(обратно)

298

Там же.

(обратно)

299

Хаек. Конституция свободы. С. 39.

(обратно)

300

Подберезкин, Макаров. Указ. соч. С. 52.

(обратно)

301

Там же. С. 5.

(обратно)

302

Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук.

(обратно)

303

Троицкий Е.С. Русская этнополитология. М, 2003. Т. 3. С. 6.

(обратно)

304

См.: Литературная Россия. 1990. № 47.

(обратно)

305

См.: Вестник МГУ. Сер. социально-политическая. 1993. № 2. С. 34.

(обратно)

306

См.: О проекте Федерального закона «О русском народе». Материалы парламентских слушаний. М., 2002.

(обратно)

307

См.: Троицкий Е.С. Русская этнополитология. М., 2001. Т. 1. С. 108.

(обратно)

308

Цит. по: Латышев А. Как Сталин и Энгельс свергали российское государство. 1992,22 декабря.

(обратно)

309

Вдовин Л.И., Зорин В.Ю., Никонов А.В. Русская нация и национальная политика XX века. М., 1998. С. 399.

(обратно)

310

Цит. по: Соловей В.Д. Русский национализм в эпоху Горбачева // Межнациональные отношения в России и СНГ 1995. С. 58.

(обратно)

311

Вольфсон М. Патриотизм. М, 1931. С. 355.

(обратно)

312

См.: Зюганов ГЛ. География победы. Москва. 1997. С. 162.

(обратно)

313

Дугин Л.Г. Основы геополитики. М., 1997. С. 193.

(обратно)

314

См.: Вдовин А.И., Зорин В.Ю., Никонов А.В. Указ. соч. С. 426.

(обратно)

315

Расовый смысл русской идеи. М., 2002. С. 29.

(обратно)

316

Там же. С. 34.

(обратно)

317

Башлачев В.А. Указ. соч. С. 284.

(обратно)

318

Слеянов Л.А. Россия против России. Новосибирск, 1999, С. 300–301.

(обратно)

319

Быстролетова ДА. Путешествие на край ночи. М., 1996. С. 575.

(обратно)

320

См.: Нечкина М. Отечественная война. М., 1931. Т. 6. С. 186–187.

(обратно)

321

Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. С. 25–27.

(обратно)

322

Печорин В. Замогильные записки. М., 1932. С. 6.

(обратно)

323

См.: Хантингтон С. Столкновение цивилизаций.

(обратно)

324

Флоровский Г. Пути русского богословия. М., 1991. С. 234.

(обратно)

325

См.: Марр Н.Я. Избранные труды. М.-Л., 1936. С. 135.

(обратно)

326

Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. С. 5.

(обратно)

327

См.: Всесоюзная перепись населения. 17 декабря 1926 г. М., 1929. С. 844.

(обратно)

328

Там же.

(обратно)

329

Цит. по: Николаевский Б.И. Тайные страницы истории. М, 1995. С. 204.

(обратно)

330

См.: Борее Е.Б. Сталиниада. М., 1990. С. 292.

(обратно)

331

См.: Мухитдинов НА. Река времени от Сталина до Горбачева. М., 1995. С. 12.

(обратно)

332

См.: Тшиков В.А. Дилемма развития России // Этнополис. 1992. № 1. С. 77.

(обратно)

333

Руцкой А. Еврейская газета. 1994. № 17. С. 1.

(обратно)

334

Милюков П.Н. Национальный вопрос. Прага. 1924. С. 174.

(обратно)

335

Ященко А.С. Сумерки Европы. Берлин, 1923. № 2. С. 2–5.

(обратно)

336

См.: Троцкий Л. Речь на XII съезде РКП(б) // Известия ЦК КПСС. 1991. № 5. С. 17.

(обратно)

337

См.: Азбука фашизма. Харбин, 1934.

(обратно)

338

Кургинян С. Россия в XXI веке. М., 1993. С. 16–17.

(обратно)

339

Манифест возрождения России. Конгресс русских общин. М., 1994.

(обратно)

340

Вдовин Л.И., Зорин В.Ю., Никонов А.В. Указ. соч. С. 303.

(обратно)

341

Бородай Ю. От империи к национальному единству // Новая России. 1994. № 3–4. С. 78.

(обратно)

342

Вдовин А.И., Зорин В.Ю., Никонов А.В. Указ. соч. С. 305.

(обратно)

343

Жириновский. В.В. Русский вопрос // Вестник МГУ. Сер. 18, 1998. № 2. С. 150.

(обратно)

344

См.: Комсомольская правда. 1993.13 июля.

(обратно)

345

Ильин И. Наши задачи. Статьи 1948–1954 годов. М., 1992. С. 112, 166.

(обратно)

346

Там же. С. 128.

(обратно)

347

См.: Независимая газета. 2000. 22 марта.

(обратно)

348

См.: Расовый смысл русской идеи. Статьи В.Б. Авдеева, А. Кольева и других.

(обратно)

349

Там же.

(обратно)

350

Соловьев Вл. С. Собр. соч. С-Пб., 1902. V. С.334.

(обратно)

351

Астафьев П.С. Спор с гражданином Вл. Соловьевым // Русский вестник. 1890. № 1.

(обратно)

352

Цит. по кн.: Астафьев П.Е. Философия нации и единство мировоззрения. М., 2000. С. 39–40.

(обратно)

353

Там же. С. 62.

(обратно)

354

Абдулатипов Р.Г. Создание российской нации (проект для XXI века) // Российская газета. 2002. 27 августа.

(обратно)

355

См. точку зрения по этому вопросу в кн.: Пайн ЭЛ. Этнополитический маятник. М., 2004. С. 280–284.

(обратно)

356

См.: Бжезинский 3. Преждевременное партнерство // Полис. 1994. № 1. С. 61; Он же. Геополитический вакуум // Кентавр. 1994. № 4. С. 54–62.

(обратно)

357

См.: Росенко М.Н. Этнонациональные процессы в современном обществе. СПб.: Петрополис, 1996. С. 28.

(обратно)

358

См.: Янов А. Отделим овец от козлиц. Западники и националисты: возможен ли диалог? М., 2002. С. 365–367.

(обратно)

359

Там же. С. 388.

(обратно)

360

Троицкий Е С. Русская этнополитология. М., 2001. С. 92.

(обратно)

361

Литературная газета. 1989. 7 июня.

(обратно)

362

Троицкий Е.С. Указ. соч. С. 100.

(обратно)

363

Росенко М.Н. Этнонациональные процессы в современном обществе. СПб.: Петрополис, 1996. С. 29.

(обратно)

364

Четко С.В. Человек и этничность. С. 38.

(обратно)

365

Национальные отношения и этнические конфликты. С. 89.

(обратно)

366

Вишневский Л.Г. Единая и неделимая // Полис. 1994. № 2. С. 32.

(обратно)

367

Четко С.В. Указ. соч. С. 36.

(обратно)

368

Гегель Г.В.Ф. Соч. Т. 1. М.-Л., 1929. С. 310.

(обратно)

369

Тихомиров Л.А. Мифическая государственность. М., 1998.

(обратно)

370

Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество. М., 1926. С. 176.

(обратно)

371

Сорокин П. О русской нации. Россия и Америка. Теория национального вопроса. М., 1994. С. 20.

(обратно)

372

Козин Н. Постижение России. Опыт историософского анализа. М., 2002. С. 460.

(обратно)

373

Концепция государственной национальной политики Российской Федерации. М., 1996.

(обратно)

374

См.: Ильин ИЛ. Наши задачи. М., 1992. С. 293–294.

(обратно)

375

Там же.

(обратно)

376

Сорокин П. О русской нации. М., 1999. С. 23.

(обратно)

377

См.: Сеть этнополитического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов: Бюллетень. 2003. Май-июнь. С. 6.

(обратно)

378

Проблемы и перспективы развития российского федерализм. М., 1998. С. 63.

(обратно)

379

См.: Конституционное государственное право зарубежных стран. 3-е изд. М, 1999. С. 687.

(обратно)

380

Мершанов Н. Федерализм и многонациональность новой российской власти // Федерализм. 2002. № 3. С. 103.

(обратно)

381

Капопорти Ф. Исследования по вопросу о правах лиц, принадлежащих к этническим и религиозно-языковым меньшинствам. Нью-Йорк: ООН, 1979. С. 6–7.

(обратно)

382

См.: Грищенко И.П., Абашидзе АХ. Права национальных меньшинств в свете мирового опыта // Общественные науки и современность. 1992. № 4. С. 125–126.

(обратно)

383

См.: Информационный вестник Совета глав государств и Совета правительств СНГ. 1995.

(обратно)

384

№ 3. С. 4–8.

(обратно)

385

См.: Французская буржуазная революция. М., 1941. С. 537.

(обратно)

386

Росенко М.Н. Этнонациональные процессы в современном обществе. СПб., 1996. С. 25.

(обратно)

387

См.: Куличенко М.И. Нация и социальный прогресс. М.: Наука, 1983. С. 50–54; Бромлей Ю.В. Этносоциальные процессы: теория, история, современность. М.: Наука, 1987. С. 97 – 108 и др.

(обратно)

388

Так, в «Демографическом энциклопедическом словаре» этнос определяется как «исторически сложившаяся устойчивая общность людей – племя, народность, нация». См. соответствующее издание. М.: Сов. энциклопедия, 1985. С. 543.

(обратно)

389

Осмыслению этого феномена будет посвящена специальная глава данной книги.

(обратно)

390

Чешко С.В. Человек и этничность // Этнографическое обозрение. 1994. № 6. С. 35.

(обратно)

391

Росенко М.Н. Этнонациональные процессы в современном обществе. СПб., 1996. С. 25.

(обратно)

392

Белинский В.Г. Россия до Петра Великого // Русская идея. М., 1992. С. 77.

(обратно)

393

Булгаков С.Н. Размышления о национальности. // Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2. С. 436.

(обратно)

394

Бауэр О. Национальный вопрос и социал-демократия. СПб., 1909. С. 135.

(обратно)

395

Каутский К. Национализм и интернационализм. Пг., 1918. С. 33.

(обратно)

396

Соловьев В.С. Русская идея // Соч.: В 2 т. М., 1989. С. 220.

(обратно)

397

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 156.

(обратно)

398

Сталин И.В. Марксизм и национальный вопрос. М., 1938. С. 61.

(обратно)

399

Там же.

(обратно)

400

Гачев ГД. Ментальности народов мира. М., 2003. С. 5.

(обратно)

401

Касьянова К. О русском национальном характере. М., 1994.

(обратно)

402

Гачев ГД. Нации и национальные культуры. Ростов н/Д., 1992.

(обратно)

403

Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1994.

(обратно)

404

Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 21. С. 496.

(обратно)

405

Там же.

(обратно)

406

Градовский А. Национальный вопрос в истории и литературе // Собр. соч., СПб., 1873. С. 10.

(обратно)

407

Гефтер М.Н. История позади? Историк – человек лишний? // Вопросы философии. 1993. № 9.С. 8.

(обратно)

408

Краткий этнологический словарь. С. 50.

(обратно)

409

Тишков В.А. О нации и национализме // Своб. мысль. 1996. № 3. С. 35.

(обратно)

410

Тишков В.А. Что есть Россия? (перспективы нациестроительства) // Вопросы философии. 1995. № 2. С. 10-И; Он же. Социальное и национальное в историко-антропологической перспективе // Вопросы философии. 1990. № 12. С.7 и др.

(обратно)

411

Бжезинский 3. Преждевременное партнерство // Полис. 1994. № 1. С. 61.

(обратно)

412

Дюркгейм Э.О. Разделение общественного труда. Метод социологии. М., 1991. С. 214.

(обратно)

413

Бородай ЮМ. Эротика – смерть – табу: трагедия человеческого сознания. С. 318.

(обратно)

414

Там же. С. 319.

(обратно)

415

Там же. С. 319–320.

(обратно)

416

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983. С. 63; Семенов Ю.И. Категория «социальный организм» и ее значение для исторической науки // Вопросы истории. 1966. № 8. С. 88 – 106 и др.

(обратно)

417

Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л.: Гидрометеоиздат, 1990. С. 174.

(обратно)

418

Здесь речь идет о принципиальных мировоззренческих установках в понимании сущности этносов, а не об отдельных частных вопросах, которые могут быть на сегодняшний день спорными. Различные оценки концепции Л.Н. Гумилева представлены в работах: Кулъпин Э.С., Паншин В.И. Решающий опыт (генезис кризисов природы и общества в России). М.: Академия городской среды: Ин-т востоковедения РАН, 1993; Панченко А.М. Идеи Л.Н. Гумилева и Россия XX века // Гумилев Л.Н. От Руси до России. СПб., 1992; Янов А. Учение Льва Гумилева // Своб. мысль. 1994. № 17. С. 104–116; Лавров С. В чем феномен Льва Гумилева? // Санкт– Петербургские ведомости. 19934. 9 апреля. С. 3 и др.

(обратно)

419

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983. С. 57, 58.

(обратно)

420

Бромлей Ю.В. Этнонациональные процессы: теория, история и современность. М., 1987. С. 83–84.

(обратно)

421

Гумилев Л.Н. О термине «этнос». Л., 1967.

(обратно)

422

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983. С. 47.

(обратно)

423

Тигиков В.А. Советская этнография: преодоление кризиса // Этнографическое обозрение. 1992. № 6.

(обратно)

424

Философский энциклопедический словарь. М., 1982. С. 417.

(обратно)

425

Хантингтон С.П. Столкновение цивилизаций // Полис. 1994. С. 33.

(обратно)

426

Там же. С. 34.

(обратно)

427

Хабермас Ю. Гражданство и национальная идентичность. Демократия, разум, нравственность. Московские лекции. С. 312.

(обратно)

428

Саква Р. Российская политика и российское общество // Россия и современный мир. 1995. № 1. С. 153.

(обратно)

429

Тишков В Л. О нации и национализме // Свободная мысль. 1996. № 3.

(обратно)

430

Ицхокин АЛ. Релятивистская теория социальной ценности и «свободная от ценности» теория социальной организации // Социологический журнал. 1995. № 3. С. 100.

(обратно)

431

Там же.

(обратно)

432

Монджян К.Х. Введение в социальную философию. М, 1997. С. 3.

(обратно)

433

Французская буржуазная революция. М., 1941. С. 537.

(обратно)

434

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 54–55.

(обратно)

435

Ренан Э. Что такое нация? // Соч., 1888.

(обратно)

436

Hroch М. Social Preconditions of National Revival in Europe. Cambridge, MA, 1985.

(обратно)

437

Кравченко C.A., Мнацаканян M.O., Покровский H.E. Социология: парадигмы и темы. М., 1997. С. 251–253.

(обратно)

438

Этнология: Учебник для высших учебных заведений // Под ред. Г.Е. Маркова и В.В. Пименова. М., 1994. С. 361.

(обратно)

439

Каппелер А. Россия – многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. М., 1996. С. 7.

(обратно)

440

Ионин Л.Г. Социология культуры. 2-е изд. М., 1998. С. 158.

(обратно)

441

Бердяев Н.А. Русская идея и судьба России. М., 1997. С. 306–307.

(обратно)

442

Вдовин А.И. Указ, соч.; Торукало В.П. Нация: история и современность. М., 1996.

(обратно)

443

Морозов А. «Нация» и «национализм» // Россия. XXI век. 1994. № 6–8.

(обратно)

444

Морозов А. «Нация» и «национализм» // Россия. XXI век. 1994. № 6–8.

(обратно)

445

Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 24. С. 124.

(обратно)

446

Carlei Р. Self-determination: Sovereignty, territorial intergrity, and the right to secession: Report from a roundtable held in conjunction with the U.S. Department of States Policy Planning Staff, United States Institute of Peace. Washington, 1996. P. 15.

(обратно)

447

Тишков В А. Этнонационализм и новая Россия. Теория и мировой опыт // Свободная мысль. 1992. № 4. С. 19.

(обратно)

448

См.: Росенко М.Н. Этнонациональные процессы в современном обществе, СПб., 1996. С. 44.

(обратно)

449

См.: Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. М., 1999. С. 16.

(обратно)

450

Павлов Н. Русские и время выбора. М., 1999. С. 106.

(обратно)

451

См.: Русская Хазария. М., 2001. С. 70.

(обратно)

452

См.: Касьянов АЛ. Дух нации. Ростов н/Д., 1998.

(обратно)

453

Федоров В.Л. Интеграционные и дезинтеграционные процессы в России. М., 2003. С. 9.

(обратно)

454

Там же.

(обратно)

455

Федоров В.Л. Интеграционные и дезинтеграционные процессы в России. М, 2003. С. 15.

(обратно)

456

Там же.

(обратно)

457

См.: Карасенко О. Языковые игры с «частями с юга», «Кавказцы в российской демократической прессе 1917–1999». Мультикультуризм и трансформация постсоветских сообществ. М., 2002; Тшиков В.Л. Этнология и политики. М., 2001., С. 131.

(обратно)

458

Федоров В.Л. Указ. соч. С. 31.

(обратно)

459

Там же. С. 30–33.

(обратно)

460

Губогло М.Н. Указ. соч.

(обратно)

461

Лихачев Д.С. Земля родная. 1983. С. 9.

(обратно)

462

Тишков В.А., Губогло М.Н., Дробижева Л.М., Амелин В.В., Солдатова Г.У., Лебедева Н.М., Валеев Д.Ж., Иванов В.Н. и др.

(обратно)

463

См. статью Тишкова В.А. Конец нации // Коммунист. 1989.

(обратно)

464

Тишков В.Л. Трудное прощание с этнонационализмом. Межэтнические отношения и конфликты в постсоветских государствах. М., 2004. С. 5.

(обратно)

465

Там же.

(обратно)

466

Юнг К.Г. Аналитическая психология: прошлое и настоящее. М., 1995. С. 72.

(обратно)

467

Козин Я. Указ. соч. С. 66.

(обратно)

468

Там же. С. 70.

(обратно)

469

Писарев Д.Н. Бедная русская мысль. В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией.

(обратно)

470

М. 1989. Ч. 1.С. 149.

(обратно)

471

Чаадаев П.Я. Философические письма (1828–1831). В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. М., 1994. С. 34.

(обратно)

472

Там же. С. 47.

(обратно)

473

Чудрик-Кларк Я. Оккультные корни нацизма. М., 2004. С. 6.

(обратно)

474

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т.З. С. 54–55.

(обратно)

475

Там же. Т.22. С. 482–483.

(обратно)

476

Ренан Э. Что такое нация? СПб., 1888.

(обратно)

477

Webster’s New International Dictionary of the English language. Sec. ed. L. P. 1629.

(обратно)

478

См.: Ленинский сборник XXX. M., 1937. С. 53, 63–65; Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 25. С. 26.

(обратно)

479

Бауэр О. Национальный вопрос и социал-демократия. СПб., 1909. С. 135.

(обратно)

480

Там же. С. 142.

(обратно)

481

Ленинский сборник XXX. С. 63.

(обратно)

482

Водовозов В. Национальность и государство // Формы национального движения в современных государствах. СПб., 1910. С. 731.

(обратно)

483

Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 8. С. 72–73.

(обратно)

484

Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 24. С. 124.

(обратно)

485

Там же. С. 120–121,129.

(обратно)

486

Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. М., 1999. С.40.

(обратно)

487

Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. М., 1999. С. 41.

(обратно)

488

Шаповалов Я. К вопросу о понятии нации. Минск, 1929. С. 2.

(обратно)

489

Жуков ЕМ. XXII съезд КПСС и задачи советских историков // Вопросы истории. 1961. № 12.

(обратно)

490

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 93–95.

(обратно)

491

Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 24. С. 385.

(обратно)

492

Бжезинский 3. Великая шахматная доска. М., 1998. С. 109, 120.

(обратно)

493

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 146–147.

(обратно)

494

Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. С. 410.

(обратно)

495

Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. С. 411, 416.

(обратно)

496

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 345.

(обратно)

497

Виллар Ж.К. Формирование французской нации. М., 1957. С. 62.

(обратно)

498

Данн О. Нации и национализм в Германии 1770–1990. М, 2003. С. 16.

(обратно)

499

Там же.

(обратно)

500

Любомудров М. Опора на собственные силы и неоколониализм. М., 1999. С. 273.

(обратно)

501

Троицкий Е.С. Русская этнополитология: В 2 т. Т. 1. С. 83.

(обратно)

502

Там же. С. 97.

(обратно)

503

Мате У. Идеология как детерминанта политики в эпоху модерна // Полис. 1992. № 1,2.

(обратно)

504

Указ соч. С.ЗЗ.

(обратно)

505

Там же. С. 33.

(обратно)

506

Остановитесь! Оглянитесь! Этническая толерантность и конфликтность в российской прессе. М, 2003. С. 6.

(обратно)

507

Пригожий И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. С. 383 См.: Тезисы по российской национальной политике. М., 2004. С. 14

(обратно)

508

См.: Геродот. История. М, 1999. С. 255–254.

(обратно)

509

Боос Ф. Методы этнологии. Антология исследования культуры. СПб., 1997. Т. 1. С. 519.

(обратно)

510

Дробижева JIM. Этнический фактор в жизни российского общества в середине 90-х годов. М., 1994. С. 9.

(обратно)

511

Бердяев НА. Судьбы России. Ростов н/Д., 1997. С. 85.

(обратно)

Оглавление

Вместо предисловия Целостность этнонациональной и политической системы в едином государстве: идентичность социума и индивида

Глава I Этносы и этногенез в современной России: теория и практика

  § 1. Этногенез и общество: обретение свободы или потеря сущности

  § 2. Этнографы-«натуралисты» и этнологи-экзистенциалисты: в поисках идей

    Советская теория этноса: последователи и критики

  § 3. Закон сохранения этноса (этнологическое эссе – в поисках родичей)

  § 4. Энергия «коллективного импульса» солидарности этносов, этнонаций. Дополнение к теории пассионарности

Глава II Этнонации: природа и перспективы

  § 1. Сущность этноса и этнонации

    Этнонации: не умственные конструкции, а реалии жизни

  § 2. Генезис этнического и этнонационального

  § 3. Социокультурная эволюция этноса в этнонацию

  § 4. Этнонациональное: индивидуальное и общностное

Глава III Этнонациональные процессы в многонациональной России

  § 1. Методология познания этнонационального и многонационального в современных условиях

  § 2. Интеграционные и дезинтеграционные тенденции в сфере этнонациональных отношений

  § 3. Сознание, дух, характер в этнонациональных процессах

  § 4. Управление этнонациональными процессами: политика и организация

  § 5. Этнополитическая конфликтология и постконфликтное строительство

Глава IV Русский народ и российская этнополитология

  § 1. Этнография и этнополитология русской этнонации: корни и перспективы

  § 2. Поиск «русского пути» в России: истина и крайности

  § 3. Русская цивилизация и ее потенциал в созидании России XXI века

  § 4. Русский и российский патриотизм – идеология российского единства

  § 5. Ущербность логики в рассуждениях о великом

Глава V Формирование российской нации: история и перспективы

  § 1. Создание российской нации: проект для XXI века

  § 2. Этнонациональное и многонациональное в российской нации

  § 3. Этнонациональная самобытность и гражданская общность в свете философии и социологии этногенеза

  § 4. Империя, этнонация, гражданство: поиск прошлого или будущего?

  § 5. Идентичность россиян: этнонациональное и гражданское измерения

  § 6. Мифотворчество как сотворение межнационального недоверия и вражды

  § 7. Этнонационализм против единства российской нации

Заключение

Рамазан Абдулатипов Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg