«Кто оставил «варяжский след» в истории Руси? Разгадки вековых тайн»

Кто оставил «варяжский след» в истории Руси? Разгадки вековых тайн (fb2) - Кто оставил «варяжский след» в истории Руси? Разгадки вековых тайн 3510K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Михайлович Крюков

Николай Крюков Кто оставил «варяжский след» в истории Руси? Разгадки вековых тайн

Вся земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет.

Нестор. Летопись. С. 8 1 Послушайте, ребята, Что вам расскажет дед. Земля наша богата, Порядка в ней лишь нет. 2 А эту правду, детки, За тысячу уж лет Смекнули наши предки: Порядка-де, вишь, нет. 3 И стали все под стягом, И молвят: «Как нам быть? Давай пошлем к варягам: Пускай придут княжить. 4 Ведь немцы тороваты, Им ведом мрак и свет, Земля ж у нас богата, Порядка в ней лишь нет». 5 Посланцы скорым шагом Отправились туда И говорят варягам: «Придите, господа! 6 Мы вам отсыплем злата, Что киевских конфет; Земля у нас богата, Порядка в ней лишь нет». 7 Варягам стало жутко, Но думают: «Что ж тут? Попытка ведь не шутка — Пойдем, коли зовут!» А.К. Толстой

Предисловие

Варяг! О, сколько противоречивых чувств вызывает это слово! Но еще больше — вопросов. Почему варяги в нашей русской истории героизируются? Например, в литературе, искусстве варяги изображаются чаще всего положительными персонажами. Почему постоянно появляются различные версии славянского происхождения варягов? Их ищут в местах расселения восточных славян на южной стороне Балтики. В общем, варяги представляются хорошими мореплавателями и торговцами, мирными рыбаками и варщиками соли. Такие славные ребята одного из славянских племен!

Но в то же время хочется задаться вопросом: почему словом «варяг» у нас не принято называть родного и близкого человека? Как раз наоборот. В обиходе это слово всегда имеет негативный оттенок. Приглашенный со стороны человек воспринимается как чужой — варяг. Тем более если он — иностранец. Особенно если этого человека уже знали и его появление было нежелательным. Все это происходит на подсознательном уровне, как рефлекторная реакция, например, на нового управленца, в ком читается высокомерие, пренебрежение, даже презрение по отношению к подчиненным. Варяг — это не приговор, а, скорее, общественное порицание.

Примечательно, что положительный образ варяга создается в основном отечественной историографией, а отрицательный — зарубежной. И в этом есть определенный смысл. В зарубежной традиции варяги предстают завоевателями, грозной силой на морях и на суше, некогда способными брать дань с непокорных племен, управлять ими. А у нас их видят морскими романтиками с секирами наперевес.

Эта двойственность восприятия варягов — не выдумка современных интерпретаторов русской истории. Такое противоречивое отношение к варягам заложено в самой ранней, самой известной нашей летописи, называемой Лаврентьевской. На эту летопись ссылаются практически все, кто хочет доказать чужеродность варягов или, наоборот, обосновать их миролюбие. Ее цитируют, когда хотят что-то показать в отношениях славян и скандинавов, славян и так называемых финно-угров в Волго-Окском междуречье.

В одном фильме, снятом в 2012 г., ведущий обращается к хранительнице рукописи Лаврентьевской летописи за консультацией. Она, с благоговением переворачивая страницы, между прочим замечает: «А ведь к оригиналу за все мое долгое служение в музее так никто и не обращался». И на самом деле, все уже давно привыкли пользоваться вторичной литературой, то есть переведенной некогда на современный русский язык начальной частью летописи. Возможно, поэтому, чтобы приблизить любознательного читателя к исторической правде, в том же 2012 г. Лаврентьевскую летопись оцифруют, и ее электронная копия появится в открытом доступе в Интернете. И это, несомненно, большое событие: теперь можно, во-первых, сравнить оригинал текста летописи с ее переводом, а во-вторых, получить возможность сформировать собственное впечатление об авторе летописи, о тех или иных событиях, сказаниях, легендах и т. п.

Двойственность отношения к варягам очень сильно проявилась в норманнской теории происхождения русской государственности. Новгородцы, по летописной легенде, призвали на княжение в Новгород варягов «из-за моря», возможно шведов, во главе с Рюриком, но на поверку варяг Рюрик оказался норманном. Теория-то норманнская, а не варяжская! Значит, князь — не свой, а все-таки чужой! Получается, когда мы говорим о норманнах, то часто имеем в виду варягов — и наоборот. Слова «варяг» и «норманн» оказываются синонимами, хотя такого не может быть в принципе! Добавляет путаницы в этом вопросе еще одно распространенное в средневековой Скандинавии слово — викинг. Ведь норманнов чаще всего принимают за тех же викингов. Но викинги в зарубежной историографии ассоциируются с норвежцами, то есть имеют свое конкретное этническое лицо. Таким образом, Рюрик «растраивается» и становится вообще многоликим: он и варяг, он и норманн, он и викинг; он и славянин, он и швед, он и норвежец. По этому поводу появилось много разных теорий, что вызвало нескончаемую волну дискуссий.

В данном случае мы не будем включаться в споры, кем именно являлся Рюрик. Наша цель — показать, кем, когда и для чего эта легенда о варягах была внесена в нашу летопись. Как из легенды Рюрик становится реальной исторической личностью. Почему он признается таковой в разные исторические времена. И что за общественные силы подкармливают варяжскую легенду сегодня.

Главный вывод, который делается нами на основе текстологического анализа Лаврентьевской летописи, таков: варяжская легенда записана не первым летописцем, а сознательно вставлена в летопись в более позднее время. И для этого были свои причины. Возможно, у Рюрика был даже свой литературный прототип, навеянный скандинавскими сказаниями, записанными в исландских сагах.

В первой части книги мы познакомим читателя с событиями, которые имели реальную основу, подтвержденную разными источниками. Они касаются времен Ярослава Мудрого. Тогда в Новгороде находили политическое убежище скандинавские конунги. Они прибывали в Новгород вместе со своими варяжскими дружинами. В тот период открывались первые торговые фактории в городах по всему побережью Балтийского моря. Создавался прототип будущего Ганзейского союза. В частности, готландским и немецким купцам выделялись удобные для торговли места в центре Новгорода. Тогда формировалась и культура торговых отношений. Для охраны от воров и завистливых взглядов территории факторий надежно огораживались. Вместе с торговыми лавками и дворами строились храмы. Иностранцы обживались, входили в доверие горожан. Их интересы влияли на общественную жизнь новгородцев, что приводило к различного рода конфликтам. Пропагандистская война уже тогда выходила на передний план. Появляется идеологическая почва для создания различных мифов, порой с прямо противоположными оттенками: о варягах-находниках и варягах-единоплеменниках, варягах-пиратах и варягах — рачительных правителях городов русских и т. д. Понятна цель — закрепить в сознании славян идею постоянного варяжского присутствия на севере Руси.

Во второй части книги мы расскажем о самих скандинавах, их образе жизни и их ментальности. Здесь важно отследить их настоящую историю, не по сагам и житиям святых и не по ученым книгам позднейших сказителей, а по независимым источникам, написанным в то же время.

Нам важно понять их возможности освоения северных русских земель, о чем так много говорят скандинависты. Особо будет обращено внимание на природный и географический фактор. Непреодолимые силы природы выше человеческих возможностей. Во всемирной истории эти силы порой имеют определяющее значение. В раннее Средневековье огромный ущерб народонаселению планеты нанесла пандемия чумы. Ее влияние на исторические процессы в Европе безусловны. Норманны как историческое явление есть продукт тех катаклизмов, какие переживала вся средневековая Европа. Здесь же будет показано различие в значениях слов «норманн» — «викинг» — «варяг», но не глазами самих скандинавов, какими мы их привыкли видеть и как им выгодно, чтобы мы их видели, а нашими глазами — с учетом всех исторических обстоятельств и свидетельств.

В третьей части книги будет поднята тема ревизии летописей в послемонгольский период, когда возникает необходимость в создании новой идеологии для быстро развивающейся и крепнущей Московской Руси. Обращение к истокам варяжской легенды призвано было обозначить преемственность династии, подчеркнуть ее близость с Византией. Поэтому при Иване Грозном легенда о Рюрике получает развитие. Теперь он не просто варяг, а потомок римских августов. Здесь же дается текстологический анализ Лаврентьевской летописи. Решаются вопросы, когда и кем она создавалась в дошедшей до нас редакции. Заинтересованность в восстановлении истории русского народа при Иване Грозном проходит на фоне борьбы с новыми варягами, посягающими на целостность Русского государства. Они выступают в образе новгородских еретиков. Отсюда — жестокая с ними расправа.

В заключительной части показывается, как варяги триумфально вписываются в нашу историю на государственном уровне. Им отдают почести, прославляют в памятнике «Тысячелетие России». Варяги и Рюрик прописываются в исторических учебниках. Существует мнение, что при советской власти норманнская теория отвергалась. Это неправда. Норманизм советской наукой признавался. С оговорками, но признавался. Варяг Рюрик и сегодня неотъемлемая часть нашей официальной истории. Кроме того, он стал выгодным туристическим брендом.

К сожалению, западнические убеждения и в наши дни подпитывают все те же средневековые приоритеты. Они не устарели. Они вызываются, словно духи, из прошлого, чтобы принизить роль славянского элемента в формировании русского народа. Наравне с ними сочиняются мифы о племенах финнов, якобы населявших все Волго-Окское междуречье, пока туда не пришли русские колонизаторы. Оттого и сегодня муссируются вопросы о количестве финской крови в славянской нации. Подаются идеи «вымывания» русской идентичности в коренных областях сложения русской государственности. Поэтому мы должны обращаться к своим историческим корням, чтобы, восстанавливая историческую правду, чувствовать себя морально защищенными. Наконец, чтобы было чем ответить своим оппонентам.

Часть I Явление варягов на Русской земле

Глава 1 Варяги Ярослава Мудрого

Сегодня о варягах написано много, что создается впечатление, будто столько же много о варягах сказано в сочинениях европейских, византийских, арабских авторов. Но еще больше в русских летописях и произведениях скандинавских собирателей сказаний о норманнах и викингах. Будто бы в тех и других подробно описывается их быт, место обитания, род занятий. Как будто бы по летописям и сагам уже известно, где варяги дань собирали, в каких городах правили. Как будто уже понятна роль варягов при русских князьях, где и с кем они воевали на русских землях. Как будто установлено точно, какими маршрутами, способами и средствами они ходили через Русь торговать в дальние страны, что везли и что покупали. Как будто уже ясно, какие отношения варягов складывались со славянскими и неславянскими племенами. Как будто уже установлено, в каком родстве и кто из варягов состоял с русскими князьями. Как будто уже выяснено, какого происхождения главный варяг Рюрик, откуда он родом и сколько у него наследников. Только почему-то слово «рюрикови» появляется в летописи на 69-м листе под статьей 1086 г., то есть спустя двести лет после самого Рюрика. Наконец, как будто уже можно догадаться, где, сколько и каких сокровищ варяги оставили о себе в память. Но так ли это на самом деле? В действительности в летописях о варягах сказано крайне мало, да еще путано, с известной долей предвзятости, которая обнаруживается при внимательном прочтении. Более того, отмечается подозрительная схожесть некоторых сюжетных линий русских летописей и исландских саг.

Эта глава не случайно называется «Варяги Ярослава Мудрого». Дело в том, что именно на княжение Ярослава Владимировича приходятся основные сведения о пребывании варягов на Руси. О варягах этого периода времени пишется и в Лаврентьевской летописи, и в исландских сагах. Задач здесь ставится две — собрать сообщения вместе, обобщить и представить читателю образ варягов строго по этим источникам, без домысливаний, без привлечения суждений третьих лиц. Это первое. И второе. Наша начальная история, в том виде, в каком она вошла в учебную литературу, написана в первой половине XIX в. Первые оценки варягам появляются тогда же. Они во многом показательны. Задают настроение, отношение к варягам. Они немного корректируются впоследствии, но суть их остается та же. И их надо знать.

Всего в Лаврентьевской летописи варяги встречаются в четырех эпизодах. На первых листах автор приводит библейскую легенду о расселении народов. Условно говоря, весь север он относит к части Афетовой. Здесь по морю Варяжскому «сидят варязи семо к востоку до предела Симова». И тут же: «Афетово бо и то колено: варязи, свей, урмане, готе, русь… римляне… немци…» Заметим, варяги (варязи) при перечислении племен ставятся на первое место.

На 7-м листе (859 г.) сообщается, что варяги из-за моря взимали дань с чуди и со словен, с мери и со всех кривичей. На этом же листе далее приводится большая статья с легендой о призвании варягов в Новгород. «Изгнали варяг за море и не дали им дани». И не стало у них правды, и началась усобица, и решили поискать князя. Пошли за море к варягам, к руси. Тут же следует пояснение: «.. те варяги назывались русью подобно тому, как другие называются свей… иные норманны…» И далее: «…сказали: русь, чудь, славяне, кривичи… приходите княжить и владеть нами». Русь уже в данном случае уже не варяги. Но тут же: избрались три брата со своими родами «и взяли с собой всю русь, и пришли к славянам». Здесь опять подразумевается, что варяги и есть русь. Это самый противоречивый отрезок о происхождении варягов. То они называются русь, то не называются русью.

На следующих листах варяги упоминаются в качестве воинов Олега, Игоря и Владимира. Записаны они в одном стиле. 8-й лист (882 г.) — «выступил Олег, взяв с собой много: варягов, чудь, славян, мерю, весь, кривичей…» На листе 10об. (944 г.)— «Игорь собрал много воинов: варягов, русь, и полян, и славян, и кривичей…» На 24-м листе (980 г.) — «Владимир же собрал много воинов — варягов, славян, чуди и кривичей…» Варяги опять при перечислении ставятся во всех случаях на первое место. На листе 8об. появляется запись, которая вызывает много вопросов: «И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег: “Да будет матерью городам русским”. И были у него варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся Русью. Тот Олег начал ставить города и установил дани славянам и кривичам, и мери, положил и для варягов давать дань от Новгорода по 300 гривен ежегодно ради сохранения мира, что и давалось варягам до самой смерти Ярослава». Имя Ярослав встречается дальше только при указании имен сыновей Владимира. Значит, если исходить из данного сообщения летописца, варягам давали дань с 882 по 1054 г. (год смерти Ярослава Мудрого), то есть почти двести лет ежегодно.

Еще один сюжет заслуживает здесь особого внимания. «Однажды, уже после, сказали варяги Владимиру: “Это наш город, мы его захватили, — хотим взять выкуп с горожан по две гривны с человека”. И сказал им Владимир: “Подождите с месяц, пока соберут вам куны”. И ждали они месяц, и не дал им Владимир выкупа, и сказали варяги: “Обманул нас, так отпусти в Греческую землю”. Он же ответил им: “Идите”. И выбрал из них мужей добрых, умных, и роздал им города; остальные же отправились в Царь-град к грекам. Владимир же еще прежде них послал послов к царю с такими словами: “Вот идут к тебе варяги, не вздумай держать их в столице, иначе наделают тебе такого же зла, как и здесь, но рассели их по разным местам, а сюда не пускай ни одного”». Это сообщение мы пока оставим без комментариев.

Следующий эпизод с варягами встречается на листах 24об.-26об. В одном случае как отражение негативного отношения к ним. В другом варяги являются примером верности христианской религии, отвергающей языческие жертвоприношения. На листе 24об. говорится о некоем Варяжко — слуге у Ярополка. И у Владимира оказываются в слугах два варяга. Эти два варяга поднимают на мечи Ярополка, убивают его. А Варяжко, его слуга, бежит к печенегам. Во втором, положительном примере, варяги — отец и сын, которого хотели принести в жертву языческим богам, — объявляются родом из греков, ибо они были христианами. Сына язычники хотели принести в жертву своим богам, но отец попытался заступиться. И так они погибли вместе.

Четвертый эпизод с варягами переносит нас в конец правления Владимира и в период совместного правления Ярослава и Мстислава. Это период междоусобных войн, ярко описанный в летописи. Особенность этого исторического момента подчеркивается признанием гибели Бориса и Глеба христианским подвигом, а также их канонизацией в числе первых русских святых.

Под статьей 1014 г. (лист 44об.) сообщается: Ярослав не дал Киеву дани в 2 тысячи гривен. Владимир хотел пойти на сына. Ярослав об этом узнал и привел из-за моря варягов, так как боялся отца. В это время на Русь пошли печенеги. Владимир послал им навстречу Бориса, а сам разболелся и умер. В это время в Киеве оставался другой сын Владимира — Святополк. Владимир умер в Берестове. От Святополка смерть отца хотели утаить. Сердце киевлян лежало к Борису. Борис, не найдя печенегов, возвращался домой, когда ему пришла весть о смерти отца. Дружина ему сказала: «Пойди сядь в Киеве на отцовском столе». Но он не посмел идти против старшего брата. Святополк же задумал убийство сначала Бориса, а потом и Глеба. Святополк стал княжить в Киеве.

Известие о смерти отца и братьев Ярослав получает от сестры Предславы в момент восстания новгородцев против варягов, «ибо те насилье много творяху новгородцам и женам их». Новгородцы заперли варягов в доме Поромоньем и перебили. Ярослав разгневался. Собрал лучших мужей новгородских, обманув их, и перебил также. Но после известия от Предславы он опять обращается к дружине и просит идти с ним на Святополка. Месть за невинно убиенных братьев Ярослава и борьба за Киевский стол оказались выше местнических усобиц. Варяги и новгородцы выступают вместе с Ярославом на Святополка. Битва произошла на Днепре. Войско Святополка было разбито, а он сам бежал в Польшу. На следующий год пришел Болеслав против Ярослава со Святополком и с поляками. Битва состоялась на Буге у Волыни. Болеслав победил Ярослава. Сел княжить в Киеве. Святополку Болеслав велел развести свою дружину по городам на прокорм. Ярослав вернулся в Новгород с четырьмя воинами и хотел бежать еще дальше — за море. Но его остановил посадник Константин Добрынин с новгородцами решительными мерами: разрубив ладьи. В Новгороде начали собирать скот (деньги), чтобы нанять варягов. Святополк в это время «избил всех ляхов» по городам и сам стал править в Киеве. Ярослав собрал варягов и воинов много и пошел на Святополка. И бежал Святополк к печенегам. Пришел с печенегами. Ярослав же встал с воинами своими на месте убийства Бориса, призывая отомстить за кровь брата своего, и одолел его. Святополк бежал. Он кончил свою жизнь в пустыне между чехами и ляхами. Могила его источает смрад. Это Бог явил в поучение князьям русским, что, если они еще раз совершат такое же братоубийство, зная о конце Святополка, они ту же казнь примут, — говорится в назидание.

Начало княжения Ярослава в Киеве летописец датирует 1016 г. Фактически, Ярослав «сел» в Киеве только после изгнания Святополка в 1019 г. Но на этом междоусобная война между Владимировичами не заканчивается. На Ярослава приходит Брячислав, внук Владимира, но терпит от Ярослава поражение и бежит в Полоцк. Из Тмутаракани в 1023 г. на Киев идет другой брат Ярослава — Мстислав. В Киеве его не принимают. Он уходит в Чернигов. В тот год был «мятеж велик» и голод в стране. Ярослав ходил на Волгу усмирять волхвов, затем на Суздаль. Одних казнил, других отправлял в изгнание. Когда пришел в Новгород, то вновь послал за варягами. Варягов привел их князь Якун. Вместе с Якуном они пошли на Мстислава. На этот раз на стороне Мстислава оказались северяне, кроме хазар и касогов. Мстислав победил. Ярослав вместе с варяжским князем Якуном бежали. Но Мстислав не садится на стол в Киеве. Он посылает гонцов к Ярославу, говоря: «Садись в своем Киеве, ты старший брат, а мне пусть будет эта (левая по Днепру) сторона». Мир они между собой заключили в 1026 г., поделив свои владения по Днепру.

Последнее упоминание варягов в летописи записано под статьей 1036 г. В этот же год умирает Мстислав. Ярослав с этого времени становится «самовластцем всей Русской земли».

В остальное княжение Ярослава до 1054 г. варяги не упоминаются. Их роль наемников закончилась. Из варяжских имен называется только одно — Якун. Среди их деяний при Ярославе только один раз приводится эпизод о притеснениях новгородцев. О том, что варягам якобы дань давали до смерти Ярослава, дальше в тексте не подтверждается. Не указывается в летописи и время женитьбы Ярослава, имя его жены. Только под статьей 1050 г. сообщается: «Преставилась жена Ярославова, княгиня». Так что составить какое-либо мнение о пребывании варягов в Новгороде и на Руси в целом из таких разрозненных данных по Лаврентьевской летописи крайне сложно.

Однако тема пребывания скандинавов в стране Гардарики (или Гардарика), как тогда они называли Русь, затрагивается более подробно и обстоятельно в их сагах. На этом основании и делается вывод в нашей историографии о том, что сведения исландских саг дополняют русскую историю. Хотя если уж относиться к ним серьезно, то следовало бы более строже спросить за их содержание. Как будет показано ниже, в сагах и летописи встречается ряд совпадений частного порядка, но нет единства в главном. В сагах нет упоминаний о Рюрике, а сами норманны в Гардарики не появляются ранее княжения Владимира. Такой выборочный подход к восприятию иностранных сведений говорит сам за себя.

Всего саг, где затрагивалась бы тема пребывания скандинавов на Руси, четыре: это саги «Об Олаве Святом», «Об Олаве сыне Трюггви», «О Харальде Суровом» и «Прядь об Эймунде Хрингссоне». Последняя сага полностью посвящена Руси времен Ярослава Мудрого.

Главный герой саги об Эймунде Хрингссоне1 — скандинавский конунг Эймунд — нанимается на службу к конунгу Гардарики Ярицлейву. Почему именно к Ярицлейву? До Эймунда доходят сведения, что в то время в Гардарики умер конунг Вальдимар и править остались его трое сыновей: Ярицлейв, Бурицлав и Вартилав. Большую часть наследства получил Бурицлав (земли вместе с Кёнугардом). Вторая часть — Хольмгард с северными землями — досталась Ярицлейву. А третья часть — Полтескья и вся окрестная область — принадлежит теперь Вартилаву. Между ними, по мнению Эймунда, обязательно должна разгореться война за обладание всей страной. Эймунду было известно, что Ярицлейв состоял в свойстве с конунгом свеев Олавом. Он был женат на его дочери Ингигерд. «Ярицлейв должен нас принять хорошо, — размышлял Эймунд. — Мы ему первому предложим нашу помощь в защите его страны и тогда сможем хорошо заработать. Если же он откажется, то пойдем к его братьям». Так Эймунд со своим отрядом в 600 человек отправляется в Новгород.

В саге Ярицлейв сначала называется «хорошим правителем и властным», но скупым, затем безвольным и неспособным на самостоятельные действия без совета конунга Эймунда; бесхарактерным, потому что за него все решает его жена Ингигерд, щедрая по своей натуре. В Хольмгарде Эймунд поступает на службу к Ярицлейву. Дружине скандинавов выстраивают каменный дом, дают лучшие припасы. На Ярицлейва несколько раз нападает Бурицлав, желая захватить несколько волостей. Но с помощью воинов Эймунда ему удается выигрывать все сражения. Однако каждый раз, когда угроза нападения на Новгород его братьев отпадает, Ярицлейв перестает платить наемникам жалованье. И каждый раз Эймунд доказывает Ярицлейву, что без его воинов ему не обойтись, не удержаться в конунгах. Без его совета нельзя справиться с управлением Гардарикой.

Эймунд в саге — прекрасный не только советчик, но и воитель. Он отбивает атаки жадных до золота бьярмов Бурицлава, ставит ловушки и т. д. Заканчивается сага после убийства Эймундом Бурицлава миром по плану мудрой княгини Ингигерд. Ее все увидели в дружине Эймунда и норманнов. Гардарики она делит между двумя братьями. Лучшую часть Гардарики — Хольмгард — она поручает держать своему мужу Ярицлейву. Другое лучшее княжество — Кёнугард — достается Вартилаву. В награду за службу и ради того, чтобы Эймунд и дальше оставался в Гардарики, ему передают в управление Полтескью и область, которая сюда принадлежит, с правом взимать все земские поборы целиком. А ярл Рёгнвальд будет держать Альдейгьюборг так, как держал до сих пор. О его роли во всей этой истории узнаем из других скандинавских сочинений. Здесь же отметим, что кроме рассказа об Эймунде в окончании саги затрагивается тема раздела страны между братьями. И не бывало в Гардарики иноземца более мудрого, чем Эймунд конунг. Пока он держал оборону страны, на Ярицлейва конунга в Гардарики никто не нападал, делается недвусмысленный намек в последних строках саги.

В другой саге, об Олаве Святом, о наемниках при княжеском дворе ничего подобного не говорится. Речь идет о конфликте норвежского конунга Олава Харальдссона (Норвежского) и Олава Шётконунга (Шведского) и о пребывании первого в Новгороде.

Конфликт же заключался в следующем. Олав Шведский не хотел признавать за другим Олавом право правления Норвегией, считая ее частью Швеции. Грозил войной, чего не хотели бонды, местные конунги, ярлы и лёрдманны. Завязывается сложная интрига с примирением сторон. Особая роль выпадает ярлу Рёгнвальду, женатому на Ингибьёрг, сестре отца Олава Норвежского. Он предлагает дочери шведского конунга Ингигерд выйти замуж за конунга Норвегии и этим прекратить распри. Она принимает предложение. На тинге короля шведов принуждают принять общее решение о примирении сторон и согласиться на брак своей дочери. Свадьбу назначают на осень. Но конунг Олав Шведский затаил ненависть к сопернику и ждет удобного случая, чтобы отказаться от собственного обещания. И вскоре такой случай предоставляется. Из Новгорода в Швецию прибывают послы с предложением брачного союза Ярослава и старшей дочери шведского конунга. Тот соглашается, считая этот брак равным. Но посреднические услуги по примирению сторон не прекращаются. Ярл Рёгнвальд предлагает тайный брачный союз Олава Норвежского с другой дочерью Олава Шведского — младшей Астрид, особо подчеркивая, что ее приданое должно быть таким же богатым, как и у Ингигерд, тем самым формально уравнивая статус норвежского конунга и новгородского князя. Но с этим категорически был не согласен конунг Швеции. Когда он узнает о случившемся, то объявляет ярла Рёгнвальда своим личным врагом. Развязка наступает при отплытии Ингигерд в Гардарики. Она просит своего отца разрешить ей взять с собой то, чего она попросит. Отец соглашается. Тогда она умоляет его отпустить с собой ярла Рёгнвальда со своей семьей во главе ее личной дружины. Отец гневается, но уступает. С другой просьбой Ингигерд обращается к посланцам Ярослава. Она выдвигает условие, по которому в Новгороде ярлу Рёгнвальду должны будут оказывать ровно такие почести, какие он имел в Норвегии. Послы принимают условия. По прибытии Ярослав передает Рёгнвальду в княжение Альдейгьюборг. В этой саге есть еще один примечательный персонаж — конунг Хрёрик. Олав некогда его ослепил, но оставил при себе и везде с собой возил. Хрёрик высказывал открыто свое презрение сопернику и готовил заговоры против Олава. Тот его долго прощал, пока не отправил в Гренландию.

В этих двух сагах есть три совпадения имен — Ярицлейва — Ярослава, его жены Ингигерд и ярла Рёгнвальда. Посмотрим дальше.

В третьей саге «Об Олаве сыне Трюггви» передается короткий эпизод с мальчиком по имени Олав. Его мать Астрид скрывала происхождение своего сына, так как боялась за его безопасность. Но однажды сын Трюггви был на рынке и узнал убийцу своего воспитателя Торольда. Он стукнул его топориком по голове и побежал домой. Народ бросился на поиски Олава. Дядя мальчика Сигурт предусмотрительно отвел его в дом жены конунга. В Хольмгарде господствовал тогда закон, согласно которому всякий, кто убил человека, не объявленного вне закона, должен быть убит. Жену конунга звали Аллогия. Она сказала, что такого красивого мальчика убивать нельзя. Олаву было 9 лет, когда он попал в Гардарики. Свое имя он получил в честь деда — Олава Святого. В Гардарики он прожил еще девять лет и был в чести у Вальдимара-конунга. Когда он вырос, то Вальдимару стали нашептывать, что он должен остерегаться Олава. Он даровит, и его все любят. Тогда Олав решает уехать из Гардарики.

В четвертой саге «О Харальде Суровом» повествуется о походе в Страну греков. Харальд, брат конунга Олава Святого по матери, собирается в поход в Восточные страны. Его путь лежит через Гардарики. Весной он прибывает к конунгу Ярицлейву. Проводит он у него несколько зим, «ходил походами по Восточному Пути». Потом отправляется к Миклагарду. Там его воины побратались с верингами. И вскоре Харальд делается предводителем всех верингов. Потом Харальд вместе с верингами идет походом в Страну сарацин. Много лет проводит в Африке, захватывает огромные богатства: золото и всякого рода драгоценности. «Все имущество он посылал с верными людьми на север в Хольмгард на хранение к Ярицлейву конунгу, и там скопились безмерные сокровища»2, — читаем мы в заключении отрывка.

Харальд много завоевывал городов. Однажды он подошел с войском к большому городу с многочисленным населением. Он осадил крепость, но ее стены оказались настолько прочными, что невозможно было их проломить. Продовольствия у горожан было тоже много, чтобы выдержать длительную осаду. Тогда Харальд пошел на хитрость: он велел своим птицеловам ловить птичек. К их спинкам привязывали сосновые стружки, смазанные воском и серой, поджигали и отпускали их к птенцам в гнезда. Скоро огонь распространился по всему городу. Тут все горожане вышли и стали просить пощады. Находчивость Харальда помогла верингам занять еще несколько городов. Когда Харальд возвращается в Норвегию, он встречает там своего «сородича» конунга Магнуса. На пиру Магнус подошел к Харальду, держа в руке два камышовых стебля. «Какой из стеблей желаешь взять?» — спросил он. «Тот, что ближе ко мне», — отвечал Харальд. Тут Магнус-конунг сказал: «Вместе с этим стеблем камыша даю я вам половину Норвежской державы»3.

Что мы видим в последних двух сагах? У конунга Вальдимара жену звали Аллогия. Под Вальдимаром следует понимать князя Владимира. Но тут возникают вопросы. По русской летописи, последние годы жизни Владимир находился в Киеве. В Новгороде он княжил при своем отце Святославе в 977–980 гг. Олав, как внук Олава Святого, не мог родиться раньше этого периода. Но если Вальдимар — Ярослав, то его жену по другой саге звали Ингигерд. Сюжет с птичками очень напоминает месть княгини Ольги древлянам за смерть своего мужа Игоря. Там к лапкам птичек привязывался горящий хворост. Слово «веринг» в других сагах не встречается. Раздел Норвегии между Харальдом и Магнусом похож на раздел Руси Ярославом и Мстиславом. Но вот сюжет саги об Эймунде, где сходятся три брата Ярицлейв, Вартилав и Бурицлав, подходит по сюжету не к борьбе Ярослава со Святополком и другими братьями, коих всего двенадцать, а к усобице Владимира, Олега и Ярополка в промежутке (по Лаврентьевской летописи) между 973 и 980 гг. Тогда после смерти Святослава вся Русская земля была поделена между тремя братьями. К этому моменту относится и запись о требовании варягов передать им город, который они помогли взять. Тогда, как говорилось в цитате из летописи, Владимир стал тянуть время с выдачей «откупа». Варяги попросили отпустить их в Греческую землю. Он не препятствовал. Только отправил предупредительное письмо и т. д. Но если допустить, что в саге об Эймунде действительно рассказывается о Владимире, то чья жена тогда Ингигерд? И… была ли она вообще?

Первое появление исландских саг в России относится к середине XIX столетия. В историческом сборнике за 1841 г. публикуются «Извлечения из саги Олова, сына Триггвиева, короля Норвежского. Пребывание Олава Триггвиевича при Дворе Владимира Великого» в переводе с исландского протоиерея Стефана Сабинина4. В этих «Извлечениях…» приводится многое из того, чего нет в современных переводах тех же исландских саг. То ли Сабинин сам дописывал (или досочинял) эти тексты, а потом их переводил на русский язык, то ли ему их дали, специально подготовив к русскому изданию, — вопрос остается открытым. Тем не менее некоторые выводы Сабинина мы и сегодня читаем в наших школьных учебниках. На его дополнениях строится официальная версия начальной русской истории. Она сразу была принята на ура. Она укрепила в обществе убеждение о норманнах-варягах как о завоевателях, оставивших большой след в русской истории, но еще больше в памятниках древности, закопанных в земле.

Вчитаемся в некоторые строки. Первое, что обращает на себя внимание, — это приписка к заглавию. В сагах нет указания о времени пребывания Олава сына Трюггви в Новгороде. Однако в переводе мы видим имя Владимира, время княжения которого приводится в русских летописях. Для подтверждения на первой же странице дается точная дата рождения Олава — 969 г. В концовке перевода Олав принимает участие в крещении язычников Гардарики. Однажды Олаву явилось видение, будто он разговаривал с Богом. Господь осенил его Святым крещением и внушил ему стать совершенным служителем Божьим. После этого он наказал ему отправиться в Грецию и найти там славных учителей. Олав так и сделал. В Греции он нашел епископа Павла и просил его ехать в Гардарики и исповедовать там учение Божие Христианское языческим народам. Сам он поехал следом. Приехав в Гардарики, он сначала проповедовал веру конунгу Владимиру и его супруге Адлогии. Конунг затруднился с выбором. Потом сказал, что лучше доверит решение супруге, которая гораздо умнее его. Обсуждение этого вопроса проходило на большом собрании. Оно закончилось обещанием принять истинную веру. Все долго рукоплескали такому решению конунга. В примечаниях протоиерей Сабинин пишет уже от себя о Владимире как о норманне в четвертом колене. Норманны, правившие некогда Гардарикой, «со времен появления их на Руси, непрерывно громят Славянские области. Аскольд и Дир овладевают Киевом. Военные действия Олега, Игоря, Ольги, Святослава и Владимира устремлены исключительно почти против народов славянского происхождения… нормане их всех называли общим именем Словене, то есть рабы»5.

Так что все, по мнению любителей древности поры IX в., сходилось. Варяги главенствовали на всей Русской земле. Русские летописи утаивают эти известия. Скандинавские источники являются наиболее точными. Значит, они должны быть положены в основу русской истории. Варяги пришли. Варяжками были их жены. Женой Ярослава тоже была шведка — Ингигерд. Правда, те же скандинавские источники ни Владимира, ни Ярослава мудрыми не считали. Только их скандинавских жен. Но этот «обидный» вопрос уже не обсуждался. Вокруг варяжской теории тут же появляется множество мифов. Главные из них — мифы о хождениях варягов-норманнов по Руси. Ведь, как записано в летописи и как говорится в сагах, им раздают города, они собирают повсюду дань, плавают через Русь в Византию и Восточные страны, торгуют и воюют, оставляя свои богатства на просторах Гардарики-Руси в кладах и больших могильных комплексах.

Впору задаться вопросами: какими маршрутами, когда и сколько варягов могли перемещаться по необъятным просторам славянских, тюркских и иных племен, рассеянных от Балтики до Черного и Каспийского морей? Собирали ли они на самом деле дань? Совершали ли торговые экспедиции? Или, может быть, путешествовали ради любопытства, выведывая, как бы между прочим, у населения места добычи золота и серебра? Наконец, каким образом они добирались до укромных, мирно затаившихся в лесных чащобах, среди непролазных болот селений Залесья, чтобы просто пограбить или даже завоевать? По этому поводу разгорелось так много жарких дискуссий еще со времен протоиерея Стефана Сабинина, что они не утихают и по сей день. В этих дискуссиях тонут всякие доводы о беспредметности разговора на эту тему вообще по одной простой причине: легенда сама по себе не может являться историческим фактом, какое бы зерно правды в ней ни содержалось. Легенда тем более не может признаваться историческим фактом, если в ней изначально заложены противоречия. Еще большая ошибка — признавать за легендой символизм, если есть сомнения в ее достоверности вообще, в определении авторства, времени внесения в письменные источники.

Увы, но мы обязаны, как и многие поколения противников норманизма, вступить в дискуссию, чтобы еще раз показать негативную сторону теории с антирусским оттенком. Поэтому далее в этой части мы попробуем смоделировать ситуацию, что называется, наоборот и представить эпоху летописного варяжского завоевания так, как если бы действительно варяги могли свободно передвигаться по Руси в разных направлениях. Попытаться разобраться, в какое время и что послужило поводом для создания мифов о варягах — находниках на Русской земле.

Глава 2 По какому маршруту мог собирать дань Рюрик в «русско-финском» Залесье

…Однажды автору этих строк довелось поехать в командировку в город Котлас. Этот город находится на Северной Двине в южной части Архангельской области. Ехать надо было из Нижнего Новгорода на машине «Урал» с прицепом и грузом. По карте мы с напарником выяснили, что попасть туда можно тремя путями: прямо через райцентр Шарья на севере области, с востока через Киров и с запада через Вологду. Последний маршрут отпадал сразу: это лишних полторы тысячи километров. Через Киров казалось предпочтительнее, но расстояние все равно пугало. Прямая дорога тоже вызывала сомнения по причине ее качества. Особенно не внушала доверие пунктирная линия дорожного покрытия на карте. Но мы решили рискнуть.

До Шарьи доехали к обеду, легко и без приключений. Остановились у магазина, чтобы купить воды и чего-нибудь съестного. Водитель остался у машины. Как ответственный товарищ, он должен был проверить ее техническое состояние, хотя бы постукивая ногами по колесам. Возвращаясь из магазина с пакетом продуктов, возбужденный перспективами удачного путешествия, я, подходя к машине, почувствовал некоторую напряженность. Мой напарник стоял в окружении местной молодежи, и они что-то бурно обсуждали. При моем приближении все смолкли. Водителя, если мне не изменяет память, звали Саша. Он подошел ко мне и тихонько так сказал: «А дороги дальше нет!» Я смотрел по сторонам. Солнечный свет скользил по разноцветным крышам кирпичных домов, ровные асфальтовые дорожки расходились в разные стороны от магазина. Как-то не верилось, что где-то тут рядом кончается цивилизация.

После небольшой паузы Саша продолжил: «Правда, эти пацаны говорят: можно доехать до села Никольское, тут недалеко, найти трактор. Дорога там хоть и болотистая, но с трактором можно проехать. Всего одно препятствие — и все! Один из этих пацанов согласен нам помочь. Может поехать с нами». Я понял, что он уже морально к такому развитию событий подготовился. Для меня важен был фактор времени. Пришлось согласиться.

В Никольское мы приехали быстро, но все-таки не так, как нам представлялось ранее. «Тут недалеко» растянулось на несколько часов, и на месте мы оказались практически под вечер. Надо было устраиваться на ночлег. Наш попутчик предложил оставить машину на охраняемой стоянке. Она представляла собой площадку местной автомобильной базы со сторожкой на выходе. Ночевать мы отправились к его другу. Утром, проснувшись, сначала искали нашего спутника, потом долго ждали его, не понимая, что происходит. Дом оказался без хозяев и практически без мебели. Начали закрадываться сомнения в его порядочности. Мы собрали вещички и поспешили к машине. Кабина оказалась приоткрытой, магнитола вырвана вместе с проводами, бензобак оказался без крышки. Видимо, сливали солярку. Да и груз немного 30 поубавился, хотя особой ценности не представлял.

Что-то надо было делать. Мы уже заехали слишком далеко, чтобы возвращаться обратно. Оставалось проводника искать самим.

Попробовали поговорить об этом с компанией прохожих мужиков средних лет. Нам объяснили, что сегодня вряд ли кто согласится нам помочь. У них сегодня в поселке праздник — День молодежи. Гуляют все. Тут мы только обратили внимание на громкую музыку из репродукторов, пригляделись к цветастым платьям на девушках, на скопление повеселевшего народа. Такое бурное празднование Дня молодежи в отдельно взятом поселке вызывало смешанные чувства.

На наше счастье, к нам подошел молодой человек в милицейской форме. Узнав проблему, посочувствовал и пообещал помочь, оценивающе осматривая наш полноприводный «Урал». Первым делом он посоветовал отъехать подальше от деревни, чтобы не смущать своим грузом местных хулиганов, что мы и сделали. Оставалось его ждать.

Приехал он только под утро следующего дня с каким-то полупьяным мужиком. Представил его тральщиком и пояснил: «Он поедет с вами до своего трактора. Будет просить — не наливайте!» На наш вопрос «А сколько ехать?» мужик нас уверил: «Недалеко». — «А что за препятствие?» — «Ерунда!»

Ехали молча. Мужик кемарил, иногда просыпался и просил налить. Получив отказ, он опять погружался в сон. Дорога, хоть и была ровной и асфальтовой, начинала утомлять. Мы ждали трактора, препятствия, а все асфальт и асфальт. По нашим представлениям, «недалеко» должно было давно закончиться. Асфальт как-то неожиданно пропал, как только мы выехали из очередного поворота. Перед нами предстала дорожная полоса из железобетонных плит. Скорость пришлось сбросить. Поехали медленно. Через какое-то время в сознание стала закладываться тревога. Пейзаж по сторонам сменился с кустарника и мелколесья на болотистую местность с низкорослыми тонкими остовами деревьев без листьев и верхушек. Становилось жутковато. Дорога, казалось, вела в никуда. Закрадывалось желание повернуть в обратную сторону. Но этого уже не сделать физически: плиты уложены были с расчетом под одну машину. Слева топь, справа через два метра топь. Встречная машина могла ехать только по грязи, а развернуться здесь невозможно. Только вперед.

Вперед ехали еще час или два. Плиты кончились. В утреннем тумане нарисовался трактор гусеничный, площадка с поваленными деревьями, избушкой. Тракторист проснулся, осмотрелся. Его предложение выглядело как вердикт: «Я, — сказал он, — цепляю ваш прицеп, а вы едете за мной. Застрянете — свистнете». На наш вопрос «Сколько так ехать?» последовал ответ: «Недалеко!» Хотелось верить…

Застревал наш полноприводный Урал в жиже грязи с ямами несколько раз. Иногда тракторист нас слышал. Отцеплял прицеп, подъезжал к нам, вытаскивал «Урал», снова зацеплял прицеп. Несколько раз приходилось вылезать из кабины самому, погружаться по самое никуда в грязь и ползти за трактором. Тракторист свист слышал, останавливался и засыпал. А прежде наливал себе сам. За спинкой сиденья, оказалось, у него все, что надо, было.

Когда мы наконец увидели препятствие, нас охватила оторопь. Поперек дороги лежало бревно толстенных размеров, за которым по промывшей дорогу протоке мирно журчал ручей. Тракторист нас тут же успокоил: «Это ерунда. Главное препятствие впереди». Признаюсь честно, из машины я вышел и наблюдал за происходящим краем глаза. Было не по себе. На наш вопрос «Где же это чертово препятствие?» последовал ожидаемый ответ: «Недалеко!» Думалось уже разное…

До главного препятствия мы добрались, когда солнце уже перевалило за полдень. Нашему взору предстала другая протока, шире и глубже прежней, с высоко насыпанной гравийной дорогой на противоположном берегу. Здесь грязь, а там сухая дорога. Не совсем уже в это и верилось. Оставалось на нее попасть. Прямо сложно, в объезд жижа. В задумчивости стояли не только мы, но и тракторист. Тут послышался шум приближающегося сзади нас двигателя. Наш спаситель неожиданно панически засуетился.

— Это, наверное, мое начальство. Щас меня будут ругать. Надо быстрее уезжать.

Он начал пятиться к своему трактору.

— А как же мы? Нам-то чего делать?

— Не знаю. Ничего не знаю.

Мы просто опешили. Оказаться одним на болоте, в полной неизвестности… (Сотовых телефонов тогда еще не было.) Он бы точно уехал… На наше счастье, другой трелевочный трактор подошел быстро и прямо к нам. Из кабины вышло трое парней. К удивлению, все трезвые и не из его начальства. Оказалось, тот милиционер попросил их подстраховать своего нетрезвого товарища. Спасибо ему!

Пересказывать, сколько времени мы преодолевали это препятствие, оборвали тросов, крюков, как залили водой прицеп с грузом, меняли промокшие от грязи тряпки на горловине бензобака, — дело долгое. Да оно и ни к чему.

Оказавшись на твердой земле, мы благодарили своих спасителей от души, как никогда в своей жизни.

С нас не взяли ни денег, ни водки. Спрашивать, долго ли еще ехать, было уже неуместно. Больше интересовал вопрос: нет ли дальше каких препятствий? Нас уверили, что нет. В таком полустрессовом состоянии мы погрузились в машину и поехали. Через несколько километров, когда пришли в себя и немного успокоились, решили перекусить. Лучше всего это казалось сделать на природе. Сели на дороге прямо перед машиной.

В это время нам навстречу выехала повозка — лошадь с груженной каким-то тряпьем, комодами, стульями телегой. На ней сидело четверо: женщина с мужчиной и двое детей подросткового возраста. Оказались цыганами. После взаимного обмена приветствиями они спросили: «Мы там проедем?» После пережитого уже можно было шутить: «Конечно! Мы же проехали!..»

С тех пор, хотя и прошло много времени, меня мучает один вопрос: так проехали те цыгане на лошади по тем гиблым местам или все же вернулись?

* * *

Сегодня я вспоминаю этот случай, пытаясь представить себе наших далеких предков в роли путешественников. Та дорога, как нам рассказывали, была застелена бревнами еще в царские времена. Потом ее забросили. А тысячу лет назад, когда дороги через болота не прокладывали? Без проводника, знающего только свою местность, по бездорожью, далеко ли доберешься? Да еще и люди всякие могли попасться. Могли помочь, а могли и ограбить. Могли вообще завести неведомо куда и бросить. Проще было тем, с кого 34 нечего взять. И лихие людишки не только в чащобах прятались, но и караулили торговые суденышки по рекам. Это не значит, что никто никуда не ездил и не плавал. Наоборот, легенды о разбойниках в той или иной местности лишь доказывают: здесь когда-то был торговый путь. Вспомним Соловья-разбойника в глухих Муромских лесах! Но эти же легенды подтверждают и другое: всегда находились люди, которым было далеко не безразлично, кто, куда, зачем и, главное, с чем едет? что везет?

Люди разными способами и с разными намерениями передвигались с места на место. Богатые торговцы на больших повозках, караванами перевозили грузы в коммерческих целях, а простые люди везли с собой весь обычный домашний скарб кто на чем мог. Одни пускались в путь вынужденно. Для других передвижение, перемена места обитания — образ жизни. Цыгане, нищие, различные кудесники и волхователи, промышляющие мелким воровством и подаянием, перемещались набольшие расстояния. От них «оседлые» жители узнавали о неведомых дальних и заморских странах. Их же использовали и в качестве разведчиков, потому как за ними потом шли караваны купцов и армии разорителей. Эти путники к тому же являлись переносчиками заразных заболеваний…

Если одни отправлялись в путь по надежным дорогам (все-таки обратно и мы поехали в обход!), то другие искали маршруты, ориентируясь по принципу: от селения к селению. К цыганам и попрошайкам в христианское время добавились еще и миссионеры с просветительскими целями и странствующие монахи, переходящие из монастыря в монастырь в поисках своей доли или в поисках пустоши, как тогда называли, для уединения. Бродяжничество родилось не вчера и не уйдет в прошлое никогда.

Соседствующие близкородственные племена всегда контактировали друг с другом, несмотря на различные препятствия. Принцип здесь простой: иначе не было бы общественного развития. Значит, для этого существовали водные и сухопутные маршруты, имеющие особенности для конкретной местности. Для степных южных районов это, скажем, большие расстояния между селениями. Для северо-восточной части Древней Руси это леса, болота и наличие огромного количества озер, рек разных направлений и их притоков. Они создавали сложности для передвижения, а потому в этой стороне сложилась система волоков и связанная с этим специфическая профессия волоковщиков. Места, где осуществлялись волоки, получали созвучное наименование. Город Волоколамск (Волок Ламский), например. Не надо забывать и про другую особенность передвижения: сезонность. На период весенней распутицы, когда пути «распутываются», то есть размываются половодьем рек, исчезают, приостанавливаются и всякие сношения между жителями соседних сел и деревень. И наоборот, когда морозы сковывают льдом воды рек, озер и болот, перемещение становится более удобным. Не случайно ярмарки проводились, как правило, в зимнее время. Это связано не только с окончанием осенних полевых работ, забоем подросшего скота, но и с возможностью беспрепятственно и быстро добраться до нужного места.

Не совсем верно бытующее положение об обязательном передвижении наших предков IX–XI вв. только водными путями. Не совсем верно и другое — представление о славянах как о варварах, полудиких племенах, без письменности и со слабой социальной организацией. Между прочим, IX — начало X в. — это конечный период так называемого Великого переселения народов. Славянские племена активно мигрируют в восточном направлении, заселяя Русскую равнину. Не всегда все происходит по доброй воле, порой — под давлением германских племен, где с письменностью тоже не все было в порядке. (Каролингские анналы начинают записываться с 861 г.) Одежда, обувь, кухонная утварь, жилища отличия имели символические, сообразно культурным традициям разных этнических образований. На новом месте славяне не теряют контактов друг с другом.

По описанию летописца XI в., эти связи осуществлялись в треугольнике Киев-Новгород-Муром. Вполне естественно и его представление о маршрутах, связывающих эти города. Но он подробно о них не рассказывает. Читаем только: пришел Глеб на Волгу. Его конь споткнулся на рытвине, «.. и повредил Глеб себе немного ногу. И пришел в Смоленск». Так через верховья Волги и Смоленск Глеб должен был попасть в Киев. Сегодня мы имеем большие возможности, чем древний летописец, описать те маршруты.

Варяги, по летописи, хозяйничали в Новгороде. Из Новгорода они совершали походы по городам Руси. Значит, во всех случаях направления движения должны начинаться от Новгорода. Начнем с юго-восточного направления. Оно с точки зрения норманистов было одно из самых востребованных. По этому пути располагалась цепочка древних русских городов, которыми, как указывается в летописи, и владели, и дань собирали варяги. Крайним на этом пути был город Муром.

Сухопутные пути узнаваемы по трем критериям: 1) по частоте упоминаний в древних хрониках, подтвержденных археологическими исследованиями старых городов; 2) по сети существующих современных дорог (их значимость могла меняться, но чаще всего единожды проложенные дороги сохранялись веками; только в последнее время начали строить объездные дороги вокруг городов, выпрямлять насыпи слишком извилистых магистралей); 3) по правилу сорокового километра. Пешие переходы на пределах человеческих возможностей со скоростью 5 километров в час и в светлое время суток ограничиваются 40 километрами. Преодоление этого расстояния в большую или меньшую сторону зависело от сложностей пути — заболоченности местности, рек, лесистости и проч. или, наоборот, их отсутствия (а также состояния грунтовых дорог между населенными пунктами и наличия средств передвижения).

С определенной долей условности маршрут Великий Новгород — Муром мог выглядеть следующим образом: Великий Новгород — Ямская слобода (95 км) — Валдай (53 км) Вышний Волочек (94 км) Торжок (69 км) Тверь (63 км) — Кимры (102 км) — Талдом (28 км) — Меркурьево (41 км) — Переславль-Залесский (76 км) — Юрьев-Польский (65 км) — Суздаль (62 км) — Ковров (67 км) — Красная Горбатка (82 км) — Муром (48 км).

Не все селения здесь указаны, так как не все ямские станции «доросли» впоследствии до статуса райцентра, или вовсе исчезли, или изменили название, но это уже частности. Итого: общая протяженность пути от Новгорода до Мурома по современным географическим картам составляет 935 километров. В реальности это могло быть немного больше. Еще один маршрут складывается по удлиненному пути из Новгорода через Вышний Волочек — Бежецк (в объезд через Углич) — Рыбинск (известный по летописям как Усть-Шексна) — Ярославль — Ростов — Тейково и далее на 38 Ковров (приблизительно 1120 км). В обоих случаях в пределах 20–25 дней путешествия от реки Волхова (Великий Новгород) до реки Оки (Муром) вполне можно было добраться.

Прямого водного пути от Новгорода до Мурома не существует, разве что с перерывами. Водный путь вообще сопряжен со многими трудностями: это и сильное течение, практически исключающее движение в обратном направлении; это и порожистость рек, особенно берущих начало с Валдайской возвышенности; это и мелководье, и необходимость использования волоков при переходе из одной речной системы в другую. Например, река Мета, берущая начало от Вышнего Волочка и впадающая в озеро Ильмень в окрестностях Великого Новгорода, могла использоваться только в своих верховьях. Боровичские пороги (более чем 2 м!) вынуждали перегружать грузы на гужевой транспорт и перевозить его по суше. То есть если сухопутным путем из Мурома доходили до Торжка, то далее можно было плыть по Тверце, затем через волок на Цне перебираться в Мету, а далее — до Новгорода. В обратную сторону шли посуху или ехали на санях. Если не было необходимости доставлять большие грузы, то и не было смысла сплавляться по реке. По времени это было значительно дольше. Таким образом, предпочтительнее говорить о наличии сухопутного пути от Новгорода в сторону Мурома.

Это значит, что в IX в. летописные норманны, если они тогда действительно хозяйничали на Руси, могли совершать регулярные походы на Ярославль, Ростов, Суздаль, Муром. В подтверждение сказанного на современных географических картах сторонниками этой точки зрения обозначено девять археологических комплексов, где найдено, по их мнению, сосредоточие предметов, имеющих скандинавское происхождение6.

Что такое археологический комплекс в данном конкретном случае? Под археологическим комплексом подразумевается наличие определенного набора артефактов, которые можно идентифицировать по этнической принадлежности. В статье И. Херрмана, кстати сказать, называется только одна разновидность артефактов из Балтийского региона (да и то с небольшой оговоркой), которая могла бы оказаться на Русской равнине. Это, по его мнению, фельдбергская керамика, использовавшаяся, прежде всего, в качестве тары для сыпучих товаров и меда. Она изначально изготовлялась племенами Средней Померании, затем в торговых центрах Швеции и Дании. Из этих стран, благодаря своим техническим и эстетическим качествам, она получила широкое распространение на берегах Балтийского моря и в северной части Руси. С IX в. этот тип керамики подвергается модификации и дальнейшему развитию, становится одним из видов массовой продукции «многих славянских племен». Орнаментация фельдбергской керамики переносится на художественное оформление другой домашней посуды «почти всех славянских племен», утверждал немецкий историк Херрман.

В числе археологических комплексов, где должны быть вещи скандинавского происхождения, указывается и город Муром. Но и без современных немецких исследователей на Муромщине давно ведутся поиски варяжских древностей. Этой теме посвящались и специальные исследования.

В статье Т.А. Пушкиной, например, называется двенадцать таких предметов: три фибулы, один бронзовый прорезной наконечник ножен меча, одна подвеска с изображением извивающегося чудовища, два 40 меча, одна арабская монета с процарапанным изображением молоточка Тора (две линии в виде буквы «Т» в данном случае должны обязательно символизировать таинственный знак скандинавского божества — Тора, бога грома и войны), два бронзовых массивных браслета, один железный проушный топор и остатки одной плетеной серебряной цепочки7. Правда, почему ее причислили к скандинавским древностям — не совсем понятно.

В этот же перечень можно включить археологические артефакты, описанные позднее в диссертационной работе В.В. Бейлекчи8. Имеют отношение к Скандинавии, по его мнению, керамические сосуды с загнутыми внутрь венчиками (у фельдбергской керамики венчики выгнуты наружу!), деревянные чаши с металлическими оковками и несохранившийся железный меч (так называемого «скандинавского типа» из Подболотьевского могильника). Весь основной инвентарь Муромских могильников перечислен у Бейлекчи на сорока (!) страницах: орудия труда и предметы быта, предметы вооружения и украшения. Это очень богатый и разносторонний материал, состоящий из тысяч мелких предметов, аналоги которым находятся в других местностях. Учтена вся доступная информация, начиная с уваровских курганов в 1851 г. до археологических исследований последнего времени. 12–15 предметов, указанных у Бейлекчи как скандинавские, но чье происхождение еще и оспаривается, — не слишком большой объем для доказательств пребывания скандинавов-норманнов-варягов на Муромской земле. Здесь же надо заметить, что время изготовления многих из перечисленных предметов — не ранее середины X в. Предметов времен летописных варягов нет вообще, как, впрочем, и остатков фельдбергской керамики.

Мифы не появляются на пустом месте. Миф об активном использовании рек в качестве путей сообщения в этом регионе, связанный с «расцветом всех социальных и духовных сил населения Скандинавии» эпохи викингов, по нашему мнению, рождается в головах историков XIX в. в пору активного строительства плотин, устройства каналов и других гидросооружений, связывающих в единое целое водную систему Балтики и Волги. В годы, когда Н.М. Карамзин писал «Историю Государства Российского», водное сообщение от Твери на Волге до Великого Новгорода на Волхове представляло собой чрезвычайно оживленную трассу, благо сухопутная дорога во многих местах проходила по берегу рек. Населенные пункты расширялись там, где требовалась дополнительная рабочая сила для проводки судов по порогам, перетаскивания грузов по берегу, технического обслуживания и т. д. В этих селениях большим спросом пользовались перекладные лошади, гостиничные места. Порой путников встречали, как писал А.Н. Радищев в своем сочинении «Путешествие из Петербурга в Москву» (опубликовано в 1790 г.), разрумяненные девки с баранками, возжигающие любострастие. К услугам щедрых постояльцев готовились бани. Кабаки зазывали запахом пива и заморских вин. Особенно впечатляюще выглядел Вышний Волочек, где восхищали зрелищем рукотворные каналы, связывающие три реки: Мету, Цну и Тверцу. Шлюзы каналов наполнялись водой до определенного уровня и открывались на время для прохождения в другой шлюз. Поштучно корабли пропускать через шлюзы было не выгодно. Для прохождения выстраивались целые караваны судов. Многие торговые плавающие средства строились тут же. Отношение к ним было такое же, как сегодня к одноразовой посуде: использовал — выбросил. Их нельзя было ни вернуть на место, ни пустить в плавание на Балтику. Поэтому они в месте прибытия разбирались на дрова. На сложных участках реки, в местах порогов, особенно Боровичских и Опеченских, торговые караваны ожидала целая армия лоцманов, грузчиков, черпальщиков воды. Жизнь кипела!

Неудивительно, что у некоторых впечатлительных путешественников, регулярно совершающих поездки из Петербурга в Москву и обратно, создавалось впечатление, будто водный путь, соединяющий Волгу и Балтику, был всегда и с незапамятных времен. На этих ощущениях выросло не одно поколение.

Потребность в создании такого водного пути возникла с момента начала строительства новой столицы Российской империи — Санкт-Петербурга — в 1703 г., благо тому способствовали гидрологические условия местности. Новому центру требовался в огромных количествах лес, металл, кожа, лыко, продовольствие и т. д. и т. п. К реализации проекта привлекли голландцев, но они с задачей не справились. В 1709 г. канал открыли, а через десять лет по нему уже не плавали. Водостоки не обеспечивали необходимый подъем воды в каналах для судоходства. Личную инициативу тогда проявил новгородский купец Михаил Сердюков. Он смог убедить Петра I в возможности реанимировать Вышневолоцкую водную систему, предложив ряд оригинальных технологических решений. Согласие Сердюков получил после личной аудиенции у царя. Когда через три года проявились результаты, все управление водным путем передали Сердюкову в концессию на пятьдесят лет. Кроме того, Сердюков получил право пользования прибрежной полосой, на которой стали возводиться селения из бараков для сезонных работников, с кабаками, корчмами, торговыми лавками, банями. Сердюкову разрешили использовать сборы с проходящих судов, с мельниц на содержание водной магистрали. Не облагались налогом и доходы от питейных заведений. Массы крепостных крестьян согнали со всей округи для прорытия обводных каналов. Они впоследствии и составили основной костяк казенных потомственных работников на обслуживании судоходства. За сто с лишним лет устоялись традиции, обычаи в обслуживании проезжающих путников.

Все пришло в упадок, однако, очень быстро: с открытием двухпутной железной дороги Санкт-Петербург-Москва в 1851 г. С увеличением товарооборота по железной дороге уменьшался оборот на водном транспорте. Стали приходить в запустение и поселки с питейными заведениями и краснощекими девками с баранками, банями. Зато сохранились впечатления о возможностях свободного плавания по рекам. Селения с характерными названиями подсказывали места волоков. Маршрут при желании можно было смоделировать в нужных направлениях. Тогда многие любители древности были убеждены, что основными путешественниками по пути «из варяг в греки» были сами варяги. Они показывали маршруты местным племенам. У некоторых из них это вызывало нескрываемое умиление и восторженность. Наиболее образно свое отношение к варягам выразил граф С.Г. Строганов, будучи председателем Московского общества истории и древностей.

«…Жители, обитавшие на этом пространстве, — писал он, — через которое лежал путь, соединяющий богатых Северных Норманнов с южными сарацинами, чуждые сами всякого искусства, были только свидетелями этой деятельной торговли, прекратившейся с первым нашествием Монголов»9. Наверное, граф Строганов путешествовал из Петербурга в Москву по хорошим дорогам, не сталкивался с цыганами, не замечал пеших странников и его не мучили вопросы: по каким гиблым местам они проходили? Добрались они до места или не добрались? Он мыслил так же, как и его современник, протоиерей Стефан Сабинин.

Глава 3 Волжские дали варягов

В уже цитированном отрывке Повести временных лет читаем: «Так и из Руси можно плыть по Волге в Болгары и в Хвалисы, и дальше на восток пройти в удел Сима». О торговле кого-то с кем-то здесь, как видим, не говорится ни слова. «Можно плыть» — значит «можно попасть». В эти значения автор Повести старается вложить понимание славянской Руси как части единого мира. Норманисты же трактуют этот отрывок как свидетельство якобы транзитной торговли между скандинавами и странами мусульманского востока, «удела Сима», по рекам Руси. В доказательство приводятся данные археологии. В основном — клады серебряных куфических монет. Если, рассуждают норманисты, с Северной Руси варяги Рюрика собирали дань и их следы прослеживаются в археологических комплексах, то Волжский путь использовался ими для транзитной торговли рабами и серебром со странами мусульманского Востока. Причем рабы были обязательно из славянских племен, и привозили их на рынки свои же купцы славянские. Серебро же было необходимо быстро развивающейся экономике скандинавских стран, ибо в Европе тогда серебро добывалось в недостаточном количестве, а на Скандинавском полуострове его не было вовсе. Таким образом, мусульманские дирхемы завозились арабскими купцами в Волжскую Булгарию и далее по Волжскому пути в скандинавские города Бирку, Скирингссаль и на острова Готланд, Эланд. Либо норманны совершали сами торговые экспедиции к «хвалисам», причем столь часто, что иным писателям казалось, будто Каспийское море и Балтийское море соединены между собой непосредственно и коротким проливом. В общем, судоходство по Волге велось круглый год, невзирая на погодно-климатические условия и в зависимости только от фантазии сочинителей в сфере литературно-исторического творчества.

Эстафету норманистов перенимают и финноугристы. Следуя их логике, получается, если южнее Волги на Оке жили финны — племя мурома, — то и на средней Волге жили финны. Племена водь, весь, чудь, черемисы традиционно относят к племенам финнов (финно-угров). Следовательно, и гидроним «Волга» имеет финское происхождение. Этимологию этого слова надо искать в финском языке. И ищут…

Миф о «серебряном мосте» по Волге между скандинавами и арабами имеет те же истоки, что и миф первый о норманнах, завоевателях Северной Руси. Он сложился в те же времена бурного строительства водных каналов, связавших Балтику и Волгу. Кроме уже описанной Вышневолоцкой водной системы в начале XIX в. открывается Тихвинская водная система (1811 г.) по рекам Молога, Чадоща, Горюн, включавшая озеро Вожанское, реку Соминку и озеро Сомино, реку Волченку, озеро Крупино, озеро Лебедино, реки Тихвинку и Сясь. Тихвинский канал соединял озеро Крупино и озеро Лебедино. Идея прорытия соединительного канала возникла тогда же — в пору Петра I, когда голландские инженеры провалили проект канала на Верхнем Волочке. На этот раз Петр Великий пригласил шотландского инженера Джона Перри. Но его проект реализовался только спустя сто лет.

Параллельно Тихвинской системе с излучины Волги в районе Рыбинска и выходу на Ладожское озеро Петром I задумывался еще один проект. Он предусматривал соединение Волги в том же районе Рыбинска по рекам Шексне, Ковже и Вытегре через Белое море с Онежским морем. Самым сложным участком оказалось строительство Вытегорского канала. Его открытие состоялось в 1810 г. Неудобство представляло и Белое море. Из-за частых ветров узкие суда опрокидывались и тонули. К 1846 г. в обход Белого моря прорывают обходной канал длиной 67 километров.

Итак, путешественники по Волге в середине XIX в. могли видеть большое скопление торговых барок как в Твери, так и ниже по течению в районе Рыбинска. Множество землекопов, бурлаков и прочего люда кормилось на обслуживании водных путей, выходящих на Волгу. Вместе с Вышневолоцкой системой такая вариативность возможностей создавала иллюзию интенсивного торгового сообщения обитателей Балтийского побережья с жителями далекого Востока с давних времен. Особенно если учесть мнение о высокой степени экономического развития скандинавов. Сюда же следует добавить и еще один, рассматриваемый норманистами, вариант водного пути от Новгорода на Волгу по рекам Ловать, Пола, Явонь и волоку в озеро Белье и Селигер и далее по речке Селижаровке. Весь путь для целеустремленных варягов шел вверх по быстрому течению со многими перекатами и порогами. Сегодня этот маршрут популярен у байдарочников, сплавляющихся, правда, в обратном направлении — вниз по течению реки.

Для IX в. распространение предметов из далеких мест могло осуществляться двумя способами: с помощью прямого обмена и через посредничество соседей. Прямые контакты между дальними странами носили нерегулярный характер. Мы судим о таких торговых связях по обнаруженным предметам, чье происхождение не свойственно для конкретной местности. Скажем, скорлупа грецких орехов, обнаруженных в слоях X–XI вв. Великого Новгорода, свидетельствует, что какие-то отношения севера Руси были с южными странами, где грецкие орехи произрастают. Но этого не достаточно для утверждения о постоянных и, главное, прямых поставках товаров из тех «заморских» стран в Великий Новгород. Чаще всего они могли перепродаваться через цепь соседствующих племен. Письменных сведений о способах торговли между племенами тех времен имеется крайне мало.

Кое-какие данные восстанавливаются из сочинения арабского писателя Ахмеда Ибн-Фадлана10. В нем повествуется о не совсем обычной миссии в царство булгар на Волге. Туда, по его словам, он отправляется с посольством от своего повелителя по просьбе булгарского царя Алмаса с целью знакомства булгар с законами ислама, строительства мечетей. Миссия та состоялась в 922 г. Там же Ибн-Фадлан рассказывает, как караван, груженный подарками и всяким добром, тайно и в обход хазар пробирался по берегу Волги в сторону Булгара. То есть караван шел по берегу Волги. Следует добавить: среди добра было некоторое количество сундуков с серебряными монетами. Именно с датировкой, близкой дате 922 г., но не позднее, потом куфические монеты разойдутся по необъятным просторам Руси. Часть из них попадет в прибрежные страны Балтийского моря. Обнаружение куфических монет в кладах, могильниках позволяет сделать вывод о том, что эта посольская экспедиция действительно имела место быть.

В Булгаре Ибн-Фадлан проведет несколько лет. За это время он, казалось бы, должен ознакомиться с образом жизни соседних племен, видеть их торговцев. Однако Ибн-Фадлан рассказывает только об одном случае приезда купцов. Ими были, с его слов, русы. «Этнографические» данные, которые он приводит, записаны в том же духе, в каком они приводятся нашим русским летописцем об иноверцах. Русы, например, умываются все из одной чаши по очереди, туда же сморкаются и плюют. Мужчины и женщины вместе голыми купаются в речке. Едят свинину и вообще все скверное и т. д. Особенностью их похоронного обряда является сожжение в ладье. Последнее обстоятельство норманистами выдается за обычаи скандинавов. Поэтому, дескать, те русы на самом деле были варягами. Спорить на этот счет можно сколько угодно. Однако следует отметить, что больше ни о каких-либо других племенах, живущих где-то по соседству или где-то севернее булгар, Ибн-Фадлан ничего не пишет.

В самих скандинавских источниках Волжская Булгария упоминается в лишь однажды. В «Саге об Олаве Святом» со свойственным скандинавам бахвальством сообщается, что Олаву-конунгу предлагали «остаться у них и стать правителем страны, которая называется Вульгария. Она составляет часть Гардарики. Народ в ней не крещеный»11. Но это больше было похоже на испытание совестью перед его возвращением в Норвегию, нежели на серьезность намерений «конунга Ярицлейва», который якобы делал такое предложение. К 30-м гг. XI в. народ «Вульгарии» уже был обращен в исламскую веру, как считается, тем же посольством Ибн-Фадлана в 922 г. Да, к тому же, и частью Гардарики не являлся.

Других указаний на какие-либо путешествия скандинавов по Волжскому пути до Каспия неизвестно. А сами скандинавы имели весьма смутное представление о народностях юга России. В тех же сагах, кроме общего названия мусульман — сарацины, ни одного народа не упоминается.

Для путешественника важно время и личная безопасность. Если на юго-восточном направлении, на средней Оке хозяйничали разные племена одного народа, то на Волжском пути это были разные народы. В верховьях Волги жили славяне ильменские. Ниже по течению черемисы и мордва. Далее тюркиты: булгары волжские, узнаваемые в современных чувашах. Еще ниже по течению Волги примерно в границах современной Пензенской области — буртасы. Племя полукочевое, со временем потерявшее свое этническое имя, но не этническое своеобразие. По восточной стороне Волги тоже перемещались степные племена кочевых пастухов — тюркитов. В самих низовьях Волги жили хазары. Народ этнически разнородный. Археологи отмечают наличие в его среде не только тюркских, но и славянских и угорских черт. А принятие иудаизма в качестве государственной религии политической верхушкой Хазарии до сих пор возбуждает споры об исторической роли этой исчезнувшей державы. Себя они неизменно возвеличивали. В письме испанскому правителю один хазарский царь с нескрываемым бахвальством пишет: вокруг меня живут многочисленные народы, их как песка у моря, и все они мне платят дань.

Таким образом, Волга была как бы поделена на зоны влияния. С верховьев до среднего течения реки жили оседлые народы, основным занятием которых было земледелие, охота и рыболовство. Ниже по течению — кочевые племена. Кочевье само по себе несет зачатки торговых сношений: так в районах контактных зон с одноплеменными народами создавались условия для обмена товарами. По их направлениям возникали караванные тропы. Именно от Каспия до среднего течения Волги, в пределах одной этнической группы, торговые отношения становятся устойчивыми. Об этих отношениях мы узнаем не только с помощью разнообразных монет, но и из рассказов арабских путешественников в Волжскую Булгарию.

Разнородность народов отражена и в разных названиях реки. Из древних источников известно ее арабское название под именем Ра, у тюрков Волга — Итиль. Не вдаваясь в подробности их действительного отношения к реке, следует сказать, что было бы слишком упрощенно трактовать ее в обоих случаях как просто «Река», пусть и «Большая», пусть и «Великая». Название Волга укоренилось в верховьях реки среди единоплеменных народов. И если этимология названий реки у арабов и тюрков не вызывает много споров, то толкование происхождения слова «Волга» для славян и, как оказалось, финнов имеет крайне принципиальное значение. Для одних гидроним «Волга» происходит от славянского слова «влага», «волглый», потому что, по их мнению, река берет свое начало из влажных и болотистых мест обитания славян ильменских. Другие ищут ее этимологию в «финских языках». Наиболее популярна здесь точка зрения нижегородского краеведа Н.В. Морохина. В двух словах он раскрывает «вероятно» славянское происхождение слова «Волга», но гораздо больше отводит места для обоснования значения этого слова из так называемых финно-угорских языков. Финское «валкеа», пишет он, означает «белый». Марийское «волгогалташ» означает глагол «светиться». Латышское «валка» — ручей. Литовское «валка» — лужа12. В результате он так увлекся объяснением этого значения из так называемых финноугорских языков, что совсем забыл про «вероятно» славянское происхождение слова «Волга».

И все же имя великой реке Русской равнины дали славяне. Приемлемость для всех какого-либо названия означает не просто факт признания всеми схожих по смыслу и по созвучию слов. Приемлемость несет в себе тайный сакральный смысл, некий код ментальности, отражение образа жизни. Тем более это значимо для большой и великой реки, которая кормит и поит многие народы. Было бы слишком просто толковать ее название от слов «светлый» или «влажный». Если для арабов Ра — это большая река, для тюркитов Идель (Атиль) — это хозяйка всех рек, то и для славян Волга, прежде чем утвердиться в сознании как что-то волглое или что-то светлое, должна была также вызывать какие-то ассоциативные чувства. В них закладывается вторичный смысл, образность, общность переживаний. В Лаврентьевской летописи встречается несколько раз похожее, но иное по звучанию слово — Волзя, Волозя. Можно подумать, что здесь кроется разгадка названию реки. Однако текстологический анализ этой летописи показал, что, скорее всего, это ошибка переписчиков. И тем не менее именно слово «Волзя» в большей степени передает первоначальное «Волга». Всмотримся в него внимательнее. Волзя уже не «волглый». Если для кочевника основная еда мясо, то для живущих на реке — рыба. Это не значит, что в рационе не было ничего иного, но это значит, что мясо для одних и рыба для других были всегда. Волозя, волзя для простолюдина — это различного рода зерно, злаковые каши и коровье масло, приготовленные особым способом. Хлеб выпекался из непровеянной и непросеянной муки с примесью различных высевок — мякины. Такую муку заливали кипящей водой и замешивали на вару. По словам исследователя (этнографа Д.К. Зеленина), жителей Псковской губернии так и прозывали мякинниками13. На вару готовились и каши. Залитые кипящей водой овес или зерна пшеницы настаивались в печи. Набухшие и горячие зерна толкли в деревянной ступе, пока не получалась киселеобразная масса. В нее добавляли молоко, масло, жир. Она же и называлась волозиво.

В.И. Даль в своем «Толковом словаре…» отметил ряд близких значений. «Волога» в понимании вологодских жителей воспринимается как «скоромное, жидкое, съестное, похлебка, варево, но не питье». Псковскими жителями — как «скоромная приправа, коровье масло, подмазка на блины». «Воложничать, — отмечал В.И. Даль, — значит, — сытно, вкусно и сладко есть; жить роскошно»14. Волозиво, волозя, волзя — это то, что было постоянно на столе крестьянина. Основная еда, пища, корм. «Корм» — то, что кормит.

Сакральный смысл этого слова — есть досыта. А есть досыта дает река. Она же — река-кормилица. «Волга-Матушка — Кормилица!» — говорят в народе. Отсюда этимологическое значение Волги — Волзя, кормилица.

О чем может говорить вся эта дискуссия вокруг гидронима великой реки? Если рассуждать о финском происхождении названия реки, то можно прийти к следующему выводу: раз Волге дали название финны, то они здесь жили раньше славян. Варяги явились на земли финнов долгожданными гостями, но не завоевателями, как позднее славяне. Варяги собирали дань с поволжских «финских» племен, торговали через них со странами Востока. Значит, варяги — норманны — викинги якобы могли не только находиться в этом регионе и без согласия славянских вождей, но и появляться здесь в любое время, оставляя славян «свидетелями» своей бурной торговой деятельности. И наоборот. Признание за славянами этимологии их главной реки ставило изначально под сомнение версию о расселении «финских» племен в так называемый дославянский период на землях по обеим сторонам Волги в ее верхнем и среднем течении. Это принципиально важный вопрос. Ведь вслед за утверждениями подобного рода следует и довод о якобы первичном освоении земель севернее Ладожского озера и всего Кольского полуострова норманнами. Попробуем в этом разобраться.

Глава 4 Нормане и мурмане на севере Руси

Третьим путем, куда могли совершать свои походы скандинавы, считается восточное направление в сказочно загадочную страну Бьярмию. Есть много версий по поводу географического положения Бьярмии. Одно из них основано на лексической близости слов «бьрмия» и «пермь». Из этого следует предположение о нахождении страны Бьярмии близ Урала, в Перми. Однако сходство корневых созвучий слов не всегда влечет за собой их этимологическое родство. В реальности преодоление расстояния более чем в тысячу километров по непроходимым лесам, топям и болотам, с необходимостью пересечения сотен мелких речушек от Онеги до Перми вызвало бы большие сложности. Да в этом и не было смысла, так как богатства природы находились гораздо ближе — в Карелии. Карелия по современным геологическим данным таила в себе немалое количество самородного драгоценного металла. Еще в XVIII в. самородки золота весом до 400 граммов находили недалеко от Онежского озера на реке Выг в Медвежьегорском районе15. В Кандалакшской губе самородки серебра попадались весом по несколько килограммов каждый. Самый крупный из таких самородков, найденных в СССР на 1940 год, «имел карельское происхождение»16. То же самое можно сказать и про медь. По данным геодезистов, на месте выхода медных оруднений в устье реки Руссениха сохранилось 14 древних разработок17. Поскольку самородный драгоценный металл еще в XVIII в. намывался на реках, а серебро извлекалось из близкоповерхностных руд, то можно представить, что в более ранний период добыча и того и другого была еще более доступной. Известия об этом могли выходить далеко за рамки этого региона и привлекать внимание соседних племен.

Так что загадочная страна Бьярмия для скандинавов, скорее всего, находилась в пределах их возможной досягаемости: на землях, близких к Онежскому озеру. Добраться туда им было гораздо проще: с Балтики по Финскому заливу через Невский проток, Ладожское озеро и далее по Свири непосредственно в Онежское озеро. Это было расстояние протяженностью всего в 300–400 километров и, к тому же, без волоков, без порогов строго в меридиональном направлении. И с севера, огибая Кольский полуостров, по Белому морю через сеть озер и соединяющих их рек, включая золотоносную Выг. Сегодня они составляют часть Беломорско-Балтийского канала.

О том, что в Скандинавии о богатой Бьярмии ходили легенды, мы узнаем из тех же литературных источников. В саге об Эймунде Хрингссоне, как мы уже рассказывали, Эймунд, будучи на службе у конунга Ярицлейва, постоянно отражает атаки бьярмийцев. Тут же особо подчеркивается, что эти бьярмы очень жадные до золота. Наверное, потому, что они не хотели им ни с кем делиться. В другой саге повествуется о грабительском походе норвежских викингов на богатых бьярмов.

«Ту зиму Олав конунг провел в Сарпсборге, — сообщается в саге об Олаве Святом. — Там он взял из конунгова добра столько, сколько тот ему разрешил, и выбрал себе корабль, подходящий для поездки, в которую его послал конунг, а именно — для поездки на север в Страну Бьярмов. Карли заключил с конунгом договор: каждому из них должна была достаться половина прибыли от этой поездки… Торир Собака, узнав об этом, послал людей… передать, что тоже хочет летом плыть в Страну Бьярмов и предлагает плыть вместе и добычу разделить поровну».

Когда они приплыли в Страну Бьярмов и пристали у торжища, все «…те у кого было, чем платить, накупили вдоволь товаров… много беличьего, бобрового и собольего меха». Они объявили, что будут «…соблюдать мир с местными жителями». Потом стали держать совет. И «Торир спросил, не хотят ли они… добыть себе еще добра. Ему ответили, что хотят, если добыча будет богатой». После этого они сошли на берег и углубились в лес. Норвежцы знали, что где-то в лесу бьярмы хранят свои сокровища. Они шли, пока не попали на большую поляну.

«Середина поляны была огорожена частоколом. Ворота в нем были заперты… Торир подошел к частоколу, всадил повыше свою секиру, подтянулся, перелез через частокол и оказался с одной стороны ворот, а Карли тоже перебрался и оказался с другой стороны ворот. Торир и Карли одновременно подошли к воротам, вынули засов и открыли их. Тут все бросились внутрь». Торир сказал: «Внутри ограды есть курган. В нем золото и серебро перемешано с землей. Надо туда войти. В ограде стоит бог бьярмов, он называется Йомали. Пусть никто не смеет его грабить». Они пошли к кургану и выкопали из него столько сокровищ, сколько могли унести в своих одеждах. Как и следовало ожидать, сокровища были перемешаны с землей. Потом Торир сказал, что пора возвращаться обратно. Братья Карли и Гуннстейн пойдут первыми, а он пойдет следом. «Они побежали к воротам, а Торир вернулся к Йомали и взял серебряную чашу, которая стояла у него на коленях. Она была доверху набита серебряными монетами. Он насыпал серебро себе в полы одежды, взял ножку чаши рукой и пошел к воротам. Когда все уже вышли за ограду, обнаружилось, что Торира нет. Карли побежал назад за ним и встретил его у ворот. Тут Карли увидел у Торира серебряную чашу. Он побежал к Йомали и увидел, что на шее у него висит огромное ожерелье. Карли поднял секиру и рассек нитку, на которой оно держалось. Но удар был таким сильным, что у Йомали голова слетела с плеч. При этом раздался такой грохот, что всем он показался чудом. Карли взял ожерелье, и они бросились бежать. Как только раздался грохот, на поляну выскочили стражи и затрубили тревогу, и скоро норвежцы со всех сторон услышали звуки рога. Они побежали к лесу и скрылись в нем, а с поляны доносились крики и шум, туда сбежались бьярмы…» Они побежали к берегу, где стояли их корабли. «Карли и его люди взошли на корабль, убрали шатер и подняли якоря. Потом они поставили парус, и корабль быстро вышел в море»18.

Еще об одном путешествии в очень хвалебном тоне повествует дружинник Харальда Прекрасноволосого Хаук Ястреб. О втором — Харальд Серый Плащ. Но каких-либо географических сведений они не сообщают, кроме того, что плавали куда-то северным путем19.

Можно представить, как после таких рассказов у себя на родине горели глаза у желающих повторить поход к сказочно богатым бьярмам!

Кроме исландских саг известия о богатых бьярмах обнаруживаются в документах иного характера. Так, о путешествии в Бьярмию северным путем мы узнаем из донесения некоего Оттара английскому королю Альфреду (872–899 или 901 гг.). В нем он сообщает о своем плавании вдоль берегов Северной Норвегии в Белое море и в датский порт Хедебю. «Однажды захотелось узнать, как далеко на север (от Западного моря) лежит эта земля и живет ли кто-нибудь к северу от этого необитаемого пространства»20. Плыл он 15 дней. «И на всем его пути справа от корабля была необитаемая земля норманнов “очень длинная и очень узкая земля, если не считать стоянок рыбаков, птицеловов и охотников… И вся земля, пригодная для пастбищ или для пахоты, лежит близ моря… А за этой землей к югу, с другой стороны пустынных гор лежит Свеоланд, простирается эта земля на север; а с другой стороны на севере — земля квенов. И иногда квены нападают на норманнов на этой необитаемой земле, а иногда норманны на них…”». Далее они встретили бьярмицев, которые «очень густо заселили свою землю». Самое главное их богатство — дикие животные, особенно моржи. На зубах моржей хорошая кость, а из их кожи можно делать веревки.

Из повествования Оттара неясно, дошел ли он до Онежского озера или нет. Не совсем понятно и где именно он встретил «бьярмицев». А также от какого места считать эти 15 дней пути. С его слов, можно только предположить, что Страна бьярмов находилась где-то в пределах Кольского полуострова, Белого моря и Финского залива.

Теперь возникает вопрос: а какой след скандинавы оставили о себе в народной памяти жителей Карелии и Кольского полуострова? Ни в археологии, ни в топонимике края их присутствие никак не отражено. То есть исходя из этих скудных сведений нельзя точно утверждать, что викинги захватывали тамошние земли, накладывали на аборигенов дань. Как говорится в саге, викинги приехали сначала только поторговать. И их было не настолько много, чтобы завоевать бьярмов. Да они этого и не замышляли. После того как поторговали, разведали, где и что у бьярмов лежит, решили их просто-напросто пограбить. Их тактика: неожиданно напасть, быстренько схватить попавшееся под руку и, пока не всполошилось население округи, убежать на корабль, чтобы отплыть подальше от берега. И этот случай характерен для викингов XXI вв. Тогда же их называли норманнами.

Этим можно было бы и ограничиться при описании норманнского присутствия на севере Руси, если бы не одно но. По одной широко распространенной версии город Мурманск получил свое название от слова «мурмане». А мурмане — это якобы искаженная форма слова «нормане». Отсюда сразу же возникает убеждение, будто норманны освоили земли Кольского полуострова раньше русских колонистов. Они здесь постоянно жили или, по крайней мере, были частыми гостями. И от того прижились в сознании карел, живущих по Онежскому озеру. Они, эти карелы, всех жителей Заполярья прозывали мурманами, а их место обитания Мурманской землей. Под таким названием — Мурманская земля — будут обозначаться территории севернее Карелии на картах Петра I. Сам портовый город Мурманск будет основан в 1912 году рядом с селением Мурмаши. А мурмаши, если следовать логике таких утверждений, есть нурмаши, нормане, норманны, то есть норвежцы или шведы. Таким образом, этимология слова «мурмане» становится ключевым доводом в вопросе об освоении северных территорий: либо это были скандинавы, либо русские.

Если говорить о периоде IX–XIII вв., то никаких известий в сагах самих скандинавов о нападении на «бьярмов» Онежского озера более не содержится. Можно только предполагать их присутствие там во времена Ярослава Мудрого в XI в., когда, по их же рассказам, князь Ярослав Мудрый был женат на дочери шведского конунга Олава, и в Ладоге шведы были частыми гостями. Это касается шведов. Что же касается норвежцев, то из истории Норвегии мы узнаем, что заселение норвежского побережья севернее Полярного круга начинается только в XVI–XVII вв. И поэтому сложно предположить, чтобы норвежцы на Кольском полуострове обосновались раньше, нежели освоили берега собственные. Примерно в тот же период русские колонисты закрепляются на берегах Белого моря. В устье Северной Двины закладывается порт Архангельск. Тогда по всему Заполярью Скандинавии и Кольского полуострова хозяйничали еще кочевые оленеводческие племена лапландцев. Так откуда же пошло понятие «мурмане» и почему под ними понимаются обязательно норманны? И так ли уж народная молва была не права и искажала название жителям здешних мест? Или это все то же желание извратить нашу память в угоду опять же скандинавистам? Для ответа на эти вопросы обратимся теперь к нашим русским летописям и нашей истории.

В Вологодско-Пермской летописи по Кирилло-Белозерскому списку в статье о событиях 1241 г. говорится следующее: «И собра силу велику, местери и бискупы своя, и Свея, и Мурман, и Сумь, и Емь, и наполни корабля многи зело полков своих, и подвижеся в силе велице, пыхая духом ратным…»21

В той же летописи, в самом ее начале записано: «Афетово бо колено то: Варязи все и Мурмане, Г(о)ти, Русь, Азгляне… и прочие…»22 Больше в этой летописи слово «мурмане» не употребляется. Только на странице 116 сообщается о некой Мурманской земле. Теперь попробуем разобраться.

В представлении летописца мурмане не свей (шведы), не финны (сумь и емь), не варяги (варязи) и не русы.

Значит, мурмане были норвежцами.

Но если при перечислении народов колена Афетова под мурманами можно признать норманнов в целом (но не норвежцев), то наличие норвежцев (но не норманнов как представителей всех северных народов) в войске Тевтонского ордена более чем сомнительно. Во-первых, если бы норвежцы попали в состав войска, они слились бы со шведами под одними знаменами и вряд ли были бы различимы. Ну и во-вторых, свою задачу летописец видел не в восстановлении достоверности исторических событий, а в придании им эпической значимости. Ему не важно, что представлял собой «король части Римския от полунощные страны». Ему важно было подчеркнуть, что он «помыслив себе победить» великого князя Александра Ярославича и Великий Новгород «попленити». Для летописца конца XV в. совершенно неизвестен этнический состав немецко-шведского тевтонского воинства, а потому, чтобы придать этому воинству количественную мощь, он причисляет к тем же свеям и все известные ему пограничные Новгородской земле племена. Тот же самый смысл закладывается и при перечислении племен колена Афетова. Не случайно о мурманах говорится так мало, да и то под статьей уже 64 середины XIII в.

Во всех остальных случаях мурмане упоминаются только в Новгородской летописи с XIV в. Их не так много: всего пять. Что характерно, последние четыре охватывают определенный промежуток времени. Целесообразнее процитировать отрывки полностью.

1339 г. «Того же лета послаша новгородци… за море к свеискому князю посольством; и наихаша его в Мурманьскои земли, в городе Людовли (Линда — Швеция)23.

1411 г. «В лето 6920. Ходиша из Заволочья войною на Мурмане новгородчкым повелением, а воевода Яков Степанович, посадник двинскыи, и повоеваша их»24.

1419 г. «Того же лета пришед Мурмане войною в 500 человек, в бусах и в шнеках, и повоеваша в Аргузи погост Корильскыи и в земли Заволочкои погосты… церкви сожгли, а христиан черноризиц посекле, и заволочане две шнеки Мурмане избиша, а инии избегоша за море»25.

1444 г. «Того же лета ходиша Корела на Мурмане, избиша их и повоеваша, и пленивше, и приидоша здорове»26.

1445 г. «Того же лета приидоша Свея Мурмане безвестно за Волок на Двину ратью… Услышавше то двиняне, придоша вборзе, иных иссекоша, а иных прислаша в Новгород… инеи же, мало вметавшеся в корабли, отбегоша»27.

Из всего изложенного можно сделать следующие выводы: 1) мурмане, по мнению летописца, — это «Свей». Город Людовль — город шведский и находится он в «Мурьманской» земле. Это значит, мурмане никак не «норманны» и тем более не норвежцы; 2) на мурман ходил из Заволочья «посадник двинскыи». Значит, все-таки мурмане находились не в далекой Норвегии, а где-то рядом с Заволочьем и районом Северной Двины; 3) через восемь лет и мурмане им ответили тем же: напали и на «Заволочкои погосты» и на «погост Корильскыи». Значит, мурмане воевали и с карелами. Но если Заволочье находилось юго-восточнее Онежского озера, то карела западнее Онежского озера. Из этого может следовать только одно: мурмане жили где-то посередине, но не в Норвегии; 4) под последним годом говорится о Свел Мурманах. Здесь не совсем понятно, о каких мурманах идет речь, но точно не о шведских норвежцах и не о шведских норманнах; 5) и самое главное: нет никаких указаний на то, что под мурманами обязательно понимаются норвежцы. А такого слова, как «норманны», летописцы вообще не знают и потому не употребляют.

Посмотрим другие источники и сопоставим некоторые факты. Само слово «мурмане» не случайно появляется в обиходе с середины XIV в. Для этого были как минимум два повода. Первый — это нападение монгольской Орды, вызвавшее естественный отток населения в безопасные районы севера. И второй, не менее страшной причиной миграционных сдвигов стала моровая язва — чума. В памяти народной ни один завоеватель не вызывает такого массового страха, как чума. Ей чуждо милосердие. Она оставляет ничтожные шансы на выживание людям в зараженных местностях. Единственное спасение — бегство. Пик чумы пришелся тогда на 1350–1352 гг.

Теперь об одном любопытном факте. В 1352 г. грек по национальности Лазарь основывает монастырь в срединной восточной части Онежского озера. И называет его Муромский. Почему именно Муромский — объяснить никто не берется. Кроме того, название Муромский получают само селение, небольшое озеро и река, а вернее протока, соединяющая большое и малое озера. Названия сохранились до наших дней. Эта территория — близкая к Заволочью. Более того, хочется отметить еще одну деталь. В начале 40-х гг. XX в. в связи с известными событиями монастырь был разрушен. Тогда же обратили внимание на осколки керамической посуды, вымываемой на берег во время приливов. При внимательном осмотре находок был сделан вывод о том, что на этом месте находилась стоянка эпохи конца 3-го — начала 2-го тысячелетия до н. э. По характеру орнаментации глиняных сосудов, а также по технике обработки кремневых орудий труда археологи пришли к выводу об идентичности этих находок артефактам с Волосовской и Панфиловской стоянок, что находятся в окрестностях Мурома. Надо ли говорить о некоей генетической связи, существующей между Карелией и жителями Окско-Клязьминского междуречья? Отход населения к северу в критических случаях был естественным способом выживания.

Интересно еще одно сообщение финна Якоба Тейтта, составленного по поручению шведского короля Густава Васы. Называется оно: «Регистр жалоб против дворянства в Финляндии 1556 г.». Короля, судя по вопросам, задаваемым Якобу Тейтту, интересовали сведения, касающиеся сообщения между южными и северными землями Карелии. В ответах Тейтта, ссылаясь на некоего Ноусиа-русского (скорее всего пленного, которому допрос «прилежно учинял»), перечисляет населенные пункты, озера и реки, расстояния между ними. «Вначале от Кексхольма (Кореланьше Приозерск) по озеру Невайерви (Ладожское) — 4 мили, здесь они поднимаются и следуют по дороге через цепь песчаных холмов — 12 верст, (оттуда) 2½ мили до Пехейерви (оз. Пюхяярви). От Пехейерви они плывут 12 водных миль до Оривеси (древнерусские «Каневы воды»), у Оривеси имеется большой мыс, здесь русские обычно переволакивают свои ладьи через малый мыс и (прибывают) в Оривеси. Длинным (же) путем до Оривеси 18 водных миль; к югу от Оривеси живут крестьяне (финны), а к северу живут русские»28.

Теперь зададимся вопросом: если русские жили в межозерье Ладоги и Онеги, где монастырь мог быть использован ими в качестве укрытия на другом берегу озера (70–80 километров), то не были ли они теми самыми мурманами, мигрировавшими с Оки, с которыми поочередно воевали карелы с запада и заволочская чудь с юга-востока? А если это так, значит, именно те мурмане и составляли пограничное население северным землям. Неудивительно, что и та земля могла называться Мурманской.

Больше всего о характере народа могут рассказать его обряды, традиции, фольклор. Переселенцы с Оки и Клязьмы из настрадавшихся от монгольского ига районов Залесской Руси переживали и тоску по родной стороне, и тяжесть иноземного гнета, и мечту о сказочном герое-освободителе. Не случайно самым популярным былинным героем в Карелии становится Илья Муромец: «Илья Муромец и Калин-царь» — былина об отражении татар от Киева, «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Сказание о Батыевом нашествии», былины о борьбе Ильи Муромца с Идолищем Поганым, Сокольником и др.

Сбором материалов народного творчества занялись энтузиасты еще в середине XIX в. Правомерно считалось, что именно в Карелии — в Онежье, — а не в центральной полосе России сохранились в первозданных образах богатства русской эпической поэзии. После революции эта работу продолжили специальные фольклорные экспедиции Государственной академии художественных наук.

В селениях у Онежского озера было собрано более тридцати — больше, чем где бы то ни было, — вариантов былин об Илье Муромце29. Неужели сказание об Илье Муромце родилось под пером киевских средневековых писцов? Знать о Карачарове мог только выходец из муромских мест!

Таким образом, можно сделать вывод, что мурмане — собирательный образ о людях с Владимирщины и ближайших регионов, ассоциирующийся с Муромом и его былинным героем Ильей Муромцем. С течением времени этот образ сужается до местности, связанной только с названием Муромский, — Муромский поселок, речка Муромка, озеро Муромское. Признать в жителях какого-то одного поселка некогда, по слухам, консолидированную силу, летописец XV в. не мог. Поэтому для него мурмане — шведы. К его времени (на самом деле гораздо раньше) между норвежцами, англичанами и русскими в Карелии устанавливаются более-менее устойчивые торговые связи. Тогда могло казаться, что норманны заселили Кольский полуостров раньше русских и оттуда приезжали торговать на Северную Двину. Этим можно объяснить и его стремление «прописать» мурман-норманнов в библейской истории, внушить читателям мысль о их древнем происхождении по соседству с новгородцами. И в настоящее время эта идея сознательно или по незнанию, но активно поддерживается. В массовых средствах информации, особенно в Интернете, мурмане преподносятся обязательно как норманны. Незря говорят: память избирательна. Особенно прискорбно это осознавать по отношению к собственной истории, когда везде и во всем навязывается этот самый норманнский след.

Глава 5 Великий «варяжский» путь в греки через Оковский лес

Четвертый путь — самый «любимый» норманистами всех мастей. Считается, что путь «из варяг в греки» через Новгород и Киев скандинавы освоили еще чуть ли не с античных времен. Они исследовали все местные русские речушки и систему волоков Валдайской возвышенности, оставили по себе память в порожистых ухабах Днепровской излучины, археологических артефактах могильных комплексов, в номенклатуре ономастики киевской знати, так как сами являлись ее частью как родной по крови.

Наиболее полно подобную версию изложил Н.М. Карамзин в своей «Истории…». Схематично она выглядит следующим образом. Призвание новгородцами варягов послужило основанием первого устава государственного, то есть монархического в России. Вместе с князьями варяжскими пришло много независимых варягов. Они не признавали славянских князей государями, считая себе равными, товарищами. Ибо они шли в Россию властвовать, а не подчиняться. Сии варяги стали первыми чиновниками, знаменитейшими воинами и гражданами, составили отборную дружину и верховный совет. С ними государь делился властью.

Варягам Рюрик раздавал города и волости, коими они владели на условиях поместной системы. И те же уделы переходили их детям. Варяги российские уже в IX–X вв. могли иметь законы писаные, какие варяги имели в своем древнем отечестве, Скандинавии, употребляя рунические письма.

Варяги были наставниками наших предков в искусстве войны. Славяне стали ходить строем, заимели собственную конницу, сторожевые отряды, стали носить тяжелые латы, обручи, высокие шлемы.

Славяне, мужественные на суше, заимствовали от варягов искусство мореплавания и торговли. Первые сведения о древнем купечестве относятся ко времени варяжских князей и их договоров с греками. Сосредоточием торговли был Новгород. Со времен Рюриковых здесь поселилось много варягов, деятельных в морском грабеже и купечестве. В Новгороде собирались норвежские и другие купцы, где они закупали завезенные из Царьграда товары. Вероятно, великие князья и сами, следуя примеру скандинавских владетелей, участвовали в выгодах народной торговли: плавали в те же северные страны к скандинавам, но чаще всего по весне в Царьград30.

Для кого-то эти положения Карамзина о варягах могут показаться устаревшими, давно раскритикованными. Но это только так кажется. В разных вариациях они повторяются современными норманистами и сегодня. Главным источником для всех остается все та же начальная часть Лаврентьевской летописи. Ее правильное толкование дает пищу к размышлениям о начале государственности на Руси, а еще точнее, представление летописца о святости Русской земли, полученной от «апостолов греческих».

Еще раз вернемся к летописи. В процитированном выше отрывке были опущены несколько предложений. После слов «святой Андрей, брат Петра» следует: «Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, он узнал, что недалеко от Корсуни устье Днепра, и захотел отправиться в Рим и проплыл в устье Днепровское и оттуда отправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу. И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: “Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать божия, будет великий город и воздвигнет Бог много церквей”. И взошел на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии возник Киев…»31

Вчитаемся еще в эти строки: «Говорит Георгий (Амартол) в своем летописании: “Каждый народ имеет либо письменный закон, либо обычай, который люди, не знающие закона, принимают как предание отцов”». Далее автор летописного свода перечисляет обычаи сирийцев, бактриан, индийцев, гилий, амазонок и прочих народов. Одни, пишет он, не занимаются ни любодеянием, ни прелюбодеянием, не крадут и не клевещут. Другие не едят мяса, не пьют вина и не творят блуда. Третьи — «убийцы, сквернотворцы и гневливы сверх всякой меры». Еще есть народы, где жены пашут и созидают храмы, «мужские деяния совершают, но и любви предаются, сколько хотят». Амазонки не имеют мужей, но, как бессловесный скот, однажды в году сочетаются с окрестными мужчинами. Мальчиков при рождении убивают. А половцы «…кровь проливают и даже хвалятся этим, едят мертвечину и всякую нечистоту — хомяков и сусликов, и берут своих мачех и ятровей…».

После этих слов наш летописец делает заключение: «Мы же христиане всех стран, где веруют во святую Троицу и в единое крещение и исповедуют единую веру, имеем единый закон, поскольку мы крестились во Христа и во Христа облеклись»32. То есть подразумевается вывод: каждый народ имеет свой закон. Но их законы и обычаи неправильные, тогда как христиане имеют единый и правильный для всех закон. Почему? Потому, что «крестились во Христа». А мы, славяне, — христиане — тоже имеем один и единый для всех закон. Потому, что святой Андрей благословил славян. Он по дороге из Синопа в Рим остановился в Корсуни и узнал, «что недалеко от Корсуни есть устье Днепра». И самое главное: «И случилось так»!.. Как бы нечаянно, непроизвольно святой Андрей пришел, увидел горы и благословил их. И сказал: «Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать божия, будет великий город и воздвигнет Бог много церквей».

Получается, все, ради чего затевалось описание пути «из варяг в греки» и других маршрутов, показывающих связь славян со странами внешнего мира, прослеживается в логической цепочке размышлений монаха Киево-Печерского монастыря с одной целью: доказать, что народ русский имеет правильные законы, ибо народ русский получил благословение от самого святого апостола Андрея.

Но и это еще не все. Проследим дальше за рассуждениями древнего автора. Путь «из варяг в греки» существовал, «когда же поляне жили отдельно по горам этим…», то есть в какие-то далекие времена, когда поляне «жили отдельно». Тогда, собственно, когда они жили отдельно, и существовала необходимость в этом пути: «в греки» и «в варяги». А вот когда поляне стали жить с другими единоплеменными народами в единстве и по законам Христа, тогда отпала и сама потребность в «транзитном общении».

Если принять во внимание время написания начальной летописи, а ее последняя запись заканчивается 1037 г., то получается, за минусом возраста летописца, к началу XI в. водного пути из Балтики в Черное море уже не было. А весь смысл его существования заключался в том, чтобы доказать одну единственную истину: путь «из варяг в греки» был необходим для пришествия святого Андрея на горы киевские и благословения им Руси.

На этом можно было бы и остановиться, так как все уже сказано. Но многим видится здесь варяжский торговый и политический след, оказавший влияние на сложение русской государственности. Поэтому обойти вниманием «варяжский» путь в греки никак нельзя. Так что же он представлял собой в действительности с учетом особенностей ландшафта местности, гидрологических особенностей водных маршрутов, естественных условий для волоков, а также закрепленных в сознании людей, связанных с этим процессом, верований и традиций? Могли ли им пользоваться варяги на момент появления Рюрика в русской летописи? Последнее замечание крайне важно. Не потом, в XI в., а именно в IX. Попробуем разобраться. Для этого не обязательно дотошно описывать весь маршрут от Скандинавии до Черного моря. Ключевым и самым сложным участком на всем пути являлась Валдайская возвышенность. Ее характеристика заслуживает особого внимания. На этом мы остановимся подробнее. Также приведем этимологическое обоснование некоторым понятиям.

Валдайская возвышенность представляет собой наклонную чашу неправильной формы, вытянутую с северо-востока на юго-запад и спадающую от северо-запада на юго-восток. Рельеф ее местности формировался под воздействием движения ледников в различные периоды геологической истории Земли. Последний штрих рельефу возвышенности на Восточно-Русской равнине сделал ледник Валдайский. Свое название он получил из-за того, что его движение остановилось в районе Валдая. Словно огромный бульдозер, соскребая с твердых пород побережья Балтики песчаники, глинты, сланцевые смеси и прочие мягкие поверхностные слои глубиной до 80 метров, ледник вытащил их на возвышенности, вывалил разом, — и стал таять, и отступать. В результате круто вздыбленная с северо-запада поверхность в противоположном направлении образовала пологие наклонные гряды. Потому современная автомобильная дорога Москва-Санкт-Петербург часто чередуется затяжными подъемами и спусками.

Главная особенность Валдая — способность аккумулировать в теле земли грунтовые и подземные воды. Песчаники, глинты вперемежку с вытаявшими валунными камнями, занесенными теми же ледниками со Скандинавских гор, создают хороший дренаж для образования подземных озер. До половины весенних талых вод уходит на глубины, чтобы потом в течение последующего периода года выдавать малыми порциями эту воду в родники и низовые долины. Благодаря этому природному эффекту с Валдая берет начало огромное количество больших и малых рек. От направления спуска водного потока зависит скорость течения. По отношению к Балтике реки имеют множество порогов и перекатов. На Западной Двине насчитывалось более 60 порогов, меньше на Ловати. Самый высокий десятиметровый на Волхове — Гостинопольский. Сегодня на нем построена Волховская ГЭС. Судоходство на этих реках вне зависимости от габаритов «однодеревок» или многовесельных судов легким не назовешь. Не случайно в районе Волховского порога стояли славянские, так называемые застрежи. Гостей встречали в поле на берегу (порог-то Гостинопольский). На этом месте была своего рода средневековая таможня. Здесь дожидались разрешения князя на проезд в Новгород.

Большего внимания заслуживает Оковский лес. В научной литературе этимология словосочетания «Оковский лес» сколько-нибудь серьезно не рассматривалась, за исключением статьи Л.В. Алексеева «“Оковский лес”33 Повести Временных лет». В ней автор больше рассказывает о волоках, о лесах Валдая, но нисколько о происхождении самого названия лесного массива Оковский.

В своей статье Алексеев ссылается на мнение заезжего австрийского дипломата в Московию Сигизмунда Герберштейна как на свидетеля и авторитета в последней инстанции. Дважды побывавший в России (1517 и 1526 гг.) С. Герберштейн, по его мнению, лично ездил через Вязьму и Гжатск и убедился в его точном местном названии — Волконский. Более того, по мнению Алексеева, С. Герберштейн пересказывает Воскресенскую летопись, где Оковский лес называется так же — Волконским. Таким образом, Л.В. Алексеев сумел выразить общее мнение всех финно-угристов34 о том, что наш первый летописец ошибался, называя лесной массив Оковским. На самом деле, по их глубокому убеждению, тот лес носит название Волоковского потому, что по нему осуществляли волоки из одной реки в другую. В чем здесь закавыка? И что за всем этим стоит? Почему на фоне разговора о варягах всплывают опять финноугристы?

Начнем с уточнения. В той же Воскресенской летописи Оковский лес называется не Волконским, как пишет Л.В. Алексеев, а «Влъковским»35, что можно понять как «Волоковским», но никак не «Волконским». Неизвестно, с каким из пяти списков Воскресенской летописи был знаком С. Герберштейн и на какой из них ссылается Л.В. Алексеев, но если смотреть «Записки о Московии», то нетрудно заметить, что об Оковском лесе там говорится дважды. На странице 145 он пишет: «От Ржевы Димитриевой на несколько миль к западу расположен лес, именуемый Волконским; из него начинаются четыре реки». А немного ранее на странице 138: «Знаменитейшая река Танаис, отделяющая Европу от Азии, начинается приблизительно в восьми милях к югу от Тулы, с незначительным отклонением на восток, но не в Рифейских горах, как писали некоторые древние, а в громадном Иванове озере, то есть озере Иоанна, которое простирается в длину и в ширину приблизительно на тысячу пятьсот верст и начинается в лесу, который одни называют Оконицким, а другие Епифановым»36.

«Рифеевскими» (Алаунскими) горами называли Валдайскую возвышенность. Если озеро простиралось так далеко на север, по С. Герберштейну, то речь может идти как раз об Оковском («Оконицком») лесе. Относиться к названию «Епифанов» можно так же, как к названию «Волконский». Это, в конце концов, не суть важно. Важно другое: почему с таким упорством твердится одно и то же: Оковский — значит Волоковский и никак по-другому. Здесь напрашивается вопрос: а нет ли связи между названием леса Оковский и реки Ока? А ведь если думать, что такая связь есть, то можно поставить под сомнение этимологию слова «ока» из финского языка. Напомню, финно-угры исходят из утверждения о «безусловном» финноугорском происхождении всех племен с Оки и, следовательно, о заимствовании названия реки Ока из финского языка. Но Оковский лес на Валдайской возвышенности находился в зоне расселения славян. Поэтому с их точки зрения признавать в топонимике Валдайского края название чего-либо и в том числе лесного массива Оковским ну никак нельзя. По этой причине этимология словосочетания «Оковский лес» сводится и к слову «волоковский». Но так ли уж ошибался наш летописец или его опять неправильно поняли?

На самом деле слово «оковский» происходит не от слова «волочить», а от слова «оковать». Родственные слова — «оковывать», «подковывать», «подковать», «подкова». «Оковавше лоб его» — говорится в летописи37. И в этом же ряду стоят слова со смысловым значением «около» — «околица», «окаемка» — то, что рядом или вокруг чего-то, но не обязательно замкнутый круг. В этой связи существует выражение: «пойти окольным путем», то есть вокруг чего-то. Когда в основе слова несколько значений, оно приобретает определенный сакральный смысл, входит в поговорки, присказки и прочие народные «сказительные мудрости». Мы говорим: «Видит око, да зуб ней-мет» — и понимаем, что хочется что-то сделать или что-то получить, но не все в наших силах. Сакраль-ность в том, что приходится додумывать, дообъяснять смысл, который сразу-то и не определить. Мы не говорим «видит глаз», а говорим «видит око». Одним глазом смотреть не принято. Но когда мы употребляем слово «око», то как будто подозреваем ситуацию: в щель забора всю околицу не разглядишь. А почему принято считать: подкова в подарок — на счастье? А потому, что подкова в психологии человека вызывает определенные ассоциативные чувства. Подкова — незамкнутый круг! Но если этот круг замкнуть, то это уже не подкова. Так и счастье: оно никогда не должно быть полным, иначе теряется всякий смысл к чему-то стремиться.

На краю северо-восточной части Оковского леса находится деревня Оковцы. Свое название она получила от родника. В этом месте речка Порышня делает замысловатую петлю вокруг родника в виде подковы, за что его и прозвали Оковец, но не Волоковец. Если мы посмотрим на карту массива Оковского леса, составленную тем же Л.В. Алексеевым, то увидим, что почти все волоки находятся по периметру леса. В центре только один волок между Волгой и речкой Межа, впадающей в Западную Двину. То есть все волоки располагаются практически по границе лесного массива, как бы окружая, «оковывая» его. Оттого-то и лес-то в народной молве принимает значение Оковского. И лодки волокут не через лесную чащу, а повдоль леса, около леса. Смысл самого процесса перемещения лодок заключается в волочении не «через» лес, а «рядом» с лесом, в «рядом» находящийся водоем. Археологи обратили внимание на одну особенность местных жителей. Если в Псковской области урны с прахом закапывали на вершинах могильных курганов, то в Смоленской области в междуречье Западной Двины и Волги в местах волоков урны с прахом зарывали внизу по периметру курганов, как бы по-оковски38.

Теперь уместно задаться вопросом: а имеют ли отношение славяне к названию реки Ока? Конечно же, имеют, но только опосредованное. Славяне — не единственный народ, живущий на Оке. Но, в отличие, например, от Волги, мы знаем только одно название этой реки. Поэтому следует исходить из положения: а) о признании какими-то племенами чуждого им гидронима; б) либо в их языках есть что-то общее, указывающее в созвучии слов на схожие их значения.

Для славян река Ока — восточный край славянского мира. Вятичи и радимичи жили в верховьях Оки, не восточнее истока Дона. Все остальное славянство Залесья занимало левую сторону Оки до ее впадения в Волгу. Таким образом, река Ока, как бы окаймляя славянство, олицетворяла защитный край территориального его влияния. Потому славяне приняли ее название. Не имеют непосредственного отношения к названию Оки и финны. «Joka» в финском языке является определительным местоимением — каждый, всякий. Слово «joki» — река, точно так же как озеро — «ярви», болото — «суо», — всегда имеет конкретное значение. Называя то или иное водное пространство, давая ему какую-либо характеристику, финн обязательно добавляет: там вода течет (река), там вода не течет (озеро), там вода стоит (болото) — Кемийоки, Оулуйоки, Нясиярви, Вирмаярви, Суоденюурви и проч. Этимологию слова «Ока» надо искать в языках народов, ее населяющих и действительно когда-то населявших. Это отдельная большая тема, так как с этимологией этого слова связан обширный пласт проблем, выходящих за рамки настоящего повествования.

Теперь же посмотрим, как выглядел маршрут от Новгорода до Днепра по описаниям в летописи. Новгород расположен на северной оконечности озера Ильмень, а в его южную часть впадает река Ловать. Это та река, о которой говорится в летописи. Далее можно подняться вверх по течению реки Ловать до городка под названием Холм. От него вверх по речке Кунья до двух небольших притоков к ней: Сережи и Смяты. На первой расположена деревня с характерным названием Волок, а на речке второй — Волоковое. Похоже, что именно в этом месте осуществлялся первый волок по суше до притока реки Западная Двина речки Торопа. В зависимости от времени года и условиях разлива мелких речушек волок мог начинаться как с Сережи, так и со Смяты. От этих деревень до места, где, возможно, речные суда вновь сплавлялись на воду на речке Торопа в районе города Торопец, расстояние составляет примерно 50 километров. В весеннее время за счет подъема вод можно было по Смяте проплыть дальше и сократить расстояние, необходимое для волочения плавучих средств по суше, до 10 километров. Далее надо было плыть уже вниз по течению до впадения в Западную Двину около 50 километров. Далее по Западной Двине до города Сураж. Это место, где с левой стороны по течению Западной Двины в нее впадает речка Каспля. В верхнем ее течении в пределах небольших притоков Клец и Удра расположена деревня Волоковая. От нее до озера близ деревни Тишино имеется проток в районе печально известной деревни Катынь в Днепр, что находится ниже по течению от современного Смоленска на 20 километров. Расстояние от старого Смоленска составляет 10 километров. Катынь, возможно, от глагола «катать» или «перекатывать». Здесь волок мог составлять также в пределах 10 километров. И далее по Днепру — «в греки». Всего не менее трех волоков.

Второй путь, о котором мы узнаем из летописи, был короче и с одним волоком. Надо полагать, с устья Западной Двины из Рижского залива вверх по течению до Витебска в устье Л учесы, истоки которой начинаются с северной стороны возвышенности. С южной части той же возвышенности берет начало правый приток Днепра — Орша. В топонимике не сохранилось и намека на волок в этом месте, хотя вероятность его можно допустить. В районе города Орша Днепр опускается в низину и, как бы прорезая Смоленско-Московскую гряду поперек, образует цепь Осиновских болот.

Таким образом, наличие волоков в строгой последовательности по линии север-юг можно было бы принять за действительное существование торгового пути. Однако, кроме уже названных волоков, существовало еще множество разнонаправленных. Например, с речки Межа левого притока Западной Двины в районе Нелидово существует деревня с характерным названием Перевоз, которая географически ориентирована на речку Тодовка правого притока Волги в районе селения Молодой Туд. На возможные места перемещений из одного водоема в другой указывают названия местной гидронимики. Озеро Охват при разливе в верховьях Западной Двины могло доходить до озера Пено, что находится всего в 14 километрах и является частью Верхне-Волжского водохранилища. Речка под названием Обща (левый проток реки Межа, левого притока Западной Двины) берет начало за несколько километров от истока Днепра. Для Западной Двины и Днепра это как бы общая река, связывающая их.

Волок, Перевоз, Охват, Обща — не весь перечень названий, смысл которых сегодня однозначно связан с перемещением грузов в пределах водных артерий. В восточной части Смоленской возвышенности «вязали» между собой волоки верховья волжской Вазузы, окской Угры и стекающей в Днепр Вязьмы. А с притока Москвы-реки, Рузы, шел волок на Ламу. От этого волока получил название город Волоколамск. О чем говорит такое многообразие волоков в пределах огромной территории, связывающей реки разных направлений? Прежде всего о том, что местные славянские племена вполне самостоятельно могли освоить все водные маршруты по периметру водного бассейна Днепр-Волга-Балтика без участия варягов, без заимствования их навыков в мореходстве — и при этом свободно торговать с соседями.

Глава 6 О росах, Славинии и «кружении» архонтов

Ниже цитируется отрывок из сочинения византийского императора Константина Багрянородного (908–959), посвященного своему сыну Роману II, «Об управлении империей». Свой опыт закулисных интриг внутри двора, политики сдерживания и стравливания соседних племен для выгоды империи император в письменной форме передает своему 14-летнему сыну. Составляя рекомендации, Константин Багрянородный делает обобщения, скорее всего и для себя самого, и немного философствует. Текст о росах у него получился сравнительно большой по отношению к другим и, возможно, не без исправлений и дополнений, сделанных уже в последующее время.

Для нас наибольший интерес представляет параграф девятый. Из его содержания читателям будет ясно почему. Для норманистов, использующих любой шанс, чтобы доказать влияние скандинавов на историю России, такая возможность предоставляется. В последнем издании на русском языке 1989 г. составителями даются весьма примечательные комментарии к труду императора. Наши же комментарии к ним будут изложены ниже текста сочинения Константина Багрянородного.

«9. О росах, отправляющихся с моноксилами из Росии в Константинополь.

Да будет известно, что приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Pocuu, а другие из крепости Милиниски, из Телиуцы, Чернигоги и из Вусеграда. Итак, все они спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава, называемой Самватас. Славяне же, их пактиоты, а именно: кривитеины, лендзанины и прочие Славинии — рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти водоемы впадают в реку Днепр, то и они из тамошних мест входят в эту самую реку и отправляются в Киову. Их вытаскивают для оснастки и продают росам, росы же, купив одни эти долбленки и разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство… снаряжают их. И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там, в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр. Прежде всего, они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски “Не спи”. Порог этот столь же узок, как пространство циканистирия, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи, оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами дно, волокут их, чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая ее шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Островунипрах, что значит “Островок порога”.

Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает “Шум порога”, а затем так же — четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны. Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо он образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает “Кипение воды”, и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как “Малый порог”. Затем достигают так называемой переправы Крария, через которую переправляются херсониты, идя из Росии, и пачинакиты на пути к Херсону. Эта переправа имеет ширину ипподрома\, а длину, с низа до того мест, где высовываются подводные скалы, — насколько пролетит стрела пустившего ее отсюда дотуда. Ввиду чего к этому месту спускаются пачинакиты и воюют против росов. После того как пройдено это место, они достигают острова, называемого Св. Григорий. На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг дуба, а другие — кусочки хлеба, мясо и что описывается на порогах Днепра. Но сложность не только в преодолении порогов на реке. Угрожают росам на всем пути следования пачинакиты. В этом параграфе наставления сыну не даются. Об отношении к пачина-китам и росам он пишет в самом начале: в первом и втором параграфах. И там он пишет, что пачинакитов (печенегов) надо всегда задабривать и использовать против росов. Они соседи. Но росы никогда не смогут напасть, если не находятся в мире с пачинакитами, так как пачинакиты имеют возможность — в то время когда росы удалятся от своих семей, — напав, все у них уничтожить и разорить»39.

Как видно из цитаты, речь здесь идет о славянах, их подготовке к путешествию в Константинополь, о преодолении препятствий, особенно порогов на Днепре. Причем названия этих порогов даются «по-росски» и по-славянски с подробным их описанием. Двойное толкование названий порогов на Днепре дало повод к дискуссиям не одному поколению историков.

В данном издании интенсивный поиск аналогий названий порогов в скандинавских языках привел авторов комментарий к тексту Константина Багрянородного к поразительным выводам. Обобщая все точки зрения в отношении этимологии слова «русь» (а их называется семь — скандинавская, южнорусская, славянская, готская, прибалтийско-славянская, кельтская, индоарийская), авторы, оговариваясь, что они не норманисты, все-таки склоняются к первой версии. По их утверждениям, слово «рось» происходит от финского «роутси», которым они называли шведов.

Критика этого положения не единожды опровергалась с момента ее возникновения еще в середине XVIII в. Тем не менее комментаторы делают очередной заход на реабилитацию версии происхождения названия русь. С их точки зрения, русь есть «самоназвание отрядов скандинавов, проникавших в глубь Восточной Европы вплоть до Черного моря» (Там же. С. 295). В доказательство ими приводятся сообщения «других» византийских источников, в том числе Вертинских анналов (о них ниже), и данные археологии. Культура курганов Ярославского Поволжья по наличию глиняных амулетов-лап и др. близка метисной культуре Аландских островов, пишется в комментариях, и потому вероятно предположить «…проникновение в Верхнее Поволжье уже метисного фенно-скандинавского населения, встретившегося с местными поволжско-финскими племенами (меря) и пришлыми славянами» (Там же. С. 300). На чем основано это заключение? А на том, что в описании порогов Днепра используются два языка: древнескандинавский и древнерусский. Объяснить это можно предположением о скандинавском происхождении информатора из великокняжеской дружины, знавшего реалии русской жизни и владевшего древнерусским языком. Сам термин «Рос» у Константина Багрянородного реконструируется эволюцией в понятие «Русь» в финской среде и в результате межэтнических контактов проникает в древнерусский язык с доминирующим этническим значением. «На неславянскую этническую принадлежность первоначальной Руси указывает и то, что этническая группа “русь” не включается летописцем ни в один из перечней славянских “племен”, расселившихся по Восточно-Европейской равнине»40.

Однако в этих комментариях к сочинению Константина Багрянородного выделяются два момента, на которые следует обратить особое внимание. Первое — описание русов поделено на две части: собственно порогов Днепра и сбора дани — полюдье. Второе — в тексте встречаются различия при написании окончаний одних и тех же слов в греческой транслитерации — Киев, кривичи и проч. Это объясняется, по мнению тех же комментаторов, случайностью при переписке сочинения. Той же случайностью объясняется и соединение разных отрывков (о порогах Днепра и полюдье) в одну главу.

Может быть, оно и так, если бы случайность в документах, имеющих историческую значимость, заносилась авторами писания, а не переписчиками. О сочинении Константина Багрянородного известно с 1611 г. А сколько самих переписчиков за эти шесть с лишним столетий трудилось над сочинением византийского императора — можно только гадать. По крайней мере, «знаток русской жизни» скандинавского происхождения мог бы более подробно рассказать не только о днепровских порогах, но и раскрыть секреты полюдья — цели сбора дани в кружении «архонтов». Одно дело, когда русские летописи об этом умалчивают, другое дело человек посторонний, желающий поделиться наблюдениями.

В нашей летописи действительно говорится о киевских князьях, частенько ходивших покорять радимичей и вятичей, живущих, как мы знаем, в верховьях Оки и верхних притоках Днепра. Но ни в одной из наших летописей мы не встретим упоминаний о добыче железа. А ведь воевали мечами и в кольчугах, топорами, и стрелы имели железные наконечники. Так что сбор дани в той местности мог иметь специфический характер. Дань давалась не белками или каким-то другим пушным зверьем, а железной крицей, чернью, как ее называли в народе. Железистые кварциты выламывались из откосов берегов там, где они залегали близко к поверхности земли, — в районе верховий рек Десны, Сейма, Оки. Курскую магнитную аномалию открыли в XVIII в., добычу начали вести в XX, но это не значит, что железо не добывали наши предки. Такие секреты не раскрывались. Крицу сплавляли по Десне не к самому Киеву, а к месту выше Киева, исходя из тех же соображений. То место назовут городом черни, возможно, закладывая в это двойной смысл (современный Чернигов). Ремесленники-кузнецы работают с крицей, то есть с чернью, сами они постоянно черные. А в другом значении чернь — это простонародье, к которому и принадлежали кузнецы. По нашему мнению, именно железо — главная цель «кружения» киевских князей. Весной с начала половодья добыча грузилась в «моноксилы» и сплавлялась с верховьев Днепра и его притоков до Киева. Железо или изделия из железа — ножи, мечи, те же кольчуги и проч. должны были составлять большую часть торгового оборота киевских князей. Но об этом почему-то умалчивает знающий многие секреты «cлавинских архонтов» Константин Багрянородный. Зато он подробно описывает пороги Днепра, придавая им скандинавский оттенок. Хотя, может быть, это и не его вина, а тех, кто переписывал сочинение под его именем. А им было важно любыми средствами принизить значение славянского мира, самостоятельности и самобытности славянского этноса. И вообще почему-то чем больше в начальный период русской истории говорится о варягах и финнах, тем меньше — о славянах.

Норманны, варяги, викинги в одном лице уже мерещатся везде и всюду. По сравнению с теми скудными сведениями, которые содержатся в литературных и исторических источниках, которые представлены в памятниках археологии, в топонимике, ономастике, создается впечатление, что разговоров об их влиянии на русскую культуру больше, чем они того заслуживают. А сам варяжский фон, якобы сложившийся в начальный период русской истории, искусственно поддерживается. Чтобы убедиться в этом, не надо далеко ходить. Достаточно заглянуть в исторические справочники или ресурсы Интернета.

В первой части мы рассмотрели вопросы варяжского присутствия на Руси. Но не утихают споры о происхождении самих варягов. Имеют ли они отношение к норманнам, викингам? Вопрос на первый взгляд кажется наивным. Но это только на Руси различия между этими понятиями не делали. В Скандинавии все по-другому. И нам это желательно знать, чтобы разобраться в собственной истории.

Примечания и комментарии

1] См. сайт «Скандинавский информационный центр. Прядь об Эймунде Хрингссоне» (. ulver.com/src/konung/eymund/ ru2. html).

2]Снорри Стурлусон. Круг земной. М.: Наука, 1980. С. 405.

3] Там же. С. 414.

4] Русский исторический сборник, издаваемый Обществом истории и древностей Российских / Ред. М.П. Погодин. М., 1840. Т. 4. Кн. 1.

5]Протоиерей Стефан Сабинин. Извлечение из саги Олава, сына Триггвиева, короля Норвежскаго (Пребывание Олава Триггвиевича при Дворе Владимира Великаго) / Пер. с исландского // Русский исторический сборник, издаваемый Обществом истории и древностей Российских. М., 1840. Т. 4. Кн. 1. С. 110.

6] См.: Херрман И. Славяне и норманны в ранней истории балтийского региона // Славяне и скандинавы. М.: Прогресс, 1986. С. 36–37.

7] См.: Пушкина ТА. Скандинавские находки из окрестностей Мурома // Проблемы изучения древнерусской культуры, расселение и этнокультурные процессы на Северо-Востоке Руси: Сборник научных трудов. М.: Изд-во института археологии АН СССР, 1988.

8]Бейлекчи В. В. Древности летописной муромы. Погребальный обряд и поселения. Муром, 2005.

9] Русский исторический сборник, издаваемый Обществом истории и древностей Российских. М., 1842. Т. 4. Кн. 4. С. 455.

10]Ибн-Фадлан А. Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1939; Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921–922 гг. Харьков: Изд-во Харьковского ун-та, 1956.

11]Снорри Стурлусон. Круг земной. С. 340.

12]Морохин Н.В. Нижегородский топонимический словарь. Нижний Новгород: Кит издат, 1997. С. 77.

13]Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М.: Наука, 1991. С. 143.

14]Даль В.И. Толковый словарь живого русского языка. М., 1956. Т. 1. С. 234.

15] См.: Минералы СССР. Самородные элементы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1940. Т. 1.С. 108.

16] Там же. С. 79.

17] Там же. С. 181.

18]Снорри Стурлусон. Круг земной. С. 283–285.

19] История географических знаний и открытий на севере Европы: Сборник статей. Л., 1973. С. 46–50.

20]Мату зова В.И. Английские средневековые источники IX–XIII веков. Тексты, перевод, комментарии. М.: Наука, 1979. С. 14.

21] Вологодско-Пермская летопись // ПСРЛ. М., 2006. Т. 26. С. 78.

22] Там же. С. 10.

23] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // ПСРЛ. М., 2000. Т. III. С. 350.

24] Там же. С. 403.

25] Там же. С. 411–412.

26] Там же. С. 424.

27] Там же. С. 425–426.

28] История географических знаний и открытий на севере Европы: Сборник статей. Л., 1973. С. 110.

29] Фольклор Карело-Финской ССР: Сборник статей. Петрозаводск, 1941. Вып. 1. С. 10–14.

30]Карамзин НМ. История государства Российского. Книга первая. Ростов н/Д: Феникс, 1995. С. 171–183.

31] Цит. по: Повесть временных лет. Часть первая. С. 208; сайт РНБ (-anCodex /Project/pageShow. php).

32] Цит. по: Повесть временных лет. Часть первая. С. 211–212; сайт РНБ (-rentianCodex/ Project/page_ Show. php).

33]Алексеев Л.Б. «Оковский лес» Повести Временных лет // Культура средневековой Руси. Л., 1974. С. 5–11.

34] Под финноугристами в данном случае понимаются сторонники идеи этнического родства всех народов, кроме тюркских и славянских, на всем пространстве от Балтийского моря до Южного Урала и Алтая. А также те, кто доказывает «безусловно» финское происхождение племен Волго-Окского междуречья — мери, муромы, мещеры, веси — на основе летописного сообщения «об иных языцах», насильно ассимилированных славянами.

35] Сайт РГБ (/ 01003338 068#?page=l). С. 92–93.

36]Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. Ч. 5 // Сайт «Восточная литература» (-tlit. info/Texts/rus8/Gerberstein/frametext 5. htm).

37] Цит. по: Повесть временных лет. Часть первая. С. 523; сайт РНБ (-anCodex/ Project/pageShow. php).

38] См.: Седов B.B. Длинные курганы кривичей. M.: Наука, 1974.

39]Константин Багрянородный. Об управлении империей. (Текст, перевод, комментарии). М.: Наука, 1989. С. 45–51; сайт «Восточная литература» ( l/Konst_ Bagr_2/pred.phtml?id=6363).

40] Там же. С. 305.

Часть II Норманны: взгляд с Востока

В 1874 г. в Стокгольме состоялся Международный археологический съезд. Предложения, сформулированные тогда скандинавскими учеными, не потеряли актуальности и сегодня. Они служат неким ориентиром для норманистов, доказывающих культурное превосходство германских племен, и в том числе скандинавских, над славянами. На том съезде к обсуждению предлагались вопросы, касающиеся одной Швеции: о древнейших следах существования человека в Швеции, о так называемом веке полированного камня в Швеции, бронзовом и железном веках, анатомических и этнографических признаках доисторического человека в Швеции. Однако некоторые докладчики подошли к вопросу о времени заселения Скандинавии несколько с иных позиций.

То, что массовые поселения людей здесь появились значительно позднее, чем на всех остальных территориях современной Европы, возражений не вызывало. Как и то, что первоначально люди освоили только южное побережье современной Швеции, точнее — район Сконе. В доказательство приводились следующие цифры: «…музеи и частные коллекции Швеции имеют более 36 000 древних каменных орудий. Около 30 000 ведут свое начало из одной Скании, и только 2000 найдены в Свеаланде и в Нордланде вместе взятых»41. О находках предметов, относящихся к бронзовому веку, говорилось следующее: «…число найденных до 2500 бронзовых вещей, распределяется по разным местностям не одинаково, а именно: в Скании, где и кремневые орудия самые многочисленные, найдено бронзовых вещей более 1600, а во всей остальной стране, вплоть до озера Мелара, их найдено до 150»42. Возражения возникли по поводу отношений скандинавских и финских племен к славянским.

Ключевыми на съезде стали выступления датского археолога Йенса Якоба Ворсо и финского археолога Йоханнеса Рейнхольда Аспелина. Текст выступления Ворсо был опубликован полностью на русском языке в «Вестнике Общества древнерусского искусства». «Эти Славянские племена, — заявил тогда Ворсо, — и в особенности северные, вопреки дальнейшим распространениям Славян по большим пространствам средней Европы, также сделались, хотя несравненно позднее, участниками общеевропейского культурного течения, сначала частью под влиянием Скандинавских и других соседних народов. Отсюда ясно, что, так как следует оставить издавна существующее в науке мнение, будто бы Финны и Лапландцы суть последние остатки туземцев Скандинавии и даже целой Европы, постепенно оттиснутых с южных стран на самый крайний Север, — точно так же следует устранить прежние предположения, будто Россия была ближайшей колыбелью Скандинавских народов, из которых одно или несколько племен, с вполне развитыми особенностями, чрез беспрерывные вторжения, поселились в Швеции, Норвегии и Дании…» (курсив мой. — Н.К.). Лучше уж допустить, предлагал участникам съезда археолог Ворсо, что «настоящая скандинавская народность с ее оттенками развилась в современных трех северных государствах, сперва при Балтийском море, на самом севере, как последствие издревле происшедших там смешений народов, так равно и вследствие климатических и других местных условий». По сути, это было программное заявление. Скандинавская мифология действительно выводила своих предков с Востока, из Скифии (под Скифией понималась центральная часть России). Задача, которую ставил Ворсо перед археологами Скандинавии, требовала доказывать обратное, то есть свое западное происхождение. Смущает в данном случае одно: доказывать надо было исходя не из принципа объективности и исторической обусловленности, а на основе стимулирования роста национального самосознания, национального духа, национальной гордости.

Выступление И.Р. Аспелина в «Вестнике…» не приводится. Что он тогда говорил на съезде, можно толко догадываться. К моменту публикации «Вестника…» в 1876 г., то есть спустя два года, в столице Финляндии Гельсингфорсе на финском языке издается докторская диссертация И.Р. Аспелина под названием «Основы Финно-Угорской культуры». Она сразу же вызвала большой интерес не только в научных кругах Запада, но и в России. Появилось много желающих ознакомиться с оригиналом текста. Однако возникли трудности с переводом. Редактор «Вестника…» Г.Ф. Филимонов, в частности, указывает, что перевод с финского языка сделал по просьбе редакции студент Гельсингфорсского университета некто Люндаль. Перевод был вольный. Достаточно сказать, что книга И.Р. Аспелина была им названа не совсем точно: «Основы Финно-Угорской Археологии». В других случаях ошибки заметить сложнее, но это уже не так важно: сути они не меняли. Интересно, что

Филимонов выразил надежду на издание книги Аспелина на русском языке в «непродолжительном времени». И действительно, такой перевод был сделан. Однако не во всех списках публикаций Аспелина такая книга на русском языке значится. На запрос из Российской государственной библиотеки (РГБ) пришел ответ, что у них такой книги нет. Она есть только в библиотеке Таллинского университета в Эстонии. Поэтому обзорная статья Филимонова является важным источником, в котором раскрываются взгляды родоначальника теории Урало-Алтайского на происхождение финно-угров и их единого прафинского языка.

Цель своего научного исследования Аспелин провозглашает сразу — проследить границы древнейшего расселения финского племени, а также на основании археологических находок показать культурные ступени, пережитые ветвями этого большого племени. То есть финское племя представляется читателям не как «одно из…», а как «финское вообще». По мнению Аспелина, древность финнов уходит далеко в позднюю эпоху каменного века — неолит. По заявлению Ворсо и Аспелина, говорится в статье, «Россия не представляла даже физической возможности колонизации в это время»43. Населенной была лишь территория Северной России, Финляндии, Северной Швеции и Норвегии. По местам находок, по формам и материалам Аспелин делит финнов на три ветви: 1) Балтийско-Литовскую, 2) Западно-Финскую и 3) Восточно-Финскую. По предлагаемой им схеме финны жили еще за 1000 лет до Рождества Христова у берегов Балтийского моря и только корелы Олонецкой губернии могли явиться от ветви Алтае-Уральского бронзового века. По кельтам, бронзовым мечам и кинжалам делается вывод о полном сходстве финнов со скандинавским, преимущественно шведским, населением, находящимся под влиянием северо-восточной Германской группы в эпоху бронзового века. Восточно-Финская, она же Алтае-Уральская, ветвь бронзового века проявилась в верховьях Енисея в Минусинском округе Томской губернии. Доказательством тому, по словам Аспелина, служили устройства древних могильных насыпей и сопутствующих им каменных изваяний. В народе насыпи называли чудскими, а изваяния — каменными бабами. Цепочка подобных культовых сооружений тянулась от Енисея по степным просторам к северному склону Кавказского хребта. Отчего и можно было предположить на Кавказе наличие следов бронзового века финского племени.

В поздний же железный век, в конце 1-го тысячелетия, который Аспелин называет Римско-Угорским, в восточной ветви финнов от Урала до Балтийского моря формируются племена следующих групп: Пермской, Черемисской, Муромо-Мордовской, Мерянской, Весьской, Ингерманландской и Эсто-Ливской. Юговосточной границей распространения финского племени являются верховья Оки Московской губернии, где обнаруживается много смешанных со славянами вещей, и местности Тамбовской губернии. Тамбовская и Рязанская губернии входили в Муромо-Мордовскую группу финских племен, где была обнаружена могила рыцаря с монетами X в. «Рыцарь, по замечанию Аспелина, — пишет Г.Ф. Филимонов, — заимствовал вещи свои из разных мест: цепь и выпуклые фибулы скандинавские; подвески мордовские; удила, может, восточнофинские; цепь, застежки в виде подковы и подвески-бубенчики могут считаться туземными»44.

При описании чудских насыпей Южной Сибири Аспелин ссылается, замечает Г.Ф. Филимонов, на старых академиков — Далласа, Гмелина, Мессершмидта и др., а также на труды Кастрена и Радлова. Во всем остальном — на артефакты археологии. Единственный недостаток в труде Аспелина, по мнению Г.Ф. Филимонова, — то, что на предметах, на которые ссылается Аспелин, не всегда есть номера. Поэтому крайне затруднительно проверить все сказанное об этих предметах: из какой они коллекции, где обнаружены, когда, кем, их описание было проведено на месте или нет и др. Без этого все предположения И.Р. Аспелина о древности некогда огромного финского племени выглядят не более чем гипотетично. Не случайно потом его позиция в этом вопросе вызовет много критики. Но она же найдет и много сторонников в России и, особенно, в Скандинавии, не говоря уже о Финляндии.

Великое княжество Финляндское, напомним, находилось тогда в составе Российской империи с особым статусом с 1809 г. Однако в ней сохранялись старые культурные традиции, связанные с семисотлетним шведским господством. Сохранялось и шведское влияние. Даже финский язык получил равные права со шведским только в 1863 г. Так что заявление Аспелина, будто финны генетически ближе к шведам и восточным германцам, чем к славянам, было воспринято многими с нескрываемым одобрением. Особенно привлекательным выглядел его тезис о некоем финно-угорском единстве, объединяющим под знаменами финнов все неславянское население северо-восточной части России, начиная с границ Московской губернии. Для правительств некоторых западных стран, строивших планы по расчленению Российской империи в своих геополитических устремлениях, такая идея финского братства в паре с норманнской теорией возникновения русской государственности как никогда оказалась кстати.

Отсюда выводились задачи, которые должны были поощрять распространяемые мифы о норманнах — как завоевателях Европы, как наемниках и телохранителях при царственных дворах, в том числе императоров Византии, которым вверялись жизни монархов. Создавать мифы об отсутствии серебра в Европе и необходимости поставок серебра в Скандинавию из арабских стран транзитными путями через Русь. Описывать мифы о работорговле, где основным товаром являлись славяне, и их продавали свои же славянские купцы. Сочинять сказания-саги — о варягах при дворе русских князей, их влиянии на внутреннюю политику Руси. Доказывать любым путем о чуждых славянскому миру «финнах вообще», причем финских племен должно быть много. Показывать, что часть из них насильственно ассимилирована, что в народе XXI в., населяющем прежние земли, сохраняется память о своих предках-финнах и их потомки готовы в любой момент заявить об этом публично.

Но так ли это на самом деле? И правда ли то, что Скандинавия в период наибольшей активности викингов в середине IX в. (во время летописного появления на Руси варяга Рюрика) была настолько перенаселена, что из-за земельного голода и появились норманны, которые стали нападать на соседей, грабя их и захватывая территории?

Материалов с опровержением этих воззрений опубликовано немало. Однако ущербность нашего восприятия скандинавов, особенно норманнов тех веков, чувствуется и сегодня. Дело в том, что мы видим себя их глазами. Это значит, что история Скандинавии слагается устами самих норманистов. Они пишут историю о себе (и попутно о нас!), подстраивая факты истории под свои надуманные выводы. Между тем процессы общественного развития на Европейском континенте в VIII–X вв. имели общие проблемы, как для западной, так и для восточной его части.

Задача данной части книги заключается в том, чтобы показать, насколько безосновательны попытки норманистов и финноугристов расставить нужные им акценты и возвысить себя в их собственной исторической значимости. Кое-как отбиваться, занимать выжидательную позицию — значит уже заранее проигрывать эту бесконечную пропагандистскую войну. На их вызовы надо отвечать с высоко поднятой клюшкой. Следует помнить, что все описываемые события так или иначе будут фокусироваться на середине IX–X в. — периоде начальной государственности на Руси.

В качестве источников здесь используются в первую очередь летописные сочинения самих средневековых европейских авторов — современников тех событий, а также каролингские хроники и иные документы той поры, религиоведческая литература, данные археологии, естественных и прикладных наук. Конечно, те же скандинавские саги исландского собирателя народного творчества Снорри Стурлусона, жившего в XIII в. Отличительная особенность и недостаток представленных им саг и скальдических стихов — в отсутствии конкретики исторических событий. Заметно и желание авторов что-то приукрасить, возвеличить чью-то роль. Но это естественно. Зато ценно другое, то, от чего авторы не могли и не хотели уйти, — от выражения эмоциональных ощущений, от их переживаний. А ведь чувственное отражение действительности объясняет многие поступки. Оно предвосхищает линию поведения, выдает собственную ментальность. И это многое объясняет.

Глава 1 Природа, климат и скандинавская ментальность

Полуостров Фенноскандия (под Фенноскандией понимается собственно Скандинавский и Кольский полуострова, отделенные от материка Невским и Свирьским протоками по всему водоразделу от Балтийского до Белого моря) образовался в докембрийский период в результате сжатия Балтийского щита. Поднимаясь над поверхностью воды, он постепенно разламывал скалистые напластования палеозоя, выдавливая внутренние породы с ценнейшим содержанием магнетитов и кварцитов на поверхность. Горные массивы, вытянутые с юго-запада на северо-восток по всему полуострову, — следствие этого процесса. Первоначально они были значительно выше, а заостренные вершины гор уходили далеко в облачные выси. Через эти горы перетекали ледники, меняя ландшафт местности. Во-первых, надвигаясь с западной стороны, ледники раз за разом выламывали из земной коры наиболее мягкие грунтовые породы и уносили их далеко на юг. Потому с западной стороны много заливов и островов, коротких стремительно спускающихся с гор рек. Сами горы оказались приближены к морю в сравнении с восточной частью полуострова. Во-вторых, скатываясь вниз, облизывая горы, ледники друг за другом с восточной стороны нагорья как бы выравнивали рельеф местности, постоянно соскабливая поверхность девонских, докембрийских пород и не давая возможности формироваться высокому почвенному покрову. Наносы более тяжелого механического состава с песчаными накоплениями на близко поверхностных водоупорных коренных породах способствовали образованию многочисленных болот и озер. В Северной Швеции их площадь составляет 35–45 % 45. В южной части Швеции почвенный покров обусловлен разнообразием форм ледниково-аккумулятивного рельефа и частой сменой почвообразующих пород, выходами на поверхность массивно-кристаллических пород. До настоящего времени пашни здесь остаются сильно зава-луненными, то есть с примесями мелкого валунного камня горных пород.

Особо следует сказать о роли ледников в формировании рельефа ландшафта Скандинавии. Всего их насчитывается пять. Первый ледник, самый большой по масштабам и протяженности, называется Окским. Его возраст свыше 50 тысяч лет. А его юго-восточный язык достиг верховий Дона. Под его влиянием в подошве стока вод при таянии образовывались глубокие промоины, в которых талая вода поглотила целиком лесные массивы. От их гниения образовались болота. Наносы из песка и суглинистых почв, как застывшие морские волны, оставили память в Клинско-Дмитровской, Даниловской, Смоленской и других грядах Русской равнины. Геологи отмечают, что ледник изменил течение реки Оки с юга на восток. Образование ледника и его движение на материк выглядело следующим образом: выпадающие осадки в виде дождя и мокрого снега как бы накрывали пространство сверху. Потом снежная шапка прессовалась под собственным давлением, застывая и превращаясь в лед. Этот лед постоянно наращивался, но не вмерзал глубоко в поверхность земли за счет подслаивающей снежной подушки. Кристаллизуясь и расширяясь под влиянием атмосферного давления сверху, вытаивания снега под влиянием температуры Земли снизу, образуя в своем подбрюшье парниковый эффект, ледник начинал движение. И если в океане под собственным весом он как бы продолжал расти вниз, то на суше ледник под собственным давлением принимал свойства тягучести: он расползался в сторону наименьшего сопротивления. Устрашающую силу тарана он приобретал, выползая из океана на материк.

Ближним естественным препятствием на пути ледника в Восточную Европу были выступающие из океана Скандинавские горы. Буквально выламывая из тела материковой суши скальные породы и перемалывая внутри себя, будто жерновами, ледяными напластованиями, ледник переносил их далеко на просторы Европейской равнины. С его отступлением в вытаявших наносах песчаных дюн валунные булыжники встречаются и сегодня, в том числе и на средней Оке. Их можно встретить в виде красных, обтесанных водами и ветрами, гранитных осколков; белых, переливающихся соляной слюдой, рыхловатых камешков; черных с отливом, словно обожженных дыханием вулканов голышей. Все это — вестники Фенноскандии.

В самой западной части полуострова, со стороны надвигающегося ледника, берег сильно изрезан глубокими заливами. Местами они доходят до самих гор, что затрудняет передвижение по суше. Самым широким на севере Норвегии является Варангерфьорд. Он подходит близко к горным массивам. Перетекая через горы, ледники периодически раскалывали их вершины, образуя проходы — долины для себя. А островерхие вершины превращались в широкие плоскогорья. Они получили название фьельдов. На севере на фьельдах застыли, не успев растаять, ледники, а на юге они представляют собой заболоченную поверхность, покрываемые в холодное время года толстым снежным покровом.

Из прибрежных вод на поверхность выступают глыбы скал, «быки», как их называют норвежцы. Причудливые гряды надводных холмов образуют неповторимые по своему облику шхеры. Глубокие заливы называют фьордами (на юге России подобные заливы с различными характеристиками природного образования называются лиманами, например, Тилигульский лиман на Черном море; на севере губами — Обская губа и др.). Характерно, что фьорды Скандинавии, заходя глубоко в материк, не служили какой-то разграничительной линией между административными округами. Наоборот, именно вокруг них селились люди, часто контактирующие между собой. По воде там было гораздо быстрее и проще добраться друг к другу, нежели по земле. Фьорды сами по себе притягивали и группировали вокруг себя поселения людей. Таким образом, формировались районы компактного проживания родовой природно-хозяйственной единицы.

В древнескандинавской традиции такое образование получило название фюльк. Люди фюлька выделялись своим тотемом — идолом, которому поклонялись, и своим отдельным правителем — конунгом, которого избирали на тинге, собрании свободных людей. В свою очередь фюльки образовывали некий округ, где могли быть свои тинги (Фростатинги) и свои конунги со статусом, условно говоря, «могущественного». Приехав в Норвегию, говорится в саге «Об Олаве Святом», Хакон «объявил, что хочет ввести христианство по всей стране. Но жители Мёра и Раумсдаля предоставили решение трандхемцам. Тогда Хакон конунг велел освятить несколько церквей и поставить в них священников. Приехав в Трандхейм, он созвал бондов на тинг и призвал их перейти в христианскую веру. Они отвечают, что хотят передать решение этого дела на Фро-статинг и чтобы на этот тинг пришли люди из всех фюльков, которые входят в Трёндалёг. Они обещают тогда ответить на этот трудный вопрос»46.

По своим природно-климатическим характеристикам западная и восточная части полуострова несколько отличаются друг от друга. Точно так же отличается южная зона полуострова от северной. Поэтому о каждой из них следует говорить отдельно.

В западной северной Норвежской части полуострова климат морского типа. Для него характерна высокая влажность и большая облачность в течение всего года, особенно поздней осенью и зимой. Мощное течение Северной Атлантики — Гольфстрим — выносит к берегам теплые воды и не позволяет формироваться постоянному ледяному покрову. Благодаря этому навигация здесь может продолжаться круглый год. Но для местных жителей все же больше отрицательных ощущений, нежели положительных. В зимнее время резкий порывистый ветер с запада со штормовой скоростью может в течение недели гнать на береговую часть ледяной дождь, обволакивая скалы и все остальное толстой коркой льда. А в летнее время, наоборот, падающие с гор восточные ветры типа боры с местным названием «сно» или «эльвегуст» могут вызвать в течение нескольких часов понижение температуры на 10°, а в отдельных случаях даже на 20° и застелить побережье сырым снегом. Такую аномалию Скандинавского полуострова отмечают климатологи47. Первые поселения людей здесь отмечаются по найденным в Хёлге металлическим украшениям. Время их изготовления датируется V–VII вв. Ближайшими населенными пунктами были отдаленные на многие сотни километров на юг селения в Тронхейме (современная область Трёнделаг).

Юг Норвегии также морского типа, с длительными моросящими дождями летом и мокрым снегом зимой. Осадков здесь выпадает в три, а то и в шесть раз больше, чем на севере. На крутых склонах гор видны вересковые пустоши. Березовые, еловые, реже сосновые леса встречаются на прикрытых от западных ветров склонах. Подзолистые почвы так называемых странфлатов, приморских равнин, формирующихся на рыхлых ледниковых или молодых морских осадках, не подходят для выращивания основных сельскохозяйственных культур — ржи и пшеницы. В XX в. здесь научились использовать силу воды. Короткие реки с высоким перепадом высоты стали главным экономическим стимулом современной Норвегии. В удобных местах были построены гидроэлектростанции, и электроэнергию стали продавать в Европу. Тем самым Норвегия стала одной из преуспевающих европейских стран. Но это случилось только в XX в.

Район Северной Швеции называется Норланд и занимает около двух третей всей территории страны. Северная его часть находится за Полярным кругом, а южная отделена от Средней Швеции горным хребтом Берслаген. Местность представляет собой покатое с северо-запада на юго-восток скалистое плато с множеством многоводных и порожистых речек. Хвойные леса растут в лесных долинах. Но в основном растительность лесотундровая и сильно заболочена. При высокой влажности и малой солнечной радиации в почве накапливается много влаги, которая не успевает испаряться. Стоячая вода застаивается в низменностях рельефа местности, образуя болота.

Северные территории Скандинавии, будь то Норвегии или Швеции, всегда являлись самыми слабо населенными. Поскольку нас интересуют Средние века, то можно сказать, что крайней точкой заселения первых колонистов на севере Норвегии были острова Лофотенские и Вестеролен в районе Финмаркен.

Юг Швеции представляет собой Норландское плоскогорье с разломами на отдельные массивы. В этих разломах разлились фьордообразные озера — главная гордость страны. А в центре южного выступа полуострова Сконе расположено скалистое плато Смоланд. Для его ландшафта характерно большое количество мелких озер и торфяных болот с выходами на поверхность скальных пород. Здесь развиты типично подзолистые и дерново-подзолистые почвы. Именно здесь сосредоточены основные массивы пахотных земель. В условиях своеобразия ландшафта они представляют собой раздробленные и мелкоконтурные участки. В целом же земледелие носит очаговый характер. На всю площадь земель в Норвегии пахотных приходится 2,9 % от всей общей площади страны, в Швеции — 7,4 %, а к примеру, процент обрабатываемых земель на планете в целом составляет 13 %, в Европе — 30 % 48. Крайне низкий показатель пригодности земель в Средние века был одним из основных отрицательных факторов, препятствующих заселению полуострова.

Первые известия о народах Скандинавии появляются на рубеже новой эры, когда римские легионеры разведали морской путь к Британским островам. Принадлежат они Тациту. «…Среди самого Океана обитают общины свеонов, помимо воинов и оружия, они сильны также флотом. Их суда примечательны тем, что могут подходить к месту причала любою из своих оконечностей, так как и та и другая имеют у них форму носа. Парусами свеоны не пользуются и весел вдоль бортов не закрепляют в ряд одно за другим; они у них, как принято на некоторых реках, съемные, и они гребут ими по мере надобности то в ту, то в другую сторону… За свеонами еще одно море — спокойное и почти недвижимое, которым, как считают, опоясывается и замыкается земной круг… Только до этого места — и молва соответствует истине — существует природа». К свеонам примыкают ситоны. «Здесь конец Свебии, — пишет далее Тацит. — Отнести ли певкинов, венедов и фенов к германцам или сарматам, право, не знаю, хотя певкины, которых некоторые называют бастарнами, речью, образом жизни, оседлостью и жилищами повторяют германцев»49.

В VI в. готский историк Иордан писал о Скандинавии более обстоятельно, но оттого и с большими сомнениями в достоверности некоторых сведений, почерпнутых им в свою очередь у Птолемея. «В северной части острова Скандзы живет племя адогит; рассказывают, что в местах его (обитания) в середине лета сорок дней и сорок ночей продолжается непрерывный свет, а в зимнее время в течение того же числа дней и ночей племя это не знает ясного света. Так чередуются печаль с радостью, но это не похоже на иные чередования благополучия и несчастья… Есть там еще племя — скререфенны; они не требуют хлебного питания, но живут мясом диких зверей и птичьими яйцами. В болотах там рождается столько живности, что возможно и размножение породы, и полное насыщение людей… Другое племя, живущее там же, — суэханс; они, подобно турингам, держат превосходных коней. Это они-то и пересылают посредством торговли через бесчисленные другие племена сапфериновые шкурки для потребления римлян и потому славятся великолепной чернотой этих мехов. Племя это, живя в бедности, носит богатейшую одежду. Следует затем целая толпа различных племен: тевсты, вагот, бергио, халлин, лиотида; населенная ими местность представляет собой плодородную равнину, почему они и подвергаются там нападениям и набегам других племен. За ними живут ахельмил, финнаиты, фервир, гаутигот, племя жестокое и в высшей степени склонное к войнам. За ними — миксы, евагры, отингис. Все они живут по-звериному в иссеченных скалах, как бы в крепостях. С внешней стороны от них находятся остроготы, раумариции, эрагнариции, кротчайшие финны — наиболее низкорослые из всех обитателей Скандзы, а также похожие на них виновилот; светиды, известные в этом племени как превосходящие остальных величиною тела, хотя и даны, вышедшие из того же рода, — они вытеснили герулов с их собственных мест, — пользуются среди всех племен Скандии славой по причине своего исключительного роста. Однако статностью сходны с ними также граннии, аугандзы, евниксы, тэтель, руги, арохи, рании»50.

Следует выделить сообщение Иордана о свеонах, обладавших необычным флотом со съемными веслами и обеими высоко задранными вверх оконечностями, способными приставать к берегу любой стороной и высаживать людей на высокие скалистые берега. Имея весьма смутное представление о племенах севера, Тацит и Иордан невольно, но очень точно разделяют их по степени оседлости и характеру занятий. Свеоны живут на ближней окраине полуострова, они торговцы. Фенны — где-то на севере, у них нет постоянных жилищ, и питаются они дикорастущими травами.

То есть сегодня мы можем сказать, что бродячие племена кочевников Севера передвигались по периметру Ледовитого океана за стадами постоянно мигрирующих оленей. Мясо оленей, рыба, дикорастущие травы — основной рацион этих людей. Недостаток кальция они восполняли обрядовым поглощением свежей крови и печени жертвенного оленя. Свеоны же были, прежде всего, земледельцами. Выращивание злаковых культур — пшеницы, ячменя, проса — являлось необходимым условием их существования. Осваивая новые земли, они селились, прежде всего, там, где можно было что-то посеять и вырастить. Для этого им приходилось вырубать и выжигать леса, расчищать участки земли от валунов. Они оставались заложниками капризной природы и ландшафта местности. Но это не давало гарантий вырастить необходимое количество зерна. По характеру расселения видно, что свеоны (свебы) жили в прибрежной зоне южной оконечности полуострова Сконе, а также в районе города Упсала на озере Меларен, на островах Готланд, Борнхольм. То есть селились в пределах расстояния, позволяющего за период навигации совершать плавание к материку и выменивать продукты питания или отбирать их силой. Плавание, таким образом, становилось необходимым атрибутом повседневной жизни. Море кормило людей не только рыбой, но и давало возможность приобрести что-то на стороне. Таких смелых мореплавателей называли викингами.

Викингские походы становятся со временем неотъемлемой частью образа жизни скандинавов. «Раньше в Норвегии было заведено, что сыновья лендрманнов и могущественных бондов отправлялись добывать себе добро на боевых кораблях, и грабили как в других странах, так и внутри страны. Когда стал править Олав конунг, он установил мир в своей стране и запретил грабежи»51. Таким образом, Олав (Норвежский), впоследствии получивший имя Святого, тем самым нарушил установившийся порядок. И за это его изгнали из страны. То есть он не просто запретил грабежи. Он нарушил некогда установившийся порядок, когда каждый сын богатого бонда, вступая во взрослую жизнь, должен был пройти своего рода акт посвящения. Совершивший викингский поход уже имел право наследовать имущество отца и принимать решения в отношении своих близких родственников. А для этого он должен был продемонстрировать свою храбрость и доблесть.

Воин проверялся морем. Море и все, что с ним связано, требовало особого подхода. Оно было капризно и непредсказуемо. К нему надо было приспосабливаться. Менталитет скандинава-мореплавателя был обусловлен именно отношением к морю. Можно выделить два взаимовлияющих фактора, определившие мировоззренческие и поведенческие линии в характере скандинава. Это длительная автономность хозяйствующих единиц и климатические условия. Рассмотрим каждую из них в отдельности.

Выживать в условиях гористой местности с бедными почвами с малым годовым количеством солнечной энергии, влияющей на вегетационный период созревания растений, можно было только большими коллективами. Олицетворением свободы и прав был крестьянин, обладающий земельным участком. Таковых называли бондами. В зависимости от того, сколько было в его владении земли, скота и рабов, определялся его статус обыкновенного или могущественного бонда.

В зимнее время свободные бонды собирались на тинги. Это своего рода собрания, где в то же время пировали и обсуждали насущные вопросы, разбирались претензии. Там же избирался ведущий собрания, в функции которого входила роль третейского судьи. Такого человека называли конунгом. Его звание ни к чему не обязывало ни бондов, ни его самого. Оно было столь же почетно, сколько и опасно. Избранный конунгом принимал на себя сакральные обязанности. Он становился своего рода оберегом от несчастий и бед. В неурожайные и голодные годы конунга могли торжественно и со всеми почестями принести в жертву богам. Поэтому, когда уже в IX в. встанет вопрос о единении страны, а вместе с тем о прямом подчинении всех бондов с выплатой ими податей конунгу, не отмечается какой-либо борьбы между «могущественными бондами» за власть. Бонды по инерции считали, что в таком «могуществе» больше риска, чем привилегий. В суровые и голодные зимы, какие часто случались в Скандинавии, и особенно в Норвегии, новорожденных девочек уносили в лес. Так заботились не столько о продолжении рода, сколько о его сохранении. А конунга могли четвертовать и закопать в разных частях фьорда, веря, что это принесет урожай на следующий год. Хотя эти случаи были скорее исключением, чем правилом.

Характер поселений (родовые хозяйства на удаленных друг от друга фьордах) предполагал автономность и независимость существования. Такая разобщенность долгое время препятствовала формированию единой властной структуры, а вместе с тем определяла и восприятие самой власти. Избираемый конунг не обладал властью, а значит, и отношение к нему было как к равному. В нашей истории мы не найдем много примеров откровенно отрицательного отношения к князьям, царям. Прозвище Святополка — Окаянный — дано народом как обобщенная оценка его деятельности, за то, что с его подачи, как это преподносит летопись, были убиты Борис, Глеб, Святослав.

В остальных случаях мы видим, что прозвища русских князей носили уважительный характер: Владимир — Красное Солнышко, Ярослав — Мудрый. Прозвища, какие присваивались конунгам Норвегии и Швеции в Средневековье, как правило, не несли в себе ни позитивного, ни негативного содержания. Они были скорее с пренебрежительно-безобидным оттенком, как к человеку выделившемуся из равных. Прозвища конунгам давались простым народом за внешний вид правителя или за какой-то его отличительный проступок: Сигурд Свинья, Хаук Длинные Чулки, Эйрик Кровавая Секира, Вемунд Костолом и т. д.

Чтобы представить себе масштабы военных действий с участием корабельного флота викингов, попробуем проанализировать некоторые строки в «Саге об Олаве Святом». Олав плывет к конунгу Эльвиру. У него «…было пять кораблей и три сотни человек»52. «У Асбьёрна был боевой корабль на сорок гребцов. Он стоял в большом сарае… Он созвал своих друзей и собрал около девяносто человек»53. До этого момента Асбьёрн плавал на своем торговом корабле на юг. Урожаи у него становились все хуже и хуже. Надо было купить зерна, солода и муки. Он плавал на юг и брал с собой 20 человек. Другой «конунг (Олав Святой) двинулся на юг в Хёрдаланд. Он узнал, что Эрлинг сын Скъяльга с большим войском на четырех или пяти кораблях уехал из страны. У него самого был большой боевой корабль, а у его сыновей по кораблю на сорок гребцов каждый»54.

Таким образом, самый большой корабль мог вмещать до 90 человек. Собрать пять кораблей по 90 человек означало обладать большим войском. О самом большом количестве кораблей, которые удалось выставить совместно конунгам Швеции и Норвегии против английского флота, говорят следующие строки: «Как вы, Олав-конунг, знаете, — обращается к нему Энунд, конунг шведский, — этим летом мы вместе отправились в Данию и много там воевали. Мы взяли большую добычу, но не захватили никаких земель. У меня летом было три с половиной сотни кораблей, а теперь осталось не больше сотни. Сдается мне, что с таким малочисленным войском нам не добиться большего, хотя у вас и остались все шестьдесят кораблей, которые были у вас летом». Но этот описываемый в саге случай — скорее исключение. Все-таки речь здесь идет не только о захвате в Дании добычи, но и о независимости самих Норвегии и Швеции. Бонды выставили своих людей, имея свои интересы. Как только стало ясно, что англичане в ближайшее время не появятся у их берегов, они уплыли в свои хозяйства, не посчитав нужным спрашивать разрешения у своего конунга. Итого — 3600 воинов со всей Норвегии и 21 тысячу со всей Швеции в XI в. могли выставить в случае чрезвычайной опасности правители этих стран. Эта цифра, конечно, условна. И, надо думать, к этому времени у конунгов было больше возможностей собрать людей и настроить кораблей, чем в годы так называемого периода заселения Скандинавии в начале IX в.

Отношение к монархии было по-прежнему непростым. Бонды до последнего старались сохранить свою привычную самостоятельность. А самое главное, это не способствовало организации крупных викингских походов, о которых сложено много мифов и легенд. В повседневной практике бонд или конунг выходил в поход, имея в подчинении пять-семь кораблей, не более. В качестве еще одного примера, где авторов саг трудно заподозрить в преувеличении или дезинформации, можно привести следующий отрывок: «Он (конунг) вышел к морю и стал снаряжать там корабли. Гуннар из Гельмина дал ему боевой корабль с двенадцатью скамьями для гребцов, второй такой корабль дал ему Лодин из Виггьяра, третий такой же корабль он получил из Анграра на Несе — этой усадьбой владел Хакон-ярл, а управлял ею человек по имени Бард Белый. У конунга было еще четыре или пять легких кораблей, и он быстро собрался и поплыл по Фьорду»55. Итого, по максимуму, восемь кораблей по 12 гребцов без самого конунга и его окружения. Всего до 200 человек. Вот и весь набор сил для грозного похода на соседние страны и города.

Что же представлял викингский поход для скандинава с учетом местных климатических условий? Уходя в плавание, люди прекрасно осознавали, что впереди их ждут непредсказуемые трудности, что они вообще могут не вернуться домой, что они во многом зависят от того, какая погода их ожидает в море. А море капризно! Стихия уже за следующим выступом скалы может встретить страшными порывами ветра и накрыть снежной бурей в середине лета. А может погрузить в густой туман, пятном сползающий с гор, словно огромная голова змеи, и надо скорее выплыть из него, чтобы не оказаться вдалеке от берега и не потеряться в безбрежных просторах океана… Выражения, постоянно встречающиеся в сагах, — «плыли вдоль берега», «корабль шел вдоль берега», «продвигались вдоль берега» — не литературные штампы. Это естественная тактика поведения на море: нельзя далеко удаляться от материка, надо плыть только вдоль берега. Но чтобы попасть на материк, надо все равно пересечь пролив. Ориентироваться в пространстве по звездам было сложно. У средиземноморских мореплавателей чистое небо примерно 360 дней в году, а над Скандинавией оно почти всегда скрыто от глаз облаками. Ночное небо может также неожиданно осветиться звездами, как и так же неожиданно разочаровать навевающим тоску ненастьем. Потому в стихах воинов-путешественников, испытанных морем, мы не найдем упоминаний о звездном небе, о значении ночных светил в навигации. Плавать старались в дневное время суток, ориентируясь на видимый берег. Викинги различали только основные направления движения: север-юг, восток-запад. Русь для них была на востоке, а не на юго-востоке, как правильнее должно быть.

Круг земной скандинавы делили на три части света. Согласно древней мифологии, пересказанной в саге об Инглингах, из океана, окружающего землю, на север тянется длинный залив. Он называется Черное море. Этот залив разделяет сушу на три света. То, что к востоку от него зовется Азией, а то, что к западу, — Европой. На юге — Великая страна Сарацин. Таким образом, можно объяснить, почему для авторов саг Йорсалаланд (Палестина) географически по отношению к Скандинавии относился к востоку: потому что он находился в Азии — в далекой, неведомой, мифической части света, о которой больше слышали, нежели бывали в реальности. Страна Гардарики, хоть и относилась к западной части света, пространственно находилась гораздо ближе. О ней знали. Но имели ли полное представление о всех территориях Древней Руси? Вряд ли. Гардарики для викинга-норвежца располагалась на востоке непосредственно за Швецией, то есть в пределах прибрежных районов Балтики.

Выплывая к южным берегам Балтики или южным берегам Северного моря, скандинав никогда не мог быть уверенным, что приплывет точно в то место, куда намечалось. Словно на «табуне волн», «санях хляби» или на «коне стремнины», его корабль мог потеряться «в тропах ската», а потом «выплыть в поле сельди» или попасть «на родину выдр». В любом случае путь к долгожданному берегу был непредсказуем. Так же витиевато и мышление скандинава — поэта-скальда, резчика по дереву или по камню. Ему не столько важно содержание, сколько сама форма. В ней должна быть таинственность, скрытый умысел. Он спешит выразить свои мысли, пока туман не застлал глаза и еще видно собеседника, пока еще можно перекричать ветер. Когда хочется сказать все сразу, а мысли налезают друг на друга, сбиваясь в кучу: «Под водой — поддался борт — норвежцы бреши пробили, неведом им страх, топорами. И сверху сквозь железо, у кормильцев орлих на виду, врубились в бок оленю пены»56. Скандинав выбивает знаки на поминальном камне не буквами привычной латиницы в строчку, а использует особое руническое, тайное письмо, понятное лишь избранным. И располагает руны специальным узором, словно показывая, каким трудным, извилистым путем он — викинг — оказался здесь на чужбине или насколько сложной может быть его дальнейшая судьба… И это никакой не древненорвежский язык, как иногда пытаются представить. Это своего рода эсперанто Средневековья, с которым одинаково были знакомы и франки, и германцы.

Не случайно главной эмблемой скандинавских викингов становится дракон со страшной змеиной головой. Его извивающееся тело, как никакое другое, символизирует в наскальном руническом письме непредсказуемость и неизвестность. Оттого отношение к жизни и смерти не было однозначным. Скандинав обычно не бросался в бой сломя голову, бесшабашно, чтобы драться до последнего. Он всегда старался выжить57. Понятие ополчения (в том смысле, в каком принято у славян, когда собирают весь люд для отражения агрессии) у скандинавов понимается как сборы на войну вообще, где воюют до определенного предела. Смерть подстерегает воинов все время, пока длится поход. Чужая смерть воспринимается легко, а своей надо дорожить. Сколько бы ни создавалось мифов о загробной жизни, с реальной жизнью никто расставаться не спешил. Нападая, викинги всегда думали об отступлении. В море корабли викингов прижимались ближе к берегу. Сражение продолжалось до тех пор, пока одна из сторон не начинала осознавать свое поражение. Тогда смелые викинги бросались в воду, ища спасения на суше. «Магнус конунг тотчас отплыл со своим войском на север в Сьяланд вдогонку за Свейном. Но как только войско Магнуса конунга приплыло туда, Свейн и все его войско бежали на сушу»58.

При нападении, как в уже описываемом случае — на бьярмов, прослеживается строгая тактика: напасть внезапно, награбить быстро и убежать стремительно. Или — нельзя заходить далеко на незнакомую территорию. Викингов никогда не было достаточно для того, чтобы провести масштабные военные операции. 200 человек могли только напугать на время. «Потом Олав конунг поплыл назад в Страну Финнов, высадился на берег и начал разорять селения. Все финны убежали в леса и увели с собой весь скот. Конунг двинулся тогда в глубь страны через леса. Там было несколько поселений в долинах, которые называются Хердалар. Они захватили там скотину, какая была, но из людей никого не нашли. День клонился к вечеру, и конунг повернул обратно к кораблям. Когда они вошли в лес, со всех сторон появились люди, они стреляли в них из луков и теснили их. Конунг велел закрыть его щитами и обороняться. Но это было нелегко, так как финны прятались в лесу. Прежде чем конунг вышел из леса, он потерял многих людей, а многие были ранены»59.

Главной доблестью на войне считались не отвага и мужество, а хитрость и коварство. При захвате римских городов в «Саге о Харальде Суровом» (если вообще такие события происходили, веринги не шли на штурм напролом. В одном случае город сожгли, привязав к лапкам птичек горящий хворост, в другом — они проникли в город через подземный проход. Из третьего города они выманили жителей, устраивая под стенами города безобидные игры. Стоя перед четвертым, веринги распустили слух о гибели своего предводителя и намерении креститься всем войском с тем, чтобы похоронить в достойном месте — главном храме города. Когда жители согласились впустить траурную процессию за городскую стену, веринги выхватили мечи из-под одежды и устроили массовую резню. Повторим: здесь невольно напрашиваются сравнения с нашей летописью о мщении княгини Ольги древлянам. Она сожгла их город, попросив в качестве выкупа голубей, а потом, привязав к лапкам птичек горящий хворост, приказала выпустить их. Или вспоминается известная история Античности с троянским конем. Скандинавы были не только искусными выдумщиками, но и, возможно, даже знакомыми с содержанием русских летописей.

Саги воспевают викингов как верных и надежных воинов, служивших при дворах византийских императоров. Это можно понимать, будто варяжским дружинам доверялась личная охрана высших особ, как доказательство их преданности. Но тут же мы видим, что норманны (они же викинги, они же варяги) — вольные люди, не связанные со своими работодателями какими-либо обязательствами. Они в любое время могут уйти или перейти на службу к тому, кто больше пообещает. Они не стремятся вернуться домой, разве что в исключительных случаях. «Когда Харальд вернулся в Миклагард из Йорсалаланда в Константинополь из Иерусалимской земли, то есть Палестины, ему захотелось отправиться в северные земли на свою родину. Он узнал тогда, что Магнус сын О лава, сын брата его, сделался конунгом в Норвегии и Дании»60. Как видим, Харальд вспомнил о родине только тогда, когда туда можно было вернуться. Родина — понятие для норманнов условное. «Земля» и «родина» выражаются одним словом йодаль. Одним словом: где земля там и родина.

Для скандинава не особенно имело значение место и время, связанное с тем или иным событием. Если скальд в своих стихах говорит, что он был на востоке в Йорсалаланде, это не значит, что он обязательно был в Иерусалиме. Точно так же можно относиться и к их рассказам о победных сражениях в далеком Средиземном море, о службе при дворе византийского императора. Этот шарм одухотворенной воинственности, естественный атрибут поэтического воображения при удачном возвращении из викингского похода. Он был необходим викингу так же, как хвост павлину во время ухаживания.

Какие выводы можно сделать? 1) Неспособность викингов на масштабные военные операции. «Викинг» плюс военный поход — это образ жизни, необходимость, вызванная суровой действительностью, борьбой за выживание. 2) Викингский поход никак не сопряжен с территориальными захватами чужих территорий. В представлении викинга, жителя узкой полоски скалистой земли, удалиться далеко от побережья, «разорять страну» можно настолько, насколько потребуется, чтобы вернуться в течение светового дня на корабль. О сборах какой-то дани, тем более постоянной, не могло быть и речи.

В этой главе не говорится о каких-либо временных рамках, не называются даты и события, ни разу не упоминаются норманны. Чаще всего в исторической науке слова викинги и норманны понимаются как синонимы. Но так ли это?

Глава 2 Норманны — не викинги и не норвежцы

Известный специалист по истории викингов и Норвегии А.Я. Гуревич подытоживал: во Франции «северные люди» были известны под именем норманнов, в Англии их называли датчанами, в Ирландии викингов прозывали финнгаллами и дубгаллами, что соответственно означало «светлые чужеземцы» (норвежцы) и «темные чужеземцы» (датчане). В Германии викинги — аскеманны, в Византии — варанги, на Руси — варяги61. На самом деле викинги, по мнению Гуревича, — это скандинавы, в основном норвежцы, которым незаслуженно присвоили образ мирных завоевателей, целеустремленных путешественников.

Призывая «покончить с романтическими и поверхностными представлениями» о викингах, он, правда, тут же создавал новый образ — неутомимых торговцев, прекрасных корабельщиков и т. д. Но, главное, он так и остался в плену той же романтической скандинавской историографии о проблеме викингов. Особенно это проявилось при описании причин их активности. Во-первых, по мнению Гуревича, жители Скандинавии «испытывали недостаток в землях, пригодных для земледелия и скотоводства», переживали процесс «…роста населения и создания внутри домовых общин скрытого перенаселения». Иначе, задается вопросом Гуревич, каким образом можно объяснить захват целых областей Англии, Ирландии, Северной Франции и др., «если не признать наличия избыточного населения в тогдашней Скандинавии»? Вторая причина такой активности — стремительное развитие торговли. Они и сами торговали и нападали на торговые суда. Третья причина: разложение родового строя, появление общественного неравенства и роста воинственной знати62. Свою позицию Гуревич подтверждает и позднее в своей «Истории Норвегии». Земельный голод и внутренний рост норвежского общества лежат в основе агрессивности викингов63. Ему вторит Г.С. Лебедев. Среди внутренних факторов характеристики общества эпохи викингов он на первое место ставит «подъем экономики Скандинавии в VI–XI вв., рост могущества родо-племенной знати, а также поступление арабского серебра и формирование к началу IX в. Волго-Балтийского пути. “Серебряный мост”, перекинутый через североевропейский barbaricum, связал пространства от Британии на западе до Прикамья на востоке, от окраинных областей Норвегии на севере до приморско-каспийских степей на юге Европы»64.

Этот образ викингов, который ярко рисуется сегодня в современном интернет-пространстве, образ завоевателей и богатых купцов, не брезгующих разбоем, — это тот образ, который прекрасно вписывался в концепцию археологов типа Ворсо, Аспелина и прочих норманистово «цветущей» экономике скандинавов, щедро делившихся опытом государственного установления с варварами-славянами. А идея «перенаселенности» Скандинавии, так называемый «земельный голод», вообще вызывала чувство национальной гордости.

Надо отдать должное авторскому коллективу монографии «Истории Швеции», вышедшей в свет на десять лет раньше сочинения Г.С. Лебедева, где викингам дается более сдержанная оценка: «Среди советских ученых усиливается мнение, что и путь “из варяг в греки” и волжский путь были транзитными больше для товаров, чем для купцов»65. Сама дискуссионность проблемы заключается в отсутствии углубленного изучения народов Скандинавии, и в первую очередь Швеции. Так, например, до 1945 г. шведскую историю серьезно никто из советских ученых не изучал.

Начальная история Швеции, как, впрочем, и многих других стран, действительно носит гадательный характер. О Норвегии мы знаем по исландским сагам, пусть немного, но что-то. Письменных хроник в Швеции вообще не велось. Все мифы о норманнах, о викингах созданы на основе исландских сказителей XIII в. По их представлениям, все норманны совершали свои походы с норвежских земель. На западном побережье Сконе находились главные силы викингов-норманнов. Их базы с огромным количеством кораблей занимали все пространство фьордов и т. д. Но можно ли верить всему, что написано в этих сагах?

Норвежская народность начала формироваться с середины XI в. Это тот случай, когда можно с большой степенью вероятности утверждать, что мы знаем, от чего происходит название норвежского народа, в отличие от, например, германцев, шведов или русских. В мифологии скандинавов, если смотреть их главное сочинение «Сага об Инглингах», слово «норвежский» встречается как бы случайно и только один раз в главе XXIX.

Авторы исландских саг были выходцами с западного, норвежского побережья Скандинавии. Казалось бы, они должны были больше места отводить в своей мифологии самой Норвегии. Но если вчитаться в ту же сагу об Инглингах, то перед нами предстает совсем другая картина. В северной части света находится страна, называемая Великой, или Холодной, Скифией. Или Швецией, как они называли Скифию. Горный хребет, который тянется с северо-востока на юго-запад, отделяет эти земли от Страны турок. С севера с гор течет река Танаис. Но это скорее уже адаптированная форма к современным представлениям при литературной обработке устных текстов позднейшими скандинавскими авторами. Река Танаис часто называется историками Античности главной рекой Восточной Европы (или у славян). Переводчиками-славистами она воспринимается не иначе как Дон. Правда, каких-либо серьезных подтверждений тому нет. Да и так ли было важно, какая река течет в далекой стране богов? К востоку от этой реки была Страна Асов, или Жилище Асов. Этой страной правил великий воин — Один. Асы и Ваны часто воевали друг с другом, но победителем всегда выходил Один. Так два народа и жили. Это были шведы и даны. Данов прозвали так потому, что там правил Дан Гордый, он был первый, кого назвали конунгом. Ванланди — потомок Одина — владел Богатством Упсалы. Он много странствовал и однажды остался на зиму в Стране финнов. Так чудесным образом даны и шведы переселяются из Скифии в Скандинавию. Он очень рисковал, так как в этой стране живут исключительно одни колдуны. Далее рассказывается о конунгах Швеции, об их совместных походах с датчанами в Восточные страны, об их личных и семейных отношениях. И только в одном месте упоминается Норвегия.

Это говорит о том, что племени, подобно шведам (свевам, свеям), данам, финнам, с именем норвеги не было вовсе. Земли западного побережья Скандинавии заселялись теми же свевами, данами, фризами, саксами, ободритами, возможно славянами. «Nord veg» буквально означает «путь на север» или «северный путь». Он так и воспринимался поселенцами. Узкая скалистая полоса между горами и оконечностью фьорда осваивалась постепенно. Люди переселялись на север, но потом возвращались, не выдерживая климатических условий. Потом селились вновь посезонно и возвращались снова на юг Скании в зимние периоды времени. Археология не выявляет постоянных жилищ севернее срединной части Норвегии до XI в. Для скандинава западного побережья это был действительно бесконечный путь на север, как по условиям освоения, так и по ощущениям бескрайности среды обитаемого мира.

Отсюда норвежцев всю их историю сопровождают две проблемы: становление национального государства и формирование национального языка. С самого начала своей истории западная часть Скандинавии, современная Норвегия, считалась спорной территорией. Там правили «мелкие конунги», пусть самостоятельные, но каждый в своем фюльке. Любые движения к объединению земель встречали противодействие извне. Олав Норвежский хотел жениться на дочери Олава Шведского Ингигерд, но его притязания на родство были отвергнуты на том основании, что он не признавался ровней королю Швеции, в отличие от сына киевского князя Владимира — Ярослава. Шведский король не воспринимал эту территорию какой-то самостоятельной единицей. Он считал Норвегию частью своего государства, а мелких местных правителей — своими вассалами. Не случайно и вся политическая история Норвегии складывается из нескончаемых войн за обособленность от соседей — Дании и Швеции, добиться которой удалось в полной мере только в XX в.

Краткая история Норвегии такова. Появление первых королей по летописным источникам относится к началу X в. Относительной самостоятельности норвежские конунги добиваются только с принятием христианства. Олав Харальдссон, канонизированный впоследствии и получивший имя Святого, два года скрывался в Новгороде у Ярослава. В 1028 г. он возвращается в Норвегию, чтобы занять по праву место короля66. Но местная знать его не приняла. Через два года его убьют в открытом бою, а церковь тут же признает права на королевский титул за его малолетним сыном, находящимся еще в Новгороде. Последующий век назовут «эпохой величия» Норвегии. Тогда же историки насчитают в Норвегии шесть городов общей численностью всего в несколько тысяч человек.

В начале XIV в. Норвегия попадает под шведский протекторат, хотя формально это выглядело как договор (уния) об объединении с сохранением собственного законодательства и управления. В середине того же века в Скандинавию из Европы пришла чума. Эта страшная болезнь унесла, по некоторым оценкам, до двух третей населения Норвегии. Восстановить народонаселение удается только два столетия спустя. В условиях тяжелейшего кризиса благородная идея объединения трех стран — Дании, Норвегии, Швеции — находит широкую народную поддержку. В 1397 г. между ними в шведском городе Кальмаре заключается договор (Кальмарская уния). В 1523 г. Швеция выходит из этого договора. В 1536 г. постановлением (рецессом) короля Кристиана III Норвегия объявлялась навечно составной частью Дании. «Вечность» продлилась вплоть до отречения Наполеона I и вступления русской армии в Париж. Весной 1814 г. Норвегия объявляет о своей независимости, но уже к осени вынуждена будет снова заключить унию — опять со Швецией.

Увы, на карте Европы Норвегия оставалась разменной монетой в игре больших держав. И только 7 июня 1905 г. стортинг Норвегии объявляет о расторжении шведско-норвежской унии и государство Норвегия получает независимость. Тысячу лет потребовалось потомкам викингов, чтобы обрести собственную страну. В шведском городе Карлстаде конвенция о расторжении унии Норвегии со Швецией подписывалась при посредничестве Франции и России.

В котле общения разномастных, но схожих генетически племен вызревал отличный от шведов и датчан разговорный норвежский язык. С потерей независимости Норвегии этот язык был вытеснен из официального употребления. Попытки возродить национальный язык в настоящее время на основе западнонорвежских говоров привели к парадоксальной ситуации. В Норвегии сложилось двуязычие: все официальные тексты издаются на литературном букмоле (буквально «книжном языке») и в то же время дублируются на разговорный нюнорск, так называемый новонорвежский язык. Передачи по радио идут также на двух языках. Зачастую преподавание в школах ведется на одном языке, а на переменах говорят на другом. Причем каждый из этих языков имеет собственный набор диалектных особенностей в виде орфографических построений и фонетических модификаций.

Такой речевой разнобой в пределах очерченной территории есть не что иное, как результат той этнической неопределенности при сложении в единую государственность. Если бы в Норвегии селились разнообразные племена, кроме германских, например, славянские или тюркские, получились бы две или три ярко выраженные народности со своей культурой и языком. А если бы в Норвегии существовало одно племя, то развился бы один язык. Или, если бы норвеги были этнообразующей группой, то остальные могли бы принять их язык. Но в том-то и дело, что близкие по этническому составу, но разнородные племена, постоянно переселяясь и перемешиваясь, порождали архаичность языковых отношений. Поэтому никакого этнического ядра по «северному пути» так и не сложилось. Норвеги — не этнос, а конгломерат родовых общностей разных племен, разбросанных на большие расстояния и принужденных к объединению. Так что, когда называют викингов норвежцами, а походы викингов ограничивают временем (условно) 793-1066 гг., норвежской нации еще не было. Это в глазах составителя саг XIII в. Норвегия представлялась как вполне ограниченная территория. Европейцам слово «норвежец» ни в X, ни в XI в. вообще незнакомо. Там знают только данов и свевов.

Какой же вывод относительно викингов можно сделать? Быть викингом значило отправиться в опасное предприятие за добычей жизненно необходимых продуктов — зерна или муки, соли в первую очередь; меда и пряностей, украшений и всяких драгоценностей, что попадется под руку и что можно обменять на зерно. И не важно, каким способом эти богатства будут добыты: выменяны или захвачены разбойным путем, которые с легкостью будут прославляться в поэзии счастливых своим благополучным возвращением скальдов. Для бонда, конунга, их сыновей, как вождей родового объединения, это еще и подтверждение их социального статуса, способности к содержанию рода и сохранению династических традиций. Эти викинги норвежских фьордов никакого отношения к норманнам не имели. Викинги и норманны совершенно разные действующие лица на исторической сцене средневековой Европы.

То, что под норманнами понимаются северные люди со Скандинавского полуострова, — абсолютно неверно. Норманны — условно-географическое определение людей, живущих севернее по отношению к говорящему. Это слово появилось в обиходе разговорного языка римлян. Для них германцы, живущие за снежными Альпийскими горами, уже люди севера — normanni. Германские племена в свою очередь слово «норманн» стали употреблять по отношению к племенам, живущим севернее себя, — фризам, данам, ободритам, вильцам, варинам, руянам. Таким образом, норманн — обобщенно-собирательное название племен, обитавших севернее центральной части европейской территории, включая финнов, лапландцев. Никакого конкретного этнического окраса оно не имеет. Точнее, не имело, до тех пор пока скандинависты не присвоили его шведам и норвежцам. Но случилось это в XIX в. Для своих современников норманны выглядели совсем по-другому.

Глава 3 Норманны в представлении средневековых историков

Отойдем от исландских источников и обратимся к так называемым Королевским анналам франков («Анналам королевства франков»). Они фиксируют события пусть с запозданием, не всегда точно, с известной степенью субъективизма, но, при сравнении с другими источниками, относительно достоверно. По крайней мере, достаточно полно отражают реальные события той эпохи, чего нельзя сказать о бесписьменных соседних народах на севере и северо-востоке. Как известно, до нас доходят лишь «глухие» сведения о начале образования молодых государств Северной Европы. Даже имена первых правителей, не говоря уже о годах их правления, называются по-разному. В «Анналах королевства франков» о норманнах говорится гораздо более внятно. Этническое лицо норманнов не скрывается под маской скандинавов: они предстают перед потомками лишь частью большой политической игры франкских королей, но не как грозные завоеватели, овеянные славой. Обратим внимание и на время создания первых франкских хроник. Оно практически совпадает с известиями о первых русских князьях по нашей Лаврентьевской летописи. Какой была Западная Европа в то время, мы и попробуем восстановить по Королевским анналам франков, чтобы развеять мифы о всесильности норманнов.

В житии святого Ансгария рассказывается о первом посещении Ансгарием Швеции в 829 г. Там же называется имя короля Швеции — Бьёрн.

Во время второго посещения в 850 г., по Ансгарию, королем Швеции был Олаф, а до него правил король Анунд. Вопрос, который Ансгарий предложил королю о разрешении проповеди в Швеции, король Олаф не мог решить единолично. Оказалось, что для этого требовалось не только разрешение тинга, но и разрешение тингов во всех частях Швеции, где он собирается читать свои проповеди. Эта запись позволяет утверждать, что в Швеции на тот момент еще не было единой государственной власти. Да и само понятие «король» привнесено в житие позднее. Первым королем-конунгом, сумевшим объединить Швецию, считается Олаф Скётконунг (Шётконунг), годы правления которого приходятся на 995-1020.

Еще о первом правителе Норвегии повествуется в сагах, что само по себе воспринимается с недоверием, так как точных дат, как и вообще дат, не указывается. В конце IX в. (по традиции, около 872 г.) происходит битва в Хаврсфьорде (в юго-западной части Норвегии) конунга Харальда с местными вождями-хёвдингами. Ему удается их победить, после чего он провозглашает себя «властителем норвежцев». В истории скандинавских народов он получит прозвище Харальд Прекрасноволосый. Его признают первым королем Норвегии. Но был ли он на самом деле властителем всех норвежцев, вопрос остается спорным. Как показывают последующие события, все-таки единоличное правление в Норвегии установится только после смерти Олава Святого в 1030-х гг.

Немного по-другому вопрос об установлении монархических порядков выглядит в Дании. Полуостров Ютландия, на котором расселилось племя данов, находится в материковой части Европы. Контакты с соседними племенами — фризами, саксами, ободритами были постоянны. Находясь на важном стратегическом водоразделе между бассейнами Балтики, где жили в основном славянские племена, и Северного моря, с многочисленными романскими и германскими племенами, даны фактически контролировали все торговые сношения. Именно они чаще всего указываются в качестве норманнов — пиратов и завоевателей. Но здесь, правда, надо учитывать три обстоятельства.

Во-первых, завоевателями они кажутся только современным писателям. А для своего времени они мигранты — переселенцы. Нужно учесть, что в Европе тогда было достаточно свободных земель. Границы территорий, на которые те или иные князья пытались распространять свое влияние, были условными. Во-вторых, так называемая эпоха Великого переселения народов закончилась лишь с процессом феодализации земельных отношений, когда поселившийся на земле человек ставился в зависимость от владельца земельной собственности. Это ограничивало его степень свободного передвижения. Только к X в. в северных районах Европы, не охваченных когда-то римским влиянием, точно так же как на Руси, появляются селения с рядными, уличными застройками домов. А сами жилища приобретают вид наземной деревянной конструкции, более стационарной и долговременной, нежели жилища полуземляночного типа, больше похожие на временные сооружения. Это в большей степени говорит о переходе к оседлому образу жизни. До того община в полном составе и со всем скарбом могла свободно сняться с обжитого места и перейти или переплыть на другое, более благоприятное. Не всегда на это требовалось согласие местной власти, как в случае с готами, когда они просили разрешения поселиться в пределах границ Римской империи в V в. Чаще всего добиваться своего приходилось силой оружия. Вот на этом месте возникают теории о земельном голоде и стирается грань между переселенцами и пиратами. В-третьих, современные археологические исследования показывают, что даны были не единственным племенем, хозяйничавшим на полуострове. Если в его западной части находят керамическую посуду шаровидного вида, изготовленную по фризским образцам соседей с запада, то в восточной части полуострова преобладают плоскодонные сосуды, распространенные в славянском мире восточной стороны полуострова. Там же обнаруживаются и клады куфических монет.

Земли Ютландии до середины X в. контролировались мелкими местными князьками. Но вряд ли они были способны подчинить многочисленные группы пришлого населения на раскиданных прибрежных островах. Они-то и становятся местом сбора пиратов со всей Северной Европы. Посмотрим теперь, как это описывается в «Анналах королевства франков».

У Видукинда Корвейского с начала X в. саксы «испытывали натиск многих врагов: с востока — славян, с юга — франков, с запада — лотарингов, с севера — датчан и тех же славян»67. Война велась с переменным успехом. Король Генрих Птицелов (919–936) к концу своей жизни сумел покорить племена гаволян, ободритов, доленчан, чехов, убивая способных носить оружие и уводя в рабство детей и женщин. Оставшееся население обязывалось платить большие подати. После этого он отправил свои отряды против датчан, которые «совершали на кораблях разбойничьи набеги на страну фризов». Он победил их, а их короля по имени Кнут принудил принять христианство68. Одного из сыновей Кнута звали Горм. С 950 г. он будет известен как Горм Старый — первый король Дании, в 960 г. принявший христианство. С этим именем можно связывать и усиление позиций Восточно-Франкского королевства на Северном море. Пиратам объявляется негласная война. Разгрому подвергаются не только базы пиратов на Ютландском побережье, также блокируются вылазки скандинавских викингов. Корабли пиратов начинают вылавливать в бухтах их временной дислокации и топить. По статистике, количество нападений викингов в 950 г. резко сокращается. Пострадали и те викинги-бонды, чей образ жизни был связан с доставкой продовольствия с материка. В сагах рассказывается о разразившемся в Норвегии страшном голоде как раз в 950 г. С этого времени начинают развиваться торгово-экономические отношения скандинавских народов с землями Новгородской Руси.

У Эйнхарда в отношении этнического происхождения норманнов четкого понимания мы не находим. В одном случае он пишет: «От западного океана на Восток протянулся некий залив, длина которого неизвестна, а ширина не превышает сто тысяч шагов, хотя во многих местах он и более узок. Вокруг него живет множество народов: даны, так же как и свеоны, которых мы называем норманнами, владеют северным побережьем и всеми его островами…» А чуть дальше: «Последняя война была начата против норманнов, называемых данами (804–810 гг.)»69.

В хронике Саксонского анналиста под 853 г. записано: «Тех людей, которые вышли из нижней Скифии, зовут на варварском языке норманнами, то есть людьми с севера; ибо вначале они пришли из этой части света»70. В целом норманны в этой хронике упоминаются с 745 по 1039 г. только шесть раз. У Видукинда Корвейского норманны появляются только в 986 г.

Наиболее обстоятельные и подробные сообщения о норманнах, передающие напряженность эпохи, мы узнаем от предполагаемого автора второй части «Вертинских анналов» испанца Галиндо, капеллана Карла Лысого (823–877) — внука Карла Великого. Его повествование ведется до 861 г. Из этого сочинения возьмем некоторые выдержки с небольшими комментариями, а потом сделаем выводы (самое важное выделено мной курсивом. Н.К.).

834 г. Лотаръ же, когда ушел от Паризия, пришел в город Виенну в Провинции и, пребывая там, причинил людям тех краев многие неудобства… В то же самое время флот, пришедший от данов во Фризию, разорил большую ее часть. И, пройдя через Ветус-Треектум к торговому поселку, который называется Дорестад, они все разграбили, а также убили некоторых людей, некоторых увели в плен и сожгли огнем их край.

835 г. Пока же он пребывал на том самом сейме, норманны повторным нападением разрушили Дорестад, разграбили и разорили его как враги. Император же, тяжело переживавший, приехав в Аквис, устроив все приморские посты, отправился в Арденны на осеннюю охоту и оттуда прибыл на зиму в Аквисгран в год воплощения Господа.

836 г. Тем временем норманны вновь опустошили Дорестад и Фризию, но и Хорих, король данов, передавший через своих послов на том же сейме условия дружбы и покорности, клялся, что он не давал никакого согласия на их бесчинства, он узнал об убийстве своих послов к императору, которые прежде были убиты около Кельна, пока их ожидали. Император, после того как отправил послов в ту землю, справедливо отомстил за их смерть. Завершив осеннюю охоту во дворце Франкфурт, он вернулся в Аквисгран, туда же пришли его послы от Хориха, добивающиеся должности тех, которых он держал захваченными из-за убийства тех послов.

837 г. Тем временем норманны, как обычно разорив набегом Фризию, вторгнувшись на остров, который называется Валярция, перерезали многих неподготовленных наших воинов и пробыли там некоторое время. Вследствие этого они завладели требуемой данью. Те же самые неистовые люди пришли к Дорестаду и также собрали подати. Узнав о них, император, прервав упомянутую поездку, немедля поспешил к замку Новиомагу, неподалеку от Дорестада; когда норманны услышали о его прибытии, они тотчас же ушли. Император же собрал общий сейм, после того как публично объявил розыск тех, кого некогда отправил в качестве начальников того самого поста. В результате того расследования стало ясно, что они, отчасти из-за невозможности, отчасти из-за их неверности, не могли сопротивляться его врагам; оттуда также были направлены отважные аббаты и графы для подавления неверности фризов, и, чтобы впредь было возможно легко противостоять их набегам, был использован очень старательно собранный туда отовсюду флот. Лотарь же приказал укрепить замки в Альпах мощнейшими стенами.

838 г. По той же договоренности император приказывал ему выступить, поскольку он своим присутствием должен был не допустить ущерба, который в прежние годы случался от пиратов и бездеятельности наших; и после того как собрался сейм верных, вдоль побережья было рассредоточено большое количество военных сил.

Между тем флоты сарацинских пиратов разрушили Массилию в Провинции, похитили всех монахинь, немалая община которых там жила, и всех клириков и мирян мужского пола, и после разорения города похитили вообще всякие сокровища церквей Христа. Там же послы, пришедшие от Хориха, передали, что он в знак верности императору приказал захватить и убить главнейших пиратов, прежде разорявших наши земли, требуя вдобавок отдать ему Фризов и Ободритов. Его требование показалось императору настолько неприличным, а также неподобающим, что, весьма ничтожное и презренное, оно было принято за ничто.

Император же, как было ранее условлено, в середине августа прибыл в Каризиак на свой всеобщий сейм, где Карлу, брату Пипина, за помощь, послушание и благожелательность к отцу тогда и до настоящего времени была дана выделенная область, часть Нейстрии, а именно герцогство Ценноманик…

839 г. После святой Пасхи король англов послал послов к императору, когда тот ушел обратно во Франкию, прося у него позволения двигаться дальше через Франкию в Рим для молитвы… Также пришли послы греков, отправленные от императора Теофила, а именно Теодосий, епископ Кальцедонской митрополии и епатарий Теофаний, несшие с подобающими дарами к императору письмо; император с почетом принял их в Ингельгейме в пятнадцатые календы июня. Кроме того, их посольство побуждало императора и подчиненных ему к подтверждению союза постоянного мира между обеими сторонами… Он также послал с ними тех самых, кто себя, то есть свой народ, называли Рос, которых их король, прозванием Каган, отправил ранее ради того, чтобы они объявили о дружбе к нему, прося посредством упомянутого письма, поскольку они могли получить (это только) благосклонностью императора, возможность вернуться, а также помощь через всю его власть. Он не захотел, чтобы они возвращались теми (путями) и попали бы в сильную опасность, потому что пути, по которым они шли к нему в Константинополь, они проделывали среди варваров очень жестоких и страшных народов. Очень тщательно исследовав причину их прихода, император узнал, что они из народа свеонов, как считается, скорее разведчики, чем просители дружбы того королевства и нашего, он приказал удерживать их у себя до тех пор, пока смог бы это истинно открыть, а именно честно они пришли от того или нет, и это он не преминул сообщить Теофилу через своих упомянутых послов и письмо, и то, что он охотно принял по сильному его желанию, а также если они будут найдены верными, и для них было бы дано разрешение на возвращение в отечество без опасности; их следовало отпустить с помощью; если в другой раз вместе с нашими послами, направленными к его присутствию, появился бы кто-нибудь из таких людей, он сам должен был назначить решение…

840 г. Император же, отпраздновав в городе пиктавов Рождество и праздник явления Господа, а также праздник очищения блаженной приснодевы Марии, был очень занят усмирением мятежа аквитанцев.

841 г. Тем временем датские пираты, приплыв со стороны океана Эурип (ab oceano Euripo), напав на Ротуму, неистовствуя грабежами, железом и огнем, погубили город, монахов и остальной народ как убийствами, так и угоном в плен. И все монастыри, а также и все места в окрестностях реки Секваны были либо разорены, либо остались напуганными большими поборами. Между тем, когда приблизился Людовик, его брат Карл вследствие просьбы и братской любви пошел ему навстречу, и, объединенные вместе, они весьма частыми посольствами немало сделали, для того чтобы жить с братом Лотарем в мире и согласии, ради братской любви, размежевания замков, единства помыслов и управления всем народом и государством.

Людовик же отчасти силой, отчасти милостью подчинил своей власти многих саксов, а также всех австразийцев, тюрингов, а также аламаннов. Карл, после того как расположился в землях Аквитании как позволили обстоятельства, придя во Францию через ценноманов, паризиев и белловагов, привел Хасбаниенсцев и приобрел Францию более милостью, чем страхом.

842 г. Оттуда, посетив Треки, через Альсенский паг и город Туль, перейдя ущелье Возег, он отправился к городу Аргенторат, навстречу брату Людовику. Лотаръ сильно опустошил пределы Нижней Галлии, совершенно без всякой пользы для себя или своих людей.

Тем временем флот норманнов внезапно напал на рассвете на торговый город, который называется Квантовик, они безумствовали грабежами, пленением, а кроме того, убийством шестерых людей того и другого, так что после уплаты выкупа в нем не было оставлено ничего, кроме зданий. Пираты мавров также спустились вниз по Родану почти до Арелата, все в разных местах разграбили и безнаказанно на нагруженных кораблях отступили. Карл же из Матаскона вступил в Аквитанию и прошел по ней; он не замедлил прийти к упомянутому месту и времени совета.

Людовик, когда объехал всю Саксонию, таким образом силой и страхом подчинил себе всех, кто до этих пор сопротивлялся, так что из всех схваченных виновников столь большой измены, которые и христианскую веру ранее совершенно оставили, и так сильно сопротивлялись ему и его верным, 140 человек он покарал отрубанием голов, 14 повесил на виселице, очень многих отсечением членов сделал калеками и не оставил никого, кто ему как-либо сопротивлялся.

843 г. Норманнские пираты, напавшие на город Намнет, убив епископа, многих клириков и мирян и шестьдесят простолюдинов, после разграбления города ушли разорять земли Нижней Аквитании. Тем временем, после того как беневентцы примирились друг с другом, сарацины с божьей помощью были изгнаны от них.

844 г. Бретонец Номинойо, надменно перейдя границы, выделенные ему и его предкам, дошел до самых Ценоманнов, для того чтобы вдоль и поперек разорить земли, а также многое сжечь пожарами; узнав там о набеге норманнов на его земли, он был вынужден вернуться. Людовик, король германцев, атаковав народы и земли славян, принудил тех самых к сдаче, перебил их, всех почти тех краев царьков или силой или влиянием подчинил. Норманны на остров Британия, большую часть которого населяют англосаксы, напав войной, после трехдневного сражения вышли победителями, совершая всюду грабежи, захват добычи, убийства по прихоти овладевают землей.

Норманны, отправившиеся от Гаронны до самой Тулузы, безнаказанно и повсеместно устраивают грабежи; некоторые, вернувшись оттуда, напали на Галисию, они погибли, перебитые отчасти камнеметами, отчасти бурей на море; но некоторые из них, напав на земли дальней Испании, долго и жестоко сражавшиеся с сарацинами, в конце концов побежденные, ушли обратно.

845 г. Сто двадцать норманнских кораблей в месяце марте, разорив все по обоим берегам Сенны, совершенно беспрепятственно доходят до Лютеции паризиев. Карл старался дать им отпор, но никак не мог добиться того, чтобы его люди одержали верх. Заключив договор с теми пиратами и передав им в качестве дара семь тысяч фунтов, он удерживает их от продвижения дальше и убеждает вернуться. Граф Фулькрад и другие провинциалы отлаживаются от Лотаря и подчиняют своей власти всю Провинцию. Орик, король норманнов, отправил шестьдесят кораблей по реке Альбе в Германию против Людовика; когда саксы, повстречавшись с теми пиратами, завязали сражение, они с божьей помощью стали победителями: уйдя оттуда, они нападают на какой-то город славян и захватывают его. Внутреннюю часть Галлии истощает настолько сильный голод, что многие тысячи людей, когда их победили, были там съедены.

846 г. Датские пираты, пришедшие во Фризию, возвращаясь ради сбора дани, стали победителями в сражении и захватили почти всю провинцию… Даны, напав на нижние земли Галлии, которую населяют Бретонцы, сразившись с ними трижды, взяли верх.

Лотарь, Людовик и Карл направили послов к Орику, королю данов, передав, чтобы он удержал своих людей от нападок на христиан, в противном же случае пусть он не сомневается, что на него пойдут войной.

848 г. Славяне, ворвавшись как враги в королевство Людовика, во имя Христа были им покорены. Карл, атаковав норманнов, напавших на область Бурдегалы, мужественно победил их. Войско Лотаря, сражаясь против сарацин, оккупировавших Беневент, становится победителем. Даны поджигают выданную иудеями, захваченную и разоренную Бурдегалу в Аквитании.

850 г. Король норманнов Орик вступил в войну с двумя напавшими на него племянниками. Примирившись с ними посредством раздела королевства, Рорик, брат Гериольда, который прежде отложился от Лотаря, собрав войско норманнов, на многих кораблях разграбил Фризию, остров Батавию, и другие места по Рейну и Вахалю. Когда Лотарь не смог тому воспрепятствовать, он обращает того в веру и дарит ему Дорестад и другие графства; из других же земель были разорены край менапиев, тарвизиев и другие приморские области, пираты, напавшие на область Британия и остров англов, с помощью Господа нашего Иисуса Христа были ими побеждены.

851 г. Сарацины заняли Беневент и другие города ради спокойной стоянки. Король Людовик разорил и подчинил своей власти почти всех славян.

852 г. Норманны приходят во Фризию на 252 кораблях и, взяв многое, смотря по тому, что они сами решили взять, унесли другим путем. Мавры захватывают Барцинону.

853 г. Карл заключил мирный договор с Годефридом и его людьми.

855 г. Лотарь отдает всю Фризию своему сыну Лотарю; Рорик и Годефрид ушли оттуда на родину, то есть в Данию, с надеждой на получение королевской власти. Лотарь ослаб, вследствие чего братьям Людовику и Карлу был дан повод для того, чтобы вернуться к согласию.

Норманны напали на город Бурдегалу в Аквитании и бродили там и сям сообразно своей прихоти.

Карл, напав на аквитанцев, ставит своего сына Карла королем. Карл же торжественно принимает Эдильвульфа, короля англосаксов.

Норманны, войдя в Лигер, оставив корабли, сухим путем пытались дойти до города Пиктавов, но были так разбиты подошедшими аквитанцами, что бежали немногие из более чем трех сотен. Рорик и Годефрид, поскольку им никак не сопутствовал успех, удерживали за собой Дорестад и владели большей частью Фризии. Людовик, король германцев, был обеспокоен частыми отложениями славян.

857 г. Пираты данов в 5-й день январских календ нападают на Лютецию паризиев и предают ее огню. Те же, которые оставались в низовьях Лигера, разоряют Туронов и все места вокруг вплоть до крепости Блисум. Некоторые из аквитанцев, сговорившись тайным убеждением с некоторыми из франков против Карла, отложившись от Карла, очень молодого, присоединяются к Пипину. Король Карл и его племянник Лотарь, дав друг другу клятву, заключили союз, таким же образом поступили Людовик, король Германии и Людовик, император Италии. Пипин объединяется с пиратами данов, разрушает город Пиктавов и опустошает многие другие места Аквитании.

Даны, которые стоят на Секване, все беспрепятственно опустошают и, напав на Лютецию Паризиев, сжигают базилику блаженного Петра и святой Геновефы и все прочие, кроме дома святого Стефана и церкви святого Винцентия и Германа и кроме церкви святого Дионисия, так как за них, для того чтобы они не были сожжены, было уплачено большое количество солидов. Другие из данов силой захватывают селение, которое называется Дорестад, и грабят весь остров батавов и другие, соседние места.

858 г. Верно, герцог области на Секване, где стоят пираты, приходит к королю Карлу во дворец Вермерия и, отдав себя в его руки, клянется в неизменной верности. Другая же часть тех самых пиратов Людовика захватывают аббата монастыря святого Дионисия с его братом Гауцленом и назначают за их выкуп весьма крупный взнос, по этой причине были взяты многие богатства божьих церквей из королевства Карла по его приказу; но, так как им ничуть не хватило, от того самого короля и всех епископов, аббатов, графов и прочих могущественных людей наперебой был внесен взнос на обеспечение упомянутой суммы.

Даны вторглись в Саксонию, но были отражены. Король Карл вторгается в месяце октябре на остров на Сенне под названием Осцелл, с намерением осадить находящихся на нем данов.

860 г. Король Карл, соблазнив данов, стоящих на Сомне, пустым обещанием побора из сокровищниц церквей и всех владений и торговцев, даже бедных, таким образом, что даже их дом и все хозяйственные принадлежности были оценены, приказал сделать, чтобы с этого времени взимался постоянный ценз; в самом деле те же самые даны обещали, что если бы он, отвесив, отдал им в уплату 3 тысячи фунтов серебра, то они пошли бы против тех данов, которые находились на Секване, и изгнали бы их оттуда или убили.

Даны, стоящие на Секване, когда им не дали вышеназванного ценза, взяв заложников, плывут к англосаксам; от них, сокрушенные и изгнанные, они устремляются в другие края. Те же даны, которые оставались на Родане, доходят вплоть до Валентин, чтобы опустошить этот город; оттуда, когда они ограбили все селения, которые были вокруг, уходят обратно, возвращаясь на остров, на котором они устроили лагерь.

Итак, какие выводы можно сделать?

1. Норманны — это датчане. Из цитируемого отрывка под 839 г. совершенно ясно, о каких свеонах идет речь. От свеонов — шведов на тот момент для франков никакой угрозы не исходило. В числе норманнов — они не назывались. Для франков свеоны — периферийное немногочисленное племя, не представляющее интереса как само по себе, так и их земля.

Статья под 839 г. не случайно приводится полностью и выделена курсивом. Дело в том, что она практически нигде не цитируется. Из нее вырывают отдельные фразы, которые затем выдают за исторический факт.

По мнению норманистов, упоминание о племени рос, их короле кагане и о том, как добирались свеоны через «варваров жестоких и страшных», уже служит доказательством существования связей норманнов — варягов с Византией по пути «из варяг в греки». Однако, как видно из текста Вертинских анналов, император Людовик и его окружение были гораздо прозорливее современных норманистов. Они понимали, что за полтора-два месяца с момента схода льда до середины июня вряд ли можно преодолеть расстояние с севера от холодной Скандинавии до Константинополя и затем через Балканы к низовью Рейна на лодках и телегах. Для них после «тщательного исследования» свеоны — банальные лазутчики, примазавшиеся к посольству Феофила. Их стоило бы повесить сразу, но из уважения к императору Византии, с которым только что был заключен договор, их готовы отпустить. Самому Феофилу, в свою очередь, осторожно намекают о нежелательности подобных инцидентов.

По их мнению, племя рос — это обязательно русы, потому что других варваров «очень жестоких и страшных» в Восточной Европе не должно было быть. Между прочим, племен с названием рос и вообще названий на Рос можно встретить не единожды. Сравните, к примеру, следующее выражение: «Умер Кахал, сын Дувана, правитель Аргад Рос»71. Это в Ирландии. Таким образом, слова, произнесенные людьми, выдававшими себя за норманнов, «король, прозванием Каган», вряд ли не служат подтверждением знаний скандинавов о народе рос с Днепра, Волги и других мест расселения славян.

2. Норманны и даны — одни и те же лица. Среди них нет единства. Часть подчиняется королю Орику, а часть действует самостоятельно. В стане короля не все спокойно: идет междоусобная борьба. Орик делит Данию со своими двумя племянниками.

3. О франках. Между братьями, сыновьями Людовика, идет постоянная междоусобная война за единоличное наследие престола императора Франкии. В результате случится исторический раздел на три части с первыми очертаниями современной Европы. Войны, которые ими ведутся, нельзя назвать захватническими, поскольку речь идет не о захвате отдельных герцогств, а об их передаче, как в случае с Аквитанией. Но все войны носят грабительский характер, включая разграбление церквей, угон в плен и продажа в рабство. Норманны воспринимаются двояко: в одном случае это «официальные структуры» — король данов и его представители. Против них на побережье строятся оборонительные сооружения. В отдельных случаях нападения датских пиратов удается отразить. Другое дело — неконтролируемые пираты. К ним отношение как к обычным грабителям и разбойникам. Открытой войны с ними вести невозможно, так как они ее избегают. Эти норманны расселяются на свободных землях франков, по возможности грабят соседей близких и дальних, но и сами со временем становятся объектом нападений. Постоянные стычки со славянами, точнее нападения на славян, выдавливание и вытеснение их с занимаемых территорий, по сути, есть настоящая захватническая война, какую ведут восточные франки — германцы. Но, главное, они практически не воюют с норманнами-грабителями, а грабят поочередно с норманнами.

4. О тактике норманнов. Неожиданность и скрытность. На лодках по большим и знакомым рекам, в одни и те же места, потому как все прибрежные земли — родная среда обитания. Они избегают крупных сражений, продолжительных осад и длительного нахождения на территории, если цели не связаны с расселением.

5. О маврах и сарацинах. Четких указаний, о каких именно маврах и сарацинах здесь идет речь, не дается. Можно предположить, что имеются в виду мусульмане и арабы вообще. А поскольку нападениям подвергались южные районы, то следует говорить об арабах, живущих тогда на территории современной Испании. Их нападения всегда носили грабительский и захватнический характер. Особенно доставалось Гаскони и Провансу — соседним с Аквитанией.

6. В тексте Вертинских анналов четко прослеживаются три особенности нападений всех четырех пиратствующих групп: направление нападений, объекты нападений и средства достижения цели.

Первый объект нападения — Аквитания. За обладание югом современной Франции воюют франкские короли, не брезгуя открытым грабежом, те же норманны и арабы, совершающие регулярные вылазки по средиземноморскому побережью через Барселону.

Второй объект нападения — Фризия (часть современных Нидерландов) и ее портовый город Дорестад. Но это только на первый взгляд. Фактически объектом нападения на этом направлении становится Нижняя Саксония. Дорестад находился в устье Рейна. По реке до Нижней Саксонии несколько сотен километров. Саксония подвергается постоянным нападениям соседей: данов, славян. Но особую активность в отношении саксов проявляли франки.

Третий объект нападения — герцогство Ценноманик, отчасти соседнее герцогство Бретонское и юг острова Британия. Эти места, близкие к береговой линии, подвергаются нападениям пиратов всех мастей. По Сене можно было легко добраться до резиденции королей — Парижа, хотя и земли Ценномании представляли немалый интерес. Решить вопрос о защите северо-западных границ короли Франкии пытались путем выделения земель Ценномании в отдельное герцогство. Так мы впервые узнаем о специальном выделе из состава Нейстрии территории с интересным названием — Ценноманик. Чуть позднее это герцогство будет называться Ценноманское, потом Норманнское, а с начала X в. — Нормандское. Переход названия от ценноманского в норманнское, а затем в нормандское не более чем отражение изменившихся реальных житийных условий на основе ассоциативности языка. А рассказы о создании мифическим вождем норманнов Роланом государства Нормандия не более чем красивая легенда, бытующая и по настоящее время и выдаваемая за исторический факт. Она прекрасно вписывается в теорию о норманнах-завоевателях72.

Цели нападения прослеживаются четко. Это грабеж и пленение населения с целью дальнейшего выкупа или продажи на рынках рабов. Но грабеж, как мы видим, имеет ярко выраженный целенаправленный характер. Грабежу подвергаются города, где имеются крупные строения в виде замков, культовых храмов, монастыри. Именно там концентрируется богатство церковных служителей и местных вельмож. Богатство в виде накопления изделий из серебра, серебряных монет становится вожделенной мечтой многих суровых искателей приключений, стремящихся разбогатеть.

На середину X (но не IX!) в. приходятся и археологические свидетельства о поступлении серебра на земли Волжской Булгарии и Киевской Руси из стран мусульманского Востока, породившие этим фактом много домыслов и мифов. Один из них повествует о том, что Скандинавия в ту пору испытывала дефицит серебра и потому покрывала импорт за счет восточных поставок через Русь, беспошлинно и беспрепятственно. Но так ли это?

Глава 4 Серебро: легенды, мифы и потребности

При конспектировании «Всемирной истории» Ф. Шлоссера К. Маркс в нескольких местах делает выписки, касающиеся одной темы, как он называет — «горного дела». Эти выписки не предназначались для печати, записаны короткими сокращенными предложениями, и на них можно было бы не обращать внимания, если бы не одно обстоятельство. Речь идет о мифах, которые будут «вживлены» в историческую науку вплоть до настоящего времени, а именно о состоянии добычи серебра в Европе 1-го тысячелетия от Рождества Христова. Кроме того, в этих же заметках есть строчка, где пересказываются положения закона о правах жителей одного города начала XIII в.

Впервые на выписки К. Маркса по данной тематике обращает внимание М.М. Максимов. Его статья с характерным названием «Тысячелетие открытия» появляется в журнале «Геология рудных месторождений»73. В этой статье он цитирует выписки из конспектов Маркса и утверждает, что открытие серебряных рудников в Гарце было сделано при правлении Оттона I (962–973), то есть не раннее 962 г. (в том и суть статьи!). О том, что Маркс просто-напросто конспектировал Шлоссера, Максимов не упоминает. Между тем идеи Шлоссера о значении серебра как средства накопления сокровищ послужили Марксу в подтверждение его идей собственных. Даже «…для варварски примитивного товаровладельца… — писал Маркс, — накопление сокровищ в виде золота и серебра является накоплением стоимости… Стремление к накоплению сокровищ по природе своей безмерно… Каждая реальная денежная сумма количественно ограничена, а потому является покупательным средством ограниченной силы. Это противоречие между количественной границей и качественной безграничностью денег заставляет собирателя сокровищ все снова и снова предпринимать сизифов труд накопления. С ним происходит то же, что и с завоевателем мира, который с каждой новой страной завоевывает и новую границу»74. В данном случае необходимо познакомить читателя с теми цитатами Шлоссера и Маркса, какие имеют непосредственное отношение к серебряным рудникам, тем более что именно серебро явилось тем катализатором бурно начавшихся общественных процессов, участниками которых станут и народы Скандинавии, и славяне от Эльбы до восточных окраин.

У Шлоссера: в период саксонских императоров начались существенные перемены в развитии и образованности германской нации. На это, по его мнению, повлияло пять факторов. Первым называется «открытие серебряных рудников в Гарце и увеличение от того массы денег». Далее, расширение торговли и «распространение евреев и ломбардцев по всей Германии». Торговля и ростовщичество, по мнению Шлоссера, было исконным делом евреев. Для германцев, привыкших только к войне, это дело было противно их достоинству. Для развития торговли «евреев дарили некоторым вельможам». Не менее важно обозначение Шлоссером трех остальных факторов: учреждение «обширных училищ», развитие «механических искусств» и «процветание многих городов на севере империи»75.

У Маркса: «При Оттонах открытие серебряных рудников Гарца… Расширение торговли, особенно денежных сделок; распространение ломбардцев и евреев по всей Германии… Императоры взяли евреев, как свою собственность, под защиту; уже при первых Оттонах несколько евреев были подарены вельможам. Учреждение крупных учебных заведений; начинающееся развитие механических искусств в Германии; возникновение и расцвет многих городов на севере государства»76. Здесь же Маркс, в скобках, сокращенно повторяет за Шлоссером: «В то время христианским народам не было известно никакого другого рудника с благородными металлами; богатые рудники Испании находились в руках мусульман» (у Шлоссера — неверных).

Напомню, в годы выхода в свет статьи Максимова авторитет классиков марксизма был непререкаем. Положение о том, что до открытия серебра в Гарце в середине X в. оно, то есть серебро, больше нигде в Центральной Европе не добывалось, стало аксиомой, очередным мифом, удобным для оправдания позиции норманистов. Представление, будто основным поставщиком серебра на рынки Европы в VIII–IX вв. были арабы, которые везли его в виде монет по Волжскому пути через Волжскую Булгарию, служило лишний раз доказательством существования торговых путей, а главное, мерилом экономического развития скандинавов. На самом деле это, конечно, неверно. Добыча серебра и золота в Европе велась постоянно, в разных местах и задолго до открытия рудника в Гарце.

В 1897 г. в Эсхаране в долине Маас, что тянется от Нижней Саксонии к морю, был найден клад золотых монет — 66 безанов. Это были монеты с изображением византийских императоров V–VI вв. По качеству изготовления установлено, что монеты только имитировали византийские, а на самом деле чеканились на местных монетных дворах и собственном сырье. Но даже когда король рейнских франков отважился отчеканить монету со своим изображением около 540 г., он сохранил вес и качество золотого солида. Но уже к 700 г. монеты из золота прекращают выпускать. На смену приходит серебро. Самый ранний образец серебряных «протоденье» относится к 670 г. Их вес составлял менее 1 грамма. Распространялись первые серебряные монеты по всей Франкии от Галлии на юге до Фризии на севере. Через пятьдесят лет, во время правления Пипина III, с северных окраин (из Нижней Саксонии) в Нейстрию стало поступать множество поддельных серебряных монет, так называемых сцеаттас. Потребовалось срочное вмешательство короля, чтобы упорядочить чеканку серебряных монет. На них стали помещать монограмму с изображением Пипина (установленный вес — 1,22 грамма).

Растущая популярность серебра как эквивалента при товарном обороте стимулировала его добычу. Обладание серебряными рудниками давало его владельцу возможность содержать армию, строить крепости, развивать строительство портовых городов и т. д. В то же время наличие природных источников богатства вызывало у соседей непомерное чувство зависти и желание если не отобрать рудники, то хотя бы пограбить. Например, захватить уже готовые изделия.

В 715–720 гг. разворачиваются военные действия на границе Северной Вестфалии и Нижней Саксонии. Сначала Рагенфред, избранный майордомом Нейстрии, предъявляет претензии на часть богатств регентше малолетнего Пипина Плектруде. Ее резиденция была в Кёльне на границе с Саксонией. Именно тот поход на Кёльн назовут потом прообразом будущих «викингских походов». Он будет проведен с нескрываемой дерзостью, с потрясшими современников убийствами и грабежами. Спустя год те же претензии к Плектруде предъявит сбежавший из тюрьмы Карл Мартелл. Его поход будет не менее ужасен. С этого времени Кёльн становится плацдармом для нападения франков на саксов. В 719 г. Карл Мартелл совершает поход в сторону реки Везер, чтобы изгнать оттуда саксонское племя вестфалов. Но безуспешно.

Наиболее целенаправленные мероприятия по колонизации саксов будет проводить Карл Великий (768814). Часть саксов с семьями выселят во внутренние области Франкии — в Галлию и Аквитанию. Земли саксов в качестве бенефиций (под обязательство поставлять в войско императора по требованию необходимое количество воинов) Карл раздаст своим приближенным. На вновь захваченные земли направят миссионеров. Начнется массовая христианизация населения. Церкви предоставят возможность открывать монастыри с передачей им десятой доли от доходов графства. Крестьянам вменят в обязанность выполнять все работы в пользу монастырей.

Куда бы ни ступала нога франка, Карл Великий сразу же приступал к созданию церковной инфраструктуры. За все 42 года его правления будет построено 232 монастыря и 27 соборов, уникальных по своему архитектурному решению. При Карле Великом восстанавливается главная дорожная артерия — сухопутная и речная дорога от Ла-Манша к Средиземному морю — по линии Сена-Сона-Рона. Сухопутная дорога строилась по долинам этих рек еще римлянами. После падения Римской империи в V в. многие дороги оказались заброшенными и не ремонтировались. Осознание их необходимости пришло в VIII в.

Для Карла Великого дороги давали, прежде всего, возможность быстрого перехода военных отрядов в дальние районы. По его указам восстанавливалось дорожное покрытие: на болотах и песках почва уплотнялась, делались дренажные рвы, боковые кюветы для стока вод. Мосты строились не только деревянные, но и каменные. Ширина дороги рассчитывалась на две повозки. Поскольку у повозок не было поворотного механизма, при строительстве дорог избегали крутых поворотов. По этой дороге тремя веками позднее устремятся потоки крестоносцев в Византию и далее по побережью Средиземного моря через Италию на Балканы в Переднюю Азию и на Иерусалим. Западнославянские племена с Византией связывала река Дунай. Купеческие караваны с ранним половодьем устремлялись в страны Востока, вывозя оттуда вместе с экзотическими товарами и монеты из серебра, штампованные во многих городах Арабского халифата.

Даже по современным нормам масштабы строительных работ по возведению храмов и прокладке дорог вызывают восхищение. Они требовали огромных материальных и финансовых затрат и людских ресурсов. На строительстве использовались рабы, монахи, которые работали за еду. Но был и значительный контингент обслуги, привлеченный на работы за оплату труда, — архитекторы, художники, ювелиры, специалисты по мозаике, резке по дереву и прочие мастера, которые в основном приглашались со стороны.

Строительство не начинается без накопленных средств или надежд на их приобретение. Стремление обладать золотом и серебром запускает механизм, который заставляет человека рваться к власти и роскоши.

Теперь попробуем посмотреть на географию добычи металлов по сообщениям древних источников и по следам древних выработок по материалам «Горной энциклопедии»77. В Африке это, прежде всего, северная часть и долина Нила, Нубийская пустыня между Нилом и Красным морем, откуда добывалось золото для фараонов Египта. В верхнем течении реки в Эфиопии найдены остатки древних золотых разработок (галереи, ямы для дробления и промывки породы, каменные песты и мотыги), датируемых 1-м тысячелетием до н. э. Известно около 80 месторождений и рудопроявлений коренного и более 250 россыпного золота. На территории Марокко найдено бронзовое и медное оружие, изготовленное из местного сырья во 2-м тысячелетии до н. э.

Особенно богатым россыпными металлами и породами, содержащими благородные металлы в поверхностных слоях горных выходов, оказался Иберийский (Пиренейский) полуостров юго-запада Европы. Медные руды начинают разрабатываться в пещерах Альтамира еще с 8-го тысячелетия до н. э. В ямах и штольнях обнаружены орудия горного дела — каменные молоты, кирки из оленьих рогов. Открытым способом разрабатывались месторождения оловянных руд на северо-западе Галисии и в Ла-Корунье. Золотом прославился Кадисский залив Иберии, где с гор Сьерра-Невада воды реки Гвадалквивир вымывали самородки сияющего металла. Кроме того, известны серебряно-свинцовые рудники Картахены и Альмерии, серебряные и ртутные — Андалусии (Альмаден), медные — Уэльвы. Примерно с VIII в. до н. э. на Иберийском полуострове входит в употребление железо из местных руд. В центральной части Западной Европы, богатой рудными проявлениями, оказалась Герцинская гряда, Судеты и горы, которые так и назвали Рудными (Чешские) с полным набором цветных металлов. Их разработки велись тысячелетиями. Рудоносные жилы выбирались или заваливались отвалами новых поколений старателей. Однако следы древних шахтных проходов обнаруживаются в районах Гарца (Штольберг, Лаутенберг и др., где добывали медь) и Лотарингии. Последняя славится не только месторождениями угля, но и рудами железа. Кельты в V в. до н. э. воевали с римлянами железными мечами собственного изготовления. Открытым способом велись разработки меди на руднике «Айбунар» на юге Болгарии, «Рудна-Глава» в Сербии, что входит в Балкано-Карпатский регион. На юге Балкан в 50 километрах от Афин на известных по письменным источникам с античных времен Лаврионских рудниках обнаружены следы более чем двух тысяч шахт со следами переработки серебряных и свинцовых руд.

Остров Британия был разведан древними следопытами в тот же период. Следы разработок здесь также практически все уничтожены. Однако проведенные современные исследования показали, что добычу медной и оловянной руд начали вести в Корнуолле не позднее V в. до н. э. Кроме того, железную руду добывали открытым способом в Форест-оф-Дин (Гламорганшир), медную руду в Северном Уэльсе, серебро в Бир-Феррерс (Девоншир) и горах Мендип-Хиллс.

Из расшифрованных иероглифических надписей и рисунков на каменных сооружениях — культовых храмах, плитах, статуях — в Малой Азии мы узнаем не только о военных походах, но и военной добыче. А ею являлись кроме всего прочего и золотые украшения с богатейших месторождений реки Пактол на западе Малой Азии (Турция). Греки оставили много легенд о своих плаваниях на корабле «Арго» в Колхиду за «золотым руном». Колхида обнаруживается в низовьях реки Чороха, что стекает с Кавказских гор на запад в Черное море. Это часть современной Турции и Грузии. При упоминании Урарту содержатся сведения о захвате золота в долине Чорохи. От Колхиды через торговые города-колонии торговый путь прослеживается до берегов Средиземного моря в Финикию (Израиль). Процветали те государства, на территории которых были богатые месторождения благородных металлов и полудрагоценных камней. Тогда же появляются изделия из железа. Оно начинает распространяться с Кавказа через Верхне-Ефратскую долину на Ближний Восток с IX в. до н. э. Этот «железный путь» станет на долгое время объектом военных столкновений за контроль над ним Ассирии, Урарту, Фригии и других сопредельных государств того времени.

Из всех добываемых металлов больше всего ценилось золото и серебро. Золото, как нетленный металл и негасимое солнце, на которое, если долго смотреть, можно ослепнуть, а если долго мечтать — можно сойти с ума. Серебро, как белое сияние в темноте, луна в озарении сияющих звезд. Такими в виде солнца и луны виделись нашим предкам золото и серебро. Эти металлы являлись не только объектом восхищения, но и ценились как возможность быстрого обогащения. «Золотая лихорадка» охватывала людей во все времена. Большое количество золотых изделий украшало жреческие храмы и дома царствующих и придворных особ. Золота было настолько много, что создавалась иллюзия, будто бы его легко обнаружить и добыть, хотя для этого надо приложить немало усилий. Обычно такие легенды сохранялись на долгие времена. Геродот, определяя границы обитаемого мира, ойкумены, называет народ индов, живущий на краю пустыни. В песках этой пустыни, рассказывает Геродот, «водятся муравьи величиной меньше собак, но больше лисиц… Эти муравьи, устраивая себе жилище под землей, выносят наверх песок… А песок этот золотоносный. Вот за этим песком и отправляются инды в эту пустыню»78.

Специально для этого сопрягают трех верблюдов, рассказывает далее Геродот. Посередине обязательно должна быть верблюдица, которую только что оторвали от кормления своих детенышей. Делается это для того, чтобы во время погони, когда инды наберут полные мешки золотого песка и начинают убегать, крайних верблюдов по очереди принести в жертву муравьям. Ведь те бросаются вслед расхитителям золота и спастись можно только благодаря верблюдице, потому что, почуяв опасность, она бежит быстрее остальных, чтобы накормить своих детенышей.

Работа с металлами, как, впрочем, и всякая другая, требует определенных навыков, знаний и опыта. Их нельзя было получить в институтах или практикуясь на специализированных производствах. Секреты мастерства передавались из поколения в поколение. И если для отдельной семьи перерыв в преемственности ведет лишь к смене источников существования, то для общества утрата накопленных знаний чревата стагнацией в развитии или вообще утратой собственного этнического лица. Любое месторождение имеет одно отрицательное свойство — оно исчерпаемо. Рудоносная жила ограничена по ширине, длине и глубине залегания, а также технологическими возможностями добытчиков. Рано или поздно рудокопы вынуждены искать новые места залегания новых пород на совершенно новых местах или вблизи собственных выработок. Впрочем, зависит это не только от исчерпаемости конкретного месторождения, но и от обстоятельств общественного развития.

Европейская цивилизация 1-го тысячелетия переживала мучительный процесс перерождения производственных отношений в системе: хозяин-раб, хозяин-наемный работник. Для этого требовались огромные жертвы, человеческие и материальные, очень продолжительное время и утрата того накопленного предшествующими поколениями опыта, восстановление которого выглядит порой как открытие чего-то заново.

Первое упоминание о серебре в Саксонии обычно связывают с Видукиндом Корвейским. Средневековый хронист в определенной последовательности разложил современные ему события по степени значимости, освобождая себя от изложения их подробностей. «При моих недостаточных способностях, — писал он, — мне не рассказать (как подобает) о том, как император Оттон I после двухлетней осады пленил лангобардского короля с женой и детьми и отправил их в изгнание, как одержал победу в двух битвах над римлянами и завоевал Рим, как подчинил герцогов Беневента, как одолел греков в Калабрии и Апулии, как открыл залежи серебра в Саксонии…»79 (курсив мой. — Н.К.). Статья эта по ряду косвенных признаков относится к 968 г. Эта дата и стала официально признанной как начало разработки серебряных рудников в Саксонии и как продолжение этой самой легенды. На несколько десятилетий ее может «состарить» очень коротенькая запись в другой хронике, где под статьей 922 г. сообщается: «Он (Генрих Птицелов) основал селение Гослар»80. Гослар как раз находится у подножия той самой горы Раммельсберг, и его основание может быть также связано с открытием залежей серебра. Так или иначе, жители края свою известность и богатство связывают именно с этой легендой: конь красуется на гербе земли Нижняя Саксония. Именно об этом месторождении серебра рассказывал Ф. Шлоссер в своей «Всемирной истории».

Для саксов легенды о драгоценных металлах не только показатель их мудрости, но и пример стремления простых людей вырваться из нужды, стать обладателем богатства в одночасье, сразу. Сакс — там, где золото и серебро. Сакс — охотник за драгоценными металлами. Он понимает в то же время, что эти металлы ничего не стоят, если на них нечего купить. Настоящая цена золоту и серебру — свобода и земля.

По легенде, саксы происходят то ли от датчан, то ли от норманнов, есть даже версия, что их предки — остаток македонского войска, которое, следуя за Александром Великим, вследствие внезапной смерти последнего рассеялось по всему миру. Достоверно известно только то, что саксы прибыли на кораблях к месту, которое носит название Гаделы в районе впадения реки Оста в Эльбу. Местные жители тюринги тяжело восприняли прибытие саксов и подняли на них оружие. Шла долгая и кровопролитная война, в которой не было победителей. Саксы и тюринги договорились о мире. Саксы получали возможность пользоваться доходами от продажи и обмена, но не имели права пользоваться доходами с полей, то есть жить на земле. Прошло много дней, пока у саксов не закончились деньги, и мир перестал быть для них выгодным.

«Случилось в это время так, что некий юноша сошел с корабля, его украшало при этом много золотых вещей, золотое ожерелье и золотые браслеты, а один из тюрингов, шедший навстречу, спросил его: “К чему столь большое количество золота на твоем изнуренном от голода теле?” — “Я ищу покупателя, — ответил тот, — ни на что другое я это золото не несу; ведь я страдаю от голода, так разве я могу насладиться золотом?” Тогда тот спрашивает, какого качества это золото и сколько оно стоит. “Цена для меня безразлична, — сказал сакс, — что ни дашь, возьму с благодарностью”. Тогда тюринг, издеваясь над юношей, сказал: “А что, если я наполню тебе за него фалду одежды песком?” Тогда сакс не мешкая открыл фалду и взял в нее землю, а взамен отдал тюрингу золото, после чего и тот и другой с радостью отправились к своим. Тюринги до небес восхваляли своего человека за то, что он так ловко обвел сакса, и говорили, что он счастливец среди всех людей, ибо за столь ничтожную вещь стал обладателем столь огромного количества золота. И некоторые уже праздновали победу над саксами. Сакс тем временем, лишившись золота, с большой ношей земли подошел к своему кораблю. Когда его друзья вышли ему навстречу, они удивились тому, что он сделал. Одни из его друзей стали над ним смеяться, другие же порицать его, и все вместе признали его безумцем. Но тот, когда по его требованию наступило молчание, сказал: “Следуйте за мной, благородные саксы, и вы убедитесь, что мое безумие принесет вам пользу”. Те, хотя и пребывали в сомнении, последовали, однако, за вождем. А он, взяв землю насколько много тонким слоем, рассеял ее по соседним полям и занял это место под лагерь».

Естественно, тюринги удивились такому нахальству и обвинили саксов в нарушении договора. На это саксы ответили, что они всегда соблюдали договор и соблюдают его сейчас, ведь они купили эту землю за золото. А сейчас они хотят владеть ею с миром и будут защищать ее с оружием81.

Легенды не рождаются на пустом месте. Такая легенда не могла появиться там, где золота нет. Война за обладание землями, в недрах которой есть обнаруженные и добываемые драгоценные металлы, для того, чтобы купить новые земли, становится основным фактором экономического развития. Строительство новых городов и монастырей, стимулирование обслуживающих мануфактур и ремесел, развитие горнорудной отрасли и кораблестроения, увеличение торгового оборота и выделение купечества в отдельную категорию богатых людей становится потребностью в политической экспансии франкских королей.

Глава 5 Рабы — товар скоропортящийся

В качестве эпиграфа возьмем слова из сочинения того же Видукинда Корвейского: «…те (саксы) (сражаются) ради славы, за великую обширную землю, эти (славяне) за свободу, против угрозы величайшего рабства»82. В конспекте Маркса, на который ссылался В.В. Максимов в статье о серебре, есть еще несколько строк, комментарий к которым мы не встретим ни у Шлоссера, ни у него самого. «В этом столетии даны заново или совершенно изменены почти все права Нижней Саксонии. Новое или преобразованное право получили: 1209 — Штаде; 1218 — Росток; 1219 — Гослар; 1232 — Брауншвейг; 1235 — Любек; 1246 — Минден; 1249 — Хильдесхайм и т. д. В городском праве Гослара, между прочим, “кто пробыл в городе один год и один день — свободен; в своем доме всякий неприкосновенен; гильдии запрещены и т. д.” В городском праве Брауншвейга запрещена конфискация…»83

Закономерно спросить: а за какие такие привилегии человек, по сути — раб, получал свободу, пробыв в городе Гослар всего один год и один день?

Только в XX в. мы смогли ответить на этот вопрос. А заодно мы можем ответить и на вопрос о причинах такого распространенного явления, как работорговля; понять миграционные процессы, связанные с освоением новых земель, и в том числе в Скандинавии.

Рабы — самый ликвидный товар на рынках раннего Средневековья. Иметь рабов было престижно для повышения собственного социального статуса. Рабы использовались в домашнем хозяйстве в качестве прислуги, на работе в поле. Но в большей степени рабы использовались в шахтах и каменоломнях. Здесь была высокая смертность и постоянная потребность в свежем пополнении.

По мнению некоторых историков, особенно зарубежных, рабов на рынки Западной Европы поставляли славяне. Но на этот счет точных сведений нет. Можно сколько угодно говорить о специализированных рынках рабов, об особом спросе на рабов в странах Арабского халифата, о рынках рабов на границах империи в Марселе, Руане или датских Хедебю, том же Дорстадте, однако следует признать и другой факт: работорговля осуществлялась во всех странах. Рабов специально не выращивали, как овощи на грядке. Рабы существовали во все века.

Попасть в неволю в Средневековье можно было, лишившись средств существования или добровольно продавшись в рабство. Рабом можно было стать поневоле из-за невозможности возврата долгов и неуплаты налогов в казну. Рабом можно было стать, подвергшись нападению. Когда у человека ничего нет, надо взять самого человека, а лучше взять и то и другое — девиз средневекового налетчика. Раб стоил дороже скотины, хотя и с определенными нюансами. Ставший рабом мало имел шансов получить свободу. Свободный человек, желающий взять рабыню в жены, становится рабом. Та же участь ждала и свободную женщину. Во франкских анналах говорится о вольноотпущенных, а значит, такие были, но тут же делается добавление: эти вольноотпущенные оставались под присмотром монахов. Проще говоря, они передавались монастырям. Раб — понятие надэтническое. В результате набегов на соседей франки вывозили не только добро, но и выводили в свои земли захваченных с собой людей, пленников. Об уводе в плен мы читаем в тех же анналах саксов. Славяне в этом списке появляются только к концу VIII в., когда учащаются мелкие набеги на славян. Так что утверждение, будто славяне приводили своих же славян на продажу и других рабов, кроме славян, у франков не было, не более чем вымысел. Угроза стать рабом в районах, подверженных неожиданным нападениям соседей, была реальной и всегда вызывала опасение.

В VIII–IX вв. отмечается большой размах работорговли. Существуют постоянно действующие рынки рабов. На стройки Средневековья — портовых городов и замков, храмов и монастырей — требуется дешевая рабочая сила. Не меньший спрос на рабов предъявляет и горнодобывающая отрасль. Работа в шахтах на добыче руд железа, свинца, особенно серебра, была не только очень тяжелой, но и опасной. Среди рудокопов наблюдалась самая высокая смертность. Массовое восполнение необходимой численности рабов на добыче металлов могло быть только за счет новых плененных в войнах. Но отчего могла быть большая смертность рабов? Только ли от плохих условий труда или плохого питания? Может быть, в ответе на этот вопрос кроется разгадка одной из причин в цепи длинной череды военных нападений с участием норманнов на соседние народы с целью заполучить и продать новых рабов или разграбить места добычи и хранения драгоценностей? Попробуем разобраться.

Вокруг бросовых горных выработок до недавнего времени сохранялись огромные кучи породы, заросшие бурьяном. Они казались ненужными свалками мусора. Ничего удивительного в этом не было. Рудокопы еще с древних времен вели добычу, как говорят, «на один металл». Если находили россыпи золота или серебра, то и поиски велись только этих благородных металлов. Все остальное считалось ненужным. Породы, не вызывающие интереса, сваливались в кучи рядом или, в лучшем случае, поблизости от карьера, шахты и т. д. Так вырастали отвалы, на целесообразность вторичной обработки которых обратили внимание лишь в XIX в. В этих отвалах встречались любопытные экземпляры пород, которым наши предки применения не находили.

Одним из таких минералов был камень, в котором жильные вкрапления блестящего черного цвета сочетались со смолянисто-жирным рыжеватым оттенком. По весу он казался тяжелее обыкновенных. В костре он мог частично расплавиться, приняв другую форму, потому что он плавился при температуре 600 градусов. В обыкновенной воде его начинало разъедать, и он становился не таким гладким, а сама вода после этого разъедала кожу и тело до костей. На наковальне под ударом молота его можно было сплющить: камень, подобно свинцу, обладал пластичностью. У искушенных горняков породы с неизвестным содержанием всегда вызывали ощущение опасности и тревоги. А этот камень — тем более. Было замечено, что серебро при соседстве с ним темнело и всегда оказывалось худшего качества. За его внешнее сходство со смолой саксонские горняки назвали его пехбленде, что означало смоляная обманка. Пехбленде часто встречался в Рудных горах и на всей остальной части Герцинской возвышенности Центральной Европы. Но, как оказалось, еще больше его было в Центральном горном массиве Франции. В Средневековье этот район назывался Аквитанией. Будто чувствуя исходящую от него угрозу, горняки старались избавиться от подозрительной породы, выбрасывая ее в отвалы без каких-либо попыток как-то использовать.

Первым известным нам исследователем, кто решился на опыты с загадочным минералом, был немецкий химик Мартин Генрих Клапрот (1743–1817). Он полагал, что смоляная обманка содержит какой-то неизвестный металл или его сплавы, в основе которых могли быть цинк и железо. При помощи огня, щелочных растворов и даже льняного масла в восстановительном процессе ему удалось получить бесформенный кусок спекшейся массы с вкрапленными в нее блестками металла. Тогда в 1789 г. казалось, что именно это и есть та конечная субстанция загадочной доселе руды. Как небесное тело на небосводе, так и эти блестящие вкрапления на черном фоне камня смотрелись романтично. Восемью годами ранее астрономы открыли планету Уран. Клапрот так и назовет новое вещество. А минерал в виде смоляной обманки в научном мире получит название настурана.

Лишь через 52 года выяснится, что это был не сам уран, а его оксид 1Ю2. То есть то, что уже давно применяли для изготовления глазури в керамической посуде. В середине XIX в. оксид урана стали использовать стеклодувы чешской Богемии при окраске изделий из стекла. Если оксиды свинца, алюминия, магния добавляли для придания стеклу прочности, то оксид урана — для эстетичности. В лучах солнца, как естественного источника ультрафиолетового излучения, изделия из стекла начинали озаряться светом различных оттенков от бледно-желтого до темно-зеленого. Получался эффект изумительного свечения — флюоресценции. Богемское стекло с тех пор стало самым дорогим украшением кухонной утвари богатых дворов Европы, особо ценными экспонатами известных музеев. Почти сто лет богемское стекло изготовлялось с добавлением оксидов урана, пока не стала известной причина ранних смертей стеклодувов. В 40-х гг. XX в. его производство запретят.

Так называемый загрязненный металлический уран в 1841 г. получит французский химик Эжен Пелиго (1811–1890). Свои тайны уран будет открывать постепенно. В 1896 г. Анри Беккерель докажет, что урановые соединения самопроизвольно испускают очень активные лучи. Само понятие «радиоактивность» введут в научный оборот супруги Кюри в декабре 1897 г. В своих опытах они придут еще к одному выводу: урановая руда — смоляная обманка — способна излучать энергию многократно больше, чем сам уран, и в ней находятся еще неизвестные науке химические элементы. На тот момент им казалось, что их может быть два. Не дожидаясь собственных результатов, но будучи абсолютно уверенными в своей правоте, они дали названия будущим элементам — радий и полоний. Их работа по извлечению радия из смоляной обманки продолжалась четыре года. Правительство Австрии выделило им для этих целей 8 тонн руды. Из этого количества им удалось извлечь одну десятую часть хлорида радия. Соль радия испускала голубоватое свечение и тепло. Осознавали ли они степень опасности этих опытов для своего здоровья? Ответ здесь положительный. Конечно, любой химик, работающий с вредными веществами, должен соблюдать меры предосторожности. Особенно когда неизвестно, что из этого может получиться. Но о всей поражающей мощи неконтролируемого излучения Пьер Кюри все-таки не догадывался. Однажды он решил продемонстрировать любопытным и сомневающимся студентам феномен своего открытия. Для этого поместил частицу радия в колбу с раствором натриевых солей, а на лекциях вынимал колбу из кармана брюк, встряхивал ее, и все в восхищении замирали при виде огонька с синим пламенем в жидком растворе. Но вечером, достав из кармана эту колбу, он почувствовал жжение на теле. На следующий день Пьер обнаружил на этом месте язву, площадь которой совпадала с размерами колбы. Заживала рана четыре месяца. Насколько она повлияла на организм в целом, осталось загадкой.

В 1899 г. Э. Резерфорд при изучении урановых препаратов обнаружит, что излучение само по себе неоднородно: различны степень мощности, дальности и ионизирующие способности. Так стали различать альфа— и бета-лучи. Уже в следующем году Поль Вийяр открыл третий вид излучения: гамма-лучи. В 1903 г. Резерфорд и Ф. Содди выдвинули теорию о трансмутации радиоактивных элементов, превращении их в другие элементы и одновременном излучении. Пройдет немного времени, и друг за другом будут открываться новые и новые свойства урана, его сопутствующих элементов, их активности и мощностей. Но самая главная тайна той субстанции, таившейся внутри безобидного на первый взгляд блестящего камушка, напоминающего смоляной оттенок, — открытие спонтанного деления ядер урана. Это сделали советские ученые К.А. Петржак и Г.Н. Флеров в 1939–1940 гг.

Основные свойства радиации: проникающая энергия, способная переноситься за доли секунды на значительные расстояния в зависимости от мощности излучателя, тут же исчезая; отлагающаяся энергия, способная выпадать в атмосферу и на поверхность земли, медленно и длительно разбрасывая вокруг себя тяжелые частицы ионов, не теряющих свойств внедряться с разрушительной силой в живые клетки, попадающие в радиус их действия. На сегодня выяснено, что урановые соединения до 99 % залегают равномерно в поверхностных слоях земли на глубине не более 20 километров, — это уран-238, у которого самый длительный период полураспада — 4,47 миллиона лет. Его задача — излучение энергии в верхних слоях. Таким образом поддерживается заданный температурный режим Земли. Скопление урановых соединений в определенных местах — своего рода бородавочные нервы, удаление которых хирургическим путем может привести к непредсказуемым последствиям для всего организма «пациента».

Супруги Кюри не случайно выбрали для своих опытов смоляную обманку из всех известных тогда урановых руд. Они уже тогда смогли определить сильное излучение, исходившее от этой породы и несущее в себе определенную опасность. Вполне возможно, что на «сильное излучение» им указывали бытовавшие среди населения Тюрингии и Саксонии страшные рассказы о неведомых болезнях, преследующих горняков, о частых смертях от «сухотной болезни» с кровохарканьем. Кюри были знакомы с трудами саксонца Парацельса об исследованиях профессиональных болезней, полученных рудокопами и литейщиками. Публике его труды станут известны в 1567 г. Филипп Парацельс (1493–1541) обращал внимание на изменение внутренних органов, особенно легких, у горняков. Им же замечено, что в разных шахтах развиваются неодинаковые заболевания, хотя и добывается руда одних металлов. Чуть раньше, в 1520 г., об этом же писал Георг Агрикола (1494–1555): «Грозная чахотка приводит горняков к преждевременной смерти. Черная рудничная пыль помфоликс разъедает раны до костей… Люди чахнут от пыли, разъедающей легкие»84. Их рекомендации сводились к необходимости проветривания шахтных помещений.

Только в 1979 г. Е. Хартинг и В. Хессе доказали, что истинной причиной повышенной заболеваемости легких у работающих на урановых шахтах Шнееберга и того же Йоахимсталя, или, как ее называли, болезни рудокопов, является радиоактивная пыль. Для широкой общественности эти данные доступны стали лишь в 1991 г.85

Однако опасность здоровью человека при работе на рудниках несет не только радиоактивная пыль, возбуждаемая механизмами и деятельностью человека, но и сам радиационный фон, и наличие грунтовых, зараженных радиоактивностью вод. Тот же радий обладает свойством, реагируя с водой, преобразовываться в инертный газ или выщелачиваться в грунтовые воды. Степень радиации радона, исходящая от радия, зависит от мощности излучателя. В отличие от подобного газа торона радон является постоянно действующим на определенное расстояние. Торон переносится ветром, но его период полураспада значительно короче.

Еще одно свойство радия заключается в способности к выщелачиванию из урансодержащих метаморфических сланцев и накоплению его растворимых соединений в подземных водах. Большая концентрация радия была обнаружена случайно в поисках газа гелия для воздухоплавательных аппаратов в СССР под Ухтой в 1927 г. Измерения проб воды показали, что радиоактивность обусловлена необычно высоким содержанием 226Ra. В самых богатых из известных в то время источников радиоактивных вод в Гейдельберге и Йоахимстале (район Саксонии) содержание радия было в десять раз ниже.

В 1929 г. на реке Ухта началась разработка месторождений радиоактивных вод. В условиях строжайшей секретности «водный промысел» продолжался до 1956 г. силами политзаключенных — рабов XX в.86

Ни о какой радиоактивной безопасности никто не задумывался в XX в. Что уж говорить о рабах Средневековья.

Рабы VIII в. подвергались облучению в той же степени, что и рабы века XX. Следует учесть, что в истощенном, обезвоженном организме процесс накопления радионуклидов происходит гораздо быстрее, нежели в организме здорового человека. Рабы на производстве серебра более одного года не жили. Обещание хозяина серебряных рудников Гослара рабу за его добросовестный труд дать свободу выглядело лицемерно и лукаво.

Мифом, конечно же, является и утверждение о начале добычи серебра в Европе чуть ли не с X в. Правильнее было бы говорить о временном спаде добычи в промышленных объемах в период так называемого раннего Средневековья.

Глава 6 «Бич божий» «темных веков» эпохи Великого переселения народов

Итак, можно утверждать: добыча серебра и золота в Европе велась давно и постоянно. Так откуда же взялся миф об открытии серебряных рудников в Европе только с X в.? Как будто до этого ничего не добывалось и ничего не производилось. Как будто «темные века», в которые Европа погрузилась на два столетия, стерли из памяти человеческой все навыки обработки металлов, все знания о местах залегания и добычи руды драгоценных пород. V–VII вв. назовут временем великих потрясений. Крайним здесь окажется племя гуннов. Это племя обвинят в нашествии на безмятежную Европу, многочисленных жертвах, миграционных сдвигах населения, не придавая значения явлениям куда более серьезным, не зависящим от воли человеческой.

Нет единого мнения, на сколько тогда сократилась численность людей в западной части Европы — на половину или на две трети — от обстоятельств природного характера, породивших затем глобальный экономический кризис. После этого Европа действительно погружается на долгое время в «темные века», разделившие европейскую историю на Античность и Средневековье. Название «темные» эти столетия получают оттого, что о них очень мало сведений. Как будто вместе с прекращением добычи золота и серебра теряется интерес к письменности. Недостаток известий порождает домыслы и мифы. Миф о нашествии гуннов на Европу — один из них. Он в цепочке других мифов. К примеру — о земельном голоде (перенаселенности) норманнов на Скандинавском полуострове, явившемся якобы причиной их агрессивной экспансионистской политики. Так что же это за «темные века», в которые случились катаклизмы глобального характера?

С падением Римской империи, а за условную дату принимается 476 г., когда Флавий Одоакр отстранил от власти малолетнего Ромула Августула и демонстративно отослал в Константинополь знаки императорского достоинства — диадему и мантию, связывают эпоху Великого переселения народов. Считается, что поводом к этому событию послужило нашествие кочевников — гуннов с азиатских степей из Северного Китая или Монголии. Но это мнение современных исследователей. Средневековые писатели не называют их кочевым народом напрямую, тем более пришедшим из неведомых краев.

Наиболее раннюю характеристику гуннам можно найти у Аммиана Марцеллина, жившего в IV в. Гунны у него — неукротимый и грубый народ, кочуют по горам и лесам, питаются травами и полусырым мясом, делают надрезы на лицах, чтобы на образовавшихся рубцах не росла борода. Они носят жалкие одежды, сшитые из шкурок лесных мышей. «Нет у них разницы между домашним платьем и выходной одеждой; один раз одетая на тело туника грязного цвета снимается или заменяется другой не раньше, чем она расползется в лохмотья от долговременного гниения»87.

При всем этом они пламенеют дикой страстью к золоту. Гуннов Марцеллин находит сразу же за Меотийским болотом (озеро Балатон) в низовьях реки Истра (древнее название Дуная). Древние писатели о гуннах, пишет Марцеллин, осведомлены очень мало. То есть гунны — не какой-то пришлый народ. Они дикие, но живут рядом. Главные строки в его сочинении не о гуннах, а о «грозных слухах», что разносятся по империи. В этих слухах содержится весть о тех северных народах, которые «совершают новые движения в необычайных размерах»; о том, что молва доносит, будто «на всем пространстве от маркоманнов и квадов до самого Понта множество неведомых варварских народов, будучи изгнано из своих обиталищ внезапным натиском, подошло к Истру с женами и детьми»; о том, что «неведомый дотоле род людей, поднявшись с далекого конца земли, словно снежный вихрь на высоких горах, рушит и сокрушает все, что попадается навстречу»88. По Марцеллину, это выглядит как предупреждение грядущим бедствиям. Ведь подобное уже было, о чем говорили, пишет он, древние свидетельства. Вспомним о бесчисленных толпах мидийских полчищ, которые впоследствии рассеялись по провинциям, заняли все местности и заполнили все горные хребты. Или о том, как внезапно наводнили Италию тевтоны с кимврами, явившиеся с отдаленных берегов океана.

О грядущих горестных событиях, по Марцеллину, возвещали предсказания и знамения: «Метались собаки под вой волков, ночные птицы издавали жалобные крики… в ссорах и драках между простонародьем вошло в обычай, если кто-то считает себя обиженным, дерзко восклицать: “Пусть живым сгорит Валент”» (Валент погиб в 378 г.). Последняя XXXI книга Марцеллином написана в тот же год после трагической смерти императора Валента. Всеобщая ненависть к императору вызревала в народе давно. Марцеллин в личных качествах Валента особо подчеркивает его страсть к жестокости, грубость в обращении, раздражительность, неспособность отличать правду от лжи, его склонность выслушивать доносы, по которым без всякого разбирательства людей казнили. А потому возмездие ему рано или поздно должно было последовать, пусть в виде нашествия неведомых варваров.

После слухов Марцеллина о каких-то диких, кочевых, северных, поднявшихся с другого конца земли народах больше ни одним римским или греческим историком ничего не говорится. Сообщения о гуннах пропадают на целых шестьдесят лет. Лишь под 441 г. мы узнаем, что в гуннской империи правят два брата — Аттила и Блед, унаследовавшие это право со смертью их дяди Руа (Ругилы). В 443 (444) г. Аттила становится единовластным правителем гуннов. Ему удается объединить под своими знаменами племена германцев — остготов во главе с Валамиром, гепидов с королем Ардарихом, герулов, алеманнов и, если верить тогдашним современникам, двинуться через верховья Рейна в южные провинции современной Франции. Встретили их на Каталаунских полях римские легионы вместе с вестготами и аланами под общим руководством Аэция. В этой битве формально не было победителей. После длительной мясорубки с бесчисленными жертвами уцелевшие и усталые воины сменили пыл на жалость к самим себе. Римляне отошли первыми. Гунны, счастливые уже тем, что долго нет повторной атаки, потихоньку ретировались в сторону дома — на восток. Григорий Турский пишет, что гунны веком позже, в 561 г., совершили еще один подобный поход в Галлию. Результат был тот же.

Личный образ Аттилы описан Приском Панийским. Он несколько раз был в ставке вождя гуннов.

Один раз вместе с посланником Максимином. Именно по его рассказам мы имеем представления о гуннах и скифах в целом. Так, Приск сообщает нам, что кроме привычного образа кочевника на лошади люди Аттилы жили в деревянных рубленых домах, имели бани, плавали на однодеревках, которые «выдалбливаются ими из срубленного леса». Сам Аттила «.. был мал ростом: грудь широкая, голова большая, маленькие глазки, борода редкая, волосы с проседью, черен и курнос, как вся его порода»89. В пересказе другого римского историка Иордана Аттила выглядит точно так же, только нос приплюснут. «По внешнему виду низкорослый, с широкой грудью, с крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой, тронутый сединою, с приплюснутым носом, с отвратительным цветом кожи, он являл все признаки своего происхождения»90. В каждом его движении чувствовалось могущество. Иордан восторженно производит Аттилу в число тех, кто «рожден на свет для потрясения народов», наводя ужас и трепет на все страны, тех, чей жребий уготован случаем. Впрочем, не обязательно так было на самом деле, если помнить правило: чем страшнее противник, тем слаще победа. Особенно когда известен конец драматического исхода. Впрочем, на современных картинах нос Аттилы изображается с горбинкой. Видимо, по мнению художников, его монголоидный вид в сочетании с «греческим носом» придает облику великого вождя больше воинственности.

В последующее время подробными сообщениями историки нас не балуют. После смерти Аттилы его грозная империя распадается. Гунны часто выступают на стороне германских племен против римлян, иногда и наоборот, но никогда уже как самостоятельна я сила. В любом случае та роль, какую им приписывают в качестве катализатора всеобщих миграционных процессов в Европе к середине 1-го тысячелетия, не соответствует действительности. Все войны в районе среднего Дуная ведутся между германскими племенами и римлянами. Так, может быть, и не было никакого Великого переселения народов? Или оно все-таки было? Но для такого масштабного действа требовались более форс-мажорные обстоятельства, такие, что не подвластны воле человеческого рода. Все-таки если и допустить гуннское нашествие, то оно могло иметь место быть в определенно короткий промежуток времени, условно говоря, в промежутке 376–453 гг., тогда как эпоха переселений племен охватывает и всю вторую половину 1-го тысячелетия.

Так что же это были за форс-мажорные обстоятельства и есть ли им объяснение? К V в. на планете отмечается понижение температуры воздуха на 1–1,5 градуса. То похолодание назовут климатическим пессимумом. Весь его период растянется от середины III до середины VIII в. Пик аномального похолодания придется на зиму 536/537 г.

Изменение климатических условий повлечет за собой всю цепочку природных катаклизмов. Из-за понижения температуры станет перераспределяться задержание осадков в зонах повышенного холода. Не только на полюсах, но и на горных вершинах влага аккумулируется в виде льда и снежного покрова. Глетчеры, увеличиваясь в размерах, сползают в глубь горных долин, закрывая горные проходы и перевалы. В то же время сокращается общая водная площадь озер и рек, но обнажаются низменности и болота. Увеличивается продолжительность зимнего времени, что приводит к сокращению периода вегетации растений.

Злаковые культуры не успевают вызревать. Резкие перепады температур в весенне-летний период становятся обычным явлением. Григорий Турский под 587 г. пишет: весной, когда виноградники уже зеленели, «наступил такой холод, что от мороза гибли даже ласточки, прилетевшие из чужих стран»91. В этот же период времени увеличивается количество засушливых лет, что напрямую сказывается на урожайности. На средних широтах западной европейской части гибнут те же виноградники, но уже не от холода, а от засухи. Средневековые писатели со скорбью сообщают о частых голодовках среди населения. Тот же Григорий Турский пишет, что в голодный год хлеб пекли из косточек винограда, цветков лесных орехов, питались травами, опухали и умирали. Бедные отдавались в рабство. Сокращается от недоедания и поголовье домашнего скота.

В Средиземноморском регионе увеличивается частота землетрясений. Об одном из таких землетрясений сообщает Иоанн Малала. В 552 (553) г. от землетрясения разрушена половина города Кизика. Пострадали города Тир, Сидон, Бейрут, Триполис, Библ. Землетрясения отмечаются по всей Палестине, Аравии, Месопотамии, Антиохии, Прибрежной Финикии и Ливанесии. «В городе Вотрисе откололась часть прилегающей к морю горы, называемой Литопросоп; она сползла в море и образовала гавань…»92

Но главное испытание человечеству принесли болезни пандемического характера. Изменения климата и те же землетрясения создают в поверхностном слое земли степных и пустынных регионов с обитанием мелких грызунов условия для активизации возбудителя чумной палочки (Yersinia pestis) и инфицирования ими эктопаразитов. Бактерии чумной палочки размножаются в организме блох в переднем отделе пищеварительного канала, блокируя прохождение питания по желудочно-кишечному тракту насекомого. При кровососании кровь здорового животного возвращается обратно в ранку вместе с блокирующей сывороткой, которую насекомое срыгивает, чтобы освободиться от блока. Бактерии чумы от блохи к блохе не передаются. В дальнейшем заражение насекомых происходит уже от зараженных другой блохой животных. Время жизни зараженной блохи до одного года. Разносчиками заразы становятся полевые грызуны, крысы, домашние мыши. От блох бактерия чумы легко распространяется на клещей и вшей. Если скорость образования блока у блох может продолжаться от 10 до 45 дней, то развитие болезни у человека развивается значительно быстрее. От укуса насекомого бактерии начинают размножаться внутриклеточно с развитием островоспалительной реакции в лимфатических узлах в течение 2–6 дней, что ведет к их резкому увеличению. При этом возникает геморрагический некроз лимфатических узлов, позволяющий микробам прорываться в кровоток и внедряться во внутренние органы. Чаще всего в паху, реже под мышкой появляются опухоли округлой или вытянутой формы — бубоны, отчего такая форма чумы получила название бубонной. При поражении бубонной чумой смертность составляет 95 %. Более тяжелая форма чумы возникает при получении чумных палочек воздушно-капельным путем от человека к человеку. В этом случае болезнь развивается стремительно. Первые признаки проявляются уже через несколько часов. На фоне общей слабости появляется сильная головная боль, повышается температура, учащается пульс, становится невнятной речь и развивается психический невроз, западают глаза, начинается носовое кровотечение и рвота с примесью крови. Смертность при легочной чуме составляет 98–99 %. Жизнь больного отмеряется сутками. Выздоровление называется чудом.

Вспышка бубонной чумы на планете пришлась как раз на период аномального похолодания. В то время императором Византии был Юстиниан I Великий (527–565). В историческую науку пандемия войдет под названием Юстинианова чума. Наиболее ярко описал характер происходящих тогда событий Прокопий Кесарийский.

«Около этого времени, — пишет Прокопий Кесарийский, — распространилась моровая язва, из-за которой чуть было не погибла вся жизнь человеческая… Причину же этого бедствия невозможно ни выразить в словах, ни постигнуть умом, разве что отнести все это к воле Божьей. Ибо болезнь разразилась не в какой-то одной части земли, не среди каких-то отдельных людей, не в одно какое-то время года, на основании чего можно было бы найти подходящее объяснение ее причины, но она охватила всю землю, задела жизнь всех людей, притом что они резко отличались друг от друга; она не щадила ни пола, ни возраста… Одних она поразила летом, других зимой, третьих в иное время года»93. «Началась она у египтян, — пишет далее Прокопий Кесарийский, — что живут в Пелусии. Зародившись там, она распространилась в двух направлениях, с одной стороны на Александрию и остальные области Египта, с другой стороны — на соседних с Египтом жителей Палестины, а затем она охватила всю землю, продвигаясь всегда в определенном направлении и в надлежащие сроки. Казалось, она распространялась по точно установленным законам и в каждом месте держалась назначенное время. Свою пагубную силу она ни на ком не проявляла мимоходом, но распространялась повсюду до самых крайних пределов обитаемой земли, как будто боясь, как бы от нее не укрылся какой-нибудь дальний уголок. Ни острова, ни пещеры, ни горной вершины, если там обитали люди, она не оставила в покое. Если она и пропускала какую-либо страну, не коснувшись ее жителей или коснувшись их слегка, с течением времени она вновь возвращалась туда; тех жителей, которых она прежде жестоко поразила, она больше не трогала, однако уходила из этой страны не раньше, чем отдаст точную и определенную дань смерти, погубив столько, сколько она погубила в предшествующее время в соседних землях. Начинаясь всегда в приморских землях, эта болезнь проникала затем в самое сердце материка. На второй год после появления этой болезни она в середине весны дошла до Византия, где в ту пору мне довелось жить»94.

В Византии чума свирепствовала в течение четырех месяцев. Сначала никто ей не придал особого значения: число умерших не превышало обычного. Но в скором времени количество необъяснимых смертей резко увеличилось. Началась паника. Людям стало казаться, что город преследуют демоны. К кому они постучатся, того обязательно ждет смерть. Умерших хоронили по 5 тысяч, а потом по 10 тысяч и уже ежедневно. Трупы лежали на улицах, в домах, во дворцах. «Когда все прежде существовавшие могилы и гробницы оказались заполнены трупами, а могильщики, которые копали вокруг города во всех местах подряд и, как могли, хоронили там умерших, сами перемерли, то, не имея больше сил делать могилы для такого числа умирающих, хоронившие стали подниматься на башни городских стен, расположенных в Сиках. Подняв крыши башен, они в беспорядке бросали туда трупы, наваливая их как попало, и, наполнив башни, можно сказать, доверху этими мертвецами, вновь покрывали их крышами. Из-за этого по городу распространилось зловоние, еще сильнее заставившее страдать жителей, особенно если начинал дуть ветер; несший отсюда этот запах в город»95.

В это время были забыты все похоронные обряды и традиции: хоронили в одной могиле и богатых, и бедных, и рабов. Жители побережья покойников грузили на барки и отправляли подальше в море. Кто-то бежал из города, другие сидели по домам, боясь показаться на улице. Прекратилась всякая торговля. Все, кто зарабатывал своими руками, забросили свое ремесло. Начался голод. Страх перед чумой страшнее голода, но и от голода стали умирать.

Сообщения других современников повествуют о страшных болезнях не так откровенно, даже мимоходом. Возможно, это связано с пониманием самого исторического процесса, в котором главную роль играет монарх и все, что вокруг него происходит. Историческая хроника составлялась по аналогии с принципами жизнеописания святых отцов церкви. Возможно, упоминание о чуме вызывало животный страх. Но кое-какие сведения об эмоциональном всплеске во время эпидемии до нас все-таки доходят, может быть, не всегда точные хронологически, но всегда верные по сути.

Так, Григорий Турский под 525 г. сообщает, что, в то время как другие области истребляла чума, она не дошла до города Клермона. Но в 555 г. «…жители Клермона заперлись в стенах города и, изнуренные различными болезнями, в большом количестве умирали»96. Смертность во всей области была такая, что «невозможно сосчитать, какое множество людей там погибло». «И сама смерть была внезапной. А именно: когда появлялась рана наподобие змеи в паху или под мышкой, человек так отравлялся ядом, что он испускал дух на второй или третий день. Сила яда лишала человека сознания». Многие люди бежали от чумы в другие местности. Бежал и епископ Каутин. Он вернулся только тогда, когда казалось, что чума отступила. Но болезнь его все равно настигла, и он умер. Умерли его брат и пресвитер Катон. Он до последнего дня не покидал своего места и служил панихиды. В 671 г. чума, далее сообщает Григорий Турский, сильно обезлюдила города Лион, Бурж, Шалон и Дижон.

В те годы заболел король Хильперик со своими двумя сыновьями. Младший еще не был крещен. Королева Фредегонда, с мольбой обращаясь к королю, просит крестить сына и сжечь все налоговые книги. Прощение должно избавить детей от мук. Тогда король предает все налоговые книги огню и запрещает на будущее составлять налоговые списки. Позднее король Хильдеберт в 589 г. решает провести податную перепись населения, «чтобы взимать подати, какие платили во времена его отца». Но выясняется, что платить-то особо и некому: многие умерли и потому бедных и немощных людей от налогов освободили.

Под 588 г. Григорий Турский рассказывает, как эпидемия страшнейшей заразной болезни разразилась в Марселе. Паховую чуму завез в порт Марселя корабль из Испании с обычным товаром. Тотчас в одном доме умерло восемь человек, а потом чума вспыхнула, словно пламя. Вымерли практически все жители города из тех, кто не пожелал его покинуть. Через два месяца те, что рискнули вернуться, тоже умерли.

Павел Диакон сообщает: «…весьма суровый мор опустошил Равенну и местности, лежащие вокруг морского побережья. Также, в следующем (593 г.) году, великий мор произвел опустошения среди обитателей Вероны97. Из его сочинения следует: чума возвращалась в Италию не один раз. Под 680 г.: летом суровый мор пришел в Рим и Тицин. Горожане бежали к горным хребтам. Городские улицы и рынки поросли травой и кустарником.

Чума — не единственная пандемическая болезнь во времена Юстиниана. Все средневековые авторы отмечают начало других массовых эпидемий еще до распространения чумы. Это эпидемия оспы или ее особого вида — черной оспы, от которой умирали в первую очередь дети. Это проказа, малярия, дизентерия, различные штаммы гриппа. Эпидемиологическая ситуация стала улучшаться только вместе с потеплением климата к середине VIII в. По самым оптимистическим прогнозам численность населения Европы в этот период сократилась вдвое.

Нет никаких письменных данных о проникновении Юстиниановой чумы в славянские земли. Но в то же время нельзя утверждать, что чума обошла Скифию стороной. О ее последствиях можно судить по ряду косвенных признаков. Прежде всего синхронное исчезновение племен археологических культур: Черняховской (с территории современной Румынии, Молдовы, Украины), пшеворской (с территории современной Польши), вельбарской (с земель Белоруссии и Прибалтики), дьяковской (с верхней Волги), Городецкой (с Оки и среднего Поволжья), пьяноборской (с нижней и средней Камы). К этому периоду времени относится зарождение новых традиций похоронного обряда. Входит в обычай кремация трупов. Чуму старались выжечь огнем. Сжигали зараженные болезнью жилища и предметы домашнего обихода. Как жалость, так и мародерство означали смерть.

О появлении каких-либо следов пребывания человеческих коллективов на огромной территории от Карпат до Волги по археологическим памятникам мы узнаем только спустя два столетия. По терминологии археологов в V в. здесь закончилась первобытная эпоха неолита. И только в конце VII — начале VIII в. появляются цивилизованные племена, которые «подвязываются» к летописной версии о расселении славян на Русской равнине, и откуда ни возьмись финноугорские племена, имеющие, возможно, кровнородственные связи с исчезнувшими в никуда археологическими культурами неолита.

Миграционные потоки Великого переселения народов найдут отражение в русских летописях. По Повести временных лет, в 898 г. «шли угры мимо Киева». Это упоминание о переходе угров (венгров) откуда-то с Камы в Паннонийскую низменность в самой Венгрии получит официальный термин — «обретение родины» и станет неким символом национальной гордости.

В современных изданиях виновниками несчастий, свалившихся на Европу, называют гуннов. Гунны нам преподносятся не иначе как в образе бича божьего. Якобы гуннами пугали людей за их отступление от веры. А само понятие «бич божий» в отношении гуннов вошло во времена Аттилы и сохранялось в народной памяти аж столетия спустя, вплоть до Исидора Севильского, который об этом и написал. Однако о чуме и иных пандемических болезнях Исидор Севильский не упоминал. Он о них мог и не знать или не представлять масштабов случившейся в центральной части Европы трагедии, ибо жил на юге Иберийского полуострова (на юге современной Испании), вдалеке от тех страшных событий.

Епископ Исидор Севильский (570–638) писал свою историю в энциклопедическом стиле, сжато пересказывая события прошлого по сочинениям своих предшественников. При этом прослеживается его маниакальная склонность скорее к описанию деталей убийств и смертей, чем самих событий. Сообщения о гуннах занимают немного места, а интересующее нас проклятие в адрес гуннов укладывается в несколько строк. Его сочинение на русском языке публиковалось дважды: в 1970 и 2000 гг., в переводе разных авторов. Соответственно, один и тот же перевод пункта 29 дается в разной интерпретации. В первом случае читаем: «Они (гунны) были гневом Господним. Так часто, как его возмущение вырастает против верующих, он наказывает их Гуннами, чтобы, очистившись в страданиях, верующие отвергли соблазны мира и его грехи и вошли в небесное королевство». Во втором: «Ибо были они (гунны) бичом Божьим, и как только проявлялось Его негодование в отношении верующих, Он наказывал через них, чтобы исцеленные от уныния (верующие) сами сдерживали себя от алчности мира и греха и достигли наследства царства небесного». Но Исидор Севильский не во всем оказался последователен. Практически те же самые слова он адресовал и готам в том же сочинении (ниже, под пунктом 68): «Все народы Европы боялись их (готов). Альпийские преграды расступились перед ними. Вандалы, широко известные своим варварством, бежали не столько в страхе перед самими Готами, сколько перед их славой. Аланы были истреблены силой Готов. Свевы, загнанные в труднодоступные районы Испании, ныне уничтожаются руками Готов: королевство, которое они держали в ленивой летаргии, ныне утеряно с позором. Чудо то, что они дожили до нынешнего дня, когда сдались без всякого сопротивления»98.

То есть получается — гуннами наказывались неверующие, а готами истреблялись народы Европы. Но это по Исидору. В современной литературе готы и гунны уже выступают в одном лице с ударением на последнем. Между тем понятие «гнев божий» или «бич божий» (в разных переводах) Исидор Севильский придумал не сам. Идея наказания, кары за отношение к вере витала, так сказать, в воздухе. О гневе божьем писали и его современники. В этом легко убедиться, перечитывая «Историю франков» Григория Турского (538 (539) — 593 (594)). Он умер, когда Исидор уже давно вышел из юношеского возраста. Разница между ними в том, что один жил во Франции, а другой — на юге Испании. Знал ли он о чуме в Риме, или эти проблемы его мало интересовали? Читал ли он сочинения Григория Турского или не читал, тоже сказать сложно. Но это уже, как сегодня говорят, не его проблема, а проблема тех, кто пишет на тему гуннов и всей средневековой истории в целом.

Так вот, Григорий Турский рассказывает, что, когда на пятнадцатом году правления короля Хильдеберта (590 г.) заболел паховой чумой папа Пелагин, он умер сразу и за ним скончалось много людей. Особой популярностью тогда в народе пользовался дьякон Григорий. Не было в Риме более его сведущего в грамматике и риторике. Он избегал высоких почестей и сторонился мирского тщеславия. Носил простое платье, был воздержан в пище и неутомим в молитвах. Это был тот случай, когда папу избирали народом. Император Маврикий не возражал. С проповедью к народу папа Григорий (Григорий I Великий, называемый в православной традиции

Григорий Двоеслов) обратился еще до официального посвящения в сан. Обстоятельства того требовали: в городе свирепствовала чума.

«Подобает нам, — сказал тогда своим прихожанам папа Григорий, — возлюбленные братья, трепетать пред ударами бича божия, коих и прежде мы должны были страшиться и ожидать, и кои мы испытываем ныне. Пусть скорбь откроет нам двери к покаянию, и пусть кара, которая нас постигла, смягчит жестокость сердец наших; как предсказано пророком: “Меч доходит до души”. Смотрите, ведь весь народ поражен мечом гнева божьего, и внезапная смерть похищает одного за другим… И ведь смерть не похищает лишь некоторых из жителей, но косит разом многих. Дома остаются пустыми, родители взирают на погребение чад своих — наследники умирают раньше их. Пусть же каждый из нас ищет прибежище в покаянном плаче, пока до смертного часа ему дано еще время рыдать. Воскресим же пред умственным взором все то, что мы совершили в заблуждении, и покараем себя слезами за все, что мы содеяли недостойного. Предстанем пред ликом его, исповедуясь, и как побуждает нас пророк: “Вознесем сердца наши и руки к Богу”. Ибо вознести к богу сердца наши и руки означает — достойно подкрепить усердную молитву нашу свершением добрых дел… Так обратимся же к Богу с неотступным плачем пред мечом, грозящим столь страшной карой. Именно такая настойчивость, что досаждает людям, праведному судии угодна. Ибо благой и милосердный Бог хочет, чтобы мы своими молитвами добивались у него прощения, гневаться же на нас, как мы того заслуживаем, ему не угодно»99.

Как видим, слова «бич божий» и «меч гнева божьего» принадлежат папе Григорию Двоеслову и относятся они не к гуннам, а к чуме, которая унесла в могилу столько населения, что мы даже приблизительно не можем себе представить. Таким образом, гунны — «бич божий», якобы столкнувшие народы Европы с насиженных мест и вызвавшие неисчислимые бедствия, и Великое переселение народов не более чем миф, порожденный недобросовестным и выборочным толкованием древних сочинителей.

Именно распространение пандемических болезней привело к значительному уменьшению численности населения, свертыванию производственной деятельности: мелкого ремесленного производства, горнодобывающей отрасли; прекращению строительства городов, портов; сокращению торгового оборота и натурализации хозяйства; появлению огромных незаселенных пространств, наконец, замиранию творческих свершений в архитектуре, искусстве, литературе. Европейская цивилизация втянулась в очередную Великую депрессию. Тогда же начались духовные поиски Спасителя, что являлось зеркальным отражением тех общественно-экономических процессов.

Глава 7 Идеология спасения на фоне демографического кризиса и грабительских войн

С самого начала появления пандемии чумы, несущей быструю и массовую смерть, люди пытались объяснить ее происхождение и причины. Каждый раз перед появлением страшной болезни виделись какие-то предзнаменования. Кому-то казалось, будто вокруг солнца часто показывалось сильное — утроенное и учетверенное — сияние, которое простые люди называли солнцами, говоря: «Взгляни-ка! На небе три или четыре солнца». Для других предзнаменованиями были частые землетрясения. Для третьих — неожиданно напавшая саранча, засуха, неурожайные и голодные годы, затопления с появлением множества тварей, неожиданный мор на скот. Появлялись и пророки, предрекавшие неисчислимые бедствия, приводившие людей в ужас рассказами об ожидаемых, но непредсказуемых событиях. Само собой возникали вопросы о способах спасения. Люди обращали свои мольбы к языческим богам. Но язычество несет в себе только идею поклонения. Поклонения богам небесным, заключающим в себе необъяснимую силу природы: солнцу, грому и молнии и проч.; поклонение тем же природным стихиям, только уже материализованным в деревянных и иных образах. В любом случае идею поклонения. А требовалась идея спасения.

Именно в то время христианство переживает свое второе рождение. Людям нужна была вера в чудесное исцеление от болезней, в чудесное спасение равное выживанию. Григорий Двоеслов призывает: только покаянный плач в молитве смягчит жестокость сердец и отведет меч гнева божьего. Спасение придет, когда его добьемся молитвами о прощении и свершением добрых дел. Бог посылает испытание, но Он милосердный и благой.

К VI в. все германские племена: готы, лангобарды, бургунды, свевы, вандалы — исповедовали христианство в форме арианства. Суть этого учения при всей витиеватости богословской философии проста. Арий, пресвитер из Александрии (256–336), собственно и строил свои суждения исходя из принципов обывательской психологии: доступной ясности. Если есть Бог Отец и Бог Сын, рассуждал Арий, значит, Сын рожден. И рожден во времени, а не от вечности. Значит, Он подобен всем тварям, Он человекоподобен. Но это еще не весь вывод.

Дискуссия о взаимном отношении лиц Святой Троицы велась в правление императора Константина. Желая примирить спорящих, Константин предложил решить этот вопрос на собрании всех епископов. В 325 г. в городе Никее собралось 318 епископов. Это был I Вселенский собор. В поддержку Ария выступило всего 20 человек. На соборе приняли символ веры, суть которого в первой части определения символа в равенстве и единосущности Сына Божия с Отцом, а во второй части осуждение арианства в ереси. Самого Ария и его подвижников тогда же отлучат от церкви и отправят в Иллирийский монастырь в заточение.

Три года спустя Константина убеждают еще раз выслушать доводы Ария лично и в спокойной обстановке. Ария освободят и привезут ко двору императора. И он сумеет убедить его в полезности своей идеи. Если Иисус подобен человеку, доказывал Арий, и если он сподобился Богу, благодаря своим праведным поступкам и добрым делам, то и любой другой человек способен, подобно Иисусу, стать Богом. Но кто, как не император, делает больше праведных дел, благодетельствуя свой народ законами справедливости? Кто, как не император, повелевает, наказывает, дарует, прощает? Кто, как не император, больше всех почитаем, а его власть священна! Император уже и есть Бог на земле! Против таких доводов император Константин не устоял. Понравились идеи Ария и вождям небольших племен. Быть богоподобным значило быть лицом неприкосновенным, духовно легитимным. Тут проявилось и еще одно отличие ариан от традиционных христиан. Вторые стремились к увеличению числа верующих, первые признавали веру для имущего сословия. Чернь, по-ариански, могла оставаться в язычестве. Потому вошло в моду высокомерно-пренебрежительное высказывание: язычество есть religio paganorum, религия деревенщины (букв, поселений). Потом слово «поганый» приживется в славянских языках со многими значениями и оттенками. Понятно, для Спасения места в арианстве не было.

Положение меняется только к VI в. В королевствах нарождающегося Франкского государства дружно принимают Никейский символ веры с небольшой оговоркой. Это был компромиссный вариант, допускающий некую обособленность Бога — Иисуса. Формула «и от Сына» Византийской церковью не была принята и положила начало формальному расколу христианской церкви. От арианства в католичество перешло и понимание значения добрых дел, к которым призывал в том числе и Григорий Двоеслов. Впоследствии «добрыми делами» церкви у католиков можно будет «закрывать» совершенные грехи. Такие «индульгенции» в письменном виде будут выдаваться за деньги100.

Христианская церковь активно поддерживает миссионерскую деятельность странствующих монахов. Они также несли людям веру в спасение, внушали надежду на лучшие времена. Сама по себе идея спасения благородна по сути: вера в условиях постоянной нужды и неожиданных смертей придавала жизненные силы, появлялся смысл существования. За миссионерами шли епископы и строители храмовых комплексов. Христианская идеология распространялась в массах крестьянского населения, вытесняя язычество. Трудности в восприятии новой религии простыми людьми возникали при интерпретации тех или иных канонов новой религии и, в частности, Божественной сущности Спасителя — Иисуса Христа, его отношение к Богу Отцу. Среди самих высокопоставленных отцов церкви постоянно возникали споры по этому поводу. Одними Иисус объявлялся естеством человекоподобным, рожденным со всеми страстями и недостатками. Бог, по их мнению, соединяется с Ним Своей благодатью и несет спасение роду человеческому через Него. Иисус, таким образом, только претворяет Его волю. В богословии такое представление о взаимном отношении Бога Отца и Бога Сына получило название несторианской ереси. Другой ересью, монофелитской, объявлялись прямо противоположные рассуждения о единой воле (единоволии) Иисуса — Божественной, отказывая Ему в человеческом естестве. Конец спорам был положен на VI Вселенском соборе, состоявшемся в 680 г., обосновавшем идею о двух волях в сущности Иисуса Христа. На богословские споры накладывались претензии на единоличное управление церковными делами патриархата Римской церкви, как наследника некогда великой Римской империи. Эти споры выносились на публику, обсуждались среди простолюдинов и патрициев. Те же миссионеры, сменяя друг друга, объясняли богословские воззрения согласно своему пониманию, не всегда убежденно и ясно, внося немало путаницы в представление о роли Спасителя и ожидаемом Царствии Небесном.

Совсем другую концепцию спасения в противовес христианам предложат в арабском мире. Ее отличие в доступности понимания, в простоте обоснования, в формуле, исключающей какие-либо иные толкования единобожия: «Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед посланник Его». Разногласия среди приверженцев ислама вызывал только один вопрос: если цель — распространение ислама по всему миру, то насколько допустимы границы существования неверных, если они вообще допустимы? Борьба «за» и сосуществование «вопреки» и есть суть популяризации ислама.

Новая религия в арабском мире появляется как раз в тот момент, когда Византийская империя оказалась не в состоянии контролировать свои колонии. С 622 г. ислам из небольшой общины в Медине в течение одного десятилетия становится ведущей религиозной силой практически на всем Аравийском полуострове. В 634 г. преемник Мухаммеда Абу Бакр уже имеет в своем распоряжении войска в несколько тысяч арабов. Они направляются для завоевания Палестины и Сирии, бывших во владении Византии. Полгода с сентября 535 г. арабы осаждают Дамаск и вынуждают жителей сдаться, гарантируя сохранение имущества и церквей с условием выплаты подушного налога. Чтобы собрать достаточно сил для отпора неожиданного нападения арабов, самому византийскому императору Ираклию потребуется в два раза больше времени. Только в августе 636 г. византийцы подойдут к Дамаску. Арабы оставят город и отступят к реке Йармук. Они избегали открытого сражения, пока на их сторону не перешли племена местных бедуинов и численный перевес не стал многократным. После трехдневного сражения византийцы были повержены. С этого момента от некогда великой империи последовательно вслед за Палестиной и Сирией под давлением мусульманских арабов отпадают в том же году Месопотамия, в 642 г. — Египет и вся Северная Африка. В 673 г. они подступают к самому Константинополю. Осада столицы безуспешно продлится пять лет. Арабы отступят. Прорваться на Балканы тогда им не удастся. Вектор нападений меняется. На востоке арабы-мусульмане продвигаются к Афганистану. Под их контролем окажется богатейший серебряный рудник Шаша. На западе в 711 г. они переправятся через Гибралтарский пролив и проникнут на Иберийский полуостров, где легко сокрушат вестготов и колонизируют весь полуостров, вплоть до Пиренеев. Отсюда они будут совершать регулярные набеги на золоторудный Каркасонский район, попытаются захватить Аквитанию. Только в 732 г. после поражения от франков под Пуатье арабы отступят за Пиренеи. Ситуация в Европе к этому времени кардинально меняется. Франкское государство набирает силы.

Последнее подробное известие о чуме в Европе и на Ближнем Востоке со всеми сопутствующими катаклизмами природного характера датируется у Павла Диакона 680 г. (предыдущее, вместе с землетрясениями и наводнениями, — 617–618 гг.). Такой временной разрыв позволяет сделать вывод о том, что чума отступает, вспышки ее локализуются. Причина тому — изменение все тех же природно-климатических условий. Завершается так называемый климатический пессимум. К середине VIII в. среднегодовая температура Земли сначала выравнивается до обычных значений, а потом поднимается на 1 % выше допустимых средних показателей. На середину X в. приходится уже климатический оптимум. В этот период идет процесс активного таяния снегов и глетчеров на горных вершинах. Повышается уровень Мирового океана. Поднимается уровень рек и озер. Заливаются низменности и болота. В последних уменьшается число малярийных комаров. Вместе с чумой уходят в прошлое методы бактериологических войн Средневековья с забрасыванием зараженных туш животных и людей за стены осажденных городов.

Цивилизационные процессы смещаются к 50° северной параллели. Увеличиваются площади посевных полей, возобновляются торговые сношения с дальними странами, постепенно восстанавливается дорожная инфраструктура — наследие римлян, расширяются портовые города. Открываются заново месторождения полезных ископаемых: золото станут намывать в Чехии в водах реки Влтавы, серебро — в горных структурах Гарца и все в том же Центральном массиве Франции. Вряд ли за столь короткий промежуток времени горнодобыча достигает прежнего уровня, но кое-какие цифры говорят сами за себя. У Григория Турского встречаются такие строки: «Когда же разносили блюда, король сказал: “Все это серебро, которое вы видите, принадлежало вероломному Муммолу, но теперь, благодаря Господу, перешло в наше распоряжение. Пятнадцать таких больших блюд, как то, что вы видите, я уже пустил на монету, и у меня теперь осталось только вот это и другое, весом в шестьдесят фунтов…”»101 60 фунтов в наличии у короля в 590-х гг. и требование в 3 тысячи фунтов (1 фунт = 2,2 кг, то есть примерно более 6,5 тонны) в качестве выкупа за голову одного аббата у саксов в 850-х гг. говорят сами за себя.

Главным идеологическим оплотом франкских королей становится католическая церковь. Ей предоставляются земли под застройку монастырей и храмов, под собственное содержание вместе с крестьянами. В практической деятельности церкви появляются элементы насильственной христианизации. Если в Тюрингии английский монах Бонифаций основал первый монастырь в 723 г., то соседних саксов Карл Великий вынудил принять христианство в 803 г.102 Хотя самого Бонифация в 755 г. язычники-фризы убьют, взбешенные его пустыми обещаниями.

Растянувшийся на полтора-два столетия кризис сказался, прежде всего, на демографическом состоянии общества. В этот период исчезают совсем некоторые этносы и племена и появляются новые. Предположить, что количественный состав населения восстановился за столь короткий промежуток времени, можно разве что условно. Дефицит постоянно обновляемой рабочей силы вновь обнаруживается при разработке опасных для жизни и здоровья горных месторождений серебра. Возобновляются известия о разбойных нападениях в Аквитании, о главном рынке рабов в Марселе. Французский горный массив «пожирал» людей не меньше, чем Гарц. Все-таки обнаруженное здесь в XX в. месторождение урана занимает первое место в Европе. Все 10 атомных станций Франции работают на местном урановом сырье. Средневековый пиратский рэкет, местечковые разбойничьи нападения ради выкупа богатых заложников, ради продажи трудоспособного населения в рабство вновь приобретают вид народного промысла.

В позднеантичное время земли раздаются желающим в аренду вместе с орудиями труда с обязательством выкупа, или последующей отработки, или частичного погашения долгов. Крестьянин — уже не раб, но и система, получившая название колоната, была устроена таким образом, что из долгов выбраться было невозможно. Как бы сегодня сказали, процентные ставки росли соразмерно формированию уровня необходимой зависимости. Германцы заимствуют систему колоната у римлян. Со временем арендованные земли станут передаваться в собственность (аллод), что приведет к распаду общинных отношений, выделению крупных собственников и появлению слоя полностью зависимых крестьян. Дополнительной нагрузкой на крестьян лягут и обязательства сеньора перед вассалом в выделении требуемого количества людей в королевскую армию с полным набором военной амуниции, продовольственного пайка и лошади, так называемая система бенефиций.

Таким образом, Карл Великий решал вопросы иерархической подчиненности и мобильности в военных кампаниях против соседних племен. Он стремился в своей административной реформе создать механизм ясной и строгой подчиненности от короля и ниже по всей вертикали власти. Каждый крестьянин в летний сезон (а именно в этот период времени велись все военные кампании) обязывался материально помогать королевской армии, если в его краях разворачивались военные действия. Обычно набор воинов, их вооружение и содержание производились вблизи от предполагаемого места похода или сражения.

Отличие крепостничества западного от восточного — в отсутствии потомственной зависимости в праве наследования. Собственность, а вместе с тем и долги переходили старшему сыну или делились между старшими сыновьями. Чем больше сыновей в семье, тем меньше возможностей младшим закрепиться в отцовском доме. Младших отдавали в работники в другие доходные дома, могли совсем продать в рабство или отпустить искать долю самостоятельно. За счет этого контингента происходило перераспределение рабочей силы в города. Рост численного населения городов, строительство крепостей, храмов, портов и других великих строек Средневековья обеспечивались этой категорией людей. На Руси в общине сохранялся принцип равных и равного участия, хотя младшим тоже доставалось не слишком много из отцовского наследства. Но они в любом случае закреплялись в общине, а не выталкивались из нее.

В Западной Европе формировалась категория людей, вольготно себя чувствовавших на рынке труда. Когда рентабельность добычи серебра в конкретном месторождении снижалась до критического уровня, когда содержание рабов переставало себя оправдывать или их было недостаточно, король или граф, в зависимости от того, кому это месторождение принадлежало, отдавал его по частям в аренду. Из этой же группы населения складывались организованные бандитские формирования, промышляющие разбоем. Именно о них шла речь, когда рассказывалось о данах — норманнах, не подчиняющихся королю.

Именно они промышляли разбоем на главных торговых дорогах Европы, нападали на богатые монастыри, где, как в современных банках, хранились сокровища церкви в виде золотых атрибутов обязательной обрядности. В ту пору Западная церковь являлась держателем десятинной доли земли. Крестьян обязывали часть своего времени тратить на обработку церковных земель безвозмездно. Не случайно в крестьянских войнах тех веков страдали в первую очередь храмовые комплексы. Со строительством укрепленных индивидуальных графских крепостей хранилища сокровищ перемещаются в их потаенные подвалы. И они тоже становятся объектами нападений.

Именно эта категория взрослых мужей, не обремененная семейными узами, шла в наемники и воевала за хлеб и воду, возможно, и против своих отцов. Не за идею, а за возможность выжить, участвуя в войне, и получить свою долю. Война — это своего рода промысел. Во время войны в плен брали заложников, чтобы потом их вернуть за вознаграждение; или захватывали несчастных, чтобы продать в рабство. Рабы при недостатке рабочей силы — самый ходовой товар. Против разбойников королевские войска войн не вели. Они как бы «творили» свои дела в рамках закона. Они были выгодны государству франков: поставляли рабов, сами кое-где оседали жить, осваивая целинные пространства, где на них тут же распространялась юрисдикция королевской власти и они становились рядовыми держателями аллодов и бенефициариями.

Именно эта категория людей была больше всего подвержена слухам о несметных богатствах в далеких странах и устремлялась туда, сокрушая на своем пути народы, мирно пасущие скот, возделывающие землю, ухаживающие за виноградниками. Спрашивается, зачем воины короля вестготов Алариха после разграбления Рима в 410 г. пошли дружной толпой на юг Италии, чтобы тут же, не обращая внимания на порывы ветра, предвещавшего бурю, плыть в Африку? А затем, чтобы еще награбить золота. Слухи о том, будто золото в Нубийской пустыне лежит вперемежку с простым песком, будоражили сознание, вызывали нездоровый ажиотаж. Остудила пыл грабительской армии разыгравшаяся буря. Пять кораблей еще не успели далеко отплыть от берега, как два из них погребли пучины морские. Три вернуться успели. Король Аларих заболел и через несколько дней умер. Обескураженные вестготы поспешили в обратную сторону, отбирая у населения то, что еще было можно отобрать.

А что делали на Каталаунских полях гунны вместе с многочисленными племенами тех же германцев и тюрков? Они не переселялись туда с семьями и тем более не помышляли присоединить Аквитанию на юге Франции к Паннонии на Дунае. Они шли туда грабить.

Это сегодня воюют за контроль над добычей углеводородов. Тогда воевали за контроль над добычей золота и серебра. Все военные походы тех времен имели строго выверенные направления. Стоит наложить на политическую карту античной Европы и Ближнего Востока геологическую современную карту с указанием древних разработок золота и серебра, чтобы убедиться в этом.

Аквитания, Галлия — наиболее часто встречающиеся названия в исторических хрониках античных и средневековых авторов и как объект нападения, и как объект споров за контроль над югом Франции. Особенно привлекательными являлись западные склоны Центрального горного массива в долине реки Вьенны, где намывалось золото. Ожесточенные сражения велись на южном склоне того же горного массива Герцинской гряды, где золото намывалось в долине реки Од (древнее название Атаке), а также на восточных склонах в долине реки Рона. Кроме того, Центральный массив славен был не только самородным серебром, но и так называемым попутным серебром в гидротермальных месторождениях настурановых руд.

Нескончаемым набегам различных германских племен подвергалась область Восточных Карпат, где чаще всего упоминаются Паннония, Дакия. Там у подножия Кремницких Врхов современной Словакии известны древние рудники по добыче золота и серебра. В Венгрии золото добывалось с доисторических времен в рудниках у селений Залатны, Надьяга; в рудниках «Рудобанья», «Телькибанья»; намывалось в протоках малых рек, спускающихся с крутых склонов гор. Гунны, славяне, те же готы проникали на Адриатическое побережье в Иллирию не просто ради любопытства. Разработка золотоносных рудников в Иллирии (район современной Албании и Черногории) велась настолько давно, что сведения о точных местах золотых копей в Иллирии уже никто не скрывал.

Норманны — это конгломерат холостого мужского населения различных племен — данов, саксов, фризов, свевов, бургундов и прочих. Выдавленные из своих общин под угрозой рабства, они будут вынуждены скитаться в поисках свободных от централизованной власти земель; способные сорганизовываться в военизированные образования для нападения на крупные объекты и мелкие группы; соблазняемые призраком золотых россыпей в песчаных дюнах и брызгами серебра из-под копыт нетерпеливой лошади.

Норманны Средневековья, выражаясь современным языком, — удобное явление для отмывания рабства. Их никто не трогает, им все дозволяется — и на них все списывают. Норманны VIII–IX вв. — не норвежцы, о существовании которых еще никто и не догадывается, и даже не шведы. Скандинавский полуостров как территория обитания в то время не представлял интереса для людей. Активное заселение южного побережья полуострова начинается со слухов об обнаруженных залежах серебра. И случится это не в IX, а в X в. Именно тогда в районе современной столицы Норвегии Осло в заливе Бохус (древнее название Вик) выявляются селения с характерными для германских племен Саксонии названиями Остфалия и Вестфалия. Но одних слухов и легенд об открытии залежей серебра, конечно же, для такого явления, как мирационные сдвиги, недостаточно. Это скорее повод. Причины в изменении природно-климатических условий, росте народонаселения на Европейском континенте после кризиса от людских потерь в чумной период и, как следствие, выдавливании периферийных племен с обжитых мест на незаселенные земли.

Глава 8 Следы первых поселений IX в. в Скандинавии по материалам скандинавской археологии

В 1897 г. после внимательного осмотра полукруглого вала длиной 1300 метров в заливе Шлай на южном перешейке Ютландии (современная Германия) датским археологом Софусом Мюллером было высказано предположение о нахождении на этом месте древнего поселения. Этим поселением могло быть неоднократно упоминаемое в исторических хрониках франков, известное далеко за пределами тогдашней Дании городище Хедебю. Оно просуществовало тогда всего полтора-два столетия и в середине XI в. было разграблено и сожжено. Похоже на то, что первыми, кто обратил внимание на встречающиеся в земле необычные сооружения, были военные. Они квартировали здесь еще с начала датско-прусской войны 1848 г. Присутствие в этом районе военных лишь подтверждало предположение о том, что своего стратегического значения местность не теряла и в XIX в. Современные государственные границы между Данией и Германией указывают на победу в той войне Германии. Чем же примечателен был Хедебю? А тем, что через залив Шлай с восточной стороны Ютландии, с Балтики, через проток, который также называют рекой Трене, можно было попасть в бассейн Северного моря, значительно сокращая путь вокруг всего Ютландского полуострова, где к тому же купеческие корабли частенько караулили пираты. Проще говоря, это морской вариант сообщения, значительно упрощенный, между народами Балтики и остальным миром европейского Запада.

Раскопки городища Хедебю начались в 1900 г. Во время Первой мировой войны они были прерваны, потом не один раз возобновлялись. В последние десятилетия XX в. стали использоваться более современные технологии в археологических исследованиях. В 1981 г. методом сонорного сканирования в месте предполагаемой гавани городища обнаружат остов корабля, а также византийские монеты второй половины VIII в.

По сути, Хедебю оказался одним из трех самых ранних городищ скандинавских народов (датчане по сложившейся традиции относятся к скандинавам). На самом же Скандинавском полуострове таких городищ всего два — Бирка в Швеции и Скирингссаль (Каупанг) в Норвегии. Между этими городищами много общего. Площадь всех застроек не превышала на начальной стадии 12 гектаров. Соответственно, численность жителей могла варьироваться в пределах 5-10 тысяч человек. Оба скандинавских поселения были найдены в районах наиболее привлекательных для жизни, а потому наиболее густо заселенных сегодня. Бирка в 30 километрах западнее столицы Швеции Стокгольма на озере Меларен. Раскопки там начались в 70-х гг. XIX столетия. Норвежский Каупанг находится западнее столицы Осло всего в нескольких километрах. Он привлек внимание археологов в последние десятилетия века XX. Вместе со следами городища, как полагают летописного Скирингссаля, в этом месте обнаружен довольно большой могильный комплекс. В обоих городищах оказался практически сходный набор найденных предметов: глиняные кувшины (фельдбергская керамика) с серебряными монетами из страны франков, остатки ткани из соседней Фризии, женские украшения европейского типа. Встречается арабское серебро, а также китайский шелк.

Исследовав далее все побережье полуострова и Норвегии, и Швеции, скандинавские археологи до сегодняшнего дня не нашли больше ни одного городища, существовавшего ранее середины IX в. Итого: два селения с общей максимальной численностью не более 20 тысяч человек. Причем и численность, и время начального существования городищ весьма условны. К примеру, фортификационные сооружения в виде укрепленных валов датируются уже веком позже. О чем это говорит? В данном конкретном случае, «смазывая» временные рамки, мы нивелируем отношение к состоянию общественного развития в Скандинавии в целом и ко времени заселения полуострова в частности. А нам принципиально важно выяснить точно: в какие именно сроки шел этот процесс — в VIII в., или в IX, или в X или продолжался в течение всего этого периода. Для нас крайне важно знать конкретно: а кем были скандинавы до 862 г.? С кем торговали и чем воевали? Знать их первых правителей и первых крестителей. Ведь, согласно нашей русской летописи, на которую ссылаются наши оппоненты, скандинавы — варяги (норманны) в тот год и ранее вовсю собирали дань с Руси; торговали с заморскими мусульманскими странами на Востоке, плавая по Волге так часто, что иным казалось, будто Каспий находится за поворотом ближайшей реки; а дорогу в Византию по пути «из варяг в греки» будто бы утоптали так, что аборигены-русы пользуются и теперь только скандинавскими названиями местных речек, порогов на них и проч. Немножко утрированно, конечно, но так оно и есть. 862 г. является некой рубежной датой — мерилом состояния государственности всех северо-восточных европейских народностей.

Следы человеческих коллективов в Скандинавии прослеживаются со времени освобождения полуострова от ледника. Стоянки Сегебру в Швеции и Бромме в Дании относят к 10-му тысячелетию до н. э. На юге в районе озера Рингшён обнаружено поселение с мотыговидными орудиями из оленьих рогов, наконечники стрел, скребки, резцы и прочие предметы, возраст которых определяется 7-6-м тысячелетием до н. э.103 По остаткам органической жизни делается вывод об определенных благоприятных климатических условиях, и прежде всего повышенной температуре. В то же время во второй половине 1-го тысячелетия до н. э. отмечается резкое уменьшение числа археологических находок. Причиной тому называется наступившее сильное похолодание и увлажнение климата. Таким образом, прослеживается прямая зависимость жизнедеятельности человека от природно-климатических изменений. Скандинавия в этом отношении является примером, так как более уязвима в получении солнечной энергии, нежели жители Центральной Африки.

Если вычленить и сопоставить такие схожие явления в истории человечества, то можно проследить некую закономерность в повторяющейся цикличности климатических колебаний. Климатический пессимум, о котором уже говорилось, пришелся на зиму 526/527 г. На примерно два столетия растягивается период вспышек пандемий различных заболеваний. Точно такая же ситуация повторяется через восемьсот лет. Зима 1311/12 г. отмечается резким похолоданием и вспышкой пандемии чумы по масштабам распространения и потерями человеческих жизней сопоставимой с предыдущей. Ее кризис растягивается до климатического минимума, пришедшегося на зиму 1665/66 г. в Европе. Между похолоданиями с той же регулярностью повторяются и периоды колебаний положительных температур, которые сопровождаются таянием льдов и повышением уровня Мирового океана. Те же первые городища в Скандинавии середины IX в. обнаружены случайно в 2 километрах от современного пологого склона береговой линии, возможно, на самой критической точке. Уже в X в. эти городища забрасываются. Новые селения отстраиваются гораздо ближе к современной береговой линии. Из известных примеров можно привести еще один: расцвет Хазарского царства приходится на X–XI вв. Его столица Итиль расстраивалась как раз в тот момент критического засушливого периода на Каспии ближе к воде. А в XIII в. Итиль оказался уже под водой.

Если «отмотать» историю назад, то подобные явления прослеживаются свидетельствами античных манускриптов, археологическими данными и более современными палеонтологическими исследованиями. Похолодание в период первых веков до нашей эры в Скандинавии привело к переселению племен к южным границам Европы (или они исчезают полностью). Доходит чума и до Средиземноморья. В источниках античных авторов того периода III–II вв. до н. э. появляются сообщения о болезнях. Для Страбона, жившего приблизительно в 68–26 гг., чума предстает далеким, но страшным явлением. «Эгинеты, — пишет Страбон, — названы мирмидонцами не оттого, как рассказывает миф, что во время сильной чумы муравьи превратились в людей по молитве Эака, но потому, что они подобно муравьям, копая землю, переносили и разбрасывали почву по скалам, чтобы иметь пахотную землю, и потому, что они жили в ямах, экономя кирпичи»104.

Более подробно известно о «катастрофе бронзового века», случившейся еще на восемьсот лет ранее, в период 1206–1150 гг. до н. э. Тогда оказались заброшенными многие известные города Малой Азии — Хаттуса, Караоглан, Троя, Микены, Угарит. Исчезли царство Хеттов и микенская цивилизация. Приходит в упадок Египетское царство, поселения в Сирии и Ханаане. Остается доныне неразгаданной лувийская письменность. Неисчислимы прочие напасти и бедствия. Но каждый раз человечество выживает, как бы обновляется, переходя на новую ступень развития: на смену бронзовому веку приходит век железный, но, чтобы придумать железную соху и борону, хомут на шею лошади, потребовалось пережить еще один кризис.

Кризис второй половины уже позапрошлого тысячелетия преодолевался вместе с возвышением Франкской империи, объявившей себя в лице Карла Великого в 800 г. наследницей великой Римской империи. Если в VI в. германские племена воевали с гуннами и римлянами за место под балканским солнцем, то с начала века IX они начинают чаще нападать на славян, обитавших на верхней Эльбе, вытесняя их в Померанию и к берегам Балтийского моря. Начинается великое передвижение славянских народов на восток. По этому поводу Видукинд Корвейский не без пафоса писал: франки сражались «.. ради славы, за обширную и великую державу, эти (славяне) за свободу, против угрозы величайшего рабства»105. Впрочем, «великие переселения народов» являлись следствием каждого такого природно-климатического катаклизма.

Полем идеологической борьбы последующих поколений становится характер этнического влияния в Балтийском регионе. Либо это германские племена норманнов диктовали свои условия, пиратствуя и захватывая новые земли, либо славянские, проводя торговую экспансию по всему периметру Балтийского моря. Преимущество последних ощущается на первом этапе, но сокращается на последнем. Предметом споров становится понятие «викинг». Для одних — это норвежское слово, означавшее «уйти в сторону» или похожие вариации, но с сохранением первоначального смысла. Для других — это заимствование из славянского языка. Естественно, признавать такое норманисты не могут. Если слово «викинг» происходит от слова «вик», то, по их мнению, истоки его происхождения надо искать в языках германского происхождения.

У Стефана Лебека как бы мимоходом, в скобочках, по этому поводу говорится буквально следующее: «Wik означает “порт” в северогерманском наречии»106. Иначе как объяснить развитие северогалльского мореходства в Нейстрии с центром Кентовик, «то есть каншский порт», находящегося за пределами границ региона, как не франкским влиянием. Исходя из этой логики Стефана Лебека под влиянием франков должны были оказаться все племена славян по южному побережью Балтики, так как там сосредоточено большинство селений с добавлением в названии второго слова — «вик»: Бардвик, Ральсвик, Шлезвиг, Квантовик. Именно в этих городах сосредотачивается тогда портовая торговля. В «Великой Польской хронике», составленной в конце XIII — начале XIV в., виком называется город с рыночной площадью. Славяне «…не говорят “пойдемте в город”, но говорят “пойдемте в вик”. И таким образом, Бардвик получил название от тамошней реки и от вика»107.

Трудно с этим не согласиться. Разное отношение к городу как к большому селению у германцев и славян заложено в самом менталитете. Для германцев город, прежде всего, — сосредоточие военной мощи, военная укрепленная база. По всему периметру границы германцев со славянами в материковой части с севера на юг встречаются названия городов с окончанием «бург». Это все крепости. Со славянской стороны таких городов нет — обычные названия. Но нет и городов с добавлениями на «вик». Все вики «вытянулись» по южной границе Балтики. Торговать славяне предпочитали между собой или с соседями с другого берега. Между славянами и германцами в материковой части отношения были крайне натянутыми.

Для скандинава отправляться в вик или викингский поход значило первоначально плыть к торговому месту. Отсюда и пошло понятие «викинг». Но славяне не только принимали скандинавов у себя, но и плавали с торговыми миссиями по всей Балтике. И еще неизвестно, кто первым заселил острова Готланд и Эланд. По крайней мере, на острове Готланд встречаются могильники в местечках с характерными названиями Коппарсвик, Густавсвик и рубленые серебряные монеты с кириллическими надписями из Новгорода; а на острове Эланд в местечке Чёпингсвик находят новгородские берестяные грамоты. Викингами скандинавы стали тогда, когда перешли от торгового к пиратскому промыслу.

Какие выводы можно сделать?

Образ викинга с кинжалом, кровожадного и страшного, соответствует действительности лишь отчасти. Викинг и норманн — это не одно лицо. Викинг — мелкий конунг, землевладелец, отец большого семейства с берегов Южной Скандинавии, промышляющий мелким разбоем в поисках средств существования в прибрежных зонах материковой Европы. Норманны — собирательный образ свободных молодых людей, в основном данов, определяемых по базовому месту пребывания в Ютландии. Их цели — выживание в условиях экономической разрухи. Их методы — грабеж, пленение отдельных лиц для богатого выкупа или массы населения для продажи на рынках рабов. Направления и объекты нападений часто совпадают — это места добычи и хранения драгоценных металлов. Норманны как экономическое явление исчезают с исторической арены в сроки, совпадающие с процессом образования государственных структур на всем пространстве Европы, когда становятся помехой средневекового возрождения европейской цивилизации.

При взгляде с Востока на скандинавов до 862 г. выясняется, что ни племя данов западной части Ютландии, ни свей (на тот момент именно свей, а не шведы), не говоря уже о несуществующих норвегах, — никто из них реальной силы не представлял. Численность населения Европы к этому времени еще не восстановилась после Юстиниановой чумы. Норманнские шайки передвигались в пространстве Европы, не встречая сопротивления, на большие расстояния в пределах родственных этнических образований. Так что норманнские завоевания — не более чем удобный для оправдания существования в целом норманнской теории миф. Три городища по 12 гектаров в несколько тысяч человек середины IX в. вряд ли могут претендовать на сказания о бурно процветающей торговле в «густонаселенной» Скандинавии.

Примечания и комментарии

41] Вестник Общества древнерусского искусства при Московском публичном музее. 1876. № 11–12. С. 99. В «Вестнике…» применяется особая методика нумерации страниц: раздельная пагинация. Раздел I. Исследования; раздел II. Материалы; раздел III. Критика и библиография; раздел IV. Смесь; раздел V. Официальный отдел; раздел VI. Приложения.

42] Там же. С. 99.

43] Вестник Общества древнерусского искусства при Московском публичном музее. 1876. № 11–12. С. 88.

44] Там же. С. 97.

45]ГлазовскаяМА. Почвы зарубежных стран. М.: Высшая школа, 1983. С. 48.

46]Снорри Стурлусон. Круг земной. С. 74.

47]Занина АЛ. Климат Скандинавского полуострова: Сборник. Л., 1964. С. 13.

48]Глазовская МЛ. Почвы зарубежных стран. М.: Высшая школа, 1983; Она же. Природные ресурсы зарубежных территорий Европы и Азии. М.: Мысль, 1976.

49]Корнелий Тацит. Сочинения: В 2 т. Л.: Наука, 1969. Т. 1. С. 371–372.

50]Иордан. Происхождение и деяния гетов. Ч. 1 // Сайт «Восточная литература» (. info/Texts/rus/Iordan/text 1. phtml?id=576).

51] Снорри Стурлусон. Круг земной. С. 336.

52] Там же. С. 255.

53] Там же. С. 266.

54] Там же. С. 307.

55] Там же. С. 187.

56] Там же. С. 526.

57] Это ни в коем случае не относится к берсеркам, мифологизированным героям Скандинавии. Берсерк — впавший в неистовство, бешенство, одержимый яростью — шел на соперника под воздействием алкоголя или психотропных средств, внушения или проявлений болезненной психики и дрался в битве до последнего, насмерть.

58]Снорри Стурлусон. Круг земной. С. 397.

59] Там же. С. 170.

60] Там же. С. 409.

61]Гуревич А.Я. Походы викингов. М.: Наука, 1966. С. 5.

62] Там же. С. 34–35.

63] См. подробнее: Гуревич А.Я. История Норвегии. М.: Наука, 1980. С. 110–115.

64]Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л.: ЛГУ, 1985. С. 100–104.

65] История Швеции. М.: Наука, 1974. С. 67.

66] Считается, что именно святому конунгу Олаву Харальдссону Европа во многом обязана прекращением опустошительных набегов, которые викинги совершали в течение нескольких столетий. «Решительно боролась королевская власть с викингами. Объявив викингов вне закона, Олав Харальдссон покончил тем самым с давним обычаем, когда сыновья хёвдингов уходили в морские походы в погоне за славой и богатством. К нарушителям закона и правопорядка применялись суровые наказания: грабителям и разбойникам отрубали головы, ворам — руки и ноги». См.: Кузнецов А.Е. История Норвегии. М., 2006. С. 65.

67]Видукинд Корвейский. Деяния саксов. Кн. 2. Гл. 20 // Сайт «Восточная литература» (. info/Texts/rus/Widu-kind/ frame2.htm).

68] Там же. Кн. 1. Гл. 40.

69]Эйнхард. Жизнь Карла Великого (-lit.ru/texts/ay/ aynhard.php).

70] http: //drevlit. ru /texts/s/saks_an 1. php.

71] Анналы королевства Ирландии четырех мастеров // Сайт «Восточная литература» (. info/Texts/rus5/Annal 4mast/frametext2.htm).

72] О герцогстве Ценноманик не совсем ясен вопрос его действительного географического местоположения: либо оно находилось южнее Нормандского нагорья — современное графство Мэн, либо севернее — впоследствии герцогство Нормандия. Во французской историографии склоняются к первой версии. Но так ли это на самом деле? В данном случае приходится исходить из следующих посылок: в Вертинских анналах говорится о Ценноманике 1) как об административной единице — герцогстве и 2) и как о ценноманах — племени, этническом образовании, населяющем определенную территорию. В данном случае этой территорией являлось Нормандское нагорье (возвышенность).

К границам, разделяющим в представлении средневековых франков принадлежность той или иной местности к феодалам королевской крови, выступали естественные препятствия: реки, горы и, наоборот, глубокие, тянущиеся на большие расстояния овраги, лесные чащи, устоявшиеся транспортные артерии между близлежащими крупными населенными пунктами. Но это не значит, что условно территориальные границы соответствовали с расселением племен. О ценноманиках мы узнаем из Вертинских анналов, практически единственного источника, наиболее известного, достоверного и популярного из многих средневековых документов, где об этом герцогстве упоминется. Обратимся более подробно к тем сообщениям.

838 г. «…Карлу, брату Пипина… была выделена область, часть Нейстрии, а именно герцогство Ценноманик и весь край Западной Галлии, расположенный между «Нигером и Секваной».

841 г. «Карл… расположился в землях Аквитании… придя во Францию через Ценноманов, Паризиев и Белловагов…»

844 г. «.. бретонец Номинойо… перейдя границы… дошел до самых Ценноманов…»

845 г. «Карл, напав на Бретань из Галлии… возвращается к Ценноманам…»

856 г. «Король Карл заключил мир с Респогио Бретонцев… обещает его дочь своему сыну Людовику, дав ему герцогство Ценноманское вплоть до дороги, которая ведет от Лотиции Паризиев до Цезаредун Туронов».

858 г. «Графы же короля Карла, объединенные с бретонцами, отложившись от Карла, чтобы напугать его сына Людовика и его приверженцев из краев Ценномаников, заставляют, чтобы он перешел Секвану и бежал…»

Под Галлией древние франки исторически подразумевали как все земли к северо-западу от Альпийских гор до побережья Атлантики, так и часть какой-то определенной территории. Западная Галлия по южной границе между Лигером и Секваной предполагает разграничение между средним течением рек Луары и Сены и по дороге между Орлеаном и Парижем. Во втором случае говорится, что Карл пошел во Францию через ценноманов, паризиев и белловагов. В его представлении, получается, Франция находилась где-то в районе течения нижнего Рейна. Этот вопрос оставим французским историографам. Здесь важно подчеркнуть, что Карл шел с юга, из Аквитании, и, логично предположить, по южным склонам Нормандского нагорья. В другом случае Карл, напав на герцогство Бретань, возвращается к ценноманам. Но здесь непонятно, к каким именно ценноманам: к тем, о которых упоминалось ранее, или тем, что жили по соседству на северных склонах Нормандского нагорья. В другом случае Людовика вынуждают бежать из пределов герцогства через реку Сену. Возникает вопрос: а стоило ли заставлять Людовика пересекать всю Западную Галлию, чтобы удалить его таким способом? Или все же он находился в племени ценноманов в районе северного нагорья в низовьях Сены?

Таким образом, однозначно локализовать географически герцогство Ценноманик сложно. Французские историографы стараются не особо распространяться на эту тему. О Ценноманике не говорится ничего ни в одной поисковой системе Интернета, ни в какой другой западной исторической хронике. По крайней мере, на русском языке. История Нормандии начинается сразу с легенды о завоевании территории с центром в Руане норманном Роло. Как будто он завоевал пустынные земли незнамо у кого.

Эта легенда легко укладывается в пазлы истории средневековой Европы потому, что она занимает свое место в системе доказательств о существовании все тех же норманнов из Скандинавии — викингов-норвежцев. А это, судя по тем же записям в Вертинских анналах, не совсем верно. Они предстают перед потомками разбойниками с материковой части Европы. Эта легенда выпрыгивает из пазлов истории, как только речь заходит о событиях 1066 г., связанных с завоеванием Англии герцогом Нормандии Вильгельмом. Они выдаются за заключительную фазу норманнского владычества в Европе. Причем обязательно норманнского, хотя тут же появляется раздвоенность в объяснении этого события. Англия завоевана нор-д-манцами, Вильгельм был нор-д-мандец, то есть француз, но не норманн из Норвегии, да и само герцогство называлось Нор-д-манское, а не Норманнское. Но, объясняют норманисты, да и французские историографы, это были еще те норманны, только они ассимилировались, французский язык стал их родным языком, а в душе они остались теми же норманнами.

73] Геология рудных месторождений. 1969. № 5.

74]Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения: В 9 т. М.: Изд-во политической литературы, 1987. Т. 7. С. 127–128.

75]Шлоссер Ф. Всемирная история. Издание М.О. Вольфа. СПб.; М., 1869. Т. II. С. 532.

76] Архив Маркса и Энгельса. М.: Изд-во политической литературы, 1938. Т. V. С. 65.

77] http: / /www. mining-enc. ru/.

78]Геродот. История (отрывки об индах) // Сайт «Библиотека древних рукописей» (/ texts/g/gerodot.php). Раздел 101.

79]Видукинд Корвейский. Деяния саксов. Кн. III. Статья 63 // .

80]Саксонский анналист. Хроника // -lit.ru/texts/s/ saks_anl.php.

81]Видукинд Корвейский. Деяния саксов. Кн. I. Гл. 1–6 // .

82] Там же.

83] Архив Маркса и Энгельса. Т. V. С. 277.

84] Цит. по: -min/cancer_lung_2. shtm 1.

85] С объединением Германии 31 декабря 1990 г. на территории бывшей ГДР была закрыта советская промышленная компания «Висмут» (SAG/SDAG). Это было засекреченное предприятие по добыче урана. Тогда же страховые компании получили допуск к информации о профессиональных заболеваниях на шахтах Висмута. Требовалось подтверждение диагноза бронхиальная карцинома по примерно 600 заявлениям. Еще 1700 случаев рака легких были выявлены, но за давностью времени не признавались как полученные на производстве. Кроме того, было обращено внимание на некоторые записи, где содержались отчеты о несчастных случаях. В одной из них сообщалось, что во второй половине 1949 г. скончался 1281 человек и еще 20 тысяч получили увечья или заболевания. Это побудило германское правительство более тщательно провести анализ медицинской документации. Было создано Центральное агентство по охране здоровья «Висмут». На медицинский контроль поставлены все работники, когда-либо причастные к работе на шахтах компании. По документации прослеживались следующие цифры: архив содержал более чем 792 тысячи флюорограмм, развернутых историй профессиональных заболеваний 45 тысяч, под постоянным наблюдением находилось 28 тысяч. По записям можно было установить, что умерло от рака легкого не менее 6,5 тысячи человек. Установлено, что специальных исследований по воздействию ионизирующей радиации и других вредных веществ на человека в компании «Висмут» не проводилось и большинство случаев не регистрировалось. Всего за эти годы на шахтах этой компании работало от 400 до 500 тысяч человек, в основном заключенных и мобилизованных призывного возраста. С 1953 г. в компанию пришли немецкие специалисты и, надо думать, местные жители — потомки горняцких семей. (Неудивительно, что в форпосте движения против строительства на территории Германии атомных станций выступают граждане этой страны. Кому, как не им, знать истинные масштабы воздействия на организм человека радиации.) Заинтересовались медицинскими исследованиями и сами ядерщики. Сведений из Японии о последствиях атомных взрывов в Хиросиме и Нагасаки явно недоставало, чтобы сделать какие-то определенные выводы о длительном воздействии радиации в малых дозах, а также радиационной пыли и других канцерогенных веществ, попадающих в легкие и желудок человека. В их руках оказался массив документов: медицинские карты персонала, картотека отделов кадров, где фиксировались причины прекращения трудовой деятельности. Была проведена работа по поиску бывших работников компании через систему пенсионного страхования (получены адреса на 150 тысяч граждан), постановке их на медицинский учет, ряд других работ по установлению причин ранней смертности бывших сотрудников. В результате была составлена так называемая матрица воздействия на организм.

Первым масштабным мероприятием по сохранению экологической безопасности стало решение германского правительства о рекультивации окружающей среды в районах добычи урана. Эти работы проводились в 1991–2005 гг. Их стоимость оценивалась в 13 миллиардов дойчмарок. Аналогичные исследования начали проводиться в США, Канаде, Австралии и ряде других стран. Для Канады это особенно актуально. Крупнейшее и самое богатое месторождение урана находится в этой стране.

86] См. подробнее: Кичигин А.И., ТаскаевА.И. «Водный промысел»: История производства радия в Республике Коми (1931–1956 гг.) // Вопросы истории, естествознания и техники. 2004. № 4 (http://www. webukhta.ru/forum/ fогишб/topic2918/messages/).

87] Сайт «Библиотека Гумер — история. Аммиан Марцеллин. Римская история» (. info/bibliotek_Buks/History/Marcell/index.php). Кн. XXXI. Разд. 2.

88] Там же.

89]Приск Панийский. Сказания Приска Панийского. Отрывок 7. 76 (448 г. по Р. X.; Феод. 41) // http:// . htm.

90]Иордан. О происхождении и деянии гетов. Часть вторая. С. 97 // / rus/Iordan/text2.phtml?id=577.

91]Григорий Турский. История франков. Кн. 9. Гл. 17 // Сайт «Восточная литература» (http://www. vostlit.info/Texts/rus/Greg_Tour/f rametext9.htm).

92]Иоанн Малала. Хронография. Кн. XVIII. С. 491 // Сайт «Восточная литература» (http://www. vostlit.info/Texts/rusl5/Malalas/frametext.htm).

93]Прокопий Кесарийский. Война с персами. Кн. II. Гл. XXII. С. 145–146 // Сайт «Восточная литература» (/ framepers22.htm).

94] Там же.

95] Там же.

96]Григорий Турский. История франков. Кн. IV. Гл. 16, 32.

97]Павел Диакон. История лангобардов. Кн. 4, 14; 6, 5 // Сайт «Восточная литература» (http://www. vostlit. info/Texts/rus/DiakonP/f rametext 6. htm).

98]Исидор Севильский. История готов. Пролог // Сайт «Восточная литература» (. info/Texts/rus/Isidor_S/frametext.htm).

99]Григорий Турский. История франков. Кн. 10.

100] Индульгенция (по-латыни милость) — в католической церкви полное или частичное прощение грехов, которое давала церковь верующему, а также свидетельство, выдаваемое церковью по случаю отпущения грехов. В XII–XIII вв. католическая церковь вела широкую торговлю индульгенциями, которые превратились в своего рода налог на христиан. В качестве теоретического обоснования права церкви на индульгенцию служило утверждение, что огромные заслуги Иисуса Христа, Богородицы и святых перед Богом образовали неисчерпаемый запас Божественной благодати, которой распоряжается церковь для раздачи ее достойным. Торговля индульгенциями, производившаяся преимущественно доминиканцами, вызвала бурный протест гуманистов и послужила одним из поводов к германской и швейцарской Реформации.

101]Григорий Турский. История франков. С. 221.

102]Смирнов Е.И. История христианской церкви. Изд. 10. Иг., 1915. Репринт: 2007. С. 220.

103] История Швеции. М.: Наука, 1974. С. 39.

104]Страбон. География. Кн. VIII. Разд. 16. С. 359 // .

105]Видукинд Корвейский. Деяния саксов. Кн. 2. Разд. 20 // Сайт «Библиотека древних рукописей» ().

106]Стефан Лебек. Происхождение франков. V–IX века. Ч. 1. Новая история средневековой Франции. М.: Скарабей, 1993. С. 166.

107] Великая Польская хроника. Гл. 8. О Зимовите Первом // Сайт «Библиотека древних рукописей» (-oris/f ramepred. htm).

Часть III Варяжские тени на лике Московской Руси

В предыдущих главах мы говорили о том, как варяги появились в истории Русского государства. Но если быть точнее, о том, как представляли это люди, которые вписали варягов в нашу историю, особенно в середину IX в. Мы говорили о норманнах-варягах в истории Европы, их истории собственной, чтобы понять их ментальность, намерения, возможности. Сейчас мы будем говорить о периоде переосмысления своей истории. Периоде, когда возникла необходимость обратиться к истокам Руси. Это — время освобождения от монголо-татарского ига. Само освобождение не было каким-то одномоментным актом событийного характера. Его нельзя уместить в рамки от Куликовской битвы 1380 г. до Стояния на Угре 1480 г. Этот процесс охватывал все стороны общественной жизни, он был не архаичный, но инстинктивно направленный на достижение конкретной цели — восстановление самостоятельного, независимого государства. Задачи возникали не по наущению, не по плану. Они ставились самой историей. Какие же это задачи?

1. Возвращение под знамя Руси коренных русских земель по западным областям от Киева до Новгорода.

2. Формальное уравнивание в правах и достоинствах Московии в кругу других стран Европы. Эта процедура протекала долго, но демонстративно через утверждение царского титула за великими князьями, принятие новых символов власти, таких как изображение двуглавого орла на государственной печати, легенды об особом статусе царской короны в виде «шапки Мономаха». Она призвана была символизировать правопреемственность державной стойкости и православной веры от Византийской империи. Наконец, строительство Кремля как царской резиденции, не уступающей по мощи и грации европейским.

3. Для независимости политической нужна независимость духовная. То есть то, что может поднять народ на защиту отечества в едином порыве, что закаляет, укрепляет русский характер, — это сохранение православия с почитанием святых на иконах, с традиционной торжественностью в обрядах. Борьба за сохранение православия становится национальной идеей молодого Московского государства.

4. Установление формального легитимного права на наследственность власти и обоснование династической преемственности.

5. Восстановление исторической памяти. У любого государства должны быть свои легенды о первых правителях своего народа, их подвигах, каких-то чертах характера. У государства, претендующего на особую великую роль, тем более. Эти легенды должны соотноситься с историей дальней — мифологией о сотворении мира, и с историей ближней — с реально существующими историческими личностями. В Московской Руси как никогда возникает потребность идеологического обоснования возрождения Руси. Чувство страха и ненависти к угнетателям в народе должно смениться чувством национальной гордости, патриотическим подъемом. Такая идея выражается простой формулой. Русь угнетали, Русь платила дань. Но Русь поднялась с колен, возродилась, словно феникс из пепла, расправила свои богатырские плечи и покорила бывших своих угнетателей, сама стала дань собирать. Именно эта мысль читается на первых листах летописи.

Решение последней задачи оказалось самым сложным делом. В летописи обнаружилась запись о призвании варягов. Отношение к варягам, к Рюрику, к варяжской теме в целом становится камнем преткновения в идеологии новой Руси. Их принимают, и их отвергают. Их оценивают, и их критикуют. Одним словом, под них пришлось подстраиваться. Историки XIX в., да, иногда, и современные, зачастую ссылаются на летописи, составленные в XIV–XV вв. как на правдивые свидетельства, повествующие об эпохе рюриковской поры. Но могут ли они быть правдоподобными на самом деле? По сути, Рюрик для идеологов новой Московской Руси оказался тем же открытием, что и для приверженцев европейских ценностей двумя-тремя столетиями спустя. Разница лишь в том, что первые хотели от него избавиться, а вторые пытались сделать из него культ. О том, как Рюрик воспринимался, оценивался, какая роль отводилась лично Рюрику и варягам в целом в тогдашней Московской Руси на фоне новых исторических веяний, мы и будем говорить далее.

Глава 1 «Великая замятия» чумного периода

В середине XIV в. Россия переживала последствия тех же потрясений, что и народы Азии и Ближнего Востока, Северной Африки и Западной Европы. Чума спустя восемьсот лет вернулась, чтобы вновь проредить население. Установить точное количество людских потерь от той чумы и от сопутствующих ей болезней невозможно. Мнения разнятся в цифрах абсолютных и в процентах. Говорят о 20, 40, 60 миллионах умерших или от одной до двух третей от всех живущих. Больше всего ученых сходятся на усредненных цифрах в 40–50 %. Как результат начинается очередное Великое переселение народов. Приходят в запустение многие города и местности. Зато осваиваются новые земли, возникают селения в труднодоступных районах. Распадаются одни империи, и возникают новые, приходят в упадок горнодобывающие отрасли со старыми методами добычи, чтобы пережить новый технологический скачок.

Исторические хроники доносят до нас сведения, будто с полей военных действий, о людских смертях и необычных явлениях природы. По частоте упоминаний о землетрясениях и наводнениях можно судить, насколько ускоряется процесс климатических колебаний на фоне общего понижения температуры. В тех же хрониках пишется о выпадении осадков с лягушками и небесных знамениях с необъяснимыми кровавыми очертаниями. Отмечается странное поведение насекомых, птиц, грызунов. Полчища саранчи, например, долетают до северных районов, где их никогда не было. Крысы в городах перемещаются стаями, не боясь людей, готовые наброситься в любой момент. Чаще пишется о засушливых годах и сменяющих их годах с чрезмерно обильными осадками. О неурожайных годах, голоде, падеже скота записи встречаются чаще в западных источниках. Там не стесняются писать о страшных голодных зимах. В русских летописях сообщения о голоде упоминаются реже, о чуме только в редких случаях, чтобы не навлечь новой беды. По ним трудно представить истинные масштабы трагедии, но кое-какие подробности этих последствий восстанавливаются по косвенным свидетельствам.

Чума возникла в пустынных районах Монголии и Северного Китая. В одно лето по торговым путям империи Чингисидов чума распространяется на запад. В материалах Золотой Орды встречается пространная запись, датированная 31 октября 1335 г., где говорится о смерти молодого хана Таляша от болезни и о походе султана Абу-Саида с эмирами и войсками в область Арран. По дороге «…вследствие болезнетворного климата у большей части войска здоровье расстроилось. Царю через несколько дней там приключилась болезнь, и благословенное здоровье уклонилось от благополучия…». Этим воспользовался царь Узбек и с огромными полчищами дошел до Куры. Население, ниоткуда не видя спасения, решило погибнуть108. Отчего и как население добровольно погибло — от страха перед наступающей армией царя Узбека или все-таки от чумы — сказать сложно. Не знаем мы, что стало с армией самого царя Узбека: какие-либо сообщения персидских авторов прерываются на 42 года.

Но по другим данным общую картину потрясения Орды чумой мы можем представить.

С 1312 г. государственной религией в Орде становится ислам. Во всех 150 городах, обнаруженных археологами по Большому караванному пути, отмечаются следы от построек мечетей, медресе, дворцов эмиров и их знати на европейский манер. Эти города служили и местом торговли, и перевалочными базами и использовались как постоянные зимние становища. Здесь же оседает определенное количество сокровищ от сбора различных податей и таможенных сборов. По найденным артефактам отмечается расцвет золотоордынской культуры. Особенно впечатляют фрагменты глазурной росписи на керамике, мозаике изразцового декора дворцов. Но те же селения, практически все и в одно время, неожиданно приходят в запустение и разрушаются. Столица Золотой Орды Сарай отстраивается уже на новом месте и получает название — Новый Сарай. Некоторые исследователи попытались проследить генеалогическую линию правителей Золотой Орды. Получилось, в период с 1342 по 1442 г., то есть за сто лет, сменилось 42 хана. Если учесть, что первый из них Джалал уд-Дин Махмуд Джанибек-хан правил 15 лет, то остальные сменялись в среднем каждые два года. Причиной тому могла быть не только усобица, кровавая резня между родственниками за ханский престол, но и периодически повторяющаяся эпидемия чумы, других попутных массовых болезней. И с этой точки зрения военные столкновения между феодалами, повествованием о которых наполнены русские летописи и сочинения авторов о Золотой Орде, являются лишь следствием глобальных природно-экологических и демографических катаклизмов.

Вслед за могущественной империей Золотой Орды завершается падение империи Византийской. Тогда же из конгломерата тюркских и арабских племен рождается новая народность турок-сельджуков. Несколько столетий они являлись лишь одним из многочисленных племен неопределенной этнической принадлежности, но объединенных на Востоке единой религией — исламом. С разгромом Константинополя в 1453 г. османы создают собственную империю, подчиняя балканские народы, в том числе сербов, болгар, греков. Начинаются притеснения христиан. Церкви перестраиваются под мечети. Для всего неарабского и нетюркского населения вводится особый налог, так называемая десятина детей или «подать душ». Это когда мальчиков 5–7 лет забирают из семей, определяя их в особые школы, где из них готовят преданных воинов — янычар. Новообращенные в ислам дети становились потом главными ударными силами в войсках конников османов. Это о них, русоволосых храбрых джигитах, будут складываться сказания. В них с болью в сердце читается о встречах сына с отцом на поле брани. О том, как один убивает другого и узнает по нательному амулету свою кровинушку.

Если на Ближнем Востоке с падением Византии усиливаются позиции ислама, то на Пиренейском полуострове наоборот: испанцы, португальцы освобождаются от господства арабов-мусульман и мусульмане отступают. Реконкиста приходится на правление Педро IV 1336–1387 гг. Одной из причин падения пятисотлетнего арабского господства на Пиренеях станет распространение чумы. Чума приходит в портовые города по всему периметру полуострова. Арабское население тогда группировалось в его юго-западной береговой части — Кордовский халифат. На всей остальной глубинной территории преобладали этнические формирования испанцев. Малозаселенными оставались внутренние области полуострова. Они-то и стали спасительным прибежищем бежавшему от черной смерти коренному населению. В ходе отвоевания некогда потерянной родной земли испанцы применяли методы насильственного обращения арабов и евреев в христиан, по сути те же, что и некогда арабы по отношению к ним. Это от испанских писателей мы узнаем о размахе священной римской инквизиции в борьбе за чистоту веры на Пиренейском полуострове. Это по их примеру во всей Европе заполыхают костры под ногами обвиняемых в колдовстве и умышленном распространении страшной «черной» заразы. Это по их примеру начнутся массовые расправы над евреями. Своего апогея по количеству жертв инквизиция достигнет к концу XV в.

В Европе чума придет в густо населенные местности и города. В условиях антисанитарии при отсутствии централизованной канализации, водоснабжения вспышки дизентерии, холеры являлись привычным явлением. От них болели долго и иногда вылечивались. Чума же поражала сразу, трупы чернели на глазах. Сами зараженные в течение нескольких дней болезни возбуждали своим нервным состоянием массовый психоз и ощущение обреченности. Тогда появляются картины, живописующие шабаш. На них в ярких красках рисуются толпы голых людей, бичующих себя плетьми, или толпы ряженых, которые беснуются на улицах и на площадях, пугая здравомыслящую публику безудержным массовым развратом и психозом. Так авторы пытались передать дыхание неотвратимой смерти. В жилища без признаков жизни никто не заходил. Их обходили стороной. Дома, в которые пришла зараза, запирали снаружи и поджигали. Но очистительный огонь не спасал. Спасало только бегство. Бросая больных близких, имущество, скот, здоровые и выжившие бежали в горы, леса, болота. Выражение «бежать, как от чумы» сохранилось до нас еще с тех времен. И действительно, спасались лишь те, кто бежал.

В перерывах вспышек пандемии чумы продолжаются локальные военные столкновения. Борьба за власть на пиру смерти не прекращалась. О них средневековые хронисты пишут больше. По их мнению, в толчее у трона и перераспределении графств и провинций делается история. Они как-то вскользь упоминают о голодных бунтах и каннибализме в человеческом обществе. А между тем голодные бунты против растерявшейся власти приобретают массовый характер. В этой классовой борьбе рождаются новые экономические отношения. Власть пробует иные формы эксплуатации, снижает бремя налогов. В условиях неспособности контролировать миграционные потоки ослабевает давление на крестьянское население.

Определенные требования предъявляет общество к религии, как единственному идеологическому институту, призванному успокаивать и приучать к терпению, не бояться смерти и верить в спасение. От нее ждут объяснения причин напастей на род человеческий. Религия, предложившая в качестве спасения веру в единого Бога — Небесного Спасителя и веру в Небесное Царство, проложила себе дорогу в умах людей в VI в. Тогда христианство утверждало конституционно самое себя. Теперь же, в XIV в., от нее требовалось подтверждение своей доминирующей роли в умах людей. Но она оказалась бессильной в сражении с силами природы. Черный след чумы распространяется стремительно, и его остановить никакими молитвами не удается. На этом фоне в обществе возникают сомнения в правильности веры, появляются новые толкования евангелистских основ вероучения. Вместе с ними объявляются новые колдуны и волхователи, экстрасенсы и гадатели, новые мошеннические схемы обмана обывателей — вечные спутники кризиса общественного сознания. Кара за грехи и слабоверие на волне всеобщего страха казалась естественной и доступной для понимания причиной постоянных невзгод и болезней.

Идея искупления грехов становится главным поведенческим мотивом и практикой в деятельности церковных служителей. Добрые дела у римских католиков объявляются обязательным условием спасения. Под добрыми делами особо подразумевались пожертвования нуждающимся, нищим и проч., а также Римской церкви. Признанные церковные святые и высокие иерархи, по их собственному мнению, имели доступ к некой духовной сокровищнице (хранительнице) сверхдолжных заслуг и потому могли отпускать грехи за пожертвования продуктами, вещами и прочим или в заранее оговоренных денежных суммах. Грехи отпускались за деньги с подтверждением в виде грамот с печатями — индульгенций. Это явление приобретает неслыханные масштабы. Индульгенции продают на рынках вперемежку с овощами, так сказать в нагрузку, все, у кого хватает совести. Пожертвования становятся обязательным и специфическим способом налогообложения.

В народе зреет возмущение и недовольство. Возникают протестные выступления. Падает авторитет Римской церкви. Мартин Лютер, обращаясь с письмом к императору и христианскому дворянству немецкой нации в 1520 г., призывает отказаться от выплаты, превратившейся за сто лет в узаконенную обязательную подать, половины от суммы доходов в первые шесть месяцев службы каждого нового епископа. «Пора вообще немецким дворянам перестать давать деньги, — пишет Мартин Лютер, — чтобы не выглядеть непроходимыми дураками, для якобы борьбы с турками. В Риме для сбора денег снаряжают множество посланцев, придумывают много званий и должностей, но ни одного геллера от сборов податей или от продажи индульгенций на борьбу с турками не идет. Все ссыпается в бездонный мешок!» А между тем «… итальянские земли превратились едва ли не в пустыню: монастыри разрушены, епископства растранжирены, доходы прелата и всех церквей растаскиваются Римом, города пришли в упадок, страна и люди — на грани погибели, богослужение и проповедь — в полном забвении»109.

Состояние упадка городов и богослужебной деятельности, о которой говорил Мартин Лютер, свидетельствовало о глубочайшем кризисе, в каком пребывала вся европейская цивилизация в тот период. Римская католическая церковь тому пример: с 1378 г. по середину XIV титул наместника божьего делят двое, а то и трое пап. Кроме письма к императору Мартин Лютер выступает с тезисами против индульгенций. Начинается раскол Латинской церкви на приверженцев сложившихся порядков и сторонников Мартина Лютера. Его обращение к христианскому дворянству получает отклик не столько у социально обеспеченных слоев населения, сколько в среде обнищавшего народа. Голодные бунты против сытых бюргеров и папских кардиналов, призыв к скромности и воздержанности получает свое оформление в новом направлении религиозной мысли — веры по Евангелию и отказа от признания авторитета римских пап, считающих себя выше ангелов небесных, по словам М. Лютера. Первыми на призыв Мартина Лютера откликнулись, конечно же, жители Саксонии. Они объявили себя сторонниками новой религии. И их понять можно. Именно с серебряных промыслов Саксонии уходили в Рим самые значительные суммы сборов. За ними последовали остальные немецкие земли, потом Скандинавия и Прибалтика. Из церквей станут выносить мощи святых, иконы, купели и все остальное, что напоминало бы о роскоши во внутреннем убранстве. Протестное выступление М. Лютера получает государственное признание на всем пространстве севернее Альп. Таким образом, в христианстве оформляется новое течение — протестантизм, получившее широкое распространение в восточных регионах Европы, кроме Московской Руси.

Но тот же кризис переживала и церковь Восточная — православная. С падением Константинополя в 1453 г. для христиан на землях бывшей Византийской империи наступают тяжелые времена. Многие церковные здания, большие по объему и своему назначению, перестраиваются под мечети. Первым такая участь постигла храм Святой Софии, затем патриарший храм Святых Апостолов, из-за чего патриарх Геннадий вынужден будет перенести свою резиденцию в храм Пресвятой Богородицы Всеблаженной в Константинополе. Но через несколько десятков лет и этот храм отойдет под мечеть. Имущество церквей турки тут же грабили и выносили все, местами даже выламывая из полов плиты с мозаикой. Признавая влияние православной церкви на славянские народы и имея в виду собственную выгоду, турки в скором времени разрешат служение Константинопольской патриархии, но лишат многих привилегий. Церкви обложат большими налогами, отберут все земельные владенния, а за саму возможность предоставления высших сановных должностей претендентов обяжут вносить дорогие подарки. По этому поводу устраивалось публично нечто похожее на конкурс за звание почетного духовного представителя.

В то же время ведется активная политика по исламизации населения на захваченных землях бывшей Византийской империи. Православные церкви и монастыри малочисленных балканских народов, крайне разнообразных по этническому составу, генетически перемешанных тюркских, славянских, арабских, латинских племенных образований, дистанцирующихся друг от друга языковыми и обрядовыми обычаями и традициями, сохраняя таким образом культурную самобытность, оказались разобщенными и ослабленными.

Испытывая давление латинских католиков, не прекращавших своих намерений подмять под себя остатки православных епископатов по так называемой унии, с одной стороны, православные религиозные институты на Балканах и Ближнем Востоке оказались под угрозой исчезновения от колонизаторской политики турецких османов — с другой. Продолжали выживать лишь отдельные монастыри, да и то благодаря пожертвованиям. Единственным местом, где православие сохранялось в качестве государственной религии, оставалась Московская Русь.

Чума на Русь пришла в 1351 или 1352 г. и повторялась еще дважды: в 1389–1390 и 1420 гг., говорится в Новгородской летописи. Более определенно о течении болезни записано под 1390 г.: «…знамение на людех: при смерти явится железа; пребыв три дни, умре»110.

Если Юстинианова чума VI–VII вв. нанесла самый страшный удар по Восточной Европе, уничтожив практически все население от Карпат до Волги, то чума «Великой замятии» XIV–XV вв. больше всего прошлась по Европе Западной. Если Русь загородила Запад от монгольского нашествия, жертвуя сожженными городами и огромными людскими потерями, то это же обстоятельство разрухи и рассеянности населения сыграет положительную роль при очередной пандемии чумы для Руси. Первыми ее жертвами станут монгольские и другие тюркские народы, построившие те самые города со цветущими садами и великолепными мечетями на Великом караванном пути от Алтая до Дуная по южным степям современной России, по которому вывозили награбленное. Те самые, остатки которых будут находить археологи. Потом чума перекинется на Ближний Восток и за Карпаты. Сделает «черный» круг по прибрежным странам Средиземноморья и Балтики и остановится только перед редкими селениями финнов на севере и в землях новгородской и центральной части Руси. Здесь сыграет тот же фактор рассеянности селений с малым количеством жителей. Свидетельством тому станет появление множества новых монастырей в отдаленных местностях. На самом деле таковые монастырями на первых порах не являлись. Это были новые поселения бежавших от чумы людей. Какая-то часть из них потом вернется обратно, какая-то останется. В этих селениях еще длительное время будут соседствовать мужские и женские общины как пережиток тех времен. При Иване IV монахов тех монастырей станут упрекать в несоблюдении заповедей, ибо они дозволяли девкам и парням жить в монастырях «невозбранно». Будут издаваться специальные указы, запрещающие сожительство разнополых общин. Тогда же появляются и закрытые селения в труднопроходимых лесах, болотах, горах — своего рода скиты. Первоначально и они возникали не в результате раскола церкви, а как следствие спасения от чумы бежавших с обжитых мест людей.

Самые тяжелые последствия от мора пришлось пережить жителям Северо-Западной Руси в первое пришествие чумы. Тогда умерло людей «бесчисленное множество». И не в одном только Новгороде и Пскове. Слухи о страшной заразе распространялись быстрее самого поветрия, возвращаясь приглушенным эхом сплетен и пересказов. «Мню», то есть «предполагаю», пишет летописец, «яко по лицю всея земля походя». Общую картину масштабов трагедии и хронологию предшествующих и последующих событий можно восстановить по отрывочным сведениям той же Новгородской летописи.

В ней сообщается о засушливых годах с пожарами в Москве (1337 г.) и Новгороде (1340 г.). Они перемежаются с высокой водой в весенний паводок и усилением ветров «с бурями и вихрами». Здесь же коротко записано, что в Новгороде в 1341 г. хлеб был дешев, а скот рогатый весь помер. Явления взаимосвязанные: зерно, выращенное на прокорм скоту, оказалось невостребованным и потому его отдавали почти даром. Зато голодными оказались годы последующие.

В 1340 г. великим князем Московским и всея Руси становится Симеон Иванович, получивший впоследствии прозвище Гордый. За ярлыком на княжение он лично ездил в Орду к хану Узбеку, обещав большие подношения. По возвращении он надеялся собрать дань с богатого Новгорода, а заодно приструнить непокорных новгородских бояр, давно косившихся в сторону

Литвы. И ему это удалось. Мир был восстановлен по старым грамотам с сохранением вечевого права.

В это же время на западных границах Новгородской земли происходят довольно-таки странные события. Немцы выходят к Изборску, к Чудскому озеру и строят там свои города. Литовцы также замечены в перемещении на свободные территории, но не предпринимают никаких военных действий. Литовский князь Ольгерд подошел к Новгороду и через городскую стену обратился к жителям: «Меня облаял ваш посадник Остафей Дворянец назвал мя псом»111. В тот же день на вече посадника убили с криками: «Из-за тебя волость нашу могут взять». Конфликт не имел продолжения.

Тут же читаем о мятеже за Нарвою, где чудь перебила всех своих бояр. В Литве начинается «Великая замятия». О том, что это такое, на Руси узнают чуть позже.

В 1348 г. король шведский, по летописи, Магнуш (Магнус) присылает своих послов уведомить о своем походе на Новгород. Поводом для него являлось нежелание новгородцев принимать латинскую веру. Либо вы нашу веру берете, либо мы вашу, если докажете, что она лучше. Но, докажете — не докажете, я все равно на вас иду. Примерно такая логика. Новгородцы послали за помощью к великому князю Московскому Симеону. Тот находился в Торжке и было пошел со своим отрядом на помощь, но неожиданно оставил командование своему брату Ивану, а сам поспешил в Москву. Иван до Новгорода дошел, но в Ореховец на Ладогу идти отказался. Осаду крепости Ореховец шведы держали недолго. Неожиданно король Магнуш «поехал от городка прочь, а рать оставил». Что стало потом с той ратью и вообще с жителями Ореховца — не сообщается. Столь стремительное и необъяснимое отступление противника для новгородцев не осталось без внимания. В их сознании оно отложится как паническое бегство. Возникнет легенда, будто бы, осознав свою неправоту в отношении христианской веры, он зарекается когда-либо нападать на русичей и завещает этого не делать впредь своим потомкам. На самом деле все оказалось прозаичнее и трагичнее для шведов. Стоит посмотреть на даты. Эти события происходят между весной 1348 и осенью 1349 г. Но как раз в 1349 г. на Скандинавию приходит чума. Местных жителей сгубила обыкновенная жадность. О том, что в мире распространилась страшная болезнь, они скорее всего все-таки знали. Но надеялись, что обособленное географическое положение как-нибудь убережет их от напасти. Когда к норвежскому берегу прибило корабль с вымершей командой, норвежцы не побоялись зайти на корабль и не постеснялись обследовать трюмы. В них оказались тюки с шерстью. Не пропадать же добру! После этого чума поразила жителей густозаселенных прибрежных районов юга Скандинавии и стремительно распространялась на восток в сторону Финляндии. Остановилась только в районах далеко отстоящих друг от друга населенных пунктов. Известие о чуме, можно с уверенностью сказать, и стало для короля Магнуса Эриксона причиной бегства.

Чума перекидывается на новгородские земли, возможно от тех же шведов. Народ еще верит в силу молитвы. Владыка Василий откликается на просьбу псковичей, дабы своим благословением и мольбами отвести грозную болезнь. После крестного хода с хоругвями и иконами он отправляется в обратный путь и по дороге умирает от той самой болезни. Но, как служитель церкви, летописец продолжает убеждать читателей, что вера и благословение могут остановить чуму.

Той же весной умирает митрополит всея Руси Феогност, «много поболив». Считается, что причина его смерти была связана с эпидемией, и точно можно установить, когда чума добирается до великокняжеских палат. Скоропостижно умирают великий князь Московский и всея Руси Симеон Гордый и оба его малолетних сына, а также младший брат Симеона Андрей Серпуховской. «И пребывали новгородцы полтора года с великим князем в мире», — сообщает летопись. Надо думать, как раз в эти полтора года и свирепствовала чума. Народ бежит из городов. Через десять лет экспансия новгородских бояр смещается в Заволочье, к карелам Заонежья и на Северную Двину, к уже освоившим те места новгородским беженцам. Князь Суздальский Константин переезжает со своей семьей в небольшое селение Нижний Новгород, и оно получает статус главного города в княжестве. Вместе с суздальцами спасались бегством муром ляне. Об этом мы узнаем из повести об обновлении града Мурома тех лет. В ней говорится, что князь Муромский Юрий Ярославич решает перенести город на новое, а точнее на старое место, туда, где он находился до Батыева нашествия.

После похорон великого князя в Орду отправляется новгородец Семен Судаков с посольством: просить ярлык на великое княжение для князя Суздальского Константина. Такое решение исходило от совета бояр. Но его в Орде не послушали и ярлык отдали последнему оставшемуся в живых брату Симеона Гордого Ивану. Ему на тот момент было 27 лет. Так начинается противостояние московских и суздальских князей за право наследования великокняжеского престола. Особая роль здесь принадлежит Дмитрию Константиновичу (1322–1383), сыну суздальского князя.

Тогда на великокняжеский престол претендовали три князя — все потомки Ярослава Всеволодовича Большое Гнездо (1191–1246): суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович, как правнук от четвертого сына Ярослава Всеволодовича — Андрея Ярославина; тверской князь Михаил Александрович — как правнук от седьмого сына Ярослава Всеволодовича — Ярослава Ярославина и брат Симеона Ивановича Гордого — Иван. Симеон Гордый был правнуком второго сына Ярослава Всеволодовича — Александра Ярославина (Невского), внуком младшего сына Александра Невского Даниила. Его родство определяется по единственной записи в Лаврентьевской летописи на вставном 167-м листе. Возможно, именно это последнее обстоятельство родства и подвергалось больше всего сомнению. Согласно лествичному праву перехода престола от старшего брата к младшему, а после его смерти к старшему сыну по линии старшего брата, правами на престол больше всех владел Дмитрий Константинович Суздальский.

Дмитрий Константинович ярлык на Великое княжение Владимирское все-таки получит, но только после смерти Ивана Красного, да и то на время. Главная проблема для него заключалась в том, что город Владимир к тому времени фактически перестал быть резиденцией великих князей. Центр политической и хозяйственной жизни давно переместился в Москву. Поддержки московских бояр он не получил, а значит, и реальной власти не имел. В 1364 г. он добровольно откажется от своих прав в пользу сына Ивана Красного Дмитрия (впоследствии Донского).

Сложнее оказался конфликт между Москвой и Тверью. Михаил Александрович мог гордиться своим дедом Михаилом Ярославичем по двум причинам: во-первых, тот в свое время имел титул Великого князя всея Руси (1305–1318), во-вторых, был убит в Орде за открытое непризнание власти татар. Его претензии на престол подкреплялись военной поддержкой соседней Литвы. Великий князь Литовский Ольгерд был женат на дочери Михаила Ярославича Иулиане. Ольгерд дважды водил свои войска на Москву, желая посадить на Москву своего тверского родственника, но безуспешно. Михаил, осознавая зыбкость своего положения, то отказывался от своего права на великокняжеский престол, признавая себя младшим братом московского князя, то опять ехал добиваться ярлыка на княжение в Орду. Он так и умер, до конца своей жизни не смирившись с положением «младшего брата». Его годы жизни: 1333–1399.

Вопрос династической преемственности оказался крайне принципиальным с точки зрения легитимизации власти. Доказавший право первенства имел моральное основание на проведение политики присоединения к Московскому княжеству других славянских земель, удельных княжеств. Правопреемственность должна была в этом случае обеспечиваться непрерывностью смены поколений князей одного рода, вплоть до первого, родоначальника. Однако за столетие монголо-татарского владычества многие родственные связи княжеских родов были нарушены. Поэтому они оспаривались. Лишь отголосок этих распрей в продолжение всего этого времени и доносит до нас самая древняя летопись — Лаврентьевская. Окончание своей летописи Лаврентий датирует 1377 г. Следовательно, она была написана при жизни Дмитрия Константиновича (1322–1383) и Михаила Александровича (13331399). Возможно, тогда же в летописи появляется и вставной 167-й лист. Упоминая суздальского князя, Лаврентий называет и еще одно имя — епископа Суздальского Дионисия, по благословению, а точнее, по поручению которого, как сообщается в летописи, она составлялась. Личность этого человека, несомненно, привлекает к себе внимание, так как события, в которых он принимал участие, ясно показывают заинтересованность Константинопольского патриархата в утверждении действительно сильной и единой власти в Московии с сохранением православия. А начальным вопросом в летописи стоял как раз вопрос о том, кто первее всех на Руси стал княжить.

В условиях дестабилизации внутренней обстановки и сохраняющейся экономической зависимости от Орды обращает на себя внимание запись в Новгородской летописи под 1376 г. совершенно другого характера. В ней говорится следующее: приходил по весне в Новгород митрополит Марк от святой Богородицы с Синайской горы, «милости ради». А через некоторое время из Иерусалима архимандрит Вонифантий, тоже милости ради. Слово «милости» подразумевает милостыню, подаяние. Таким образом, мы узнаем о визите первых просителей на содержание христианских церквей и монастырей из далеких земель. И это в те-то тяжелые для Руси годы. И просителям не отказывают. Сей безобидный жест дипломатического милосердия имел далекоидущие последствия.

Глава 2 Святитель Киприан: тернистый путь к признанию

Митрополит Киевский и всея Руси Киприан (ок. 1330–1406) известен как видный политический деятель, переводчик и писатель. Его путь от момента поставления митрополитом до момента признания занял практически 15 лет. Ему придется пройти через позор открытого неприятия, личного оскорбления, грабеж и заточение в темнице. Тем не менее он оставался верен намеченной цели. Она видна была сразу по нареченному ему титулу митрополита Киевского, Русского и Литовского в 1375 г. Таким образом, единение православных церквей в этих княжествах предполагало и единство политическое исторически близких по этническому составу земель. Этому благоприятствовали определенные условия.

В 1353 г. в Константинополь отправляется новгородский архиепископ Моисей с извещением о смерти митрополита Феогноста. По сложившимся правилам митрополита на Русь назначали в Константинопольской патриархии с обязательным утверждением кандидатуры императором Византии. В задачу новгородского архиепископа входило оповестить о случившемся, дождаться нового назначенца и с ним вернуться в Москву. Особая роль Моисея заключалась в том, чтобы при выборе нового митрополита учитывалось мнение самого Моисея как представителя Московской митрополии: назначенец должен был отличаться благочестием и не быть замешанным в каких-либо скандалах. Возможно, это был намек на неблаговидные действия покойного Феогноста. Однако новгородский архиепископ возвращается один, привезя «ризы крестцаты, и грамоты с великим пожалованием от цесаря и от патриарха, и златую печать». То есть все символические атрибуты духовной власти. Право выбора митрополита всея Руси предлагалось решать на месте. В зачумленную Русь желающих ехать, несмотря на престижность митрополичьей кафедры и должности, из-за которой постоянно велась подковерная борьба, на этот раз не нашлось. Там просто испугались. Уже на следующий год за доставлением митрополитом в Константинополь отправляется архиепископ Алексий (Бяконт), русский по национальности. Он хотел добиваться признания своей легитимности через процедуру утверждения константинопольским патриархом и императором Византии. Тут-то в Царьграде и спохватились, что могут утратить влияние на Московию. Алексея митрополитом утвердили, но в сопроводительной грамоте патриарха Филофея к великому князю и к русской митрополии (Киевской и всея Руси) недвусмысленно читается, что они признают Алексея исключительно по его заслугам, «.. но отнюдь не соизволяем и не полагаем, чтобы впоследствии и кто-нибудь другой из обитающих в России был там архиереем…»112.

Здесь следует обратиться к церковной истории, в контексте с историей общеевропейской. К началу второй половины XIV в. мы застаем некогда могущественную Византийскую империю в глубоком кризисе: политическом, экономическом, демографическом. Ослабленная крестоносцами, бесцеремонно перемещавшимися из Европы по побережью Адриатического моря в Обетованную землю и обратно в течение нескольких столетий осевшими латинянами-католиками, превратившимися из воинов в грабителей-мародеров, Византия, кроме прочего, увязла в своей собственной гражданской войне. Между сторонниками новопровозглашенного малолетнего императора Иоанна V Палеолога, после смерти Андроника в 1341 г., и сторонниками командующего армией (доместика) Иоанна Кантакузена разгорается нешуточный спор за право регентства. Против Кантакузена, который должен был стать регентом по уже сложившейся традиции, выступила мать Иоанна Палеолога Анна Савойская. За ее спиной стояла аристократия, землевладельцы, скажем так, все остальные круги высокого достатка. За Кантакузена выступали городские ремесленники, поденщики, крестьяне и все остальные, кто жил впроголодь. Что послужило поводом — уже не важно, но в столице империи Константинополе в один момент начались массовые погромы богатых имений, торговых лавок. Доведенное до крайности население выплеснуло всю ненависть на своих эксплуататоров. В скором времени они переросли в открытое восстание населения по всей империи, и особенно в ближних районах Балканского полуострова. В конфликт втянулись болгары, фракийцы, македонцы и другие народы, а также турки-османы. Их Анна Савойская пригласит к себе на службу. Кончится это очень плачевно для авторитета самой Анны. Турок она направит для усмирения восстания в при дунайских землях. Это будет 1347 г. Турки кочевали в южных районах Закавказья и оказались в более выигрышной ситуации перед кочевниками Северного Закавказья, Причерноморья, Южных Карпат. Черная смерть, проредившая население монгольской Орды, Ближнего Востока и Европы, удивительным образом не коснулась внутренних районов Средней Азии. Турки вошли во Фракию, продвинулись до низовьев Дуная через болгар до сербских деревень, но так и не нашли никого, с кем можно было бы сражаться. Они не нашли и того, чем можно было бы поживиться, кроме брошенных обугленных жилищ и истлевших трупов людей и животных. Обратно они возвращались через Македонию, представлявшую то же самое зрелище. Раздосадованные турки разграбили и погромили жителей предместья Константинополя. Эти события повлияли на установление перемирия в 1347 г. между конфликтующими сторонами. Кантакузен становится соправителем Иоанна V с именем Иоанна VI. В закрепление отношений он отдает замуж за подросшего Иоанна свою дочь.

Тем временем Константинополь десять лет приходил в себя от последствий пандемии чумы. С улиц и домов убрали трупы, тротуары помыли и выскоблили. Беспокоило только одно: город оказался в окружении турок. От бывшей империи остался один Константинополь, неприступный символ былого величия и центр христианского мира. Турки то подходили к городу, грозя нападением и требуя выкупа, то ненадолго отступали. Круговой полной осады еще не было, но все понимали: рано или поздно это должно случиться. Начались лихорадочные поиски решения проблемы. Пошли один за другим государственные перевороты, смена патриархов. Правящая верхушка обратилась за помощью к европейским монархам и папе римскому с просьбой организовать новый Крестовый поход против завоевателей турок-османов. Они готовы были поступиться православной верой и принять унию от

Римской церкви. Они понимали, что сохранившиеся в Греции, Болгарии православные монастыри и церкви утратили свою экономическую независимость. Пожертвования от нищего населения не обеспечивали в достаточной степени условий для выживания. Единственный очаг православия сохранялся в Московской Руси, где монголы и татары проявляли терпение и благосклонность к чуждой им вере. Если с Крестовым походом никак не получалось, то восточные славяне могли оказаться тем живительным ручейком вспомоществований, благодаря которому Константинопольский патриархат мог сохранять свою идеологическую миссию — символа единства и верховенства в православном мире.

Митрополит Алексий, как мы помним, был первый, кого константинопольский патриарх утвердил без собственного поставления, что называется, «на время». Но уже при его жизни митрополитом Киевским и всея Руси назначается в 1375 г. болгарин Киприан. Повторения ситуации двадцатилетней давности в византийской столице не хотели. Русскую митрополию надо было удержать под своим контролем. Фигура Киприана казалась для патриарха Фотия компромиссной: не грек, чему противились в Москве, не московит, чего не хотели в Константинополе, но болгарин — славянин по духу и византийских корней, прекрасно понимающий возложенные на него надежды.

До смерти митрополита Алексия в 1378 г. Киприан живет в Киеве. В своем послании игуменам Сергию (Радонежскому) и Федору (Симоновскому) он просит их защиты и пересказывает, что он сделал за последние годы и как его встретили в Москве. Он пытается понять, почему великий князь Московский не хочет его принимать. «Я, ведь, поставлен, — пишет Киприан, — митрополитом на всю Русскую землю как митрополит Киевский, Русский и Литовский. Что я плохого сделал, что был в Литве. Я много христиан освободил из плена. Церкви святые поставил. Христианство утвердил. Места церковные, запустелые с давних лет, выправил, чтобы приложить к митрополии всея Руси. Новый Городок литовский давно отпал, а я его выправил и десятину вернул митрополии и села. В Волынской земле так же: сколько лет стояла Владимирская епископия без владыки, пришла в запустение; а я владыку поставил и места выправил»113. А за это патриарха и меня литвином назвали. А сейчас послов ваших разослал и заставы поставил, чтобы меня не пропустить. Прислал ко мне «мучителя проклятого» Никифора. Он же надругательства чинит. «Меня ночью заточил нагого и голодного». Слуг же моих отпустил на клячах разбитых без седел, в одежде из лыка, ограбленных.

Из этого письма видно, что в понимании Киприана Киев, Вильно и Москва составляют единую митрополию. Вопрос состоял только в том, какой из этих трех городов считать центром Руси. По сложившей традиции им должен был стать Киев. Но ведь уже с 1321 г. Киев завоеван литовцами. В самом Великом княжестве Литовском православие сохранялось на землях, отвоеванных от Руси. Официально ни Гедимин, ни его сын Ольгерд православие не поддерживали. Многие церкви, со слов Киприана, находились в запустении. Литовские князья со времени покорения Руси монголо-татарами вели политику аннексии юго-западных и северных русских земель. Литовские войска не один раз доходили до Москвы, разоряя по пути все княжества. Последний такой поход был совершен в 1372 г. В памяти еще сохранялись воспоминания о стоянии Ольгерда у стен Московского кремля. Для князя Дмитрия Ивановича отношения с Литвой, сторонящейся православия, давно воспринимались как отношения с враждебным государством. Поэтому и Киприан воспринимался как лазутчик. Ему еще предстояло долго доказывать свою лояльность объединению русских земель, верности православию. Для Москвы он в тот момент был абсолютно неприемлемой фигурой.

На митрополичью кафедру после смерти митрополита Алексия (Бяконта) рассматривалась кандидатура тогда уже авторитетного в религиозных кругах Сергея Радонежского. Но тот отказался. Дмитрий решает утвердить архиерейским русским собором митрополитом всея Руси своего духовника — священника Митяя. Сколько бы противоречивой ни была личность этого человека, во всяком случае, он был русского происхождения и послушен княжеским желаниям.

В этот момент на историческом фоне появляется фигура епископа Дионисия Суздальского. Того самого, кто, по словам Лаврентия, благословлял его на «книжное описательство». Он как никто другой выступает не только против Митяя, но и против утверждения его в этом сане без санкции константинопольского патриарха. Значит, Дионисий о Киприане знал и был уверен в том, что Митяй в Константинополе ничего не добьется. Кто был сам Дионисий по происхождению, откуда родом — источники разнятся. Не совсем понятно, что его связывало с Киприаном. Из светской биографии и жития Киприана неясно, были ли они знакомы ранее. Зато известно, что Дионисий, используя все уловки, тайно отправляется в Константинополь, чтобы опередить делегацию Митяя и помешать его утверждению.

Эти поездки Дионисия и делегации Митяя состоялись в 1379 г. Митяй по дороге заболел и неожиданно умер. Члены делегации оказались в затруднительном положении: возвращаться домой либо довести задуманное князем (поставление в митрополиты человека русского по происхождению) до конца. Имея на руках чистые бланки, они решают выбрать кандидатуру митрополита из своего окружения. Остановились на Пимене. Дионисий, по всей видимости, не успел приехать раньше их, хотя, по другим источникам, он вроде бы уже был там, как и Киприан, кстати. Пимена митрополитом Киевским и всея Руси в Константинополе утверждают, но и Дионисия не обижают. Последний возвращается домой уже в сане архиепископа. К большому сожалению Пимена и его свиты, по возвращении в Москву они попадают в опалу к великому князю за своеволие. Пимена помещают под арест. Толкование следующих событий вызывает много суждений. То Дмитрий Иванович признает Киприана и призывает его к себе. То великий князь изгоняет Киприана, либо обвиняя его в трусости, либо в предательстве и в связях с Литвой, а «своего» Пимена торжественно возвращает в митрополичьи палаты.

Несогласным с таким решением оказывается уже известный нам своей принципиальностью архиепископ Дионисий. Тайно он вновь отправляется в столицу Византии с доносом на Пимена. В чем он обвинял Пимена — догадаться нетрудно, хотя оригиналов этих бумаг мы не имеем. В результате в Москву для разбирательства направляются два митрополита, а Дионисий в награду за верность возводится в митрополиты Киевские и всея Руси. Посланники от Царьграда по прибытии в Москву естественным образом находят подтверждение доносу Дионисия. Только вот сам Дионисий до Москвы так и не доехал. В Киеве его лишили всех регалий и, несмотря на заслуги, как самозванца, насильственно уморили в темнице. Положение Пимена после разбирательств оказывается шатким. Ему приходится снова ехать в Византию, доказывать свою невиновность и подтверждать право на высшее святительское место на Руси. Добраться туда ему было не суждено: опять-таки по разным версиям он был убит то ли грабителями, то ли кредиторами. И только после его смерти в 1389 г. Киприан становится митрополитом Киевским и всея Руси.

Во всей этой истории смущает один факт. В Константинополе идеологическая составляющая тогда уступала экономической. Митрополитом на Руси, на Литве, на Руси и Литве признавали всех, кто привозил богатые дары кунами, серебром — всем, чем угодно. Суммы называют не стесняясь. Дионисий дал 600 гривен серебром. Пимен — 2 тысячи да что-то еще у кого-то занял, чтобы одарить наверняка (в том и суть разбирательства!). Киприан посылал средства регулярно, если не до поставления, то после, из Киева в виде «помощи». Сосуществование одновременно трех митрополитов на Руси отражает процесс, с одной стороны, начала раскола восточного славянства на три ветви, а с другой — весьма реалистичную политику Византийской церкви.

В Константинополе в это время часто меняются патриархи и императоры, но не меняется инстинкт самосохранения в исторически сложной ситуации. Отсюда складывается сложное отношение к Киприану. Им готовы пожертвовать, бомбардируя Москву письмами в поддержку щедрого на дары Пимена, но тут же спешат поддержать и Киприана, как только узнают о его торжественном приеме в столице русской Московии.

Итак, митрополит Киевский и всея Руси Киприан, направленный со своей миссией в Москву еще в 1375 г., и епископ Суздальский и Нижегородский Дионисий, о котором упоминается в Лаврентьевской летописи под 1377 г., являются фигурами, требующими к себе особо пристального внимания. Нельзя забывать, что именно на период конца XIV — начала XV в. приходится возрождение русского летописания. Мы узнаем не только о Лаврентьевской летописи, но и о еще нескольких списках с этой летописи — Ипатьевской, Радзивилловской. К этому времени обычно относят создание утраченной в московском пожаре 1812 г. Троицкой летописи, воссоздание летописей Новгородского цикла, так называемых Софийских, Литовских летописей и многих других. Позднее в них дописываются погодные статьи, за которыми трудно уловить окончательный год их создания, но это уже и не важно: важно то, что переписывать их начнут в то время. В этих летописях видны следы правок тех же слов, что и в Лаврентьевской летописи: из слов выпадают буквы «с» в словах «крест», «д» в словах «град», «род». «И вста ро на ро», — записано в Радзивилловской летописи. Слово «лето» пишется как «лье», повторяя ошибку из Лаврентьевской летописи.

Если известно, что Киприан поселяется в Киеве в 1375 г., то не совсем понятно, где в это время был Дионисий. То есть можно задаться вопросом: встречались ли они до момента переписи Лаврентием в 1377 г. летописи и не мог ли Киприан иметь к ее созданию какое-либо отношение? Известно, что Дионисий путешествовал в Константинополь через Киев. В это же время в Киеве был и Киприан. Известно также, что в

год, когда Дионисий умер (1385), Киприан оказался по вызову патрарха Никона в Константинополе. Там он посетил Студийский монастырь, славившийся собранием редких книг. При монастыре тогда работала школа каллиграфии, монахи занимались переписыванием церковной литературы и рассылкой ее по другим монастырям и приходам, переписывали рукописи летописей и хронографов. Они же занимались переводами и иллюстрированием книг. Сам Киприан специально поселился в монастыре и занялся изучением греческих рукописей, переводом на древнерусский язык богослужебных книг. Вернулся на Русь Киприан только через пять лет, после смерти Пимена в 1390 г.

Наконец, известно, что Киприан лично написал многия жития русских святых, определения русских Соборов. Его перу принадлежат переводы Кормчей, Псалтыри, Требника, Служебника. Особенно подчеркивается его интерес к русскому летописанию. Якобы Троицкая летопись составлена при его личном участии. Но в то же время мы знаем, что и Лаврентьевская летопись переписывалась в те же годы. Да и сам монах Лаврентий при переписи летописного свода, оригинал которого уже почему-то не сохранился, испытывал определенные трудности. Об этом искренне поведал читателям на последнем листе: «И ныне, господа отци и братья, оже ся где буду описалъ, или переписалъ, или не дописалъ, чтите, исправливая Бога деля, а не клените, занеже книгы ветшаны, а умъ молодъ не дошелъ» («Не вините меня, отцы и братья, если что где не так описал, или переписал, или не дописал, уважьте (чтите) исправления, Бога ради (Бога для), ибо книги те были ветхие, а умом молодым не до всего дошел»). Кроме того, ко времени Киприана относятся известия о списке Новгородской первой летописи старшего извода. Эти летописи, Новгородская и Лаврентьевская, являются, по сути, единственными дошедшими до наших дней документами той эпохи. Можно сколько угодно гадать, с какого свода они были переписаны, в какое время составлялись первые списки, кем и т. д., но факт остается фактом: и в той и в другой первые тетради были утрачены. В Новгородской летописи — полностью. Летописание в ней ведется с 1016 г. В Лаврентьевской летописи утраченными считаются тетради 3–8. Но нет никаких оснований полагать, что именно Лаврентий переписал с «ветхих книг» две первые недостающие тетради, что они вообще до него сохранились. И наоборот, с полным основанием можно предположить, что «утрачены» первые листы в обеих летописях были специально, преднамеренно. Если уж признавать за митрополитом Киприаном его «исправления» богослужебных книг, меры по наведению порядка в богослужебной практике, составлению списков читаемой литературы в церквях и проч., то следует признать и другой факт: вряд ли он мог пройти мимо сохранившихся в монастырских библиотеках древних летописных рукописей, не обратив на них внимания. А их он мог просматривать во время поездок по городам особенно Западной Руси по линии Киев-Новгород.

Глава 3 Иван Грозный — потомок Рюриковичей или римских августов? (О тотальной ревизии летописных сводов)

Австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн (о нем уже упоминалось в первой части) при Василии Ивановиче (Василии III) посещал Московию дважды. С его слов, издревле сложилась традиция давать послам поручение помимо прочего «тщательно записывать обычаи, учреждения и весь склад жизни того народа, у которого они пребывали послами». Сам он много выполнял государевых обязанностей в разных европейских странах. Но писать о них чего-либо не хотелось, отчасти потому, что они «находятся ежедневно на глазах и на виду Европы». Поэтому предпочел описать дела московские, скрытые и не столь доступные для ознакомления с ними современников. «Правда, о Московии писали весьма многие, но большинство делало это с чужих слов. Помогли мне кропотливость изыскания и знание славянского языка», — добавляет Герберштейн.

Начал он описание Московии с этимологии слова «Руссия». «“Руссия”, — ссылается он на западных историков того времени, — это измененное имя “Роксолания”. Сами же московиты, отвергая подобные мнения, как не соответствующие истине, уверяют, будто их страна изначально называлась “Россея”, а имя это указывает на разбросанность и рассеянность ее народа, ведь “Россея” на русском языке и значит “разбросанность” или “рассеяние”»114.

«О своем же происхождении им известно только то, что сообщают их летописи. Кто вначале правил Руссией, неизвестно, так как память о них не дошла до потомства из-за отсутствия у них письменности». Летописи стали вестись тогда, когда константинопольский царь Михаил дал болгарам славянские буквы. В них записывались как современные события, так и то, что узнавали от предков и долго хранили в памяти. Согласно этим летописям, с некоторых русских племен взимали дань хазары и варяги. Слово «варяги» у русских — «Варяжское море», «море варягов» — сохранилось от вандалов вместе с их знаменитым городом Вагрией, граничившим с Голштинским герцогством. Вандалы имели с русскими общий язык, обычаи и веру. «Потому, по моему мнению, — пишет Герберштейн, — русским естественно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов, а не уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком… Однако ни про хазар: кто они и откуда, ни про варягов никто не мог сообщить мне ничего определенного, помимо их имени».

Раскрывая тему призвания варягов, Герберштейн далее пишет: «Однажды между русскими возник спор о верховной власти, из-за которой начались у них, распаляемых взаимной ненавистью, великие распри. Тогда Гостомысл, муж благоразумный и уважаемый новгородцами, посоветовал отправить послов к варягам, чтобы просить трех братьев, бывших там в большом почете, принять власть. Последовав этому совету, послали просить в государи трех родных братьев — Рюрика, Синеуса и Трувора. Если верить бахвальству русских, эти три брата вели свой род от римлян, как и, по его собственным словам, нынешний московский государь».

Последнее замечание автора «Записок о Московии» затрагивает очень важный вопрос: отношение властей к варяжской легенде. «Московский государь» хвастается происхождением от римских августов, но не от варяга Рюрика. И действительно так. Рюриковичами ни Василий Иванович, ни его сын Иван Васильевич Грозный себя не называли. Отношение к Рюрику не было однозначным. Русской историей интересовался не один «заморский» дипломат. Ею занимались и в самой Московии. Там смотрели на варяжскую легенду о возрождении Русской земли под своим углом зрения. По смыслу она показывала несгибаемость русского духа, веры в неизбежность восстановления правды. Русь, как и тогда, освободилась из-под гнета внешних врагов, монголо-татар, и стала управлять и править народами, сама дань собирать. Единственное, чего нельзя было допустить, — так это распрей и раздоров. Но распри тогдашние случались по поводу претензий на власть по лествичному праву, сегодняшние — по отношению к христианству. Принять обрядность латинскую или сохранять православную — вот в чем вопрос столетия. Если в первом случае с обрядностью надо было признавать и унию от Римской церкви, то во втором самой становиться главным хранителем веры, наследницей ушедших империй.

Византия угасала постепенно: с момента разграбления Константинополя крестоносцами в 1204 г. и распада на ряд мелких государств до завоевания Константинополя турками-османами в 1453 г. Все понимали, что рано или поздно, но столица империи падет. Заступничество ищут и в Риме, и в Москве.

Греки уже готовы пойти на любые компромиссы с Латинской церковью. В мечтах организация нового Крестового похода против мусульман. К этому призывают открыто, ведут дипломатические переговоры. В Риме обещают, но каждый раз выдвигают условие объединения церквей. Наконец, в 1439 г. на Флорентийском соборе по инициативе папы Евгения IV и константинопольского патриарха Григория III Маммы принимается уния Византии с Римом. Однако Крестового похода на турок-османов так и не дождались. От Московии же ждали больше всего материальной поддержки.

Об очередной просьбе вспоможествования мы узнаем из грамоты 1397 г. В ней, в надежде на выделение «значительного и великого пособия», предлагается «уговорить и убедить всех» в том, что подаяние «для защиты святого города имеет более цены, нежели данное за совершение литургий, для милостыни бедным и освобождения узников, и что кто принесет жертву в помощь нам, тот обретет у Бога большую награду, нежели воздвигнувший храм и монастырь или оказавший им пособие»115. То есть подаяние на содержание православных церквей на Балканах, Ближнем Востоке якобы было гораздо ценнее, нежели подаяние нищим и убогим, и на то же строительство церквей у себя на Руси. И в подаянии «для защиты святого города», как и митрополиту Марку тремя годами ранее, опять не отказывают. Дают ликвидным ценным товаром — мехом соболей и белок, горностаев, а также серебром и золотом.

Когда святой город — Царьград (Константинополь) — турки разорят окончательно в 1453 г. и защищать станет нечего, христиан начнут лишать их храмов, преследовать за убеждения, то просьбы о материальной помощи, о заступничестве со стороны Московской Руси становятся постоянными.

Тогда же Константинопольским патриархатом принимается положение «о церковном исправлении», по которому русским митрополитам предоставляется право не ходить в Константинополь для поставления, «учитывая бедственное положение своего отечества под властью турок», и к этому документу прикладывается письмо с пожеланием прислать постоянного посла к патриархии и опять-таки выделить пособие. Послом отправляется князь Иван Владимирович Серпуховский, двоюродный брат великого князя Дмитрия Донского, конечно же с богатыми подарками да еще с многообещающим пожеланием: «И когда что у нас найдется, то за Христову любовь посылать к вам хочем». Согласие на бескорыстную помощь, за Христову любовь во славу Руси с благодарением принимается. И объяснение этому тоже есть. Не все в Константинополе поддерживали унию, которую признал Григорий Мамма. Из-за осуждения он будет вынужден бежать под покровительство Рима. Тогда же в Москве арестуют Исидора, как активного участника Флорентийского собора, подписавшего унию под именем митрополита Киевского и всея Руси.

Верные православным традициям на территориях некогда великой Византийской империи обратят свои взоры с надеждами помощи к Московии. В описании ходоков за пожертвованиями на Русь упоминаются старцы из Сербии, просившие вспоможение на построение Сысоева монастыря в Кучайне; иноки с горы Афонской из Пантелеймонова и Ватопедского монастырей, просители из самого Константинополя и Иерусалима. Одни из них идут в Москву к великому князю, другие просят разрешение самим собирать подаяние по русским городам. Одних допускали до великого князя, другим разрешали собирать пожертвования, третьих останавливали на границе, наделяли подарками и отправляли обратно. Одних грабили по дороге, другие сами не довозили приобретенное по назначению. (Не без этого!) Иногда подарки посылались по собственной инициативе князьями на молитвенное слово.

Так формировалась некая разновидность взаимовыгодного сотрудничества. Даже не духовная связь, а, скорее, экономическая: Константинополю нужны были денежные средства, а Москве — средства идеологической опоры и международного признания. Частенько в своих грамотах просители называют московских великих князей ктиторами Константинопольской патриархии. Слово «ктитор» применяется в значении основателя или создателя храма, выделившего средства на его строительство, ремонт. Но в данном случае в значение слова «ктитор» вкладывался более глубокий смысл — содержателя патриархии. Это не могло не льстить самолюбию московских князей. Как-никак, а в описываемый период (Ивана Грозного и его предшественников) Московия на зависть западным монархам расширяется из пределов Залесья стремительно быстро до границ Белого моря на севере, до Каспийского моря на юге, до Урала на востоке; ведет борьбу за возвращение Киевско-Волынских земель на юго-западе; осваивает «дикие» просторы от Рязани до Крыма; возвращает исторически русские города Смоленск, Псков, Новгород; воюет за выход в Балтийское море. На обновленных картах Европы Московия уже не выглядит захолустным пятнышком, подвластным великой татаро-монгольской Орде. В середине XVI в. при Иване Грозном все поволжские ордынские владения вплоть до Каспия оказываются в составе самого государства Русского.

В конце XV в. московские князья об этом еще только мечтали, но их уже славили, как заступников православия. Так возникает идея о Москве как наследнице Византии. Эта идея постепенно и длительное время внушалась теми просителями и сборщиками подаяния из обнищавших церковных обителей, бывшей некогда великой Византийской империи, от которой оставались только ее имя и историческая память.

В литературных произведениях светского характера появляются сюжеты, в которых летописная версия о варягах получает свое обоснование. В сказании «О великих князьях Владимирских великой Руси» легенда о начале Руси представляется следующим образом. Римский кесарь Август в год 5457 (51 до н. э.) пошел на Египет, и Бог вручил ему Египет и Клеопатру. Своим братьям он поручил собирать дань с земель всей вселенной. А Пруса, родича своего, послал на берега реки Вислы, где он жил много лет до четвертого колена. С тех пор и до нынешнего времени эта земля зовется Прусской землей. «И вот в то время некий воевода новгородский по имени Гостомысл перед кончиной своей созвал всех правителей Новгорода и сказал им: “О мужи новгородские, советую я вам, чтобы послали вы в Прусскую землю мудрых мужей и призвали бы к себе из тамошних родов правителя”. Они пошли в Прусскую землю и нашли там некоего князя по имени Рюрик, который был из римского рода Августа-царя. И умолили князя Рюрика посланцы от всех новгородцев, чтобы шел он к ним княжить. И князь Рюрик пришел в Новгород вместе с двумя братьями; один из них был именем Трувор, а второй — Синеус, а третий — племянник его по имени Олег. С тех пор стал называться

Новгород Великим; и начал первым княжить в нем великий князь Рюрик»116.

Здесь мы видим, что Гостомысл обращается к новгородцам призвать Рюрика не потому, что некому прекратить их распри, а «перед кончиной своей». И Олег не сын Рюрика, а его племянник. О Гостомысле ничего не говорится в Лаврентьевской летописи. Зато о нем пишет заезжий дипломат Сигизмунд Герберштейн. Значит, он был знаком и с содержанием этого сказания. И его усмешки по этому поводу вполне понятны. Князья на Руси пытаются вывести свой род от римских августов (Август — это не имя, а означает царь, цесарь) через условное колено, которое ни проверить, ни доказать невозможно, пруса Рюрика. Роль Рюрика в русской истории Иван Грозный по-своему объясняет в послании шведскому королю Юхану III 1573 г.: «С великим государем самодержцем Георгием-Ярославом во многих битвах бывали варяги, а варяги — немцы; и раз они его слушали, значит, были его подданными; но мы об этом только известили, а нам это не нужно… у нас есть своя печать от наших прародителей; а римская печать нам также не чужда: мы ведем род от Августа-кесаря»117. Далее свою мысль Иван Грозный развивает в первом послании князю Курбскому: «Самодержавство Российского царства началось по божьему изволению от великого царя Владимира, просветившего Русскую землю святым крещением»118. Теми же словами перед царем будут заискивать его придворные. В большой челобитной Ивана Семеновича Пересветова читаем: «Будет о тебе, государь, великая слава вовеки — как о цезаре Августе…»119

Так вынашивался план видения собственной легенды о происхождении Русской земли. В 1516–1522 гг. создается хронограф, где история Руси естественным образом переплетается с историей всемирной. Позднее, в 1560–1563 гг., специально для Ивана IV составляется «Книга Степенная царского родословия». В ней в разделе «О великом князе Рюрике Русском» происхождение Рюрика выводится точно по «Сказанию о князьях Владимирских» — из племени прусова. «Прус же брат бысть единоначальствующего от земли Римского кесаря Августа»120. То есть версия «от Августа» принимает официальный характер. Получается схема: Август-Рюрик-Владимир, где Август римский — прародитель, единоначальствующий — Рюрик — брат единоначальствующего, Владимир — первый самодержец.

Таким образом, Рюрика пытаются «оттереть» от русской истории. На церковных соборах 1547 и 1549 гг. канонизируют в святые имена людей, почитаемых народом. В их числе князья, священнослужители. Подтверждают каноничность княгини Ольги, князя Владимира. Рюрика среди них нет. И не потому, то он был язычником. Его не признают князем великим, что-то изменившим к благоугодию земли Русской. Его не героизируют, не прославляют в сказаниях. Рюрик чужд русскому духу, ибо легенда о нем идет не от народа, а от произвола составителя (переписчика) летописи. Но удалить его совсем из начальной истории Руси нельзя, потому как он все же записан в летописи. Лаврентьевская летопись и тогда считалась древнейшей. Никаких других ссылок на летописи более раннего периода нигде не приводится.

На конец XV — начало XVI в. приходится всплеск летописания. И это происходит не только в России. Интерес к истории от истоков относится и к другим странам Европы. Параллельно возрождению летописания начинается составление так называемых поденных книг, дневников или, по-другому, разрядных книг. Первые такие книги записываются с 1480-х гг. В них вносятся подробности из личной жизни великих князей с особым вниманием к выполнению определенных обязанностей их приближенных. Кто из бояр свечу носил или держал, у постели был, мыльню топил. Кто из мелких князей был окольничим, тысяцким и проч. Это вошло в жизнь из-за необходимости восстановления династических связей, поддержания престижа и родовой известности. И то и другое было следствием «Великой замятии» предыдущего столетия, когда от барина до раба был один шаг. Позднее эти разрядные книги станут основным доказательством родовитости, знатности. На основе купчих записей будут предъявляться претензии на ту или иную собственность. Через сто лет их начнут уже сжигать, потому что они станут предметом нескончаемых споров и конфликтов.

И, вполне возможно, Рюрика так бы и вымарали из письменных сочинений при очередном переписывании, но он оказался нужным. Выведение династии от Рюрика нивелировало претензии других князей на близость к великому княжескому роду, возвышало над другими. Это перерастает в традицию поддерживать династически равные связи с иностранными правящими домами.

Нельзя не отметить и того, что наряду с летописанием расширяется число списков религиозной и светской литературы. Архиепископ Новгородский Макарий, до того как стать митрополитом Московским и всея Руси в 1542 г., более двадцати лет посвятил составлению в один сборник всех известных на тот момент «чтомых книг яже в Русской земле обретаются». Под всеми «чтомыми» Макарием подразумевались

книги духовного содержания. Результатом его труда стало двенадцатитомное собрание религиозных сочинений: жития святых, поучения, содержащие толкование евангельских событий, библейские притчи и многое другое. Специально для Ивана IV митрополит Макарий подготовил вариант так называемых Царских Миней Четий. Между прочим, в тех Четиях Макарий вплоть до XXI в. рассчитал календарь празднования пасхальных дней.

Еще одним объемным литературным трудом средневековой России было произведение неизвестного автора — Палея. Само слово «палея» означает древность, древние времена. Палея имела три составные части: толковая, историческая и хронографическая. В основном сюжете Палеи толковой ведется дискуссия христианина с иудеем о сущности веры, основываясь на канонах Ветхого Завета. Кроме этого в Палеи подробно описывались времена года, лунный календарь, указывалось влияние лунных затмений на атмосферу Земли и т. п. Ссылаясь на те же древние книги, в частности на Книгу Иова, автор обращает внимание на такие слова: Бог «повесил землю ни на чем» и под ней нет никакого основания. Солнце и Луна по-разному проходят зодиакальный круг. Небесное светило уменьшается не само по себе, а лишь в нашем восприятии. Оно обманчиво. Точно так же, как если бы мы смотрели с горы на пасущиеся стада животных, кажущиеся нам муравьями или мышами. Соответственно, делался вывод о Земле как о шаровидном создании подобно другим небесным телам, а не как бесконечно плоском, держащемся на столпах. Космологические идеи в Палее перекликались с другим сочинением средневековой Руси — трактатом «О небеси» или «Земном устроении», где говорилось о Земле, по форме напоминающей вытянутое яйцо, имеющей подобно пленке и скорлупе небо. Земля ни на что не опирается, а вращается в пространстве и т. д. За такие мысли в Европе в то время сжигали на кострах.

Когда перечитываешь некоторые произведения неизвестных русских философов Средневековья, невольно возникают некие параллели по отношению к нашему историческому прошлому. Ведь память потомков так же имеет свойство искажаться во времени, подобно зрительному восприятию на расстоянии, когда рельсы железной дороги вдалеке видятся смыкающимися, а предметы, подобно стадам животных, с большой высоты зрительно уменьшаются. Особенно это проявляется при сравнении событий разных исторических эпох. Нам порой кажется, будто люди XVI в. были более осведомлены о своих предках века XI, нежели мы, сегодняшние, потому что в нашем сознании они жили ближе к тому времени. Нам порой кажется, будто люди XVI в. были более осведомлены о своих предках века XI, нежели мы, сегодняшние, потому что в нашем сознании они жили ближе к тому времени. Но это заблуждение! Разве век XVI Ивана Грозного не является глубокой древностью для нас? Это целых пятьсот лет! А теперь представьте, какой древностью для жителей XVI в. оставался век XI и тем более IX, отступающий от них на целых шесть веков. И это без накопленных знаний, обширных библиотек, телефонии, Интернета! Тогда история своего народа воссоздавалась по былинным и сказочным сюжетам в разной интерпретации меняющихся поколений рассказчиков, по каким-то отрывочным сведениям из сохранившихся кое-где указов, купчих грамот и проч. А задача была историческую память восстановить. Многое тогда в прошлом казалось загадочным, необъяснимым, непонятным. Поэтому в летописях одно и то же событие где-то дополняется, где-то по-своему объясняется, к нему формируется определенное отношение. Кому, как не Ивану Грозному, было знать, с какой легкостью переписывались старые летописные своды и с какой предвзятостью составлялись новые: по заказу, с определенным подтекстом. А значит, в его понимании также могли сочиняться и первые летописи. О варягах «известили» — и этого достаточно, чтобы о них иметь большее представление. Ибо варяги чужды Руси. Они несли с собой чужие обряды, привычки, религиозные взгляды, которые стремились распространять среди мирян. Варяги олицетворяли собой привнесение чужого на века. По ним проводили исторические параллели и сравнения.

В Новгороде объявляется партия противодействия Москве. Она активно поддерживается извне. Новгород наполняется иностранцами. Значит, в Новгороде появились новые варяги. И действительно, Новгород с конца XV в. становится рассадником новой ереси, получившей название ереси жидовствующих.

Борьбу с ересью жидовствующих начал еще его дед Иван III Васильевич. Под этой ересью понималось быстрое распространение лютеранских настроений в среде городских низов. С одной стороны, это был тот же социальный протест против растущего богатства и роскоши. Но с другой — под этим флагом в Новгород проникают латинские ереси, истинный смысл которых — оторвать Новгородские земли от Руси, возбудить среди населения западных регионов настроение неприязни и ненависти к Московии, ко всему русскому, к устоявшимся православным традициям.

Для Ивана Грозного эти новые варяги несли на Русскую землю новые усобицы, кровавую резню. Ему предстояло сделать тяжелый выбор: отступить или жестоко и показательно наказать. Правда — за теми, кто сохраняет русское единство ради мира, а не ради интересов заморских варягов. Нет ничего омерзительнее предательства. Эта боль проходит красной нитью через всю его жизнь.

Как человек мнительный и суеверный, он много значения придавал символам, совпадениям. Он сравнивал себя и героев былин, народных басен, повестей, притчей. Они порой определяли его линию поведения. И в этом есть разгадка неординарности его поступков. Такие совпадения просматриваются при рассмотрении сюжетов двух повестей Муромского цикла. Первая из них «Повесть о Муромском князе Петре и супруге его Февронии». Феврония перед смертью принимает имя Ефросинья. Под тем же именем постригли в монахини его няньку Аграфену Челяднину сразу же после смерти его матери Елены Глинской. Его отец Василий Иванович умирает от единственного «струпа», который никто никак не мог вылечить. Один струп остается и на теле Петра, и, если бы не его согласие взять в жены Февронию, он мог бы тоже умереть. Его будут постоянно осуждать за женитьбу не на родовитой Анастасии Захарьиной. Так же и в повести, боярские жены не хотят подчиняться дочери древолаза (бортника). Как и в повести, где Феврония показана за шитьем в свои последние часы, так и молодая супруга великая княгиня Анастасия любила шитье и много времени посвящала вышиванию «воздуха» — легких покрывал с узорами золотой нитью на образа мощей и лики святых угодников. Потом Иван Грозный поступит почти так же, как в повести. Там Петра и Февронию изгоняют из Мурома. Начинается смута между боярами за власть. В конце концов бояре посылают за Петром и Февронией и просят их вернуться в Муром, прекратить разлад. Иван Грозный не дожидается, когда его выгонят, да и смогут ли? Но он уезжает из Москвы сам, чтобы возбудить смуту в государстве. Дождаться приглашения и вернуться, чтобы прекратить разлад такими способами, какими возможно, — его никто не осудит.

Литературный вариант повести о Петре и Февронии написан Ермолаем-Еразмом, причем дважды, точнее, второй с поправками. Об этом можно предположить из его широко известного прошения — «Моления к царю». Без перевода на современный язык смысл «Моления» понять довольно сложно. С учетом того, что в переводе особо никто и не нуждался, а из оригинала брались только выборочные сведения, возьмем на себя смелость этот перевод сделать и привести полностью, чтобы понять весь спектр проблем вокруг творчества Ермолая-Еразма121.

«Превеликого (ради) прошения разум (свой) понуждаю к желанию мягкостью грубых моих слов преклонить на милость (тебе) милосердное свое сердце. Не имею представления как предложить грубою моею мыслью: хотелось бы сказать, но сильно душою содрогаюсь и тело мое трепещет от того как доверю сему писанию свои главные слова, (но) чувства о человечестве вынуждают меня с молением писать, грубость же мысли тревожит. Как бы рассуждением своим притчу предложить, не имея ничего кроме божьего человеколюбия, когда превышний пощадил рукою своею (дело?) и сошли струпы Адамовы кровию своею очистившись, и не гнушался (он) с бродягами есть (вместе) и с грешниками беседовать и при распятии своем разбойника (исповедовавшегося) перед праведными в рай (единоселника?) отправил.

Этими великодейственными притчами, о превелекоименитый царь, тебе я, хужейший раб твой, недостойный устами прошение прилежно приношу, да не яростью твоею обличай меня, но с кротостью благоволи мне просить тебя, ибо в великой скорби нахожусь и в затруднении (и в тузе). И еще, господин превеликий царь, не сходя с высоты твоей, прошу заступиться за мое достоинство (услышати моего недостаточества), ибо где искать защиту от ненавидящих меня супостат? Им же только ты можешь возразить, а никто же. Вспомни, господин превеликий царь, как в прежние дни говорил ты обо мне, что не нужен такой раб тебе и нет от него никакого смысла, иногда же пред тобою и порочат меня и беснуются от зависти; я же делаю вид, что не слышу, как немой, не открываю уст своих, не хвалюсь и не осуждаю ненавидящих меня. И если захочет бог, могуча его премудрость, может их буйство укротить или их буйство мудростью унять, ибо не хвалится всякая плоть перед богом. Я же о себе не хвалюсь, (но о бозе?), как не таю божьего дарования, ибо повинен буду не изведав (исповедав) милости его превеликой. Я не сам по себе, но божьим промыслом и благословением превеликого всея Руси архиерея Макария митрополита составил три вещи от древних известий (драги), которые нельзя забывать, хотя они многими не любимы и многие их осуждают (ругающимися многим), но явится огненное оружие мысли их (тайные) пожигая, ибо не хотят понять они, что множество чести и богатство они имеют благодаря твоему соизволению (десницы приемлющим). И что много говорят, будто в делах как у меня описано следуешь (бо ми послушествуют). Но я могу и о мирских вещах писать в интересах твоей державы, к благоугодию моей земли и к оправданию (умалению) насилия, имея скромность писать в угоду твоей царской державе.

Господин превеликий царь, когда я еще не был связан житейскими узами, еще ни одного слова не сочинил, мог бы тогда уйти и поселиться в пустоши (пустыне), умоляя бога спасающего меня, ныне же мирскими похотями уязвлен, страстями объят злыми, так как есть человек. Господин превеликий царь, сколько поносим буду от ненавидящих меня? И только ты видишь, только на тебя работаю. Если бы на них работал, уподобился бы душе продажной, хуже чем телесной и посему бываю хвалимым и в чести (в честь входящим). Но прегрешной моей душе такое неудобно сознавать (творить), ибо говорил апостол Павел: если бы человек не угодным был, Христу рабом не был бы. Ныне, господин царь, не отклони (не призри) прилежного писания моего, (да вменитца?), осознав, исправил я часть текста согласно твоим указаниям и надеюсь на не малое (не тощь) твое благодарство, как иным человекам (вельможам) велишь давать, чтобы мне остаток дней жить в спокойствии и в каждую годину твоего благодарения ставить требы, возсылая славу богу и тебе, превеликому царю. О превеликий царь, не забудь пренизшего раба своего Ермолаица до конца! Господин, а еще благоволите принудить себя эти три вещи прочесть, какие я по простоте мысли своей составил и по порядку здесь они есть (представлены)».

Как видно из письма, Ермолай не был лишен тщеславия. Он у кого-то в чести за свой божий дар к писательскому труду, но у него и много врагов, потому что в его сочинениях есть идеи человеколюбия. А супостаты, под которыми следует понимать бояр, словно струпы Адамовы сходят только кровью очистившись.

Они клевещут, а главный их упрек царю заключается в том, что он — царь — поступает так, как предписано в сочинениях раба его — Ермолая. На «Молении» нет даты, но можно предположить, что подано оно царю после введения опричнины, то есть после декабря 1564 г. Словно князь Петр, изгнанный из Мурома боярами и вельможами со своей крестьянской женой Февронией, так и Иван IV покидает Москву из-за непослушания бояр, из-за невозможности физического наказания непокорных. Об этом поведали народу на Красной площади гонцы царя, зачитывая его обращение. Но я же, намекает Ермолай, писал к благоугодию моей земли и для оправдания, умаления насилия.

Более того, Ермолай не особо заискивает перед царем. Он чувствует уверенность в себе. С одной стороны, он вроде бы оправдывается, говоря, что составлял «три вещи» не по своему желанию, а по указанию митрополита Макария. С другой стороны, он понимает, насколько они востребованы. Он прекрасно осознает и позицию самого царя, указывающего ему лично, где и что править, отвергающего его театрально, публично, но готового в любой момент заступиться за него. Ермолай дипломатично в начале прошения настраивает царя на сочувствие к себе: «душою содрогаюсь и тело трепещет». А в конце имеет смелость и даже наглость просить у него «благодарство» за свои труды в размере, какие давались богатым вельможам; предлагает продолжать писать в угоду «твоей державе». Последнее в данном случае можно понимать как предложение писать, что называется, на заказ.

Следующие две повести так называемого Муромского цикла: повесть о перенесении епископской кафедры из Мурома в Рязань и повесть о водворении христианства в Муроме. Обе записаны вместе и подаются как часть одного произведения. Нет смысла разделять их и говорить, что первое принадлежит перу Еразма, а второе неизвестно кому. У Н.И. Костомарова в его собрании памятников русской старины оригинал названия обоих сочинений приводится следующими словами: «Месяца мая еж на день сказания о житии и о… чудесях святых чудотворных Муромских благоверного князя Константина и чада его князя Михаила и князя Федора, како придя к муроме из града Киева и просвети граде Муроме святых преподобных. И о скитании честные мирян их. И сказание о граде Муроме». По окончании повести о князе Константине и его чадах, или как это называется по-другому — о водворении христианства в Муроме, — следующим абзацем автор объединяет все три произведения: «Сказание о обновлении града Мурома. По представлении же святого благоверного князя Константина с чады, многим летом минувшим и по запустении града Мурома от неверных людей. И после благоверного князя Петра и благоверныя княгини Февронии тако же, многим летом мимошедших, прииде из Киева в Муром-град благоверный князь Георгий Ярославович и (постави епископом) именем Василия, мужа праведна и благочестива»122. Именно в этой повести тема об умалении насилия приобретает для Ивана Грозного особую значимость.

Напомним ее краткое содержание. Князь Константин просит своего отца киевского князя Святослава отпустить его в Муром, великий и преславный, со множеством людей живущих в нем, богатством всяким кипящим, реками и рыбой, медом и хлебом, и овощем, чтобы в Муроме господствовать. Отец переживает за него, предупреждая, что в Муроме неверные могут убить или прогнать его. Князь Константин непреклонен и просит поддержки митрополита Киевского. Тогда отец соглашается, встает с престола, целует сына в уста и дает ему благословение.

Князь Константин берет с собой иконы, святые сосуды и книги, и все церковное строение, и бояр, и воевод, и воинов много, и стенобитное оружие, и свою княгиню Ирину, и обоих сыновей своих благоверных князей Михаила и Федора и отправляется всей пешей процессией из Киева в Муром. Впереди себя он посылает сына своего Михаила с немногими людьми, чтобы увещевать неверных в покорности отцу своему. Но безбожные муромские люди заманили князя к себе на совет и убили его, а тело выкинули через городскую стену зверям, псам и птицам на растерзание.

Вскоре подошел князь Константин со своим войском к Мурому и нашел тело сына своего в лесу поверженное. И возопил к Господу Богу со слезами отец великим гласом: осуди горожан муромских и устраши, отдай мне их в руки, Господи, без кровопролитной брани. Но сердце у него болит и забвение на него находит, и меч свой достает из ножен, и призывает рать свою на брань идти, но они его не пускают. Он же настаивает: или пир, или многоцветное питие; или победу сотворю, или сам побежден буду.

Затворились горожане муромские за стенами, испугались, а вскоре прислали с повиновением послов, клятвенно обещались оброки и дани давать. Только креститься не хотели.

Вошел князь Константин в город со своей женой Ириной, сыном Федором, с боярами и с епископом, и со всеми людьми и сел в Муроме государствовать. Стал церкви и храмы строить, украшать их и верою в народе укрепляться. Только не все люди внимали учению Господню, молению верному не поклонялись. Что мне богатство и жизнь моя, грустил князь Константин, если я не могу крестить их в свою веру. Он подолгу размышлял об этом, постоянно молился и пост держал. Он обращался к горожанам с лаской и любовью, и оброки легкие обещал и льготы, чтобы привлечь их к крещению. А иногда муками и разорениями грозил. Они же задумали тайно убить своего благоверного князя или прогнать его. Но провидел об этом Бог. И когда пришли они к князю, руки их дрожали, и слов они сказать не могли — и Бог отвел угрозу неведомою силою. Но в один из дней собрался народ неверный муромский у двора князя с оружием и с дреколами и хотели убить его или выгнать из города. Закрылись верные его бояре и вельможи в храмах, готовясь к отпору. Вышел тогда к народу благоверный князь Константин, держа в руках икону Божьей Матери с предвечным Ее младенцем. И увидели неверные люди икону пресвятой Богородицы, «аки солнце сияющее и лицо святого Константина аки ангельское», испугались сильно и пали на землю, аки мертвые.

Далее в молитве Константина читаем такие строки: «…избави от огня и меча, и напрасной смерти, от нынешней державной скорби и печали, и беды, и нужды…» В этих строках заключен основной мотив повести. Князь в тяжелом «размышлении» и долго колеблется, выбирая решение. То он обращается к горожанам с любовью, пытаясь их наставить на путь божий, а то грозит разорениями и насилием. Он всеми силами старается избежать напрасных смертей. Заканчивается все мирно, в духе и традициях житийной православной литературы с выносом к народу иконы Богородицы.

Князь Константин действует двумя способами — уговорами и принуждением. Мы видим, как он долго молится, прежде чем принять решение. Долго уговаривает. Наконец ему это удается. Но то в повести. В жизни все сложнее. Разорения и насилие — это самый крайний метод борьбы с иноверцами. Оно может быть оправдано только ради «благоугодия» державы.

Похожие отношения Ивана Грозного сложились с Новгородом, в котором процветала латинская ересь жидовствующих. Очередной поход на Новгород Иван Грозный совершает в декабре 1569 г. Он, как и в повести о водворении христианства в Муроме, долго постится, молится, полон раздумий. Он то старается убедить новгородцев отказаться от ереси и присягнуть православию и единству Русской земли, то грозит сурово наказать. Второй вариант оказался наиболее предпочтителен. И к тому были свои основания. С новгородцами постоянно возникали распри, и каждый раз после этого они стремились отделиться от Руси. И все происходило по одной и той же похожей схеме. После очередного погромного похода, казней неугодных, переселения части бояр во внутренние области на какое-то время воцарялся мир и спокойствие. Потом в Новгород и его окрестности наезжали иноземные купцы, воссоздавали свои фактории с постоялыми дворами и торговыми лавками. За ними следом переселялось рядовое иноземное крестьянское население, скупавшее, однако, окрестные имения и земли. За ними шли католические миссионеры с бригадами строителей, которые тут же воздвигали свои кирхи. В них настойчиво заманивали новгородцев. В числе местной знати оказывались влиятельные люди с латинской верой и неожиданно много их сторонников. И вот уже на вече или в Земском собрании они требуют своего посадника и приглашают то литовского, то польского, то немецкого, то шведского, любого. Приглашают с их войском, якобы для защиты от Московии. Если сравнить отношения Руси с Ордой, подобного не наблюдалось. Татары приходили на Русь с грабительскими целями — награбили, пожгли села, взяли в полон сколько могли народа. После них и слезы, и страдания, но они уходили. Они не присоединяли к себе каких-либо земель, не насаждали ислам в русских селениях. Потому про новгородцев говорили: «Они хуже татар». Они одной крови, но ведут себя как предатели единства народа. Традиции общежития и единство веры — то, что хочет разрушить враг. Кто отвергает это или не понимает — тот хуже врага.

О том походе Ивана Грозного в 1569–1570 гг. на Новгород много где и чего говорится. Не следует уподобляться пересказам, отчасти откровенно выдуманным приближенными писателями самого Ивана Грозного, дабы устрашить строптивых новгородцев на будущее. Но и не в умаление, по Ермолаю-Еразму, то есть в оправдание его кровавых жертв, а в поисках истинных причин и действительных последствий стоит говорить. Прошло почти сто лет с того дня, как дед Ивана IV Иван III приказал новгородцам выйти из Ганзейского союза, но западные купцы продолжали селиться по Ладоге и Волхову, в Новгороде и Пскове. Тогда при Иване III перебили всех иностранцев и всех заподозренных в связях с ними. И сейчас огнем и мечом московское войско прошлось по торговому сухопутному пути от Новгорода к Ладоге, выжигая селения немцев и шведов. И в этот раз Иван IV Грозный устроил погром в городе по обвинению в пособничестве еретичеству латинов. Впрочем, его жестокость мало чем отличалась от европейских инквизиторов, боровшихся с ересью в своих государствах. Но там была ересь протестная (протестантская), а здесь это предательская — в интересах варягов.

Глава 4 Лаврентьевская летопись: текстологический анализ. Кто, что и зачем исправлял?

Почему мы обращаемся именно к Лаврентьевской летописи, а не к какой-либо другой? Ответ прост: эта летопись (летописный свод) самая ранняя из всех сохранившихся летописей, известных на сегодня. В ней выделяется часть, которую уже традиционно принято считать еще более древней, записанной в XI–XII вв. Эта часть переведена на современный русский язык. Она опубликована отдельно под названием Повести временных лет. На нее ссылаются, когда пишут об истории Руси. Эта летопись больше всего привлекает историков разных эпох. О ней и больше всего написано. Да и, несомненно, будет написано еще. Но при всем том есть один существенный недостаток: при изучении летописи чаще всего пользуются не оригиналом, а уже переложенным в печатный вариант текстом древнерусского языка с разбивкой предложений, слов по смыслу и установкой знаков препинания. В этом случае печатный вариант несколько отличается от оригинала летописи. Здесь же предлагается провести текстологический анализ копии электронной версии летописи, значительно приближенной к оригиналу.

Сначала несколько слов о самой летописи. Что мы сегодня знаем о Лаврентьевской летописи? То, что она переписана, согласно записи на 172-м листе, монахом

Лаврентием в 1377 г. в Суздале по указанию суздальского князя Дмитрия Константиновича и по благословению епископа Дионисия Владимирского. Хотя есть предположения о написании летописи под руководством Лаврентия в Нижегородском Печерском монастыре. Основанием для таких выводов явилось сходство Лаврентьевской летописи с летописью Печерского летописца, созданного в том же Нижнем Новгороде, в отдельных частях. А также предполагается, что два разных почерка Лаврентьевской летописи свидетельствует о двух монахах-переписчиках.

Еще мы знаем, что первой датой, с которой летопись становится известной, считается 1765 г. Тогда с нее в Новгородской семинарии снимается копия и отправляется в Москву. До этого момента летопись, как оказалось, хранилась в архиве Новгородского Софийского собора. Причиной интереса к летописи, думается, послужило публичное выступление немецкого историка А.Л. Шлёцера (1735–1809) за год до этого. С целью изучения нашей истории Шлёцер жил в России шесть лет с1761по 1767 г. Уже в 1768 г. в Германии под его фамилией появляется книга: «Опыт анализа русских летописей (касающийся Нестора и русской истории)». Как видно из названия, Шлёцер в период до 1765 г. с Лаврентьевской летописью ознакомился. В своих выводах он исходил из положений двух других немецких историков Г.З. Байера (16941738) и Г.Ф. Миллера (1705–1783). Оба работали в Императорской Петербургской академии наук и художеств, куда их пригласили после открытия Академии в 1724 г. И тот и другой активно занимались исследованием вопроса о начале русской государственности. Первый в 1735 г. опубликовал статью «О варягах». Второй выступил в 1749 г. с диссертацией «О происхождении имени и народа российского». Оба ссылались на Несторову летопись, как тогда называлась Повесть временных лет. Статья из летописи о призвании варягов под их пером становится основным доказательством якобы неспособности русского народа к самостоятельности. Главный постулат: дикость русских варваров продолжалась до прихода германцев-варягов во главе со шведским (а шведы — одно из германских племен) князем Рюриком с братьями по приглашению самих новгородцев.

С тех пор всех этих трех немецких историков XVIII в. называют родоначальниками норманнской теории происхождения русской государственности. Хотя не все так однозначно. Например, тот же Шлёцер к легенде о варягах относился крайне критично.

Август Шлёцер свои выводы строил на основе сравнительного анализа. По его наблюдениям, первые листы многих русских временников вырваны. Переделка летописей велась совсем недавно во времена Татищева, в середине XVIII в. Причем переписчики осмеливались переделывать даже заглавия. Но подлинная революция во временниках сделалась около XVI в. Тогда не только в России, но и в Богемии, Польше, Пруссии стали с жаром трудиться, чтобы «пустоту в своих древнейших историях наполнить бреднями, часто противными человеческому рассудку»123. Тогда же пошла глупая мода и в Германии, пишет немец Шлёцер, выводить свои знатные роды из Италии. Летописи переписывались под новые веяния. Повсюду появлялись Степенные и Разрядные книги. В них князья, бояре, герцоги и проч. раскладывались по степеням знатности и разрядам. Это деление в большинстве своем было условным и субъективным. Дело доходило до полного абсурда. В армии нарушалась военная дисциплина. Подчиненные отказывались выполнять приказы менее родовитых начальников. Тогда Разрядные книги начали сжигать. Но кое-где в дальних монастырях они сохранились, и сейчас их предъявляют публике в качестве исторических свидетельств.

Забавно читать в русской Степенной книге, пишет далее Шлёцер, будто Рурик (так по Шлёцеру) является потомком римского августа в 14-м колене. Сказки про троих братьев и трех сестер слагают во всем мире и особенно в Европе. Рассказ в летописи о призвании братьев Рурика, Синеуса и Трувора является такой же сказкой, какой является библейская сказка о потопе и разделении народов и языков, об основании Киева опять же тремя братьями Кием, Щоком и Хоривом, о приходе апостола Андрея на Киевские горы. Всю «древнейшую историю Руси до смерти Ярослава в 1054 году считаю построенной на сказках и ошибках переписчиков» (Там же. С. 648). Руссы они же и есть норманны, вышедшие некогда, задолго до сказочного Рурика, из Швеции и составившие один народ с новгородцами (словенами) и чудью (финнами). Поэтому в летописи много скандинавских имен и названий. Такой вывод делает в заключение Шлёцер.

Не во всем с ним можно согласиться. Но на этом не стоит сейчас заострять внимание. В данном случае нас интересует его критический подход к летописи Нестора. Но еще больше — поставленные им задачи. Шлёцер призывал исследовать подозрительные слова, строки, чтобы определить, действительно они принадлежат самому Нестору или все-таки переписчику. В результате можно разобраться, где историческая правда, а где вымысел, и провести правильное грамматическое и историческое толкование слов, имеющих несколько значений. Возможно, в оправдание своего немецкого коллеги Мюллера Шлёцер с особой осторожностью сообщает, что вообще-то он не первый, кто усомнился в существовании Рурика. Первым-то был как раз Мюллер. Может быть, поэтому Мюллеру и не дали выступить с речью в Академии наук перед императрицей Елизаветой Петровной в 1747 году? — задается вопросом Шлёцер. Так это или не так — не столь важно. Зато в критике Шлёцера стали упор делать на трактовке им скандинавских названий и имен, положения о единстве шведского и новгородского народов, вместо того чтобы на самом деле «провести правильное грамматическое толкование слов и выяснить, где историческая правда, а где вымысел».

Других сообщений до 1765 г., примерно двести пятьдесят лет, о Лаврентьевской летописи не встречается.

Свою принадлежность к династии Рюриковичей вынужден будет признать Иван Васильевич (Грозный). Проведенная при нем ревизия всего имеющегося летописного материала показала всю неловкость ситуации. Хотелось вести род от римских императоров, но это выглядело нелепо. Розыск исторических хроник вызвал волнения в монастырских кругах и возбудил общественный интерес к летописям. О содержании Лаврентьевской летописи становится известно гостившим в Москве иностранным подданным. Краткое содержание начальной русской истории по Лаврентьевской летописи пересказывает в своих «Записках о Московии» уже упоминавшийся австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн. Потому в версии придворных летописцев Ивана Грозного Рюрик сам становится потомком римских августов. В глазах Ивана Грозного это все же лучше, нежели выводить свой род от Бельских, или Шуйских, или Захарьиных, что значило номинально уравняться с ними в правах на престол. В этом отношении Иван Грозный придерживался идеи своей царственности божественной избранностью. Тогда же вскрылись некоторые недостатки в использовании лиц, привлеченных для переписи церковных книг и иных архивных документов.

До нас дошла скандальная история вокруг имени Максима Грека. В 1525 г. его обвинили в сознательном искажении смысла богослужебных книг. Максим Грек пытался переложить ответственность на тех, с кем он делал параллельный перевод, — Дмитрия Герасимова и Власа Игнатова. Приглашенный из Греции незадолго до того Максим Грек толком еще не знал русского языка. В свою очередь, не знали греческого Герасимов с Игнатовым. Перевод Псалтыри, которую им поручили, велся сначала с греческого на латинский, а затем с латинского на русский. Латинский язык был для них языком-посредником, своего рода международным языком. Его они все трое хотя и в разной степени, но знали. Но он не был для них родным. В таком случае перевод через третье колено не гарантирует качество. Ошибки неизбежны. Но проблема оказалась гораздо шире, нежели представлялась. Дело не в качестве переводной литературы. Она показала состояние грамотности на Руси в целом. Если мы знаем, что при монастырях и существовали школы по обучению грамоте, то мы не знаем, что в них тогда изучались греческий и латинский языки. Толмачи-переводчики были в большом спросе. Тот же Дмитрий Герасимов был родом из Ливонии, где говорили на немецком языке. И потому знал немецкий. Латинский он уже освоил самостоятельно.

Кроме грамотности пример с Максимом Греком демонстрирует и принцип формирования кадров переводчиков. Реже посылали за границу учиться. Чаще приглашали к себе с убеждением, что со временем иностранец обязательно освоит русский язык. Таким образом, в русских монастырях оказалось много не только греков с Афона, но и немцев, голландцев, шведов. На Русь шли люди зрелые, с определенным багажом знаний, складом ума и, зачастую, с целенаправленными миссионерскими задачами. XIV — начало XV в. — время попыток соединения православной и католической церквей. Деятельность миссионеров-католиков папой римским всемерно поощрялась. Не все из них возвращались обратно по разным причинам. Тот же Максим Грек, уже отлученный от дел и сосланный в Иосифо-Волоцкий монастырь, постоянно просил царя смилостивиться и отпустить его домой, но ему суждено было умереть в России. Все-таки он был близок к царскому двору и там не желали, чтобы в Европе знали как про добрые, так и про лихие дела на Руси.

Переиздавалась Лаврентьевская летопись в 1872, 1926, 1961, 1997 гг. В 1950 г. отдельным изданием с переводом публикуется Повесть временных лет. Во всех этих изданиях под текстом проставлялись титла, подсказывающие о сокращении слов; в сносках приводились обозначения букв для слов с исправлениями, встречающиеся в параллельных списках летописи; в конце текстов давались пояснения. В любом случае это не являлось копией оригинала, то есть типографским способом невозможно было перенести надстрочные правки, дописывания слов, какие-то знаки на листе. А комментарии всегда имеют определенную долю субъективизма.

На заре расцвета фотографии предпринимались попытки издания летописи фототипическим способом. Но и она не передавала цветной картинки пергамена.

Не хватало яркости, чтобы разглядеть потертости, исправления букв в словах и проч. Многим поколениям историков приходилось довольствоваться выводами академиков А.А. Шахматова, М. Д. Приселкова и других ученых, имевших прямой доступ к оригиналу Лаврентьевской летописи. И сегодня ссылки на Шахматова и Приселкова часто используются, хотя некоторые их выводы уже устарели.

Только в июне 2012 г. на сайте Российской национальной библиотеки появилась электронная копия Лаврентьевской летописи, достаточно качественная и приближенная к оригиналу. На ней уже можно различить буквы в местах потертостей, хотя и не во всех, состояние самого пергамена: помарки на нем, прошитые швы, белые пятна и проч.

Сегодня мы можем полистать электронную копию Лаврентьевской летописи в Интернете. А значит, имеем возможность самостоятельно сравнить ее сведения с другими данными археографических, палеографических и прочих исследований.

Предлагаемый читателю текстологический анализ летописи в данном случае ведется с использованием социологических методик работы с документами. Исследование всегда начинается с постановки проблемы, цели и задач. Здесь они формулируются следующим образом. В норманнском вопросе о начале формирования государственности на Руси сложившаяся вполне официально точка зрения (официальная потому, что начало государственности ведется от 862 г.) исходит из признания в разных вариациях записи в Повести временных лет легенды о существовании иноземного князя Рюрика. Само отношение к норманнской теории легко укладывается в прокрустово ложе «плавающей идеологии» в четырех ипостасях:

1. При отрицании в целом норманнской теории признается в частности существование Рюрика и его компании в лице дружины скандинавских наемников; признается сама легенда о призвании варягов на основании аналогичных легенд в других странах Европы.

2. При отрицании в частности роли личности самого Рюрика признается участие дружины Рюрика как обязательного условия в разрешении междоусобных распрей русских князей в споре за первенство владения Киевским столом, собственно, как это и описано в летописи.

3. При признании в целом норманнской теории отрицается в частности роль норманнов в последующих событиях при формировании русской государственности на основании объективности и закономерности исторических процессов в формате теории развития и сменяемости общественно-экономических формаций.

4. При признании в частности личности одного Рюрика ему в целом отводится роль эмбрионального участия в образовании великодержавной княжеской династии, как, собственно, это и описано в летописи: появляется Рюрик с братьями, потом братья умирают, он наследует все один, потом умирает сам. Ни о каких его деяниях, будь то общественных или личных — рождение детей, женитьба, смерть жены, как в жизнеописаниях других князей, — и даже каких-то явлениях природного характера в бытность его княжеского правления, подобных при жизнеописаниях других князей, — ничего не говорится. Рюрик в летописи исчезает через одну страницу полных пропусков так же внезапно, как внезапно он появляется, под статьей 879 г.: «Умер Рюрик и, передав княжение свое Олегу — родичу своему, — отдал ему на руки сына Игоря, ибо был тот еще очень мал».

В этом членении норманнской теории заложено главное противоречие — стремление уйти от влияния норманизма на исторические процессы в России и, в то же время, сохранить «нажитое», единожды прижившееся воззрение о двух правящих династиях в России: Рюриковичей и Романовых. Цель, исходя из этого противоречивого отношения к норманнской теории, состоит в том, чтобы выяснить, насколько органично или, наоборот, неорганично вписаны в летопись Рюрик и Рюриковичи.

По отношению к самой легенде есть несколько мнений с версией от представляющей реальную основу событий середины IX в. до отрицания таковых и версией о вкраплении легенды о Рюрике в позднее время при реконструкции летописи. В предыдущих разделах было показано, что реальных условий для появления норманнов на Русской земле в середине IX в. не было. Об этом же с привлечением более подробных археологических данных будет говориться и в следующем разделе. Остается предположить, что легенда о Рюрике была привнесена в летопись по аналогии с похожими легендами в других странах либо первым летописцем в XI в., либо поздними переписчиками.

Основная задача — выяснение вопроса: когда и кому было выгодно появление в Лаврентьевской летописи, датируемой 1377 г., легенды о Рюрике. Это невозможно сделать без привлечения дополнительных источников, конечно же. Но право первенства в этом вопросе остается за летописью. Поэтому объектом исследования является Лаврентьевская летопись — ее текст, пергамен, на котором она написана, оформление на листе и т. д. Предметом — особенности, закономерности, которые проявляются в повторяющихся метках на листах, потертостях, нумерации, правках, переносах и т. д.

Для удобства восприятия материала анализ предусматривается многоуровневый. На первом этапе проводится сначала внешний осмотр летописи, затем ее тщательное прочтение с целью выявления повторяющихся особенностей, приемлемых для анализа. На втором этапе выявленные особенности группируются для выборки в отдельные блоки. На третьем к ним даются краткие пояснения. На четвертом представляются результаты выборок. На пятом делаются выводы по каждому блоку выборки. На шестом все полученные результаты обобщаются.

Теперь по порядку. Первый этап: описание летописи. При внешнем осмотре электронной копии летописи выявляются многочисленные потертости с присутствием белых, вероятно, жирных пятен, на которых чернильные буквы не прописывались. Местами встречаются оборванные углы листов и заметны следы прошитых швов на листах пергамена. В самом тексте обращает на себя внимание использование трех видов чернил: коричневых, черных и красных, а также двух видов почерков с изменением чернил с коричневых на черные, уставом и полууставом. По тексту летописи заметны многочисленные правки в виде дописывания над строкой отдельных букв; дописывания слов под последней строкой страницы; пропуски мест для дописания дат, строки без текста, встречается много рисованных букв и символических знаков. В отдельных местах текст выделен красными чернилами в семь и более строк. Не все из перечисленного попадет в выборку. Важны те особенности, которые дают возможность для определения конкретных результатов. Скажем, оборванные или вытертые углы и белые пятна можно отнести к случайным повреждениям пергамена. Они останутся без внимания. Зато в выборку попадут листы с прошитыми швами, потому что здесь просматривается системность при формировании тетрадей рукописи.

Второй этап: выделение особенностей и закономерностей. Все интересующие нас особенности группируем в блоки выборки. Всего их получилось двенадцать: 1) повреждения пергамена; 2) использование красных чернил; 3) разлиновка текста; 4) использование рисованных букв и символов; 5) нумерация; 6) правка отдельных слов, дописывание слов на полях последней строки листа, правописание слова «лето» в датах; 7) буквы особого использования; 8) искажение имен; 9) возможные смысловые нестыковки текста на листах и между листами; 10) изменения, исправления, дополнения, внесенные правщиками и современными переводчиками в текст; 11) пропуски дат (лет); 12) слова-индикаторы.

Третий этап: краткие пояснения к выборке.

1. Пергамен (или пергамент) изготовлялся из шкур молодых особей домашних животных: ягнят, телят, поросят. Оттого он не ломался в изгибах. Это был довольно-таки трудоемкий процесс с использованием мелового порошка, муки, молока и острых предметов по удалению жиров и мяса. Для придания изделию эластичности шкуру растягивали, просушивали и шлифовали. Качество во многом зависело от умения и терпения мастера. Излишнее старание при скоблении или вытягивании могло привести к порывам или излишней утонченности при высыхании и, в целом, к порче практически готового изделия. Формат листа определялся площадью шкуры молодой особи. Края обрезались. Можно представить количество использованного материала на одну книгу, например, Лаврентьевскую летопись в 173 листа, если на изготовление одного листа требовалась шкура одного ягненка. Неудивительно, что образовавшиеся в процессе обработки прорехи искусно заштопывались. На картинке летописи такие швы хорошо просматриваются. Иногда на одном листе встречается по несколько таких швов. В целом же из 173 листов 32 имеют повреждения подобного характера. Для нас имеет значение распределение этих листов по тексту летописи.

2. Самые заметные на страницах летописи, как и обычной книги, — места, каким-либо способом выделенные, будь то жирным или ярким шрифтом, зарисовками. В Лаврентьевской летописи для обозначения таких мест используются красные чернила. На Руси для изготовления красных чернил в качестве основного ингредиента использовался порошок насекомых червецов карминоносных, распространение которых характерно для Средней Азии.

Любой берущийся за перо человек должен отдавать себе отчет в том, что читатель будет обращать внимание, прежде всего, на выделенные красными чернилами строки или буквы. Следовательно, летописец должен был выделять важные с его точки зрения события, годы, лица. Можно допустить, что в процессе изложения материала сочинитель или переписчик либо отступал от уже задуманных им правил, либо развивал их, внося во внешние очертания новые элементы. В этом случае должна прослеживаться определенная системность. Обратное же показывает различия авторских стилей. Системность или бессистемность при использовании красных чернил в обозначении значимых мест является важнейшим показателем в определении авторства летописного свода.

К системным можно отнести выделение красными чернилами годов в сочетании: «В лето + год + первая буква следующего слова». Это идет по всему тексту, кроме листов 157 и 167, где даты не выделяются красными чернилами, а только подчеркиваются красными чернилами в черной рамке. Относительно системным можно назвать выделение красными чернилами словосочетаний: «в то (же) лето», «того (же) лета», «в ту (же) зиму» и т. д. Относительно потому, что по тексту сами эти словосочетания начинают применяться не с самого начала летописи. Иногда здесь выделяется только первая буква, или она не выделяется вовсе, или выделяется вперемежку. И это нельзя назвать намеренным, возникшим в процессе письма нововведением автора. То же самое относится к выражениям: «на память…», «месяца… (называется)». Нельзя назвать системным редкое упоминание исчисления лет по индиктам. Несистемным является выделение каких-либо значимых событий или природных явлений, прописанных красными чернилами в несколько строк, потому что сравнение с любым подобным событием или явлением будет субъективно. Таким образом, индикты, события, природные явления, выделенные красными чернилами, в выборку не включены. В то же время использование красных чернил показательно само по себе, а бессистемность уже является фактором, отражающим пристрастия автора. Поэтому важно определить его отношение к использованию красных чернил в целом и только потом к выделению отдельных мест, букв, цифр, знаков, символов. По этому принципу этот блок будет состоять из пяти выборок.

3. Разлиновка текста. Отступы от краев носили как практический, так и эстетический смысл. Ровные строки смотрятся и читаются лучше «прыгающих». Отступы от краев листа со стороны линии предполагаемого сложения в тетрадь необходимы, чтобы не закрывать текст. А чтобы при перевертывании страниц не запачкать и не засалить буквы, требовалось ограничивать текст по листу от краев страницы по всему периметру. Эти нормы диктовались практикой. Разлиновка по горизонтали делалась через определенные равные промежутки. Получившуюся рамку требовалось совместить с размерами на последующем листе, чего добивались посредством проколов иглой или острием ножа. Таким образом, рамка должна была содержать определенное количество строк, передаваемое на следующий лист. В тексте летописи только после 40-го листа количество строк на странице не меняется. До 40-го листа на отдельных страницах промежуток между верхними двумя строками больше остальных виден внешне и, соответственно, на одну строку на этой странице больше. На самом деле несовпадение по количеству строк на странице идет целыми блоками. По горизонтали количество букв в строке, написанной без пауз и знаков препинаний, кроме точек, также должно быть равным или расходиться на несколько букв. Однако в тексте от начала к концу количество знаков возрастает примерно на 8-10 знаков. На отдельных листах, 157 и 167, их вдвое больше, чем в начале. Этим, однако, выборка по количеству знаков и ограничивается. Особо ее выделять не имеет смысла. Техническое исполнение само по себе не может служить основанием для каких-либо выводов, но может оказаться дополнительным подспорьем в системе доказательств или опровержения сложившихся теорий. Потому разлиновка текста включена в число исследуемых особенностей Лаврентьевской летописи.

4. Рисованные буквы, знаки и символы — тот элемент оформления, который больше всего подвержен творческому влиянию. Они могут меняться стилистически или исчезать, если не предусмотрены в общей стратегии художественного оформления книги. Но даже если они разбросаны в хаотичном порядке по тексту, в них легко угадывается рука автора. Примером для хроник, поучений и других сочинений светского характера служила переводная религиозная литература. В ней особенно требовалось выделение отдельных мест, разделяющих канонические термины по значению, времени, манере исполнения и проч. В исторических хрониках такими разделительными элементами зачастую служили годовые, помесячные даты, отдельные выражения типа: «в то лето», «в тот год», «в то же время» и т. д. В Лаврентьевской летописи первая буква такого выражения или все выражение писались красными чернилами и чаще всего с новой строки.

Начальные буквы этих слов красиво вырисовывались, обводились. Здесь выявлялась индивидуальная манера исполнения. Но и здесь же видны предпочтения в выборе объекта выделения и частоте применения. Эти последние уже нельзя отнести к творческим поискам автора или переписчика. Они составляют ту особенность, по которой можно отличить манеру письма одного автора от другого. В Лаврентьевской летописи встречаются рисованные буквы высотой на четыре строки, другие меньше и в середине строк. Они выделяются замысловатой конфигурацией и красными чернилами. Отдельно стоит обратить внимание на символы в летописи. К символам можно отнести знак волны по горизонтали и один раз тот же знак, сплетающийся по вертикали, аккуратно и красиво выведенный в форме свастики с загнутыми краями. Эти символы, высокие рисованные буквы и отдельно буквы «С» и «В» будут использованы в выборке.

5. Нумерация. Сегодня необходимость нумеровать возникает у каждого, кто сталкивается в своей работе с сочинительством, сбором информации и проч. на листах писчей бумаги формата A4. Разве что нет необходимости в проставлении цифр на страницах в общих тетрадях. Раздельные листы могут путаться, теряться. Их скрепляют, подшивают, нумеруют. Для большего удобства в поисках нужного места в книгах, реферативного вида сочинениях придумали описание на последней странице содержания по разделам и пунктам с указанием номеров страниц.

В XII–XIV вв., в период формирования литературных навыков, система порядкового обозначения страниц только складывалась. Формально один летописец мог использовать в одной книге разные способы нумерации страниц: буквенной, арабской или латинской системы. С одной стороны, он мог бы отличаться манерой исполнения, к примеру, на листах 2 и 3 цифры в верхней части проставлены не по центру, а ближе к левой стороне; он мог бы отличаться принятыми обязательствами в конкретной монастырской книжной мастерской — ставить цифры над текстом или под текстом, как это видно по нумерации десятичных страниц, но, с другой стороны, при всем этом у него не должно было бы быть повторов, должен сохраняться единый почерк. Однако в летописи много затертостей встречается как раз в местах проставления номеров листов и в то же время, начиная с десятого, все десятичные листы, кроме сотого, четырежды дублируются. Для анализа важна не только сама нумерация, но и наличие этих потертостей. К сожалению, не все из них можно выявить. Древние переписчики иногда оказывались очень искусными в своем деле. Следы их «творчества» слабо улавливаются, но их можно представить по намеченной тенденции. Кроме особенностей нумерации, затертостей в выборку этого блока включены отдельные слова в углах листов, которые могут служить своеобразными автографами переписчиков, а также своеобразные метки на полях в виде крестиков, плюсиков.

6. Правка отдельных слов, дописывание слов на полях последней строки, правописание слова «лето» в датах.

Лаврентьевская летопись 1377 г. написана в соответствии с принятой тогда грамматикой, то есть без знаков препинания и разделительных промежутков между словами и предложениями. В некоторых случаях для выделения смыслового значения отдельного отрезка текста использовались точка или три точки, проставленные по центру между буквами. Иногда новое предложение открывается после названия года с большой буквы и красными чернилами. Но в основном средневековый читатель должен был различать слова по смыслу самостоятельно.

Русская поговорка «Что написано пером — не вырубишь топором» ведет свое происхождение от времен, когда еще не было печатных станков и писали на пергамене гусиными перьями. Слово «перо» здесь является ключевым, а слово «вырубишь» приобретает переносное значение: то, что трудно исправить. На пергамене ненужные буквы или слова соскабливали ножом. И тем же ножом чертили рамки, о которых уже говорилось. Нож держали и первый летописец, и переписчик, и правщик. Далеко не всегда удавалось выскабливать нужное место чисто. Но все-таки оставались следы в виде потертостей. Хотя, как в случае с нумерацией в электронном варианте, все места потертостей трудно выделить, да и есть они в основном на полях выше и ниже текста.

В летописи нет зачеркиваний, особых исправлений. Лишь в нескольких случаях дополнено над строкой один-два слова, подчеркивающие эмоциональность происходящего, но никак не влияющих на идейное содержание. В одном месте на 13-м листе дважды записано «или хозяин русина». Кем-то это замечено и выделено квадратными скобками. Чаще встречаются дописывания слов в последней строке страницы, как будто перенос слова невозможен. Еще больше по тексту правок отдельных слов с добавлением букв над строкой. Иногда их встречается более шестидесяти на лист (или тридцати на страницу). Причем не все слова с ошибками на тех же страницах имеют правку.

Проще было бы переписать текст заново, нежели прикреплять лист с подобным количеством исправлений к летописному своду. Но похоже на то, что правка велась каким-то другим редактором и в более позднее время. Есть ли в этих правках какая-то системность? Безусловно, есть. В данном случае под системностью понимается повторяемость правок одних и тех же слов с теми же ошибками. Следует при этом понимать, что это именно ошибки, а не негласно принятые тогда правила грамматического строя. Например, слово «Господь» писалось без гласных букв — «гспд». Однако из этого же слова часто выпадает буква «с», а иногда и «п», и редактор вписывает «с» наверху. И это уже ошибка.

Само по себе количество правок, подсказывающих нам количество ошибок на странице, является дополнительным штрихом к личности автора или переписчика. Ошибку можно назвать случайной из-за невнимательности, но повторяющаяся ошибка уже выражает отношение человека к описываемому предмету. Можно понять типичную ошибку школьника, пропускающего букву «д» в слове «сердце» (и в тексте летописи, кстати сказать, таких ошибок много), но далеко не типичной даже для школьника будет написание слов «град» и «брат» без последних букв. Еще более удивительны пропуски монахами, а именно монахами представляли себя авторы летописи Нестор, Сильвестр, Лаврентий, отдельных букв в словах, казалось бы набивших оскомину в их повседневной жизни, — «с» в слове «крест», «х» в слове «грех» и т. д. Другим фактором, кроме системности в повторяемости правок, является встречаемость в разных частях летописи повторяемости разных системных ошибок. Для начальной части летописи характерны правки слова «рече», где выпадает буква «ч», для последних страниц — правка слова «князь» без буквы «з».

В данном случае для наиболее удобного восприятия читателем материала выборка будет представлена в упрощенном варианте. Расписывать постранично каждую ошибку представляется нецелесообразным. Для анализа к уже названным словам «крест», «грех», «речь», «град», «брат», «князь» добавим слово «створив», а также производные от него и слова с «Ти», где пропущенная буква «Т» вписывается в само слово, а не добавляется наверху. Кроме того, в выборку включены слова, в которых мягкий знак в конце слова исправляется тут же на твердый знак.

7. Буквы особого использования. Приобретенные навыки и пристрастия, умеренность и благоразумие (или их отсутствие) — одни из тех качеств, что определяют личность человека. Рано или поздно, в той или иной степени они проявляются в повседневных делах, общении с окружающими, конкретных поступках. Собственную индивидуальность на людях не скроешь. Особенно заметна индивидуальность в тот момент, когда человек доверяет свои мысли листу бумаги (или пергамена). Причем почерк здесь может оказаться не на первом месте. Это могут быть повторения каких-либо оборотов речи или даже отделяемых от слова частиц, вроде (в нашем случае на примере Лаврентьевской летописи) «ци»: «…асамци…» (102об.), «…ци хотите мене…» (126), «…мы еми ци не князи же…» (134) Иногда индивидуальность проявляется в особом написании отдельных букв.

Лингвисты находят в употреблении нашими древними славянами звуковой гаммы, выраженной в более чем 50 буквицах. Не все они одинаково использовались на территории Руси. В Лаврентьевской летописи можно назвать четыре буквы, которые в тексте выделяются особо: W — о, от; V — у; S; 3 (с хвостиком в три колена) — з. Три последние буквы встречаются реже. Они замещают собой уже используемые в тех же словах буквы. Потому не заметить это невозможно. Скажем, написание буквы «3» (с хвостиками) переходит в букву «с» в слове «Алек(с)андр». Вертикальная черта в четыре колена воспринимается слишком броско. Или появление буквы «V» далеко не с первого листа в разных словах, не придает этому слову дополнительного значения и потому не совсем объяснимо. В то же время если допустить изменение привычной буквы «у» на латинское «V» с небрежно вскинутыми хвостиками до верхней строки во всех словах, где эта буква может использоваться, то она затмила бы своим присутствием весь текст на листе. Может быть, поэтому буква «V» встречается в разных словах в среднем по два-три раза на лист, чтобы только подчеркнуть индивидуальную особенность автора (или переписчика). В выборку попали три последние буквы.

8. Искажение имен. В выборку включены два имени — Ольга и Олег. Возможно, от схожести звучания в исторические учебники вошла династия по женскому имени — Ольговичи. Это недоразумение вскрывается при внимательном прочтении Лаврентьевской летописи.

Имена могут меняться кардинально, и тогда это было принято, когда их дают повторно при крещении. Имена изменяются в зависимости от традиций южной или северной части Руси: Иван — Иванко, Василий — Василько и т. д. Имена могут иметь уменьшительно-ласкательный характер: Ваня, Ванюша, Вася, Васенька. Имена могут произноситься с ироничногрубоватым оттенком: Ванька, Васька. В любом случае они всегда узнаваемы, применимы в обыденной жизни, литературе. В официальной документации, исторической хронике имена пишутся полностью. А чтобы не было смешения с подобными именами других людей, добавляются имена отцов, род дедов, то есть отчества и фамилии, которые и слагаются-то по принадлежности к кому-либо или чему-либо. Любое искажение имени может вызвать дискуссии в трактовании тех или иных событий. К сожалению, в летописи искажения имен встречаются довольно часто. О причинах того будем говорить в той части, где делаются обобщения и выводы. Сейчас же скажем, что грешили этим не только древние летописцы, но и современные переводчики. Например, в тексте летописи читается имя Свенделъ, а в переводе дается Свенелъд. Для тех, кто не имеет возможности или желания заглянуть в оригинал, появляется повод искать аналогии, проводить исторические параллели и проч. В данном случае в выборке ограничимся двумя именами — Олег и Ольга.

Лист 167об. Последнее предложение на этом листе: «Конечное же, отвержеся Христа и бысть бесурме… (продолжение на следующем листе) нин, вступив в прелесть пророка Ахмеда».

9. Возможные смысловые нестыковки текста на листах и между листами. Лаврентьевская летопись неоднократно меняла своих хозяев, места хранения. До нас дошла не с полным набором листов. Было бы трудно ожидать обратного после стольких веков забвения, неожиданного интереса, пристального общественного внимания, подобострастных исследований. Вполне можно было бы ожидать еще больших утрат листов, или засаленных от частого прочтения мест на листах, или расплывшихся чернил от некомфортного хранения по сравнению с сегодняшними условиями. Подозревать такое позволяет состояние некоторых листов, например 1,2,4. Но даже на них практически весь текст читаем. Остальные, с небольшими помарками, техническими погрешностями пергамена, не особо затрудняют зрение. Даже, наоборот, кроме одного очевидного места, видно, насколько текст логически связан по годам, событийно. Складывается впечатление, будто летопись создавалась в короткий промежуток времени, как об этом, собственно, и заявляет Лаврентий на последнем листе, одним человеком (или двумя, так как написана двумя почерками или тремя, потому что особо выделяются листы 157, 161, 167) и представляет цельный манускрипт. Однако на самом деле в тексте, особенно между листами, смысловые нестыковки встречаются. Их сложно выделить, впрочем, как сложно и понять: почему после пропущенных строк на одном листе в дальнейшем тексте «незаметно потери бойца», то есть текст предыдущей страницы, где есть много пропущенных строк, совпадает по смыслу с текстом следующего листа. Задача в этой части выборки — выделить подобные места или хотя бы часть из них.

10. Внесение изменений, исправлений, дополнений правщиками и современными переводчиками. В некоторых случаях выпавшие из истории Лаврентьевской летописи события компенсировались из других летописей. Так из Радзивилловской и Троицкой летописей переносятся в Лаврентьевскую летопись события 899–921 гг. Иногда в переводе допускаются какие-то дополнения, уточнения. Такая практика вполне приемлема для восстановления полной картины исторического прошлого в учебной, исследовательской литературе, но совершенно недопустима такая литературная обработка без соответствующих сносок и пояснений в публикациях перевода с оригинального текста. К примеру, в Лаврентьевской летописи на листе 25 читаем: «И тако убьенъ бысть Ярополкъ… бежа съ двора в Печенеги, и одва приваби и, заходивъ к нему роте». Последние слова сложно понять, еще сложнее перевести, поэтому используется литературный домысел, причем с безапелляционным утверждением: «Варяжко же, увидев, что Ярополк убит, бежал со двора того теремного к печенегам и часто воевал с ними впоследствии против Владимира». Подобных мест в переводе не так много, но они встречаются, иногда оказывая существенное влияние на оценку того или иного события. В выборке представлены лишь несколько таких показательных, на наш взгляд, эпизодов. Сплошной выборке они не подвергались.

11. Пропуски дат. Многие летописи схожи друг с другом по стилю изложения, совпадают по содержанию в отдельных местах и проч. Отличается Лаврентьевская летопись от других запрограммированной последовательностью. В ней если нет статьи под каким-то годом, то сам год обязательно указывается. Летописец в этом отношении придерживается твердого правила: если год указан, но под ним ничего не написано, то ничего и не напишешь, потому что год уже указан.

В противном случае у переписчика может возникнуть возможность под неуказанным годом что-то вставить свое. Потому даты в летописи выделяются с дотошностью почти все и по порядку красными чернилами. А те, неуказанные, вызывают много споров и суждений. В выборке эти года приводятся.

12. Слова-индикаторы. Последний блок выборки оказался самым емким по объему информации. Можно было бы что-то обобщить, как это делалось в подобных случаях в предыдущих блоках выборки, и тем самым упростить зрительное восприятие представленного материала. Но в данном случае задачи поставлены в зависимость от определенных факторов. Ведь что такое слова-индикаторы? В любом сообщении, рассказе, не важно, какого объема, будь то устном или письменном, мы чаще всего употребляем слова о тех людях или событиях, которые считаем главными и суть которых хотим донести до внимания собеседника. В устной беседе свое отношение к кому-либо проявляется уже в интонациях речи, эмоциях, мимике. Точно так же происходит и в исследовательской деятельности: изучаются не только интересующие факты, но и лица, сообщившие о них. Таким лицом в нашем случае является автор летописи.

С начальной страницы Лаврентьевской летописи ее первый автор дважды выделяет словосочетание «русская земля». По всему тексту летописи слова «русская» и «земля» употребляются вместе, как некая константа русского духа. Автор летописи всегда держит в уме то, ради чего хронологически выверенное историческое сочинение затевалось, — Русская земля сильна единством многоплеменных народов. Исходя из патриотической мотивации «русская земля» становится предметом повествования. Рядом с понятием «русская земля» часто употребительным является выражение «русский князь» («русские князи»). Великокняжеская династия выступает тем субъектом, вокруг которого разворачиваются все основные исторические события. Но что интересно? Слово «русский» пишется в летописи по-разному: с одной «с», через мягкий знак — «сьс», с двумя «сс». Можно было бы предположить, что таким образом прослеживается динамика развития русского языка, если бы переход от одной формы к другой был более-менее разграничен по тексту. Однако это не так. Кроме слова «русский» по тому же принципу в выборку попадает слово «Муром». Здесь, как и в слове «русский», встречается три варианта написания, что лишний раз демонстрирует нам образ летописца.

Эти слова можно было бы включить в другой блок выборки, скажем, в шестой, где дается правка отдельных слов, или в восьмой, добавив к искажению личных имен имена собственные. Однако они выделяются в отдельный блок вместе с другими двумя словами — Рюрик и Гюрги, — потому что смотрятся в комплексе. Емкость выборки больше всего падает на эти два последних слова. Если выборка первых двух строится на основе сравнения, то в выборке имен Рюрика и Гюрги учитываются определенные факторы: частота упоминаемости, частота изменяемости (особенно имени Гюргя — Юргя, Георгий), частота склоняемости (Гюргевич, Гюргеви сын) и градус навязчивости (сын Гюргя внук Владимира Мономаха, Гюргя — город, Гюргя епископ, Гюргя муромский князь, Гюргя отец и его сын Всеволод Константинович). Поэтому что-то обобщить, сократить объем означало бы смазать общее представление как о личности самого летописца, так и о объекте выборки — имени Гюргя.

Четвертый этап. Выборка.

Блок 1. Поврежденный прошитый пергамен.

Табл. 1. Листы приводятся по номерам

Блок 2. Использование красных чернил.

Табл. 1. Выделение красными чернилами событий, явлений построчно, кроме выделенных лет, месяцев и в память кого-либо на отдельных листах. Верхняя строка — количество строк, ниже — обозначение листов

Табл. 2. Выделение рисованных вязью букв высотой в 4 строки

Табл. 3. Выделение отдельных букв: «В», «И», «П», «М», «С» и др., в начальных словах, на полях кроме выражения: «В то лето (зиму, весну, осень, год и проч.)» и по схеме: «В лето + год + первая буква следующего слова»

Табл. 4. Выделение чисел (3-й сын, 14 ладий, 4-е лето, 7 дней, 12 отроков и т. д.)

Табл. 5. Выделение событий по времени и по значимости. Принцип: выделено — не выделено, но указано или выделено частично. Выражение: «В то (же) (м) лето (е) (зиму, осень, весну, время)» в одних случаях выделяется полностью, в других только первая буква «В»

Блок 3. Разлиновка текста.

Табл. 1. Различия по количеству строк на странице

Блок 4. Рисованные буквы, знаки, символы.

Рис. 1. Символы (их два: символ бесконечности в виде волны и символ со многими значениями в форме свастики — креста с загнутыми концами по часовой стрелке):

а) волна — 1об.; 7 (после указания года — 861 — перед словами: «изгнаша варяги за море…»); 7об.; 8 (после слов: «бысть бо детск велми»); 8об.;

б) свастика — 8 (после слов: «бысть бо детск велми» и указанием лет 880 и 881).

Рис. 2. Знак (один во всей летописи в виде сплетающихся замком острых четырех концов на фоне заштрихованного треугольника) — 8 (на полях после указания года — 879 — и перед словами: «умершу Рюрикови»).

Рис. 3. Буквы фигурные «В» и «С» (буква «В» с опущенным хвостиком включена в выборку без учета схожего написания в датах):

43; 44; 45; 47об.; 48; 50; 52; 55; 85; 88об.; 94; 99; 100; 102; 104об.; 105; Юбоб.; 119; 120; 126об.; 134; 143об.

Блок 5. Нумерация.

Табл. 1. Просматриваемые протертости

Перечень 1. Нумерация по расположению

а) верх, по центру справа от 1-2-й строки:

листы 2 (ближе к левому углу) 2; 3 (ближе к левому

углу) 3; 4 4; 5 5; 6 6; 7 7; 8 8; 9-19; 20–41; 42-172;

б) низ — десятки выделены красными чернилами по центру и еще два раза дублируются карандашом и разными почерками по центру и в правом углу.

Табл. 2. Буквенная нумерация

Перечень 2. Отдельные слова

1) ДОБРОЛИК С (е) ME (красным — 92об.);

2) ЛАТИЛУБ… (карандашом — 98);

3) БО(Ь)ЛГА с буквой «а» или «д» над словом (кор черн., верх) — 118;

4) БО(Ь)ЛГА (выше текста) — 131об.;

5) БЬЛГА с буквой «а» над словом (ниже текста) — 152об.

Табл. 3. Метки на полях (крестики, плюсики)

Блок 6. Правка отдельных слов, дописывание слов на полях последней строки, правописание слова «лето» в датах.

Табл. 1. Правка отдельных слов с частичным обобщением по количеству правок на лист

Иллюстрация 1. Лист 143. Правка слов с пропущенными буквами «ч», «т»

Табл. 2. Правка отдельных слов с повторяющимися ошибками: речь (рече) без буквы «ч», крест без буквы «с», грех без буквы «х», град (город) без буквы «д», брат (братья) без буквы «т», князь (князи, князья) без буквы «з», створив без буквы «т». Буква «т» в словах с тремя согласными и в слове «брат» указывается прописной буквой, в окончаниях на «-Ти» заглавной буквой. Исправление буквы «т» и мягкого знака на твердый делается в самом слове. В остальных случаях буквы надписываются выше слова. В выборке указываются буквы только этих слов.

Табл. 3. Дописывание слов на полях последней строки на листе

Табл. 4. Правописание слова «лето» в датах

Блок 7. Изменения отдельных букв в часто употребляемых словах и числах

Перечень 1. Отдельные буквы

а) изменение письменной буквы «Г» на латинское «S» в числах: листы: 42, 43, 44, 44об.;

б) изменение буквы «С» на волнистую в четыре колена вертикальную линию в слове «Алек(с)андр»: листы: 168, 168об., 169, 170об., 171об., 172;

в) появление новой буквы «V» вместо «У» (ум, убить и проч.): с листа 40.

Блок 8. Искажение имен. В выборку включены имена Ольга и Олег в определенной части летописи.

Табл. 1. Ольга

Табл. 2. Олег

Блок 9. Возможные смысловые нестыковки текста на листах и между листами.

Блок 10. Внесение изменений, исправлений, дополнений правщиками и современными переводчиками.

Иллюстрация 2. Лист 7. «…идаша за море к варягам к руси… и реша русь, чудь, словени и кривичи: “Вся земля наша велика…”» Перед этими словами должен стоять год «Г (прописное) ТО)», что означает 6370 г. от Сотворения мира или 862 г. от Рождества Христова, но его нет.

Блок 11. Пропуски дат.

Табл. 1. Цифра 6000 в данном случае обозначается заглавной буквой «Г». В летописи она выглядит в виде большой прописной буквы с хвостиком. Латинская «V» (700) похожа на трезубец

Блок 12. Слова-индикаторы.

1 Гюрги,

2 Руский-Русьский-Русский,

3 — Рюрик и Рюриковичи,

4 — Муром-Муро (Муроский) — Муромь (Муромьский).

Индикатор 1. Имя Гюрги (Юрги)

Индикатор 2. Рюрик и Рюриковичи

Индикатор 3. Слова ру(с)кий — ру(сьс)кий — ру(сс)кий

Индикатор 4. Слова Муром — Муро (Муроский) — Муромь (Муромьский)

Пятый этап. Обобщение результатов по блокам выборки. Предварительные выводы.

Блок 1. Поврежденный пергамен. Здесь можно обратить внимание на следующее: первое — до 17-го листа прошитых мест нет; второе — лишь в одном случае встречается четыре подряд поврежденных листа; третье — если учесть, что летопись сшивалась по тетрадям в 8 листов, то условно с 10-го листа видим равномерное распределение поврежденных листов по летописи. Только в двух тетрадях их нет. Отсюда, казалось бы, можно предположить, что летопись писалась в один промежуток времени и тетради формировались заранее, а поврежденные листы намеренно распределялись по тетрадям. Смущает только редкое совпадение поврежденных листов с листами буквенной нумерации. До 34-го листа всего два прошитых пергамена и в промежутке с 88-го по 119-й — три, то есть 5 на 54 листа. На 120 оставшихся приходится 28 поврежденных листов пергамена, а значит, каждый четвертый. В этом случае возникает два предположения: существует зависимость между качеством пергамена и временем написания летописи либо между качеством пергамена и субъективным интересом летописцев к отдельным частям летописи.

Блок 2. Использование красных чернил. Уже на первом листе летописец в три полных строки сообщает о целях своего повествования: откуда есть пошла Русская земля и кто первее в ней начал княжить. Тем самым он как бы задает ритм на будущее, где должны указываться имена князей и начало их княжений. Поначалу мы это и видим. На листе 16 красными чернилами написано: «Княженье Стославля», на листе 55: «Начало княженья Изяславля Киеве». До 60-го листа встречается еще несколько коротких строк, предваряющих или завершающих событие: об убиении Бориса, о смерти Иисуса (испусти дух). Но этим все и заканчивается. С 61-го листа красного цвета становится больше и выделяются уже не сами события, а то, с чем они связаны. Пишется: «…Основана быс церковь Печерская» — черными чернилами. Основана кем? «Игуменом Феодосьем и епископом Михаилом и митрополиту Георгию, тогда сущу в Грецех, Стославу Киеве седящу» — красными чернилами. Получается, для автора важнее не то, что основана Печерская церковь вообще, а то, что ее строительство начато в момент, когда митрополит Георгий находился в Греции, то есть без его ведома, ну и без согласия великого князя Киевского Святослава. В целом в тексте летописи можно выделить четыре зоны активного проявления красных чернил: листы 61–75, 118–124, 134–137,155-173. Таким образом, с 61-го листа в освещении красными чернилами событий делается ударение не на княжение, не на прославление Русской земли, а на показательную активность церкви. Больше красными чернилами называются имена епископов, святых, по случаю памяти которых и происходят те или иные события. Но вот деяния апостола Петра, благословившего строительство Киева на Днепровских горах, никак не выделены, хотя это напрямую связано с религиозной деятельностью и по значимости не уступает памяти какого-нибудь епископа.

Рисованные вязью буквы встречаются только на четырех листах в начальной части летописи до места обрыва текста между 9-м и 10-м листами. Начальная часть летописи отличается от остальной части рядом особенностей, и в том числе этими буквами. Суммировать их будем чуть ниже. Здесь же следует сказать, что со 2-го по 5-й листы появляется только одна буква «В», обведенная красными чернилами, да и та на полях, возможно дописанная позже.

В выделении красными чернилами отдельных букв, чисел, месяцев просматривается определенная тенденция к схожести стилей. Обведенные коричневыми чернилами буквы с полужирным уставом встречаются только на листах 35–39. Выделенные числа не разбросаны по летописи, а группируются отдельно: на листах 50–87 и 122–136. В определенной степени то же самое относится и к выделению месяцев: 44-87об. и 114–137, а на листах 92–98 они, наоборот, не выделены, хотя и прописаны. Выражение «в то же лето» выделено полностью на листах 55–76, 149–160 и 163об.-172об. Отдельно буква «в» в этом выражении выделена на листах 95–96, 101–109, 143–148, 161163. В остальных случаях выделение месяцев и проч. идут вперемежку. Еще один участвующий в выборке показатель «на память» привлекается летописцем с 119-го листа и настолько часто, что с 149-го листа уже не все святые, в память которых отмечаются те или иные события, выделяются красными чернилами.

Блок 3. С 10-го до 40-го листа количество строк постоянно колеблется с 31 на 32. На этих же листах нумерация проставляется в правом верхнем углу.

Блок 4. Все знаки, символы, как и рисованные вязью буквы, встречаются в летописи только на первых 8 листах. Нерисованные фигурные буквы «В», «С» отмечаются с 40-го листа и ни в одном случае не прописываются вместе.

Блок 5. К сожалению, не все потертости на картинке просматриваются. Но и из того, что мы имеем, можно отметить некоторые совпадения. От начала и по 19-й лист нумерация ведется выше текста и по центру. Потертости встречаются с 7-го по 18-й оборотный лист тоже наверху. Здесь же (11-19-й листы) количество строк на листе меньше на одну строку — 31.

В самой нумерации много расхождений. Во-первых, их две: буквенная ведется через 8 листов. Арабскими цифрами — через 10 листов. Первая — на оборотной стороне листа, вторая — на лицевой. Во-вторых, десятичные листы цифрами дублируются по четыре раза разными почерками во всей летописи и под текстом. В-третьих, буквенная нумерация на листах 96об., 104об., 112об. просматривается слабо. В отличие от других она расположена внизу не по центру, а посередине от центра и правого края в самом низу листа, похожая, скорее всего, на временную пометку. По тетрадям в восемь листов пометка «Е» (что означает цифру 5) — 34об. не совпадает с пометкой на листе 96об. — «Г I» (13). В соответствии с данной нумерацией 13 умножаем на 8 и получаем 104-й лист. Таким образом, на месте 96-го листа должен был оказаться лист 104. Это значит: между листами 34–96 отсутствуют 8 листов. Не все однозначно и с первыми 10 листами. 10-й лист нумеруется буквой «в», то есть 16. Отсутствуют 6 листов. Но об этом можно было бы говорить только в том случае, если бы на листе 8об. стояла буква «а». Но ее там нет. Следов потертостей тоже. Поэтому что-либо утверждать точно в данном конкретном случае нельзя. Особо следует обратить внимание на потертости на оборотных четных листах. Их немного: 6, 52, 70, 112, 120. Предпоследний нумеруется «Е I» (15).

Очень важный показатель — метки на полях в виде крестиков и плюсиков. Одни иногда начертаны небрежно, по два раза, другие аккуратно в кружочке между столбцами. Возможно, не все здесь перечислены, потому что некоторые пятна неясно просматриваются. Безусловно одно: это не случайные метки. Они не принадлежат правщику, который теоретически мог бы их оставлять, прерывая на время свою работу. Но мог и сам первый летописец метить места, где он что-то изменял или вносил добавления в очередной экземпляр летописи. Или, наоборот, что-то пропустил и при следующем переписывании планировал внести изменения или добавления в текст. Эти крестики и плюсики в кружочках могли принадлежать разным переписчикам, которые тоже не чурались вписать свое мнение в историю.

Блок 6. В правке слов можно определить три особенности, касающиеся буквенных исправлений: а) их количественное распределение по тексту, б) тематическое и в) техническое. Начнем с последнего. В выборке не выделялось особо, но подмечено, что больше всего правок, условно до 40-го листа, приходилось на окончание последнего слова в строке. Проще говоря, летописец, если последняя буква не уписывалась на строке, пропускал ее, не переносил на другую строку. С 40-го листа становится больше правок слов с окончанием на — Ти. Входит в моду использование новой латинской буквы «V» вместо «У», что характерно для южных регионов, отошедших к Речи Посполитой.

Само количество правок возрастает. На листах 81–92 появляются правки слов с буквами «X», «С». Далее до 112-го листа правок либо очень мало, либо слишком много. А на листах 112–132 их почти нет. С 145-го листа летописец перестает слышать в слове «князь» букву «з», в слове «град» букву «д» и то же «с» в словах «крест», «хрестьянин».

Как уже говорилось, в летописи много дописываний на полях, переносов, но очень мало смысловых нестыковок. На рис. 3 приводятся обрывки слов, дописанных тут же на листе. В 20 случаях из 28 дописание слов сделано на оборотных сторонах листов. Больше всего обращают на себя внимание четные листы с дописыванием нескольких букв: 4об., 26об., 56об., 108об., 162об.

Блок 7. С 40-го листа появляется не только новая буква «V», меняется почерк, разбивка материала на два столбца, чернила, но и в нескольких случаях изменяется буква «Г» в буквенном написании дат. Прописная «Г» зеркально выворачивается и становится латинской «S». Седьмая буква алфавита — «3» в написании дат переходит в цифру 60 волнистой вертикальной чертой в четыре колена. На последних листах летописи она становится буквой «с» с той же прописью в слове «А(0)лек(с)андр».

Блок 8. На пяти листах летописец пять раз искажает имя великой княгини Ольги, которой посвящает свой рассказ. То же самое происходит и с именем Олег. Несколько раз он называет Олега правильно, но потом Олег становится Олгом.

Блок 9. Смысловые нестыковки, повторы можно объяснить по-разному: авторским стилем, древностью языка. Однако встречаются добавления и иного характера. На листе 55об. Ярослав в завещании распределяет города между четырьмя сыновьями. Называются их имена. Но на следующем листе к ним добавляется еще один персонаж — пятый сын Игорь, которому достается Владимир.

Блок 10. На примере выборки этого блока видно, что в летопись вносились изменения вплоть до последних публикаций и далеко не только средневековыми писателями.

Блок 11. Наибольшее удивление среди дат, не указанных в летописи, вызывает 862 г. Но это дейстительно так. Перед словами «Изгнаша варязи за море… и придоша… Рюрик» стоит символ перекрещивающейся волнистой черты, обозначающей конец абзаца, а перед ним год 861. Следующий год 863 называется на оборотном седьмом листе после летописной версии о варягах. Однако 862 г. восполняется в переводе, без объяснений по составленной якобы позднее Радзивилловской летописи, как, впрочем, и недостающие листы с годами 899–921.

Есть в Лаврентьевской летописи и путаница с датами. На 42-м листе приводятся три даты, две из которых по-разному интепретируются. Чтобы разобраться, попробуем представить это схематично. В летописи дается два перевода с буквенной на арабскую нумерацию: от потопа и от Рождества Христова. И еще два перевода текста до 1037 г.: на старославянский язык и на современный русский язык.

Таблица. Путаница дат

Буква «Ф» в первом варианте от аналогичной во втором варианте отличается более вытянутой формой и до этого момента прописывалась под цифрой 9. Неудивительно поэтому в буквальном смысле представить буквенное обозначение «Г. Ф» под 6009 г. По мнению переводчиков, вторая «Ф» имеет уже другое числовое обозначение — 500. Получается, два разных числовых обозначения под одной буквой. И это ошибка летописца. Во втором случае переводчики эту ошибку пытаются исправить. На самом деле здесь не одна ошибка, а несколько. Статья под 982 (6490) г. уже в летописи есть на 26-м листе. Летописец путается с прописью слова «лето», по-своему изменяет русское прописное «Г» на латинское «S», то есть записывает один год разными буквами: кириллическими и латинскими. Похоже, для него важнее начать свое летописание с нового числа, а разница в написании буквы «Ф» не имеет значения. Таким образом, переводчики искусственно уложили недостающие годы в определенный порядок. Фактически между 988 г. на листе 37об. и 994 г. на 43-м листе указана только одна дата — 992 г. (42-й лист). Годы 989–991 и 993 на самом деле в тексте отсутствуют.

Блок 12. Слова-индикаторы — слова-раздражители. Они появляются настолько часто, что их невозможно не заметить. Имя Гюргя склоняется по-разному: Гюрга, Гюрги, Юрги, Юргя, Юргев и, гораздо реже, Георгий, Юрий. Гюрга появляется в летописи на 82-м листе, где устами Владимира Мономаха сообщается о смерти Гюргевой матери в Переяславле (1095 г.). На 100-м листе мы узнаем, что он сидел 8 дней в Переяславле (1129 г.). С этого момента имя Гюрги не сходит со страниц летописи. Гюргем называется город Юрьев, митрополит Георгий, епископ Гюргевский, то есть Юрьевский. Церковь обязательно носит имя святого Георгия, муромские князья Владимир и Давид подчеркнуто Гюргевичи, даже простой житель Новгорода Гюрята, тивун Гюрги и тот Гюргя, и дочь Кондаковича (полоцкого?) Юргевна. Сменяются времена, князья, остается только неизменным имя великого князя. На 154-м листе Ярослав объявляется сыном Всеволода и тут же становится великим князем Гюрги. Всего же с 51-го по 163-й лист, то есть на 112 листов приходится 242 упоминания имени Гюрги. Летописец настойчиво пытается внушить: род Гюргев идет от Владимира Мономаха. Он 11 раз повторяет: Гюргя внук Мономаха, хотя в одном случае и его называет Юргевом (141-й лист).

Рюрик возрождается в летописи примерно в то же время, на тех же листах, что и появление имени Гюргя. Так мы неожиданно узнаем о существовании рюриковского рода в Перемышле, куда бежал «Нерадец треклятый». На 117-м листе Рюрики уже участвуют в походе 11 князей на Киев (1159 г.). Какого-то еще Рюрика в это время изгоняют из Новгорода. На 140-м листе Рюрики воюют с Олговичами (Олеговичами) за Киев и в 1196 г. Всеволод великий князь отдает Киев Рюрикам. Под Рюриковичами оказываются Галич, Переяславль, Вручий, Вышгород, Чернигов. После смерти второго Рюрика Ростиславича род Рюриков не обрывается. На листе 154об. мы узнаем о роли другого Рюриковича: «Того же лета Георгий князь Всеволодичь с сыновци своими с Костянтиновичем Василком и Всеволодом ходи в помочь Михаилу Всеволодичю на Олга курьскаго и створь миръ межи ими… зане по смотренью Божью приключися ту быти прислану Володимером Рюриковичем митрополиту Кирилу… И възвратися великый князь Гюрги, створь миръ…» Из этой фразы о заключении мира мы узнаем дважды. Круг отношений между Гюрги и Рюриками замыкается на 157-м вставном листе, где сообщается: «Того же лета великий князь Юрги ожени сына своего старейшаго Всеволода Володимерною Рюриковича». Два других слова-индикатора включены в выборку по другому принципу: как наглядный показатель изменчивости отношения к описываемому предмету. Слово «руский» с одной «с» стабильно встречается с 1-го по 22-й лист. Далее по 40-й лист словосочетание «Русская земля» не употребляется. С 41-го по 87-й лист мы видим это слово с мягким знаком. С 100-го листа по 142-й с мягким знаком и с двумя «с», ас 144-го по 153-й летописец чередует написание слова «русский» то с одной, то с двумя «с». Похожая ситуация и со словом «Муром». Правильное написание города Муром встречается до 100-го листа. Потом добавляется мягкий знак. На листах 136–146 пошел полный разнобой и начинает пропадать последняя буква. На 155-165-м листах четыре раза Муром пишется с ошибкой. Очень сложно представить, будто Лаврентий, называющий себя монахом Суздальского монастыря и даже, если допустить, Успенского Нижегородского монастыря, не знал известный по соседству, да и по летописи тоже город Муром.

Шестой этап. Предварительные выводы по тексту летописи.

Условно по внешним признакам текст Лаврентьевской летописи можно разделить на три части: 1-9-й, 10-40-й и 41-173-й листы. Первые девять листов не отличаются однородностью. Рисованные вязью буквы встречаются только на 1-м, 6-8-м листах. На тех же листах видны символы. На 8-м листе изображен единственный в летописи рисованный знак. Листы нумеруются дважды выше текста карандашом. Слово «ВЪ лете» пишется с твердым знаком. Потертости на оборотных сторонах листов заметны в трех местах. Тут же отсутствует буквенная нумерация, характерная для остальных четырех тетрадей. На втором листе в левом верхнем углу стоит метка в виде двойного крестика, на четвертом оборотном листе дописано слово «Вятко». 2-5-й листы плохой сохранности, с разводами, на полях только одна обведенная красными чернилами буква «В».

Но ни рисованные вязью буквы, ни символы в летописи, кроме листов 1, 6–8, больше в тексте не встречаются. Между 9-м и 10-м листами, если судить по номерной «В» на Юоб., отсутствует 6 листов. Отсюда можно сделать два предположения: либо листы 1, 6–9 представляют собой оригинал сохранившейся части летописи, а остальные листы переписаны без сохранения единого стиля оформления; либо эти листы написаны позднее и вставлены в тетрадь летописи.

Листы с 10-го по 40-й также неоднородны по исполнению. Здесь на 30 листах пять раз меняется разлиновка строк, нумерация ведется в правой верхней стороне карандашом. Здесь же хорошо просматриваются номерные буквы, уставные с точками по кругу. Количество правок с 28-го по 39-й лист практически совпадает с метками на листах 29об.-39об. На листах 17об., 18, 18об. стоят метки, где возможны одна или две вставки. Первая о предложении Великого Константина руки княгине Ольге, после того как он благословил и уже фактически отпустил ее. И вторая о сыне Ольги Святославе, где говорится, что он сам вере противился, но другим верить не запрещал. На одном 39-м листе несколько таких вставок. На тех же листах, 10–40, идет правка слов с Ч, Д, С. Номерная буква «Е» на 34об. листе не совпадает с номерной буквой «Г I» на 96об. листе при делении текста летописи по тетрадям в восемь листов. Этот номерной знак должен быть на листе 98об. и только потом, по факту, на 104-м. Это значит, что между 34-м и 96-м листами утрачено два листа. Вывод: можно лишь предполагать авторство одного человека, но переписаны листы с 10-го по 40-й разными людьми.

Третья часть не только самая большая, но и самая противоречивая. Принято считать, по версии Шахматова, о существовании начальной части летописи, заканчивающейся единоличным княжением Ярослава Владимировича (Мудрого) в 1036 г. Авторство здесь признается за монахом Киево-Печерского монастыря Нестором. Это 52-й лист в летописи. Из Лаврентьевского свода вычленяют отдельно Повесть временных лет. Она включает в себя и начальную часть, и время до 1111 г. по утверждению игумена Киевского монастыря святого Михаила — Сильвестра. Дописывал ли он начальную часть или перерабатывал ее вместе с составлением остального текста — неясно. Свое повествование он заканчивает предложением с упоминанием имени Владимира Всеволодовича (Мономаха), когда тот княжил в Киеве в 1116 г. Это 96-й лист. Владимиру Мономаху отведено в летописи много места. С 78-го по 85-й лист в нее включены Поучение Владимира Мономаха, его Послание Святославичу, молитва. Далее, вплоть до его смерти в 1125 г. (лист 97об.), все основные события происходят с его участием. На этом же месте заканчивается и перевод летописи на современный язык.

Однако утверждать, будто до нас дошел текст Сильвестра без изменений, вряд ли стоит. Это подтверждают результы проведенной выборки. К примеру, месяцы выделяются красными чернилами до 93-го листа, а с 94-го уже не выделяются. Заглавные буквы, прописанные красными чернилами уставом, выделяются как до 96-го листа, так и после в отдельном блоке летописи. То же касается чисел, фигурных букв и проч. На тех же 90 листах изменяется имя князя Володимер на Володарь.

Еще больший разброс в выборке наблюдается примерно с 139-го листа. Здесь устойчивые выражения, месяцы, отдельные события, почитания святых где-то выделяются красными чернилами полностью, где-то частично, иногда не выделяются; встречается много пропусков дат, больше всего меток на полях листов; неустойчивое понимание слова «русский».

Изменения в летопись вносились во все времена. Та же концовка Повести временных лет по изданию 1950 г. с переводом Д.С. Лихачева не совпадает с оригиналом. Ее компонуют с текстами из смежных списков летописей — Ипатьевской, Радзивилловской. В нашей истории мы не встретим имя Гюргя. Долгорукий, он же Юрий Владимирович. А в летописи он Гюргя (Геогри, Георгий) Володимирович (см. листы 115-116об.). Возможно, по этой причине Лаврентьевская летопись и не переведена до конца. Слишком очевидным было бы рифмование искаженных имен. Хотя заметно и то, что вторая половина летописи написана более осовремененным языком. Здесь уже в значительной степени меньше употребляется сложных для понимания речевых оборотов.

Обратим внимание на еще один момент. В летописи излагается два типа датировки княжения от первого князя до Ярослава Мудрого. Одно приводится в преамбуле летописи на листе боб., другое по ходу изложения материала, начиная с 7-го листа. Разберем их подробнее.

Условно, перед собой летописец имеет два достоверно известных ему события, послужившие точкой отсчета для определения начала Руси: год смерти Ярослава Владимировича (Мудрого) — 1054 и год от начала царствования Михаила, императора Византии, который он ошибочно принимает за 852 г. (В действительности годы царствования Михаила — 842–867.) Начало Руси летописец берет с известия в «летописании греческом» о походе Руси на Царьград. С того времени, «когда начал царствовать Михаил, стала прозываться Русская земля». Начало княжения, собственно русской государственности, он начинает со слов: «от первого года царствования Михаила до первого года княжения Олега, русского князя, 29 лет», то есть по его представлению это получается 881 г. (852 + 29). Или, если хотите, в ультрамартовской трактовке — 882 г.

Далее летописец пытается разложить время княжения русских князей в определенной последовательности по годам двумя способами: один раз в прямой последовательности и дважды — в обратной последовательности. Выглядит это следующим образом:

1. В прямой последовательности от императора Византии Михаила III:

— а от первого года царствования Михаила до первого года княжения Олега, русского князя, — 29 лет (— 881 г.);

— а от первого года княжения Олега, потому что он сел в Киеве, до первого года Игоря — 31 год (-912 г.);

— а от первого года княжения Игоря до первого года Святослава — 13 лет (— 925 г.);

— а от первого года княжения Святослава до первого года Ярополкова 28 лет (— 953 г.).

2. В обратной последовательности от смерти Ярослава:

вариант а) «…а княжил Ярополк 8 лет, а Владимир княжил 37 лет, а Ярослав княжил 40 лет».

Ярослав княжил 40 лет 1054 — 40 (1014–1054),

Владимир княжил 37 лет 1014 — 37 (977-1014),

Ярополк княжил 8 лет 977 — 8 (969–977).

Теперь перепишем князей по порядку княжения:

Олег→Игорь→Святослав→Ярополк…Ярополк→Владимир→Ярослав

881-912→912–925→925-953→953–961? 969–977→977-1014→1014-1054

вариант б) «Тем же (таким образом) от смерти Стославля до смерти Ярослава 85 лет; от смерти же Ярослава до смерти Святополка 60 лет». В обоих переводах летописи Стославль пишется как Святослав. Такое неправильное толкование ведет к путанице. Записываем как есть в летописи:

— от смерти Ярослава до смерти Стославля 85 лет (1054-85),

получаем 969 г.;

— от смерти же Ярослава до смерти Святополка 60 лет (1054-60),

получаем 994 г.

Святополк — незаконнорожденный сын Владимира. Он умирает в 994 г. Однако далее в летописи Святополку приписываются трагические страницы в истории с захватом власти в Киеве после смерти Владимира. Он получает прозвище «окаянный» за убийство своих братьев Бориса и Глеба. О Стославле в летописи больше не говорится ни слова, или листы с его именем утрачены. Однако в приведенном летописцем втором варианте дата начала правления Ярополка совпадает с первым вариантом. Это значит, что между двумя Ярополками (или одним, что не исключено) 8 лет (961–969) княжил Стославль.

Из приведенной схемы становится понятно, что летописец вполне точно определил параметры поставленных для себя задач: описать деятельность каждого князя в сроках его правления.

Кого же мы видим в дальнейшем тексте летописи по срокам княжения?

Рюрик→Игорь→Святослав→Ярополк→Владимир→Ярослав

861-879→879–945→946-973→9 73-980→980-1014→1014-1054

Таким образом, в результате мы видим два совершенно разных представления о начале нашей русской истории. Наивно думать, будто бы древний сочинитель после изложения столь строгой концепции, просчитанной за 202 года, вдруг сразу же начал самого себя исправлять. Логичнее было бы предположить, что наш первый летописец продолжит свое повествование с 882 г., с момента объявления имени первого князя и Киева главным городом Руси. Так оно и есть в летописи: «Седе Олегъ, княжа въ Киеве, и рече Олегъ: “Се буди мати градомъ рускими”» (8-й лист).

Особого внимания заслуживают вставные 157-й и 167-й листы в летописи. Мало того, что заметно, как они по смыслу подгоняются в летопись, так и некоторые строки вызывают вопросы. На 167-м листе, как бы между прочим, сообщается: «В лето 6769 (1261 г.) родистя Олександру сынъ и нареша имя ему Данилъ». Так Даниил, первый князь Московский, становится сыном Александра Ярославина (Невского) и все права на великокняжеский престол уравниваются с тверскими и суздальскими князьями.

Но больше всего вопросов, конечно же, к первым девяти листам летописи. По свидетельству Шлёцера, а он был один из того круга людей, кто пересматривал оригиналы рукописей в конце XVIII в., первые листы многих временников (как он их называл) вырваны. А многие летописи переделывались совсем недавно. Но относится ли это к Лаврентьевской летописи? Или в ней переписчик сохранил все от первой до конечной буквы так, как она была составлена в XI в.?

Попробуем еще раз пересмотреть эти девять листов и обобщить результаты.

1. Здесь нет поврежденных листов пергамена.

2. Только на первых восьми листах встречаются рисованные киноварью буквы.

3. Но на этих листах не выделяются красными чернилами числа, месяца.

4. Разлиновка по количеству строк до 40-го листа постоянно меняется. Но первые листы совпадают с переходом на новый стиль изложения материала с 41-го листа — в 32 строки.

5. Рисованные символы в виде волнистой черты, свастики встречаются также только на этих листах.

6. Потертостей больше в верхних частях листов, чем в нижней, 4 к 2. Это значит, что нумерация 7-го и 9-го листов чаще подвергалась исправлению. Причем в не присущем древнему автору стиле. Надо полагать, тогда применялась, во-первых, буквенная нумерация, а во-вторых, она проставлялась под текстом.

7. Сама постановка номерных цифр только на первых восьми листах дублируется и по центру, и с правой стороны текста. Это показывает особое отношение переписчиков к этой части летописи.

8. Буквенная нумерация, как наиболее употребительная в древности, прописывается только с 10-го листа. Меток на полях мало, только две на девяти листах. Правок тоже мало. Из характерных встречается слово «рече», «рче» с выпадением буквы «ч», да и то только на листах 2об. — Зоб. В целом текст написан ровным, аккуратным подчерком. С помарками и плохо читаемым текстом из-за размытых чернил — следующие листы: 2, 4, 8.

9. В выражении «Въ лето» предлог «В» с твердым знаком в качестве разделительного знака встречается только на этих первых листах (исключение 42-43-й листы). В остальных случаях редуцированный твердый знак не используется, что объяснить довольно сложно.

К этим особенностям можно добавить еще несколько из того, что не попало в выборку. Например, разное употребление суффиксов в глаголах одного типа. Глагол «быть» в прошедшем времени единственного числа пишется на четвертом листе с суффиксом «х» или «ш» — «бяху мужи мудри», «перевоз бяшетогда». А на 7-м листе с суффиксом «ст» — «и бяста у него два мужа». По этому же типу здесь записаны и другие глаголы «узреста на горе», «скуписта и начаста владети».

На 4-м листе 16-я строка сверху читаем: «.. при котором приходив цари». Слово «который» нехарактерно для древнерусского языка XI в., да и XIV тоже. Вместо него использовались слова «яже», «иже», «юже». Но только не «который». Далее в тексте летописи слово «который» в качестве относительного местоимения не употребляется. Какой вывод из всего этого можно сделать?

Судя по анализу летописи, можно сказать: летопись Лаврентьевская переписывалась не один раз, не одним человеком, не полностью, но иногда частями. Переписывалась под диктовку, на слух, поэтому много правок. Переписчики в основном были не русского происхождения. Особенно много претензий к первым девяти листам. Есть все основания полагать, что варяжская легенда вписана на 7-м листе не случайно. А год 862 переписчик «обронил» намеренно, возможно, стесняясь своего нахальства.

Остается выяснить, когда и кем эта легенда могла быть занесена в летопись? Если о ней уже знали при Василии Ивановиче, значит, это случилось раньше XV в. Можно смело предположить, что вариант Лаврентьевской летописи был составлен или, по крайней мере, переработан митрополитом Киприаном. Киприан по происхождению болгарин. «Болгарский след» в летописи просматривается отчетливо. В летописи говорится о крещении Болгарии, но больше ни о ком. О болгарах Кирилле и Мефодии, научивших славян азбуке. Мысли о родине славян на Дунае вложены в уста Святослава. Наконец, имя Гюргя — Георгий — используется в болгарском языке. Группу каллиграфистов из Студийского монастыря привез с собой Киприан.

А кроме того, для вмешательства в начальный ход русской истории у Киприана были весомые мотивы: единство Русской земли, как гарант сохранения православия. Ему не удалось вернуть в лоно православной церкви Литву, зато удалось примирить суздальских и тверских князей с московскими. А как прекратить эту братью усобицу, когда один и другой водят иноземцев на Русскую землю, если не показать им, что они единого отца дети? Так через двести лет после смерти Рюрика в летописи появляются Рюриковичи и они оказываются в свойстве с Гюргевичами.

Примечания и комментарии

108] Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Ч. II. Извлечения из персидских сочинений. Л.: Изд-во АН СССР, 1941. С. 143.

109] Пресветлейшему, могущественнейшему Императорскому Величеству и христианскому дворянству немецкой нации. Доктор Мартин Лютер (http://agi-asma.narod.ru/1234/5555/369.html).

110] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // ПСРЛ. М., 2000. Т. III. С. 384.

111] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // ПСРЛ. М., 2000. С. 358.

112]Митрополит Макарий (Булгаков). История русской церкви. Кн. 3. Т. 5. Гл. 8 // . ru/tser-kov/istoriya/bulgakov_istoriya_russkoy_tserkvi_50-all.sh tml. Макарий, в свою очередь, ссылается на другой источник: Acta Patriarchal. Constantinopol. 1. 336–338.

113] Историко-литературный сайт. Древнерусская литература. Антология (http://old-ru.ru/05-23.html).

114]Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. Публикация 1998 г. Ч. 1 // . info/Texts/rus8/Gerberstein/frametext 1. htm.

115]Митрополит Макарий (Булгаков). История русской церкви. Ч. 44.

116] Историко-литературный сайт. Древнерусская литература. Антология. Сказание о князьях Владимирских (http://old-ru.ru/07-4.html).

117] http://old-ru.ru/07-32.html.

118] http://old-ru.ru/07-26.html.

119] http://old-ru.ru/07-24.html.

120] ПСРЛ. Т. 22. Ч. 1. С. 16 // Сайт Российской гос. библиотеки; 80#?page=16.

121] Оригинал «Моления к царю» взят из монографии Р.П. Дмитриевой: Повесть о Петре и Февронии. Тексты и исследование. Л.: Наука, 1979. С. 327–328. В скобках приводятся слова из оригинала, либо не поддающиеся переводу, либо дополняющие смысл содержания.

122] Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Г. Кушелевым-Безбородко / Под ред. Н. Костомарова. Сказания, легенды, повести и притчи. СПб., 1860. Вып. 1.

123]Шлёцер А. Нестор. Руския летописи на древле-славянском языке // Сайт «Российская государственная библиотека» (/ 0100417 2245#?page=89). На русском языке книга вышла в 1809 г. А написана в 1802–1805 гг.

Часть IV «Триумфальное» шествие варягов (по страницам русской истории)

Глава 1 Как Рюрик официально стал первым русским монархом

В предыдущих главах говорилось о варягах, норманнах как субъектах многих мифов, легенд далеких от реальности. Их можно было бы сравнить с мифами древних греков о богах и об опасных путешествиях в загадочные страны и так далее, если бы не одно но. Мифы о греческих богах остаются мифами. Мифы о норманнах, варягах вписаны в нашу действительную историю как данность. Но почему, спрашивается, сколько бы ни критиковалась легенда о варягах, она продолжает жить? Кто или что за этим стоит? Кому это выгодно? Эти вопросы надо ставить. И на них надо отвечать. Откровенный разговор всегда пугает тех, кто неправ. Сейчас мы попробуем разобраться в причинах живучести легенды о варягах, в мотивах ее популяризации.

В августе 1852 г. императором Николаем I принимается Высочайший указ о признании 862 г. в качестве «начального события российской государственности». Под «начальным событием», конечно же, понималось призвание варягов во главе с Рюриком на княжение в Новгород согласно версии Лаврентьевской летописи. Таким образом, подводилась черта под неожиданно возникшей дискуссией среди уважаемых историков по поводу даты и важности записанной в летописи легенды. Сама дискуссия носила достаточно ожесточенный оттенок и, по сути, не оставляла выбора для решения. Надо было действительно определяться: либо признавать призвание варягов и готовить официальные празднества, посвященные тысячелетию Руси, либо не признавать и получить общественное порицание за неуважение к истокам монархического строя.

Причиной дискуссии послужила публикация первого тома «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьева и последующих статей в журналах на эту тему. Соловьев в своей «Истории» прямо обвинял М.П. Погодина в принижении значения для Руси призвания варягов. «Некоторые исследователи, — писал он, — не хотят признавать всей важности этого события, не хотят называть его Всероссийским»124. Они, указывая на Погодина, писал Соловьев, относят значение этого события к одному Новгороду, ссылаясь на то, что преемник Рюрика после его смерти сразу же переехал в Киев. Но прежде этого, делал вывод Соловьев, Рюрик объединил финские и славянские племена и положил начало сосредоточию гражданских форм правления.

По отношению к точной дате призвания варягов Соловьев размышлял следующим образом. Племена, платившие дань варягам, изгнали варягов и стали владеть у себя сами. Об этом в летописи записано под статьей 862 г. Но из этих же слов можно заключить, что «варяги не брали дань с Северных земель, но владели у них…». То есть варяги владели Северными землями до 862 г. А наш летописец начинает свое летописание с восшествия на престол императора Михаила в 842 г., замечает Соловьев как бы вскользь, повествуя о богословских спорах в Византии. Далее он напрямую не говорит о том, что необходимо дату призвания варягов перенести на 852 г. Математические выкладки он оставляет читателям, скрывая свою позицию за словами: «В 869 году, по счету летописца, умер Рюрик…» А это на десять лет раньше, чем записано в летописи. Спустя немного времени, уже в январском номере «Журнала Министерства внутренних дел» появляется статья «Тысячелетие России», с недвусмысленным намеком на то, что событие всероссийской важности уже наступило, но осталось без внимания властей.

Суть этих прений доносят до Николая I. Для окончательного решения вопроса о начале российской государственности создается третейская экспертная комиссия. В нее ни Погодина, ни Соловьева не приглашают. Возглавит комиссию министр народного просвещения П.А. Ширинский-Шихматов. Его заключение базировалось на положении Карамзина, которое к тому времени уже являлось общепризнанным.

«Откуда о варягах мог знать первый наш летописец Нестор, если тогда у руссов письменности не было? — задавался вопросом Карамзин. — Как Нестор мог знать годы происшествий за 200 и более лет до своего времени?» Сама краткость его описания заставляет нас думать, что говорит он об этом исключительно по устным преданиям старцев и бояр княжеских, рассказам служилых людей. Это значит, что хронология языческих славян может не совпадать с византийской, принятой по христианскому летосчислению. Нестор может впадать в ошибку. Но мы не можем «заменить летосчисления Несторова другим вернейшим; не можем ни решительно опровергнуть, ни исправить его, и для того, следуя оному, во всех случаях, начинаем историю государства Российского с 862 года»125.

Такова логика Карамзина. Нестор мог ошибаться в датах. Но основные события, им описанные, пусть и составленные по устным рассказам, совпадают с летописями греческими. А поскольку у нас нет ничего иного, кроме Хроники Нестора, то мы должны признать то, что есть и как оно есть. Установочная дата начала русской монархии определяется с года призвания Рюрика на Новгородский княжеский стол, который сам Карамзин выдает за существующий в летописи. Чтобы закрепить официально начальное событие государственной важности, Николаем I и принимается соответствующий указ. С этого момента объявляется подготовка к предстоящим празднествам тысячелетия Руси. Главная задача — демонстрация роли монархического начала в системе государственной власти, подтверждение преемственности по генеалогической линии от первого князя Рюрика до «ныне царствующего монарха» — Николая I. Ведь, по мнению историков-норманистов, Рюрик не просто олицетворял монархию. Он своим княжением доказал одну простую истину: для управления всеми племенами их надо объединить и подчинить, держать в единой воле. Нельзя допускать, как советовал Карамзин в своей «Записке» императору Александру I, чтобы «всякая губерния стала Россией в малом виде»126. Лучше всего как Рюрик, монарх, стоящий не только над народом, но и независимый от богатейших княжеских и боярских родов. Поэтому российскому императору необходимо подчеркивать свое высокое происхождение и выстраивать свою генеалогическую линию от рода пришлого варяга Рюрика. В этом суть наставлений монарха России историкам тех лет.

Фактически подготовка к празднику тысячелетия Руси началась значительно раньше объявленной в указе даты. Она началась с идеи публикации известных к тому времени русских летописей еще в 1828 г. Спустя шесть лет при Министерстве народного просвещения для этих целей создается Археографическая комиссия. В ее задачи входит сбор всех материалов, касающихся истории Руси с древнейших времен: летописей, политических актов, литературных памятников светской и религиозной направленности.

Изначально предусматривался определенный план издания летописей по хронологии, по значимости и по территориальной принадлежности. Никто, однако, не мог предугадать, сколько всего потребуется времени на реализацию этого проекта, поскольку и в монастырских архивах, и в частных коллекциях обнаруживаются самые разные документы, еще неизвестные науке. (Окончательное собрание летописей так и не издано до настоящего времени.) Но тогда главным для организаторов было представить общественности некий сводный вариант из всех летописей, сформировать его как хрестоматию и издать в дополнение к школьному учебному пособию. Его выпуск планировался к тысячелетию России. Первые девять томов издаются с периодичностью в три года, начиная с 1843. Работа над изданием Лаврентьевской летописи заняла больше всего времени. Эта летопись появляется в печати третьей по очереди, но с указанием первого тома на обложке. Роль хрестоматии выполнил Никоновский (Патриарший) свод, дополненный отрывками из других летописей. Он предъявляется общественности как раз в 1862 г. Авторы аннотации к изданию, не скрывая, сообщают нам, что в «сборник» вошла так называемая Нестерова (Несторова. — М.К.) летопись «с довольно большими изменениями против древних списков, и значительно подновленной в языке и слоге и более или менее неполные и сокращенные Летописи: Киевская, Волынская, Суздальская и Новгородская»127. Таким образом, издание летописей обеспечивало идеологическое обоснование празднования тысячелетия начала русской государственности.

Вторым направлением в подготовке к празднествам тысячелетия Руси и главным по важности политическим событием, сравнимым с пришествием Рюрика, которое, по замыслам царского окружения, должно было войти в историю, — государственный акт отмены крепостного права. Разговоры об этом велись давно, но решение каждый раз затягивалось. Создававшиеся два десятка лет различные комиссии для разрешения крестьянского вопроса работали для отвода глаз. Событие с отменой крепостного права специально подводилось под канун государственного праздника. Ожидалось, что царский Манифест об отмене крепостного права в Российской империи вызовет в народе ликование и восторг, новый прилив веры в доброго царя, Царя-Освободителя. Однако подвох царского Манифеста о мнимой свободе крестьяне разглядели сразу.

Идея отмены крепостного права строилась на «примерах щедрой попечительности владельцев о благе крестьян и признательности крестьян к благодетельной попечительности владельцев…». Владельцы, они же помещики, записано в Манифесте, сохраняя право собственности на все принадлежащие им земли, могли предоставить крестьянам в «постоянное пользование усадебную их оседлость и сверх того, для обеспечения быта… определенное в положениях количество полевой земли и других угодий». Но за это крестьяне обязаны были выполнять установленные отдельным положением повинности в пользу помещика и исполнять установленные тем же отдельным положением обязанности перед правительством. То есть барщина и оброк никуда не девались, и ничего в данном случае не менялось. Помещик мог соизволить и дать крестьянину огород возле дома, но мог и не соизволить, поскольку земля оставалась в собственности помещика.

«Попечительность» по замыслу авторов крестьянской реформы строилась на согласии помещиков предоставить крестьянам право выкупа «усадебной их оседлости» и приобретения в собственность полевых земель и других угодий, отведенных им в постоянное пользование. «С таковым приобретением в собственность определенного количества земли крестьяне освободятся от обязанностей к помещикам по выкупленной земле и вступят в решительное состояние свободных крестьян-собственников». То есть за помещиками оставалось право согласия на предложение крестьянина о выкупе огорода возле дома и земельного надела. Но помещик мог и не согласиться, и тогда все оставалось, как оно было. А значит, никакой свободы крестьянин не получал и собственником не становился.

Тем не менее царское правительство очень надеялось на «отеческое попечительство» владельцев земель по отношению к их крепостным крестьянам. Оно предусмотрело переходный период для согласования прав помещиков и интересов крестьян, рассчитанный на два года. Чтобы снизить социальную напряженность в деревне, в Манифесте провозглашалось: «В сем состоянии, которое есть переходное, крестьяне именуются временнообязанными»128. Предусмотрело правительство и еще один момент. Манифест принимается перед посевной 1861 г. «Временнообязанные» крестьяне, недовольные предложениями правительства, должны были выявить себя в первый же год. Против проявления недовольства великим повелением в том же Манифесте пунктом 7 помещикам предписывалось «сохранять наблюдение за порядком в их имениях, с правом суда и расправы, впредь до образования волостей и открытия волостных судов» (Там же). То есть празднества тысячелетия образования государственности на Руси к началу сентября 1862 г. планировались уже в атмосфере всеобщего благоденствия и общественного согласия. То, что крестьянские погромы помещичьих имений оказались более масштабными и продолжались и после запланированного срока, — уже частности.

Местом проведения праздничных мероприятий, посвященных тысячелетию образования Русского государства, был выбран по понятной причине Новгород. (Ведь Рюрика, по летописной легенде, призывали именно в Новоград.) Центральным событием празднеств стало открытие 18-метрового монумента в честь тысячелетия Руси. Это был третий проект, запланированный в программе подготовительных мероприятий. В его композиции дважды повторяется сюжет полюбовного избрания монарха народом — Рюрика в 862 г. и Романова Михаила Федоровича в 1613 г. Сам император Всероссийский Александр II по сценарию праздника в торжественной обстановке, под одобрительные возгласы собравшихся на необычайное зрелище толп крестьян по обеим сторонам Волхова вплывал в Новгород стоя на верхней палубе ковчега времен Рюрика. Александр-Освободитель жаловал народ своим попечительским вниманием. В ответ народ в присутствии многочисленных иностранных гостей демонстрировал свою преданность и признательность.

Мешало этому одно только неудобство. В обществе уже давно ходили разговоры о вырождении русской крови в монаршей семье. За глаза и в иностранной прессе русскую императорскую семью называли Гольштейн-Готторпской династией прусской фамилии Ольденбургов. Открыто обсуждался вопрос о прекращении рода Романовых на Елизавете Петровне, поскольку она назначила своим официальным наследником сына своей старшей сестры Анны Петровны — Карла-Петера Ульриха, герцога Гольштейн-Готторпского. В историю России он вошел под именем Петра III. С того времени само Гольштейн-Готторпское герцогство оказывалось в зоне влияния русского императорского двора. Вопросы наследства в нем не решались без участия заинтересованной стороны в Петербурге.

Это герцогство, пограничное между Данией и Германией, всегда оставалось камнем преткновения в отношениях между соседями. Из-за него постоянно возникали конфликты. По итогам войны 1848–1850 гг. в мае 1852 года в Лондоне при посредничестве Англии, Франции и России было выработано соглашение между Данией и Пруссией об особом статусе Шлезвиг-Гольштейнского герцогства в составе Дании. Решение принималось по настоянию российской стороны. Николай I прекрасно понимал: сохранение особого положения герцогства в стратегически важном для России регионе возможно только в составе слабого Датского королевства. Накануне войны с Турцией такая моральная победа имела важное стратегическое значение. Так оно на деле и случилось. Пруссия в Крымской войне 1853–1856 гг. не участвовала.

Его преемник, Александр II, повел себя совершенно по-другому. В числе своих государевых титулов на коронации он назвал себя герцогом Шлезвиг-Гольштейнским, но никаких последующих действий в отношении поддержания особого статуса герцогства не предпринимал. Наоборот, сразу же после коронации он едет с визитом в Германию, где встречается с королем Пруссии Фридрихом-Вильгельмом IV. С того времени по странному стечению обстоятельств Датское герцогство неожиданно выпадает из поля зрения российских интересов. Без участия России в 1866 г. оба города, Шлезвиг и Гольштейн, объявляются прусской провинцией. Вывод напрашивается сам собой: Александр II отказался от претензий на Шлезвиг-Гольштейнское герцогство под давлением патриотических настроений внутри России. Хотя в политической перспективе потеря династических прав Романовых на это герцогство оказалась бессмысленной. Упреков меньше не стало.

Вероятно, поэтому, в доказательство преемственности исторических связей и в оправдание немецкой наследственности, в 1874 г. в частной типографии печатается книга «О порядке престолонаследия в России с основания русского государства до ныне благополучно царствующего императора Александра II-го»129. В ней называются две династические линии: дом Рюрика (указывается имя его супруги — «Ефанда, родная сестра Олега») и дом Романовых130. Издание этой книги дало основание русскую императорскую фамилию называть Гольштейн-Готторпско-Романовской.

Так летописный Рюрик официально становится основателем Русского государства. И хотя вместо простого памятника Рюрику, который первоначально задумывался, в Великом Новгороде воздвигают монумент «Тысячелетие России», призванный символизировать героические этапы национальной истории, Рюрику отводится на нем видное место. На его щите несуществующий 862 г. выгравирован буквами STO. То есть с латинской S, нехарактерной для этой части летописи. Так, видимо, «государевы люди» хотели приобщить россиян к европейским ценностям.

За историками и любителями древности с тех лет сохраняется право оспаривать место рождения Рюрика, его этническую принадлежность, взаимоотношения с русскими князьями и т. д. Незыблемым остается сам факт его призвания в Новгород и год, который летописец или, скорее всего, переписчик забыл указать.

Самое негативное в норманнской теории — это вера в то, что норманны-варяги действительно владели севером Руси, собирали дань, где-то жили, хранили свои сокровища, имели обрядность, согласно духу того времени с богатыми захоронениями. Где-то же они должны были оставить по себе «золотую» память? Поиски норманнских сокровищ во второй половине XIX в. станут увлечением многих любителей древности и «черных» копателей той поры.

Глава 2 Все на поставление сведений о курганах! На поиски норманнского золота!

В XIX в., особенно в первой половине, появляется новое увлечение — собирательство древностей. Любители археологии и нумизматики, как они себя сами называли, скупали редкие предметы, обменивались ими, демонстрировали на своих встречах, делились историями их приобретения. Многие коллекционировали все, что могло относиться к древностям. Некоторые, однако, специализировались на каком-то одном направлении. Так, купец И.Н. Царский собирал по старообрядческим скитам старопечатные книги. Историк М.П. Погодин кроме книг разыскивал еще и древние рукописи, монеты, иконы, предметы быта, украшения и т. д. Одни скупали старинные образа, русское серебро. Другие, наоборот, иностранное. Граф С.Г. Строганов, известный коллекционер, хвастался большим количеством иранских серебряных блюд и кувшинов эпохи Сасанидов III–VII вв., которые находили в Пермском крае, а также в окрестностях Полтавы и Старобельска на Украине.

Ценность предметов старины все, конечно же, понимали. Старались придать им государственное значение. Историк П.М. Строев добился разрешения от Академии наук, чтобы под ее эгидой организовать археографическую экспедицию в 1828 г. по монастырям с целью описания всех находящихся там книг, различных актов, рукописей. В последующем будет создана специальная Археографическая комиссия со своим уставом и полномочиями, с правом получения затребованных ею материалов.

Созданное в 1846 г. Археологическое общество станет выдавать разрешения на археологические раскопки, откроет музей древностей, объявит о сборе пожертвований. Когда оно получит средства на приобретение редкостей за деньги, откроется вся география добычи древних предметов, представляющих ценность. Например, монеты присылали из Киева и Харькова, из Новгорода и Ладоги, из Поволжья и Сибири. Всего только за 1851–1852 гг. древних предметов в музей Общества поступит из 17 разных мест. Со временем география археологических артефактов не только расширится, но и увеличатся потоки поступлений из какой-либо одной местности. Так, из Гнездовского клада Смоленской губернии старинные русские серебряные монеты в документах музея Общества записаны несколько раз, начиная с 1867 г. В1873 г. в Общество поступило 1753 старинных русских монет. В 1875 г. — 240. В 1876 г. — 1150. В 1879 г. оттуда прислали клад монет в количестве 14 720 штук. В этот раз денег у Общества не нашлось. Клад отослали обратно. На этом поступления серебряных русских монет со Смоленщины прекратились вообще131.

Сведениями об имеющихся накоплениях предметов древностей коллекционеры обменивались не только на личных встречах. В частном порядке издаются журналы: «Сибирский вестник», «Казанский вестник» и др. «Журнал Министерства внутренних дел», различные сборники рассказывали о древних достопримечательностях, богатых курганных находках,

случайно обнаруженных кладах. Ажиотаж вокруг древних ценностей подогревается сообщениями об открытии золотоносных рудников. В «Горном журнале» за 1825 г., например, помещаются сведения «О вновь открытых золотосодержащих песках» Уральского хребта. Указывается место только что разведанного рудника, названного Благодатным, — на левой стороне реки Уя Троицкого уезда Оренбургской губернии. Подробно говорится о глубине залегания золотоносной россыпи и содержании золота в породе по реке Иса в Пермской губернии — жила на полуторааршинной глубине с десятью золотниками на 100 пудов. Всего же, говорилось в журнале, «в Пермской губернии (в уездах Екатеринбургском и Верхотурском) открыто в настоящем году вновь 35 золотосодержащих песчаных рудников»132.

Таким образом, слухи о богатых золотых приисках, о зарытых в земле кладах, оставленных, возможно, казацкими разбойниками, гайдамаками, отступающими французами, древними племенами чуди, еще более древними скифами и прочими лихими и царственными людьми, множились. Не секрет, что основная масса желающих легко и быстро обогатиться принадлежала к низшему сословию. Среди них были популярны разные байки о заговоренных кладах, сельских колдунах, которые охраняют клады и наказывают расхитителей. Но это не останавливало кладоискателей, гробокопателей, бугровщиков. Последнее название относилось к людям, занимавшимся разрытием курганов («бугров»). К ним и обращались заезжие любители древностей, прознавшие о каком-нибудь случайно вскрытом богатом захоронении.

В тех же журналах перепечатываются указы прошлых лет, в которых показывается пример отношения к древностям. В 1851 г. в 5-м томе «Известий Императорского археологического общества», издаваемого на иностранных языках, публикуется указ от 1669 г., извлеченный из Государственного архива. В нем, в частности, сообщается, что в Сибирской губернии Тобольского уезда около реки Исети русские люди из татарских могил выкапывают «золотые и серебряные всякие вещи и посуду, чего ради велено взять известия: откуда те татары в прежние лета такое золото и серебро получали, или из которого государства оное к ним привожено было». Там же говорится, что золото и серебро, из которых изготовлялись сосуды, найдены были в могилах Уфимского уезда. Для «русских людей» (кавычки в статье) кладоискательство считается непременной обязанностью. Отсюда делается вывод: хищения приняли большие размеры, приходится сожалеть об утрате наиболее богатых сибирских курганов. В газетах даже стали появляться соответствующие призывы к населению.

Вот одно из них, процитированное в сноске «Владимирского сборника» за 1857 г.: «С этого времени до 1851 года, в продолжении 10 лет, не встречается в Губернских Ведомостях ни одного известия о курганах, тогда как они находятся в большом количестве по всей почти губернии. С начала археологических изысканий доселе отыскано и разрыто только в трех уездах до 5000 курганов. Вот как равнодушны местные жители к окружающим их древностям. Еще 10 уездов остается неисследованных — неужели никто не отзовется на приглашение г. Савельева о поставлении сведений о курганах? Владимирские Губернские Ведомости Часть Неофициальная 1854 г. № 20»133. Отсюда становится понятно, что исследованы должны быть буквально все курганы для того, чтобы из них извлечь все ценности. Археолог П.С. Савельев в данном случае представлял интересы государства, а значит, цель его раскопок заключалась в преднамеренном сохранении древних ценностей от неконтролируемых расхитителей.

Наиболее популярным объектом коллекционирования были монеты. Нумизматикой занимались очень многие собиратели древностей. По монетам можно было сразу определить дату чеканки, место происхождения, а значит, и степень ценности. На руках нумизматов к середине XIX в. оказалось очень много серебряных и медных монет, реже золотых разных эпох, стран и веса. Это римские денарии Марка Аврелия, греческие, византийские, куфические VII–X вв., китайские, корейские, литовские, турецкие, золотоордынские, древнерусские и т. д. Монеты приобретались из кладов, из разрытых могильников, курганов.

Значительный толчок собственно курганным раскопкам стали исследования в Северном Причерноморье. Именно из Запорожья, Херсонеса, Ольвии, Керчи стали поступать монеты римской эпохи, особо пользующиеся спросом у нумизматов.

Открытие одного такого богатого курганного захоронения скифского царя в 1830 г. вызвало не только небывалый интерес в светских кругах, но и получило политическую окраску. К тому же дало повод к масштабным раскопкам в Центральном регионе страны.

Тогда на юг России устремились толпы любителей древностей, желавших пополнить свои коллекции монетами римской эпохи, а если повезет, то и прикупить у местных копателей уникальные предметы из золота и серебра. А также самим попытать счастье в археологических раскопках, договорившись с властями о проведении каких-нибудь сторонних работ.

Среди таких археологов-любителей неожиданно много оказалось людей с иностранными фамилиями, особенно из Западной Европы: И.П. Бларамберг, П. Дюбрюкс, Ф. Дюбуа де Монперё, П.П. Сабатье. Последний опубликовал сочинение о керченских древностях в 1851 г., что, как покажут события, не являлось случайностью. В этом сочинении он описал все обстоятельства тогдашних раскопок горы Куль-Оба. По его словам, при открытии этой великой гробницы не были приняты меры предосторожности против толп расхитителей. Проще говоря, место раскопок не охранялось по ночам. «…Если верить слухам, то грабежи простерли до того, что начальству досталось только пятнадцать фунтов золотых вещей, тогда как гробница Куль-Обы заключала более трех пудов золота!»134 Часть похищенных предметов, пишет далее Сабатье, была переделана, перелита во избежание судейского обыска. Часть, сохраненная в первозданном виде, продана заезжим антикварам под покровом ночи людьми, скрывающими свою внешность. Какая-то часть попала за границу. И действительно, золотые изделия из кургана Куль-Обы потом удивительным образом всплывут на аукционах во Франции.

В списке «древних золотых вещей» Сабатье называет запонки, кольца, цепи и цепочки, чаши, венки и лавровые листья из листового золота, рукоятки кинжалов и мечей, маски, статуэтки и фигуры, вазы, монеты Филиппа Македонского. Всего 28 наименований. Но это только список одного захоронения, тогда как курганы «обилуют» по берегам Босфора, на полуострове Тамани, в окрестностях Керчи и Феодосии. Они «изобилуют» золотыми вещами, являвшимися свидетелями многочисленного населения, упражнявшегося в искусствах, пишет Сабатье.

Первое сообщение о найденных сокровищах поступило в императорскую канцелярию осенью того же 1830 г. Раскопки вел тогдашний начальник соляных промыслов Поль Дюбрюкс с разрешения градоначальника Керчи И.А. Стемпковского. Наиболее подробный отчет о раскопках Куль-Обы Дюбрюкс отправит в Петербург двумя годами позже. В 1834 г. копия этого отчета попадет во Францию. В Западной Европе, как оказалось, были в курсе всех археологических изысканий на юге России. В Германии, Франции усилиями русских французов постоянно публиковались статьи о нумизматике в Крыму и русском Причерноморье, о местоположении крепостей и селений. Их интерес к этому региону Российской империи становится понятен из тематики некоторых статей: «Описание развалин и следов древних городов и укреплений, существующих на европейском берегу Киммерийского Босфора» (П. Дюбрюкс), «Описание древних медалей Ольвии», «О приложении трех скифских крепостей по Страбону» (И.П. Бларамберг), «Надпись времен Тиверия Юлия Рискупорида, царя Воспорского» (И.А. Стемпковский), того же Сабатье о «царстве Воспорском» с его опытом хронологии.

Ударение во всех этих сочинениях делается на принадлежности Керчи европейским грекам. Само название Керчи, по Сабатье, заимствовано русскими, завоевавшими Причерноморские земли к 1771 г. Существовавшая здесь же Пантикапея во время Никейского собора (I Никейский собор состоялся в 325 г.) имела своего епископа. Особо подчеркивается, что с 1333 г. епископия была в ведении латинского архиепископа, в подчинение которого входила и вся Грузия. О том, что и до латинских проповедников, и во время турецкого владычества и в Крыму, и в той же

Грузии народ в массе своей исповедовал христианство по православным обрядам, Сабатье замалчивает. Скифы, в представлении французских археологов, здесь не жили, а были лишь соседями киммерийцев и специально хоронили вождей вдали от своих поселений, остерегая курганы мертвых от разграбления.

Сложно сказать, имели ли какую-либо личную выгоду авторы этих статей. Известно только, что они регулярно ездили на свою прежнюю родину, а их сочинения охотно печатались во Франции, Германии, Англии. Эти сочинения оказались крайне востребованы в этих странах для обоснования их собственной антирусской политики в бассейне Черного моря. В глазах западноевропейского обывателя утверждение о принадлежности Крыма и всего побережья Черного моря и Предкавказья грекам, а потом туркам оправдывало вмешательство правительств этих стран в военном конфликте 1853 г. против России на стороне Османской империи. По свидетельству французских археологов, на которых там охотно ссылались, у России не было законного основания на эти территории.

И действительно, Крымская война, вошедшая в историю с таким названием по месту самых кровавых военных столкновений между союзными войсками турок, французов, англичан, позднее итальянцев, австрийцев с одной стороны и русских с другой, развернется не в При дунайских княжествах, куда Николай I введет войска во имя спасения единоплеменных славян и защиты неприкосновенности прав и преимуществ «Нашей Православной Церкви», как заявлялось в Манифесте 14 июня 1853 г., а в Крыму, куда уже через месяц прибудет флот Англии и Франции. Своих целей они не скрывали. Крым и Кавказ надо было во что бы то ни стало у России отобрать и передать Турции. Таков тайный смысл, казалось бы, научной работы заграничных коммерсантов на юге России того времени. Своих граждан к войне с Россией в Западной Европе готовили заблаговременно.

Интерес иностранцев в Причерноморье к скифскому золоту продемонстрировал в целом их потребительское отношение к историческому наследию России. Особенно наглядно это проявилось при создании Русского археологического общества.

Считается, будто главная роль в создании нумизматического общества принадлежала немецкому барону Бернгарду Кёне. Не обошлось здесь без личной заинтересованности и интриг. Кёне очень хотел стать членом Императорской Академии наук. В Берлине он прославился своими нумизматическими приобретениями и способностью входить в доверие к нужным людям. По приезде в Россию в 1844 г. Кёне сумел расположить к себе Алексея Уварова. В качестве первой ступени к заветной мечте Кёне пожелал получить кафедру в Петербургском университете. Его кандидатура академиков явно не вдохновляла, и на это место был рекомендован другой немец, специалист по Античности Л.Э. Стефани, работавший на тот момент в Дерпте. Он согласился. Прибыл в столицу. Но Стефани не утвердил министр народного просвещения С.С. Уваров. Стали ходить слухи, что произошло это не без участия молодого Уварова. В результате на заветную кафедру не попал ни тот ни другой. Зато Кёне удалось добиться места помощника начальника 1-го отделения в Эрмитаже и получить доступ к нумизматическим коллекциям. Впоследствии именно с Кёне будут связывать появление огромного количества поддельных монет в Эрмитаже. Для многих не прошло незамеченным его общение с темными перекупщиками из-за границы.

То, что идея открытия Археологического общества принадлежала Кёне, можно признать лишь условно. В 1844 г. возникло Русское географическое общество — организация общественная, с задачами, преследующими, прежде всего, национальные интересы в исследовании рубежей и недр страны, с определенной долей государственного финансирования, но самостоятельная в определении частных инициатив, частных инвестиций и пожертвований. Традиционно, статусность подобным обществам придавала близость к особам императорской фамилии. Географическое общество возглавлял великий князь Константин Николаевич — сын Николая I. Руководство Археолого-Нумизматическим обществом было поручено зятю Николая I герцогу Максимилиану Лейхтенбергскому (женатому на старшей дочери царя, Марии Николаевне).

Противостояние между группой иностранных любителей русских древностей и русских чиновников обнаружилось во время обсуждения целей Общества и определения того, ради чего оно создавалось. В письме на имя министра внутренних дел Л.А. Перовского герцог Максимилиан Лейхтенбергский 10 марта 1846 г. создание Общества обосновывает необходимостью «изучения древностей и ознакомления иностранцев с богатыми нумизматическими памятниками древних времен коими обладает Россия»135. Те же строки читаются и в коллективном письме на имя Перовского, где говорится, что подобное Общество полезно «не только для распространения в отечестве вкуса к науке и изяществу, но и для ознакомления иностранцев, ныне в особенности обращающих на нас внимание по сему предмету…»136. В числе подписавшихся встречается и фамилия Алексея Уварова. Однако «иностранный уклон» в пропаганде целей археологического общества, пусть даже с добавлением нумизматического, иностранцев, привлеченных в качестве наемных администраторов при различных ведомствах и научных учреждениях, в кругу идеологов русского просвещения и православия понимания не нашел. На имя российского императора Николая I поступает другая депеша, в которой цели Археолого-Нумизматического общества трактуются более обобщенно: в области изучения классической археологии, древностей и нумизматики стран западных и восточных. Предметом изучения археологии должны были стать «изящные произведения древности».

Тем не менее иностранная «партия» во главе с Кёне начала работать так, как первоначально задумывалось, а именно не в интересах России. Проявилось это с первых же заседаний Общества, когда обнаружились противоречия иностранной группы и русской в языковом вопросе. Кёне выступал категорически против ведения заседаний на русском языке. На французском и немецком языках велись подобные же заседания в Географическом обществе. Объяснялось это в первую очередь тем, что многие из иностранцев русский язык вообще не знали и не считали нужным изучать, хотя состояли на службе в России долгое время, получали немалые вознаграждения за свои услуги. Они откровенно проявляли высокомерие по отношению к русской культуре, что вызывало немалое раздражение у тех, для кого национальные интересы России и патриотические убеждения стояли не на последнем месте. Одним из них оказался граф А.С. Уваров.

В октябре 1849 г. на собрании Общества Уваров выступает с предложением об организации денежных премий, медалей за оригинальные сочинения по археологии древностей. Сам предлагает тему «О металлическом производстве в России до конца XVII века в отношениях к искусствам, художествам и ремеслам» и свои личные деньги. Обязательным условием Уваров ставил создание ученого труда на русском языке. Выполнить этот заказ обещал И.Е. Забелин. Опыт оказался настолько удачным, что в Общество в течение двух лет обратилось с подобными предложениями еще девять заявителей. Из них трое были из купеческого сословия, что само по себе показательно. Прикладной характер исследований поднимал авторитет Общества в глазах ученого мира. Сам Уваров еще дважды выступал с инициативами по новым темам. Все его проекты выполнялись на русском языке.

Однако влияние иностранной «партии» в Археолого-Нумизматическом обществе все же сказалось, особенно в методике археологических исследований.

В начале 1847 г. на одном из заседаний Общества встал вопрос о необходимости выезда на юг России, дабы «восполнить сведения о сохранившихся там памятниках древности». На это предложение откликнулся молодой граф Алексей Уваров. В сопровождающие к нему напросился П. Сабатье137.

О целях его путешествия к скифским курганам и его впечатлениях в книге о Керчи уже говорилось выше. Уварову же доверили столь ответственное задание не только потому, что он вызвался поехать за свой счет, но и потому, что имел прямой доступ к высшим сферам. Напомним, его отец в тот период был министром народного просвещения, а в министерстве проявляли крайнюю заинтересованность в объективной информации о состоянии керченских курганов. Задачу перед младшим Уваровым ставили конкретную: следовало выяснить, все ли курганы уже хищнически разрыты и разграблены или все-таки целесообразно возобновить археологические раскопки? Ведь курганы разрывались повсеместно. При этом было известно, что похожих курганов, пусть более позднего времени, очень много и в центральной части России. По сложившимся представлениям они делились на три разряда: норманнские, мерянские и боевые. Больше всего, по идее, должно было быть курганов норманнских, так как «норманны, проходившие чрез древнюю Русь по направлению водяных сообщений, воздвигали свои курганы на берегах рек»138. Отсюда возникал логический вывод: норманнские ценности, подобно скифским, могут быть зарыты и в этих курганах. Но трудно было определить, какие из них мерянские, а какие норманнские или боевые. Хотя уже появилось много желающих, особенно среди помещиков, проводить такие раскопки за свой счет. По селениям и ярмаркам стали разъезжать скупщики древностей. Так назревало решение о санкционированных масштабных раскопках курганов в зоне предполагаемого нахождения норманнов.

Глава 3 Правительственные раскопки XIX столетия: по правилам или не по правилам?

В 1851 г. во Владимирской губернии начались массовые археологические раскопки. За четыре летних сезона, по сведениям одного из наблюдателей К.Н. Тихонравова, от Суздальского уезда по направлению к Плещееву озеру было срыто более 13 тысяч курганов139. Руководителем тех раскопок на начальной стадии являлся А.С. Уваров. В связи с этим в исторической науке возникло много спекуляций вокруг его имени. Уварова объявляли главным виновником утерянных для науки курганов, обвиняли в торопливости, некомпетентности и прочих грехах. Отчасти повод к таким выводам дал сам Уваров. К I Археологическому съезду он подготовил материал на тему: «Меряне и их быт по курганным раскопкам», где пересказывал свою беседу с министром внутренних дел Л.А. Перовским. Между ними обсуждалась необходимость проведения археологических исследований в центральной и северной части России. Перовский тогда предложил начать раскопки с Новгорода. По мнению же Уварова, исследования там уже проводились, но нужных результатов не дали. Кроме того, по замыслу Уварова копать следовало не сами городища, а курганы в окрестностях тех древних городов, которые, как записано в летописи, Рюрик раздавал своим варягам и с них же собирал дань. То есть там, где «наследили» варяги. Особенно много курганов располагалось по направлению Новгород-Суздаль. Значит, и исследовать нужно в первую очередь какой-то из районов этого региона. Предпочтительнее всего местности Суздаля и Переславля-Залесского.

Каких-либо специальных указов, разрешающих проведение раскопок, Уварову не давалось. Но понятно, что решение о тех раскопках принималось не одним молодым 26-летним Уваровым, а на самом высшем уровне. Позднее в Археологическом обществе будут прямо говорить о том, что Общество средства на эти цели не выделяло и что вообще это — правительственное мероприятие.

На самом же деле массовые раскопки курганов уже давно велись. Во многих губернских, да и в уездных городах с 1840-х гг. становится престижным иметь свои краеведческие музеи. При них создаются так называемые штатные Комиссии с правом ведения археологических исследований в своих местностях, скупки у населения предметов старины, публикации отчетов. С музеями начинают делиться своими экспонатами частные коллекционеры. Собирательство, перепродажа предметов древности для простых граждан становится модным и выгодным увлечением. Конечно же, находились люди, понимавшие всю пагубность ситуации с беспорядочными раскопками для научного осмысления прошлого. Предпринимались попытки создания каких-то органов, которые бы контролировали незаконные раскопки древних могил. Наконец, обсуждались вопросы по написанию единых правил отчетности, учета и хранения для тех же членов местных комиссий, которые самостоятельно проводили подобные исследования. Однако повлиять на ситуацию оказалось крайне сложно.

На ученом совете III Археологического съезда, состоявшегося в Киеве в 1874 г., была избрана уже специальная Комиссия «для выработки правил научной раскопки древних могил и описания и хранения могильных древностей». В преамбуле документа подробно говорится о мотивах, побудивших к созданию Комиссии. В 1840-х гг. было раскопано много курганов в юго-западных губерниях исправниками, становыми приставами, волостными писарями, помещиками: «Раскопки поручались без какой бы то ни было инструкции каждому, кто изъявлял желание производить их и доставлять найденное в то или другое учреждение…» И далее курганы раскапываются «…во многих местностях, где были тысячи курганов, остаются только сотни и десятки, а есть и такие местности, где от бывших курганных могильников не сохранилось никаких признаков»140. По свидетельствам местных жителей, раскопки велись по распоряжению начальства.

Такая «практика археологических раскопок… не дает возможности пользоваться могильными древностями с историческими целями». В основу инструкции должно положить «следующие правила: 1) могила, при раскопке которой дневник не был составлен по правилам инструкции, признается потерянною для науки; 2) все находки из данной могилы должны быть означены ее номером и хранимы отдельно по могилам…»141. А кроме того, следует признать величайшим злом современной русской археологии практику покупки правительственными и общественными музеями предметов у промышленников могильных древностей, не имеющих раскопочных дневников. Музеи переполнены древними бытовыми изделиями, неизвестно кем, когда и при каких условиях выкопанными. Древности сортируются под влиянием художественного вкуса, а не по требованиям историко-археологической науки. Бытовые изделия могил разных местностей, времен и народов смешиваются и разбиваются произвольно, группируются не по могилам, а по составу, формам и значению предметов.

Такое беспорядочное собирание и безответственное хранение древностей приводит к неверным историческим выводам. Например, о якобы своеобразном обычае погребения с присыпками костей покойников возле курганов. После повторного же исследования выяснилось, что останки присыпались расхитителями гробниц. Случалось это после того, как они выносили из гробниц все содержимое на дневной свет. А что представляет собой коллекция К.И. Ольшевского по Суоргомскому катакомбному могильнику, составленная по покупкам у промышленников? В ней содержатся бытовые изделия пяти исторических эпох, тогда как в действительности все изделия этого могильника определяются многочисленными монетами, датированными одной эпохой.

Предложения Комиссии сводились к следующему: создалась «потребность немедленно приступить к систематическому поуездному исследованию по правилам инструкции курганов и городищ, сохранившихся в центральных губерниях России»142.

Фактически Комиссия в составе Антоновича, Ивановского и Самоквасова предлагала радикальное решение: признать все предыдущие раскопки курганоманией, отказаться от выводов, какие строились на основе несистематизированного отбора древностей, и начать новые раскопки по единым правилам инструкции. Провозглашалось, что эти правила призваны служить нравственным законом для всех лиц, раскапывающих древние земляные насыпи. Проект инструкции обсуждался на собрании съезда 21 августа. И что интересно: был принят единогласно. Оставался вопрос: насколько серьезно отнеслись участники Археологического съезда к принятому ими решению?

С одной стороны «неправильность» проведения раскопочных работ осознавалась всеми. Идея совершенствования методики полевых исследований, а также систематического и осторожного производства работ при открытии древностей обсуждалась еще в 30-х гг. В 1859 г. создается Императорская Археологическая комиссия, в задачи которой входит сбор сведений о памятниках древности и пресечение незаконных раскопок. Однако следует заметить, что эта комиссия возникла в момент наибольшего спада активности Археологического общества. Формально никакие археологические раскопки в те годы не производились. Заседания Общества проходили по одному разу в год. Поэтому перспективы прекращения незаконных раскопок казались вполне уместными. С другой стороны, сохранялось убеждение, что ценности, подобные скифским, все-таки еще не найдены и они обязательно есть. Все эти годы и вплоть до III Археологического съезда не прекращались дискуссии о сущности самой археологии как науки. Что именно является предметом ее изучения? Как она соотносится с другими науками? Где готовить специалистов-археологов?

Главенствующей в этом вопросе была точка зрения Погодина и Уварова: археология изучает памятники вещественные, духовные и прочие, какого бы рода они ни были. Но археология не является самостоятельной наукой, а только вспомогательной исторической дисциплиной. Основными являются источники письменные — летописи.

А между тем массовые раскопки курганов выходят на новый уровень. Тот же член Комиссии по выработке правил научных археологических исследований Л.К. Ивановский разворачивает свою деятельность в Санкт-Петербургской губернии. Копал там Ивановский уже с 1871 г. Его упорство в изыскании норманнских древностей будет продолжаться без малого десять летних сезонов. Под его личным руководством сроют около 7 тысяч курганных холмов. Хотя задача, стоявшая перед доктором медицины Ивановским в начале раскопок, ставилась конкретно и давно была выполнена. Надо было всего-то лишь найти черепа для сличения их с черепами из других местностей. Перспективными исследованиями считались изыскания Н.Е. Бранденбурга. Все-таки он копал в самом сердце летописного пребывания варягов на Русской земле — на Ладоге, Волхове. Вел раскопки Старо-Ладожской крепости. Сколько он срыл курганов — неизвестно. С большим размахом раскопки ведутся в те годы в Поволжье, на Кавказе, на Южном Урале, в Причерноморье.

Свою негативную роль в курганомании сыграла отмена крепостного права в 1861 г. и последовавшая за этим земельная реформа, о которой уже говорилось выше. Если до реформы помещики и так были вольны делать на своей земле все, что угодно, и копать, где им заблагорассудится, то теперь от них потребовался учет всех земельных угодий. По замыслу правительства временнообязанные крестьяне должны были переходить в разряд собственников. Помещику вменялось передавать крестьянской общине часть своих земель для дальнейшего подушевого распределения. Душевой надел нарезался в разных частях помещичьей усадьбы и состоял из пахотной земли, пастбищ, пустошей. Таким образом, возникала необходимость вводить в оборот ранее не использованные земли, и в том числе поля с заросшими холмами, скрывавшими древние насыпи. Археологические раскопки по сбору древностей в таком случае использовались, скорее всего, как повод. Для наблюдения за ними привлекались те же исправники, писари, землемеры и прочие. Дневников раскопок они, увы, не вели.

Между прочим, именно из откровений Уварова в «Мерянах…» можно прочувствовать в полной мере обстановку кладоискательского бума вокруг раскопок древностей в ту пору. Уваров на основании записей П.С. Савельева рассказывает о каких-то раскопках Н.А. Ушакова в Весьегонском и Вышневолоцком уездах 1843 г., о раскопках того же Ушакова в Устюжском уезде Новгородской губернии в 1844 г., где тот исследовал 50 курганов и эти раскопки были более удачными. Что значит более удачными, узнаем ниже. В этом же ключе он пишет о раскопках некоего А. Нечаева в 1866 г. в Коломенском уезде под Москвой: «14 курганов оказались пустыми. О вещах в курганах Нечаев ничего не говорит». О своих собственных раскопках Уваров рассказывает аналогично: «У села Ра-дованье срыто 14 курганов. Ничего не найдено»143. И далее в том же ключе: «Разрытие курганов у Хабарова городка ничего не объяснило. Село Вески: на древнем кладбище: разрыт 121 курган. Найдена одна монета Оттона середины X века».

Наконец, высказывая свое отношение к «черным» копателям, Уваров, по сути, раскрывает смысл всех мероприятий по поиску древностей. Перечисляя около десятка селений, где курганы были уже кем-то повреждены, он заключает: «Многие из этих раскопок не доставили никаких научных сведений и пропали для нас бесследно, потому что раскопки, предпринимаемые людьми неопытными и не с научной целью, были ведены наудачу, а при отсутствии по металлу вещей немедленно прекращались — как лишний расход, не покрываемый прибылью»144.

Прибыль от продажи редких и ценных металлических предметов являлась главной целью для людей предприимчивых. Научность для Уварова заключалась в добыче и сохранении всех предметов. Но раз уж он взялся за освещение быта обитавшего на этих землях древнего племени, то он не мог не выразить своего мнения на этот счет. А оно формировалось не только под влиянием дискуссии о правилах раскопок, но и под влиянием дискуссии о реальном существовании легендарного Рюрика. На первом же Археологическом съезде, на котором свою книгу о мерянах представил и Уваров, с критикой норманизма выступил историк Д.И. Иловайский. Его книга называлась «Разыскания о начале Руси». «Не надо искать Рюрика, — говорил он, — где-то в Европе или варягов среди Прибалтийских племен. Этого только норманисты и хотят. Рюрик на самом деле, подобно другим легендам о призвании князей, — такая же мифическая личность, реально никогда не существующая, как и другие народные сказания о трех братьях, двух сестрах и т. д. К сожалению, легенда о призвании варягов принята за чистую монету и зачислена в число исторических фактов с появлением первых учебников по истории».

Между прочим, Уваров и Иловайский были в хороших отношениях. Уваров даже помогал молодому ученому утвердиться в светских столичных кругах, присутствовал на защите его диссертации в 1858 г. То есть с его взглядами на варяжскую тему был хорошо знаком. Но Уваров, как и все норманисты, критику Иловайского воспринимал снисходительно, представляя ее более патриотичной, нежели научной, в первую очередь льстящей «русскому чувству». В общем, для них такая критика была несерьезным занятием, ребячеством145. Уваров придерживался утверждения Погодина о первенстве письменных источников в исторической науке. Отсюда — истоки традиции во многих изданиях археологов сначала цитировать соответствующие строки из летописи и только потом демонстрировать изображения. Таким образом, вещественные памятники древности (с подбором похожих предметов по материалу, художественному оформлению и др.) должны были подтверждать якобы связь различных народов, их уровень развития и т. д. Так что в «Мерянах…» Уваров, совершенно игнорируя выводы Иловайского, утверждает, будто старинные клады с арабскими деньгами внутри России «должны быть приписаны варягам, которые занесли их сюда во время своих набегов или во время переходов на юг к Византии»146. Также, по его мнению, варяги жили совместно с мерянскими финнами на их землях вплоть до XII в. и поклонялись каменному богу Велесу и т. д. и т. п. С точки зрения Уварова и других норманистов, это было непреложным фактом. Скандинавские вещи в виде амулетов-коньков, выгнутых фибул, мечей он находил везде. И не беда, если находка не всегда отвечала требованиям инструкции, записывалась в дневниках раскопок не так, как было нужно. Результаты уже были известны наперед. А в этом и суть всех мнимых побед норманизма.

Какова же судьба Инструкции с правилами проведения археологических исследований, принятой на III Археологическом съезде? А ее никто не соблюдал и особо не обращал на нее внимания. Курганы продолжали копать с тем же усердием. Позднее из них будут выделять отдельно курганы вятичей, кривичей. Их будут раскапывать и советское время. Сегодня от курганов практически ничего не осталось. Найти комплекс древних могильных холмиков — большая археологическая удача. Тем ценнее курганы, которые обнаруживаются случайно в наши дни.

У Уварова сложилось особое отношение к муромским курганам. Загадка: почему он не исследовал курганы муромских предместий в 1851–1852 гг.? Ведь Карачарово под Муромом — это его родное имение. До начала этих раскопок он некоторое время в Карачарове жил. Наверняка о каких-то местных курганах ему доводилось слышать. Он, например, мог обратить внимание на курганы по Владимирскому тракту рядом с деревней Зименки. Ему могли рассказать о курганах по Меленковскому тракту у селений Макаровка, Коржавино. Тогда о курганах неподалеку от упраздненного Борисоглебского монастыря и погоста Муска (Мусков) на речке Ушне (сегодня рядом с селом Новлянка) уже было известно. О них, в частности, сообщалось во «Владимирских губернских ведомостях» 1853 г. (перепечатка в материалах «Владимирского сборника» за 1857 г.). При желании он мог бы обнаружить курганы и в других местах Муромского уезда, но он этого не сделал. Почему? Ответ однозначно дать нельзя. Во-первых, Уваров просто-напросто не верил в то, что норманны могли так далеко заходить. Но если это случалось, они не могли здесь долго задерживаться, а значит, каких-либо богатых захоронений искать в здешних местах просто не имело смысла. Во-вторых, если курганы тут и были, то они разбросаны мелкими группами и не представляли такой плотности, как в Суздальском уезде. Там, судя по географии раскопок, насыпи выделялись чередой комплексов (от одной деревни к другой), а значит, представлялась большей вероятность обнаружения норманнских захоронений. Наконец, в-третьих, копать рядом со своим имением значило дать повод к различного рода пересудам. Например, о преследовании личных интересов. Многие помещики, как уже говорилось, разрывали курганы для того, чтобы увеличить площадь пахотных земель. Курганы у погоста Муска уже частично распахивались, о чем информировали те же «Владимирские губернские ведомости». Так и владельца Карачарова могли заподозрить в том же умысле. Обвинял же в свое время А.С. Пушкин его отца (Уварова-старшего) в использовании казенных слесарей «в собственную работу».

К.Н. Тихонравов не раз писал Уварову о муромском землемере Добрынкине, предлагавшем свои услуги археологическому обществу по сбору сведений о курганах и любопытных предметах старины с рисунками и планами находок в муромской округе. Н.Г. Добрынкин (1832–1903) действительно тогда работал частным землемером по приглашению для межевания земельных наделов. Пешком он обошел весь уезд вдоль и поперек, отмечая на карте местоположение различных объектов: почтовых станций, телеграфных линий, промыслов, мельниц, заводов, селений с базарами, погостов, паромных переправ, рек, озер и др. Свои наблюдения он перенес на бумагу и составил карту Муромского уезда. Она сохранилась до наших дней147. Датируется карта 1877 г.

На карте Добрынкина есть только одно обозначение кургана. О прочих он умолчал или имел какое-то собственное представление на этот счет. Может быть, он считал тогда, что курганы — это обязательно одиночные холмы огромных размеров. Такой был только один — в Плехановом бору на левом берегу Оки. Его называли Львиным курганом. Остальные холмы искусственного происхождения вызывали у Добрынкина, видимо, совсем другие ассоциации. Но есть еще одна деталь на карте, на которую следует обратить особое внимание, — это обозначения погостов крестиками. Само слово «погост» имеет несколько схожих значений. Обычно погостом называют кладбища. Но погостом могли быть также кладбища с церковью, с домом попа и причта (причисленных к данной церкви). Село с церковью могло находиться на расстоянии от погоста. На карте такое село имеет отдельное обозначение. Погостом могли называться также сельские приходы в составе нескольких деревень. Таким образом, смысл слова «погост» во многом зависел от фактических обстоятельств, сложившихся в разных местностях. В Муромском уезде почти на триста населенных пунктов, разбросанных в радиусе 50–70 километров, Добрынкин указал всего девять погостов. Если под погостами понимать кладбища, то их оказывается слишком мало. Значит, под погостами Добрынкин подразумевал кладбища с церковью, отстоящие на удалении от деревень.

На левой стороне Оки их указано три: Старые Котлицы, Мусков (Муска рядом с Новлянкой), Малое Юрьево. Можно предположить, что именно от погоста в первой деревне сохранилась церковь. На месте второй — современное кладбище. Погост рядом с селением Малое Юрьево на карте у Добрынкина носит название Василия Великого. Церковь в разрушенном состоянии.

На правой стороне Оки четыре из шести погостов также имеют собственные названия: Пустынь (рядом с Ефаново), Невадьевский (Невадьево), Козьмодемьянский (Короваево-Мелешки) и Кубов (рядом село Филинское). Погост Спас-Седчино не сохранился, хотя церковь в хорошем состоянии. Погост без названия между деревнями Михалицы-Липовицы также не оставил следов. Зато сохранился погост у деревни Малое Юрьево.

Погост Василия Великого с курганным комплексом удивительным образом сохранился до наших дней. На фоне круглых до 1,5 метра высотой и 5 метров в окружности холмов два кургана выделяются особенно. Они вытянуты с запада на восток, высотой до 4 метров при ширине 3–4 и 10–12 метров длиной. С левой стороны от крайнего левого кургана неглубокий длинный ров. С правой стороны от крайнего правого кургана ров четырехугольный незамкнутый в виде столешницы. То, что эти насыпи — искусственного происхождения, можно довольно легко заметить. С юго-западной стороны от лесной дороги имеется обрыв в метр-полтора. (Конечно же, все параметры даны приблизительно.) От этого места, похоже, и велась выемка песка в сторону курганов. С противоположной стороны к курганам примыкает современное кладбище. Жители деревни и сейчас называют это место ямой148.

Курганы в муромских окрестностях находили и раскапывали и при Добрынкине, и после Добрынкина, и в советское время. Последним копал А.Е. Леонтьев в 1989 г. через Илевну от села Пестенькино. Это совсем рядом с погостом Василия Великого. Еще ближе к погосту раскапывалось селище Михайлово А.В. Успенской и М.В. Фехнером в 1956 г. Леонтьев в тех курганах, кроме следов подкурганных выемок, ничего не обнаружил. В селище найдены только осколки древнерусской керамики, фрагменты ножа и наконечника стрелы. До деревни Малое Юрьево современные археологи не дошли 1 километр. Возможность видеть и знать, что эти курганы — свидетели прошлых веков, — большая ценность.

Глава 4 Страсти по Неревскому раскопу в Великом Новгороде. Если захотеть, то можно…

Самым массовым видом искусства является кино. Через кино формируются в сознании положительные или отрицательные образы людей разных эпох, пусть и очень древних. Ведь они также любили и восхищались, ненавидели и злились, ссорились и мирились. Для нас они уже интересны тем, что испытывали те же страсти, те же ощущения. Страсти людские не меняются, меняются пристрастия. Пристрастия во внешнем облике, в обустройстве быта, в эстетических взглядах. Они меняются вместе с изменениями в технологии использования металлов, дерева, материи. По одежде, жилищу, украшениям, оружию человека на экране мы можем определить время, в какое он жил, по замыслу создателей кинематографического произведения. Современную москвичку нетрудно отличить от трудящихся женщин середины XX в. и, тем более, от барышень века предыдущего. Различия видны в мельчайших деталях одежды и быта. Для достижения нужного эффекта у кинематографистов есть соответствующие описания в художественных книгах, портретной живописи. Сложности возникают при воссоздании образов человека более древних веков. Хотя и здесь есть определенные возможности для того, чтобы восстановить достоверные подробности жизни наших предков. Многое зависит от вкуса, знаний и компетенции авторов, режиссеров и сценаристов.

В кинофильме «Клеопатра» главные герои предстают перед нами в одежде ярких бело-красно-черных тонов на фоне бесконечно синего неба и чистой с голубизной воды. Это усиливает эффект зрелищности. Это образное восприятие, по сути, близко к реальности. Образ античного египтянина восстанавливается по фрескам, украшающим внутренние и наружные стены храмовых и дворцовых комплексов; по археологии погребальных памятников, в которых обнаруживается полный набор вещей, сопровождающих покойного в загробный мир; по скульптурным композициям, изображениям на керамической посуде; по памятным граффити на стенах культовых помещений и гробов; из текстов с иероглифами на папирусах и камне и т. д. Особые климатические условия вполне позволяли это сделать.

В фильмах «Спартак» или «Калигула» перед нами предстает цветовая гамма из золотисто-белых тонов, демонстрирующих роскошь, и серых, по контрасту, тонов в одежде рабов и нищих. И это тоже близко к реальности. Образ древнего римлянина хорошо описывается в сочинениях современников той поры. Их имена дошли до наших дней: Тит Ливий, Дион Кассий, Аммиан Марцеллин и много других. Их рукописи сохранились на пергамене, чаще всего вторичного использования, то есть поверх смытого или соскобленного текста — палимпсестах. Но они сохранились.

Теперь возьмем русский фильм «Ярослав». В нем преобладают коричневые и бело-серые тона. Социальное различие выделено в одежде. Люди зависимые и простые носят суконные рубашки. Роскошь просматривается в шикарных накидках вельмож из шкур животных. Жилища собраны из толстых стволов деревьев, обнесены высоким частоколом на очень небольшой площади. У старцев выделяются огромные стилизованные бороды. Дети показаны на площадке типа песочницы, с набором тряпичных мячиков. По сюжету два соседних племени между собой не общаются, враждуют и вообще не знают, кто из них где живет. То есть создатели фильма показывают зрителю, что племена прятались в чащах лесов, оставались полудикими. Варяг со скандинавским именем Харальд в кожаной куртке своим внешним видом олицетворял лицо цивилизованной Европы, несмотря на свою отрицательную роль. Он во все вмешивался, советовал, предавал. Все как положено по летописи, откуда взята идея фильма. Лаврентьевская летопись, ее творческая обработка в описании Карамзина становится основой для формирования образа славянина, пусть гордого, пусть прославляющего землю Русскую, но все же живущего племенами по горам и лесам, с набором варварских привычек в потреблении пищи, в жилище, в супружестве.

Соответствует ли это реальности? Кроме устного повествования, зафиксированного в летописи, мы имеем археологические свидетельства. Правда, с той поры их дошло до нас крайне мало, плохой сохранности и узкой специализации. Это предметы вооружения, украшения из материалов, меньше поддающихся коррозии и гниению, — золота, серебра, бронзы, меди, камня, кости, керамики. Изделия из железа, дерева, ткани, кожи практически отсутствуют среди находок в целом виде. Без них многое приходится домысливать, дорисовывать. Но оттого образ человека на Руси или, скажем, жителя Новгородской земли эпохи Ярослава Мудрого не становится полнее.

В этом смысле открытие в самом Новгороде в 1951 г. семиметрового культурного слоя представляет значимость не меньшую, чем открытие скифских захоронений с золотыми украшениями в Куль-Обе в 1830 г. Их ценность заключается в том, что уникальный состав глинных напластований законсервировал в почве различных частей города целыми и в хорошей сохранности слои деревянных мостовых с комплексами усадебных построек. Они четко выделяются стратиграфически по времени функционирования в рамках X–XV вв. В раскопе Людинского конца масштабными исследованиями 2008–2010 гг. выявлены следы грунтовых дорог с обводными канавками возрастом не старше 900-х гг. И это предельный срок существования первых поселений вообще на Новгородской земле.

Какой же образ жителей на Волхове мы можем увидеть по обнаруженным древностям? В конце X — середине XI в., а это, напомню, время княжения Владимира и Ярослава, обнаруживается развитая система хозяйствования и межличностных отношений. Перед нами предстает уличная застройка домов с огородами и садами. Об этом, по крайней мере, свидетельствуют семена огурцов и косточки вишни. В хозяйстве — полный набор одомашненной скотины: козы, овцы, свиньи, коровы. Для заготовки сена на зиму использовались косы, для жатвы зерновых — серпы, для копки земли — железные лопаты, для вспашки — двух— и трех лезвийные кочедыки. У плотников был целый арсенал инструментов: пилы, сверла, стамески, скобели, гвоздодеры, топоры с наваренными лезвиями в процессе термической обработки, напильники по металлу и многое другое. Если разложить их в витрине хозяйственного магазина, то отличить по форме и по качеству от современных не сразу получится.

Особенность новгородской почвы тысячелетней давности заключается в повышенной влажности. Скотину на выпас гнали по улице. Дорога быстро превращалась в грязное, перемешанное с навозом месиво. Это явление в дождливое время повсеместное. Но в Новгороде, городе с давней плотницкой традицией, подошли к этому вопросу практически: стали настилать деревянные мостовые. Традиция укоренилась. Каждые тридцать-сорок лет настилы перекладывались. Погребов все по той же причине возле домов не копали. По крайней мере, их нет в Неревском раскопе. Да и сами дома не заглублялись в землю. Зимники обнаруживаются на береговой линии. Это были ямы, которые по весне забивались льдом для хранения мяса и рыбы. Над ямой сооружался сарай, который обязательно закрывался от посторонних на замок. Замки имелись двух видов: и неподвижные (они врезались в дверные косяки), и навесные; простые и с пружинным механизмом внутри. В сараях хранились и рыболовные принадлежности: железные уключины от лодок, гарпуны, большие промысловые крючки, крючки обычных размеров и блесна обманки149.

Уже в слоях X в. обнаруживаются ювелирные изделия. Это медные крестики, бубенчики различной формы, скорлупообразные фибулы, привески с колокольчиками, привески-лунницы из тонкой серебряной тисненой пластины, амулеты — коньки, привески в виде уточек с разным набором лапок, браслеты, перстни-печатки и еще многое другое150. Все ювелирные изделия изготовлены чаще всего литым способом.

В наборе детских игрушек встречаются лыжи, деревянные коньки, тряпичные мячики больших и малых размеров. Детишки тогда играли не только в лапту, но и любили побегать на пустыре с мячом. В слое XI в. появляются первые берестяные грамоты. Береста — не главный материал для письма. Тогда уже использовался пергамен. Но береста была удобна для небольших повседневных посланий (типа записок или писем). После прочтения их обычно разрывали или разрезали и выбрасывали. Полных посланий встречается мало. Но и того, что уже есть, достаточно для определенных выводов. Оказывается, письмом владели не только князья, бояре и монахи, но и многие простые новгородцы. В авторах угадываются женщины и дети. В берестяных грамотах сообщается о долговых обязательствах, о каких-то просьбах, семейных проблемах. Встречаются любовные послания, пожелания, предложения, иногда с использованием ненормативной лексики, легко поддающейся распознаванию. Среди адресатов берестяных грамот указываются жители Полоцка и Киева. Фактически география распространения берестяных грамот гораздо шире. Все это говорит об экономических и культурных связях Новгорода с югом Руси. Вместе с принятием христианства распространяется и мода на греческие имена с болгарским произношением. В тех же берестяных грамотах за XII в. читается имя Гюргеви, Гюряте, Гюргя. В XII в. — Григори. В XIII в. — Григори, Юргю, Юргию, Юрию.

Этот образ новгородца не совсем вяжется с образом примитивного первобытного общинника. Он выходит за рамки представлений об эпохе Ярослава Мудрого в серо-коричневых тонах. Это уже общество с более высокой степенью организации. Здесь не питаются дикорастущими травами и не бродят в невыделанных шкурах животных. В Новгороде, в отличие от Европы, ходят в бани и хлещутся вениками, что особо подчеркивает наш летописец. Для него вопрос, откуда пошла Русская земля, был тогда не менее актуальным, чем для нас. Он пытается заглянуть на двести лет назад, в дремучую древность. Он ставит вопрос не откуда пришли славяне, а почему земля стала называться русской. Для нас этот же вопрос звучит по-другому и в двух плоскостях: политической и национальной. Если следы первых поселений обнаруживаются только с X в. и уже с развитой феодальной системой социальных отношений, то является ли это население автохтонным? Если следы первых поселений обнаруживаются только с X в., а это относится и к другим этническим образованиям Волго-Окского междуречья, то с какой стати объявляется, что какие-то финно-угры жили здесь раньше славян? И, вообще, что это за этносы, которые вдруг исчезают? Археологи, опираясь на одно только предположение летописца XI в. о проживании на Оке «иных языц», делают выводы о существовании неких финноугорских племен. В подтверждение этого они ищут различия, но упорно не замечают сходства. Различия всегда можно найти. Ни один мастер-кустарь не сделает две абсолютно одинаковые вещи. Два мастера в соседних селениях — тем более. А если каждый из них стремится создать свою неповторимую вещь? Сходство у них может сохраняться в самой идее создания вещи. Коньковые привески с колокольчиками, с утиными лапками встречаются и в раскопах Новгорода, и в Ростове, и в Муроме. Их конфигурация для этнической идентификации не имеет никакого значения.

Раскопки в Великом Новгороде, о которых идет речь, вел А.В. Арциховский. Когда ему предложили продолжить археологические исследования там, он уже знал, где копать, — на Неревском конце, где, по мнению финноугристов, жило финское племя нерева. И площадь раскопа, и глубина уже заранее предполагалась и согласовывалась.

Прошло без малого двадцать лет с момента первых изыскательских опытов в Новгороде. По его личным воспоминаниям, раскопки в Ленинградской области он начал вести по заданию Академии истории материальной культуры в 1929 г. О действительных целях он упоминает вскользь и много чего недоговаривает. Между тем результаты тех раскопок вызвали в научных кругах бурную дискуссию. Сам Арциховский чудом тогда не угодил под колесо репрессий. С тех пор тему финно-угров больше никогда до конца своих дней не затрагивал, как и не употреблял само слово «финно-угры», деля этнические группы севера Руси на славянские и неславянские. Он уяснил для себя главное: дело здесь не в науке, а в политике. Можно не угадать настроения в партии и правительстве.

В те годы на страницах главных идеологических журналов обсуждался целый комплекс проблем, связанных с археологией: вырабатывалось отношение к дореволюционным исследованиям в этой области, к методологии самих раскопок. Поднимался вопрос о том, какое отношение археология как наука имеет к политике. Тогда же археологов старой школы стали обвинять в формалистическом вещеведении. Им ставилось в упрек увлечение формально-типологическими методами исследований, объяснение возникновения восточного славянства результатом миграционных процессов. Новые задачи формулировались вокруг темы становления коммунистической формации. От археологов требовалось обоснование на примере вещественного материала существования родового доклассового первобытно-коммунистического общества. Следы такого общества Арциховскому и было поручено найти в древнем Великом Новгороде.

Начал он, по его же собственным воспоминаниям, с разведочных раскопок курганов и на селище Городище близ Новгорода в 1929 г. Над ним еще довлела установка Уварова о бесполезности археологических изысканий в самом Новгороде.

За два сезона раскопок команда Арциховского ничего древнее XII в. на Городище не нашла. Копать в Новгороде решено было в 1932 г. Местом раскопок выбрали Славенский конец. Древнее деление города на концы (Плотницкий, Славенский, Гончарский, Загородский, Неревский), приведенное по плану Новгорода из статьи А.В. Арциховского и Б.А. Рыбакова «Раскопки на Славне в Новгороде Великом» (журнал «Советская этнография». 1937. № 3), логично подсказывало, где жили славяне, — на Славенском конце. Работы велись с перерывами, что вполне понятно, учитывая то неспокойное время. Здесь толщина культурного слоя составила всего не более 3 метров. Обнаружены были мастерские кожевника, сапожника. Выявлено три слоя деревянных сооружений. Вывод, к которому пришел Арциховский, был категоричен: предположение об особой древности Славенского холма не подтверждается. Никаких слоев старше X в. не обнаружено.

Параллельно раскопкам Арциховского по инициативе Новгородского музея археологические исследования ведутся на Неревском конце. Руководили работами С.М. Смирнов и Б.К. Мантейфель. Ими было вскрыто 18 ярусов деревянных построек с глубиной раскопа 6 метров. Интересно то, что все древние артефакты, а их оказалась не одна тысяча, потом бесследно исчезли. Возможно, они не попали в список ценных предметов при спешной эвакуации во время войны. В воспоминаниях Смирнова151 о раскопках на Неревском конце вообще не говорится ни слова. Нет ничего подобного и у Мантейфеля. Небольшой отчет о тех раскопках написал А.А. Строков в новгородском сборнике в 1937 г., но широкой публике они не известны. Похоже на то, что и там предметов старше X в. найти не удалось. Вопрос о варяжской легенде, а вместе с тем и о первобытном коммунистическом обществе как-то само собой повисал в воздухе. Оставалось либо признать теорию миграций вообще, либо продвигать идею ограниченной автохтонности, то есть о появлении славян на Русской равнине в неотдаленном прошлом.

Решение этого вопроса мы находим у известного историка-марксиста М.Н. Покровского (ум. 1932). Он написал книгу «Русская история в самом сжатом очерке», которая, с одобрения В.И. Ленина, стала единственным официально одобренным учебником истории в СССР в 1920-х гг. Варяжский вопрос он представил в несколько упрощенном виде, чтобы понятно было малообразованным крестьянам и пролетариям. О начале «русского государства» (в кавычках у Покровского) сохранилось предание, записанное спустя триста лет, после того, как появилось первое известие о славянах. «По этому преданию, основателями первых больших государств на Восточно-европейской равнине были не славяне, а пришлые народы: на юге — хозары, пришедшие из Азии, а на севере — варяги, пришедшие со Скандинавского полуострова, из теперешней Швеции. Потом варяги победили хозар и стали хозяевами на всем протяжении этой равнины. Это предание новейшие историки часто оспаривали из соображений патриотических, т. е. националистических; им казалось обидно для народного самолюбия русских славян, что их первыми государями были иноземцы. На самом деле это не менее и не более обидно, чем то, что Россией с половины XVIII в. управляло, под именем Романовых, потомство немецких, голштинских герцогов (подлинные Романовы вымерли в 1761 г. в лице дочери Петра I — Елизаветы, у которой не было детей). То есть это вовсе никакого значения не имело, и то, что первые новгородские и киевские князья, которых мы знаем по именам, были шведы по происхождению (что несомненно), совсем неважно. Гораздо важнее то, что эти шведы были рабовладельцами и работорговцами…»152

Таким образом, по мысли Покровского для историков-марксистов совершенно не важно, кем был Рюрик, важен был сам прецедент классовой борьбы в российской истории, к тому же ярко описанный. Ведь он мог послужить рубежным моментом начала феодализации общества, смены социально-экономической формации. Восстание новгородцев, распри бояр, призвание варяга Рюрика на княжение в Новгород есть доказательство классовой борьбы в средневековой Руси — и это важно! Но в то же время сомнению не подлежит и шведское происхождение Рюрика. От шведских же слов, утверждал Покровский, происходят русские слова «князь» — «конунг», «витязь» — «викинг». Так норманнская теория официально получает прописку в советской исторической науке. Покровского после его смерти будут много критиковать, что-то поправлять, найдут кучу ошибок. Но незыблемым останется его версия варяжского предания.

Неудивительно, что подобные суждения норманистов нашли точки соприкосновения с финноугристами. Если с первыми все понятно, то вторые пошли дальше. В союзе племен, пригласивших варягов, в Лаврентьевской летописи читаем: «…идаша за море к варягам к руси… и реша русь, чудь, словени и кривичи: “Вся земля наша велика…”». В переводе читаем это же предложение иначе: «…идаша за море к варягам к руси… и реша русь, чудь, словени и кривичи, весь: “Земля наша велика…”» (В выборке в третьей части нашей книги на это указывается.) Мы видим, как слово «вся» заменяется на слово «весь». Можно было бы обсуждать неправильное толкование гласной буквы в данном слове, если отбросить мягкий знак, как неупотребляемый в древнерусском языке. Но, во-первых, гласные буквы «я» и «е» читаются четко. Во-вторых, в переводе буква «я» переносится на другое место, что само по себе неправильно, и становится не окончанием, а корневой гласной буквой. Так в нашей исторической науке появляется еще одно финское племя — весь.

Вот, заявляют финноугристы, кроме кривичей и словен новгородских в этих землях жило множество финских племен: чудь, весь, корела, водь, меря, мурома и др. Но если славяне пришли сюда из полян неведомо точно когда, то уж точно финны здесь жили раньше их. Получается, пришли славяне на земли финнов, одних ассимилировали, других загнали в сибирские леса, оставшихся стали безмерно угнетать. А далее, как снежный ком, идеология финноугристики начинает разрастаться. Тотчас же появились теории, доказывающие древность существования некоего финноугорского единства. Вспомнили Аспелина. В финнах оказались все племена от Ботнического залива до Урала и даже до Алтая. Их древность стали исчислять тысячелетиями. Начались поиски их прапрапрафинской прародины. Получают распространение идеи возрождения якобы некогда существовавшей великой финской нации. Тут же возникают националистические организации типа Академического карельского общества. На заседании такого общества в декабре 1930 г. в речи одного выступающего ставятся задачи «раздела варварской страны», одобряются призывы собрать всех финнов, где бы они ни находились, чтобы «положить конец Московской москальской власти».

Эти высказывания цитируются из статьи С.Н. Быковского «Племя и нация в работах буржуазных археологов и в освещении марксизма-ленинизма» (Сообщения ГАИМК. 1932. № 1–2. С. 8), в которой подобные высказывания подвергаются жесточайшей критике. На страницах этого же издания подобные критические материалы появляются под фамилиями A. В. Шмидт, В.И. Равдоникас.

Такая постановка вопроса возымела действие на практике. Начинаются поиски внутренних врагов. Пострадают только не те люди, против которых направлялись критические стрелы, — Ю.В. Готье,

B. А. Городцов и проч., занимающиеся поисками финской крови в славянстве, — а совсем другие. По сценарию из НКВД это должны были быть троцкисты-террористы из национальных республик. В 1931 г. состоится процесс над группой Евсеева, Васильева, Егорова в Марийской автономной области по обвинению их в пропаганде идеи отделения МАО от СССР под протекторатом Единой Финно-Угорской Федерации. Подобные сфабрикованные дела возбуждаются в Татарии, Чувашии, Удмуртии, Карелии и других национальных областях153. Арестовываются десятки людей. Большую часть из них приговорят к высшей мере наказания.

В подготовке террористических актов и т. п. обвинят и самого Быковского, якобы создавшего свою группу в ГАИМК вместе с М.Г. Худяковым, Ф.В. Кипарисовым и В.С. Адриановым. Всех расстреляют в один день 19 декабря 1936 г. Сгинет в лагерях А.В. Шмидт. Закроется в своей квартире Равдоникас, боясь любого шороха за дверью. Его еще будут печатать, делать ссылки на его статьи, а он в расцвете своих творческих сил уйдет из науки и вторую половину жизни проведет в страхе перед каждым завтрашним днем.

Удивительный поворот судьбы у Арциховского. В 1937 г. в журнале «Советская археология» (№ 3) появляется статья «О вредительстве в области археологии и о ликвидации его последствий». В ней фамилия Арциховского появляется вслед за Быковским и Кипарисовым, причем дважды. Его обвиняют «в крайних проявлениях ликвидаторства», в утверждении целесообразности упразднения археологии и этнографии как изживших себя наук. После таких обвинений следовало ожидать той участи для Арциховского, как и для всех остальных. Однако в этом же номере журнала публикуется статья за подписями А.В. Арциховского и Б.А. Рыбакова о раскопках на Славне в Великом Новгороде. В том же году он становится профессором МГУ.

Первые статьи по финно-угорской тематике в послевоенные годы появятся после проведения в начале 1947 г. Всесоюзной конференции по вопросам финноугорской филологии. Тогда же станет издаваться журнал «Советское финноугроведение». В нем публикуются археологические, этнографические, лингвистические материалы, где опять доказывается существование некой угро-финской уральской языковой семьи в давние тысячелетия. Нет только призывов к возрождению.

Не все, оказывается, согласны с этой точкой зрения. Находятся противники и критики. Один из них — Н.Н. Чебоксаров. Суть его возражений сводилась к простой логике: невозможно культурное единство различающихся по расовым и антропологическим признакам этнических групп. Тем более невозможно это представить на огромной территории от Балтики и Дуная до Обь-Енисейского водораздела. Исторически и этнографически малые народы связаны со своими соседями более, нежели через тысячи километров с сомнительно похожими. Не случайно ни одна тема, будь то верования, или язык, или одежда, не подаются в научных статьях в комплексе, а рассматриваются по отдельным этническим группам. Его вывод: «Комплексное финноугроведение — научная фикция»154.

Однако его критика тонет в потоке материалов по финно-уграм. Даже наоборот, возобновляются с большим масштабом экспедиции лингвистов, этнографических групп к малым народностям, проживающим в отдаленных местностях, с целью доказать обратное. Разворачиваются археологические исследования по всей стране и, в том числе, на Неревском конце в Великом Новгороде.

Для финноугристов главным открытием Неревского раскопа было даже не его содержимое, а этимологическое толкование его названия. Оказывается, по их мнению, здесь жили не только чудь и весь (благодаря искаженному переводу Лаврентьевской летописи), но еще и нерева. Как же? «Неревский» обязательно должно происходить из финского слова. Значит, здесь жило еще одно финское племя — нерева и оно наравне с другими финскими племенами — чудью и весью — приглашало Рюрика на княжение. Не стоит перечислять эти статьи. Достаточно заглянуть в Интернет, чтобы убедиться в этом.

Арциховский, возглавлявший те раскопки, уже молчал. Он только настойчиво писал в отчетах, что слоев древнее X в. в Новгороде не обнаружено, что все артефакты идентичны на всех раскопах, а значит, невозможно их разделить по этническим признакам. Он намекал на то, что нет слоев старше X в. и на Городище и оно не может называться Рюриковым. От себя добавим: нет следов поселений старше X в. и на месте других древних летописных городов Руси — Пскова, Ярославля, Суздаля, Мурома. А этимология слова «неревский» от нерева — не более чем фантазии. Названия районов древнего Новгорода по сторонам не содержат в себе ни строго этнического, ни профессионального начала. Есть название Словенский — Славянский, и есть Плотницкий, где жили плотники. Может, стоит все-таки обратиться к своим славянским корням? Вскрытый древний ландшафт указывает на неровности местности. Так, может, и слово «неревский» происходит от искаженного — неровный?

Возвращаясь к нашему кино, приходится задумываться над тем, почему мы рисуем свое прошлое в таких серо-коричневых тонах? Может быть, потому, что сами идем на поводу тех заморских варягов, кто хочет нас такими видеть. Тех, кто внушает, навязывает нам варяжское прошлое, называя патриотизм ребячеством. При этом еще и выдавая богатство русского быта за убожество? Ставя коммерческий интерес, зазывая туристов рюриковыми символами, выше национального? Одни археологи утверждают, что нет в Новгороде и на так называемом Рюриковом городище культурных слоев старше середины X в., а значит, там не было столетием раньше никаких варягов. Но другие археологи копаются и утверждают, что находят такие слои. Ведь в летописи так говорится…

Примечания и комментарии

124]Соловьев С.М. История России с древнейших времен. С. 103 // Сайт «Руниверс» (-vers.ru/bookreader/book54652/#page/69/mode/lup).

125]Карамзин Н.М. История государства Российского. Книга первая. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995. С. 72.

126]

127] Сайт РГБ: 2008#?page=6.

128] Цит. по сайту Викитеки: -source.org/wiki/ (Манифест!. 9_февраля_1861_года_ оботменекрепостногоправа).

129]Андреев Н.И. Порядок престолонаследия в России с основания Русского государства до ныне благополучно царствующего императора Александра II-го / Издатель-редактор Н.И. Андреев. М.: Типография Т. Рис, 1874. 62 с.

130] У В.Н. Татищева в его «Истории», как единственном источнике, где об этом говорится со ссылкой на некую летопись епископа Новгородского Иоакима, записано по-другому: «дочь князя урманского».

131]Веселовский Н.И. История Императорского русского археологического общества за первое пятидесятилетие его существования 1846–1896. СПб., 1900. С. 336–337.

132] Горный журнал, или Собрание сведений о горном и соляном деле, с присовокуплением новых открытий по наукам, к сему предмету относящимся. СПб., 1825. Кн. 1.С. 205.

133] Цит. по: Владимирский сборник. Материалы для статистики, этнографии, истории и археологии Владимирской губернии. М.: К. Тихонравов, 1857. С. 59.

134]Сабатье П.П. Керчь и Воспор. Замечания о керченских древностях и опыт хронологии царства Воспорского. Иждивением Императорского Археологического Общества. СПб.: В типографии экспедиции заготовления государственных бумаг, 1851. MDCC-СЫ. С. 105.

135]Веселовский НМ. История Императорского русского археологического общества за первое пятидесятилетие его существования 1846–1896. СПб., 1900. С. 40.

136] Там же. С. 41.

137] А.А. Формозов в биографии А.С. Уварова пишет, что скорее всего они совершали путешествие порознь. Ссылается он при этом на уже упоминаемую книгу о Керчи того же Сабатье, где тот уже на первой странице отмечает свое путешествие на юг «прошлым летом». Поскольку книга датируется 1851 г., Формозов делает вывод о поездке на юг Уварова в 1848 г., а Сабатье соответственно в 1850 г. Однако книга Сабатье в 1851 г. вышла в русском издании. На французском языке она появилась двумя годами ранее. Это позволяет утверждать, что путешествовали они на юг в один год и, скорее всего, все-таки вместе. Статья А.А. Формозова «А.С. Уваров и его место в истории русской археологии» помещена в сборнике: Уваровские чтения — II. Муром: ИВФ «Антал», 1994.

138]Тихонравов КМ. Археологические изыскания во Владимирской губернии. Владимир, 1867. С. 113; Труды Владимирской статистической комиссии.

139]Тихонравов К.Н. Археологические изыскания во Владимирской губернии. Владимир, 1867. С. 114, 116; Труды Владимирской статистической комиссии.

140]Самоквасов Д-Я. Раскопки древних могил и описание, хранение и издание могильных древностей. М.: Синодальная типография, 1908. С. 6; . google. com/file/d/0В0К4 7 JLp4QpaUFox V 3d J V 3ozOT g/edit?pli=l.

141] Там же.

142] Там же. С. 4.

143]Уваров А.С. Меряне и их быт по курганным раскопкам. М., 1872. С. 46. Или: / 22881334.

144] Там же.

145] О ребячестве «противо-норманистов» можно подробнее ознакомиться в обзорной статье журнала «Древняя и новая Россия» (1880, XVI.I. Январь. С. 627–630).

146]Уваров А.С. Меряне и их быт по курганным раскопкам. Там же. С. 61–62.

147] См. в электронном варианте: . wikimedia, org / wikipedia/ru/е/е5/Muromskijuezd. j pg

148] Яма, кстати сказать, одно из названий местности, где эти курганы находились. Уваров со ссылкой на Тихонравова перечисляет такие названия, употребляемые местными жителями: паны, могилки, горки, ямы и др.

149] См.: Колчин Б А. Железообрабатывающее ремесло Новгорода Великого (продукция, технология) // Труды Новгородской археологической экспедиции. Материалы исследования по археологии СССР. М.: Изд-во АН СССР, 1959. № 65. Т. II.

150] См.: Седова М.В. Ювелирные изделия древнего Новгорода (X–XV вв.) // Там же.

151]Смирнов С.М. Воспоминания о времени моей работы в Новгородском музее // / rus/novgorod/smirnov.htm#_Tocl86906104.

152]Покровский М.Н. Русская история в сжатом очерке. М., 1933. С. 8. Или: . ru/txt/rus_hists_006. htm

153] См. подробнее: Сануков К. «Финно-угорские федералисты» и «финские шпионы». (Из истории Марий Эл 30-х годов) // Финно-угроведение. 1996. № 3.

154]Чебоксаров Н.Н. Некоторые вопросы изучения финноугорских народов в СССР. (По поводу одной научной конференции) // Советская этнография. 1948. № 3. С. 176.

Заключение

Так кто же оставил варяжский след в истории Руси? Вроде бы вопрос ясен: тот, кто вписал сюжет легенды в нашу древнюю Лаврентьевскую летопись. Предположительно это мог сделать митрополит Киприан. Но стоит ли быть таким категоричным? Все-таки это предположение, хоть и основанное на мотивах и фактах. Да и в этом ли дело?

Другой вопрос тревожит сейчас: почему такой глубокий след легенда о варягах оставила в нашей русской истории? И в других странах похожие легенды были. Но им там такого значения не придают. А у нас помнят, и мало того: нам постоянно об этом напоминают.

Наша начальная летопись столько раз переписывалась, правилась, исправлялась отдельными частями, листами, фрагментами… В ней много смысловых нестыковок, противоречивых мыслей, потому что какие-то сказания, легенды записывались, так сказать, задним числом. Поэтому трудно выделить определенно следы наиболее древней ее части. В одном месте летописец восхваляет Ярослава, но строками выше он упрекает его, да так сурово, что сидеть бы ему до конца дней своих в темнице, будь он современником Ярослава, его детей и даже внуков.

Если переписчики пытались что-то исправить или с благими намерениями что-то вписать, искажая авторские замыслы, то повлиять на идейное содержание они так и не смогли. Летописец уже с первых листов решил задачу, кто первее на Руси стал княжить и откуда пошла Русская земля. Дальше он ставит другой вопрос, и этому посвящается вся остальная часть его летописания: как сохранить единство Русской земли?

Призвал себе в помощь Ярослав варягов, размышляет наш древний сочинитель, «но бог не дал дьяволу радости!». Бог наказывает народ за грехи, наводя иноплеменников, — и это понятно. Но дьявол радуется, когда брат идет на брата, когда льется братья кровь. Ведь в разные времена находятся такие братья, что поддаются дьявольскому наущению, свое личное ставят выше братской любви, приводят на Русскую землю нечисть поганую. И радуется дьявол злому убийству и кровопролитию, возбуждая ссоры и зависть, братоненавистничество и клевету. Радуется, когда видит, как один брат с погаными идет на кровного брата своего. Но говорят апостолы: «Где умножатся грехи, там преизобилует благодать». И не даст Бог дьяволу радости.

Привел варягов Ярослав на Русь против Мстислава, брата своего. И выступил Мстислав с войском. Против варягов поставил в чело северян, тех, что предал Ярослав, а сам стал с дружиною своею по обоим крыльям. И бились варяги с северянами, и одолели северяне. Бежал Ярослав с позором. И вот стоит на поле брани Мстислав, полный грусти и жалости: «Кто этому не порадуется? Вот лежит северянин, а вот варяг, а дружина своя цела». И послал за Ярославом сказать ему: «Садись в своем Киеве, ты старший брат». Упрек читается в этих словах. Зачем, спрашивается, надо было варягов приводить и братью кровь проливать? Бери, брат Ярослав, правую сторону Днепра, а мне оставь земли по левой стороне. Но сохраним единство Русской земли. Разве не погибли, взывает к брату своему Мстислав, наши братья младшие Борис и Глеб от усобиц и дьявольского пронырства?

И жили так в мире. Умер Мстислав, и остался Ярослав править один. Но не дремлет дьявол. Поссорил он сынов Ярослава. Бежал Изяслав Ярославин к полякам с большим богатством. Хотел за богатство найти воинов и навести на Русскую землю. Но те богатство отобрали, а его выгнали. Но не дремлет дьявол. Он кружит над Русской землей, как коршун, стремящийся растерзать свою добычу. Он ссорит новое поколение братьев. И вот Олег Святославич наводит поганых половцев на землю Русскую. «Его же грех бог да простит ему, ибо много христиан истреблено было». И так повторяется в русской истории много раз.

Так что такое — легенда о варягах? Охранительная грамота от усобиц или символ раздора? Слово «варяг» стало давно словом нарицательным, оно впиталось в русскую ментальность. Но мы никак не определимся: варяги — герои или враги? Одни братья варягов прославляют, другие — проклинают. Одно несомненно: их след идет по сердцу Русской земли. Но Бог и мы все не дадим дьяволу радости. Мы помним слова апостола Павла:

«Где умножатся грехи, там преизобилует благодать» (Рим. 5, 20).

На том и стоим.

Оглавление

Предисловие

Часть I Явление варягов на Русской земле

  Глава 1 Варяги Ярослава Мудрого

  Глава 2 По какому маршруту мог собирать дань Рюрик в «русско-финском» Залесье

  Глава 3 Волжские дали варягов

  Глава 4 Нормане и мурмане на севере Руси

  Глава 5 Великий «варяжский» путь в греки через Оковский лес

  Глава 6 О росах, Славинии и «кружении» архонтов

Часть II Норманны: взгляд с Востока

  Глава 1 Природа, климат и скандинавская ментальность

  Глава 2 Норманны — не викинги и не норвежцы

  Глава 3 Норманны в представлении средневековых историков

  Глава 4 Серебро: легенды, мифы и потребности

  Глава 5 Рабы — товар скоропортящийся

  Глава 6 «Бич божий» «темных веков» эпохи Великого переселения народов

  Глава 7 Идеология спасения на фоне демографического кризиса и грабительских войн

  Глава 8 Следы первых поселений IX в. в Скандинавии по материалам скандинавской археологии

Часть III Варяжские тени на лике Московской Руси

  Глава 1 «Великая замятия» чумного периода

  Глава 2 Святитель Киприан: тернистый путь к признанию

  Глава 3 Иван Грозный — потомок Рюриковичей или римских августов? (О тотальной ревизии летописных сводов)

  Глава 4 Лаврентьевская летопись: текстологический анализ. Кто, что и зачем исправлял?

Часть IV «Триумфальное» шествие варягов (по страницам русской истории)

  Глава 1 Как Рюрик официально стал первым русским монархом

  Глава 2 Все на поставление сведений о курганах! На поиски норманнского золота!

  Глава 3 Правительственные раскопки XIX столетия: по правилам или не по правилам?

  Глава 4 Страсти по Неревскому раскопу в Великом Новгороде. Если захотеть, то можно…

Заключение Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg