«Екатерина Великая (1780-1790-е гг.)»

1412

Описание

Книга «Екатерина Великая» серии «Россия — путь сквозь века» продолжает рассказ о царствовании Екатерины II. В ней освещается внутренняя политика императрицы, ее деятельность по укреплению абсолютизма в России. Знаменитый «Наказ» Екатерины так и не стал основой для нового законодательства, но были проведены административные реформы. Екатерина еще более расширила привилегии дворянства, а крепостное право достигло своего апогея в ее правление. Народные восстания жестоко подавлялись. В то же время императрица в духе времени выступала сторонницей просветительских взглядов, вела переписку с Дидро и Вольтером. Это не помешало ей начать борьбу с революционной Францией, что сопровождалось наступлением реакции в России.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Екатерина Великая (1780-1790-е гг.) (fb2) - Екатерина Великая (1780-1790-е гг.) (Россия — путь сквозь века - 10) 3411K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Коллектив авторов

ЕКАТЕРИНА ВЕЛИКАЯ (1760—1770-е гг.)

Составитель М. Смыр
В книге использованы материалы «Русской истории» В.О. Ключевского (В. К-ский)
Авторы тематических статей:

Багрова Л. (Л. Б.), Воронин И. (И. В.), Кумпан П. (П. К.),

Наумов О. (О. Н.),Никитин Д. (Д. Н.),

Петрусенко Н. (Н. П.), Секачев В. (В. С.),

Секачева Е. (Е. С.), Секачева Н. (Н. С.),

Чураков Д. (Д.С.)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Книга «Екатерина Великая» является продолжением рассказа о царствовании Екатерины II, начатого в книге «Матушка Екатерина», и посвящена деятельности императрицы по укреплению абсолютизма в России.

Екатерина писала еще до воцарения: «Я желаю, я хочу лишь добра стране, куда бог меня привел, слава страны — моя собственная слава; вот мой принцип; была бы очень счастлива, если бы мои идеи могли этому способствовать. Я хочу, чтобы страна и подданные были богаты, — вот принцип, от которого я отправляюсь. Власть без народного доверия ничего не значит для того, кто хочет быть любимым и славным; этого легко достигнуть: примите за правило ваших действий, ваших уставов благо народа и справедливость, неразлучные друг с другом, — свобода, душа всех вещей. Без тебя все мертво. Я хочу, чтоб повиновались законам, а не рабов; хочу общей цели сделать людей счастливыми, а не каприза, ни странностей, ни жестокости».

Почитая себя правительницей просвещенной, Екатерина основала Российскую академию, которой руководила Е. Дашкова, открыла Смольный институт для воспитания девиц из обедневших дворянских семей, положила начало художественной коллекции Эрмитажа.

Она оставила после себя множество сочинений на самые разные темы, вела переписку с Вольтером и Дидро.

Ею был составлен пространный «Наказ Екатерины II Комиссии о составлении проекта нового Уложения. 1767», основой для которого послужили произведения Монтескье и трактат Беккариа, направленный против остатков средневекового уголовного процесса.

Но этот противоречивый и утопический документ не стал основой для нового законодательства. В «Наказе» Екатерина писала, что «законы должны соответствовать естественному положению народа, для которого они составлены», из чего делала вывод о необходимости самодержавия в России, которая никак иначе управляться не может из-за обширности территории.

Усиливая самовластье, Екатерина последовательно укрепляла положение дворянства. В 1785 г. были обнародованы жалованные грамоты городам и дворянству, в которых закреплялись все права и привилегии, полученные дворянами. Помещикам раздавались государственные земли с крестьянами, предоставлялись льготные ссуды. Поскольку служба для дворян стала необязательной, у них появились возможности заниматься хозяйством. Одновременно шло дальнейшее усиление крепостного гнета. Помещики получили право ссылать крепостных на каторгу, а крестьяне были лишены любых возможностей жаловаться на своих господ. Крепостных продавали, обменивали, запарывали до смерти. Выросли размеры барщины, оброка, государственных повинностей.

Народное возмущение получило свое самое яркое выражение в крестьянской войне под предводительством Емельяна Пугачева в 1773–1775 гг. Начавшись на востоке страны, восстание вскоре охватило огромные территории и сотни тысяч людей. На его подавление Екатерина направила войска под руководством генерал-аншефа А.И. Бибикова, осенью 1774 г. во главе правительственных войск встал А.В. Суворов. Бунт был подавлен, а Емельян Пугачев казнен.

В 1775 г. Екатерина провела губернскую реформу, наделив генерал-губернаторов, возглавлявших управление губерниями, практически неограниченной властью. Реформа носила полицейско-бюрократический характер.

В целом правление Екатерины II укрепило абсолютную монархию в России.

В книгу вошли материалы лекций по русской истории В.О. Ключевского и тематические статьи современных историков — сотрудников Института всеобщей истории РАН.

ПРОГРАММА ДЕЙСТВИЙ ИМПЕРАТРИЦЫ

С первых же дней царствования Екатерина проявила необычайную трудоспособность: она работала по 12 часов в сутки. Вокруг себя императрица собрала людей, которые активно помогали ей проводить в жизнь намеченную политику. Отношения России с другими странами были рассмотрены в предыдущей книге данной серии. Во внутренних делах императрица сделала главной целью рост силы государства, ставя укрепление страны на первое место по сравнению со всеми другими задачами.

«Наказ» Екатерины II

Взойдя на русский трон, Екатерина задалась целью выработать основные направления деятельности всей государственной машины. Причем выработать самостоятельно, не оглядываясь на прошлое, не слушая советчиков, опираясь на те знания, которые она почерпнула за 18 лет, проведенные в России до своего воцарения.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕИ ЕКАТЕРИНЫ. Она хотела вести чисто личную политику, не прикрываемую никаким рядом стоящим, хотя бы только совещательным, но законно оформленным и ответственным учреждением. В ближайшей к себе сфере управления она не допускала и тени права, могущей омрачить блеск ее попечительного самовластия. По ее мысли, задача права — руководить подчиненными органами управления; оно должно действовать, подобно солнечной теплоте в земной атмосфере: чем выше, тем слабее.

Власть, не только неограниченная, но и неопределенная, лишенная всякого юридического облика, — это основной факт нашей государственной истории, сложившейся ко времени Екатерины. Она оберегала этот факт места от всяких попыток дать закономерный строй верховному управлению. Но она хотела прикрыть этот туземный факт идеями века. Обработка, какую эти идеи получили в ее уме, давала возможность столь трудного логически применения их.

Еще до воцарения… она сосредоточила свое прилежное чтение на историко-политической литературе и особенно на литературе просветительного направления. Экзотические поклонники и поклонницы этой литературы воспринимали ее неодинаково. Одни черпали из нее запас отвлеченных начал и радикальных приемов и, трактуя о строении человеческого общества, любили строить его на основаниях, выведенных из чистого разума и не испробованных в исторической действительности, а когда обращались к существующему, действительному обществу, находили его заслуживающим только полной ломки. Другие делали из этой литературы не питательное, а, так сказать, вкусовое употребление, увлекались ее отвлеченными идеями и смелыми планами не как желательным житейским порядком, а просто как занимательными и пикантными изворотами отважной и досужей мысли.

Екатерина отнеслась к этой литературе осторожнее политических радикалов и серьезнее либеральных вертопрахов. Из этого обильного источника новых идей она старалась извлечь лишь то, что, говоря ее словами, питало великие душевные качества человека честного, человека великого и героя и что мешает пошлости помрачать «античный вкус к чести и доблести». Следы такого изучения и размышлений, им навеянных, сохранились в оставшихся после нее записках, выписках и мимолетных заметках на французском или русском языке. «Я желаю, я хочу лишь добра стране, куда бог меня привел, — пишет она еще до воцарения, — слава страны — моя собственная слава; вот мой принцип; была бы очень счастлива, если бы мои идеи могли этому способствовать. Я хочу, чтобы страна и подданные были богаты — вот принцип, от которого я отправляюсь. Власть без народного доверия ничего не значит для того, кто хочет быть любимым и славным; этого легко достигнуть: примите за правило ваших действий, ваших уставов государственной и общественной жизни, уяснять себе основные понятия права и общежития; только по складу ли своего ума или по духу читаемой благо народа и справедливость, неразлучные друг с другом, — свобода, душа всех вещей. Без тебя все мертво. Я хочу, чтоб повиновались законам, а не рабов; хочу общей цели сделать людей счастливыми, а не каприза, ни странностей, ни жестокости. Как напоминают эти заметки заветные институтские тетрадки дедовских времен, куда вписывались любимые стихотворения и первые девические мечты.

Но «принципы» Екатерины при всем своем благодушном свободомыслии имели для нее более деловое, образовательное значение: они приучали ее размышлять о вопросах литературы, она придавала своим принципам не совсем обычный смысл. Для нее разум и его спутники — истина, правда, равенство, свобода — не были боевые начала, непримиримо борющиеся за господство над человечеством с преданием и его спутниками — ложью, неправдой, привилегией, рабством — это такие же элементы общежития, как и их противники, только поопрятнее и поблагороднее их.

От создания мира эти благородные начала были в унижении; теперь пришло их господство. Они могут уживаться с началами другого порядка; всякое дело, какова бы ни была его цель, должно для своего успеха усвоить себе эти начала.

«Самая грубая ошибка, — писала Екатерина Даламберу, — какую сделал иезуитский орден и какую только может сделать какое бы то ни было учреждение, — это не основаться на принципах, которых бы не мог опровергнуть никакой разум, ибо истина несокрушима». Эти принципы — хорошее агитационное средство. «Когда правда и разум на нашей стороне, — читаем в одной ее записке, — должно выставлять их на глаза народу, сказать: такая-то причина привела меня к тому-то; разум должен говорить за необходимость, и будьте уверены, что он возьмет верх в глазах толпы».

Уменье соглашать в управлении начала разных порядков и есть политическая мудрость. Она внушала Екатерине замысловатые соображения. «Противно христианской религии и справедливости, — пишет она, — обращать в рабство людей, которые все родятся свободными. В некоторых странах Европы церковный собор освободил всех крестьян; такой переворот теперь в России не был бы средством приобрести любовь землевладельцев, исполненных упрямства и предрассудков. Но вот легкий способ — постановить освобождать крестьян при продаже имений; в 100 лет все или почти все земли меняют владельцев — и вот народ свободный».

Или: наша империя нуждается в населении, потому едва ли полезно обращать в христианство инородцев, у которых господствует многоженство. «Хочу установить, чтобы мне из лести говорили правду: даже царедворец пойдет на это, увидев в этом путь к милости». При утилитарном взгляде на принципы с ними возможны сделки. «Я нашла, что в человеческой жизни честность выручала в затруднениях». Несправедливость допустима, если доставляет выгоду; непростительна только бесполезная несправедливость.

Видим, что чтение и размышление сообщили мысли Екатерины диалектическую гибкость, поворотливость в любую сторону, дало обильный запас сентенций, общих мест, примеров, но не дало никаких убеждений; у нее были стремления, мечты, даже идеалы, не убеждения, потому что признание истины не проникалось решимостью на ней строить нравственный порядок в себе и вокруг себя, без чего признание истины становится простым шаблоном мышления. Екатерина принадлежала к тем духовным конструкциям, которые не понимают, что такое убеждение и зачем оно нужно, когда есть соображение. Подобным недостатком страдал и ее слух: она терпеть не могла музыки, но от души смеялась, слушая в своем Эрмитаже комическую оперетку, в которой был положен на музыку кашель. Отсюда пестрота и совместная уживчивость ее политических взглядов и сочувствий.

Под влиянием Монтескье она писала, что законы — самое большое добро, какое люди могут дать и получить; а следуя свободному непленному движению своей мысли, она думала, что «снисхождение, примирительный дух государя сделают более, чем миллионы законов, а политическая свобода даст душу всему». Но, признавая в себе «отменно республиканскую душу», она считала наиболее пригодным для России образом правления самодержавие или деспотию, которых основательно не различала; разграничить эти виды одного и того же образа правления затрудняются и ученые публицисты.

Она сама заботливо практиковала этот образ правления, хотя соглашалась, что может показаться чудным сочетание республиканского «закала души» с деспотической практикой. Но одинаково с деспотией у нее шла к России и аристократия. «Хотя я и свободна от предрассудков и от природы ума философского, я чувствую большую склонность чтить древние роды, страдаю, видя здесь некоторые из них в нищете; мне хочется их поднять». И она считала возможным поднять их, восстановив майорат, украшая старших в роде орденами, должностями, пенсиями, землями.

Это не мешало ей признавать аристократический замысел верховников безрассудным делом. В ее емком уме укладывались предания немецкого феодализма рядом с привычками русского правления и политическими идеями просветительного века, и она пользовалась всеми этими средствами по своим наклонностям и соображениям. Она хвалилась, что, подобно Алкивиаду, уживется и в Спарте, и в Афинах. Она писала Вольтеру в 1765 г., что ее девиз — пчела, которая, летая с растения на растение, собирает мед для своего улья, но склад ее политических понятий скорее напоминает муравейник, чем улей. В. К-ский

«НАКАЗ» ЕКАТЕРИНЫ II — документ, составленный императрицей Екатериной II для Уложенной комиссии 1767 г.

В «Наказе» излагались основные принципы, которые, по мнению Екатерины II, должны были лечь в основу нового Уложения (Свода законов) Российской империи. Основные идеи документа были навеяны сочинениями французских просветителей — Руссо, Вольтера, Дидро. Особенное влияние на составление положений «Наказа» оказали труды французского просветителя Ш.Л. Монтескье «О духе законов». Он писал о необходимости разделения власти на исполнительную, законодательную и судебную.

Текст «Наказа» состоял из 22 глав, каждая из которых была посвящена той или иной проблеме общественного устройства. В них Екатерина излагала свои взгляды на такие важные вопросы, как монархическая власть, законы, преступления и наказания, народное хозяйство, воспитание, наследственное право, суд.

Вельможи, с которыми императрица советовалась относительно содержания «Наказа», уговорили ее снять наиболее либеральные статьи. Окончательный текст документа был сильно изменен по сравнению с первоначальным вариантом.

Самой подходящей формой правления для России Екатерина II считала абсолютную монархию. Вместе с тем, по ее мнению, надо было ввести законы, которые защищали бы основные права подданных. Императрица настаивала на необходимости равенства всех перед законом. Суд должен был стать гласным, и без его решения никто не мог быть признан виновным. В «Наказе» Екатерина выступала противницей пыток и смертной казни. Она отстаивала Необходимость развития торговой и промышленной деятельности, строительства новых городов, внесения порядка в вопросы земледелия. Вместе с тем в угоду дворянству позиция Екатерины II по вопросу о существовании в России крепостного права свелась к общим рассуждениям о необходимости гуманного обращения помещиков с крестьянами.

«Наказ» обсуждала Уложенная комиссия, которая состояла из 500 человек. Она заседала в Грановитой палате Кремля. Ее члены оказались не готовы воспринять принципы, изложенные в «Наказе». Да и сам «Наказ» был крайне противоречивым и утопическим документом. Екатерина не смогла провести реформу российского законодательства. «Наказ» так и не стал основой для создания нового Уложения. Сама Уложенная комиссия официально была распущена в декабре 1774 г., хотя прекратила свою деятельность в кон. 1768 г. И. В.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ИСТОЧНИКИ «НАКАЗА». Скоро Екатерина нашла для своих идей широкое применение. По ее словам, в одной поздней записке в первые годы царствования из подаваемых ей прошений, сенатских и коллежских дел, из сенаторских рассуждений и толков многих других людей она усмотрела, что ни о чем не установлено однообразных правил, а законы, изданные в разное время при различном расположении умов, многим казались противоречивыми, а потому все требовали и желали, чтобы законодательство было приведено в лучший порядок. Из этого она вывела заключение, что «образ мыслей вообще и самый гражданский закон» не могут быть исправлены иначе, как установлением ею писанных и утвержденных правил для всего населения империи и по всем предметам законодательств.

Для того она начала читать и потом писать «Наказ» Комиссии уложения. Два года она читала и писала. В письме (28 марта 1765 г.) к своей парижской приятельнице m-me Жоффрен, очень известной в то время своим литературным салоном, Екатерина писала, что уже два месяца она каждое утро часа по три занимается обработкой законов своей империи: это намек на составление «Наказа». Значит, работа начата была в январе 1765 г., а к началу 1767 г. «Наказ» был уже готов.

В критическом издании текста «Наказа», исполненном нашей Академией наук (1907 г.), тщательно разобран обильный материал, из которого вырабатывался этот памятник, и указаны его источники. «Наказ» — компиляция, составленная по нескольким произведениям тогдашней литературы просветительного направления. Главные из них — знаменитая книга Монтескье «Дух законов» и вышедшее в 1764 г. сочинение итальянского криминалиста Беккариа «О преступлениях и наказаниях», быстро приобретшее громкую известность в Европе. Книгу Монтескье Екатерина называла молитвенником государей, имеющих здравый смысл.

«Наказ» составился из 20 глав, к которым потом прибавлены были еще две; главы разделены на статьи, краткие положения, какими пишутся уставы. Всех статей в печатном «Наказе» 655; из них 294 заимствованы у Монтескье. Широко воспользовалась Екатерина и трактатом Беккариа, направленным против остатков средневекового уголовного процесса с его пытками и подобными судебными доказательствами, проводившим новый взгляд на вменяемость преступлений и целесообразность наказаний. Самая обширная X глава «Наказа» о обряде криминального суда почти вся взята из этой книги (104 статьи из 108). Критическое изучение текста «Наказа» нашло в нем еще следы заимствований из французской «Энциклопедии» и из сочинений немецких публицистов того времени Бильфельда и Юсти.

Во всем «Наказе» исследователи находят только около четверти незаимствованных статей, да и те большею частью — заголовки, вопросы или пояснительные вставки, навеянные теми же источниками, хотя и встречаются оригинальные статьи очень важного содержания.

Екатерина сама не преувеличивала, даже умаляла участие своего авторства в «Наказе». Посылая Фридриху II немецкий перевод своего труда, она писала: «Вы увидите, что я, как ворона в басне, нарядилась в павлиньи перья; в этом сочинении мне принадлежит лишь расположение материала, да кое-где одна строчка, одно слово».

Работа шла в таком порядке: Екатерина выписывала из своих источников подходящие к ее программе места дословно или в своем пересказе, иногда искажая мысль источника; выписки зачеркивались или пополнялись, распределялись на главы с подразделением на статьи, переводились секретарем Козицким и вновь исправлялись императрицей.

При таком порядке работы в труде неизбежны были недостатки: фраза, вырванная из контекста источника, становилась неясной. В русском переводе сложных рассуждений при неустановившейся терминологии иногда трудно доискаться смысла; в таких местах французский перевод «Наказа», тогда же сделанный, вразумительнее русского подлинника, хотя и заимствованного из французского же источника. На невразумительность многих мест «Наказа» указывали лица, которых Екатерина знакомила с частями своего труда до его окончания. По местам проскальзывали и противоречия: в одной статье, взятой у Монтескье, смертная казнь допускается; в других статьях, составленных по Беккариа, — отвергается. В. К-ский

МОНТЕСКЬЕ Шарль Луи, барон де Секонда, граф (франц. Charles Louis Montesquieu) (18.01.1689–10.02.1755 гг.) — один из выдающихся французских мыслителей эпохи Просвещения, правовед, философ. Происходил из аристократического рода, жившего в Бордо с нач. 15 в. Первоначальное образование он получил в ораторианском коллеже в Жюйи, вернувшись в Бордо, изучал право. В 1708 г. стал адвокатом, в 1714 г. — советником парламента (судебная инстанция) Бордо. В 1716 г. унаследовал от своего дяди, барона де Монтескье, титул, имя и должность президента парламента Бордо. После смерти отца он стал хозяином замка Ла Бреда. Службу в парламенте Монтескье сочетал с занятиями наукой. В 1716 г. он был избран членом Академии Бордо и написал огромное число докладов и речей по самым разным областям наук («О причинах эха», «О назначении почечных желез», «О морских приливах и отливах» и т. д.).

В 1721 г. Монтескье анонимно опубликовал свое первое произведение — «Персидские письма» (русский перевод в 1789 г.), в уста героев которого вложил критику политической жизни Франции эпохи Людовика XIV и откровенные насмешки над королем. Книга имела сенсационный успех, подогретый запретом, наложенным на нее цензурой. В 1726 г., сложив с себя судейские обязанности и полномочия президента Академии Бордо, Монтескье перебрался в Париж; в 1728 г. он стал членом Французской академии, а позднее был избран в Лондонскую и Берлинскую академии. В 1728–1731 гг. предпринял длительное путешествие по странам Европы, изучая законы и обычаи каждой страны. Результатом путешествия стала анонимно небольшим тиражом изданная в кон. 1748 г. в Женеве книга «О духе законов». Сочинение, написанное живым и увлекательным языком, с экскурсами по странам и эпохам, снискало автору европейскую известность и, несмотря на внесение в «Индекс запрещенных книг», переиздавалось 22 раза. Считая, что общественной жизнью управляют естественные закономерности, Монтескье доказывал, что нравственный облик народа, характер его законов обусловлены географическими условиями, экономикой, религиозными верованиями и политическими учреждениями. Монтескье считал, что содержание законов определяется главным образом различиями в формах правления, которые, в свою очередь, зависят от географических условий, а также от величины его территории. Демократия, по его убеждению, возможна только в малых государствах, в больших же оправдана деспотия. Монтескье различал три власти в государстве: законодательную, исполнительную и судебную, указывая, что эти власти должны находиться в руках различных государственных органов. Выступая против сосредоточения всей власти в руках монарха и опасаясь полновластия представительных органов, Монтескье выдвигал идею равновесия властей, при котором один орган государства умеряет другой.

Последние годы Монтескье провел, совершенствуя тексты «Духа законов» и «Персидских писем». В 1753 г. он написал свое последнее произведение «Опыт о вкусе» в 7-м томе «Энциклопедии». Умер от воспаления легких и погребен в церкви Сен-Сюльпис (могила не сохранилась). Гроб Монтескье сопровождал лишь Д. Дидро.

Учение Монтескье о разделении властей было воспринято во время Французской революции 1789 г., нашло отражение в конституционных актах Франции (Декларация прав человека и гражданина 1789 г., Конституция 1791 г.). Принцип разделения властей в 1787 г. был принят в конституции США и послужил идейным обоснованием независимости президента и правительства от представительных органов. В.С.

ЦЕНЗУРА И КРИТИКА «НАКАЗА». «Наказ» много пострадал от цензуры, или критики, какой он подвергся до выхода в свет. По рассказу Екатерины, когда труд ее достаточно подвинулся, она стала показывать его по частям разным лицам, по вкусу каждого. Н. Панин отозвался о «Наказе», что это аксиомы, способные опрокинуть стены.

Под влиянием ли выслушанных замечаний, или по собственному раздумью она зачеркнула, разорвала и сожгла добрую половину написанного — так извещала она Даламбера в начале 1767 г., прибавив: «И бог знает, что станется с остальным». А с остальным сталось вот что. Когда съехались в Москву депутаты Комиссии, Екатерина призвала «несколько персон, вельми разномыслящих», для предварительного обсуждения «Наказа». «Тут при каждой статье родились прения; я дала им волю чернить и вымарать все, что они хотели; они более половины того, что написано было мною, помарали, и остался «Наказ уложения», яко напечатан».

Если это был, как можно думать, вторичный приступ сокращения, то в печатном «Наказе» мы читаем не более четверти первоначально написанного. Это, разумеется, должно было много повредить стройности произведения. Бессвязностью особенно страдает XI глава — о крепостном состоянии; причина в том, что из первоначальной редакции главы выпущено в печатном издании до 20 статей о видах крепостной неволи, о мерах против злоупотреблений господской властью, о способах освобождения крепостных людей. Вот чего как нельзя больше пугались цензоры-депутаты из дворян.

Несмотря на возражения и сокращения, Екатерина осталась очень довольна своим произведением как своей политической исповедью. [Она] писала еще до появления его в печати, что сказала в нем все, опорожнила весь свой мешок и во всю жизнь не скажет более ни слова, что все видевшие ее работу единодушно говорят, что это верх совершенства, но ей кажется, что еще надобно почистить. В. К-ский

СОДЕРЖАНИЕ «НАКАЗА». В 20 главах «Наказ» говорит о самодержавной власти в России, о подчиненных органах управления, о хранилище законов (Сенате), о состоянии всех в государстве живущих (о равенстве и свободе граждан), о законах вообще, о законах подробно, именно о согласовании наказаний с преступлениями, о наказаниях, особенно об их умеренности, о производстве суда вообще, об обряде криминального суда (уголовное право и судопроизводство), о крепостном состоянии, о размножении народа в государстве, о рукоделии (ремеслах) и торговле, о воспитании, о дворянстве, о среднем роде людей (третьем сословии), о городах, о наследствах, о составлении (кодификации) и слоге законов; последняя, XX глава излагает разные статьи, требующие изъяснения, именно говорит о суде за оскорбление величества, о чрезвычайных судах, о веротерпимости, о признаках падения и разрушения государства.

В двух дополнительных главах идет речь о благочинии, или полиции, и о государственной экономии, т. е. о доходах и расходах. Видим, что, несмотря на урезки, «Наказ» довольно широко захватывал область законодательства, касался всех основных частей государственного устройства, верховной власти и ее отношения к подданным, управления, прав и обязанностей граждан, сословий, более всего законодательства и суда. При этом он давал русским людям ряд разносторонних откровений.

Он возвещал, что равенство граждан состоит в том, чтобы все подчинены были одинаковым законам, что есть государственная вольность, т. е. политическая свобода, и состоит она не только в праве делать все, что законы дозволяют, но и в том, чтобы не быть принуждену делать, чего не должно хотеть, а также в спокойствии духа, происходящем от уверенности в своей безопасности; для такой свободы нужно такое правительство, при котором один гражданин не боялся бы другого, а все боялись бы одних законов. Ничего подобного русский гражданин у себя не видел.

«Наказ» учил, что удерживать от преступления должен природный стыд, а не бич власти и что если не стыдятся наказаний и только жестокими карами удерживаются от пороков, то виновато в этом жестокое управление, ожесточившее людей, приучившее их к насилию. Частое употребление казней никогда не исправляло людей. Несчастно то правление, в котором принуждены установлять жестокие законы. Пытку, к которой так охотно прибегал русский суд, «Наказ» резко осуждает, как установление, противное здравому рассудку и чувству человечества; он же признает требованием благоразумия ограничение конфискации имущества преступника как меры, несправедливой, но обычной в русской судебной практике.

Известно, с какой бессмысленной жестокостью и произволом велись дела об оскорблении величества: неосторожное, двусмысленное или глупое слово о власти вызывало донос, страшное «слово и дело» и вело к пытке и казни. Слова, гласит «Наказ», никогда не вменяются в преступление, если не соединены с действиями: «все извращает и ниспровергает, кто из слов делает преступление, смертной казни достойно».

Для русской судебно-политической практики особенно поучителен отзыв «Наказ» о чрезвычайных судах. «В самодержавных правлениях, — гласит он, — самая бесполезная вещь есть наряжать иногда особливых судей судить кого-нибудь из подданных своих».

Веротерпимость допускалась в России. «Наказ» признает весьма вредным для спокойствия и безопасности граждан пороком недозволение различных вер в столь разнородном государстве, как Россия, и считает, напротив, веротерпимость единственным средством «всех заблудших овец паки привести к истинному верных стаду». «Гонение, — продолжает «Наказ», — человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает и самые жестоковыйные сердца». Наконец, в «Наказе» не раз затрагивается вопрос, исполняет ли государство, т. е. правительство, свои обязанности перед гражданами. Он указывает на ужасающую смертность детей у русских крестьян, уносящую до трех четвертей «сей надежды государства». «Какое цветущее состояние было бы сея державы, — горько восклицает «Наказ», — если бы могли благоразумными учреждениями отвратить или предупредить сию пагубу!». Рядом со смертностью детей и заносной заразительной болезнью в числе язв, опустошающих Россию, «Наказ» ставит и бестолковые поборы, какими помещики обременяют своих крепостных, вынуждая их на долгие годы бросать для заработков свои дома и семьи и «бродить по всему почти государству». Не то с иронией, не то с жалобой на беспечность власти» более обдуманный способ обложения крепостных.

Трудно объяснить, как эти статьи ускользнули от цензуры дворянских депутатов и пробрались в печатный «Наказ». Глава о размножении народа в государстве рисует по Монтескье страшную картину запустения страны от хронической болезни и худого правления, где люди, рождаясь в унынии и бедности, среди насилия, под гнетом ошибочных соображений правительства, видят свое истребление, не замечая сами его причин, теряют бодрость, энергию труда, так что поля, могущие пропитать целый народ, едва дают прокормление одному семейству. Эта картина живо напоминает массовые побеги народа за границу, ставшие в 18 в. настоящей бедой государства. В перечне средств для предупреждения преступлений «Наказ» как бы перечисляет словами Беккариа недоимки русского правительства. «Хотите ли предупредить преступления? Сделайте, чтоб законы меньше благоприятствовали разным между гражданами чинам, нежели всякому особо гражданину; сделайте, чтоб люди боялись законов и никого бы, кроме них, не боялись. Хотите ли предупредить преступления? Сделайте, чтоб просвещение распространилось между людьми. Наконец, самое надежное, но и самое трудное средство сделать людей лучшими есть усовершенствование воспитания».

Всякий знал, что русское правительство не заботилось об этих средствах. «Книга добрых законно» также сдерживала бы наклонность причинять зло ближним. Эта книга должна быть так распространена, чтобы ее можно было купить за малую цену, как букварь, и надлежит предписать учить грамоте в школах по такой книге вперемежку с церковными. Но такой книги в России еще не было; для ее составления писан и самый «Наказ». Таким образом, акт, высочайше подписанный, извещал русских граждан, что они лишены основных благ гражданского общежития, что законы, ими управляющие, не согласны с разумом и правдой, что господствующий класс вреден государству и что правительство не исполняло своих существенных обязанностей перед народом. В. К-ский

Выдержки из «Наказа» Екатерины II

Наказ Екатерины II Комиссии о составлении проекта нового Уложения. 1767.

1. Закон Христианский научает нас взаимно делать друг другу добро, сколько возможно.

3. А всякого согражданина особо видеть охраняемого законами, которые не утесняли бы его благосостояния, но защищали его ото всех сему правилу противных предприятий.

4. Но дабы ныне приступите ко скорейшему исполнению такого, как надеемся, всеобщего желания, то, основываясь на выше писанном первом правиле, надлежит войти в естественное положение сего государства.

5. Ибо законы, весьма сходственные с естеством, суть те, которых особенное расположение соответствует лучше расположению народа, ради которого они учреждены. В первых трех следующих главах описано сие естественное положение.

Глава I

6. Россия есть Европейская держава.

7. Доказательство сему следующее. Перемены, которые в России предпринял ПЕТР Великий, тем удобнее успех получили, что нравы, бывшие в то время, совсем не сходствовали со климатом и принесены были к нам смешением разных народов и завоеваниями чуждых областей. ПЕТР Первый, вводя нравы и обычаи европейские в европейском народе, нашел тогда такие удобности, каких он и сам не ожидал.

Глава II

9. Государь есть самодержавный; ибо никакая другая, как только соединенная в его особе власть, не может действовать сходно со пространством столь великого государства.

10. Пространное государство предполагает самодержавную власть в той особе, которая оным правит. Надлежит, чтобы скорость в решении дел, из дальних стран присылаемых, награждала медление, отдаленностию мест причиняемое.

11. Всякое другое правление не только было бы России вредно, но и вконец разорительно.

13- Какой предлог самодержавного правления? Не тот, чтоб у людей отнять естественную их вольность, но чтобы действия их направить к получению самого большого ото всех добра.

Глава V

31. О состоянии всех в государстве живущих.

33. Надлежит, чтоб законы, поелику возможно, предохраняли безопасность каждого особо гражданина.

34. Равенство всех граждан состоит в том, чтобы все подвержены были тем же законам.

39. Государственная вольность во гражданине есть спокоиство духа, происходящее от мнения, что всяк из них собственною наслаждается безопасностию; и, чтобы люди имели сию вольность, надлежит быть закону такову, чтоб один гражданин не мог бояться другого, а боялись бы все одних законов.

40. О законах вообще.

41. Ничего не должно запрещать законами, кроме того, что может быть вредно или каждому особенно, или всему обществу.

45. Многие вещи господствуют над человеком: вера, климат, законы, правила, принятые в основание от правительства, примеры дел прешедших, нравы, обычаи.

52. Разные характеры народов составлены из добродетелей и пороков, из хороших и худых качеств.

56. Предложенное МНОЮ здесь не для того сказано, чтобы хотя на малую черту сократить бесконечное расстояние, находящееся между пороками и добродетелями. Боже сохрани! Мое намерение было только показать, что не все политические пороки суть пороки моральные и что не все пороки моральные суть политические пороки. Сие непременно должно знать, дабы воздержаться от узаконений, с общим народа умствованием не уместных.

57. Законоположение должно применять к народному умствованию. Мы ничего лучше не делаем, как то, что делаем вольно, непринужденно, и следуя природной нашей склонности.

58. Для введения лучших законов необходимо потребно умы людские к тому приуготовить. Но чтоб сие не служило отговоркою, что нельзя становить и самого полезнейшего дела; ибо если умы к тому еще не приуготовлены, так примите на себя труд приуготовить оные, и тем самым вы уже много сделаете.

59- Законы суть особенные и точные установления законоположника, а нравы и обычаи суть установления всего вообще народа.

60. Итак, когда надобно сделать перемену в народе великую к великому оного добру, надлежит законами то исправлять, что учреждено законами, и то переменять обычаями, что обычаями введено. Весьма худая та политика, которая переделывает то законами, что надлежит переменять обычаями.

63. Словом сказать: всякое наказание, которое не по необходимости налагается, есть тиранское. Закон не происходит единственно от власти; вещи между добрыми и злыми средние, по своему естеству, не подлежат законам.

МЫСЛЬ «НАКАЗА». В таком виде являлась русская действительность пред идеями, возвещенными «Наказом». Как они могли быть проведены в среду, столь мало им сродную? «Наказ» находит некоторое средство и намечает проводника. Во вступлении он ставит общее положение, что законы должны соответствовать естественному положению народа, для которого они составлены.

Из этого тезиса в дальнейших статьях он делает два вывода. Во-первых, Россия по положению своему есть европейская держава. Доказательство этого — реформа Петра I, введя европейские нравы и обычаи в европейском народе, имела тем более успеха, что прежние нравы в России совсем не сходствовали с ее климатом и занесены были к нам от чуждых народов. Положим, все это так, вопреки всякому вероятию. Само собою следует невысказанное заключение, что русские законы должны иметь европейские основы. Эти основы и даны «Наказом» в собранных им выводах европейской политической мысли. Получается нечто похожее на силлогизм с подразумеваемым заключением, которое Екатерина нашла неудобным договаривать.

«Наказ» не вскрывает своих источников. Монтескье, Беккариа и другие западные публицисты, которыми он пользовался, в глазах русских депутатов Комиссии нового Уложения не имели никакого законодательного авторитета: они принимали правила «Наказа» только как выражение мысли и воли русской верховной власти. С таким силлогизмом скорее следовало бы обратиться к западноевропейской образованной публике, которая могла усомниться, достигла ли Россия такой политической зрелости, чтобы столь возвышенные идеи могли быть положены в основу ее кодекса законов.

Другой вывод, извлеченный из естественного положения России, — тот, что она по своему обширному протяжению должна быть управляема самодержавным государем: «Надлежит, чтобы скорость в решении дел, из дальних стран присылаемых, возмещала медленность, отдаленностью мест причиняемую». Если, говоря языком того времени, весь «разум» самодержавия в расстоянии Читы от Петербурга, то на втором выводе также можно построить силлогизм, гораздо более неожиданный.

Книга Монтескье — главный источник «Наказа» — есть идеальное изображение конституционной монархии. Первая посылка силлогизма та же: законы государства должны соответствовать его естественному положению. Вторая посылка: Россия по своему естественному, т. е. географическому, протяжению должна иметь самодержавный образ правления. Заключение: в основу ее законодательства должны лечь принципы конституционной монархии. Силлогизм имеет вид паралогизма, между тем это действительная мысль Екатерины.

Свободная от политических убеждений, она заменяла их тактическими приемами политики. Не выпуская из рук ни одной нити самодержавия, она допускала косвенное и даже прямое участие общества в управлении и теперь призвала к сотрудничеству в составлении нового уложения народное представительство. Самодержавная власть, по ее мысли, получала новый облик, становилась чем-то вроде лично-конституционного абсолютизма. В обществе, утратившем чувство права, и такая случайность, как удачная личность монарха, могла сойти за правовую гарантию. В. К-ский

СУДЬБА «НАКАЗА». Про свой «Наказ» Екатерина после писала, что он ввел единство в правила и в рассуждения не в пример более прежнего и «стали многие о цветах судить по цветам, а не яко слепые о цветах; по крайней мере стали знать волю законодавца и по оной поступать». «Наказ» роздали депутатам, читали в полном собрании и в частных комиссиях в начале каждого месяца; на него ссылались в прениях; генерал-прокурор вместе с маршалом должен был не допускать в постановлениях Комиссии ничего противного разуму «Наказа». Екатерина думала даже установить чтение его в годовщину его обнародования по всем судебным местам империи. Но Сенат, конечно, с ведома императрицы дал ему специальное назначение, разослал его только по высшим центральным учреждениям, отказав в том областным присутственным местам. Да и в центральных учреждениях он был доступен только властным членам; ни рядовым канцеляристам, ни посторонним его не дозволено было не только списывать, но и читать.

«Наказ» всегда покоился на судейском столе, и только по субботам, когда не докладывались текущие дела, эти члены в тесном кругу читали его, как читают в кабинете, запершись, запретную книжку избранным гостям. «Наказ» не предназначался для публики, служил руководством для одних правящих сфер, и только по их манерам и действиям подчиненным и управляемым предоставлялось чувствовать на себе свойство тех аксиом, какие верховная власть нашла нужным преподать для блага своих подданных. «Наказ» должен был озарять сцену и зрительную залу, оставаясь сам незримым светочем.

Сенат придумал такой театральный фокус для предупреждения превратных толков в народе, но самая таинственность «Наказа» могла только содействовать распространению слухов о каких-то новых законах. Депутаты и правители, читавшие или слушавшие «Наказ», выносили из него несколько новых идей, цветы мысли, но их действие на управление и образ мыслей общества уловить трудно. Только сама Екатерина в последующих указах, особенно по делам о пытке, напоминала подлежащим властям о статьях «Наказа», как обязательные постановления, и, к чести ее надобно прибавить, строго настаивала, «чтоб ни под каким видом при допросах никаких телесных истязаний никому делано не было».

Несмотря на слабое практическое действие, «Наказ» остается характерным явлением царствования в духе всей внутренней политики Екатерины. Она писала Фридриху II в объяснение своего творения, что должна была приспособляться к настоящему, не закрывая, однако ж, пути к более благоприятному будущему. Своим «Наказом» Екатерина бросила в русский оборот, хотя и очень стесненный, много идей, не только новых для России, но не вполне усвоенных политической жизнью и на Западе, и не спешила воплотить их в факты, перестроить по ним русский государственный порядок, рассуждая: были бы идеи, а они рано или поздно приведут свои факты, как причины приводят свои следствия. В. К-ский

НЕУДАЧНЫЕ КОДИФИКАЦИОННЫЕ ПОПЫТКИ. Еще в 1700 г. была составлена из высших чинов с несколькими дьяками комиссия, которой поручено было пополнить Уложение 1649 г. узаконениями, состоявшимися после его издания. С тех пор над этим делом безуспешно работал ряд комиссий.

Перепробовали разные способы работы, то клали в основу ее свое старое Уложение, пополняя его новыми указами, то сводили его со шведским кодексом, заменяя неподходящие пункты последнего статьями первого или новыми постановлениями: к импровизированным кодификаторам из военных и статских чинов присоединяли назначенных или выборных экспертов, «добрых и знающих людей», иногда только из офицеров и дворян, чаще и из других сословий, духовенства и купечества.

В таком составе кодификационных комиссий сказалось смутное воспоминание об участии земских соборов в составлении важнейших законодательных сводов Древней Руси, Судебника 1550 г. и Уложения 1649 г. Комиссия 1754 г., составленная также из должностных лиц центрального управления с участием «Десьянс-академии профессора» Штрубе де Пирмонта, изготовила две части нового уложения, и в 1761 г. по предложению Комиссии для совместного с ней вторичного рассмотрения ее труда Сенат указал вызвать из каждой провинции по два выборных от дворянства и по одному из купечества, и Синоду — предложить выбрать депутатов от духовенства.

Дело и на этот раз не было закончено; выборных в 1763 г. распустили, но Комиссия просуществовала вплоть до созыва новых депутатов в 1767 г. В. К-ский

УЛОЖЕННЫЕ КОМИССИИ — название семи временных коллегиальных органов в России 18 в., созывавшихся для составления нового Уложения (свода законов), вместо устаревшего Соборного Уложения 1649 г.

Первая комиссия такого рода — Палата из 70 служилых людей — была созвана Петром I в 1700 г. Она проработала три года и составила новоуложенную книгу, в которой царь нашел множество пропусков, и из-за этого распустил комиссию. В 1714–1718 гг. работала вторая комиссия, которая смогла предложить только 10 глав нового Уложения, также не утвержденных. В 1718 г. Петр повелел создать Уложение на основании русских, шведских и датских законов. Для этого в 1720 г. была образована третья, смешанная комиссия с участием иностранцев, работа которой также ни к чему не привела.

Безуспешные попытки составить новое Уложение предпринимались и в царствование Петра II. Четвертая комиссия (1728–1730 гг.) занималась в основном систематизацией законов, изданных после 1649 г. Анна Ивановна распустила Комиссию из-за ее полной беспомощности и создала новую, пятую Уложенную комиссию. Она обсуждала проекты законов о суде и вотчинах. В царствование Елизаветы Петровны И.И. Шувалов предложил создать шестую Уложенную комиссию. Она работала с 1754 по 1766 гг. Комиссия подготовила две части из предполагавшихся четырех: о суде и розыскных делах и проект «О состоянии подданных вообще», посвященный отношениям между сословиями. Но эта комиссия закрылась из-за борьбы придворных группировок.

Уложенная комиссия

Седьмая Уложенная комиссия 1767 г. была последней и также не дала результатов. Она была созвана по инициативе Екатерины II, которая в 1764–1766 гг. собственноручно написала «Наказ императрицы Екатерины II, данные Комиссии для составления проекта нового Уложения». В нем было 22 главы и введение. Этот документ предлагал мысли по наилучшему устроению общества, почерпнутые Екатериной II из книг французского мыслителя Ш. Монтескье «Дух законов» и итальянского юриста Ч. Беккариа «О преступлениях и наказаниях», а также некоторых других просветителей. 14 декабря 1766 г. императрица объявила Манифест о созыве Комиссии по составлению нового Уложения, к которому прилагались правила выборов депутатов. Общее число депутатов не было постоянным, примерно 520–580 человек. Были представлены 189 депутатов от дворян (по одному от уезда), 216 от городов (по одному от города), от всех категорий крестьян — всего 24 депутата, от казаков — 45 депутатов, 34 — от инородцев и 28 — от центральных учреждений. Духовенство было представлено одним депутатом от Синода. Крепостные крестьяне были лишены права посылать в Комиссию своих представителей.

В конце июля 1767 г. депутаты собрались в Москве и были представлены императрице. 31 июля в Успенском соборе Московского Кремля открылось первое заседание Комиссии. Ее председателем, по предложению Екатерины, был избран генерал А.И. Бибиков. Деятельность Комиссии ограничилась чтением «Наказа» Екатерины и обсуждением привезенных депутатами наказов, многие из которых находились в вопиющем противоречии с «Наказом» императрицы. До 14 декабря 1767 г. Комиссия заседала в Москве, с 18 февраля по 18 декабря 1768 г. — в Петербурге, после этого последовал указ о ее временном роспуске в связи с началом русско-турецкой войны.

Екатерина распустила Комиссию, убедившись в ее неспособности выработать новый свод законов. В то же время она не желала превращать работу Комиссии в арену открытых столкновений между сословиями. Во время ее работы императрица смогла составить представление о настроениях и о положении различных классов русского общества. Это помогло ей при проведении реформ второй половины ее царствования: при перестройке административной системы, введении выборных судов. Комиссия подтвердила авторитет правительства и самой просвещенной императрицы. В.С.

СОСТАВ КОМИССИИ. Екатерине предстояло кончить давнее дело, устранив по указаниям опыта причины неудачи прежних попыток. Теперь оно во многих отношениях поставлено было иначе, чем ставилось прежде. Начали прямо манифестом 14 декабря 1766 г. о созыве депутатов в предположенную Комиссию для сочинения проекта нового уложения, как она официально называлась. Представительство было значительно расширено.

Комиссия составлялась из представителей правительственных учреждений и из депутатов от различных разрядов или классов населения. Сенат, Синод, все коллегии и главные канцелярии центрального управления послали по одному представителю. Чтобы понять порядок выбора депутатов от населения, надобно припомнить, что тогда империя делилась на 20 губерний, которые подразделялись на провинции, а провинции — на уезды.

По одному депутату назначено было на каждый город от домовладельцев, на каждый уезд от дворян-землевладельцев и на каждую провинцию по депутату от однодворцев, от пахотных солдат, от государственных черносошных крестьян и из оседлых инородцев от каждого народа, крещеного или некрещеного, итого четыре депутата от провинции, где были налицо эти четыре разряда населения. Число депутатов от казаков предоставлено было определить их высшим командирам. Выборы уездные и городские были прямые, по провинциям — трехстепенные. Дворяне-землевладельцы уезда под председательством выбранного на два года дворянского предводителя, а горожане-домохозяева под председательством тоже на два года выбранного городского головы прямо избирали депутата в Комиссию; только очень большие города могли сперва избирать выборщиков по городским частям.

Однодворцы и другие свободные сельские обыватели упомянутых разрядов, «дом и землю в погосте (сельском приходе) имеющие», выбирали погостных поверенных, которые избирали поверенных уездных, а из их среды выбирался провинциальный депутат.

Таким образом, в Комиссии представлены были центральные правительственные учреждения, некоторые сословия, инородческие племена и места жительства. По букве «обряда» городских выборов в них участвовали все домохозяева, каковыми могли быть лица всякого звания. Это наводит на мысль о всесословном характере городских выборов, противоречащем всему строю тогдашнего русского общества. Но припомним, что тогда Екатерина мечтала о создании в России «среднего рода людей», подобного среднему сословию на Западе. В этот класс, называвшийся еще мещанами, «Наказ» относит людей, [которые], не будучи ни дворянами, ни хлебопашцами, занимаются художествами, науками, мореплаванием, торговлею и ремеслами, [а] также всех недворян, кои будут выходить из воспитательных домов и русских училищ, и, наконец, детей приказных людей.

Главные признаки мещанина — обладание «домом и имением» в городе и платеж городских налогов. Но такого класса еще не было в России, а были налицо лишь некоторые разобщенные его элементы; для выборов оставался один уловимый признак мещанина — домовладение.

По мысли Екатерины, и город — сословие, но фиктивное, потому на деле городские выборы вышли не сословными и не всесословными, а просто бессословными. Из сохранившихся дел видим, что в городских выборах участвовало и духовенство с приказными людьми. Сенат не утверждал депутатов, выбранных одними купцами, где были домовладельцы других званий. В малороссийских городах рядом с мещанством выступало на выборах и шляхетство. В Петербурге, застроенном по указам Петра дворянскими домами, домовладельцы из чиновно-дворянской знати совсем заслонили собой купечество; городским головой был избран обер-комендант, а депутатом от столицы граф А.Г. Орлов.

По примеру Петербурга тот же характер получили выборы и в старой столице, где городским головой был избран князь Вяземский, а депутатом — князь Голицын. При расширенном представительстве Комиссия, однако, далеко не захватывала своим составом всех слоев тогдашнего населения империи, не говоря уже о крепостных крестьянах, не видим депутатов от приходского духовенства, хотя и участвовавших в городских выборах от крестьян дворцовых и даже бывших церковных или экономических, как они назывались, по имени управлявшей ими Коллегии экономии, хотя со времени секуляризации (1764 г.) они примкнули к свободным сельским обывателям.

Всех депутатов было избрано 564. Количественное распределение представительства не соответствовало ни численности представленных групп населения, ни их значению в государстве. Всего больше депутатов досталось городам, потому что всякий город, большой и малый, и столица Москва, и уездный город Буй, в котором считалось всего несколько сот обывателей, послал по одному депутату. В составе Комиссии городских депутатов было 39%; между тем городские жители не составляли и 5% всего населения империи. Пропорциональное отношение представительства по классам является в таком виде:

Правительственные учреждения — ок. 5%.

Дворянство — ок. 30%.

Города — ок. 39%.

Сельские обыватели — ок. 14%.

Казаки, инородцы, остальные классы — ок. 12%. В. К-ский

ВЫБОРЫ В КОМИССИЮ. Екатерине предстояло побороть закоренелое равнодушие и недоверие, с каким население привыкло встречать правительственный призыв к общественному содействию, зная по опыту, что ничего из этого, кроме новых тягостей и бестолковых распоряжений, не выйдет. Так отнеслось оно и к сенатскому указу 1761 г., призывавшему «общество», дворянство и купечество споспешествовать правительству советами и делом в сочинении нового уложения, напоминая «сынам отечества» их долг и возможность «незабвенную в будущие годы о себе оставить память».

Такие слова в сенатском указе звучали для обывателя смешной выходкой, особенно рядом с угрозой кодификационной комиссии отписывать у дворян деревни за неявку. Теперь высокий знак доверия власти к подданным старались поставить более благопристойным образом. Манифест о созыве депутатов был читан по всем церквам три воскресенья сряду, и он возвещал, что со стороны престола милосердие полагается в основание законов, а со стороны подданных ожидается благодарность и послушание.

Депутаты призывались к «великому делу». Выборы их должны были происходить «с тихостью, учтивостью и молчаливо». Депутатам назначено было жалованье; звание их возведено было на небывалую высоту и стало самым привилегированным в России. Они находились под «собственным охранением» императрицы, на всю жизнь, «в какое бы прегрешение»ни впали, освобождались от смертной казни, пытки и телесного наказания; имущество их подвергалось конфискации только за долги, личная безопасность охранялась удвоенной карой, им даны были для ношения особые значки, которые дворянским депутатам по окончании дела дозволялось вносить в их гербы, «дабы потомки знать могли, какому великому делу они участниками были». Никто из русских подданных не пользовался тогда такими преимуществами.

В Великороссии выборы вообще прошли благополучно; случаи вроде борьбы гор. Гороховца с воеводой за своего депутата или отказа шального новгородского дворянина участвовать в выборах, так как дворянство освобождено от обязательной службы, — такие случаи были редки. Зато в Малороссии выборы вызвали шумные волнения, расшевелив издавна скоплявшуюся вражду между великорусской администрацией и туземным обществом, между шляхетством и мещанством, рядовым казачеством и его старшиной. В. К-ский

ДЕПУТАТСКИЕ НАКАЗЫ. Самой важной новизной Комиссии 1767 г. были наказы, какими избиратели обязаны были снабдить своих депутатов, изложив в них свои «общественные нужды и отягощения», не внося частных дел, решаемых судом. Избиратели охотно отзывались на это требование, почуяв в нем если не право, то позволение, открывавшее их мирским челобитьям прямой путь к престолу.

Вместе с тем депутатский наказ сообщал и самому депутату привычное, всем понятное значение ходока о нуждах своего мира: дальше этого не шло тогдашнее понимание народного представительства. Депутаты привезли наказов слишком вдвое больше, чем было их самих, почти полторы тысячи. Особенно много, свыше тысячи, навезли сельские депутаты. Такое обилие объясняется порядком составления наказов этим депутатам.

При выборах прямых, городских и дворянских избиратели, выбрав депутата, составляли из своей среды пятичленную комиссию, которая три дня выслушивала от избирателей заявления об их нуждах, а потом в другие три дня сводила эти заявления в наказ, который прочитывала избирателям и с их подписями вручала депутату. В трехстепенных выборах провинциальных депутатов от сельских состояний погостовые или приходские избиратели составляли «всенижайшее челобитье» о своих нуждах, которые их поверенный передавал уездному поверенному, а тот — своему провинциальному депутату.

Значит, провинциальный депутат, однодворческий или черносошный, вез с собой в Комиссию столько челобитий или наказов, сколько было погостов с обывателями его разряда в представляемой им провинции; крестьянский депутат Архангельской провинции привез 195 погостовых наказов. Впрочем, чаще из погостовых челобитий составлялся сводный уездный и даже провинциальный наказ. Первый наказ, заслушанный Комиссией 1767 г., был от черносошных крестьян Каргопольского уезда, Белозерской провинции. Новгородской губернии.

Размножению наказов содействовали также общественные несогласия, когда избиратели не могли столковаться о своих нуждах и составление наказа становилось невозможным. Особенно часто случалось это в городах, которые Екатерина вообразила сплоченными обществами с дружным пониманием своих нужд и интересов. Разошедшиеся во мнениях городские классы различными способами выходили из своего разлада или давали депутату несколько наказов, несогласованных и даже враждебных один другому, или составляли общий городской наказ из статей, продиктованных представителями разных классов городского населения, не смущаясь внутренней нескладицей такого наказа, наконец, еще проще: сшивали вместе разные наказы с надписями: «от белаго духовенства», «от купечества», «от содержателей фабрик» и т. д. (Все эти способы обстоятельно выяснены г-ном Кизеветтером в статье о городских наказах). Астрахань вопреки положению о выборах выбрала даже пять депутатов и каждого снабдила особым наказом. Наконец, и в депутатских наказах 1767 г., городских и дворянских, встречаем заимствования друг у друга, как это бывало в «сказках» выборных людей на земских соборах XVII в.

Депутат отвечал перед обществом своих избирателей за своевременное представление их ходатайств куда следовало. Но ему предоставлялось право ходатайствовать и сверх наказа, о чем он заблагорассудит, не мог только противоречить своему наказу и в случае несогласия с ним должен был сложить с себя полученные полномочия. В. К-ский

УСТРОЙСТВО КОМИССИИ. Прежние кодификационные комиссии из высших чинов не смешивались с сословными депутатами, которых призывали содействовать им в их работе: они, собственно, и составляли проекты нового уложения, пользуясь депутатами как вспомогательным средством.

Теперь представители правительственных учреждений входили в состав Комиссии наравне с сословными депутатами и не были ее руководителями, даже равнодеятельными участниками: ввиду их должностных занятий им разрешено было сидеть в Комиссии только два дня в неделю вместо пяти.

Манифест 14 декабря указывал Комиссии двоякую задачу: депутаты созывались не только для того, чтобы от них выслушать нужды и недостатки каждого места, но и допущены они быть имеют в Комиссию для заготовления проекта нового уложения. Согласно с такой задачей Комиссия получила очень сложное устройство.

Из Большой комиссии, как называлось ее полное собрание, выделялись по ее выбору три малые, из пяти депутатов каждая. Дирекционная комиссия, распорядительная, предлагала полному собранию образовать по мере надобности частные кодификационные комиссии, не более как из 5 членов каждую, для выработки отдельных частей Уложения и потом наблюдала за их работами, сличала составленные ими проекты с «Большим Наказом», как назывался «Наказ» императрицы в отличие от депутатских, исправляла их и вносила в полное собрание, всегда объясняя свои поправки.

Экспедиционная комиссия, редакционная, излагала или направляла проекты частных комиссий и постановления самой Большой комиссии «по правилам языка и слога», устраняя из них слова и речи двусмысленные, темные и невразумительные; без нее все прочие комиссии и сама Большая «вне действия» по господствовавшей даже в правящих кругах безграмотности и неумению выражать сколько-нибудь отвлеченные понятия. Третья комиссия, подготовительная, разбирала депутатские наказы, делала из них выписки «по материям» и вносила в полное собрание. Эти три малые комиссии составляли как бы бюро Большой.

Председателя полного собрания, маршала или депутатского предводителя, как он назывался, назначала императрица из числа кандидатов, предложенных Комиссией и генерал-прокурором. Маршал действовал об руку с этим представителем верховной власти при Комиссии, по соглашению с ним устанавливал порядок занятий полного собрания и вместе с ним заседал во всех частных комиссиях. Главным делом генерал-прокурора было не допускать в постановлениях Комиссии ничего противного разуму «Наказа».

Особенно важное значение придавала Екатерина журналу заседаний комиссии: его надобно вести так, чтобы будущие времена в производстве «великого дела» Комиссии могли найти указания, как устроиться прочнее; и наше нынешнее здание, читаем в Обряде управления Комиссии, «менее бы нас обременяло», если бы мы имели подобные записки от прошедших веков. Для дневных записок в полном собрании и во всех частных комиссиях предписано было определить способных людей из дворян и одному быть «директором дневной записки», который был подчинен самой императрице; вместе с маршалом и генерал-прокурором они втроем составляли как бы президиум Комиссии и сидели в зале полного собрания за особым столом, директор — посредине, маршал и генерал-прокурор — по концам стола.

Сложному устройству Комиссии отвечало и ее делопроизводство. Законодательное дело, возбужденное в полном собрании, с его предварительными суждениями переходило в дирекционную комиссию, которая направляла его по принадлежности в ту или другую частную кодификационную. Последняя, составив проект, знакомила с ним ту центральную коллегию, или канцелярию, ведомства которой он касался, и с ее мнением и со своим заключением пересылала в дирекционную, а та, сличив проект с «Наказом», или возвращала его назад для исправления, или передавала в экспедиционную комиссию для грамматической и литературной выправки, и только тогда через ту же дирекционную комиссию проект поступал в полное собрание на окончательное обсуждение.

Видим, что только разве общая идея Московского земского собора участвовала в построении Комиссии 1767 г., но в подробностях устройства, в порядке ведения дела следовали парламентским обычаям конституционных стран Западной Европы. В. К-ский

ОТКРЫТИЕ КОМИССИИ И ОБЗОР ЕЕ РАБОТ. Вместе с приятными наблюдениями Екатерина привезла из волжской поездки больше 600 челобитий, большая часть которых наполнена была жалобами крепостных крестьян на тяжесть господских поборов. Челобитья были возвращены с наказом впредь таких не подавать.

Но крестьяне не унимались. Пошли слухи, что господских крестьян отберут в казну, как недавно отобрали церковных. Крепостные крестьяне начали целыми селами подавать императрице просьбы уже прямо об освобождении от помещиков и на увещания властей упрямо отвечали, что оставаться у помещиков своих в послушании не хотят. Это показалось тревожным признаком, и Сенату предписано было придумать против этого благопристойные средства. Сенат придумал только два: указом воспретил крепостным жаловаться на своих господ, а челобитчиков о свободе велел публично наказать плетьми.

Были случаи и кровавой расправы крестьян с помещиками. Вновь поднимались только что усмиренные заводские крестьяне. В то же время на юге среди однодворцев быстро распространялась секта, отвергавшая обрядовую государственную церковь. Сектантов отдали в солдаты, вдов и незамужних раздали по однодворцам и крестьянам в работницы. В селе становилось душно и жутко.

В это время, 30 июля 1767 г., Екатерина открыла Комиссию нового уложения торжественным приемом в Кремле, куда она прибыла из Головинского дворца церемониальным поездом с гофмаршальскими жезлами, скороходами, арапами, статс-дамами и прочими величавыми украшениями, какие придумал век формулярных чувств и символического мышления. Комиссия заседала в Кремле в Грановитой палате.

В первые заседания Комиссия устроялась, выбирала маршала, которым был утвержден депутат костромского дворянства А.И. Бибиков, слушала «Наказ» и другие касающиеся ее положения, выбирала членов в три малые комиссии. «Наказ», по замечанию дневной записки, выслушан был с восхищением, даже с жадностью. Особенно поразили статьи о том, что гонение человеческие умы раздражает, что лучше, чтоб государь ободрял, а законы угрожали, что вопреки ласкателям, которые ежедневно говорят государям, будто народы для них сотворены, «Мы думаем и за славу себе вменяем сказать, что Мы сотворены для нашего народа». Многие плакали. Восторг достиг высшей степени от заключительных слов той же статьи: «Боже сохрани, чтобы после окончания сего законодательства был какой народ больше справедлив и, следовательно, больше процветающ на земле — несчастие, до которого я дожить не желаю».

Избыток восторженности вызвал излишество усердия: Комиссия просила императрицу принять титул: Великой, Премудрой, Матери Отечества. Екатерина в красивом личном ответе депутатам и не приняла и не отклонила поднесенного титула, а в записочке маршалу как будто даже выразила свою досаду на депутатов: «Я им велела сделать Российской империи законы, а они делают апологии моим качествам». Несмотря на это, Сенат, присоединившись в этом деле к Комиссии, предоставил себе изыскать удобный случай осуществить ее желание. Кодификационные работы Большой комиссии начались только с восьмого заседания чтением и обсуждением наказов от черносошных крестьян и пахотных солдат.

Первым из них был прочитан наказ от черносошных крестьян Каргопольского уезда; он вызвал 26 речей и письменных мнений. В 14 заседаниях было прочитано и обсуждено всего 12 сельских наказов; потом уже ни одного депутатского наказа не было прочитано в полном собрании. Покинув депутатские наказы, Комиссия перешла к чтению и обсуждению законов о правах дворянства, вызвавших горячие прения. Посвятив этому предмету 11 заседаний и переслав прочитанные законы с выслушанными мнениями в частную комиссию «о разборе государственных родов» (сословий), Большая комиссия обратилась к чтению и обсуждению законов о купечестве, занявших 46 заседаний. Вперемежку с суждениями о купечестве и других случайно возбуждавшихся вопросах читали и обсуждали на 10 заседаниях лифляндские и эстляндские привилегии.

В декабре 1767 г. заседания Комиссии в Москве прекратились, и она была переведена в Петербург, где 18 февраля 1768 г. в Зимнем дворце возобновила свои работы чтением и обсуждением законов о юстиции. Этому предмету в продолжение пяти месяцев было уделено до 70 заседаний, на которых выслушано было 200 депутатских мнений. Между тем в полное собрание поступил изготовленный частной комиссией о государственных родах проект «прав благородных», т. е. дворянских. Этот предмет, уже обсуждавшийся депутатами, снова целых три месяца занимал их внимание. Положено было возвратить проект в частную комиссию, чтобы она пересмотрела и согласила его с многочисленными депутатскими мнениями.

После того депутаты занялись чтением и обсуждением законов о поместьях и вотчинах. На этом занятии захватил Большую комиссию в декабре 1768 г. указ о прекращении ее занятий. Слухи о Комиссии производили брожение в народе, вызывали толки о перемене законов, а тут, кстати, случилась война с Турцией, потребовавшая депутатов из военнослужащих в армию, и указ предписал общее собрание распустить впредь до нового созыва, оставив только частные комиссии, которые проработали еще много лет. Вторичного созыва полного собрания не последовало. В полтора года занятий Большая комиссия имела 203 заседания. В. К-ский

ПРЕНИЯ. Из этого обзора видим, что плана занятий установлено не было, предметы назначались случайно, вопросы сменялись неисчерпанные. Почему-то начали с депутатских наказов, читая их целиком, хотя была уже частная комиссия для их предварительной разборки.

Заявления наказов подвергались мелочному разбору, вызывали недоверие, требование проверки на местах. Каргопольские крестьяне в своем наказе просили дозволить им вопреки указу ловить птиц и зверей круглый год. На это возражали; архангел огородский черносошный депутат Чупров покрыл спор замечанием, что «если ловлю дозволить во всякое время, то зверей и птиц не убавится, а если запретить, то не прибавится — уменьшение и умножение состоит во власти божией».

Но благодушие не было господствующим тоном прений. Те же крестьяне просили устроить у них казенные запасные магазины, откуда бедные крестьяне весной брали бы хлеб с возвратом ссуды из нового урожая. Новгородский дворянский депутат возражал, что таких магазинов совсем не нужно, что крестьяне в надежде на казенный хлеб бросят хлебопашество, а верейский депутат от дворянства Степанов обозвал каргопольских крестьян ленивыми и упорными. Эта резкость вызвала деликатное возражение копорского дворянского депутата графа Г.Г. Орлова, что, вероятно, верейский депутат этого не говорил, а писец ошибочно записал его слова.

Степанов был превзойден другим дворянским депутатом — Глазовым, который внес в Комиссию столь непристойное мнение, в котором так неприлично поносил всех черносошных крестьян и их депутатов, что маршал остановил чтение его записки; возник вопрос об исключении его из Комиссии, и только по снисхождению оштрафовали его пятью рублями и заставили при всем собрании просить у обиженных прощения. Постепенно, с расширением поля обсуждения, Комиссия поднималась от местных подробностей к общим вопросам государственного порядка. Здесь, особенно при обсуждении законов о дворянстве и купечестве, ее прения затягивались в запутанный узел встречных и поперечных интересов.

До Петра I московское правительство вело усиленную законодательную и административную разработку сословных повинностей, для отбывания которых сословиям предоставлялись известные льготы или выгоды. Теперь в противовес этой тягловой политике депутатские наказы и речи в Комиссии настойчиво твердили, чтобы эти выгоды признаны были их сословными правами независимо от их повинностей. Мало того, верхние сословия хотели каждое, чтобы его право стало монополией в ущерб интересам других сословий. Дворянство присвояло себе одному право владеть землей с крепостными людьми, купечество — право торговли и промышленности, оставляя свободному сельскому населению одно хлебопашество, даже без права вольной продажи сельских произведений. Экономическая политика Петра I внесла новое преломление в сословные понятия, отражавшие в себе, как в водной среде, перевернутые сословные нормы Уложения 1649 г.

Известно, как старался Петр приохотить своих сановников к фабрично-заводскому делу, а фабрикантов и заводчиков поощрял дарованием дворянского права приобретать земли с крепостным населением. Теперь дворяне, отстаивая свою монополию землевладения и душевладения, не хотели отказаться и от права иметь фабрики и заводы, а купцы заявляли притязание на право обладания крепостными душами. В. К-ский

ДВА ДВОРЯНСТВА. Предметы прений в Комиссии указывают на строй общества; в их аргументации ярко проявилось общественное настроение, уровень политического сознания. Инструкция Комиссии предоставляла всякому депутату высказывать свое мнение «с тою смелостью, которая потребна для пользы сего дела». И депутаты широко пользовались этим правом, не боясь не только власти, но и глупости.

Дворянство выступало в Комиссии как «первое государственное сословие». И борцом его прав явился наиболее выдающийся оратор собрания несколько позднее русский историк и публицист, а теперь начитанный и умный, но более пылкий, чем рассудительный, депутат ярославского дворянства князь М.М. Щербатов.

Мы уже видели, как по мере нарастания дворянских прав после Петра I сословие старалось подчищаться, стряхивая с себя прилипавшие к нему сторонние элементы с общественного низа. Коренному дворянству кололи глаза указы Петра I о возведении в потомственные дворяне разночинцев, дослужившихся до офицерского чина. Князь Щербатов ополчился против этих указов и выслуженного дворянства. При этом он развивал историческую и политическую теорию дворянского сословия, по которой выходило, что настоящие дворяне, которым по праву наследства принадлежит монополия чести и благородства, а также крепостного душевладения, — это дворяне природные, исстаринные, позади которых стоят ряды знатных славными делами предков.

Этим он, разумеется, вооружал против себя многочисленных дворян выслуги, которые обвиняли старое дворянство в сословном высокомерии и исключительности, в пренебрежении к личной заслуге и достоинству. Один из их депутатов заявил, что дворянство, как это видно из прочитанных в Комиссии законов об нем, получило начало от самых незнатных фамилий путем заслуг по службе. Среди 23 депутатов, согласившихся с этим мнением, не было ни одного дворянина, а князя Щербатова оно вывело из душевного равновесия: в крайне возбужденной речи, дрожащим голосом он произвел всех дворян либо от Рюрика и заграничных коронованных глав, либо от весьма знатных иноземцев, выехавших на службу к русским великим князьям, и, сделав такой смелый вызов истории, даже призвал в свидетели кремлевские святыни, будто бы избавленные от ига иноверцев дворянами древних фамилий.

Другой защитник выслуженного дворянства спросил, могут ли господа российские дворяне сказать о своих предках, что все они родились от дворян, и таким образом придвинул князя Щербатова к вопросу: а от кого родился первый дворянин? На это не отвечал никто из природного дворянства, и вопрос о первом дворянине не был решен так удачно, как проблема госпожи Простаковой о первом портном.

Но и князь Щербатов был превзойден депутатом от Михайловского дворянства Нарышкиным, который, исчерпывая предмет до дна, прямо заявил, что «достоинство дворянское считается у нас чем-то священным, отличающим одного человека от прочих: оно дает ему и его потомкам право владеть себе подобным». После этого оставалось говорить только о церковной канонизации дворянства.

С неменьшим трудом защищалось дворянство и от купечества, обессиливаемое собственной непоследовательностью. Князь Щербатов и другие дворянские депутаты стояли за строгую раздельность сословий, дабы каждый класс, по выражению одного дворянского наказа, «имел свои преимущества и один в другого прерогативы не вступал».

Но, не довольствуясь своей землевладельческой монополией, дворянство хотело пользоваться и фабрично-заводским правом. Князь Щербатов и здесь исходил из высших начал и очень своеобразно выводил это притязание из «самой сущности заводов и фабрик». Государство прочно, когда утверждается на знатных и достаточных фамилиях, как на непоколебимых столпах. Величие испанского и французского государств основано на знатных родах.

Подразумевается заключение, что знатные роды должны чем-нибудь богатеть. Владение землею — право одних дворян; руды родятся в земле, следовательно, минеральные заводы должны составлять одно из дворянских прав. Депутаты от купечества с насмешливой укоризной возражали, что фабричные и всякие торговые промыслы не к лицу благородному русскому дворянству, что его дело стараться об усовершенствовании земледелия своих крестьян. Один городской депутат указал на резкую разницу между купцом и помещиком в фабричном деле: купец, построив фабрику, целой сельской округе дает заработок, помогая ей исправно платить подати и господские оброки, а помещик-фабрикант только отягощает своих крепостных новыми бесплатными работами, да и дело ведет плохо, не зная его секрета. В. К-ский

СПОР ИЗ-ЗА КРЕПОСТНОГО ПРАВА. Но и город вторгался в чужие «прерогативы». Купеческие депутаты настойчиво добивались права иметь крепостных приказчиков и работников при неблагонадежности вольнонаемных: заберут деньги вперед и убегут, не отработав их. Особенно неисправны наемные слуги из помещичьих людей, ленивы, вороваты — знак воспитания, какое получали они у своих господ.

Крепостное право было костью, какую государственная власть бросила всем классам русского общества. С манифеста 18 февраля 1762 г. оно утратило в дворянских руках свое политическое оправдание, оставаясь законным, перестало быть справедливым. Как видно по наказам, из сознания дворян уже тогда пропала мысль, что их землевладение с крепостными душами — условное право, государственная правообязанность, что они только наполовину собственники, а наполовину ответственные (судебно)-полицейские агенты государства. Один наказ просил подтвердить в проекте нового уложения, что «узаконенная издревле помещицкая власть над людьми и крестьянами не отъемлется безотменно, как доныне была, так и впредь будет». Но такой взгляд дворян подрывал их же крепостную монополию: если право населенного землевладения — простая частная собственность, не было причин отказывать в нем недворянам.

Другие классы общества не оспаривали этого права у дворянства, но хотели, чтобы сословие поделилось им. Надобно было изобрести высшие государственные соображения для оправдания его исключительной принадлежности дворянству, т. е. надобно было выступление князя Щербатова: это была его роль в Комиссии. Он выступил с новым политическим силлогизмом. Звание обязывает дворян с особливым усердием служить государю и отечеству. Эта служба состоит в управлении другими подданными своего государя, а к этому надобно приготовиться воспитанием. Ддя такой подготовки дворянам и дано право иметь деревни и рабов, на которых они с младенчества учатся управлять частями империи.

Заключение следует само собой. Рабовладение должно быть привилегией только правящего сословия. Итак, крепостное право есть школа русских государственных людей и рабовладельческая деревня — образец управления русской империей.

Запальчивый князь и на этот раз не сумел смолчать. Впрочем, не менее замечательно и мнение керенского дворянства, оправдывавшего в своем наказе неограниченную власть помещика над крепостными тем, что российский народ «сравнения не имеет в качествах с европейскими». Далее, купцы могли приобретать крепостных, если бы им это было разрешено, только без земли в розницу. «Устыдимся, — продолжал князь Щербатов, — одной мысли дойти до такой суровости, чтобы равный нам по природе сравнен был со скотами и поодиночке был продаваем».

Но князь не полагался на дворянскую стыдливость, зная, как охотно дворяне торгуют крепостными в розницу, и он высказал твердую уверенность, что Комиссия законом запретит продажу людей поодиночке без земли — постыдное дело, при одной мысли о котором в князе, по его признанию, вся кровь волновалась.

Так речь, направленная против купеческого притязания, невольно повернулась у оратора против своей же дворянской братии. Между тем почти полвека назад Петр I высказал Сенату желание, или требование, пресечь розничную продажу крепостных людей. Народнохозяйственный вред приобретения крепостных купцами князь Щербатов доказывал и статистическим расчетом. Из 71/2 млн. крестьянских душ настоящих хлебопашцев — работников не более 3300 тыс. на 17 млн. всех жителей России: следовательно, каждый пахарь должен приготовить хлеба на 5 человек с лишком. Если из 20 тыс. купцов каждый купит по две семьи, убавится еще 40 тыс. пахарей.

Но той же статистикой, которую князь Щербатов привлекал к защите дворянской монополии крестьянского душевладения, пользовались и купцы, отстаивая свою торговую монополию против крестьян; один из их депутатов рассчитал, что вследствие торговых занятий хлебопашцев не остается и 2 млн., а с того обилие пустырей и дороговизна. Дворянство не довольствовалось своим наличным землевладением, простирало виды на бывшие церковные земли с крестьянами: в дворянских наказах встречаем пункт «о продаже дворянству экономических деревень». При совершенно непроницаемом рабовладельческом «умоначертании» дворянской массы было бесполезно прямо поднимать вопрос об отмене крепостного права.

Депутат от козловского дворянства Коробьин попытался подойти к неприкосновенному вопросу стороной: при рассуждении Комиссии о крестьянских побегах он указал как на главную их причину на возмутительный произвол помещиков в распоряжении крестьянским трудом и имуществом и предложил, не трогая помещичьей власти над крепостным лицом, ограничить его право на то, что крепостной приобрел собственным трудом. Коробьина поддерживал «Наказ» императрицы, 2б1-я статья которого гласила, что «законы могут учредить нечто полезное для собственного рабов имущества». Но в Комиссии нашли невозможным такое разделение помещичьей власти, и Коробьин привлек на свою сторону только 3 голоса, а 18 голосов было против него. Между тем предложение Коробьина было правильным приступом к делу.

Власть над лицом крепостного принадлежала помещику как полицейскому агенту правительства. Коробьин отделял эту власть от прав частного владельца крепостных душ. Крепостного человека делал вещью отказ закона защищать его имущество. Законная защита имущества крепостного человека должна была вести к законному ограждению его труда и самой личности, как податного плательщика. Разделением судебно-полицейских полномочий и владельческих прав помещика открывается и Положение 19 февраля 1861 г. В смешении этих разнородных элементов заключалась вся ложь правительственного и помещичьего взгляда на крепостной вопрос, запутавшая и замедлившая его решение на несколько поколений.

Этим смешением стиралось всякое различие между правом и злоупотреблением. Им же объясняется и появление статьи в депутатском наказе одного из правительственных мест «о учинении закона, как поступать в случае того, когда от побои помещиков случится людям смерть». В Древней Руси закон не наказывал господина, причинившего побоями смерть своему холопу, который считался вещью. Но в 18 в. крепостной человек был не вещь, не раб, как по недомыслию величал его князь Щербатов с другими дворянскими депутатами, а ревизская душа, государственное лицо, только неполноправное, и причинение ему смертельных побоев подлежало вменению как обыкновенное убийство.

Если даже правительственное место чувствовало потребность в особом законе на этот случай, это значило только, что государственная власть не понимала и не умела применять собственных законов. Екатерину возмущал взгляд депутатов на крепостных, как на рабов. В один из приливов негодования она набросала заметку: «Если крепостного нельзя признать персоною, следовательно, он не человек; но его скотом извольте признавать, что к немалой славе и человеколюбию от всего света нам приписано будет; все, что следует о рабе, есть следствие сего богоугодного положения и совершенно для скотины и скотиною делано».

Но в Комиссии на крепостное право смотрели не как на правовой вопрос, а как на добычу, в которой, как в пойманном медведе, все классы общества: и купечество, и приказнослужащие, и казаки, и даже черносошные крестьяне — спешили урвать свою долю. И духовенство не преминуло очутиться при дележе, и оно ухватилось за край медвежьего ушка: в один из городских депутатских наказов оно провело ходатайство о дозволении священно- и церковнослужителям наравне с купечеством и разночинцами покупать крестьян и дворовых людей. В. К-ский

КОМИССИЯ И НОВОЕ УЛОЖЕНИЕ. Ни устройство, ни делопроизводство Комиссии не были приспособлены к заданному ей делу, а вскрывшееся настроение депутатов прямо мешало его успешному выполнению. Перед правительством явились представители самых разнородных общественных состояний, верований, понятий, степеней развития. Рядом с петербургскими генералами и сенаторами сидели выборные от казанских черемис и оренбургских тептерей; над одним и тем же и очень сложным делом призваны были работать и член Святейшего синода высокообразованный митрополит новгородский, и великолуцкии Димитрий Сеченов, и депутат служилых мещеряков Исетской провинции на Урале Абдулла-Мурза Тавышев, и даже представитель некрещеных казанских чувашей Анюк Ишелин.

Депутаты от самоедов заявили в Комиссии, что они люди простые, не нуждаются в уложении, только бы запретили их русским соседям и начальникам притеснять их, больше им ничего не нужно. Послали даже двух диких сибирских зверков, имевших дипломы на княжество от царя Бориса Годунова: это были принцы Обдорский и Куновацкий из кочевников в устьях Оби. Трудно составить всероссийскую этнографическую выставку полнее Комиссии 1767 г.

Эти носители столь далеких друг от друга миросозерцании только замыкали собой с противоположных концов длинную цепь умственных и нравственных разновидностей, из которых состояло русское общество. Естественна разноголосица нужд, мнений, зазвучавшая в депутатских речах, вся нескладица интересов в наказах разных сословий.

Но как было законодателю привести все голоса в гармонию, уловить господствующие мотивы, извлечь из столкнувшихся интересов примиряющую законодательную норму, сшить, по выражению Екатерины, платье впору всем народам, которых в одной Казани она насчитала до двадцати. Притом столь несогласимые депутатские наказы и речи — только один из источников, откуда приходилось черпать нормы нового уложения. Перед русскими кодификаторами были еще два источника: с одной стороны, «Наказ», открывавший им глубокие политические идеи западных мыслителей, с другой — неразобранная куча разновременных русских законов, лишенных общей мысли, часто противоречивых. Так депутаты становились между тремя совсем несродными порядками идей и интересов.

Либо эти законы не ладили со статьями «Наказа», либо нужды населения расходились с законами, а в иных случаях те и другие и третьи говорили разное. Один случай показал, какие недоразумения мог вызывать этот разлад. «Наказ», как мы видели, отнес к «среднему роду» людей или к городскому сословию, между прочим, художников и ученых не из дворян. Частная комиссия о разборе государственных жителей причислила к среднему роду духовенство. Синод возражал, утверждая, что духовенство — особое сословие и должно быть сравнено в правах с благородными. Частная комиссия объяснила, что она причислила духовенство, как народных учителей, к разряду ученых. Но тогда запротестовали ученые из Академии наук, обидевшись, что их ставят наравне с купцами в разряд людей, подлежащих подушной подати и рекрутскому набору.

Наконец, прежде, в 1648 и 1761 гг., выборных призывали, чтобы выслушать и пересмотреть уже готовый проект уложения или его частей, составленный особой правительственной комиссией. Теперь депутаты составили самую Комиссию и приняли прямое участие в составлении проекта, требовавшего многих специальных знаний и обширного предварительного изучения русского законодательства, а таких знатоков было слишком мало в Комиссии. Разделив части уложения между частными комиссиями, составленными из тех же депутатов, полное собрание в ожидании их проектов обсуждало общие вопросы и целиком читало законы и депутатские наказы.

Такой порядок крайне замедлял ход дела: в полтора года была изготовлена всего одна глава уложения — о правах дворянства. В. К-ский

БИБИКОВ Александр Ильич (30.05.1729–09.04.1774 гг.) — генерал-аншеф, маршал комиссии для составления проекта нового Уложения, сенатор.

Молодой инженер начал военную службу в 1746 г. и в 1751 г. получил чин поручика и аудитора. Перед Семилетней войной (1756–1763 гг.) Бибикова отправили в поездку по Пруссии, Бранденбургу и Померании, чтобы узнать о состоянии войска и запасов провизии в армии. Он успешно справился с этим поручением и получил чин полковника. В Семилетней войне Бибиков командовал Третьим мушкетерским полком. В войне он отличился в сражении при Цорндорфе, а победа его полка над войсками генерала Вернера помогла падению крепости Кольберг. За участие в войне он получил звание генерал-майора.

В царствование Екатерины II Бибиков выполнял различные дипломатические поручения. В 1763–1764 гг. Екатерина II отправила генерала подавлять крестьянский мятеж на казанских и сибирских заводах. Через год бунт был подавлен. В 1765 г. его отправили на западную границу России, поскольку после смерти короля Августа III в Польше начались массовые волнения. Он стал известен как жестокий усмиритель восставших.

В 1767 г. Бибиков был назначен маршалом комиссии для составления проекта нового Уложения, которое было необходимо Екатерине, чтобы укрепиться натроне. В17 69 г.,уже после роспуска комиссии, Бибикову было поручено исследовать русско-финскую границу и разработать наступательно-оборонительный план на случай войны со Швецией.

В 1773 г. Бибиков возглавлял правительственные войска, посланные для усмирения пугачевского бунта. Бибиков получил указание принять управление Оренбургским краем. Он сформировал конный вооруженный корпус из 300 казаков и подавил бунт на большей части территорий. Выехав в освобожденный от войск Пугачева Оренбург, он внезапно заболел холерой и скончался. Е. С.

ПЕРЕМЕНА ЗАДАЧИ КОМИССИИ. Все эти кодификационные неудобства возбуждают вопрос: было ли составление проектов нового уложения настоящей целью Комиссии? С начала царствования Екатерина слышала вокруг себя толки о необходимости привести русские законы в порядок. Но сама она еще до Комиссии усвоила мысль о полной негодности этих законов и в 1767 г. писала из Казани, что здесь она увидела, как мало соответствуют они состоянию империи: они извели бесчисленное количество народа и только разрушали его благосостояние.

При составлении манифеста о созыве депутатов она колебалась, какой избрать путь в этом манифесте, продолжать ли начатое до нее упорядочение русских законов, соглашая их с «Наказом», или объявить все заботы об этом бесплодными и начать дело «с другого конца», а с какого — этого она не дописала в уцелевшем наброске. Она выбрала в манифесте 14 декабря 1766 г. первый путь, но если под вторым она разумела совершенно новый кодекс, то ход дел в Комиссии указал ей третий путь, по которому она и пошла.

В депутатских наказах, городских и дворянских, рядом с местными нуждами и сословными претензиями стоят заявления об отсутствии лекарей, аптек, больниц, богаделен, сиротских домов, хлебных казенных магазинов, банков, почтовых станций, школ — простейших средств благоустроенного гражданского общежития. Это уже не ответ на правительственный опрос обывателей об их нуждах, а обывательский запрос правительству о неисполнении им своих обязанностей. Петр I уже начинал заводить эти средства, но следовавшие за его смертью жалкие царствования не продолжили его начинаний и даже запустили и расстроили начатое.

По этим заявлениям Россия представляется каким-то разоренным или не обжитым еще домом с одними голыми стенами и темными углами, с податными плательщиками и присутственными местами. Особенно горьки жалобы на состояние правосудия: это — едва ли не самое больное место наказов без различия сословий. Дворяне жалуются на множество подсудностей, ожесточены против взяток, добродушно предполагая, что приказного человека можно от чего-нибудь удержать голосом совести, веря и не доверяя приказной совести, предлагают всех служащих в присутственных местах обязать специальной присягой «ко взяткам не касаться», а нарушителей этой присяги подвергать натуральной смертной казни, как бы ни была мала взятка; не желают иметь никакого дела с воеводскими и другими канцеляриями помимо своих выборных властей; дворянский депутат Лермонтов предлагал даже упразднить Юстиц-коллегию, как питомник судебной волокиты и ябеды, а дела переносить из местных судов прямо в Сенат. Горожане просят об уменьшении судов и штрафовании судей, а однодворцы и черносошные крестьяне — «о небытии им ни по каким делам, кроме подушного оклада, ведомым в присутственных местах».

От коронных судов и правлений сословия чураются, как от пристанищ нечистой силы. Взамен дорогих (формальных) судов с затяжным письменным делопроизводством и дворяне, и горожане, и крестьяне просят для дел маловажных (первой инстанции) близкого, скорого и дешевого словесного суда с выбранными из их среды судьями, которым подчинить и полицию, или особым выборным поручить полицейские дела.

Дворяне предлагали учредить мировых судей по примеру Англии и Голландии. В связи с выборным судом пробивается стремление сомкнуться в сословные общества, устроиться корпоративно. В городских наказах выражается желание, чтобы городские головы, временно установленные для выбора депутатов в Комиссию, стали постоянной должностью и избирались «вообще всеми гражданами».

Однодворцы и хлебопашцы ходатайствуют о выборе судей «всем обществом всего уезда» и из их же среды, только бы не из дворян, которые поступают по своим обычаям, требуют подвод, съестных припасов и прочего и дерутся, когда мужик возражает. Это корпоративное настроение с особенной силой сказывалось в дворянских наказах, соединяясь с притязанием занять господствующее положение в областном обществе и управлении. Они ходатайствуют о периодических уездных съездах, которые имели бы право надзора за ходом дел в уезде и в случае нарушения закона или притеснения кому-либо от судей и правителей доносить Сенату.

На съездах избираются судебно-полицейские власти, которым подчиняются не только дворяне и их крепостные, но и крестьяне дворцовые и экономические. Некоторые наказы желают даже заменить уездное коронное управление выборным дворянским, просят дать сословию право выбирать воевод и их товарищей. Резко выступает из общего уровня своеобразный наказ дмитровского дворянства. Прекрасно написанный, он совсем непритязателен, признает главным местным недостатком дворянства непрерывные ссоры и насилия между крестьянами разных владельцев, с чем не в силах сладить ни отдельные владельцы, ни продолжительный и «почти бесконечный» коронный суд со своими инстанциями и письменным производством.

Для суда скорого, близкого и дешевого по этим делам, обыкновенно малоценным, наказ предлагает разделить уезд на четыре округа с выборным из дворянства земским судьей во главе каждого; эти судьи, действуя под руководством предводителя, «в самой скорости» решают тяжбы между крепостными словесно, наказывая виноватых крестьян, а помещиков «смиряя полюбовно».

Ежегодно дворянство съезжается, выбирает предводителя (через два года) и новых земских судей и принимает отчет от прежних. По окончании выборов съезд превращается в сельскохозяйственное совещание: дворяне обмениваются мыслями по хозяйству, сообщают друг другу о мерах по устройству своих деревень, о своих агрономических опытах, придумывают новые опыты и распределяют их между собою. Кроме того, предводитель и земские судьи обязаны уговаривать дворян обучать своих детей полезным наукам и языкам, особенно стараться, чтобы они хорошо знали родной язык, а также «весьма склонять» помещиков нанимать дворов на сто искусного учителя для обучения крестьянских детей грамоте и первым правилам арифметики, толкуя каждому помещику, насколько полезнее для него грамотный крестьянин. «Не для одной сохи надобен крестьянин государству, грамота же пахать не помешает, тем паче, что те лета, в которые ребят можно грамоте обучать, пропадают почти без всякой пользы». Тут же предводитель напоминает помещикам, как разоряет их излишняя дворня, и всевозможно уговаривает всех «самим себе предписать закон», «чтоб ни малого куска земли не лежало впусте, ни у кого», а земским судьям смотреть за этим.

Люди образованные, проникнутые чувством долга перед отечеством, призывают свою землевладельческую братию работать на месте для сельского хозяйства и крестьянского просвещения, оградившись от казенных властей скромным самоуправлением. То же тяготение к деятельности на местах, только в грубых формах сословного эгоизма и господства с захватом чужих прав проходит очень заметной чертой и в других дворянских наказах.

Раздельность сословий, на которой настаивал князь Щербатов, точная разверстка прав между сословиями, сомкнутыми в местные общества, — преобладающий интерес классов, представленных в Комиссии уложения. Но они не довольствуются кодификационной обработкой своих прав: статьи закона — игрушки в руках приказных людей. Наказы хотят, чтобы статьи о правах сословий были разработаны в выборные сословные учреждения, с которыми не так легко обходиться.

Это столь настойчиво заявленное стремление помогло Екатерине выйти из колебаний насчет характера задуманного ею нового уложения. Увидев, что из работ Комиссии не выйдет ни свода старых законов, ни нового кодекса в духе «Наказа», она повернула мысль к областной реформе. В. К-ский

ЗНАЧЕНИЕ КОМИССИИ. В заботе о сословных правах, преобладающей в депутатских речах и наказах, для нас главное значение Комиссии 1767 г. Екатерина судила об этом значении по-своему, хвалилась этой Комиссией, сравнивая ее с французскими представительными собраниями при Калонне и Неккере, писала: «Мое собрание депутатов вышло удачным, потому что я сказала им: знайте, вот каковы мои начала; теперь выскажите свои жалобы, где башмак жмет вам ногу? Мы постараемся это поправить». Много лет спустя, незадолго до смерти, Екатерина вспомнила, что Комиссия подала ей «свет и сведения о всей империи, с кем дело имеем и о ком пещись должно».

Она недоговорила, как поняла она общество, с которым имела дело; но общество хорошо поняло минуту, какую Екатерина доставила ему своей Комиссией. До сих пор законодательство всего усерднее разрабатывало один предмет государственного порядка — государственное тягло.

Общество расчленялось по роду повинностей, разверстанных между его классами; прав в политическом смысле оно не знало; ему давались только льготы (или привилегии, преимущества) как вспомогательные средства для отбывания сословных повинностей. Но со смерти Петра I одно сословие стало получать преимущества, не только не соединенные с новыми тягостями, но еще сопровождавшиеся облегчением старых. Это было принято обойденными сословиями как несправедливость и внушало им соответственные чувства к правительству и дворянству, резко выражавшиеся в крестьянских волнениях, все возраставших.

Еще до воцарения Екатерина придумала средство предупреждать законодательные ошибки — распространить слух о задуманном законе на рынке и прислушаться, что о том говорят. Теперь с той же целью было созвано такое представительное собрание, в котором можно было бы услышать «глас народа». Но здесь послышалась разноголосица не лучше рыночной. Один депутат возвестил новый иерархический догмат о священном достоинстве дворянства, а другому в наказе поручено было ходатайствовать, чтобы военнослужащие, обычно те же дворяне, не чинили купечеству никаких обид и побоев и платили за забранные у купцов товары.

В депутатских речах зазвучали такие неблагозвучные ноты, что благомыслящие депутаты сочли своим долгом во имя «Наказа» призвать собрание к миру, взаимной любви и единомыслию. На требование освободить дворян от телесного наказания, пытки и смертной казни депутаты от городов резко возражали, что закон, священный, как и естественный, не терпит лицеприятия, что вор всегда вор, будь он подлый (простолюдин) иль благородный, да и благородство соблюдается только благородными поступками, что в России правление монархическое, а не аристократическое и как подлый, так и благородный — равно подданные всемилостивейшей государыни.

Словом, произошел легальный перелом в политическом сознании с соизволения власти; она сама спросила подданных, чего им недостает, и подданные отвечали: сословных прав и сословных самоуправлений. Трудно сказать, что вышло бы из обещанного вторичного созыва Комиссии, но и без того законодательству волей-неволей пришлось перестраиваться на правовой порядок с тяглового.

Спрос на права — самый характерный признак, в котором выразилось настроение тогдашнего русского общества, и Комиссия вывела этот признак наружу. Этим она не только указала Екатерине, в какую сторону направить свою преобразовательную работу, но и что сделать в этом направлении. С лишком сто лет назад выборные от сословий были призваны выслушать, пополнить и скрепить своими подписями Уложение.

Этот кодекс закрепил расчленение общества по государственным повинностям, над которыми всего заботливее работало московское законодательство. Каждый класс был прикреплен к государственному служению своим специальным сословным тяглом, с которым соединена была особая экономическая выгода, помогавшая исправно тянуть его, землевладение, городской торг, земледелие. Снова встретившись в 1767 г., сословные депутаты увидели, что их общественный строй и нравственный склад не сдвинулись с основы, положенной Уложением 1649 г., что их интересы и понятия коренятся в том же сословном делении, какое было закреплено этим кодексом.

Но теперь депутаты пришли с другими мыслями, потому что и звали их для других целей.

Тогда выборным прочитали проект Уложения, чтобы узнать, будет ли земле вмочь, или не вмочь начертанный для нее тягловый порядок. Скрепя сердце выборные отвечали утвердительно и только выхлопотали некоторые льготы для облегчения тягла. Подчас, особенно при Петре I, бремя становилось непосильным, служилым и тяглым людям приходилось лихо. Но земские соборы не созывались, и народное недовольство выражалось либо в бунтах и мелких местных беспорядках, которые жестоко подавлялись, либо в мирских жалобах, которые в лучшем случае оставлялись без внимания.

Между тем реформа Петра перепутала сословную разверстку государственных повинностей и экономических выгод, купцам-фабрикантам предоставляла дворянские преимущества, а дворян вовлекала в промышленные предприятия, воинскую повинность сделала всесословной. Такое обобщение специальных сословных тягостей и преимуществ при последовательной законодательной его разработке, одновременно раскрепляя сословия, привело бы к их уравнению посредством общих прав и повинностей. Но случайные правительства по смерти Петра начали наделять одно сословие преимуществами, не соединенными с новыми тягостями, но еще сопровождавшимися облегчением старых. Таким односторонним раскреплением от сословной повинности было оторвано связанное с ней экономическое преимущество, и [которое] стало чистой, ничем не оправданной привилегией.

Внизу общества такое нарушение равновесия между правом и обязанностью почувствовалось как государственная несправедливость, и в начале царствования Екатерины в народе распространялись толки, что дворянство забыло закон божий и государственные права, из русской земли правду вон выгнало. Но в самом дворянстве и в классах, ближе к нему стоявших на общественной лестнице, которые Екатерина объединяла званием «среднего рода людей», такое юридическое противоречие было понято, как сословное право.

Каждое из этих сословий, отстаивая свои старые выгоды и добиваясь чужих, старалось избавиться от связанных с ними повинностей, т. е. свалить их на другие классы. Отсюда тяжба за сословные права самой сильной волной проходит по депутатским наказам и прениям в Комиссии. Но сквозь эту тяжбу пробиваются проблески некоторого движения в общественном сознании, кой-какого успеха гражданского чувства: сословный эгоизм конфузливо старается прикрыться благовидными побуждениями, либо вызывает отпор со стороны отдельных лиц и некоторых общественных групп. В. К-ский

Реформы в области управления

К 1775 г. Екатерина покончила три тяжелые войны: с Польшей, Турцией и с Пугачевым. Вместе с досугом к ней воротилась и ее болезнь, «законобесие», по ее выражению. Вопрос о новом уложении еще не был снят с обсуждения, частные комиссии продолжали свои работы; но о созыве полного собрания Екатерина не думала. Ее увлекло другое законодательное предприятие. Еще в инструкции губернаторам 1764 г. она признала губернии такими частями государства, «которые более всего исправления требуют», и обещала со временем приняться за это дело. Местная администрация только что доказала свою неисправность, не сумев ни предупредить, ни вовремя погасить пугачевского пожара. И Екатерина решила вплотную заняться проблемами управления.

АДМИНИСТРАТИВНО-ТЕРРИТОРИАЛЬНОЕ ДЕЛЕНИЕ РОССИИ. С нач. 18 в. сформировалось деление России на губернии. Они стали главной административно-территориальной единицей Российской империи в 18 — нач. 20 вв.

В декабре 1708 г. Петр I провел первую Губернскую реформу. По ней страна делилась на 8 губерний: Петербургскую (до 1710 г. Ингерманландская), Московскую, Архангелогородскую, Смоленскую, Киевскую, Казанскую, Азовскую, Сибирскую. В 1713–1714 гг. были созданы Нижегородская, Астраханская, Рижская губернии. Смоленская губерния была разделена между Московской и Рижской. В 1725 г. в России было 14 губерний.

В 1713–1719 гг. в каждой губернии было разное число провинций: в Петербургской — 11, в Московской — 9, в Киевской — 4, в Рижской — 2 и т. п. Провинции делились также на дистрикты, которые частично территориально совпадали с уездами. Во главе губернии стоял губернатор, во главе провинции — воевода. Губернскими городами управлял губернатор, при котором находилась провинциальная канцелярия. Во главе дистрикта был земский комиссар.

В ходе губернской реформы 1775–1780 гг. было учреждено 40 губерний с населением в 300–400 тыс. душ в каждой. К концу царствования Екатерины II за счет присоединенных территорий насчитывалась уже 51 губерния.

Для упорядочения управления страной в 1782 г. губернии были объединены в наместничества (генерал-губернаторства). Из 40 губерний были организованы 19 генерал-губернаторств. Каждое из них включало, как правило, 2 губернии.

С кон. 18 в. до нач. 19 в. губернии делились на округа или уезды, а провинции были упразднены. В Забайкальской, Кубанской, Терской и Сырдарьинской областях округа назывались отделами, в Амурской — округой. Две территориальные единицы Енисейской губернии, соответствовавшие округам, назывались краями — Туруханским и Усинским. В Астраханской губернии округам соответствовали: Земли Архангельского казачьего войска, Киргизская и Калмыцкая степи.

По Учреждению о губерниях 1775 г. многие города, входившие в губернии, становились центрами уездов. Провинции были упразднены (к этому моменту их было 66). Уезды, в свою очередь, делились на волости, в которых было учреждено волостное правление, сделавшее их административно-территориальной единицей.

Наместники и губернаторы были подведомственны Сенату и прокурорскому надзору, возглавляемому генерал-прокурором.

В 19 в. административно-территориальные органы разделились на две группы. Общегубернские органы сохранились на основной территории Европейской России (в 1860-е гг. — 51 губерния). На национальных окраинах (кроме Остзейского края — 3 губернии) была создана система генерал-губернаторств; Царство Польское (10 губерний), великое княжество Финляндское (7 губерний), Бессарабская область (до 1873 г.), Кавказский край (6 губерний, в конце века — 11), Сибирь (4 губернии, в конце века — 9), в I860–1880-е гг. Туркестанское генерал-губернаторство с вассальными Бухарским и Хивинским ханствами и Степное генерал-губернаторство с Казахстаном (9 губерний). Генерал-губернаторства были также в обеих столицах.

Реформы 1860–1870-х гг. ввели выборы и представительство всех сословий в организации местного управления и суда. Выборные органы земского самоуправления (земства) в уездах 34 губерний заведовали местным хозяйством; в городах этим занимались городские думы и управы.

С 1874 г. волостное правление находилось в ведении уездного по крестьянским делам присутствия.

Для борьбы с революционным движением указом 1879 г. учреждались временные генерал-губернаторства в Петербурге, Одессе и Харькове. Возглавлявшим их генерал-губернаторам предоставлялись широкие полномочия для охраны «порядка и общественного спокойствия». Они имели право ссылать и арестовывать, приостанавливать и запрещать издания газет и журналов.

«Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» от 14 августа 1881 г. расширило права генерал-губернатора в борьбе с революционным движением.

С 1889 г. волостное правление находилось в ведении земских участковых начальников.

Согласно «Правилам о местностях, объявляемых на военном положении» (1892 г.) на территориях генерал-губернаторств вводились военные порядки и все управление и суды переходили в руки военных властей.

В 1917 г. в составе Российской империи было 78 губерний. После Октябрьской революции 1917 г. 25 из них отошли к Польше, Финляндии, прибалтийским государствам. Н. П.

СУДЬБА ЦЕНТРАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ ПО СМЕРТИ ПЕТРА I. Комиссия не выработала проекта нового уложения, но депутатские наказы и прения обнаружили нужды и стремления различных классов населения. С этой точки зрения ценила Комиссию и сама Екатерина; она писала, что «Комиссия дала ей свет и сведения о том, с кем дело имеем и о ком пещись надлежит». Новые губернские учреждения, введенные Екатериной, и были первым практическим приложением этих попечений. Надобно припомнить, какую перемену внес в устройство центрального и областного управления Петр I. Старая администрация Московского государства имела двойственный характер — была сословно-бюрократическая. При Петре этот двойственный характер не был устранен; только прежде слитые свойства его теперь разделились между различными сферами управления. Администрация центральная получила чисто бюрократический состав и характер, а в управлении местном поддержан был элемент сословный — участие двух классов общества.

Мы видели, как устроено было областное управление при Петре Великом. Преемники Петра существенно изменили это управление; они находили правительственный механизм Петра слишком сложным и начали закрывать многочисленные конторы и канцелярии, которые находили лишними, и сливать ведомства, по их взглядам слишком разделенные. Петр много хлопотал об отделении суда от администрации в областном управлении и в главных губернских городах учредил надворные суды, действовавшие независимо от губернаторов. При Екатерине I эти надворные суды были упразднены; суд и расправа поручены были административным органам центральной власти — губернаторам и воеводам. Точно так же Петр заботился о развитии городского самоуправления, создавши сначала городовые ратуши, а потом городовые магистраты, действовавшие также независимо от губернаторов, под руководством главного петербургского магистрата.

В 1727 г., в царствование Екатерины I, городовые магистраты были подчинены губернаторам, и в том же году, в царствование Петра II, главный магистрат был совсем упразднен, а городовые получили более простой состав — обращены были в прежние ратуши с одной гражданской юрисдикцией. Таким образом, в областном управлении по смерти Петра ослаблен был сословный элемент, стеснено участие классов местного общества. В таком виде областное управление оставалось до Екатерины II.

Совсем в ином направлении стала преобразовываться центральная администрация. Старый и привычный руководитель этого управления — боярство разрушилось; его место заняла новая чиновная знать, состоявшая из выслужившихся административных дельцов. Частью по привычкам и преданиям, унаследованным от старинного боярства, частью под влиянием знакомства с политическими порядками Западной Европы это чиновничество усвоило себе некоторые политические замашки аристократии и стремилось из простого правительственного орудия превратиться в правительственный класс, в самобытную политическую силу, поэтому его и можно назвать чиновной аристократией.

Под влиянием вкусов и стремлений этой аристократии и вводились перемены в центральном управлении по смерти Петра. Чтобы дать привилегированное место представителям этой знати, которая не хотела мешаться в толпе сенаторов, над Сенатом, высшим руководителем и контролером управления и суда, преемственно становится ряд новых высших учреждений с законодательным авторитетом.

Таковы были Верховный совет при Екатерине I и Петре II, Кабинет министров при Анне, Конференция при Елизавете и девятичленный Совет при Петре III.

Эти стремления чиновной аристократии своеобразно проявились и в другой среде; самым бюрократическим элементом в правительственных коллегиальных учреждениях была прокуратура с генерал-прокурором при Сенате во главе; прокуратура была «оком государя», блюстительницей законов. Понятно, что она стесняла чиновную аристократию.

Вследствие этого вскоре по смерти Петра случилось нечто неожиданное: в 1730 г. вдруг не оказалось ни генерал-прокурора, ни прокурора при Сенате, ни простых прокуроров при коллегиях, и никто не знал, куда они девались, хотя еще живы были люди, занимавшие эти должности; тогда, например, еще жив был бывший генерал-прокурор Ягужинский.

В манифесте 2 октября 1730 г. императрица Анна, восстановляя прокуратуру, признавалась, что «каким указом оный чин по кончине дяди нашего отставлен и кем отрешен, того нам неизвестно». Восстановленная при Анне прокуратура была вторично отменена в регентство Анны Леопольдовны, и любопытно, что виновником этого был не кто другой, как один из видных представителей чиновной аристократии — граф Остерман, носивший звание генерал-адмирала и заведовавший иностранными делами России. Таким образом, в центральном управлении начал усиливаться чиновный элемент, в то самое время как в управлении областном все более падало участие земства — элемент сословности.

Благодаря всем этим переменам в центре одному классу дан был перевес над законом, а в провинции лицам дан был перевес над классами общества. Освободившись от давления знати в центре и от надзора общества в провинции, новая чиновная аристократия внесла в управление несдержанный личный произвол, который расстраивал административный порядок, устроенный Петром.

Екатерина хорошо сознавала эти недостатки управления; в тайном наказе генерал-прокурору князю Вяземскому она писала, что «все правительственные места и самый Сенат вышли из своих оснований, частью благодаря неприлежанию к делам ее предшественников, частью от пристрастий случайных при них людей». Екатерина ясно сознавала предстоявшую ей задачу: надобно было дать правительственным местам прочные основания и указать точные законы и границы их деятельности. Эти два обещания и были торжественно высказаны в июльском манифесте 1762 г.

Близкий к Екатерине человек и поспешил явиться к ней с проектом учреждения, основанным именно на этих началах; граф Никита Панин вскоре после переворота предложил императрице проект постоянного Государственного совета. Граф Никита не был совершенно чужд аристократических идей 1730 г. Он недаром долго жил посланником в Стокгольме, и шведский Государственный совет с аристократическим составом был для него образцом высшего правительственного учреждения.

Основная мысль Панина состояла в том, что «власть государя будет только тогда действовать с пользой, когда будет разделена разумно между некоторым малым числом избранных к тому единственно персон». Простой смысл этого мудреного выражения объясняется в изложении источника, откуда выходят главные недостатки существующего порядка. Этим источником, по мнению Панина, было то, что в управлении действует более «сила персон, чем власть мест государственных», а также то, что правительству недостает некоторых начальных оснований, которые бы сообщали более прочности его формам; проще говоря, Панин хотел сказать, что в России не было основных законов, которые бы стесняли личный произвол. Екатерина приняла было проект Панина и даже подписала манифест о новом постоянном совете, даже назначила его членов, но кто-то растолковал ей мысль Панина, и подписанный манифест остался необнародованным.

От времени до времени по важным вопросам Екатерина созывала конференцию из близких лиц, но эта конференция не была обязательным для нее учреждением, подобно постоянному совету Панина, не была признаваема прямым законом. Так центральное управление и при Екатерине осталось в том же неопределенном неустроенном состоянии, в каком действовало прежде. В. К-ский

ПРЕОБРАЗОВАНИЕ ОБЛАСТНОГО УПРАВЛЕНИЯ. Областное управление было для Екатерины удобной почвой, на которой она могла сеять заимствованные ею из любимых сочинений политические идеи. Притом особые соображения побуждали ее обратить преимущественное внимание на переустройство областного управления.

Во-первых, вскоре после окончания работ Комиссии для составления проекта нового уложения, в 1773–1774 гг., разразился страшный бунт пугачевский, который местная администрация не умела ни предупредить, ни пресечь вовремя. Во-вторых, на переустройстве именно областного управления с особенной силой настаивали дворянские депутаты кодификационной комиссии 1767 г. Этими побуждениями и вызвано было обнародованное 7 ноября 1775 г. Учреждение для управления губернии. В. К-ский

ГУБЕРНИИ. Манифест 7 ноября 1775 г., которым сопровождалось обнародование «Учреждения», указывал следующие недостатки существующего областного управления: во-первых, губернии представляли слишком обширные административные округа; во-вторых, эти округа снабжены были слишком недостаточным количеством учреждений со скудным личным составом; в-третьих, в этом управлении смешивались различные ведомства: одно и то же место ведало и администрацию собственно, и финансы, и суд, уголовный и гражданский.

На устранение этих недостатков и рассчитаны были новые губернские учреждения. Прежде всего Екатерина ввела новое областное деление: вместо 20 обширных губерний, на которые делилась тогда Россия, теперь вся империя разделена была на 50 губерний. Границы прежних губерний и областей устанавливались частью по географическим, частью по историческим признакам, или условиям; в основание губернского деления Екатерины принято было исключительно количество населения. Губернии Екатерины — это округа в 300–400 тыс. жителей; они подразделялись на уезды с населением в 20–30 тыс. обывателей. В. К-ский

ГУБЕРНСКИЕ УЧРЕЖДЕНИЯ, АДМИНИСТРАТИВНЫЕ И СУДЕБНЫЕ. Каждая губерния получила однообразное устройство, административное и судебное. Главным учреждением в системе губернской администрации является губернское правление с губернатором или наместником во главе. Это учреждение исполнительное, полицейское и вместе распорядительное: оно обнародовает и приводит в исполнение в губернии указы и распоряжения высшего правительства, наблюдает за правильным течением дел в других учреждениях, понуждает их к исполнению своих дел, наблюдает за исправностью правительственных мест, порядком и тишиной в губернии.

Уездным органом губернского управления был нижний земский суд, под председательством земского исправника или капитана; это также исполнительное полицейское учреждение. Капитан-исправник приводит в исполнение постановление губернских мест, смотрит за торговлей в уезде, принимает меры предосторожности против зараз, заботится «о сохранении и излечении рода человеческого», блюдет за исправностью дорог и мостов, а также за нравственностью и политической благонадежностью обывателей уезда, помогает суду, т. е. производит предварительное следствие, вообще действует, по выражению закона, «ревностно, с осторожной кротостью, доброхотством и человеколюбием к народу». Власть исправника простирается на весь уезд за исключением уездного города; здесь ему соответствует городничий или комендант.

Финансовое управление было сосредоточено в Казенной палате, ведавшей казенные сборы, подряды, постройки. Казенной палате подчинены казенные сборы. Казенной палате подчинены казначейства, губернское и уездные, которые хранят казенные доходы. В. К-ский

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРСТВО — административно-территориальная единица в России в 1775–1917 гг.

После крестьянской войны 1773–1775 гг. под предводительством Е.И. Пугачева генерал-губернаторы, до тех пор практически не отличавшиеся от губернаторов, получили огромные полномочия, чтобы создать твердую административную власть на местах. По указу 1782 г. из 40 губерний были организованы 19 генерал-губернаторств. Каждое из них включало, как правило, 2 губернии. Во главе генерал-губернаторства стоял генерал-губернатор, обладавший огромной властью.

С усилением центральной власти в кон. 18 в. генерал-губернаторства были почти повсеместно упразднены (указ 1796 г.).

В 19 в. на национальных окраинах (кроме Остзейского края, 3 губернии) была создана система генерал-губернаторств: Царство Польское (10 губерний), великое княжество Финляндское (7 губерний), Бессарабская область (до 1873 г.), Кавказский край (6 губерний, в конце века — 11), Сибирь (4 губернии, в конце века — 9). В 60–80-е гг. появились Туркестанское генерал-губернаторство с вассальными Бухарским и Хивинским ханствами и Степное генерал-губернаторство с Казахстаном (9 губерний). Генерал-губернаторства были также в столицах.

Указом 1879 г. учреждались временные генерал-губернаторства в Петербурге, Одессе и Харькове. Генерал-губернаторам, возглавлявшим их, а также московскому, киевскому и варшавскому генерал-губернаторам предоставлялись широкие полномочия для охраны «порядка и общественного спокойствия». Они имели право ссылать и арестовывать, приостанавливать и запрещать издания газет и журналов.

Согласно «Правилам о местностях, объявляемых на военном положении» (1892 г.) на территориях генерал-губернаторств при необходимости вводились военные порядки и все управление и суды переходили в руки военных властей.

В кон. 19 в. в России существовали следующие генерал-губернаторства: Московское, Киевское, Виленское, Варшавское, Иркутское, Приамурское, Туркестанское и Степное.Н. П.

ИРКУТСК — город в Сибири при впадении в Ангару р. Иркут.

В 1661 г. Яков Похабов основал Иркутский острог. В 1682 г. он стал уездным городом, в 1722 г. — провинциальным центром, с 1764 г. — центром Иркутской губернии. С сер. 18 в. Иркутск стал главным городом Восточной Сибири и вторым после Томска по значению из всех сибирских городов. В 1700 г. там жили 726 человек, в 1796 г. — 9522. Начиная с 18 в. Иркутск стал местом ссылки и каторги. Город бурно развивался как важнейший транспортный и торговый узел. Через город проходили торговые пути из России в Монголию и Китай.

Купечество в Иркутске было самым многочисленным сословием. С 1768 г. дважды в год там проводились ярмарки, шла торговля пушниной, китайскими тканями и чаем. По числу кожевенных, текстильных, стекольных мануфактур город уступал в Сибири только Тюмени.

После страшного пожара 1775 г. Иркутск был перепланирован и застроен заново. Он считался красивейшим городом Сибири. Там действовали духовная школа, где изучались китайский, монгольский, маньчжурский, японский языки, и школа навигации и геодезии. В 1781 г. за счет купечества основана первая в Сибири общеобразовательная школа.

С 1822 г. Иркутск — центр Восточно-Сибирского генерал-губернаторства и крупнейший город Сибири. В сер. 19 в. там жили 28 тыс. человек. К кон. 19 в. — это второй город в Сибири по числу горожан — 51 533 (в Томске — 52 225) и первый по торговому обороту.

В 1897 г. в городе было 257 каменных и 5443 деревянных домов, 4 водочных и 12 кожевенных заводов. Имелись два монастыря, 28 церквей, театр, библиотека, мужская и женская гимназии, мужская и женская семинарии, юнкерское училище, горное училище, Девичий институт Восточной Сибири. Издавались газеты: «Иркутские губернские ведомости», «Сибирский вестник». Ссыльные выпускали оппозиционную газету «Амур».

В 1898 г. железная дорога соединила Иркутск с Европейской Россией. Д Н.

НАМЕСТНИЧЕСТВО — административно-территориальная единица в России кон. 18–19 вв. В наместничество входили 2–3 губернии. Во главе его стоял наместник (генерал-губернатор). Исполнительным органом являлось наместническое правление из 2–3 сановников. По учреждению о губерниях 1775 г. наместник назначался императрицей Екатериной II из числа высших сановников и был ответственен лишь перед ней. Наместник осуществлял общий надзор над всем местным аппаратом управления, деятельностью судов. Наместнику подчинялись коменданты крепостей, гарнизонные и армейские полки. В приграничных наместничествах он организовывал охрану границы. Он имел право приостановить исполнение решения суда, доложив об этом Сенату, а в делах, не терпящих отлагательства, — императрице. Без ведома наместника не могли быть приведены в исполнение смертные приговоры по уголовным делам и гражданская казнь. По приезде в столицу наместник имел право заседать в Сенате по делам своего ведомства. Ему полагался конвой из 24 человек с подпоручиком и два адъютанта.

В 1796 г. Павел I упразднил наместничества, оставив их только в Царстве Польском (1819–1874 гг.) и на Кавказе (1844–1883 гг.). П. К

ОМСК — город в Сибири на реке Омь при ее впадении в реку Иртыш.

Омск основан И. Бухольцем весной 1716 г. в устье р. Омь как крепость. В 1768 г. крепость перенесли на правый берег Иртыша. С 1782 г. Омск получил статус областного города, с 1808 г. здесь находилось управление Сибирским казачьим войском, где готовили военные и административные кадры для границы. В 1765 г. в Омске открылась гарнизонная школа, преобразованная в 1813 г. в войсковое училище, а в 1847 г. — в Сибирский кадетский корпус. Военному делу там учились и русские, и казахские дети. С 1789 г. в Омске действовала «Азиатская школа», где готовили переводчиков с восточных языков.

Омск был прежде всего опорным пунктом на границе, но он рос в основном за счет развития земледелия на здешних плодородных землях. В 1846 г. сюда из Тобольска переехал западносибирский генерал-губернатор. В 1858 г. Омск стал третьим по величине городом Сибири после Иркутска и Тобольска. Здесь жили 18,4 тыс. человек. К кон. 19 в. Омск по числу жителей (37,5 тыс.) уступал Томску и Иркутску, но в нач. 20 в. стал крупнейшим сибирским городом. С 1882 г. Омск относился уже не к Сибири, а к Степному краю и был резиденцией генерал-губернатора.

В 1894 г. через город прошла Транссибирская железная дорога. Для нее был сооружен гигантский стальной мост через Иртыш.

В 1897 г. в Омске из 3300 строений было только 74 каменных, в том числе дом генерал-губернатора, кадетский корпус, мужская и женская гимназии, 5 церквей. Местом отдыха омичей служили березовые рощи в окрестностях города. Д. Н.

ГУБЕРНСКИЕ СУДЕБНЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ. Чрезвычайно сложное устройство дано было суду. Высшими губернскими судебными инстанциями были две палаты: палата уголовных дел и палата гражданских дел. Это были судебные места для всех сословий.

Дела в них были распределены строго по существу. Под этими судебными учреждениями в губернии стояли сословные суды, в которых дела были смешаны по существу, но раздельны по сословиям: верхний земский суд для дворянства, губернский магистрат для купечества и мещанства и верхняя расправа для свободных сельских обывателей.

Эти две высшие судебные инстанции находились в губернском городе; по городам уездным рассеяны были низшие инстанции. То были: уездный суд для дворянства, городовой магистрат для купечества и мещанства и нижняя расправа для вольных сельских обывателей. Кроме того, полицейское управление уездом сосредоточено было в нижнем земском суде под председательством исправника. Судебные сословные учреждения в уезде были подчинены сословным губернским, а последние — бессословным палатам в порядке апелляционном и ревизионном, т. е. дела переносились из низшей инстанции в высшую или по жалобам сторон, или для проверки решений, произведенных низшей инстанцией, или для произнесения окончательного решения.

В губернских городах образованы были еще судебные места со специальным назначением. Некоторые уголовные и гражданские дела особого характера сосредоточены были в губернском совестном суде. Из уголовных дел совестный суд ведал те, где источником преступления была не сознательная воля преступника, а или несчастие, или физический, либо нравственный недостаток, малолетство, слабоумие, фанатизм, суеверие и т. п.; из дел гражданских совестный суд ведал те дела, с которыми обращались к нему сами тяжущиеся стороны. В таких случаях совестный суд действовал, как наш мировой: он должен был прежде всего стараться мирить тяжущихся.

Для управления учебными заведениями, богадельнями, сиротскими домами и другими благотворительными местами учрежден был приказ общественного призрения. Как совестный суд, так и приказ общественного призрения по составу своему были всесословными правительственными местами. Заседатели в них выбирались из всех трех главных классов местного общества. Кроме того, при уездных сословно-судебных учреждениях созданы были опекунские присутствия: при дворянском уездном суде под председательством уездного предводителя дворянства — дворянская опека для управления делами вдов и сирот дворянских, а при городовом магистрате под председательством уездного городского головы сиротский суд для опеки вдов и сирот купечества и мещанства. В. К-ский

ТАЙНАЯ ЭКСПВДИЦИЯ — центральное государственное учреждение России, орган политического розыска, действовавший при Сенате в 1762–1801 гг. Тайная экспедиция была учреждена по указу Екатерины II взамен Тайной канцелярии. Тайная экспедиция находилась в Петербурге, в Москве располагалось ее отделение. Руководил Тайной экспедицией генерал-прокурор Сената, его помощником и непосредственным распорядителемдел Тайной экспедицией был обер-секретарь. Более 30 лет эту должность занимал С.И. Шешковский.

Тайная экспедиция производила следствие и суд по важнейшим государственным делам. Некоторые приговоры утверждала Екатерина II, например по делам В.Я. Мировича, Е.И. Пугачева, А.Н. Радищева и др. Во время следствия часто применялись телесные наказания. В 1774 г. секретные распорядители Тайной экспедиции расправлялись с участниками пугачевщины на местах. После ликвидации Тайной экспедиции ее функции были возложены на 1-й и 5-й департаменты Сената. В.С.

ПРОТИВОРЕЧИЯ В СТРОЕ ГУБЕРНСКИХ УЧРЕЖДЕНИЙ. Легко заметить прежде всего необычайную сложность созданного Екатериной губернского правительственного механизма. Мы видим здесь прежде всего сильное влияние, какое оказали на эти учреждения идеи, распространявшиеся тогдашней политической литературой Запада, преимущественно идея разделения властей. Без строгого разделения властей — законодательной, исполнительной (административной) и судебной — тогдашний передовой публицист не мыслил правильного государственного устройства. Екатерина заплатила очень щедрую дань этой идее в своих губернских учреждениях.

Из иного источника вытекло сложное устройство сословных судебных инстанций. Правда, в «Наказе» повторена была идея Бекка-риа, что для правильного судопроизводства полезно установить и суд себе равных, чтобы тем ограничить давление, оказываемое на суд высшими сословиями — дворянством и духовенством; но созданные сословные судебные места при высказанной в «Наказе»идее равенства всех перед законом отзывались чем-то феодальным, средневековым разделением сословий.

Пересматривая наказы дворянских депутатов в Комиссии 1767 г., легко заметить этот источник. Многие наказы выражали решительное желание сословия — устроиться в уездные сословные корпорации и принять деятельное участие в местном управлении и суде. Для выбора депутатов в Комиссию дворянство собиралось по уездам и выбирало уездных предводителей; теперь дворяне заявляли в Комиссии желание, чтобы оставлено было за сословием право выбирать этих уездных предводителей, собираться в известные сроки и контролировать ход местного управления

Некоторые наказы даже требовали, чтобы уездные управители — воеводы избирались местным дворянством. Порядок этого участия дворянства в управлении особенно точно определен был в наказе боровских дворян: наказ требовал, чтобы уездное дворянство собиралось на съезд каждые два года и выбирало от всего уезда кандидата, который бы действовал с помощью выборного комиссара от каждого стана, или дистрикта. Уездный ландрат производит суд и расправу над людьми всех состояний; становой, или дистриктный, комиссар помогает ему, производя предварительное следствие.

В губернских учреждениях 1775 г. заметно отразились высказанные в дворянских наказах желания; очевидно, мысль об уездных ландратах была осуществлена в лице уездного исправника; только мысль о дистриктном комиссаре, или становом приставе, была отсрочена и осуществлена потом уже, в царствование императора Николая I.

Итак, источником противоречия, заметного в строе губернских учреждений, были желания, выраженные дворянством. Законодательница, руководясь западноевропейскими публицистами, столкнулась с дворянством, которым руководили практические восточноевропейские интересы.

Разбирая личный состав созданных Екатериной административных и судебных учреждений, легко заметить, что это противоречие было внушено интересами одного сословия. Мысль о том, что каждый должен судиться себе равным, высказанная в «Наказе», не была последовательно проведена в губернских учреждениях. Как мы видели, эти учреждения состояли из трех пластов. Верхним из них были учреждения бессословные: губернское правление, палаты — казенная, уголовная и гражданская. Весь личный состав в этих учреждениях назначался от короны, без всякого участия местного общества.

Второй пласт состоял из сословных губернских судов: верхнего земского суда, губернского магистрата и верхней расправы, также из всесословных учреждений — совестного суда и приказа общественного призрения. Личный состав учреждений этого второго пласта был смешанного характера: председатель назначался короной, но заседатели, называвшиеся советниками и асессорами, выбирались в каждом учреждении известным сословием, а в совестном суде и приказе общественного призрения — всеми тремя сословиями; Точно также и третий, низший пласт, состоявший из уездных судебных инстанций с полицейским нижним земским судом, были учреждения коллегиальные, но личный состав в них весь был земского сословного происхождения: как председатель, так и заседатели выбирались сословиями. Только председатель нижней земской расправы, или расправный судья, ведавший дела вольных хлебопашцев, назначался из чиновных людей высшей местной властью.

По-видимому, участие в местном управлении и суде было довольно равномерно распределено в низших и вторых инстанциях между всеми классами общества. Легко заметить, однако, некоторое преобладание, данное одному сословию — дворянству; нижний земский суд был полицейским учреждением для всего уезда, хотя в число его заседателей по делам, касавшимся вольных хлебопашцев, входили заседатели нижней расправы, но председатель нижнего земского суда — исправник — выбирался только дворянством. Притом нижние расправы были далеко не во всех уездах: открытие их предоставлялось усмотрению губернаторов, и они учреждались только в таких округах, где было достаточное количество людей подведомственных им состояний, т. е. вольных земледельцев; нижняя расправа учреждалась только в том округе, где находилось от 10 до 30 тыс. душ этих состояний. Таким образом, полицейский порядок в уезде, поддержание безопасности и тишины и суд без различия состояний сосредоточивались в учреждениях дворянских.

Была и другая форма, в которой выразилось тоже преобладание одного класса, — в губернском управлении. Высшие губернские места не имели сословного характера, но правительство обыкновенно набирало личный состав этих учреждений из того же класса, представители которого избирались в сословные дворянские учреждения: губернатор, председатель и заседатели высших губернских административных и судебных учреждений, как и палат, обыкновенно принадлежали по происхождению к дворянству. Таким образом, преобладающее значение сословия в местном управлении выражалось в двух формах: 1) в выборе личного состава сословных дворянских учреждений, 2) в сословном происхождении личного состава общих бессословных учреждений. Благодаря этому преобладанию дворянство стало руководящим классом в местном, как и центральном управлении. Дворянин господствовал в местном управлении как выборный представитель своего сословия; он господствовал в нем и как назначенный верховной властью коронный чиновник. В. К-ский

ЗНАЧЕНИЕ ГУБЕРНСКИХ УЧРЕЖДЕНИЙ 1775 г. Губернские и сословные учреждения вырабатывались под заметным влиянием: 1) политических идей, заимствованных Екатериной из западноевропейской политической литературы, и 2) из туземных нужд и влияний.

Но влияние этих идей на устройство местного управления в России было почти исключительно формальное; эти идеи отразились на технической выработке учреждений, на их формах, на постановке и на взаимных отношениях; они сказались в строгом разделении ведомств, в определении границ деятельности отдельных учреждений, но новые начала проведены непоследовательно и не оказали заметного влияния на духовную деятельность новых учреждений.

Правда, были созданы два учреждения, в основании которых лежали задачи, незнакомые древнерусской администрации, — это были приказ общественного призрения, заведовавший исковыми и благотворительными учреждениями, и совестный суд, решавший дела по совести более, чем на основании формальных доказательств. В прежнем правительственном порядке не было особого ведомства ни центральных, ни местных учреждений народного просвещения и общественной благотворительности; теперь такими учреждениями явились губернские приказы общественного призрения. Точно также в прежнем русском судопроизводстве, как и в судопроизводстве всех других стран тогдашней Европы, не было суда по совести; но любопытно, что именно эти два учреждения имели наименее заметную деятельность, оказали наименьшее влияние на ход дел.

Приказ общественного призрения возник в то время, когда почти не было народных школ, ни дано средств заводить их городам. Совестный суд был поставлен в условия, которые парализовали его деятельность; так, по гражданским делам совестный суд со значением мирового решал такие дела, которые переносились в него по соглашению тяжущихся сторон. Если правый расположен был перенести дело в суд по совести, то неправая сторона противодействовала этому, и тогда совестный суд не мог не только рассматривать дело, но и принудить сопротивляющуюся сторону явиться в суд.

Учреждение совестного суда было громко приветствовано и в России и особенно за границей. Знакомый Екатерине французский публицист Мерсье встретил это учреждение такими восторженными словами: «Заря благоденствия рода человеческого занялась на Севере. Повелители вселенной, законодатели народов, спешите к полуночной Семирамиде и, преклонив колена, поучайтесь: она первая учредила совестный суд!» Но уфимский совестный судья признавался, что в 12 лет его судейства к нему в суд не поступило и 12 дел, потому что его камердинер по просьбам виновных из тяжущихся сторон обыкновенно гонял всех челобитчиков, обращавшихся к совестному судье.

Точно то же, по свидетельству современников, было и в других совестных судах; за все царствование Екатерины не насчитать и десятка дел, решенных во всех совестных судах надлежащим образом. Зато губернские учреждения Екатерины еще более усилили противоречия, внесенные в управление реформами Петра. Известно, что управление только тогда действует правильно, когда оно и в центре и в областях покоится на одинаковых началах. При Екатерине усилен был внесенный Петром сословный элемент в областном управлении; губернские учреждения открыли еще больше простора участию дворянства и городского населения в местной администрации. Но центральное управление, и при Екатерине сохранявшее прежний бюрократический характер, не имело и тех связей с обществом, какие существовали в 17 столетии. Таким образом, противоречие началам, на которых держалось управление в центре и в провинции, при Екатерине еще обострилось.

С другой стороны, преобладанием дворянства еще более нарушилось равновесие прав и обязанностей различных классов общества. Прежнее дворянство пользовалось правительственным значением в местной администрации в меру своих государственных обязанностей; теперь оно получило еще большее значение в местном управлении, освободившись от самых тяжелых государственных повинностей.

Во-вторых, губернские учреждения основаны были на начале, которое проводилось в «Наказе», на том начале, что человек каждого состояния должен судиться и управляться людьми одного с ним состояния. Но в практическом своем развитии это начало превратилось в решительное преобладание одного сословия, дворянства, в местном управлении.

Наконец, важным недостатком созданного Екатериной административного и судебного порядка была его чрезвычайная сложность; так, благодаря строгому разделению ведомств и сложному устройству суда размножилось до чрезмерности чиновничество, выборное и коронное; там, где прежде дела велись десятью, пятнадцатью чиновниками, теперь их явилась целая сотня. Это увеличивало дороговизну администрации.

Гораздо важнее значение губернских и сословных учреждений в истории нашего общества: в них выразилось характеристическое движение изучаемого нами времени. В них проведено было государственное раскрепление двух высших классов общества. Мы видели, что в дворянской жалованной грамоте были формулированы созданные прежним законодательством права дворянства; точно так же в жалованной грамоте городам были формулированы и права городского населения. Эти права не в одинаковой мере были распределены между всеми классами городского населения, но совокупность их раскрепляла городское население, снимая с него те специальные государственные повинности, какие были положены на него в Древней Руси.

Городские состояния получили сословное самоуправление и сословный суд. Далее, гильдейское гражданство, т. е. высший слой городского населения, был освобожден от подушной подати, которая заменялась однопроцентным сбором с объявленного купцом по совести капитала. Точно так же гильдейские граждане освобождались от личной рекрутской повинности: гражданин — гильдейский купец личную службу мог выкупить деньгами. Далее, все гильдейские граждане и мещане освобождались от тех казенных «служб» или от «нарядов» по различным казенным сборам, которые в Древней Руси составляли самую тяжелую повинность городского населения. Наконец, купцы двух первых гильдий были свободны от телесного наказания, а высший слой купечества, носивший название «именитых граждан», мог при известных условиях достигать дворянства.

Итак, в истории нашего общества губернские учреждения вместе с сословными жалованными грамотами были первыми актами, в которых точно и подробно были формулированы права двух сословий и по которым с этих сословий снимались специальные государственные повинности.

Это связано с другой стороной в губернских учреждениях, еще более важной для истории нашего общества. Как мы видели, в 17 столетии разверстка государственных повинностей между сословиями разрушила их взаимные связи и уничтожила их совместную деятельность. Благодаря этому разобщению пали в 17 столетии земские соборы. С тех пор каждое сословие несло свою службу и действовало одиноко, без связи с другим.

В губернских учреждениях Екатерина впервые сделала попытку опять свести сословия для совместной дружной деятельности. В приказе общественного призрения и совестных нижних земских судах под руководством коронных представителей действовали заседатели, выбранные тремя свободными сословиями: дворянством, городским населением и классом вольных сельских обывателей. Правда, оба эти учреждения, как мы видели, заняли второстепенное место в строе местного управления, но они важны как первый проблеск мысли восстановить совместную деятельность сословий, и это составляет одну из лучших черт губернских учреждений Екатерины.

Но самое важное значение имели губернские учреждения в истории дворянства: они закрепили его решительное преобладание в местном управлении. Мы видели, что это преобладание выражалось в двух формах: в выборном составе сословных дворянских учреждений и в дворянском происхождении личного состава бессословных коронных учреждений. С тех пор дворянство приняло господствующее участие в местном управлении, которое вполне от него зависело; самоуправление городское, поставленное под надзор губернатора-дворянина, развивалось медленно и действовало вяло; зато самоуправление дворянское пошло бойко.

Причиной этого более успешного развития дворянского самоуправления была историческая подготовка сословия к самодеятельности. В этом отношении губернские учреждения 1775 г. с завершившей их жалованной грамотой дворянству лишь вполне осуществили давнее стремление сословия. Мы знаем, что уже в Древней Руси дворянство (служилые люди) по уездам сомкнулось в плотные сословные корпорации. Основанием этих уездных союзов была служба и служилое землевладение.

Дворяне уезда защищали свой уездный город, составляя его гарнизон, ходили в походы территориальными уездными полками, выбирали из своей среды окладчиков для ведения служебно-поземельных дел, наконец, связаны были друг с другом порукой. Создание регулярной армии при Петре если не разрушило, то сильно расстроило эти уездные корпорации; на место территориальных уездных ополчений заведены были полки регулярные, которые не имели территориального состава. Таким образом, вместо уездных корпораций явились корпорации полковые. Офицеры полков и дивизий составляли товарищество, корпорацию, по законам Петра обер-офицеры полка назначались по выбору и поручительству всех офицеров полка; штаб-офицеры — по выбору и ручательству всех офицеров и генералов дивизии. Но Петр, устрояя эти полковые дворянские корпорации, старался поддерживать и прежние местные провинциальные союзы дворянства. При нем в конце его царствования дворянство получает важное значение в народном хозяйстве.

Правительство стало смотреть на сословие, как на своих штатных и полицейских агентов в деревне. Поэтому и Петр старался поддержать землевладельческие связи дворянства с полицией, предоставляя сословию участие в местном управлении. Это участие выразилось, как мы знаем, в выборе дворянами губернии ландратов, советников при губернаторе, также в выборе уездных земских комиссаров. По смерти Петра, по мере того как ослаблялись служебные обязанности дворянства, закреплялись его связи с провинцией, и, таким образом, усиливалась его корпоративная солидарность.

Со времени декабрьского закона 1730 г., признавшего поместья вместе с вотчинами полной наследственной собственностью дворянства, сословие стало более оседлым, получило более устойчивое землевладельческое значение в провинции. Закон 18 февраля 1762 г. снял с дворянства обязательную службу, помог его отливу из центров в провинцию. С тех пор за дворянством оставалось лишь одно землевладельческое значение, а это значение прикрепляло его к провинции. Согласно с этими переменами изменялись и политические вкусы дворянства. Обязательная служба привязывала его к столице, к центральному управлению; вот почему все интересы дворянства до 1762 г. были прикреплены к центру.

Мы видели, как дворянство в первой половине 18 в. делало правительство, как оно даже при Анне в просьбе о восстановлении самодержавия ходатайствовало о том, чтобы ему предоставлено было право выбирать членов Сената, коллегий и губернаторов, т. е. оказывать прямое влияние на состав центрального и областного правительства. С отменой обязательной службы дворянства и центр тяжести дворянских интересов переместился из столицы в провинцию.

В Комиссии 1767 г. дворянство высказало широкие притязания на участие в местном управлении, но ни один дворянский депутат словом не обмолвился об участии дворянства в центральном управлении. Губернские учреждения 1775 г. и закрепили это давнее стремление сословия стать правительственным классом в провинции, где почти половина населения — крепостные крестьяне и без того были в руках дворянства. Значит, губернские учреждения, несмотря на внесенное в них участие идеи французских публицистов, закрепляют собою давний социально-политический факт нашей истории.

Таким образом, и в устройстве местного управления обнаружилась особенность, какою отличалась вся государственная деятельность Екатерины: в каждом предприятии шли идеи, незнакомые русскому обществу; но под покровом этих идей развивались и закреплялись старые факты нашей истории. Чтобы лучше запомнить значение губернских учреждений в истории дворянского сословия, можно так обозначить момент в развитии местного правительственного значения дворянства. В Московском государстве дворянство не правило, а было лишь орудием управления — обязательно служило, и притом служило как в центре, так и в провинции. В первой половине 18 в., делая центральное правительство, оно продолжало обязательно служить в центре и едва начинало править в провинции; во второй половине века, в последний раз сделавши правительство в 1762 г., это сословие перестало обязательно служить в центре и с 1775 г., окончательно взяв в свои руки местное управление, начало править в провинции. В. К-ский

Пожаловано императрицей…

ЖАЛОВАННЫЕ ГРАМОТЫ ДВОРЯНСТВУ И ГОРОДАМ. Через несколько времени устройство областного управления завершено было двумя жалованными сословными грамотами — дворянству и городам. Обе эти грамоты подписаны были в один день, 21 апреля 1785 г.

Вот главные черты того и другого акта. В жалованной грамоте дворянству завершено было корпоративное устройство сословия: сверх уездных дворянских собраний с их предводителями, созванных впервые для выбора депутатов в комиссию 1767 г., теперь возникли губернские дворянские собрания с губернскими предводителями во главе. Губернские учреждения 1775 г. вводились лет двадцать, и при введении их съезжались в губернские города дворяне всех уездов и выбирали губернских представителей дворянства. Право выбирать губернских предводителей было признано за сословием жалованной грамотой 1785 г.

В этой грамоте окончательно определены права дворянства: дворянин пользуется недвижимым имуществом своим вместе с крестьянами на праве полной собственности, передает свое звание жене и детям, не лишается этого звания иначе как по суду за известные преступления; приговор о преступлении дворянина получает силу только с утверждения верховной власти. Дворянин свободен от личных податей, от рекрутской повинности и от телесных наказаний; дворянские собрания имеют право ходатайствовать о своих сословных нуждах перед высшим правительством.

Точно так же получили окончательное устройство и городские состояния. До сих пор судебные дела вместе с надзором за благочинием в городах сосредоточивались в губернских и городовых магистратах; пожалованной грамоте городам Российской империи 1785 г. рядом с магистратом как судебным учреждением возникают городские, полицейско-хозяйственные учреждения. Городское население было разделено на шесть состояний — а именитых граждан, на настоящих обывателей, т. е. тех, которые имеют в городе дома и землю, не занимаясь торговлей и промышленностью, на купцов гильдейских, на цеховых ремесленников, на иностранных и иногородних гостей и, наконец, на посадских, которые промышляют черной работой или ремеслом, не имея недвижимой собственности в городе. Эти состояния различались или происхождением, или размером капитала.

Так, купцы разделены были на три гильдии: низший размер капитала для купцов 3-й гильдии — 1000 руб. Торговцы, не имевшие такого капитала, причислялись к мещанам и распределялись по ремесленным цехам. Городское хозяйство и управление вели две думы: общая и шестигласная; общая состояла под председательством городского головы из гласных от всех разрядов и имела распорядительное значение, собираясь в известные сроки или по мере надобности; дума шестигласная, состоящая из шести членов по одному от каждого из шести состояний под председательством того же городского головы была исполнительным учреждением и действовала постоянно, собираясь еженедельно. Оба эти самоуправления — дворянское и городское — развивались с неодинаковым успехом. Губернские учреждения ввели необычайное оживление в среде губернских дворян. Через каждые три года дворяне съезжались в губернский город и выбирали на разные должности среди пиров и увеселений, которыми их угощали своя братья — губернский предводитель и губернатор.

Напротив, городское управление действовало очень вяло под тяжелой рукой наместника, или губернатора. Оживление, каким отличались дворянские сословные учреждения, даже вызвало преувеличенное опасение в иностранцах: два француза, путешествовавшие по России в начале 90-х годов, наслушавшись этих речей, пророчили в своих записках, что «рано или поздно эти собрания непременно приведут к великой революции».

Теперь остается объяснить причины особого успеха дворянского самоуправления рядом со слабо действовавшим самоуправлением городским. Объясняя эти причины, мы на несколько минут воротимся к изученной уже нами истории дворянства. В. К-ский

ЖАЛОВАННАЯ ГРАМОТА ГОРОДАМ 1785 г. «Грамота на права и выгоды городов Российской империи» — законодательный акт Екатерины II, изданный 21 апреля 1785 г.

Главным автором Жалованной грамоты городам была Екатерина II.

Жалованная грамота городам учреждала новые выборные городские учреждения, несколько расширяя круг избирателей. Горожане делились на 6 разрядов по имущественному и социальному признакам: «настоящие городские обыватели» — владельцы недвижимости из дворян, чиновники, духовенство; купцы трех гильдий; ремесленники, записанные в цехи; иностранцы и иногородние; «именитые граждане»; «посадские», т. е. все прочие граждане, кормящиеся в городе промыслами или рукоделием. Фактически Жалованная грамота городам зафиксировала два сословия — купечество и мещанство. Эти разряды по Жалованной грамоте городам получали основы самоуправления. Раз в три года созывалось собрание «градского общества», в которое входили лишь наиболее состоятельные горожане. Постоянным городским учреждением была «общая градская дума», состоящая из городского головы и 6 гласных (депутатов). Судебными выборными учреждениями в городах были магистраты — органы сословного городского самоуправления, отдельно избирались суды для дворян и для городского населения.

Положения, введенные Жалованной грамотой городам, действовали до принятия Городового положения 1870 г. Н. П.

ЖАЛОВАННАЯ ГРАМОТА ДВОРЯНСТВУ 1785 г. — утвердившееся в исторической литературе название законодательного акта «Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства».

Грамота — это свод привилегий, которые Екатерина II пожаловала дворянам. Грамота подтвердила основные положения Манифеста о вольности дворянства 1762 г. Сословие освобождалось от обязательной службы, от уплаты податей, от телесных наказаний, судить их мог только дворянский суд. Лишить дворянства стало можно только по суду и за серьезные преступления — разбой, воровство, измену родине и др. Уточнялись имущественные права: только дворяне могли покупать землю с крестьянами, свободно распоряжаться купленными имениями — завещать, дарить, продавать и т. д. Они получили право создавать в имениях заводы, фабрики, торги и ярмарки и т. п. Их дома были свободны от постоя войск, а имения нельзя было конфисковать.

Грамота вводила в России дворянское самоуправление. В губерниях и уездах дворяне раз в три года собирались на дворянские собрания, избирали губернских и уездных предводителей, администрацию, судей. В Грамоте устанавливалось, что дворяне должны быть внесены в специальные родословные книги, определялся порядок их ведения и документы, которые могут служить доказательством благородного происхождения.

Император Павел I отменил некоторые статьи Жалованной грамоты: вернул телесные наказания, отменил губернские дворянские собрания и др., но император Александр I в 1801 г. их восстановил. Жалованная грамота оставалась действующим законом до 1917 г. О. Н.

МЕЩАНСТВО — сословие, включавшее различные категории городских жителей.

В 14–17 вв. мещанством называли жителей городов южных и западных русских областей.

Мещанство как сословие было образовано в России в 1775 г. специальным манифестом императрицы Екатерины II. В это сословие вошли городские обыватели, имевшие капитал менее 500 руб. По этой причине их не могли причислить к купечеству, т. е. мещанами становились мелкие ремесленники, торговцы и домовладельцы. В Городовом положении 1785 г. Екатерина II стремилась определить сословное положение среднего слоя городских жителей. Она исключила из него и низы (цеховых ремесленников) и верхи (именитое купечество). Но богатые мещане переходили в купечество, а разорившиеся купцы становились мещанами. Крестьяне, освободившиеся от крепостной зависимости становились также мещанами. В отличие от купечества, мещанство принадлежало к т. н. податным сословиям, т. е. мещане должны были платить подушную подать. Это продолжалось до 1866 г., когда прежнее сословное деление стало постепенно изживаться. Так же как и крестьяне, мещане были ограничены в некоторых правах, которые были привилегией высших сословий, однако они могли поступать на государственную службу. До 1863 г. мещане, также как и крестьяне, могли подвергаться телесным наказаниям. Другие ограничения сословных прав мещан были отменены только после революции 1905 г.

Мещанство располагало сословным самоуправлением: жители русских городов среднего достатка образовывали мещанские общества, которые располагали правом выбирать старосту или, с разрешения губернатора, вместо него создавать мещанскую управу — коллегиальные органы сословного самоуправления городских жителей. Органы самоуправления мещанства в 19 в. занимались вопросами сословных дел, раскладкой налоговых платежей, выдачей видов на жительство, попечительством и другими вопросами.

Мещанство в России было одним из самых многочисленных сословий и уступало лишь крестьянству. В кон. 19 в. к нему принадлежало ок. 44,3% населения или 7449,3 тыс. человек. В результате развития промышленности, торговли, роста городов происходило расслоение мещанства, терялось его значение как основного сословия городских жителей. В мещанской среде начали формироваться средние слои буржуазного общества. Несмотря на то что мещанство было носителем городской культуры, его быт, взгляды и привычки оставались крайне патриархальными. Образ такого мещанина со временем стал нарицательным, проник в литературу, превратился в символ индивидуализма и эгоизма, что, впрочем, соответствовало облику далеко не всех представителей мещанства как сословия.

Окончательно мещанское сословие было ликвидировано революцией 1917 г., но как для характеристики людей определенного типа понятие «мещанство» сохраняется и в наши дни. Д. Ч.

КРЕПОСТНОЕ ПРАВО И КРЕСТЬЯНСТВО

Широкое участие, открытое дворянству в местном управлении в царствование Екатерины, было следствием землевладельческого значения этого сословия. Дворянство руководило местным управлением, потому что почти половина местного населения — крепостное крестьянство, помимо правительственного значения дворянства, находилось в его руках, жило на его земле. Это землевладельческое значение сословия держалось на крепостном праве.

Бесправное большинство

Есть предание, что Екатерина, издав жалованные грамоты на права двух сословий, задумывала и третью, в которой думала определить права вольных сельских обывателей — государственных крестьян, но это намерение не было исполнено. Свободное сельское население при Екатерине составляло меньшинство всего сельского населения; подавляющее большинство сельского населения в Великороссии при Екатерине II состояло из крепостных крестьян.

ИЗМЕНЕНИЕ ПОЛОЖЕНИЯ КРЕПОСТНОГО КРЕСТЬЯНСТВА ПРИ ПЕТРЕ I. Мы знаем, какая перемена совершилась в положении крепостного населения в царствование Петра I: указы о первой ревизии юридически смешали два крепостных состояния, прежде различавшиеся по закону, крепостное холопство и крепостное крестьянство. Крепостной крестьянин был крепок лицу землевладельца, но при этом он был еще прикреплен и к своему состоянию, из которого не мог вывести его даже землевладелец: он был вечно обязанный государственный тяглец. Холоп, как и крепостной крестьянин, был лично крепок своему господину, но не нес государственного тягла, лежавшего на крепостном крестьянине.

Законодательство Петра распространило государственное тягло крепостных крестьян и на холопов. Таким образом, изменился источник крепости: как вы знаете, прежде этим источником был личный договор холопа или крестьянина с господином; теперь таким источником стал государственный акт — ревизия. Крепостным считался не тот, кто вступил в крепостное обязательство по договору, а тот, кто записан за известным лицом в ревизской сказке. Этот новый источник, которым заменился прежний договор, сообщил крепостному состоянию чрезвычайную растяжимость.

С тех пор как не стало ни холопов, ни крепостных крестьян, а оба эти состояния заменились одним состоянием — крепостных людей, или душ, стало возможным по усмотрению сокращать или расширять и количество крепостного населения и границы крепостной зависимости. Прежде крестьянское состояние создавалось договором лица с лицом; теперь оно поставлено было на основании правительственного акта.

Со смерти Петра крепостное состояние расширялось и в количественном и в качественном отношении, т. е. одновременно все большее количество лиц становилось в крепостную зависимость и все более расширялись границы власти владельца над крепостными душами. В. К-ский

УСИЛЕНИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА ПОСЛЕ ПЕТРА I. Крепостное состояние размножалось двумя способами — припиской и пожалованием. Приписка состояла в том, что люди, которые не успели примкнуть к основным классам общества, избрав себе постоянный род жизни, по указу Петра I обязаны были найти себе господина и положение, записаться в подушный оклад за каким-либо лицом либо обществом. В противном случае, когда они не находили такого лица или общества, их записывали простым полицейским распоряжением.

Таким образом, по II и III ревизии (1742 и 1762 гг.) постепенно попали в крепостную зависимость разные мелкие разряды лиц, прежде свободных, — незаконнорожденные, вольноотпущенники, не помнящие родства и другие бродяги, дети солдат, заштатные церковнослужители, приемыши, пленные инородцы и т. п.

В этом отношении обе ревизии продолжали ту очистку и упрощение общественного состава, какая началась еще в 17 столетии. Так как приписка иногда совершалась помимо воли приписываемых лиц, то здесь допускалось множество злоупотреблений. Впоследствии закон признал все эти злоупотребления, лишив насильно приписанных права жаловаться на незаконность их приписки. Дворянский Сенат, действуя в интересах господствующего сословия, смотрел сквозь пальцы на эти насилия, так что приписка, предпринятая с полицейской целью — с целью уничтожения бродяжничества, тогда получала характер расхищения общества высшим классом.

Еще более умножалось количество крепостного населения путем пожалования, о котором сейчас скажу.

Пожалование развивалось из прежних поместных дач; но пожалование отличалось от поместной дачи и предметом владения и объемом владельческих прав. До Уложения поместная дача предоставляла служилому человеку лишь пользование казенной землей; с тех пор как утвердилась крепостная неволя на крестьян, следовательно, с половины 17 столетия, поместная дача предоставила помещикам пользование обязательным трудом поселенных в поместье крепостных крестьян.

Помещик был временным владельцем поместья, порядившись за помещика, или записанный за ним в писцовой книге крепостной крестьянин укреплялся и за всеми его преемниками, потому что прикреплялся к тяглому крестьянскому союзу, или обществу, на помещичьей земле. Как прикрепленный к тяглому крестьянскому обществу, крепостной крестьянин обязан был работать на всякого помещика, которому земля отдавалась во владение.

Так, повторяю, помещик приобретал по земле право на часть обязательной поземельной работы крепостного крестьянина. По мере того как поместья смешивались с вотчинами, во владение помещику поступал и этот обязательный труд крепостного крестьянина на одинаковом праве с землей — на праве полной наследственной собственности. Это смешение и повело к замене поместных дач пожалованиями — с Петра I. Совокупность повинностей, падавших по закону на крепостного человека, как по отношению к господину, так и по отношению к государству под ответственностью господина и составляла то, что с первой ревизии называлось крепостной душой.

Поместная дача предоставляла землевладельцу лишь временное пользование казенной землей и крестьянским трудом, а пожалование отдавало во владение казенную землю вместе со значившимися на ней крестьянскими душами. Точно так же отличается поместная дача от пожалования и по объему прав. В 17 столетии поместная дача отдавала казенную землю помещику во владение условное и временное, именно во владение, обусловливавшееся службой и продолжавшееся по смерть владельца с ограниченным правом распоряжения — ни отпускать, ни завещать, ни отказывать по душе. Но после закона 17 марта 1731 г., окончательно смешавшего поместья с вотчинами, пожалование предоставляло казенные земли с крепостными крестьянами в полную и наследственную собственность без таких ограничений.

Пожалование и было в 18 в. самым употребительным и деятельным средством размножения крепостного населения. Со времени Петра населенные казенные и дворцовые земли отдавались в частное владение по разным случаям. Сохраняя характер прежней поместной дачи, пожалование иногда имело значение награды либо пенсии за службу.

Так, в 1737 г. офицерам-дворянам, служившим при казенных горных заводах, пожаловано было в прибавку к денежному жалованию по десяти дворов в дворцовых и казенных деревнях; офицерам из разночинцев — вдвое меньше. Тогда во дворе считалось средним числом четыре ревизские души; эти сорок или двадцать душ отдавались офицерам в наследственное владение, но с условием, чтобы не только они, но и их дети обязательно служили при казенных заводах.

К половине 18 в. прекратились и такие условные пожалования с поместным характером и продолжались только простые раздачи населенных земель в полную собственность по разным случаям: крестьяне с землей жаловались за победу, за удачное окончание кампании генералам или просто «для увеселения», на крест или зубок новорожденному. Каждое важное событие при дворе, дворцовый переворот, каждый подвиг русского оружия сопровождался превращением сотен и тысяч крестьян в частную собственность.

Самые крупные землевладельческие состояния 18 в. созданы были путем пожалования. Князь Меншиков, сын придворного дворцового конюха, по смерти Петра имел состояние, простиравшееся, по рассказам, до 100 тыс. душ. Точно так же сделались крупными землевладельцами и Разумовские в царствование Елизаветы; граф Кирилл Разумовский приобрел путем пожалования также до 100 тыс. душ.

Не только сами Разумовские, по происхождению простые казаки, но и мужья их сестер возводились в дворянское звание и получали богатые пожалования душами. Таковы были, например, закройщик Закревский, ткач Будлянский, казак Дараган. Сын Будлянского в 1783 г. имел более 3 тыс. душ крестьян. Благодаря приписке и пожалованию значительное количество прежних вольных людей из сельского населения, как и дворцовых и казенных крестьян, попали в крепостное состояние, и к половине XVIII в. Россия, несомненно, стала гораздо более крепостной, чем какой была в начале этого столетия. В. К-ский

РАСШИРЕНИЕ ПОМЕЩИЧЬЕЙ ВЛАСТИ. Одновременно с этим расширялись и пределы крепостной зависимости. Юридическим содержанием крепостного права была власть землевладельца над личностью и трудом крепостной души в указанных законом границах. Но какие были эти границы власти? Что такое было крепостное право около половины 18 столетия? Это составляет один из наиболее трудных вопросов в истории нашего права.

До сих пор исследователи-юристы не пытались точно формулировать состав и объем крепостной зависимости. Существенной чертой крепостного права, как его понимали люди 18 в., был взгляд на крепостного крестьянина, как на личную полную собственность владельца. Трудно проследить, как развивался этот взгляд, но несомненно, что он не вполне согласен с законодательством, установившим крепостную неволю крестьян. В 17 в., когда установилась эта неволя, крестьянин вступал по ссуде в подобную зависимость от владельца, в какую становились кабальные холопы. Но кабальный холоп был временной, зато полной собственностью владельца, такой же собственностью представлял владелец и крепостного крестьянина.

Этот взгляд находил себе границу лишь в государственном тягле, падавшем на крепостного крестьянина. Такой взгляд мог держаться, пока закон допускал безграничное распоряжение вольного человека своею личностью, свободой; по договору вольный человек мог отдаваться в холопство другому, но Уложение уничтожило такое право вольного человека распоряжаться своей личной свободой. По Уложению вольный человек обязан служить государству личной службой или тяглом и не мог отдаваться в частную собственность по личному договору. Это законодательство превратило крепостную неволю крестьянина из зависимости по договору в зависимость по закону.

Крепостная неволя не освобождала крестьянина от государственных повинностей, как освобождала холопа. Первая ревизия окончательно сгладила это различие, наложив и на холопов одинаковые с крестьянскими государственные повинности. Те и другие по закону образовали одинаковые состояния крепостных людей, или крепостных душ. По закону власть владельца над крепостной душой слагалась из двух элементов, соответствовавших двоякому значению, какое имел для крепостного крестьянина владелец.

Землевладелец был, во-первых, ближайший управитель крепостного, которому государство поручало надзор за хозяйством и поведением крепостного с ответственностью за исправное отбывание им государственных повинностей, во-вторых, землевладелец имел право на труд крестьянина как собственник земли, которой пользовался крестьянин, и как его кредитор, давший ему ссуду, с помощью которой работал крестьянин. Как правительственный агент помещик собирал казенные подати с своих крепостных крестьян и надзирал за их поведением и хозяйством, судил и наказывал их за проступки — это полицейская власть помещика над личностью крестьянина по поручению государства. Как землевладелец и кредитор помещик облагал крестьянина работой или оброком в свою пользу — это хозяйственная власть над трудом крестьянина по гражданским поземельным обязательствам. Так можно определить границы власти помещика но закону до конца царствования Петра. В. К-ский

ПРЕДЕЛЫ ПОМЕЩИЧЬЕЙ ВЛАСТИ. Еще в Древней Руси оба права, и полицейское и хозяйственное, т. е. и право надзора, и суда, и право облагать крепостных работой или оброком, поставлены были в известные границы.

Так, например, юрисдикция помещика в 17 столетии ограничивалась лишь «крестьянскими делами», т. е. делами, возникавшими из поземельных отношений, гражданскими и другими мелкими тяжбами, какие теперь ведает мировой суд. Но помещик не имел права разбирать уголовные преступления своих крестьян. Котошихин прямо говорит, что в важных уголовных делах «сыскивати и указ чинити вотчинниками и помещиками не велено».

В Уложении находится постановление, что помещик, который сам накажет своего крепостного за разбой, не представив его в губной суд, лишается поместья, а если владелец крепостного разбойника не имеет поместья, то за самовольную расправу с ним подвергается наказанию кнутом.

Точно так же были обычаи или законы, ограждавшие и крестьянский труд от произвола землевладельца. У землевладельца, разорявшего своих крестьян поборами, землю с крестьянами отбирали в казну и отдавали его родственникам, если то была вотчинная купленная земля. Наконец, в 17 столетии за крестьянами признавалось право жаловаться правительству на своих владельцев.

По смерти Петра эти границы крепостного права постепенно стирались благодаря неполноте и непоследовательности законодательства. Законодательство 18 в. не старалось точнее обозначить пределы помещичьей власти, даже в иных отношениях расширяло их, усиливая власть помещика. Этот пробел и открыл широкий простор развитию в помещичьей среде такого же отношения к крепостным крестьянам, в каком стояли землевладельцы 16 и 17 вв. к холопам. В. К-ский

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО О КРЕСТЬЯНАХ. Скудное законодательство преемников Петра, касавшееся отношений крепостных крестьян к землевладельцу, рассматривало эти отношения лишь с двух сторон: определяя, во-первых, власть землевладельца над личностью крестьянина и, во-вторых, господское право хозяйственного распоряжения крестьянским трудом.

Помещик и по законодательству 18 в. оставался правительственным агентом, надзирателем крестьянского хозяйства и сборщиком казенных податей. Юрисдикция его, и прежде недостаточно определенная, теперь стала расширяться иногда даже помимо закона; так, в первой половине 18 в. помещики стали присвоять себе уголовную юрисдикцию над крестьянами с правом подвергать их соответствующему вине наказанию.

В царствование Елизаветы помещичье право наказывать крепостных было расширено законом: указом 1760 г. землевладельцам было предоставлено ссылать своих крестьян «за предерзостные поступки» в Сибирь на поселение. Это право дано было землевладельцам в интересах усиления колонизации Сибири, где было много удобных к обработке пустых земель. Но право это было стеснено известными условиями: землевладелец мог сослать крестьянина только на поселение, притом крестьянина здорового, годного к работе и не старше 45 лет. Жена по закону следовала за ссыльным; но малолетних детей помещик мог удержать при себе; если он отпускал их вместе с родителями, его казна вознаграждала по установленной таксе.

Оставалось неопределенным и право на хозяйственное распоряжение крестьянским трудом. Еще в 17 столетии землевладелец свободно переводил своих крестьян с участка на участок, продавал их с землей и без земли, менялся ими, завещал их. Право своза и право продажи при Петре не было отменено, но право своза Петр старался стеснить известными условиями.

Так, например, землевладелец, желавший перевести своего крестьянина из одной деревни в другую, должен был подать о том прошение в Камер-коллегию и обязывался платить за переводимого подушную подать по старому его местожительству. Эта сложная процедура удерживала помещиков от крестьянских переводов. В царствование Петра III это стеснение было устранено сенатским указом в январе 1762 г. Сенат, «избирая ко удовольствию землевладельцев легчайший способ», предоставил им право перевозить крестьян, только заявив о том местным полковым сборщикам подушной подати.

Точно также закон не стеснял продажи крестьян целыми семьями и в розницу, с землей и без земли. Безземельная и розничная продажа крестьян смущала уже Петра, но он не надеялся на успех в борьбе с этим обычаем. В 1721 г. он высказал в указе Сенату только нерешительное желание, чтобы в будущее уложение, тогда готовившееся, внесена была статья, которая бы запрещала розничную продажу людей, «яко скотов, чего во всем свете не водится». Это так и осталось одним благожеланием преобразователя.

Наконец, законодательство 18 в. совсем не касалось важного вопроса о пределах власти помещика над имуществом крестьянина, как и над его трудом. В 17 в. закон, по-видимому, ясно определял «животы» крестьян, т. е. инвентарь крестьянина, как совместную собственность его с землевладельцем. Эти «животы» создавались крестьянским трудом, но с помощью помещичьей ссуды. Это совместное владение крестьянским имуществом выражалось в том, что помещик не мог лишать крестьян их движимости, точно также и крестьянин не мог отчуждать свои «животы» без согласия землевладельца лицам, не принадлежавшим к числу крепостных крестьян землевладельца.

В 17 в. в практике отношений такой взгляд на крестьянское имущество как совместную собственность обеих сторон держался обычаем и не был закреплен точным законом. В 18 в. обычай стал колебаться, и законодательство должно было бы определить границы, до которых идет власть помещика на имущество крестьянина и с которых начинается право последнего; но законодательство этого пробела не восполнило. Зато два закона помогли помещикам усвоить себе взгляд на имущество крестьянина, как на полную свою собственность. Петр обязал землевладельцев кормить нищих своих крепостных, облагая для того особым сбором зажиточных крестьян; закон императрицы Анны, изданный в 1734 г., обязывал землевладельцев кормить своих крестьян в голодные годы и снабжать их хлебом на обсеменение полей, «чтобы земля праздной не лежала».

Благодаря этой новой обязанности, возложенной на помещиков, в их среде утвердился взгляд, что за крестьянином государство признает только труд, а собственность крестьянина создается и поддерживается землевладельцем. Точно так же не встречаем в продолжение первой половины 18 в. узаконения о размере работ и оброчных платежей, какими землевладелец имеет право облагать своих крепостных.

В Древней Руси, по-видимому, не было побуждения устанавливать такие нормы законодательным путем, тогда хозяйственные отношения землевладельца и крестьян определялись борьбой спроса и предложения. Чем более требовал землевладелец со своего крестьянина, тем скорее последний мог уйти от него к другому землевладельцу, предлагавшему более льготные условия. В 18 в., когда все крестьяне были прикреплены либо к лицам, либо к обществам, определение норм крестьянских работ и платежей в пользу помещиков становится существенным вопросом государственного порядка, но такие нормы не были установлены. В. К-ский

ВЗГЛЯД НА КРЕПОСТНОГО КРЕСТЬЯНИНА. В законодательстве первой половины 18 в. о крепостных крестьянах более пробелов и недомолвок, чем ясных и точных определений.

Эти недомолвки и пробелы и дали возможность установиться взгляду на крестьянина, как на полную собственность владельца. Припомним, что землевладельческие понятия и привычки Древней Руси выработались на рабовладении; древние землевладельцы эксплуатировали свои вотчины преимущественно при помощи рабов.

Пользуясь недомолвками закона, эти понятия и привычки они постепенно стали переносить и на крепостных крестьян, вопреки закону, смотревшему на крестьян, как на государственных податных плательщиков. К половине 18 в. такой взгляд был уже вполне готов и его усвояют правительственные лица.

В наказе одного правительственного учреждения депутату в комиссию 17б7 г. мы встречаем заявление желания, чтобы был установлен закон, как поступать с помещиком, от побоев которого причиняется смерть крестьянину. Это желание поражает своею странностью: каким образом могли забыть закон 17 в., который точно разрешал этот случай?

Помещик по Уложению, от истязаний которого умрет крестьянин, сам подвергался смертной казни, а осиротелая семья крестьянина обеспечивалась из имущества убийцы. Екатерина в своем «Наказе» выразила желание, чтобы законодательство сделало нечто полезное и «для собственного рабов имущества». Каким образом могла прийти Екатерине мысль, что крепостной крестьянин есть раб, когда она знала, что этот крестьянин нес государственное тягло, а рабы не подлежат тяглу?

В том же «Наказе» Екатерина высказывает мысль, что земледелие не может там процветать, где «никто не имеет ничего собственного»; речь, очевидно, идет о крепостных крестьянах. Но разве закон объявил имущество крестьянина полной собственностью владельца? Такого закона не существовало; напротив, известно, что при Петре казна вступала в сделки с крепостными крестьянами, которые брали казенные подряды и сами отвечали на суде за принятые обязательства. Таким образом, сами правительственные люди во второй половине 18 в. признавали уже известные последствия взгляда на крепостных, незаметно установившегося в первой половине века. В. К-ский

ЕКАТЕРИНА II И КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС. Теперь легко понять, какая задача предстояла законодательству Екатерины при устройстве отношений землевладельцев с крепостным крестьянством: задача эта состояла в восполнении пробелов, допущенных в законодательстве о поземельных отношениях обеих сторон.

Екатерине предстояло провозгласить общие начала, которые должны были лечь в основание их поземельных отношений, и согласно с этими началами указать точные границы, до которых простирается власть землевладельца над крестьянами и с которых начинается власть государства.

Определение этих границ, по-видимому, занимало императрицу в начале царствования. В комиссии 1767 г. послышались с некоторых сторон смелые притязания на крепостной крестьянский труд: требовали расширения крепостного права классы, его не имевшие, например купцы, казаки, даже духовные, к их стыду. Эти рабовладельческие притязания раздражали императрицу, и раздражение это выразилось в одной коротенькой записке, дошедшей до нас от того времени. Эта записка гласит: «Если крепостного нельзя персоной признать, следовательно, он не человек; так скотом извольте его признавать, что к немалой славе и человеколюбию от всего света нам приписано будет».

Но это раздражение осталось мимолетной патологической вспышкой гуманной правительницы. Люди, близкие и влиятельные, знакомые с положением дел, также советовали ей вмешаться в отношения крестьян к помещикам. Можно предполагать, что освобождение, полная отмена крепостной неволи [была] тогда еще не под силу правительству, но можно было провести в умы и законодательство мысль о обоюдно безобидных нормах отношений и, не отменяя права, сдержать произвол.

Государственные дельцы советовали Екатерине законом определить размеры крестьянских платежей и работ, каких вправе требовать землевладельцы. Граф Петр Панин, один из лучших государственных людей времен Екатерины, в записке 1763 г. писал о необходимости ограничить беспредельную власть помещика над крестьянами и установить нормы работ и платежей крестьянина в пользу помещика. Такими нормами Панин признавал для барщины не более четырех дней в неделю, для оброка — не более 2 руб. с души, что составляет 14–16 руб. на наши деньги.

Характерно, что Панин считал опасным обнародовать такой закон; он советовал сообщить его конфиденциально губернаторам, которые должны были секретно передать его помещикам к сведению и руководству. Другой делец, образцовый администратор времен Екатерины, новгородский губернатор Сивере также находил помещичьи поборы с крестьян «превосходящими всякое вероятие». По его мнению, также нужно было определить размеры платежей и работ на помещика законом и предоставить крестьянам право за известную сумму выкупаться на волю.

Закон Петра III, изданный 18 февраля 1762 г., прибавил еще одно существенное, побуждение так или иначе разрешить вопрос. Крепостное право имело одной из своих опор обязательную службу дворянства; теперь, когда эта служба была снята с сословия, и крепостное право в прежнем виде потеряло прежний смысл, свое главное политическое оправдание, [оно стало] средством без цели. Теперь, при такой разнице в побуждениях, любопытно видеть, как Екатерина отнеслась к тяжелому вопросу, доставшемуся ей от предшественников. В. К-ский

Усиление крепостничества

КРЕПОСТНОЕ ПРАВО НА УКРАИНЕ. Из сказанного видно, какие задачи предстояло разрешить законодательству Екатерины II в вопросе об отношениях крепостного населения к землевладельческому классу.

Крепостной труд крестьянина был для дворянства средством нести обязательную военную службу, следовательно, с прекращением этой повинности должна была сама собой прекратиться раздача населенных казенных земель в частное владение. Далее, крепостной крестьянский труд не весь был отдан дворянам в частное владение, часть этого труда была обложена государственной податью, следовательно, крестьянский крепостной труд был в совместном владении у помещиков с государством. Поэтому законодательству предстояло провести точные границы между правами владельцев и властью государства.

Однако Екатерина не прекратила раздачи казенных земель с крестьянами в частное владение, напротив, раздавала их еще более щедрой рукой, чем ее предшественники. Вступление ее на престол сопровождалось пожалованием почти 18 тыс. душ 26 ее пособникам. В продолжение всего царствования шли эти пожалования, иногда крупными массами, создававшими быстро громадные землевладельческие состояния. Мелкий смоленский дворянин по происхождению, Потемкин кончил свою деятельность помещиком, владевшим, как рассказывают, тысячами двумястами крестьянских душ. Не перечисляя всех отдельных пожалований, я ограничусь лишь одним общим итогом: доселе приведено по документам в известность 400 тыс. ревизских душ, розданных при Екатерине из казенных и дворцовых имений в частное владение; 400 тыс. ревизских душ — почти миллион душ действительных.

Но при Екатерине крепостное состояние распространялось еще одним способом — законодательным прекращением вольного крестьянского перехода. Такой вольный переход в 18 в. еще допускался законом в малороссийских областях; здесь крестьяне посполитые, как они назывались, вступали с землевладельцами в краткосрочные поземельные договоры, которые свободно разрывали, переходя на землю, где их принимали на более выгодных условиях.

Казацкая старшина издавна стремилась прекратить эти переходы, закрепляя за собой не только посполитых крестьян, но и вольных казаков на крепостном праве. Особенно сильно помогал стремлениям старшины в этом деле Кирилл Разумовский, бывший гетманом Малороссии с 1750 по 1764 г. Он первый начал раздавать казенные земли с посполитыми крестьянами в полную наследственную собственность вместо временного владения, похожего на наше старинное поместное право. Эта раздача производилась в таких широких размерах, что вскоре по выходе Разумовского в отставку во всех областях Малороссии, принадлежавших Русскому государству, считалось не более 2 тыс. крестьянских дворов, не розданных в частное владение.

Екатерина с самого царствования стала принимать меры к прекращению вольного перехода малороссийских посполитых. По указу 1763 г. крестьяне могли покидать землевладельцев, только получив от них отпускные свидетельства. Землевладельцы, разумеется, затрудняли [получение] этих свидетельств, чтобы удержать крестьян на своей земле. Наконец, тотчас по окончании IV ревизии издан был закон 3 мая 1783 г., по которому все посполитые крестьяне в наместничествах или губерниях Киевской, Черниговской, вмещавшей и нынешнюю Полтавскую, и Новгород-Северской должны оставаться на тех местах и за теми владельцами, где их застала и записала только что конченная ревизия.

Скоро это распоряжение распространено было и на губернию Харьковскую с частью Курской и Воронежской. Таким образом, более миллиона посполитых крестьян, записанных по rv ревизии в указанных губерниях, очутились в частном владении и скоро сравнялись с центральными великорусскими крепостными крестьянами. Успеху этого закрепощения содействовало и то, что Екатерина распространила на казацкую старшину права русского дворянства.

Таким образом, количество крепостного населения увеличилось при Екатерине двумя способами — пожалованием и отменой свободы крестьянского перехода там, где она еще существовала. Благодаря тому к концу царствования Екатерины Россия, несомненно, стала гораздо более крепостной, чем была прежде. В конце царствования Елизаветы, по данным II и III ревизий, считалось в России около 1/2 млн. ревизских душ дворцовых крестьян; к концу царствования Екатерины в тех же губерниях дворцовых крестьян, по данным IV и V ревизий, оставалось гораздо меньше. В. К-ский

МАЛОРОССИЯ — официальное название Украины после воссоединения ее с Россией в 17 в.

Название «Малороссия» возникло в 14 в. и вначале употреблялось только по отношению к Галицко-Волынской Руси.

В 1722 г. была создана Малороссийская коллегия — правительственный орган по управлению украинскими землями, входившими в состав Российской империи. Коллегия была создана для того, чтобы ограничить власть казацкой старшины и гетманов и подчинить Украину российскому правительству. В 1764 г. гетманство на Украине было окончательно ликвидировано. В 1786 г. на ее территории были созданы наместничества: Киевское, Черниговское, Новгород-Северское, Харьковское и Екатеринславское. В 1775 г. ликвидирована Запорожская Сечь. На Черноморском побережье возникли города Херсон, Александровск, Мариуполь, Екатеринослав, Николаев, Одесса, Елисаветград.

В 1793–1795 гг. от Речи Посполитой к России отошла Правобережная Малороссия (Украина). Правобережье разделялось на Киевскую, Волынскую и Подольскую губернии, составлявшие с 1832 г. Киевское генерал-губернаторство.

В 1796 г. Левобережная Малороссия (Украина) была преобразована в Малороссийскую губернию, Слободская Украина — в Слободско-Украинскую губернию (с 1835 г. Харьковскую). Малороссийская губерния в нач. 19 в. стала генерал-губернаторством, в нее вошли Черниговская и Полтавская губернии. В 1802 г. были созданы Екатеринославская, Херсонская и Таврическая губернии. После 1812 г. вместе с Бессарабской областью они вошли в состав Новороссийско-Бессарабского генерал-губернаторства.

К кон. 19 в. Малороссия стала основным производителем металла, сахара и зерна в России. Там процветала ярмарочная торговля.

В центрах науки и культуры — Харьковском и Киевском университетах, и в крупных городах успешно работали математик М.В. Остроградский, филолог и этнограф И.И. Срезневский, поэт Т.Г. Шевченко, писатель Е.П. Гребенка и др. Возник профессиональный театр, развивались музыка, литература, изобразительное искусство. П. К

КРЕПОСТНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО. Законодательство Екатерины о пространстве помещичьей власти над крепостными людьми отличается той же неопределенностью и неполнотой, как и законодательство ее предшественников. Вообще оно было направлено в пользу землевладельцев.

Мы видели, что Елизавета в интересах заселения Сибири законом 1760 г. предоставила помещикам право «за предерзостные поступки» ссылать крепостных здоровых работников в Сибирь на поселение без права возврата; Екатерина законом 1765 г. превратила это ограниченное право ссылки на поселение в право ссылать крепостных на каторгу без всяких ограничений на какое угодно время с возвратом сосланного по желанию к прежнему владельцу. Далее, в 17 в. правительство принимало челобитья на землевладельцев за жестокое их обращение, производило сыски по этим жалобам и наказывало виновных.

В царствование Петра был издан ряд указов, запрещавших людям всех состояний обращаться с просьбами на высочайшее имя помимо правительственных учреждений; эти указы подтверждались преемниками Петра. Однако правительство продолжало принимать крестьянские жалобы на помещиков от сельских обществ. Эти жалобы сильно затрудняли Сенат; в начале царствования Екатерины он предложил Екатерине меры для полного прекращения крестьянских жалоб на помещиков.

Екатерина утвердила этот доклад, и 22 августа 1767 г., в то самое время как депутаты Комиссий слушали статьи «Наказа» о свободе И равенстве, издан был указ, который гласил, что если кто «недозволенные на помещиков своих челобитные наипаче ее величеству в собственные руки подавать отважится», то и челобитчики и составители челобитных будут наказаны кнутом и сосланы в Нерчинск на вечные каторжные работы с зачетом сосланных землевладельцам в рекруты.

Этот указ велено было читать в воскресные и праздничные дни по всем сельским церквам в продолжение месяца. Предложение Сената, утвержденное императрицей, было так составлено, что прекращало крестьянам всякую возможность жаловаться на помещика. Далее, и при Екатерине не были точно определены границы вотчинной юрисдикции.

В указе 18 октября 1770 г. было сказано, что помещик мог судить крестьян только за те проступки, которые по закону не сопровождались лишением всех прав состояния; но размер наказаний, каким мог карать за эти преступления землевладелец, не был указан. Пользуясь этим, за маловажные проступки землевладельцы карали крепостных такими наказаниями, которые полагались только за самые тяжкие уголовные преступления.

В 1771 г. для прекращения неприличной публичной торговли крестьянами издан был закон, запрещавший продажу крестьян без земли за долги помещиков с публичного торга, «с молотка». Закон оставался без действия, и Сенат не настаивал на его исполнении. В 1792 г. новый указ восстановил право безземельной продажи крестьян за помещичьи долги с публичного торга только без употребления молотка.

В «Наказе» Екатерина припомнила, что еще при Петре был издан указ, по которому безумных или жестоких помещиков отдавали «под смотрение опекунов». Екатерина говорит, что этот указ исполнялся, насколько он касался безумных, но его постановление о жестоких помещиках не приводилось в исполнение, и она выражает недоумение, почему было стеснено действие указа. Однако она не восстановила его в прежней полной силе.

Наконец, в жалованной грамоте дворянству 1785 г., перечисляя личные и имущественные права сословия, она также не выделила крестьян из общего состава недвижимого дворянского имущества, т. е. молчаливо признала их составной частью сельскохозяйственного помещичьего инвентаря. Так, помещичья власть, лишившись прежнего политического оправдания, приобрела при Екатерине более широкие юридические границы. В. К-ский

КРЕПОСТНЫЕ КАК ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ ПОМЕЩИКОВ. Вот и все важные, заслуживающие внимания распоряжения Екатерины о крепостных людях. Неполнота этих распоряжений и закрепила тот взгляд на крепостных людей, который, помимо закона, даже вопреки ему, утвердился в дворянской среде в половине 18 столетия. Этот взгляд состоял в признании крепостных людей частной собственностью землевладельцев.

Законодательство Екатерины утвердило этот взгляд не столько тем, что оно прямо говорило, сколько тем, о чем умалчивало, т. е. что молчаливо признавало. Какие способы определения отношений крепостного населения возможны были в царствование Екатерины? Мы видели, что крепостные крестьяне были прикрепленные к лицу землевладельца [как] вечно-обязанные государственные хлебопашцы. Закон определял их крепость к лицу, но не определил их отношении к земле, работой над которой и оплачивались государственные повинности крестьян. Можно было тремя способами разверстать отношения крепостных крестьян к землевладельцам: во-первых, их можно было открепить от лица землевладельца, но при этом не прикреплять к земле, следовательно, это было бы безземельным освобождением крестьян.

О таком освобождении мечтали либеральные дворяне времен Екатерины, но такое освобождение едва ли было возможно, по крайней мере оно внесло бы совершенный хаос в народнохозяйственные отношения и, может быть, повело бы к страшной политической катастрофе. Можно было, с другой стороны, открепив крепостных от лица землевладельца, прикрепить их к земле, т. е., сделавши их независимыми от господ, привязать их к земле, выкупленной казной. Это поставило бы крестьян в положение, очень близкое к тому, какое на первое время создало для них 19 февраля 1861 г.: оно превратило бы крестьян в крепких земле государственных плательщиков. В XVIII в. едва ли возможно было совершить такое освобождение, соединенное со сложной финансовой операцией выкупа земли.

Наконец, можно было, не открепляя крестьян от лица землевладельцев, прикрепить их к земле, т. е. сохранить известную власть землевладельца над крестьянами, поставленными в положение прикрепленных к земле государственных хлебопашцев. Это создало бы временнообязанные отношения крестьян к землевладельцам; законодательство в таком случае должно было определить точно поземельные и личные отношения обеих сторон. Такой способ разверстки отношений был всего удобнее, и на нем именно настаивали и Поленов и близкие к Екатерине практические люди, хорошо знавшие положение дел в селе, как, например, Петр Панин или Сивере.

Екатерина не избрала ни одного из этих способов, она просто закрепила господство владельцев над крестьянами в том виде, как оно сложилось в половине 18 в., и в некоторых отношениях даже расширила ту власть. Благодаря этому крепостное право при Екатерине II вступило в третий фазис своего развития, приняло третью форму.

Первой формой этого права была личная зависимость крепостных от землевладельцев по договору — до указа 1646 г.; такую форму имело крепостное право до половины 17 в. По Уложению и законодательству Петра это право превратилось в потомственную зависимость крепостных от землевладельцев по закону, обусловленную обязательной службой землевладельцев. При Екатерине крепостное право получило третью форму оно превратилось в полную зависимость крепостных, ставших частной собственностью землевладельцев, не обусловливаемой и обязательной службой последних, которая была снята с дворянства.

Вот почему Екатерину можно назвать виновницей крепостного права не в том смысле, что она создала его, а в том, что это право при ней из колеблющегося факта, оправдываемого временными нуждами государства, превратилось в признанное законом право, ничем не оправдываемое. В. К-ский

РАЗВИТИЕ КУЛЬТУРЫ И НАУКИ

18 век занимает важное место в истории русской культуры. Определяющим в ее развитии становится светское направление. В этом веке была создана система общего и специального образования, открыт университет, возникает периодическая печать, развивается журналистика, театр, широко распространяется книгопечатание. В живописи на первый план выдвигается портрет, появляются выдающиеся образцы гражданского зодчества.

Отвечая на запросы дворянского общества

В.О. Ключевский отмечал, что с тех пор как дворянство, освободившись от обязательной службы, «почувствовало себя на досуге, оно стало стараться наполнить этот досуг, занять скучающую лень плодами чужих умственных и нравственных усилий, цветками заимствованной культуры. Отсюда развился среди него усиленный спрос на изящные украшения жизни, на эстетические развлечения». Уже при Елизавете в моду вошли французские вкусы, костюмы, манеры. Театр стал «серьезным житейским делом», страсть к спектаклям усилилась и при дворе, и в высшем обществе. Усиленный спрос на драматические развлечения вызвал рядом с французским и немецким театром и театр русский, который тогда впервые завелся в Петербурге. Вслед за столичным стали появляться и русские театры по провинциям.

По мнению В.О. Ключевского, новые веяния в дворянском обществе усилили потребность в образовании, что повлекло за собой заметные перемены в этой области. 

БОЛЬШОЙ ТЕАТР — название Петровского театра в Москве, принятое с сер. 19 в.

Основан в 1776 г. московским губернским прокурором, князем П.В. Урусовым. Постоянная труппа нового театра была сформирована из труппы Н.С. Титова, труппы Московского университета и крепостных актеров князя Урусова. По плану архитектора Розберга было построено здание театра на Петровской улице, поэтому и театр назывался Петровским. Это был первый в Москве постоянный театр. Спектакли начались в 1779 г.

Первым спектаклем была комическая опера «Мельник — колдун, обманщик и сват» М.М. Соколовского. В театре ставили оперы В.А. Пашкевича, М.М. Соколовского, Моцарта, Чимарозы, Перголезе. Среди первых актеров театра были И.И. и Н.Ф. Калиграф, Синявская, позже — А.Г. Ожогин, И.М. Соколовская и Е.С. Сандунова. В театре работали знаменитые итальянские балетмейстеры Ф. Морелли, Дж. Соломони, К. Морелли.

Пожаром 1805 г. театр был уничтожен, и представления шли на различных площадках. В 1806 г. театр перешел в ведение Дирекции императорских театров, то есть стал государственным. Расцвет Большого театра приходится на время деятельности князя Д.В. Голицына. При нем сгоревший театр был восстановлен и отстроен по плану архитектора О. Бове. Его стали называть Большим Петровским. Монументальное здание было украшено портиком, который поддерживали 8 величественных колонн. 6 января 1825 г. театр открылся представлениями «Торжество муз» и балетом «Синдрильона».

После 1812 г. особенно популярным в театре стал водевиль. Ставились драматические балеты и балеты-дивертисменты: «Кавказский пленник» Ш. Дидло, «Сильфида» (1837 г.), «Эсмеральда» Ж. Перро (1850 г.); оперы Верстовского «Пан Твардовский» (1828 г.), «Аскольдова могила» (1835 г.) — лучшие в то время оперы М.И. Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин», 1842 г.) и «Руслан и Людмила» (1846 г.), а также опера А.С. Даргомыжского «Русалка» (1859 г.).

В 1843 г. театр был перестроен, отремонтирован и существенно расширен, но в марте 1853 г. он почти полностью сгорел при пожаре и был отстроен только в августе 1856 г. по плану А. Кавоса.

В 1860–1870 гг. театр отдали в аренду итальянскому антрепренеру Морелли, поэтому в основном шли спектакли итальянской оперной труппы. П.И. Чайковский и В.Ф. Одоевский выступили с идеей развития национального искусства. Оперы «Воевода» Чайковского (1869 г.) и «Демон» Рубинштейна (1879 г.), вызвали восхищение публики.

С 70-х гг. 19 в. начинается «золотой век» Большого театра: тогда были поставлены оперы М.П. Мусоргского «Борис Годунов», Н.А. Римского-Корсакова «Снегурочка», А.П. Бородина «Князь Игорь», спектакли на музыку П.И. Чайковского «Лебединое озеро», «Евгений Онегин», «Спящая красавица», «Иоланта», балеты «Конек-горбунок» Пуни, «Дон Кихот» Минкуса. В этот же период были поставлены такие произведения западных композиторов, как «Аида» и «Травиата» Дж. Верди, «Фауст» Руно, «Кармен» Ж. Визе. Е. С.

ПРОГРАММА ДВОРЯНСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ. При Петре дворянин учился обязательно по «наряду» и по «указной» программе; он обязан был приобрести известные математические, артиллерийские и навигацкие познания, какие требовались на военной службе, приобрести известные познания политические, юридические и экономические, необходимые на службе гражданской. Эта учебная повинность дворянства и стала падать со смертью Петра. Техническое образование, возложенное Петром на сословие как натуральная повинность, стало заменяться другим, добровольным.

До нас дошел любопытный документ, свидетельствующий о быстроте, с какой падало прежнее техническое образование, — это рапорт адмиралтейской коллегии, представленный Сенату в 1750 г. Под управлением коллегии состояли две морские академии, говоря точнее, две навигацкие школки, одна в Петербурге, другая в Москве (на Сухаревой башне).

В 1731 г. был определен штат этих академий: для Петербургской академии назначено было 150 учеников, для Московской — 100. Но обе академии не могли набрать штатного числа учеников. При Петре в эти академии посылало своих детей знатное и зажиточное шляхетство; в царствование Елизаветы туда можно было заманить только детей беспоместных и мелкопоместных дворян. Эти бедные дворянские дети, получая малое жалованье (стипендии), по 1 руб. в месяц, «от босоты» не могли даже посещать академию и принуждены были, по рапорту, не о науках промышлять, а о собственном пропитании, на стороне приобретать себе средства для своего содержания. Так печально пало любимое детище Петра — навигацкая наука. По представлению этому устроен Морской кадетский корпус на Васильевском острове.

Артиллерийское и навигацкое образование сменила школа светского общежития, обучавшая тому, что при Петре называли «поступью французских и немецких учтивств». В 1717 г. на русском языке появилась переводная книжка, которая стала руководством к светскому обращению, своего рода учебником светских приличий, то было «Юности честное зерцало». В этой книжке вслед за азбукой и цыфирью (счислением) изложены правила, как обращаться в свете, как сидеть за столом и обходиться с вилкой и ножом, с носом и носовым платком, на каком расстоянии снимать шляпу при встрече с знакомыми и какую позитуру принимать при поклоне. Эта книжка была издана вторым «писанием» в 1740 г. по «указу ее императорского величества», как значится на выходном листе, потом была перепечатана еще несколько раз, значит, сильно спрашивалась на рынке. В. К-ский

АКАДЕМИЯ НАУК И УНИВЕРСИТЕТ. Такое изменение программы дворянского образования печально подействовало на общеобразовательные учебные заведения, тогда существовавшие. Во главе этих общеобразовательных заведений стояли два университета — сперва академический в Петербурге, потом еще московский. Петр в бытность во Франции был принят членом во Французскую академию и так увлекся этим учреждением, что решился завести такое же в Петербурге. Он сразу хотел поставить русскую Академию наук на твердую ученую ногу и накликал множество заграничных ученых, определивши на содержание академии 25 тыс. руб., что равняется почти 200 тыс. руб. наших.

Академия украсилась некоторыми блестящими именами в тогдашней европейской науке, каковы были двое Бернулли (механик и математик), астроном Делиль, физик Бильфингер, «греческие и другие древности» — Байер, де Линьи и другие. Но при академии для удовлетворения насущных потребностей русского общества учреждены были два учебных заведения — гимназия и университет. Успешно окончившие в гимназии курс должны были слушать лекции академиков, образуя университет с тремя факультетами.

Курсы, которые здесь читались, обнимали собою крут наук, по тогдашнему выражению матезии (mathesions sublimioris), заключавший в себе математику, физику, философию и humaniora элокв студиум антиквитатис, историю и право. Сохранившиеся данные рисуют нам в самом печальном виде преподавание в академическом университете. Ломоносов говорил, что в этом университете «ни образа, ни подобия университетского не видно». Профессора обыкновенно не читали лекций, студенты набирались, как рекруты, преимущественно из других учебных заведений и большей частью оказывались «гораздо не в хорошем состоянии принимать от профессоров лекции».

Хотя лекции не читались, однако студентов за грубость секли розгами. В 1736 г. несколько студентов обратились в Сенат с жалобой на то, что профессора не читают им лекций. Сенат предложил профессорам читать лекции; профессора почитали немного, поэкзаменовали студентов и выдали им «добрые аттестаты для показу», чем дело и кончилось. Между тем к 30-м годам академия, сверх штатных своих доходов, успела наделать долгов в 30 тыс. руб.; императрица Анна заплатила их. К царствованию Елизаветы академией был сделан новый, почти такой же долг; Елизавета заплатила и его. Современник адъютант Миниха Манштейн свидетельствует, что вся польза, полученная русским образованием от академии в 20 лет ее существования (она открыта была тотчас по смерти Петра), состояла в следующем: издавали календарь, издавались академические ведомости на латинском и русском языках, и навербовано было несколько пар немецких адъюнктов с 600 700 руб. жалованья, т. е. около 5 тыс. руб. на наши деньги.

В научных исследованиях своих академики занимались высшей математикой, изучением «строения тела человеческого и скотского», по выражению Манштейна, и разысканиями о языке и жилищах «древних незапамятных народов». Не в лучшем положении был и Московский университет, учрежденный в 1755 г. При открытии университета в нем числилось 100 студентов; 30 лет спустя в нем числилось лишь 82 студента. В 1765 г. значился по спискам один студент на всем юридическом факультете; несколько лет спустя уцелел один на медицинском. Во все царствование Екатерины ни один медик не получил ученого диплома, т. е. не выдержал экзамена. Лекции читались на французском или на латинском языке. Высшее дворянство неохотно шло в университет; один из современников говорит, что в нем не только нельзя научиться чему-нибудь, но и можно утратить приобретенные дома добропорядочные манеры. Так не удалась цель Петра — привить к дворянству «обучение гражданству и экономии».В. К-ский

АКАДЕМИЯ ХУДОЖЕСТВ В ПЕТЕРБУРГЕ — высшее художественное учебное заведение Российской империи.

В 1757 г. при деятельном участии М.В. Ломоносова и И.И. Шувалова была основана «Академия трех знатнейших художеств». Из числа учеников гимназии при Московском университете отобрали и привезли в столицу юношей, отмеченных печатью таланта. Вскоре многие из них составили славу русского искусства — А. Лосенко, В. Баженов, И. Старое, Ф. Рокотов, Ф. Шубин. Занятия проходили во дворце Шувалова под руководством иностранных педагогов, преимущественно французов. Первый выпуск состоялся в 1762 г.

При Екатерине II в 1764 г. в Академии появился устав, она стала именоваться «Императорской». Президентом назначили И.И. Бецкого. При Академии создали Воспитательное училище, куда брали мальчиков 5–6 лет. Их обучали в трех «возрастах» (3 года в каждом) по общеобразовательным предметам и рисованию. Ученики жили при Академии под надзором воспитателей в полной изоляции от внешнего мира. После этого следовали 4-й и 5-й возрасты. В Академии были живописный, скульптурный, архитектурный и гравировальный классы, имевшие, в свою очередь, внутренние деления по жанрам или разновидностям технологий. Эти курсы и составляли собственно академическое образование. В общей сложности обучение длилось 15 лет.

Лучшие ученики, завоевавшие высшую поощрительную премию — большую золотую медаль, — получали право на пенсионерскую поездку за границу.

Преподаватели Академии следовали правилам классицизма — художественного стиля, который до нач. 19 в. господствовал в искусстве Европы и России. Последователи этого направления считали идеалом античное искусство, воплощавшее в себе одновременно простоту, целесообразность, подражание природе и совершенство формы. Важнейшим в обучении было рисование с гипсовых слепков знаменитых античных скульптур. В Академии безукоризненный рисунок считали основой любого произведения. Существовала строгая иерархия жанров в живописи, высшим из них почитали исторический. Ученики писали полотна на сюжеты античной и отечественной истории, античной мифологии и Священного Писания и изображали на них примеры добродетельных и героических поступков, высоких чувств.

В президентство А.С. Строганова (1800–1811 гг.) в Академии преподавали А. Воронихин, А. Захаров, Тома де Томон, И. Мартос, Г. Угрюмов, И. Акимов. Из ее стен вышли О. Кипренский, В. Тропинин, С. Щедрин, в 20-е гг. — К. Брюллов, А. Иванов, К. Тон.

К сер. 19 в. Петербургская Академия художеств стала постепенно утрачивать позиции главного художественного заведения России. Первенство переходило к московским художникам, выпускникам Московского училища живописи и ваяния. На своих полотнах они изображали жизнь простого народа, их герои были далеки от античных образцов.

В 1863 г. 14 лучших учеников Петербургской Академии художеств отказались писать свои дипломные картины на античные сюжеты и потребовали свободного выбора темы. Бунтари получили отказ и в знак протеста вышли из состава Академии.

Вскоре возникло Товарищество передвижных художественных выставок во главе с И.Н. Крамским, объединившее художников-реалистов.

Во 2-й пол. 19 в. Академия сохраняла значение школы профессионального мастерства, но перестала быть законодательницей художественных вкусов. В Академии художеств преподавали талантливые педагоги, в частности П.П. Чистяков, воспитавший И. Репина, В. Поленова, В. Сурикова, В. Серова, М. Врубеля. Н. С.

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ — научный центр по изучению русского языка и словесности, действовавший в Петербурге в 1783–1841 гг.

Основателем и первым президентом Российской академии стала княгиня Е.Р. Дашкова. В январе 1783 г. Екатерина II назначила Дашкову директором Академии наук. Непременным секретарем при ней состоял академик И.И. Лепехин (1783–1802 гг.). В 18 в. в работе академии принимали участие митрополит Гавриил (Петров), архиепископ Иннокентий (Нечаев), писатели Г.Р. Державин, Д.Н. Фонвизин, Я.Б. Княжнин и др., ученые С.Я. Румовский, А.П. Протасов, С.М. Котельников и др. Е.Р. Дашкова возглавляла академию вплоть до 1796 г. Она видела ее задачу в развитии русского языка, его очищении и обогащении. Для этого, по ее мнению, академия должна была «прежде всего сочинить русскую грамматику, российский словарь и правила стихотворения». Самой неотложной задачей было создание толкового словаря. Он вышел в свет в 1789–1794 гг. Попав в немилость к императрице, Дашкова была вынуждена отойти от дел.

В 19 в., в 1813–1841 гг., главой академии был адмирал А.С. Шишков. С ним сотрудничали В.А. Жуковский, П.А. Вяземский, И.А. Крылов, А.С. Пушкин и др. В 1806–1822 гг. было предпринято второе, дополненное издание Толкового словаря, включившего свыше 51 тыс. слов.

В 1841 г. академия была преобразована во 2-е отделение Академии наук, затем — в Отделение русского языка и словесности Академии наук. В.С.

ЭРМИТАЖ — художественный и культурно-исторический музей в Петербурге, один из крупнейших музеев мира.

Императрице Екатерине II необходимо было показать, что Россия заслуживает того, чтобы называться европейской державой. Еще в первые годы своего правления она начала собирать произведения искусства. Императрица имела возможность общаться с людьми, горячо любившими искусство, страстными коллекционерами А.С. Строгановым, И.И. Шуваловым.

Первой коллекцией, положившей начало собранию Эрмитажа, была коллекция картин французских художников, собранная берлинским купцом Гоцковским. Затем И.И. Шувалов начал приобретать для Эрмитажа картины итальянских и фламандских художников. В дальнейшем покупка картин поручалась российским послам при европейских дворах. Особенно много произведений искусства приобрел Д.М. Голицын, прекрасный знаток полотен искусства, который подолгу жил в Париже и Вене. Среди его покупок была картина Рембрандта «Возвращение блудного сына». В Риме произведения искусства для Эрмитажа приобретал специальный комиссионер Рей-фенштейн, а также И.И. Шувалов.

В 1769 г. в коллекцию Эрмитажа вошло собрание голландской и фламандской живописи, принадлежавшее графу Брюлю, саксонскому министру. Там были портреты Рембрандта, пейзажи Я. Ван Рейсдаля, картины Г. Терборха, П.П. Рубенса, А. Ватто. В Брюсселе Д.М. Голицын приобрел картины А. Ван Дейка.

В 1770 г. Д.М. Голицын покупает коллекцию Пьера Кроза, лучшую во всей Франции. Там было около 400 картин, 19 тыс. рисунков, 1,5 тыс. резных камней. Среди полотен «Святое семейство» Рафаэля, «Снятие с креста» П. Веронезе, «Юдифь»Джорджоне, «Даная» Тициана, «Неверие Фомы» Ван Дейка. Некоторые картины для Эрмитажа приобрел и Д. Дидро, который некоторое время жил у Д.М. Голицына в Гааге.

В 1779 г. в Эрмитаж из Англии доставили коллекцию лорда Р. Уолпола, английского министра. В ней были картины итальянских мастеров 17 в. и голландских художников Ф. Снейдерса и Я. Иорданса. Последней коллекцией, приобретенной в 18 в., было собрание английского коллекционера Бодуэна — 119 картин, среди них полотна Рембрандта, Ван Дейка, Рейсдаля.

Эрмитаж пополняли и коллекции русских вельмож, которые попадали туда после их смерти — это собрания А.Д. Ланского, фаворита Екатерины II, князя Г.А. Потемкина. Картины для продажи в Эрмитаж везли торговцы произведениями искусств: итальянец Рослини, немцы Вейтбрехт и Клостерман. В кон. 18 в. общее число картин составляло 3996, а собрание монет, медалей ювелирных изделий — ок. 1300 предметов, а также книг (библиотека Вольтера).

В первые же годы правления Александра I Эрмитаж из коллекции русских императоров превратился в самостоятельный музей.

В 1815 г., после вступления русских войск в Париж Александр I лично приобрел для Эрмитажа 38 картин из дворца Мальмезон, принадлежавшего Жозефине, супруге Бонапарта. Среди них были «Снятие с креста» Рубенса, «Бокал лимонада» Терборха. Через 14 лет Николай I приобрел еще 34 картины из Мальмезонского дворца. В кон. 1830-нач. 1840-х гг. в Эрмитаже появились картины итальянской школы, например «Святое семейство» 1ирлан-дайо.

В нач. 19 в. для Эрмитажа стали покупать картины и русских художников: А. Лосенко, А. Венецианова, О. Кипренского. Тогда же появилась мысль создать зал русской живописи. Из Таврического, Царскосельского, Петергофского и Кремлевского дворцов в одну из верхних комнат Эрмитажа собирают полотна русских мастеров: «Чудесный улов рыбы» А. Ло-сенко, «Гумно» А. Венецианова, «Садовник» О. Кипренского, «Каменный мост в Москве» и «Биржа в Петербурге» Ф. Алексеева и др. Многие картины для Эрмитажа поступали из Академии художеств, в т. ч. «Последний день Помпеи» К. Брюллова. В 1838 г. в Картинной галерее Эрмитажа было 1692 картины.

В 1830-х гг. появился тематический план размещения коллекций, который в дальнейшем неоднократно менялся. Тогда в «Лоджиях Рафаэля» стояли шкафы с резными камнями и размещалось собрание драгоценностей. В 1838 г. под руководством графа П.И. Кутайсова был составлен первый официальный каталог сокровищ Эрмитажа. Допуск посетителей в Эрмитаж начался в 1820-х гг.

После пожара Зимнего дворца в 1837 г. Николай I решил строить новый Эрмитаж. Для разработки проекта пригласили Л. фон Кленца, строителя музеев в Мюнхене. Новое здание было построено в 1851 г. Коллекция Эрмитажа пополнялась и в годы строительства.

В 1850 г. русский консул в Венеции Хвостов купил галерею Барбарино, собранную еще в 16 в., в которой были картины Тициана Вечеллио, Паоло Веронезе. Весной 1852 г. в Париже была приобретена коллекция испанской живописи, которую собрал маршал Сульта во время наполеоновского похода в Испанию.

Среди полотен было много картин Бартоломе Мурильо, в т. ч. «Отдых на пути в Египет».

Чтобы увековечить победы русской армии, в 1819–1827 гг. была устроена Галерея 1812 г. по образу зала Ватерлоо в Виндзорском замке. Около 300 портретов для нее написал английский художник Дж. Доу.

В 1880-х гг. в Эрмитаже открылась экспозиция фарфора и серебра из дворцовых кладовых и придворно-конюшенный музей, где наряду с картинами оказались и гобелены. Тогда же в Эрмитаж было передано богатейшее собрание оружия из царскосельского Арсенала. Там было много трофейного восточного оружия, собранного генерал-фельдмаршалом П.С. Салтыковым в персидских и турецких походах.

С 1880-х гг. картины Эрмитажа стали включать в обзоры западноевропейского искусства. Коллекция Эрмитажа заняла прочное место в ряду крупнейших музеев мира. К 1880 гг. Эрмитаж ежегодно посещали 50 тыс. человек в год. Л. Б.

КАЗЕННЫЕ И ЧАСТНЫЕ УЧЕБНЫЕ ЗАВЕДЕНИЯ. Общественное образование свило себе гнездо там, где всего менее можно было ожидать его — в специальных военно-учебных заведениях. В начале царствования Елизаветы их было два — шляхетский сухопутный кадетский корпус, учрежденный в царствование Анны по плану Миниха в 1731 г., и морской кадетский корпус, возникший позднее по докладу коллегии в 1750 г. Первый не был специально военным. Военными экзерцициями занимали воспитанников только один день в неделю, «дабы в обучении другим наукам препятствия не было».

В начале царствования Екатерины издан был новый устав сухопутного шляхетства кадетского корпуса, помеченный 11 сентября 1766 г. Это необычайно стройный и нарядный устав, нарядный даже в буквальном смысле, т. е. изящно изданный и украшенный многими превосходными виньетками. В этом уставе любопытна программа обучения. Науки разделялись на руководствующие к познанию предметов, предпочтительно нужных гражданскому званию, и на полезные или художественные. Затем были «руководствующие к познанию прочих искусств»: логика, начальная математика, красноречие, физика, история священная и светская (русской опять нет), география, хронология, языки — латинский и французский, механика; [науки], предпочтительно нужные гражданскому званию, в которое выходили некоторые ученики: нравоучение, естественное, всенародное (международное) и государственное право, экономия государственная; науки полезные: генеральная и экспериментальная физика, астрономия, география вообще, навтика (навигацкая наука), натуральная история, воинское искусство, фортификация и артиллерия. Затем — «художества, необходимые каждому»: рисование, гравирование, архитектура, музыка, танцы, фехтование, делание статуй.

До нас дошли данные, как исполнялась эта широкая программа. В кадетский корпус принимались дети 5, не старше 6 лет. Они должны были оставаться в корпусе 15 лет, разделяясь на 5 возрастов; на каждый возраст полагалось по три года. В классе младшего возраста, от 5 до 9 лет, назначено было [в неделю] на русский язык 6 часов, на танцы — столько же, на французский язык — 14 часов, на закон божий — ни одного. В третьем возрасте, от 12 до 15 лет, между прочим, положено было преподавать хронологию и историю, но хронология не изучалась потому, что не знали географии, которая проходилась в предшествующем возрасте, а в предшествующем возрасте ее не проходили ради слабого понятия учеников и употребления большого времени на языки. Таким образом, перемена в программе дворянского образования изменила программу и казенных школ, которые принуждены были приноровляться к вкусам и потребностям дворянского общества.

Программу казенных школ усвоили и частные учебные заведения, пансионы, которые стали заводиться в царствование Елизаветы. Смоленский дворянин Энгельгардт сообщает нам сведения о пансионе, в котором он учился в 70-х годах. Директором этого пансиона был некто Эллерт. То был большой невежда во всех науках. Программа школ состояла в кратком преподавании всевозможных наук: закона божия, математики, грамматики, истории, даже мифологии и геральдики. Это был свирепый педагог, настоящий тиран, как его называет Энгельгардт. Всего успешнее преподавался французский язык, потому что воспитанникам строго запрещено было говорить по-русски; за каждое русское слово, произнесенное воспитанником, его наказывали ферулой из подошвенной кожи.

В пансионе всегда было много изуродованных, но заведение всегда было полно, несмотря на то что за обучение бралось по 100 руб., равняющихся нашим 700. Два раза в неделю в пансионе бывали танцклассы, на которые съезжались из города дворянские девицы изучать менуэт и контрданс. Эллерт не церемонился и с прекрасным полом: раз он при всех отбил руки о спинку стула одной непонятливой взрослой девице. Все эти черты образования, которое распространялось в среде дворянства, оказали сильное действие на привычки дворянского общества. В. К-ский

СМОЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ — общераспространенное название Воспитательного общества благородных девиц.

Его учредила императрица Екатерина II 5 мая 1764 г. в Петербурге. Это было первое в России закрытое женское учебное заведение, устроенное для девочек из благородных, но обедневших дворянских семей.

Государственный пансион для девочек» занял вначале здания Воскресенского Смольного женского монастыря, основанного Елизаветой Петровной в нач. 1740-х гг. Его здание стало одним из лучших памятников русского барокко сер. 18 в. (1748–1764 гг.; арх. В.В. Растрелли). Монастырь был закрыт в 1797 г.; помещения отошли под богадельню, получившую название «Вдовий дом».

Образ жизни воспитанниц Смольного института был во многом сродни монастырскому. За все время 12-летнего обучения, вплоть до выпускного бала, им запрещались всякие контакты с родственниками, чтобы, по замыслу Екатерины II, запечатлеть в душах воспитанниц только начала разума и добра и исключить всякое влияние со стороны прежних, вековых предрассудков, сосредоточенных прежде всего в семье. Девочки были разделены по возрастам на 4 группы, они носили форменные платья. Программа их обучения включала и науки, и искусства, с предпочтением к последним. Только они и могли, по мнению устроителей института, правильно сформировать характер и научить добродетели. Екатерина II считала необходимым воспитание «новой поросли» женщин, умеющих легко и непринужденно вести себя в свете, знающих литературу и искусства, умеющих танцевать, музицировать, вести непринужденную умную беседу, участвовать в спектаклях.

Вначале в институте воспитывались 200 дворянок. В 1776 г. состоялся первый выпуск. При Смольном институте действовало также училище для 240 мещанских девушек.

В 1806–1808 гг. для института рядом с монастырем архитектор Дж. Кваренги построил специальное 3-этажное здание, ставшее великолепным памятником эпохи классицизма.

Основав Смольный институт, Екатерина II дала доступ женщинам к образованию. С 1781 г. в Петербурге и с 1786 г. в губерниях она учредила народные училища и главные народные училища, куда вместе с мальчиками принимали девочек всех сословий. Однако, по распространенному тогда взгляду, обучение девушек в школах считалось, как об этом писал в своих записках Г.Р. Державин, делом «непристойным». За все время существования при Екатерине II народных училищ в них училось 12 595 девочек — в 13 раз меньше, чем мальчиков, причем большинство учениц жили в Петербурге. В. С.

ДОМАШНЕЕ ВОСПИТАНИЕ. Высшее дворянство воспитывало своих детей дома; воспитателями сначала были немцы, потом с царствования Елизаветы — французы. Эти французы были столь известные в истории нашего просвещения гувернеры. При Елизавете случился их первый привоз в Россию. Эти гувернеры первого привоза были очень немудреные педагоги; на них горько жалуется указ 12 января 1755 г. об учреждении Московского университета.

В этом указе читаем: «В Москве у помещиков находится на дорогом содержании великое число учителей, большая часть которых не только наукам обучать не могут, но и сами к тому никаких начал не имеют; многие, не сыскавши хороших учителей, принимают к себе людей, которые лакеями, парикмахерами и иными подобными ремеслами всю свою жизни препровождали». Указ говорит о необходимости заменять этих негодных привозных педагогов достойными и сведущими в науках «национальными» людьми. Но трудно было достать «национальных» людей при описанном состоянии обоих университетов. В. К-ский

НРАВЫ ДВОРЯНСКОГО ОБЩЕСТВА. Под таким влиянием в дворянском обществе к половине 18 в. сложились два любопытных типических представителя общежития, блиставших в царствование Елизаветы; они получили характерные названия «петиметра» и «кокетки».

Петиметр — великосветский кавалер, воспитанный по-французски; русское для него не существовало или существовало только как предмет насмешки и презрения; русский язык он презирал столько же, как и немецкий; о России он ничего не хотел знать. Комедия и сатира 18 в. необыкновенно ярко изображает эти типы. В комедии Сумарокова «Чудовищи» один из петиметров, когда зашла речь об Уложении царя Алексея Михайловича, с удивлением восклицает: «Уложение! Что это за зверь? Я не только не хочу знать русского права, я бы и русского языка знать не хотел. Скаредный язык! Для чего я родился русским? Научиться, как одеться, как надеть шляпу, как табакерку открыть, как табак нюхать, стоит целого веку, и я этому формально учился, чтобы мог я тем отечеству своему делать услуги». «Поистине это обезьяна», — заметило на это другое действующее лицо. «Только привозная», — добавило третье.

Кокетка — великосветская дама, воспитанная по-французски, ее можно было бы назвать родной сестрой петиметра, если бы между ними часто не завязывались совсем не братские отношения. Она чувствовала себя везде дома, только не дома; весь ее житейский катехизис состоял в том, чтобы со вкусом одеться, грациозно выйти, приятно поклониться, изящно улыбнуться.

В тяжелой пустоте этого общежития было много и трагического и комического, но постепенно эта пустота стала наполняться благодаря развившейся наклонности к чтению. Сначала это чтение было просто средством наполнить досуг, занять скучающую лень, но потом, как это часто бывает, невольная наклонность превратилась в моду, в требование светского приличия, в условие благовоспитанности. Читали без разбору все, что попадалось под руку: и историю Александра Македонского по Квинту Курцию, и «Камень веры» Стефана Яворского, и роман «Жиль-Блаз». Но потом это чтение получило более определенное направление; призванное на помощь в борьбе с досугом, от которого не знали куда деваться, это чтение склонило вкусы образованного общества в сторону изящной словесности, чувствительной поэзии.

То было время, когда стали появляться первые трагедии Сумарокова, между ними одна заимствованная из русской истории — «Хо-рев». Любознательное общество с жадностью накинулось на эти трагедии, заучивало диалоги и монологи Сумарокова, несмотря на его тяжелый слог. За комедиями и трагедиями следовал целый ряд чувствительных русских романов, которых немало написал тот же Сумароков; эти романы также заучивались наизусть и не сходили с языка умных барынь и барышень. Добродушный наблюдатель современного общества, человек обеих половин столетия, Болотов свидетельствует в своих записках, что половина столетия была именно временем, когда «светская жизнь получила свое основание». Как только вошел в великосветский оборот этот новый образовательный элемент, изящное чтение, и запас общественных типов усложнился. Автор записок первой и второй половин века рисует нам эти типы в их последовательном историческом развитии.

В глубине общества, на самом низу его, лежал слой, мало тронутый новым влиянием; он состоял из мелкого сельского дворянства. Живо рисует его человек первой половины века — майор Данилов в своих записках. Он рассказывает о своей тетушке, тульской помещице — вдове. Она не знала грамоты, но каждый день, раскрыв книгу, все равно какую, читала наизусть, по памяти, акафист божией матери. Она была охотница до щей с бараниной, и когда кушала их, то велела сечь перед собой варившую их кухарку не потому, что она дурно варила, а так, для возбуждения аппетита.

На этой сельской культурной подпочве покоился модный дворянский свет столичных и губернских городов. Это было общество французского языка и легкого романа, состоявшее, говоря языком того времени, из «модных щеголей и светских вертопрашек», т. е. тех же петиметров и кокеток. Это общество (пользуясь его же жаргоном) фельетировало модную книжку «без всякой дистракции» и выносило из этого чтения «речь расстеганную и мысли прыгающие». Сатирический журнал времен Екатерины «Живописец» чрезвычайно удачно пародирует любовный язык этого общества, воспроизводя записку модной дамы к ее кавалеру: «Мужчина! Притащи себя ко мне: я до тебя охотна, ах, как ты славен!»

Эти изящные развлечения, постепенно осложняясь, глубоко подействовали на нервы образованного русского общества. Это действие ярко обнаруживается на людях, которые уже достигли зрелого возраста к началу царствования Екатерины. Изящные развлечения развили эстетическую впечатлительность, нервную восприимчивость в этом обществе. Кажется, образованный русский человек никогда не был так слабонервен, как в то время. Люди высокопоставленные, как и люди, едва отведавшие образования, плакали при каждом случае, живо их трогавшем.

Депутаты в Комиссии 1767 г. плакали, слушая чтение «Наказа». Ловкий придворный делец Чернышев плачет радостными слезами за дворянским обедом в Костроме, умиленный приличием, с каким дворяне встретили императрицу; он не мог без слез вспоминать о Петре Великом, называя его «истинным богом России». От всех этих влияний остался сильный осадок в понятиях и нравах общества, которым и характеризуется елизаветинский момент в развитии дворянского общества. Этот осадок состоял в светской выправке, в преобладании наклонности к эстетическим наслаждениям и в слабонервной чувствительности. В. К-ский

ДЕРЖАВИН Гаврила Романович (03.07.1743–08.07.1816 гг.) — государственный деятель, поэт.

Г.Р. Державин происходил из семьи небогатых дворян. В 1759–1762 гг. учился в Казанской гимназии. С 1762 г. Державин служил солдатом в Преображенском полку, участвовал в перевороте 1762 г., в результате которого на престол взошла Екатерина II. Через десять лет Державин дослужился до офицерского звания. Он придерживался консервативных политических взглядов и активно участвовал в подавлении Пугачевского восстания. Державин ревностно служил Отечеству, но из-за длинного ряда служебных неприятностей, ему пришлось перейти на гражданскую службу.

Дела Державина шли удачно: он поселился в Петербурге, женился, устроился работать в Сенат. В 1779 г. в журнале «Санкт-Петербургский вестник» была напечатана первая ода Державина «На смерть князя Мещерского».

В 1782 г. Державин написал «Оду к Фелице», посвященную Екатерине II. Это произведение принесло автору и славу, и награды. Он сразу стал знаменитым поэтом. В 1784 г. он был назначен олонецким, а в 1785–1788 гг. тамбовским губернатором. В губерниях он уделял большое внимание порядку в судах и соблюдению закона, занимался просвещением провинциального дворянства.

В 1791–1793 гг. Екатерина II предоставила Державину должность ее личного кабинет-секретаря, однако он не угодил императрице и получил отставку. В 1794 г. его назначили президентом Коммерц-коллегии.

Александр I в 1802 г. назначил Державина министром юстиции, но через год Державин вынужден был выйти в отставку по состоянию здоровья.

Стихи Державин начал писать в юности, но публиковать их стал уже в зрелом возрасте. Он писал оды в духе М.В. Ломоносова: «Бог» (1784 г.), «Видение музы» (1789 г.), «Водопад» (1791–1794 гг.). Ему принадлежит попытка соединения оды и сатиры: «Властителям и судьям» (1780–1787 гг.), «Вельможа» (1774–1794 гг.).

С 1811 г. Державин состоял в литературном обществе «Беседа любителей русского слова». В 1811–1815 гг. он работал над сочинением о русской и мировой поэзии «Рассуждение о лирической поэзии или об оде», также оставил «Записки» о своей жизни. Е. С.

НОВИКОВ Николай Иванович (27.04.1744–31.07.1818 гг.) — русский просветитель, писатель, журналист, издатель.

Н.И. Новиков родился в семье состоятельного помещика. В 1755–1760 гг. учился в гимназии при Московском университете, но его вместе с г. Потемкиным отчислили «за леность и неуспеваемость». С 1762 г. служил в Измайловском полку и принимал участие в дворцовом перевороте, в результате которого на престол взошла Екатерина II. В 1767–1768 гг. служил письмоводителем, протоколистом в «Комиссии об уложениях». Когда Комиссия закончила работу, в 1769 г. Новиков подал в отставку с военной службы.

В 1770-е гг., в подражание и одновременно в пику Екатерине II, издавал в Петербурге сатирические журналы «Трутень», «Живописец», «Кошелек», обличавшие жестокость помещиков, низкопоклонство придворных, бессовестность судей, «чужебесие» молодежи. Сотрудниками «Живописца» были А.Н. Радищев, Д.И. Фонвизин, А.П. Сумароков.

В 1775 г., находясь, по его словам, «в распутий между вольтерьянством и религией», Новиков стал масоном. Оставшись недовольным «конспиративными забавами» петербургских масонов, Новиков переехал в Москву и основал новую ложу строгого послушания, задуманную им как товарищество единомышленников, одушевленное особым высшим призванием.

Масонские настроения отразились в новиковских журналах «Утренний свет» (1777–1780), «Московское ежемесячное издание» (1781 г.), «Вечерняя заря» (1782 г.) и в его продолжавшейся общественной деятельности. В 1779 г. он арендовал на 10 лет типографию Московского университета и издал гораздо больше книг, чем за все время существования университета. Число подписчиков издававшейся им газеты «Московские ведомости» возросло с 600 человек до 4 тыс. Собрав вокруг себя публицистов, писателей, переводчиков, в 1784 г. Новиков организовал «Типографическую компанию». В 1785 г. он выпускал 35% всей книжной продукции России. Новиков придал невиданный в России размах издательскому делу и книжной торговле. Он выпустил множество книг по русской истории, ранее не опубликованные архивные материалы. При своем книжном магазине на Моховой он открыл первую в Москве бесплатную публичную библиотеку.

Деятельность масонов, в т. ч. Новикова, начала противоречить интересам государства. По распоряжению императрицы Екатерины II началась проверка изданий Новикова. В 1792 г. Новикова заключили в Шлиссельбургскую крепость. За 4 года, проведенных там, он превратился в дряхлого старика. Его освободил Павел I в 1796 г. К общественной деятельности Новиков не возвращался и скончался в страшной нищете. В. С.

ЩЕРБАТОВ Михаил Михайлович (22.07.1733–12.12.1790 гг.) — князь, общественный и государственный деятель, историк, публицист.

М.М. Щербатова в детстве записали в гвардейский Семеновский полк. Он получил блестящее домашнее образование, изучил французский и итальянский языки. Он решил оставить военную службу и в 1762 г. вышел в отставку в чине капитана. Тогда он начал усиленно заниматься русской историей. В 1767 г. М.М. Щербатова избрали от дворянства Ярославской губернии в комиссию по составлению нового Уложения. Он был одним из активнейших членов Уложенной комиссии, лидером дворянской оппозиции правительству и выступал за развитие дворянского самоуправления, за социальную замкнутость дворянства. Он критиковал Табель о рангах и противился любым попыткам ограничить крепостное право.

В 1768 г. Щербатов по поручению Екатерины II приводил в порядок бумаги Петра I. С 1778 г. — президент Камер-коллегии, с 1779 г. — сенатор. В 1788 г. — вышел в отставку в чине действительного тайного советника.

М.М. Щербатов обладал энциклопедическими знаниями в различных науках, но особенно любил историю. В своих сочинениях — «История России» в 15 томах, доведенной до 1610 г., и «О повреждении нравов в России» он резко критиковал пороки человечества и порядки в государстве: беззаконие, взятки, казнокрадство, фаворитизм и др. Он был сторонником такого государственного строя, в котором монарх опирается на родовую знать и советуется с ней, и считал образцом допетровскую Русь. К реформам Петра I Щербатов относился критически, отмечал их положительные и отрицательные стороны. Самого императора считал великим монархом и человеком, которого «нужда заставила быть деспотом». М.М. Щербатов многое сделал для развития русской исторической науки: он обнаружил и опубликовал большое количество ценных источников, стремился проверять их сведения. Он считал необходимым объяснять причины исторических событий и поступков личностей в основном влиянием мыслей, идей, нравов, обычаев. По его мнению, обязанность историка состояла в том, чтобы доходить «до тайных пружин и до причин сокровенных». «История» Щербатова не получила признания современников, т. к была написана тяжелым языком, в нем было множество нравоучительных отступлений. Екатерина II говорила о книге: «Голова его не была создана для этой работы». Однако его труд оказал большое влияние на последующие поколения историков, в частности на Н.М. Карамзина. О. Н.

САЛТЫКОВЫ — княжеский, графский и дворянский род. Салтыковы — старинный московский боярский род, известный с сер. 14 в. Он происходит от Ивана Семеновича Морозова, внук которого Михаил Игнатьевич имел прозвище Салтык (или Солтык). От этого прозвища и появилась фамилия. Его внуки, Яков и Лев, были боярами Ивана IV Грозного.

Салтыковы — один из знатнейших русских родов. Они играли выдающуюся роль в истории России, занимали видные военные и гражданские посты, были близки к царскому, а затем императорскому двору. В 17 в. их жаловали прямо в бояре, минуя более низкие чины. В нач. 17 в. одна из ветвей рода переселилась в Польшу, где в 19 в. пользовалась графским титулом. Дочь боярина Федора-Александра Петровича Салтыкова Прасковья (1664–1723 гг.) в 1684 г. стала женой царя Ивана V, старшего брата Петра I, и матерью императрицы Анны Ивановны. Ее брат Василий, действительный тайный советник, московский генерал-губернатор, в 1730 г. был пожалован своей родной племянницей, императрицей Анной Ивановной, в графское достоинство. Сергей Васильевич, посланник в Гамбурге, Париже и Дрездене, был одним из первых фаворитов будущей императрицы Екатерины II, и она сама называла его в своих «Записках» отцом своего сына Павла. В 1733 г. стал графом и его дальний родственник, сенатор, генерал-аншеф и обер-гофмейстер Семен Андреевич Салтыков (1672–1742 гг.), отец П.С. Салтыкова. В 1790 г. сначала в графское, а в 1814 г. в княжеское с титулом светлости достоинство возведен Н.И. Салтыков. Его сын Александр (1775–1832 гг.), дипломат, член Государственного совета, был женат на последней в роде графине Наталье Юрьевне Головкиной. От их брака пошла ветвь князей Салтыковых-Головкиных. Камергер граф Петр Иванович (1784–1813 гг.), сын генерал-фельдмаршала Ивана Петровича, в 1812 г. на свои средства снарядил полк для участия в Отечественной войне 1812 г. После 1917 г. Салтыковы эмигрировали. О. Н.

АЛЕКСЕЕВЫ — купеческий род. Род Алексеевых происходит от крестьянина села Добродеево Ярославской губернии Алексея Петровича Алексеева (1723–1775 гг.). В 1764 г. он получил вольную, переселился в Москву и был причислен к городскому купечеству.

Его сын Семен (ок. 1749/1750–1823 гг.) стал купцом 1-й гильдии и открыл производство золотой и серебряной нити. У него было три сына — Владимир, Петр и Василий, от которых пошли три ветви рода.

Владимир Семенович Алексеев (1795–1862 гг.) значительно расширил семейное дело, основал фирму «Алексеев Владимир» — крупнейшую в России по торговле сырьем (хлопком и шерстью) для текстильной промышленности.

Алексеевы владели также хлопкоочистительными заводами и шерстомойнями, занимались коневодством и овцеводством. С сер. 19 в. Алексеевы активно занимались благотворительностью и общественной деятельностью. Особенно известен Николай Александрович Алексеев (1852–1893 гг.), московский городской голова. Он много сделал для развития городского хозяйства: проложил новый водопровод, открыл две школы и больницу для умалишенных. При его участии построены здания Исторического музея, Городской думы и др. Он был одним из основателей и руководителей Московского отделения Русского музыкального общества.

Алексеевы много сделали для русской культуры и искусства. В кон. 19 — нач. 20 в. многие из них оставили предпринимательство и стали актерами, певцами, музыкантами. К этому роду принадлежал и реформатор русского театрального искусства, один из основателей Московского художественного театра, режиссер, актер Константин Сергеевич Алексеев (1863–1938 гг.), более известный по своему псевдониму Станиславский. О. Н.

Французское влияние при Екатерине II

ВЛИЯНИЕ ФРАНЦУЗСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. Второй момент можно назвать екатерининским. Он осложнился новым и очень важным образовательным элементом: к стремлению украшать жизнь присоединяется стремление украшать ум. В царствование Елизаветы сделана была хорошая подготовка для этого нового момента; такой подготовкой служило знакомство с французским языком и наклонность к изящному чтению.

Случилось так, что Франция стала образцом светскости и общежития для русского общества именно в то время, когда французская литература получила особое направление. Это подготовленное при Елизавете общество и стало с жадностью усвоять новые идеи, какие тогда развивались в этой литературе; именно с половины 18 в. во Франции стали появляться наиболее крупные произведения, оказавшие самое сильное действие на образованные умы Европы.

В то время различными средствами облегчилось усвоение этих идей и в России. Прежде всего двор поощрял изучение французской просветительной литературы. Еще при Елизавете завязались некоторые сношения двора с королями французской литературы.

Вольтер еще тогда был сделан почетным членом русской Академии наук и получил поручение написать историю Петра Великого; в этом Вольтеру помогал жаркий поклонник французских мод и литературы И.И. Шувалов, влиятельный человек при дворе Елизаветы и куратор Московского университета. Екатерина, как мы знаем, еще в молодости увлекалась французской литературой; вступив на престол, она спешила завести прямые сношения с вождями литературного движения. Увлеченная частью общим течением, Екатерина при этом руководилась и некоторыми дипломатическими соображениями; она старалась заискивать у французских литераторов, придавая большую цену парижским мнениям о себе и своих делах.

До нас дошла любопытная переписка ее с Вольтером, начавшаяся в 1763 г. и продолжавшаяся до 1778 г. — до смерти Вольтера. В этой переписке оба корреспондента не щадили комплиментов друг другу. Сотруднику Дидро по изданию Энциклопедии Даламберу Екатерина даже предложила взять на себя воспитание наследника русского престола великого князя Павла, она долго и сильно пеняла Даламберу за отказ от этого предложения. И сам Дидро не был обойден ее милостями. Узнав, что издатель Энциклопедии нуждается в деньгах, она купила у него огромную библиотеку за 15 тыс. франков и оставила ее при Даламбере, назначив его библиотекарем с жалованьем по тысяче франков в год. В. К-ский

ВОЛЬТЕР Франсуа Мари, наст, имя Аруэ (франц. Francois Marie Arouet, Voltaire — анаграмма от «Arouet le i(eune)») (21.11.1694–30.05.1775 гг.) — французский писатель, историк и философ, стоявший во главе просветительского движения во Франции, «властитель дум» Европы 18 в.

Сын богатого буржуа, нотариуса, получил образование в иезуитском коллеже Людовика XIV, затем в школе правоведения. За сатирические стишки на регента Франции Филиппа Орлеанского был посажен в Бастилию, где провел почти год. В Бастилии сочинил трагедию «Эдип» (которую подписал псевдонимом Вольтер), имевшую большой успех. Был избит дворянином Роганом, которого высмеял, а когда вызвал его на дуэль, — вновь был посажен в Бастилию и освобожден под условием выезда из Франции.

Три года провел в Англии, где изучал труды Локка и Ньютона, творчество Шекспира. Позднее Российская академия наук, избирая Вольтера своим почетным членом, особо отметила популяризацию им идей Ньютона. По возвращении в Париж, он издал «Письма об Англии» (1731 г.), приговоренные парижским парламентом к сожжению, т. к. в книге прославлялись английская конституция и государственное устройство. Обвинение Вольтера в издевательстве над религией в поэме «Светский человек» заставило его в 1736 г. бежать в Голландию.

По возвращении во Францию он обратил на себя внимание двора пьесой по случаю свадьбы наследника и был удостоен звания придворного поэта и историографа (1736 г.), но, вызвав недовольство всесильной фаворитки Помпадур, покинул двор. Около 15 лет Вольтер прожил в Лотарингии в Сире у своей приятельницы маркизы дю Шатле, где создал труды по истории, сочинения по математике, трагедии, комедии, поэмы, повести. В Сире он написал цикл философских повестей («Задиг, или Судьба», «Мемнон, или Благоразумие», «Микромегас», «Кандид, или Оптимист», «Простодушный», «Царевна Вавилонская»), знаменитые трагедии «Заира» и «Фанатизм, или Пророк Магомет», сатирическую поэму «Орлеанская девственница» — пародию на «Девственницу, или Освобожденную Францию» официозного поэта Ж. Шаплена (1656 г.) и высмеивающую идеологизацию истории («Орлеанскую девственницу» А.С. Пушкин назвал катехизисом остроумия).

После смерти Эмилии дю Шатле писатель принял приглашение прусского короля Фридриха Великого, с которым давно состоял в переписке, в надежде осуществить свою мечту — создать модель просвещенного абсолютизма. Живя в Потсдаме, он написал ряд статей для «Энциклопедии» Дидро и Д'Аламбера. Пребывание в Пруссии закончилось скандалом: денежные спекуляции Вольтера и его громкая ссора с президентом Берлинской академии Мопертюи привели к разрыву с королем.

В 1755 г. Вольтер купил поместье Ферне на границе Франции и Швейцарии, дом Вольтера стал вскоре интеллектуальным центром всей Европы. В Ферне он написал «Историю России в царствование Петра Великого» (1759–1763 гг.), несколько философских драм, поэм и трагедий, создал Философский словарь.

В 1778 г. Вольтер приехал в Париж, где его встретили с триумфом. Назначенный директором академии, он приступил к исправлению академического словаря, однако через три месяца скончался. Несмотря на то, что Вольтер, всю жизнь объявлявший себя атеистом, перед смертью примирился с церковью, ему было отказано в похоронах и его тело по приказу правительства было вывезено в Шампань и захоронено в аббатстве Сельер.

Вольтер — один из создателей современной историографии. С его именем связано понятие исторического факта и историзма; своей задачей он считал создание истории народов. Историю он считал наукой нравственной, поскольку она — борьба разума и суеверий. Обладая редким, острым умом, блестящим сатирическим даром, многосторонней эрудицией, страстным политическим темпераментом, Вольтер своими философскими, историческими, публицистическими и художественными произведениями нанес сокрушительные удары по старому режиму.

В 1791 г. прах Вольтера был перенесен в Пантеон, а на его могиле начертано: «Он подготовил нас к свободе». В кон. 18 в. Бомарше издал два собрания сочинений Вольтера — в 70 и 90 томах. Н. С.

Из переписки Вольтера с гр. А.П. Шуваловым

Письмо гр. Шувалова (перевод)

Милостивый государь!

Ея величество императрица соизволила мне повелеть спросить вас, не найдется ли в числе парнасских подданных, которые, по всей справедливости, почитают вас своим патриархом, — молодаго литературнаго новобранца, способнаго составить журнальную статью, по следующим пунктам, продиктованным мне самой государыней:

1. О гнусности покушения, совершеннаго против короля Станислава.

2. Напомнить римскому императору, что Турки два раза осаждали Вену.

3. Можно ли терпеть турецкие гарнизоны в польских городах?

4. О возмутительном и противном международному праву обращении Оттоманской Порты с миссиями иностранных держав; и привести тому несколько примеров.

5. Изобразить удивление Яна Собесскаго, при виде своих соотечественников в союзе с Турками!

6. Безрассудные крестовые походы в былыя времена длились более столетия; почему теперь был бы не осуществим разумный союз двух или трех государей?

Вот, милостивый государь, те главные пункты, которые ея величеству угодно поручить развить, без больших политических подробностей: ей желательно более озадачить, чем убедить толпу. Она полагает, что тысячи червонцев, для получения которых при сем прилагаю переводный вексель, будет достаточно в вознаграждение этой легкой шутки, которая однако должна остаться в тайне. Итак вы уполномочены выдать их избранному вами автору; но государыне непременно угодно, чтобы самый выбор сделан был вами.

Так как это письмо некоторым образом официальное, то я не смею прибавить к нему от себя ничего более, как выражение моего удивления и почтения, с которым, милостивый государь, имею честь быть и проч.

Гр. А. Шувалов С.-Петербург. 20-го Ноября 1771 г. 
Письмо Вольтера (перевод)

Ферне, 25-го Декабря 1771.

Ваше Сиятельство!

Я имел честь получить письмо ваше, передающее приказание, которым удостоивает меня ея величество, августейшая государыня ваша, моя и та, которая достойна быть повелительницей всего мира. Я по счастию приискал молодаго литературнаго новобранца, и он взялся передать в нескольких строках ея великия мысли, которыя должны бы были найти поддержку во всей Европе. Мне стоило лишь оставить у себя 1,000 червонцев и обмакнуть перо в чернилницу. Мне лестно писать под диктовку ея могучаго гения: это одно, может быть, дает мне право на звание парнасскаго патриарха, которым вы меня удостаиваете; а пока я имею лишь приличныя этому званию лета: — достоинство, которое приписываю игре случая и которое со временем утрачивается.

Я долго придумывал заглавие для этой статьи: appel aux souverains (Воззвание к государям) было бы прилично, если бы все эти господа, по Божией и ни по чей милости, любили чтобы к ним взывали!…. Avis aux nations (Советы народам), но их более не слушают при всемогуществе невежества и предразсудков… И так я решился, согласно предначертаниям ея величества, более озадачить толпу, чем убеждать ее; и потому статья эта появится, в будущем январе, в двух лучших журналах: французском Меркурие и Меркурие историческом и политическом, под заглавием le tocsin des rois (набат на разбуждение королей). Пока посылаю вам рукопись. Слово официальное, употребленное в вашем письме, налагает на меня почтительное молчание; хотя, по моему мнению, все то, под чем пишешь свое имя, должно быть официально: одни плуты, фрероны, или иезуиты понимают это иначе. — С совершенным уважением, имею честь быть вашего сиятельства и проч.

Вольтер

ПРОВОДНИКИ ФРАНЦУЗСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. Эти связи с французским литературным миром отразились и на образовательных стремлениях высшего образованного дворянства. В знатных домах французский гувернер и при Екатерине сохранил педагогическую монополию, но это был новый гувернер, непохожий на прежнего, — гувернер второго привоза.

Некоторые из них, стоя на высоте своего призвания, знакомы были с последними словами тогдашней французской литературы и даже принадлежали к крайнему течению тогдашнего политического движения. Сам двор поддерживал в дворянстве смелым примером это движение: мы видели, что Даламбер едва не сделался воспитателем наследника русского престола. Екатерина не остановилась перед первой неудачей и хотела по крайней мере внука воспитать в духе времени; с этой целью она пригласила для воспитания великого князя Александра швейцарца Лагарпа, который открыто поведывал свои республиканские убеждения. Знатные дома подражали двору; граф Строганов, видный деятель в начале царствования Александра I, воспитан был французом Роммом, истым республиканцем, который потом стал видным членом партии Горы в Конвенте. Дети Салтыкова воспитывались под руководством брата Марата. Этот воспитатель также не скрывал своих республиканских убеждений, хотя и не разделял крайности своего брата, с воспитанниками своими он не раз являлся при дворе в обществе великого князя Александра.

Высшее дворянство щедро платило за педагогические труды привозных гувернеров. Один из них — Брикнер за 14 лет педагогической работы в доме князя Куракина получил 35 тыс. руб. (свыше 150 тыс. руб. на наши деньги).

Такими высокими средствами образования, как образованные гувернеры, пользовалось только высшее дворянство, но и читающая дворянская масса не лишена была средств усвоять новые идеи. Французские литературные произведения в подлинниках и переводах стали свободно распространяться в русском обществе с царствования Екатерины.

Екатерина и здесь подавала пример своим подданным; она торжественно признала не только безвредными, но и полезными произведения французской литературы, взявши на себя труд пропагандировать их в своем «Наказе». Благодаря этому покровительству произведения французов стали бойко распространяться даже в отдаленных углах России. Мы теперь с трудом можем себе представить, какая масса французских произведений была переведена на русский язык в царствование Екатерины и поступила в книжные лавки.

Один из малорусских дворян — Винский, служивший в гвардии, в записках своих сообщает любопытные факты из истории движения либеральных идей в тогдашнем русском обществе. Живя в Петербурге, он нашел в библиотеках своих молодых друзей военного и штатского звания почти все лучшие произведения тогдашней французской литературы. За беспорядочную жизнь он попал под суд и был сослан в Оренбург; он нашел те же произведения Руссо, Монтескье и Вольтера. От скуки он начал читать и переводить эти произведения, распространяя их в рукописях; переводимые тетрадки бойко расходились между знакомыми, заслуживая похвалы переводчику. Через несколько лет Винский имел удовольствие получить как любопытную новинку собственные переводы, привезенные из глубины Сибири. В Казани и Симбирске, прибавляет он, [они] весьма многим были известны.

Под влиянием новых литературных потребностей и путешествия русской дворянской молодежи за границу получили иную цель; при Петре дворянин ездил учиться за границу артиллерии и навигации; после он ездил туда усваивать великосветские манеры. Теперь, при Екатерине, он поехал туда на поклон философам. «На постоялом дворе Европы», как называл Вольтер свой дом в Фернее, от времени до времени появлялись и русские путешественники. Екатерина в одном из писем к Вольтеру говорит:«Многие наши офицеры, которые были приняты Вами так снисходительно в Фернее, воротились без ума от Вас и от Вашего приема. Наши молодые люди жаждут Вас видеть и разговоры слышать». В. К-ский

РЕЗУЛЬТАТЫ ВЛИЯНИЯ ПРОСВЕТИТЕЛЬНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. Благодаря всем этим столь разнообразным путям влияние французской просветительной литературы вместе с французскими модами и нравами приливало в русское дворянское общество широкой струей во все царствование Екатерины. Трудно представить себе, с каким усердием усвоялось это влияние; некоторые в успехе этого усвоения достигли колоссально бесполезной виртуозности.

Один из образованных русских вельмож — Бутурлин, разговаривая с приезжим французом, парижанином, удивил его точностью, с какой он рассказывал о парижских улицах, гостиницах, театрах и памятниках. Удивление иностранца превратилось в настоящее изумление, когда он узнал, что Бутурлин никогда не бывал в Париже, а все это знал так лишь, из книг. Так, в Петербурге люди были знакомы с французской столицей лучше ее старожилов.

Около того же времени французский литературный мир Парижа и Петербурга восхищался анонимной пьесой «Послание к Ниноне», которая написана была такими превосходными французскими [стихами], что многие приписывали ее перу самого Вольтера. Оказалось, что автором этой пьесы был не кто иной, как действительный статский советник граф Андрей Петрович Шувалов, сын известного дипломатического дельца в царствование Елизаветы. Французские путешественники, приезжавшие в Петербург в конце царствования Екатерины, свидетельствовали, что «здешняя образованная молодежь самая просвещенная и философская в Европе» и что она знает более, чем оканчивающие курс в немецких университетах.

Это влияние французской просветительной литературы было последним моментом того процесса, который со смерти Петра совершался в умственной и нравственной жизни русского общества. Какой осадок остался от этого влияния? Вопрос этот имеет некоторую цену в истории нашего общежития. Характер этого осадка объясняется знанием самого влияния.

Я прошу вас припомнить значение французской просветительной литературы 18 в. Как известно, это было первое довольно неосторожное и безрасчетливое восстание против порядка, основанного на предании, и против привычного нравственного миросозерцания, господствовавшего в Европе. Общественный порядок держался на феодализме, нравственное миросозерцание было воспитано католицизмом.

Французская просветительная литература и была восстанием, с одной стороны, против феодализма, с другой — против католицизма. Значение этой литературы имело довольно местное происхождение, было вызвано интересами, довольно чуждыми для Восточной Европы, не знавшей ни феодализма, ни католицизма. Но учащая удары, направленные против феодализма и католицизма, французский литератор 18 в. сопровождал эти удары целым потоком общих мест, отвлеченных идей.

Люди Восточной Европы, незнакомые с феодализмом и католицизмом, только и могли усвоить эти общие места, отвлеченные идеи.

Надобно полагать, что эти места и идеи на месте их родины имели довольно условный смысл; люди, боровшиеся с католицизмом и феодализмом, придавали житейское, реальное значение отвлеченным терминам вроде политической свободы или равенства. Этими терминами они прикрывали живые, часто даже низменные интересы, за которые боролись обиженные классы общества.

Этот условный смысл отвлеченных терминов не был знаком усвоявшим их людям Восточной Европы, они принимали их буквально, поэтому общие места, условные, отвлеченные термины превратились у них в безусловные догматы политические, религиозно-нравственные, которые усваивались без размышления и еще более отрывали усвоявшие их умы от окружающей их действительности, не имевшей ничего общего с этими идеями.

Благодаря этому влиянию просветительной литературы в русском обществе, как и в русской письменности 18 в., со времени Екатерины обнаруживаются две особенности: это, во-первых, утрата привычки, утрата охоты к размышлению и, во-вторых, потеря понимания окружающей действительности. Обе эти черты одинаково сильно сказались при Екатерине в образованном обществе и в литературе.

Без сомнения, первым в ряду литераторов второй половины века стоял самый даровитый и имевший более успеха Фонвизин, но его комедии, или трактаты о добродетели, олицетворявшейся в типах Правдиных и Стародумов, неизвестно с какой действительной почвы взятых, или карикатуры — Недоросль и Бригадир; это не живые лица, а комические анекдоты.

Такое действие просветительной литературы обнаружилось и появлением новых типов в составе русского общества, которых незаметно было при Елизавете. Отвлеченные идеи, общие места, громкие слова, украшавшие умы людей екатерининского времени, нисколько не действовали на чувства; под этими украшениями сохранилась удивительная черствость, отсутствие чутья к нравственным стремлениям. В. К-ский

ТИПИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ОБРАЗОВАННОГО ДВОРЯНСКОГО ОБЩЕСТВА. Достаточно несколько образцов из этого общества, чтобы видеть это, может быть, неожиданное действие просветительной литературы. Княгиня Дашкова шла впереди просвещенных дам своего времени, недаром она занимала президентское кресло в русской Академии наук. Еще в молодости, 15–16 лет, зачитывалась до нервного расстройства произведениями Бейля, Вольтера, Руссо. Кончив свою блестящую карьеру, она уединилась в Москве и здесь вскрылась, какой была; здесь она почти никого не принимала, равнодушно относилась к судьбе детей, бесцеремонно дралась со своей прислугой, но все ее материнские чувства и гражданские порывы сосредоточились на крысах, которых она успела приручить. Смерть сына не опечалила ее; несчастье, постигшее ее крысу, растрогало ее до глубины души. Начать с Вольтера и кончить ручной крысой могли только люди екатерининского времени.

В Пензенской губернии проживал богатый помещик Никита Ермилович Струйский, он был губернатором во Владимире, потом вышел в отставку и поселился в своей пензенской усадьбе. Он был великий стихоплет и свои стихи печатал в собственной типографии, едва ли не лучшей в тогдашней России, на которую тратил огромные суммы; он любил читать знакомым свои произведения. Сам того не замечая, он в увлечении начинал щипать слушателя до синяков. Стихотворения Струйского достопримечательны разве только тем, что бездарностью превосходят даже стихотворения Тредьяковского. Но этот великий любитель муз был еще великий юрист по страсти и завел у себя в деревне юриспруденцию по всем правилам европейской юридической науки. Он сам судил своих мужиков, составлял обвинительные акты, сам произносил за них защитительные речи, но, что всего хуже, вся эта цивилизованная судебная процедура была соединена с древнерусским и варварским следственным средством — пыткой; подвалы в доме Струйского были наполнены орудиями пытки. Струйский был вполне человек екатерининского времени, до того человек этого времени, что не мог пережить его. Когда он получил известие о смерти Екатерины, с ним сделался удар, и он вскоре умер.

ВОРОНЦОВЫ — дворянский, графский, княжеский род. Воронцовы считали, что их род происходит от некоего Симона Африкановича, выехавшего на Русь в 1027 г. Родоначальник — Федор Иванович Воронцов жил в сер. 17 в. Во 2-й пол. 17–19 вв. Воронцовы занимали высшие государственные посты, входили в число русской аристократии и были крупнейшими землевладельцами. В нач. 20 в. Воронцовы владели ок. 7 тыс. десятин земли.

Роман Илларионович Воронцов (1707–1783 гг.), государственный деятель, генерал-аншеф (1761 г.), сенатор (1760 г.), сопровождал в заточение Анну Леопольдовну. При Екатерине II попал в опалу. Его сослали в Москву, имения конфисковали. Но Екатерина II простила его и назначила наместником владимирским, пензенским, тамбовским, костромским. Был председателем Уложенной комиссии по разработке нового Уложения. Это была попытка составить новый кодекс законов Российской империи. Воронцов отстаивал монополию дворянского землевладения, крепостное право, необходимость развития дворянского предпринимательства. Он любил деньги и не упускал возможности нажиться. Современники называли его «Роман — большой карман». Дочери Воронцова оставили след в русской истории. Елизавета была фавориткой Петра III. При дворе внимание, которое Петр III оказывал Елизавете Воронцовой, вызывало всеобщее недоумение. Она была некрасива, а после перенесенной оспы «стала еще некрасивее, потому что черты ее совершенно обезобразились и все лицо ее покрылось не оспинами, а рубцами». Ходили слухи, что Петр III намерен заточить супругу в монастырь и жениться на Воронцовой. После переворота в июне 1762 г., когда на престол взошла Екатерина II, Елизавету Воронцову отправили в ссылку, в подмосковное имение ее отца. Екатерина, в замужестве Дашкова, во время переворота в июне 1762 г. была рядом с Екатериной Алексеевной. Впоследствии она стала президентом Российской академии наук.

Сын Р.И. Воронцова, Александр Романович (1741–1805 гг.) был государственным деятелем и дипломатом. Служил в дипломатических представительствах России в Вене, Лондоне, Гааге. С 1773 г. президент Коммерц-коллегии, составил таможенный тариф, за что назначен сенатором. Был членом Совета при Екатерине II. Александр Романович был близко знаком с А.Н. Радищевым, помогал ему материально в годы ссылки, хлопотал о его возвращении в Москву. С 1794 г. ушел в отставку. Вернулся на службу при Александре I, в 1802–1804 гг. — государственный канцлер. Человек с твердым и тяжелым характером, он управлял всей дипломатией России. Воронцов способствовал сближению с Англией и разрыву с Наполеоном.

Михаил Илларионович Воронцов (1714–1767 гг.), государственный деятель, дипломат. Участвовал в дворцовом перевороте 1741 г., вместе с другими составлял манифест о восшествии на престол Елизаветы. В 1742 г. женился на ее двоюродной сестре, графине Анне Карловне Скавронской. С 1758 г. — государственный канцлер, он управлял Коллегией иностранных дел, с 1759 г. — сенатор. В 1756–1762 гг. член Конференции при Высочайшем дворе. При Петре III Воронцов заключил вечный мир с Пруссией. М.И. Воронцов находился при Петре III и во время переворота 28 июня 1762 г., когда на престол взошла Екатерина II. Он отказывался присягнуть ей до тех пор, пока Петр III не отрекся от престола. При Екатерине II утратил влияние. В 1763 г. уехал за границу, в 1765 г. подал в отставку.

Михаил Илларионович был другом и покровителем М.В. Ломоносова. Над могилой ученого в Александро-Невской лавре он поставил мраморный памятник. После смерти Ломоносова он купил все оставшиеся после него бумаги.

В 1744 г. М.И. Воронцов, а в 1780 г. его братья Иван и Роман возведены в графское достоинство Священной Римской империи. В 1797 г. Александр Романович Воронцов и его брат Семен Романович стали графами Российской империи.

Сын Семена Романовича, Михаил Семенович Воронцов (1782–1856 гг.) — военачальник и государственный деятель, генерал-фельдмаршал (1856 г.). Участвовал в боях на Кавказе (1803 г.), в войнах с Францией (1805, 1806–1807 гг.) и Османской империей (1806–1812 гг.), проявив храбрость и распорядительность. Он отличился в Отечественной войне 1812г.: участвовал в обороне Смоленска, в Бородинской битве, в боях за Багратионовы флеши был ранен пулей в ногу. Его отвезли в Москву для лечения. В своем имении он обнаружил большое количество подвод, которые были приготовлены для вывоза имущества. М.С. Воронцов приказал на этих подводах привезти в его имение раненых с Бородинского поля. В его московское имение доставили 50 генералов и более 300 солдат. На средства Воронцова были выписаны доктора и медикаменты.

Во время Заграничных походов 1813–1814 гг. в битве при Краоне выдержал сражение с главными французскими военными силами под командованием Наполеона.

Михаил Семенович имел либеральные взгляды и собирался основать дворянское общество для постепенного освобождения крестьян.

С 1823 г. был генерал-губернатором Новороссии, с 1826 г. — член Государственного совета, с 1828 г. — генерал-губернатор Бессарабии, заботился о развитии торговли и хозяйственном освоении пустующих земель. Михаил Семенович покровительствовал А.С. Пушкину, который тогда отбывал ссылку в южных губерниях России. Их отношения испортились из-за супруги Воронцова, Елизаветы Ксаверьевны, которой увлекся поэт. По настоянию Воронцова Пушкина выслали в Михайловское.

Во время Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. Михаил Семенович руководил взятием крепости Варна. В 1844–1854 гг. Воронцов — наместник и главнокомандующий войсками на Кавказе. Он считал, что мирная деятельность на Кавказе важнее для утверждения России, чем использование военной силы. Воронцов заботился о развитии там торговли и разработке природных богатств.

М.С. Воронцов в 1845 г. получил княжеский титул, в 1852 г. — титул светлейшего князя. После кончины Семена, бездетного сына М.С. Воронцова, фамилия и титул в 1882 г. переданы его внуку, графу Петру Андреевичу Шувалову. Он стал именоваться князем Воронцовым, графом Шуваловым.

В 1807 г. граф Иван Илларионович Воронцов (1790–1854 гг.) присоединил фамилию угасших князей Дашковых (наследуя двоюродной тетке Е.Р. Дашковой) и стал графом Воронцовым-Дашковым. Он наследовал имения Е.Р. Дашковой, т. к. был ее внучатым племянником. Он управлял экспедицией церемониальных дел при особой канцелярии Министерства иностранных дел. Иван Илларионович, по отзывам современников, был видным представителем петербургской аристократии. Его дом в Петербурге, по отзывам современников, был самым модным и привлекательным. Балы, которые он задавал, уступали только придворным балам. На его лице неизменно играла улыбка, и поэтому современники называли его «вечным именинником».

Его сын, Илларион Иванович Воронцов-Дашков (1837–1916 гг.) был адъютантом великого князя Александра Александровича (будущего императора Александра III) и его личным другом. Он сопровождал Александра II в его поездках по России и за границей. После гибели Александра II стал начальником охраны Александра III и министром иностранного двора и уделов. Он входил в комиссию по подготовке торжеств по случаю коронации Николая II в 1896 г. После трагедии на Ходынском поле он попросил отставку, и император удовлетворил его просьбу. В 1904–1905 гг. во время русско-японской войны был председателем Российского общества Красного Креста. В 1905–1915 гг. был наместником на Кавказе и командовал войсками Кавказского военного округа. О. Н.

ИТОГИ ЦАРСТВОВАНИЯ ЕКАТЕРИНЫ ВЕЛИКОЙ

Подводя итоги царствования Екатерины II, В.О. Ключевский обращает внимание на то, что значение исторической эпохи или исторического лица лучше всего «оценивается тем, насколько увеличились или уменьшились в эту эпоху под влиянием исторического деятеля народные средства». Иначе говоря, историческая оценка определяется тем, как изменилась жизнь страны, положение в обществе различных слоев, материальное благосостояние, духовная жизнь народа.

Приобретения и потери

УВЕЛИЧЕНИЕ МАТЕРИАЛЬНЫХ СРЕДСТВ. Во-первых, материальные средства увеличились в громадной пропорции. В царствование Екатерины государственная территория почти достигла своих естественных границ как на юге, так и на западе. Из приобретений, сделанных на юге, было образовано три губернии — Таврическая, Херсонская и Екатеринославская, не считая возникшей тогда же земли Войска Черноморского. Из приобретений, сделанных на западе, со стороны Польши, было образовано 8 губерний, которые перечисляю в порядке с севера на юг: Витебская, Курляндская, Могилевская, Виленская, Минская, Гродненская, Волынская и Брацлавская (нынешняя Подольская).

Итак, из 50 губерний, на которые была разделена Россия, целых 11 были приобретены в царствование Екатерины. Эти материальные успехи являются еще в более осязательном виде, если мы сравним населенность страны в начале царствования и в конце его. В начале царствования Екатерины, в 1762 и 1763 гг., была произведена III ревизия; по расчету пропорции ревизских душ к общему количеству населения последнего считалось по III ревизии 19–20 млн. душ обоего пола и всех состояний. В конце царствования Екатерины, в 1796 г., была предпринята законченная уже преемником Екатерины V ревизия; по такому же расчету отношения ревизских душ к общему количеству населения жителей в империи считалось, по V ревизии, не менее 34 млн.

Итак, количество населения в царствование Екатерины увеличилось на три четверти. Вместе с тем усилились и государственные финансовые средства; ход этого усиления наглядно представляется по ежегодным финансовым ведомостям за все время царствования. В 1762 г. государственное казначейство считало всех государственных доходов 16 млн. руб. По финансовой ведомости 1796 г., сумма государственных доходов простиралась до 681/2 млн. Итак, население государства в продолжение царствования почти удвоилось; сумма государственных доходов с лишком учетверилась. Значит, не только увеличилось количество плательщиков, но возвысились и государственные платежи, возвышение которых обыкновенно принимается за знак усиления производительности народного труда.

Итак, материальные средства в царствование Екатерины чрезвычайно усилились. В. К-ский

УСИЛЕНИЕ СОЦИАЛЬНОЙ РОЗНИ. Напротив, средства нравственные стали слабее.

Нравственные средства, которыми располагает государство, сводятся к двум порядкам отношений: во-первых, они состоят в единстве интересов, связывающих различные племенные и социальные составные части государства друг с другом; во-вторых, в способности руководящего класса руководить обществом. В свою очередь эта способность зависит от юридической постановки руководящего класса в обществе, от степени понимания им положения общества и от степени политической подготовки руководить им. Эти нравственные средства государства в царствование Екатерины значительно пали. Прежде всего усилилась рознь интересов племенных, составных частей государства; в пестрый состав населения этого государства польскими разделами введен был новый, чрезвычайно враждебный элемент, который не только не усилил, не поднял, но значительно затруднил наличные силы государства.

Прежде на западной окраине существовал один элемент, на который русское общество должно было тратить значительные усилия; этот элемент состоял в немецком населении завоеванных Петром остзейских провинций. Теперь к этому элементу, который с трудом растворялся химически в составе русского населения, присоединился другой, может быть столь же неподатливый, — польское население завоеванных провинций Речи Посполитой.

Польский элемент в старинных русских областях не составил бы ни малейшего затруднения для Русского государства, он исчез бы под влиянием первого благоприятного ветра с востока, но этот элемент стал силой благодаря тому, что в состав территории Русского государства, кроме юго-западных областей, введены были и некоторые части настоящей Польши. Зато одна из важных областей Юго-западной Руси, связанная органически с остальными, — Галиция очутилась за пределами Русского государства, усиливая разлад, внесенный в наши западные международные отношения.

Далее, усилилась рознь между социальными составными элементами коренного русского общества; это усиление было следствием тех отношений, в какие поставлены были законодательством Екатерины два основных класса русского общества — дворянство и крепостное крестьянство.

Чтобы объяснить происхождение и значение этой розни, необходимо припомнить ход нашей внутренней государственной жизни со времени Петра. Петр разрешил один ряд вопросов внутренней политики, которые все сводятся к одному — к вопросу об устройстве государственного хозяйства в связи с поднятием производительности народного труда. Вся внутренняя деятельность Петра имела характер экономический; коренные основы юридического порядка при нем остались нетронутыми. Но законодательство Петра, устроив народную и государственную жизнь, оставило один важный политический пробел; этот пробел состоял в уничтожении установленного обычаем старого порядка престолонаследия.

По закону 1722 г. назначение наследника предоставлено было личному усмотрению царствующего государя. Так как после Петра не осталось обычного наследника, то этот закон отдал престол на волю случая. С тех пор благодаря указанному пробелу на несколько десятилетий в государственном управлении водворился произвол лиц, господство случая, лучше сказать, водворилась воля случайных лиц.

Среди этой борьбы случайностей разрушался и государственный порядок, завершенный Петром. Как мы знаем, этот порядок состоял в принудительной разверстке государственных повинностей между всеми классами общества, в государственном прикреплении сословий. Благодаря действию случая одно сословие получило возможность несколько раз распорядиться престолом и начало превращаться из простого правительственного орудия в правящий класс, сбрасывая с себя одну за другой прежние свои государственные обязанности, но не теряя прежних прав и даже приобретая новые. Так одно сословие достигло государственного раскрепления, получило возможность жить для себя, руководилось сословными или личными интересами.

Вслед за этим сословием раскрепилось и другое — торгово-промышленное. Оба класса составляли незначительную часть всего населения, но теперь они стали в исключительное положение. Логическим последствием раскрепления обоих сословий должно было быть облегчение государственных повинностей, лежавших и на остальных классах, т. е. более уравнительное распределение этих повинностей. Но это раскрепление остальных классов должно было совершиться иным путем, не таким, каким раскрепилось дворянство. Новое положение дворянина было признано законом, но оно подготовлено было не вполне законным порядком, революционными средствами. Освобождение дворянства от обязательной службы не совершилось бы так легко и скоро, если бы сословию не пришлось принять деятельное участие в создании высших правительств, т. е. в дворцовых переворотах по смерти Петра. Эти дворцовые перевороты и подготовили законодательное освобождение дворянства от обязательной службы.

Точно таким же путем думало раскрепиться и крепостное крестьянское население: вслед за дворянством и оно хотело достигнуть свободы рядом незаконных восстаний. Таков смысл многочисленных крестьянских мятежей, которые начались в царствование Екатерины II и которые, постепенно распространяясь, слились в громадный пугачевский бунт. Во имя общественного порядка не следовало допускать этих сословий до такого насильственного раскрепления: их положение следовало устроить законным путем, посредством правомерного определения отношений к земле. Этого правомерного определения не сделало правительство Екатерины.

Таким образом, отношения двух основных классов русского общества к концу царствования Екатерины представляли еще менее гармонии, чем прежде; общественное разъединение стало еще резче. Таким образом, в царствование Екатерины усилилась рознь как в племенном, так и социальном составе государства. В. К-ский

ДВОРЯНСТВО И ОБЩЕСТВО. С другой стороны, понизилась способность руководящего класса руководить обществом. Этим руководящим классом и во второй половине 18 в. оставалось дворянство. Его нравственные и политические средства постепенно создавались обязательной службой, которая была политической и общественной школой для сословия.

Припомним, как шла эта служба в продолжение 18 в. При Петре дворянин подвергался обязательной военно-технической выучке эта выучка при его преемницах сменилась светской муштровкой, которая отличалась от прежней гвардейской или навигацкой выучки тем, что не нужна была для самой службы, зато требовалась для успеха на службе.

При Екатерине II не требовалась ни та, ни другая выучка — ни навигацкая наука, ни светская муштровка, потому что не требовалась и сама обязательная служба; но дворянство вынесло из двух пройденных школ, несмотря на их внутреннее различие, если не сознание необходимости получать образование, то по крайней мере некоторый навык к учению, некоторый инстинктивный порыв к образованию (или воспитанию), воспоминание о пройденном учении. С этим навыком, или с этим воспоминанием, дворянство и вступило в положение, какое было создано сословию законом 18 февраля 1762 г. о вольности дворянства, губернскими учреждениями 1775 г. и жалованной грамотой сословию 1785 г.

Вкусы, приобретенные на службе, поневоле теперь, развиваясь свободно, стали искать себе удобнейшей пищи. В царствование Екатерины под влиянием примеров, шедших от двора, к прежней светской муштровке присоединилось требование и некоторой литературной полировки. Обширный досуг, открывшийся сословию с освобождением от обязательной службы, доставлял ему возможность приобретать эту полировку. Наклонность к чтению при Елизавете, бесцельная и беспорядочная, при Екатерине получила более определенное направление; чтобы оживлять дремлющий, вянущий от праздности ум, щекотать дремавшую мысль, высший слой дворянства стал жадно заимствовать смелые и пикантные идеи, распространявшиеся в чужой литературе.

Таким образом, можно обозначить главные моменты, пройденные дворянством на пути образования: петровский артиллерист и навигатор через несколько времени превратился в елизаветинского петиметра, а петиметр при Екатерине II превратился в свою очередь в homme de lettresa, который к концу века сделался вольнодумцем, масоном либо вольтерьянцем; и тот высший слой дворянства, прошедший указанные моменты развития в течение 18 в., и должен был после Екатерины руководить обществом.

Легко заметить скудность политических и нравственных средств, какими этот класс располагал для руководства своим обществом. Надобно представить себе положение этого слоя в конце века, не указывая на лица, ибо все лица, служившие представителями этого слоя, в основных чертах были похожи друг на друга. Положение этого класса в обществе покоилось на политической несправедливости и венчалось общественным бездельем; с рук дьячка-учителя человек этого класса переходил на руки к французу-гувернеру, довершал свое образование в итальянском театре или французском ресторане, применял приобретенные понятия в столичных гостиных и доканчивал свои дни в московском или деревенском своем кабинете с Вольтером в руках.

С книжкой Вольтера в руках где-нибудь на Поварской или в тульской деревне этот дворянин представлял очень странное явление: усвоенные им манеры, привычки, понятия, чувства, самый язык, на котором он мыслил, — все было чужое, все привозное, а дома у него не было никаких живых органических связей с окружающими, никакого серьезного дела, ибо мы знаем, ни участие в местном управлении, ни сельское хозяйство не задавали ему такой серьезной работы. Таким образом, живые, насущные интересы не привязывали его к действительности; чужой между своими, он старался стать своим между чужими и, разумеется, не стал: на Западе, за границей, в нем видели переодетого татарина, а в России на него смотрели, [как] на случайно родившегося в России француза. Так он стал в положение межеумка, исторической ненужности; рассматривая его в этом положении, мы готовы жалеть о нем. думая, что ему иногда становилось невыразимо грустно от этого положения.

Бывали случаи проявления такой грусти или отчаяния от мысли о невозможности примириться с окружающей действительностью. Пример такого отчаяния представляет ярославский помещик Опочинин. Он воспитался в понятиях и чувствах, которые составляли верхний слой тогдашнего умственного и нравственного движения в Европе. Разумеется, усвоенные отсюда идеалы поставили Опочинина в непримиримую вражду с окружающей действительностью; не умея примириться с ней, Опочинин, более искренний, чем другие люди того же образа мыслей, в 1793 г. покончил с собой. В предсмертном завещании он пишет, объясняя свой поступок: «Отвращение к нашей русской жизни есть то самое побуждение, принудившее меня решить своевольно свою судьбу».

По завещанию Опочинин пустил на волю два семейства дворовых, а барский хлеб велел раздать крестьянам; он не освободил крестьян, ибо по тогдашнему законодательству еще был вопрос, имеет ли право помещик освобождать крестьян и отпускать их на волю. Всего любопытнее в завещании строки о библиотеке помещика. «Книги, — пишет он, — мои любезные книги! Не знаю, кому завещать их: я уверен, в здешней стране они никому не надобны; прошу покорно моих наследников предать их огню. Они были первое мое сокровище, они только и питали меня в моей жизни; если бы не было их, то моя жизнь была бы в беспрерывном огорчении, и я давно бы с презрением оставил сей свет». За несколько минут до смерти Опочинин имел еще духу начать перевод стихотворения Вольтера «О боже, которого мы не знаем».

Но Опочинин — исключительное явление; люди его образа мыслей не разделяли его космополитической скорби, не грустили и даже не скучали; грустить они начали несколько позже, в царствование Александра I, а скучать еще позже, в царствование Николая. Вольтерьянец времен Екатерины был весел и только; он праздновал свой выход в отставку после вековой обязательной службы и, подобно выпущенному из корпуса кадету, не мог налюбоваться на свой дворянский мундир, с которым его освободили от службы.

По-видимому, идеи, которыми он увлекался, книжки, которые он читал, должны были ставить его, как и Опочинина, в непримиримую вражду с окружающей действительностью, но вольтерьянец конца 18 в. ни с чем не враждовал, не чувствовал в своем положении никакого противоречия. Книжки украшали его ум, сообщали ему блеск, даже потрясали его нервы; известно, что образованный русский человек никогда так охотно не плакал от хороших слов, как в прошедшем столетии. Но далее не простиралось действие усвоенных идей; они, не отражаясь на воле, служили для носителей своих патологическим развлечением, нервным моционом; смягчая ощущения, не исправляли отношений, украшая голову, не улучшали существующего порядка.

Нельзя, однако, думать, чтобы поколение этих вольтерьянцев было совсем бесплодным явлением в нашей истории; само это поколение не сделало употребления из своих идей, но оно послужило важным передаточным пунктом; не применяя к делу своего умственного запаса, поколение это сберегло до поры до времени и передало его следующему поколению, которое сделало из него более серьезное употребление.

Таким образом, руководящий класс, очутившись во главе русского общества в конце 18 в., не мог стать деятельным руководителем этого общества; наибольшая польза, какую он мог сделать этому обществу, могла состоять только в решимости не делать ему вреда. В. К-ский

Народные волнения

ЧУМНОЙ БУНТ — стихийное восстание в Москве в октябре 1771 г. во время эпидемии чумы. «Моровая язва», как в России называли чуму, появилась из Турции и с ноября 1770 Г. унесла 200 тыс. жизней. Меры властей по борьбе с эпидемией — прививки, установки карантинов, запрет общественных мероприятий — вызывали недовольство населения. Бунт спровоцировало решение московского архиепископа Амвросия убрать икону Богоматери Боголюбской у Варварских ворот Китай-города. Икона почиталась чудотворной, и к ней прикладывались тысячи здоровых и больных. Власти же были уверены, что икона может служить средством распространения болезни. Но православный московский народ воспринял решение архиепископа как покушение на православную веру и традиции.

Вечером 15 сентября 1771 г. сбежавшиеся по набату москвичи избили посланных за иконой и ворвались в резиденцию архиепископа в Кремлевском Чудовом монастыре. Амвросий успел бежать в Донской монастырь, но 16 сентября толпа схватила и растерзала его. Восставшие разгромили карантины у Серпуховской заставы. Собравшиеся на Красной площади потребовали уничтожить карантины и открыть общественные бани.

Солдат, охранявших Спасские ворота, забросали камнями.

Екатерина II послала на подавление восставших войска под командованием Г.Г. Орлова. Толпу смогли рассеять лишь пушечным огнем. 17 сентября войска атаковали вновь собравшихся у Кремля горожан. Четырех подстрекателей к бунту повесили. Затем Г.Г. Орлов предпринял ряд мер экономического и санитарного характера, которые способствовали быстрому преодолению эпидемии чумы в Москве. Д. Н.

Отрывок из письма Екатерины II Вольтеру

…Фельдмаршал Салтыков писал мне о следующей катастрофе, происшедшей в Москве с 15-го на 16-е сентября старого стиля. Тамошний архиепископ, по имени Амвросий, человек умный и заслуженный, узнав, что в течение нескольких дней чернь толпами стекается к образу, которому приписывали силу исцеления больных (они приходили умирать у ног Богородицы), и что туда приносится множество денег, приказал запечатать печатью эту кассу, чтобы употребить ее потом на богоугодные дела: экономическое распоряжение, которое каждый епископ в полном праве сделать по своей епархии. Можно полагать, что он имел намерение снять этот образ, как делалось не раз, и что это было только предварительною мерою. В самом деле, такое скопление народа во время эпидемии могло только усилить заразу. Но вот что случилось. Часть этой толпы стала кричать: «Архиерей хочет ограбить казну Богоматери, надо его убить». Другая часть вступилась за архиепископа; от слов дошло до драки; полиция хотела разнять их; но обыкновенной полиции было недостаточно. Москва — особый мир, а не город. Самые ярые побежали в Кремль, выломали ворота у монастыря, где живет архиепископ, разграбили монастырь, перепились в погребах, в которых многие торговцы хранят свои вина, и не найдя того, кого они искали, одна половина отправилась к монастырю, называемому Донским, откуда они вывели этого почтенного старца и бесчеловечно умертвили. Другая часть продолжала драку при разделе добычи. В. К-ский

ПУГАЧЁВ Емельян Иванович (1742–10.01.1775 гг.) — предводитель народного восстания в 1773–1775 гг.

Е.И. Пугачев был казаком из донской станицы Зимовейская. Он участвовал в Семилетней войне 1756–1763 гг. Во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. за храбрость произведен в хорунжие (младший офицерский казачий чин). В 1771 г. дезертировал и укрывался от службы в армии. Трижды его арестовывали, и каждый раз он бежал. В 1772 г. жил у старообрядцев под Черниговым и Гомелем, на р. Иргиз. В кон. 1772 г. появился на Яике и объявил себя императором Петром III. По доносу его опять арестовали, доставили в Казань и приговорили к каторге. В мае 1773 г. он бежал из казанской тюрьмы, в августе вновь оказался на Яике, где поднял восстание. После подавления восстания в ноябре 1774 г. Пугачева в железной клетке привезли в Москву и казнили на Болотной площади. Д. Н.

ПУГАЧЁВА ВОССТАНИЕ 1773–1775 гг. — восстание казаков, крестьян, крепостных рабочих Урала, нерусских народов под руководством Е.И. Пугачева, выдававшего себя за императора Петра III.

Крестьянское восстание было вызвано резким ухудшением положения широких слоев населения. Выросли размеры барщины и оброка, а также государственные повинности. Крестьян продавали целыми деревнями, разделяли для продажи семьи. Обычными явлениями были жестокие истязания по прихоти помещика и ссылки крепостных в Сибирь. В ответ участились убийства помещиков и их управляющих, бунты вспыхивали по всей России.

Грандиозное восстание под предводительством Е.И. Пугачева началось в сентябре 1773 г. на хуторе Толкачевых. Отряд пугачевцев из 80 человек быстро вырос за счет казаков и солдат гарнизонов Яицкой линии. Против Пугачева выслали отряд из 200 казаков, но они перешли на сторону восставших. В «манифестах» от имени Петра III Пугачев жаловал яицких казаков «реками и морями, денежным жалованьем и всякой вольностью», свободой исповедовать старую веру, обещал сделать их «первыми людьми в государстве». Были посланы манифесты к татарам, казахам, башкирам. «Мухаметанцев» жаловали «верой и молитвой», вечной волей, землями и угодьями. У дворян Пугачев собирался отобрать деревни, а взамен платить жалованье.

5 октября Пугачев с войском в 2,5 тыс. человек при 20 пушках осадил Оренбург, где находилось 3,7 тыс. солдат при 70 пушках. Посланный на выручку Оренбурга отряд генерал-майора В. Кара был разбит 9 ноября под Юзевкой. Кар, бросив войска, уехал в Москву. Его рассказы вызвали там панику. Однако в Оренбург удалось прорваться бригадиру А. Корфу с 2,5 тыс. солдат и 22 пушками.

Пугачевское войско под Оренбургом выросло в 15-тысячную «Главную армию» при 86 пушках, организованную по образцу регулярных частей. Боевое ядро войска составляли казачьи полки. В войске поддерживалась дисциплина, велось воинское обучение, выплачивалось жалованье. Отличившиеся награждались «медалями» — рублями Петра III. Части имели свои знамена, обычно с восьмиконечным староверским крестом. Штабом восставших стала «Государственная военная коллегия».

Пока Пугачев руководил восстанием из Оренбурга, Салават Юлаев поднял на восстание башкир. И. Чика-Зарубин с 10-тысячным войском при 25 пушках подступил к Уфе, А. Овчинников осаждал Яицкии городок, И. Арапов занял Самару. На стороне Пугачева выступило Калмыцкое войско. На Урале действовали А. Соколов (Хлопуша), И. Грязнов, И. Белобородов. К январю 1774 г. восстанием была охвачена огромная территория Нижнего Поволжья, Оренбуржья, Южного Урала, Прикамья. 92 завода Урала были охвачены восстанием. Заводские крестьяне лили пушки и ядра, снабжали восставших свинцом и порохом.

Усмирение бунта поручили генерал-аншефу А.И. Бибикову. Он подтянул регулярные войска и в нач. 1774 г. перешел в наступление. От Самары на Оренбург двигался отряд генерала П. Голицына. Решающее сражение произошло 22 марта у Татищевой крепости, близ Оренбурга, где Пугачев сосредоточил 9-тысячное войско против 6,5 тыс. у Голицына. Восставшие потерпели тяжелое поражение, потеряв 2 тыс. убитыми и 4 тыс. пленными, была захвачена вся артиллерия. На следующий день Пугачев покинул свою ставку в станице Берда под Оренбургом. 24 марта у Чесноковки под Уфой подполковник И. Михельсон разбил Чику-Зарубина и Салавата Юлаева. 1 апреля «Главная армия» была окончательно разгромлена у Сакмарского городка.

Пугачев с отрядом 500 человек укрылся в горах Южного Урала. Начался второй этап восстания. Пугачевское войско выросло за счет «заводских мужиков» и башкир до 8 тыс. Восстание вновь заполыхало в Башкирии, на Урале, в Прикамье. 21 мая восставшие были разбиты у Троицкой крепости генералом И. Де-колонгом. В бою погибли 4 тыс. восставших. 9 июня отряд И.И. Михельсона у деревни Ля-гушкиной нанес новое поражение Пугачеву, но тому удалось оторваться от преследования.

Пока правительственные войска оставались в Башкирии и на Урале, восставшие неожиданно вышли к Казани. Город обороняли 1,5 тыс. солдат и 6 тыс. вооруженных жителей. 12 июля 20-тысячная армия Пугачева ворвалась в Казань. Город сдался, и лишь военный гарнизон оборонялся в казанском кремле. Через 6 ч. подошли войска Михельсона, и Пугачев оставил охваченный огнем город. В сражениях 12 и 15 июля на Арском поле у Казани войска мятежников были разгромлены, Пугачев и 300 его сторонников переправились на правый берег Волги. Появление Пугачева в районах, где жили ок. 3 млн. крепостных крестьян, вновь разожгло огонь восстания. Оно перекинулось на Казанскую, Нижегородскую, Пензенскую, Тамбовскую, Воронежскую губернии. Простые люди с нетерпением ожидали прохода Пугачева. Для дворян и властей это был самый опасный этап войны. В новых манифестах Пугачев обещал сделать крестьян «вечными казаками», освободить от податей и рекрутских наборов. «Злодеев-дворян» теперь предписывалось «ловить, казнить и вешать». Всего пугачевцы казнили ок. 3 тыс. человек. Правительство опасалось, что Пугачев двинется на Нижний Новгород, а оттуда на Москву и Петербург. В Москве ввели военное положение, но Пугачев двинулся на юг, рассчитывая на помощь донских казаков, он не надеялся на успех с необученным и плохо вооруженным крестьянским войском. Его преследовали войска полковника Михельсона. За июль — август 1774 г. Пугачев овладел Саранском, Пензой, Камышином, Саратовом, Царицыном и другими волжскими городами. Восстание поддержали волжские казаки, но донские остались верны правительству. После неудачного штурма Царицына 10-тысячное войско Пугачева настиг 3-тысячный отряд Михельсона. В бою 24 августа у Сальниковой ватаги (к югу от Царицына) восставшие потеряли 2 тыс. убитыми и 6 тыс. пленными, а Михельсон — всего 16 человек убитыми. Пугачев с 200 яицкими казаками переправился на левый берег Волги. Яицкие казаки, примкнувшие ранее к восстанию, решили, что дальнейшая борьба бесполезна, и 8 сентября 1774 г. схватили Пугачева, а 14 сентября выдали его властям в Бударинском форпосте, в окрестностях которого год назад началось восстание.

В начале сентября во главе войск, действовавших против пугачевцев, встал А.В. Суворов. Отдельные отряды восставших еще сопротивлялись. В ноябре 1774 г. был разбит и пленен Салават Юлаев, до мая 1775 г. воевал в мордовских лесах пугачевский «полковник» Петр Рощин. Жестокие репрессии и страшный голод, охвативший юго-восток страны усмирили восстание. Но надежда на новую «пугачевщину» продолжала жить в сознании крестьян. Казаки, которые были ядром восставших войск, получили льготы и превратились в верную опору властей. Д. Н.

ХРОНОЛОГИЯ

1 (12) сентября 1763 г. — учреждение Воспитательного дома для сирот в Москве.

26 февраля (9 марта) 1764 г. — Манифест о переходе церковных земель в казну.

5 (16) мая 1764 г. — основание Смольного института благородных девиц. Начало женского образования в России.

10 (21) ноября 1764 г. — упразднение гетманского правления на Украине.

1764 г. — начало собрания коллекции Эрмитажа.

17 (28) января 1765 г. — указ о праве помещиков ссылать крепостных крестьян на каторжные работы.

4 (15) апреля 1765 г. — смерть М.В. Ломоносова.

1765 г. — введение дворянской монополии на винокурение.

Декабрь 1766 г. — Манифест Екатерины II о созыве Комиссии об Уложении.

30 июля (10 августа) 1767 г. — 18 (29) декабря 1768 г. — работа Комиссии об Уложении.

22 августа (2 сентября) 1767 г. — обнародование указа, запрещающего крепостным подавать жалобы на своих помещиков.

21 октября (1 ноября) 1768 г. — начало оспопрививания в России, положенное лично Екатериной II.

29 декабря 1768 г. (9 января 1769 г.) — Указ о введении в России первых бумажных денег — ассигнаций.

20 апреля (1 мая) 1769 г. — выпуск первого номера сатирического журнала Н.И. Новикова «Трутень».

14 (26) сентября 1771 г. — чумной бунт в Москве.

17 (28) сентября 1773 г. — 1775 г. — крестьянская война под предводительством Е. Пугачева.

5 (16) октября 1773 г. — 22 марта (2 апреля)

1774 г. — осада Оренбурга войсками Е. Пугачева.

22 марта (2 апреля) 1774 г. — поражение войск Е. Пугачева под станицей Татищевой.

12 (23) июля 1774 г. — взятие Казани Е. Пугачевым.

24 августа (4 сентября) 1774 г. — разгром войск Е. Пугачева близ Черного Яра — последнее крупное сражение крестьянской войны.

8 (19) сентября 1774 г. — арест Е. Пугачева казаками-заговорщиками.

10 (21) января 1775 г. — казнь Е. Пугачева в Москве на Болотной площади.

Июнь 1775 г. — ликвидация Запорожской Сечи.

7 (18) ноября 1775 г. — появление «Учреждений для управления губерний Всероссийской империи», губернская реформа Екатерины II.

28 марта (8 апреля) 1776 г. — основание в Москве Большого театра.

1776–1787 гг. — строительство архитектором М.Ф. Казаковым здания Сената в Кремле.

12 (23) декабря 1777 г. — рождение Александра Павловича, будущего императора Александра I.

1781 г. — начало строительства первого в России Мытищинского водопровода.

8 (19) апреля 1782 г. — появление «Устава благочиния, или полицейского», реформа городской полиции.

7 (18) августа 1782 г. — открытие памятника Петру I («Медного всадника») скульптора Э. Фальконе в Петербурге.

22 сентября (3 октября) 1782 г. — учреждение ордена Святого равноапостольного князя Владимира.

1782 г. — первая постановка комедии Д.И. Фонвизина «Недоросль».

20 июня (1 июля) 1783 г. — открытие в Петербурге Мариинского театра. Указ Екатерины И о создании Каменного (Большого) театра.

16 (27) августа 1783–1783 гг. — экспедиция Г.И. Шелихова к берегам Русской Америки, во время которой были основаны первые русские поселения.

21 октября (1 ноября) 1783 г. — открытие Российской императорской академии для изучения русского языка Е.Р. Дашковой в Петербурге.

1783–1797 гг. — восстание казахов.

1784–1792 гг. — деятельность Типографической компании Н.И. Новикова в Москве.

21 апреля (2 мая) 1785 г. — опубликование Жалованных грамот дворянству и городам Екатерины II.

5 (16) августа 1786 г. — «Устав народных училищ» Екатерины II. В губернских городах появляются главные, а в уездных — малые народные училища.

13 (24) августа 1787–1791 гг. — русско-турецкая война.

1 (12) октября 1787 г. — победа А.В. Суворова под Кинбурном.

21 июня (2 июля) 1788–3 (14) августа 1790 гг. — русско-шведская война.

Июнь 1788 г. — разгром османской флотилии на Днепровско-Бугском лимане.

3 июля 1788 г. — победа над турецким флотом у острова Фидосини.

6 (17) июля 1788 г. — сражение русских кораблей и шведской флотилии у острова Гогланд.

6 (17) декабря 1788 г. — взятие Очакова во время русско-турецкой войны 1787–1791 гг.

15 (26) июля 1789 г. — русско-шведское морское сражение у острова Эланд.

21 июля (1 августа) 1789 г. — разгром турецкого корпуса А.В. Суворовым при Фокшанах.

11 (22) сентября 1789 г. — победа А.В. Суворова при Рымнике.

12 (25) марта 1790 г. — назначение Ф.Ф. Ушакова командующим Черноморским флотом.

Май 1790 г. — выход в свет книги А.Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву».

22 июня (3 июля) 1790 г. — Выборгское сражение между шведской и русской эскадрами.

30 июня (11 июля) 1790 г. — арест А.Н. Радищева.

9 (20) июля 1790 г. — поражение русского флота от шведской флотилии при Роченсальме.

3 (14) августа 1790 г. — Верельский мирный договор России и Швеции.

28–29 августа (8–9 сентября) 1790 г. — победа Ф.Ф. Ушакова над численно превосходящим турецким флотом у островов Тендра и Гаджибей.

11 (22) декабря 1790 г. — взятие крепости Измаил войсками А.В. Суворова.

28 июня (9 июля) 1791 г. — сражение русских и турецких войск при Мачине.

31 июля (11 августа) 1791 г. — разгром Ф.Ф. Ушаковым турецкой эскадры у мыса Калиакрия.

5 (16) октября 1791 г. — смерть князя Г.А. Потемкина-Таврического.

17 (28) декабря 1791 г. — Указ Екатерины II о введении черты оседлости для евреев.

29 декабря 1791 г. (9 января 1792 г.) — Ясский мирный договор между Россией и Турцией, завершивший русско-турецкую войну 1787–1791 гг.

1791 г. — начало выпуска «Московского журнала» Н.М. Карамзина.

24 апреля (5 мая) 1792 г. — арест издателя, масона Н.И. Новикова.

7 (18) мая 1792 г. — ввод русских войск в Польшу по призыву Тарговицкой конфедерации.

30 июня (11 июля) 1792 г. — Указ Екатерины II о переселении запорожских казаков на Кубань.

12 (23) января 1793 г. — второй раздел Польши.

8 (19) февраля 1793 г. — разрыв Россией дипломатических отношений с Францией в ответ на казнь Людовика XVI якобинцами.

29 сентября (10 октября) 1793 г. — бракосочетание Александра Павловича (будущего Александра I) с Луизой Баденской (Елизаветой Алексеевной).

28 сентября (10 октября) 1794 г. — разгром русским генералом И.Е. Ферзеном польской армии под предводительством Т. Костюшко при Мацеевицах.

Ноябрь 1794 г. — подавление польского восстания под предводительством Т. Костюшко.

24 марта (4 апреля) 1794 г. — разгром русских войск отрядами Т. Костюшко при Рацлавицах.

16 (27) мая 1795 г. — основание Императорской публичной библиотеки.

12 (23) октября 1795 г. — третий раздел Польши, ликвидация польской государственности.

6 (17) ноября 1796 г. — смерть Екатерины II Алексеевны.

Конец 1795 г. — заключение союза России, Англии и Австрии против революционной Франции.

Апрель 1796 г. — Персидский поход генерала В.А. Зубова. Отражение нападения Ирана на Грузию.

25 июня (6 июля) 1796 г. — рождение Николая Павловича, будущего императора Николая I.

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Великие князья Александр и Константин Павловичи. Худ. Р. Бромптон
Аллегория. Путешествие Екатерины II по югу Российской империи
Императорские галеры отплывают из Киева 22 апреля 1787 г.
Екатерина II на прогулке в Царскосельском парке. Худ. В. Боровиковский
А.Д. Ланской. Худ. Д. Левицкий
Князь Потемкин склонил хана Шагин-Гирея к уступке Крыма России
Императрица Екатерина II
Портрет Екатерины II. Худ. Ф. Рокотов
Емельян Иванович Пугачев
Генерал-фельдмаршал А.В. Суворов
Суд Пугачева. Худ.В. Перов
Сражение при Рымнике 1 сентября 1789 г.
Взятие Измаила 11 декабря 1790 г.
Герб города Архангельска
Герб города Иркутска
Герб города Екатеринбурга
Звезда ордена Св. Владимира за военные. заслуги
«Наказ» Екатерины II
Книги из библиотеки Екатерины II
Академия наук Российской империи в Санкт-Петербурге
Приезд Екатерины в Казань
А.Ф. Кокоринов, первый ректор Академии художеств
Вольтер
Здание Академии художеств в Санкт-Петербурге
Смольный институт во времена Екатерины II
Перевозка Гром-камня в присутствии Екатерины
Щеголиха времен Екатерины II
Серебряные монеты
Золотые монеты эпохи Екатерины
М.М. Шербатов
Унтер-офицер, кавалергард и офицер
Екатерина II, российская императрица
Екатерина II в гостях у М.В. Ломоносова. Худ. И. Федоров
Зал в Царском селе
Коронационная карета Екатерины Великой
Минер
Кирасир
Карабинер
Гренадер
Бригадир пехотный
Офицер кирасирского полка
Екатерина II. Худ. И.Б. Лампи
Автограф Екатерины Великой
* * *

Оглавление

  • ПРЕДИСЛОВИЕ
  • ПРОГРАММА ДЕЙСТВИЙ ИМПЕРАТРИЦЫ
  •   «Наказ» Екатерины II
  •   Уложенная комиссия
  •   Реформы в области управления
  •   Пожаловано императрицей…
  • КРЕПОСТНОЕ ПРАВО И КРЕСТЬЯНСТВО
  •   Бесправное большинство
  •   Усиление крепостничества
  • РАЗВИТИЕ КУЛЬТУРЫ И НАУКИ
  •   Отвечая на запросы дворянского общества
  •   Французское влияние при Екатерине II
  • ИТОГИ ЦАРСТВОВАНИЯ ЕКАТЕРИНЫ ВЕЛИКОЙ
  •   Приобретения и потери
  •   Народные волнения
  • ХРОНОЛОГИЯ
  • ИЛЛЮСТРАЦИИ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Екатерина Великая (1780-1790-е гг.)», Коллектив авторов

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства