«Алтайская духовная миссия в 1830–1919 годы: структура и деятельность»

Алтайская духовная миссия в 1830–1919 годы: структура и деятельность (fb2) - Алтайская духовная миссия в 1830–1919 годы: структура и деятельность 2644K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Георгий Крейдун

Священник Георгий Крейдун Алтайская духовная миссия в 1830–1919 годы: структура и деятельность

Введение

Сегодня во многих епархиях Русской Православной Церкви идет процесс возрождения миссионерской работы. Современный миссионер расширяет фактические (неформальные) пределы Церкви. Он отправляется в те места, дома, населенные пункты, где, может быть, и не ждут слово проповеди о Христе. Миссионер не дожидается приглашения, а сам идет навстречу людям, еще не познавшим Христа. Деятельность Русской Православной Церкви на окраинах Российской империи всегда была ознаменована самоотдачей и самопожертвованием настоящих подвижников веры. Несмотря на ряд правительственных решений в области политического и хозяйственного освоения окраинных земель, частью которого было и распространение православия среди коренных народов, миссионерство оставалось уделом лишь немногих пастырей, способных в ущерб своему здоровью, материальному благополучию трудиться ради просвещения населения далеких окраин.

Однако следует отметить, что в наши дни, как и раньше, решение миссионерских задач не под силу отдельным приходским священникам. Необходима целенаправленная, преимущественно групповая деятельность, что в свою очередь требует создания различных структур, способных вести миссионерскую работу планомерно и эффективно. Подобный путь проходили миссионеры внешних миссий, начинавшие свою работу, как говорится, с нуля. Без создания развитой структуры миссионерских учреждений невозможно было бы достичь значительных результатов в Китае, Японии, Корее. В 1910 г. в Иркутске состоялся миссионерский съезд, на котором были подведены некоторые итоги миссионерской деятельности Русской Православной Церкви за XIX и первое десятилетие XX в. Среди многочисленных миссий, действовавших внутри страны, Алтайская духовная миссия получила наибольшее признание, была названа образцом и руководителем для других миссий. Действительно, за несколько десятилетий на Алтае была создана система церковных учреждений, позволявшая исполнять как прямые функции миссионерских приходов (проповедь, крещение, пастырское окормление), так и повышать уровень грамотности коренного населения, готовить собственные кадры, проводить социальную работу.

В Алтайской миссии трудились многие выдающиеся благовестники и пастыри, чьи имена и масштабы деятельности выходят далеко за ее пределы. Это, в первую очередь, основатель миссии – преподобный архимандрит Макарий (Глухарев), не только известный миссионер, но и ученый-лингвист, сыгравший большую роль в создании русского перевода Библии. Ныне он прославлен в лике святых (память 18 мая и 7 сентября по ст. ст.). Это и святитель Макарий (Невский), прошедший путь от рядового катехизатора до иерарха Первопрестольной – митрополита Московского и Коломенского (память 16 февраля). Всего из рядов Алтайской миссии вышли более десяти иерархов Русской Православной Церкви. Среди них: митрополит Мануил (Лемешевский), архиепископ Казанский и Свияжский Владимир (Петров), архиепископ Донской Владимир (Синьковский), епископ Приамурский и Благовещенский Иннокентий (Солодчин), епископ Бийский Иннокентий (Соколов) и др. Можно сказать, что Миссия стала своеобразной кузницей кадров, где не в учебных аудиториях, а на практике миссионерского служения формировались личности и характеры. Особенности служения в Горном Алтае требовали чрезвычайной самоотдачи и напряжения всех моральных и физических сил, что, в свою очередь, способствовало более полному раскрытию талантов сотрудников. Поэтому исследования по истории Алтайской духовной миссии имеют не только региональное, но и общецерковное значение. И, хотя со дня основания Алтайской миссии еще не прошло и двух столетий, результаты ее работы уже сейчас представляют предмет глубоких историко-церковных, богословских и миссионерско-просветительских исследований как церковных, так и светских ученых.

Возрождение православия в России настоятельно требует изучения и обобщения разнообразных форм духовного просвещения в дореволюционный период. Это особенно важно по той причине, что современная ситуация во многом перекликается с ситуацией начала ХХ в. Опыт Алтайской духовной миссии интересен и важен, поскольку она была самой обширной (с наиболее разветвленной сетью структур) из внутренних миссий и оставалась образцовой вплоть до самой революции.

Годы советской власти нанесли непоправимый урон христианскому просвещению народов Горного Алтая. К сожалению, не сбылись слова одного из ярчайших миссионеров Русской Православной Церкви преосвященного Владимира (Петрова), сказанные во время празднования 50-летия Алтайской духовной миссии. Владыка надеялся, что к окончанию второго 50-летия миссии светом Христовой Истины будут просвещены все алтайские «инородцы». Однако, несмотря на полное упразднение в 1920-е гг. миссионерских учреждений, дело просветителей Алтая не исчезло бесследно и получило свое полноценное продолжение среди потомков новокрещеных инородцев в наши дни.

В начале 1920-х гг. прекратили свое существование монастыри Алтайской миссии (мужской – Чулышманский Благовещенский, три женских – Улалинский Никольский, Бийский Тихвинский и Чемальская община). Упразднен был и Бийский Архиерейский дом – резиденция начальника Алтайской миссии. Последний начальник миссии – архиепископ Иннокентий (Соколов) – был этапирован с Алтая в 1923 г. В начале 1924 г. священник разоренного Тихвинского монастыря игумен Никита (Прибытков) от Патриарха Тихона принял сан епископа и приехал на Алтай вместо изгнанного архиепископа Иннокентия. Власти не давали покоя и новому епископу Бийскому. Тем не менее вплоть до ареста в 1931 г. преосвященный Никита не покидал паствы бийской, рубцовской, кузнецкой и ойротской – так звучал его титул. В дальнейшем, находясь на Белёвской кафедре Тульской епархии, он был арестован и расстрелян в 1938 г. Епископ Никита (Прибытков) прославлен в лике святых новомучеников в 2001 г.

Не оставляли места своего служения и многие другие священники-миссионеры. Так, в 1920-е гг. окормлял чулышманскую и улаганскую паству иеромонах Валентин (Галитовский). В его личном Часослове, который сохранила одна благочестивая семья, на форзаце было написано, что в 1928 г. на него был возложен наградной крест. Умер он в начале 30-х гг. и похоронен на кладбище в селе Чибит Улаганского района Республики Алтай.

Вплоть до ареста в 1927 г. продолжал служить в Бирюлинской церкви священник-миссионер Стефан Чевалков. В 1929 г. он был арестован вторично, из тюрьмы уже не вернулся. Тогда же был арестован весь причт улалинского храма Всемилостивого Спаса.

К середине 1930-х гг. на территории Горного Алтая не осталось ни одного действующего миссионерского стана или прихода. До революции их насчитывалось более тридцати. Окормлением немногочисленных православных Горного Алтая занималось бийское духовенство: Покровского храма (до разрушения церкви в начале 1960-х гг.) и Успенского.

Хотя храмы были закрыты и уничтожены, но остались люди, которые хранили веру православную. Многие добирались из далеких горных уголков до Бийска на двунадесятые праздники. А если невозможно было доехать до Бийска, то собирались у мест, где стояли некогда храмы (как было, например, в селе Иня Онгудайского района Республики Алтай). Если было опасно собираться на видном месте у закрытых храмов, то ходили к местам, каким-то образом связанным с миссионерами-священниками. Интересен пример жителей с. Матурского. После закрытия стана и женской общины священник (имя его, к сожалению, забыто) удалился в лес, где жил в вырытой собственноручно пещере. Рядом с пещерой он установил и освятил крест. Разумеется, священник вскоре был арестован, но местные жители ежегодно на Пасху приходили к кресту молиться. В годы хрущевских гонений крест сожгли, но верующие продолжали приходить на праздник теперь уже к остаткам сгоревшего креста. Стоит сказать, что и сегодня в наиболее отдаленных и труднодоступных местах Алтайских гор можно увидеть кресты, установленные алтайскими миссионерами. Так, в 2001 г. нам удалось обнаружить миссионерский крест на одной из вершин северного побережья Телецкого озера. Несколько миссионерских крестов находятся в Улаганском районе, где ныне совершает служение игумен Макарий (Чулунов). Таким образом, Церковь сохранилась в Горном Алтае, хотя и вынуждена была существовать в «катакомбных» условиях.

Долгими были годы гонений, но связь времен не прервалась. Сегодня живы еще те, кто помнит, как проповедовали миссионеры, как совершались богослужения в миссионерских храмах, как посещал Алтай святитель Макарий (Невский). Среди них Татьяна Давыдовна Тозыякова (1910) и Петр Степанович Чевалков (1913) – сын священника Стефана Чевалкова; он служил пономарем в храме отца.

Сколь стремительным было разорение, столь же стремительным оказалось и возрождение. В конце ХХ в. Русская Православная Церковь пережила как бы второе рождение. Восстановление приходской жизни в Горном Алтае началось практически сразу после празднования в нашей стране тысячелетия Крещения Руси в 1988 г. Во многих местах стали открываться приходы, возрождаться и строиться храмы. О том, что православие действительно сохранилось в Горном Алтае, свидетельствует протоиерей Ростислав Кирашук, настоятель возрожденного Улалинского (ныне г. Горно-Алтайск) прихода. В 1990 г. он завершил строительство нового Преображенского храма. Отцу Ростиславу первому после лихолетья довелось посещать те места, где некогда проповедовали миссионеры. Что особенно удивляло, верующие алтайцы сохранили благочестивые обычаи обращения со святынями, общения со священнослужителем. В 1990-е гг. инициативу возрождения храмов в Республике Алтай брали на себя местные жители. Причем, получив благословение епархиального начальства, они, не дожидаясь, когда к ним будет назначен священник, начинали восстановительные работы. Так было, в частности, в селах Онгудай, Балыктуюль, Паспаул.

Итак, в Горном Алтае за несколько десятилетий деятельности Алтайской миссии православие укоренилось настолько, что стало неотъемлемой частью жизни местного населения, в том числе и коренных национальностей. В этом несомненная и основная заслуга алтайских миссионеров как христианских благовестников.

Сегодня уже осталось мало живых свидетелей бескорыстных и самоотверженных трудов сотрудников Алтайской духовной миссии, поэтому главными источниками для изучения истории Миссии по прошествии почти столетия со дня прекращения ее деятельности являются архивные и опубликованные документы.

Рассмотрим использованные в работе неопубликованные архивные и опубликованные источники[1]. Архив Алтайской духовной миссии начал формироваться со времени ее основания. Этого требовали принципы жизнедеятельности приходских и других церковных структур. Первоначально вся деятельность миссии была приписана к ближайшему приходу – Свято-Димитриевскому – с. Енисейского, который находился в 80 верстах от Маймы, первого миссионерского стана. Именно в приходских книгах данной церкви происходила регистрация всех таинств и других церковных священнодействий, совершаемых в новооткрытой миссии. Однако вся деловая переписка откладывалась непосредственно в стане и Тобольской консистории, поскольку административно начальник Алтайской миссии подчинялся непосредственно тобольскому архиерею. С 1834 г., т. е. с момента образования Томской епархии, Миссия перешла в подчинение Томской консистории. Таким образом, документы по первому периоду деятельности Алтайской миссии «оседали» в четырех местах: Тобольской консистории, Томской консистории, Барнаульском Духовном правлении и непосредственно в архиве миссии.

Наиболее полноценным было собрание в Майме. Затем, с переносом центра миссии в Улалу, туда же был перевезен и архив миссии. На эти документы ссылались протоиереи Стефан Ландышев[2]и Василий Вербицкий[3]. Они соответственно в 1856 и 1860 гг. написали две независимые работы, которые являются фактическими историческими описаниями истории миссии за первые десятилетия ее существования. Аргументируя свое повествование, авторы делают точные ссылки на входящие и исходящие документы миссии. В обеих работах содержится краткая предыстория миссии, дается характеристика родоплеменного состава и территориального расселения жителей Горного Алтая. В тексте выдерживается хронологический принцип изложения материала, а в структуре документов просматриваются главные направления деятельности миссии: организация станов, работа по «обращению» инородцев в православие и внедрение среди них новых форм хозяйствования и оседлого быта, благотворительность.

В 1880 г. резиденция Алтайской миссии была перенесена в Бийск. Там, в новопостроенном полукаменном здании начальника миссии разместился архив. Но в 1886 г. произошел пожар, который уничтожил весь первоначальный архив, в котором были как документы делопроизводства, так и записки и письма миссионеров, начиная с основателя. Архивы консисторий по раннему периоду Миссии, к сожалению, после периода лихолетья были частично утрачены, а то, что сохранилось, не систематизировано. Самые ранние документы нами обнаружены в фонде Барнаульского духовного правления (ЦХАФ АК Н.Ф. 26), датированные 1830 и 1836 гг. Некоторые важные документы оказались в фонде строительного управления Алтайского округа (ЦХАФ АК Н.Ф. 50). Эти документы отражают планировку первого миссионерского стана и облик первых миссионерских построек.

Что касается архивных документов второй половины XIX столетия, то в настоящий момент больше всего их сохранилось в областном архиве Томской области (ГА ТО): фонды Томской консистории – 170 (в разрозненном виде) и Алтайской духовной миссии – 184 (34 дела). Документы, относящиеся к концу XIX и первой четверти XX в., сохранились в наибольшем количестве в Центре хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФ АК): фонд 164 (Алтайская духовная миссия, почти 300 дел), фонд 186 (Бийское миссионерское катехизаторское училище), фонд 188 (Бийский Тихвинский монастырь). Имеются интересные документы в хранилищах Государственной архивной службы Республики Алтай (ГАС РА). Архив располагает небольшим фондом (22 дела) улалинской Спасской церкви (Ф.Д.11), который включает в себя только метрические книги за 1870–1896 гг. Но поскольку ГАСРА стал систематически формироваться только с 1920 г., наибольшую важность имеют документы советского времени: фонд 33 (Ойротский областной Совет народных депутатов), фонд 51 (Административный отдел Ойротского облисполкома), а также фонд 91 (Улалинский волостной революционный комитет). В делах данных фондов имеются описи церковного имущества, характеристика строений, официальное делопроизводство о закрытии храмов.

Наиболее значимой основой для нашего исследования послужили документы делопроизводства Алтайской миссии (клировые ведомости, ведомости о служащих, отчеты, рапорты, прошения).

Самая ранняя «Ведомость о лицах, служащих при Алтайской духовной миссии» находится в ГА ТО (Ф. 170), датирована 1859 г.; в этом же фонде Томской духовной Консистории находится подобная «Ведомость…» за 1860 г. А в фонде ГА ТО – Алтайской духовной миссии (Ф.184) – под разными заголовками имеются «Ведомости служащих Алтайской духовной миссии», «Послужные списки членов Алтайской духовной миссии», «Ведомость о лицах, служащих в Алтайской духовной миссии» за период с 1865 г. до конца 1880 г. Эти документы содержат систематизированную информацию, включающую имена, возраст, место рождения и происхождение, образование, прохождение по службе и награды, семейное положение всех, кто работал в миссии – начальников, священников-миссионеров, дьяконов, церковнослужителей и других лиц. Данные источники ценны еще и тем, что в графе о прохождении службы имеются сведения о содержании работы с указанием дат «заведения» селений, церквей и школ, количества крещений[4].

Комплексную информацию дают «Ведомости о церквах и лицах, служащих в Алтайской миссии» и «Клировые ведомости церквей…». Они находятся в двух архивах: ГА ТО (Ф. 184) – до 1901 г. включительно, ЦХАФАК (Ф. 164) – с 1902 по 1916 г. С 1910 г. эти «Ведомости.» разделены на три части в соответствии с разделением Миссии на благочиния, но за 1914–1916 гг. их комплекты неполные. Данные «Ведомости.» имеют сведения о храмах: когда они были построены, на чьи средства и из какого материала, как оснащены и какую имеют утварь, имеются ли приписанные церкви и молитвенные дома, школы, библиотеки и т. д. Отдельно включена информация «о причте означенной церкви» и прихожанах: их количественный и «качественный» состав, а также, в некотором роде, показатель их христианского благочестия – сколько было человек у исповеди и причастия за год, а сколько не было и почему[5].

Важным дополнением к вопросу о строительной деятельности Миссии являются страховые акты, хранящиеся в Российском государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге. В настоящей работе использованы, в частности, описи церковных строений страхового общества «Россия» (фонд 799).

Интересные материалы содержатся в документах личного происхождения, в частности, в миссионерских записках и дневниках, которые вели служащие миссии. В них отражена вся их многогранная деятельность: миссионерские поездки, связанные с преодолением многочисленных трудностей, огромная проповедническая работа, благотворительность по отношению к новокрещеным и, что примечательно, «необычайные» случаи крещений и многое другое. В этих записках и дневниках встречаются также описания всевозможных происшествий, пережитых миссионерами, а потому некоторые из них читаются как художественное произведение. Большая часть дневников и записок сохранилась в фонде Алтайской духовной миссии (ЦХАФ АК, Н.Ф. 164). Особый интерес вызывают записи, датированные началом XX в. По ним можно увидеть, как менялась внутренняя психологическая ситуация среди населения Горного Алтая в связи с событиями, происходившими в стране и регионе, – русско-японской войной, революционными событиями 1905 г. и принятием в стране закона о свободе вероисповеданий. В этот же период в Горном Алтае развернулось движение «бурханизм». Как отклик на эти события появилась новая форма работы миссионеров – организация проповеднических дружин, о которых также имеются упоминания в записках миссионеров, отчетах миссии[6].

Некоторые ранее неизвестные записки миссионеров, в том числе прот. Василия и иерея Владимира Постниковых, иерея Стефана Борисова обнаружила д-р ист. наук З. С. Казагачева в частных собраниях их потомков – семье Н. Л. Родионовой-Кумандиной. Ныне данные записки переданы на хранение в библиотеку Института алтаистики (г. Горно-Алтайск).

Дополняют опубликованные источники личного происхождения воспоминания потомков миссионеров. Так, по инициативе З.С. Казагачевой появились рукописные двухтомные воспоминания о семье миссионеров Постниковых, служивших в Мыютинском стане Алтайской миссии, написанные дочерью миссионера Луки Кумандина – Н. Л. Родионовой-Кумандиной (1904). Кроме того, автором данной монографии записаны подробные воспоминания П. С. Чевалкова (1913), сына миссионера Стефана Чевалкова, об Улалинском миссионерском стане.

Самостоятельное значение для изучения истории Алтайской духовной миссии имеет эпистолярное наследие миссионеров.

Использование писем, обнаруженных в архивных делах, играет определенную роль в данном исследовании, и не только для полноты характеристик личностей – субъектов в описываемых событиях, но в ряде случаев служит «канвой» для их реконструкции. Всего в архиве Алтайского края выявлено около пятисот писем алтайских миссионеров за период с 1852 по 1919 г., в том числе писем святителя Макария (Невского) – 81, и писем, адресованных ему, – 73. Помимо архивных фондов, эпистолярное наследие алтайских миссионеров содержится и в опубликованных источниках. Наиболее полным изданием писем основателя миссии – архимандрита Макария – является, несомненно, труд К. В. Харламповича[7]. Письма других миссионеров большей частью имеются в разрозненных изданиях.

Среди опубликованных источников важная роль принадлежит нормативно-законодательным документам. Как известно, деятельность Русской Православной Церкви регламентировалась законодательством Российской империи. Святейший Синод фактически являлся государственным ведомством по делам Церкви. Через Синод осуществлялось финансирование всех структурных подразделений Церкви. Поэтому неудивительно, что все принципиальные вопросы деятельности церковных приходов, миссионерских станов и школ решались на высоком государственном уровне. В работе использован ряд изданий, отражающих законодательную базу деятельности Церкви[8].

К документам делопроизводства относятся также ежегодные отчеты начальника миссии. Данный вид источников большей частью относится к опубликованным. Отчеты ежегодно составлялись начальниками миссии. Первыми систематическими отчетами о состоянии миссии, числе крещеных, постройках, станах, деятельности миссионеров были документы, составленные протоиереем Стефаном Ландышевым. Эти документы отражали состояние миссии за определенные периоды: 1844–1856 гг.[9], 1856–1862 гг.[10], 1864 г.[11] Следует отметить, что требования составлять отчеты о деятельности миссии во время начальствования о. Ст. Ландышева не было. Появление таких документов было вызвано попытками о. Стефана обратить внимание на материальные нужды миссии. Так, первый «отчетный» документ был составлен, похоже, в 1851 г. Тогда начальник миссии подал рапорт епископу Томскому Афанасию с обзором состояния миссии на Алтае и соображениями по развитию миссионерской деятельности[12]. Причем запрос исходил от Святейшего Синода. Однако, по словам самого прот. Стефана, предложения остались «без последствий». Как только в Томск был назначен новый епископ – преосвященный Парфений – от начальника миссии поступил новый рапорт с предложениями «о распространении и штате ея [миссии]» (18 декабря 1855 г.). Таким образом, отчеты о. Ст. Ландышева появлялись в связи с необходимостью добиваться финансирования для расширяющейся структуры миссии.

Первый полноценный годовой отчет о состоянии Алтайской миссии был подготовлен архимандритом Владимиром (Петровым) в 1870 г. и был опубликован в «Сборнике сведений о православных миссиях и деятельности Православного миссионерского общества»[13]. Необходимо отметить, что структура данного отчета во многом копировала более ранние документы о. Ст. Ландышева. В период с 1870 по 1916 гг. отчеты составлялись ежегодно. Однако отчеты за 1878 и 1903 гг. нам не удалось обнаружить. Возможно, в эти годы отчеты по каким-либо причинам не были изданы, а в известных нам архивных фондах не сохранились. Не был опубликован и отчет за 1916 г., но он сохранился в машинописном подлиннике[14].

В большинстве случаев отчеты печатались в Томске или Бийске отдельными брошюрами, а также в журналах «Томские епархиальные ведомости» и «Православный благовестник». Как правило, они лаконичны, но емки. Они содержат статистические данные о численности «православной паствы» и язычников, проживающих на территории действия миссии, о количестве храмовых построек и школ, сведения о перемещениях по службе её работников. Включалась в отчеты и информация об освящении вновь построенных церквей, о состоянии обучения в школах, благотворительной помощи населению и др. Нередко в них публиковались рассказы о различных «замечательных случаях» из жизни миссии. Некоторые отчеты начала XX в. более обширны за счет включенных туда записок миссионеров. Кроме того, в отчеты включались описания поездок церковных иерархов и начальников миссии по станам и приходам и т. д. Отчеты за 1870, 1889[15]и 1910 гг.[16] ценны тем, что в них даются систематические сведения обо всех отделениях Алтайской духовной миссии.

Среди статистических источников важную роль играли справочники по Томской епархии за 1898/99, 1902/03, 1909/10 и 1914 гг.[17] В них отдельным разделом даны сведения об Алтайской духовной миссии. Информация по станам (отделениям) представлена краткая, но разнообразная. Это и состав прихода вместе с указанием расстояния от населенных пунктов до самостоятельной церкви, к которой они приписаны, состав служащих и их денежное содержание, наличие церковно-приходских школ, приходских попечительств и приютов. Помимо епархиальных справочников издавались справочники по г. Бийску, Бийскому уезду и списки населенных мест[18].

Большой источниковый материал найден в изданиях периодической печати. В XIII в. выходило в свет несколько церковных периодических изданий. В наибольшей мере события из жизни Алтайской духовной миссии отражались в журналах «Миссионер», «Томские епархиальные ведомости», «Православный благовестник». Разумеется, оперативность в отражении текущих событий была невелика. Большей частью в этих изданиях преобладала официальная информация: отчеты, перечни, статистика, юбилеи, богословские исследования, дневники, мемуары. Тем не менее почти в каждом номере помещались небольшие заметки под заглавиями: известия с Алтая, письма с Алтая и т. п., а также статьи, содержащие информацию об освящении храмов, открытии миссионерских школ, торжественных богослужений, посещении Алтая высокими лицами, миссионерских поездках. Данные статьи являются подчас единственными источниками сведений о ряде торжественных событий в жизни миссии. Например, о том, что храм Всемилостивого Спаса в центральном стане миссии был построен в 1875 г. на том самом месте, где ранее находился дом Элески-Иоанна (первый алтаец, крещенный основателем миссии)[19]; о начале занятий в новых улалинских школах[20], об открытии двухклассной школы в Чемале[21], о строительстве храма-памятника в Улале[22] и т. д.

В дореволюционной периодике, в различных православных и миссионерских изданиях была опубликована часть миссионерских дневников и записок. Публиковались миссионерские записки и как материал, дополняющий ежегодные отчёт Алтайской духовной миссии, в виде отдельных книг и в специальных сборниках – «Душеполезное чтение»[23].

Иногда сами миссионеры пытались систематизировать историю Алтайской миссии. Например, работа протоиерея С. Ландышева «Некоторые сведения об учреждении Алтайской духовной миссии и о ее основателе, отце архимандрите Макарии» опубликована в журнале «Миссионер» за 1877 г. В газете «Воскресные прибавления к “Московским ведомостям” за 1868 г. также были напечатаны материалы о миссии (ее деятеля И. Солодчина). Из них почерпнута информация о первых миссионерах Алтая, о проблемах, связанных с Чулышманским монастырем. Однако изложение материала часто носит полемический характер и потому несколько тенденциозно[24]; данный вид источников можно отнести к дореволюционной публицистике. Судя по тому, что в стране выпускалось довольно много разнообразной печатной продукции (журналы, газеты, отдельные издания), в которой освещалась миссионерская деятельность Русской Православной Церкви, государство и Церковь пытались привлечь внимание общества к этому вопросу. С одной стороны, сочувствие к миссионерству как благому делу по отношению к «инородцам» привлекало благотворителей, чьи средства играли немаловажную роль в организации этого хлопотного дела. С другой стороны, деятельность миссионеров вызывала интерес своеобразием своего содержания, в которой общество могло видеть пример самопожертвования из духовных и гражданских побуждений, а иногда романтику.

Важными источниками в работе по изучению истории православного миссионерства служат опубликованные материалы дореволюционных исследователей-этнографов. Несколько известных исследователей посещали Горный Алтай с целью его изучения и непроизвольно были беспристрастными свидетелями событий, происходивших в этом районе. Речь идет о научных экспедициях и созданных ими различных справочных изданиях, публикациях в светских газетах, журналах и т. д. Из большого числа таких исследований назову имена наиболее значимых авторов: П. Чихачёв[25], Я. Попов[26], В. Гурьев[27],

В. Радлов[28], Г. Потанин[29]. В работах этих ученых представлена информация о влиянии Миссии на жизнь населения Алтая, их культурную традицию. Однако наиболее ярким и систематичным этнографическим исследованием Горного Алтая в XIX в., несомненно, является работа протоиерея Василия Вербицкого «Алтайские инородцы», изданная в 1893 г.

Таким образом, спектр источников по истории Алтайской духовной миссии достаточно обширен. Это многочисленные печатные материалы и архивные документы. Особую значимость имеют подлинные автографы начальников миссии, священников, учителей, сохранившиеся в региональных архивных фондах Алтайского края, Томской и Тюменской областей. Среди сохранившихся архивных документов имеются финансовые отчеты, делопроизводство (рапорты, прошения, указы), неопубликованные записки и дневники, письма, этнографические записи. Несомненно, выдающейся и непревзойденной работой по источниковедению Алтайской духовной миссии является магистерская диссертация протоиерея Бориса Пивоварова «Научное описание фондов Алтайской духовной миссии»[30], защищенная в Московской духовной академии в 1988 г. Фундаментальное пятитомное исследование содержит перечни, каталоги, указатели как печатных, так и архивных документов. Детально проработаны соответствующие фонды ЦХАФ АК и ГА ТО. Каждому архивному делу дана краткая характеристика, выделены наиболее значимые с точки зрения автора документы. Составлен синодик алтайских миссионеров, приведена географическая карта-схема. В одном из томов впервые опубликовано около семидесяти ценнейших архивных документов. По прошествии двадцати лет со времени защиты диссертации изменилась политическая ситуация в стране. Архивные фонды стали более доступны, а историко-миссионерскими исследованиями стали заниматься не только церковные, но и светские ученые. За эти годы были обнаружены новые источники, так что обширные перечни названной диссертации пополняются и будут пополняться в будущем. Однако это нисколько не умаляет значимости работы, проделанной протоиереем Борисом Пивоваровым. Его диссертация еще долго сможет служить ценным источниковедческим путеводителем для различных тематических миссионерских исследований.

Нам удалось дополнить список важнейших документов по истории Алтайской духовной миссии. В монографии впервые введены в научный оборот следующие документы: 1) «Официальное уведомление протоиерею Созонту Куртукову о назначении архимандрита Макария миссионером в Бийский округ»[31]; 2) «План-фасад миссионерского дома, построенного в селении Майминском архимандритом Макарием»[32]; 3) «Ситуационные планы Бийского уезда деревни Найминской»[33]; 4) метрики, фиксированные основателем Миссии[34]; 5) межевание земли для Улалинского женского монастыря[35]. Ниже в тексте дано подробное описание данных документов. Первые попытки систематизировать историю Алтайской миссии были предприняты самими ее сотрудниками. Первая обобщающая работа подобного рода была написана в 1856 г. преемником основателям протоиереем Стефаном Ландышевым. Вероятно, отвечая на вопрос священника Александра Сулоцкого, о. Стефан в довольно пространном письме описывает состояние станов миссии, характеризует быт и мировоззрение коренных народностей Алтая. Предварялось повествование указанием, что «полной истории церковной Алтайской миссии доселе никем не написано; считаю этот труд своею обязанностию, еще не имею удобств и свободнаго времени заняться им»[36]. В 1864 г. прот. Стефану удалось издать небольшую брошюру «Алтайская духовная миссия». Но и она далека от полноты изложения. Примерно в эти же годы был написан, но не издан «Очерк об Алтайской духовной миссии»[37]. Его автор – миссионер священник Василий Вербицкий. Очерк сохранился в рукописи и датирован 1860 г. Это, вероятно, одна из первых научных работ о. В.Вербицкого. В ней прослежены важнейшие события из истории Миссии при ее основателе, архимандрите Макарии (Глухареве). Источниками для «Очерка…» служили документы делопроизводства, о чем свидетельствуют пометки на полях рукописи. Учитывая тот факт, что в 1886 г. архив миссии был уничтожен пожаром, данная рукопись фактически стала единственным документальным источником о первом периоде истории Алтайской миссии. В несколько переработанном виде «Очерк.» был опубликован в 1885 г.[38] Единственным документальным дополнением к «Очерку» являются дневники о. Макария о первых годах пребывания на Алтае и переписка, изданная К. В. Харламповичем. Так случилось, что систематических исследований истории миссии так и не появилось вплоть до 1917 г.

Подавляющее число исследований посвящалось деятелям Алтайской миссии. В первую очередь это биографические очерки об архимандрите Макарии (Глухареве). К наиболее значительным следует отнести работы П. Птохова[39], Д. Филимонова[40], К. Харламповича[41], И. Ястребова[42]. Кроме того, подробно была исследована деятельность архиепископа Владимира (Петрова)[43] и митрополита Макария (Невского)[44]. Дореволюционные исследователи изучали биографии и других миссионеров: Ст. Ландышева[45], В. Вербицкого[46], М. Чевалкова[47] и т. д. Рассмотрено было значение деятельности известного педагога-филолога Н. И. Ильминского[48].

Говоря об исследованиях по истории Алтайской духовной миссии, нельзя не упомянуть работы внучки прот. Стефана Ландышева Александры Ивановны Макаровой-Мирской. Благодаря своим близким родственным отношениям, она имела возможность слушать лично рассказы и воспоминания сотрудников миссии. Открыты были для нее и семейные архивы. Таким образом, в ее многочисленных работах повествуется о событиях на Алтае, начиная с основания Миссии. Наиболее значимы ее произведения «Апостолы Алтая», «Алтайские рассказы», «На служении Алтаю»[49]. Однако А. И. Макарова-Мирская не была в собственном смысле историком, поэтому ее работу можно охарактеризовать как литературно-художественную иллюстрацию событий в Алтайской миссии в XIX в.

Таким образом, в дореволюционной исторической литературе деятельность Алтайской духовной миссии рассматривалась в плане миссионерства Русской Православной Церкви в целом или на примере жизнеописаний отдельных ее сотрудников; а исторических трудов, где бы комплексно была представлена история миссии, не было. Этнографы и путешественники также затрагивали лишь отдельные аспекты работы миссии, в основном ее влияние на жизнь и быт инородцев.

Не могли не обращаться к теме Алтайской духовной миссии исследователи Горного Алтая в советский и постсоветский периоды. Месту и роли миссии в системе официальной политики государства, ее влиянию на культурную жизнь региона – образование, вклад в науку и искусство – много внимания уделил в своей монографии Н. С. Модоров[50]. Им же опубликован ряд статей о культурно-просветительском значении деятельности миссии[51]. Роль Алтайской миссии в оказании медицинской помощи местному населению отчасти раскрыта в работах О. А. Гончаровой[52] и Д. В. Кацюбы[53]. Большой исследовательской проблемой является вопрос о том, какое влияние оказала миссия на распространение оседлости как новой формы жизнеустройства, как изменился быт и хозяйственные традиции алтайцев. Этому посвящены работы Н. А. Майдуровой, Д. И. Табаева, Н. В. Екеева, Г. П. Самаева.

О созидательной деятельности миссионеров и их благотворном влиянии на культурную жизнь Горного Алтая писали в своё время Е. М. Тощакова[54], А. П. Беликова[55] и З. С. Казагачева[56]. Подчеркнув роль миссии в деле создания системы образовательных учреждений, они отметили и положительные моменты, и недостатки в организации и содержании обучения. Исследователи по достоинству оценили труд тех, кто нес просвещение алтайскому народу.

Об издании трудов и переводов деятелей миссии написано немало. Ранее упоминавшийся магистр богословия протоиерей Борис Пивоваров детально разработал тему «Издательская деятельность Алтайской духовной миссии»[57].

Алтайская миссия без преувеличения «породила» первый слой алтайской интеллигенции – писателей и художников. Монография З. С. Казагачевой[58] – красноречивое тому подтверждение. Известный в Горном Алтае искусствовед В. И. Эдоков неоднократно отмечал положительную роль иконописного класса, ставшего позже мастерской, созданного при Улалинском миссионерском училище, в зарождении изобразительного искусства в Горном Алтае.[59]

К истории Алтайской духовной миссии обращаются также учёные Кемеровской области, поскольку ее деятельность распространялась не только на территорию Бийского уезда, куда входил Горный Алтай, но и Кузнецкого. Доктор исторических наук Д. В. Кацюба имеет ряд публикаций по данной теме, в том числе монографию, в которой рассмотрены некоторые наиболее значимые аспекты деятельности миссии[60]. Деятельности миссионерских станов на территории Горной Шории посвятили свой труд В. В. Ерошов и В.М. Кимеев.[61] Не затрагивая общей проблематики деятельности Алтайской миссии, они рассмотрели историю каждого миссионерского отделения Кузнецкого «края».

Некоторый вклад в изучение истории Алтайской миссии внесла диссертация протодьякона (ныне протоиерей) Александра Реморова, защищенная в Московской духовной академии[62]. Александр Реморов описал миссионерские, просветительские, исследовательские и лингвистические труды известного алтайского миссионера Василия Вербицкого, деятельность которого высоко оценена как церковной, так и научной общественностью.

Заметным вкладом в изучение истории Алтайской миссии явилась кандидатская диссертация Н. В. Расовой, защищенная в 2002 г.[63] В этой работе дан обзор миссионерской деятельности Русской Православной Церкви в Сибири и рассмотрены основные вехи истории Алтайской духовной миссии в соответствии с хронологическими периодами. Отмечены заслуги наиболее ярких ее деятелей.

Систематическому изучению истории трех (из шести) монашеских обителей Алтайской миссии посвящена диссертация А. П. Адлыковой, защищенная в 2003 г.[64] В работе детально проанализированы статистические, экономические и другие формальные показатели существования монастырей; описаны некоторые ранее неизвестные или малоизвестные исторические факты, связанные с жизнедеятельностью обителей. Однако в задачи данной диссертации не входило исследование миссионерских и просветительских аспектов существования монастырей, что несколько отдаляет работу от решения вопроса о значении обителей в системе учреждений Алтайской миссии в целом.

Всестороннему изучению личности и деятельности основателя Алтайской миссии посвящена диссертация С.В. Нестерова[65], недавно защищенная в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете. В работе собран богатый библиографический материал. Однако алтайскому периоду деятельности архимандрита Макария в работе уделено, на мой взгляд, недостаточно внимания.

Таким образом, существует обширная литература как дореволюционного периода, так и последних двух десятилетий по внутренним миссиям, в том числе по Алтайской миссии. В ученых советах защищено несколько диссертаций. В последние годы стали регулярно проводиться тематические научные конференции. В частности, Свято-Макариевские чтения на базе Горно-Алтайского государственного университета. По итогам заседаний ежегодно издаются сборники материалов[66], в которых традиционно печатается много статей о прошлом и настоящем православия на Алтае. Однако многочисленные публикации последнего времени затрагивали лишь отдельные стороны деятельности миссии, не претендуя на целостность и разносторонность исследовательской картины. В то же время без систематического описания разветвленной сети структур, их зарождения и развития, их значения невозможно создать целостное представление об истории Алтайской духовной миссии.

Решению данной исследовательской проблемы посвящена данная монография. На основе достаточно широкого круга источников (опубликованных, архивных, устных) впервые рассмотрена история создания, развития и плодотворного функционирования административных, богослужебных, просветительских и социальных структур Алтайской духовной миссии на протяжении всей ее истории. Структурное описание учреждений охватывает практически весь спектр миссионерской деятельности на Алтае. Ряд подразделений миссии (Жуланихинская и Матурская миссионерские общины, школа имени митрополита Макария, некоторые другие учебные подразделения) были изучены и описаны впервые. Также в результате экспедиционной работы были обнаружены места их расположения.

Территориально Алтайская духовная миссия располагалась в пределах нескольких субъектов Российской Федерации (в современном административно-территориальном делении). А именно Алтайский край, Республика Алтай, Кемеровская область, Республика Хакасия, а также Восточно-Казахстанская область Республики Казахстан. Это в дореволюционном территориальном делении соответствует Алтайскому и Кузнецкому округам Томской губернии, Таштыпскому уезду Енисейской губернии, Семипалатинскому уезду Омской губернии.

В монографии рассматривается период с первой половины XIX по первую четверть XX в., с момента основания Алтайской духовной миссии (1830) до упразднения всех ее структурных подразделений – станов, храмов, школ, приютов (1919). К сожалению, официальных документов о завершении деятельности Миссии не сохранилось. Однако показателен факт о досрочном завершении учебного года в Бийском Катехизаторском училище. Это произошло в марте 1919 г. Можно считать этот срок фактическим прекращением деятельности Алтайской духовной миссии. Хотя многие сотрудники: начальник миссии епископ Иннокентий, священники, учителя-сотрудники еще какое-то время оставались на своих местах и продолжали служение. Тем не менее вся многофункциональная структура, созданная алтайскими миссионерами-подвижниками, уже не могла полноценно существовать.

В настоящее время, когда возрождение разнообразных форм духовного просвещения становится главной задачей Церкви, результаты изучения огромного и успешного опыта внутренних миссий на примере Алтайской приобретают важное практическое значение. Настало время восстановить исторически справедливое представление о священниках-миссионерах, воссоздать полноценную картину возникновения и развития Алтайской духовной миссии как примера для подражания настоящим и грядущим поколениям верующих. Особенно ценно, что алтайским миссионерам в процессе своей деятельности удалось перенести на сибирскую землю метод святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, так называемый метод инкультурации. Этот метод позволил не только осуществлять процесс воцерковления коренных народностей Горного Алтая, первоначально далеких от христианского миропонимания, но и дать им письменность, школы, письменную и изобразительную культуру; не только приобщить их к великой восточноевропейской культуре, но и сохранить в процессе христианизации национальную культурную самобытность.

Выражаю глубокую признательность и благодарность протоиерею Борису Пивоварову, Н. В. Расовой, Т. К. Щегловой, А. Б. Ефимову, А. В. Семеновой, дьякону Филиппу Ильяшенко, Т. В. Скворцовой, А. С. Орехову и монахине Хариессе, оказавшим неоценимую помощь в работе над книгой.

Глава 1 Основание Алтайской духовной миссии и первый миссионерский стан

Проповедь христианства до создания миссии

Огромная территория Сибири постепенно осваивалась переселенцами, шедшими вслед за казачьими отрядами, землепроходцами и мореходами. По пути их продвижения строились остроги и города, где воеводы, возглавлявшие военные гарнизоны, и чиновники выполняли функции царской администрации. Целенаправленную политику по присоединению Западной Сибири проводил Иван IV. Официально эти земли вошли в состав России к концу XVI в. Присоединение Восточной Сибири происходило в первой половине XVII в. Окраинные территории на юге, востоке и северо-востоке Сибири вошли в состав России во второй половине XVII в. Камчатка и прилегающие к ней острова – в конце XVII – первой половине XVIII вв.[67] Начиная с XVII столетия Сибирь стала одним из главных районов миссионерской деятельности Русской Православной Церкви.

Известный историк Сибири Г. Ф. Миллер считал, что «польза государства» требовала просвещения «идолопоклоннических» народов. Присоединение земель к востоку от Урала, по его мнению, завершением формирования многонационального и огромного по площади Российского государства. Он показал, что включение этой территории в состав империи происходило гуманными средствами, а насилие было лишь крайней и исключительной мерой[68]. В связи с этим сложный и неоднозначный процесс включения Сибири в состав Русского государства имеет принципиальные отличия от колонизации, например, европейцами американского континента. Последняя сопровождалась уничтожением памятников культуры аборигенов, их физическим истреблением.

В Сибири все было иначе: коренное население благодаря общению с русским народом усвоило прогрессивные трудовые навыки, получило письменность. С XVII в. общая численность народностей Сибири увеличилась в четыре раза. Вхождение Сибири в состав России означало ликвидацию её изолированности в экономике, политической жизни и культуре коренных жителей этого региона[69], в том числе и алтайских кочевников. Так, Л. П. Потапов утверждал, что «путь для самостоятельного исторического развития алтайцев в то время был исключен ввиду крайне низкого уровня развития племен, изолированных друг от друга». Он считал, что вхождение алтайцев в состав Российского государства было «исторически перспективным событием», так как из соседствующих с Горным Алтаем территорий Россия обладала наиболее высокой культурой[70].

Одновременно с присоединением Сибири к России началось и распространение здесь православия: ведь те, кто приходил на земли «иноверцев», были носителями христианской культуры. Ермак во время своего похода в сибирские земли (1580–1581 гг.) имел при себе трёх священников и монаха. Как свидетельствует Ремезовская летопись, он соорудил весной 1579 г. на месте своего первого зимовья у р. Сылвы часовню во имя святителя Николая. Однако Р. Г. Скрынников, не отрицая этого факта, считает, что не следует приписывать казакам Ермака несвойственную им роль «борцов за православную идею»: они пришли в Сибирь «с мечом, а не крестом»[71]. Тем не менее при закладке в 1586 г. первого русского города в Сибири – Тюмени, – одновременно строились два храма[72].

За несколько десятилетий русские прошли от Уральских гор до берегов Тихого океана. С 1590 г. Сибирью стал управлять Посольский приказ. В 1620 г. здесь была образована первая епархия – Тобольская – во главе с архиепископом Киприаном (Старорусенковым)[73]. В 1604 г. был построен Томский городок, в 1618 г. в верхнем течении реки Томи выросло новое укрепление – Кузнецкий острог (крепость, ныне город Новокузнецк Кемеровской области). В острогах и городках казаки и стрельцы несли караульную службу, охраняли окрестное население от нападений войск кочевых феодалов. Началось практическое освоение предгорных районов Алтая и Саян. Весной 1632 г. томский воевода снарядил отряд служилых людей и послал его в глухую таежную часть Северо-Восточного Алтая, к истокам Бии и берегам Телецкого озера, для сбора ясака (натурального налога с коренных жителей). Руководил отрядом боярский сын Феодор Пущин. Однако он не смог пройти весь путь. К осени его отряд добрался только до широты Барнаула и был вынужден вернуться назад.

Одновременно к Телецкому озеру был послан отряд казаков под начальством боярского сына Петра Собанского. Он шел другим путем – через отроги Южного Салаира. Кочующий телеутский князь, приверженец феодального государства Джунгарии, пытался задержать отряд, но казаки развеяли кочевников и достигли места выхода Бии из Телецкого озера. Хождение в Алтайские горы становится регулярным. В 1639 г. на берегах озера побывал кузнецкий атаман Петр Дорофеев. Через три года он вновь вернулся сюда, но не задержался. В том же 1642 г. на зиму у Телецкого озера остался со своим отрядом П. Собанский. Ему было приказано тщательно ознакомиться с озером и в удобном месте построить крепость, «в коей бы можно содержать порядочный гарнизон». Постоянную крепость на Телецком озере он не решился строить из-за неудобства местности, но предложил построить ее на реке Лебедь. Таким образом, в первой половине XVII в. на Алтае стали возникать временные укрепленные места, острожки, маленькие крепости.

Дальнейшая судьба Алтая полностью связывается с Россией. Коренное население вливалось в состав многонационального Русского государства, более высокого по своей социальной и культурной организации. Присоединение Сибири к России не только было значительным политическим актом, но и имело большое историческое значение, как начало хозяйственного и производственного освоения этой огромной территории, потенциальные возможности которой были открыты лишь с приходом сюда русских. Точную дату начального проникновения оседлого русского крестьянства на юг Западной Сибири, в частности на территорию современного Алтайского края, очень трудно установить. Есть ряд косвенных свидетельств о том, что крестьяне основывали здесь свои деревеньки еще в конце XVII в. Скорее всего, первыми поселенцами были крестьяне-раскольники, бежавшие из Центральной России. Поэтому среди жителей вновь образующихся поселений, среди заводских и рудничных служащих доля раскольников была велика.

В самом начале XVIII в. ряд новообразованных деревень фиксируется документально. Постепенно эти земли были освоены, включены в хозяйственный оборот и закреплены за Россией. В первой половине XVIII в. русские поселения едва достигали подошвы Алтайских гор, примыкая к ним вдоль больших рек: Иртыша, Чарыша, Томи и Бии. Главными пунктами русских были на р. Томи – Кузнецкий острог (основан в 1618 г.), на р. Бии – Бикатунская крепость (1709), и на реке Иртыш – Усть-Каменогорская крепость (1720). В 1718 г. полковником Ступиным была основана Семипалатинская крепость. Первоначально крепости не были связаны между собой, и сообщение было крайне затруднено. Большую часть передвижений казаки совершали по реке, а это было, как правило, вдвое или втрое длиннее прямого расстояния по суше[74].

Постепенно, на протяжении 50—60-х гг. XVIII столетия, между этими укрепленными пунктами был выстроен сплошной ряд крепостей, форпостов, редутов, представлявших собой две линии. Кузнецкая казачья линия, основанная в 1755 г., соединяла Кузнецк с Колывано-Воскресенскими заводами А. Н. Демидова. Вторая линия соединяла Колывано-Воскресенские заводы с Иртышом. В 60-х гг. XVIII в. часть Кузнецкой линии была усилена редутами, идущими от Бийска, и переименована в Бийскую казачью линию. Позднее, в связи с окончательным вхождением Алтая в состав России, оборонительные сооружения были сдвинуты южнее. Новая линия получила название Колывано-Кузнецкой. Она шла от Усть-Каменогорска через ряд форпостов (Красноярский, Убинский, Тигирецкий, Чарышский, Антоньевский) и крепостей (Ануйская, Катунская, Бийская) до города Кузнецка[75].

С созданием оборонительных линий экономическое развитие новой территории пошло значительно успешнее. Активное освоение и динамичное развитие региона в свою очередь стимулировало строительство богослужебных сооружений. Инициатором возведения церквей в заводских поселках в этот период выступала горная администрация. Так, например, первый начальник Колывано-Воскресенских заводов А. В. Бэер вошел с предложением в Кабинет и Тобольскую епархию о строительстве церкви в поселке Барнаульского завода, который должен был стать административным центром нового края (г. Барнаул ведет свою историю с 1730 г.). Первый настоящий храм был построен в 1750 г., и тогда же митрополит Тобольский и Сибирский Сильвестр предписал его освятить. В той же грамоте он повелевал «духовному правлению быть в Барнауле, а не в Кузнецке». А 10 мая он сообщил об этом Консистории. С этого момента, можно считать, начинается официальное развитие приходской структуры на Алтае.

История храмов, принадлежавших Барнаульскому духовному правлению, начинается с Бийской крепости (позднее – г. Бийска), жители которой и позднее, по свидетельству очевидцев, отличались особой набожностью и духовностью. И. Шредер в «Моих путешествиях по сибирскому Алтаю», впервые изданных в Лозанне в 1896 г., писал, что город Бийск отличается от прочих в Томской губернии большим количеством православных церквей; все храмы содержались в образцовом порядке и почитались местными жителями, а обыватели города были весьма доброжелательными и набожными людьми.

Летом 1719 г. служилыми казаками Бикатунской крепости была срублена небольшая часовня. «Малые колокольцы да алтарные образа» были привезены для нее из Кузнецкой крепости, а большой колокол и прочая церковная утварь – из Тобольской[76]. Таким образом, часовня была построена уже на следующий год после постройки новой крепости (прежнюю крепость сожгли джунгары). Такая поспешность объяснялась отдаленностью ее от ближайшего приходского храма, что было очень неудобно для удовлетворения духовных нужд жителей. Этот фактор был важнейшей движущей силой для разрастания системы приходов на осваиваемых землях и при вновь построенных заводах[77]. К началу 1736 г. на территории края было срублено три храмовых постройки, которые «обретались более чем за двести верст» друг от друга[78], в том числе часовня в Бикатунской крепости и церковь в Белоярском остроге. Третьей была церковь Воскресения Христова, построенная в поселке Колыванского медеплавильного завода (теперь это рабочий поселок Колывань Курьинского района Алтайского края).

К 1748 г. на территории будущего Барнаульского Заказа было шесть церквей[79]. Таким образом, число православных храмов на протяжении всего этого периода продолжало оставаться небольшим, несмотря на объективные предпосылки, способствующие быстрейшему развитию системы приходов: территория продолжала активно заселяться, количество населения, нуждавшегося в церковной молитве, быстро росло. Это объясняется позицией горнозаводского начальства, не желающего тратить много денег на «второстепенные расходы». Однако переход демидовских заводов в императорскую собственность и образование в Барнауле Духовного правления дало мощный импульс этому процессу.

Алтайцы кочевали южнее русских пограничных линий. Уже с начала XVIII в. алтайцы начали переходить в русское подданство. Это было вызвано, с одной стороны, обострением противостояния джунгарских феодалов Цинской империи, а с другой стороны – угрозой порабощения алтайцев Цинской империей. В 1707 г. алтайские «князцы» отправили посольство в Томск с обещанием принять русское подданство со всем народом при условии защиты их от китайцев[80]. Согласно исследованиям ученого из Новосибирска М. Н. Колоткина, наибольший расцвет миссионерской деятельности на Алтае в XVIII в. приходится на 50-70-е гг[81].

В 1754 г. протопоп Симеон Мефодиев сообщил в Тобольск о 47 инородцах, принявших крещение. У всех крестившихся восприемниками были служивые казаки Бикатунской крепости[82]. В доношении протопопа Симеона Шелковникова говорится о крещении в 1757 г. в районе Телецкого озера 82 телесов в возрасте от одного до 74 лет. Все крестившиеся получили русские имена[83]. В том же 1757 г. протопоп Василий Иванов из Барнаульского духовного правления произвел крещение 144 человек из числа алтайцев при Колывано-Воскресенском заводе[84]. Здесь крестились в основном семьями, а среди крестных отцов подавляющий процент составляли служивые казаки Колывано-Кузнецкой линии. Все аборигены при крещении были «обучаемы краткими молитвами», и все они «дабы соблагославительно было оным новокрещеным за принятие святого крещения, были пожалованы трехлетней льготой и вознаграждением»[85].

Но наибольшее число «инородцев» было крещено в 1758 г. Протопоп Василий Русанов и архимандрит Михаил в том году окрестили 775 бывших подданных «Зенгорской землицы», из них алтайцев было около 100 человек. В Бийской крепости тогда было крещено 16 человек (4 семьи). 84 телеута крестились в Усть-Каменогорске. Наличие среди восприемников значительного числа служилых людей дает основание полагать, что не специально призванные миссионеры, а священники крепостей и укрепленных казачьих линий с преданными им служилыми казаками играли ведущую роль в деле распространения христианства среди инородцев Алтая в XVIII в. В подтверждение этому добавим, что в период с 1763 по 1789 гг. во всей Тобольской епархии насчитывалось всего два священника, призванных заниматься миссионерской деятельностью, да и то деятельность их была прекращена в 1789 г. специальным постановлением Синода[86].

Общая численность принявших крещение алтайцев в XVIII в. составляет примерно 500 человек. Таким образом, в XVIII в. было положено начало миссионерской деятельности. Наибольшего же размаха миссионерство на Алтае достигло лишь в XIX столетии, когда была образована Алтайская духовная миссия.

Приезд архимандрита Макария (Глухарева) и выбор места для стана

В 1828 г. Святейший Синод для просвещения «инородцев» Сибири учредил особую миссию в Тобольской епархии и тогда же поручил преосвященному Евгению (Казанцеву), архиепископу Тобольскому, выявить наиболее способных добровольцев из числа духовенства его епархии. В то время архимандрит Макарий был насельником Глинской пустыни и, как только узнал о просьбе владыки Евгения, тотчас решился ехать миссионером в Сибирь. Отец Макарий подал прошение в Синод и вскоре был направлен в Тобольскую епархию.

В первой половине XIX в. путь на Алтай был весьма затруднителен и занимал длительное время. Из Тобольска в Барнаул архимандрит Макарий добирался в течение трех недель. В центре Алтайского Горного округа начальник Алтайской духовной миссии провел несколько дней. Здесь у него состоялись интересные встречи и знакомства[87]. В первую очередь его принимали соборный протоиерей Созонт Куртуков и бывший томский губернатор П. К. Фролов, который уже готовился передавать дела новому губернатору. Фролов, помимо губернаторских функций, исполнял должность начальника Алтайского Горного округа, поэтому несколько месяцев в году проводил в Барнауле.

Отец Макарий и П.К. Фролов нашли множество интересных тем для общения. Оба интересовались древними языками. Фролов как дорогому гостю показал архимандриту Макарию музей горного дела, где имелась также богатая коллекция древностей, в том числе и древних рукописей. До сих пор в Алтайском краеведческом музее (так теперь называется бывший музей горного дела) хранится памятная собственноручная надпись архимандрита Макария, свидетельствующая о личном посещении музея: «Августа 24, 1830 г. Дивны дела Твои, Господи. Вся премудрости сотворил еси, исполнися земля Славы Твоея. Посланный на испытание с проповедию слова благодати евангельской народам нехристианским в Тобольской епархии, Архимандрит Макарий»[88].

Благодаря П. К. Фролову в Барнауле состоялась еще одна очень важная для архимандрита встреча. Губернатор приложил большие усилия для создания в Барнауле значительного архитектурного ансамбля Демидовской площади. В этом ансамбле достойное место занимала Свято-Димитриевская церковь. На ее строительство Фролов сделал довольно много личных пожертвований. В 1830 г. близилось к завершению строительство храма. Шла роспись стен, которую по личной просьбе губернатора выполнял академик живописи из Петербурга М. И. Мягков. Работа художника была высоко оценена преподобным Макарием. Несколько лет спустя Мягков, по просьбе архимандрита Макария, написал иконы для походного миссионерского иконостаса. На прощание с архимандритом Петр Кузьмич Фролов пообещал на собственные средства изготовить священные сосуды для миссионерской походной церкви[89].

Изъявил желание помогать законными средствами миссионерству и новый томский губернатор: «Господь да увенчает труд ваш добрым успехом!» – были его слова, записанные в дневнике архимандрита Макария. Однако имя нового губернатора в документе не указано. Скорее всего, эти слова принадлежали Евграфу Петровичу Ковалевскому – большому другу миссии. Он принял губернаторский пост от Фролова как раз в те годы, когда на Алтай приехал архимандрит Макарий.

Радушным к миссионерскому делу был и барнаульский протоиерей Созонт Куртуков. Тем более что начальник миссии от Святейшего Синода был наделен особыми полномочиями.

При архимандрите Макарии было сопроводительное письмо, в котором регламентировались взаимоотношения благочинного и миссионеров[90]. С письмом высылались 990 руб. архимандриту Макарию для путевых и иных нужд учреждающейся миссии. Миссионерам рекомендовалось учиться языку инородцев, их обычаям, со временем переводить на их язык книги Священного Писания, в первую очередь Новый Завет, Псалтырь, основные молитвы и понятия Катехизиса. Все возникающие недоумения предписывалось разрешать непосредственно через письменные рапорты и прошения преосвященному Евгению, епископу Тобольскому. Основным руководством в миссионерской деятельности должна была служить инструкция Святейшего Синода 1769 г. Барнаульскому духовному правлению предписано указом, чтобы местные священно– и церковнослужители, где будет находиться отец Макарий, позволяли ему в своих церквах богослужение, когда он сего пожелает сам, и притом оказывали ему всевозможное пособие во всех его нуждах и исполняли беспрекословно законные его требования (полный текст письма приводится в приложении).

На прощание с Барнаулом протоиерей Созонт снабдил о. Макария рядом предметов, необходимых для совершения богослужения. Протоиерей Созонт с 1810 г. служил в должности заказчика (начальника) Барнаульского духовного правления. Примечательно, что в 1821 г. ему первому из алтайского духовенства, был пожалован наградной наперсный крест. С 1834 г. о. Созонт был назначен протоиереем Томского кафедрального собора[91].

Отец Макарий, прибыв в Бийск 29 августа 1830 г., остановился в доме священника о. Петра Синкина, которого потом называл постоянным своим благодетелем. С 1 сентября была снята квартира у одного казака, за 15 руб. в месяц, «на хозяйском служении и отоплении»[92].

Жизнь небольшой общины первых алтайских миссионеров устраивалась по ими же составленному уставу. Эти правила были подписаны как архимандритом Макарием, так и его сотрудниками – Алексеем Волковым и Василием Поповым – и утверждены тобольским епископом Евгением[93].

Первый выезд в Горный Алтай состоялся уже через несколько дней. 7 сентября 1830 г. в Улале был крещен юный инородец Элеска, в крещении получивший имя Иоанн, что в переводе с еврейского означает «благодать Божия». Этот день, в связи с первым крещением, стал считаться днем рождения Алтайской духовной миссии. 11 сентября вместе с новокрещеным миссионеры вернулись в Бийск. Еще через три дня архимандрит совершил свою первую литургию на Алтае и приобщил Святых Христовых Тайн Элеску (Иоанна).

Крещение Элески (Иоанна) состоялось благодаря крещеному инородцу Иеремии (Параеву – по роду, и Шишкову – по восприемнику). Будучи в Бийске по делам, он встретил только что приехавшего о. Макария и рассказал, что в его доме живет молодой инородец Элеска, который от него самого узнал о Христе и изъявлял желание креститься. Что и было сделано, а восприемником Элески-Иоанна стал Иеремия Шишков-Параев[94].

Пребывание миссионеров в Бийске было затруднительным. Во-первых, город был несколько удален от мест, где проживала основная часть алтайского инородческого населения; во-вторых, в маленьком городке, которым в то время был Бийск, найти помещение для миссии было крайне трудно.

Архимандрит Макарий активно начал путешествовать по Алтаю в поисках удобного места для миссионерского стана. В первую очередь он посещает казачьи редуты и форпосты, рассчитывая на гостеприимство казаков. Уже в середине сентября о. Макарий посетил Антониевский форпост (120 верст от Бийска). Прибыл он туда 18 сентября. Здесь миссионер безуспешно попытался встретиться с отставным казаком Кудьяровым, хорошо знающим наречия здешних калмыков. Местное население – калмыки – очень редко бывали в форпосте, и «места кочевания их далеки от сего места»[95]. После Антониевки о. Макарий поехал через Бийск в Сайдыпский форпост, куда прибыл 28 сентября. Поначалу жители форпоста отнеслись к приезду священника равнодушно. Но через некоторое время для него было подыскано удобное помещение, и, кроме того, старшие из казаков решили произвести ремонт часовни, чтобы в любое время года можно было совершать богослужение. Здесь же крещеный татарин Иван Еремеев и отставной казак Федот Меньшиков перевели архимандриту Макарию на местное наречие молитву «Отче наш» и Десять заповедей Моисея.

После недолгих размышлений миссионеры приняли решение провести ближайшую зиму в Сайдыпе, поскольку, как писал архимандрит в дневнике, «1) удобно можем поставить церковь походную в здешней часовне; 2) с пользой для себя и для жителей сего места упражняться в богослужении; 3) находим здесь знатоков наречия татарского, а Федот Меньшиков и калмыцкое знает; 4) многие жилища татар к сему форпосту близки, а притом: 5) и квартиру удобную иметь здесь надеемся, и 6) для сношений с Бийском Сайдыпский форпост представляет в правильной казачьей почте самые верные постоянные способы»[96]. Вместе с тем архимандрит в дневнике отмечает, что более целесообразно было бы находиться в Улале, но до зимы нет возможности организовать там место для походной церкви. К тому же между Улалой и Бийском нет регулярного почтового сообщения.

По дороге из Сайдыпа в Бийск миссионеры посетили редуты Лебяжий, Новиковский и Семеновский. В Бийске снова возникла квартирная проблема. Казак Чигичев значительно повысил цену – до 45 руб. в месяц, и о. Макарий еще раз вынужден был воспользоваться гостеприимством о. Петра Синкина. Через две недели, 17 октября, была арендована квартира в доме титулярного советника П. И. Бабина.

Приближалась зима, и архимандрит Макарий готовился к новым поездкам. Он планировал к празднику Рождества Христова побывать в Улале, а потом до конца февраля быть в Бийске, где хотел познакомиться с инородцами, сдающими в Бийске в феврале ясак. Затем предстояла поездка в Сайдып, где о. Макарий планировал провести Великий пост до открытия летнего дорожного сезона. 3 декабря миссионеры ночевали в Тарханском (Быстрянка). На следующий день посетили Усть-Ишу. Затем – Нижний Карагуж, Верхний Карагуж и Барду. Через неделю после отъезда из Бийска прибыли в Улалу. По дороге совершали крещения, напутствие святыми тайнами, молебны. В Бийск вернулись 21 декабря. В конце декабря о. Макарию из Барнаула от П.К. Фролова пришли оловянные сосуды для совершения литургии[97], а в начале февраля 1831 г. от протоиерея Созонта – комплект богослужебных книг. Таким образом, была полностью укомплектована миссионерская походная церковь. Выехали из Бийска 19 февраля. По дороге проезжали редут Новиковский и деревню Ненинскую. В последней окрестили пять младенцев. 21 февраля прибыли в Сайдып, а 23-го установили в местной часовне иконостас походной церкви.

В начале марта по просьбе сайдыпцев солтонский священник о. Симеон благословил временно исполнять обязанности приходского священника в Сайдыпе архимандриту Макарию. Первая литургия в миссионерской походной церкви была совершена 28 февраля 1831 г. После Пасхальной седмицы сошел снег, открылись дороги, окончилась весенняя распутица, и 2 мая 1831 г. архимандрит Макарий покинул Сайдып. Местные жители «провожали походную церковь миссии с пением духовных песней»[98].

Жители Сайдыпа уговаривали о. Макария избрать их селения для расположения миссионерского стана. Но архимандрит не видел среди здешних черневых татар такой склонности к христианству, которая была среди татар, кочующих южнее Бии. В районе Улалы было гораздо больше новокрещеных, требовавших пастырского окормления. Тем не менее на прощание о. Макарий сказал сайдыпцам: «…верстах в двух от их форпоста, вверх по Бие, на самом берегу их прекрасной реки, есть место от наводнения безопасное, рыбою и лесом сосновым богатое и по всем видам живописной окрестности великолепное, которое для главного местопребывания Миссии в иное время было бы весьма благоприятно»[99].

Первый миссионерский стан суждено было создать в окрестностях селения Майма, здесь было более удобное в географическом смысле расположение. В Майму о. Макарий прибыл 23 мая 1831 г. А в праздник Вознесения здесь была отслужена в походной церкви первая Божественная литургия. Середину июня архимандрит провел в Бийске, а в июле стал посещать окружающие селения. Был в Таште, Верхнем Карагуже. В августе на праздник Преображения Господня в Майму съехались многие новокрещеные. После литургии совершили крестный ход на реку Майму для водоосвящения. Так архимандрит Макарий определился с местом первого стана Алтайской духовной миссии. Из Маймы о. Макарий по-прежнему совершал дальние поездки. В конце ноября – начале декабря 1831 г. он посетил села Смоленское, Верх-Ануйское, Антониевский форпост, Сарасу.

Вместе с тем в 1831 г. архимандрит Макарий получил официальное разрешение распространять свою миссионерскую деятельность и на территорию Кузнецкого округа, инородцы которого также стали принимать крещение[100]. Вот как описывает архимандрит Макарий место для первого миссионерского стана на Алтае: «Климат почти малороссийский; рыба в преизбыточестве; земля для хлебопашества и скотоводства способнейшая; дров в лесу множество; пчеловодство цветущее. Найма от Бийска верст 80» (27 ноября 1831 г.)[101]. «Миссия имеет стан свой, можно сказать у врат Алтая, в селении, которое по устью р. Маймы, впадающей здесь в Катунь, называется Усть-Майминским» (8 ноября 1834 г.)[102]. «В этом стане, умеренно устраненном от селения, есть огород весьма пространный; две реки под рукою: местоположение и окрестности великолепны» (3 декабря 1835 г.)[103].

Характер административной и просветительской деятельности архимандрита Макария

Чрезвычайно сложным был первый период – основание миссии архимандритом Макарием (Глухаревым). Отправляясь в далекий Алтай, основатель миссии отказался от материального вознаграждения за свои миссионерские труды. Единственным стабильным источником дохода была его магистерская стипендия 350 руб. в год, но скудость средств не стала препятствием для проповеди Евангелия. За 14 лет пребывания архимандрита Макария в должности начальника миссии было заведено три миссионерских стана: в Майме (1831), Улале (1834) и Мыюте (1839). Однако постоянно действующим был только один из них – Улалинский, который ко второй половине 1830-х гг. стал центральным. Богослужения при архимандрите Макарии совершались в обычных домах или избах.

Основная же заслуга преподобного Макария не просто в крещении инородческого населения Горного Алтая, а в создании условий для полноценной церковности в среде новокрещеных. Отец Макарий начал прививать алтайцам глубокую веру; первые христиане-алтайцы восприняли непривычный для них оседлый образ жизни, включающий в себя весь комплекс церковных правил и обычаев.

Многое делал архимандрит Макарий для приведения алтайцев к оседлости и для благоустройства их быта. Он никогда не довольствовался крещением и научением истинам христианства. Каждого новокрещеного, как семьянина, архимандрит старался обзавести или домиком, или скотиной, или земледельческими орудиями, соображаясь со скудными средствами миссии. Селил кочевых алтайцев поближе к стану и приучал к оседлой жизни. Таким образом, благоустраивая быт новокрещеных, о. Макарий представлял земскому исправнику списки, за каждого прося ходатайствовать перед Казенной палатой о приведении в исполнение «Мнения Государственного Совета, Высочайше утвержденного 17 июня 1826 года о даровании иноверцам, принимающим св. крещение трехлетней льготы от платежей всех податей». Он также исходатайствовал для новокрещеных, живущих в Бийском округе, освобождение от включения их в состав крестьянских волостей. Алтайцы оставались по-старому в ведении особой инородческой волости, что освобождало их от некоторых трудноисполнимых крестьянских обязательств перед властью. Впрочем, архимандрит Макарий был постоянным ходатаем и перед гражданской, и перед духовной властью, как «отец за чад своих, рожденных им в духовную жизнь»[104].

Важным административным достижением первого начальника Миссии было предписание епархиального начальства приходским священно– и церковнослужителям: безвозмездно и беспрепятственно исполнять все требы у новокрещеных алтайцев, без взимания с них руги или других форм материального вознаграждения. Кроме того, было предписано, чтобы приходские священники по требованию о. Макария являлись для венчания инородческих браков в походную церковь Миссии. Данное предписание утратило силу лишь тогда, когда у архимандрита появились свои помощники в священном сане.

Основателю миссии передавались «бланковые билеты на взимание подвод без платежа прогонов», которые были сначала в одном экземпляре от земского исправника, а с 1838 г. эти билеты получались в двух экземплярах от томского губернатора[105]. Позднее прогонные билеты также выделялись на миссию, их выдавал томский губернатор по представлению епархиального архиерея.

В начале ХХ в. бесплатные прогоны для миссионеров были отменены.

Примечательно, что архимандриту Макарию довольно быстро удалось найти себе надежных помощников из местных жителей, как русских, так и алтайцев. В числе таковых был бийский исправник Федор Андреевич Серебренников, часто сопровождавший архимандрита в поездках. А один из новокрещеных – демич Байлагас – выразил готовность «убеждать инородцев к принятию христианства», за что оному было преподано по ходатайству архимандрита Макария благословение Святейшего Синода[106].

С особым вниманием относился архимандрит Макарий к нравственной стороне быта новокрещеных. Соблюдение постов, регулярное говение (исповеди и причастия) и посещение церковных богослужений были обычными в среде воспитанников основателя миссии. Для достижения этого миссионеру приходилось вникать во все тонкости образа жизни новокрещеных, воспитывать как у мужчин, так и у женщин навыки ведения домашнего хозяйства. Но особенно значимым средством создания крепких христианских семей был «институт» восприемничества. Отец Макарий не совершал крещения «инородцев» без крестных (восприемников). Об этом свидетельствуют метрические записи архимандрита, обнаруженные среди документов Барнаульского духовного правления[107]. Как указывалось ранее, основателю Алтайской миссии необходимо было исполнять правила ведения документации, принятые для приходских священников. До официального открытия прихода в Майме метрики заполнялись в ближайшем Свято-Димитриевском приходе с. Енисейского. Скорее всего, для крещений, совершаемых архимандритом Макарием, была введена особая отчетность.

Журнал представляет собой таблицу из пяти столбцов. Первые два столбца – это нумерация записей отдельно для мужского и женского пола. В третьем столбце указано имя крещаемого, место его проживания или административная принадлежность. В случае крещения детей указываются родители. Далее в этой же графе после слов «имя нарек и крещение совершил» (если крестился взрослый) или «молитвовал, имя нарек и крещение совершил» (в случае крещения детей) следовала подпись архимандрита Макария.

В журнале, который отражает сведения о крещениях, совершенных в течение календарного года, дается сплошная нумерация (для каждого пола отдельно). Начальный номер для мужского пола – 209, а последний – 251. Для женского пола соответственно – 223 и 268. Возможно, данная нумерация отражает общее число крещений архимандрита Макария с момента приезда на Алтай. Таким образом, за период, отраженный в документе, было совершено 43 крещения над лицами мужского пола и 46 крещений – женского, всего 89 человек.

К сожалению, в названии документа не указана дата его составления. Судя по тому, что одна из записей, а именно под номером 223, отражает крещение девочки-младенца, рожденной 6 декабря 1834 г., можно предположить, что в данных метриках отражены крещения, совершенные основателем миссии в 1835 или 1836 гг. Эта девочка, дочь заводского крестьянина из деревни Верх-Айской, была крещена 25 января, что могло быть совершено как в полтора месяца от роду, так и год спустя. Хотя последнее менее вероятно, поскольку русские крестьяне старались крестить своих детей в самом раннем возрасте, начиная с сорокового дня после рождения.

Однако при анализе документа возникает существенная трудность. Дело в том, что в статистике миссии такого количества крещеных (89 человек) нет ни за один год служения о. Макария. Это объясняется тем, что в заслугу миссионеру ставились только крещения, совершенные над совершеннолетними «инородцами», просвещенными его проповедью. А крещение малолетних детей уже не входило в собственно миссионерскую статистику и относилось к обычным приходским обязанностям. Если вычесть из общего числа крещеных детей крестьян (3 мужского и 4 женского пола), а также детей «инородцев» в возрасте до 12 лет (17 мужского и 18 женского пола), то число крещеных совершеннолетних «инородцев» будет 23 мужского и 24 женского пола – всего 47 человек. Данное число новокрещеных наиболее близко к миссионерской статистике крещений 1836 г. Тогда было признано 46 миссионерских крещения.

В данных метриках отражены крещения за период с 12 января по 13 декабря. Наибольшее количество крещений было совершено в январе, июне и июле (соответственно 21, 17 и 25-го). Имеются записи о крещениях в феврале, марте, апреле и декабре. Причем в декабре было крещено только два младенца из крестьянских семей. Это говорит о том, что с августа месяца того года начальник миссии не осуществлял активной работы. Причиной тому могла быть его болезненность. Архимандрит совершал как массовые, так и единичные крещения. Набольшее число крещений в один день – по девять человек – было совершено трижды: 30, 31 января и 26 июня. Причем такие достаточно массовые для данной местности крещения были совершаемы не над крестьянами, а над алтайцами.

Из документа также видно, что восприемники избирались архимандритом для крещения как детей, так и взрослых. Во всех случаях за исключением одного восприемников у крещаемых было по двое. В числе восприемников чаще других числятся Бийский земский исправник титулярный советник Феодор Андреевич Серебренников и его дочь Ольга. В некоторых случаях одним и тем же лицам приходилось быть восприемниками одновременно у нескольких новокрещеных. В первые годы существования миссии сказывался, очевидно, недостаток зрелых христиан. Тем более что основатель миссии был весьма требователен к восприемникам и настойчиво напоминал им об ответственности за воспитание и благочестие новокрещеных. Среди восприемников были и другие имена, часто фигурирующие в документах по истории Алтайской миссии. Например, Иеремия Михайлович и Карп Иеремиевич Шишковы, Андрей Федорович и Александр Андреевич Аргоковы. Из рода Чевалковых упоминаются следующие семейные пары: Александр Федорович и Параскева Михайловна, дочь Степанида; Никита Федорович и Анна Ивановна; Иеремия Петрович и Екатерина Карповна, а также Николай Александрович. Особо следует упомянуть новокрещеного киргиза деревни Сарасинской Николая Никитина Мокина. Среди его потомков был купец Тимофей Евграфович Мокин, один из значительных помощников миссии, построивший множество храмов и школ в юго-западной части Горного Алтая. Восприемникам о. Макарий внушал высокую степень ответственности. В случае если новокрещеный, взрослый или ребенок, оказывался бездомным (вследствие того, что новокрещеного могли выгнать из дома некрещеные родственники, по причине сиротства или другого несчастья) восприемники должны были брать крестника к себе в дом. Миссия также не оставалась в стороне от нужд бездомных и сирот: через нее и с ее участием оказывалась материальная помощь, покупался скот, строились избы.

К вышеуказанному необходимо добавить, что весь текст данного документа написан рукой одного человека, очевидно, помощника архимандрита Макария. Исключение составляют подписи самого архимандрита Макария. Данные метрики сохранились в двух экземплярах. Второй экземпляр хранится следом за первым[108].

Новокрещеные христиане – воспитанники архимандрита Макария – на многие годы сохранили память о своем первом духовном наставнике – «Незабвенном», так называли его. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что в год 50-летнего юбилея миссии (1880 г.) в Макарьевском миссионерском стане[109], названном в честь преподобного Макария, «инородец» Софроний Чендеков построил за свой счет новый храм. С. Чендеков был крещен основателем миссии[110].

Можно утверждать, что деятельность преподобного архимандрита Макария (Глухарева) поистине стала равноапостольной. Он был достойным продолжателем своих предшественников – Филофея Тобольского, Иннокентия и Софрония Иркутских, – начинавших христианско-просветительскую деятельность среди коренных народов Сибири. И неудивительно, что в 1984 г. основатель Алтайской миссии был прославлен в Соборе Сибирских святых. А в августе 2000 г. на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви архимандрит Макарий (Глухарев) был причислен к лику святых для общецерковного прославления.

Глава 2 Административные структуры Алтайской духовной миссии

Периодизация истории

Казенные средства, отпускаемые на миссионерские цели, были скудны; на них нельзя было не только строить храмы, но и подчас содержать семьи миссионеров. Начиная с основания Алтайской миссии, деятельность миссионерских учреждений (станы, школы, больницы) большей частью обеспечивалась за счет добровольных пожертвований. Развитие того или иного миссионерского направления во многом определялось личностью начальника Алтайской духовной миссии. В соответствии с хронологией их служения можно выявить характерные периоды развития миссионерской деятельности в Горном Алтае, создания ее организационной структуры.

Чрезвычайно сложным был первый период – основание миссии архимандритом Макарием (1830–1844). Отправляясь в далекий Алтай, основатель миссии отказался от материального вознаграждения за свои миссионерские труды, довольствуясь только магистерской стипендией 350 руб. в год.

В течение первого года пребывания на Алтае архимандрит-миссионер, объезжая алтайские селения и казачьи редуты, подбирал место для первого миссионерского стана. Таковым стал улус Найминский (Майминский) в устье реки Майма. Место очень живописное и удобное в транспортном отношении, поскольку это селение находится на развилке путей в восточном и южном направлении. Миссионерский стан при архимандрите Макарии представлял собой помещение для походной церкви и несколько изб для жительства миссионера и причетников. За 14 лет пребывания архимандрита Макария в должности начальника миссии было заведено три миссионерских стана: в Майме (1831), Улале (1834) и Мыюте (1839). Постоянно действующим был только Улалинский, который ко второй половине 1830-х гг. стал центральным. Богослужения при архимандрите Макарии совершались в обычных домах или избах. Алтарная часть от остального помещения отделялась раскладным походным иконостасом. В 1838 г. «новокрещеные инородцы и другие православные христиане, живущие в Улалинском селении, построили настоящую церковь». Размеры первой улалинской церкви составляли около десяти с половиной метров в длину и пяти с половиной метров в ширину. Освящена она была в честь Всемилостивого Спаса, согласно антиминсу находившемуся в миссии. Фактически первый храм Горного Алтая представлял собой вид скромного молитвенного дома.

У основателя Алтайской миссии не было возможности вести значительные постройки. Тем не менее удалось привлечь благотворителя купца М. Е. Шебалина и начать в 1843 г. строительство каменного храма в Майме – первого каменного здания в Горном Алтае. (Это здание в перестроенном виде сохранилось до наших дней.) Основная же заслуга преподобного Макария заключается не только в крещении коренного населения Горного Алтая, но и в создании условий для полноценной церковной жизни в среде новокрещеных. Отец Макарий начал прививать алтайцам глубокую веру; первые христиане-алтайцы восприняли непривычный для них оседлый образ жизни, включающий в себя весь комплекс церковных правил и обычаев.

Архимандрит Макарий от новокрещеных требовал строгого исполнения церковных правил: соблюдения постов, регулярного говения (исповеди и причастия) и посещения церковных богослужений. Вникал миссионер и в повседневную жизнь новокрещеных. Воспитывал навыки ведения домашнего хозяйства. Большое внимание при крещении о. Макарий уделял восприемникам. Миссионер не совершал крещения «инородцев» без крестных (восприемников). Причем к самим восприемникам предъявлялись очень высокие требования. Если новокрещеный, взрослый или ребенок, оказывался бездомными (вследствие того что новокрещеного могли выгнать из дома некрещеные родственники, вследствие сиротства или другого несчастья), восприемники должны были брать крестника к себе в дом. Со своей стороны архимандрит Макарий оказывал таким семьям материальную помощь: покупал скот, помогал строить избы.

Таким образом, первый период деятельности Алтайской духовной миссии заключался в становлении и утверждении церковного образа жизни коренных жителей Алтая, налаживании духовного родства и общения. Архимандрит Макарий «положил твердое основание святой и животворной веры на Алтае, обратив ко Христу и научив истинному благочестию 675 душ алтайцев»[111]. Преемником архимандрита Макария в должности начальника миссии стал его ученик, в будущем протоиерей Стефан Ландышев, который помогал о. Макарию восемь лет. В феврале 1844 г. в Томске С. Ландышев был рукоположен во священника.

При втором начальнике Алтайской миссии – протоиерее Стефане Ландышеве (1844–1865) – сохранялось строгое отношение к вопросу принятия крещения. И, хотя массовых крещений не совершалось, число новокрещеных постепенно увеличивалось. А значит, следовало больше внимания уделять обустройству быта новокрещеных, особенно организации мест компактного их проживания. Соседство с некрещеными вызывало часто большие психологические трудности, а также ставило под удар возможность исполнения церковных правил в обыденной жизни. На почве религиозного разногласия иногда происходили конфликты.

Отец Стефан много ездил как по населенным территориям, так и по пустынным районам. Крестил, совершал богослужения. Второй начальник миссии положил традицию – воздвигать миссионерские кресты в особых местах. Таковыми, например, были места, где совершалась литургия[112]. Кроме того, судя по письмам протоиерея Стефана, кресты были установлены на северном и южном берегах Телецкого озера.

Но наиболее значимым делом протоиерея Стефана была организация миссионерских селений. Инициатива в этом деле принадлежала как самому миссионеру, так и местным новокрещеным алтайцам.

Когда стали принимать крещение калмыки и татары, кочующие в отдаленных райнах Алтая, переселение их оказалось слишком затруднительным. И потому «по мере средств и умножения сотрудников, миссия начала заводить новые заселения новокрещеных среди кочевьев их соплеменников, устрояя в некоторых из них станы миссии, для постояннаго пребывания сотрудников миссии, а в некоторых домики, для временного пребывания и совершения богослужения, стараясь поселять там с новокрещеными давно крещенных алтайцев и всегда избирая для таковых заселений места соответственные, как потребностям жителей, так и требованиям и разным нуждам службы миссионерской»[113]. Таковых селений в первой половине 1850-х гг. было заведено около десяти.

Существует мнение, что практика создания миссионерских селений носила насильственный характер. Но это не так. Вот как описывается этот процесс в дореволюционном путеводителе по Алтаю. В местности, где впоследствии было образовано селение Тюдрала, новокрещеный алтаец попросил миссионера поставить православный крест. Рядом была срублена изба. Здесь поселился новокрещеный. Вскоре на добровольной основе к нему стали присоединятся другие новокрещеные кочевники. Позднее было принято решение запретить селиться некрещеным в радиусе пяти километров от креста, чтобы не возникала опасность обратной ассимиляции крещеных с некрещеными[114].

Практика создания новых селений для новокрещеных алтайцев имела большое воспитательное значение. Здесь миссионеры приучали кочевников к оседлому образу жизни, строительству изб, огородничеству, пчеловодству; женщин приучали к ведению домашнего хозяйства. Расселение в миссионерских селениях носило добровольный характер. Так, в начале 1860-х гг. всего христиан-алтайцев было около 5000 человек, а приученных «к оседлости и расположенных к трудолюбивой жизни около 3200 душ»[115].

За время начальствования протоиерея Стефана в ведении миссии оказалось 22 селения новокрещеных. Большая часть этих селений была заведена вторым начальником миссии.

Вместе с созданием селений строились храмы, молитвенные дома, открывались новые миссионерские отделения-станы. Если при архимандрите Макарии был один постоянно действующий миссионерский стан, то к середине 1860-х гг. существовало уже восемь отделений: Улалинское, Мыютинское, Чемальское, Макарьевское, Черно-Ануйское, Кузнецкое, Кебезеньское, Урсульское. До конца своих дней протоиерей Стефан Ландышев оставался в миссии и был похоронен в 1874 г. у алтаря Улалинского храма Всемилостивого Спаса.

При третьем по счету начальнике миссии – архимандрите Владимире (Петрове, 1865–1883 гг.) – процесс образования новых селений и станов продолжался. В частности, были открыты Чуйский, Чулышманский и Мрасский станы Алтайской миссии. Однако более значимая заслуга архимандрита Владимира – это строительство новых церковных зданий.

Только в 1870–1874 гг. его попечением были построены церкви в с. Чопоше, Мыюте, Катанде и в Александровском. В 1872 г. в Улале закончилось строительство дома для начальника миссии, в мезонине которого располагалась домовая церковь во имя свт. Иннокентия Иркутского.

Но самой значительной стройкой этих лет стала новая церковь в центре миссии – Улале. Проблема строительства более просторного здания возникла уже давно – старое обветшало, требовало постоянного ремонта, да и размеры были слишком малы и не соответствовали его статусу. После пожара в 1873 г., уничтожившего старую церковь, начальник миссии срочно взялся за строительство храма в Улале. Основные расходы на возведение храма взяли на себя Православное миссионерское общество, основанное в 1865 г., и высокопреосвященнейший Иннокентий, митрополит Московский. Начальник миссии должен был сам руководить стройкой из-за отсутствия квалифицированных специалистов и состоятельных строителей-подрядчиков, а также в связи с необходимостью жестко экономить средства. Подрядчиком стал простой плотник Архип Борзенков, уже имевший опыт строительства небольшой церкви в с. Мыюте. Место для храма было выбрано в центре селения, неподалеку от впадения р. Улалы в р. Майму. Однако возникла опасность, что реки могут изменить русло и повредить будущему зданию. В связи с этим архимандрит Владимир с несколькими рабочими начал «копать канавку», к ним присоединились жители – вскоре было расчищено новое русло для реки и построена плотина[116]. В Горном Алтае не хватало не только рабочих рук, но и архитектурно-инженерных кадров. Эту брешь также устранил разносторонне одаренный человек – архимандрит Владимир. Планы многих церквей, построенных в то время, были начерчены им лично.

При архимандрите Владимире получили развитие традиции православного монашества. К началу 1880-х гг. Улалинская женская община была преобразована в женский миссионерский монастырь. Большую поддержку третий начальник миссии оказывал и мужской обители в устье реки Чулышман. Наиболее серьезный фактор в храмоздательстве был, несомненно, материальный. Архимандрит Владимир, активно участвуя в создании Православного миссионерского общества, смог существенно увеличить финансирование Алтайской миссии. Это позволило не только построить более десятка храмов по Горному Алтаю, но и возвести первый архиерейский дом с церковью в Бийске.

В самом конце 1879 г. Святейшим Синодом было определено открыть в пределах Томской епархии викариатство в г. Бийске – для начальника миссии. Таким образом, был значительно повышен статус начальника Алтайской духовной миссии. Наречение и хиротония архимандрита Владимира состоялась в марте 1880 г. в кафедральном Томске. С этого момента резиденция начальника Алтайской миссии была перенесена в Бийск. Через несколько лет епископ Владимир был назначен епископом Томским. Но он продолжал оказывать посильную помощь храмост-роительству на Алтае и когда стал епископом Ставропольским, и в конце жизни – архиепископом Казанским. Архиепископ Владимир был первым жертвователем на строительство прекраснейшего каменного собора в Улалинском женском монастыре (1893–1897).

В общем третий период существования Алтайской духовной миссии ознаменован активным храмостроительством на всей территории Горного Алтая. Столь плодотворная деятельность третьего начальника миссии стала возможна во многом благодаря его личным качествам: «В общении со служащими в Миссии о. архимандрит Владимир был строг, как начальник, но милостив, как отец»[117].

Четвертый период истории Алтайской миссии во многом определяется личностью святителя Макария Алтайского (1883–1890 гг.). Михаил Невский прибыл в Алтайскую миссию в качестве рядового сотрудника в 1855 г. Подобно протоиерею Стефану Ландышеву, он стал воспитанником миссии. На первых порах, будучи учителем, катехизатором и переводчиком, он на деле увидел необходимость просвещения коренного алтайского населения. Он вникал буквально во все проблемы налаживания педагогического процесса. В 1861 г. будущий святитель был пострижен в монашество с именем Макарий и рукоположен во священника.

С 1870 г. о. Макарий (Невский) стал заведующим Центральным миссионерским училищем. Тогда оно было временно переведено в Чопош. В 1875 г. о. Макария направили служить в Улалинский стан и назначили помощником начальника миссии. Вместе с игуменом Макарием в Улалу было возвращено и миссионерское училище. А еще через восемь лет (1883), когда о. Макарий был хиротонисан во епископа Бийского и назначен начальником миссии, выпускники Центрального Улалинского миссионерского училища были переведены в Бийский архиерейский дом, где по инициативе нового начальника было создано миссионерское катехизаторское училище. Это было продиктовано желанием святителя Макария утвердить на Алтае проповедь и богослужение на языке местных жителей. Целью этого училища была подготовка «чтецов, миссионерских сотрудников, учителей и духовенства среди алтайцев»[118]. В 1890 г. на правительственном уровне был утвержден устав катехизаторского училища.

Одновременно с устройством училища встал вопрос о создании системы школьного образования при миссионерских станах. Это совпало по времени с выходом распоряжения императора Александра III, согласно которому духовенству предписывалось активное участие в распространении грамотности среди народа. За период с 1883 по 1891 гг. при миссионерских станах были организованы более десяти школ грамоты.

Помимо школьного образования, доступного только детям, епископ Макарий вменил в обязанности миссионеров «народные просветительные чтения». Причем начальник миссии в этой работе подавал миссионерам личный пример. При его резиденции в Бийске такие чтения проводились дважды в неделю.

Святитель оказывал большую помощь миссионерским школам, особенно тогда, когда стал митрополитом Московским. Попечитель Западно-Сибирского учебного округа в сентябре 1916 г. писал, что «все заботы Вашего Высокопреосвященства я помню и свято храню» и «пока я Вашими молитвами останусь на своем посту, на Алтае все будет в соответствии с Вашим желанием и отеческим указанием»[119]. Большим авторитетом владыка Макарий пользовался и среди учителей. В знак благодарности владыке Макарию за многочисленные труды по благоустройству школ миссии новую улалинскую школу было решено назвать его именем. Эта школа была построена в заречной части села Улалы[120]. Даже Чемальская женская община на заре своего существования (в середине 1890-х гг.) хотела носить его имя, но владыка смиренно отказался: «…если же назвать ее нужно, то отнюдь не моим именем при жизни моей.»[121] В начале ХХ в. благодаря свт. Макарию в Чемале были открыты женские учительские курсы.

Много было сделано для постановки планомерного педагогического процесса. Обращаясь к миссионерам и учителям, епископ Макарий указывал, что для ученика прежде всего важно духовное воспитание и образование «с преобладанием духа истинного христианства»[122]. В 1886 г. святителем были разработаны «Инструкция для учителей миссионерских школ» и «Советы для миссионеров Алтайской и Киргизской миссии»[123]. Нужно отметить, что некоторые положения из них актуальны и сейчас и могут быть использованы в православных учебных заведениях.

По примеру третьего начальника миссии епископ Макарий продолжал церковное строительство. При нем были расширены пределы Алтайской миссии (открыто Бачатское отделение, находящееся в Кузнецком округе), увеличено число миссионеров-священнослужителей, часть из которых были уроженцами Горного Алтая. Как правило, в каждом новом стане возводились храм и школа.

Таким образом, при всей многогранной деятельности святителя Макария на посту начальника Алтайской духовной миссии главным его вкладом в дело миссионерства на Алтае было создание системы образовательных учреждений. Это главная заслуга четвертого по счету начальника Миссии.

Следует добавить, что рассмотренная нами периодизация по хронологическому признаку достаточно хорошо соотносится с этапами развития миссионерской проповеди. А именно: 1) завоевание доверия, создание письменности, появление школ и перевод богослужебных текстов; 2) появление храмов, богослужение на родном языке, организация духовных школ, зарождение национальной интеллигенции; 3) оформление национальной церкви, появление своего епископа, священнослужителей из коренных жителей, формирование культурной интеллигенции и достижение вершин духовной христианской культуры. Это позволяет сделать вывод о том, что алтайским миссионерам в процессе своей деятельности удалось перенести на сибирскую землю метод святых Кирилла и Мефодия, так называемый метод инкультурации. Этот метод позволил не только осуществлять процесс воцерковления коренных народностей Горного Алтая, первоначально далеких от христианского миропонимания, но и дать им письменность, школы, письменную и изобразительную культуру; не только приобщить их к великой восточно-европейской культуре, но и сохранить в процессе христианизации национальную культурную самобытность.

Дальнейшая история Алтайской миссии (1891–1919) протекала по ранее отработанным принципам. К началу 1890-х гг. была сформирована разносторонняя система миссионерских учреждений. Тем не менее каждый начальник Алтайской духовной миссии оставил свой незабываемый след в ее истории.

Епископ Владимир Синьковский (1891–1893) достроил и освятил просторный архиерейский Казанский храм в резиденции начальника Алтайской миссии.

Епископ Мефодий Герасимов (1894–1898) начал строительство нового корпуса миссионерского катехизаторского училища, освятил домовый Иоанно-Богословский училищный храм.

Епископ Сергий Петров (1899–1901) продолжал обширные постройки в Бийском архиерейском доме и катехизаторском училище.

Епископ Макарий Павлов (1901–1905) ликвидировал долги Бийского архиерейского дома и продолжал благоустройство миссионерских станов.

Епископ Иннокентий Соколов (1905–1919) сохранял и расширял систему миссионерских учреждений при постоянных материальных трудностях, связанных с революционными событиями в России.

С наступлением революционных перемен судьба миссионерских храмов в целом не отличалась от участи других православных храмов. Даже после закрытия Алтайской духовной миссии миссионеры продолжали свое служение в 1920-е гг. Но с началом периода активного богоборчества и репрессий, к середине 1930-х гг., на территории Горного Алтая были закрыты все миссионерские и приходские храмы.

Формирование и развитие административной структуры

Обратимся к опыту организации структуры миссионерских учреждений в Алтайской духовной миссии[124]. В разные исторические периоды по-разному складывалась система управления и штаты миссии (см. схему 1). Состав сотрудников Алтайской духовной миссии длительное время был достаточно ограничен. Первым священником-миссионером и одновременно начальником Алтайской духовной миссии был ее основатель – преподобный архимандрит Макарий (Глухарев, с 1830 по 1844 гг.). В первые месяцы пребывания на Алтае ему помогали два студента из Тобольска. Вскоре при миссии появился толмач – переводчик из местных жителей Михаил Чевалков. Иногда архимандриту Макарию помощь в миссионерской деятельности оказывали священники ближайших к миссии приходов. На некоторое время приезжали в Миссию священноиноки из Томска. Всего за время пребывания о. Макария на Алтае в разное время ему помогали шесть священников, в том числе его родной брат. Однако все они были нештатными сотрудниками. Пособие духовенству, переводчикам и другим сотрудникам архимандрит выплачивал из пожертвований, которые поступали к нему из России. Средств, выделяемых из казны, и синодальных сумм было недостаточно для содержания миссионерских штатов. Чрезвычайно скудное материальное положение миссии продолжалось и при втором начальнике миссии – протоиерее Стефане Ландышеве (с 1844 по 1865 гг.).

С приездом в миссию нового начальника – архимандрита Владимира (Петрова) – пожертвования увеличились. Это совпало с созданием Православного миссионерского общества. Благодаря деятельности этого общества работа миссии стала приобретать более планомерный характер, поскольку с тех пор появился бюджет.

Миссионерские расходы шли на выплату пособия сотрудникам миссии (священники-миссионеры не пользовались никакими деньгами от новокрещеных), на строительство и содержание храмов, станов и школ, на благотворительную помощь новокрещеным, содержание приютов и больницы, оплату дорожных расходов и др.

Схема 1. Управление и штаты

Управлял миссией начальник в сане епископа-викария. С 1880 г., когда была учреждена в Бийске викарная кафедра, туда же была перенесена и резиденция начальника Алтайской духовной миссии. К 1882 г. в центральной части г. Бийска был построен Архиерейский дом. Ближайшим сотрудником начальника миссии был старший миссионер в должности помощника (с 1866 г.). Первоначально местопребыванием помощника начальника миссии была Улала, бывший центральный стан. А после 1914 г. помощник начальника миссии проживал в Бийском архиерейском доме.

С увеличением штатов и станов была учреждена должность благочинного миссионерских церквей. Первым благочинным стал в 1897 г. протоиерей Константин Соколов (в будущем епископ Иннокентий). С 1910 г. территория Алтайской духовной миссии была разделена на три благочиния. Благочинными стали священники: Петр Бенедиктов, Константин Константинович Соколов и Терентий Каньшин[125]. Кроме того, помощник начальника миссии являлся благочинным храмов архиерейского дома, Катехизаторского училища, бийской тюремной Космодемьянской церкви, а также монастырских церквей.

В штате миссии были еще священники-миссионеры, псаломщики, учителя миссионерских школ, переводчики. С появлением катехизаторского училища все его сотрудники и преподаватели вошли в штат Миссии. Несколько позднее часть школ была передана в ведение Томского Епархиального училищного совета, и поэтому содержание этих школ осуществлялось из средств Совета.

Первые богослужения в Горном Алтае совершались в приспособленных для походного храма помещениях. Чаще всего это были простые избы. Лишь со временем стала складываться система богослужебных центров (см. схему 2).

Первый миссионерский стан был обустроен основателем миссии в селении Майминском. Первоначально станом являлся небольшой дом, который был описан архимандритом Макарием в письме великому князю О. В. Голицыну от 27 ноября 1831 г.: «В одном покое нашего дома помещена походная церковь Миссии, в которой и божественная служба по временам совершается»[126].

К 1834 г. был построен первый миссионерский дом. Он находился в первом стане миссии в Майме. В этом доме находилось просторное помещение, предназначенное для совершения богослужения.

Схема 2. Богослужебные центры

Первый миссионерский храм был построен в 1838 г. во втором стане Алтайской миссии, в Улале, а его освящение состоялось 4 августа 1838 г. по благословению епископа.

Со временем станы приобретали более обжитой вид. Строились храмы, школьные здания, дома для священников, причетников, учителей. Так, например, в селении Паспаул в начале его истории из миссионерских построек был только небольшой двухэтажный дом, построенный протоиереем Стефаном Ландышевым. А к 1910 г. в Паспаульском миссионерском стане были: Богородице-Казанская церковь, сторожка при церкви, церковно-причтовый дом для священника, два амбара, церковно-причтовый дом для псаломщика, амбар, церковно-приходская школа[127].

К 1916 г. в Алтайской духовной миссии было 40 храмов и 55 молитвенных домов. Все храмы миссии были поделены по территориальному принципу на 31 отделение. Центром отделения был миссионерский стан, который являлся резиденцией миссионера, заведующего данным отделением. В ведении миссионера находились миссионерские селения, входящие в соответствующее отделение. Инициаторами образования миссионерских селений были миссионеры или сами новокрещеные. Подавляющее большинство современных населенных пунктов Республики Алтай в свое время были созданы Алтайской духовной миссией. Данная структура миссионерских богослужебных центров «отделение – стан – миссионерские селения» сложилась еще при о. Стефане Ландышеве в 1850-е гг. и просуществовала вплоть до упразднения Алтайской духовной миссии в связи с революционными событиями 1917 г.

Не менее важной составляющей деятельности миссии были учебные заведения (см. схему 3). Первая миссионерская школа для мальчиков в Алтайской духовной миссии была открыта в 1830 г. в Улале Бийского округа основателем миссии архимадритом Макарием (Глухаревым). Под его руководством и в Майме открываются две школы – для мальчиков и девочек – с бесплатным обучением. При его преемнике – о. С. Ландышеве в миссии было открыто еще 4 школы. При третьем начальнике миссии, о. Владимире, было открыто 20 школ, в которых к концу его начальствования обучалось 500 учеников. В 1858 г. миссионером Василием Ивановичем Вербицким в улусе Кузедеевском Кузнецкого округа открылась первая миссионерская школа в Горной Шории.

С умножением числа школ перед руководством миссии все острее вставал кадровый вопрос. В Сибири учителей для «инородческих» школ не готовили. Было решено готовить таких специалистов у себя в миссии из числа алтайцев, знающих русский язык. Для этих целей архимандрит Владимир (Петров) в 1867 г. в Улале открыл училище, в которое принимались мальчики из «инородцев», уже обучившиеся чтению и письму на русском языке. По окончании этого училища выпускники, знающие родной и русский языки, могли работать учителями в миссионерских школах, а также толмачами, церковнослужителями, а особо способные и достойные – священнослужителями миссии[128].

Схема 3. Учебные заведения

Для плодотворной работы училища пришлось разрабатывать специальную методику обучения местных детей русскому языку. Начинали чтение на алтайском языке, затем переходили на русский язык, потом шел совместный текст на двух языках. Учебник по этой методике был издан в Казани в 1868 г. за счет Св. Синода. Данная методика была введена во всех школах миссии. Более всего в этом потрудились миссионер иеромонах Макарий (Невский) и старший толмач телеут М. В. Чевалков (в будущем протоиерей). Кроме того, налаживанию процесса обучения алтайцев грамотности предшествовала многолетняя работа миссионеров по созданию грамматики алтайского языка, начатая архимандритом Макарием и завершенная протоиереем Василием Вербицким.

Через некоторое время, в 1883 г., при Бийском архиерейском доме было создано миссионерское катехизаторское училище, приравненное в правах к духовным училищам. Однако выпускники катехизаторского училища большей частью занимали вакантные священнические и псаломщицкие места, а учителей для новых школ не хватало. В 1901 г. было высказано предложение об открытии учительской школы, которая готовила бы учителей для школ грамоты[129]. Реализовать эту идею удалось только через десять лет. Выпускники Чемальской второклассной женской школы после сдачи экзаменов получали право преподавать в начальных школах. Таким образом, в Горном Алтае к началу ХХ в. имелись одно-и двухклассные церковно-приходские школы, второклассная школа, миссионерское катехизаторское училище.

Успехи системы образования, созданной Алтайской духовной миссией, были несомненны. Уже к 1910 г. подавляющее большинство воспитанников миссии стали ее сотрудниками, причем три четверти из них – инородческого происхождения.

Благотворительность была свойственна алтайским миссионерам всех поколений, начиная с основателя миссии, и поэтому благотворительные учреждения (см. схему 4) стали появляться уже на заре ее истории. Каждому новокрещеному оказывалась посильная помощь в организации быта, обустройстве оседлого образа жизни. Не оставались без опеки сироты и лишившиеся крова. Но так как благотворительная деятельность большей частью основывалась на пожертвованиях, длительное время в миссии не удавалось создать стабильную систему социально-благотворительных учреждений. Только в 1875 г. в Центральном Улалинском стане был открыт первый официальный приют для сирот. В том же году и в том же здании была открыта миссионерская больница, где местные жители могли бесплатно получать медицинскую помощь. Позднее были открыты Чемальский (1896) и Чулышманский (1904) приюты для сирот.

Помимо этого во многих миссионерских станах были построены дома для временного размещения бездомных и сирот. У каждого миссионера имелась аптечка с различными лекарствами, так что во время длительных поездок миссионеры могли при необходимости оказывать медицинскую помощь. Миссионеры также прививали оспу.

Схема 4. Благотворительные учреждения

Особую значимость в деле развития христианской благотворительности имели приходские попечительства. Первое такое попечительство было открыто в Улале (1877). В 1891 г. были открыты приходские попечительства в Кебезеньском, Чемальском, Урсульском и Черно-Ануйском миссионерских станах[130]. К началу 1910-х гг. приходские попечительства были созданы в большей части станов. Попечительства стали достаточно организованной благотворительной структурой. Они имели задачей, с одной стороны, оказание помощи вдовам, сиротам, престарелым, бесприютным, больным, с другой стороны – приучение новокрещеных к делам благотворительности[131]. В отчете начальника Алтайской духовной миссии за 1914 г. сказано, что миссия «завершила свое внешнее развитие… разрослась в многоветвистое дерево, под сению которого ютится много учреждений»[132]. Система приходских и школьных учреждений охватила практически всю территорию Горного Алтая, а средняя плотность храмов и школ достигла среднероссийских православное население приходится показателей. «На 41 церковь (не считая приписных. – Ю.К.), т. е. одна церковь на 1691 душу, 39 священников (кроме иночествующих), т. е. на каждые 1753 души по священнику, 82 школы, т. е. на 845 душ одна школа. Такое отношение священников и школ для такой окраины, как Алтай, можно признать вполне удовлетворительным»[133](см. также таблицу 1).

Структура миссионерских учреждений охватывала все стороны жизни населения Алтая: религиозные потребности, хозяйственно-бытовую деятельность, образование, благотворительность. Всесторонность работы миссионеров была заложена еще первым начальником Алтайской духовной миссии архимандритом Макарием (Глухаревым). Он в общении с алтайцами вникал во все тонкости их жизни, лично проявлял участие к их нуждам, пытаясь помочь своей новообращенной пастве. Результатом созидательной деятельности руководства Алтайской миссии явилась многофункциональная структура богослужебных, образовательных и социальных учреждений, приносившая обильные плоды в миссионерской и просветительской деятельности.

Таблица 1

Статистические данные по Алтайской духовной миссии

Примечание: Таблица составлена по ежегодным отчетам Алтайской духовной миссии.

Центральные пункты

Проблема выбора места для постоянного пребывания перед основателем Алтайской миссии стала с самого момента его приезда в Бийск 29 августа 1830 г. Так сложилось, что на месте первого крещения алтайца – в Улале – лишь спустя несколько лет архимандриту Макарию удалось создать центральный стан. Это произошло недалеко от устья речки Улалушки, впадающей в р. Майму. Первую в Горном Алтае божественную литургию о. Макарий совершил там же 21 мая 1831 г. Но основать в Улале первый миссионерский стан ему не удалось из-за страха местных жителей быть насильственно крещеными. Первые годы на Алтае миссионер провел в селении Найминском (Майме), что в восьми верстах от Улалы

Летом 1834 г. произошло событие, которое в корне изменило духовную ситуацию в Улале. Архимандрит Макарий отслужил литургию под открытым небом при большом стечении местного населения. Тогда в улусе Улала проживало 30 семей алтайцев и 5 семей русских крестьян и пчеловодов. После этой литургии улалинцы один за другим приняли крещение[134]. В это время начальник миссии уже думал об образовании нового стана в Улале, которому на многие годы суждено было стать центральным.

Вскоре в Улале появилась первая миссионерская церковь. 4 августа 1838 г. по благословению епископа Агапита «новокрещеные инородцы и другие православные христиане, живущие в Улалинском селении, построили настоящую церковь»[135]. Самые крупные пожертвования на ее строительство внесли купец третьей гильдии Андрей Михайлович Шустин (334 руб. 92 коп.) и «инородец» Карп Еремеевич Параев (323 руб. 55 коп). Размеры первой Улалинской церкви составляли около 15 аршин в длину и 8 аршин в ширину (10,5 м на 5,6 м). Освящена она была в честь Всемилостивого Спаса, согласно антиминсу, находившемуся в миссии.

В 1839 г., когда архимандрит Макарий вместе с братом совершал поездку по России, в Улале строился небольшой дом для миссии. В письме к иеромонаху Анастасию от 18 августа 1839 г. начальник миссии дает указания относительно отделки дома из двух келий для него и старца Петра Лисицкого[136]. После возвращения из поездки в июле 1840 г. о. Макарий жил в этом доме вплоть до своего отъезда с Алтая. В этом доме после отъезда основателя Миссии разместилась миссионерская школа, в которой преподавал миссионер о. Стефан Ландышев и его помощники, а учениками были дети новокрещеных. В школе детей обучали грамоте, молитвам, Закону Божьему. Вторая комната использовалась для размещения «бесприютных». Со временем, когда число учащихся значительно возросло, занятия стали проводиться в церковном здании. В 1855 г. в здании первого улалинского храма стали проводиться воскресные внебогослужебные беседы[137].

К концу пребывания архимандрита Макария на Алтае в Центральном Улалинском стане имелись небольшая церковь и три дома. Два из них служили для проживания миссионеров, а в третьем, построенном в 1839 г., после отъезда основателя миссии разместилась миссионерская школа.

После отъезда архимандрита Макария структура Улалинского стана оставалась неизменной в течение более десяти лет[138]. Второй начальник миссии, протоиерей Стефан Ландышев, уделял большое внимание созданию новых селений для новокрещеных. Часто совершал миссионерские поездки с походной церковью. Тогда в Улалинском отделении было два походных антиминса: Всемилостивого Спаса (с 1830 г.), во имя Собора 12 апостолов (с декабря 1857 г.)[139]. В середине XIX в. новокрещеные алтайцы, как писал миссионер о. Иоанн Смольянников, «обязанности в отношении к Церкви исполняют с примерным усердием». «Каждый праздник Улалинский храм бывает наполнен молящимися; даже в простые будничные дни немало инородцев посещает святой храм, чего у русских крестьян в Сибири не бывает»[140].

Во второй половине XIX в. в Алтайскую миссию был назначен новый начальник – архимандрит Владимир (Петров). Все причтовые дома в центральном миссионерском стане были заняты. Два дома, крытых тесом, с «необходимыми службами», занимали миссионеры, а два других – причетники[141]. Архимандрит Владимир, которого улалинцы встречали колокольным звоном, как архиерея, вынужден был поселиться сначала в доме о. Ст. Ландышева, а затем в одной из частей дома архимандрита Макария («старого училищного дома»), перенесенного из Маймы[142].

Узнав о стесненных условиях проживания архимандрита Владимира, постоянный московский благотворитель протоиерей Николай Лавров в 1867 г. предложил построить отдельный дом для начальника Миссии. На эти цели были присланы пожертвования. В то же время (1867) была начата постройка нового училищного дома. Тогда было решено это здание перестроить под дом начальника миссии. К уже существующему срубу сделали пристройку и надстроили мезонин. В 1870 г. митрополит Московский Иннокентий, председатель Православного миссионерского общества, прислал 500 руб. из собственных средств на постройку этого дома. Он же предложил, чтобы при доме начальника Миссии было отведено помещение для походной (домовой) церкви. В 1870 г. дом был построен вчерне. Дом состоял из четырех больших комнат: для начальника Миссии и келейника, канцелярии, библиотеки, архива, а также для приезжих (миссионеров, новокрещеных или язычников, желающих принять крещение). В мезонине дома начальника миссии отвели помещение для домовой церкви в честь святителя Иннокентия Иркутского.

Усилиями архимандрита Владимира в Центральном стане миссии были построены храм Всемилостивого Спаса, вместительная больница-приют, здание Филаретовского миссионерского училища и целый ряд других важных объектов.

Так сложилось, что Улала с обустройством главного миссионерского стана стала играть роль своеобразной столицы – центра духовной миссии. С тех пор в Улале проживали представители всех алтайских племен Бийского и Кузнецкого округов. Сюда сходились со всех уголков Алтая кочевые язычники и при помощи миссии оставались здесь для оседлой жизни. И даже во второй половине XIX в., когда были открытыми и другие станы Миссии, по-прежнему приходили в Улалу язычники, для того чтобы, крестившись, остаться здесь в каком-либо из близлежащих селений. К тому же в Улале было легче прокормиться и избежать неприятностей от некрещеных родственников.

«Высочайшим Его Величества соизволением на определение Святейшего Синода» в декабре 1879 г. пределах Томской епархии было учреждено викариатство со званием епископа Бийского[143]. Хиротония первого епископа Бийского – Владимира (Петрова) – была совершена 16 марта 1880 г. В связи с этим резиденция начальника Алтайской духовной миссии должна была переместиться из Улалы (совр. Горно-Алтайск) в Бийск. Переезд первого алтайского архиерея состоялся в августе того же года. Квартира для епископа была арендована за городской счет, а под постройку Бийского архиерейского дома с церковью было «отведено место вполне достаточное и самое лучшее в городе»[144]. Несколько позже администрация Алтайского горного округа утвердила решение Бийской городской думы об отмежевании земельного участка[145], а также выделении строительного леса для архиерейского дома[146].

Благодаря пожертвованиям горожан строительство было начато сразу же. Уже 14 сентября 1882 г. воздвигали кресты на новоустроенную архиерейскую домовую церковь, а 17 сентября церковь была торжественно освящена[147]. К 1883 г. постройка просторного полукаменного здания была окончена. В этом доме в трех уровнях разместились: домовая церковь (вместительностью до 500 человек), архиерейские покои, библиотека, канцелярия, архив, помещения для певчих – учеников, для служащих при домовой церкви братий, для иконописной мастерской, для свечного, иконного, книжного складов, а также помещения для временного пребывания миссионеров. Кроме того были построены: отдельный дом для служащих при церкви, дом для прислуги, дом для столярной мастерской, хозпостройки: конюшня, экипажный и дровяной сараи, амбар, погреб, ледник и др.

22 мая 1886 г. в архиерейском доме произошел пожар. Огнем была уничтожена церковь и архив миссии. Спасая антиминс, чуть не пострадал епископ Бийский Макарий (Невский)[148]. Сразу после пожара было начато строительство нового каменного здания архиерейского дома. В том же году было собрано почти 40 тыс. руб. добровольных пожертвований. В 1888 г. постройка была в целом закончена. На первом этаже расположилось Миссионерское катехизаторское училище, на втором – покои, братия архиерейского дома и канцелярия, на третьем (в мезонине) – домовая церковь в честь свт. Димитрия Ростовского. В 1891 г. была построена отдельно стоящая каменная архиерейская Казанская церковь (освящена 8 ноября того же года). В 1898 г. надстроена колокольня. Строительные работы в архиерейском доме велись практически беспрерывно. Это привело в конце 1890-х гг. к возникновению больших долгов. Так что епископу Макарию (Павлову), назначенному начальником миссии в 1901 г., пришлось прилагать громадные усилия по исправлению дел. За несколько лет, благодаря рачительному хозяйствованию, миссия избавилась от долгов по содержанию резиденции начальника миссии[149].

К началу 1910-х гг. в комплекс архиерейского дома входили следующие капитальные постройки: дом начальника миссии, архиерейская каменная церковь Казанской иконы Божией Матери, большой корпус катехизаторского училища, начальная церковноприходская школа (Казанское училище), каменные хозпостройки (дровяной склад, скотный двор, ремесленные классы, экономский дом, каменная баня и др.). Первые три здания были связаны подземными переходами. По воспоминаниям старожилов, к западу от учебного корпуса располагалась каменная конюшня и баня. Баня была построена после 1905 г. Земельный участок комплекса состоял из двух частей: северной – размером примерно 380 м на 340 м, южной – 380 м на 200 м.

Рядом со зданием училища находился училищный садик. Чуть дальше – архиерейская роща с прудом. Другой, более старый, пруд располагался рядом с Казанской церковью. С юго-западной стороны к комплексу примыкали пожарное депо и женский приют.

При начальнике миссии находились монашествующие священники и послушники. Они составляли «братию» Архиерейского дома. Как правило, в их число входили лица незнатного происхождения. При Архиерейском доме была своеобразная воспитательная и испытательная база для лиц, ожидающих монашеского пострига и рукоположения. Часть из них закреплялась за домовыми архиерейскими храмами, часть имела послушания в других местах. Так, числились в числе братии архиерейского дома некоторые насельники Александро-Невского скита с. Жуланихи.

В 1916 г. в составе братии числилось шесть иеромонахов, три иеродиакона, один монах и один рясофорный послушник.

В 1914 г. митрополит Макарий (Невский) инициировал в Москве создание миссионерского подворья. Землю в районе Савеловского вокзала для этих целей пожертвовал бутырский Богородице-Рождественский храм. В первую очередь на подворье планировалось устроить миссионерскую богадельню, в которой могли бы найти прибежище престарелые и больные труженики различных миссий Русской Православной Церкви. Помимо просторного храма на подворье также планировалось возвести просторный зал для народных собраний, чтений и докладов. Кроме того, четыре аудитории для катехизаторской школы, народно-миссионерской школы и библиотеки-читальни. В проекте были предусмотрены миссионерский музей и магазин, где продавались бы изделия преимущественно сибирского происхождения. Для нужд Алтайской духовной миссии предполагалось устроить часовню, и, кроме того, на финансирование ее выделялась часть капитала от доходных домов подворья.

Первое заседание попечительского совета миссионерского подворья состоялось 14 февраля 1914 г. под председательством митрополита Макария. Было решено, что «на площади участка, стоящего свыше 1 000 000 руб., будет возведено здание в 780 кв. саж. с внутренним садом 250 кв. саж.»[150]. Стоимость построек должна составить 600 тыс. руб. Ежегодный доход должен был составлять несколько десятков тысяч рублей. Первый камень подворья положил военный священник М. Прутников. Он был и первым жертвователем строительства подворья. На первом же заседании попечительства было изыскано 400 тыс. руб. Это дало основание планировать завершение строительства пятиэтажного здания в течение двух строительных сезонов, к 15 августа 1915 г.

Вскоре после этого исторического заседания митрополит Макарий писал епископу Иннокентию (Соколову), что если удастся осуществить задуманное и возвести миссионерское подворье, то из 40 тыс. руб. предполагаемого дохода на нужды Алтайской миссии пойдет половина этой суммы[151].

Изменение исторической ситуации в России не позволило в полной мере реализовать задуманное. Сначала ограничение финансирования, затем лишение собственности вследствие перехода власти к большевикам привели к невозможности дальнейшего функционирования миссионерских учреждений Алтая. Формально закрытие Бийского архиерейского дома и большинства миссионерских структур произошло 27 мая 1920 г. Тогда Бийский уездный ревком принял решение передать его в ведение местной больницы. В течение нескольких последующих лет на этой территории еще проживали священнослужители. Примерно с 1923 г., после ареста архиепископа Иннокентия, в бывшей архиерейской церкви служили обновленцы. С 1930 г. комплекс бывшего архиерейского дома заняла воинская часть. В доме архиерея расположился штаб, в училище – гарнизонный дом офицеров, в начальной школе – средняя школа. В 2001 г. воинскую часть передислоцировали. Из всех построек Русской Православной Церкви был возвращен в 1994 г. Казанский храм, который в настоящее время освящен в честь свт. Димитрия Ростовского, а также в 2002 г. – архиерейский дом, где после реставрации должна разместиться православная гимназия.

Территориальное и административное деление

Несмотря на то, что миссионерская деятельность регулировалась определениями Святейшего Синода, начальник Алтайской духовной миссии был подотчетен епархиальному архиерею, викарием которого являлся. До 1834 г. архимандрит Макарий направлял официальную переписку в Тобольск, а после образования Томской епархии – в Томск. Резиденция начальника миссии, как было сказано выше, долгое время находилась в Улале, а затем – в Бийске.

Во времена архимандрита Макария миссионерские станы представляли собой одну-две избы, в которых размещалась походная церковь и пристанище для миссионера. Только лишь в центральном стане миссии имелась небольшая церковь, а в Майме – стационарный походный храм. С середины 1840-х гг. на Алтае начинает формироваться четко выраженная структура миссионерского стана. Центром такового становится храм или молитвенный дом. Обязательной составной частью стана является школа и дом для миссионера. Первыми станами, организованными по данному образцу, стали, помимо Майминского и Улалинского, Мыютинский, Чемальский и Макарьевский станы.

Создавать новые миссионерские станы было основной задачей преемника архимандрита Макария – протоиерея Стефана Ландышева. «Буду стараться, если Бог благословит, умножать станы миссии в значительных расстояниях один от другого, и рассаживать по два или три сотрудника, и таким образом, проводить миссионерскую линию по край кочевьев инородческих, устраивая где форпост, где редут»[152].

Задача начальника миссии осложнялась тем, что средств в бюджете на открытие новых станов не предусматривалось. Эта работа велась исключительно за счет благотворителей или личных средств миссионеров. Тем не менее без территориального расширения пределов миссии невозможно было бы говорить об увеличении сферы духовного влияния православия. Отсутствие разветвленной сети станов значительно осложняло миссионерские поездки, поскольку расстояния, которые необходимо было преодолевать, исчислялись сотнями километров по труднодоступной, гористой местности.

Отсутствие средств было не единственной проблемой при создании новых станов. В некоторых случаях миссионер сталкивался с противодействием зажиточных алтайцев, виноторговцев и раскольников. Шестой по счету стан был создан в Урсульской долине. В 1855 г. бийский купец А. И. Кокорин изъявил желание профинансировать строительство богослужебного дома с походной церковью для миссии. Уже в 1856 г. данное намерение, при участии мыютинского миссионера иеромонаха Акакия (Левицкого), было осуществлено. Вместе с походной церковью был построен дом для приезда миссионера и, что особенно примечательно, изба для поселения первого, кто пожелает здесь креститься. Средства на избу для новокрещеного пожертвовал бийский купец Семен Хабаров[153]. Прежде чем появились первые желающие креститься, в Урсуле[154] много потрудился катехизатор и будущий миссионер – рясофорный послушник Дмитрий Коновалов. Одновременно о. Стефан рассматривал возможность организации стана или селения в Абайской или Уймонской долинах, которые находились еще дальше от ближайшего местопребывания миссионера.

Таким образом, можно утверждать, что миссионерский стан представлял собой несколько строений, позволявших совершать богослужения, а также постоянно проживать миссионеру или его помощнику – катехизатору.

Однако стан мог полноценно функционировать только в том случае, если здесь был священник. Каков перечень основных обязанностей миссионера? Еще в 1870 г. архимандрит Владимир (Петров) указал на то, что деятельность миссионера распространяется как на новокрещеных, так и на некрещеных. Любой удобный случай миссионеры, как правило, использовали для проповеди. По отношению к новокрещеным у миссионеров было два рода деятельности: духовная и материально-благотворительная, а именно попечение о христианской вере и жизни новокрещеных. Язычника не крестили, пока он не будет обучен главным молитвам на родном языке, основным истинам христианской веры и правилам жизни[155]. В Великий пост миссионеры объезжали всех новокрещеных для говенья. Несколько дней совершали богослужения, повторяли молитвы и причастие.

Вот как описаны особенности говения в миссионерских церквах Алтая в отчете за 1885 г. Говение соединялось с обучением молитвам, истинам веры и жизни христианской. «Трисвятое» и «Отче наш» читали всей церковью. На богослужении несколько раз предлагалось чтение поучений, житий святых или Священной истории, которая в течение всего говенья прочитывалась полностью (в сокращенном виде). Предстоящим, особенно некрещеным, во время длительных чтений предлагалось сидеть. Чтение повечерия заменялось молитвенным правилом, состоящим из многократного (50-100 раз) повторения кратких молитв Спасителю, Божией Матери, Ангелу-хранителю и некоторым святым, с земными и поясными поклонами. Миссионер следил за количеством говеющих. Если приходило мало новокрещеных, то он отправлялся по домам и призывал к говению уклоняющихся, делая вразумление. Почти все богослужения совершались на понятном для новокрещеных языке.[156] Это давало возможность привлекать новую паству и укреплять чувство веры в уже принявших крещение.

Помимо духовного просвещения большое внимание миссионеру приходилось уделять телесным недугам своей паствы. Начальник Миссии епископ Макарий (Невский) писал в отчете за 1885 г.: «У каждого миссионера в станах есть аптечка, аллопатическая, гомеопатическая, электрогомеопатическая с соответствующими лечебниками»[157]. Однако лечением пользовались не только новокрещеные, как главная паства миссии, но и некрещеные, а также русские крестьяне, ведь на территории Горного Алтая не было никаких лечебных учреждений, за исключением миссионерских.

В письмах, записках, отчетах нередко можно встретить мысль о том, что миссионерам приходится быть «специалистами» во многих областях[158]. Даже в духовном плане монашествующим миссионерам приходилось совершать таинства несвойственные им, в частности, браковенчание (с 1867 г.).

Прилагая колоссальные усилия, миссионеры тем не менее понимали, что успех проповеди зависит не только от «энергии и способности проповедника». Результативность деятельности миссионера обусловливалась «совокупным действием следующих причин: 1) благодати Божией, непосредственно действующей на душу призываемых, поспешествующей проповеднику благовествовати слово веры и пленяющей слушающих в послушание Христово; 2) энергии способности веропроповедника; 3) внешних обстоятельств, благоприятствующих делу проповеди устранением препятствий, неодолимо удерживающих язычника от обращения к вере; благодать есть дар Божий, приобретаемый молитвою; усердие и энергия – еже хотети и деяти – от Бога же даруются просящему»[159] – говорил Святитель Макарий. Пример преданности делу миссии показывали не только «сущие в сане», но и рядовые катехизаторы и учителя. Достаточно часто миссионеры направляли катехизаторов для проповеди, особенно в те места, куда миссионер физически не успевал добраться.

Обустроенные станы Алтайской миссии стали основой для создания компактного поселения новокрещеных в самостоятельных миссионерских селениях. Поначалу принимающие крещение алтайцы переселялись ближе к главному стану миссии – Улалинскому. Но с увеличением числа новокрещеных, расширением географии их происхождения назрела необходимость создавать такие селения по всему Горному Алтаю. Эту работу начал осуществлять протоиерей Стефан Ландышев с 1850 г. Его трудами были заведены следующие селения: Ташта, Кебезень, Сары-Копша, Кабыжак, Паспаул, Салганда, Никольское[160]. При архимандрите Владимире численность таких селений измерялась десятками, а после начальствования Святителя Макария (Невского) – сотнями.

К сожалению, в критической литературе закрепилось предубеждение относительно деятельности миссионеров в плане обустройства миссионерских селений и, как следствие, приучения кочевников к христианскому образу жизни. В связи с этим важно подробнее рассмотреть вопрос о механизмах создания структуры миссионерских селений и территориального устройства. Важно подчеркнуть, что отселять новокрещеных от их родственников-язычников было объективно необходимо. Принятие крещения вызывало довольно часто крайне негативную реакцию ближайших родственников. Моральное давление на отрекшихся от «отеческой веры» (язычества) иногда было столь велико, что дальнейшее совместное проживание становилось просто невозможным. В таких обстоятельствах новокрещеные искали поддержку у миссионеров. И, разумеется, получали ее. Священники строили для новокрещеных русские избы. Как правило, место указывалось или миссионерами, или самими новокрещеными. Во избежание конфликтов для этого использовались свободные земли вне стойбищ кочевников. Это вполне очевидно, поскольку для уменьшения влияния некрещеных миссионерское селение должно располагаться достаточно далеко от кочевий. Именно таким образом было основано в 1850-х гг. селение Тюдрала. После строительства избы новокрещеный алтаец попросил иеромонаха Акакия поставить у новой избы православный крест. Выбранное место миссионером освящалось, устанавливался крест. «Нарекалось новому селению имя, большей частью по речке или урочищу, или оставлялось прежнее, если таковое было. Крест играл то же значение, что и церковь при станах»[161]. Рядом с первыми жителями селились другие новокрещеные. Вначале оказывалась помощь от миссии, а потом на собственные средства новокрещеные строились и объединялись. Для административного управления избирали из своей среды десятника, а позднее и старшину. После этого можно было считать, что миссионерское селение вполне организовано, и волостное начальство выдавало сельскую печать старшине.

Некрещеные могли делать попытки поселиться на это место. Так, в частности, было в Тюдрале. Однако сами жители резко препятствовали этому, и в результате было выработано положение о запрете селиться некрещеным в радиусе пяти километров от креста – центра миссионерского селения[162].

При ограниченности благоприятных для хозяйствования земель в гористой местности не могли не возникать конфликтные ситуации. Некоторых возмутителей спокойствия приходилось выселять. Во-первых, выселению из миссионерского селения подлежали те алтайцы, которые грубо нарушали христианский образ жизни и тем самым разлагающе действовали на остальных новокрещеных. Это выносилось на суд священника-миссионера. Однако, по утверждению Яблонского, такое право часто брали на себя новокрещеные. Во-вторых, конфликты возникали и в тех случаях, если селения оказывались на пути привычных кочевий. Такая проблема, в частности, возникла при возведении Чулышманского монастыря. Однако для чулышманцев это было менее обременительно, чем возможные конфликты с крестьянами-раскольника-ми, которые заняли бы Чулышманскую долину, если не был бы здесь основан монастырь. Земельные притеснения со стороны раскольников являлись наиболее сложной проблемой для алтайцев. Миссионеры в этом случае становились на защиту коренного населения. Так, например, архимандриту Владимиру (Петрову) пришлось прибегать к светским властям, для того чтобы сдержать темпы расселения крестьян-раскольников по берегам Катуни в районе Чопоша[163].

Таким образом, во всех конфликтах, связанных с землей, миссионеры выступали, как правило, на стороне защиты интересов коренных жителей Алтая. Трудно было алтайским «баям», которые в своем подчинении держали не только скот, но и людей, примириться с миссионерами. При этом желание работников принять крещение чаще всего наталкивалось на физическое сопротивление «баев». Показателен случай с Саввой Евтиековым, державшим стада в Бельтире. Он сначала не только препятствовал приезду в долину миссионера, строительству молитвенных домов, но и применял физические истязания к желающим принять крещение алтайцам[164]. Однако на смертном одре что-то изменилось в душе Саввы, и он завещал сыновьям построить на свои средства дом для миссионера[165]. Окрестить его не успели.

Бывали и неудачные попытки организовать миссионерские селения. Это происходило тогда, когда миссия строила домики для новокрещеных и селила в них беднейшие семьи. Но со временем из-за неготовности обитателей к такой жизни они оставляли домики и уходили. Причины таких происшествий святитель Макарий видел в следующем: «1) априорные суждения не всегда удобоисполнимы; 2) что дается легко, то мало ценится и 3) не следует идти с материальной помощью навстречу тем, кто не сознает своей нужды, хотя бы и действительной»[166].

Однако были и более существенные трудности, осложнявшие обращение алтайцев к христианству и оседлому образу жизни. Архимандрит Владимир (Петров) видел их в следующем: 1) существующее языческое управление; 2) несправедливость в распределении земельных наделов; 3) заселение края русскими крестьянами[167].

Сложившаяся ранее система инородческих волостей, к которым приписывались новокрещеные, как правило, возглавлялась некрещеными зайсанами. Зайсаны были наследственные. Потребовался довольно продолжительный промежуток времени, чтобы система наследственной передачи полномочий волостных зайсанов была преобразована в избирательную. Но и после этого далеко не сразу удалось преодолеть сложившийся уклад жизни алтайцев-кочевников. Действия некрещеных зайсанов зачастую носили откровенно враждебный характер по отношению к крещеным и препятствовали распространению христианства[168]. Противодействие проявлялось в различных формах. Например, физические истязания желающих креститься. Если же крещение все же удавалось принять, то таковых возвращали на отдаленные стойбища и держали безвыходно по нескольку лет, тем самым доводя до забвения христианских истин. «Заставляли есть идоложертвенное; позволяли себе в присутствии новокрещеных смеяться над принятой ими верой, кощунствовать над иконами, угрожать разорением церкви; разлучали супругов, отбирали у мужей жен, крестившихся лишали общественных должностей, отбирали у них имущество; жестоко наказывали розгами или нагайками; морили голодом; подвергали пыткам до уродования рук и ног; бывали случаи убийства новокрещеных и захвата их имущества; взыскивали с новокрещеных лишние подати; на жалобы не реагировали»[169] и т. д. Стоит отметить, что подобные проблемы возникали не на всей территории деятельности миссии, а преимущественно в центральной и южной частях Горного Алтая. Кроме того, новокрещеным, как их некрещеным сородичам-кочевникам, земельные наделы не выделялись, а выделялась земля в местах кочевий на всех сразу. В таком случае некрещеное большинство значительно ущемляло землепользование новокрещеных. К 1880-м гг. вся паства миссии была крайне рассеяна как в географическом, так и в территориальном отношении. Коренные жители Алтая делились на три оседло-инородческие управы в Бийском округе и три – в Кузнецком округе. Помимо этого было 25 кочевых волостей, в том числе: 7 алтайских дючин, 2 чуйские волости, 4 черневые, 2 кумандинские и половина Тогульской в Бийском округе, 9 волостей – в Кузнецком[170]. Общее количество населенных пунктов (миссионерских селений, деревень и аилов с проживанием новокрещеных), находившихся в ведении миссии, по данным клировых ведомостей таково: в 1845 г. – 3 селения, в 1864 г. – 22 селения, в 1884 г. – 95 селений, 1898 г. – 223 селения, в 1916 г. – 434 селения.

И третья проблема, озвученная архимандритом Владимиром, заключалась в том, что совместно с алтайцами жили бывшие горнозаводские крестьяне и русские переселенцы-раскольники. Последние, переезжая на Алтай, считали все земли, не занятые русскими крестьянами, пустолежащими. Сначала стесняли новокрещеных, а затем и вытесняли их вовсе. Показательна в этом отношении ситуация с неисполнением раскольниками решения правительства 1879 г. о разрешении им селиться только по определенным линиям на Алтае по дороге в Катанду и Коксу. Переселенцы откровенно игнорировали данное постановление и селились в непосредственной близости к селениям новокрещеных, тем самым потесняя их.

Из вышесказанного становится ясно, что была крайне необходима реформа в административном устройстве территорий. Инициатива в ее осуществлении принадлежала миссионерам и была поддержана властями[171]. Первая попытка изменить форму правления для новокрещеных была сделана среди черневых татар и кумандинцев (шесть волостей). Благодаря твердости и благоразумию помощника алтайского отдельного заседателя И. С. Ландышева (сына протоиерея С. Ландышева) и при участии исправника А. К. Поршенникова данная реформа была проведена успешно. Северные алтайцы отличались мягкостью характера и без препятствий согласились на замену родового правления выборным, а также замену некрещеных зайсанов крещеными[172].

Необходимо подчеркнуть, что создание новой системы административного устройства «инородцев» Алтая служило главным образом одной цели – упрочению среди новокрещеных оседлого образа жизни. Кочевнику практически невозможно было исполнять в полной мере христианские заповеди, и, что не менее важно, кочевник значительно менее защищен от капризов сложного горного климата, чем ведущий оседлый образ жизни.

Стоит добавить, что и после этих преобразований положение новокрещеных, перешедших к оседлому образу жизни, в материальном отношении было менее выгодным, чем у их кочевых сородичей. Ведь с развитием инфраструктуры целый перечень обязательств ложился на плечи жителей миссионерских селений и русских деревень, а именно на содержание земских квартир, на содержание писарей, на поправку дорог, постройку и поддержку мостов, создание ледянок для скоропостижно умерших и т. д.[173]

Тем не менее, самоотдача миссионеров была вознаграждена доверием коренных жителей. Постепенно все больше и больше алтайцев принимало крещение и, невзирая на трудности, осваивало оседлый образ жизни. Миссионеры лично несли заботы об обустройстве внешнего быта, внешнего вида новокрещеных и более всего – об устройстве жилищ. Как писал святитель Макарий: «По окроплении юрты святой водой, идолы сжигаются, на их место ставятся иконы, смываются с посуды слои грязи, накоплявшейся десятками лет; затем юрта перевозится из стойбища некрещеных в христианское селение»[174]. В миссионерском селении строились избы (поначалу с потолком, но без крыши), происходило постепенное отвыкание от юрты. Со временем дома становились большие, с тесовой крышей и печью, опрятные изнутри и украшенные снаружи; вокруг домов появлялись надворные постройки. Нередко на подворьях строились бревенчатые шатровые юрты-аилы. Чаще всего такие аилы использовались как летники. Традиция ставить во дворах летние юрты сохранилась на Алтае и поныне.

Инициатива перехода новокрещеных от кочевого к оседлому образу жизни принадлежит миссионерам. Но этот процесс совершался в Алтайской миссии постепенно. Не было зафиксировано ни одного случая принудительного переселения новокрещеных из кочевий в селение. Как утверждал архимандрит Владимир, «принудительные меры к перемене образа жизни, кочевого быта на оседлый, не только были бы бесполезны, но и фактически для миссии невозможны»[175].

Таким образом, можно констатировать, что все сделанное миссией сделано прежде всего силою нравственного влияния – советами, разъяснениями и убеждениями. Разумеется, не последнюю роль играла материальная помощь новокрещеным, которая часто оказывалась за счет личных средств миссионеров.

Стоит добавить, что с увеличением численности населения Горного Алтая проблема организации новых миссионерских селений осложнилась. Уже в начале 1890-х гг. стала ощущаться нехватка земли для сельхозугодий. С одной стороны, землей алтайских кочевий стала считаться только территория по левому берегу Катуни, а правый берег, принадлежавший «Кабинету Ее Величества», стал отводиться под русские поселения. Таким образом, значительно уменьшились территории, на которых можно было отводить землю под селения новокрещеных[176].

С увеличением числа миссионерских станов и появлением большого числа селений новокрещеных стала складываться структура миссионерских отделений. Центром отделения считался стан, а территориальные границы определялись расположением миссионерских селений, приписанных к нему[177]. Помимо миссионерских селений к стану могли быть приписаны улусы, где новокрещеные совместно проживали с некрещеными, и деревни, в которых новокрещеные проживали с русскими крестьянами. Таким образом, круг обязанностей миссионеров распространялся на все населенные пункты отделения, в которых проживали новокрещеные[178]. К этому добавлялись алтайцы, жившие в юртах или аилах по две-три семьи. Это были, как правило, недавно принявшие крещение.

Со временем, когда число крещеных алтайцев становилось достаточно большим, возникала новая проблема. Миссионеру приходилось уделять довольно много времени на требоисполнение, и, как результат, проповедовать среди некрещеных становилось невозможно из-за недостатка времени. Поэтому некоторые станы и отделения миссии приобретали статус приходов. Так произошло, в частности, с майминским Духосошественским (1848) и катандинским Свято-Пантелеимоновским (1890) храмами. Однако это не всегда было удобно для миссии. На территории этих новообразованных приходов еще оставались кочевые алтайцы, а приходские священники не прилагали достаточно усилий для их просвещения. Поэтому начальник миссии настаивал, чтобы настоятели таких приходов являлись по совместительству внештатными сотрудниками миссии. Во избежание таковой проблемы в других случаях руководство миссии ходатайствовало перед Святейшим Синодом сохранять за крупными отделениями статус миссионерских, но при этом выделять дополнительное финансирование, аналогичное приходскому. Синодальным финансированием пользовались с конца XIX в. Улалинский, Мыютинский, Черно-Ануйский и другие старейшие станы Миссии. Освобождающиеся же средства направлялись на открытие новых миссионерских станов.

Динамика образования миссионерских отделений такова: 1856 г. – 5 отделений, 1862 г. – 8 отделений, 1870 г. – 10 отделений, 1887 г. – 12 отделений, 1910 г. – 24 отделения, 1916 г. – 31 отделение (включая приход Белого Ануя). Более детально хронология образования отделений Алтайской миссии приводится в приложении.

Значительное увеличение числа миссионерских отделений на достаточно протяженной территории, появление приходского финансирования потребовало разделения приходов и отделений Алтайской духовной миссии на благочиния. В 1910 г. указом архиепископа Томского и Алтайского Макария (Невского) вся территория Алтайской миссии была разделена на три благочиния, два – в Бийском округе, одно – в Кузнецком[179]. Дополнительно было учреждено благочиние помощника начальника миссии, в которое вошли храмы Бийского архиерейского дома, катехизаторского училища и миссионерские монастыри.

Таким образом, административная структура Алтайской духовной миссии приобрела законченный вид. Управление миссионерскими структурами осуществлялось начальником Алтайской духовной миссии при участии его штатного помощника. Следующий уровень управления – это благочинные, затем заведующие миссионерскими отделениями, коими являлись миссионеры-священники. В подчинении миссионеров находились дьяконы, учителя, псаломщики. Заведующие миссионерскими отделениями составляли ежегодные отчеты о совершенных поездках, числе крещений и другой работе. Помимо этого по каждому отделению велись клировые ведомости, в которых отражались данные о состоянии храмов, о сотрудниках и численности населения. Сложившаяся система позволяла вести миссионерскую, образовательную и благотворительную работу организованно, целенаправленно и, самое главное, эффективно.

Глава 3 Монастыри Алтайской духовной миссии во второй половине XIX – начале XX в.

Структура монастырских заведений на Алтае в начале ХХ столетия охватывала достаточно обширную территорию, в настоящее время расположенную в пределах четырех субъектов Российской Федерации: Алтайского края, Республики Алтай, Кемеровской области и Республики Хакасия. Управление четырьмя монастырями и тремя монашескими общинами осуществлял начальник Алтайской духовной миссии в сане епископа, резиденция которого находилась в г. Бийске. Исключение составляет только Барнаульский Богородице-Казанский монастырь. С 1908 г. эта обитель перешла в подчинение новопоставленного епископа Барнаульского Евфимия, викария Томского. (Викарный епископ управляет не всей епархией, а только определенной ее частью.)

С 1764 г. в разных местах России стали возникать общины с целью давать приют женщинам, посвящающим себя Богу без пострижения для служения ближним, при общинных больницах, приютах, училищах и пр. Многие общины потом были преобразованы в женские монастыри и становились благотворными источниками просветительского и нравственного влияния. Большая часть обителей Алтая были женскими.

Общежительные монастыри на Алтае появились с середины XIX в., среди них:

Улалинский Никольский женский монастырь (95 верст от Бийска).

1858 г. – зарождение общины, появление первых насельниц;

1863 г. – официальное учреждение общины;

1881 г. – преобразование общины в монастырь.

Чулышманский Благовещенский мужской монастырь (230 верст от Бийска).

1864 г. – формальное учреждение монастыря и появление первых насельников;

1917 г. – создание скита на мысе Ижон (левый берег Телецкого озера).

Бийский Тихвинский женский монастырь.

1897 г. – учреждение общины;

1900 г. – преобразование общины в монастырь.

Все вышеуказанные монастыри официально именовались миссионерскими, так как относились к Алтайской духовной миссии[180].

Кроме того, в начале XX в. на Алтае появились новые женские общины и мужская пустынь:

Чемальская женская община-приют (165 верст от Бийска). 1892 г. – образование детского приюта;

1911 г. – официальное учреждение общины;

1916 г. – подано ходатайство о преобразовании общины в монастырь.

Жуланихинский Александро-Невский мужской скит (200 верст от Бийска).

1908 г. – первые постройки на территории будущего скита;

1912 г. – учреждение скита;

1915 г. – Жуланихинский скит приписан к Чулышманскому монастырю.

Матурская Иверская женская община (360 верст от Бийска):

1913 г. – открытие общины.

Такой высокий темп роста числа монастырей на Алтае, с одной стороны, связан с возрождением монашества в XIX в. по всей Российской империи, с другой стороны, – с активной деятельностью Алтайской духовной миссии. Кроме монастырей Алтайской духовной миссии был еще один – епархиального подчинения – Барнаульский Богородице-Казанский женский монастырь. В 1894 г. была основана община, а в 1900 г. обитель была преобразована в монастырь. История Богородице-Казанского монастыря подробно изложена в книге Я.Е. Кривоносова и Т.И. Скворцовой «Православные храмы Барнаула»[181], однако эта тема выходит за рамки данного исследования.

Улалинский Никольский женский монастырь

Идея создания женской монашеской общины в Горном Алтае неоднократно высказывалась еще основателем миссии архимандритом Макарием. Община была нужна для помощи миссионерам «в попечении о лицах женского пола, новообращенных из язычества – обучением их христианству и рукоделиям, уходом в болезни, призрением бесприютных, воспитанием и обучением малолетних сирот»[182]. При архимандрите Макарии в миссии служили несколько женщин, например, девица София де Вальмон, вдова Параскева Ландышева. Но фактически женская община была создана только в конце 1850-х гг. 19 января 1858 г., в день празднования преподобного Макария Египетского, небесного покровителя основателя миссии, после богослужения одиннадцать вдов и девиц заявили о своем желании посвятить себя богоугодным делам, не вступая в брак. Тогдашний начальник Миссии, протоиерей Стефан Ландышев, не стал торопиться с окончательным решением этого вопроса. Причин тому было две. Во-первых, в миссии не было средств для обустройства общины, во-вторых, родители некоторых из девиц-инородок крайне противились желанию своих дочерей посвятить свою жизнь монашеству. Из одиннадцати этих вдов и девиц только трое были русского происхождения, остальные – алтайского[183].

Первыми ходатаями об этой общине были иеромонах Иоанн и монах Макарий (будущий митрополит). Они, находясь в 1859 г. в Санкт-Петербурге, заявляли в высших кругах общества о необходимости создания на Алтае с миссионерской целью мужского монастыря и женской общины[184]. Однако, не ожидая официальных решений, помочь начинающим общинницам взялся отец двоих или троих из них – Михаил Васильевич Чевалков, в будущем протоиерей. Сначала он позволил собираться юным инокиням у себя дома. Но дом был слишком мал, и это доставляло неудобства семье Чевалкова. Затем он решил на окраине села у устья р. Улалушки построить для них отдельную избу[185]. Это место было в свое время предуказано основателем миссии и учителем Михаила Чевалкова – архимандритом Макарием. В этой избе и стали жить посвятившие себя Богу девицы. Там, с одной стороны, юные инокини могли заниматься огородничеством для своего пропитания, с другой – проверить твердость своих намерений и, возможно, успокоить несогласных родителей. Вскоре в устье р. Улалушки М. В. Чевалков перенес и свою избу и около двух лет прожил рядом с устрояемой общиной. В то время одни девицы ночевали здесь, а другие на ночь уходили домой[186].

Примерно через три года, к концу 1860 г., улалинские жители, в том числе и родители девиц, разрешили создать общину и согласились «уступить» землю как для построек общины, так и под огороды, сенокос и хлебопашество. Решено было хлопотать об отводе земли, «смежной с их дачами, пустопорожней, принадлежащей горному ведомству»[187]. Существуют сведения о том, как выбиралось место для общины. Взявшийся ходатайствовать об открытии таковой бийский купец второй гильдии Афанасий Григорьевич Мальков предлагал основать общину на Телецком озере как географическом центре Горного Алтая. Начальник миссии протоиерей Стефан высказался против, зная труднодоступность этой местности. В конце концов решили бросить жребий, в котором были написаны Улала, Чемал и Телецкое озеро. Жребий вынимался дважды, и оба раза выпадала Улала[188].

В 1862 г. в создаваемой общине появляются первые постройки. А. Г. Мальков возвел два дома «со службами» для сестер, заготовил лес для строительства двухэтажного дома. 7 февраля 1863 г. по высочайшему соизволению в Алтайском горном ведомстве в даче «инородцев» с. Улалинского было уступлено 6444 десятины 1291 кв. сажень «для приготовительной к монастырю женской общины»[189]. Правда, данная уступка была обременена рядом оговорок, суть которых сводилась к тому, что общине предоставлялась земля в безвозмездное пользование без права собственности. 4 мая 1863 г. вышло «Высочайшее повеление» об официальном открытии Улалинской женской общины новокрещеных на Алтае.

Полноценную реализацию данное постановление получило в октябре 1863 г. Тогда было проведено межевание участка земли, выделяемого общине. На вопрос, что представляла собой тогда монастырская земля, позволяет ответить уникальный документ того времени «Межевой журнал. Веденный при обходе окружною межею дачи под хлебопашество, сенокошение и устройство Женской Обители Алтайской волости при селе Улалинском. Межевание младшаго межевщика Кашина 1863 года»[190]. Этот журнал дает довольно детальное и точное описание местности, выделяемой общине. В нем содержатся сведения о реках, ручьях, растительности, возвышенностях. Несмотря на простоту геодезических приборов того времени (расстояния, к примеру, измерялись обычной саженью), при межевании была достигнута довольно высокая точность. Несовпадение в конечной точке замкнутой межи, ограничивающей земельный участок, составило несколько метров. Это при том, что межевщику пришлось пройти не один десяток километров. Впрочем, правильность работы межевщика Кашина была подтверждена 15 декабря 1864 г. постановлением Алтайского горного правления.

Согласно межеванию, Общине было выделено два земельных участка: один небольшой, в непосредственной близости к селу (у устья р. Улалушки), другой – в восьми верстах к югу от села. Первый участок, на котором уже стояло несколько домиков, предназначался для келейных корпусов и огородов. Участок находился на левом берегу Улалушки, с восточной стороны граничил с Улалинским центральным миссионерским станом, а с юга и запада был ограничен р. Маймой. Площадь участка составляла чуть меньше десяти гектаров. Второй, более обширный, участок был выделен для сенокоса и пашни. Площадь его была достаточно велика. И это диктовалось тем, что общине не предполагалось выделение средств из казны и подвижницы должны были сами себя обеспечивать. При межевании присутствовал иеромонах Макарий (Невский). Начальник миссии протоиерей Стефан Ландышев тогда был в поездке по стране, и о. Макарию приходилось расписываться за него[191].

Из «Памятного завещания» М. В. Чевалкова известно, что жители Улалы поначалу недружелюбно отнеслись к идее монастыря и даже отказались помогать строить избу для общины. Позднее улалинцы не только построили эту избу, но и доверили Михаилу Чевалкову представлять их сельские интересы при межевании. Суть данного решения жителей Улалы заключалась в том, что их официальный доверенный Никита Федорович Чевалков был неграмотен. Не умел писать и его сын Иван, который ходил с межевщиком. Поэтому М. В. Чевалкова попросили расписываться за них. Первому алтайскому писателю и священнику Михаилу Чевалкова приходилось дважды ставить свою подпись в «Межевом журнале»: за улалинское сельское общество, о чем сказано выше, и за насельниц будущей обители. Семь вдов и девиц 2 июня 1862 г. предоставили право защиты их интересов М. В. Чевалкову[192]. При межевании также находился и староста Быстрянской инородческой управы С. Зяблицкий, который прилагал «вверенную ему печать».

Так, получив в пользование землю, первая женская община на Алтае получила и право на существование. В 1863–1864 гг. в общине уже были построены: двухэтажный дом для школы и приюта, больница, изба для кухни, два амбара, погреба, навесы для дров. Эти постройки были обнесены оградой из плах[193]. Через некоторое время, вероятно, по причине затопления в половодье, здания общины решено было возводить на основном земельном участке в семи верстах вверх по р. Майме в устье р. Уахты. К 1865 г. здесь уже стояли: дом для настоятельницы из четырех келий, два небольших домика для сестер из трех келий каждый, дом для священника из четырех комнат, изба для кухни и трапезной. В том же году достраивались ограда, погреб, амбар, баня, прачечная, подвалы для ульев.

В 1866 г. на Уахте продолжались активные работы по устроению будущего монастыря. Благодаря усердию бийского купца А. Ф. Морозова и других благотворителей была построена деревянная церковь с колокольней в честь святителя Николая. Освящение новосооруженного храма совершил начальник миссии архимандрит Владимир (Петров) 23 октября 1866 г. Другой купец – С. П. Петров – пожертвовал для этого храма «иконостас с иконами изящного письма»[194]. А в 1867 г. было создано Уахтинское отделение Алтайской духовной миссии. В общину был назначен штатный священник, и на ее базе был создан миссионерский стан.

В 1870 г. стараниями архимандрита Владимира (Петрова) и на пожертвования москвичей (священника Н. Лаврова и Е. Н. Кашаевой) в общине начал работать свечной завод. Для него специально был сооружен дом из четырех комнат. Позднее свечной завод был оснащен паровыми двигателями и выпускал до 1000 пудов свечей в год. Помимо этого на пожертвования, собранные начальником миссии в 1870 г., в церкви были поставлены печи, отремонтированы полы в алтаре, сделан тесовый навес для дров, обустроено два колодца, отремонтирована баня. Была расширена деревянная ограда, внутрь которой был также перенесен дом из двух келий. В монастырской ограде было двое ворот: одни парадные, другие хозяйственные. К тому времени был заготовлен материал для постройки дома, в котором предполагалось разместить небольшую теплую церковь, трапезную, кухню и кельи для больных и престарелых. Вне ограды находились: дом для священника; дом из трех комнат (с кухней и навесом для экипажей) для гостей-богомольцев; изба для рабочих и сарай для рогатого скота и лошадей с сенником; две бани в одной связи. В 1870 г. у дома священника были поставлены амбар с погребом и сарай для скота и лошадей. В то время на первоначальном месте монастыря, в устье р. Улалушки, оставались двухэтажный дом, построенный Мальковым, изба для кухни и несколько неотапливаемых хозпостроек.

Домовая трапезная церковь была построена на средства благотворителей за два года, в 1872 г. План церкви был начерчен лично архимандритом Владимиром (Петровым). Им же был устроен иконостас, иконы для которого были пожертвованы разными лицами. Освящена трапезная церковь была в 1875 г. тем же архимандритом Владимиром, начальником миссии[195]. В 1872 г. на средства благотворителей был построен дом из шести комнат.

Первой настоятельницей Улалинской женской общины стала насельница Ардатовского Покровского монастыря Анастасия Семеновна Логачева, в иночестве Афанасия. В свое время она была послушницей прп. Серафима Саровского. На Алтай ее привез А. Г. Мальков в 1863 г.[196] Матушка Афанасия «проводила подвижническую, строгую жизнь; как игумения она отличалась детским незлобием, жила крайне просто, носила бедную одежду и занималась прядением шерсти»[197]. Будучи в преклонном возрасте и имея стремление к уединению, монахиня Афанасия не могла долго руководить общиной. Через пять лет она удалилась в уединенную келию за р. Маймой и, по сведениям протоиерея М. Путинцева, приняла схиму. Там жила в строгом посте и молитве. Почила в 1875 г. и похоронена около храма свт. Николая.

В мае 1870 г. по выбору общинниц в должности настоятельницы была утверждена монахиня Ольга (42 лет), прибывшая на Алтай из Влахернского монастыря Московской епархии. В 1872 г. она скончалась по болезни. На смену ей в конце 1874 г. была определена монахиня Алексия, прибывшая из московского Зачатьевского монастыря[198]. После нее настоятельницей монастыря стала игуменья Серафима.

При общине была открыта школа-приют для девочек. Их обучением занималась послушница Мария, дочь М. В. Чевалкова.

Первым священником в общине и Уахтинском отделении был миссионер Арсений Ивановский[199]. В 1871 г. его сменил священник Стефан Петров. Но в начале 1875 г. он трагически погиб при падении из конного экипажа. Смерть наступила на следующий день после удара (13 февраля)[200]. Отец Стефан был похоронен с южной стороны Никольской церкви общины[201]. На месте падения о. Стефана (напротив врат монастыря) его сыновьями был поставлен каменный памятник с крестом[202]. В отчете миссии за 1871–1875 гг. фамилия общинского священника, погибшего от удара при падении с конного экипажа, обозначена Попов, но, видимо, это ошибка[203]. В другом месте упоминается, что это был отец начальника миссии архимандрита Владимира (Петрова). То, что у начальника миссии был отец – Стефан, подтверждается ведомостью о служащих[204]. На смену о. Стефану Петрову в общину был назначен священник Роман Архангельский[205]. Он служил в миссии до 1880 г. Тогда из-за болезненности и преклонности лет он попросился за штат[206]. До 1892 г. в монастыре служил священник Николай Космодамианский. Он вышел за штат по слабости здоровья и преклонности лет. Его сменил новорукоположенный священник Николай Торопов, служивший при монастыре более десяти лет.

В 1875 г. в первой (Никольской) церкви общины начали пристраивать два придела. Один из них – над могилами схимонахини Афанасии, монахини Ольги и священника Стефана Петрова. Эти работы велись на средства детей о. Стефана: начальника миссии архимандрита Владимира и его брата – сотрудника Иркутской миссии иеромонаха Антония[207]. Помимо увековечения памяти о священнике и настоятельницах сооружение приделов было необходимо для увеличения площади летнего храма, поскольку существующий храм уже не вмещал всех богомольцев в престольный праздник общины. Южный (правый) придел Никольского храма был готов в 1875 г. Освящен 9 декабря того же года начальником миссии в честь святой равноапостольной княгини Ольги[208].

В 1876 г. под горой был построен двухэтажный дом. В 18791880 гг. при общине устроено еще одно здание из трех комнат для странноприимного дома. Дом был пожертвован в 1878 г. вдовой новокрещеного зайсана В. М. Казагашевой[209].

Венцом двадцатилетней истории общины стало преобразование ее в женский общежительный миссионерский монастырь. Это произошло в 1881 г. Так при полном отсутствии казенного содержания возникла первая монашеская обитель не только Горного Алтая, но Алтайского Горного округа. Недостаток средств был компенсирован опытом начальника Алтайской миссии архимандрита Владимира (Петрова), а также достаточно большим для региона числом желающих поступить в общину. Обитель вместе с Центральным Улалинским миссионерским станом сыграла важную роль в развитии прилегающих территорий, поскольку стала центром духовно-просветительской, образовательной и благотворительной деятельности.

В 1890 г. сразу после пострига настоятельницей была назначена монахиня Серафима (в миру София Васильевна Попова). Она подвизалась в монастыре с 1870 г. В 1893 г. монахиня Серафима была возведена в сан игуменьи, в 1896 г. награждена наперсным крестом. Она стала последней настоятельницей монастыря. В 1891 г. с вступлением в должность новой настоятельницы – принято решение о переносе построек монастыря на другое, более высокое место. Это необходимо было сделать, так как из-за частых горных ливней разливалась р. Майма затоплялась территорию обители и стены построек преждевременно гнили[210]. Храм пророчицы Анны был перенесен на гору в 1899 г. К храму была пристроена колокольня, но убрана из него трапезная. После перенесения храм был освящен епископом Сергием (Петровым) 24 сентября 1900 г. В 1902 г. этот храм оштукатурили и выкрасили за счет монастыря. На прежнем месте, у самой реки, было четыре деревянных дома, которые по-прежнему были обнесены оградой с двумя воротами.

В качестве послушаний в монастыре в 1888 г. появилось иконо-писание. Три сестры обучались этому в Серафимо-Понетаевском монастыре Нижегородской епархии. В том же году был открыт иконописный класс.

В 1898 г. помимо каменного храма строились помещения для живописной и рукодельной мастерских. В 1900 г. женой и наследницей А. Ф. Морозова – Е. Г. Морозовой – был отремонтирован и оштукатурен перенесенный на новое место Никольский храм. После обновления 8 мая 1901 г. его вновь освятили. А в память о муже В. Г. Морозовой был заново устроен северный (левый) придел во имя Алексия человека Божия. Этот придел был освящен епископом Макарием (Невским) 6 июня 1901 г. Правый придел в честь великой княгини Ольги после обновления был освящен 5 декабря 1902 г. Хронологические данные о переносе Никольского храма взяты из клировых ведомостей Алтайской миссии за 1903 г.[211]

На новом месте монастыря возведены: «3 дома для сестер, 2 дома для причта, 3 дома для рабочих, 4 дома для разных монастырских учреждений и заведений, 2 барака для приходских богомольцев, 2 амбара, 2 мастерских рукоделий, прачечная, баня. В монастыре существуют следующие промышленно-ремесленные и хозяйственные заведения: свечной завод, маслодельня, заведение для варки мыла, иконописная мастерская, рукодельная: шитье гладью, золотом, по канве. Кроме того, монастырь занимается пчеловодством и скотоводством. <…> От православного Миссионерского общества монастырь получает 400 руб. И 1400 руб. – на детский приют для инородческих девиц, находящийся в ведении монастыря»[212].

С начала 1902/1903 учебного года в Улалинском Николаевском женском монастыре была открыта церковно-приходская женская школа с общежитием. Монастырская школа разместилась в двух светлых комнатах[213]. В 1904 г. детский приют был перенесен из Улалы в монастырь. Число насельниц монастыря постоянно росло. (см. таблицу 2).

Таблица 2

Число насельниц Улалинского женского монастыря

Примечание: Таблица составлена на основе отчетов Алтайской духовной миссии за соответствующие годы (см. список литературы).

К началу ХХ в. рост числа насельниц монастыря прекратился. Однако причина этого – не отсутствие желающих поступить в монастырь (таковых, согласно отчетам миссии, было всегда много), а отсутствие мест. К тому времени монастырь был переполнен[214]. Представляет интерес внутренняя структура состава насельниц. Основу духовной жизни монастыря составляют лица, имеющие монашеский постриг, – монахини и схимонахини. В Улалинском монастыре их было сравнительно небольшое количество, примерно десятая часть от общего числа насельниц. Каждая насельница прежде принятия пострига проходила длительное испытание. Так, например, монахиня Магдалина (Мария Михайловна Чевалкова) была в числе первых из поступивших в общину в 1863 г., но постриг приняла только 16 августа 1882 г. Большинство монахинь, принявших к началу ХХ в. постриг, поступили в монастырь в 70-е гг. XIX в.

Следующая категория насельниц монастыря – рясофорные послушницы, прямые кандидаты на постриг в монахини. Таковые составляли треть от общего количества сестер. Рясофор являлся залогом будущего монашества и мог даваться людям, проявившим в ходе послушания склонность и способность к иноческой жизни. Прежде чем принять рясофор, а потом монашескую мантию, каждая женщина, поступавшая в монастырь, должна была пройти послушнический «искус». В Улалинский монастырь послушницы приходили двумя путями. Одни из детского приюта (они при желании всегда могли остаться в монастыре), другие – из «мира» – Улалы и других станов Горного Алтая[215].

В 1893 г. в монастыре, благодаря помощи бывшего начальника миссии архиепископа Казанского Владимира, на новом, более высоком месте было возведено несколько деревянных домов. Там же было начато приготовление к строительству каменного собора[216]. Строительство большого трехпрестольного двухэтажного храма было начато бывшим начальником миссии в 1895 г. в память о своем отце. В нижнем этаже по проекту предполагалось размесить кельи для схимниц. Но в 1897 г. из-за смерти архиепископа Владимира (Петрова) стройка была «заморожена», поскольку основным источником для строительства были личные средства Высокопреосвященнейшего владыки, а собственных средств у монастыря не было.

В 1905 г. строящийся собор по-прежнему стоял в лесах[217]. Епископ Иннокентий предложил настоятельнице обратиться с письмами и воззваниями о пожертвовании к известным ему благотворителям. При участии инспектора Томской семинарии священника П. Сысуева такое воззвание было составлено и напечатано. Вскоре после этого строительные работы возобновились. Никольский каменный собор увенчался куполом в 1909 г.[218] В том же году жителям Паспаула было предложено купить у монастыря сруб старой Никольской деревянной церкви. К 1910 г. здание Никольского собора было вчерне завершено.

Большой каменный собор обошелся монастырю в 100 тыс. руб. Но при этом монастырь не накопил долгов. Это несомненная заслуга «опытности и настойчивости в намеченной цели» игуменьи Серафимы. Приняв монастырь, матушка Серафима сначала освободила от захвата монастырские земли, а также организовала охрану лесных угодий монастыря. Затем она перенесла монастырь на новое, сухое, возвышенное место. Таким образом, при игуменье Серафиме, благодаря вниманию со стороны начальников Алтайской духовной миссии, Улалинский монастырь переживал пору расцвета. В отчете миссии за 1914 г. написано: «Не умерли еще все свидетели основания Николаевского монастыря, как он украсился капитальными домами, сделался религиозным центром нашего края. К престольному празднику монастыря, к 9-му мая, стекаются тысячи богомольцев иногда из других губерний, и вся эта масса поклонников помещается в обширном соборе монастыря, который по размерам и архитектуре является одним из лучших храмов губернии. Влекут сюда богомольцев святыни монастыря»[219].

Полностью завершить столь внушительную постройку собора монастырю так и не удалось. Не хватило ни времени, ни средств. Остались неосвященными приделы. Кроме того, по воспоминаниям старожила (П. С. Чевалкова) стены дали трещину. Возможно, это произошло из-за ошибки в расчете фундамента или из-за того, что на рубеже веков стройка была «заморожена» на несколько лет.

После революции судьба монастыря и собора повторила судьбу многих церковных сооружений. Уже в середине 1920-х гг. собор был превращен в тюрьму. Впоследствии монастырские храмы были полностью или частично разрушены, а на их месте появились новые тюремные корпуса. Сегодня от монастыря осталось три келейных корпуса, используемых в качестве жилья для местного населения. Особо чтимая монастырская святыня – присланная с Афона икона Святителя Николая Чудотворца – была перенесена в бирюлинский храм, где в то время служил о. Стефан Иванович Чевалков. По рассказам его сына П.С. Чевалкова, в середине 1920-х гг. паломничество к этой иконе продолжалось вплоть до закрытия бирюлинского храма и ареста о. С. Чевалкова и всей его семьи в 1927 г. Арестованных свозили в бывший Улалинский монастырь.

Большая часть насельниц была арестована и переправлена в Бийск. Там, как утверждают старожилы, некоторых монахинь отпустили, а остальных расстреляли. Лишь двоим послушницам удалось дожить до наших дней. Они жили в Горно-Алтайске, тайно молились. А когда пришло время, они создали вокруг себя группу верующих и в конце 1980-х гг. стали активно добиваться открытия православного прихода. Несмотря на многочисленные препятствия, в 1988 г. в Горно-Алтайске было начато строительство храма, в через год от был освящен в честь Преображения Господня. Стала воссоздаваться приходская жизнь.

Такова история еще одной важной составляющей Алтайской духовной миссии – Улалинского женского миссионерского монастыря. Показательно, что этот монастырь создавался на добровольные пожертвования и смог в значительной степени облегчить проблему социального служения Алтайской миссии (обучение детей грамоте и трудовым навыкам, воспитание среди алтайцев навыков христианского образа жизни, попечение о сиротах и престарелых). Вместе с Центральным Улалинским миссионерским станом обитель играла важную роль в духовном и хозяйственном развитии прилегающих территорий.

Чулышманский Благовещенский мужской монастырь

Чулышманский монастырь основан в 1864 г. Он располагался в юго-восточной части Алтая, в труднодоступном ущелье за Телецким озером. Инициатором и первым ходатаем монастыря был барнаульский купец второй гильдии А. Г. Мальков. Он хлопотал в столице об открытии на Алтае женской общины и мужского монастыря. Инициативу Малькова поддержал инспектор Санкт-Петербургской духовной академии архимандрит Владимир (Петров), в будущем начальник Алтайской духовной миссии. Благодаря усилиям о. Владимира, 15 февраля 1864 г. вышло высочайше утвержденное определение Св. Синода об устройстве мужского монастыря за Телецким озером с наименованием Благовещенского.

Первым настоятелем монастыря был назначен преосвященный Иеремия, бывший епископ Нижегородский, проживавший на покое. Престарелому епископу А. Г. Мальков достаточно привлекательно обрисовал жизнь на Алтае. Но владыка Иеремия усомнился в искренности слов Малькова и в итоге отказался от переезда. К сожалению, первому строителю Чулышманского монастыря купцу Малькову не удалось даже минимально обустроить его. И это несмотря на то, что им были собраны немалые пожертвования.

Первым фактическим настоятелем и строителем Благовещенского монастыря стал начальник миссии архимандрит Владимир (Петров), назначенный на эту должность в 1865 г. Оказавшись впервые в Чулышманской долине, он понял крайнюю сложность создания монастыря в столь труднодоступном районе. Туда можно было добраться только двумя дорогами. Первая – сухопутная – труднопроходимая и опасная конная тропа, по которой, по словам миссионера Филарета Синьковского, одинаково тяжело как ехать в седле, так и идти пешком. Другой путь – водный – по беспокойному и непредсказуемому Телецкому озеру. Тем не менее начальник Алтайской миссии не стал отказываться от идеи миссионерского монастыря.

Первыми насельниками монастыря были иеромонах Варсонофий и монах Михаил, приехавшие с Мальковым из Оптиной пустыни. В середине 1870-х – начале 1880-х гг. обитель продолжала испытывать недостаток в насельниках. Были годы, когда в монастыре проживал один насельник – это иеромонах Варсонофий. Человек незаурядный, живя в одиночестве, в тяжелейших условиях, он занимался пчеловодством, писал и публиковал в сборниках Вольного экономического общества свои записки об опытах по пчеловодству в Чулышманской долине[220].

До начала ХХ в. хозяйственно-экономическая жизнь монастыря строилась на основе доходов от арендной платы за землю. С учреждением монастыря местное кочевое население оказалось перед выбором: либо покинуть обжитые места, либо остаться на них, но платить монастырю арендную плату. Поскольку ближайшая Чуйская долина была менее богата пастбищами, кочевникам оказалось выгоднее оставаться на прежнем месте[221]. Разумеется, условия аренды далеко не всех устраивали. Наиболее недовольные писали жалобы и прошения о снижении арендной платы[222]. Преосвященный Макарий (Невский), епископ Томский, а ранее – алтайский миссионер, несколько лет проживший в Чулышмане, занимал достаточно твердую позицию. В конце XIX в. в переписке с наместником монастыря иеромонахом Иннокентием он предлагал не снижать арендной платы. В письме владыка Макарий достаточно ясно объясняет свою позицию. Вот некоторые выдержки: «Монастырь не имеет других источников содержания для себя, кроме земли, скота; вынужден отдавать свои угодья арендаторам, но он не допускает к себе арендаторов со стороны, например русских переселенцев. Он отдавал свои земли в пользование: беднейшим – бесплатно, зажиточным – за умеренную цену и, ни в коем случае, ни один из них не доведен до обеднения. Монастырь постоянно имел в виду свою главную задачу в отношении к ним – просвещение учением в вере и приучении к доброй оседлой жизни, стяжания ими для себя пропитания трудом, а не выпрашиванием подаяния, и тем паче воровством»[223].

Далее автор письма указывает, что в неблагоприятные годы монастырь всегда оказывал чулышманцам благотворительную помощь. Таким образом, помимо просветительской миссии монастырь решал и социальные задачи. Что касается величины арендной платы, то она всегда уменьшалась в неурожайные годы. Так, в случае хорошего урожая аренда десятины пахотной земли обходилась «инородцам» в 10 руб., а выгода с посевов составляла 50 руб. Аренда на таких условиях не была обременительна. На сенокосе условия были следующие: монастырю арендаторы должны были ставить столько копен, сколько ставили себе. Для хозяйств с малым количеством скота такие условия не были затруднительными. Для более зажиточных это было достаточно обременительно. Именно богатые алтайцы были недовольны арендной платой и вынуждены были перекочевывать в соседние ущелья. Но в этом нельзя не видеть социальную функцию по защите беднейших алтайцев, которые, благодаря монастырю, имели гарантированную возможность пользоваться землей. Вместе с тем монастырь был единственным источником для развития агрокультуры в долине. По замечанию местного старожила Михаила Белякова (р. 1929) монастырь до революции имел такую технику, которой нет в Чулышмане и в настоящее время. Действительно, сейчас жители Чулышманской долины сохранили только животноводство в самых примитивных формах. А в начале ХХ в. там выращивали зерновые, сбивали масло, изготавливали кирпич, выделывали кожу и пр. В Горном Алтае именно монахи стали первыми садоводами.

Чулышманский Благовещенский монастырь владел 3858 десятинами земли, из которых удобной – 3000 десятин. Такие угодья имелись в нижней части Чулышманской долины. Долина была мало заселена, и доходы от аренды были невелики. В отчетных документах конца XIX в. указывалось, что доход от аренды составлял всего от 600 до 800 руб. Эти цифры отражают невысокий уровень хозяйствования алтайцев, которые только приучались к оседлому образу жизни. Сдача в аренду земли русским крестьянам, в частности, старообрядцам, которые также хотели поселиться в Чулышманской долине, принесла бы монастырю несравненно больший доход. Но «земельная политика» монастыря была нацелена на выполнение миссионерских задач и привлечение к себе все новых арендаторов из местного населения, хотя именно алтайцам была во многом убыточна для монастыря. Жалобщиками выступали крупные скотовладельцы, хозяйству которых монастырь не давал в полной мере расширяться.

С приходом в 1901 г. архимандрита Антония (Петрова) монастырь стал значительно активнее вести собственную хозяйственную деятельность. В частности, были проведены опыты по выращиванию пшеницы. В результате монастырь обеспечил себя собственными хлебными припасами. Тогда в монастыре появились новые постройки: хлебный амбар, ледник, кладовая, дегтярная печь, сепаратор, маслобойня, помещение для кожевни, пресс для выделки растительного масла, водяная мельница и кузница[224]. К 1909 г. в монастырском хозяйстве насчитывалось более сотни голов скота, две мельницы, посевы хлеба, огород. В связи с малочисленностью братии работа в хозяйстве поручалась наемным работникам, за которыми следил казначей. Он же начислял и выплачивал им зарплату[225]. В отчете за 1911 г. начальник миссии епископ Иннокентий (Соколов) написал: «Ныне мы испытываем от монастыря уже не огорчение, а лишь отраду, радость во иноцех, во спасение зде подвизающихся. Современное положение монастыря представляет собою явление в высшей степени отрадное»[226].

Монастырь имел свое самоходное судно – паровой катер «Шефъ», приобретенный одним из наместников монастыря – иеромонахом Виктором – в 1912 г. в Ростове-на-Дону. В навигацию 1915 г. этот катер, доставленный по частям и вновь собранный в Артыбаше, уже бороздил воды Телецкого озера.

Согласно финансовым отчетам, особенности структуры хозяйственной деятельности в 1916 г. были таковы: во-первых, очень незначительна в общем доходе доля кружечных сборов и свечных прибылей (151 руб.). Это и понятно, прихожан в монастырской церкви было крайне мало. Хотя все чулышманцы были крещеными, их общее число составляло около 2,5 тыс. человек. В окрестностях монастыря проживали «совсем немногие»[227]. От оброчных статей монастырь получил 1469 руб. Суммы добровольных пожертвований составили 3738 руб., а доходы от хозяйственной деятельности – 2334 руб.[228]

В монастыре имелся целый ряд деревянных построек. Церковь, построенная в 1888 г., была освящена в честь Благовещения Пресвятой Богородицы 29 июня 1889 г. епископом Макарием (Невским). В одной из комнат архиерейского дома располагалась домовая монастырская церковь во имя преподобного Макария Египетского. Дом этот был построен в начале 1903 г. Дом наместника, три келейных корпуса по нескольку комнат в каждом, три дома по одной келье, а также множество хозяйственных помещений. При монастыре была библиотека, насчитывавшая 814 книг[229].

Монастырь несколько раз переносился. Сначала, в 1889 г., -из устья Чулышмана на четыре версты вверх. Но поскольку и новое место подтапливалось талыми водами, в 1901 г. монастырь был вновь перенесен – в местность Кайру, что в 10 верстах от Телецкого озера.

В 1915 г. на северном берегу озера в деревне Артыбаш было заведено монастырское подворье с молитвенным домом во имя святителя Иннокентия Иркутского. Здесь же находился северный причал для катера «Шефъ».

Во второй половине 1910-х гг. революционные брожения проникли и в далекую Чулышманскую долину. Обстановка в монастыре осложнялась. За период с 1915 по 1919 гг. в монастыре сменилось несколько наместников: иеромонах Рафаил, архимандрит Филарет, иеромонах Папа и др. В такой обстановке духовная жизнь монастыря была настолько расстроена, что на закате истории обители несколько насельников решили в 1917 г. основать скит на мысе Ижон на западном берегу Телецкого озера.

Мыс Ижон – отдаленное, малопосещаемое место на высоком берегу Телецкого озера. Эта местность привлекала монахов своей уединенностью. Там, по замечанию иеромонаха Димитрия, миссионера Усть-Башкаусского стана, место удобное и «как нельзя больше подходящее для мирнаго труда и подвигов молитвы иноков»[230]. Учитывая это, о. Димитрий взял в аренду шесть десятин земли Ижона и построил первое пристанище – домик размером 7 на 8 аршин. Первым там поселился иеромонах Серафим. Официально Чулышманский монастырь мало поддерживал данное начинание, ибо Ижон еще более суров, чем Чулышман. Но иеромонах Димитрий с частью братии продолжал обустраивать скит, полагаясь, по его собственному заверению, на то, что «благословение наших святителей Апостолов Алтая не будет тщетным, и в трудную минуту найдем с их стороны крепкую поддержку»[231]. Местное население – «инородцы» Ижона – вопреки опасениямб встретили желание монахов основать скит с одобрением. Это, впрочем, не должно удивлять. Ведь все коренные жители Чулышмана и Телецкого озера были крещены миссионерами и с достаточно большим уважением относились к православию.

Недолго просуществовал скит. По воспоминаниям старожилов, собранным краеведом Т. Г. Дулькейтом, в 1919 г. члены отряда красноармейцев, проходя по берегу озера, набрели на скит и в надежде «поживиться монастырским золотом расстреляли двух монахов». Золота они, естественно не нашли. Тела невинноубиенных были похоронены местными жителями, и до недавних пор еще были видны могилы на одном из уступов Ижона.

Монастырь фактически прекратил свое существование в 1919 г. Назначенный на должность наместника иеромонах Питирим нашел монастырь, а точнее, его хозяйство, разоренным. Техника, катер и прочие технические ценности были распроданы исполнявшим обязанности настоятеля иеромонахом Сергием, наместником Жуланихинской Александро-Невской пустыни. Возродить жизнь в монастыре не представлялось возможным. Монахи покинули монастырь.

В 1920–1921 гг. на территории Чулышманского монастыря была создана трудовая коммуна. Однако судьба ее оказалась трагичной. Все коммунары были расстреляны карателями. С установлением советской власти в бывшем монастыре был открыт интернат. Судя по путевым запискам А. Анохина, возглавлявшего научную экспедицию в 1927 г. по Чулышманской долине, монастырский храм был превращен в народный дом (клуб)53. Несколько позднее, в 1930-е гг., в расширенном здании бывшего храма находился школьный спортзал. В годы хрущевского укрупнения населенных пунктов поселок в устье р. Кайру на месте бывшего монастыря был упразднен, а постройки были перенесены в поселок Балыкча. Следует отметить, что этот поселок возник в свое время вокруг монастырского приюта и школы. Сохранилось в Балыкче и одно из приютских зданий. Ныне в нем располагается сельская администрация. В Балыкче также сохранилось несколько монастырских домов, перенесенных в 1960-е гг.

Несмотря на обилие проблем, имевших место в Чулышманском монастыре в конце XIX – начале XX вв., сегодня местные старожилы с почтением рассказывают со слов своих родителей и о самом монастыре, и о приюте и миссионерской школе.

Бийский Тихвинский женский монастырь

Учреждена община была, по постановлению Святейшего Синода от 31 августа 1894 г., близ г. Бийска Томской губернии. Тогда уже была построена церковь во имя Тихвинской иконы Божией Матери, деревянная с колокольней, освященная 5 декабря 1892 г. протоиереем Бийского Троицкого собора Павлом Митропольским54.

Первая настоятельница монастыря монахиня Евпраксия (в миру Елена Федоровна Гермонова, (р. 1837) родом из крестьян Самарской губернии. В 19 лет она поступила в Бузулукский Тихвинский женский монастырь Самарской губернии, где прошла разные послушания. В 1871 г. распоряжением преосвященного Герасима, епископа Самарского, она была отправлена в Улалинский Никольский женский монастырь Алтайской миссии для обучения сестер рукоделию. В 1890 г. в Никольском монастыре 53-летняя Елена Гермонова была пострижена в мантию с именем Евпраксия. Потом была избрана сестрами открывшейся Тихвинской женской общины настоятельницей и утверждена в этом звании 8 ноября 1894 г. преосвященным Макарием, епископом Томским.

В 1897 г. в общине было 99 сестер, из них только одна монахиня – настоятельница, 11 рясофорных послушниц и 87 послушниц («под искусом»).

О первой настоятельнице и строительнице общины монахине Евпраксии в ведомости о монастыре было сказано, что она «очень много трудов и забот положила для устройства святой обители…». По ходатайству преосвященнейшего Макария (Павлова), епископа Бийского, указом Святейшего Синода от 26 июня 1900 г. за № 4288 община была обращена в женский монастырь того же названия.

По указу Томской духовной консистории от 13 марта 1903 г. настоятельницей Бийского Тихвинского монастыря была назначена монахиня Ираида (в миру Раиса Александровна Калугина, р. 1853), вдова священника. Образование она получила в Томской Мариинской женской гимназии. Первоначально матушка Ираида поступила в Барнаульскую Богородице-Казанскую женскую общину в 1896 г., через месяц была пострижена в рясофор и в 1902 г. утверждена в должности благочинной Барнаульского женского монастыря. В Бийский Тихвинский монастырь матушка Ираида пришла с опытом монастырской жизни, «устройства иноческого порядка и исполнения правила, положенного святыми Отцами». «Усердная трудница на благо обители. Ревностная молитвенница, добрая, ласковая ко всем, нестяжательная и великая постница», – такую характеристику ей дал преосвященнейший Макарий (Павлов). В июне 1903 г. матушка Ираида была возведена в сан игумении.

Одна из первых помощниц матушки Ираиды была казначея – монахиня Мариамна (в миру Мария Степановна Прибыткова, р. 1859), дочь солдата. В монастырь она поступила в 16 лет. Проходила разные послушания: портняжное, певческое, ездила за сбором пожертвований на нужды монастыря. В 1896 г. была пострижена в рясофор. В 1903 г. назначена казначеем и пострижена в мантию.

Благочинная монахиня Анастасия (Агриппина Лукьяновна Скоробогатова, р. 1867), находилась в монастыре с 1891 г.

Благочинной она была избрана в 1903 г. и через год пострижена в мантию. Монахиня Елена (в миру Евдокия Ивановна Челнокова, р. 1832), из крестьян, грамотная. Она 8-летней девочкой поступила в Серафимо-Дивеевскую общину (1840) и через 38 лет послушания была пострижена в рясофор (1870). Из Дивеева вместе с монахиней Дарьей была направлена для устройства в Улалинскую женскую общину и в 1903 г. по ее прошению поступила в Тихвинский монастырь, в том же году пострижена в мантию. В 1918 г. в 86-летнем возрасте она еще читала Псалтырь в монастырской церкви. Монахиня Варсонофия (в миру Варвара Николаевна Кыстай) – алтайка. В Тихвинский монастырь поступила из Улалинского женского монастыря. В ее характеристике написано: «Качеств отличных, заведующая работой восковых свечей, очень способная к чтению и пению на клиросе». И так далее.

В 1914–1915 гг. монастырь пополнился за счет вдов и дочерей погибших воинов первой мировой войны. Среди них три сестры Володиных (младшая – годовалая Клавдия) – дочери погибшего ратника Захара. В 1915 г. в монастыре насчитывалось 296 насельниц.

В 1904 г. при монастыре была открыта школа грамоты, которая разместилась в трапезном здании в верхнем этаже, отстроенном на завещанные для монастырской школы средства иркутской мещанки Марии Евгеньевны Панаевой. Учительницей в школе работала крестьянская девушка Евфросиния Вагаева, окончившая полный курс в Верхне-Ануйской второклассной учительской школе с правом преподавания в школе грамоты. Занятия в школе продолжались 7 месяцев в году. Рукодельным классом заведовала инокиня Александра Ивановна (Грабинская). Школа грамоты в 1909 г. была преобразована в церковно-приходскую одноклассную[232]. Учебники по программе школы грамоты были приобретены монастырем на собственные средства, а также на пожертвования епископа Бийского Макария (Павлова). В обители также проживали девочки-сироты. Они содержались на средства монастыря. В 1915 г. их количество составляло 40 человек. Монастырь также содержал 8 престарелых слепых и больных женщин и одного престарелого слепого старика, ранее служившего при монастыре.

В монастырской жизни, помимо богослужений, каждый монах нес послушание в том месте и в том деле, к которому он был более всего склонен. В Тихвинском монастыре насельницы выполняли разнообразную работу. Больше всех было поющих на клиросе (клирошанок) и рукодельниц. Насельницы монастыря занимались также хлебопечением (пекли хлеб для своих нужд и на продажу), огородничеством, уходом за скотом и домашней птицей, садоводством, портняжным делом, вышиванием, стежили одеяла, шили обувь для сестер монастыря (в чеботарне). Среди насельниц была умелица, шившая шубы для сестер. Обучались письмоводству, изготавливали свечи. Работали на кухне и в трапезной, готовили квас для сестер. Особое послушание – чтение неугасимой Псалтыри в церкви, которое в основном несли пожилые монахини. Были монахини, читающие Псалтырь над усопшими в г. Бийске. При монастыре была устроена мастерская по изготовлению восковых свечей.

Благодаря трудолюбию сестер в монастыре всегда был достаток в продуктах, в хорошем состоянии содержались все здания, воспитывались девочки-сироты, кормились многочисленные паломники. Пример трудолюбия подавала сама настоятельница. В мае 1909 г. игумения Ираида была награждена наперсным золотым крестом. А в мае 1913 г. матушке Ираиде преосвященнейшим Мефодием (Герасимовым) была выражена благодарность за образцовый порядок в монастыре. Обустраивая свой монастырь, игуменья Ираида с сестрами не забывала и о помощи другим. Хотя деньгами монастырь был небогат, но постоянно шел кружечный сбор в пользу Общества Белого Креста и других благотворительных организаций. Так, 9 мая 1913 г. монастырем было перечислено 4 руб. 85,5 коп. на строительство храма во имя свт. Николая в Барграде в Италии[233]. На монастырь шли деньги в основном за отпевание усопших, сорокоусты, вечные поминовения либо плата за вышитые изделия монастырских рукодельниц. Не забывал монастырь и владыка Макарий, митрополит Московский. В 1915 г. из Москвы он прислал 60 руб. на неугасимую лампаду к могиле схимонахини Анны (Тороповой).

В 1897 г. на территории общины было уже 8 домов, из них 5 построено еще в период с 1891 по 1893 г., в том числе и церковь. Дома были в основном деревянные (некоторые двухэтажные), один на половину каменный. В них располагались кельи для настоятельницы и сестер, трапезная, кухня, пекарня, чеботарня и пр. В 1891 г. построен временный дом для священника на средства общины. Все монастырские строения были обнесены высокой оградой с двумя воротами. Вне ограды были еще два дома: для рабочих и для приезжих. Недалеко от этих домов находились скотный двор, временная кузница, амбары, погреба, баня.

К 1915 г. на территории монастыря было уже 30 с лишним строений. Первая церковь в честь Тихвинской иконы Божией Матери была значительно расширена в 1903 г. на средства благотворителей. В 1909 г. храм был поврежден сильным пожаром, но в том же году в сентябре восстановлен. В 1913 г. на средства Елены Григорьевны Морозовой и частично из монастырских капиталов было построено большое двухэтажное деревянное здание. В нижнем этаже размещалась трапезная однопрестольная церковь в честь святителя Иннокентия Иркутского. Трапезная церковь была освящена преосвященнейшим Иннокентием, епископом Бийским, 23 июня 1913 г. Тогда же на средства вдовы Евдокии Андреевны Лопатиной был построен каменный дом из семи комнат с коридором. Немного позже Е. А. Лопатина стала заведующей Матурской Иверской женской общины. Вне ограды были построены пятикомнатный дом для священника на каменном фундаменте и дом для рабочих. Также была отстроена новая каменная кузница. Там же находились мастерские, крупорушка, две бани: одна для сестер, другая для обработки льна и конопли (на берегу р. Фурманки). Монастырь имел свое подворье в г. Бийске, где были возведены два деревянных дома.

Земля, на которой находился монастырь, была предоставлена ему в бесплатное пользование крестьянами с. Мало-Угреневско-го из их дачи. Всего монастырю было отведено 29 десятин, 232 кв. сажени удобных и неудобных угодий. Пахотной и сенокосной земли монастырю не было отведено. Обитель арендовала землю в Бийском имении Алтайского округа в ведомстве «Кабинета Его Императорского Величества» за плату 195 р. 77 коп. 57 Но 23 марта 1914 г. по ходатайству высокопреосвященнейшего Макария, митрополита Московского и Коломенского, монастырю в бесплатное использование на все время существования была отведена и пахотная, и сенокосная земля, удобная и неудобная, всего 302, 48 десятины[234]. Это произошло 23 марта 1914 г. К тому моменту у монастыря не было лишь лесных угодий, но отвести было негде[235].

В 1917–1918 гг. больших изменений в монастыре внешне как будто бы не произошло. Даже в 1919 г. еще тщательно велась приходно-расходная книга. В акте о проверке ее от 30 мая 1919 г. записано, что «все найдено правильно, верно, приход и расход записаны верно; итоги правильны, что и свидетельствую». И подпись помощника начальника миссии, протоиерея Павла Шаркова с его же печатью. Но по ведомости о состоянии монастыря много пометок о выбытии части насельниц, несколько сестер скончалось.

Атака на монашество началась серией антицерковных декретов, основным из которых был декрет от 20 января (2 февраля н. ст.) 1918 г., который лишал Православную Церковь движимого и недвижимого имущества (имуществом можно было лишь «пользоваться» с разрешения властей). Церковь также лишалась прав юридического лица (таковыми могли быть лишь «двадцатки» мирян), запрещалось преподавание «религиозных учений».

Этому предшествовало постановление Временного правительства от 2 июня 1917 г., когда всем монастырям предписывалось в краткий срок дать полный отчет о недвижимом имуществе, которое сдавалось в аренду. Пришел такой запрос и в Тихвинский монастырь. Игуменья Ираида ответила в рапорте помощнику начальника миссии от 13 июня 1917 г., что в монастыре свободных домов для сдачи в аренду, а также дохода от погребения посторонних на монастырском кладбище нет[236]. Кроме того, решением Временного правительства церковно-приходские школы передавались в ведение Министерства народного просвещения.

В ноябре 1920 г. в Алтайский губюст пришел запрос такого содержания: «Ликвидационное отделение Сибюста просит сообщить: кому поручена работа по проведению в жизнь декрета об отделении Церкви от государства, особой комиссии или подотделу, с какого времени приступили к работе и что сделано? Кроме того, дать сведения по приложенной ведомости. Если работа не начата, то приступить к ней, учредив особую ликвидационную комиссию (позже – карательный отряд – Ю. К.), подобрав надлежащих сотрудников»[237]. Более подробно о том, как закрывали монастырь, можно узнать из переписки административных отделов Алтайской губернии с грифом «секретно»[238].

Таким образом, в 1920 г. Тихвинский монастырь был ликвидирован. Но матушка Ираида собрала оставшихся насельниц и организовала общину. Церковь и часть зданий еще оставались за ними, матушка воспользовалась тем самым правом «двадцаток» и стала председателем церковного совета. Был разработан новый устав общины. В 1923 г. из священнослужителей в монастыре находился только будущий епископ Никита (Прибытков), а тогда игумен. В том же году игуменья Ираида была пострижена в схиму с именем Иннокентия[239]. Община просуществовала до 1928 г. Новая власть посчитала достаточным аргументом для закрытия общины пожар в корпусе, где размещался детский приют. В нем находилось большое количество детей. Никто не пострадал. Нужны были помещения для размещения вновь прибывающих детей. Это и стало последней причиной для полной ликвидации монастыря. Так прекратил свое существование один из многих монастырей России, уничтоженных в годы борьбы с религией.

Ныне на территории бывшего монастыря находится село Боровое. Старых построек осталось мало, от храма нет следов. Но сохранился кирпичный одноэтажный дом, где была келья настоятельницы. Уцелела часть деревянного дома, где была домовая трапезная церковь. Кроме того, сохранились еще три деревянных монастырских дома.

Территория бывшего монастыра ровная, с северо-запада прикрытая холмистой грядой, называют ее «горой», рядом реликтовая роща, где вековые деревья хранят тайны монастырских событий, недалеко течет величественная Бия. Речка Фурманка, когда-то огибавшая ограду монастыря, теперь исчезла. По рассказам местного краеведа Ирины Владимировны Молодцовой, заведующей местной библиотекой, «в 1969 г. было наводнение, река Фурманка исчезла, как и много домов и монастырских построек». Сама Ирина Владимировна много лет собирает материал по истории монастыря. В библиотеке есть стенды, альбомы. На одном из них фотография схиигумении Иннокентии (игуменьи Ираиды). Сохранились фрагменты оконных наличников. На одном из стендов подробная запись о том, что находилось на месте монастыря после его закрытия:

1920 г. – детдом им. Калинина;

1930 г. – школа тракторных бригадиров;

1933 г. – бийская школа шоферов, НКЗ;

1942 г. – автомобильный техникум, эвакуированный из Новочеркасска;

1944 – 1946 гг. – в техникуме учился В. М. Шукшин;

1954 г. – ТУ № 3;

1960 г. – ГПТУ № 14;

1992 г. – филиал краевой станции юных туристов;

2000 г. – краевой детский оздоровительный центр «Алтай».

Официальных материалов о судьбе монахинь и настоятельницы в архиве нет. Но по воспоминаниям живущей в Бийске 90-летней монахини Варвары (в миру – Агафья Никитична Молостова) схиигуменью Иннокентию арестовали, требовали монастырское золото, издевались. В начале 1930 х гг. ее убили. Часть сестер разошлась кто в деревню, кто в Бийск. Большую группу насельниц расстреляли в Бийске возле кирпичного завода, выкопав большую яму. Некоторые из местных жителей были свидетелями этой кровавой драмы.

Чемальская женская община-приют

Чемальская женская община была открыта на базе приюта для сирот-алтайцев в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радость», основанного в 1896 г. алтайским миссионером о. Петром Бенедиктовым с благословения епископа Макария (Невского).

Сначала возглавляла приют алтайка Ирина Макаровна Козлова, которая была и преподавателем в приюте. Состарившись, она вышла на покой и осталась жить при общине. Пекла просфоры и присматривала за мальчиками, которых в приюте было немного. В 1908 г. владыка Макарий направил в Чемал из Томска свою духовную дочь Лидию Тихоновну Михайлову на должность учительницы миссионерской школы с такими словами напутствия: «…ступай, потрудись в моем любимом уголке Алтая, если надеешься на свои силы.»[240]

Указом Св. Синода от 17 января 1911 г. за № 804 было разрешено открыть в Чемальском стане Алтайской духовной миссии женскую общину под названием «Чемальская женская община» с таким числом сестер, какое община в состоянии содержать на собственные средства[241].

Примечательно, что насельницы общины во главе с ее начальницей – Лидией Михайловой – с самого основания хотели назвать общину именем горячо любимого ими преосвященного Макария, на что владыка в письме к о. Петру Бенедиктову ответил: «Давать названия еще не существующей общине не совсем законно. Если же назвать ее нужно, то отнюдь не моим именем при жизни моей. Лучше пусть именуется “Чемальскою” келией или общиной, или скитом.»[242].

Начальница общины, Лидия Михайлова (р. 1878); девица, дочь томского мещанина. Она окончила в Томске женскую гимназию. В 1896 г. поступила в Томский Иоанно-Предтеченский монастырь. Была учительницей в монастырской школе девиц духовного звания, в церковно-приходской школе при приюте и доме трудолюбия. В 1902 г. облачена в рясофор. С 1908 г. была командирована в Алтайскую духовную миссию и состояла учительницей Чемальской миссионерской школы. 21 августа 1909 г. была принята в число сестер Томского монастыря с оставлением на послушание в Алтайской миссии. Резолюцией высокопреосвященного архиепископа Макария 11 мая 1911 г. была назначена начальницею новооткрытой Чемальской женской общины. В январе 1913 г. в числе других учителей Миссии Лидия Тихоновна Михайлова была представлена «за усердную, отличную, долголетнюю учительскую службу к награде серебряной медалью с надписью “За усердие”»[243].

Имея большой опыт 15-летнего преподавания в монастырской церковно-приходской школе при приюте и доме трудолюбия в Томске и Чемальской миссионерской школе, Лидия Михайловна собрала вокруг себя лучших преподавателей.

Приехавшая на Алтай Вера Тягунова, девица, дочь купца Псковской губернии, окончила четыре класса Псковской женской гимназии. В общине несла послушание переплетчицы книг. Из письма архиепископа Макария: «…Сестра Елизавета Георгиевна и другая сестра Вера, которых я послал на Алтай, в восторге от того, что там увидели. Особенно восхищаются красотой гор Алтая, быстрых рек, благорастворенным воздухом, простотой нравов, миром и единомыслием»[244].

В 1911 г. в общине было 8 сестер и 18 воспитанниц. Через четыре года, в 1915 г., насельниц общины стало 29 человек, а вместе с ученицами образцовой второклассной школы, живущих при общине, – 80 человек.

Обустраивалась община исключительно своим трудом и большей частью на свои средства. Благотворителей было мало, а потому средства на ее содержание поступали скудные. Миссия выделяла приюту 400 руб. в год. В 1912 г. производилась нарезка земли на Алтае; землеустроительная комиссия выделила приюту по 15 десятин на душу, а с пастбищами – до 40 десятин. В дополнение к этой земле преосвященный Макарий выхлопотал для общины еще 99 десятин, положенных церковному причту. На огородах сестры выращивали капусту, картофель, помидоры, арбузы, дыни. Девочки приюта имели отдельный огород, где росли подсолнухи.

В летнее время в Чемал со всех концов Сибири съезжалось до 300 дачников. Община сдавала в аренду домики. Прежде, по словам начальницы общины, нужда заставляла каждое лето переселяться в бараки и помещение приюта также сдавать, но владыка Макарий выстроил для общины дом, чтобы насельницы и дети не кочевали. Община имела доходы и с продажи дачникам картофеля и других овощей. Сбыт продуктов был хороший. Овощи и соленья запасали на зиму. Кроме огородов в общине была пасека, держали коров, коз и овец. Кроме того, здесь развивались ремесла (книжное дело, пошив обуви, прядение шерсти и др.).

«В монастыре встают рано: в 5 часов поднимаются и хлопочут: надо накормить много детей, а рабочих рук мало, матушка Лидия и сестра Анисья Степановна – ее помощница – успевают везде. Сестра Анисья между службами и молитвами, которые совершаются в свое раз навсегда положенное время, успевает везде, то в огороде, то смолящей грабли для покосниц, то красящей табуреты краской. Неутомимая мать матушки Лидии, Евдокия Васильевна, как ее ласково назвали в общине «мамочка» то везет хлеб для сестер на покос, то несет почту для волостного правления. Хлопочет по хозяйству, ухитряясь еще свободное время отдавать шитью церковных вещей, облачений на престол, жертвенник и проч. Она неукоснительно, как староста церкви, бывает на всех богослужениях, оправляет свечи, ставит их, следит за чистотою храма. Мать учительницы Анфии Дормидонтовны, старушка Александра Дмитриевна Смирнова, помогает читать в церкви…Та печет просфоры, другая – ухаживает за детьми. сестра Екатерина и старица Агафья хлопочут в трапезной; юные подражают старшим. Это – прекрасный улей, где нет трутней, а все трудолюбивые пчелы, для малых сих отдающие свои силы»[245].

Некоторые говорили, что миссия тормозит культуру, не дает свободы проводить просвещение вне узких рамок церковности и монашества. На обвинение в том, что община из призреваемых готовит якобы монахинь, матушка Лидия ответила: «Ничуть! Мы приготовляем из них хозяек и хороших жен инородцев-христиан. Мы не принуждаем детей к вечному посту, мы радуемся их молодому веселью, но все наши цели сводятся к тому, чтобы через них распространять нравственность, трудолюбие, стремление обставить жизнь удобствами и довольством. О, мы далеки от аскетизма! Дети должны быть детьми.»[246] По словам очевидцев, дети в приюте не ощущали сиротства. Воспитывались они в чистоте, скромности, трудолюбии и почтительности[247].

Еще одна грань приютской жизни открывается в просьбе Лидии Тихоновны, озвученной в Томске журналисткой Л. Коцевольской, посетившей общину в 1912 г.: «Если будете у Владыки, передайте ему, что у нас все благополучно, дети здоровы! Владыка очень будет рад узнать о нас! А еще, – сказала она, помолчав, – попросите ваших знакомых редакторов, не пришлют ли они нам каких-нибудь детских книжек. Дети читают охотно, а библиотеки у нас нет. Настоящий духовный голод!»

Л. Коцевольская писала: «Монастыри, основанные в глуши, в лишенной цивилизации местности, исстари клали там основы культуры. Это самая начальная школа дикого народа. В Сибири таких монастырей с приютами и богадельнями для инородцев немало. Здесь иная жизнь, но культура довольно легко пускает здесь свои ростки. Почти все грамотны, радеют к Церкви, а женщины обшивают на машинках своих мужей и ребятишек. Но, избави Бог, работать в праздник – грех! Вы услышите здесь и легенды о первых временах поселения русских на Алтае, и много благочестивых, не лишенных поэзии, преданий и чудес, относящихся к скромным деятелям старой Миссии, когда являлись сюда в одиночку эти бесстрашные и самоотверженные подвижники Христова учения. Вера здесь еще детски чиста и наивна»[248].

Первая церковь при общине была маленькой, деревянной, как и многие сибирские церкви. В 1913 г. в общине была построена новая церковь во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Освящение нового храма состоялось 15 июля 1914 г. Его совершил постоянный радетель и покровитель общины – митрополит Макарий (Невский), приезжавший в то лето на Алтай. Месяцем раньше Лидия Михайлова была пострижена в мантию с именем Людмилы.

С началом Первой мировой войны настали тревожные времена. Но и в эти дни община старалась жить прежним укладом. В церквах служили молебны о даровании победы. В том же 1914 г. был заложен фундамент для постройки новой школы, которая была открыта в 1915 г.

Согласно финансовым отчетам, для занятий приобреталось все необходимое: учебники, книги, ноты и струны, чернила, бумага, тетради, карандаши, ручки и перья, мел, доски и грифели, готовальни, ножи перочинные, конверты, табели и программы, рукодельные принадлежности. Приобреталась также одежда и обувь для учениц, продукты и инвентарь для содержания здания школы. Община участвовала в сборе денег на устройство курсов для увечных воинов. Собирали деньги в пользу беднейших храмов в России.

В 1916 г., накануне трагических революционных перемен, Святейшему Синоду было сделано представление о преобразовании Чемальской женской общины в общежительный монастырь. Но этому не суждено было осуществиться.

С приходом новой власти чемальская школа, видимо, продержалась дольше всех миссионерских: в 1918–1921 гг. она еще функционировала. В Чемал со всего Горного Алтая съехались учительницы и фельдшерицы. В общине стало очень тесно, жили в кельях по два-три человека. Была надежда, что школу не закроют и достроят больницу… Точных сведений о времени закрытия Чемальской общины обнаружить не удалось.

В здании бывшей приютской школы еще долгое время учились дети Чемала. В 1997 г. деревянное здание, к сожалению, было полностью уничтожено пожаром. Сегодня от построек общины сохранилось два старинных здания, находящихся на территории новой чемальской школы.

Александро-Невский мужской скит

На Алтае известен ряд уникальных памятников истории в виде рукотворных пещер, устроенных отшельниками. Так, в архивном фонде Бийского полицейского управления имеется рапорт за 1899 г. «о самовольном устройстве пещеры-молельни» у села Усть-Каменный Исток[249]. Уже давно известны рукотворные пещеры в Среднем Причумышье. Как минимум есть три места в этом районе, где находятся остатки пещерных жилищ монахов. Только монахи, оставив обычаи мирской жизни, освободившись от житейской суеты, способны были на такой титанический труд – приспосабливать для проживания земляные «убежища».

Монашеские традиции – это особые страницы человеческой истории. Пещерные монастыри в истории христианства не редкость. Но оставим в стороне исследование причин того, почему подвижники избирали столь необычный способ проживания, и попытаемся проследить недолгую историю одного из таких мест, которое находится недалеко от села Жуланиха Заринского района. Несмотря на годы гонений, люди до сих пор сохраняют уважение к местам, связанным с религиозной историей. Помнят жители села Жуланиха Святой ключ и то, что там жили монахи, знают также их кончину. Борцы за новую власть в 20-х гг. прошлого столетия были немилосердны – расстреляли большую часть насельников скита.

Сейчас трудно установить, когда началось почитание Святого ключа близ Жуланихи. Документально же нам известно, что с начала 1900-х годов жители окрестных деревень уже приходили к этому роднику и пользовались его водой как святыней. Здесь служились молебны, были случаи исцелений. Благоустройство скита началось несколько позднее. В 1910 г. «в местечке, именуемом “Святым Ключом”, крестьянин Тобольской губернии и уезда, Новосельцевской волости и села Федор Попиевич Разбойников… построил церковь»[250]. Возможно, это произошло в 1908 г.[251] В 1911 г. Ф. П. Разбойников пожертвовал все сооружения Алтайской духовной миссии. Согласно распоряжению томского епархиального начальства (в лице викарного епископа Иннокентия, начальника миссии), постройки были переданы в собственность Чулышманского Благовещенского мужского монастыря.

В то время на ключе были построены часовня (над самим источником) и четыре дома[252]. Обнаруженный нами в архиве план скита не датирован. Вероятнее всего, он был составлен в 1911 г., поскольку результаты работ землеустроительной комиссии Алтайского округа были утверждены «Журналом общаго присутствия Томскаго Губернскаго Управления» от 17 марта 1912 г. за № 383[253]. Усадьбы, изображенные на плане, показывают, что на этом месте было жилье. Жили здесь те, кто почувствовал на себе особенную святость этого места. Первые постоянные насельники появились в 1912 г. Согласно послужному списку братии Александро-Невской пустыни, 13 ноября 1912 г. заведующим Жуланихинским подворьем был назначен иеромонах Петр (59 лет, из мещан, в миру Георгий Стефанович Сильверстов)[254]. В том же 1912 г. в пустынь поступили монах Макарий (16 августа), послушник Евфимий Блинов (1 марта) и послушник Ермил Малышев (20 июня) [255].

До иеромонаха Петра заведовал пустынькой иеромонах Антоний. Последний совместно с Ф. П. Разбойниковым подавал ходатайство в «Общее Присутствие Губернского Управления» о «выделе из землепользования крестьян села Жуланихи, Мариинской волости, Барнаульского уезда, земли под эту пустынь»[256]. Данное ходатайство осталось «без последствий». Это дало повод недоброжелателям создаваемой обители требовать через суд от Алтайской духовной миссии сноса (!) всех построек на Святом ключе и взыскания значительной суммы – 10 тыс. тысяч рублей – за «неправомерное владение и пользование названным участком земли» размером около десяти десятин в течение пяти лет (с 1911 по 1915 г.)[257]. Еще в 1913 г. епископ Иннокентий писал о наличии недоброжелателей «по отношению к нашей зарождающейся обители, желающих ея небытия, ея уничтожения и употребляющих к этому все зависящие от них средства». Впрочем, как заметил владыка Иннокентий, «всегда были и всегда будут противники иноческого жития»[258].

Развязка этой истории была такова. Епископ Томский Анатолий приписал к Александро-Невской пустыни жуланихинский приход, и таким образом было узаконено землепользование скитом участка, принадлежавшего этому приходу. Однако это не решило «земельного вопроса Скита». Земли принадлежали приходу, и с назначением нового настоятеля Жуланихинской церкви вновь могли возникнуть споры. Проблему собственности на земельный участок можно было решить только через Святейший Синод и Кабинет. Для этого преосвященный Анатолий, епископ Томский, предложил наместнику иеромонаху Сергию написать отчет о делах пустыни за 1916 г. В резолюции Преосвященный всецело поддержал деятельность зарождающегося монастыря и порекомендовал преобразовать школу в церковно-приходскую, «открыть какую-нибудь мастерскую или завести огород и пасеку под руководством опытных людей». Кроме того, консистории было предписано «выдать иеромонаху Сергию доверенность на укрепление земли, находящейся теперь под Пустынью во владении ея»[259].

О чем заботились насельники пустыни? Круглогодичное посещение скита большим количеством паломников требовало от монахов ведения хозяйственной деятельности. Они возводили постройки, обжигали кирпич, рубили лес, добывали фундаментный камень, рыли погреба, косили траву, ухаживали за скотом[260]. Были у монахов и помощники. Так, в 1913 г. в пустыни было два иеромонаха и три послушника. В 1915 г. – два иеромонаха, два иеродиакона и еще несколько послушников. Все они были незнатного происхождения и домашнего или школьного образования[261]. Но это не умаляло духа обители. Богослужебный церковный чин строго выполнялся, пение иночествующей братии было стройно и вполне в церковном и молитвенном духе. Епископ Иннокентий, который неоднократно посещал обитель, писал: «Душа тут невольно располагается к молитве, воодушевляется благоговейною молитвою предстоящих и вступает в благодатное общение с Господом. Умиленная душа готова бывает тут излить пред Господом все, что только тяготит ее»[262].

Постепенно небольшая обитель начинает оказывать все больше благотворного религиозно-нравственного влияния на целый округ. Об этом писал епископ Иннокентий в письме протоиерею Петру Бенедиктову 20 июля 1915 г.[263] В 1915 г. при «Александровской пустыни» открыта школа[264]. Обитель вполне стала оправдывать свою принадлежность к Алтайской духовной миссии. Сюда стекались искатели Божественной благодативерующие с расстояния до 500 верст. В 1916 г. «юную обитель» посетили около 10 тыс. человек[265].

Однако душа монаха требовала и уединенной молитвы, и отрешенности от мира. Следуя древним подвижническим традициям, насельники Пустыни стали рыть себе пещеры, куда и стали на время удаляться для личного общения с Богом. Сегодня большинство пещерных ходов обвалилось. Остались местами лишь узкие (до полуметра) лазы. Можно предположить, что пещеры тянулись на десятки метров. Было несколько входов в пещеры; рядом с некоторыми были устроены срубы. В пещерах располагались молитвенные комнаты и кельи. По сведениям местных жителей, в нескольких километрах от Святого ключа, недалеко от берега реки Жуланихи, также находится небольшая группа рукотворных пещер. Уходя в пещеры, монахи не отгораживались от мира и нужд ближних. В архиве сохранился рапорт иеромонаха Петра от 29 декабря 1914 г., где извещается о пересылке 5 руб. «для комитета Ея Императорского Высочества Великой Княгини Елизаветы Федоровны для оказания помощи семьям лиц, призванных на войну»[266]. Также в архиве имеется финансовый документ – «Ведомость о приходе и расходе денег по Александро-Невской пустыни с 1-го января 1915 г. по 1-е января 1916 г.».[267] Этот документ позволяет выявить почти весь спектр деятельности общины. Пустынь обеспечивала себя сама и при этом еще выплачивала пособие Чулышманскому Благовещенскому монастырю (500 руб.), к которому в 1915 г. была приписана[268]. В 1916 г. это пособие составило 300 руб.[269] В пустыньке находилась местночтимая святыня – Казанская икона Божией Матери. Основную часть доходов, почти половину, составляли пожертвования «за молебны со святою иконою К. Б. М. иеромонаха Пантелеимона»[270] – 3216 руб. Часть доходов составляли пожертвования «Из пещерной кружки» (64 руб. 57 коп). Остальные доходные статьи были обычными для любого храма (продажа свечей, просфор, молебны, проскомидии, тарелочный сбор, личная выручка и «за огарок»). Общий «бюджет» обители за 1915 г. составил 7365 руб. 20 коп.

Расходы в 1915 г. пошли, в частности, на содержание храма, ремонтные и строительные работы, содержание скотного и конного двора. Часть расходов ушла на счет открывшейся школы (покупка учебников, мебели, питание 12 учащихся). В 1916 г. доход скита был на том же уровне, что и в предыдущем, – 7160 руб. Из них было потрачено 4560 руб. Это в основном хозяйственные расходы, включая организацию приюта и помощь Чулышманскому монастырю. Расходы осуществлялись продуманно и не превышали суммы доходов.

Примечательным событием второй половины 1916 г. было «хождение» с местночтимой Казанской иконой Божией Матери в период с 15 августа 1916 г. по 1 января 1917 г. В сопровождении одного из иеромонахов и четырех послушников с иконой были посещены многие приходы Барнаульского и Бийского уездов. Везде служились молебны. В результате этого «хождения» было собрано множество пожертвований на обустройство монастыря. Благодаря вниманию верующих, пустынь очень быстро развивалась. Если в 1913 г. здесь было четыре деревянных дома и церковь[271], то к 1917 г. имелось гораздо больше построек: церковь деревянная, крытая железом (престол в честь Казанской иконы Божией Матери), два полукаменных двухэтажных корпуса, два деревянных жилых корпуса, четыре кельи (в том числе одна полукаменная двухэтажная), два амбара, книжная лавка, баня, барак для паломников и скотный двор. Площадь, на которой разместились постройки, включая пещеры, составляла 10 десятин[272].

В конце августа 1916 г. в обитель был назначен новый настоятель – иеромонах Сергий. Прибыв в обитель, он с горячностью принялся за организаторскую работу, но ему было мало отпущено времени. Монастырь стал одной из первых жертв государственных переворотов 1917 г. Удар по монашеству был нанесен не только материальный, но и моральный. Томское губернское народное собрание постановило «обязать монахов и монахинь принять участие в полевых работах при монастырях; если же при монастырях эти работы не могут быть выполнены, то в деревнях и селах, на полях солдаток»[273]. К такому постановлению приложил усилия в числе других и алтайский художник Г. И. Гуркин, который, по сведениям миссионера Тимофея Петрова, «проповедовал отобрать церковные земли, а в монастырях устроить ремесленные школы»[274]. Об этом же Г. И. Гуркин делал доклад «Алтай и его нужды» 12 мая 1917 г. в Губернском народном собрании[275], а 18 мая 1917 г. вышло вышеупомянутое постановление за № 10186.

Постановление глубоко ранило монахов. Совет Жуланихинской Пустыни ответил на него следующим образом: «Долгими годами монаху приходится обуздывать свои страсти, а оно, народное собрание, вздумало помочь [или] связывать страстным соединением монахов с солдатками. Не будет этого! Пусть нас мучают до крови, а подобные распоряжения признавать не будем…

Заведующий Пустыни иеромонах Сергий, члены совета: иеромонах Феогност, иеромонах Филарет»[276]. Впоследствии эти слова оказались пророческими. На тот момент (1917), согласно послужному списку, в пустыни находилось три иеромонаха, два иеродиакона, три монаха, восемь послушников и шесть учащихся[277].

Всего обитель просуществовала около десяти лет. В последних числах мая 1919 г. Рогов с Новоселовым и отрядом партизан «разбил монастырь, расстрелял монахов» (из воспоминаний Е. Новоселовой[278]). Возможно, здесь не обошлось без участия тех, кто давно желал исчезновения скита. Новомученики сами вырыли себе братскую могилу, где и были погребены после расстрела. Еще несколько лет назад жива была свидетельница этих кровавых событий. И сегодня благодаря ее воспоминаниям мы приблизительно знаем место братской могилы – в ста метрах от ключа. Сейчас здесь стоит православный крест, установленный в середине 1990-х гг. протоиереем Димитрием Капрановым († 2001).

Так прекратила свое существование одна из самых молодых, но быстро развивавшихся монашеских общин на Алтае – Александро-Невская пустынь близ села Жуланиха.

Матурская Иверская женская община

Матурская женская община в честь Иверской иконы Божией Матери была «открыта с миссионерской целью в 1913 г. на средства петроградского 2-ой гильдии купца Михаила Димитриевича Усова»[279] – так говорится в ведомости общины. Большинство ее насельниц были по происхождению из коренных жителей, обращенных из язычества в православие миссионерами Алтайской духовной миссии.

Учреждена община, как и многие монастыри Алтайской миссии, при содействии митрополита Московского и Коломенского Макария (Невского). Община располагалась при Матурском стане Алтайской миссии одноименного отделения. Это на юге современного Краноярского края недалеко от села Таштып. Дороги в тех местах были очень плохие. Выехать из Матура можно было только в летнее время. В период с сентября по май это сделать было практически невозможно.

Церковь при Матурской женской общине была построена в 1913 г. на средства купца Усова и торжественно освящена епископом Томским и Алтайским Мефодием 24 июня 1913 г. Современники-очевидцы вспоминали об этом событии так: «Народу было очень много, по приблизительному подсчету около 2-х тысяч человек»[280]. Церковь имела один престол во имя Сошествия Святого Духа. «Храм Божий в обители приличный, как снаружи, так изнутри, везде чистота, и все необходимое имеется. Колокола звучные; один большой колокол весом более ста пудов…»[281].

В 1914 г. благочинный писал, что в общине им было застраховано от огня 13 зданий на сумму 12 085 рублей. Общинный комплекс имел различные здания, в основном деревянные. На его территории расположились следующие строения: деревянный корпус с 12 кельями, с коридором посередине, для размещения сестер; трапезное здание (построенное на средства миссии уже к середине 1913 г.[282]); помещение для священника; дом для школы; два хлебных амбара; баня. На скотном дворе имелась одна изба для рабочих[283]. Здание келейного корпуса и многие другие постройки общины были возведены на средства того же купца М. Д. Усова, который, как сказано выше, построил общине и церковь.

Как признак юридического лица община имела свою собственную печать. Однако экономическое состояние ее полностью зависело от благотворителей. Священник общины писал, что монастырю угрожала бы беда, если бы благодетель Михаил Димитриевич Усов не поддерживал его. Он постоянно посылал деньги, вещи – собственных средств обитель не имела. Другим известным благотворителем обители был также петроградский купец Иоанн Корнилосадов.

Из-за отдаленности от крупных населенных пунктов и из-за труднодоступности в связи с гористым рельефом община не могла привлекать к себе паломников. Кроме того, община не имела при себе каких-либо святынь, чудотворных икон, святых источников и т. п. Священник общины о. Николай Селеков писал об этом: «Паломников не бывает, заказных обеден нет. Это объясняется так. Обитель наша находится в глуши тайги, от жилых мест далеко, вот вследствие этого… не посещают богомольцы»[284].

К концу 1914 г. хозяйство общины было невелико: две лошади и пять коров. И поэтому о. Николай Селеков рассуждал так: «по моему соображению, нужно бы первым долгом взяться за хозяйственное дело». К слову сказать, в другом рапорте он писал, что его первый долг – это взяться за школьное дело; видимо, для этого пастыря не существовало второстепенных дел. Далее он говорит: «Завести несколько рогатого скота, так как обитель расположена на хорошем месте, есть хорошие луга, которые каждый год родятся, хорошие сочные травы, так что в кормах недостатка не будет. И также можно заняться пчеловодством, тогда бы пожалуй и обитель имела бы свое скудное средство. Только бы начать дело, а там дело само собою покажет. Я об этом говорил Анне Васильевне, она, конечно, не прочь завести все нужное, но я еще неопытен в хозяйственном отношении, так как с юных лет хотя и жил в монастыре, но не научился в хозяйственном деле»[285].

Однако воплощение этих хозяйственных планов в жизнь состоялось. Уже к середине 1916 г. новая настоятельница монахиня Агриппина констатировала: «Хозяйство очень большое: 4 лошади, одна из них жертвована; 8 дойных коров, 2 из них куплены, остальныя – жертвованы; 16 подростков; всего рогатого скота 24 шт. До 90 шт. птицы, хлеба более обыкновенного запасено, посеяно хлеба 3 десятины, еще лен и конопля…» [286] Таким образом, по сравнению с 1914 г. хозяйство увеличилось в два раза. Вот чем объясняет такой успех сама мать-настоятельница: «…не без скорби пришлось поставить общину в такое цветущее положение, одна Царица Небесная – свидетельница моих скорбей и слез, в Ней я находила помощницу в своем непосильном послушании»[287].

Венцом хозяйственного процветания общины можно считать следующие слова настоятельницы: «…в настоящее время община ни в чем не нуждается, все необходимое есть, Михаил Димитриевич помогает, чай не покупаю – у меня остается 49 ф. Каждый год по месту посылает… Иоанн Корнилосадов. При общине имеется свой сапожник, и сестры обучаются»[288]. Достойно внимания и то, что хозяйственный расцвет общины пришелся на середину войны – время всеобщего экономического и хозяйственного кризиса. Возможно, еще сестры занимались различным собирательством лесных (таежных) ягод, грибов, трав и кедрового ореха. Из всего вышесказанного можно судить, что община жила натуральным хозяйством.

До 1915 г. община не имела постоянной настоятельницы, а ее должность занимала «и.д. настоятельницы» монахиня Анна Васильевна Ямова[289]. О ее возрасте, происхождении, образовании и времени поступления на службу в Алтайскую миссию в обнаруженных документах ничего не говорится. Второй настоятельницей общины в первой половине 1915 г. была назначена монахиня Агриппина Яшина[290]. До настоятельства в Матуре она числилась монахиней Томского Иоанно-Предтеченского монастыря. При ней обитель добилась, видимо, наибольшего хозяйственного и экономического расцвета. Поэтому она заслужила «Высочайше жалованный» месячный отдых в середине лета 1915 г. В апреле 1916 г. монахиня Агриппина обратилась к начальнику Миссии, епископу Иннокентию. Монахиня Агриппина пишет, ссылаясь на ухудшающееся здоровье: «…с покорнейшей просьбой: уволить меня от занимаемой должности и снова причислить к сестрам Томскаго Иоанно-Предтеченска-го монастыря»[291]. Как потом выяснилось, у нее был туберкулез. Монахиня Агриппина также сообщила, что подходящей заместительницы здесь, на Матуре, не видит, объясняя это в другом письме следующим: «Вашему Преосвященству (епископу Иннокентию. – Ю. К.) небезызвестно, что Матурская община еще только существует 3 года. В такое короткое время среди новичков инородочек, которыя никогда не слыхали о монастырях… оне еще младенцы, для них нужна опытная руководительница, но таковой здесь нет, одне новички…»[292]

Уже через месяц, в августе 1916 г., в общину приехала новая настоятельница, монахиня Евдокия[293]. После передачи обители монахиня Агриппина выехала из Матура в Томск. Монахиня Евдокия Андреевна Лопат(к)ина приехала из Бийска, из Тихвинского женского монастыря. Она была вдовой 42 лет. В качестве настоятельницы общины монахиня Евдокия пробыла в Матуре вплоть до июня 1917 г.[294]

Количественный состав насельниц общины на протяжении ее истории существенно не менялся. Это видно из документальных свидетельств различных миссионеров. Во время своего посещения обители, примерно в середине 1914 г., благочинный, о. Терентий Каншин в своих записках отмечал, что: «В общине сестер было около 20. Большинство их были дочери местных инородцев»[295]. А к концу года отец Николай Селеков так характеризовал количественный и этнический состав общины: «…в настоящее время в святой обители подвизается 10 человек сестер. Из них из г. Томска четыре, а остальныя из соседних деревень и улусов. Русских 7 человек, “инородок” трое. В летнее время доходило до двадцати пяти человек. По словам и. д. настоятельницы… по разным причинам выбыли несколько сестер». Далее о. Николай поясняет, с чем это связано: «Да, в самом-то деле, монашеская жизнь самая трудная вещь. В особенности не развитым в духовной жизни, и еще младенчествующим в вере инородкам, она кажется камнем преткновения»[296].

Повседневные занятия и быт насельниц общины прежде всего зависели от смены времен года и, соответственно, сезонных климатических условий, так как климат в горах и тайге переменчив. Вот как описывает о. Николай Селеков повседневные занятия насельниц общины: «Сестры в летнее время косят сено, копают в огороде, режут дрова. А в зимние длинные вечера вяжут чулочки, то вышивают, поют из “Лепты” и читают жития святых…»[297](«Лепта» – это знаменитый сборник духовных песнопений, написанный архимандритом Макарием (Глухаревым)). Совершая поездки по своему 3-му благочинию Алтайской миссии, о. Терентий

Каншин вел дневник, где, в частности, писал о сестрах общины: «Все они днем работали в огороде под руководством старшей из сестер, копаясь в земле, как трудолюбивыя муравьи. Во время работы назидались пением духовных песнопений»[298]. Кроме ухода за скотом сестры занимались и сапожным делом.

Церковные богослужения в общине совершались хоть и по монашескому уставу, но только по праздникам. В будничные дни церковных служб не проводилось. Поэтому из-за эпизодичности проведения богослужений приход храма состоял преимущественно из сестер общины и нескольких жителей Матурского стана.

В конце 1913 г. при общине была открыта одноклассная миссионерская школа. Под ведомственным названием «Матурская, при женской общине, Кийской волости Кузнецкаго уезда благочиния № 3»[299]. По штату при ней был положен один учитель и законоучитель. Изучались следующие дисциплины: Закон Божий, общеобразовательные предметы, пение, рукоделие и различные ремесла. Все они преподавались одним учителем-священником. График занятий не был нормирован. Учеба начиналась и оканчивалась молитвословием. Под школу в общине был отведен отдельный дом, построенный купцом Усовым. Имелась и школьная библиотека, в которой в 1916 г. насчитывалось до 50 экземпляров книг.

До приезда в общину 12 января 1914 г. священника Николая Селекова в матурской школе уроки не проводились. А начались занятия 18 января. В то время в школе обучалось всего 10 человек, в том числе 1 мальчик из шорцев, 2 русские девочки и 7 девочек-алтаек[300]. Из школьных принадлежностей ничего не оказалось: ни книг, ни ручек, ни досок, ни карандашей, ни перьев – всего того, что требуется для миссионерской школы. Поэтому о. Николаю пришлось занимать пока на время учебные книги у школы в Матурском стане «хотя [и] подержанныя и растрепанныя»[301]. Через три месяца в общину из «Канцелярии Епископа Бийскаго» были присланы 16 пакетов с учебниками и учебными принадлежностями. Кроме того, различные школы Матурского отделения (Матурская, Тлачевская и др.) также безвозмездно передали некоторое количество учебных принадлежностей. Помимо всего этого канцелярия выслала еще 100 рублей для самостоятельного приобретения общиной учебников и пособий[302].

К началу учебного года в 1915 г. в школе насчитывалось 12 учеников[303], позже поступили еще 6 человек (2 мальчика «инородца» и 4 девочки – 2 русские и 2 «инородки»). Тогда количество учеников составило 18 человек.

Монахине Евдокии, к сожалению, не удалось сохранить единство общины. В начале 1917 г. произошел скандал. Священник Иверской общины о. Андрей Тербесев отказался принимать указ начальника Алтайской миссии от 1 февраля 1917 г. о своем переводе на другое место служения из рук миссионера Матурского стана отца иеромонаха Пиония, «…мотивируя это незаконченным распоряжением и… неопределенными болезнями всего своего семейства»[304]. В итоге конфликт распространился и на всю Общину. Монахиня Евдокия Лопат(к)ина заперла храм общины и забрала ключи, запретив совершать богослужения в церкви без разрешения иеромонаха Пиония.

Из-за этого поступка настоятельницы сестры общины откололись от нее, выбрав себе новую матушку – Афанасию (Афоню) Петровну Лысову. Конфликт был настолько серьезен, что 1 апреля 1917 г. Верхне-Матурский комитет общественной безопасности по заявлению сестер Иверской женской общины о беспорядках представил настоятельнице отдать ключи от церкви и проводить службы; просил также отца Пиония прекратить беспорядки и не вмешиваться во внутренние дела общины на «честное слово». А сестрам общины – прекратить пререкания по поводу выбора заведующей хозяйством, согласовать этот вопрос с духовным начальством[305]. Спустя еще месяц, в конце мая, теперь уже Тлачевский комитет общественной безопасности приказал отдать Евдокии Лопат(к)иной, настоятельнице Иверской женской общины, ключи от церкви. И уже 22 мая 1917 г. было возобновлено богослужение. Чуть позже иеромонах Пионий был переведен в другое отделение Алтайской миссии.

Еще в конце 1916 г. настоятельница Евдокия Лопат(к)ина писала о критическом положении общины; сестры совершенно остались без хлеба, так как их благодетель петроградский купец М. Д. Усов полностью прекратил свои регулярные пожертвования. Настоятельница с горечью заключает, что «остается сестрам за неимением хлеба расходиться… община не имеет ничего, ни сахару, ни масла и… самых необходимых продуктов… Кроме того, при нынешней дороговизне, общине дорого обходится обувь, одежда и др. для сестер. Виду чего я уже много задолжала, а уплатить нет средств… нет спасения от кредиторов»[306]. По сведениям матурского священника, в октябре 1917 г. хлеб можно было купить только за 150 верст от Матура.

Гражданская война на смежных территориях Алтайской и Енисейской губерний (в районе Матурского отделения миссии) продолжалась примерно до декабря 1919 г. Остатки белогвардейских частей атамана Семенова и барона фон Унгерна отступили в Монголию. Неизвестно, как прекратила свое существование Матурская Иверская обитель, но в 1924 г. на ее базе была создана Матурская трудовая коммуна «Красная речка». В нее входило 20 человек (6 мужчин, 5 женщин и 9 детей). Усадебных построек было: 4 теплых помещения, 3 амбара, 2 подвала, 2 бани, 3 сарая. Церковь к тому моменту еще не была передана коммуне и являлась «церковным инвентарем». Возможно, сюда иногда приезжал для богослужения матурский священник. Известно также, что в селе Матур Троицкая церковь действовала до 1935 г. Несмотря на обширное имущество, доставшееся коммуне от общины, хозяйство «не клеилось». Задолженность коммуны Минусинскому сельхозбанку постоянно росла. Не хватало продуктов питания. Для их приобретения был продан лучший скот. В итоге трудовая коммуна вскоре распалась.

В процессе архивного исследования были выявлены сведения о проекте еще одной обители – мужского монастыря в районе улуса Анчул Матурского отделения Алтайской миссии. Идея создания этого монастыря принадлежала монаху Тимофею (Шулбаеву). О нем известно лишь, что он происходил из Хакасии, а откуда он был родом и кто его постриг в монашество – сведения отсутствуют. Из архивных документов видно, что он проживал в Матуре уже с конца 1914 вплоть до июня 1917 г.[307] Священник Матурской общины о. Николай Селеков писал о нем в миссионерских записках: «Монах Тимофей в настоящее время (конец 1914 г. – Ю.К.)

хлопочет устройством мужского монастыря; для этой цели он купил старый молитвенный дом в селе Матур. По приглашению отца Миссионера (Иоанна Штыгашева. – Ю. К.) я ездил, святить место для будущей обители. Место это находится от улуса Анчула в 3-х верстах, и от нашей обители (Матурской женской общины. – Ю. К.) – 12-ти, на горе, среди густых лесников»132.

Этой зарождающейся обители местные «инородцы» уступили пару десятин земли. Но экономической базы для создания монастыря не было никакой. Поэтому священник Матурской общины предупреждал монаха Тимофея о том, что «монастырь основать на таком расстоянии от женского монастыря неудобно, так как… все-таки нужны средства для содержания обители, хорошо, что женскую обитель содержит сам хозяин Михаил Дмитриевич, а ты чем будешь содержать?» – вопрошал он его. Но монах Тимофей был «человек своего убеждения» и не внял совету. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Таковы общие результаты исследования истории монастырей Алтайской духовной миссии. Систематизированное описание истории создания и жизнедеятельности всех монастырей и скитов миссии, характеристика их благотворного влияния на просвещение региона со всей очевидностью свидетельствуют, что без монашеских общин Алтайской духовной миссии невозможно было бы достичь больших миссионерских результатов. Если бы в стране не наступил период лихолетья, монашество на Алтае постепенно приобретало бы все большую значимость в деле просвещения, благотворительности и духовного делания.

Глава 4 Учебные и благотворительные заведения, подготовка кадров в Алтайской духовной миссии в XIX – начале XX в.

Первые миссионерские школы

Первым радетелем о просвещении народов Горного Алтая был основатель миссии – преподобный архимандрит Макарий. Именно при нем появились первые образовательные учреждения. Первая школа для мальчиков была открыта в Майме, недалеко от г. Горно-Алтайска, в 1831 г. Чуть позже начала действовать школа для девочек. Число учеников в школе для мальчиков доходило до 20 человек, а количество девочек составляло от 7 до 12. В миссионерских школах преподавались славянская и церковная грамота, Закон Божий, церковное пение и элементарные правила арифметики; девочек обучали ведению домашнего хозяйства. В 1840 г. была открыта школа для девочек-сирот. Заведовала этой школой по просьбе о. Макария выпускница Смольного института благородных девиц София Вальмон[308]. С переносом стана в Улалу (совр. г. Горно-Алтайск), там была открыта еще одна миссионерская школа.

При преемниках основателя миссии архимандрита Макария (Глухарева) – протоиерее Стефане Ландышеве (возглавлял миссию с 1844 по 1864 г.) и архимандрите Владимире (Петрове, 1865–1883 гг.) было открыто ещё 24 школы[309]. В 1889-90 учебном году в миссии действовало 31 учебное заведение[310]; в 1897 г. – 35[311]; в 1902 г. – 53[312]; в 1915 г. – 82[313]. Однако, по свидетельству статистических данных, школ было несколько меньше, чем богослужебных учреждений, при которых они функционировали. Так, численность первых и вторых соотносилась в 1887 г. как 34 к 27[314]; в 1902 г. – 70 к 53[315] и 1911 г. – 89 к 62[316].

Школа, по словам создателя системы «инородческого» образования в России Н. И. Ильминского, должна была стать местом, где дети не только получали бы знания, развивающие ум, но и воспитывались бы в духе православной веры[317]. Немаловажное значение при этом он придавал совместному обучению детей как крещеных, так и некрещеных. Подразумевалось, что дети первых будут благожелательно воздействовать не только на сверстников, но и на их родителей, которые, слушая детское чтение, общались бы со школьниками. Миссионерские школы отличались тем, что в них главным было обучение основам веры: Закону Божьему, молитвам, знакомству с церковной службой. Обучение грамоте было средством для достижения этой цели[318]. Миссионеры из своих учеников готовили, в первую очередь, проповедников христианства[319].

Такие школы были единственным источником просвещения для коренных жителей Алтая[320].

Вначале школы размещались в отдельных комнатах причтовых домов или в молитвенных домах, где совершались богослужения. По мере укрепления материального состояния миссии для школ начали строить специальные здания. В архивах сохранились планы некоторых миссионерских школ как с совмещением богослужебных нужд, так и без совмещения с другими помещениями. В 1889/90 учебном году таковых имелось 28, одна школа функционировала в наёмном помещении, две – в частных квартирах и одна – в церковном здании[321].

Строились школы на средства Миссии, местных жителей, благотворителей. На деньги бийских купцов А. В. Соколова и Т. Е. Мокина были построены школы в с. Онгудае (1881) и с. Усть-Кане (1892); новокрещеные «инородцы» зайсаны Александр (Боробош) Казагашев и Михаил Тобоков построили школы в селениях Александровское (1876) и Салганда (1889); благодаря новокрещеной «инородке» Ольге Илдыбиной в 1898 г. открылась школа в с. Узнезе; некрещеный бай Аргымай Кульджин дал средства на учебное здание, построенное в с. Усть-Кеньге (1897 г.)[322]. Представление об «обустройстве» школ и их учебно-материальном оснащении дает отчет учителя Тимофея Анчакова о таштинской школе Улалинского отделения за 1890/ 91 учебный год: «Школа состоит из двух классных комнат. Имущество составляют: 2 деревянных иконы, 3 стола для учащихся, 2 скамейки, 8 аспидных досок, 1 классная доска, 5 чернильниц, 8 ручек для перьев, счеты, 80 картинок, 1 печка из черной жести. Разных учебников, пособий и руководств 45 экземпляров»[323].

Следует отметить, что постепенно процесс обучения в миссионерских школах приобретал все более упорядоченный характер. Они влились в общую систему православного образования в России, подразделившись на церковно-приходские и школы грамоты.

Согласно официальным положениям, церковно-приходские школы были: одноклассными – с двухлетним сроком обучения и двухклассными – с четырёхлетним[324].

Однако нельзя не обратить внимание на материальные затруднения школ Алтайской духовной миссии, что отрицательно сказывалось на их развитии. Это побуждало миссию просить епархиальный совет о помощи. В частности, таковое прошение было направлено в Томск в июне 1912 г. Аргументы были приведены следующие: в Чибите и Созопе учебные здания не имеют крыши; в Арбайте, Сугаше, Байголе, Куюме, Семёнушкином – школы размещаются в «наемных квартирах», не приспособленных для проведения занятий, и т. д.[325] Архивные документы свидетельствуют о том, что в начале XX в. были случаи, когда из-за тесноты помещений и нехватки учебных пособий не всех желающих принимали в школу[326]. Помощник наблюдателя миссионерских школ священник Павел Сорокин в своем отчете за 1912 г. жалуется на бедность миссионерских школ по сравнению с «министерскими»[327] (т. е. подведомственными Министерству народного просвещения).

Миссионерские школы отличались от обычных учебных заведений подобного типа тем, что срок обучения в них был длиннее на год. Объяснялось это несколькими причинами: во-первых, разбросанностью инородческих поселений от школ (что служило причиной плохой посещаемости занятий учениками), во-вторых, необходимостью уделять много времени изучению русского языка[328]. Вследствие этого учителю приходилось один и тот же урок повторять дважды: на местном наречии и русском языке. Учебный день начинался чтением утренних молитв. Первым уроком всегда был Закон Божий[329]. Законоучителем был сам миссионер-священник. Предметам религиозного образования уделялась примерно половина учебного времени, а вторая половина отводилась на общеобразовательные предметы[330]. В процессе обучения использовались пособия, предназначенные для церковно-приходских школ. Например, «Букварь» Тихомирова, «Книга для чтения и практических занятий по русскому языку» Паульсона, «Книга для обучения церковнославянскому языку» Кайрюкова, «Краткое руководство арифметики и собрание задач для начального преподавания» Егорова и др. Большое значение для преподавания имела специальная литература для миссионерских школ, издаваемая в Казани с 1860-х гг., на алтайском языке[331]. Сами миссионеры внесли серьезный вклад в создание учебных пособий и переводов книг религиозно-нравственного содержания на родном для алтайцев языке.

После отъезда архимандрита Макария в 1844 г. Улалинская миссионерская школа грамоты, вероятнее всего, разместилась в доме из двух комнат, разделенных сенями, в котором жил основатель миссии. Со временем назрела необходимость в более просторном помещении для школы. Средств на строительство нового здания у миссии не хватало, и протоиереем Стефаном Ландышевым было принято решение перенести из Маймы пустующий миссионерский дом, построенный еще архимандритом Макарием. Свое намерение это сделать о. Стефан выразил в письме благотворителю миссии московскому священнику Николаю Лаврову в 1851 г. Правда, осуществить этот план удалось несколько позже. Майминский дом архимандрита Макария перенесли в Улалу в середине 1850-х гг. Здесь были размещены школа и квартиры для учителя и других сотрудников миссии. Занятия начались после торжественного молебна 20 июля 1856 г.[332] С 1866 г. в течение нескольких лет в этом доме пришлось жить архимандриту Владимиру (Петрову), третьему по счету начальнику миссии. В исторических документах этот дом часто называется как «старый училищный дом».

Когда в Улале близилось к завершению строительство дома с мезонином для начальника миссии, архимандрит Владимир уже планировал реконструкцию обветшавшего училищного дома[333]. В нем предполагалось разместить либо училище, либо больницу.

Но поскольку здание больницы в начале 1870-х гг. решили строить новое, то после реконструкции старый училищный дом сохранил свое предназначение: в нем расположилось Центральное Филаретовское миссионерское училище. Реконструкция была начата в 1875 г.[334], когда в Улалу был назначен заведующим училищем игумен Макарий (Невский). Вместе с заведующим из Чопоша обратно в Улалу было переведено Центральное училище. После реконструкции здание претерпело значительные изменения. Были добавлены помещения «для мастерской, кухни, учителя, наблюдателя за хозяйственными работами и предполагаемой типогра-фии»[335]. Судя по сохранившимся фотографиям, размеры здания заметно увеличились, а наверху появился мезонин. Но при этом комнаты, в которых жил основатель миссии, были сохранены в прежнем виде[336]. Подрядчиком на стройке был Архип Борзенков. Занятия в этом доме проводились до начала XX в. Разобран старый училищный дом был в 1903 г. по причине ветхости, а материал в дальнейшем был использован при строительстве нового дома – для приема начальника миссии.

В отчетных записках начальника миссии архимандрита Владимира за 1870 г. говорится, что в 1868 г. была открыта школа для девочек. Однако более точные сведения о создании женской инородческой школы содержатся в письме непосредственного участника данного события – Петра Макушина. Тогда он был преподавателем миссионерского училища для мальчиков. Судя по его сведениям, учебные занятия в женской школе начались 13 ноября 1867 г. Первых учениц было семь. Некоторые из них были неграмотны. Тем не менее, программа женского училища была значительно шире, чем в школе грамоты для обоих полов и где учили только чтению и письму[337]. В программу женского училища входили следующие предметы: Священная история, катехизис (несколько проще, чем в училище для мальчиков), чистописание, пение, арифметика, женское рукоделие (прядение, шитье, вязание и ткачество).

Занятия начались в комнате, которую занимал Макушин. Несколько позже, возможно, уже в 1868 г., женская инородческая школа разместилась в доме из двух комнат, в котором в свое время жил архимандрит Макарий со старцем Петром (Лисицким). Одна комната служила жилищем для учительницы, другая – жилищем и классом для учениц[338]. Возможно, этот же дом использовался под первый приют для алтайских детей; «средняя его часть в три окна была небольшим домиком, в котором жил архимандрит Макарий. <…> С двух сторон был сделан пристрой и помещено было училище с общежитием»[339]. Но в дневнике поездки епископа Иннокентия (Соколова) по Алтаю 1905 г. говорится, что это майминский дом архимандрита Макария. Не исключено, что в 1905 г. инспектор Томской семинарии священник П. Сысуев, сопровождавший епископа Иннокентия в поездке и описавший ее, перепутал майминский дом, в котором жил архимандрит Макарий, с улалинским, в котором тоже жил основатель миссии. К такому выводу склоняет нас то, что в упомянутом дневнике говорится о маленьком домике, а ведь майминский дом был достаточно большим.

Кроме того, есть основания полагать, что школа для девочек существовала и ранее. В сведениях об Алтайской духовной миссии протоиерея Стефана Ландышева за 1856 г. упоминается училище для девочек. Возможно, по каким-либо причинам, например, материальным, школа временно была закрыта или объединена с училищем для мальчиков, а с приездом в Миссию архимандрита Владимира она возобновила свою работу.

В 1870 г. женскую школу перенесли в деревянное двухэтажное здание, построенное чуть ранее для женской обители, а после 1875 г. – в новоустроенный детский приют[340].

Улалинское миссионерское училище

Сростом числа начальных школ в миссии обострилась проблема нехватки кадров. Отдаленность и бедность региона не позволяли принимать достаточное количество учителей из других мест. Возникла необходимость готовить собственных сотрудников миссии. Этим должно было заняться учебное заведение принципиально иного характера, чем школа грамоты[341]. Первым учебным заведением такого типа в Алтайской духовной миссии стало центральное училище в главном стане – Улалинском. Согласно отчету о деятельности миссии за 1870 г., это училище было открыто 26 марта 1867 г. при чрезвычайно деятельном архимандрите Владимире (Петрове). Сюда принимались только те мальчики, которые обучились грамоте и «… по выходе из этого училища могли быть в свою очередь учителями, толмачами, церковнослужителями и, наконец, способные и достойные – священнослужителями-миссионерами»[342]. Следует отметить, что в отчете Бийского Миссионерского Катехизаторского училища за 1893/94 учебный год указывается иная дата основания Улалинского училища – 26 марта 1866 г.[343] Скорее всего, это опечатка, поскольку в марте 1866 г. архимандрит Владимир только прибыл в Улалу. Так или иначе, центральное миссионерское училище было преобразовано из улалинской школы грамоты[344].

Улалинское училище называли филаретовским – в память о митрополите Московском Филарете (Дроздове), который был учителем и наставником основателя миссии. Первыми учителями в училище были приехавшие с архимандритом Владимиром студенты С.-Петербургской духовной академии П. И. Макушин и И. С. Солодчин. Первый впоследствии стал известным в Сибири издателем и книготорговцем, второй – архимандритом, наблюдателем церковно-приходских школ Томской епархии, а еще позже – архиепископом.

Осенью 1867 г. П. Макушин писал в Москву давнему благотворителю миссии о. Николаю Лаврову[345] о том, как начался учебный год. Учебные занятия были возобновлены с 1 октября после торжественного молебна. Автор письма радовался тому, что удается достичь заметных успехов в учебе. Некоторые ученики даже стали помогать Макушину в проведении воскресных внебогослужебных собраний, которые в очередной раз были возобновлены в Улале; организацию подобных собраний благословил в начале 1867 г. архимандрит Владимир (Петров). На эти встречи с утра приходило до 40 детей, а после обеда – до 50 взрослых.

В свободное время ученики упражнялись в чистописании, а также различных ремеслах. Обслуживающего персонала, кроме старушки-кухарки, в пансионе не было. Детям приходилось обслуживать себя самим. Однако это было не очень затруднительно. Тяжелее переносилась материальная скудость. Во-первых, были трудности с помещением. Поначалу 12 учащихся ютилось в той же комнате, где проживал и сам учитель, объемом, как указано в письме, 5–6 куб. сажень. Затем удалось переселить детей в отдельную комнату, предварительно выложив в ней печь из заемных 700 кирпичей. Новая комната была украшена картинами из «Священной истории» Шнорра, благодаря чему некоторые дети говорили, что их класс «будто церковь».

Но более всего устроителей училища тяготило отсутствие достаточного количества средств. Сам о. Н. Лавров был активным жертвователем миссии. На училище он прислал 225 руб. Еще 30 руб. было пожертвовано на месте. Среди жертвователей были бийский исправник Е. В. Замятин, заседатель О. И. Судовский, купец С. П. Петров, алтайцы М. и К. Козловы и другие. Жертвовали также книги и учебные пособия (от Комитета грамотности, редакции киевских духовных журналов, а также от себя лично издатель «Семейных вечеров» М. Ф. Ростовский). Однако для полноценного развития школьного дела требовались более значительные средства.

П. Макушину было известно, и он об этом написал, что еще с 1853 г. на официальном уровне поднимался вопрос о распространении грамотности среди коренных жителей Сибири. В том числе Бийского и Кузнецкого уездов. 21 марта 1859 г. министр государственных имуществ признал полезным открывать школы при миссионерских станах. Что касается расходов, то «не возбранялось просить Высочайшего соизволения на выделение средств из казны», но лучше «не отягощать казну и искать местные общественные источники». А пока можно было бы выделить на эти цели суммы из хозяйственного капитала Западной Сибири. Однако хозяйственное управление Западной Сибири не спешило выделять средства на этот просветительский проект.

По воспоминаниям (датированным 1891 г.) одного из первых воспитанников училища, С. С. Ильтеева, в первый год в училище обучались восемь человек «инородцев» из четырёх отделений Миссии. Позже их ряды пополнились. Документ, содеражщий информацию об одиннадцати из первых тринадцати пансионеров училища, позволяет проследить, насколько были оправданы надежды, возлагаемые на это учебное заведение. Двое впоследствии приняли сан миссионера-священника (А. Петров и В. Тозыяков); П. Кучуков и Я. Кумандин посвятили себя учительской работе; сам С. Ильтеев и А. Строй тоже учительствовали, а затем стали церковнослужителями. М. Ташкинов продолжил свое образование в Казанской учительской семинарии, но затем, прослужив некоторое время регентом, занялся коммерцией. Остальные выпускники училища, недолго прослужив при храмах, занимались коммерцией, строительством и т. д. Учение не «пошло в пользу» Е. Кашкарову – его, как конокрада, сослали на Сахалин[346].

Преемниками первых преподавателей были миссионеры: иеромонах, затем игумен Макарий (Невский), священник Матфей Турбин и священник Константин Павлович Соколов (будущий епископ). С перемещением игумена Макария в Чопошский стан Чемальского отделения и училище было переведено в Чопош, где для этой цели был выстроен большой новый дом с квартирой для учителя, классными комнатами и помещением для пансионеров.

Уже тогда будущий святитель придавал большое значение устроению школьного дела. В с. Чопоше он трудился, обучая детей лично. В других селениях отделения, старался открывать школы и находить для них преподавателей. Так он наблюдал за учебным процессом в миссионерских школах Чемала, Унгурлы и Манжерока. Некоторое время в делах обучения грамоте местного населения о. Макарию (Невскому) помогал Михаил Васильевич Чевалков. Но в 1870 г. он был рукоположен в дьякона и переведен на другое место служения. Тогда заведующему Чопошским станом в преподавании стали помогать наиболее способные ученики этих школ, которых миссионер обучил грамоте, священной истории и пению. В начале 1870 г. в чопошской школе было всего пятеро учащихся – три мальчика и две девочки. В апреле училось уже двенадцать человек – семь мальчиков и пять девочек.

Об успехах системы обучения игумена Макария написал в отчете за 1870 г. начальник миссии архимандрит Владимир: «Два мальчика через два месяца могли без помощи учителя легко разбирать в любом месте и по возможности объяснять смысл прочитанного; один мальчик, начавший учиться с особенным прилежанием, стал разбирать целые речения в любом месте меньше, чем через три недели»[347].

С перемещением игумена Макария в 1875 г. обратно в Улалу, на должность помощника начальника миссии, училище возвращено было туда же. После игумена Макария заведование училищем было поручено миссионеру – священнику Матфею Турбину[348]. Впоследствии, после переезда резиденции начальника Миссии в Бийск и учреждением викариатства, Улалинское Филаретовское миссионерское училище было преобразовано в Бийское катехизаторское[349].

В программу обучения входили следующие предметы: «Толковое чтение на русском и местном языках, русский язык, чистописание, Священная история, катехизис, объяснение богослужения, некоторые чтения из истории церковной общей и в особенности русской церковной и гражданской, арифметика, церковное пение и первоначальные сведения о природе»[350]. В течение двух лет содержание преподавателей и пансионеров училища осуществлялось за счет личного жалования тогдашнего начальника Миссии архимандрита Владимира[351]. В дальнейшем Миссия изыскивала средства из других источников.

В конце XIX в. на базе улалинской мужской школы в Горном Алтае было организовано профессиональное обучение живописи. В иконописном классе открыл свой талант Г. И. Гуркин. В этом же классе учились рисованию будущие художники – братья Никифоровы, Тельгеровы, Конзычаковы, Зяблицкий, Седаков[352]. После окончания школы Гуркин работал учителем в Улале и Паспауле. В 90-е гг. XIX в. Г. Гуркин учился и работал в иконописной мастерской в г. Бийске, а затем продолжил учебу в пейзажной мастерской И. И. Шишкина в Петербурге. Он вернулся в Сибирь зрелым мастером, к которому уже пришла известность[353]. В зале Г. И. Чорос-Гуркина в краеведческом музее г. Горно-Алтайска есть несколько его картин на «миссионерскую» тему: «Проповедь миссионера», «Митрополит Макарий» и др. В.И. Эдоков, оценивая творчество алтайского художника, подчеркивал, что «Гуркин стал первым алтайцем, деятельность которого переросла рамки национальных границ»[354].

Бийское миссионерское катехизаторское училище

С переездом центральной резиденции начальника миссии из Улалы в Бийск в 1880 г. начался новый этап в истории специального миссионерского образования на Алтае. В 1883–1884 гг. в Бийске было организовано катехизаторское училище с трехгодичным курсом обучения. Училище разместилось в первом этаже полукаменного архиерейского дома. Сюда были переведены пансионеры-выпускники центрального Улалинского училища. Катехизаторским оно стало называться, видимо, только в 1885 г. Тогда же был назначен первый заведующий училищем – выпускник Казанской духовной академии иеромонах Мефодий.

Необходимость создания нового миссионерского учебного заведения мотивировалась тем, что выпускники Улалинского училища «путем саморазвития и долговременной практики настолько развились и окрепли нравственно, что сделались миссионерами… Но такой путь слишком длинен»[355].

Между тем алтайская паства увеличивалась. Руководство Алтайской миссии пыталось отправлять способных учеников в Казанскую учительскую семинарию, где в то время трудился известный педагог Н. И. Ильминский. Там получили образование четыре воспитанника (пятый скончался в Казани). Однако из-за отдаленности Казани, не очень благоприятного для горцев сырого климата этот путь подготовки миссионеров оказался непригодным.

Так сформировалась идея организации местного катехизаторского училища. К подготовке миссионеров на месте призывал архимандрита Макария еще митрополит Филарет (Дроздов). А в «Мыслях к успешнейшему распространению христианской веры…» основателя Алтайской миссии содержится идея создания миссионерского института[356].

В 1884 г., благодаря пожертвованиям купца А. Я. Сахарова, «устроено» помещение для начальной миссионерской школы в Бийске. После этого миссионерское образование стало двухступенчатым: одноклассная начальная школа и собственно катехизаторское училище. Через некоторое время Иаков Алексеевич Бахаев построил новое здание начальной школы неподалеку от архиерейского дома.

22 мая 1886 г. пожаром был уничтожен архиерейский дом. Сгорели покои, архив, библиотека, учебные и спальные комнаты. Преосвященному Макарию пришлось в течение месяца жить в с. Луговском под Бийском, пока не была подыскана для него квартира. Но занятия в катехизаторском училище не прекращались и проходили, вероятно, в здании начальной школы.

В том же трагическом 1886 г. с помощью благотворителей (один из них – бийский купец Алексей Вакулович Соколов) было начато строительство нового архиерейского дома с более обширными помещениями для катехизаторского училища[357]. Через два года, в 1888 г., новое здание было построено. Оставалось только оштукатурить внешние стены. На первом этаже расположилось катехизаторское училище. Здесь же жили и служащие. На втором этаже разместились «братия» Архиерейского дома и канцелярия. В мезонине была устроена домовая церковь свт. Димитрия Ростовского. Но эта церковь оказалась «значительно теснее прежней»[358].

Растущее число воспитанников вынудило в 1893 г. вновь начать большое строительства. Весной заложили новый каменный учебный корпус. Через год возвели стены одного этажа. Тогда же по инициативе купца А. В. Соколова было принято решение изменить проект и строить двухэтажное здание. Вместе с передачей значительной суммы на продолжение строительства он высказал пожелание устроить при училище ремесленные классы. Их построили позднее, но А. В. Соколову не суждено было увидеть исполнение своего замысла – он скончался 25 октября 1894 г.

Из-за крайней стесненности уже в октябре 1894 г. в помещениях первого, вчерне сделанного этажа нового корпуса начались занятия. Не препятствовала этому даже сырость от непросохшей штукатурки. В первом этаже архиерейского дома остались проживать ученики начальной школы и некоторые учителя. В новом здании было пять классных комнат, четыре спальных комнаты, школа грамоты, квартиры заведующего и воспитателя, кухня и хлебопекарня. В то время в общежитии училища числилось уже 120 человек[359].

Торжественное освящение нового учебного корпуса катехизаторского училища состоялось 14 сентября 1895 г. Возглавил богослужение начальник миссии преосвященный Мефодий, епископ

Бийский. После водосвятного молебна и окропления всех помещений в большом училищном зале общий хор учащихся из 300 человек пропел молитву «Царю Небесный». Звучали торжественные речи, духовные песнопения. По словам начальника миссии, «Новое, сейчас освященное здание училища, должно составлять целую эпоху в его истории»[360].

Через несколько месяцев в большом училищном зале в мезонине второго этажа была устроена домовая церковь в честь апостола Иоанна Богослова. Освятил церковь епископ Мефодий 9 января 1896 г. Поначалу алтарной перегородкой служил простенький иконостас, сделанный на 100 руб., пожертвованные праведным Иоанном Кронштадтским. Известный кронштадтский протоиерей жертвовал училищу и Миссии ежегодно.

В 1899 г. начата новая стройка. Вплотную к северной стене существующего здания и перпендикулярно к нему решено построить еще один корпус. Окончательная форма здания по проекту должна была приобрести Т-образный вид. Строительство продолжалось несколько лет. В архиве сохранилась «Книга для записи прихода и расхода денежных сумм на постройку нового корпуса»[361]. Записи датированы периодом с 13 февраля 1899 г. по 30 сентября 1900 г. Возможно, в это время были произведены основные работы. Еще до начала строительства были осуществлены: предоплата подрядчикам Тюменцеву, Федору Ковалеву, Митрофану Ковалеву, Архипу Борзенкову, нотариальные взносы, планы (техник Эрнст Августович Зейферт), покупка телег, лошадей. В течение 1899 г., вероятнее всего, проводились работы по возведению фундамента. Завоз кирпича был начат с 29 июля 1899 г., но тогда еще небольшими партиями. С 6 апреля 1900 г. строительные работы после зимнего периода были возобновлены. 17 апреля того же года окончен проект пристройки к корпусу. С этого времени стали заключаться контракты на поставку десятков и сотен тысяч штук кирпичей. 20 июля 1900 г. произведена закладка кирпичом 12 окон.

Нелегко давалось такое масштабное строительство. И прежде всего из-за отсутствия регулярного финансирования. Сохранилась телеграмма начальника Миссии Преосвященного Сергия (Петрова) к о. Иоанну Кронштадтскому от 2 ноября 1899 г.: «…здесь, как и в Семипалатинске, остались мне в наследие постройки… Ваше благословение помогло мне успешно окончить свои постройки в Семипалатинске; и здесь помогите молитвою и лептою»[362]. Протоиерей Иоанн и здесь не заставил себя долго ждать. 4 января 1900 г. от него было получено пожертвование на постройку в размере 100 рублей[363]. Работы велись настолько активно, что собираемых пожертвований не хватало. В результате после окончания строительства накопился долг 33 тыс. руб. Эта сумма близка по величине к годовому бюджету всей Алтайской духовной миссии. Миссия не могла своими силами погасить его. Проблема финансирования была решена в 1902 г. при содействии преосвященного Макария, епископа Томского и Барнаульского. Указом Святейшего Синода долг был погашен за счет капиталов, завещанных в пользу Алтайской миссии купцом Осиповым[364]. После получения такого известия весь преподавательский состав и воспитанники отслужили благодарственный молебен в училищном храме.

В 1905 г. в здание катехизаторского училища был проведен водопровод[365], а в 1906 г. построен небольшой экономский дом[366]. Телефон в училище установлен в 1916 г., на что было потрачено 163 руб. 45 коп.[367] Согласно описи, в 1916 г. отапливаемых помещений во всех зданиях, принадлежащих катехизаторскому училищу, было 73. Они отапливались 67 печами[368]. К западу от учебного корпуса находились несколько построек, в которых, по воспоминаниям старожилов, располагались конюшня и баня. Каменная баня была построена после 1905 г. Только в 1905 г. на ее постройку израсходовано 1845 руб. 63 коп.[369]

Рядом со зданием училища был разбит училищный садик. Здесь был похоронен отрок-алтаец Александр Моченаков. Чуть дальше находилась архиерейская роща с прудом. Небольшой и более старый пруд располагался рядом с Казанской церковью.

Катехизаторскому училищу принадлежали два плодовых сада, «единственные в Бийске по обширности и красоте», а также земельный участок в 160 десятин (более 170 га).

Капитальное строительство не мешало руководству училища заниматься совершенствованием педагогического процесса. В Сибири насчитывалось незначительное число духовных школ, а в Бийске их вообще не было. На первом этапе существования Бийское миссионерское катехизаторское училище было частным учебным заведением почти домашнего характера. По началу в штате числилось всего три человека: заведующий училищем (он же основной преподаватель), надзиратель и сторож.

Итак, в 1883 г. десять выпускников Улалинского училища были переведены на службу в Бийск, в новосозданное учебное заведение. Трехгодичную программу обучения составили следующие предметы: пространный катехизис, история христианской церкви; русский, славянский и алтайский языки; элементы логики и психологии, катехизаторская импровизация и гомилетика, сведения по педагогике и дидактике; объяснение богослужения и церковный устав, церковное пение; оспопрививание и медицина.

В 1885 г. при катехизаторском училище открылось младшее отделение, которое представляло собой одноклассную церковноприходскую школу. Когда близился первый выпуск в 1886 г., в распоряжении миссионеров появились два циркулярных документа: «Инструкция для учителей миссионерских школ» и «Советы для миссионеров Алтайской и Киргизской миссий»[370]. Оба документа составлены совместно начальником Миссии епископом Макарием (Невским) и заведующим училищем иеромонахом Мефодием. «Инструкция» призвана упорядочить учебный процесс в миссионерских школах, в ней сформулирована краткая программа обучения, указаны важнейшие дидактические принципы, дан перечень приемлемых учебников. Пункт 9, например, указывает, что обучение детей «инородцев» должно происходить на алтайском языке. Даже после того как дети освоят русскую грамоту, они должны будут в равной степени учиться самостоятельному чтению как на русском, так и на алтайском языках. Цель этого – дать возможность учащимся после выхода из школы продолжать образование. В пункте 15 говорится: «Способнейшие ученики миссионерских школ инородческого происхождения или хорошо знающие инородческий язык могут поступать в Бийское Катехизаторское училище не иначе, как достаточно усвоив знания, какие можно сообщать по предметам для церковно-приходских школ за первый год». Таким образом, начальник миссии, открывая возможность поступления в училище всем желающим, окончившим курс миссионерской школы, ставит задачу учителям привести учебный процесс в школах к единообразию.

В «Советах для миссионеров…» указаны условия, которые необходимо соблюдать при наборе «питомцев, назначаемых для образования в катехизаторское училище». В первую очередь, требовалась нравственная неиспорченность. Были также и формальные условия. После выпуска пансионер обязан был трудиться в распоряжении миссии не менее шести лет. Такое правило сохранилось и позднее. Предусматривалась также возможность денежной компенсации за обучение вместо «отработки».

Со временем уровень училища стал довольно высоким, и для жителей Горного Алтая учеба здесь была единственной возможностью получить высшее образование. В начале ХХ в. сюда стали поступать не только искавшие миссионерских трудов, но и «своекоштные» (за свой счет) воспитанники. Кроме того, на учебу в Бийское Катехизаторское училище направлялись учащиеся из других епархий. Так, в 1893/94 учебном году в училище обучалось десять пансионеров от епархиального противораскольнического братства свт. Димитрия Ростовского и один воспитанник из Енисейской епархии[371]. Однако официальное признание прав катехизаторского училища нужно было заслужить.

В 1887 г. начато ходатайство о даровании училищу правительственных прав. Данная процедура аналогична современной аккредитации. Число воспитанников росло и в тот год составило 57 человек. Аккредитация должна была в первую очередь дать возможность «привлечения сюда правоспособных лиц из высших и средних духовно-учебных заведений»[372]. В Предписании к проекту устава начальника миссии указаны и другие мотивы данного процесса[373].

Устав Бийского миссионерского катехизаторского училища был утвержден определением Святейшего Синода 9 декабря 1889 г. № 2578[374]. В отчете по катехизаторскому училищу за 1888 г. опубликована целостная программа учебно-воспитательного процесса[375]. Это говорит о том, что к тому времени педагогическая деятельность в училище была уже в значительной степени методически проработана. Большое внимание в программе уделено психологическим аспектам воспитания.

Распорядок дня в училище был примерно следующим. В 5.30 утра – подъем. Через полчаса – общая молитва в течение 15 минут. Утренний чай. С 8.00 – занятия: четыре урока по 45 минут. Перерывы по 15 минут. В 12.00 – обед, затем – отдых. В 14.00 – урок пения. С 16.30 до 19.00 – работа над домашними заданиями. В 19.00 – ужин, а в 20.30 – общая вечерняя молитва и отбой. Утром и вечером учащимся предоставлялась возможность для индивидуальной молитвы. Для поддержания внимания часть молитв пелась.

В период с середины мая по сентябрь были каникулы и летние работы. Также не проводились занятия с 20 декабря по 8 января, со среды мясопустной до конца первой недели Великого поста и на Пасху с субботы Лазаря[376]. Помимо учебных занятий пансионеры обязаны были минимум два раза в неделю поочередно посещать богослужения, трижды в год говеть.

Воспитанники училища привлекались и к хозяйственным работам. В основном это было связано с самообслуживанием в общежитии и столовой. Кроме того, физический труд имел большое воспитательное значение. Из-за занятий пансионеры не участвовали в полевых работах весной и осенью. Но заготовка сена летом всецело лежала на воспитанниках. Ежегодно они ставили по 700–800 копен. Работали артелями по 20–30 человек. Училищные покосы находились на берегу Бии. Наблюдал за учениками и руководил работой эконом училища – священник[377].

Воспитанники старшего отделения принимали участие в летних миссионерских поездках начальника миссии в качестве певчих и иподиаконов[378]. Пению уделялось большое внимание. Помимо уроков учащиеся участвовали в общих и хоровых спевках. Пели во время богослужений. Кроме хорового пения практиковалось общее пение с канонархом. Это позволяло обучить пению даже малоспособных, а также содействовало поддержанию молитвенного настроения «юных рассеянных богомольцев»[379].

Через семь лет после открытия, 7 марта 1890 г., училищу были даны права правительственного учреждения, а именно права духовных училищ. С того же года по благословению преосвященного Исаакия, епископа Томского, из епархиальных средств стали выделять 2 тыс. рублей на содержание учителей. До этого времени содержание училища осуществлялось только за счет средств миссии и частных пожертвований.

У заведующего появился штатный помощник, а 21 августа 1890 г. начальником миссии епископом Макарием (Невским) учрежден Совет, который должен был решать учебные, воспитательные и экономические вопросы. В состав совета вошли: заведующий училищем, его помощник и «учитель наук»[380]. Авторитет этого органа был достаточно высок. 7 февраля 1891 г. совету катехизаторского училища были даны полномочия аттестовать учителей церковно-приходских школ.

К этому времени программа катехизаторского училища соответствовала программам духовных училищ, за исключением древних языков. Они были замещены другими необходимыми в миссионерской деятельности, предметами – объяснительное чтение Священного Писания, алтайский язык и сведения из психологии и дидактики. Это обстоятельство служило препятствием для поступления выпускников Катехизаторского училища в духовные семинарии. Разрешение поступать в семинарии выпускники инородческого происхождения получили только 17 марта 1893 г. По этой причине к началу 1893/94 учебного года программа катехизаторского училища была преобразована в четырехгодичную по образцу духовных училищ[381].

К началу следующего учебного года, а именно 9 августа 1894 г., было дано право поступать в семинарии без экзамена по древним языкам и выпускникам русского происхождения. Однако это относилось только к тем из них, которые желали посвятить себя миссионерскому служению[382]. Тогда же «с целью дать более основательную подготовку будущим учителям начальных церковных школ был прибавлен пятый класс»[383]. Одним из других мотивов расширения учебной программы стала необходимость более тщательной подготовки к противомусульманской проповеди.

Вскоре, в 1895–1896 гг., преосвященнейшим Мефодием была разработана программа шестилетнего обучения в катехизаторском училище. Удлинение программы вело к значительному увеличению затрат, что в условиях нерегулярного финансирования являлось делом рискованным. Затраты на учебный процесс, составлявшие 7–8 тысяч руб. в год, возрастали вдвое. Зная крайне низкий уровень жизни абитуриентов и понимая необходимость качественной подготовки выпускников, миссионеры шли на риск и выступали с соответствующими ходатайствами. Эта важная инициатива нашла поддержку. Учащиеся, поступившие с 1896 г., занимались по шестилетнему курсу. Увеличились денежные поступления в Миссию, главным образом от Православного миссионерского общества. Так, в 1899 г. на школы Миссии и Катехизаторское училище было израсходовано 17 тыс. рублей.

Новый устав Бийского миссионерского катехизаторского училища был составлен в 1898 г. и высочайше утвержден 14 сентября того же года. Так, спустя 15 лет после основания училище стало полноправным духовным учебным заведением России. Согласно параграфу 28 устава лицам, успешно прошедшим курс обучения в училище, присваивалась квалификация («права») учителя одноклассной церковно-приходской школы (см. пример «свидетельства» об окончании)[384].

Уровень образования в Катехизарском училище приравнивался к двум классам семинарии. Регулярно в начале учебного года проводились съезды учителей миссионерских и братских школ. Общее руководство этими съездами принимал на себя начальник миссии.

Учили воспитанников и ремеслам: столярному, переплетному, портняжному. Выбирали ремесла сами учащиеся. Судя по копиям свидетельств, выдаваемых выпускникам, были воспитанники, обучавшиеся одному или двум ремеслам. Были и такие, которые не обучались им совсем. Изучение алтайского языка также не являлось обязательным. Его изучали только дети «инородцев» и те из русских, которые зналиалтайский язык. Интереснейшей особенностью программы являлось предметно-изъяснительное чтение Священного Писания. Эти уроки представляли собой назидательные беседы и совместные размышления наставника с учениками по поводу прочитанного. Цель таких уроков – оказать через Священное Писание «благотворительное влияние… на души инородческих детей, часто очень недавно еще только покинувших тьму язычества и младенчествующих верою»[385]. В преподавание катехизации включались элементы сравнительного богословия и сектоведения. Обличение раскола изучалось самостоятельно. Учащиеся знакомились с приемами полемики. В выпускном классе много времени уделялось методике преподавания. Учили воспитанников и правильному изложению своих мыслей.

Первым заведующим училищем был назначен иеромонах Мефодий, в миру Маврикий Львович Герасимов, выпускник Казанской Духовной академии. С момента организации училища в Бийске М.Л. Герасимов был старшим учителем и одновременно псаломщиком домовой церкви. В 1885 г. пострижен в монашество и рукоположен во иеромонаха Бийской архиерейской домовой церкви. Тогда же он стал заведующим Бийским Миссионерским катехизаторским училищем. В этой должности находился вплоть до назначения его 16 июня 1893 г. начальником миссии[386].

До прибытия нового заведующего его должность исполнял помощник заведующего священник Леонид Покровский. В течение еще полугода начальник миссии архимандрит Мефодий (с 2 июня 1894 г. – епископ) продолжал активно участвовать в учебном и воспитательном процессе и ежедневно присутствовал на утренней и вечерней молитвах учащихся. Новый заведующий, кандидат богословия из Санкт-Петербургской академии иеромонах Амвросий (Гутко) был назначен Святейшим Синодом 13 октября 1893 г. Но прибыть в Бийск он смог только в начале 1894 г. – из-за трудности зимнего пути[387].

В 1895 г. сменился помощник заведующего. Им стал рукоположенный во священника учитель Иоанн Борецкий (выпускник Рязанской духовной семинарии и студент Томского университета). В этой должности он оставался вплоть до закрытия катехизаторского училища. В 1910 г. возведен в сан протоиерея и несколько позже по совместительству назначен настоятелем бийской Косьмо-Дамианской тюремной церкви. Протоиерей Иоанн Борецкий трудился в училище с 1894 г. более двадцати лет и к моменту его закрытия был старейшим преподавателем.

Неизвестно, сколько лет прослужил в качестве заведующего училищем иеромонах Амвросий. Вероятнее всего, в самом начале 1899 г. его сменил архимандрит Николай. Такая подпись стоит в документах, датированных с 6 февраля по 14 сентября 1899 г.[388]После этого в течение полугода должность председателя совета катехизаторского училища исполнял священник Иоанн Борецкий, а в начале 1900 г. заведующим училищем был назначен иеромонах Мелетий. В течение 1904/05 учебного года он был возведен в сан архимандрита. В начале 1906 г. на должность заведующего катехизаторским училищем назначается опытный миссионер священник Сергий Ивановский. В 1888 г. он стал миссионером в селе Кебезень. В сане священника служил с 1879 г. В том же 1906 г. о. Сергий был возведен в сан протоиерея. Он стал последним заведующим Бийского миссионерского катехизаторского училища.

Как уже упоминалось, в первый год существования катехизаторского училища штат составляли три человека – преподаватель, надзиратель (воспитатель) и сторож. С развитием учебной программы появились новые преподавательские должности. С 1890 г. в училище было уже три штатных преподавателя. В 1893/94 учебном году преподаванием занимались восемь человек. В штат также входили врач, фельдшер и надзиратель[389].

С 1898 г. с утверждением нового устава училища и предоставлением ему полных прав духовного учебного заведения появилась возможность более активно привлекать кадры. В этот год без учета ротации было принято в штат восемь новых преподавателей. Общее число учителей, включая членов Совета училища, составило 12. Примерно таким оставался штат учителей катехизаторского училища вплоть до его закрытия.

В числе преподавателей состоял сын протоиерея К. П. Соколова (позднее – епископ Иннокентий, начальник Алтайской миссии) Иван Соколов. С 1901 г. он преподавал русский и церковнославянский языки в начальных классах, а в 1916 г. стал делопроизводителем совета училища. Сохранилась фотография того времени – на фоне архиерейского дома И. Соколов, сидящий в санях. При архиерейском доме находился другой сын епископа Иннокентия – священник Алексий Соколов. С 1910 по 1914 гг. он был помощником начальника миссии. После этого служил вторым священником в Казанской домовой архиерейской церкви.

Подводя итог описанию истории создания и функционирования Бийского миссионерского катехизаторского училища, следует подчеркнуть, что его значение для миссии трудно переоценить, ибо оно смогло обеспечить к началу ХХ в. необходимый контингент учителей «для густой сети благоустроенных церковно-приходских школ». И, что особенно важно, по словам епископа Иннокентия, «устав училища с его простотой воспитания, с его церковностью следовало бы сохранить без изменения» в пылу «пресловутого освободительного движения, (…) благодаря этому уставу катехизаторское училище приобрело популярность в народе, дало столько дельных и стойких работников для нашей церкви»[390].

Новые миссионерские школы

Еще со времен основателя миссии школьное дело в Улалинс-ком стане было на особом положении. Однако к концу XIX в. оно стало приходить в упадок, во-первых, из-за обветшания старых помещений школ, во-вторых, из-за недостатка учительских кадров.

В начале ХХ в. были возведены два отдельных здания для школ: в 1901 г. – деревянное для женской школы, в 1902 г. – кирпичное для мужской. Здания располагались напротив храма с южной стороны, в непосредственной близости друг от друга. Оба были построены Улалинским приходским (сельским) попечительством (открыто в 1877 г.) во главе с его председателем бийским второй гильдии купцом Алексеем Матвеевичем Ситниковым. Последнему принадлежит основная заслуга в успехе строительства. На строительство зданий затратили 10 тыс. руб. При этом от епархиального училищного совета была получена только тысяча рублей, а от Миссии – 500 руб. Остальная часть суммы была «изыскана на месте»[391].

Первоначально инициатива строительства новых зданий школ принадлежала игумену Алексию (Капелькину), помощнику начальника миссии. При нем в 1900 г. заложили деревянное здание женской школы. Но в конце 1900 г. игумен Алексий скоропостижно скончался, и все дальнейшие работы взяло на себя приходское попечительство. С приездом в Улалу отца Петра Бенедиктова и двух учительниц сестер Ивановых дело активизировалось. Отец Петр возбудил в членах церковно-приходского попечительства внимание к нуждам школьного дела. «Потекли пожертвования», которых стало достаточно для завершения строительства двух зданий школ (деревянного для женской и каменного для мужской)[392]. Возглавил дело строительства, как было сказано выше, председатель попечительства А. М. Ситников. В течение двух летних сезонов он лично руководил стройкой. Это позволило сэкономить значительную часть средств, поскольку отпала необходимость нанимать подрядчиков, которым надо было платить.

Работал А. М. Ситников полностью бескорыстно. Более того, на время строительства он вынужден был отдать в руки «наемных приказчиков свое, довольно обширное, торговое дело»[393].

23 сентября 1901 г. при стечении множества народа, в том числе и представителей власти, состоялось освящение нового здания женской школы. Два священника служили молебен, после которого о. Петр Бенедиктов сказал «соответствующее случаю, весьма содержательное и прочувствованное слово». Председатель попечительства Ситников, в свою очередь, преподнес о. Петру благодарственный адрес, в котором, в частности, говорилось: «По случаю сегодняшнего торжества, мы, прежде всего, скажем отрадное слово: слава Богу! В селе Улала выстроена и надлежащим торжеством открыта женская школа… Спасибо Вам, досточтимый пастырь, за то, что своим горячим участием к нуждам общества Вы подавали нам добрый пример, пробуждая в нас чувство солидарности. То, что казалось нам невозможным, по случаю крайне скудных средств, оказалось вполне осуществимым, благодаря Вашим неусыпным стараниям пробудить в нас сознание долга и указаниям к изысканию средств на постройку наших училищ»[394]. Затем обсуждался вопрос о завершении строительства мужской школы. Главный жертвователь на школу Коршунов привез для нее из Петербурга два роскошных портрета Государя императора и императрицы, дорогое священническое и диаконское облачение – специально для служения молебнов в школе.

Занятия в женской школе начались со 2 октября 1901 г. При открытии в школе насчитывалось 72 ученицы, но их число стало расти за счет детей из близлежащих к Улале деревень и заимок. Учащиеся мужской школы временно занимались в квартире священника. Учащихся мальчиков было 70 человек. Учителей шестеро, в том числе учитель пения – регент. По субботам проводились спевки соединенного школьного хора. В то время в Улале были возобновлены приходские внебогослужебные собеседования и чтения. Председатель попечительства Ситников пожертвовал 55 руб. для приобретения «волшебного фонаря» (проектора) и картин для него. Через год после торжественного освящения нового здания женской школы приняли учеников и стены новопостроенного здания мужской миссионерской школы, которая в 1902 г. была удостоена статуса второклассной церковно-приходской школы.

Летом 1901 г. владыка Макарий (Невский) во время поездки по Алтаю посетил Улалу. В дневнике он отметил, что улалинские школы в начале XX в. во многом обязаны «бескорыстному и самоотверженному служению школьному делу в Улале сестер Ивановых». «Улалинские школы заметно стали возрождаться после некоторого временного упадка, явившегося вследствие недостатка помещений (прежние совершенно обветшали), добрых учителей, а отчасти и вследствие отсутствия надлежащего надзора со стороны заведующих. В учебном отношении школы поставлены удовлетворительно, учащихся много, но далеко не все дети школьного возраста обучаются в школе»[395].

Через несколько лет вновь обнаружился упадок воспитательного уровня улалинских школ. Об этом с большой обеспокоенностью в начале 1906 г. заявил владыка Макарий (Невский): «Учителя и учительницы улалинские заражены духом либерализма, почти все они сочувствуют “петровским” прокламациям и уже, как слышно, сами распространяли их. К сожалению, этим духом оказались сильно заражены и Ивановы учительницы. Улалинские школы – обе сильно хромают. В женской – отсутствует дисциплина; пения почти нет; в мужской – пахнет нехорошим духом. Отец миссионер, кажется, редко заглядывает в эти школы, тогда как он должен бы посещать их и лично руководить каждый день, внеся в школы желательный церковный характер»[396]. Разумеется, что общественные брожения 1905–1907 гг. отразились на морально-нравственном духе многих улалинцев, жителей такой далекой окраины, как Горный Алтай. Хотя наибольшая «уязвленность» революционным духом ощущалась среди приезжих.

Должно отметить, что внушения святителя Макария (Невского) способствовали активизации учебного процесса. Помимо учебных занятий стала проводиться, как и в прежние годы, воспитательная работа. Учащимся помогали осваивать прикладные навыки. При школе, в частности, весной 1916 г. планировалось создать образцовую пасеку[397]. Вплоть до закрытия миссионерской школы здесь занимались церковным пением. С начала 1915/16 учебного года музыкальными занятиями руководил преподаватель Д. Тискин. Учащиеся практиковались в пении во время церковных богослужений. Также при школе был организован хор из учительниц и «старых» певчих[398].

С повышением формальных требований для псаломщиков, служащих на приходах миссии, назрела необходимость создать при Улалинской второклассной миссионерской школе двухгодичный псаломщический класс. В 1915 г. по инициативе и при поддержке преосвященного Анатолия, епископа Томского, в двухклассной школе такой класс был открыт[399].

Первоначально подготовку псаломщиков предполагалось осуществлять в течение одного года. На эти цели из епархии были присланы 460 руб. Однако при разработке программы стало ясно, что наиболее разумно псаломщические курсы сделать двухгодичными. О таком решении, которое было принято на собрании миссионеров 15 января 1916 г., было доложено епископу Томскому Анатолию[400]. Миссионеры обосновывали свое решение необходимостью расширить программу предметами, которые позволяли бы выпускникам данных классов после сдачи дополнительных экзаменов получать право преподавательской деятельности в церковно-приходских школах. Владыка поддержал инициативу миссионеров и предлагал ходатайствовать перед Епархиальным съездом 1916 г. о выделении дополнительно 460 рублей для реализации двухгодичной программы курсов[401]. Точно не известно, согласился ли Епархиальный съезд выделить просимые миссионерами средства. Известно только, что в самом начале 1916/17 учебного года, когда должны были начаться занятия в псаломщическом классе, епископ Иннокентий предлагал преосвященному Томскому Анатолию закрыть класс, однако резолюция последнего была отрицательной[402].

Сложившаяся экономическая и политическая ситуация не позволяла, как прежде, готовить будущих сотрудников за счет средств миссии. Теперь учащиеся должны были оплачивать квартиру, питание, учебники, учебные пособия и одежду, т. е. быть на полном собственном обеспечении, а Миссия брала на себя организацию учебного процесса.

В сохранившихся архивных документах, к сожалению, не отражено, сколько времени проводились занятия в псаломщическом классе и состоялся ли хотя бы один выпуск.

Каменное здание мужской второклассной школы сохранилось до наших дней. Здесь сейчас размещается физико-математический факультет Горно-Алтайского университета (Социалистический проспект, 26). Первоначально здание было одноэтажным. Но по причине тесноты (в школе до революции обучалось более ста детей и там же находилась квартира учителя) в 1915–1916 гг. было высказано намерение надстроить второй деревянный этаж. Однако осуществить это удалось только после революции, когда миссионерская школа была уже упразднена, а вместо нее учреждена Улалинская смешанная земская гимназия[403]. Деревянное здание женской школы в середине 1990-х гг. было уничтожено пожаром.

В отчете Алтайской миссии за 1916 г.[404] говорится о строительстве еще одной улалинской школы – имени митрополита Макария (Невского), бывшего миссионера и наиболее значительного благотворителя миссии в начале ХХ в. И действительно, школа была открыта в заречной части Улалы. Этот район был отделен от церкви и школ рекой Майма. Мост тогда еще отсутствовал, и в осенний и весенний периоды учащимся этого района было крайне затруднительно попадать в центральные миссионерские школы. В заречной части перед революцией проживало около 600 человек, в том числе 100 детей школьного возраста.

План для строительства будущей школы был представлен на утверждение начальнику Миссии епископу Иннокентию благочинным иереем Павлом Сорокиным 24 января 1915 г.[405] Уже тогда рассматривались кандидатуры учителей планируемой школы. Поначалу была назначена учительницей Евдокия Рогова, но она умерла. Затем благочинный о. Павел Сорокин предлагал кандидатуру учителя Алагызова[406]. Последний, видимо, отказался от этой должности. В конце концов первой и единственной преподавательницей школы им. митрополита Макария стала жена о. Павла – Александра Сорокина[407].

Осенью 1915 г. новое школьное здание было покрыто жестью и все строительные работы были завершены. В новом здании имелась квартира для учителя и большая классная комната размерами 19 аршин длины, 9 аршин ширины и 5 аршин высоты (соответственно 13,3 х 6,4 х 3,5 м)[408]. Летом 1916 г., в дни посещения Алтая святителем Макарием, им было осмотрено и здание новой школы. Обширные и светлые помещения школы очень понравились владыке, понравился также план школы. Тогда же владыка предложил провести в школу водопровод, что для Улалы было в то время достаточно ново[409].

В этой школе обучалось 40 детей. Содержалась она за счет церковно-приходского попечительства. Учителем, как было сказано ранее, работала Александра Сорокина. К сожалению, у она не имела учительского образования: закончила лишь пять классов епархиального женского училища. Поэтому в феврале 1917 г. Томским епархиальным училищным советом А. Сорокиной было предписано сдать экзамен на право преподавать в церковно-приходских школах, а в случае невыполнения данного условия она должна была быть с начала 1917/18 учебного года быть заменена на другого «правоспособного» учителя. Однако летом, в связи с постановлением Временного правительства о передаче всех церковно-приходских школ в ведение Министерства народного просвещения, новое постановление Томского епархиального училищного совета от 10 августа 1917 г. отменило прежнее распоряжение как утратившее силу, поскольку подбором кадров теперь должно было заняться министерство[410].

В нескольких верстах от устья по р. Улалушке была открыта еще одна церковно-приходская миссионерская школа, называлась она Ново-Улалинская. Преподавателем в этой школе числилась Варвара Игнатьевна Малина, имевшая образование четыре класса гимназии. Тем не менее, у нее было официальное свидетельство на право преподавания в школах. В рапорте за 1916 г. благочинный священник Павел Сорокин, давая информацию о школах, отметил, что Ново-Улалинская школа была закрыта по неизвестным причинам наблюдателем Томского епархиального училищного совета[411]. Более поздних сведений о школах не сохранилось, и остается только догадываться об окончательной судьбе ново-улалинской школы.

Таким образом, в 1916 г. в Улале действовали четыре миссионерских школы: мужская двухклассная, женская церковно-приходская и две смешанные школы – имени митрополита Макария и ново-улалинская. Общее число учащихся составило 260 детей, в том числе 131 мальчик и 129 девочек. За год до этого, в 1915 г., в улалинских школах обучалось 316 детей (182 мальчика и 134 девочки)[412].

Летом 1917 г. миссионерские школы по распоряжению Временного правительства были насильственно изъяты у миссии и переданы в ведение Министерства народного просвещения[413]. Некоторые школы при поддержке митрополита Макария удалось отстоять и оставить еще на некоторое время в ведении миссии. Одной из последних была изъята второклассная школа при чемальской женской общине-приюте.

Сколь бы успешно ни трудились духовные учебные заведения региона, к 1910-м гг. в миссионерских школах вновь не стало хватать дипломированных учителей. Причин этому много. С одной стороны, с каждым годом в миссии появлялись все новые и новые школы, а также повышались формальные требования к учителям. С другой стороны, из-за политической нестабильности в России наблюдалась инфляция. Цены на продукты, предметы первой необходимости безудержно росли, а бюджет миссии оставался на прежнем уровне. Дело осложнялось и труднодоступностью горных селений, в которых приходилось работать учителям миссионерских школ. Как результат – большая «текучка» и ежегодные вакансии учительских мест.

Чемальская женская община стала к 1910-м гг. вторым по значимости образовательным центром Алтайской миссии. Здесь были созданы все условия для плодотворной деятельности. Особенно важно, что на территории общины была создана прекрасная школа, получившая статус второклассной. Руководство общины, приюта, школы и их главный попечитель (митрополит Московский Макарий) неусыпно радели о выпускниках. Поэтому, когда в Чемале только начиналось строительство двухэтажного здания школы, владыка Макарий уже обсуждал с протоиереем Петром Бенедиктовым вопрос об открытии при Чемальской второклассной женской школе одногодичных курсов для подготовки выпускниц к учительству в церковно-приходских школах. «Нужна в Миссии женская школа законченная, имеющая права на звание учительницы. Она должна иметь в виду, прежде всего, образование алтайских девушек; по типу она должна подходить неким курсам учительским и отчасти к катехизаторскому училищу. Учащимся в ней должно быть даваемо, кроме учения, и воспитание, какое дается в наших Епархиальных женских училищах или попроще того, но с преобладанием духа истинного христианства, подходящего к иноческому. Тут должны занимать видное место и рукоделье с домохозяйством. На каникулярное время пансионерки должны оставаться при общине, чтобы участвовать в полевых работах и домохозяйственных с огородничеством»[414].

В августе 1915 г. было получено из канцелярии митрополита Московского и Коломенского Макария распоряжение об открытии при Чемальской второклассной женской школе одногодичных учительских курсов[415]. Владыка лично составил список учебных книг для чемальской второклассной женской школы, среди них: «Богослужебные каноны на славянском и русском языках» Ловягина, «Азбука хорового пения» Соловьева, «Церковно-славянский словарик», «Краткая церковно-славянская грамматика» Мироносицкого, «Третий и четвертый год обучения» К. Лукашевича, «Этимология», «Синтаксис», «Теория словесности», «Хрестоматия» П. Смирновского, «Русская хрестоматия» Галахова, «Практическая методика предметов» Миропольского, «Курс гигиены» Макушина, «Культура лекарственных трав» Пашкевича[416].

В конце 1915/16 учебного года состоялся первый выпуск учительского класса. Для принятия экзамена у выпускниц была приглашена комиссия из других учебных заведений, скорее всего, из Барнаульского духовного училища или Бийского катехизаторского училища. Об этом должен был сообщить настоятельнице общины игуменье Людмиле помощник начальника Миссии протоиерей Петр Бенедиктов[417].

С приходом новой власти целесообразность существования учительского класса при чемальской школе была поставлена под сомнение. Помощник начальника миссии колебался в отправке в Чемал для приема выпускных экзаменов правомочной комиссии, считая, что изменившиеся политические условия сделают невостребованными выпускников учительского класса, а документ, выданный Алтайской миссией, не будет иметь юридической силы. Игуменья Людмила, со своей стороны, уговаривала о. Петра прислать в Чемал комиссию, надеясь, что Министерство народного просвещения не будет отказывать в приеме на работу в школы выпускиков Чемальких учительских курсов[418].

В конце концов в мае 1918 г. в Чемал приехала экзаменационная комиссия из катехизаторского училища и приняла выпуск учительского класса. Однако до настоятельницы общины дошли известия, что бийский учительский съезд не стал признавать эти дипломы, что вызвало недоумение игуменьи Людмилы[419]. В дальнейшем учительские курсы были упразднены, а второклассная школа перешла в ведение новой власти.

Больницы и приюты

Свою лепту в распространение медицинских знаний и лечение коренных жителей Алтая внесли миссионеры, и в частности архимандрит Макарий (Глухарев). Обильная растительность Горного Алтая позволяла им собирать лекарственные травы, создать неплохую гомеопатическую аптечку и использовать ее при лечении «своей паствы». Отец Макарий самостоятельно освоил и стал распространять оспопрививание. Лекарства из своей аптечки, как свидетельствует документ, он отпускал бесплатно и «сам во всякое время в качестве врача неотложно являлся к тем, которые его приглашали». Его же усилиями для больных и бездомных в Майме была «заведена» в 1838 г. больница-богадельня, в которую «язычники» шли к отцу Макарию «сначала лечиться, а потом креститься».

В 1870 г. на пожертвования, собранные протоиереем Николаем Лавровым, в Улале был устроен приют для девочек-сирот новокрещеных алтайцев[420]. Для этих целей использовалось двухэтажное здание, построенное в устье Улалы для нужд женской общины. А поскольку община к тому времени была переведена на р. Уахту, в семи верстах от Улалы, здание почти не использовалось[421].

Строительство большого деревянного двухэтажного с каменным полуподвалом здания улалинской больницы-приюта было начато в середине 1870-х гг. В 1875 г. были заготовлены материалы для строительства «больницы, приюта девочек, помещений для сестер милосердия, с необходимыми службами». «Из сего числа уже поставлены больничные кухни и особый дом для фельдшера»[422]. И в этот раз значительную помощь оказал протоиерей Н. Лавров, который пожертвовал на эти цели 1500 руб. В 1877 г. уже заканчивалось строительство вместительного и светлого здания «постановкой печей и устройством мебели». Тюменский купец П. И. Матягин пожертвовал 10 железных кроватей. Томский купец П. В. Михайлов пожертвовал «больничные судки из белого железа для разноски пищи»[423].

На первом этаже разместился приют для 30 девочек, на втором – больница на 20 коек, а в полуподвале – кухня и другие хозяйственные помещения. В приюте трудились насельницы Никольского женского монастыря. В 1882 г. здание было обшито тесом. К тому времени в больнице-приюте была открыта, возможно, первая аптека в Горном Алтае[424]. С 1883 г. женская школа из больницы-приюта была переведена в особое помещение.

Больницей местное население пользовалось бесплатно. Выборочная статистика посещений такова: в 1878 г. – 53 человека[425]; в 1879 г. – 141 человек стационарно, 132 человек амбулаторно; 1880 г. – 145 человек стационарно, 244 человека амбулаторно[426]; в 1885 г. – 7 некрещеных, 430 новокрещеных, 148 русских[427].

В 1903 г. было принято решение о продаже в рассрочку Улалинского приюта «врачебному ведомству под сельскую лечебницу», дабы сохранилось первоначальное предназначение здания[428]. Приютские дети были переведены в женский монастырь. Дом требовал серьезного ремонта, и, очевидно, поэтому сделка состоялась только в 1910 г. Этот дом сохранился до наших дней. В нем находится кожно-венерологический диспансер (Социалистический проспект, 7). Несмотря на существование Улалинской больницы, далеко не все население Горного Алтая имело возможность и желание пользоваться ею. Поэтому среди населения периодически возникали вспышки оспы, тифа и т. д.

Но традиции, заложенные миссионерами в 30-40-х гг. XIX в., соблюдались и в дальнейшем были закреплены системой школьного образования. В частности, в программе обучения Бийского катехизаторского училища предусматривалась обязательная сдача выпускниками минимума по медицинской подготовке. Лица, успешно сдавшие его, получали соответствующие свидетельства. Например, в мае 1886 г. свидетельства на право оспопрививания получили 15 выпускников. Среди них были Семен Чесмочаков, Андрей Паяркин, Дмитрий Никифоров и др. Теоретические и практические знания выпускников были удостоверены комиссией во главе со старшим врачом бийской местной больницы, коллежским советником Н. Лузгиным. Большую практическую помощь оказывали миссионеры при алтайка Ирина Макаровна Козлова, которая была и воспитателем, и преподавателем в приюте. Состарившись, попросилась у Владыки Макария на покой, но осталась жить при общине. Пекла просфоры и присматривала за мальчиками, которых в приюте было немного.

В 1910 г. заботами Владыки было налажено лечение глазных болезней. Это было крайне необходимо для большинства населения, живущего в задымленных юртах.

Алтайское кочевое население, не знавшее врачебной медицинской помощи, к тому же постоянно запугиваемое шаманами, далеко не всегда обращалось за содействием к сотрудникам миссии, «сведущим в медицине». Бывало, только несчастные случаи приводили к установлению контактов учителей-оспопрививателей с алтайцами. Так, А. Конзычаков, учительствовавший в 1888 г. в Черном Ануе, своим своевременным вмешательством – вопреки противодействию шамана – спас от смерти алтайского мальчика. Лишь после этого случая крещеные и некрещеные алтайцы стали обращаться к нему за медицинской помощью[429].

В самом начале 1890-х гг., когда в Чемальский стан был назначен миссионер Петр Бенедиктов, не без участия владыки Макария появилась идея создать приют для алтайских детей-сирот. Место имелось – это так называемая «старая миссия», где первоначально находился Чемальский стан. Прошло несколько лет, и здесь же возникает мысль организовать небольшую иноческую общину, главная цель которой – содержать детский приют. Тем более что миссионеру особенно требовалась в этом деле помощь.

Таким образом, с благословения Владыки Макария (Невского), чемальский приют возник одновременно с женской общиной «Всех скорбящих радости», основанной в 1896 г.

Первоначально возглавляла приют алтайка Ирина Макаровна Козлова, которая была и воспитателем, и преподавателем в приюте.

В 1910 г. заботами владыки Макария на собранные им в Томске и большей частью на свои личные средства было построено новое солидное здание для приюта. В том же году заведующей приютом была назначена Лидия Михайлова (позднее – игуменья Людмила).

Для девочек-алтаек, кроме предметов обычной школы грамоты, были организованы занятия по письмоводительству, музыке, рукоделию, сельскохозяйственным работам. Особо уделялось внимание занятиям по медицине. Воспитанницы должны были уметь оказывать первую помощь больным. Ведь после обучения в миссионерской школе они разъезжались по самым отдаленным местам Алтая, где важны были не только грамотность, но и знания по сельскому хозяйству и медицине. Достигнув соответствующего возраста, воспитанницы приюта выходили замуж за алтайцев и, как правило, были хорошими хозяйками и матерями. При общине существовала небольшая больница с амбулаторией, где работала сестра-милосердия, которая и обучала девочек первым приемам оказания помощи больным.

В Чемальской общине существовала тесная связь с московской Марфо-Мариинской обителью. Среди попечителей приюта была великая княгиня Елизавета Федоровна. Марфо-Мариинская обитель принимала девочек-алтаек из Чемальской общины для обучения их на сестер милосердия. Среди них: Павла Трофимовна Пантина, дочь крестьянина Тобольской губернии, Туринского уезда, Дымковской волости, с. Чукреевского. Она в 13-летнем возрасте поступила в Томский Иоанно-Предтеченский женский монастырь, где окончила курс церковно-приходской школы. По окончании ее была отправлена в Москву в Марфо-Мариинскую обитель обучаться навыкам сестры милосердия. Далее была приписана к Чемальской женской общине.

Даже в грозные предреволюционные годы владыка Макарий всячески старался помогать общине-приюту. В январе 1917 г. им были переведены в Сибирский банк три облигации государственного 5-процентного военного краткосрочного займа на хранение на имя Чемальской Скорбященской общины. Условия были таковы, что проценты с этих ценных бумаг должны были причисляться банком к капиталу и по мере необходимости выдаваться по заявлению начальницы чемальской общины123. Одновременно Владыка составил список учебных книг для чемальской второклассной женской школы на 1917/18 учебный год для присылки в общину.

В марте 1917 г. в Чемале появилось новое правительство. В письме ученицы Чемальской второклассной школы протоиерею Петру Бенедиктову выражен подспудный страх перед неопределенностью будущего: «Дорогой отец протоиерей, благословите!

Отец протоиерей, экзамены у нас закончились, я перешла в 4 класс, получила свидетельство за 3 класса. Теперь не знаю, чем займемся, вероятно, на последней неделе будем говеть. У нас в Чемале 26 марта были торжества, ходили по Чемалу с красными тряпками и пели Марсельезу. Мы только были на молебне. 22 марта у нас было в школе чемальское правительство, говорили следующее: теперь новый закон и новые порядки. Вот вы здесь что, дрова пилите, полы моете, воду возите? А это унижает достоинство учениц. А мы все в один голос крикнули, труд никогда не унизит человека, а, наоборот, полезен. Коснулись немножко того, что матушка из учениц хочет сделать монашек, а мы на это сказали, что матушка хочет сделать из нас не монашек, а православных христианок»[430].

В 1918 г. община начала строить больницу, хотя сознавала, что время весьма дорогое и трудное. Но заготовленный и уже обтесанный лес стал подгнивать. Опасаясь потерять заготовленный материал, сестры решили начать строительство больницы; в марте был сделан сруб и покрыт крышей[431].

Сохранившаяся переписка митрополита Макария и игуменьи Людмилы того времени свидетельствует о нелегких трудах по содержанию школ, учениц и учителей. Постоянно угрожала опасность передачи школ Министерству народного просвещения[432].

В 1904 г. при Благовещенском монастыре был открыт детский чулышманский приют. Он располагался на левом, противоположном от монастыря, берегу. Поначалу в приют принимались только девочки-сироты. Однако позднее при миссионерской школе был создан интернат для проживания мальчиков. Интернат расположился в старом здании приюта. Затем было построено новое помещение, в котором имелась домовая церковь во имя прп. Серафима Саровского, освященная в 1914 г. В 1916 г. в приюте проживали и обучались 11 девочек и 13 мальчиков. Согласно страховой ведомости, в приюте имелись следующие постройки[433]:

«1) Церковь-школа, здание деревянное, крытое железом. Построено в 1914 г. Имеет 1 главку с крестом, пять малых комнат, кроме того, имеется 2 кладовки и 2 сеней. Длина здания 28 аршин, ширина 16 аршин 8 вершков. Высота до главного карниза 8 аршин. Печей 4, из них одна – русская. Дверей 13, окон 20. Оценка – 3500 руб.

2) Малый дом (пансион для детей). Построен в 1914 г. Деревянный, крытый железом. Состоит из трех отделов: детской, прихожей и кухни. Длина 20 1/2 аршина, ширина 6 аршин 2 вершка, высота до карниза 5 аршин, 2 русских печи. Дверей 3, Окон 10. Оценка – 500 руб.

3) Деревянный жилой дом, крыт тесом. Длина 13 аршин, ширина 11 аршин, высота до карниза 5 аршин, печи голландские 2, одна русская печь с комельком. При доме дощатые сени, кладовая и кадь, общая длина которой 13 аршин, ширина 3 аршина, высота 4 1/2 аршина. Дверей 10, окон с двумя рамами 13. Здание построено в 1915 г. Оценка – 1200 руб.

4) Амбар, погреб под одной крышей. Помещение построено в 1914 г. Длина 14 аршин 4 вершка, ширина 8 аршин 4 вершка, высота 4 аршина. Крыт тесом, корпус деревянный. Оценка – 300 руб.».

В последние годы существования приютом заведовала старейшая инокиня Алтайской духовной миссии – монахиня Магдалина (Чевалкова). В пожилом возрасте она не побоялась по просьбе митрополита Макария переехать из обустроенного Улалинского монастыря в суровую Чулышманскую долину. Она с честью исполнила свое послушание. Лишь только после ее кончины в 1916 г. и с приходом новой власти детский приют был упразднен. Некоторое время учительствовал в приютской школе иеромонах Питирим. Но осенью 1917 г. он покинул приют[434]. Таким образом, еще одно важное социальное учреждения Алтая фактически прекратило свое существование.

В середине 1910-х гг. в Улалинском миссионерском стане появилось еще одно добротное деревянное двухэтажное здание – новый миссионерский приют. Этому в значительной мере способствовал митрополит Макарий (Невский). 11 июля 1914 г. рано утром Владыка Макарий осмотрел храм-памятник и устроенный им когда-то садик возле миссионерского дома. Из садика Владыка заметил маленькую миссионерскую избушку. Она была определена для богадельни и для приема в ней мальчиков. Владыка решил помочь построить миссионерский приют на этом месте[435].

Первоначально рассматривался вопрос о покупке готового здания. Оное предлагала жительница Улалы Мария Коршунова за 12 тыс. руб. Но владыка отказался от данного варианта, поскольку здание Коршуновой было неудобным для размещения в нем приюта, о чем свидетельствовала телеграмма из Москвы[436].

В январе 1915 г. благочинным священником Павлом Сорокиным был представлен на утверждение план нового миссионерского приюта в Улалинском стане[437], и в том же году началось строительство данного приюта. Судя по панорамным фотографиям того времени, здание нового приюта решено было строить на месте одного из ветхих причтовых домов, находившихся недалеко от храма. В письме от 29 января 1915 г. к о. Петру Бенедиктову московский святитель спрашивал о подготовке строительства так необходимого в Улале нового приюта[438]. В сентябре 1915 г. была уже готова кровля[439]. А согласно отчету улалинского миссионера – священника Павла Сорокина, в 1916 г. производилась внутренняя отделка деревянного здания приюта[440]. Тогда двухэтажное деревянное здание было уже практически достроено.

Необходимая сумма для строительства была пожертвована семьей Коншиных – 10 тыс. руб. Также в собственность приюта был передан неприкосновенный капитал (20 тыс. руб.), на проценты от которого должен был содержаться новый приют[441]. Учитывая большую заслугу Коншиных, святитель Макарий (Невский) подал в Святейший Синод ходатайство о присвоении новому приюту имени Иоанна и Александры Коншиных. Об этом в Синоде состоялось слушание, а 5 марта 1915 г. было принято положительное решение, вследствие чего издан соответствующий указ его императорского величества.

Но с наступлением периода лихолетия, в 1923 г., здание приюта было муниципализировано и использовалось разными учреждениями. В советский период дом обшили, а в конце ХХ в. над вторым этажом возвели мезонин. В настоящее время здание используется «Гражданпроектом» (Социалистический проспект, 22).

Приходские попечительства

Помочь миссионерам в просветительской и воспитательной работе были призваны приходские попечительства, которые стали создаваться в отделениях по инициативе миссионеров. Этой работе предшествовали некоторые официальные церковные решения. В 1864 г. вышел указ императора «О приходских попечительствах при православных церквах». Попечительства обязаны были «заботиться о содействии и удовлетворении нужд приходской церкви и об изыскании… средств» для этого. Источником денег для приходских попечительств должны были стать добровольные пожертвования[442]. Алтайские миссионеры расширили понимание этого указа и увидели в идее создания попечительств не только способ решения проблем существования храма, но и возможность приучать новокрещеную паству к христианским принципам благотворительности. Первое такое попечительство на Алтае было создано в Центральном Улалинском стане под руководством архимандрита Владимира в 1877 г.

Дело в том, что после крещения, приучая бывших кочевников к оседлости, миссия обычно оказывала необходимую благотворительную помощь новокрещеным. Особенно значительной была помощь в создании новых миссионерских селений. «Бедным при крещении выдавалось – белье, необходимая одежда, несколько мер ячменя на пропитание, домик, иногда – лошадь, корова, необходимые земледельческие орудия и семена для первоначальных посевов»[443]. Некоторые новокрещеные начинали относиться к этому как к долчану. Тогда архимандрит Владимир учредил «новокрещенские приходские попечительства, которые, состоя из лучших новокрещеных, собирали бы сведения об истинно нуждающихся инородцах и уделяли бы от себя и из сумм, подаваемых им Миссией, пожертвования на беднейших»[444]. Таким образом попечительство узнавало о нуждающихся и благоразумно распределяло пособия, а также положительно влияло на неофитов, подавая пример братской взаимопомощи. Попечительство также помогало бороться с пьянством, леностью и другими пороками.

Очень важном было то, что уже с первого года существования попечительства в Улале его члены не только распределяли средства Миссии, выделяемые на благотворительность, но сами стали делать добровольные взносы на эти цели. Так, в 1877 г. было собрано 100 руб., в следующем – уже 177 руб. 92,5 коп. На первых порах помощь оказывалась безвозмездно – покупка лошади, коровы, семян для посева, к праздникам самым нуждающимся – мясо. Позднее стали давать в долг, и «опыт научил, что такие именно пособия больше ценятся, нежели безусловно дарованная милостыня. Возращение займов было исправное; мало того возвращавшие долг от себя прибавляли некоторую лепту на пособие другим, подобно им, нуждающимся»[445]. Дела благотворения при архимандрите Владимире дошли до того, что из случайных временных превратились в постоянные добровольные обязательства. Например, в 1882 г. в Улале прихожанами – как алтайцами, так и русскими – были приняты решения ежегодно собирать: средства на содержание причта, который совершает для них духовные требы; средства на содержание мужской и женской школ, по 60 руб.

Постепенно новокрещеные не только центрального, но и других станов миссии стали осознавать необходимость оказывать посильную помощь нуждам своего храма[446]. Поэтому неудивительно, что процесс образования церковно-приходских попечительств в миссии проходит динамично. После Улалинского были созданы попечительства в Чемальском, Кебезенском и Урсульском (Онгудайском) станах (1891), далее в Чёрно-Ануйском (1892), в Мыютинском и Бачатском (1895), в Паспаульском (1901), в Александровском и Усть-Канском (1905), в Абайском (1907)[447].

Церковно-приходские попечительства «благотворно» служили делу миссии. На пожертвования, собранные прихожанами, в Черно-Ануйском отделении, к примеру, был «перестроен и украшен храм», сделан новый иконостас, «поддерживались» две школы.

В 1914 г. на учебники, школьную мебель, отопление, освещение, наем сторожа и «поломойки» здесь израсходовали 200 руб.[448]Содержание школ являлось традиционной заботой как попечи-тельств, так и отдельных благотворителей. Например, в середине 1880-х гг. попечителями школ Чемала и Улалы были бийский купец М. Г. Пискарев и купец с. Смоленского А. Н. Орлов[449]. Как указывалось выше, строительство двух школ – мужской и женской – в Улале в начале XX в. также велось на средства, собранные попечительством. В некоторых случаях отдельные вопросы попечения делили между собой русская и алтайская части приходов. Причем русские крестьяне, как более зажиточные, брали на себя больше обязанностей, чем алтайские. Так, например, в 1908 г. официальными попечителями улалинских школ были: мужской второклассной – мещанин Василий Иванович Юрганов, а женской одноклассной – алтаец Даниил Михайлович Тобоков[450].

Попечительства продолжали оказывать значительную помощь нуждающимся, особенно в неурожайные годы. Так, в неблагоприятный для чулышманцев 1914 г. нуждающимся было выдано «на обсеменение» до 300 пудов зерна «натурой в дни великих праздников»[451]. Таким образом, к началу ХХ в. приходские попечительства стали важнейшей составляющей структуры миссионерских учреждений на Алтае, позволившей в условиях ограниченного финансирования полноценно осуществлять благотворительные и образовательные программы как в крупных, так и отдаленных станах миссии.

Система школьного образования в начале ХХ в

Подводя итог описанию системы образовательных и благотворительных учреждений, созданных в Алтайской миссии, можно без сомнения сказать, что именно духовная миссия и ее сотрудники дали толчок развитию культуры и просвещению народов Горного Алтая. Однако письменность, а вместе с тем и грамотность была в то время достоянием лишь небольшой части коренного населения. Не так легко было сформировать стремление кочевого народа к грамотности. Тем не менее, как считает доктор филологических наук, исследователь алтайской литературы З.С. Казагачева, усилия миссионеров сыграли положительную роль в развитии культурной «жизни алтайцев»[452]. Следует заметить, что в начале XX в. вопрос о просвещении коренных жителей Сибири был рассмотрен на государственном уровне. На Всероссийском съезде по народному образованию, проходившем в декабре 1913 г., работала специальная секция по проблемам инородческой школы. В числе факторов, от которых она «страдала», были названы почему-то «обрусительная политика» и ее использование для «ассимиляторского и миссионерского воздействия»[453].

Россия, вступая в XX в., переживала бурные социально-культурные перемены («революция в естествознании», «серебряный век русской поэзии» и т. д.), потому неудивительно, что система школьного образования в православных миссиях могла показаться некоторой части общества недостаточно современной. Тем не менее, согласно источникам, к 1915 г. в 24 отделениях Алтайской миссии, функционировавших на территории Горного Алтая, значилось 86,7 тыс. жителей, из которых 13,8 тыс. (или 16 %) были грамотными[454].

На всей же территории деятельности миссии были 3 двухклассных, 71 одноклассная и 15 школ грамоты. Если сравнить их с данными на начало XX в. (1, 30, 23), то можно увидеть тенденцию к сокращению числа школ грамоты и увеличению одноклассных и двухклассных школ, что предполагало более качественный уровень преподавания[455].

Школы Алтайской духовной миссии можно разделить на три вида: с преподаванием на русском языке, с преподаванием на русском и алтайском языках, с преподаванием на алтайском языке. В появлении так называемых смешанных школ с преподаванием на русском и алтайском языках большую роль сыграло переселенческое движение. Достигнув алтайских кочевий, новоселы оседали здесь, увеличивая тем самым число сел и деревень со смешанным населением. В таких населенных пунктах миссия вынуждена была вести обучение и на русском, и на алтайском языках. В числе таковых в 1897 г. числились мыютинская, малочергинская, чемальская, кебезенская, ыныргинская, турочакская и другие школы.

Наряду с алтайскими и смешанными школами были и школы, где обучение велось на русском языке. Они функционировали в деревнях с русским населением и создавались на средства русских обществ и попечителей. В таких школах кадровый вопрос не всегда решался удачно. Так, в 1897 г. в чергинской школе учительствовал «ефрейтор Каратобоков, некогда обучавшийся в школе». Понятно, что от такого рода «педагогов» трудно было ожидать хороших результатов, тем более что они работали без каких-либо программ и бесконтрольно.

Однако и миссия, расширяя сеть своих школ, столкнулась с неизбежной в таких случаях кадровой проблемой. Школам нужны были учителя не просто способные дать детям определенную сумму знаний, а такие, которые наряду с этим должны были обеспечить миссии выполнение ее основной задачи – внедрение в среду «инородцев» основ христианства. Естественно, что такие кадры можно было готовить только в своих учебных заведениях. И миссия пошла на открытие такового.

Определенный вклад в развитие образования в Горном Алтае внесла «учрежденная» в феврале 1863 г. в Улале женская община. Она стала своеобразной хозяйственно-бытовой школой, в которой учились домоводству по русскому образцу, а также рукоделию и овощеводству около 20 женщин-алтаек. Община имела и приют для малолетних сирот, в котором содержалось 20 детей. Их обучением занимались сестры-монахини. Но таковых были единицы. Это понудило миссию заняться образованием как самих сестер-монахинь, так и сирот-девочек. С этой целью в Улале открывается женская миссионерская школа. В отличие от обычной миссионерской школы, здесь больше внимания уделялось обучению ведения домашнего хозяйства.

По мнению доктора педагогических наук А. П. Беликовой, миссионеры принесли свет «истинного просвещения народам, населявшим Горный Алтай», и сущность их деятельности была благородной. Вышеизложенные факты с полным основанием позволяют говорить о положительном воздействии Алтайской духовной миссии на культурно-просветительскую жизнь региона.

После ликвидации монархии в России, 20 июня 1917 г., был принят закон о передаче церковно-приходских школ в ведение Министерства народного просвещения. В архиве миссии сохранилось несколько актов о передаче школьных зданий и имущества. Например, акт от 18 октября 1917 г., по которому, в соответствии с «предложением» Бийской земской управы, описано имущество улаганской школы на сумму 1154 руб., которое должно было перейти из церковного ведомства в «министерское». Таким образом, у Церкви были «изъяты» образовательные функции.

Послесловие

В Горном Алтае за несколько десятилетий деятельности Алтайской миссии православие укоренилось настолько, что стало неотъемлемой частью жизни местного населения, в том числе и коренных национальностей. В этом несомненная и основная заслуга алтайских миссионеров как христианских благовестников.

Оценку деятельности миссионеров можно давать по различным признакам. Таковыми обычно являются статистические данные крещений и география распространения. Однако достаточно существенным критерием успешности деятельности миссии является структура миссионерских учреждений, которую удалось создать миссионерам, количество храмовых, образовательных, благотворительных построек. И если по количеству крещений в год Алтайская миссия не являлась рекордсменом, то в части организации разносторонней системы миссионерских учреждений она стала образцовой. Поэтому не случайно в 1910 г. на состоявшемся в Иркутске миссионерском съезде среди многочисленных миссий, действовавших внутри страны, Алтайская духовная миссия получила наибольшее признание, была названа «образцом и руководителем» для других миссий. В отчете начальника Алтайской духовной миссии за 1914 г. сказано, что миссия «завершила свое внешнее развитие… разрослась в многоветвленное дерево, под сенью которого ютится много учреждений». Сеть приходских и школьных учреждений распространилась практически на всю территорию Горного Алтая, а средняя плотность храмов и школ достигла среднероссийских показателей.

Система миссионерских учреждений охватывала все стороны жизни населения Алтая: религиозную, хозяйственно-бытовую, образовательную, благотворительную. Всесторонность работы миссионеров была заложена еще первым начальником Алтайской духовной миссии – преподобным Макарием (Глухаревым). Он в общении с алтайцами вникал во все проблемы их жизни, лично проявлял участие к их нуждам, пытаясь во всем помочь своей новообращенной пастве.

Анализ структур духовного просвещения Алтайской духовной миссии подтверждает мнение православных историков начала ХХ в. о том, что метод преподобного Макария (Глухарева), который строго следовал кирилло-мефодиевской традиции, дал выдающиеся результаты. Во-первых, христианство прочно укоренилось среди алтайских народов, сменив примитивные языческие и иные более низкие религиозные представления. Во-вторых, народы Алтая усвоили христианские основы нравственной, хозяйственно-экономической, бытовой, семейной культуры, тем самым вышли на принципиально новый уровень национального развития. В-третьих, созданная система школьного образования не только начала приучать коренных жителей к письменной и книжной культуре на родном языке, но и объединила несколько этнических групп в народ, называющий себя с конца XIX в. алтайским.

Благодаря тому, что была воспитана национальная интеллигенция, были вместе с тем и сохранены здравые основы национальной культуры, которая стала неотъемлемой частью духовного наследия нового христианского народа. Структура благотворительных учреждений выросла в разветвленную систему, которая не только эффективно оказывала помощь нуждающимся, но и воспитывала основы христианского милосердия. Возникшие на Алтае монастыри стали образцом высокодуховной культуры, а также центрами просвещения, благотворительности, хозяйственно-экономических основ оседлого образа жизни. В годы гонений на православие алтайцы остались в основном верными Церкви, христианской нравственности и вере. Искоренение веры и уничтожение храмов (к счастью, не везде) осуществлялось, как правило, отрядами воинствующих безбожников.

Огромный опыт Алтайской духовной миссии в сознании различных форм духовно-нравственного просвещения, несомненно, актуален сегодня и требует дальнейшего осмысления и изучения.

Список литературы

Адлыкова А. П. Монастыри Алтайской Духовной миссии во второй половине XIX – начале XX в.: Дисс. канд. ист. наук. – Горно-Алтайск, 2003.

Алтайская духовная миссия. – М., 1864.

Алтайская духовная миссия в 1870 году // Сборник сведений о православных миссиях и деятельности Православного миссионерского общества. – Кн. 2. – М., 1872.

Алтайская церковная миссия: Посвящается основателям первого в отечестве Миссионерского Общества. – СПб., 1865.

Беликов Д. Н. Первые русские крестьяне-насельники Томского края и разные особенности в условиях их жизни и быта. – Томск, 1898.

Беликов Д. Н, протоиерей. Томские старинные духовные начальники (заказчики). Исторический очерк. – Томск, 1906.

Беликова А.П. Горный Алтай: истоки просвещения // Педагогика. -1995. – № 2. – С.98.

Беликова А. П, Бабин В. Г. К вопросу о просвещении в дореволюционном Горном Алтае // Проблемы истории педагогики и современность. – Горно-Алтайск, 1991.

Булгаков С. В. Настольная книга для священно-церковно-служителя: В 2 ч. – Ч. 1 – М., 1993 (репринт: 1913). – С. 1548–1549.

Вербицкий В. И. Очерк деятельности Алтайской Духовной миссии по случаю 50-летнего ее юбилея (1830–1880) // Памятная книжка Томской губернии 1885 года. – Томск, 1885.

Вергунов Е.Г., Крейдун Ю. А., Постнов А.В. Информационное обеспечение полевых археологических и этнографических исследований методами археологической геодезии // Ползуновский вестник. – Барнаул, 2004. – № 3. – С. 42–51.

Выписки из дневника миссионера Алтайской Духовной Миссии протоиерея Стефана Ландышева за 1-ю треть 1859 года. – М., 1861.

Глухарев М, архимандрит. Мысли к успешнейшему распространению христианской веры // Свет Христов просвещает всех. – Новосибирск, 2000. – Гл. XVII. – С. 163–290.

Голубев П. А. Народное образование // Алтай: Историко-статистический сборник по вопросам экономического и гражданского развития Алтайского горного округа. – Томск, 1890.

Гончарова О. А. История становления и развития здравоохранения национальных районов юга Сибири в 1920–1941 гг. – Томск, 1995.

Гончарова О. А. Культура, здоровье, здравоохранение: История народной медицины в Горном Алтае. – Горно-Алтайск, 1999.

Гурьев В. Распространение христианства и развитие промышленности на Алтае // Томские губернские ведомости. – 1864. – № 41.

Демидов В. А. От Каракорума к автономии. – Новосибирск, 1996.

Записки Алтайского миссионера Черно-Ануйского отделения священника Филарета Синьковского за 1876–1881 гг. – М., 1883.

Записки миссионера Кузнецкого отделения Алтайской Духовной Миссии священника Василия Вербицкого за 1861 год. – М., 1862.

Записки, находящегося в Бийском округе для обращения иноверцев к христианству, архимандрита Макария и братий его // Сборник исторических материалов о жизни и деятельности архимандрита Макария Глухарева. – Орел, 1897.

Записки Улалинского отделения Алтайской Духовной Миссии миссионера Иоанна Смольянникова за 1858 год. – М., 1860.

Златкин И.Я. История Джунгарского ханства. – М., 1964.

Еркинова Р. М. Я сын Алтая // Наука, культура, образование. – ГорноАлтайск, 2000. – № 6–7.

Ерошов В.В., Кимеев В.М. Тропою миссионеров. Алтайская духовная миссия в Кузнецком крае. – Кемерово, 1995.

Из духовного наследия алтайских миссионеров. – Новосибирск, 2000.

Извлечение из всеподданейшего отчета обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева, по ведомству православного исповедания за 1879 год. – СПб., 1881.

Извлечения из записок сотрудника Алтайской миссии священника Василия Вербицкого за 1857 год. – М., 1859.

Извлечения из путевых записок миссионера архимандрита Макария // Памятник трудов благовестников русских с 1793 по 1853 г. – М., 1857.

История Сибири. – Т. 2. – Л., 1968.

Исупов С. Бийск: острог, крепость, город. – Бийск, 1999.

Казагачева З. С. Зарождение алтайской литературы. – Горно-Алтайск, 1972.

Казагачева З. С. К истории народного образования // Кан-Алтай. – Горно-Алтайск, 1994. – Январь – март.

Кацюба Д. В. Благотворительная роль Алтайской Духовной Миссии // Этнография Алтая. – Барнаул, 1996.

Кацюба Д. В. Алтайская Духовная Миссия: Вопросы истории, просвещения, культуры и благотворительности. – Кемерово, 1998.

Краткие записки из жизни покойного архимандрита Макария // Сборник исторических материалов о жизни и деятельности архимандрита Макария Глухарева. – Орел, 1897.

Крейдун Ю. А. Бийский Архиерейский дом и Катехизаторское училище. – Барнаул, 2001.

Крейдун Ю. А. Деятельность архимандрита Макария на Алтае // История Православия на Алтае: Сб. статей / Ред. – сост. Ю. А. Крейдун, К. Н Метельницкий. – Барнаул, 2001. – С. 11–21.

Крейдун Ю.А., Скворцова Т.В. План миссионерских построек архимандрита Макария (Глухарева) // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. – Вып. XII. – Барнаул, 2001. -С.262–267.

Крейдун Ю. А. Первый каменный храм в Горном Алтае // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. – Вып. XII. – Барнаул,

2001. – С. 267–270.

Крейдун Ю. А., Скворцова Т.В. Бийский Тихвинский женский монастырь // История Православия на Алтае: Сб. статей / Ред. – сост. Ю. А. Крейдун, К. Н. Метельницкий. – Барнаул, 2001. – С. 30–42.

Крейдун Ю. А. «Патмос» в Горном Алтае: Из истории первого миссионерского храма в Чемале) // Образование и социальное развитие региона. – Барнаул, 2001. – № 3–4. – С. 78–82.

Крейдун Ю. А. Возникновение Алтайской духовной миссии // «К Свету»: Православный Алтай: небесный покров и земной подвиг: Альманах. – Вып. XX. – М., 2002. – С. 42–43.

Крейдун Ю. А. Первый миссионерский стан на Алтае // Алтайский архивист. – Барнаул, 2002. – № 2(4). – С. 74–78.

Крейдун Ю.А. Деятельность архимандрита Макария (Глухарева) по обустройству первых миссионерских станов на Алтае // Макарьевские чтения: Сб. научных статей / Отв. ред. В.Г. Бабин, С.К. Носов. – Горно-Алтайск, 2002. – С. 10–14.

Крейдун Ю. А. 120 лет со времени первого набора учащихся в Бийское миссионерское катехизаторское училище // Страницы истории Алтая. 2003 г.: Календарь памятных дат. – Барнаул, 2003. – С. 117–123.

Крейдун Ю.А. О создании Улалинской женской общины на Алтае // Этнография Алтая и сопредельных территорий: Материалы международной научно-практической конференции. – Вып. 5. / Под ред. М. А. Демина, Т. К. Щегловой. – Барнаул, 2003. – С. 15–17.

Крейдун Ю. А. Остатки миссионерских храмовых построек середины XIX – начала XX века на территории Горного Алтая // Макарьевские чтения: материалы второй международной конференции (21–22 ноября 2003 года) / Отв. ред. В. Г. Бабин. – Горно-Алтайск, 2004. -С. 67–77.

Крейдун Ю. А. К вопросу о периодизации деятельности Алтайской духовной миссии // Избранные страницы: Клубу любителей алтайской старины 15 лет. – Барнаул, 2004. – С. 133–141.

Крейдун Ю. А. К истории миссионерской деятельности на юге Алтая // Ефремовские чтения – I: Материалы региональной научно-практической конференции. – Улан-Удэ, 2004. – С. 49–53.

Крейдун Ю.А. Улалинские миссионерские школы // Макариевские чтения: Материалы третьей международной конференции (21–22 ноября 2004 года) / Отв. ред. В.Г. Бабин. – Горно-Алтайск, 2004. -С. 15–22.

Крейдун Ю. А. Александро-Невский скит Алтайской духовной миссии // Залесовское причумышье: Очерки истории и культуры. – Барнаул,

2004. – С. 90–97.

Крейдун Ю.А., Жилин С.И., Васильев А.А. Построение пространственных моделей утраченных архитектурных памятников по одиночным изображениям // Ползуновский вестник. – Барнаул, 2004. – № 3. -С.83–88.

Крейдун Ю. А., Расова Н.В. Организация миссионерских учреждений в Сибири // Вестник Алтайской науки: Культура. – Вып. 1. – Барнаул, 2005. – С. 56–61.

Крейдун Ю. А. Монастыри Алтая // История Алтайского края. XVIII–XX вв.: Науч. и документ. материалы / Редкол. Т.К. Щеглова (отв. ред.), А.В. Контев. – Барнаул, 2005. – С. 108–154.

Крейдун Ю. А. Улалинский миссионерский стан как центр духовного просвещения в Горном Алтае XIX – начала XX века // Макариевские чтения: Материалы четвертой международной конференции (21–22 ноября 2005 года) / Отв. ред. В.Г. Бабин. – Горно-Алтайск, 2005. -С. 13–23.

Крейдун Ю. А. Источники по истории Алтайской духовной миссии // Материалы XV ежегодной богословской конференции Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. – Т. 2. – М., 2005. – С. 21–32.

Крейдун Ю. А. Становление структуры миссионерских учреждений на Алтае // Материалы XV ежегодной богословской конференции Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Т.2. -М. 2005. – С. 40–47.

Крейдун Ю. А. 175 лет со дня основания Алтайской духовной миссии и приезда архимандрита Макария (М. Я. Глухарева) на Алтай // Алтайский край, 2005 г.: Календарь знаменательных и памятных дат. – Барнаул, 2005. – С. 98–102.

Крейдун Ю. А. Бийский Тихвинский женский миссионерский монастырь // Бийский район: История и современность / Отв. ред. Т.К. Щеглова: В 2 т. – Т. 1. – Барнаул, 2005. – С. 42–49.

Крейдун Ю. А., Завидов Д. С. О личности святителя Макария // Бийск православный. К истории православия в городе Бийске (приложение к альманаху «Бийский вестник». – 2006. -№ 1). – Бийск, 2006. -С. 90–97.

Крейдун Ю. А. О принципах территориального обустройства Алтайской духовной миссии / Макариевские чтения: Материалы пятой международной конференции (21–22 ноября 2006 года) / Отв. ред. В.Г. Бабин. – Горно-Алтайск, 2006. – С. 15–23.

Крейдун Ю. А. Храмы в честь святителя Иннокентия Иркутского в Алтайской духовной миссии // Известия Архитектурно-этнографического музея «Тальцы» / Отв. ред. Ю.П. Лыхин. – Вып. 5. – Иркутск, 2006. – С. 93–95.

Крейдун Ю. А. Дневник миссионера Иоанна Штыгашева как источник по изучению взаимоотношений православных миссионеров с населением Урынхайского края в начале ХХ века // Актуальные проблемы этнической, культурной и религиозной толерантности коренных народов Русского и Монгольского Алтая: материалы международной научной конференции (23–24 ноября 2006 года) / Отв. ред. В.Г. Бабин. – Горно-Алтайск, 2006. – С. 164–166.

Кривоносое Я. Е, Скворцова Т. И. Православные храмы Барнаула. – Барнаул, 2001.

Колоткин М.Н. Христианизация алтайцев в XVIII в. // Макарьевские чтения: материалы второй международной конференции (21–22 ноября 2003 года) / Отв. ред. В.Г. Бабин. – Горно-Алтайск, 2004.

Ландышев Вас., свящ. Воспоминания о Высокопреосвященнейшем Владимире, Архиепископе Казанском и Свияжском, бывшем начальнике Алтайской и Киргизской миссии // Томские епархиальные ведомости. – 1900. – № 21.

Ландышев Ст, протоиерей. Некоторые сведения об учреждении Алтайской духовной миссии и об ее основателе архимандрите Макарии // Миссионер. – 1877. – № 6. – С. 44.

Левитин С. К вопросу об инородческой школе и национальному самоопределению // Инородческая школа: Сб. статей. – Пг., 1916. – С. 28–29.

Ледебур К. Ф, Бунге А. А., Мейер К. П. Путешествие по Алтайским горам и джунгарской Киргизской степи. – Новосибирск, 1993.

Макарий, архиепископ. Полное собрание проповеднических трудов Преосвященного Макария, архиепископа Томского и Алтайского (18841910 гг.). – Томск, 1910.

Макарий, епископ Томский и Барнаульский. Современное состояние Алтайской миссии // Православный благовестник. – 1902. – № 18.

Макарова-Мирская А.И. Полтора месяца на Алтае: Из писем к бабушке. – Харьков, 1915.

Маняхина М.Р. История культовой архитектуры Алтая XIX – начала XX века. – Барнаул, 1999.

Метельницкий К. Н. О пребывании архимандрита Макария в г. Барнауле // История Православия на Алтае: Сб. статей / Ред. – сост. Ю. А. Крейдун, К. Н. Метельницкий. – Барнаул, 2001. – C. 5-10.

Миллер Г. Ф. История Сибири. – Т. 1. – М.;Л., 1937.

Миссионерские известия и заметки: Известия с Алтая // Томские епархиальные ведомости. – 1901. – № 22.

Модоров Н. С. История и культура Горного Алтая. – Горно-Алтайск, 1991.

Модоров Н. С. Россия и Горный Алтай: политические, социально-экономические и культурные отношения (XVII–XIX вв.). – Горно-Алтайск, 1996.

Модоров Н. С. Культурно-просветительская деятельность Макария Глухарева (1792–1847) на Алтае // Горно-Алтайск: 70 лет: Материалы научно-практической конференции. – Горно-Алтайск, 1998.

Модоров Н. С. Алтайская Духовная Миссия и просвещение алтайцев (конец XIX – начало XX в.) // Просвещение на Руси, в России: Исторический опыт. – СПб., 2000.

Нестеров С. В. Жизнь и труды алтайского миссионера архимандрита Макария (Глухарева) и актуальные основы его духовного наследия. – М., 2005.

Нилус С.А. Полн. собр. соч. В 6 т. Т.3: Святыня под спудом. Тайна православного монашеского духа / Сост. и общ. ред. А.Н. Стрижева. -2000.

Обзор Томской губернии. Приложение к всеподданнейшему отчету. – Томск, 1897.

Обозрение епархии Его Преосвященством, Преосвященнейшим Макарием, Епископом Томским и Барнаульским, в летние месяцы 1903 года. – Б.м., б.г.

Обозрение церквей и приходов епархии Его Преосвященством, Преосвященнейшим Макарием, Епископом Томским и Барнаульским в 1901 году // Томские епархиальные ведомости. – 1901. – № 13.

От Улалы до Чемала и Чопоша: К истории Алтайской миссии // Томские епархиальные ведомости. – 1905. – № 17.

Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР конца XIX – начала XX в. / Ред. Э.Д. Днепров. – М., 1991.

Памяти миссионера, протоиерея Стефана Васильевича Ландыш ева // Томские епархиальные ведомости. – 1884. – № 17.

Пастырско-миссионерский календарь: Настольный справочник для духовенства, миссионеров и церковных людей. – СПб., 1908.

Перечень населенных мест Бийского уезда. – Бийск, 1911.

Пивоваров Б. И. Издательская деятельность Алтайской Духовной Миссии // Книга в автономных республиках, областях и округах Сибири и Дальнего Востока. – Новосибирск, 1990.

Пивоваров, Борис, прот. Научное описание фондов Алтайской духовной миссии. Дисс. магистра богосл. Т. 1–5. – Новосибирск; Загорск, 1987–1988.

Письма архимандрита Макария, основателя Алтайской Миссии / Под ред. К. В. Харламповича. – Казань, 1905.

Письмо П. Макушина о. Н.Д. Лаврову от 29 ноября. – Б.м., 1867.

Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). Собр. 1. Т. 38; Собр. 2. Т. 1. – СПб., 1830.

Поплавская Х. В. К вопросу о православном миссионерстве на Алтае // Этнографическое обозрение. – М., 1995.

Попов Я. Алтай // Томские губернские ведомости. – 1858. – № 41.

Потапов Л.П. Очерки по истории алтайцев. – М.; Л., 1953.

Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии: Результаты путешествия, исполненного в 1879–1880 годах по поручению Императорского Русского Географического Общества. – Вып. 4. – СПб., 1883.

Правила о православных церковных братствах и положение о приходских попечительствах при православных церквах. – СПб., 1904.

Правила о церковно-приходских школах, высочайше утвержденные 13 июня 1884 года. – Одесса, 1884.

Правила о церковных православных братствах и положение о приходских попечительствах при православных церквах. – СПб., 1904.

Путинцев М, протоиерей. Алтай. Его святыни. Миссионерство… -М., 1891.

Радлов В.В. Из Сибири: Страницы дневника. – М., 1989.

Расова Н.В. Миссионерская деятельность Русской Православной Церкви на Алтае в XIX– начала XX века. Дисс. канд. ист. наук. – ГорноАлтайск, 2002.

Реморов, Александр, протодьякон. Алтайский миссионер протоиерей Василий Вербицкий. Дисс. канд. богосл. – Загорск, 1984.

Сатлаев Ф.А. Горный Алтай в составе России. – Горно-Алтайск, 1991.

Сборник действующих и руководственных церковных и церковно– гражданских постановлений по ведомству православного исповедания/ Сост. Г. Барсов. Т. 1. – СПб., 1885.

Сборник документов и статей по вопросу об образовании инородцев. – СПб., 1869.

Сборник исторических материалов о жизни и деятельности настоятеля Болховского Троицкого Оптина монастыря, отца архимандрита Макария Глухарева. – Орел, 1897.

Сведения об АДМ за шесть лет (с августа 1856 г. по август 1862 г.) начальника миссии, протоиерея Стефана Ландышева. – М., 1863.

Скрынников Р. Г. Сибирская экспедиция Ермака. – Новосибирск, 1982.

Список населенных мест Сибирского края. Вып. Х. Ойротская область. – Новосибирск, 1928.

Справочник по городу Бийску и Бийскому уезду за 1911 год. – Бийск, 1911.

Справочная книга по Томской епархии за 1898/99 г. – Томск, 1900.

Справочная книга по Томской епархии за 1902/03 г. – Томск, 1903.

Справочная книга по Томской епархии за 1909/10 г. – Томск, 1911.

Справочная книга по Томской епархии за 1914 г. – Томск, 1914.

Тадыкин В.Н. К 100-летию «Грамматики алтайского языка» // Ученые записки Горно-Алтайского НИИИЯЛ. Вып.9. – Горно-Алтайск, 1970.

Тощакова Е. М. Алтайская женщина в дореволюционном прошлом // Ученые записки Горно-Алтайского НИИИЯЛ. – Вып. 2. – Горно-Алтайск, 1958.

Тыбыкова А. Т. Происхождение алтайской письменности и современный этнокультурный процесс // Язык и культура алтайцев. – Горно-Алтайск, 1993.

Узаконения и распоряжения о школах // Пастырско-миссионерский календарь. – СПб., 1908.

Улалинская женская община новокрещенных на Алтае. – СПб., 1863.

Устав Духовных консисторий. – СПб., 1841.

Устав Духовных консисторий. – СПб., 1883.

Филимонов Д.Д. Материалы к биографии основателя Алтайской Миссии архимандрита Макария. – М., 1888.

Филиппов М. Система инородческого образования по сочинениям Н.И. Ильминского // Православный благовестник. – 1899. – № 7.

Чевалков М.В. Памятное завещание. – Горно-Алтайск, 1990.

Чихачёв П. Путешествие в Восточный Алтай. – М., 1974.

Шашков С. С. Сибирские инородцы в XIX столетии // Дело. – М., 1867. -№ 8, 9, 10.

Швецова М. Алтайские калмыки // Записки Западно-Сибирского отдела Императорского русского географического общества. Кн. 23. -Омск, 1898.

Эдоков В. И. Очерки истории изобразительного искусства Горного Алтая. – Горно-Алтайск, 1981.

Эдоков В.И. Возрождение мастера. – Горно-Алтайск, 1994.

Яблонский Н.В. Путеводитель по Горному Алтаю. – Томск, 1903.

Ядринцев Н. М. Сперанский и его реформы в Сибири // Вестник Европы. – 1876. – № 4–5.

Ядринцев Н. М. Алтай и его инородческое царство: Очерки путешествия по Алтаю // Исторический вестник. Т. 20. – 1885.

Ядринцев Н. М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение. – СПб., 1891.

Ядринцев Н.М. Сибирь как колония. – СПб., 1892.

Ястребов И. Краткие сведения о жизни и деятельности архимандрита Макария, основателя Алтайской Духовной Миссии. – Бийск, 1893.

Ястребов И. Миссионер Высокопреосвященнейший Владимир Архиепископ Казанский и Свияжский. – Казань, 1898.

Приложения

Приложение 1 Официальное уведомление протоиерею Созонту Куртукову о назначении архимандрита Макария миссионером в Бийский округ[456]

№ 59 Получ. 12 ч. августа 1830 года.

Указ Его Императорского Величества Самодержца Всероссийского из Барнаульского Духовного Правления благочинному Протоиерею Созонту Куртукову, в указе из Тобольской Духовной Консистории от 31 числа минувшего июня написано: по указу Его Императорского Величества Тобольская Консистория, слушав, во-первых, Указ Святейшаго Правительствующего Синода от 22 минувшего мая за № 4661 с приложением 990 рублей денег для выдачи назначенному для проповеди Слова Божия Архимандриту Макарию на проезд к иноверческим народам, и резолюцию Его Высокопреосвященства последовавшую на сем Указе 19 июня за № 1449 Следующую: о получении денег и отдаче рапортовать с первою почтою, отдав оные отцу Архимандриту под расписку; и взяв от него отзыв, куда желает представить незамедля с мнением. Во-вторых, отзыв означенного Архимандрита Макария, что он с помощниками его двумя семинаристами согласились отправиться в Бийский округ Томской Губернии, дабы среди Калмыцкого народа приступить к первым действиям Миссионерской Службы Приказали: и его Высокопреосвященство 5 июня за № 1588 утвердил Согласно желанию отца Архимандрита Макария с двумя семинаристами Поповым и Волковым в Бийский округ для обращения живущих и кочующих там инородцев в христианство отправить и выдать Ему отцу Архимандриту Походную церковь, и снабдить оную церковь необходимыми принадлежностями и велеть ему Архимандриту 1-е из близлежащих к кочевьям инородцев русских селений въезжать в кочевья их и согласно инструкции, изданной Святейшим Правительствующим Синодом в 1769 году, распространять постепенно между ними Слово Божие, соображаясь с && 287, 288, 290, 291 и 292 устава о управлении иноверцев и с сих && дать Архимандриту копию, не разглашая однако же, что послан он для обращения их в Христианство от Правительства. 2. Обращаясь между инородцами, рекомендовать ему, отцу

Архимандриту, и будущим с ним семинаристам учиться языку их и узнавать обычаи и веру их, и коль скоро достигнут достаточного познания языка их переводить им на оный книги Священного Писания, во-первых, Новый Завет, Псалтырь, а кроме сих Символ Веры и Молитву Отче Наш, Заповеди и Катехизис и некоторые по выбору жития Святых Отцев. 3. Ученикам Попову и Волкову быть в совершенном повиновении Отца Архимандрита и в жизни велеть им руководствоваться Правилами общежития ими самими подписанными добровольно, и с оных выдать копию за надлежащею скрепою. 4. Как по настоящему служению в Миссии Отец Архимандрит Макарий с его служителями должны состоять под непосредственною зависимостью Его Высокопреосвященства, то рекомендовать им а) вести сколько можно постоянный журнал о действиях своих и предоставлять оный Его Высокопреосвященству чрез три месяца, b) не выезжать из Бийского округа без позволения Его Высокопреосвященства и c) во всех нужных обстоятельствах относиться прямо к Его Высокопреосвященству рапортами и донесениями 5. Выдать ему, Архимандриту Макарию, с сослужителями его из Консистории Шнуровую книгу для постоянного записывания расходов выданной Ему суммы, и оную книгу должны они представлять к Его Высокопреосвященству в начале каждого года. Также выдать им для руководства в настоящем деле и копию с инструкции, изданной Святейшим Синодом в 1769 году за скрепою присутствующего и секретаря. А между тем, отнестись от имени Его Высокопреосвященства к Генерал-Губернатору Западной Сибири и просить, дабы благоволил он предписать Бийской округи гражданскому начальству означенному Архимандриту Макарию с его сослужителями оказывать в настоящем деле покровительство и в нужном случае защищение, особенно же дать им знающего тамошних инородцев язык – толмача. Барнаульскому же Духовному Правлению предписать указом, чтобы местные Священно и церковнослужители, где будет находиться отец Архимандрит Макарий, позволяли ему в своих церквах Богослужение, когда он сего пожелает сам, а притом оказывали ему всевозможное пособие во всех его нуждах и исполняли беспрекословно Законные Его Требования. В правлении ОПРЕДЕЛЕНО: с прописанием сего указа послать благочинным Указы к исполнению, августа 9 дня 1830 года.

Иерей Афиноген Пантелеев.

Канцелярист Пономарев.

Приложение 2 Сотрудники архимандрита Макария на Алтае[457]

Таблица

Приложение 3 Отделения Алтайской духовной миссии[458]

Первый стан создан в 1831 г. и располагался в Майме. С 1848 г. – преобразован в приходской храм.

I. Отделения 1-го благочиния:

Благочинный – протоиерей Петр Бенедиктов.

1. Улалинское, образовано в 1834 г.

2. Чемальское – 1849 г.

3. Кебезеньское – 1861 г.

4. Паспаульское – 1902 г.

5. Александровское – 1902 г.

6. Тайнинское – 1902 г.

7. Эдиганское – 1911 г.

8. Таштинское – 1913 г.

С 1867 по 1870 гг. – существовало Уахтинское отделение (упразднено).

II. Отделения 2-го благочиния:

Благочинный – иерей Константин Соколов.

1. Онгудайское – 1861 г.

2. Мыютинское – 1845 г.

3. Черно-Ануйское – 1856 г.

4. Чуйское – 1870 г.

5. Усть-Башкаус[ское] (Чулышманское) – 1877 г.

6. Усть-Канское – 1902 г.

7. Ининское – 1903 г.

8. Улаганское – 1904 г.

9. Чергинское – 1904 г.

10. Абайское – 1907 г.

11. Ильинское – 1908 г.

12. Бело-Ануйское – 1909 г.

13. Чибитское – 1911 г.

14. Чодринское – 1916 г.

С 1880 по 1890 гг. существовало Катандинское отделение, преобразованное в приход.

III. Отделения 3-го благочиния:

Благочинный – иерей Терентий Каншин.

1. Макариевское – 1853 г.

2. Кондомское – 1859 г.

3. Мрасское (Усть-Анзас) – 1873 г.

4. Бачатское (Чолукоевское) – 1890 г.

5. Созоповское – 1893 г.

6. Матурское – 1905 г.

7. Турочакское (Лебединское) – 1908 г.

8. Спасское – 1911 г.

9. Тарабинское – 1911 г.

IV. Благочиние помощника начальника Миссии:

1. Казанская архиерейская церковь

2. Косьмо-Демьянская тюремная церковь

3. Чолышманский Благовещенский мужской монастырь

4. Бийский Тихвинский женский монастырь

5. Улалинский Николаевский женский монастырь

6. Чемальская женская община

7. Александро-Невская мужская пустынь в Жуланихе

8. Матурская Иверская женская община

Приложение 4. Список церковно-приходских школ, находящихся в ведении Алтайской духовной миссии в 1916 г.[459]

Примечания:

1. Школы: Говоровская, Учаская, Интинская и Чойская не упоминаются в других известных нам архивных документах.

2. В данном списке отсуствуют школы Министерства Народного Просвещения и те школы, которые финансировались в 1916 г. исключительно из средств Томского Епархиального Училищного Совета. А именно: Катандинская (1876), Тайнинская (1891), Абайская (1891), Макарьевская, Бело-Ануйская (1906), Каинчинская (1913), Чодринская (1914), Тостоковская (1901), Банжерская (1903), Чонуракская (1905), Унгурлинская, Манжерокская, Камлакская, Комышанская, Тельбесская, Ачаевская, Балыксинская, Кобинская[460].

Иллюстрации

Преподобный Макарий Алтайский

Майминский Духосошественский храм. Современный вид

Архимандрит Макарий (Глухарев)

Протоиереи Стефан Ландышев

Крест как знак миссионерского селения

Епископ Владимир (Петров)

Епископ Макарий (Невский)

Иконостас походного храма. Эскиз сер. 19 в.

Панорама Улалы (ныне Горно-Алтайск). Фото 1915 г.

Настоятельница Улалинского монастыря игумения Серафима

Улалинский миссионерский монастырь. Фото 1910-х гг.

Один из сохранившихся корпусов Улалинского монастыря. Фото 2001 г.

Панорама Чемальской общины. Фото 1910-х гг.

Митрополит Макарий (Невский)

Епископ Иннокентий (Соколов)

Бийский архиерейский дом. Фото 1910-х гг.

Чулышманский детский приют. Фото 1915 г.

Насельницы Чулышманского детсткого приюта

Посещение начальником Миссии Чулышманского монастыря

Братия Чулышманского монастыря. Фото 1915 г.

Чемальская второклассная школа

Учителя миссионерских школ. Фото 1890 г.

Улалинский миссионерский стан в 1890-е гг.

Улалинские школы. Фото нач. XX в.

Верховья Чулышмана, место Язулинского стана

Чулышманская долина с высоты птичьего полета

Храм, восстановленный на острове в Чемале

Здание бывшего миссионерского приюта. Фото 2001 г.

Бийское катехизаторское училище

Домовой архиерейский храм в Бийске. Современный вид

Урочище Той-самах, предполагаемое место самого труднодоступного стана Миссии

Место скита на мысе Ижон

Здание бывшей школы им. митрополита Макария

Святой ключ в Жуланихе

Примечания

1

См.: Крейдун Ю.А. Источники по истории Алтайской духовной миссии / / Материалы XV Ежегодной богословской конференции Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Т. 2. М., 2005. С. 21–32.

(обратно)

2

Государственный архив Тюменской области, Тобольский филиал (далее ГА ТОТ). Ф. 144; Александр Сулоцкий. Д. 44а.

(обратно)

3

2 Центр хранения архивного фонда Алтайского края (далее ЦХАФ АК). Ф. 164. Оп. 1. Д. 5. Л.1-34 (рукопись.)

(обратно)

4

Государственный архив Томской области (далее ГА ТО). Ф. 170. Оп. 1. Д. 196, 249; Ф. 184. Оп. 1. Д. 1-12.

(обратно)

5

ГА ТО. Ф. 184. Оп. 1. Д. 13–19; ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 61, 62, 63, 69, 90. Оп. 2. Д. 26, 28, 35, 44, 50, 51, 52, 54, 61, 62, 63, 66, 67, 69, 70, 72, 84, 92, 94, 96, 107.

(обратно)

6

ГА ТО. Ф. 184. Оп. 1. Д. 27. Л. 2# 15; ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 6, 10, 30, 35, 36, 83, 87, 100, 131, 135, 158; Оп. 2. Д.16, 27, 62, 86, 90, 98, 101,115 и др.

(обратно)

7

См.: Письма архимандрита Макария, основателя Алтайской миссии / Под ред. К. В. Харламповича. Казань, 1905.

(обратно)

8

См.: Устав Духовных консисторий. СПб., 1883; Правила о церковноприходских школах, высочайше утвержденные 13 июня 1884 года. Одесса, 1884; Сборник действующих и руководственных церковных и церковно-гражданских постановлений по ведомству православного исповедания / Сост. Г. Барсов. Т. 1. СПб., 1885; Правила о православных церковных братствах и положение о приходских попечительствах при православных церквах. СПб., 1904; Узаконения и распоряжения о школах // Пастырско-миссионерский календарь. СПб., 1908.

(обратно)

9

ГА ТОТ. Ф. 144; Александр Сулоцкий. Д. 44а.

(обратно)

10

См.: Сведения об АДМ за шесть лет (с августа 1856 г. по август 1862 г.) начальника миссии, протоиерея Стефана Ландышева. М., 1863.

(обратно)

11

См.: Алтайская духовная миссия. М., 1864.

(обратно)

12

ГА ТОТ. Ф. 144; Александр Сулоцкий. Д.44а. Л.10.

(обратно)

13

Алтайская духовная миссия в 1870 году / / Сборник сведений о православных миссиях и деятельности Православного миссионерского общества. Кн. 2. М., 1872.

(обратно)

14

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 157. Л. 1-22.

(обратно)

15

Отчет об Алтайской и Киргизской Миссиях Томской епархии за 1889 год // Томские епархиальные ведомости. 1890. № 7–9.

(обратно)

16

Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1910 год // Томские епархиальные ведомости. 1911. № 6—15.

(обратно)

17

Справочная книга по Томской епархии за 1898/99 гг. Томск, 1900; Справочная книга по Томской епархии за 1902/03 г. Томск, 1903;

Справочная книга по Томской епархии за 1909/10 г. Томск, 1911; Справочная книга по Томской епархии за 1914 год. Томск, 1914.

(обратно)

18

Список населенных мест Сибирского края. Вып. X: Ойротская область. Новосибирск, 1928; Справочник по городу Бийску и Бийскому уезду за 1911 год. Бийск, 1911.

(обратно)

19

См.: Известия с Алтая // Миссионер. 1875. 1 10. С. 78.

(обратно)

20

См.: Миссионерские известия и заметки. Известия с Алтая // Томские епархиальные ведомости. 1901. 122. С. 21–22.

(обратно)

21

См.: К открытию на Алтае двухклассной учительской женской школы с учительскими курсами // Православный благовестник. 1913. 1 1. С. 14.

(обратно)

22

См.: Освящение памятника-храма в селе Улале 1912 года августа 5 дня // Православный благовестник. 1912. 1 21. С. 341–345; Павлин Алтайский. Чувства и думы миссионера в алтайском храме-памятнике // Томские епархиальные ведомости. 1913. 1 7. С. 394–398.

(обратно)

23

См.: Душеполезное чтение. 1862–1866 гг.; Извлечения из записок сотрудника Алтайской миссии священника Василия Вербицкого за 1857 год. М., 1859; Записки Улалинского отделения Алтайской Духовной Миссии миссионера Иоанна Смольянникова за 1858 г. М., 1860; Выписки из дневника миссионера Алтайской Духовной Миссии протоиерея Стефана Ландышева за 1-ю треть 1859 года. М., 1861; Записки миссионера Кузнецкого отделения Алтайской Духовной Миссии священника Василия Вербицкого за 1861 год. М., 1862; Записки Алтайского миссионера Чёрно-Ануйского отделения священника Филарета Синьковского за 1876–1881 гг. М., 1883.

(обратно)

24

См.: Солодчин И. Алтайская миссия // Воскресные прибавления к «Московским ведомостям», 1868.

(обратно)

25

Чихачев П. Путешествие в Восточный Алтай. М., 1974.

(обратно)

26

Попов Я. Алтай // Томские губернские ведомости. 1858. 1 41.

(обратно)

27

Гурьев В. Распространение христианства и развитие промышленности на Алтае // Томские губернские ведомости. 1864. 141. С. 333.

(обратно)

28

Радлов В.В. Из Сибири: Страницы дневника. М., 1989.

(обратно)

29

Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии: Результаты путешествия, исполненного в 1879–1880 годах по поручению Императорского Русского Географического Общества. Вып.4. СПб., 1883.

(обратно)

30

Пивоваров Борис, прот. Научное описание фондов Алтайской духовной миссии: Дисс. на соиск. уч. степ. магистра богосл. Т. 1–5. Новосибирск; Загорск, 1987–1988.

(обратно)

31

ЦХАФ АК. Ф. 26. Оп. 1. Д. 98. Л.270–271 об.

(обратно)

32

ЦХАФ АК. Ф. 50. Оп. 11. Д. 35.

(обратно)

33

Там же. Оп. 4. Д. 287, 293.

(обратно)

34

ЦХАФ АК. Ф. 26. Оп. 1. Д. 305. Л. 29–35 об.

(обратно)

35

ЦХАФ АК. Ф. 50. Оп. 20. Д. 2.

(обратно)

36

ГА ТОТ. Ф. 144; Александр Сулоцкий. Д. 44а. Л. 2.

(обратно)

37

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 5. Л.1-34.

(обратно)

38

См.: Вербицкий В. И. Очерк деятельности Алтайской духовной миссии по случаю 50-летнего ее юбилея (1830–1880) // Памятная книжка Томской губернии 1885 года. Томск, 1885. С. 142.

(обратно)

39

Птохов П. Архимандрит Макарий (Глухарев), основатель Алтайской миссии / / Православный благовестник. 1897. Т. 1–3.

(обратно)

40

Филимонов Д. Д. Материалы к биографии основателя Алтайской Миссии архимандрита Макария. М., 1888.

(обратно)

41

Письма архимандрита Макария, основателя Алтайской Миссии / Под ред. К. В. Харламповича. Казань, 1905. (вводная статья посвящена биографии архим. Макари).

(обратно)

42

Ястребов И. Краткие сведения о жизни и деятельности архимандрита Макария, основателя Алтайской Духовной Миссии. Бийск, 1893.

(обратно)

43

Ястребов И. И. Высокопреосв щенный Владимир, архиепископ Казанский и Свияжский. Казань, 1898.

(обратно)

44

Преосвященный Макарий (Невский), епископ Томский и Барнаульский: По поводу 50-летия его служения // Православный благовестник. 1905. Ч. 2. С. 49–65; Беликов Д. Высокопреосвященнейший Макарий, архиепископ Томский, как проповедник // Томские епархиальные ведомости. 1911. 117, 18, 20; Пятьдесят лет священнослужения Высокопреосвященнейшего архиепископа Макария (19 марта 1861 г. – 19 марта 1911 г.) // Томские епархиальные ведомости. 1911. № 7 – 16.

(обратно)

45

См.: Языков Д. Д. Протоиерей Стефан Васильевич Ландышев: Краткая биография и список трудов // Русские писатели, умершие в 1881–1884 гг. Вып. 3. СПб., 1886. С. 49–50.

(обратно)

46

См.: Ивановский А.А. Алтайский миссионер протоиерей Василий Вербицкий: Некролог. М., 1891.

(обратно)

47

См.: Алтайский миссионер, протоиерей Михаил Васильевич Чевалков // Томские епархиальные ведомости. 1901. № 20–22.

(обратно)

48

См.: Знаменский П. В. Несколько материалов для истории Алтайской Миссии и участия в ее делах Н.И. Ильминского. Казань, 1901.

(обратно)

49

См.: Макарова-Мирская А. И. Апостолы Алтая: Сборник рассказов из жизни алтайских миссионеров, в память 25-летнего служения в святительском сане Высокопреосвященного Макария, архиепископа Томского и Алтайского. Харьков, 1909; Макарова-Мирская А. И. Алтайские рассказы. Харьков, 1912; Макарова-Мирская А.И. На служении Алтаю: Повесть о жизни и деятельности Высокопреосвященного Макария, митрополита Московского и Коломенского, в св зи с де тельностью других миссионеров. Харьков, 1914.

(обратно)

50

Модоров Н. С. Россия и Горный Алтай: политические, социальноэкономические и культурные отношения (XVII–XIX вв.). Горно-Алтайск, 1996.

(обратно)

51

См.: Модоров Н. С. История и культура Горного Алтая. Горно-Алтайск, 1991; Он же. Культурно-просветительская деятельность Макария Глухарева (1792–1847) на Алтае // Горно-Алтайск: 70 лет: Материалы науч. – практ. конф. Горно-Алтайск, 1998; Он же. Алтайская Духовная Миссия и просвещение алтайцев (конец XIX – начало XX в.) // Просвещение на Руси, в России: Исторический опыт. СПб., 2000.

(обратно)

52

См.: Гончарова О. А. История становления и развития здравоохранения национальных районов юга Сибири в 1920–1941 гг. Томск, 1995; Она же. Культура, здоровье, здравоохранение: История народной медицины в Горном Алтае. Горно-Алтайск, 1999.

(обратно)

53

См.: Кацюба Д. В. Благотворительная роль Алтайской Духовной Миссии // Этнография Алтая. Барнаул, 1996.

(обратно)

54

См.: Тощакова Е. М. Алтайская женщина в дореволюционном прошлом // Ученые записки Горно-Алтайского НИИИЯЛ. Вып. 2. ГорноАлтайск, 1958.

(обратно)

55

См.: Беликова А. П.,Бабин В. Г. К вопросу о просвещении в дореволюционном Горном Алтае // Проблемы истории педагогики и современность. Горно-Алтайск, 1991.

(обратно)

56

См.: Казагачева 3. С. К истории народного образования // Кан-Алтай. 1994. Январь – март.

(обратно)

57

См.: Пивоваров Б. И. Издательская деятельность Алтайской Духовной Миссии // Книга в автономных республиках, областях и округах Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1990.

(обратно)

58

См.: Казагачева 3. С. Зарождение алтайской литературы. ГорноАлтайск, 1972.

(обратно)

59

См.: Эдоков В. И. Очерки истории изобразительного искусства Горного Алтая. Горно-Алтайск, 1981; Он же. Возрождение мастера. ГорноАлтайск, 1994.

(обратно)

60

См.: Кацюба Д. В. Алтайская духовная миссия. Вопросы истории, просвещения, культуры и благотворительности. Кемерово, 1998.

(обратно)

61

См.: Ерошов В. В., Кимеев В.М. Тропою миссионеров. Алтайская духовная миссия в Кузнецком крае. Кемерово, 1995.

(обратно)

62

См.: Реморов Александр, протодьякон. Алтайский миссионер протоиерей Василий Вербицкий: Дисс. на соиск. уч. степ. канд. богосл. Загорск, 1984.

(обратно)

63

См.: Расова Н. В. Миссионерская деятельность Русской Православной Церкви на Алтае в XIX – начале XX в.: Дисс… канд. ист. наук. Горно-Алтайск, 2002.

(обратно)

64

См.: Адлыкова А. П. Монастыри Алтайской Духовной миссии во второй половине XIX – начале XX века. Дисс… канд. ист. наук. ГорноАлтайск, 2003.

(обратно)

65

См.: Нестеров С.В. Жизнь и труды алтайского миссионера архимандрита Макария (Глухарева) и актуальные основы его духовного наследия. М.: ПСТГУ, 2005.

(обратно)

66

См.: Макариевские чтения: Сб. научных статей / Отв. ред. В. Г. Бабин, С. К. Носов. Горно-Алтайск, 2002; Макариевские чтения: материалы второй международной конференции / Отв. ред. В. Г. Бабин. Горно-Алтайск, 2004; Макариевские чтения: Материалы третьей международной конференции / Отв. ред. В. Г. Бабин. Горно-Алтайск, 2004; Макариевские чтения: Материалы четвертой международной конференции / Отв. ред. В. Г. Бабин. Горно-Алтайск, 2005; Макариевские чтения: Материалы пятой международной конференции / Отв. ред. В. Г. Бабин. Горно-Алтайск, 2006.

(обратно)

67

См.: История Сибири. Т. 2. Л., 1968. С. 25–55.

(обратно)

68

См.: Миллер Г. Ф. История Сибири. Т. 1. М.; Л., 1937. С. 42–43.

(обратно)

69

См.: Демидов В. А. От Каракорума к автономии. Новосибирск, 1996. С.12; История Сибири. Т.1. М.; Л., 1937. С.7.

(обратно)

70

Потапов Л. П. Очерки по истории алтайцев. М.; Л., 1953. С. 182183.

(обратно)

71

Скрынников Р. Г. Сибирская экспедиция Ермака. Новосибирск, 1982. С. 138, 187–188.

(обратно)

72

См.: Кацюба Д. В. Алтайская Духовная Миссия: Вопросы истории, просвещения, культуры и благотворительности. Кемерово, 1998. С. 40.

(обратно)

73

См.: Поплавская Х.В. К вопросу о православном миссионерстве на Алтае // Этнографическое обозрение. М., 1995. С. 100.

(обратно)

74

См.: Колоткин М. Н. Христианизация алтайцев в XVIII в. // Макариевские чтения: Материалы второй международной конференции / Отв. ред. В. Г. Бабин. Горно-Алтайск, 2004. С. 23.

(обратно)

75

См.: Беликов Д.Н. Первые русские крестьяне-насельники Томского края и разные особенности в условиях их жизни и быта. Томск, 1898. С. 44.

(обратно)

76

См.: Исупов С. Бийск: острог, крепость, город. Бийск, 1999.

(обратно)

77

См.: Маняхина М.Р. История культовой архитектуры Алтая 18 – начала 20". Барнаул, 1999. С. 25.

(обратно)

78

См.: Там же. С. 16.

(обратно)

79

ЦХАФ АК. Ф. 26. Оп. 1. Д. 182. Л. 350.

(обратно)

80

См.: ЗлаткинИ. Я. История Джунгарского ханства. М., 1964. С. 364.

(обратно)

81

См.: Колоткин М. Н. Христианизация алтайцев в XVIII в. // Макариевские чтения: Материалы второй международной конференции / Отв. ред. В.Г. Бабин. Горно-Алтайск, 2004. С. 24–26.

(обратно)

82

ГА ТОТ. Ф. 156. 1754 г. Д. 84. Л. 3–6.

(обратно)

83

Там же. Д. 111. Л. 3, 5–8.

(обратно)

84

Там же. Д. 118. Л. 3 – 18.

(обратно)

85

Там же. л. 15.

(обратно)

86

См.: Вербицкий В. И. Очерк деятельности Алтайской Духовной миссии по случаю 50-летнего ее юбилея (1830–1880) // Памятная книжка Томской губернии 1885 года. Томск, 1885. С. 142.

(обратно)

87

См.: Крейдун Ю.А. Деятельность архимандрита Макария на Алтае / / История Православия на Алтае: Сб. статей. Барнаул / Ред. – сост. Ю. А. Крейдун, К. Н. Метельницкий. Барнаул, 2001. С. 11.

(обратно)

88

Цит. по: Метельницкий К. Н. О пребывании архимандрита Макария в г. Барнауле // История Православия на Алтае: Сб. статей. Барнаул / Ред. – сост. Ю. А. Крейдун, К. Н. Метельницкий. Барнаул, 2001. С. 9.

(обратно)

89

См.: Записки, находящегося в Бийском округе для обращения иноверцев к христианству, архимандрита Макари и братий его // Сборник исторических материалов о жизни и деятельности архимандрита Макария Глухарева. Орел, 1897. С. 19.

(обратно)

90

ЦХАФ АК. Ф. 26. Оп. 1. Д. 98. Л. 270-271об.

(обратно)

91

См.: Беликов Д.И., протоиерей. Томские старинные духовные начальники (заказчики): Исторический очерк. Томск, 1906. С. 56–64.

(обратно)

92

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп.1. Д. 5. Л. 2 об.

(обратно)

93

Правила миссионерского общежития были следующими:

«а) Желаем, да будет у нас нее общее, деньги, пища, одеяние, книги и прочие вещи, и сия мера да будет для нас удобностию в стремлении к единодушию.

б) Желаем тому из нас, которому определением Начальства будет поручено особенное попечение о деле проповедаиия, повиноваться по правилам иноческого общежития, как в поручениях, относящихся к проповеданию, так и в других отношениях и случаях. Он же должен во всех своих распоряжениях руководствоваться также правилами общежития иноческого и теми постановлениями, какие мы от Начальства приимем за руководство в служении проповедаиия.

в) Желаем принимать от него наставления с вниманием, смирением и любовию; а его наставления должны проистекать из Слова Божия и быть согласными с учением церкви Восточной Греческой.

г) Желаем быть пред ним искренними и откровенными в чистом исповедании помыслов и искушений наших, и вместе с ним учиться у Господа уклоняться от зла и творить благое; он же обязуется всякое исповедание таковое погружать в бездну милосердия Божия, отнюдь не обличать явно того, что ему открываемо будет за тайну, как во исправительных, так и во всяких других мерах своих действовать в смиренной памяти о собственной немощи, по долгу любви и снисхождения к братиям, и беспристрастно принимать от них благонамеренные советы, полезные замечания, кроткие напоминания, в случаях погрешительности поступков своих искренне виниться пред ними и просить у них прощение и пособие к исправлению своему» (ЦХАФ АК. Ф. 164. Он. 1. Д. 5. Л. 2 об.).

(обратно)

94

См.: Памяти миссионера, протоиерея Стефана Васильевича Ландышева // Томские епархиальные ведомости. 1884. 1 17. С. 2.

(обратно)

95

Записки находящегося в Бийском округе для обращения иноверцев к христианству архимандрита Макария и братий его / / Сборник исторических материалов о жизни и деятельности архимандрита Макария Глухарева. Орел, 1897. С. 19.

(обратно)

96

Записки находящегося в Бийском округе… С. 21.

(обратно)

97

От П. К. Фролова был, получены: потир, дискос, звездица, лжица, ковшичек и тарелочка с изображением Знамения Божией Матери (ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 5. Л. 18 об.).

(обратно)

98

Извлечения из путевых записок миссионера архимандрита Макария // Памятник трудов благовестников русских с 1793 по 1853 г. М., 1857. С. 123.

(обратно)

99

Там же. С. 124.

(обратно)

100

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 5. Л. 9.

(обратно)

101

Письма архимандрита Макария, основателя Алтайской Миссии / Под ред. К.В. Харламповича. Казань, 1905. С. 244.

(обратно)

102

Там же. С. 155.

(обратно)

103

Там же. С. 268.

(обратно)

104

ЦХАФ АК. Ф.164. Оп.1. Д.5. Л. 12, 12 об.

(обратно)

105

Там же. Л. 21.

(обратно)

106

ЦХАФ АК. Ф.164. Оп.1. Д.5. Л. 13.

(обратно)

107

ЦХАФ АК. Ф. 26. Оп.1. Д. 305. Л. 29–35 об.

(обратно)

108

ЦХАФ АК. Ф. 26. Оп. 1. Д. 305. Л. 37–43.

(обратно)

109

Ныне село Макарьевское Красногорского района Алтайского края.

(обратно)

110

См.: Крейдун Ю.А. К вопросу о периодизации деятельности Алтайской духовной миссии // Избранные страницы: Клубу любителей алтайской старины 15 лет. Барнаул, 2004. С. 133–141.

(обратно)

111

Алтайская духовная миссия. М., 1864. С. 5.

(обратно)

112

См.: Памятник тpудов благовeстников русских с 1793 до 1853 г. М., 1857. С. 188.

(обратно)

113

Известия из церковной Алтайской миссии. (Сообщены начальником миссии протоиереем Стефаном Ландышевым московской Спиридоновской церкви священнику Н. Лаврову, 1857 года.). С. 283.

(обратно)

114

См.: Яблонский Н. В. Путеводитель по Горному Алтаю. Томск, 1903. С. 129.

(обратно)

115

Алтайская духовная миссия. М., 1864. С. 5.

(обратно)

116

См.: Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1875 год. Томск, 1876. С. 15–16.

(обратно)

117

Священник Василий Ландышев. Воспоминания о Высокопреосвященнейшем Владимире, Архиепископе Казанском и Свияжском, бывшем начальнике Алтайской и Киргизской миссии //Томские епархиальные ведомости. 1900. 1 21. С. 22.

(обратно)

118

Пятьдесят лет священнослужения Высокопреосвященнейшего Архиепископа Томского Макария // Православный благовестник, 1911. 1 7. С. 292.

(обратно)

119

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 102. Л. 119 об.

(обратно)

120

Там же. Д. 113. Л. 76 об.

(обратно)

121

Там же. Оп. 1. Д. 52. Л. 2.

(обратно)

122

Там же. Д. 136. Л. 17–18 об.

(обратно)

123

Там же. Оп. 2. Д. 4. Л. 1-12 об.

(обратно)

124

См.: Крейдун Ю.А. Становление структуры миссионерских учреждений на Алтае // Материалы XV ежегодной богословской конференции Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Т. 2. М., 2005. С. 40–47.

(обратно)

125

См.: Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1910 год. Томск, 1911. С. 4.

(обратно)

126

Письма архимандрита Макария, основателя Алтайской Миссии / Под ред. К.В. Харламповича. Казань, 1905. С. 244.

(обратно)

127

Российский государственный исторический архив (далее РГИА). Ф. 799. Оп. 33. Д. 2121. Л. 6, 8, 10.

(обратно)

128

См.: Алтайская духовная миссия в 1870 году // Сборник сведений о православных миссиях и деятельности Православного миссионерского общества. Кн. 2. М., 1872. С. 279.

(обратно)

129

См.: Отчет Алтайской Духовной Миссии за 1901 год // Томские епархиальные ведомости. 1902. 1 8. С. 8.

(обратно)

130

См.: Отчет о Миссиях Томской епархии – Алтайской и Киргизской за 1891 год. Томск, 1892. С. 19.

(обратно)

131

См.: Отчет о Миссиях Томской епархии – Алтайской и Киргизской за 1890 год. Томск, 1891. С. 20.

(обратно)

132

ГА ТО. Ф. 184. Оп. 1. Д. 25. Л. 2.

(обратно)

133

Там же.

(обратно)

134

См.: Краткие записки из жизни покойного архимандрита Макария // Сборник исторических материалов о жизни и деятельности архимандрита Макария Глухарева. Орел, 1897. С. 19–21.

(обратно)

135

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 5.

(обратно)

136

См.: Письма архимандрита Макария, основателя Алтайской Миссии / Под ред. К.В. Харламповича. Казань, 1905. С. 326.

(обратно)

137

Отчет об Алтайской и Киргизской Миссиях за 1887 г. Томск, 1888. С. 41.

(обратно)

138

См.: Крейдун Ю.А. Улалинский миссионерский стан как центр духовного просвещения в Горном Алтае XIX – нач. XX веков // Макариевские чтения: Материалы четвертой международной конференции / Отв. ред. В.Г. Бабин. Горно-Алтайск, 2005. С.15.

(обратно)

139

См.: Сведения об АДМ за шесть лет (с августа 1856 г. по август 1862 г.) начальника миссии, протоиерея Стефана Ландышева. М., 1863. С. 15.

(обратно)

140

См.: Ландышев Cm., протоиерей. Выписка из дневника миссионера Духовной Алтайской миссии протоиерея Ст. Ландышева за первую треть 1859 года // Душеполезное чтение. 1861. Июль. С. 1.

(обратно)

141

См.: Алтайская духовная миссия в 1870 году / Сборник сведений о православных миссиях и деятельности Православного миссионерского общества. Кн. 2. М., 1872. С. 357.

(обратно)

142

См.: Ландышев Вас., свящ. Воспоминания о Высокопреосвященнейшем Владимире, Архиепископе Казанском и Свияжском, бывшем начальнике Алтайской и Киргизской миссии // Томские епархиальные ведомости. 1900. 1 21. С. 12.

(обратно)

143

Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1880 год // Томские епархиальные ведомости. 1881. 1 15. С. 220.

(обратно)

144

Отчет об Алтайской Духовной миссии за 1880 год // Томские епархиальные ведомости. 1881. 1 15. С. 221.

(обратно)

145

ЦХАФ АК. Ф. 3. Оп. 1. Д. 487.

(обратно)

146

Там же. Д. 1374.

(обратно)

147

См.: О миссиях Томской епархии Алтайской и Кигизской в 1882 году // Томские епархиальные ведомости. 1883. 1 8. С. 231–232; 1 10. С. 276.

(обратно)

148

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях Томской епархии за 1886 год. Томск, 1887. С. 8.

(обратно)

149

См.: Отчет Алтайской Духовной Миссии за 1905 год // Томские епархиальные ведомости. 1906. 1 9-10. С. 4.

(обратно)

150

Прибавления к церковным ведомостям. 1914. 1 9. С. 523–524.

(обратно)

151

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 90. Л. 224–225.

(обратно)

152

Из письма прот. Ст. Ландышева к свящ. Н.Д. Лаврову. Из Улалы, от 6 июля 1850 года // Памятник трудов благовестников русских с 1793 до 1853 года. М.: Тип. В. Готье. 1857. С. 185.

(обратно)

153

См.: Известия из церковной Алтайской миссии (Сообщены начальником миссии протоиереем Стефаном Ландышевым московской Спиридонов-ской церкви священнику Н. Лаврову, 1857 года.). Б.м., б.г. С. 285–286.

(обратно)

154

Ныне районный центр Онгудай Республики Алтай.

(обратно)

155

См.: Алтайская духовная миссия в 1870 году // Сборник сведений о православных миссиях и деятельности Православного миссионерского общества. Кн. 2. М., 1872. С. 275.

(обратно)

156

См.: Миссионерство на Алтае и Киргизской степи в 1885 году. Томск, 1886. С. 33–34.

(обратно)

157

Там же. С. 41.

(обратно)

158

См.: Отчет об Алтайской духовной миссии за 1875 год. Б.м., б.г. С. 26–28.

(обратно)

159

Миссионерство на Алтае и Киргизской степи в 1885 году. Томск, 1886. С. 2.

(обратно)

160

ГА ТО. Ф. 184. Оп. 1. Д. 9.

(обратно)

161

Миссионерство на Алтае и Киргизской степи в 1885 году. Томск, 1886. С.48.

(обратно)

162

См.: Яблонский Н.В. Путеводитель по Горному Алтаю. Томск, 1903. С. 129.

(обратно)

163

См.: Записки алтайского миссионера за 1866 год // Сборник сведений о православных миссиях и деятельности православного миссионерского общества. Кн. 1. М., 1872. С. 175–201.

(обратно)

164

См.: Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1911 год. Томск. 1912. С. 6–9.

(обратно)

165

См.: Приложение к отчету об Алтайской Духовной Миссии за 1912 год // Томские епархиальные ведомости. 1913. 1 13. С. 630–646.

(обратно)

166

См.: Миссионерство на Алтае и Киргизской степи в 1885 году. Томск, 1886. С. 48.

(обратно)

167

См.: О миссиях Томской епархии Алтайской и Кигизской в 1882 году // Томские епархиальные ведомости. 1883. 1 10. С. 279–280.

(обратно)

168

См.: Отчет о Миссиях Томской епархии – Алтайской и Киргизской – за 1890 год. Томск, 1891. С. 50.

(обратно)

169

Отчет об Алтайской и Киргизской Миссиях за 1887 год. Томск, 1888. С. 11.

(обратно)

170

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской Миссиях Томской епархии за 1884 год // Томские епархиальные ведомости. 1885. 1 11. С.1.

(обратно)

171

Миссионерство на Алтае и Киргизской степи в 1885 году. Томск, 1886. С. 5, 23.

(обратно)

172

Отчет о Миссиях Томской епархии – Алтайской и Киргизской – за 1890 год. Томск, 1891. С. 51.

(обратно)

173

О миссиях Томской епархии Алтайской и Кигизской в 1882 году // Томские епархиальные ведомости. 1883. 1 10. С. 280.

(обратно)

174

Миссионерство на Алтае и Киргизской степи в 1885 году. Томск, 1886. С. 43–45.

(обратно)

175

Миссионерство на Алтае и Киргизской степи в 1885 году. С. 47.

(обратно)

176

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской Миссиях Томской епархии за 1893 год. Томск, 1894. С. 19.

(обратно)

177

См.: Миссионерство на Алтае и Киргизской степи в 1885 году. Томск, 1886. С. 11.

(обратно)

178

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской Миссиях Томской епархии за 1884 год // Томские епархиальные ведомости. 1885. 1 11. С. 1.

(обратно)

179

См.: Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1910 год. Томск, 1911. С. 4.

(обратно)

180

См.: Булгаков С. В. Настольная книга для священно-церковно-служителя: В 2 ч. Ч. 1. М., 1993 (репринт: 1913). С. 1548–1549.

(обратно)

181

Кривоносое Я.Е., Скворцова Т.И. Православные храмы Барнаула. Барнаул, 2001. С. 81–105.

(обратно)

182

Алтайская духовная миссия в 1870 году / / Сборник сведений о православных миссиях и деятельности Православного миссионерского общества. Кн. 2. М., 1872. С. 366.

(обратно)

183

См.: Улалинская женская община новокрещенных на Алтае. СПб., 1863. С. 9.

(обратно)

184

См.: Путинцев М., протоиерей. Алтай. Его святыни. Миссионерство… М., 1891. С. 68.

(обратно)

185

См.: Чевалков М.В. Памятное завещание. Горно-Алтайск, 1990. С. 100.

(обратно)

186

См.: Обозрение епархии Его Преосвященством, Преосвященнейшим Макарием, Епископом Томским и Барнаульским в летние месяцы 1903 года. Б.м., б.г… С. 46.

(обратно)

187

Улалинская женская община новокрещенных на Алтае. СПб., 1863. С. 12.

(обратно)

188

Алтайская церковная миссия: Посвящается основателям перваго в отечестве Миссионерского Общества. СПб., 1865. С. 163.

(обратно)

189

Улалинская женская община новокрещенных на Алтае. СПб., 1863. С. 14–15.

(обратно)

190

ЦХАФ АК. Ф. 50. Оп. 20. Д. 2. Л. 274-283об.

(обратно)

191

ЦХАФ АК. Ф. 50. Оп. 20. Д. 2. Л. 276 об.

(обратно)

192

Там же. Л. 285–288.

(обратно)

193

См.: Алтайская церковная миссия: Посвящается основателям перваго в отечестве Миссионерского Общества. С. 192–193.

(обратно)

194

Алтайская духовная миссия в 1870 году / / Сборник сведений о православных миссиях и деятельности Православного миссионерского общества. Кн. 2. М., 1872. С. 366–367.

(обратно)

195

См.: Отчет об Алтайской духовной миссии за 1871–1875 гг. Томск, 1876. С. 4.

(обратно)

196

См.: Алтайская церковная миссия: Посвящается основателям перваго в отечестве Миссионерского Общества. С. 167.

(обратно)

197

От Улалы до Чемала и Чопоша: К истории Алтайской миссии // Томские епархиальные ведомости. 1905. 1 17. С. 4.

(обратно)

198

См.: Отчет об Алтайской духовной миссии за 1871–1875 гг. С. 2.

(обратно)

199

См.: Алтайская духовная миссия в 1870 году // Сборник сведений о православных мисси х и де тельности Православного миссионерского общества. Кн. 2. М., 1872. С. 369.

(обратно)

200

См.: Отчет об Алтайской духовной миссии за 1871–1875 гг. Томск, 1876. С. 1.

(обратно)

201

См.: Отчет об Алтайской духовной миссии за 1875 год. Б.м., б.г. С. 3.

(обратно)

202

См.: Путинцев М., протоиерей. Алтай. Его святыни. Миссионерство… С. 28.

(обратно)

203

См.: Отчет об Алтайской духовной миссии за 1871–1875 гг. С. 1.

(обратно)

204

ГА ТО. Ф. 184. Оп. 1. Д. 3. Л. 464.

(обратно)

205

См.: Отчет об Алтайской духовной миссии за 1875 год. Б.м., б.г. С. 3.

(обратно)

206

Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1880 год // Томские епархиальные ведомости. 1881. 1 15. С. 223.

(обратно)

207

Отчет об Алтайской духовной миссии за 1871–1875 гг. С. 5.

(обратно)

208

Отчет об Алтайской духовной миссии за 1875 год. С. 17.

(обратно)

209

Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1879 год // Томские епархиальные ведомости. 1880. 1 6. С. 118.

(обратно)

210

От Улалы до Чемала и Чопоша: К истории Алтайской миссии // Томские епархиальные ведомости. 1905. 1 17. С. 4.

(обратно)

211

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 62, 63.

(обратно)

212

Обозрение церквей и приходов епархии Его Преосвященством, Преосвященнейшим Макарием, Епископом Томским и Барнаульским в 1901 году // Томские епархиальные ведомости. 1901. 1 13. С.30.

(обратно)

213

См.: Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1902 год. Томск, 1903. С. 42.

(обратно)

214

Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1907 год. Томск, 1908. С. 38.

(обратно)

215

См.: Адлыкова А.П. Монастыри Алтайской Духовной миссии во второй половине XIX – начале XX века: Дисс… канд. ист. наук. Горно-Алтайск, 2003. С. 117–118.

(обратно)

216

Отчет об Алтайской и Киргизской Миссиях Томской епархии за 1893 год. Томск, 1894. С. 27.

(обратно)

217

См.: От Улалы до Чемала и Чопоша: К истории Алтайской миссии. С.5.

(обратно)

218

См.: Отчет об Алтайской Миссии за 1909 год // Томские епархиальные ведомости. 1910. 1 12. С. 490.

(обратно)

219

ГА ТО. Ф. 184. Оп. 1. Д. 25. Л. 26, 27.

(обратно)

220

См.: Из духовного наследия алтайских миссионеров. Новосибирск, 2000. С. 246.

(обратно)

221

См.: Потапов Л. П. Очерки по истории алтайцев. М. Л., 1953. С. 316.

(обратно)

222

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 158. Л. 29.

(обратно)

223

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 52. Л. 115.

(обратно)

224

ЦХАФ АК. Ф.164. Оп.1. Д. 62. Л. 327.

(обратно)

225

Там же. Л. 63.

(обратно)

226

Отчет об Алтайской духовной миссии за 1911 год. Томск, 1912. С. 40.

(обратно)

227

Отчет Алтайской духовной миссии за 1902 год. С. 6 (Прил.).

(обратно)

228

ГА ТО. Ф. 170. Оп. 4. Д. 843. Л. 37.

(обратно)

229

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 109. Л. 22 об.

(обратно)

230

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 120. Л. 120.

(обратно)

231

Там же.

(обратно)

232

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 100. Л.12.

(обратно)

233

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 65. Л. 58.

(обратно)

234

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 100. Л. 48.

(обратно)

235

ЦХАФ АК. Ф. 4. Оп. 1. Д. 3218. Л. 104.

(обратно)

236

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 121. Л. 4.

(обратно)

237

ЦХАФ АК. Ф. 109. Оп. 1. Д. 1. Л. 14.

(обратно)

238

ЦХАФ АК. Ф. 531. Оп. 1. Д. 31. Л. 35.

(обратно)

239

ЦХАФ АК. Ф. 690. Оп. 1. Д. 1. Л. 24.

(обратно)

240

Православный благовестник. М., 1912. 1 5. С. 226.

(обратно)

241

См.: Справочная книга по Томской епархии за 1911 год. Томск, 1912. С. 34.

(обратно)

242

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 52. Л. 15.

(обратно)

243

Там же. Оп. 8. Д. 77. Л. 52.

(обратно)

244

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 8. Д. 77. Л. 30.

(обратно)

245

Макарова-Мирская А.И. Полтора месяца на Алтае: Из писем к бабушке. Харьков, 1915. С. 107–108.

(обратно)

246

Православный благовестник. М., 1912. 1 5. С. 227.

(обратно)

247

См.: Там же. 1 4. С. 179.

(обратно)

248

Православный благовестник. 1912. 1 5. С. 230–232.

(обратно)

249

ЦХАФ АК. Ф. 170. Оп. 1. Д. 107. Л. 200.

(обратно)

250

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 95. Л. 209.

(обратно)

251

Там же. Д. 110. Л. 117.

(обратно)

252

ЦХАФ АК. Ф. 50. Оп. 15. Д. 326.

(обратно)

253

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 95. Л. 212.

(обратно)

254

Там же. Д. 100. Л. 40.

(обратно)

255

Там же. Д. 109. Л. 33–38.

(обратно)

256

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 95. Л. 213.

(обратно)

257

Там же. Л. 209 об.

(обратно)

258

Отчет Алтайской Духовной Миссии за 1913 год. Томск, 1914. С. 34.

(обратно)

259

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 110. Л. 116, 117.

(обратно)

260

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 95. Л. 209.

(обратно)

261

Там же. Д. 100. Л. 40–42.

(обратно)

262

Отчет Алтайской Духовной Миссии за 1913 год. С. 34.

(обратно)

263

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 89. Л. 67об.

(обратно)

264

См.: Отчет Алтайской Духовной Миссии за 1915 год. Томск, 1916. С. 5.

(обратно)

265

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 110. Л. 118.

(обратно)

266

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 89. Л. 29.

(обратно)

267

Там же. Д. 105.

(обратно)

268

Отчєт Алтайской Духовной Миссии за 1915 год.

(обратно)

269

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 109. Л. 24.

(обратно)

270

Там же. Д. 105. Л. 19 об.

(обратно)

271

ЦХАФ АК. Ф. 50. Оп. 15. Д. 326.

(обратно)

272

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 110. Л. 117–118.

(обратно)

273

Там же. Д. 121. Л. 88.

(обратно)

274

Там же. Л. 100 об.

(обратно)

275

Там же. Л. 120.

(обратно)

276

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 121. Л. 89 об.

(обратно)

277

Там же. Д. 109. Л. 33–38.

(обратно)

278

ЦХАФ АК. Ф. 1733. Оп. 1. Д. 65. Л. 42

(обратно)

279

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 109. Л. 127.

(обратно)

280

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 65. Л. 23.

(обратно)

281

Там же. Д. 86. Л. 32.

(обратно)

282

Там же. Д. 65. Л. 24.

(обратно)

283

Там же. Д. 109. Л. 127.

(обратно)

284

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 86. Л. 32.

(обратно)

285

Там же.

(обратно)

286

Там же. Д. 102. Л. 51 об.

(обратно)

287

Там же.

(обратно)

288

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 102. Л. 51 об.

(обратно)

289

Там же. Д. 86. Л. 3 об.

(обратно)

290

Там же. Д. 102. Л. 89.

(обратно)

291

Там же. Л. 99.

(обратно)

292

Там же. Л. 51.

(обратно)

293

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 102. Л. 89.

(обратно)

294

Там же. Д. 121. Л. 160.

(обратно)

295

Там же. Д. 104. Л. 27.

(обратно)

296

Там же. Д. 86. Л. 31 об.

(обратно)

297

Там же.

(обратно)

298

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 88. Л. 27 об.

(обратно)

299

Там же. Д. 97. Л. 1, 12 об.

(обратно)

300

Там же. Д. 105. Л. 85.

(обратно)

301

Там же. Д. 78. Л. 25.

(обратно)

302

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 78. Л. 218.

(обратно)

303

Там же. Д. 97. Л. 1, 12 об.

(обратно)

304

Там же. Д. 121. Л. 25.

(обратно)

305

Там же. Л. 158.

(обратно)

306

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 110. Л. 179–180.

(обратно)

307

Там же. Д. 120. Л. 161 об.

(обратно)

308

См.: Модоров Н. С. Россия и Горный Алтай: политические, социальные и культурные отношения (XVII–XIX вв.). Горно– Алтайск, 1996. С. 226.; Беликова А. П. Горный Алтай: истоки просвещения // Педагогика. 1995. 12. С. 98.

(обратно)

309

См.: Голубев П.А. Народное образование // Алтай: Историко-статистический сборник по вопросам экономического и гражданского развития Алтайского горного округа. Томск, 1890. С. 275.

(обратно)

310

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп.1. Д. 43.Л.10-10об.; Там же. Оп. 2. Д. 13. Л. 63–65.

(обратно)

311

См.: Обзор Томской губернии. Приложение к всеподданнейшему отчету. Томск, 1897. С.49.

(обратно)

312

См.: Макарий, епископ Томский и Барнаульский. Современное состояние Алтайской миссии // Православный благовестник. 1902. 1 18. С. 52.

(обратно)

313

ГА ТО. Ф. 184. Оп.1. Д. 28. Л. 5 об.

(обратно)

314

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях за 1887 год // Томские епархиальные ведомости.1888. 1 6. С. 2.

(обратно)

315

См.: Макарий, епископ Томский и Барнаульский. Современное состояние Алтайской миссии // Православный благовестник. 1902. 1 18. С. 52.

(обратно)

316

Отчёт об Алтайской Духовной Миссии за 1911 год. Томск, 1912. С. 16, 24–26.

(обратно)

317

См.: Филиппов М. Система инородческого образования по сочинениям Н.И. Ильминского / / Православный благовестник. 1899. 1 7. С. 310.

(обратно)

318

См.: Голубев П. А. Народное образование // Алтай: Историко-статистический сборник по вопросам экономического и гражданского развития Алтайского горного округа. Томск, 1890. С. 275.

(обратно)

319

См.: Сатлаев Ф. А. Горный Алтай в составе России. Горно-Алтайск, 1991. С. 133.

(обратно)

320

Справочник по городу Бийску и Бийскому уезду за 1911 год. Бийск, 1911. С. 51.

(обратно)

321

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 43. Л. 12–16.

(обратно)

322

См.: Казагачева 3. С. К истории народного образования // Кан-Алтай. Горно-Алтайск, 1994. Январь-март.

(обратно)

323

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп 1. Д. 52. Л. 20 об.

(обратно)

324

См.: Правила о церковно-приходских школах, высочайше утвержденные 13 июня 1884 года. Одесса, 1884. С. 5–6.

(обратно)

325

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 58. Л. 6.

(обратно)

326

Там же. Л. 56.

(обратно)

327

Там же. Д. 57. Л.144–151.

(обратно)

328

См.: Кацюба Д. В. Алтайская Духовная Миссия: Вопросы истории, культуры и благотворительности. Кемерово, 1998. С. 58.

(обратно)

329

См.: Узаконения и распоряжения о школах // Пастырско-миссионерский календарь. СПб., 1908. С. 309–310.

(обратно)

330

См.: Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР конца XIX – начала XX века / Ред. Э. Д. Днепров. М., 1991. С.103.

(обратно)

331

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д.10. Л. 118-118об.

(обратно)

332

ГА ТОТ. Ф. 144; Александр Сулоцкий. Д. 44а. Л. 117.

(обратно)

333

См.: Ястребов И. Миссионер Высокопреосвященнейший Владимир Архиепископ Казанский и Свияжский. Казань, 1898. С. 358.

(обратно)

334

См.: Ландышев В. С.,свящ. Воспоминания о Высокопреосвященнейшем Владимире, Aрxиепископе Казанском и Свияжском, бывшем начальнике Алтайской и Киргизской миссии // Томские епархиальные ведомости. 1900. 1 21. С. 21.

(обратно)

335

Отчет об Алтайской духовной миссии за 1871–1875 гг. Томск, 1876. С. 6.

(обратно)

336

См.: Макарий, архиепископ. Полное собрание проповеднических трудов Преосвященного Макария, архиепископа Томского и Алтайского (1884–1910 гг.). Томск, 1910. С. 524.

(обратно)

337

См.: Письмо П. Макушина о. Н. Д. Лаврову от 29 ноября 1867 года. Б.м. С. 8–9.

(обратно)

338

См.: Алтайская духовная миссия в 1870 году // Сборник сведений о православных миссиях и деятельности Православного миссионерского общества. Кн. 2. М., 1872. С. 357; Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1910 год. Томск, 1911. С. 7.

(обратно)

339

От Улалы до Чемала и Чопоша: К истории Алтайской миссии // Томские епархиальные ведомости. 1905. 1 17. С. 3.

(обратно)

340

См.: Миссионерство на Алтае и Киргизской степи в 1885 году. Томск, 1886. С. 40.

(обратно)

341

См.: Крейдун Ю.А. Улалинские миссионерские школы // Макариевские чтения: материалы третьей международной конференции / Отв. ред. В.Г. Бабин. Горно-Алтайск, 2004. С. 12–14.

(обратно)

342

Алтайская духовная миссия в 1870 году / / Сборник сведений о православных миссиях и деятельности Православного миссионерского общества. Кн. 2. М., 1872. С. 279.

(обратно)

343

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях за 1894 год. Томск, 1895. С. 39

(обратно)

344

См.: Алтайская духовная миссия в 1870 году // Сборник сведений о православных мисси х и де тельности Православного миссионерского общества. Кн. 2. М., 1872. С. 279.

(обратно)

345

Письмо П. Макушина о. Н. Д. Лаврову от 29 ноября 1867 года. Б.м. С. 1–9.

(обратно)

346

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д.46. Л. 2–5 об.

(обратно)

347

Алтайская духовная миссия в 1870 году / / Сборник сведений о православных миссиях и деятельности Православного миссионерского общества. Кн.2. М., 1872. С. 279.

(обратно)

348

См.: Обозрение церквей и приходов епархии Его Преосвященством, Преосвященнейшим Макарием, Епископом Томским и Барнаульским в 1901 году // Томские епархиальные ведомости. 1901. 1 13. С. 23.

(обратно)

349

См.: Крейдун Ю. А. 120 лет со времени первого набора учащихся в Бийское миссионерское катехизаторское училище // Страницы истории Алтая. 2003 г.: Календарь памятных дат. Барнаул, 2003. С. 117–123.

(обратно)

350

Алтайская духовная миссия в 1870 году / / Сборник сведений о православных миссиях и деятельности Православного миссионерского общества. Кн. 2. М., 1872. С. 279.

(обратно)

351

См.: Ястребов И. Миссионер Высокопреосвященнейший Владимир Архиепископ Казанский и Свияжский. Казань, 1898. С. 186.

(обратно)

352

См.: Эдоков В. И. Очерки истории изобразительного искусства. Горно-Алтайск, 1981. С. 4–5.

(обратно)

353

См.: Еркинова Р. М. Я сын Алтая // Наука, культура, образование. Горно-Алтайск, 2000. 1 6–7. С. 9–10.

(обратно)

354

ГАС РА. Ф. 664. Оп. 2 Д. 8. Л. 1.

(обратно)

355

Миссионерство на Алтае и в Киргизской степи в 1885 году. Томск, 1886. С. 65.

(обратно)

356

См.: Глухарев М., архимандрит. Мысли к успешнейшему распространению христианской веры // Свет Христов просвещает всех. Новосибирск, 2000. С. 163–290. (Гл. XVII.)

(обратно)

357

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской Миссиях за 1887 год. Томск, 1888. С. 47.

(обратно)

358

Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях Томской епархии за 1888 год. Томск, 1889. С. 23.

(обратно)

359

См.: Отчет по Бийскому Миссионерскому Катехизаторскому училищу за 1894/95 учебный год // Отчет Алтайской Духовной Миссии за 1895 год. Томск, 1896. С. 60–61.

(обратно)

360

Отчет по Бийскому Миссионерскому Катехизаторскому уч____ С. 52.

(обратно)

361

ЦХАФ АК. Ф. 186. Оп. 1. Д. 6.

(обратно)

362

РГИА. Ф. 2219. Оп. 1. Д. 16а. Л. 46. (Цит. по: Ершов Н. М. Дар чудотворной молитвы о. Иоанна Кронштадтского. СПб., 1994. С. 21.)

(обратно)

363

ЦХАФ АК. Ф. 186. Оп. 1. Д. 6. Л. 5.

(обратно)

364

Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1902 год. Томск, 1903. С. 18–20.

(обратно)

365

ЦХАФ АК. Ф. 186. Оп. 1. Д. 24. Л. 85 об.

(обратно)

366

Там же. Д. 26. Л. 74 об.

(обратно)

367

Там же. Д. 45. Л. 71 об.

(обратно)

368

Там же. Л. 89 об.

(обратно)

369

Там же. Д. 24. Л. 91 об.

(обратно)

370

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 4.

(обратно)

371

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях за 1894 год. Томск, 1895.

(обратно)

372

Отчет об Алтайской и Киргизской Миссиях за 1887 год. Томск, 1888. С. 48.

(обратно)

373

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 37. Л. 2–3 об.

(обратно)

374

РГИА. Ф. 803. Оп. 1. Д. 661. Л. 4. (Цит. по: Из духовного наследия алтайских миссионеров. Новосибирск, 1998. С. 144.)

(обратно)

375

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях Томской епархии за 1888год. Томск, 1889. С. 69–78.

(обратно)

376

Там же. С. 76.

(обратно)

377

См.: Отчет по Бийскому Миссионерскому Катехизаторскому училищу за 1894/95 учебный год // Отчет Алтайской Духовной Миссии за 1895 год. Томск, 1896. С. 71.

(обратно)

378

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях Томской епархии за 1888 год. Томск, 1889. С. 77.

(обратно)

379

Отчет по Бийскому Миссионерскому Катехизаторскому училищу за 1894-95 учебный год // Отчет Алтайской Духовной Миссии за 1895 год. Томск, 1896. С. 69.

(обратно)

380

Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях за 1894 год. Томск, 1895. С. 40.

(обратно)

381

См.: Отчет по Бийскому Миссионерскому Катехизаторскому училищу за 1894-95 учебный год // Отчет Алтайской Духовной Миссии за

1895 год. Томск, 1896. С. 55.

(обратно)

382

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях за 1894 год. С. 58.

(обратно)

383

Отчет по Бийскому Миссионерскому Катехизаторскому училищу за 1894-95 учебный год // Отчет Алтайской Духовной Миссии за 1895 год. С. 56.

(обратно)

384

ЦХАФ АК. Ф. 186. Оп. 1. Д.13.

(обратно)

385

Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях за 1894 год. С. 47.

(обратно)

386

См.: Отчет о состоянии Алтайской духовной миссии за 1898 год. Томск, 1899. С. 10–11.

(обратно)

387

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях за 1894 год. С. 44–45.

(обратно)

388

ЦХАФ АК. Ф. 186. Оп. 1. Д. 6.

(обратно)

389

Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях за 1894 год. С. 44–45.

(обратно)

390

Отчет об Алтайской Миссии за 1908 год // Томские епархиальные ведомости. 1909. 1 17. С. 703.

(обратно)

391

Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1902 год. Томск, 1903. С. 40.

(обратно)

392

См.: Миссионерские известия и заметки: Известия с Алтая // Томские епархиальные ведомости. 1901. 1 22. С. 21.

(обратно)

393

Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1902 год. С. 41.

(обратно)

394

Миссионерские известия и заметки: Известия с Алтая // Томские епархиальные ведомости. 1901. 1 22. С. 21–22.

(обратно)

395

Новиков Ив. Обозрение церквей и приходов епархии Его Преосвященством, Преосвященнейшим Макарием, Епископом Томским и Барнаульским в 1901 году // Томские епархиальные ведомости. 1901. 1 13. С. 26.

(обратно)

396

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 56. Л. 25-26об.

(обратно)

397

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 105. Л. 32.

(обратно)

398

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 136. Л. 35.

(обратно)

399

Там же. Д. 157. Л. 13 об.

(обратно)

400

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 104. Л. 112.

(обратно)

401

Там же. Л. 102.

(обратно)

402

Там же. Л. 120.

(обратно)

403

ЦХАФ АК. Ф. 239. Оп. 1. Д. 33. Л. 22.

(обратно)

404

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 157. Л. 8об.

(обратно)

405

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 90. Л. 50.

(обратно)

406

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 90. Л. 161.

(обратно)

407

Там же. Л. 58.

(обратно)

408

Там же. d. 113. k. 76.

(обратно)

409

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 136. Л. 40.

(обратно)

410

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 113. Л. 76.

(обратно)

411

ГА ТО. Ф. 170. Оп. 7. Д. 522. Л. 12.

(обратно)

412

ГА ТО. Ф. 184. Оп. 1. Д. 29. Л. 10.

(обратно)

413

Из духовного наследия алтайских миссионеров. Новосибирск, 1998. С. 20.

(обратно)

414

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 136. Л. 17, 17 об.

(обратно)

415

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 85. Л. 197.

(обратно)

416

Там же. Л. 188.

(обратно)

417

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 105. Л. 1,1 об.

(обратно)

418

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 158. Л. 97, 97 об.

(обратно)

419

Там же. Л. 118, 118об.

(обратно)

420

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 61. Л. 81.

(обратно)

421

См.: Ястребов И. Миссионер Высокопреосвященнейший Владимир Архиепископ Казанский и Свияжский. Казань, 1898. С. 158.

(обратно)

422

Отчет об Алтайской духовной миссии за 1871–1875 гг. Томск, 1876. С. 6.

(обратно)

423

Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1877 год. Томск, 1878. С. 13.

(обратно)

424

См.: О миссиях Томской епархии Алтайской и Кигизской в 1882 году // Томские епархиальные ведомости. 1883. 1 13. С. 385.

(обратно)

425

См.: Извлечение из всеподданнейшего отчета обер-прокурора Святейшего Синода К.Победоносцева, по ведомству православного исповедания за 1879 год. СПб., 1881. С.40.

(обратно)

426

См.: Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1880 год // Томские епархиальные ведомости. 1881. 118. С. 277.

(обратно)

427

См.: Миссионерство на Алтае и Киргизской степи в 1885 году. Томск, 1886. С. 41.

(обратно)

428

См.: Отчет об Алтайской Духовной Миссии за 1910 год. Томск, 1911. С. 7.

(обратно)

429

См.: Модоров Н. С. Россия и Горный Алтай: политические, социально-экономические и культурные отношения в XVII–XIX вв. Горно-Алтайск, 1996. С. 275–276.

(обратно)

430

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 158. Л.13.

(обратно)

431

Там же. Л. 101.

(обратно)

432

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 115. Л. 26.

(обратно)

433

РГИА. Ф. 799. Оп. 33. Д. 2158. Л. 44, 46.

(обратно)

434

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 120. Л. 119–122.

(обратно)

435

ГАТО. Ф. 184. Оп. 1. Д. 25. Л. 53.

(обратно)

436

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 90. Л. 177.

(обратно)

437

Там же. Л. 50.

(обратно)

438

Там же. Д. 89. Л. 122–123.

(обратно)

439

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп.1. Д.136. Л. 35.

(обратно)

440

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д.105. Л. 32; Оп. 1. Д. 157. Л. 8 об.

(обратно)

441

ГА ТО. Ф. 170. Оп. 3. Д. 5007. Л. 1.

(обратно)

442

См.: Указ Его Императорского Величества Самодержца Всероссийского из Святейшего Правительствующего Синода от 20 августа 1864 года // Правила о церковных православных братствах и положение о приходских попечительства. при православных церквах. СПб., 1904. С. 8—11.

(обратно)

443

Ястребов И. Миссионер Высокопреосвященнейший Владимир Архиепископ Казанский и Свияжский. Казань, 1898. С. 167.

(обратно)

444

Там же.

(обратно)

445

Ястребов И. Миссионер… С. 208.

(обратно)

446

См.: Отчет об Алтайской и Киргизской миссиях за 1894 год. Томск, 1895. С. 16.

(обратно)

447

Справочная книга по Томской епархии за 1898/99 гг. Томск, 1900. С. 54–73; Справочная книга по Томской епархии за 1914 год. Томск, 1914. С. 65–86.

(обратно)

448

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 86. Л. 24 об.-25.

(обратно)

449

См.: Макарий, епископ Томский. Миссионерство на Алтае и Киргизской степи в 1885 году. Томск, 1886. С. 6.

(обратно)

450

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 35. Л. 21, 22.

(обратно)

451

Там же. Д. 86. Л. 3, 14 об.

(обратно)

452

Казагачева З.С. Зарождение алтайской литературы. Горно-Алтайск, 1972. С. 8–9.

(обратно)

453

Левитин С. К вопросу об инородческой школе и национальному самоопределению / / Инородческая школа: Сб. статей. Пг., 1916. С. 28–29.

(обратно)

454

ГА ТО. Ф. 184. Оп. 1. Д. 28. Л. 2 об.-3.

(обратно)

455

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 60. Л. 104–104 об.

(обратно)

456

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 98. Л. 270–271 об.

(обратно)

457

Записки находящегося в Бийском округе для обращения иноверцев к христианству архимандрита Макария и братий его // Сборник исторических материалов о жизни и деятельности архимандрита Макария Глухарева. Орел, 1897; Извлечения из путевых записок миссионера архимандрита Макария // Памятник трудов благовестников русских с 1793 по 1853 г. М., 1857; Краткие записки из жизни покойного архимандрита Макария // Сборник исторических материалов о жизни и деятельности архимандрита Макария Глухарева. Орел, 1897; Вербицкий В.И. Очерк деятельности Алтайской Духовной миссии по случаю 50-летнего ее юбилея (1830–1880) // Памятная книжка Томской губернии 1885 года. Томск, 1885; Письма архимандрита Макария, основателя Алтайской Миссии / Под ред. К.В. Харламповича. Казань, 1905; Сборник исторических материалов о жизни и деятельности настоятеля Болховского Троицкого Оптина монастыря, отца архимандрита Макария Глухарева. Орел, 1897; Ястребов И. Краткие сведения о жизни и деятельности архимандрита Макария, основателя Алтайской Духовной Миссии. Бийск, 1893.

(обратно)

458

Ежегодные официальные отчеты миссии.

(обратно)

459

ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 2. Оп. 2. Д. 115. Л. 43-44об.

(обратно)

460

В соответствии с ежегодными клировыми ведомостями церквей Алтайской духовной миссии.

(обратно)

Оглавление

Введение

Глава 1 Основание Алтайской духовной миссии и первый миссионерский стан

  Проповедь христианства до создания миссии

  Приезд архимандрита Макария (Глухарева) и выбор места для стана

  Характер административной и просветительской деятельности архимандрита Макария

Глава 2 Административные структуры Алтайской духовной миссии

  Периодизация истории

  Формирование и развитие административной структуры

  Центральные пункты

  Территориальное и административное деление

Глава 3 Монастыри Алтайской духовной миссии во второй половине XIX – начале XX в.

  Улалинский Никольский женский монастырь

  Чулышманский Благовещенский мужской монастырь

  Бийский Тихвинский женский монастырь

  Чемальская женская община-приют

  Александро-Невский мужской скит

  Матурская Иверская женская община

Глава 4 Учебные и благотворительные заведения, подготовка кадров в Алтайской духовной миссии в XIX – начале XX в.

  Первые миссионерские школы

  Улалинское миссионерское училище

  Бийское миссионерское катехизаторское училище

  Новые миссионерские школы

  Больницы и приюты

  Приходские попечительства

  Система школьного образования в начале ХХ в

Послесловие

Список литературы

Приложения

  Приложение 1 Официальное уведомление протоиерею Созонту Куртукову о назначении архимандрита Макария миссионером в Бийский округ[456]

  Приложение 2 Сотрудники архимандрита Макария на Алтае[457]

  Приложение 3 Отделения Алтайской духовной миссии[458]

  Приложение 4. Список церковно-приходских школ, находящихся в ведении Алтайской духовной миссии в 1916 г.[459]

Иллюстрации Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg