«Дверь в стене»

Дверь в стене (fb2) - Дверь в стене 37731K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Геннадий Александров

1

Мы живём во времена, когда на мир изливается сбивающий нас с ног поток информации. Хлещет, несётся, тащит нас за собою, мы только время от времени, отфыркиваясь, голову успеваем наверх выставить, да тут же дно из под ног уходит, пятка едет, локоть опоры не находит, бултых, и опять кружит, вертит нас, забивает нам рот, нос, глаза, уши, где верх, где низ, где мы, где они, где он, где она, не разобрать, не понять, не определить, чёрт с ними со всеми, но и себя не найдёшь, карау-у-ул!

А караулу что… Караул давным-давно устал и спасение утопающих ныне стало делом рук самих утопающих. Утонуть мы ещё утонули не совсем, и не про нас пока кричат детские голоса, приглашающие милого тятю полюбоваться на богатый улов. Так что давайте-ка мы от потока немножко в сторонку отползём, пусть без нас струит эфир, бежит, шумит Гвадалквивир, ну, а мы - на бережок и попытаемся обрести если не душевное равновесие, то хоть почву под ногами. Попробуем спастись. Ну хоть понарошку, хоть на словах, времена ведь такие пошли, что скоро и словами не спасёшься. Так что давайте-ка мы о вечном, о вещах, как говорится, базовых. О камнях треугольных, тех самых, что кладутся во главу угла.

Итак - есть планета.

Планета называется Земля.

На планете есть 192 государства.

192 паука в банке.

В баньке.

Деться им из баньки некуда. Некоторые и рады были бы куда сбежать, да нет, брат, шалишь, живи тут! Ну и живут наши пауки как могут. И как могут умирают. "Шёл, шёл паучок и упал на бочок."

Для того, чтобы жить и падать не слишком часто, потребны какие никакие правила, "паучье общежитие", "мир без границ", "мирное сосуществование" и прочая паутина. Правила подразумевают и того, кто эти правила не только установит, но ещё и будет иметь возможность заставить остальных эти правила соблюдать. Причём вне всякой зависимости от того, всем ли эти правила нравятся. "Dura Lex Sed Lex."

Ну и вот - тем, кто заставляет всех остальных жить не "по совести" и не "по лжи", а "по закону", является самое сильное из имеющихся на данный момент в баньке государство. Не заходя в прошлое слишком уж далеко (не углубляясь в него и, Боже упаси, не ускоряясь), припомним, что в сравнительно недавние времена таким "мировым жандаромом" или "смотрящим" была Испания, её сменила Франция, а Францию сменила Британская Империя. Уже на нашей памяти за право занять пригретое британцами местечко сошлись победители во Второй Мировой Войне США и Россия. Глобальная схватка соискателей, длившаяся почти сорок лет, называлась Холодной Войной и Россия эту войну проиграла.

Победитель, Соединённые Штаты, заставляет сегодня ходить всех остальных по струночке. Это ни плохо, ни хорошо, это так, как оно есть. Некая закономерность, иначе и быть не могло. Иначе в том смысле, что победитель всегда один. Но что заставляет его стремиться к победе? Что является стимулом? "Мотивацией"? Что заставляет то или иное государство стремиться к "одиночеству тигра в джунглях"? К "одиночеству паука в баньке"?

Нельзя не заметить, что как только очередной тигр добивается вожделенного "одиночества", то в качестве нагрузки он получает не благодарность остальных обитателей джунглей, а всеобщую нелюбовь. Что-что, а это - обязательно. И не знаю, как относились к данному явлению испанцы и французы, но вот британцы были к чужой нелюбви равнодушны, а американцам на неё откровенно наплевать. Вопрос любви-нелюбови не так немаловажен как может показаться. Вот, скажем, русским (русским как нации) по какой-то причине нужно, чтобы их непременно любили, а ведь, победи в Холодной Войне Россия и к ней в мире относились бы примерно так же, как традиционно относятся к русским поляки. И если России суждено вновь собраться, вернуться и предпринять повторную попытку восхождения, то данное обстоятельство следует учитывать с самого начала.

У этой медали есть и другая сторона. Что даёт победителю силы не обращать внимания на косые взгляды других многоглазчатых пауков?

(Какие, однако, сложности и какие страсти, а? Шекспир, да и только. С примкнувшим к нему Фёдором Михайловичем.)

Ну, ладно… Так вот - простецы объясняют упорство и долготерпение стремящегося к "мировому господству" государства в высшей степени приземлённо - "ресурсы!" - говорят они. "Нефть" - говорят они. "Золото!" - говорят они. "Много денег и машин!"

У простецов разбегаются глаза. Прямо как у маленьких паучков. Глазками - сверк-сверк, ресничками - мырг-мырг. "Меня бы в главные пауки! - думает он, - я бы сразу в Эмираты, там мне муху потолще и позеленее, и я с нею в ванну с шампанским - бух! Плюх! Вот это жисть…"

При этом никто не видит (и не хочет видеть) и не понимает (и не хочет понимать, вот ведь в чём всё дело!) какие усилия требуются от победителя. От условного Испанияфранциябританияамерика. Ему, победителю, ведь не голая муха-цокотуха в подставленные руки сверху с визгом сваливается, ему на плечи ложится великая, непредставимая человеческим умом тяжесть, победитель начинает "держать" мир.

Победитель - это Атлант. Не всегда красивый, но тут уж ничего не поделаешь, кто выиграл, тот и держит.

А теперь подумайте сами - на фига пауку баян? На фига ему эта тяжесть? Мало того, что трудно, так ведь даже и нос не почешешь, если в ноздрю муха заползёт. Стоит наш Атлант, и только рожи грозные корчит, а муха знай себе - резвится.

Так вот дело всё в том, что все мыслимые и неосмысляемые нами трудности искупаются всего одним обстоятельством - "удерживающий" получает право "творчества", он творит реальность, в которой мы с вами живём. Грубо говоря, он получает право рисовать декорации в театре, зрителями в котором явлются "паучки". Люди. Человечество.

"Удерживающий" получает право создать "конструкт". И он этим правом, что вполне естественно, пользуется невозбранно. Он задаёт "тему" декорации.

"Лето, залив, горы."

И остальные, хотят они того или нет, но начинают жить летом, в заливе у подножия гор.

И остальные (если они того хотят) могут поучаствовать в процессе. И вот тут начинается интересное. Участвовать может каждый, но в рамках не только картины, но ещё и заданной темы. Хочешь рисовать? Да пожалуйста - можешь нарисовать пальму или белый барашек на бегущей к берегу волне, но всё рисуемое не должно из заданной темы выпадать. "Ни-ни-ни!" Может, конечно, сыскаться (и непременно время от времени сыскивается) некий rebel without a cause, этакий "хулиган", пытающийся намалевать белого медведя на пляже, но такого паука, сбившись в кучу, быстро скрутят большинством под зубовный скрежет меньшинства, которому обрыдли солнышко и "бриз".

Для того, чтобы внести в реальность детали, позволяющие радикально изменить её смысл, нужно для начала сменить "удерживающего".

Хочешь других декораций? Нет ничего легче - становись сильнее США, сменяй их в их роли, и рисуй на заднике, что твоей душеньке угодно. Не нравится лето и залив? Никто не мешает тебе загрунтовать старое изображение и изобразить вместо него ледяную пустыню с медведями, северным сиянием и чукчами в чуме. И у остального человечества немедленно пойдёт пар из рта, оно научится есть сырую рыбу, а вместо бикини в моду войдут расшитые бисером кухлянки. А самым популярным мальчуковым именем станет имя Аркаша. Ну, а пока этого не произошло, Аркаша, как и все, ходит в шортах по палубе плывущей где-то под Южным Крестом яхты.

Очень важно ещё вот что - удерживающий получает то преимущество, что его язык становится языком мира. Языком, который наиболее точно описывает реальность. И тогда, как встарь, далеко не одни только великие русские писатели начинают почитать своим долгом вставлять в нетленку фразы, а то и целые страницы на французском, точно так же, как и сегодня "элиты" ста девяносто одного государства предпочитают изъясняться на языке государства под номером сто девяносто два.

При этом по той причине, что декорация - декорация, то и изображение на неё наносится кистями и красками, и подправляется картинка тем же самым. Тоже кистями и тоже красками.

Так вот кисти и краски эти называются пропагандой.

И у держащего на себе мир пропаганда ему под стать - валик на рукояти и к валику ведро белил, а у других - тюбик и кисточка. А есть ещё и такие, у которых школьный набор акварельных красок, и они тоже лезут, путаются под ногами, сопят, норовят чего-то там в уголочке пририсовать. Ну гении же! "Уго Чавес и Муаммар Каддафи." А рядом с ними совсем малышок, подпрыгивает, тянется, в ручонке у него уголёк, рисовать он толком не умеет, но тоже по себе память на картине оставить хочет, пишет, старается, подпрыгнет - буковку, подпрыгнет - буковку. "Му-га-б… б… … е". Торопится, спешит, пока по нему всему вместе с его угольком валиком не прошлись. "Хоть день, а мой!"

2

Мировой "конструкт" или декорации, в окружении которых мы живём, создают некий контекст, некую псевдореальность, которую человечество принимает за реальность истинную и относится к ней в высшей степени серьёзно, как и положено, вообще-то, к реальности относиться.

Мысль не новая, но актуальности своей со временем отнюдь не теряющая, а как бы даже и наоборот, поскольку чем более вы убеждены в истинности навязываемой вам "картины мира", тем она крепче, связь тут прямая - чем серьёзнее вы, тем серьёзнее пропасть, в которую вы вглядываетесь, и пределов той серьёзности нет, человечество не один раз и не два имело возможность убедиться на собственной шкуре, что его собственная серьёзность вполне может доходить до степени серьёзности звериной.

Достаточно доходчивый аналог происходящего - кинематограф.

Если фильм хорош, то он заставляет зрителя на пару часов переместиться в заэкранную действительность, захваченный кинодейством зритель замещает то, что он считает реальностью, реальностью фильма, иногда это происходит против его воли, но многие, напротив, с готовностью "убегают", убегая "отсюда", они бегут "туда", предпочитая выдумку режиссёра Обрыдшей действительности, не понимая, что их действительность если и отличается от зала кинотеатра, то разве что размером экрана и количеством посадочных мест.

А действительность, то-есть проговорённый словами контекст, задаёт и всё остальное, вообще всё, в том числе и то, что люди называют "ценностями", причём ценностями в самом широком смысле, от ценностей "моральных" и до "пошлых денежных знаков".

Отсюда становится понятна и мотивация государства, стремящегося к "мировому господству", за свои усилия Удерживающий получает плату, отныне он может назначать в "ценности" то, что он находит нужным, отныне он и только он становится тем волшебником, который наполняет новым смыслом старые слова или вкладывает смысл старый в слова новые.

Удерживающий заставляет всех остальных (а остальные - это остальные государства) жить внутри фильма, режиссёром которого является он, он пишет сценарий и он же распределяет роли, он определяет не только кто будет играть роль любовника, а кто старого смешного мужа, но он решает и кто пойдёт в осветители, а кто в суфлёры, он пишет смету и он же определяет сроки, в которые фильм должен быть доснят.

А остальные государства, те, что проиграли, те, что не смогли, и те, что даже и не пытались играть, становятся теми, кем им "назначено быть". И начинают лицедействовать. Или освещать. Или трудиться рабочими сцены. Или при наличии некоего набора "прелестей" ублажать режиссёра в надежде, что он выпустит их на съёмочную площадку и даст "сыграть рольку".

А поскольку ничто человеческое ни рабочим сцены, ни осветителям, ни инженю не чуждо, то они, пыжась, объясняют живущим в них народам, что никакие они не рабочие сцены, а Assistant Managers, или что хотя по сценарию их роль второстепенна, на самом деле она для фильма - ключевая и без них режиссёру никуда, а актёришка, исполняющий роль главного злодея, при помощи пропаганды тонкими намёками разъясняет окружающему миру, что режиссёр болван и фильм заранее обречён на неудачу, и что пока не поздно, следует режиссёра из режиссёров выгнать и дать доснять фильм ему, гению, который пусть и не сегодня, но рано или поздно будет таковым непременно признан. "Ну вы же меня знаете, вы ведь помните, какие победы я одерживал в XVII веке!"

Дело только в том, что режиссёру на всё на это наплевать и не потому даже, что он режиссёр, а потому, что все, кто мельтешатся на отведённой для съёмок площадке, имеют смысл исключительно в контексте снимаемого фильма. Не будет фильма, не будет никого. Не будет ни белки, ни свистка.

На площадке "потухнет свет". Это то, чего все боятся.

Помните великолепный фильм "Трюкач"? Так вот Питер О'Тул там - такой вот Режиссёр, создающий реальность в реальности и трудно сказать, какая из них реальнее, поскольку фальшивая (вроде бы) реальность снимаемого им фильма обладает силой воскрешать утопленников и созданная Режиссёром псевдо-реальность убедительна настолько, что в неё верит даже и местный начальник полиции, не говоря уж о получившем новую жизнь Трюкаче.

Ещё пример.

И пример, если уж мы завели речь о Le Cinéma, тоже кинематографический. Есть такой фильм, называется он The Cincinnati Kid, так вот он с наглядностью, доходящей до степени даже и чрезмерной, показывает нам модель мироустройства. Микрокосм Мира. "Как оно всё работает."

Если вы этот фильм не видели, посмотрите обязательно, даже и в том случае если вам неинтересны все эти разговоры "за гео- и прочую политику", удовольствие вы получите всё равно. Фильм хорош во всех смыслах и актёры там как на подбор, а уж если вы любите играть в карты, то вас от монитора и за уши не оттащишь.

Фабула там достаточно проста - в Новый Орлеан, вернее, в старый, до-потопный, прибывает с деловым визитом The Man, так кличут признанного за лучшего в масшабах Штатов профессионального игрока в покер. Наш Мужик ни в коем случае не карточный шулер, для него покер это Игра в некоем высшем смысле, в ней для него сосредоточен смысл Жизни, Игра не как Искусство даже, а как Религия, и он не только в глазах окружающих, но и в своих собственных является не только Мастером Игры, но и Жрецом, Игре служащим, Жрецом, складывающим к ногам своего божества головы побеждённых.

Ну, а там затейница Судьба складывает обстоятельства таким образом, что ему бросает вызов местная знаменитость в лице Стива Маккуина, словом, всё как всегда, всё - как в жизни, авторитет и претендент, вожак и бросающий ему вызов молодой волк. Вокруг поединка закручиваются страсти-мордасти, помимо двух участников туда оказывается вовлечена целая куча народу и всё, как на ось земную, оказывается посажено по центру обитого зелёным столика. А за столиком двое. И идёт там - Игра. "Начали? Начали!"

Так вот, как я уже говорил, помимо двух главных участников в Игре кто только участия не принимает, причём участвуют они даже и тогда, когда непосрественно не играют, и участвуют по самым разным причинам, некоторые и не хотят участвовать, но Игра беспощадна и она затягивает их в себя, на маленькие желания маленьких людей не обращая ни малейшего внимания, затягивает как Мальмстрём. И получается так (помимо их воли!), что все они выходят врагами друг другу. Выиграть может только один. Из-за стола встанет один победитель, а все остальные - останутся в проигравших. Более того, их желание или нежелание играть, их желание или нежелание жульничать, их стремление извлечь из Игры какие-то преференции, к самой Игре вроде бы не относящиеся, удовлетворение их маленьких и больших страстей и страстишек, плотских или каких иных утех, их вожделение, их жадность, их тщеславие и желание обмануть друг друга, да даже и их честность - всё это имеет смысл только и только до тех пор, пока длится Игра.

Каждый из них может разбить реальность Игры и выйти вон. Кто тихо, кто громко хлопнув дверью. Но никто не выходит, ни один. Они все остаются. Остаются и те, кто непосредственно играет, остаются даже тогда, когда, проиграв, один за другим они отходят от столика и оказываются среди зрителей, остаются и те, кто просто смотрит и не может рассчитывать ни на что. Создаётся впечатление, что участники ощущают себя живыми лишь до тех пор, пока идёт Игра. И даже когда Игра закончится и они разойдутся по домам, они будут продолжать жить Игрой. Даже если они её проиграли.

Когда вы досмотрите фильм, попробуйте мысленно поставить на место людей государства и вы получите картину мира во всей её неприглядной наготе.

3

Фильм Cincinnati Kid даёт представление о жизни государств (а жизнь есть война) куда более полное и глубокое, чем многотомные рассуждения "на тему", кино именно и хорошо своей "выпуклостью", но вместе с тем фильм это всего лишь фильм и от жизни (жизни как войны) он отличается тем, что жизнь это жизнь, а фильм это намёк, но намекает он на сказку, а сказка лжёт не всегда.

Означает ли это, что когда сказка не лжёт, она говорит нам правду?

"Что есть истина?" спрашивал пару тысяч лет назад один очень умный человек, и спрашивал он, заранее зная, что человек ответить на этот вопрос не может, что бы он там ни отвечал. Неважно каким ответ будет, сам факт ответа будет означать непонимание отвечающим того, что источник его уверенности в "истинности" истины проистекает из его же веры в эту самую "истинность".

Reality is what we take to be true… …What we take to be true is our reality.

Но как нам быть, если "истин" две? А если "истин" много?

"Что делать?"

Мы живём в мире материи, в мире Человека, и Человек нашёл, что делать. В нашем мире истинна та истина, которая побеждает. Всех реальностей реальней та реальность, которая победила. Исторична та история, которую пишет победитель.

Именно по этой причине те, кто "могут", хотят победителем быть. Каких бы жертв и усилий это хотение ни потребовало. Цель оправдывает средства, поскольку, став "удерживающим", вы получаете возможность творить. Творить мифы. И не только сегодняшние, но и вчерашние. Победитель заново переписывает Историю. При этом он ничего не придумывает, в этом просто нет нужды. Победитель берёт старые кирпичи и складывает из них новые стены.

И складывает он их так, как ему хочется-можется. Старая стена была декоративной, в полкирпича, а он её перекладывает в стену в полтора кирпича, в капитальную, да ещё и кирпичики теперь лежат не в том порядке, что раньше.

Была одна Жанна д'Арк, а стала другая. И другой она стала потому, что раньше про неё рассказывали вам, а вы слушали. А теперь про неё рассказываете вы и все вокруг уши развешивают. И рассказываете вы про неё то, что вы находите нужным. И показываете вы её такой, какой находите нужным вы же. А вы находите нужным показать её "Милой Йовович". И отныне, заслышав имя Жанна д'Арк, населенец планеты Земля слышит "Жанна д'Арк", но видит он при этом "Милу".

Что, непохожа на настоящую? А вы настоящую видели? "Что есть истина?"

А и в самом деле, что есть истина?

Вот есть миф и есть человек. И есть миф об этом человеке. Человек как часть мифа. Есть некий "коктейль." И пропорции, в которых смешиваются в коктейле те или иные ингридиенты, определяет тот, кто миф создаёт. Берём человека реальнейшего, добавляем того, сего, трясём, и - нате, отведайте. Как вам? Нравится? "Shaken not stirred." А смешать можно разное и по-разному. Захотите - отхлебнёт человечество и забалдеет. А захотите - плеваться будет. И это при том, что речь в мифе будет идти об одном и том же человеке. Весь секрет - в деталях, в "пропорциях" джина и тоника, а пропорции опеределяет тот, кто коктейль смешивает, тот, кто решает, сколько перьев в хвосте у петуха будет, тот, кто стену складывает, а складывает её каменщик, только не тот каменщик, что mason, а тот, что winner, а победитель, как известно, забирает всё.

Пример:

Чего б нам такого в качестве примера привести? Или - кого б..? А, вот отличный пример мифотворчества, лучше не придумать - возьмём-ка мы с вами Джона Кеннеди. Джона Фитцджеральда. ДжейЭфКея.

Создан миф, согласно которому Джон Кеннеди является одним из лучших президентов в истории Соединённых Штатов. Светлый образ, а в виде нимба - убийство. "Мученичество." Американцы страсть как любят проводить "опросы общественного мнения" по самым разным поводам, и с точки зрения государства страсть эта, безусловно, оправданна, так как позволяет более-менее представлять себе, что если и не в реальности, то хотя бы в людских головах творится. А творится там следущее - как ни опрос про президентов, так Кеннеди в самой головке "рейтинга".

И по человечески это понятно, молодой, интеллигентный, говорил гладко, в армии служил, ранен был, жена "Джекки", галстуки носил красивые и завязывал он их так, как надо, а налево если и ходил, то к "Мерилин", словом - нам бы такую жизнь. Жаль вот только, что в президентах пробыл он недолго, меньше, чем три года, а то бы он такого наворотил… Такого настроил… Такое бы ускорил и углубил… Эх…

Таково мнение тех, кто отвечает на опросы. И отвечают они так потому, что Кеннеди превращён в миф, в государственный миф. В Символ.

Но вот люди трезвые, которым по долгу службы не положено от пары коктейлей пьянеть, о Кеннеди совсем другого мнения. Люди эти очень хорошо разделяют человека и россказни о нём, они не смешивают миф и реальность, и не смешивают потому, что они эти самые коктейли и смешивают.

Так вот государственные реалисты считают, что Кеннеди за время своего краткого президенства создал государству массу новых проблем, не решив проблем старых.

Вот только самые главные:

Кеннеди упустил возможность заключить в начале 60-х договор с СССР, который позволил бы "заморозить" тогдашнее статус-кво в области стратегических вооружений. 1960-61 - было очень удачным временным отрезком, когда сложилось положение, устраивавшее обе стороны - у США было преимущество, но не такое, которое бы позволяло нанести "первый удар", а СССР обладал силами, позволявшими ему чувствовать себя в относительной безопасности, начало 60-х это время нечаянно сложившегося хрупкого равновесия и в интересах обеих сторон было это сложившееся равновесие удерживать возможно дольше.

Однако Кеннеди не смог этого добиться. Более того, он даже и не особо старался. И более того - именно в начале 60-х была инициирована пресловутая "гонка вооружений". Замечу, что это случилось не во время президенства "ястребов", каковыми считаются Эйзенхауэр и Никсон, а тогда, когда в Белом Доме находился по всеобщему мнению самый демократичный из всех демократичных президентов США.

То, что гонку вооружений американцы сумели в конце концов вывернуть себе на пользу, никак Кеннеди не оправдывает, так как в последующие лет двадцать Америке пришлось вести игру, риск которой сполна не осознан и сегодня. Это сейчас Америка сознательно и расчётливо втягивает в гонку вооружений Китай, поскольку возможности в области стратегических вооружений несопоставимы, но ведь тогда положение было радикально другим и во второй половине 70-х временами было совсем не ясно, кто кого в паре США-СССР подхлёстывает и кто кого на вираже обходит.

Другими словами - Кеннеди был инициатором того, что стороны "договорились" играть в конкретную игру, козырями в которой были "стратегические вооружения", но выяснилось, что СССР в эту игру может играть не хуже, чем США. А между тем выпускнику Гарварда следовало предложить Хрущёву играть не в "дурака", где важны козыри, а в "очко", где важно совсем другое.

Помимо этой стратегической промашки на президенство Кеннеди пришёлся ещё и "Карибский кризис". И в этом случае все тоже смотрят не туда, куда надо, а туда, куда прожектор светит, а прожектор выхватывает из темноты двусторонние отношения всё той же пары - США и СССР. И все-все предпочитают спорить кто там кого и кто больше выиграл, а кто больше уступил, хотя главное следствие Карибского кризиса в другом. Примерно так, как декабристы разбудили Герцена, Карибский кризис разбудил Европу.

На протяжении предшествовавших кризису послевоенных лет Европа пребывала в состоянии блаженной полудрёмы, считая, что она может заняться собственным "обустройством", чему, как она полагала, благоприятствовало то обстоятельство, что обеспечением её безопасности занимались богатые американцы и это позволяло европейцам не очень заморачиваться не только тратами на оборону, но и "интеграцией". Да и то сказать, зачем интегрироваться, если и так всё хорошо?

Однако во время Карибского кризиса совершенно неожиданно выяснилось, что когда "пошло всерьёз", то Америка не то, что не "советовалась" с Европой, но Вашингтон ДАЖЕ НЕ СТАВИЛ ЕВРОПЕЙСКИЕ СТОЛИЦЫ В ИЗВЕСТНОСТЬ О СВОИХ ДЕЙСТВИЯХ. С точки зрения населенцев Священной Римской Империи варвары в лице американцев и русских имели дело друг с другом через их головы, а ведь дела эти имели к судьбам Европы самое прямое отношение. Вплоть до того, что, решая свои проблемы, США и СССР одновременно, побочно, так сказать, решали жить ли Европе или умереть.

Своими действиями во время Карибского кризиса Кеннеди разбудил Европу. Европа очнулась. Золушка открыла глаза. И нашла, что США на принца совсем не похожи.

Испытанный шок заставил европейцев предпринять усилия по обретению собственной идентичности, им потребовался собственный Миф, именно в этом ключе следует рассматривать начавшуюся тогда же культурную революцию 60-х.

С точки зрения долгосрочных интересов Соединённых Штатов президенство Кеннеди было самой настоящей катастрофой.

4

Самое прямое отношение к мифу имеет и то, что люди называют "ролью личности в истории". Поскольку История и состоит из Мифов, то человек, становящийся частью Мифа, становится и частью Истории. "Входит" в неё. Более того, не став Мифом, человек не может войти и в Историю. Любой известный нам "исторический деятель" непременно мифичен и попытки нарисовать его "реальный портрет" заранее обречены на неудачу. Чем публичнее и чем известнее человек, тем менее он реален. И тем более реален его "образ", а образ это то, что существует не в реальности, а в наших головах. И образ этот творим мы. Каждый из нас в отдельности и все мы вместе.

Отсюда следует вот что: Миф подправляют, укрепляют или пытаются разрушить там, где он и существует - в нашей с вами голове. К реальности всё это не имеет ни малейшего отношения, по той простой причине, что реальность и миф существуют отдельно друг от друга. И не только отдельно, но ещё и далеко не всегда "параллельно". Очень важно ещё вот что - Миф гораздо живучее реальности.

Живучесть Мифа объясняется тем, что его существование поддерживается не только сторонниками, но и противниками Мифа. Миф питается не только поклонением себе, но и отрицанием себя. Трудно даже сказать, что в этом дуализме важнее, зачастую злословие вдыхает в Миф жизнь, в то время как славословие его убивает и получается так, что Миф жив проклятиями.

Можно ли бороться с Мифом?

Нет, с Мифом бороться нельзя.

Ведь, казалось бы, чего проще, хочешь справиться с Мифом - постарайся его замолчать. Не давай прорваться словам, ни хвале, ни хуле, а без слов Миф умрёт. И такие попытки предпринимались, но кончались они ничем. И дело не в том даже, что "рукописи не горят", по большому счёту дело не в рукописях, на поверку выходит, что нельзя бороться с памятью. Правда, можно другое - можно попытаться вытеснить один Миф другим. Один Миф из головы вынуть, а другой туда - вложить. Это возможно, но это имело бы смысл лишь в том случае, если бы на Земле существовал один народ, живущий в одном государстве. Однако в реальности (в этом месте она, хоть и не совпадает с Мифами, но хотя бы им параллельна) на нашей планете со-существуют разные народы, живущие в разных государствах и такую ценность (великую ценность!) как вытесненный вами Миф (плевать, что чужой, чужие Мифы ничуть не хуже, чем ваши собственные) немедленно подберут другие и поставят они бываший вашим Миф на службу уже себе.

И если Миф нельзя убить и его неразумно замалчивать, то остаётся одно - использовать его. И использовать его, пытаясь извлечь из него пользу. Для себя, естественно.

В Истории, которая является всего лишь собранием Мифов, мифологизированы не только люди, но и государства. Изучаемая не только в школах, но и в высших учебных заведениях история того или иного государства имеет отношение к реальности точно такое же, какое имеет мифологический "Шарль де Голль" к реальному человеку, носившему то же имя. И общего между ними очень мало, связывает их разве что слово Президент. "Президент Французской Республики." Но что такое Президент? И что такое Франция?

И это ещё не всё, мифологизация личностей, преследующая целью мифологизацию народов, а та, в свою очередь, преследует целью мифологизацию государств, призвана скрыть самое главное - взаимоотношения государств между собою.

Мифотворчество позволяет спрятать суть. Проговариваемый множеством слов Миф позволяет государствам обходиться вообще без слов. Некоторые вещи в нашем славном подлунном мире не имеют названий, а, не имея названий, не имея вербального клише, не имея "образа", они не могут попасть в наши головы и одно лишь это выстраивает между нами и реальностью непреодолимую стену.

Для того, чтобы стало понятнее о чём идёт речь, давайте рассмотрим очередной пример. Замечу, что данный пример очень важен именно для русских.

Смотрите - в реальности все государства друг другу - враги. Все-все. Всегда-всегда. Исключений - не бывает. Сама по себе жизнь государства есть непрерывная война, в которой все воюют со всеми. Эта истина скрывается нехитрым трюком - войной называют не всю Войну, а лишь часть её, после чего эта часть мифологизируется, обрастает множеством деталей, терминов, сказаний, "воспоминаний", создаются целые государственные институты, занимающиеся "военной историей", государство не только создаёт, но и всемерно поддерживает национальную "военную литературу", государство снимает "военные фильмы", государство назначает и празднует "военные праздники", вовлекая в своё действо всё население и пропагандой связывает всё это воедино, включая туда и действующую армию при помощи "славных традиций". И делают это все и везде. Получается у кого лучше, у кого хуже, но стараются - все. А, стараясь, добиваются того, что созданным военным Мифом как выстроенной декорацией прикрывают весь феномен Войны, оставляя видимым лишь один её фрагмент.

И это позволяет государствам продолжать воевать между собою, воевать в реальности, а люди, в этих государствах живущие (и умирающие), полагают, что они живут (и умирают) в мирное время, всего лишь потому, что государство не называет Войну войной, а видимый обывателями фрагмент вроде бы никаких изменений не претерпевает. И все успокаиваются. И все радуются. А чего ж не радоваться? "Лишь бы не было войны."

Но это только первый слой, первый уровень, а жизнь государств сложна необыкновенно и, не называя Войну войной, государства получают ту главную выгоду, что они могут произвольно назначать друг друга в "союзники" при том, что в реальности никаких союзников не бывает, а бывают только и только враги.

Бывают враги более опасные и опасные менее, бывают враги, которых можно использовать против других врагов, бывают враги первоочередные и бывают враги, которые "могут подождать", но все они от этого врагами быть не перестают, и это при том, что как-то так "исторически сложилось", что именно русское массовое сознание склонно к тому, чтобы определять кого-то не в союзники даже, а в "друзья".

5

Давайте-ка мы немножко задержимся на "союзниках" и "союзничестве", поскольку это один из фетишей массового сознания, притом, что данный фетиш зачастую не только не имеет внутреннего наполнения, но и вообще лишён хоть сколько-нибудь значимого смысла.

Начнём с того, что люди, представляющие те или иные государства, их "лидеры", встречаясь друг с другом, просто-напросто не рассуждают в терминах "союзничества" (про дружбу и говорить нечего), и даже если и употребляют это слово, то вкладывают в него совсем не газетный смысл.

Вот вам два человека:

Очень многие (в РФ особенно) считают их несомненными союзниками и это тогда, когда они являются врагами друг другу. И не просто врагами, а врагами смертельными, вряд ли на свете есть враги большие.

Путаница (думаю, что сознательная) возникает оттого, что у человечества нет адекватных, приличествующих ситуации терминов. Нет даже и определений. Люди позволяют своим умам ехать по многовековой, наезженной газетными заголовками колее.

Когда дело касается взаимоотношений государств, той скрытой от наших глаз очень деликатной среды, в которой они вынуждены коммуникировать друг с другом, то не только более или менее удачным, но и наиболее приближённым к действительности можно считать английское partner, что в переводе на русский означает "соучастник". В русском языке "соучастник" имеет явно отрицательный оттенок, сгущающийся до чего-то даже и криминального, и по этой причине русский ум эти два слова разводит, партнёр - это партнёр, а соучастник - это соучастник. Однако английский термин, имеющий в своей основе латинское partitio, гораздо более однозначен и подразумевает либо процесс делёжки, либо нечто, находящееся в разделённом состоянии. Первое, что приходит в голову это хищники, рвущие на куски добычу. Замечу, что рвать можно далеко не одно только мясо, но и территорию, но и влияние, но и славу. Рвать можно всё, что угодно.

Partner (это слово и произносить лучше так, как оно звучит на английском, то-есть с ударением на первом слоге) может быть партнёром и в русском смысле, конечно, но англоязычное сознание и тут достаточно избирательно, для него партнёр это ваш визави в танцах, например. Или в игре. Или в Игре. Что отнюдь не подразумевает не то что дружеских чувств, но даже и чего-то вроде взаимной симпатии. Партнёры по танцам могут изображать высокие чувства, друг с другом не только не разговаривая, но даже друг друга и ненавидя, а уж партнёрство в игре частенько доходит до членовредительства, а то и смертоубийства.

Так что когда мы в дальнейшем будем употреблять слово "партнёр", то давайте договоримся, что смысл в него мы будем вкладывать английский, как более точный. Эта игра словами вовсе не так безобидна, как может показаться, во многом в ней и коренится сослуживший русским очень плохую службу взгляд на мир, согласно которому все будто сговорились русских "обмишуливать". Ставшее уже "историческим" чувство постоянной обиды имеет своим источником раз за разом испытываемое разочарование в очередном "друге", который с роковой неизбежностью опять и опять оказывается вовсе не другом.

При этом русское массовое сознание не то, чтобы не замечает, но по какой-то необъяснимой причине не желает считаться с тем фактом, что все остальные по отношению ко всем остальным тоже не испытывают сентиментальных чувств, а нелюбовь их друг к другу может многократно превышать градус нелюбви к русским.

Подтвердим это рассуждение примером. В качестве примера возьмём "союзничество", имевшее место во время Второй Мировой.

Лучше всего это можно представить себе в образе кружащих акул. Вот ходят они по кругу, ходят, плавниками пошевеливают, рылом время от времени в чужой бок тычут, человеку, за ними наблюдающему, невдомёк чем они занимаются, а они определяют кто из них слабее, а потом, определившись, разом накидываются кучей на одну и начинают рвать её на части.

Так вот "союзники" вовсе не были теми "союзниками", которыми их принято считать, а были они акулами из нашего примера. И момент, который определил слабейшего - это лето 1943 года, а если быть точнее - провал операции "Цитадель". Акула Германия показала, что она в четвёрке слабейшая и акулы США, БИ и СССР, навалившись, принялись рвать её на куски. А до этого союзники, вообще-то, никакими союзниками на деле не были, а были они - партнёрами. И даже когда они уже определились, то и тогда они союзниками не стали, а так и остались - партнёрами. "Союзник" и "союзничество" - это всего лишь газетные заголовки и направленная на "формирование общественного мнения" пропаганда, а в реальности США, БИ и СССР были в лучшем случае партнёрами по игре, готовыми в случае необходимости пустить в ход канделябры.

И, даже и называясь союзниками, до лета 1943 года "союзники" сохраняли известную свободу рук и, не случись победа СССР на Курской дуге, всё могло сложиться по-другому. Вот ведь даже и пресловутый lend-lease до того тёк тонкой струйкой и струйка та текла главным образом из Англии и Канады, а вовсе не из Америки. И было так потому, что американцы не знали, с кем им придётся иметь дело, кто по ходу будет газетным "союзником", а кто газетным же "врагом". Вполне ведь могло сложиться так, что "Цитадель" увенчалась бы успехом, немцы прорвали бы фронт и в таком случае у Сталина по всей видимости просто не осталось бы другого выхода как заключить с Германией сепаратный мир и в этом случае на свет уже в 1943 году появилась бы "РФ", и американцам, для которых главной мишенью в WWII была Британская Империя, пришлось бы помогать уже Германии, а после завершения Второй Мировой вести Холодную Войну не с СССР, а с Третьим Рейхом.

Но случилось то, что случилось, и русские, одержав победу под Курском, сами себя за волосы втащили в великие державы и положение изменилось как по мановению волшебной палочки - в августе 1943 года в Монреале состоялась встреча Рузвельта с Черчиллем, куда были приглашены канадцы и министр иностранных дел Китая и где были обозначены "новые приоритеты" в ходе войны, в сентябре 1943 года был подписано так называемое третье соглашение по ленд-лизу (Канада впервые участвовала во встрече и подписывала документы как независимое государство) и помощь хлынула в СССР широкой рекой. Статус главы Office of Lend-Lease Эдварда Стеттиниуса был повышен Рузвельтом до заместителя госсекретаря (когда принимаются рассуждать о ленд-лизе, то мало кто удосуживается обратить внимание на то, что львиная доля его объёмов пришлась на 1944-1945 годы). Поскольку смена политики требует и смены человека, который "проводил" политику до того, то Сталин немедленно сменил послов СССР в США и Великобритании. В Вашингтон вместо Литвинова отправился Громыко, а в Лондон вместо Майского Фёдор Гусев. Американцами и англичанами это было расценено как замена людей, сделавших имя на "интернационализме", дипломатами "национальной русской школы". Ну и как завершающая "год перелома" точка - в ноябре 1943 года состоялась Тегеранская встреча в верхах, где началась (пока начерно) послевоенная делёжка мира.

Здесь я позволю себе чуть задержаться на символическом значении смены того или иного политика, а ведь именно тут символизм значит необыкновенно много. Вот те же, например, мало что значащие сами по себе "неоконы" или Бжезинский. Эти люди являются чем-то вроде "человека-сэндвича", на них налеплены ярлыки с обозначением того или иного "курса" и их назначение на те или иные посты в правительстве позволяет очертить некие "рамки" будущего политического процесса. И точно так же их исчезновение с политической арены означает смену одного курса другим. Но иногда этот процесс может быть и более значимым и куда более символически увесистым.

Так, назначение Хилари Клинтон означало нечто большее, чем просто смену курса. Дело в том, что Барак Обама изначально рассматривался как президент "внутренний", международная составляющая в его приоритетах как президента США была уменьшена в пользу внутренней политики, так как американское государство очень хорошо сознавало, что у Обамы, занятого "перестройкой", просто не будет хватать времени ещё и на разработку и проведение в жизнь политики внешней, и появление в качестве госсекретаря Хилари Клинтон преследовало вполне прагматичную цель. И не только по причине её ума, хватки и колоссального политического опыта и сопутствующего ему чутья. Главная причина в назначении Хилари - символическая. Дело в том, что она помимо всего прочего ещё и женщина. А женщины в определённых ситуациях гораздо решительнее и, что немаловажно, гораздо безжалостнее мужчин.

Само по себе назначение на пост госсекретаря женщины являлось знаком окружающему миру, и знаком в высшей степени доходчивым - Америка показывала, что в то время, когда она занята собою, её не следует провоцировать на "силовое решение проблем".

6

Попробуем задаться таким вопросом - насколько представления людей как общности соответствуют реальности?

Понимает ли "международное сообщество" что происходит?

Просходит в первую очередь с ним самим. Это ведь только кажется, что происходящее происходит "с кем-то", а на самом деле судовой колокол всегда звонит по нам. По каждому из нас. Мы все, хотим мы того или не очень, но плывём на одном ковчеге и разница лишь в "классе", кто-то путешествует в каюте, а кто-то - в трюме, кому-то дорожные тяготы скрашивает оркестр, а у кого-то над ухом двадцать четыре часа в сутки работает паровая машина, кто-то пьёт шампанское, а кто-то, блестя торсом, швыряет в топку уголёк, кто-то за то, что плывёт, получает зарплату, а кто-то за то же самое заплатил, распродав всю рухлядишку, что у него была. Но плывём мы все. Из пункта А в пункт Б. Доплывём ли? Бог весть.

Ковчег, Ной и жираф.

С неба льёт и льёт, корабль плывёт и плывёт, Ной ворона в низкое небо подбрасывает и подбрасывает, а тот всё возвращается и возвращается, а жираф тем временем печально последнее дожёвывает.

Мы уже знаем, чем там у них всё закончилось, но Ной-то тогдашний этого не знал так же, как и Ной сегодняшний, а жираф на то и жираф, чтобы вообще никогда ничего не знать, есть у него под носом охапка и ладно.

Так же и ныне - подбрасывают нашему жирафу и подбрасывают, подбрасывают и подбрасывают, чего подбросили, то он и схарчил. Стоит, животом бурчит. В трюме. В стенку смотрит. А рядом овца. И тоже нижней челюстью туда-сюда, туда-сюда, пережёвывает. А жираф на неё смотрит свысока и думает - "вот же дура коротконогая, дальше своего носа не видит, то ли дело я, у меня шея длинная, смотреть мне не пересмотреть", отвернётся от овцы, да опять в стенку и уставится.

Вот примерно то же и с людьми, которым кажется, что они всё-всё на свете знают. Откуда? "Так по телевизору же сказали!" А самые недоверчивые по "инету" шнырят, в поисках "инфы". Найдут глупость какую и ну радоваться. Это примерно как жираф шею вытянет и обнаружит, что за овцой ещё одно стойло есть, а оттуда чья-то жопа торчит, а на ней хвост с кисточкой. "Это, наверное, сам Ной и есть, - думает жираф, который про Ноя краем уха услышал, когда ему позавчера вонючую охапку гниющей соломы под нос кинули. - он-то, небось, не соломой питается, вон какой хвостище отрастил, - с завистью думает жираф, - хорошо быть Ноем, - вздыхается жирафу, - а с другой стороны как хорошо, что я не овца, я вот на Ноя хоть посмотреть могу, а ей и этого не дано, экое бестолковое создание, бездуховное, одно слово - овца. А у меня отец жирафом был и дед жираф, и прадед, у нас кругозор в крови!"

И проблема не в том даже, что жираф - жираф, а в том, что люди и с доступным им кругозором управиться не могут. Они не то, что весь ковчег не в состоянии представить, но они и в устройстве трюма своего толком разобраться не могут.

Ну вот для всех явились неким сюрпризом нынешние события на Востоке Ближнем и дальше к востоку от него. "Ой, ой, - закричали все, - да что ж это такое деется-то, а? Да кому ж это может быть выгодно?" А между тем, не будь аналитики аналитиками, они бы не только могли сегодяшнее развитие событий предугадать ещё пару лет назад, но и тогда же определиться с тем, кому это выгодно, а кому не очень.

Вот смотрите - на доступной нам картине мира нарисовано изображение, заставляющее всех думать, что "пресловутый Запад" всецело зависит от поставок нефти. В своём крайнем выражении эта идея доходит до постулирования того, что вообще всё, что на нашем шарике происходит, происходит из-за нефти. Как когда-то люди боролись за огонь, так сегодня государства борются за "источники нефти". Повторюсь, что это не так, но, тем не менее, такова господствующая точка зрения на "мотивы", двигающие государствами.

В реальности, однако, эти мотивы являются значимыми далеко не для всех государств. Вот, скажем, те же США от импорта нефти не сказать, чтобы совсем не зависят, но совершенно точно для них нефтяной импорт не является фактором, способным поставить их "на колени". Однако во всём этом присутствует и второе дно - дело в том, что для некоторых государств не так нефть, как цены на неё являются чем-то гораздо более значимым, чем для Америки. И это "чем-то" позволяет использовать нефть в качестве оружия.

Если вам "что-то" нужно не очень, а кто-то в том же самом "что-то" нуждается, то эту нужду можно использовать в своих интересах, не так ли?

А интересы это штука такая, что с неба они не падают, и для того, чтобы интересы превратились в интересную выгоду, приходится прилагать некие усилия по подправлению реальности.

Вот подошёл к концу срок службы прежней американской администрации, одного управляющего сменили другим, и этот другой одним из главных своих приоритетов провозгласил "борьбу за снижение потребления энергии". Мол, слишком расточительны американцы в этом смысле, нужно быть побережливее, и для природы так будет лучше, да и для американцев, поскольку им придётся тратить меньше денег, а то, что хорошо для Америки, хорошо для человечества.

Озвучена эта программа была года три назад, а претворять её в жизнь начали с приходом Обамы в Белый Дом. Такова официальная картинка. Однако, стоит только приглядеться к этой картинке чуть внимательнее и мы тут же заметим, что программу "сбережения" США начали задолго до Обамы, просто они об этом на каждом перекрёстке не кричали.

Возьмём для примера прошлую "пятилетку", с 2004 по 2009 год, четыре года которой приходятся ещё на прошлую, "бушевскую" администрацию. Если посмотреть на "нефтяную" политику, то мы обнаружим, что если в 2004 году США импортировали 4.8 млрд. баррелей нефти, то в 2009 году импорт упал до 4.2 млрд. баррелей. Упал существенно, больше, чем на 11%. И упал главным образом в первый "обамовский год", а до того общий импорт держался примерно на одном уровне. А теперь переходим к интересному:

"Буш", держа "общий" импорт на примерно одном уровне, на протяжении 2004-2008 годов неуклонно сокращал импорт из региона Ближнего Востока. И Обама этот курс лишь продолжил. Всего за пятилетку ближневосточный нефтеимпорт (повторюсь, что и без того некритичный для США) сократился на 33%.

Наибольшие потери понёс главный ближневосточный поставщик Америки Саудовская Аравия, американский импорт из СА упал на 36%. И это импорт в физическом, так сказать, выражении, а в выражении денежном американцы нанесли саудовцам ещё более тяжёлый удар, всего лишь за год, с 2008 по 2009 выручка саудовцев от экспорта нефти в Америку упала на 60%(!).

Американский импорт из освобождённого американцами Кувейта упал на 28%.

За пятилетку импорт нефти из Ирака (!) упал на 32% (надеюсь, вы ещё не забыли десятилетней давности гениальную догадку аналитиков по поводу мотивов, заставивших американцев оккупировать Ирак?).

Импорт из Египта (крошки, правда, но птичка по зёрнышку клюёт) был сокращён на 28%. Какая, однако, со стороны американцев завидная прозорливость, а?

Они, и так особо не нуждаясь в ближневосточной нефти (напомню, что главными американсками поставщиками являются Канада, Мексика и Венесуэла с бравым десантником во главе), загодя подстелили себе охапку соломки. Не подстраховались даже, а - пере-пере-страховались.

Сегодня "валят режим" в Бахрейне, а Бахрейн тоже американцам чутка нефти продавал. Так вот за пятилетку этот "чуток" был американской стороной сокращён на 53%(!). Был сокращён не сегодня и не вчера, а "до того". Ещё всё было хорошо, ещё все эти эмиры полагали себя "друзьями Америки", а Америка, готовясь к сегодяшним "дням народного гнева", сокращала и сокращала свой нефтяной импорт из "взрывоопасного региона". "До-то-го!" И сегодня, как бы ни повернулись события на Ближнем Востоке, уж чем-чем, но нефтью американцы ничуть не озабочиваются, голова у них по этому поводу не болит. Но зато болит голова у других.

Правда, не у жирафа, жираф крутит вокруг головой, которая у него если и болит, то только с похмелья, и считает, что от него ничего не утаишь, ещё бы, он ведь большой и ему видней.

Видней настолько, что находятся люди, на полном серьёзе пишущие, что вот-вот и Израиль начнёт бомбить Иран. Так прямо и пишут, не вру, да что там бомбить, они пишут даже, что Израиль сбросит на Иран атомную бомбу. Представляете? Израиль - на Иран.

И то, что пишут, ладно, но находятся люди, которые им верят, вот ведь в чём всё дело.

7

Раз уж мы с вами попали в район Ближнего Востока и его окрестностей, то давайте там немножко задержимся, тем более, что в эти дни основные новости идут оттуда и новости в высшей степени интересные. Но и в этих интересностях есть интересности интересные более и интересные менее. Самые интересные это те, которые касаются двух "болевых точек", называются они Бахрейн и Ливия.

В отличие от Туниса и Египта, где смена режимов прошла к вящему удивлению мировой общественности не сказать, чтобы совсем уж гладко, но, тем не менее, без ожидаемых кровавых эксцессов, в Бахрейне и Ливии дело застопорилось, и там, и там режимы огрызаются. Причём огрызаются в ситуации для них вроде бы безвыходной, проявляя что-то вроде смелости отчаяния. Но отчаяние отчаянием, а смелость бомбить собственные города должна опиратся и на что-то более существенное. Нужен страховочный строп, нужна поддержка со стороны.

После Второй Мировой, когда Британскую Империю разбирали на куски и кусочки, англичане, уходя, постарались оставить за собою хоть что-то. Там и сям. Не всегда там, где им хотелось, но всегда там, где им моглось. Это "что-то" в международной практике имеет название и звучит этот термин так - "интересы". И вот оба рассматриваемых нами случая попали в сферу "британских интересов". И, даже и уйдя когда-то и из Бахрейна, и из Ливии англичане за "влияние" в них уцепились так, что не оторвать. И это при том, что с потерей того же вроде бы по всем данным куда более лакомого куска в виде Египта они смирились. Что же там такого ценного в Бахрейне и Ливии? Нефть? Ну, да, конечно, нефть, кто бы спорил, но нефть на Ближнем Востоке есть везде, а вот с Суэцкими каналами там гораздо хуже, но от канала англичане себя оттереть дали, а за Бахрейн, даже и уйдя оттуда, держатся. Хоть мизинчиком, хоть кончиком, но - "присутствуют".

В 1935 году, в преддверии мировой войнушки БИ построила в Бахрейне, в Джуффаире военно-морскую базу. После войны, когда наследнички разбирали британское наследство, американцы заставили англичан потесниться и стали делить базу с ними так, как делят коммунальную квартиру. Англичане держались за Бахрейн мёртвой хваткой, но в 1971 году славные бахрейнцы при поддержке всего прогрессивного человечества получили чаемую ими независимость, после чего англичане Бахрейн покинули в форме, так сказать, физической, материальной, выведя оттуда свои корабли и самолёты, но Бахрейн оказался брошен не на произвол судьбы, а на американцев, которые, не будь дураками, подписали соглашение уже без всяких посредников напрямую с королём Бахрейна и база перешла в их безраздельное пользование, после чего Джуффаир был обустроен как место базирования Пятого флота Соединённых Штатов.

При взгляде на карту стратегическое значение Бахрейна становится тут же понятно, находясь на нём вы контролируете нефтяную бочку мира, держа под прицелом Саудовскую Аравию, Кувейт, Ирак, Иран и всякую мелкоту в виде эмиров с их эмиратами. Ну и Оманский пролив, ну и Аравийское море, ну и, так и быть, и Индийский океан заодно, раз уж он нам на глаза попался. В общем, Бахрейн это не плохо, а вовсе даже и хорошо. Однако в чём там может быть заинтересованность англичан, они ведь просто в силу масштабов нынешнего своего государства претендовать на роль "удерживающего мир" никак не могут, что им Гекуба?

А ведь есть ещё одна выгода от Бахрейна, есть, и выгода эта вовсе не в нефти, которую Бахрейн тоже продаёт. Выгода вот в чём: как-то так исторически сложилось (лично я думаю, что история эта складывалась не сама собою, а сложиться ей помогали), что население Бахрейна, а оно на 82% арабское (процентное содержание арабов в Бахрейне точно такое же, как и русских в РФ, надо же как бывает), но при этом, хоть живущие там арабы и исповедуют по понятным причинам ислам, бахрейнцев шиитов в Бахрейне в два раза больше, чем бахрейнцев суннитов. Вот ведь какая незадача. И незадача тем большая, что опять же как-то так само собою на протяжении веков сложилось, что и король Бахрейна суннит и правительство Бахрейна из них же, из суннитов. Как и "элита". Ну и понятно, что шиитам, которых две трети против одной, такое положение вещей не очень нравится. Они сами хотят если не в короли, то хотя бы в дамки. А им не дают. Ещё чего, в королях-то хорошо.

А на запад от Бахрейна, через узкий, километров в двадцать, пролив находится тоже королевство Саудовская Аравия. И в королевстве этом тоже всем заправляют мусульмане сунниты, и король у них суннит, и принцы сунниты, словом, всё у них в порядке, хоть есть и у саудовцев шииты, совсем как в Бахрейне, но только лучше - шиитов в Саудовской Аравии с пару миллионов, процентов до пятнадцати от всего населения, вроде бы немного, но и тут судьба без ложки дёгтя не обошлась, дело в том, что эта самая пара миллионов шиитов кучно обитает в Восточной Провинции Саудовской Аравии, а там, как назло, и сосредоточена добыча "чёрного золота". Другими словами, получается так, что большинство саудовцев качает нефть там, где живёт меньшинство саудовцев, причём это меньшинство считает себя меньшинством не в количественном смысле, а в религиозном.

Вернёмся к Бахрейну. Нынешние беспорядки там вовсе не "бунт бессмысленный и беспощадный", а имеют они форму требований шиитов, то-есть большинства, чтобы суннитское меньшинство поделилось с ними куском властного пирога, а делёжка "по справедливости" означает, что больший кусок власти перейдёт к шиитам. Бахрейнский король, то пуская на бунтовщиков танки, то идя им на уступки, борется с "оппозицией" руками пакистанских наёмников, что свидетельствует об уме и сообразительности (не обязательно его собственных), так как позволяет пока избегать прямого столкновения бахрейнцев на религиозной почве. Чем там у них закончится, мы пока не знаем, но происходящее делает понятным значение Бахрейна как спички рядом с пороховым погребом. Ведь стоит только бахрейнцам-шиитам добиться желаемого, как спичкой чиркнут и пламя перекинется на шиитов-саудовцев, которые сколько живут, столько "хотят странного" и им только повод дай.

Интересно, правда? А знаете, почему? Потому, что вот вам в одном случае - меньшинство, а в другом случае - большинство, но и так, и этак - нехорошо. Нет в жизни счастья. Как ни кинь, всюду клин. И куда прикажете податься бедному арабу?

Но с Ливией не так. Как заметил великий русский писатель, все несчастливые государства несчастливы по-своему.

Ливию в 1911 году отняла у Турции Италия, а в 1940-43 у Италии Ливию отобрала Британская Империя. Но тут - войне конец, гордых бриттов отправили на выход с вещами, но они были не лыком шиты и перед уходом сумели добиться, чтобы после провозглашения Ливией независимости в 1951 году её возглавил их ставленник король Идрис.

За Ливию тогда особо никто не держался, так как было это одно из беднейших государств на планете и с точки зрения тех же американцев главная ценность Ливии была в выстроенной ещё итальянцами базе ВВС Меллаха под Триполи. Поскольку в начале 50-х уже вовсю шла Холодная Война, то американцы, нажав на Идриса, эту базу заполучили себе, переоборудовали так, чтобы она могла принимать стратегические бомбардировщики и, переименовав её в Уилус, стали пользоваться базой невозбранно. Между прочим, англичане, даже и уйдя из Ливии, тоже получили от Идриса разрешение на строительство того, что советская пропаганда называла "базами" наравне с базой американской. Ну и вот, так оно всё несколько лет шло себе и шло ни шатко, ни валко, американцы взлетали и садились, ливийцы пасли коз, но тут, в 1959 году в Ливии открыли залежи нефти, и всё изменилось как по волшебству.

Ливия немедленно стала государством "интересным".

Ещё несколько лет вокруг неё шла закулисная возня, и вот в 1969 году, стоило только старому королю Идрису отправиться на лечение в Турцию, как в Ливии произошёл государственный переворот, тут же привычно окрещённый "национально-освободительной революцией". Идрис, конечно же, глупость совершил, ему не в Турции лечиться надо было, а нужно было ему отправиться на лечение туда, где за пару лет до того проходил "курсы повышения квалификации" лейтенант ливийской армии Муамар Каддафи. А тот в 1966 году тренировал тело, ум и волю в английской военной академии Биконсфилд.

После переворота Каддафи национализировал "нефтянку", провозгласил целью построение социализма в одной отдельно взятой стране (не забывая, впрочем, при каждом удобном случае открещиваться от "коммунизма") и закрыл американскую и английские базы. "Изгнал империалистов и колонизаторов".

То, что Каддафи находился какое-то время в Великобритании и успех переворота может быть, конечно, простым совпадением. Но никак не похожа на совпадение проводившаяся им на протяжении сорока лет "политика". В Африке к северу от экватора Каддафи превратился к любой бочке затычку. При этом отмечался он, вроде бы, везде, но то только на первый взгляд, так как в его "затыкании" наблюдалась некая закономерность. Вот перечень "конфликтов", где так или иначе поучаствовала Ливия: Чад, Нигер, Буркина Фасо (это Верхняя Вольта без ракет), Мали, Камерун, Сенегал. Даже и до Судана и Либерии дотянулся руководитель социалистической Джамахирии. Нетрудно заметить, что в списке этом находятся главным образом страны, входящие во французскую сферу влияния в Африке. Особенно болезненным для французов было вмешательство Каддафи во внутренние дела Сенегала, этого самого "франкофонного" африканского государства.

Понятно, что действовать против французских интересов Каддафи сам не мог, он находится не в той весовой категории, и совершенно очевидно, что смелости ему придавала некая внешняя сила. Такими силами могли быть только либо американцы, либо англичане. Американцы отпадают, при Рейгане они даже пытались избавиться от досаждавшего им Каддафи при помощи ночного налёта истребителей-бомбардировщиков, во время которого погибла дочь Каддафи, а он сам был ранен. Но если отпадают американцы, то остаются англичане.

И вот их интерес был далеко не в одном только использовании Ливии в качестве "цепного пса". В геополитическом смысле Ливия и Тунис рассматриваются как единое целое и одно лишь то, что был сменён режим в Тунисе, означало, что неминуема попытка убрать и Каддафи. Однако дело застопорилось и застопорилось по той же причине, что и "события в Бахрейне". Англия тянет время, пытаясь договориться с Соединёнными Штатами, а пока закулисно оказывает поддержку Каддафи и Хамаду бин Иса Аль-Халифе. И заинтересованность Англии понятна, речь идёт об очень высоких ставках. С Бахрейном всё ясно, но роль Ливии в глазах англичан выходит даже и повыше. Ливия даёт доступ к влиянию уже на европейские дела, а Европа к Англии куда как ближе.

Как известно, мы живём в мире, где если и не всё, то очень многое значит энергия. Энергия это то, что крутит колёса участвующих в гонке в будущее государственных машин. И все так называемые цивилизованные государства потребляют энергии больше, чем производят. Эта разница у кого больше, у кого меньше, но все они вынуждены энергию и (или) энергоносители "дозакупать". И вот в этом ряду есть два государства, положение которых не назовёшь иначе, как отчаянным. Это Япония и это Италия. Они потребляют примерно в семь раз больше энергии и энергоносителей, чем сами производят. И если США или ядро ЕС в виде Германо-Франции в случае "крайняка" затянут пояса и "перебьются", то японцам и итальянцам просто кранты. На японцев европейцам по большому счёту наплевать, как плевать и на то, что плохо будет какой-нибудь Хорватии, но вот то, что будет плохо Италии, тут же скажется на Европе в целом. Италия - это ахиллесова пята единой Европы. Проблема в том, что и обойтись без Италии Европа не может, Италия это не Польша.

А ливийский энергопоток в Италию значит для Италии очень много, что мгновенно превращает Ливию в средство давления на Италию, а, давя на Италию, вы давите на Европу в целом. Отсюда понятно, что, сохраняя "влияние" в Ливии, можно влиять на события в Европе.

Заставляя Каддафи сражаться до последнего наёмника, Великобритания выигрывает время в попытках "убедить" США поделиться с нею кусочком "интересов". Понятно, что американцам это ни к чему, зачем им подельник, если они могут в одиночку пользоваться трудами рук своих. И госдепартамент тут же извлёк на свет годичной давности историю с назначением Тони Блэра "советником" по управлению ливийским финансовым "фондом", показывая, в каком направлении могут начать развиваться события. Есть ли у Каддафи шанс уцелеть? Не думаю. Если уж его взялись валить, то постараются довести дело до конца, но если его режим уцелеет, это будет означать, что Англии удалось "выкупить" свою долю "влияния" на дела в строящемся Халифате. Это будет означать, что Англия нашла, чем заплатить. Ну, а чем именно мы с вами никогда не узнаем. Ясно только, что это будет не коробка из-под Ксерокса.

8

Мир, в котором мы живём, мир как мир людей, выглядит необъяснимым, и чем больше мы пытаемся его осмыслить, тем менее абсурд нашей действительности склонен поддаваться рациональному объяснению.

Происходит так по множеству причин, не последней в ряду которых является наше стремление сводить сложное к простому. И инстинкт нас не подводит, первопричина всегда проста, но проблема в том, что любой человек мало того, что сводит сложность к простоте в ущерб реальности, но он ещё и старается видеть в том или ином явлении только то, что укладывается в его личную картину мира, а она у всех разная.

И государства (не все, конечно, а лишь те, что обладают властью создавать окружающий нас круговорот образов) охотно идут нам навстречу, нарочито и иногда чрезмерно усложняя реальность с тем, чтобы дать каждому устраивающую именно его "простоту".

Каждый дурак получает свою погремушку.

Ну, а пока мы если и не как дураки, то совершенно точно как дети малые изо всех сил трясём обретённой нами простотой в стремлении перегреметь друг друга, те, кто нами правят (правят в недоступной нам реальности, а не в сверхдоступности телевизора) обделывают свои не делишки, о нет, они обделывают наше грядущее, оставляя нам возможность объяснять себе и окружающим мир как место, где люди гибнут за металл.

Или за нефть. Или ещё за что-то такое, чего не хватает очередному объяснителю, дорвавшемуся до клавиатуры не концертного рояля Стейнвэй, а той, что входит в качестве комплектации в персональный компьютер, и по той пошлой причине, что нам, малышам с погремушками, как правило, не хватает денег, то на этой объединяющей нас всех простоте и успокаивается сердце алкающих правды.

Понятно также, что погремушкой, даже и в том случае если она посредством "карьерного роста" достигает статуса "маракас", не выгремишь сложную мелодию и попытки выйти за пределы навязанной нами самим себе простоты заранее обречены на неудачу.

Дело доходит до смешного, до того, скажем, что людишки сами запускают в обиход какую-нибудь кажущуюся им глубомысленной глупость и радуются найденному объяснению, не замечая его очевидной абсурдности.

Ну вот чуть ли не все уцепились за дурацкий "управляемый хаос", хотя не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что если хаос управляется, то это уже никакой не хаос, а нечто упорядоченное и то, что происходит, лишь кажется нам хаосом и происходит так потому, что нам не известна логика событий, вот и всё. Подумайте о том, что вот вам в руки невесть как попала шифровка и для вас она будет выглядеть как нечто в высшей степени бессмысленное, как хаотический набор букв и цифр, но ведь где-то есть кто-то, кто эту шифровку написал, и где-то есть некто, у кого есть ключ. И вот для них ничего загадочного, как и "хаотического", в написанном нет, а есть там нечто убойно рациональное.

До этой рациональности не всегда (вернее, почти никогда или вообще никогда, так ещё вернее) можно докопаться, да и как прикажете копать, ведь у нас в руках не лопата, а дорогая лично нам погремушка, а ею много не нароешь. Редко-редко, правда, но случается и у реальности облом, бывает так, что мы "супротив всех ожиданий" вруг сами на что-то натыкаемся и начинаем вокруг находки круги наворачивать, не зная как совместить наш бычий пузырь с горохом и неожиданно найденную струну от пианино.

Получается прямо как у Стругацких, помните, там какие-то инопланетяне на пикник ехали и парой фантиков на Земле нечаянно насорили, а земляне с обнаруженной по нечаянности кучкой мусора носились как с писаной торбой и не знали куда б им найденное сокровище пристроить. То же самое и здесь, что-то нам подсказывает, что найденная струна это часть какого-то музыкального инструмента и мы поднимаем на дыбу своё воображение и начинаем его мучить, выдумывая неземные мелодии, которые игрались на этой струне, начинаем писать возвышенные романы, снимать слащавые сериалы про неземных принцев и принцесс с их звёздною любовью, и вообще создаём вокруг находки целую псевдо-реальность, детализированную, связную и непротиворечивую, а между тем нам даже в голову не приходит, что хоть струна и вправду от пианино, но только на ней никто никогда не играл, а воспользовались ею, чтобы кого-то удавить, а потом брезгливо выбросили.

А мы струну звонкую, струну серебряную подобрали и ну умиляться, ну квохтать, ну закидываться… "Туманность Андромеды, Туманность Андромеды."

Пример: есть на свете независимое государство Бахрейн, одно из "государств Залива". А они ведь там все - "экспортёры нефти", не шутка, ОПЕК, миллиардер на миллиардере, эмбарго, все дела. С точки зрения рядового обладателя погремушки все эти эмиры если и не перо Жар Птицы ухватили, то мир за яйца точно держат, сам чёрт им не брат, кого захотят того и свергнут, кого захотят - поставят, а как же! деньги-то вон какие у них, что хочешь на них купишь. Или кого хочешь. И в этом месте из нашего малыша сама собою выпевается самая любимая ария из самой его любимой оперы - "люди гибнут за металл, за металл! люди гибнут за металл, за металл!"

Но что скажет наш сопливый металлист, если узнает, что на территории всемогущего по той причине, что оно обладает несчётными миллиардами баррелей и долларов государства базируется Пятый Флот и в самом сердце самого что ни на есть правоверного государства находятся полторы тысячи неверных и делают они на своей базе, что хотят. Что хотят смотрят, что хотят слушают, что хотят читают и что хотят пьют. И что хотят на базу пригоняют, что хотят на неё опускают и что захотят, то с базы и поднимут. И на миллиарды бахрейнские эти самые неверные плевать хотели, так же, между прочим, как и на самих шейхов с эмирами.

Неувязка какая-то выходит. Нестыковка. А как же нефть? А как же деньги? Ой, какие крупные деньжищи!

Но это ещё не всё.

Бахрейн - независимое государство. С местом в ООН, конечно. Госвизиты, госприёмы. Делегации, договора, красные дорожки.

Ну и все прочие причиндалы истинно независимого государства - министерства, ведомства, армия, полиция и что там ещё у государств бывает. А что ещё у них бывает? Что мы упустили? А! Вот о чём мы забыли - ещё у государства бывают спецслужбы. Разведка-контрразведка и борьба с инакомыслием. В Бахрейне и с этим всё в порядке, есть и у него разведчики и борцы. Ну, а раз есть те, кто разведывает и борется, то должен быть и человек, который всё это хозяйство возглавляет, правильно? А теперь смотрите - на протяжении 27 лет спецслужбы Бахрейна возглавлял человек по имени Иан Хендерсон. И не только к пророку, но даже и к арабам этот человек ни малейшего отношения не имел, а был он англичанином. И не только англичанином, но ещё и британским подданым. Подданым не его величества эмира, а подданым Её Величества Королевы.

Как получил Бахрейн независимость в 1971 году, так Хендерсон спецслужбы новоявленного королевства возглавил и пребывал он в этой должности до 1998 года, когда вышел на заслуженную (в этом я ни секунды не сомневаюсь) пенсию. Начинал он свою многотрудную деятельность в начале 1950-х в качестве колониального полицейского в Кении, где так успешно подавлял "восстание Мау-Мау", что получил за своё рвение несколько правительственных наград. Потом рос, потом, подросши, плавно переместился на Ближний Восток, где и застрял надолго в Бахрейне. "Служба."

Служил он, когда Бахрейн был британским и служил, когда британцы с Бахрейна ушли, а Хендерсон там остался. Last Man Standing. И служил он так хорошо, что ополчились на него все Эмнисти Интернешнл вкупе с Хьюман Райтс Вотч. И служил он так хорошо, что имеет две высшие бахрейнские награды от благодарного бахрейнского государства. И служил он так хорошо, что в 1986 году, всё ещё занимая официальную государственную должность и государственную должность в другом государстве и должность очень деликатную и щекотливую, он был награждён лично королевой Елизаветой II Орденом Британской Империи, таким же, каким до него при случае наградили Битлз. Хендерсон, правда, не пел и не танцевал, он немножко другим занимался, но непесенные его заслуги перед родиной были, как видим, оценены по заслугам.

- Мистер..?

- Службист. Спецслужбист.

Понятно, что Пятый Флот лучше, но и орденоносец Хендерсон тоже неплох. White man’s burden, говорите? Ну, что ж… Если этой ношей является пулемёт, то почему бы и не потаскать. Вот Киплинг это очень хорошо понимал. Наверное потому, что был он поэтом.

9

Вернёмся чуть назад, к уже затронутой нами "понятийности", к той игре в слова, значение которой переоценить попросту невозможно, ведь слова это то, посредством чего создаются образы в нашей голове.

И понятно, что слова "партнёр", "соучастник", "напарник", "компаньон" и "товарищ" (да-да, и товарищ тоже), означая, в сущности, одно и то же, по большому счёту разнятся лишь эмоциональной окраской, но ощущать эмоции, "испытывать" их - это прерогатива людей, но никак не государств, которые просто-напросто не знают, что это такое.

Но вместе с тем, на имея возможности "переживать" или "проживать" эмоции, государства очень хорошо умеют использовать в своих интересах нашу с вами эмоциональность. Вот как в данном случае, когда от нас прячется то обстоятельство, что "партнёр", "соучастник", "напарник", "компаньон" и "товарищ" (да-да, и товарищ тоже) одновременно может быть врагом. "Глаза б мои тебя не видели". Но это на эмоциональном уровне, а жизнь жестянка сплошь да рядом заставляет нас партнёрствовать, соучаствовать и товариществовать с человеком, которого нам видеть не в особую радость. Такова одна сторона монеты. Но есть ещё и другая. И выглядит она вот так:

Не только партнёр, напарник и товарищ может быть врагом, но и враг может быть парнёром, напарником и товарищем.

И картина мира, в которой мы вынуждены жить, во многом держится на том, что государства (а они все друг другу враги) в зависимости от обстоятельств прячут не только свою, но и чужую враждебность за партнёрством-соучастием. Или наоборот, поворачивают декорацию изнанкой, и мы видим только враждебность, но не замечаем никуда не девшихся партнёрства-соучастия, а они-то ведь с враждебностью слиты воедино, можно даже сказать, что это одно и то же.

Делают это государства затем, чтобы у нас с вами ум за разум не заходил.

Если посмотреть на нашу действительность с точки зрения религии (любой, но лучше с точки зрения христианства, оно в данном случае наиболее рельефно), то можно с полным на то основанием сказать, что да, всё верно, - наш мир стоит на лжи. То, что зачастую эта ложь, будучи ложью во спасение, вынужденна, ничего, в сущности, не меняет. Ложь всегда остаётся ложью.

И чем более мир цивилизован, чем более он "очеловечен", чем более он проговорен словами, тем более он лжив.

Поскольку не только ложь как явление, но даже и описывающее это явление слово "ложь" само по себе неизбежно вызывает у нас отрицательные эмоции, да и откуда взяться эмоциям приятным, известно ведь, кто является отцом лжи, то хитрое человечество придумало массу эвфемизмов, ложь маскирующих. И государства, отношения которых между собою возводятся на лжи, строятся из лжи и ложью скрепляются, называют ложь "хитросплетениями политики".

Пример:

Всеми за некий постулат принимается открыто декларируемая враждебность между государством Израиль и государством Иран. Казалось бы, худших (или лучших) врагов не придумаешь. Некий эталон вражды. А между тем данный случай это чрезвычайно красноречивый пример того, как естественная и зауряднейшая для мира сего враждебность сознательно раздувается в циклопическую вражду и делается это затем, чтобы большой враждой прикрыть большое же партнёрство.

Партнёрствовать Израилю и Ирану приходится по нужде, они - не друзья, но партнёры по несчастью, у них у обоих один и тот же главный враг - арабы. И они оба используют схожую риторику "проклятий", чтобы не быть обвинёнными в "отступничестве", Израиль не может позволить себе роскоши открыто сотрудничать с поддерживающим мировой терроризм "государством-изгоем", а Ирану никак не с руки стать мишенью исламской пропаганды, которая, вообще-то, имеет все основания обвинять его в сотрудничестве (партнёрстве-соучастии-товариществе) с сионизмом.

Но стоит лишь нам с уровня слов перейти на уровень дел, как реальность даёт о себе знать, и даёт знать такими толчками, что на ногах устоять трудно.

Вот все помнят, что Израиль бомбил иракский ядерный реактор. И он его и в самом деле бомбил. Якобы из боязни за себя.

И точно так же все помнят про Ирано-иракскую войну. И она тоже была, нам от этого никуда не деться.

Но вместе с тем массовое сознание эти два факта, от которых не отмахнёшься, не связывает. Вообще не связывает, не хочет связывать. Хотя это как раз тот случай, когда котлета мухами так засижена, что отдельно их есть никак не получается.

Ирано-иракская война началась нападением Ирака на Иран 22 сентября 1980 года и сперва Ирак пёр как танк. И Ирану стало страшно. И уже через неделю после начала военных действий два иранских Фантома Ф-4 прорвались к строящемуся иракскому реактору и по нему отбомбились (это, между прочим, первый случай бомбёжки ядерного реактора в нашей с вами человеческой истории). Реактор был повреждён, но радовались иранцы недолго, так как Франция (а строили реактор французы) очень быстро последствия налёта устранила.

Где-то через полгода, к марту 1981 года иранцы смогли наступление иракцев остановить и настал период шаткого равновесия и вот тут-то вдруг проснулся забоявшийся за себя Израиль. В июне 1981 года Израиль провёл успешную операцию и разбомбил реактор так, что тот после этого восстановлению не подлежал. При этом Израиль делал это вроде бы для себя, однако в процессе разработки операции израильтяне, которые ни на минутку не прекращали пропагандистскую кампанию против "аятолл", а те точно в тех же выражениях кляли на чём свет стоит "проклятых сионистов", изыскали возможность и встретились во Франции с теми самыми аятоллами, а те не только поделились с сионистами имевшимся у них опытом налёта на Озирак, но даже и любезно гарантировали Израилю, что в случае получения во время налёта повреждений израильские самолёты смогут найти убежище на иранской территории.

Другими словами, "враги" на словах оказались такими "партнёрами" на деле, что в результате Израиль оказал Ирану услугу из разряда неоценимых. Ну, или неоплатных. Но массовое сознание, которое метко прозвано "публикой дурой", видит ушами и по этой причине оно слышало тогда и продолжает слышать сегодня ругательства, одни только ругательства и ничего, кроме ругательств.

А между тем Израилю, бойся он за себя так, как он с его слов боится Ирана, следовало бы бомбить вовсе не Иран. Но, однако же, вот этот вот самый "не Иран" Израиль не бомбит даже и на словах, Боже упаси!

Если нам ещё немножко пройтись в этом направлении, то нельзя не остановиться и вот ещё на чём: американцам по каким-то соображениям нужен сильный Иран. Простецы же "нужду" понимают так, что Америка, если уж она желает Иран усиливать, просто таки обязана заключать с иранцами договора "о дружбе и сотрудничестве", всячески об Иране комплиментарно отзываться и вообще по всякому с ним носиться. "Как при шахе при Резе."

При этом люди не понимают, что да, можно как при шахе, но можно и прямо наоборот. Можно пестовать SAVAK, продавать шаху за нефтедоллары новейшие истребители и оказывать "преступному шахскому режиму" поддержку на дипломатическом уровне. А ещё можно сделать вот что: грозя издалека кулаком и изрыгая проклятия вы добиваетесь сплочения иранского общества перед лицом явного и осознанного иранским общественным мнением врага, продавая же Саудовской Аравии на 60 миллиардов долларов новейших вооружений, вы заставляете Иран вооружаться до зубов.

И Иран вывернется, изовьётся, совьётся и разовьётся, затянет пояс, сядет на хлеб и воду, но, кровь из носу, - вооружится. Он, может статься, и вооружаться-то особо не хочет, а хочет он в сторонке отсидеться, но перед лицом саудовской угрозы ему деваться некуда. То-есть, в данном случае Америка поступает если не как "любящий", то как "понимающий" родитель, который, добиваясь от ребёнка нужного результата, в зависимости от обстоятельств когда обещает подарок, а когда таскает за уши.

Причём второй случай, "с угрозами", значительно действеннее, и, что немаловажно, он ещё и ничего американцам не стоит, подумаешь, не забывать время от времени погромче ругаться, а что до денег, то и деньги никуда не денутся, США их с саудовцев получат. С "партнёров". Партнёр ведь и существует затем, чтобы делать вашу жизнь легче и приятнее.

10

Итак, как мы уже выяснили, союзничество между государствами никаким союзничеством не является и являться не может, а то, что обычно под союзничеством понимается, есть некая иллюзия, которой когда с большим, когда с меньшим успехом пользуется госпропаганда.

Во времена былые, а мир тогда был менее сложен и, как следствие, более честен, эта истина декларировалась как нечто само собой разумеющееся и декларировалась без малейшего стеснения, всем памятна сентенция лорда Палмерстона - "Nations have no permanent friends or allies, they only have permanent interests", но дело в том, что прямой Палмерстон был в своих откровениях не одинок и его знаменитую фразу с тем, чтобы она обрела округлую законченность, мы можем дополнить менее известным, но оттого не менее логически верным заветом человека, не только способствовавшего появлению на свет нынешней сверхдержавы США, но ещё и бывшего её первым президентом, и вот что завещал потомкам Джордж Вашингтон: "… to steer clear of permanent alliance with any portion of the foreign world", что в переводе на русский означает - "избегать постоянного союзничества с любой частью внешнего мира".

Истина эта проста как апельсин и если её и можно чем-то дополнить, то разве что тем, что в дальнейшем выстраданное Палмерстоном изречение, которым он бескорыстно поделился с миром, было искажено и туда мало того, что вкрались "враги", но оно ещё и приобрело вид "…у Англии нет постоянных врагов и постоянных друзей…", в то время как речь шла отюдь не об одной лишь Англии, а о всех нациях нашего грешного мира.

Насчёт "союзничества" вообще и "союзников" в частности в советской, а затем и эрэфовской пропаганде существовало и продолжает существовать множество заблуждений, и не в последнюю очередь оттого, что сам по себе термин в силу русского смысла, вкладываемого в слово "союзник", чрезвычайно неудачен. Ну вот неким общим местом считается, что открытие "второго фронта" всячески затягивалось "союзниками" именно потому, что они были союзниками и преследовали общие в отношении СССР интересы. Истина же состоит в том, что Британская Империя и США на деле никакими союзниками не являлись и этим и объясняется "затяжка".

Мало кто знает, что между "союзниками" возникли острые разногласия при выборе места высадки. Американцы настаивали на районе Тулона, это юг Франции, а британцы - на Балканах. Причём сами по себе Балканы англичанам были даром не нужны, а желание их диктовалось тем обстоятельством, что Балканы были кратчайшим путём к Вене.

Сразу признаюсь, что я не знаю зачем Лондону была нужна Вена, я в этом никогда не копался, но дело, тем не менее, обстояло так, что англичане были Веной просто одержимы, Вена была им нужна даже больше Берлина. Но, чем больше англичане настаивали на Балканах, тем меньше этого хотели американцы, которые старались не допустить, чтобы англичане попали в Вену даже вместе с ними, не говоря уж про то, чтобы пустить их туда первыми. И препирались "союзники" очень долго, так долго, что тянуть с открытием второго фронта стало уже просто неприлично, да и товарищ Сталин хоть и медленно, но неуклонно шёл на запад, шар земной вращая "на себя, на себя", и так на свет появилась "Нормандия" как компромисс между США и БИ. История эта является классическим - "так не доставайся же ты никому", где под коротеньким местоимением "ты" имелась в виду красивая Вена.

Если мы перепрыгнем в день сегодняшний, то убедимся, что и сегодня всё обстоит точно так же, как обстояло оно во время оно, когда не было нас, но зато жив ещё был мощный старик Палмерстон.

Не ведутся, да и не могут вестись сегодня те войны, что велись в XIX веке, но зато ведётся неслыханная и невиданная доселе War on Terror. И войну эту, не взирая на её неслыханность, с войнами прошлыми объединяет одно незначительное обстоятельство - в ней тоже есть враги и тоже есть союзники.

Причём с врагами всё понятно, это, конечно же, раздирающийся между твиттером и фейсбуком Бин Ладен с примкнувшим к нему буддоборцем Талибаном, но вот с союзниками требуемой ясности нет как нет.

Ну вот есть у международного сообщества в его борьбе с террором такой завидный союзник как Пакистан. Однако загвоздка или, как говаривал один любимый российскими демократами персонаж - "загогулина", в том, что Пакистан всем мешает. Сам собою мешает. Или сам по себе, не знаю, как лучше сказать. Пакистан очень неудачно расположен. Не тот кусок и не там вырвали когда-то для себя у судьбы пакистанцы.

Самой большой проблемой, стоящей перед человечеством является, вообще-то, не террор, а перенаселённость нашего оказавшегося таким небольшим, в сущности, шарика. Можно, правда, под террором понимать взрывообразный рост населения в некоторых государствах и вот тогда да, всё встаёт на свои места, осталось теперь только немножко человечишек, коварно и еженощно занимающихся под одеялом терроризмом, проредить и будет всем счастье. Всем оставшимся, понятное дело. Тем, кто из этого людского половодья вынернет. Причём спасать утопающих, как то издавна заведено в нашем подлунном мире, будут сами утопающие.

Бороться с террором будут сами террористы.

Бороться с перенаселением будут сами перенаселенцы. В каковом благородном деле им, естественно, помогут. Или вы полагаете, что белый человек должен своё бремя даром тащить? Полагать вы можете всё, что вам угодно, но труждающийся белый человек хочет дышать чистым воздухом и жить в том климате, к которому он привык. Белый человек не хочет жить в Китае, где живут китайцы, и он не хочет жить в мире, которому приблизившиеся к земному шару марсиане, завидя сплошной золотой океан, дадут имя: Сахара.

11

Попробуем развенчать ещё одно заблуждение. Не иллюзию, а заблуждение, ведь висящая перед нами на стене картина состоит не только из обманчивых иллюзий, но ещё и из чистосердечных заблуждений. Например, вот из таких - очень часто можно услышать, что то или иное государство не может сделать того-то и того-то. Не может, и всё! И зачастую даже не государство, а некая объединённая каким-нибудь термином общность государств. Ну, скажем, "коммунисты ничего не смогли сделать с Афганистаном". Или - "Запад не может ничего поделать с Каддафи". Психологически подобное мнение объяняется легко, оно в каком-то смысле льстит нашему самолюбию, мы же маленькие, и Афганистан тоже маленький, а Ливия так вообще - крошечная.

Все считают маленьким соседний с Ливией Тунис, и он и в самом деле маленький, там проживает всего десять миллионов населения, дело только в том, что в кажущейся вам большой Ливии проживанцев аж шесть миллионов, в какой-нибудь Камбодии и то больше, целых пятнадцать, но там ещё и джунгли, а в Ливии никаких джунглей, песок песком, и приходится ливийцам жаться к побережью, где не песок, но тоже голо и ещё голее. В Ливии сам не спрячешься и ничего не спрячешь, всё наружу, вся сила, которой нет и вся слабость, которая есть. И если Каддафи ещё у себя в шатре сидит, то вовсе не потому, что он такой крутой, а потому, что роль у него такая - шапку ушанку носить и в шатре сидеть.

Прибавьте к Гонконгу кусок пустыни и у вас выйдет Ливия. У Ливии есть нефть? Ну и что? А у Гонконга есть Hong Kong Stock Exchange. И китайцы. И если вы отнимете у Гонконга пустыню, то Гонконг останется Гонконгом, а если вы отнимете пустыню у Ливии, то от Ливии останется полковник Каддафи. И шапка ушанка.

Объяснить этого людям невозможно, ведь они, оценивая реальность, руководствуются не реальностью, представить которую они просто не в состоянии, и даже не здравым смыслом, который и всегда-то в дефиците, а уж в наше кризисное время превратился в предмет роскоши, а служит людям инструментом к познанию действительности географический атлас, в котором бедняги тоже мало что понимают.

С Афганистаном то же самое, что и с Ливией. "Америка не может справиться с Талибаном!" Ну как же, маленькая такая Америка и такой ужасный Талибан. "Талибан, Талибан, Талиба-ни-ще!" И бедная Америка, которая не может. Ну не может, и всё тут! А и в самом деле, что может Америка? Давайте прикинем.

Государство США воюет на территории государства (оставим это слово, сделаем Афганистану приятно) Афганистан. Возьмём какую-нибудь американскую military base. Время от времени оттуда отправляется патруль сопроводить несколько бензовозов, а то и просто так, попатрулировать окрестности. На патруль устраивают засаду. Талибанцы, само собой. Трах, бах, тарарах, очередью от себя, фугас у дороги рванули и - разбежались. Разбежались не куда-то там в четвёртое измерение, а в ближайший кишлак, а там ружья в огород, тяпки в руки и опять - декхане декханами. А теперь смотрите, что может сделать государство Америка: оно может не делать ничего, оно может силами патруля пострелять в ответ, оно может силами большими, чем силы патруля, прошебуршить кишлак, оно может пострелять по кишлаку из миномётов, а может и из полевой артиллерии, оно может вызвать звено тактической авиации и по кишлаку отбомбиться, оно может поднять в воздух пару тяжёлых бомбардировщиков и побомбить кишлак так, "как следует", и оно может зафигачить с находящейся в Оманском заливе подводной лодки по кишлаку крылатой ракетой с ядерной боеголовкой.

Всё это государство США МОЖЕТ сделать. И если оно чего-то из этого списка не делает, то не потому, что не может, а потому, что всё перечисленное может делать или может не делать армия, а армия не делает того, чего ей не приказывают, и делает то, что ей приказывают, а приказы отдают политики, и если они отдают тот или иной приказ, то делают это, преследуя какую-то цель, о которой они даже собственную армию в известность не ставят, точно так же, как капитан не ставит в известность о том, куда плыть, свой корабль, он просто кричит "лево руля!", а начальник генштаба ему в ответ - "есть лево руля!", и вопросов он при этом не задаёт, и поплыл наш корабль влево, а чего он влево плывёт, кораблю знать не положено. Да и не может корабль ничего знать, ему знать нечем, "по реке бревно плывёт, до села Чугуева…"

Ну и пусть себе плывёт, верно?

Словом, все эти "что могут короли" и чего они не могут, лишены всякого смысла. Это точно так же, как если вы при виде едущего со скоростью двадцати миль в час автомобиля будете с презрением говорить - "да он и не может быстрее", но откуда вы знаете, что водитель может и чего он не может? Автомобиль едет быстро настолько, как того хочет человек за рулём, и если он нажмёт на педаль газа, то машина ускорится, а если он придавит тормоз, то машина ход замедлит, а то и вообще остановится, и до внешнего праздного наблюдателя водителю дела нет, может, он знак, невидимый с того места, где вы стоите, заметил, или рытвину объезжает, а может у него там девушка рядом сидит и делает что-то водителю приятное, откуда вам знать?

Но именно потому, что все считают себя не только очень умными, но ещё и очень знающими, то они приписывают водителю собственные мотивы и это при том, что никто из очень умных и всё на свете знающих за рулём государственной машины никогда не сидел и как она работает он не имеет даже приблизительного представления.

Каков мотив событий вокруг Ливии? Так нефть же! "Империалисты хотят заграбастать себе нефть, принадлежащую ливийскому народу!" А какая нефть в Египте? А какая в Тунисе?

А какая в Ираке?

Вот уже десять лет как аналитики поют аналитическую песню под названием "Иракская нефть". Охрипли уже, голос сорвали, но не сдаются, фальшивые рулады всё выводят и выводят, убеждая самих себя, что главной целью "американской оккупации" Ирака была иракская нефть. Ну, что ж. Почему бы нефти и в самом деле не быть целью, давайте посмотрим, давайте разберёмся, какая из нефти цель.

За 2009 год США с миру по нитке импортировали 4267 миллионов баррелей нефти. Немало. Три главных поставщика нефтепродуктов в США - Канада, Мексика и Венесуэла поставили 1730 млн. баррелей. Порядок цифр более или менее понятен. А что у нас там с иракской нефтью? Нашлось в американском импорте место и ей - в 2009 году Ирак экспортировал в США 164 млн. баррелей.

Что-то маленькая цель у нас выходит, вам не кажется?

Ровно столько же нефти, что и Ирак, поставила в США Ангола, а её никто не оккупировал и оккупировать не собирается. Да к тому же и не задаром та иракская нефть американцам досталась - они за неё выложили иракцам 9 млрд. долларов. И это ещё не всё, в 2007 году США перевели в Ирак около 2 млрд. долларов "на восстановление иракской инфраструктуры", и деньги эти были не чьими-то, а были они деньгами американского налогоплательщика. Но это всё семечки, что баррели семечки, что доллары. А не семечками является вот что - государство США тратит на войну в Ираке и Афганистане более 350 млрд. долларов.

Тратит не одноразово, не так, что дали - и забыли, а тратит - в год. Год за годом - по 350 млрд. долларов. Ни фига себе пельмешек!

А теперь смотрите - Америка завезла из Ирака 164 млн. баррелей нефти (целых 3.8% от импорта, с ума сойти!), заплатила за них 9 млрд. долларов, но на том не успокоилась и выложила сверх того на железную бочку ещё 350 миллиардов. Это во сколько же каждый баррель иракской нефти американцам обходится? А ведь аналитики нас убеждают, что цель Америки именно в этом и состоит - купить за 40 миллиардов долларов то, что стоит 1 миллиард.

Ну, хорошо. В конце концов всем известно, что американцы швыряются деньгами без счёта, это вам не славные своей рачительностью эрэфовские олигархи, так что пусть будет так, как говорят "в телевизоре", пусть купили, пусть за дорого, но хоть шерсти клок в 3.8% нефтеимпорта они с Ирака урвали. Но что урвёшь с Афганистана? Маковую соломку? Там-то какая цель?

Не буду мучить и так уже измученных отсутствием нарзана читателей. Главной целью в Афганистане является не сам Афганистан. Главная цель в регионе - Пакистан. А Афганистан просто удачно расположен, находясь там, можно до всего рукой дотянуться, даже и со стула не вставая.

США взялись усиливать Индию. В пику Китаю. Конфликт между Китаем и Индией дело неизбежное, хочет того кто или нет, но реальность это то, что случается вне малейшей зависимости от наших с вами желаний, так вот китайско-индийский случай как раз из этого "детерминированного ряда". Детерминированного самой жизнью, а жизнь штука жестокая с одной стороны, а с другой она есть борьба. Борьба в самом прямом смысле - кто кого.

Так вот в этой борьбе Пакистан является изначальным и непримиримым врагом Индии и иметь в будущей войне с Китаем под боком ещё и зубоскрежещущий Пакистан непозволительная для Индии роскошь, и потому Индия всемерно заинтересована в том, чтобы Пакистана "не было". Ну, и понятно, что она для этого "не было" предпринимает некоторые шаги. Но тут есть одна тонкость, проблема в том, что, воюя, вы должны воевать "с умом", воевать так, как представляют себе войну рядовые жижисты, каждый дурак сможет, но государства возглавляют не дураки и не дураки индийские очень хорошо понимают, что они не заинтересованы в том, чтобы их враг, в данном случае Пакистан, рухнул в одночасье.

Бесконтрольный распад Пакистана будет равносилен поражению Индии, и будет так по той причине, что Индия и Китай окажутся втянуты в образовавшийся вакуум, и произойдёт это в тот момент, когда Индия слабее Китая. Индия ещё не набрала нужный "вес", сегодня Китай заведомо сильнее и вызванное распадом Пакистана столкновение с Китаем в индийские интересы никак не входит и входить не может.

Отсюда понятно, что "разборка" Пакистана должна быть поставлена под контроль, на самотёк тут ничего нельзя пускать, делом должен заниматься мастер. Ну, а кто у нас сегодня в мастерах, а кто в подмастерьях всем и без меня известно. Известно так же, как и кто кому подзатыльники раздаёт.

И вот для всего для этого, включая и подзатыльники, и понадобился Афганистан.

Понимает ли это Пакистан? Да понимает, конечно, не может не понимать, но что он может сделать? Отвести от себя угрозу он может только одним путём - разом стать сильнее Индии и занять её место в том, что называется геополитическим раскладом, но это из разряда утопий и потому пакистанцам остаётся плыть бревном до села Чугуева и далее без остановок.

Но тем не менее они, в попытке оттянуть неизбежное, пытаются огрызаться. Сегодня всё внимание общественности приковано к Ливии, а между тем гораздо более интересные события происходят там, где им и положено происходить - в Пакистане.

27 января в Лахоре работник американского консульства по имени Рэймонд Дэвис убил двух пакистанцев. Убил на оживлённой лахорской улице, после чего был схвачен и помещён в пакистанскую каталажку:

Вот фото с места происшествия, машина Дэвиса - беленькая Хонда за мотоциклистом:

С его слов, то, что он сделал, он сделать был вынужден, так как после того, как он взял в банкомате деньги, его начали преследовать на мотоцикле двое вооружённых неизвестных и, блокировав его на светофоре, попытались ограбить.

Сказать, что дело тут же получило международную огласку, значит ничего не сказать. Американцы немедленно потребовали Дэвиса отпустить, заявив, что он является дипломатическим работником и потому обладает иммунитетом. Однако пакистанская сторона не больше и не меньше как в лице пакистанского премьер-министра тут же превратила происшествие в новость номер один и угнетённый Пакистан поднялся как один человек, после чего Исламабад, разведя руками, заявил, что руки у него просто напросто связаны. "Народным гневом."

Тут же пошли утечки и из них сперва стало известно, что двое, застреленные Дэвисом, не просто некие "мотоциклисты", а работники ISI (Directorate for Inter-Services Intelligence), главной пакистанской секретной службы. Кроме этого стало известно, что до того, как быть схваченным, Дэвис успел дать маяк и к нему пытались прорваться на машине четверо американских тоже "консульских работников", прорваться они не смогли, но зато попутно сбили насмерть ещё одного мотоциклиста, по одним источникам просто простого пакистанца, по другим такого же, как и двое убитых Дэвисом, сотрудника ISI.

Пакистанцы затребовали четвёрку спасателей для "разбирательств", но американцы быстренько отправили их горными тропами на машине в Афганистан, откуда они вылетели в США, но и пакистанцы остались не совсем ни с чем, ведь у них в руках оставался полонённый Дэвис.

Чуть погодя лондонская "Гардиан" сделала сенсационное заявление, сообщив, что Дэвис - кадровый сотрудник CIA. Выяснилось, что то же самое было известно ещё и "Нью-Йорк Таймс", но на них было оказано давление со стороны "администрации Белого Дома" и они от публикации отказались, ну, а "Гардиан" на администрацию оглядываться не стала и так всему свету стало известно, что Дэвис - шпион. После этого утечки, хоть они и не лошади, пошли табуном.

Стали вскрываться вещи и вовсе интересные. Так, по всему выходило, что Дэвис был с преследователями знаком. Ну, и не иначе как по причине знакомства стрелять он в них начал прямо из машины, сквозь лобовое стекло:

Одного он убил на месте, другой был ранен и пытался скрыться, но Дэвис вышел из машины и добил его. Самое интересное, что до того, как очухалась толпа, он мог с места происшествия сорваться и скрыться, однако, теряя время и пренебрегая собственной безопасностью, он принялся снимать лица убитых на камеру телефона, то-есть, по каким-то причинам было чрезвычайно важно идентифицировать убитых, которые оба были вооружены, имели при себе крупные суммы денег в разных валютах и оба оказались обладателями украденных утром того же дня телефонов.

У Дэвиса в машине нашли "шпионский набор", в том числе фотоаппарат, где оказалась куча фото "различных объектов", главным образом безобидных и совершенно безвредных, конечно же, "медресе".

Поместили его в освобождённое по такому случаю крыло Лахорской тюрьмы, охранников к нему допускают только предварительно обезоруженных во избежание "несчастного случая", а пищу ему дают, только сперва дав попробовать собаке во избежание попытки отравления. В суд его доставляют вот так:

Вашингтон потребовал немедленно Дэвиса освободить. С требованиями этими выступила не только Хилари Клинтон, но и президент Обама. Были отменены все намеченные встречи, в том числе и на высшем уровне. Пакистанское посольство в Вашингтоне оказалось отрезанным от любых контактов не только с "лоббистами", но и с официальными лицами. Американская сторона, отправив в Пакистан сенатора Кэрри, вернувшегося оттуда ни с чем, сперва пригрозила закрыть в Пакистане три консульства и выслать из Вашингона пакистанского посла, а когда и это не возымело действия, то Исламабаду было заявлено, что Davis affair будет передано на рассмотрение в Конгресс, после чего ежегодная американская "помощь" Пакистану в размере полутора миллиардов долларов окажется замороженной.

Как будут развиваться события дальше покажет ближайшее будущее, на 14 марта назначено новое слушание дела Дэвиса в лахорском суде, где будет решаться может ли он воспользоваться дипломатическим статусом или нет. Небезынтересно то, что Госдепартамент выступил с заявлением, из которого следует, что находящийся сейчас в лахорской тюрьме человек, известный миру как Рэймонд Дэвис, это не Рэймонд Дэвис. А в таком случае получается, что все появившиеся в сети фото и биографии Дэвиса это фото и биографии не лахорского сидельца. Кроме того, не очень понятно как американцам удастся вывернуться с его дипломатической неприкосновенностью, ведь документы, по которым он находился в Пакистане, получаются подложными. Одним словом, дело интересное донельзя.

И ещё кое-что. Пакистанцам показалось, что они поступили очень мудро, организовав вот такие вот выступления "возмущённой общественности", требующей "повесить американского террориста":

И вроде бы да, они теперь на полном серьёзе заявляют американцам, что, выдай они Дэвиса, и в Пакистане произойдёт то же, что и в Египте. Именно так и выразился пакистанский премьер - "со мною будет то же, что и с Мубараком!"

Так-то оно так, да только всё дело в том, что в Игре, которую ведут американцы, именно такой сценарий и является их целью.

12

Не прошло и недели, как Пакистан Дэвиса осовободил.

Пакистанская сторона всячески накаляла страсти, инспирируя массовые демонстрации "трудящихся", Верховный Суд Лахора отказал Дэвису в дипломатической неприкосновенности, правительство Пакистана предложило американцам закулисную сделку по обмену Дэвиса на отбывающую в США тюремное заключение Аафию Сидикки (получившая образование в США доктор нейропсихологии, которой психология со временем надоела и она приняла решение влиться в ряды борцов, её второй муж сейчас сидит в Гуантанамо, сама она выехала из США в Пакистан, позднее была арестована американцами в Афганистане уже как бомбистка, во время допроса она якобы выхватила у охранника винтовку и открыла беспорядочную стрельбу, ответным огнём была тяжело ранена, затем вылечена, вывезена в США, там судима и приговорена за попытку убийства федеральных служащих к 84 годам тюремного заключения), однако американцы в своих требованиях освободить Дэвиса без каких бы то ни было предварительных условий были непереклонны.

Всяческую непреклонность демонстрировали и пакистанцы, и не только официальные лица, так, брат одного из убитых публично под камеру TV и под грозный рёв толпы заявил, что если лахорский суд убийцу не покарает, то "народ Пакистана будет вынужден взять дело правосудия в свои руки", масла в огонь подлило самоубийство жены другого убитого, перед смертью заявившей, что она делает это от отчаяния, так как не верит в справедливое завершение дела. Кончилось же всё тем, что американцы просто заплатили родственникам отступного, так называемые blood money, Дэвис благополучно отбыл в США и всё закончилось ко всеобщему удовлетворению.

Американцы вряд ли после этого начали уважать пакистанцев больше, чем они уважали их перед тем, как случилась эта история, но Запад есть Запад, а Восток есть Восток, а на тонком Востоке толстый бакшиш ещё долго будет оставаться последним аргументом.

Для того, чтобы эта история стала понятнее, как стало понятнее и зачем вообще понадобилось её упоминать, нам нужно немножко глубже погрузиться в контекст нынешний событий вокруг Пакистана.

Всем ныне известный Талибан был создан при самом непосредственном участии Пакистана и до поры всё, что делали "студенты" (а похожее на ЖэЖэшный термин словечко Талибан переводится с арабского именно так - студенты), соответствовало интересам Пакистана, или, скорее, тому, что Пакистан под своими интересами понимал. Очень быстро стало ясно, что присутствие в Афганистане Талибана на деле означает присутствие там Пакистана, что очень нравилось Пакистану и не очень нравилось людям, из студенческого возраста давно вышедшим. Ну, и поскольку люди эти получали образование не в медресе, то они очень хорошо понимали одну тонкость, ни пакистанцами, ни студентами в расчёт не принимавшуюся. Дело же обстояло примерно так, как и в случае удивляющего очень многих европейского и американского благодушия в отношении мусульманских "мигрантов".

С точки зрения "белых людей" мигранты и государства, откуда они мигрируют, представляют собою сообщающиеся сосуды и, залучив к себе толику нетолерантных мусульман, вы получаете возможность влиять на положение дел там, откуда они к вам понаехали. И влиять не собственными солдатами, а через них же, через самих "понаехавших".

Когда минула десятилетка после поражения России в Холодной Войне и улеглась немного пыль, трудолюбивые американцы вернулись на стройплощадку и принялись "строить" Азию. Начав в конце 2001 года очередную афганскую войну под названием Enduring Freedom, американцы высадились в Афганистане, после чего Талибан со всеми своими талибанцами хлынул в Пакистан. Если конкретнее, то в Вазиристан, это такой своеобразный "район" Пакистана, совместно управляемый федеральным центром в Исламабаде и главами местных племён. С точки зрения Пакистана получилось примерно так, как если бы вы откормили змею и пустили её к соседу, а она вдруг переползла обратно к вам.

Талибан из организации, позволявшей контролировать Афганистан, мгновенно превратился в средство по дестабилизации Пакистана. И поделать с этим Пакистан ничего не мог, сперва во всяком случае. Дело в том, что граница между северным Вазиристаном и афганской провинцией Хост по меньшей мере не контролируется (если вообще существует) и "племена" имеют возможность кочевать туда и обратно, и если на племя (а где кончается племя и начинается Талибан, понять решительно невозможно) нажать в Пакистане, то племя уходит в Афганистан, а если на него надавить в Афганистане, то племя со всеми своими племенными предрассудками тут же оказывается в Пакистане.

И если до 2001 года присутствие Талибана на территории Пакистана было минимальным, то с приходом американцев основная масса талибанцев плавно переместилась в Пакистан. Вазиристан превратился в змеиное гнездо. Дело усугубляется тем, что в силу восточной специфики Вазиристан может служить живым и до чрезвычайности выпуклым примером того, что на нашей планете все друг другу враги. Враждующие Афганистан и Пакистан, враждующие друг с другом племена, враждующий вообще со всеми Талибан и враждующие между собой внутри Талибана "фракции". А есть ещё "помогающая" всем враждующим Америка и помогающая помогающей Америке Индия. И есть ещё целая куча добровольных и бескорыстных помощников, дело в том, что Америка, со всей возможной строгостью не позволившая европейцам влезть в Ирак (там смогли только англичане подсуетиться и всякая мелкота, в лице верных Личард), в случае Афганистана не только "дозволяет", но даже и всячески поощряет присутствие в регионе всех желающих, справедливо полагая, что чем хуже будут обстоять в регионе дела, тем лучше для американских целей.

Пакистан же в силу своих ограниченных возможностей начал действовать со значительным отставанием по времени. Только в 2007 году под председательством Мушараффа собрались министры, совет национальной безопастности Пакистана и губернаторы четырёх провинций и после бурных дебатов приняли решение всемерно противодействовать "талибанизации" региона, после чего в Южный Вазиристан была введена пакистанская армия. Под лозунгом о борьбе с международным терроризмом, понятное дело. Однако на деле ввод пакистанской армии если и означал борьбу, то не совсем в том смысле, как это понимается читающим газеты обывателем.

Американцы, начиная с 2004 года с расположенных на территории Афганистана баз наносят воздушные удары по территории Пакистана. Наносят они их при помощи беспилотных самолётов, так называемых "дронов". Это несомненный акт войны, но, удивительное дело, никто войной это не считает. Причём имеет место так называемая эскалация и если в 2004 году по Пакистану ударил один "дрон", то в прошлом, 2010 году, воздушное пространство суверенного Пакистана нарушило уже 118 "дронов", пускавших по Пакистану ракеты и сбрасывавших на Пакистан бомбы. По американским данным в результате ударов было убито примерно полторы тысячи человек, по пакистанским более двух тысяч. Так как среди убитых оказалось 36 более или менее заметных "террористов", то пакистанцы имели полное право громко пожаловаться на то обстоятельство, что для того, чтобы убить одного талибанца или алькаедовца, необходимо попутно убить ещё 57 гражданских лиц. Насколько искреннен в своих жалобах был Пакистан неизвестно, но под жалобы он осуществил ввод своей армии в Южный Вазиристан. Своим последствием это имело то, что американцы потеряли возможность использовать там свои "дроны", так как убивать безвестных пуштунов это одно, а убить за один присест 57 военнослужащих пакистанской армии это совсем другое.

А теперь смотрите, что получилось - Пакистан борется с Талибаном там, где может, то-есть на принадлежащей условно ему территории, но при этом исподтишка поддерживает Талибан на территории Афганистана, американцы борются с Талибаном в Афганистане, но вот на территории Пакистана они ограничиваются "точечными ударами", то-есть борются с ним уже далеко не так, как могли бы при желании бороться, и это при том, что деление Талибана на афганский и пакистанский есть чистая условность, одни племена поддерживаются американцами и в ответ поддерживают их, а другие поддерживаются пакистанцами, племена эти враждуют между собой с незапамятных времён и сейчас они руками американцев и пакистанцев сводят счёты друг с другом, весь регион кишит людьми, работающими на все мыслимые секретные службы не только Соединённых Штатов и Пакистана, но и других "держав", и не только держав, а вообще чёрт знает кого, шпионами всех разведок и агентами двойными, тройными и четверными.

При этом правительство Пакистана из пропагандистских и популистских соображений после каждого удара, нанесённого "дроном", клеймит американцев, но при этом закулисно само снабжает США информацией по местонахождению "террористов" и координатами, а американцы, этой информацией пользуясь, насчёт пакистанцев ничуть не обольщаются, так же, как и пакистанцы не испытывают никаких иллюзий по поводу истинных целей США.

После громкого теракта в Мумбае американцы на поверхности пытались индийцев и пакистанцев если и не помирить, то не допустить дальнейшего обострения, но при этом они, обнаружив, что в подготовке теракта были замешаны сотрудники ISI (все замешанные, как нарочно, тут же были пакистанской стороной объявлены "бывшими" сотрудниками, и смех и грех, прямо как эрэфовские миллиционеры, все как один оказывающиеся "бывшими", стоит им только на чём-нибудь попасться, экая примитивная азиатская хитрость), тут же организовали утечку, что позволило индийцам узнать не только кто был замешан в теракте с пакистанской стороны, но вдобавок "имена и явки", да ещё и с адресами, именами жён, детей и близких. Но более всего пакистанцы обозлились, когда они под условием строжайшей конфиденциальности поделились с американцами некоей очень важной с их точки зрения информацией, а те, сказав "да-да, конечно, мы никуда, мы никому!" тут же расплатились вызнанным секретом с англичанами за какую-то английскую услугу.

Да и то сказать, ну как не поделиться, ведь тут с одной стороны джентльмен, которому как-то не с руки глаз выклёвывать, а с другой - восточный базар, где кровь продают за бакшиш. Продавали вчера, продают сегодня и продадут завтра.

13

Ну вот, надеюсь, что теперь картинка стала чуть поотчётливее, яснее, как стало и яснее, что делают и в каких условиях труждаются люди, подобные Рэймонду Дэвису, которого, как выяснилось, даже и зовут-то не Рэймондом Дэвисом. Прощаясь с ним, пустим-ка вослед ещё один лучик - в дни, когда скромный служащий американского консульства разъезжал по окрестностям Лахора, от нечего делать фотографируя живописные здания лахорских медресе, где студенты старательно зазубривают суры, где-то неподалёку проходили полевые испытания пакистанской крылатой ракеты "Бабур", в создании которой Пакистану немало помог Талибан, разыскавший в горах Афганистана обломки нескольких разбившихся американских "Томагавков" и обменявший эти небезынтересные пакистанцам находки на что-то по его талибанскому мнению ценное. На пару подвод, груженных мешками с рисом сорта Басмати, например.

А кроме испытаний "Бабура" (хорошее, кстати, название для ракеты, всяко лучше какой-нибудь чересчур уж миролюбиво звучащей "Синевы", хотя, с другой стороны, старушка "Синева" хотя бы исправно летала, а как оно будет с "Бабуром" дело тёмное) американцев не может не интересовать и находящаяся к западу от Лахора база пакистанских ВВС Саргодха, где развёрнуты поставленные Пакистану Китаем ракеты М-11 переименованные богобоязненными пакистанцами в "Хатф-3", что значит "Возмездие-3". Судя по всему, пакистанцы предполагают отвешивать возмездие некими порциями, возмездие-1, возмездие-2 и так по нарастающей. Или по убывающей, не знаю, им виднее. Поскольку дальность "возмездий" находится в пределах 80-1000 км, то понятно, что грозить отсель пакистанцы собираются не шведу, а какому-то другому надменному соседу, а в других соседях ходить некому окромя Индии, чья столица находится как раз в пределах досягаемости "Возмездия-5", так что любопытство американцев по поводу всего спектра возмездий вполне понятно.

Так же, как и любопытство Индии.

Ну, а теперь оседлаем волну любопытства и, серфингуя, вернёмся на её гребне к Афганистану.

Но сперва позвльте ещё одно маленькое отступление: прежде чем начать любопытствовать, примем к сведению следующее обстоятельство - люди не в состоянии представить себе сложность ведущейся державами Игры. Не в состоянии и всё тут! По какой-то причине она в их голове не умещается, и не только сама по себе Игра, но даже и правила, по которым она ведётся. Ну вот поставили, например, в Москве памятник генералу де Голлю. А как же! Великий человек и всё такое. И то, что этого великого человека привезли в Париж на английском танке, никого не смущает. А точно такого же ещё не известного нам маленького ливийского де Голля, которого привезут в Триполи через пару недель, все заранее встречают в штыки. Где логика? А то, что встреченному вами в 1945 году бурными и продолжительными аплодисментами де Голлю вы сами же через десять лет грозили атомной бомбой, от вашего внимания каким-то волшебным образом ускользает. И это при том, что у Франции атомной бомбы тогда не было, а был у неё Алжир и вы в Алжире помогали американцам, а американцы помогали вам и трудно сказать, кто кому помогал больше. Но памятник при этом вы ставите не себе, не американцам и даже не атомной бомбе, а - де Голлю. Поразительно!

Ладно, оставим де Голля, у него на том свете и без нас хлопот хватает, так что давайте-ка вернёмся к нашим так любимыми всеми правоверными мира баранам. Вперёд. В Афганистан!

Что нам Афганистан и что мы Афганистану? Можем ли мы без него обойтись? "Мы" в самом широком смысле? На этот вопрос я вам отвечу так - "нет, без Афганистана нам никуда." И "нам" опять же в смысле широчайшем, без Афганистана нам не обойтись, ни вашим, ни нашим. Ни даже и молодогвардейцам.

Ни даже и Индии.

Индия за последние семь лет истратила на "помощь" Афганистану около 1 млрд. долларов в год. Поверьте, что для Индии это очень много. В этом месте следует заметить, что доход на душу населения в Индии вдвое меньше чем доход на душу пакистанскую, а что такое Пакистан известно всем. И вместе с тем Индия от себя отрывает и афганцам отдаёт. Индия пятый по счёту афганский "донор" после США, Великобритании, Японии и Германии (обращаю ваше внимание на имена фигурантов, самым недвусмысленным образом показывающим, кто числит Афганистан в "приоритетах"). В Афганистане находится свыше четырёх тысяч индийских "специалистов", помогающих афганцам "строить новую жизнь". И строят индийцы в самом прямом смысле, строят всё - линии высоковольтных передач, электростанции, дамбы и плотины, здание Парламента в Кабуле, станции телефонной связи итд. Они реконструируют Институт Детского Здоровья им. Индиры Ганди и оказывают "гуманитарную помощь", поставляя в Афганистан миллион тонн пшеницы, из которой ежедневно выпекаются высококалорийные хлебцы для полутора миллионов афганских школьников и тратят на это сто миллионов долларов и тратят при том, что сыты далеко не все школьники индийские.

Завершены работы по постройке современного шоссе между Заранжем и Деларамом, а этот участок, в свою очередь является частью амбициозного проекта по постройке шоссе, которое свяжет Кабул с иранским портом Чабахар, что позволит Афганистану выйти "к морю".

Хорошо ли всё это? Ну, тут всё как всегда - для кого-то хорошо, для кого-то плохо. И чем лучше для кого-то, тем для кого-то хуже. Понятно, что Индия "рвётся из всех сухожилий" потому, что видит в этом прямой для себя интерес. Индия уже сегодня устанавливает для себя будущую сферу влияния, захватывающую фактически весь Индийский Океан. И то, что выгодно Индии, невыгодно в первую очередь Китаю и Пакистану. Выгодно ли это РФ? Да, безусловно. РФ выгодно всё, что невыгодно Китаю и усиление Индии отвечает интересам РФ. Кроме этого РФ безусловно выгодна и продажа оружия Индии и выгодна далеко не в одном только денежном смысле, так как является лишней кислородной подушкой, позволяющей дышать задыхающимся оборонным предприятиям.

Здесь следует понимать следующее - США, провоцируя гонку вооружений между Китаем и Индией, преследуют собственные интересы и используют РФ точно так же, как они использовали Германию в 1970-1980-х, когда поставляли немецкие подводные лодки Аргентине и Израилю. В первом случае это позволяло не обостряться с собственными левыми, яростно протестовавшими против любых форм сотрудничества с "хунтой", а во втором - не ссориться лишний раз с арабами. Намерения эти были шиты белыми нитками, но зато своеобразное "субподрядничество" Германии позволяло хотя бы избежать газетной шумихи и сопутствующей ей реакции общества. Кроме того это позволяло и немцам держать их ВПК на уровне, а Германия тогда была "союзником", которому из тактических соображений следовало помогать. Примерно то же и с поставками российского вооружения в Индию. Понятно, что Китай и Индия это вам не Аргентина и Израиль и ставки тут пропорционально выше, так что РФ в определённом смысле повезло. Или "повезло", это как посмотреть.

Так вот ничуть не меньшим (а, может, и большим) врагом, чем американцы, для Талибана в Афганистане являются индийцы и талибы своей борьбой преследуют цель вытестнить из Афганистана ещё и их. А за Талибаном стоит не только Пакистан, но ещё и Саудовская Аравия и поддерживает она талибов не в последнюю очередь потому, что для неё наипервейшим врагом является Иран, а Индия с Ираном в очень хороших отношениях и она автоматически попадает во враги. И, соответственно, для Индии в её раскладах Талибан это тоже враг первоочередной. Не все, наверное, знают, что небезызвестный Ахмад Шах Масуд в 2001 году умер в индийском госпитале, развёрнутом в Таджикистане Индией. Кроме того Индия имела там военных советников, помогавших Таджикистану бороться с Талибаном и оказывала помощь вооружениями. И сегодня Иран, заманивая Афганистан в свой лагерь, заранее обещает, что если афганцы доведут проект по постройке шоссе Кабул-Чабахар до ума, то иранцы не будут обкладывать афганские товары, вывозимые через Чабахар, пошлиной. И Индии будет прямая выгода, так как она получит прямой доступ в Афганистан, блокируемый сейчас Пакистаном. А афганский Талибан, который вроде бы должен радоваться тому, что индийцы ударяют по афганскому бездорожью, всячески препятствует строительству шоссе и совершает вооружённые налёты, в результате которых были убиты несколько индийцев и более сотни афганцев, трудившихся на строительстве.

Сложно, да? Но это ещё не вся сложность. Не цветущая, во всяком случае. В нашем случае сложность заключается в другом. Смотрите - всё, что происходит вокруг Афганистана сегодня выгодно РФ. Соответственно и Индия на сегодня это - друг. Но мы уже выяснили, что друзей не бывает, а бывают только и только враги, так вот эта аксиома применима и к рассматриваемому нами случаю. Всё дело в том, что помощь Индии Афганистану не бескорыстна, целью Индии является доступ в регион, недавно ещё называвшийся Средней Азией. Дотянувшись до "молодых государств" Центральной Азии, Индия резко увеличит свой "вес", своё "влияние". И это опять же вроде бы неплохо для РФ, проблема только в том, что это очень плохо для России.

Тот, кто даст Средней Азии выход в Индийский Океан, оторвёт Среднюю Азию от России навечно. Среднеазиаты, "омыв в Индийском Океане сапоги", уйдут из России окончательно, уйдут навсегда. И более того, они превратятся в злейших врагов любого геополитического проекта, целью которого будет возвращение России.

Главной для понимания "дорогими россиянами" сложностью ведущейся в Афганистане и вокруг него Игры является вот какая - интересы РФ и России это не одни и те же интересы. Интересы РФ и России могут не совпадать друг с другом. И более того - они могут друг другу даже и противоречить.

14

Каково место России и русских в реальности, рисуемой на стене и проецируемой оттуда в наши головы? Где Россия, где русские и с кем они? Реальность, пусть и всего лишь виртуальная, нуждается в неких ориентирах, в "привязке", в позиционировании себя и других. Ныне чрезвычайно сильно убеждение, состоящее в том, что Россия как государство это несомненно европейское государство, а русские как народ это несомненно народ европейский.

Чтобы подкрепить эти притязания на европейство сегодня к Европе задним числом пристёгивается Российская Империя, и делается это несмотря на ту очевидность, что Европа и Россия на протяжении всего своего существования были врагами, и в проговаривании, в осознавании себя и своего места в мире они взаимоотталкивались именно от этого - от вражды, и это было тем легче, что идеологическое обоснование вражды имело глубокие корни в виде религиозного раскола. По этой причине возникавшее время от времени у русских желание "набиваться в европейцам в родственники" встречало с той стороны искреннее недоумение, и действительно, какие такие могут родственники из схизматиков, которых, к тому же, стоит только поскрести, как тут же обнаружишь известно кого, и чьё государство на протяжении столетий дежурно рассматривалось не самыми худшими европейскими умами как "восточная деспотия". А если учесть, что с точки зрения "истинной" Европы даже немцы являются варварами, лишь позавчера научившимися пользоваться ложкой-вилкой, то место загадочной русской душе европейцы привычно отводят всё равно где, но только подальше от себя.

В наше время торжества технологий, в том числе и технологий человекостроительства, необычайно широкое распространение получили различные так называемые "структуры" и если уж мы взялись определять местоположение государства российского, то нам не обойтись без того, чтобы его куда-то "присобачить". Понимают это и люди, занимающиеся идеологической работой, а, понимая, "вбрасывают в массы" те или иные идеи, могущие если и не обустроить Россию в реальности, то хотя бы встроить её образ в ту или иную структуру в смысле виртуальном.

Например:

Вновь и вновь муссируется мысль о членстве России в НАТО. Делается это сознательно, так как невозможно однозначно заявить ни что "Россия в НАТО не вступит никогда", ни что "Россия в НАТО вступит непременно". С одной стороны исторической России сегодня не существует и уже по одной только этой причине она никуда не может вступать, как не может и ниоткуда выходить. А с другой стороны часть исторической России в виде Прибалтики в НАТО уже вступила, и это факт, от которого невозможно отмахнуться, а ведь Прибалтика находилась в составе России куда дольше, чем, например, Дальний Восток, назначенный сегодня в "неотъемлемую часть России", что в пропагандистском смысле изначально провально, так как позволяет сделать вывод, что если есть части России неотъемлемые, то в наличии должно иметься и то, что отъять можно.

Если же попытатся эти идеологические попытки конкретизировать, то неизбежен вопрос - "а вступит ли в НАТО РФ?" На этот вопрос можно смело ответить так: "Нет, РФ в НАТО не вступит."

Ещё несколько лет назад, как только в народ начали подбрасывать мыслишки о немыслимом, некоторые светлые головы (их оказалось на удивление мало) тут же заметили, что вступление РФ в НАТО будет на деле означать следующее - НАТО получит общую границу с Китайской Народной Республикой. Мысль эту как-то стыдливо повертели в руках и поспешно убрали с глаз долой, что неудивительно, так как начав думать в этом направлении, можно много до чего додуматься, а с процессом мышления в РФ дело чем дальше, тем идёт хуже, почему и было, наверное, сочтено, что "не жили богато, не хер и начинать", где ум был справедливо приравнен к богатству.

Дело в том, что сама по себе мысль о вступлении РФ в НАТО напрочь разбивает тот устраивающий оба полюса эрэфовского истеблишмента (условных "либералов" и "державников") стереотип, что Запад, мол, един. И точно так же ветви эрэфовского агитпропа вне зависимости от разделяемых ценностей старательно мешают в кучу НАТО и ЕС, хотя эти "структуры" не только не являются чем-то единым, но они изначально друг другу враждебны. Если совсем просто, в двух словах, то дело обстоит так: НАТО это США, а ЕС это Европа. А США и Европа это два титана из которых один (европейцы) бросают сегодня вызов другому (американцам). И будь "пресловутый Запад" и в самом деле един, и преследуй он одни и те же цели, и имей он одни и те же интересы, то РФ в НАТО вступила бы одновременно со "странами Балтии". На деле же подобное развитие событий устраивает лишь одну сторону - США.

Вступи РФ в НАТО и американцы запрыгали бы на одной ножке, так как подобное развитие событий полностью отвечает их интересам. С одной стороны они оказываются на северном берегу Амура со всеми вытекающими для Китая последствиями, а с другой США получают контроль над вооружёнными силами РФ. Замечу, что, случись такое на деле, и РФ (не Россия, а РФ) извлекла бы несомненные выгоды, так она получила бы американский зонтик как от европейской, так и от китайской угроз, и как довесок - нормальную армию. Но к этой идее можно отнестись лишь как к игре ума, так как в реальности этому не бывать. И вот почему - Европа на это никогда не пойдёт.

И не только на это.

Скажем, РФ могла бы попасть в НАТО одновременно с Китаем. Китай бы на это пошёл. На этом пути, правда, есть одно препятствие - пришлось бы изобретать или создавать некоего общего врага, столь могущественного, что это позволило бы отстроить пропагандистское обеспечение немыслимому на сегодня "союзничеству". Но это можно обойти следующим образом - упразднить ООН и возложить её функции на НАТО.

Именно в этом направлении исподволь работают американцы вот уже скоро как двадцать лет. ООН главным образом их усилиями чем дальше, тем больше превращается в мало кого устраивающего "бумажного тигра", в бессмысленную "говорильню", но при этом одновременно с очевидной дискредитацией ООН на НАТО возлагаются всё новые обязанности, и обязанности, политическая составляющая которых перевешивает чисто военные задачи. Если же учесть, что война это продолжение политики, то НАТО и вовсе выходит куда адекватнее нынешним реалиям, чем ООН. Так вот европейцы на это (на подмену ООН "Натой") не пойдут ни при каких условиях, и они не сидят сложа руки, а старательно мешают американским планам. Так, они старательно лоббируют увеличение числа постоянных членов Совета Безопасности ООН, с тем, чтобы туда вошли на первых порах Германия, Япония и Индия, а там и ещё желающие подтянутся. Делается это для того, чтобы "размыть" влияние США.

А вступление в НАТО РФ это идея, ставящая крест на долгосрочной стратегии европейцев. Сегодня Китай объективно их союзник, позволив же американцам включить РФ в НАТО и одновременно оставить Китай вне организации, Европа тем самым позволит США столкнуть себя с Китаем, причём столкнуть в самом прямом смысле, ведь европейцам придётся фактически стоять на Дальнем Востоке "под ружьём", кроме того и усиление вооружённых сил РФ в планы европейцев входить никак не может. "Свят, свят, свят!"

И вторая часть планов американцев в виде замены ООН НАТО европейцам может лишь в страшном сне привидеться, так как увековечит "господство США". А Европа сегодня "идти на поводу" не желает. Европа сегодня не та, что вчера. Сегодня европейцы и сами с усами.

15

Давайте теперь об усах. У кого они есть, у кого их нет, у кого они пышные, а у кого они такие, что лучше бы сразу сбрить, чтобы не позориться.

Мы уже попробовали разобраться с членством РФ в НАТО и этот "разбор полётов" достаточно убедительно показывает, что такое членство возможно только в случае глобальной победы Соединённых Штатов, что повлечёт за собою создание на первых порах конфедерации государств планеты в некие Соединённые Штаты Земли, где НАТО будет армией этого планетарного союза. Понятно, что такое если и случится, то не завтра и даже не через неделю. А, раз уж время нам позволяет, попытаемся рассмотреть и другую популярнейшую в некоторых кругах идею - вхождение РФ в Евросоюз.

Можно сразу и со стопроцентной уверенностью сказать, что Россия в ЕС не войдёт никогда и не войдёт по той же причине, что не войдёт и в НАТО, и причина эта тривиальна донельзя - дело в том, что России сегодня нет, а как прикажете входить куда-то тому, чего в природе не существует?

Войдёт ли в ЕС Российская Федерация? А вот тут, как говорится, могут быть варианты.

Тех, кто уже обрадовался, я должен предупредить, что радоваться особо нечему, ибо все возможные варианты чрезвычайно болезненны, так как связаны с расчленёнкой и одним лишь обрезанием тут никак не отделаешься. В будущем в ЕС могут попасть только некоторые части нынешнего государственного образования под названием РФ. Причём дорогих москвичей и ещё более дорогих москвичек я вынужден разочаровать - Москва в ЕС не попадёт ни при каких обстоятельствах.

Европа воевала с Россией на протяжении столетий. Ни с кем русские не воевали столько, сколько с европейцами. А уж с того момента, когда был заложен первый камень в строительство Российской Империи, Россия воевала почти исключительно с Европой, или, что будет точнее, Европа воевала с Россией. Воевала даже в периоды затиший, которые были тогдашней Холодной Войной и периоды эти неизменно кончались всё новыми вспышками войн самых, что ни на есть горячих. Если посмотреть на сегодняшнюю густо загосударствленную карту Европы, то гораздо легче сказать, кто с Россией не воевал. Таковских меньше, чем пальцев на одной руке - не воевали разве что португальцы да сербы с черногорцами. Солдаты всех других европейских наций, топая по русским дорогам, заходили кто к востоку дальше, кто ближе. Но старались все. Всем от России что-то, да надо было, все в России что-то, да потеряли.

А уж когда Европе удавалось объединиться, то тут о-о, тут - держись!

И вот тут, в этом самом "держись", скрыта одна любопытная коллизия. Я о ней пару лет назад писал, но, похоже, надо бы в памяти читателей её заново осветить. Дело в том, что как только Европа становилась достатчно сильна для того, чтобы не только желать, но ещё и свои желания воплощать в реальность, она немедленно сдвигала свою восточную границу на восток. И не просто на восток, а как-то так само собою получалось, что восточная граница Европы с диким, по её мнению, полем и западная граница России начинали проходить примерно по одним и тем же местам. Как только Европа отламывала от России кус, так тектоническая трещина культурного разлома неизменно бежала по одному и тому же маршруту.

Вот, посмотрите, это случилось трижды на протяжении ХХ столетия:

Посмотрите, где проходила западная граница России и современная граница РФ в каждом отдельном случае и сравните их.

1918. 1943. 1991.

Такое тройное совпадение не может быть объяснено случайностью.

Между прочим, можно сколько угодно ругать Льва Гумилёва, обзывать его шарлатаном и невеждой, но в его рассуждениях несомненно имелось рациональное зерно, я имею в виду ту принадлежащую ему идею, что культурное разграничение между Европой и Россией совпадает с январской изотермой. Предупреждая возможные вопросы как адептов, так и хулителей Гумилёва должен сказать, что я не являюсь горячим сторонником так называемого "евразийства" и вот почему: любые рассждения о евразийстве не имеют практического смысла без привязки к вопросу - "а чьё евразийство?".

"Чьё" тут слово ключевое.

Вполне очевидно, что абстрактного евразийства не существует, а может оно быть русским, может китайским, а может - немецким. Современность учит нас, что евразийством как идеей и Евразией как геополитическим пространством можно манипулировать, даже находясь на периферии Евразии, как то делают сегодня американцы. То-есть в конечном итоге дело (как, впрочем, и всегда) в национальных интересах и в культурном доминировании. И мне не кажется, что русским так уж понравится жить в объединённой какой-нибудь идеей единой Евразии, где будут доминировать китайцы.

А что касается немцев, то они свои притязания на евразийский пирог обозначили чётко и то, что они из раза в раз отрезают и спешат в рот затолкать, очень хорошо видно на приведённых повыше картах. И отрезанное тогда это то, что имеет шанс попасть в ЕС сейчас. Подчеркну, что не попадёт, а имеет шанс попасть. Кроме этого в ЕС могут попасть и ещё какие-нибудь кусочки уже собственно РФ. Так, простой здравый смысл и не менее простой геополитический расчёт подсказывают нам, что при удачном стечении обстоятельств Европа включит в себя не только бывшую Восточную Пруссию, но и так называемую Ингерманландию, то-есть нынешнюю Ленинградскую область, а также и пресловутую "Казакию" и будет так вовсе не потому, что европейцам так уж нужны поребрики и казаки с лампасами и нагайками, причина гораздо прозаичнее - этим напрашивающимся ходом Европа лишит то, что останется от РФ, выхода к морю. Тем самым она развяжет себе руки, так как заставит Москву рубить окно на Тихом Океане, что тут же приведёт к столкновению интересов русских, китайских, японских и американских. А европейцы будут тихо радоваться, так как Москва будет просить уже Брюссель о заступничестве перед лицом китайско-японо-американской угрозы.

И может даже быть так, что Европа своё покровительство окажет, потребовав за это парочку политических уступок. И с её точки зрения всё это будет вполне себе оправданно и целесообразно, ведь произойдёт что-то вроде "переориентации Насера с Америки на Россию", только в нашем гипотетическом случае Египет будет со столицей в Москве.

И следует иметь в виду, что это ещё не самый худший сценарий, вполне может случиться так, что европейцы посчитают невыгодным (а оно и в самом деле им невыгодно по самым разным причинам) существование даже и того, что осталось от России в 1991 году. Упование на РВСН и СЯС если о чём и говорит, то только о короткости памяти. Ну вот вам 1991 год, у вас вторая, если не первая армия мира, у вас тысячи ракет, тысячи самолётов и десятки тысяч танков и - что? Помогла ли вам хоть одна ракета? ХОТЬ ОДНА? Из тысяч?

И сегодня тоже полно любителей военных "игр", компьютерных и на природе, пейнтбол и стрельба "боевыми", бои без правил, бои ножевые, ручные, ножные и чёрт знает какие ещё. Очевиднейшим образом люди полагают, что вот-вот нагрянут "натовцы" и они залягут в подмосковные кусты и будут отстреливаться из карабина "Сайга". Так ведь и в 1991 году все тоже ждали натовских танковых клиньев и танки в Москву и в самом деле приехали. Только были они не натовскими. И для того, чтобы рухнула держава даже и эти танки не пригодились, а понадобился для этого всего один танк, на который влез Ельцин.

Страшно представить, что произойдёт с головами дорогих россиян, если в Москву въедут два танка с двумя Борисами Николаичами на броне.

16

О трудностях. О тех, из которых состоит наша жизнь, которая, как известно, есть борьба. Мы пытаемся скрасить наше существование лёгкостями, но получается это не у всех, да и чтобы получить вожделенную лёгкость, требуется преодолеть множество трудностей, так что иногда даже и трудно сказать, стоила ли овчинка выделки, а если учесть то обостоятельство, что лёгкость бытия бывает невыносимой, так и вовсе выходит, что, может, не стоило и огород городить, а надо было жить себе поживать с привычными трудностями, которые у каждого свои, родные, в то время как лёгкость одна на всех.

Необходимо также понимать, что трудностей на свете много, трудностей хватает на всех, никто не уходит обиженным, ни одна отдельно взятая человеческая душа, ни народ, ни государство. Свою ношу тащат все. Это только со стороны кажется, что кому-то легче, но стоит только поменяться местами, так тут же и окажется, что чужая ноша тянет точно так же, как своя, да к тому же и какой-то не такой она вечно выходит, неудобной, неподъёмной, неохватной, одним русским словом - несподручной.

И вот в той Игре, в которую играют государства, очень важно не так облегчить свою ношу, как сделать потяжелее ношу противника, а там, глядя, как он кряхтя, сгибается, кособочится, жилы рвёт, нам сразу легче станет и тут же покажется, что своя ноша не тянет, а если мы тужащегося бедолагу, которому мы камней в мешок натолкали, ещё и подтолкнём невзначай или подножку ему, да так, чтобы он покатился кубарем, ручками ножками в воздухе замелькал, то и вовсе хорошо выйдет, и пока он встать пытается, мы со своими пожитками-манатками разберёмся и разберёмся сами, без дураков.

Итак - треугольник. США, ЕС, РФ.

Треугольник не сказать, чтобы любовный, но какие никакие "отношения" там присутствуют, живём-то мы все в пространстве замкнутом, друг от друга нам никуда не деться, планета-то одна. Крутится-вертится. А с нею вместе крутятся колесом и вертятся юлой игроки-игрочишки, у которых раньше имена были, а потом как-то незаметно куда-то делись, и вместо имён собственных появились аббревиатуры, личины, вроде я, а вроде и не я, и я не я, и лошадь не моя. Да и то сказать, раньше времена были честнее, был Юпитер, была Европа, был бык, была Пасифая, были промеж них совет да любовь, и детишки у Пасифаи и бычка такие забавные получались, не детишки, а загляденье, а сегодня вместо Европы - ЕС, была красивая баба, да сплыла, а остался - лабиринт. На тебе ниток моток и ступай, милый, ступай, не мешкай, слышишь мычание? это тебя зовут, ждут-пождут, дождаться не могут.

Прежде чем перейти к рассмотрению трудностей роста и трудностей ориентировки на местности, сделаем небольшое отступление. Оно понадобится нам, чтобы лучше понимать последующее. Цель этих записок и состоит, вообще-то, именно в нём, в понимании, и цель эта выглядит недостижимой, поскольку с пониманием у людей дело обстоит традиционно плохо. Ну да рискнём, вдруг кто-то и в самом деле что-то поймёт, не всё ж вам телевизор смотреть.

Некоторые вещи придётся повторять, но тут ничего страшного нет, как говаривали заслуженные учителя в генеральских чинах: повторение - мать учения. Скажем, совершенно недоступной пониманию людей выглядит та очевидность, что войной является далеко не одно лишь то, что они войной считают, и это искажает картину реальности до неузнаваемости, а попытки на эту тему размышлять вводят средний ум в состояние ступора. Ну в самом деле - вот вам две Мировые Войны, в которых немецкая армия безусловно была армией лучшей, а Германия обе войны проиграла. Как же так? Не в силах разрешить эту загадку Сфинкса, средний ум начинает изобретать более или менее завиральные идеи, могущие хоть как-то совместить несовместимое и после нескольких безуспешных попыток бросает неблагодарное занятие, утешая себя какой-нибудь глубокомысленной сентенцией вроде - "всех книг не перечитать". Или - "а не выпить ли мне?"

Между тем кажущееся противоречие никаким противоречием не является, стоит лишь нам понять, что войны выигрываются или проигрываются государством, а вовсе не армией. Армия это то, чем государство воюет. Армия это меч, а государство это боец-добрый-молодец. И не меч проигрывает схватку, а проигрывает её тот, кто меч в руках держит. И воюет государство далеко не одним только мечом, а ещё и секретными службами и дипломатией. А ещё пропагандой. А ещё промышленностью и сельским хозяйством. А ещё численностью населения и его, населения, качеством. А ещё государство воюет пространством. А ещё - временем. И ещё очень много чем другим.

И всё это есть у одного государства и всё это есть у другого государства и они, сойдясь в схватке, всё это пускают в ход.

И вот всё это вместе, всё-всё, и называется войной.

И искусство войны заключается в том, что если вы почувствовали, что в бою на мечах ваш противник сильнее, сделать так, чтобы он это преимущество потерял, попытаться, скажем, войти с ним в ближний бой, так, чтобы его меч ему даже и мешать начал, а вы, пока он не успел сориентироваться, уже кинжалом его в мягкий бок - тык! Или наоборот, отбежать подальше, так, чтобы он до вас мечом не достал, да оттуда его болтом арбалетным - в глаз.

И именно это и произошло в обеих Мировых Войнах - Германии не позволили использовать её сильную сторону и войну повернули таким образом, что из того обстоятельства, что у Германии была бесспорно лучшая армия, вышел - пшик. Войну проиграла не немецкая армия, а проиграло её немецкое государство. Оно воевало хуже, чем воевали государства победители, и то, что немецкий меч был лучше, чем мечи будущих победителей, не сыграло в конечном итоге никакой роли. Боец Немец оказался слишком самонадеянным, он слишком понадеялся на свой меч и на своё искусство с мечом обращаться, но он не сумел построить схватку так, чтобы его премущество оставалось преимуществом на протяжении всего боя.

Отсюда следует вот что - русские считают себя очень хорошими вояками именно в "военном" смысле. Насколько это справедливо, обсуждать не будем, все славные победы остались в далёком прошлом и на что способно нынешнее поколение никто не знает, но дело в другом - даже если допустить, что нынешнее поколение ничем не уступает своим дедам, то никуда не деться вот от чего - ещё до того, как начать воевать "мечом", вам следует силой заставить противника воевать по вашим правилам, вам следует силой (силой!) построить реальность, в которой вы сможете воевать тем видом войны, в котором вы наиболее сильны, однако в войне всегда две стороны и ваш противник будет прилагать все силы к тому, чтобы реальность войны была построена образом, лишающим вас вашего преимущества.

Чрезвычайно популярная среди русских точка зрения на "честные" и "нечестные" методы войны не только отдаёт инфантилизмом, но и попросту смехотворна. Есть победа и есть поражение. И нет ничего честнее победы, так же, как нет и ничего честнее поражения. Каким образом вы победили или каким образом победили вас не играет ни малейшей роли. Более того, когда вы читаете роман "Пётр Первый", там, где Меньшиков переодел преображенцев в трофейные мундиры и обманул шведов, вы радуетесь тому, как ловко вы "их" провели, вы с восторгом перечитываете строчки, где устами одного из героев провозглашается, что "в мире нет больших хитрецов, чем русские", но, стоит только кому-то проделать то же самое в отношении вас, как вы надуваетесь этаким букой и заявляете - "это нечестно!"

По этой дорожке можно пройти немного дальше. Я имею в виду постоянные, доходящие до площадных ругательств эпитеты и инвективы в адрес тех или иных государственных деятелей того или иного "вероятного противника", собирательного "Черчилля", злокозненного негодяя, исчадия ада, который спал и видел как бы ему побольше русским "нагадить". Если попробовать с подобным взглядом на действительность разобраться поглубже, доскрести его до самого донышка, то нашим глазам предстанет не очень приглядная истина - обвиняя "черчиллей", вы, в сущности, обвняете их в том, что они слишком хорошо служили своим народам и своим государствам, вы обвиняете их в том, что они слишком хорошо воевали.

А чего вы ждали? И чего вы от "черчиллей" хотите? Чтобы они отстаивали интересы не своих государств, а вашего, что ли? Но ведь у вас были свои государственные деятели, не только ничем "черчиллей" не хуже, а куда лучше! Государственные деятели, которые и воевали так, как надо, государственные деятели, которые и феномен войны понимали правильно и воевали прекрасно во всех смыслах слова "воевать". Но вы этих людей называете в лучшем случае "старыми маразматиками", а в худшем "кровавыми диктаторами". Смехота? Да нет, тут не до смеха.

Не желая понимать, не желая разобраться с тем, а что же такое война, вы делаете хуже, вообще-то, только себе. Вы не хотите попытаться разобраться не только в других, но и в себе, вы прячете от себя свои собственные слабости, но ведь они от этого не исчезают, а остаются они всё теми же слабостями, на которых могут играть другие, а другие и думают о других, другие думают о себе, зачем им думать о вас?

А начинать понимать следует вот с чего - если вы не хотите, чтобы другие воевали вами, а хотите вы сами воевать собою, то начинать следует с возвращения силы, а сила, которая позволит вам отстаивать себя, придёт только вместе с возвращением России. Подумайте вот о чём - в 1905 году Российская Империя проиграла войну Японии. В Японии тогда жило примерно в три раза меньше людей, чем в Российской Империи, а японцев было вдвое меньше, чем собственно русских. Это сто лет назад. Сегодня японцев больше.

Много лет рассказывались сказки про то, что в Японии низкая рождаемость, старение населения и вообще с демографией дело швах, но вот начался двадцать первый век, ведущие нации передали эстафетные палочки и бегуны ушли на следующий этап и выясняется, что уже не только китайцев, европейцев или американцев больше, чем русских, но вот уже и японцев.

И это - реальность. Это война. Война, которую вы не хотите замечать.

17

Не замечать войну можно, дело это, конечно, трудное, но нет таких трудностей, которых не преодолел бы человек и эту трудность он преодолел тоже - человек придумал такую небывальщину как мир и принялся считать войну миром. И это при том, что человечество живёт в условиях непрекрещающейся войны. Не знаю, насколько перманентна революция и возможно ли такое вообще, но вот война в отличие от спорадических всполохов революций идёт себе и идёт, идёт и в ус не дует, идёт именно что перманентно и идёт она столько, сколько существует человек разумный, в массе своей не желающий своим даром пользоваться, а ведь разум ему был дан для того, чтобы осмыслить мир, в котором он живёт. "Свидетельствовать его."

И если к свидетельству подойти не спустя рукава, а ответственно, то трудно не заметить, что мир наш является ничем иным, как полем боя.

Как выглядит оно сегодня? Какова диспозиция? Как идёт игра, та самая, что кому война, а кому мать родна и как кому в неё играется. Всех участников мы рассматривать не будем, а возьмём только панов, чьими стараниями трещат чубы у других. Ну и по возможности будем называть войну Игрой, потому, что люди убедили себя, будто война только тогда война, когда по ним стреляют и бомбят с бреющего, а уж люди русские по причине своей широты зашли в этом убеждении так далеко, что даже неся миллионные потери, умудряются не замечать, что с ними воюют.

Итак, о трудностях расклада. Или раскладе трудностей. То, что трудно всем, это понятно, но никто и не обещал, что будет легко. Труднее всех Америке, ей приходится "держать" расползающийся мир, а мир это такая штука, что, держа его, приходится делать это всем, что только у игрока есть - и руками, и ногами, и зубами, и словом, и усилием воли, и всем прочим, что там у государства имеется.

Здесь давайте чуточку углубимся "в вопрос". Приподнимем краешек висящей на стене картины, писанной масляным маслом, поскольку она нам мешает понять вот что: пропаганда (верить ей нельзя, но все, даже и зная, что верить нельзя, всё равно ей верят, так уж устроена голова человеческая) всегда утверждает, что победитель стремится мир "переустроить" по-своему. Отсюда, мол, и все локальные войны и "международные конфликты", провоцируемые проклятыми империалистами. Так вот нет ничего более далёкого от истины. На самом деле победитель (а США бесспорный победитель в последней Мировой Войне) заинтересован в том, чтобы как можно дольше сохранять сложившееся по итогам войны положение. "Статус-кво."

Победителю нужен неизменный мир. Мир, в котором победитель не только является победителем, но и будет пребывать победителем сколь возможно долго. А побеждённый, понятное дело, будет оставаться побеждённым.

И сложившееся по итогам войны статус-кво стремится нарушить вовсе не победитель, которому и так хорошо, а кто-то другой, в победителях не ходящий, а ходящий в проигравших. Воду всегда мутит реваншист. И делать ему это гораздо легче, чем "удерживающему" мир победителю, ведь у реваншиста руки свободны, они у него ничем не заняты. И ноги тоже. И зубы. И голова, в которой роятся всякие мысли.

Но при этом реваншист, стремясь перехватить у удерживающего драгоценную ношу, вовсе не хочет, чтобы тот мир уронил. Не дай Бог! А хочет он, чтобы мир переходил к нему по кускам и кусочкам. Реваншист хочет нагружаться постепенно, раскладывая, распределяя ношу так, чтобы держать её было удобно, "сподручно".

Даже когда он победит, и мир уже перейдёт в его безраздельное пользование, он будет преследовать ту же цель, он не будет позволять, чтобы вчерашний "удерживающий" свалил мир ему на голову. Обрушил его. Нет, шалишь, мир должен переходить в новые руки по описи, кусочек в правый карман, потом кусок побольше в левый, кусок под мышку, кусок под другую, а там и в зубы чего-нибудь, и подбородком к груди ещё кусочек прижать можно, ну итд.

Чрезвычайно наглядный (и ещё недостаточно замыленный в нашей коллективной памяти) пример - это сдача мирового хозяйства прежним удерживающим, Британской Империей, двум тогдашним победителям - США и СССР. Они, первым делом оккупировав Европу, принялись очень расчётливо заставлять уходящего сдавать имущество под роспись и сдавать не так и не тогда, как того хотел проигравший, а так, как было удобно им. А потом, когда по итогам Холодной Войны Россия от претензий на роль удерживающего отказалась и "отдала" её США, те точно так же принимали от неё кусок за куском "клиентеллу" и "постсоветское пространство" и растянули этот процесс очень надолго, он и сейчас ещё не завершён.

Так вот таким сегодняшним реваншистом выступает "Европа". Она хочет взять реванш за Вторую Мировую, это ведь ей, победи она тогда, достался бы сундук с британским наследством, и это она вела бы Холодную Войну с Америкой начиная с конца 40-х, но поздно никогда не бывает, и сейчас мы с вами присутствуем в качестве зрителей при зарождении Второй Холодной Войны. Она уже идёт на деле (так же, как реальная Холодная Война началась уже в 1943 году), и осталось дело за малым - проговорить её словами, так что новая "фултонская речь" не за горами, никуда от неё не деться.

А пока на поле боя идёт лихорадочное маневрирование, одни позиции оставляются, другие занимаются, роются траншеи, возводятся укрепрайоны, подвозятся боеприпасы, арьегард постреливает, самолёты-разведчики над головой летают, а внизу ставится дымовая завеса и резиновые танки надуваются.

Расклад сил выглядит так: Европе нужен как можно более сильный Китай, так как это заставит американцев уделять ему то внимание, которое в противном случае будет уделено европейцам. А Америка загодя и ударными темпами "строит" Индию, чтобы противопоставить её усиливающемуся Китаю. Одновременно США "строят" Халифат, уже как непосредственную угрозу Европе. И кроме этого, как бронепоезд на запасных путях, они "держат" РФ.

По понятным причинам последнее для нас самое интересное.

В треугольнике США-ЕС-РФ самая сложная игра у американцев и русских. По разным причинам, но очень сложная. Сложнее некуда. Для европейцев игра много проще. Смотрите - чем сильнее становится РФ, тем сильнее консолидируется Европа. По этой причине США не могут превентивно усиливать РФ, они в этом смысле лишены инициативы. Они могут только "идти на поводу у событий", другими словами - они могут подтягивать РФ до определённого (очень определённого!) уровня лишь после того, как на очередной уровень "силы" выходит Европа. А любое такое "усиление" РФ (как правило, иллюзорное) немедленно используется европейцами как пропагандистский повод и как предлог для дальнейшей консолидации.

Не менее сложна игра и для РФ. Дело в том, что в Кремле не могут не понимать, что РФ нужна США не потому, что американцы любят русских, а только как противовес "реваншистским устремлениям" европейцев. И что чем сильнее становится Европа, тем больший стимул будут иметь американцы для того, чтобы давать РФ "дышать". Отсюда все эти "нефте-газовые проекты", "взаимовыгодное сотрудничество" с Европой и "панибратство" со всякими там Берлускони. И это при том, что Кремль опять же не может не понимать, что большего врага, чем единая Европа, у России нет. Европейцам Россия не нужна ни в каком виде. Ни в жаренном, ни в паренном, ни даже как РФ. И с точки зрения здравого смысла усиливать "совместными проектами" ЕС это то же самое, что откармливать в собственной ванной трёхметрового крокодила, рискуя тем, что зайдёшь туда ночью по нужде, зазеваешься, а он тебе впотьмах ногу и отхватит. Примерно так же и с Китаем, только там крокодил такой, что в ванной не помещается и хвост в коридор торчит. А коридор называется Дальний Восток.

Так вот дипломатическая игра РФ выглядит не только как вызов здравому смыслу, но она как бы и противоречит долгосрочным интересам не РФ даже, а уже России. Но другого выхода, кроме как вести эту смертельно (в самом прямом смысле смертельно) опасную игру у РФ нет. Она лишена свободы манёвра между основными игроками, Европа очень умело использует сложившийся в её пользу исторический контекст.

Наверняка существует сценарий, при котором США будут вынуждены "бросить" РФ, позволив ей развалиться. На первый взгляд они могут извлечь из такого развития событий кратковременную выгоду, так как Европа и Китай будут вынуждены занять образовавшийся "вакуум силы" и это приведёт к столкновению уже их интересов и к конфронтации. Но при более внимательном взгляде становится ясно, что подобная выгода иллюзорна по причине географических размеров РФ, так как ни Китай, ни Европа не претендуют на всё её "пространство" и вполне удовлетворятся крайними западными и восточными районами, а остальное разобьют на ряд "буферных государств", чтобы избежать непосредственного соприкосновения. В результате Америка не только ничего не выиграет, но ещё и усилит европейцев и китайцев.

Так что ставки в этой игре могут идти только вверх. Все участники будут усиливаться сами, тем самым косвенно усиливая других, и косвенно усиливать других с целью усилиться самим. А такая ситуация, как сами понимаете, "чревата". Подобная карта реальности последний раз сложилась перед Второй Мировой.

18

А давайте-ка мы немножко отвлечёмся, а то что ж это мы всё за политику, да за политику, скучно всё об одном да том же, а скучать человеку противопоказано. Так что развеяться нам не помешает. Давайте поговорим о культуре. Мы же в конце концов люди культурные, вежливые, ну разве что словцо иногда крепкое ввернём, так то ведь именно от культурности, оттого, что у нас словарный запас большой, откроет человек рот и всем сразу видно, что он недаром в школу ходил.

Так что культура - это дело такое… Даже и не знаю, какое выражение подобрать, хорошо было Гансу Йосту, тот, бывало, как заслышит слово "культура" так сразу за пистолет и хватается, тонкой душевной консистенции, видать, был человек. А с другой стороны, может, он и прав был, культура и оружие связаны накрепко, и в войне, которую воюет, воюет и никак не перевоюет человечество, культура это оружие, а оружие это культура, глянешь на истребитель последнего поколения и сразу понятно, что создан он очень культурными людьми, попробуй-ка этакое без культуры сварганить.

Как понятно и всеобщее желание иметь мощную, высотную и высокоскоростную культуру, несущую под своими крыльями плоды, которыми можно щедро делиться не только с желающими этих плодов приобщиться, но и с теми неразумными, кому хочется пальнуть в культуру из жалкого пистолетика.

Можно ли выиграть войну, не победив в культурном смысле? На этот вопрос сразу не ответишь, а если и ответишь, то ответ не будет однозначным. Кроме того, следует учитывать, что культура как несомненное оружие нации не похожа на танк. Танк может быть подбит врагом и он может устареть и вы сами отправите его в переплавку, но не то с культурой. Иногда вы сами оказываетесь в положении, когда вам выгодно, чтобы культура, которой вы нынче "пользуетесь", получила бронебойным в лоб.

Пример: существует проработанная и хорошо аргументированная теория, согласно которой сложный феномен, собирательно именуемый "Жанной Д'Арк", был выгоден не так Франции, как Англии. Как гласит повсеместно принятая версия человеческой не комедии, но истории Жанна Д'Арк позволила склонить чашу весов в так называемой "столетней войне" в пользу Франции, которая и довела войну до победного конца, после чего Франция пошла от одной победы к другой и сумела даже взобраться на вершину, став в свой "золотой период" с середины XVII и почти до конца XVIII века "удерживающим" мира. По понятным причинам французами фигура Жанны Д'Арк была помещена в пантеон национальных героев, однако следует учитывать вот что - "столетняя война" была, вообще-то, войной гражданской, так как "элита" Франции и "элита" Англии были одной и той же "элитой", и Франция, проигрывая Англии на поле боя, безусловно доминировала в культурном отношении.

"Доминировала" слово не очень подходящее. Можно сказать, что в сравнении с французской культурой культуры английской не существовало вовсе.

Отсюда вытекает то обстоятельство, что, даже и проиграв войну в том смысле, как понимают проигрыш войны люди, Франция её, в сущности, не проиграла бы, так как знать гипотетических "английских" победителей не только говорила на французском языке, но и весь её "образ жизни", как и "образ мыслей" были несомненно французскими. Не говоря уж о такой тонкой материи, как кровь, тёкшая в её жилах. И, появись по итогам такой "английской победы" единое государство, то такая "Брито-франция" или "Франко-британия" доминировала бы не только в Европе, но и в мире неопределённо долго, и вся человеческая история потекла бы по другому руслу, и то, что мы понимаем под "культурой", сегодня было бы культурой французской.

Но Франция победила. А Англия проиграла. Причём проиграла ещё и в "моральном" смысле - как гласит апокрифическая история, во время казни Жанны один из стоявших в оцеплении вокруг костра английских войнов сказал другому - "мы сжигаем святую". Если придерживаться такого взгляда на произошедшее, то Жанна Д'Арк была принесена в жертву государственному строительству и в жертву отнюдь не в переносном смысле. Но в смысле символическом её кости были вмурованы в фундамент не одного, а двух возводившихся домов - французского и английского. Проигравшая Англия ушла в изоляцию и была просто-напросто вынуждена оборвать все связывавшие её с Францией культурные канаты, верёвки, нити и ниточки. А поскольку без культуры жить нельзя, то англичанам, хочешь не хочешь, но пришлось браться за ум, а когда за него берёшься, то поневоле получается так, что ум выходит вашим, а не чьим-то чужим. Думать-то надо. Даже если вы очень не любите это занятие.

Казнь Жанны и последущее "военное" поражение англичан положили начало тому, что ныне известно миру как "англо-саксонская культура", а это, как ни крути, культура великая. И именно по причине великости она, а вовсе не культура Франции и доминирует сегодня в мире.

Не будь Жанны Д'Арк, не было бы Шекспира и Фрэнсиса Бэкона.

Не было бы много чего. Как хорошего, так и плохого.

Но Жанна была. И потом было всё, что было, и теперь у нас есть то, что есть, а у мира есть то культурное наследие, которое он имеет. К этому можно относиться по-разному, можно даже хвататься за пистолет, но от пули культуре ни холодно, ни жарко. Так что остаётся утешаться тем, что могло быть куда хуже. И благодарное человечество должно помнить, что не было бы Жанны Д'Арк, не было бы и Битлз. А они - были, есть и будут.

Vive la France!

19

Покупаемся ещё немножко в культуре, поплескаемся, поплаваем, ведь как приятно ощутить себя человеком если и не культурным вполне, то хотя бы святых таинств приобщившимся.

Что культура даёт? Ну, понятно, что одному отдельно взятому человеку культура даёт возможность обзавестись шляпой и очками, а когда фетровая шляпа выйдет из моды, то парочкой золотых перстней, но что она даёт государству? Какой государству в ней прок? Зачем она ему? Не было у бабы заботы, купила баба культуру, так, что ли?

А между тем любое государство культурой обзаводится, а потом за культуру держится мёртвой хваткой, холит её, лелеет и ревниво косится на другие культуры, как бы там что заманчивое оком завидущим высмотреть, да к себе углядённое и утащить, а, утащив, приняться погромче кричать насчёт того, что так завсегда было, это наше, наше, в нашей культуре так испокон веку было заведено, так ещё от Рюрика повелось, и это не мы у вас, а вы у нас всю ту чепуху беспонтовую, что вы бессовестно культурой кличите, бесстыдно позаимоствовали.

И делают так все, и чем государство больше и сильнее, тем больше оно под себя гребёт и всё, до чего только дотянуться сможет, всё объявляет посконно своим. Даже и пельмени. Ну, или макароны по-флотски с водкой. А как же! У великого государства и культура должна быть великой. И должно так быть потому, что великая культура позволяет творить великие дела.

А с тем, что тот, кто держит мир - велик, не поспоришь, мир сам по себе велик, попробуй-ка удержать его, не будучи великим сам. Так вот культура удерживающему его ношу облегчает. Во многих смыслах. Культура позволяет ему писать на стене огненные письмена. Культура позволяет ему создавать символы, а символы это то, чем наш мир скрепляется, символ это заменитель слов, можно о чём-то рассказать многими словами, а можно то же самое "сказать", всего лишь показав символ.

А ещё можно соединить символ и слово. И получится крепче любой водки. И если вы обладаете культурой, равной могуществу волшебника, то вы можете такое… Ох, какое многое вы можете! И время наше тому зарукой, как выражался народный герой Чапаев Василий Иванович. Сегодня ведь можно что слова, что символы по всему миру гонять и им не то, что никакие границы преградой послужить не могут, но даже и великая река Урал их не остановит. И отсюда следует, что культура позволяет вам менять так называемые "культурные установки" повсюду. Где захотели, там и поменяли. Захотели - у себя, захотели - у других.

Пример? Да пожалуйста. Сегодня Америка смещается влево. Государство Америка, America as a whole. Нравится это далеко не всем, насколько далеко можно понять, введя в поисковик слова Obama socialist или Hillary Clinton socialism, и мнение далеко не всех немедленно воплотится в великое множество карикатур и скетчей, плавающих в море сарказма с ходящими по нему гневливыми волнами. Но море на то и море, чтобы по нему ходить, и государственному кораблю США задан новый курс. "Лево руля!"

Однако курс курсом, реформы реформами, национализация национализацией, а здравоохранение здравоохранением, но имеется у фарватера одно узкое местечко и для того, чтобы им пройти, нужен лоцман. Нужна культура. Дело в том, что в политике всё требуется проговаривать словами, а в политическом смысле всё левое давным давно уже связано со словом "социализм" и связано накрепко, не разорвать, а в Америке это слово является табуированным. Нехорошим словом. Чем-то таким, что требуется "реабилитировать".

До ХХ съезда в Америке дело ещё не дошло, да и не всегда съезды нужны, если взяться за дело умеючи. И если у вас есть умение и есть культура, то зачем же дело стало?

Нынешняя администрация за дело взялась в 2008 году и взялась горячо, и тогда же выяснилась необходимость поработать над словом "социализм". И вот в 2009 году на экраны вышел фильм под названием Watchmen. Название много-многосмысленное, в РФ, насколько мне известно, фильм вышел в прокат как "Хранители", хотя лучше было бы "Охранители", а ещё лучше - "Часовые".

Фильм был поставлен по одноимённому graphic novel, что можно перевести как роман в картинках. Некоторая легкомысленность термина, проистекающая из слова "картинки", не должна вводить вас в заблуждение, роман Watchmen вошёл в список "100 лучших англо-язычных романов" (All Time 100 Novels) ведущийся с 1923 года, то-есть уже почти сто лет, а за сто лет на английском языке было написано множество романов хороших, очень хороших и романов, далеко выходящих за рамки обыденной "хорошести". Так вот "Часовые", написанные и нарисованные Аланом Муром и Дэвидом Гиббонсом, роман очень хороший, хотя на первый взгляд это просто очень большой или очень длинный комикс.

Пересказывать содержание я не буду, да это и вряд ли возможно для столь сложного произведения, да и наверняка вы, даже если и не читали (не смотрели) самого романа, то видели фильм. Но самую-самую основу я изложу - действие фильма происходит в альтернативной реальности середины 80-х годов ХХ века, с главным атрибутом тогдашней действительсти в виде Холодной Войны. В альтернативных США, где в президентах находится переизбранный на четвёртый срок Ричард Никсон, действует сплочённая группа superheroes, защищающих нацию и государство там, где они находят нужным и теми методами, которые они же находят нужными. В какой-то момент государство решает, что оно больше не нуждается в их услугах и они "уходят на покой". Один из них в результате ошибки в ходе научного эксперимента из сверхгероя превращается в сверхсущество и главным образом вокруг него и закручивается интрига.

По ходу фильма дело идёт к ядерной войне между США и СССР и, похоже, предотвратить её не удастся. И тогда один из героев, Озимандис, считающийся "самым умным" (в человеческом смысле) измысливает план, который позволит не только предотвратить войну, но и превратит заклятых врагов (США и СССР) если и не в друзей, то в партнёров по строительству прекрасного для всех землян будущего. Он решает принести в жертву пару миллионов нью-йоркцев, взорвав там сверхбомбу, а потом обвинить в этом превратившегося в синее сверхсущество доктора Манхэттена и тем самым показать русским и американцам, что у них есть общий враг в лице сверхзлодея и им следует сплотиться перед лицом общей угрозы.

План срабатывает. Доктор Манхэттен соглашается играть роль злодея, все супергерои соглашаются подыгрывать Озимандису, а правдолюбца Роршаха, не хотящего идти на компромисс с совестью и "правдой", как он её понимает, добрый доктор Манхэттен изничтожает, превращая в кляксу на снегу. Такова фабула в самых общих чертах.

При чём тут социализм, спросите вы. Социализм тут вот при чём. Фильм скрупулёзно следует роману в картинках, отступая лишь в незначительных и зачастую малозаметных деталях. За одним исключением.

Озимандис, которого в реальной (романно-реальной) жизни зовут Адрианом Вайдтом, заводя пружину интриги, убивает одного из супер-героев (с убийства начинается фильм) с тем, чтобы позднее обвинить в этом доктора Манхэттена, а затем инсценирует покушение на самого себя, чтобы заранее отвести могущие возникнуть у кого-то подозрения о своей причастности.

В самом романе эта сцена выглядит вот так:

Действия там хватило ровно на две странички, а текст имеется и вовсе на одной.

Но вот в фильм в этом месте была вставлена сцена, в романе вообще отстуствующая и с персонажами, которых в романе нет. Сцена длится целых четыре минуты, что в наше время, когда при помощи монтажа в единицу экранного времени умудряются вместить целый "пласт реальности", говорит об очень многом. В этой сцене к Адриану (его имя должно ассоциироваться у зрителя-читателя с Aryan, то-есть "ариец", о том же говорит и его германоподобная фамилия Veidt, как и вообще весь его "облик") является от лица "американского делового мира" целая депутация, возглавляемая небезызвестным Ли Йакоккой, который, "как считается", спас когда-то от банкротства компанию "Крайслер" и сделал он это благодаря своим качествам истинного капиталиста:

- Вы одним махом разрушили всю экономику, - заявляет Вайдту Йакокка:

Дело в том, что Адриан Вайдт не только самый умный, но ещё и самый богатый человек Америки и он, затевая свою интригу по спасению человечества, решает ещё и облагодетельствовать его бесплатным источником энергии, с тем, чтобы в будущем сверхдержавам не пришлось воевать за её источники.

- Вы правы, Ли, - встревает один из корпоративщиков. - И с чего бы это энергии быть бесплатной?

- "Бесплатно" это то же самое, что "социализм", - глумливо заявляет он, явно ожидая, что это слово само по себе повергнет Вайдта в смятение.

- Мы организуем общественное расследование ваших возможных в прошлом связях с коммунистами, - спешит он добить недоумка, выдумавшего такую глупость, как бесплатная энергия.

Но наш ариец не лыком шит.

- Мир уцелеет, - горделиво откинув голову, говорит сверхчеловек.

- … и мир заслуживает больше того, что вы в силах ему предложить.

После чего Озимандис, напомнив кучке министров-капиталистов, что он богаче, чем все они вместе взятые и что он в состоянии купить их со всеми потрохами три раза, холодно откланивается, добавив на прощание: "Вы знаете, где находится дверь, джентльмены."

Тут разъезжаются двери лифта и появляется убийца.

Бум!

И символ корпоративной Америки, видимая рука невидимого рынка, то, что называют "рейганомикой", получает пулю между глаз.

Всё в этой сцене продумано до мельчайших деталей, даже то, что люди, "хозяева", произносящие слово "социализм" как ругательство, на редкость неприятны даже внешне, "сущностно", а Вайдт, делающий "бесплатные", "социалистические" подарки человечеству - молодец молодцом, которому всё к лицу, да вот хотя бы и социализм.

А теперь смотрите - роман был написан-нарисован в середине 80-х, рассчитан он был на тех, кто родился в середине 60-х, то-есть на американских "шестидесятников", чьё поколение сейчас достигло зрелости. Этим людям сегодня 45-50 лет, это поколение тех, кто "в соку". Фильм изначально имел своей "целевой аудиторией" именно их, подростковая аудитория была сразу же отсечена категорией "R" (замечу, что тем самым изначально же и заведомо была отсечена и "сверхприбыль" фильма, а ведь принято считать, что именно прибыль диктует вкусы тех, кто задаёт тон в Голливуде), подростки, дающие основной вал доходности фильма, смотреть его в кинотеатрах не могли, смотрели его те, на кого он и был рассчитан, кроме этого в США было продано 2.5 миллиона копий фильма на ДВД и куплено опять же понятно кем. Напомню, что никаких Йакокк и никаких упоминаний о социализме в первоисточнике не было, но вместе с тем роман в картинках был тем, на чём выросло нынешнее поколение, поколение тех, кто "делает" сегодяшнюю жизнь в Америке, Watchmen это часть их жизни, их детства, а ведь именно в детстве закладывается личность и вот теперь, залезая в головы восхищённых зрителей, там очень осторожно "подправляют" детские воспоминания. Очень, очень осторожно "разряжают бомбу".

Во всём этом деле поражает продуманность процесса, уровень осмысления задачи, постановка проблемы и нахождение путей по её решению. Поражает тщание. Упорство. Поражает чувство ответственности государства за всё, что в государстве происходит, ну и умение пользоваться тем, что мы называем "культурой" поражает тоже.

Вы не забыли, что мы имеем дело с американцами? А они ведь рационалисты. Культура культурой, но и культура должна приносить плоды не только культурные. Окупился ли Watchmen? "Спрашиваете…" Да окупился, конечно же.

Но в этом смысле он далеко не чемпион. Вот этот фильм вы тоже видели, не так ли:

Фильм победно проехался по головам подростков и взрослых всего мира. Проехался, что твоя колесница из фильма "Бен-Гур". Во сколько обошлась постановка "Аватара" не знает никто. По слухам эта цифра составляет около 300 млн. долларов, а некоторые шёпотом говорят, что даже и более того, что затраты были ещё небывалыми и составили они неслыханную сумму в 500 млн. долларов. Полмиллиарда! Одна только эта цифра говорит о том, что вкладывалось государство, а не некие "частники". Вложиться государство вложилось, но что оно получило взамен, кроме культурной доктринации мира? Фильм дал сборы в два миллиарда семьсот восемьдесят два миллиона долларов. Из этих почти трёх миллиардов более двух миллиардов дал прокат фильма за границей. Много это или мало?

Чтобы вам было не только понятнее, но ещё и нагляднее, я приведу такой пример. США в этом, 2011 году, спустят на воду две новейшие ударные атомные подводные лодки класса "Вирджиния". Вот такие:

Одна такая лодка стоит 1.8 миллиарда долларов. Применительно к культуре можно сказать так: американцы показали миру движущиеся тени на стене, а благодарный мир скинулся и за полученное удовольствие подарил Америке атомную подводную лодку.

Культурно? Конечно. Попробуйте сказать, что некультурно. Между прочим, Джеймс Камерон, поставивший "Аватара", за прокат не всех своих фильмов, а только "Терминатора", "Чужих", "Бездны", "Терминатора 2", "Правдивой лжи", "Титаника", а теперь вот ещё и "Аватара" принёс государству почти 6 млрд. долларов. А за вычетом затрат на постановку - примерно пять миллиардов чистой прибыли. Это один Камерон. Это сколько ж он государству подводных лодок подарил?

Хорошее дело выходит, а? Культурка-то?

Остались ли в стороне от культурного процесса дорогие россияне? Да нет, конечно. И они приобщились культуре, и они "Аватар" посмотрели, а как же! В РФ фильм собрал 100 млн. долларов. Многие после этого поспешили гордо написать "в блогах", что фильм им не понравился. Ну, не понравился и не понравился. "Аватару" это всё равно. "Нравится не нравится, плати моя красавица." Красавица мелочиться не стала и заплатила 100 миллионов. Что это значит? Это значит, что к подаренной с миру по нитке одетому американцу подводной лодке дорогие россияне приложили боекомплект торпед с ядерными боеголовками. И считают они себя при этом очень умными, а американцев очень глупыми. "Бездуховными." Почему? Да потому, что кто-то из великих так сказал. То ли Шендерович, то ли Петросян. Кто-то из юморных людей, как им не верить? А с другой стороны, может, они и правы, ну сами посудите, ну что такое жалкий Голливуд против идущего под парусами Михалкова с мигалкой.

20

Кино интересно само по себе, как кинопроизводство, но как феномен оно гораздо интереснее, недаром во времена более честные (не знаю, возможно ли существование таковых, но хочется в это верить) Голливуд был прозван Dream Factory, и если мечтать не вредно, то спать и видеть сны это и вовсе полезно, если не верите, спросите своего доктора, даже если он стоматолог.

Вот и Владимир Ильич Ленин, который на земского врача был похож разве что бородкой, тоже считал кино важнейшим из исусств, интересно было бы услышать его мнение о телевидении, но что он думает о talk show мы сможем узнать, только попав на тот свет, а мы с вами пока что не на том свете, а на этом, а этот свет приветливо кажет нам себя в виде глухой стены, а на ней - картина. Когда маслом, когда акварелью. Когда картина просто, когда - картинакино. Когда гуашь, а когда - граффити. Это зависит от того, где вы обретаетесь. Если на необитаемом острове, то картинка красивая, но скучная, а если ваш остров обитаем, то картина не только скучна, но ещё и тошнотворна, глаза б ваши на неё не смотрели, а вы смотрите и смотрите, смотрите день, смотрите другой, смотрите год за годом, а, смотря, знаете, что живёт где-то островитянин, и у него там яблони цветут, дух лёгкий, птички поют, и стоит только дойти до птичек, до щебета, то в этом месте, даже если вы и не драматург, в голову вашу мысль - тук-тук-тук, "а не повеситься ли мне?"

И если этот стук не заглушить, то что же это такое выйдет? Ну, сами подумайте - кто будет двигать прогресс, работать кто будет? Пушкин?

И вот именно потому для вас, дорогие двигатели, дорогие динамо-машины, проводники и полупроводники идей, дорогие и не очень чипы из тех, что ещё не цып-цып-цып, но уже cheap-cheap-cheap и меняют картину на стене. Была одна, стала другая. Потом третья. На картинке можно создать "перспективу", это нетрудно, это когда ещё придумали, в веке XIII, что ли, не было тогда ни кино, ни телевизора, даже и Ленина ещё в наличии не имелось, а перспектива уже была, глянешь на такую картинку и вроде - горизонты распахнулись, а если ещё и соточку накатишь, то даже как бы и стереоэффект появится, куда там 3D, тут и очков не надо.

"Жить стало лучше, жить стало веселее."

А если картинку менять почаще, то жить станет совсем весело. Возникнет иллюзия жизни. Возникнет "движуха". Тут главное - в возможностях того, кто картинку меняет, а возможности у всех разные, одни могут не "сто грамм" обеспечить, а семьдесят сортов пива и всемирную войну с терроризмом, где на каждого террориста вместо девяти грамм приходится "тротиловый эквивалент", а других хватает разве только на то, чтобы поймать какую-нибудь бабу на супружеской неверности, да и побить несчастную камнями. Скучно, кто б спорил, но с другой стороны - приятное с полезным, собрались толпой, да, помолясь, и принялись за дело, грешницу покарали и физически поработали, крепче спаться будет, и никакой тебе шайтан-арбы и телевизор проклятый тоже не нужен, очень выходит душеполезно и душеспасительно. Хорошую религию придумали индусы или кто там её придумал.

И получается так, что не имея другой реальности, кроме той, что изображена на стене, наблюдатель, которому кажется, что он путешествует по жизни, поневоле начинает принимать реальность рисованную за реальность реальную. А картинка-то одна. А наблюдателей-то много. А видят-то они все одно и то же. А "если радость на всех одна, то и печаль одна" и если мы все одному и тому же радуемся и одному и тому же печалимся, то что же у нас выходит в результате?

А выходит вот что - ровно год назад случился разлив нефти на бурильной установке компании Бритиш Петролеум в Мексиканском Заливе. Deepwater Horizon Oil Spill. Вы помните, что тогда началось? Если забыли, я вам напомню - началось светопредставление. Началось такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Мамочки родные! - вот что началось. Все государства вывесили перед своими идиотами одну и ту же картину, они показали им один и тот же фильм-катастрофу. Disaster movie. "Спешите-спешите-спешите! Вы такого ещё не видели! Только у нас!" Вам напомнить, что вы видели, что вы читали и, главное, что вы сами писали?

А писали в том числе и такое - "Гольфстрим меняет течение!" Ей-богу, не вру. Так и писали - ГОЛЬФСТРИМ МЕНЯЕТ ТЕЧЕНИЕ. Наступает новый Ледниковый период! Спасайся, кто может. "Махновцы в городе!"

Но вот прошёл год и - что? Где Гольфстрим? Вы не поверите, но Гольфстрим на месте. Течёт себе, не перетечёт. А что такое Малый Ледниковый Период вы можете почувствовать если только засунете голову в морозильную камеру собственного холодильника. Но вы туда голову не суёте, потому что с тех пор картинка на вашей стене сменилась уже несколько раз и вы думать забыли не то, что про антлантические течения, но даже и аббревиатура "BP", попадаясь вам на глаза, не вызывает у вас в памяти так волновавший всех год назад Deepwater Horizon. И волновавший так, что вы за сердце хватались и смятенно думали не запастись ли вам гречкой или подождать пока она подорожает.

А между тем сердце сердцем, Disaster Movie дизастром муви, но ведь есть же где-то и реальная реальность. Есть? Есть, конечно. И в этой реальной реальности нефть льётся широкой рекой в Гвинейский Залив и льётся она год за годом, и вылилось её туда куда больше, чем в Мексиканский Залив, и лилась эта нефть весь прошедший год и продолжет литься сейчас, вот прямо сей момент, когда вы читаете эти строчки, а ведь вы их читаете, время идёт, часы тикают, нефть африканская словно кровь сочится, и - что? Нет, ну в самом деле, и - что? Волнует ли это вас? Делся ли куда Гольфстрим? Течёт, плывёт? Или утонул?

Подумайте над этим. Поразмышляйте. О реальности реальной и реальной не очень. О стенах, картинах и фильмах. О кораблях, о людях и о далёких странах. Подумайте как можно всем этим играть. И как можно играть содержимым вашей головы. Только думайте не очень напряжённо, посвятите этому занятию две-три минуты и бросайте, больше не надо, есть люди, которым думать дольше пары минут вредно.

Давайте теперь резко вывернем тему. Наизнанку.

Поговорим о чём-нибудь другом. Для иллюстративности. Например, вот о чём - с недавних пор в РФ стало ругательным слово "либерал". Сперва либералов принялись осторожно критиковать, а потом государство, позволив втянуться в процесс всем, вывесило на стену проскрипционный список с одним словом - "либерализм". Ну, тут уж все словно с цепи сорвались, да и чего ж не сорваться, если - "стало можно!" И не только можно, но за это "можно" ещё и деньги платят! В этот Мальмстрём тут же затянуло всех и логика событий привела к тому, что либерализм превратился в универсальный термин, описывающий "всё плохое", а уж на личностном уровне слово "либерал" скоро заменит собою "мудака".

Представители общественности с либеральными взглядами, те из них, что "с убеждениями", немедленно заняли оборонительную позицию и принялись убеждать окружающих, что они не либералы, а либералисты, либертарии и либертарианцы, но помогло им это мало. Между прочим, люди с либеральным мировоззрением, как правило, не очень умны, а то бы они давно уже догадались налепить ярлык либералов на своих противников, вышло бы что-то вроде:

- Либерал!

- Сам либерал!

- Я?! Да это ты либерал!

- Нет, ты!

- Нет, ты!

- Либералишка!

- Либераст!

- От либераста слышу!

Ну итд. Но они не догадались, а теперь уже поздно. Но речь не об этом. Речь о стене и о вывешенном там дацзыбао. Проблема в том, что в должном быть слаженным пении хора наблюдается некий диссонанс, а с поддержкой диссиды в народе традиционно плохо, а ведь именно из-за неё, из-за "народной поддержки", и был подвергнут остракизму пресловутый "либерализм", при том, что никто толком не знает, что это такое. Диссонанс же имеет своим источником следующее - на свете нет более либерального государства, чем РФ. "Я второй такой страны не знаю." И вот в этом либеральнейшем государстве либеральнейшие СМИ, занимаясь либеральнейшей пропагандой, изображают главным либералом находящегося в заключении Ходорковского.В либеральном государстве главный либерал одновременно является и заключённым номер один.

Не всеми это осознаётся, но зато всеми чувствуется, а народ он ведь как баба, он всё больше чувствами, голова у него для другого.

В начавшейся загодя избирательной кампании роль державника отведена премьер-министру РФ, а роль либерала отдана нынешнему президенту. Но при этом не дают забыть и Ходорковского, чьё присутствие усилиями опытного режиссёра всё время "ощущается" зрителями как зловещая тень, отбрасываемая главным злодеем, поклоняющимся "либеральным ценностям".

Интересующиеся "процессом" люди полагают, что кандидатура Ходорковского заранее провальна во всех смыслах, просто потому, что он определён в либералы, причём определён с обеих сторон обеими сторонами. Но почему вы решили, что Ходорковский, буде будет решено начать лепить из него политическую "фигуру", будет сам себя позиционировать в этом качестве? Именно здесь, именно на этих ожиданиях кроется не так декларируемое, как угадываемое по отношению к нему отчуждение идейных либералов.

Ходорковского упорно "сидят" и совершенно очевидно, что его держат как "запасный вариант". Я не берусь утверждать, что это непременно случится, но если события повернутся так, что понадобится "третья сила", то Ходорковский выйдет из тюрьмы как противник и "державников" и "либералов".

Видимая вами и ставшая уже привычной картина будет сменена на другую и изображенный на ней сиделец предстанет совсем в другом свете, во врагах у него будут и "те", и "другие".

Ходорковский как чума на оба дома.

Народ будет в восторге.

21

Некоторые элементы картины, принимаемой нами за реальность, откровенно фантастичны и к реальной реальности они не имеют ни малейшего отношения вообще. Как, например, принимаемая за аксиому точка зрения на собирательный "Версаль", якобы унизивший Германию и растоптавший её.

В реальности же Версаль Германию спас.

Он её, правда, унизил, не без этого, но не надо было войну проигрывать, ведь проигрыш унизителен сам по себе, да и не так уж Германию унижали, вон РФ унижена куда сильнее, а что до Германии, то дай тогда волю Франции и от Германии рожки да ножки остались бы, но Франции воли не дали, а ведь она на официальном "парадном" полотне фигуряет как победитель, что реальности опять же никак не соответствует.

И фантастическими деталями картину уснащают не только победители, которым это выгодно, но и сами проигравшие. Вот все знают, что Гитлер поднялся на беззастенчивой эксплуатации того самого "национального унижения" и "отнятой победы", усугублёнными "ударом в спину". Удар в спину дело, само собой, нехорошее и винить в нём нужно людей тоже нехороших. Когда Гитлеру из внутриполитических соображений понадобилось сплотить нацию, то делалось это в ясном осознании того, что лучшим средством сплочения является совместно пролитая кровь, причём, желательно, чужая. В качестве мишени было избрано еврейское национальное меньшинство и собак спустили на него.

С точки зрения государственной политики (тогдашней, во всяком случае) Гитлер не совершал ничего такого уж экстраординарного, да у него и выбора особого не было, жили бы в Германии 1930-х курды, использовали бы их, но курдов под рукой не оказалось и за них пришлось отдуваться евреям. Проблема была у другом - дело в том, что если уж взялись немцы искать виновников поражения в Первой Мировой и если уж назначили они в этих виновников евреев, то идти по этой дорожке следовало до конца, однако Гитлер до конца не пошёл и не пошёл потому, что двумя главными виновниками поражения Германии, двумя главными "евреями" были Гинденбург и Людендорф.

Эти люди создали в воюющем государстве второй центр власти, тот самый пресловутый "германский генштаб", они отстроили вторую "властную вертикаль", они вызвали к жизни "дуумвират" и дуумвират не декоративный, не такой, как в современной нам РФ, а самый настоящий, и тем самым позволили внешней силе прорваться в образовавшуюся щель, и та не замедлила этим подарком воспользоваться и принялась лавировать между центрами, расширяя брешь.

И если бы Гитлер был политиком того же калибра, что и тогдашние "великие", то он бы пренебрёг ложно понятой лояльностью и немедленно по приходе к власти устроил бы показательный процесс, посадив на скамью подсудимых истинных виновников поражения. Но он этого не сделал, пойдя по пути меньшего сопротивления и тем самыи продемонстрировал "миру", что у него не хватает то ли политической "воли", то ли "понимания" того факта, что политик истинно великий лоялен не людям, а только и только одному - Государству.

Между прочим, ту же ошибку совершает и Путин, хотя бы тем, что позволяет связывать своё имя с Ельциным и ельцынщиной, вместо того, чтобы решительно и со всей степенью демонстративности от них отмежеваться. И то, что "Троцкого" с нами уже нет, Путина не оправдывает ни в малейшей степени, ведь никуда не делись "троцкизм" и "троцкисты".

Но вернёмся к тогдашней, "версальской" Германии, а пример этот интересен не только Гитлером, но ещё и игрой, ведшейся вокруг Германии и, шире, вокруг Европы.

Напомню, что "удерживающим" была тогда Британская Империя, и ей, как главному игроку, и карты были в руки. Так вот БИ играла по отношению к Германии ту же роль, которую играют сегодня США по отношению к России. В интересах БИ было следующее - ей следовало всемерно Германию ослабить, но при этом ни в коем случае не позволить её "убить". И делалось так для того, чтобы не допустить усиления Франции. Игра для англичан выглядела если и не простой, то и особой сложностью она не отличалась. Свести в клинче Германию и Францию а потом, помолясь, уделить самое пристальное внимание выскочке - Америке.

Франция же страстно желала расчленения Германии и прямой оккупации (самими же французами, понятное дело) Рура. Кроме того, Франция единственная из великих держав делала всё возможное, чтобы спасти Австро-Венгрию, рассчитывая в дальнейшем использовать её в своих интересах против Германии или того, что от той по французским планам должно было остаться. Сегодня мы знаем, что Франция потерпела поражение на всех фронтах дипломатической войны. Это для Франции, а вовсе не для Германии нет повести печальнее на свете, чем Версаль, даром, что Версаль был резиденцией не чьих-то, а французских королей, вот уж где не выдуманное, а самое настоящее национальное унижение, вот уж где невидимые миру слёзы.

Ну и третий в троице победителей, третий радующийся, СаСШ. У американцев была самая сложная игра и это при том, что их тогда, точно так же, как и сегодня, считали "простаками". Очевидно, что ловкость, с которой американцы влезли в войну в самый для них выгодный момент, умные европейцы посчитали простым везением. А между тем, ни о каком везении и речи не могло идти. Америка обыграла всех, вступая в войну и она обыграла всех, из войны выходя. Причём Америка, ратуя за "открытость в международных отношениях", делала честные глаза и вроде бы "играла в открытую". Основой, фундаментом, прокламацией американских "интересов" были знаменитые "Четырнадцать пунктов президента Вильсона", а с ними мог ознакомиться любой. Начиная, правда, с января 1918 года. А до этой даты "Fourteen Points" были предметом долгих дискуссий американской и английской "высоких договаривающихся сторон". До того, как быть обнародованными, "пункты" тщательно обговаривались их истинным автором и истинным творцом американской внешней политики полковником Хаусом с одной стороны и представлявшим БИ и входившим в руководство британской разведки MI6 сэром Уильямом Вайзмэном с другой (об этих людях я когда-то подробно писал в "Луковице".). Оба вошли в состав правительственных делегаций во время Версальской Конференции, и если Вайзмэн держался там в тени, то Хаус сперва играл первую скрипку, а потом, скрипку бросив, вообще взял в руки дирижёрскую палочку.

Но до Версаля следовало попасть в число победителей, не таких, как Италия или Греция, а победителей реальных, и Америка туда попала, зарезервировав себе место заранее, причём сделала это таким образом, что попадала в победители в любом случае, какая бы из сторон ни победила. В октябре 1918 года Хаус предъявил представителям Англии и Франции фактически ультиматум, заявив, что если Антанта немедленно не примет американских условий (а ими были те самые "Четырнадцать пунктов" о которых французы и англичане уже знали, а англичане даже участвовали в их разработке, не рассчитывая, впрочем, их выполнять и рассматривая пункты как ни к чему их не обязывающий "протокол о намерениях"), то США заключат сепаратный мир с Германией. На практике это означало, что условия послевоенного мира будут строиться вокруг американских пунктов и что Америка попадает в победители вместе с Англией и Францией в том случае если они американские условия принимают, если же они считают эти условия неприемлемыми, то США меняют сторону в войне и попадают в победители вместе с Германией. Это была фигура высшего пилотажа, в Европе до того невиданная. А Европа на своём веку много чего видела.

Сегодня все четырнадцать пунктов "президента Вильсона" забыты, в текстах версальских соглашений они никак не упоминаются, но тогда всё крутилось вокруг них и даже если какие-то из них не были выполнены на сто процентов, то, собрав в кучу все плюсы и минусы, можно, суммируя, сказать, что американцы бесспорно выиграли. Перечислять и рассматривать все пункты мы не будем, но без того, чтобы не повертеть перед глазами некоторые из них, нам не обойтись. Хотя бы потому, что там фигурировала Россия.

22

То, что происходило в преддверии Версаля, во время конференции и после неё, позволяет гораздо лучше (с большим приближением и большей степенью детализации) представлять себе и нынешние "события" вокруг уже не России, а РФ. Другими словами, клубок, именуемый Версалем, имеет не только несомненный исторический интерес, но из него можно извлечь интерес ещё и другой, тот утилитарный интерес, который на языке дипломатии и называется именно так - "интересами государства".

Как и всё в нашей жизни, Версальская конференция с её реальным наполнением и пропагандистско-газетный муляж под тем же названием имеют друг к другу отношение примерно такое же, как чучело фазана в кафе "Охотничье" и живой фазан, поклёвывающий что-то в просыпающемся рассветном лесу.

Ну, да не будем отвлекаться, а возьмём-ка мы сразу зубра за рога.

Как твёрдо усвоено не только отличниками, но даже и слабыми троечниками, Версаль способствовал "зарождению фашизма", каковой изначально имел своей мишенью СССР. "Международный капитал", "транснациональные корпорации", "сверхприбыли", "рынки сбыта", и прочая наукообразная галиматья, на которой изъяснялись если и не в бронзовом веке, то уж столетие назад точно, и которая поразительным образом умудряется владеть умами даже и не знаю какого по счёту поколения русских, незаметно для самих себя превратившихся в россиян, но русского простодушия при этом отнюдь не утративших. Но россияне могут не расстраиваться, так как такова (или почти такова) официальная версия тогдашних событий отнюдь не только в РФ. "Историческая наука" по обе стороны базируется на "черчиллевской" версии Второй Мировой Войны, и с этой глубокой колеи никто даже и не пытается сойти, зачем, ведь то, что придумал Черчилль, прекрасно служило и продолжает служить в качестве плотной завесы и завеса эта отвечает тем самым утилитарным интересам вполне конкретных государств, поскольку позволяет в одном случае (условно "западном") увести любопытных в сторону от истинных причин и целей обеих мировых войн, а в другом ("советско-эрэфовском") извлечь превратно понятую идейно-пропагандистскую выгоду.

"Германию натравливали на СССР."

Попробуем разобраться, насколько соответствует действительности этот постулат. Германию после Первой Мировой действительно "взращивали" и Гитлера действительно "натравливали", но вот только на кого?

Вопрос гораздо глубже и гораздо интереснее, чем может показаться на первый взгляд, а кроме того поиски истины позволяют куда лучше разглядеть детали уже сегодняшней картины, а она очень напоминает тогдашнюю. А тогдашняя начала вырисовываться с опубликованием тех самых "пресловутых" 14-ти пунктов президента Вильсона, которые, несмотря на пресловутую пресловутость, стараниями нескольких поколений штатных пропагандистов были в памяти человечества "замылены".

Говоря коротко - "14 пунктов" ("President Wilson’s Fourteen Points") это перечень условий или перечень принципов, на которых должен был быть построен послевоенный мир. Напомню, что Первая Мировая Война разрушила старый мир "до основанья", а затем… А затем на месте мира старого был построен тот мир, который мы знаем и в котором мы имеем счастье жить. И счастье умирать, конечно.

Как всем известно, войны выигрываются и проигрываются, и послевоенный мир строится стараниями победителей к несчастью побеждённых. С этой точки зрения первый интерес "14 пунктов" в том, что принципы были изложены в момент, когда никто ещё не знал, чем война закончится и кто окажется победителем. И более того, сами по себе "пункты" начали обдумываться, обсуждаться и ложиться на бумагу тогда, когда СаСШ не только не знали окажутся ли они в победителях, но они не знали и на чьей стороне они будут воевать, и более того - они даже не знали, будут ли они воевать вообще. Разрешат ли им. "Допустят ли."

И, тем не менее, те в Америке, кого сегодня принято называть глупым словом "элита", времени терять не стали, а засели они думать думу. "Что мы можем миру предложить, чем мы можем мир удивить и чем мы можем сделать себя миру интересными."

А уже вроде бы определившись и вступив в войну на стороне Антанты, американцы плоды своих размышлений устами Вильсона предали гласности. Случилось это 8 января 1918 года. Никакой шумихи не случилось, мир предпочёл Вильсона не услышать. А между тем миру по меньшей мере следовало насторожиться, поскольку был он потом перестроен именно согласно "пунктам".

Не прислушались ни Антанта, ни немцы с австрийцами. Антанта не прислушалась потому, что ей почти всё изложенное американцами было невыгодно, а немцы не прислушались потому, что уверенно шли к победе (менее, чем через два месяца случится Брест-Литовск и немцы пока считают, что война уже "в кармане") и на речь Вильсона они ответили презрительным молчанием.

А между тем, хотя нет ещё Брест-Литовска как нет и "интервенции четырнадцати государств", в 14-ти пунктах пунктом шестым идёт речь о России и говорится там следующее:

VI. The evacuation of all Russian territory and such a settlement of all questions affecting Russia as will secure the best and freest cooperation of the other nations of the world in obtaining for her an unhampered and unembarrassed opportunity for the independent determination of her own political development and national policy and assure her of a sincere welcome into the society of free nations under institutions of her own choosing; and, more than a welcome, assistance also of every kind that she may need and may herself desire. The treatment accorded Russia by her sister nations in the months to come will be the acid test of their good will, of their comprehension of her needs as distinguished from their own interests, and of their intelligent and unselfish sympathy.

Нам ничего не стоит сравнить этот пункт с пунктом десятым, где речь идёт об Австро-Венгрии и подивиться разнице в подходе:

X. The peoples of Austria-Hungary, whose place among the nations we wish to see safeguarded and assured, should be accorded the freest opportunity to autonomous development.

Если в пункте о России её территориальная целостность не только не подвергается сомнению, но Америка настаивает ещё и на выводе всех иностранных войск с её территории, то в случае Австрии не так, и если Россию следует оставить в покое, не вмешиваться в её внутренние дела и пусть там "победит сильнейший, с которым мы и будем в дальнейшем иметь дело", то в случае с Австро-Венгрией речь немедленно заходит о "народах, её населяющих" и их "праве на автономию", что означало известно что тогда, а уж сегодня мы знаем, что это означает со степенью доходчивости даже и пугающей.

Неудивительно, что немцы с австрийцами предпочли сделать вид, будто они ничего не услышали. "Зачем, когда и так всё хорошо." Но дальше стало хуже. А потом хуже. И в конце концов совсем плохо.

Но до конца концов, когда конец был в самом начале, было вот так:

А после Версаля стало вот так:

Иностранные войска с территории России в конце концов были эвакуированы и Россия осталась на месте. Называться она, правда, стала по-другому, но название это дело наживное, чего не скажешь об утраченных территориях. А вот вместо Австро-Венгрии на карте Европы появилось много чего. В случае Австро-Венгрии восторжествовала та самая чаемая кое-кем "автономия", так предусмотрительно упомянутая в 14-ти пунктах. А теперь смотрите - Франция в Версале костьми ложилась и пускалась во все тяжкие в стремлении создать буферное государство между собой и Германией, Франция хотела сохранить Австро-Венгрию, понимая, что означает разборка той на "национальные государства". Ни в том, ни в другом Франция не преуспела. А вот с Россией не так, между нею и Германией образовался так называемый "санитарный кордон", якобы против "коммунистической заразы", замечательная уловка, это примерно как сегодня заявить, что "смена режимов в Северной Африке происходит для того, чтобы оградить Европу от происков Аль-Каеды", разницы никакой.

И вот с одной стороны у нас имеются Германия, поднимающаяся с колен, и Франция, и граница у них общая. А с другой стороны у нас Германия, но граничит она вовсе не с Россией, однако нас уже лет семьдесят убеждают, что натравливали тогда немцев на Россию, добраться до которой Германии стало весьма затруднительно. И затруднительно именно благодаря Версалю, который даже и Габсбургов не пожалел. Ох, не пожалел.

23

Из комментария, написанного к предыдущему посту:

"Выход России в Средиземноморье означает мировую гегемонию."

Так ли это?

Во-первых, сегодня нет России и уже по этой причине "выходить" в Средиземноморье некому. Но представим себе, что случилось непредставимое и Россия, собрав себя в Россию, в Средиземное море "вышла", как некогда выходил туда Советский Союз. Будет ли это означать "мировую гегемонию"? Да ни в малейшей степени. "Контроль над Средиземноморьем" это вовсе не военно-морские базы в Сирии и Алжире, для того, чтобы контролировать Mediterranean, необходимо контролировать Гибралтар и Суэцкий канал.

И это как минимум.

Причём этот минимум невозможен без максимума, который выглядит следующим образом: для того, чтобы контролировать Гибралтар, вам понадобится контролировать Атлантику, точно так же, как для контроля над Суэцким каналом вам понадобится контролировать Баб-эль-Мандеб, что, в свою очередь, требует контроля уже над океаном Индийским. А если вы не имеете возможности претворить в жизнь программу максимум, то и минимум теряет всякий смысл, превращая Средиземное море в аналог моря Чёрного, из которого, между прочим, вам тоже нужно ещё суметь выйти, ведь для того, чтобы проходить "проливами", вам следует сперва испрашивать разрешение у Турции, а она ведь не вами контролируется.

Другими словами - Средиземное море это всего лишь фрагмент геополитической реальности, и если вы вожделеете "погегемонить", то, стоит лишь ступить на эту дорожку, и вам по ней придётся пройти до конца, а конец известен заранее - the World is not enough.

И вот из этого самого "и целого мира мало" вытекает кое-что интересное, ведь зачем-то же нужны кому-то Средиземноморье и Средиземноземье.

Вот очень грубая картинка, дающая представление о реальной реальности применительно к "войти" и "выйти". Если не залезать слишком уж далеко в историческое прошлое, то дело обстоит так:

Европа является колыбелью человечества в том виде, каким мы его знаем. "Что выросло, то выросло."

Колыбель = Матрица.

Когда-то "быть" Европой могли Франция и Испания. "Контролировали" они при этом сами себя.

Потом Европой могли "быть" Франция и Австрия. "Контролировали" они при этом сами себя.

Франция выиграла и какое-то время "была" Европой. А Европа это колыбель человечества, помните? "Контролировала" при этом Франция сама себя, а, контролируя себя, она контролировала и Европу, шлёпая собою, как Матрицей, ценности. Культурные, само собой.

Потом Франция проиграла. Проиграв, она утратила и контроль над Европой. Воможность контролировать европейцев, возможность "влиять" на них получили победители Франции в лице Британской и Российской Империй. С примкнувшими к ним австрийцами, которые отныне что-то значили не сами по себе, а только в коалиции с кем-то.

Победители создали Германскую Империю. И создали её именно с целью не дать Франции "подняться с колен". На первый взгляд (и взгляд из сегодня) создание Германии выглядит исторической ошибкой, ведь Германия вылезла боком прежде всего своим создателям - англичанам и русским, причём возникает искушение возложить большую часть вины на англичан, они были больше, сильнее, старше, искушённее русских и они должны были бы "заглядывать дальше", однако, по зрелому размышлению, поневоле приходишь к впечатлению, что "попущение" объединению Германии было сделано с учётом всех возможных рисков, очевидно, было сочтено, что при любом исходе Германия предпочтительнее Франции по причине гораздо меньшего культурного влияния на "мир".

Одновременно появилась и глобальная геополитическая "Игра", и появилась она в силу вещей, просто по причине географических размеров Британской и Российской Империй, а размеры эти не только диктовали необходимость играть, но ещё и давали к тому все возможности. Но при этом Игра задавала и требование к игрокам - для того, чтобы играть, нужно было не только придумать правила, но ещё и создать "контекст игры", в котором всё, что только может придумать человеческий ум, превращалось в игровой "элемент".

Замечу, что всё это в той или иной форме существовало задолго до появления самого слова "геополитика", но именно к концу XIX века во всём этом хозяйстве был наведён порядок, всё было разложено по полочкам, вместо сумбура полилась музыка и музыка эта ласкала не любое ухо, а главным образом ухо европейское, и было так по причине рационального склада европейского "ума". А если учесть, что не только инструменты и состав оркестра, но и нотную грамоту придумали отнюдь не тасманийцы, то становится ясно, почему симфония пошла за симфонией. Одна другой если не громче, то уж наверняка сложнее и красивее.

Так вот Германией не давали доминировать в Европе Франции, а когда Германия усиливалась до степени уже неприличной, то ей давали окорот. И было так не раз. И давали окорот когда как, когда собою, когда французами, когда русскими, а когда и американцами.

И ни в коем случае нельзя упускать из виду следующее обстоятельство - воюя, государство воюет со всеми. Даже с теми, кого оно называет "союзниками". И Первая Мировая в этом смысле вовсе не является исключением, и только люди недалёкие могли тогда (про сегдня даже и не говорю) верить в искренность "межгосударственных отношений". На деле же дело обстояло так: БИ, воюя с Германской Империей, Австро-Венгрией и Оттоманской Империей, ОДНОВРЕМЕННО воевала со своими союзниками Францией и РИ, и ОДНОВРЕМЕННО же воевала с нейтральными СаСШ. И все остальные (даже и нейтралы) тоже воевали со всеми остальными. И если этого не понимать, то лучше тогда читать газеты и смотреть телевизор, там всё очень понятно.

Ну, а теперь, чтобы перехватить у телевизора понятность, вернёмся опять в Версаль. То, что там происходило, позволяет понять не только всю относительность слова "друг", но даже и куда большую относительность слова "враг".

24

Всем известна приписываемая Жоржу Клемансо звонкая фраза - War is too important to be left to the generals, что можно перевести как "война слишком серьёзное дело, чтобы доверить её генералам". И это, безусловно, так, хотя понимают это немногие. Но только немногие из этих немногих в состоянии понять насколько серьёзно дело, называемое людьми "войною", насколько оно сложно, на свете очень мало людей, которым доступно даже не умение воевать на государственном уровне, а хотя бы понимание масштаба феномена и именно по этой причине массовое сознание сводит войну к одному из её фрагментов, к тому, что доступно воображению малых сих - к военной, "армейской" составляющей войны. На самом же деле война гораздо шире тесных армейских рамок и если смотреть на неё с генеральской точки зрения, то понять, чем руководствуется государство, ведя войну, весьма затруднительно, если вообще возможно.

Вот вам - "коалиция". Казалось бы, чем больше вы вовлечёте в свою коалицию государств - тем лучше. Тем ваша коалиция сильнее. Так-то оно так, но проблема в том, что если вы доведёте войну до победного конца, то плоды победы пожнут все участники коалиции, война сделает их всех сильнее. Оно вам надо? На высшем государственном уровне эта проблема ясно осознаётся (как и то, что сегодяшний союзник это завтрашний противник) и потому государство, ведя войну, всемерно ограничивает число не только врагов, но и друзей.

Не только "врагов", но и "друзей", так будет лучше.

Государство изо всех сил старается там, где это возможно, справиться своими силами и в своих стараниях оно готово на любые жертвы если только эти жертвы не сказываются на жизнеспособности всего государственного организма в целом, и, спасая целое, государство (любое) плюёт на частности, на ту самую "окопную правду". С государственного Олимпа окоп не просматривается вообще, он просто напросто невидим, неразличим, но зато с горы видно другое.

Вот вам коалиция, называется она Антанта, входят туда Британская Империя, Франция и Российская Империя. Если Антанта победит, то победа сделает каждого из участников сильнее и уже по этой причине в ходе войны, "по ходу дела", идёт скрытая борьба между "союзниками", каждый из которых стремится сделать так, чтобы при выигрыше именно ему досталось побольше "вершков", и точно так же этот каждый заранее готовится к возможному поражению и делает всё, что в его силах, чтобы при проигрыше встать из-за стола, понеся наименьшие потери (во всех возможных смыслах), заставив расплачиваться тех, кого в газетах наш каждый высокопарно именует "союзниками". И в этом нет ничего аморального, государство вообще не мыслит и в своих действиях не руководствуется соображениями морали, мораль для государства (любого) важна лишь с точки зрения утилитарной пользы - можно ли использовать её в пропаганде или нельзя.

Так вот, если попытаться разобраться в мотивах, которыми руководствовалась Британская Империя (а она, напомню, была главным тогдашним игроком) то картина вырисовывается следующая - на "континенте", то-есть в Европе, на тот момент существовали две силы, не только стремившиеся, но и "могшие" в Европе доминировать, это Германская Империя и Франция. Ещё два игрока - Российская Империя и Австро-Венгрия были интересны не так сами по себе, как в качестве "довеска" к одной из сторон, результатом чего стало бы нарушение существовавшего в Европе "баланса сил".

Ряд историков возлагает главную вину в развязывании Первой Мировой на Францию. И делают они это потому, что объективно только у Франции имелась мотивация к "перекройке Европы", так как после франко-прусской войны Франция не только потеряла Эльзас и Лотарингию, и тем самым "сьъжилась" территориально, но результатом войны стало ещё и создание Германской Империи, после чего Франция стала не вторым государством Европы, а третьим, да к тому же она потеряла возможность вернуть утраченное влияние, или, говоря на языке пропаганды - "вернуть былое величие". С одной оговоркой - она потеряла возможность вернуть утраченное в одиночку. Другими словами Франции, хотевшей вернуть довоенные позиции, нужна была не заведомо проигрышная война один на один с Германией, а всеевропейская война коалиций, где Франция добилась бы своего, примкнув к коалиции, воюющей против Германской Империи.

Большая война не противоречила и британским интересам, так как Англия традиционно и очень успешно проводила политику недопущения доминирования в Европе одной из "держав", и с этой точки зрения чрезмерно сильная Германия, начавшая к тому же выходить за пределы "европейского театра" и угрожать уже глобальным интересам БИ, должна была быть так или иначе ослаблена. Дело, однако, было в том, что с точки зрения англичан ослабление Германии не должно было превратиться в конец Германии, Германии следовало "пустить кровь", но дело ни в коем случае не следовало доводить до того, что Германию придётся "убить". Ослабление Германии не должно было перейти некую границу, результатом чего стало бы резкое усиление Франции, поскольку в таком случае БИ, ничего не выигрывая, меняла шило на мыло, да к тому же таскала бы каштаны из огня не для себя, а для Франции.

Таким образом Франция хотела одного, а БИ хотела совсем другого, но назывались они при этом союзниками. "Сердечными."

Пойдём дальше, мало кто замечает, что противостоявшие друг другу в Первой Мировой Войне европейские коалиции были зеркальным отражением друг друга вот в каком смысле - и там, и там присутствовало некое ядро, были хитрые, рассчитывающие "погреть руки" примкнувшие и были "сырьевые придатки", питавшие войну. С одной стороны - Германия, примкнувшая к ней Австро-Венгрия, и третий мир в виде Оттоманской Империи и Болгарии. С другой же стороны была точно такая же Германия, которая называлась Англией, английской Австро-Венгрией была Франция, а Российская Империя была англо-французской Турцией-Болгарией. Стоит нам посмотреть на ПМВ под этим углом, как становится понятнее игра, ведшаяся СаСШ.

Они хотели влезть в войну. Хотели, даже ещё не зная, на чьей стороне они будут воевать, и хотели потому, что справедиво полагали, что, кто бы войну ни выиграл, следующим блюдом, поданным к столу победителя будут они - Североамериканские Соединёные Штаты.

Пока шла война в Европе, можно было позволить себе отсиживаться в сторонке, но мировая война потому и называется мировой, что результатом её является не новый "пазл", сложенный на одном из континентов, а новая картина мира. Поэтому американцам, если они хотели как-то влиять на собственное будущее, следовало, пока не поздно, влезать в войну на её "европейском этапе". Проблема была в том, что американцев никто не ждал и в войну их никто не приглашал, и не приглашал по указанной выше причине - коалиции крайне неохотно идут на собственное расширение, новые участники, новые претенденты на послевоенный пирог никому не нужны.

Если Америка хотела "войти" в войну, ей следовало занять чьё-то место. Ей нужно было, чтобы из коалиции кто-то "выпал". Кто? Если СаСШ хотели стать членом Антанты, то они не могли претендовать на место, которое там занимала БИ, это было попросту смешно, но точно так же американцы не могли вытеснить из Антанты и Францию, таким образом единственное место, на которое они могли рассчитывать, было местом, вроде бы прочно занимаемым Российской Империей.

И вот сама подобная "постановка вопроса" уже заслуживала если и не немедленного согласия со стороны Лондона-Парижа, то благожелательного рассмотрения наверняка. Две "России" Антанте были не нужны, но тут речь шла о том, чтобы заменить одну другой. "Почему бы и нет?"

С точки зрения англичан это имело определённый смысл, так как главной проблемой связанной с РИ было то, что после войны (в том случае если она будет выиграна, конечно, чего в 1916-17 никто ещё по понятным причинам не знал и знать не мог) Российская Империя в смычке с Францией потребовала бы "роспуска" Германской Империи (у РИ на эту тему имелся даже межгосударственный договор с Французской Республикой, о чём англичане знали). Одно только это оправдывало замену "союзника" России "союзником" СаСШ. Не говоря уж о том, что само по себе усиление России в английские планы отнюдь не входило, а между тем, оправдайся надежды французов и доминируй они в послевоенной Европе, и Англии, хочешь не хочешь, но пришлось бы усиливать Россию в пику Франции, а чем сильнее становилась Россия, тем больше в силу пошлых географических причин начинала она угрожать английским интересам в Азии и на Дальнем Востоке. И в этом смысле Америка тоже выглядела куда предпочтительнее. Она, правда, могла начать на что-то там претендовать, но то когда ещё будет.

"Да и потом, - подумали, наверное, англичане, - бодливой корове Бог рог не даёт." И это да, это было святой правдой. У Америки рог не было. У Америки не было армии.

25

Воюющее государство воюет всем, что есть в его распоряжении. В том числе и армией. Армия это меч государства и понятно, что бывают ситуации, когда без меча не обойтись. И точно так же, как выковывается, закаляется и затачивается меч, выковывается, закаляется и затачивается армия.

В мирное время создать армию нельзя. Армию создаёт война. Горячая война. Поединок государств, в котором меч пробуется о меч так, что искры снопами. Только и только таким образом можно выяснить, что у вас в руках - оружие или плохо закалённая никчемная полоска металла. И поддерживать армию в боеготовом состоянии возможно тоже только точно так же - вновь и вновь пробуя её в деле, а не на парадах.

Никто не замечает, а, не замечая, и не задумывается над тем очевидным фактом, что единственным государством на Земле, которое имеет полноценную армию, явлется единственная же на сегодня сверхдержава США. Никто не только не замечает, но и не хочет замечать, что американцы воюют самым наигорячим из всех возможных образом последние семьдесят лет, то-есть на протяжении жизни вот уже трёх подряд поколений. Они не дают своему мечу заржаветь, они непрерывно переходят от одной войны к другой, пробуя себя на всех вообразимых "театрах", в самых разных уголках планеты, в самых разных климатических, демографических и прочих -ических условиях против самых разнообразных противников.

Смотрите, что происходит: реальное руководство государства вот уже семьдесят лет отдаёт реальные приказы реальным людям, осуществляющим в стране исполнительную власть, а те приказывают реальным армейским командирам, а те транслируют "волю государства" по цепочке дальше, после чего звучит не учебная, а боевая тревога и лётчики совершают не учебные, а боевые вылеты и осуществляют не учебное, а боевое бомбометание самыми настоящими бомбами, а подводные лодки выходят на самое настоящее боевое дежурство, во время которого проходят не учебные, а боевые пуски ракет не по "условному", а по самому, что ни на есть, настоящему противнику, перегоняются целые флоты, высаживаются десятки дивизий, сбрасываются десанты, оккупируются целые страны, возводятся военные городки масштабом побольше, чем иные столицы, для поддержки всего этого хозяйства созданы постоянно функционирующие тыловые службы, склады заполняются миллионами тонн военного снаряжения, потом опустошаются, а потом наполняются вновь, семьдесят лет ударно трудится служба армейской вербовки, в военных академиях военные науки преподают люди, опирающиеся не на теорию, а на собственный, полученный в реальной боевой обстановке опыт, военная промышленность не страдает отсутствием заказов, а размещаемые заказы учитывают мнение и пожелания военнослужащих, гоняющих ту самую технику в хвост и в гриву отнюдь не на манёврах, а ещё космос-ракеты-спутники-системы-связи, всё это крутится, вертится, ревёт, взлетает, попискивает, "спецура" работает не в "условиях, приближенным к боевым", а воюет, разведка разведывает, а контрразведка контрразведничает, и пропаганда, пропаганда, чёрт возьми, пропаганда - не красный уголок, а Голливуд, вследствие чего славные армейские традиции опираются не на времена Очакова, а на ещё свежий в памяти вчерашний день и формируют в обществе отношение к военным как отношение к героям-прогрессорам, одной рукой несущих угнетённым всего мира факел прогресса, свободы и демократии, а другой рукой подносящим fuckел под нос врагам всего хорошего.

И главное в этой впечатляющей картине вовсе не то, что именно так и должно поступать каждое нормальное государство, чувствующее ответственность за тех, кого оно приручило, это и так понятно. Главное тут то, что всё перечисленное это вовсе не некое кратковременное напряжение государством всех сил, после чего можно будет позволить себе "расслабуху". Главное тут то, что всё перечисленное это РУТИНА. Состояние войны, как неосознаваемая обыденщина. Война как повседневность. Война как скука, война как нечто такое, что всегда с вами. "Хочешь жить, умей воевать."

А научиться воевать можно только воюя. Отсюда становится понятным и нежелание уже воюющих допускать в войну посторонних, "государства со стороны", мало ли чему они в процессе научатся.

Ну, а теперь давайте вернёмся к тому, чем закончилась предыдущая глава, помните - "у Америки не было армии". Посмотрим, как Америка в войну влезала, как она армией обзаводилась, с чего она начинала, чем процесс продолжала и как она кончала.

В 1917 году, в том году, когда СаСШ "оказались вовлечёнными в войну" американская армия имела численность около двухсот тысяч человек. Так как всё познаётся в сравнении, то давайте и мы сравним - в армии Британской Империи не вообще под ружьём, а только в зонах боевых действий находилось более шести миллионов военнослужащих.

6000000 и 200000. Для тех, кто с цифрами не совсем в ладах - 6 миллионов больше 200 тысяч в 30 раз.

Положение для американцев усугублялось тем, что из этих 200000 собственно армейских было примерно 130000, а 67000 были частями Национальной Гвардии, по-настоящему - резервом. Отличающиеся педантизмом немцы, тот самый пресловутый германский Генштаб, перед тем как начинать воевать, провёли необходимые исследования окружающей среды и составили нечто вроде ранжира для армий мира. Так вот по немецким оценкам в военном отношении государство СаСШ стояло ниже, чем государство Чили.

Америка в начале ХХ века была похожа на красношеего здоровяка, но только безоружного, в то время как рядом крутили длинные усы людишки похлипче, но зато с мачете. А через "лужу" сошлись в драке бугаи, каждый Америки не слабее, да ещё и в ход они не холодное оружие пускали, а кто винтовку, а кто и пулемёт. А кто и танк "Виккерс". Что было делать Америке, которая (вполне допускаю, что именно по причине безоружности) проблему осознавала с отчётливостью необыкновенной? Америке нужна была армия, нужна была как воздух и американцы готовы были платить. И не просто платить, а готовы они были заплатить любую цену. В самом буквальном смысле - любую.

Где-то (по-моему, в "Луковице") я уже писал о том, что в 1916 году, когда СаСШ ещё не определились на чьей стороне им придётся воевать (и это ещё в том случае, если их вообще к войне допустят), полковник Хаус и примкнувший к нему президент Вильсон разрабатывали план действий на случай, если Америка окажется на стороне Германии. Так вот они исходили из того, что, поскольку у англо-французов будет полон рот европейскими хлопотами, то можно не беспокоиться насчёт возможной высадки войск Антанты на восточном побережье Америки, но при этом они отдавали себе отчёт в том, что в таком случае Англия натравит на них Японию и в ясном осознании того, что армии у них фактически нет, заранее отдавали японцам все западные штаты. И при этом смотрели в будущее с оптимизмом, полагая, что всё равно окажутся в выигрыше. Выигрышем была бы полученная (выкованная) в реальных боях американская армия. Американцы вообще люди оптимистичные, а оптимизм это всегда хорошо, он помогает жить, и не иначе как оптимизм им тогда и помог, не пришлось им, хоть они к тому и готовились, воевать на своей территории. Армию они получили, воюя на территории Франции.

26

В намерениях государств в отношении друг друга нет ничего тайного, это только обыватель, Малый Бухарец мира, открывает газету и поражается, ужасается или восторгается написанным там, не подозревая, что предназначение газеты как раз и состоит в том, чтобы вскрыть его голову почище консервного ножа. Так вот Франция прекрасно понимала заинтересованность Америки в "присутствии" в Европе, как не менее хорошо понимала и то, что армия даст возможность американцам принимать участие в разделе Европы на правах "союзника".

Сложившаяся на сегодня историческая картина тогдашних событий не учитывает того ключевого обстоятельства, что даже уже позволив американцам "вступить" в войну, державы рассматривали роль СаСШ как роль второстепенную, а Америка была не союзником, а "примкнувшим", чем-то вроде сверчка на шестке. Америка в Антанте поначалу была "associate rather than as a fully ally", при том, что само по себе слово associate в смысле субординации означает не равноправного, а младшего партнёра. И Америка посредством собственной пропаганды очень дальновидно подыгрывала этому созданному в том числе и её стараниями образу.

Невзирая на то, что Америку начала XX века принято (и принято сегодня) считать тогдашней "мастерской мира", весь 17-й год СаСШ отправляли через Атлантику отнюдь не продукцию тяжёлого машиностроения. По образному выражению Америка гнала через "лужу" beans, bullets and soldiers, то-есть "бобы, патроны и солдат". Весь 17-й и начало 18-го года Америка выжидала, но, выжидая, она вовсе не сидела, сложа руки. Через неделю после объявления войны Германии Конгресс создал так называемую Emergency Fleet Corporation (EFC) и наделил её невиданными полномочиями ("unlimited power") по конфискации, покупке и строительству морских судов, на высшем уровне была декларирована задача "построить мост во Францию".

На выросших как из под земли гигантских верфях закладывались стальные корпуса торговых судов, на старых верфях, не приспособленных к постройке современных кораблей, лихорадочно строились небольшие деревянные суда, появились даже суда с корпусом из бетона, EFC поставила стране цель - за год увеличить тоннаж американского торгового флота с одного до десяти миллионов тонн, было подсчитано, что при таких объёмах СаСШ будут способны спускать на воду два корабля взамен каждого потопленного немцами. И когда в 1918 году у французов возникла нужда (ой, какая острая) в американской армии, Америка встретила эту нужду во всеоружии, армии у неё ещё не было, но зато у неё было очень много призывников и было на чём их безотлагательно переправить.

Официально участие СаСШ в войне началось 6 апреля 1917 года. До конца года во Францию было переправлено 180000 американских военнослужащих, всего лишь 180 тысяч, жалких на фоне численности европейских армий. А в октябре 1918, то-есть через десять месяцев, у Америки под ружьём стояло 4000000 военнослужащих, два миллиона из которых были расквартированы во Франции.

Как указано чуть повыше - французы, прекрасно понимая какие цели преследует Америка, вовсе не стремились помогать ей строить армию. Уже попавшие во Францию американские войска занимались там чем угодно, но только не тем, чем, собственно, и должны войска заниматься. Научить вас воевать может только война и французы американцам не позволяли делать именно этого - воевать. Перелом, после которого начались так называемые race to France, когда миллионы американских солдат хлынули через Атлантику во Францию и далее на фронт, произошёл в феврале 1918 года, когда французы были вынуждены впервые позволить американцам принять участие в боевых действиях. Они, правда, сопротивлялись до последнего, пытаясь "распылить" американские подразделения среди французских, но это было только на руку американцам, так как позволяло лучше "перенимать боевой опыт", но о распылении очень скоро пришлось забыть, так как стало непонятно, кто кого, собственно, распыляет - к концу войны из двухмиллионного американского экспедиционного корпуса только на фронте, на передовых позициях, находилось более миллиона трёхсот тысяч американских военнослужащих. Для сравнения - британские Imperial Forces во Франции насчитывали 1.8 миллиона человек, а численность собственно французской армии, пройдя пик в 2.2 миллиона человек в июле 1916 года, к концу 1918 года составляла 1.7 миллиона.

Что во всём этом интересного для нас? "Нам-то что с того?" Нам тут интересен контекст, то самое, что, вообще-то, всегда интереснее всего, но именно в контекст, в силу сложности картины, вникать обычно и ленятся. Так вот давайте-ка мы лениться не будем и попытаемся понять, почему, а, главное, каким таким образом у Франции возникла нужда в чужой армии и как так вышло, что возникла она именно в феврале 1918 года.

Что ещё у нас происходило в феврале 1918-го? Какому там и тогда нашлось местечко событию из тех, что принято называть "всемирно-историческими"?

Правильно. В феврале подходили к концу переговоры в Брест-Литовске. Детали до конца ещё ясны не были, но зато с беспощадной ясностью стало ясно, что Россия окончательно вышла из войны.

Переговоры между немцами и русскими начались в декабре 1917 года. На тот момент ещё сохранялись иллюзии (главным образом у французов), что Россию в войне удастся удержать. Поэтому, как только о Брест-Литовске стало известно, в Париже была немедленно созвана так называемая Inter-Allied Conference, куда съехались правительственные делегации, возглавлявшиеся такими небезызвестными людьми как Клемансо, Ллойд Джордж и полковник Хаус. Вопрос на конференции стоял всего один и был он замучавшим поколения русских интеллигентов проклятым вопросом - "что делать?"

Французы в лице Клемансо считали, что это "говно вопрос" и ответ на него у них был готов - военная интервенция, насильственное устранение большевиков от власти, немедленное прекращение любых переговоров с немцами и "война до победного конца". Французов ждал холодный душ.

Парижская конференция стала "моментом истины" - Клемансо совершенно неожиданно для себя столкнулся с единой позицией Лондона и Вашингтона (для французов это было шоком). Ллойд Джордж и Хаус не только не проявили ни малейшего желания "бороться с большевизмом", но они пошли гораздо дальше, они в один голос заявили, что "спешить не следует", что "большевиков нельзя загонять в угол" и что "на большевиков нельзя оказывать давления с тем, чтобы в Брест-Литовске у них были развязаны руки". Только в этот момент, в декабре 1917 года, у Франции открылись глаза, Париж понял, что англичане делают то, чего от них меньше всего ожидали - Британская Империя меняла коней прямо во время переправы. Место России в коалиции занимали СаСШ. А это означало допуск Америки к участию в европейских делах, что с точки зрения Франции было самой настоящей катастрофой, так как американцы не скрывали, чего они хотят, а хотели они, как неоднократно и публично заявлял президент Вильсон - peace without victory, что в переводе на русский означает "мир без победы".

Мир без победы означал, что Германию не убьют и что Франция не сможет доминировать на континенте. Мир без победы означал, что Британская Империя, воюя с Германской Империей, одновременно воевала с Францией, не видя между ними особой разницы и полагая угрозой своим интересам победу как Германии, так и Франции.

После того, как Россия вышла из войны Франция ничего не могла противопоставить немцам и целиком зависела от доброй воли англичан в виде британского экспедиционного корпуса, а англичане могли его вывести в любой момент. С другой стороны "мир без победы" означал, что если не убьют Германию, то одно только это оставляет в живых и Францию. Выхода у французов не было и они смирились. Они не только пустили к себе американские войска, но ещё и принялись помогать Америке создавать армию, тем самым вставляя фитиль уже англичанам. Начались "гонки во Францию", Америка въехала в Европу на французском горбу.

27

Итак, Америка добилась своего, ей стало что кинуть на чашу весов. И кинуть не где-то, а в самой гуще событий, и кинуть не что-то, а два миллиона солдат. И во всём этом есть один немаловажный штришок, ох, какой немаловажный, но при этом никем не принимаемый во внимание: Америка не просто создавала армию, она создавала jolly, singing army - весёлую, поюющую армию. Создаваемая практически с нуля армия строилась ВЕСЕЛО. И не потому, что американцы такие уж весёлые люди, а потому, что стоявшие тогда во главе государства люди очень хорошо понимали значение такого фрагмента нашего с вами бытия, как пропаганда.

Европа до того мало что знала об Америке, не говоря уж о том, что никогда не видела американцев "в массе", а тут вдруг появилась возможность не только на людей посмотреть, но и себя показать, и показать в количестве пары миллионов человек. Так вот отправляемая в Европу американская армия изначально закладывалась таким образом, что из двадцати девяти дивизий (американская дивизия того времени насчитывала около тридцати тысяч человек), попавших в Европе на передовую, только одиннадцать дивизий были призывными, а восемнадцать дивизий были укомплектованы добровольцами, относившимся к военной службе, как к забавному приключению. Американская армия являла собою разительный контраст с угрюмыми, уставшими от войны европейцами, даже и маршировали американцы не под звуки милитаристских маршей, а под развесёлую песенку Ирвинга Берлина "Oh, How I Hate To Get Up in the Morning!" Помимо прочего пропаганда заставляла американцев чувствовать себя осуществляющими высокую миссию рыцарями, спасающими девицу Францию от попозновений злого Гунна.

Именно тогда и именно высадившимися во Франции молодыми американцами и был создан образ Америки, как молодой, улыбчивой, весёлой нации, помогающей от щедрот своих всем сирым и убогим. Глубина задумки была ещё и в том, что образ этот, направленный вовне, тут же вернулся к своим создателям, позволив им "увидеть" себя со стороны, увидеть чужими глазами и увидеть в очень лестном свете, что всемерно повысило теперь уже и их собственную самооценку. Америка (как нация) выросла в собственных глазах.

Пропаганда стара как мир, но в оружие массового поражения её первыми превратили англичане и американцы оказались очень хорошими учениками, не только тут же побежавшими с англичанами наперегонки, но и принявшимися время от времени ронять пропагандистские бомбы на голову самих изобретателей. Разбавим скучное повествование примером: всем памятен "Суэцкий кризис", национализация египтянами канала и начало борьбы с колониализмом, но мало кому известно о переломном моменте, когда Насер начал восприниматься Англией как "враг номер один". И случилось это вовсе не по причине национализации, к которой англичане отнеслись вполне философски, они спервоначалу вообще воспринимали Насера "с пониманием", отчасти потому, что ставили себя на его место и отдавали себе отчёт в том, что в подобной ситуации они вели бы себя точно так же. Совершить один шаг от нелюбви к ненависти англичан заставило то, что египтяне с подачи американцев начали вести из Каира подрывные радиопередачи, направленные на Британскую Восточную Африку. Как только Насер "вышел в эфир", англичане буквально ослепли от бешенства. Они как никто другой понимали действенность подобной, да ещё и направленной на простых, если не сказать примитивных людей, пропаганды. А время тогда было да, непростое. Кения, Мау-Мау, "рвущий цепи Чёрный Континент" и всё такое. Американцы же играли свою игру, одной рукой они выпихивали англичан из Восточной Африки, заставляя их "освободить место", а другой рукой они всячески затрудняли "колонизаторам" уход, тормозили, изматывали англичан, изнуряли их. Так что гордых британцев в их взаимоотношениях с Насером понять можно, на их месте любой бы взбеленился.

Но вернёмся в придуманный чёрт знает кем восемнадцатый год. Ведь всё самое интересное происходило тогда и там, нынешнее племя мало того, что не богатыри, но оно мелко уже тем, что не в силах даже и понять значения тогдашних событий.

Итак, у нас случился Брест-Литовск. Всё, что имело к Брест-Литовску хоть малейшее отношение, по совершенно очевидным причинам усиливало Германию. Главными выгодополучателями были немцы. Менее очевидным (а потому, наверное, никем и не рассматриваемым) является то, что кроме немцев Брест-Литовск был очень выгоден ещё и СаСШ. По той простой причине, что чем сильнее становилась Германия, тем сговорчивее становились французы в отношении американского "присутствия" в Европе, что означало - во Франции. И американский расчёт оказался верен - французы немедленно не только согласились на американское "присутствие" (это бы ладно), но они начали ТРЕБОВАТЬ, чтобы американцы перебросили во Францию как можно больше войск, причём требования очень быстро стали паническими, и было так потому, что когда упоминают немецкие трудности в Первой Мировой, то забывают о трудностях французских, из которых трудности демографические были далеко не последними. Но оставим французам их трудности и повернёмся к Европе задом. Обратим свой взгляд на восток, посмотрим, что там у нас происходило в славном 18-м году. А в серединке восемнадцатого года, с разрывом всего в несколько дней на просторах России произошли три события, никем и никак вместе не связываемые, а зря.

События вот какие: 18 июля 1918 года вступила в силу Конституция РСФСР. За день до этого, 17-го июля 1918 года была (как считается) расстреляна семья бывшего императора России. И 24 июля 1918 года Ленин заявил, что Советская Россия de facto находится в состоянии войны с Антантой.

Конституция означала, что на месте прежнего государства, Российской Империи, появилось другое - Советская Россия. Заявление Ленина означало, что это новое государство выбрало сторону в войне. Прав был Ленин или нет? Угадал ли он? Формально - нет, так как мы знаем, чем закончилась Первая Мировая. Дело, однако, в том, что в середине 1918-го никто не знал, чем она закончится. "Никто" означает - никто. "Считать", как война закончится, - считали, "думать" - думали, но вот "знать" - не знали.

Даже и американцы, готовившиеся тогда взорвать через три месяца свою бомбу, не знали, чем их затея закончится, англичане ведь вполне могли в ответ поднять ставки и заявить им в ответ - "хотите заключить с Германией сепаратный мир? да заключайте на здоровье, а мы будем воевать до последнего, jeszcze Britain nie zginela!"

Могло так быть? Могло. И в таком случае весь известный нам расклад лёг бы по-другому и как выглядел бы сегодняшний мир нам знать не дано, а тогда никому не было дано знать и того, что известно нам. Так вот в середине 1918-го года все (абсолютно все) считали, что война продлится весь восемнадцатый год, весь девятнадцатый и может быть даже и двадцатый, и что войну эту выигрывает и выиграет Германия.

Поэтому, когда Ленин делал своё заявление, то исходил он из очевидного для всех, и, исходя, он становился на сторону будущего победителя. Да, по чести говоря, и выбора у него особого не было. Большевики тянули сколько могли, но в конце концов им пришлось "позиционироваться". Это имело следствием начало в августе 1918-го того, что с лёгкой большевистской руки тогда же стало именоваться "интервенцией Антанты", хотя, строго говоря, это было не только и не столько интервенцией, как борьбой "интервентов" между собою. Мы к этому вернёмся чуть позже. А перед тем уделим немного места третьему событию - "расстрелу царской семьи".

28

На сегодня в массовом сознании (и далеко не одном только русском) создано пропагандистское клише, согласно которому якобы имевший место "расстрел царской семьи" это некий непреложный факт, нечто такое, что даже и обсуждению не подлежит. И это при том, что единственным известным нам фактом является следующий - в июле 1918 года семья Николая Александровича Романова, последнего русского императора, успевшего к тому времени превратиться из монарха в гражданина, исчезла.

За прошедшие с тех пор почти сто лет история эта обросла массой малоаппетитных подробностей, большинство из которых явно высосаны из не очень чистого пальца, но зато деловито сотканная из выдуманных деталей завеса позволяет заботливо укрыть собою естественнейший вопрос - "кому была нужна смерть Николая?"

Cui prodest?

Не может не бросаться в глаза, что из всех тогдашних "сил" единственными, кто получал прямую и непосредственную выгоду были немцы. По той простой причине, что устранение Николая автоматически означало и устранение каких бы то ни было сомнений в легитимности людей, поставивших свои подписи под заключённым в Брест-Литовске соглашением.

Мы в подавляющем большинстве своём не понимаем, что история пишется задним числом. В этом её отличие от точных дисциплин. Если в математике у нас есть некие условия задачи, по которым мы можем найти ответ, то с историей дело обстоит прямо противоположным образом: у нас всегда есть ответ и никогда - условий, которые историки в меру способностей и по прошествии некоего временного отрезка (зачастую весьма продолжительного, вплоть даже и до тысячелетий) подгоняют под то, что им уже известно. И история Первой Мировой Войны исключением в этом смысле отнюдь не является. И когда сегодня с умным видом рассуждают о неизбежности проигрыша Первой Мировой Германией, то происходит это по причине полнейшего отсутствия воображения, не позволяющего "историкам" хотя бы попробовать поставить себя на место свидетелей тогдашних событий, а ведь никому из живших тогда будущее известно не было, то самое будущее, которое для нас является уже сбывшимся прошлым. Так вот тогда все, даже и жившие в то время историки, полагали, что победителем в войне выйдет Германия и когда в Брест-Литовске что-то Россией Германии отдавалось, то отдавалось оно навечно. Побеждённый отдавал победителю то, что победителю хотелось, и процесс "отдачи" сопровождался подписанием документов. "Договоров". "Актов".

И с учётом могущих возникнуть в будущем обстоятельств Германия, естественно, не желала, чтобы могли возникнуть даже и малые сомнения в праве Йоффе, Карахана или Троцкого ставить свои подписи под межгосударственными соглашениями. И смерть Николая позволяла эти сомнения похоронить вместе с ним.

Между прочим, когда Николая, который из просто Николая стал Николаем Александровичем, везли ("перемещали") на перекладных из Тобольска в Екатеринбург, то и он сам и Александра Фёдоровна пребывали в полной уверенности, что их везут в Москву с тем, чтобы под Брест-Литовскими соглашениями появилась подпись и Николая, без которой, как они считали, соглашения не будут иметь силы. И сама эта уверенность заставляет уже нас испытывать сомнения в том, что имело место "отречение", так как никому не могла понадобиться подпись человека, который, согласно тогдашней и оказавшейся чрезвычайно живучей версии уже целый год не являлся царём. А ведь Александра Фёдоровна была буквально одержима страхами о том, что Николая стремятся разлучить с нею из соображений оказывать на него давление с целью заставить поставить под соглашениями злополучную подпись. И к бывшей царице можно относиться как угодно, можно считать её взалмошной истеричкой, но ничего не понимающей дурой она совершенно точно не была, и одно лишь то, что она оставила детей, только бы не оставлять Николая, только бы быть ему поддержкой, означает, что с известной нам историей с "отречением" что-то не так.

Но вернёмся к тому, с чего начали, к вопросу о выгоде. Who profits?

Вроде бы немцы. Всё на них показывает. Они извлекали выгоду. Больше некому. Однако есть в этом деле одна деталь, которая сводит немецкую выгоду к нулю. Да, немцам смерть Николая была нужна, но только им нужна была не просто смерть, а смерть гласная. Красная смерть на миру. Немцам нужны были суд и гильотина на Красной Площади. У мира не должно было остаться ни малейших сомнений в том, что Николай мёртв. Любые недомолвки, любые подвалы, любые тайны германским интересам не только не отвечали, но даже и противоречили.

Большевики?

Считается ("считается"), что у них тоже имелся мотив к убийству, и базируется это "считается" на приводимом в воспоминаниях Троцкого якобы имевшим место разговоре со Свердловым, который (опять же якобы) заявил Троцкому, что, посоветовавшись, тогдашнее руководство решило расстрелять всю семью бывшего царя с тем, чтобы "не оставлять им живого знамени". Кто такие загадочные "они", которых непременно нужно было лишить знамени, не расшифровывалось, что понятно, так как никаких реальных сил, стремившихся к реставрации монархии в наличии ни тогда, ни позже не имелось. Но дело в другом. И не в том даже, что верить Троцкому очень трудно, так как его "воспомининия" представляют из себя сборник объединённых общим сюжетом фантастических рассказов, дело в том, что вызывает недоверие следующая недостоверность: все, кто читают приводимый Троцким диалог со Свердловым, не видят прямо-таки бьющего в глаза логического несоответствия - если уж большевики ставят себе задачей не оставлять кому-то живого знамени, то это неизбежно означает, что им нужно то же самое, что и немцам, а именно - стечение народа, Лобное место и плаха. "Подвал" же означает, что большевики не то что знамя не уничтожают, но напротив, они его - создают. И создают с тем большим успехом, что дело-то происходит в России с её богатейшим историческим опытом самозванства, с её лже царевичами и царями, с её Петрами, Павлами и Дмитриями.

Так что и у большевиков, даже если у них и имелись намерения избавиться от Николая, не было причин избавляться от него способом, им приписываемым, и ставшим с тех пор каноническим.

Кто у нас остаётся?

Англичане? Американцы? Французы?

"Антанта"?

Первый приходящий в голову вопрос - "а им-то это зачем?" После чего хочется этот вопрос отбросить и задать себе следующий. Но давайте-ка мы в себе это желание задавим и первый вопрос отбрасывать не будем. Давайте немного над ним подумаем. Стоит нам это сделать и мы обнаружим, что вот им-то как раз и выгодно было, чтобы Николай исчез. А если мы ещё немножко подумаем, то придём к выводу, что и большевикам тоже выгодно именно это - исчезновение. Но и тут имеется своя тонкость, им, то-есть государствам, противостоявшим Германии, исчезновение выгодно было не как "исчезновение", не как исчезновение само по себе, а выгодно им было исчезновение (причём с подозрением на смерть), с последующим появлением.

Здесь мы опять не можем не учитывать того, чего все не учитывают, а именно - в середине 1918-го года все, кто входил в Антанту, исходили из того, что Германия выигрывает и в своих планах они это обстоятельство учитывали. Так вот если мы предположим, что Германия действительно довела дело до победы, то появление уже после войны Николая означало ничтожность достигнутых в Брест-Литовске солашений. Германия, конечно же, не вернула бы того, что она по договору получила, но живой Николай превращался в элемент межгосударственной игры с очень высокими ставками, и пронести мимо рта такой лакомый кусок никто бы себе не позволил. В этой игре Николай не был бы козырным тузом, но он был бы одним из козырей, а ни одно уважающее себя государство козырями не разбрасывается, никто даже и козырную шестёрку на кусочки не рвёт и под стол не бросает.

И большевики тоже могли бы извлечь из подобного развития событий выгоду, так как получали средство давления на победителя, на Германию, не говоря уж о том, что большевики не были едины, едиными их сделал Сталин через двадцать лет после описываемых событий, и живой Николай превращался в элемент внутрироссийской политической игры. Живой он был бесконечно ценнее мёртвого.

Но в реальности война закончилась так, как она закончилась. И с Германией разобрались, но разобрались только через год, в середине 1919-го. И, поскольку Германия проиграла, то она и так, без Николая, отдала всё, что у неё захотели забрать назад. И вот только после этого, через год после "ипатьевского подвала", уже после "Версаля" Николай стал не нужен. А, став ненужным, он и не появился. Он так и остался в исчезнувших. Остался ли он при этом в живых? Этого не знает никто.

Но зато все знают душераздирающие подробности его смерти. Знают так, как будто рядом стояли. И, не зная, мёртв ли он, его мёртвого превратили в знамя. Началась вакханалия. И продолжилась. И продолжается. С присвистом и с посвистом. Цесаревич, княжны и шоколадные наборы с конфетами bon bon. И "заспиртованная голова".

Люди всем хороши, но есть у них два недостатка. У людей очень короткая память и они нелюбопытны. А ведь стоит только немножко полюбопытствовать и нетрудно обнаружить откуда взялись в изысканиях генерала Дитерихса отправленные Свердлову заспиртованные головы членов царской семьи.

Победители на Версальской конференции чем только не занимались. Они не только делили мир, но находили время и для других дел и трудно сказать, что доставляло им больше удовольствия. Ну вот, скажем, среди подлежавших неукоснительному исполнению пунктов был и такой - Германия, кровь из носу, не только должна была уйти из колоний, но ей следовало ещё и вернуть Британской Империи голову султана Мквавы.

Поскольку всё суета сует и всё уже было, то был и в Африке такой борец за свободу, звали его Мквава и был он вождём племени Хехе и пламенно боролся он с германскими колонизаторами, которые требовали от него прекратить весьма выгодную для весёлых Хехе работорговлю, а он всё рабами исподишка подторговывал и подторговывал, пока не попал наш партизан в немецкую засаду, да и не погиб бесславной смертью. А немцы отрезали ему голову и из каких-то своих немецких соображений отправили её в Германию. А потом злопамятные Хехе во время Первой Мировой принялись бузить там, где нынче имеется государство Танзания, а тогда там была немецкая Восточная Африка и немцам это по понятным причинам не нравилось, а то, что не нравилось немцам, нравилось англичанам и они после войны решили любящее свою свободу и лишающее свободы других племя наградить, а наградой должна была стать возвращённая им отрезанная голова их вождя, "султана" Мквавы. Немцы вытаращили глаза и сказали, что они бы со всей душой, но поди теперь, отыщи ту голову. Но англичане народ памятливый и про голову они не забыли, и вспомнили о ней уже после Второй Мировой Войны, а, вспомнив, нашли в Бременском музее за каким-то чёртом собранную немцами "коллекцию" в 2000 человеческих черепов, порылись в ней, померяли черепа черепомеркой, назначили один из черепов "головой сулатана Мквавы" и порадовали таки Хехе вновь обретённой святыней.

Ну, а тогда, в 1919 и в 1920-м шла себе неторопливо Версальская конференция, а генерал Дитерихс торопливо писал своё садо-мазохическое сочинение, а весь мир с увлечением следил за приключениями пропавшей головы. История эта была "на слуху". Да и то сказать, время-то тогда было весёлое, только что закончилась Великая Война, которая должна была положить конец всем войнам, вот все и веселились. Замечательное было время.

Диксиленд, канотье, вольный город Данциг и Бриан.

И голова.

29

Голова дана людям сразу по нескольким причинам, не последней из которых является даваемая головой возможность думать, о чём подавляющее большинство, получив в день своего рождения голову в подарок, благополучнейшим образом забывает, предпочитая использовать голову для других, более насущных с людской точки зрения надобностей.

И только полнейшим нежеланием использовать свою голову по предназначению можно объяснить всеобщее стремление не считаться с тем, что у всего на свете есть причины. А между тем, если есть причины, то есть и следствия. А вчерашние следствия имеют обыкновение превращаться в сегодняшние причины, из которых закономернейшим образом воспоследуют следствия уже завтрашние. И так без конца. Может, и действительно лучше об этом не думать, всё легче будет переходить не поле, а жизнь. Ignorance is Bliss, а счастье это то, чего хотят поголовно все двуногие без перьев, но одного желания мало и они, похотев, так и уходят обиженными. Oops!

Ну, да ладно. Достижение состояния счастья целью данных записок отнюдь не является, так что давайте-ка для разнообразия немножко подумаем. Подумаем вот о чём - зачем делалось в Версале то, что там делалось? Например - зачем американцам понадобился шестой по счёту пункт в четырнадцати пунктах президента Вильсона? Пункт этот касался России, так что тем самым он касался и продолжает касаться каждого из нас. Напомню, что пункт этот предусматривал вывод всех иностранных войск с территории России. Озвучены "пункты" были в начале 1918-го года, никто на них тогда особого внимания не обратил, а потом Америка попала в число победителей и уже в этом качестве заставила мир не только о пунктах вспомнить, но и принять их в качестве руководства к действию.

Начерно пункты легли в основание прекрасного нового послевоенного мира в октябре 1918 года, когда Антанта (Британская Империя и Франция) согласилась с большинством из них и было это платой за американское участие в войне на её стороне. Англичане, оценив ситуацию, согласились сразу же. Произошло это не только потому, что Ллойд Джордж (многими историками он считается лучшим английским премьером за всю историю Ангшии) очень хорошо ориентировался в реальности и был счастливым обладателем так называемого quick mind (по-русски это означает, что он очень быстро соображал), но ещё и по той причине, что почти все американские пункты, какой в большей, а какой в меньшей степени отвечали либо краткосрочным, либо долговременным английским интересам. Выслушав Хауса, англичане окинули взглядом складывающийся расклад и тут же заявили, что если СаСШ снимут требования по второму пункту (в пункте втором говорилось о freedom of the seas, то-есть свободе судоходства, причём как в мирное, так и в военное время), то Британская Империя принимает остальные тринадцать не глядя. Французы же были вынуждены согласиться, невзирая на то, что почти все пункты их интересам не отвечали. У Франции просто не было другого выхода.

Первоначально соглашение было заключено на словах. То, что мы называем Парижской Конференцией ("Версалем"), это борьба за параграфы, пункты и подпункты проговорённого в октябре 1918-го года "джентльменского соглашения", когда стороны "ударили по рукам".

"Версалем" Америка утвердила себя и если сердцем Конференции, её пламенным мотором был полковник Хаус, то лицом Версаля стал двадцать восьмой президент Соединённых Штатов Томас Вудро Вильсон.

Такое разделение труда имело безусловный практический смысл, позволяя тому, кто дело делает, не отвлекаться на представительство, с другой же стороны для того, чтобы "представлять" или, как с лёгкой американской руки принято с давних уже пор выражаться - "продавать" ту или иную идею, лучшей кандидатуры чем Вильсон нельзя было и желать. Вильсон не только любил, но ещё и умел говорить, чем может похвастаться далеко не так много людей, как кажется. Да и трудно ожидать другого от человека, чьи отец и дед со стороны матери были пресвитерианскими проповедниками, а сам Вудро вышел на тернистую стезю публичного политика прямиком из уютного кабинета, право на который ему давал пост президента Принстонского университета. Словом, всё связанное с Вильсоном, а в букет достоинств входило профессорство вкупе с докторской степенью, было высшей пробы, "без дураков". Но главным в его "образе" были отнюдь не профессорские очки, главным была его репутация, а репутация у него была такая, что закачаешься - Вильсон считался честным политиком и притом идеалистом. "Честный политик" - каково! И образу этому верило не только общественное мнение, но и другие политики, по поводу друг-друга ни малейших иллюзий не испытывавшие.

При этом, отдавая должное моральным качествам Вильсона, европейские политики считали себя политиками лучшими, чем он, так как по их мнению Вильсон не обладал необходимым для политика качеством - он не проявлял ни малейшего желания идти на компромиссы, что очень плохо сочеталось с его провоцирующей внешностью "мягкого" университетского профессора. Раздражённый Клемансо, пару раз на Вильсоне "обломившийся", даже как-то позволил себе публично заметить, что "с ним[1] чрезвычайно трудно иметь дело и если Ллойд-Джордж думает, что он Наполеон, то президент Вильсон считает себя самим Иисусом Христом." На этом Клемансо не успокоился и продолжил возникшую у него библейскую аллюзию дальше: "Богу хватило десяти заповедей, а у Вильсона их целых четырнадцать."

Напомню, что "президент Вильсон" как образ был создан полковником Хаусом, а полковник знал, что делает и результатом стало то, что, натолкнувшись на неожиданную неуступчивость американского президента, а официально главой делегации США был он, европейцы вынуждены были искать обходные пути, а пути эти, сколько бы их не было, неизбежно вели к одной двери, а за нею сидел человек и звали этого человека "полковник Хаус", и при личном контакте оказывалось, что в высшей степени любезный и воспитанный полковник один только и может "решить вопрос" ко всеобщему удовольствию.

Очевидно, что старая как мир игра в двух следователей, будучи пущена в ход в нужное время и в нужном месте своей эффективности не теряет.

И поделать с подобным положением вещей европейцы ничего не могли, поскольку президент Вильсон был иконой тогдашнего мира. Сегодня все уже всё забыли, даже и то, что в мире, в сущности, не происходит ничего нового, ничего такого, чего уже не случалось бы в прошлом, касается это и борьбы за мир во всём мире, но в то время подобный накал был внове, и даже и сейчас трудно себе представить восторг, с которым люди мира не на минуту вставали, а собирались в гигантские толпы, встречая президента Вильсона во время триумфальных посещений "голубем мира" европейских столиц. И если в Лондоне Вильсон укрылся в Букингэмском дворце, где его привечали как героя, то уже во Франции делегацию СаСШ на пути её следования окружали сонмы пылких французов и француженок, а уж когда Вильсон добрался до Рима, то выяснилось, что его там почитают как икону в самом буквальном смысле - на перекрёстках Вечного Города были выставлены портреты американского президента, к которым римляне лепили зажжённые свечи, словно в церкви. Скупых на проявления чувств американцев эта южная экзальтация поразила до глубины души, но о главном они себе забыть не позволили и Вильсон, даже и единой свечки не задув, отправился прямиком в Ватикан и стал первым американским президентом, удостоившимся личной аудиенции и переговоров tête à tête с Папой, которым тогда был Бенедикт XV.

Масштаб событий теряется со временем, но вот непосредственный участник тогдашних событий, причём участник по отношению к американцам недоброжелательный, а именно всё тот же Клемансо пророчествовал, что американская интервенция в сферу европейских интересов является одной из величайших революций в человеческой истории и по своим масштабам и своим последствиям она может быть сравнима с февральской революцией в России. И нам придётся ему поверить, в конце концов нам не отмахнуться от мнения уже о самом Клемансо полковника Хауса: "Клемансо это реакционер, которому можно верить."

30

Доверие доверием, реакционеры реакционерами, французы французами, а пятый пункт пятым пунктом, но пункт шестой нам куда интереснее, поэтому давайте вернёмся к нему.

Краткая предыстория дела такова: в июле 1918 года Советская Россия устами Ленина декларировала состояние войны с Антантой. Реакция в виде "интервенции" последовала очень быстро. Кавычки здесь уместны даже и невзирая на то, что сами "союзники" называли свои действия интервенцией, а себя - интервентами. В реальности же называть происходившее интервенцией будет некоторым преувеличением в первую очередь в силу масштабов. Антанта в самом прямом смысле задыхалась от нехватки на Западном Фронте живой силы и те же французы в середине 18-го года криком кричали, требуя от СаСШ, чтобы те, не мешкая, отправляли во Францию даже и необученных солдат (американцы, вступив в войну годом ранее, посылали в Европу солдат после прохождения восьмимесячной подготовки, но к середине 18-го года французов такое положение вещей устраивать перестало). Так вот по меркам Западного Фронта количество посылаемых в Россию "интервентов" было попросту ничтожным. За одним, правда, исключением и мы к этому исключению вернёмся чуть позже.

То, что Антанте придётся что-то в отношении России предпринимать, стало ясно ещё в апреле 1918 года, когда немцы, перебрасывая после подписания мира в Брест-Литовске силы на Запад, озаботились отправкой войск и в Финляндию. Тем самым они получили возможность в любой момент отрезать Мурманск и Архангельск от центральной России. Поскольку никто не знал сколько ещё продлится война и поскольку никому не было известно удастся ли большевикам удержаться у власти (а это не давало угаснуть слабой уже надежде на восстановление "восточного фронта"), то немцам был нужен подвешенный на севере "дамоклов меч", как ещё одно средство давления на большевиков. Поэтому первые шаги к "интервенции" были предприняты исходя именно из этой угрозы. Позже, по мере разгорания нашей гражданской войны, "интервенты" появились и в других ключевых с их точки зрения местах, как, скажем, англичане в районе Баку "с целью защиты нефтяных полей".

А теперь смотрите - вот есть у нас "четырнадцать пунктов президента Вильсона", есть там шестой пункт об "эвакуации всех иностранных войск с территории России" и сохраняется этот пункт в неизменном виде на протяжении полутора лет и в конце концов пункт этот принимается к исполнению в Версале, но обыватель, открывающий газету и читающий слово за словом этот пункт, не понимает, что речь изначально шла об одном, а потом пункт неуловимо начал означать совсем другое, диаметрально меняя содержание при сохранении прежней формы. Когда в январе 1918 года пункт был озвучен президентом Вильсоном, на территории России не было других иностранных войск, кроме немецких и речь шла именно о них. А к середине 1919-го года речь уже шла вовсе не о немцах, а о войсках самой Антанты, об "интервентах".

Дипломатически этот финт был проделан виртуозно. И вот зачем он понадобился: когда в октябре 18-го стороны (СаСШ с одной стороны и БИ-Франция с другой) заключили соглашение о послевоенном переустройстве мира, то заключили они его на словах. И Франция данного слова держать не захотела, и потому так долго тянулась Парижская Конференция, потому уезжали из Парижа Ллойд Джордж и Вильсон, а потом туда опять возвращались, потому случилось и покушение на Клемансо, после которого он стал немного посговорчивее.

Но не так с англичанами.

Англичан принято считать прожжёнными циниками и лицемерами. Однако, невзирая на эти присущие им (как, впрочем, и очень многим другим) недостатки, англичане единственные, кто будет следовать данному ими слову, они единственные, кто будет соблюдать некое тайное, заключённое на словах, соглашение. "Образ", созданный ими для посыла вовне, образ джентльмена, одновременно является и взглядом англичан на самих себя и уже только поэтому они вынуждены образу "соответствовать". Кроме того, в силу многовекового опыта они не могут не понимать, что в долгосрочной перспективе репутация держащего слово джентльмена оказывается неизменно выгодной.

Так вот, когда в октябре 18-го американцы (пока на словах) среди прочего потребовали вывода всех войск с территории России, то англичане согласились. И нарушать своего слова они, в отличие от французов, не собирались. Но англичане не были бы англичанами, если бы они не проделали следующий трюк - согласившись уйти сами, они запустили в загон, где шла травля, своего боевого пса - Японию.

И именно это обстоятельство и заставило уже американцев сохранить шестой пункт своих требований в неизменном виде, не уточняя кого именно нужно вывести. Пункт означал вывод из России "всех", то-есть не только самих американцев и не только англичан, французов, итальянцев, греков, сербов и китайцев, но и всех прочих, и японцев с башибузуками в том числе.

А вот теперь об исключении среди "интервентов".

Американцы, выйдя во время Первой Мировой на арену, сразу же продемонстрировали завидный уровень понимания Игры и они, судя по всему, предвидели возможные ответные шаги со стороны Британской Империии, только этим можно объяснить их инициативу по созданию "многонациональных сил", высадившихся на Дальнем Востоке. СаСШ дальновидно сами предложили японцам войти в состав этих сил и сами же обозначили численность японского контингента, он должен был состоять из 7000 военнослужащих. Японцы ответили согласием, но когда они высадились во Владивостоке, то выяснилось, что их прибыло не семь, а девять тысяч и, что самое неприятное, уже после высадки, оказавшись "на месте", японцы отказались подчиняться единому командованию, после чего начали то, что на современном языке называется "эскалацией". Прошло совсем немного времени и когда численность японцев дошла до 70 000 человек, американцы обнаружили, что сидят на пороховой бочке и достаточно поднести спичку, чтобы последовал взрыв.

Изначально, затевая в 1918 году "интервенцию" в Россию, Антанта преследовала следующие цели - не допустить попадания складов с поставленным "союзниками" России военным снаряжением в руки немцев, вывезти из России "чехословацкий корпус" и реанимировать "восточный фронт". К концу 1918-го года все эти цели стали неактуальными и дальнейшему пребыванию в России "интервентов" потребовалось пропагандистское обеспечение. Так на свет появилась "большевистская угроза", борьбой с этим жупелом оправдывалось продолжавшееся нахождение сил "союзников" в России, которые не так боролись с "большевизмом", как зорко следили друг за другом, столбя, словно джеклондоновские золотоискатели, границы своих "интересов". Это было понятно и с точки зрения игроков даже допустимо, но тут же выяснилось, что то, чем занимаются японцы невозможно объяснить борьбой с большевиками - Япония лихорадочно строила буферное государство между собою и Россией, что категорически противоречило американским интересам. (Замечу, что такое положение остаётся в силе и сегодня, когда американским интересам не служит любое нарушение баланса сил на Дальнем Востоке).

Этим обстоятельством и объясняется упорство американцев, "упёршихся рогом" и не ослабляшим хватку до тех пор, пока они не добились в Версале своего. А было это нелегко, англичане, закулисно поддерживая Японию, старались заставить американцев вести одновременно две "дипломатические войны", одну в Европе и другую на Дальнем Востоке, и делали они это затем, чтобы Америка из Европы "ушла". Ровно ту же игру англичане вели уже после Второй Мировой, когда пытались заставить американцев "раздвоиться" между Европой и Китаем. Только если в первом случае Англия выпихивала американцев из Европы, то во втором наоборот, она, боясь, что Америка после 1945-го из Европы уйдёт, делала всё, чтобы США, "устав", бросили Китай и перенесли всю свою тяжесть на ту ногу, которой они стояли в Европе.

Ну, а тогда, в Версале, американцы были заинтересованы в том, чтобы Россию "оставили в покое" и этой цели они достигли. А "оставить в покое" среди прочего означало и прекращение "вмешательства во внутренние дела", что, в свою очередь, означало прекращение помощи "белому делу". Так что поклонники "белого движения" должны бы Америку и американцев ненавидеть чёрной ненавистью. Это же ведь по их милости Россия забыла хруст французской булки.

31

Всё, что рассматривалось на протяжении предыдущих тридцати глав, было достаточно просто для понимания. А теперь давайте попробуем покопаться в вещах более сложных. Сойдём с посыпанной песочком аллеи на уходящую в чащобу едва видную тропку, на которой, если внимательно присмотреться, можно различить следы невиданных зверей.

Сделаем первый шаг: 18 января 1919 года началась Парижская Конференция, а уже через три дня, 22 января 1919 года, президент Вильсон сделал неожиданное официальное заявление, призвав силы, участвовавшие в гражданской войне в России, усесться за стол переговоров. Было даже предложено и место, где предполагалось поставить круглый стол - остров Принкипо в Мраморном море (забавная, но вряд ли случайная усмешка судьбы - через несколько лет на этом островке найдёт убежище высланный из СССР Троцкий).

Советское правительство в лице Ленина тут же вцепилось в это предложение обеими руками, что совершенно понятно - переговоры под международной эгидой не только позволяли прекратить ужасы гражданской войны, но и давали возможность большевистскому правительству выйти из изоляции, "показать себя миру".

Затея не удалась из-за реакции "белых". Они (подзуживаемые к тому же французами) не просто отказались, но и сопроводили отказ демонстративной позой "обиженных", заявив, что сама идея о переговорах их "оскорбляет". Со стороны "белых" этот шаг был в высшей степени недальновидным, но им тогда казалось, что они находятся в одном шаге от победы и, поставив на карту всё, они всё и проиграли.

Но зачем переговоры были нужно американцам? Им-то что за дело было до нашей гражданской войны?

А ведь им дело было и было это дело самое прямое.

Отбросим сегодняшнюю версию тогдашних событий, она нам не только не нужна, но даже и мешает, а опять же попробуем посмотреть на происходившее глазами современников. А тогда всем "высоким сторонам" было известно, что поступки СаСШ в послевоенной Европе диктуются следующими приоритетами: "… liquidate the Allied military intervention in Russia and… …build a strong democratic Germany that could act as a stabilizing force."

Причём одно непременно означало и другое, одно из другого вытекало. И мало того, обе эти цели прямо и непосредственно противоречили не чьим-нибудь, а французским интересам. Сильная, "стабилизирующая" Европу Германия сковывала Францию по рукам и ногам, но для этого одновременно следовало удержать от распада и Россию, ибо в противном случае Германию неудержимо втягивало в вакуум, образовавшийся к востоку от её границ. План этот требовал ещё и создания "кордона" между Германией и Россией с тем, чтобы блокировать возможные французские усилия по канализированию "германской агрессии" на Восток.

Причём если с Германией с её уже устоявшимися, "устаканившимися" к тому времени политическими институтами всё было более или менее ясно, то вот в России всему ещё только предстояло "вырасти", так что "санитарный кордон против большевизма" служил не только в качестве баррикады на пути Германии, но у него была и другая роль, причём роль двойная - со стороны СССР он был не только щитом, но ещё и стенкой колбы. И американцы своего добились, во многом потому, что их цели в отношении пары Германия-Франция в той или иной степени совпадали с английским взлядом на "вещи". Причём американское "добились" выглядело столь впечатляюще, что уже после Версаля, когда Сенат отказался ратифицировать "Парижские соглашения", американские "националисты" публично и очень громко вменяли Вильсону в вину то, что он, вместо того чтобы "предаваться думам о судьбах Америки", отстаивал в Версале интересы Германии и большевиков. Но этот идеологический "белый шум" производился уже из внутриамериканских политических соображений и по этой причине в этот вопрос мы углубляться не будем, однако само по себе направленное в Вильсона пропагандистское острие чрезвычайно показательно.

Так вот старания в смысле поддержки большевиков диктовались такой штукой как прагматика. Большевики изначально выбросили лозунг "интернационализма", который, пусть и на других началах, но позволял вновь собрать разбегавшуюся на глазах Россию, в то время как "белые" Россию разрушали. Не только на деле, но и на словах, и не только на словах, но и на деле.

Основная масса смотрящих телевизор ушами простецов не отдаёт себе отчёта в том, что лозунг "единая и неделимая Россия" разрушал Россию почище атомной бомбы. Дело в том, что "правильный" лозунг должен был бы звучать так - "единая и неделимая Российская Империя" (каковая правильность несомненно наличествовала в случае СССР, который уже "советскими народами" воспринимался именно что единым и неделимым), но "белые" были против Империи, а были они - за республику, а лозунг "единая и неделимая Республика Россия" беспощадно отрубал национальные окраины, которым Временное Правительство очень вовремя и в высшей степени предусмотрительно успело подарить зачатки государственности. К этой же идее с Республикой Россией (нынче она называется РФ), вернулись уже в Перестройку и с результатами взрыва этой идеологической бомбы вам ничего не стоит ознакомиться.

Между прочим, начни "белые" переговоры с большевиками, пойди они на "сотрудничество", к которому их подталкивали американцы и отчасти англичане, и у них был бы исторический шанс, они не только получили бы возможность участвовать в государственном строительстве, но и крови пролилось бы куда меньше, и стези бы русские вышли бы попрямее, и в смысле смягчения нравов было бы получше и, что самое главное - хорошо стало бы с мыслями, картина восприятия мира была бы куда сложнее, а как раз этого - сложности мысли катастрофически не хватало в позднем СССР, идеологическая простота (она трактовалась как иделогическая чистота, но, к сожалению, была всего лишь худшей воровства простотою) не выдержала столкновения со сложностью.

У кого-то (по-моему, у Сергея Кара-Мурзы) мне попадалась мысль о том, что в Перестройку сказался "голод" на красивые картинки, на "впечатления", но ведь этот голод был в первую очередь идеологическим голодом, который глушился слишком, чересчур, зашкаливающе простым описанием реальности.

Нас кормили одним и тем же блюдом, а если вы изо дня в день едите одно и то же, то надоест и манная каша, и чёрная икра. И уговоры, сопровождающие кормление с ложечки, помогают мало.

Но, как бы то ни было, а располагает Бог, оставляя людям широчайшее поле чудес, где восходит то, что мы там посеем, а сеет человек свои предположения, больше ему сеять нечего. Бог же расположил так, что "белые" своей непримиростью поставили крест на самих себе. Но дело их не умерло (в нашем мире ничего не умирает) и идеологические наследники "белого движения" получили в 91-м году возможность реванша и они этой возможностью воспользовались сполна и для того, чтобы убедиться, чего стоит "белая идея", нет нужды перемещать в прошлое своё сознание, поместив его в вымышленную машину времени. Как бы к "белой идее" ни относиться, но невозможно не увидеть, что когда возникает нужда в сильной России, то она появляется не благодаря, а вопреки "белым". Причём неважно, кому именно нужна сильная Россия, русским ли, или кому ещё. "Белые" оказываются не нужны никому. У них нет главного - нет объединяющей идеи.

У них есть ложка, но нет такого количества икры, чтобы накормить всех Верещагиных. Да что там икры… У них на всех кричащих младенцев даже и манной каши не хватает.

32

Чтобы сразу сложностью не захлебнуться, не будем бросаться в неё вниз головою, а попробуем погружаться туда медленно, с чувством, так сказать, и с толком. Мы в сложность уже зашли по щиколотку, сделаем ещё шажок, позволим ей омыть наши колени.

Одним из самых больших заблуждений (оно неразрывно связано с уже затронутой нами иллюзией "союзничества") является всеобщее убеждение в том, что в международных делах существует что-то вроде близости, "солидарности". Выражаясь по-простому - люди в массе своей верят в то, что условные "коммунисты" при любых условиях будут непременно помогать коммунистам, а условные же "капиталисты" будут костьми ложиться, помогая другим капиталистам. В СССР эта убеждённость всемерно поддерживалась госпропагандой, изображавшей противостояние "систем" как борьбу солидарного "капитализма" с не менее солидарным и единым мировым "коммунизмом".

Казалось бы, что такое примитивное описание реальности должно было быть исключительно убедительным именно в силу простоты, но так было только в теории, на практике же один лишь идеологический феномен под названием "Китай" превращал ноги колосса советской пропаганды в ноги глиняные.

Если уж мы взялись копаться в "Версале" (в очередной раз повторю, что то, что мы под "Версалем" понимаем, не только исключительно интересно, но ещё и исключительно важно по той причине, что там был рождён наш с вами мир, тот мир, в котором мы живём), так вот, если уж мы в Версале оказались, давайте посмотрим, как обстояло дело с солидарностью там. Напомню, что социализма как модели государственного устройства на практике тогда ещё не было, социализм существовал только в теории и разрознённые кусочки этой теории, её фрагменты, очень и очень осторожно встраивали в свою реальность государства, составлявшие костяк противостоявших коалиций - Англия-Франция и Германия.

До появления социализма "левой" идеей был либерализм. Социализм был следующим шагом человечества и, будучи "внедрён", он отменял собою либерализм, делал его ненужным, устаревшим, если и не в физическом смысле, то в моральном точно.

Из воевавших в Первую Мировую государств Америка была государством, если так можно выразиться, самым "либеральным", в наших терминах она была самым "левым" государством, самым "свободным". Самым "прогрессивным".

Но на лаврах Америка почивать не хотела и, глядя на текущие перемены в Европе (которым переменам СаСШ всемерно споспешествовали) американцы, держа нос по ветру, принялись на ходу перестраивать и собственное хозяйство. Для начала сразу после окончания Первой Мировой Войны была инициирована общественная дискуссия (и инициирована на полном серьёзе, в общегосударственном масштабе, американцы вообще к тому, что они делают, относятся очень серьёзно), призванная перестроить (переформатировать) общественное сознание. Переформатировка понадобилась затем, что на свет фактически появилось новое государство, та Америка, которую мы знаем, была рождена Первой Мировой точно так же, как тот СССР, который мы знаем и помним, был рождён Второй Мировой Войной. А новое государство требовало и нового взгляда на "вещи".

В массовое сознание был вброшен слоган New Era - Новая Эра, а нашей головой это словосочетание неизбежно переосмысливается в "Нашу Эру". Задним числом проводится некий водораздел, черта, история делится на то, что было "до нас" и на то, что стало "нашим".

Подспудно Новая Эра означает, что всё то, что было до "нас", происходило "до нашей эры", прошлое превращается в анахронизм. Великое прошлое превращается в пусть и великий, но уже анахронизм, а чужое прошлое превращается в чужой анахронизм, да ещё и имевший место до НАШЕЙ эры.

Либерализм как идеология, причём идеология, Америке славно послужившая, был подвергнут не сомнению, о нет, но обществу было предложено с либерализмом "разобраться", появились три приставки к слову "liberalism" - "new", "old" и "false", американцы должны были осознать, что существует не просто либерализм, а "новый", "старый" и "фальшивый" или "поддельный" либерализм, а, осознав, они должны были решить, чего они, собственно, хотят. Понятно, что ни "старого", ни "фальшивого" никто никогда не хочет, не хотели этого и американцы, они, как и любой бы на их месте, хотели нового.

А спрос рождает предложение, не так ли? "Вы хотели нового? Получите!"

Как только слову "новый" была придана форма общественных ожиданий, новым стало всё. Все хотели "вина молодого" и старое просто напросто вынуждено было реагировать на "чаяния народа", так у государства помимо "новых" (честных) международных отношений и "новой" дипломатии появились new nationalism, new individualism, new art, new literature, new morality и new economy, и даже, вы не поверите, но появилась и new freedom. Да-да. Свобода тоже стала новой.

Америка сознательно и очень расчётливо готовила себя к следующему шагу. Вы помните какое ему было присвоено имя? Если забыли, я вам напомню - New Course или New Deal. Реформы Рузвельта. Реформы эти были безошибочно социалистическими, но их избегали так называть и из социалистических они стали просто "новыми".

И превращение нейтрального, в общем-то, слова "социализм" в слово табуированное тоже имело своё объяснение. Америка не хотела ни с кем делиться своим "избранничеством", Новая Эра должна была быть эрой американской. "Новое" и "Америка" должны были стать словами синонимами, а слово "социализм", хоть и было термином новым, но термин этот не был термином американским.

По этой причине понятия "социалистический" и "новый" были сразу же решительно разведены в стороны. Тогда же, в самом начале 20-х годов 20-го столетия появилось такое позабытое уже ныне выражение тогдашнего политического слэнга как Red Scare или "красная пугалка". Не менее расчётливо, чем придание слову "новое" всех возможных достинств, Америка последовательно и сознательно довела дело с "красными" до градуса общественной истерии. И основания к тому были политическими, а вовсе не экономическими, а политика, что бы и кто бы на этот счёт ни полагал, занимает по отношению к экономике положение не довлеющее даже, а господствующее.

Ну, а теперь, когда вы немножко представляете себе тот "контекст", давайте вернёмся к вере в солидарность. Смотрите - наши "белые" были либералами, они были Америке "идеологически близки", но тем не менее Вильсон, представлявший либерализм в его крайнем выражении, протянул руку Ленину, внедрявшему в России крайнюю же форму социализма. Идеологически близких же "белых" американцы выбросили на свалку истории и случилось это потому, что государственные интересы СаСШ требовали единой и сильной России, и по сравнению с государственными интересами идеологическая, социальная и любая другая солидарность оказалась ничего не значащей чепухой, которой с лёгкостью пренебрегли.

Кто сегодня помнит о том, что в России "14 пунктов президента Вильсона" были размножены в начале 1918-го года в количестве более миллиона экземпляров в одном только революционном Петрограде и что сто тысяч из этого миллиона были расклеены на стенах домов? "14 пунктов" были опубликованы выходившей тиражом более миллиона газетой "Известия", а всего было отпечатано три с половиной миллиона копий "пунктов", которые кроме Петрограда были распространены в Москве, Одессе, Киеве, Тифлисе, Омске и Екатеринбурге.

Зайдём в сложность ещё чуток глубже: сегодня никто не понимает, что Ленин и Вильсон объективно были союзниками, осуществлявшими "переформатирование" политического пространства Европы и делали они это, действуя с диаметрально противоположных "плацдармов", диаметрально противоположных географических, политических и идеологических позиций.

Мало кто замечает фактическое тождество "революционной дипломатии" Ленина и Вильсона, которые одновременно начали обращаться к народам мира поверх голов "национальных правительств". Они оба были радикальными демократами, из тактических соображений объединившими свои усилия по разрушению "старого мира", крайности (Ленин как радикальный социал-демократ и Вильсон как радикальный либерал-демократ) с противоположных позиций разрушали консервативный ("реакционный") центр.

Постарайтесь не обращать внимания на то, что при этом говорилось, смотрите только на то, что ими ДЕЛАЛОСЬ, а стоит только взглянуть на дела и невозможно не увидеть, что Ленин и Вильсон разрушали Европу.

Мало кто замечает, что ровно та же конфигурация сил сложилась и во Вторую Мировую Войну. Ну, и по-моему, вообще никто не замечает, что та же картина складывается и сегодня.

Жак Банвиль (Jacques Bainville, журналист и историк) предупреждал (наивный, он, наверное, думал, что они не ведают, что творят!) Ллойд Джорджа и Вильсона, что они играют с огнём, имея в виду так называемую "новую идеологию" (new ideology), энтузиастом которой был Вильсон при том, что Ллойд Джордж, не будучи сторонником "новой идеологии", был вынужден так или иначе учитывать веяние времени, требующее "демократии" и Лиги Наций.

Ллойд Джордж не воспользовался (что позднее ставилось ему в упрёк) возможностью раздуть из эмбриона гражданской войны в Германии полноценную гражданскую войну и поступил он так, как поступил, не из соображений человеколюбия, а потому, что Лондон, во-первых, не был уверен, кто в конечном итоге победит, а, во-вторых, не хотел чрезмерного ослабления Германии, что автоматически усиливало Францию, и, кроме того, давало той по причине географической близости возможность непосредственной "игры" во внутригерманских делах.

Если же говорить о России, то Америка извлекла из февральской революции двойной выигрыш - она тут же заняла в Антанте то самое свято место, что пусто не бывает, и немедленно включила тогдашнюю российскую революционную риторику (как позже и большевистскую) в выгодный в первую очередь СаСШ идеологический контекст борьбы "прогресса" с "реакционностью".

С точки зрения англичан проблема была ещё и в том, что Вильсон начал объединять идеи либерализма и социал-демократии и делать это на основе интернационализма, что по тем временам было вообще идеологическим прыжком в будущее, причём прыжком, который Британская Империя не в силах была сделать сама в силу имперского устройства государства (перед лицом той же проблемы оказался позднее и СССР). Следуя за Америкой, БИ могла бы тоже прыгнуть в будущее, но, прыгая, она могла прихватить с собою разве что австралийцев, но что было делать с индийскими мусульманами, банту, бушменами и прочими андаманцами? Поэтому БИ, что было на неё совсем не похоже, постаралась поскорее "скомкать" Версаль.

Наступило "перемирие на двадцать лет".

33

Чем государства занимаются, заключив перемирие? Да готовятся к возобновлению военных действий, конечно же. Это люди, в стремлении обмануть самих себя, воспринимают затишье на поле боя как предлог для празднования собственного малодушия, но государство не имеет права забыть вынесенного в заголовок известного романа постулата, глясящего, что All Men Are Enemies, и оно этой истины не забывает. Как не забывает и того, что только оно одно и может вогнать обуревающую человека страсть к самоуничтожению в некие рамки, обставив сам процесс войны какими никакими, но правилами в виде договоров, пактов и соглашений.

Результат этих договорённостей в определённом смысле не лишён иллюзорности, но лучше уж так, чем вообще ничего, всем ведь понятно, что даже плохой порядок лучше хорошего беспредела, так что вопрос не так в иллюзиях, как в извечном стремлении человека к самообману. Мы уже об этом говорили, упомянув о присущей роду людскому способности не только путать смыслы слов, но и создавать смыслы новые и это касается всего, из чего состоит наше бытие, а оно и война - неразделимы. А на войне бывают те, кто с нами, и те, кто против нас.

Помните? Ну как же! Великий пролетарский писатель - "кто не с нами, тот против нас." Фраза хлёсткая, но большого смысла не имеющая. Начнём с того, что против нас все, просто потому, что каждый из этих всех в первую очередь за себя, что означает, что он всегда с собою, а вовсе не с нами, и одно лишь это обстоятельство обращает его против нас. Вы понимаете, что отсюда следует?

А следует оттуда вот что - пусть есть некто, кто не с нами, а против нас. Есть враг. Но помимо этого врага существует великое множество других, которые тоже против нас, просто потому, что они не с нами, и это, в свою очередь, превращает их тоже в наших врагов. Согласно товарищу Горькому мы оказываемся в безвыходном положении - "кругом враги!" Так ли это? На первый взгляд да, положение безвыходно. Но это только на первый взгляд, а вот уже взгляд второй позволяет нам вздохнуть с облегчением. Дело в том, что в этой всеобщевраждебности наличествует одно решающее обстоятельство - все наши враги, сколько бы их ни было, одновременно являются врагами и нашего врага. И это обстоятельство можно использовать. И не только можно, но и нужно. Этому можно научиться. И государства за долгую свою историю этой хитрой науке выучились прекрасно, что неудивительно, учились ведь они на собственной шкуре, а шкура государства это наша с вам шкура, об этом тоже не следует забывать, но люди склонны к забывчивости, память у них короткая. И учиться они не любят. Вот и приходится государству одному за них за всех отдуваться.

И оно, бедное, отдувается так, что моё почтение. Да это и понятно, наградой за вызубренное ему не пятёрка будет, старается государство не за отметку, а ради жизни на Земле. И о морали государство не думает, оно не терзается сомнениями насчёт хорошо ли оно поступает в отношении других государств или плохо, да и с чего бы ему терзаться, это люди забывают, что вокруг одни враги, а государство это помнит всегда, как и всегда помнит, что в нём живёт сколько-то там миллионов людей и что оно за них в ответе. И что если оно об этом забудет, то тут ему и конец придёт. А то, что вокруг одни враги, так что с того, это даже и хорошо, чем врагов больше, тем больше комбинаций можно из них сложить.

Чтобы данный ход мысли был понятнее, вот вам иллюстрация - знаком я с одним американцем, человек он очень неглупый, образование он, правда, получил в Сорбонне, что делает его американцем немножко нетипичным, но, поскольку пребывание в Париже на его способности соображать никак не сказалось, то мнение его может кому-то показаться интересным, ну и вот, как-то раз в разговоре он мне сказал так: "Смотри, десять процентов людей украдут обязательно, украдут, невзирая на последствия. Восемьдесят процентов людей украдут при случае, если им покажется, что они выйдут сухими из воды. И десять процентов людей не украдут никогда и ни при каких обстоятельствах. Такова природа человека. Можно пытаться изменить её к лучшему, можно ничего не делать, а ещё можно этим знанием пользоваться в своих интересах."

И государство как раз это и делает, оно пользуется своим выстраданным "знанием", имея дело как с нами, так и с другими государствами.

Однако народная голова, "массовое сознание", не руководствуется не то, что знанием, но даже и рациональностью, и если образ "врага", написанный очень яркими красками, ей услужливо подсовывается родным государством, то вот в "союзники" мы назначаем кого-то сами, и делаем это, исходя из неких зачастую очень трудно объяснимых симпатий.

Ну вот считается же русским массовым сознанием извечным союзником Болгария. Шипка, Плевна, Скобелев и всё такое. И массовое сознание не желает считаться с тем фактом, что в мировых войнах под номерами "I" и "II" Болгария была союзницей Германии, союзницей Европы. Болгария была союзницей кайзера Вильгельма и Гитлера.

То, что мы называем Версалем, это, вообще-то, если так можно выразиться, букет из пяти "договоров", где собственно версальский договор касался Германии, а кроме него были ещё и договора, подписанные побеждёнными Австрией, Болгарией, Венгрией и Оттоманской Империей. Болгарии касался договор, подписанный в Нейи. По нему Болгария лишалась западной Тракии, отходившей к Греции (тем самым Болгария лишилась выхода в Эгейское море), Добруджа досталась Румынии, западная Македония Сербии, Болгария фактически лишалась армии и должна была выплатить победителям репарации в сумме 2.2 миллиардов франков золотом, что для такого маленького государства было очень тяжёлым наказанием.

Самое удивительное, что болгар жалели и жалеют, ну как же! их же ведь то турки угнетали, то англичане с американцами неизвестно за что бомбили, то Сталин им войну объявил, не иначе, как по причине врождённой кровожадности, в общем болгары всегда страдательная сторона, все их обижают, причём обижают как-то беспричинно, и если допустить такую возможность, то, начнись завтра на Балканах война, которая затронет Болгарию, и уже в РФ наверняка найдётся куча желающих ехать защищать "братушек", причём вне зависимости от того, с кем там Болгария окажется "на ножах".

А ведь в Брест-Литовске Болгария принимала капитуляцию России. Еще раз - в Брест-Литовске Россия капитулировала в том числе и перед Болгарией.

Чуть ли не вчера были пресловутые Шипка-плевна, а сегодня "братушки", сидя рядом с немцами, участвовали в национальном унижении России.

Как там говорится? Зачем мне враги, если есть такие друзья? Хорошо сказано.

И вот именно это присловье отражает реальность куда лучше горьковской максимы.

Но то для нас.

А для государств по-другому. Для государств заповедью является вот что - "зачем мне друзья, когда есть такие враги".

34

Создаётся впечатление, что люди не хотят знать, каков из себя мир, в котором они живут. Именно так - не хотят. Они делают всё, что в их силах, чтобы убежать от реальности. Они ищут убежища, а кто ищет, тот и обрящет, и люди находят убежище в иллюзии. Они доходят до того, что заставляют себя верить газетам и телевизору.

Но иллюзия, как бы сильна она ни была, не выдерживает столкновения с реальностью, однако и человек не прост, потеряв одну иллюзию, он поспешно прячется за другой, перебегая под огнём жизни от одного укрытия к другому, мечется бедолага, то ползком, то короткими перебежками, то складками местности воспользуется, то окопчик себе отроет, и бегает бедолага, бегает, пока жизнь ему лоб зелёнкой не помажет. Но нас много, всех не перевешаете, и на место одного перебежчика тут же встаёт другой. "Тысячи их."

А что до иллюзий, то и за ними дело не станет, у нас есть кому о них позаботиться.

- Где Коломба?

- На кухне. Пули льёт, - отвечала служанка Саверия.

Так и живём.

А между тем, иллюзии на то и иллюзии, чтобы разлетаться не под яростным дыханием урагана, но даже и от легчайшего дуновения наших собственных губ, было бы желание дуть, но вот именно его-то и нет, и по-человечески это понятно, глядишь, вытянешь вот эдак губы трубочкой, да вместо дуновения оттуда - свист, свистнешь раз, свистнешь другой, да так всё и просвистишь.

Не будем и мы свистеть. Вместо свиста давайте-ка мы лучше подумаем. И подумаем не над тайнами какими, а над вещами очевиднейшими, чего нам бояться капитана, ведь всё - иллюзия, и Лебядкин, хоть и герой, но всего лишь литературный.

Итак: никто не желает задуматься хотя бы вот над чем - а каким таким образом у нас в победителях Второй Мировой оказались Франция с Китаем?

Нет, ну в самом деле. С Америкой и СССР дело понятное. С Британской Империей дело понятно уже куда менее, но она хотя бы принимала участие. Непосредственное. "Вершила дела." Результаты оказались "неоднозначными", однако именно эта неоднозначность позволяет англичанам находить утешение в известном олимпийском девизе, согласно которому главное не победа, а участие, но ведь французы с китайцами не могут похвастаться даже и участием. Какие такие дела они вершили? А ведь им - та же честь, что и вершителям судеб мира. Наших с вами, между прочим, судеб.

Франция во время войны вообще была не той стороне, на которой ей нужно было бы быть, она никуда не бегала, она сидела и сидела прочно, и сидела не между стульев, а на стуле, только стул этот был не тот. С кем Франция во время войны воевала и кого она победила?

А кого победил Китай?

Победители, верша судьбы, пользовались территорией Франции и Китая так, как им, победителям, благорассудилось, и ни французов, ни китайцев они в своих вершениях даже не удосуживались спрашивать, по вкусу ли тем то, что с ними вершат.

Де Голля французам привезли в обозе, а китайцам даже и везти никого не стали. Посчитали, что китайца для китайцев можно и на месте найти. Tribulations d’un Chinois en Chine. Во время войны было не до приключений, даже и китайских, и китайских врагов победили вовсе не китайцы, но плоды победы, между тем, были преподнесены китайцам на фарфоровом блюдечке с голубой китайской каёмочкой. Точно так же, как и французам.

А статус победителя означал и место в Совете Безопасности. Двое сидели там по полному праву, один, уцепившись, "примкнул", но как там оказались Франция и Китай? С какого перепугу? Франция не побеждала Третий Рейх, а Китай Императорскую Японию. Да и странно говорить о победе, ведь, строго говоря, Франция фактически была частью Третьего Рейха, а Китай по меньшей мере большим куском самого себя входил в состав японской Империи. А вот поди ж ты. "Победители." И в Совете Безопасности они получили права, равные правам США, СССР и БИ.

Поскольку мы уже начали заходить в сложность всё глубже и глубже, не будем останавливаться, сделаем следующий шаг. В реальности Китай для послевоенных Америки и России был врагом ничуть не меньшим, чем Япония. Эту объективность, эту реальность прятали за иллюзией "идеологии". Прятали обе стороны - и советская, и американская. СССР и США схватились в послевоенном Китае между собою при том, что они совместными усилиями уже превратили Китай в "субъект", рассчитывая использовать китайское государство в борьбе между собою. Другими словами американцы и русские, помогая друг другу, выковали в кузне меч и теперь боролись за право им владеть.

Внешне это выглядело как борьба китайских "красных" с китайскими же "националистами". И массовое сознание легко на эту иллюзию "купилось", начав рассматривать идеологическую победу как свидетельство того, кто именно победил в схватке за Китай. Победа "красных" в глазах читающего газеты мира означала победу СССР, а победа "националистов" точно так же была бы воспринята как победа США.

Победила сторона, окрашенная в красный цвет. "Сталин и Мао, Мао и Сталин, Сталин и Мао, Мао Цзэ-дун!"

Победило ли при этом государство СССР и проиграло ли при этом государство Америка?

Вопрос этот гораздо более сложный, чем может показаться.

Когда-то я, так же как и вы, на этот заданный самому себе вопрос отвечал с уверенностью и отвечал однозначно - "да, конечно, СССР выиграл, а Америка проиграла. Китай стал нашим, а американцы Китай потеряли."

Но стал ли Китай нашим?

И потеряла ли Китай Америка?

Прежде, чем ответить на заданные вопросы, попробуем разобраться в чём был тогдашний "интерес" сторон.

Глядя из сегодня, можно с уверенностью сказать, что главным интересом США был единый Китай и главным интересом СССР было прямо противоположное. Недаром американцы до последнего пытались помирить китайских "красных" с китайскими "националистами", американцам не нужна была гражданская война в Китае, они пытались её избежать, и в этих попытках им было СОВЕРШЕННО ВСЁ РАВНО какая из сторон в Китае победит.

Для США тогдашняя ситуация была так называемой win-win situation, то-есть ситуацией, в которой они выигрывали при любом исходе. В послевоенном Китае они играли в ту же игру, что и в России двумя десятилетиями раньше, когда им было важно сохранить Россию как единое целое с тем, чтобы использовать её в дальнейшем в своём противостоянии с Европой и БИ. И возможные идеологические "противоречия" играли тогда (так же, как и сегодня) исчезающе малую роль, так как сильная Россия немедленно становилась если и не прямым врагом, то по меньшей мере соперником своего соседа - Европы, причём вне зависимости от того, под чьей эгидой, немецкой или французской, Европа объединялась, а в случае мировой войны Россия при любой господствующей идеологии самой силой вещей превращалсь в объективного союзника США, что и произошло в действительности.

Так вот те же самые мотивы двигали США и в случае с Китаем, только в этих расчётах место России занимал "единый и неделимый" Китай, немедленно становящийся объективным если не врагом, то соперником СССР и точно таким же объективным союзником США, а какое учение по ходу дела в Китае побеждало, по большому счёту было неважно, и правильность такого подхода опять торжествовала, в конце концов Китай сам, своим умом дошёл до идеи с тёмной комнатой, чёрной кошкой и серыми мышами.

Возвращаясь к интересам - в интересах СССР была как можно более долгая гражданская война в Китае, а затем непрекрещающийся, "тлеющий" внутренний конфликт. Безоговорочная победа одной из сторон (и идеология тут опять же никакой роли не играла) прямо противоречила долгосрочным интересам России.

Вряд ли это не было осознано тогдашним руководством СССР, но китайцам повезло, умер Сталин и в Кремле началась борьба за власть, отнявшая несколько очень важных лет, и всем стало не до Китая, ну, а потом вышло то, что вышло. Вышло не очень хорошо.

Сейчас очень популярна та точка зрения, что главная вина в "китайском вопросе" лежит на Хрущёве. И определённый смысл в такой трактовке тогдашних событий, безусловно, есть. И хотя обстоятельства были против Хрущёва, но руководитель государства на то и руководитель государства, чтобы подчинять себе обстоятельства, а Никита Сергеевич подчинить их себе не сумел. Он виноват. Ему не следовало рвать с Китаем в 1959 году.

Ему следовало рвать с Китаем гораздо раньше.

35

Можно ли создать себе врага?

И нужно ли?

Люди отвечают на этот вопрос не словом, но делом, создавая себе врагов походя и зачастую совершенно беспричинно, и поступают они так по своему человеческому естеству, похоже, что иначе они и не умеют. Бездумное создание врагов поставлено человеком на поток. Но если с человеком всё ясно без слов, то как нам быть с государством?

Государство не человек и бездумно оно не поступает. Государство и бездумие есть вещи несовместные и, прежде чем сделать крошечный шажок, государство на воду подует семь раз по семь и любого куста оно пугается почище горластой вороны.

И, тем не менее, в нашей с вами человеческой истории пруд пруди примеров, когда государство само создавало себе врага, тщательно его под себя выращивало, пестовало и даже оберегало от чужих посягательств.

Да чего за примером далеко ходить, вон как Китай любовно растился не семью, правда, няньками, а всего двумя, и потому, наверное, и получилось дитя не с одним глазом, а сразу с парочкой, и, хоть дитятя слегка и щурится, но, по-моему, лучше уж так на мир смотреть, чем вообще никак.

Но пример с Китаем сложен, не всем по уму, китайцев много, миллиарда полтора, не каждая голова столько вместит, поэтому попробуем рассмотреть пример другой, попроще, подоходчивей. Понагляднее. И при этом пример нам нужен такой, чтобы от Китая далеко не уходить. И искать нам долго не придётся, примерчик у нас имеется как на заказ.

Есть на свете такая страна - Вьетнам.

Появилось это государство недавно, в мире наверняка наберётся с миллиардик человечишек, которые возрастом постарше Вьетнама выйдут, так что и в этом смысле пример хорош, всё, что там происходило, случалось на нашей с вами памяти, короткость которой в данном случае сослужит добрую службу, не придётся нам чересчур уж её напрягать.

В массовом сознании не только создание Вьетнама, но и сам его "образ", то, что возникает в нашем воображении, стоит лишь произнести это слово, неразрывно связаны с этим вот человеком:

Вы его, конечно же, мгновенно узнали, ещё бы!

"Это же Хо Ши Мин!"

Да, это Хо Ши Мин. Хотя у человека, который стал известен миру под этим именем, имён было много и Хо Ши Мин всего лишь одно из них.

Родился он в 1890 году и при рождении, как то принято у вьетнамцев, ему было дано так называемое milk name, "молочное имя" - Нгуен Синь Кун. По достижении одиннадцатилетнего возраста Синь Кун получил "настоящее имя" - Нгуен Тат Тань, что может быть переведено как "Тот, Кто Преуспеет". После Первой Мировой он самоназвался третьим и, учитывая дальнейшее, достаточно скромным именем - Нгуен Ай Куок или "Нгуен Патриот", ну а там уж, после Второй Мировой он стал известен миру под своим последним именем - Хо Ши Мин, что означает "Тот, Кто Несёт Свет".

Нести что бы то ни было наверняка нелегко, даже если это и имя в три слога, и не иначе как по этой причине по ходу быстротечного течения времени Хо Ши Мин стал просто "дядюшкой Хо". Ничего не скажешь, очень скромно, куда уж скромнее. Скромно до такой степени, что вот мы с вами совершенно точно не станем известны миру как просто "дядюшки" и город с населением миллионов в семь нашим именем тоже не назовут. А вот Нгуен Тат Тань дядюшкой стать сумел, что, безусловно, может быть записано ему в большущий плюс. Он не стал, правда, дядюшкой Сэмом, но и дядюшка Хо это тоже очень неплохо, вы уж мне поверьте.

Ну и вот - считается (Боже, что только в нашем мире чем только не считается, считать нам не пересчитать), что дядюшка Хо "создал" Вьетнам. И что он если и не строгий отец, то уж совершенно точно добрый дядюшка нации.

Давайте посвятим этой легенде пару постов, история с Вьетнамом чрезвычайно поучительна, да и кроме всего прочего она позволяет понять не только каким образом "строятся" государства, но и с какой целью это делается.

Слишком далеко в прошлое мы заходить не будем, ограничимся тем, что начнём отсчёт с начала ХХ века, с того самого момента, когда будущий Носитель Света вместе с молочными зубами сменил и молочное имя. Родился Хо Ши Мин (будем по мере сил стараться придерживаться его последнего имени) и провёл своё босоногое детство не во Вьетнаме, которого тогда не было, а во Французском Индокитае. Карта Юго-Восточной Азии выглядела тогда немножко для нас непривычно, вот так:

Европейцы ещё в семнадцатом веке полезли в этот далёкий по тем временам угол мира не только по причине присущего им романтизма и тяги к приключениям (говоря о романтизме и романтике я совершенно серьёзен, по сравнению с полётом европейской мысли мысли остальных народов куда приземлённее и скушнее), но ещё и по причине европейской же алчности. Вот как выразился по этому поводу европейский романист Джозеф Конрад - "… Where wouldn’t they go for pepper! For a bag of pepper they would cut each other’s throats without hesitation, and would forswear their souls, of which they were so careful otherwise: the bizarre obstinacy of that desire made them defy death in a thousand shapes - the unknown seas, the loathsome and strange diseases; wounds, captivity, hunger, pestilence, and despair. It made them great!"

К началу века ХХ все, кто не побоялся принять участие в рисковой Игре, урвали себе каждый по куску Юго-Восточной Азии - БИ скромно удовольствовалась Бирмой, Малайей, Сараваком, Лабуаном, Северным Борнео и Британской Новой Гвинеей, голландцы, любившие побаловать себя по утрам кофейком, заполучили Индонезию, немцы Немецкую Новую Гвинею и архипелаг Бисмарка, японцы прозывавшийся тогда Формозой Тайвань и острова Рюкю, а американцы Филиппины и Гуам.

Понятно, что французы, никогда не страдавшие отсутствием аппетита, остаться в стороне от шведского стола никак не могли и они себя тоже не обделили. Им достался Индокитай, ставший прозываться "французским".

Во Французском Индокитае кто только не жил, каких только народов, народцев и племён там не было и надо признать, что французы почти со всеми тамошними населенцами уживались неплохо. Лев Гумилёв запустил в обращение очень удачный термин - "комплиментарность", так вот французы с аборигенами Индокитая оказались комплиментарны. Худо-бедно, но почти со всеми они там "ладили", что было, надо признать, нелегко. Но ладили они не до конца, было в этом индокитайском столпотворении одно исключение, имя исключению было - вьетнамцы. С вьетнамцами у французов получалось плохо. Надо заметить, что с вьетнамцами ни у кого хорошо не получается, даже и у тех, кто там с ними столетиями бок о бок живёт.

Но в рамках французы свой Индокитай держали, да и как иначе! И вьетнамцев держали тоже. И по европейским меркам картинка в рамке очень даже приличная получалась. Вот такая:

Но добиваться этого благолепия приходилось не самыми гуманными по нынешним временам мерами. Вот такими:

Первая Мировая ещё не только не началась, но даже и не закончилась, до Версальской Конференции было ещё далеко, так что Гаагского суда французы могли не бояться. Вот они и не боялись.

36

А между тем французам, не будь они такими беспечными и самонадеянными, побояться бы следовало. Потому что уже бегал босиком по улицам затерянной в пока ещё французском Индокитае деревушки Ким Лиен мальчик с некудрявой головой, а голова это такая часть нашего тела, где имеют обыкновение появляться мысли.

Мысли появляются у всех, мыслями никого не удивишь, как не удивишь и мыслями о том, что неплохо бы как-то изменить существующий порядок вещей. Но все это все, и мысли у них тоже как у всех, а у каждого из этих всех желание что-то изменить не идёт дальше мыслей и все так и остаются всеми, не в силах изменить даже и самих себя, что уж говорить о миропорядке, но иногда в роду человеческом появляются мальчики, которым удаётся свои мысли воплотить в реальность и они меняют не только собственную жизнь, но и жизни многих миллионов людей, позволивших своим мыслям остаться просто мыслями.

У мальчика, ставшего, когда он вырос, Хо Ши Мином, было два на первый взгляд взаимоисключающих увлечения - ему хотелось увидеть Мир и ему нравилась рыбная ловля.

Желание путешествовать и терпеливое самоуглублённое сидение на месте трудно сочетаемы даже и мысленно, а тут они сошлись как качества в одном человеке, в одной "личности". И, судя по тому, какую рыбку выловил в конце концов дядюшка Хо, любому, кто хочет, орудуя рычагом, ворочать мир, необходимы уживающиеся в нём самом противоположности, этакие внутренние мистер Джекил и мистер Хайд.

Внешне это выглядит как рыболов, в котором прячется авантюрист или как искатель приключений, внутри которого сидит добропорядочнейший обыватель. Джон Сильвер как кровожадный пират и Джон Сильвер как хозяин таверны в одно и то же время, и он настолько убедителен в обеих ипостасях, что трудно сказать, какая роль ему больше по вкусу.

Ну и вот, подошёл момент, мальчик наш подрос, мыслей много передумал, как много и рыбы выудил, и решил он, что - пора. "Вставайте, граф, вас ждут великие дела." В возрасте двадцати лет (немало, надо заметить) он оказался в Сайгоне, не подозревая, что через много-много лет этот город будет назван его именем. Поскольку в свои двадцать лет Хо Ши Мин был тем, чем он был, а был он самой настоящей, беспримесной деревенщиной, то Сайгон произвёл на него именно то впечатление, какое и должны производить на деревенщину огни большого города. У мальчика Нгуена отвалилась нижняя челюсть. И было от чего, Сайгон всегда был Сайгоном, даже и в начале ХХ века. Портовый город и прибежище искателей приключений, место, где "сколачивались состояния". Причём сколачивались как раз в те годы, так как в районах к западу от Сайгона, там, где сегодня проходит граница с Камбоджей, появились каучуковые плантации. Кроме того Французский Индокитай превратился в заморскую "житницу" Франции, перед Первой Мировой Индокитай был третьим по величие мировым экспортёром риса. В "сырьевой экономике" Индокитая заправляли французы, что понятно, и этнические китайцы, что понятно не менее. И преисполненный амбиций молодой вьетнамец вполне мог бы попытаться составить им конкуренцию, но Хо Ши Мин показал, что днями сидя на корточках с удочкой в руках, он времени даром не терял, он сумел развить в себе воображение и когда он очутился в Сайгоне, все соблазны прошли мимо него, воображение подсказало ему, что вьетнамский Сайгон по сравнению с сайгонами внешнего мира это то же самое, что его родная деревушка в сравнении с увиденным им и показавшимся ему очень большим Сайгоном.

Кроме того, он впервые в жизни увидел ворота в мир - порт. А ещё он увидел океанские корабли. По сравнению с тем, что он ожидал найти там, "за воротами", возможность сколотить состояние "здесь" показалась ему его недостойной. Он не хотел стать плантатором или торговцем рисом, ему не нужны были деньги, он хотел большего.

Крепким здоровьем Хо Ши Мин не отличался и потому он попытался найти спутника и он его нашёл. Сверстника, который, вроде, тоже был не прочь попутешествовать. Молодой, но не по годам предусмотрительный Хо Ши Мин ему честно сказал, что опасается путешествовать один, "вдруг я заболею, в одиночку пережить такое будет трудно, а, держась друг друга, мы сможем один другому помогать." В последний момент сверстник испугался, но Хо Ши Мина это уже не могло остановить, он "отчалил" один.

Пройдёт много лет и оставшийся в Сайгоне приятель Хо Ши Мина раскроет однажды газету и обнаружит, что президент Северного Вьетнама и его уже напрочь забытый товарищ, с которым они когда-то строили совместные планы по отъезду, это один и тот же человек.

Дорога в тысячу ли начинается с первого шага. Первый шаг Хо Ши Мина был таким - он через другого приятеля, работавшего во французской компании, занимавшейся морскими перевозками, смог добиться аудиенции у капитана лайнера "Адмирал Лятуш-Тревиль". Ещё до разговора с капитаном Хо Ши Мин был настолько уверен в успехе, что заранее запасся необходимой по его мнению в море одеждой и упаковал её. Поскольку Хо Ши Мин богатырской статью не отличался, а, напротив, был сложения "деликатного", если не сказать тщедушного, то капитан Луи Майсен при его виде выразил сомнение в том, что Хо Ши Мин сможет выполнять какие бы то ни было обязанности на корабле, но будущий президент с лихвой компенсировал недостаток физических сил силой духа и капитан сдался.

Хо Ши Мин получил должность помощника кока. Во всём этом угадывалась рука судьбы. Теперь любитель половить рыбку в мутных водах дельты Меконга получил возможность научиться её ещё и готовить.

37

Кто из нас не мечтал в детстве о приключениях? "О кораблях, о людях, о далёких странах"? Так что в этом смысле Хо Ши Мин, который ещё не только не был Хо Ши Мином, но которого Хо Ши Мином ещё даже и не звали, абсолютно ничем не отличался от нас с вами. Задул ветер странствий, подхватил и понёс в неизвестность маленького помощника кока, впервые в жизни увидевшего волны "величиной с гору". Но кроме жажды приключений у него была ещё и цель - он хотел воочию увидеть как оно там у французов всё устроено, как оно работает, какое их свойство позволяет им быть столь могущественными. Будущий дядюшка Хо хотел влезть внутрь, в сердцевину, он хотел вызнать секрет белого человека.

Ему казалось, что стоит лишь докопаться до некоей тайны и можно будет сбросить ярмо, наложенное французами на Индокитай. Он с детства слышал как об этом судачили взрослые, а они во всём мире одинаковы, дай им собраться вместе и тут же начинаются разговоры "за политику", и крутятся эти разговоры всегда вокруг того, что мы все хорошие и заслуживаем куда лучшей участи, и если бы не чья-то злая воля, то давно бы мы уже жили в раю, но нет правды на земле и нет её и выше, однако всё можно исправить, избавившись от того самого ярма, в данном случае французского.

Взрослые, из тех, что поумнее, шёпотом при этом замечали, что помочь в этом благородном деле могут японцы, англичане или американцы. Понятно, что ни японцев, ни англичан, ни американцев никто при этом ни о чём не спрашивал, но в любой затерянной в джунглях индокитайской деревушке все доподлинно знали, что есть где-то Япония, Британская Империя и СаСШ, которые спят и видят, как бы им половчее помочь умучанным посадками риса голодранцам избавиться от французского ига.

Детские впечатления сидят в нас крепко и мала-мала подросший Хо Ши Мин решил обо всём узнать из первых рук. Желание, между прочим, похвальное. Минуло несколько недель и он, увидев по дороге не только волны, камбуз и грязные кастрюли, но и Сингапур, Коломбо и Порт-Саид, очутился в Марселе. По европейским меркам Марсель не был местом, которым стоило бы восхищаться, но на впервые ступившего на территорию Французской Респулики щуплого помощника корабельного кока, представлявшегося всем как Ба (что значило "третий сын"), город произвёл впечатление сногсшибательное. А уж когда в кафе, куда он зашёл подобно Крезу, ведь у него в кармане позвякивали заработанные тяжким трудом целых десять франков, кто-то, обращаясь к нему, произнёс "месье", наш Ба был в самом буквальном смысле добит. "Вот это да-а-а…" В тут же отправленном на родину письме он написал, что "французы во Франции совсем не похожи на французов, которых мы знаем", не преминув усилить впечатление упомянутыми несколькими строками ниже "движущимися домами", как он назвал обычные для Европы вагончики трамвая.

Вместе с тем Ба показал, что хоть он и заявился прямиком из Индокитая, но человек он при этом явно незаурядный. Отправив письмо домой, он следом настрочил письмецо и президенту Французской Республики. Надо заметить, что он, в будущем и сам президент, очень любил писать. И это ещё не всё. Хо Ши Мин не только обожал писать, но он ещё и не стеснялся отправлять написанное по самым разным адресам. Правда, первый блин вышел комом. В письме французскому президенту будущим вьетнамским президентом была изложена настоятельная просьба зачислить его слушателем в так называемую Колониальную Школу, которая выпускала государственных служащих для работы в колониях. Президент французов с ответом что-то подзадержался и Хо Ши Мин, побывав с судном в Гавре и Дюнкерке, отправился, впечатлений полон, назад в Сайгон.

Понятно, что после Марселя с его трамваями Сайгон повидавшего мир помощника кока больше не впечатлял ни в малейшей степени и при первой же возможности, а она себя ждать не заставила, Хо Ши Мин опять завербовался на корабль и вновь позволил ветру странствий наполнить его паруса.

Было это в ноябре 1911 года. Выйдя в море в этот раз, Хо Ши Мин вернулся в Индокитай только через тридцать лет. И вернулся не помощником кока, а профессиональным революционером.

Ну, а пока суд да дело, он во второй раз оказался во Франции. Там выяснилось, что медлительная бюрократическая машина его просьбу совсем уж без внимания не оставила и канцелярия президента уведомила Ба, что он может стать слушателем Колониальной Школы в общем порядке, а для того, чтобы поступить туда, ему необходимо собрать нужные документы, а также озаботиться такой малостью как личная рекомендация генерал-губернатора Индокитая. Последняя деталь ставила на карьере колониального чиновника крест, но молодость хороша тем, что не позволяет человеку долго унывать и Хо Ши Мин решил, что если уж ему не суждено просиживать штаны, то взамен он может увидеть мир.

И он его увидел.

Он завербовался на корабль, идущий в Африку, про которую ему было известно лишь то, что "там жарче, чем во Вьетнаме". Жара его не пугала, а, как следствие, не пугала и Африка и он вновь снялся с якоря.

Следующие примерно три года он провёл в море. И где ж он только в эти три года не побывал! И чего ж он только не увидел! А увидел он кроме Франции и Парижа, любовь к которому он пронёс через всю жизнь, ещё и Алжир, а ещё и Тунис, а ещё Морокко, Индию, Саудовскую Аравию, Сенегал, Судан, Дагомею, Мадагаскар и очень много других мест с не менее экзотическими названиями. Вроде Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айреса. Или вроде Лондона. Или Бостона. Или Сан-Франциско.

Или Нью-Йорка.

Сегодня считается (опять это слово, ох, грехи наши тяжкие), что жизненный путь Хо Ши Мина полон загадок и тайн. Это не так. "Загадки и тайны" имеют своим источником то, что в отличие от многих известных политических фигур (таких, например, как Мао или Троцкий) Хо Ши Мин никогда не вёл дневников, не писал мемуаров, не изливал душу перед биографами, словом, он не занимался созданием завесы, за которой он мог бы спрятаться. Поразительно, но не только праздные любопытствующие, но и люди, называющие себя историками, с каким-то невиданным в обыденной жизни благодушием безоговорочно верят всему, что фигуранты говорят сами о себе, то-есть люди, которые должны быть профессионально недоверчивы, верят тому, чему верить вообще нельзя. Так вот в этом смысле Хо Ши Мин перед историей честен - он не рассказывал о себе сказок. Может быть потому, что до определённого момента он и думать не думал о себе как о что-то из себя представляющей фигуре.

И именно это обстоятельство и позволяет нам не отвлекаться на выдумки и не тратить время на их опровержения. Кроме того, некоторые фрагменты известной нам биграфии Хо Ши Мина предоставляют нам возможность очень многое разглядеть, так как дело обычно не в каких-то там тайнах, а в умении смотреть туда, куда надо, не позволяя отвлечь себя "мемуарами".

Вот как вам такой, например, штришок - в Нью-Йорке Хо Ши Мин был удостоен знакомства и последующих контактов с Маркусом Гарви. Как, вы не знаете кто это такой? Ну, да не переживайте, ничего страшного, в конце концов вон даже и Винстон Родни (интересно, в честь кого бы его могли назвать Винстоном, учитывая то обстоятельство, что родился он в 1945 году?), более известный миру как "Пылающее Копьё", сокрушается что вот, мол, no one remembers old Marcus Garvey:

«видео опущено»

Хорошо поёт. Да и попробуй, спой плохо, когда Маркус Гарви не больше и не меньше как один из пророков (настоящих, религиозных пророков) движения Растафари, известного сегодня по всему миру.

Но в начале ХХ века было не так, и Маркус Гарви пророком ещё не был, ни в своём отечестве, ни в чужом, а был он "издателем, журналистом и оратором". Прям как сегодня, когда в кого пальцем ни ткни, так непременно окажется журналист и оратор. Но сегодняшним журналистам и ораторам до пророков далеко, а вот Маркусу Гарви этот фокус удался.

Родился он на Ямайке, там же учился понемногу, там же, испытывая врождённую тягу к печатному слову, пошёл в наборщики, а из наборщиков начала любого века прямая дорожка ведёт к забастовкам и прокламациям, так что когда угодил он в чёрный список (на Ямайке это нетрудно), то плавно перешёл к выпуску собственной газеты под названием The Watchman. Какая, однако, перекличка с нашими последними временами! Ну и вот, на свободе человек с такими талантами не мог не привлечь внимания и эта стезя привела Маркуса в Лондон, где он не лоботрясничал, а изучал право и философию, не забывая также оттачивать в свободное время ораторское мастерство не на talk show, а в Гайд-Парке, где речи не монтируются, но зато легко можно получить кулаком в пятак от полоумного слушателя или зонтиком от недовольной слушательницы, так что мастерство живой речи доходит там до степени необыкновенной.

Ну, а когда Гарви достаточно образовался и до нужной степени навострил свой язык, то англичане выслали его обратно на Ямайку, поставив на нём клеймо охочего до правды "издателя, журналиста и оратора". А уж с Ямайки он отправился издавать и ораторствовать в Америку. А Америка это страна возможностей и способный Гарви очень быстро превратился в ведущего "чёрного националиста", что американскому правительству никак не могло прийтись по вкусу. Национализм это всегда хорошо для других, но никогда для себя. Почему Гарви тут же не депортировали? Хороший вопрос. Но на хороший вопрос есть и хороший ответ:

Люди не помнят не только кто такой Маркус Гарви, но они не помнят и того, что СаСШ начала ХХ века это вовсе не те США, которые мы знаем сегодня, как не помнят они что тогда, в предверии Первой Мировой, главные игроки в лице англичан и немцев шуровали на территории СаСШ как хотели - шпионили, взрывали, саботажничали, резвились по-всякому и вообще чёрт знает чем занимались. Мало кто понимает в каких условиях появлялись, росли и крепли американские спецслужбы, у которых были очень хорошие учителя, да притом такие, что не только собственным примером учили, но ещё и очень больно дрались. А ученик сызмальства понимал, что хорошо усвоенный урок в первую очередь в его же собственных интересах, и если сегодня в учении трудно и больно ему, то завтра больно будет уже кому-то другому. "Дайте только вырасти!"

Ну и вот то, чем занимался на улицах Нью-Йорка Маркус Гарви, на первый взгляд было совсем не в интересах СаСШ, зачем им "чёрный национализм"? Но прошёл день, прошёл другой, прошёл месяц, Гарви поораторствовал, поораторствовал, поиздавал, поредактировал, а потом вдруг вышло, что он не только "националист", но ещё и "панафриканист". Если кто думает, что объединять можно только тюрков или славян, то это не так, ничего особо оригинального в слове "пан" нет, пан на то и существует, чтобы чубы трещали не у панов, и если есть на свете "пантюркизм" и "панславизм", то почему бы не быть и "панафриканизму"? Ну вот он и появился. И если "чёрный национализм" был невыгоден американцам, но зато выгоден гордым бриттам, то с "панафрикой", требующей немедленно освободить и объединить обитателей Чёрного Континента, дело выходило прямо противоположным образом - Африка с приставкой "пан" была очень выгодна американцам и крайне невыгодна англичанам.

А между тем генератором на американской почве этих двух вроде бы взаимоисключающих идей являлся один и тот же человек - Маркус Гарви! Будучи по сути врагом и СаСШ и БИ он умудрился быть одновременно им обоим полезным. И по этой верёвочке или, точнее, по этому лезвию бритвы Маркус Гарви умудрился бегать туда сюда почти пятнадцать лет. Только в 1925 году "английская составляющая" в его идеологическом двуединстве перевесила американский интерес и под личным патронажем Эдгара Гувера был сфабрикован судебный процесс, на котором, лишь прибегнув к лжесвидетельству, удалось выставить Гарви виновным и засадить его на пять лет. Отсидел он полтора года, после чего его выпустили и выслали на Ямайку, откуда он прямым ходом отправился в Лондон и продолжил делать там то, что он умел, а умел он издавать, писать и ораторствовать. Вновь востребованным государством он оказался в 1936 году после начала "итальянской агрессии" против Абиссинии, когда Маркус Гарви занялся идеологическим обеспечением сопротивления "древнего африканского народа, сражающегося с итальянскими фашистами". Словом, очень, очень способным и очень, очень ловким человеком был Маркус Гарви.

Вернёмся к Хо Ши Мину и его неожиданным контактам с проживавшим в Нью-Йорке ямайским ловкачом. Мог ли он выйти на Гарви сам собою? Нет, никак не мог. А между тем именно у Гарви будущий Хо Ши Мин мог бы многому научиться, мог бы "нахвататься идей", ведь как раз Гарви умудрялся сочетать взгляды националиста и империалиста, что так пригодилось Хо Ши Мину в дальнейшем. Но Гарви, именно потому, что был таким способным и таким ловким, ни за что не позволил бы даже и приблизиться к себе абы кому, не говоря уж о том, что зорко следившие за его окружением англичане и американцы на пушечный выстрел не подпустили бы к такому ценному человеку никому не известного помощника корабельного кока по имени Ба.

Но Ба препоны преодолел и к Гарви он приблизился. И означает это, что времени в своих странствиях ещё не ставший Хо Ши Мином Ба даром не терял и что к берегам Америки он, в отличие от берегов Франции, приплыл не с пустыми руками. Для того, чтобы, оказавшись в Нью-Йорке, отправиться в Гарлем и встретиться с Маркусом Гарви ему не только нужно было знать чего он хочет и кого он ищет, но ему было нужно ещё волшебное слово, ему нужен был мандат.

38

Для того, чтобы пообщаться с чёрными активистами Хо Ши Мину приходилось добираться до Гарлема (лишний раз напомню, что не только СаСШ начала ХХ века не были тем, чем они являются сегодня, но и Гарлем тогда был не "чёрным гетто", а вполне себе респектабельным районом Нью-Йорка), где располагался Universal Negro Improvement Trust, так пышно называлось основанное Маркусом Гарви заведение (почти так же пышно как принято называть подобные заведения в современной нам Москве), но с точки зрения начинающего вьетнамского националиста и дорога была ему не в тягость и овчинка выделки, безусловно, стоила. Многому, ох, как многому мог он научиться у более опытных товарищей.

Судите сами. Вот какие речи мог, развесив уши, впивать всеми фибрами своей молодой души любой борец, оказавшийся под сводами "Траста":

"Мы ничего не имеем против белого человека[2]. Мы всего лишь раса, желающая обрести своё место под солнцем. Нас четыре миллиона и мы слишком многочисленны, чтобы не иметь под солнцем своего места (крики с мест "слушайте! слушайте!")…

В этом месте может возникнуть вопрос это каким же таким образом американские власти терпели подобную подрывную деятельность у себя под носом? Но вы с выводами не торопитесь, а дослушайте Маркуса до конца, начинает-то он во здравие и во первых строках говорит он об американских афро-американцах, которых тогда ещё так не называли, но вот заканчивая он уводит слушателей немножко не в ту сторону, куда они так дружно устремились:

"…если шестьдесят миллионов англо-саксов могут иметь своё место под солнцем, если шестьдесят миллионов немцев могут иметь своё место под солнцем, если шестьдесят миллионов японцев могут иметь своё место под солнцем, если семь миллионов бельгийцев (по залу проносится стон) могут иметь своё место под солнцем, то я не вижу причин почему бы, руководствуясь теми же самыми принципами, четыреста миллионов чёрных не могут тоже заполучить место под солнцем и место большое (бурные аплодисменты). Если вы верите, что Африка может быть объединена в единую Империю, контролируемую африканцами, встаньте и пойте вместе со мною наш Гимн! (аудитория поднимается на ноги и запевает вместе со спикером)."

Ну и понятно, что британские колонизаторы под это дружное пение от злобы перекашиваются, а американцы, подпевая, удовлетворённо потирают руки. "Верной дорогой идёте, товарищи." Очень умным человеком был Маркус Гарви, свой хлеб он ел недаром, как и недаром ему удалось свести начало речи и её конец вместе, а потом целых пятнадцать лет по этой ленте Мёбиуса очень продуктивно пробегать. Продуктивно для Англии, продуктивно для Америки и очень продуктивно для себя.

А Хо Ши Мин, намотав на то, что у него там на месте уса росло, не только речь, приведённую повыше, но и очень многие другие дозволенные речи Шехерезады, отправлялся восвояси, чтобы на досуге услышанное обдумать. А чтобы подбросить уму пищи побольше, он, кроме Нью-Йорка, посетил ещё и Бостон, а поскольку пищи требовал не только ум, но ещё и желудок, то в Бостоне Хо Ши Мин устроился на кухню отеля Parker House и к навыкам корабельного кока добавил ещё и умение по приготовлению фирменного слоённого теста. А размышляя и тщательного чередуя слои теста и сливочного масла, он успел совершить ещё и краткое путешествие к югу от Бостона, где "изучал случаи суда Линча", что, безусловно, добавило некоторого разнообразия его думам над речами "ведущего чёрного националиста Америки".

В 1913 году Хо Ши Мин (напомню, на всякий случай, что мы его так называем во избежание путаницы, сам себя он тогда называл иначе, и, скажем, письмо, отправленное из Нью-Йорка французскому наместнику в Аннам, он вообще подписал как Paul[3] Tat Thahn) покинул достаточно гостеприимные к нему Североамериканские Соединённые Штаты и отчалил от нью-йоркского пирса к берегам Европы. Прибыл он в Гавр и тут же оказался, не иначе сказалась географическая близость, в Лондоне. Причину указывают биографы - Хо Ши Мин отправился в Англию затем, чтобы выучить английский язык. "He arrived in Great Britain to study English." Такая трактовка событий, безусловно, имеет право на жизнь - если вы хотите выучить английский язык, то куда ж вам и ехать, если не в Англию? По ходу замечу, что у Хо Ши Мина были несомненные способности "к языкам", так он, кроме родного вьетнамского, очень хорошо знал французский, английский, русский и по меньшей мере три диалекта китайского.

В этом месте сделаем зарубку - как-то незаметно, бочком, бочком, но делся куда-то маленький помощник корабельного кока, вербующийся с одного корабля на другой и болтающийся без особой цели по миру от Дагомеи к Рио-де-Жанейро, а оттуда куда-нибудь ещё. А вместо этого появился человек, по собственной инициативе ищущий контактов с политическими активистами и отправлящийся в Англию не за дорожными впечатлениями, а чтобы "выучить язык". Поскольку американцы люди добросовестные, то и Хо Ши Мина они месить тесто выучили на славу, а потому в Англии он пошёл не в помощники кока, а нашёл место в отеле Drayton Court, где некоторое время проработал под началом знаменитого шефа Огюста Эскофье. Согласно легенде, месье Огюст однажды, поймав за пуговицу пробегавшего мимо Ба, с отеческой улыбкой сказал ему: "Мой дорогой друг, выбросьте из головы ваши идеи и позвольте мне научить вас искусству приготовления пищи, это, по крайней мере, сделает вас богатым."

Но Ба, стеснявшийся называть себя в Англии Полом, вырвался и убежал. Он не хотел готовить пищу, он хотел готовить совсем другое.

39

В Англии Хо Ши Мин пробыл недолго, всего несколько месяцев, и, оглядываясь назад и имея некоторое представление о последующих событиях, можно смело сказать, что англичанам Хо Ши Мин не понравился. Не понравился в первую очередь своей шустростью. Прыткостью. Да и то сказать, ну кому понравится человек, который, желая изучить английский язык, прибегает к услугам проживающего в Англии итальянца? А дядюшка Хо, не успев ещё войти в возраст, когда человека называют "дядя", поступил именно так. Ну, а помимо итальянских знакомств он поспешил завести знакомство с фабианцами.

Фабианцы, если совсем коротко, это социалисты-консерваторы, сторонники эволюционного, поступенчатого развития общества и противники "эксцессов". Система взглядов их весьма симпатична и сами по себе они люди спокойные, чуждые радикализма, проблема только в том, что всё хорошо, пока всё хорошо, и по этой причине фабианство как учение не может претендовать на универсальность, так как всем понятно, что хорошо когда ты - Америка и можешь, ощетинившись и не обращая особого внимания на окружающих, эволюционировать туда, куда находишь нужным, но жизнь не всем делает такие подарки как американцам и не все могут, даже подарок и получив, обходиться с ним должным образом, и иногда, хочешь не хочешь, но поневоле приходится лес валить не бензопилой "Дружба", а рубить его топором и рубить с обилием щепок.

В общем, как бы то ни было, но особого вреда от ознакомления заезжего вьетнамца с идеями фабианцев не было и англичане посмотрели на это сквозь пальцы. Но вот то, что он полез знакомиться с членами так называемой Overseas Workers Association, понравилось им уже гораздо меньше. "Ассоциация" была чем-то вроде профсоюза иностранных рабочих в Англии, состояли в ней главным образом китайцы, а любая организация, где заправляют китайцы, немедленно приобретает мафиозные черты, так что человек, пытавшийся не так рекрутироваться в Ассоциацию, как что-то там вынюхать, не мог не вызвать настороженного внимания англичан, которые своих мафиозников желали пользовать исключительно для своих собственных нужд и конкуренты им были не нужны. Но хуже всего было то, что Хо Ши Мин в те короткие английские месяцы искал знакомства не только с китайскими "профсоюзниками", но ещё и с ирландскими националистами. А вот это уже никуда не годилось. Какой-то азиат без роду, без племени, в Англии он без году неделя, прикатил он туда прямиком из Америки и лезет со своей акупунктурщиной, целя иглой в самый болевой узел. "Ишь ты, какой борзой выискался!

Так что в Англии Хо не задержался и очутился вновь во Франции. Ну, а там, суд да дело и нате вам - война. И не какая-нибудь, а - Великая. А к войне - блокада, рейдеры, подводные лодки, все дела. Путешествовать стало опасно, хоть коком, хоть кока помощником, хоть как. Так что во Франции Хо Ши Мин застрял надолго. Но самое интересное тут то, что он умудрился залечь так глубоко, что французские власти о его существовании несколько лет даже не подозревали, хотя им не только подозревать, но даже и немножко почесаться следовало бы. Дело в том, что годы Первой Мировой это время, когда "лилейная" Франция начала терять не только белость, но и пригожесть. Случилось это потому, что Франции не хватало людей. Я уже писал. что из всех основных участников Первой Мировой именно во Франции, а вовсе не в Германии, сложилось самое тяжёлое положение, тяжёлое во всех смыслах, в том числе в том смысле, что Франция потеряла больше всех мужиков. А их отстутствие следовало чем-то компенсировать, а компенсировать можно было, завозя солдат и рабочих из колоний. Ну так вот их и повезли, невзирая ни на какие блокады. Немцы даже тут же принялись использовать это обстоятельство в пропагандистских целях, глумливо распространяя в прифронтовой полосе похабные картинки, на которых француженки, тяготясь отсутствием призванных в армию мужей, находили утешение в объятиях всяких там сенегальцев.

Так что нет ничего удивительного в том, что во Франции тут же образовалась вьетнамская "диаспора" в добрую сотню тысяч человек. И Хо Ши Мин принялся в этой толще плавать, как рыба в воде. Поскольку у него не было вида на жительство и, как следствие, разрешения на работу, то он занимался тем, что продавал на улицах кулинарные изыски вьетнамской кухни, изготавливал свечи и даже раскрашивал чёрно-белые фотографии, что было очень популярным в те годы. Подобную жизнь трудно назвать лёгкой, но зато она давала возможность иметь много свободного времени и это время Хо отдавал не развлечениям, а - чтению и обретению навыков письма. Выяснилось, что помимо способностей к языкам у него имеются и кое какие литературные способности. Хо начал публиковаться. Набивая руку, он писал о чём угодно, так он под очередным псевдонимом Ги Н'Куа написал статью для киножурнала Cinegraph. Помимо статей он от нечего делать вымучил пьесу под названием "Бамбуковый Дракон" и пьеса эта даже была поставлена. Всего один раз, но тем не менее. Теперь он мог смело называть себя писателем. Он как будто знал, что ожидает его в будущем и принялся развивать навыки к публичным дискуссиям. И если в Англии он больше помалкивал да, сидя в Гайд-Парке, поспешно записывал в блокнотик удачные мысли и обороты речи, то во Франции он смущаться перестал и взял быка за рога, став завсегдатаем Club du Faubourg, тогдашнего салона, где с целью почесать в политических дебатах языки собирались парижские интеллектуалы.

Именно в эти годы Хо взял себе псевдоним, на довольно продолжительное время, а именно на следующие тридцать лет ставший его именем - Нгуен Ай Куок или Нгуен Патриот.

Ну, а тут закончилась война и во Францию для участия в версальской конференции прикатила американская делегация. Возглавлял её президент Вудро Вильсон, который помимо всего прочего ещё и публично призывал к "самоопределению наций", что ставшего патриотом и пламенным националистом Хо Ши Мина никак не могло оставить равнодушным и он сел и в дополнение к "четырнадцати пунктам президента Вильсона" написал ещё восемь пунктов. Назвал их Хо Ши Мин так - "Требования народа Аннама", среди прочего там содержались требования не к независимости, а к автономии в составе Индо-Китая Вьетнама, требования свободы слова, собраний, религии, освобождения политических заключённых, равных прав для французов и вьетнамцев, а также отмены налогов на соль, алкоголь и опиум.

"Требования" были датированы 18 июнем 1919 года и там было указано имя автора - Нгуен Патриот, а также наличествовал и адрес, по которому проживал подписант - 56 Rue Monsieur-le-Prince. Так французским властям стало известно о существовании Хо Ши Мина. И отмахнуться от этого факта они просто напросто не могли, так как Нгуен Патриот лично доставил несколько отпечатанных в типографии экземляров "Требований народа Аннама" депутатам Народного Собрания Франции, лично же отнёс один экземпляр в канцелярию президента Франции и лично же отправился в Версаль и вручил по экземпляру делегациям государств-победителей. Ну и не стоит говорить, что "Требования" были опубликованы в "Юманите", которая была тогда "радикальной газетой французских социалистов". Вообще момент был им выбран очень удачно - на волне охватившей всех по случаю окончания войны эйфории "Требования" были поддержаны Генеральной Конфедерацией Труда, которая за собственный счёт отпечатала шесть тысяч экземляров и распространила их через свои каналы.

Французское государство сделало вид, что оно ничего от Патриота не получило, и это было, конечно же, понятно.

Так же, как было объяснимо и молчание Британской Империи по поводу требований позволить самоопределиться колониям.

Так же, как было понятно и молчание президента Вильсона, ему не положено было отвечать на подобные петиции по "протоколу".

Но тем не менее реакция на "Требования" последовала. И эта реакция была куда важнее формальных соблюдений вежливости со стороны присутствовавших в Версале делегаций.

Ответ Нгуену Ай Куоку, который через тридцать лет назовётся Хо Ши Мином, был оформлен в виде официального документа, доставленного и переданного из рук в руки правительственным курьером. Документ был подписан полковником Хаусом.

40

Хаус извещал Нгуена Патриота, что американская делегация получила экземпляр его "Требований" (нелишним будет напомнить, что фактическим адресатом "Требований", тем, кто мог что-то изменить в судьбе народов Аннама на деле, была, вообще-то, Франция) и что он благодарен Патриоту за то, что тот изыскал возможность не только уделить толику своего драгоценного времени и переслать американцам плод своих раздумий, но и не забыл поздравить их с победой. Хаус был не только остроумным, но ещё и очень учтивым человеком, ему не было нужды культивировать образ джентльмена-южанина, он джентльменом-южанином был.

На этом приятности будущего вьетнамского президента не закончились и на следующий день Патриот получил из канцелярии Хауса извещение, что он может не волноваться и что президент Вудро Вильсон будет с "Требованиями" всенепременно ознакомлен.

Между прочим, в биографии Хо Ши Мина, изданной уже в наше время во Вьетнаме, утверждается, что существует ещё и третье письмо Хауса Хо Ши Мину, более, так сказать, личное, но американцы этого не подтверждают, ссылаясь на то, что в архивах Госдепартамента нет совпадающих по времени данных с исходящими, которые подтверждали бы существование такого письма. Но это не очень важно, как не очень важно и содержание документов. Важен и важен до степени, которую трудно переоценить, сам по себе факт переписки.

Это очень хорошо понимали французы, которые понимали ещё и против кого в первую очередь направлено острие интриги.

Канцелярия президента Французской Республики немедленно связалась с только что сменившимся с поста генерал-губернатора Индокитая Альбером Сарро, передала ему известные Парижу данные на Нгуена Патриота и попросила Сарро подтвердить идентичность автора. Сарро, в свою очередь, связался с индокитайским resident superieur и на свой запрос получил телеграмму с обескураживающим ответом - Нгуен Ай Куок это реально существующий человек, а его "Требования" уже циркулируют в Ханое и вызывают там нежелательное брожение в умах.

Не сидели на месте и американцы. Хотя все их помыслы были связаны с Европой и все усилия уходили на неё же, они, понимая, что Европа Европой не ограничивается и что Европа в Европе не кончается, нашли время и на Индокитай. Разузнав, очевидно, по своим каналам о французском запросе насчёт идентичности Нгуена Синь Куна - Нгуена Тат Таня - Пола Тат Таня - Нгуена Ай Куока, американцы сразу же вытащили запал из возможной в будущем бомбы - они немедленно организовали интервью Нгуена Патриота аккредитованному в Париже американскому корреспонденту китайского журнала "Йи Че Пао" (понятия не имею, что бы это значило), а уж Нгуен Патриот предоставившуюся возможность не упустил и понарассказал в интервью много всякого разного о себе и жизни нашей скорбной.

Вернёмся к факту переписки с Хаусом. Сегодня этот человек по каким-то соображениям, не иначе как высшего порядка, из коллективной памяти человечества тщательно вычищен, но то сегодня. А тогда кто такой полковник Хаус знали точно так же, как сегодня любому дураку известно кто таков доктор Хаус. И то, что тогда телевизора не было, делу ничуть не мешало. Да даже и наоборот, голова у людей начала ХХ века была куда меньше всякой чепухой засорена. Так вот человечишка, состоящий в личной переписке с полковником Хаусом, взлетал в заоблачные выси. Тот, кто вчера был никем, становился всем, стоило ему небрежно упомянуть в разговоре, что вот, мол, вчера мне пришёл ответ от человека по имени Edward Mandell House.

- Как, от самого?!

- Ну да. От полковника. А что тут такого? Подумаешь, он мне и позавчера отвечал. Благодарил…

Ещё вчера ретушировавший фотографии невесомый Нгуен Патриот разом обрёл вес. После произошедшей мгновенной метаморфозы с ним стало незазорно встречаться людям, которые летали очень высоко. Как, например, с ним по поручению правительства тут же встретился для "личной беседы" тот самый бывший генерал-губернатор Альбер Сарро, занимавший к тому времени пост министра по делам колоний. Будь у Нгуена желание и он мог бы с лёгкостью получить от месье Альбера рекомендацию для поступления в заведение для подготовки колониальных чиновников, но на фига теперь она ему была нужна, рекомендация-то? На Сарро Нгуен Патриот произвёл впечатление столь лестное, что к нему немедленно были приставлены два агента для круглосуточного наблюдения. Но меры эти несколько запоздали.

Как немножко запоздала и реакция окопавшихся в Париже вьетнамских "старо-патриотов", не выдержавших испытния завистью и отшатнувшихся от "мальчишки Нгуена". История даже донесла до нас в каких выражениях эта зависть проявлялась. "Ну что можно ожидать от этой деревенщины из Нге Аня?" - шипели они. Им бы, дуракам, не шипеть надо было, а наняться в коки, да сплавать в Нью-Йорк, а там с товарищем Маркусом пообщаться, ума у него набраться, но в Париже сидеть, понятное дело, было куда приятнее. Набережные Сены, шансонье, запах жареных каштанов, ну и Мулен Руж, конечно, это вам не Гарлем.

Ну, а пока собратья националисты на будущего дядюшку Хо куксились, судьба к нему второй бустер пристегнула - на него обратил внимание Леон Блюм. Блюм был социалистом, в будущем премьер-министром Франции, и вообще, как говорится, "видным политиком". Но политики бывают разные, как бывают и разные социалисты. Вот, скажем, Эттли был социалистом и при этом империалистом. Одно другому не только не мешало, а даже и помогало. (Немножко в сторону - Эттли был не просто социалистом, а фабианцем, как, впрочем, и все английские премьер-министры от Лейбористской партии. Американские правые, которые только себя числят в патриотах, считают, что фабианство прокралось и в Америку и что фабианцем был проводивший в США социалистические реформы Рузвельт, а ООН они же считают инструментом, созданным всё теми же злокозненными фабианцами, стремящимися к построению социализма во всём мире). Так вот на примере Эттли видно, что социализм и империализм друг другу никак не противоречат. Да о чём говорить, если даже и Гитлер, живое воплощение социализма с приставкой "национал", провозглашая на словах одно, на деле строил совсем другое, а именно европейский Рейх, то-есть - Империю. Но вот пример французского социалиста Леона Блюма показывает нам, что у социализма не одно лицо и не даже не два, Блюм был социалистом-антиимпериалистом, он был пламенным противником колониальной системы.

Быть антиколониалистом очень хорошо и очень правильно. С одной оговоркой - когда речь идёт о чужих колониях. Но Блюм был оригиналом - борясь с колониализмом, он не делал в этом благородном деле исключения ни для кого, в том числе и для родной la belle France, он считал, что французам и француженкам станет легче, если они избавятся от окраин. Подозреваю, что будь в тогдашнем Париже троллейбусы, он бы и на троллейбусе ездил. И в очередях вместе со всеми стоял бы. Но троллейбусов в Париже не было, очередей тоже, и Блюм обошёлся призывами, созвучным слышанным нами "берите столько суверенитета, сколько сможете унести". Ну и понятно, что мимо вдруг обрётшего известность Нгуена Патриота Блюм пройти не мог. Он и не прошёл.

В декабре 1920 года Леон Блюм лично пригласил Нгуена Патриота на конференцию социалистов в Туре (том самом, где живут белошвейки). И Нгуен был приглашён на конференцию не как "Нгуен", а как делегат, представляющий на конференции народы угнетённого Индокитая. Не больше и не меньше. Где-то наверху, в невидимых Нгуену высях, было решено использовать его, раз уж он стал всем известным Патриотом, во внутриполитической, внутрифранцузской игре.

На Конференции Нгуен показал, что деревенщина-то он деревенщина, но "штуку в день имеет". Он показал, что упражнения в говорении-писании втуне не пропали. Поднявшись на трибуну он произнёс страстную речь. В заключение он патетически воскликнул: "Именем человечества, именем всех социалистов, именем социалистов левых и социалистов правых, мы взываем к вам, товарищи. СПАСИТЕ НАС!"

Эти слова были встречены овацией поднявшегося на ноги зала. Это был момент триумфа маленького "человека из колоний", сумевшего заставить европейцев услышать себя. Сумевшего заставить их аплодировать себе. Это был момент рождения политика. Нгуен проклюнул скорлупу.

Вчера никто, сегодня если и не всё, то уже многое. "Фигура".

Фигура, которой можно играть.

41

1920 год, год Обезьяны, стал звёздным годом Хо Ши Мина.

Политизирован он был и так уже сверх всякой меры, и ему, как и любому неофиту нравился в первую очередь сам процесс, но если он хотел, политизируясь, расти, ему нужен был язык. Не французский, который он прекрасно знал и не английский, на котором он с грехом пополам изъяснялся, ему нужен был язык, на котором говорил мир, язык, которым мир описывался, а в 1920 году это был язык социал-демократии. И вьетнамский националист Хо Ши Мин пошёл в европейские социалисты. "Пусть меня научат." Ну, а поскольку под рукой у него не было других социалистов, кроме французских, то и пошёл он во французы. Пройдёт несколько лет и, беседуя с ещё одним националистом, Осипом Мандельштамом, тем самым, что не любил верных, как пудовые гири, слов, Хо Ши Мин признается, что до тринадцати лет считал, что все живущие на белом свете белые люди являются французами, это называется "век живи, век учись".

Начав учиться, Хо Ши Мин обнаружил несколько несообразностей.

Он, будучи борцом с колониализмом, по понятным причинам видел в колониализме и главное мировое зло. Социалисты же, в общество которых он попал, рассматривали колониализм как нечто второстепенное, как периферию куда более масштабного феномена, который они называли "капитализм". При этом с точки зрения азиата-конфуцианца французы понимали социализм превратно, и это ещё не всё, человек в положении Хо Ши Мина не мог избавиться от впечатления о некоем окутывающем европейцев флёре лицемерия, так как он отлично видел, что европейские последователи Карла Маркса не могут не понимать где находится источник могущества их государства, а также на чём зиждется национальное богатство Франции.

Однако, как бы там ни было, но Хо Ши Мин принялся прилежно изучать "Капитал", писать статьи, заседать на заседаниях и произносить речь за речью. А кроме того, обстоятельства времени и места заставили его научиться делать выбор. 1920 год это год резкой радикализации "международного социалистического движения", чему причиной была Октябрьская Революция, даром что революцией её в то время не называли. Очень многим европейским социалистам тогда показалось, что мир можно преобразовать в одночасье, "счастья всем и чтобы никто не ушёл обиженным", жизнь их, конечно, поправила, но тогда иллюзия мгновенного прыжка в будущее умами завладела прочно. Результатом стал раскол французских социалистов и привёл этот раскол к образованию Французской Коммунистической Партии.

А раскол это такая штука, которая заставляет всех и каждого сделать выбор. "С кем ты, товарищ?" За кого ты? За большевиков, али за еврокоммунистов? Или ты за третий путь?

Хо Ши Мин, не колеблясь, выбрал коммунистов. Причина была проста как апельсин. Хо к тому времени ещё не дочитал до конца "Капитал" и, к своему стыду, не понимал в чём отличие Второго Интернационала от Третьего, но зато он, благодаря Ленину, узнал, что если вы хотите совершить мировую революцию, то вам следует искать союзников среди националистических организаций в колониях. Эту мысль Хо ухватил крепко. Через много лет он честно скажет - "патриотизм, а вовсе не коммунизм изначально вдохновлял меня."

То, что по мысли Ленина националисты это попутчики временные, Хо не смущало ни капельки, он, как и любой азиат, далеко в будущее не заглядывал. По логике Хо Ши Мина дело было ясное - вьетнамскому народу, чтобы освободиться от колониализма, нужна помощь и вот есть такой Ленин, который эту помощь предлагает, так почему бы этой помощью не воспользоваться? Какая разница какого цвета кошка если у вас в тёмной комнате завелись французы? И Хо со всем пылом души принялся строчить в левой печати антиколониальные статьи. Начал он с образования и в этом было рациональное зерно, поездив по миру, себя показав и на людей поглядев, Хо самолично убедился в бесконечной ценности "знания", а между тем ему из собственного опыта было известно, что из имеющихся во Вьетнаме 23000 сельских общин только в 3000 были сельские школы. И Хо Ши Мин, не довольствуясь статьями в "Юманите", засел за капитальный труд и даже успел бессонными ночами большой кусок написать, но тут кем-то неизвестным незавершённое бессмертное произведение было похищено.

Если французские спецслужбисты рассчитывали подобными методами подорвать боевой дух Нгуена Патриота, то они ошиблись, не на таковского напали. Эффекта они добились прямо противоположного - Патриот, обозлившись, спровоцировал раскол в среде вьетнамских парижан. Результатом стало отпочкование радикалов от умеренного крыла патриотов, считавших, что следует делать ставку на всемерное сотрудничество с французами, которые только и смогут повести Вьетнам по дороге в будущее, но Нгуен Патриот, которому в этом будущем суждено было стать Хо Ши Мином на подобное позорное примиренчество заявил, как отрезал - "главный враг Вьетнама - Франция!" Молодец, Нгуен, не подкачал. Полковник Хаус знал, кому письма писать.

Подобным развитием событий французские власти были, понятное дело, раздражены и Нгуена опять вызвали на ковёр к министру по делам колоний Сарро. Говорильня кончилась ничем и Патриота несколькими днями позже вызвали в департамент полиции и попытались вразумить уже там, но он прикинулся совсем плохим и донельзя разозлил французов, заявив, что Нгуен Ай Куок это его настоящее имя, однако подтвердить это некому, так как шесть его братьев и сестёр умерли, будучи умучанными колонизаторами.

Побеседовав с полицией, Нгуен сделал ещё один шаг к выходящей за пределы Франции известности, начав издавать журнал под красноречивейшим названием Le Paria. Его опять вызвали к Сарро и тот, отчаявшись, начал с угроз, а закончил откровенным предложением взятки. Но Нгуену было нужно не это, будь ему нужны деньги, он выращивал бы каучуковые деревья, но этот жизненный этап остался далеко за кормой, а Париж стоил мессы и Нгуен от взятки гордо отказался.

Да и сами посудите, на черта ему были французские тридцать сребреников, когда перед ним открывались радужние перспективы

В октябре 1922 года его выступление на социалистическом конгрессе услышал Дмитрий Мануильский и был товарищ Мануильский услышанным так впечатлён, что когда встал вопрос о докладчике по колониальному вопросу на Пятом Конгрессе Коминтерна в Москве, то Мануильский сразу вспомнил о гонимом французскими властями молодом индокитайце и предложил послать ему приглашение. Выбор, перед которым оказался поставлен Нгуен был, в сущности, очень простым - продолжать пописывать статейки для левых газет, добывая при этом хлеб насущный будучи официантом, или, воспользовавшись предоставившейся возможностью, начать работать в Коминтерене.

Что бы вы сделали на месте Нгуена, назвавшегося Патриотом? Вот и он сделал то же самое.

В 1923 году Хо Ши Мин отправился в Москву.

42

Есть некая высокая ирония в том, что в тюрьму будущий Хо Ши Мин впервые попал в СССР. Не очень приятное, но необходимое избравшему карьеру революционера человеку знакомство с узилищем произошло в середине 1923 года в Петрограде, куда Нгуен Патриот прибыл на пароходе "Карл Либкнехт" в качестве делегата от Французской Коммунистической Партии. Дурную шутку с ним сыграло пристрастие к псевдонимам и несовпадение имён в различных документах вызвало законное подозрение у принимающей стороны, немедленно засадившей Нгуена в портовую каталажку, где он провёл несколько недель, пока Петроградские власти сносились с "центром". Помимо всего прочего это забавное приключение показывает степень рыхлости государства, которое по мнению сегодняшних "историков" вынашивало планы не больше и не меньше как революции в мировом масштабе.

Но, как бы там ни было, а таможня в конце концов дала добро и Нгуена извлекли из камеры, накормили, смахнули с него пыль и, посадив в поезд, отправили в путешествие из Петербурга в Москву. В Москве Нгуен был немедленно введён в состав так называемого Дальбюро ИККИ, что расшифровывалось как Дальневосточное Бюро при Исполнительном Комитете Коммунистического Интернационала.

Дальбюро было создано по инициативе ещё одного тщательно вычищенного из анналов героя тогдашнего времени. Звали героя Хэнк Сневлит. Очень, очень интересный человек. Полное его имя звучало так - Хендрикус Джозефус Францискус Мария Сневлит и был он рождён голландцем. Помимо голландского происхождения был он наделён неуёмной энергией и не иначе как по этой причине, войдя в возраст, он пошёл в социал-демократы и стал активистом железнодорожного профсоюза. Защищать права трудящихся и организовывать стачки ему так понравилось, что он сделал борьбу делом своей жизни. Человеком он был способным до чрезвычайности, причём способности его были несколько необычного свойства, жизненным предназначением Хендрика Сневлита было "партстроительство". За время трудовой деятельности он создал с десяток партий, причём создал в разных местах Земного Шара. Партии он создавал с той же лёгкостью, с которой папа Карло превращал сучковатое полено в куклу.

Когда жизнь в Голландии показалась Сневлиту пресной, он переместился в Голландскую Восточную Индию (известную ныне миру как Индонезия) и занялся парт- и проф- строительством там. В 1920 году Сневлит в качестве представителя PKI (Partai Komunis Indonesia), которую он сам же и создал, участвовал во втором конгрессе Коминтерна в Москве. При личном знакомстве он произвёл очень выгодное впечатление на Ленина, что позволило ему получить от советской стороны всемерную поддержку по воплощению в жизнь обуревавшей Сневлита идеи - он дальновидно полагал, что проводить в мире "революционные преобразования" невозможно без получения влияния в колониях. Исходя из этого эксперт по партстроительству предлагал создать пропагандистские "бюро" на Дальнем и Среднем Востоке, кроме того Сневлит подбросил Ленину идею о создании в Москве "Марксистского Института", где можно было бы проводить идеологическую доктринацию кандидатов, годных в будущие лидеры "национально-освободительных движений".

Ленин немедленно усмотрел в этих предложениях и непосредственную геополитическую выгоду для СССР, так как идеи Сневлита давали возможность получить рычаг влияния на непосредственного соседа СССР - на Китай, и уже Ленин использовал свой вес в Коментерне, чтобы "товарищ Маринг" (коминтерновский псевдоним Сневлита), был послан в Китай с заданием, "с миссией". И товарищ Маринг в Китай поехал и очень быстро из подручного материала выстругал то, что сегодня известно как Коммунистическая Партия Китая. На время пребывания в Китае Сневлит сменил свой псевдоним на другой и не на "папа Карло", как можно было бы подумать, а на более прозаическое "Ма Линь".

Между прочим, результатом своей работы сам Сневлит был не очень впечатлён и рекомендовал Коминтерну делать ставку не на китайских коммунистов, а на Сунь Ят-сена и Гоминьдан, и Коминтерн к его словам прислушался. Позднее, после того как Гоминьдан возглавил Чан Кай-ши, а особенно после демонстративного разрыва Чана с коммунистами, сопровождавшегося так называемым "белым террором", понадобилось найти козла отпущения и таким козлом сделали Сневлита, просто потому, что такой способный, успешный и энергичный человек не мог не вызывать злобной зависти у своих менее талантливых коллег. Завистники воспользовались невозможностью объяснить простецам ту скрытую очевидность, что победа Гоминьдана была на руку "внешним силам", и не только таким как Британская Империя и США, но и СССР, так как позволяла быстро консолидировать Китай перед лицом растущей угрозы со стороны Японии.

Сневлит это понимал, а потому, приняв к сведению "товарищескую критику", опять ушёл в дело с головой, и, хотя его политическому реноме был нанесён значительный урон, он, вернувшись в Голландию, опять окунулся в партстроительство, более, правда, радикального свойства, разошёлся с СССР, сошёлся с троцкистами, потом, найдя уже их недостаточно радикальными, разошёлся и с троцкистами, потом началась война, Голландию оккупировали немцы, Сневлит ушёл в подполье и занялся подрывной деятельностью, был в конце концов выслежен, схвачен и с несколькими сподвижниками казнён немцами в 1942 году. Во время казни он не унывал, а распевал Интернационал. Хендрик Сневлит был той человеческой породы, из которой делают гвозди.

Ну и вот, в созданное с его подачи Дальбюро и попал Хо Ши Мин. Он (а можеть быть не он, а судьба) опять очень удачно воспользовался сложившимися обстоятельствами, а они в начале 20-х сложились таким образом, что стал актуален "союз рабочих и крестьян", причём актуален до степени создания "Зелёного Интернационала" или союза крестьянских партий. Речь, правда, шла о крестьянских партиях Европы, но Хо уловил веяние времени. И выяснилось, что он, преподнося себя как "крестьянского сына", опять угадал. В октябре 1923 года он стал делегатом Индокитая на московской Международной Крестьянской Конференции, собравшей представителей от партий, представлявших сорок государств. И делегатом докладчиком. По счёту Хо выступал тринадцатым.

В декабре 1923 года будущий вождь вьетнамского народа стал слушателем Коммунистического Университета Трудящихся Востока. Находясь в Москве на правах человека, ставшего "выразителем воли народов Индокитая", он получил возможность и очень важных личных контактов. И не только со Сталиным и не только с Троцким. И не только с будущим врагом народа Бухариным. Но и с такими влиятельными в международных движениях людьми как Куусинен, Тельман, Димитров. И с такими позже показавшими себя уже не в "движениях", а в государственном строительстве людьми как Чжоу Энь-лай и Чан Кай-ши. Не забывайте, что ещё не наступил 1927-ой год и не пришла ещё пора размежеваться перед тем, как объединиться, и жив ещё Сунь Ят-сен, пославший в СССР второго в Гоминьдане человека поучиться уму разуму. И тот учился, а чего ж не поучиться, если учат? И все этому обстоятельству были рады, рады за себя. Радовался Нгуен Патриот и радовались трудящиеся Москвы, в 1924 году во время первомайского Праздника Труда нёсшие рядом с портретом Карла Маркса портрет Чан Кай-ши.

"Мы миру путь укажем новый, владыкой мира будет труд!"

43

В ноябре 1924 года Хо Ши Мин покинул пределы первого в мире государства трудящихся и отправился в Китай. В СССР он пробыл около года, примерно столько же, сколько и в СаСШ, и, так же, как и в Америке, в России Хо Ши Мин времени зря не терял.

Он прошёл не курсы молодого бойца, как кто-то может подумать, а курс ускоренного обучения в так называемой "Сталинской школе", как в просторечии назывался Коммунистический Университет Трудящихся Востока, организованный при Народном Комиссариате По Делам Национальностей, возглавлявшимся Сталиным. Позже Хо вспоминал это время с ностальгией, в Сталинской школе ему очень понравилось, не в последнюю очередь потому, что из достаточно умелого пропагандиста, которым он сделал себя сам, в школе из него сделали ещё и достаточно умелого организатора.

Из того, что вы успели о нём до сих пор узнать, ясно, что человеком Хо был энергичным, на месте ему не сиделось и, ознакомившись с теорией, он захотел применить её на практике. Не откладывая дел в долгий ящик, он сел и написал очередное письмо, на этот раз Генеральному Секретарю Коминтерна, которым тогда был товарищ Зиновьев. Зиновьев ему не ответил. Неунывающий Хо сел и настрочил второе. Занятый важными делами Зиновьев проигнорировал его просьбу вторично и Нгуен Патриот был вынужден спуститься коминтерновским уровнем пониже и связаться с человеком, который его "нашёл", с Дмитрием Мануильским, но тот мало чем мог ему помочь, так как решением Коминтерна был переброшен на балканское направление и к Азии отношения не имел.

Но остановить Хо было уже невозможно, выяснилось, что он человек не только энергичный, но ещё и честолюбивый. Честолюбие же заставило его измыслить себе миссию и наш Патриот решил, что его жизненное предназначение состоит в создании партии. Партия, что понятно, должна была быть вьетнамской, а поскольку там, где он побывал, а побывал он в Америке, во Франции и в России, слово "национализм" было не в чести, то он решил строить партию, пользуясь тем, что есть под рукой, а под рукой у него был Коминтерн. И если он хотел создавать партию, пользуясь коминтерновскими идеологическими наработками и коминтерновскими же ресурсами, то понятно, что создаваемая партия могла быть только коммунистической. "Why not?" - подумал, наверное, по-вьетнамски Хо Ши Мин и посмотрел на себя в зеркало. "Бельмондо так Бельмондо."

Математиком Хо не был, но дальнейшее подтвердило, что он был незаурядным политиком, а у любого незаурядного политика всегда не очень хорошо с принципами, но зато очень хорошо с логикой.

В создавшихся "исторических условиях" Хо решил начать строительство партии не в самом Индокитае. С одной стороны там уже шебуршились конкуренты, а с другой там же имелись суровые колониальные власти, с лёгкостью необыкновенной рубившие гильотиной тонкие вьетнамские шеи, начинать же строительство вьетнамской партии в Москве или Нью-Йорке было попросту смешно и Хо нашёл географический компромисс - партия должна была быть создана не во Вьетнаме, но при этом ко Вьетнаму как можно ближе, а именно в Южном Китае.

С точки зрения дальнейшей карьеры Хо это решение оказалось судьбоносным. Он, что называется, "угадал".

Ну, а пока (он ведь всё ещё находился в Москве) Хо принялся "бомбить" все инстанции подряд, предлагая свои услуги по работе в Китае. Довольно долго на его инициативы не откликались и не в последнюю очередь потому, что Советская Россия начала 20-х была государством откровенно бедным, а новоявленный партстроитель в письмах неукоснительно указывал сумму в $100, необходимую ему ежемесячно на "пропитание". "Экий ты прожорливый, - думали инстанции, - а с виду не скажешь", и, от греха, отмалчивались.

Но Хо был не только хорошим стратегом, но и неплохим тактиком и он тактику сменил. Он снял своё стодолларовое требование и заявил, что готов работать забесплатно, пусть только ему оплатят дорогу. "В один конец." "Так это же совсем другое дело, - подумала по-государственному мыслящая инстанция, которой было Дальбюро, - давно бы так." И Хо тут же вручили билет на поезд, отправляющийся с Ярославского вокзала во Владивосток.

Хо попил водички, собрал чемодан, и, прекрасно понимая, что он находится под колпаком отнюдь не одного только ГПУ, сделал хитрый вьетнамский финт, отправив письмо французскому "другу". В письме он извещал, что Коминтерн не нашёл возможности использовать его в Индокитае и он, "печали полон", возвращается в милую его сердцу Францию. Письмо ожидаемо было перехвачено Sûreté и подшито в досье, а усатые флики приготовились Патриота "принять", не подозревая, что он в это время катит где-то по сибирским просторам в противоположную Парижу сторону.

11 ноября 1924 года Хо Ши Мин на борту советского судна прибыл в Гуанчжоу, более известный миру как Кантон.

В Кантоне Хо занялся тем, чем и хотел заниматься, а именно партстроительством, используя в качестве строительного материала изобильно имевшихся в Кантоне вьетнамцев, главным образом студентов. Партия получила название Революционная Молодёжная Лига, Тань Ниен Ка Мань Донг Чи Хой. Но партия партией, а за оказанное доверие следовало чем-то платить и Хо платил тем, что подвизался как переводчик при Михаиле Бородине, агенте Коминтерна, прикомандированном в качестве советского советника к Чан Кай-ши. Бородин не так давал Чану советы, как занимался поставками оружия, напомню, что до 1927 года СССР тесно сотрудничал с Гоминьданом, менее понятно другое, Хо Ши Мин по прибытии в Китай умел по-китайски читать и писать, однако совершенно не мог по-китайски говорить, так что одному только Бородину известно какой там из него был переводчик, но, как бы то ни было, а Хо Ши Мин какое-то время при Бородине "состоял", причём за переводничество ему не платили, так как на хлеб насущный он зарабатывал перепродажей сигарет, а также нерегулярным писанием статей для советских газет.

Интересно то, что, находясь в Китае на нелегальном положении, Хо кантонским иностранцам, не видевшим разницы между вьетнамцем и китайцем, представлялся как Ванг (изменённое вьетнамское Вуонг), однако самим китайцам, отлично видевшим, что никакой он не Ванг, Хо скромно сообщал, что его имя Ниловский.

Так оно всё и шло.

До поры, до времени.

44

Пора подошла и время подоспело в 1931 году. К концу 20-х Хо в деле строительства преуспел настолько, что превратился в "проблему". В проблему государственную и государственного масштаба. Одновременно с тем, как рос он, рос и уровень решаемых им "задач", так, ему удалось решить головоломку по воссоединению двух фракций, на которые в 1929 году раскололась созданная им Революционная Молодёжная Лига. Фракции назывались Коммунистическая Партия Индокитая и Коммунистическая Партия Аннама, другими словами, ему удалось преодолеть внутрипартийные разногласия между интернационалистами и националистами. Идеи, почёрпнутые в своё время у Маркуса Гарви, дали свои плоды.

После воссоединения партия стала называться просто и со вкусом - Вьетнамская Коммунистическая Партия.

На партийную конференцию, которая состоялась в Гонконге, не были приглашены члены ещё одного претендента на роль выразителя интересов трудящихся - Индокитайской Коммунистической Лиги, но, воссоединившись, партия Нгуена Патриота позволила членам третьего лишнего беспрепятственно менять членство старое на членство новое, а людям свойственно присоединяться к тем, кто сильней, и численность новоявленной Вьетнамской Коммунистической Партии тут же выросла за счёт перебежчиков из Лиги.

Поскольку Гонконг принадлежал Англии, то англичане о конференции не могли не знать, однако вряд ли они были её инициаторами, так как от создания вьетнамской партии они получали лишь тактический выигрыш, в дестабилизации Индокитая они заинтересовоны не были, главными же выгодополучателями помимо "международного рабочего движения", что бы под этим ни понимать, были американцы и СССР. Причём СССР, который играть очень хотел, но чьи возможности были ограничены общей слабостью государства, даже предпочёл спрятаться за Коминтерном, тут же новую партию переименовавшим в Индокитайскую Коммунистическую Партию, поскольку "Вьетнамская" по мнению коминтерновских ортодоксов звучало чересчур уж националистически.

Помимо США, СССР и Британской Империи выгоду получали даже Япония и Китай. Единственными во всех смыслах проигравшими оказались французы. Причём Франция проигрывала так, что её проигрышем оплачивался выигрыш всех остальных. То, что дело пахнет керосином, французы почувствовали в начале 1930-го года, когда вспыхнул инспирированный националистами мятеж служивших в колониальных силах вьетнамских солдат. Мятеж, во время которого погибло двести человек, был французами подавлен, военно-полевому суду были подвергнуты пятьсот пятьдесят человек, из которых 80 были приговорены к гильотинированию, а 102 к пожизненному заключению. Не успели французы отдышаться, как летом того же года начались и продолжились беспорядки, организованные подхватившими выпавшее из рук националистов знамя национально-освободительной борьбы коммунистами, беспорядки были локализованы Нге Анем, то-есть родиной Нгуена Патриота. Демонстрации разгонялись французами пулемётным огнём с пролетающих на бреющем полёте самолётов, а число погибших перевалило за сотню. К весне 1931 года, согласно рапортам Сюрте, "было уничтожено" более 2000 активистов, более пятидесяти тысяч последователей и симпазантов были посажены, а Нгуену Патриоту был вынесен заочный смертный приговор.

Самому Нгуену жизнь мёдом в те годы отнюдь не казалась. В Китае он находился нелегально, что делало не только его позицию, но и его самого в физическом смысле очень уязвимым, дело усугублялось тем, что на территории Китая существовали так называемые "концессии" или фактически принадлежавшие "державам" анклавы, где представители соответствующих государств пользовались правом экстерриториальности. Отсюда вытекала полная свобода рук для сотрудников разведок чуть ли не всех государств мира, резвившихся в Китае подобно золотым рыбкам в китайском пруду. В том числе и для сотрудников французских спецслужб, которые шустрили в Китае, не отставая от остальных, так что карасю по имени Нгуен дремать не приходилось.

Но человеческую природу не переделать и, невзирая на свою полную опасностей жизнь, а может быть и так, что именно благодаря свой полной опасностей жизни, Нгуен вдруг и скоропостижно женился. Женился он на китаянке, чьё имя кончалось на Минь. Было ли случайностью, что последний его псевдоним, под которым его и запомнили мир и история, заканчивался так же, или нет, неизвестно, но то, что некоторые политики не лишены известной сентиментальности, не подлежит сомнению.

Будущий Хо Ши Мин с Минь прожил целый год, после чего исчез из её жизни, чему не в силах было помешать даже то обстоятельство, что свидетельницей на их свадьбе была жена Чжоу Энь-лая. Исчезновение молодого мужа диктовалось не легкомыслием, а причинами прямо противоположными - государственным переворотом, произведённым Чан Кай-ши, и последующей резнёй. Через пару лет Минь получила от Хо рукописную весточку из Бангкока и, согласно некоторым биографам, успела повидаться с ним в Гонконге зимой 1929 года, но дальше события понеслись вскачь и Хо стало не до жён. Тем более жён, имевших несчастье родиться китаянками, каковым обстоятельством Хо был попрекаем одолеваемыми националистическим зудом однопартийцами. "Это какой же ты вьетнамский националист, ежели у тебя жена - китаянка? Святое дело национального возрождения несовместимо с китайским кагалом!" Ситуация, слишком хорошо знакомая российским политическим деятелям последних ста лет.

Хо робко оправдывался тем, что жена, мол, необходима ему для более глубокого изучения китайского языка, не замечая смехотворности ситуации, в которой глубокое изучение языка необходимо было не так ему, как Бородину, а у того уже была жена, к услугам которой он мог прибегнуть в любой момент.

Но матримониальные вопросы оказались сущей мелочью на фоне последующих событий.

В 1931 году агент Коминтерна Жозеф Дюкруа с документами на имя Сержа Лефранка был послан в вояж по странам региона с целью инспекции. Главной его целью было ознакомление с итогами деятельности только что тогда созданной Малайской Коммунистической Партии. Поскольку Малайя была не чьей-то, а британской колонией, то деятельность малайских коммунистов интересовала англичан ничуть не меньше, чем товарища Лефранка и английская разведка, получив по своим каналам информацию о коминтерновском ревизоре, установила за ним слежку. Проследили они за ним до Цейлона, но в Коломбо смуглый коминтерновец слился с толпою сингалов, а потом тамилов и англичане его потеряли.

Но поверхность он всплыл в Сингапуре, где у него оказалась запланированной встреча с другим коминтерновцем, китайцем Фу Да-инем, ещё одним строителем, занимавшимся созданием Сиамской Коммунистической Партии. Однако вышло так, что как раз в этот момент Фу попал в разработку местной, сингапурской сигуранцы и его встреча с неким заезжим евпропейцем не могла не привлечь внимания.

Заинтересовавшись гостем и выяснив, что его кличут Сержем Лефранком, сингапурцы заподозрили, что это может быть тот самый Жозеф Дюкруа, ориентировки на которого Лондон разослал по всем городам и весям Юго-Восточной Азии. Догадливые и расторопные сингапурцы тут же цапнули обоих, а потом обыскали номер, в котором остановился человек, выдававший себя за Лефранка. В его личных вещах оказались всякие разные бумаги из тех, что таскают с собою путешествующие и плывущие, как то - билеты, проспекты, журналы (само собой респектабельные, журнала Плейбой тогда ещё не было), но среди этого бумажного бесполезья их ждал сюрприз.

Мы все знаем, что на старуху бывает проруха, так вот кроме старух бывает она и на стреляных воробьёв - Дюкруа по недосмотру не уничтожил полученное им в дороге письмо от Нгуена. От кого письмо сингапурцы не знали, подписано оно было неким Т.В. Вонгом, но на конверте имелся обратный адрес: Гонконг, улица такая-то, дом такой-то и чтобы полиции было легче, даже номер квартиры был указан.

Мнимый Лефранк и китаец Фу были судимы, приговорены и посажены в сингапурскую тюрьму, а пока суд да дело, местные шерлоки холмсы дали маяк уже гонконгским докторам ватсонам. "Ватсон, это же элементарно, я вам даже и номер квартиры даю!"

6 июня 1931 года в два часа ночи полиция Гонконга нагрянула по указанному адресу. Там обнаружили человека, назвавшегося Вонгом. Порывшись в его вещах полиция пришла к выводу, что Вонг это никто иной, как агент Коминтерна Нгуен Патриот. "Вы арестованы!"

Между прочим, взломав двери, полицейские нашли внутри не только Нгуена, но ещё и некую юную особу, назвавшуюся Лай Сам, но по документам оказавшуюся Лай Юнг Туань. Чуть позже выяснилось, что это жена соратника Нгуена по партии, самим же Нгуеном и созданной. Поскольку её присутствие следовало как-то объяснить, а разница в возрасте наводила на разные мысли, то растерявшийся Хо не нашёл ничего лучшего, как отрекомендовать её своей племянницей.

Англичанам это было всё равно, но их хлебом не корми, а дай повод позубоскалить и, очевидно, именно этот эпизод и послужил причиной того, что к Хо намертво прилипло прозвище "Дядюшка".

45

Все знают, что судьба играет человеком, а человек в виде моральной компенсации играет на разных духовых инструментах. Кто в свисток свистит, кто в дудочку дудит, а находятся и такие, что выдувают достаточно сложные мелодии на флейтах водосточных труб, тут главное, чтобы лёгкие были побольше. Но стоит свистнуть судьбе и куда только те дудочники деваются.

Однако бывает так, что судьба человеком не свистит, а играет. И получается в итоге разное. С человеком, понятное дело, не с судьбой. Судьба не проигрывает никогда.

Не так с людьми, которых судьба катит по сукну. Они чаще проигрывают, но бывает, что и выигрывают. Тут уж как повезёт.

Дела дядюшки выглядели неважно. Аресты что в Сингапуре, что в Гонконге производились силами местной, колониальной полиции, и местной властью, в частности губернатором Гонконга, вся эта история воспринималась как нечто рутинное и не очень серьёзное. На первых порах губернатор даже не нашёл нужным уведомить о происшествии Лондон. Дядюшек же в колонии и так хватало и ещё один властям был ни к чему, а так как никаких преступлений на территории колонии Хо совершить не успел, то единственным, что можно было официально вменить ему в вину, являлось отстутствие паспорта и, как следствие, - нелегальное нахождение в Гонконге, а потому решено было его депортировать.

Но тут произошла небольшая заминка, депортировать дядюшку было нетрудно, но немедленно возник вопрос - если депортировать, то куда? Документов у Хо не было, а на предварительных слушаниях он в категорической форме не признал себя Нгуеном Патриотом, заявив, что зовут его Сонг Ман Чо и что по национальности он китаец. Кроме того, он рекомендовал себя националистом и отрицал какое бы то ни было отношение к коммунистам. Попытался он также отрицать и связь с Дюкруа-Лефранком, но его тут же уличили, продемонстрировав найденное у Дюкруа письмо (по другим сведениям открытку) с подписью Хо и обратным адресом.

Дядюшка растерялся, но тут как гром с небес к нему подоспела помощь со стороны человека, гораздо лучше, чем он сам, разбиравшегося в судебном крючкотворстве. Человека звали Фрэнк Лоесби, был он англичанином, а по совместительству местным, гонконгским адвокатом. Откуда он узнал о слушаниях, как и вообще о существовании дядюшки, неясно, версии называются самые разные и взаимоисключающие. По слухам (сегодняшним) он был связан с Хо общим членством в International Red Aid (находившееся в Советской России отделение этой организации возглавлялось небезызвестной Еленой Стасовой и называлось МОПРом - Международной Организацией Помощи Борцам Революции, а занималась организация оказанием правовой и материальной помощи не поладившим с законом революционерам). Насколько это правда, никто не знает, но, как бы то ни было, но свалившийся с Луны Лоесби заявил, что он будет представлять в суде интересы дядюшки то ли Хо, то ли Чо.

За дело он взялся горячо. Горячность же была вызвана тем, что выдачи дядюшки возжелала Французская Республика. Гонконгские власти тут же вздохнули с облегчением, им было совершенно всё равно куда и кому сплавить "китайца Чо", так почему бы и не французам. Так что Лоесби появился очень вовремя, а, появившись, он первым делом сумел убедить суд, что подоплёка дела политическая, а, согласно имевшемуся на тот момент соглашению между Британской Империей и Францией они выдавали друг другу только уголовных преступников, люди же, преследовавшиеся по политическим мотивам, выдаче не подлежали.

На этом этапе в дело вмешался французский консул в Гонконге, принявшийся интересоваться когда, а, главное, куда будут депортированы Нгуен Патриот и Лай Сам (та самая девушка, что так невовремя нанесла ночной визит дядюшке, бедняжка сидела в той же самой гонконгской предвариловке). Поняв, что досадное и докучливое дело с "коминтерновским агентом" приобретает неприятную гласность, гонконгский губернатор счёл необходимым известить о происходящем Лондон. Соблюдая субординацию, он отправил депешу в Colonial Office, то-есть Министерство По Делам Колоний и предположил, что наилучшим выходом из ситуации будет освободить парочку и потребовать от неё покинуть пределы колонии в семидневный срок. А там будь, что будет.

Неизвестно, имел ли сам Лоесби отношение к Коминтерну, но пока он, словно бенгальский тигр, бросался на защиту будущего вьетнамского президента, к его усилиям присоединились коминтерновские газеты в Европе, принявшиеся освещать процесс под нужным, разумеется, углом.

И тут французы совершили оплошность. Жюль Камбон, французский посол в Лондоне, выступил с заявлением, что Франция чрезвычайно озабочена происходящим, так как Нгуен Патриот представляет собою угрозу в международном масштабе и что французы ожидают его высылки в Индокитай, где рассмотрением натворённых им дел займётся генерал-губернатор. Поскольку Камбон был послом, а дипломатия является прерогативой Foreign Office, то теперь о Нгуене Патриоте узнали и там. Узнав, вспомнили, а, вспомнив, удивились. Поудивлявшись же, обрадовались.

До этого момента всё, что происходило вокруг Нгуена, казалось англичанам не особо заслуживающим внимания, с их точки зрения это была маленькая игра маленькими фигурами и с маленькими ставками. Однако после того, как Франция включилась в игру на уровне послов, Англия обнаружила, что у неё в руках булавка, которой она может очень больно колоть далеко не одно только галльское самолюбие.

"Это же надо.., - подумали люди в Лондоне, - недооценили мы тебя, оказывается, Нгуен, выгнали мы тебя когда-то как надоедливую мошку тряпкой в форточку, а ты с тех пор вона как поднялся, вона как сумел французам досадить, ишь ты какой… Молодец, прямо скажем."

Но мало того, что Нгуен оказался не только Патриотом, но ещё и молодцом. Поскольку волею судеб он оказался в поле притяжения сразу двух имперских структур, а именно Министерства Иностранных Дел и Министерства По Делам Колоний, то одно лишь это обстоятельство немедленно превратило его в разменную монету уже внтрианглийской политики, так как министерства всегда соперники. Нгуен обрёл ценность.

Причём чем больше хотели его французы, тем ценнее он становился в глазах англичан, а чем больше росла его цена в Англии, тем больше его хотела Франция. Пешку, которой его когда-то сделали американцы, англичане и французы общими усилиями (но к пользе отнюдь не обоюдной) раздули в коня. Ну, а конь и ходит не так, как пешка.

Смотрите, как ходила им Британская Империя.

Гонконгский губернатор, следуя инструкциям, полученным им от Foreign Offce, начал процедуру выдачи Нгуена Патриота в Индокитай. Защищающий интересы клиента Лоесби тут же настрочил аппелляцию в Верховный Суд Гонконга. После длившихся несколько недель слушаний дело закончилось ничем и вернулось к исходной точке, но зато решением Верхового Суда была освобождена Лай Сам. Её вывели за ворота тюрьмы и сказали, что она вольна валить на все четыре стороны.

Нгуен остался сидеть. Но его судьба теперь никоим образом не зависела от решения гонконгских властей, так как Лоесби подал аппелляцию уже не в судебные органы, а гораздо выше - в Privy Council. Посоветовать так поступить ему мог только очень сведущий и очень влиятельный человек. Дело в том, что Privy Council это нечто вроде надгосударственного органа управления государством, представляющий из себя Тайный Совет монарха, консультирующий его по всяким животрепещущим вопросам. Влияние Privy Council трудно переоценить. И не в последнюю очередь потому, что в тайные советники автоматически попадают члены действующего Кабинета.

Аппелляции рассматриваются Тайным Советом в порядке очерёдности и заранее было известно, что дело, касающееся сидящего на гонконгской киче Нгуена будет рассматриваться через несколько месяцев и на этот срок Лоесби добился разрешения перевести Нгуена из камеры в госпиталь, якобы в связи с открывшимся у сидельца туберкулёзом. Нгуен вовсе не выглядел больным, но по совету Лоесби он таковым сказался и оказался в госпитале (не тюремном). Так как он подал официальную жалобу на то, что его здоровью был причинён ущерб тюремным питанием, то в госпитале его кормили блюдами из ближайшего ресторанчика. Времени у него было много и в тюрьме, но теперь появился ещё и комфорт и Нгуен, который без писания обойтись не мог, начал писать очередную нетленку в виде философского трактата. Трактат, между прочим, писался на английском языке.

46

Оставим ненадолго дядюшку в покое, пусть он пофилософствует, а мы пока немного отвлечёмся. Но отвлекаться мы будем по делу, просто потому, что не уяснив некоторых истин, нам будет трудно понять дальнейшее.

Ну вот, скажем, массовое сознание не в состоянии осознать предназначения так называемых "международных организаций". Не в последнюю очередь потому, что массовое сознание и не может чего-либо "осознавать", оно может только что-то "чувствовать" и по этой причине оратор, обращаясь к толпе, взывает не к разуму, а к чувствам, к эмоциям. Однако процесс чтения требует внутреннего уединения и уже только поэтому написанным текстом можно воздействовать именно на разум, на присущую каждому в той или иной мере рациональность.

А рациональность это как раз то, что может помочь нам если и не разоблачить показываемый фокус, то хотя бы понять принципы, на которых он строится. Возьмём старый уже и вышедший из моды фокус под названием "Коминтерн".

Во времена, когда этот фокус показывали со сцены все, кому не лень, чаще даже, чем нам сегодня показывают фокус "Аль Каеда", сменивший прискучившие фокусы "Глобализация" и "Транснациональные корпорации" (помните такие?), зловещий Коминтерн почитался за нечто невообразимо могущественное. За что-то стоящее не только вне государств, но и выше их. И в борьбе с этой тайной силой одни государства вынуждены были сплачиваться в союзы с тем, чтобы противостоять другим государствам, которым этот самый Коминтерн оказывал демонстративную (это очень важно) поддержку.

И в союзниках в этой благородной борьбе добра со злом оказывались самые разные государства, которых, вообще-то, ничего, кроме этой борьбы, не объединяло и объединить не могло.

Одно лишь это обстоятельство наводит нас на вполне определённые мысли, но мы останавливаться не будем, как не будем и ограничиваться намёками, а окунёмся в конкретику.

Вот есть у нас государство Франция. В этом государстве есть добропорядочнейший гражданин по имени Жозеф Дюкруа. По национальности он француз. И мама с папой у него тоже французы. И жена у него француженка. И детки его малые, хочется им того или нет, но тоже французики. У человека этого кроме настоящего паспорта есть ещё и паспорт подложный. И подложный паспорт этот тоже паспорт гражданина Франции. И имя в этом французском паспорте хоть и фальшивое, но тоже безошибочно французское - Серж Лефранк.

А потом этот то ли то ли дважды, то ли трижды, то ли четырежды француз ловится в другом полушарии, где он занимается созданием нелегальных организаций в БРИТАНСКОЙ Малайе.

Ещё раз - французский гражданин ведёт подрывную работу в Британской Империи и его берут с поличным.

Что после этого должно произойти в реальности понятно каждому - демарши, ноты, протесты, отзыв послов, закрытие консульств, "обострение двусторонних отношений" и в виде развлечения статьи в газетах, организуемые молодёжными организациями пикеты с надувными танками и забрасывание посольств чернильницами. "Жизнь бьёт ключом." С вдохом, выдохом, замахом.

Но то в реальности.

А мы живём в мире, где государству ничего не стоит одну реальность подменить другой. И ему для этого нет нужды нырять с аквалангом, искать древнюю амфору, колупать горлышко с печатью Соломона, выпускать из заточения беднягу ибн Хоттаба и просить старикана об услуге. Зачем все эти сложности? Государству достаточно произнести волшебное заклинание - "Коминтерн", и оно без запинки его произносит.

И тут же, в мгновение ока, одна реальность подменяется другой. И в этой новой реальности деваются куда-то Франция с её французами, француженками и паспортами, а остаётся выхваченный лучом прожектора и присевший от неожиданности убийца, диверсант и шпион. "Держи коминтерновца!" И все послушной толпой с азартом бегут ловить убегающего зайцем "агента Коминтерна" и обычно ловят. "Потом поймали жениха и долго били."

Удобно, правда?

Причём удобно не одной только Французской Республике, но и Британской Империи, потому что если в Коминтерне есть граждане Франции, то там полно и подданных британской короны. И немецкие граждане там есть. И американские. И граждане СССР, а вы как думали. Там находится место индийцам, китайцам и, как выясняется, даже и вьетнамцам. И все они, подняв над головою красивые лозунги, на деле занимаются тем же, чем занимался в Малайе Дюкруа - они гадят. Гадит ведь отнюдь не одна лишь англичанка, гадят все и гадят не под себя, а друг другу. А "международная организация" это что-то вроде банка, куда в виде вкладов помещают гадости, а потом, в случае надобности, со счёта снимают и пускают в ход. А неидоизрасходованное несут назад. "Пусть полежит." До следующего раза. Вклад не портится, хуже не становится, да ещё и проценты растут. Практично, не находите?

И важно в этой ситуации по-настоящему только одно - кто в данный конкретный момент времени этот банк контролирует. Какое государство. И таких главных "держателей" обычно три-четыре и вот они-то за контроль борьбу и ведут, а мелкому вкладчику не до того, не до контроля, ему главное, чтобы банк не лопнул, мелкий вкладчик и сам маленький, и гадости его такие же.

Между прочим "организация" может быть и одним человеком. "Сесилем Родсом". Или "Ротшильдом".

Британская и Германская Империи осуществляют колониальную "экспансию" в Африке. Это имеет неизбежным следствием столкновение "интересов". Столкновение интересов государств означает войну. Ни Британская, ни Германская Империи в горячей войне между собою не заинтересованы, тем более по такому поводу как какое-нибудь "Побережье скелетов" и тогда на свет появляется отважный одиночка или отчаянный авантюрист (это как газеты подадут), который на свой собственный страх и риск отправляется "раздвигать горизонты". К авантюристу непременно находится и частный банкир, снабжающий его всем необходимым и непременно же за собственный счёт (самое интересное, что до сих пор находятся не вышедшие из младшего школьного возраста люди, верящие в эти сказки Матушки Гусыни). А потом отважный авантюрист столбит участок за участком, роет шурфы, подкупает вождей, травит колодцы, пока, продвигаясь к востоку (или западу), не натыкается на точно такого же, как он сам, "искателя приключений" и они начинают выяснять отношения.

В реальной реальности отношения выясняют Британская и Германская Империи, а в реальности, нарисованной на оклеенном газетами заднике мирового театрика, где-то в Африке дерутся два частника. Два человека, раздутые до таких размеров, что прячут за собою каждый по Империи. Сесиль Родс дерётся с Карлом Петерсом. И никаких вам нот протеста и дипломатических демаршей. Какие такие дипломатические демарши могут быть между двумя частными лицами?

Ловко.

Почти так же ловко, как в истории, в которой мы с вами копаемся. Давайте теперь к ней вернёмся, потревожим дядюшку, он уже отлежался, отдохнул.

Итак, дело теперь стало за Тайным Советом. От его решения зависела судьба Нгуена Патриота. Он, наверное, волновался, переживал, но, знай он, как обстоят дела и волнения его как рукой сняло бы.

Перед рассмотрением аппелляции Тайным Советом французы, понимая куда клонится дело и отдавая себе отчёт, что они перестарались и перегнули палку, попробовали сдать чуть назад и новый посол Франции в Лондоне Жак Трюель заявил, что хотя французские власти располагают неопровержимыми данными о причастности Нгуена Патриота к кровавым беспорядкам в Индокитае и невзирая на то, что властями Аннама Нгуену вынесен смертный приговор, они в случае выдачи гарантируют беспристрастный суд, а также то, что приговор не будет "вышкой". Но Трюель и тут не удержался и присовокупил, что выдача будет в интересах прежде всего самих англичан, так как Нгуен был, якобы, связником людей, занимавшихся нелегальщиной в Малайе. Тем самым он лишь укрепил английскую сторону во мнении, что с точки зрения французов Нгуен - фигура. Вместо того, чтобы уменьшить его ценность в глазах англичан, французы добились прямо противоположного эффекта.

Выразилось это в том, что представлять интересы колонии Гонконг перед Тайным Советом был назначен Стаффорд Криппс.

Здесь нам, чтобы понимать о чём идёт речь, опять придётся уйти немного в сторону.

Когда говорят (обычно плачущим тоном), что после распада СССР Запад принялся переписывать Историю, то не понимают, что переписывается не только История в той её части, которая касается Второй Мировой Войны. Если вы берётесь переписать какой-то фрагмент Истории, то вам неизбежно придётся искажать и соседние куски мозаики, иначе новый кусок просто не ляжет на место. И я уж не говорю о злонамеренности, когда те или иные личности (вроде Хауса) целенаправленно и тщательно из Истории вычищаются. Так вот одной из таких личностей является и всплывший в нашем повествовании человек по имени Стаффорд Криппс.

Очень хорошего происхождения, получивший прекрасное образование и, что немаловажно, лично богатый человек, Криппс умудрился стать политиком крайне левого толка. К моменту, когда он предстал перед очами Тайного Совета, в иерархии Лейбористской партии он занимал третье место.

Буквально на следующий после рассматриваемых событий год он основал так называемую Социалистическую Лигу. В 1936 году он стал одним из учредителей Единого Фронта, бывшего попыткой объединить левой крыло Лейбористской партии, независимых социалистов и Коммунистическую партию Англии в единую партию, которая противостояла бы консерваторам, поскольку создание новой партии делала ненужными лейбористов, руководство Лейборитсткой партии исключило Криппса из своих рядов. Он основал известную газету (сегодня это еженедельный журнал) Tribune. В 1940 году он был послан в Москву в качестве посла Британской Империи в СССР, так как считалось, что если кто и сможет найти общий язык со Сталиным, то это может быть только Криппс. В 1942 году он вернулся в Лондон и был введён в состав так называемого Военного (или Малого) Кабинета. Там он резко критиковал Черчилля за действия во внутренней политике. Вопреки сегодяшней версии Истории в реальности Черчилль в какой-то момент начал плохо справляться даже и с теми представительскими функциями, которые были на него возложены и в Букингэмском дворце подумывали Черчилля сменить. Кандидатурой, на которую собирались менять Черчилля был как раз Криппс. Черчилль усидел не в последнюю очередь потому, что у него сложились очень хорошие личные отношения с Рузвельтом, а личные отношения в политике значат очень много. По зрелому размышлению было решено, что бескопромиссный, сухой и язвительный Криппс именно с представительством сочетаться будет плохо.

(Хотя настоящий Политик не может позволить себе роскошь, когда его личные симпатии или антипатии начинают влиять на принимаемые им решения, но политики тоже люди и когда вы в хороших отношениях с вашим визави, то это как минимум позволяет не отвлекаться на преодоление каких-то внутренних отрицательных эмоций и целиком сосредотачиваться на деле, что идёт делу только на пользу. Ну вот, скажем, Хрущёв и Кеннеди друг другу не нравились до крайности, они были настолько разными людьми, что невозможно было найти никаких точек соприкосновения, и обратный пример - Никсон и Брежнев испытывали взаимную симпатию на личностном уровне и не в последнюю очередь поэтому удалось разрядить не одну взрывоопасную ситуацию.)

После того, как было решено оставить Черчилля в премьерах, присутствие в Малом Кабинете Криппса стало неуместным и его в 1942 году назначили Министром Авиационной Промышленности. Формально это было понижением, но на деле, если понимать, что значил для Англии в 1942 году выпуск военных самолётов, это было признанием Властью деловых и организационных качеств Криппса. Помимо этого к услугам Криппса Букингэмский дворец прибег в несколько неожиданной сфере, ему было поручено отправиться в Индию и провести переговоры с Ганди и Джинной с тем, чтобы Индия сохранила лояльность Империи. Через Криппса индийцам были переданы гарантии предоставления самоуправления после войны.

После победы на выборах в 1945 году Эттли немедленно ввёл Криппса в правительство, а в 1946 году он опять был брошен на узкий дипломатический участок, возглавив Cabinet Mission, занимавшуюся обсуждением предоставления Индии независимости. Не успев вернуться в Англию, он был назначен министром финансов, начав проводить драконовские меры по национализации народного хозяйства Великобритании. Работал он на износ, не жалея себя, и в самом буквальном смысле "сгорел на работе". Помимо прочего Криппс (как и любой незаурядный человек) интересен своей неоднозначностью и если Эттли сочетал в себе социалиста и империалиста (на мой вкус это политический идеал), то Криппс сочетал крайнюю левизну с крайней же религиозностью, он был глубоко верующим человеком.

Интересно, что этот бюрократ высшего, так сказать, разбора, после войны был очень непопулярен в массах, что психологически понятно, он проводил жёсткую, если не сказать жестокую политику затягивания поясов, но парадоскальным образом при всеобщей нелюбви Криппс пользовался и всеобщим же уважением, так как вся страна понимала, что то, что он делает, делается им не для собственного удовольствия и уж подавно не в целях собственного обогащения. Как выразился о нём небезызвестный Джордж Оруэлл - "… даже злейший враг не может обвинить Криппса в том, что он когда-либо делал что-то ради денег, популярности или приумножения личной власти."

Ну вот, теперь вам понятно, какого калибра человек был выкачен на позицию, когда речь зашла о судьбе томящегося в гонконгской неволе дядюшки Хо. Криппс это даже не пулемёт, Криппс это одна из пушек острова Наварон. На Тайный Совет Стаффорд Криппс произвёл такое впечатление, что было решено не только немедленно отпустить сидельца, но даже и судебные издержки по делу должна была оплатить казна Его Величества.

47

Итак, решение (внесудебное, а это означало, что всё, что Нгуену вменялось, оставалось в силе) было вынесено - "освободить." Однако освобождение человека без документов предусматривало депортацию. Слово "депортация" произнесено не было, а вместо этого у Нгуена Патриота поинтересовались, согласен ли он добровольно покинуть пределы колонии. Тот бодро ответствовал, что да, согласен (ещё бы он не соглашался! да и бодяга с отсидкой и отлёжкой тянулась к тому моменту уже полтора года и не только Гонконг надоел Нгуену, но и Нгуен надоел Гонконгу). На резонный вопрос, а в каком же направлении он собирается из колонии двигать, хитрый Нгуен заявил, что он желает получить временное убежище в Лондоне, а там, мол, видно будет.

По этому ходу сразу видно, что Нгуен был не дурак.

Дело, однако, в том, что дураками не были и англичане.

Они согласились.

Нгуен захлопотал, собираясь, но, в разгар сборов он вдруг сообразил то, что англичане соображали, давая ему своё "добро". Судно, на котором Нгуен должен был отбыть к берегам туманного Альбиона, на пути следования проходило Суэцким Каналом, в Порт-Саиде оно, как и любое судно, должно было подвергнуться досмотру, а это означало, что на борт поднимутся представители Французской Республики в сопровождении жандармов и с наручниками наготове.

Нгуен покрылся холодным потом и заявил, что Лондон это, конечно, город его мечты, но что попасть туда он должен как-то минуя Суэц. "No hay problema, - сказали ему хорошо знающие английский язык англичане, - как тебе будет угодно, дорогой. Ты можешь следовать в старую и добрую не покидая пределов Британской Империи, так что остаётся такая малость, как заручиться согласием Австралии и Южной Африки, давай их спросим."

Австралия и Южная Африка на запрос ответили категорическим отказом.

"Это ж надо, - сказали англичане. - Ты только посмотри как нехорошо получается. Что теперь-то делать будем?"

Нгуен тяжко вздохнул и решил вернуться в СССР, куда ему возвращаться хотелось не очень. Но тут возникло очередное препятствие - Британская Империя не разрешала советским судам заходить в Гонконг, а ближайшим местом, где можно было, голоснув, попасть на корабль под серпасто-молоткастым был Сингапур. "Хочу в Сингапур" - сказал хмурый Нгуен. "С нашим вам удовольствием" - сказали весёлые англичане и Нгуен оказался в Сингапуре.

Но в промежутке между "хочу" и "оказался" произошло очень и очень интересное. Из гонконгской тюрьмы Нгуена выпустили, но произошло это тайно, что неудивительно, ведь его судьбой озаботился Тайный Совет, но тайное рано или поздно становится явным и ставшего вне прочных тюремных стен совершенно беззащитным Нгуена следовало как-то утаить от шмыгающих по узким гонконгским улочкам явных агентов Сюрте и тайных сотрудников секретных французских служб.

И Нгуен спрятался в доме своего бескорыстного благодетеля Лоесби, а тот, благодеянием не ограничившись, принялся бескорыстно же распространять слухи о скоропостижной смерти Нгуена Патриота в госпитале от чахотки. Так, во всяком случае, об этом рассказывается по сегодняшний день. Не знаю, насколько успешным в роли распространителя слухов оказался Лоесби, но дело в том, что были подделаны ещё и больничные документы, а к ним доступа у Лоесби не было и быть не могло. Причём, поскольку не продавец обманывал на базаре покупателя, а одно государство (БИ) обманывало другое государство (Французскую Республику), то обман должен был выглядеть так, чтобы носа не подточил комар государственный, а он его не подтачивал целых десять лет. Целых десять лет Франция верила в смерть Нгуена в гонконгском госпитале и целых десять лет, получая время от времени свидетельства того, что Нгуен жив живёхонек, французы от них отмахивались как от дезиноформации.

Ну вот, а теперь переместим наше воображение назад, в январь 1933 года, в день, когда Нгуен прибыл в постылый Сингапур. Стоило ему только вразвалочку сойти на берег, как его немедленно арестовали портовые власти, документов-то у него как не было, так и продолжало не быть. Патриот пытался протестовать, но его затащили обратно на судно и сказали - "плыви обратно, нам тут таковские не нужны", и Нгуен поплыл обатно, а что делать? "Обратно" означало Гонконг и Нгуен плыл туда, полон нехороших предчувствий и, как оказалось, не зря. Гонконгские власти арестовали его точно так же, как перед этим сингапурские и под тем же предлогом. "Без бумажки ты букашка!"

Нгуена загоняли в угол.

И загнали. А, загнав, с таким видом, будто делая ему великое одолжение, его неожиданно вывели на улицу и сказали: "Ты свободен. Мы даём тебе три дня. Три дня на то, чтобы исчезнуть. Если по истечении этого срока ты всё ещё будешь находиться в Гонконге - пеняй на себя."

Дядюшка понял, что шутки кончились и что англичане не только не хотят, чтобы он оказался в Лондоне, но что они не хотят ему и легально помогать, не хотят рядом с ним "светиться". Англичане хотели, чтобы он выбирался из Китая в СССР так же, как он в Китае очутился - нелегально.

Человек, попавший в положение, в котором оказался Нгуен Патриот, проявляет чудеса изворотливости, да и не забудем, что дядюшка к тому моменту был уже калачом тёртым, так что он, пораскинув мозгами, вспомнил о женщине. Кто, как не женщина,поможет мужчине в трудную минуту? Раскинутые, а потом собранные дядюшкой мозги напомнили ему, правда, не о жене и не о любимой соратнице Лай Сам, а вспомнил он, что где-то в Шанхае живёт не очень одиноко вдова Сунь Ят-сена.

Для человека решительного придумано значит - сделано, и, не дожидаясь пока истечёт назначенное ему время, Нгуен, напевая про себя что-то вроде "три счастливых дня было у меня с тобой", прокрался в Шанхай, вошёл, счастливо избегнув нечаянного внимания французских агентов, в контакт с вдовой великого человека Сун Цинь-линь (Madame Soong, как называли её сами китайцы), ну, а там уже было делом техники выйти на дисциплинированных членов как будто специально по этому случаю созданной товарищем Сневлитом Китайской Коммунистической Партии, а они тайно переправили дядюшку на борт идущего во Владивосток советского корабля.

И как долго сказка ни сказывается, но скоро уже катил дядюшка Хо по Сибири в обратную сторону. И катил он уже в другом качестве, всего-то семь лет прошло, а возвращался он в Москву тяжеловесом, даром что на вид не скажешь. Много народу о нём теперь знало, много народу (и какого!) в нём участие приняло, и практика, и теория, и языки, всё было при нём, даже и тюремная отсидка, а ведь никто иной как Махатма Ганди сказал, как в граните отлил, что человек, не побывавший в заключении, не может считатся полноценной личностью.

В Москве его встретили как героя. И не просто как героя, а как героя, вернувшегося с того света. В Москве ведь тоже газеты читали и студенты из Индокитая точно так же, как и французы, считали, что Нгуена нет уже в живых, они даже и заочную траурную церемонию организовали, но дядюшка явился им подобно птице Феникс, добавив ещё сияния в окружавшую его ауру несгибаемого революционера.

А потом он отправился в Крым, лечить застарелый, полученный в гонконгских застенках туберкулёз. И произошло чудо, покинув санаторий, дядюшка Хо прожил после этого почти сорок лет. Нет на свете лекарства целительнее, чем волшебный ялтинский воздух.

48

Пришла пора нам с дядюшкой на время расстаться. Вы уже имеете некоторое представление о его личности, кто он, что он и с чем его едят. Рецептура сложная, конечно, но не уникальная. А теперь из микромира перенесёмся в мир макро. Взлетим повыше и окинем Шар Земной орлиным взором. А потом, не теряя из виду Вьетнама целокупно и в частностях, оттопырим чуткое ухо и прислушаемся. Обнаружим мы, что эфир полнится звуками. В том числе и человеческой речи. Настроим фильтр таким образом, чтобы он реагировал на слова "США+Вьетнам" и посмотрим, какую словесную добычу наши сети нам принесут. Как только мы это сделаем, то обнаружим, что самым употребимым словом применительно к этой связке будет слово "авантюра".

"Американская авантюра во Вьетнаме".

Неважно, верят ли или верили в то, что они писали и пишут все эти аналитики, обозреватели и собспецкоры, но нам никуда не уйти от той очевидности, что в "американскую авантюру" верит массовое сознание. Другими словами, уже неотфильтрованными, люди, те самые люди, которые покупают лотерейные билеты, играют на бирже, в карты и в шашки, усаживают себя перед телевизором, отдают кровно заработанное чёрти кому и по первому зову бегут защищать Белый Дом, свято верят, что государство ничем не отличается от них и точно так же "голосует сердцем".

Попробуем не быть похожими на легковерных и, не поверив, что у МММ нет проблем, разберёмся хотя бы в первом приближении с тем, как США вообще оказались во Вьетнаме. Ну и заодно с действиями американцев тоже, кто чего хотел, кто что получил, кто выиграл, кто проиграл, кто пирамиду строил и кто куш сорвал. Одним словом, попробуем разобраться была авантюра авантюрой или была она чем-то другим.

Далеко мы ходить не будем, а начнём с 1941 года.

В феврале 1941 года в США было опубликовано эссе, немедленно ставшее известным каждому американцу. Ничего удивительного в этом не было, так как эссе написал человек по имени Генри Лус, а сделать так, чтобы быть всеми услышанным, ему ничего не стоило - он был издателем, создавшим к 1941 годку такие рупоры как журналы Time, Life и Fortune.

Эссе называлось достаточно просто - The American Century или "Американский Век". Несмотря на кажущуюся простоту не только названия, но и содержания, а, может, именно благодаря доходчивости эссе сегодня (да-да, даже и сегодня) почитается как "… one of the key documents in the history of America…".

Если попытаться изложить суть написанного Лусом одним предложением, то можно сказать, что эссе призывало Америку осознать себя, осознать своё положение в мире и выйти из изоляции.

Вот ключевой абзац эссе:

America cannot be responsible for the good behavior of the entire world. But America is responsible, to herself as well as to the history, for the world-environment in which she lives. Nothing can so vitally affect America’s environment as America’s own influence upon it, and therefore if America’s environment is unfavorable to the growth of American life, then America has nobody to blame so deeply as she must blame herself.

Столь значимым артефактом американской истории эссе делает то, что оно было проговоренным словами решением тогдашней элиты США. "Декларацией о намерениях". Чем-то вроде "иду на вы". Не по букве, но по духу оно соответствовало сталинскому "мы отстали от передовых стран на 50-100 лет и мы должны пробежать это расстояние за 10-15 лет, иначе нас сомнут".

И Сталин, и выражавший в 1941 году интересы американского общества Рузвельт не только понимали суть происходивших событий, но они оба увидели в них возможность "прорыва". Оба увидели в надвигавшейся (в американском случае уже надвинувшейся) второй фазе мировой войны исторический шанс. "Либо мы этот шанс используем, либо нет."

Пан или пропал.

В приводимой повыше цитате из The American Century обращает не себя внимание настойчиво проводимая мысль - "если среда, в которой существует Америка, неблагоприятна для американского образа жизни, то винить в этом Америке некого, кроме самой себя."

Какой контраст с позиционированием российской элиты начала ХХ века! И не только тогдашним, но и сегодняшним американцам даже и в голову не пришло бы поднимать на щит человека, с неуместным и жалким пафосом возгласившего что-то вроде - "дайте нам двадцать лет мира и вы не узнаете нынешнюю Америку!"

В 30-е годы прошлого века политическая верхушка что в США, что в СССР отчётливо понимала то, что было недоступно пониманию людей, по какому-то недоразумению причислявших себя к русской элите в предверии Первой Мировой - "дайте" означает "пощадите".

И если кто-то вам "не даёт", то виноваты в этом не злые люди. Они не злые, просто они стараются не для вас, а для себя, и с их точки зрения вы тоже не очень добрые. И просить что либо у кого-то - последнее дело, так же, как и винить чужую победу в собственном поражении. "If America’s environment is unfavorable to the growth of American life, then America has nobody to blame so deeply as she must blame herself."

Эссе Луса (любителям искать и находить в реальности символы, как знаки свыше, будет интересно узнать, что luce означает "свет" и одновременно же на английском слэнге "лус" это "щука", та самая, которую видят в ночных кошмарах караси) было написано в феврале 1941 года, война уже идёт и, хотя ни США, ни СССР в войну ещё не вступили, понятно, что отсидеться не удастся. И американцы, точно так же, как и русские, в начале 41-го ещё понятия не имеют кто в этой войне выйдет победителем, но в войну никто не вступает с целью её проиграть и, начиная войну, государство уже строит послевоенные планы. То же самое сделали и американцы. Но поскольку для них "план" это не совсем то же самое, что для остального человечества, то и в данном случае они подошли к делу со всей ответственностью и "послевоенная реальность" (о которой они ещё не знали, что она воплотится в реальность) была ими продумана со всей возможной детализацией.

Помимо всего прочего (и очень интересного прочего) генералы объяснили "Рузвельту" (не одному человеку, а тем, "кто принимает решения"), что если США окажутся одним из победителей (вторым победителем могла быть либо Германия, либо Британская Империя, которую в этом качестве очень быстро сменила Россия, американская политическая верхушка это и так, без генералов понимала) и ей придётся играть глобальную роль, то главным с точки зрения безопасности для США станет район Тихого океана, так называемая Pacific area, то-есть западное направление (для второго победителя, кто бы им ни был, это же направление является восточным) и так как США придётся "сдерживать" того, кто будет доминировать в Евразии, то в качестве опор для американского боевого треножника должны служить Австралия, Индия и Япония.

Эти три точки - ключевые.

Всё, что расположено между ними должно рассматриваться не как нечто самоценное, а как что-то вроде коммуникаций, связующих Австралию, Индию и Япония вместе. В "между" попали Индонезия, Индокитай, Филиппины и Тайвань, образующие своеобразную "цепочку" или "первую линию обороны".

Филиппины у американцев уже были.

Австралия досталась американцам легко, им её подарили японцы, захватив Сингапур. Образно выражаясь, Япония потрясла английскую яблоню и американцы подставили не голову, а раскрытые ладони, куда яблочко с надписью "Австралия" на румяном бочку и упало.

Но вот над всем остальным им пришлось потрудиться трудами тяжкими.

"В поте лица их."

49

В "системе сдерживания" Индокитаю отводилась особая роль. Напомню, что Вьетнама тогда не существовало, его ещё только предстояло создать, и, будучи созданным, Вьетнам превращался в нечто вроде "Афганистана", в связывающий воедино множество концов узел, в место, откуда можно, не вставая со стула, дотянуться рукой до нынешних Лаоса, Камбодии, Таиланда, Бирмы, Малайзии, Индонезии и Китая.

И КИТАЯ!

Но Китай просто мы пока отложим в сторону и вернёмся к Китаю Индо.

Вступая в войну в 1941 году, США делали это не затем, чтобы, отбившись, почивать на лаврах, они прекрасно понимали ту истину, что большая война и победителя делает большим, а истина на то и истина, чтобы делать познавших её свободными, и война масштабом во Вторую Мировую на выходе дала США, какими мы их сегодня знаем, и СССР, каким он был в 1945-1985 годках-годочках. Витающее в воздухе предчувствие говорит нам, что следующая война превратит победителя в нечто качественно иное, в нечто, ещё человечеством невиданное, а, может, и виданное, но за давностью времени прочно забытое.

Целью США было достижение политического дуализма - в сложившейся системе человеческого общежития они хотели быть одновременно судьёй и полицейским мира. Никем не принимается во внимание тот идеологический аспект, что, победи в Холодной Войне СССР, и России пришлось бы играть ту же самую роль и одним из основных, если не решающим недостатком советской пропаганды было то, что эта очевидность никак не проговаривалась словами и, как следствие, не осознавалась и не осмысливалась массовым сознанием. Цель государства сознательно (что оказалось самоубийственным) размывалась и затуманивалась, реальная цель и реальные задачи по её достижению подменялись расплывчатым и в высшей степени неконкретным "построением коммунизма".

В отличие от этой борьбы "за всё хорошее" США боролись за победу, они боролись за то, чтобы Pax Britannia был сменён на Pax Americana. Кроме того, они отчётливейшим образом понимали, что мало быть либо судьёй, либо полицейским, а нужно совмещение этих ролей, ведь если вы хотите быть тем, кто "производит" реальность, то одного вынесения приговоров недостаточно, у вас должно ещё и достать сил на приведение этих приговоров в исполнение.

При этом люди не отдают себе отчёта, какие усилия требуются для "держания мира" и насколько сложны задачи, которые приходится решать "удерживающему".

Вот в чём главная трудность - вы должны перехватить управление миром, не разрушив при этом мир.

А это невообразимо трудно. Невообразимо трудно даже для понимания, что уж говорить о "делании". И это при том, что нужно ведь понимание не двух-трёх человек, а нужно коллективное понимание "головы" государства, той прослойки общества, которую люди бездумно называют "элитой". А она всегда разная, человеческий материал разнится не только от государства к государству, но ещё и от времени к времени.

Давайте рассмотрим несколько иллюстраций, показывающих, чем приходится заниматься государству, вышедшему на маршрут, ведущий к вершине. Вот идёт у нас Вторая Мировая. Горячая до того, что горячее быть не может. Америка ведёт её последовательно на Тихом Океане, в Северной Африке, в Италии и, наконец, - "Второй фронт". Пропагандистски это изображалось (и продолжает изображаться) таким образом, что США шли от малого к большому, начали где-то там, на задворках мира, и постепенно, постепенно подбирались к главному, к центру событий, к Европе. Проблема в том, что для самих США (а это означает "для реальности") картина выглядела вовсе не так. Для них приоритетом как раз и была периферия мира. США спасали "зоны влияния" великих держав. Они не позволяли им "рассыпаться".

И кому именно принадлежала та или иная "зона" не имело, вообще-то, никакого значения и было так потому, что американцы спасали зоны не для их истинных владельцев, а для будущего победителя, а в победителях они видели себя.

Никто не хочет смотреть правде в глаза, а правда заключается в том, что в реальности не было никаких "народов, освободившихся от колониального ига". Народы колоний не освобождались, а их освобождали. Независимость ими не завоёвывалась, а им её дарили. Дарили победители во Второй Мировой. А их было всего два - США и СССР. Колонизаторы из колоний не сами уходили, а их заставляли уйти. И заставляли опять же победители. И, получив из рук победителей во Второй Мировой независимость, бывшие колонии немедленно попадали в ту или иную "сферу интересов", а их было всего две, точно по числу победителей. И хотя случалось иногда так, что эти интересы сталкивались, как, скажем, в Бельгийском Конго, но обычно всё удавалось "разрулить".

Так вот, спасая на этапе Второй Мировой чужие "зоны влияния", США спасали и французскую зону влияния, в том числе и Индокитай. И делали они это невзирая на то, что Франция была врагом. Согласно сегодняшней версии Истории (она не окончательная, не переживайте, её ещё много раз перепишут, точно так же, как переписывали в прошлом) Франция была членом антигитлеровской коалиции и мужественной борцуньей с фашизмом, но в реальности было не так. В реальности Франция была разделена на две части, одна из которых фактически вошла в Рейх, а другая стала союзницей Германии с перспективой когда-нибудь в Рейх попасть. И давала Франция Рейху не только солдат и рабочих, но и снабжала Вермахт самой разнообразной военной продукцией вроде боеприпасов и авиамоторов, а также, будучи, как никак, государством индустриализованным, автотранспортом. Главным фронтом для Рейха был фронт Восточный и по этой причине французский вклад шёл главным образом туда, и потому получалось, что в некоторых мотозированных частях Вермахта, воевавших в России, автопарк до 80% состоял из автомобилей французского производства. Так что антисоветчики, очень любящие пускать в ход довод насчёт поставленных по ленд-лизу Студебеккеров, делают это по невежеству, да, у немцев не было Студебеккеров, но зачем они были им нужны, если у них была Франция. Но главное не в машинах, хотя каждому дураку понятно, что на машине ездить лучше, чем ходить пешком, главное в том, что Франция была житницей Германии. И всю войну французы и француженки щедро наполняли закрома Рейха всем тем, что удавалось вырастить и откормить на бескрайних просторах французских полей. Но и это ещё не всё, так как нам никуда не деться от того приятного для французов обстоятельства, что всё, что попадало с французского стола на стол немецкий - оплачивалось.

Но и это ещё не всё, чтобы завершить картину, нам не избежать последнего мазка в виде рассмотрения роли Франции и на Тихоокеанском театре Второй Мировой. А то, что Франция делала (или не делала) там, если чем и отличалось от того, что Франция делала в Европе, так разве что в худшую сторону.

В 1941 году французская сторона и Япония подписали "договор о взаимной обороне", после чего японские войска оказались в Индокитае, не иначе для того, чтобы взаимно обороняться, а французский Индокитай превратился для Японии в один из главных источников сырья и продовольствия. В частности Индокитай стал основным поставщиком риса в Японию. В 1941 году французы поставили японцам 600 тыс. тонн риса, в 1942 - миллион тонн, в 1943 - чуть больше миллиона тонн и в 1944 чуть меньше миллиона. И не бесплатно, конечно. Когда у японцев дела пошли плохо, то они под конец принялись расплачиваться "государственными бондами" и прочей бумагой, но до 1943 года Япония исправно платила Франции за все эти миллионы тонн золотом. А ещё она платила французам золотом за поставленные из Индокитая нефть, уголь, цемент, джут, сахар и каучук. Причём для Франции это было выгодно вдвойне, так как доставалось ей всё это добро не даром даже, а получалось так, что индокитайцы (и вьетнамцы в том числе) ей ещё и приплачивали.

Скажем, производство риса было обставлено таким образом, что французы обложили крестьян чем-то вроде продразвёрстки при твёрдых закупочных ценах в 19 пиастров за кинтал (центнер) риса. Сдавать рис крестьяне должны были кровь из носу под угрозой конфискации земли. Если кто-то не мог дотянуть до установленной для него нормы сдачи, то он обязан был покупать недостающее на рынке по рыночным ценам, а они доходили до 54 пиастров за кинтал, так вот и получалось, что нищий крестьянин платил на базаре 54 пиастра за кинтал, а потом французы давали ему щедрой рукой целых 19 пиастров, а рис они отдавали японцам, а полученное золото клали кто в карман, а кто в Crédit Lyonnais.

В 1943 году в Тонкине (так тогда назывался Северный Вьетнам) начался голод, но французы умудрились даже и оттуда выжать в 1943 году 130 тыс. тонн риса, а в 1944 - почти 200 тыс. тонн. В 1944 году, когда из-за американских бомбёжек подвозка угля стала невозможной, французы (в голод) принялись топить рисом электростанции.

Недальновидно они себя вели. Считали, наверное, что сделали верные ставки и что победа близка. А, может, думали, что кто бы ни победил, им без разницы. Были японцы, будут американцы, а кинтал останется кинталом. А золото останется золотом. Насчёт золота всё верно, но только французы забыли, что если они старались для себя, то и другие тоже стараются для себя и что с точки зрения этих других они всего лишь лягушатники. И не все настолько простодушны, чтобы позволить одной эскадрилье "Нормандия-Неман" заслонить собою миллион автомобилей, полученных немцами от Франции.

50

Перекрёсток и регулировщик.

Этот понятный и знакомый любому образ поможет нам лучше представить себе суть событий, завертевшихся вокруг рассматриваемого нами фрагмента геополитической реальности, всего одного, а их - много, и если очень сложна игра в Юго-Восточной Азии, то можете прикинуть степень сложности игры в целом. Но не будем отвлекаться. Итак, Индокитай как перекрёсток и регулировщик как… Кто у нас там был в регулировщиках? А, вспомнил, Франция была. С примкнувшими к ней самураями.

Ну, а пока французы с японцами думали, что они французы и японцы, примерно так же, как пелевинские ткачи думали, что они ткачи, на перекрёсток позарились люди более серьёзные, да и чего ж не позариться, полосатой палочкой всякому приятно поуказывать. "Тебе налево, тебе направо, тебе стоять, ты, скотина, штраф гони, а с вами, гражданин хороший - пройдёмте!"

Между прочим, что бы кто ни думал, а взаимоотношения государств этой полицейской зарисовкой описываются куда лучше, чем высоколобыми рассуждениями аналитиков, которые думают, что они аналитики. Ну да не будем их от думания отвлекать, а отправимся-ка мы прямиком в 1943 год. Это нетрудно, воскликнем по-французски "voilà" и мы - там.

На дворе у нас - 1943 год. Год Великого Перелома. Год, когда взболтанная кофейная гуща улеглась и проступивший на дне чашки приятного цвета рисунок рассказал пытливому взору всю правду про то, кто всех румянее, кто всех белее, кого в Нюрнберг, с кого репарации, а кого так и вообще с размаху зеркальцем по башке.

Ну и поскольку всё стало ясно, то государственная мысль заработала в направлении, гущей подсказанном, и направление это диктовалось неумолимой логикой событий и стоило только по этой дорожке двинуться, как мысль была облечена в слова. Слова простые и доходчивые, чуть позже принявшие вид государственных документов вроде меморандумов Государственного Департамента и служебных записок президента Рузвельта государственному секретарю Халлу.

Суть документов в расшифровке не нуждалась.

Имеем: If France is denied its former status in Indochina it will be, to a certain extent, further weakened as a world power.

Для того, чтобы "если" превратилось в "стало", нужно, чтобы слова обернулись делами.

И за делами дело не стало: I[4] saw Halifax[5] last week and told him quite frankly that… …Indo-China should not go back to France.

Год Великого Перелома ознаменовался двумя конференциями - Каирской и Тегеранской. Двумя встречами в верхах. В Каире с 22 по 26 ноября встречались Рузвельт, Черчилль и Чан Кай-ши. Двумя днями позже в Тегеране прошла встреча на высшем уровне с участием Рузвельта, Черчилля и Сталина. В Каире переговоры крутились вокруг Тихоокеанского театра и, поскольку СССР на тот момент с Японией не воевал, то конференция прошла без участия Сталина. Обсуждая на каирской встрече планы не только военные, но и послевоенные, Рузвельт сделал Чан Кай-ши заманчивое предложение. Он сказал, что США готовы отдать Индокитай Китаю. Отдать не в смысле включить Индокитай в китайскую сферу интересов, а в смысле - включить Индокитай в состав китайского государства. Попросту говоря, это означало, что американцы предлагают Китаю воевать с Францией за Индокитай и закулисную американскую поддержку. Рузвельт "забросил леща" и, спрятав острый взгляд, выставил ухо в ожидании ответа.

Чан отказался. Сразу и наотрез.

Ему следовало этим и ограничиться, но он захотел объяснить причину отказа и с солдатской прямотой сказал буквально следующее: "…нам не нужен Индокитай, у нас слишком долгий опыт взаимоотношений с вьетнамцами и мы заранее знаем, что не сможем их ассимилировать."

Чан не должен был этого говорить, но он это сказал, а американцы тут же намотали сказанное на длинный американский ус.

В Тегеране Рузвельт поставил вопрос немного по-другому. На "приватной" встрече со Сталиным (они встречались с глазу на глаз, Черчиллю в подобной встрече было отказано, так же, как было отказано английской стороне, добивавшейся проведения двусторонних англо-американских переговоров до Тегерана, и было так потому, что американцы не хотели создавать у СССР впечатления их "сговора" с англичанами. Рузвельт, в расчёте на то, что это дойдёт до советских ушей, даже заявил, что "англичане не делают того, что они обещали русским, и всё это предприятие - он имел в виду "союзничество" - держится исключительно потому, что мы свои обещания выполняем.") он поднял "колониальный вопрос". Обращаю ваше внимание, что инициатором этого была не советская сторона. Когда на встрече речь зашла о вступлении СССР в войну с Японией, Рузвельт спросил, "что господин Сталин думает о колониальных владениях в Азии?". Сталин, прекрасно понимая (они с Рузвельтом вообще очень хорошо друг-друга понимали и "понимали") о чём идёт речь, ответил, что он против того, чтобы союзники (русские-американцы-англичане) проливали кровь, восстанавливая французское влияние в Азии.

Рузвельт был ответом удовлетворён. Но Сталин пошёл дальше.

Вот что он сказал следом: "Франция не должна получить назад Индокитай, французы должны быть наказаны за преступное сотрудничество с Германией."

Это слова, описывающие реальность. Это реальность, как её видели в тот момент СССР и США. Это реальность победителей. Уже врагов, но ещё союзников. Это так называемое "совпадение интересов". Кино про обаятельных лётчиков из эскадрильи "Нормандия-Неман" и Ив Монтан это для газет. Для обывателя. И не только для обывателя, но и для "Эренбурга", который думает, что он не обыватель.

Две стороны. Реальность и реальность, одной из которых суждено превратиться в иллюзию. Интересы и интересы, и одни из них должны стать "интересами". Своё и чужое. "Мы" и "они".

Франция с ни о чём не жалеющей Эдит Пиаф, и реальность, в которой Франция должна быть наказана за своё преступное сотрудничество с Германией.

Можно не жалеть о совершённых ошибках, можно о своём нежалении сказать прозой, можно стихами, можно даже о нём пропеть, но ошибки имеют свою цену и ошибки эту цену с тех, кто их совершает, взимают.

Совершивший ошибку платит. Платит проигравший.

Не хотите платить сегодня? Да пожалуйста, не платите. Заплатите завтра. С процентами, набежавшими на ваши ошибки. Что, и завтра платить не хотите? Да ради Бога. Заплатите послезавтра. Можете через месяц. Можете через шесть дней.

Цена ошибок со временем только растёт. И цена исторических ошибок растёт тоже. Можно попытаться не платить, можно сказать "я не я", можно даже русским назваться россиянами, но когда будет предъявлен счёт, платить будут не россияне, платить будут русские.

Русским ли того не знать.

51

Но тогда это ещё не теперь и шла тогда к концу позапрошлая война и русские тогда своё дело знали туго, так что мы можем за них, тогдашних, не волноваться и, предоставив их своей судьбе, смело вернуться к делам индокитайским.

Рузвельт, заручившись согласием СССР и Китая, принялся использовать высказывания Чана и Сталина как козыри уже во внутриполитической борьбе, немедленно затыкая рот оппонентам тем, что его точка зрения на послевоенную Азию всемерно поддерживается генералиссимусом Чанг Кай-шеком и маршалом Сталиным.

Поскольку времена тогда были не только военные, но ещё и не искажённые нынешней полит-коррекцией, то о многих вещах говорилось открыто и честно, вот как, скажем, о нежелательности присоединения той или иной территории по причине невозможности ассимиляции аборигенов.

Но откровенность первых лиц ассимиляционными вопросами не ограничивалась и шла дальше, доходя до пределов, в наши дистиллированные времена непредставимые.

Дадим слово Франклину Делано Рузвельту. Послушаем, что он говорил.

(Колониальный вопрос одной Францией ведь не ограничивался, Вторую Мировую Войну проиграла не одна Франция, а Европа целиком, так что получить "независимость" должны были отнюдь не одни лишь французские колонии. Вот, скажем, считается немерянно пострадавшей маленькая несчастная Голландия и победители её от немецкой оккупации и впрямь освободили, но вот то, что, "освобождая" голландцев, их одновременно же освободили и от Нидерландской Восточной Индии, массовым сознанием не видится ни в фас, ни в профиль, ни в упор.)

Итак, Рузвельт. Прессконференция от 23 февраля 1945 года:

- На протяжении вот уже двух лет меня очень беспокоит Индокитай, я поднимал этот вопрос на встречах с Чан Кай-ши в Каире и со Сталиным в Тегеране и они оба согласились со мной. Французы не должны получить Индокитай назад. Они пробыли там целое столетие и ничего не сделали, чтобы хоть как-то образовать этих людей, и это при том, что они получили десять долларов на каждый доллар, вложенный ими в Индокитай. Народам Индокитая должна быть предоставлена независимость, но они ещё не готовы к собственной государственности. Я предложил, чтобы Индокитай управлялся неким органом опеки, куда вошли бы француз, один-два индокитайца, китаец, русский, может быть филлиппинец или американец, с тем, чтобы научить их, как осуществлять самоуправление. На Филиппинах у нас на это ушло примерно пятьдесят лет.

Сталину идея понравилась. И Китаю она понравилась. Британцам она не понравилась. Это потому, что они боятся за свою Империю, боятся, что если независимость получит Индокитай, то того же захочет Бирма. Французы много говорят о том, что они собираются вернуть Индокитай силой, но у них нет даже достаточного количества судов, чтобы справиться с этой проблемой. В общем, вся эта история приводит англичан в бешенство. Чан согласен. Сталин согласен. Что же до британцев, то они только бесятся. Я не хотел бы распространяться на эту тему.

… я тут ознакомился с очень интересной точкой зрения, высказанной королевой Вильгельминой, по-моему, это из официального заявления по поводу будущего её островов, так вот её мнение отлично от британских планов. Она считает, что яванцы не совсем готовы к независимости, но они близки. Можно сказать, что Ява, с помощью других наций, будет готова к независимости в ближайшие несколько лет. Яванцы хороший народ, довольно таки цивилизованный. Голландцы женятся на яванках и допускают яванцев в свои клубы. Англичане малайцам подобного не позволяют.

Так вот позиция королевы заключается в том, что некоторым из голландских владений может быть предоставлена независимость. Как только Ява будет готова к независимости, следует помочь ей стать членом федерации. То же самое с Суматрой. Я спросил её - "а как насчёт Борнео?". Она сказала - "этого мы даже не обсуждали, они же по-прежнему охотники за головами, чтобы дать им образование и хоть как-то цивилизовать, потребуется лет сто". Я спросил её - "а как насчёт Новой Гвинеи?". Она всплеснула руками и сказала, что Новая Гвинея это низшая форма разумной жизни на Земле и что Британская Новая Гвинея и Папуа отстают от остального человечества на два столетия.

Чрезвычайно поучительный монолог, как и чрезвычайно поучительна приводимая там беседа, позволяющая очень многое понять и по-новому оценить то, что вроде бы уже быльём поросло.

Во-первых, это разговор людей, осознающих за собой некую миссию и видящих себя не цивилизаторами даже, а Прогрессорами. Во-вторых, у нас на глазах происходит переход собственности от старого владельца к новому. Старый владелец проиграл и водит победителя по оставляемому имению. "Вот это мезонин, вот это амбар. Забор надо бы починить, всё как-то руки не доходили. Вон там скотный двор. А вот это вишнёвый сад."

Всё это спокойно, без истерик и высоких чувств с нечаянными слезами. Да и эмоции в подобной ситуации были бы не только глупы, но ещё и пошлы, а как победитель, так и проигравшая люди не просто цивилизованные, а задающие рамки этой самой цивилизованности. И в чём-чём, а в логике им не откажешь. Как и в известном бескорыстии. Ну какая такая корысть в том, чтобы дать образование папуасам.

В этом месте мы подходим к очень важному.

Смотрите - решается вопрос предоставления независимости государству, которое через несколько лет назовёт себя Индонезией.

В это государство можно включить Суматру с Явой и это будет одно государство. Можно добавить к нему Борнео и Сулавеси и это будет уже совсем другое государтво. И можно к Яве, Суматре, Борнео и Сулавеси добавить Новую Гвинею и это будет третье государство. Называться все три государства будут одинаково - Индонезией, но это будут три разные Индонезии. В первую очередь (эта очередь первее географической) разные качественно. Самый высокий уровень будет у Индонезии, состоящей из Явы с Суматрой, и самый низкий уровень будет у самой большой Индонезии, просто потому, что её будет тянуть вниз Новая Гвинея. Средний уровень населения, состоящего из яванцев-суматрийцев, будет выше уровня населения из яванцев-суматрийцев-даяков-сулавесийцев, а их уровень будет выше температуры, средней по палате, где лежат яванцы-суматрийцы-даяки-сулавесийцы-папуасы.

И если Я-С-Д-С-Н-Г захотят, чтобы их уровень соответствовал идеальному в их положении уровню Я-С, то им придётся пойти на вполне определённые жертвы, чтобы поднять папуасов до уровня хотя бы даяков.

Эта грубая (в реальности она несопоставимо сложнее) картинка позволяет понять, почему все хотят "в Европу" и мало кто хочет "в Россию". В первом случае задаётся "планка" где на одном конце коромысла висят французы с немцами, а на другом "страны Балтии" с болгарами, и для того, чтобы держать равновесие, германо-французы идут чуть вниз, а какие-нибудь македонцы взмывают высоко вверх. "Лепота!" Для тех, кто идёт вверх, понятное дело. В случае с Россией не то. Там внутреннее равновесие приходится выдерживать между "лицами славянской национальности" и некоторыми народностями Северного Кавказа, и неторопливые прибалтийцы, будучи помещёнными "в Россию", неминуемо окажутся на том конце коромысла, которое опускается, а они хотят подниматься.

Но вот с точки зрения государственных интересов России (или Индонезии) как раз очень выгодно включить в себя тех же прибалтов (или яванцев), чтобы с их помощью хоть немного подтянуть к среднему уровню пляшущих лезгинку "горцев" (или "охотников за головами").

Можно не заморачиваться, можно, подняв националистические знамёна, бороться за независимость одной Явы (или Восточного Тимора). Сочувствующие найдутся тут же, они и подскажут, они и помогут. Проблема только в том, что "человек один не может ни черта" и такой маленький, но гордый Восточный Тимор окажется совершенно беззащитен против внешних угроз и тиморцев тут же подвесят к какому-нибудь коромыслу, и подвесят не спрашивая, и подвесят на кукане.

Другими словами, отбросив пример с коромыслом, победитель получает возможность равнять уровни тех, кто проиграл. Тот, кто поднимается на вершину пирамиды, равняет всех, кто ниже. И потому проигрывать ни в коем случае нельзя. Вот вчера Голландия у вас на глазах решала кто там в Восточной Индии от кого на сколько лет отстал, и осаживала забежавших вперёд, и подтягивала отстающих, а сегодня она проиграла и победитель, балансируя, ловит равновесие в положении, где с одной стороны Новая Гвинея, а с другой - сама Голландия.

52

Прежде чем вернуться из макро в микро, из мира больших величин в мир, каким он видится нашим человеческим глазам, посвятим один пост контексту, резанём решительно тогдашние события не скальпелем, а тесаком и срез даст нам тогдашнюю картину мира, а с тем, чтобы срез не был плоским, сделаем его не одномоментным, а нескольколетним, это сразу придаст картине глубину, ту самую, куда можно нырнуть, откуда можно вынырнуть и где можно поплавать. И где можно утонуть. Но мы тонуть не будем, есть ещё у нас в этом мире дела.

Рамки среза - самый конец Второй Мировой и первые послевоенные годы. Атлас открыт на той страничке, где находится раскрашенная во все цвета радуги карта Юго-Восточной Азии и нам очень хорошо видно, что тянется от этого перекрёстка вверх, как и то, что уходит от него вниз. Июль 1943 года остался позади и Америка уже знает, что она вышла в финал. Как знает она и то, что вторым финалистом оказалась Россия. Очертания послевоенного мира с каждым днём обретают всё большую отчётливость и Америка со всё большей же отчётливостью понимает, что всё складывается так, как она и предполагала. А предупреждён - значит вооружён. Америка готова к приходу именно этого варианта будущего.

И хотя война ещё продолжается, США приступают к постойке Большого Барьерного Рифа, они хотят отгородить тихую океанскую заводь от Евразии, но только у них, в отличие от матушки-природы, нет в запасе миллионов лет, а есть у них несколько раз по 365 дней.

Задачи, которые перед ними стоят: первым делом расчитить поляну, расчистить стойплощадку, убрать из Азии "колонизаторов", причём убрать всех, не только врагов, но и тех, кто продолжает "считаться" союзником. В отвал следует отправить колониальные империи Японии, Британии, Франции и Голландии и из обломков самовластья должны быть понаделаны кирпичики "национальных государств". Опыт у американцев уже есть, они проделали подобное в Версале, разрушив Австро-Венгрию, причём та стройка была хоть и меньших масштабов, но зато велась в куда менее выгодных условиях, а сейчас США нет нужды оглядываться на кого бы то ни было, поскольку и второму победителю, СССР, то, что американцы делают в Юго-Восточной Азии выгодно, так как ослабляет старые европейские державы и ограничивает их возможности влиять не только на дела в послевоенном СССР, но и на Восточную Европу.

Заботит американцев лишь одно - время. Это единственный фактор, с которым они вынуждены считаться, и просходит это причине нехватки людей. Америка не Китай и она не может наводнить Азию военнослужащими и не может наводнить ещё и потому, что ей приходится "присутствовать" в Европе. Поэтому Америка, претворяя в жизнь свои планы, должна выстроить реальность таким образом, чтобы стало возможным использование в американских интересах вооружённых сил государств, чьи колониальные империи она и разбирает.

США необходимо закончить войну и закончить как можно быстрее. Единственное, что может сказаться на их планах, это затягивание войны на Тихоокеанском театре и главным препятствием для них является Британская Империя, которая ничуть не обольщается по поводу американских планов в отношении её самой. В интересах англичан затягивание военных действий, что позволит БИ выиграть время, с американской же точки зрения затягивание может привести к тому, чего американцы опасались с самого начала, а именно - возникновению возможности для японской пропаганды изобразить войну как войну Белого Человека против Азиата. Вторая Мировая как "Расовая война".

В Индокитае ситуация осложнялась тем, что французы попытались сыграть с американцами ту же шутку, которую американцы сыграли с ними в Первую Мировую, в 1945 году Франция из подразделений, расквартированных на юге Франции, в северной Африке и на Мадагскаре, принялась создавать так называемые "силы освобождения Индокитая" в расчёте въехать в Индокитай верхом на американцах. Это позволяло французам не только вернуться в Индокитай, но ещё и вернуться туда в качестве "освободителей". Тут же подсуетились и англичане, предложив Франции суда для переброски "сил освобождения" в район Юго-Восточной Азии, как никак Британская Империя в 1945 году всё ещё существовала, как существовал и её флот. Американцам пришлось прибегнуть к дипломатическому нажиму, чтобы заставить англичан "снять" их заманчивое предложение и тогда началось то, что в 1945 году не только озвучивалось в полный голос, но и вполне откровенно называлось "французским шантажом".

В марте 1945 года, ещё до капитуляции Германии, Де Голль пригласил американского посла и принялся "разыгрывать дурочку". Он заявил, что "Франция не понимает американской политики. Куда вы нас толкаете? Неужели вы хотите, чтобы мы стали одной из федеративных республик в СССР? Германия вот вот падёт и русские окажутся на наших границах. Когда французское общественное мнение поймёт, что вы действуете против нас в Индокитае, никто не поручится, что может произойти.Мы не хотим, чтобы Франция стала коммунистической, мы не хотим попасть в орбиту России и я надеюсь, что вы не заставите нас зайти так далеко."

(Американцы тогда от Де Голля просто отмахнулись, это был март 1945 года, был ещё жив Рузвельт, а он Де Голля не то, что не любил, а слышать про него не мог, бывало, как про Де Голля заслышит, так прямо кушать не может, Де Голль действовал на Рузвельта как красная тряпка на быка. И это при том, что Рузвельт был очень воспитанным человеком, тщательно следившим за своими эмоциями. Чтобы два раза не вставать - англичане до сих пор не могут простить русским и американцам то, как Сталин и Труман обращались с Черчиллем. Рузвельт соблюдал известные приличия и любил по случаю с Черчиллем поболтать, язык у того был и в самом деле хорошо подвешен, однако Сталин и Труман были людьми не сказать, чтобы попроще, просто оба считали, что делу время, потехе час и так как оба в силу занимаемого положения знали об истинном месте Черчилля в государственной иерархии, то их не могла не раздражать необходимость вести государственные переговоры с человеком, стоящим ниже их, кроме того создаётся впечатление, что англичане сознательно дразнили американцев, когда в Постдаме БИ за столом переговоров представлял Черчилль, уже проигравший выборы, его потом сменил Эттли, но, несмотря на это, Труману, чтобы "утрясти вопрос", всё равно пришлось отправиться в Англию и встретиться там с королём Георгом. И если в Ялте Рузвельт пытался хоть как-то "сгладить" взаимную неприязнь Сталина и Черчилля, то в Потсдаме Рузельта уже не было, некому было и сглаживать, и по этой ли причине или по какой другой, но и Сталин, и Труман обращались с Черчиллем с нескрываемым пренебрежением, может быть ещё и потому, что оба представляли государства победители в то время как Черчилль представлял государство, которое победители немедленно принялись разбирать на запчасти.)

Ну так вот, по той причине, что американцам как воздух нужна была не просто победа, а победа быстрая, они всячески приветствовали советское участие в войне с Японией. Причём уже в начале 1945 года, чтобы быть уверенными в том, что СССР объявит Японии войну, США заставили Чан Кай-ши передать советской стороне в лиз Порт-Артур, сделать Дайрен открытым портом и признать Внешнюю Монголию зоной интересов СССР. Сейчас об этом никто не хочет вспоминать, но именно по этому поводу Мао заклеймил Сталина человеком, исподтишка вонзившим нож в спину китайских коммунистов, а Иосиф Виссарионович, добродушно усмехнувшись в усы, парировал обвинения тем, что назвал Мао авантюристом.

Между прочим, уже после подписания японцами капитуляции, американцы несколько лет колебались, выбирая, на кого им сделать ставку в смысле индустриализации - на японцев или на китайцев. В конце концов, они "устали ждать" окончания гражданской войны в Китае (всё это время они давили на Мао, чтобы он прекратил военные действия, и давили на Чан Кай-ши, чтобы он ввёл коммунистов в правительство) и сделали выбор в пользу Японии. Это было тактической победой СССР, так как сильный, индустриализованный Китай вне зависимости от господствующей в стране идеологии немедленно превращался в угрозу, которая заставила бы СССР вести Холодную Войну на два фронта уже в 50-е годы. Япония же как средство давления на СССР и точка приложения американских сил была куда менее опасна, чем Китай.

Выбор Японии в качестве главного азиатского тигра означал новый вызов для американцев, так как Япония после войны задыхалась от недостатка долларов. С Японией произошла та же история, что и с Англией, которой после войны требовалось перестраивать народное хозяйство, на что нужны были доллары, а чтобы получить доллары, требовалось что-то продавать, а продавать было нечего, получался замкнутый круг. Американцы предоставляли займы (обуславливая их политическими требованиями, что было естественно), но, так же, как и англичане, японцы были вынуждены значительную часть этих займов тратить не на индустриализацию, а на закупки продовольствия, чтобы избежать голодных бунтов. И вот здесь начинается интересное и интересное главным образом для людей, считающих, что миром правят деньги. Смотрите - американцам нужно было, чтобы Япония "перестроилась" и стала передовой индустриальной державой и при этом им необходимо было всемерно снизить "левые настроения", неизбежно индустриализации сопутствующие (Япония с конца 40-х и до начала 60-х была полем социальных битв, к нашему времени благополучно забытых). При этом существовавшее в Японии после войны положение было крайне выгодно американцам именно в "денежном смысле", так как Япония брала у Америки доллары в долг, а потом на эти деньги покупала в США оборудование и рис. То-есть побеждённая Япония, всё туже и туже затягивая пояс, стимулировала американскую промышленность и американского фермера. И обогащала американского банкира, а промышленность+с/х+финансы это и есть, вообще-то, государство.

Так вот американцы сделали всё, чтобы эту благодать разрушить. И выход им увиделся как раз в Индокитае. Вы помните, что во время войны Япония получала рис главным образом оттуда? И США решили, что Япония должна в Индокитай вернуться. Не солдатами, а промышленной продукцией, которая в силу низкого качества не находила сбыта в Америке, но вот для Индокитая была в самый раз. А расплачиваться за "японский ширпотреб" Индокитай должен был поставками риса, а взятые в долг доллары японцы могли теперь тратить на закупку поточных линий и химкомбинатов. Просто, как всё гениальное. Но для того, чтобы эта простота воплотилась в жизнь, американцам требовалось ещё и заставить индокитайцев забыть о прелестях японского "присутствия" в годы Второй Мировой и они взялись за идеологическое прикрытие японского возвращения, изображая своего вчерашнего врага лучше, чем он был на самом деле.

Но кроме врагов есть ещё и друзья. Вроде англичан, с которыми у американцев, как все считают, существуют некие "особые отношения". И эти особые отношения позволили англичанам даже принять участие в Манхэттенском проекте. И по этой причине они знали о существовании атомной бомбы. А поскольку они о её существовании знали и поскольку им было выгодно окончание войны затянуть, они принялись убеждать американцев не настаивать на участии СССР в войне с Японией. Официально они говорили, что ни к чему усиливать СССР, который и так выходит из войны усилившимся безмерно. Однако истинная цель БИ была совсем в другом, англичане, трезво оценивая недостаточность сил американцев в "демографическом" смысле, выпихивали СССР из "большой тройки" в расчёте получить в Японии свою зону оккупации. А американцы не только не хотели им никаких новых зон давать, но даже собирались лишить БИ и тех колоний, которые у неё ещё были.

Но и здесь была своя тонкость - если бы США "убрали" англичан из Юго-Восточной Азии разом, то им пришлось бы самим подхватить рушащееся хозяйство, помните Рузвельта с его "они ещё не готовы к собственной государственности"? И поэтому, взявшись за корчевание "пережитков колониализма", американцы взялись за слабейшее звено, за французское, а английскому дали погодить. В Малайе, скажем. Но если вы думаете, что англичанам это принесло большое облегчение, то вы ошибаетесь.

Повыше я помянул сходство японского и английского положения после войны. И те, и другие задыхались от недостатка валюты, долларов. По этому поводу между США и БИ велись долгие и изнурительные переговоры, всё согласовывалось, всё утрясалось, проценты там, сроки, условия займов и условия погашения, словом, страсть. "Бой быков." Так вот Англия кое-какую мелочишку имела и помимо американских займов. Немного, деткам на молочишко, но на безрыбье и рак рыба. И одним из главных источников поступления долларов в казну для англичан были каучуковые плантанции в Малайе. Что-то оттуда англичанам капало. И американцы немедленно превратили это обстоятельство в элемент Игры, они начали манипулировать ценами на каучук, увеличивая или уменьшая выпуск искуственной резины. Тем самым они то перекрывали краник для англичан, то чуть-чуть его приоткрывали. Без всяких займов, правительственных делегаций, переговоров и прочей бюрократической волокиты. Другими словами англичане и Малайю "держали" и держали вроде для себя, и одновременно Малайя превратилась в ещё одно средство давления на БИ.

А в августе 45-го и американцы бомбу на Японию сбросили и СССР в войну на Тихом океане включился. И война закончилась во мгновение ока. И никаких зон оккупации в Японии англичане не получили. И всё закрутилось и завертелось. Везде, и в Индокитае тоже.

Таковы игры, в которые играют государства.

Сложные игры. А ведь это только Юго-Восточная Азия, а помимо неё был ещё и Ближний Восток, и была Африка, и была Южная Америка. Да что там Ближний Восток, помимо Юго-Восточной Азии где-то там ещё и какая-то Европа была.

Игра+игра+игра+игра=Игра.

Сложность+сложность+сложность+сложность=Сложность.

И если вы к этой сложности не готовы, то лучше тогда и не браться. А то выйдет то же самое, что вышло у некоего Милюкова.

53

Такова была тасуемая тогда колода.

И хотя уже с 1943 года ясно было, что Германия войну в Европе проиграла, сколько ещё протянется война никто по понятным причинам не знал. Ровно то же касается и Дальнего Востока. Да и потом проигрыш проигрышу рознь, а потому как выигрывающему, так и проигрывающему следует сражаться до последнего, сдаться никогда не поздно, но почти всегда рано, и раз уж мы взялись за Вьетнам, то давайте его и держаться, тем более, что вьетнамский случай чрезвычайно показателен, разбирая его можно не только различить множество архитектурных деталей, но и понять как ведётся стройка при создании государства, какие идут в ход стройматериалы, кто за архитектора, кто за прораба, кто кладёт кирпичи и кто за поллитрой бегает.

Во Вьетнаме столкнулись интересы БИ, Франции, Японии и, конечно же, США. К концу войны (ещё раз напомню, что насколько близок конец никто не знал и непременно следует учитывать то, что все участники, держа в голове конечную цель, исходили из текущей на тот момент ситуации, и это мы знаем, что они действовали "в конце войны", им самим это было неизвестно) сложилось положение при котором в скорейшем завершении войны были заинтересованы только США, остальные, вне зависимости от того, на какой стороне они воевали, были заинтересованы "потянуть время".

Никто об этом вслух не говорил (и не говорит), но одним из соображений (и далеко не последним по степени важности) по применению атомной бомбы было желание американцев закончить военные действия на Тихом Океане как можно быстрее и делали они это затем, чтобы создать временной гэп между окончанием войны и возвращением в Азию "колонизаторов". Этим же диктовалось и американское участие в европейских делах, послевоенной Европой американцы европейцев "связывали", "сковывали". Так, они легко согласились на выделение Франции оккупационной зоны в Германии (замечу, что не менее легко на это согласился и Сталин и по той же причине), поскольку чем больше усилий французы тратили в Европе, тем меньше сил у них оставалось на всё остальное. В том числе и на Индокитай.

Время же между уходом из Азии японцев и возвращением туда европейцев необходимо было для создания "независимых государств".

Америка, воюя с Японией, воевала за то, что ей не принадлежало, и, отнимая Азию у японцев, она отнимала Азию и у Европы, а отнять можно только с помощью войны (почти всегда открытой), и если вы не хотите (или по каким-то причинам не можете) воевать сами, то сама сила вещей заставляет вас создать положение, при котором за вас будет воевать кто-то другой. А люди устроены так, что лучше всего они воюют тогда, когда воюют не за кого-то, а за себя.

А массовое сознание понимает войну за себя как "войну за независимость".

Такова была истинная подоплёка тогдашних событий, таков был фундамент, который подводился под здание той Азии, которую мы видим сегодня.

Первыми ход сделали японцы. 9 марта 1945 года они "подарили" вьетнамцам независмость. Отношения с Францией, несмотря на наличие японо-французского договора по взаимной обороне были разорваны, французская колониальная администрация разогнана, французская армия разоружена и те из французских военнослужащих, кто сумел, ушли в Южный Китай, а остальные оказались в лагерях. Главой Вьетнама японцами был сделан император Бао Дай, а само новое государство получило название "Империя Вьетнам".

Японцы сделали это, чтобы насолить всем, и французам, и англичанам, и американцам. Они исходили из того, что независимый Вьетнам из оккупированной страны станет их союзником в борьбе с "белыми дьяволами". Задумка была хороша, но только малость запоздала, японцам следовало так поступить парой лет раньше, но парой лет раньше им, во-первых, нужна была рабсила, а не союзники, а, во-вторых, у Японии не было достаточно сил, чтобы самой "держать" Индокитай, потому и понадобилось "сотрудничество" с Францией. А американцы, воюя на тихоокеанском театре, помимо прочего дозировали свои усилия так, чтобы у Японии не появился излишек сил, который она могла пустить в ход в Индокитае. Кроме того, США зорко следили за тем, чтобы и позиции Франции (а она, напомню, была врагом) в Азии слишком уж не слабели, так как считали, что если французы начнут не справляться с собственным хозяйством, то управлять им возьмётся Германия. "Нам в Азии только мрачного немецкого гения и не хватало" - думали, наверное, американцы.

Таковы игры, в которые играют государства. Сложно, конечно, но жизнь заставит - и не такому научишься.

Ну, вот, вроде и всё. Вроде ничего я не упустил, вроде, сложилась картинка. Нажмём кнопку "pause", пусть картинка на экране до поры застынет, а нам пришла пора вернуться к дядюшке Хо. Нам без него как без рук.

Мы его оставили в Ялте, помните? Хорошо ему там было. А из Ялты он вернулся в Москву и несколько лет занимался "общественной деятельностью", что бы под этим ни понималось, а ещё он учил как студентов, так и людей, из студенческого возраста вышедших, и находил время учиться сам. Последнее вызывает у меня самое искреннее одобрение, мне нравятся те, кто всю жизнь учится, стараются узнать что-то новое, мне по душе люди "любопытные", таких, к сожалению, очень немного, будь по-другому и наша жизнь тоже была бы другой.

Интересно то, что дядюшка без малейших для себя последствий пережил очень нелёгкую для работников Коминтерна середину тридцатых. А потом то ли под впечатлением протекавшей на его глазах нелёгкости, то ли просто потому, что Москва ему наскучила, но решил он вернуться туда, где прервался его полёт буревестника, не знаю, правда, насколько обычны буревестники в Южно-Китайском Море.

Нгуен Ай Куок, которому уже недолго оставалось так прозываться, лёг на крыло и полетел на юг.

В июне 1938 года он пересёк государственную границу СССР в Казахстане и вновь очутился в Китае. Там он пристроился к верблюжьему каравану и попылил по извилистым китайским дорогам. Особого дела до него никому не было, так как у китайцев был полон рот японскими хлопотами. Достигнув Юнани, этой "провинции пещер", дядюшка встретился с китайскими и не только товарищами, знакомыми ему по коминтерновским игрищам. Чтобы немного разнообразить существование, в Юнане он взял очередной псевдоним (всего за свою жизнь дядюшка Хо имел более двухсот псевдонимов) и стал называться на китайский манер - Ху Гуан. Официально товарищ Ху занимался тем, что выдавал себя за журналиста. По воспоминаниям знавших его в тот период, всё своё время он проводил читая или стуча на машинке.

В 1940 году к нему в Китай пробрались два ставших в дальнейшем очень известными сподвижника - Фам Ван Донг и Во Нгуен Гиап. Оба, в отличие от Хо (или Ху? запутал меня дядюшка, а каково было на него досье собирать, представляете?) были не чёрной кости, не крестьянского происхождения, а из семей мандаринов, и обоим же не было нужды заниматься самообразованием, они, по индокитайским меркам были образованы весьма неплохо. Гиап, когда он ещё не имел генеральского звания и был не творцом вьетнамских побед в обеих индокитайских войнах, а был дитя, учился в Национальном Лицее в Хюе, этот лицей для одарённых вьетнамских детей был основан Нго Динь Ка, отцом не так, чтобы совсем уж безвестного Нго Динь Дьема. "Как тесен мир." А когда Гиап повзрослел, то, не удовлетворившись преподаванием истории, пошёл он в основанную дядюшкой Хо вьетнамскую Коммунистическую Партию, а когда она была запрещена, ушёл в Китай, а его жена и сестра были решением партии оставлены во Вьетнаме в качестве связных, а потом они провалились, были судимы, после чего сестре Гиапа французы отрубили голову на гильотине, а жена его получила пятнадцать лет тюрьмы, куда её отправили вместе с пятилетней дочерью, через несколько лет за какую-то провинность французы забили её в тюрьме до смерти, а дочка Гиапа так там и сгинула безвестно, так что, как сами понимаете, причин испытывать хоть какие-то сентиментальные чувства по отношению к высокой французской культуре у него не было ни малейших.

Ну и кроме того, становится понятна и его знаменитая безжалостность, нашедшая выражение в известном высказывании Гиапа - "каждую минуту в мире умирают сотни тысяч людей и потому жизнь и смерть уходящих в бой десяти тысяч человек, даже если они твои соотечественники, значат очень мало". Между прочим, книгой, с которой Гиап по его собственному признанию никогда не расставался, были "Семь колонн мудрости" (Seven Pillars of Wisdom) Т.Е. Лоуренса, более известного человечеству как Лоуренс Аравийский. Мир не просто тесен, а тесен так, что не протолкнёшься.

54

Осенью 1940-го года Хо удалось под шумок взять под свой контроль несколько глухих деревушек в прилегающей к китайской границе вьетнамской провинции Сяо Бань. Так у него появился какой никакой, но плацдарм, тут же названный "свободной зоной", у него появилась "база", куда можно было время от времени наведываться из Китая.

Я сознательно, по причине неохватности темы, не затрагиваю "партийную" деятельность дядюшки в те годы, но необходимо держать в голове то обстоятельство, что всё это время партстроительство велось ударными темпами, проводились пленумы, партийные съезды и партконференции, организация росла, крепла, а партийная верхушка оттачивала политическое чутьё, с восточным мастерством плетя интриги. Другими словами, организация у Хо была, была "выкованная в классовых боях партия", проблема была в другом, организация организацией, но к ней нужен был кулак, а его у дядюшки не было, у него не было армии, даже и плохонькой, вьетнамские коммунисты могли заниматься саботажем, но они не могли бороться за власть, как никак шла война, а во время войны разговор короткий, а чтобы он стал подлиннее, нужна опора не на подпольщиков, а на вооружённые силы, а если их нет, то хотя бы на народ, вооружённый не одним передовым учением, но ещё и пулемётами.

"Винтовка рождает власть."

А война, да ещё и мировая, это омут, в мутной воде которого водятся не только черти, и там можно выловить не только рыбку, но при известной сноровке даже и помянутую повыше роженицу винтовку.

И вот дядюшка, перемещаясь туда-обратно через китайско-вьетнамскую границу, предпринял попытку вести собственную игру, или, как образно выразился один из историков - "он начал пытаться использовать американцев против французов, французов против китайцев, китайцев против американцев и даже китайцев против китайцев". При этом предпочтение в этой игре он отдавал американцам, именно в них увидев (и угадав!) силу, которая сможет привести его к власти.

Кроме этого, по той причине, что он был не совсем обычным "коммунистом" (не забудем, что практикой, которой он руководствовался в своих действиях, было сочетание, если не сказать "сплав", коммунизма и национализма, заложенная в него смолоду идеологическая база засела в нём накрепко) дядюшке Хо пришла в голову счастливая идея объединить коммунистов со всеми желающими бороться с "колониальным гнётом". Хо как бы говорил - "мы же все вьетнамцы, давайте отложим разногласия на потом, избавимся сперва от французов, а вот потом, если вам так уж захочется, вернёмся к нашим спорам, мы же свои люди, сочтёмся."

Идея всем понравилась и на свет появилось то, что принято называть "народным фронтом", и назывался фронт Viet Nam Doc Lap Dong Minh Hoi или "Лига борьбы за независимость Вьетнама", но в политике хороши краткие, броские названия и длинное название Лиги тут же переиначили в одно слово - "Вьетминь".

Было это в мае 1941 года. А прошло всего полгода и случился Пёрл-Харбор. Дядюшка и тут не подкачал, он мгновенно сориентировался и прозорливо заявил соратникам и соратницам, что их борьба в Индокитае из маленькой войны за независимость превращается в часть глобального конфликта. Со всеми вытекающими маленькими минусами и очень большими плюсами.

В августе 1942 года Хо отправился в очередной пеший вояж из "свободной зоны" в Китай. Границу он перешёл, прикинувшись слепым, которого вёл мальчик поводырь. На китайской стороне он немедленно прозрел, но радоваться обретённому острому зрению ему пришлось недолго, так как его арестовали солдаты китайского генерала Чан Фа-куэя. Чан Фа-куэй был тем, что нынче по-русски называют "полевым командиром" и был он пламенным китайским националистом, настолько, конечно, насколько может быть националистом китайский генерал. Арестовали дядюшку совершенно случайно, а причиной ареста явилось то, что документы его оказались просроченными. Кроме того, подозрение у националистически настроенных китайских солдат вызвало несоответствие внешнего облика чудесно прозревшего тому, что указывалось в документах, а значилось там - "податель сего китайский журналист Хо Ши Мин". На китайца, как немедленно было зафиксировано острым, с прищуром националистическим глазом, журналист был похож не очень, и бдительные солдаты немедленно повлекли его в узилище как японского шпиона.

На допросе тут же выяснилось, что никакой он не японец, но зато всплыло то не очень радостное для журналиста обстоятельство, что он коммунист. И китайские националисты, у которых были очень сложные отношения с китайскими коммунистами, с чувством глубокого удовлетворения посадили "китайского журналисто Хо Ши Мина" в китайскую тюрьму.

Как всем известно, попасть в тюрьму легко, но выйти оттуда очень трудно.

Дядюшка Хо просидел у китайцев больше года и просидел самое, вроде бы, интересное время, но от судьбы не уйдёшь, и если тебе суждено стать первым вьетнамским президентом, то ты им станешь, и нигде не спрячешься, нигде не укроешься. Китайские националисты то ссорились с китайскими коммунистами, то мирились, а то и стрелять друг в друга начинали, а потом опять объединялись, но Хо этот чужой пир если чем и подарил, так разве что тем, что слух о нём достиг ушей Чжоу Энь-лая и тот походатайствовал за единомышленника перед знакомым тоже полевым командиром, а тот при случае замолвил словечко перед классово близким Чан Фа-куэем и тот сидельца выпустил. Выпустил он его, правда, при условии, что дядюшка будет теперь шпионить уже на него, на Чана, и Хо легко согласился, "подумаешь!", и ушёл от китайцев с чистой совестью. Укатился. Ему было не привыкать. Он и от бабушки уже уходил и от дедушки тоже. "А уж от тебя, Чан, и подавно уйду!"

Между прочим, посидев в китайской тюрьме, дядюшка отринул все свои прежние прозвища и псевдонимы, и "человек под двумястами именами" обрёл то имя, под которым он и вошёл в Историю.

Отныне и навеки он стал Хо Ши Мином.

В 1944 году судьба за верность избранной жизненной стезе сделала Хо Ши Мину подарок.

11 ноября 1944 года пилот ВВС США Рудольф Шоу осуществлял разедывательный полёт вдоль китайско-вьетнамской границы и у его самолёта отказал двигатель. Шоу выпрыгнул с парашютом и приземлился в джунглях на территории Вьетнама. Местные французские власти отправили на его поимку несколько патрулей, но первыми к нему добрались случайно оказавшиеся рядом вьетминовцы. Ну, и они его, как врага ненавистных французов, не только, понятное дело, укрыли, но ещё и обогрели, даром что во Вьетнаме не очень холодно. Хо Ши Мин сразу же понял, какой шанс предоставляет ему судьба. Бросив всё, он лично доставил Шоу в Южный Китай, перейдя границу не то, что без боязни, а с высоко поднятой головой. На китайцев он теперь смотрел свысока, у него в руках был козырь. Живой и непобиваемый.

Оказавшись в Китае, он связался с AGAS (Air Ground Air Service), американской службой, занимавшейся спасением сбитых пилотов и передал им живого и невредимого Шоу. Хо рассчитывал, что агасовцы захватят его с собою в Куньмин, где американцы "свили гнездо", но те похлопали его по плечу, пожали руку, сказали "большущее тебе, дружище, спасибо!", подарили пачку сигарет и, прихватив Шоу, улетели.

Что такое подарки судьбы знают только те, кто их получает, а получает их тот, кто может подарок распознать, а тот, кто может отличить подарок судьбы от подарка на день рождения, с подарком судьбы так легко не расстанется.

Хо Ши Мин даже вздыхать не стал. Не было у него времени на вздохи. И самолёта у него не было тоже. Он пошёл в Куньмин пешком.

Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе, верно?

55

Идти было неблизко, от вьетнамской границы до Куньмина километров триста, но Хо Ши Мин прошагал их запросто, передвигаться пешком ему было не привыкать, да и не следует забывать о такой штуке, как цель, которую нынче принято называть по-павловски "мотивацией".

Куньмин это административный центр китайской провинции Юнань, в начале ХХ века он был заштатным городком, но всё изменилось после нападения на Китай Японии. История возвышения Куньмина очень хорошо описывается русской поговоркой "кому война, а кому мать родна". Стоило разразиться войне и тут же выяснилось, что Куньмин в стратегическом смысле расположен чрезвычайно удачно, причём с точки зрения людей богатых удачность месторасположения была удачной не в последнюю очередь из-за удалённости от больших городов побережья, таких как оккупированные японцами Шанхай и Гонконг, и китайские богачи наперегонки побежали в глушь, в Куньмин. Добежав же, они принялись Куньмин обживать так, как обживают любой город "люди с деньгами".

На север от Куньмина находилась временная столица Китая Чуньцин с товарищем Чан Кай-ши и его мздолюбивым госаппаратом, а к югу уходила дорога, связывавшая столицу с задней дверцей в виде Индокитая и Бирмы. Очень удобно. И эта удобность была оценена не только людьми богатыми, с их обострённым чувством самосохранения, но и людьми умными. Такими, как работники американских спецслужб.

"Спец" тоже имеет свою градацию, есть спец и есть спец. Вот та же помянутая повыше AGAS безусловно была спецслужбой, люди, там служившие, занимались делом государственной важности, делом с приставкой "спец" - они спасали сбитых над Юго-Восточной Азией пилотов. Но эти спецсблужбисты не были спецсблужбистами в том смысле, как то понимает человек гражданский, а были они самыми обычными военнослужащими самой обычной американской армии. И уже только по этой причине они были не в состоянии оценить подарок в лице Хо Ши Мина. Для них он был всего лишь безымянным аборигеном, по доброте душевной спасшим попавшего в беду американца.

А между тем Хо Ши Мин, добравшись до Куньмина, направился прямиком туда, где располагалась AGAS, и, скромненько так туда войдя, сказал: "Здрасьте, это я."

Его узнали, а, узнав, подумали, что он проделал своё путешествие потому, что решил получить вознаграждение за доброе дело. Это было понятно, это было резонно, а потому американцы задали ему из всех американских самый американский вопрос, они его спросили: "How much?"

Ответ поверг их в недоумение, Хо Ши Мин сказал, что деньги ему не нужны. "Чего ж ты в таком случае хочешь, о незнакомец?!"

И тут Хо Ши Мину повезло. Везение преследовало его всю жизнь, бывают такие люди. Дело в том, что к не совсем спецслужбистам из AGAS по той причине, что они по долгу спецслужбы то и дело попадали на территории сопредельных государств, был прикомандирован спецслужбист самый настоящий. Шпион. Который, попадая "за речку", не так спасал, как смотрел вокруг себя острым глазом и запоминал увиденное. Имел он чин лейтенанта и, хотя все считали его спасателем, был он сотрудником OSS (Office of Strategic Services, так тогда называлась внешняя разведка США, после войны, при Трумане, реорганизованная и получившая название CIA, или, по-русски говоря, ЦРУ). Звали лейтенанта Чарльз Фенн и был он человеком с воображением, о чём свидетельствуют не так полученные им награды, как то, что после войны он стал профессиональным писателем, написавшим несколько романов и пьес. А кроме того, не иначе как для разминки эластичного ума, он настучал на пишмашинке ещё и очень хорошую биографию Хо Ши Мина, не пропадать же, в самом деле, добру. (Где-то я уже писал об удивительно большом количестве бывших разведчиков и контрразведчиков в среде американских интеллектуалов, в той прослойке общества, которая в России по какому-то недоразумению называется "интеллигенцией").

Ну и вот. Фенн появился на сцене в самый нужный момент, появившись, он заинтересовался в чём, собственно, дело, ему сказали что-то вроде того, что вот, мол, чувак какой-то странный, хочет не пойми чего, он отвёл дядюшку в уголок, и тот ему так, словно речь шла о какой-то сущей безделице, сказал, что он вьетнамец, что у него по ту сторону границы есть подчиняющаяся ему организация, что он хочет предоставлять американцам развединформацию и что всё, что ему нужно, это прочный контакт и "человек с полномочиями".

Фенн ему на это тут же ответил так: "Пошли, я знаю человека, которому ты можешь оказаться полезным."

И он отвёл его в расположение Четырнадцатой Воздушной Армии США к генералу Клэру Шенавлту. Клэр Шенавлт был тогда (и остаётся сегодня) личностью очень известной, начинал он с советника при Чан Кай-ши, а потом, после начала войны с Японией, создал и возглавил "Летающих тигров", так назывался воевавший в Китае американский аналог известной в России эскадрильи "Нормандия-Неман". "Тигров" было примерно 300 человек, 100 пилотов и 200 механиков, числились они "добровольцами", пилоты получали до 700 долларов в месяц, что в три раза превышало оклад пилотов ВВС США (700 долларов тогда стоил новый автомобиль), летали они на американских истребителях и полученных Чан Кай-ши от СССР в ту пору, когда он назывался товарищем, советских бомбардировщиках ТБ-3. Позже, когда Америка вступила в войну, на базе "Тигров" была создана Четырнадцатая Воздушная Армия, а Шенавлт повышен в звании до генерала. Сами "тигры", правда, почти все после этого поспешно поувольнялись, они привыкли к жизни не только денежной, но ещё и вольной, армия же означала дисциплину, а сержант Хартман по вкусу далеко не всем. Но Шенавлт остался. Он любил играть в войну. И вот вышло так, что Хо Ши Мин предстал пред светлыми генеральскими очами.

Фенн, который кроме прочих своих достоинств был ещё и людоведом, по дороге научил Хо Ши Мина как подобрать ключик к сердцу генерала. Шенавлт был необыкновенно тщеславным человеком и дядюшка первым делом сказал ему, что он очень много о нём слышал, и что он всю жизнь мечтал иметь фотографию генерала с личной генеральской подписью. Шенавлт от удовольствия весь раздулся, ещё бы, оказывается о нём знают даже люди в джунглях по ту сторону границы, нажал кнопку, велел вбежавшей секретарше принести его парадное фото, она тут же притащила целую пачку и генерал милостиво предложил дядюшке выбрать себе любое по вкусу, а потом торжественно подписал подарок.

После этого Хо Ши Мин мог просить о чём угодно, но он не просил, а предлагал и его предложение было принято так же, как была бы принята любая просьба.

Назад он уходил не один, а с группой людей. Кроме того, американцы, до глубины души потрясённые намерением дядюшки двинуться назад, подобно патриарху, на своих двоих, выделили ему самолёт с пилотом и радиста.

После пары пробных сеансов связи игра вышла на новый уровень. Дядюшка Хо получил человека, который должен был его "вести". Человек прилетел из Америки, был он в чине майора, был он, что естественно, сотрудником OSS и фамилия его была Патти. Звали майра Патти просто замечательно, родители, которым и в голову не могло прийти, что их дитя когда-нибудь вырастет в майора разведки, крестили его под именем Архимед.

В первых числах апреля 1945 года Archimedes Patti впервые встретился с Хо Ши Мином. Как он позже писал в своих воспоминаниях, встреча происходила точно так, как это показывается в шпионских фильмах - граница, джунгли, сумерки, какая-то заброшенная хижина и в ней двое. Лицом к лицу.

Юстаса, правда, никто из них не упоминал.

56

Предоставим слово самому Патти.

Я встретился с ним[6] в апреле 45-го, мы вышли на него благодаря помощи сотрудников другой разведывательной службы и, между прочим, нам ещё и китайцы помогли. Он показался мне очень интересным человеком, очень чувствительным, чутким, на вид он был очень хрупким, ну и мы с ним довольно долго разговаривали, не о чём-то конкретном, а о ситуации вообще, о том, что союзники выигрывают войну, о том, что русские у нас в союзниках, что китайцы тоже изо всех сил стараются, и так далее…

…и о будущем Вьетнама, само собой, о будущем Индокитая. Его очень интересовало какова будет позиция Соединённых Штатов в отношении Франции и в отношении Вьетнама. У меня не было чётких инструкций насчёт того, что именно ему отвечать и я ему сказал, что последние заявления Рузвельта, Черчилля, да даже и де Голля позволяют предположить, что какие-то перемены в Индокитае произойдут, а он мне на это ответил, что до сих пор помнит четырнадцать пунктов Вильсона и то место оттуда, где говорится о самоопределении народов и о том, что они должны сами управлять собою, и что ему кажется, что мы собираемся сдержать своё обещание Филлипинам и предоставить им независимость, и что это будет хорошим предзнаменованием для народов Индокитая…

…потом разговор ушёл в сторону и он начал рассказывать мне очень печальные истории про то, что колониальная Франция делала в Индокитае, там как раз в это время голод был, то ли полтора, то ли два миллиона умерло от голода, от недоедания, от эпидемий и по Хо выходило, что французы и японцы использовали эту ситуацию в своих интересах, продавали продовольствие в Японию, да ещё вместо того, чтобы доставлять рис в те районы, где его не было, они из риса гнали спирт, с его точки зрения это было предательством его народа и он надеялся, что союзники придут во Вьетнам и помогут как-то решить эту проблему. Он мне показал несколько фотографий и они были ужасны, сейчас вот все про Камбоджу шумят, но то, что я видел на этих фотографиях, даже с Камбоджей сравнивать нельзя.

…и вот что ещё, он всё время спрашивал меня, чем он может быть полезен союзникам. И я ему сказал, что мы главным образом нуждаемся в разведданных, в информации насчёт японцев. Он сказал - пожалуйста. Звучало это заманчиво, но я уже много раз слышал это, слышал в Италии, слышал в Северной Африке, слышал от партизан в Югославии и каждый раз это означало - плати и мы будем счастливы дать тебе то, что ты хочешь. Но в этот раз было не так, Хо Ши Мин меня ни о чём не просил, ему не нужны были деньги, всё, что ему было нужно это связь с союзниками. Больше он ничего не хотел. Это было настолько удивительным, что я связался с людьми в Куньмине и в Чунцине и они мне тоже не поверили. Тогда я связался со своим начальством в Вашингтоне и сказал им, что похоже на то, что мы можем получить что-то даром.

Так что вот так как-то… Вот это мы с ним и обсуждали. Общую ситуацию и голод, и вот что ещё - он очень боялся, что Америка может изменить свою политику в отношении Вьетнама.

Из приведённогод отрывка видно то, что вопросы, которые на первых порах обсуждались были вопросами политическими, кроме того, обязательно следует учитывать, что воспоминаниями своими Патти делится уже в 80-х годах, когда картинка с "союзничеством" застыла намертво, в 45-м же году ни о каких туманных "союзниках" речи вестись не могли, и нам следует каждый раз мысленно подставлять на место слова "союзники" слово "американцы".

Кроме вопросов высокой политики существует ещё и приземлённая реальность. Как не уставал напоминать своим соратникам сам дядюшка Хо - "крестьяне не верят в теорию, они верят в факты". Поэтому избранный политический курс следовало подкреплять чем-то понятным и конкретным, у Вьетминя должна была появиться какая-то цель и в эту цель каким-то "фактическим" образом должны были быть встроены американцы.

За всем этим дело не стало. Война подходила к концу, японцы очевиднейшим образом должны были выводить себя из Бирмы и Малайзии, и пути их отхода не менее очевидно проходили через Вьетнам и далее в Китай. Китайцы этому помешать не могли, французы мешать не хотели, поэтому оставалась опора на собственные силы. На создании этих сил и был сделан упор. Пропагандистски Вьетминь должен был обрести хоть какую-то, хоть минимальную боеспособность и помочь в этом могли только американцы.

Так и было объяснено не только рядовому составу Вьетминя, но и рядовому составу американских спецслужбистов, которым предстояло ставить вьетнамцев "на лыжи". Сотрудничество Вьетминя и США было представлено как создание боевых групп, способных в час "Ч" перерезать коммуникации японцев между Ханоем и Ланг Соном.

Так всё выглядело на земле.

Но не так всё было в том "наверху", где встречаются "высокие договаривающиеся стороны". Там была сделана ставка на Вьетминь, как на матрицу политического движения, могущего в ближайшем будущем консолидировать общество, и на "боевые отряды" как прообраз будущих вооружённых сил независимого Вьетнама.

Для работы на месте отделом спецопераций OSS была создана Team Number 13 или "команда 13" под кодовым названием Deer Team, что можно перевести как "команда "Олень", но можно и как команда, загоняющая оленя. Каждый может пользоваться тем вариантом перевода, который ему больше по вкусу.

В Deer Team вошло 18 человек. Возглавлял её майор Аллисон Томас, с которым Патти был лично знаком по совместной работе в Северной Африке и о профессиональных качествах которого он был высокого мнения. Кроме американцев в группе находилось несколько завербованных OSS вьетнамцев и китайцев.

16 июля 1945 года Томас с двумя членами команды был сброшен в джунгли в районе расположения Вьетминя близ деревушки Тань Трао. По прибытии он немедленно обнаружил, что дядюшка Хо ввёл их, мягко говоря, в заблуждение. Войдя в контакт с американцами в Китае, он горячо убеждал их, что в его распоряжении несметное воинство, однако на месте обнаружилось, что он располагает силами численностью примерно в батальон. Как выразился Патти - "это были очень мотивированные молодые националисты, они были то, что мы называем gung-ho, в борьбе с французами они готовы были пожертвовать собой, но они были совершенно дезорганизованны, не знали как обращаться с оружием и самого оружия у них тоже не было."

За дело американцы взялись так, как берут за рога быка, ну или оленя. Они сбросили остальных членов группы, а следом принялись валить с неба всякую всячину в виде вооружения, боеприпасов, средств связи и продовольствия.

Вот очень известная фотография Хо Ши Мина и Во Нгуен Гиапа:

Гораздо менее известны другие фото, сделанные в тот же день фотографом сержантом Аароном Сквайрсом. Вроде вот этих:

Человек в пилотке рядом с Хо Ши Мином это майор Томас, а крайний справа на последней фотографии это приданный группе врач Пол Хогланд. С ним связана интересная история, он присоединился к группе в момент, когда случилось так, что дядюшка Хо заболел. И заболел тяжело, будучи приведёнными к нему американцы обнаружили "кучку костей, обтянутых сухой, жёлтой кожей", у дядюшки был приступ малярии, а ещё у него была дизентерия и будто одного этого было мало, всё это было отягощено букетом каких-то тропических болезней. Хогланд взялся за больного во всеоружии американской медицины и поставил его на ноги. История эта была в своё время широко известна и вот как поступили с ней хитрые вьетнамцы. В отличие от советской пропаганды, которая в подобных случаях либо угрюмо отмалчивалась, либо глупейшим образом отрицала очевидное, вьетнамская избразила дело следущим образом - да, американцы лечили Хо Ши Мина, но капиталистическое лекарство не помогло и дело спас некий безвестный крестьянин, собравший в джунглях лекарственные травы и приготовивший из них чудодейственный отвар, который и вернул дядюшку с того света на счастье вьетнамскому народу.

"Какой, говорите, крестьянин? А чёрт его знает, много во Вьетнаме крестьян и каждый из них с радостью отдаст жизнь за Хо Ши Мина!"

Вот так оно всё и шло и работа кипела, вьетминовцы отъедались и учились радиоделу и обращению со взрывчаткой, как и киданию гранат и стрельбе из винтовок, автоматов, пулемётов, миномётов и базук. Но пока люди "в поле" были заняты делом, люди, планирующие развитие "политической ситуации", обнаружили, что у них имеется одно препятствие, есть у них одна проблема. Как выражаются американцы - we have a situation here, man.

Ситюэшн заключалась вот в чём: война подходила к концу, когда именно она закончится никто не знал, но верёвочка кончалась, а Вьетминь имел смысл только и только во время войны, в мирное время у него не было никаких шансов, Вьетминя никто не видел, про Вьетминь где-то кто-то что-то слышал, есть, мол, где-то в джунглях на севере, у чёрта на куличках, какие-то партизаны, но какие такие партизаны могли быть в мирное время? Мир означал конец Вьетминя, политического будущего у него не было.

Что бы вы сделали на месте американцев?

Вот есть у вас народ, который не имеет своего государства, народ азиатский, народ крестьянский, народ неграмотный, народ, радио не слушающий и телевизора не смотрящий, одним словом, народ, по словам самого умного представителя этого самого народа - "верящий не в теорию, а в факты". Как можно сделать так, чтобы этому народу стала известной некая партия, при том, что он и слов таких не знает, да ещё и сделать так, чтобы он вокруг этой партии сплотился?

Бросьте играть в дурацкие компьютерные игры, попробуйте поиграть в реальность, поставьте себя на место американцев и прикиньте, что бы вы сделали на их месте.

"What do you do, Jack?"

57

Итак, повторим условия задачи - у американцев возникла необходимость создать государство, которого до этого не было и для начала им следовало "сцементировать" примитивное аграрное общество, в котором отсутствовала единая идеология и где не было политических партий в общепринятом смысле слова "партия". Навязать этому обществу некую общую "идею" при помощи имевшегося в распоряжении американцев пропагандистского аппарата также не представлялось возможным так как в Индокитае отсутствовали привычные для современного человека средства массовой информации, причём положение усугублялось ещё и пошлой неграмотностью населения.

Идеологическую работу следовало вести на местах, "из уст в уста", а американцы были такой возможности лишены не только по политическим мотивам, но ещё и по причине нехватки "человеческого материала", в 1945 году они и так пытались объять необъятное и у них просто напросто не хватало людей, отсюда следовало, что в Индокитае должна была появиться некая политическая сила, у которой помимо "единственно верного учения", есть ещё и воля к навязыванию этого учения не только всем желающим, но и тем, кто навязыванию противится.

Другими словами, государственным строительством должны были заниматься сами утопающие, у которых напрочь отсутствовали навыки спасения на водах.

Задача выглядела невыполнимой.

Невыполнимой главным образом потому, что американцев поджимало время. У них не было пятидесяти лет, как на Филлипинах, Вторая Мировая подходила к концу и было ясно, что на решение индокитайской задачи у США нет десятилетий, нет даже и годов, а есть в лучшем случае несколько месяцев. Не говоря уж о том, что для решения задачи следовало сосредоточиться, а сосредотачиваться американцам изо всех сил мешали "союзники" - Британская Империя и Французская Республика.

И тем не менее США задачу решили. И решили запросто.

Вот что сделали американцы: они сделали то, что американцы всегда и делают - прилетели большие американские самолёты и принялись сбрасывать большие американские бомбы.

Решение задачи заключалось всего в одном слове и слово это было словом "голод".

Помните воспоминания Архимеда Патти? О темах, которые они "поднимали" в разговоре с дядюшкой? Я вам напомню - "…там[7] как раз в это время голод был, то ли полтора, то ли два миллиона умерло от голода, от недоедания, от эпидемий… …вот это мы с ним и обсуждали, общую ситуацию и голод."

Говорит Патти всё верно, всё так и было, и голод был тоже, но только он лукавит в одной детальке, а без этой маленькой штуковинки и общая картинка рассыпается, дело в том, что цифры, которые он приводит, это цифры умерших от голода за весь 1945 год, а разговор с Хо Ши Мином они вели в апреле месяце.

А в апреле голод ещё не стал знаменитым Vietnamese Famine of 1945, в апреле голод был уже не дядюшка, но ещё не тётушка. Начался голод в конце 1944 и пика своего достиг к концу лета 1945, когда голод главную свою жатву и собрал.

Причин голода было несколько, но одной из главных были американские бомбардировки.

Американцы бомбили Индокитай чем дальше к концу войны, тем интенсивнее. Диктовалось это очевидным стремлением нанести как можно больший ущерб японцам и США в этом преуспели. Даже те ограниченные задачи, которые решал генерал Шенавлт, были для японцев достаточно болезненны, так они перестали пользоваться вьетнамским портом Хайфон, который находился в пределах досягаемости "летающих тигров", но потом американцы вернули себе Филиппины с окружающей акваторией, подтянули авианосцы и дело пошло всерьёз. Например 12 января 1945 года во время налёта на Сайгон и Камрань, в котором участвовало более 800 самолётов, совершивших полторы тысячи боевых вылетов, они потопили 15 кораблей японских ВМС, а к ним 12 танкеров и 17 сухогрузов.

Между прочим, во время этого налёта американцы заодно с японскими потопили и стоявший на рейде в Сайгоне французский крейсер "Ла Мотт-Пике", который Франция рассчитывала использовать после войны. Французы были взбешены, но в январе был ещё жив Рузвельт, который настолько мало считался с мнением Свободной Франции, что позволял себе публично называть генерала де Голля "клоуном".

Так вот начиная с мая, а май у нас идёт после апреля, американская авиация от бомбёжек чисто военных целей перешла к бомбёжкам "инфрастуктуры" и сперва это делалось тоже под предлогом затруднить вывод японских войск из Индокитая. Бомбились уже не только порты, но и железные дороги, железнодорожные депо и мосты. К середине мая американцам удалось разорвать сообщение между южным и северным Вьетнамом, окончательно разбомбив цепочку мостов, связывающих Сайгон и провинцию Бинь Динь. Но на этом они не успокоились, а перенесли тяжесть бомбардировок на север и методично принялись бомбить всё подряд. В это всё подряд входили дороги, мосты, дамбы и плотины.

Напомню, что сообщение севера и юга было прервано уже в мае, а колониальное хозяйство Вьетнама было устроено таким образом, что с юга на север везли рис, а с севера на юг уголь. К середине июля в результате бомбёжек транспортная система была разрушена и в стране воцарился хаос. И не просто в стране, а в стране, где уже несколько месяцев длился голод, который целенаправленными бомбёжками был доведён до высшей точки, в результате чего по сегодняшним оценкам погибло от 400 тысяч до 2 миллионов человек.

Проблема усугблялась тем, что французы продолжали вывозить из страны рис, невзирая ни на что. "Левые силы" Вьетнама даже обратились к своим "братьям по убеждениям" во Франции с воплем о помощи, но это был 1945 год, в Европе со жратвой было не очень хорошо, не так плохо как в Индокитае, но тем не менее, и когда Жан-Поль Сартр и Жан Габен оказались поставлены перед выбором между собственным желудком и желудком вьетнамским, то выбор они сделали, отринув любые убеждения вообще.

Политических сил, которые могли бы всему этому безобразию противостоять, во Вьетнаме не было, колонизаторы на то и колонизаторы, чтобы не допускать появления каких-либо других сил, кроме собственной. Но для того, чтобы обществом управлять, оно должно быть хоть как-то структурировано и хотя массовых политических партий в общепринятом смысле во Вьетнаме не было, там, тем не менее, имелись суррогаты партий в виде религиозных движений.

Главных движений было три - приверженцы католической церкви и адепты двух религиозных сект - Као Дай и Хоа Хао.

Что касается католиков, то мало кто понимает сложность ведшейся тогда в Индокитае игры - американцы, вытесняя из Индокитая французов, ослабляли государство Франция, а ослабляя Францию, они ослабляли Европу в целом, но была у них и ещё одна цель, отбирая Индокитай, они наносили удар ещё и Ватикану, и Ватикан этот тяжёлый удар в корпус пропустил, дело в том, что пятая часть обрабатываемой земли в Индокитае принадлежала католической церкви.

(В этом деле есть ещё две интересности, первая - Хо Ши Мин был ярым антиклерикалом, в его отношении к католической церкви было что-то "личное", и второе - пришедший попозже к власти в Южном Вьетнаме Нго Динь Дьем был главой "католической партии" и его поддержка американцами уже изначально выглядела чрезвычайно двусмысленно, каковая двусмысленность закончилась для Нго очень нехорошо.)

Секты же были созданы французами и японцами по соображениям французов и японцев, рассмотрение их религиозных взглядов уведёт нас в сторону, поэтому ограничимся просто их упоминанием, разве что для того, чтобы вас развлечь, замечу, что основателя Хоа Хао Хюиня Фу Шо французы, называвшие его Безумным Монахом, посадили в 1940 году в дурку, что понятно, конечно же, если человек безумен, то его надо лечить. Однако лечение закончилось тем, что лечивший безумца врач психиатр сам стал адептом секты Хоа Хао. Не похоже, чтобы советские диссиденты обладали подобным даром убеждения. Может быть, правда, и так, что они были недостаточно безумны. Возникает соблазн пройтись ещё и по психиатрам, но я этого делать не буду.

Ну так вот, католиков и сектантов объединяло одно обстоятельство - они, что здоровые, что безумные, с одинаковым почтением относились к институту частной собственности и даже и голоду оказалось не под силу поколебать их в их убеждениях.

Рис выгребали и увозили, люди умирали и так вот оно всё и шло, а чтобы оно не останавливалось, американцы швыряли сверху бомбы и процесс закручивался по новой. И куда прикажете податься бедному вьетнамцу?

Уже во время Второй Индокитайской Войны история с бомбёжками и голодом была извлечена на свет и не только пропаганда вьетнамская, но и левая пропаганда вообще принялась клеймить американских империалистов, назвав бомбёжки 1945 года "актом бессмысленной жестокости". Насчёт жестокости я спорить не буду, но вот когда я слышу "бессмысленно" применительно к государству США, то слово это неизменно вызывает у меня печальную уcмешку. На свете нет государства, которое планировало бы свои действия с хотя бы приблизительно американской степенью тщательности, американцы скрупулёзно выверяют свои шаги и им удаётся учитывать даже то, что другим народам и в голову не приходит.

Да вот хотя бы как в этом, рассматриваемом нами случае: рис выгребают и увозят, люди умирают и умирают, какие-то бессмысленные религиозные секты поют свои сектантские песни и конца всему этому не видно, и колонизаторы радостно руки потирают, предвкушая, как они наведут колониальный порядок в своей собственной "колонии", которую дураки американцы для них же и освободили, и как туземцы после перенесённых мытарств будут возвращению колонизаторов ещё и рады, и вот тут, и вот тут…

И вот тут, в самый, так сказать, разгар, в самый кульминационный момент, раздёргивается занавес и из джунглей выходит Вьетминь, выходит, понятное дело, во всём белом, выходит Вьетминь вооружённый, Вьетминь безбожный, выходит Вьетминь, на частную собственность плюющий, и первое, что Вьетминь делает - это начинает захватывать депоты с подготовленным к вывозу зерном, сбивать замки и бесплатно раздавать рис голодающему населению.

Как вы думаете, какая после этого партия стала самой популярной во Вьетнаме?

Между какой партией и народом возникло нерушимое единство? Какая партия стала "партия - наш рулевой!"?

Поскольку с воображением и логикой у нынешних россиян из рук вон плохо, то я не буду вас томить и мучить, а сразу сообщу вам результат - партией этой стал Вьетминь.

58

1945 год насыщен событиями сверх всякой меры, чего только в "45-м" не случилось, но и в этом "чего только" не теряется, бугрится такое событие как Потсдамская Конференция.

Состоялась она в июле 1945 года, в побеждённой Германии, и занималась конференция всем на свете по той прозаической причине, что прибывшие на конференцию победители этот самый свет и делили между собою. И если есть у нас свет и есть на этом свете такая страна как Вьетнам, то хочешь не хочешь, но и Вьетнаму пришлось уделить толику драгоценного внимания.

И победители Вьетнаму внимание уделили. Поскольку та временная фаза Войны, которой тогда уже и тогда же успели дать название "Вторая Мировая Война", хоть и шла к концу, но ещё не завершилась, то было решено, что для разоружения и интернирования находившихся в Индокитае японцев, чьё поражение выглядело неизбежным, Вьетнам следует разделить на две части по 16-й параллели и временно ввести в Северный Вьетнам войска Китая, а во Вьетнам Южный временно же допустить британцев.

И то, и другое выглядело логичным - у Китая имелась общая граница с Северным Вьетнамом, а Южный Вьетнам попадал в сферу действий Объединённого командования союзными войсками в Юго-Восточной Азии или SEAC (Southeast Asia Command), органа, находившегося под британским контролем и под командованием лорда Маунтбэттена. Формально в SEAC входили БИ, США, Голландия и Австралия, но интересы, которыми руководствовалось командование SEAC, были исключительно британскими и входили эти интересы в острое противоречие с интересами США, которые тоже создали так называемое China Theater Command под началом генерала Альберта Ведемайера, который умудрялся сочетать свои обязанности с постом начальника генштаба у Чан Кай-ши, причём если главной целью американцев было любой ценой удержать в войне Китай, то главной целью БИ было создание буфера между Китаем и Индией и послевоенное возвращение контроля над Малайей.

Горячей союзницей англичан по очевидным причинам была Франция, понимавшая, что только её извечный недруг, вдруг, в одночасье превратившийся в приятеля на час, может содействовать французскому возвращению в Индокитай. (Картинка, которая поможет вам лучше представить себе "ту" атмосферу - в конце войны в джунгли Индокитая "союзниками" забрасывались спецподразделения для ведения подрывных действий против японцев, так вот американцы действовали совместно с Вьетминем, бок, так сказать, о бок, в то время как англичане кооперировались с французами и когда американо-вьетнамцы случайно встречались в джунглях с англо-французами, то в перестрелку они, конечно, не вступали, но расходились на встречном курсе, держа друг друга под прицелом и не спуская друг с дружки настороженного взгляда. Ни о какой координации действий, не говоря уж о совместных операциях речи даже не заходило, стороны соблюдали недоброжелательный нейтралитет.)

Не успела Потсдамская Конференция закончиться, как англичане и французы предприняли попытку немедленно вернуться в Индокитай, разумно полагая, что железо нужно ковать пока оно горячо, причём англичане предоставили французам всемерную помощь в виде дипломатической поддержки, оружия, а также авиа и морского транспорта, и те, и другие стремились как можно быстрее заполнить грозивший образоваться после ухода японцев "вакуум".

С возвращением, однако, пришлось повременить. Помешали англо-французам "союзники" американцы ("если друг оказался вдруг…"), заявившие, что решения, принятые в Потсдаме, касаются после-военного мира и не могут выполняться до тех пор, пока Япония не подпишет акт о капитуляции, чем официально закончит Вторую Мировую, после чего только и можно будет начать "делать телодвижения". Заявление было озвучено не американским правительством, промолчавшим и тем самым сохранившим свободу рук, а командующим американскими вооружёнными силами на Тихом Океане генералом Макартуром. "Пресловутым." Пресловутый генерал формально был совершенно прав, Англии с Францией крыть было нечем и они застыли на старте в ожидании момента, когда неторопливый Макартур на борту "Миссури" примет капитуляцию японской стороны. В этом неудобном положении они простояли около месяца.

За месяц этот произошло много событий (45-й же!), и в том числе событие такое - 2 сентября 1945 года, в тот же день, когда Япония сдалась на милость победителей, Вьетнам провозгласил независимость.

Теперь французы могли сорваться со старта и бежать изо всех сил, они могли даже ставить рекорды, но это уже не имело ни малейшего значения, так как, финишируя, они прибегали не к себе домой, не во "Французский Индокитай", а прибегали они к границам суверенного государства под названием Демократическая Республика Вьетнам.

Провозглашению независимости предшествовал триумфальный и совершенно бескровный захват Вьетминем столицы - Ханоя. События во Вьетнаме летом 1945 года (японцы-французы-американцы-голод-Вьетминь) развивались столь стремительно, что когда "императору" Бао Даю..:

:..приближённые сообщили о том, что Ханой захвачен Хо Ши Мином, "император" долго не мог понять о чём вообще идёт речь. Не мог "врубиться".

"Что-что? О ком вы..? WHO THE HELL IS HO CHI MINH?!"

Забежим немножко вперёд - Бао Дай был человеком неглупым и хорошо образованным, сибаритом, любившим красивых женщин, хорошую одежду и изысканную кухню, сам себя он считал европейцем, которого по какому-то недоразумению занесло в азиатскую глушь, больше всего на свете он хотел вести жизнь космополита-плейбоя, к власти он отнюдь не стремился и когда ему в конце концов объяснили что такое Вьетминь и кто таков Хо Ши Мин, то Бао Дай, быстро сориентировавшись, без сопротивления передал объявившимся претендентам "бразды правления", а сам на некоторое время переквалифицировался из императоров в советники первого президента Вьетнама Хо Ши Мина. Они легко нашли общий язык, в каком-то и вполне определённом смысле оба они были "гражданами мира".

59

Посмотрим теперь на ситуацию немного под другим углом. И вот почему - когда-то вьетнамская пропаганда обыгрывала историю с излечением дядюшки Хо американским военным врачом, не отрицая самого факта, а downgrade его, обесценивая, разряжая, придавая ему другое значение. И делала она это очень ловко, "с юморком", с рассчитанным на понимание подмигиванием. Точно то же самое происходит и сегодня, но только уже с другой стороны, с той стороны, которая обладает силой писать на окружающих нас стенах огненные письмена.

История, в которой мы с вами копаемся, отнюдь не является тайной за семью печатями, при желании любой может отыскать "источники" и воссоздать свою собственную более или менее приближённую к реальности версию возведения современного нам государства Вьетнам. Для такого проявляющего упорство искателя истины заранее был сочинён вариант, объясняющий почему "оплот капитализма" с завидным тщанием принимал участие в этом проекте. Объяснение выглядит так - "мы не знали, что он коммунист".

"Да, мы помогали, мы содействовали, мы спроворили, мы защищали, мы оказывали, а потом мы вдруг обнаружили, что дядюшка на самом деле агент мирового коммунизма и, прозрев, мы тут же от него отшатнулись."

"Во имя гуманизма и демократии!"

И известная нам и изучаемая нами в школах и высших учебных заведениях научная дисциплина История вроде бы этот постулат подтверждает, ведь на поверхности всё именно так и выглядит - помогали и содействовали, а потом помогать и содействовать перестали, а там так и вообще самым настоящим и горячейшим образом воевали с тем, что когда-то сами и создали и с теми, кого когда-то к власти и привели.

"Я тебя породил, я тебя и убью."

Но у классика тот, кто породил, тот и убил, но вот в жизни нашей для кого скорбной, а для кого не очень, породить-то Вьетнам породили, однако убить его не только не убили, но убивать и не собирались. "Ещё чего!"

Могло ли быть так, что американцы узнали об убеждениях Хо Ши Мина лишь тогда, когда он оказался во главе государства? Ну, теоретически такое быть могло, но теория поверяется практикой и вот что любознательным практика сообщает - в 1982 году были опубликованы воспоминания Архимеда Патти, человек этот знал обо всём из первых рук и были эти руки не только первыми, но ещё и его собственными левой и правой рукой, которыми он свою книжку набивал, написал Патти массу всякой интереснейшей всячины, и среди этих интересностей вдруг проскакивает следующий эпизод - оказывается, что перед тем как отправиться в Индокитай для встречи с дядюшкой и его последующей опеки, майор внешней разведки Архимед пустил в ход рычаг - он предварительно ознакомился с имевшимся в столичном граде Вашингтоне подробнейшим досье на Хо Ши Мина. Из имевшейся в досье информации следовало, что его будущий подопечный (любопытно, что Патти, упоминая Хо Ши Мина, уважительно называет его "джентльменом") на протяжении многих лет был революционером и "чем-то вроде националиста" (…the records indicated that there was this gentleman who had for many years been a revolutionary and had been somewhat of a nationalist…)

Наличие досье на дядюшку неудивительно, удивительным было бы, наоборот, отсутствие оперативных данных на человека, прожившего в Америке больше года и посвятившего всё это время поискам контактов с активистами движения "чёрных националистов" Маркуса Гарви.

Но собранное старательными американскими спецслужбистами досье это только первый слой. И если мы в своём любопытничании не остановимся, а просунем нос чуть дальше, то обнаружится слой следующий: помните, что дядюшка в период 1942-43-го сидел на китайской киче? Так вот любопытным (а мы ведь с вами именно таковы, верно?) известно, что по выходе из тюрьмы он отправился обратно во Вьетнам и принялся там возглавлять, командовать и распоряжаться. Но тем, кто не только любопытен, но ещё и длинноносен, интересно будет узнать, что, покинув тесное узилище, дядюшка отправился сперва не на юг, к вьетнамской границе, а на север, в Чуньцин, во временную столицу Китая, где находилось то, что обычно в столицах и находится, а находятся там среди всего прочего ещё и посольства самых разных государств. И вот в Чунцине среди этих разных посольств имелось и посольство Соединённых Штатов и дядюшка, пренебрегая широким выбором, отправился прямиком туда и попросил въездную визу в США.

И американское посольство и лично посол Кларенс Эдвард Гаусс рекомендовали Госдепартаменту эту визу Хо Ши Мину дать. И в Госдепартаменте по этому поводу возникла борьба двух группировок, двух "точек зрения", одна (группировка "специалистов по вопросам Азии") была за то, чтобы визу дать, а другая (группировка "специалистов по европейским делам") считала, что из тактических соображений именно сейчас не следует чрезмерно раздражать французов и потому визу дядюшке давать не следует. В этом товарищеском матче победили "европейцы" и Хо Ши Мину в визе отказали. И только после этого он пешкодралом отправился в свои тропические пенаты. На этом месте кончается лакуна и продолжается с прерванного места уже известная нам история.

Для людей с бедным воображением я вышеизложенный момент разжую.

На дворе - 1943 год. На тихоокеанском театре идёт полномасштабная война, full scale War.

Новая Гвинея, Гуадалканал, Алеутские острова, Соломоновы острова, море Бисмарка, Бугенвиль, Тарава, авианосные соединения, бомбёжки, десанты, подводные лодки и пр, и пр, и пр.

Огнём охвачены все государства тихоокеанской зоны, в стороне никто не остался, нормального сообщения между государствами больше нет и гражданскому человеку попасть из Индонезии на Гавайи нельзя никак. Разве что зайцем на подводной лодке. Эмиграции опять же не существует, кому и куда прикажете эмигрировать? И вот в этой ситуации к дверям в американское посольство, персонал которого занят глобальными проблемами, подходит только что освобождённый из китайской тюрьмы человек "азиатской национальности" и стоящий на страже морской пехотинец его взашей не гонит, а, напротив, позволяет пройти в посольство, где человек не только с подложными, но ещё и просроченными документами на имя "китайского журналиста Хо Ши Мина" как о чём-то заурядном просит открыть ему визу на беспрепятственный въезд в находящиеся по другую сторону Пасифика Соединённые Штаты. В 1943 году, каково?! И никто над "китайским журналистом" не смеётся и изумлённые глаза на него никто не таращит, вовсе нет, напротив, его вопросом занимается персонал посольства, у которого других дел, очевидно, нет, да что там персонал, выдачей визы озабочивается сам посол и, вникнув в существо дела, лично рекомендует Госдепартаменту злосчастную визу дать. И Госдепартамент эту рекомендацию рассматривает и обсуждает наравне с другими вопросами государственной важности и даёт по этому делу заключение. Выглядит как абсурд, правда?

Не все это, наверное, знают, но Госдепартамент это очень серьёзная организация и работают там очень серьёзные люди. Пустяками в Госдепартаменте не занимаются. Между прочим, если бы визу решено было дать, то в тех условиях это означало бы, что Хо Ши Мина посадили бы в бомбардировщик и кружным путём доставили бы в США. Но - не срослось. И отправился дядюшка обратно - продолжать бороться за независимость народов Индокитая. И доборолся таки! И провозгласил независимость нового государства. И прочёл он на главной площади Ханоя громким ясным голосом Декларацию о независимости Вьетнама, которая была вольным переводом на вьетнамский язык Декларации независимости США. Кое что вьетнамцы сократили, но вот насчёт liberty, life and the pursuit of happiness оставили.

И когда Хо Ши Мин дошёл до этого места и торжественно произнёс: "…право каждого на жизнь, свободу и стремление к счастью", то как значительно позже написал стоявший в тот памятный день в толпе на ханойской площади американец Архимед Патти - "I just couldn’t believe my own ears". Но деваться ему было некуда, против реальности не попрёшь, так что как ни не хотелось недоверчивому Патти, но пришлось ему услышанному поверить.

А ведь он был майором разведки.

60

Итак, вьетнамские патриоты-националисты-коммунисты, собирательно называвшиеся "Вьетминем", добились вожделенной цели - Вьетнам обрёл независимость. Но независимость независимостью, а от решений Постдамской конференции деваться было некуда и, хоть и с опозданием, но во Вьетнам, разделённый 16-й параллелью, под предлогом разоружения находившихся в Индокитае японцев были введены иностранные войска. К северу от 16-й параллели расположились китайцы, а юг был отдан англичанам.

Почти тридцатью годами позже Стэнли Карноу в своём фундаментальном труде "Вьетнам" напишет об этом так - it was a formula for catastrophe.

Всё верно, конечно, и насчёт формулы, и насчёт катастрофы. Но всё в нашем мире относительно и кого-то буря топит, а кому-то ветер той же бури наполняет паруса.

Формула выглядела так: опоздание+японцы+французы+китайцы+англичане=катастрофа.

Насчёт того, чьи паруса наполнила задержка с вводом во Вьетнам "разоружителей" иллюзий не было уже тогда и английская пропаганда миру немедленно сообщила, что главным выигравшим вышел Вьетминь. Про второго выигравшего, США, англичане кричать не стали, но зато они попытались уесть американцев по-другому и принялись обвинять их том, что находившиеся в японских лагерях военнопленные были вынуждены по вине американской стороны страдать лишние несколько недель.

Американцы на это ничего не отвечали, они слушали и продолжали есть. Аппетит у них после войны был завидный и им было не до досужих разговоров.

Китайцы никого не обвиняли, они воспользовались официальным предлогом и просто ввели в Северный Вьетнам примерно 150 000 войск, а потом, не обращая особого внимания на японцев, принялись Вьетнам грабить. В самом прямом смысле этого слова. Индокитай и до этого был, мягко говоря, не самым процветающим уголком мира, но когда чуть позже Китай из Вьетнама войска вывел, то после себя он оставил страну, по которой будто саранча прошла.

(В каждой стране Азии имеется своё "китайское меньшинство", имелось оно и во Вьетнаме, имелось при французах, имелось при японцах, имелось тогда, когда во Вьетнам пришли китайцы с "большой земли", и меньшинство это никуда не делось когда китайские китайцы ушли обратно к себе в Китай. Разница была лишь в том, что если до прихода китайцев в 1945 году вьетнамским китайцам принадлежала непропорционально большая доля национального богатства, то после вывода китайских войск эта доля превратилась в "большой кус". Этнические китайцы во Вьетнаме краткий момент фактически китайской оккупации Северного Вьетнама использовали к вящей выгоде, они смогли осуществить если и не "большой скачок", то уж "большой хапок" точно. Всем памятна история с так называемыми boat people или "лодочными людьми", в изобилии появившихся после окончания Второй Индокитайской Войны. Мир тогда принялся ужасаться фотографиям вышедших в океан джонок, набитых умирающими от голода и жажды несчастными, которые, как утверждала тогдашняя пропаганда, "спасались бегством от коммунистов". Пропаганда при этом умалчивала об одном обстоятельстве - "лодочные люди", даже и тогда, когда они носили вьетнамские имена, в массе своей были этническими китайцами, которым вьетнамцы позволяли "бежать" после того, как они бросали во Вьетнаме свои неправедные "накопления", начало которым было положено в 1945 году. Вьетнамцы народ азиатский, а азиаты памятливы "нутряной" памятью, они ничего не забывают и они умеют ждать.)

(Позволю себе ещё одно оступление: Хо Ши Мин недаром стал первым вьетнамским президентом, он умел очень хорошо говорить, но хорошо говорить мало, нужно ещё уметь хорошо говорить с людьми из разных слоёв общества, нужно уметь говорить так, чтобы разные люди понимали вас одинаково, так вот дядюшка мог затрагивать струны в душе что учившегося в Сорбонне интеллигента, что в душе неграмотного крестьянина. Например, он следующим образом убеждал соратников не делать ставку на китайцев - "…глупцы! неужели вы не понимаете, что случится, если сюда придут китайцы? вы что, забыли историю? когда китайцы последний раз появились здесь, они остались на тысячу лет, те же французы - иностранцы, в конце концов они уйдут, они слабы, с белым человеком в Азии покончено, но если мы позволим сейчас остаться китайцам, они останутся навсегда, как хотите, но я предпочитаю пяток лет нюхать французское дерьмо, чем до гроба нюхать китайское!")

Ну и ещё о Китае в контексте тогдашних событий - на первый взгляд ставка американцев на Хо выглядит по меньшей мере неожиданной. Ставка самого дядюшки на американцев была совершенно логичной, но вот почему американцы выбрали в качестве объекта поддержки его, а не кого-нибудь другого? Дело в том, что с точки зрения США у Хо Ши Мина имелось два очень важных козыря.

Первый - несмотря на то, что американцы посчитали, будто дядюшка "ввёл их в заблуждение", преувеличив свои силы, на месте они обнаружили, что в отряде Хо-Гиапа почти не было этнических вьетнамцев, прятавшиеся в джунглях силы Вьетминя, "оцениваемые примерно в батальон", состояли главным образом из уроженцев различных вьетнамских "горцев", а поскольку американцы не знали сколько ещё продлится война и готовились к заброске всё возрастающего количества диверсионных групп в расположение Вьетминя, то с их точки зрения наличие представителей племён, живших в районах, где предполагалось вести военные действия, было важным доводом в пользу Хо.

И второй козырь - кроме Хо Ши Мина имелось ещё несколько кандидатур на роль "главного вьетнамского националиста", но как-то так вышло, что все они оказались "запачканными", все они были вынуждены так или иначе сотрудничать с китайцами, один лишь дядюшка в глазах "масс" ассоциировался не с Китаем, а с Россией, а Россия была чем-то очень далёким и экзотическим. Кто такие русские во Вьетнаме не знали, но зато там очень хорошо знали кто такие китайцы. Дядюшка же не только не сотрудничал с китайцами, но он был "от китайцев умучанным". (Если мы этот козырь повернём другой стороной и глянем на рубашку, то задним числом история с отсидкой дядюшки в китайской тюрьме выглядит немного по-другому, не правда ли? Очень уж она оказалась к месту и очень уж оказалась в дальнейшем дядюшке выгодной.)

Теперь о "разоружении" японцев.

Сегодня дело изображается так, что японцы предпочитали сдавать вооружение не китайцам, а Вьетминю. "Предпочитали." Неплохо, а? Есть победитель, есть побеждённый, но при этом побеждённый делает не то, что ему приказывают, а то, что он "предпочитает" делать. В реальности же произошло так, что когда китайцы ушли из Северного Вьетнама (ушли они оттуда после того, как французы заплатили китайцам за уход отдачей расположенных в Китае французских "концессий", до войны принадлежавших Франции), то они, вывезя, вынеся и утащив из Вьетнама всё, что можно было вывезти, вынести и утащить, сданное им японцами оружие оставили Вьетминю. Сколько это Вьетминю стоило и откуда у Вьетминя взялись деньги на взятки националистически настроенным генералам гоминьдановской армии, история умалчивает, замечу лишь, что СССР начал оказывать Вьетминю финансовую поддержку только тремя годами позже.

С японцами связана ещё одна интересность. Мало кто знает, что в Первой Индокитайской Войне на стороне Вьетминя против Франции воевало более шестисот оставшихся после войны во Вьетнаме японцев. Во время Второй Индокитайской Войны по той причине, что ею была охвачена куда большая территория, на стороне Вьетконга воевало до четырёх тысяч осевших во Вьетнаме и успевших обзавестись семьями бывших японских военнослужащих. И далеко не все из них были рядовыми, а было там и достаточное количество офицеров японской императорской армии, имевших богатейший военный опыт, которым они щедро делились с вьетнамцами.

61

Если китайцы на севере Вьетнама не так забивали себе голову японцами и Вьетминем, как озабочивались собственным карманом, то на юге дело обстояло прямо противоположным образом, юг был отдан англичанам, а те всегда понимали, что содержимое головы несравнимо важнее содержимого кошелька, благодаря этому пониманию англичане, собственно, и стали англичанами.

Как только японцами был подписан акт капитуляции и стало можно "бежать", преисполненные благородным соревновательным духом спортивные англичане побежали, хотя бежать вроде бы особого смысла уже не было.

Командующий SEAC лорд Маунтбэттен, который в 1945 году был вынужден не только руками-ногами, но иногда и локтями-коленями, а когда и зубами держать разваливающееся на глазах хозяйство в виде Индии, Бирмы, Малайи и Индокитая (к каковым хлопотам американцы подбросили ему ещё и получившую национальную идею Индонезию), отправил в Сайгон генерала Дугласа Грэйси с подчинённой тому примерно двадцатитысячной Двадцатой Индийской Дивизией, напуствовав Грэйси приказом "установить закон и навести порядок".

В Сайгоне спустившегося по трапу генерала встречали японцы, которых он должен был разоружить, представители Вьетминя, как представители "вьетнамского правительства", а также американец Питер Дьюи, сотрудник OSS, спешно переброшенный из Бирмы в Южный Вьетнам, чтобы представлять там "американские интересы". Грэйси, проигнорировав присутствие вьетнамцев и американца, демонстративно имел дело только с японцами. Чуть позже Дьюи, который настаивал на том, что его "команда" должна играть роль посредника между Вьетминем и SEAC, без долгих разговоров был генералом Грэйси объявлен персоной нон-грата и выслан из Вьетнама. По дороге в аэропорт его машина была обстреляна, а сам Дьюи убит. Якобы вьетминевцами, которые приняли его за француза. Как там было на самом деле никто не знает, история тёмная, однако воспользовавшийся этим случае Хо Ши Мин тут же отправил американскому правительству письмо с личными соболезнованиями. Сын конгрессмена Чарльза Дьюи Питер Дьюи официально считается первым американцем, убитым во Вьетнаме, и его именем открывается список погибших в Индокитае американских военнослужащих.

Следующие шаги генерала Грэйси были не менее показательны, если не сказать - "экстравагантны". Экстравагантны, если их оценивать с позиций общепринятой версии Истории, с точки же зрения логики ничего экстравагантного в них не было, а было всё, что делал Грэйси, донельзя целесообразным. Так, он вместо того, чтобы разоружить и интернировать японцев (напомню, что это было официальным предлогом, воспользовавшись которым англичане вообще смогли попасть в Индокитай), сделал вот что - Грэйси заявил японцам, что они со всем имеющимся вооружением и армейской инфраструктурой переходят теперь под его командование и будут делать то, что он, Грэйси, им прикажет, а несогласные, буде такие сыщутся, будут объявлены военными преступниками и подвергнуты военно-полевому суду (часть японцев после этого немедленно дезертировала и разбежалась по Вьетнаму).

Вьетминь был объявлен врагом номер один и англичане с насильно присоединёнными японцами и выпущенными англичанами из японских лагерей французами принялись добиваться выполнения поставленной перед Грэйси задачи - "устанавливать закон и наводить порядок", под чем понималось выкорчёвывание Вьетминя. По понятной причине больше всех усердствовали французы, под шумок корчуя всё, что им не нравилось, а нравилось им в сентябре 1945 во Вьетнаме мало что.

В ответ вспыхнули массовые беспорядки в Сайгоне, спровоцированы они были вьетнамскими троцкистами, беспорядки эти были использованы англичанами-французами-японцами как предлог для ещё более интенсивного корчевания и в результате Вьетминь свои позиции, которые у него на юге изначально были слабее, чем на севере (по этой причине и понадобился Дьюи с его посредничеством), сдал.

Усилиями Англии французы фактически вернули своё довоенное положение. Но только на юге. На севере было не так. Там позиции Вьетминя были гораздо устойчивее. Кроме того, оказав помощь французам на юге Вьетнама, Англия не захотела, чтобы Франция вернула себе "всё" и как только юг оказался у французов в кармане, англичане умыли руки и оставили Францию один на один с американцами.

Все видели очень хороший фильм Копполы "Даёшь Апокалипсис!" (Apocalypse Now), так вот в 2001 году вышла "режиссёрская версия", Apocalypse Now Redux, фильм был заново перемонтирован, а кроме того туда были включены 49 минут отснятого в 1979 году, но не вошедшего в оригинальную версию фильма материала. Самым большим куском оказалась сцена, в которой главный герой фильма капитан Виллард оказывается на затерянной в джунглях каучуковой плантации, принадлежащей (смешное в контексте фильма слово) французской семье, которая вместо того, чтобы бросить плантацию и бежать без оглядки, держится за неё вопреки всему, держится как за некий якорь, позволяющий нескольким выжившим родственникам остановить закружившее их безумие и обрести хотя бы иллюзию реальности в окружающей их ирреальности. И вот эти французы устраивают для американца ужин, устраивают в усадьбе, в колониальном бунгало, где как будто остановилось время, где слуги застилают стол крахмальной скатертью и уставливают его хрусталём, где перед тем как спуститься к ужину переодеваются и повязывают галстук. Но ужас осознания в конце концов выплёскивается наружу и французы на повышенных тонах наперебой начинают объяснять Вилларду что происходит на самом деле и какова роль Америки в создании Вьетминя, Вьетконга и что вообще лежит в основе обрушившихся на их уютный мирок апокалиптических несчастий.

Коппола, как человек очень талантливый, всю эту сцену адресует не так герою фильма, как зрителю, и адресует исподволь, показывая Вилларда не как natural born killer, а как natural born soldier, который, как все люди с военной косточкой, в политике ничего не понимает и понимать не хочет, он солдат, а солдата от политики и политиков мутит, и Виллард, делая вид, что слушает, посматривает на сидящую через стол француженку и, время от времени издавая приличествующие случаю междометия, думает не о Дьен Бьен Фу и прыгающих с высоты семидесяти метров парашютистах, думает не о каучуковой плантации и не о вишнёвом саде, а думает он о том, как бы ему бабу трахнуть.

А между тем французы, хоть по-французски и разбрасываясь, говорят ему дело, они ему пытаются рассказать как оно было на самом деле. И дело на самом деле так и было. И именно поэтому кусок этот в фильм 1979 года не вошёл и войти не мог по причине своей "неоднозначности". Все знают, чего много во многих знаниях, а "Апокалипсис" и без того кино не из самых весёлых, так что желающим увидеть полную версию придётся раскошелиться и за желание увидеть "режиссёрскую версию" заплатить не только деньгами, но и временем. И старанием. И каким никаким, но умственным усилием.

Примерно тем же самым и мы с вами занимаемся, воссоздавая "режиссёрскую версию" Истории.

Её Redux.

62

Режиссёрская версия что фильма, что истории отличается от общепринятой по очевидным причинам, так как даже и обычный, "упрощённый" вариант, тот, что показывается в кинотеатрах или набирается в виде текста, далеко не всем "по уму", люди в массе своей косны, нелюбопытны и ой как не любят думать, обычному человеку, обывателю, подавай то, что окажется доступным его ограниченному воображению, и мало того, доступность эта должна быть ещё и сдобрена "пряностями", тем, что позволит заглотить предлагаемое блюдо торопливо, не жуя. "Вкусно же!"

А думать не вкусно и невкусно, да ещё и большой кус в маленькую голову не лезет, что способствует появлению у мелкоголовых неосознаваемого, но от того не становящегося менее досаждающим чувства неполноценности, что, в свою очередь, ведёт к агрессивному неприятию версии действительности, оказавшейся для понимания более сложной, чем уже заглоченное и давным давно переваренное блюдо.

Замечу, что и режиссёрская версия это тоже не сама действительность, а всего лишь ещё одна интерпретация реальности, более сложная, более к реальности приближённая, но при этом всё ещё именно "версия". Если продолжить уже начатый нами ряд кинематографических метафор, то общепринятая версия тех или иных исторических событий это что-то вроде снятой в 50-е на киностудии им. Довженко чёрно-белой фильмы, комедии, которую под гогот и рыгот зала "крутит" киномеханик в районном Доме Культуры, а redux это уже цвет, это уже экран, где глазами водишь от края до края, это уже звук, это уже 3D и бархатное кресло впридачу, но при этом, хоть во втором случае мы обнаруживаем, что показывают нам не так комедию, как трагедию, не следует забывать, что что там, что там - кино.

И сидим мы в зале, и смотрим на moving pictures, а pictures are moving на экране, а экран висит на стене, а за стеною… А и в самом деле, что там у нас за стеною? Вроде Вьетнам, нет? Да, похоже, что Вьетнам, давайте-ка мы к нему вернёмся, досмотрим комедию, ещё не все семечки долузганы.

Америка, исходя из собственных интересов (с точки зрения государства США интересы эти были не только верно определены, но ещё и очень верно поняты и осмыслены), захотела создать в Юго-Восточной Азии "новый порядок", и в том всяком-разном, что стало после войны в азиатском ландшафте вырисовываться, появилось и то, чего до того в природе не было - появилось государство Демократическая Республика Вьетнам.

В чьих интересах было происходившее, дядюшка Хо понимал очень хорошо, о его верном чутье свидетельствует тот факт, что Хо Ши Мин в 1945 году распустил Коммунистическую Партию Вьетнама (воссоздана она была только в 1951 году на Втором Национальном Конгрессе под названием Партия Трудящихся Вьетнама). Коммунист, который распускает собственную партию! Прямо не Хо Ши Мин, а Горбачёв какой-то. Но дядюшка на Горбачёва похож не был, и не потому даже, что живал в пещерах, расхаживал в сандалетах на босу ногу и отрастил даосскую бородку, а потому, что если Горбачёв разрушал, то Хо Ши Мин строил.

И он верно понимал не только "исторический момент", но и то, что его стройка на руку американцам, и именно поэтому, предвидя скорое противостояние победителей во Второй Мировой, он и поспешил распустить партию, название которой, будучи произнесённым вслух, могло бы оцарапать нежное ухо американского обывателя. Хо, чьим прямым, непосредственным и первоочередным противником были французы, рассчитывал на поддержку США. Придя к власти, он неоднократно и в явном расчёте на ответ писал официальные послания президенту Труману, чему наверняка способствовала не только зримая и ощутимая поддержка американцами Вьетминя, но и то, что США "умыли" Францию по поводу послевоенного изменения границ между Францией и Италией, а также и ставшая известной реплика Трумана по адресу де Голля - "I don’t like that son of a bitch." (Поскольку дядюшка плодотворно и к взаимному удовольствию сотрудничал с OSS, то он не мог не знать и об отношении к Франции и де Голлю возглавлявшего это ведомство Билла Донована, считавашего, что "де Голль отличается от Гитлера только тем, что говорит по-французски". Свидетельством того, что Донован "зрил в корень", являлся дипломатический демарш, предпринятый СССР уже в 60-e после ставшего широко известным заявления де Голля насчёт единой Европы, раскинувшейся "от Атлантики до Урала".)

Так что объективно с точки зрения интересов молодого государства ДРВ дядюшка делал всё верно. И не только в здравом смысле, но и в логике ему не откажешь. Проблема была только в том, что вьетнамская стройка, казавшаяся вьетнамцам очень большой, на деле была, вообще-то, очень маленькой, она была лишь фрагментом стройки глобальной и победители, помогая вьетнамцам освободиться, делали это, исходя из своих интересов, у них заранее, ещё до войны, был готов план строительства и Вьетнаму на этих чертежах было уготовано место, определённое ими, победителями.

Маленькие люди, смотрящие телевизор и читающие газеты, полагают, что если вы взялись кому-то помогать, то делаете вы это так, как делал СССР - даёте "кредиты", строите заводы, создаёте армию, шлёте советников, обучаете студентов итд. И так действительно бывает. И не только СССР так поступал, но и США иногда поступают точно так же, как, скажем, в случае Тайваня, шахского Ирана или сегодняшней Индии. Но это только один из способов "помогать", а у того, кто берётся "держать" мир, способов должно быть много, иначе не удержишь, и можно, например, пустить в ход такой способ - можно не радовать только что созданное государство, подкармливая его рыбой, а подарить ему удочку, а потом научить его рыбу ловить. Можно помочь только что появившемуся на свет государству создать и вооружить армию, а можно бросить его в воду с тем, чтобы оно само научилось плавать, а вода, в которой оно, отфыркиваясь, будет барахтаться, называется войною.

Жестоко? Ну да, жестоко. Но ведь вы, бросая на наковальню кусок раскалённого железа и начиная бить по нему молотом, не думаете о том, больно ли железу, и когда вы укладываете в стену кирпич, вы не думаете о том, удобна ли глине форма кирпича. У вас есть цель и вы, преследуя эту цель, выковываете в кузне оружие, у вас есть цель и вы возводите здание, вы кладёте кирпич на кирпич, и с вашей точки зрения кирпич ещё и благодарен вам должен быть, ведь если бы не вы, то и кирпича бы никакого не было, а была бы - глина.

Но кирпич из глины был слеплен. А потом понадобилось его обжечь. Так началась Первая Индокитайская Война.

63

Что такое война?

"Тоже мне вопрос, - скажете вы. - Война это война."

"Это даже и дураку понятно."

Но оставим бедного дурака в покое, и пока он там своими дурацкими думками богатеет, задайте-ка себе как человеку безусловно умному тот же самый вопрос, а потом сами же на него себе и ответьте. Как умный человек умному человеку. "Война - это…"

Что "это"?

Нынче на просторах РФ, а она, хоть уже не так велика и обильна, но по-прежнему большая, чрезвычайно популярна та точка зрения, что войны ведутся "за ресурсы", что бы под этим ни понималось, "whatever that means."

Проклятый недруг идёт на нас войною, чтобы отнять у нашего Газпрома наш газ. "А у нас в квартире газ, а у вас?" А у них, похоже, газа нет и дожигают они последнюю паркетину в своей буржуйке, и точит мировое Зло зубы, чтобы этих самых счастливых квартирантов газа лишить. Теоретически такое возможно, почему бы и нет, но пока расплодившиеся аналитические центры решают головоломку с чего бы это подросшие котята воротят морду от блюдца с даровым молочком, спросите не у них, а сами у себя - а за какие такие ресурсы воевалась Холодная Война?

Холодная Война это пока что величайшая из известных человечеству войн, весь мир был поделен на два блока и за что же шла между ними борьба целых сорок лет? Чего им не хватало? Какого ресурса? Что Америка хотела отнять у СССР и что СССР хотел отнять у Америки?

А за какие ресурсы велись то ли две, то ли три индо-китайские войны? А за что воевали между собою Индия и Пакистан?

А за какие ресурсы шла переходившая временами в горячую борьба между СССР и КНР? За право пробурить на острове Даманском газовую скважину, что ли?

В этом месте не так самые продвинутые, как самые находчивые скажут, что разногласия между СССР и КНР были вызваны идеологическими причинами. "Хрущёв предал дело коммунизма!" Может быть и так, конечно, Двадцатый Съезд и всё такое, а Китай как верный последователь бессмертного учения смолчать не смог и принялся за провокации на советско-китайской границе. Могло такое быть? Да могло, наверное, дело житейское, вчера "Сталин и Мао, Мао Цзе-дун!", а сегодня - "проклятые ревизионисты и социал-империалисты!".

Но давайте сделаем следующий логический шажок и спросим себя (а больше нам спрашивать некого), а почему ж тогда сегодня отношения РФ с КНР несравнимо лучше отношений между СССР и КНР, какими они были в 60-е и 70-е прошлого столетия? Ведь с точки зрения Коммунистической Партии Китая "предательство Хрущёва" это какая-то невиннейшая идеологическая шалость по сравнению с существующей в нынешнем виде РФ. И где же обвинения в предательстве трудящихся всего мира и где провокации? Поскольку монитор не бумага и терпит не только всё, но и куда большее, то приходилось читывать и такое - Китай якобы РФ боится. Ну как же, "СЯС и всё такое". При этом чрезмерно патриотичные и чрезмерно молодые люди, пишущие подобную чепуху, умудряются не замечать, что Китай (тогдашний!) не боялся брежневского СССР, а теперь выходит, что Китай нынешний боится РФ. Смешно. Но мы смеяться не будем, поскольку дело-то серьёзное, дело в том, что если вы хотите увидеть хотя бы очертания реальности, то никуда не уйти от попыток понять что же такое война.

Так вот война это стройка.

Война это то, что позволяет муравьям строить их муравейник. Война это то, что позволяет человечеству строить реальность. Без войны, в так называемое мирное время, построить ничего нельзя.

Война это прогресс и прогресс это война.

Прогресс в самом широком смысле, отнюдь не только "научно-технический", прогресс в смысле "роста" и роста отнюдь не в одном лишь физическом смысле.

То, что люди принимают за мир ("мир" как отсутствие войны) это всего лишь те временные отрезки существования человечества, когда государства не пускают в ход армии. А армия это инструмент. Если у нас есть стройка (а она ведётся непрерывно), то есть и строительные инструменты. Мастерок, лопата, кирка. Носилки. Бетономешалка. Экскаватор. Подъёмный кран. Динамит.

Так вот людишки-мурашики считают, что стройка встала, если стоит экскаватор, им невдомёк, что в это время подвозится цемент, сидит кто-то в бытовке и набрасывает план работ, ходит кто-то "с пергаментом" и теодолитом и "чертит, чертит", внутри возводящегося здания штукатурщики шуруют, а где-то уже и отделочные работы ведутся, но каменщикам и подсобникам, привалившимся снаружи к стенке и греющимся на солнышке, кажется, что строительство стоит. Что на земле - мир.

А мира между тем нет, война идёт и если государство не пускает в ход армию (не пускает в ход подъёмный кран), то это лишь потому, что оно воспользовалось другим инструментом, например - дипломатией.

А дипломатия это как тот же динамит, если малый заряд заложишь, то шурф выроешь, а если положишь не жалеючи, то какую-нибудь высоту с землёй сравняешь. Какое-то государство миллион мурашиков согнало и лет сто строило, а ты под стройку пару шашек, запал, в сторонку отбежал, залёг, уши зажал, ба-бах, и - чисто. "Быть сему месту пусту." Можно что-нибудь своё построить.

Причём, если армия инструмент не универсальный, то дипломатией можно пользоваться и в "мирное" время и в военное, ей, дипломатии, всё равно.

Вот как вы думаете, почему капитулировала во Второй Мировой Япония? Точек зрения на этот quiz question - две. Согласно самой распространённой японцы сдались после "атомной бомбардировки", согласно же точки, распространённой на одной седьмой части суши, Япония капитулировала после "разгрома Квантунской Армии". Так вот в реальности (в реальной реальности, а лишь она и имеет значение) Япония капитулировала вовсе не потому и не потому, а сдались японцы вследствие сложной дипломатической игры, вследствие блефа.

Блеф был создан американцами, они ближе к концу войны (они тогда ещё не знали, когда этот конец будет, они не знали, сработает ли их дипломатическая уловка) начали посредством СМИ создавать у японской стороны впечатление, будто собираются в случае победы устроить процесс, на котором будут судить императора Хирохито как военного преступника. Причём всё это подавалось как "желание американского народа", хотя этому самому народу на Хирохито было на… или на.., ну что там в таких случаях говорится, в общем было либо по-большому, либо по-маленькому. Другими словами, наплевать было американскому народу на японского императора.

Однако периодика американская подняла вопрос "ответственности Хирохито" на небывалую высоту, "вздыбила" его. И японцы приняли эту свистопляску в высшей степени серьёзно, "близко к сердцу".

И вот американцы, уже после "атомной бомбардировки" и после того, как судьба Квантунской Армии была решена, через дипломатические каналы дали знать японской стороне, что они, хотя это будет чрезвычайно трудно, так как общественное мнение Америки в отношении императора настроено очень решительно, наступят, так и быть, на горло собственной песне и принесут эту жертву, хоть японцы подобного отношения к себе и не заслуживают, и не будут судить императора Хирохито, "чего уж там…".

И вот эти переданные японцам дипломатические гарантии того, что суд над Хирохито не состоится, и стали тем увесистым камушком, который склонил весы в вопросе капитуляции Японии. А между тем американцы судить японского императора и не собирались изначально. Более того, они опасались, что с Хирохито может что-нибудь случиться, и им, оккупировав Японию после окончания войны, придётся иметь дело с воцарившимся на островах хаосом. Между прочим, Рузвельт на встрече со Сталиным в Ялте поднимал этот вопрос и интересовался мнением советской стороны в этом вопросе и Сталин, прекрасно понимая, что имеют в виду американцы, согласился с тем, что Хирохито трогать не следует. Здесь опять же есть второе дно - с точки зрения послевоенного противостояния, в котором и Рузвельт и Сталин отдавали себе трезый отчёт, СССР извлекал бы определённую выгоду из американских трудностей, но, очевидно, было сочтено, что иметь под боком "очаг нестабильности" в виде лишённой "головы" Японии было бы большим злом, чем "американские базы" и из двух зол было выбрано меньшее.

Но вернёмся к стройке. Ну и к ресурсам, если вам будет угодно. Какие ресурсы искала Америка после войны в Индокитае? А между тем США допустили к войне только что созданное ими государство - ДРВ. И ведь они очень хорошо (в отличие от "дорогих россиян") понимали, что война это стройка и что война в Индокитае даст только что созданному государству то, чего у него не было, а именно - госаппарат и армию. И даст очень быстро. Строительство посредством войны хорошо тем, что стройка в этом случае ведётся ударными темпами.

Вот с чего начиналась Вьетнамская Народная Армия:

Это тот самый пресловутый вьетминевский батальон, который американцы из OSS учат бросаться не камнями, а гранатами.

Чуть погодя из этого батальона получилось вот что:

Здесь у вьетнамцев ещё сданные им японцами пушки.

А потом получилось вот что:

А потом вот что:

А вот так всё заканчивалось:

Это 1954 год.

Девять лет назад здесь ничего не было. Была колония. "Верхняя Вольта с опиумом и без пулемёта." Чего не хватишься, ничего нет. Кроме каучуковой плантации. А теперь выросло то, что выросло.

Выросло государство.

Которому дали повоевать и которому позволили войну выиграть.

64

Воевать могут далеко не все государства.

Любое государство может создать то, что будет названо "вооружёнными силами", любое государство может купить парочку истребителей и подержанный авианосец к ним, любое государство может раздать населению винтовки и даже может заставить подданых из этих винтовок стрелять. Иногда в белый свет как в копеечку, но гораздо чаще - друг в друга. И любое государство может назвать описанную выше бессмыслицу войною. И любое государство именно так и поступает, вписывая в бессмертные анналы созданного в меру умения государственного мифа выдуманные героические свершения, причём подаются они непременно как свершения, достигнутые посредством войны.

"Наши миги сели в Риге!"

Но при этом поколения ученичков, мусолящих страницы обрыдшего учебника истории, не понимают (не понимают потому, что их этому не учат или, вернее, их учат не тому), что севшими мигами война не начинается, ими не кончается и (что самое главное!) - война мигами не ограничивается. И если вы этого не поймёте, то не поймёте и той очевидности, что севший на Красной Площади самолётик Руста перевешивает любое количество мигов, сколько бы вы их в Риге ни посадили.

И воевать не мигами, а Рустом - великое искусство. И воевать так могут считанные государства на планете, а между тем только эту войну и можно назвать войною, поскольку только она и является войной истинной, той войной, которую искусники искусно же прячут за пропагандистской версией войны, изображая её как войну "железа".

"Штайнер Железный Крест" и эпопея "Освобождение".

При этом массовое сознание не понимает, что Сталин выиграл войну не потому, что был маршалом, а потому, что он был Сталиным.

Мысль простая, но помещается она отнюдь не в каждую голову и происходит так потому, что очень многие головы побеждены, туда уже сел Маттиас Руст, занял место собою, и Сталин теперь в голову не лезет, что с маршальскими погонами, что без них.

Давайте попробуем разобраться в чём же состоит искусство войны. Рассматриваемый нами исторический пример под названием "Вьетнам" даёт нам такую возможность, очень хороший пример, очень наглядный.

Начнём мы с самого простого - воюют не армии, воюют государства.

Государство ставит цель, а потом к этой цели "идёт". Так вот процесс "ходьбы" и называется войною. И в войне есть место всему, есть там место даже и армии, почему бы и нет, и если уж она есть, то почему бы и армию в ход не пустить и государство в определённых обстоятельствах пускает в ход армию тоже. Эта мысль достаточно банальна и развивать мы её не будем.

Рассмотрим более сложный случай - вот мы с вами государство, которое, стремясь к достижению поставленной цели, пускает в ход не свою, а чужую армию. Ещё усложним - мы, стремясь к достижению поставленной цели и подчиняя своим интересам чужую армию, пускаем в ход государство, которому эта армия принадлежит. Давайте ещё сложнее - государство, которому эта армия принадлежит, официально является нашим союзником. Недостаточно сложно? Можно ещё сложнее - мы, на словах и "на бумаге" декларируя союзничество, рассматриваем своего союзника как врага и "союзник" об этом знает.

И тем не менее он позволяет использовать себя как средство, помогающее НАМ в достижении НАШЕЙ цели. И это при том, что наша цель состоит в разрушении его самого, в разрушении государства-"союзника".

Вы думаете, что такое невозможно? Ещё как возможно!

Вот вам пожалуйста - есть государство Соединённые Штаты и есть государство Французская Республика. У Французской Республики есть так называемые "заморские территории". Государство США ставит целью отнять у Франции одну из "территорий" под названием Индокитай с целью ослабить Францию, уменьшить её, "умалить".

После Второй Мировой Войны Франции с помощью Британии удаётся вернуться в Индокитай и закрепиться в южной части Вьетнама. Таков расклад и теперь всё в руках игроков. Франции, используя юг Вьетнама в качестве плацдарма, нужно вернуть себе северный Вьетнам, а США нужно Францию из Индокитая выпихнуть, причём у них, в отличие от Франции, нет плацдарма, им негде "сидеть", США в Индокитае могут играть только со стороны, в физическом смысле они в Индокитае не "присутствуют". Означает это следующее - если американцы хотят на события как-то "влиять", то они могут это делать лишь используя в качестве "проводника влияния" одну из сторон конфликта. Говоря по-простому - они должны выбрать себе "союзника" и ему помогать.

Что бы вы на их месте сделали? "What do you do, Jack?"

Люди, которые по-простому не только говорят, но так же, по-простому, и думают, окажись они на месте американцев, начали бы помогать Северному Вьетнаму. Голосование в ООН там, воздушный мост в Ханой и всё такое. Но американцы поступили не так. Они назначили в союзники Францию. Ту самую Францию, против которой они фактически и воевали, ту самую прекрасную Францию, которая прекрасно понимала, что происходит. И тем не менее, всё прекрасно понимая, Франция "помощь" приняла.

У неё не было другого выхода.

Проговорив словами реальность, то-есть заявив через рупор государственной пропаганды, что за индокитайскими "событиями" стоит Америка, Франция назначила бы США во враги, но как ей было быть с Европой?

Это же конец 40-x, Холодная Война, членство в НАТО, "реваншистская Германия", послевоенная разруха, голод, а где-то там, к востоку, маячит СССР с дубиной "красной угрозы", а в самой Франции коммунисты теснят правых в борьбе за места в органах госуправления и единственным "гарантом европейской стабильности" являются те самые США. Что прикажете Франции в этой ситуации делать? Завопить "держи вора"? Завопить-то можно, ну, а дальше что? Что дальше?!

Франция смолчала. Франция смирилась.

А вот чем руководствовались американцы. Не успела начаться первая Индокитайская война, как они, отчётливо видя, в каком направлении развиваются события, загрузили работой только что созданное не на пустом месте, а из "переформатированного" OSS Центральное Разведывательное Управление и аналитический отдел ЦРУ, раскинув мозгами, представил американскому правительству доклад, с чрезвычайной убедительностью показывающий, что у Франции нет ни малейшего шанса выиграть войну в Индокитае. Подчеркну, что имелась в виду война именно в том смысле, в каком этот феномен понимается массовым сознанием, то-есть, по мнению цэрэушников, французы не могли выиграть войну как войну "военную".

И американская помощь Франции тут ни малейшей роли не играла. Другими словами, помогай Франции США или не помогай, та проигрывала в любом случае. США ничем не рисковали, ну и они, ничем не рискуя, принялись Франции "помогать". И "помогать" очень искусно.

Если у нас есть поговорка насчёт "одним выстрелом двух зайцев", то и у американцев есть примерно такая же - kill two birds with one stone, так вот тогда, в конце 40-x они убили не двух, а множество птиц. Только швырялись США не камнем.

Оглядываясь из сегодня на те, шестидесятилетней давности события, не устаёшь поражаться, на какую высоту сумели тогда американцы подняться, какие им горизонты открылись, как далеко смогли они заглянуть. Дело в том, что все предпочитают рассматривать что-то одно, какой-то один фрагмент, всю картину охватить одним взглядом очень трудно, но когда ещё было сказано, мол, "надо, Федя, надо", попытайтесь и вы, пусть и выведя глаза из фокуса, но увидеть всю картину на стене и если вам это удастся, то попытайтесь связать вместе два тогдашних события, происходивших параллельно - Первую Индокитайскую Войну и войну Корейскую.

Обе эти войны схожи до степени близнецов, "близнецы-сёстры", и трудно сказать, какая из них матери истории более ценна, потому что это по сути одна и та же война. И суть эту в данном случае можно передать с помощью очень наглядного примера. Все знают, что такое биллиард, все слышали выражение "от борта в лузу", так вот этот образ передаёт суть обеих войн исчерпывающим образом.

В одном случае Корейская Война была бортом, шаром был Китай, а лузой СССР.

Во втором случае Вьетнамская Война (её следует рассатривать целиком, в неразрывном единстве, как ВьетнамскаяВойна = Первая_Индокитайская_Война + Вторая_Индокитайская Война) была бортом, шаром был Вьетнам, а лузой Китай.

И обе эти партии в "американку" американцы выиграли.

"От борта в лузу."

65

Посмотрим на Игру как на искусство собирания биллиардных шаров и искусство их разбрасывания.

Напомню ещё раз, что то, в чём мы с вами копаемся это не вся Игра, а всего лишь её фрагмент, причём не самый главный, но данный кусочек именно в силу не так простоты, как недостаточной (скажем так) сложности, интересен именно степенью доступности.

Есть у нас Вьетнам и есть те, кто пытаются им играть. Игроков четверо, трое основных и один запасной. Основные - Франция, США и Китай. Запасной, время от времени выходящий на замену, - СССР. Позже, когда Франция проиграла окончательно, СССР занял её место в тройке. Но пока что идёт первый тайм (замечу, что судьба матча была решена в этом, первом тайме, хотя пропаганде удалось уверить мир, что решающим был тайм второй), Франция всё ещё на поле, так что давайте разбираться, кто там куда бежал, кто по мячу бил, кто забивал и кто пропускал.

Степень трудности задач, игроками решаемой, была разной. Самая простая была у Франции. Её задача была однозначна - удержаться в Индокитае. Более сложная задача стояла перед Китаем, отлично понимавшим, против кого в конечном итоге направлены усилия по завариванию всей этой каши. И самая сложная задача в индокитайской чехарде была у США.

Начнём с Китая. Сразу же возникает вопрос, а зачем ему было помогать американцам выпихивать Францию, ведь на первый взгляд он от этого ничего не выигрывал, "менял шило на мыло". Но так только на первый взгляд. "Помогая" вьетнамцам примерно так же, как американцы "помогали" Франции, Китай продемонстрировал ясное видение переспективы. Дело в том, что Америка не скрывала (и не скрывает) своих намерений по превращению Тихого Океана в своё "внутреннее озеро" и одно лишь это означало (и означает) неминуемое столкновение интересов расположенных по периметру Пасифика государств с интересами американскими.

И если вы не хотите с американцами конфликтовать, то вам придётся подчинять свои интересы понятно чьим. Но главная проблема не в этом, дело в том, что далеко не всегда инициатором в определении того, в чём именно ваши интересы состоят, являетесь вы. Америка играет глобально и какое место в этой Игре занимают ваши с ней двусторонние отношения, известно только ей. Иерархию интересов выстраивает тот, кто "держит Мир", а сегодня это Америка.. И может получиться так, что даже той степени подчинения ваших интересов интересам американцев, на которую вы пошли, будет недостаточно и они потребуют чего-то большего. (Являетесь ли вы при этом "союзником", "другом" или "врагом" США роли не играет ни малейшей, "союзникдругвраг" это язык газет, а политику государства определяют вовсе не газеты, а те самые чрезвычайно эгоистично государством понимаемые "интересы").

Ну и вот, если "элита" (что за ужасное слово!) государства адекватна моменту и понимает свою историческую ответственность, то она заранее озабочивается поиском того, на кого она в случае вполне возможного "наезда" сможет опереться. И государство заранее начинает озираться в поисках "сильненького". В послевоенной ситуации с точки зрения Китая таковых было двое - Европа и СССР. Европа из войны вышла ослабленной, а СССР из войны вышел сверхдержавой. И Китай свой выбор сделал уже тогда и выбор, если позволить судить дилетанту, неожиданный.

Китай выбрал Европу.

И поступил он так не только потому, что Европа рано или поздно должна была "подняться с колен", но ещё и потому, что СССР был соседом, а сосед, что бы он в своих газетах ни писал, всегда злейший враг. И в тем большей степени враг, чем он сильнее. И исключений из такого положения вещей не было, нет и никогда не будет. А Китай, как бы к нему ни относиться, государство с большим историческим опытом и опыт этот, будучи поставлен Китаем на самом себе, лишний раз убедил китайцев в том, что делать ставку на соседей нельзя ни при каких обстоятельствах.

Соседа можно использовать из сиюминутных, тактических соображений, но рассчитывать на помощь соседа в долгосрочной переспективе - самоубийственно, помощи нужно искать у сильного, просто потому, что он силён, но только в географическом смысле этот сильный должен находиться как можно дальше от того, кому помощь может понадобиться.

Так что выбор Китая был совершенно логичен. Китай понимал, что в Корее американцы (что бы при этом ни писалось в газетах что китайских, что советских, что американских) объективно помогают ему, Китаю, в начавшейся Холодной Войне усиливая его в пику СССР, и при этом тот же Китай не менее хорошо понимал, что те же самые американцы одновременно же, "другой рукой" создавая Вьетнам, ставят ограничитель на будущую китайскую "мощь", ставят заглушку, предохранитель.

Но в китайских расчётах имелась одна нестыковка, которую требовалось устранить - Европа была далеко, однако Франция находилась в Европе. И если бы Китай позволил Франции по-прежнему "присутствовать" в Индокитае, у себя под боком, то эта граничность превратилась бы в незаживающую геополитическую "рану", в источник постоянного, каждодневного "столкновения интересов", в раздражитель, и поэтому Францию следовало из Индокитая удалить. Удалить во всех смыслах, главным из которых был китайский смысл этого слова, то-есть смысл пространственный.

И Китай принялся играть "за Европу", но при этом против Франции. Китай решил, что пусть он проиграет тактически, проиграет Вьетнам, но зато выиграет стратегически, выиграет европейскую поддержку в пусть и отдалённом, но будущем. И нынешняя картина мира показывает, что Мао и особенно Чжоу Энь-лай были умными и дальновидными людьми.

А тогда они, в трезвом осознании того факта, что против лома (США) нет приёма и заранее "отдавая" Вьетнам, главную свою задачу видели в том, чтобы не допустить немедленного объединения Вьетнама и в этом китайцы преуспели.

Это то, что касается Китая.

А вот как играли французы:

Они вернулись в Индокитай петушиным наскоком, "по-галльски", и казалось им, что победа близка, и казалось им так по множеству причин, не последней из которых было стремление уже французской "элиты" вернуть нации уверенность в себе после разгромного поражения во Второй Мировой. С одной стороны французы вполне отдавали себе отчёт в том, что сохранить позиции в мире они могут лишь сохранив уже себя в качестве второй по величине колониальной империи, а с другой стороны им казалось, что как сохранить империю, так и вернуть Франции "самоуважение и гордость" они могут как раз благодаря "маленькой победоносной войне" в Индокитае.

Вот на чём зиждилась их уверенность в неминуемой победе - пусть они потеряли (им казалось, что временно) Северный Вьетнам и теперь вынуждены были иметь дело с независимым государством, но Северный Вьетнам по сравнению с Южным был малонаселён, из примерно 26 млн. вьетнамцев подавляющее большинство проживало на юге. Всё ещё находившиеся в составе Индокитая Лаос и Камбоджа руками и ногами были за возвращение французов, так как боялись вьетнамцев (и правильно, замечу, делали), кроме того Франции казалось, что она закинула в Индокитай приманку, не заглотить которую аборигены просто напросто не могли - французы с большой помпой объявили, что преобразуют колониальную империю в "союз" и даже пообещали тем, кто в этот союз войдёт, французское гражданство, себя же Франция позиционировала не как "хозяина" союза, а как старшего в нём "партнёра". В новой, принятой в 1946 году конституции говорилось, что Французский Союз будет состоять из двух частей - Французской Республики и "присоединившихся территорий и государств", президент Франции становился Президентом Союза, где кроме него имелись ещё Верховный Совет Союза и Собрание, не имевшее, правда, законодательной власти.

Такова была морковка. Такими были зеркальца и бусы.

Что могли противопоставить этому северовьетнамцы? По мнению французов - почти ничего. Им противостояли "террорист и бывший агент Коминтерна" Хо Ши Мин и Во Нгуен Гиап, который по оценке американцев-сотрудников OSS в 1945 году по уровню компетенции соответствовал примерно майору Армии Соединённых Штатов. В своём распоряжении дядюшка и Гиап имели около 50 тысяч ополченцев.

Французы же, сделав вид, что они готовы сотрудничать с властями Северного Вьетнама и даже заключив с Хо межгосударственное соглашение и дав вьетнамцам "гарантии", почти немедленно спровоцировали столкновения и тут же отправили во Вьетнам 115-тысячную армию "для наведения конституционного порядка".

Прошло совсем немного времени и назначенный командующим французскими экспедиционными силами "герой Свободной Франции" генерал Леклерк обескураженно заявил, что для победы в Индокитае Франции потребуется перебросить туда не менее 500 тысяч войск.

Для победы не политической, а всего лишь военной.

Полмиллиона солдат.

"Oops!"

66

Почему так вышло? Каким образом получилось, что передовая по всем меркам европейская держава проиграла войну небольшому азиатскому государству, причём проиграла безоговорочно, во всех смыслах, среди которых смысл военный теряется как гораздо менее существенный, ведь, проиграв, Франция утратила то, что на языке дипломатии называется "влияние", а, утратив "влияние", Франция потеряла возможность играть в этой части мира.

А Игра, в которую играют государства, многогранна, многоуровнева, это так же, как с колодой карт, где есть не только тройки, но и семёрки, и есть там даже четвёрка тузов. Ну и пиковая дама, понятное дело. И если вы садитесь играть со своей колодой, то и достать оттуда наколотую карту вам ничего не стоит. Вот взяли японцы и потопили в декабре 1941 года в Сингапуре линкор "Принц Уэльский" и тяжёлый крейсер "Рипалс", отчего Британской Империи стало совсем нехорошо, но мало кто знает, что хотя участвовавшие в налёте самолёты были японскими и пилотировали их японские лётчики, но вот базировались эти самолёты во французском тогда Сайгоне и к вылету самолёты готовили французские механики. А не было бы у Франции Французского Индокитая и как смогла бы Франция родному английскому человечку порадеть?

Но Индокитай у Франции был, а потому и могла Франция "влиять" на события в войне, ведшейся в другом полушарии. Раз! - и появилась из рукава заместо туза пиковая дама, прищурилась, усмехнулась, и скормил французский "победитель" во Второй Мировой "победителю" английскому пилюлю столь горькую, что скривился бедный, закашлялся, заперхал, за грудь схватившись в том месте, где у государства сердце находится.

Но вот если у Франции Индокитай отнять, отнять "влияние", да ещё и по рукавам пошарить, чтобы она даже и шестёрочку не утаила, то за стол она играть уже и сама не сядет, там ведь каждый со своей колодой да со своими же рукавами, и придётся ей своё счастье на чужую карту ставить. Разденут ведь бедняжку Марианну, ой разденут. Догола.

Но в 1946 году Франция полагала, что кое-какое "влияние" в Индокитае у неё ещё есть и что недостающее она вернёт быстренько-скоренько и так казалось не ей одной, если бы кому вздумалось тогда делать ставки, то на Вьетнам не поставило бы ни одно министерство иностранных дел мира, ни даже самое завалященькое.

Хотя нет, одно нашлось, одно поставило. Поставил Государственный Департамент Соединённых Штатов. И сорвал он в мировой букмекерской конторе такой куш, что даже и до сих пор не верится.

Под Вьетнамской войной все понимают Вторую Индокитайскую Войну, ту самую, что "американская агрессия против свободолюбивого Вьетнама", не понимая при этом, что общепринятое понимание именно и призвано скрыть собою гораздо, несопоставимо более интересную Первую Индокитайскую Войну, войну "забытую", forgotten war.

Если говорить об интересе (не только о том, что "государственный интерес", но и о том интересе, что "любопытство"), то вторая, "американская" война, интересна не так Вьетнамом как Вьетнамом, как тем, как "Вьетнамом" решались внутренние американские проблемы, но поскольку американские внутренности выходят далеко за рамки нашего повествования, а также по той причине, что почти никому эта анатомия не интересна, так как девяносто девяти %-ам читающих телевизор умников вьетнамская война интересна количеством сбитых самолётов и их "тактико-техническими данными", то внимания мы второй войне уделим самую малость, но войне первой внимания придётся уделить чуть больше, просто потому, что мы отслеживаем процесс ("процесс пошёл", помните?) строительства.

Той стройки, где строится государство. В данном случае - Вьетнам. Так вот Первая Индокитайская Война расчистила стройплощадку, заложила фундамент и создала все необходимые элементы конструкции. А война Вторая, та самая, на которой сбили сенатора Маккейна, просто собрала все элементы вместе и "навела лоск". В том числе и напалмом.

Если в XIX веке для стройки требовались лишь кровь и железо, то в веке ХХ были добавлены такие ингридиенты как тротил и напалм, а в веке XXI в ход наверняка пойдёт энергия атомного ядра, кому ж захочется работать руками если уже открыта цепная реакция? Мысль человеческая работает, работает. Прогресс на месте не стоит. В том числе и в строительстве. И на прорабов, которые норовят не так строить, как перестраивать, есть такие зодчие, что закачаешься, и водку эти зодчие не пьют и на ложках деревянных они играть не любят, а любят они думать. "Проектировать."

Вот так вот и французы после войны решили попроектировать и договорились с дядюшкой Хо, что они будут уважать право "северной части Вьетнама" на самоопределение и даже разрешат ей иметь своё правительство, свою армию и свои финансы. Те самые финансы, которые повсюду в мире поют романсы. А уж во Вьетнаме романс был из всех романсов самым жалобным.

Взамен ДРВ должна была согласиться стать членом Французского Союза и позволить французам разместить в Северном Вьетнаме части французской армии. "Для порядку", так сказать. И ещё пообещали французы, что судьба всего Вьетнама будет решена через несколько лет на всевьетнамском референдуме. "Как проголосует вьетнамский народ, так и будет. Решат свободолюбивые вьетнамцы, что хотят они жить под Вьетминем, значит, будут они жить под Вьетминем. А мы соберём свои пожитки, да и пойдём себе с Богом. Может, в Париж, а может, ещё куда…"

"Мамой клянусь!"

Хо Ши Мин вряд ли французам верил, но выхода у него не было и он согласился, главным образом потому, что хотел выиграть время. Но вот именно с этим, со временем, вышло не очень.

Французы нация культурная, опыт колониального управления у них был колоссальный, а к опыту примешивалось и то известное всему миру обстоятельство, что французы кроме женщин, вина и сыра brie очень любят ещё и деньги. А если ты что-то любишь, то и разбираешься ты в предмете очень хорошо. И не только в самом предмете, но и во всём, с ним связанном. И любитель женщин, тонко в них разбираясь, начинает не менее тонко разбираться и в женском белье. Так и тут, разрешив вьетнамцам иметь правительство, армию и финансы, хитрые французы никак не оговорили с неопытными в проектировании и строительстве азиатами вопрос таможни.

Но вот парочку военных судов они поспешно к главному порту Северного Вьетнама Хайфону подогнали.

И прошло времени чуть, как во весь немаленький рост встал вопрос - а кто на таможне будет "давать добро"?

Вьетнамцы по-вьетнамски громко закричали, что собирать таможенные сборы хотят они, а французы с изысканным галльским остроумием им не менее громко отвечали в том смысле, что "да ты посмотри на себя, ну какой из тебя Верещагин?"

Поскольку вьетнамцы деньги любят ничуть не меньше французов, то перепалка плавно и очень быстро перешла в перестрелку.

"Ага! - сказали французы и крепко потёрли сухими ладонями, - тут-то мы вас и поймали!" И предусмотрительно подогнанные к Хайфону корабли французских ВМС открыли по городу беспорядочный огонь из орудий всех калибров.

Погибло несколько тысяч человек, главным образом тех, кто о таможне и слыхом никогда не слыхивал, Вьетминь собрал небогатые свои пожитки, да и пошёл себе с Буддой не в Париж, а обратно в джунгли, а французы, которые чувствовали себя как дома, высадились на берег и принялись наводить прежние порядки.

Все оказались при деле.

67

Поскольку все уже от Вьетнама наверняка устали, давайте устроим себе перерыв. Развлечёмся, повеселимся, подурачимся. Развеемся. Найдём себе какую-нибудь другую тему для разговора. Ну, например, такую - в комментариях к предыдущим постам меня донимают вопросами насчёт Китая и сводятся эти вопросы к "а почему бы Сталину было не разбить Китай на пятнадцать республик и почему мы ушли из Порт-Артура?"

Задавая мне эти риторические вопросы, вопрошающие тут же на них сами себе и отвечают, и отвечают с достойной зависти краткостью: "Потому что Сталин был дурак!"

А и в самом деле, почему СССР "ушёл" после войны из Китая? Давайте посмотрим, чем там руководствовался СССР, покопаемся в причинах и следствиях и покопаемся без дураков.

Послевоенные границы начерно были проведены в Ялте, в феврале 1945 года. Это означает, что США и СССР как реальные победители во Второй Мировой уже к началу ялтинской конференции имели на руках некий план по переустройству мира и в Ялте они лишь согласовывали детали этого плана. Другими словами, решения в Ялте были не спонтанными, а над ними предварительно тщательно подумали.

В том числе, естественно, подумали и над "китайским вопросом".

С точки зрения СССР возможных сценариев было три:

1. Тот, что воплотился в жизнь, став частью нашей с вами реальности.

2. Создание марионеточного буферного государства между СССР и Китаем там, где находилась и находится Маньчжурия.

3. Включение Маньчжурии в состав СССР на правах союзной республики.

В воплотившемся в жизнь сценарии Сталин получил Туву в состав СССР и независимую и международно признанную Монголию, оказавшуюся в советской сфере влияния, причём американцы согласились с правом СССР на военное присутствие в Монголии. И это был максимум того, что можно было в той ситуации получить. Китайцы считали (и продолжают считать) и Туву, и Монголию незаконно отторгнутыми от Китая территориями. На протяжении всего сорок пятого года они аппелировали к США с просьбой надавить на СССР с тем, чтобы хотя бы изменить некоторые формулировки в межгосударственных документах образом, дающим им пусть слабую, но надежду на возвращение в Туву и Монголию в некоем неопределённом будущем. Американцы, которые уже ударили со Сталиным по рукам и у которых рот был полон хлопотами куда более важными, чем Тувинская Народная Республика, в конце концов отмахнулись от Чан Кай-ши и прямым текстом сообщили ему, что если у него есть такое желание, то пусть он свои дела со Сталиным сам как хочет, так и улаживает.

Таким образом в дополнение к Туркестану СССР получил Туву и "незаграницу Монголию" как продолжение своеобразного аналога "великой китайской стены", отгораживающей его от всяких напастей с юга и юго-востока. (Во время переговоров с китайцами Сталин в вопросе Монголии был непреклонен, заявив, что независимость Монголии является условием советской помощи Китаю и что только независимая Монголия может гарантировать безопасность СССР в случае атаки с юга. "Жизнь показала, что на соглашения и договора о дружбе и сотрудничестве полагаться нельзя, - сказал Сталин, - а вы сегодня слабые, а завтра будете сильными.")

Но довести "стену" до Тихого Океана не удалось. И не из-за китайцев и уж подавно не по причине чьей бы то ни было глупости.

Самым выгодным представлялся сценарий под номером два. И СССР, который в Ялте гарантировал своё вступление в войну на Тихом Океане, а несколькими месяцами позже в неё вступил, особых усилий по созданию "независимой Маньчжурии" предпринимать даже не потребовалось бы. На месте Маньчжурии уже имелось независимое от Китая марионеточное государство Маньчжоу-го, и, начиная военные действия против Японии, именно на его территорию СССР по согласованию с союзниками войска и вводил.

Маньчжоу-го как отдельное, созданное японцами государство существовало к тому моменту уже тринадцать лет. Между прочим, очень любопытен список государств, признавших "независимое и суверенное Маньчжоу-го", при взгляде не него сразу становится ясно, кому было выгодно его существование, а входили в этот список помимо Японии, ещё и Германия с примкнувшими Италией и Испанией, а также СССР. И государство Ватикан.

В Маньчжоу-го уже имелись необходимые государственные структуры и даже своя валюта, всё, что СССР нужно было сделать, так это переименовать Маньчжоу-го и сменить "головку администрации". И всё. И буфер готов. "Делов-то!"

Но категорически против были американцы.

Всего лишь двадцатью пятью годами раньше США не позволили Японии создать буферное государство на месте нынешнего Дальнего Востока и этому совпадению интересов можно только радоваться, но в 1945 году ровно из тех же соображений США не позволяли сделать то же самое уже СССР. И с этим приходилось считаться.

Предположим, что в Ялте, где и решался вопрос, СССР предпочёл бы "упереться" в вопросе с Маньчжурией. В таком случае его просто не подпустили бы к войне на Тихом Океане и ему не удалось бы вернуть Курилы и Южный Сахалин. США также не признали бы "права" СССР на Туву и Монголию и поддержали бы в этом вопросе китайцев, а тем самым значительно снизили бы уровень советского "влияния" уже в самом Китае.

А так произошёл "натуральный обмен". "Ты мне, я тебе." Поскольку американцы не знали, сколько ещё продлится война и насколько упорным окажется сопротивление японцев, то участие СССР казалось им оправданным, но за это требовалось "заплатить". И американские дипломаты спросили: "How much?" А советские выставили счёт. После этого стороны поторговались и сошлись на том, что СССР через три месяца после капитуляции Германии примет участие в войне против Японии, а потом вернёт Маньчжурию китайцам. "В целости и сохранности." А за это он получит Туву-Монголию и Курилы-Сахалин. И как приятный довесок - возможность игры в послевоенном Китае.

- Deal?

- Deal.

В Ялте Рузвельт и Сталин обговаривали только детали этого плана.

Теперь предположим (это тоже наверняка обдумывалось и обдумывалось с обеих сторон), что СССР, уже разгромив Квантунскую Армию и оккупировав Маньчжурию, "положил" бы на достигнутые договорённости и принялся бы Маньчжурию "советизировать". В таком случае американцы принялись бы с СССР воевать и воевать, даже не объявляя ему войны, воевать Китаем. Сделать бы это им было нетрудно, так как у них с 1943 года имелся союзнический договор с китайцами, предусматривавший даже размещение американских войск на территории Китая.

В некотором смысле такое "неожиданное" развитие событий было бы даже на руку американцам, так как позволило бы им консолидировать раздираемый борьбой между националистами и коммунистами Китай. И мало того, СССР, оказывая поддержку китайским коммунистам, делал бы это к американской выгоде.

Дело в том, что влияние Москвы на Мао преувеличивалось не только из идеологических соображений, но ещё и потому, что позволяло Сталину блефовать в игре с Чан Кай-ши и тот "ловился" по той причине, что у страха глаза велики. На деле же Сталин контролировал Мао в очень малой степени, но главное не в этом.

Главное в том, что общественное мнение, ослеплённое и оглушённое пропагандой, не понимает, что США было всё равно кто, националисты Чана или коммунисты Мао, в Китае выиграют. Доходило до того, что американцы даже как-то пригрозили Чану подвергнуть бомбардировкам прибрежные города Китая, если он не пойдёт на уступки коммунистам. Главным для США было остановить гражданскую войну в Китае, а кто в этой войне победит, было для них вопросом второстепенным. Попытка же оторвать от Китая Маньчжурию позволила бы китайцам если и не забыть о "межпартийных разногласиях", то отложить их на потом перед лицом "советской агрессии".

Для того, чтобы сводить и мирить китайских "националистов" с китайскими же "коммунистами" следовало сводничать и примирять. Занимался этим человек по имени Патрик Харли, о котором я когда-то в своих записках уже упоминал. Вот здесь он как раз этим и занимается, посредничая между Чаном и Мао:

Человеком Харли был в высшей степени способным, и это было одной из причин, по которым его в конце войны назначили послом в Китай, несмотря на то, что ему очень не нравилось сковывать себя "официозом", и в политике рамкам протокола он предпочитал действия "свободного художника". Однако Харли был одним из немногих людей, которым Рузвельт доверял и доверял не так даже в смысле лояльности, как в смысле "глаза", доверял их "видению" той или иной политической ситуации. И потому, когда "Пат" Харли заартачился, никто иной как сам ФДР этак веско ему сказал: "Надо, Федя… Надо!" И Харли натянул фрак, повязал бабочку и отправился послом в Китай.

Отправился он туда потому, что в 1944 году американцы начали контактировать с китайскими "коммунистами" и то, что они увидели, чрезвычайно их впечатлило. Дело было в том, что война шла к концу, уже с середины 1943-го года США знали в какую примерно конфигурацию сложится послевоенный мир и Китаю в этом мире они отводили вполне определённое место. Китай должен был быть единым и сильным с тем, чтобы гирей висеть на соседях, а каким при этом будет правящий там "режим" американцев заботило гораздо меньше. Пока шла горячая война, США поддерживали в Китае то правительство, которое было не только легитимным, но ещё и противостояло Японии. Таким международно признанным правительством был Гоминьдан. Воевал он не сказать, чтобы хорошо, скорее наоборот, но при этом Гоминьдан хотя бы не шёл "под японца", худо-бедно сохранял государственные институты и охотно "сотрудничал" с Америкой. "Чего же боле!"

Но так было, пока планы ограничивались войной, когда же в конце тоннеля забрезжил свет, то перед США встал вопрос после-военного обустройства китайского хозяйства. "Как нам обустроить Китай."

Посильные соображения американцев сводились вот к чему - с их точки зрения у Гоминьдана был всего один недостаток, но зато какой! При Гоминьдане Китай стал царством коррупции. Китайцы вообще к этому делу склонны, но Гоминьдан, по той, очевидно, причине, что был партией националистической, позволил этой национальной черте развиться во что-то гомерическое. Попав в Китай и на месте осмотревшись, американцы были поражены непредставимыми по их меркам масштабами тотальной продажности и воровства. У них в самом буквальном смысле опускались руки.

Немного в сторону: "режимом Чан Кай-ши" был, собственно, не сам Чан, а его жена, "мадам Чан", чьё девичье имя было Сунь Мэй-линь. Женщиной она была очень интересной, как очень интересным было и всё её семейство. Её отец Хань Чжао-жунь в незапамятные времена уехал в поисках счастья в Америку, там был охмурён не ксендзами, а методистами и крестился под именем Чарли Суня. Когда американцы в конце XIX века озаботились цивилизаторской миссией в Китае, им в голову пришла идея заслать туда в качестве миссионера этнического китайца и потому новоиспечённого христианина Чарли Суня определили в университет, где он изучал теологию, а потом отправили обратно в Китай. Там он очень быстро "поднялся", издавая и распространяя Библию. Разбогатеть оказалось делом нетрудным, китайцев в Китае без счёта, так что с тиражами у Чарли проблем не было никаких. (Если это покажется кому-то интересным, то методистом был и полковник Хаус, он, правда, Библий не продавал и проповедей не читал, но тем не менее.) Ну так вот, поднявшись и разбогатев, Чарли Сунь, как и все китайцы, обзавёлся большим семейством, детей у него было шесть штук и в эту великолепную шестёрку затесался не вратарь, а три сестрички. Звали их Сунь Ай-линь, Сунь Цинь-линь и Сунь Мэй-линь. Поскольку Чарли Суню в Америке очень понравилось, то девочек своих, когда подошло время, он отправил получать образование в США. Поучившись в Америке, "поварившись" там и обзаведясь многочисленными связями, все три девочки вернулись в Китай и, как девочкам и положено, вышли замуж. Сунь Ай-линь, потрудившись, не иначе как по распределению, в качестве личного секретаря товарища Сунь Ят-сена, вышла за представителя очень влиятельного в Китае банкирского клана "Кунь" - Кунь Сянь-си, попозже он стал одним из министров в Гоминьдане. Вторая сестричка, Сунь Цинь-линь, решила не размениваться на каких-то там банкиров и, минуя секретарство, выскочила замуж прямиком за самого Сунь Ят-сена. Ну, а третья, Сунь Мэй-линь, окрутила Чан Кай-ши. Как говаривали в те годы китайцы - "Китаем правят три сестры, одна (Сунь Ай-линь) любит деньги, другая (Сунь Мэй-линь) любит власть, и только третья ( Сунь Цинь-линь) любит Китай." Любящая Китай Сунь Цинь-линь, если вы помните, поспособствовала как-то Хо Ши Мину бежать из пределов показавшегося дядюшке негостеприимным Китая. Начиная с 1954 года Сунь Цинь-линь занимала различные государственные посты, а когда в 1981 году она оставляла наш бренный мир, то подписывавшая свою личную корреспонденцию как "Розамунд Сунь" методистка покидала пост Президента Китайской Народной Республики. "Как причудливо тасуется колода!"

Так вот и вышло, что три сестрички по мукам не ходили, но зато разгуляли они Китай так, что даже у много чего повидавших американцев отвисла челюсть. А поскольку отвисать должно было не у них, а у других, то они принялись осматриваться, а, осмотревшись, обнаружили, что особого выбора у них нет. В наличии был Гоминьдан и была спроворенная "Коминтерном" Коммунистическая Партия Китая. И американцы отправили к коммунистам Пата Харли, который тогда не был ещё послом, а был "личным посланником Президента Соединённых Штатов", каковый статус давал ему полную свободу рук. И вот с точки зрения интересов государства США "маоисты" показались Харли гораздо предпочтительнее "националистов". Китайские коммунисты (тогдашние, тогдашние, не нынешние, ныне в Китае опять время "трёх сестёр") не воровали, взяток не брали, а брали они крутенько. Порядок на подвластных им территориях коммунисты наводили железной рукой. "Чего же боле! - подумал Харли. - Надо мне вас помирить." И американцы принялись китайцев мирить. И домирили. До КНР и до Тайваня. Они вообще если за что-то берутся, то стараются доводить дело до конца. Хорошее качество. Неплохо бы и другим научиться.

26 июля 1945 года увидела свет Постдамская декларация, в которой США, БИ и Китай во исполнение решений Каирской конференции уведомили Японию, что в том случае если она немедленно и безоговорочно не капитулирует, её, как государство, разрушат. Слово "император" и слово "Хирохито" в декларации отсутствовали.

28 июля Япония ультиматум отклонила.

6 августа 1945 года была сброшена атомная бомба на Хиросиму.

9 августа СССР объявил Японии войну и вторгся в Маньчжурию. В тот же день была сброшена вторая атомная бомба на Нагасаки.

И только после этого, посчитав, что политические цели, которые они преследовали атомной бомбардировкой Японии, достигнуты, США устами тогдашнего госсекретаря Джеймса Бирнса официально уведомили Японию, что послевоенное японское правительство "may include a constitutional monarchy under the present dynasty".

14 августа последовало знаменитое радиообращение императора Хирохито, заявившего нации, что "Япония должна вынести невыносимое" и что он принял решение о безоговорочной капитуляции:

В тот же самый день, 14 августа 1945 года между СССР и чанкайшистским Китаем был подписан договор о дружбе и сотрудничестве. Договор был фактически легализацией секретных приложений к договорённостям, достигнутым на Ялтинской конференции. Обращаю ваше внимание на тот факт, что обещания в Ялте давали американцы, а выполняли эти обещания китайцы. По договору Китай признавал независимость Монголии, СССР получал право на военно-морскую базу в Порт-Артуре и со своей стороны признавал Маньчжурию и Синьцзян (Китайский Туркестан) неотъемлемыми частями Китая и обязывался не вмешиваться в китайские внутренние дела. Мао тут же заявил, что договор Сталина с Чан Кай-ши это "предательский удар ножом в спину китайской революции".

Чтобы два раза не вставать, покажу вам карту Китая в границах, какими они видятся Тайваню, считающему себя законным и легитимным правопреемником Китая гоминьдановского примерно так же, как некоторые русские товарищи выводят себя прямиком из Российской Империи, полагая советский период чем-то вроде узурпации власти.

Здесь хорошо видно, что Тува рассматривается Китаем как часть Монголии, а Монголия как часть Китая. "Неотъемлемая." А неотъемлема она потому, что китайские "реваншисты" исходят из того, что СССР нарушил заключённый с ними договор в той его части, где обязался не вмешиваться во внутренние дела Китая и поддержал китайских коммунистов, а потому и сам договор подлежит пересмотру в лучшем случае.

Но стоит лишь нам чуть копнуть, как мы немедленно обнаружим, что СССР во внутренние дела Китая если и вмешивался, то отнюдь не в форме "поддержки" кого бы то ни было, дипломатически СССР в сложившейся тогда ситуации действовал безупречно и поддерживал он не ту или иную сторону конкретно, а поддерживал он гражданскую войну в Китае вообще. СССР "разжигал". И делал он это, исходя из очень верно понятых государственных интересов.

Сегодня принято считать, что СССР, войдя в Маньчжурию, принялся вооружать китайских коммунистов. Это не только не соответствует действительности, но и является прямой неправдой. По достигнутой с Гоминьданом договорённости советская сторона должна была передавать как власть на местах, так и принятые от капитулировавших японцев оружие и военное снаряжение представителям Гоминьдана. И СССР именно так и поступал. И более того, СССР не только не передавал власть местным коммунистам, но имели даже место случаи, когда он коммунистов (находившихся в Маньчжурии партизан Чжу Дэ и Линь Бяо) РАЗОРУЖАЛ. После чего честно передавал складированное оружие тому, у кого был "мандат" от центральных властей.

СССР не нужно было "вооружать коммунистов", он играл гораздо тоньше.

Послевоенная ситуация в оккупированной СССР Маньчжурии сложилась следующим образом - формально власть там принадлежала Гоминьдану, но по понятным причинам в Маньчжурии не было войск центрального правительства. И по не менее понятным причинам там имелись "силы коммунистов" в виде партизанских отрядов. Вопрос армии был для что для Мао, что для Чана главным вопросом. "Винтовка рождает власть", помните? И именно на этом вопросе "всё сошлось".

Как только Япония подписала акт капитуляции, американцы приступили к "активной фазе" примирения. Пат Харли на личном самолёте доставил Мао и Чжоу Энь-лая в Чуньцин к Чан Кай-ши. (Мао летел на самолёте первый раз в жизни и когда он поднимался на борт, сподвижники провожали его так, как провожают человека, идущего на казнь. Но по прилёте Мао сделал хвост трубой. Несмотря на "сложность" личных отношений с Чаном, он не стал выставлять рядом с отведённой ему резиденцией охрану. Американцы, понимая щекотливость момента и чувствуя ответственность за "жизнь и здоровье" фигурантов, предложили Мао Цзе-дуну охранять его силами своих спецслужбистов, но Мао это предложение отверг и этот его "королевский" жест американцев впечатлил до крайности.) Так вот на переговорах между Чаном и Мао главным был следующий вопрос - Чан, на которого американцы оказывали давление, согласился ввести коммунистов в правительство, но при одном условии - имевшееся у коммунистов ополчение (называть это "армией" язык не поворочивается) должно было войти в состав армии центрального правительства, а подчинена эта армия должна была быть главномандующему, а главнокомандующим должен был быть он, Чан Кай-ши. Определённая логика в этом была, как бы к Чан Кай-ши ни относиться, но он по крайней мере был генералиссимусом.

Однако Мао был непрост. Мао отказался наотрез.

Он всё, что касалось винтовки и власти, усвоил очень хорошо. Да и как ему было не усвоить, если он сам эту сентенцию и придумал.

Мы все знаем, что Мао победил Чана. Знаем просто потому, что мы живём во времени, которое по отношению к тогдашним временам является "будущим" и на описываемые события мы смотрим как на "прошлое". Мы в буквальном смысле читаем открытую книгу. При этом мы не знаем собственного будущего, о котором тоже будет написана книга и кто-то когда-нибудь возьмёт её в руки, откроет, прочтёт пару строчек, да и захлопнет со словами "ну и дураки же они были!"

Но мы рассматриваем события, которые не успели ещё стать прошлым, а были они настоящим и люди, там и тогда жившие, ещё не знали, кто из них окажется в дураках, они не знали собственного будущего, а, не зная этого, они все считали себя очень умными, примерно как мы сегодня.

И среди прочих умников считал себя умныи и Чан. А между тем, он не знал, что уже проиграл. Не знал, что ему не предстоит проиграть, а что проигрыш его уже состоялся. Чан Кай-ши не сумел вовремя понять, что он потерял поддержку американцев. Он обманулся тем, что вроде бы все видимые признаки благорасположения США в виде предоставляемых "материальных благ" продолжали бесперебойно поступать. Он позволил тактильным ощущениям обмануть свой ум.

Чан Кай-ши вырыл себе яму сам. У него в руках было всё, у него в руках был Китай, а он всё, что имел, взял, да и выпустил из рук. И винить ему в произошедшем некого. Пока шла Вторая Мировая, ценность Китая в глазах американцев была прямо пропорциональна степени, в которой Китай мог "связывать" усилия Японии на "континенте". Но где-то в 1943 году американцы обнаружили, что японцы начали перебрасывать войска из континентального Китая на "островной" театр военных действий, а это означало, что Чан со своими прямыми обязанностями справляется плохо. Американцы вопросом озаботились, вникли, и обнаружили, что Чан вместо того, чтобы воевать с японцами, силами в примерно 500 тысяч человек "изолирует" районы, где действуют коммунисты. И при этом же американцы обнаружили, что как раз "сдерживаемые" Чаном коммунисты дают японцам прикурить.

Кроме того США пришли к тому неутешительному для Чана выводу, что их усилия по созданию более или менее современной китайской армии пропадают втуне. Материальная помощь, как и помощь американских советников и инструкторов уходила в песок. И было так потому, что китайская армия была разложена. А разложена она была потому, что на руководящие посты в армии центральное правительство (а правительством Китая в реальности была "мадам Чан") назначало не тех генералов, которые были способнее, а тех, кто был лояльнее. И вот это уже никуда не годилось, так как способных людей мало, а на место лояльного дурака всегда найдётся дурак ещё более лояльный.

Ну и совсем плохо было то, что если Чан потворствовал всему этому безобразию в критический как для Китая, так и для его личной судьбы момент, то легко можно было себе представить, в какой разнос пойдёт государство когда положение выправится.

И американцы, отдавая себе трезвый отчёт в том, что из имеющихся в наличии политических сил лишь коммунисты обладают потенцией "консолидировать" Китай, стали засылать в "красные районы" миссию за миссией. Очень интересно проследить как скачкообразно рос уровень людей, эти миссии возглавлявших, и если начали США с полковника Барретта, которого очень быстро отодвинул в тень Пат Харли, то уже Харли был, в свою очередь, сменён Джорджем Маршаллом, который в 1947 году стал госсекретарём в правительстве Трумана и под чьим именем миру стал известен план по восстановлению разрушенного войной мирового хозяйства.

Сперва американцы, стараясь избежать полномасштабной гражданской войны в Китае, пытались стороны примирить, "слить" их вместе, исходя из того, что "коммунисты", как более приспособленный вид, эволюционно перехватят власть у "националистов" и что если держать процесс под контролем, то эксцессов удастся избежать. И если США ничуть не обольщались насчёт "националистов", то и китайских "коммунистов" американцы тоже видели насквозь. Отправляя Пата Харли послом в Китай, никто иной как Рузвельт, напутствуя своего протеже, сказал ему так: "… когда тебе там придётся иметь дело с коммунистами, не обращай внимания на это слово, эти люди не коммунисты, они просто себя так называют."

Самое интересное тут то, что и Сталин смотрел на китайцев под тем же углом, что и американцы, и видел он тоже то же самое. И Рузвельт, и Сталин отчётливо понимали, что в борьбе между китайскими националистами и китайскими коммунистами истинными националистами были прятавшиеся за коммунистической идеологией "маоисты". Разница была только в том, что если с точки зрения интересов США конечное торжество "маоистов" было скорее хорошо, чем плохо, то с точки зрения интересов СССР (России) это было скорее плохо, чем хорошо.

Это основа, фундамент, на котором строилась realpolitik сторон в 1945 году в той её части, которая касалась Китая. Кроме того, и США и СССР понимали, что если по результатам войны победителей оказалось двое, то это означает, что в долгосрочной перспективе их интересы будут расходиться чем дальше, тем больше. А это, в свою очередь, означало, что "что для русского здорово, то для немца смерть" и если в интересах американцев гражданскую в Китае предовратить, то в интересах СССР ровно противоположное.

Кроме того, ясно было, что американцы изначально находятся в лучшей позиции.

Было так потому, что в конце концов кто-то в Китае, да побеждал, гражданская война не могла длиться вечно, и эта окончательная победа одной из сторон, этот достигнутый "консенсус общества", эта однозначность были в интересах США. В этой ситуации выгода СССР состояла в сколь возможно долгом поддержании "процесса".

Прежде чем завершить эту главку, остановимся на одном в высшей степени важном событии, которое привлекает внимание публики не так, как должно было бы привлечь, будь публика не дура. Я о визите госсекретаря Хилари Клинтон в Мьянму, гораздо более известную миру, как Бирма. Бирма это государство-изгой, некая сумеречная зона, в непрозрачной серости которой державы до сих пор обделывали свои делишки. И вот, совершенно неожиданно туда отправляется не низкоранговый посланник для "прощупывания почвы", а отправляется туда госсекретарь США, чего не случалось более пятидесяти лет, отправляется с государственным визитом мало того, что госсекретарь, но ещё и человек калибра Хилари Клинтон, которая считается самым компетентным политиком не нынешней даже администрации, а всего политического спектра вообще. Этот выстрел из орудия главного калибра означает, что Китай близок к исчерпанию отпущенного ему лимита "силы" и что США начинают выстраивать ситуацию образом, который позволит ограничить дальнейший "рост" Китая.

Подавляющее большинство интересующихся "Китаем" не понимает (по целому комплексу причин), что "коммунистический режим" в Китае победил (оказался "в силах" победить) исключительно потому, что он пользовался одновременной поддержкой обеих противостоявших друг другу в Холодной Войне сторон. Ситуация не сказать, чтобы уникальная, но складывается такое далеко не каждый день.

СССР нужен был слабый, "зависимый" сосед, а США, как противнику СССР, нужно было, чтобы сосед СССР был из тех, у кого есть свои собственные интересы и сосед этот должен был быть силён до степени, позволяющей ему эти самые интересы отстаивать. Из этой противоположности американских и советских интересов и возникли борьба и единство, породившие современный нам Китай.

СССР поддерживал Мао потому, что в его интересах была как можно более долгая гражданская война в Китае и, поддерживая китайских коммунистов, он делал это не из идеологических соображений, а потому, что коммунисты были более слабой стороной в конфликте. Если бы СССР просто самоустранился (он такой роскоши был лишён по той прозаической причине, что речь шла о государстве, имевшем самую протяжённую общую границу с СССР, но просто представим себе такую фантастику), то это означало очень быструю победу Гоминьдана, конец гражданской войны и какую никакую, но стабилизацию Поднебесной, которая тут же оказывалась в состоянии Холодной Войны с СССР. Американцам же окончания гражданской войны в Китае и пресловутой стабилизации было мало, им нужны были не только великие потрясения в Китае, но они хотели, чтобы из великих потрясений Китай и вышел великим. Гоминьдан для этого не годился, он если и был способен на что-то великое, то разве что на великое воровство.

Поэтому Мао превратился в фигуру, которую по очереди брали в руки обе стороны и по очереди же ею ходили.

Давайте посмотрим, как шла игра, зрелище чрезвычайно поучительное, и не только потому, что Мать История всем нам близкая родственница, но ещё и потому, что нынешнему поколению не вредно будет узнать, что совсем недавно не только Россия была на месте, но она была ещё и государством, умевшим играть с американцами на равных.

Первый ход сделали американцы и сделали они его ещё до того, как советские войска вошли в Маньчжурию. Поскольку государства, даже и договариваясь о чём-то, друг другу не доверяют (и правильно делают), а также по той причине, что поговорку "доверяй, но проверяй" придумал не только не Рейган, но даже и не американец, то США, хотя они вроде бы обо всём с СССР в Ялте договорились, тем не менее оккупировали Шанхай, Пекин и Тяньцзинь. В районе Тяньцзиня они развернули шестидесятитысячный корпус морской пехоты, сделано это было затем, что если бы Сталин вдруг передумал и, войдя в Маньчжурию, решил бы продвинуться дальше к югу, то США, действуя с тяньцзиньского плацдарма, не позволили бы советским войскам с ходу захватить Пекин. Другими словами, нарушение советской стороной ялтинских договорённостей означало бы войну не с Китаем, а с Китаем и США.

Ответный ход (и тоже подстраховочный) сделал и Сталин - он наотрез отказался подписывать любой документ, который оговаривал бы сроки вывода советских войск из Маньчжурии. Китай, который отлично понимал, зачем Сталин это делает, прикладывал все усилия, чтобы установить точную дату передачи Маньчжурии Китаю, но добился от Сталина только устного обещания вывести войска через три месяца. Слова, однако, к делу не подошьёшь, обстановка в конце 1945 менялась очень быстро, события мелькали как в калейдоскопе и пока суд да дело, сроки вывода переносились три раза и СССР пробыл в Маньчжурии не три месяца, а девять.

И времени он зря не терял. И пока американцы обделывали в Китае свои дела, СССР обделывал свои. США принялись перебрасывать на север войска Гоминьдана, а СССР начал играться в Маньчжурии. Если вы помните, то СССР сперва держал китайских "коммунистов" в узде. Однако затем он начал узду то ослаблять, то натягивать. То дали, например, контроль над некоторыми частями Маньчжурии партизанам Джу Дэ, а то вдруг в ноябре 1945 вытеснили "коммунистов" оттуда и передали контроль Гоминьдану. "Согласно духу и букве подписанного Китаем и СССР договора о дружбе и сотрудничестве". А потом опять, уже в марте 1946 отняли контроль у гоминьдановцев и передали опять "коммунистам". Нетрудно увидеть, что то, что СССР делал, называется "стравливанием".

Почему вообще события тогда закрутились вокруг Маньчжурии и закрутились туго? Дело в том, что значение Маньчжурии для Китая переоценить трудно. Во время войны в оккупированной японцами и переименованной ими и Маньчжоу-го Маньчжурии оказалось сконцентрировано более 70% промышленного потенциала Китая. Там же находились и основные источники угля, железной руды и леса. Там же находилась и сформированная японцами двухсоттысячная армия "последнего императора Китая" и получить контроль над нею по понятным причинам хотелось и Мао, и Чану. Там же находилось несколько арсеналов, с самым большим в Шеньяне, а в аресаналах имелось до ста тысяч винтовок, несколько тысяч орудий и целые залежи различных war materials, включая туда запасы продовольствия. Для сравнения на вооружении 8-й армии НРА в тот момент имелось 154 орудия. Так вот советская сторона давала понюхать лакомый кусок под названием Маньчжурия то "коммунистам", то "националистам". Но только понюхать. При этом дата вывода советских войск хранилась в тайне. И только когда китайцы раздразнились донельзя, СССР войска вывел. И вывел очень быстро, можно сказать - разом, чем создал в Маньчжурии "вакуум силы" и вакуум этот втянул в себя "националистов" и "коммунистов" почище пылесоса. А, оказавшись туда втянутыми, втянутые обнаружили на месте буквально горы оставленного ушедшей совесткой армией оружия, чтобы им было чем между собою разбираться.

В этой истории есть и ещё одно обстоятельство. Дело в том, что втянутые в Маньчжурию китайцы нашли на месте оружие, много оружия, только оружие и… …и ничего кроме оружия. СССР, уходя из Маньчжурии захватил с собою всё то, что рассчитывали найти там китайцы. Было демонтировано и вывезено всё, что можно было демонтировать, как военные трофеи были вывезены целые заводы, вывозилось всё подчистую, вплоть до мелочей, вроде найденных в одном из банков тридцати трёх миллионов долларов золотом. В нескольких случаях было не только снято оборудование с шахт, но и сами шахты были взорваны или затоплены. В 1946 СССР проделал с китайцами то же самое, что Китай проделал с Вьетнамом, уходя оттуда в 1945 году. И проделано это было по очевидным и вполне рациональным причинам - СССР ослаблял Китай, ослаблял превентивно. Можно было разжечь полномасштабную гражданскую, но предсказать её результат в 1946 году ещё никто не мог, а потому одно государство ослабляло другое. Людям, смотрящим на историю сквозь идеологические очки, понять такое трудно, но если вы хотите в чём-то разобраться, очки эти придётся снять.

И не торопитесь их опять сажать на нос.

Потому что теперь нам придётся посмотреть на Китай с другой стороны. В полыхнувшей гражданской войне "коммунисты" выглядели заведомо слабее, если у Гоминьдана под ружьём стояло около трёх миллионов человек, то коммунисты располагали силами примерно в миллион ополченцев. Гоминьдан был коррумпирован, но помимо подавляющего численного превосходства он был ещё и гораздо лучше вооружён. Кроме того, когда в Маньчжурии Мао попытался перетянуть на свою сторону упомянутую повыше маньчжурскую армию, то вышел конфуз, маньчжуры, когда "красные" начали "интегрировать" их, ответили дезертирством, подчиняться коммунистам они не хотели, дела у Мао шли всё хуже и хуже, против него оказалась даже собственная пропаганда, так как пока шла война, коммунисты маршировали, распевая песню с рефреном "побей японца и иди домой", и теперь, когда японец был побит, мобилизованные крестьяне хотели домой. (Песня была запрещена к исполнению.) И в конце концов дело дошло до так называемого "китайского Дюнкерка", когда Мао оказался прижат к советской границе на севере Маньчжурии. Дело выглядело швах, но, однако, Мао был спасён. Не в одном только личном смысле, а был спасён зародыш того Китая, который мы имеем сегодня.

И спасали его и СССР, и США. Не вместе дружно, а недружно, но вместе. Каждый из своих соображений, изложенных в начале этой главки. СССР начал массированную помощь через сеть оборудованных на границе перевалочных баз, снабжая коммунистов в том числе тяжёлым вооружением и помогая вести пропагандистскую работу среди упрямых маньчжуров. (Интересно, что Мао в Маньчжурии удалось захватить некоторое количество японских самолётов, так вот СССР помог ему ещё и тем, что перебросил через китайскую границу сидевших в советских лагерях японских лётчиков и механиков и те коммунистам помогали, механики как механики, а лётчики как инструкторы. Бедные японцы, кто их только после войны не использовал, вплоть до китайцев и вьетнамцев.) Это то, что касается советской помощи. Но гораздо большую помощь Мао получил от американцев, которые лётчиков и оружия ему не давали, но зато поступили вот как: когда настал самый для коммунистов отчаянный момент, Джордж Маршалл совершенно неожиданно для Чана потребовал, чтобы наступление Гоминьдана было немедленно остановлено, и что "националисты" должны начать "переговорный процесс" с почти добитым противником. Чан, посопротивлявшись, подчинился, но не смог справиться с некоторыми самыми ретивыми генералами, которые, невзирая на приказ, тихой сапой продолжали Мао "додавливать". И тогда в дело вмешался уже Президент Соединённых Штатов Гарри Труман лично. Он заявил Чан Кай-ши, что если тот немедленно не заключит с коммунистами перемирия и не усядется за стол переговоров, то США лишат Чана поддержки в любой форме и отведут от китайского побережья 7-й флот. Чан, до которого уже начало "доходить", предложил американцам, что он просто отрежет северную часть Маньчжурии и пусть Мао создаст там своё маленькое коммунистическое государство и делает, что хочет. В ответ на него гаркнули так, что ему пришлось сделать в дневнике следующую запись - "во время нашей беседы Маршалл находился в состоянии ярости". Разъяришься тут.

А Чан Кай-ши, так что Чан Кай-ши, он, сделав в дневнике запись китайскими иероглифами, наступление остановил. А куда деваться.

Если смотреть в суть вещей, то невозможно не увидеть, как США на протяжении ХХ века не позволяли создать на Дальнем Востоке буферное государство последовательно Японии, СССР, а потом и Китаю. Причина, по которой они так поступали, лежит на поверхности - с точки зрения интересов США упомянутые государства не должны были получить возможность отгородиться друг от друга. И не только это - в случае создания "марионеточного государства" регионалы неминуемо оказывались втянутыми в борьбу за влияние на марионетку, что с одной стороны означало постоянный "фактор напряжённости", а с другой давало возможность "игры на противоречиях" уже самой марионетке, получающей таким образом нечто вроде "субъектности". Американцам, как главной силе в районе Тихоокеанского бассейна это было ни к чему во-первых, а, во-вторых, роль стороннего арбитра, мнение которого вынуждены учитывать Япония, Китай и Россия, чрезвычайно выгодна. Примерно тем же и из тех же соображений занималась и Британская Империя, имея дело с "континентом".

Таким образом в той, послевоенной ситуации СССР получил (если вести глазами слева направо) Туву, Монголию, Южный Сахалин, Курилы, военно-морскую базу в Порт-Артуре и половину "интереса" в КВЖД. Ну и плюс возможность иметь "влияние" в послевоенном Китае, и плюс положенные в карман "матценности", вывезенные из Маньчжурии. Другими словами СССР получил не то, что немало, а очень даже много. Поступиться при этом пришлось только одним - СССР отказался от попыток по созданию "буфера" между собою и Китаем на Дальнем Востоке.

Можно ли было тогда не только зажать в кулаке журавля, но и попытаться поймать синицу в небе? Попытаться, конечно, можно было, попытка, как говаривал Иосиф Виссарионович, не пытка, но пытаться не стали, так как попытка ни к чему хорошему не привела бы и в Кремле это понимали отчётливейшим образом, Сталин был очень трезвым и очень расчётливым человеком, в этом смысле он был похож на американца гораздо больше, чем на грузина.

Главная причина вот в чём - вести затяжную войну на Дальнем Востоке Россия не может. И политический строй к этому никакого отношения не имеет, ни царская Российская Империя, ни социалистический СССР, не говоря уж о "демократической РФ" не могли и не могут вести на Дальнем Востоке хоть сколько нибудь продолжительную войну с одним лишь только Китаем, а ведь в конкретной ситуации, которую мы рассматриваем, воевать пришлось бы не с одним Китаем, а с коалицией, в которую вошли бы США. СССР мог провести (и провёл, и провёл в высшей степени успешно) Квантунскую операцию, но это была именно что "операция", а не "война", причём операция против противника в виде "экспедиционного корпуса", положение которого мало чем отличалось от положения сконцентрированного на Дальнем Востоке советского армейского "кулака". В случае же гипотетической войны, имеющей целью создание независимой Маньчжурии, воевать бы пришлось не с расквартированной в Китае Квантунской армией, а с самим Китаем. И со США. Со США по той причине, что американцы в 1943 году дальновидно заключили с Гоминьданом союзнический договор и этим договором оговаривалось "присутствие" в Китае армии Соединённых Штатов. И поэтому, когда американцы осенью 1945 года вводили войска в Шанхай и Пекин, то делали они это согласно "духу и букве имеющегося договора". А участие США в войне между СССР и Китаем на стороне Китая означало, что Китай получал полнейшее превосходство в воздухе и не превосходство даже, а господство на море. А превосходство в воздухе означало, что тонюсенькая ниточка, посредством которой европейская часть России сообщается с Дальним Востоком, была бы тут же перерезана и Дальний Восток превращался фактически в остров и как прикажете снабжать оказавшуюся на острове полуторамиллионную армию?

И есть тут ещё один по какой-то причине никем не учитываемый фактор - в 1945 году у США была атомная бомба, а у СССР атомной бомбы не было. Атомную бомбу все рассматривают как американскую угрозу СССР "в общем", при том, что угроза была не общей, а очень конкретной. Само по себе создание Бомбы преследовало сразу несколько целей и одной из них как раз и была угроза на тот случай, если бы СССР вздумал зайти слишком далеко на Дальнем Востоке.

Словом, если коротко, то затяжную войну с Китаем не смог бы выиграть даже брежневский СССР, то-есть Россия в высшей точке геополитического могущества. Оговоримся - не смог бы выиграть войну обычную, без применения ядерного оружия. И именно поэтому в какой-то момент, наступивший в конце 60-x, СССР, устав от китайских провокаций, пригрозил "оставить за собой выбор средств, которыми он обуздает агрессора".

В этом месте мы вынуждены уйти немного в сторону - по какой-то недоступной здравому смыслу причине не только квашня общественного мнения, но и месящие в меру отпущенного им таланта эту квашню эрэфовские "аналитики" считают, что РФ имеет некое преимущество перед Китаем именно в ядерной сфере, причём преимущество "подавляющее", а потому, дескать и волноваться не о чем, мы им… мы их… и вообще - трепещи, китаец. Аналитическая мысль взмывает в такие выси, что начинает даже сочинять будущее, в котором РФ "крышует" (Боже!) Китай в его отношениях со США. В реальности же РФ шантажировать Китай Бомбой не может. И не только потому, что вы не можете угрожать кому-то тем, что есть и у него самого, но ещё и потому, что смысл слова "стратегический", когда это слово произносится в Москве, не является одним и тем же смыслом применительно к Китаю, к США и к Европе.

Абсолютно то же самое и с самим Китаем. А для него в двусторонних отношениях с РФ (а это стратегия) фактором сдерживания являются ракеты средней дальности. Другими словами, в случае Китая ракеты средней дальности получают стратегический "статус", тот, которым в РФ обладают только межконтинентальные ракеты. И таких ракет у Китая сегодня примерно 140 штук. И некоторые из них долетают до Москвы. Напомню, что первая же поставленная на боевое дежурство китайская ракета была нацелена вовсе не на США, а на СССР.

Китайские ядерные силы сдерживания (и Китаем они рассматривались именно как стратегические) изначально создавались как средство сдерживания соседей. А кто у Китая в соседях вы можете увидеть на любой географической карте. Так вот Китай, "сдерживая" РФ, имеет против неё больше сотни ракет средней дальности, а у РФ ракет средней дальности нет вообще. Они (в том числе знаменито-пресловутые и пресловуто-знаменитые SS-20) были уничтожены в результате договорённости между Рейганом и Горбачёвым. Требуя от Москвы уничтожить ракеты средней дальности, развёрнутые не только в европейской, но и в азиатской части СССР, американцы были формально правы, так как при нужде ракеты всегда можно было перебросить с одного театра на другой, но кроме формальной стороны дела есть ещё и фактическая, так вот фактически в 1987 году США заставили СССР разоружиться перед Китаем. Зачем тогда Горбачёв на это пошёл неясно (одно время утверждалось даже, что он это сделал "нечаянно", по забывчивости), вопрос этот вообще интересен, но поскольку он теряется в целом море вопросов, которые можно было бы задать "перестройщикам", то мы его задавать не будем и не будем тем более, что главных перестройщиков в РФ ныне принято хоронить с государственными почестями, а потом торжественно открывать им памятники.

Отойдём ещё немного в сторону - люди, даже и тогда, когда они аналитики, не понимают, что в мире сложилась ситуация, когда ядерное оружие вы можете иметь, но вот применением его вы не можете угрожать. Вернее, право угрожать имеет только один "субъект" и зовут его Соединённые Штаты. Вот этот субъект да, угрожать может и угрожать открыто, так как остальные обладатели Бомбы его тут же поддержат. Будет так потому, что США "держат" мир и никто в этом мире не хочет, чтобы он рассыпался. Но вот если кто-то ещё вздумает угрожать, то получит он против себя единый фронт немедленно сплотившихся "бомбистов". А таковых сегодня, как "считается", примерно тридцать. И среди них такие экзотические как Сирия и Алжир.

И сплотятся бомбисты потому, что боятся за себя. Ну вот, предположим, что кто-то (пусть Тегеран) пригрозил кому-то (пусть Тель-Авиву), что "я тебя буду немножко бомбить". Происходит это где-то на Ближнем Востоке, а далеко-далеко от Ближнего Востока находится Бразилия (а у неё Бомба есть на 100%), а ядерная война, буде она случится, очень быстро станет всеобщей, и зачем же это Бразилии, чтобы вследствие очень далёких от неё во всех возможных смыслах событий кто-то зафигачил по Рио-де-Жанейро парочку боеголовок? Ну сами посудите - зачем? А зачем это Тайваню? (А у Тайваня Бомба есть на 101%). Ну зачем? У Тайваня всё хорошо. А может стать очень плохо. Из-за какого-то аятоллы. И это при том, что Тайвань вообще в Аллаха не верит.

И не хочет верить.

Раз уж дорожка повествования завела нас в ядерные дебри, то, прежде чем начать выбираться из чащобы, подброшу-ка я вам ещё один фрагмент не осознаваемой, а потому не видимой или не видимой, а потому и не осознаваемой массовым сознанием реальности. Вот все помнят про убийство Роберта Кеннеди, случившееся в 1968 году (68-й очень интересный год, столько всего он в себя вместил, что просто глаза разбегаются, 68-й это одна из "минут роковых" человечества), как помнят и про убийство его старшего брата, и в воспоминания эти намертво вбита версия, согласно которой Роберт Кеннеди, ведший тогда очень успешную предвыборную кампанию, был убит с целью воспрепятствовать ему, в случае выигрыша выборов, провести новое расследование "убийства века". При этом за рамками восприятия остаётся то очень важное (и в высшей степени реальное) обстоятельство, что Роберт Кеннеди был убеждённым ("идейным") противником распространения ядерного оружия. Его личные убеждения были его личными убеждениями и он имел полное право их иметь, но личные убеждения человека, оказавшегося на посту президента США означают, что они совпадают с таковыми если и не всей властной верхушки в целом, то совершенно точно той её части, которая в данном случае продвигала Роберта Кеннеди в главы исполнительной власти государства.

Но Роберт Кеннеди в главы не попал, а попал он на тот свет, и в президенты без помех прошёл Никсон, и ядерными технологиями обзавелись несколько государств не из самых последних и уж кто-кто, а СССР совершенно точно с ними ядерными секретами не делился.

Ну и вот… На чём мы там с вами остановились? А, мы про Китай речь вели. Так вот что касается Китая и сталинской политика в отношении ега - вы наверняка уже забыли с чего мы начали, а начали мы с того, что в конце войны СССР мог попытаться осуществить в отношении Китая три сценария. Только три и осуществить не в "альтернативном романе", а в реальности. Мы с вами рассмотрели два - тот, который имеет своим следствием мир, в котором мы живём и тот, в котором СССР мог бы ("БЫ") попытаться довести китайскую стену до Тихого Океана для чего ему пришлось бы отстаивать независимость Маньчжурии с оружием в руках, имея в противниках Китай+США. Помимо всего прочего такая попытка означала ещё и смену внешнеполитических приоритетов и перенос всей "тяжести" государства с европейского "направления" на дальневосточное и это при том, что главные цели России (как бы она при этом ни называлась) находились, находятся и всегда будут находиться к западу от неё, так как именно там находится главная угроза самому существованию государству русских людей (как оно при этом называется и какую исповедует идеологию не имеет ни малейшего значения). По очевидным причинам, часть которых была рассмотрена в предыдущих постах, сценарий номер "два" был забракован.

Но кроме двух существовал ещё и третий сценарий.

Выглядел он так - СССР включает Маньчжурию в состав государства в качестве ещё одной советской республики. И каким бы удивительным это кому-то ни показалось, но вот этот сценарий американцы бы поддержали. Поддержали бы из тех же соображений, руководствуясь которыми они, бросив на весы весь свой вес, не позволили ни японцам, ни русским, ни китайцам создать дальневосточное буферное государство. Ну, понятно, что в случае "вхождения братской Маньчжурии в состав СССР" "империалисты подняли бы вой" в газетах, тогдашние сенаторы Маккейны наперебой предлагали бы резолюции одна другой страшнее и вообще свистопляска бы разразилась вкупе со светопредствланием, но так было бы "на поверхности", на словах, но вот на Деле, "под столом", США такому развитию событий всячески бы поспособствовали и сделали бы они это не только потому, что при таком сценарии Россия и Китай сохраняли общую границу, чем США всегда могли воспользоваться в своих интересах, но ещё и вот по какой причине: к концу Второй Мировой за Уралом, в Сибири и на Дальнем Востоке проживало примерно 15 млн. "советских людей", а "марионеточное государство Маньчжоу-го" в указанный исторический период населяло около 50 миллиончиков "маньчу". "Нас миллион, их миллион, а остальное китайцы." Пятьдесят миллионов советских граждан "китайской национальности" означали фактически мгновенную, осуществлённую всего в два-три года китаизацию Сибири. А американцы получали возможность этим обстоятельством играть, причём используя даром полученное ими обоюдоострое оружие одновременно против СССР и Китая. "Разделённый народ", "историческая родина", "воссоединение" и всё такое. Игре под названием "Отпусти народ мой" столько же лет, сколько и Библии.

А так как Сталин побывал не только в Председателях Совета Министров СССР, но ещё и в семинаристах и Библию знал хорошо, то сценарий под нумером "три" в Кремле наверняка даже и рассматривать не стали, а сразу скомкали его и бросили в корзину.

Завершая китайскую тему, вернёмся ещё раз к понятию "война". Есть такая очень хорошая книжка про Китай, называется она The Dragon and the Foreign Devils, автор - Harry G. Gelber, книжку я полистал с удовольствием, не говоря уж о том, что мне было приятно обнаружить ещё одного человека, смотрящего на "мир" так же, как и я. Из соображений скромности, конечно же, лучше будет написать - "я смотрю на "мир" примерно так же, как и он", но всё это неважно, важно то, что всё большее число людей начинает задумываться над феноменом войны и путём размышлений приходит к одному и тому же. Так вот Гельбер, рассматривая "государство" и "войну", обнаруживает, что "сила" государства, его "вес", его "мощь" состоит из мощи военной, экономической и дипломатической. На самом деле этих составляющих даже больше, но и трёх перечисленных достаточно, чтобы понять о чём идёт речь.

Начнём с того, что это триединство означает зависимость одной составляющей от двух других. И что вы вынуждены компенсировать относительную слабость одной из них за счёт двух других. Очевидно, что если ваши дипломаты "слабы", то эту слабость вы вынуждены подпирать военной мощью. Как только вы начинаете думать "в эту сторону", то обнаруживается, что система имеет свои пределы. Это тоже понятно - если у вас слабая экономика, вы не можете иметь мощные вооружённые силы, а строительство армии будет в свою очередь отвлекать "усилия" (во всех смыслах) государства от создания экономики, которая должна быть экономной. Иллюстрацией к этой мысли может служить исторический пример с подниманием с колен послевоенных Европы и Японии, имевших счастье не тратиться на оборону. И "не тратиться" отнюдь не в одном лишь денежном смысле.

Но зато когда вы имеете возможность "сбалансировать" хотя бы упомянутые три "ноги" государства, и если это государство геополитически "субъектно", если оно достаточно велико и достаточно населено, то вы получаете возможность воевать. И вот смысла этого самого слова "воевать" массовое сознание не понимает вообще. Ну вот возьмём Ирак. Был там Саддам и казалось ему, что он может воевать. И людям всего мира, тем самым, что по команде на минуту встают, а потом по команде садятся, тоже казалось, что Ирак может воевать. Ну как же! Ведь у Ирака было очень много не имеющих аналагов танков и очень много не имеющих аналагов самолётов. А ещё у Ирака было очень много солдат. И все они были с усами. Ну как тут было не начать войну? И никто не видел, что хотя деньги у Ирака есть, но вот экономики нет. Такое бывает, нефть есть, а экономики нет. И если вместо экономики у Ирака была хотя бы нефть, то вот дипломатии у Ирака не было вообще. Дипломатия - это дипломатия и ни устав партии БААС, ни Коран дипломатии заменить не могут. Так что из трёх ног у Саддама была только одна, он на ней как на ходуле запрыгал, запрыгнул в войну и разнесли Ирак к чертям собачьим. Не прилагая к тому даже особых усилий.

Но вот если у боевого треножника вашего государства есть все три ноги и если вы ими поочерёдно шагаете в лад на счёт раз-два-три, то вам с высоты открывается совсем другой вид. И вы начинаете видеть такое, чего другие не видят. А если они чего-то не видят, то они о неувиденном и не подозревают и в свои расчёты они неувиденное не включают. И вы оказываетесь в заведомом выигрыше, просто потому, что видите дальше. Ну вот такой вот маленький пример - зачем, казалось бы, было американцам удерживать во Второй Мировой Китай? Воевали китайцы плохо, хлопот с ними было не обраться, да к тому же они ещё и тащили не только то, что плохо лежало, но и то, что лежало очень даже хорошо. Дошло до того, что президент США Гарри Труман как-то в сердцах высказался в адрес правительства националистического Китая так: "Это просто какая-то банда воров! От первого до последнего все - воры!" И тем не менее государство США всю войну "держало" Китай. И среди прочих причин была там вот какая - все знают, что Япония во время войны испытывала крайние затруднения с нефтью. А для того, чтобы крутились колёса японской военной машины и лопасти винтов японских линкоров и авианосцев, нефти нужно было очень много. А американцы, поддерживая Китай, заставляли японцев в Китае "присутствовать", а поддерживали американцы китайцев ещё и потому, что Китай страна большая, большая в географическом смысле, земля китайская велика и обширна и расстояние от китайского пункта А до китайского пункта Б очень большое, а до пункта В ещё больше, и то, что китайцы отступали, а японцы наступали, с точки зрения американцев имело не такое уж большое значение на фоне того, что японцы, даже и наступая, сжигали по дороге длиною в десять тысяч ли колоссальное количество горючего, которое они могли бы употребить с гораздо большей пользой где-то ещё.

И эта стратегия тут же начала сказываться. Япония, оказавшись перед выбором, что ей заправлять, выбрала котлы авианосцев и перестала выделять горючее рыболовецким судам, а японцы, как всем известно, рыбоеды, а так как рыбы стали ловить куда как меньше, то в стране "начались перебои с продуктами питания", а это означало не только низкую мораль, но ещё и самые что ни на есть физические последствия, и если проследить по годам, то окажется, что японских призывников к концу войны не только стало меньше, но и сами они измельчали, стали меньше ростом, меньшего веса, стали они "дохлее". И с соображалкой у них стало хуже, они ведь годами недоедали.

Так вот и вышло, что американцы на китайцев хоть и злились, но поддержки не лишали, потому что они Китаем воевали, не только китайскими людьми, но даже и китайским пространством. А для того, чтобы так воевать, нужно и правильное понимание того, что есть война.

68

Прежде чем заложить вираж и, описав петлю Нестерова, в очередной раз вернуться к Вьетнаму, порассуждаем ещё немножко о войне, посмотрим на войну не через читанные в подростковом возрасте книжки и не увиденные тогда же кинушки, а посмотрим мы на неё, воспользовавшись оптикой. Не микроскопом, конечно, микроскоп покажет нам тако-о-ое, что у некоторых впечатлительных товарищей реакция будет как после просмотра под микроскопом капли воды, после чего любому хорошо перед тем покушавшему человеку хочется немедленно продезинфицировать умиротворённо бурчащие внутренности стаканом не полупустым, а скорее полным чем-нибудь покрепче компота.

Так что в целях сохранения душевного равновесия воспользуемся не укреплённой на штативе трубкой с колёсиком, а слабенькой увеличилкой мощностью в 4X.

Пространное китайское отступление от темы будет нам подспорьем, оно в повествовании было чем-то вроде тактического манёвра, позволившего зайти противнику во фланг и мы теперь лучше понимаем не только хитросплетения политики держав в Азии, но нам будет понятнее и что такое война.

Упомянутый повыше Гарри Гельбер свёл "силу" государства к трём составляющим. Он не был в этом деле первооткрывателем, как он и не первый, кто начал вообще об этом задумываться, просто его книжка это ещё одно лыко в нашу строку и лыко в смысле рассждений очень качественное. Но "сила" "силой", однако государству она нужна не сама по себе, сила государству нужна для того, чтобы воевать. В этом месте нам не обойтись без того, чтобы не сделать следующую зарубку - стоит лишь взять в руки увеличительное стекло, то первым же, что мы обнаруживаем, является следующее обстоятельство - как только мы зажмурили один глаз и уставились сквозь круглую стекляшку широко открытым вторым, самым употребимым в процессе смотрения словосочетанием становится "не понимать". Первый же взгляд на войну обнаруживает, что человек не понимает того, что государство, в котором он живёт - воюет. Воюет уже тем, что оно существует.

Государство находится в состоянии войны всегда. Но вот формы эта непрекращающаяся война может принимать разные. При этом люди считают войной лишь одну из её форм, назовём эту широко известную человечеству форму с погонами, портупеей, сапогами и кокардой "горячей войной".

Если мы попристальнее вглядимся в этот кажущийся нам тривиальнейшим образ, то тут же выяснится, что люди не понимают того, что кажется им однозначно простым, они не понимают, чем на самом деле является даже то, что они понимают под войной.

Тот же Гельбер, переходя от рассмотрения феномена "силы" государства к тому, как оно этой силой распоряжается, тоже в качестве примера рассматривает не войну в широком смысле, а всего лишь понятный массовому сознанию образ "горячей войны", и "ведение" войны он опять же разбивает на три составлящие. (Повторюсь, что как составляющих "силы", так и составляющих "войны" гораздо больше трёх, и Гельбер это наверняка понимает, но он вынужден упрощать картинку, чтобы быть понятым читателем.)

Итак, вот как выглядит горячая война в первом, очень грубом приближении, в три-, так сказать, -единстве:

1. Война как "война", как то, что люди под войной понимают. "Солдаты, танки, окопы, линия фронта, тыл, бомбёжки, линкоры, палубная авиация, мобилизация, карточки, пропаганда, законы военного времени" итд, итд, итп, итп-п-п-п. Одним словом - ППШ.

2. Воюя понятным человеку образом, государство одновременно ("параллельно") "выстраивает" послевоенный порядок, который обычному человеку непонятен и понятен быть не может. Речь о "целях войны". Декларированные официально через рупор госпропаганды цели никогда не соответствуют целям реальным и более того, зачастую реальные цели государства, ведущего войну, диаметрально противополжны декларированным. И более того, бывает так, что государство просто напросто молчит об истинной цели войны и эта "утаённая цель" так и остаётся неизвестной населению, несущему на себе тяготы войны и радующемуся или огорчающемуся послевоенной мульке иллюзорной победы или не менее иллюзорного поражения.

3. Воюя горячим образом и преследуя войной некие цели государство занимается ещё и тем, что принято понимать как balance of power. Переводится это очень просто - "баланс силы", но простота эта кажущаяся, из трёх рассматриваемых нами компонентов войны "баланс силы" это в войне самое сложное. Даже упрощённое понимание этого термина понимается не только теми, кто газеты читает, но и теми, кто в этих газетах пишет, превратно.

Упрощённое понимание обычно иллюстрируется политикой Британии в отношении континентальной Европы, когда Британская Империя, исходя из собственных долгосрочных интересов, зорко следила за тем, чтобы никакое из континентальных государств не обрело "силы", достаточной для доминирования в Европе. (Несмотря на ставшее уже традиционным мнение о "гадящей англичанке", следует иметь в виду, что проводившаяся Англией в Европе политика в те времена, когда БИ исполняла в мире роль "удерживающего", далеко не всегда играла "отрицательную историческую роль", так как англичане, подстригая всех под одну гребёнку и не позволяя кому-то "выбиваться из общего ряда", одновременно же не позволяли и затоптать упавшего, а нам даже из школьного курса известно, что периоды слабости время от времени переживают все государства.)

То, что даже упрощённое понимание "баланса" плохо доступно массовому сознанию можно понять хотя бы из того, что на протяжении вот уже минимум десятилетия различные аналитики (РФ в этом смысле отнюдь не является исключением) дурачат не только самих себя, но и читающую публику неминуемым нападением "Запада" на Иран. А между тем, если бы они имели хотя бы приблизительное представление о том, что такое balance of power, то они понимали бы, что до тех пор, пока существует Саудовская Аравия, будет существовать и Иран. И ничего с ним не случится.

И более того, в случае если будет сочтено, что сауды получили преимущество в смысле "силы", то Иран тоже будет усилен и может это произойти вовсе не в форме поставок вооружения, а, напротив, в виде "агрессии против Ирана", которая, что бы при этом ни говорилось в телевизоре, будет направлена не на разрушение персидского государства, а на то, чтобы вызвать ответную реакцию, в результате чего Иран не ослабеет, а усилится. (Простецам не понять, что первое же, что приходит в голову при известии о том, что Иран "посадил" у себя американский дрон, выглядит вот как - США таким образом передают Ирану какую-то технологию, передают недостающий в иранской кузнице гвоздь. В отличие от других американцы очень хорошо учатся даже на чужом опыте, что уж говорить о собственном, а один скандал Иран-контрас у них уже был и они не хотят, чтобы нечто подобное повторилось.)

Возможен и другой вариант. В процессе строительства Халифата (ещё вчера это выглядело фантастикой, а сегодня этот "проект" обретает всё более зримые черты) возможно ослабление уже Саудовской Аравии и вот в этом случае может быть предпринята агрессия против Ирана в прямом смысле слова "агрессия", однако даже и в этом случае никто не будет Иран разрушать до основания, Ирану выцедят стакан крови, так, чтобы он "спал с лица", но убивать его никто не будет, Иран слишком ценен и ценность его не в какой-то там нефти, а в шиизме.

Но "баланс силы" понятие ещё более сложное. Дело в том, что этот термин подразумевает не только манипуляцию чужими "силами", но в первую (и главную!) очередь манипуляцию силой своей.

Бросим взгляд в сторону Вьетнама времён Второй Мировой. США в Юго-Восточной Азии воевали ведь не только с японцами, но ещё и с французами. И воевали они с французами не так, как они МОГЛИ воевать (в военном смысле слова "воевать"), а так как НАДО было воевать. Больше всего это напоминало поединок двух боксёров, но только в этом поединке один боксёр бил кулачищем с правой в пятак другому, а левой рукой его подхватывал и не позволял упасть на ринг. Сам бил и сам же и держал противника на ногах. И в таком ведении боя был самый прямой смысл. Если бы Франция упала, то её колонии была бы вынуждена подхватить Германия, на ринг вышел бы другой боксёр. Не только покрепче, но ещё и такой, что только дай ему зацепиться за Индокитай коготком. Так что Марианне синяк за синяком ставили, но до нокаута с отключкой дело не доводили.

Но это только верхний слой "баланса", а был там, кроме французского, ещё и глубокий не язык, но смысл. Главной мишенью, главной целью во Второй Мировой была Британская Империя. Вторая Мировая была, вообще-то, "Войной За Британское Наследство" (если что, это не я придумал), так вот устранив Францию и заставив Германию занять её место в Юго-Восточной Азии американцы тем самым резко облегчили бы положение Британии на европейском театре, а государства друг другу таких услуг даром не оказывают и таких подарков не делают. И Америка в этом смысле не просто одно из государств, а государство образцово-показательное.

Более свежий пример: "афганская война" СССР. В Афганистане с СССР воевали не "душманы", а США, война эта была горячим фрагментом войны Холодной. Так вот там тоже США воевали не так, как они МОГЛИ воевать, а воевали они, соблюдая balance of power и в первую очередь балансировали они опять же собою. Воевали они, тщательнейшим образом дозируя свои усилия. И если война с Францией на Тихом Океане тридцатью годами ранее напоминала бокс, то афганская война напоминала хождение по канату. Дело было в том, что американцы опасались неправильно рассчитать усилия и вызвать у СССР не ту реакцию, которую они предполагали вызвать. Больше всего они боялись, что СССР, если его слишком уж больно уколоть, вторгнется в Пакистан, после чего события начинали развиваться непредсказуемо, а непресказуемость это то, что страшит всех.

Это так же, как с атомной бомбой. Мир боится не "человеческих жертв", а боится он неизвестности. И в результате мир "отдаётся" тому, кто может держать баланс, тому, у кого есть сила не позволить событиям хлынуть через край.

69

А теперь давайте посмотрим как это, собственно, выглядит, каким образом событиям не позволяют перехлестнуть через край. Наш мир - котёл, под котлом - жар, над котлом - пар, а в котле - варево, в котле - мы с вами, и хоть и вырывается иногда у восторженных любителей хлёсткой фразы, вынесенных помешивающим черпаком со дна котла наверх, что вот, мол, удалось им найти райский уголок, не верьте им, наш мир на рай не похож, да и углов в котле нет.

И Вьетнам тоже не угол мира, а просто очень наглядный и очень удачный пример, удачный потому, что Вьетнам не очень большой, но и не маленький, не очень сложный, но и в дважды два Вьетнам тоже не уложить, однако при всём при том все компоненты на месте, модель для сборки - вот она, и, главное, выстроен Вьетнам был очень быстро, у нас на глазах, так что нам нет нужды рыться в двухтысячелетней давности событиях, которые то ли были, то ли не были, Вьетнам это картинка в телевизоре, а что такое телевизор знают все, даже сам телевизор знает, что он - телевизор.

Итак, 1946. Первая Индокитайская Война, о которой все знали, что она индокитайская, но ещё не знали, что будет и вторая, а потому войну, длившуюся с 1946 по 1954, называли тогда не первой, а la sale guerre или "грязной войной". Любая война дело не самое на свете чистое, но Первая Индокитайская стала "грязной" главным образом потому, что уже началась эра телевизора, а телевизор это такая грязь, что что угодно собою запачкает, а уже запачканное сделает грязным.

На грязь повелись все, в том числе и сами французы, война стала крайне непопулярной. Получилось так потому, что не успела начаться кампания, замышлявшаяся как маленькая и победоносная, как выяснилось, что она не только не маленькая, но ещё и не победоносная, кому ж такое понравится.

Помните, как ещё до начала "грязной" войны аналитический отдел ЦРУ представил правительству США доклад, из которого следовало, что Франция, как бы она ни старалась, войну в Индокитае не выиграет? Цэрэушники как в воду глядели. И, глядя в воду, они там высмотрели ещё и то, что гордячка Франция будет вынуждена обратиться за помощью к тому, с чьим "присутствием" в Индокитае она вроде бы и собиралась бороться, - к дядюшке, только не к тому, который носил имя Хо, а к другому. Но тоже с бородкой. И в красивом головном уборе.

Взялись за дело французы горячо, они тут же захватили контроль за всеми более или менее значимыми городами, но очень быстро обнаружили, что захват города что-то значит в Европе, а в аграрной стране, где подавляющее большинство населения составляют проживающие на периферии крестьяне, "город" значит гораздо меньше. Французы попытались бороться с противником "на местах", но Вьетминь, не принимая боя, просто напросто растворялся среди неотличимых друг от друга людей в соломенных шляпах конусом, а стоило французам отойти, как вооружённые отряды собирались вновь. Всё это напоминало игру в кошки мышки, но только в данном случае кошка была маленькой, а мышка ого-го какой. Чтобы сделать кошку побольше французы начали нагонять в Индокитай войска, но численное увеличение армии делу помогло мало. (Между прочим, эта история косвенно демонстрирует масштаб столь лелеемого пропагандой "французского сопротивления" времён WWII, ибо если бы французы были знакомы с тактикой партизанской борьбы не по наслышке, они бы не попали в такой просак в Индокитае.)

Прошёл год, прошёл второй и реальность заявила о себе в полный рост. И показала реальность, что армия свой потенциал исчерпала, победить "военными" методами не получается и в дело должны быть пущены другие факторы. В первую очередь фактор политический.

Для того, чтобы противостоять Вьетминю, французам понадобился союзник и они из трёх частей бывшего (уже бывшего!) Французского Индокитая (Кохин Чайны, Аннама и Тонкина) соорудили "государство Вьетнам" и поставили во главе его бывшего императора и бывшего советника дядюшки Хо Бао Дая (Каков шельмец! Ему удалось быть "любезным" французам, японцам, американцам, коммунистам, а потом опять французам, а потом опять американцам, и это при том, что он власти бежал, но на бегу себя он не забывал и, не забывая, сам себе он был любезен так, что дальше некуда.). Другими словами, французы делали то, что категорически противоречило их собственным интересам, они сами, своими собственными руками начали строить вьетнамскую государственность. Им, очевидно, казалось, что они поступают очень умно, противопоставляя одних вьетнамцев другим, но с точки зрения более отдалённой перспективы они лили воду не на свою, а на чужую мельницу, так как создав на юге вьетнамское государство при уже имеющемся государстве со столицей в Ханое, французы заставили конкурировать их друг с другом, и, кто бы в дальнейшем ни оказался сильнейшим, этот кто-то объединял Вьетнам, а единый Вьетнам от Франции "уходил". Выгодно это было только Америке. И США тут же признали созданный французами Южный Вьетнам и даже начали ему помогать, потому что происходившее было им выгодно по большому счёту. А по счёту малому это было выгодно ещё и Китаю.

Для того, чтобы введённые во Вьетнам решением Потсдамской конференции китайские войска покинули Северный Вьетнам, Франции следовало что-то Китаю заплатить. И Франция заплатила - она вернула Китаю французские "концессии" в Шанхае и некоторых других местах "поднебесной". Китайцы бакшиш взяли и из Вьетнама ушли, но в 1949 году в Китае закончилась гражданская война, один режим сменил другой и режим Мао не считал, что он несёт хоть самомалейшую ответственность по обязательствам, взятым на себя режимом Чана. И "маоисты" принялись перегонять через китайско-вьетнамскую границу вооружение (в том числе тяжёлое), которым американцы до последнего снабжали Чана. (Чана ли?)

Вооружившись, Северный Вьетнам, который всё это время изображал происходившее как "агрессию против независимой и суверенной Демократической Республики Вьетнам" устами своих лидеров Хо Ши Мина и Гиапа заявил, что фаза партизанской войны подошла к концу и Вьетнам начинает "контрнаступление".

К этому моменту Франция не только "устала" от войны, но у неё ещё и кончились деньги, которые, вообще-то, и не начинались. И Франция умоляюще протянула сложенную лодочкой ладошку. Деньги после войны были только у американцев и они долго себя просить не заставили и, в отличие от англичан, французов они унижениям не подвергали, а просто и без затей "помогли". И сделали они это вот почему - "помогая" Франции в Индокитае (ещё раз напомню, что США помогали Франции в войне, которую Франция по мнению не чьих-то, а американских же "яйцеголовых" выиграть не могла), США получали возможность влиять на внешнюю политику Франции, и влиять не так в Индокитае, как в Европе.

США французскую армию вооружали, экипировали, кормили, предоставляли морской и воздушный транспорт и всё это в самом что ни на есть натуральном виде. Без обмана. К 1954 году США финансировали 78% расходов "грязной войны". Но зато эти расходы позволяли американцам манипулировать позицией Франции в Европе, так как и Франция со своей стороны тратила на Индокитай почти половину своего военного бюджета и ДО 40% ПОМОЩИ, ПОЛУЧАЕМОЙ ФРАНЦИЕЙ ОТ США ПО ПЛАНУ МАРШАЛЛА! Америка давала деньги, а Франция на эти деньги строила единый Вьетнам, хотя несколькими годами раньше французы и начали-то войну, чтобы этого не допустить.

Франция оказалась увязшей в болоте и выбраться оттуда без протянутой американцами руки она не могла. А американцы, протягивая руку, требовали от Франции политических уступок. И уступок не в Индокитае, там и так "усё шло по плану", а требовали они уступок в Европе.

Кроме этого были там и другие интересности. Например то, что по причине растущей непопулярности войны в Индокитай не отправляли уроженцев собственно Франции, а воевал там главным образом Иностранный Легион и призывники из Алжира и Морокко. А несколькими годами позже, после "Суэца", началась "борьба с колониализмом", за которой стоял отнюдь не один СССР, а ещё и США, и одним из фронтов антиколониальной войны была война в Алжире, так вот американцам даже не понадобилось тренировать алжирских "боевиков", Франция сама их в Индокитае натренировала. На американские деньги, правда. Остаётся французам теперь этим утешаться.

Одним из соображений, по которым Франция не могла выиграть войну, было такое - французы изначально избрали неверную стратегию, они всё время пытались довести дело до решающего сражения. Нетрудно заметить, что в случае Британской Империи и США стратегия "удерживающих" строится на том, чтобы всячески избегать "генерального сражения". И это очень разумно. Ведь, ставя на карту всё, вы в случае проигрыша и проигрываете всё. Вообще всё. "Наполеон" и "Гитлер" тому пример. Так вот Франция, добиваясь цели, в конце концов её достигла. Она, стремясь к скорейшему окончанию войны, свела всю "грязную войну" к Дьен Бьен Фу. И сама объявила всему миру (и в том числе населяющим Францию французам и француженкам), что победа под Дьен Бьен Фу означает выигранную войну, а поражение - проигрыш войны в Индокитае.

Тут присутствует вот какая тонкость: вопрос - могли ли французы выскочить из уготовленной им ловушки? Ответ - из болота они сами выбраться не могли, но они могли минимизировать свои потери. Могли "сохранить лицо". Однако они, вместо того, чтобы из войны тихой сапой выбираться, залезали в неё всё глубже и продержались в войне до конца. Случилось это потому, что американцы безупречно воевали дипломатией.

Им удалось создать у Франции иллюзию, что та вот-вот выиграет войну. Франция считала, что да, ей тяжело, что всё плохо, но нужно предпринять ещё одно, решающее усилие и - дело в шляпе. И США эту иллюзию всячески поддерживали, скажем, американская помощь шла не "разово", а тонкими ручейками, американцы, стоя в стороне, помогали "затыкать дыры". Они помогали французам выигрывать тактически, то здесь, то там, в самый отчаянный момент они давали французам десять самолётов или восемь танков. Именно так. Десять и восемь. Восемь и десять. Они не позволяли Франции добиться решительного перелома в войне.

А потом пришло время Дьен Бьен Фу. Осада. И стало ясно, что дело идёт к нехорошему. А французы дело заводили дальше и дальше, и было так потому, что президент Эйзенхауэр вдруг озаботился "принципом домино" и заявил, что если отдать Вьетнам коммунистам, то все костяшки попадают. И вообще - "держитесь, мои храбрые французы! Помощь на подходе. Ждите!"

И французы, утопая в болоте, принялись ждать.

Ждали они вот чего - США во всеуслышание заявили, что они ради того, чтобы помочь Франции выиграть войну в Индокитае, пойдут на всё. Даже и на то, чтобы нанести по вьетнамцам, осаждающим Дьен Бьен Фу тактический ядерный удар. Мир взялся за сердце. Кто с перепугу, а французы от счастья. "Наконец-то!"

И Пентагон взялся за разработку планов и выглядело всё это донельзя серьёзно и вообще… Но тут вдруг слово попросил мало кому тогда известный сенатор по имени Линдон Джонсон (помните такого?) и скромно так заявил, что Сенат и Конгресс США поддерживают, конечно, политику партии и правительства, но они категорически против того, чтобы США в одиночку спасали человечество и что президент может заручиться поддежкой обеих палат лишь в том случае, если человечество вообще и французов в Индокитае в частности американцы будут спасать не сами, а в компании со "стратегическим союзником" - Великобританией. "Экий пустяк! - сказал Эйзенхауэр, - завсегда пожалуйста, эй, англичане, эй, наши верные союзники, что скажете?"

А создание единого Вьетнама интересам Великобритании не только никак не соответствовало, но было оно Джону Буллю как серпом по этим самым. И англичане, всё-всё понимая, угрюмо поводили головой из стороны в сторону.

А американцы изобразили на лице недоумение, повернулись в ту сторону, где расположен Париж, сделали брови домиком и сказали: "Как нехорошо получилось… Мы бы со всей душой, но вы же сами видите, что происходит - АНГЛИЧАНКА ГАДИТ!"

И грозные слова про ядерную бомбардировку зарвавшихся коммунистов остались очень грозными, но всего лишь словами.

А словом, даже и грозным, делу не поможешь.

И Дьен Бьен Фу пал.

А Вьетнам остался.

70

А теперь снимем ещё один слой и попытаемся разобраться с извечной иллюзией публики, искренне считающей, что война всегда направлена на разрушение. И это при том, что войною победитель созидает свой мир. И более того, бывает так, что государство, преследуя свои интересы и используя в войне в качестве инструмента (или оружия) другое, более слабое государство, формально (а иногда даже и фактически) воюет против него. И люди, живущие в обоих государствах, как в том, которое является субъектом (master state), так и в государстве-объекте (не будем заходить так далеко, чтобы назвать его slave state, а подберём термин менее унизительный и более нейтральный, например - instrument state), простодушно верят "газетам" и полагают, что инструмент и хозяин пребывают по отношению друг к другу в состоянии войны. И винить маленького человека не приходится, с того места, где он находится, война видится как винтовка и он не понимает, что когда он тянет указательным пальцем спуск, то беременная винтовка для него рождает пулю, а для кого-то в тот же самый момент та же самая винтовка рождает не пулю, а власть.

Вот тут у нас Демократическая Республика Вьетнам. А вот тут - Франция. А вон там - США.

Франция воюет (реальнейшим образом) с ДРВ. Все атрибуты войны на месте, Франция ни одного не забыла, в ход пущено всё. И США открыто декларируют, что они оказывают помощь Франции. И они и в самом деле оказывают помощь (и ещё какую!). Помощь реальнейшую, помощь деньгами, танками, самолётами, транспортными судами, тяжёлым и лёгким вооружением, боеприпасами, снаряжением и вообще всем, чем угодно, вплоть до попыток американских высокопоставленных военных консультировать французское высшее командование в Индокитае как именно тому следует воевать. (Поскольку откровенными идиотами французы не были, то материальную помощь они брали, но данным американцами советам они не только не следовали, а благоразумно старались поступать прямо наоборот, что, впрочем, помогло им мало.).

И при всём при этом как-то совсем уж за рамками картинки под названием Первая Индокитайская Война оставалось то, что США помогают Франции воевать с созданным ими же самими ещё не в полном смысле государством, а рыхлым государственным образованием, которому следовало государством стать. "Инструмент" следовало закалить и заточить.

И вот этот самый процесс закалки и заточки самими вьетнамцами безусловно воспринимался как война против них. (Рядовыми вьетнамцами, конечно. Властная верхушка Вьетнама, прекрасно понимая что к чему, шла на всё с открытыми глазами, считая, что "наши жертвы не напрасны", так как только таким образом можно было получить чаемую государственность. И это ещё не всё - учитывая наличие "северного соседа" Вьетнам считал, что чем закалённее и чем острее instrument state выйдет, тем лучше для самого же "инструмента", а человеческие жертвы, так что человеческие жертвы, напомню что по этому поводу сказал один из "отцов-основателей" Вьетнама Во Нгуен Гиап - "каждую минуту в мире умирают сотни тысяч людей и потому жизнь и смерть уходящих в бой десяти тысяч человек, даже если они твои соотечественники, значат очень мало".).

Так было со Вьетнамом, а вот как было с master state - с точки зрения США Франция была всего лишь "жаром", при помощи которого обрабатываемую заготовку накаляли до нужной температуры. А потом жар залили водой и Первая Индокитайская Война кончилась.

"Расклад" или исходные условия Первой Индокитайской Войны выглядели так:

Самым главным фактором для обеих ведших горячую войну сторон, фактором стратегическим, стало Время. Вокруг этого стержня строились все события, всё остальное, включая сюда и получаемые сторонами помощь и "помощь", играло второстепенную, подчинённую роль.

Для Франции время было тающим "стратегическим ресурсом", для Вьетнама время было накапливаемым капиталом. Франция, учитывая её уязвимость военную, политическую, финансовую, да даже и психологическую, стремилась закончить войну как можно быстрее. И это ещё не всё, французам до зарезу нужна была не просто быстро закончившаяся война, но война, увенчавшаяся победой.

Позиция же Вьетнама изначально выглядела куда предпочтительнее, пусть он был на первый взгляд несопоставимо слабее Франции, но зато ему не нужно было никуда спешить, наоборот, в его интересах было всячески затягивать войну, а война, какой она обещала быть, должна была стать войной "партизанской", а это такой вид войны, который может длиться вечно, была бы подпитка с "большой земли", а у Вьетнама была не одна "большая земля", а сразу две. В газетах, правда, писали, что ни одной, но то в газетах, а мы с вами знаем, что такое газеты. Газеты, например, не писали (и не пишут) о том, что капитулировавшая перед США в Индокитае японская оккупационная армия сдавала имущество и вооружения не кому-то, а Вьетминю, а ещё японцы передали вьетнамцам всё, что они получили, разоружив и интернировав в начале 45-го переставших быть "союзниками" французов, а ещё газеты не писали (и не пишут) о том, как летом 45-го американцы перебрасывали в расположения Вьетминя оружие с Окинавы. Газеты, правда, пишут о переданном Вьетминю Китаем американском добре в виде стрелкового вооружения, артиллерийских систем, миномётов, боеприпасов и грузовиков, поставленных США "режиму Чан Кай-ши", но при этом газеты опять же умалчивают, что таким образом "красный Китай" расплачивался с американцами за политическую поддержку.

А вот как выглядел расклад "сил" на месте: про изначальный вьетминевский "батальон" вы уже знаете, а в 1946-47 годах, то-есть когда война с Францией уже шла вовсю, силы ДРВ насчитывали от 50 000 до 60 000 человек, силы же французского экспедиционного корпуса в 1947 году составляли 115 000 человек. И помимо численного превосходства французы располагали флотом, броневойсками и, что самое важное, - авиацией. Главной слабостью Вьетминя была даже не низкая по сравнению с французами численность и не то, что у него не было самолётов, плохо было то, что у вьетнамцев не было никакого опыта военных операций, у них напрочь отсутствовало то, что называется "оперативным искусством", не было планирования, не было "системы".

Но опыт дело наживное, не так ли?

И, обзаводясь опытом, вы обзаводитесь новым опытом, а новый опыт тащит за собой другой опыт и так до бесконечности, было бы желание учиться. А вьетнамцы учиться хотели. Они хотели собственное государство, хотели и всё тут, такое бывает.

Поначалу они проигрывали, и вот что они, проигрывая, сделали: они создали очень любопытную структуру войск. Они разбили свои вооружённые силы на три части. На "главные силы", на "региональные силы" и на "партизан", и это при том, что они все, вообще-то, были партизанами.

Вся территория ДРВ была разбита на четыре "региона", плюс пятый в виде северной части Южного Вьетнама. Каждый регион включал в себя несколько провинций. Главные силы подчинялись военно-политическому руководству Вьетнама и состояли они из наиболее хорошо вооружённых и экипированных бойцов, это было, так сказать, ядро партизанских сил, их "элита". Они были мобильны, они занимались только и только войной и в зависимости от обстановки перебрасывались из конца в конец страны. Второй эшелон состоял из легковооружённых и менее подготовленных бойцов, набранных по месту жительства и, как правило, не покидавших пределов своего "ареала", они подчинялись военно-политическому руководству "региона" и боевые действия были в их деятельности отнюдь не главным, помимо засад и налётов они занимались снабжением основных сил, пропагандой и, что немаловажно, сбором налогов. И в самом низу находились "партизаны", гордо носившие имя Народная Армия. Это было что-то вроде ополчения на уровне деревень, Народная Армия была, в свою очередь, разбита на две части, одна из которых ночами гадила французам по мелочам, а другая вообще не занималась тем, что понимается под "войной", а работала "на подхвате", по мере сил шпионила и перетескивала грузы во время маршей "главных сил".

Помимо всеохватности, такая структура создала и мотивацию в среде "сопротивления", так как наиболее годные и способные, проходя своеобразный отбор, покидали один уровень и "призывались Родиной" на более высокий, и работало это почище системы званий в обычной армии.

Кроме создания в высшей степени адаптированных к "театру" вооружённых сил, вьетнамы получили и очень хорошего главнокомандующего. Им стал "генерал" Во Нгуен Гиап. Когда-то ему, школьному учителю, американцы из OSS на пальцах объяснили самые базовые вещи, но до всего остального он дошёл сам, "своим умом". Следует заметить, что по человеческим качествам Гиап был (он жив до сих пор, но поскольку мы ведём речь о прошлом, то будем говорить о нём в прошедшем времени) прямой противоположностью Хо Ши Мину.

(Сделаем маленькое отступление. Когда-то я с разной степенью подробности писал о двух людях - полковнике Хаусе и Тарло Уиде. Это два чрезвычайно влиятельных "теневых политика", оба были встроены в американскую политическую систему, занимая в ней примерно одну и ту же нишу и выполняли они в государстве схожие функции, оба были "делателями президентов" и оба же, не имея формальных полномочий, вели секретные переговоры с полномочными главами других держав. Так вот между Хаусом и Уидом имелось ещё одно любопытное сходство - оба по свидетельствам имевших с ними дело людей обладали колоссальным личным обаянием. Эту черту отмечали даже их политические враги. Понятно какое преимущество в политической игре даёт то, что вы "симпатяга". Ваш политический противник и рад бы вам свинью подложить, а - "рука не поднимается", вы ведь - "человек хороший". Свинью-то он вам подложит, какой же политик без свиньи, но он при этом в дальнейшем будет испытывать не угрызения совести, её у политиков нет, а некое психологическое неудобство, которое вы сможете использовать к своей выгоде. Так вот человеком той же "породы" был и Хо Ши Мин, о котором все, кто с ним "контачил", все, поголовно, и французы с американцами тоже, отзываются исключительно хорошо. Дядюшка был, что называется, "светлым человеком".)

Может быть именно по этой причине ему и понадобился Гиап. Светлый человек в генеральском звании это как-то уж очень чересчур. Мироздание такого не поймёт.

71

Строительство государства предполагает наличие народа, который будет в этом государстве жить, а народ состоит из людей, а людям нужны "вожаки". Лидеры. Нужны те, кто будет "вести", кто будет обозначать цели, нужны те, кто будет конкретными словами придавать смысл смутным "чаяниям" народа. На стройке нужны прорабы.

И если архитектор может быть кем угодно, и зданию, воздвигнутому в Милане или Нью-Йорке, абсолютно по барабану, что проектировал его бразилец Нимейер, то вот прорабу рекомендуется быть той же плоти и крови, что и строительные рабочие. Причины этого очевидны и в расшифровке не нуждаются.

А поскольку прорабы тоже люди со всеми присущими людям достоинствами и недостатками, то для того, чтобы работа на стройке спорилась, в силу вступают привходящие (но оттого не становящиеся менее важными) свойства человеческой натуры, которые, будучи сложенными вместе и образуют то, что двуногие без перьев называют "личностью". И от степени притёртости деталей, от степени сработанности лидеров начинают напрямую зависеть результаты стройки в смысле сроков, качества и, что немаловажно, довольства строительных рабочих. А так как прорабы личности, то ясно, что наилучшие шансы сработаться, притереться друг к другу имеют те из них, кто в психологическом плане не дублирует один другого, а дополняет. Это опять же некие азы, не всем, правда, и не всегда доступные.

Так вот Вьетнаму в этом смысле повезло. Два главных вьетнамских прораба были друг на друга непохожи до степени гротеска.

Дядюшка Хо был человеком ровным, спокойным и, что очень важно - совершенно неконфликтным. Его внутренняя сила позволяла ему держать эмоции в узде, а когда вы контролируете собственные эмоции, это всемерно повышает вашу уверенность в себе. Хо Ши Мин был человеком "рассудочным", склонным к компромиссу, был тем, что по-английски называется reasonable man. Кроме этого у него имелся козырь в виде полнейшего отсутствия каких бы то ни было комплексов. Он был очень цельным человеком. И если сложить эти свойства его личности, то становится объяснимым его всему миру известное бессребничество. Прораб Хо Ши Мин осознавал свою личную судьбу как некую миссию, своё "прорабство" он рассматривал как "путь война", стройка всё, остальное ничто. "Вьетнам" как смысл жизни прораба. Отсюда понятно и уважение к дядюшке со стороны сильных мира сего. Не только архитектора, для которого в качестве стройки был прямой интерес, но и конкурентов строительной фирмы.

Политические лидеры, подобные Хо Ши Мину, достаточно редки, а уж то, что они появятся в количестве больше одного в одно время в одном месте и вовсе выходит за пределы вероятия, но даже если и представить себе такое, то неизбежным стало бы соперничество в "хорошести", в "положительности", а это тот вид соперничества, который неизбежно ведёт к соперничеству в "святости", или, другими словами, к фарсу.

Но этого не случилось и не случилось потому, что вторым вьетнамским прорабом был "генерал" Гиап.

Гиап был человеком, в характере которого трудно было найти хоть что-то положительное. Он был этаким клубком нервов и позволял своим эмоциям прорываться на поверхность в самые неожиданные моменты. Сами вьетнамцы называли его "вулкан под снегом". Самым плохим было то, что Гиап был очень маленьким, маленьким в смысле роста, маленьким даже по вьетнамским меркам и если маленького Дэн Сяо-пина ничуть не заботил его рост, то маленький Гиап о своём росте не забывал ни на минуту. И ему требовалось ежеминутно напоминать окружающим о своём превосходстве. Тем, кто имел с ним дело, не позавидуешь, так как "генерал" испытывал непреходящую потребность "ставить на место" любого, кто попадался ему на глаза. Стремление "приподнять" себя принимало и внешние формы. Так, по донесению американской разведки, в конце 40-х Гиап был единственным человеком в Северном Вьетнаме, который носил европейскую обувь. И если бы только обувь. После войны Вьетнам был не бедным, бедным после войны был весь мир, до бедности Вьетнам не дотягивал, но в то время как все вьетнамцы, включая руководство, носили "пижамы" и передвигались пешком, Гиап шил себе на заказ костюмы и "рассекал" по Ханою на лимузине, а в качестве личной резиденции он избрал конфискованную у французов виллу. Но и это ещё не всё. Гиап пытался демонстрировать превосходство не только подчинённым, но и другим членам "коллективного руководства" и указывал им их истинное место не только словесно, но ещё и приходя на закрытые совещания в обществе молодой жены. Реакция "соратников" была примерно той же, что и реакция членов ВИА Битлз на Джона Леннона, взявшегося приводить на репетеции оркестра милую и застенчивую Йоко Оно. Но и этим список недостатков Гиапа не исчерпывался. Помимо всего прочего выяснилось, что он интриган. Причём интриган в худшем смысле этого слова, Гиап интриговал не ради результата, а ради самой интриги, получая нескрываемое удовольствие от самого процесса, он интригой жил и в интриге купался.

Возникает вопрос - а почему его, собственно, терпели? Почему терпел дядюшка Хо, понятно, на фоне Гиапа его "благостность" выглядела ещё благостнее, ещё "выпуклее", прораб Гиап не был и не мог быть соперником прорабу Хо, но вот почему Гиапа терпели отнюдь не отличавшиеся терпением соратники? Вьетнамцы народ патриархальный, "крестьянский", проблемы там тогда было принято решать "по-простому", чему способствовало то обстоятельство, что уже несколько лет шла фактически непрекращавшаяся война, а на войне стрельба и убийство это нечто обыденное и повседневное. А между тем Гиап "куролесил" как хотел, а с него всё как с гуся вода. Объясняется это вот чем - Гиап мог делать всё, что ему заблагорассудится потому, что он давал государству военные победы. Любого человека можно усадить в министерское кресло, любого можно обрядить в шёлковый костюм и можно любому позволить таскать за собой жену, но далеко не каждый сможет одержать победу на поле боя. Так вот Гиап мог.

У этого человека было врождённое стратегическое мышление.

Практика, та самая, что есть критерий истины, со всей очевидностью показала, что стоит только Гиапу начать мысленно передвигать на карте вымышленные толпы народу с винтовками в руках, а потом перевести эту виртуальность в реальность, как результатом непременно станет победа.

Вот, скажем, Гиап, столкнувшись в 1946-47 годах с численным и техническим превосходством французов, тут же нашёл выход. Французы начали, как то принято в Европе, с контроля городов. Тут же выяснилось, что это мало что даёт, так как основная масса вьетнамцев жила "в деревне", а деревня инициативой самих французов оказалась отдана Вьетминю. Французы "переиграли" и попытались контролировать "периферию", однако это привело к тому, что им пришлось "рассредоточиться" и они потеряли преимущество в численности, а Вьетминь тут же охотно включился в процесс и принялся, кусая французский экспедиционный корпус со всех сторон, "растаскивать" его по стране, дробя на всё более мелкие подразделения. Французы попытались собирать разбросанные войска в кулак то в одной провинции, то в другой, но Вьетминь просто напросто растворялся в джунглях, не принимая боя, и удар французов приходился в пустоту. Получалась не война, а какое-то барахтание в засасывающем болоте.

А когда проживавшие в метрополии французы и француженки оказались сыты такой войной по горло, Гиап нанёс удар мизерикордией - Вьетминь вторгся в Лаос.

Лаос был самой профранцузской частью Французского Индокитая и Франция никак не ожидала удара с этой стороны. Лаосское прокоммунистическое партизанское движение Патет Лао считалось французами слишком слабым, чтобы быть использованным Вьетминем в качестве союзника, но Гиап и не стал привлекать Патет Лао как военную силу, а вместо этого попросил "братьев", чтобы те устроили склады с продовольствием в джунглях по лаосскую сторону границы, а потом налегке перебросил туда вьетнамских партизан. Война в Индокитае, вместо того, чтобы закончиться, стала грозить расползтись за пределы собственно Вьетнама. В Париже взялись за голову. И взялись ещё и потому, что Гиап нашёл болевую точку Франции и вонзил туда золотую иглу. С перенесением боевых действий в Лаос война в Индокитае перестала быть французской войной, а превратилась в общеевропейский фактор, так как следующими на очереди очевидным образом становились Бирма и Малайя.

Так на свет появился Дьен Бьен Фу, городишко на пути следования из Вьетнама в Лаос, где французы сосредоточили примерно сорокатысячный гарнизон с целью воспрепятствовать эскалации Вьетминем войны уже в Лаосе. А потом была осада Дьен Бьен Фу вьетнамцами, потом было его падение, а потом была Женевская Конференция.

Мотором Женевской Конференции была Великобритания, стремившаяся как можно быстрее "подвести черту" под Первой Индокитайской Войной, "пока не стало слишком поздно". В Женеве собрались все "причастные" - Франция, Китай, Англия, СССР, Демократическая Республика Вьетнам, Южный Вьетнам, Камбоджа и Лаос. Был подписано соглашение, по которому Индокитай получал независимость от Франции, что означало независимость не одной ДРВ, но уже и Лаоса и Камбоджи, а ДРВ выводила свои войска из Южного Вьетнама. До поры.

Самое интересное там было вот в чём - основным бенефециатором от случившегося были США, однако именно они не подписали соглашения, заявив, что они с результатами Женевской Конференции ознакомились, что они ими удовлетворены, но подписывать они их не будут. Тем самым США сохранили свободу рук на будущее и не преминули этой свободой воспользоваться всего несколькими годами позже.

Женевская Конференция 1954 года это Версаль в миниатюре, тогда, в начале ХХ века, в Париже, СаСШ были главным триумфатором по итогам Первой Мировой, Версаль дал им куда больше того, на что они могли рассчитывать, вступая в войну, и, казалось бы, что именно американцы больше всех заинтересованы в том, чтобы закрепить плоды победы, поставив свои подписи где только возможно. Однако "Сенат Соединённых Штатов не ратифицировал Парижские соглашения…"

- Почему так?

- Да потому!

- Ну, а всё-таки, почему?

- Ну потому же.

- По какому такому потому?

- По такому потому, что президент Вудро Вильсон был слишком романтиком!

Люди доверчивы. А самые из них доверчивые те, что называют себя историками.

72

Оставим историкам историково, но историю, которую мы крутим перед глазами, им отдавать не будем, а поразглядываем её ещё немножко. Попробуем чуть изменить угол зрения. Зададимся таким вопросом - а почему именно Вьетнам? Что делало его для американцев столь ценным, что они на протяжении примерно тридцати лет вкладывали в проект под названием "Вьетнам" не только массу усилий и денег, но ещё и поливали стройку потом, и, как будто этого было мало, добавляли в раствор для крепости кровь собственных граждан. Зачем? Какова причина? Государство США это воплощённая рациональность и для того, чтобы имел место феномен "Вьетнам", должны существовать очень весомые с точки зрения американцев резоны.

И резоны эти место имели.

Вот один из них.

Вы наверняка уже забыли, как перед войной "генералы объяснили Рузвельту", что если США окажутся в победителях, то главным с точки зрения национальной безопасности Америки будет бассейн Тихого Океана и для того, чтобы сдерживать доминирующее в Евразии государство (как оно при этом будет называться, какой народ будет его населять и какую идеологию оно будет исповедовать не играло и не играет ни малейшей роли) американцы будут вынуждены контролировать Австралию, Индию и Японию как ключевые опоры, а всё, что находится между "опор", превращается в нечто вроде коммуникаций, связывающих их вместе.

Когда война подошла к концу, стало ясно, что в будущем угрожать целостности этой первой линии обороны может только Китай. И угрожать не в военном смысле, как вы тут же подумали, а угрожать по-другому.

Вот старая карта, показывающая тогдашнее расселение китайцев в Юго-Восточной Азии:

В Бирме, Индокитае, Сиаме, Малайе, Сингапуре, Индонезии, Британском Борнео и на Филиппинах проживало около 13 млн. этнических китайцев. По сегодняшим меркам это не очень много, но по меркам тогдашним это было ого-го. А так как китайцы, где бы они ни жили, продолжают жить в Китае, то Китай не только разъедал бы собою как кислотой отстраиваемую США линию обороны, но ещё и оказывался нависшим над Австралией, для которой подобное развитие событий выглядело просто катастрофой, так как получалось, что австралийцы меняли японское шило на китайское мыло.

И это ещё не всё, корень проблемы уходил куда глубже. В любой из перечисленных повыше стран китайцы не только были проводниками влияния китайского государства, но они ещё и имели для этого все возможности, так как китайцы традиционно являются самой сильной, самой богатой и самой энергичной, если не сказать самой "пронырливой" частью местного истэблишмента.

Но и это ещё не всё. В число перечисленных счастливых обладателей такого национального достояния как "китайское меньшинство" попали Малайя и Сингапур, а там китайцы были не меньшинством, а большинством.

Начиная с этого места проблемы вставали уже не лесом, а превращались в тропические джунгли. Дело было в том, что во время войны проживающие в британской колонии Малайе малайцы не хотели "оказывать сопротивления" японцам, может быть потому, что малайцы в собственной Малайе были национальным меньшинством, кому ж такое понравится, но вот китайскому большинству, которое Малайю посильно обустраивало на китайский манер, было что терять кроме своих цепей, и китайцы худо бедно с японцами воевали на стороне англичан, а англичане, у которых всё из рук валилось и которым во время войны любое лыко шло в строку, принялись малайских китайцев вооружать и обучать. Ну, и довооружались и дообучались. И на старуху, как говорится, бывает проруха.

Как только закончилась война, англичане попытались как-то проблему с понаехавшими китайцами решить и начали с того, что создали федерацию из девяти малайских султанатов и выделили Сингапур, где четыре пятых населения было китайцами, в отдельную колонию, после чего наградили неверных малайцев малайским гражданством, а бывшим во время войны союзниками Англии китайцам в такой привилегии отказали. Это усилило позиции малайцев в Малайе, но зато создало фактически моноэтнический Сингапур, немедленно попавший в орбиту Китая и тогда англичане объединили Малайю, Сингапур и три английских колонии на Борнео - Саравак, Бруней и Северное Борнео в единую федерацию, тогда же названную Малайзией. Малайзия создала для англичан новые проблемы, но мы сейчас не об этом. Мы вот о чём - в конце сороковых вооружённые и обученные англичанами малайские китайцы разожгли в Малайе партизанскую войну. И англичане с конца сороковых и до начала шестидесятых в Малайе воевали. Воевали всерьёз, воевали "по-чёрному".

Многое из того, что испробовали в Малайе англичане, было позже пущено в ход уже американцами во время Второй Индокитайской Войны, в это многое входили кластерные бомбы, дефолианты и "стратегические поселения", куда сгоняли крестьян, чтобы лишить партизан "подножного корма" и возможности рекрутировать пополнение. Между прочим, и напалм в Индокитае первыми начали применять французы, так что американцам ничего в этом смысле изобретать не пришлось, они лишь изменили масштаб "наработок" и творчески подошли к опыту предшественников.

Рассказываю я всё это вот зачем - до начала пятидесятых о войне в Малайе говорилось как о войне в Малайе и было так пока в 1951 году в премьер-министры Великобритании не попал второй раз Черчилль. С этого момента война в Малайе стала изображаться как война "с коммунизмом". Ход был ловкий и мяч с готовностью приняли и по другую сторону Железного Занавеса, так как это позволяло встроить "войну с коммунизмом" в чёрно-белую картину советской пропаганды.

В реальности же Малайя была полем боя, где сошлись два государства, государство Великобритания воевала в Малайе с государством Китай. "Коммунизм" же был декорацией, позволявшей спрятать "намерения сторон". Примерно так же в 1965 году прошлого уже столетия генерал Сухарто в Индонезии боролся с "коммунистическим заговором" и выкорчёвывал "коммунистическую заразу" но как-то так само собою вышло, что подавляющее большинство из пошедшего под крис полумиллиона "коммунистов" оказались этническими китайцами. И убивали их в первую очередь именно потому, что они были китайцами, а если кто-то из них оказывался ещё и коммунистом, то что ж… "Тем хуже для китайца."

И американцы масштаб "китайского засилья" в Юго-Восточной Азии оценили трезвейшим образом и справедливо усмотрели в нём главную угрозу той "системе безопасности", которую они начали отстраивать по периметру Тихого Океана. Отсюда делается понятна ценность Вьетнама в их глазах, единый и сильный Вьетнам позволял разорвать китайское "пространство", уничтожить целостность "поля", на котором мог бы утвердиться Китай. Кроме всего прочего вьетнамцы из всех перечисленных повыше народов показали себя наименее восприимчивыми к китайскому влиянию и наиболее непримиримыми историческими противниками Китая к югу от его границ. Да и стратегически расположен Вьетнам так, что лучше и не придумаешь.

Первая Индокитайская Война привела к тому, что появились два вьетнамских государства. Международно признанных и с международно признанными границами. А Северный Вьетнам к тому же получил и армию. Причём армию, созданную в противостоянии с одной из лучших европейских армий. И армию, получившую бесценный боевой опыт. Если в 1945 у самопровозгласившейся ДРВ имелось немногочисленное необученное ополчение, то в 1954 году генерал Гиап командовал полками, дивизиями и даже фронтами, где количество войск составляло сотни тысяч человек. И у "выкованной в боях" вьетнамской армии был не только опыт противостояния армии европейского типа, но и опыт применения собственной артиллерии и собственных танков, то-есть нечто такое, о чём всего несколькими годами раньше вьетнамцы не могли и мечтать.

Теперь предстоял следующий этап, Вьетнам должен был быть объединён. И точно так же, как американцам было по большому счёту всё равно, какая идеология окажется господствующей в Китае, им было всё равно же, кто именно сможет объединить Вьетнам. Китай должен был быть достаточно сильным, чтобы заставить считаться с собою СССР, а Вьетнам должен был быть достаточно сильным, чтобы заставить считаться с собою Китай. Если эту силу Китаю и Вьетнаму дают коммунисты, то что ж… Тем лучше для коммунистов.

Только не для всех сразу.

Реальность учит нас, что лучше для китайских коммунистов означает хуже для коммунистов советских, а лучше для коммунистов вьетнамских означает хуже для коммунистов китайских. И ничего с этим не поделаешь, "c’est la vie" как скажут французы, а они знают, о чём говорят, они люди опытные, они имели дело с коммунистами советскими, с коммунистами китайскими и с коммунистами вьетнамскими, да что там говорить, они имели дело даже со своими собственными коммунистами. И ещё они имели дело с американцами.

Французы из Индокитая ушли, а американцы туда пришли.

И начали они с того, что переместили из Северного Вьетнама во Вьетнам Южный миллион человек. Ох, уж эти мне американцы.

73

Переместить с места на место миллион человек задача по любым меркам не тривиальная и для того, чтобы за её решение взяться, нужна причина и причина весомая. Была причина и в этом случае - перемещаемый из одного конца Вьетнама в другой миллион был не просто миллионом людей, а был он миллионом католиков.

Сдвинуть их с места оказалось нетрудным, в ход был пущен такой инструмент, как пропаганда в виде слухов, и слухи эти ложились на хорошо унавоженную почву. Согласно слухам Вьетминь собирался обойтись с вьетнамскими католиками невместно и католики этому охотно верили. Не в последнюю очередь потому, что были они не просто католиками, а католиками азиатскими, а азиат середины прошлого века это создание доверчивое. Вы видели, наверное, кадры военной кинохроники, на которых не только японские военнослужащие, но и японцы гражданские, в том числе женщины и подростки прыгают в пропасть, предпочитая умереть, но не попасть в руки "американской военщины". В наше время кадры эти используются с целью продемонстрировать "несгибаемый дух сынов и дочерей Ямато" (лишний раз замечу, что послевоенный "образ" Японии с самурайским кодексом и прочим "каратэ" был создан не так японской, как главным образом американской пропагандой), так вот те японцы и японки, которые "умирали, но не сдавались", делали это не вследствие несгибаемого духа, а вовсе даже наоборот, они страшились попасть в руки американцев, так как безоговорочно верили государственной пропаганде, а японская пропаганда утверждала, что тех, кто попадает к ним в плен, американцы съедают. В самом буквальном смысле. И японцы верили в это тем охотнее, что хорошо помнили неаппетитные подробности того, что они сами вытворяли в Китае и других местах, и прыгали в пропасть, лишь бы не попасть в котёл американской полевой кухни.

Так вот с вьетнамскими католиками было даже и легче, распускаемые американцами слухи имели в основе не выдумку, а реальность. Французы, воюя с Вьетминем, имели во Вьетнаме союзников в лице вьетнамцев-католиков и нескольких нацменьшинств вроде Таи, и когда генерал Гиап принялся искусно "растаскивать", "размазывать" по стране французский экспедиционный корпус, то начал он с нападений не на французов, а ударил по их гораздо более уязвимым и слабым союзникам. И французы, "крышуя" католиков, вынуждены были начать растекаться по всей территории Вьетнама. Так что послевоенные слухи о возмездии "изменникам" ложились на хорошо сдобренную фактами почву, а как прозорливо заметил дядюшка Хо - "крестьяне верят не в теорию, а в факты" и вьетнамские католики массово возжелали деться всё равно куда, но только подальше от Вьетминя.

И американцы тут же протянули им крепкую американскую руку помощи. В несколько неожиданном качестве паромов были использованы боевые корабли 7-го флота США и миллион католиков оказался в Южном Вьетнаме.

В этом месте возникает очередной вопрос "зачем?" и на него, конечно же, имеется и очередной же ответ "затем".

У следствия была причина и у причины имелось имя собственное. Звали причину Нго Динь Дьем.

Нго Динь Дьем в указанный период был премьер-министром Южного Вьетнама, президентствовал в котором бывший "император" Бао Дай.

Бао Дай был всех до поры устраивавшей "компромиссной фигурой", а Нго Динь Дьем был "сильным человеком Вьетнама". А ещё он был католиком. И миллион перемещённых лиц того же вероисповедания резко усилил его и без того неслабые позиции в Южном Вьетнаме и Нго из сильного превратился в сильненького.

Здесь нам придётся немножко отступить. Попробуем встать на место американцев и посмотрим, как та ситуация выглядела с их точки зрения. А выглядела она так: у нас есть конечная цель - единое государство, которое следует сложить из двух половинок. Казалось бы - чего проще? Возьми, да сложи. Но тут возникала первая сложность - единое государство должно было быть сильным, а сила появляется только через войну и только войною поверяется постулат "пусть победит сильнейший". И победивший через войну сильнейший будет тем сильнее, чем сильнее был его противник. Это очевидно. (Не премину заметить, что эта очевидность очевидна отнюдь не всем и основная масса людей полагает, что если вы кому-то берётесь помогать, то вам непременно следует всемерно ослаблять противника того, кому вы помогаете, при этом не в упор не видится, что в таком случае тот, кому вы взялись помогать, выйдет из войны в лучшем случае в том же состоянии, в котором он войну начинал, а то и слабее. И что если вы хотите усилить того, кому вы помогаете, усилить не на словах, не "в телевизоре", а в реальности, то вам следует, играя "балансом сил", попеременно усиливать то его, то его противника, тем самым "заставляя" своего "подзащитного" усиливаться иногда даже против его воли, вы заставляете его "выпрыгивать из штанов".).

Так вот изначальная позиция Северного и Южного Вьетнамов была неравноценна. И прежде чем поднять дверцы клеток и выпустить на арену двух бойцовых петухов, следовало сперва довести их до сравнимой кондиции.

Юг был гораздо более населён и был не богаче (неуместное в данном случае слово), а, скажем так, зажиточнее Севера. Но зато на стороне Северного Вьетнама было то, что у него была армия. Отмобилизованная, проверенная в реальной боевой обстановке армия, которая отсутствовала на юге. И что ещё более важно - у северян имелась единая идеология в виде "единственно верного учения", а на юге единой идеологии не было, а была какая-то мешанина. И для того, чтобы хоть как-то сцементировать общество "южан", следовало выделить из конгломерата имевшихся "идеологий" что-то одно и использовать это "одно" в качестве стержня.

В этом смысле положение американцев было очень сложным - в их распоряжении были буддисты, были созданные в предверии и по ходу войны французами и японцами религиозные секты Сяо Бай и Хоа Хао и была вьетнамская "махновщина" под названием Бинь Ксюень. А между тем Бинь Ксюень контролировала самый населённый город юга Сайгон при помощи собственной армии, которая содержалась на средства, получаемые от борделей и казино. И ещё к услугам американцев имелись вьетнамские католики.

И США сделали выбор в пользу католиков. Решение это наверняка далось им нелегко. Католицизм это Ватикан. А после войны на роль "удерживающего" мир претендовали США и СССР. А Ватикан это идеологическая "половинка" Священной Римской Империи Германской Нации и любой другой "удерживающий" с точки зрения Ватикана является не удерживающим, а узурпатором. Даже и в том случае, если этим удерживающим выступает в культурном смысле безошибочно католическая Франция. Так что что уж говорить о сменивших французов англичанах, а потом возжелавших сменить англичан американцах и русских. С Палатина и одни, и вторые, и третьи виделись и видятся всего лишь "схизматиками", в гордыне своей посягнувшими на волю Божью.

И если сегодня вам не нравится папизм, то вы всегда найдёте сочувствие в Вашингтоне, а если вы захотите ткнуть булавкой Pax Americana в любом его проявлении, то Ватикан вас всегда на это дело благословит.

Так вот Нго Динь Дьем был именно что человеком Ватикана, так как он был католиком, но при этом в своих политических убеждениях он был не только антикоммунистом, но ещё и анти- по отношению ко всему, что ассоциировалось с Францией. И в глазах американцев его антифранцузство перевесило его ватиканизм. Помогло Нго Динь Дьему то, что он, помыкавшись по миру в поисках политической поддержки, поехал в США и застрял там на целых три года, найдя сочувствующего в лице небезызвестного кардинала Спеллмана, счастливым образом сочетавшего службу церкви с политическими амбициями, а неисповедимыми путями Господними вышло так, что пути брата Нго Динь Дьема, который был католическим епископом во Вьетнаме, пересекались когда-то с путями Спеллмана, и было это получше любого рекомендательного письма.

Так вот и вышло, что США поставили на тёмную католическую лошадку:

За дело Нго Динь Дьем взялся горячо. Опираясь на католиков Юга, к которым богатые американцы щедро добавили миллион горластых и злобных католических "реваншистов" с Севера, он выдвинул собственную кандидатуру на пост президента Южного Вьетнама. Бао Дай и так бы ему проиграл, но Нго Динь Дьем жаждал сокрушительной победы и назначил главою счётной коммиссии ещё одного своего брата и тот подсчитал так, что в некоторых провинциях количество поданных бюллетеней превысило число голосовавших (ничто не ново под луною), а когда голоса посчитали, то выяснилось, что за Нго Динь Дьема проголосовало 98% вьетнамцев и он стал Президентом Южного Вьетнама.

Первым, что он сделал, стала отмена оговоренного Женевскими соглашениями всевьетнамского референдума по мирному объединению страны. Нго Динь Дьем заявил, что он ни за что не позволит провести референдум, так как не верит, что в ДРВ возможен справедливый подсчёт голосов. Неплохо, а?

Американцы на его художества смотрели сквозь пальцы, им нужна была консолидация Южного Вьетнама и если она могла быть достигнута сотрудничеством с таким человеком как Нго Динь Дьем, значит, так тому и быть. В конце концов он был вьетнамцем и лучше знал, как обращаться с соотечественниками.

Но дальше дело стало стопориться. В первую очередь в политическом смысле, Нго Динь Дьем вместо того, чтобы общество сплачивать, стал его раскалывать, обрушив репрессии на буддистов. Кончилось это обошедшей мир знаменитой фотографией, на которой буддистский монах самосжигался в знак протеста против государственного преследования буддистов. После последовавшего взрыва возмущения американцы начали оказывать нажим на Нго с тем, чтобы он поубавил прыти, но тот уже закусил удила и проявил неуместное упрямство. И тут на его беду случилось поражение южновьетнамской армии под Ап Баком. Американцы к тому времени завалили Южный Вьетнам "помощью" во всех смыслах, в том числе и военной, а тут вдруг в столкновении с батальоном партизан южновьетнамская армия, которую американцы финансировали и строили в расчёте на то, что ей придётся воевать с армией генерала Гиапа, потерпела разгромное поражение, несмотря на подавляющее превосходство в численности и на американские бронетехнику и вертолёты. Хуже всего было то, что погибли трое американских советников и по этой причине американцы затеяли расследование, а поскольку они люди последовательные и въедливые и всегда стремятся докопаться до первопричины, то докопались они и тут - выяснилось, что Нго Динь Дьем вместо того, чтобы строить армию как силу, направленную на будущее столкновение с северовьетнамской армией, строит её таким образом, чтобы армия защищала интересы его "клана", а интересы его клана представляли из себя пошлую "коррупцию" и взятки на любом уровне.

Другими словам, в лице Нго Динь Дьема американцы столкнулись с той же проблемой, что и в лице Чан Кай Ши. Но если Чану за его прошлые заслуги позволили убежать на Тайвань, то за Нго Динь Дьемом никаких таких особых заслуг не числилось, да к тому же он был ещё и католик. "А они все одним мирром мазаны." А этот ещё осмелился поставить интересы своей вороватой семьи выше интересов Соединённых Штатов. "Каков негодяй!"

И Генри Кэбот Лодж, посол США в Южном Вьетнаме, отвернулся к стене и сделал вид, что он ничего не видит, и генералы южновьетнамской армии, которые этот body language истолковали верно, тут же вытащили Нго Динь Дьема из президентского дворца и быстренько и без затей его убили.

Потом последовала чехарда переворотов, время поджимало, и американцы влезли во Вьетнам сами. И принялись цементировать Южный Вьетнам не католиками, а собою. А что делать? Мир сам собою не стоит, и если ты хочешь его держать, то нужно быть готовым и к некоторым жертвам.

74

Поговорим о жертвах. О жертвах войны.

Массовое сознание считает таковыми тех, кто погиб на поле боя и тех, кто погиб, оказавшись в "зоне боевых действий". Ну и искалеченных в физическом смысле военных и гражданских, понятное дело. И умерших от голода, который был вызван военными действиями. Другими словами, люди в массе своей считают жертвами войны тех, кто вошёл в прямой контакт с пулей или бомбой. Или блокадой. При этом за рамками восприятия остаётся тот факт, что жертвы несли обе стороны, и победитель и побеждённый. Победитель заплатил понесёнными жертвами за победу, а побеждённый заплатил своими жертвами за поражение. Всё?

Никак нет.

Прямого счёта тут быть не может, хотя пропаганда и принимается сравнивать потери сторон и утверждать, например, о "пирровой победе" победителя по той причине, что потери победителя на поле боя оказались выше, чем у побеждённого. И побеждённая сторона начинает думать, что "и в самом-то деле, ну как это мы проиграли, если наша армия убитыми потеряла меньше?"

"Унизительно, конечно, репарации мы платим, и всё такое, оккупация там… оно-то да, оно-то конешно, но мы-то - живы! но жить-то - можна!"

Подобная точка зрения (подобный "образ мышления") чрезвычайно популярна, и это понятно, это что-то вроде психологической защиты. Но при этом "замыливается" то очевидное обстоятельство, что в жертвы войны попадают не только погибшие проигравшей стороны, но и выжившие. Все, кто остался в живых, все до одного, все, поголовно. Они тоже - жертвы. Жертвы войны. Вот это самое "жить-та можна!" им подарено победителем и победитель определяет, что побежденному можно, а чего - нельзя никак. Победитель за "жить-та можна!" выставляет счёт, а потом по этому счёту взимает плату.

И плата эта далеко не всегда взимается "невосполнимыми ресурсами" или пошлыми денежными знаками, как то обычно видится таращащему завидущие глаза маленькому человечку, а взимать можно и по-другому. В плату, например, может входить образ мыслей побеждённого. А это гораздо важнее денег. Вот взял победитель и заставил немцев Восточной Германии думать по-другому. И они, хоть и продолжают говорить по-немецки, но вот думать начинают так, как угодно победителю. И восточным немцам, "гэдээровцам", только кажется, что они не только говорят, но и продолжают думать по-своему, по-старому, "по немецкому", а в реальности они начинают думать по-советски. Они начинают описывать советский мир немецкими словами. Вот и всё. "Подумаешь.., - подумает маленький человек - Экая малость!" Малость? Немцы описывают немецкими словами не СССР, а - мир. Советскую вселенную. Восточный немец немецкими словами сам себе рассказывает каким его видит русский и считает это описание своим собственным, немецким.

А победителю большего и не надо. Что ещё можно взять с побеждённого? ЧТО ЕЩЁ?

Победитель помещает побеждённого в мир иллюзий и оставляет он побеждённому те иллюзии, которые выгодны победителю.

И если в те или иные иллюзии верит весь мир, то означает это именно то, что немедленно приходит вам в голову - это означает, что весь мир ходит в побеждённых.

Вот мы с вами немножко покопались в истории создания "суверенного государства Вьетнам", члена ООН и прочая, и прочая, и выяснилось, что реальность разительнейшим образом отличается от изучаемой в школах "истории". И это при том, что никаких таких особых секретов мы не открывали, и реальность как реальность, во всех её деталях, мы, вообще-то, так и не рассмотрели, мы всего лишь бросили взгляд в нужную сторону и увидели реальность издалека, через ущелье и в тумане, увидели не так саму реальность, как её смутные очертания.

Но даже в этой смутности мы можем разглядеть, как на каком-то этапе американцы решили доводить стройку до ума сами. Они по своей инициативе начали то, что нам известно как собственно "веьтнамская война", они "влезли" во Вьетнам и принялись играть там ту же самую роль, которую десятилетием раньше играли французы. Масштаб действа только был гораздо большим, но так было потому, что не только цели американцев были куда большими, чем цели французов, но и сами США куда больше Франции и их возможности по строительству чего бы то ни было тоже несравнимо шире.

Рассматривать боевые действия Второй Индокитайской Войны мы не будем, и не потому даже, что эта тема "неподъёмна", хотя и поэтому тоже, а главным образом потому, что вьетнамская война как "вьетнамская война по американски" не очень интересна именно в военной составляющей, ну летали, ну бомбили, ну сбивали, ну и что? "Вьетнамская война" гораздо, несопоставимо интереснее в другой своей ипостаси, а именно в той, за краешек которой зацепился наш взгляд парой абзацев повыше, она чрезвычайно инетересна в разрезе победителей, побеждённых и иллюзий.

США потеряли во Вьетнаме свыше 50 000 военнослужащих. Это цена, которую они заплатили за создание Вьетнама, каким мы его знаем. Очень многим эта мысль покажется неприемлемой. "В голову не полезет." "Мысль о немыслимом." Такого не может быть потому, что такого не может быть!

А почему, собственно? Почему вы считаете, что США, складывая "под себя" конфигурацию мира, не могут пожертвовать несколькими десятками тысяч погибших солдат? Нет, ну в самом деле - почему?

И я могу вам сказать, на чём зиждется подобное мнение. А оно не просто популярно, а довлеет в нашей картине мира. И в основе его лежит та иллюзия, что Америка боится воевать, а боится она воевать потому, что воюет она плохо, а плохо она воюет потому, что американцы боятся людских потерь.

Это - фундамент, на котором выстроена иллюзия, загораживающая от нас реальность.

А между тем нам ничего не стоит приподнять краешек иллюзии и одним глазком глянуть как реальность выглядит на деле. "В жизни нашей скорбной." В реальности после Второй Мировой Войны Россия, являясь оплотом мира и стоя на страже этого самого мира воевала в этом самом мире всего лишь один раз - в Афганистане. И понесла там потери. Про которые нам не устают напоминать до сих пор. Ужасные потери, оцениваемые примерно в 14 000 человек. Ещё раз - русские, считающие себя воинственной нацией, не только умеющей воевать, но и воюющей "в охотку", да ещё и вдохновляемые идеологией, которую можно свести к "мы за ценой не постоим", за последние шестьдесят лет воевали один раз и русское общественное мнение, успевшее превратиться в российское, посчитало и продолжает считать неприемлимыми потери в 14 000 солдат. "Я вашего сына туда не посылал!" Помните? А похороны чуть ли не тайком помните?

СССР больше нет. А США есть.

Так вот они в тот же шестидесятилетний период времени воевали не один раз, а фактически непрерывно, переходя из одной войны в другую и потеряли они в этих войнах примерно в десять раз больше солдат, чем потерял СССР в Афганистане. Не в два раза и не в три. В десять. И США даже не почесались. И никто там эти потери не считает "неприемлимыми". Надо, значит, надо. Так как нам быть с реальностью? Кто в реальности не боится воевать и кто за ценой не стоит? Даже и тогда, когда цена взимается не в долларах, а кровью?

Выходит, оно того стоит. Или нет?

75

"Нам песня строить и жить помогает."

Это, безусловно, так, песня нам друг, она нас зовёт, она нас и ведёт.

И тот, кто с песней по жизни шагает

Тот никогда и нигде не пропадёт!

Но кто сочиняет слова наших песен?

Не тех песен, которые сочиняют поэты-песенники, не про лететь с одним крылом, а тех, где "слова народные"? Музыка-то ладно, музыка у нас с вами сама собою вытанцовывается и под эту музыку наша душа начинает петь, но душа поёт без слов. А для того, чтобы весёлые ребята замаршировали, нужны слова, без строевой песни строй держать трудно. И чтобы человечество весело и стройными рядами пёрло в будущее нужен положенный на ноты текст.

Нужен миф.

И стоит только народу этот припев подхватить, как его уже не собьёшь. Что хочешь делай!

"Помолчат минуты три и грянут. Помолчат - грянут!"

Но если работники филиала зрелищной комиссии в конце концов сообразили, что - беда, да за добрым доктором Снежневским послали, а потом, набившись в грузовик, сами в дурку покатили, то с народонаселением не так, оно не только никакой беды в хоровом распевании маршей не видит, но наоборот, находит в этом неизъяснимое удовольствие.

На попытки разоблачения мифа людишки только теснее сплачивают ряды, улыбки на лицах сменяются хмурой обидой и старая песня подхватывается с новым не весельем уже, а остервенением. Повторюсь, что изменить такое положение вещей нельзя, но зато им можно пользоваться. Ну и пользуются, естественно. Пользуется государство, где миф появился, и пользуются другие государства, либо противопоставляя этот миф мифу собственному, либо встраивая чужой миф в кирпичную кладку уже своей пропаганды.

Но имеется тут одна тонкость - для того, чтобы мифом пользоваться, нужно знать, что миф это именно миф. Можно прикинуть вес кирпича и пользоваться им как некоей весовой мерой, как гирькой без ремешка, но как только вы попытаетесь использовать эту меру в фармацевтической промышленности, тут же выяснится, что в выигрыше оказался конкурент, который знает, что эталон лежит в Париже, а у вас на весах лежит кирпич. И что убить кого-нибудь вы своим кирпичом можете, но вот вылечить - вряд ли.

Давайте на парочку таких кирпичей поглядим, может, кому-то пригодится знание того, что кирпич это кирпич, в конце концов при помощи кирпича вы всегда можете оборвать чужую песню.

Ну вот в массовое сознание не одного народа и даже не двух, а не больше и не меньше как всего мира внедрено множество мифов про "Вьетнам" вообще и про "вьетнамскую войну" в частности. Мифы эти пускаются в ход всеми сторонами, причём иногда один и тот же миф используется с диаметрально противоположными целями. И речь даже не о том, что "люди мира" не понимают, что "война США в Индокитае" для воюющих в Индокитае США означает одно, а "война США в Индокитае" для воюющих в Индокитае вьетнамцев означает совсем другое, а "война США в Индокитае" для протестующих в самих США студентов означает третье, с первым и вторым никак не связанное, а "война США в Индокитае" как феномен внутриполитической реальности самого государства США это уже четвёртое, если чем и связанное с первым, вторым и третьим, то разве что строчками в газетах, а газеты это бумага, которая не стоит даже переведённой на напечатание жалких газетных слов печатной краски.

Так вот в длинном ряду "вьетнамских" мифов есть миф универсальный, миф, прочно овладевший воображением мира, и выглядит этот миф так - "США, гигантские, могущественнейшие США воевали во Вьетнаме изо всех сил, воевали тотально, пустив в ход всю свою мощнейшую военную машину, они, тужась и багровея, вбамбливали Вьетнам в каменный век, но ничего не смогли поделать с маленьким сводолюбивым народом и вышел у них полный облом".

Точно так же выглядит и миф о Корейской войне, только Корейская война будет постарше Вьетнамской и по причине возраста она стала забываться, но миф "корейский" от мифа "вьетнамского" ничем не отличается. Интерес тут в том, что обе эти войны кроме общности мифа объединяет общность и реальности. Со стороны США Корейская и Вьетнамская войны воевались одинаково. И эта одинаковость бросается в глаза, но общественное мнение не видит (может видеть, но не хочет, предпочитая реальности миф) что:

Америка, не успев открыть военные действия, сама (САМА! Её никто не заставлял, да никто и не мог заставить, никакое "международное сообщество", не говоря уж о том, что американцы традиционно на мнение сообщества "кладут с прибором") устанавливала правила ведения войны. Америка, подробнейше расписывая, сама себя вводила в некие рамки. "Здесь бомбим, здесь не бомбим, сюда залетаем, туда не залетаем, сюда чужим самолётам залетать можно, а туда нельзя, этот порт минируем, а вон тот нет, эти виды помощи пропускаем, а вот это нельзя, итд, итд, итд. Если взяться перечислять, то целая статья выйдет.

Кроме этого США Корейскую и Вьетнамскую войны посредством ООН превращали ещё и в дипломатические войны, на первый взгляд всемерно усложняя себе жизнь и в этом усложнении был прямой смысл.

Люди, которые полагают, что США делали в том же Индокитае всё, что они могли сделать, не видят (могут увидеть, но не хотят), что если бы речь шла именно о военном и быстром успехе, о решении проблемы таким инструментом как армия, то они сделали бы то, что прямо таки само собой напрашивалось - они бы разбомбили систему дамб Северного Вьетнама (замечу, что у них и опыт 1945 года уже имелся) и затопили бы Ханой. И не только. Однако они, проторчав в Индокитае почти десять лет, ни разу даже и попытки такой не предпринимали.

Вообще весь ход Корейской и Вьетнамской войн больше всего напоминал действия скульптора, который осторожными движениями рук то жмёт сильнее, то слабее, то похлопывает, то сглаживает, то увлажняет, а то и кулаком разминает неподатливый ком глины, стараясь придать ему форму, существующую в воображении творца.

Никто не видит (не хочет видеть), что самый большой политический скандал времён Вьетнамской войны разразился именно тогда, когда США нарушили не чьи-то, а СВОИ СОБСТВЕННЫЕ ПРАВИЛА. Скандал вспыхнул когда администрация Никсона прибегла к бомбардировкам "тропы Хо Ши Мина" на территории Камбоджи, нейтралитет которой американцы сами же обязались соблюдать.

Косвенным подтверждением того, что Вьетнамская война не была тем мифом, который за неё принимается, свидетельствует хотя бы тот факт, что США и Северный Вьетнам под закладывавший уши зубовный пропагандистский скрежет вели секретные переговоры в Париже. ВЕЛИ ЧЕТЫРЕ ГОДА. С 1969 по 1973. О чём они там договаривались и что обсуждали, никто не знает. Понятно, что задним числом была сочинена газетная версия, но мы ведь не о газетах, мы о другом, о том, например, что степень секретности переговоров была такой, что США одалживали у тогдашнего президента Франции Жоржа Помпиду его личный самолёт и Генри Киссинджер на этом самолёте отправлялся в Париж, где перед выходом из самолёта гримировался и в таком обличье "Ленина в Октябре" принимался обсуждать с вьетнамской стороной некие щекотливые проблемы, связанные, не иначе, с тем, "как нам обустроить Индокитай". Повторюсь, что длились эти посильные тайные посиделки четыре года.

Общественному мнению застилают глаза человеческие жертвы войны и оно не понимает, что государство смотрит на эти жертвы совсем под другим углом и видит их совсем в другом ракурсе. Ну вот, скажем, та же Корейская война была для Китая манной небесной. Китай, где толком не закончилась ещё гражданская война, получил возможность заставить народ забыть о политических разногласиях и "сплотиться вокруг КПК перед лицом агрессии со стороны американского империализма". Забыть о трудностях, которые были списаны "на войну". Благодаря войне в Корее Китай получил армию взамен фактически ополчения и госаппарат, научившийся действовать в условиях современной войны. За удовольствие следовало платить и Китай заплатил, по западным оценкам китайцы потеряли около миллиона человек. Ужасно? С нашей точки зрения - да. Но вот с точки зрения нового с пылу, с жару китайского государства потери эти были оправданы. Оправданы? Да, более чем. Всего несколькими годами раньше, во время краткого периода "потепления отношений" между СССР и КНР, Советский Союз, только что вышедший из войны, и где если чего и было много, так это оружия, начал массированные поставки вооружений Китаю. Оружия было так много, что Сталин предложил Мао поставлять его бесплатно, но Мао, который очень хорошо понимал, что в политике бесплатным бывает только сыр в мышеловке, отказался, и заявил, что хотя Китай беден и у него нет в достаточном количестве золота, но зато он может заплатить за оружие "по бартеру", продовольствием. И Сталин был вынужден согласиться, так как это был 1946 год, год голодный, голодный везде, от Англии до Японии, и в России от голода умирали люди, и плату жратвой с Китая взяли, и поставки продовольствия достигали сотен тысяч тонн, и всё было бы прекрасно, но только голод был и в Китае, и "маоисты" выгребали зерно в голодающих северных провинциях Китая и отправляли его в СССР, и сколько-то русских остались благодаря этому в живых, а сколько-то китайцев умерло от голода. Сколько? Чёрт его знает, кто их считал, китайцев.

Но зато ценою этих жизней Китаем у СССР была отнята возможность использовать поставленное оружие как козырь в послевоенной дипломатической игре.

Таковы игры, в которые играют государства.

И такова цена кирпичей, которые используются государством при строительстве.

Но вернёмся в очередной раз к Вьетнаму. Все знают этого вот человека:

Это Роберт МакНамара. Министр обороны США в двух подряд администрациях. Республиканец, которому это обстоятельство ничуть не мешало исполнять обязанности министра в демократических правительствах Кеннеди и Джонсона. МакНамара это лицо Вьетнамской войны. Её живой символ. Именно в этом качестве он попал в миф о "Вьетнаме". И вы, наверное, знаете, что в конце своей блестящей политической карьеры, в 1968 году Роберт МакНамара был назначен президентом Всемирного Банка и пребывал он на этом посту целых тринадцать лет, не иначе потому, что хорошо с обязанностями справлялся. Но вот чего вы наверняка не знаете, так это того, что одним из самых "громких" его деяний на посту президента стало предоставление займа Демократической Республике Вьетнам. Как только закончилась Вьетнамская война, Вьетнам обратился во Всемирный Банк с просьбой ссудить его деньжатами, обращаю ваше внимание, что вьетнамцы попросили не своих "союзников", не СССР, не Китай и не международное сообщество, а обратились они в оплот "финансового капитала", а там немедленно поднялся визгливый шум всякой азиатской мелкоты вроде Кореи и Филиппин, только что принимавших участие в войне на стороне США и убивавших вьетнамцев, и умиравших от руки вьетнамского народа, и теперь не желавших "ссужать деньгами коммунистов", а к азиатам примкнул и кое-кто из европейцев. Так вот никто иной как президент Всемирного Банка Роберт МакНамара, этот "мистер Вьетнамская война" сопротивление непокорных переломил через колено и деньги Вьетнаму дал. Дал коммунистам. Такова входящая в противоречие с мифом реальность. Что ж, тем хуже для неё.

Между прочим, летом прошлого года пронёсся слух, что следующим президентом Всемирного Банка будет Хилари Клинтон. Она поспешила эти слухи опровергнуть, но кто знает, кто знает… Дыма ведь без огня не бывает.

Интересно, кого она будет деньгами ссужать.

76

В картине мира, в "реальности" какой мы вынуждены её видеть итог "Вьетнама" выглядит так: свободолюбивый народ Вьетнама боролся за свою независимость, обрёл её, а потом с оружием в руках защитил от посягнувших на его свободу американских агрессоров.

Вьетнам победил, Америка проиграла.

И сами американцы, "американский народ", смотрящие на роскошную, писаную маслом картину, которую, замечу, сами же США и пишут-выписывают с любовью и тщанием, видят то же самое, что и остальные, с единственным, может быть, отличием, заключащимся в том, что по мнению американцев вооружённые силы США показали себя во Вьетнаме молодцом, а проиграна война была политиками.

Но проиграли ли политики?

Это очень интересный вопрос, которым никто даже не пытается задаться. Начнём с того, что мы можем судить о выигрыше или проигрыше войны только и исключительно по тому, была ли достигнута цель войны.

Если цель достигнута, то война выиграна. Выиграна, что бы там ни писалось в газетах, что своих, что чужих. "Нехай клевещуть."

Если цель не достигнута, то война проиграна, что бы там ни писалось в газетах. Что своих, что чужих.

Но человек верит не в выигыш и не в проигрыш, а верит он газете.

Первая Мировая Война. Целью Франции является уничтожение Германии. Уничтожение в самом прямом смысле - в смысле физическом. Уничтожение как государства. Цели этой Франция достичь не смогла и это означает проигрыш войны. Но, тем не менее, вот уже почти сто лет мир считает Францию "одной из держав победительниц". Другими словами мир предпочитает реальной реальности её "газетный вариант". Люди доверчивы. И доверчивость эта легко объяснима - у массового сознания нет ничего кроме "газет".

В нашем распоряжении есть только газеты. И даже когда мы, чувствуя подвох, пытаемся "read between the lines" то вычитываем мы что-то между всё тех же газетных строк, а пробел между набранными строчками именно с этой целью там и оставлен. Ну вот все шумят про то, что цели иракской войны не достигнуты, так как США не нашли в Ираке оружия массового поражения. Но ведь мы с вами не знаем, что Америка в Ираке нашла и чего Америка в Ираке не находила. Всё, что мы знаем, нам известно из газет. Других источников информации у нас нет. И это ещё не всё, суть проблемы лежит гораздо глубже - в данном случае мы даже не знаем, каковы были реальные цели американцев. И по этой причине нам не остаётся ничего другого, как утешаться услужливо подсунутой нам декорацией, "мулькой".

Так вот в случае "Вьетнама" не было даже и мульки. У Вьетнамской войны просто напросто не было официально декларированных целей.

А на нет и суда нет. Как можно судить о выигрыше или проигрыше, если у войны не было цели?

Между прочим, это позволяет американским генералам утверждать, что армии, как бы хорошо она ни воевала, для победы нужны цели и, как следствие, чётко выстроенная под эти цели стратегия. И генералы, безусловно, правы. Как правы они и в том, что вашингтонские policymakers времён "Вьетнама" таких целей для армии не обозначили. И генералы даже правее, чем они сами о себе думают, потому что цели нужны не только в горячей или холодной войне, но даже и в так называемое "мирное время", и армию невозможно строить без обозначенной цели и подогнанной под цель стратегии. По очевидным причинам Иран не может строить армию для войны с Ираком, тайно готовясь при этом воевать с Саудовской Аравией, поскольку это две разные войны, требующие разных армий. И то же самое касается любого другого государства и любой другой армии, за исключением США, которые единственные из всех имеют (вынуждены иметь, роль обязывает) универсальную армию под любой театр.

Но нас ждёт заданный повыше вопрос - проиграли ли американские политики войну во Вьетнаме?

Их целей (тогдашних) мы не знаем, поскольку проговорены словами они не были. Но у нас есть то, чего не было у тогдашних американских военных - у нас есть результат, у нас есть outcome "Вьетнама".

У нас есть Вьетнам нынешний.

После объединения северной Демократической Республики Вьетнам и южной Республики Вьетнам получилось единое государство и называется оно Социалистическая Республика Вьетнам и правит там Коммунистическая Партия Вьетнама. Правят коммунисты, которых вместе с их единственно верным учением американцы тридцать лет назад "отбрасывали-отбрасывали" и доотбрасывались до того, что получилось в результате очень своеобразное государственное образование, управляемое людьми, которых журнал The Economist метко назвал "капиталистическими коммунистами".

Это то, что касается идеологии, а в смысле государства как государства получилась если не региональная "сверхдержава", то региональный центр силы и направлена эта сила исключительно на север. Китайцы, которые прекрасно понимали, ради чего затеяна вся вьетнамская эпопея, в 1978 году попробовали Вьетнам "на прочность" и использовали для этого свою марионетку по имени Пол Пот. Проба для "красных кхмеров" закончилась очень плохо, но ещё хуже она закончилась для Китая, так как он потерял позиции в Камбодже, где вьетнамцами к власти был приведён провьетнамский режим. Тут Китай своим привыкшим к запаху тухлых яиц и по этой причине не отличающимся чуткостью носом почуял запах жареного и навалился на Вьетнам сам. Однако и эта скоротечная, длившаяся всего месяц пограничная война между КНР и Вьетнамом показала, что Вьетнам отныне Китаю не по зубам. Причём не по зубам сам по себе, без внешней поддержки, а Китай не мог (и не может) не понимать, что в случае серьёзного развития событий в желающих оказать Вьетнаму поддержку недостатка не будет.

И помогать Вьетнаму будут далеко не одни только американцы.

Для того, чтобы лучше понимать о чём идёт речь, давайте вернёмся на полвека назад. Помните, как США, решив помочь Нго Динь Дьему, перебросили на юг Вьетнама миллион католиков? Так вот тогда же в Игру в Индокитае на правах глобального игрока включился и СССР. И когда корабли 7-го флота США везли миллион вьетнамцев на юг, навстречу им плыли советские суда, перевозя с юга на север вьетминевцев. Масштаб, правда, был поменьше, СССР переместил примерно сто тысяч человек, но сам по себе процесс чрезвычайно красноречив, он показывает, что США и СССР, осознав единство интересов, действовали рука об руку, "поляризуя" ситуацию во Вьетнаме. Что при этом писалось в газетах неважно, газеты чего только не пишут, важен результат, а он выглядит так - не только США по большому счёту было всё равно, кто объединит Вьетнам (так же, как до этого и сам Китай), но точно так же картина выглядела и с точки зрения интересов СССР. Речь шла лишь о тактическом выигрыше в виде пропагандистского успеха, успеха в газетах, где побеждали "наши" или "ихние", но стратегически, "в перспективе", единый Вьетнам, ограничивающий китайскую экспансию на юг, был целью, объединявшей усилия как США, так и СССР.

И ровно тем же самым руководствовались и в Белом Доме и в Кремле и во время Второй Индокитайской Войны. А кто в результате приходил к власти во Вьетнаме, "коммунистические капиталисты" или "капиталистические коммунисты", было вопросом второстепенным. И для США и для СССР главным было, чтобы во Вьетнаме победил сильнейший. Идеология этого сильнейшего играла подчинённую по отношению к реальной силе роль. Сильнейшими оказались коммунисты? Тем лучше для них.

И тем лучше для того, кто выиграл не фрагмент Игры, а всю Игру, тем лучше для того, кто выиграл Холодную Войну, а им оказались США.

Посмотрим на Вьетнам попристальнее:

Сегодня это единственное государство Юго-Восточной Азии, где удалось "окончательное решение". Во время перетрубаций конца прошлого века Вьетнам с корнем ("с мясом") вырвал из себя китайскую проблему. В форме boat people состоялся китайский исход из Вьетнама, более полумиллиона китайцев из Вьетнама бежало, сегодня китайцев во Вьетнаме примерно один процент от населения и этот процент не оказывает ни малейшего влияния ни на внутреннюю, ни на внешнюю политику Вьетнама.

Армия Вьетнама не только самая боеспособная, но ещё и самая победоносная армия региона. Она если и не побила, то заставила уйти армию самих Соединённых Штатов. А это очень сильный пропагандистский козырь. У того же Китая такого козыря нет.

Вьетнам воевал с Америкой? Когда? А-а… Так то когда было. А сегодня Вьетнам с Америкой не воюет. Сегодня четверть всего вьетнамского экспорта идёт в США. Россия помогала Вьетнаму? Когда? А, вы об этом, так то когда было, нашли что вспомнить. Сегодня объём торговли между Вьетнамом и США превышает объём торговли Вьетнама с РФ в десять раз.

Сегодня Вьетнаму понадобился собственный телекоммуникационный спутник. Как вы думаете, к кому он обратился? Правильно, обращаются к сильному, а не к слабому, даже если этот слабый когда-то помогал против сегодяшнего сильного и первый вьетнамский спутник Vinasat-1 для Вьетнама по вьетнамскому заказу сделала американская фирма Локхид Мартин. Та самая, что делала когда-то самолёты, бомбившие Вьетнам. И Вьетнам заплатил за спутник 200 млн. долларов. Заплатил Америке. Через три месяца, в апреле 2012 года Вьетнам готовится отправить в космос второй спутник и он опять будет собран в США и опять фирмой Локхид. И опять Вьетнам понесёт в клювике деньги туда, в США. Только теперь уже 300 миллионов. Не рублей, долларов.

И желание пользоваться этим спутником изъявляют Таиланд и Сингапур. Они просят Ханой, а Ханой получает возможность привязать их к себе спутниковой ниточкой. А спутник Вьетнам может заказать где угодно, но вот только заказывает он его не где угодно, а в Америке.

С кем Вьетнам проводит военные учения? И где он их проводит? На этот вопрос ответить нетрудно, проводит он их в Дананге, там во время Вьетнамской войны была американская база. Ну так и сегодня в Дананг для совместных учений заходит американский эсминец "Джон МакКэйн", названный так в честь отца и деда нынешнего сенатора от штата Аризона, будирующего общественное мнение РФ до степени, когда сенатору от далеко не самого большого американского штата находит нужным отвечать действующий премьер-министр РФ. Символично? Символично, конечно, не говоря уж о символике во вьетнамском смысле, ведь нынешний сенатор сидел когда-то не где-нибудь, а во вьетнамской тюрьме. Но то когда было. А сегодня высшие военные чины Вьетнама отправляются вертолётом на борт американского авианосца "Джордж Вашингтон", а авиносец этот занимается "демонстрацией флага" в водах, которые Китай считает своими. А вьетнамцы не считают. Ну и американцы, понятное дело, тоже.

Все помнят кадры эвакуации персонала американского посольства в Сайгоне. Так то когда было. Было это в 1975 году. А сегодня американское посольство во Вьетнаме есть опять, находится оно в Ханое и никуда эвакуироваться не собирается. А ещё США открыли консульство в городе Хо Ши Мине. Хорошее название. Был Сайгон, а стал дядюшка. А заодно американцы открыли консульство в том самом Дананге. Пригодится. А Вьетнам открыл консульства в Сан-Франциско и в Далласе. Да и чего же не открыть, когда в США проживает более полутора миллионов вьетнамцев и их с каждым годом становится всё больше и больше.

Вьетнам вступил в ВТО, чего же не вступить, если все туда вступают.

Вьетнам - член ASEAN, эта организация была когда-то создана как экономический довесок к военной, "оборонительной" организации SEATO и задачу свою члены организации видели в экономическом отбрасывании "коммунистической агрессии". Но так было когда-то, а сегодня коммунистический Вьетнам в ASEAN и коммунизм этому ни малейшая не помеха.

Но Вьетнам вступил и кое куда ещё. Вступил он в TPP. Как, вы не знаете, что это такое? Зря.

Зря не знаете, человеку вообще свойственно зацикливаться на мелочах и не видеть существенного, не видеть "знаков", а между тем TPP (Trans-Pacific Partnership), это такая организация, которая очень много значит уже сегодня, а завтра она будет решать судьбы мира и, как следствие, ваши судьбы.

Одно из предназначений TPP, во всяком случае официально декларированным, это быть чем-то вроде Общего Рынка, только не в Европе, а на Тихом Океане.

Организация молода, учреждена она была в 2006 году, событие это прошло вообще незамеченным, так как учредителями выступили не те государства, к которым приковано внимание человечества - Чили, Новая Зеландия, Бруней и Сингапур. Два года организация становилась организацией, обрастала аппаратом, вырабатывала совместные документы, писала устав и всё такое, а потом, когда процесс пошёл, из-за декорации показался и сам герой - в 2008 году в членах оказались Соединённые Штаты. В том же году в организацию вступили Австралия и Перу. В 2010 - Малайзия. В 2011 - Япония.

Так вот 2008 год оказался знаменателен ещё и тем, что одновременно со США в TPP вступил Вьетнам.

Вот радостные участники этого, как выразился президент Обама "регионального пакта":

И причина радости "лидеров" понятна, TPP уже сегодня во всех смыслах куда "больше" ЕС. А ведь он в полную силу даже не развернулся, он ещё только "сосредотачивается".

А на очереди - Южная Корея, Тайвань и Филиппины. И список желающих растёт и растёт.

Слово "региональный" не должно вводить вас в заблуждение, ведь речь идёт о таком регионе как бассейн Тихого океана. И в реальности TPP это название не всего проекта, а всего лишь начального этапа стройки. Выглядит стройплощадка вот так:

Вам эта картинка ничего не напоминает? Совсем-совсем ничего? Ну ладно, дам вам наколку: схематически, "композиционно", "геостратегически" и "геополитически" карта эта напоминает вам карту Римской Империи. Только масштабом она побольше, и неудивительно, "внутренним озером" Римской Империи было Средиземное море, а внутренним озером, вокруг которого строится новое государственное образование, является не больше и не меньше как Pacific.

Сегодня, прямо у вас на глазах США строят свой Рим.

И точно так же, как Mediterranean не разделяло, а связывало вместе римские провинции, Тихий океан должен будет связывать воедино отдельные части будущего Рима.

Когда-то, больше ста лет назад, Америка осознала себя, определила своё место в мире, нашла роль, увидела свою "миссию", "поставила себе цель" и с тех пор, не останавливаясь ни на секунду, с завидным упорством и неостановимостью машины делает всё, чтобы этой цели достичь. И надо признать, что цель того стоит.

Но Рим это Рим, а если есть Рим, то должен быть и Карфаген, верно?

И вы его легко найдёте на карте.

Между прочим, Китаю никто не предлагает вступить в новую организацию, зачем он там? Но вместе с тем Китай в американской стратегии играет очень важную роль - чем сильнее он становится, тем большее давление он оказывает на соседей и на соседей соседей, в самом прямом смысле заставляя их впрягаться в американскую колесницу. Стремясь вступить в TPP, небольшие государства азиатско-тихоокеанского региона хотят "заставить" США связать их маленькие интересы с интересами сверхдержавы. И в этой двусторонней (США-Китай) игре по перетягиванию на свою сторону союзников американцы играют в беспроигрышную игру. (Точно такая же игра играется и в Европе, где, манипулируя когда реальной, а когда мнимой угрозой со стороны России, американцы заставляют восточноевропейцев самих стремиться в НАТО, а западноевропейцы тех же самых восточноевропейцев - в ЕС.).

И строят TPP американцы очень расчётливо. Так, туда прямо-таки жаждет вступить Канада и ей там по очевидным соображениям самое место, однако желанию этому, блокируя канадские усилия, препятствует ближайший союзник и сосед Канады - США. Понятно, что Канада в конце концов в TPP окажется, никуда она не денется, но оттягивая её вступление в организацию, американцы "берегут" слабейших членов, таких, например, как тот же Вьетнам, дают им "набрать вес", так как канадский экспорт сырья и сельхозпродукции снизит темпы роста экономик тех государств, которые не могут пока на равных конкурировать с канадцами. Вьетнам присутствовал в американской стратегии вчера, думает Америка о Вьетнаме и сегодня, она ему помогает встать на ноги.

Так кто в конце концов выиграл Вьетнамскую войну?

77

Вопрос о выигрыше и проигрыше вовсе не является вопросом отвлечённым. Люди не только в своей "массе", но и как носители индивидуального сознания не в состоянии дать оценку как "выигрышу", так и "проигрышу" государства так как они не только не знают, но и не хотят знать, что такое "война".

С точки зрения обывателя, причём вне зависимости от его социального статуса, война это то, чем занимаются военные и по этой причине он, обыватель, спешит неприятное для него "грязное" дело войны переложить на широкие армейские плечи, а там - "трава не расти".

А между тем государство, которое умеет воевать лишь армией (а таких на свете подавляющее большинство), фактически беззащитно. Как бы ни была сильна армия такого государства, оно изначально находится в заведомо худшем положении, чем тот, в чьём распоряжении есть и другие инструменты внешнего воздействия. Причём очевидно, что чем больше таких инструментов, тем лучше, так как у вас есть не один инструмент, а набор, из которого вы можете выбрать то, что лучше всего соответствует конкретной ситуации, конкретному "вызову".

История, та самая, которую никто учить не хочет, убедительнейшим образом показывает нам, что выигрывает тот, кто стремится к усложнению реальности, а не к её упрощению.

Чем больше в вашем распоряжении элементов реальности, тем большее количество комбинаций вы можете из них сложить.

И исторически же сложилось так, что русское массовое сознание старательно бежит всякой сложности, стремясь к всемерному упрощению не только любой ситуации, но даже и самого мироустройства, которое сводится к "друг-враг" и "белое-чёрное". И это ещё в лучшем случае, а в худшем русский народ, забыв даже и про белое с чёрным, начинает играть в русскую рулетку, ставя сперва на чёрное или красное, а заканчивает вообще "чётом" и "нечётом". А поскольку рулетка это чёртово колесо, то делающему на этом колесе беспорядочные ставки иногда везёт, а иногда и нет.

И про такие выигрыши и проигрыши у зелёного стола мы все знаем даже и из антологии фантастики по какому-то недоразумению названной "Школьный курс истории".

А ведь война (а это и есть жизнь государства) не рулетка и не ставки. Война это искусство. Высокое искусство. И воевать (по-настоящему воевать, а это означает и по-настоящему жить) могут считанные государства на планете. И отличие искусства вести войну от искусства в традиционном смысле этого слова в том, что ему можно научиться. Для того, чтобы быть Леонардо да Винчи нужно родиться Леонардо да Винчи, "научиться" быть Леонардо нельзя. Но народ не сводим к одному, пусть и гениальному художнику, и реальность убедительнейшим образом демонстрирует нам, что народ вполне может научиться искусству войны.

Для этого, правда, необходимо одно условие, называется оно "желание учиться".

А для того, чтобы такое желание появилось, нужно сперва понять, что "учение свет, а неучение тьма", а поскольку народ с одной стороны не является одним шибко умным Леонардо, а с другой из одних только умных Леонардов не состоит, то необходимо, чтобы не жажда знаний даже, а сперва хотя бы понимание того, что знания могут полезны даже в пошлом утилитарном смысле, нашло "дырочку", через которую оно сможет "просочиться" в народ. Нужно то, что называют (не всегда заслуженно) элитой.

Она должна начать с себя. Сперва начав понимать, а потом, поняв, начать учиться. И "элита" именно что должна, она сама взвалила этот долг на себя, исторический долг перед нацией, которая позволила "элите" играть роль элиты. И из той же истории мы знаем, что элиту, которая "не соответствует историческому моменту" народ меняет с лёгкостью необыкновенной, для народа это то же самое, что снять с себя сюртук и натянуть вместо него пиджак. Чтобы окружающие народы, которые давно уже платье сменили, на него как на чучело гороховое не смотрели.

И русский народ в смысле обучения вовсе не безнадёжен, и были в русской истории моменты, когда власть осознавала необходимость "научиться" сама и заставить "учиться" народ. То-есть исторический опыт в этом деле имеется.

Дело за примером. И мы его сейчас рассмотрим, и пример этот помимо всего прочего поможет нам лишний раз понять, насколько сложен феномен войны и что может использоваться государством в качестве оружия. Вот мы с вами как-то уже рассматривали такие вещи в себе как "армия", "дипломатия", "экономика" и убедились, что государство, воюя, пускает в ход то одно, то другое, то всё сразу, а ведь у государства, у настоящего, у субъектного, у такого, у которого не только руки с ногами, но ещё и голова имеется, есть ещё и такая штука как "культура". А "культура" это такое сверхоружие, которое может заменить собою и армию, и дипломатию и экономику, а уж если вы можете позволить себе роскошь иметь и одно, и второе, и третье, и пятое и десятое, да впридачу ещё и "культуру", то получается сверхгосударство, получается - "тады ой!"

Ну вот возьмём рядового русского человека начала XIX века. Со всеми его достоинствами и недостатками. Как человека, так и века. Для чистоты эксперимента сделаем нашего рядового дворянином. Это означает, что у него наличествует некий культурный код, он умеет читать и писать, он имеет некоторое представление о живописи и музыке, у него есть некая и кажущаяся ему стройной и логичной картина мира и в этой картине находится, конечно же, место России, словом, он обычный человек той эпохи, человек учтивый и знающий, что такое приличия. И вместе с тем он - "недоросль", с присущими возрасту любопытством и жаждой новых впечатлений.

И вот судьба забрасывает его в Англию.

Англия до наполеоновских войн это ещё не та Британская Империя, которой она станет вскорости, здание мира всё ещё держит, уже, правда, с трудом, Франция и Англия пока только примеривается подставить вместо неё плечо. Англия ещё не закаменела, она уже Атлант, но ещё не статуя, она ещё "живая". И вот наш недоросль на несколько лет погружается в английскую реальность, он вынужден выучить язык и обнаруживается, что "немцы" вовсе не немы, кроме того он немедленно и с изумлением находит, что "внешний мир" вовсе не таков, каким казался ему из России, он совершает то же открытие, что и Пётр I в романе Алексея Толстого, когда молодой царь едет в Архангельск и видит там океанские корабли и равнодушно смотрящих на него с верхней палубы капитанов, ничуть не похожих ну ручных "кукуйских немцев" и это уверенная снисходительность чужих взглядов показывет Петру кто на самом деле хозяин мира. Но это ещё не всё. Наш молодой и охочий до всего нового русский дворянин вдруг открывает, что на свете есть серьёзная литература. Есть Шекспир, есть Свифт, есть Дефо, есть Мильтон. По случаю он открывает для себя Уильяма Блэйка, поэта и художника, который пишет картины, иллюстрируя свою поэзию и пишет поэмы, служащие иллюстрацией к его картинам. И то, и другое - очень глубокое, многоуровневое, многосмысленное, в России он ни с чем подобным даже не сталкивался, у него и представления не было, что такое вообще имеет место в мире.

Его всё это заинтересовывает до чрезвычайности, напомню, что это начало XIX века, нет телевизора и нет интернета, да что там говорить, даже и радио ещё нет. А вот Уильям Блэйк есть. И оказывается, что этот человек заменяет собою и телевизор и какаву с чаем. Что он создал очень сложную космогонию, что своим воображением Блэйк создал целый мир. Очень, очень интересный мир, интересный даже сегодня, в мире интернета, в мире, где уже все слова выговорены и все картины уже написаны. Блэйк в самом буквальном смысле "взрывал мозг" даже своим привычным к интеллектуальным играм соотечественникам, а тут с ним столкнулось девственное сознание заезжего молодого русского.

"Миры Уильяма Блэйка".

А потом наш недоросль возвращается в родные пенаты. Мама, папа, друзья, зимний дом в Петербурге, поместье. Хлопоты о женитьбе, развлечения. И он вдруг с раздражением обнаруживает, что всё это, в сущности, очень скучно. Нет красок. Он пытается поговорить с ближайшим другом, поделиться, "выговориться", и у него ничего не получается, хоть он и старается со всем своим чистосердечием, ему искренне хочется поделиться своим открытием, ведь это так интересно. Его не понимают. Не потому, что не хотят, а потому, что не могут. Нет нужных слов и нет нужных образов. Ведь ещё нет Пушкина. И мелодию души не напоёшь, ведь ещё нет даже Глинки. Это примерно как в советское время приехавший из загранкомандировки госслужащий восторженно пытается пересказать провинциальным слушателям восхитившие его "Звёздные войны", а те, внимательно его слушая, мысленно подставляют по ходу рассказа экранный антураж, знакомый им по "Гостье из будущего". А ведь по сравнению с Блэйком "Звёздные войны" это скучнейшая и примитивнейшая чепуха. Можно ещё вспомнить старый уже фильм Анно "Борьба за огонь", когда там в конце вернувшийся в родное стойбище Рон Перельман при помощи двух-трёх звуков, сдобренных жестикуляцией, пытается "рассказать" одетым в шкуры первобытным людям о своих приключениях и вдруг изображает неведомого им мамонта, прикладывая к лицу болтающуюся руку и соплеменники от него в ужасе отшатываются, мол, ну и чудище, "из головы рука растёт!".

Так вот ровно в ту же ситуацию попадал и наш возвращенец. Он соотечественникам о Блэйке, а они ему про водку, баньку, про "жениться, батюшка, пора", он им про Лоса и про Энитармона, а они ему про водку, баньку и про травлю зайцев по пороше, он им опять, со всей душой.., но не успевает он и рта раскрыть, как ему уже с нескрываемой досадой про водку, про баньку и про "поехали к цыганам". Он весь из себя этакий лорд Байрон, а тут, куда ни повернись, одна сплошная княгиня Марья Алексевна.

А теперь смотрите - будь такой недоросль один, так да и чёрт бы с ним, государство бы и не почесалось, "у нас секса нет" и всех делов. Да только дело-то было всё в том, что прошло времени чуть и в невольные лорды Байроны попали сотни тысяч людей. Попала вся русская армия и, как следствие, попали чуть ли не все поголовно молодые дворяне и это бы полбеды, но армия ведь состоит не из одних дворян и с русской армией до Парижа дошёл "народ". Народ попал в "запад", в зазеркалье, в другую реальность и у этого народа не было адекватного языка, чтобы описать свои собственные впечатления, не было ни слов, ни образов. Русский человек не мог ничего противопоставить увиденному. Необразованные свели увиденное в Париже к тому, что там "чисто живут", а образованные, чтобы как-то защититься, уцепились за вырванный из ткани чужой жизни лоскут "конституции".

А потом, по возвращению домой, в эту дурно понятую идею канализировали своё недовольство, вызванное именно тем, что они даже не могли толком объяснить, чего они, собственно, хотят.

Так вот тем, кто понял, чего они хотят и что вообще нужно в этой ситуации делать, стала Власть. Суть проблемы поняла тогдашняя русская "элита". А поняла она, что нация нуждается в объяснении себе самой себя самой. Помимо военной победы понадобилась победа культурная, и тогдашняя Власть российская за револьвер хвататься отнюдь не стала, а поступила она вовсе по-другому. Власть показала, что она недаром зовётся Властью. И в России появился Пушкин. Появился Глинка. И если "солнце русской поэзии" с точки зрения западной культуры было явлением подражательным, а потому как бы и не очень страшным, то чуть погодя у России появилось и культурное оружие, "не имевшее аналогов", появился Гоголь. Ничего подобного у европейцев не было. И у русских до того не было, а теперь - стало.

"Миры Николая Гоголя".

"Wow!"

Ну, а там уж пошло-поехало и на свет родилось то, что сегодня называется "великой русской литературой". И "великой русской музыкой". И с живописью неплохо стало. И с театром. Одним словом, стало очень хорошо с культурой. Не в том смысле, что в подъездах перестали малую нужду справлять, а в том смысле, что Российская Империя получила возможность объяснить самой себе саму себя. И мало того, российское государство впервые в своей истории получило возможность объяснить кого угодно кому угодно. И весь мир принялся с почтением прислушиваться к мнению о себе, любимом, товарищей Толстого да Достоевского. Как-то так вышло, что миру стало вдруг интересно, что о нём думает русский человек.

Россия сделала себя интересной миру.

А вот сегодня миру неинтересны ни думы русского человека, ни РФ, ни дорогие россияне. Хоть и есть у них и интернет, и телевизор, и айпад с айподом. Гоголя, правда, нет. Гоголь весь там остался.

Что во всём этом интересного? Ну, например, то, что всё перечисленное, всё, что можно свести к одному слову Культура, появилось в России сразу, как взрыв, в ничтожный по историческим меркам срок, и появилось в тот период, когда правил Россией некий человек, который не только сумел, но ещё и смог понять, что нужно делать и нашёл в себе силы понятое воплотить в жизнь. Он понял, что для того, чтобы ответить на культурный вызов, России нужно учиться и он Россию учиться заставил.

Русские назвали этого человека Николай Палкин.

Да и то сказать, не умеешь, научим, не хочешь, заставим, а учиться даже из под палки по любому лучше, чем не учиться вообще.

78

Можно задать себе вопрос - а зачем государству вообще культура? Ну, понятно, что с культурным человеком дело иметь приятнее, чем с некультурным. Хотя бы потому, что культурный не будет за столом сморкаться, зажимая ноздрю пальцем. Но каков практический смысл культуры? "Нам-то что с неё?" Мы ведь все сыны нашего века, мы все люди практические, мы во всём ищем выгоду. Так в чём же состоит выгода культуры? А между тем ни одно государство не стремилось бы быть культурнее, чем оно есть, если бы культура не давала неких в высшей степени осязаемых преимуществ.

И одним из таких преимуществ, причём одним из главных, если не самым главным, является вот какое - культура позволяет вам лучше воевать. Чем вы культурнее, тем лучше вы воюете. А воюете вы лучше потому, что чем вы культурнее, тем лучше вы понимаете, что такое война.

Ну вот, скажем, нынешний российский "социум" показывает всему миру, что он не то, чтобы совсем уж бескультурен, нет конечно, дорогие россияне в массе своей знают, что такое салфетка и для чего нужна вилка, но вместе с тем любому непредвзятому взгляду очень хорошо видно, что так называемое "общественное сознание" РФ застряло на уровне середины прошлого века. А в наш стремительный век пятьдесят лет это очень, очень много. Это уже не разрыв, пятьдесят лет это пропасть.

И похоже, что наличия этой пропасти никто не замечает. Во всяком случае, такое впечатление создаётся, когда пробуешь читать "анализы", "платформы" и "программы" написанные со звериной серьёзностью людьми, позиционирующими себя не больше и не меньше, как государственниками. А ведь они не только обильно пишут, но ещё и допущены к "экрану", а это означает, что уже государство считает их точку зрения достойной того, чтобы ознакомить с нею "зрительскую массу". А между тем все эти "транснациональные корпорации", "ресурсы", "паритеты" и "гарантии взаимного уничтожения" на сегодяшний день звучат какой-то невыносимой тарабарщиной, это какой-то пещерный язык, какая-то шумерская клинопись.

Люди (не буду показывать пальцем, это невежливо) рекомендующие себя профессорами и президентами Академии Геополитических Наук (Боже!) на полном серьёзе призывают готовиться не к вчерашней даже, а позавчерашней войне. Их уверенность в "ракетно-ядерном" щите сродни вере Гитлера в некое wunderwaffe, они точно так же полагают (и похоже, что искренне!) что стоит выпустить по Лондону парочку Фау, как проклятые плутократы поднимут лапки кверху.

А между тем для того, чтобы пресловутый паритет хоть что-то значил, нужно не равное количество боеголовок, а нужны СССР и США, нужны два центра силы, примерно равные по "весу", нужны согласованные ими, а затем прописанные на бумаге "правила игры" в рамках которой этот паритет только и может быть паритетом. Другими словами, паритет только тогда паритет, когда он значит одно и то же для обеих сторон.

В реальности ядерное оружие не является военным оружием, это не оружие применения, а оружие угрозы применения, ядерное оружие это политическое оружие, а в политическом смысле возможности США и РФ настолько несопоставимы, что о каком бы то ни было "паритете" говорить попросту смешно. США и РФ находятся в разных весовых категориях, и если вы натянете на руки тяжеловеса и легковеса одного веса перчатки, то легковесу это ничуть не поможет, у легковеса нет "удара", у него нет необходимой "массы тела" и РФ в этом смысле США не конкурент, она слишком "легковесна" и для того, чтобы рассчитывать хотя бы на теоретический успех геополитического противостояния, на месте "постсоветского пространства" должен появиться "тяжеловес", для начала там должна появиться Россия, которой сегодня нет.

И это ещё не всё.

Война никогда не сводилась лишь к "войне армиями", но за последние полвека война немыслимо усложнилась, государства (те, у кого есть собственная культура, само собой, и которые могут благодаря этому культурно доминировать в мире) значительно расширили свои возможности по продолжению политики другими средствами. Ракеты-танки-самолёты что-то значили позавчера. Они могут что-то значить и сегодня, но только вам нужно быть сильным настолько, что вы сможете выстроить всю ситуацию (всю "войну") таким образом, который сделает ваши быстрые танки чем-то значимым, а без этого никакие ракеты вам не помогут.

Так же, как они не помогли во вчерашней войне. Вот в этой:

На этой фотографии вы видите армию. АРМИЮ ПОБЕДОНОСНУЮ. Этой армией было уничтожено величайшее государство. Но при этом, хотя прошло уже больше двадцати лет, ни аналитики, ни геополитики, ни политики просто, ни доктора, ни профессора, не говоря уж о массовом сознании не видят в этой армии армию, а видят они на фото "толпу". Всего лишь по той причине, что эта армия не держит в руках винтовок. И искреннейшим образом считают, что это безобразие можно было прекратить "решительными мерами". "Милицией". Или некоей "Альфой". Хотя на этом этапе решительные меры если к чему и привели бы, то лишь к открытой гражданской войне.

Замечу, что, противопоставляя тогдашней "трусливой советской власти" "решительных китайцев" аналитики, геополитики, профессора и пр. и пр. не видят очевидного (что уж говорить о неочевидном), а именно того, что в разгоне "Тяньаньмэня" главная заслуга принадлежала вовсе не китайской стороне. Дело в том, что такая война нового типа (нового хотя бы в силу масштаба событий) была делом необкатанным и по какой-то причине вышло "рассогласование" процессов, "советского" и "китайского", вместо того, чтобы быть последовательными, они "случились" практически одновременно и "Тяньаньмэнь" произошёл в момент, когда ещё не было ясно, удастся ли довести Перестройку до логического конца. "До ума". "Тяньаньмэнь" это весна 1989 года, ещё всё на месте, и СССР в том числе, и если бы вышло так, что положение удалось бы выправить, если бы СССР устоял, то разрушение Китая изменило бы весь тогдашний геополитический расклад и СССР из той передряги вышел бы не только не ослабленным, а, наоборот, резко усилившимся. И вот по этой-то причине "Тяньаньмэнь" и не стали доводить до конца, бросили его на полдороге, бросили на произвол судьбы, что выглядело как "произвол коммунистических властей Китая".

Но при этом "Тяньаньмэнь" никуда не делся, на него накинули чехол и он стоит где-то на запасных путях, ожидая своего часа. И его можно пустить в ход в любой момент, Китай против такой формы войны беззащитен так же, как был когда-то СССР и беззащитен тем более, что нынешние китайцы за обе щеки наворачивают "капиталистические ценности" и в случае чего выйдут на Тяньаньмэнь в количествах китайских. Выйдут, чтобы отряхнуть с подошв пыль проклятого прошлого. Про культурную революцию в Китае никто не забыл.

Но это война вчерашняя, а сегодня война выглядит вот так:

Налицо усовершенствование оружия. Прогресс на месте не стоит. И война из войны как "одурманивания" с похмельным синдромом превратилась в войну как "ощущение счастья". В войну, как "обретение". Чего именно? Да чего угодно. Это большой роли не играет. "Особенности национальной рыбалки."

И буде такая война пойдёт всерьёз, никакая ракета вам не поможет. Потому что не ракеты воюют с ракетами, а люди воюют с людьми. А если человек воюет с человеком, то это война двух умов. Ум против ума. А ум народа называется "культурой". Ну и какая нынче у нас в РФ культура? Что вы читаете? Что вы смотрите? Что вы слушаете? О чём вы думаете? К чему вы стремитесь? Каковы ваши личные цели? Чего вы хотите от жизни?

Чтобы ничего не менялось? Так не бывает.

Чтобы "жила бы страна родная"? Так этого все хотят. Но очевидным образом не у всех получается.

Хочу сказать, что я ничего особо плохого в "войне умов" не вижу. Война как война. Оружие как оружие. И всем понятно, что обладай вы возможностью пригрозить кому-нибудь (да хоть тому же "Лондону", этой, как вы полагаете, родине плутократов), тем, что завтра выведете на улицы Альбиона пару сотен тысяч человек, которые потребуют смены государственного строя, то радости бы вашей не было бы предела. И моральное оправдание вы себе нашли бы легко, "ради мира во всём мире", скажем. И против реакции. Дело только в том, что они рассуждают точно так же. Но только у них к рассуждениям есть ещё и возможности. А возможности у них есть потому, что они очень давно поняли, что культура сильнее любой армии, просто потому, что она культура. И какая у вас культура, такая у вас и армия.

Какая у вас культура, такое у вас вообще всё.

79

Что такое искусство войны?

Попробуйте задать этот вопрос неважно кому, любой аудитории, и вас в буквальном смысле засыпят ответами. Фермопилысиноптрафальгар и триста спартанцев. "Пуля дура, а штык молодец!" Штык-то молодец, но дело не только в том, что и пуля далеко не дура, а ещё и в том, что почти всё, что вам приведут в качестве примера, будет искусством не войны, а боя. А это не то, что не одно и то же, а вообще - разное.

Давайте развлечём себя немножко, картинки разные поразглядываем, парочку примеров разберём и будет это тем полезнее, что позволит нам заодно и с некоторыми мифами разобраться, с таким, например, как единство злокозненного Запада, живущего исключительно старанием сжить со света бедняжку Россию. Идеология "осаждённой крепости" отнюдь не уникальна и её из тактических соображений кто только ни использовал, но хороша она именно как лечение ядом в очень небольших порциях, если же хлебать её столовой ложкой, то выйдет нехорошо, поскольку у общества возникает устойчивый взгляд на себя как на ущербного, загнанного в угол изгоя, а "вихри враждебные веют над нами". Всем и без того понятно, что друзей не бывает, но для выбора правильной позиции и окапывания нужен трезвый расчёт, а не психоз.

И если даже правда то, что "русских никто не любит", то это вовсе не означает, что любят кого-то другого. Можно подумать, что люди мира прямо-таки влюблены друг в друга и, не любя русских, любят американцев. Или китайцев. Или евреев.

Или французов.

Это одна из политических икон ХХ века. Шарль де Голль. "Великий человек". Величина его началась с того, что он, будучи тогда в чине капитана, удачно выбрав момент, изъявил желание стать инструктором при французской военной миссии в Польше во время советско-польской войны 1919-1920 г.г. Инструктаж показался ему делом скучным и он от слов перешёл к делу, приняв участие в боях за Варшаву, причём с таким рвением, что был представлен к высшей польской награде Virtuti Militari. Потом он вернулся во Францию, потом последовали всем известные события, потом последовали события менее известные, вроде Второй Мировой Войны, потом де Голль оказался в Англии, прихватив с собою 100000 франков золотом из секретных фондов французского правительства, потом он возглавил Французский Комитет Национального Освобождения в качестве одной из половинок в дуумвирате генерал Жиро - генерал де Голль, потом последовала закулисная борьба между США и Англией, поскольку американцы хотели, чтобы ФКНО возглавлял их человек Жиро, а англичане хотели де Голля, потом высокие договаривающиеся стороны сторговались-столковались и Жиро отодвинули, и де Голль в апреле 1944 года стал, наконец, тем де Голлем, которого мы знаем. "Освободителем Франции." Считались с будущим "освободителем" мало даже англичане, об американцах и говорить нечего, к "событиям" вроде Ялты и Потсдама его и близко не подпускали, "не по чину", да что там к Ялте, де Голля даже не поставили в известность о дате начала высадки в Нормандии, и о том, что "союзники" высадились во Франции, он узнал из радиопередачи БиБиСи. Тут де Голль по понятным причинам заметался (замечешься тут) и, на восьмой день после начала операции Оверлорд, он, "преодолев сопротивление Черчилля", добрался, наконец-то, до Франции. Этот момент и запечатлён на фото. Де Голль в Нормандии. На пляже. "Сижу, курю." Сидит он и курит в ожидании, когда ему позволят начать "освобождать Францию".

Обстановка в Нормандии, между тем, была спокойной настолько, что днём позже де Голля туда прибыл Георг VI с тем, чтобы на месте ознакомиться с событиями и воодушевить войска:

В тот же день дали отмашку и де Голлю и тот появился, наконец, перед французами во плоти:

Запечатлён он в городке Байо, фотография эта довольно известна, только сегодня, не иначе как по забывчивости, не упоминают, что городок, по улицам которого так мужественно шагает генерал, вот уже неделю, как захвачен англичанами. В Байо де Голль произнёс первую из своих многочисленных речей. Речи он говорил не очень хорошо, но с большой горячностью, французы это дело любят, и во первых строках освободитель поспешил донести до французов и француженок ту мысль, что Франция отныне находится на стороне союзников. До этой речи французы и француженки об этом не подозревали.

Потом последовало "освобождение Парижа", которое было нужно только и исключительно де Голлю, союзники собирались пройти к северу от столицы Франции, в районе "большого Парижа" немцы располагали силами всего около двух дивизий и удержать несколькомиллионный город выглядело задачей невозможной, а потому союзниками Парижу не придавалось большого значения, кроме того ни американцы, ни англичане не хотели создавать впечатления у французов что это они "ставят" де Голля, им нужна была иллюзия освобождения Франции Францией же. Однако после того, как "Вторая Бронетанковая Дивизия" генерала Леклерка столнулась с немцами в пригороде Парижа и отошла, потеряв 70 человек убитыми, были вынуждены вмешаться американцы, да к тому же к тому моменту в городе уже воцарился хаос, многоопытные парижане строили баррикады и стреляли друг в друга и в немцев, а немцы в ответ стреляли неохотно, так как придерживались подписанного перед тем с "Сопротивлением" соглашения о перемирии. Кончилось всё тем, что на город пошли с двух направлений двумя колоннами, американской и французской, французская по согласованию вошла первой и - voila! - Париж не сгорел.

Освобождение Франции после этого свелось главным образом к таким вот сценам:

Эти несчастные сожительствовали с "бошами". В Париже толпа ловила и забивала насмерть проституток, ну как же! ведь эти паршивки продавали себя немцам за деньги! То, что Франция была фактически союзницей Германии и то, что всю войну вся Франция работала на Германию и кормила Германию и получала за это именно что деньги, оставалось при этом "за рамками". Между прочим, коммунисты пытались как-то прекратить эту омерзительщину, но де Голль был привезён во Францию именно для того, чтобы противостоять послевоенной "коммунистической угрозе", Сопротивление активно выдавливалось из всех самоорганизующихся местных органов власти и де Голль, изначально позиционировавший себя как "французский националист", считал, очевидно, что коллективную вину лучше всего канализировать на кого-то другого, и в роли этого другого естественнейшим образом оказались самые слабые члены общества.

Может возникнуть вопрос, а почему де Голль? Желающих ведь было очень много, тот же Жиро, например. Но наверх проскочил "Шарло". Дело было в том, что он устраивал всех. По разным, правда, причинам. Французский истеблишмент он устраивал в качестве образа несгибаемого патриота, "лидера нации", "прямого и честного солдата". И верным в этом образе было только то, что де Голль был патриотом, патриотом быть нетрудно, но вот всё остальное действительности не соответствовало, он не был ни прямым, ни честным и в лидеры он тоже не годился. И это тоже было на руку французской политической верхушке, у которой и с рыльцем и с пушком всё было в полном порядке.

Другую сторону он устраивал потому, что показал себя в нужном другой стороне свете. Так, англичанам де Голль в начале 1944 года предложил (на полном серьёзе!) создать единый фронт против СССР и США. В 1944 не только умным, но уже и дуракам было ясно, кто выйдет из Второй Мировой победителем. И кто окажется в проигравших. Так вот де Голль предложил англичанам заключить союз с ним, с де Голлем, и после поражения Германии не останавливаться, а продолжить войну уже с победителями, с русскими и американцами. Одновременно. Делая это предложение, от которого, по его мнению нельзя было отказаться, бравый генерал располагал силами примерно в 400 000 человек, главным образом африканцев, которых с бору по сосенке переправили в Англию, худо бедно вооружили и накормили американцы, с которыми де Голль и собрался воевать. Что ему на это англичане ответили, неизвестно, но легко можно себе представить, что они о генерале подумали. "Вот это умище! - подумали англичане. - That’s our man! Кому, как не ему возглавлять послевоенную Францию, где ещё такого найдёшь?!"

"Надо ему пособить, надо."

80

Многое из того, что делал и говорил де Голль, уже официально представляя Францию, вызывает тягостное недоумение. Некоторые из его поступков и высказываний заставляют сомневаться не только в компетентности де Голля, как политического деятеля, но даже и в его адекватности.

Будучи отодвинутым от принятия решений, судьбоносных прежде всего для самой Франции, будущий президент тщетно пытался преодолеть воздвигнутую главным образом американцами глухую стену. С англичанами он имел возможность переговариваться всю войну, но они, вежливо его выслушав, поступали так, как находили нужным, а американцы де Голля даже и слушать не желали. Оставался СССР и де Голль несколько раз предпринимал попытки напроситься на визит в Москву, но в Кремле были слишком заняты, чтобы тратить время на переговоры с человеком, представлявшим непонятно кого. Но осенью 1944 года ему было, наконец, дано разрешение на посещение СССР. В декабре 1944 года де Голль через Иран прибыл в Страну Советов. Уже находясь на территории Азербайджана, он неожиданно попросил, чтобы его отвезли в Сталинград, желание гостя закон и встречавший де Голля Молотов отдал распоряжение сделать крюк и посетить Сталинград. Стоя на декабрьском ветру и озирая заснеженную картину циклопических разрушений, де Голль вдруг сказал Молотову, что он искренне скорбит о "понесённых совместно (!) жертвах". Молотов был покороблен до глубины души. Но это были только цветочки, прибыв в Москву, де Голль, будучи окружён журналистами, принялся делиться с ними впечатлениями о посещении Сталинграда и в кульминационный момент беседы неожиданно с неуместной пылкостью начал восклицать: "Ah, Stalingrad, c’est tout de même un peuple formidable, un très grand peuple!" ("Какой грозный, какой великий народ!"). Кто-то из журналистов тут же с готовностью подхватил: "Ah, oui, les Russes…", но де Голль недоумка тут же с досадой оборвал: "Я говорю не о русских, я говорю о немцах, как им удалось зайти так далеко?!"

На последовавших затем переговорах Сталин играл с де Голлем, как кошка с мышью, по ходу чтения стенограммы переговоров местами трудно удержаться от смеха. Точно такое же чувство испытываешь, читая стенограммы переговоров де Голля и с англичанами. Личное впечатление о де Голле Сталин выразил в следующих словах - "неуклюжий, упрямый человек, не понимающий политической реальности, в которой он оказался.".

В высказываниях "для истории" Сталин неизменно был очень сдержан, так что можно себе представить, что скрывалось за словом "неуклюжий", а скрывалось там и такое - много лет спустя, уже в качестве президента Французской Республики де Голль отправился с государственным визитом в Канаду, его встречали так, как обычно встречают главу государства, потом повезли по стране, миновать при этом Монреаль никак было нельзя, а в те годы как раз достигла апогея борьба за предоставление Квебеку независимости и когда правительственная делегация Франции оказалась в Монреале, канадцы, вполне отдавая себе отчёт в щекотливости момента, попросили де Голля быть в его высказываниях "пообтекаемее", на что де Голль смерил высокую принимающую сторону высокомерным взглядом, вышел на балкон, открыл пошире рот и первое, что он прокричал, было: "Vive le Quebec libre!"

Это было неслыханно, скандал был совершенно беспрецедентный, канадская сторона тут же прервала визит де Голля, его усадили в самолёт и отправили назад к французам. Всем понятно, каких усилий требует подготовка правительственного визита, сколько туда вложено труда, да и кроме того очевидно, что де Голль ехал в Канаду потому, что государству Франция было что-то нужно от государства Канада, и всё это было принесено в жертву глупейшей выходке, не говоря уж о том, что Франция нажила себе врага на совершенно пустом месте.

И де Голль отличался именно этим, он обладал каким-то даром загонять себя в ситуацию, из которой нельзя было выйти, не потеряв лица.

Ну вот, скажем, уже когда после войны "союзники" разбирались с проведением границ своих зон оккупации в Германии, американцы попросили французов отойти в уже оговоренную до того французскую зону, "освободив" для американцев Штутгарт и Карлсруэ. Замечу, что "французская зона оккупации" была подарком американо-англичан французам (причём подарком с точки зрения как американцев, так и англичан незслуженным, то-есть подарком вдвойне), и американцы, зарезервировав за собой Карлсруэ, поступили в высшей степени дальновидно, так как это позволяло им разрезать французскую зону на две несообщающиеся половинки. Ну и вот, в ответ на пока ещё вежливую просьбу американцев "подвинуться" де Голль официально отказался подчиниться и потребовал от находившихся в Германии французских войск дать в случае необходимости "вооружённый отпор американцам".

Труман тут же прислал де Голлю коротенькое послание, где говорилось, что если французы немедленно и "по-хорошему" не уйдут из американской зоны, то он, Труман, отдаст приказ начать военные действия против Франции. И грозный де Голль перед лицом такой перспективы тут же "прогнулся". Но не прошло и какого-то там времени, как возникла подобная же ситуация на границе с Италией, где французы попробовали удержать за собой кусок итальянской территории, а потом повторилась та же история - сперва приказ де Голля держаться во что бы то ни стало, французские войска, находившиеся на территории Италии, ощетинились стволами, последовала американская угроза выдворить французов из Италии силой, и де Голль из Италии ушёл.

Почти то же самое происходило и во франко-английских отношениях. Англичане, пытаясь под шумок уменьшить французское влияние в Леванте (так тогда назывались Сирия и Ливан), спровоцировали в регионе антифранцузские беспорядки, а когда французы принялись обстреливать и бомбить Дамаск, англичане "из соображений гуманизма" потребовали немедленного прекращения огня и отвода французских войск в казармы. Де Голль отказался подчиниться "шантажу", последовал фактически ультиматум англичан и внутриполитический кризис во Франции, де Голль продолжал хорохориться, на что тогдашний глава Арабской Лиги Атиях ядовито заметил - "Франция выложила на стол все свои карты и пару ржавых пистолетов". Закончилось всё тем, что французам в Леванте был отдан приказ отойти, причём главное унижение было в том, что отойти они смогли только после того, как вмешались англичане и обеспечили войсковое прикрытие отходящих французов, чтобы не позволить арабам их растерзать.

Де Голль, как "неуклюжий, упрямый человек, не понимающий политической реальности, в которой он оказался.".

Можно только догадываться, какие душевные муки он испытывал при его гипертрофированных самомнении и самолюбии.

Понятно возникающее недоумение, это каким же образом человек, обладавший такими "достоинствами", смог попасть в "первые лица"? Недоумение рассеивается легко. Де Голль попал в "де Голли" потому, что того захотели не только победители (США и СССР), но и побеждённые (Британия и Франция), из разных побуждений, но захотели этого все. И победители захотели этого потому, что война не закончилась в 1945, война никуда не делась, потому что никуда не делась политика, а политику следовало продолжать другими средствами, а другие средства называются войной. А победители потому и оказались в победителях, что они воевали лучше, чем побеждённые, а воевали они лучше потому, что лучше понимали, что такое война.

Повыше мы задались вопросом - что такое искусство войны? На этот вопрос позволяет ответить история с де Голлем и послевоенной Францией. Война это не только собственная и чужая армия, но война это ещё и способствование приведению к власти человека, который вам нужен. Как в собственном государстве, так и в чужом. И нужный вам человек в чужой властной верхушке вовсе не означает пошлого "шпиона", которому вы будете слать "шифровки", да и зачем? Фу, как грубо!

Когда-то в замечательном сериале "Монархия и социализм" я подробно рассказывал историю про то, как Георг VI совершенно неожиданно для уже сформировавшего первое послевоенное английское правительство премьер-министра Эттли потребовал от него назначить на пост министра иностранных дел Эрнста Бевина, не только никогда не занимавшегося ничем "внешним", но и не имевшего вообще никакого дипломатического опыта.

Эттли подчинился, хотя замысла короля не понимал.

Королевский же расчёт строился вот на чём - главным после войны для Англии были взаимоотношения со США и каким образом эти отношения будут строиться, можно было предсказать заранее. Другими словами, обладая даже минимальным воображением, можно было заранее представить себе ту или иную конкретную ситуацию и вот с точки зрения Букингэмского дворца в тех двусторонних (Великобритания-США) ситуациях, которые были наиболее вероятны, определяющим становился не дипломатический опыт, а личные качества человека, который должен был иметь дело с американцами. Как только это было осознано, остальное стало делом техники. Или делом выбора. "X в этой ситуации упрётся как баран и будет стоять на своём до конца, Y будет хитрить и искать компромисс, Z лоялен, но болван, его непременно облапошат, кто там ещё у нас есть? Никого? Давайте остановимся на Бевине, по крайней мере мы знаем, чего от него ожидать."

Так вот то же самое произошло и с де Голлем.

Только там была "игра наоборот". Игра от обратного. Появилась возможность вывести в "дамки" чужого государства человека с определёнными и ярко выраженными качествами, позволявшими заранее предсказать как он поведёт себя в той или иной ситуации, причём влиять на создание этих ситуаций он никак не мог. Конкретного и предсказуемого человека предполагалось помещать в созданную "под него" конкретную же ситуацию.

Объективная послевоенная реальность, сложившаяся после войны, выглядела так - Франция (её политическая верхушка, "истэблишмент") считала, что она всех обыграла. "Обхитрила". Франция, в 1940 году перебежавшая "под немца", умудрилась сохранить в войне себя довоенную. Франция была наименее затронутым войной государством в Европе. Более того, война играла на руку Франции. В отличие от тех же Германии и Англии экономика Франции не была разрушена, англичане разбомбили заводы Рено, но в остальном народное хозяйство Франции войной затронуто не было, Франция не понесла людских потерь и для того, чтобы занять место ослабленных войной Англии и Германии, для того, чтобы доминировать в Западной Европе, Франции не хватало только одного - армии. А быстрее всего армия строится горячей войной, Франции как воздух нужна была "маленькая победоносная". И война в Индокитае выглядела как подарок судьбы.

И это при том, что была она подарком не судьбы, а американцев. Но Франция данайцев не разглядела, возглавлявший её человек оказался недостаточно зорким, хотя при его росте ему полагалось бы видеть чуть дальше собственного длинного носа.

Сегодня, задним числом, великого человека де Голля пытаются "отмазать" от непопулярной Индокитайской войны, мол, когда она началась, он уже покинул пост главы временного правительства. Формально это так, да только война не начинается щелчком пальцев, процесс втягивания в войну достаточно долгий и есть в этой истории и ещё кое-что. После де Голля, в 1946 году, временное правительство Франции возглавил Леон Блум, если вы помните, кто это такой. Так вот Хо Ши Мин в попытке предотвратить войну в Индокитае направил ему, как своему давнему знакомцу и соратнику по французской социалистической партии письмо с планом по урегулированию конфликта и очень может быть, что письмо это сыграло бы какую-то роль, но послание дядюшки Хо было задержано канцелярией де Голля (оказывается, великий человек и такими методами не гнушался) и когда оно наконец к Блуму попало, было уже поздно что-либо предпринимать. Франция получила чаемую ею войну.

Ход войны мы с вами рассмотрели достаточно подробно, и интерес теперь лишь во вновь вскрывшихся обстоятельствах. Итак, удалось ли Франции получить армию? Ответить можно очень коротко - нет. Франция в своих расчётах была вроде бы права, она сохранила людей, она сохранила армейский "костяк", всё было как бы при ней, но вышло не так, как предполагалось, а вышло вовсе даже наоборот. Война в Индокитае не только не создала новую французскую армию, но она разрушила даже то, что Франции удалось сохранить в передрягах Второй Мировой. В Индокитае был уничтожен цвет французской армии, в Индокитае Франция лишилась своего офицерского корпуса, военные училища метрополии просто напросто не успевали готовить замену погибшим во Вьетнаме офицерам. В результате Франция не получила, а потеряла армию. И это при том, что в самой Франции война в Индокитае вызывала один политический кризис за другим. И это при том, что из войны в Индокитае Франция вышла деморализованной и униженной, как будто ей не хватало унижений помимо этого.

И вот всё вот это и называется искусством войны. Искусство войны это когда вы способствуете созданию Вьетминя где-то в джунглях Индокитая, а потом при помощи этого чёрт знает где находящегося Вьетминя вы решаете гораздо более важные и гораздо более масштабные проблемы в расположенной в другом полушарии Европе и при этом с самой Европой вы не только не воюете, но даже создаёте там военный блок из европейских государств и Франция, которая войной в Индокитае хотела сделать себя в военном отношении независимой, этой же самой войной, которую она сама же и спровоцировала, и в которую она сама же и влезла, ослабляет сама себя до степени, когда она просто вынуждена искать защиты под вашим "зонтиком".

Попробуйте связать всё это вместе, попытайтесь звено за звеном восстановить цепочку событий. Попробуйте представить себе людей, которые составляют план, продумывают его, а потом пункт за пунктом его выполняют. И сопоставьте представленное с общепринятым образом "войны".

Просто попытайтесь.

81

В войне есть всё, что присутствует и в нашей с вами жизни, да и как иначе, война это, вообще-то, жизнь и есть, а жизнь есть война, и если в жизни находится место символике, присутствует символика и в войне. И чем война больше, чем она "грандиознее", тем выше и символика этой войны, выше настолько, что иногда она теряется в заоблачных высях, не каждый глаз её разглядит.

Но это не значит, что её нет. Это значит, что мы того или иного символа просто не видим, а не видим потому, что нам на него не показывают. А другие символы мы видим и видим именно потому, что государство (когда родное, а когда и чужое) потыкало пальцем в нужную сторону, мы туда глянули и - увидели. Да тут же увиденное и запомнили накрепко, символ на то и символ, чтобы, будучи один раз увиденным, застрять в нашей голове навечно. Однако, прежде чем застрять, символ должен быть создан, это очевидно. Ну вот всем нам известная фотография "Знамя Победы над Рейхстагом":

Это как раз такой случай - можно написать и прочесть многотомную Историю Великой Отечественной Войны, можно снять и пересмотреть кучу фильмов, написать и перечитать груду художественной и мемуарной литературы на "военную тематику", или, другими словами, можно создать в общественном сознании некое "полотно" с нарисованным-снятым-написанным-проговоренным образом войны, а потом, по мере надобности, к этому образу "взывать", вызывая у народа нужную вам реакцию. Когда гнева, когда скорби, когда гордости. Но полотно это ещё не всё, полотно это только полдела, помимо самого полотна вам нужен ключик. Золотой. Вам нужен символ. А поскольку ключик этот должен быть универсальным, то-есть понятным каждому и понятым каждым, то такой ключик лучше назвать отмычкой.

Символ как золотая отмычка.

И нужна она будет вам вот почему - когда вы при помощи уже имеющегося у вас полотна под названием "ВОВ" захотите вызвать в народе добрые или какие другие чувства, то вам придётся народу "напомнить" о войне, вам придётся заставить народ "водить по полотну носом", так вот отмычка позволяет вам этим хлопотным делом вновь и вновь не заниматься, достаточно показать народу символ и всем сразу всё-всё понятно, поскольку символ, в данном случае чёрно-белая фотография "Знамя Победы над Рейхстагом" вмещает в себя всё, что было нарисовано-снято-написано-проговорено о Великой Отечественной Войне за последние семьдесят лет. И это ещё не всё. В определённом смысле символ гораздо "богаче" самого полотна, так как символ это "вещь в себе", символ это "сокровище, которое вмещает в себя всё", в том числе и то, что невозможно выразить изобразительными средствами или жалкими человеческими словами, символ не только гораздо "глубже" самого полотна, но символ ещё и гораздо реальнее фактов.

Реальность символики реальнее реальности людей.

Отсюда понятна ценность символа в глазах государства. И за обладание символом государству ничего не жалко отдать. А силу символу даёт победа. Победа одного государства над другим. И победа же позволяет победителю отнять силу у другого государства, и первое, что делает победившее государство - это подвергает поруганию чужие символы. А символы вмещают в себя всё, помните?

Вот мы заговорили о культуре и об искусстве войны и символике войны в контексте культуры. Всё это взаимосвязано, тот, кто лучше понимает, что такое война, тот лучше понимает и значение символов. Трудно переоценить значение символа "взятие Берлина". Это как подведённая под войной черта. Можно ли было обойтись без "взятия"? Ну, с точки зрения чисто военной целесообразности, наверное, можно было. И это позволило бы даже сохранить какое-то, допускаю, что немаленькое, количество жизней. Но при этом был бы потерян символ Победы. А символ живёт своей собственной жизнью. И если вы думаете, что только некое "тоталитарное государство" способно приносить человеческие жизни в жертву символу, то вы ошибаетесь. Символ слишком большая ценность, чтобы государство позволило себе пренебрегать им. Раз уж мы оказались в рамках полотна Второй Мировой, давайте задержимся там ещё на минутку, сеанс с разоблачением это всегда интересно, а поскольку у Аркадия Аполлоновича совести нет совсем, то на его чувства мы внимания обращать не будем, пусть получит зонтиком по голове.

Никто (кроме Черчилля, которому в утешение дали бутылку коньяку) не оспаривал права Сталина на взятие Берлина. СССР кровью оплатил право на символ, который и по сегодня является одним из краеугольных камней русского самосознания. Россия победила в Великой Отечественной Войне. Но, отдав один символ России, "союзники" оставили за собой право на другой. Дело в том, что в их картине мира Великая Отечественная Война была частью мировой войны и в реальности они воевали не с одной Германией, а с "континентом", а у "континента" кроме тела, "Берлина", была (и остаётся) ещё и душа. Называлась (и называется) она "Ватикан". И отдав Сталину тело, американцы с англичанами оставили за собою душу побеждённой Европы.

Все читали про "итальянскую кампанию", некоторые даже и запомнили из прочитанного красивое название Монте Кассино, но почти никто не понимает, что это было и о чём оно было, это самое "Монте Кассино". А между тем история эта позволяет нам разрушить ещё и сложившийся (и чрезвычайно вредный) стереотип о некоих "особых отношениях" между США и Англией. В реальности итальянская кампания была интригой США против БИ. Англичане хотели открыть "второй фронт" на Балканах, чему противились как русские, так и американцы. "Италия" была компромиссом, так же, как компромиссом стала и высадка в Нормандии. Сама по себе Италия Германии была не только не нужна, но она была грузом, повисшим на немцах. Груз этот немцы несли потому, что контроль над Италией (над северной, поэтому немцы легко отдали итальянский юг "союзникам", упёршись, однако, на так называемой Winter Line, состоявшей, в свою очередь, из трёх рубежей обороны, последним из которых была "линия Густава"), позволял Германии сохранить контроль над Балканами, а потеря Балкан означала выход из войны Болгарии, Румынии и Венгрии. С точки зрения англичан, они, даже и "пойдя на поводу" у Москвы и Вашингтона, сохраняли надежду на собственный сценарий, так как через Италию можно было выйти к Вене и сохранить тем самым собственное влияние не только на Балканах, но и в послевоенной Центральной Европе. И вокруг этого и были закручены тогдашние события.

Людям, которые считают, что англичане и американцы "не умеют воевать" (под неумением обычно понимаются меньшие по сравнению с Восточным Фронтом потери личного состава) невредно будет ознакомиться с тем, как прорывалась Winter Line. Там присутствовал полный набор всех прелестей горячей войны. Так вот когда немецкий фронт (за всеми этими "линиями" скрывался самый настоящий фронт) был, наконец, прорван, перед "союзниками" открылась блестящая перспектива (блестящая с точки зрения англичан и блестящая с точки зрения "официальной историографии", в основе которой лежит черчиллевская версия причин и следствий Второй Мировой Войны). Здравый смысл (здравый, если под смыслом иметь в виду послевоенные интересы Великобритании) предполагал окружение примерно ста тысяч отступающих немцев и затем прорыв в южную Германию и (главное) в Австрию. Это позволяло англичанам не мытьём, так катаньем добиться изначально желаемого.

Однако произошло невероятное и труднообъяснимое. Пятая армия американского генерала Марка Кларка, подчинявшаяся единому командованию во главе с англичанином Александером, вместо того, чтобы наступать на северо-восток и отрезать немцам пути к отступлению, совершила бросок на северо-запад. Бросок на Рим. Немцы из окружения вышли и "союзники" застряли в Италии до конца года, так что англичане смогли попасть в Австрию только в мае 1945 после того, как Вена была захвачена советскими войсками.

Искусство войны подразумевает, что вы одним выстрелом убиваете как можно больше зайцев, если среди косых жертв меньше двух, то это не только не искусство, но это даже и не война, каких бы потерь вы при этом ни понесли. "Ходом" на Рим США нейтрализовали претензии Англии на послевоенные интересы в Центральной и Восточной Европе. Но был там и ещё один зайчишка, о котором нынче мало кто вспоминает, а зря.

Рим помимо того, что он был большим городом и столицей одной из стран "Оси", исстари известен миру ещё и тем, что там находится государство Ватикан. Государство в государстве. А в Ватикане есть понтифик. Есть Папа. Тогдашнего Папу звали Пий XII.

"Сколько у Папы танковых дивизий?" Этот сталинский риторический вопрос известен всем.

Гораздо менее известно, что когда до ушей Пия XII эти слова дошли, то ответил он так: "Передайте моему сыну Иосифу, что с моими дивизиями он встретится, попав на небеса.".

Вот Ватикан:

Символ такой, что дальше даже и некуда. Так вот в той реальности, в которой жили (и воевали) США главным зайчишкой был вот этот заинька, на фотографии. Вот американцы в Ватикане:

От этой сцены веет чем-то очень старым, неизбывно древним, прямо какая-то средневековая картина. Собор св. Петра, столп "Свидетель" и американская колесница. "Аларих в Риме".

Именно ради этого момента и была затеяна вся "итальянская кампания". Эта сцена ничем не отличается от водружения красного знамени на руинах Рейхстага. И там, и там - символ. Только один из этих символов широко растиражирован, а другой - нет. Да и то сказать, к чему тут лишние слова.

Генерал Марк Кларк (на фото он на переднем сиденье, рядом с водителем) сделал блестящую военную карьеру, несколькими годами позже он был назначен командующим "силами ООН" в Корее. За трудно-, если вообще -объяснимое самовольство и неподчинение приказу он не понёс никакого наказания, что заставляет тех же англичан считать, что Кларк, "выпуская" из мешка немцев и совершая бросок на Рим, действовал не самовольно, а подчиняясь приказу свыше. И приказу, исходящему из инстанций, гораздо более высоких, чем его непосредственный начальник англичанин Александер.

Есть данные, что американцы располагали планами англичан обойти их в гонке к Ватикану и Кларк даже отдал приказ не колеблясь отгонять огнём англичан если те вздумают перейти американцам дорогу. И даже говорят, что такие "огневые контакты" имели место. Как бы то ни было, но честью унизить векового соперника американцы не пожелали делиться ни с кем. Не гордый брит, а американский генерал Марк Кларк сказал Пию XII: "Я хотел бы попросить у вас прощения за то, что мои танки потревожили ваш покой."

После войны президент Труман возжелал установить дипломатические отношения с Ватиканом и планировал отправить туда генерала Кларка послом. Не иначе затем, чтобы Папа, принимая американского посла, каждый раз вспоминал про нарушение покоя.

Но против признания государством США "Церкви" дружно, как одна, восстали все протестантские деноминации Америки и Труман был вынужден отступить. Думаю, что ему это было нетрудно. Кларка ждала Корея, а символ ведь никуда не делся, символ так и остался символом. Навечно.

"Аларих на танке."

82

С точки зрения государства значимость символа трудно переоценить. Не в последнюю очередь потому, что символ универсален. Универсален в том смысле, что один и тот же символ вы можете использовать не только для внутреннего употребления, но и в пропаганде, направленной вовне. Причём эти две грани или две ипостаси одного и того же символа могут не только не совпадать, но даже и противоречить одна другой, символ может быть "чёрно-белым", двуполюсным, один конец со знаком плюс, а другой со знакмо минус и благодаря этой разнице значений возникает что-то вроде энергии и вы получаете возможность этой энергией пользоваться. Важно тут только одно - символ должен быть вашим, он должен отражать некие события вашей жизни и он должен рашифровываться вашим культурным кодом. Символ (любой) должен складываться из атрибутов вашей, а не чужой реальности.

Именно в этом и состоит важность "национальной" культуры. Существует очень большой соблазн воспользоваться чужой символикой и иногда этот соблазн непреодолим в силу бедности культуры какого-то конкретного общества, просто напросто вынужденого пользоваться заёмными, "чужими" символами, расшифровать которые при помощи собственного культурного кода не представляется возможным. Если называть вещи своими именами, то получается так, что вы начинаете встраивать в свою реальность куски реальности, хозяевами которой являетесь не вы.

Хорошим и в высшей степени доходчивым примером происходящего может послужить известная библейская история о том, как Лаван заключил договор с Иаковом. И умный Иаков, который уже успел выслужить себе нелюбимую жену как нагрузку к любимой, в качестве платы за свою службу попросил скот пёстрой окраски. Скупой Лаван с радостью согласился, так как на Востоке скот в смысле окраса преимущественно однороден, овцы, как правило, белые, а козы - чёрные, пеструшки попадаются чрезвычайно редко. Однако хитрый Иаков знал, что мелкий рогатый скот очень впечатлителен к внешним, "визуальным" раздражителям и устлал дно поилок ветками со свежесодранной корой и стадо, приходя на водопой и там же и случаясь, таращилось не на новые ворота, а на мельтешащую до ряби в глазах пестроту в поилках и в результате этого косяком пошли не чисто белые и не гладко чёрные, а разноцветные ягнята с козлятами.

Примерно тот же эффект имеет и чересполосица своих и чужих культурных символов.

"Не пей, Иванушка, козлёночком станешь."

Козлёночком, конечно, в переносном смысле, но данный пример позволяет понять, что происходит, когда слабая культура начинает пользоваться заёмными символами культуры куда более "продвинутой". Обращаю ваше внимание на то, что дать этому однозначную оценку нельзя по той причине, что любая культура нуждается в собственном "национальном мифе" и, хочет она того или нет, но при "выстраивании" мифа она просто напросто вынуждена брать в долг чужие образы. Выходов из этой ситуации два - либо "гетто", либо культурная экспансия в попытке подавить даже и ту культуру, которой вы сами же когда-то, "в начале роста", и воспользовались.

По понятным даже и ребёнку причинам второй путь куда как предпочтительнее. Хотя бы потому, что, доминируя культурно, вы, а не кто-то другой, будете определять не только границы собственных возможностей, но и границы возможностей того, кто пытается спрятаться за стенами "гетто".

Где-то повыше я уже упоминал о том, что тот, кто "культурнее", тот и воюет лучше. Происходит так потому, что культурное доминирование позволяет вам гораздо лучше (гораздо "глубже") понимать реальность. И по другому и быть не может, ведь это вы её и строите. И то, что стороннему взгляду кажется хаотичным развалом, для вас никаким беспорядком не является, а вовсе наоборот. Вы прекрасно знаете где складирован кирпич, где находится цемент, куда будет завтра передвинут кран, когда вам подвезут трубы и куда вы через час перебросите бригаду землекопов, а куда штукатуров. И самое главное - вам известен план, вы знаете с чего вы начали и чем всё закончится, у вас в голове уже существует стройное здание, которое когда-нибудь будет выситься там, где сегодня несчастный прохожий, ругаясь сквозь зубы, прыгает в грязи с камушка на камушек.

Вьетнам мы взялись рассматривать недаром. Это достаточно простой пример, позволяющий понять очень сложные вещи. А война это очень сложно. Очень-очень. Сложно настолько, что очень немногие могут понять, что это такое. Так вот культура даёт вам возможность если и не разобраться в этой сложности, то хотя бы узнать о её существовании. А знание - сила. Потому, что, узнав, вы захотите (не все, конечно, не все, но кто-то обязательно захочет) разобраться в узнанном, а, начав разбираться, вы обнаружите, что для этого надо "вырасти", надо стать "культурнее".

Смотрите - когда "Вьетнам" (Вьетнам как Вторая Индокитайская Война и всё, что было с нею связано) ещё не стал "Вьетнамом", государство США думало о "Вьетнаме" сразу две мысли, государство прикидывало как ему во Вьетнаме воевать. "Мыслями" были два плана, две войны, которые можно визуализировать в виде двух людей - госсекретаря Дина Раска и министра обороны Роберта МакНамары.

"The War According to Rusk" и "The War According to McNamara".

Цель войны была осознана однозначно. Вьетнам с точки зрения интересов США представлял собою очень важный в стратегическом отношении элемент выстраиваемой американцами в районе Тихого Океана геополитической конструкции.

В существующей реальности единый Вьетнам может быть вассалом либо США, либо Китая. (Времена в начале шестидесятых прошлого столетия особой политкорректностью не отличались и термин "вассал" употреблялся в прямом его значении.). Исходя из этого Раск (он был очень умным человеком) считал, что нужных Америке целей можно добиться горячей войной, причём войной как можно более скоротечной и как можно более "жестокой". "Война по Раску" должна была быть главным образом "воздушной" и краеугольным камнем этой войны должна была стать "чрезмерная", "показательная" жестокость бомбардировок.

Раск предлагал "до основанья" разрушить всю инфраструктуру Вьетнама, оставить Вьетнам "на пепелище", причём сделать это разом, одномоментно. По его мнению вьетнамцы (как народ) должны были быть ввергнуты в состояние шока, они должны были обнаружить, что они беззащитны и что их можно брать "голыми руками", а ручки эти шаловливые могли быть только и исключительно соседскими, а соседом был Китай, а потому у Вьетнама просто не осталось бы другого выхода, как броситься в объятия Америки.

Вьетнам как задача и план Раска как очень простое решение этой задачи.

Раска немедленнно поддержал Объединённый Комитет Начальников Штабов. Генералов привлекала именно ясность цели и простота плана. Обращаю ваше внимание, что Дин Раск это Госдепартамент, а генералы это Пентагон, а министерства всегда конкуренты и почти никогда не союзники. Кроме того, генералы, поддержав Раска, фактически выступили против своего министра, МакНамары. А он, между тем, представил "встречный план". И опирался Роберт МакНамара (он был очень умным человеком) не на генералов, а на "яйцеголовых". А они считали, что Раск, по всей видимости, прав, и что очень может быть, что будет именно так, как он предполагает. Но при этом они нашли, что у плана Раска есть один недостаток и заключается этот недостаток в словах "может быть".

МакНамара и его "умники" пришли к выводу, что главное достоинство плана Раска вполне может превратиться в его главный недостаток именно по той причине, что Вьетнам будет ввергнут в "шок". И что находящийся в таком состоянии народ может принять иррациональное решение и вместо того, чтобы броситься к Америке, бросится к своему вековому врагу - Китаю.

Другими словами, простота плана Раска имела свою цену. Этой ценой был риск.

И МакНамара предложил свой план, Вьетнамская война должна была стать войной, которую нельзя выиграть и которую нельзя проиграть.

Подумайте над этим и сопоставьте с тем образом войны (любой войны), который существует в вашей голове. Война не как война, а война как "война, которую нельзя проиграть и которую нельзя выиграть.".

По МакНамаре вьетнамская война должна была стать войной, которая не только не была бы закончена "быстро", но она ещё и не должна была быть закончена "однозначно".

По МакНамаре вьетнамцев не следовало ставить перед необходимостью принимать спонтанное решение, их следовало к этому решению постепенно "подводить". Как и план Раска план МакНамары тоже имел свою цену. Только теперь ценой был не риск, а время и человеческие жертвы.

Поколебавшись, Америка ("Америка" как "те, кто принимают решения") остановилась на плане МакНамары. Сработал ли он? Чтобы ответить на этот вопрос достаточно окинуть взглядом сегодняшнюю картину мира и на место Вьетнама в ней.

Есть тут и ещё одна интересность. Касается она места в тогдашних событиях СССР. Как-то мне задали недоумённый вопрос, мол, как же так, каким образом для США могло быть безраличным кто объединит Вьетнам, южане или коммунисты, если победа коммунистов (это слово можно поставить в кавычки, поскольку в Азии никаких коммунистов нет, но по причине очевидности я этого делать не буду) позволила СССР получить военно-морские базы, в частности Камрань, ставший самой большой военно-морской базой за пределами СССР.

Начнём с того, что Вьетнамская война была исключительно выгодна СССР и выгодна совсем не в смысле баз или поставок оружия, единый и достаточно сильный Вьетнам (опять же неважно кем именно объединённый) становился объективным союзником СССР в его противостоянии с Китаем.

Это тактика. Советская.

А вот стратегия. Американская.

Пока шла Холодная Война, с точки зрения США главной мишенью (сегодняшней) был СССР, а второстепенной (завтрашней) был Китай. Контролировать Вьетнам СССР не мог по геополитическим причинам, он мог только во Вьетнаме "присутствовать", СССР не мог Вьетнам "иметь", он мог Вьетнамом какое-то время "пользоваться", и коль скоро это "пользование" Вьетнам усиливало (какой при этом была господствующая во Вьетнаме идеология опять же не играло никакой роли) США сложившемуся положению были только рады, так как усиление Вьетнама происходило не за их счёт, а сильный Вьетнам мог угрожать только и только китайским интересам.

Как и в любой искусной игре в данном случае имелось и второе дно - то, что СССР усиливал Вьетнам, заставляло уже Китай искать какие-то пути противодействия "советскому социал-империализму" и китайцы начинали вести себя более агрессивно в зонах советского влияния в Африке, скажем. Или в Афганистане. Другими словами, в долгосрочной перспективе Вьетнам никак не мог стать "советским", а за временное пользование тем же Камранем СССР приходилось платить цену в виде ухудшения (хотя куда уж хуже) и дальнейшего обострения советско-китайских отношений, что заставляло уже Китай заигрывать со США, благоразумно забившими за собою роль "третьего радующегося".

Такова проекция мира, если смотреть на него через "глаз Шивы".

83

Сегодня слово "геополитика" известно всем, любой из нас, даже и не зная, что это такое, может при случае блеснуть в "тёрке за политику", ввернув в разговор модный термин, да и отчего ж не ввернуть, звучит по-любому красиво.

- Какие слова! - отозвался он, - гео.., - он сделал таинственно-зловещее лицо, - …и политика.., - он прошептал это слово, придав ему какой-то преступно-заговорщицкий оттенок. - Геополитика! - Он вздрогнул и отпрянул всем телом, как бы коснувшись змеи.

Геополитика это учение о взаимоотношениях государств меж собою. Ботаника про цветочки, энтомология про жучков, арифметика про дважды два, а геополитика про государства. Жучок едучий, но при этом маленький, поэтому энтомология это микро, а государство тоже едучее, но при этом оно ого-го какое, поэтому геополитика это учение макро. И как всё очень большое геополитика грешит невниманием к деталям, делая их уделом ботаников. Но, с другой стороны, геополитика именно за счёт своей всеохватности поднимает нас над собою ("лети, лети, мой дельтаплан!"), что позволяет нам забыть о частностях и увидеть всю картину целиком. Плечам делается легко и всё такое, а "внизу плывёт Земля, плывёт Земля".

И стоит нам в качестве дельтаплана воспользоваться геополитикой, как очень многое можно понять, как и очень многое увидеть. А увидеть куда лучше, чем сто раз услышать, это вы все и без меня знаете.

В каждом государстве живёт народ, а народ состоит из людей, а каждый взятый в отдельности человечек непременно личность, и, как будто окружающим этого мало, каждый человек не только личность, но ещё и эгоцентрик. Так вот с народом то же самое и даже самый завалященький народец полагает себя не то что пупом Земли, а центром Вселенной, которую по кривой не объедешь и на дельтаплане за семь дней не облетишь.

Каждый народ помещает себя в центр нашего мира. На этом "чувстве" строится геополитика.

Вот так выглядит геополитический глобус русского человека:

Это Россия времён разгара Холодной Войны, Россия на вершине своего исторического могущества, сегодня это великолепие разбито на куски и на месте единого целого образовалось около трёх десятков государств с местами в ООН, с границами, армиями, таможнями и всем тем прочим, что отнимается у многих и отдаётся немногим в кормление.

Всё это так, однако чувство это не ваучер и его так легко не отнимешь. И русский человек, независимо от того, как называется государство, в котором он родился, сохраняет не взгляд (взгляды меняются легко), а именно чувство, внутреннее ощущение своего места в мире, исходя из простой картинки повыше.

И когда говорят, что русские очень похожи на американцев, то это неправда. Вернее, правда, но только речь тут о двух разных правдах, потому что русских всё ещё много, а американцев ещё больше и все они разные и вы всегда сможете найти целую кучу русских и американцев, схожих до степени близнецов не только внешне, но и по тому, как они относятся к таким феноменам как семья, долг, честь и многому, многому другому. Но говорить о похожести народов даже не приходится, потому что они по-разному себя на нашей планете "чувствуют", они живут в разных мирах и миры эти друг на друга не похожи.

Вот мир, в котором рождается, живёт и умирает американец:

The World According to America.

Геополитические карты хороши тем, что дают возможность понять, что движет тем или иным народом, понять мотивацию, понять причины, по которым тот или иной народ вроде бы сам собою начинает "течь" на юг. Или на север. Или в Сибирь. Или на Дикий Запад.

На карте мира, в центре которого расположена Америка, очень хорошо видно, что Тихий Океан в самом буквальном смысле Америку "затягивает", что западное направление для США это направление естественное. "Сила вещей." Сила Америки лежит к западу от неё. И точно так же на этой карте очень хорошо видно, чем с точки зрения США отличаются Тихий и Атлантический океаны. Если бассейн Тихого Океана густо усеян островами и островками, то Атлантический пуст. Тихий - "заселён", Атлантический - нет. Обустроив и объединив государства тихоокеанского бассейна вы получаете Тихий Океан как водоём в центре цитадели. И даже если предположить "немыслимое" в виде горячей войны цивилизаций, во время которой некий союз государств будет наступать на Америку с запада, то она сможет организованно отступать от одной линии обороны к другой, используя бесчисленные острова в качестве плацдармов, вновь и вновь выигрывая драгоценное время. Атлантический же океан в этом смысле использовать нельзя, он похож не на внутренний водоём, а на крепостной ров. Во рву нельзя закрепиться, его можно только пересечь в один конец. В отличие от Пасифика Атлантика это не экспансия, а барьер на пути чужой экспансии.

Америка повёрнута лицом к западу, всю свою историю она убегала от востока и это только из Евразии кажется, что США расположены на западе, для них самих запад это как раз Евразия. Тихий Океан это лужайка перед американским домом, а Европа и то, что восточнее, это backyard Америки.

И всё это всегда осознавалось по обе стороны Атлантики, осознавалось отчётливейшим образом. Весь двадцатый век Америку всеми возможными способами втягивали в европейские дела, тем самым её за полы оттаскивали от Тихого Океана в попытке "остановить время".

И в эту же игру играли и сами США, но уже оттаскивая оттаскивателей. И нынешняя лихорадочная деятельность Америки в арабском мире вызвана желанием повесить гирю на европейцев с тем, чтобы американцы получили, наконец, свободу рук в Азии. И сегодня они, как никогда, близки к завершению проекта.

Из картинки мира по-американски становится понятно и значение флота для США. Контроль над Пасификом и Атлантикой для них необходим жизненно. В самом прямом смысле этого слова. А отсюда логичнейшим образом вытекает и противостояние блоков в Холодной Войне как противостояние флотов. Не идеология была главным раздражителем и мотором Холодной Войны а был ими флот Горшкова.

И СССР, создавая океанский флот, исходил из беспощаднейшей логики противостояния. После Второй Мировой США, трудясь не покладая рук, отстроили сложнейшую и изощрённую систему национальной безопасности. Краеугольным камнем этой системы стал флот. И дело было не только в контроле проливов и защите морских коммуникаций. И то, и другое очень важно, но не это было главным предназначением военно-морских сил США. Контоль и защита были следствием, причиной же было "prevent the seas from being used against United States". Вторая Мировая превратила США в глобальную силу, а глобальная сила только тогда глобальна, когда она может глобально действовать. Государству, претендующему на глобальную роль, необходимо и глобальное же "присутствие". И присутствие отнюдь не только в смысле средства давления.

Смотрите - США создали самый большой численно и самый мощный флот, благодаря этому они получили возможность в случае необходимости изолировать любой произвольно выбранный "театр", а это, в свою очередь, позволяло им решать геополитические задачи, не позволяя событиям "выплеснуться" за пределы региона. Создав при помощи подогнанной группировки силовой барьер по периметру "театра" Америка могла пустить в ход любой инструмент по своему усмотрению, от дипломатии и до армии, для того, чтобы построить или разрушить то, что она считала нужным построить или разрушить, сводя при этом к минимуму попытки внешнего воздействия на процесс, который она полностью контролировала.

Самое интересное, что такое положение устраивало, вообще-то, всех, так как эта своеобразная "управляемая ядерная реакция" позволяла не доводить дело до ядерного взрыва, действия США позволяли любой возможный конфликт удерживать на стадии "локального конфликта", не давая ему перерасти во что-то большее. До определённого момента подобное развитие событий устраивало даже и СССР (то, что при этом писалось в газетах к реальности отношения не имеет), так, когда во время двух в высшей степени "ответственных" моментов, а именно во время "иранского кризиса с американскими заложниками" и во время индо-пакистанских конфликтов США, изолируя потенциально опасные и грозящие перерасти во что-то большее "очаги", подогоняли туда флотские группировки, Москва отводила корабли советского ВМФ подальше, чтобы избежать даже теоретической возможности "контакта" и давая возможность американцам самим разобраться с нарушителями конвенции.

Выгоды, которые таким образом получала Америка, "строя" мировой порядок по своему усмотрению, очевидны. Однако по мере роста собственной мощи СССР получил возможность отстаивать свои интересы не только в Восточной Европе и на Ближнем Востоке, но и в других местах. И для того, чтобы проводить эти интересы в жизнь, ему тоже понадобился инструмент в виде флота. И в так называемые "застойные" годы флот начал расти как на дрожжах. Но главным в количественном увеличении советского флота была опять же не угроза морским коммуникациям "империалистов".

Уровень осмысления задачи был куда выше. Главным было как можно более широкое "присутствие" кораблей советского флота в мировом океане. Привело это к тому, что США на глазах стали терять возможность воздействия на тот или иной конфликт. Просто по причине даже и пассивного присутствия "во взрывоопасном районе" кораблей советских ВМФ. И если раньше американцы вовлекались в любой конфликт легко по причине минимального риска (не только для себя, но и для мира в самом широком смысле), то теперь создалась ситуация, когда в любой момент в любой точке мирового океана могло по самым разным и труднопредсказуемым причинам произойти столкновение флотов двух сверхдержав, что тут же превращало любой, даже и малозначащий конфликт в конфликт глобальный.

В этих условиях США начали терять возможность "игры", когда они могли отстраивать мировой порядок, воздействуя на него точечно и прикладывая необходимый минимум усилий, теперь же любое их "силовое" действие изначально несло в себе элемент смертельного риска. С точки зрения Америки такие действия СССР были вопиюще безответственными. Но с точки зрения СССР, который в силу множества причин не мог создать столь же сложную систему национальной безопасности как американская, то, что он делал, было оправданным хотя бы потому, что это позволяло сковать геополитического противника, позволяло лишить его свободы действий.

84

Сложившееся к концу ХХ века положение, при котором стало возможным единоборство сверхдержав, было результатом долгой эволюции. Мир шёл к этому несколько веков и шёл не торопясь. Торопливость противопоказана самому делу строительства, а уж когда строится не сарайчик, а мироустройство, то желающие поторопиться вскорости же и отсеиваются самою жизнью, жизнь торопыг не любит, а любит она основательность.

И когда говорят (не только люди душой простые, но даже и дипломаты) про многополярный мир, то следует иметь в виду, что за этими досужими размышлизмами и никого ни к чему не обязывающими заявлениями скрывается либо пошлый недостаток ума, либо пошлое же лукавство. Многополярный мир это давным давно пройденный человечеством этап и своею волею оно туда не вернётся ни при каких обстоятельствах, ибо многополярность означает хаос и войну всех со всеми.

И когда люди мира навоевались всласть, само собою произошло то, чего не могло не произойти - в стеклянной банке нашей реальности путём естественного отбора отобрался самый сильный паук и принялся этот паучок наводить в баночке порядок, и хотя остальные, двигая жвалами и придавая своим паучьим лицам угрожающее выражение, корчили из себя обиженных, в глубине души все были рады окончанию европейского беспредела, а с установлением "Вестфальской системы" милые в своей цивилизованности европейцы вздохнули с нескрываемым облегчением, так как был создан новый мировой (тогдашняя стеклянная банка имела своей формой Европу) порядок. Участники этой дипломатической новинки договорились о незыблемых правилах игры, которые определяли, что такое суверенитет, отдавали "на откуп" сюзерену все внутренние дела и делали невозможным (или, лучше сказать, пытались сделать невозможным) вмешательство во внутренние дела друг друга.

Другими словами, было решено, что ни одно европейское государство не может осуществить в отношении другого европейского государства интервенцию по политическим или религиозным (что тогда означало "идеологическим") причинам.

Вестфальская система мироустройства была на тот момент явлением безусловно прогрессивным, так как она не только поставила рациональную преграду на пути хаоса, но "конвенция" создала ещё и совершенно новое идеологическое и смысловое пространство, "среду", в которой появилась Цель. Цель же эта могла быть осмыслена только в терминах государства, а феномен современного нам государства в общих своих чертах появился именно благодаря Вестфальской системе. До этого в Европе воевали не так государства, как династии, чему был положен конец, так как появилось то, что на сегодняшнем языке называется nation-state или национальное государство. Вышло такое не само собой, а было проделано несколькими мало того что могущественными, но ещё и очень умными и дальновидными людьми. Такими, как Ришелье и Мазарини. Вестфальская система не только положила конец претензиям Габсбургов на расползание Священной Римской Империи по карте Европы, но она на двести лет отложила объединение немцев в рамках единого государства. Мало того, Центральная Европа как пространство, заселённое немцами, стало полем боя в бесконечных малых и больших европейских войнах, большинство которых было инициировано всё той же Францией.

Как пишет Генри Киссинджер в своей книжке Diplomacy: "… Германии не удалось превратить себя в национальное государство и, как результат, немцы не смогли создать собственной дипломатической культуры, они скатились в провинциализм, выйти из которого им удалось только в конце XIX века, когда Бисмарк смог, наконец, объединить Германию, но даже и после этого отсутствие опыта в отстаивании своих национальных интересов привело их к некоторым из худших ошибок уже ХХ века."

Так вот Франция, устраняя своего, выражаясь нынешним языком, "геополитического" конкурента, и превращая себя в главную в Европе силу, способствовала появлению нескольких примерно равных по силе государств, "держав", отводя себе при этом роль "первого среди равных". Причём роль "первого" осмысливалась как не только очень почётная, но и как в высшей степени выгодная позиция. Выгода (во всех смыслах этого слова) вытекала из простейшей логики - самое сильное в Европе государство получало возможность заставлять остальных соблюдать установленные и оговорённые правила игры.

Простейшая же логика диктовала и дальнейшее - отныне Целью становился не какой-то там "территориальный захват" (хотя европейцы и об этой малости забыть себе никогда не позволяли) и не "репарации", а Целью становилось "стать первым". Значительно позже, уже оглядываясь на пройденный путь, европейцы для обозначения роли "первого среди равных" стали употреблять в новом значении старое слово "гегемон".

В "гегемонах" успела побывать сама Франция и сменившая её в этой роли Британская Империя. И тянулся период "гегемонизма" примерно триста лет, до окончания Второй Мировой Войны, которая покончила со старой и успевшей к тому времени закостенеть картиной мира.

Вторая Мировая Война, разрушив замкнувшийся в себе европоцентричный мир, разрушила заодно и "гегемона", покончив с ним, как с государственным образованием.

В мировом театре не только был уволен игравший главную роль актёр, но была упразднена и роль, которую он играл. И мало того, с подмостков была снята и сама пьеса, собиравшая ангшлаг на протяжении трёхсот лет.

Вторая Мировая Война создала совершенно новый и не виданный до того миропорядок. Назывался он двуполярным миром, Bipolar World.

Вот его лицо:

Два очень серьёзных человека спокойно обсуждают в высшей степени серьёзные вопросы, касающиеся судеб всего остального мира.

Было это совсем недавно, и именно в силу недавности двуполярный мир в нашем восприятии искажён почти до неузнаваемости неуёмной сиюминутной пропагандой.

Главное отличие "гегемонистского" мира от мира двуполярного состоит вот в чём:

При гегемонизме конструкцию мира удерживает на своих плечах коллектив "держав". Первый среди равных "гегемон", стоящий там же, видит свою роль в том, что следит за равномерностью распределяемой тяжести. Державы обладают известной самостоятельностью и облегчают свою ношу, опираясь на "клиентеллу", создав "под себя" сферы влияния. Кроме того, поскольку ответственность разложена на несколько спин, то державы получают в качестве платы за свой нелёгкий (а он и в самом деле ой как нелёгок) труд право на свой собственный культурный проект и они этим правом пользуются невозбранно, во всяком случае в пределах чётко очерченных границ своих сфер влияния.

Такой мир довольно устойчив, но только до тех пор, пока у "гегемона" есть силы заставить остальные державы соблюдать правила игры, которые устанавливает он, Гегемон Гегемонович. Как только он слабеет, а это рано или поздно неизбежно происходит, то на его место тут же находится новый желающий погегемонить. И это не самое страшное, хуже то, что начинается схватка не за роль "гегемона", а за возможность стать претендентом на эту роль, а к чему это приводит, человечество имело возможность убедиться на примере обеих Мировых Войн. Пока "гегемон" силён - всё хорошо, belle epoque и всё такое, "Серебряный Век", но как только он слабеет - мир начинает "сыпаться".

Так вот возникший в ходе эволюции bipolar world был гораздо прочнее. После Второй Мировой Войны мир держало не несколько "держав" во главе с "гегемоном", а всего лишь две "сверхдержавы" и в чужих услугах они не нуждались. И было так потому, что, удерживая мир, они поддерживали ещё и друг друга.

Проиллюстрировать это можно уже приводившимся мною как-то случаем, когда наследнику английского престола пытались объяснить взаимодействие в государственном механизме Трона и Кабинета. Наследник не понимал и тогда ему привели следующий пример. "Ваше королевское высочество, - сказали ему, - представьте себе игру, в которой участвуют двое, им нужно добраться до цели, удерживая рукой одну поджатую ногу и упёршись плечом в плечо партнёра, наваливаясь друг на друга, они, стараясь делать это одновременно, начинают прыгать по направлению к цели. Пара определяется жребием и нравятся ли они один другому или они друг друга ненавидят, не играет ни малейшей роли, они просто напросто вынуждены держаться вместе, потому что достичь цели они могут только вместе, если один из них упадёт, неизбежно упадёт и другой."

Вот примерно то же самое происходит и в двуполярном мире. Кроме того, дополнительную устойчивость ему придаёт то, что "сверхдержавы", несмотря на сверхугрожающую риторику, в реальности не могут воевать друг с другом в горячем смысле слова "воевать". Воевать сверхдержавы друг с другом воевали, конечно, но только не напрямую, был даже изобретен термин Proxy War, означающий войну, в которой сверхдержавы воюют, оставаясь при этом в стороне и пользуясь "третьими странами", причём пользуясь не только их армиями, но и их территорией, воздушным и морским пространством, их экономикой, их ресурсами, их пропагадистским аппаратом итд. Прямое столкновение сверхдержав должно было привести к тому, что победителю пришлось бы подхватить ту тяжесть мира, которую до этого держал побеждённый.

Холодная Война была войной на истощение, войной на "усталость". Холодная Война была "войной, которую нельзя было выиграть и нельзя было проиграть." Противник должен был быть изнурён, но он не должен был упасть. Однако СССР упал. Не ослабел, не запыхался, не замедлил шаг, а - упал. Упал вдруг, упал моментально, упал как подкошенный. СССР проиграл так, как если бы он проигрывал не Холодную, а самую Горячую из всех горячих войну.

За этим неожиданным падением крылся расчёт. Расчёт на то, что упадёт и Америка. Однако она не упала. Америке удалось поймать равновесие и она устояла.

85

Почему временная протяжённость ("жизнь") двуполярного мира оказалась гораздо короче жизни мира "гегемонистского"? Вопрос очень интересен, если учесть то обстоятельство, что двуполярный мир на редкость устойчив. Существует даже англоязычный термин того состояния, в котором мир пребывал во время Холодной Войны - ultra-stable world. И действительно, если отвлечься от апокалиптической картины мира, какой она рисовалась пропагандой обоих "полюсов", и попытаться взглянуть на суть вещей с наималейшей степенью непредвзятости, то мы с изумлением обнаружим, что на протяжении тех примерно сорока лет, пока шла Холодная Война, реальная угроза миру (человечеству) возникла лишь однажды - во время так называемого "Карибского кризиса", который был разрешён достаточно быстро, так как был найден компромисс, устроивший обе стороны.

А теперь возьмём мир XIX века с его классическим гегемонизмом и попробуем представить себе, что случилось бы с беспечным человеческим родом, если бы ядерное оружие имелось у четырёх-пяти европейских держав времён франко-прусской войны.

И это сравнение не так умозрительно как может показаться, так как оно подводит нас к ещё одному интереснейшему феномену "двуполярья" - в мире двух сверхдержав было фактически отменено так называемое "союзничество".

Мир времён гегемонизма это мир коалиций. Внешняя политика гегемона (Франции, а потом Англии) фактически сводилась к сколачиванию коалиций, препятствующих появлению "претендента", а коалиция означала хотя бы примерное равенство "статуса" сторон. Так, коалиции, сложившиеся ("сложенные") к началу Первой Мировой включали в себя с одной стороны фактически равноправные Англию и Францию, а с другой Германию и Австрию.

Германия-Австрия в качестве источника сырья и человеческого "материала" включили в коалицию Оттоманскую Империю и Болгарию, а Англия-Франция с той же целью Российскую Империю. Оглядываясь назад, можно с уверенностью сказать, что ни англичане-французы, ни немцы-австрийцы, каких бы гарантий при этом ни давали, не только не рассматривали РИ и ОИ как равноправных партнёров, но более того, совершенно вне зависимости от исхода Первой Мировой и государство русских и государство турков должны были быть ослаблены до степени, когда бы они не представляли угрозы интересам Европы, понимаемых достаточно широко. И если допустить, что Первая Мировая закончилась бы победой Германии-Австрии, то не только Россия продолжила бы существование в лучшем случае в границах нынешней РФ, но и Оттоманская Империя, на бумаге считавшаяся союзницей Центральных Держав, не уцелела бы точно так же по той причине, что Германия, заполняя собою политический вакуум, образовавшийся после вытеснения англичан и французов из районов Ближнего и Среднего Востока, постаралась бы устранить угрозу со стороны ОИ уже своим интересам. Другими словами - для РИ и ОИ исход войны был предрешён в любом случае и ни малейшей роли не играло какую сторону они в войне выбрали и в какую коалицию они вошли, так как они были не реальными союзниками, а обречёнными на заклание жертвами.

Но и реальные союзники не были реальными союзниками и они это прекрасно осознавали, и подобно тому, как Англия по окончании Первой Мировой немедленно начала строить козни против Франции, точно так же и Германия в случае победы начала бы "душить" союзника Австро-Венгрию. Можно смело сказать, что во времена "гегемонизма" даже и наличие равного "статуса" входивших в коалицию государств не давало реальных гарантий союзничества, а было лишь выигрышем времени в попытке занять более выгодную позицию перед следующей схваткой. Такова была суть тогдашней Игры и таковы были её правила, нравятся они кому-то или нет.

Так вот дополнительную прочность пришедшему на смену "гегемонизма" двуполярному миру давало то, что Игра, отнюдь не став при этом проще, переместилась в другую плоскость - сверхдержавы перестали нуждаться в коалициях, ни США, ни СССР не были нужны союзники, а были им нужны вассалы. Место коалиций заняли два "военно-политических блока". И это было качественно новое состояние "мира". Если коалиции прошлого представляли собою нечто текучее и их состав легко менялся, то "блоки" двуполярного мира были сложены раз и навсегда.

Победители во Второй Мировой нашли некое состояние равновесия и зафиксировали его.

Именно поэтому мир обрёл состояние не просто стабильности, но "ультра-стабильности" и это понятно, ведь для того, чтобы это состояние нарушить, требовалось, чтобы, например, Франция вдруг решила сменить "сторону" и, вырвав себя из одного блока, "вложилась" бы в другой. Или Польша бы неожиданно прервала бы членство в Организации Варшавского Договора и вошла бы в НАТО. В сложившемся по итогам Второй Мировой положении и то, и другое выглядело совершеннейшей фантастикой, так как конструкция политической реальности была чрезвычайно прочна. Прочность же ей сообщало вот что:

"Сценой" противостояния, главной точкой приложения сил, местом, где США и СССР, держа равновесие, наваливались плечом друг на друга, был выбран "полуостров Европа". Наваливаться друг на друга можно было где угодно, но наваливались не где угодно, а наваливались в Европе, а если точнее, то на территории Германии. И линия "навала" делила не только Европу, но ещё и самоё Германию. И наваливались друг на друга США и СССР не так собою, как блоками, а блоки были сложены из самих европейцев. И буде случалась война, то главный поджигатель войн в истории человечества начал бы с того, что зажёг бы свой собственный дом. И хотя члены обоих "военно-политических блоков" называли себя союзниками США и СССР соответственно, всем было ясно, что это всего лишь дань дипломатическому этикету и хорошему тону, так как США и СССР по отношению к западным и восточным европейцам играли роль не союзников, а чего-то вроде заградотрядов, не позволявшим европейцам ни сменить сторону, ни разбежаться, ни объединиться. И выяснилось, что такое положение, при котором США и СССР борются за мир во всём мире, заставляя при этом европейцев держать друг дружку под прицелом, чрезвычайно благотворно как для дела мира, так и для человечества, совершившего после Второй Мировой невиданный в истории рывок.

Казалось бы - живи и живи. Борись за мир во всём мире, корми голодающих в Африке, созывай Генеральную Ассамблею и хочешь - произноси там красивые речи, а хочешь - стучи башмаком, летай в космос, вводи войска по просьбе одного суверенного правительства и выводи по просьбе другого, проводи политику детанта или наоборот "обостряй отношения", присуждай одни премии и отказывайся от других, меняй ПАЛ на СЕКАМ и СЕКАМ на что хочешь, словом, соревнуйся в соревновании систем, а там видно будет, сорок лет прожили под мирным небом и ещё сорок жить можно было.

Можно? Или нельзя было? Теперь кто-то говорит, что можно, а кто-то что нельзя, теперь чего только не говорят, да и чего ж не говорить, двадцать лет прошло, поколение сменилось, говорить теперь можно что хошь, вот и говорят, аж заговариваются, кто что хочет, тот то и говорит, в конце концов мы в каком мире живём, в свободном или нет?

Но кто бы что ни говорил, а отрицать мирное соревнование систем невозможно, как никак сорок лет соревновались, показывая миру товар лицом, одна система называлась социалистической, однако для мира была она "русским проектом", а другая система называлась капиталистической, но мир рассматривал её как "американский проект". И там и там были свои плюсы, и там и там были свои минусы, те из людишек, что поумнее, даже придумали такое слово как "конвергенция", предполагавшее взять от каждой системы по уму, а то, что похуже, зарыть на атомной свалке, после чего всем прогрессивным человечеством прогрессировать невозбранно по заветам классиков, но произошло нежданное и до сих пор не то, что не понятое, но даже толком и не осмысленное. Одна из систем помре. Как так?! Да так как-то… То ли цикуты хлебнула, то ли пулю в лоб, то ли ещё по какой причине, вскрытия не проводилось, да и чего там в самом-то деле вскрывать, последний Генеральный Доктор КПСС сказал "карачун", значит - "карачун".

В 1991 году, 25 декабря, в день, когда всё человечество отмечает Рождество, ровнёхонько в 7:32 вечера по московскому времени был спущен государственный флаг умершего государства СССР и над Кремлём был поднят другой флаг другого государства. Поднятие триколора было равнозначно выбросу белого флага, Россия официально отказывалась от собственного "цивилизационного проекта".

Король умер, да здравствует РФ!

86

Do Androids Dream of Electric Sheep? Видит ли Мир, забываясь тревожным сном, блаженные времена двуполярья? "Мне снился сон, а ночь была, наверно, бесконечной, но пролетела…" Пролетела так же, как пролетает всё на свете. А с ночью пролетел и сон, и мы, пролетели и оставшиеся непосчитанными овцы, и настало хмурое утро.

Пришёл новый день. Занялась очередная, невесть какая по счёту заря человечества.

Но понять, что несёт нам день грядущий невозможно без оглядки на день вчерашний. Так что, как бы ни хотелось нам сорваться и бежать, а придётся ещё немножко задержаться в недавнем прошлом с его двоичным кодом. Не разобравшись с двуполярностью, мы ничего не поймём и в мире сегодняшнем, бездумно называемым "однополярным", что уже само по себе звучит абсурдно, ибо полюс не может быть одним, "one man alone ain’t got… …no matter how a man alone ain’t got no bloody fucking chance", а мир это не человек, мир это мир, и мир однополярный даёт плюс на минус и сводит в одну точку север и юг, беспощадно плюща глобус нашей головы.

Так что давайте-ка мы кинем взгляд назад, что мы там оставили, времени прошло достаточно, целых двадцать лет минуло, промелькнули как сон, как овца за овцою, и десять овец тучных уже вошли в утробу десятка голодных, которые остались худы видом, как и сначала, а ведь казалось, что хоть что-то можно было понять из этого сна, но нет, не поняли, не так истолковали, всё переврали аналитики.

Итак, чем был двуполярный мир? Не в газетах, а в реальности? В газетах он был понятно чем, и этот понятный маленькому уму мир был чёрно-белым карикатурным миром. "Миром по Кукрыниксы". А между тем двуполярный мир был необыкновенно сложен, хоть и держался он не на черепахе и слонах, а на двух колоннах, белой и чёрной. Туман, мешающий даже и сегодня понять, чем был тогдашний мир, имеет своим происхождением не реальность, а её идеологическую трактовку, а поскольку полюсов ("колонн") было два, то и трактовок было тоже две, и были они просты до чрезвычайности и, отражаясь одна в другой как в зеркале, трактовки повторяли друг дружку вплоть до мелочей, разница была только в значении полюсов, в окраске, чёрная колонна, показывая пальцем на белую, утверждала, что белая колонна не белая, а чёрная, а белая колонна, тыча в чёрную, выводила на мотив "Инернационала" бесконечные рулады насчёт того, что чёрная колонна может сколько угодно называть себя чёрной, а на самом деле она белым бела.

И вот из этого взаимного словесного обличения сегодня складывается тогдашняя картина мира. Причём складывается официально, именно таково общепринятое "историческое" описание уходящей в прошлое Сорокалетней Войны.

А ведь в реальности мировой порядок, сложившийся на протяжении этих сорока послевоенных лет (в этих словах кроется нечеловеческая ирония, поскольку война никуда не делась, ни тогда, ни даже и сегодня, просто она прикрылась другой маской, но человечеству, этой "зрительной массе", существу нетребовательному и простодушному даже и такой малости хватает для самообмана) отличался на диво крепким устройством и устойчивостью.

Но реальность реальностью, а котурны котурнами, а маски масками и греческий хор греческим хором, а хор пел так слаженно и так сладко, что всё то же благодарное человечество искренне полагало и продолжает полагать, что оно сорок лет жило в условиях античной трагедии под висевшим на конском волосе дамокловым мечом. И убедительность такой картине придаёт то обстоятельство, что дамоклов меч и в самом деле висел и более того, мечей было два и висеть они висели полновесно, но только зрителям голову задрать лень было, а то бы они увидели, что мечи висят не на выдранном из конского хвоста волоске, а подвешены они на выкованных Гефестом цепях и сорваться они ну никак не могут, и что мечи эти если и служили делу войны, то войны не горячей, а холодной, а война холодная это не разжигание пожара, как о том пели маски, а наоборот, пожара недопущение.

"Гарантия взаимного уничтожения" была гарантией недопущения очередной мировой войны и позволяла она вести только локальные войны. Только локальные войны и только на периферии мира. Самое удобное для выяснения отношений поле битвы было "выведено из оборота". Если бы "гарантии взаимного уничтожения" не существовало, её бы следовало выдумать, так вот её и выдумали. И привело это к тому, что впервые в истории человечества была разряжена бомба, известная как "война это продолжение политики другими средствами", ядерное оружие позволило разорвать эту связку и после 1945 года война стала не продолжением, а войною, а политика осталась всё той же политикой, которая вовсе не обязательно имела своим продолжением "пожар". Политику "заставили" продолжаться дипломатией, экономическим или финансовым нажимом, словом, государства оказались вынуждены пускать в ход что угодно, кроме армии. Армию можно было задействовать только в тех случаях, когда это отвечало интересам либо США, либо СССР. Интересам двух державших мир "колонн". Интересов у них было много, но главным интересом было недопущение положения, когда бы они были вынуждены пересечь черту пресловутой "гарантии".

Для того же, чтобы даже и близко к черте не подходить, в двуполярном мире было уничтожено понятие "союзник". Слово такое осталось, оно даже иногда использовалось в пропаганде, но вот суть этого термина была выхолощена, от семечки "союзничества" осталась только пустая шелуха. Сверхдержавы в союзниках не нуждались. В системе глобальной безопасности был совершён колоссальный шаг вперёд по сравнению с временами гегемонизма. Отныне никакой "союзник" не мог втянуть одну из сверхдержав в войну.

Но даже и такая страховка показалась "полюсам" недостаточной и они пошли дальше. Европа не только была разделена, но на европейцев был надет намордник. Намордник на Западную Европу назывался НАТО, на Восточную - Организация Варшавского Договора. Европейским государствам, входившим в эти "военно-политические союзы", невозможно было проводить самостоятельную внешнюю политику, которая даже теоретически могла бы иметь своим продолжением "военное решение вопроса". (Для того, чтобы воевать в Алжире, Франции потребовалось выйти из НАТО, так как США не могли допустить втягивания блока в фактически гражданскую войну. Ослабленной Франции разрешили вернуться в НАТО лишь после того, как она войну в Алжире проиграла.). Кроме того, каждый из членов организации был связан "системой колллективной безопасности", что означало кроме намордника ещё и путы, которыми страны участницы сами связывали себя и друг друга. При этом обе сверхдержавы осуществляли общее руководство, а приведение политики к общему знаменателю достигалось тем, что согласно уставу НАТО оно всегда возглавлялось американским генералом, а ОВД неизменно же советским.

Система коллективной безопасности в рамках блоков была трёхмерной, она имела ещё и глубину. Чуть ли не все европейские государства имели (и продолжают иметь) территориальные претензии друг к другу. Раздел Европы на блоки означал жёсткую дисциплину в рамках НАТО и ОВД и недопущение даже намёка на взаимные претензии. США "выкрутили руки" западно-европейцам, а СССР восточно-европейским молодым государствам, образовавшимся решением Версаля, после чего члены блоков были вынуждены наступить на горло собственной песне и соблюдать сложившееся после 1945-го статус-кво.

И такое положение было очень устойчивым. А устойчивость его зиждилась на общности главного "интереса" сверхдержав - и США, и СССР, прикрываясь Холодной Войной, воевали (не горячо и не тепло, а - холодно) не только (и не столько) друг с другом, как с общим врагом - Европой. Сама "конфигурация" войны, её "форма" позволяла сверхдержавам бороться не только друг против друга, но ещё и не допускать политической консолидации европейцев, следствием чего могло стать возникновение ещё одной сверхдержавы, и это при том, что двуполярный мир предполагал наличие лишь двух. Места ещё одной сверхдержаве в мире не было.

Таким был мир когда умер Брежнев.

87

Глобус наш, густо усеянный человеками, уже давно забыть забыл, что там такого важного случилось в 1991 году, много воды с тех пор утекло, много минуло минут, часов и дней с момента, как потрясся шарик земной в болтанке, да и покинул зону турбулентности, вышел из неё, завертелся, закрутился дальше. Разве что некоторые из говорящих по-русски землян нет-нет да и вспомнят минувшие дни. Вспомнят и "91-й год", вспомнят по-разному, кто как, помянут его словами разными, но при этом даже и они забыли год другой, а ведь по уму как радующимся поражению России, так и сокрушающимся по этому поводу следует наравне с 25 декабря 1991 года помнить и ещё одну дату - 16 июля 1990-го.

В этот день в городишке Железноводске, славном, как мы скажем, "водами", которые человек западный, о Риме не забывающий, называет "термами", был русскими и немецкими словами проговорен проигрыш одних и выигрыш других. На переговорах канцлера Германии Гельмута Коля и Генерального Секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачёва обеими сторонами было признано право Германии на объединение в рамках НАТО.

Если читать не газеты, а пусть и подправленные стенограммы переговоров и думать при этом не головами аналитиков и политологов, а той головой, которую когда-то Бог по бесконечной своей любви вам подарил, то нельзя не увидеть, что в Железноводске (названьице-то, между прочим, будто в Откровении Иоанна Богослова вычитано) был фактически обсуждён план послевоенного мироустройства. И был план непрост, у него было второе дно, если смотреть не только на слова, но и постараться вылущить суть того, о чём шла речь, то становится очевидным, что возрождение Германии не только означало желание СССР расстаться с ролью сверхдержавы и покинуть мировую сцену, но единая Германия должна была ещё и "разорвать цепи", объединение Германии означало если и не немедленный конец НАТО, то, во всяком случае, острый кризис Организации Североатлантического Договора, который, даже и будучи временно разрешён, должен был принять хронический характер.

В 1990-91 Россией была повторно предпринята попытка решить Германией ряд как внешне-, таки внутриполитических проблем. Когда в XIX веке Российская Империя споспешествовала английским усилиям по объединению Германии, и англичанам и русским казалось, что запущенный процесс удастся удержать под контролем. Геополитическая мысль XIX века (не следует забывать, что геополитика тогда геополитикой не называлась, хотя те, кто поумнее, на практике ею пользовались вовсю) вполне резонно видела единую Германию "в кольце врагов".

Континентальные державы, строя свои и разрушая чужие коалиции, стремились не быть окружёнными, самым страшным было попасть в "изоляцию". И такое положение сохраняется в силе и по сегодняшний день. Так вот новая, с пылу с жару Германия немедленно оказывалась окружённой Францией, Австро-Венгрией и Россией. И, как зачинателями идейки мыслилось, малейшее усиление Германии должно было вызывать цепную реакцию в виде усиления её соседей.

С точки зрения Англии Игра для неё упрощалась, так как появление Германии заставляло континентальные государства искать и находить нужный англичанам всеевропейский баланс при минимальном вмешательстве Британской Империи, что позволяло ей пускать в ход высводившиеся руки где-то в других местах "шарика" . С точки же зрения России объединение Германии не только позволяло загородиться немцами от Франции, которая рассматривалась как основной противник, но и более того, наличие Германии позволяло в определённых ситуациях превращать русских и французов из традиционных соперников в нетрадиционных союзников, так как их интересы в отношении Германии совпадали.

Все эти благие намерения были поломаны немцами, у которых в отношении как самих себя, так и окружающего мира имелись собственные планы. И в дополнение к этим планам у них имелся и человек, который мог эти планы претворить в жизнь. Речь о Бисмарке. Роль личности в истории безусловно имеет место и в этом смысле тому или иному народу когда везёт, а когда и нет. Немцам повезло. Бисмарк не только объединил Германию (одного лишь благожелательного отношения БИ и РИ к процессу объединения немцев в одно государство было мало, нужно было ещё и руками трудиться, с чем Бисмарк справился превосходно), но он ещё и задал дипломатическую парадигму, которая работала превосходнейшим образом вплоть до Первой Мировой Войны. Будучи озвученной, бисмарковская парадигма звучала так - "отношения Германии с каждым из соседей должны быть лучше, чем отношения её соседей между собою". Бисмарк был очень умным человеком.

В общем, как бы то ни было, но мы живём в XXI веке и по этой прозаической причине нам известно, что в XIX веке расчёт России на спасительную немецкую палочку-выручалочку не оправдался. С Германией вышло нехорошо. То, что облом случился и у других - утешение слабое.

Однако, стоило минуть веку, как Россия решила прибегнуть к той же, даром, что уже один раз не сработавшей уловке. Причём в этот раз кивать на незнание не приходилось, после двух мировых войн Россия не могла не знать, что она выпускает из бутылки не духа миролюбия и "разрядки международной напряжённости", а выпускает она джинна. И если немцам с Бисмарком повезло, то русским с Горбачёвым даже и не знаю, как бы помягче выразиться. И дело даже не в том, что люди, с которыми он попытался играть в геополитические игры, были несопоставимо умнее, искушённее и изощрённее, чем он, это бы полбеды, самое страшное, что вся тогдашняя властная верхушка СССР не понимала следующего - то, что было уместно в реальностях века XIX, просто напросто нельзя было пытаться применить в конце века ХХ.

XIX век это век гегемонизма и век коалиций, которые то сколачивала, то разрушала БИ, так как в своих усилиях "удерживать мир" она нуждалась в помощи со стороны, БИ была первой если и не среди равных, то, во всяком случае, более или менее сопоставимых с нею по масшабам "держав", и "удержание мира" было делом коллективным, а это означало, что появление ещё одной державы или, наоборот, понижение в статусе одной из них не сказывалось на "общем деле" фатально, мир "трясло", но он при этом оставался всё тем же миром.

Но не так стало в конце ХХ века.

Теперь мир держали всего две сверхдержавы и самоустрание одной из них означало обрушение мира и образование на его обломках какого-то другого мироустройства. То, что Россия попытается "уйти" никому даже в голову не приходило, это было непредставимо, "такого не может быть потому, что такого не может быть никогда!" Всеобщему убеждению способствовало то, что и примеры были у всех перед глазами - Франция, которую несколько столетий "задвигали", сопротивлялась как могла, она цеплялась руками, ногами и скрежетала зубами, ломая ногти. Её спихивали, а она ни в какую. Англия, проиграв, сдавала хозйство лет тридцать, да так до конца и не сдала, где может - держится, людей и эсминцев не жалеет.

И Холодная Война строилась таким образом, что сверхдержавы, сопя, боролись, наваливаясь тушами друг на друга, и при этом получалось так, что часть собственного веса они держали за счёт соперника, мир они не отрезали, не отвоёвывали, а "отжимали", постепенно перекладывая его части на себя.

И вот в этих условиях СССР просто сбросил с себя тяжесть. Чуть ли не половина мира, которую он до того "держал", упала на Америку. То, что должно было произойти, ничем не отличалось от последствий ядерной войны. Мир должен был быть разрушен. До основанья, а затем…

А затем должно было появиться что-то новое.

Так замышлялось теми, кто манипулировал Горбачёвым.

Рационально объяснить "перестройку" невозможно. Перестраиваться из чего и во что? Откуда и куда? Россию никто не заставлял стремиться к мировому господству, её никто не заставлял лезть на вершину, ей никто не мешал не становиться Россией, а остаться Московским Царством, ей никто не мешал проиграть пару войн, а потом ещё, а потом ещё, но она сама выбрала свою судьбу, она боролась наперекор всему, тысячу лет она стремилась вверх, она сама, её опять же никто не неволил, провозгласила себя наследницей Рима, она выстояла, выдюжила, она вышла в финал и…

И что?

Да вот что - это так же, как мальчишка, в детстве обнаруживший в себе талант боксёра, преодолевает сопротивление родителей, идёт в секцию, находит поверившего в него тренера подвижника, тренируется самозабвенно, исступленно, добровольно соблюдает режим, отказывает себе в радостях детства, преодолевает все искушения, он живёт только одним, он должен победить на Олимпийских Играх, должен во что бы то ни стало, он знает, что он - лучший, знает и всё, он сны такие видит, он живёт ради победы, ему свет не мил, в жертву своей цели он приносит даже и любовь, он добивается своего, он едет на Игры, он проходит отборочные соревнования, одну шестнадцатую финала, одну восьмую, четверьфинал, полуфинал и вот он здесь, он там, куда стремился всю жизнь, он - на ринге, он - в финале, гонг! Время пошло. Один раунд позади, другой, трибуны ревут, тренер, секунданты, арбитр вокруг пляшет, табло, диктор, экран вполстены, весь мир на него смотрит, а он вдруг бросил руки вниз, поднырнул под канаты, с ринга спрыгнул, рысцой до двери в раздевалку и - исчез. Недоумённый шум, все переглядываются, никто ничего понять не может, по всему глобусу люди у телевизоров плечами пожимают, комментатор какую-то чепуху несёт, судьи не знают что делать, они с таким раньше не сталкивались, они о таком даже и не слышали. Как быть, что делать? Да что он в самом-то деле?! А чёрт его знает. "Загадочная русская душа."

А через двадцать лет его узнаёт на улице поклонник.

- Извините, а это не вы..?

- Я. Я самый, - смотрит весело, бодряком.

- Вы меня извините, конечно, я понимаю, что вам, может, неприятно об этом вспоминать, но меня друзья не простят если услышат, что я вас вот так вот встретил и - не спросил, так что ж там было-то? Как..? Мы так за вас болели! Ну почему, почему?!

- Да ни почему, просто вдруг подумал - экая херня, ну, что я тут делаю, ринг какой-то дурацкий, я там в перчатках этих… Люди живут, а я.., это.., ну.., ну, не знаю в общем. Плюнул и всё.

- А как вы сейчас? Чем занимаетесь?

- Охранник в частной фирме. Как сыр в масле… Ну, всего хорошего.

- Да, конечно… И вам того же, и вам… У меня даже ваша фотография… Жена куда-то…

- Найдёшь, порви. Дураком я тогда был.

- Нет-нет, что вы… Как можно!

- Не можно, а нужно. Ну всё, пока.

- До свиданья. До свидания…

И самое ужасное в этой боксёрской истории то, что боксёру нашему вдруг приснится что-то, он и не помнит что, но только проснётся он и лежит без сна, то ли думает, то ли нет, и кажется ему, что всего-то и нужно пробежать опять до двери, распахнуть её, а за нею - олимпийский зал, и трибуны, и экран, и тренер с секундантами, и - ринг. Всё то же самое, всё такое же, как было, и соперник тот же, прежний, стоит, ждёт, осталось только под канаты и - в бой.

А тут вдруг - будильник. На работу пора.

"Работать, работать надо!"

88

Надо ли работать? Да надо, конечно. Смешно и спрашивать. Все работают. Все труждаются. Без труда не выловишь и рыбки из пруда и всё такое. Дело только в том, что хоть спрашивать и смешно, но вот вопрос вовсе не смешон. Работать работают-то все, но вот работают по-разному и над разным. По-разному трудятся в разных прудах. И рыбок тоже вылавливают разных. Кто плотвичку, а кто линя. А кто и карпика и уж так рад, так рад. Рад радёшенёк. Радости полные штаны.

Но то всё занятие для мелюзги. "В выходные с удочкой на Яузу." А есть у нас на планете нашей круглой и настоящие водные пространства, там есть где развернуться, есть куда снасть забросить и есть что добыть, вот и добывают там не только по способностям, но ещё и по труду таких рыбок золотых, что не то, что удочкой, а не каждым краном вытащишь.

Ну вот стоило ли трудиться, воюя Холодную Войну? Русские решили, что работа не волк, что овчинка выделки не стоит, да и самооправдание подоспело, русские говорят, что они устали. Выбитый генофонд, сивка и крутые горки. "Крутой маршрут." Ну, устали и устали, устать каждый может, потом выпили с устатку и не емши, а там цена на нефть, а там стало можно выпивать с роздыхом и с закусью, до работы ли тут. До рыбок ли и до прудов? Да и чего ж не продолжить, до состояния, когда чертей и шмыгающих собак видишь, общество вроде ещё не дошло, оно всё больше по либералам, а взаправду шмыгающих бомжей можно смело не замечать. "Кто не работает, тот не ест!"

Но то русские, им хорошо, за них классики уже обо всём на свете подумали и все рецепты в великой русской литературе прописали. А вот с американцами не так. Хотя классики и у них есть и выпить они тоже не дураки. Но при этом они как трудились, так трудиться и продолжают, не в том смысле, что каждое утро по гудку на работу, это-то понятно, а в том смысле, что как воевали, так и воюют. Изо дня в день. С точки зрения человека русского то, что делают США это какой-то абсурд. Нет, ну в самом деле, войну выиграли, доллары печатают, всю нефть к себе вывезли, что ещё нужно человеку, чтобы встретить старость? Лежи себе теперь на печи, хочешь икорки отведать - отведай, а не хочешь - покапризничай, хочешь - песни пой, а хочешь - поговорки сочиняй, сам про себя, какой ты умный и какие все вокруг дураки.

И одна такая поговорка прямо на язык сама просится, прочёл русский человек в газете, что ему тяжело, взял, да и сбросил с себя полгосударства и стало ему легко, а на американца весь мир свалился, а он не бросает, корячится, ну не дурак ли?

А между тем всю человеческую историю у какого государства ни появится шанс прорваться в удерживающие, так его ничем не удержать, нет таких трудностей, которых оно не преодолеет, и нет такого преступления, на которое оно не пойдёт, и всё это ради того, чтобы взвалить на себя мир. А Мир тяжёл, он гораздо тяжелее камнем пошедшей ко дну космической станции, вес Мира простым умом не представим, в нашей голове ни таких весов нет, ни таких гирь.

И это при том, что тому, кто берётся мир "держать", именно и приходится равновесить непредставимые нами весы такими вот непредставимыми гирями. Вам понятно, какие усилия нужны для того, чтобы привести в состояние равновесия какой-нибудь регион? Ну там, Ближний Восток, например? Если понятно, то попытайтесь представить себе масштаб усилий США, когда в 1991 году на них (неожиданно!) упала тяжесть мира. Если вам это умственное усилие покажется чрезмерным, попробуйте представить себе, что случилось бы если бы в преддверии Первой Мировой неожиданно для Британской Империи вдруг распалась бы и прекратила существование Германская Империя. Раз! - и посыпалась. Опять на Пруссию, Баварию, Бранденбург и прочие нижние и верхние Саксонии без всяких даже и ракет. А вокруг этого разгула демократии и праздника жизни - соседи с соседушками, которые балуются отнюдь не водочкой, вокруг народившихся розовых поросяток - Французская Республика, Австро-Венгрия и Российская Империя. А в удерживающих - Англия. Ну и вот что ей теперь нужно сделать, чтобы сохранить статус-кво? Чтобы и волки с капающей с клыков голодной слюной были сыты и чтобы и семеро поросят остались целы?

А ведь в реальности, начиная Первую Мировую, Франция желала именно этого - она хотела, чтобы Германской Империи "не стало". Предположим, что Франция добилась своего, Германия рассыпалась, но ведь тогда, чтобы соблюсти то, что гораздо позже стали называть power balance, удерживающему волей неволей пришлось бы разобрать и бывших соседей сгоревшего калабухинского дома - Австро-Венгрию и РИ. А там и до Франции неминуемо очередь бы дошла, кто бы ей на тризне пановать позволил? Теоретически такой исход с "убийством всех" был бы Англии на руку, но где ей было силы взять на разбор четырёх Империй вкупе с колониями и сферами влияния? И как прикажете контролировать новый мировой порядок? Как печально заметил по окончании Тегеранской Конференции Черчилль: "Неожиданно выяснилось, что мы, в сущности, маленький народ." Что да, то да, англичане не китайцы.

И ведь приведённый пример это пример всего лишь Европы, а в 1991 году речь шла о всём Земном Шаре. Сброшенная СССР с плеч тяжесть немедленно рассыпалась на множество маленьких и очень лёгких кускочков, а желающих поживиться было пруд пруди.

Что бы вы сделали?

Подозреваю, что вы и сами не знаете. А вот что сделало государство США - в начале 1991 года видя, в какую сторону после разрушения берлинской стены начинают "течь" события, американцы выбили дробь на барабане войны и, спроворив коалицию, помогли бедному кувейтскому народу. В январе 91-го началась так называемая hundred hours war или "сточасовая война" или "операция Буря в пустыне". В коалицию вошли 34 государства, в том числе десять европейских, США под предлогом освобождения Кувейта и якобы желая крепко ударить по саддатчине, сконцентрировали у границ Ирака группировку численностью более семисот тысяч военнослужащих, более полумиллиона из которых были военнослужащими армии Соединённых Штатов. Посмотрите на карте, где находился этот кулак. А второй в это время оставался там, где ему и положено было быть - в Европе. США страховали себя на случай непредвиденных событий в СССР, а вы, наверное, до сих пор думаете, что вся эта катавасия затевалась из за какого-то Саддама Хуссейна, которым всего навсего сыграли точно так же, как уже на вашей памяти сбросили мелкую карту, на рубашке которой был изображён полковник Каддафи.

"Буря в пустыне" закончилась до неприличия быстро, американцы сами не ожидали, что Ирак (который "на бумаге" имел четвёртую армию мира) поднимет лапки через сто часов после начала военной операции. С государствами-клиентами всегда так, они всё надеются на кого-то, а когда надежды не остаётся, они начинают надеяться на ООН. (За неделю до начала "Бури" на переговорах в Женеве министр иностранных дел Ирака Тарик Азиз грустно сказал Джеймсу Бейкеру: "If we still had the Soviets as our patron, none of this would have happened, but we don’t have a patron anymore." Лично я думаю, что Бейкер тоже не слишком радовался тому, что у Ирака больше нет "патрона", так как в последующем американцам пришлось самим тащить ещё и этот чемодан.)

Ну, а поскольку "Буря" отбушевала чересчур уж скоренько, а дела в СССР пошли вразнос, то в следующем году в Европе ("вы только подумайте! - восклицали прекраснодушные идиоты, - в Европе, в колыбели цивилизации!") вспыхнули военные действия в Боснии. Началась "война за югославское наследство". И длилась она почти четыре года, и всё это время у европейцев были связаны руки, они просто напросто не могли игнорировать войну в своём собственном мягком побрюшье и, хочешь не хочешь, но отдавали ей все свои усилия, которые они с гораздо большей пользой для себя могли приложить где-то на стороне.

Так что и здесь дело было не в боснийцах, и не в сербах с хорватами, nothing personal, им всем просто не посчастливилось с местом проживания, а также с тем, что они маленькие и слабые. Правда, глядя на "постсоветское пространство", трудно отделаться от впечатления, что быть большими и сильными тоже нравится далеко не всем.

89

"Развал СССР это крупнейшая геополитическая катастрофа двадцатого века" - эти слова второго президента Российской Федерации слышали все. И насчёт катастрофы сказано абослютно точно. То, что произошло это самая настоящая катастрофа. И то, что катастрофа эта крупнейшая, тоже правда. Только туманное слово "развал" тут ни к селу, ни к городу. Констатация случившегося по-настоящему должна звучать так - "поражение СССР в Холодной Войне это крупнейшая геополитическая катастрофа двадцатого века".

"Крупнейшая катастрофа века" подразумевает и соответствующий веку масштаб. И масштаб этот грандиозен. Человечеством, "массовкой", он просто непредставим. Это так же, как обычный человек не в силах представить себе вес Земного Шара. В википедии можно узнать, что Земля "весит" (смешное в данном контексте слово) 5.9722 x 10 в двадцать четвёрной степени кэгэ. Сколько это? Ну, понятно, что много, понятно, что "тяжело", но насколько это "тяжело" тяжело? Тут тугой мешок риса из магазинной тележки в багажник переложишь и за поясницу возьмёшься, а шар под ногами знай себе крутится всеми своими в двадцать четвёртой степени килограммами и где взять тот багажник, что его вместит? Про голову и говорить нечего.

Но это наша с вами голова, она маленькая. А вот у государства голова чуть побольше и извилины в ней тоже есть. Во всяком случае их хватает на то, чтобы отвлечь нас от реальности. Отвлечь от "подоплёки событий". "Много будете знать, скоро состаритесь." А мы и без того старимся быстро и лишние морщины нам ни к чему, даже если они покрывают поверхность данных нам Богом двух полушарий. Так что государство, считай, нам навстречу идёт, закачивая в нашу бедную голову всякую чепуху с тем, чтобы морщинки на нашем мозгу разгладить. Меньше знаешь - крепче спишь. У телевизора.

Ну, а теперь - о реальности. И о величайшей геополитической катастрофе.

США, ведя Холодную Войну, никак не рассчитывали на то, что произошло, на то, чему мы все свидетели. ХВ мыслилась как война затяжная, как война на изнурение, ХВ не была той войной, судьба которой решается каким-то одним генеральным сражением, не говоря уж о том, что ХВ была классической Мировой Войной в том смысле, что велась она глобально. В этом месте я не могу удержаться от очередного отступления. Большой Брат не иначе как по причине извечно присущего ему человеколюбия наряду со всякими нехорошими мыслями не позволяет нам думать и мысль о войне. Может, и правильно, а то мы, чего доброго, до чёрт знает чего додуматься сможем. И одно лишь то, что нам позволено узнать, что война бывает не просто войной, но ещё и Холодной, было со стороны государства попущением, граничившим с преступным либерализмом, которому, спохватившись, ходу не дали, что видно хотя бы по состоянию умов, которые, даже и узнав про Холодную Войну, не догадываются, что она, как и любая война, неизбежно заканчивается выигрышем для одних и проигрышем для других.

Пущенная в эту сторону мысль тут же забегает в следующий лабиринт: люди, не понимая, что такое война (они, бедные, много чего не понимают) "не видят" полностью и картины той же Второй Мировой Войны (про Первую, "Великую", даже и не говорю). А ведь мы, пытаясь рассматривать WWII не в частностях, а "целокупно", ничего в ней не поймём, если не будем принимать во внимание следующее очень важное обстоятельство - США были единственным государством участником Второй Мировой кто вёл борьбу на два фронта одновременно и победил. Это было чрезвычайно рискованно, но США на этот риск осознанно пошли и выиграли.

Второй победитель, СССР, воевал на один фронт. Советский "второй фронт", дальневосточный, открылся только после того, как был "закрыт" фронт западный.

Британская Империя изначально попыталась воевать на два фронта, но после потери Сингапура английский "второй фронт" рухнул и это было началом конца the Empire on which the sun never sets.

На один фронт воевала Япония, но не выдюжила даже и одного "тихоокеанского театра".

И особняком в этом ряду победителей и побеждённых стоит Германия (здесь лучше будет сказать "Европа", но отдадим дань традиции, согласно которой вот уже более шестидесяти лет в наших головах старательно затушёвывается то, что в действительности США, СССР и БИ воевали не с Германией, а с континентальной Европой.).

"Особняк" заключается вот в чём - два американских фронта, или фактически воюемые одновременно "две американские войны" были войнами одинаковыми, войнами одного "типа", с точки зрения Америки "война с Японией" и "война с Германией" практически друг от друга не отличались. Точно так же и для БИ "война на европейском театре" и "война на дальневосточном театре" тоже были войнами идентичными. Точно так же и для Германии в Первую Мировую "западный" и "восточный" фронты были, вообще-то, двумя войнами, но при этом войнами одинаковыми, разница была только в масштабе, но не в "сути".

Так вот во Вторую Мировую Германию вынудили ("заставили") мало того, что воевать одновременно две войны, но при этом ещё и две разные войны. Война на восточном фронте с Россией и война в Северной Африке были совершенно разными войнами, требовавшими всего-всего-всего разного. И при этом Германия была поставлена в положение, в котором она вынужденно воевала эти разные войны одновременно. Если образно свести государство к личности, то можно сказать, что личности по имени Германия, для того, чтобы воевать, по ходу дела требовалось расщепляться, раздваиваться. "Сходить с ума."

Для доходчивости - пример. Поскольку мы, иллюстрируя поединок государств в Холодной Войне, уже прибегали к спортивной тематике, то пустим-ка ещё раз в ход боксёрский бой. Итак - WWII и боксёр по имени США, дерущийся одновременно с двумя другими боксёрами. Левой рукой с одним, а правой рукой с другим. Это очень опасно, это очень трудно, но при этом США, боксируя, имеют дело с двумя боксёрами, тоже дерущимися по боксёрским правилам. Так вот Германию поставили в положение (выставили на бой), в котором она была вынуждена левой рукой драться с боксёром, а правой рукой бороться с борцом, пользуясь одной рукой по боксёрским правилам, а другой только и исключительно по правилам классической борьбы. "И ни ни!"

И долго так могла Германия (Европа) выдержать? И главная трудность для Германии была именно в этом, а вовсе не в примитивно понимаемых "ресурсах". А главная трудность для противников Германии (Европы) была в как можно более долгом удержании Германии на "ринге". А потом…

Потом? Что потом?

"А потом суп с котом."

90

Мы все живём в последние времена. "Последний парад наступает." Страшно? Да страшно, конечно, ещё бы не страшно. Но человек боится столько, сколько существует человечество, а оно всегда живёт в последние времена, одно поколение со своим последним временем уходит, а там - глядь! уже и смена готова и бросается она очертя голову в своё собственное последнее время и несть этим последним временам числа. Хотя самое-самое последнее время когда-то, да придёт, мы все об этом знаем, сколь верёвочка ни вейся, но пока что виться она вьётся, завивается и кончика не видать, но люди боятся всё равно и винить их в этом трудно, слаб человек, труслив.

И потому предпочитает он реальности не видеть. Желательно - в упор. И наше предпоследнее время такую возможность ему даёт, не было ещё времён когда между собою и реальностью можно было бы нагородить такие красочные завалы высотою до небес. Хорошо ли это? Ну, как и всё в нашем мире - когда хорошо, а когда не очень. Дело только в том, что иллюзией, как бы хороша она ни была, можно прикрыться раз, можно другой, бывают такие одарённые люди, что умудряются, пользуясь складками местности, перебегать от иллюзии к иллюзии, но жить перебежками нельзя и реальность кому раньше, а кому позже, но о себе напомнит, реальность - она такая. И если кому-то кажется, что в иллюзии "вставание с колен + мы всех порвём" содержится некая модернизационная новизна, то это не так, иллюзией этой в мире пользовались множество раз, и в России такое тоже было, да и чего только в России не было, был там ОСОВИАХИМ, значки, прыжки с вышек, полёты во сне и наяву, в противогазах и без, танчики с танкетками и планеры с самолётиками, и шапок большой запас загодя готовили и песню дружную запевали про "оборону крепим мы недаром! и на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом!" И только певуны шапки с себя поснимали и размахнулись молодецким замахом, как столкнулись они в чистом поле с Вермахтом. Столкнулись с реальностью. И понадобились миллионные (в самом прямом смысле - миллионные) жертвы, чтобы русский человек понял, на каком он свете обретается.

Точно так же не хотят замечать реальность и сегодня. А она, между тем, интересна до чрезвычайности. Мы живём в реальности, которой до сих пор не существовало, это ещё не прожитый и не осмысленный опыт человечества. Вот уже двадцать лет оно существует в однополярном мире. А это - качественно новое состояние "мира", произошёл эволюционный скачок, фактически произошла мировая революция, изменившая вообще всё, но люди мира умудрились её не заметить. Или вернее будет сказать - они не захотели её "замечать".

Сразу, в начале 90-x прошлого уже столетия, "по горячим следам" поражения СССР такое нежелание было объяснимо, никто не знал, что произойдёт дальше, а неизвестность страшит, и именно поэтому все (все в широком смысле, все как "человечество"), упорно отворачиваясь от буквально бьющей в глаза реальности, с упоением принялись переживать иллюзию обретённой "свободы". Но пыль после обрушения прежнего мироустройства начала оседать уже лет десять назад и, казалось бы, пришла пора не только как-то осмыслить произошедшее, но и что куда важнее - проговорить его словами, придать прекрасному новому миру общепринятый "образ". И главный интерес нашего с вами исторического момента в том, что никто даже и не пытается этого делать.

То, что облечь мир в словесную "форму" не торопятся "все остальные", понятно. Они прямо заинтересованы в "бесформенности". Но гораздо труднее понять почему никаких усилий в этом направлении не предпринимает единственный на сегодня "полюс". Тем более, что попытки осмысления делались, и в США даже несколько очень хороших книжек на эту тему вышло, однако книжки эти остались достоянием таких же высоколобых особей, как и написавшие их авторы, но вот в том, что мы называем "пропагандой" как ничего не происходило, так ничего и не происходит. Пропаганда упорно делает вид, что ничего особенного в нашем подлунном мире не случилось.

Вчерашний мир канул в небытие, "Мир умер, да здравствует Мир!", но при этом все делают вид, что на троне сидит старый король. И король новый такое положение изо всех сил поддерживает. США старательно сохраняют все атрибуты канувшего в небытие мира вчерашнего.

Вроде ООН.

А ведь эта организация никак не отражает сегодняшнюю политическую реальность. По итогам Первой Мировой была создана Лига Наций, по итогам Второй Мировой ООН, теперь миновала Холодная Война, мир существует на совершенно других началах (и других, так сказать, концах), однако ООН продолжает изображать бурную деятельность, хотя вся эта суета оставляет что-то вроде кругов на воде действительности, глубину не волнуя ни в малейшей степени.

Истинное место ООН было продемонстрировано миру когда США вторглись в Ирак не то, что не заручившись резолюцией Совета Безопасности, но и даже вопреки противодействию трёх из пяти членов Совета в лице Франции, Китая и РФ. ООН сегодня существует только и исключительно благодаря доброй воле (и деньгам) США.

Положение граничит с абсурдом, в Совете Безопасности заседает РФ, являющася осколком проигравшего Холодную Войну государства, а Германии, не только фактически, но и формально (как члена НАТО) оказавшейся в числе победителей, там нет. И это при том, что Германия в любом, каком ни возьми, смысле, ещё и гораздо "весомее" РФ.

Если раньше, во времена Холодной Войны, ООН имела смысл как арена "легального" противостояния "систем" и действительно оказывала влияние на мировые дела, то сегодня обычный человек любого государства мира, будучи остановлен на улице, наверняка даже не назовёт имя Генерального Секретаря ООН. А ведь ещё на нашей памяти дипломатические баталии приковывали всеобщее внимание, а имена У Тана или Курта Вальдхайма были на слуху далеко не одних только газет. Ныне же чем-то реальным занимаются только некоторые подразделения ООН, оказывающие гуманитарную помощь или спасающие памятники архитектуры. Не все, правда. Не все подразделения и не все памятники.

В ООН сегодня 193 (!) государства, в подавляющем своём большинстве не могущих определять свою собственную судьбу, но при этом делегаты этих псевдо-государственных образований имеют возможность (во всяком случае теоретически, а иногда, к сожалению, и практически) оказывать влияние на судьбы мира. Помимо прочего ООН превратилась в орган, который, благодаря своему заложенному не сегодня, а позавчера международному статусу может в той или иной степени связывать руки США. А США когда позволяют себя иллюзорно связать, а когда и нет. Даже и иллюзорно.

В этих условиях американцы оказываются заинтересованы уже не в иллюзорной, а в самой что ни на есть реальной дискредитации ООН. Это обстоятельство непременно следует иметь в виду, когда вы слышите о том, что то или иное их предложение получило или не получило поддержку в Совете Безопасности. Главный интерес Америки не в поддержке той или иной их позиции, а в демонстрации "неэффективности" ООН. "Чем хуже, тем лучше." ООН своими действиями сама должна усугублять абсурд ситуации, чем она, вообще-то, и занимается.

Миром правит сила, а ООН организация бессильная. Сила ООН в силе государств, являющихся её членами, а кто из них сильнее всех понятно всем. И этому самому сильному нужна либо глубокая реорганизация ООН (что вряд ли возможно), либо создание новой организации на новых, отвечающих реальности началах.

91

В 1992 году, на следующий год после "развала" СССР (шёл себе СССР, шёл, а потом раз! - и рука на ходу отвалилась, а потом - нога, а потом другая, потом - нос, а там и голове черёд пришёл, и всё это естественнейшим образом получилось, само собою, со всеми так, кого ни возьми, развал же, ничего удивительного, наоборот - счастье-то какое, вон на отвалившейся руке пальцы шевелятся, а если на пальчики ещё и маникюр навести так и вовсе будет зашибись), итак, в 1992 году, на следующий после развала СССР год в США произошла утечка. Информации, вестимо. С некоторых пор некоторые государства страсть как полюбили подавать друг другу сигналы не по официальным каналам, что худо бедно, но - обязывает, а посредством "утечек", которые никого ни к чему не обязывают вообще никак. Утечка же, вы чего? Нажал ручку унитаза - течёт, отпустил ручку - течь перестало. "А? Что?! Где я?!" Да ничего. Всё на месте. Вам что-то привиделось. И послышалось.

В данном, 92-го года образца случае вода нашла дырочку и из дырочки вытек секретный документ под названием Defence Planning Guidance. Документ этот являлся составленным на грядущую, 1994-99 пятилетку, планом действий, задающим цели и приорететы министерству обороны. Из утечки можно было понять, что через год после "развала" СССР США поняли ("осознали"), что они не только устояли на ногах, но и что им удалось удержать мир, и что теперь, переведя дыхание, можно набросать планчик на будущее.

Если свести содержимое утечки к одной фразе, то выглядела бы она следующей декларацией - "государство №1 хочет остаться государством №1".

Точно так же и главная мысль документа была чрезвычайно проста: "Our first objective is to prevent the re-emergence of a new rival." ("Нашей главной целью является недопущение появления нового глобального соперника.")

"Мы продышались, мы прокашлялись, мы себя общупали-обхлопали, мы убедились, что руки-ноги наши на месте, оглядевшись, мы нашли, что мы там, где мы, и мы увидели, что вы там, где вы, и мы хотим, чтобы и впредь мы оставались там, где мы, а вы оставались там, где вы. Is it clear?"

Поскольку любая игра должна вестись по каким-то правилам, то документ постулировал и принципы будущего мироустройства в виде так называемых grand-strategic rules. Первое же правило бросало мировому сообществу кость с тем, чтобы это самое "сообщество" успокоить. Правило номер один - shape a "new order" that would protect interests of potential competitors ("мир должен быть обустроен образом, защищающим интересы наших потенциальных конкурентов").

Как само правило, так и то, что оно шло первым, свидетельствовало о трезвости, расчёте, да и просто было разумным. Каждый оставался при своём, каждый получал право на свой кусок пирога. Тем самым снижалась возможная послевоенная агрессивность. Те, что послабее, тут же вздохнули с облегчением, те, что посильнее, с сожалением, но и они были вынуждены признать разумность решения хотя бы на первых порах придерживаться сложившегося статус кво.

(В этом месте следует понимать, что каждый следующий "удерживающий мир" учитывает опыт предшественника. Так Британская Империя, наученная сыном трудных ошибок Франции, отказалась от каких бы то ни было попыток территориальных приобретений в континентальной Европе, каким бы заманчивым это ей временами ни казалось. Как было сформулировано англичанами - "Франция, начав присоединять территории соседей, оказалась перед неизбежной необходимостью вновь и вновь воевать с тем, чтобы либо защитить приобретения последней войны, либо чтобы отвоевать назад потерянное в последней войне." Именно по этой причине англичане изобрели такое понятие как "интервенция", что позволяло им вмешиваться в континентальные "дела", но при этом дела эти как были, так и оставались континентальными, не превращаясь в дела внутрибританские.).

Правило второе - США должны уделять первостепенное значение состоянию дел так называемых "индустриальных" наций с тем, чтобы те не могли бросить "технологический вызов" США.

Правило третье - США должны поддерживать свою военную мощь на уровне, который никому не позволит менять по своему усмотрению конфигурацию конструкции мира не только в глобальном смысле, но даже и регионально.

Чтобы лучше понимать, что значат второе и третье правило, необходимо осознать следующее:

Государство США (его "голова") считает, что остальной мир в технологическом смысле отстаёт от Америки примерно на двадцать лет. Точно так же государство США учитывает то, что в мире и с миром может произойти что угодно. Так вот в случае каких-то непредвиденных обстоятельств вроде небывалого кризиса в неких неизвестных человечеству по предшествующему опыту формах, или резкой перемены климата, или всемирной эпидемии неизвестной болезни, или "метеорита", словом, неких events outside of human control, чего-то такого, что в Америке называют Act of God, США не только оставляют за собою право, но и создают для себя возможности уйти в изоляцию. В случае чего они смогут опустить между собою и остальным миром "железный занавес".

И они заранее готовы к тому, что на протяжении некоего периода они не смогут "прогрессировать", они готовы к тому, что будут вынуждены довольствоваться тем, что у них есть на сегодняшний день, "сейчас". Так вот даже и в этом случае внешний мир выйдет на нынешний американский "уровень" только через двадцать лет или, говоря иначе, только через двадцать лет мир сможет Америке угрожать. Двадцать лет это примерно смена поколения. Америка загодя создаёт себе возможность двадцатилетней жизни в изоляции, эти двадцать лет будут "временем на раздумья", временем, когда можно будет принять то или иное решение обдуманно, без спешки, без оглядки на внешнее давление, временем на подготовку к новому рывку.

Если смотреть на новейшую историю под этим углом, то получают рациональное объяснение и "бессмысленные траты на гонку вооружений". Это набившее оскомину ещё с советских времён пропагандистское клише неверно хотя бы потому, что государство США не делало и не делает ничего "бессмысленного". А гонка вооружений оправдывала себя уже тем, что подхлёстывала технологический прогресс.

И когда мы говорим, что живём в новом мире, то это в самом буквальном смысле так. Наш сегодняшний мир нов. Нов хотя бы потому, что до сих пор известные нам "держатели" в лице Испании, Франции и Британской Империи использовали все выгоды своего положения для жизни в настоящем, но не так со США, которые не только по дороге к вершине, но и оказавшись там, тратили и продолжают тратить невообразимые и обычным человеком непредставимые средства на "прогресс" вообще и на "армию" в частности.

Америка первое в истории государство, которое на то, что можно исчислить, покупает то, чего ни измерить, ни исчислить нельзя. Америка за деньги покупает будущее.

Она покупает Время.

92

Прежде чем двинуться дальше, подобьём промежуточный итог куску из нескольких предыдущих главок, сделав несколько более или менее очевидных выводов:

В нашем мире нет гегемона, так как гегемонизм умер тогда же, когда умерла Британская Империя. Гегемонами не были и США с СССР в ещё не забытый нами период двуполярья, хотя мир по инерции ("по старой памяти") продолжал обвинять обе сверхдержавы в стремлении именно к этому - гегемонизму. Должен сказать, что ни объективной оценки, ни отстранённого ("холодного") исследования двуполярного мира не существует, очевидно по причине недавности и идеологической злободневности, заставляющей победителя демонизировать проигравшую сторону, чего мы не наблюдаем при попытках исследований реальной борьбы за место мирового гегемона в XVIII или XIX веке.

Нынешнее же, сиюминутное положение выведено из поля зрения человечества вообще. И виновата тут не чья-то злокозненность, а очевидная неспособность массового сознания "видеть" то, что находится у него по носом. Реальность, будучи поднесённой слишком близко к глазам, попадает в слепое пятно и расплывается. Мы с вами, как и наш глобальный "со-временник" ещё не успели осознать, что уже каждая из сверхдержав была "больше", чем гегемон, государство же США переросло это понятие настолько, что по прошествии некоторого времени человечеству понадобится придумать какой-то новый термин для обозначения "знака времени", под которым мы живём.

Попытки изобрести такой термин предпринимались, так Юбер Ведрен называл феномен США начала XXI века hyperpower, а Йозеф Йоффе - uberpower, однако в массовом сознании эти обозначения (во всяком случае пока) не прижились. Следует понимать, что "гегемонизм", как это понимается сегодня, представлял собою такую форму доминирования одного государства, при которой прямое, "военное" давление было не только не единственным, но даже и не главным. Недаром во времена классического гегемонизма появилось такое понятие как "сфера влияния", причём под "влиянием" подразумевалось вовсе не влияние "солдатским сапогом", "сапог" был иногда необходимым, но всё же подспорьем.

На первый план военная сила выходила только при попытках либо расширить свою сферу влияния, либо как ответ на чужое посягательство в отношении своей сферы влияния. Кроме того, как уже рассматривалось нами повыше, в эпоху классичесого гегемонизма государство-гегемон, каким бы сильным оно ни было, было не в состоянии в одиночку противостоять коалиции объединившихся против него государств, а поскольку такие попытки предпринимались раз за разом, то и гегемон был вынужден в ответ сколачивать свои собственные коалиции, причём состав коалиций напоминал тасующуюся колоду карт, а это, в свою очередь, привело к необыкновенному усложнению такой составляющей "силы государства" как дипломатия.

(Поскольку жизнь эволюционна, то и "мир" как мы его понимаем, тоже эволюционно растёт, переходя на всё более высокие уровни и в этом смысле любопытен опыт англичан, которые первыми в череде гегемонов подошли к гегемонии творчески, как к искусству, как к игре и первыми же осознанно и осмысленно начали в любом конфликте поддерживать слабейшую сторону. И это при том, что "старый" опыт учил объединяться с сильнейшим, чтобы "съесть" слабейшего, что было не только гораздо легче, но зачастую и гораздо выгоднее в смысле материальном, в смысле "трофеев". Поддержка же слабого не только требовала гораздо больших усилий, но и была куда более "затратна" в том числе и в смысле крови, зачастую своей собственной, но зато это позволяло ослаблять сильного, могущего в дальнейшем стать соперником и бросить вызово гегемону. Английскую политику периода гегемонии Британской Империи можно свести к следующему постулату - "трудная, затратная, вязкая и на первый взгляд невыгодная тактика при неизменно выигрышной стратегии.").

Время коалиций ушло в прошлое вместе с наступлением эпохи двух "сверхдержав", создавших застывшую, "статичную" картину мира. Это позволило на протяжении сорока лет избегать мировой войны в горячей форме, сверхдержавы напоминали вошедших в клинч боксёров, которые, сопя и тужась, не наносят противнику ударов, а - "связывают", пересиливают друг друга. Сегодня очевидно, что такое "пересиливание" мыслилось очень долгим, тем более, что на ринге не было судьи, который бы крикнул break! и развёл боксёров по углам. Приметами эпохи стали realpolitik и "мирное соревнование систем", закончившиеся тем, что один из боксёров неожиданно для зрителей вдруг без видимых причин и не пропустив удара упал и на счёт "десять" не поднялся.

В результате США из "сверхдержавы" превратились в нечто даже и большее. Если прибегнуть к образам минувших дней, то США не только не гегемон и не только не сверхдержава, то-есть не только не государство, которое по тем или иным показателям сильнее других государств, но США это государство, которое сильнее любой мыслимой коалиции государств в любом мыслимом составе.

В истории такого ещё не было. Аналогов миру, в котором мы живём, нет. Соответственно, и опыта жизни в таком мире ни у кого нет тоже. Последний раз подобное положение (причём, замечу, меньших масштабов) создалось после Первой Мировой Войны, когда фактически было сменено лицо мира, Первая Мировая, которую принято называть мировой бойней, была спрятавшейся за войной мировой революцией.

И вот что ещё:

Гегемонизм это не просто доминирование одного из государств планеты, а это форма империалистического доминирования. И когда мы говорим, что аналогов сегодняшнему миру нет, то нет аналогов "прожитого опыта", но вот опыт "писаный" есть. Мир, в который мы уже одной ногой вступили, это мир Рима, современный мир гораздо больше, гораздо сложнее, но вот матрица у него всё та же - матрица мира как Рима.

И только в этом контексте становятся понятны слова президента США Билла Клинтона насчёт американцев как "незаменимой нации мира".

"Because we remain the world’s indispensable nation, we must act and we must lead."

Все сменявшие друг друга "удерживающие" конструкцию мира, рассматривали своё положение как данную свыше миссию. "Над"человеческую миссию. И высочайшую ответственность. Перед собою, перед миром и перед Богом. Начиная со времён Испании, нёсшей миру "свет истинной веры" и заканчивая сегодняшними США, которые "… must continue to bear responsibility for the world’s leadership."

То, что империализм открещивается от империализма и притворяется борцом с чужими "империалистическими пережитками" это всего лишь дань сегодяшней пропаганде и дню вчерашнему, когда сверхдержавы обвиняли друг друга именно в том, к чему стремились сами, миру никак не уйти от Империи по той простой причине, что Рим умрёт только вместе с христианством, а христианство никуда с нашей планеты не денется до дня Страшного Суда.

В это можно не верить, но не принимать этого в расчёт нельзя, так же, как и толковать наш мир в терминах "денег", "ресурсов" и "цен на нефть" есть недопустимое для слабой стороны упрощение, поскольку оно позволяет сильной стороне прятать свои истинные намерения.

93

А теперь давайте немного тему углубим, погрузимся в неё, поиграем с выражением balance of power. Что это такое? Что такое "баланс" понятно всем, вот вам картинка, ни капли не кубическая:

Девочка, шар, баланс.

- Девочка-девочка, а как ты это делаешь?

- Легко!

И ей и в самом деле нетрудно, девочки, они такие, девочки балансировать умеют, их жизнь заставляет.

А если девочка не только не девочка, а даже и не мальчик, тогда как? А если девочка не только не девочка, а даже и не человек? Если на шаре - государство? Не ручки, не ножки и не цыпочки, а ручищи и ножищи? И линкоров утюги? И если шар не шар, а Шар Земной? И крутится он вокруг своей оси и вкруг Солнца? Попробуй тут, побалансируй. Да ещё тем балансом, под которым понимается вот что:

Balance of Power - distribution of power in which no single nation is able to dominate or interfere with others - "распределение[8] при котором ни одна нация не может доминировать или вмешиваться в дела других наций."

Под power же подразумевается не что-то одно, слово это многосмысленно, к великому сожалению в русском языке напрочь отсутствует столь же многозначное выражение, которое бы одним словом описывало жизненно важный для государства (а значит и для каждого из малых сих) феномен. Power - это сила (vigour), это могущество (might), это способность (ability), это власть (control), это полномочие (authorization) и это государство (State). Ну и ещё это энергия и ещё это математическая степень. В квадрате там. Или в кубе. Не в шаре. Power любит себя в степень возводить, этого у неё не отнять.

Вот чем приходится нашему прикидывающимся тоненькой уняняшей государству балансировать, power это вам не игрушки. Но самое интересное в расшифровке значения словечка power это даже не содержащиеся в этой матрёшке смыслы, самое интересное слово во фразе "distribution of power in which no single nation is able to dominate or interfere with others" это слово distribution. "Распределение."

Если у нас имеется распределение, то непременно должен быть и тот, кто распределением занимается.

Если есть хлеборезка, то должен быть и хлеборез. А если его не будет, если хлебное дело пустить на самотёк, то миролюбивые nations мира такими ломтями буханочку нарежут, что будьте покойны. "Кто смел, тот и съел!"

И по той немаловажной причине, чтобы смелые ели не столько, сколько они осмелятся съесть, как и для того, чтобы ели не только смелые, человечество на каком-то этапе не так головой, которая у почти всех людей имеется для того, чтобы именно кушать, как задним местом сообразило, что в несовершенном нашем мире нужен тот, кого мы по ходу этих заметок называем "удерживающим". Нужен тот, кто будет заниматься распределением power, нужен тот, кто будет балансировать чрезвычайно сложную и очень хрупкую конструкцию действительности. Нужен "хлеборез".

И вот за это завидное местечко и идёт борьба между сильными мира сего.

И как эта борьба складывалась мы можем с той или иной степенью отчётливости остледить лет на четыреста назад, срок достаточный, чтобы хотя бы в первом приближении понять что к чему. Who is who. Как понять и то, что последним известным нам этапом этой непрекращающейся мировой войны была Холодная Война. Это-то понять несложно, гораздо сложнее понять умосостояние русского человека, который в массе своей пребывает в полной уверенности, что Россия в Холодной Войне воевала не за какие-то там коврижки, а исключительно с благородной целью победить США, после чего можно было бы с чистой совестью залезть на печь, предоставив мир самому себе. И что каждый желающий, подходя к оставшейся бесхозной буханке будет ниточкой отрезать себе от неё то, что ему "по норме отпуска" полагается, тютелька в тютельку, а как же! То, что борьба шла за место мирового жандарма и что в случае победы России пришлось бы этим жандармом стать, русское сознание не приемлет категорически, не любит русский жандарма, не любит, и всё тут. А любит он шансон. А отрезанная хлеборезом нынешняя пайка кажется ему чёрствой и невкусной. Маленькой. Широк русский человек.

Но вернёмся к балансированию на шаре. Посмотрим, в чём оно заключается.

Пример:

Есть у нас государство Иран. Проживающие в РФ дорогие россияне вот уже лет пятнадцать, если не больше, ждут, когда же американцы на Иран нападут. Ждут с неприличным нетерпением, чуть ли не со сладострастием. "Терпежу уже никакого нет!" Иногда даже думаешь, да нападите уже в конце-то концов, ну сколько же можно людей мучить, дайте миллионам россиян с облегчением вздохнуть, но я эти мысли от себя гоню, как только представлю русскую голову, на десятилетие вперёд забитую иранской жвачкой так же, как всё минувшее десятилетие она была забита иракской. А вопрос, между тем, интересен. Может ли Америка напасть на Иран? Как выражаются интеллигентные люди - "в принципе"? Ну, в принципе может, конечно. Может завтра. Может через десять лет. А может вообще никогда не нападать. Это дело такое.

Но в любом случае, что возможного "нападения", что наоборот, нужно представлять себе "мотив", а для этого нужно мысленно представить себя в "блатной должности" и прикинуть, чем может руководствоваться наш нынешний distributor, который выстрадал себе возможность "распределять" power в том ли или другом смысле, или во всех смыслах разом. С точки зрения интересов США ключевым государством в регионе является Саудовская Аравия. Это понятно и в расшифровке не нуждается. Имея саудов "в кармане" вы можете манипулировать ценами на нефть, а посредством цен на нефть вы можете оказывать давление как на потребителей, так и на продавцов "чёрного золота". И сауды послушно идут в фарватере внешней политики США. Со стороны это выглядит так, будто они "заединщики". Друзья не разлей вода. Союзники. "Стратегические партнёры." В некотором смысле это и в самом деле так, интересы саудов и американцев на протяжении последних лет сорока большей частью совпадали. Дело только в том, что государств друзей не существует и всем известно, что добрым словом можно добится многого, но гораздо большего вы добьётесь, если впридачу к доброму слову у вас будет ещё и револьвер. "Big stick."

И каким бы это ни показалось удивительным, но и в случае нерушимой американо-саудовской дружбы такая большая дубинка у США имеется и называется она Иран. Все знают, что в 1973 году разразился "нефтяной кризис", страны ОПЕК ввели нефтяное эмбарго и арабам, которые попытались превратить себя в "силу", удалось достаточно больно укусить пресловутый Запад. В ОПЕК входил и Иран. Правил там шах. Он был человеком неглупым и кругозор у него был соответствующий и вот что он, придя к власти, сделал: сразу после войны все права на добычу нефти в Иране принадлежали англичанам, так вот Реза разделил права на добычу иранской нефти ровно поровну между англичанами и американцами, тем самым столкнув их интересы в Иране и получил таким образом возможность лавирования между США и Англией. Долавировался он до 1979 года, когда в Иране произошла революция. Иранские события были достаточно болезненным поражением Америки и выигрышем европейцев. Однако умный и сильный извлекает пользу даже и из проигрыша, извлекли её и американцы. Иран аятолл немедленно превратился в средство давления на Саудовскую Аравию. Иран как светское государство тоже мог бы играть подобную роль, но очень далеко не такую, как тот Иран, каким мы его знаем на протяжении последних сорока лет. И американцы все эти сорок лет делали всё, чтобы угроза никуда не делась.

Иран не позволил арабам превратиться в самостоятельный "фактор".

Но при этом, как только была создана связка "Иран-сауды", возникла нужда соблюдать баланс. Девочка на шаре, помните? В регионе получились своеобразные "весы", на которые отныне нужно было то подкладывать, то убирать гирьки. И именно в этом контексте следует рассматривать возможность "силовых" действий США в регионе. И они и в самом деле могут понадобиться в случае резкого ослабления одной из сторон.

Последние события в Сирии помимо других привходящих обстоятельств могут иметь своей целью и соблюсти баланс между Тегераном и Эр-Риядом. Когда Сирию "додавят" это сразу же скажется на стратегических позициях Ирана. Так что очень может быть, что американцы посчитали саудов ослабленными арабскими вёснами и теперь дают слабительное и Ирану. Но может быть и наоборот, нам ведь не известна временная последовательность событий, и вполне возможно развитие, при котором, когда Сирию "додавят" и Иран кое какие позиции в регионе потеряет, то придёт черёд Саудовской Аравии и настанет время снять гирьку, другую уже с её чаши весов.

Для того, чтобы узнать какая из этих двух версий верна, нам нужно пробраться в Белый Дом и поприсутствовать на заседании Совета Национальной Безопасности.

Но нас туда не пустят.

94

Нужны ли государству вооружённые силы? Глупый вопрос, правда? Но зато интересный. И мы можем сделать его ещё интереснее, попробовав хотя бы поверхностно разобраться с тем, какое значение имеет армия с точки зрения государства, берущегося обустраивать мир.

Где-то повыше мы уже узнали, что не так даже сила государства, как его power, что трактуется гораздо шире и глубже, чем просто "сила", складывается из множества составляющих. В качестве самых явных, самых "выпуклых" элементов силы мы рассматривали армию, экономику и дипломатию. Вернее, то, что массовое сознание понимает под армией, под экономикой и под дипломатией. Поскольку даже и этих трёх сосен достаточно, чтобы заблудиться, то в лес мы не пойдём, а останемся здесь, на опушке, в пределах уже затронутого нами триединства.

Сразу же, при самом же первом взгляде обнаруживается, что в тройном наборе имеющихся в распоряжении государства инструментов армия инструмент самый "неудобный". Самый "несподручный". Несподручность его вот в чём - если та же дипломатия всегда при вас, примерно так же, как всегда при вас язык, который вы захотели - высунули и кому-то показали, захотели - и стали его за зубами держать, захотели - и что-то длинным языком сказали, а захотели - и стали про себя думать, а языком шоколадное мороженное слизывать, и с экономикой так же, если государство существует, то оно дышит, животом бурчит, потеет и стул у него когда хороший, а когда не очень, ну и кровь там по жилам бежит, желудочный сок выделяется вкупе с жёлчью и вот всё это и называется экономикой. А так как в политическом смысле мир наш (жизненное пространство) населён государствами, которым язык нужен, чтобы друг с дружкой коммуникировать, а дышат, кушают и в туалет бегают они все без исключения, то дипломатия и экономика "по умолчанию" считаются чем-то естественным.

Однако с армией не так.

Уже только для того, чтобы армию иметь, государству нужно хоть какое-то, хоть плохонькое, но оправдание. "Агрессивные соседи", "тяжёлый исторический опыт", "пришельцы" или что-то в этом роде. А уж для того, чтобы армию пустить в ход, вам нужно уже не оправдание, а - ПРЕДЛОГ. И если ваш дипломат может напроситься на приём хоть к папе римскому и консервных заводов у себя вы имеете право понастроить столько, сколько вам заблагорассудится, то уже для военно-морских манёвров вам нужна отработка опыта по борьбе с международным терроризмом, а для того, чтобы стрелять очередями и бомбить с бреющего вам нужны те, в кого можно стрелять и кого можно бомбить, то-есть - сами террористы.

Был антихрист Наполеон, были гунны-немцы, были фашисты, были коммунисты, а как все перевелись, мир вспомнил про террористов. Да и чего ж не вспомнить если они никуда не девались, террористы были всегда, зилоты там, ассассины, гарибальдийцы, анархисты, народовольцы. Нож, яд, гвозди, битое стекло, револьвер и бомба с фитилём. С точки зрения государственных интересов террорист создание в высшей степени полезное, берёшь террориста и хочешь - мечешь им бомбу в государя-императора, а хочешь - той же бомбой в пруд, рыбу глушишь да ухой лакомишься.

И вот в 2001 году от Рождества Христова, когда восторженным без меры человечеством был провозглашён конец истории, действительность вдруг взяла крутенько - произошёл Теракт. "9/11". Что там было и как там было изложено не только в правительственных документах (даже и у меня есть толстенный, на 567 страниц, "9/11 COMISSION REPORT"), но и в многочисленнейших "конспирологических" исследованиях, когда более менее правдоподобных, а когда и откровенно шизофренических. Но вот что до положения, сложившегося в мире после сентября 2001, то там никакой шизофренией даже не пахло. Жертва теракта, государство США получило карт-бланш на применение военной силы там, где оно найдёт нужным и когда оно найдёт нужным.

(В феномене 9/11 есть одно неафишируемое обстоятельство - предположим, что государству, в данном случае США, становится известно, что некая террористическая организация, пользующаяся поддержкой некоего государства или даже группы государств, в чьи прямые интересы входит, чтобы Америка выронила мир из рук, замышляет взорвать в одном из американских городов ядерный дивайс, так называемую "грязную бомбу". Если это произойдёт, то США будут вынуждены на какой-то период переключить всё внимание на внутренние проблемы, предоставив мир самому себе с заранее известными последствиями. Так вот 9/11 сделал подобный сценарий невозможным, теракт был чем-то вроде прививки против оспы, и если уже в наши дни кому-то сверхотчаянному придёт в голову подорвать в Америке "грязную" адскую машину, то это вызовет не шок и не растерянность нации, а наоборот - общенациональный взрыв ярости и требование "покарать", чего бы это ни стоило.).

Но это второе дно, а первым было то, что право на применение силы в военном смысле было делегировано от ООН к США. Америка показала всему миру, что отныне у неё "развязаны руки". Напомню, что мир был этому очень рад. Произошло это потому, что у мира уже был опыт Лиги Наций и мир уже знал, к чему может привести "говорильня". В 2001 году мировая деревня испугалась и "захотела" жандарма. И жандарм себя ждать не заставил. Как образно выразился Йозеф Йоффе в своей книжке Uberpower - "Гулливер оборвал связывавшие его ниточки и выпрямился во весь рост". Недовольные (а таковые имелись), были вынуждены держать язык не за зубами, а гораздо глубже.

Армия у США уже была, а теперь появился и предлог. Демонстрация военной мощи была необходима не только с целью снизить решимость недовольных, но и поднять дух собственных граждан, не очень понимавших почему в первой иракской войне американские военные не довели дело до конца и с этой двусмысленностью следовало кончать. Первым под раздачу пошёл Афганистан. Он стал чем-то вроде разминки, полигона. Немаловажную роль сыграло то, что талибов не было жалко никому, они в этом смысле и сами постарались.

Война в Афганистане началась уже 7 октября 2001 года и американцы немедленно показали товар лицом. Происходившее напоминало голливудский фильм, в котором жители городка на Диком Западе нашли себе на стороне шерифа и тот с первых же шагов старается своими действиями убедить их в правильности выбора. Война с Талибаном продолжалась примерно два месяца, после чего на свет появилась демократическая Исламская Республика Афганистан.

Афганская кампания 2001 года была первой в истории network-centric war или "сетецентрической войной", концепция которой была разработана в середине 90-х. Это была война, которая велась в другом полушарии, что для США не было в новинку, новым было другое - военное снаряжение не складировалось по периметру Афганистана и не скапливалась загодя живая сила. Афганская война была войной "технической", бомбардировщики B-52 совершали round trip с острова Диего-Гарсиа, истребители-бомбардировщики наносили удары с авиансцев в Аравийском Море, крылатые ракеты запускались с находившихся в погружённом состоянии атомных подводных лодок, с воздуха в Афганистан сбрасывались подразделения войск особого назначения. Был создан слаженно действующий механизм, где каждое колёсико было сцеплено с другим, и согласованность действий достигалась ведшейся из космоса разведкой, данные которой доводились до командиров задействованных подразделений в масштабе реального времени. Следует учитывать и произошедший по сравнению с первой иракской войной технологический скачок в применении "точных" (precision-guided) систем оружия и боеприпасов к ним (в первой иракской войне - 10%, в Афганистане до 90%). Этот тип горячей войны даже не требовал наземных баз, небходимое снаряжение доставлялось по воздуху и сбрасывалось там, где было необходимо и тогда, когда это было необходимо. Не понадобились даже союзники. США устами тогдашнего министра обороны Роналда Рамсфелда отклонили предложение о помощи со стороны других "членов НАТО". Отклонение имело причину - США хотели показать на что они способны в "военном смысле" не только миру, но и другим "натовцам".

Необходимо понимать, что те или иные технологические новинки имеют смысл только будучи встроены в "систему", сами по себе очень хороший танк или очень хороший самолёт, или очень хорошая ракета значат немного. Они должны быть "вшиты", "вживлены" в ткань военного организма. И если слаб сам организм, то никакой самолёт ему не поможет. Поэтому ничего, кроме усмешки не могут вызвать призывы продать некое, как любят выражаться школьники "супер-пупер" оружие какой-нибудь стране третьего мира, после чего возможный агрессор отступит, убоявшись потерь. Во-первых, США потерь не боятся, а, во-вторых, любителям клеить танчики и зазубривать опубликованные в газетах-журналах ТТХ тех или иных видов оружия невредно будет узнать, что во время войны в Югославии сербы выпустили 894 ракеты "земля-воздух" и сбили этими почти девятистами ракетами целых два американских самолёта.

Такова реальная, а не газетная реальность.

95

Нам всем скушно. Мы хотим путешествовать, мы хотим погружаться в океанские впадины и восходить на вершины, мы хотим покорять космос. Мы хотим если и не телесно, то хотя бы мысленно отправиться к чёрту на кулички, лишь бы сбежать из обрыдшей до зубовной ломоты действительности. Мы уверены, что нам известен мир, в котором мы живём. И не просто известен, а известен досконально.

Это не так.

Мы с вами не знаем ни черта.

Остаётся утешаться тем, что всего не знает никто. Ну, не совсем никто, конечно, есть люди, которые знают побольше нас, но их очень немного, а те, кого много больше, утешаться и не думают, поскольку даже не подозревают о своём неведении. Они о нём знать не знают и, что гораздо хуже, - знать не хотят. Наверное, так легче жить. Ignorance is bliss, что переводится как "what you don’t know cannot hurt you."

И если вы не знаете, что такое сила государства, то за силу вы считаете какой-нибудь ОМОН. Или "бомбу". А то и вообще некий "валютный запас". А между тем power это нечто другое. Вот вам лично понятно, какая сила должна быть у государства, чтобы воевать через океан стотысячной группировкой? А если стотысячных группировок две? А если группировка одна, но в ней два миллиона? А если вы оккупируете Европу и при этом ведёте горячую войну в другом полушарии полумиллионной армией? А если вы воюете через два океана разбросанными по всему миру восемью миллионами человек? И они у населения яйки-млеко не отнимают, а привозят всё с собой? Вы хотите, чтобы ваше государство было таким же сильным?

Вопрос риторический, конечно. Трудно заставить человека хотеть, если он чего-то не хочет. Но давайте предположим, что кому-то и в самом деле захотелось. Ещё не можется, но уже хочется. Так вот для начала необходимо определиться. "Кто мы, откуда мы, куда мы идём." Необходимо найти хоть какие-то ориентиры. И начать следует вот с чего - мы в массе своей не знаем не только что такое "сила" государства, но мы не знаем и что такое государство, а потому неплохо бы для начала во-первых понять, что мы ничего не знаем, а уж потом, во-вторых, вооружившись нашим незнанием, попытаться в вопрос вникнуть. Для того, чтобы двигаться в любом направлении, нам нужно знать что такое государство, в каком оно состоянии и чего мы от него хотим.

Сразу скажу, что задача эта очень трудная, до деталей мы никогда не докопаемся, многого мы никогда не узнаем, но кое-что, некий необходимый минимум мы при желании вырвать можем. По ходу написания этих заметок мне как-то задали следующие вопросы - "каким таким волшебным образом американцам удаётся выращивать исторически ответственную элиту и как у них получается сохранять преемственность политики? как они смогли наладить стратегическое целеполагание и неукоснительное следование избранному курсу, невзирая на периодическую смену правительств?"

Насчёт инкубатора с яйцами, в которых насиживаются таланты подобно бегемото-коровьевским "ананасам в оранжерее" я сейчас ничего писать не буду, этак целый сериал понадобится, но вот то, как достигается преемственность, выяснить вовсе не невозможно. Для этого нужна такая штука как любопытство, которое заставит вас найти, а потом и полистать всякие старые книжки. И самой лучшей иллюстрацией к теме нам послужит старая добрая Англия. Где-то я уже писал, что для любого человека, интересующегося политикой и историей, Англия это просто кладезь информации, так как по каким-то причинам англичане ничего не прячут и если вам интересно как устроен часовой мехнизм государственности, то Англия будет вам в том подспорьем, ибо похожа она на старые часы со снятой крышкой. На первый взгляд в этом месиве колёсиков и пружинок ничего разобрать нельзя, но это только на первый взгляд. А между тем подавляющее большинство предпочитает второй взгляд даже и не бросать, зачем, всё ведь и так понятно - конституционная монархия, есть законодательная власть - Парламент, есть власть исполнительная - Кабинет, есть царь и бог - Премьер-Министр. Но поскольку Великобритания это старейшая демократия мира, то народ своим волеизъявлением периодически меняет как депутатов Парламента, так и членов правительства, включая туда и премьера, посредством демократических выборов.

Такова внешняя сторона событий, так выглядит самое большое колёсико в часовом механизме и такое положение устраивает абсолютно всех, даже и самих англичан.

Но стоит нам приглядеться повнимательнее и проследить какое колёсико цепляет зубчиками зубчики какого колёсика и какие пружинки заставляют эти колёсики вертеться, а весь механизм слаженно тикать, как обнаруживается картинка другая - большое колёсико прячет за собою колёсики поменьше, но при этом куда более важные.

Возьмём межвоенный период. Это очень интересный период в жизни не только Англии, но и мира вообще. И период этот хорош тем, что он не настолько стар, чтобы стереться в нашей памяти и не настолько свеж, чтобы его забили привходящие злободневные обстоятельства.

Итак, 30-е годы. Все уже знают, что будет Большая Война, все к ней готовятся и потому события 30-х наполнены особым скрытым, но угадываемым смыслом. И вот в это время предгрозовое в Англии всё как в Англии, там на месте конституционная монархия, на месте Парламент с палатами, на месте правительство и на месте же Премьер. Зовут его Стэнли Болдуин:

Потом состоялись демократические выборы и Болдуин уступил место Чемберлену, которого вы хорошо помните, а Чемберлена сменил Черчилль, которого вы помните ещё лучше, потому что "Винни" с тех пор стал чуть ли не всеобщим родственником. Вот они оба два, Чемберлен с Черчиллем:

А между тем, как писал в те предвоенные дни журнал "Тайм", в Великобританию отправилась по своим делегатским делам американская правительственная делегация и встретилась она там с "тремя самыми могущественными людьми Англии." И кто же эта троица? Члены Кабинета? Кто-то из депутатов Парламента? Главы политических партий? Премьер, наконец?

Ответ короток - нет.

Трёх могущественнейших английских политиков звали Уоррен Фишер, Морис Хэнки и Роберт Ванситтарт. Вы этих людей не знаете, но не переживайте, вы не одиноки, массовому сознанию их имена ничего не говорят так же, как и вам.

Вот это Фишер:

Этот человек на протяжении двадцати лет (1919-1939) занимал пост, который существует по сей день и называется Head of the Home Civil Service. Это глава бюрократического аппарата Кабинета. "Секретарь." Мы смело можем назвать его Генеральным Секретарём. У него, правда, нет своей партии, но она ему и не нужна, вместо партии у него есть "влияние" и колоссальный опыт закулисной политической игры. Одновременно с "секретарством" в Кабинете, сэр Уоррен Фишер на протяжении тех же двадцати лет являлся Permanent Secretary of the Treasury, то-есть нёс ответственность за финансовую и экономическую жизнь государства.

А вот это Хэнки:

Любителям клеить танчики без хотя бы заочного знакомства с этим человеком вообще никуда, это ведь именно благодаря ему появились как сам танк, так и род войск под названием "танковые войска".

Начинал Хэнки в военно-морской разведке, очень быстро проявил себя, причём проявил как талантливый бюрократ, был замечен и привлечён к работе таким титаном как Ллойд Джордж, после чего Морис Паскаль Алерс Хэнки уже в годы Первой Мировой был назначен секретарём "Малого" или Военного Кабинета, одновременно же выполняя обязанности секретаря Имперского Кабинета, куда, помимо Кабинета метрополии, входили ещё и представители правительств доминионов и колоний. Был одной из самых важных фигур в Версале. В межвоенный период он неизменно возглавлял секретариат британской делегации на всех международных конференциях. В 1938 году назначен Директором Компании Суэцкого Канала от Британии. В 1939 получил баронский титул. В том же 1939 в качестве консультанта "помогал Чемберлену в подборе кандидатур на министерские посты" (на самом деле фактически формировал правительство Чемберлена), после чего вошёл в новый Военный Кабинет сам в качестве "министра без портфеля".

Ну и последний из трёх, Роберт Ванситтарт:

Карьерный дипломат и двоюродный брат человека, известного миру как Лоуренс Аравийский. Необыкновенно способный человек, так же, как и Хэнки, замеченный политиком очень высокого уровня, в случае Ванситтарта это был лорд Керзон, который сделал его своим личным секретарём. Потом он вырос до секретаря премьер-министра, сперва Стэнли Болдуина, затем Рэмси МакДональда. В январе 1930 года он взлетел в заоблачные выси - его назначили Permanent Under-Secretary at the Foreign Office, занимая каковый пост он должнен был "надзирать" за работой всего дипломатического корпуса Британской Империи. Был непримиримым германофобом и наиболее последовательным противником Германии, настаивая на сколь возможно более жёсткой политике в отношении Рейха. В период заигрывания Британии с Германией в "Мюнхенский" период Ванситтарта отодвинули в тень, создав, тем не менее, для него никогда до того не существовавший пост Главного Дипломатического Советника при Правительстве Его Величества. Был удостоен всех мыслимых наград и дарован баронским титулом.

Написал несколько романов, исторических работ и пять поэм. Сочинённая им в возрасте двадцати одного года пьеса "Парии" ставилась в Лондоне и пользовалась успехом.

В очередной раз замечу, что в среде "государевых людей" в США и в Англии необычайно высок процент людей, литературно одарённых, и это понятно, ведь литературный талант уже сам по себе свидетельствует о наличии гипертрофированного воображения и очевидно стремление американского и английского государств привлекать на службу тех, кто любит и умеет "думать".

Между прочим, Ванситтарт организовал ещё и собственную дипломатическую разведслужбу, крышей которой служила кинокомпания London Films. Кинокомпания была самой настоящей и выпускала самые настоящие фильмы. И среди них такой выдающийся как "Багдадский вор":

Ванситтарт даже, "балуясь", на досуге, который он проводил в своём построенном в XVI веке поместье Денхэм Плэйс, написал стихи к песенке, которую поёт по ходу фильма принцесса, настояв, впрочем, чтобы его имя ни в коем случае не появилось в титрах. Но вернёмся от фильмов к скучной теме устройства госмеханизма.

К чему я веду:

Люди видят то, что они хотят видеть. Вот перед вами два человека, один известен всем, и тогда, да даже и сейчас, другой мало известен тогда и вовсе не известен сегодня:

Это сэр Роберт и Энтони Иден. Смотрящие им вслед люди видят блестящего молодого министра иностранных дел и какого-то "советника", не понимая, что истинным министром иностранных дел Великобритании является как раз тот, кого они принимают за "советника". Министр прячется за "министром". Так хочет государство.

В 1936 году стало известно, что король Эдвард VIII, потеряв голову от любви к страшненькой разведёнке Уоллис Симпсон, не только разговаривает с ней о вещах, о которых ему говорить никак не следовало, но и показывает ей государстенные документы. С этим следовало что-то сделать и сделать немедленно. Так вот обсуждением мер занимались не члены Кабинета, которые вообще не знали, что происходит, не находившийся в неведении Парламент и не главы политических партий. Вопросом, который превратился в угрозу национальной безопасности, занималась троица "самых могущественных людей Британии."

А теперь смотрите - все трое, Фишер, Ванситтарт и Хэнки не занимали выборных постов. Их нельзя было "переизбрать". В государстве был (и остаётся) носитель высшей власти. Сюзерен. Монарх. "Арбитр." И в государстве же была (и остаётся) реальная, "истинная" исполнительная власть. Коллективный "управляющий". Коллективный и НАСТОЯЩИЙ премьер-министр. Тот, кто занимается целеполаганием. И вся эта троица находилась "во власти" двадцать лет, несменяемо. Она занималась "стратегией", она занималась долгосрочным планированием, не оглядываясь на текущие "обстоятельства", справляться с которыми должны были те, кого избирал народ. Избранные правительства, которых за это время сменилось то ли пять, то ли шесть, занимались "тактикой", текучкой.

И такое устройство государства чрезвычайно удобно. Человек, подобный Ванситтарту, слишком государству ценен и его время слишком дорого, чтобы он бросал то, чем он занимается, ехал в Парламент и, демонстрируя остроумие, переругивался там с депутатами. Для этого есть Энтони Иден. И вот он-то и едет, и он-то и переругивается. И все довольны.

И ещё одно - избираемые на выборах политики не только имеют право на ошибку, но их ещё и привязывают к текущей политике государства, ими "олицетворяют" те или иные внутри- или внешне- политические решения, зачастую непопулярные. Те или иные реформы или те или иные международные "договора" обретают физиологический облик реального человека, от которого можно в любой момент избавиться, отправив его в отставку и тем самым продемонстрировав отказ от прежней политики и переход к новой. В давние времена в подобных случаях требовалось отправить прежнего фаворита на эшафот, а сейчас "впавшего в немилость" министра "переизбирают". Налицо смягчение нравов.

И ещё одно. Поскольку "стратеги" стоят в государственной иерархии выше "тактиков", то и отставка вследствие "правительственного кризиса" пусть даже и премьер-министра со всем кабинетом, не сказывается не только на долгосрочных планах, но и на прочности государства, поскольку не затрагивается ни одна из несущих балок конструкции.

Всё, что мы рассмотрели, касается такого открытого, "честного" государства как Англия. Америка по сравнению с Англией государство закрытое. В США мы не видим не только носителя верховной власти, но мы не видим даже и американских аналогов Ванситтарта-Фишера-Хэнки. Мы лишь начинаем догадываться о том, что они где-то есть, когда видим таких политиков как Бейкер или Чейни, чьи угадываемые нами полномочия шире декларируемых. В Америке мы видим только Кабинет и избираемого премьер-министра, который называется Президентом.

96

Эта главка будет короткой и скучной.

Короткой вящей доходчивости для, а скучной оттого, что речь в ней пойдёт о вещах докучных.

Например, таких:

Вот вы узнали о том, что в английском государстве, которое ружья кирпичом не чистит, существовали люди вроде Ванситтарта-Фишера-Хэнки (подобные им люди существуют и сегодня), кроме того, вы узнали, что люди эти отнюдь не прячутся сами и не прячутся государством, "рученьки-то - вот они!", ручки - на виду. Не особо выпячивается их место в государственной иерархии, это-то да, но скрывать никто ничего не скрывает и скрывать не думает. И для нас с вами главный интерес не в "спрятать-показать", а совсем в другом.

В чём? Да вот же! - ни один из вас не задался следующим вопросом: "А какова партийная принадлежность этих людей?"

Мы привыкли (нас к этому приучили), что мир политики это мир политических партий. Одной, двух, десяти, количество роли не играет, но то, что партия наш рулевой, мы считаем "по умолчанию". "По-другому не бывает и быть не может."

И это во всём мире так. Зауряднейшее выражение "правящая партия" существует во всех языках. Люди мира искреннейшим образом считают, что политическая партия, которая победила на очередных выборах и сформировала правительство, не больше и не меньше как ими правит. Именно так - правит. "Властвует." У нас разбитое корыто, а у "них" - власть. "Вот же сволочи!"

И именно ради того, чтобы эту пресловутую власть получить, одни люди выдвигают себя куда-то там, а другие, те, что поглупее, за них голосуют. Обычно - сердцем. Ну, а потом начинаются страсти-мордасти, подсчёт бюллетеней и голодовки. И аппеляции к всё той же пресловутой власти, которая, хочешь не хочешь, а вынуждена реагировать. Демократия же. "Об чём шум, граждане?" И граждане вкупе с визгливыми гражданками принимаются кричать про нарушения и призывают покарать виновных по всей строгости закона.

А между тем мы, не раскрывая даже государственных тайн, а всего лишь проявив малую толику любопытства, вдруг (внезапно!)обнаруживаем, что в государстве безусловно демократическом (никто, надеюсь, не будет спорить с тем, что политическое устройство Англии это некий эталон того, что люди называют демократией) существует прослойка людей, стоящих выше если и не закона, то совершенно точно выше политических партий. Оказывается, что в демократической реальности демократическим государством реально управляет некая надпартийная структура.

Членом какой партии был Уоррен Фишер? И имела ли хоть малейшее значение его партийная принадлежность, даже и обладай он таковой? И это не только в Англии так. Демократия по планете передвигается победной поступью, уверенно перешагивая из Старого Света в Новый, и там мы тоже видим то же самое. Членский билет какой партии имелся у Эдгара Гувера? На каких партийных собраниях сидел этот могущественнейший человек, вертевший на причинном месте кого угодно? А между тем Гувер просидел не на собраниях, а "во власти" в самом буквальном смысле от Ильича до Ильича. С 1924 по 1972 годок. Даже и покурить не выходил. Шесть правительств сменилось, шесть президентов, а Гувер знай себе сидел.

Так вот Америка и Англия государства хоть и демократические, но при этом очень серьёзные, и по той причине, что в серьёзных государствах никаким недомолвкам места нет, то задолго до того, как Хэнки и Гувер появились на свет, для таких людей придумали определение, они называются civil servants. На русский это переводится как "государственные служащие". Для русскоязычного человека госслужащие это все, кто имеют то или иное отношение к "власти". Но на "пресловутом" не так, там есть politicians и там же есть civil servants, и в общественном сознании эти понятия разведены.

Наша с вами реальность описывается человеческими словами и потому государство, которое хочет быть серьёзным государством, очень щепетильно относится к словам, которые и которыми его описывают.

Servant - это слуга. Это тот, кто служит. В русском государственном языке тоже есть выражение "слуга народа", подразумевающее, что госслужащий служит не кому-то там, а народу, что русскими людьми издавна воспринимается как нелепица и повод для зубоскальства. Не так в английском не только языке, но и в государственном "пространстве".

Civil - это "гражданский", так, civil war это гражданская война, это та война, которая ведётся между гражданами одного и того же государства, от civil образовано слово civilization - цивилизация, цивилизованное государство это государство, в котором живёт не некий народ, а - граждане, причём civilization это не только цивилизация, но ещё и культура, а глагол civilize означает "окультурить", цивилизовать, то-есть научить кого-то что такое гражданин и что такое общество, состоящее из граждан. Кроме того, civil это синоним слова polite, что означает "вежливый", "учтивый".

Другими словами, civil servant это тот, кто служит гражданам. Демагогия? Ну, в каком-то смысле да. Слова, слова, слова… Но слова эти обретают вполне определённый смысл, когда мы обнаруживаем, что в Англии civil servant это тот, кто труждается в Her (His) Majesty’s Home Civil Service.

Civil Servant это не любой государственный служащий, а только тот, кто работает на Корону.

Уоррен Фишер, "секретарь", "руководитель аппарата Правительства", работает не на Правительство и он Правительству не подчиняется. Он - слуга.

Если рассматривать феномен Власти под этим углом, то становятся понятны и неудачи "молодых демократий", слишком верящих в декларации и то ли не могущих, то ли не желающих заглядывать "за фасад", скрывающий не самую демократическую начинку - "старые демократии" имеют то, что отсутствует у "молодых", у стариков есть камень, положенный во главу угла, у них есть Корона.

В их доме есть не только слуги, но ещё и Хозяин.

97

Наблюдать за борьбой государств необычайно интересно. По чести говоря, нет ничего интереснее, ну какой футбол сравнится с этакой войной миров. Но люди предпочитают футбол. Или газеты. Не говоря уж о телевизоре. А ведь хуже телевизора в мире нет вообще ничего. Разве что чума, но от неё человечество вроде бы избавилось, и тут же, как бы в насмешку над самим собою соорудило себе телевизор.

Ну и вот думающие телевизором люди полагают, что государства борются за… За… А и в самом деле, за что борются государства?

"Как это за что? - скажут люди мира. - Нам ли червонцев не знать? Люди гибнут за металл!"

Людям, безусловно, виднее за что гибнут люди, в конце концов кому как не людям знать людей. "Сатана там правит бал!" Но даже если это и так, и про сатану и про металл, то за что гибнут государства? А ведь они в борьбе между собою ставят на кон себя. Проигравшее государство платит государству выигравшему собою. Умаляется, уничижается, бессилеет. Вплоть до ухода с мировой сцены.

А с выигравшим - наоборот.

Так вот зачем выигравшему это самое "наоборот"? Что выигравшее войну государство с этого "мает"? Когда-то оно имело рабов. Казну у проигравшего отнимало. "Женщин и скот." Вроде бы выигрыш был нагляден. Но наглядство это было исключительно для плебса, толпившегося у Триумфальной Арки. Между прочим, мало кто замечает, что Триумфальная Арка прекрасно заменяла собою отсутствовавший тогда у государства телевизор, обрамляя колоннами и аркой живой монитор с императором на квадриге. И тогдашние оборванные и тощие телезрители точно так же, как и продвинутые сегодяшние, верили в наглядность металла. А ведь помимо яркой телевизонной картинки была и остаётся ещё и реальность, которая была и остаётся известной очень немногим. И только эти немногочисленные немногие могут вам сказать, что получило государство от войны. А оно ведь, перед тем как взять чужую казну, успело опустошить свою, и перед тем как отнять чужой скот, оно успело скормить свои тучные стада своей собственной армии, и, проливая чужую кровь, оно обильно лило кровь, отворяя жилы себе. И если "подбить бабки", то выяснится, что далеко не каждая война оправдана добытым и продемонстрированным плебсу "металлом".

Воевали - веселились, подсчитали - и залились слёзками горькими. Война-то выгодна не через раз даже, а много реже. И это для победителя, что уж говорить о побеждённых, а они воюют и воюют. Воевали, воюют и ещё очень долго воевать будут. Все со всеми. Пары, танцы, союзы, партнёры. Поклонились, сошлись, разошлись, закружились. И конца этому балу не видать, названия танцев только меняются, новые мальчики встают вдоль стен, да новых девочек вывозят в свет, но бал всё тот же. Как и распорядитель.

Так вот зачем всё это? Зачем танцы до упаду, зачем "ах, голова кружится"? Ради удовольствия ноги друг другу оттоптать?

И ведь затраты отца почтенного семейства на забавы дочурки век от века растут. Речь уже не о подвале Эскуриала и не о сундуке с золотом. Вот вам, вам лично понятно, сколько золота нужно, чтобы оплатить постройку одной атомной ударной подлодки класса "Вирджиния"? А если лодка не одна, а много? Это сколько же галеонов с золотом понадобится? И сколько золотых копей? И сколько Америк?

Кстати. Раз уж у нас, как говаривал любивший троекратно задумываться Григорий Котовский, об этом речь зашла.

Вам понятно, во что обходится Америке её выигрыш? А она ведь не просто выиграла, она банк сорвала.

Зачем она это сделала? Зачем она играла? Зачем она выигрывала? Зачем она сейчас свой выигрыш оплачивает? Зачем она с ним носится? Мы с вами твёрдо знаем, что с писаной торбой носится только дурак, а Америка, как к ней ни относись, на дуру никак не похожа.

А похожа она на государство, которое дорвалось "до своего".

В контексте нами обсуждаемого "своё" означает вот что: "The United States of America dominates in all arenas: the economic, technological, military, monetary, linguistic or culture one. There has never been anything like it."

Из меня не очень хороший переводчик, но для тех, кто плохо учил в школе английский, я переведу - "Соединённые Штаты доминируют во всех сферах: в экономической, в технологической, в военной, в монетарной, в лингвистической и культурной. Такого ещё никогда не было."

"Такого" и "никогда" означает, что такого не было в известной нам истории рода человеческого.

Цитата принадлежит не какому-нибудь жижисту и даже не падкому на броские фразы газетчику или телевизионщику, а высказана она была в форме горького признания Юбером Ведрином, министром иностранных дел Французской Республики в правительстве Жоспена.

Горечь француза и его недовольство сложившимся положением вещей понятны, ведь Франция претендует на роль "ядра" Европы, если не силового, то хотя бы культурного, но даже и эти, ограничивающиеся всего лишь европейским полуостровом претензии не выдерживают столкновения с реальностью. Причём речь идёт о реальности, созданной государством, которое ещё пару сот лет назад было мировым захолустьем, "медвежьим углом мира", государством, о котором небезызвестный Талейран с презрением отзывался так: "Тридцать две религии и всего лишь один кулинарный рецепт!"

Ну что ж, время не остановить. И оно минуло. От министра до министра, от Талейрана до Ведрина, от Франции Наполеона до Франции Саркози и от Америки Джефферсона до Америки Обамы. До Америки, которая доминирует в мире так, как не доминировало ни одно из известных нам государств.

И рывок этот Америка совершила даже не за двести лет, ещё в начале прошлого века Франция "весила" гораздо больше СаСШ, а вот поди ж ты… И даже обилие кулинарных рецептов французам не помогло. Так же, как и отстутствие рецептуры ничуть не помешало американцам, но чёрт с нею, с кулинарией, вопрос в другом - зачем было американцам рваться в мировые лидеры?

В среде россиян, что старых, что новых, чрезвычайно популярна версия, согласно которой целью, стимулировавшей и продолжающей стимулировать американцев, был ничтожный меркантилизм, тот самый "металл". По мнению открывших для себя прелести капитализма и радости потребления современных русских Америка рвалась на вершину ради возможности невозбранно печатать доллары. "Зелёную бумагу." А почему мир эту бумагу не только берёт, но и пользуется ею в качестве международного средства расчёта? Так авианосцы же! Логика в своём роде замечательная, но верна ли она?

98

В конце XIX века англичане сочинили бравурную песенку, так называемую Jingo Song, благодаря которой возник термин джингоизм, означающий идеологию воинствующего империализма, и развесёлый рефрен в песне звучал так: we’ve got the ships, we’ve got the men, and got the money too!

"У нас есть корабли, у нас есть солдаты и деньги у нас есть тоже!"

Это сухой перевод с сухого английского, прячущий за собою вот что:

"У нас много кораблей, ещё больше солдат и денег у нас хоть отбавляй!"

Сегодня Англия поёт другие песни, хотя есть у неё и корабли, и солдаты, и немного фунтов у неё при случае, конечно же, найдётся. "Jeszcze Britain nie zginęła." Но всё это не то, не то. Тот мир ушёл, ушёл безвозвратно, сегодня корабли, солдаты и деньги как корабли, как солдаты и как деньги не у Британии.

America had it all.

Зачем? Зачем Британия имела, а Америка имеет? Зачем "сосредотачивалась" Британия и зачем "сосредотачиваются" США? Чтобы иметь? А иметь зачем? Чтобы сосредотачиваться? Ведь явным образом ни Британия когда-то, ни Америка сегодня, добившись своего, на лаврах не почивают и на печи не лежали и не лежат. Так вот на черта им сдались "казённые хлопоты"? У них что, шило в одном месте? Чего им не сидится, чего им не лежится? А ведь они затемно, по будильнику встают и труждаются, и труждаются и труждаются. Что они делают?

ЧТО ОНИ СТРОЯТ?

Ведь цель их деятельности не корабли. И не деньги. Корабли, деньги, солдаты, нефть и всё остальное, всё, что вы только можете придумать, это инструменты. Это средства по достижению цели.

А для того, чтобы цель была если и не притягательна для остальных, то хотя бы в самых общих чертах понятна, нужно сделать так, чтобы человечество мыслило хоть в мало мальски схожих категориях. Нужна некая основа для взаимопонимания. Нельзя вернуться в "довавилонское" время, когда "на всей земле был один язык и одно наречие", но зато можно сделать так, чтобы один из языков земли был понятен большинству. Причём речь идёт не так о том языке, что у нас во рту, и не так о произносимых им словах, как об образах, скрывающихся ("прячущихся") за словами.

В этом суть того, что называется Pax Romana или Pax Britannica. Это то, что можно назвать "обаянием культуры". Это то, что когда-то заставляло людей самых разных национальностей быть, скажем, "англоманами". Причём культурное обаяние штука чрезвычайно сложная, ведь есть обаяние красоты, есть обаяние силы, есть обаяние ума, есть обаяние должности, есть обаяние знания и есть ещё целая куча самых разных обаяний. Так вот обаяние культуры включает в себя их все. И когда вы утрачиваете что-то из этого набора, то снижается и ваше "общее" обаяние, обаяние ВАШЕЙ культуры.

И те государства, которым удавалось взобраться выше остальных, это очень хорошо понимали. Понимали всегда. Понимали римляне. Понимали византийцы, считавшие себя римлянами. Понимали французы, понимали англичане, понимают американцы. И когда министр иностранных дел Франции произносит: "The United States of America dominates in all arenas: the economic, technological, military, monetary, linguistic or culture one. There has never been anything like it", то он, во-первых, очень хорошо знает о чём говорит, а, во-вторых, он недаром упоминает культурное доминирование последним, как бы суммируя им, подводя черту под слагаемыми из технологического, экономического, военного и финансового доминирований.

И когда Ведрин говорит, что "такого ещё никогда не было", то он опять же знает, о чём говорит.

Сегодня America is everywhere. Такого действительно никогда не было. И такое положение рукотворно, оно не упало на Америку с неба. Хотя есть на свете люди, которые считают, что именно что упало. Я о так называемом Rosewell Incident, согласно которому в июле 1947 года в американском штате Нью-Мексико разбилась летающая тарелка и благодаря этому американцы получили доступ к внеземным технологиям, а поскольку людской фантазии пределов нет, то самые конспиративные из конспирологов утверждают, что в крушении выжил один из инопланетян и от скуки принялся делиться с американцами не только технологиями технологическими, но и технологиями социальными.

Между прочим, шутки шутками и фантазии фантазиями, но рывок Америки в ХХ веке и в самом деле выглядит труднобъяснимым, хотя если уж говорить об инопланетянах, то я бы перенёс крушение тарелки с 1947 года на начало века, когда позиции СаСШ по сравнению с тройкой БИ-Германия-Франция выглядели просто несерьёзно. И если проследить за тем, как СаСШ, обходя все ловушки, "вползали" в Первую Мировую, то уже лоб складками соберёшь. А потом - бац! - Версаль. И у всех - "хладный пот на челе выступил". Причём самое ведь интересное в том, что у американцев опыта международного ну никакого не было. Им не на чем, а, главное, не на ком было учиться. Не было у них достойного спарринг-партнёра. В качестве груши им было позволено использовать испанцев, да филиппинцев с кубинцами. И смотрели тогда на американцев именно как на "тупых пиндосов", причём смотрели не считающие себя самыми умными на свете "дорогие россияне", а смотрели люди, которые имели к тому все основания, смотрели англичане, французы, немцы, австрийцы, а они все в дипломатии собаку съели. Они её, бедную дипломатию, вообще-то, и придумали. Придумали и саму игру, и правила к ней. И за стол, на котором шло пиршество Первой Мировой, они уселись как хозяева, а Америке снисходительно позволили с краюшку примоститься, как Золушке. Однако, когда дело до десерта дошло, выяснилось, что трапезничали они не с сироткой, за которую заступиться некому, а с Фредди Крюгером. "Gentlemen, no one here gets out alive."

За дверь успели только англичане выскочить, оставив в комнатке башмак и в кровь ободравшись, а всех остальных американцы просто напросто раздавили. И создаётся впечатление, что им действительно в Версале какие-то инопланетяне суфлировали.

Да и позже тоже. Ну какой землянин мог придумать Голливуд?

"Фабрику снов."

99

Что такое Голливуд? Какие ассоциации это слово вызывает у людей, говорящих на языках, отличных от английского? "Ну как какие? - скажет гражданин мира, - Голливуд это кино!"

- Кино..? Вообще кино?

- Нет, конечно. Голливуд это кино американское.

- Ну и как оно, хорошее?

- Когда как.

- Интересное?

- Иногда.

- И вы можете перечислить фильмы, которые вам понравились?

- Конечно!

- А те, которые вам не понравились?

- Ещё бы!

- Начинайте.

- Что начинать?

- Перечислять. Начните с тех, что вам нравятся, с тех, которые вы помните.

- Как-то вы это.., - собираясь с мыслями, скажет гражданин, - как-то вы неожиданно.., да и не вовремя, но если хотите, то что ж.., извольте.

И он начнёт составлять список, начнёт to list the list. Не вычитанный где-то, а его собственный "Аll Time Hollywood Hits." Начнёт он неуверенно, нехотя, но очень быстро войдёт во вкус и то мечтательно туманя взор, то загораясь глазами и жестикулируя, засыпет вас названиями точными и названиями неточными, время от времени перебивая себя кратким, но в высшей степени эмоциональным изложением содержания фильмов, названия которых он забыл.

В конце концов вы его будете вынуждены прервать, со временем у нас у всех плохо. Но даже когда вы распрощаетесь и он будет уходить от вас, то по его спине будет видно, что он продолжает вспоминать.

Голливуд это не просто кино или, вернее, это не только кино. Голливуд это movie industry и как любая индустрия производство фильмов, поставленное на поток, оказалось значительно шире собственно American Cinema. Для американца Голливуд это нечто такое, что существует примерно столько же, сколько существует сама Америка, но вот мир открыл для себя Голливуд только после войны, Голливуд, как понимает это явление человечество, появился в 50'.

Широкий экран, цвет, звук, гигантские по сравнению с тем, что было до этого кинотеатры, кинофестивали, киножурналы и кинозвёзды. Оскар, престиж и статус. Академия. Гильдия актёров. Профсоюзы. Неслыханные гонорары и неслыханная и невиданная до того слава.

Причём, как считалось тогда и как продолжает считаться сегодня, всё это великолепие ("блеск и нищета буржуазного кинематографа") появилось как бы само собою. Рынок там… естественная тяга людей к развлечениям… словом, общество театра и театр абсурда. При этом не принимается во внимание то обстоятельство (оно никогда и никем во внимание не принимается), что в государстве случается то, что делает случившимся само государство. Не "рынок", не "потребитель", а государство, у которого есть magic wand государственной власти.

И государство волшебной палочкой взмахнуло и Голливуд сбылся, потому что Голливуд это идеология. И если без рынка государство худо бедно жить может, то без идеологии - никак. А тут вдруг обнаружилось, что посредством гипнотического влияния экранных образов, создающих псевдореальность, можно оказывать влияние на реальность настоящую. Оказалось, что моды, манеру держаться и двигаться, словечки и словесные конструкции, дизайн, вообще всё, что мы понимаем под "образом жизни" возможно формовать. Как только это было осознано, осталось захватить банк с телеграфом, после чего разослать по местам телеграмму следующего содержания:

"Самым важным из искусств для нас является искусство кино тчк"

Неудивительно, что нашлось множество желающих омочить ноги в этом потоке. Киноиндустрию захотели иметь все. И многие её заимели. И только по прошествии времени выяснилось, что Голливудом называется река, в которую нельзя войти дважды, как выяснилось и то, что плюхнувшихся туда первыми американцев течением унесло вперёд в будущее так далеко, что их уже не догнать, каким стилем ни плыви.

Поскольку государства воюют всегда, то нашлись и в этом случае желающие дать сражение. Мы ведь о пятидесятых, а пятидесятые случились после сороковых, а в сороковых войну проиграли европейцы, а выиграли США и СССР. То, что мы называем "Голливудом" это ведь только часть культурного пространства, так вот европейцы предприняли попытку исказить "культурный контекст" человечества, изменить его "культурный код". Речь идёт о культурной революции шестидесятых, которая на деле была контрреволюцией.

Пятидесятые это было здорово, это было весело, это было молодо. После мрака сороковых мир будто родился заново и это особенно хорошо ощущалось именно в государствах победителях, где случился стремительный взлёт всего и вся, в США чуть раньше, в СССР несколькими годами позже, но и там, и там - ощущение выхода за некие границы бытия, прорыв, реактивная авиация, сверхзвук, атом, космос, ракетная гонка. Рекорды скоростей. Пятидесятые это - Высота.

Да даже и внешний вид людей стал другим. Мир до войны - мир старообразный. Это очень хорошо видно по фотографиям футбольных сборных, а там ведь все - люди молодые, но запечатлённые на фотографиях 20-х-30-х-40-х футболисты похожи не на юношей, которыми они и были в действительности, а на стариков. То же и с тогдашними женскими модами, которые не молодили, а искуственно "старили". Не старики тогда молодились, а молодые жаждали поскорее если и не состариться, то хотя бы внешне соответствовать миру взрослых.

В 50' же произошла чудесная метарморфоза. Две подряд мировые войны разрушили извечный стереотип, связывающий воедино старость и мудрость. Старики ввергли мир в пучину бедствий и молодые не хотели быть на них похожими, седые волосы в бороде старика Хоттабыча потеряли чудодейственную силу. Загнанный в подполье подросток Достоевского в пятидесятых XX века вырвался на волю в образе тинейджера. Отныне гражданин мира хотел быть молодым. Он хотел молодым жить, молодым стариться и молодым умирать.

Это желание было поймано радаром раннего обнаружения, оно было воспринято, осмыслено, а потом растиражировано по миру в образах, созданных Голливудом. И образы эти оказались неотразимыми. В первую очередь неотразимыми сексуально, а сексуальность эта была нарочито наивной сексуальностью молодости. Взбитые чубы, подбитые ватой плечи, роговые очки, клетчатые slacks дудочкой у юношей, стрижки, pony tails и swing skirts у девушек. Jeans and T-shirts. Hula hoop and Sock Hop Party.

Elvis.

"Rock around the clock."

Инспирированная в Европе (в Англии, to be exact) культурная котрреволюция шестидесятых рывком вернула разошедшегося подростка "на землю", старики не сдались, они нашли способ научить молодых, что те "не поняты миром", стало модным быть "разочарованным в жизни", быть циничным, стало модным быть политизированным и протестовать против всего на свете, стало модным казаться умнее, чем ты есть. И опять, как на переломе XIX и XX веков, когда стремительно увядал подаренный в утешение человечеству одинокий экзотический цветок под названием La Belle Époque, в шестидесятых вновь стало модным "искать смысл жизни". Искренние пятидесятые, искренне взрывавшие термояд и искреннейше же щеголявшие откровеннейшими бикини, кончились. Шестидесятые пробили брешь, в которую полезла всякая чертовщина. Стало немодным смеяться. Стало модным показывать, что ты не стыдишься плакать. Опять стало модным если и не быть, то хотя бы казаться таким же мудрым, какими люди бывают только в старости.

Казалось, что Европа взяла реванш.

100

Хорошо или плохо проиграть?

Понятно, что выигрывать лучше, чем проигрывать, но так же понятно и то, что без проигрышей не обойтись. Тем более, что для выигрыша нужно рваться из жил и сухожилий, а для того, чтобы проиграть, ни из чего такого рваться не нужно, проигрывать легко. Победа и поражение это как вдох и выдох, это две стороны одной монеты и сколько бы раз ни выпадал орёл, но рано или поздно приходит черёд выпасть решётке.

Так вот как следует к этому относиться? Философски? Судьба, мол, индейка, а жизнь вообще копейка? Многие так и поступают, не делая из проигрыша трагедии. Ну, проиграл и проиграл. В понедельник, как проснусь, начну выигрывать.

"Найду другую работу, найду другую девушку, заработаю денег, уеду в деревню. Сменю меч на орало!"

А проигрыш, так что проигрыш, о нём лучше поскорее забыть, как забывают дурной сон, не было никакого проигрыша и быть не могло, а была только блистательная череда побед.

Можно ли так подойти к делу? Можно, конечно. Но это только в том случае, если вы хотите проиграть опять. Проигрыш - ценен, проигрыш на то и проигрыш, чтобы вас чему-то научить, а если вы учиться не хотите, а хотите забывать, то жизнь вас ударит снова. И снова. Просто чтобы напомнить вам, что она не копейка.

Что самое главное в проигрыше? Главное в проигрыше - опыт проигрыша. И бывает так, что этот опыт оказывается ценнее опыта победы, хотя бы потому, что чем дольше вы будете помнить о горьком опыте поражения, тем дольше вы будете сохранять желание побеждать. Но это не всё, проигрыш проигрышу рознь и можно, проигрывая, отдать чуть, а можно отдать всё.

Вот в ХХ веке в проигравших побывали все "державы" кроме США. И проигрывали они по-разному. Кто-то, проиграв, вообще исчез. А кто-то вроде бы сохранился. Ну, в урезанном, так сказать, виде, но тем не менее хотя бы на карте остался. Исчез Германский Рейх, но осталась Германия и исчезла Британская Империя, но осталась Великобритания. Вроде бы англичане с немцами на равных, да?

Нет. Не на равных.

Смотрите, что случилось бы если бы Германия проиграла Вторую Мировую не "по-немецки", не так, как она её проиграла в реальности, а "по-английски".

Германия отдала бы "территории", отдала бы Восточную Пруссию, Силезию, Судеты, Эльзас-Лотарингию, отдала бы часть "влияния" (не всё!) в Восточной Европе, на Ближнем Востоке и в Северной Африке, Германия, посидев на карточках, выплатила бы репарации, под видом перевооружения армии она бы частично разоружилась и… Да вот, пожалуй, и всё.

Но при этом, проиграв подобным образом и отдав перечисленное, Германия не отдала бы себя. Не отдала бы себя такою, в какую она сама себя вырастила к середине ХХ века. На месте остался бы "вождь немецкого народа", никуда не делся бы "национал-социализм", ничего не случилось бы с господствующей в стране идеологией, никто не делил бы Германию на зоны оккупации, никто никуда не вывез бы ни учёных, ни заводское оборудование, не говоря уж о том, что никакие иностранцы никого в Германии не судили бы и уж совершенно точно никто бы никого не вешал и никто не назначал бы немцев преступной нацией, виновницей всех бед человечества.

Но реальность на то и реальность, что в ней случается то, что случается, а не то, что могло бы случиться, и немцы проиграли не как англичане, а проиграли они как немцы. Плохо проиграли.

Уже из одного только этого примера видно, что опыт проигрыша не только следует изучать наряду с опытом побед, но что бывают случаи, когда опыт поражения нужно изучать даже и тщательнее, чем опыт победы.

Веду я вот к чему: в начале шестидесятых США проиграли европейцам культурную войну. И проиграли не потому, что недооценивали в общем доминировании культурную составляющую, вовсе нет, за револьвер при слове культура американцы отнюдь не хватались, причина проигрыша крылась скорее в излишней самоуверенности, в головокружении от успехов, а головокружение возникло не только от ощущения силы, но и от явной готовности человечества с непреходящим аппетитом вкушать американский культурный продукт. Кроме того, американцев подвело впечатление лёгкости, для расширения своего культурного пространства им не приходилось даже прилагать особых усилий, всё получалось как бы само собою. Тем горше оказалось поражение.

Поскольку американцы люди въедливые и пытливые до чрезвычайности, то они, из культурной гонки не выходя, принялись вопрос изучать тщательнейшим образом и, въевшись до печёнок, сумели найти нужный баланс между различными составляющими собственной "мощи". Кроме того, США как государство отличает от других государств исключительно редкое умение учиться даже на мелких ошибках. Америка извлекает пользу не только из выигрышей, но и проигрышей, и ей удаётся то, что до сих пор никому не удавалось - она научилась извлекать из мелкого проигрыша очень большой выигрыш.

Столкнувшись с тем, что им не удалось в полной мере реализовать своё уникальное положение, в котором они оказалась после Второй Мировой, и не удалось не в последнюю очередь потому, что колоссальная политическая, экономическая и военная мощь американского государства не подпиралась столь же безоговорочно принимаемой миром культурой, США, оставшись по результатам Холодной Войны единственным победителем, оказались готовы к ситуации, имевшей определённое сходство с "пятидесятыми".

Разница была только в том, что теперь, имея тщательно изученный опыт проигрыша, они подошли к делу со всей серьёзностью.

В РФ, где так называемая "общественная мысль" глубоко провинциальна, не видят (допускаю, что не хотят видеть) того, что видят в той же Европе. Русские не замечают (или не хотят замечать, что не оправдывает, а усугубляет), новой реальности, в которой оказался мир.

Эта новая реальность появилась в последние двадцать лет. Примерно так же, как проявлялась в проявителе старая фотография, первые черты нового мира проступили в конце 1980-х, и мир, чувствуя, что "что-то происходит", встревожился, заоглядывался, но его внимание было переключено с действительных перемен на мульку "глобализма", "транснациональных корпораций" и прочей чепухи, с которой все и принялись с увлечением бороться, кто бросаясь камнями, а кто (таковских было подавляющее большинство) вслух выражая своё мнение, прочитав о бросающихся камнями в газетах.

А между тем, под прикрытием "транснациональных корпораций" как за поставленной дымовой завесой с тщанием и упорством выстраивалась new reality и складывалась она не некими туманными транснациональными корпорациями, а очень конкретным национальным государством, которое старалось не для каких-то там "корпораций", а для себя.

Если хотите, можете назвать его transnational state.

101

Точно так же, как так называемая "транснациональная корпорация" всегда и без единого исключения представляет собою действующую глобально национальную компанию за которой стоит то или иное конкретнейшее и безошибочно национальное же государство, точно таким же образом обстоит дело и с транснациональным государством. Таких государств очень мало, во всяком случае их гораздо меньше, чем транснациональных корпораций и мы имеем полное право утверждать, что в полном (исчерпывающем) смысле этого слова транснациональным государством на сегодня является только одно государство планеты Земля и нам всем это государство известно очень хорошо.

И транснациональным государством США делает не так (не только и не столько) подавляющая экономическая, военная и дипломатическая мощь, как культурное доминирование, обеспечивающееся глобальным культурным "присутствием".

Мы знаем, что такое "военное присутствие", существующее в форме "военных баз", но при этом очень мало кто отдаёт себе отчёт в "присутствии" того или иного государства в форме не military, а culture base. Это оттого, что культурное присутствие не имеет вида огороженной забором территории, откуда время от времени выезжают джипы и танки, с рёвом взлетают самолёты и выходят в увольнительную не оловяные, а живые солдатики и матросики.

В отличие от военного культурное присутствие ограничивается объёмом нашей собственной черепной коробки, а поскольку мы себя со стороны не видим, как не можем и острым глазом заглянуть себе под темечко, то и заметить чужую культурную базу мы оказываемся не в состоянии. При всей очевидности её наличия.

Делу мешает ещё и то, что не существует даже и общепринятого понятия культуры. Так же, замечу, как не существует и единого толкования таких феноменов нашего бытия как "государство", "власть" и "война". Но вернёмся к культуре, слову настолько пугающему, что особо нервные товарищи, чуть только его заслышат, так сразу и хватаются кто за сердце, а кто и за огнестрельное оружие.

По-русски более или менее приемлемое определение культуры звучит так: "исторически определённый уровень развития общества и человека, выраженный в типах и формах организации жизни и деятельности людей, а также в создаваемых ими материальных и духовных ценностях."

Сходная по смыслу американская формулировка одновременно точнее и шире: the totality of socially transmitted behavior patterns, arts, beliefs, institutions, and all other products of human work and thoughts. ("Тотальная совокупность моделей поведения, искусств, убеждений, установлений и любых продуктов человеческой деятельности и мысли, распространяемых при помощи социальных институтов.").

Про тотальность понятно, всё, что делает и думает то или иное конкретное общество является его, общества, культурой.

Причём безошибочно национальной, спутать одну культуру с другой очень трудно, это всё равно, что спутать двух людей разного роста, разного возраста и разного пола. И ещё культуры подобны людям тем, что они точно так же бывают интравертными и экстравертными, в силу национальных и исторических причин национальные культуры могут быть направлены на отгораживание и замыкание в себе, а могут быть агрессивно экспансионистскими. Так, китайская культура обогатила внешний мир разве что палочками для еды, а в широком смысле западная культура (её точнее будет назвать христианской) явным образом является культурой, питающейся духом мессианства, "цивилизаторства".

И вот в этом, цивилизаторском смысле, в желании "нести миру Слово", особое, ключевое значение приобретает словечко transmit - передавать, распространять. Очевидно, что в благородном деле цивилизаторства в заведомо выигрышной ситуации находится то государство, которое располагает большими возможностями по распространению своих культурных паттернов, своей "матрицы".

Отсюда следует очень интересный вывод - технический прогресс, что бы и кто бы об этом ни думал, отнюдь не является "вещью в себе", прогрессом ради прогресса, за прогрессом техники, "материи", прячется желание прогресса духа, технический прогресс это инструмент, или, если угодно, оружие, но никак не самоцель. И только теперь, по прошествии более ста лет, становится понятно желание тогдашних СаСШ уже на переломе XIX и XX веков возглавить технологическую гонку, поставить прогресс как широко понимаемое "всё передовое" на службу именно себе. Остальной мир не понимал этого тогда, не понимает и сегодня, сводя прогресс к "облегчению условий труда", "борьбе за ресурсы", а то и вообще к "жажде наживы", в то время как всё перечисленное и многое, многое другое это всего лишь стимулы на пути продвижения к цели, но никак не сама цель.

Хотя всем без всяких примеров должно быть понятно, какой выигрыш даёт культурное доминирование даже и само по себе, не будучи подкреплённым другими составляющими мощи государства, на всякий случай рассмотрим несколько образчиков. Ну вот, например, такой - при помощи чего лучше всего распространять "модели поведения", "искусства" и "убеждения" в нашем прекрасном новом мире? Ответ очевиден - при помощи "телевизора", при помощи "картинки".

Кто у нас является не только законодателем в данной области, но и тем, кто задаёт не моду даже, чёрт бы с ней, с модой, хотя он задаёт и и моду тоже, а тем, кто "задаёт вектор"? Вектор этот задаёт Голливуд. И если эталон метра, как меры длины, находится в Париже, то все эталоны всего, что только связано с поточным производством "грёз" находятся в штате Калифорния. Является ли тиражирование грёз культурой? Ещё бы! Это культура в чистом виде. Причём культура, достигшая вожделенных, но недоступных остальному миру вершин. И дело даже не в том, что Голливуду уже сегодня удалось добиться пугающей степени достоверности воспроизведенной реальности, а дело в том, что создана культура производства грёз.

Является ли культурой культура производства? Кто бы спорил. Причём культура производства это слепок с национального характера и никто в целом мире не спутает китайскую культуру производства с немецкой. Так вот культура производства Голливуда это культура производства истребителей последнего поколения. Одна от другой ничем не отличается. Критерий? Спрос!

Точно так же, как все хотят ездить на "Мерседесе" и никто не хочет ездить (хотя некоторым и приходится) на автомобиле с замечательным названием "Махиндра", человечество хочет смотреть фильмы, сошедшие с голливудского конвейера, а не "штучные" и "не имеющие аналогов" экземпляры, собранные на коленке какого-то другого государства.

Есть такой сайт, называется он Boxofficemojo и там приводится (/) список из почти пятисот самых кассовых фильмов за все времена. За исключением двух, все пятьсот фильмов - голливудские. Первый не американский фильм находится на 142-м месте и называется он "Речь короля". Второй фильм - китайский "Крадущийся тигр, прячущийся дракон" и очутился он на 439-м месте даже и невзирая на то, что его всеми своими полутора миллиардами посмотрели все китайцы мира. Люди, которые пытаются утверждать, что голливудская продукция это, мол, не искусство, а потому и не культура, производят странное впечатление. Ну вот вам мнение критики и публики о некоем музыкальном произведении - "… я мог бы сыграть то же самое, просто садясь задом на клавиши рояля" и "ту же самую музыку нам может дома кошка показать." Это русские критики и русская публика, зашикавшие премьеру "Второго концерта для фортепиано с оркестром" Сергея Прокофьева. А ведь это не только одно из величайших произведений, но оно ещё и очень русское. А вот поди ж ты… Не культура, и всё тут!

Жажда наживы, говорите? А почему бы и не выпить, если подносят? А подносят потому, что для культурного человека ничего не жалко. Мне лень было считать выручку, которую принесли все пятьсот фильмов, так что я приблизительно прикинул навар только с первой странички, с первых ста кинушек. Вышло примерно 74 миллиарда долларов. Где-то 60% вала даёт прокат за рубежом, это 45 миллиардов долларов. Вам понятно, что это такое? Только за просмотр ста фильмов из пятисот благодарный мир подарил культурной Америке сорок пять миллиардов долларов. Сейчас США строят авианосец нового поколения "Джеральд Форд", суперсовременный и "баснословно дорогой". Целых тринадцать миллиардов! А чего там баснословного, если на одних только кинобилетах американцы в несколько раз больше собрали?

"Культурный авианосец для культурных людей."

102

Что интересного в культуре? В культуре интересна культура. Чем интересен человек? Тем, что он человек, понятное дело. А человек считает культурой то, что нравится ему и отказывает в праве называться культурой тому, что не соответствует его высоким личным запросам. Если же свести культуру и человека лицом к лицу, то самым интересным результатом такого противостояния будет та очевидность, что культура плевать хотела на мнение о ней одной отдельно взятой критически мыслящей личности, поскольку культура наполняет собою пространство, измеряемое внутренним миром не человека, а человечества.

И то, что думает о культуре один человек, имеет исчезающе малое значение в сравнении с мнением о культуре миллиардов людей, а они своё мнение выражают в виде потребления не культуры в чистом виде, а продуктов культуры, которые мы можем классифицировать так же, как классифицируют люди живые организмы - царство, тип, класс, отряд и так далее. И иногда культура запускает свои невидимые щупальца в наши головы так, что мы её присутствия не замечаем, а иногда гулкое культурное пространство в семь миллиардов человеческих голов отзывается не только звуком, но и образом, обретающим зримые черты. Зримые всем человечеством.

Ну вот, например, архитектура городов. Что такое downtown сегодня знает любой житель Земли, на каком бы языке он ни говорил, а skyline Шанхая если чем и отличается от зубчатой панорамы любого портового города Северной Америки, то разве что масштабом, что понятно, так как в Шанхае китайцев живёт больше, чем живёт американцев в Портлэнде или канадцев в Ванкувере. А между тем ничего подобного не наблюдалось в момент "первого американского пришествия", случившегося после Второй Мировой, когда запечатлённые на открытках виды американских городов поражали своим футуризмом воображение европейцев так, как если бы открытки присылались с другой планеты.

То же самое касается одежды. В весёлые пятидесятые американца можно было за километр опознать по стрижке и белым носкам. Сегодня не так, сегодня весь мир одевается одинаково и одинаковость эта имеет источником образцы, увиденные на экране, а экран забит визуальной продукцией, сходящей с конвейера калифорнийской индустрии развлечений. И нравится вам или нет, но то, как вы одеваетесь это культура. А одеваетесь вы согласно канонам не высокой моды, а поп- или глобальной- культуры, которая только из скромности называется попкультурой, а на самом деле культура эта безошибочно американская. И не только вы так одеваетесь, в Китае тоже так одеваются и никто там не бреет лоб, не заплетает кос и не носит шёлковых халатов, расшитых драконами, хотя всё перечисленное является неотъемлемой частью культуры китайской. А ей, как известно, пять тысяч лет. И, говорят, благодаря своей культурности китайцы изобрели порох и бумагу. Не знаю, так ли это, но спорить не буду, поскольку культура у китайцев безусловно имеется, зря, что ли, они культурную революцию совершали, да и навыки изобретательства они отнюдь не утратили, пару недель назад Южная Корея объявила на весь мир, что в результате проведённой её таможенниками операции были арестованы двадцать девять контрабандистов, пытавшихся провезти в Корею из Китая 11000 таблеток, в состав которых входила человеческая плоть. Оказывается, китайцы высушивают человеческие эмбрионы и мертворождённых младенцев, потом перетирают в порошок и контрабандой переправляют в сопредельные страны, рекламируя средство как безотказное лекарство, излечивающее от всего на свете. И Конфуций в гробу наверняка не переворачивается, а лежит себе спокойненько, потому что сегодня можно только догадываться что при его жизни в Китае ели и чем там лечились. История эта поучительна тем, что очень многие русские считают Китай страной не только очень культурной, но ещё и коммунистической. Русское простодушие сродни космосу, и то, и другое границ не имеет.

Но вернёмся от культуры производства медикаментов к предметам одежды. Нам всем известны джинсы, так же как известно и где они появились. Так вот джинсы это безусловный феномен культуры и влияние этого феномена на человечество переоценить трудно, джинсы оказали на человечество влияние гораздо большее, чем итальянский неореализм вкупе с неореализмом индийским. А превратились джинсы в феномен потому, что их носили ковбои, а ковбои были героями вестернов, а вестерны это жанр кино, а снималось это кино в Голливуде. А дальше всё понятно, повторяться не буду.

Что такое fast food business? Сегодня это знают все. И началось это сегодня не сегодня и не вчера. В 1994 году на экраны вышел фильм неизвестного тогда режиссёра Тарантино под названием Pulp Fiction. Ныне фильм растащен на цитаты вроде следющей:

Vincent: And you know what they call a… a… a Quarter Pounder with Cheese in Paris?

Jules: They don’t call it a Quarter Pounder with cheese?

Vincent: No man, they got the metric system. They wouldn’t know what the fuck a Quarter Pounder is.

Jules: Then what do they call it?

Vincent: They call it a Royale with cheese.

Jules: A Royale with cheese. What do they call a Big Mac?

Vincent: Well, a Big Mac’s a Big Mac, but they call it le Big-Mac.

Jules: Le Big-Mac. Ha ha ha ha. What do they call a Whopper?

Vincent: I dunno, I didn’t go into Burger King.

Посмеёмся вместе с Жюлем - ха-ха-ха. Почему бы не посмеяться, если рассмеялось всё цивилизованное человечество.

Выяснилось, что шутливый диалог, написанный в расчёте на американскую аудиторию, понятен "миру". Про слезинку ребёнка понятно не всему человечеству, а вот про Макдональдс и про Бургер Кинг - всему. Подозреваю, что и для самих американцев это оказалось неожиданностью. Ведь это 1994, нет ещё Интернета и нет "социальных сетей", посредством которых вы можете обменяться мнением и сделать тот или иной факт событием в масштабе Земного Шара. (Между прочим, вам понятно, что такое Интернет как феномен культуры? Глобальной культуры? Вам понятен масштаб этого явления? Впрочем, прошу прощения, наверняка понятен, я зря спросил. Попрошу вас только не забывать, где, чьими стараниями и чьими усилиями Интернет появился.) Так вот в 1994 году американцы не растерялись и принялись ковать железо пока оно было горячо. Предприятия американского общепита полезли из под земли как грибы по всему миру. В фильме Винсент рассказывает Жюлю о Макдональдсе в Париже. В Париже?! Макдональдс?! "Вах!" - как принято нынче выражаться в Северной Пальмире, где Макдональдс есть тоже.

Помните Талейрана с его "тридцать две религии и всего один кулинарный рецепт"? Вот уж кто-кто, а Талейран в гробу вертится точно. Нынче во Франции Макдональсов много. 1200. Вдова Клико, лягушачьи лапки и тысяча двести Макдональсов. "Bon Appétit!" Смеётся тот, кто смеётся последним. А Талейран смеялся первым.

Сегодня все знают, что такое Pulp Fiction. Не только, что это означает, но знают ещё и как это переводится. Знают слова. Сегодня мир говорит по-английски. И не просто по-английски, а на американском диалекте английского, который от английского английского сильно отличается. When the World talks it talks American. Во всех смыслах. А их гораздо больше, чем смысл лингвистический. В пятидесятых никто не знал, что такое Halloween и что такое st. Valentine’s Day. Сегодня это знают все. И если и не все, то очень многие "отмечают". А некоторые даже и празднуют. Даже и во Франции, где существует политика защиты всего посконно национального. И мир не только говорит, но и читает. И когда он читает, он читает тоже American.

Культурная ли страна Германия? Ещё бы! По мнению многих так даже чересчур. Ну и понятно, что в культурной стране пишутся книги. Так вот сегодня на одну немецкую книжку, переведённую с немецкого и изданную в США, в Германии издаётся девять переведённых с английского американских книжек. Счёт 9:1 в пользу США. "Какая боль!" Плохие книги? Вам они не нравятся? Немцы вас спросить забыли. Их никто не заставляет эти книги переводить и никто им к черепу кольт не приставляет, заставляя эти книги читать. "Сами всё, сами." Сами ещё и деньги платят.

А ведь есть ещё компьютер. Есть операционные системы. Есть компьютерные игры. Есть Айпад. Айпод. Есть Amazon и есть E-bay. "Мама роднаааааяяяяяяяяяяяяяяяяя." Вы, наверное, думаете, что министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин о глобальном доминировании американской культуры криком просто так прокричать попытался. От нечего делать. А он, между прочим, не прокричал, а просипел сквозь сдавленное железными пальцами горло.

В русскоязычном сегменте мира обо всём этом даже и не думают. Зачем?! По мнению дорогих россиян у американцев ничего не выйдет. Почему? Да потому! "Патамушто они бездуховные!"

Боже. Боже, Боже, Боже…

Ну хотите о духовности, давайте о духовности.

Несколько лет назад судьба подарила меня возможностью побывать на музыкальном фестивале. Называется он Blossom Festival. Это ежегодно проводимый фестиваль классической музыки. Проводится он в штате Огайо и проводится не в концертном зале, а "на природе" в специально выстроенном для этого Blossom Music Center. Расположен Blossom Music Center на границе национального парка и находится он примерно в пятидесяти километрах к югу от Кливленда. С высоты птичьего полёта выглядит он вот так:

Это Pavilion с местами на почти шесть тысяч человек:

Снаружи, на лужайке могут разместиться ещё более тринадцати тысяч, так что всего слушателей собирается около двадцати тысяч. Весь комплекс был задуман как летняя резиденция Кливлендского Симфонического Оркестра (The Cleveland Orchestra). Оркестр считается одним из лучших в мире (на мой любительский вкус он - лучший), оркестр старый, заслуженный, с "традициями", сменявшие друг друга дирижёры - все мировые величины, то же и с музыкантами, и вот после зимнего сезона, проведённого в собственном концертном зале Severance Hall, оркестр на протяжении шести летних недель даёт серию концертов в Blossom Music Center, построенном в конце шестидесятых прошлого уже столетия. Было найдено уникальное место с естественным акустическим эффектом, строил центр известный архитектор Питер ван Дийк, к строительству были привлечены специалисты по акустике и в результате получилось то, что можно назвать волшебством. С непривычки просто ошеломляет, сидишь и автоматически ждёшь того же звука, что и в зале, а стоит только оркестру начать, как хлынувшая музыка заливает всё вокруг, заполняя собой всю низину, в музыке в букальном смысле тонешь. Когда-нибудь, в лучшем будущем, музыку в мире, за исключением камерной, будут исполнять только так.

Концерт начинается в сумерках и заканчивается поздно, в темноте, но собираться люди начинают загодя:

Места в Pavilion стоят $40, на лужайке - двадцатку. Это для взрослых, детей и подростков до 18 пускают бесплатно. Вот люди собрались, ждут начала:

А вот дождались, слушают:

Это нынешний руководитель Кливлендского, Франц Вельзер-Мёст:

Официальное открытие летнего сезона происходит в День Независимости, зрители приходят в одежде цветов национального флага и оркестр строит репертуар из чего-нибудь патриотического с непременным исполнением вильямского Имперского Марша из Звёздных Войн:

Когда там был я, то исполняли четвёртую симфонию Брамса и его же Double Concerto. Описать впечатления я не берусь, когда сидишь в темноте, над тобою звёзды, вокруг дубрава шепчет и тут вдруг на тебя как паровоз накатывает Ваня Брамс, то словами этого не расскажешь.

А теперь я предложу высокодуховным россиянам ответить самим себе, но только ответить честно, соберёте ли вы двадцать тысяч человек, желающих послушать "Первый концерт для виолончели с оркестром" Шостаковича? А если придётся слушать не в зале, а ехать за пятьдесят километров в Подмосковье? И сидеть там в чистом поле? А если собирать не на один концерт, а на двенадцать-пятнадцать в течение лета? А через Блоссом за лето проходит до полумиллиона человек. А если лето не одно, а эти полмиллиона собираются год за годом уже почти полстолетия? Так как? Кто у нас духовным выходит?

И ещё - вся эта идея была кем-то придумана. Кто-то ездил по штату и искал "именно то местечко", кто-то искал подрядчика, кто-то объявлял архитектурный конкурс, кто-то проект финансировал, кто-то всё сводил вместе и осуществлял общее руководство. Вся эта задумка явным образом государственная, даже если государство и пряталось за "спонсорами". И означает это вот что - в государстве есть влиятельная прослойка людей, которых в нынешней РФ называют элитой, и эта элита, хоть себя и не забывает, но помнит и о народе, она воспринимает своё положение не как привилегию, а как долг. Долг народу. Долг, который отдавать надо. И отдавать не только "рабочими местами", но ещё и вот так - музыкой. Отдавать тем, что самой элите нравится. Отдавать высокой культурой, условным "Брамсом". И народ это очень хорошо понимает и уж наверняка чувствует. Народ ведь как ребёнок, причём ребёнок непритязательный, его только иногда надо похвалить, невзначай по голове погладить, и не сказать даже, а лицом показать - "какой ты у меня молодец, какая тебе, оказывается, хорошая музыка нравится!"

И Блоссом Фестиваль от какого-нибудь Зальцбургского Фестиваля отличается именно этим, это фестиваль музыки не для снобов, а для народа. Народный фестиваль, на котором народу дают музыку высочайшего качества, дают лучший оркестр, дают лучших музыкантов, дают лучшее звучание. И народ едет, народ слушает, народ детей с собой везёт, пусть и они послушают тоже.

Поскольку начали мы с интереса, то интересом и закончим. Посмотрите на фотографии, на них вы видите людей, слушающих музыку. Но на самом деле на фотографиях - война. Война Америки против остального мира. Война, которую Америка выигрывает.

103

Культура даёт нам многое, можно сказать, что культура даёт нам всё. Культура даёт нам пищу. Разным людям - разную. Кому-то пищу для ума, кому-то пищу для духа, кому-то пищу для желудка. Что из этого важнее? А это для кого как. Если вы любите думать, то культура даст что пожевать вашему уму, а если у вас засосало под ложечкой, то вы всегда можете культурно насытить бренное своё тело, и даже если вы не едите, не пьёте, а одним лишь Святым Духом питаетесь, то культура и здесь найдёт чем с вами поделиться.

Культура позволила человеку начать возделывать поля, культура научила человека следить за звёздами, класть камень на камень, придумать письменность, сочинить нотную грамоту и печатать книги. Тот, кто умеет делать всё перечисленное лучше всех, оказывается сильнее. Просто потому, что он всё делает лучше. А так как он всё делает лучше, то его солдаты сыты, его меч не гнётся и его книги хотят читать все. Ну и все хотят попробовать блюда, которыми он питается, интересно же. Да и потом гораздо легче выпить чашку кофе, чем прочесть книгу. Наверное поэтому Starbucks, имеющий в пятидесяти странах пять с половиной тысяч кофеен, открыл несколько фрэнчайзов в Вене. В Вене! Это гораздо круче, чем Макдональдс в Париже. И венцы идут и пьют старбаковский кофе. Почему? Наверняка не потому, что венский кофе намного хуже, дело в другом, заходя в Макдональдс или в Сабвэй, вы заходите в Америку. При этом неважно, где данное заведение общепита находится, на каком языке говорят подрабатывающие там студенты и где паслась коровка, чья плоть шкворчит на плите. Важен образ.

Важна открытка, в которую вы можете войти, всего лишь нажав на дверную ручку.

Понравится вам там или нет, будете ли вы уписывать за обе щеки и нахваливать или будете плеваться - совершенно неважно. Ваша реакция не играет ни малейшей роли. Важно одно - вам захотелось войти и вы вошли. После этого Макдональдс стал частью пережитого вами опыта, частью вашей реальности. "Вы-там-были." Открытка стала явью.

То же самое касается любого другого проявления культуры, в чём бы она ни была выражена. Смеяться над людьми нехорошо, но ничего кроме печальной усмешки не вызывают попытки дезавуировать образчики чужой культуры при помощи осмеяния или, как нынче выражаются дорогие россияне, стеба. Находятся люди, полагающие, что если назвать фильм "Матрица" "Шматрицей", то это каким-то образом скажется на реальности. В то время как стёб означает, что те, кто не пошёл на "Матрицу", захотят посмотреть "Шматрицу", а те, кто уже посмотрел "Шматрицу" захотят посмотреть оригинал и что найдутся желающие сравнить оба варианта, которые посмотрят и то, и другое, что всемерно усилит эффект воздействия фильма. И кто в результате окажется, по-вашему, в выигрыше?

После того, как вы впустили в себя дьявола, ему всё равно, смеётесь вы над ним или относитесь к нему серьёзно. (Замечу, что с Богом дело обстоит ровно тем же образом. И если вы, человек злой и чёрствый, вдруг обнаруживаете, что в вас "проснулась совесть", то что бы после этого вы ни делали, не будет иметь значения, вы можете над собою смеяться, можете пытаться глушить в себе "голос", можете на себя злиться, но уже поздно, какое бы зло вы теперь ни совершили и как бы вы себя при этом ни оправдывали, в глубине души вы будет знать, что ваш поступок - против совести, против Бога, который отныне в вас присутствует.)

Любой образчик культуры можно переназвать, можно исказить, можно обсмеять, но в наше время это всё равно, что поменять цвет обложки "Капитала" Маркса с чёрного на белый, а название с "Капитала" на "Прибавочная стоимость или сны бородатого еврея", после чего ожидать, что это как-то скажется на изложенных в труде идеях.

Бороться с культурой можно только другой культурой. И если ваша культура слаба, а чужая сильна, то дело плохо. Очень плохо. Так плохо, что дальше просто некуда. Не знаю, слышали ли вы про "Каджаки рейд". Так называется попытка американцев и англичан доставить части гидротурбины из Кандагара к дамбе Каджаки, где находится дышащая на ладан электростанция, построенная американцами ещё в 1975 году. Из трёх узлов там работал один на неполную мощность. И вот в 2008 году американцы решили доставить туда части третьей турбины и генераторы с тем, чтобы довести станцию до проектной мощности. Саму турбину и генераторы они отправили в Кандагар, а уже оттуда наземным транспортом к дамбе. Расстояние от Кандагара до дамбы примерно 160 километров, первый отрезок пути от Кандагара до Грешка конвой из более чем ста грузовиков с трансформаторами и генераторами общим весом около двухсот тонн сопровождали американцы, передавшие затем конвой примерно двум тысячам англичан, а уже те потащили груз по долинам и по взгорьям к конечному пункту назначения. Через пару лет Голливуд обязательно снимет фильм об этом событии. Конвой под постоянным обстрелом передвигался со скоростью полутора миль в час, то-есть медленнее пешехода, несколько раз попадал в засады, но англичане не только дотащили в целости и сохранности груз, но ещё и умудрились не потерять ни единого человека, в то время как Талибан потерял около двухсот человек и продолжает терять, так как дамба находится под его постоянным "прессингом". Сейчас там работают две турбины, третью собираются пустить в следующем году, до сих пор этого не удалось сделать потому, что из-за постоянных атак Талибана к дамбе не удаётся доставить требуемые около тысячи тонн цемента. Это присказка.

А вот суть событий - если называть вещи своими именами, то двести афганцев отдали и неопределённое количество продолжает чуть не каждый день отдавать свои жизни ради того, чтобы в Афганистане не было электричества. И делают они это потому, что того требует логика, а логика это беспощаднейшая штука на свете. Дело в том, что электричество означает компьютер и электричество означает телевизор.

И по-настоящему в районе дамбы Каджаки сошлись не талибы с одной стороны и американцы с англичанами с другой, а сошлись там две картины мира, каждая из которых отрицает другую, сошлись две идеологии, сошлись две культуры. Так вот одна из этих культур, культура Талибана, трезвейшим образом понимает, что она не выдержит прямого столкновения с культурой "компьютера". Талибан понимает, что разрешив школы, компьютер и телевизор, он потеряет контроль над содержимым голов собственных детей. А ещё он понимает, что даже и в том случае, если ему, смирившемуся, позволят сохранить себя, то будет это Талибан, нужный не Талибану, а будет это Талибан, нужный "компьютеру".

И вот поэтому они умирают, лишь бы по проводам не побежал ток. А на дворе - двадцать первый век. Хотя с другой стороны талибы научены горьким опытом. Все знают, что во время войны с СССР США талибов вооружали. Но очень мало кто знает, что помощь свою они обуславливали, они сделали талибам одно предложение, от которого те не могли отказаться. Американцы потребовали, чтобы талибы распространяли в Афганистане отпечатанные в США учебники. Много учебников, на сорок миллионов тех, тридцатилетней давности долларов. Талибам делать этого очень не хотелось, но у американцев не забалуешь и вместе со "Стингерами" поехали на спинах навьюченных ишаков по Афганистану и учебники. И сегодня американцы опираются в Афганистане на людей, которые когда-то эти учебники читали. А ведь то была маленькая культура учебников, а нынче по миру шагает культура компьютера. "Железная пята."

104

Несколько последних постов со всей убедительностью продемонстрировали справедливость поговорки насчёт того, что человек предполагает, а судьба располагает. Я не рассчитывал задерживаться на культуре дольше, чем она того заслуживает, но выяснилось, что культура заслуживает гораздо большего. Поскольку же отношение моё к культуре отличается не уважением даже, а искренним почтением, то с тем большим удовольствием я воспользуюсь предоставившейся возможностью задержаться на данном предмете.

Итак - оказалось, что среди тех, кто по тем или иным причинам меня читает, значительное число людей не имеет даже смутного представления о том, что такое культура и очевидно по этой причине напрочь не понимает смысла выражения "культурное доминирование".

Но, как незнание закона не освобождает от ответственности, точно так же и непонимание некоторыми товарищами тех или иных смыслов никак не сказывается на реальности, в которой данные непонимахи живут.

Культура это не то, что нравится лично вам, а культура это всё, что эманирует данное общество. Вообще всё. "Тотальная совокупность моделей поведения, искусств, убеждений, установлений и любых продуктов человеческой деятельности и мысли, распространяемых при помощи социальных институтов." Завод - культура, и то, как вы ведёте себя за рулём - культура, и подъезд вашего дома - культура, и Шишкин - культура, и Малевич - культура, и очередь, в которой вы стоите - культура, и то, как вы на природе культурно отдохнули - это тоже культура. Доступный вам изобразительный реализм это только одна чешуйка золотой рыбки и то, как вы с рыбкой поступите, уже сидит в ней же другой чешуйкой, кто-то пустит рыбку в пруд, кто-то посадит в аквариум, кто-то зажарит, а кто-то кошке скормит. И какими бы пошлыми ни казались вам те или иные предметы вашего быта, вы не можете выдернуть их нить из ткани культурного пространства. И когда на раскопках двух древних культур вы обнаруживаете, что представители одной из них обгладывали кости, держа их в руках, а другой была известна примитивная, сделанная из кости вилка, то всем понятно, какая из этих культур выше именно в культурном смысле. А уж если вы в раскопе наткнётесь на осколки фаянсового унитаза, то смело созывайте пресс-конференцию, вы нашли древнюю цивилизацию, которая в культурном отношении поднялась в заоблачные выси - она поняла, что гигиена в её же собственных интересах, так как позволяет меньше болеть и дольше жить.

И подменять всё вышеперечисленное некоей духовностью значит не делать предмет разговора более ясным, а наоборот, затуманивать его. Российская Империя завоевала Среднюю Азию и на штыках своих солдат принесла туда Бородина и Римского-Корсакова. Вы расцениваете это как экспансию духовности, как вы её понимаете, но ведь у среднеазиатов, которые вот уже добрую тысячу лет живут в своей то ли Средней, то ли Центральной Азии, уже давным давно есть их собственная духовность и они не хотят слушать Бородина, а хотят они слушать муэдзина. Почему вы считаете, что ваша духовность выше их духовности? Где критерий? А где-то у чёрта на куличках живут другие люди, считающие очень духовным врыть тотем, а потом духовно приносить ему человеческие жертвы, и живут эти духовные люди в своих не только очень духовных, но ещё и очень духовитых жилищах. А тут к ним на бездуховных кораблях приплывают совершенно бездуховные люди, бездуховно слушающие какого-то бездуховного Бетховена и начинают палить по людям духовным из бездуховных пушек, а потом заставляют их бездуховно работать на бездуховно вырытых бездуховных копях. И как венец бездуховных измывательств людям духовным запрещают приносить человеческие жертвы и сочиняют им бездуховную грамоту их собственного духовного языка и заставляют духовных людей эту грамоту учить. Заставляют духовных людей бездуховно писать и бездуховно читать бездуховно появившихся у духовных людей духовных писателей, без которых духовные люди духовнейше до того обходились.

Кто прав? Кто духовнее?

Совершенно очевидно, что для живущих в западной части Новой Гвинеи представителей народа Короваи их культура куда духовнее культуры "белого человека", даже и в том случае, если этим блондином выступает самый духовный из всех духовных дорогих россиян, для одного отдельно взятого короваина вопрос даже не стоит, и если пропеть ему детскую песенку "короваи, короваи, чего хочешь выбираи", то понятно, что он выберет, как понятно и то, что он ни при каких обстоятельствах не выберет не то, что Римского-Корсакова, но даже и Баскова. Но культурными предпочтениями жителей Новой Гвинеи озабочены только этнографы, а мир ими не озабочивается вообще никак. И происходит так потому, что мир существует в реальности, выстроенной не короваями. Короваи не смогли навязать миру свою коровайскую духовность потому, что оказалась слаба их коровайская культура, а их культура оказалась слаба потому, что слабы они сами.

Они не смогли культурно доминировать. И искреннейшая вера в собственную духовность им ни капельки не помогла. Это оттого, что вы несёте в мир не духовность, а себя. Вы себя вовне распространяете. Со всем, что в вас есть. А распространяя себя, вы распространяете свою культуру, потому что ваша культура это вы и есть, вы как "тотальная совокупность ваших моделей поведения, ваших искусств, ваших убеждений и любых продуктов вашей деятельности и вашей мысли." Вашей мысли, вашей. Не чьей-нибудь, а - вашей. При условии, конечно, что у вас пара мыслишек в запасе имеется, чего, почитав комментарии к предыдущим постам, не скажешь.

105

В комментариях изрыгнутым языком пламени мелькнуло название немецкой супергруппы Rammstein, хорошая группа, ничего не скажешь, и с точки зрения государства, скромно называющего себя Германией, хороша она уже тем, что заставила мир не только себя услышать, но ещё и слушать, а это очень, очень трудно, если учесть, что раммштайновские песни поются не на английском, а на задорном немецком языке, но кто хочет, тот получает и дорогу осиливает не стоящий, а идущий, Ich Will! Ich Will!

Для того, чтобы найти не нишу даже, а щёлку, сквозь которую к нише удалось пробраться, немцы пошли по задолго протоптанной до них дорожке, они не стали попусту мудрствовать, а создали доступный массовому сознанию image группы - ребят не весёлых, а простых, и подняли парус, и пустили они Раммштайн плыть не по Вольге-Вольге, а по океану умов человеческих. И вы не поверите, но у них получилось. Приём, тысячепопытно до немцев отработанный, вновь сработал безотказно, называется этот приём "Гараж" и в тренировочных пособиях описывается он так - "простые ребята, такие же как ты и я, ни слуха, ни таланта, ни кожи, ни рожи, работают они, как и миллионы других, кем попало, режут торф брикетами, плетут корзины и подсобничают в мясном отделе супермаркета, а вечером в постылых четырёх стенах бренчат на расстроенной гитаре и стучат в пионерский барабан, сводя с ума соседа снизу, а потом как-то нечаянно знакомятся с такими же недотыкомками как они сами и решают бездельничать вместе, а где ещё можно побездельничать так, как в гараже, ну вот они туда и идут."

Идут "в гараж".

Идут честно, у всех на глазах, любой может посмотреть, не только будущий биограф, но и ты тоже, всё без обмана, вот один проходит, вот другой, сальный, патлатый, такой же как и ты, точно такой, пиздюк пиздюком, вот двери в гараж закрылись, вот они там чего-то вроде друг другу говорят, вот забренчало что-то, вот вроде струна у них порвалась, вот матюкнулся кто-то, вот вроде пропел, вот вроде заржал, вот молчок, вот пауза, долгая пауза, долгая, держим паузу, держим, всё, додержали! Фанфары, дверь в гараж распахивается и… О, волшебная метарморфоза! Зашёл в гараж невесть кто, а вышли мировые знаменитости. Вкатили туда как гранату куколку, а выпорхнула из гаража бабочка.

"Так можешь и ты!" "Так можешь и ты!" Хочешь, хочешь? Да хочет, конечно, что за дурацкий вопрос. Вон, послушайте, слышите? Ich Will, Ich Will! You sure, kid? Yes, I’m positive! Ich Will! Ich Will!

В общем, "алло, мы ищем таланты".

А то, что Раммштайн вставляет в твёрдый немецкий рок музыкальные цитаты из Прокофьева, так это оттого, что они перед тем, как стать знаменитыми, художественно рубили в подсобке замороженные свиные туши. А вы что подумали? Да как вы могли?! No, no, no. Nicht, Nicht, Nicht. Да и неважно это, слушатель мира знает, кто такие Раммштайн, а кто таков Прокофьев? Ну сами посудите. Да и кто таковы Раммштайн, тоже, в сущности, неважно. А что важно? Важен "гараж". Вот он да, очень, очень важен.

А что касательно духовности, то в семидесятых прошлого столетия в живом ещё и здоровом теле СССР жил здоровый дух и считал он очень духовным ВИА Самоцветы, которые мало того что духовно, но ещё и самоцветно, да к тому же душевно выводили "увезу тебя я в тундру", а такое порождение бездуховного Запада как Led Zeppelin государственная пропаганда СССР сурово клеймила именно за бездуховность. Вполне допускаю, что так же думали и сами цеппелины, в конце концов они, в отличие от жизнерадостных и тундролюбивых Самоцветов, выпорхнули на свет из "гаража" и не иначе по этой причине Джон Пол Джонс во время представлений, которые опять же в отличие от СССР проводились не в залах областных филармоний, а на забитых бездуховной публикой бездуховных стадионах, время от времени, наскучив (скушно же играть всё время одно и то же) принимался вставлять когда десяти, а когда и двадцатиминутные куски то из одного фортепианного концерта Рахманинова, то из другого. И забившие стадион хливкие шорьки бездуховно фанатели, фонарели и восторженно орали, не имея ни малейшего представления чью музыку они слышат. А между тем Джонс всего навсего бездуховно забавлялся, человек этот помимо таланта обладал ещё и штукой, называемой английским чувством юмора.

Между прочим Рахманинову, доживи он до семидесятых, это наверняка понравилось бы. У него и с талантом и с юмором дело обстояло просто прекрасно. Вот очень популярный в Америке музыкально-исторический анекдот: однажды Сергей Рахманинов и Фриц Крейслер давали совместный концерт в Карнеги Холле. Обстановку момента и места каждый может представить очень легко - знаменитости, фраки, благоговение, не то что Рахманинова, муху можно услышать, ну и вот, во время долгого фортепианного соло Крейслер отвлёкся, задумался, замечтался, да вдруг, спохватившись, очнулся, испугался и громким отчётливым шёпотом спросил Рахманинова: "Где мы?", на что Рахманинов, не прерывая игры, столь же громким шёпотом ответил: "В Нью-Йорке." Зал был в восторге.

Интересно в этой истории то, что она сочинена от начала до конца. Рахманинов и Крейслер пребывали в прекрасных отношениях, они записали на пластинки несколько совместных исполнений, но в Карнеги Холле они никогда вместе не выступали. Однако реальность отступила перед образом. Несколькими фразами анекдота удалось передать не только всю жизнь Рахманинова, но и "каким он парнем был".

Не знаю, зачем я всё это написал. Затем, пожалуй, что захотелось мне развлечь самого себя. С чего мы там начали? А, ну да, вспомнил, с гаража же. Гараж… Да, гараж это дело такое. Если надумаете в выходные туда наведаться, захватите с собою тайком от жены бутылку водки.

106

Ну, а теперь, когда вы отдохнули и немного поразмышляли на отвлечённые темы, вернёмся к реальности. Смотреть в глаза реальности не любит никто, хотя реальность не так объективно страшна, как субъективно пугающа, пугает же она тем, что обычно не соответствует представлениям о себе и потому люди склонны заслоняться от реальности иллюзиями, и иллюзиями, как правило, своими собственными. Получается следующая картина - с одной стороны реальная реальность, а с другой иллюзорные иллюзии, причём реальность существует вопреки иллюзиям, а иллюзии претендуют на существование вопреки реальности, и как бы долго иллюзии ни длились, но рано или поздно они с реальностью сталкиваются. С известным каждому из нас результатом. И хотя всем понятно, что лучше видеть реальность такой, какая она есть, с тем, чтобы в ней ориентироваться, к ней приспосабливаться и с нею считаться, поступают так не все, а лишь некоторые, подавляющее же большинство спешит собрать осколки разбитых иллюзий, наскоро их вкривь и вкось склеивает и опять прячет реальность от самого себя. Зачем? Да чёрт его знает. То, что человек не просто животное, а животное странное было замечено ещё древними и с тех пор положение не только не улучшилось, а стало как бы и не страннее.

Ну вот пишут нам не из Янины, а пишут из РФ, что не удалось, мол, американцам взять тамошние культурные стены и не добились они на этом поприще результатов, сравнимых с культурными немцами, культурными французами и сверхкультурными японцами. При этом тому, кто так свежо думает, не приходит в голову прикинуть количество граждан РФ, способных составить простейшую фразу на английском и сравить эту цифру с числом дорогих россиян, которым известно как звучит на японском слово "да" и как звучит на японском слово "нет". Сравнив, дальше можно уже и не ходить, но мы всё таки пойдём, побивая странность вот такой, например, странностью - сегодня в школах Российской Федерации английский язык учат девять миллионов школьников. А первого сентября к ним добавятся ещё сколько-то там миллионов и тоже начнут учить английский и начнут получать за это кто двойки, а кто и пятёрки.

Но главная странность в другом. "Молодая страна РФ" существует вот уже двадцать один год, немало, возраст совершеннолетия, в иных государствах в двадцать один можно уже крепкие спиртные напитки покупать, однако по прошествии срока выяснилось, что постсоветские русские крайне нелюбопытны. В наше время можно, не выходя из дому, узнать если и не всё обо всём, то уж многое наверняка, однако они знанию предпочитают иллюзии, да при этом иллюзиям новым они предпочитают иллюзии старые. Хотя с другой стороны это пристрастие позволит нам взглянуть на проблему культурного влияния под новым и несколько неожиданным углом. Посуду мы бить не будем, но вот ещё один стереотип, раз уж он на глаза попался, мы разобьём обязательно. в данном случае стереотип древней японской культуры, имеющей, как выяснилось, влияние на умы россиян, причём влияние большее, чем американское "бескультурье".

А между тем, стоит лишь чуть-чуть полюбопытствовать, как выясняется, что известная нам современная Япония со всем, что в ней есть, в том числе и с клише вроде "древней японской культуры", была придумана и создана американцами после Второй Мировой Войны. Начали США с того, что опустили над Японией железный занавес. Япония была изолирована от внешнего мира. Ни один японец не мог Японию покинуть, как и не мог в Японию въехать без разрешения американцев. После чего, осмотревшись и примерившись, США ударили по японской реальности. Ударили молотом Тора. Мозаичная картина реальности в том виде, в какой она складывалась в Японии на протяжении нескольких веков, была разбита. Разбита вдребезги. На мельчайшие кусочки. А потом из этих кусочков картина была воссоздана, но только изображала она теперь совсем не то, что на ней было до 1945 года.

Прежде, чем начать перекладывать мозаику американцы объявили японцам, что император это не живой бог и что японцы ничем не отличаются от окружающих их народов. "Хирохито человек, а вы все то же самое, что филиппинцы и китайцы." И японцы с этим молчаливо согласились. После сожжённого Токио и Хиросимы верить в божественность императора было как-то не с руки. Тем же, кто верить хотел, пришлось признать, что японские боги проиграли схватку в небесах. Самой популярной книжкой в Японии стал японо-английский разговорник.

Для преобразований был создан орган под аббревиатурой SCAP - Supreme Commander for the Allied Powers. Все полномочия были сосредоточены в одних руках - властью разрушать, а потом творить реальность был наделён всего один человек. Звали его генерал Дуглас Макартур. И зрил генерал в корень. У него наверняка было искушение просто начать отдавать японцам приказы, которые японцы несомненно выполнили бы, но американцам было нужно не показное послушание, а нужна им была смена культурной матрицы. Если воспользоваться современной тарабарщиной, то им необходимо было сменить одну "японскость" на другую, выдавая этот процесс за замену "тоталитаризма" "демократией".

Макартур был несомненно человеком умным, но при этом он был человеком ещё и военным. А люди военные, какой бы национальности они ни были, это люди определённого склада и склонны они не к усложнению ситуации, а к её упрощению. И Макартур, прекрасно понимая, какие цели преследуются его государством в Японии, предложил самое на его взгляд действенное и радикальное средство - тотальную христианизацию Японии. Ситуация сложилась та же, что и двадцать лет спустя с Вьетнамом, помните про план Раска и план МакНамары? Раск и армейские генералы точно так же предлагали быстрое и радикальное решение вьетнамской "проблемы", но победил гораздо более сложный план Мака. В случае с Японией вышло то же самое и генерала Макартура, не хотевшего мучить собаку, рубя ей хвост по частям, крепко поправили из Вашингтона, где посчитали, что ползучая культурная экспансия хоть и потребует куда больших усилий, но будет не в пример эффективнее. Думаю также, что в расчёт было принято и ещё одно соображение - американцы, уже в 1945 планировавшие индустриализацию Японии, не хотели без нужды усиливать её ещё и в идеологическом смысле. (В случае с Кореей они поступили наоборот и поступили вынужденно, так как у северокорейцев было их "чучхе", а у корейцев южных был буддизм, то-есть ни то, ни сё, а потому с ними поделились не только тяжёлой индустрией, но и тяжёлой идеологией и сегодня треть южных корейцев - христиане.)

Макартур, как мы выяснили, был человеком военным, а потому он взял под козырёк и начал делать не то, что ему хотелось, а то, что ему приказали. Он сменил всю японскую элиту. В определённом смысле японцам повезло, то, чего в других местах добиваются посредством гражданской войны, у них прошло "тихо-мирно". Никто японскую имперскую элиту не расстреливал во рвах и в море не топил. Её просто "подвинули". Причём подвинули очень интересно, не всю поголовно, а сословно - со сцены американцы убрали элиту военную и политическую. В результате макартуровской чистки лишились своих постов и "кормления" около ста семидесяти тысяч армейских офицеров, их всех отправили не в распыл, а на улицу. То же самое случилось и с тридцатью пятью тысячами политических функционеров всех рангов. Для сравнения - связанных с политиками "людей бизнеса" пострадало менее двух тысяч. И пострадали они не в смысле лишения живота, а просто у них отняли старые заказы и не дали новых. "Наказали рублём." Японию лишили армии и создали "наверху" политический вакуум. Но ведь государством, пусть и оккупированным, нужно как-то управлять, верно? Нужна некая сила, на которую можно опереться. И американцы эту силу нашли.

Они опёрлись на национальную бюрократию. Они опёрлись на японского чиновника. На госслужащего.

Никто и пальцем не тронул полицию, пожарных и многочисленнейших муниципальных и почтовых работников. Более того, чиновничество среднего и нижнего уровня "под американцем" резко пошло в гору и это понятно, управленцы нужны всегда и всем. Кроме того, опёршись на чиновника американцы убили двух зайцев сразу - в условиях политического вакуума управленцев потянуло наверх, в политику, в партстроительство, на глазах начала формироваться новая политическая элита, которая самим своим наличием не давала вернуть представителям старой школы отнятые у них американцами позиции. Интересно ещё и то, что из США в Японию в состав SCAP было отправлено пять с половиной тысяч гражданских чиновников. Подчёркиваю, не военных, а гражданских и эти гражданские бюрократы на местах обучали бюрократов японских американским методам управления.

Своеобразно пододошли американцы и к вопросу идеологии. В делании карьеры преимущество получали не "классово им близкие", как можно было бы предположить, а японские госслужащие из числа либералов и социалистов. Делалось это из чисто прагматических соображений, так как не разделявшие "американских ценностей" либералы и социалисты были наиболее непримиримыми противниками японской "старины", а чем более глубоких перемен японского общества они хотели, тем больше это соответствовало стратегическим интересам американцев.

Ну и понятно, что все подобные преобразования нуждаются в документе, в "бумаге". И документ появился. Назывался он Конституцией Японии. Действует она до сих пор. Написали японскую конституцию американцы. И если вы думаете, что конституции пишутся богами, то вы ошибаетесь. Для написания японской конституции не понадобилась даже помощь яйцеголовых из Вашингтона, написана она была военными юристами, имевшимися в распоряжении Макартура, и написана она была за одну неделю. И написана она была на английском языке. Потом уже её перевели на японский. С тем, наверное, чтобы японцы понимали, что там у них в конституции написано. Что им можно, а чего нельзя.

А известные миру самураи, катаны, гейши, суши и прочие, как выражаются японолюбивые россияне, фенечки это японская старина, пропущенная через Голливуд.

Это так же, как с пиццей. Что такое пицца когда-то знали только в Неаполе. Ну и как знали, так бы и забыли. Но пицца не забыта, сегодня даже в Неаполе знают, что такое Пицца-Хат, да и как не знать, попробуй, забудь, когда её рекламируют живые генсеки умершего СССР.

107

Вцепившись в Японию, не будем её отпускать, а, напротив, запустив в неё ещё один коготочек, подтянем её к себе и подтянемся к ней сами, сфокусируем глаз и вглядимся в Японию повнимательнее, интересно же что там было и что там стало. Как с культурой, так и вообще со всем, каковое "вообще всё" в понятие "культура" входит целиком, да ещё и место остаётся.

Так вот если рассуждать в терминах "было/стало", то нам никуда не деться от того, что японское "стало" от японского же "было" отличается гораздо больше, чем небо отличается от нашей грешной земной поверхности.

И дело даже не в том, что вся видимая нами внешняя оболочка современного японского государства состоит из прямых или косвенных заимствований американских реалий вроде политических партий, архитектуры, планировки городов, сети дорог, кино-телевидения, рекламы, системы образования, научных учреждений, моды, одежды, гольфа, бейсбола, молодёжного слэнга, популярной музыки и комиксов. Главное в другом - в смене гораздо более глубокого культурного "слоя".

До 1945 года Япония была государством, хотя и бывшим в состоянии построить линкор или подводную лодку, но при этом в социально-политическом смысле Япония представляла собою чрезвычайно примитивно устроенное феодальное общество, которое можно было отнести к монархии только по чисто формальным признакам, в реальности Япония была тем, что каким-то острословом метко обозначено "паханатом".

В Японии имелся император, совершенно официально считавшийся полубогом, витающим в неких высших сферах и освящающим своей божественной властью существующий в государстве порядок вещей, а порядок вещей складывался таким образом, что в реальности в монархической якобы Японии всем заправляла не аристократия, а так называемые Zaibatsu. В облагороженном русском произношении это слово звучит как Дзайбацу, в японской же приземлённой реальности Дзайбацу произносится немножко по-другому, что понятно, так как Дзайбацу для кого - Дзайбацу, а для кого, как выражаются японцы, - Заибатсу. Но не будем выражаться и воспарять, а вернёмся к культурным японским делам.

Дзайбацу это финансово-промышленный конгломерат, обладающий монополией на ту или иную сферу производственной жизни государства. Организационно каждое Дзайбацу было выстроено в то, что опять же вам хорошо знакомо и в русских реалиях называется "властной вертикалью". Каждое Дзайбацу контролировалось одной определённой семьёй (семьёй в самом буквальном смысле - папа, мама, сын и дочка) и была предприятием автономным примерно так же, как автономен вышедший в море ледокол. Автономность достигалась тем, что каждое Дзайбацу помимо собственных индустриальных и производственных мощностей обладало ещё и собственным банком. Само монопольно что хотело, то монопольно и производило, и само себя как хотело, так монопольно и финансировало. Ну и понятно, что какую цену на монопольно производимую продукцию хотело, ту монопольно и устанавливало. Не жизнь, а японская малина. И малина тем более, что закон "семьям" был неписан.

С законом в Японии было вообще не очень хорошо. По европейским меркам японское общество было обществом откровенно варварским. И совершенно непонятно (или наоборот очень хорошо понятно) каким образом японцы собирались отстроить, а потом удерживать японскую Империю, так как вместо того, чтобы завоёвывать "умы и сердца" новых подданных, они на захваченных территориях давали волю своим инстинктам, а они у японцев были такие, что азиаты, а особенно тоже не отличающиеся особым человеколюбием корейцы и китайцы, как вспомнят о древней японской культуре, так и вздрогнут. Очень многое о японцах говорит такой штрих - подписав акт капитуляции, они, мысленно поставив себя на место победителей, встретили американцев тем, что ожидали в побеждённых странах для себя - ещё до того, как нога интервента ступила на озаряемую великой богиней Аматэрасу священную японскую землю, японцы организовали несколько сот (!) публичных домов на потребу дорогим победителям. Этакие "хлеб-соль" по-японски. Делалось это с целью обезопасить японок, так как японское государство ожидало, что высадившиеся американцы немедленно начнут ловить разбегающихся с визгом гражданок японской национальности и насиловать их всех подряд. Кроме создания сети публичных домов была организована ещё и раздача пилюль с цианистым калием, чтобы те из японок, кто не пожелает подвергнуться надругательству, могли без промедления отправиться в лучший мир. Американцы же азиатским подарком пренебрегли и немедленно публичные дома разогнали, не так по морально-этическим соображениям, как потому, что эти вертепы были рассадником венерических заболеваний.

Но мораль моралью, а жизнь жизнью. А жизнь требовала с Японией что-то сделать. С Японией воевали, Японию победили и… Дальше-то что?

Весь мир и вы в том числе, заслышав упомянутые в одном смысловом ряду слова "Япония" и "Америка" немедленно вспоминаете об атомной бомбе, после чего от этого яркого образа вы отделаться уже не можете, как не можете и ни о чём другом думать. Самое интересное тут то, что американская пропагандистская машина, которая применительно к Японии могла бы рассказать вам всякое разное и очень интересное, тоже предпочитает дальше бомбы не ходить. Происходит это оттого, что образ "Бомбы" позволяет спрятать за собою цветущую сложность тогдашних событий, а события эти таковы, что могут кому-то показаться слишком уж привлекательными, а кого-то, напротив, "вспугнуть". Охотнику же ни то, ни другое совершенно ни к чему. Он не хочет раньше времени добычу спугивать, как не хочет и поневоле приманивать тех, кого он приманивать не хочет.

Вот что скрывает за собой японский ядерный гриб:

Технически перед американцами стояли три задачи - демилитаризация, демократизация и децентрализация Японии.

Демилитаризация выглядела самой лёгкой, но на практике она стала лёгкой только после десакрализации императорской власти. Этого удалось добиться тем, что данными Хирохито гарантиями американцы купили его "сотрудничество", после чего Макартур отправил японского императора в представительские вояжи по стране. Японские "массы" императора воочию никогда до того не видели, а тут он что ни день начал появляться на открытиях, презентациях и тому подобных мероприятиях. Божественный император стал тем, кто "разрезает ленточки", он во плоти предстал перед народом и он - кланялся, кланялся, кланялся. Если учесть, что американцы тут же не только в теории, но и на практике отделили от государства церковь (синтоизм), то понятны и кратчайшие сроки, в которые старая власть потеряла в глазах народа сакральность. Так было внутри Японии. Но формально сохранение представительной (конституционной) монархии было нужно Америке не только для того, чтобы император служил символом единения нации, но и чтобы он своим словом заставил сложить оружие японские гарнизоны, разбросанные по бесчисленным тихоокеанским островам и островкам.

В наше время трудно представить масштабы тех событий, после капитуляции и завершения военных действий в собственно Японию американцами было переправлено почти шесть миллионов человек. Три миллиона военнослужащих императорской армии и почти три миллиона гражданских лиц. Доставленных на родину японцев просто отпускали на все четыре стороны. Об уровне развития японского общества красноречиво свидетельствует тот факт, что бичом были туберкулёз, дизентерия и тиф. Японцы простодушно считали, что умирающие от туберкулёза люди умирают от голода. США первым делом дважды провели поголовную вакцинацию населения (а это более 80 миллионов человек), сразу же почти вдвое сбив смертность от туберкулёза, а от дизентерии и тифа на 90%.

Общественное сознание японцев, стокнувшись с американцами, испытало немедленный культурный шок. Макартур издал приказ по войскам, требовавший, чтобы военнослужащие армии США, входя в японские дома, снимали обувь. По понятным причинам в Японии было очень плохо с продовольствием, а если учесть, что был прекращён подвоз сельхозпродукции из Кореи, Китая и Юго-Восточной Азии, то положение с едой смело можно назвать катастрофическим. Поскольку "голодному человеку трудно объяснить, что такое демократия", американцам пришлось взяться и за эту проблему, продовольственная помощь обходилась им в миллион долларов в день. Пик был достигнут в 1949 году, когда США отправили в Японию продовольствия и медикаментов на 517 млн. долларов, по тем временам сумма очень большая. Помимо этого Макартур организовал за счёт армии кормёжку детей школьными завтраками, делалось это с задней мыслью заставить детей посещать школу, а посещая школу дети учатся, а учить их принялись по новым учебникам. И по новым учебникам учить их принялись новые учителя.

К учителям мы вернёмся чуть позже, а пока вспомним о Дзайбацу. Шестнадцать крупнейших из них были ликвидированы американцами и двадцать шесть распущены, а потом воссозданы в новом виде. Особое внимание было уделено "большой четвёрке" - Мицуи, Мицубиси, Сумитомо и Ясуда, контролировавшим треть индустрии и половину финансов Японии. На деле таким образом осуществлялась децентрализация японской промышленности, которая проводилась под видом борьбы с монополизмом. Никому не подотчётные гиганты были разбиты на множество средних и мелких фирм и компаний. Но это то, что касалось форм собственности и интересов послевоенного государства, однако американцы не забыли и о низовке, о тех, кто работает, а не управляет. Опираясь на новую японскую конституцию (которую они же и написали) США создали японские профсоюзы. Японцы получили не только трудовые организации, отстаивающие их интересы и заключающие коллективные договора с работодателями, но новая конституция давала им право ещё и на забастовки.

Так вот в куче немедленно появившихся профсоюзов оказался и профсоюз учителей. И как в любом профсоюзе ведущие позиции в нём были захвачены людьми левых убеждений, учивших японских детишек вовсе не тому, что солнышко Хирохито восходит на востоке. А если учесть, что главными политическими партиями, с лёгкой американской руки возглавившими политический процесс в стране стали партия либералов и партия социалистов, то возник определённый левый крен, который требовалось как-то выправить. И как это сделать, придумал всё тот же Макартур.

Нам сегодня трудно представить не только масштаб тогдашних событий, но и масштаб тогдашних людей, взять хотя бы Макартура, армейского генерала, фактически выстроившего целое государство, известное нам как современная Япония. Сам он относился к своему положению как к миссии и на слушаниях в американском сенате, объясняя почему в той или иной ситуации он поступает так, а не иначе, Макартур сказал - "вы должны понять, что мы вынуждены обращаться с ними как с двенадцатилетними детьми." И с политической точки зрения американцы, попав в Японию, действительно очутились в положении землян на "обитаемом острове".

Либерализм это не левая партия, но в Японии создалось положение, когда и либералы и социалисты разделяли примерно одни и те же ценности, а противопоставить им напрашивающуюся правую милитаристки-националистическую партию не представлялось возможным, ситуация выглядела неразрешимой, однако выход был найден. И найден вроде бы совершенно неподходящим для этого человеком - Макартуром, предложившим провести земельную реформу. Более половины трудоспособного населения императорской Японии было занято в сельском хозяйстве. И гораздо более половины этой половины (до 70% крестьян) были либо батраками, либо мелкими арендаторами, арендующими землю у богатых землевладельцев, земельных "магнатов". В сельском хозяйстве Японии дело обстояло примерно так же, как и в промышленности с её Дзайбацу.

Макартур был южанином, кондовым республиканцем, яростным антикоммунистом и крайне набожным епископатом, к месту и не к месту через слово поминавшим Бога, "по понятиям" выходило, что его симпатии должны были быть целиком на стороне японских "крепких хозяйственников", но вот что сделали возглавляемые Макартуром оккупационные власти - американцы практически отняли землю не только у крупных землевладельцев, но даже и у тех, кто для обработки своей земли был вынужден прибегать к помощи батраков, в каждом хозяйстве был оставлен надел, который мог обрабатываться силами семьи владельца, а остальное выкуплено за символическую плату и за символическую же плату передано вчерашним батракам и арендаторам. Поскольку инфляция на глазах съела выкупные платежи, то "помещичья" и "кулацкая" земля досталась безземельным крестьянам фактически даром. Был разом создан целый класс мелкого собственника, который, как пророчески заявил Макартур, "хочет он того или нет, но будет теперь вынужден защищать свои интересы политически."

Так был создан политический правый фланг даже и без создания крупной правой партии, после чего появилось политическое поле для игры, где справа были крестьяне, а место слева занимали то социалисты, то либералы, в зависимости от того, как складывался "политический момент", что давало возможность то тем же социалистам, то либералам играть роль центра.

Образование.

Старая система образования, позаимствованная японцами в Пруссии, была заменена на известную американскую, которая выглядит как 6-3-3-4, шесть лет начальная школа, три года начальной средней, три года высшей средней и университет. Что касается университетов, то американцы создали положение при котором каждая японская префектура обязана была иметь по меньшей мере один университет.

Поскольку речь зашла о культуре как культуре, то немаловажным будет отметить, что оккупационная администрация США на свои средства отреставрировала храмовые комплексы в Никко и Киото и открыла закрытые во время войны по причине нехватки средств музеи. Но всё это мелочи, самым большим фактором в смене культурной матрицы стала жёстко проведённая несмотря на противодействие приверженцев японской старины женская эмансипация. В 1945 году японская женщина впервые в японской истории стала равной мужчине.

Женщина получила право голоса на выборах. Жена получила равные права с мужем. Отныне женщина могла владеть недвижимостью и могла разводиться с мужем на тех же основаниях, что и он с ней, дочери получили право наследования одинаковое с сыновьями, мужчина в 18 лет, а женщина в 16 могли жениться и выходить замуж не испрашивая на то разрешения родителей. Проституция стала нелегальной, и одновременно женщина получила легальное право на аборт. Для того, чтобы представить себе, что всё это означало в 1945 году, следует знать, что когда в расположение американских войск приезжали жёны военнослужащих, то среди японцев вызывало фурор зрелище мужчины и женщины, во время прогулки держащих друг друга за руки. А уж если они целовались, то это было чуть ли не концом света.

Но так было давно, а что было, то прошло. На первых же выборах в парламент к избирательным урнам вышли две трети японских женщин, а 39 депутатов первого послевоенного японского парламента были освобождёнными женщинами Востока.

Нетрудно заметить, что то, что сделали, оккупировав Японию, американцы было самой настоящей революцией сверху. Причём революцией несомненно левой. Так же трудно не заметить, что эта революция была синхронной левой революции сверху, проводившейся в те же годы в Великобритании. Разница только в том, что в Англии революцию сверху проводил опиравшийся на элиту монарх, а в Японии революция была осуществлена внешней силой, "оккупантами".

Ту Японию, которую вы знаете, американцы вылепили как из куска пластилина.

Хорошо это или плохо? Чёрт его знает. Согласно последним опросам значительная часть японских подростков считает Макдональдс исконно японским заведением, там же и зародившимся, а в качестве молодёжной субкультуры в Японии цветёт и пахнет сакурой хип хоп. Японцы, правда, называют его hippu hoppu и речитатив у них исконно свой, японский. Особой роли, впрочем, это не играет, не в последнюю очередь потому, что слова лишь фрагмент хип хопа и фрагмент далеко не самый важный. В конце концов и сами американцы, нечаянно услышав вроде бы английский текст очередного хип-хоповского хита, плохо понимают о чём там. И зачем.

108

Пример попавшейся нам с вами на глаза Японии гораздо более показателен, чем то может показаться. Он позволяет очень многое понять в тогдашних событиях, но тогдашние события это события прошлого, однако благодаря Японии, японцам и японкам мы можем понять кое-что куда более интересное и касающееся уже не прошлого, а настоящего - мы можем подсмотреть, какими мазками рисуется наша реальность.

Все видят в Японии "японское чудо", понимая под этим нечто "экономическое", хотя и в этом, узком экономическом смысле никакого особого чуда не произошло бы, если бы не американская "помощь" (часть которой Япония, поднявшись с колен, вернула), не установленный американцами в высшей степени благоприятный для Японии курс доллара к иене, предоставленные американцами новейшие по тем временам технологии и широко распахнутые перед японцами ворота колоссального послевоенного американского внутреннего рынка, куда бочком протиснулись японцы со своим дешёвым и низкокачественным ширпотребом. Все азиатские тигры прошли одной и той же дорожкой и прошли они ею вовсе не потому, что были тиграми, полоски на их шкуре были нарисованы отнюдь не азиатской рукой.

Ну да то экономика с её маленькими чудесами, а чудо гораздо более чудное произошло с японской культурой. Стараниями всё тех же американцев "оскал кровожадного японского милитаризма" в одночасье был спрятан за благостнейшей и до приторности сладкой картинкой, "икебаной". Между прочим все эти "сады камней" и "икебаны" стали известны миру только потому, что того захотелось вовсе не японцам, которым после войны было не до жиру и не до икебан, а захотелось так "оккупантам". Если кому-то по каким-то причинам не нравится слово "оккупанты", то мы можем легко поменять его на "освободители от милитаристского ига", большой роли это не играет, и "оккупанты" и "освободители" это всего лишь пустая словесная оболочка, куда можно поместить любой угодный вам смысл и вот только этот смысл и важен, а в данном случае смысл был в том, что "оккупанты-освободители" преследовали свою корысть, и была она вовсе не денежной.

И благодаря этой корысти в глазах мира образ несуразного кривоногого самурая с торчащими вперёд редкими зубами был с ловкостью необыкновенной подменён образом семенящей японки в кимоно. Была ли она гейшей или честной девушкой никого в тот момент не занимало, ведь она так мило щебетала что-то непонятное, часто приседала и вообще - разводила церемонии. Образ послевоенной Японии был продан американцами миру с тем же успехом, что и пицца.

В чём был их интерес? Ну, то, что поднимая Японию они получали прямую геополитическую выгоду, понятно, как понятно и то, что выгоду эту в денежных знаках не выразишь, но есть и ещё одна выгода, которую никто не замечает и, что гораздо хуже, замечать не хочет. "Продавая" образ новой Японии вовне (и не испрашивая, замечу, у японцев на то разрешения), Америка заставляла потреблять тот же продукт и саму Японию. Ещё ложечку и ещё одну. "За маму, за папу и за цветущую сакуру." И ложечка за ложечкой Япония росла, толстела и менялась с лица. А куда денешься, хочешь не хочешь, а приходится соответствовать. Соответствовать чему? Самой себе в глазах мира, конечно же. Соответствовать собственной роли. А кто писал слова той роли? Кто писал слова японской Конституции мы уже выяснили, давайте мы теперь и на другие слова обратим внимание.

Какое слово на сегодня считается миром самым японским из всех японских слов?

Тоже мне, бином Ньютона! Да "аниме", конечно. Как скажешь громко "аниме", так все тут же и запрыгают, в ладоши захлопают. Как дети малые. А спросите на любом языке - "а что это такое - anime?", тут же вам и ответ готов - "так Япония же!". Япония, Япония!.. Чуть ли не uber alles. А между тем anime это всего лишь укороченное японцами animation. Какое красивое, а, главное, какое исконно японское слово, не правда ли? И стоит нам заглянуть в словарь английского языка, как мы выясним, что animate, взявшее в качестве исходника латинское animatio, означает "оживлять". "Вдыхать жизнь." Ну, англичане вдыхали жизнь во Франкенштейна, а американцы вдыхали во всё подряд, но во что же вдыхают жизнь анимирующие японцы? Наверняка во что-то японское.

Глянем на образчик японского произведения искусства, производимого японцами на потребу японцам же:

Глянули, отвернулись, глянули опять. Подумали. Ну, что, ну как? Ну как как… Ну, простенько, ну с небольшим, но может даже и со вкусом, как его понимают девятиклассницы, но что тут японского? Not much, как скажут американцы, чьи идеи были подхвачены родоначальником "аниме" Осаму Тецука, чьё имя, доживи он до наших последних времён, навело бы прогрессивное человечество на нехорошие мысли, но в 50-е годы прошлого столетия, когда он ступил на стезю оживления, Осаму было имя как имя, ничем не зазорнее любого другого, да к тому же наш Осаму оказался настоящим восточным хитрецом, он сам, своим умом дошёл до того, что рисованные лет за двадцать до него герои диснеевских фильмов имели такие большие глаза не с проста и не оттого, что американцы глупые, а потому, что непропорционально большие глаза на примитивной рисованной картинке облегчали передачу разнообразных эмоций обозначенных всего лишь несколькими линиями лиц, и, уцепившись за эту идею, он, как истинный сын японского народа, довёл подсмотренное до совершенства. Если мы условимся, конечно, считать аниме за совершенство.

Мы это мы, и условимся ли мы это ещё вопрос, но японцы тем временем, по всей видимости, условились. Вот образчик женской привлекательности, каким его видят взращенные на самобытной культуре аниме японцы:

Это образ придуманный, полёт, так сказать, фантазии. Но вот пример более приземлённый:

Безошибочное аниме, но запечатлевшее вполне конкретную личность. Реальную женщину во плоти. Зовут её Аюми Хамасаки:

Сказать, что эта девушка популярна, значит не сказать ничего. Вот уже десять лет как она воспринимается массовым сознанием Японии как the Nation’s Sweatheart, как pop idol. Аюми поёт, танцует, сочиняет, продюсирует, пишет, снимает, простужается, выздоравливает, глохнет, потом начинает слышать опять, обещает за кого-то выйти замуж, потом не выходит и всё такое прочее, обычная жизнь обычной японской девушки. Популярность её превосходит все мыслимые пределы и отнюдь не в одной только Японии, но и в сопредельных странах, где любят японские автомобили, но вот самих японцев любят не очень. Как, например, в Китае, куда Аюми наезжает с концертами.

Давайте пожелаем ей всех и всяческих, но потом вернёмся к нашим упрямым баранам, вопрос тот же, что и с аниме - что в образе госпожи Хамасаки специфически японского? Образ, транслируемый ею "в народ", на образы Утамаро никак не похож:

Японского в ней то, что живёт она в Японии и поёт Аюми главным образом на японском языке, вот, пожалуй, и всё. Музыка, под которую женщина поёт, не имеет к Японии никакого отношения. Это так называемый J-Pop, уходящий корнями в послевоенное подражательство "музыке оккупантов" (или "музыке освободителей", это одно и то же), обозначавшееся благозвучным термином poppusu. С музыкой дело в Японии обстоит точно так же, как и с изобразительным искусством. Ни капли традиционного ни там, ни там нет.

Но проблема (не будем придираться к словам, я охотно допускаю, что сами японцы это проблемой не считают) залегает гораздо глубже. Дело в том, что путь от реальной девушки Аюми к поп идолу потребовал не только усилий, но ещё и физической трансормации. В самом прямом смысле. Куча сайтов живёт за её счёт, подобно стервятникам отслеживая её превращения ступень за ступенью. "Ayumi Hamasaki transformation."

Девушка делает себе пластические операции.

В наше время этим никого не удивишь. Подумаешь, нос подправила. Вот и японцы тоже подправляют себя. То там, то здесь. Япония входит в десятку (или даже в пятёрку) стран с наибольшим количеством пластических операций на душу населения. Японцы, так же как и другие, тоже хотят быть красивыми. Никто не в праве бросать в них за это камень. "Если хочешь быть красивым, будь им!" Дело только в том, что если условный некрасивый итальянец хочет стать хоть и красивым, но всё же итальянцем, то в японском случае считающие себя некрасивыми японцы и японки хотят стать не просто красивыми, но ещё и европейцами.

Аниме стало жизнью. А став жизнью, оно начало диктовать свои законы. Вот пособие по рисованию глаз в аниме:

Очевидно, что именно такие глаза считаются красивыми.

А стоит начать считать, как остаётся сделать маленький шажок. После чего у кого что болит, тот о том и говорит. И не только говорит, но ещё и начинает копить деньги на операцию.

Самой распространённой пластической операцией в Японии является операция по расширению глаз. Веко не только поднимают, но ещё и делают складку века, так называемую double eyelid:

Принятые на сегодня в Японии каноны красоты не являются японскими канонами красоты. И это касается в равной степени и женщин и мужчин. И если женщины волосы осветляют, то мужчины их ещё и завивают. Они хотят быть кучерявыми. Ну, а ещё и те, и другие открывают себе глаза пошире. Японцы не нравятся себе японцами, они хотят быть могучими кудрявыми блондинами с отважно распахнутыми глазами стального цвета.

И вот на то, чтобы это хотение появилось, никаких денег не жалко. И никаких усилий. И никаких бомб.

109

Товарищам, принявшимся с неуместной пылкостью и ещё менее уместной вольностью выражений писать комментарии в защиту исконно миндалевидных японских очей очарованья, я бы не советовал тянуть меня за язык во избежание ситуации, в которой я буду вынужден оставить в покое глаза и обратить внимание на какую-нибудь другую особенность национального характера любителей взрезать себе живот, например мы вполне можем исследовать место инцеста в японской культуре, что вряд ли понравится любителям и любительницам аниме, так как кровосмешение по-японски это не совсем то, что сразу же приходит в голову людям, воспитанным в русле европейской культуры, у Японии тут и в самом деле путь особый, так у большинства японцев мужеского пола (по некоторым данным до 80%) имеется опыт сексуального контакта с матерью, что нашло своё выражение в игривом термине "mama love".

Так что давайте уж лучше не будем доводить дело до чуждых нам перверсий, а продолжим разговор "за глаза", поверьте мне, это куда интереснее, так как даёт возможность исследовать проблему культурного доминирования с гораздо большей степенью наглядности.

Глаза в данном случае пример в высшей степени выпуклый, так как строение век глаз является анатомической деталью, отличающей европеида от монголоида. Складка века или double eye lid имеется у "белых" практически поголовно, они на это и внимания-то не обращают, они с этим рождаются, но вот с азиатами, с "серёжами-монголоидами" дело обстоит иначе, у большинства из них этой складки нету.

Это не плохо и не хорошо, это так, как оно есть.

Между прочим, на просторах Азии в процентном отношении дело с пресловутой складкой наилучшим образом обстоит в Китае, там она встречается гораздо чаще, чем у соседей к востоку, очевидно по причине примешиваемой чужой крови как на севере Поднебесной, так и на юге. А вот в Корее и Японии складка века с той или иной степенью отчётливости проявляет себя всего у примерно двадцати процентов населения, другими словами подавляющее большинство корейцев и японцев из всех возможных разрезов глаз имеют разрез самый монголоидный. Это их отличительная особенность. И вот именно Южная Корея и Япония занимают одни из первых мест в списке государств, чьи населенцы чаще всего прибегают к пластическим операциям и самой популярной операцией и там, и там является так называемая операция по "расширению глаз", что на практике означает создание хирургическим путём той самой складки века, на которую любому счастливцу европейцу тратиться не приходится, она ему просто так дана и он, гад, может эти деньги на пиво истратить.

На эффект, который хирургическое вмешательство оказывает на умение строить глазки, можно посмотреть вот здесь. Было так, а стало этак. До операции можно было стрелять одиночными, а после - очередями.

А теперь о том, что от внимания наблюдателей и наблюдательниц ускользает.

Вот есть у нас некая культура. Национальная, само собой. Носители этой культуры имеют некий же ярко выраженный расовый тип. Пусть негроидный. И поскольку их культура национальна, то и стандарты красоты они устанавливают для себя исключительно национальные или, другими словами, канонами физической красоты для них становятся те черты, которые имеются у большинства. Чем "национальнее" тем лучше, тем красивее. И это неизбежно приводит к тому, что красивыми начинают считаться присущие данному народу физические черты, доведённые до абсурда, до карикатурности. Девушка, которой хочется быть красивой, полагает, что губы у неё слишком тонкие и нижнюю следует увеличить, оттянув её круглой деревяшкой. А поскольку красивому пределов нет, то с точки зрения соплеменников девушка тем красивее, чем деревяшка больше. Ну и так далее. Ведь кроме девушек есть ещё и юноши, а кроме губ есть ещё нос, есть глаза, есть цвет кожи и есть волосы, в общем разгуляться есть где.

При этом любой чужак именно с позиции принятых стандартов красоты выглядит мало того, что дурак дураком, но ещё и "как-то не так", он вызывает брезгливость, он то слишком волосатый, то слишком гладкий, слишком белый, слишком жёлтый, слишком большой, слишком маленький, у него другие глаза, другой нос, и там у него тоже какое-то всё другое, то обрезанное слишком сильно, а то необрезанное вообще. Потрогать его и то боязно, а уж законтачиться это как со стыдливым хихиканием кончиком босой ноги ледяную воду попробовать. Аж пупырышки по татуированной коже. "Как с лягушкой".

Сказка ложь-то ложь, да намёк в ней бревном в узком глазу.

А потом - глядь! И лягушка выходит вовсе даже не лягушкой, а хоть и несмеяной, но - царевной. Тут-то и начинается:

- И я хочу! И я хочу!

- Чего ты хочешь, дура?

- Хочу быть как она-а.

- Так она ж лягушка, а ты нет.

- Ну и что с того, что нет, я хочу быть на лягушку похожа.

Вот как вы думаете, по какой причине гейши в Японии белят лица?

Доминирование одной культуры над другой помимо всего прочего означает ещё и желание если и не быть, то хотя бы выглядеть "царевной". И победи "древняя японская культура" в масштабах Земного Шара европейки сегодня красились бы в угольно чёрный цвет, семенили, приседали, пищали бы голосом, делали бы себе пластические операции по устранению дурацкой складки века, укорачивали бы себе нос, а имевшие несчастье родиться с четвёртым номером уменьшали бы себе бюст. "Чем меньше, тем красивее!"

Наблюдаем ли мы всё это в данной нам в ощущениях реальности?

Нет, не наблюдаем. Но зато мы наблюдаем аниме. Аниме, как и было сказано, на древнем японском языке означает анимацию или, выражаясь по-русски, мультяшки. Это то, что движется, крутится, вертится и мельтешит. Одним словом - Дисней. Но кроме того, что показывают на экране, есть ещё и комиксы. В Японии они называются "манга". Появились они в начале ХХ века и были прямым подражанием подсмотренныму у американцев и европейцев обыкновению помещать на задних страницах газет коротенькие рисованные истории. На уровне в лучшем случае газетного разворота вся эта манга в Японии и застряла, и застряла на целые полвека, в течение которых японцам было не до рисования, а было им до построения "Сферы Сопроцветания Великой Восточной Азии".

Однако не то, что с Со-, но даже и просто с -процветанием вышло не очень и Япония оказалась оккупированной. Оккупанты принесли с собою свою культуру. В самом широком смысле. Они принесли с собою не только себя, такими, какими они были, но они принесли язык, на котором они говорили друг с другом, они принесли манеру держаться, они принесли одежду, обувь и головные уборы, они принесли пресловутый chewing gum, сигареты Philip Morris, музыку, которую они играли, пластинки, котороые они слушали, журналы и книги, которые они читали, и вот среди журналов, которые они, полистав, равнодушно бросали под ноги, были и комиксы. Много комиксов, американцы комиксы любят. И именно вот эти послевоенные американские комиксы и дали толчок сложившейся к нашим дням целой индустрии под названием "manga", индустрии, которая сегодня считается чем-то "посконно японским", хотя ничего особо японского там нет, за тем разве исключением, что, как гласит популярная печальная шутка, "Япония свела на мангу свои леса".

"Крёстным отцом" жанра манга стал упомянутый повыше Осаму Тецука. Не все, правда, знают, каким образом он добился известности. А между тем популярность Тецуки самым прямым образом связана с популярностью манги, а популярным Тецука стал после того, как в 1947 году, на втором году американской оккупации, в возрасте восемнадцати лет (он был очень способным художником и, что куда важнее, он был очень сообразительным молодым человеком, да к тому же обладателем того, что называется "деловой жилкой") им была создана рисованная версия стивенсоновского "Острова сокровищ" под японским названием "Новый остров сокровищ", абсолютно ничем не отличимая от любого американского комикса тогдашних лет, не говоря уж о том, что главный герой тецуковской версии носил самое японское из всех японских имён - Пит, при том, что на японца он не был похож ни капельки.

Свой "Новый остров сокровищ" Тецука на свой же страх и риск предложил издателю, а тот, страх и риск презрев, сократил творение гения аниме до 192 страниц и издал. Успех был подобен взрыву атомной бомбы, "Новый остров сокровищ" разошёлся тиражом в 400 000 экз. Школьники японских младших классов, которые учились по одобренным оккупантами учебникам, алкали приключений и сокровищ. Так родилось то аниме, которое вы знаете. По секрету вам скажу, что Тецука никогда не скрывал, что похожие на плошки глаза своих героев он позаимствовал у японца по имени Микки Маус.

То же самое касается и много другого из того, что почитается в мире в качестве японской культуры.

Великому множеству "русскоговорящих" очень хорошо известна эта вот песенка:

«видео опущено»

Пели её сёстры близняшки Эми и Юми Ито, очень популярные в шестидесятые годы и известные как The Peanuts (по-японски это звучало как Za Pinattsu). Песенка называлась Koi No Bacansu и была она слегка изменённой версией тогдашнего же хита Переса Прадо Tico Tico.

Какие забавные арахисовые орешки.

Не очень понятно, правда, что во всём этом японского. Кроме сестричек, конечно. Но то, что они поют это не Япония, как и инструменты, на которых им аккомпанируют на сямисэн не похожи вообще никак.

А вот вам более современное переложение темы "у моря, у синего моря":

«видео опущено»

Япония? Говорят, что да.

Нравится? Японцам, говорят, нравится, а это в культуре самое главное.

А японское bacansu в названии песни это культурно позаимствованное японцами понятие, поинтересуйтесь этимологией происхождения слов "отпуск" или "каникулы" в некоторых европейских языках.

Вот тут можете ознакомиться с образчиками того, что в самобытной Японии называется Engrish. Лично мне больше всего понравилось как называют в Японии мороженное - "аису куриму". Да и мотоцикл по-японски тоже неплох, от "байку" до баек один только шаг.

110

Некоторые из нас знают, что реальность устроена не так, как рассказывает голова в телевизоре, а многие, пусть и не зная, о том догадываются. Но даже и знающие плохо представляют себе насколько реальность сложна. Многослойна. И для любителей простых решений проблема усугубляется тем, что реальность мало того, что запутана почище тысячи гордиевых узлов, но её ещё и не разрубишь. Ни одним ударом меча, ни даже и тысячей.

Покопаемся-ка в японских делах ещё немного, оно того стоит. Тем более, что опыт переустройства сложившегося к середине ХХ века японского государства бесценен, а масштабы этого опыта попросту беспрецедентны, если учесть, что японский народ, представлявший собою феодальное общество конца XVII века, рывком переместили во вторую половину века XX. А поскольку происходило это не в безвоздушном пространстве, а на нашей с вами планете, то все эти пертрубации не могли не затрагивать интересов соседних с Японией государств, одним из которых была называвшаяся тогда СССР Россия, что даёт нам возможность рассмотреть предмет разговора ещё и в этом аспекте.

И аспект этот интересен тем, что позволяет понять всю недоступную обычному человеку сложность жизни государств.

Ну вот, например, атомная бомбардировка.

Массовое сознание, не то, что не склонное мыслить сложно, но не могущее мыслить вообще, полагает применение атомных бомб бессмысленной жестокостью, хотя государство (любое) просто напросто не рассуждает в категориях "жестокости" или "гуманизма", и то, и другое это язык газет, государство же поступает так, как оно поступает, руководствуясь только и только одним, а именно - целесообразностью. Главной же, если не единственной целесообразностью для государства является собственное выживание. И если для того, чтобы выжить, государству нужно быть жестоким, то оно будет жестоким, а понадобится, то будет, наоборот, гуманным. Казалось бы - достаточно просто. Но нет, простота она ведь хуже воровства, а воровство с государственной точки зрения это что-то вроде эпидемии чумы, и лечится оно примерно так же, кучей добрых докторов, только выписывают они не рецепты, а расстрельные списки.

Так вот двуединство жестокость/гуманность лишь кажется простым, а на деле всё обстоит гораздо сложнее, так как государство может быть жестоким внутри и добрым снаружи. Внутрь - ежовые рукавицы, а вовне - сама доброта. Своим - волчий оскал, а чужим - голубя мира. Но то же самое государство может во мгновение ока измениться и, внезапно подобрев к своим, оскалиться на чужих. А ещё оно может быть голубем и внутри и снаружи. А ещё оно может быть и туда, и сюда - волком. А ещё государство может эти четыре ипостаси складывать в различные комбинации. А ещё оно может, будучи волком на деле, выдавать себя за ягнёнка. Или, будучи овцой, грозно скалить зубы и рычать бараньим голосом то на подданных, то на настоящих волков, которые находят нужным тоже притвориться травоядными и деланно пугаться блеянию. Ну и так далее.

Помимо этого важно вот ещё что - нужно понимать, что государство не волк и государство не голубь. Оно просто играет эти роли. И перед своими и перед чужими. Другой вопрос, что иногда играет государство плохо или роли путает, и вот тогда тем, кто в государстве живёт, приходится плохо. И ещё бывает, что государство забывает, что оно всего лишь играет и вживается в роль так, что искренне начинает верить, что оно либо волк, либо наоборот. И вот тогда да, тогда государству настают кранты.

Но мы заболтались и забыли, что нас атомная бомба ждёт, а она ждать не любит. Итак - как "считается" голубями атомная бомбардировка была бессмысленна, а тогдашние и нынешние волки убеждены, что бомбами Японию склонили к капитуляции. Не верно ни то, ни другое.

Сброс атомных бомб не был бессмысленным, так как государства бессмысленных поступков не совершают, они всегда исходят из некоей логики. То же касается и капитуляции. Дело в том, что все рассматривают не реальную картину событий, а выдуманную задним числом. Атомная бомбардировка была тщательно продуманным мероприятием и преследовала она сразу несколько целей. Только в газетах об этих целях не сообщалось.

Сразу же отбрасываем версию о подрыве желания и готовности японцев к сопротивлению. Ядерный взрыв мог что-то продемонстрировать японскому генштабу, но вот японскому массовому сознанию он показывал то, что оно уже видело и вызвать после увиденного в массовом сознании шок атомная бомба не могла. С марта 1945 года американцы, посчитав, что "точечные" удары по инфраструктуре нужного эффекта не достигают, перешли к массированным налётам сотен бомбардировщиков, бомбивших японские города "по площадям". И внешний, "психологический" эффект такой тактики был ничем не отличим от последствий ядерного взрыва.

Вот всем известная фотография Хиросимы:

А вот фотография такого же по размеру города Сицуока после налёта 19 июня 1945 года, в котором участвовало 137 бомбардировщиков B-29:

В Хиросиме погибло больше, чем в Сицуоке народу, но это вовсе не было самоцелью, так как считалось (и продолжает считаться), что предпочтительнее повесить лишний груз на подвергаемое бомбёжкам государство, заставив его кормить оставшихся без крова и средств к существованию людей, не говоря уж о том, что во время налёта на Токио в ночь с 9 на 10 марта 1945 года 334-x B-29 городу был причинён ущерб куда больше хиросимского, как и больше погибло народу - около ста тысяч человек. Другими словами, для рядового японца разница была только в количестве самолётов в небе, а масштабы разрушений на земле с его точки зрения ничем не отличались. Для наблюдателя последствия что в случае ядерного взрыва, что в случае массированного налёта обычной авиации выглядели одинаково, а потому и рассчитывать на то, что ядерная бомбардировка вызовет в общественном сознании шок было бессмысленно и на это никто и не рассчитывал. Повторюсь, что разница была понятна японскому генштабу, но как показали дальнейшие события вовсе не генштаб решал продолжать ли сопротивление или нет.

Но бомбу тем не менее взорвали. А если звезду зажигают, то потому, что это кому-то нужно, верно? Так вот зачем её взорвали? Ну, чтобы показать, что она вообще есть, это понятно. Чтобы испытать вживую, раз уж есть предлог, это тоже понятно. Чтобы сделать "японскую военщину" посговорчивее, это тоже. Чтобы поскорее "свернуть войну", пока на ней не успели нагреть руки "англо-французы" - и это тоже. Какой удобной штукой оказалась атомная бомба, сколько проблем разом она позволила решить! А ведь есть ещё и такая версия, что бомба бабахнула потому, что американцы грозили ею Сталину. И вот я думаю, что эта причина в длинном ряду других причин была главной. Только американцы не "грозили", а - "показывали", и показывали не человеку, не Сталину, а одно государство - США, показывало другому государству - СССР.

Для того, чтобы понять, что именно показывали и зачем показывали, нам придётся сделать небольшое отступление.

Представьте себе мысленно Канаду.

Почему именно Канаду? Да потому, что Канада очень наглядна в одном определённом смысле, она позволяет понять, чем реальность отличается от существующих в наших головах иллюзий. Немедленно всплывающая в вашей голове Канада выглядит вот так:

Большое государство, не правда ли? Шутка ли, второе по размеру государство в мире. Но ведь это только на карте так. Любое государство это не закрашенное в один цвет пространство на географической карте, а - люди. Нет людей, нет и государства. Бывает, правда, что люди есть, а государства всё равно нет, но мы сейчас не о крайностях. В нашем случае и люди, и государство на месте. На месте Канады, понятное дело. Но только в реальности государство Канада выглядит вот так:

В реальной реальности Канада это вот этот вот архипелаг из нескольких несообщающихся островов. И в реальной реальности точно так же выглядит и любое другое государство. Канаду в качестве примера я привёл просто потому, что её пример нагляден из-за большой территории и небольшого количества островов. А также потому, что очень хорошо видно как при особом желании и без особых усилий можно перерезать тоненькие ниточки коммуникаций, соединяющие канадские острова в единое целое.

А теперь смотрите, мы ничего не поймём в картине Второй Мировой Войны, если упустим из виду ту реальность (реальную, конечно же), что для США главным театром был тихоокеанский, а то, что европейцами считается основным театром, для американцев было своеобразным "вторым фронтом", или отвлекающей операцией. Отвлекающей от главного с их точки зрения приза войны - тихоокеанского бассейна.

И Хиросимой-Нагасаки они показывали СССР (и показывали чрезвычайно убедительно), что в случае нарушения им Ялтинских соглашений и попытки переноса центра тяжести на Дальний Восток они отрежут Дальний Восток вместе с Восточной Сибирью. И потребуется им для этого один бомбардировщик.

И показывали они это не Сталину. Сталин ничего нарушать не собирался. Демонстрация Бомбы была проведена на тот случай если СССР "не справится сам с собой". С человеком, даже если его зовут Сталиным, может случиться всё, что угодно, и на смену ему тоже может прийти кто угодно, и этому кому угодно может взбести в голову тоже что угодно, и вот на этот случай и пыхнуло над Хиросимой ярче тысячи солнц.

Если мы под этим же углом взглянем на сегодняшнюю реальность, то тут же найдём аналог тогдашних событий.

Нынешний Китай американцы плотно "обкладывают" со всех сторон из тех же соображений и вовсе не потому, что их пугает гипотетическая китайская угроза, Китай занимает нишу, которая его прекрасно устраивает и на рожон он сам ни за какие коврижки не полезет. Но это - сегодня. А что случится завтра никто не знает и вот на тот случай если Китай в будущем "не справится сам с собою" и проявит отсутствующие у него сегодня амбиции и ведутся приготовления.

Нормальное государство готовится не только к тому, что случится завтра, но и к тому, что может случиться. Потому что когда случится - готовиться будет поздно.

111

Но вот бомбы позади, что обычные, что атомные, всё проходит, как гласила надпись на кольце царя Соломона, прошло и это. Наступила пора собирать разбросанные войной камни, для Японии началась мирная жизнь. И мирную жизнь японцы принялись строить не так, как хотелось их левой японской ноге, а так, как того хотелось новому хозяину земли японской генералу Макартуру.

Генерал проявил себя выдающимся администратором-практиком, он японцев накормил-обогрел, он их и лечил, он их и пестовал, он послевоенную Японию твёрдой генеральской рукой поднимал с колен. Всё это было, конечно же, хорошо, если не сказать прекрасно, но жизнь наша устроена таким образом, что за всё не только прекрасное, но даже и за просто хорошее надо платить. Чем платила Япония?

Ну, японцам казалось, что они не платят ничем. Наоборот, на низовке казалось, что они только получают. И не только на низовке. В японском министерстве иностранных дел с облегчением и вполне официально заметили, что они были готовы к национальному унижению, однако победители, оккупировав Японию, показали себя вполне цивилизованными людьми.

Очевидно, японцы ждали каких-то понятных им и традиционных для Азии азиатских унижений, забыв, что американцы не азиаты. А если вы не азиат, то зачем же вам поступать так, как того ждут от вас азиаты? Бремя белого человека тяжело, но это бремя белого человека.

Отсюда понятно, что своё бремя белые носят так, как это сподручно им.

На время оккупации в качестве резиденции для Макартура было избрано находившееся неподалёку от императорского дворца здание Dai-Ichi, где до войны размещалось правление банка Норинчукин. Макартур, осмотрев здание, облюбовал кабинетик для себя и побеждённые тут же принялись обустраивать помещение в соответствии с простыми вкусами генерала. Когда по мнению японцев кабинет стал похож на японскую конфетку, они доложились о готовности и американская интендантская служба скоренько прикатила со своей американской мебелью и своими американскими канцелярскими принадлежностями. Карандаши в стаканчики они расставили легко, однако когда дело дошло до раскатки ковра по полу, выяснилась одна досадная мелочь - ковёр в кабинет не помещался. Сообразительные японцы сноровисто ухватили в руки ножницы, но были остановлены американским офицером, расставлявшим мебель в соответствии с последними достижениями военной мысли.

- Эй-эй-эй! - закричал офицер, - это что вы там такое вознамерились делать?

- Да вот, господина офицера, ковёр не помещается, - сказали, кланяясь, японцы, - надо ему мало-мало харакири сделать и будет тютелька в тютельку. Японское качество работ сто процентов guaranteed!

- Ребята, - глядя на них, как на детей неразумных, с некоторой даже и жалостью сказал им officer, - вы чего? Если бы речь шла об армейском имуществе, мне было бы плевать, но этот ковёр принадлежит генералу лично и я сам себе не враг, чтобы генеральский ковёр резать, так что, boys, неплохо бы вам стеночку немножко подвинуть.

И начавшие кое-что понимать японцы отложили в сторону ножницы и подвинули стену.

Ещё до принятия новой японской Конституции (то, что она была написана американцами, долгое время являлось государственной тайной), Макартур приказал действовать в соответствии со списанным с американского японским Биллем о правах. Были сняты любые препоны свободе мысли, свободе слова, свободе собраний и свободе печати. Так же была запрещена любая дискриминация по причине вероисповедания, политических убеждений, расовая дискриминация и дискриминация национальная. Это означало, что из японских тюрем должны были быть немедленно освобождены все заключённые, попавшие туда по одной из вышеуказанных причин. Японцы попробовали встопорщиться, а пробывший к тому времени целых полтора месяца в премьер-министрах Хигасикуни Нарухико пригрозил уйти в оставку, на что Макартур только пожал плечами - "вольному воля". Нарухико ушёл, а все политзаключённые из тюрем вышли.

По всей Японии были развешаны фотографии, запечатлевшие встречу Макартура и императора Хирохито:

Японцы, за месяц до того впервые услышавшие голос живого божества, объявившего им, что надо "вынести невыносимое", впервые же смогли и увидеть Хирохито во плоти. Он мало того, что выглядел не очень презентабельно рядом с Макартуром, бывшим выше на голову, но при этом даже и самый недогадливый из японцев не мог не отметить того обстоятельства, что генерал был не в парадной, а в полевой форме и демонстративно принял чересчур уж свободную позу. Японская верхушка, прекрасно понимая, какой заряд несёт фотография и какую цель она преследует, опять попыталась выразить возмущение, но американцы сделали вид, что ничего не слышат и фото появилось чуть ли не в каждой витрине.

Если это покажется кому-то интересным, то нельзя не отметить ещё и того, что оккупационная администрация немедленно запретила театр Кабуки. Кабуки это не просто театр, а нечто куда большее, это некий "способ видения мира", причём способ исконно и безошибочно японский. Кабуки, а вовсе не современные нам манга и аниме, был одним из краеугольных камней японской культуры. И вот под тем предлогом, что Кабуки несёт в себе разрушающие демократический процесс зёрна феодализма и милитаризма, представления были запрещены, а в зданиях театров были открыты кинотеатры, где шли понятно какие и понятно чьи фильмы. Через два года, посчитав, что "теперь можно", американцы Кабуки вновь разрешили, но при этом создали цензурный комитет, решавший, что в репертуар попадает, а что нет. За шесть лет оккупации через цензуру прошли почти сто тысяч репертуаров, американцы любят размах, а кроме того если уж они за что-то берутся, то не сачкуют. В результате запрета, а потом и цензурной кастрации Кабуки стал явлением в чём-то старым, в чём-то трогательным, но при этом почти неуловимо смешным. "Милая старина." "Кокошник." Все знают, что это такое, но на свидание в кокошнике не пойдёшь.

В общем, работу оккупационной администрации в Японии можно свести к русской поговорке - "терпение и труд всё перетрут". Уместна тут и другая поговорка - "перемелется - мука будет". А будет мука, можно и испечь чего-нибудь. Пирожок, другой, а там и ещё. И ещё. Another day, another dollar.

Как получилось, что японцы не только безропотно подчинялись, но делали это чуть ли не с удовольствием? Вопрос гораздо интереснее и глубже чистой умозрительности. Нация, причём нация сложившаяся, подвергалась "переплавке" не только добровольно, но и принимая в процессе живейшее участие. Японцы истово скребли себя, стараясь найти в себе не татарина, конечно, а японца, но при этом японца не прежнего, а другого японца, нового. Подозреваю, что дело обстояло так потому, что люди склоняются перед силой, обаяние силы велико, а если сила нежданно проявляет ещё и толику великодушия, то это понятно уже не отдельному человеку, а собранному из индивидуальных умов массовому сознанию, а если массовое сознание в результате понесённого народом поражения в войне лишается единства, то пиши пропало. "Сила солому ломит."

Давайте посмотрим, как и с чего начинался для японцев послевоенный мир. Это очень любопытно, и любопытно тем более, что для русского сознания война закончилась в Берлине и всё, что происходило дальше, ему не очень интересно, и это при том, что для американского массового сознания дело обстояло прямо противоположным образом.

Официально война закончилась в момент подписания Японией безоговорочной капитуляции на борту линкора "Миссури".

Вот он, в сопровождении линкора "Айова", входит в Токийский залив:

Начали американцы с символики. Символики простой, ясной и в высшей степени доходчивой. "Миссури" бросил якорь точно в том же месте, где за почти сто лет до того стал на стоянку "Паухэтан" коммодора Перри.

Утром 2 сентября 1945 года на "Миссури" прибыли Макартур, Нимиц и военные делегации Великобритании, СССР, Франции, Китая, Канады, Австралии, Новой Зеландии и Нидерландов. Линкор корабль большой, но желающих видеть своими глазами момент окончания Второй Мировой было столько, что пустого места не осталось:

Японскую делегацию, численность которой американцы ограничили 11 представителями (три представителя от правительства, три от армии, три от флота и два человека представляли прессу), доставили к "Миссури" на эсминце в 8:30 и она оставалась там до 8:55, ожидая приглашения и наблюдая, как на "Миссури" одна за другой прибывали делегации государств, которые должны были принять у японцев капитуляцию. Вот здесь можно увидеть китайцев, англичан и балагурящего с ними советского представителя генерала Деревянко:

В 8:56 японцев на моторном катере подвезли к трапу.

Возглавлял японскую делегацию министр иностранных дел Японии Мамору Сигемицу. За тринадцать лет до этого в результате покушения корейского националиста Сигемицу взрывом бомбы по бедро оторвало ногу и с тех пор он передвигался на протезе, и вот теперь ему, как главе делегации предстояло первым подняться на борт "Миссури".

Одноногий человек начал восхождение. Тяжело дыша, напрягаясь и покрываясь потом, не зная, куда деть трость, ставя на ступеньку ногу, а потом подтягивая к ней протез, он мучительно карабкался по трапу вверх. Ему никто не помог, никто не протянул ему руки. В мёртвой тишине, нарушаемой только криками чаек, под пристальными взглядами нескольких тысяч глаз на борт американского линкора поднималась потерпевшая поражение Япония.

Оказавшимся на палубе японцам предстояло подняться ещё и на дек и вся процедура повторилась опять:

Макартур зачитал заявление об окончании войны и жестом предложил Сигемицу подписать акт капитуляции. Тот подчинился:

Вторым от Японии акт подписывал начальник генерального штаба генерал Йосихиро Умецу. Он до последнего сопротивлялся признанию поражения и настаивал на продолжении сопротивления, подчинился он только прямому приказу Хирохито. По словам присутствовавшего на палубе "Миссури" будущего Пулитцеровского лауреата Теодора Уайта, бывшего тогда военным корреспондентом, "у Умецу было лицо человека, которого легко ненавидеть." Между прочим, Умецу отказался сесть и подписывал акт капитуляции стоя:

Потом акт был подписан Макартуром как главнокомандующим силами союзников и адмиралом Нимицем как представителем США:

А за ними подписали и все остальные делегации. Японцев проводили с дека, потом к трапу, однако Макартур продолжал стоять и делегации не расходились. Пока они там чего-то ждут, давайте опять вернёмся к символике, к тому, чем одно государство без слов разговаривает с другим.

Итак: сразу бросается в глаза та же деталь, что и на фото Макартура и Хирохито - японцы были при параде, однако все американцы были одеты в рабочую форму, в ту форму, в которой они воевали, "работали". Позже, в этот же день, и там же, на палубе "Миссури" будет проходить церемония награждений и уж там они будут при всём параде, всё будет "с честью", по протоколу. Друг другу они будут оказывать все положенные знаки уважения.

Первое, что, поднявшись на дек, увидела японская делегация был доставленный из Вашингтона флаг коммодора Перри с тридцатью одной звездой:

Англичане, пытавшиеся тоже пристроиться к торжеству, привезли с собою на "Миссури" какой-то необыкновенный столик красного дерева, настаивая на том, что документы должны подписываться именно на нём. Под тем предлогом, что английский столик слишком маленький и папки с документами на нём не уместятся, американцы английский столик убрали с глаз долой, а вместо него притащили стол из матросской столовой и накрыли его скатертью из кают-компании со следами свежепролитого кофе.

Для того, чтобы понять как серьёзным государством расписываются сценарии такой сложной процедуры как подписание акта капитуляции и каким деталям уделяется внимание, нам следует вернуться в день, процедуре предшествовавший.

Американцы отобрали двадцать человек матросов разной комплекции и разных физических кондиций, и, поочерёдно засовывая им в штанину ручку от швабры, заставили их в таком виде подниматься с подогнанной к борту моторки на палубу линкора. Время хронометрировалось, потом из двадцати попыток было выведено среднее время, оно составило девяносто секунд, полторы минуты, потом это время было увеличено вдвое с учётом возраста Сигемицу и в сценарий было проставлено время - три минуты, которые понадобятся ему на то, чтобы подняться по трапу.

В реальности, когда Макартур, согласно сценарию, вышел из каюты, он обнаружил, что они Сигемицу переоценили, тот всё ещё карабкался по ступенькам на дек и Макартуру пришлось вернуться в каюту. На то, чтобы преодолеть расстояние от моторного катера до дека, японцам понадобилось четыре минуты. Двести сорок секунд.

Целую вечность, уместившуюся между первой и двести сороковой секундой одно государство показывало другому государству чего оно стоит.

И это был ещё не конец.

Мы оставили всех стоять на верхней палубе в ожидании. Кроме Макартура и ещё нескольких человек никто не знал, в чём причина, как ещё не знаете и вы, почему так важно было провести хронометрирование всей процедуры подписания акта.

Макартур чего-то ждал и, глядя на него, ждали и все остальные. И вдруг они услышали. Услышали звук, напоминающий зудение комара, звук усиливался, нарастал, пока не превратился в знакомый выстроившимся на палубе звук приближающейся воздушной армады.

В день, когда Япония подписала капитуляцию, состоялся самый большой в истории воздушный парад. Парад победителей. По разным оценкам в нём участвовало от 1400 до 3000 самолётов. Отбросим крайние цифры и поверим очевидцу, Теодору Уайту, в своей книжке In Search of History он пишет, что в параде участвовало 400 тяжёлых бомбардировщиков B-29 (на самом деле их было 462) и полторы тысячи самолётов морской авиации, всего примерно 2000 самолётов:

Они шли не волнами, как при налётах, а разом, все вместе, шли низко, можно было разглядеть лица пилотов, шли, давя всё рёвом моторов, шли не торопясь, не скрываясь, казалось, им не будет конца.

Современному человеку представить себе что это такое - две тысячи самолётов, просто напросто невозможно, сегодня предметом восторга служит участвующий в параде десяток самолётов, а ведь 2 сентября 1945 года этих десятков было две сотни.

Даже в самых больших и самых страшных налётах Второй Мировой вроде налётов на Токио и Гамбург количество самолётов находилось в пределах 700-800 и, повторюсь, они налетали волнами. а тут - 2000. И разом, крыло к крылу.

Попробуйте представить, что значит провести такой воздушный парад, что значит написать его сценарий, расписать полётные задания, рассчитать и доставить требуемое количество горючего, рассчитать время, когда поднимаются бомбардировщики с Сайпана, а когда с Тиниана, где они встречаются, кто за кем пристраивается, в какой точке и когда к ним присоединяются самолёты палубной авиации с одного авианосца, когда и где с другого, с третьего и так далее, пока они не соберутся все вместе и не полетят к цели.

Этот парад являлся самой масштабной воздушной операцией не только Второй Мировой, но и вообще известной человечеству, и не упоминается он всего лишь по той причине, что из бомболюков самолётов не вываливались бомбы. И не упоминается зря. Бомба-то ведь вывалилась, невидимая и неслышимая, но при этом невиданная и неслыханная. Всем бомбам бомба, страшнее любой атомной.

Было утро, полдесятого утра, двухтысячная воздушная армада бесконечной лентой приходила с юго-запада, проходила над самыми населёнными и наиболее разорёнными войной районами Японии, над Токийским заливом, над "Миссури", потом над развалинами Йокагамы, потом над тем, что осталось от Токио и уходила дальше, в ту сторону, откуда над Японией вставало из океана Солнце.

В задранные к небу японские головы кувалдой вбивали символ за символом.

Японцам, полагавшим, что они войну видели и что они всё-всё в войне поняли, показывали, что ни черта они не поняли и что видели они, вообще-то, очень мало и что при желании им можно показать куда больше того, что они видели до сих пор.

Вечером того же дня, военный корреспондент Теодор Уайт, отправив в редакцию отчёт о завершившейся восемь часов назад церемонии, сидел на бетонном пирсе Йокагамы с коллегой журналистом "Пеппером" Мартином, они курили и делились впечатлениями, когда Мартин толкнул Уайта локтем и показал ему на плавающую внизу обёртку от "Cracker Jack". Япония, на чью землю никогда не ступала нога захватчика и скомканный целлофан из под засахаренных арахисовых орешков. "Now the Americanization of Japan would begin" - меланхолично заметил Уайт.

Долгое время была популярна история о том, что генерал Йосихиро Умецу, человек с лицом, которое легко ненавидеть, через несколько дней после того, как он поставил свою подпись под актом капитуляции, совершил харакири, покончив с собой. История красивая, но действительности не соответствующая. Умецу был арестован, судим как военный преступник и осуждён к пожизненному заключению.

Отсидев несколько лет, он тяжело заболел и умер. Перед смертью он изъявил желание креститься. Его просьбу удовлетворили. Последний начальник штаба японской императорской армии, несгибаемый воин, раб долга, почитавший императора как живое божество, умер христианином.

Трудно представить себе более голливудский сюжет. А между тем это жизнь. Жизнь как Кино и Кино как Жизнь.

112

Даже и шапочное знакомство с историей строительства непотопляемого авианосца "Япония" позволяет нам взглянуть на предмет с ещё одной и несколько неожиданной стороны. Если мы дадим себе труд это сделать, то обнаружим параллели, которые в некоторых случаях помогут нам если и не понять, то хотя бы уловить некую логику того, что происходило после войны и в начале 50-х уже в СССР.

Почему главой оккупационной администрации в Японии был назначен Макартур? Причём словосочетание "глава оккупационной администрации" сознательно вуалировало фактическое положение дел, в реальности Макартур был чем-то вроде наместника или генерал-губернатора. Значение фигуры такого масштаба понятно, как и очевиден возникающий вопрос - почему именно он?

Например, адмирал Нимиц полагал, что поскольку основную тяжесть войны на тихоокеанском театре вынес на своих плечах флот, то этот очень важный пост после войны по справедливости должен был бы занять если и не он сам, то уж кто-то из могучей адмиральской кучки непременно. А тут вдруг - Макартур.

Так вот случилось это потому, что государство исходило не из соображений справедливости, а из соображений собственной безопасности. Война закончилась и армия должна была занять в государстве то место, которое она занимает в "мирное" время, армия должна была "умалиться" и не только в одном лишь физическом смысле, уменьшить её численно было делом если и не самым лёгким, то далеко не самым трудным, в течение первого же послевоенного 1946-го года вооружённые силы США были сокращены с 8.2 до 1.2 миллиона человек, однако гораздо более трудной задачей было уменьшить неимоверно выросшее в годы войны политическое влияние военных.

И именно по той причине, что основную тяжесть войны на Тихом океане нёс флот и, как следствие, государство вкладывалось в него всею тяжестью, и тяжестью не только в смысле материальных ресурсов, но ещё и пропагандистски, флот занял довлеющее место в умах общества и привилегированное положение в вооружённых силах, что не могло не вызывать ревности и раздражения других родов войск. Кроме этого так случилось, что адмиралы в отличие от генералов держались гораздо сплочённее, а некоторых связывали узы столь тесные, что они как, например, Нимиц и Спрюэнс завещали похоронить себя рядом рядом друг с другом, что и было сделано, когда пришёл их час.

Макартур же был далеко не самой популярной в армии фигурой и было это связано с некоторыми чертами его характера. Он искренне считал себя самым умным и самым талантливым человеком на свете. И он не только так считал, но ещё и не находил нужным скрывать это от окружающих. Если бы Макартур был неумным солдафоном, то его манера держаться не вызывала бы ничего кроме смеха, но он был человеком, безусловно, незаурядным, а потому сослуживцам приходилось молча глотать макартуровские ум с талантом, круто поперченные и сдобренные пятью генеральскими звёздами.

Такой штришок - у адмирала Нимица на служебном столе стояла фотография Макартура и официально считалось, что она находится там в знак уважения к генералу, однако ближайшему окружению Нимица было известно, что он держал фото под носом как постоянное напоминание самому себе того общеизвестного, но далего не общепринятого факта, что "скромнее надо быть".

Так что государство, назначая на пост генерал-губернатора Японии Макартура, делало ничего ему не стоящий реверанс в сторону генералов, которые с одной стороны были рады за армию, а с другой не рады за себя, и одновременно Вашингтон подавал знак обществу и адмиралам, что звёздный час флота позади. Мавр своё сделал и сделал очень хорошо, а за все наши добрые дела надо платить, это мы из собственного опыта знаем.

Кроме того, администрация Трумана наверняка рассматривала кандидатуру Макартура как временный компромисс и не рассчитывала, что у него всё выйдет настолько хорошо, политикам свойственно недооценивать военных, а когда генерал отстроил Японию, смещать его с занимаемого поста стало как-то не с руки и уже Вашингтону пришлось мириться с макартуровскими умом, талантом и гонором. Генерал ведь прекрасно понимал масштаб того, что ему удалось проделать, что только поднимало его в собственных глазах, хотя непонятно куда там можно было ещё подняться.

Популярность Макартура Труману не нравилась (они и на личностном уровне друг друга переносили с трудом), но политиком Труман был хорошим, а хороший политик умеет ждать. Дождался Труман своего в разгар войны в Корее, в марте 1951 года. Макартур выпустил коммюнике, суть которого заключалась в том, что если США хотят победить в Корее, то им следует открыто переориентировать внешюю политику, признав очевидную приоритетность тихоокеанского региона по сравнению с Европой. Европейские "союзники" США перепугались не на шутку, так как посчитали, что устами генерала глаголет давно всем известная истина и что вот он настал, час "Ч", когда американцы опускают железный занавес по периметру Тихого океана, оставляя бедную Европу на съедение Сталину. Европейцы возопили дружным хором, заставив взбелениться вашингтонский истэблишмент, так как Макартур открыто нарушил не только все приличия, но и формальную субординацию, грубо вторгнувшись в область компетенции президента и Госдепартамента. Дождавшийся своего Труман крепко потёр ладони и снял Макартура с доски.

Тогдашний министр обороны генерал Маршалл попробовал проявить хотя бы видимость солидарности с действующим тоже генералом и замолвил словечко перед Труманом. Тот ему сказал: "Джордж, я сейчас прикажу, чтобы вам выдали мою переписку с Макартуром за последние два года, ознакомьтесь с ней и я жду вас завтра в этом же кабинете в девять утра. Если завтра вы мне скажете, чтобы я не увольнял сукиного сына, я его не уволю." На следующий день Маршалл сказал Труману: "Я удивляюсь, что вы не убрали его два года назад." Тем дело и закончилось.

Макартур, уповая на свою популярность в массах, попробовал начать политическую карьеру, но с этим вышло нехорошо, так как правый фланг, приводя в качестве примера как раз то, чем Макартур мог по праву гордиться, а именно его геракловы деяния в Японии, принялся обвинять генерала в том, что он социалист, а левый фланг с неменьшим ражем накинулся на Макартура, изображая его "махровым реакционером". Генерал не был ни тем, ни другим, то, что он делал в Японии, диктовалось не его личными убеждениями, а интересами государства под названием Соединённые Штаты, но поди объясни это кровожаждущей публике, алчущей жареного.

В этом месте мы можем копнуть чуть глубже. Просто чтобы лишний раз убедиться насколько сложна реальность и до какой степени она не соответствует нашим представлениям о ней. Дело в том, что Макартур по всей видимости завёл бы Японию ещё дальше влево, но его старания натолкнулись на первый взгляд неожиданное препятствие в виде СССР и Китая. "Международное коммунистическое движение", мгновенно сориентировавшись, начало использовать созданные американцами японские профсоюзы как оружие, направленное против самих же американцев. И тем пришлось вводить ограничения на забастовки, чем тут же воспользовалась советская пропаганда, и проводить в профсоюзах чистки "коммунистического элемента", тем самым раскалывая и радикализуя профсоюзное движение.

Не знаю, делалось это осознанно или нет, но СССР, а чуть позже Китай своими действиями тормозили дрейф Японии влево, хотя на словах они боролись именно за это. Объективно происходившее было в интересах и СССР, и Китая по той причине, что чем дальше влево смещалась Япония, в тем большую угрозу она превращалась в идеологическом смысле, так как уже в начале 50-х на Дальнем Востоке возник бы аналог много более позднего еврокоммунизма. Но этого не произошло, Япония остановилась там, где она остановилась, однако за тормоз была уплачена цена. Подвергавшиеся чисткам профсоюзные активисты как правило были из числа побывавших в советских лагерях и распропагандированных там бывших военнослужащих императорской армии, что, в свою очередь, начали использовать в пропаганде уже американцы, упирая на "страдания японцев в советском плену". Все знают про "проблему Курил", но мало кто знает, что вторым по силе пропагандистским жупелом для японцев является "сибирское пленение".

Всё это, конечно, интересно, но нас ждёт флот. Американский, понятное дело. После войны пружина была закручена вокруг него. "Страсти по Navy."

113

До 1947 года в государстве США не было министерства обороны. Изначально, после завоевания независимости, ещё в конце XVIII века, были созданы два департамента, фактически выполнявшие функции министерств - военный департамент (Department of War) и департамент военно-морского флота (Departamtent of the Navy). Главы обоих департаментов назывались секретарями, соответственно - Secretary of War и Secretary of the Navy, и оба секретаря были членами кабинета или, по принятой в Европе классификации госслужащих - министрами.

Нам интересен флот, поэтому сосредоточимся на нём. Организационно департамент военно-морского флота возглавлялся секретарём, ниже его шёл появившийся в преддверии войны в 1940 году заместитель секретаря (Under Secretary of the Navy), что уже само по себе свидетельствовало о том, что проблема неизбежного в ходе войны усиления флота была осознана заранее и заранее же была создана дополнительная заглушка политическому влиянию военных, так как и секретарь, и его заместитель были гражданскими назначенцами.

И только на третьей, если считать сверху, позиции появлялись первые военные - Начальник Штаба Военно-Морского Флота (Chief of Naval Operations) и Комендант Морской Пехоты (Commandant of the Marine Corps).

Ещё ниже шли подчинявшиеся Начальнику штаба ВМФ главы Тихоокеанского и Атлантического флотов.

Такова была сложившаяся на 1945 год организационная диспозиция в верхней её части. Однако организация организацией, но и воевать кому-то надо, а воюют военные, а не гражданские, а так как к концу подходила Вторая Мировая с её масштабами, то понятно, что субординация субординацией, однако военные, даже и стоя на иерархической лестнице на две ступеньки ниже гражданских, раздобрели, раздались вширь и выросли так, что начали смотреть на секретаря и его заместителя если и не сверху вниз, то глаза в глаза точно.

Возросшее значение военных выразилось ещё и в том, что на пост Начальника Штаба ВМФ был назначен главнокомандующий флотом Соединённых Штатов Эрнст Кинг, который, начиная с марта 1942 года и начал совмещать обе эти должности.

Эрнст Кинг был ярым англофобом и человеком с очень тяжёлым характером, чувств своих к Англии он не скрывал, на что англичане отвечали ему полной взаимностью. Дело усугублялось тем, что Лондон подозревал (и иногда небезосновательно), что Кинг при каждом удобном случае отдавал предпочтение Тихоокеанскому театру перед Атлантическим, а поскольку англичанами Атлантика по понятным причинам рассматривалась как театр приоритетный, то они через голову Кинга пару раз жаловались Рузвельту, что приводило к сценам не самого приятного свойства, так как Кинг, отстаивая не только свои решения, но и своё реноме, демонстрировал готовность перейти от словесной перепалки к прямым действиям. Тем, кто думает, что на высшем уровне такие вещи являются чем-то немыслимым, я приведу в качестве примера случай, имевший место не где-нибудь, а в Версале, когда Вудро Вильсон (а он был, что называется, крупный мужчина) с трудом растащил полезших в драку Ллойд Джорджа и Клемансо.

Англичане обстановку оценивали верно, для американцев главным приоритетом в войне был Тихий Океан и потому как-то так само собою сложилось, что там оказалось все лучшее, что имелось в ВМФ США. А лучшее означало не только и не столько технику, как людей. А поскольку речь идёт о флоте, то лучшими людьми оказались адмиралы.

Военная иерархическая лесенка выглядела так: главнокомандующим флотом США и одновременно начальником штаба флота был Кинг, командующим Тихоокеанским флотом США был Честер Нимиц и командующими оперативным соединением Тихоокеанского флота были Уильям Хэлси и Рэймонд Спрюэнс.

В многочисленных статьях Хэлси и Спрюэнс называются командующими Третьим и Пятым флотами, хотя на деле речь идёт об одном и том же флоте. Американцы поступили очень разумно, сведённые в одно и то же соединение одни и те же корабли с одними и теми же экипажами они поочерёдно подчиняли то Хэлси, то Спрюэнсу, и в зависимости от того, кто в данный момент возглавлял оперативное соединение, ему присваивался порядковый номер "три" или "пять". И пока один командующий со своим штабом проводил ту или иную операцию, второй со своим штабом разрабатывал на берегу операцию следующую и когда, скажем, Хэлси доводил свою операцию до логического конца, он отправлялся на берег отдыхать и работать, а его сменял Спрюэнс. Это примерно так же, как пилот, вернувшись с задания, идёт отдыхать, а механики проверяют самолёт, заправляют его, подвешивают бомбы, в кабину садится сменщик пилота и самолёт опять взмывает в небо. Только тут вместо самолёта было очень много кораблей. Вот здесь запечатлён момент "пост сдал, пост принял":

Не знаю, получилось так стихийно, или же было чьей-то заготовкой, но сменявшие друг друга Хэлси и Спрюэнс были абсолютно разными не только людьми, но и командирами.

Хэлси по прозвищу "Бык" был командирским типажом, чрезвычайно популярным в России, популярным исторически, в любой России, что императорской, что красной. Уильям "Бык" Хэлси был ярко выраженным "слугой царю, отцом солдатам". Несдержанный, эмоциональный, любитель "солёного словца" и непритязательного юмора, как вояка очень агрессивный - "ввяжемся в схватку, а там посмотрим", рядовой состав его обожал и готов был последовать за адмиралом в огонь и в воду. Однако офицерский корпус поголовно предпочитал служить "под Спрюэнсом". И это объяснимо словом "офицерский".

Рэй Спрюэнс был прямой противоположностью Биллу Хэлси. Он от рождения был человеком в высшей степени спокойным. Он никогда не проявлял эмоций. Никаких, ни положительных, ни отрицательных. Он никогда не повышал голоса и никогда не употреблял "словечек", ни солёных, ни сладких. Он никогда не пытался переложить вину на кого-то другого. У Спрюэнса на любой случай жизни существовала инструкция и каждый член экипажа твёрдо знал как ему поступать в любой, самой даже и фантастической ситуации. Спрюэнс ни при каких обстоятельствах не терял головы и при всей кажущейся флегматичности он очень быстро соображал. Популяризированное попозже Азимовым чапековское слово "робот" в сороковых годах особой известностью не пользовалось и очевидно по этой причине сослуживцы прилепили к Спрюэнсу прозвище Electric Brain. И офицеров можно понять, исходившая от Спрюэнса спокойная уверенность передавалась окружащим подобно электромагнитным волнам, качество незаменимое даже и в мирное время, что уж говорить о войне.

Чтобы позабавить себя, гляньте на это фото:

Адмирал Спрюэнс во время посещения госпиталя награждает раненного капрала морской пехоты. Во время войны мелочь, конечно. И для Спрюэнса и для нас. Интересно тут то, что морпеха зовут Джон Галушка. Спрюэнс, даже и обладая электрическими мозгами, наверняка не знал, что это означает, но мы-то с вами знаем. Приятно обнаружить, что ты знаешь нечто неизвестное человеку, добившемуся в жизни очень, очень многого.

114

Всем известна присказка насчёт того, что если вы не хотите кормить свою армию, то вам придётся кормить чужую. Но при этом всеобщее знание вовсе не способствует всеобщему же пониманию, так как люди в массе своей не в силах осознать того факта, что государство пребывает в состоянии войны постоянно и что та война, которую люди считают войной, это не сама война, а всего лишь одна из множества личин, за которыми война прячет своё лицо. И государство, в отличие от наполняющих его своими бренными телами несознательных и легкомысленных граждан, эту максиму осознаёт всеми своими фибрами, потому что стоит ему чуть отвлечься, как тут и настанет ему карачун. А любое государство хочет жить, да притом оно хочет не просто жить, а жить хорошо, и означает это, что полноценное, осознающее свою субъектность государство оказывается глаза в глаза со слепящей истиной - все члены государственной машины одинаково важны и пренебрегать государство не может ничем. Не окажется в кузне гвоздя и - рассыпется вся государственная конструкция.

И государство, не покладая рук, ног и остальных частей тела, изо дня в день делает то, что оно делает потому, что если оно не будет кормить свою армию, то будет оно кормить чужую, и если оно не будет кормить свои спецслужбы, то будет кормить Сигуранцу, и если оно не будет кормить своего крестьянина, то под звуки танго будет кормить аргентинского гаучо, и если оно не будет кормить своего банкира, то Ротшильды и Варбурги, топча друг дружку, набегут стаей.

И если про кормёжку своей армии объяснить малым сим можно, то про кормёжку собственной Штази объяснить уже гораздо труднее, а уж за объяснения необходимости подножного корма для банкиров можно даже и не браться. Не поймут. "Дикари-с."

А между тем кормить надо всех. А в распоряжении государства, даже если оно называется Соединённые Штаты, имеется только то, что имеется в наличии. И в зависимости от того, какую войну вы в данный момент воюете, вам приходится в одни развёрстые клювики класть побольше, чем в другие. И если вы воюете не курсом валют и не таможней, а горячо воюете армией, то вы перестаёте кормить икрой таможенника Верещагина и начинаете усиленно питать тощего птенчика по имени Вооружённые Силы, пока он под жалобное попискивание собратьев не заклекочет орлом. Но, сколько бы вы с пылом-жаром ни воевали, а проходит год, другой, третий и температура спадает, подходит к концу горячая фаза войны и переходит она в состояние другое, и надобность в птенце Вооружённые Силы отпадает, а он между тем грудку с гузкой такие наел, что всё гнёздышко под его тяжестью накренилось, того и гляди перевернётся, и вы толстяка сажаете на голодную диету, просто из соображений безопасности всего гнезда и благополучия всех птенцов, вы же вынуждены о них обо всех думать, вы же не кукушка какая.

А птенчик голодный, он к отказу не привык, а привык он жрать в три горла. И сил у птенчика - ого-го! И хорошо у него не только с аппетитом, но и с перьями, с клювом и с когтями. И с рогами и с копытами у него тоже неплохо. И клеваться он навострился куда лучше остальных птенцов, лучше настолько, что нахалу кажется незазорным угрожающую позу принять: "Дай пожрать, а не то щас кааак клюну!"

Ну и вот маме-наседке приходится в этой ситуации что-то предпринимать, а что делать?

Вырвавшееся наверх государство начинает играть балансом сил, который складывается из других государств. Кого-то усиливать, кого-то ослаблять, из кого-то какие-то коалиции складывать и одновременно какие-то коалиции разрушать. И выясняется, что это не самое трудное, гораздо труднее соблюдать баланс сил внутри государства.

Мир принадлежит победителю, но кому принадлежит сам победитель?

Вот нам на глаза попался Рэймонд Спрюэнс. Он был выдающимся человеком. Не адмиралом, а человеком. Когда он начинал служить, то пределом его юношеских мечтаний было стать командиром линкора. Линкор корабль большой и мечта тоже казалась немаленькой. Однако горячая война похожа на кузню, и чем война больше, тем большие изделия там выковываются, молот войны - тяжёлый молот, но кроме яви в виде железа, пота и крови у войны есть и потайные закоулки, и некоторые из них выглядят не как громоподобное заведение Гефеста, а как тихая фотомастерская с тёмной комнатой, проявкой и фиксажем. Человек - субстанция тонкая, в этом, субстанционном смысле, он похож на фотобумагу, и если одни люди в войне вспыхивают бумажным листком и сгорают, то других жар войны выявляет не хуже проявителя. Именно так вышло со Спрюэнсом. В человеке, понимавшем себя как командира пусть и большого, но корабля, война увидела флотоводца.

И война его флотоводцем сделала. Однако государство увидело в нём другое. И государство испугалось. Чего именно? Ну, кое что можно понять из характеристики, данной Спрюэнсу адмиралом Нимицем - "Bill Halsey was a Sailor’s Admiral and Spruance was an Admiral’s Admiral".

Место этого адмирала адмиралов было в Вашингтоне, он был стратегом, война выявила это очень быстро, в 1940-м году Спрюэнс командовал одним кораблём, в сражении у Мидуэя в его распоряжении было уже двадцать шесть кораблей и 233 самолёта, а через два с половиной года, в высадке на Окинаву он командовал полумиллионом человек, более чем двумястами боевых кораблей, тысячами самолётов и флотом из 1200 амфибийных плавсредств, с которых на Окинаву был высажен почти 200-тысячный десант. Спрюэнсу была поручена подготовка и осуществление назначенной на ноябрь 1945 года высадки непосредственно в Японию и можно только догадываться о масштабах этой несостоявшейся операции.

Но военный талант не является чем-то уникальным, способные военачальники имелись во многих армиях и флотах мира, Спрюэнс интересен не этим. Человек, каким бы цельным он ни был, всегда является комбинацией различных проявлений личности, некиим смешением пропорций. Тот же Макартур был генералом-хозяйственником, причём хозяйственника (строителя) в нём было больше, чем генерала (разрушителя), но сам себя он искренне считал генералом-политиком, причём политик в этой воображаемой пропорции превалировал над армейской ипостасью генерала. Жизнь показала, что Макартур насчёт самого себя ошибался.

Так вот Спрюэнс был именно такой вожделеемой Макартуром смесью политика с военным, причём за военным талантом он прятал талант политика. Он с лёгкостью использовал в своих интересах других людей, причём не нижестоящих, что в армии, да ещё в военное время, нетрудно. Гораздо труднее использовать людей равных тебе по положению, а ещё труднее - поставленных жизнью над тобою. Непосредственными начальниками Спрюэнса были Нимиц и Кинг. С Нимицем, который был человеком непростым, Спрюэнса связывали не только служебные, но и дружеские отношения, но вот с находившимся очень далеко от театра Кингом дело обстояло по-другому. Адмирал Эрнст Кинг был не просто адмиралом, а этаким крокодилом в мундире, ему постоянно требовалось кого-то "смешать с говном". Подобные ему люди попадаются в любой армии, Кинг считался только с собственным мнением и чужих мнений для него не существовало. То же самое касалось и военных планов, в разработке которых он принимал участие как командующий флотом. Однако очень часто случалось так, что разработанные с участием Кинга в Вашингтоне стратегические планы входили в противоречие с тем, что собирался делать на вверенном ему театре Спрюэнс и Кинг, ознакомившись с предложениями своего подчинённого, подумав и поиграв желваками, неизменно вносил в уже утверждённые планы "поправки по Спрюэнсу". Любопытно то, что Спрюэнс умудрялся не вызывать ревности Кинга, что в такой ситуации было бы, вообще-то, естественно. Более того, Кинг всячески опекал, продвигал и награждал державшегося в тени тихого Спрюэнса.

Всем известно не только то, что если вы не хотите кормить чужую армию, то вам приходится кормить чужую, но и то, что в 1945 году закончилась Вторая Мировая. Чужую армию американцам кормить не пришлось, но настало время, когда государству пришлось задуматься о кормёжке армии собственной. То, что во время войны считалось достоинством, достоинством быть перестало. В том числе и сплочённость флотской верхушки. В том числе и талант людей, в эту верхушку входивших. Баланс сил внутри государства требовалось привести в равновесие, а это означало усекновение если и не голов, то военного бюджета точно. А сократить военный бюджет можно было только сократив политическое влияние военных. И для того, чтобы это сделать, у государства имелся подходящий человек. Звали его Гарри Труман. Он был президентом Соединённых Штатов и к военным он относился так, как они того по его мнению заслуживали.

Несколькими годами позже, по поводу отправленного им в отставку Макартура Труман выразится так: "Я уволил его из-за того, что он не соблюдал субординацию, а вовсе не потому, что он дурак, для генералов это не является чем-то противозаконным, в противном случае три четверти из них сидели бы в тюрьме."

115

Теми, кто вырос в СССР, выражение "американская военщина" воспринимается как некий штамп, как нечто настолько привычное, что теряется даже первоначальный смысл слов. Государство и армия сливаются вместе до мутной неразличимости. Журнал "Крокодил" как инструмент познания реальности.

Со времён Второй Мировой русский человек изменился, в сущности, очень мало, даже и сегодня, когда стыдно чего-то не знать, когда жаловаться приходится не на недостаток информации, а на её захлёстывающую нас с головой чрезмерность, он, как и встарь, предпочитает смотреть на мир не своим собственным, пусть и подёрнутым слезинкой ребёнка глазом, а, привычно пошарив вокруг рукой, хватается за помутневшую от старости и покрытую царапинами линзу, некогда сварганенную далеко не самыми лучшими в своём ремесле Кукрыниксами и Борисом Ефимовым.

Сразу после войны государство США фактически "распустило" армию. Количественно вооружённые силы были сокращены почти в восемь раз. И это был не предел, обращаясь к Конгрессу Труман заявил, что армия будет сокращена ещё на пару сот тысяч человек и что к 1948 году в ней останется чуть больше миллиона военнослужащих. Называя эти цифры Труман ещё и лукавил, он не хотел конгрессменов пугать, дело было в том, что в называемый им миллион входили части, имеющие к армии хоть какое-то, зачастую далёкое отношение, а вот тех, кто в случае войны должен был бы именно что воевать, "солдат", в армии оставалось чуть более полумиллиона. Беспощадно резался флот. К началу всё того же 1948 года в Navy осталось 267 кораблей. Как только были прекращены боевые действия на Тихом океане, армейское имущество пошло с торгов за бесценок, технику и различные военные материалы зачастую просто сбрасывали с палуб в океан, так как было подсчитано, что доставка их назад в США и дальнейшая утилизация обойдутся дороже. И это опять же не вся картина, в отвал шла не только техника, но и люди. Упомянутые полмиллиона военнослужащих представляли собою зелёных новичков, от ценных кадров, имевших опыт войны, избавлялись с тем большей готовностью, чем ценнее с точки зрения армейских навыков они были.

Америка, не рубя хвост по частям, избалялась от армии "военного времени". И делала она это осознанно и продуманно. Взамен одной армии должна была быть построена совершенно другая. И вот под эту другую армию и расчищалась строительная площадка. Поскольку самой сильной, самой "мускулистой" частью вооружённых сил был флот, то за него и взялись круче, чем за сухопутную армию. Вся "головка" флота немедленно после завершения боевых действий была отстранена от оперативного управления. Адмиралы, зачастую с повышением, были перемещены на административные должности, но и на них они не задержались, и после пары лет отправлены на пенсию. Формально для этого имелся повод, все они были людьми немолодыми, так что для публики их отставка не выглядела чем-то необычным. Но публика на то и публика, чтобы не знать, что когда в конце 1944 года командующий американским флотом адмирал Эрнст Кинг написал президенту Рузвельту докладную записку, где извещал своего главнокомандующего о том, что он достиг пенсионного возраста, то записка была ему возвращена с пометкой Рузвельта - "So what, old top?", что означает - "Ну и что, старина?", а с учётом личных взаимоотношений между Рузвельтом и Кингом пометку можно перевести даже и как "ну и что, старый хрыч?". Точно так же публика не замечает, что когда Труман отправил в отставку действующего генерала Макартура, то тому был 71 год, что намного превышало не только допустимый уставом возраст, но и возраст отправленных сразу после войны в отставку адмиралов. Замечу, что если бы Макартур не полез со своим уставом в чужую епархию, то он продолжал бы и дальше служить как ни в чём не бывало, и это тоже имеет своё объяснение, Макартур после войны практически не появлялся в Америке, этому, как его льстиво называли газеты - Proconsul of the East, сунули в руки японскую игрушку и с точки зрения политического истеблишмента пока генерал с нею замозабвенно игрался, особой опасности он не представлял.

С адмиралами же была совсем другая песня. Они не были одним человеком, а были они кастой. Да к тому же кастой, почувствовавшей свою силу. А к силе у них был ещё и обретённый за годы войны "вес". Причём государство само добавляло флоту и флотским весу всемерным "паблисити" в средствах массовой информации. И дать этому паблисити обратный ход государство по понятным причинам не могло и поэтому, разбирая флот на запчасти, правительство старалось "держаться в рамках". Затронутая нами тема вообще очень интересна, так как позволяет заглянуть во всякие потайные уголки и высветить то, что обычно государством если специально и не прячется, то, во всяком случае, убирается с глаз долой. Вот возьмём того же Спрюэнса. Этот человек был рождён государственным деятелем. Только об этом не знал ни он сам, ни государство. Спрюэнс был ходячей машиной, выдававшей безошибочные решения, он убедительнейшим образом продемонстрировал умение манипулировать огромными массами людей и техники, он с лёгкостью превращал людей в своих союзников и он умел уживаться с самыми разными по характеру персонажами. С точки зрения государства у этого человека не было недостатков и не было слабостей, если не считать за слабость любовь к классической музыке, черта для человека военного не самая типическая. Но при этом Спрюэнс не только никогда на людях не проявлял эмоций, но он ещё и никогда никому ничего не рассказывал о себе. Он ни с кем не делился своими планами, своими переживаниями, он никому не говорил что ему нравится и что нет. Он всегда был "застёгнут на все пуговицы", о нём никто и ничего не знал. По своим дарованным ему Богом данным Спрюэнс явно был "человеком системы", но проблема была в том, что он не был порождением системы, система его специально не выращивала, она о его существовании до поры даже и не подозревала, Спрюэнса выявила война, она дыхнула и её опалящее дыхание сожгло мишуру, в которую облекаются, пряча себя, люди, и стало ясно кто чего стоит и кто есть кто. И волчья стая обнаружила, что тот, кого она считала сторожевым псом на самом деле такой же волк, как и они. Волк-одиночка. И стая принялась принюхиваться к нему и принюхивалась долго.

Война закончилась в сентябре 1945 года, а уже в ноябре Спрюэнс был назначен на пост, который до него занимал Нимиц - он стал командующим Тихоокеанским флотом. Продержали его на этом посту три месяца, а в феврале 1946 он стал президентом Naval War College, из стен которого вышел не только сам Спрюэнс, но и такие небезызвестные люди как адмиралы Эрнст Кинг, Честер Нимиц, Уильям Хэлси, Томас Мурер, Элмо Замуолт и будущий не только адмирал, но ещё и астронавт Алан Шепард. В 1948 году Спрюэнс вышел на пенсию, через пять лет его опять привлекли на госслужбу, назначив послом США на Филиппинах, после чего он ушёл на пенсию уже окончательно, ушёл заниматься тем, что ему нравилось, а нравилось ему слушать классическую музыку и выращивать цветы.

Любопытно, что два самых интересных персонажа войны на Тихом океане - Честер Нимиц и Реймонд Спроюэнс не оставили мемуаров. В Америке любой человек, добившийся хоть мало-мальской известности, непременно пишет "воспоминания", так вот ни Нимиц, ни Спрюэнс, люди очень известные и не только популярные, но ещё и прославленные, никаких воспоминаний не написали, хотя в предложениях издательств недостатка не было, как и гонорары назывались по тем временам баснословные, но адмиралы предпочли отмолчаться. Не исключено по той причине, что были они умными людьми, людьми с воображением.

Если сравнивать амирала с генералом, то адмирала от генерала отличает именно это - более богатое воображение. И понятно, почему это так. Адмирал, вовсе не будучи умнее генерала в обыденном смысле слова "ум", вынужден, тем не менее, учитывать гораздо больше факторов, он должен держать в голове более детальную и более сложную карту реальности, это примерно как командующий сухопутной армией должен был бы во время встречного боя двух танковых дивизий учитывать порывы бокового ветра, сносящие танки относительно друг друга, а ведь во время морского боя на эскадры действует ветер, течения, волнение, осадки, облачность и оперативная обстановка в море меняется буквально поминутно, заставляя адмиралов принимать решения не только очень быстро, но и в стрессовой обстановке, может быть потому так моряки и суеверны, что им известна роль случая и они не понаслышке знают что такое Судьба и что такое Рок. (Обращает на себя внимание тот факт, что во флоте традиционно служит один из английских принцев, как интересно и то, что очень многие госдеятели США и Англии прошли либо через службу во флоте, либо через флотскую разведку.).

Возвращаясь к Спрюэнсу - как к нему ни присматривались, как, когда и в каких случаях к его услугам ни прибегали, но, не взирая на все его достоинства, на самый верх его не пустили, такой человек был бы там слишком опасен, Спрюэнс не только был "человеком со стороны", но он к тому же был и слишком "себе на уме". Из высокопоставленных военных того поколения политическую карьеру сделали всего два человека - Джордж Маршалл и Дуайт Эйзенхауэр и это оттого, что в них обоих наверняка имелся какой-то неизвестный "обществу" изъян, позволявший не бояться обоих.

И есть некая многозначительность в том, что один из этой двоицы, а именно Джордж Маршалл в 1943 году, задолго до окончания войны, стал тем первым, кто предложил послевоенную реформу армии. Реформу, которая в конце сороковых привела к событиям, в России известным мало, но зато достаточно известным в Америке. События эти были довольно продолжительными, но на английском называются они очень коротко - The Revolt of the Admirals. "Мятеж адмиралов."

116

Любое событие нашей с вами жизни, как и любой исторический факт ничего не значат вне контекста. И более того, контекст бесконечно важнее самого события, поскольку он диктует обстоятельства, это событие порождающие. Но в силу того, что контекст очень плохо поддаётся осмыслению, отдельно взятые люди мыслят не контекстом, а неким вырванным из контекста "фактом", именно так, в единственном числе, наш разум устроен таким счастливым образом, что удерживать в голове несколько фактов разом могут очень немногие представители рода человеческого. "Our mind can only hold one thought at a time."

Так вот для того, чтобы понять, чем были мотивированы "державы" вообще и США в частности, когда сразу по завершению Второй Мировой они совершали те или иные шаги, нам никуда не деться от попытки восстановить тогдашний контекст. Хотя бы в самых общих чертах. Контекст второй половины 40-х прошлого столетия сложен невообразимо и к одному слову он не сводим, как не сводим он и к одной мысли. Но зато мы, облегчая себе задачу, можем, напрягшись, описать его двумя словами и будут они словами такими - Холодная Война.

Холодная Война - война необыкновенно интересная. Она гораздо интереснее любой горячей войны, не говоря уж о том, что она куда масштабнее как Первой, так и Второй мировых войн. Интересность начинается сразу же, как только мы пытаемся выяснить дату начала величайшей из известных человечеству войн. Такой общепринятой даты не существует и выглядит это загадочно, так как все согласны с тем, что война велась, всем известны противостоявшие стороны как и очень хорошо известен исход войны, в результате которого с лица Земного Шара исчезло не самое маленькое и не самое слабое государство третьей по счёту от Солнца планеты.

Многие (но далеко не все) историки назначают датой начала Холодной Войны 5 марта 1946 года, когда была произнесена речь Черчилля в Фултоне, крошечном городке с населением в семь тысяч человек, где расположен Вестминстерский Колледж, куда Черчилль был приглашён для получения почётной степени вместе с президентом Труманом, которого колледж удостоил той же чести. При этом никто не удосуживается обратить внимание на ту малость, что в марте 1946 года Винстон Черчилль уже почти год как не только не был премьер-министром, но и не занимал вообще никаких государственных постов, а был он выражавшим своё личное мнение частным лицом, не обладавшим никакими официальными полномочиями.

Вот кадр, запечатлевший момент той самой "фултоновской речи", в которой Черчилль упоминает о железном занавесе, опустившемся над Европой:

Обстановка, как видим, не очень серьёзная. Но даже и несмотря на несерьёзность и на то, что выражение "железный занавес" употреблялось множество раз и задолго до Черчилля, американские газеты на следующий день обрушились на бывшего британского премьера с нападками по поводу его insulting, provocative and irresponsible remarks. Следует заметить, что этот малозначительный казус через непродолжительное время был бы благополучно забыт, если бы не реакция на него советской стороны, сравнившей Черчилля с Гитлером и принявшейся обыгрывать образ "железного занавеса" в направленной вовнутрь пропаганде. Как бы к этому ни относиться, но на начало войны газетная шумиха похожа мало. При этом, если мы не можем определить точную дату, то исток Холодной Войны найти не так уж трудно.

Человечеству издревле известно, что Власть, трактуемая как "сила" не только на личностном уровне, но и на уровне государств, имеет неодолимую тенденцию к концентрации, к собиранию, к стеканию. К сосредоточению. И к сосредоточению не где-то, а в одних "руках". И точно так же из истории известно, как по результатам многочисленнейших и расписанных буквально по дням горячих войн исчезали одни "полюса" Силы, а вместо них возникали другие. И обычно в других местах. Так вот уже осенью 1943 года всем заинтересованным сторонам стало ясно, кто из Второй Мировой выйдет победителем. И задумываться люди (те из них кому было положено задумываться "по штату", разумеется) начали тогда же, и задумываться они начали вот о чём: положение, сложившееся в середине 40-х, было беспрецедентным, у человечества не было опыта существования в "двуполярном" мире, а к концу 1943 года с беспощадной ясностью стала вырисовываться ("проявляться") именно такая картина.

До этого борьба государств как "микромиров" напоминала лужицу ртути, разбитую на трясущиеся тяжёлым металлическим студнем части. Части, которые некто (назовём этого "некто" Богом) произвольно гонял по поверхности Земли. Большие, поменьше и совсем крошечные весёлые капельки. И они катались туда сюда, сливались, образуя лужицы побольше, маленькие старались укатиться подальше от больших, чтобы не быть ими поглощёнными, а большие с криком "врёшь, не уйдёшь!" тянули хищно-жидкие отростки им вслед, и было так очень долго, века и века, и лужиц было тоже много, а потом их стало меньше, а потом ещё меньше, но сами лужицы при этом становились всё больше и больше.

И после Первой Мировой их стало совсем мало, а теперь выходило, что после Второй Мировой их будет всего две. Две уже не лужицы, а лужи ртути, и обе они писались аббревиатурами - США и СССР. Впереди замаячил страшный новый мир. Как в нём жить? А чёрт его знает. Раньше всё было просто, привычно и понятно - тайны мадридского двора, коалиции, интриги, секретные протоколы и занудная борьба бульдогов под ковром, словом, была жизнь на завалинке, патриархальщина. А теперь предстояло жить так - или туда, или сюда. Если ноги короткие - жилы вытянут, а если длинные - обрубят как и не бывало.

Но так было с точки зрения мелокоты, и то, что в мелкоту попали вчерашние хозяева жизни, хозяев новых трогало мало, полюса думали о том, как им жить друг с другом. Одному полюсу с другим тоже полюсом. Вместе им было не сойтись и друг от друга не убежишь, шарик-то, он - круглый. По всему выходило, что придётся воевать, а воевать не хотелось. Замечу, что в 1943 году никто ещё не знал, взорвётся ли атомная бомба, а если взорвётся, то что из этого выйдет и гипотетическая, но выглядевшая при этом неизбежной война по всем прикидкам выходила войной обычной. Только очень большой.

Большой настолько, что к ней неплохо было бы подготовиться. При всех противоречиях у полюсов было и нечто общее - им обоим нужно было выиграть время. В этом они были едины. И полюса начали дипломатическую игру. Самой большой ставкой в этой игре было Время. Давайте посмотрим, как игра шла. Это очень поучительно, тем более сегодня, когда за игру считают ничтожную возню вокруг какой-нибудь Сирии, каковой вознёй нас всех отвлекают от игры настоящей. Очень далеко забираться не будем, а начнём с 1945 года. Прямо с января.

В январе 1945 товарищ Сталин обратился к союзнику с просьбой, которая выглядела как нечто само собою разумеющееся, к кому же с просьбами и обращаться, как не к союзнику. СССР попросил США о займе. В размере шести миллиардов долларов. Сумма по тем временам гигантская. В январе 1945 года был ещё жив Рузвельт и он на просьбу откликнулся незамедлительно. Займ? Да ради Бога. Сколько? Шесть миллиардов? No any problem.

Однако в ходе завязавшейся беседы выяснилось, что одна проблема всё же имеется. Условием предоставления займа Америка поставила следующее - усилия сторон в послевоенной Европе должны будут находиться "в едином", как выразились американцы, "русле". Что под этим имелось в виду? Имелся в виду неустаревающий "демократический процесс". Вот какую цель преследовали США - они фактически предлагали СССР общую ответственность за судьбы Европы. Всей Европы. Европы как целого. Это обстоятельство необходимо понимать. Делая своё предложение, американцы полагали (и полагали небезосновательно), что при имеющихся у них навыках манипулирования политическими партиями они смогут заменить военное присутствие в Европе (обременительное во многих смыслах) присутствием политическим. Главным при этом было то, что они надеялись на политическое присутствие и обретённое таким образом влияние в Европе восточной. Если совсем просто, то они хотели за деньги купить право на совместное владение "буфером" между СССР и Западной Европой. С их точки зрения это стоило шести миллиардов долларов и они готовы были эти миллиарды дать.

Сталин отказался.

Вот какой логикой руководствовался он: в 1945 году Восточная Европа была уже у СССР "в кармане". В 1945 году СССР воплотил в жизнь нескольковековые усилия России и смог наконец выстроить между собою и Европой "забор". Причём в отличие от забора между Германией и СССР, который после Первой Мировой из обломков разрушенной ими Австро-Венгрии построили американцы, забор образца 1945 года был выстроен самими русскими, которые никому этой стройкой обязаны не были и которые к январю 1945 уже заплатили за буфер очень высокую цену и Сталину теперь никакой совладелец был не нужен. Зачем он? А что касается "влияния" в Европе целиком, то Кремль полагал (и тоже небезосновательно), что у него имеется длинная рука в виде коммунистических партий в странах Западной Европы. Всё это вместе взятое с точки зрения СССР вполне стоило шести миллиардов долларов и Сталин этими шестью миллиардами пожертвовал.

Вторая Мировая ещё идёт, она ещё не закончилась, но полюса друг друга уже "пощупали". Перчаткой в перчатку, в четверть силы, не так ударили, как показали, но уже - примерились.

Немного погодив, Сталин опять попросил у Америки денег. К тому времени президентом стал Труман. У него на лице было написано, что он человек куда менее щедрый, чем Рузвельт, а потому и денег у него Сталин попросил поменьше - один миллиард долларов. На это обращение США не ответили. Когда через некоторое время Москва по дипломатическим каналам поинтересовалась судьбой документа, ей ответили, что ничего не получали. "Потерявшуюся" бумагу "нашли" через несколько месяцев, но к тому времени отношения сложились образом, исключавшим просьбу о деньгах.

Это что касается Европы. Но игра шла не в одни, западные, но ещё и в восточные ворота. Возвращаясь из Потсдама, президент Труман решил не делиться с СССР Японией. В этом месте замечу, что США, настаивая на неукоснительном соблюдении ялтинских соглашений, в случае Японии их нарушили. Произошло это после того, как Труман пообщался со Сталиным лицом к лицу. Товарищ Сталин тоже, пообщавшись с Труманом, ялтинские соглашения нарушил, если это можно, конечно, назвать нарушением. По устной договорённости между СССР и США советские войска должны были открыть военные действия против Японии 15 августа 1945 года, однако СССР начал войну на Дальнем Востоке на неделю раньше, так как Сталин опасался, что Япония капитулирует быстрее, чем рассчитывали и в Москве, и в Вашингтоне. В таком случае Южный Сахалин и Курилы были бы "переданы" СССР, а не "взяты". Сталин, будучи человеком трезвым, хорошо понимал разницу между тем, что вам дают и тем, что вы берёте сами.

А американцы нарушили предарительные соглашения тем, что оккупировали Японию, не пустив туда посторонних. Первоначально предполагалось, что оккупация будет совместной и в оккупационные силы войдут США, Великобритания, СССР и Китай. После капитуляции Японии, когда выяснилось, что американцы не позволят СССР оккупировать Хоккайдо, в Москве выразили возмущение, но выразили очень скромно. "Деланно." Дело было в том, что, отрезав от Японии СССР, американцы одновременно отрезали от неё и англичан с китайцами, что полностью соответствовало интересам СССР, так как лишало Англию возможности вести самостоятельную игру в северной части Тихого Океана и резко ослабляло послевоенный Китай вне зависимости от того, кто именно, Чан или Мао, побеждал в борьбе за власть в Китае. Американская оккупация выглядела предпочтительнее хотя бы потому, что Америка далеко, а Китай - вот он.

Американцы же, оккупируя Японию в одиночку, убивали ещё и вот какого зайца - не пустив в Японию англичан, они тем не менее соблюли некоторые приличия, разрешив "присутствие" там "Содружества" в виде главным образом австралийского контингента. Тем самым они проделали следующий фокус - с одной стороны они не допустили создания отдельной "английской" оккупационной зоны, чего Англия всячески добивалась, с другой стороны они, выделяя в "Содружестве" австралийцев, глубже вбивали клин между Австралией и Англией, и была там ещё и третья сторона, США затыкали таким образом рот Австралии, бывшей очень недовольной тем, как США принялись обделывать свои дела в Японии. Австралийцы, по ходу войны поневоле имея дело с японцами, успели в полной мере почувствовать на собственной шкуре влияние "древней японской культуры" и теперь жаждали крови.

В полный голос и вполне официально Австралия требовала от США следующего: "Поступите с ними[9] хотя бы так, как вы поступили с немцами!" "Хотя бы", а? Как вам это нравится?

117

Востроглазые австралийцы заметили то, чего не замечает близорукое человечество, американцы и в самом деле не поступили с японцами так, как они поступили с немцами, хотя, казалось бы, должно было бы быть наоборот. Но наоборот они не сделали, а сделали так, как не понравилось австралийцам, и это имеет своё объяснение - нарочитая и показательная мягкость в отношении Японии и японцев является ещё одним косвенным свидетельством того, что США уже тогда, в середине 40-х рассчитывали на то, что рано или поздно, но им придётся жить с японцами в единой государственной конструкции и они здраво полагали, что будущих если и не сограждан, то со-жильцов следует не восстанавливать против себя, а - располагать к себе.

Громко об этом, правда, не говорилось и не говорилось потому, что "товарищи не понимают", товарищам свойственно никогда ничего не понимать, товарищи всего мира крепки задним умом, а потому разницу подхода к японцам, с которыми собирались жить вместе, и к немцам, с которыми жить бок о бок никто не собирался, спрятали за ядерным взрывом, после чего говорить о предпочтительном отношении к японцам стало как-то даже и неприлично, Хиросима же! А то, что только в американских лагерях для военнопленных немцев погибло в четыре раза больше, чем было жертв в Хиросиме и Нагасаки вместе взятых, никто не замечает. "Товарищи не понимают."

Ядерная бомба оказалась средством универсальным, с её помощью решили кучу проблем, решить которые традиционными средствами было бы очень трудно, если вообще возможно. К Бомбе мы ещё вернёмся, нам от неё теперь никуда не деться, а пока обратим взор свой на Европу. На Европу послевоенную, конечно. Американцы (как народ) рассчитывали обделать свои дела в Европе очень быстро, после чего хотели убраться оттуда и забыть о Европе с её европейцами как о ночном кошмаре. Добропорядочному и добронравному обитателю американской глубинки населенцы европейского континента всегда виделись скопищем людей нравственно ущербных, да к тому же патологических лгунов. Кроме этого США с известной долей снисходительности полагали, что свой христианский долг они исполнили до конца, дважды подряд спасши Европу от напастей, самой же Европой и созданных на собственную голову.

Общественное мнение США полагало, что пришло время подумать и о себе. "Война кончилась, да здравствует мир!" Общественное мнение это штука такая, оно любит витать в облаках, и нормальное государство ему не мешает, да и зачем, чем бы дитя не тешилось, пускай его, но в каждом нормальном государстве есть нормальное правительство, которому, в отличие от легкомысленного общества хорошо известен постулат бытия, который неизменен и который звучит так - "война умерла, да здравствует война!"

Из Европы следовало уйти, но перед уходом там необходимо было создать какой никакой, но порядок. Понятно, что порядок этот должен был устраивать победителя. Проблема была в том, что победителей было двое и отсюда вытекало, что возможных порядков было тоже по меньшей мере два. И теперь следовало эти порядки как-то совместить, "устаканить". Следовало найти какой-то компромисс, который бы позволил хотя бы на первых порах избежать немедленного столкновения интересов в масштабах, требующих применения силы. Эта логика понятна даже нам, а уж тогдашними высокими заинтересованными сторонами она была осознана с недоступной нам степенью отчётливости.

И пока народ устраивал парады и веселился на площадях Красной, Таймс и Трафальгарской, причём сегодня трудно понять, чему так уж радовались англичане, правительства государств победителей создали инструмент по "разруливанию", назывался этот политический "многофункциональный нож Винторинокс" the Council of Foreign Ministers или Совет Минстров Иностранных Дел. Официально Вторая Мировая Война закончилась 2 сентября 1945 года, а уже десятого сентября того же года министры с портфелями под мышкой слетелись в Лондон. Первая же сессия показала, что достичь компромисса будет очень трудно. Столкновение интересов произошло сразу же и касалось оно делёжки итальянского наследства. СССР устами Молотова потребовал, чтобы ему были переданы итальянские колонии. Кроме того, Кремль изъявил желание получить с Италии 300 млн. долларов в качестве военных репараций. Кроме того, Кремль заявил, что Триест должен быть отторгнут от Италии и передан Югославии. Эти требования были немедленно отвергнуты "Западом", именно так, "Западом", собранным в одно слово, так как требования Москвы толкнули друг к другу американцев, англичан и примкнувших к ним французов, которые вообще непонятно как попали в победители.

В деньгах отказали сразу и сделали это затем, чтобы потом дать хоть что-то и подсластить пилюлю, отказ этот был несерьёзен и СССР вообще не следовало включать "денежный" вопрос в пакет, репарации должны были всплыть в самом конце, когда были бы решены более серьёзные проблемы. А проблемы с итальянскими колониями и Триестом были серьёзны так, что дальше некуда. Понятно, какое стратегическое значение имеет Африканский Рог, даже и несмотря на то, что у СССР после войны не было океанского флота, флот дело наживное. Переданная же СССР Ливия давала ему выход в Средиземноморье и если раньше Россия добивалась выхода в Средиземное море, чтобы иметь "торговые пути", то в 1945 году значение Средиземноморья выросло неимоверно, превратившись в вопрос выживания. Почему это так, станет понятно из дальнейшего, когда мы дойдём до 1947 года. А интерес к Триесту диктовался тем, что СССР исходил из того расчёта, что если ему не удастся отжать итальянские колонии (изначально было понятно, что исполнение этого желания имеет ничтожные шансы на успех), то переданный югославам Триест даст ему если и не ворота в Средиземное море, то хотя бы калитку через дружественную Югославию, а она сразу после войны была и в самом деле дружественной, без всяких двусмысленностей.

Из всего этого ничего не вышло. Противоречия оказались настолько острыми, что по завершению лондонской сессии не было выпущено даже и коммюнике. Поскольку "Запад" не хотел, чтобы "раскол" был вынесен на рассмотрение новенькой, с пылу, с жару Генеральной Ассамблеи ООН, первая встреча которой планировалась на январь 1946 года там же, в Лондоне, то была быстренько согласована "промежуточная" сессия Совета Министров Иностранных Дел, назначенная на 16 декабря 1945 года в Москве. Эта сессия завершилась выпуском коммюнике, зафиксировавшим некоторый прогресс.

Так, было решено, что послевоенные договора, фиксирующие статус кво, будут заключаться только между теми государствами, которые подписывали соответствующие акты капитуляции. На практике это выглядело так: мирный договор с Италией подписывался США, Британией, СССР и ловко подсуетившейся Францией. Договора с Румынией, Болгарией и Венгрией подписывались США, СССР и Британией. Поскольку США не объявляли войны Финляндии, то мирный договор с финнами должны были подписать только СССР и Британия.

На этой же сессии было решено, что США и СССР создадут совместную комиссию по объединению Кореи, совместно создадут временное корейское правительство, после чего под присмотром "Большой Четвёрки" (она называлась так вполне официально - Big Four) в лице представителей США, СССР, Британии и Китая Корее "в пятилетний срок" будет предоставлена независимость. Нетрудно заметить, что американцы незаметно и как бы невзначай перевели стрелки совместного интереса "Большой Четвёрки" с Японии на Корею. От большого японского интереса они откупились малым интересом совместного управления Кореей.

Одновременно США и СССР на двусторонней основе договорились о выводе своих войск из Китая, тем самым Чан и Мао оставлялись один на один. "Пусть победит сильнейший и да поможет ему Бог."

Западная пресса немедленно "осветила" результаты московской сессии как уступки Запада. "Чтобы избежать раскола в ООН Америка поступилась своими интересами в пользу СССР." Мягко говоря, это было не так, но люди набивают желудок пищей, а голову газетными заголовками и если к желудку есть кишечник, то с головой дело обстоит похуже.

Следующая встреча Совета Министров Иностранных Дел открылась 15 апреля 1946 года в Париже.

Здесь удалось договориться о территориальных изменениях в Европе. Трансильвания со всеми её вампирами перешла к Румынии, южная Добруджа досталась болгарам и было официально признано право СССР на Бессарабию и северную Буковину. Не очень много, но хоть что-то.

И наконец в июле 1946 года состоялась Парижская Конференция. Одно лишь название должно было вызывать в памяти благодарных потомков ассоциации с Парижской Конференцией 1919 года, но память памятью, а дела делами. Дела же 46-го года были такие:

Присутствовали делегаты Большой Четвёрки - США, СССР, Британии и Франции, а также делегаты так называемой Little Seventeen, на русский не переведёшь, получается Малая Семнадцатка. На конференции доминировали Державы, диктовавшие свою волю, а малым сим была отведена роль если и не наблюдателей, то статистов. Парижская конференция подготовила рекомендации к следующей сессии Совета Министров Иностранных Дел, которая состоялась 4 ноября 1946 года в Нью-Йорке, дебаты длились четыре недели без особого успеха, пока в самом конце, когда все уже отчаялись найти "консенсус", СССР вдруг и совершенно неожиданно не "смягчился". Триест было решено передать под управление ООН и была провозглашена свободная навигация по Дунаю, чему СССР до того препятствовал, после чего всеми сторонами было решено, что под войной можно подвести черту.

Церемония подписания европейских соглашений состоялась в Париже в феврале 1947 года. Подписывались бумаги на столике, принадлежавшем когда-то Людовику XV, а затем Людовику XVI. На этом же столике лежал раненный Робеспьер, дожидаясь, пока его перетащат на телегу, доставившую его к гильотине. Лично мне одно лишь это обстоятельство надолго отбило бы аппетит, но политики люди с крепким желудком и лужёнными мозгами, а потому они к столику подходили бестрепетно, бумагой шуршали бесстрашно и ставили свои подписи без колебаний.

Первой разобрались с Италией, как "главным союзником" поверженной Германии.

Италия уступила небольшие приграничные участи территории Франции и Югославии. Италия передала Триест под управление ООН. Италия отказалась от имевшихся у неё интересов в Китае. Италия признала независимость Албании и Италия была лишена имперских "снов". У неё отняли Ливию, Эритрею, Итальянское Сомали и Эфиопию. Архипелаг островов Додеканес был у Италии изъят и передан Греции. Кроме этих территориальных потерь Италия должна была выплатить военные репарации в размере 360 миллионов долларов - СССР - 100 млн., Югославии 125 млн., Греции 105 млн., Эфиопии 25 млн. и мелочь в 5 млн. скромным и нетребовательным албанцам. Были введены ограничения на вооруженные силы Италии - армия - 250 тыс. человек, ВВС - 25 тыс. и тоннаж флота не должен был превышать 115 тыс. тонн. Бедные итальянцы.

Примерно так же поступили и с другими "фашистскими приспешниками", так Румыния отныне могла иметь армию в 125 тыс. человек, ВВС в 8 тыс. и флот в 15 тыс. тонн. Немного, надо признать, даже и для Чёрного моря немного.

Все пять бывших союзников Германии были лишены права проводить любые эксперименты в области ядерного оружия, разрабатывать и производить управляемые ракеты, иметь на вооружении артиллерию с дальностью действия свыше тридцати километров, а также управлямые людьми торпеды. И рублём их наказали тоже. Венгрия должна была выплатить СССР 200 млн. долларов и по 50 млн. Чехословакии и Югославии. Финляндия - СССР 300 млн. долларов, Болгария - Греции 45 млн. и Югославии 25 млн.

Территориальные потери выглядели так: Венгрия отдала Чехословакии южную Словакию и упомянутую повыше Трансильванию Румынии (румыны после войны вообще отделались очень дешёво, жизнь показала, что по хитрости они в Европе вторые после французов), Болгария отдала Югославии территории, переданные ей по ходу войны немцами и Финляндия отдала СССР арктический район Петсамо, что позволило СССР получить общую границу с Норвегией. Из всех "наказанных" финны были единственными, кто не предъявлял никому никаких претензий и не заявлял протестов. Все остальные "затаили зло". В том числе и греки с югославами, посчитавшие, что им дали мало и что они достойны большего.

Таков был послевоенный расклад в Европе на 10 февраля 1947 года. И не верьте Черчиллю, что бы ни писали тогдашние газеты, но Холодная Война ещё не началась.

118

Многие читали про исторический казус, имевший место в октябре 1944 года на четвёртой московской конференции, во время которой Сталин и Черчилль делили послевоенные сферы влияния в Европе, передвигая друг другу через стол листок бумаги, на котором писались цифры, обозначавшие процент политического "влияния" в том или ином государстве Восточной Европы.

Когда происходила эта делёжка, там же, за тем же столом находился и представитель США Аверелл Гарриман, взиравший на происходившее с известным благодушием, так как он не видел в этой сцене не только ничего противоестественного, но и ничего такого, что бы могло угрожать послевоенным интересам Америки.

Более того, желание Британии и СССР удерживать за собою "сферы" на европейском пространстве было американцам на руку, так как позволяло им уйти из Европы, не являвшейся для США приоритетной целью и теперь они могли с чистой совестью умыть руки и заняться тем, что им было нужно, а нужен им был Тихоокеанский бассейн, и с их точки зрения то обстоятельство, что обозначавшиеся в 1944 году британская и советская сферы в Европе, соприкасаясь, граничили напрямую, было им просто напросто выгодно, так как СССР и Британия, наваливаясь друг на друга, удерживали бы всю европейскую конструкцию. Выгода была ещё и в том, что при таком положении США превращались в стороннего игрока, получающего возможность влиять на европейскую ситуацию, не имея при этом ни перед кем никаких обязательств и не вовлекаясь напрямую в европейскую "кашу".

О такой позиции можно только мечтать. Не говоря уж о том, что, "уходя от мира", американцы могли пойти навстречу господствующему в Америке желанию "общества", традиционно требующего изоляционизма. Причём в этот раз США ушли бы в самоизоляцию не с пустыми руками, а утащили бы с собою большой кусок внешнего мира в виде Тихого Океана.

И сразу после войны, несмотря на некоторые шероховатости во взаимоотношениях с СССР, всё шло как по писаному. А уж после подписания в Париже послевоенных соглашений ситуация обрела законченные и оформленные документально черты. Напомню, что произошло это 10 февраля 1947 года. В этот день в Вашингтоне наверняка вздохнули с облегчением и утёрли со лба пот. "Уф!"

И наслаждались американцы плодами заслуженной победы долго. Целых одиннадцать дней. Это и в самом деле много. Государству не часто выпадает возможность закрыть глаза, заложить за голову руки и, блаженно откинувшись на спину, предаться ничегонеделанью. А тут - отпуск в одиннадцать деньков!

А потом прозвенел телефон. И Америка недовольно завозилась. "Кто это там ещё?"

На некоторые звонки можно не отвечать, но тут ответить пришлось, так как телефон зазвонил в Государственном департаменте, а это такое учреждение, что хочешь не хочешь, а трубку снимать приходится. Так вот её и сняли. Было это 21 февраля 1947 года. Была пятница. Время было послеобеденное, как раз такое, когда госслужащие, даже если они работают на Госдеп, думают не о работе, а о том, как они через пару часов будут на лужайке барбекю жарить и пиво на лёд ставить.

Ну и вот, продолжая мысленно вдыхать аппетитные запахи, в Госдепе подняли телефонную трубку и поинтересовались кто и за каким чёртом их беспокоит. Оказалось, что беспокоит их личный секретарь британского посла в Вашингтоне, интересующийся как бы ему организовать немедленную встречу Посла Его Величества с Госсекретарём Соединённых Штатов. "А до понедельника что, подождать никак нельзя?" - с неудовольствием поинтересовались в Государственном департаменте. "Нет, - с чисто британской невозмутимостью ответствовал посольский секретарь, - до понедельника никак." "Ждите" - сказали в Госдепе, бросили трубку на стол и пошли "наверх".

Госсекретарь Джордж Маршалл, ровно за месяц до того переквалифицировавшийся из генералов в госсекретари, в здании отсутствовал, так как после обеда отбыл в Принстон, где должен был на следующий день получить в торжественной обстановке почётную докторскую степень, не всё же Черчиллям мантии давать с чёрной шапочкой, за главного оставался заместитель госсекретаря Дин Ачесон, который сказал, что пусть британская сторона сперва изложит суть вопроса.

Британская сторона сказала, что суть вопроса связана с Грецией и Турцией. Дин Ачесон сказал, что госсекретаря на месте нет, что он, Ачесон, занят и что если у британской стороны случился такой уж нетерпёж, то пусть первый секретарь Британского посольства встретится с главами Ближневосточного и Европейского отделов Госдепартамента и изложит им обстоятельства не терпящего отлагательств дела, буде же это британскую сторону не устраивает, то пусть ждут до понедельника, а больше он ничем им помочь не может. "Ладно, - сказали флегматичные англичане, - секретаря, так секретаря. Сейчас пришлём, ждите."

И они прислали Первого Секретаря Британского Посольства мистера Сичела, чьё простое и имеющее своим происхождением старонемецкий имя (Sichel) означало - "серп". Без молота. Мистер Сичел под мышкой держал папочку, а в ней находились две ноты. Принять его должны были директор департамента по Ближнему Востоку и Африке Лой Хендерсон и заместитель директора департамента по европейским делам Джон Хикерсон. Хикерсон заявил, что у него важная встреча, отменить которую он не в силах, а потому и принять мистера Сичела он не сможет, а Хендерсон сказал, что он британского секретаря примет, конечно, но тому придётся немного подождать и сохранявший невозмутимость мистер Сичел прождал в приёмной сорок пять минут, после чего его пригласили в кабинет, где он, раскланявшись с Хендерсоном, открыл папочку, достал оттуда свои ноты и положил их на стол. Хендерсон взял ту, что лежала сверху, пробежал по ней глазами, прокашлялся, уселся поудобнее, вчитался повнимательнее и поднял глаза на Сичела. Про уикэнд и барбекю он забыл сразу. Как и про вверенные его попечению страны Ближнего Востока и чёрной Африки.

В ноте говорилось, что ситуация в Греции близка к катастрофе, что экономика достигла состояния коллапса, что греческая армия деморализована и находится на волоске от поражения в борьбе с поддерживаемыми извне партизанами, что если прекратить финансовую поддержку Греции, то там немедленно начнётся общенациональный голод и вытекающий из него политический кризис, который закончится непредсказуемыми последствиями. Такова была преамбула, после перечисления уже имевших место и могущих случиться в будущем греческих неприятностей английская сторона с сожалением извещала высокую американскую сторону, что Британия больше не в состоянии выполнять принятых на себя обязательств в отношении Греции и что после 31-го марта 1947 года она прекращает оцениваемую в примерно 280 млн. долларов финансовую, экономическую и военную помощь греческому правительству. Также Правительство Его Величества выражает надежду, что бремя, которое до сих пор несла Великобритания, будет облегчено Правительством Соединённых Штатов, которое изыщет возможность по оказанию помощи Греции хотя бы в самых необходимых для выживания государства пределах. Вторая нота содержала менее драматическое описание ситуации в Турции.

Через полчаса об уикэнде забыл весь Государственный департамент.

В английской ноте речь шла о Греции, но поскольку работающие в Госдепе люди ничуть не глупее служащих Форин Оффиса, то они сразу же поняли значение немногих скупых фраз с дипломатическими изысками скрывающих основной смысл послания. Лист бумаги, лёгший на стол директора департамента стран Ближнего Востока и Африки, в реальности был актом капитуляции.

Нотой о положении в Греции Британская Империя извещала Соединённые Штаты о конце Pax Britannica.

"Король умер, да здравствует Король!"

119

То, что Англия проделала, было выводом человечества на следующий уровень, на следующую ступень строящегося зиккурата. Понимая, что исход Второй Мировой Войны лишает её роли первой среди равных, Англия решила "выиграть в проигрыше", назначив себе наследника. Альтернативой было ничего не предпринимать, тем самым позволив европейским событиям зайти дальше, после чего следовало обвальное развитие ситуации, влиять на которую англичане смогли вряд ли. Это с одной стороны. А с другой они могли придать событиям более или менее предсказуемый ход, для чего нужно было определиться с выбором - кого из двух победителей поддерживать.

СССР или США.

Выбор был далеко не так прост и очевиден, как может показаться. Кроме того оказывать поддержку СССР англичанам было бы гораздо легче, для этого им нужно было постепенно уступать советскому давлению в Европе, сдувать шарик, не позволяя ему лопнуть или другими словами проводить ту же политику, которую проводили в преддверии Второй Мировой французы в отношении Германии. Между прочим, послевоенное усиление СССР означало и автоматическое усиление американцами Англии, вроде бы выгода налицо, но в дальней перспективе это означало, что в будущем и вполне реальном конфликте с СССР США начнут с того, что пустят в ход "английский меч". Козе такой баян был совершенно ни к чему.

Ставка же на США помимо всего прочего была трудна потому, что США вовсе не стремились к тому, чтобы их поддерживали и Англии для того, чтобы поддержка была принята, перво наперво следовало не позволить американцам уйти в изоляцию, "втянуться в раковину". И затеянная англичанами "греческая игра" была в высшей степени рискованной, так как Англия не знала насколько высок болевой порог Америки. Не угадай англичане и американцы вполне могли сказать что-то вроде: "Что? Грецию бросаете? Да и хер с ней, с Грецией. Если нам понадобится Парфенон, мы себе в Лас-Вегасе свой построим, в два раза выше. Да и Эгейское море нам ни к чему, у нас океан есть, нам его обустраивать надо."

США не только не стремились в Европу, но наоборот, они усматривали прямую выгоду в том, что послевоенная картинка там выстраивалась как упёршиеся лбами СССР и Великобритания. "Бараны." И теперь англичанам следовало убедить американцев стать одним из этих баранов. И убедить очень быстро, до того, как расплавленный войной мир начнёт "схватываться", застывать. И англичане угадали, их ход заставил американцев задуматься и решиться.

Раскинув мозгами США решили, что если предоставить Европу её печальной судьбе сейчас, то через некоторое время "сила вещей" неминуемо заставит их опять, как в 1917 и 1944 высаживаться на пляжи "старушки" в силе, славе и блеске, но только в будущем такая попытка будет сопряжена с гораздо большими трудностями и куда большей концентрацией усилий, чем в двух минувших мировых войнах. Взвесив все "за" и "против" американцы решились и, отнеся уже поднесённый ко рту лакомый тихоокеанский кусок, вздохнули и принялись засучивать рукава. Масштаб того, что предстояло сделать они представляли с самого начала.

Для дилетантского взгляда извне проблема заключалась в том, что с уходом англичан рушился возводимый ими на протяжении минимум сотни лет барьер из Греции-Турции-Ирана, "сдерживавший" прорыв России на юго-запад. Эта задача решалась, вообще-то, без особых усилий, если учесть, что Сталин, торгуясь с Черчиллем, разменял Грецию на Румынию и СССР сам в Грецию и не лез, ограничиваясь всё больше пропагандой и теперь американцам достаточно было не допустить создания там вакуума силы после ухода англичан с тем, чтобы СССР не втянуло в Грецию помимо его воли. Эта проблема проблемой, собственно, не была и решалась она американцами попутно, как "текучка".

Главная, "дьявольская" трудность задачи заключалась в том, что если вы брались спасать Европу, то ограничиться Грецией и Турцией вы просто напросто не могли. Это так же, как если вам нужно надуть воздушный шарик, то вы не можете надувать какую-то часть его, вы либо надуваете весь шарик, либо вы не надуваете его вообще. Выбор за вами. Американцы выбор сделали и теперь им предстояло надувать всю Европу. И это при том, что они уже второй год надували Японию, а ведь Европа это не Япония. Не у каждого такие лёгкие имеются, чтоб дуть в Европу через соломинку. США, сомневаясь очевидно в конечном итоге, на встречах с советскими представителями несколько раз поднимали вопрос о "совместной ответственности" за будущее Европы, но СССР был твёрд, он не испытывал ни малейшего желания спасать Европу и на это было сразу несколько причин.

Первая и основная - России предлагалось бросить спасательный круг историческому врагу. Для читателей умом не сложных и по этой причине относящихся к жизни с той или иной степенью не всегда оправданной восторженности замечу, что ровно то же обстоятельство, наполненное ровно тем же смыслом верно и для другой стороны. И если завтра у называющей себя Россией РФ возникнут проблемы масштабом хотя бы приблизительно такие, перед лицом которых стояла в 1947 году Европа, и если США предложат ЕС оказать РФ помощь, "разделив ответственность" за будущее России на двоих, то европейцы ответят на это заманчивое предложение точно так же, как отвечал американцам Молотов: "Вам нужно, вы и спасайте."

А между тем речь будет идти о судьбе не России, а РФ, поскольку вопрос о судьбах России мы все уже проехали в далёком 1991 году. Достославном.

Ну и вот, если мы пробежим по временной цепочке назад, до 1947 года, то положение со стороны СССР при взгляде на запад виделось так - чем хуже (для Западной Европы), тем лучше. Не только сживался со свету и всемерно ослаблялся исторический конкурент, но и чем хуже у него обстояли дела, тем больше шансов прорваться к власти получали участвовавшие в демократическом процессе коммунистические партии подразумеваемых стран. Кроме того СССР получал ещё и ту выгоду, что США, тащившим из болота японского крокодила, теперь пришлось бы тащить оттуда же ещё и европейского бегемота, а потому и сил на "противостояние" с СССР у них должно было оставаться меньше. "Замечательно!"

Кремлёвский взгляд на тогдашнюю реальность и возникающие при этом планы отличались исключительной ясностью и подкупающей простотой, традиционно входящей в число главных русских ценностей. Жизнь, правда, учит нас, нерадивых, что простота имеет обыкновение превращаться из достоинства в нечто худшее даже и воровства, но в данном случае к простоте прилагалась Восточная Европа, так что о чём тут говорить. Взяли план и синим карандашом на полях - "Увтерждаю."

А у американцев, которые, может быть и рады были бы "по-простому" по-простому не получалось. У них всё выходило очень сложно. Холодная Война начиналась не как борьба "хорошего" с "плохим", а как борьба "простого" и "сложного". Изначальные ставки делались на простоту поставленных задач и простоту решений с одной стороны и на сложность с теряющимися в тумане результатами с другой.

Ну вот такой пример - сразу после войны положение в Европе вроде бы стало выправляться, в 1946 году промышленное производство во Франции, Бельгии и Нидерландах достигло 85% от предвоенного, в Италии - 60%, в Англии оно почти вернулось к довоенному уровню. То же самое было и с сельским хозяйством, положение было не блестящим, но, скажем так, терпимым. А потом случилась зима с 46 на 47 год. Зима небывалая. Например, в Англии это была самая холодная зима за предшествующие 80 лет, почти за столетие. И эта зима наложилась на послевоенную разруху и на выходе получилось очень плохо. Антисоветчики очень любят вспоминать о послевоенном голоде в СССР, полагая, что голод этот приключился по причине своеобычного "головотяпства большевиков", а между тем большевики тут были ни при чём, голод был везде, от Лондона и до Токио. И золотые запасы там, где они ещё сохранились, были истрачены на закупки жратвы, а на закупку сырья для функционирования промышленности денег ни у кого не осталось, так как следовало ещё и поднимать разрушенное войной народное хозяйство. "Крыша над головой" и всё такое. И в эту образованную несчастливыми обстоятельствами воронку затянуло всех. И везде.

И США волею тех же обстоятельств, или волею судьбы, назовите как хотите, оказались в положении "острова спасения". У них была прекрасная погода и, как следствие, отличный урожай. У них вовсю работала промышленность - после войны США производили более половины промышленной продукции мира и, last but not least, у США были доллары, а у остального мира долларов не было. А купить что-то можно было главным образом у Америки, как хлеб, так и поточные линии, а Америке рупии, рубли и злотые были не нужны, зачем они ей, когда даже и англичане могли своими фунтами стены оклеивать, а потому, если у вас не было золота, а его нигде не было, война же только что закончилась, а вы хотели что-то купить, то у вас возникала неотложная нужда в долларах и вы попадали в долговую яму.

К июню 1947 года дефицит в торговом обмене между Европой и США достиг МИЛЛИАРДА долларов в месяц в пользу Америки. Месяц - миллиард, месяц - миллиард. По логике просто мыслящих патриотов России Америка очутилась в раю. Ей теперь ничего не нужно было делать, кроме как длить такое положение сколь возможно долго. "Месяц - миллиард, месяц - миллиард." По тем временам суммы выходят просто умопомрачительные. "Мечта пиндоса." Можно лежать на печи и ничего не делать.

Но тут из строящейся пирамиды мира англичане вытащили кирпичик под названием Греция и вся конструкция затрещала и накренилась, а англичане сказали - "мы устали, держать больше сил нет ну никаких, хотите - подхватывайте, не хотите - не надо, а мы пойдём под кустик, полежим, чёрт с ней, со стройкой, передайте фараону наше с кисточкой." И американцы почесали в затылке и принялись совать кирпич на место. Пирамида же, вы чего.

США посчитали, что если в мире разразится катастрофа, а к этому всё в начале 1947 года и шло, то внешним миром дело не ограничится. Катастрофа для всех означала катастрофу и для них. Миллиард долларов означал миллиард долларов до катастрофы, а после катастрофы миллиард долларов миллиардом долларов быть переставал. США очень хорошо выучили урок, преподанный им после Первой Мировой. Переживать то же самое по новой они не захотели. И если они хотели, чтобы миллиард долларов оставался миллиардом долларов, то им следовало выстроить мир, в котором этот миллиард долларов будет означать именно то, что он означает.

21 февраля 1947 года Великобритания поставила США перед фактом - место удерживающего мир вакантно. Запрягали США недолго, всего 19 дней, а потом взяли с места в карьер. На кону стоял мир. 12 марта 1947 года президент Труман выступил с обращением к Конгрессу по поводу "греческого кризиса". На свет появилoсь то, что в дальнейшем получило название "доктрина Трумана".

120

Сказать, что игры государств сложны, значит ничего не сказать. С другой стороны сказать, что они сложны невообразимо, будет, конечно же, неким преувеличением, политика государства разрабатывается людьми, а они, прежде чем доверить свою мысль бумаге или другим людям, должны сперва эту мысль "прокрутить" в голове, что в свою очередь требует такого необходимого ингридиента процесса мышления как воображение.

Проблема, однако, в том, что развитым воображением обладает очень малое число людей, а мышление подавляющего большинства безнадёжно конкретно. Отсюда следует вот что - Англии, даже если она и решила сложить с себя когда-то добровольно взятые ею обязательства перед человечеством, следовало представить окружающему миру некие доказательства своей немощи, так как если вы разоружаетесь перед партией, то хмуро сказать "разоружаюсь", после чего повернуться и уйти с подиума будет недостаточно, зал вам не поверит, ему нужно словесное покаяние с подробностями и покаяние непременно преисполненное искренности.

"Вот стою я перед вами, словно голенький."

И Англия, прежде чем уйти, предъявила чрезвычайно убедительные свидетельства того, что у неё нет больше сил держать, сдерживать, удерживать или, наоборот, поддерживать кого бы то ни было. По красочному выражению историка Англия была похожа на солдата, раненного в битве и теперь, когда битва уже позади, истекающего кровью.

В 1947 году Англии не было нужды что-нибудь придумывать или приукрашивать свои беды, за месяц до явления мистера Сичела Государственному департаменту Соединённых Штатов, января 25-го, одна тысяча девятьсот сорок седьмого года от рождества Христова на Англию нахлынула волна небывалого холода. Бороться со стихией, с тем, что сами англичане называют Act of God у Англии не было никаких возможностей. Ещё до наступления арктических холодов в стране ощущалась нехватка угля, что повлекло за собою закрытие ряда преприятий. Закупить дополнительное количество уголька за рубежом не представлялось возможным, так как у Англии не было денег, не было долларов. Выпрошенный (в самом буквальном смысле выпрошенный) у США и Канады кредит в более чем 5 млрд. долларов, который планировали пустить на "инвестиции", был за предыдущий год благополучно пропущен через пищеварительный тракт подданных Его Величества, а то, что не проедено, было опять же в самом буквальном смысле выпущено в трубу. Каминную.

Правительство Великобритании вынуждено было более чем вдвое срезать лимит на выделяемый предприятиям уголь. И полбеды если бы только этим дело и ограничилось. Но беспощадная реальность заставила снизить нормы выдаваемых по карточкам продуктов и допольнительно ввести отсутствовавшие во время войны карточки на хлеб и картошку. По причине нехватки угля в Англии останавливался транспорт, а по причине холодов погибли озимые и уже в конце января стало ясно, что и летом кормить население будет нечем. К 7 февраля 1947 года количество прекративших работу заводов перевалило за пятьдесят процентов. То, что угля не хватало, привело к тому, что перестали работать электростанции, и, как следствие, была прекращена подача электроэнергии на промышленные предприятия, а в жилые дома электричество подавалось пять часов в день. И это при небывалых холодах. В дополнение к уже имевшимся безработным на улице оказалось ещё пять миллионов человек. Замечу, что при всём при этом англичане умудрялись ещё и подкармливать голодающих немцев в своей зоне оккупации.

Всё это было реальностью, данной в ощущениях самим англичанам, что придавало убедительности их желанию сложить с себя тяжесть мира. Но серьёзное государство, берущееся серьёзно играть, играет всем, что есть в его распоряжении, в том числе и своими трудностями. Озвучив своё желание "уйти", Англия перечислением своих бед давала возможность уже администрации Трумана быть убедительной в своих попытках "продать" американскому общественному мнению необходимость вмешательства в европейские дела. "Если не мы, то кто же?" И выходило, что и в самом деле - некому. Англии-то и в самом деле приходилось, мягко говоря, несладко.

Однако общественному мнению было невдомёк, что во всём этом кроется элемент лукавства - англичане ведь не сказали "помогите, пособите нам держать мир, дайте нам денег, поддержите нас, дайте передохнуть", нет, они искали не передышки, а хотели они выскользнуть из под европейской тяжести и переложить её на США.

Ссылаясь на свою слабость и немощь они отказывались держать всю Европу, но при этом они не отдавали свою часть оккупированной Германии. Бросая Европу, они не бросали Юго-Восточную Азию, они не бросали свои владения в южной части Тихого Океана, они не бросали Ближний Восток, они не бросали Африку и они не бросали Кипр, Мальту и Гибралтар. Фактически Англия шантажировала Америку тем, что если она из Европы уйдёт, то следствием этого будет воцарившийся хаос, незбежный тем более, что отгородившийся от Западной Европы СССР демонстрировал явное равнодушие к судьбе европейцев.

В этом месте мы можем рассмотреть ещё один пример неоднозначности того или иного элемента игры, в силу сложности недоступного воображению как отдельных людей, так и собираемому из отдельных умов массовому сознанию. Мы уже несколько раз убеждались в том, что атомная бомба позволила американцам решить массу проблем, причём далеко не все из них были проблемами военными, значение Бомбы как оружия политического далеко превосходит её в качестве оружия как оружия чисто военного. Но Бомба интересна тем, что она позволяет решать проблемы отнюдь не одного лишь государства, ею обладающего. Никто не понимает (во всяком случае никто этого вслух не произносит), что Бомба, имевшаяся у американцев, была на руку и Сталину. И было так в силу очень популярного не только сегодня, но и сразу после войны мнения, что надо было, мол, не останавливаться на достигнутом, а продолжать наступление и смести "проклятых англо-саксов" в Атлантику.

Возможность подобного развития событий наверняка рассматривалась обеими сторонами и кого кого, а Сталина она в восторг отнюдь не приводила. Как заметил классик русский человек любит быструю езду, но вот задумываться и строить планы русский человек не любит, и это понятно, расчётливость мешает наслаждаться свистом ветра в ушах. Однако Сталину, государство возглавлявшему, хочешь не хочешь, а планировать приходилось. И если бравому танкисту хотелось домчать до Ла-Манша, выпить стакан спирту и завалиться спать, а там хоть трава не расти, то товарищу Сталину приходилось думать обо всём на свете и думать не только за себя, но и за тех парней, и про рост травы ему приходилось думать тоже. Должность у него такая была.

Так вот Сталин понимал то, чего не понимают очень многие люди даже и сегодня. Понимал он вот что - продолжать воевать можно было, как можно было и доразрушить Европу до конца, но что было делать дальше? Кто должен был Европу восстанавливать и кормить? Пушкин? Откуда было взять деньги, чтобы восстановить европейскую индустрию, которая была куда больше индустрии СССР? Кто должен был кормить жителей разорённой Европы, каковых толерантных европейцев уже тогда насчитывалось гораздо больше, чем советских людей, умиравших после войны от голода? И чем бы их кормили бравые танкисты, домчавшие до Кале? Повторюсь, что никто из охваченных эйфорией победы советских людей не думал об этом тогда, как никто из перерожденцев, бывших когда-то советскими людьми и ныне откликающихся на обращение "дорогие россияне", не хочет думать даже и сегодня.

Но во главе СССР стоял человек, который обо всём об этом думал и ему Хиросима с Нагасаки пришлись очень кстати, так как позволяли охладить горячие головы, имевшиеся не только в армии, но и в политическом руководстве. Для обычного ума государственный расчёт это что-то туманное, а вот изображённая средствами социалистического реализма "ядерная дубинка" очень понятна и в высшей степени доходчива.

И именно вокруг этого и водились послевоенные хороводы. Кто будет Европу "держать". Кто её будет восстанавливать. Кто будет её кормить. Кто будет её ужинать. И кто её будет танцевать.

121

Что такое лавина известно всем, как и каждый знает, что для того, чтобы лавина пошла, нужно некое внешнее воздействие, которое нарушит равновесие, нужен толчок. Нужна первопричина. Подтаяла снежная подушка на лапе сосны, да и - плюх! Или румяная гимназистка с той или иной степенью грациозности сбила рыхлый снег с каблучка и вот уже сто лет лавина идёт и идёт, ничем не остановишь, ни гулагом, ни оттепелью. Точно так же и с Холодной Войной. Камешком, который, покатившись, нарушил вроде бы сложившееся, хоть и не успевшее слежаться состояние послевоенного покоя, стала не речьЧерчилля в Фултоне, а визит первого секретаря британского посольтва в Государственный Департамент годом позже.

Хронологически события развивались так:

5 марта 1946 года - черчиллевская речь, в США получившая известность скорее скандальную, что выразилось не только в газетных отповедях, но и в раздражении официальной Америки, нашедшем выход в том, что на проводы Черчилля после завершения его визита не явился заместитель госсекретаря Дин Ачесон, который должен был там присутствовать по протоколу, чем американской стороной был понижен уровень визита бывшего британского премьера.

10 февраля 1947 года - завершение Парижской Конференции, подведшей черту под результатами Второй Мировой в Европе.

21 февраля 1947 года - англичане покатили свой камушек, дав знать американцам, что они уходят из Греции и Турции, создавая там вакуум силы и нарушая тем самым хрупкое равновесие, сложенное титаническими усилиями всех заинтересованных сторон всего за десять дней (!) до этого.

И, наконец, 12 марта 1947 года - выступление президента Трумана перед совместным заседанием обеих палат Конгресса. Историческое значение этой речи задним числом признаётся равным посланию Вудро Вильсона Конгрессу 2 апреля 1917 года, в котором Вильсон призвал Конгресс декларировать состояние войны между СаСШ и Германской Империей. И такое "вздыбливание" темы понятно, так как в обоих случаях речь шла о выходе США из изоляции и вмешательстве в европейские "дела", причём в 1947 году было ясно, что дело одной лишь Европой не ограничится из чего плавно вытекало "задач и планов громадьё".

Про долгое запрягание и быструю езду мы все слышали неоднократно, однако в данном случае на "запрягать" американцы потратили 19 дней. Обычному человеку с улицы невозможно представить себе что это такое - выработать политику государства менее чем за три недели. Для людей же, о предмете имеющих хоть мало мальские представления понятно, что это граничит с фантастикой. США казалось, что они извлекли из войны всё, что можно, да даже и больше, они сложили конфигурацию мира в порядок, который их более или менее устраивал, они даже были готовы к возможным неожиданностям, но тут вдруг всё оказалось скомканным в одночасье и теперь им предстояло мало того, что начинать с чистого листа, но им нужно было за 19 дней сделать то, на что обычно уходят годы.

Кроме того, событий было так много и они были завязаны в столь тугой узел, что от создаваемой на перспективу политики требовалось быть не только универсальной, но она ещё должна была решать задачи как внешние, так и внутренние, причём решать не последовательно, а параллельно.

И такое политическое чудо-юдо было создано, и было оно создано за считанные дни, то ли умеют в Америке находить нужных людей в нужный момент, то ли такие люди там сами находятся, не знаю, но только нашлись они и в этот раз. В русскоязычной историографии традиционно считается, что яркого и харизматичного Рузвельта сменила тусклая и серая трумановская администрация и это несмотря на то, что в ней работали люди калибра Маршалла, Ачесона и Кеннана. Также не осознаётся то, что вторая половина сороковых для Америки была ничуть не легче половины первой, просто усилия государства перешли из одной плоскости в другую, обществу хуже видную. И куда менее понятную.

Смотрите - после войны США фактически предложили СССР проект "совместного владения" Европой. Из этого вытекало противостояние не военное, а политическое, противостояние не на уровне "блоков", которые до того назывались "коалициями", а на уровне соперничества внутри политических партий европейских государств. СССР не согласился и его можно понять. Во-первых, в Кремле наверняка сознавали, что соперничать в изощрённой политической игре, да ещё не где-нибудь в Монголии, а в Европе, Россия ещё не готова, а, во-вторых, буфер из восточно-европейских государств был тем понятнее, нагляднее и насущнее, что ведь только за первую половину ХХ века милые европейцы, пользуясь отсутствием забора, дважды захаживали к русским в гости и результаты этих визитов известны каждому школьнику.

Кроме того, в Кремле полагали (и небезносновательно), что сегодня американцы думают так, а завтра они начнут думать другое и по-другому, а забор, между тем, всегда остаётся забором, его не только руками потрогать можно, но за ним в случае чего и отсидишься. Поэтому Сталин, придерживая Восточную Европу и демонстрируя нежелание её отдавать, попросил у США денежный заём. Сама по себе эта просьба была демонстрацией миролюбия, так как если вас связывают денежные отношения, то вам как-то не до войны.

Обозначая послевоенные "сферы влияния", СССР также как бы показывал, что он с пониманием относится к желанию американцев удержать за собою Японию, Австралию и далее по списку. "Но и вы должны с пониманием отнестись к нашему желанию насчёт восточноевропейцев." И надо сказать, что если учесть дальнейшую судьбу Польши и Чехословакии, то США к этому отнеслись вполне себе с пониманием. До тех пор, пока речь шла исключительно о Европе, они готовы были в своём понимании зайти даже и дальше.

Они исходили из того, что если даже СССР не захочет участвовать в "европейском проекте" по-американски, то у США в их комфортабельном американском автомобиле есть предусмотрительно вмонтированная воздушная подушка под названием Британия. "Хотите раздела Европы? Да и чёрт с ней и чёрт с разделом." Переводя эту фразу на американский язык мы получаем - "Хотите раздела Европы? Да и Англия с ней и Англия с разделом!"

Американцам так даже и выгоднее получалось.

Проблема географически располагалась не так в самой Европе, как южнее, в "подбрюшье". Чтобы обезопаситься, СССР кроме Восточной Европы нужны были пресловутые "проливы", желательно "присутствие" в Средиземноморье и не менее желательно "присутствие" в Иране и Афганистане. И вот здесь американцы были уже куда менее уступчивы, так как в случае "обострения международной обстановки" они теряли возможность "демонстрации силы" по отношению к СССР.

В 1946 году СССР, послевоенный, сильный и гордый, заявил, что Турция, маленькая и слабая Турция, не может в одиночку нести ответственность за "проливы" и ей следует помочь. СССР предложил Турции заключить договор, по которому безопасность "Босфора" будет обеспечиваться совместно Турцией и СССР, а чтобы турки стали посговорчивее, СССР увеличил военную группировку в Закавказье.

Американцы по дипломатическим каналам поспешно дали знать туркам, чтобы они держались твёрдо, а сами проделали следующий финт: они отправили в Турцию с визитом тот самый линкор "Миссури", на котором подписывался акт капитуляции Японии. К любому визиту нужен какой никакой, но предлог и США такой предлог нашли. В 1944 году в Америке умер турецкий посол Мунир Эртегюн, дипломат и космополит, успевший до того, как попасть в США, послужить Турции на дипломатическом поприще в Швейцарии, Франции и Англии. И вот в апреле 1946-го тело умершего за два года до этого дипломата извлекли из могилы и отправили в Турцию "для торжественного захоронения на родине". Ну, а чтобы с прахом умершего по дороге чего не случилось, гроб отправили линкором. "А что тут такого? Все так делают, тунисские пираты, знаете ли…" И таким вот макаром тело усопшего доставили прямиком в Стамбул.

Все знают, что товарищ Сталин любил пошутить, знал об этом и Гарри Труман, решивший, видать, показать, что и он человек весёлый. А уж оказавшись по такой уважительной причине в Турции линкор "Миссури" развлек заодно почтенную и не очень турецкую публику, походив "проливами" туда обратно.

(Посол Эртегюн славен в истории не так собою, как сыном по имени Ахмет Эртегюн. После смерти отца Ахмет, в отличие от отбывшей в Турцию семьи, остался в США. Покинуть Америку ему было трудно не так потому, что он там учился, как по причине бескорыстной любви к танцовщицам расцветшего в те годы буйным цветом бурлеска. Вот к таким:

Познакомившись с мирком исполнительниц экзотических танцев, Ахмет поневоле познакомился и с аккомпанировавшими танцовщицам музыкантами, а через них он попал в мир джаза, который показался ему куда экзотичнее танца живота. И джаз и джазисты произвели на нашего турка столь сильное впечатление, что любовь хоть и осталась любовью, но вот бескорыстие куда-то делось. Молодой и бесшабашный до того Эртегюн занял у оказывавшего их дипломатическому семейству зубодёрные услуги дантиста немного денег и основал ставшую известной всему миру фирму Atlantic Records.

Добрые дела не остаются, как известно, безнаказанными. Атлантик Рекордс являются в этом смысле исключением, подтверждающим правило, фирма, где записывались такие небезызвестные люди как Арт Пеппер, Шелли Манн, Джо Тёрнер, Эрролл Гарнер, Диззи Гиллеспи, Сара Вон, Билли Тэйлор, Сидней Беше, Джанго Рейнхардт, Эрл Хайнс, Бобби Шорт и много, много других людей, чьи имена ласкают слух любителей джаза всего мира, оказалась чуть ли не единственной, смогшей хоть как-то противостоять в начале шестидесятых нашествию английских исполнителей рок музыки во время так называемого british invasion. Долг оказался красен платежом и за красивые похороны папы Ахмед расплатился с Америкой и за себя, и за всех турков, даже и за тех, кто ни в Америке не бывал, ни джаза не слушал.

Как-то мне заметили, что история делается очень небольшим числом людей и это наблюдение - очень меткое наблюдение. История делается теми, кого история любит, и, как выясняется, помимо всего прочего она бросает свой благосклонный взгляд на тех, кто любит хорошую музыку.).

Причина же, по которой США не захотели отдавать СССР черноморские проливы, была гораздо менее романтична. Если разместить в восточном Средиземноморье парочку авианосцев, то вы получите возможность угрожать всему югу европейской части России и противопоставить этому Россия ничего не сможет, уж в сороковых годах прошлого столетия она совершенно точно ничего бы не смогла с этим поделать.

Иметь флот - великое дело. Одна только "демонстрация флага" чего стоит.

122

Для того, чтобы хоть как-то увязать концы с концами и составить более или менее приближённое к действительности мнение о том как, почему и при каких обстоятельствах началась Холодная Война, необходимо понять следующее - мир шёл к самой большой из известных человечеству войн начиная с 1943 года. Вторая Мировая ещё не закончилась, но политическим элитам государственных субъектов (а их всегда можно пересчитать на пальцах одной руки) уже было понятно не только кто выйдет из Второй Мировой победителями, но и что грядущее столкновение между ними неизбежно. "Непонятки" до времени были лишь в одном - неясны были формы, в которые должно было вылиться возникающее на глазах противостояние.

Эта не так неуверенность, как неопределённость привела к начальной пробе сил "методом проб и ошибок".

Пользуясь "расплавленным" горячей войной состоянием мира, державы занялись прикидочным переделом, обозначая пока ещё начерно конфигурацию будущей Игры, которая должна была прийти на смену той проваливавшейся в прошлое фазы вечной войны, которую мы по привычке называем Вторая Мировая.

Выглядело это примерно так: США "складывали" внутреннее положение в Китае образом, который позволил бы им использовать Китай против СССР, СССР в свою очередь старался "построить" Китай, который можно было бы направить против США, сам Китай старался столкнуть интересы США и СССР внутри себя самого так, чтобы вызвать конфронтацию между США и СССР, США старались "отжать" Юго-Восточную Азию, Океанию, Полинезию и прочие Австралии у ослабленных войной англо-французов, а в Европе американцы пытались не допустить нового объединения европейцев, в каковом благородном намерении они имели союзников в лице русских и англичан, на глазах перестающих быть союзниками как американцам, так и друг другу в других частях света, но при этом даже и в Европе, где их интересы совпадали, "союзники" старались переложить тяжесть "держания" уворованной некогда Зевсом юной красавицы, несколько, правда, с тех пор подурневшей и набравшей лишний вес с себя на кого-нибудь другого.

И ровно то же самое происходило по всему нашему голубому шарику. "Клубок противоречий."

Как учили некогда в СССР - "клубок межимпериалистических противоречий", хотя по сути эта формулировка была полной бессмыслицей, так как наличие такого клубка явление объективное и от социального устройства государств оно зависит ровно в той же степени, в какой социальность определяет войну двух муравейников. К сожалению, со старыми взглядами нам приходится считаться, поскольку они до сих пор популярны на постсоветском пространстве, где продолжают делить государства на "дружественные" и "враждебные", не понимая, что государство всегда враждебно другому государству и близость идеологии (в тех случаях, когда она наличествует, конечно) не играет ни малейшей роли, дружественно настроенным (это настроение можно улучшить, можно ухудшить, а можно и вообще испортить безвозвратно) может быть народ, но любой народ живёт в государстве, а оно не только враг всем другим государствам, но оно ещё и у обитающего в нём народа создаёт настроение. Какое захочет, такое и создаст. Захочет - народ возрадуется, а захочет - и зальётся народ горючими слезами. Так и живём-можем, шагаем по жизни, то смеясь, то плача. Диалектика.

И смысл этого мудрёного слова, начинающегося с ясного и простого dia, доступен не всем, как не понятно даже и интересующимся рассматриваемым нами вопросом то, что для распутывания клубка нужен Тесей.

Вот клубок, а вот - Тесей. А вот - Лабиринт. А вот - Минотавр. И ещё Ариадна где-то там сидит, пригорюнившись, слёзы льёт о тяжкой женской доле, но Тесею сейчас не до баб, у Тесея - цель. А в руках у него ариаднина нить, а на боку у него - меч. И возникает у Тесея искушение рубануть по клубочку разом и не мучиться. Но в таком случае до Минотавра дойдёшь вряд ли, скорее уж он сам до тебя дойдёт. А если даже и дойдёшь и с чудищем справишься, то из Лабиринта без нитки точно не выйдешь. А там ведь тебя ждут, тебе и клубочек для того смотали, чтобы ты, дурак, оттуда выбрался. Вот и терпит терпила, матюкается шёпотом, но клубочек не рубит, а разматывает его, распутывает. Учится Тесей быть спокойным и упрямым, хочется ему получить от жизни радости скупую телеграмму. Развернёшь её, а там - жду зпт люблю зпт целую зпт твоя ариадна тэчэка.

Так вот государству США нужен был такой вот Тесей. В политическом, конечно, смысле, не подумайте плохого. Нужна была не отдельно нога, не отдельно рука, не отдельно желудок и не отдельно меч, а нужно было нечто целое, которое пойдёт по Лабиринту, мотая нитку. И если этого не понять, то непонятным выходит вообще всё. А оно и выходит непонятным, поскольку люди даже и сегодня, через шестьдесят пять лет, видят не Тесея, видят не целое, а видят по отдельности - "члены".

Видят "Доктрину Трумана", видят "План Маршалла", видят Бернарда Баруха и ооновскую "Комиссию по атомной энергии", видят "Берлинский кризис", видят "НАТО", как видят и ещё много разных других имён и аббревиатур, но при этом видят всё это как нечто отдельное и самостоятельное, как что-то вроде бегающей руки из фильма The Addams Family, а ведь всё перечисленное, как и многое другое в перечисление не вошедшее - это части единого целого. Причём части, сработанные со всем доступным сверхдержаве тщанием. А потом собранные в единый политический организм.

И гомункулус, который всего за год, другой вырос в хьюмангуса, был создан темпами стахановскими, менее чем за три недели. И появившаяся в реторте крошка сразу же захватила инициативу. А инициатива это очень, очень важно. Захватив инициативу, вы начинаете играть белыми, вы бросаете вызов, на который отвечает противник. И противник может ответить удачно или неудачно, но как чужая неудача, так и чужая удача в глубинной сути не очень важны, важно то, что вы, даже ещё не сделав хода, первым берётесь за фигуру, задавая тем самым контекст игры, вы определяете направление русла, по которому хлынет поток событий.

В разыгрываемой Историей шахматной партии чёрные выиграть могут, как могут и проиграть, но это будет выигрыш или проигрыш партии, одной, двух, неважно сколь многих, сколько бы чёрные ни проиграли и сколько бы они ни выиграли, они заранее обречены на поражение, турнир всегда выигрывается белыми.

Борясь между собою, государства борются ещё и за право сделать первый ход, они не хотят отвечать на чужие вызовы, они хотят, чтобы чужим был только ответ.

123

Итак, об инициативе в Игре. Сама по себе послевоенная политика США изначально строилась как единое целое, да по другому и быть не могло. Людям свойственно недооценивать внутреннюю политику государства, в котором они живут и переоценивать политику внешнюю и происходит это не только по причине убеждённости отдельного человека в превосходстве его умственных способностей в сравнении с каким-нибудь ничтожным Киссинджером, но и потому, что само государство отвлекает умы подданных от дел внутренних на громкие "международные события", хотя элементарная логика подсказывает нам, что вовне государство может делать не больше того, что позволяет ему внутреннее положение вещей. В государстве, стремящемуся к идеалу, внутренняя политика должна уравновешивать внешнюю и наоборот. И если вы хотите быть сильным на международной арене, то вам поневоле приходится предпринимать шаги к усилению себя внутри. А если слабеет государственный организм, то неизбежно падает и его внешнее "влияние", всё это вещи очевидные, но при всей очевидности и бесспорности соблюдать этот баланс удаётся далеко не всем.

Так вот американцам после войны удалось требуемый баланс "поймать". Они связали интересы внутриполитические с интересами внешнеполитическими и на обоих направлениях добились поставленных целей. В деталях прячется не только дьявол, но и вообще всё, так что давайте покопаемся именно в них, в деталях, так как в головах человечества сложность тогдашних событий подменена глупой чёрно-белой картинкой и тому тоже есть причина, поскольку не только тогда, но даже и сегодня Холодная Война выдаётся за "невойну".

12 марта 1947 года, по прошествии менее чем трёх недель после получения известия о том, что Англия бросает Европу то ли на произвол судьбы, то ли на произвол Сталина, официальная Америка вербально оповестила мир о решении "вернуться в Европу". Произошло это в виде обращения президента Трумана к обеим палатам Конгресса. Формально обращение было посвящено "выбиванию" из Конгресса необходимых для оказания Греции и Турции экономической и финансовой помощи в сумме 400 млн. долларов. Люди, умом простые и посегодня считают, что где-то в Америке стоит "печатный станок", на котором американцы могут в любой момент напечатать денежных знаков столько, сколько им вздумается, но в суровой реальности деньги на Америку с неба не падают и на полях Айовщины не растут, и более того, в США существует такая штука как бюджет, в котором на годы вперёд расписан каждый цент и для того, чтобы в 1947 году найти требуемые 400 млн. долларов, следовало на эту сумму сократить какие-то статьи бюджета.

Дополнительная сложность заключалась в том, что на предшествовавших речи Трумана выборах большинство в обеих палатах Конгресса было захвачено республиканцами, а Труман, напомню. был демократом, которому республиканцы рады были "вставить фитиль". И к этому не очень благородному, хотя по-человечески и понятному желанию примешивалось ещё и то, что все поголовно сенаторы и конгрессмены республиканцы выиграли выборы в Конгресс исключительно благодаря лозунгам, отвечавшим массовому запросу американского избирателя, требовавшего "изоляции" и предоставления внешнего мира его собственной судьбе.

В сложившейся ситуации попытка выпросить у Конгресса 400 млн. выглядела совершенно безнадёжной, а между тем для администрации Трумана этот вопрос превратился в стержень, в "гвоздь программы", поскольку решение было принято и была уже даже выработана политика и потеря времени означала, что Греция бы "посыпалась" и возвращение в Европу из возвращения в форме "экономической помощи" превратилось бы в возвращение армией, а армии у США в 1947 году фактически не было, армия была демобилизована, не говоря уж о том, что военное вторжение обошлось бы куда дороже во всех смыслах, в том числе и в чисто финансовом. И если за республиканцами стоял избиратель с его чаяниями "жизни, свободы и стремления к счастью", то Трумана, помимо счастья для всех заботили и более приземлённые вещи. Такие, например, как атомная бомба. После войны была затеяна масштабнейшая военная реформа и считалось, что пока она продлится, Бомба будет служить "сдерживающим фактором". Несмотря на это, США, как и любое серьёзное государство, окажись оно на их месте, рассматривали могущие иметь место различные сценарии возможных конфликтов, в том числе и конфликт с СССР.

Поскольку Европу взялись "держать" англичане, то у американцев до поры голова о европейцах не болела, а на Дальнем Востоке атомную бомбу можно было использовать именно в узком военном смысле. "Где тонко, там и рвётся." По всей видимости по этой причине на испытания на атолле Бикини в 1946 году в числе прочих были приглашены и советские представители, которые могли собственными глазами посмотреть на атомный взрыв и его последствия. Однако, когда Англия заявила о своей несостоятельности, американцам пришлось начать думать и о Европе тоже и они тут же столкнулись с проблемой размещения ядерного оружия. Думали они об этом и раньше, но, пораскинув мозгами, пришли к выводу, что если в Европе разразится полномасштабная война, то для применения на европейском театре ядерного оружия им придётся его предварительно завезти и разместить на территории Турции или Ирана. Обе указанные страны находились в сфере британских интересов и было понятно, что за завоз Англия что-то запросит, а так как никто никаких бомб в Иран с Турцией в 1946 году не завёз, ясно, что США посчитали то ли уже запрошенную, то ли могшую быть запрошенной англичанами цену неприемлемой. Повторюсь, что в Европу американцы отнюдь не рвались.

Однако теперь, в начале 1947 года, ситуация изменилась самым драматическим образом и Турция выходила "бесхозной". Бесхозность же означала, что Турция отходила либо к СССР, либо… Ну да, именно так - либо. Кроме того, людям рачительным было понятно, что в случае чего размещение ядерного оружия в Турции обойдётся несопоставимо дешевле, чем размещение его же на территории, скажем, Франции. Не забудьте, что на дворе 1947 год и НАТО ещё нет. Из всего изложенного становится понятной дополнительная мотивация трумановской администрации, которой пришлось не только быстро ехать, но и быстро запрягать. И для начала ей требовалось преодолеть сопротивление своего собственного Конгресса.

Советники Трумана думали не очень долго. "Вам следует их напугать" - сказали они, имея в виду Конгресс. Выразились они, вообще-то, даже и покрепче, они посоветовали Труману не просто конгрессменов напугать, а "scare shit out of them." Труман был политиком опытным, а потому напугать кого-то ему было нетрудно, он поднялся на трибуну и произнёс речь, компиляция которой стала известной миру как "доктрина Трумана". Суть её можно свести всего к двум словам - "отбрасывание коммунизма".

"Если мы не остановим коммунизм в Греции, то завтра нам придётся останавливать его на нашем пороге!"

В этом месте следует понимать вот что - в 1947 году не существовало всем нам известной "риторики Холодной Войны". Ещё не были произнесены миллион раз слышанные нами слова, не было дежурных словесных конструкций, не было готовых "образов". Как не было и самого настоящего психоза, начавшегося несколькими годами позже по обе стороны железного занавеса. Не было "охоты на ведьм". Отношения между СССР и США в 1947 году были очень спокойными. Всего пару лет назад американцы радовались советским победам как своим собственным. Всего пару лет назад журнал Тайм писал так: "Russians look like Americans, dress like Americans and think like Americans." Кроме того, что бы ни писали позже, но и личные отношения Трумана и Сталина вовсе не были плохими. Существуют вещи, которые оба говорили для газет, но существует и письмо Трумана жене, где он пишет - "I like Stalin".

Отношения между государствами это не отношения двух людей. Но вот речи произносятся людьми для того, чтобы их услышали другие люди. И для произнесения речей нужны причины, даже и в том случае, если это речь Цицерона.

Гарри Труман произнёс речь и свои 400 млн. долларов на спасение Греции с Турцией он получил. И конгрессменов он напугал тоже. Коммунизм же, не шутки.

124

Уже в 1919 году на Парижской конференции, в "Версале", Америка продемонстрировала завидное умение превращать в универсальное оружие ту или иную "политическую инициативу", которая, прокламируя что-то одно, на деле преследовала сразу несколько целей. И своим обращением к полному составу Конгресса 12 марта 1947 года президент Труман не только выколачивал срочно потребовавшиеся 400 млн. долларов, но он ещё и "пугал" законодательную власть, а через неё "приводил в чувство" расслабившийся после окончания Второй Мировой народ, и ещё он оказывал давление на советское правительство.

Причём это давление не было давлением вообще, а было оно давлением по конкретному поводу - за два дня до этого, 10 марта 1947 года в Москве отрылась четвёртая по счёту конференция министров иностранных дел, на которой от США присутствовал Джордж Маршалл. Принимающая сторона была представлена Молотовым, Великобритания - Бевином и Франция - Бидо.

Дилемма, перед которой оказались США, будучи поставленными перед фактом "ухода" Англии с "континента", была разобрана повыше и в упрощённом виде она выглядела так - либо США брались сменить Англию в роли "держащего" европейскую послевоенную конструкцию, а это означало необходимость и вытекающую из необходимости неизбежность "поднятия Европы с колен", либо они за это не брались и отпускали европейский утлый кораблик на волю волн. США решили, что будущий хаос в Европе неотвратим и что он потребует их вмешательства, но уже в гораздо худших условиях и что как бы им этого ни не хотелось, но целесообразнее вмешаться сейчас. "Better today than tomorrow."

Кроме того, они отчётливо понимали, что 400 миллионов долларов и Греция с Турцией это только первый крошечный шажок, которым не отделаешься и что если уж браться за предотвращение коллапса Европы, то следует поднимать её всю, не оставляя "поражённых болезнью очагов". Как только наличие задачи было осознано, были найдены и пути её решения. Главным препятствием на этих путях стала позиция СССР. Кремль, громко этого не говоря, на деле продемонстрировал твёрдое намерение нести ответственность за судьбы не всей Европы, а лишь восточной её части. В этом был определённый резон, так как Вторая Мировая уже позволила СССР "физически" присутствовать в странах Восточной Европы и никаких дополнительных шагов в этом направлении ему бы предпринимать не пришлось. Обретённый же восточноевропейский "буфер" оказывался очень выгодным, причём выгодным в любом случае, как бы ни повернулись дела в Европе западной.

Если Западная Европа спасалась и усиливалась, то буфер превращался в препятствие на пути европейской экспансии в любом смысле - экономическом, военном либо культурном. Если же Европа "рассыпалась", то буфер превращался в бастион против хаоса. Забегая немного вперёд замечу, что в Москве больше рассчитывали на второй вариант, в то, что Европа спасётся, там не очень верили.

Так вот на открывшейся в Москве в марте 1947 года конференции все четыре стороны имели свои собственные планы насчёт себя самих и насчёт друг друга, и планы эти совпадали в некоторых частностях, но в общем они были откровенно "разнонаправленными". По понятным причинам наиболее значимыми для судеб Европы были планы США и СССР. Повестка дня Московской Конференции была подчинена "германскому" и "австрийскому" вопросам. Интересы сошлись лоб в лоб на вопросе германском и найти компромисс не удалось, так как ни одна из сторон уступать не хотела.

Суть была вот в чём: американцы, уже решившие Европу спасать, справедливо видели в Германии (пусть и побеждённой и оккупированной) мотор европейского экономического возрождения. Поднимать Европу, не поднимая Германию не представлялось возможным. По этой причине они настаивали на прекращении взыскания репараций с Германии в пользу СССР готовой "текущей" продукцией. Если по-простому, то они говорили примерно следующее - "вы что-то с немцев уже взяли деньгами, вывезли заводы, оборудование, нужных вам людишек, но теперь вы хотите, чтобы они с того, что у них осталось, продолжали отдавать вам часть производимой продукции "натурой", вы их обескровливаете, дайте им подняться, они же должны иметь возможность хоть что-то продавать на сторону."

Однако СССР вовсе не был заинтересован именно в том, чтобы поднялась Германия в частности и Европа вообще. И как раз эту цель и преследовало "обескровливание". Не говоря уж о том, что после того, что творила Германия во время войны на Востоке, никаких моральных препятствий своей политике СССР не видел. И в долгосрочной перспективе такая политика тоже была с точки зрения СССР достаточно выгодной, так как чем слабее будет Европа, тем большие усилия придётся прикладывать тому, кто возьмётся её спасать и тем меньше останется у спасителя сил на всякие другие дела. Государства - великие эгоисты и думают они в первую очередь о себе, а уж потом о других, и это ещё в том случае если они о других думают вообще.

Для того, чтобы преодолеть эту данность, требуется подняться на следующий уровень осмысления реальности.

И американцы смогли это сделать. И смогли, и сумели.

Всё, что они услышали в Москве сюрпризом для них не было. Они ожидали именно этого. Свой план они строили, учитывая позицию СССР, даже ещё не проговоренную Молотовым. И занятая Кремлём позиция, и Московская конференция, и результаты конференции были превращены американской стороной в элементы ЕЁ игры. И не просто в элементы, а в элементы козырные. Попробуем разобраться, как это было проделано.

Американцы сидели в Москве долго. Московская конференция длилась с 10 марта по 24 апреля 1947 года. Терпеливо высидев в Москве все полтора месяца Маршалл вернулся в США и заявил, что ожидать каких либо "подвижек" в двусторонних отношениях трудно, так как Москва видит свою задачу главным образом в затягивании времени, а между тем необходимо что-то предпринять, так как положение в Европе ухудшается с каждым днём. А оно там и в самом деле ухудшалось и ухудшалось с каждым днём в самом буквальном смысле.

И вот 5 июня 1947 года, выступая перед студентами и преподавателями Гарварда, госсекретарь Маршалл изложил своё видение международного расклада и предложил план по спасению Европы. И место, и время для выступления с точки зрения того, что в нынешней РФ называют "пиаром", были выбраны идеально. Время поджимало, а адресатом стали имевшиеся на тот момент и будущие интеллектуалы. По причине объёма информации изложить всё, что связано с феноменом, вошедшим в историю как "план Маршалла", не представляется возможным, поэтому нам придётся разбираться с ним схематически. Нарисованная Маршаллом картина выглядела так: раскочегаренная Второй Мировой американская экономика составляла на 1947 год примерно половину экономики мира и более половины промышленной продукции мира производилось там же, в США. Для Америки это было хорошо, если не сказать прекрасно, но на горизонте вставало грозовое облако - половину того, что производилось в мире, США требовалось продавать другой половине, а у этой другой половины не было денег. Не было тугриков, не было пошлых денежных знаков. Не было золота.

Не было долларов.

Так вот Маршалл предложил простое, а всё гениальное просто, решение. Он сказал: "А давайте мы дадим им денег. Просто - дадим. Подарим. Требование только одно - то, что им нужно, на эти деньги они будут покупать у нас же. На наши деньги - у нас. Парадокс? Может быть. Но гений парадоксов друг, не может быть, чтобы он нам не помог."

В Гарвард идут люди, любящие думать, и, услышав Маршалла, люди эти, а были они людьми молодыми, взволнованно зашумели, и шум этот производился главным образом закрутившимися в их головах шариками.

Сама по себе идея была выработана в глубинах аппарата Госдепартамента, там не сомневались в её действенности, задача была в том, чтобы донести идею не так до "избирателя", как до тех, кто "принимает решения". И не так в Америке, как "на местах". В Америке выступление Маршалла было отодвинуто в тень (наверняка сознательно) выступлением Трумана по поводу "коммунистического переворота в Венгрии". Однако "под столом" были предприняты кое-какие усилия. За день до гарвардской речи Маршалла, 4 июня 1947 года, Дин Ачесон, в то время заместитель Маршалла в Госдепе (поскольку Маршалл был человеком военным, то Ачесона, при том, что он был человеком сугубо гражданским, называли маршалловским "начальником штаба") пригласил в ресторан трёх аккредитованных в Вашингтоне британских корреспондентов и предупредил их, что на следующий день будет сделано очень важное для их страны заявление и что он надеется на их содействие по донесению выступления Маршалла до ушей Эрнста Бевина "as soon as possible, whatever the time of day or night.").

Вот он Ачесон, один из архитекторов Холодной Войны:

Труман ценил его чрезвычайно. И не только потому, что Ачесон был очень успешным дипломатом. Гарри Труман был американцем-южанином, то-есть человеком, приверженным традиционным ценностям, а это помимо прочего означало ещё и то, что он, по его собственным словам, предпочитал опираться на людей, исходя не из их личной лояльности, а из их откровенности, "правдивости". Ачесон (притом, что он был дипломатом!) говорил "начальнику" Труману не то, что тому было приятно услышать, а то, "что есть". Отсюда понятно, каким образом Труман, окружавший себя людьми, подобными Ачесону, стал одним из самых успешных в истории США президентов.

Предусмотрительность американцев в донесении своей идеи до ушей заинтересованных лиц была похвальна, но она оказалась излишней. В Европе "инициатива" была встречена на ура. Тот же Бевин заявил, что он чувствует себя как утопающий, которому бросили в воду конец. Бевин озвучивал не своё мнение, а Бевином озвучивало мнение государство, которое на спасение уже не рассчитывало.

Европа немедленно засуетилась, засобиралась. Европа - ожила. Ещё бы ей не ожить.

"Не было гроша, да вдруг алтын!"

125

Внешнеполитические шаги США в 1947 году были беспрецедентны, что диктовалось сложившимся по итогам Второй Мировой положением в мире, "новым мировым порядком", который позже стали называть двуполярным миром.

Беспрецедентность внешнеполитическая означала и беспрецедентность внутриполитических действий, в первую очередь в области идеологии, так как государству следовало каким-то образом "объяснить" избирателю почему оно поступает так, а не иначе.

И сделать это было не очень легко, так как тогдашнее американское общество полагало, что его государство выходит из изоляции и принимает участие в мировых делах только в таких экстраординарных случаях, как мировые войны. А 47-й год был годом послевоенной эйфории и действительность проговаривалась в исключительно мирных терминах. "Силовые" действия заведомо исключались, о них и речи не могло идти, и даже вмешательство в европейские дела в форме экономической и финансовой помощи требовало "встряски" массового сознания. Именно эту цель преследовала декларированная доктрина Трумана. Впервые в своей истории Соединённые Штаты предпринимали пусть и не посредством вооружённых сил, но тем не менее интервенцию в мирное время.

"Поможем Европе подняться с колен, чтобы она могла противостоять коммунистической угрозе." Так выглядела причинно-следственная связь в газетных заголовках. Для более "продвинутой" части общества проблема вербализировалась немного по-другому и обрастала деталями - "послевоенные Европа и Япония являются для нас естественными рынками сбыта и чем лучше у них будут обстоять дела, тем больше они смогут у нас покупать, стимулируя уже нашу экономику, а потому в наших национальных интересах как можно быстрее восстановить покупательную способность европейцев и японцев."

Ни высокая политика, ни вопросы геополитики не затрагивались, государство играло на других струнах, в одном случае оно взывало к эмоциям, в другом к вполне естественному желанию граждан и гражданок жить не только весело, но ещё и хорошо.

Однако кроме идеологического фундамента требовалась ещё и "физика", требовалось нечто материальное, словами делу не поможешь и если решение было принято ещё до того, как началась идеологическая кампания, то после слов следовало перейти к делам. Для помощи нужны были деньги, много денег. Очень много.

Труману было необходимо заручиться поддержкой Конгресса и он начал с того, что встретился с Сэмом Рейбёрном, спикером Палаты Представителей и попросил его о поддержке. Рейбёрн ответил, что он не видит возможности получить одобрение Конгресса. "Господин президент, мы не можем финансировать восстановление Европы, мы просто не можем себе этого позволить, мы разорим страну." Труман ему сказал: "Сэм, если мы этого не сделаем, в Европе начнётся худшая в её истории депрессия, сотни тысяч людей умрут от голода, там разразится катастрофа и если мы позволим Европе пойти ко дну, то депрессия начнётся и у нас тоже. Мы оба жили во время депрессии, мы знаем, что это такое и я не думаю, что мы захотим пережить это ещё раз." "Во сколько это нам обойдётся?" - спросил Рейбёрн. "В пятнадцать или шестнадцать миллиардов долларов" - ответил ему Труман.

Сценка эта изложена в мемуарах Трумана и с его слов Рейбёрн, услышав сумму, побледнел. "Мне будет трудно их уговорить, но я сделаю всё, что могу, вы можете на меня рассчитывать" - сказал он.

История с "планом Маршалла" свидетельствует об умении просчитывать на много шагов вперёд и учитывать множество факторов, отнюдь не очевидных даже и для занимающих высокие государственные посты людей.

В Москве "план Маршалла" был встречен в штыки. По совершенно очевидным причинам. И к языку газет, ко всем этим "закабалениям", "империалистическим проискам", "разжиганию войны", "интересам корпораций" и "ограблению", истинные причины отношения не имели. Усиление Европы в любом смысле не отвечало интересам СССР, а "план Маршалла" предусматривал экономическую и финансовую помощь Европе как единому целому. Американцы до конца упорно стояли на своём, а СССР не менее упорно - на своём. Москва, даже на словах идя на уступки, настаивала на том, чтобы помощь оказывалась на двусторонней основе, в виде пары США - государство-получатель-помощи, что обессмысливало "план" сам по себе. Американцы же одновременно с запуском "плана" создали орган под названием Economic Cooperation Administration (ECA), который, располагаясь в Вашингтоне, должен был иметь представительства в столицах государств-ресипиентов и заниматься распределением помощи централизованно.

Сами европейцы (все, как целое) встретили "план" с энтузиазмом, что понятно, как понятно и то, что они предпочли закрыть глаза на вечную европейскую опаску, хотя США сразу же, чтобы в дальнейшем не возникало дипломатических недоразумений, заявили, что "… the restoration of Europe involves the restoration of Germany."

"Вникнув" в европейские дела на месте, США обнаружили, что континентальная Европа "завязана" на Германию и что восстановление Европы в первую очередь означает восстановление Германии. Во всех смыслах, в том числе и в смысле единого немецкого "хозяйства". В России же, вынужденной с Германией сосуществовать бок о бок, это поняли задолго до американцев и в 1947 году Москва полагала, что если в интересах США восстанавливать Европу через восстановление Германии, то СССР следует делать прямо противоположное и что если он не хочет усиления Европы, то ему нужно не допустить усиления Германии. Логика достаточно простая, но вместе с тем не означающая совпадения интересов.

Маршалл встретился со Сталиным с глазу на глаз, проговорили они долго, но так ни до чего и не договорились. Начиная с 1943 года интересы США и СССР расходились чем дальше, тем больше.

Участвовать в "плане" могли все, что означало участие как СССР, так и попавших в его орбиту государств Восточной Европы, некоторые из которых, вроде Чехословакии были в восторге от перспективы попасть в число ресипиентов американской помощи. 26 июня 1947 года в Париж прибыла возглавляемая Молотовым советская делегация из восьмидесяти девяти экономических экспертов, хотя "план Маршалла" был не так экономическим, как политическим инструментом и не очень понятно, чем там должны были заниматься экономисты. Молотов пробыл в Париже три дня, не так ведя переговоры с западной стороной, как переговариваясь по телефону со Сталиным. Сталин же, обнаружив, что не удаётся отстоять кремлёвское предложение по созданию отдельного плана по оказанию помощи каждому государству в отдельности и что американцы твёрдо намерены оказывать помощь Германии как единому целому, а не по зонам оккупации, потерял к затее всякий интерес и советская делегация покинула Париж.

А в июле туда съехались представители шестнадцати (западно) европейских государств и закипела работа по выработке единого европейского плана по восстановлению и развитию разрушенного войной европейского народного хозяйства. План этот был выработан, как была подсчитана и сумма, в которую он обойдётся, аппетит у европейцев был хороший и они оценили затраты в 27 миллиардов долларов, после чего отправили документ в Вашингтон на согласование. Напомню, что сами США изначально были готовы на помощь в 15-16 миллиардов, а потому взаимная торговля закончилась тем, что стороны сошлись на 17 миллиардах.

В этом месте каждый, наверное, задаёт себе вопрос - а что со всего этого имели американцы? Какими бы альтруистами они ни были, но ничей альтруизм не простирается настолько далеко, чтобы взять, да и подарить кому-то 17 миллиардов долларов, так вот какую выгоду от "плана Маршалла" имели США кроме отвода от себя перспективы заполучить повторение Великой Депрессии, что уже само по себе было достаточно уважительной причиной?

Помимо перспектив, была там ещё и текучка, real time problem solving. Проблем, например, таких - сегодня забывают, что США сразу после войны предоставили в виде займов различным европейским государствам около четырнадцати миллиардов долларов, однако дела в Европе шли так плохо, что, не окажи американцы дополнительную помощь европейцам по "плану Маршалла", и они не смогли бы получить назад уже одолженные деньги. Кроме того, настаивая на беспошлинном обмене товарами в пределах Европы, США получали возможность беспошлинной экспансии уже для американских товаров. Перевозки осуществлялись американским торговым флотом и перевозил этот флот в Европу всякую всячину, произведённую на американских заводах или, другими словами, США своими собственными деньгами стимулировали свою собственную промышленность, только делали это не в форме госдотаций, а в форме европейских заказов и выходило всем хорошо и всем выгодно.

Но это выгода, так сказать, материальная. А США, между тем, извлекали и ещё одну выгоду и выгоду колоссальную. Речь вот о чём: сегодня существует множество теорий по поводу того, как американцы скрыто ставили подножки СССР, препятствуя его участию в "плане Маршалла", так вот все эти теории, а там есть и откровенно конспирологические, не учитывают того обстоятельства, что существовала одна причина, по которой СССР ни при каких обстоятельствах в "план" не попадал. Причина вот в чём - необходимым условием участия в "плане" было полное раскрытие экономической информации государством, желающим попасть в получатели помощи. Информации о самом себе. Государство рассказывало о себе всё-всё, составляло планчик "по устранению собственных недостатков", согласовывало этот планчик с другими участниками и только после этого отправляло заверенный всеми подписями документ в Вашингтон на утверждение и подтверждение. А там, надев на нос очки, внимательно документ изучали и говорили - "вот на это мы вам денег дадим, а на это - нет, вот это вы исправьте вот таким вот образом, а вот это трогать не надо, тут у вас всё замечательно получается."

Понятно, что в 1947 году пойти на такое СССР ну никак не мог.

Между прочим, это требование американцев ставит крест на красивой версии по тайному управлению мира англичанами. Англия "планом Маршалла" была после войны спасена в самом что ни на есть буквальном смысле. Из всех получателей она в помощи нуждалась отчаяннее всех других. Так вот в 1947 году американцы за деньги купили все английские секреты. Потом, со временем, там какие-то другие тайны набежали, накопились, но вот после войны Англия для американцев была прозрачна. Так же, как и Франция. Так же, как Италия. Так же, как и все остальные, ничем в этом смысле не отличавшиеся от оккупированной Германии.

Разобьём-ка ещё одну иллюзию. Считается, что Швеция и Швейцария на войне "нажились", что для них война была выгодна. Однако и та, и другая оказались в числе получателей американской помощи по "плану Маршалла", а получить эту помощь можно было, только раскрыв "тайну банковских счетов" или что там США хотели узнать. И никуда не денешься. Деньги нужны всем. Даже и швейцарским гномам. "Дай миллион, дай миллион, дай миллион." И кто-то даёт, а кто-то берёт. Но только победитель решает когда он хочет дать, а когда он хочет взять.

Победитель получает всё.

126

То, что победитель получает всё - понятно. Это что-то вроде аксиомы. Но что нам делать если победителей - двое? Кто и что в таком случае забирает?

Вопрос этот вовсе не умозрителен. Это - не некая праздная игра ума. Это - реальность. Реальная до жуткости. Реальность, в которой мы жили. И реальность, в которой мы жили, породила реальность, в которой мы живём сейчас. Это - факт, и факт такой, что от него не отмахнёшься. И тем не менее - отмахиваются. Не хотят люди этот фактик замечать, невыгодно им, никому невыгодно, ни победителю, ни побеждённым.

А между тем неизбежность Холодной Войны как конфликта между победителями во Второй Мировой сродни той неизбежности, что Волга впадает в Каспийское море. Это некая данность. Объективнейшая. Волга может впадать в Белое море, а может и в Чёрное, но в данной нам в ощущениях реальности она впадает туда, куда впадает. В Каспий. "Так судил Бог." Или природа, или сила вещей, назовите как хотите, можете даже написать альтернативную историю с другим Юрским периодом, но реальность вы тем самым не отмените.

Как не отмените и Холодную Войну.

Но человек лукав. И если он не в силах изменить "предначертанное", то он ищет и находит лазейку. Он начинает "искать виноватых". А если вы ищете, то непременно находите, было бы желание, а оно было и ещё какое. И было это желание желанием не одного человека, а сошедшихся в схватке сверхдержав, каждая из которых обвиняла в начале Холодной Войны противника. Делалось это из идеологических соображений, но не будем забывать, что идеология для государства это нечто вроде языка, которым описывается та самая неподвластная человекам реальность. И если сама по себе реальность непознаваема, то вот описанная при помощи идеологии интерпретация реальности очень даже познаваема, постижима и доступна самому среднему из умов.

Существует конспирологическая (конспирологической она считается потому, что не подтверждается известными нам документами, хотя известных нам документов гораздо меньше, чем неизвестных и, как будто этого мало, даже и ставшие достоянием гласности документы стали известными лишь потому, что кто-то захотел, чтобы мы о них узнали) версия, согласно которой во время переговоров Большой Тройки в Ялте мир был поделен на сферы влияния. США получили Тихий Океан со всем, что там имеется и Юго-Восточную Азию, СССР получил Восточную Европу, Сахалин и Курилы, и Великобритания из былого великолепия скромно оставила за собой Ближний и Средний Восток.

Европа Второй Мировой была побита, разбита, ослаблена и на видимую перспективу выведена из числа игроков. СССР от Европы хотел (и получил) немаленький, но кусочек, США от Европы не хотели ничего (Америка традиционно рассматривает Европу точно так же, как сами гордые европейцы рассматривают Балканы - "глаза б мои тебя не видели со всей твоей греческой культурой!") И если посмотреть на послевоенную историю не как сквозь газету на свет, а непредвзято, учитывая факты, одни только факты и ничего кроме фактов, то трудно не увидеть, что Европа была вброшена англичанами в игровое поле как яблоко раздора между США и СССР. И мотивы в данном случае прозрачны - Англия хотела столкнуть американские и советские интересы в Европе и выиграть время, она предпочла не умереть сразу, а помучиться и в определённом смысле ей это удалось. Пусть не на сто процентов, но тем не менее. Умерла Британская Империя, а Англия - нет, вон она - по сегодня мучается.

Кроме этого нам никуда не уйти ещё и вот от чего: победители спорили о мире, выстроенном Англией. Именно так - Англией. В самом начале этих заметок мы договорились взять за точку отсчёта не античность и не средневековье, а более или менее известный временной отрезок, позволяющий нам опознать "удерживающего мир", а таким до Англии была Франция, а до неё Испания. Так вот испанцы и французы при всех своих претензиях на "мировое господство" претендовали не на весь мир, а на какую-то его часть. Помимо прочего так было по причинам объективным - большущие куски мира испанцам, а позднее французам просто напросто не были известны, а потому под "миром" они подразумевали только часть известной нам сегодня реальности. И удерживать они брались именно что часть. И часть отнюдь не в одном лишь географическом смысле. Тогдашний мир был устроен гораздо проще, чем мир века ХХ-го.

Удерживающее мировой порядок государство должно быть не только самым сильным в смысле военном, "армией", но оно должно забежать вперёд ещё и в культурном смысле. По сравнению с современниками, понятное дело. И испанцы с французами этому условию безусловно соответствовали, и те, и другие совершили прорыв, "расширили горизонты человечества". Галеоны с золотом и кодекс Наполеона были сродни космическим исследованиям сегодня, с их орбитальной станцией и принятыми правилами поведения космонавтов на её борту. Но только тогдашняя космическая станция крутилась не вокруг планеты Земля, а вокруг планеты Европа.

А потом появились англичане. Они зубами вырвали у Франции мировое господство, после чего раздвинули известные людям горизонты до пределов нашего шарика. Они пусть грубо, пусть на живую нитку, но сшили мир вместе. Как писал бывший в душе романтиком американский историк Теодор Уайт - "Лондон стал столицей мира в то время, когда на месте Чикаго была меховая фактория, Лос-Анжелесом называлась католическая миссия, Южная Америка и Африка представлялись сплошными дебрями, а Шанхая не существовало вообще."

Англичане собрали мир вместе. Они заставили людей воспринимать мир как нечто цельное. Единое. Британская Империя породила то, что мы сегодня понимаем под феноменом "глобализма". И удалось это англичанам не в последнюю очередь потому, что были они островитянами и свой взгляд на собственное место в мире они сумели привить всему человечеству, которое неожиданно для себя открыло, что оно живёт на острове. Океан Космос и затерянный в нём остров Земля.

И живут там под пальмами, пихтами и секвойями несчастные люди-дикари. На лицо ужасные и не так чтобы очень добрые внутри. И как только вы это осознаете, а англичане заставили это всех осознать, то вы оказываетесь перед необходимостью что-то с этим географическим открытием делать. С островом, с крокодилом, с кокосом, с ужасом, с добром и со всем остальным, включая туда выражения лиц.

И уплыть с этого острова нельзя никак. Некуда плыть-то, некуда. Ближайшая земля в нескольких парсеках, дикарям туда никак не добраться, какой солнечный парус ни ставь.

Вторая Мировая Война уронила на победителей английское наследство. Не колонии, не Кению, не Малайю и не Англо-Египетский Судан, перечисленное это всего лишь исчисляемые в квадратных милях или километрах территории, населённые несчастными людьми-дикарями, сундук мертвеца на поверку вышел ящиком Пандоры. "Йо-хо-хо!" пропели, ром на радостях выпили, а потом крышку сундука и откинули.

"Как делить-то будем?"

Делить-то надо остров. Делить-то надо Земной Шар. Делить-то надо - планету.

127

В нашем подлунном мире всё имеет начало. "В начале было …" Вы должны помнить, что там случилось дальше, да и как вам не помнить, если вы живёте в том, что "начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть."

Вот такая вот загогулина.

Любой случающийся в нашем мире процесс имеет начало. И конец тоже. Но мы не о конце, хоть он и неизбежен, как неизбежно и начало, без которого не будет и конца.

Вот закончилась война. (Она, вообще-то, не кончалась, это просто государства. в которых мы живём, решили перед нами притвориться, что она закончилась, давайте и мы тоже притворимся, будто мы в конец поверили, нам из этого облегчение выйдет - удобнее будет разложить предметы разговора по полочкам наших голов.).

Мы все знаем, что когда что-то кончается, то тут же начинается что-то другое, так и тут, если мы договорились считать войну закончившейся, то следует начинать процесс делёжки "плодов войны". Война ведь на то и война, чтобы давать плоды. И этап вечной войны, который человечество условно (для собственного удобства) называет Второй Мировой Войной и в самом деле оставил по себе плод.

Круглый такой. И очень большой. Диаметром в 12756 км.

Победителей во Второй Мировой вышло двое и теперь им предстояло спеленький и сочный шар как-то поделить. Делёжка состояла вот в чём - если победители не хотели сцепиться немедленно (а они этого не хотели), то им следовало если и не по прямому сговору (что временами тоже имело место), то с внимательнейшей оглядкой друг на друга выстроить то, что нам известно как "баланс сил". Выстроить "новый мировой порядок". Новый в самом буквальном смысле, ведь до временного отрезка, обозначаемого аббревиатурой WWII, мир был многополярным, а теперь предстояло сделать его двуполярным. Это примерно как взять и навалить друг на друга под углом две поставленные на попа каменные плиты так, чтобы каждая из них собственным весом держала другую. А после этого можно этот получившийся своеобразный свод-проём начать обкладывать камнями поменьше. И получится у вас стена с треугольным в плане проходом. Для кого - входом, а для кого - выходом.

- Удобно?

- Yes, it’s very convenient.

Интересно тут то, что балансирующие "силы" можно было начать наваливать друг на дружку где угодно. Можно было в Китае, можно было на Ближнем Востоке, можно было где-нибудь ещё, шарик-то он - круглый. Однако стараниями главным образом англичан местом этого "приложения сил" была избрана (стала) Европа. Со стороны Англии это был в высшей степени ловкий ход. По итогам войны англичане потеряли Империю, они лишились глобального присутствия и, как следствие, глобальной "силы", но зато "клинч" США и СССР именно на европейском пространстве позволял Англии спрятаться за широкой американской спиной от пугающе близкого влияния превратившегося в сверхдержаву СССР.

Одновременно создавшееся положение означало прямой (в том числе и военный) контроль американцев и русских над извечной английской соперницей - Европой. И как будто этого было мало, получалось так, что уже США становились заинтересованы в физическом выживании английского государства хотя бы в качестве "непотопляемого авианосца". И ещё - получив "подарочек" в виде Европы США и СССР совершенно вне зависимости от их желания оказывались вынуждены не допустить обрушения подвластных им частей Европы в хаос, куда неизбежно оказалась бы втянута и Англия.

Если же предположить, что линия послевоенного тектонического разлома проходила бы по территории Китая, то те же американцы остались бы совершенно равнодушны к судьбе англичан и можно только догадываться о масштабе английских бедствий, воплотись в жизнь "китайский сценарий".

Но вышло так, как вышло.

Англичане проигрывали с холодной головой, спокойно, "отстранённо", смотря на себя со стороны, видя себя и не теряя себя из виду ни на секунду. Они отдавали то, что нельзя было удержать, и они не отдали того, что удержать было можно.

Повторюсь, что проигрыш мировой войны по-английски - это образец того, как должно проигрывать уважающее себя государство. Немцы и русские, по два раза проигравшие в ХХ столетии, проигрывали плохо, недостойно, им о своих проигрышах вспоминать стыдно, "не с руки". Англичане же по праву могут проигрышем гордиться, они из проигрыша извлекли то, что другие не могут извлечь даже из выигрыша.

А теперь назад, в 1947 год.

Покидая Париж Молотов заявил, что СССР не будет участвовать в "плане Маршалла" поскольку план направлен против суверенитета европейских государств. Вообще-то это так и было, но только немножко не в том смысле, который Вячеслав Михайлович вкладывал в слово "суверенитет". СССР отверг не только собственное участие в "плане Маршалла", но и, используя своё присутствие на местах, заставил отказаться от участия страны Восточной Европы. Чтобы их утешить и осушить восточноевропейские слёзы было объявлено о так называемом "плане Молотова", представлявшим из себя торговые договора между СССР и тем, что немного погодя подпало под термин "страны народной демократии". Так, с Польшей был заключён договор, согласно которому поляки получили от СССР 450-миллионный долларовый кредит, 200 тыс. тонн зерна и содействие в создании предприятий тяжёлой индустрии. (Между прочим, никто не замечает, что послевоенная Польша, множество раз бывшая источником европейских неприятностей, в новом "раскладе" попала в изоляцию, будучи окружённой самим СССР, советской Прибалтикой, Восточной Германией и социалистической Чехословакией, каковое положение могло не нравиться полякам, но зато вполне устраивало обе сверхдержавы.).

22 сентябра 1947 года в Силезии, которая только что стала польской, в городке Шклярска Пореба, всего год назад называвшемся Шрайберхау, открылась конференция "братских коммунистических партий", представленных СССР, Польшей, Болгарией, Румынией, Венгрией, Чехословакией, Югославией и примкнувшими к ним коммунистическими партиями Франции и Италии. На конференции был создан Коминформ, организация, призванная координировать действия коммунистических партий Европы "перед лицом империалистической угрозы". Программной стала речь Жданова.

И вот только в этой речи официальное лицо обозначило состоявшийся раскол Европы. Жданов объявил миру, что отныне существуют два лагеря - "империалистический и антидемократический лагерь", возглавляемый США, и противостоящий ему "антиимпериалистический демократический лагерь" во главе с СССР. По выражению историка Луиса Халле "from this point on we can talk of East Europe and West Europe rather than of eastern and western Europe." И если уж привязывать начало Холодной Войны к чьей бы то ни было речи, то таковой является не речь Черчилля в Фултоне, а речь Жданова в бывшем Шрайберхау, обернувшимся польским лыжным курортом под названием Шклярска Пореба, поскольку именно этой речью была проведена линия фронта и проходила она между проговорёнными словами "лагерями". Блоками.

"Вот здесь я стою и не могу иначе."

Следует понять, что Холодная Война в значительно большей степени, чем все случавшиеся до неё войны, была войной слов. Обе стороны это понимали с самого начала. Свидетельством тому яростное перепихивание на противника даже и виртуальной ответственности за раскол Европы. Ни США, ни СССР ни при каких обстоятельствах не хотели отвечать перед "матерью историей" за дела своих рук. И это невзирая на то, что Холодная Война была неизбежна и сложившееся положение было не следствием чьей-то злой воли, а объективнейшим явлением. Более того - Вторая Мировая была войной Европы против остального мира, войной, которой Европа хотела "собрать" себя в единое целое. Войной, которую Европа проиграла. Однако по идеологическим соображениям каждому из победителей было крайне важно изобразить дело таким образом, что победил европейцев, а потом расколол их на два лагеря не он, а - противник.

Сразу скажем, что США это удалось гораздо лучше, чем СССР, который смог убедить в своей точке зрения только собственный народ и это при том, что обе стороны с чрезвычайной убедительностью уговаривали всех вокруг, что воевали они не со стремившейся к объединению Европой, а с "фашистской Германией". Но вот Америке удалось выставить СССР виноватым перед всем миром, выставить его "раскольником". И удалось это американцам благодаря гораздо более продуманной, более дальновидной и более изощрённой политике.

Давайте разберёмся, как играют в эти игры.

После этого вам станет немножко понятнее, почему так важно то, что называется "инициативой", почему так важно играть "белыми", почему так важен "первый ход".

Ну вот США оказались поставлены перед выбором - лезть в Европу или не надо. Они решили влезть и как инструмент для этого они создали политику по возвращению на "континент". Политику как единое целое, где всё было увязано одно к другому. Всё-всё. И везде. Внутри и снаружи. После этого, для того, чтобы пустить всё это хозяйство в ход, им нужен был первый шаг. "Начало." Некая "инициатива". Им нужно было повернуть ключ в замке зажигания.

Как мы задним числом знаем, такой инициативой стала "доктрина Трумана". А "план Маршалла" был провозглашён тремя месяцами позже. А между тем и то, и другое было частями одного и того же. И начать американцы могли с "плана Маршалла" с тем же успехом, что и с "доктрины Трумана". Однако они этого не сделали. И вот почему: помните, как Сталин всего двумя годами раньше просил у американцев займ в 6 млрд. долларов? Займ! Он просил денег в долг, очень много денег, которые потом пришлось бы возвращать. И начни США свою послевоенную европейскую эпопею с "плана Маршалла" и Сталину было бы очень трудно удержаться от искушения получить деньги не в долг, а просто так. В подарок. За это пришлось бы поступиться частью "суверенитета", но кто знает как оценивало своё положение руководство СССР, какова была степень "отчаянности" этого положения в его глазах.

Так вот для того, чтобы даже в приближении не допустить ситуации, в которой СССР мог стать участником "плана Маршалла", американцы и выстрелили сперва "доктриной Трумана", "отбрасыванием коммунизма". Тем самым они вызвали ответный идеологический залп. А потом, спокойно прождав "в блиндаже" три месяца и дав возможность советскому пропагандистскому аппарату как следует "раскипятиться", они выступили с предложением помощи по "плану Маршалла". И Сталин был поставлен в положение, когда он, даже и очень захотев, просто напросто не мог это предложение принять. Он "потерял бы лицо". Политическое лицо. Его собственное окружение такого "шарахания" не поняло бы, что уж говорить о народе в целом.

128

Вот мы рассмотрели послевоенную ситуацию с "той стороны", мы увидели перспективу под ракурсом, в каком она виделась со стороны США. Понятно, что с "этой стороны", из Восточного Полушария, куда была Богом помещена Россия, та же самая ситуация выглядела немножко (или множко) по-другому.

Когда мы пытаемся поставить себя на место другого человека, то эта попытка, как бы искренне мы ни старались, не реализуема, так как её воплощение в жизнь означало бы реальное перевоплощение того, кто "пытается поставить себя на место другого". Да оно, наверное, и к лучшему, попробуйте-ка представить, что было бы с миром, где все подставляли бы себя на место других не мысленно, а, так сказать, во плоти.

Но, как бы там ни было, а успешность политики во многом зависит от того, насколько хорошо удалась попытка воспроизвести ход чужой мысли и насколько близкой к чужой была воспроизведённая нами логика чужих поступков.

Понятно, что в СССР (точно так же, как и в США) старались поставить себя на "их" место и предугадать следующий шаг противника с тем, чтобы заранее к нему подготовиться. И вот в результате этих умственных упражнений в виде взаимных и перекрёстных "подстановок", имевших место в первые послевоенные годы, последовал ряд внешнеполитических инициатив, инициативы эти вызвали ответную реакцию и в результате сложилась объективная "ситуация", в которой были вынуждены действовать как США, так и СССР.

Изложенная в нескольких предыдущих главках логика действий США более или менее понятна, даже и с поправкой на сознательную идеологическую ретушь, но вот для того, чтобы понять чем помимо прочего руководствовался СССР, нам необходимо "разъяснить" одно прочно забытое, но крайне важное обстоятельство.

Вот какое:

Сразу после войны придворные кремлёвские теоретики-марксисты убеждали не только себя, но и тогдашнее советское руководство в неизбежности мирового экономического кризиса. И убеждённость их зиждилась на теории, подкреплённой практикой ещё свежих в памяти последствий Первой Мировой Войны. И Сталину было тем легче теоретикам поверить, что он и сам разделял ту же убеждённость. А потому СССР предпочитал журавлям в небе синицу в кулаке и "уверенность в завтрашнем дне", которую в тех условиях лучше всего мог обеспечить "железный занавес". А американские "инициативы" воспринимались как "авантюры", как "обречённая на провал попытка остановить неумолимый ход Истории".

Здесь мы вновь возвращаемся к образу "железного занавеса" как чего-то такого, что не только провело черту между "блоками" и не только обозначило фронт противостояния в Холодной Войне, но ещё и разграничило взгляды на ведение Игры. Железный Занавес развёл в стороны "простоту" и "сложность" не только как пути подхода к решению текущих проблем, но и в смысле самого по себе видения мира. И судя по всему семена как будущей победы, так и грядущего поражения в Холодной Войне были посеяны тогда же. В новой картине мира, которая впервые в истории человечества держалась усилиями двух сверхдержав, один из двух возникших полюсов, а именно полюс под названием США, лучше, глубже, отчётливее, "яснее" понял, что в Игре, начавшей после 1945 года вестись по новым, писавшимся на ходу правилам, жизненно важно успеть захватить инициативу.

"Право первого хода."

И США, презрев прелести и соблазны простых решений просто понимаемых проблем в просто устроенном и описываемом простыми словами мире, рискнули. В стремлении захватить инициативу они прыгнули в неизвестность. В "омут".

Когда повыше мы заговорили об ожидании Кремлём неизбежного мирового кризиса, то не следует забывать, что эти ожидания были не так уж и беспочвенны. Судя по шагам, на деле предпринятых американцами, они (не употребляя, правда, марксистских терминов) ожидали примерно того же. И в преподанном жизнью уроке они отталкивались от того же самого - от последствий Первой Мировой. Но если советские теоретики полагали что против лома нет приёма и что сами по себе попытки защититься от мирового кризиса смешны, так как марксизм описывает объективную реальность, то США решили попробовать противопоставить учению Маркса, которое верно потому, что оно верно, дело рук человеческих под названием "план Маршалла".

И план этот не просто сработал. "Сработал" слишком слабое слово, результатом "плана Маршалла" стало не только то, что никакого послевоенного экономического кризиса не случилось, а, напротив, 50-е годы прошлого столетия обернулись небывалым в известной нам истории мира бумом, но главный выигрыш был в том, что поставленный эксперимент дал нагляднейший практический урок - глобальный кризис (во всяком случае в его экономической форме) процесс не только управляемый, но ещё и контролируемый.

К чести Кремля следует заметить, что там успели не только вовремя понять несоответствие теории практике и оценить масштаб угрозы, но даже предприняли попытки немного пособить как кризису, так и теории, инициировов через коммунистические партии борьбу трудящихся за свои права в Италии и Франции. Шума было много, но на деле всё это закончилось разве что сдвигом Европы влево, куда она с удовольствием и сдвинулась, но влево идёт весь мир и идёт неостановимо. Не торопясь, правда, но это вопрос не физической формы лидеров, а физических возможностей отстающих, которых при всём желании не бросишь, планета-то одна, а она маленькая и круглая, и если первые догонят последних, то как отличить одних от других?

Так вот и сложилось, что ещё до того, как развернулись события Холодной Войны, которые человечество очень долго не принимало за военные, одной стороной была захвачена, а другой стороной была утрачена инициатива. Начиная с "доктрины Трумана" и "плана Маршалла" СССР только отвечал на вызовы, а не бросал их.

Вот, вроде, и всё о начале Холодной Войны. А! Нет, ещё не всё. Чуть не забыл. Там же ещё и атомная бомба была. В вопросе "про Бомбу" следует понимать вот что - до того момента, пока СССР в 1949 году не взорвал своё "изделие", Бомба в умах человечества занимала место отнюдь не довлеющее. Борьба за мир во всём мире началась только после того, как Бомбой обзавелись оба полюса. А по мере того, как в обладатели ядерной дубинки попадали игроки и игрочишки помельче, борьба за мир ширилась, росла и крепла, достигнув крещендо с приходом к власти в СССР товарища Горбачёва, принесшего с собою ядерную зиму, продлившуюся, правда, недолго и сменившуюся ядерной оттепелью на счастье всему прогрессивному человечеству. И нам с вами, конечно.

А сразу после войны ядерным вопросом озабочивались люди, может быть и не особо прогрессивные, но, несомненно, умные. Причём с обеих сторон. Поскольку раскол мира на полюса был неизбежен, то неизбежна же была и борьба вокруг "атома", что мирного, что военного. Ядерный вопрос очень сложен и в нём возможно разобраться только в целой серии постов, делать мы этого не будем, а попробуем свести его к самому простому, хотя простота никого ещё до хорошего не доводила, но у нас просто выхода другого нет, так что давайте попробуем.

Если совсем просто, то дело обстояло примерно так: США заявили, что они готовы поделиться "ядерными секретами" (ядерной технологией) со всеми желающими, в том числе и с СССР, но при условии, что "атом" будет использоваться только в мирных целях и что намерения государств должны быть поставлены под строгий контроль международной общественности, под которой подразумевалась ООН. Под контролем имелся в виду не только контроль над ядерными предприятиями, но и над источниками урановой руды. Причём контроль должен был осуществляться на местах. (По определённым и нам с вами понятным причинам контроль на местах всегда был крайне болезненной проблемой для СССР). Загодя, ещё до перехода проблемы в практическую плоскость, при ООН была создана "Комиссия по атомной энергии" (United Nations Atomic Energy Comission), которая и должна была заниматься "технологиями", "контролем" и прочими вещами.

Всё это дело с комиссиями и контролями повисело в воздухе, повисело, да так как-то и рассосалось. Вроде бы само по себе. И вроде бы и по-другому и быть не могло. А оно и в самом деле по-другому быть не могло и не могло оно быть вот почему - всё упёрлось в саму объективность факта двуполярья.

Один полюс, уже не только Бомбу имея, но даже несколько раз её уже взорвав и взорвав не только на полигоне, но и, так сказать, в жизни нашей скорбной, говорил словами, человеческими словами, произносимыми человеческим языком, который, как известно, дан нам для того, чтобы скрывать свои мысли и говорил он так: "Мы вам откроем все секреты, вы будете знать, как Бомба делается, но только вы сначала демобилизуйте армию, мы же свою демобилизовали, теперь ваша очередь, а как только вы Советскую Армию демобилизуете, мы вам тут же всё и расскажем."

А другой полюс им отвечал так: "У вас Бомба есть, а у нас нет. Поэтому вы сначала уничтожьте все свои Бомбы, допустите комиссию ООН с вошедшими в неё нашими представителями, чтобы она подтвердила, что у вас больше ничего нет, потом передайте нам документацию на производство расщепляющихся материалов, и как только мы её получим, мы тут же Советскую Армию и демобилизуем. Честное слово."

Словом, создалась ситуация, которую принято называть патовой. Ситуация, из которой не было выхода. И была эта ситуация объективной. И искать виноватых не приходится. Государства друг другу не верят. И уж совершенно точно не верят на слово. И правильно делают. В двух конкретных государствах, называвшихся США и СССР, проживало несколько сот миллионов людей, за жизни и стремление к счастью которых государства отвечали головой и отвечали не перед "избирателем", а перед Богом и перекладывать ответственность за судьбу этих миллионов с себя на чужое слово они просто напросто не имели права.

Отсюда понятно, что тупик был предопределён.

Интересно тут ещё вот что. Главой американской делегации в "Комиссии по атомной энергии" был назначен Бернард Барух:

Он был человеком, что называется, неоднозначным. Барух начал свою карьеру как брокер на Уолл Стрите, потом в годы ещё Первой Мировой он попал в правительство, возглавив War Industry Board, занимавшуюся мобилизацией американской промышленности под нужды войны и проявил он себя на этом поприще так хорошо, что к его услугам прибегли уже во Второй Мировой и с той же целью. Барух был человеком, у которого не забалуешь. Будь ты хоть миллионер, хоть кто. "Вынь, да положь!" Был он человеком с диктаторскими замашками и как будто одного этого мало, он ещё и постоянно видел себя не говорящим, а - "вещающим" с трибуны то ли Лиги Наций, то ли ООН.

А ещё он был человеком, малоприятным в общении с прессой. В силу возраста Бернард Барух пользовался слуховым аппаратом, так вот ему ничего не стоило, услышав на пресс-конференции неприятный вопрос, демонстративно вытащить слуховой аппарат из уха и приняться кричать через зал: "I can’t hear you!" Понятно, что пресса его не любила, а если вы не нравитесь пишущей братии, то вас и обыватель начинает недолюбливать. Барух был деятелем, мягко говоря, непопулярным.

Между тем работа в "Комиссии по атомной энергии" при ООН подразумевала, что её будет возглавлять дипломат. Комиссия так и замышлялась и все входившие в её состав американские представители были либо "яйцеголовыми" атомщиками либеральных убеждений, либо профессиональными дипломатами, делавшими карьеру в Госдепе. А тут вдруг её возглавил Бернард Барух, воспринимавший слово "дипломатия" как ругательство, а что такое "компромисс" ему не было известно вообще.

Госсекретарём в момент назначения Баруха был Джеймс Бирнс. И верхушка Госдепа, включая туда заместителя госсекретеря Дина Ачесона, горестно воздев руки, воззвала не к небесам, а к Бирнсу: "Да что ж ты делаешь?!" На что Бирнс ответил так: "Я знаю, что я сделал самую большую ошибку в своей жизни, но теперь дело не поправить, мы не можем его уволить." Вообще-то Бирнс мог этого не говорить, так как всем понятно, что не его голос был решающим при назначении Баруха, как не он и решал, увольнять ли Баруха или нет.

Барух был заглушкой. Это так же, как и с выбором приоритетности с чего начинать - с "плана Маршалла" или с "доктрины Трумана". Вопрос с атомной Бомбой был нерешаем, он по всем меркам выходил тупиком, но тем не менее американцами была предпринята предосторожность, а вдруг! ну чем чёрт не шутит, а вдруг наметится некий "прогресс в переговорах", некие "подвижки", некое "сближение позиций". Так вот случись такое и все добрые намерения упирались в личность Бернарда Баруха. Те, кто его назначал, небось, потешались, "попробуйте, договоритесь с ним!"

Предосторожность эта оказалась излишней. Оглядываясь назад, можно с уверенностью сказать, что что с Барухом, что без него, но атомный тупик и в самом деле был тупиком, не имевшим выхода. Тем не менее эта история поучительна как образец серьёзности подхода к делу и учёта всех привходящих обстоятельств, что реальных, что гипотетических.

Люди друг на друга не похожи, но есть у них одна общая черта, подавляющее большинство, разделяя мнение, будто всё в нашем мире идёт само собой, предпочитает отмахиваться от фактов, свидетельствующих об "управляемости процесса".

"Конспирология!"

Может и так, конечно. Но в таком случае вам придётся записать в конспирологи и такого всем известного деятеля как Франклин Делано Рузвельт. Это ведь он как-то в минуту откровенности поделился наболевшим: "In politics, nothing happens by accident. If it happens, you can bet it was planned that way."

С другой стороны на его мнение полностью полагаться нельзя. Рузвельт был человеком немолодым и на ногах он, в отличие от вас, держался плохо, так что, если хотите, можете считать, что человечество живёт как Бог на душу положит.

От получки до получки.

129

Вы уже наверняка забыли, что, блуждая по лабиринту истории, мы свернули в боковой ход и побродили там, ведя рукой по стеночке, не просто так, не по ошибке, а сделали мы это, имея причину. Причина же была в ознакомлении, хотя бы и кратком, с тем, что нам известно как Холодная Война. Теперь же, получив поверхностное представление об общей картине послевоенных событий, мы можем вновь выйти в коридорчик, покинутый нами в главке под нумером 115-ым, кончающейся упоминанием о "восстании адмиралов".

Что заставило адмиралов поднять бунт на верхней палубе? Что было тому причиной? Причиной было новое мироустройство, потребовавшее и новых форм взаимоотношений двух возникших в результате Второй Мировой Войны полюсов. И эти новые формы отлились в гранит нового термина - Холодная Война. Само по себе это словосочетание новым не было, оно получило распространение в межвоенные годы прошлого столетия, правда, в 1930' под "холодной войной" понимали действия "пятых колонн" в европейских государствах. И если новым не было название, то и о самом феномене человечество (во всяком случае некоторые его представители) тоже имело пусть и самое смутное, но тем не менее представление. Оглядываясь назад, в XIX, например, век, мы можем углядеть кое какие черты Холодной Войны в отношениях как между Англией и Францией, так и в отношениях Англии и Франции с Россией.

(Термин Холодная Война в нынешней "привязке" впервые появился только в конце 1947 года в виде вынесенного на обложку названия книжки, написанной небезызвестным Уолтером Липпманом.).

Что было действительно нового и неизведанного в начавшейся в конце 1940-х Холодной Войне, так это совершенно непредставимый по меркам XIX века масштаб. В поле боя был превращён весь Земной Шар, на планете не осталось ни одного закоулка, где можно было бы отсидеться, холодно-военные действия добрались даже до неведомых тропинок со следами невиданных зверей.

И вот США ещё по ходу WWII, как только стало более или менее ясно кто выйдет в победители, начали задумываться о собственных действиях в послевоенной действительности. Будущая картина мира, какой она виделась, требовала не только "нового мышления", но и всего другого "нового", в том числе и новых государственных институтов. И обновления ("перестройки") старых. В том числе и такого института как армия.

Американцы, в силу присущей им рациональности, очень хорошо понимали, что затевать перестройку имеющейся армии бессмысленно. Армию создаёт война. Горячая. Чем горячее война, тем лучше. В мирное время, как ни старайся, но выстроить армию, готовую к грядущей войне, невозможно. И не по причине чьей-то бездарности или неумелости. Как бы ни была хороша теория, но на практике занимающиеся созданием военного организма люди опираются на опыт, а опыт этот всегда является опытом войны прошедшей. "Прошлой."

Сказанное не означает, что готовиться к следующей войне не следует. Следует, конечно. Кое что можно сделать и в сугубо мирные времена. Образно выражаясь, даже если вы, готовясь к будущему поединку, не знаете какой формы, какой длины и какого веса потребуется вам меч, то даже и дураку понятно, что заготовку надо иметь под рукой, как понятна и важность качества стали. Ну и про мастерство кузнеца, которое ему не пропивать, а оттачивать следует, забывать не стоит.

И вот уже в 1943 году Джордж Маршалл, занимавший пост начальника штаба американской армии, не дожидаясь конца войны, предложил план по созданию будущей армии. Послевоенная армия должна была быть гораздо меньшей количественно, она должна была быть профессиональной и она должна была быть "единой". Напомню, что тогдашние вооружённые силы США состояли из двух родов войск - собственно армии и флота, и подчинялись они "секретарям", имевшим министерский статус и входившим в кабинет.

Поста министра обороны не существовало.

До войны оба секретаря, даже и входя в кабинет, особым политическим весом не обладали. Взявшись напоминать, напомню ещё и то, что в обе мировые войны США вступали, фактически не имея армии. Армия строилась "по ходу" и строилась очень быстро, так как американцам не приходилось расчищать площадку под строительство, кроме того как тактика ведения боевых действий, так и вопросы снабжения, так и идущие в серию образцы вооружений "отвечали моменту" - ни армия, ни флот не готовились к войне будущей и им не приходилось выяснять плюсы и минусы своих действий и техники методом проб и ошибок, так как воевали они в реальном масштабе времени. Это, безусловно, козыри и достались они Америке ещё до начала Игры, при сдаче карт, и причиной тому была география. "Выгодное геостратегическое положение", благодаря которому США могли позволить себе роскошь, непозволительную для европейских государств, от которых, вздумай они приступить к созданию армии одновременно с началом войны, через пару недель остались бы рожки да ножки. (Между прочим, тоже козырная и тоже карта есть и у России, правда эта карта ниже по достоинству, так как воюя пространством и жертвуя им в попытке выиграть время, России приходится отдавать не куски водного пространства, а заселённые территории и сдерживать не флот, а сухопутную армию противника, что означает гораздо большие потери "живой силы").

Но вернёмся к США и секретарям. Для большого государства (а США были государством немаленьким) большая война (а что может быть больше войны мировой?) подразумевает большую армию и большой флот. А это означает и резко возрастающий политический вес людей, стоящих во главе военного ведомства. В случае США таких ведомств было два. Следует учитывать ещё и то, что фигуранты, Secretary of the Army и Secretary of the Navy были людьми не военными, а гражданскими, пришедшими в армию с гражданки и на гражданку из армии уходящими, каковое обстоятельство широко распахивало перед ними двери большой политики. И всё это происходило во время войны, а пока шла война военным секретарям доставались одни коврижки, так как ни они сами, ни их действия публичной критике не подвергались, ещё чего! "Всё выше и выше и выше стремим мы полёт наших птиц!" Только на английском, конечно.

Отсюда понятен возникший и всё усиливавшийся крен в "эшелонах власти". И эшелоны это видели, эшелоны это понимали и эшелоны всё-всё верно оценивали. Поэтому задуманная Маршаллом послевоенная военная реформа означала далеко не одни только организационные пертрубации. Создавая вместо армии военного времени "армию мирного времени" государству США следовало очень осторожно перестроить очень многое не только в армии, но и в себе. А это очень трудно. Примерно как самому себе аппендикс удалить. Вроде он вам ни к чему, и прожить без него, даже если он и не гноится, вполне можно, а попробуйте, вырежьте его у себя, в одну руку зеркальце, в другую ланцет и - вперёд!

А тут речь не об аппендиксе шла, а об армии. Очень большой. Но это была армия прошлой войны. И флот тоже был флотом прошлой войны. И тоже очень большим.

В 1943 году флот США сравнялся с флотом владычицы морей - Британской Империи. В 1945 году, выходя из войны, США имели флот больший, чем собранные вместе флоты всех стран всего мира, включая туда и владычицу.

Англия очень хотела отстоять хоть какие-то из "интересов" на Тихом Океане. Она буквально дралась за право "поучаствовать" в боевых действиях на заключающем этапе войны на тихоокеанском театре. Она сформировала тихоокеанскую эскадру и на высшем уровне настаивала на включении её в состав единых с американцами военно-морских сил. Причём настаивали англичане на рассредоточении своей эскарды в составе флота, на том, чтобы в состав американских соединений включались отдельные английские корабли. Однако США сумели отбояриться, спустив проблему на уровень адмирала Нимица, а тот согласился только на участие англичан в виде отдельного соединения. Диктовалось это тем, что англичане не имели боевого опыта морской войны с японцами, сравнимого с американским, и Нимиц (как и вышестоящие американские политики), не желая делиться с англичанами обретённым опытом и оперативными наработками, бросал их в воду с тем, чтобы они сами научились плавать. Или утонули.

Но главное даже не в этом. Англия наскребла по сусекам всё, что смогла, она собрала всё самое лучшее и самое современное и отправила на Тихий один (!) линкор, три эскортных авианосца (ровно половину того, что у неё вообще было), шесть крейсеров и 15 эсминцев. Сказать, что это соединение по сравнению с силами американцев выглядело скромно, значит не сказать ничего. Для вторжения на Окинаву американцы сосредоточили 1205 кораблей, куда входило 10 линкоров, 8 линейных крейсеров, 4 лёгких крейсера, 82 эсминца и 18 авианосцев.

Откуда взялось это великолепие? Оттуда. Всем известны слова то ли Сталина, то ли железного метростроителя товарища Кагановича насчёт того, что у каждой ошибки есть имя, отчество и фамилия. Это безусловно так. Но не менее безусловно и то, что имя и фамилия имеются не только у ошибок.

Американский флот образца 1945 года появился не сам собою, а главным образом усилиями секретаря по делам военно-морского флота. Он был выдающимся организатором. И у него имелись, конечно же, имя и фамилия. Звали его Джеймс Форрестол.

130

Форрестола сделал Форрестолом сам Форрестол.

Происхождения он был самого заурядного, мать и отец его были ирландскими иммигрантами и в мир политики Джеймс попал не иначе как по связанным с детскими воспоминаниями причинам сентиментального свойства - его отец, очутившись в Америке и пытаясь обрести почву под ногами, помимо всего прочего занимался ещё и политикой. На любительском, если не сказать дилетантском уровне, будучи "на подхвате", но тем не менее. И этот поверхностный отцовский опыт организации жизни обретавшегося в штате Нью-Йорк ирландского землячества несомненно пригодился Форрестолу в дальнейшем. Однако, прежде чем получить путёвку в жизнь и начать ступенька за ступенькой взбираться по социальной лестнице вверх, Джеймс испытал себя, "сходив в люди".

По присущему не только ирландцам, но и всем нам в юности легкомыслию он решил добиться успеха самым простым путём и пошёл в боксёры. В первом блине он быстро, к его чести, разочаровался, не снискав на боксёрском поприще особых лавров и сохранив в память о лихих временах не призы, а сломанный нос. Найдя простой путь к успеху слишком уж простым, Форрестол бросился в другую крайность, попробовав себя в качестве журналиста, и, набивая руку в написании репортажей, на протяжении трёх лет сотрудничал сразу с тремя газетами. Наскучив журналистикой и осознав ценность образования, Форрестол из людей пошёл в университеты и следующие четыре года провёл в Принстоне. Учился он хорошо, чему подспорьем стали навыки не боксёрские, а репортёрские, давшие ему возможность занять место редактора ежедневной Принстонской газеты. И тем не менее обещающий выпускник не доучился, уйдя с последнего курса, так как внезапно решил, что времени терять нельзя. Спорить с этим трудно, как и с тем, что четыре года срок достаточный, чтобы понять сложную истину, заключающуся в словах Time is Money.

Форрестол бросил университет и окунулся в "делание денег", занявшись таким непыльным бизнесом как торговля ценными бумагами. То ли благодаря, то ли вопреки ударам, полученным от застрявших в боксёрах крепышей котелок у Форрестола варил изрядно и делать деньги у него получилось ничуть не хуже, чем сидеть на университетской скамье. Он быстро сколотил капиталец, позволивший ему стать сперва партнёром, затем вице-президентом, а там и президентом инвестиционного банка под названием Dillon, Read & Co. (Сегодня Джеймса Форрестола с нами нет, но дело в том числе и его рук никуда не делось, банк "Диллон, Рид и кумпания" уже в наши дни слился с творением швейцарских креативщиков под названием Swiss Bank Corporation, а где две головы, там и третья себя ждать не заставила и к швейцарско-американскому финансовому альянсу присоединились англичане с их ловко перехваченным когда-то у немцев S.G. Warburg & Co, после чего обретший недостающую голову Змей Горыныч стал прозываться скромной трёхбуквенной аббревиатурой UBS, что расшифровывается очень просто - Union Bank of Switzerland.).

Обладая столь разносторонним жизненным опытом, Первую Мировую Джеймс Форрестол встретил во всеоружии. Он решил, что для его будущего будет неплохо, если к презренно звенящему капиталу он добавит капитал политический и брокер пошёл в армию. Форрестол записался в самый, пожалуй, экзотический на тот момент род войск - он захотел стать морским авиатором. Будучи, как вы успели убедиться, человеком целеустремлённым, он не только добился своего и не только дослужился до лейтенанта, но и сумел в самом конце войны перебраться в столицу, в отдел планирования морских операций.

Война закончилась и начались годы двадцатые, Roaring Twenties, уместившаяся в десятилетие недолгая эра процветания, вошедшая в историю под двусмысленным названием Jazz Age, а между тем Форрестол был не только сыном, но и ровесником века, в разухабистые двадцатые ему не было ещё и тридцати, а он уже успел превратился в высшей степени респектабельного человека. В человека, которого трудно не заметить. Да и попробуй, не заметь скромного банкира, имеющего чин лейтенанта морской авиации, да к тому же переводящего свой досуг не на распитие шампанского в весёлой компании, а на написание статей и речей для деятелей Демократической Партии, имеющих удовольствие проживать в штате Нью-Йорк. А одним из таких деятелей был домогавшийся поста губернатора штата Нью-Йорк многообещающий, но мало кому в общенациональном масштабе известный политик по имени Франклин Делано Рузвельт, который по воле судьбы в годы Первой Мировой работал на посту помощника секретаря по делам военно-морского Флота и имел приятную возможность быть лично знакомым с прикомандированным к отделу планирования морских операций бравым лейтенантом с расплющенным носом.

Если бы эта история была изложена в каком-нибудь романе, то её сочли бы слишком уж пошлой выдумкой, а ведь это жизнь. Как метко заметил герой Джона Траволты в фильме Swordfish: "Sometimes life is stranger than fiction."

И с точки зрения имевших дело с Форрестолом политиков, у него, если не обращать внимания на некрасивый профиль, была масса достоинств - он был работоголиком, гордившимся, что трудится не только без отпусков, но даже и без выходных, он был перфекционистом, он был замкнут, склонен к философским размышлениям, а ещё он был глубоко верующим человеком, постоянно грызущим себя тем, что он недостаточно хороший католик.

Отсюда понятен интерес к Форрестолу политика такого калибра как Рузвельт. И интерес этот не остался просто личным интересом, в преддверии войны Рузвельт назначил Форрестола на пост, специально созданный "под него", Форрестол стал заместителем секретаря по военно-морским делам или, выражаясь "нашим" языком - замминистра. Занимался он примерно тем же, чем занимался Бернард Барух - мобилизацией национальной промышленности под нужды обороны. Только Барух мобилизовывал промышленность в широком смысле, а Форрестол в более узком - его задачей было строительство флота. Помимо всего прочего выбор пал на него не только по причине деловых качеств, но ещё и потому, что Форрестол, не будучи "моряком", то ли по наитию, то ли потому, что был человеком умным, разделял не самую на тот момент популярную мысль, что флотское соединение должно строиться вокруг авианосца, а это означало как заданность числа, так и характеристики входящих в соединение кораблей. Очевидно, что за его назначением стояла какая-то влиятельная группировка людей, чьи взляды на развитие флота совпадали с форрестоловскими. Не нужно забывать, что на флоте в то время в непримиримой борьбе сошлись "ретрограды" и "прогрессисты" в лице "артиллеристов" и "лётчиков", так вот Форрестол, может быть потому, что успел послужить в пребывавшей тогда в зачаточном состоянии морской авиации, был именно что "лётчиком".

Вот он, Undersecretary of the Navy, стоит на днище перевернувшегося и затонувшего в бухте Пирл-Харбор после попадания пяти сброшенных японцами торпед линкора "Оклахома":

"Если бы не авианосцы, то этого не произошло бы" - думает, наверное, он. Не каждому понравится получить подтверждение собственной правоты подобной ценой, но за всё надо платить. На то и война, что она наглядна. Спорить можно друг с другом, но вот с войной не поспоришь.

131

В мае 1944 года Джеймс Форрестол поднялся по служебной лестнице ещё на одну ступеньку, сменив на посту Secretary of the Navy умершего от сердечного приступа Фрэнка Нокса. Повышение замминистра до ранга министра помимо всего прочего означало и радикальную метаморфозу по превращению жёсткого практика-хозяйственника в чистого политика. Уже зная, чем вся эта история закончилась, можно сказать, что для всех было бы куда лучше, если бы Форрестол так и остался бы в замах, "в тени". Но судьбе было угодно, чтобы где-то в коридорах власти упал, схватившись за грудь, Нокс, а между тем шёл 1944-й и, как всем известно, коней во время переправы не меняют, а тут и брод был шириною в Атлантику, и рабочая лошадка из Форрестола была хоть куда, так что как-то само собою вышло, что другие кандидатуры на пост Секретаря по делам Флота даже и не рассматривались.

И поначалу казалось, что и в роли министра Форрестол будет ничуть не менее убедителен, чем в роли зама и так оно и было, Форрестол, можно сказать, - блистал. Напомню, что к концу 1945 года его хозяйство выглядело образцово - выходя из войны США имели не просто самый большой и самый современный флот, но флот этот был больше всех флотов мира вместе взятых. Однако в том же 1945 году в эту красивую мелодию вкрался некий диссонанс. Дело вот в чём - политика (и Большая Политика тут не исключение) игра командная и человек даже выдающихся качеств может сполна проявить себя лишь в составе команды. А команда на то и команда, что в ней всегда есть ключевой игрок, вокруг которого и строится игра. До весны 1945 года таким "центровым" был Рузвельт, а потом его сменил Труман.

И команда заиграла по-другому. Сменился "рисунок" игры. Сменился "смысл".

Сделаем небольшое отступление. В русскоязычной историографии по какой-то непостижимой для меня причине к Труману принято относиться, мягко говоря, предвзято. К его имени прочно пристёгнута масса уничижительных эпитетов из которых "бакалейщик" далеко не самый обидный. А между тем в реальности Труман был одним из лучших президентов в истории Америки. Вот показательный момент - на восьмой день после смерти Рузвельта когда бывший тогда вице-президентом Труман заступил на пост и едва успел разгрести бумаги на столе, его навестил тогдашний министр финансов США Генри Моргентау и поставил Трумана перед очень неприятным фактом - Рузвельт, умерев, оставил своему преемнику наследство в виде совершенно расстроенной финансовой системы. В 1945 году согласно уже утверждённых планов и программ правительство США намеревалось истратить 99 млрд. долларов. Сумма по тем временам гигантская. Из этих девяноста девяти 88 млрд. предполагалось истратить на войну и 11 млрд. "на всё остальное". Какие, однако, буколические времена - 11 миллиардов "за всё", далеко мы с тех пор убежали. Но вернёмся в тесную компашку Трумана и Моргентау. Министр финансов порадовал президента ещё и тем, что в том же 1945 году его министерство планирует получить в федеральную казну 46 миллиардов долларов и таким образом дефицит только за текущий год составит 53 миллиарда долларов и это при том, что "всё" или, другими словами, бюджет, за вычетом военных расходов представлял из себя сумму в пять раз меньшую. И это было ещё не всё - Моргентау сообщил Труману, что бюджет верстался подобным образом всю войну, что долги превысили все разумные пределы и что с этим безобразием нужно что-то делать и желательно побыстрее. Так вот никто иной как Гарри Труман, этот, как выражаются люди с голубой кровью "бакалейщик", за неполные два президентских срока свёл госдолг США на нет и уже одним только этим заслужил место в истории.

И ещё - мало кто понимает сегодня, что современные США были созданы войной точно так же, как и СССР. Разница только в том, что СССР затянуло стихией против его воли, захлестнуло волной, накрыло и все думали, что он утонет, но нет, шалишь, он выплыл, отплёвываясь, а США расчётливо не позволили волне себя накрыть, а, напротив, имея навыки сёрфинга, они её оседлали, но при этом волна Второй Мировой, утопив многих, именно эту пару - США и СССР выбросила на спасительный берег, где они, отдышавшись, попрыгав и согревшись, принялись выяснять отношения.

Обе сверхдержавы, что США, что СССР до войны были одними государствами, а после войны стали другими. И другими не только в смысле "больше" и в смысле "сильнее". Они стали другими "сущностно". Новую суть и новый смысл собственного существования им дала победа.

Новая суть требовала и новых государственных институтов, а также реформирования старых и выстраивания новых отношений как между старыми, так и между вновь созданными. И всё это было очень трудно, во всяком случае ничуть не легче, чем вести и выиграть войну. Да, собственно, создание по сути нового государства и является войною. Но только в этом случае война выплёскивается не только вовне, но и ведётся внутри государства. Она ведётся между государством "старым" и государством "новым".

И "новое" всегда побеждает.

Если рассматривать послевоенные события в США в этом контексте, то нельзя не признать Форрестола трагической фигурой. И не его одного. Такие люди попадаются в любом государстве. Дон Кихоты, сражающиеся не с мельницами, а со временем. Подозреваю, что все они осознают не только трагичность, но и высшую иронию как своего местоположения, так и роли, которую им выпало играть.

Форрестол не только построил флот, но он ещё и очень хорошо понимал, что построенный флот означает для выходящей из войны победительницей Америки. Он был очень умным человеком. В 1945 году, во время пресс-конференции, отвечая на вопрос где и в каких широтах будет оперировать американский флот в послевоенной перспективе, Форрестол ответил коротко и по-литературному красиво (он недаром набивал руку и язык, сотрудничая в молодости с газетами): "Wherever there is a sea" - "Всюду где есть море". Если судьба, которую вы выбираете, заставляет вас играть глобальную роль, то для вас теряют значение названия отдельных морей, остаётся только море, которое может быть вашим и может быть чужим.

"The winner takes it all."

Красиво? Красиво, конечно. Но только кроме красивых слов и куда более красивых символов есть ещё и конкретика. Есть данность. Есть некий в высшей степени конкретный контекст.

Есть государство.

Государство, которое вышло из войны сильным и хочет стать ещё сильнее. Государство, которое обнаруживает, что сила - в гармонии. В уравновешенности всех его членов. И государство находит, что некоторые из его членов развились как-то уж очень чересчур. Глянешь на левую руку - рука как рука, а потом глянешь на правую и своей собственной руке испугаешься. "И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну".

Жалко? Ручку-то? Да жалко, конечно же. Но тут на по-человечески понятную жалость накатывает холодный расчёт. Жалко руку, жаль себя немного, но - в казне 46 миллиардов, а истратить предстоит 99.

Сила правой руки испугала весь организм. Форрестол сработал слишком, чересчур хорошо. Он перестарался. Он хотел как лучше и у него и вышло как лучше, но замкнулся круг, змея укусила свой хвост и хорошее обернулось своей противоположностью.

Государству нужны были 16 миллиардов долларов на план Маршалла, а у государства был дефицит в 53 миллиарда. Государством управляла демократическая администрация, а в оппозиции ей находились республиканцы, которые кричали, что они не позволят истратить ни одного лишнего цента и что план Маршалла это социализм и выбрасывание на ветер денег, принадлежащих американскому народу.

Флот превратился в угрозу. В угрозу самому государству. Он был слишком велик, слишком силён, слишком популярен, слишком дорог. С этим следовало что-то делать. Делать кому?

Да Секретарю по делам Флота, разумеется. Кому же ещё?

Форрестол должен был избавиться вот от этого вот великолепия:

Великолепия, которое он же и создал. От дела всей жизни.

"Я тебя породил, я тебя и убью."

132

Убивался флот так:

Вступая в войну, в самый её канун, на 12 июля 1941 года США имели в "списочном составе" ВМС 790 единиц. Отдельной строкой в списке считаются так называемые surface warships или флот, как его понимает массовое сознание - боевые корабли, за вычетом амфибийных средств, минных тральщиков, подводного флота и (между прочим) авианосцев. Таких кораблей у американцев в 1941 году было 225.

В августе 1945 года, в канун подписания Японией акта капитуляции в составе US Navy было 6768 "вымпелов", в том числе 833 surface warships.

К июню 1950 года или к началу войны в Корее в составе флота осталось 634 "вымпела" и 161 surface warships соответственно.

Что-то выводилось в резерв и ставилось на консервацию, но подавляющее большинство кораблей беспощадно резалось и шло на металлолом, а также по возможности продавалось или просто дарилось "друзьям". Если кому-то нужны цифры, то из имевшихся в 1945 году 23-х линкоров в составе флота остался один, из 28-ми так называемых fleet carriers или "больших авианосцев" осталось 11, из 71 эскортного авиносца осталось 4, из 72 крейсеров осталось 13, из 377 эсминцев осталось 137, из 361 фрегата осталось 10.

Нравилось ли флоту, что его режут? Понятно, что нет. Ни кораблям, ни людям. С рядовым составом было легче, он с нетерпением ждал "дембеля", но флот силён "кадрами", профессиональными моряками, теми, кто навечно связал свою жизнь с морем и вот с ними легко не получалось. Легко не получалось ни у них самих, ни у государства. Проблема с трудоустройством миллионов демобилизованных была решена при помощи всё того же "плана Маршалла" - американцы давали деньги европейцам и те на американские деньги размещали заказы на американских предприятиях, а так как Европа лежала в руинах и самих европейцев было очень много, то и заказы хлынули рекой, завращав колёса американской экономики. Рабочих рук не хватало почище военного времени. Начался невиданный послевоенный бум с его boom generation, с его большими автомобилями, с собственными домами, с расклешёнными юбками, с причёсками "конский хвост" и рок-н-роллом. Начался сплошной Элвис Пресли.

Начался праздник жизни.

Но не всем, не всегда и не на каждом празднике бывает хорошо. Потому что праздник это праздник, а жизнь это жизнь. И раз уж так получилось, что всплыли в очередной раз в нашем повествовании европейцы, то не будем упускать момент, а дёрнем удочку, подсечём их и посмотрим повнимательнее как на вытащенный праздник, так и на тех, кто празднует. Возьмём Францию. Не в последнюю очередь потому, что французы народ жизнерадостный и праздники они не только любят, но и отмечают. Новый Год там, Рождество. И про взятие Бастилии они не забывают. И про выигранную ими, как считается, Первую Мировую Войну. И про выигранную ими же Мировую Вторую. И символы победы у них тоже есть. Всё как у людей. Для нас символ победы это красный флаг над рейхстагом, а для них - освобождение Парижа. Вот очень популярная фотография, запечатлевшая этот судьбоносный момент всенародного торжества:

Фотография хорошая, как хороши и плакаты. Один по одну сторону les Champs-Élysées, другой по другую. "VIVE DE GAULLE". На фото всё хорошо и все хороши. Но лучше всех - повесивший на сгиб руки трость и аплодирующий "силам свободной Франции" горбун в юго-восточном углу. Этот образ (или, если угодно, символ) немедленно отсылает мою память к другой картине и другому празднику:

Это известнейшая и нашедшая своей известности цену картина очень хорошего художника Эдуарда Мане "Улица Монье с флагами", выставленная в 1989 году на аукционе Кристи и купленная музеем Пола Гетти за 26.4 миллиона долларов. На ней кистью гения создан слепок действительности, запечатлён момент празднования любящими праздники французами так называемого "Дня Мира", провозглашённого национальным праздником 30 июня 1878 года. В этот день Франция решила поставить на дороге, которой она идёт, очередной верстовой столб, отрезая себя от прошлого и оставляя позади катастрофу проигранной франко-прусской войны и затоптанную Парижскую Коммуну. На первый взгляд картина весёлая, "яркая", да и как может быть иначе, праздник же. Но второй взгляд бьёт вас как обухом - патриотическую гармонию триколоров нарушает фигура нищего на костылях. Он на этом празднике чужой. Это не его праздник. Главная идея картины не только в том, что есть праздник и есть праздник, "и вместе им не сойтись", но ещё и в том, что каждый праздник имеет свою цену. Любой праздник чем-то оплачен. Или кем-то.

И "освобождение Парижа" отнюдь не исключение. За него тоже "уплочено". И уплочено неимоверно высокой ценой. Вот этой:

Это не придуманные, а реальные освободители Парижа.

Вот они шагают, вот они топчут булыжник парижской мостовой:

Если сравнить известную и прославленную фотографию "въезда в Париж" с фотографиями чёрно-белыми и куда менее известными, то нельзя не заметить, что солдат на вторых куда больше, а зевак на Елисейских Полях несопоставимо меньше. И это, как и всё в нашей жизни, имеет своё объяснение - Франция и французы никогда не забудут, что освободители освободили их от сделанного в 1940 году французского выбора и называется этот выбор Общеевропейский Дом. С одним окошком на Бискайский Залив, а другим - на Урал. И выбор этот, как и решимость отстаивать своё право на него, никуда не делись, найдя точную формулу в выступлении де Голля в Страсбурге в 1959 году, когда он патетически провозгласил: "Oui, c’est l’Europe, depuis l’Atlantique jusqu’à l’Oural, c’est toute l’Europe, qui décidera du destin du monde. (Да, это Европа, от Атлантики до Урала, Европа, которая будет решать судьбы мира!"

Поскольку заявление было публичным, то немедленно последовал официальный протест советского правительства, так как СССР не имел никаких планов по вступлению в "Европу". Ни целиком, ни каким-либо своим членом.

Вторая Мировая Война была вовсе не о том, о чём нам рассказывают.

И ещё - массовка на фотографиях вызывает подспудную ассоциацию, но уже не в связи с Францией. Повыше было упомянуто, что США после войны провели массовую демобилизацию, сократив одну лишь армию с более чем восьми миллионов до одного миллиона. Только на европейском театре, по западную от Германии сторону фронта союзники имели 4 миллиона военнослужих, из которых более 2.5 миллионов были американцами. Разбив по ходу этих заметок несколько иллюзий, разобьём-ка ещё один горшок: не только в СССР, а потом и в РФ, но и в других местах нашего общего обиталища принято считать, что американцы не любят и не умеют воевать. Не говоря уж о том, что массовое сознание разводит в стороны "демократию" и "милитаризм", считая эти слова антиподами. При этом все умудряются не приметить слона - ну вот же вам Вторая Мировая, в которой плутократическая и якобы боящаяся воевать Америка, располагая гораздо меньшим, чем СССР населением (в 1941 году в СССР проживало 196 млн. человек, а в США 133 млн.) выставила армию куда большую, чем "тоталитарный совок". И эта армия была не только больше численно, но она была лучше вооружена, лучше обучена, лучше экипирована и лучше накормлена. И ещё одно - эта армия была построена в течение всего лишь пары лет и построена с нуля.

Слово "строить" - слово хорошее. А "ломать" слово плохое. Но при этом, хоть и говорят, что ломать не строить, ломать иногда приходится и бывает так, что ломать ничуть не легче, чем строить. Холодная Война была не просто войною, но она была ещё и самой большой из известных человечеству войн, самой масштабной. А у каждой войны есть тактика и есть стратегия. Отсюда вытекает, что чем война масштабнее, тем масштабнее не только тактика, но и стратегия войны. При проигрыше больше теряешь, при выигрыше больше выигрываешь. Всемерно возрастает "вес" принимаемых решений. На всех уровнях Власти. Увеличение же веса влечёт за собою увеличение личной ответственности за принимаемые решения. И тоже на всех уровнях Власти.

С такими составными частями стратегии Холодной Войны (с американской стороны) как "доктрина Трумана" и "план Маршалла" мы в общих чертах познакомились, но в этой стратегии присутствовал и третий элемент и был он ничуть не менее важен, чем "доктрина" и "план", но если "доктрина Трумана" и "план Маршалла" имели целью главным образом "внешнее", то в третьем элементе пропорция "внутренного" и "внешнего" была нарушена в пользу внутренней политики государства. А так как речь шла о "внутреннем", то-есть о том, что касалось главным образом американских граждан, а они, как известно, чтут Закон, то элемент этот был оформлен в виде государственного документа и назывался он очень скучно - National Security Act of 1947 - "Закон о национальной безопасности от 1947 года".

Законом этим фактически перестраивался государственный аппарат. Холодная Война обещала быть войной нового типа и если винтовка рождает власть, то война рождает другую реальность, а другая реальность требует создания до того не существовавших государственных институтов.

133

Некоторые атрибуты, прочно связываемые внешним миром с "образом" Америки и вроде бы вписанные в него изначально, на самом деле создание сравнительно недавнее. В этом смысле National Security Act of 1947 является чемпионом, он разом легализовал появление на свет таких не существовавших до того государственных шестерёнок как Пентагон, ЦРУ, Совет Национальной Безопасности и Объединённый Комитет Начальников Штабов. Кроме того в дополнение к существовавшим до того US Navy и US Army был создан третий вид вооружённых сил - US Air Force.

Необходимость этих пертрубаций официально объяснялась стремлением не только "упорядочить" с учётом полученного по ходу Второй Мировой опыта имевшиеся оборонные организационные структуры, но и ответить на новые вызовы времени. И объяснения эти безусловно соответствовали истине. Но не всей. Послевоенными радикальными нововведениями администрация Трумана одной рукой организационно усиливая военных (усиление это было усилением с точки зрения государства, с точки зрения самих военных организационные перемены выглядели совсем по-другому), другой резко их ослабляла. В первую очередь государство стремилось к всемерному ослаблению влияния военных на принятие политических решений.

В любом государстве (и США в этом смысле не исключение) армия является одним из самых консервативных и наиболее приверженных традициям институтов. Объясняется это усиленной идеологической обработкой, лишённой полутонов. Мир солдата должен быть чёрно-белым и иметь как можно меньше деталей. Чем оружие проще, тем оно надёжнее, это все понимают.

Не все, однако, понимают, что армия это государство в государстве, что армия это пусть упрощённая, но, тем не менее копия государства, служащая гораздо более сложному оригиналу. И что если государство берётся перестраивать свою армию, то это действо является упрощённой копией перестройки самого государства и что если как следует присмотреться к "процессу", то можно кое-что если и не понять, то хотя бы угадать в том, что люди называют "войной", так как война в глубинной сути своей это перестройка государством другого государства. "Не умеешь - научим, не хочешь - заставим."

"Научим" - процесс. "Заставим" - результат. И в этом смысле послевоенная военная (и не только) реформа в США чрезвычайно поучительна.

Прежде чем приступить к перестройке вооружённых сил их следовало по возможности "умалить" и по возможности "расплавить", "размять", "развести" и "распустить". Привести в состояние, в котором в армию можно будет "запустить руки". Процесс "умаления" выглядел неизбежным даже и для самих военных, война закончилась, морячок поцеловал на Таймс-Сквер девушку, бабахнул салют, хлопнула, вылетая, пробка из бутылки шампанского - бери шинель и с чувством исполненного долга шагай домой. Тут всё было логично и возражений не вызывало. Сокращение армии до миллиона и личного состава флота тоже до примерно миллиона армейско-флотскому начальству не очень, может быть, и нравилось, но выглядело оно как "перегибы на местах". Победа же! А победа всё списывает.

Но вот уже умаление "матчасти" выглядело похуже. Для капитана корабль это вторая жена, а тут его вытащили как загарпуненного кита и давай резать на части. Тут у логики концы начинали плохо сходиться с концами, но армия это прежде всего - приказ. "Ааатставить!" "Есть!" "Крууугом!" Ну и можно в спину матом чего-нибудь добавить. Да и победа опять же. "Зачем нам столько танков?"

Помимо прочего тут присутствовало и то обстоятельство, что хотя государство с 1943 года знало кто враг и кого оно будет стараться "перестроить" в следущие сорок лет, официального "образа врага" не существовало до "доктрины Трумана", что позволило обществу пребывать пару лет в состоянии эйфории, и Власть, используя это состояние, принялась, не мешкая, "резать" армию сразу же по окончании войны немедленно. "Скоропостижно."

Армии под предлогом заботы о её же собственном здоровье "пустили кровь".

Это что касается "умаления". В росте и в весе.

Но кроме этого армию следовало "развести" не только в смысле разводки, но и так, как разводят концентрированный спирт, в смысле - разбавить. Чтоб не так в голову шибало. Этим, то-есть разводкой занимается любое государство и занимается всегда и США тут опять же являются не исключением, а примером того "как надо". Во время войны на Тихом у американцев не было единого командования, а был Макартур и был Нимиц, была армия и был флот и соперничество между ними умело разжигалось из Вашингтона.

Но вот теперь война позади, личный состав что армии, что флота разбежался по домам, корабли и танки отправили под нож, под пресс и в переплавку, но оставалась армейская и флотская военная организация.

Организация не рэкетиров, трясущая лавочников, а организация профессионалов, чьей специальностью является убийство людей в промышленных масштабах. И профессионалы эти известны каждому американцу в лицо. И известны не припиской WANTED на фото, а известны как национальные герои. И герои эти увешаны орденами с головы до ног. И привыкли они отдавать приказы и повелевать жизнями и смертями миллионов. В самом буквальном смысле. И герои эти в отличие от рядового состава прекрасно понимают, какие цели преследует государство, сокращая личный состав и перековывая на орало мечи.

Что прикажете с ними делать? На пенсию отправить? Ну отправили вы одного, другого а дальше что? На место человека пришёл человек, но организация-то никуда не делась. "Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда." Эта сентенция звучит одинаково что на русском, что на английском, что на любом другом языке.

Выход из этой ситуации только один - организацию нужно дробить.

Именно это и было проделано в 1947 году, когда был создан новый вид вооружённых сил в виде US Air Force. До этого ВВС входили составной частью в US Army и подчинялись Секретарю по делам Армии, а теперь они получили своего собственного Секретаря. Обрадовались ли они? С одной стороны обрадовались, конечно, но вот с другой не очень. Дело вот в чём - если вы помните, до 1947 года главнокомандующим вооружёнными силами США был всенародно избираемый на свой пост президент. Гражданское лицо. Глава исполнительной власти. В его распоряжении имелся Кабинет. Кабинет состоял уже из неизбераемых назначенцев. Министров. До 1947 года членами Кабинета или министрами были Секретари по делам флота и делам армии. Однако теперь, согласно "Закону о национальной безопасности от 1947 года", появилось не существовавшее до того министерство - United States Department of Defense (сперва оно называлось National Military Establishment), или Министерство Обороны, которое мы уже привычно называем Пентагоном, как появился и не существоваший до того министерский пост - Secretary of Defence. Вместе с министерством появился и министр обороны. Гражданское лицо. Что случилось с прежними Секретарями и возглавляемыми ими Департаментами? Они никуда не делись, просто они оказались в составе нового министерства, но только Секретари по делам флота и армии были понижены в статусе - они перестали быть членами Кабинета, их посты перестали быть министерскими постами. Как не был министерским и пост вновь испечённого Секретаря по делам военной авиации.

Раньше иерархическая цепочка выглядела так - Президент - Секретарь по роду войск - Заместитель Секретаря и только четвёртой была позиция представителя армии - Начальник Штаба рода войск. Теперь же армию отодвинули от власти ещё дальше - цепочка стала выглядеть так - Президент - Министр Обороны - Секретарь рода войск - Заместитель Секретаря (все гражданские лица) и лишь потом шёл Начальник Штаба рода войск.

Казалось бы, что армия государства победителя могла после войны рассчитывать на увеличение своего веса в обществе, однако вышло наоборот. Нравилось ли это верхушке вооружённых сил? Вряд ли, конечно. Вот как гасили её недовольство - армия делегировала во власть Джорджа Маршалла и "Айка" Эйзенхауэра, что тешило армейские амбиции, авиация была выделена в отдельный вид вооружённых сил и её представители принялись лихорадочно обустраивать обретённое хозяйство, им было не до политических претензий. Обиженный же флот попытались утешить следующим образом - первым в истории Соединённых Штатов министром обороны был назначен Джеймс Форрестол.

134

Уловка не сработала. Или сработала, но в смысле прямо противоположном цели. Можно, правда, предположить, что прямо противоложный смысл и был истинной целью. Умиротворить флот, которому "перекрыли кислород" не удалось. Произошло так по целой совокупности причин, главными из которых были две - личная и денежная. Обычно отношения между людьми не складываются потому, что отношения денежные входят в противоречие с личными и наоборот. Дело житейское и нам с вами отлично известное.

Личные отношения между адмиралами и Форрестолом особой гармонией не отличались изначально. Было так потому, что с точки зрения "морских волков" Форрестол не был моряком, он не пропах солью и ромом. Он не был "своим". Его деловым качествам и "хватке" флот отдавал должное, но и только. Могучая адмиральская кучка с Форрестолом на посту Секретаря мирилась, но не более того. А потом Форрестол, ещё будучи Секретарём по делам Флота, принялся этот самый флот резать. В смысле самом наибуквальнейшем. Причём резать как ножом, так и без ножа.

Вот очень наглядные картинки, которые дают представление о масштабах "резни":

Хорошо виден "обвал" военного бюджета, пришедшийся как раз на время секретарства Форрестола. А между тем флот был вправе ожидать от своего делегированного в высшие эшелоны власти представителя совсем другого. А "другое" ну никак не получалось, ведь Форрестол перестал быть "хозяйственником", единоличником и стал политиком без всяких кавычек и теперь ему приходилось думать не о своём обнесённом высоким забором хозяйстве, а об интересах государства в целом. А у государства не было денег, а был колоссальный бюджетный дефицит, бороться с которым можно было только всемерным сокращением государственных расходов, а самым большим расходом был бюджет военного ведомства. А самым лакомым куском оборонного бюджета был военно-морской ломоть. То, что Форрестолу приходилось резать результаты его собственных нечеловеческих усилий никого не трогало, а уж суровым адмиралам, которые по долгу службы были людьми малосентиментальными, до душевных терзаний Форрестола дела не было вообще никакого.

Адмиралы твёрдо знали одно - без флота ты букашка, а с флотом - человек.

И государственный интерес с точки зрения "людей моря" был как раз во всемерном усилении флота, усилении "во что бы то ни стало", пусть и в ущерб другим военным ведомствам.

Однако государство думало по-другому. Затеяв послевоенную перестройку вооружённых сил оно убивало сразу нескольких зайцев и в ослаблении влияния военных, что подразумевало ослабление "физических" возможностей армии, оно не видело ничего страшного. У американского государства появилось средство, которое позволяло ему сравнительно безболезненно пережить "время перемен". Называлось средство атомной бомбой.

Военные понимали феномен Бомбы так, как это свойственно понимать военным, или, другими словами, упрощённо. Они не видели того, что видели политики - Бомба, во-первых, не является военным оружием, а, во-вторых, она не является оружием универсальным. Бомба это "средство устрашения", причём под устрашением понимается вовсе не то, что понимают под этим термином не только вояки, но и публика, отдельного представителя которой мечтал сузить Фёдор Михайлович, а император Нерон желал наделить одной шеей с тем, чтобы перерубить её разом и больше не мучаться.

Но государству, хочешь не хочешь, а мучаться с людишками, что военными, что гражданскими, приходится поневоле, без людей государству никуда, а потому послевоенная Америка, пустив в ход такое неконвенциальное, но вместе с тем универсальное оружие как пропаганда, принялась строить сложную иллюзию Бомбы как именно военного оружия не только в круглящихся глазах "общества", но и в загоревшихся нехорошим огоньком глазах "бригадного генерала Джека Риппера".

Делалось это затем, чтобы массовое сознание, куда составной частью входило и сознание армейское, реагировало на "разоружение" поспокойнее. Кроме того, иллюзия адресовалась и вовне, "вероятному противнику", который после вербализации "доктрины Трумана" обрёл плоть, кровь и имя из четырёх букв. Ход был беспроигрышным - в случае если советское руководство "велось" на ядерную угрозу как угрозу в военном смысле, то оно не пыталось выйти за пределы очерченного сторонами Железного Занавеса, если же оно понимало неприменимость Бомбы как средства решения "межимпериалистических противоречий" (как минимум в Европе и как максимум там же), то оно вынуждено было считаться с вполне реальной возможностью того, что это как раз сами американцы превратно понимают "природу" ядерного оружия и готовы пустить его в ход при первой возможности, что опять-таки заставляло советскую сторону быть чрезвычайно осторожной в своих послевоенных "инициативах", а это выхолащивало уже смысл слова "инициатива", превращая действо в реакцию на те или иные внешнеполитические шаги США. Эту часть партии американцы выиграли. Захватив инициативу они её не только не отдали, но и развили успех.

Однако иллюзия иллюзией, но убедительность ей придаёт нечто реальное. Сказать словами "мы вас немножко подвергнем атомной бомбардировке" мало, даже если это говорит дипломат дипломату, слова должны быть подкреплены чем-то "вещественным", это касается не только противника, но и собственных военных, они люди простые и в слова они верят только если это слова отданного приказа. И если в приказе есть слово "бомбить", то для человека военного это означает не предложение заплутавшей в тёмных аллеях большого города одинокой гражданке доставить её по адресу в целости и сохранности за разумную мзду, а наличие средства доставки, мало похожего на автомобиль Жигули.

Слова "бомба" и "бомбить" мало что значат без слова "бомбардировщик".

И такой бомбардировщик у США имелся. Как по заказу. В наше время слово "мега" затаскано сверх всякой меры, как сверх всякой меры и опошлено. В этом смысле только слову "гениальный" не повезло больше. Но у нас с вами речь идёт о второй половине 40-х годов прошлого уже столетия, а тогда приставка "мега-" означала именно то, что она и должна была означать. И бомбардировщик B-36 назывался мега-бомбардировщиком потому, что он мега-бомбардировщиком и был:

Интересна история его создания. Начало было положено весной 1941 года, когда США в войну вступить ещё не успели, но зато, даже туда и не вступая, они озаботились вполне реальной перспективой того, что Британская Империя проиграет войну Германии. После чего следующей или после-следующей мишенью немцев становились сами США. Подобный (и вполне возможный) сценарий означал, что у американцев не будет "непотопляемого авианосца" в Атлантике и что огрызаться они не смогут. Из любой ситуации можно найти выход и он был найден и в этом случае. Америка пришла к выводу, что ей понадобится сверхдальний бомбардировщик, который смог бы совершать беспосадочные трансатлантические перелёты, бомбить Германию и возвращаться назад.

После прикидок и согласований в апреле 1941 года на свет появилось техзадание, согласно которому будущий сверхбомбардировщик должен был способен доставлять 10 000 фунтов (около пяти тонн) бомбовой нагрузки на дальность 10 000 миль (примерно 16 тыс. км). Хотя в 1941 году такое выглядело чистой фантастикой, за дело взялась фирма Конвэр и взялась горячо. Однако уже к концу 1941 года стало ясно, что Англия не упала и падать не собирается, а потому если США найдут нужным и возможным высадиться в Европе, к их услугам будет Остров, что позволяло обойтись уже имеющимися моделями самолётов. Фирме Конвэр, которая в определённом (бумажном) смысле успела напроектировать много всякого разного предложили переделать бомбардировщик в сверхдальний транспортный самолёт. Но тут подоспел 1943 год и перед планировщиками американской стратегии стали более менее отчётливо проявляться черты послевоенного мироустройства и это имело следствием то, что к идее сверхдальнего и сверхтяжёлого бомбардировщика не только вернулись, но даже и разместили предварительный заказ на 100 машин. Разница была только в том, что если раньше радиус действия самолёта ограничивался Берлином, то теперь от него требовалось долетать до Ленинграда.

(Немножко в сторону, ну да нам не привыкать. Сегодня считается, что если бы немцам удалось захватить Исландию и Азорские острова и оборудовать там взлётно-посадочные полосы, то это если и не привело бы к неминуемому поражению Америки, то совершенно точно значительно бы усложнило ей ведение войны. Для этого, правда, немцам понадобился бы сопоставимый с американским флот, но он не появился, так как в мире в 1941-45 существовал такой фактор как Восточный Фронт и немцам чем дальше, тем больше становилось не до флота. Но это так, к слову.).

Mega Bomber В-36 (его ещё называли Monster Bomber, а острословы даже Be Good Stalin Bomber) вполне официально носил имя Peacemaker. "Миротворец". Почему бы и нет. В конце концов ещё древние знали, что если хочешь мира, готовься к войне, а нам известно даже то, что не было известно древним римлянам - хочешь войны, готовься к миру. Во всём мире. Именно для этого и нужны бомбардировщики. Чем больше, тем лучше. Большому самолёту большой полёт. На этом рисунке можно увидеть пропорции мега-бомбера в сравнении с тяжёлыми бомбардировщиками Второй Мировой B-17 и B-29:

Гигантский самолёт, небывалый, даже и сегодня он поражает размерами воображение. Вот уже в конце пятидесятых он тащит подвешенный к нему для аэродинамических испытаний планер стратегического бомбардировщика B-58:

Нужная в хозяйстве вещь, не правда ли? Никто бы от такого не отказался. Никто? В мире бывает всякое, нашлись там и люди, которым Monster Bomber не понравился. И были эти люди отнюдь не борцами за мир, трудно заподозрить такое в адмиралах ВМС США.

135

Не понравился супербомбардировщик адмиралам потому, что вооружённые силы США оказались сведёнными под одной крышей одного министерства, а министерству было сказано, что в сложившихся условиях ребятня в мундирах может рассчитывать только на одну игрушку.

Раньше военные шиковали и все сёстры получали по серьгам, а теперь настало время затянуть пояс на последнюю дырочку и удовлетвориться серьгой одной. Очень красивой, очень дорогой и искусно сработанной, но - одной. Одной на всех. Военные в положение "входили" и с сокращением оборонного бюджета, скрепя сердце, соглашались, как соглашались и на одну игрушку, но только, соглашаясь, каждая из сестёр хотела, чтобы драгоценная серьга была вдета именно в её ухо.

Флот хотел суперавианосец, а летуны хотели супербомбер. Кроме того, вновь народившееся и крикливое дитя по имени US Air Force обладало, как то водится, завидным аппетитом и вдобавок к супербомберу ВВС хотели ещё, чтобы у флота и корпуса морской пехоты было отнято всё, что летает и переподчинено им.

Удовлетворить даже и одного человека трудно, что уж говорить о многих и в результате столкновения интересов началось то, что вошло в историю под названием "Бунт Адмиралов". Мятеж вспыхнул в начале 1949 года, когда вновь назначенный министром обороны Луис Джонсон, даже не удосужившись проконсультироваться с ВМС, отказался от уже утверждённого проекта по стрительству суперавианосца United States водоизмещением в 65000 тонн, киль которого с помпой был заложен всего лишь за пять дней (!) до этих событий. Об этом решении министра, как и о том, что министерство решило удовлетворить желание ВВС и закупить на высвободившиеся после отказа от программы строительства авианосцев средства дополнительную партию бомберов В-36 моряки узнали из газетных передовиц.

Флот возмутился до такой степени, что истратил из отпущенного ему скудного бюджета $500000 долларов на дискредитацию B-36, начав с того, что нанял бывшего голливудского сценариста по имени Седрик Уорт, а тот, позволив перу разбежаться, набросал для ВМФ меморандум, где цитировались распространяемые руководством компании "Мартин" слухи насчёт того, что министерство обороны предпочло закупить дополнительную партию В-36 вместо всемерной поддержки проекта мартиновского самолёт после того, как Секретарю по делам ВВС Саймингтону было предложено место президента компании "Конвэр". (Мстительность "Мартин" была не только понятна, но и естественна, так как за два года до этого она проиграла конкурс на создание реактивного бомбардировщика, несмотря на то, что созданный ею прототип ХВ-48 поднялся в воздух 22 июня 1947 года или на шесть месяцев раньше боинговского конкурента ХВ-47.).

Написанный рукой профессионала меморандум утёк в газеты, началась шумиха, после чего в скандал было вынуждено ввязаться государство, что повлекло за собою слушания в Конгрессе. На слушаниях Саймингтон потребовал огласить источник "инсинуаций", после чего обвинения в коррупции были с него сняты. ВВС принялись было праздновать победу, но тут выяснилось, что главной целью флота был вовсе не вывод лётчиков на чистую воду, а кое-что помасштабнее. Как стало понятным и то, что в годы войны флотские недаром ходили за три моря "во власть" и успели кое-чего нахвататься у профессиональных политиков.

Флот ловко воспользовался слухами как предлогом, чтобы разжечь скандал и таким образом привлечь внимание широкой общественности к своим бедам и теперь, когда сцена с софитами оказалась в поле зрения всей страны, покинуть её Navy не спешил. От слухов моряки плавно перешли к конкретике, и конкретике не финансовой, огонь открыли орудия главного калибра. Выступая перед конгрессменами, вице-адмирал Артур Рэдфорд заявил, что В-36 это "ошибка ценою в миллиард долларов", что данные о его неуязвимости преувеличены и что у ВМФ есть по меньшей мере три истребителя, которые способны его перехватить.

(Рэдфорд лукавил, спекулируя на непонимании гражданскими конгрессменами что такое "перехват", а между тем ещё до слушаний ВВС провели симуляцию перехвата В-36 уже имевшимися в 1949 году на вооружении реактивными истребителями F-80, F-84 и F-86 во время которой бомбардировщик был обнаружен радаром за 30 минут до пролёта над целью, после чего в воздух были подняты истребители, которым понадобилось 26 минут на взлёт и на то, чтобы набрать высоту в 12 000 метров и 2 минуты, чтобы "найти" бомбер и "выйти" на него. Для человека гражданского это выглядело как "перехват", однако проблема была в том, что даже "выйдя" на бомбардировщик, реактивные истребители первого поколения не могли маневрировать в разреженном воздухе и В-36, совершая достаточно простые манёвры, легко от них уходил. В этом месте нам не обойтись от очередного шага в сторону - в отличие от первых американских и советских реактивных истребителей, при создании которых ставка делалась на скорость, английские истребители изначально конструировались так, что скорость приносилась в жертву потолку и способности к манёвру, а это означает, что англичанам был нужен не истребитель для завоевания господства в воздухе, а узкоспециализированный самолёт, "заточенный" именно для перехвата тяжёлых бомбардировщиков. Поскольку в рассматриваемый нами временной период у СССР не было флота бомбардировочной авиации и таковый даже не просматривался в обозримой перспективе, то возникает закономерный вопрос - это чьи же бомбардировщики собирались перехватывать англичане в конце 1940-х?).

Рэдфорда за столиком сменил адмирал Офсти, заявивший, что В-36 не может ответить ни на один из стоящих перед национальной безопасностью вызовов, в числе которых им были перечислены оборона Западной Европы, господство в мировом океане, защита "вынесенных" баз и подрыв военной мощи "вероятного противника".

К адмиралам, лоббируя интересы флота, присоединился конгрессмен-республиканец Ван Зандт, отслуживший во флоте и имевший звание капитана. Ван Зандт, обрушившийся с нападками вроде бы на всё министерство обороны, главной мишенью избрал почему-то ВВС вообще и Стюарта Саймингтона в частности. Но не помог и союзник-конгрессмен с незаржавевшей первой любовью. Десятидневный парад адмиралов в Конгрессе не привёл ни к чему.

Всё оказалось втуне. Флот не смог остановить приливную волну и потерял позиции фаворита государства. Приоритет остался за ВВС, на первый план вышли они. Несколько человек из флотской верхушки (вроде адмирала Денфелда) были смещены со своих постов, несколько человек, не желая мириться с новой реальностью, сами ушли в отставку. Флот проиграл.

Следует понимать вот что - почти всё время слушаний в Конгрессе политический истэблишмент позволял разгуляться страстям оттого, что "цирк" отвечал его интересам. Вчерашние герои сами дискредитировали себя в глазах общества, к чьей поддержке они аппелировали. Взаимными нападками военные разрушали созданный пропагандой за годы войны "образ", не говоря уж о том, что дело доходило до абсурда, когда флотские объявляли возможное применение ВВС атомной бомбы "аморальным", но при этом требовали, чтобы ядерное оружие было размещено на авианосцах. И именно потому, что разговор зашёл о Бомбе, государство и свернуло поспешно слушания, посчитав, что оно уже достигло поставленной цели и дальнейшие "разоблачения" нанесут вред не так дискредитируемым военным, как национальным интересам.

Переломной точкой в слушаниях стало следующее сделанное в словесной перепалке заявление одного из адмиралов: "Если вас поставить в начале взлётной полосы Вашингтонского Национального Аэропорта, а потом в противоположном конце полосы взорвать атомную бомбу, и из защитных средств на вас будет только ваш костюм, то с вами ровным счётом ничего не случится." Заявление было публичным, адресовалось оно конгрессменам и слышать его мог кто угодно. А между тем на дворе был 1949 год, атомная бомба была провозглашена средством сдерживания и именно ядерная дубинка и была главным доводом в пользу урезания расходов на оборону и снижения роли флота.

Сегодня понятно, что послевоенная политика ядерного сдерживания была в значительной мере блефом. Искусной политической игрой. Причём игрой, направленной не только на противника, но и "вовнутрь". В реальности в конце 1946 года ядерный арсенал США состоял из 7 бомб. К июню 1947 года количество бомб выросло до 13. К концу 1948 года США имели около 50 бомб, и это количество планировщиками рассматривалось лишь как незначительный фрагмент того, что необходимо для выигрыша ядерной войны, буде таковая начнётся. И дело было не только в количестве. И не только в учёте фактора сплочения населения СССР в случае применения ядерного оружия, на что указывал один из творцов политики Холодной Войны Джордж Кеннан, сказавший, что "атомной бомбой вы сами усилите воздействие советской пропаганды на население СССР". Дело было ещё и в чисто "техническом" применении атомной бомбы.

Когда US Air Force были выделены в отдельный вид вооружённых сил, их предусмотрительно не оставили единым целым (не только завистники в мундирах, но и пишущая братия и конгрессмены называли служащих в ВВС Bomber Mafia), а разбили на три части - на TAC (Tactical Air Command), ADC (Air Defense Command) и наиболее из трёх известную SAC (Strategic Air Command). Создание трёх департаментов внутри ВВС преследовало цель заставить летунов стачивать зубы в борьбе за выделенные государством "ресурсы" не о других, а друг о друга. Так вот в октябре 1948 года командующим SAC был назначен "сильный человек военной авиации" генерал Кёртис ЛеМэй. Он был тем, что сегодня понимается под словом "крутой" (ЛеМэй был самым молодым со времён Улисса Гранта четырёхзвёздным генералом), но вместе с тем он был человеком, очень хорошо понимавшим как делается карьера в армии, а потому, прежде чем начать показывать свою крутизну, он решил показать всем желающим уровень, с которого он вынужден начать.

В январе 1949 года ЛеМэй организовал учения всего, что входило в SAC. Но подошёл он к учениям творчески, или, другими словами, так, как, вообще-то, и нужно организовывать любые военные учения. Он заявил - "мы должны быть готовы вступить в войну не на следующей неделе, не завтра, а прямо сейчас!", после чего экипажам всех входивших в Strategic Air Command бомбардировщиков было роздано полётное задание осуществить учебное бомбометание на полигоне в районе Дейтона, штат Огайо. Самолёты должны были следовать к цели на высоте 9 000 метров и экипажам были розданы аэрокарты образца 1938 года. Сделано так было, чтобы максимально приблизить учения к реальности, в 1949-м у американцев не было современных на этот год карт СССР, и им приходилось пользоваться трофейными картами, сделанными немцами во время войны. Цель экипажи бомбардировщиков должны были найти сами, не выходя на связь и пользуясь только ориентирами на местности и бортовым радаром.

Результат учений выявил следующее - часть самолётов даже не долетела до Дейтона либо заблудившись, либо вследствие неполадок "матчасти", а долетевшие отбомбились со средним отклонением в две мили или примерно в три километра. После учений ЛеМэй заявил: "Ни один из экипажей не поразил цель. Ни один!" После чего со всей доступной ему степенью крутизны принялся наводить в SAC порядок драконовскими мерами. Меры мерами, но проведённые в 1949 году учения показали политической верхушке, что атомную бомбу можно сбросить на большой город, однако в борьбе с точечными укреплёнными целями она пригодна мало, а выигрыш в военном смысле подразумевает в первую очередь уничтожение как раз именно таких целей.

И тем не менее, даже и понимая всё несовершенство атомной бомбы с чисто военной точки зрения, военным её в руки не дали. "Война слишком серьёзное дело, чтобы доверить её военным." В 1946 году был принят закон под названием The Atomic Energy Act, согласно которому весь контроль над ядерным арсеналом был отдан в руки одного человека - президента. Это позволило не только не подпустить к Бомбе любящих повоевать людей, но и сняло моральный груз с тех, кому он показался слишком тяжёлым. Когда Роберт Оппенгеймер добился личной встречи с Труманом, чтобы сообщить ему об охватившем всех участников "атомного проекта" чувстве, что у них теперь руки в крови, тот раздражённо оборвал его словами: "The blood is on my hands. Let me worry about that."

136

Замысловатая тропка повествования выписала загогулину и подвела нас к упоминанию президентом Труманом крови. Он это сделал в переносном смысле, но кровь штука такая, что она остаётся кровью всегда, даже и в том случае, когда ею пользуются вместо чернил, вот и Провидение, прежде чем с каллиграфическими изысками вывести очередную строку в ведущейся им летописи житий человечества, окунает гусиное перо отнюдь не в чернильницу.

О чьей крови пойдёт у нас речь? Да о министерской, конечно же. Все мы человеки, все мы смертны, министр - человек, ergo… Да даже и без всяких латинизмов всплыл у нас повыше в качестве министра обороны США некий Луис Джонсон, после чего логика, шпыняя нас в бок, заставляет задать элементарнейший вопрос - "а куда делся Джеймс Форрестол?"

Куда, куда… Он умер. Все, знаете ли, умирают, даже и министры. Но хоть все и умирают, умирают эти все по-разному. "Каждый умирает в одиночку." И как будто этого мало, каждый умирает ещё и по-своему. Смерть - великая затейница.

Как умер Форрестол?

Ответ на этот вопрос знает любой интересующийся историей человек, особенно если этот человек пишет, читает и думает (он только думает, что он думает) по-русски. И набранный кириллицей ответ будет выглядеть так - министр обороны США Джеймс Форрестол сошёл с ума и с криком "русские идут" выпрыгнул в окно палаты сумасшедшего дома.

Cliche, cliche, cliche…

Люди мыслят штампами. "Клише." Клише же создаются при помощи словесных конструкций, которые потом вербально или визуально доносятся до адресата - до нас. Запечатанный конвертик опускается в щель наших ушей или наших глаз. Если такой проговоренный или записанный словами образ вызывать в нашей голове раз за разом, то выходит что-то вроде процесса штамповки. Первичная новизна образа теряется и получается то, что мы с вами называем банальностью. Что-то настолько очевидное, что не может послужить не то что предметом спора, но не заслуживает даже и повторного взляда. Да и куда прикажете смотреть и что прикажете слушать, если мы какую-то штамповку уже тысячу раз видели и десять тысяч раз слышали.

"Скушно."

Замечу, что к реальности или к тому, что мы понимаем под "правдой", клише, как правило, имеют лишь то отношение, что они эту самую реальность от нас прячут. Прячут правду. Они правду "опошляют."

Одним из таких покрытых ржавчиной скуки штампов является общее мнение о послевоенном времени как о времени "малых дел". Вот только что была небывалая война, "пятьдесят миллионов погибших" ("кто больше, господа и товарищи, кто больше? пятьдесят миллионов - раз, пятьдесят миллионов - два.., пятьдесят пять миллионов!"), а потом началась какая-то неприличная в своей мелочности возня. Был Blitzkrieg и был Drang nach, столь впечатляюще воссозданный Шостаковичем в его 7-ой, "Ленинградской", симфонии, а потом вдруг какая-то независимость Индии и гражданская война в Китае. Были Panzer, а теперь набедренные повязки. Черчилль обернулся каким-то Труманом. Были люди в наше время, а тут всё сплошь бакалейщики. Был д'Артаньян, а вышел каналья Бонасье.

Клише? Клише. "Был Сталин, стал Хрущёв."

А между тем все эти противопоставления всего лишь мячики в руках жонглёра. Мячик в левой, мячик - в правой. Мячик - в воздухе. Два мячика в воздухе. Три. Один и тот же мячик в левой, потом в правой. Один и тот же мячик в левой, левой, левой, потом - в правой, правой, правой. Разные мячики в левой, потом разные в правой. Глаз не уследит. Ловок жонглёр. Ловчее нашего глаза.

Да и то сказать, у нас глаз, а него - шакалы ротационных машин. И телевизор впридачу. У нас ухо, а у него электричество.

Что он захочет, то мы и подумаем.

А между тем что такое штамповка? Ну сами подумайте. Припомните интонацию собственного голоса, когда вы произносите это слово. "Штамповка." Вспомнили? "Вот это - литьё, а вот это - штамповка."

Дешёвка.

Смерть Форрестола "по-русски" - именно такая пропагандистская дешёвка. Причём дешёвка вдвойне, так как она объединяет два разнесённых во времени эпизода, основанных на информации, имевшей источником всего лишь одного человека. Звали его Дрю Пирсон и был он журналистом.

В этом месте нам не обойтись без краткого экскурса не так в прошлое, как в контекст прошлого. Не только прошлым интересующиеся, но и о прошлом пишущие (все, все поголовно!) неизбежно вязнут в деталях, путаются в трёх соснах и за деревьями не видят леса, а лес, хоть он и состоит из деревьев, но он не дерево, он - лес. Тело смертного человека собрано из минимум пятидесяти триллионов клеток, но сам он при этом не клетка, он - человек. Так вот стоит нам только начать копаться в недавней (столетней, скажем) истории мира и, не выходя из её контекста, попытаться устроить что-то вроде плутарховского сравнительного жизнеописания государств США и Россия, то нам никуда не деться от удивительного открытия - мы обнаружим массу параллелей, похожих на взаимозаменямые детали.

И такая деталь, такой аналог журналисту Пирсону имелся и в России. Мы все его знаем, аналог тоже был журналистом и носил он имя Василия Шульгина. Был Шульгин человеком убеждений правых и в пред-, а потом и в -революционной России он стал властителем дум, текущих туда - направо. Писал Шульгин хорошо, убедительно, и убедительность его писаниям придавала искренность, человек писал "с душой" и видно было, что он сам верит в то, о чём пишет. Для человека, избравшего стезю публициста такое качество - несомненный козырь. Дело только в том, что козырь штука такая - в игре он переходит из рук в руки. И искренностью условного "Шульгина" начинает пользоваться уже тот, кто играет в том числе и самим Шульгиным.

Репутация "Шульгина" становится важнее личности, ставящей свою подпись (чернилами, чернилами) под очередной статьёй.

Звёздный час Василия Шульгина - присутствие в пресловутом вагоне у псковского перрона, где императором Николаем II было подписано "отречение". Шульгин был направлен туда в качестве "свидетеля", его глазами "отречение" должно было быть увидено, понято, осмыслено, запомнено и ПРИНЯТО всеми, кто осознавал себя приверженцем не только монархии, но и консерватизма в самом широком смысле. И этой цели добились не в последнюю очередь потому, что репутация бежала впереди Шульгина. "Этот не обманет!" И Шульгин не обманывает до сего дня. Ну сами посудите, как может русский патриот не поверить человеку, написавшему "Что нам в них не нравится"? При этом простодушное русское сознание не понимает, что Шульгин увидел только то, что он увидел. Только то, что ему показали. Он был зрителем, перед которым разыграли некую сценку. А поскольку он был человеком увлекающимся, то импровизированные театральные подмостки он принял за жизнь. И описал увиденное со всей присущей ему искренностью.

"Прочти и передай другому."

Так вот Дрю Пирсон играл примерно ту же роль в послевоенных американских реалиях, только в отличие от Шульгина он окучивал не правый, а левый спектр политически ангажированного потребителя. Он был сверхпопулярным колумнистом, подкупавшим читателей задором, искренностью и так называемым "расследовательским" стилем. Журналистом он был не очень чистоплотным, охотно смешивая факты с вымыслом и слухами, наткнувшись же на "ответку", посуровевший Пирсон пускал в ход последний довод в виде приписываемых оппоненту сексуальных девиаций, когда и в самом деле имевших место, а когда и бывших плодом искреннейших заблуждений самого Пирсона. Понятно, что писания его имели в публике живейший отклик.

Гонясь за правдой, как он её понимал, с человеческими судьбами Пирсон считался мало. Примером может служить его участие в кампании, направленной против Престона Такера. Такер был фанатиком и энтузиастом, создавшим автомобиль будущего. Дело происходило сразу после войны, а, напомню, пока война шла, все автомобилестроительные заводы перешли под управление государства и легковые автомобили не выпускались. По этой причине американцы не могли дождаться окончания военных действий с тем, чтобы обзавестись новенькой "антилопой гну". Война создала колоссальный отложенный спрос на машины и все заинтересованные лица потирали руки в предвкушении барышей. Но тут выскочил Такер со своим Tucker '48 Car, технологически и технически намного обогнавшим своё время, да к тому же и сам Такер был человеком, не лишённым предпринимательской жилки, он сумел купить завод, выпускавший во время войны двигатели к бомбардировщикам В-29, с целью переоборудовать его под выпуск автомобилей и начал успешно распродавать дилерам права на продажу своего автомобиля будущего, собрав необходимые 17 миллионов долларов.

По очевидным причинам "автомобильные гиганты" спокойно на выскочку смотреть не могли и в дело вмешался окружной прокурор северного округа штата Иллинойс Отто Кернер, мечтавший о политической карьере. Найдя кучу предлогов он растоптал мечты идеалиста Такера. Поддержку в борьбе с автомобилем будущего Кернер обрёл в лице Дрю Пирсона, который по неизвестным причинам, но тем не менее со всей возможной искренностью невзлюбил беднягу Такера вместе с его автомобилем, кинулся яростно его обличать и в пылу развернувшейся на страницах газет полемики заявил, что ему стало известно о начавшемся официальном расследовании финансовой деятельности компании Такера. Попозже выяснилось, что это неправда, но пока суть да дело акции Такеровской компании упали с $5 долларов до $2, а успевшие внести пай дилеры, испугавшись, потребовали свои денежки назад. Дело дошло до суда и хотя в результате Такер был оправдан, фирма его была разорена, а жизнь сломлена. Отто же Кернер получил своё, на процессе он сделал себе имя, резко пошёл в гору, добился вожделенного поста губернатора Иллинойса, но судьбе он не понравился, и, проворовавшись, прямиком из губернаторского кресла Кернер отправился в тюрьму.

Но не так с Дрю Пирсоном, который, даже и не подумав раскаяться в содеянной в отношении Такера несправедливости, продолжил писать свои разоблачения как ни в чём не бывало. Со всей возможной и всегдашней искренностью, понятное дело. И вот именно этот человек оказался на острие информационной атаки, направленной на Джеймса Форрестола.

137

Почему под огнём оказался именно Джеймс Форрестол? Вопрос очень интересный и интересный как раз по причине очевидного сходства процессов, параллельно шедших в двух образовавшихся по итогам войны полюсах силы - в США и СССР. И там, и там Власть оказалась перед необходимостью поляризовать общество, "развести его по углам" в идеологическом смысле. Позади осталась война, в которой стороны декларировали друг друга как союзников, что требовало определённых и неизбежных пропагандистских послаблений - с одной стороны ленд-лиз, тушёнка и "встреча на Эльбе", а с другой - "uncle Joe". Однако с началом Холодной Войны потребовалось срочно перестроить успевшую устояться картину мира, место главного злодея в которой вчера занимал nazi фашист Adolf Гитлер, а сегодня эту роль должы были играть "империалисты" и "коммунисты".

Для того, чтобы большинство перебежало в нужный угол, государствам США и СССР требовалось не только расколоть общество, но при этом ещё и демонизировать одну из сторон, после чего инстинкт самосохранения заставлял "молчаливое большинство" сбиться в плотную массу и шарахнуться от обозначенного государством меньшинства как от прокажённых.

И точно так же, как в современной нам Российской Федерации государство обозвало часть общества "либералами", в конце сороковых в СССР и в США всех нехороших с точки зрения государства людей назначили быть "космополитами" и "коммунистами". С реальностью эти термины соотносились мало и подобно тому, как в РФ далеко не все "либералы" являются не то, что нехорошими людьми, но даже и либералами, в послевоенных СССР и США далеко не все "космополиты" были космополитами и врачами, как и далеко не все "коммунисты" были членами CPUSA.

При этом, хотя процессы в основе своей были схожими, у них имелись и отличия. Главное отличие было в сложности. Американское общество гораздо более сложно устроенное общество, чем русское, как и государство США устроено более сложно, чем было устроено государство СССР. (Я думаю, что именно эта сложность и позволила США выиграть Холодную Войну.) Применительно к тому, о чём у нас с вами идёт речь, сложность заключалась вот в чём - США прокламируют себя как государство демократическое, что подразумевает равенство всех граждан. Равенство перед государством. Большинство и меньшинство равны. И если большинство подвергает обструкции меньшинство, то и меньшинство имеет право делать то же самое. Писать книги, выпускать газеты определённой идеологической направленности, снимать фильмы, обращаться в суд. Большинство не может дискриминировать меньшинство, но и меньшинство не имеет права дискриминировать большинство. Как в массовом, так и в индивидуальном порядке.

Всё это очень хорошо, но не следует забывать об уже состоявшемся идеологическом расколе (инициатором которого, напомню, само государство и было), а идеология это такой феномен, который требует слов и образов. Люди в подавляющем своём большинстве не могут мыслить абстрактно, "аморфно", мыслить "вообще", им нужен мысленный образ, проговоренный (обозначенный) перед тем словами.

Мозг человеческий жжётся глаголом и возмущённый разум закипает.

Большинство проговоривает словами меньшинство и создаёт хоть и некий, но при этом непременно конкретный образ этого самого меньшинства. И всегда с именем и фамилией. "Либерал Борис Немцов." Это очень удобно. Любой представитель большинства может в любой момент мысленно поколотить виртуальную грушу, в которой для него воплощён образ "либерализма".

Абсолютно то же самое верно и для меньшинства. Оно точно так же создаёт для себя образ "охранителя" и дарит его реальными именем, отчеством и фамилией. И совиными крылами.

Люди почти никогда не воюют "за" что-то, обычно они воюют "против" чего-то, против чего-то такого, что им не нравится. А создать образ того, что людям не нравится, очень легко. А уж государству это раз плюнуть. И слюны у государства во рту - ого-го! И нормальное (субъектное) государство делает именно это - оно само создаёт большинство, оно само создаёт меньшинство, и оно же само услужливо создаёт "образы" как большинства, так и меньшинства и бескорыстно их дарит большинству и меньшинству. "Нехай играются!"

Разжуём эту мысль до конца - оглядываясь назад, в конец 40-х и начало 50-х прошлого столетия, становится очевидным, что СССР не следовало останавливаться на "расколе", а нужно было, не мешкая, позволить "космополитам" заиметь свою газету, своего диктора на радио, свою киностудию итд. Такой шаг позволял с одной стороны лишить меньшинство ореола "мученичества" (в его собственных глазах!), а с другой он делал большинство сильнее, так как заставлял бы идеологов "охранительства" отвечать на вызов, на "клевету". Не знаю, рассматривался ли такой сценарий (скорее всего нет), но идеологический и объективно неизбежный раскол имел своим следствием лишь такую примитивность как шельмование самим же государством созданной оппозиции и политические репрессии. Результат - новый раскол в 1956 году, причём раскол в значительной мере стихийный и плохо государством контролируемый и уход инакомыслия "на кухни".

И это ещё не всё, если уж мы завели речь о том "как надо бы" и хотим дойти до конца логической цепочки, то выглядит он так - помимо предоставления меньшинству "права голоса" и возможностей этот голос подать в виде газет-театра-радио нормальному государству следует дать меньшинству ещё и мишень, которая притянет к себе глаза меньшинства.

Немножко в сторону с тем, чтобы предупредить напрашивающиеся и ожидаемые вопросы и возражения. В рассматриваемой нами ситуации риск неконтролируемого создания меньшинством политической партии ничтожен. Невозможна политическая партия, которая объединит людей, "желающих странного". Такие люди есть везде и они либо вообще не идут в политику, либо становятся членами уже существующих партий, демократической, скажем, или республиканской. "Странное" у каждого своё, его невозможно проговорить словами и нельзя создать образ "странного". "Странное" это недовольство существующим порядком вещей. И это недовольство можно канализировать.

Мишенью.

Сосредоточить "существующий порядок вещей" в одной политической фигуре. А потом позволить хотящему странного меньшинству не только иметь свои газету-театр-киностудию, но ещё и дать ему возможность писать в своей газете и ставить в своём театре крамолу на эту фигуру. А потом, когда разум дойдёт до точки закипания и запузырится, гласно и с помпой отправить фигуру в отставку. А с учётом исторически сложившихся российских реалий лучше даже бы и расстрелять.

И какие-то интуитивные догадки у тогдашних властей СССР были, как были даже и расстрелы. Но только у меньшинства не было своего голоса и расстреливаемых расстреливали как агентов иностранных разведок, что вызывало обоснованное недоумение и глухое, не проговоренное словами недовольство, не говоря уж о том, что и недовольных время от времени постреливали тоже и тоже как шпионов. А ведь правду говорить легко и приятно, и ничего не стоило позволить опубликовать в оппозиционной газете серию разоблачительных статей и снять пресловутую фигуру не только с поста, но и вообще с доски. Не за глупое шпионство, а за предательство идеалов, лицемерие и воровство в особо крупных. "Спасибо бдительному меньшинству." Что, большинство обиженно засопело? Ну так мы быстренько сварганим процессик по делу редактора газетки, которая в желании странного вышла в астрал, но только обвиним мы его в чём-то реальном. Не реальном реальном, а в том реальном, чего ждёт от редиски "молчаливое большинство". А когда большинство возликует и занесётся, мы какого-нибудь твердокаменного охранителя поймаем не на странном, а на очень даже земном да и - в Магадан его. Не на яхте, а в трюме парохода угрюмого.

Что, трудно? Ну, во-первых, для кого как, а, во-вторых, другие государства давным давно выучились поступать именно так и ничего, живут не тужат.

Да вот возьмём хотя бы того же Форрестола. Государство мигнуло одним глазом и назначило в политическое меньшинство "комми" и сочувствующих. Большинство возликовало, что оно к коммунизму никаким боком и вызверилось на левых. Однако государство мигнуло другим глазом меньшинству и перья забегали, заскрипели. Джеймс Форрестол был преподнесён обществу на блюдечке с голубой каёмочкой и преподнесён как "махровый реакционер". Одни этому обстоятельству обрадовались, другие тому же самому огорчились.

Форрестол попал в "мишени" потому, что он был слишком силён. И в какой-то момент государству показалось, что он не только силён, но ещё и амбициозен. Атака левых сил на Форрестола убивала двух зайцев сразу - левые получали сахарную косточку ("Форрестол - человек, который ни при каких обстоятельствах не должен быть допущен к власти!"), а сильные мира вешали на конкурента гирю, с которой отныне ему приходилось ходить. Эти ограничители и предохранители припаивались к "образу" Форрестола загодя и предусмотрительность имела причины, уже многими годами спустя сделавший карьеру и съевший в политике собаку под пудом соли бывший специальный помощник Форрестола Маркс Лева отзывался о нём как о superhuman, то-есть как о сверхчеловеке. Сравнивая Форрестола с МакНамарой и отдавая МакНамаре должное, Лева вместе с тем заметил, что если поменять их местами, то МакНамаре вряд ли удалось бы проделать то же, что проделал в годы войны Форрестол.

Травлей Форрестола в левой печати не ограничились и помимо махровости к сверхчеловеку усилиями всё того бдительного в своей искренности Дрю Пирсона прилепили ярлык антисемита. Молчаливое большинство под махровостью понимало главным образом махровый халат, а чей бы то ни было антисемитизм ему был до лампочки, но вот меньшинство при этом известии буквально взвилось.

Был ли Форрестол антисемитом? Чёрт его знает. Но очень многое о нём говорит следующая сценка: в 1946 году Джон Коннор (another John Connor), много лет работавший с Форрестолом и занимавшийся подбором кадров в его "команду" предложил работу Марксу Леве (помимо прочего выбор пал на Леву потому, что он, как и Коннор, был выпускником Гарварда). Прежде чем согласиться, Лева спросил Коннора знает ли об этом предложении Форрестол, на что Коннор сказал, что он этот вопрос с Форрестолом уже утряс. Лева согласился. Ему выделили кабинет и он приступил к ознакомлению с делами. На второй день дверь в его кабинет неожиданно распахулась. На пороге стоял сам Секретарь по делам Флота во плоти.

- Если не ошибаюсь, вы ведь еврей? - не поздоровавшись, спросил он.

- Да, - ошарашенно ответил Лева на этот неожиданный вопрос.

- Хочу вам сказать, что здесь это вам не поможет, - сказал Форрестол, развернулся и, прикрывая за собой дверь, добавил: "Но и не помешает."

138

Причина, по которой в нашем повествовании всплыл "антисемитизм" Джеймса Форрестола, станет вам понятна в дальнейшем, но, прежде чем к дальнейшему перейти, сделаем очередное отступление. С одной стороны оно нас развлечёт, а с другой нам без этого отступления никуда, так как оно в очередной раз поможет нам восстановить временной историко-политический контекст.

Мы все считаем (так уж наше сознание устроено), что времена, в которые мы живём, это времена "самые-самые", самые-самые в смысле - самые судьбоносные. Да и ещё бы нам так не считать, каждому хочется жить тогда, когда жить интересно, скучно жили наши деды с бабками, то ли дело мы! А между тем а что - мы? Ну вот что в текущем году произошло такого, что войдёт в анналы? Вялотекущие "события в Сирии"? "Презентация iPhone 5"? Лондонская Олимпиада? Так ведь мы все видели лицо Елизаветы II на церемонии открытия Игр и каждый дурак мог убедиться, что "Her Majesty was not impressed." И её можно понять, ну сколько же можно смотреть на одно и то же, на одно и то же, на одно и то же.

А теперь возьмём скушные по мнению сегодняшних мальчиков и сегодняшних девочек чёрно-белые послевоенные годы. Захватим горстью из сумы на боку зёрна событий и разбросаем их по пашне нашего воображения. Вот вам выжимка из ненаписанного романа "1948", краткий курс:

Для США 1948 год начался с того, что 7 января президент Труман в поисках средств для финансирования "плана Маршалла" сделал подарочек трудягам, подняв налоги. Даже и сегодня понятно, что тогда это ему популярности не добавило, а ведь 1948 год был годом президентских выборов.

27 января 1948 года в США был продан первый бытовой магнитофон.

30 января 1948 года был убит Махатма Ганди. Политикам мира стало не с кем поговорить за жизнь, отныне бедняги оказались предоставлены сами себе.

25 февраля - коммунистический переворот в Чехословакии. Ганди-то больше нет. "Всё позволено."

28 февраля - из Индии выведены последние английские войска. Некому стало расстреливать сипаев из пушек. По этой ли причине, или по какой другой, но тогда же и тут же началась первая индо-пакистанская война. Ставшая с тех пор почти перманентной "война в Кашмире".

6 марта - по итогам переговоров в Берлине США, Великобритания и Франция решили "интернационализировать" Рур.

18 марта - Великобритания, Франция и Бенилюкс подписали "Брюссельское соглашение", договор о коллективной обороне. На эту опасность американцы среагировали мгновенно, тут же вырвав инициативу из слабых европейских рук и загнав в следующем году "подписантов" в НАТО.

20 марта - первая публичная телевизионная передача в США, CBS провела трансляцию выступления оркестра Юджина Орманди, а не желавшая отстать NBC показала живьём живого Артуро Тосканини.

21 апреля - продана первая камера "Поляроид".

1 мая - Северная Корея провозгласила создание Корейской Народной Демократической Республикой и закрыла границу, проходившую по 38-й параллели.

5 мая - в США создано первое авиакрыло реактивных истребителей, базирующихся на авианосец.

26 мая - в Южной Африке к власти пришло националистическое правительство, начавшее проводить политику апартеида.

3 июня - население Ньюфаундленда и Лабрадора проголосовало за упразднение статуса территорий как британской колонии и за присоединение к Канаде в качестве десятой канадской провинции.

19 июня - Columbia Records начала выпуск лонг-плеев - виниловых дисков на 33 1/3 оборота в минуту, в этот день в культурный фундамент человечества был заложен один из краеугольных камней грядущих поп- и рок- феноменов.

24 июня СССР силами примерно 30-ти пехотных дивизий блокировал дороги и каналы, соединяющие Западный Берлин с западными оккупационными зонами Германии. Начало Берлинского Кризиса.

30 июня - Bell Labs провела первую демонстрацию транзистора. Если вы этой даты не знали - узнайте, а если знали, но забыли, то вспомните. Она того стоит.

В последние дни июня 1948 года Албания изгнала югославских советников и разорвала все связи с Югославией. Энвер Ходжа начал бескомпромиссную борьбу с "титоизмом", а СССР начал оказывать Албании экономическую помощь.

5 июля - в Великобритании вступил в силу закон о национализации здравоохранения, согласно которому государство начало финансировать все медицинские услуги населению.

7 июля - 6 женщин приняли присягу, став первыми женщинами-военнослужащими в US Navy.

20 июля - президентом Южной Кореи избран Ли Сын Ман.

27 июля - Отто Скорцени совершил побег из лагеря в Дармштадте.

29 июля - король Георг VI открыл в Лондоне первые после 1936 года летние Олимпийские Игры.

3 августа - издатель журнала Time и бывший коммунист Уайттэкер Чамберс во время слушаний в комитете по расследованию антиамериканской деятельности признал, что он был связным по передаче "налево" копий правительственных документов и что кроме него тем же самым занимался Алджер Хисс, служащий Госдепартамента. Начало "эры маккартизма".

15 августа - Южная Корея провозгласила независимость.

20 августа - родился Роберт Плант, голос Led Zeppelin. Не иначе как free gift судьбы впридачу к "пластам" на 33 оборота.

20 августа - США объявили персоной нон-грата Якова Ломакина, главу Генконсульства СССР в Нью-Йорке, обвинив его в том, что он вывез из США двух сотрудников советского консульства против их воли.

23 августа - создан Всемирный Совет Церквей.

6 октября - землетрясение в Ашхабаде. По официальным данным погибло свыше 35 000 человек. По неофициальным 110 000.

29 октября - СССР обнаружил, что его коды взломаны усилиями англо-американцев, объединивших свои усилия под крышей проекта Venona. Тотальная смена кодов и шифровальных машин в СССР.

4 декабря - к северу от Шанхая подорвался на мине и затонул пароход "Кьянга", забитый беженцами, бежавшими от подступающих частей Мао. Населенцев Поднебесной можно подсчитать только приблизительно, поэтому и число погибших помещено между 2750 и 3920. То ли потому, что китайцев слишком много, то ли потому, что ему никто этого не предлагал, но Леонардо ди Каприо в фильме об этом событии не снялся.

10 декабря - ООН принята и провозглашена Всеобщая Декларация Прав Человека. "Не тварь я дрожащая, но право имею!"

15 декабря - заработал первый французский ядерный реактор.

21 декабря - Ирландия провозгласила независимость, покончив с конституционной зависимостью от Британской Империи.

23 декабря - повешены бывший премьер-министр Тодзио и ещё шесть человек из военно-политической верхушки Японии, ранее приговоренные к казни за военные преступления.

Не хочется на такой грустной ноте завершать обзор, так что давайте ещё накидаем по мелочи:

В 1948 году правительством Великобритании было национализировано лондонское метро.

1948 - Ричард и Морис МакДональды основали сеть ресторанов быстрого обслуживания и поныне печально известную как McDonald’s.

1948 - США, Британия, Канада, Австралия и Новая Зеландия собрались, стакнулись и заключили секретное соглашение по созданию "Эшелона".

1948 - на выборах в Италии, которую в "Эшелон" не позвали, коммунисты набрали 31% голосов.

1948 - в Индии создана "Комиссия по ядерной энергии."

1948 - в СССР на заводе "Маяк" начато производство оружейного плутония.

1948 - в Южной Корее власти, выкорчёвывая левую партизанщину, убили по разным данным от 14 000 до 50 000 "повстанцев".

1948 - независимость получила Бирма.

1948 - независимость получил Цейлон, сказалось ли это событие на качестве цейлонского чая я не знаю.

1948 - герой Второй Мировой генерал Дуайт Эйзенхауэр подал в отставку с поста начальника штаба американской армии. 1948 - это момент, когда было принято решение начать лепить из него будущего президента. Кто-то где-то подумал, что Эйзенхауэр на роль убедительного "говоруна" подходит больше, чем на роль "делателя". Второго представителя "военных кругов", Джорджа Маршалла, оставили в правительстве не разговоры разговаривать, а дело делать.

В этом месте остановимся и вернёмся назад. В год, в который мы живём. В год, как вы успели убедиться, в сущности, скучный. 1948-й на наш год не похож, 1948-й был годом, когда события шли косяком, 48-й событиями переполнен, он событиями перенасыщен, причём событиями, многие из которых продолжают сказываться на наших жизнях и поныне, а ведь я ещё не коснулся всяких там физических, химических и медицинских открытий, и не коснулся я их потому, что во многих знаниях многия же и печали и значение этого философского открытия вечно.

Ох, чуть не забыл. Про Цейлон и чай вспомнил, а про Израиль нет. 1948-й год славен в нашей с вами Истории ещё и тем, что кроме независимости Бирмы в нём была ещё и независимость Израиля. И первого министра обороны США Джеймса Форрестола постарались выставить антисемитом не потому, что он не любил то ли одного отдельно взятого еврея, то ли весь еврейский народ в целом, а потому, что он был противником создания государства Израиль.

Не реальная, а писаная История пишется не топором, а ручкой, и правится она чрезвычайно легко, да и чего ж её не поправить, всё в наших руках. И государства пользуются возможностью подправлять историю невозбранно. История это мемуар, который пишется вечно, как вечно и подправляется. Задним числом. Иногда грубо, иногда нет. Можно убрать целый эпизод, как целый эпизод и вставить, а можно незаметно для глаза подправлять деталь за деталью. История, с которой мы знакомимся - всегда новая. И никогда - старая. А новое это хорошо забытое старое, которое именно потому, что оно хорошо забыто, можно править как заблагорассудится.

И сегодня все уже успели очень хорошо забыть, что кроме объявленного антисемитом Форрестола одновременно в антисемиты попало ещё несколько людей. И людей не последних. Вроде Ачесона. Вроде Раска. Вроде президента Трумана. Между прочим, с Труманом это было проделать легче всего, с его губ с лёгкостью срывалось и допархивало до ушей окружающих то самое K-word. Но если мы действия того или иного политика будем оценивать в зависимости от того, был ли он сторонником создания государства для евреев или, наоборот, противником создания такого государства, и, не считаясь с его мотивами, априорно объявлять его антисемитом, то и в таком случае Форрестол на главного тогдашнего антисемита никак не тянет. Главным противником создания Израиля в правительстве США был не он, главным "антисемитом", "антисемитом '48" был Джордж Маршалл.

Государственный секретарь Соединённых Штатов.

139

В декабре 1948 года в получившей пробоину и черпающей бортом воду Англии творец по имени Джордж послал в издательство Secker & Warburg своё творение. Творение было литературным произведением и оно имело название. Джордж, поймав равновесие на косо уходящей вбок палубе, назвал написанную им книжку с кажущейся чрезмерной простотой - Nineteen Eighty-Four. Три слова, проговаривающие четыре цифры, стали с тех пор усилиями не так издателей, как читателей каноничными.

1984 в 1948.

1948 вообще был годом-знаком, заставившим тех же приметливых и чутких к знамениям американцев опознать в нём не год Крысы, а "the Year That Transformed America".

Трансформацию, метаморфозу, которую "чует", но не может выразить масса, изобразительными средствами или "Словом" перелагает на понятный обществу язык тонкая прослойка интеллектуалов, играющая роль мембраны между "верхами", которые хотят и могут, и "низами", которые иногда могут хотеть, иногда хотят мочь, но чаще всего ничего не хотят и мало что могут.

И с интеллектуалами, и с творцами в Америке дело традиционно обстоит очень хорошо и знаковый Nineteen Forty-Eight в этом смысле исключением не был, да и с чего бы ему было быть исключением. В 1948 году собиравшиеся в скромной, отделяемой тонкой стеной от китайской прачечной нью-йоркской квартире композитора и аранжировщика Гила Эванса молодые музыканты единомышленники (их лучше бы было назвать единозвуковиками) чьи имена (Майлз Дэвис, Джерри Маллигэн, Джон Льюис) ничего не трубили миру, не успевшему осознать, что он живёт в "сорок-восьмом", породили явление, одним лишь словом описанное как Cool, каковое выражение, в свою очередь претерпев метаморфозу, обернулось слэнговым словечком, даже и по сегодня выражающим степень исключительности и восторга.

В 1948 году в Калифорнии был основан клуб байкеров Hell Angels, давший толчок к созданию целой субкультуры "рассерженных молодых людей", популярность которой столь же понятна, сколь и объяснима, ведь молодым людям так свойственно не только легко впадать в состояние "рассерженности", но и с готовностью, граничащей с бравадой, демонстрировать окружающим свою сердитость.

В 1948 году добрый и бескорыстно заботившийся о нашей с вами сокровенной сущности доктор Кинси опубликовал монографию под названием "Сексуальное поведение самца человека", после чего человечьи самцы получили возможность проговорить словами смутность обуревавших их чувств и хоть что-то понять в самих себе.

В 1948 увидел свет роман Уильяма Фолкнера "Осквернитель праха". В следующем году Фолкнер получил Нобелевскую премию по литературе, и был это конец сороковых, Холодная Война не успела ещё взять своё и Нобелевскую премию по литературе в те годы давали не за что-то другое, а именно за литературу.

В 1948 году Эндрю Уайетт закончил свою картину "Мир Кристины".

Хорошая картина. Больше, чем картина. "Картина 1948." Картина о каждом из нас в отдельности и о всех нас вместе, сколько нас ни на есть.

1948 год это год, когда Америка завладела вниманием мира. Казалось бы - чего же боле? Возникла ситуация, о которой любое государство может только мечтать. Обнаружилось, что американцы, на которых с неба просыпалась не манна, а сладкие коврижки, получили массу игрушек, причём игрушек, человечеству до того неведомых, и они могли позволить себе, раскинувшись привольно, взять в руки американский роман, который волшебным образом стал книгой в книге, у них появилась возможность рассказать миру о тёмных потаённостях мировой души, они могли посадить кого угодно в седло американского Харлея и отправить его прокатиться с ветерком, они могли заставить мир взглянуть на себя не его, мира, глазами лихого мотоциклиста, а глазами беспомощной Кристины, отброшенной от высокого дома на холме жёлтой бесконечностью стерни. Они могли заставить мир услышать ветер, и был этот ветер ветром, пролетающим над скошенным полем в графстве Нокс, штат Мэн.

И они всё это проделали. На их месте любой поступил бы так же. Но вот потом они сделали то, чего никто до них не делал. Они не удовлетворились достигнутым, они не остановились. Они не залезли на печь.

И оглядываясь назад, на пройденным человечеством путь, можно сказать, что нация рождается не завоеванием, не победой, а тем, как она плодами победы распоряжается.

В поднявшемся частоколом событийном ряду "1948" нашлось место и созданию государства Израиль. Сегодня это считается одним из главных послевоенных исторических "явлений". Но то сегодня, когда История пишется в угоду дню сегодняшнему, а тогда это событие было из разряда событий малых и уж совершенно точно оно не было наполнено сегодняшним смыслом.

15 мая 1948 года истекал срок так называемого "Британского мандата в Палестине". За год до этого, в 1947, англичане заявили, что они не могут более нести политическое бремя на Ближнем Востоке, как не могут и найти приемлемое для сторон (арабов и евреев) решение о послевоенном (послемандатном) государственном обустройстве региона. На тот момент в подмандатную "Палестину" были включены территории нынешних Израиля, Сектора Газа, Западный берег реки Иордан, часть Голанских высот и королевство Иордания.

"Палестина" была одним из "уродливых детищ Версаля" и была она призвана хоть как-то протянуть время до "окончательного решения", а решение вытекало из давнишнего обещания англичан как арабам, так и евреям помочь им с созданием национальных государств при условии, что те в годы Первой Мировой выступят против "турецкого ига". Помощнички англичанам что из арабов, что из евреев были ещё те, но слово не воробей и уже после Второй Мировой англичанам об их обещании напомнили. А поскольку после Victory Day '45 англичане были слабы примерно в той же степени, что и освобождавшийся от цепей СССР '90, то они были вынуждены напоминание услышать. Ну, а услышав, они были вынуждены начать что-то делать. Или изображать вид, что они что-то делают.

Делание свелось главным образом к введению квот на еврейскую иммиграцию в "Палестину", поскольку увеличение еврейского "контингента" вызывало раздражение "контингента" арабского, а у англичан не было ни времени, ни возможности, ни сил (да к тому же и желания) с этим раздражением бороться. Следует понимать, что речь шла об образовании небольшом не только в смысле территориальном, но и в смысле популяции - на 1945 год во всей "Палестине" проживало примерно 1.7 млн. человек, менее трети из которых были евреями. В другой момент палестинскую проблему решили бы полюбовно за закрытыми дверями и поставили бы всех перед свершившимся фактом, но яичко дорого ко Христову дню и в разделе "Палестины" (под "разделом" имеется в виду термин отнюдь не грамматический) совершенно неожиданно для себя оказались заинтересованы очень многие государства, которые об игрищах на далёком Ближнем Востоке до того даже и не думали. Дело-то было сразу после войны, с миллионами "перемещённых лиц", с ещё свежим в памяти европейцев "окончательным решением", с захватом чужой собственности и всякими другими прелестями и вот теперь вдруг обнаружилась возможность окончательно решить хотя бы малую часть послевоенных проблем и что немаловажно - решить за чужой счёт.

Причём за чужой счёт решить свои проблемы пытались тогда все. Иллюзий тут быть не должно. Не всем это, правда, удалось, но вышло так вовсе не от недостатка желания, а исключительно из-за недостатка умения. Но вот кому умения хватило, так это сионистам, и никакой "антисионистский комитет" им в том не помешал. Можно, правда, трактовать сионистское умение не так умение, как удачу. Сионисты поняли, что другого такого момента может и не быть и принялись оказывать давление на мир, а давление на мир в первую очередь означало давление на сильных мира сего. А самыми сильными после войны по понятным причинам были победители. А победители на то и победители, что свои проблемы они решают за счёт других. А проблемы сразу после войны у победителей были большие, а Ближний Восток был маленький и когда сионисты попробовали надавить на президента США Трумана с тем, чтобы американская администрация всё бросила и немедленно озаботилась вопросом "как нам обустроить Палестину", то Гарри Труман, а он был южанином, что означало, что за словом в карман он не лазил, публично отшутился так: "Их ожиданий не оправдал Иисус Христос, а теперь они хотят, чтобы с этим справился я."

Однако шутки шутками, но минуло времени чуть и Америка Ближним Востоком озаботилась. Правда, вовсе не по тем причинам, о которых нам рассказывают сегодня популяризирующие Историю лакировщики действительности.

140

Лет двадцать назад любой школьник знал, что Вторая Мировая Война закончилась в 1945 году. Так вот на момент окончания войны регион под названием Ближний Восток не рассматривался США в качестве приоритетного. Он Америке не был нужен. Положение начало меняться только в 1947 году, когда Египет, обеспокоенный эрозией английского "влияния", обратился к США с просьбой о военной помощи, что уже само по себе предполагало замену влияния английского на американское. Поскольку Египет это не только Сфинкс, но ещё и Суэц, то Америка не могла предложением не заинтересоваться и она начала к Ближнему Востоку присматриваться с прищуром. Однако лёгкая заинтересованность сменилась глубоким государственным интересом позже и произошло вопреки усилиям интригующих англичан, сознательно создавших вакуум на Балканах в том числе и с целью отвлечь не только усилия, но даже и внимание американцев от Ближнего Востока.

А США между тем и сами рады были отвлечься, так как в 1947 году началась Холодная Война, был создан "образ врага" и в "вероятные противники" официально попал СССР и хотя США на словах полагались на "доктрину ядерного сдерживания" в планах у них (что естественно) были и вполне горячие военные действия, а между тем Ближний Восток рассматривался американскими генералами как регион, который в условиях традиционной войны очень трудно оборонять, так что если в лице Британии находился желающий Ближный Восток "держать", то что ж… Тем лучше для Америки и тем хуже для англичан.

И такая точка зрения господствовала до конца 1947-го - начала 1948-го года. А потом Ближний Восток в одночасье превратился в центр приложения "сил". И произошло это потому, что на свет появился "план Маршалла". В очередной раз повторюсь (хорошее повтори и ещё раз повтори!), что такие вещи как "НАТО" и "план Маршалла" настолько опережали своё время, что они даже и сегодня с трудом поддаются осмыслению, а уж в конце 40-х прошлого столетия это выглядело как не имевшие исторических прецедентов инопланетные геополитические технологии. Планом Маршалла, напомню, предусматривалось восстановление разрушенного войной европейского народного хозяйства, что, образно говоря, означало сборку американцами из американских деталей и на американские деньги европейского двигателя, который посредством ременной передачи раскручивал американскую государственную машину. А параллельное во времени создание НАТО не позволяло вставшим с колен и обретшим зачатки экономической интеграции западно-европейцам заиметь собственные единые вооружённые силы.

Северо-атлантическим Договором зубодёр вырывал у дракона зубы и сажал беззубого дракона на цепь.

Но как только красивый план Маршалла начал обретать черты "плана", пусть пока и на бумаге, планировщики немедленно обнаружили, что в перечне компонентов, необходимых для восстановления Европы, но при этом у самой Европы отсутствующих, присутствует ещё и такой как нефть. (В течение тех нескольких лет, пока действовал "план Маршалла", каждый десятый получаемый по плану американский доллар европейцы тратили на закупки сырой нефти.). А ближайшим к Европе источником нефти как раз и был названный по причине близости Ближним Восток. А Ближний Восток "держался" англичанами, которые прекрасно понимали, чего хотят американцы и которые по очевидным и понятным даже и дураку причинам желали извлечь из процесса пользу для себя лично. После войны англичане в "пользе" нуждались едва ли не больше всех прочих.

И вот на этом фоне и началась ближневосточная Игра. Очень сложная, очень интересная и до чрезвычайности поучительная.

Отдавать что-то друг другу даром государства не отдают. Даже и какую-нибудь малость. Так что с точки зрения англичан про "отдать" Ближний Восток даже и речи быть не могло. Америке же, если она хотела претворить планов громадье в жизнь, следовало Англию с Ближнего Востока убрать, "вытеснить". Здесь тем, кто дочитал данный опус до этого места, следует понять, что Холодная Война, которую уже привычно (закоснело) понимают как войну между США и СССР, а в более широком смысле как войну между неким "Западом" и "Востоком", а то и как войну между "миром капитала" и "силами социализма", в реальности была войной куда более многосторонней, многогранной, "многостаночной", она была войной, в которой не только "Запад" выяснял отношения внутри себя, но и войной, в которой те или иные фигуранты из "капиталистического лагеря", воюя с "капиталистами" же, находили себе союзников в лагере "сил мира", и точно так же "коммунисты", воюя с "отступниками" и "ревизионистами", искали и находили союзников в лице "империалистов".

Сложно? Ну так жизнь вообще непростая штука. То же самое касается и войны.

И вот в том, что мы понимаем под "ближневосточными событиями 1940-х", под "независимостью арабских государств" и под "созданием Израиля" два образовавшихся после войны полюса силы, США и СССР, обрели друг в друге союзников перед лицом общей угрозы - "британского" (шире - англо-французского) "империализма". В силу исторического опыта англичане понимали, что противопоставить такому "совпадению интересов", причём совпадению интересов победителей во Второй Мировой, претендующих на роль зодчих мира, им нечего и загодя (в расчёте на могущие возникнуть "противоречия") объявили в 1947 году об окончании действия так называемого British Mandate for Palestine.

Расчёт был вот на что - англичане знали (они над этим "поработали"), что сионисты провозгласят создание государства Израиль, как заранее знали и о реакции на "независимость Израиля" арабов. В то, что провозглашённый Израиль просуществует хоть сколько-нибудь долго, англичане не верили. Силы и в самом деле выглядели несопоставимыми. Черчилль в переписке упоминал, что евреи безусловно "пересилят" арабов, но речь шла о евреях и арабах по западную сторону реки Иордан, в конструируемой же англичанами ближневосточной реальности на провозглашённый Израиль должны были навалиться все сопредельные арабы, как уже имевшие своё государство вроде египтян, так и арабские "подмандатники", отличавшиеся от "подмандатников" еврейских только гораздо большей численностью, после чего "еврейская", "израильская" или "сионистская" проблема решалась сама собою. Англичане заглядывали гораздо глубже (или дальше), они уже тогда понимали то, чего не понимают даже и сегодня люди, пытающиеся разобраться в "Ближнем Востоке" как явлении, - "палестинская проблема" не является арабо-еврейской проблемой, Палестина - это внутриарабское яблоко раздора.

Англия считала, что самопровозглашённый Израиль будет немедленно сметён ("провозглашение Израиля" было провокацией, поводом, "запалом к бомбе"), после чего начнётся схватка между арабами за первородство, за право строить новый Халифат.

Претворение этого сценария в жизнь означало нужду в Англии у новых хозяев мира, причём нужду в любом случае, кто бы ни победил в схватке пары США - СССР. С точки зрения Лондона ни у американцев, ни у русских не было необходимого опыта, позволявшего разобраться в тонком восточном деле, тем более, что данная тонкость была весьма и весьма масштабной. До того, как в полночь с 14 на 15 мая 1948 года Давид Бен-Гурион возгласил миру о создании Израиля, вся затея выглядела как угроза Англии главным образом в адрес США.

Могли ли англичане сорвать в этой игре куш? Могли, конечно! Шансы у них были.

Опустимся ещё на один уровень, снимем ещё один слой.

У англичан тоже был союзник, и союзник неожиданный. "На англичан" играл Государственный департамент Соединённых Штатов. Дипломатический корпус США делал всё от него зависящее, чтобы сохранить в регионе Ближего Востока сложившееся статус-кво. По этой причине Госдеп был категорически против создания Израиля. Госдеп не хотел, чтобы на Ближнем Востоке взорвалась бомба. Госдеп не хотел давать в чужие (английские) руки оружия. Госдеп не хотел быть никому обязанным, Госдеп хотел, чтобы на Ближнем Востоке было "тихо" и чтобы государство США согласно плану Маршалла по-тихому гнало нефть в Европу.

Желание по-человечески понятное. Но это желание тащило за собою следующий вопрос - чью нефть? Госдеп опять же считал, что если англичане хотят что-то с процесса поиметь, пускай их поимеют. Но тут возникала следующая трудность - англичанам "пускай их поимеют" было мало, они хотели иметь ещё и "влияние" на судьбы "континента". Вторая Мировая поставила крест на английском влиянии на дела мира, но за возможность влиять на Европу англичане уцепились как утопающий за спасательный круг. Для них это было жизненно важно. Однако план Маршалла делал судьбы континента жизненно важными уже для США, а когда речь заходит о своей жизни, чужая становится ценой в полушку.

Это в равной степени касалось и американцев, и англичан. И русских, не будем и о них забывать. И евреев, понятное дело. А тут ещё в США и выборы подоспели. Президентские. 1948 же!

Вот с чем подошла к выборам трумановская администрация, а она, напомню, представляла Демократическую Партию. Дела у Трумана были не очень хороши. В глазах обывателя победа в войне связывалась главным образом с Рузвельтом. Не с партией, а с личностью, с человеком. В силу множества причин (не последними из которых были успешные попытки Республиканской Партии ставить палки в демократические колёса), причём причин объективных, Труман был вынужден резко сократить госрасходы, а это всегда и всюду вызывает недовольство населения, даже и в тех случаях когда население вроде бы и само сознаёт необходимость бюджетных сокращений. На личностном уровне Труман, в отличие как от своих конкурентов, так и от ещё жившего в "памяти народной" Рузвельта не был "харизматиком", а воспринимался он как часть бездушной госмашины, как "бюрократ". Кроме того смена "ощущений" военного времени на ощущения мирные требовала и смены "лица" выборной власти. Учитывая всё это (а всё это подтверждалось ещё и очень неутешительными результатами опросов общественного мнения) не только верхушке Демократической Партии, но и самому Труману было ясно, что шансов на избрание (напомню, что на президентский пост он попал не в результате выборов, а автоматически, будучи вице-президентом, сменив умершего Рузвельта) у него нет.

В сложившейся ситуации Труман оказался перед неприятной необходимостью хвататься за всё, что могло помочь ему выплыть, в том числе и за соломинки. Одной из таких соломинок оказались голоса американских евреев. До Трумана никаких проблем с "еврейскими голосами" у демократов не существовало, евреи традиционно и дружно голосовали за Демократическую Партию, так, скажем, на президентских выборах 1944 года за Рузвельта было отдано 92% еврейских голосов. Но и тут была своя тонкость - важны были не так еврейские голоса вообще, как голоса евреев, проживавших в штате Нью-Йорк. Нью-Йорк был (и остаётся) одним из ключевых штатов и выигрыш в этом штате резко повышает шансы претендента на президентский пост, как и проигрыш в Нью-Йорке эти шансы резко понижает. А в 1948 году в штате Нью-Йорк проживала примерно половина всех евреев Америки - 2.5 миллиона человек.

Казалось бы, ну проживает и проживает, но проблема была в том, что отношения Трумана с нью-йоркскими евреями были безнадёжно испорчены. Исторических свидетельств тому множество. Например в январе 1948 года, с выборами на носу, было организовано интервью президента Трумана с издателем популярной на тот момент нью-йоркской газеты New York Post. Издателя звали Тед Такри и был он не очень счастливо женат на владелице этой самой газеты Дороти Шифф, приходившейся внучкой известному каждому патриоту финансисту Якову (Джейкобу) Шиффу.

Интервью не успело толком набрать ход, как Труман распалился и, пристукивая ладонью по столу, заявил Такри, что "евреи Нью-Йорка не лояльны этой стране!" Интервьюер, ловя его на слове, тут же с заинтересованным видом спросил: "И кто же именно нелоялен? Бернард Барух? Или, может быть, моя жена?" Труман взял себя в руки, но интервью было скомкано и в газеты не попало. Но слухи, тем не менее, поползли. В год выборов это было ни к чему и Труман, не моргнув глазом, заявил, что он ничего такого не говорил. Однако зуд газетчика заставил Такри пересказать своими словами интервью уже известному нам Дрю Пирсону и тот с самым икренним возмущением изложил историю в отведённой ему владелицей газеты "Нью-Йорк Пост" Дороти Шифф колонке. Начал назревать скандал, но в лице Трумана Пирсон не на таковского напал и ближайшую же пресс-конференцию президент Соединённых Штатов начал со следующего заявления: "Дрю Пирсон - всем известный лгун, которому если и случается сказать правду, то у него это выходит нечаянно."

Параллельно этой и подобной ей историям США лоббировали отправку в Палестину ста тысяч "переселенцев на историческую родину", каковая инициатива вызвала в Нью-Йорке взрыв энтузиазма. Но волна энтузиазма, покатившаяся от одного берега Атлантики, разбилась о скепсис по другую. Английский мандат ещё оставался в силе и по введённым англичанами квотам никакие сто тысяч в Палестину попасть не могли. Мало того, времена тогда были не чета нашим, о политкорректности никто ещё и слыхом не слыхивал, вещи назывались своими именами и тогдашний британский министр иностранных дел Эрнст Бевин, выступая в Палате Общин, заявил под общий смех: "… а что касается ажиотажа в США и, в частности, в Нью-Йорке, в связи с переселением ста тысяч в Палестину, то я надеюсь, что меня не поймут в Америке неправильно, но истинной причиной этой инициативы является то, что американцы просто хотят, чтобы евреев в Нью-Йорке стало на сто тысяч поменьше."

Однако шутки шутками, но сегодня считается (с небольшими, правда, уклонизмами, "с подмигиванием", считается "полуофициально"), что Труман, которому позарез нужны были еврейские голоса, выиграл президентские выборы благодаря созданию Израиля. Эта версия является ярким примером известной приговорки насчёт "слышал звон".

Вот вам сценка, имевшая место в реальности: сперва одна дата - 23 апреля 1948 года. В этот день США приняли решение о поддержке создания Израиля. Когда через три недели Бен-Гурион провозглашал независимость нового государства, он уже знал, что Израиль будет немедленно признан Соединёнными Штатами. Теперь дата другая - 12 мая 1948 года. До окончания действия Британского Мандата по Палестине - три дня. Труман собрал совещание в Белом Доме. Присутствуют - он сам, его помощник Кларк Клиффорд, госсекретарь Джордж Маршалл, заместитель Маршалла Роберт Ловетт и политический советник президентской администрации Дэвид Найлс. (Найлс был евреем и горячейшим сторонником идеи по признанию Израиля, горячность эта дошла до такого градуса, что его деятельностью в 1948 году заинтересовалось только что созданное Центральное Разведывательное Управление, чья юрисдикция тогда ещё не была выведена за пределы границ США.).

Целью совещания было доведение до Госдепартамента мысли, что внешняя политика США в той её области, которая касается Ближнего Востока, претерпела резкое изменение и что высшее политическое руководство приняло решение не только признать Израиль, но и оказывать ему дипломатическую поддержку.

Говорил главным образом Клиффорд. Как только он открыл рот, Маршалл, перебивая его, обратился к Труману: "Вопрос, который мы собрались обсуждать, касается внешней политики, а сфера компетенции Клиффорда - политика внутренняя. Что он здесь делает?" "Он здесь потому, что его попросил об этом я" - ответил Труман, после чего инициативу в свои руки опять взял Клиффорд и принялся объяснять Маршаллу и Ловетту какой должна быть политика Госдепа в отношении предстоящих "событий на Ближнем Востоке". Труман во время совещания не говорил, а отделывался междометиями и то утвердительными, то отрицательными движениями головы. Когда Клиффорд закончил, Маршалл сказал Труману: "Если вы последуете совету вашего помощника, то на предстоящих выборах я буду голосовать против вас." Это было прямым оскорблением, но Маршалл этим не удовлетворился и настоял, чтобы его реплика была внесена в стенограмму совещания.

Почему отмалчивался Труман? Делал он это потому, что был не только умным и языкатым человеком, но ещё и умелым и опытным политиком. События на Ближнем Востоке обещали быть очень щекотливыми событиями и он не хотел делать никаких заявлений, которые в дальнейшем можно было бы трактовать однозначно. А помощника Клиффорда ему было не жалко, да и какой спрос может быть с помощника.

Это что касалось внешней политики.

Но Труманом двигали и внутриполитические соображения. Дело было в одном свойстве еврейского народа, о котором сам еврейский народ знает очень хорошо и над каковым свойством еврейский народ с присущим ему добродушием частенько сам в себе шутит.

Свойство это в американских реалиях 1948 года выглядело так: одна половина евреев Америки была горячо за создание Израиля, а другая половина не менее горячо была против. А дело было в мае 1948-го, до выборов было ещё полгода и Труман просто напросто не знал, куда качнётся еврейское "мнение", в какой точке будет достигнут консенсус, он не знал, выиграет ли он признанием Израиля еврейские голоса или, наоборот, проиграет.

И тем не менее, решение было принято. Несмотря на неопределённость с "голосами", несмотря на то, что против создания Израиля была армия и против же был Госдеп, дипломаты. А кто же был "за"?

"За" были американские спецслужбы.

Гарри Труман послушал своих шпионов.

141

Для того, чтобы глава исполнительной власти такого государства как США прислушался к чьему бы то ни было мнению, нужны веские резоны. Давайте попробуем разобраться в чём они состояли в данном случае. Причины, по которым как создание, так и признание Израиля считал нецелесообразным Государственный Департамент Соединённых Штатов уже были нами разобраны и нельзя не признать, что причины эти выглядели весьма весомыми. И не только весомыми, но и полностью соответствовавшими государственным интересам США.

Точно так же обстояло дело и с мнением армии, "Пентагона". Не только министр обороны Форрестол, как политический управленец, но и такой чисто военный орган как Объединённый Комитет Начальников Штабов придерживались того же мнения, что и англичане - американская армия полагала, что судьба самопровозглашённого еврейского государства будет скорой и плачевной, после чего логика событий потребует вмешательства Америки, которое неминуемо означало по меньшей мере частичную мобилизацию, причём мобилизацию в условиях крайне невыгодных в первую очередь по внутриполитическим соображениям - как бюджетным (не забудем, что армию раздели "до нитки"), так и пропагандистским.

Рузвельт и наследовавший ему Труман основой своей внутренней политики сделали лозунг "победим нацизм и японский милитаризм, а потом вернём american boys домой, к мирному труду, к вящему процветанию нации" и отклонение от этого провозглашённого самими же демократами курса даже на один шаг в сторону означало дать непобиваемый козырь соперникам республиканцам. А 1948 год был годом президентских выборов, причём выборы должны были состояться в ноябре, а решение нужно было принять в мае. За полгода "до".

И решение было подсказано собирательным "ЦРУ", разведсообществом.

Для того, чтобы понять, чем руководствовались, давая свой совет, шпионы, следует понять вот что: история с Израилем сродни истории Первой Мировой. Как-то так получилось (некие загадочные свойства законов, согласно которым функционирует общественное сознание тому виной, не иначе), что Первая Мировая всеми (абсолютно всеми!) рассматривается через призму времени, причём в пространственном смысле глаз прикладывается к той грани кристалла, которая называется "сегодня" и взгляд обращается в сторону, которая называется "тогда". Никто не хочет отбросить красивый и играющий всеми цветами радуги кристалл в сторону и хотя бы попытаться увидеть "тогда" не таким, каким его делает преломление нашего сегодняшнего после-знания, а таким, каким оно было в действительности.

Кристалл позволяет нам "увидеть" кто выиграл и кто проиграл и мы, хотим того или нет, но вынуждены подстраивать те события под услужливо возникающую в нашей голове картинку с уже определившимися в своих ролях победителями и побеждёнными. А между тем "тогда" никто ещё не знал на чём успокоится сердце и ожидания как мира, так и основных фигурантов выглядели так - все полагали, что победителем выйдет Германия и многие "тогдашние" и выглядящие сегодня загадочными поступки тех или иных государств и государственных деятелей имели мотивацией именно это - в войне побеждает Германия и с этим следует считаться.

И с Израилем дело обстоит примерно так же. Сегодня никто не помнит (и не хочет вспоминать), что все участники тогдашней ближневосточной игры исходили из того, что созданный Израиль будет коммунистическим государством. Не социалистическим, социализм в те годы строила Великобритания и мир (за исключением СССР) называл английский социализм социализмом, а - именно и радикально коммунистическим. Кто-то считал, что это хорошо, кто-то считал, что это плохо, кто-то не считал никак, но все ожидали именно этого, все это учитывали, и все стремились из этих ожиданий извлечь что-то для себя.

Все означает - все. И в число этих всех входил СССР. Один из двух реальных победителей по итогам Второй Мировой. Победитель, который выстраивал свои послевоенные сферы влияния и занимался идеологической экспансией. И обретение идеологического союзника на Ближнем Востоке рассматривалось в Кремле как дар небес. Тогдашний постоянный представитель СССР в ООН небезызвестный и не успевший стереться в нашей памяти Андрей Андреевич Громыко с высокой трибуны заявил, что "евреи мира имеют право на создание своего собственного государства". Замечу, что ни один работник Госдепа до того не позволял себе столь однозначного, столь далеко заводящего и столь обязывающего заявления. Советская горячность и нетерпение были понятны. Тогдашний Ближний Восток являлся "вотчиной" Британской Империи, поползшей к 1948 году по швам. И на сундук мертвеца было не пятнадцать человек, а всего лишь двое. А тут появилась возможность добраться если и не до яйца с кощеевой иглой и не до утки, то уж до зайца точно. Кто ж от зайчатины откажется?

А теперь посмотрим, как это дело выглядело с того берега Атлантики. Посмотрим глазами шпионов. Главным препятствием на пути к вершине на том этапе, который мы называем Вторая Мировая Война, для США была Британская Империя. Создание Израиля противоречило главным образом британским интересам. Если пустить дело на самотёк, "умыть руки", то выходов из ситуации было два: первый - арабы "скушают" новоявленное еврейское государство. В этом случае выигрывали англичане и укрепляли свои позиции при том, что проигравшим, вообще-то, положено позиции оставлять и отступать в беспорядке. Выход второй - Израиль, воспользовавшись советской поддержкой, провозгласился и уцелел. В этом случае англичане с позиций уходили, но опору на Ближнем Востоке получали не США, а СССР. Израиль как советская марионетка, как "передовой отряд прогрессивных сил в окружении реакционных арабских режимов."

Вроде бы как ни кинь, всюду - клин.

Всюду? Да не совсем. Можно было с мытьём рук повременить, а пока заняться не очень чистой работой. Можно было строить Израиль не в две руки, а в четыре - в две советские и в две американские.

"Но ведь он будет коммунистическим!"

"Ну и что?"

Именно этот риторический вопрос прозвучал на этом этапе размышлений и был он задан американскими спецслужбистами.

"So what?"

У нас имеется сверхзадача. Она состоит в развале Британской Империи и установлении контроля над как можно большим количеством образовавшихся обломков. Израиль - это инструмент по развалу сложенного на Ближнем Востоке англичанами (и французами!) статус-кво. Чтобы этим инструментом пользоваться для начала нужно его создать. Вам видится препятствие в возможной в будущем идеологии этого инструмента? Так давайте мы его сначала создадим, а уж потом поборемся за то, чтобы это государство разделяло наши, а не чужие ценности. А если не получится, то можно сделать так, что оно, даже и не разделяя наших взглядов на себя, на нас и на мир, всё равно будет служить нашим интересам. Как Китай.

СССР рассчитывает использовать Израиль в игре против нас по той причине, что в Америке имеется несколько миллионов евреев? Ну так и в СССР евреев немало, how about that?

"Isn’t that surprising?"

142

Таким образом ещё до появления на свет и обретения "суверенности" и "независимости" Израиль стал предметом государственных интересов США и СССР, планировавших в отдалённой перспективе использовать его друг против друга, однако что касалось перспективы ближайшей, то интересы обеих появившихся по итогам Второй Мировой сверхдержав в отношении еврейского государства совпадали полностью - на карте Ближнего Востока Израилем как ластиком хотели где "подтереть", а где и стереть напрочь, "до бела", британское влияние.

Обращаю ваше внимание на то, что речь идёт о середине 1948 года, Холодная Война сторонами уже прокламирована, она, правда, ещё не достигла накала начала 50-х, но тем не менее газеты что в Москве, что в Вашингтоне пишут друг о дружке всякое разное и при этом непременно нелицеприятное и пишут в соответствующих выражениях, однако же о собственных интересах ни в Кремле, ни в Белом Доме не забывают и в том, что касается ближневосточного региона, США и СССР не только закулисно договариваются, но и согласовывают свои действия и распределяют обязанности.

США взяли на себя дипломатическое "прикрытие" Израиля и создание нужной "атмосферы" в ООН, а СССР взял на себя то, что поприземлённее - матчасть. Причём матчасть не только в смысле техники, но и в смысле живой силы. Поскольку вопрос был щекотлив, так как те же самые государственные интересы диктовали и США, и СССР по возможности не портить отношений с арабами "бесповоротно", то поставлять оружие "сионистам" напрямую стороны не хотели (со стороны США серьёзные военные поставки Израилю начались только при Кеннеди), однако СССР нашёл лазейку, пустив в ход обретённый по ходу войны трофей, сателлита - Чехословакию.

Первая арабо-израильская война началась одновременно с провозглашением Израилем независимости 15 мая 1948 года, а уже к концу мая Чехословакия поставила Израилю 20000 винтовок, 2800 пулемётов и 27 млн. патронов. Винтовки (Karabiner 98k) и пулемёты (MG-34) были производимыми на чешских заводах во время войны немецкими винтовками и пулемётами. Через две недели чехи поставили дополнительно ещё около 10000 винтовок,1800 пулемётов и 20 млн. патронов к ним. И это ещё не всё. Чехи отправили в Израиль 25 собранных на заводе Авиа и заводе им. Димитрова немецких истребителя Мессершмитт Bf 109 и 61 истребитель Спитфайр, подаренный Чехословакии после войны Англией. И это тоже ещё не всё, Чехословакия экстренно обучила доставленных из Израиля 81 пилота и 69 механиков для обслуживания поставленной техники. Форма, в которую были одеты обучаемые израильские пилоты и механики тоже была пошита на чешских фабриках во время войны и предназначалась она для экипировки немецких лётчиков.

(СССР прибегнет к тому же трюку через десять лет, вооружая не напрямую, а посредством Чехословакии кубинских революционеров. А что до Чехословакии, то чехи показали себя самой, пожалуй, ловкой нацией Восточной Европы, они умудрились оказаться любезными всем - и немцам, и русским, и коммунистам, и капиталистам, и Западу, и Востоку. Что тут скажешь… Им такой хоккей оказался нужен и Яромир Ягр, взявший себе сакраментальный номер "68" в память об известных событиях, сорвал по этому поводу аплодисмент в Питтсбурге, а потом как ни в чём не бывало отправился в Омск играть за команду "Авангард" и забивал там голы, и получал с богатых омичан миллионы, и пил шампанское, и никакие воспоминания детства о "1968" его не мучали. Завидная у чехов крепость нервной системы, не иначе чешское пиво тому причиной и следствием.)

Оружие, боеприпасы и самолёты отправлялись несколькими маршрутами - через польские порты, через Венгрию, Югославию и далее через Адриатику, и воздушным путём через Югославию. С израильской стороны вопросом закупок вооружений занимался Моше Снег, родившийся в Российской Империи как Моше Клейнбаум, в Чехословакии он появился как объявленный англичанами в розыск глава европейского отделения Еврейского Агентства. (Позже товарищ Снег в сионизме разочаруется и станет одним из лидеров израильской коммунистической партии.). Со стороны же Чехословакии поставки курировались заместителем министра иностранных дел (позже министром) Владимиром Клементисом, коммунистом с 1935 года. Его симпатии к государству Израиль простирались столь далеко, что он не удовлетворился пулемётами и самолётами и принял личное участие в создании так называемой "чешской бригады", сформированной из ветеранов, боровшихся с англичанами в Палестине по ходу Второй Мировой и переброшенных в четыре организованных на территории Чехословакии тренировочных лагеря в августе 1948 года. (В 1952 году ему это припомнят уже как обвиняемому на "процессе Сланского", на котором Владимир Клементис будет признан виновным в "троцкистско-титоистско-сионистском заговоре" и повешен.)

Но оружие оружием, однако для того, чтобы пустить его в ход, нужны люди. И СССР этих нужных людей поставил тоже. Как только было снято формальное препятствие в виде "британского мандата", в Палестину хлынул людской поток. Напомню, что на 1948 год в Палестине проживало примерно 600 тыс. "лиц еврейской национальности". Так вот к ним немедленно и в одночасье добавилось более 200 тыс. репатриантов. И своим источником этот людской резерв имел главным образом обретённую после войны СССР советскую сферу влияния. Только Польша и Румыния дали примерно по сто тысяч человек. Другие дали поменьше, но при этом из той же Болгарии в Палестину отбыло 95% имевшегося там в 1948 году еврейского "национального меньшинства".

По европейским (про советские и американские я даже не говорю) меркам первый арабо-израильский конфликт был чем-то не очень серьёзным, но тем не менее при всей несерьёзности более половины вооружённых сил борющегося за свою жизнь Израиля было укомплектовано за счёт новоприбывших из послевоенной Восточной Европы, из Прибалтики и из самого Советского Союза. Без помощи того, что чуть позже стали называть "социалистическим лагерем" Израилю было просто не выжить. С учётом этого обстоятельства не очень понятны чувства "прогрессивной общественности" к товарищу Сталину. Ведь его помощь была ничуть не меньше помощи Америки.

То, что Сталин хотел использовать созданный Израиль в своих интересах, понятно. Но ведь ту же самую цель преследовали и США. Они думали не о сионизме, а думали они о себе. Они всегда о себе думают. Потому что Бог - один.

И потому думы о себе не однозначны и не односложны.

И в рассматриваемом нами случае Игра только выглядела просто. А ведь внешнему наблюдателю казалось именно так, ну что может быть проще - США, используя ООН, добиваются перемирия между арабами и евреями, а СССР во время этого перемирия "даёт угля". А между тем Игра была куда сложнее. Ну вот, например, СССР "дал" Израилю 200 тысяч "душ", а США дали всего три тысячи. "Добровольцев". Так ведь надо посмотреть, что это были за добровольцы. Что они умели делать. "Кадры решают всё." Это ведь не американец сказал. И не еврей. А между тем это только одна сторона медали.

Дали. Помогли.

Дали? Помогли?

Ну да, Америка давала "сионистам" деньги. Ещё во времена "мандата". Жить-то всем надо, даже и сионистам. А кроме денег Америка давала сионистам взрывчатку. Чтоб тем было чем кусать англичан. Война войной, союзничество союзничеством, а англичане англичанами. И сионисты старались, кусались, боролись. Традиции "бомбистов" - традиции старые. Но ещё старее людские эмоции. И если вы сделаете ставку на эмоции, то вы не промахнётесь. А если вы своей ставке чуть-чуть поможете, то вы не только не промахнётесь, а угодите прямо в десяточку.

Ну вот есть у нас такая организация "Иргун". Шурует она в Палестине и с точки зрения англичан организация эта занимается терроризмом. И она и в самом деле занимается этим самым… Не только по тогдашним английским, но и по нынешним меркам "Иргун" - самая настоящая террористическая организация. "Бомбисты." Да и чего с них взять, израильтяне ведь люди восточные, горячие, чего б и в самом деле бомбочку не взорвать. А потом то ли по горячности, то ли по сделанной невзначай подсказке они не бомбу взрывают, а похищают парочку людей. Военнослужащих. Двух сержантов. Англичан. "Оккупантов." Клиффорда Мартина и Мервина Пэйса. И объявляют, что они их казнят в ответку на казнь англичанами еврейских террористов. И они их и в самом деле казнят. Вешают. А потом тащат в эвкалиптовую рощу где-то под Нетанией и вешают там уже мёртвые тела, да ещё и мину под них закладывают, чтобы англичанам скорби добавить. Кончается это тем, чем и должно, по разумению, закончиться - Англия взбеленилась. От края и до края. Взбеленишься тут, когда на первых полосах вот эта фотография:

Люди служили стране и королю, а их - в петлю. Да ещё и мину под них зарыли. По Англии прокатилась волна погромов. В одном только Ливерпуле пострадало более трёхсот домов, принадлежавших евреям. В Глазго и Лондоне кирпичами били окна, а в Дерби толпа сожгла синагогу. В 1947 году. И не какие-то там "черносотенцы", а добропорядочнейшие английские обыватели, подданные Его Величества. Вся Англия украсилась граффити Hitler was right! Всего два года после войны и - нате вам.

Люди умом попроще во всём этом видят свидетельство всемогущества "сионских мудрецов", ну как же! Под их дудку сама Америка пляшет, по первому требованию денег даёт и бомбы присылает, манипулируют сионисты американцами. А между тем дело-то обстояло прямо противоположным образом - этим и подобными ему эксцессами сионистское движение лишалось возможности лавировать между США и Англией, что, в свою очередь, делало его более зависимым и куда более управляемым.

Между прочим, позже, когда горячка спала, выяснилось, что один из повешенных сержантов, Клиффорд Мартин, был евреем по матери.

И ещё одно "между прочим" - Труман-то штат Нью-Йорк в 1948 году проиграл. Со всеми его еврейскими голосами. Не нравился Гарри Труман сионистам, но общенациональные выборы он выиграл и в президенты США он тем не менее попал.

Наверняка потому, что примерно в это же время на концерте в Москве Поль Робсон исполнял песни на идиш, представляете? Экий душка.

143

Между принятым решением и воплощением этого решения в жизнь есть некая разница, не все это знают, но тем не менее это так. Слово словом, а дела делами. Для Бога это одно и то же, но людям, если они хотят чего-то добиться, следует от слов перейти к делу. Решение строить Израиль было принято, но государству (а государство это люди) для того, чтобы построить другое государство, нужно физически оказаться "на месте", в той географической точке земного пространства, где оно вознамерилось от слов перейти к делу. Нужно то, что на языке дипломатов называется "присутствие" и нужно то, что называется "влияние".

И у США по счастливой случайности и то, и другое в наличии имелось. И имелось несмотря на то, что Ближний Восток в их послевоенных планах не то, чтобы не рассматривался вообще, но совершенно точно не попадал в сферу национальных интересов. Так, какая-то серая зона. "Дикий Восток." Вместо индейцев арабы, вместо ковбоев - погонщики верблюдов, а вместо Rocky Mountains - Атлантический Океан. Вот, пожалуй, и всё, а так, вообще-то, разницы никакой. Однако, даже и без этой особой разницы, США ещё за несколько лет до этого парочку крюков в ближневосточную стену вековечного плача вбили. На всякий случай, мало ли. Может, придётся лезть вверх, может, вниз, но самостраховка в любом случае не помешает. Государство, если оно хочет быть успешным, должно быть предусмотрительным и запасливым.

Забитые куркулями американцами стальные крюки назывались так - Таплайн и Дахран.

Сегодня Дахран это город в Саудовской Аравии, а в рассматриваемый нами исторический период так называлась база американских ВВС там же. До этого в "силовом" смысле США на Ближнем Востоке не "присутствовали", да и попробуй, поприсутствуй в зоне британских интересов. Но шла война, война большая, мы её называем Второй Мировой, у Англии дела складывались не так чтобы очень, и когда американцы поделились с англичанами своими планами по строительству базы, то выглядели эти планы очень даже разумно - США объяснили свои намерения необходимостью иметь "запасный вариант" для бомбардировщиков на тот случай если в самой Англии, где базировалась бомбившая Германию американская 8-я воздушная армия, будет нелётная погода.

"…здесь у нас туманы и дожди, здесь у нас холодные рассветы, здесь на неизведанном пути ждут замысловатые сюжеты."

Сюжет и в самом деле вышел замысловатым, так как американцам кроме англичан пришлось объясняться ещё и с товарищем Сталиным, которому ну никак не могла прийтись по вкусу база чужих ВВС в мягком подбрюшье СССР. Однако и для Сталина был найден подобающий довод - Кремлю строительство базы американцы объяснили необходимостью обеспечить прикрытие с воздуха южного потока ленд-лиза. СССР не располагал возможностью гарантировать безопасность маршрута и это притом, что поставки по ленд-лизу были важны (временами жизненно важны), а посредством Persian Corridor в СССР поступала примерно четверть всех ленд-лизовских поставок, так что Сталину крыть было нечем и он промолчал.

С самими саудовцами вопрос решили и вовсе легко. Их просто включили в список стран, имеющих право на ленд-лизовскую помощь и дали им сколько-то там грузовиков Студебеккер, а в кузов положили несколько пулемётов Браунинг. Эр-Рияд, правда, в виде нагрузки попросил американцев не называть базу базой, так как это слово ранило чувства гордых правоверных, и те пошли им навстречу. Они назвали базу не "перевалочным пунктом", как вы могли бы подумать, а назвали они её - Dhahran Airfield, то-есть - "лётное поле Дахран", им это было нетрудно. Слова словами, дела делами, а сидевшим далеко за океаном планировщикам было важно, чтобы в Дахране мог сесть, а потом взлететь бомбардировщик, а как этот процесс называется им было всё равно. "Лётное поле"? Да ради Бога. "Аллах акбар!"

Между прочим (между прочим) когда война подошла к концу и военный бюджет американцами урезался (маэстро, урежьте марш!), то оставляемым Пентагоном Дахраном тут же заинтересовался Госдепартамент. Государство США крюк Дахран из правой руки выпустило и тут же ухватилось за него рукой левой. Мускулистой. Я ж и говорю - куркули. Они трудно расстаются с тем, что заполучили.

Это что касается Дахрана. Но кроме него был ещё и Таплайн. Так назывался трубопровод. Tapline = Trans-Arabian Pipeline. На Ближнем Востоке были не только аналоги индейцев и ковбоев, но был там и аналог золота. Ближневосточным золотом Маккены была нефть. Не сама по себе и не деньги, которые за неё можно было выручить. Экая чепуха! Нефть у США была своя и за доллар после войны мир готов был удавиться. Ближневосточная нефть кроме "рыночной стоимости" имела стоимость и другую.

Здесь нам не обойтись без вопроса, который следовало бы задать себе каждому, кто хочет разобраться в работе часового механизма, приводящего в действие порядок вещей, в котором мы с вами живём. Вопрос такой - что связывает в нашей голове такие имена собственные как Саудовская Аравия и Соединённые Штаты?

Как они нашли друг друга?

Когда в преддверии Первой Мировой всемогущий Лондон, искушая СаСШ, предложил полковнику Хаусу, the innocent abroad, Иерусалим с окрестностями и всеми святыми местами в виде задатка за будущие услуги, то тот, учтиво поклонившись, вежливо отказался. "Огромное вам спасибо, конечно, но нам Иерусалим не нужен."

"Он для нас слишком маленький."

"Ишь ты, - подумали англичане. - Надо же… Не купился. А ведь с виду простак."

Происходило это тогда, когда никакого Израиля даже и в проекте не было. И Саудовской Аравии тоже. А потом она появилась. Правда, на нынешнюю "Саудию" тогдашняя была совсем не похожа. Той Саудовской Аравией, какой мы её знаем сегодня, Саудовскую Аравию сделало одно обстоятельство. Обстоятельство имело имя. Вернее, название. Название было аббревиатурой и было оно очень похоже на название чего-то вроде противотанковой ракеты.

ARAMCO.

Arabian American Oil Company.

144

Чтобы хотя бы в общих чертах разобраться что такое ARAMCO и с чем её едят, а также с тем, что и кого кушала она сама, нам потребуется отступление, а поскольку почти весь данный опус состоит из отступлений, то я постараюсь быть по возможности кратким и бегом вернусь в общий строй настолько быстро, насколько мне позволят мои способности.

Предыстория:

На моё счастье как повествователя и на ваше счастье как читателя она не уходит в глубь веков. Начало событиям было положено Германской Империей в начале ХХ века приступившей к постройке Baghdadbahn или Багдадской Железной Дороги. Сегодня считается, что Первая Мировая началась как бы сама собою, без видимых причин, чуть ли не нечаянно. Какой-то студент в Сараево пугачом хлопнул и - понеслась чья-то душа в рай, а чья-то пониже. В реальности у Первой Мировой Войны причины, конечно же, были и одной из главных причин как раз и была Baghdadbahn, железная дорога, которая Багдадом не кончалась, а шла дальше, в Басру и должна она была связать немецкие порты на Балтике с Индийским океаном.

Германия одним выстрелом убивала не одного зайца, не двух и даже не трёх. Она получала возможность обойтись без контролируемого англо-французами Суэца, она получала "выход в тёплые моря", она получала не только более короткие, но и контролируемые ею самою коммуникации со своими колониями в Восточной Африке и с Намибией, она выходила прямиком на Индию, а там распахивались и более далёкие горизонты, она увеличивала немецкое "присутствие" в Персии, на южном направлении она отрезала Российскую Империю от возможных в случае большой европейской войны союзников в лице тех же англо-французов, Багдадбаном Германия давала лекарство Оттоманской Империи, "больному человеку Европы", чем крепко била по английским и российским интересам, а поскольку "бан" должен был проходить по территории Австро-Венгрии, то немцы не только сыпали соль на английские и русские раны, но и привязывали к себе морским узлом австрийцев. Мало? Ну нате вам и ещё одну немецкую выгоду - Германия получала доступ к месопотамским нефтяным месторождениям.

В 1871 году немцы по просьбе турков провели геологические изыскания в междуречье Тигра и Евфрата и пришли к выводу, что весь регион буквально плавает на нефтяном озере. К добыче, однако, немцы перейти не поспешили, в первую очередь потому, что нефть в 1871 году значила не то же самое, что сегодня, а также по причине трудностей по вывозу, что делало гипотетические немецкие нефтепромыслы неконкурентоспособными по сравнению с теми же бакинскими. Однако же, стоило смениться одному поколению и картина резко изменилась. В глазах "держав" нефть обрела новую, не выражаемую в деньгах ценность - геостратегическую. И немецкий план под названием "Багдадбан" призван был сковать железной цепью Германию с Киркуком, Мосулом и Басрой.

Они понадобились немцам потому, что в 1900 году Германская Империя пришла к выводу о необходимости иметь океанский флот. И, приняв такое решение, немцы с присущей им педантичностью начали воплощать идею в жизнь. Германия в своих действиях обратилась с тому, что на дипломатическом языке дипломатично называется penetration pacifique. (Оставив позади полученный по ходу двадцатого века печальный опыт двух проигранных "горячих" войн, Германия выждала момент и сегодня мы можем наблюдать, как она в своих действиях вернулась к хорошо забытому остальным миром старому оружию - "мирному проникновению".)

Мы все знаем, что означает control of the seas, а те, кто не знает, могут об этом догадаться, слетав на Мальдивы, где провести отпуск немного приятнее, чем в Берёзове. Но государства думают не об отдыхе, а том, как бы им лишить отдыха других и потому стремятся они заиметь не коралловый риф, а остров Диего-Гарсия и несколько авианосных групп. В 1871 году об авианосцах никто не думал, но зато в 1876-1885 годах немецкие инженеры Отто, Даймлер и Майбах создали несколько прототипов двигателя внутреннего сгорания. Немецкий вызов не остался без ответа и британский адмирал Джон Фишер вбросил в массы идею по переводу английского флота с угля на нефть. Поскольку он был адмиралом, то-есть практиком, то и доводы он приводил чисто утилитарные. Если дизель практически не давал дыма, то топка, где сжигался уголь, позволяла обнаружить линейный корабль невооружённым глазом минимум за шесть миль. Выход установленной на линкоре паровой турбины на угле на полную мощность требовал от 4 до 9 часов, дизелю на то же самое требовалось около 30 минут. Для закачки жидкого топлива нужна была команда из 12 человек и 12 часов. Загрузка того же эквивалента в виде угля требовала 500 человек и 5 дней работы. При одинаковой мощности дизель был в три раза легче, чем паровая установка на угле и радиус действия флота на жидком топливе вчетверо превосходил флот "угольщиков".

В 1904 году Фишер получил звание адмирала флота, должность первого лорда адмиралтейства и был брошен "на узкий участок". Начал он с того, что продал на лом 90 устаревших кораблей и ещё 64 вывел в резерв. В печати поднялась буря, но адмирал "общественному мнению" не поддался. В истории осталась его фраза - "эти корабли слишком слабы, чтобы сражаться и слишком тихоходны, чтобы убежать". Поскольку доводы по переводу флота на жидкое топливо выглядели чрезвычайно убедительно, то Фишеру позволили создать так называемый "комитет Фишера", задачей которого были практические шаги по перестройке флота.

Всё это было прекрасно, однако проблема заключалась в том, что на Острове угля было хоть завались, но вот нефти там не было ни капли. В 1906 году "комитет Фишера" был распущен и планы положены под сукно. В 1911 году по достижении 70-ти лет лорд Джон Фишер, успевший в 1909 году получить за свои труды от благодарной короны баронский титул, а на флоте заработать кличку Oil Maniac, ушёл в отставку. Но идеи его потомками забыты не были. После того, как немцы в 1907 году заложили, а в 1910 году спустили на воду четыре линкора класса Нассау как ответ на английский Дредноут, в Букингэмском дворце думали недолго и уже в 1912 году Фишер был вновь призван на государственную службу и назначен главой новой, теперь уже "королевской" комиссии - Royal Comission to enquire into Liquid Fuel. Комиссии было поручено создать практические планы по переводу на жидкое топливо всего английского флота. Не успевший застояться в стойле мирной жизни Фишер взялся за дело с места в карьер и всего лишь двумя месяцами позже был заложен линейный корабль HMS Queen Elizabeth, головной корабль нового класса под тем же именем, для паровых турбин которого вместо угля использовалась нефть.

Англичане вырвались вперёд. "Вперёд и с песней!" Но в красивую мелодию вкрался некий режущий чуткое королевское ухо диссонанс. И диссонанс этот сводил на нет все английские достижения - в 1913 году, в последний год уходящей в небытие Belle Epoque, во всей необъятной Британской Империи, над которой никогда не заходило солнце, добывалось менее 2% от выкачиваемой по всему нашему шарику нефти. "Oops…" Вопрос был спущен ниже, на уровень Кабинета, на уровень "управленцев", там головы поломали, а потом хором сказали то же самое, только куда большим количеством глоток. "Oops!"

Контекст событий (контекст Истории) превратил "нефтяной вопрос" в приоритетную проблему национальной безопасности. Если Англия хотела оставаться во владычицах морских, а она этого хотела, то ей следовало озаботиться нефтью.

Нефтью, которой у неё не было.

145

Первая Мировая Война вошла в историю как Великая Война не только по причине масштабов развернувшихся боевых действий. Современникам она явила себя Великой ещё и потому, что была она войной до того небывалой. Первая Мировая была первой в истории человечества войной механизмов. Войной машин.

Вроде только что минула война франко-прусская, война как война, лошадь-сбруя-палаш, вроде только что публика прочла уэллсовскую "Войну миров", поужасалась, поёжилась, а тут - как снег на голову:

Грохочут танки, летят самолёты, строчат пулемёты, плывут пароходы, автомобили шнырят, в океане подводные лодки - стаями. Чад и угар. Война миров. Противогаз. Марсиане воюют с марсианами.

Была плоть, стало железо. И так же, как плоть жива кровью, по железным жилам поднявшегося в полный рост монстра железное сердце войны толчками погнало жидкость. Кровью новой войны стала нефть. Механизмы приводились в действие двигателями, а двигатели работали, сжигая кровь.

Война вошла в новый образ, обрела другую ипостась, "вожелезилась" очень быстро. До войны значение нефти понимали немногие провидцы вроде адмирала Фишера, но стоило только войне "понестись", как она ухватила самых косных, самых непонятливых, закружила их, завертела и ударила таблом о железное колено. Объяснять себя войне не пришлось. "Все всё поняли." Все и без исключения. Сразу и бесповоротно.

Поняв же, все заинтересованные стороны засуетились, захлопали себя по карманам. "Где моя нефть?! Где она, проклятая, куда запропастилась? Неужто дома забыл? Неужто потерял?!"

Жизнь наша устроена так, что если кто-то теряет, то кто-то находит. И если у кого-то чего-то нет, то на этого недотёпу всегда находится тот, у кого карман полнёхонек. Мораль? Есть и мораль, куда ж без неё: недостающее надо выманить, надо отнять, надо украсть. Не можешь? Есть и ещё один выход - купи! Что, денег нет? Тогда сиди и молчи в тряпочку. Не нравится? Иди с надувным танком пикетировать чужое посольство. Как, не помогло? Ну надо же.., вот же незадача. Деваться некуда, остаётся теперь последнее средство, прими сиротский закон и тебе сразу станет легче.

Однако Первая Мировая была войной такой, что слезами разжалобить никого было нельзя. Даже если эти обильные слёзы из солдатских глаз выжимал не репчатый лук, а иприт.

Воюющим коалициям нужна была нефть, а им нефти не хватало. Ни одной стороне, ни другой.

Поскольку мы уже знаем, что Германия с примкнувшими войну проиграла, то отложим её трудности в сторонку и ознакомимся с трудностями победителя. Интересно же как он из положения выходил. Интересно как выигрывают, проигрывать мы все и так умеем, в этом смысле нас учить - только портить.

Итак - Британская Империя. Та самая англичанка, которая, как принято считать - "гадит". Не думаю, правда, что БИ гадила сильно больше, чем "гадят" сегодня США и уж совершенно точно Англия "гадила" куда меньше, чем "гадила" до неё француженка с её мушкетёрами и великим человеком кардиналом Ришелье. А до француженки испанка во фландрских кружевах вообще клала где могла кучу за кучей, попутно развлекая себя разжиганием костров не только на природе, но и на площадях своих и чужих городов. Как в этом смысле обстояло дело у древних египтян я не знаю, но подозреваю, что окружающие их народы искренне полагали, что египтяне видят своё предназначение исключительно в том, как бы им пообильнее нагадить близким и дальним соседям.

Под "гажением" миром понимаются усилия самого сильного на данный исторический период государства, удерживающего этот самый мир от сползания в хаос. Кроме того, рассуждающие в терминах "гажения" априорно лишают удерживающее государство права иметь свои собственные интересы, демонизируя как "удерживающего", так и его намерения. С точки зрения испано-, франко-, англо, а теперь и американофобов "удерживающий" гадит просто так, из вредности. Гажение ради гажения.

Где-то повыше мы пытались рассуждать о выборе, перед которым оказалась Британская Империя, уже втянувшись в Great War. После первого же года Первой Мировой стал проявляться послевоенный "расклад". Поскольку все хотят выигрывать, то БИ исходила из того, что в победителях окажется именно она, хотя особых оснований так считать после первого года войны у неё не было. Так вот при том условии, что выигрывала возглавляемая Англией Антанта в её первоначальном составе, послевоенное положение складывалось так: Германия исчезала, так как этого не хотели даже, а жаждали два других участника Сердечного Согласия - Франция и Российская Империя, после чего на континенте начиналось соперничество уже между ними. И Англия, в своих попытках установить в Европе баланс сил и следуя своей раз и навсегда выбранной геополитической "модели поведения", оказывалась в положении, когда ей пришлось бы поддерживать слабейшего. Этим слабейшим скорее всего была бы Франция. С английской точки зрения положение усугублялось тем, что никто не смог бы удержать Россию-победительницу от участия в "разборке" на кусочки не только Германской Империи (чего хотели и французы), но Россия неизбежно разрушила бы ещё и Австро-Венгрию (сама мысль об этом была для тех же французов непереносимой), после чего либо исчезал вовсе, либо становился слишком прозрачным "буфер" между послевоенными Францией и РИ.

Другими словами, оглядываясь из сегодня и оценивая сегодня тогдашнее положение, можно смело сказать, что Вторая Мировая Война была неизбежной, вопрос был не в том, случится ли она (то, что она "случится", понимали все), вопрос звучал так - "когда и в какой конфигурации?" Дата и состав коалиций.

А вот теперь вернёмся к нефти.

Война чем дальше, тем больше становилась войной машин. И становилась очень быстро, буквально от месяца к месяцу. Машины Англия могла делать сама, и очень хорошие машины. Но машины мало что значили без нефти. И именно этого, нефти, Британской Империи не хватало катастрофически. Нефть ей мог дать только союзник. И такой союзник у неё был. Российская Империя. Проблема была в том, что сразу же, стоило только войне начаться, стало ясно, что Россия в этом смысле Англии не помощник. И винить в этом Англия могла только себя, она сама делала всё возможное, чтобы лишить Россию выхода к "морям". А сложившаяся (или сложенная Германией) в первый же год войны "конфигурация" фронтов не позволяла России дать Англии чаемую нефть при горячейшем желании сторон.

Таким образом к английским соображениям "как оно будет после войны" (а "оно" получалось не очень красивым) добавилась ещё и нефтяная гирька. Бочка. Бочка полная, полновесная. Barrel.

И Англия заоглядывалась. Англия запаниковала, того, что было у неё в кармане, ей явно было мало. Ей понадобился тот, кто "мало" превратит в "много". И такой волшебник нашёлся.

Звали его Североамериканские Соединённые Штаты.

И Англия насчёт СаСШ ничуть не обманывалась, Англия всё-всё понимала. Она понимала, что позволив Америке войти в войну, она вытащит пробку и выпустит из бутылки джинна. Но джинн джинном, бутылка бутылкой, медная лампа медной лампой, а нефть нефтью.

И время временем.

С точки зрения Англии она выигрывала время. А время это главный ресурс государства. Самый главный. Самый-самый. И это самое время показало, что английский расчёт был верен. Англия угадала. Она, повисев перед этим над пропастью на волоске, сумела этот волосок не оборвать, она выбралась, вышла в победители и она продлила жизнь Британской Империи на тридцать лет, и эта выигранная ими ставка на тридцатилетие позволила появиться на свет и вырасти ещё одному поколению "имперцев", осознающих себя не англичанами, а британцами.

"Rule, Britannia! Rule the waves."

И ради того, чтобы эти тридцать лет у Англии появились, в России война империалистическая плавно перешла в войну гражданскую. России стало не до "империалистической бойни" и она из Первой Мировой вышла. Сама. А Североамериканские Соединённые Штаты в войну вошли. Примерно так, как входит в салун ковбой. "С устатку и не емши." То, что, войдя, увидели в Европе американцы, их не очень впечатлило. Но они "вошли в положение". Они были людьми с понятиями.

"Don’t shoot the piano player, he’s doing the best he can."

Ну, а дальше было то, что вам в общих чертах известно. А теперь о том, что вам известно менее. Америка не только разгребла европейские авгиевы конюшни и не только сделала за англичан большую часть чёрной работы, как, скажем, разобрала на кусочки Австро-Венгрию и французы даже не пикнули, но она к 1918 году давала Англии и Франции более 80% потреблявшейся ими нефти. А Германии нефть никто не давал. Разве что румыны, но Румыния это Румыния, а Америка это Америка, которая выдавала на гора примерно три четверти всей мировой добычи нефти. И Америка давала не только эту нефть, но она давала ещё и танкеры и сопровождение. И ещё одно очень важное замечание - поскольку яичко дорого не так само по себе, как дорого оно ко Христову Дню, то следует учитывать, что американцы давали любое требуемое количество нефти туда, где она была более всего нужна и тогда, когда в ней была наибольшая нужда.

Как с некоторым переизбытком патетики выразился небезызвестный вам лорд Керзон - "союзники были принесены к победе на гребне нефтяной волны". Он знал, о чём говорил. "Rule, Britannia, rule the waves!"

Что тут ещё есть интересного? А, вот, вспомнил - Америка, гоня через Атлантику нефть в Европу, недостающее ей самой завозила в южные штаты из Мексики. В Мексике тоже была нефть. Когда американцы воевали за штат Техас, они знали, что делали. И когда немцы вкладывали в Панчо Вилью денег больше, чем во всех российских социал-демократов вместе взятых, они тоже знали, что делали. Получилось, правда, у немцев и у американцев по-разному. Ничего удивительного, каждый играет как умеет, не нужно за это в него стрелять. Тем более, что каждый как умеет, так и стреляет.

А что до "гадить", фобий и Ришелье, то вот протестанты шестнадцатого века верили, что по сторонам врат Ада, через которые предстоит пройти многим из нас, стоят две виселицы. На одной из них повешена Папесса, а на другой - Кардинал.

146

Человеческие слова схожи с деньгами. В том смысле, что они имеют обыкновение обесцениваться. Взять, к примеру, слово "гениальный". В XVI веке под этим понимали одно, а сегодня, судя по чрезмерной изобильности употребления этого термина, понимают что-то другое. Примерно как с копейкой, на которую в "шашнадцатом веке" можно было купить курицу (со двора, со двора!), пару десятков яиц (organic!), фунт лососины (no farm raised!) или хороший (!) стопарь (!) хорошей (!) водки (!), и на каковую копейку мы можем купить сегодня - что?

Вот то же самое произошло и со словом "эпохальный". "Эпохальное событие." Что это такое сегодня? Да что угодно. "Зе-нит чемпион!" - вот вам уже и эпохалка. А между тем эпохальных событий в истории человечества было раз-два, и обчёлся. Меньше, чем гениев. И в этом недлинном ряду почётное призовое место занимает то, что мы с вами называем "Первая Мировая Война", которая остальному христианскому миру известна как the Great War. (Походя замечу, что по причине плохой памяти сегодня никто уже и не упомнит, что называть Великую Войну Первой Мировой стали только после того, как закончилась Мировая Вторая.)

Так вот Великая Война на то и была Великой, что она переложила мозаику нашей с вами действительности в другой рисунок. Практически всё стало другим. Было одно, стало другое. "То, что было не со мной - помню!" А как насчёт того, что было с тобой, дорогой? Запамятовал?

Сам вспомнишь или позовём кого? Может, доброго доктора? Какого из? У нас есть из кого выбирать. Фрейда? Юнга? Менгеле? Стравинского не желаете, нет? А как насчёт профессора Снежневского?

Если вспоминать добровольно, без холодных ванн и без пары кубиков, то помимо прочей маяты нам придётся вспомнить, что Двадцатый Век, который был порождением и следствием Великой Войны, помимо многого другого прочего сделал ещё и нефть Нефтью.

Христианство породило нашу (нашу, нашу) цивилизацию, а наша с вашей (наша, наша, с вашей, с вашей) цивилизация породила Машину. А Машина потребовала кушать.

Что она захочет из разносолов завтра я не знаю, хотя и догадываюсь, но на протяжении века двадцатого пребывавшая во младенчестве Машина хотела не шашлыков, а жидкой кашки, а кашка называлась нефтью.

И если в ХХ веке вы (Государство) хотели, чтобы ваш бутуз был толще, голосистее и вообще, так сказать, "мясистее" прочей малышни, то вам нужен был источник каши-малаши.

Некоторым государствам повезло. Америке и России, скажем. У них каша сама из-под земли пёрла. А другим родительницам повезло гораздо меньше. Как Британской Империи, например. А её Машина хотела кушать не в пример больше, чем другие железом деланные младенчики. И что прикажете делать?

И британцы в своём несчастье были не одиноки, а это уже само по себе наводило на разные мысли, озвученные некиим графом, заметившим следующую закономерность - каждая несчастливая семья несчастна по-своему, что означает, что несчастье не универсально, что у несчастий есть градация, и что даже попав в несчастливцы, можно большое несчастье превратить в несчастье маленькое.

В несчастливцах в начале века ХХ пребывали Британская Империя, Французская Республика, Германская Империя и Япония. Нам с вами интересно, как выходила из положения Британская Империя, поэтому сосредоточимся на ней. В отличие от очень многих других народов, славных иным, англичане любят думать, начали они думать и в этом случае, думать о том, как бы им возместить обнаружившуюся недостачу и думание дало свои плоды (думать всегда лучше, чем не думать, не нужно быть графом, чтобы до этой немудрящей истины дойти).

Вот до чего додумались англичане - Британская Империя нефть могла получить только извне, а извне лежал весь остальной мир. Во всей его сложности. В пространственном (гео-) смысле Империя англичанами строилась глобально, однако во временном смысле, в смысле "досягаемости", "доступности", в смысле "контроля" приоритет отдавался не западу, а тому, что лежало к юго-востоку от метрополии, от "ядра". Дело было в том, что юго-восток сочетал коммуникации не только морские, но и сухопутные, и для того, чтобы отрезать Англию от Канады, нужна была морская блокада, что всегда трудно само по себе, но для того, чтобы отрезать Англию от Индии в дополнение к морской требовалась ещё и континентальная блокада, и вот такое сочетание выглядело для потенциального "агрессора" задачей почти неразрешимой.

Если мы поставим себя на место англичан (мысленно, конечно), то сразу станет понятно, что если нам вздумалось контролировать Восточное Полушарие (это то, что лежит к востоку от нашего посконного Гринвичского меридиана) то нам по мере убывания досягаемости (но не важности!) нужен контроль Средиземноморья, затем Ближнего Востока, затем Среднего Востока, затем жемчужной Индии, затем Юго-Восточной Азии, затем Австралии, ну а там уж как придётся.

Как Бог на душу положит.

(Между прочим Черчилль, которому сегодня приписывается очень много такого, чего он не только не делал, но даже никогда и не говорил, ещё до того, как началась Великая Война, в самом деле сказал, что если Англия утратит своё влияние на Тихом Океане, то "живущий там Белый Человек просто вынужден будет искать покровительства и защиты у Америки", что и произошло в годы Второй Мировой, так что людям, числящим Винни в великих, можно записать эту фразу в разряд пророчеств "политического гения", сделав скидку на то, что в момент озвучивания своей прозорливости Черчилль не видел в такой перспективе ничего хорошего.)

А теперь, осознав, что нам нужна нефть (в оценке НАСКОЛЬКО она будет нам нужна мы ошибёмся, осознание придёт попозже), наступим ногой на Гринвич, сдвинем цилиндр на затылок, приложим ко лбу руку козырьком и глянем на восток. На восток потому, что найденную там нефть мы сможем добывать, худо бедно защищать и хоть как-то доставлять.

Ошибшись тактически, то-есть не оценив значения нефти в достаточной мере, стратегически, то-есть в выборе места и времени англичане ошибки не допустили. Дальнейшие события показали, что если бы они положились на доставку нефти через Атлантику, то это немедленно поставило бы Англию в зависимость от доброго расположения духа дядюшки Сэма. В Первую Мировую именно так и произошло. Нефть Англия получала и получала столько, сколько просила, но суть была именно в этом - она "просила". А ей давали. И проблема была не только в унизительности такого положения, что, вообще-то плохо само по себе, и не в том, что за нефть приходилось платить, дело было не в деньгах, хотя американцы и от денег не отказывались, проблема была в том, что когда государство оказывается в ситуации, в которой оказалась Англия, ему приходится за чаемое платить капиталом не денежным, а политическим.

Платить уступками.

А это, если называть вещи своими, а не присвоенными газетами именами, ничем не отличается от проигранной войны. Англия могла проиграть Германии и заплатить политическими уступками по итогам "прогаженной войны" и она могла сделать то же самое в отношении Америки, которая на бумаге ("в газетах") считалась союзником. И по результатам войны в газетах выигранной. Разница была только в том, что во втором случае уступки преподносились как добровольные и за эти сделанные добровольно-принудительно уступки Англия ещё и деньги доплачивала.

И это тоже было войной.

Самой настоящей.

И войной проигранной. Войной, о которой "человек с улицы" даже не подозревает. Он о ней не знает. И не узнает никогда. Просто потому, что об "этой" войне телевизор не рассказывает.

"Нефтяная пилюля", которую пришлось англичанам принять, чтобы остаться в живых, была очень горькой. Мы все наслышаны о "продовольственной безопасности" государства, так вот чем дальше Англия втягивалась в "войну машин", тем яснее ей становилось, что о "нефтяной безопасности" даже речи не идёт. Англия могла пилюлю только подсластить. Чтобы горькое лекарство легче глоталось.

Повыше была приведено соотношение собственной и "дареной" нефти, потреблявшейся Англией по ходу Великой Войны. Более 80% нефти и нефтепродуктов англичанам дали (продали) СаСШ. Кое что Англия купила в Мексике. По мелочи. Но был и ещё один источник, за который Англия держалась как утопающий за соломинку. Было маленькое, но золотое яичко.

Тем, что позволяло Англии хоть как-то торговаться с Америкой, не так козырем на торгах, как иллюзией козыря, тем, что позволяло блефовать, "держать верхнюю губу", тем, что позволяло не выйти из Большой Игры, не той, что велась где-то там в Центральной Азии, а из Игры по складыванию New World Order, была "британская нефтяная концессия в Персии".

147

Концессия в Персии была реакцией Британской Империи на протянутые к Ближнему Востоку немецкие руки загребущие. Про одну руку вы уже знаете, она звалась Багдадбаном, но была рука и вторая, если смотреть из Берлина, то правая. Она тоже притворялась железной дорогой, только имя у неё было другое - Хеджаз. Начиналась Хеджаз вокзалом в Дамаске и конечным пунктом имела Медину. Сегодня Дамаск это суверенная Сирия, а Медина это вроде бы ещё более суверенная Саудовская Аравия, ну а тогда и тот, и другой город находились в пределах одного государства - Оттоманской Империи.

Сегодня её с нами нет, а тогда, на переломе веков, она была и правил проживавшими там правоверными подданными султан Абдулхамид II. Он искренне (искренность свойство похвальное, но не всегда уместное, особенно если ты султан) считал возглавляемое им государство государством европейским, а то, что в этом европейском государстве мусульман было очень много, а христиан очень мало, султан полагал не так за досадное, как за мало что значащее недоразумение, европейские же Державы, в свою очередь, не менее искренне считали недоразумением саму Оттоманскую Империю.

Чувства свои европейцы когда находили нужным - скрывали, а когда нет, то - нет, в связи с чем англо-, франко- и русско-турецкие отношения складывались иногда для турков унизительно, что приводило к возникновению у турецкой стороны комплексов. В государственном масштабе. Турки ведь тоже люди. И этим вроде бы нечаянно сложившимся положением воспользовались немцы. Они очень хорошо понимали турков, так как за свою жизнь, которая называется историей Германии, немцы тоже успели обзавестить парочкой трудно врачуемых комплексов. Нации похожи на людей в том смысле, что если на некоторых комплексы действуют разрушающе, то других они наоборот - мобилизуют, заставляют "прыгнуть выше головы". Немцы, как показала история человечества, из вот этих, из вторых. То, что их не убивает, делает их сильнее.

И вот так, подгоняемые своими комлексами, немцы сильнели, сильнели и в начале века ХХ стали очень сильными.

В смысле "экономическом" вес Германии с 1850 до 1913 года вырос в пять раз. В пересчёте на одного немца (в наши дни это называется "производительностью труда") выход продукции за те же годы подпрыгнул на 250%. В том, что мы называем "энергетикой", в конце XIX - начале XX веков "королём" был уголь. В 1890 году непререкаемый тогда авторитет, "локомотив мира" Британская Империя, выдал на гора 182 млн. тонн в то время как Германия - 88 млн. тонн. А минуло времени чуть и уже в 1910 году хоть англичанам и удавалось ещё оставаться на первом месте с 264 млн. тонн, но затылком они уже ощущали пыхтенье догонявшей их Германии, накопавшей в 1910 году 219 млн. тонн угля.

Война это кровь и железо. Что до крови, то количество немцев немецкой национальности с 1870 до 1914 года выросло на 75%, с 40 млн. до 67 млн. А уж с железом у Германии дело обстояло и вовсе прекрасно. Всего за двадцать лет, с 1880 до 1900 года выпуск немецкой стали вырос на 1000% (!), что оставило гордых бриттов далеко позади. Немаловажным будет заметить, что и в "инновационном" смысле немцы всех напугали, пустив в ход изобретённые ими новые металлургические технологии, вследствие чего одна тонна стали, выплавляемая Германией перед Первой Мировой, обходилась ей в десять раз (!) дешевле, чем в 1860 году.

Можно приводить множество цифр, как можно и перечислять немецкие "факторы роста" - объём международной торговли, дипломатию, армию итд. Но не будем отвлекаться, а просто примем к сведению, что Германия на глазах "раздавалась" во все стороны, превращаясь в глобальную силу. А выход глобальная сила находит в глобальном "присутствии". То единственное, чего не хватало ядрёной Германии, называлось "выход в Мировой Океан".

В этом месте нам понадобится одно уточнение. Ма-аленькое. Вроде бы несущественное. Германии понадобился выход в океан, это понятно, это некая очевидность. Но только ей, если она хотела расти дальше, нужен был не просто выход, а выход БЕСПРЕПЯТСТВЕННЫЙ.

У Германии уже были северные порты, но Северное Море не было немецким морем. Более того, если бы Германия попыталась "прорываться" на север, то она сама связала бы сердечным согласием Англию, Францию и Россию, да ещё и вызвала бы этот союз к жизни гораздо раньше, чем то произошло в действительности.

Именно это соображение заставило немцев искать другой выход. И они его нашли. На юге. Хотя все (англичанефранцузырусские) всё прекрасно понимали, но немецкое движение к югу позволяло немцам превратить угрозу в угрозу ОТЛОЖЕННУЮ. Немецкая экспансия к югу, да ещё и в форме "мирного проникновения" не позволяла англичанамфранцузамрусским изобразить (проговорить словами) немецкие действия как непосредственную, сиюминутную угрозу. Немецкая "инициатива" лишала Англию, Францию и РИ свободы действий, прежде всего идеологических, Германия отняла у своих европейских конкурентов ПРЕДЛОГ. "Убили, значит, Фердинанда-то нашего…" - это было людям понятно. "Крест на Святой Софии!" - это тоже понятно, доходчиво и образно. Но как вы поднимете народ на "священную войну" под тем предлогом, что немцы где-то в пустыне железную дорогу строят?

То, что "провернули" немцы было очень ловким ходом. Это называется дипломатией. Так выигрываются войны. И так их, вообще-то, и надо выигрывать. Для такой победы вам не нужна всеобщая мобилизация, не нужны танки и не нужны самолёты. Нужна голова и нужно умение этой головой пользоваться.

И если "низы" в Англии, Франции и РИ мало что понимали (низы никогда ничего не понимают) то вот верхи понимали всё очень хорошо и масштаб угрозы они немедленно оценили. И такие вроде бы непримиримые враги как Британская Империя и Российская Империя тут же "стакнулись" в своих усилиях помешать немецким планам, среднеазиатская игра среднеазиатской игрой, но в этой игре англичанам вполне хватало русских, а русским с кушем хватало англичан. "Только немцев нам и не хватало" - подумали одновременно в Лондоне и в Петербурге. Проблема была в том, что мешать немцам можно было только "под столом", "бунтуя племена". Мешать интригами, диверсантами и шпионами. Немцы не давали самого главного - предлога к открытым враждебным действиям. Это с одной стороны. А с другой они ещё и выигрывали время. А на том уровне, на той высоте, где идёт игра государств, время - самый главный козырь. Непобиваемый. Тот, кто это лучше всех понимает, тот, кто этот козырь придерживает, тот и выигрывает. Как американцы, например.

Немецкое движение на юг приняло невинную форму строительства железной дороги. Феллахи, мотыги. Насыпь, рельсы, шпалы. Картинка не просто мирная, а наимирнейшая. "Цвела бы страна родная и нету других забот." Переориентация Оттоманской Империи произошла не сама по себе. Немцы и здесь проявили инициативу. "Первыми протянули руку дружбы." Причём на самом высоком уровне. Скажем, кайзер Вильгельм дважды посетил Стамбул - в 1889 году (на следующий же год после коронации, приоритет говорит сам за себя) и в 1898. Немцы с готовностью откликнулись на пожелание дорогих хозяев и взялись за реорганизацию турецкой армии, что позволило им подкрепить обретённое в Оттоманской Империи "влияние" уже и "присутствием" штата военных советников, а от советников военных оставался один только шаг до советников политических, поскольку чем дальше, тем больше совпадали немецкие и турецкие "интересы".

Отсюда становится понятной та лёгкость, с которой турки дали "добро" на строительство немцами железной дороги. "Наш паровоз, вперёд лети, в Басре остановка!" А теперь, если мы кинем взгляд в начало этой главки, то мы обнаружим, что немцы были непросты. Ох, непросты. Железную дорогу они строили в виде двух веток. Одну к Медине, а другую к Басре.

Хеджазом и Багдадбаном они брали весь Ближний Восток в клещи.

Причём свои мотивы они объясняли причинами самыми невинными. И турков тому же учили. Так, немецкие советники, по-немецки честно отрабатывая свой хлеб, подсказали турецкому султану изобразить начавшееся строительство ж/д в Медину стремлением облегчить страдания мусульманских паломников, отправившися в хадж, на поклонение святым местам. Это объяснение адресовалось вовне, английскому, французскому и русскому народам, чтобы те не подумали чего плохого, а вот уже сам Абдулхамид был вполне удовлетворён тем, что, согласно немцам, железная дорога должна была усилить контроль Стамбула над арабскими провинциями Оттоманской Империи. Особенно большое впечатление на султана произвело следующее обстоятельство: благодаря железнодорожному сообщению у него появлялась возможность не только перебрасывать войска из Стамбула к Мекке в пятидневный срок, но и с лёгкостью достигать Йемена, ограничивая влияние на арабов злокозненных англичан. Я же и говорю - совпадение интересов. (Между прочим, уже в годы войны усилия небезызвестного Лоуренса Аравийского уходили главным образом на организацию диверсий на Хеджазской железной дороге.)

Когда начали разыгрываться все эти события (все эти страсти), о нефти никто не думал. Но по ходу, "в процессе", кусочки мозаики стали складываться вместе, одно потянуло за собой другое, а другое потянуло за собой третье - немцам понадобился выход в океан и они придумали план, а как только план начал обретать реальные черты, он сам собою натолкнул немцев на мысль, что железная дорога, порт и пароход это очень хорошо, но ведь это хозяйство надо как-то защищать. От супостата. Ведь в мире у сиротки Германии была куча завистников. На суше голосистая Валькирия могла дать окорот хоть кому, пивной кружкой по роже, но как ей быть, если она поднимет парус и выйдет в море? Ответ был прост до чужой (англофранкорусской) жуткости - чем ближе оказывалась Германия к завершению своего плана, тем больше ей был нужен океанский флот.

И началась гонка вооружений. Кто кого. И время не подвело, подгадало, и сила вещей вещи сложила и выяснилось преимущество корабля с двигателем на нефти, а не на угле. Rocket science, знаете ли.

Всем известно, что сильному везёт. А если сильный ещё и умный, то такому везёт вдвойне. А если он ещё и упорный, то тут уж вообще… Немцы, которые о нефти в Месопотамии знали, но особого значения этому до 1900-го года не придавали, издали радостный тевтонский клич. Выход в океан, флот и нефть оказались связанными воедино уже не в переносном, а в самом прямом смысле. В пространственном. Одно-другое-третье - на расстоянии протянутой руки. Доехали до Басры, а там - порт, а рядом с Басрой - нефть, а нефть давала выход в океан и обеспечивала технологическое преимущество.

148

Какую роль в Истории играет личность? Мнения на этот счёт разнятся. Одни люди роль личности в Истории чистосердечно отрицают, другие, сердце скрепя, признают. Не знаю, насколько мы с вами театралы и можем ли со знанием дела рассуждать об играемых ролях, но к ещё одному человеку нам с вами придётся приглядеться поневоле, просто потому, что без этого не обойтись.

Как и все на свете личности, личность, попавшая в поле нашего зрения, носила имя. Имя как имя, самое заурядное, у вас наверняка есть знакомый с таким же - Уильям Нокс д'Арси.

Сегодня об этом человеке отзываются так: the most influental Aussie who ever lived. Желание обитателей пятого континента вплавить или влить д'Арси в тесно сомкнутые ряды австралийцев по-человечески понятно, но простая справедливость требует следующего уточнения - Уильям Нокс д'Арси родился и умер в Англии, успев за время, поместившееся между этими двумя событиями, побывать в Австралии, куда он попал в возрасте семнадцати лет. Отец д'Арси, объявивший банкроство и перевезший после этого малоприятного события семью в астралийский штат Квинсленд, был юристом и по этой протоптанной семейной дорожке зашагал по жизни и сын.

С юридической практикой дело у него пошло не очень, не в последнюю очередь потому, что молодой адвокат оказался человеком азартным, чего по нему сказать никак было нельзя, д'Арси был одутловат и с виду вполне флегматичен. Однако в пухлой груди его билось беспокойное сердце авантюриста, что плохо сочеталось с избранной профессией и этому тягостному противоречию д'Арси нашёл естественнейший выход - все свои доходы он просаживал на скачках.

Жил он в городишке Рокхэмптон, название, которому суждено было стать очень известным и оно известным стало. Не иначе, судьба. Началось всё с того, что однажды в знойный полдень в городской банк явились три человека, были они братьями и звали их Фред, Эдвин и Томас, фамилия же их была Морган. На улице был 1882 год.

Если встречать по одёжке, то подумать о Морганах можно было всякое, но к пиратам брательники не имели никакого отношения, а были они старателями. Братья вывалили на стол кучу невзрачных, но увесистых камней и сказали местному банкиру по имени Холл, что им нужны деньги, так как они нашли золото. Холл оказался человеком честным (среди банкиров встречаются и такие) и он сказал братьям Морганам так: "Ребята, если вы считаете, что напали на золотую жилу, то для начала вам следует обзавестись адвокатом."

Троица носителей пиратской фамилии вышла наружу, обозрела невеликую городскую площадь и запылила туда, где на вывеске значилось слово "адвокат". Этим адвокатом оказался наш новый знакомец д'Арси, ломавший голову над тем, где бы ему разжиться деньжатами и раздать накопившиеся долги.

В принесённых Морганами булыжниках и в самом деле оказались вкрапления золота. Что такое золото понятно всем, для этого не нужно быть пиратом, как всем понятно и то, что золото требует серьёзного к себе отношения. А если вы затеваете серьёзное предприятие, то вам не обойтись без Власти, без Денег и без Хорошего Совета. Ну успел разнестись слух о найденном к югу от Рокхэмтона золоте (а он разносился со скоростью звука), как уже был организован синдикат. Помимо братьев туда вошла власть в лице мэра городка Паттисона, вошли деньги в лице доказавшего свою порядочность Холла, ну а д'Арси в синдикат войти велела сама богиня Удача.

Синдикат в своём первоначальном виде просуществовал год, а потом опытные в своё старательстве старатели братья Морганы решили, что жила истощена и что неплохо бы им из бизнеса выскочить. И они свою долю окэшили, продали её д'Арси за баснословные с их точки зрения 100 тыс. фунтов. По тем временам деньги и в самом деле большие. И рисковый адвокат эти денежки им выложил. И самые умные и самые хитрые на свете братья рассовали по карманам пачки фунтов и, хлопая друг друга по спинам, вприскочку убежали, радуясь как ловко они надули городского умника.

А жила всё не кончалась и не кончалась, жила всё ветвилась и ветвилась, жила уходила всё дальше и дальше и терялась где-то в недрах Земли, и в 1886 году взамен синдиката была создана компания Mount Morgan Gold Mining Co. с миллионом акций по цене один фунт за штучку и акции эти очень быстро подпрыгнули в цене с одного фунта до семнадцати, и бывший адвокат д'Арси, который к тому времени адвокатом быть перестал, оказался владельцем почти половины акций новой компании.

Он стал миллионером, а быть фунтовым миллионером в конце XIX века значило совсем не то, что значит это слово сегодня. За 100 лет эксплуатации "гора Морган" дала 8.8 млн. унций золота, 1.3 млн. унций серебра и 387 тыс. тонн меди. В пересчёте на сегодняшние цены одно только добытое там золото оценивается в 15 млрд. долларов.

В 1887 году д'Арси отправился назад в добрую и старую. Покинув Англию членом семьи банкрота, возвращался он теперь кумом королю. Описывать замашки новоявленного набоба и приводить названия скупленной им в Англии, Франции и Бельгии недвижимости я не буду, а ограничусь тем, что упомяну как забавный штрих то, что на собираемых им вечеринках дорогих (в самом прямом смысле дорогих) гостей развлекали своим пением Нелли Мельба и Энрико Карузо, а поскольку старая любовь не ржавеет, то и юношескому увлечению скаковыми лошадьми д'Арси остался верен, не только собрав в своей конюшне прославленных скакунов, но и купив себе закрытую ложу на ипподроме в Эпсоме. Таких лож в Эпсоме было две, одна стала собственностью д'Арси, а другая принадлежала сыну королевы Виктории, будущему королю Англии, жизнелюбу и женолюбу принцу Уэльскому, вошедшему в историю под именем Эдварда VII.

Словом, всё у д'Арси, превратившегося в одного из самых богатых людей Британской Империи, стало не просто хорошо, а, можно сказать, - замечательно. И что немаловажно - вся эта замечательность свалилась на него сама собой, ему вроде бы даже и пальцем пошевелить не пришлось. Pure luck.

As pure as gold.

Сегодня многие историки склонны объяснять перипетии жизни д'Арси именно этим - удачей. Удачей и больше ничем. Может быть и так, конечно, человек родился под счастливой звездой, бывает. В защиту реноме д'Арси позволю только себе заметить, что он, во-первых, явно не был человеком злым, а, во-вторых, ему по жизни пришлось работать с великим множеством людей и все они неизменно сохраняли по отношению к нему исключительную лояльность, а это означает, что у него хватало ума не наживать себе попусту врагов не только в среде людей, равных ему по положению, но и среди тех, кто на социальной лестнице стоял ниже. Одно только это делает д'Арси человеком незаурядным.

А что до удачи, то соседство с королевской ложей не упасло д'Арси от жизненных неприятностей. От них никто не застрахован, это любому известно, и иллюстрацией тому не только скачки, но и крысиные гонки.

К 1900 году дела д'Арси пошатнулись. Цена акций его компании упала, да к тому же он потерял кучу денег, когда разорился Queensland National Bank. Понятно, что он не стал бедняком, но жизнь пробила в его корабле дыру и ему пришлось спуститься в трюм и начать бороться со стихией. Праздник обернулся суровыми буднями и д'Арси был вынужден задать себе тот самый сакраментальный вопрос, что задаёт себе любой пятидесятилетний мужчина - "что дальше?"

"Что будем делать, брателло Нокс?"

И вот в этот момент нелёгких раздумий на тему "жизнь бы делать с кого", д'Арси нанесли визит.

(Опережая события, отвечу на вопрос, который неизбежно возникнет у вас чуть позже. "Почему выбор пал на Уильяма нашего Нокса?". Ответить нетрудно, в д'Арси счастливым образом (pure luck!) сошлось вот что - он не был государственным служащим, а был он частным лицом, что означало наличие ничем не связанных рук, он был вхож во все двери и лично знаком с самыми известными и самыми влиятельными людьми Империи, он был очень богатым человеком, попавшим в трудную деловую ситуацию и как будто всего этого было мало, у него была ещё и Репутация. Репутация человека, легко идущего на риск. Д'Арси почитал риск делом благородным. Фамилия, наверное, обязывала.)

Человека, который нанёс д'Арси визит, звали сэр Генри Драммонд Волфф. Был он положившим жизнь на алтарь службы государству кадровым дипломатом, чьи заслуги на этом поприще были государством оценены вполне, за год до этого Волфф, который уже имел Большой Крест св. Михаила и св. Георгия, получил орден Подвязки. Сэр Генри сделал д'Арси предложение, от которого человек с авантюрной жилкой просто напросто не мог отказаться.

Предложение состояло вот в чём - Волфф сказал д'Арси, что всё, что он ему сообщает, является сведениями из первых рук, так как он, Волфф, до недавнего времени был послом Её Величества в Персии. И что лично ему известные и достаточно высокопоставленные лица персидской национальности считают, что в Персии имеются богатейшие залежи нефти. И что они просто жаждут начать их разрабатывать, но перед ними стоит одно препятствие. С точки зрения человека делового препятствие ничтожное - финансирование. У персов нет фунтов. Нет стерлингов.

"Dear Sir, they want some money."

Если у персов денег не было, то у д'Арси в загашнике кое-чего ещё оставалось и того, что оставалось, было достаточно, чтобы получить заключение лучших на тот момент умов. Умы ему сообщили, что впереди маячит Большая Война (для того, чтобы дать такое заключение не нужно было быть умом великим, Большая Война маячит всегда) и что грядущая война потянет за собою механизацию военного, а там и гражданского хозяйства, что означает резко возросшую потребность в нефти со всеми вытекающими, что немцам известно о наличии нефти где-то в Месопотамии и что здравый смысл подсказывает, что высока вероятность того, что где-то по соседству нефть тоже может иметься.

- Может иметься или имеется?

- Может иметься, - уклончиво отвечали умы.

- Может или не может?!

- Может…

Для такого человека, каким был д'Арси, даже и троеточия было достаточно.

Вы не забыли, что в 1901 году немецкими стараниями начала строиться железная дорога через Хеджаз? Не забыли? Вот и славненько. В том же 1901 году, 21 мая, Музаффар-ад-Дин, носивший высокую и красивую корону Шах Персидский, продал британскому подданому Уильяму Ноксу д'Арси концессию на разведку и добычу нефти, буде таковая найдётся в пределах суверенного персидского государства.

149

Концессия обошлась д'Арси недорого. Он дал шаху (Великому и Могучему Утёсу) задаток в 10 тыс. фунтов и пообещал дать в будущем ещё 20 тыс. (и дал, деловых партнёров д'Арси не "кидал" даже и в том случае если они не крестились на купола, а совершали намаз, он родился игроком, а не обманщиком), в обещанное, помимо кэша, входили также 20 тыс. акций новой компании, в дальнейшем, правда, выяснилось, что этот "пакет" не давал персидской стороне права на участие в прибылях.

Вот высокая персидская сторона, шахиншах Персии:

Будучи человеком умным и рачительным, роскошный усач Музаффар-ад-Дин полученным от д'Арси денежкам применение, конечно же, нашёл - он истратил их, съездив в Европу.

Взамен шах предоставил д'Арси "эксклюзивные", как принято нынче выражаться по-русски, права на разведку и добычу нефти в Персии в последующие 60 лет. (Время, как было уже неоднократно упомянуто по ходу данных заметок, - самая важная категория человеческого бытия, что подтверждается историей с включением в договор оговоренного срока добычи нефти - этот пункт повлёк за собою очень многие и очень важные события, разыгрывавшиеся на протяжении почти всего ХХ столетия.)

Разведку и добычу д'Арси мог вести на территории в 490 тыс. кв. миль, что превышало территорию Техаса и Калифорнии вместе взятых. В соглашение не попали только пять северных персидских провинций, граничивших с Российской Империей. Шах не хотел осложнений с северным соседом, а англичанам, в свою очередь, тоже не хотелось "обостряться" с Россией по пустякам, так как чем сильнее становилась Германия, тем отчётливее проступала перспектива будущего англо-российского союза.

Всем знакома приговорка "пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что", так вот д'Арси в этом смысле было полегче, куда пойти он знал, как знал и что искать, проблема была в сущей малости - найти. И вот для этого плохо разбиравшийся в лошадях, но зато очень хорошо разбиравшийся в людях д'Арси подыскал самого подходящего человека. Как писали тогда о таковских по-английски - gung-ho guy. Означает это не так даже энтузиаста, как фанатика своего дела, человека "чокнутого", "повёрнутого" на том, чем он занимается.

Звали чокнутого Джордж Бернард Рейнолдс, происхождением он был из простолюдинов и, обладая твёрдым характером, окончил он увековеченный Редьярдом Киплингом Royal Indian Engineering College, где английское государство готовило желающих нести тяжёлое имперское бремя "практиков" для работы в Индии. Помимо упорства как черты характера и диплома инженера судьба позволила Рейнолдсу обзавестись следующими полезными навыками - он стал геологом-самоучкой, дипломатом-самоучкой, самоучкой-лингвистом и самоучкой же антропологом. Всё это вкупе сделало его тем, что по-английски называется task master, термин, который на русский перевести невозможно. Словом, он стал "англичанином".

Вы можете увидеть его вот на этой плохонькой фотографии:

Рейнолдс слева. 1909 год. Персия. Запустенье. Песок и камни. Сто градусов по Фаренгейту в тени, которой нет. Но зато есть шляпа. Зато есть галстук. Есть собака. Есть виски. И содовая, конечно. И бурильная вышка где-то за холмами.

Для того, чтобы понравиться д'Арси, мало было носить фамилию Рейнолодс, так что Рейнолдсу следовало предоставить весомые доказательства того, что он англичанин не только по имени. И такие доказательства Рейнолдс предоставить мог. Будучи не китайцем в Китае, а англичанином в Индии, он, чтобы набраться не так ума, как опыта, пошёл работать на голландцев, искавших нефть на Суматре и он им эту нефть нашёл. Голландцы получили нефть, а Рейнолдс получил опыт. И в качестве бонуса удовлетворил своё английское любопытство. Английскую пытливость.

В этом месте нам придётся сделать отступление от отступления. Причина в следующем - сегодня считается (считается "считается", - ну вы же понимаете), что нефть была нефтью всегда, то-есть нефть была чем-то таким, чего все от века вожделели. На самом деле до того, как нефть стала нужна для войны, значила она если и не мало, то и совсем немного. К концу XIX-го века нефть использовалась главным образом для освещения, конкурируя в этом просветительском отношении с китовым жиром. И если бы не прогресс в деле убийства одними человеками других, тот самый прогресс, который, как принято считать, вообще убивает всё живое, то доброе человечество в своём невинном желании читать после ужина газеты, из которых оно черпает познания об окружающем мире, пустило бы обзаведшихся подкожным жиром китообразных на ветер в самом прямом смысле этого слова. Однако китобойный промысел начал становиться куда менее прибыльным занятием как только человечишки обнаружили, что из нефти можно делать керосин (в отличие от племени младого я помню, что такое бидон с керосином, как помню и очередь в керосиновую лавку, как помню даже и керогаз, да что там говорить, я помню даже что такое примус!).

В общем, нефть дала возможность зажечь фонари и осветить улицы. Замечу, что это было позволительной, но тем не менее роскошью и в той же Российской Империи к началу ХХ века улицы освещались не все и не везде. Но в Петербурге освещались. Однако, хотя Россия была и большая, но Петербург был там один, так что для качавших нефть на бакинских месторождениях братьев Нобелей с примкнувшими к ним Ротшильдами российский рынок был слишком маленьким и они, потыкавшись, пустили в ход изобретённый одним из братьев динамит, и пробили Кавказский Хребет, и построили нефтепровод в Батум и начали отправлять нефть Чёрным Морем через Проливы, а в другую сторону принялись они гнать цистерны на Дальний Восток, а на Дальнем Востоке, где тоже хотели читать газеты при свете ламп, а не лучин, были свои желающие заиметь керосиновую лавку, и с нефтью там, по причине присутствия на Тихом Океане Североамериканских Соединённых Штатов, было очень хорошо и бакинцев, даже если они и носили не вполне "татарские" фамилии там никто не ждал, и началась конкуренция, а расстояние от Баку до Владивостока большое, и ехать долго, а в мире тогда, как учили нас классики, был капитализм, и все заинтересованные лица начали искать нефть не там, где светло, а там, где ближе, ну и вот так прикопались капиталисты до Борнео с Суматрой. А тот, кто ищет, тот непременно находит, мы это из Библии знаем. "Ищите и обрящете."

И попавший в поле нашего зрения Рейнолдс тоже, видать, Библию читывал, так что и искал он, и находил. А события, невзирая на лица, неслись вскачь. И в начале 1900-х в России началась, выражаясь опять же сегодняшим языком, "рецессия", усугублённая даже и голодом, и стало там как-то не до освещения, и появились излишки нефти, и цены упали, как упала и доля России на мировом нефтяном рынке, и как упала, так и продолжала падать, и упала с 31% в 1904 году до 13% в 1913, но это мы немножко вперёд забежали, ведь в рассматриваемой нами картинке до 1913 года ещё далеко, а близко нам до 1901 года, когда взялись немцы за ближневосточную железную дорогу, а англичане за Персию, а на бакинских нефтепромыслах в том же году случились стачки, а в 1904 году случилась война России с Японией, а в 1905 году случилась в России революция, которая в столицах выглядела как революция, а вот в Баку та же самая революция выглядела как "столкновения на межнациональной почве" или, точнее, на почве религиозной, как столкновения между мусульманами и христианами, и как-то так случилось, что вследствие этих межконфессиональных разногласий запылали нефтяные промыслы. В этом месте тем, кому интересно как устроена наша с вами реальность и вне зависимости от того, относят ли себя интересанты к патриотам или наоборот, я бы посоветовал поинтересоваться ролью в тех давних и освещаемых сполохами горящих нефтяных полей событиях товарища Иосифа Виссарионовича, гораздо позже ставшего известным миру как Сталин.

В результате вытеснения России с нефтяного рынка выиграли все. Даже и румыны. Но больше всех выиграли американские нефтяные компании, тут же заполнившие образовавшийся нефтяной "вакуум" на Тихом Океане. Позволю себе вновь напомнить вам, что нефть была тогда чем-то таким, что позволяло предприимчивым людям зарабатывать деньги, но в глазах Держав она не была "стратегическим ресурсом", с точки зрения государственных интересов нефть ничем не отличалась от какого-нибудь текстиля или того же китового жира. Кроме того в начале ХХ века нефть стала терять своё значение даже и в качестве средства освещения, так как светлый ум позволил Томасу Алве Эдисону изобрести лампочку накаливания и она начала своё победное шествие по шарику (в 1885 году было произведено 250 000 ламп, а уже к 1902 году в мире было 18 млн. счастливых обладателей лампочки Альвовича.)

(Попав в трудное положение, нефтяные компании попытались надуть тогдашний "технологический пузырь", вложившись в автомобильный бум, и сперва казалось, что у них ничего не выйдет, так как автомобиль (автомобиль как "автомобиль") в начале ХХ века выглядел вовсе не тем символом прогресса, как то пытаются преподнести нам сегодня, он был крайне ненадежён и крайне тихоходен, тихоходен настолько, что фрикам в шарфах и очках-консервах праздная толпа глумливо кричала: "Get a Horse!" Изобретатели, в том числе и Эдисон, пытались найти выход в замене двигателя внутреннего сгорания на паровой или электродвигатель, но безуспешно, а потом, будто по волшебству, богиня Фортуна повернулась к нефтедобытчикам лицом и подморгнула им глазом с длинными ресницами. Переломным моментом стало знаменитое сан-францисское землетрясение, "инфоповод", приковавший к себе внимание человечества. А читаемые вслух в освещаемых электролампочками клубах газеты расписывали как американские слесари-одиночки при помощи имевшихся в их распоряжении 200 автомобилей растаскивали завалы и доставляли по назначению как живых, так и погибших. При этом газеты не забывали упомянуть, что бензин доброхотам бесплатно предоставляет скромная компания под скромным названием Standard Oil. Масштаб события и романтичный образ мужественно затянутого в кожу шофёра, спасающего придавленных бетонными плитами беспомощных дев, тут же дал свои плоды, ну кто ж против такого устоит, автомобиль стал моден, газетный образ получил своё наполнение и продажи "антилоп гну" в одной только Америке подпрыгнули с 8000 в 1900 году до 902 000 (почти миллиона!) в 1912. И под откидными боковинами этих миллионов стояли двигатели, и работали эти двигатели на бензине, а бензин был продуктом перегонки не браги, а нефти. И если сегодня у вас есть мобильник и по этой причине вы свысока смотрите на водителя Форда-Т, у которого телефона вообще не было, то и ему есть чем похвастаться - галлон бензина в те годы стоил 2 цента, "Two Cents a Gallon!", читайте, завидуйте, а я замкну круг - прежде чем начать свинчивать на конвейере автомобили и антисемитничать Генри Форд труждался тяжкими инженерными трудами в детройтской компании под названием Edison Illuminating Company.)

Но мы отвлеклись. Нас ждёт Персия, страна чудес.

150

Что такое чудо? Каждый понимает это по-своему. Ну вот Кто-то взял, да и накормил пятью хлебами пять тысяч человек.

Чудо? Чудо.

А кто-то шёл себе по серой улице, а сверху - сосуля, не от Юнкерса, а от водосточной трубы со страшным шорохом оторвавшись, в паре шагов ледяным наплывом в землю дала так, что куда там бомбе. Было такое со мною, было. И с кем-то из вас наверняка тоже. "Чудом остался жив."

Чудом? Чудом.

В Персии прозрачные глыбы из замороженной воды на головы персам из многоэтажного поднебесья не валятся, а маленькие весёлые льдинки там в шербет кладут, но чудеса и в Персии нет, нет, да и случаются.

В 1901 году человек удачливый отправил в Персию человека любопытного, поручив ему найти там нефть. И охочий до поисков смысла в жизни Рейнолдс начал нефть искать. День за днём. Месяц за месяцем. Год за годом.

Он искал нефть семь лет. Цифра, между прочим, библейская.

В эти семь лет, теснясь, вместились семь лет тощих и семь лет тучных. В них вместилось всё - невыносимая жара, недостаток воды, изнурительный, изо дня в день, физический труд, полнейшее отсутствие того, что мы понимаем под плодами цивилизации, скрипящий на зубах песок, насекомые, визги людей и топот коней, налёты абреков, беззаконие, взятки и откупы, жизнь в палатке, разборка, транспортировка и собирание вновь бурильного железа, хлеб для людей и фураж для скотины - в "экспедиции" Рейнолдса одних только мулов было 900 штук, прикиньте, что это такое, вы такого количества животины ни в одном фильме не видели, а он изо дня в день это стадо видел и ему нужно было думать не только о мулах, но ещё и о тысяче самых разных вещей. И он об этих вещах думал. А ещё он - бурил. Бурил, бурил, бурил. Бурил всухую. "Опять ничего?" Тьма восточных людей разбирала вышки и Рейнолдс перекочёвывал дальше. И опять бурил. И опять. Белый человек и неподатливый мир.

Д'Арси в Персии не был ни разу в жизни. И он не испытывал ни малейшего желания там побывать. Он знал, что такое Австралия и это знание снимало все вопросы к Рейнолдсу, которому д'Арси, поверив один раз, верил до конца. Он молча выписывал чеки. Месяц за месяцем. И год за годом. Но мир финансов не менее жесток, чем мир материи. К концу 1903 года д'Арси истратил на то, что злорадствующие конкуренты называли "авантюрой", 150 тыс. фунтов и оказался должен Lloyds Bank 177 тыс. фунтов. Будучи человеком не только деловым, но и умным, да к тому же и получавшим консультации у людей не менее умных, чем он сам, д'Арси обратился с просьбой ссудить его деньгами не к банкам, а к Адмиралтейству, справедливо рассудив, что если ему нужны всего лишь деньги, то сама по себе нефть нужна флоту (идея, как можно убедиться, витала, что называется, в воздухе). Косное адмиралтейство, не хотевшее прислушиваться даже и к адмиралу Фишеру, ещё менее пожелало пойти навстречу просьбе, исходившей от какого-то "финансового магната". Просьба д'Арси о государственном займе была Адмиралтейством отклонена, после чего он, мысленно послав в сторону Admiralty лучи недоброжелательства, выписал очередной чек и отправил его в Персию на имя Джорджа Рейнолдса, чтобы тому было на что кормить его мулов и было чем давать взятки муллам.

И так прошёл ещё год, и так же прошёл ещё один, а потом на календаре выскочил май 1905 года и д'Арси обнаружил, что ему следует что-то предпринять, так как к тому моменту он истратил уже 225 тысяч фунтов, а упорный в своих поисках Рейнолдс так ничего и не нашёл, а между тем акции Mount Morgan, стоившие на пике 17 фунтов за штуку, упали в цене до 2 фунтов и 10 шиллингов. Тут любой в затылке зачешет. Вот я бы точно зачесал. И вы бы тоже зачесали, никуда бы вы не делись.

Но д'Арси на нас с вами похож не был, он был Игрок и потому он в затылке чесать не стал, а поступил он по-другому - он сжал кулак покрепче и нанёс государству удар ниже пояса. Он объявил, что хочет продать "нефтяную концессию в Персии" любому желающему, после чего начал переговоры с тут же откликнувшимися на вывешенное у станции Черинг Кросс объявление французскими Ротшильдами.

"Французскими?!"

Государство от боли скрючилось, потом поймало дыхание, затем мысль, потом огляделось вокруг налитыми кровью глазами, вникло в источник боли и, рассвирепев, дало Адмиралтейству хорошего пинка. Немедленно были прерваны переговоры с французами и не менее скоропостижно был создан так называемый Syndicate of Patriots, куда вошёл д'Арси и мало кому известная компания под названием Burmah Oil - "Бирманская Нефть".

"Бирманская Нефть" была небольшой компанией со штаб-квартирой в Глазго, занимавшейся разведкой и добычей нефти в Бирме. Нефти добывалось ею там немного, добытого только-только хватало на босоногие бирманские запросы и за пределами северной Бирмы "Бирманская Нефть" ничего не продавала по причине ничтожности выкачанного, но вместе с тем на стороне шотландцев имелось два козыря. Первый - они были единственной на начало ХХ века английской компанией, имевшей практический опыт бурения, увенчавшийся нахождением нефти, а кроме того, они, при всей своей "малости", присутствовали на мировом нефтяном рынке так сказать - физически, "во плоти", они варились в той же нефтяной каше, что и куда более удачливые заморские конкуренты, а это означало, что они обладали пусть маленьким, но зато реальным кусочком "инсайдерской информации". К этому явному козырю имелся козырь второй и явный менее - в 1904 году крошечная "Бирманская Нефть" умудрилась подписать с Адмиралтейством контракт на поставки керосина (в качестве осветительном, не топливном, не подумайте об Адмиралтействе хорошего). Насколько успешно выполняли шотландцы условия контракта в контексте разыгрывавшихся событий было совсем не важно, а важным стало то, что сам факт подписания с ними официальной бумаги означал, что компетентные органы Британской Империи "Бирманскую Нефть" общупали со всех сторон и разглядели её в лупу. И нашли её пусть лёгкой, но зато "своей". "Наши люди, даром что шотландцы."

Что с этого поимел д'Арси? Ну, не сказать, чтобы мало - ему компенсировали все понесённые к тому моменту в Персии затраты и в качестве приятной добавки подарили 170 000 акций компании "Бирманская Нефть". Не было гроша, да вдруг - алтын! Вновь образованная компания под названием Concessionary Oil Syndicate продолжила поиски нефти с вновь проснувшимся энтузиазмом. Для искателя (вы помните советский журнал "Искатель"? Я помню!) Джорджа Рейнолдса, без страха и упрёка продолжавшего бурить персидские пределы, не изменилось, в сущности, ничего, разыгрывавшиеся в метрополии страсти обошли его стороной, разве что только на получаемых им чеках название одной компании сменилось другим.

Прошёл год. Другой. Прошёл третий. И вот в начале 1908 года уже новая компания поднесла к затылку руку и приготовилась его зачесать. В первых числах мая 1908 года Джордж Рейнолдс получил от д'Арси личную телеграмму. В учтивых, но не становящихся от этого более приятными уху выражениях д'Арси извещал своего протеже, что уже и вновь образованная компания истратила на "персидский проект" более 500 тыс. фунтов и что у него просто нет больше денег и что семь лет достаточный срок, чтобы убедиться в тщетности ожиданий. "Мы сделали всё, что могли."

Рейнолдсу было приказано не мешкая распродать на месте то, что можно реализовать на восточном базаре, прибыть в Лондон и ожидать там дальнейших распоряжений. После семилетних бесплодных поисков любой на месте Рейнолдса от счастья запрыгал бы на месте. Но Рейнолодс не был любым, он недаром приглянулся д'Арси, они были одного поля ягоды, просто эти двое искали в жизни разное, но искали с одинаковой степенью упорства, а удача отвечает верным. Рейнолдс мог немедленно свернуть поиски, рассчитать нерадивых персов, распродать барахло и мулов, и с чистой совестью вернуться в лоно цивилизации, никто не посмел бы бросить в него камень. Но он ничего не распродал и он не прекратил работ. Он уцепился за одну деталь в телеграмме босса. Поскольку д'Арси был в курсе происходящего, а происходящим была очередная скважина, а скважина означает бурение, которое было растянутым не только в пространстве, но и во времени процессом, то в телеграмме мельком говорилось, что, мол, раз уж бурите, то дойдите до 1600 футов и - бросайте.

И вот в этом месте всё упёрлось в характер английского простолюдина. "Мне приказывают сдаться? Ну что ж, я сдамся, приказ есть приказ. Но не раньше, чем я добурюсь до конца."

Телеграмма была получена в первых числах мая, однако Рейнолдс и не подумал остановиться и начать распродавать набрыдшее за семь лет хозяйство, хотя всё выглядело так, что против него ополчилась сама Судьба, всё было против него, вплоть до того, что неожиданные дожди размыли строившуюся четыре месяца дорогу к назначенной ему последней скважине. Судьба великодушно подкидывала ему оправдания, а он их отвергал.

"Будь я проклят, если я не пройду 1600 футов!"

26 мая 1908 года в четыре часа утра, когда бур прошёл отметку в 1180 футов, в рассветное сказочное небо из скважины ударил пятнадцатиметровый фонтан нефти. Англия, которая никогда не проигрывает последнюю битву, нашла то, что искала.

Д'Арси получил телеграмму от Рейнолдса через пять дней после этого события. Мир в те годы жил неторопливой жизнью. Торопится только поражение. И наперегонки с поражением торопится удача.

Д'Арси, который поставил на карту всё и уже был готов пойти на попятный, опять сорвал куш. Ну что тут скажешь, разве что так - pure luck.

"As pure as oil."

151

Итак, нефть в Персии была найдена в мае 1908 года. Найденное следовало как-то "оприходовать", хозяйство необходимо было "упорядочить", как выражались в промежутке между минувшими днями и недавним прошлым коммунисты: "учёт и контроль прежде всего!" и "экономика должна быть экономной!" Не знаю, выбрасывали ли носившие в те годы цилиндры капиталисты подобные лозунги, но уже 14 апреля 1909 года д'Арси и "Бирманская нефть" создали дочернюю компанию под названием Anglo-Persian Oil Company или APOC. Эта аббревиатура по какой-то загадочной причине выдернула из глубин моей памяти новеллу Стефана Цвейга, но поскольку мы сейчас не о высоком, а о вещах приземлённых, то вернёмся к нефти.

Сердцу человеческому мила удача, это приводит к тому, что нам становится мил и человек, которому удача улыбнулась. Что такое "Бирманская нефть" в Англии мало кто знал, но вот то, что финансист и золотодобытчик д'Арси поймал удачу за чуб, мгновенно разнеслось по городам и весям не иначе посредством телепатии, о которой люди деловые знают не понаслышке. Выброшенные на рынок акции вроде бы никому не известной компании под ещё менее известным названием APOC были раскуплены менее, чем за 30 минут.

"Бирманская нефть", долю в которой д'Арси получил авансом от поверившего в его звезду государства (стоимость полученных д'Арси акций составляла 895 тыс. фунтов, почти миллион, сумма по тем времена колоссальная), придержала у себя контрольный пакет акций, а сам д'Арси возглавил совет директоров новой компании, которая со временем новой быть перестала и после того, как д'Арси в знаменитом 1917-м спел свою песнь смерти, выдержала траур и была в 1935 году переименована в Anglo-Iranian Oil Company, а в 1954 в British Petroleum, а в сравнительно недавнем 2001 спряталась она за аббревиатурой всего лишь двухбуквенной - BP. "В" и "Р". Скромно и со вкусом. Зелёненько так.

Ну, а тогда все ещё были живы, и компания BP прозывалась своим крёстным именем APOC, и начала она в 1911 году тянуть нитку нефтепровода от открытого удачливым Рейнолдсом месторождения к персидскому острову Абадан, над которым тоже плывут облака, а в 1912 году компания начала строить на Абадане нефтеперегонный завод, и не остановилась до тех пор, пока не выстроила там целый комплекс, ставший на следующие пятьдесят лет самым большим нефтеперерабатывающим комплексом в мире. Но это будет позже, а в 1913 году первый выстроенный APOC нефтеперегонный абаданский завод выдал первую продукцию. Первый первач.

Всё это было очень хорошо, но к концу 1912 года APOC исчерпала капитал, она истово бурила, строила, нанимала, увольняла и в результате этой бурной деятельности у неё на счету не осталось ни гроша. Это же 1912, а не 2012, в котором бы, заслыша слово "нефть" со всех сторон набежали бы людишки с деньжишками и закричали бы: "На, на, на!" А тогда те, кто пожелал к чужой удаче присоседиться, уже пробежали и то, что могли, они уже отдали. И теперь, отдав, они ждали возврата, а возврата - не было.

Как вы думаете, что понадобилось, чтобы вернулся капитал, чтобы вернулся возврат, и вернулся не просто, а с процентиками, заставившими малых сих, прозываемых акционерами, возрадовавшись, запеть и заплясать?

Я знаю, что вы мне не поверите, но понадобилась для этого не "невидимая рука рынка", а вполне себе видимая и тяжёлая рука государства.

Вот мы с вами удостоились чести познакомиться с двумя людьми - адмиралом Фишером и золотокопателем д'Арси. Оба были людьми по меньшей мере незаурядными, сегодня они незаслуженно забыты (и забыты потому, что кто-то посчитал, что так оно лучше будет, и что помнить нам следует тех, кого в жвалы нашего мозга услужливо подсовывают в качестве "первого блюда" и тут главное - с порцией не ошибиться, побольше надо, пообильнее, так, чтобы назад полезло, а то, чего доброго, мы и второе захотим, а там и десертик, там и компотик, там и шоколад, мороженное, фруктики, ананасы - а где их взять? Жуйте Черчилля и радуйтесь, а то ишь, лезет тут каждый разбираться свиньёй в апельсинах), а между тем оба фигуранта были знакомы лично.

Познакомились они на водах в Богемии, в Мариенбаде, где свела их сама Судьба. Были они людьми немолодыми, жизнью и страстями траченными, здоровьишко у обоих пошаливало, вот и поехали они его поправить. Оказавшись рядом, покряхтели, пожаловались друг другу на болячки, слово за словом разговорились и обнаружили они каждый в другом того, кого им недоставало. "I’m the One You’re Looking For!" Один стремился перестроить не больше и не меньше, как флот Империи, переведя его с угля на нефть, а другой эту самую нефть искал с целью втюхать кому угодно и в количествах как можно больших. Объяснившись, они достигли состояния просветления и посмотрели друг на друга влюблёнными глазами. Был ли тому причиной встреченный единомышленник или целебные воды Мариенбада, но Фишер, вернувшись в Лондон новеньким, как только что отчеканенный соверен, затеял, как сейчас бы сказали - "PR кампанию", возгласив зычным адмиральским голосом - "Wake up, England!" Но добрый английский народ его не услышал, а поневоле услышавшее Фишера Адмиралтейство, где его держали за чокнутого, поморщившись, попыталось не так умилостивить, как угомонить упрямца присвоением ему звания адмирала флота. Треуголка, звёзды, лампасы, кортик, атласная подушечка, белые перчатки и всё такое. "На, подавись!"

"For God’s sake just shut up!"

(В британском Адмиралтействе в предшествовавшие Первой Мировой годы между ратовавшими за переход на нефть прогрессистами, которых было ничтожное меньшинство и угольными ретроградами, которых было подавляющее большинство, с ничуть не меньшим накалом шла та же борьба, что и разразившаяся тридцатью годами позже уже в США эпическая битва между сторонниками и противниками авианосцев.)

Но время шло и работало оно на правильных пацанов. И даже самым тупым всё более очевидным становилось то, что было им неочевидно ещё вчера. А уж когда на узкой проблеме было вынуждено, отвлёкшись от других важных дел, сосредоточиться само государство, то тут уж все забегали как ошпаренные. Не успели Фишера уйти в отставку по возрасту, как он был вновь призван на государеву службу, и призван в славе и силе. Были срочно разработаны три пошаговые программы по переводу флота на нефть, на каждую отпускался - год. Программа 1912 года, программа 1913 года и программа 1914-го.

Нефть из чего-то подручного и в жизни государства вовсе не обязательного превратилась в "приоритет". Значение флота для Британской Империи никому не нужно объяснять, тем более флота военно-морского. А потому с деньгами государство не считалось, главным был выигрыш во времени. Деньги нажить можно, время - нет.

Деньги уходят, но деньги и приходят, а вот время только утекает и поделать с этим человек не может ни черта.

Вернёмся к испытывающей затруднения с финансированием Англо-Персидской Нефтяной Компании. Все предшествующие Первой Мировой Войне годы она создавалась будто самим Провидением, как бы в параллельном мире, в параллельной реальности, откуда её можно было достать, всего лишь протянув в Зазеркалье руку. Рука эта, правда, должна была сжимать мешок с золотом, но что такое золото?Найдите своего д'Арси и он найдёт вам золото. Найдите своего д'Арси, и он найдёт вам нефть.

В 1905 году умные головы в правительстве спасли несущую золотые яички курочку в лице д'Арси и его "персидскую концессию" посредством "Бирманской нефти". В 1914 году все ощущали палящее дыхание войны и на поиски другой декорации времени не оставалось, а потому государство отбросило маскировку и вышло наружу.

20 мая 1914 года (до начала Первой Мировой оставалось девять недель, 9х7 дней) правительство Его Величества и компания APOC подписали соглашение, которое 14 июня 1914 года было первым лордом Адмиралтейства Черчиллем представлено в Парламент и одобрено 254 голосами против 18. Согласно подписанному и одобренному законодательной властью документу британское правительство вкладывало в APOC 2.2 млн. фунтов стерлингов, получая взамен 51% акций бывшей до этого "частной" компании, что означало фактическую национализацию. Кроме этого правительство вводило в состав совета директоров APOC двух представителей с правом "вето" на любое решение компании и в качестве приятного для остальных 49% "инвесторов" довеска Адмиралтейство давало гарантии по закупке у APOC нефти для Королевских ВМС на следующие 20 лет.

Запомните эту дату - 14 июня 1914 года. В этот день нефть стала Нефтью. Смысл слова "нефть" получил новое наполнение, 14 июня 1914 года нефть ушла с уровня "денег" и поднялась на уровень стратегического ресурса государства, она превратилась в инструмент национальной политики. Политики самого могущественного на тот момент государства планеты Земля.

До убийства в Сараево Фердинанда-то нашего оставалось ровно две недели.

152

В той её части, которая касается Великой Войны, внимание бескорыстно интересующихся Историей приковано к "европейскому театру". И это понятно. Миллионные армии, миллионные же жертвы и вообще, так сказать, - масштаб событий. Причём событий, ударивших острием в самое сердце цивилизации. Цивилизации без всяких кавычек, самой настоящей и недвусмысленной. И сердце тоже было самым настоящим, сердцевиной. "Нутром." И европейское нутро себя именно так и ощущало, и именно так и осознавало - самою цивилизацией во плоти. Когда в Версале подписывались известные бумаги, то Британская Империя по политическим соображениям требовала, чтобы кроме неё самой, Франции и Соединённых Штатов свои подписи на соглашениях ставили и представители британских доминионов - Канады, Австралии, Новой Зеландии, Южно-африканского Союза и Ньюфаундленда. Так вот после проведённых Клемансо и Ллойд Джорджем с глазу на глаз за закрытыми дверями переговоров, увенчавшихся той или иной достигнутой договорённостью, Клемансо устало говорил - "… ладно, ладно, договорились, где мне тут расписаться? - и, отложив в сторону перо, неизменно добавлял - ну, а теперь зовите ваших дикарей."

Европа как пуп мира.

Но кроме пупка, вмещающего унцию орехового масла, у тела есть и другие части и какая из них важнее, решать, вообще-то, тому, кто в теле живёт.

Вот есть у нас мир, и есть "мы", мы как государства, которые мы (мы как мы, мы как я, как вы, как он и как она) вполне можем представить себе как части бывшего когда-то единым, а теперь расщеплённого сознания, которое желательно бы свести опять воедино. "Вылечить." Старая как сам мир игра в доктора и пациентку. Приятственным лечением занимается тот, кто на данный момент сильнее всех. Самая сильная часть сознания старается подчинить себе все остальные. На 1914 год самым сильным на Земле государством была Британская Империя и именно она решала, с какой части тела она начнёт своё врачевание, с пупка или с чего-нибудь другого. Для пущей наглядности отбросим эрогенность и представим себе процесс лечения как иглоукалывание - воткнули вам золотую иголочку в точку на ноге, а болеть перестала голова. Чудо? Чудо, конечно. Точка-то маленькая, а голова - большая.

Понятно, что лечить можно по-всякому, можно таблетку какую заглотить, можно стакан коньяку прнять в расчёте на расширение сосудов головного мозга, некоторые народы предпочитают баню, что не отменяет, впрочем, коньяка, а есть и любители экстрима, считающие что чем средство радикальнее, тем лучше и сносят источник боли и душевных мук на гильотине, после чего голова перестаёт болеть совершенно точно, однако в этом случае вместе с болью девается куда-то и расщеплённое сознание, которое мы взялись, вроде, сколачивать вместе и мы оказываемся там, с чего и начинали, только теперь помимо сознания нам придётся возвращать на место и саму голову. "Конферансье плакал, ловил в воздухе что-то руками и бормотал: "Отдайте мою голову! Квартиру возьмите, картины возьмите, только голову отдайте!" Именно поэтому субъектные государства не идут в конферансье, а хотят они сами определять не только вид лечения, но и в какое место дорогого тела добрый доктор Шарль Сансон будет втыкать иглу.

В 1914 году для того, чтобы облегчить головную боль в Европе, иглу англичане воткнули в Месопотамии.

Причём, поскольку были англичане англичанами, то за лечение они взялись не с бухты барахты, а основательно к тому подготовившись и иголочку они не забыли предварительно прокипятить.

Вот так выгядел "регион" на начало Первой Мировой Войны:

Очень хорошо видно, где находилось найденное Рейнолдсом месторождение, как тянулся нефтепровод и где находился (и продолжает находиться) Абадан с нефтеперегонным комплексом.

(Не знаю, вернёмся ли в будущем к личности Джорджа Рейнолдса, поэтому на всякий случай попрощаемся с ним сейчас, но на прощание я расскажу вам о его судьбе в той её точке, где пересеклась она с государственными интересами - после того как д'Арси получил от Рейнолдса телеграмму о найденной в Персии нефти, он порадовался за себя, а компания "Бирманская нефть", на которую тогда трудился неутомимый и упрямый Рейнолдс, порадовалась за себя, но немедленно встал вопрос - а что же делать с упрямцем, нарушившим должностную инструкцию и корпоративную этику? Рейнолдс ведь подавал плохой пример - он не подчинился прямому приказу. Он нашёл нефть, но нашёл он её потому, что был Рейнолдсом, а не потому, что нарушил приказ. Это понимали наверху, но не понимали внизу, где у Рейнолдса могли найтись не столь удачливые подражатели. Поэтому с ним поступили чисто по-английски - он был уволен, но при этом, увольняя, ему подарили пакет акций "Бирманской нефти" и вручили чек на 1000 фунтов (примерно $70 000 на наши деньги), чтобы ему было на что кормить его собаку. И сам Рейнолдс ушёл тоже по-английски - молча, не прощаясь, с чувством выполненного перед собою, перед королём и перед Богом долга, с высоко задранным подбородком и придерживая оттопыренный карман.)

При взгляде на карту видно, что нефтеперегонный комплекс на Абадане находился прямохёнько на границе между Персией и тем, что сегодня называется Ираком, а тогда называлось Оттоманской Империей. И сегодня мы знаем, что Британская Империя (Империя Добра) объявила Оттоманской Империи (Империи Зла) войну в день 5 ноября 1914 года от Рождества Христова. Также мы знаем, что, позволив как следует накопиться гневу правоверных, 14 ноября 1914 года в ответку был турками в лице Шейх-уль-Ислама провозглашён джихад - священная война последователей пророка против Британии, Франции, России, Сербии и затесавшейся туда же зачем-то Черногории. С масштабированем реальности турки были не в ладах.

Но зато англичане были в ладах и с миром, и с собою. Поэтому они, не дожидаясь ноября, уже в сентябре ввели в устье реки Шатт-эль-Араб три HMS, что расшифровывается как His Majesty Ships - "Один" (скандинавский бог, а не порядковый номер, как вы могли бы подумать), "Эшпигль" и "Дальхаузи" с приказом защитить в случае чего нефтеперегонный комплекс на Абадане. Тут же, не откладывая дел в долгий ящик, приказом от 16 октября англичане создали в близлежащей жемчужине Индии так называемый "Экспедиционный корпус "Д" под командованием генерала Деламейна:

В корпус входили 16-я пехотная бригада и 1-я индийская бригада горной артиллерии общим числом в 4731 военнослужащего, главным образом индийцев, "сипаев". Того же 16 октября 1914 года корпус отправился из Бомбея в Месопотамию. Распечатав полученный пакет генерал Деламейн нашёл внутри приказ оккупировать Абадан (суверенную персидскую территорию) с целью обезопасить нефтепромыслы от посягательств извне (под "извне" понималась суверенная Оттоманская Империя) и убедить проживающих в регионе арабов в неизменном почтении, как и в неизменной поддержке Британией вековечного стремления арабов к свободе и счастью.

Поскольку для высадки и оккупации нужен был предлог, то его пришлось искать, но если вы обладаете известным воображением, то поиски будут лёгкими, вот и англичане ничуть в этом смысле не затруднились, так как ещё 31 октября капитан "Эшпигеля" получил телеграмму об обстреле турками находящихся в пределах Российской Империи Одессы и Феодосии.

"Турки, - гневно сказали англичане, - негодяи! Зачем вы обстреливаете из пушек золотые феодосийские пляжи?"

Турки что-то там залепетали в ответ, но англичане даже и слушать ничего не захотели. 5 ноября Лондон объявил Оттоманской Империи войну, а стоявшие в устье Шатт-эль-Араба английские корабли очистили побережье от установленных турками мин и 6 ноября англичане высадились на турецкой территории. "Ибо нефиг!"

22 ноября 1914 года англичане оккупировали Басру.

153

Всех занимает вопрос о начале Первой Мировой. Не только как она случилась, но и - "а почему она вообще началась?" Ответов существует такое множество, что советская "историческая наука", у которой от обилия версий помутилось в голове, избавляясь от наведённого морока, свела цветущее многообразие к единственно верному ответу - "межимпериалистические противоречия". Что это такое? А вы что, сами не знаете? Межимпериалистические противоречия это межимпериалистические противоречия.

А между тем некоторые вещи лежат на самой поверхности, их трудно не заметить в силу выпирающей выпуклости. Вот почему, скажем, всё началось с Сербии? Ответ на этот вопрос очень прост - немцы выстраивали единое "пространство" в котором они могли бы действовать без помех, "от моря до моря", от моря Северного и до Персидского Залива. И Сербия, маленькая и вроде бы никому, кроме австрийцев не нужная, позволяла это единое пространство разорвать в самом его узком месте, разорвать в прямом ("пространственном") смысле.

Ну, а кроме "пространства" у нас есть ещё и "время", верно?

Государства воюют в пространстве и во времени, но это не всё, они ещё и воюют пространством и временем. У кого есть пространство (пространство в физическом смысле, как у США или России), тот находится в заведомо выигрышном положении. А если к имеющемуся пространству добавить умение воевать временем, то получится и вовсе хорошо. (Россию исторически отличает неумение пользоваться временем применительно к "моменту", творчески, она традиционно рассматривает время как ресурс, позволяющий пассивничать, "выжидать", в расчёте на то, что "агрессор" рано или поздно совершит ошибку, сложилось такое положение отчасти потому, что наличие на руках козыря "пространство" оказалось для русских труднопреодолимым искушением. Чисто азиатская, между прочим, черта, "степь да степь кругом". А вот условный злокозненный "Запад", Европа, будучи по историческим причинам пространства лишён, той же самой Жизнью был мотивирован к рациональному использованию "времени", в чём и преуспел.)

Если посмотреть под этим углом на события новейшей истории, то становится понятен исходник доминирования Америки, которая, будучи клоном "европейской цивилизации" и изначально умея виртуозно пользоваться "временем", сумела обзавестись и вторым козырем, вырвав из окружающего мира большущий кус "пространства". И обладание этим своеобразным "карт бланш" дало США неоспоримое преимущество перед остальными государствами, у которых козырей либо нет вообще, либо есть лишь один из них.

Так вот применительно к Первой Мировой просто напросто невозможно не заметить, что её начало именно во "временном" смысле было чрезвычайно выгодно Антанте, а особенно Англии и Франции. Выгода была в том, что Германия не успела достроить Багдадбан. Германии не хватило времени, её этого времени лишили. У неё это время отняли или, если угодно, "отыграли". Когда произошло "убийство Фердинанда" и начались "кидание пальцев", "предъявы" и ультиматумы посыпались как из ведьминого мешка, Багдадбан представлял собою четыре протяжённых участка, не соединённых между собою, Багдадбан не успел стать единым целым. А потому не то что немцы, но даже и турки не могли перебрасывать войска в собственное "мягкое подбрюшье". (Следует понимать, что когда примерно в тех же местах знакомец наш Рейнолдс искал нефть, то главным препятствием было полнейшее отсутствие дорог и упрямцу, прежде чем начать бурить очередную скважину, приходилось при помощи оравы нанятых "оборванцев" строить дорогу от одного мнообещающего spot к другому. А там - к третьему, к десятому и так далее. И на это уходили годы. И мили. Был Рейнодлс, было время, было пространство и были "на верблюдах своих бедуины".

И когда англичане в ноябре 1914 года высадились на противоположный Абадану берег реки Шатт-эль-Араб, то в Басре и окрестностях обнаружился примерно пятнадцатитысячный "контингент" тыловых по отношению к Стамбулу войск, который был четырьмя тысячами привезённых из Индии англичанами индийцев разогнан пахучими сипайскими тряпками.

И людям, которые считают войной только и исключительно танки-самолёты и крики "Банзай!", будет очень трудно (если вообще возможно) понять, что начавшаяся такими скромными силами непритязательная и совсем не героическая "месопотамская кампания" для воюющих государств значила ничуть не меньше, а может быть и больше, чем какой-нибудь "Верден" с танками-самолётами и миллионными скоплениями войск.

Сыграв "временем", Антанта отняла у немцев вот что: Англия гарантировала себе около 20% потреблявшейся её армией и флотом нефти, вроде бы не очень много, но, как показали дальнейшие события, - попади БИ не в восьмидесяти, а в стопроцентную зависимость от поставкок нефти из СаСШ и американцы (такие каковы они есть) извлекли бы из этой ситуации не 100, а 146% отнюдь не одной только денежной выгоды. И помимо этих таких сладких 20% Антанта лишила возможности получать с Ближнего Востока нефть Германию.

Сегодня мы живём в мире, который мало что знает о том, как могли бы ("БЫ") повернуться события и что значила тогда для Германской Империи Месопотамия в узком смысле и весь Ближний Восток в смысле более широком и сугубо немецком.

Где-то повыше мы с вами узнали, что кайзер Вильгельм II дважды посещал Оттоманскую Империю. На переломе веков, в 1898 году, когда события ещё не понеслись вскачь, а - "зрели", кайзер нанёс государственный визит оттоманам и где проехался, а где и прошёлся по пределам гостеприимной Туреччины. Начал он с европейской окраины, со Стамбула, а потом пошёл вглубь, в нутро, он отправился в Иерусалим.

Вот он, на подходе, "близ есть, при дверех":

Удивительно, что Вильгельм не едет на белом осле и не держит пальмовую ветвь в руках, с него бы сталось, но и белый жеребец неплох, тем более, что он наверняка не подарен чеченцами, с кровью и жеребьячьей родословной там всё было в полном порядке, немцы же, "не у Пронькиных."

Для того, чтобы высокопоставленные визитёры могли "въехать в Иерусалим", хозяева, которым для дорогих гостей было ничего не жалко, разрушили часть стены Старого Города. "Прямыми сделайте стези ему." И вот гости здесь:

Кайзер Вильгельм (титул kaiser, имевший источником старонемецкое keisar является аналогом латинского Caesar) вошёл в Иерусалим в образе прусского фельдмаршала, символ громоздился на символ, но иногда костюмированность давала сбои:

У "бедного Вилли" было не очень хорошо со вкусом, его всё тянуло на шишаки и восточную "пышность", дурно понятую как "толстожопость".

Злоязыкие турки немедленно обозначили межгосударственный визит "немецким Джихадом", чему и сам Вильгельм, бывший ориенталистом-любителем, немало поспособствовал, представляясь как "хаджи Вильгельм". Да и чего там говорить, если даже и ближневосточный департамент кайзеровской разведки, восполняя недостаток чувства юмора наверху, стал называть себя "Джихад Бюро".

Со стороны Германской Империи игра была многоплановой (немцы были молодцы, они, отдавшись "драйву", позволили разгуляться воображению) - тем, что она делала, Германия давала туркам обрести второе дыхание (корм был не в коня, но это стало понятным только с началом военных действий в 1914-м), они перехватывали инициативу у англичан в мусульманском мире ("желанием Кайзера было спустить с цепи миллионы мусульман и устроить христианам Варфоломеевскую ночь"), они искали (и находили) расположения сионистов (во время визита в Оттоманию любезными хозяевами была организована личная встреча Вильгельма и Теодора Герцля, в ходе которой германцы убеждали (и достигли в том немалого успеха) теоретика сионистского движения, что главным врагом международного еврейства является самодержавная Россия. Но во всём этом присутствовала некая неполнота, всё, что делалось, касалось слов, "духа". Но к духу требовалось и что-то материальное, мы ведь все живём в грешном мире материи.

И немцы, как никто другой, в материи знали (и знают) толк.

Строившийся Багдадбан помимо самой по себе железной дороги и всех связанных с нею очевидных "милитаристских" выгод предусматривал выгоды ещё и такие - немцы получили от турков гарантии, что если в процессе строительства ими в полосе шириною в двадцать километров по каждую из сторон строившейся "железки" будут нечаянно ("нечаянно!") найдены какие бы то ни было полезные ископаемые (как вы думаете, какое именно "ископаемое" можно ожидать найти по соседству с Басрой и Мосулом?), то Германская Империя немедленно получает эксклюзивное право на сорокалетнюю концессию по разработке нечаянно найденного.

Хочешь иметь флот - умей крутиться. И немцы крутились. И крутились очень хорошо. И сами они были хороши. И план их был хорош. И он - работал. Как часы. А потом вдруг, где-то в Сараево - чу! Выстрел. Из жалкого пистолетика. "Пх!" Как кукушка из часов выскочила. "Ку-ку." И всё - заверте-е-е-е…

Время!

154

Выгодно ли воевать?

Ну вот с чисто человеческой точки зрения? С уровня единички? На этот вопрос любой индивидуй отрапортует так:

- Всегда готов! С колен встану, всех порву. Ура-а-а, товарищи! Где мой верный калаш, гады?! - и, перейдя на речитатив, добавит скороговорочно: "А короткоствол в целях самообороны разрешить немедля всем!"

Но эти песни поются на миру или в каком тесном кабинетике с недвусмысленным портретом на стене, при взгляде на который само даже слово "выгода" становится неуместным, а потому и непоминаемым всуе.

Однако самому себе вопрошаемый вопрос непременно разъяснит так:

- Ну-у-у.., если на передову-ую, так какая ж там выгода-то..? жив остался - уже спасибо.., если жив, да ещё и с руками-ногами - это, считай, повезло, с прибытком вернулси.., а так - нет.., не-не-не, не люблю. Вот разве што в тыловики, в начальники склад-а-а.., ой, да ладно в начальники, хоть так бы.., в караул при складе стоять, вот это - да-а-а! вот это оно-о! выгода как она есть, самая наивыгоднейшая выгода.., бабы, самогон.., - и в этом месте у обладателя бессмертной души замаслятся глаза и он мысленно быстро потрёт ладонями, - хехххх…

И ответы эти будут одними и теми же, на каком бы языке вы человечка ни спросили и на каком бы языке он сам с собою ни разговаривал бы. "Эх, люди, люди…"

Но это если речь идёт о человеке. О маленьком. О клеточке пред Богом. Протоплазма там, ядро… И душа, конечно. Однако стоит нам задать вопрос о выгоде государству, то-есть не клеточке, а всему организму, то ответ будет совсем другим. Только государство отвечает нам не словами, а - действительностью. Той действительностью, в которой живут и считающий себя вправе задать вопрос и услышать ответ обладатель кабинета, и начальник склада, и караульный, и тот, кто, хочешь не хочешь, а едет на передовую. Таких хитрых, но недостаточно умелых передовиков - подавляющее большинство, какого бы лестного мнения они сами о себе ни были бы.

Вот Первая Мировая. The Great War. Для современника событий выглядит она так:

Не очень привлекательно. Вода тут в некоторых количествах присутствует, но на Лазурный Берег всё это похоже мало. Желающих туда отправиться по доброй воле найдётся немного, однако государство не унывает, потому что оно находит очень много нежелающих и отправляет их в путешествие, которое начинается не в турагенстве, а на призывном пункте. "Давай, дорогой! Пришла пора подняться с колен и всех-всех порвать. Ты мужик или кто? Ты ж сам говорил, что дождаться не можешь, мне говорил, им говорил, ему говорил, да и ей вон тоже заливал, помнишь? На лавочке. Вспомнил? Вот и хорошо, на тебе твой винтарь и - вперёд! Рви."

Кого? Да вот же он, перед тобою:

Вы, никак, думали, что кино "Кинг Конг" на пустом месте появилось? Ну, думайте дальше, а ещё лучше вообще не думайте, за вас уже всё давным давно подумали, а вам думать не надо, ваше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами.

Этот лозунг вечен. Как вечна и война.

В 1916 году в Америке демократы победили на президентских выборах с кандидатом Вудро Вильсоном. Слоган, позволивший Вильсону победить, выглядел так - "He Kept Us Out of War!"

"He kept US out of war."

Отличный слоган, даже и сегодня завидки берут.

А минуло чуть и 2 апреля 1917 года в 8:30 по восточному времени Вудро Вильсон обратился к полному составу Конгресса с просьбой разрешить ему провозгласить состояние войны. Объявить войну Германии. Конгресс взялся думать и думал он очень долго, целых полтора дня и 4 апреля государство дало Вильсону зелёный свет. "Таможня дала "добро".

И ни одноэтажная, ни даже и многоэтажная Америка не вышла на улицы с требованием "остановить поджигателей войны", Америка не возмутилась вопиющему несоответствию между обещанным ей "he kept us out of war" и данной ей в ощущениях реальностью, ничего такого не случилось, наоборот, Америка начала отправлять своих сыновей в чёрно-белый ад европейской войны. И отправляла она их вот так:

Почему такая, граничащая с религиозным экстазом, картинка? Ответ очень прост - Державы приоткрыли дверь войны и жестом пригласили Америку войти. И Америка образца 1917-го года собою, своим до самых до окраин нутром, невыговариваемым словами инстинктом поняла, что ей не какими-то там "державами", а Судьбой (или Историей, или Богом, назовите как хотите) даётся шанс. Шанс, который даётся государству один раз. Шанс, который упустить нельзя.

Этот шанс называется войной.

Только война позволяет государству перейти с одного уровня на другой. И чем война больше, чем масштабнее, чем "всеохватнее", тем выше она позволяет прыгнуть победителям. Точно такой же шанс был дан России в июне 1941 года и она точно так же этим шансом воспользовалась. Разница была в том, что Россия не только не искала этого шанса, но она от него до последнего уворачивалась, "не был богатым, не хер и начинать", а Америка мало того, что свой шанс жадно ждала, но она его ещё и торопила, она не хотела, чтобы выигрышный билет ей подарили на день рождения, а потому истово несла трудовой доллар в ближайшую лавочку и каждую неделю покупала новый билет в надежде выиграть. И в 1917 году она своего дождалась. А до этого ей долгие годы приходилось себя смирять, она не то что не кидала лозунгов насчёт колен, поднятий и порвать, но она старательно и очень убедительно притворялась слабее, чем она была на самом деле. И разница была не только в "позе", но ещё и в цене, уплаченной за Шанс. Русские заплатили за свой куда более высокую цену. Это оттого, что они с выгодой вечно не в ладах, вот даже и сегодня, в XXI веке они почитают за выгоду мобильник, иномарку, а самые-самые умные - швейцарские часы. Был когда-то СССР и был Брежнев с часами "Слава", были да сплыли. А таперича можно нечаянно так манжет поддёрнуть и на зависть окружающим поинтересоваться - "а который там у нас нынче час?" И каждый дурак сможет убедиться, что у Обамы часы за сорок долларов, а у меня - вот! Видали? "То-то, лохи."

Но поскольку мы именно что о лохах, то вернёмся к предмету. К ожившей статуе Командора и пробившему часу.

"Бом!"

На Америку сделали ставку. В 1917 году Америка в Антанте заместила собою Россию. Роль она должна была играть ту же самую, что играла до того Россия и роль эта состояла в поставляемых Державам ресурсах. В том числе людьми, которые в глазах государства тоже представляют собою пошлый ресурс. Вроде железной руды. Или полноводных рек. Или леса. Или денег. Или нефти. Словом -чернозёма. Да-да. Человек думает о себе так - "человек это звучит гордо", а его родное государство думает о нём же неможко по-другому, но тоже достаточно лестно - "не человек, а золото".

У Америки не было армии. Она сознательно пошла на этот шаг, чтобы её не воспринимали слишком уж серьёзно, ну в самом деле - это что ж за Держава без армии? Смех один. А если у вас нет армии, то и воевать в горячем смысле вы не можете, как можно сражаться тем, чего у вас нет?

Мало того, Америка всему свету показывала, что она и в войну-то ввязываться не очень хочет. Вот и в президенты там выбрали - миролюбивейшего и либеральнейших убеждений бывшего президента университета, книжного червя, противника всех и всяческих войн, he kept us out of war, а вы как думали?

Думали в ихних европах разное, но, когда подпёрло, то с того берега Атлантики призывно замахали руками. "Будь гостьей, драгоценная наша!" И Америка смутилась, потупилась. "Да я даже и не знаю…"

- Давай, давай, - кричали ей. - Ты посмотри, какая ты дебелая да здоровая! Давай к нам, у нас тут весело!

- Да у меня даже и армии нет, и вообще я не по этому делу, мне бы пахать, строить, плавить, ну ещё на бирже иногда играть, не без этого, но у вас же там воевать надо, а я даже не знаю с какого конца за ружжо браться… Да и посуды у меня тут немытой куча.

- Давай, давай, - хором кричали ей англичане с французами, - ну и что, что армии нет, армия дело наживное, мы тебе покажем - здесь зарылся, там газку пустил, это нетрудно. Не умеешь - научим, а захочешь - и заставлять не будем. Тяжело в учении - легко в бою. Пуля дура - штык молодец. Ты, главное, нефти чуток захвати, а то мы последний стакан допиваем, а что до закуси, то она у нас богатая, так ты как?

- Ну, ладно, - сдаваясь, сказала Америка, - что с вами, озорниками, поделаешь, так и быть, попробую. Может, чего путное и выйдет.

155

На заключительном этапе Первой Мировой (необходимое уточнение - это сегодня мы знаем, что 1917-18 это завершающие годы мясорубной четверолетки качества, а тогда никто не знал, сколько ещё продлится война) у Антанты возникла острая проблема с личным составом.

На Западном Фронте элементарно не хватало людей, что превратило их в ресурс ценный, если не сказать драгоценный, "не люди, а золото". Поэтому в качестве вступительного взноса за счастье "вступить в клуб" с американцев первым же делом потребовали не солдат (их у СаСШ фактически не было), а потребовали - рекрутов. Причём по тогдашним и выглядевшими очень реалистичными прикидкам англо-французы посчитали, что обойдутся они 500-ми тысячами человек и довели эту цифру до американской стороны.

"ОК, - послушно сказали в Вашингтоне. - Война есть война. Принимайте."

И людской поток хлынул через океан. "Американцы идут."

Вот они дошли до Лондона:

И в Лондоне они не остановились, и пошли они дальше. Минуло, спасибо партии, лето, кончилась осень, настала зима, а они всё идут и идут:

И конца им не было видно. И происходило это потому, что шли не только люди, но шли и события, и шли эти события всё хуже и хуже. Для Антанты. После провала летнего наступления на Восточном Фронте Антанта уловила запах жареного, а между тем к концу 1917 года через океан из затребованного полумиллиона успело переправиться 180 тыс. человек, а, не успел начаться год новый, как между Россией и Германией (а также Австро-Венгрией, Оттоманской Империей и Болгарией) был подписан брест-литовский мир, первым же следствием которого стало то, что немцы начали перебрасывать войска с Фронта Восточного на Фронт Западный.

Мир очень хорошо знает, что такое немецкая армия, так вот теперь это немецкое качество начало перерастать ещё и в количество, и к лету 1918 года немцев на Западном Фронте стало больше, чем противостоявших им сил Антанты. О первоначальном лимите в 500 тыс. призывников забыли тут же, французы в панике закричали - "дайте людей, дайте-дайте-дайте, обученных, необученных, больших, маленьких, белых, чёрных, дайте любых, только - ДАЙТЕ!"

И Америка начала давать. Давать по-настоящему, так, как это умеют делать американцы. В июле 1918 года, "на пике" событий, во Францию каждый день прибывало 10 тыс. американцев. В день - по дивизии. И, отправляя "ограниченный контингент" в Европу, Североамериканские Соединённые Штаты не забывали и о себе. К концу года (к финалу Великой Войны) они располагали армией численностью в четыре миллиона человек (напомню, что всего полутора годами раньше, когда их "пригласили" повоевать, американская армия имела в своём составе всего 133 тыс. военнослужащих). И более половины этой армии было переброшено в Европу. И из расквартированных во Франции двух миллионов солдат полтора миллиона находились на передовой.

Всего в течении пары месяцев немцы потеряли численное преимущество. Французы перевели дух и вздохнули с облегчением. Они явно не понимали, что происходит. Вот англичане, те да, те понимали, те видели все последствия, но они просто не видели другого выхода.

А французы радовались, да и как им было не радоваться, вот они встречают пересекшего в условиях строжайшей секретности Атлантику генерала Першинга, командующего американским экспедиционным корпусом в Европе:

Першинга торжественно привечали в Париже, в рамках спешно состряпанной "идеологической кампании" американскую военную делегацию повезли на могилу маркиза де Лафайета, где Першинг сказал несколько приличествующих моменту слов и где прозвучало ставшее с тех пор знаменитым - Lafayette, we are here!

"Лафайет, мы здесь!"

Сегодня считается, что сказал это сам Першинг, но в реальности эти слова принадлежат не ему, а его помощнику полковнику Чарльзу Стэнтону, но дело не в этом. Французы не понимали "момента", они будто ослепли, им отказало их знаменитое "галльское остроумие", они в упор не видели потусторонне нечеловеческого сарказма фразы, они искренне понимали её в наибуквальнейшем смысле. Они видели в Першинге грубого солдафона, кусок пушечного мяса, который целью своей жизни видит, как бы ему поскорее умереть за "ценности европейской цивилизации", за "матучку Марианну".

И самообмануться им было тем легче, что американцы и в самом деле умирали. Но вот только за кого?

Это колонна американцев на подходе к фронту:

На обочине сидят англичане. Они уже знают, что такое война и теперь им предстоит обучить военному делу прибывших американских новобранцев. Зелёных новичков. Зелёных настолько, что, как свидетельствовала современница событий и притом француженка, - "провожая их на фронт мы плакали горше, чем когда провожали своих солдат."

Англичане прозвали их - doughboys.

"Пончики."

Английский юмор хорош. Хорош он потому, что у него всегда есть второе дно, более глубокий, "скрытый" смысл. И только вдогонку к первому смешку понимаешь, что пончик это прожаренное тесто. Deep fried dough. И возникающий перед внутренним взором образ хорошо прожаренного пехотинца уже не кажется очень уж смешным.

Першинг начал с того, что потребовал для американского экспедиционного корпуса самостоятельности не только в организационном смысле, но и в смысле принятия решений, как и в смысле действий. На это ему резонно возразили, что у американцев совершенно нет опыта. Это было святой правдой. Военный опыт самого Першинга состоял в организации так называемой "Мексиканской карательной операции" объявленной целью которой было изловить и покарать Панчо Вилью, каковая цель достигнута не была. (Между прочим, одним из подчинённых Першинга в Pancho Villa Expedition и таким же кавалеристом, как он сам, был получивший в дальнейшем определённую известность и дослужившийся до генерала Паттон.)

И американцы наступили на горло собственной песне. Они слишком долго ждали и слишком хорошо знали, что такое ожидание, чтобы упустить удачу в последний момент. "Будь по-вашему" - сказали они. И американские новобранцы были "рассеяны" по позициям. И их принялись учить. Учить не в "учебке", а учить "в поле". Где стреляют и где убивают. Стреляют настоящими патронами и убивают тоже по-настоящему. Такими радикальными, но вместе с тем и в высшей степени наглядными методами агличане и французы принялись учить их самым современным на тот момент методам ведения горячей войны. Американцы попали в европейский "переплёт", когда на Западном Фронте начались, наконец-то, перемены, перевернувшие господствовавшую до того "военную мысль". Первыми в переворот ввязались немцы, традиционно очень хорошо воюющие "горячим методом", а на их вызов тут же ответили англо-французы. Переворот состоял вот в чём - методом проб и ошибок (можно сказать, что методом потерь матчасти и миллионов жизней) был найден способ прорыва укреплений, что позволяло превратить войну окопную в войну маневренную. Достигалось это созданием численно небольших (буквально из трёх-четырёх человек) штурмовых групп, во главе каждой из которых находился офицер, в каждой группе имелся лёгкий пулемёт, и штурм производился согласованно и одновременно с разных направлений (под разными углами) по отношению к точке прорыва.

Такая тактика позволила резко снизить чудовищные потери первых лет войны, когда прорыв пытались осуществить "тупо массой", но одновременно она по понятным причинам предъявляла очень высокие требования к кондициям и квалификации штурмовых групп. И вот именно этому и принялись обучать американцев. Причём обучали люди, уже имевшие нескольколетний опыт "окопной войны". И учились американцы очень хорошо (они вообще очень хорошо учатся, лучше всех), и привело это к тому, что их начали выделять в отдельные соединения.

(Чуть в сторону, но в сторону нужную - у рачительных людей ничего не пропадает и полученный в ходе Первой Мировой опыт американцы пустили в ход уже в годы Второй Мировой на Тихом Океане. Там быстро выяснилось, что преимущество в технике не даёт того же эффекта, что в других местах нашего прекрасного нового мира по той причине, что тихоокеанские острова представляют собою острова вулканические, а это сводило на нет калибры корабельных орудий и вес авиационных бомб, так как вулканическая порода гасила силу взрыва подобно подушке. И по этой причине артподготовка и авианалёты не позволяли выбить японцев с заранее оборудованных позиций, а потому для захвата плацдарма десанту приходилось идти в рукопашную. И американцы принялись обучать морскую пехоту, исходя из опыта, переданного им французами и англичанами за двадцать пять лет до этого. И сделать им это было легко ещё и потому, что шуровавший на Тихом Океане генерал МакАртур был начальником штаба второй по счёту дивизии, высадившейся в 1917 году во Франции и он обо всех этих штурмовых делах знал отнюдь не понаслышке.)

156

Как будто нарочно было подгадано и я нечаянно, шагая от ссылки к ссылке, попал на ютубовский ролик, запечатлевший для истории обсуждение на российском канале "Культура" животрепещущей темы - "а правильна ли хронология Скалигера?"

Да Господи же ты Боже мой!

Дорогие мои, хорошие, ну какой Скалигер, о чём вы? Ну что вы в самом деле как маленькие. Какие такие вспышки сверхновых, какие такие астрономические наблюдения и какой такой шестнадцатый век?

Люди не представляют себе НОВЕЙШУЮ историю, они понятия не имеют, что случилось по историческим меркам буквально вчера, а вы от бедняг требуете, чтобы они хоть как-то соотносили себя с реальностью возрастом в четыреста лет. Так вот же они и соотносят - раскрашивают сегодня (СЕГОДНЯ!) свои представления о прошлом, помещая туда рыцарей, фей и драконов с вампирами и прекрасно себя чувствуют. А вы к ним с каким-то Скалигером.

Ну вот вам Первая Мировая. Она перевернула мир почище любого Архимеда, и было это не в шестнадцатом веке, а в начале века ХХ. Уже родились мои деды и бабки, уже живут они и страдают, уже есть идущие подряд два андреевских креста, к чёрту Нестора с его летописями, какой может быть Нестор, если есть у нас мосты, банки, телеграф и телефон, и какой может быть чёрный эбонит, когда есть уже и барышни-телефонистки?

А между тем барышни есть, были и пребудут вовек (за что Господу нашему отдельное и низкое спасибо), а памяти человеческой - нет как нет.

Не-ту-ти.

И для того, чтобы обрести не память, а хотя бы обрывки ея, нужно немножко потрудиться, так что давайте-ка вернёмся к раскопу. Я понимаю, что это скучно, но зато, хоть не было там фей и не было вампиров, но было кое-что другое.

Любое государство, вступая в войну, неважно, делает ли оно это по доброй воле или оказывается в войну "втянутым", на что-то рассчитывает. Это "что-то" называется плодами войны. И Америка в этом смысле ничем от других не отличалась, она тоже хотела до сочного плода дотянуться и с аппетитом его схрустеть. При этом между СаСШ и прочими имелось одно различие, состояло оно в том, что американцы (не все скопом, а те американцы, которые другими американцами управляли) не только гораздо лучше (глубже) понимали причины и следствия до поры чужой для них войны, но они вдобавок понимали, что помимо физических усилий, потребных для срывания плода, нужно плод "выдержать", нужно довести его до требуемой кондиции, чтобы стал он не только большим, но и то ли сладким, то ли кислым, то ли терпким, неважно, важно, что плод должен соответствовать ожиданиям срывающего. У того, кто до вожделенного плода дорывается, во рту должны возникнуть предожидаемые вкусовые ощущения. И эти ощущения не должны его обмануть. It’s tasty! It’s delicious!

"Ням-ням-ням…"

Yummy yummy.

И чего они от войны ждут, американцы изложили в "14 пунктах президента Вильсона". Пунктами был пущен пробный шар. 8 января 1918 года американцы "забросили леща". И они не были наивными людьми, они не рассчитывали, что Державы воспримут "пункты" всерьёз. И для них не была сюрпризом реакция того же Клемансо, заявившего: "Я даже не смог дочитать эти пункты до конца, это же скушно, в конце концов сам Христос оставил нам не четырнадцать заповедей, а всего десять!"

Ну, скушно значит - скушно. Не хотите - не читайте. "Но хоть люди-то вам по-прежнему нужны?" "Да! - встрепенулся Клемансо. - Нужны, конечно. Очень нужны!" И американцы продолжили давать людей. Плоть и кровь. А французы вкупе с англичанами продолжили этих людей обучать, превращая новобранцев в солдат. Тонкость была в том, что оказавшиеся на территории Французской Республики поставленные Америкой (и поставленные в изобилии) американские граждане становились солдатами не французской армии, а американской. Похоже, что французы этого не понимали, да и то сказать, думать ведь так скушно, зато кричать "давай, давай!" очень весело.

А между тем слово было пущено и с "пунктами Вильсона" кроме англичан и французов ознакомились и остальные фигуранты событий. (Не буду повторяться, перечисляя в чём именно Fourteen Points состояли, замечу лишь, что они очень чётко расписывали американский взгляд на послевоенное устройство мира.) И если англичане отмолчались, а французы с присущим им легкомыслием предпочли вообще от них отмахнуться, то вот немцы с австрийцами прочли пункты внимательно и нашли их по меньшей мере "небезынтересными". И это при том, что речь идёт о начале 1918-го и немцы-австрийцы-турки-болгары считают, что победа находится на расстоянии протянутой руки. Осталось только чуть-чуть "поднажать".

А между тем Антанта американцами заткнула дыры, а для того, чтобы дыры затыкать, новобранцев пришлось вводить в курс ускоренными войной темпами, а американцы всё хватали на лету, и способных учеников принялись сводить в отдельные соединения, а где отдельное соединение в несколько десятков тысяч человечков там и вопросы снабжения, там и работа тыла, там и штабы, там и коммуникации, там планирование, там - всё-всё-всё. И обращаю ваше внимание на то, что это самое "всё" имело масштаб не какого-то там "локального конфликта", а масштаб Мировой Войны. Вчера Першинг скакал на верном коне и ловил в чапаррале неуловимого Панчо Вилью, а сегодня его учили (и учили прошедшие огонь и воду учителя) как воевать с армией государства под названием Германская Империя, армией несколькомиллионной и укомплектованной не босоногими пеонами, а лицами немецкой национальности. И Першинг делал такие успехи, что американский экспедиционный корпус получил свой сектор фронта. Французы были рады снять с себя часть ноши и переложить её на кого-то другого.

Французы устали терпеть. Нация устала.

"Нашему терпению пришёл конец." Эту фразу мы все слышали. Но терпение это дело такое - человек-терпила может терпилой прожить жизнь и терпилой умереть, но государство живёт жизнью не человека, а жизнью поколений и оно может себе позволить терпеть столько, сколько надо, чтобы дождаться.

Дождаться чего?

Да того самого! Вот вам СаСШ. Государство, собравшее себя после гражданской войны, после самого страшного, что может с государством случиться. И это государство принялось старательно "прикидываться ветошкой". И делало это столь успешно, что Британская Империя до 1893 года имела в Вашингтоне не полномочного посла, а всего лишь посланника, в расчёте, очевидно, на то, что если и не библейский блудный сын, то уж блудная дочь Америка точно вернётся к отеческим гробам. А Америка, между тем, училась терпеть. Сама себя учила ждать. Американцы не пытались создать армию, армию как армию, армию в европейском смысле, армию как государственный институт. Просто потому, что таковая попытка немедленно была бы воспринята как угроза тогдашней "глобальной безопасности" и вызвала бы вмешательство то ли БИ, то ли Франции, то ли созданной совместными стараниями англичан и русских Германии, то ли всех их вместе взятых.

А потому силы Америка пробовала то на испанцах, то на филиппинцах, то на кубинцах. И всё это с конфузливой усмешкой, с оглядкой на Европу, на Державы. "Ну вот такая я неловкая." А в "столицах" снисходительно похохатывали. "Балуй, балуй, дойдут руки - мы тебе покажем, как надо!"

И речь не только об армии, но и о такой государственной "компоненте" как спецслужбы. Любому государству, даже самому завалящему, без "органов" - никуда. Так вот американцы свою "гэбуху" прятали, шифровали. Делали вид, что её вообще нет, позволяя разгуляться на своей собственной "суверенной" территории немцам, англичанам и прочим. И, наблюдая за этой борьбой титанов, опять же учились. Слюнили карандаш и тщательно "писали в молескин".

И ждали. И ждали. И ждали.

Ждали своего. Ждали долго.

И дождались.

Дождались момента, когда стали они нужны, дождались момента, когда не они "полезли", а когда их - позвали, позвали в расчёте именно на их неискушённость, на их "неловкость". Америка не напрашивалась, наоборот, терпеливым ожиданием они сделала себя на пир званной.

Это не следует понимать так, что она, ожидая у моря погоды, сидела, сложа руки. Вовсе нет. Америка трудилась, но только трудилась не во благо войны, а во благо мира и это тогда, когда мир считал, что своего можно добиться только войной. Но при этом только СаСШ задолго до Оруэлла дошли до мысли, что мир это та же война и что миром можно воевать точно так же, как и войной.

И, вооружённые этим пониманием, они позволили себя в войну "зазвать" (а как их было не позвать, они же ничего для себя не хотели, а хотели они мира во всём мире), они позволили себя обучить, они позволили себя вооружить и они позволили выставить себя на передовую.

И момент был подгадан так, что на передовую они попали как раз тогда, когда туши налёгших друг на друга изнемогших борцов находились в состоянии неустойчивого равновесия, ткни пальцем и они завалится то ли в эту сторону, то ли в ту.

И именно в этот момент, ни месяцем раньше и ни днём позже на первый план вышел вот этот, похожий то ли на эльфа, то ли на хоббита, человек:

Был он воспитан, учтив и манеры его от манер высокомерных европейцев отличались разительно, и он мягко сказал так: "Дорогие джентльмены и ещё более дорогие мусью, если вы немедленно не дадите нам гарантий, что "Четырнадцать пунктов" президента Вильсона будут приняты вами как руководство к действию и что послевоенный мир будет устроен так, как это угодно нам, то я, полковник Хаус, прямо сейчас заключу сепаратный мир с Германией."

И когда он произносил эти слова, то американцев и немцев разделяла только тонкая линия фронта, а за плечами у Хауса стояли два миллиона успевших подрумяниться "пончиков" и сколько-то там танкеров с нефтью.

"Я сделал им предложение, от которого нельзя было отказаться."

"Жаль, что вы не видели их лиц."

Согласитесь, что, зная об этом факте, на предысторию, на ход и на последствия Первой Мировой Войны начинаешь смотреть немножко под другим углом. Но вы не прочтёте об этом ни в одном учебнике. Ни в школьном, ни в университетском. Восстановить события в более или менее приближённом к реальности виде вы можете, ознакомившись с личной перепиской президента Вудро Вильсона и полковника Хауса. Но кому в наше время может прийти в голову читать столетней давности переписку давным-давно умерших людей?

Да и зачем, есть же учебник, простой и понятный, а к учебнику есть телевизор. А в телевизоре-е-е-е… Мама родная, чего ж там только нет.

А вы говорите - Скалигер.

"Ай-Фон, ай-Пад, Селигер!"

157

Мы с вами, мы как мы, мы как люди, думающие по-русски, а многие так и успевшие получить образование в СССР (что автоматически означает образование хорошее), имеем в голове определённую картину мира. В зависимости от наших политических убеждений картина эта имеет свойство менять свой знак. В этом нет ничего страшного, при оценке реальности перещёлк с плюса на минус происходит в голове любого землянина, вне малейшей зависимости от его национальности. Однако элемент "страшного" в этом процессе смены полюсов безусловно имеется. Дело в том, что выставляемые нашим сознанием знак "+" или знак "-" сами по себе значат очень мало, реальную значимость (реальную "силу") им придаёт степень приближённости (степень "соответствия") существующей в нашей голове сугубо субъективной картины мира (субъективной "карты реальности"), к объективной ("реальной") реальности.

Чем больше соответствуют наши мысленные представления о реальности самой реальности, тем большую силу имеет наша выставляемая реальности оценка. Мы реальность либо принимаем, либо отвергаем, но при этом если наши представления о реальности ей не соответствуют, то мы с восторгом принимаем или с праведным гневом отвергаем не саму реальность, а всего лишь наши представления о ней, и в этом случае реальность на наши оценки, на наш восторг и наш гнев плевать хотела.

Это вступление понадобилось вот зачем - советская пропаганда была очень успешна, но этот успех обеспечивался очень специфическим и вряд ли достижимым в будущем условием в виде "железного занавеса", препятствовавшим тому, что на сегодяшнем языке называется свободным обменом информацией. "Циркуляцией идей." Благодаря этому в замкнутом советском пространстве была выстроена очень простая (я бы даже сказал - преступно простая) картина мира. И она мало того, что была проста, но она ещё и отображала упрощённую до крайних пределов реальность в искажённом виде.

Вместо очень сложной реальной картины был создан её примитивный аналог (картина Веласкеса была переписана, "перевоссоздана" примитивистом), а потом эту примитивщину поставили против кривого зеркала и уже с отражением ознакомили строителя коммунизма. И он увидел на месте впалой щеки флюс, а вместо нормального глаза на него уставился "масонский зрак". И масштаб русской катастрофы 80-90-х прошлого уже столетия был задан уже тем, что, столкнувшись с реальностью, простодушный русский человек принял то, что, по уму, нужно было бы отвергнуть и отверг то, во что нужно было бы вцепиться обеими руками.

Что всё это означает применительно к данному повествованию? Ну, например, то, что Первая Мировая Война в русском сознании ХХ века была подменена Гражданкой, а Вторая Мировая - Великой Отечественной Войной. Поскольку Вторая Мировая нам ближе в смысле календарном, а потому более "памятна", то любой из нас, обратившись взором внутрь, обнаружит, что ВОВ имела "всемирно-историческое значение", а всё, что происходило за её пределами, было чем-то глубоко вторичным. "Периферийным." Так, какая-то возня на задворках мира.

И это при том, что те же США сумели подняться в осмыслении реальности (что означает и в осмыслении феномена "война") на следующий, более высокий уровень, и это позволило им встроить "нашу" ВОВ в контекст "их" войны. Это как проводить фрегат узким и мелким фарватером. Якорь поднимают на шлюпку, затаскивают вперёд, сбрасывают, а потом подтягивают к нему весь корабль. Так вот они сделали Россию таким якорем. Важен ли якорь? Да важен, конечно. Но кроме якоря есть фрегат, есть груз, есть капитан. И есть премия, которую он получит, доставив груз по назначению. И команда есть тоже. Та самая, которая думает не о цели, а о роме.

Такова реальность. И если вы видите её отчётливо, то вы можете выбрать себе роль. "Пред Богом." Кем захотите, тем и станете, хотите - капитаном, хотите - кораблём, хотите - командой, хотите - якорем. Можно - парусом. Можно - ветром. Если очень захотеть, то можно даже стать ромом. Jedem das Seine.

Кто-то гребёт, кто-то командует, кто-то у руля стоит. А якорь так и вообще недвижно лежит, его куда-то везут, куда-то бросают. "Без меня вам никуда" - думает якорь. "Поднять якорь!" - кричит капитан. "Есть!" - отвечает команда. "Трави цепь!" - кричит капитан. "Есть!"

"Руби якоря!"

Ну и тут уж рубят без слов.

Оставим якорь глубине и вернёмся к конкретностям.

Первая Мировая, которая в русском сознании застряла как "империалистическая", видится нам с вами сквозь семьдесят четыре оптических слоя и, преодолевая расстояние между реальностью и нашим глазом, она претерпевает понятную метаморфозу и мы видим какую-то возню в грязи, иприт, окопы, колючку, словом видим мы - статику. Что-то очень скучное. "Невнятное." Марна как марево. То ли дело у нас! Брусиловский - что? Да прорыв, конечно. Прорыв! Воля! Простор!

Самолёт? "Илья Муромец", а как же иначе. "Не имеющий аналогов."

И вот это "не имеющий аналогов" - то самое кривое зеркало, искажающее реальность. Искажающее до неузнаваемости.

И проблема не в самом самолёте, как и не в количестве самолётов, поставленных на фронт, не в бомбовой нагрузке и не в радиусе действия, эта песня поётся для людей несовершеннолетних и не вполне нормальных, проблема совсем в другом.

Вот что, искажая, прячет от нас зеркало - "…оn the Eastern Front a nineteen-century war was fought with twentieth-century weapons."

"На Восточном Фронте воевалась война девятнадцатого века, в которой воевали оружием века двадцатого."

Это определение, данное историком Джеем Винтером в книжке "The Great War and the Shaping of the 20th Century", универсально и приложимо к любой войне в качестве лекала.

"X" и "Y" воюют войну двадцатого века, пользуясь оружием двадцать первого века."

"X" и "Y" воюют войну двадцать первого века, пользуясь оружием двадцатого века."

"X" и "Y" воюют войну четырнадцатого века, пользуясь оружием двадцать первого века."

Но при всех возможных комбинациях есть ещё и "мистер Икс", воюющий против "Игрека" войну двадцать второго века устаревшим оружием века двадцать первого, которое "Игреку" кажется оружием будущего.

Почему Америка хотела воевать в Первую Мировую? Зачем это ей было надо? С точки зрения обывателя - тебя не трогают, так и сиди себе за океаном и в любые места не дуй. "Кум королю." Однако кум из кума захотел стать самим королём. Причина желания влезть в войну не чучелком, а всей тушкой была в том, что на Западном Фронте воевалась война будущая.

Война будущего.

Вот мы заговорили про самолёты. Брусилов Брусиловым и Ильи Муромцы Ильями Муромцами, любящими по тридцать три года сидеть на печи. А между тем по ходу Великой Войны Российская Империя выпустила 4700 самолётов. 4700 экземляров оружия будущего. "Петля Нестерова" и всё такое. Дамы в обморок падают. "Прорыв!"

Прорыв?

Два других члена тройственного сердечного согласия выпустили на двоих 126131 самолёт.

Вам понятна разница между числами 4000 и 120000? Разница между 4 и 120? Разница между 1 и 30?

А во врагах были Германия и Австро-Венгрия, которые соответственно построили 48537 и около 20000 самолётов. И самолёты эти имели вполне себе аналоги. Но числа, числа!

Ничтожная Италия свинтила на своих макаронных фабриках 5431 самолёт. Больше, чем поднимавшаяся с колен РИ.

А ведь когда война начиналась, "в августе 14-го", у РИ было 244 самолёта, а у немцев - 232. А у англичан - 113. А у французика из Бордо - 138. Цифры для патриотического сознания вполне себе достойные, однако очень быстро превратившиеся в цифры, прямо скажем, непристойные.

Первая Мировая подарила мир кучей новых технологий, как и образцов невиданной до того военной техники. Ручное автоматическое оружие, огнемёты, газы, самолёты. Танки.

Инициатор идеи, "англичанин", выпустил 2818 танков. Французы - 4800.

И тактика увязывалась со стратегией, а стратегия была недостижима без тактики, а тактика - это практика. И ещё раз - практика. И ещё раз - практика. "Учиться, учиться и учиться." Кто-то реорганизует Рабкрин, а кто-то лезет в кабину самолёта или в башню танка. Или в окоп, если мама наградила тошнотворным вестибулярным аппаратом. Потому что и в окопе можно воевать войну века прошлого и войну века будущего.

И вот американцы оказались на пиру, где можно было научиться, как воевать будущую войну. Научиться не в академии, чертя на бумаге синие и красные стрелочки, а - в реальности. И когда Першинг двинул почти миллион военнослужащих в направлении Сен-Мийеля, то двигал он не только людские массы, что тоже нелегко, но "вперёд, на немца" пошли ещё и 189 танков, которыми командовал полковник Паттон, а в небе над головами наступавших жужжали 820 самолётов. А англичане за полгода до этого на своём участке фронта пускали в ход Британский Танковый Корпус, в котором насчитывалось 474 танка. А энтузиаст американец Билли Митчелл показал себя таким молодцом и организатором, что к сентябрю 1918 года ему подчинили соединение в 1500 английских, французских и американских самолётов. Это даже и по меркам Второй Мировой очень и очень приличные цифры.

В последние месяцы Великой Войны на Западном Фронте в реальности, на пленэре, репетировались сражения войны грядущей, "той, что будет."

И вся эта грандиозная картина событий прикрыта в нашем сознании весёлой заставкой с Щорсом, Чапаем и кипятком на железнодорожных станциях. И это при том, что Первая и Вторая Конная с товарищем Троцким на бронепоезде очень мало отличались от гражданской войны в СаСШ, происходившей за полвека до этого.

Разница в том, что американцы из своей гражданки выпрыгнули в 1917-м, а мы - в 1943-м. И они спроворились сделать это во Франции, а мы - под Курском.

Что ещё? А! Гражданская война означала уголь, водокачку и теплушку, она означала лошадь и тачанку-ростовчанку. Она означала крестьянина и трёхлинейку.

Западный Фронт тоже означал уголь, водокачку, теплушку, лошадь, крестьянина. Но это была только часть картины. В целую картину входили ещё и флоты, самолёты, танки, грузовики. Гигантская панорама Западного Фронта была механистичной и чтобы привести эту махину в движение, чтобы сцена ожила - нужен был мотор. И он - был. Но для того, чтобы мотор работал, нужна была не только кровь людская, но нужна была ещё и кровь земли, нужна была нефть.

158 (1)

Эта главка выйдет у нас большой, так что придётся разбить её на две части. Но зато она будет весёлой. В ней будет много карт.

Карт в смысле географическом, включающем в себя и такие смыслы, как физический и политический, что, в свою очередь, означает и вполне определённый смысл игральный. Мы с вами можем зайти с дамы, туза или шестёрки, а государство, не мелочась, заходит сразу с географической карты, а потом бьёт колодой по носу не одному в дураках оставшемуся, а десятку миллионов дураков зараз. "Не умеешь - не садись!"

Но, прежде чем приступить к разглядыванию карт, дадим контекст, определимся кто во что играл и что кого за игорный стол привело.

Чуть повыше мы с вами узнали, что любое государство, само ли войну начиная, либо будучи втянуто в чужую войну волей злых обостоятельств (что непременно означает волю людей, причём далеко не всегда злых) на что-то рассчитывает.

У любого государства в любой войне есть цели.

Российская Империя к участию в Первой Мировой отнюдь не стремилась, но, тем не менее, цели она, конечно же, имела. Как и любое уважающее себя государство. И тайны из них РИ отнюдь не делала. И даже, во избежание любых недоразумений, свела свои цели в нечто вроде синодика. Назывался этот синодик так - "Тринадцать пунктов Сазонова".

Почему не четырнадцать? Ну, в первую очередь потому, что Сергей Дмитриевич Сазонов был не Вильсоном, а был он министром иностранных дел Российской Империи.

До того, как стать министром, Сазонов делал вполне успешную дипломатическую карьеру, успев поработать советником российского посольства в Лондоне, советником посольства в Вашингтоне и представителем России в Ватикане. Но министром он стал не так благодаря выдающимся дипломатическим качествам, как благодаря такому счастливому для него обстоятельству, что был он женат на Анне Борисовне Нейдгарт, родная сестра которой, Ольга Борисовна Нейдгарт, была женой любимца не так богов, как вот уже нескольких поколений русских патриотов, Петра Аркадьевича Столыпина.

Чтобы спрямить стези своему родственнику, Столыпин провёл сложную интригу, в результате которой потерял свой пост предыдущий министр иностранных дел Извольский.

Поскольку родственные отношения родсвтенными отношениями, а товар - лицом, то Сазонову следовало подемонстрировать свои потенции на деле и таким делом стала подготовка и проведение "саммита" между императорами Вторыми - Вильгельмом и Николаем в Потсдаме 4-6 ноября 1910 года, где два монарха обговаривали актуальные на тот момент и интересные им темы, но главным предметом обсуждений был "амбициозный немецкий проект", с которым мы уже знакомы - Багдадбан.

Несмотря на то, что Багдадбан совершенно недвусмысленно был направлен против интересов России, Сазонов "надеялся" (и достаточно успешно пытался свои надежды сделать надеждами государства), что предложенная немцами возможность пользоваться ответвлением Багдадбана на персидский Ханакин увеличит "влияние России в северном Иране". Надежды привели к подписанию в 1911 году соглашения с Германией, по которому Россия "снижала накал" своего противодействия строительству Багдадбана и соглашалась с увеличением немецкого экспорта в Персию. Прекраснодушная затея разбилась о реальность в 1913 году, когда немцы, воспользовавшись своим резко возросшим "влиянием" в Оттоманской Империи, начали переорганизацию турецкой армии, а кайзер, будто нарочно, не так неожиданно, как нежданно заявил, что "в ближайшем будущем немецкий стяг будет развеваться над Боспором".

После подобной конфузии министру уважающей себя державы положено, вообще-то, подать в отставку, но по неизвестным нам причинам Сазонов свой пост сохранил.

Но это прелюдия.

Перейдём к основной части, посмотрим, что входило в "тринадцать пунктов Сазонова" или, другими словами, что было целями Российской Империи в Первой Мировой Войне. "Пункты" были оглашены ("сделаны достоянием общественности") 12 сентября 1914 года.

Вот главное:

- пресловутые Босфор-Дарданеллы, что понятно. "Пунктик."

- новое польское государство (сперва в рамках Российской Империи, позднее Польше могла бы быть предоставлена независимость, но она должна была оставаться в сфере влияния РИ (в 1915 году РИ отказалась от идеи предоставления Польше полной независимости), куда вошли бы нижний Немен, восточная Галиция, восточный Позень, южная Силезия и западная Галиция.

- австро-венгерская монархия должна быть "разбита" на три монархии - Австрию, Венгрию и Богемию.

- Германия должна быть ослаблена посредством территориальных потерь и репараций. На территории Германской Империи должно быть реставрировано ганноверское королевство, аннексированное Пруссией в 1866 году.

- территория Эльзас-Лотарингии должна быть возвращена Франции, причём границы должны быть проведены так, как это будет сочтено нужным Францией же.

- Сербия включает в себя Боснию-Герцеговину, Далмацию и северную Албанию.

Таковы главные (главные!) цели. Надо заметить, что, невзирая на главность, цели эти были достаточно скромными. Те же американцы, которых европейские дела, казалось бы, особо волновать не должны были, не только разбили Австро-Венгрию вдребезги и разбили на большее количество осколков, но они там и никаких таких монархий не оставили. Ещё чего!

Ровно то же и с Германией. Какие такие Гогенцоллерны? Какие ещё Ганноверы? "Вы чего?!"

"Только национальное государство!"

(Обращу ваше внимание на тот незначительный факт, что после победы в Холодной Войне США продолжили дробление уже остатков остатков Австро-Венгрии и опять же на несомненно "национальные" государства.)

Ну и походя сделайте где-нибудь зарубку - сохранение Австро-Венгрии в качестве единого государства было одной из главных ("стратегических") целей Франции в Первой Мировой Войне, но увы… "Не сложилось." У Франции тогда вообще мало что сложилось, но тем не менее она по сей день считается победительницей.

А теперь - одна очень важная деталь. В русскоязычной историографии сложилось в целом лестное мнение об участии РИ в Первой Мировой. "О, если бы не большевики!" В реальности же дело обстояло далеко не так радужно. Русско-японская война продемонстрировала "друзьям-соперникам" такую степень слабости РИ именно в военном отношении, что во время последовавших в 1912-13 годах Балканских Войн претензии России европейскими державами не рассматривались как претензии великой державы. Точно так же обстояло дело и в годы Первой Мировой. Англия и Франция, несмотря на официально декларируемое "союзничество", с самого начала испытывали серьёзнейшие сомнения как в способности России вести полномасштабную европейскую войну, так и в её желании воевать.

А желание это штука такая - его следует по возможности "подогревать". С точки зрения англо-французов Россию следовало время от времени чем-то "стимулировать". В первый раз к стимулу прибегли в марте 1915 года. Дела на фронте у РИ шли неважно и, чтобы немного её "взбодрить", прибегли к испытанному средству - к посулу. Не на свет появилось, а от света спряталось секретное Англо-франко-русское соглашение от 1915 г. (Constantinople Agreement).

Вот о чём там шла речь:

Англия (с Францией) "снимала" свои вековечные препоны на обладание Россией пресловутых "проливов" и обещала ей "Армению". Почему кавычки вы поймёте чуть позже. Поскольку англо-французы были гораздо опытнее ("умелее", можно даже сказать, что "умнее") российской стороны, то они постарались втиснуть в одно соглашение как можно больше всего. Стимул же. Поскольку Италия (итальянцы казались себе очень умными и хитрыми) выжидала на чью бы сторону ей переметнуться, то в соглашении появилась приманка в виде "итальянской сферы влияния в послевоенной Турции" (и пары месяцев не прошло, как голодные до высоких геополитических игрищ итальянцы влезли в войну на стороне Антанты (забегая вперёд - в Версале считавших себя ровней Державам итальянцев "кинули" так, что за них даже как-то неудобно становится, вроде бы они на европейцев похожи, а позволили обойтись с собой как с какими-нибудь словаками) и к тому же там нашлась наживка даже и для Греции, чего ж бумаге зря пропадать.

Но при всём при этом осторожные и опытные англичане под итало-греческий шумок тем же самым соглашением расширили свою сферу влияния в Персии. Попробуйте сами догадаться зачем им это понадобилось.

И это ещё не всё. Там где одни секреты, там немедленно находится место и для других ещё более секретных секретов. К той карте, что повыше, немедленно появилась и другая карта. Для "внутреннего", для служебного, так сказать, пользования. Вот она:

На этой "для самих себя" карте англичане на тот случай если ("если!", чем чёрт не шутит!) им придётся условия соглашения выполнять, предусмотрели возможность аннексирования портов Митилена на острове Лесбос и Мармарис в турецкой Анатолии и создания там военно-морских баз Королевского Флота, что позволяло Англии блокировать черноморские проливы при любом развитии событий.

Другими словами, Англия, даже и "отдавая" проливы России, ничем, в сущности, не рисковала. Кроме того предусматривался переход не только Абадана, но и южных персидских портов под британский контроль. Опять же попробуйте проявить смекалку и сами подумайте зачем это им понадобилось.

Но все эти от 1915-го года дипломатические инициативы были не реальностью, а - "намерениями". Оттоманская Империя была шкурой не самого здорового, но всё ещё живого медведя, поэтому "Константинопольское соглашение" было соглашением приблизительным, соглашением "начерно". Соглашением без необходимой детализации, что предполагало возможность "стимуляции" в дальнейшем.

Европейцы - люди умные. И очень опытные. "Крючкотворы."

И вот в году следующем, в 1916-м, к "вопросу" вернулись опять. Поскольку шла мировая война, то реальность усложнялась на глазах, и бывший уже и без того сложным "вопрос" ещё усложнился. К имеющемуся в нём второму дну появились дно третье, дно четвёртое и дно пятое.

158 (2)

Давайте глянем на "ареал обитания", на место, где пасётся ныне наше повествование и где разыгрываются интересующие нас (и Державы) события:

Это Ближний Восток. Очень хорошо виден железный путь из германцев в арабы. Чуть повыше и к северо-востоку от Алеппо видна развилка, от которой вниз идут две ветки - одна на юг, к Медине, это "железная дорога Хеджаз", и другая, тянущаяся отчаянным пунктиром к Басре - это недостроенный неуспевшими немцами Багдадбан. "Недостроенная мечта."

А вот план укрупнённый, "месопотамский":

Видны разведанные англичанами нефтяные месторождения, видна нитка нефтепровода и виден Абадан с нефтеперегонным комплексом.

А теперь вглядимся (вдумаемся) в события повнимательнее - персидское нефтяное поле, нефтепровод и Абадан это всё, что у англичан есть. Больше у них нет ничего. Они в 1914 году очень предусмотрительно захватили у турков Басру и, не откладывая дел в долгий ящик (война же идёт, мировая!), принялись искать там нефть. (Искали нефть в Месопотамии люди из уже знакомой вам APOC - Англо-Персидской Нефтяной Компании и занимались они своими поисками на территории правоверных оттоманов, наплевав на все и всяческие "концессии", ну просто не до того им было.) Они лихорадочно занимались разведкой (в том числе и геологической) и - .., .., .., и - ничего не находили. Месяц за месяцем и год за годом. Ничего! Лихорадка и усилия объяснялись тем, что каждый найденный и выкачанный англичанами баррель нефти позволял им снизить зависимость от американцев на вот этот самый баррель нефти, который в условиях войны обнаружил свою истинную стоимость и оказалось, что баррель стоит не денег, а стоит он - .., ну чего он в самом деле стоит?

ДА ЧЁРТ ЗНАЕТ ЧЕГО ОН СТОИТ!

И чем дольше англичане ничего не находили, тем большую ценность в их глазах обретали персидские нефтяные поля. С каждым днём, месяцем и годом войны производилось всё больше кораблей, самолётов, танков и автомобилей, а подконтрольный Британии источник нефти был - один. А другой не источник, а полноводный поток находился в руках американцев, которые захотели - краник открыли, а захотели - привинтили. А самолётов с танками - много. А война - мировая. За мировое господство.

За право творить реальность, в которой будут жить все остальные. От папуасов и до итальянцев.

И вот мы глянули в окошко, а там на дворе - 1916 год. В разгаре - "империалистическая" Великая Война. Кто войну выиграет - вилами по воде писано. Если выиграет Германия, то и говорить не о чем. На этот случай другие планы и другие расчёты. Ну, а если войну выиграем - мы. А? Мир-то будет наш, он будет миром победителя. Но как он будет устроен? Кто в этом будущем мире займёт какое место? Кто чего от будущего хочет? Это хорошо бы разъяснить сейчас, пока никто ни в чём не уверен. Потом поздно будет.

И вот в 1916 году на свет появилось соглашение Сайкса-Пико.

Мы все слышали про "пакт Молотова-Риббентропа" и это при том, что пресловутый "пакт" ничего в сущности не менял и на картине мира не сказался вообще никак. Тогда он позволил Германии и СССР поиграть "пространством", не очень, правда, большим, а сегодня "Молотов-Риббентроп" это пропаганда, одна только пропаганда и ничего, кроме пропаганды.

Но при этом про "пакт" знают все и знают чуть ли не поголовно, а про "Сайкса-Пико" не то, что не знают, но про него даже и слышал мало-мало-мало-мало кто. И это при том, что Sykes-Picot Agreement провёл несколько лишних морщин по и без того скорбному лицу мира. И морщины эти никуда не делись, с течением времени став только глубже.

Соглашение, названное именами англичанина Марка Сайкса и француза Жоржа Пико, было, что понятно, секретным. Кто ж о таких вещах во всеуслышание говорит. Sykes-Picot Agreement было детализацией аморфного "Константинопольского соглашения". Обсудив детали между собою и придя к некоему консенсусу, высокие английская и французская договоривающиеся стороны прибыли в марте 1916 года в Петроград и ознакомили с деталями министра иностранных дел России Сазонова. Тот выдвинул ряд встречных требований, требования эти были англо-французами учтены и англо-франко-русское секретное соглашание "состоялось". На выходе оно дало очень много - целых шесть известных нам сегодня государств.

Вот приложенная к секретнему соглашению секретная же карта, которая позволяет понять, о чём шла речь в 1916 году:

Для удобства (наверняка моего и вашего) дипломаты сразу же договорились оперировать в дальнейшем не так цветами, как расцветкой. Красной, синей, жёлтой и зелёной. Четыре цвета как четыре масти. Карты же, ничего удивительного.

Красные - англичане. Синие - французы. Зелёные - итальянцы. Жёлтые - русские. Пожелтевшие.

По итогам войны (при том незначительном условии, что она будет выиграна) Англия и Франция делили между собою Ближний Восток. Англия получала в виде колонии (в Версале это унизительное слово будет заменено более благозвучным "мандат на управление") то, что как станет, так и продолжит называться Ираком, а Франция - юго-восточную часть Анатолии. Позже других на пир званая Италия получала Анатолию юго-западную, а Российская Империя долгожданные и вожделенные проливы и всё ещё в кавычках "Армению". Большие буквы "А", "Б" и "С" это так называемые сферы влияния. "А" это то, что позже станет нам известным как Сирия, а "Б" это Трансиордания и многострадальная Палестина.

Эта итоговая карта, показывающая "ожидания" или "намерения" сторон так, как они сложились на 1916 год.

А теперь я предложу вам не очень трудную задачку. Сделайте паузу и разглядите внимательно карту. Даже беглый взгляд на неё позволяет понять, что по меньшей мере один участник (а скорее всего два) не намерен выполнять условия договора. Намерения двух участников договора серьёзны лишь в отношении только и только их самих, в отношении же других участников для одного (а скорее всего для двух) из подписантов эта карта не карта, а - филькина грамота. Из участников переговорного процесса по меньшей мере один (а скорее всего два) заранее знает, что в будущей реальности запечатлённому на бумаге - не быть.

Посмотрите. Подумайте.

subtitle:[… … … … …]

Посмотрели? Подумали?

Для недогадливых - серьёзны в отношении друг друга только "синие" и "красные". Французы и англичане. Они заранее озаботились созданием буферных зон, разделяющих их физическое "присутствие" на Ближнем Востоке. Они не хотят "тереться боками" в столь взрывоопасном регионе, а потому они благоразумно помещают между собою будущую "Сирию" и не менее будущую "Иорданию". У англичан и французов уже есть опыт, есть "практика" - королевство Таиланд, которое позволяет избежать прямого столкновения "интересов" в Юго-Восточной Азии. Там у них получилось очень удачно.

А вот в отношении России и Италии никаких "прокладок" на карте не предусмотрено. И это при том, что никакое нормальное государство (а Англия и Франция государства, безусловно, нормальные) ни при каких обстоятельствах не пойдёт на то, чтобы посредством общей границы создать постоянный источник конфликта, тем более если этого можно избежать.

Согласились бы вы с таким "раскладом"? С такой картой? Вот я бы точно не согласился. Тем более, что из этой карты видно, что Франция заранее знала, что ей и с Италией ничего делить не придётся. Хотя Италия, воспринимая происходившее с неуместной (потешной в глазах англичан и французов) серьёзностью, озаботила себя, ощетинившись в направлении якобы отдаваемых англо-французами русским "проливов" итальянской буферной зоной "С". Нейтральной полосой. "А на нейтральной полосе цветы - необычайной красоты!" Зелёненькие. И жёлтенькие.

Участием в переговорах и согласием с "итоговым документом" Sykes-Picot Agreement Российская Империя подписала себе смертный приговор. В 1916 году. Вы можете считать предложенный РИ англо-французами план под названием "как нам обустроить Ближний Восток" провокацией, тем более что он провокацией и был, но это никоим образом не снимает ответственности с официального Петербурга, который в 1916 году назывался Петроградом. Предложением участия в обсуждении и принятии итогового документа по "соглашению Сайкса-Пико" Англия и Франция спровоцировали РИ открыть карты. И Петроград в лице министерства иностранных дел, считая, что дело в шляпе, свои карты с торжеством открыл. А БИ и Франция, взглянув на имеющиеся на руках РИ карты, своих карт открывать не стали. И игру они не закончили, а - продолжили.

Дело в том, что это только по нашу сторону баррикады Первая Мировая видится так, как она видится нам. "Прорывы", Брусилов, Ренненкампф, геройство и "георгии", миллионные жертвы и личная жертвенность, "не имеющее аналогов" оружие и "хорошо идут" - всё это значимо только для нас. Только нам это кажется чем-то не только значимым, но и - великим. А для той же Англии Великой была только та война, которую воевала она. И с западной стороны мировой баррикады Восточный Фронт виделся чем-то второстепенным. Тем, при помощи чего иногда удавалось отвлечь более или менее значимые силы немцев с фронта основного, с фронта Западного. Удержание в войне РИ требовало со стороны Англии разнообразных усилий по оказанию помощи - финансовой, оружием, политической и дипломатической. А РИ со своей стороны платила за это тем, что "связывала" собою Австро-Венгрию, Оттоманскую Империю и в гораздо меньшей степени - Германию. И вот с точки зрения "союзников" Россия чем дальше, тем больше превращалась из союзника в обузу. Если война проигрывалась, то она подводила черту под всеми расчётами, от финансовых до политических, но вот если война выигрывалась, то выигрыш давал совершенно другую картину и расчёт тоже выходил совсем другим.

Для Англии дело выглядело так, что, с неимоверными усилиями победив, она сама, своими собственными руками превращала нынешнюю обузу в своего основного соперника на континенте. Проблема была в том (это очень важно!) что до появления Германской Империи в качестве главного соперника Англия традиционно рассматривала Францию. И в случае поражения и ослабления Германии в послевоенной Европе образовывались два полюса силы - Франция и РИ. И Англии пришлось бы в этом противостоянии поддерживать и усиливать своего вековечного врага - Францию. А в случае чрезмерного усиления Франции - Россию, ведя дело к неизбежному в будущем столкновению, по результатам которого континент был бы объединён то ли французами, то ли (что было менее вероятно) русскими. Исчезала "многополярность" Европы, с таким трудом создававшаяся англичанами на протяжении сотни лет.

А поскольку тогдашняя Европа была тогдашним миром, то исчезала сама возможность вести Игру.

Следовало определиться. Сбросить обузу в лице РИ и одновременно избавиться от будущего соперника было можно, но требовался тот, кто выбывшего заместит. Так в поле зрения попали СаСШ. С одной стороны они давали пушечное мясо и помогали разорвать удушающую Англию немецкую морскую блокаду. С другой стороны они не были европейцами и у них не было армии. С английской точки зрения всё это было несомненными козырями. Кроме того, уже изложенные к тому моменту в виде "четырнадцати пунктов Вильсона" взгляды американцев на послевоенный мир в общих чертах отвечали английским интересам если и не во всех пунктах, то в большинстве, но при этом вильсоновские пункты категорически не совпадали с интересами Франции, что опять же делало их привлекательными для Англии.

Если сравнивать то, что получала БИ от союзничества с Россией с тем, что она могла получить от союзничества с Америкой, то сравнение будет явно не в пользу РИ.

И ещё одно - Россия не могла дать Англии нефть. Нисколько. А СаСШ могли дать столько, сколько Англия будет способна получить. А речь идёт о 1916 годе, войне уже два года и всем ясно, что без нефти воевать нельзя.

Capish?

И как только мы доходим до этого места, до осознания того факта, что чем дальше по времени и чем большие масштабы будет обретать будущая война, то нас прямо таки шибает по голове логически безупречный и неоспоримый вывод - растущее по экспоненте стратегическое значение нефти.

А теперь посмотрите ещё раз на карту-приложение к соглашению Сайкса-Пико. Претендуя на "Армению" Россия оказывается на расстоянии протянутой руки от единственного доступного на тот момент Англии источника нефти.

Что бы вы сделали на месте англичан?

158 (3)

У меня завалялось ещё несколько карт, а жадность не позволяет пропадать добру, так что давайте перевернём ещё один камушек, это уведёт нас от нефти на одну главку в сторону, но раз уж мы взялись вникать в причины и следствия, то сорвём ещё один покров.

Вот мы убедились в важности для циклопа Британской Империи такой безделицы как нефть. Однако была и ещё одна причина, коловшая англичан гвоздём и заставлявшая их не позволить России влезть в регион поглубже.

В 1907 году, когда Британия убедилась, что ожидания её не обманывают и что дело плавно, но неуклонно идёт к "большой войне", то первым и вполне ожидаемым телодвижением циклопа стало следующее - англичане захотели "формализовать" свои отношения с Российской Империей. До этого им была выгодна некая расплывчатость отношений, их затуманенность, но если вы обнаружили, что предположения ваши come true и в главные претенденты на узурпацию мирового господства выдвинулась Германия, то вам следует не только "упорядочить" ваши отношения с естественными противниками Германии, но и "снять все вопросы" с ними.

Следствием стало то, что в августе 1907 года был заключён англо-российский договор, подведший под былыми разногласиями черту.

Вкратце договор был вот о чём:

- сторонами было признано, что Тибет находится под суверенитетом Китая и что Петербург и Лондон не пытаются вмешиваться во внутренние отношения Лхасы и Пекина.

- Россия признаёт, что Афганистан находится в пределах британской сферы интересов, а Англия взамен отказывается от прямой аннексии Афганистана.

- и третье и самое главное - обе стороны не только признают незавиcимость Персии, но они эту самую независимость ещё и гарантируют, но при этом Персия делится на три зоны - на британскую сферу влияния, на российскую сферу влияния и на нейтральную центральную зону. Независимость, гарантии и три зоны. Ещё раз - независимость, гарантии и при независимости и гарантиях - три зоны. Как это может быть? Да вот так как-то… Белый человек - сложный человек. И сознание у него такое же.

Вот карта:

Из этой карты сразу видна не только серьёзность намерений сторон, но и их честность. В тех, естественно, рамках, которые задают предел смыслу слова "честность" в том случае, когда мы берёмся рассуждать о взаимоотношениях не двух человеков, а двух государств.

(Где-то повыше упоминалось о невзгодах начала ХХ века на бакинских нефтепромыслах, вылившихся в беспорядки, стачки и поджоги, что повлекло за собою и определённые потери в финансовом смысле. После чего официальный Петербург попробовал искать тех, кого нынче принято именовать "инвесторами", за рубежом. Однако желающих бежать с мошной в Закавказье, где, зажав кинжал в зубах и взвизгивая, пляшут лезгинку и, обходясь без всякого Эдисона, освещают этот праздник жизни посредством парочки зажжённых нефтяных скважин, не нашлось, что было понятно. Может быть даже и ожидаемо, поскольку, воспользовавшись как предлогом отсутствием притока валюты, Российская Империя, прикинувшись простушкой, ухватилась за проект трубопровода из Баку в направлении Персидского Залива, где тёплое море уже было, а никакой нефти ещё не было. Этакий асиметричный и упрощённый аналог Багдадбана, только в Петербурге думали не о нефти и не о деньгах, а о сопутствующем процессу строительства физическом "присутствии" на местах. Так вот англичане всё это дело немедленно поломали со словами "мы к вам не лезем, и вы к нам не лезьте". Этот пример позволяет понять, что такое "честность" в глазах государства.)

А теперь возьмите две карты, ту, что прилагалась к англо-российскому соглашению от 1907 года и другую, ту, которая прилагалась к Sykes-Picot Agreement и сложите их вместе. Попробовали? Я вам это дело облегчу, вот что у вас получится:

Замечательная картинка! Осталось теперь совместить серенькое на правой карте с жёлтеньким на левой. Потрудитесь, совместите. Серенькое, северная Персия, это то, что у РИ вот уже почти десять лет есть, а жёлтенькое она желает к серенькому присовокупить. Слить вместе, невзирая на какие-то там границы, потому что есть нечто границ сильнее.

Есть народ.

И тогда он тоже был. Назывался и называется этот народ - курды.

И по этой причине мы с вами и писали упоминаемое в те годы применительно к договорам слово "Армения" в кавычках. Потому что в данном случае название - понятие географическое, а смысловое наполнение - этническое. Вот карта расселения курдов:

Карта современная, но большой роли это не играет, курды народ очень старый и ареал расселения курдов остаётся неизменным вот уже как минимум несколько сот лет.

И соглашение Сайкса-Пико, помимо написанного на бумаге, имело ещё и проговоренность словами, ту самую проговоренность, к которой государства зачастую относятся куда ответственнее, чем к скреплённой подписями бумаге. И, согласно достигнутой договорённости, французы кроме своей "зоны" получали ещё и влияние в среде арабов шиитов, англичане получали в своё распоряжение арабов суннитов, а русские получали (хотели получить) - курдов. (И если мы вспомним, откуда прилетел в Тегеран "аятолла" Хомейни, и борьбу 50-х годов между Англией и СССР за влияние на курдов, то становится понятным, где берёт начало кончик вьющейся верёвочки и куда уходит корешок.)

Претендуя на "Армению", РИ претендовала не так на территорию (хотя и на территорию тоже), как ещё и на право "играть" народом. На такое же точно право, по которому играют сегодня США не только теми же курдами, но ещё и пуштунами, белуджами и много, много кем ещё.

И Россия хотела того же самого, но только сто лет назад.

И всё это в непосредственной близости мало того, что от жемчужины британской короны, но ещё и от живительного для англичан источника нефти.

Ну и чего же вы от англичан хотите?

Они и сделали именно то, что сделали бы вы, окажись вы на их месте.

Кидая взгляд через плечо из нашего высокого сегодня на лежащую в столетней низине даль, видно, что России следовало либо тщательнее маскировать свои истинные намерения, либо, что было более реалистично, демонстративно отказаться от продвижения к югу. Не идти ни на какие договорённости, как бы соблазнительно они ни выглядели. Это давало РИ шанс на выживание. Американцы оказались дальновиднее и терпеливее. Когда англичане ещё до начала Первой Мировой предложили полковнику Хаусу Иерусалим, тот тут же отказался. Уже в Версале, когда Россия выпала из числа не только игроков, но и претендентов, Англия предложила "Армению" и "черноморские проливы вкупе с Констанинополем" Америке, которой пришлось бы, находясь за океаном, "присутствовать" в регионе, противостоя французским, итальянским, греческим, русским и непосредственно турецким интересам, замиряя одновременно "горцев", а Англия в этой каше выступала бы в роли арбитра. Американцы данайский дар отвергли с понимающей усмешкой. "Ищите дураков у себя под боком."

159

Собственный бок это нечто очень нам близкое и осязаемо приятное. Но помимо гладких боков, понимаемых когда в личном, а когда и в разделочном смысле, существуют понятия мало того, что отдалённые, но ещё и возвышенно величественные. Существует то, что для русского сознания значимо уже просто потому, что некое событие имеет приписываемое ему самим же сознанием "всемирно-историческое значение."

Для тех из нас, кто возрастом постарше, эти три слова превращены в некое клише в силу многократного и с течением времени всё менее тщательного прожёвывания далеко не одним лишь мыслительным аппаратом. "Привыкли руки к топорам."

С тем, что одни события оказывают на нашу жизнь влияние большее, чем другие, спорить невозможно. То, что Аннушка проливает масло, имеет конечно важное и несомненно всемирно-историческое значение для некомпозитора Миши Берлиоза, а отданный приказ о сбросе на Нагасаки Толстяка, в железных боках которого не было ни единой унции лишнего жира, имел не менее конечное значение для нескольких десятков тысяч человек, среди которых наверняка имелась парочка композиторов-песенников. И дело не в том, что Миша был литературным персонажем, в конце концов на скрижалях чтимой нами Истории высечены имена целой кучи персонажей именно что литературных. Корень проблемы в другом - в известности.

Если мы не знаем о некоем событии, то одно лишь это печальное обстоятельство, порождаемое нашим неведением, лишает нас возможности осуществить приятный процесс градации. Мы не можем выставить оценку событию если мы о нём ничего не знаем.

А если мы знаем о нём чуть-чуть? Слышали краем уха? А если мы знаем о нём кое-что? А если мы знаем о нём не кое-что, а, как нам кажется, очень много? А если об этом событии нам рассказывают день и ночь? А если изучать это событие десять лет в школе и пять лет в институте? Тут поневоле усомнишься в собственной значимости и самозабвенно поверишь во всемирно-историческое значение этого самого события. Нет, ну в самом деле, если о нём столько говорят, то как ему не быть всемирно-историческим?

Обнаруживается, что зазор между "ведать" и "не ведать" открывает возможности безграничные. Не для нас, понятно. А для того, кто решает, что нам с вами ведать, а чего - на надо бы. Для нашего же собственного блага. Каждый знает, что знать следует поменьше. "Буду вечно молодым!" Здесь мы остановимся, чтобы не пересечь черту, проведенную между конспирологами и людьми нормальными, теми, кто ежевечерне усаживается в мягкое креслице и начинает вслушиваться глазами в то всемирно-историческое, что друг, товарищ и брат телевизор ему рассказывает.

Вот заговорили мы о соглашении Сайкса-Пико. Телевизора тогда не было и некому было массовому сознанию, что русскому, что нерусскому о соглашении рассказать, так и вышло, что о соглашении никто не знает. Ну, кроме специалистов, конечно. Немножко знает сознание арабское, да и оно не так знает, как слышало звон. А ведь "Сайкс-Пико" это одно из Событий, которые, воздействуя на жизнь сотен миллионов людей, меняют мир, в котором эти люди живут. А если учесть, что и имена персоналий, в чью честь договор получил своё название, не просто имена, а имена говорящие, то тут уж и вообще… Я бы на месте Сазонова от такого договора отпрыгнул как ошпаренный, но я не он, а он был не мною, и был он министром, птицей высокого полёта.

Случай с соглашением Сайкса-Пико интересен до невозможности, попробуем чуть на нём задержаться, это позволит нам получить представление как делаются дела, о существовании которых телезритель не то, что не знает, но даже и не подозревает, да и неудивительно, телевизор ведь о таком не рассказывает. Не потому, что ему об этом не известно, а потому что и телевизор понять можно, он же не резиновый, он очень важными новостями переполнен так, что вот-вот лопнет, а тут какая-то скукотища с министрами, договорами, границами и картами, ну кому это интересно, ну сами посудите.

Давайте о неинтересном. О маяте, делающей жизнь нашу скорбной.

Вот министр иностранных дел РИ ведёт секретные и в высшей степени важные для будущего Империи переговоры. Переговоры завершаются заключением соглашения, к которому, чтобы его, так сказать, визуализировать, прилагается карта. Очевидно, что, соглашаясь с "итоговым документом", министр согласен и с картой. Согласие (Entente же!) на то и Согласие, что надо бить по рукам. Бить в хорошем смысле - скрепить рукопожатием договор. Сазонов все положенные слова сказал, все положенные слова выслушал, веки обоих глаз поднял и сфокусированным взглядом по карте поводил. С написанным согласен? Да. С нарисованным согласен? Да. По рукам? По рукам. "Ура, товарищи!" А потом он кладёт свой экземпляр договора вкупе с картой в папочку, испрашивает аудиенцию и идёт с докладом к государю, чтобы отчитаться о делах своих. И государь, выслушав своего министра, протягивает руку, берёт карту, бросает на неё взгляд и немедленно видит, что под видом карты ему послана "чёрная метка".

Послана демонстративно, открыто.

Сегодня, по прошествии ста лет, нам понятно, что англо-французы не собирались выполнять условия соглашения Сайкса-Пико в тех пунктах, которые касались России. Гораздо менее понятно другое - ведь им, уже принявшим решение, ничего не стоило согласиться с любыми проведенными по карте границами, казалось бы в их интересах поступить не так, как они поступили, а - наоборот и, усыпляя бдительность жертвы, провести будущие границы как можно "комплиментарнее" восприятию своего всё ещё союзника. Они могли левой ногой провести по карте любые линии, произвольно разграничивающие сферы влияния и создающие какие угодно буферные зоны.

Однако они этого не делают.

Они не находят нужным скрывать если не свои намерения, то совершенно точно своего "предвидения" ближайшего будущего. Они открыто демонстрируют союзнику в войне свою "нелюбовь", переходящую в пренебрежение даже и условными приличиями.

"They didn’t take the time to lie."

They did not!

Почему? Это очень интересно. Ведь всему есть причина. Тем более на том уровне взаимоотношений государств, где создан тщательно прописанный кодекс поведения. Что и каким тоном можно говорить и чего говорить никак нельзя. Как высоко можно поднять вопросительно бровь и на какую высоту бровь поднимать недопустимо.

Я не знаю, переведена ли в РФ "История России" Георгия Вернадского, у меня она есть на английском, и там Вернадский о том временном промежутке, когда был заключён секретный договор, очень метко пишет так: "Gradually the tsar became politically isolated, abandoned by the groups of the left and of the right and finally by the Allies."

("Постепенно царь был политически изолирован, оставлен ("покинут", "брошен") сперва левыми, потом правыми и, наконец, Союзниками.")

С левыми понятно, они изначально боролись не с личностью Николая, а с монархизмом как государственным институтом, они боролись с "принципом", правые же играли роль куда менее презентабельную, подрывая (точно так же как и левые) устои государства, они лицемерно выдавали свои усилия за попытку смены "слабого" царя на царя "сильного". (В этом месте замечу, что и в сегодяшней политической реальности ЭрЭфии правые куда более лицемерны, чем левые.) И, наконец, - Союзники. Какую цель преследовали они? По всей видимости ими уже в 1915 году (году для РИ очень неудачном) было принято решение о "допуске" СаСШ в мировую войну. Америка должна была спасти Антанту. Однако, если Россия в Антанте оставалась, то СаСШ, спасая Англию и Францию, автоматически спасали ещё и Российскую Империю.

"Боливар не вынесет троих."

К оценке физических кондиций Боливара примешивалась ещё и идеология, согласно которой республиканцам было зазорно бороться с тиранией, поддерживая другую тиранию. Если совсем попросту, то англо-французам мешал не "царский режим", а геополитическое образование под названием Российская Империя, в то время как Америке, у которой было своё собственное видение и свои собственные цели, мешала не Россия, а царский режим как "царский режим". "Don’t take it personally, Bro."

"Ты не спрятался - я не виноват."

Понимал ли это Сазонов? Да понимал, конечно! Он же не был идиотом. Но понимал он не только "это", но понимал он ещё и другое.

Любой человек "во власти", в данном случае его имя было Николай II, занимается тем, что старается удержать государство в состоянии некоего "баланса". В наше время это называют "стабильностью". Баланс достигается равновесием между чашами весов, на которые положены состояния государства внутри и вовне.

В том, что такое положение достижимо, ощущается присутствие Бога.

Правитель получает возможность играть. Он может компенсировать недостаток или избыток веса на одной чаше весов достатком или недобытком на другой.

Пример:

1956 год.

ХХ съезд КППС. "Разоблачение культа личности." Резкая смена парадигм. "Перестройка" и сопутствующее ей (неизбежное!) нарушение баланса внутри государства. Как этот крен выправить? Да нет ничего легче - надо, отвлекая внимание покупателя, подправить пальцем положение стрелки на весах. И Хрущёв едет в Англию. Почему именно в Англию? А куда ему ещё было ехать? Он бы с удовольствием поехал в Америку, но 1956 год это самый что ни на есть разгар Холодной Войны и путь в США Хрущёву заказан. "Меня дурно приняли бы здесь, и на меня плохо посмотрели бы там."

А Англия - в самый раз. Лейбористы, социализм, рабочее движение, займы, профсоюзы, крейсер "Серго Орджоникидзе". Встречи с простыми докерами и red carpet. "Ух ты!"

"Наш-то, а?! Никита-та, Сергеич-та - хоть куда! Дурак, дурак, а подишь ты… Гоголем ходит в Англиях."

И невольное, сквозящее во взглядах уважение "партийной элиты".

"Сумел."

"Сбалансировал."

И вот именно этого, возможности балансировать положение "унутреннее" положением "унешним" и лишали "союзники" Николая в 1916 году. Существовал тысячу и один способ показать ему своё "нерасположение" (и ему это нерасположение наверняка показывали со всей недвусмысленностью), но прикладываемые к соглашению Сайкса-Пико унизительные карты показывали не так ему, как - Сазонову. (Карты были унизительны потому, что, согласно им, курды в массе своей оказывались "под Россией", а город Мосул оказывался в пределах французской колонии на территории бывшей Оттоманской Империи и этот физический разрыв означал конфликт между Российской Империей и Французской Республикой, конфликт немедленный, на следующий же день после победы Антанты над тогдашними силами зла и претворения условий договора в жизнь.) И Сазонов (всё понимая) соглашение - принял. А Сазонов был - политический центр, Прогрессивный Блок, единственное, что у Николая оставалось после потери "контакта" с крайне левыми и крайне правыми, и через Сазонова "союзники" показывали российскому истеблишменту (назвать тогдашнюю российскую политическую верхушку элитой у меня язык не поворачивается и пальцы по клавиатуре стучать не гнутся), что они отныне с Николаем "не считаются", и что если кто желает, то договариваться желающие могут напрямую с Державами.

Минуя царя.

Через его голову.

160

Возникает большой соблазн рассматривать участие РИ в межгосударственных переговорах между БИ, Францией и Россией, приведших к появлению детализированного соглашения "Сайкса-Пико" как личную неудачу императора Николая II, поскольку он не мог не быть в курсе происходившего. Однако соблазн не выдерживает столкновения с временной последовательностью реальных событий: в феврале 1916 года Сайкс встретился с Сазоновым и ознакомил его с "идеей" в общих чертах, в марте 1916 года англо-французы прибыли в Петроград с черновым вариантом будущего соглашения, после озвучивания российской стороной будущих (послевоенных) ожиданий план был доработан, после чего текст окончательного соглашения был написан послом Французской Республики в Лондоне Полем Камбоном и передан сэру Эдварду Грею, министру иностранных дел БИ. Формально договор был ратифицирован британской стороной в виде подписи Грея под пересланным назад Камбону французского варианта делёжки Ближнего Востока, как устраивавшего всех.

С этого момента документ официально стал называться The 1916 Asia Minor Agreement - "Соглашение о Малой Азии от 1916 года."

British Foreign Secretary Грей подписал соглашение 16 мая 1916 года.

А в следующем за маем 1916 года июне того же года министр иностранных дел Российской Империи Сергей Дмитриевич Сазонов лишился своего поста.

У Сазонова была репутация "про-антантовца", это не значит, что он и в самом деле им был, просто к нему был прилеплен такой ярлык, "министр Сазонов как свидетельство добрых отношений России с её союзниками". Так вот Сазонов был императором смещён и вместо него министром иностранных дел стал Борис Владимирович Штюрмер на котором имелся прочно пришитый лейбл - "реакционер и германофил", что, опять же, вовсе не означало, что Штюрмер был агентом влияния Германской Империи в Империи Российской.

Произошедший "размен фигур" призван был продемонстрировать на языке символов недовольство Николая тем, что произошло. "Дипломатия." Или "протокол". Или "жест отчаяния". Или "попытка хоть таким способом спасти лицо." Трактовать реакцию российского государства каждый может при помощи той формулировки, которая ему больше по душе.

Всё то, что обывателю кажется едва ли заслуживающими внимания "цирлих манирлих" на самом деле является скрытым в глубине безмолвным и чудовищным сплетением сил, видимым на поверхности как лёгкая рябь.

Ну вот возьмём того же Сазонова, раз уж ему не повезло попасться нам на глаза. Сазонов это отражение борьбы престолов. Не тех на какие вы подумали.

Если спросить любого русского человека, позиционирующего себя как "патриота", о роли в русской истории такой фигуры как Пётр Аркадьевич Столыпин, то патриот всегда готов к ответу о роли безусловно положительной. "А как иначе-то?!"

"Столыпин же!"

"Глыба!"

А между тем Столыпин, чьё говорящее имя (в Истории все имена говорящие, на то она и История) имеет своим началом вовсе не столб, сыграл роль не то, чтобы однозначно положительную, но и вообще неоднозначную.

Он имел репутацию "сильного" как человека, так и политика, и был призван на пост министра внутренних дел, чтобы взять разгулявшуюся ситуацию под контроль. И он её взял. На посту министра внутренних дел он был на месте. А потом его двинули наверх. На пост премьер-министра, чтобы он с той же эффективностью скоординировал работу правительства. Превратил клуб не очень любящих друг друга критически мыслящих личностей в "команду единомышленников". Задача благая, кто бы спорил. И благая тем более, что известный анекдот про то, что "где два еврея, там три мнения", это вовсе не о евреях, а о русских. А уж про русских министров и говорить нечего.

И Столыпин за дело взялся горячо. Так горячо, что остановиться он не смог. Он, что называется, "вошёл во вкус". Ему не стало удержу. Совет министров при нём ходил по струнке. Министры думали не туда, куда им хотелось, а думали они туда, куда надо было думать. До определённого предела это было хорошо, но только до очень определённого, так как Властью на откуп Столыпину были даны все министерства, кроме одного - Министерства Иностранных Дел. И это было очень дальновидно. Император хотел, чтобы Столыпин единочальствовал в политике внутренней, балансируя силы внутри государства, а как противовес "Столыпину", не человеку, а - "должности", был поднят статус МИДа. Не так формально, как в смысле "веса". А роль "Того, Кто Взвешивает" император оставлял за собой. Замысел понятен - наступало время перемен и Николай хотел освободить себе руки, и часть гирек он ссыпал в подставленные ладони премьера, превратив того самого в своеобразную гирю, а другой гирей стал Александр Петрович Извольский, министр иностранных дел, человек очень умный и очень умелый.

Однако Столыпин оказался так охоч до гирек, что захотелось ему заполучить в длань и Извольского тоже. И речь даже не о том, что Столыпин о внешнеполитических делах представление имел именно такое, какое и должен по уму иметь губернатор Саратовской губернии, речь о том, что Извольский, чтобы избежать назойливого внимания премьер-минстра, был вынужден прятаться за Николаем. В самом буквальном смысле. Вместо того, чтобы заниматься своими прямыми (и в высшей степени важными для Империи) делами, достойнейший Александр Петрович добрый кус своего времени посвящал сложным манёврам, добиваясь положения, при котором между ним и Столыпиным оказывалась фигура Царя.

Положение создалось нетерпимое.

Оно как-то должно было разрядиться и оно - разрядилось. Столыпин, будучи человеком, несомненно, русским, проявил чисто русскую смекалку и препятствие обошёл - он провёл интригу, в результате которой на посту министра иностранных дел оказался Сазонов, его родственник, после чего, невзирая на "протокол", секретность и формальности, тайны Петербургского двора перестали для Столыпина быть тайнами.

Положение перестало быть нетерпимым и стало попросту невозможным. Пирамида государства потеряла очертания, так как стало неясно где какая вершина, кто наверху, кто внизу и кто сбоку.

Поразительно, но никто не пытается смотреть на сложившуюся в преддверии Первой Мировой ситуацию под этим углом.

Столыпин вёл игру, фундаментом которой было его убеждение (очень трезвое), что Николай не может пойти на его отставку, не вызвав внутриполитический кризис, что в сложившемся положении было для русской монархии крайне болезненным, так как Столыпин в глазах "государственников" успел превратиться в символ. В символ того, "как надо". Мало кто имеет достаточно воображения, чтобы понять, что годы "столыпинской реакции" это именно тот момент, когда появился чрезвычайно вредный для русской истории миф о "слабом государе". "Патриотическая" мысль того времени вывела силу и слабость из сопоставления доступных ей образов (газетных!) Царя и Премьера и назначила Столыпина в "сильненькие".

Почему? Ну, а как же! Демонстрируемая на публику крутизна дел, слов и усов, пронзительный взгляд, "нам нужны великие дела!" и всё такое прочее. "Чего ж вам ещё?" А, главное, - он всем обретённым весом государственника давил "проклятых либералишек". Одно лишь доставляемое этой воображаемой картиной наслаждение искупало в глазах "патриотов" все не только мнимые, но и реальные недостатки премьер-министра.

А между тем поставьте себя на место Николая. Его собственный министр (назначенец!) по сути "отжимал" у него государство! Отжимал на голубом глазу, делая вид (или искренне не понимая, что было ещё хуже), что всё происходящее делается для его же, государева, блага. Столыпин красноречивейшим образом не слов, а дел демонстрировал не только Николаю, но и всей стране, что он не только лучше императора знает, что именно нужно для блага государства делать, но что и делать он умеет лучше.

Если называть вещи своими именами, то Пётр Аркадьевич Столыпин не укреплял, а разрушал государство, создавая в нём двоевластие. Примерно та же ситуация создалась под конец Первой Мировой в Германской Империи, только там "Столыпин" был коллективным и назывался он "германский генштаб", который (как и Столыпин) был не государством в государстве, а был он вторым центром власти при живом первом.

И немцы, точно так же как и русские, не видели и не понимали, что генерал Эрих Людендорф, рыцарь Железного Креста, родоначальник броского лозунга о предательском кинжале, вонзённом в спину Германии, этим самым кинжалом и был.

Кинжалом из очень хорошей стали.

161

Вышеизложенное это бок, которым соглашение "Сайкса-Пико" касалось России. Но у соглашения был бок и второй, которым оно касалось тех, кто присутствовал непросредственно на местах, а присутствовали там арабы. И делёжка Ближнего Востока на сферы влияния и подмандатные территории (замечательное, между прочим, выражение - подмандат, по-русски это звучит немножко чересчур брутально, но зато смысл передаётся очень близко к сути) на многие годы вперёд (можно даже сказать, что на века) определяла судьбу региона, а регион был населён людьми.

Тысяча и одна ночь это всего лишь тридцать три месяца, а арабские национальные государства существуют почти сто лет и конца арабскому национализму не видать. Как и границам между ними, откуда только что взялось.

Откуда? Да всё оттуда же, откуда вообще всё берётся.

Взглянем опять на приложенную к Sykes-Picot Agreement (не забудем, что тогда оно было секретным и кроме трёх заинтересованных "лиц" о нём никто не знал) карту. Для вашего-нашего удобства перенесём её сюда, пред наши светлые очи:

Карта очень красивая, но тем не менее она со всей очевидностью показывает нам, что кое в чём секретное предвкушаемое сбылось, а кое в чём - нет. В первую очередь карта не сбылась в том, что мы понимаем под современной нам Турцией. А между тем Оттоманской Империи суждено было исчезнуть не только в смысле, так сказать, эсхатологическом, но она ещё и пространственно должна была быть поделена на, как сегодня бы сказали, "зоны оккупации", причём в некоторых, окрашенных в жёлтый цвет случаях территория Турции поглощалась некими сопредельными государствами.

Этого не случилось.

И не случилось, что бы и кто бы на этот счёт ни думал, не просто так. Государства, тем более те, которые согласно одобренному и утверждённому планетарным РОНО учебнику истории считаются победителями в Мировой Войне от своих планов просто так не отказываются и школьным завтраком от них не откупишься.

У англо-французов были свои планы как в отношении Оттоманской Империи, так и в отношении третьего ("третьим будешь?") "союзника" по Антанте и участника предприятия по обустройству Ближнего Востока. Однако на поверку вышло, что был некто, у кого были свои собственные планы в отношении уже самих галло-саксов.

Для того, чтобы понять чьих планов громадьё претворилось в жизнь, нужно читать не учебник истории, а ознакомиться с "четырнадцатью пунктами президента Вильсона", которые в учебниках не упоминаются. Не будем сотрясать воздух и клавиатуру риторическим вопросом "почему?", а просто посмотрим на пункт двенадцатый, где как раз о будущем Турции и говорится:

12. The Turkish portions of the present Ottoman Empire should be assured a secure sovereignty, but the other nationalities which are now under Turkish rule should be assured an undoubted security of life and an absolutely unmolested opportunity of autonomous development; and the Dardanelles should be permanently opened as a free passage to the ships and commerce of all nations under international guarantees.

Вам не кажется, что термин secure sovereignty входит в некоторое противоречие с присутствием согласно договора "Сайкса-Пико" в Turkish portions Франции, Италии и России?

В Версале, чтобы ни у кого подобных этому вопросов не возникало, как не возникало и недоразумений "четырнадцать пунктов" были "разжёваны" для непонятливых полковником Хаусом в виде "комментариев". Насчёт принявшего облик прилагаемой к соглашению "Сайкса-Пико" карты будущего Ближнего Востока, каким его "видели" БИ и Франция, полковник имел честь выразиться так:

Syria has already been allotted to France by agreement with Great Britain.

Great Britain is clearly the best mandatory for Palestine, Mesopotamia, and Arabia.

И, наконец, главное, турецкое:

Anatolia should be reserved for the Turks.

Бум! Бац!

"Четыре сбоку, ваших нет."

И тон, чёрт возьми, тон… Антанта, победители, вроде бы хозяева мира, а с ними вон как - снисходительно одобряют или небрежно одёргивают. И именно так, поглаживанием англо-французов одной рукой при одновременном затягивании на их шеях строгого ошейника другой и была создана Турция. "Отцу всех турок" национальное государство было подарено. И вовсе не судьбой.

Но зато в той части соглашения, где оно было окрашено в красный цвет и где имелись латинские литеры "А" и "В" (те самые, что сидели на трубе), надежды подписантов сбылись. Правда, в общих чертах, а не в деталях, которые пришлось дорабатывать на ходу и не всегда посредством ручки и чернил.

Версаль это уже 1919 год. А "Севрский договор", которым регион "дорабатывали" это и вовсе 1920 год. И в 1919 году картина была ясна самой ясной ясностью. Да и как ей было такой не быть.

К концу войны, а это конец 1918 года, у англичан на фронте имелось 56 000 грузовиков, 23 000 легковых автомобилей и 34 000 мотоциклов. У американцев на их участке фронта было около 50 000 грузовиков (за неполных два года участия в войне американская промышленность выпустила около 300 000 грузовиков для собственных нужд и нужд союзников). По другую сторону фронта только у немцев имелось 25 000 грузовых автомобилей. Что такое флот на нефти понимали даже и не все адмиралы, но что такое шагать на своих двоих с винтовкой, скаткой, подсумками, сапёрной лопаткой, каской, противогазом и пустым котелком и что такое ехать со всем перечисленным хозяйством в кузове грузовика было понятно самому последнему раздолбаю пехотинцу, традиционно относящемуся к мнению генералов с известным трёхбуквенным скептицизмом.

Как выразился проницательный турецкоподданный Бендер-бей - "автомобиль не роскошь, а средство передвижения".

Идея не пошла, а поехала в массы. Она захватила всех. А то, что захватывает всех, захватывает головы политиков.

Без нефти ты букашка, а с нефтью человек. Любишь кататься, люби и нефть качать. А в промышленных масштабах нефть в 1918 году качали всего в четырёх местах нашей многострадальной планеты - в Баку, в Персии, в Мексике и на просторах Североамериканских Соединённых Штатов. А в Англии и во Франции нефти нет, хоть ты тресни! А качать-то хочется! И в соглашении "Сайкса-Пико" это желание учитывалось, районы, где ожидали найти нефть делились к обоюдной выгоде - Басра отходила БИ, а Мосул - Франции.

Подписанты подписали соглашение в мае 1916 года, однако, не успели высохнуть чернила на подписи, оставленной сэром Эдвардом, как англичане принялись прикидывать, как бы им соглашение обойти. Нефть с каждым месяцем становилась всё более нефтяннее, всё более и более нефтью и англичанам показалось, что они с проведением границ в Месопотамии поторопились. Предусмотрительно созданный "комитет де Бансена" (названная так по имени сэра Мориса да Бансена организация при правительстве Его Величества, чьей задачей была разработка текущей и будущей политики в отношении Оттоманской Империи) немедленно дал заключение, что "возможные" (!) источники нефти в районе Мосула явятся просто напросто "слишком драгоценным подарком Франции". Уже знакомый вам "танкист" Морис Хэнки, в описываемый период занимавший пост Секретаря Военного Кабинета, немедленно направил министру иностранных дел Артуру Бальфуру личный меморандум, где среди прочего говорилось, что нефтяные месторождения в Месопотамии обретут "жизненно важное для БИ значение в будущем" и что "control of these oil supplies becomes a first-class[10] war aim".

Когда писались эти строки англичане подходили к Багдаду, до того объявленному конечной целью Месопотамской кампании. Давление на правительство (к которому присоединился в том числе и посол БИ в Республике Россия Бьюкенен) привело к тому, что даже когда Оттоманская Империя капитулировала, англичане боевых действий не прекратили и не остановливались до тех пор пока, продвинувшись к северу, не оккупировали Мосул, который, напомню, согласно подписанному ими соглашению "Сайкса-Пико", попадал в сферу влияния Франции.

Где-то повыше был упомянут как казус имевший место в Версале случай, когда Ллойд Джордж и Клемансо полезли в драку и Вудро Вильсону пришлось прибегнуть к силе, чтобы их растащить. Так вот причиной конфликта как раз и был захваченный англичанами Мосул. Разьяришься тут и полезешь драться, когда тебе предлагают идти пешком, а сами издевательски машут из кузова отъезжающего в будущее грузовика. "Наше вам с кисточкой!"

Конфликт имел в основе дипломатический спор - англичане заявили (это уже 1919 год), что договор "Сайкса-Пико" потерял силу, так как нет больше третьего участника договора - ушедшей в небытие Российской Империи, а французы настаивали на том, что договор по-прежнему имеет силу в двусторонних отношениях Англия - Франция. Споры спорами, драки драками, но в крючкотворстве анличан превзойти трудно и Мосул в конечном итоге достался им.

Эта главка началась с упоминания арабов. От них нам никуда не деться и потому нефть в нашем повествовании начинает перемешиваться с этнической идентичностью людей, Месопотамию населявших тогда и продолжающих населять сегодня.

162

Для нас слово Месопотамия это что-то из изучаемой в школе Древней Истории. Шумеры там. Вавилон. Междуречье. Тигр и Евфрат. Клинопись. Зиккурат и город Ур, откуда есть пошёл многочисленный народ урок. "Из пушки на Землю". А между тем никакой фантастики, просто меньше ста лет назад не было никаких национальных арабских государств, а была Месопотамия, и входила она составной частью в Оттоманскую Империю и склоняла выю перед Высокой Портой, и особыми достижениями цивилизации месопотамцы похвастаться не могли по причине полного отсутствия таковых. Если не считать глиняных табличек, конечно.

Оттомания была окраиной мира, а Месопотамия была окраиной окраины, не интересной никому, кроме археологов, этнологов, лингвистов и то ли собирателей, то ли сочинителей народных сказок. Ну, а потом большой мир начал большую войну по причинам, обитателям окраины абсолютно недоступным, примерно так, как пушке недоступна Луна, а Луне недоступна пушка, но зато оказалось, что от доступности нефти зависит сама возможность воевать и Европа обратила в сторону Месопотамии свой лик и глянула на неё немигающим зраком.

И остановившееся в Междуречье время двинулось опять и сонный мир обитателей Месопотамии ожил, зашевелился забегавшими фигурками людей, коней и верблюдов, а как же! Восток, кальян, базар, караван-сарай и прочие тонкости.

"С кем мы, за кого мы и против кого мы?"

"Кто с нами, кто за нас и кто против?"

В Месопотамии жили арабы, а имперообразующим народом Оттоманской Империи были турки, что арабам не нравилось. Религия в Империи была одна, что означало и единство идеологии, но вот кровь была разной, а это означало, что хоть Аллах един, милостив, милосерден и Мухаммед пророк его, но эти несомненно важные обстоятельства никак не могли изменить той данности, что турки рождались турками, а арабы рождались арабами, и длилось это веками и привело к тому, что Блистательная Порта оказалась в Стамбуле, а тот же Багдад мог похвастаться разве что Антуаном Галланом, "собравшим, обработавшим и издавшим в Париже "Сказки тысячи и одной ночи" на французском, что понятно, языке. Не на арабском же ему было их издавать, а парижанам читать. А если учесть, что Галлан был секретарём посла Франции в Оттоманской Империи и в Багдаде он бывал, наезжая туда из непременного Стамбула, а потом туда же в гостеприимные серали возвращался, то багдадцам и вовсе обидно становилось. По всему выходило, что турки пануют, а арабы лаптем щи хлебают.

Ну, а если в каком народе заводится нехорошее чувство, то непременно находится другой народ, который это чувство использует к вящей выгоде. Своей, понятное дело. За чужую выгоду никто не старается, разве что Бог, но данная нам в ощущениях реальность исторически очень доказательна в том смысле, что люди склонны полагать, что Аллах старается для одних правоверных больше, чем для других правоверных и что эту несправедливость нужно тем или иным способом исправить. Помочь, так сказать, Богу. Пособить в меру скромных своих сил.

И вот в 1915 году в мягком (очень мягком) подбрюшье Оттоманской Империи "создалась ситуация", в которой всё сошлось. И мировая война, и сторонняя заинтересованность в регионе, и историческое недовольство, и этническая зависть, и ещё много-много другого, но всё это было не фатально, так как арабы счастливым образом догадались, что положение можно исправить при помощи чудодейственного лекарства под названием "национальное государство".

"Аллах вместе, а табачок врозь."

Если вы чего-то очень захотите, то вы чаемое и получите, нужно лишь очень захотеть. Арабы очень захотели и Бог им помог. Бог послал арабам англичан.

Правда, чтобы до подарка добраться, арабам пришлось немного потрудиться, так как Британия правила миром, а обиталищем арабов были пустыни, откуда Англия казалась недвижной горой и реальность подтвердила справедливость поговорки насчёт Магомета и горы. В жизни поговорочного Магомета звали Хусейн бин Али и был он шарифом Мекки. Шариф, которого в русскоязычной историографии часто называют "шерифом", не иначе оттого, что жанр вестерна исконно один из любимейших жанров русских историков, это почётный арабский титул градоправителя или вождя племени. В рассматриваемый нами временной промежуток эту должность волею Аллаха великого, милосердного и занимал Хусейн. А его сын Абдулла счастливо и с соблюдением всех демократических процедур был избран и делегирован в состав парламента, создание которого было признано неизбежной жертвой веяниям времени. (Если это кому-то интересно, то в этническом смысле состав Парламента Оттоманской Империи первого созыва от 1908 года выглядел так: турков - 142 депутата, арабов - 60, албанцев - 25, греков - 23, армян - 12, евреев - 5, болгар - 4, серба - 3 и кроме этого в Парламенте присутствовал ещё валах в количестве одного экземпляра.) Ну и вот, так получилось, что Хуссейн бин Али своим положением шарифа был вполне доволен, однако его сыну-депутату, попавшему в столицы, там понравилось не очень. Ещё бы! В Мекке он был Сын Шарифа, а в Стамбуле он был одним из двухсот семидесяти пяти депутатов, где одних только арабов было ещё целых пятьдесят девять штук и их отцами были отнюдь не шарифы. Демократия же! Кому такое понравится, сами посудите.

А между тем началась война, та самая, которая требует духоподъёмности, "пусть я-арость бла-го-род-на-я" и всё такое, младотурки вскипели волной, однако начавшаяся народная война вызвала у сына шарифа Абдуллы немножко другие чувства и мысли. Если национализм позволен и позволителен туркам, то почему бы не национализироваться арабам? Мысль не очень свежая, но для Ближнего Востока даже и вторая свежесть выглядела откровением. И умный Абдулла принялся из Стамбула подбивать папу отложиться от Империи. "Тварь ли ты дрожащая или Шариф?!"

Шариф перед искушением не устоял и отправился к горе, войдя в контакт с главою британской администрации в Каире сэром Генри Макмэхоном, которого в русских источниках наградили невозможным именем МакМагон. Русские вообще англичан не очень, а тут русской широте наверняка ещё и шотландская скупость поперёк горла пришлась. Верховный комиссар (наименование должности призвано было польстить древним египтянам, так как согласно табели о рангах Британской Империи High Commissioner был назначенцем Лондона, управлявшим протекторатом, а не колонией, куда метрополия отправляла губернатора) сэр Генри, предварительно снесясь с Форин Оффисом, вступил с чадопослушным шарифом в переписку.

Хуссейн с Абдуллой известили высокую британскую сторону о своём желании покончить с оттоманским угнетением свободолюбивых арабов. С того места, где находился туманный Альбион, желание пустынных автохтонов выглядело многообещающе, но непонятно было от чьего имени выступают отец и сын, от чьего "лица".

- От лица всех арабов, - был ответ.

В Лондоне этому не поверили, но, тем не менее, в свою очередь удостоили ответом.

- Молодцы, - сказали англичане, - мы дадим вам парабеллум.

Парабеллум означал стрельбу и всё, что с этим связано, а шарифу хотелось сытой, мирной жизни, превращаться же в шерифа, палящего из кольта, ему не хотелось совсем, он же ещё ни одного вестерна увидеть не успел, а потому арабы зашли с другого бока. Шариф Хуссейн бин Али дал знать в Каир верховному комиссару сэру Генри, что он и сын могут сделать так, что служащие в турецкой армии лица арабской национальности перестанут подчиняться приказам "угнетателей".

Во время мировой войны такое заявление выглядело не только в высшей степени серьёзно, но ещё и очень конкретно. Слова обещали превратиться в дела, которые можно было бросить на весы войны.

- С этого бы и начинали, - сказали англичане. - Чего вы хотите взамен?

- Своё независимое национальное арабское государство.

- Всего-то? И большое?

- Да нет, - замахали в своих бедуинских шатрах руками шариф и сын, - ма-а-ленькое, вот такусенькое… От Алеппо до Равандаза и от египетской границы до Кувейта. Разве ж это большое?

163

Остановились мы на том, что хитроумный шариф из Мекки сделал заманчивое предложение англичанам. Случилось это в октябре 1915 года. Англичане, не входя в тонкости, согласились на создание арабского государства. Единственное, что они сделали, так это сразу же обозначили пределы будущего государства с той стороны, куда уходит Солнце.

Вот карта:

Пунктир на ней бежит там, где должна была бы проходить будущая гипотетическая граница. Забивание пограничных столбов означало вот что - Англия сразу же, ещё до того, как дело перешло в практическую плоскость, демонстрировала нежелание позволить арабам (что с нефтью, что без нефти) связать собою Индийский Океан со Средиземноморьем. Если бы арабское государство такую возможность получило, то оно (что с нефтью, что без нефти) становилось обладателем геополитического оружия, позволявшего влиять на мировую "расстановку сил".

Повторюсь, что случилось это в октябре 1915 года. А уже в ноябре начались двусторонние консультации Англии и Франции с целью заключения будущего договора Сайкса-Пико. Французы о сношениях англичан с шарифом Мекки не знали. Но тем не менее они саму идею арабского государства встретили в штыки. И англичанам пришлось приложить определённые усилия, чтобы идею "пробить". Правда, пробитая идея в первом же пункте будущего секретного договора стала выглядеть так:

"Правительства Франции и Британии пришли к пониманию:

1. Что Франция и Британия готовы к признанию и защите независимого Арабского Государства или Конфедерации Арабских Государств в областях (А) и (В), отмеченных на прилагаемой карте, под сюзеренитетом арабского лидера. Что в области (А) Франция, а в области (В) Британия будут обладать приоритетом в ведении дел на местах и в предоставлении займов. Что в области (А) Франция, а в области (В) Британия будут единолично предоставлять советников и иностранных функционеров при желании Арабского Государства или Конфедерации Арабских Государств."

Нетрудно заметить, что не прошло и месяца с того момента, как начались контакты между англичанами и всё ещё остающимися подданными Оттоманской Империи лицами арабской национальности, как к желаемому арабами национальному государству оказалась пристёгнутой возможность некоей "Конфедерации Арабских Государств". В двусторонних отношениях Британия-Франция "конфедерация" выглядела как уступка англичан французам, которые просто напросто не могли проглотить идею единого национального государства арабов по той простой причине, что таковая идея, перепархивая государственные границы, с лёгкостью необыкновенной долетела до Алжира с Тунисом, последствия чего для французов были не только очевидны, но и пугающи.

Англичане же, вроде бы с величайшей неохотой идя навстречу пожеланиям Франции, на деле преследовали собственные интересы, так как им гораздо выгоднее было иметь дело с "лоскутным одеялом", чем с единым государственным образованием. (Выгода заключалась (-ется) в том, что новое государство немедленно превращалось (-ется) в арену борьбы Держав за влияние на него, и, потерпев поражение в этой борьбе, Англия (или Франция, или Россия, или Германия, или США) теряла разом всё. В случае же "лоскутов" борьба Держав дробилась и потеря одного "лоскутка" не сказывалась фатально на общей картине.)

Судьба арабов решалась за их спиной Англией, Францией и примкнувшей к галло-саксам Россией. (Между прочим, СаСШ, уже даже вступив в Первую Мировую и реальнейшим образом воюя, войну Оттоманской Империи не объявляли, шаг очень дальновидный, так как это позволило им сохранить в глазах мусульман пусть и условную, но тем не менее "чистоту риз и помыслов").

Это обстоятельство ("обделывание делишек за спиной фигурантов") питает даже и сегодня арабскую пропаганду, позволяя вновь и вновь расковыривать раненное арабское самолюбие. Испытывает ли при этом угрызения совести собирательный "белый человек"? Да нет, конечно же. И дело даже не в осознании превосходства "христианской" модели цивилизации. Дело в том, что арабы - люди восточные и они не были бы арабами, если бы, войдя в контакт с англичанами, немедленно же не вошли бы в контакт с теми, выйти из под чьего влияния они вроде бы и желали - с турками.

Речь о том, что события начали разыгрываться в конце 1915 года, кто в конечном итоге окажется в победителях было совершенно не ясно, зато всем известно, что восточный базар это место, где страшно ставить всё "на баш". Национальное государство было журавлём в небе и приземлённые арабы принялись шантажировать турецкий "Центр" ведущимися с Англией переговорами в расчёте даже и в случае выигрыша войны Германией с союзниками получить синицу в кулак.

И, начав играть в две стороны в 1915 году, арабы продолжали это делать, пока война не закончилась.

Ох, люди, люди…

Вот то и дело попадается в наших записках слово "Франция". Слово известное. Как известно и государство под таким названием. Как известно и то, что любое государство начинается с мифа. Попросту - со сказки. С легенды. Исключений не бывает. Любое государство - сказочно. Разница только в степени сказочности. Разница в "градусе" сказки. Так вот нет в Европе государства более "легендированного", чем Франция. Одна лишь роль Франции во Второй Мировой Войне чего стоит! Но чтобы в этом разобраться, нужно целую книгу написать. А потом эту целую книгу - прочесть. Такое далеко не каждому по плечу, легенда - дело сложное, но притворяющееся при этом делом простым.

Согласно устоявшемуся мнению - что может быть проще, чем война?

Здесь - мы, там - враг. Линия фронта. Первая Мировая. "Империалистическая." Германцы кто? Да враги, конечно. А французы кто? Как кто? Союзники. "Антанта" же! Сердечное согласие.

И с этим не поспоришь. Сердцу не прикажешь. А чему можно приказать? Ну, уму, например. Чтоб он взял, да и покопался там, где мягкое сердце копаться не может. Мы с вами, покопавшись умами, докопались до Багдадбана. До железной дороги, которая должна была стать "Железной Дорогой, Которая Потрясла Мир". Но не потрясла. Почему? Смешной вопрос. Потому, что Первую Мировую выиграла Антанта, а Германия Первую Мировую проиграла.

Сегодня Багдадбан либо не упоминается вообще, либо утверждается, что "… the railway was in no sense a cause of war." Почему так? Да потому, что в противном случае нам ("миру") придётся переписать не только историю Первой Мировой, но и Историю вообще. Почему непременно "переписать"? Да потому!

Ну вот смотрите - Багдадбан это трансконтинентальная железная дорога. "Транспортный коридор." Масштабнейший интернациональный проект. Масштаб означает вовлечённость "сил", а интернационализм означает национальную принадлежность вовлечённых в проект "интересов".

Для претворения проекта в жизнь была создана компания, что понятно. Организация прежде всего. "Экономика должна быть экономной." Чтобы компания могла функционировать, нужен руководящий орган. И он немедленно появился. "Совет директоров." В совете были представлены государства, кровно заинтересованные в успехе проекта.

Совет директоров Багдабана состоял из двадцати шести человек.

Поскольку "вклад" государств в проект был не одинаков, как не одинакова была и ожидаемая "выгода" (отнюдь не денежная!), то и представлены государства в Багдадбане были "пропорционально".

Пример? Он у нас наготове. Если вы затеваете всеевропейский проект, то вам никак не обойтись без парочки гномов и прорытых ими под Европой подземных ходов. А потому у нас не должно вызывать удивления наличие в Совете двух директоров, представлявших Швейцарию. Общак же.

Дорога должна была связывать Гамбург с Басрой, а Басра находилась в Оттомании. Без турков тоже было не обойтись, а потому в Совете четыре места из двадцати шести были зарезервированы за Оттоманской Империей. Резонно? Резонно.

Проект был германским и наибольшую выгоду от него получала Германская Империя, она вроде бы всё и затеяла. А главному массовику-затейнику и мест положено побольше. Посчитаем пальцем - в совете директоров компании по постройке Багдадбана немцев было одиннадцать человек. Неудивительно, проект-то был немецкий и направлен он был самым прямым и самым недвусмысленным образом против глобальных интересов Британской Империи и против национальных интересов Империи Российской.

Против интересов государств, силою вещей сведённых в союз под названием Антанта. Но погодите, в Антанте ведь у нас изначально три члена было, верно? Британия здесь, Россия тоже вроде на месте, а кто ж у нас там третий? А, Франция же! Чуть было про неё не забыли.

А теперь давайте поплюём на палец и перевернём страничку устава компании Багдадбан там, где перечисляются директора, заседающие в Совете. "Разводящие." Стоит только нам это сделать и мы с изумлением обнаружим, что восемь мест в Совете принадлежали французам, представлявшим в Багдадбане интересы Французской Республики.

Так кто у нас враг и кто у нас друг?

Ох, люди, люди…

Страшное создание - человек.

164

Эту главку мы посвятим не самому популярному на свете вопросу, хотя по уму он должен был бы стучать не пеплом в сердце, а молотком по голове любому, чьи души прекрасные порывы направлены не на удовлетворение низких страстей, а на "думы о судьбах Отчизны".

Вопрос звучит так: "Как строится государство?"

Ну вот в самом деле, как оно строится? Как выглядит процесс? Из чего процесс состоит? В практическом, так сказать, смысле. Хорошо, если повезло и получили вы государство в наследство. Ну, или отняли готовое. Было ваше, стало наше. "Мосты, банки, телеграф." Вкупе с телеграфистами, которых кто-то до вас уже выучил азбуке Морзе, с телефоном, который делали не вы, и с телефонистками, которым кто-то до вас уже показал для чего нужен коммутатор и теперь вам осталось только научить их курить и выражаться непотребными словами.

Но что делать, если всего этого нет? "Место се было пусто." Телеграфа нет, как нет и телефона, а есть бедуины, которые считают красивой не ту женщину, что тычет шнуром в абонентские гнёзда, а такую, чтобы её верблюд поднять не мог.

А государство-то, между тем, нужно. Даже и бедуинам. По свежему преданию русские в подобном случае нашли выход на стороне. "Приидите и володейте нами." Так вот к бедуинам Рюрик сам пришёл, звать его не пришлось. И то, что там начало происходить, очень интересно и в высшей степени поучительно, так как позволяет понять, что это такое - строительство государства, которое по мнению очень многих появляется само собою. "Самозарождается." Люди вообще склонны полагать, что очень многое, если вообще не всё, появляется само собой и само по себе. Ветром в форточку задуло банковский билет в миллион фунтов стерлингов, после чего осталось только его окэшить и жить-поживать, добра наживать.

Некоторые современные нам неправославные недоумение по поводу пролившегося на них денежного дождя рассеивают просто. "Аллах подарил!" Однако англичане, прикидывавшие с какого конца им за Месопотамию взяться, в Аллаха не верили, а верили они в эволюционную теорию. С чего-то им следовало начинать. Стройплощадка у них была. Но вот с народом вышла напряжёнка. С английской точки зрения в части Месопотамии, отходившей к Британии согласно договору Сайкса-Пико, проживало слишком мало народу. Англичане полагали (и это полагание зиждилось на уже имевшемся у них опыте госстроительства), что арабов к югу от Багдада слишком мало, чтобы из задуманного государства вышло что-то путное. И опытные англичане уже на этапе составления сметы начали носиться с идеей по переселению в Месопотамию миллиончиков двадцати людишек. Из Индии. В тогдашней жемчужине британской короны имелось то ли 40, то ли 50 миллионов индусов, веривших не в самоудостоверяющего, благодатного и доброго Шиву, а в Аллаха, так что англичане не видели ничего плохого в том, чтобы переселить толику индийских исламистов поближе к святым для них местам.

Однако жизнь внесла в планы свои коррективы, появился такой озаботивший Лондон фактор международной политики как нефть, стала актуальной задача по лишению соперницы Франции даже и гипотетических источников "чёрого золота", англичане продвинулись до Мосула, сумели его удержать, и в их распоряжении оказалась не только гораздо большая территория, но и большее количество двуногих без перьев, носивших бурнусы, после чего было сочтено, что необходимый для строительства государства населенческий минимум достигнут и от рукотворного великого переселения народов отказались.

Населявшие же в начале ХХ века Месопотамию арабы о государстве представления имели весьма приблизительные. Турки им особо не докучали, не говоря уж о том, что и сами оттоманы в плане госстроительства образцам передовой мысли соответствовали слабо, так что примера для подражания у арабов перед глазами не было, что, впрочем, не очень их огорчало. Предоставленные сами себе арабы (помните гумилёвское - "я люблю, как араб в пустыне…"?) жили не по имперским законам, а подчинялись они решениям, принимаемым племенными советами старейшин, на что оттоманы смотрели сквозь пальцы, лишившись в результате подобного легкомыслия не только пальцев, но и руки, ноги и кое-чего другого, удовлетворившись в результате подаренной им победителями взамен Империи Анатолией. Так вот англичане, в отличие от турков (как в отличие и от очень многих других народов), очень хорошо понимали, что государство начинается и кончается не вольно трактуемым племенным кодом, а единым для всех Законом.

Для того же, чтобы Закон стал "самоудостоверяющим, благодатным и добрым", нужна Сила, Закон подпирающая. Без этого - никуда.

А потому начала Англия вот с чего: как пишет в своей очень хорошей книжке под названием British Petroleum and the Redline Agreement Эдвин Блэк - Almost overnight the occupied portion of Mesopotamia became not a national Arab state-in-waiting… …and not a prelude to any pan-Arab vision. Mesopotamia became India.

Англия немедленно начала работы по углублению фарватера Шатт-эль-Араба с тем, чтобы до Басры могли подниматься не только гражданские, но и военные суда достаточно большого водоизмещения. "Добро должно быть с кулаками." Как известно современному либерализированному массовому сознанию сила не только в правде, но ещё и в пушках. И ещё в деньгах. По этой причине обращение турецких бумажных денег было запрещено и взамен в оборот была пущена не новая местная валюта и уж никак не фунт. В обращение поступила индийская рупия. (Некоторое время хождение (главным образом на базарах в Басре и Багдаде) имели золотые турецкие лиры, но они по понятным причинам очень быстро были из обращения вымыты.)

По всему Ираку (имя было дано англичанами и оно очень быстро прижилось, заменив собою в умах и сердцах ставшее смешным слово "Месопотамия") были открыты банковские отделения. Какого банка? Не того, какого вы подумали. В Ираке на каждом шагу появились отделения Eastern Bank of India. В нескольких случаях они открылись по месту, застолбленному до того цивилизационными конкурентами - Deutsche Bank. Бумажные рупии пароходами отправлялись из Бомбея. Деньги требовались в таких масштабах (госстроительство же!), что расположенный в Бомбее монетный двор не справлялся с печатанием денег и тогда правительство обратилось к APOC (Англо-Персидской Нефтяной Компании, если вы забыли) с просьбой пособить и использовать свои связи в Банке Персии и APOC с удовольствием откликнулась, после чего в новенький Ирак была переброшена часть резервов в рупиях из Персии.

Англичане создали и открыли в Басре Департамент по сбору налогов. Налоги собирались в рупиях же. Распределение собранных налогов контролировалось оффисом, находившимся в Калькутте.

В финансовом смысле (как и во множестве других смыслов) "Ирак превратился в аппендикс Индии".

Свод законов (офромленный как гражданский и уголовный Кодексы) был списан с соответствующих Кодексов Индии. Для проведения законов в жизнь англичанами были созданы (с нуля) суды, следственные органы и магистраты, укомплектованные индийцами, подчинявшимся департаменту, находившемся опять же в Индии. В административном смысле весь новообразованный Ирак стал дистриктом или административной единицей, входившей в состав Бомбея.

На первых порах индийские законы не были даже переведены на арабский или турецкий и вся документация велась на английском языке.

Был положен конец всевластию советов племенных старейшин, согласно решениям которых можно было откупиться от убийства, а нарушивших племенные законы женщин побивали камнями. Для того, чтобы иметь возможность не только отменять решения старейшин, но и заставить их подчиняться, нужна была полиция и она тоже появилась. Всё оттуда же, из Индии, в Ирак был командирован Грегсон, вышедший к тому времени в отставку эксперт, создававший в своё время Colonial Indian Police в той части Индии, которая сегодня известна как Пакистан. Поскольку англичане не доверяли как туркам, так и арабам, то личный состав создаваемой в Ираке полиции завозился из Пенджаба, Сомали и Адена. Полиция начала с драконовских мер, введя военное положение, по ходу которого не только был наработан "авторитет", но и положен конец разъедавшему район Басры пиратству. Всё из той же Индии был завезен в том числе и персонал пенитенциарной системы и перестроена сама система тюрем. (Англичане по ходу "формализовали" ещё и приведение к исполнению смертных приговоров, до того турки при стечении жадного до зрелищ простого народа топили преступников в мешках.)

Из индийцев была создана государственная бюрократия, поскольку набрать потребное количество "нужных" людей из арабов попросту не представлялось возможным.

Главным образом из Индии были завезены желающие работать во впервые создаваемых в Ираке органах здравоохранения. Были расписаны правила и требования по функционированию всего на свете, в том числе санитарные требования по содержанию конюшен, борьбы со стаями бродячих собак, продаже алкоголя, ношению оружия, по регистрации и прохождению медицинских осмотров проституток итд. Там, где до того не было национального государства, оно должно было появиться и оно должно было хотя бы в общих чертах соответствовать требованиям ХХ века.

Все аспекты жизни месопотамцев были внимательнейшим образом рассмотрены экспертами с целью добиться сколь только возможной в данных условиях эффективности. В области торговли упор был сделан на увеличение экспорта хлопка с тем, чтобы Ирак мог хоть как-то содержать себя (не забывайте, что нефть к тому времени ещё не была найдена и никто не знал, удастся ли её найти и если удастся, то в каких количествах). Хлопок означал мелиорацию и ирригацию и англичанам пришлось озаботиться ещё и этим. И если уж англичане рассчитывали найти в Ираке нефть, то это заставляло их строить мосты и дороги, соединявшие Басру с севером Ирака. А нужда в более или менее квалифицированном труде требовала строительства школ и больниц.

Для переустройства месопотамской реальности в физическом смысле нужна была техника и её опять же дал тот, кто государство строил, а строили его англичане. Про драги и углубление фарватеров я уже говорил, но в Ирак потоком пошли грузовики, тракторы, помпы и современные строительные материалы. Басра была перестроена из средневекового в современный порт.

А теперь самое главное: материальная составляющая, сколь бы впечатляюще она ни выглядела, при строительстве государства необходима, но не определяюща. "Матчасть" это орудие по достижению цели. Цель же - строительство нации. В данном случае строилась нация иракская. При том, что в Месопотамии жили арабы, персы, сирийцы, евреи и… Да кто там только не жил. Восточный базар же, кого там только нет. И вот теперь эти люди должны были осознать себя чем-то единым. "Иракцами."

Не все это знают, но людей объединяет борьба не "за" что-то, а борьба "против" чего-то. "Немецко-фашистский захватчик" объединяет людей куда лучше и куда быстрее, чем "наше поколение будет жить при коммунизме". Коммунизм это возможность скоммуниздить. Идея любому близкая, любому понятная, да и заманчиво, конечно, но до этого ещё дожить нужно, а "сапог оккупанта" это здесь и сейчас. "Понаехали тут!"

И вот в Ираке, не иначе как для ускорения процесса, было пущено в ход именно это свойство человеков. Отчасти это было мерой вынужденной, вынужденной потому, что англичан было мало. У них была Империя, в ней имелось полмиллиарда населенцев, а не англичан даже, а "британцев" было менее сорока миллионов. Пулемёт у них был, но государство пулемётом не построишь, а построишь его тем, что выше было перечислено.

И тогда хитрые англичане прибегли к услугам индийцев. Тех было много и они успели кое-чего от англичан нахвататься, но при этом они оставались индийцами, то-есть людьми восточными, а потому им было куда легче иметь дело с другими восточными людьми. (Роль, сыгранная индийцами в Ираке, позволяет по-новому взглянуть и по-новому осмыслить непременное наличие обширной (иногда так даже миллионночисленной) индийской общины почти в любом оставшемся от Британской Империи осколке, особенно это касается "стран третьего мира").

Но поскольку англичане яркие представители "европейской цивилизации" (мы смело можем назвать её цивилизацией христианской), то одно только это означает "сложность" не только их мировоззрения, но и сложность методов по достижению цели. В чём была сложность в данном, "месопотамском" случае?

Смотрите - для поспешно сбивавшейся в кучу новой исторической общности под названием "иракцы" главным противником были вовсе не англичане. (А вы можете мне поверить, что желающих раскрыть иракцам глаза на "колонизаторскую" и "угнетательскую" роль англичан было предостаточно.) Главным врагом простого иракца в его глазах были "понаехавшие" индийцы. И живейший отклик в его душе находили призывы бороться не с "британизацией" Ирака, а с его "индианизацией".

И даже когда доброжелателям удавалось, "пробудив в угнетённом народе гнев", вывести иракцев на улицы, то выплёскивался этот гнев вовсе не на англичан, они в Ираке светились мало, климат там для европейца не самый здоровый.

165

Как только мы заговариваем о таком феномене как "арабский национализм", нам никуда не деться от следующего очень мало кем принимаемого во внимание обстоятельства - арабский национализм как явление появился только и только после того, как были проведены границы между арабскими государствами. И вот только когда это произошло на свет появился термин, описывающий само явление, но только термин был не один, так же как не было и одного арабского национализма, а было их много. Национализм сирийский, национализм иракский, национализм иорданский, национализм саудовский и другие арабские национализмы.

Когда компания под названием "Хуссейн бин Али и сыновья" возымела желание создать собственное государство, то речь о национализме даже и не шла. Да и как ей было идти - тогдашние арабы в таких терминах просто напросто не рассуждали. В Оттоманской Империи арабов проживало от восьми до десяти миллионов человек. То ли восемь, то ли десять, точнее сказать нельзя, что не очень лестно характеризует государство оттоманов. Так вот на эти то ли восемь, то ли десять миллионов человек имелось примерно триста "вольнодумцев" арабской национальности. Триста арабских "диссидентов", разбившись на соперничавшие кучки, собирались когда на кухнях друг у друга, а когда и в чайханах и предавались там извечному диссидентскому удовольствию по чесанию не традиционных пяток, а языков.

И воображение арабов даже и в самых распрекрасных вольнодумных мечтах взмывало разве что до более или менее расплывчатой автономии в рамках Империи. Об отдельном государстве речи не шло вообще. (До самого конца Первой Мировой, пока Оттомания не посыпалась усилиями победителей, арабы, что бы при этом ни говорили их языки, на деле сохраняли лояльность турецкому Центру и в турецкой армии арабов служило до 300 тыс. человек и приказам они прекрасно подчинялись, невзирая на данные шарифом англичанам уверения в обратном.) По этой ли причине или по какой другой, но и сам шариф Мекки, торгуясь с англичанами, под арабским государством понимал не места компактного проживания арабов, а претендовал он на так называемый Золотой (или Плодородный) Полумесяц - географическую зону с повышенным уровнем зимних осадков, куда входили тогдашние Месопотамия и Левант. Другими словами, изначально арабское государство мыслилось не как государство, населённое арабами, а как оторванный кусок Оттоманской Империи, который кроме арабов населяли турки, ассирийцы, курды, армяне, греки, "черкесы" и много кто ещё, в том числе и определённое число "лиц еврейской национальности". В претензиях своих арабы ссылались на древние предания о Халифате, который, кто бы что ни говорил, на национальное государство никак не походил, а описывался Халифат, скорее, в современных терминах "панарабизма", то-есть чего-то вроде арабского империализма.

Отсюда понятно нежелание европейцев содействовать "давним чаяниям арабов", так как получалось, что, разрушив одну восточную Империю, они сами, своими руками, должны были споспешествовать созданию другой. С точки зрения интересов Европы разница состояла только в том, что в качестве имперообразующего народа турок замещали арабы. "А смысл?" Смысла не было никакого. Задача облегчалась тем, что европейцам (англо-французам) не нужно было даже арабам мешать, им нужно было всего навсего арабам не помогать. Как с известной прозорливостью выразился небезызвестный Лоуренс Аравийский:

"The Arabs are even less stable than the Turks. If properly handled they would remain in a state of political mosaic, a tissue of small jealous principalities incapable of cohesion."

И именно этим англичане не замедлили заняться, они принялись обращаться с арабами "должным образом". Должный образ действий выглядел как строительство "национальных арабских государств".

Начав иметь дело с шарифом Мекки, англичане, как люди последовательные, продолжили иметь дело с ним же. В конце концов шариф Мекки это шариф Мекки.

Хуссейн бин Али выглядел вот так:

Благообразно он выглядел, ничего не скажешь. Это двадцатые годы двадцатого столетия. (Глядя на телохранителей шарифа с их папахами, черкесками, газырями, шашками и кынжалами трудно отделаться от впечатления, что Дикая дивизия, бросив на произвол судьбы несчастного Николая, в полном составе убежала в Мекку.)

За плечом шарифа виднеется его сын Абдулла, тот самый, что был инициатором интриги, завершившейся созданием так хорошо нам известных национальных арабских государств. Он наверняка представлял себе всё это не так, но арабский человек начала ХХ века предполагал, а располагали событиями совсем другие люди, жившие очень далеко от Ближнего Востока.

Но давайте по порядку.

Почему вообще англичане сделали ставку на седобородого Хуссейна? Это объясняется легко - он был шарифом Мекки. Откуда такое счастье? Это тоже объясняется легко - шариф был шарифом потому, что был он хашимитом. Что такое хашимит? Это член клана Хашим. Что такое клан Хашим? Это объединённые родственными узами люди, ведущие свою родословную от человека по имени Хашим ибн Абд Манаф. Чем был знаменит Хашим? Всего лишь такой малостью, что был он прадедом пророка Мухаммеда. "Вах!"

Теперь вам понятно, что шариф Хуссейн не только занимал эту должность по праву, но и что он был человеком уважаемым. Всем исламским миром.

У Хуссейна бин Али, как у человека уважаемого, было четыре жены.

От трёх из этих четырёх жён у него было восемь детей.

Из этих восьми детей пятеро было сыновьями.

Из пяти сыновей четверо были подарены ему женой по имени Абдия.

Один из четверых, Хасан, умер во младенчестве.

Три других, Али, Абдулла и Фейсал, стали королями.

Неплохой послужной список. Не каждому удаётся такого добиться.

Но для того, чтобы ваши дети стали королями, для начала неплохо бы стать королём самому. Не помешает. Вот и уважаемый Хуссейн бин Али думал так же. И он королём стал.

Он стал королём Хеджаза.

Что такое Хеджаз? Нам с вами это слово уже вроде попадалось. Ну конечно же! Хеджазская железная дорога, помните? Немцы помогли туркам её построить. А называлась она Хеджазской потому, что проходила через вилайет (единица административного деления в Оттоманской Империи) под тем же названием. (Чуть в сторону - когда Саддам Хуссейн попытался силой присоединить Кувейт, то в качестве обоснования этой плохо для него закончившейся авантюры официальная иракская пропаганда с великолепнейшим простодушием заявляла, что Ирак имеет на Кувейт все права потому, что южная часть Месопотамии и Кувейт когда-то входили составными частями в турецкий вилайет Басра. Весьма неплохо, тут как на ладони всё сразу - и арабский национализм, и арабский империализм.)

Вот карта Оттомании, показывающая процесс распада Империи по годам:

Если сравнить эту карту с картой современной:

то не может не броситься в глаза отсутствие не только легко бьющихся в лавке предметов, но и слона. Слона, который сегодня известен как Саудовская Аравия. На старой карте никакой Аравии в помине нет, как нет на Аравийском полуострове и никаких намёков на государство. Что-то на государство похожее присутствует в виде тянущегося вдоль побережья Красного моря узкой полосой вилайета Хеджаз.

Когда-то давным давно некий персонаж по имени Юлий Цезарь выразился в том смысле, что он скорее пожелает быть первым человеком на деревне, чем вторым в Риме. Вряд ли шариф читывал на досуге Плутарха, у него было великое множество других более важных и более приятных послеобеденных дел, но поступил он именно в соответствии с заветами древних - не успел Хуссейн обменяться эпистолами с комиссаром Макмэхоном, как решил он, что пришла пора подняться с колен. В ноябре 1916 года шариф Мекки Хуссейн бин Али самочинно провозгласил себя королём Хеджаза.

Королём вилайета.

Поскольку звучало это не очень впечатляюще, то Хуссейн, подумав, объявил себя ещё и королём всех арабов. Пробыл он в королях не очень долго. Выяснилось, что быть королём дело не только трудное, но ещё и очень хлопотное. Но чего не сделаешь ради детей.

166

А дети у шарифа Мекки были разные.

То, что брат не похож на брата заметил ещё Александр Сергеич, сведший близкородственную непохожесть к известной сентенции - "… старший умный был детина, средний был и так, и сяк, младший вовсе был дурак."

Три родных брата-хашимита, подавшиеся в короли, соответствовали приведённой теории не вполне, их пример разрушает стройную последовательность пушкинской строки в порядковом смысле, так как самым умным из них был брат средний - Абдулла. Тот самый, что был пружиной заговора и инициатором самой идеи арабского "сепаратизма" в рамках ещё существовашей тогда Оттоманской Империи.

У Абдуллы был не вполне арабский склад ума - он был человеком спокойным, рассудительным и рациональным настолько, насколько может быть рациональным араб. Кроме того ему нельзя отказать в известном провидчестве - Абдулла сумел предугадать поражение турецкого государства (судя по всему он понимал то, чего не понимают очень многие даже сегодня - Оттоманская Империя была обречена в любом случае, кто бы ни вышел победителем в Первой Мировой, поскольку Германия, преследуя свои интересы, разобрала бы своего тогдашнего союзника на части точно так же, как это проделали в реальности англо-французы), и более того, он увидел предоставленную мировой войной возможность выйти из Империи, причём выйти в форме государства, используя в качестве идеологии "национализм арабов", и это ещё не всё, Абдулле удалось понять, что такой шанс История предоставляет один раз и другого раза не будет, после чего ему осталось донести собственное убеждение до отца, что тоже было нелегко, так как шариф был немолод и на авантюры его не тянуло ни в малейшей степени.

Вот Абдулла и Мустафа Кемаль:

Два человека, добившихся цели. Два националиста, которым удалось стать "первыми лицами". Была Империя, а теперь обмениваются рукопожатием главы Турции и Трансиордании. Руку президенту жмёт эмир.

Для того, чтобы мечты стали явью, чтобы dreams, так сказать, come true, требовалось использовать в собственных интересах неизбежное вмешательство "внешней силы" и Абдулла и тут оказался на высоте - он угадал выигрышную карту. Выигрышную для него лично.

Вот опять Абдулла, на этот раз уже в Каире, на встрече с только что получившим пост секретаря по делам колоний Черчиллем. Это март 1921 года, здесь, в Каире, было решено, что в обмен на признание Лондоном прав арабов на национальные государства со столицами в Дамаске, Аммане и Багдаде те соглашаются на отказ от претензий на Палестину, обещанную англичанами сионистам:

Третий человек на фото это полковник Лоуренс, подвизавшийся тогда в качестве советника Черчилля. В советники Лоуренс попал потому, что в силу личных контактов он хорошо знал всё семейство шарифа, как папу, так и сыновей, поскольку был в своё время командирован Лондоном именно для того, чтобы если и не возглавить, то хотя бы "направлять" в нужную сторону поднятый семейством в Хеджазе мятеж против оттоманов. И Лоуренс с этим заданием справился вполне, став чем-то вроде "координатора" действий арабов, так как именно этого, координации, тем и недоставало. А недоставало потому, что главными полевыми командирами "арабского сопротивления" были родные братья Абдулла и Фейсал, средний и младший сыновья шарифа, которые, дай им волю, свои действия не координировали бы вообще никак, так как были они не так братьями, как соперниками.

С Абдуллой у Лоуренса отношения сложились самые прохладные. Возможно потому, что тот, будучи умнее и дальновиднее брата, очень хорошо понимал мотивы, движущие англичанами, кроме того Абдулла откровенно побаивался своего гораздо более агрессивного, чем он сам братца, а вот в глазах Лоуренса склонность к риску и "нахрапистость" Фейсала выглядели тем предпочтительнее, что ведь шла война, так что отношения, возникшие между Фейсалом и аравийским полковником, можно смело назвать дружескими.

Вот Фейсал ("эмир Фейсал"), возглавивший делегацию арабов, прибывшую на Парижскую конференцию:

Хорошая картинка. И тем благолепнее, что за левым плечом эмира красуется сам Лоуренс во плоти. А позади Фейсала стоит капитан французской армии Росарио Пизани, который занимался в Хеджазе тем же самым, что и Лоуренс, но про Пизани никто не удосужился снять фильм, так что не то что с популярностью, но даже и просто с известностью у него откровенно плохо.

Арабы, понимая, что если они хотят получить хоть что-то, то нужно успеть нахватать как можно больше, стремились развить успех и пока англичане торопились застолбить за собою Мосул, Фейсал, успевший по ходу "арабского восстания" стать командующим партизанской Северной Арабской Армией, совершил бросок и захватил Дамаск. (Основная заслуга в этом деянии принадлежала, вообще-то, 10-й Австралийской Бригаде Лёгкой Кавалерии, но тем, кто пишет нашу с вами Историю, угодно было приписать подвиг по "освобождению" Дамаска эмиру Фейсалу.) После чего сложилась картина Ближнего Востока "де-факто" и в картине этой не было места Франции.

И пока не были проведены границы, стороны оперировали "территориями", "районами" или "зонами". Самым лакомым куском считалась территория нынешней Сирии. Лакомым для арабов, которые в отличие от англичан думали не о проливах и не о нефти, а думали арабы о количестве податного населения и урожаях зерновых. И благодаря лоббированию Лоуренса английская сторона заранее пообещала Сирию Фейсалу. А более умному, а потому и более покладистому Абдулле посулили будущий Ирак.

Аппетит приходит во время еды и, захватив явочным порядком Дамаск, Фейсал взалкал большего и разговор пошёл уже не о Сирии, а о Великой Сирии. Понимая, что ему нужен "заступник" Фейсал провёл "свободные выборы" и на свет появились сирийское правительство и Сирийский Национальный Конгресс, немедленно признанные англичанами, да и как их было не признать, ведь были соблюдены все демократические процедуры. На волне всеобщего воодушевления Сирийский Национальный Конгресс "с гневом отверг" притязания Франции и в марте 1920 года объявил о независимости Сирии, куда кроме собственно нынешней Сирии вошли ещё и Палестина с Ливаном и другие сопредельные куски. А в апреле, "головозакружившись успехом", Сирийский Национальный Конгресс провозгласил Фейсала королём Сирии.

Однако заунывная восточная музыка играла недолго, так как в том же апреле того же года состоялась конференция в Сан-Ремо. И на этой конференции держава Франция напомнила державе Англии о прежних договорённостях, о "Сайксе-Пико" и вообще французы, возмущаясь и бурно жестикулируя, выражались в том смысле, что "в конце концов нужно же и совесть иметь!" И англичане, поскрипев, махнули рукой. "Ладно, так и быть, забирайте Сирию себе."

Так вот Франция и получила "мандат" на Сирию. А поскольку французы известные республиканцы, которые даже и от собственного короля избавились, то и в Сирии им никакие короли нужны не были. И Франция высадила в Сирии девятитысячный экспедиционный корпус и вышибла оттуда "короля Фейсала" одним духом. И каким бы удивительным это ни показалось, но Фейсал, "палимый Луною", отправился не к брату, с которым он был на ножах, и даже не к папе в Мекку, а отправился он туда, где может преклонить усталую главу любой оказавшийся не у дел монарх. Фейсал отправился в Лондон.

Поскольку французам ещё только предстояло "навести в Сирии конституционный порядок", то вследствие всех этих бурных событий на север от Хеджаза возник так называемый "вакуум власти" и умный Абдулла тут же этим обстоятельством воспользовался, двинув на север все имевшиеся в его распоряжении силы. Любому командиру, даже и полевому, известно, что "силы" требуется воодушевлять, а потому немедленно была провозглашена и цель - "вырвем из рук неверных исконно арабский Дамаск!" Дамаск Дамаском, понятно что Дамаск это дело хорошее, ну, а пока суд да дело, Абдулла захватил Амман и по всему выходило, что он полон решимости продвинуться дальше к северу. Но тут всполошились уже англичане, спохватившиеся, что если так пойдёт и дальше, то им придётся либо бросить Абдуллу на произвол судьбы и Франции, либо открыто Абдуллу поддержать, что означало прямой, недвусмысленный и военный конфликт с французами.

И тогда англичане (они недаром придумали футбол) совершили финт, прорвались по флангу и сделали точную навесную передачу, после которой оставалось только подставить голову. Вот что англичане сделали: они сказали Абдулле так - "мы обещали тебе послевоенный Ирак, и наше обещание по-прежнему в силе, но наш тебе совет, остановись там, где ты сейчас находишься и мы создадим государство "под тебя", Трансиорданию, а Ирак мы отдадим твоему брату, он человек беспокойный, а нам заранее известно, что и Ирак будет местом очень беспокойным, как раз для него. Мы знаем, что ты нам не веришь, но ещё мы знаем, что ты не дурак, так что не торопись, сам всё прикинь, взвесь, подумай и как что надумаешь, дай нам знать."

Думал Абдулла недолго. Он очень хорошо понимал не только англичан, но он очень хорошо ("не по чину") понимал вообще всё, ему просто хорошая голова досталась, а потому он дал знать, что он передачу англичан принимает и замыкает. Что он не хочет Великую Сирию и не хочет он Ирак, а хочет он Трансиорданию. Для человека, который судит об Истории, исходя из вычитанного в газетах, решение Абдуллы выглядит так, что тот принял предложение гораздо менее выгодное. А между тем Абдулла опять угадал. Обе стороны, условная "Англия" и конкретнейший средний сын мекканского шарифа, оценили друг друга с редко получающейся верностью. В головокружительном и кровавом круговороте длящихся вот уже скоро как сто лет ближневосточных событий Иорданское Хашимитское Королевство неизменно проявляет себя как "остров стабильности".

А между тем Иордании не достались ни нефть, ни особо выгодное геостратегическое положение, ни большая территория, ни большое население. Единственное, что у неё есть это неизменно разумная политика. "Искусство возможного" как искусство выживания. И когда в ближайшем будущем не "великую", а просто Сирию неизбежно разберут на запчасти, тихая Иордания непременно выйдет с прибытком. Тихий омут.

167

Итак, двое братьев свою жизнь обустроили.

Оба получили по государству. Средний - Трансиорданию, младший - Ирак. Но оставались ещё брат старший и отец семейства. Прежде, чем мы ознакомимся с тем, как шли их дела-делишки, удержим наше внимание на младшеньком ещё на чуть-чуть. Просто для лучшего понимания как ведутся подобные игры. Как вы, надеюсь, помните, семейство шарифа мекканского стакнулось, сговорилось, составило какой никакой, но планчик по сложному обмену жилплощади, и по собственной инициативе "вышло" на англичан с предложением, от какого, по разумению, не отказываются.

И англичане не отказались.

И вступили они с шарифом и сыновьями в переговоры. Обе стороны делали вид, что переговоры - секретные. Но при этом англичане, пусть и делая вид, но держали, тем не менее, ведущиеся переговоры с арабами в секрете даже и от союзников по Антанте. Арабы же, поклявшись в сохранении тайны ("мамой клянусь!"), немедленно поставили в известность о своих переговорах с англичанами Стамбул в надежде "смягчить" позицию турецкого Центра в том, что касалось арабской "автономии". Вы это уже знаете. Но вы ещё не знаете, что младший брат Фейсал тогда же начал собственную игру и, прячась за спинами папы и братьев, втайне от своей семьи повёл с турками собственные переговоры, рассчитывая, что если дело повернётся совсем плохо, то он, лавируя между своей мятежной семейкой и турками, сможет обстряпать личный интерес и получить пост турецкого наместника в Сирии.

Расчёты его не оправдались, всё пошло не так, как виделось "хашимитам", но при этом поток событий вынес Фейсала на высоту, его собственными самыми смелыми мечтами не предусмотренную и не предугаданную. И получилось так потому, что маленькая игра интригана Фейсала помимо его воли и ведения оказалась встроенной в несопоставимо более масштабную игру, ведшуюся Британской Империей на Ближнем Востоке. Англичане, преследуя собственные интересы (и соразмеряя собственные возможности), решили не управлять Ираком "напрямую", после чего использовали индийцев в качестве "механизма управления на местах" и собственно Индию не только как "матбазу", но и как матрицу для создаваемого арабского "национального государства". Делали они это, исходя из трезвейшего английского расчёта, так как создаваемый Ирак не был мононациональным государством ровно так же, как не была мононациональным государством уже отстроенная, сданная в эксплуатацию и опробованная в деле Индия.

Всё это было хорошо, но к управленческому аппарату нужен был ещё и глава администрации. И тогда англичане решили создать в Ираке монархию. (Замечу, что с одной стороны это было большим подарком, выданным англичанами арабам авансом, а с другой стороны такая форма госустройства была арабам не так ближе, как "понятнее".) И вот тут, пошарив вокруг себя глазами в поисках кандидатуры, Англия остановилась на Фейсале. Здесь тоже было две стороны. С одной стороны англичане Фейсала "знали". Они успели с ним поиграться, они знали его сильные и слабые стороны, в общем, он был им "знаком". С другой же стороны Фейсал в Ираке был чужаком. Его там никто не знал. Он ни на кого не мог опереться. Но главным было другое - не только Фейсал не мог опереться на кого-то, но и никто в Ираке не мог опереться на Фейсала. И вот это соображение и заставило англичан сделать Фейсала королём.

(Тем же самым соображением руководствовались и в Российской Империи (и не только в Российской) когда стало традицией женить вошедшего в возраст наследника непременно на заморской невесте. И это было в высшей степени разумно, так как "немка" была "немкой" в равной степени для всех, что не позволяло той или иной придворной клике использовать новоиспечённую царицу в качестве орудия давления на монарха. Не говоря уж о том, что и сама царица, будучи "чужачкой", лишалась возможности (во всяком случае на первых порах) превратиться во второй центр власти.)

А вот теперь вернёмся к шарифу. У него вроде бы всё было хорошо. Сыновья пристроены, а самому Хуссейну бин Али по итогам войны, выигранной не им, достался Хеджаз. "Что ещё нужно человеку, чтобы встретить старость?" Но вот именно с этим, со спокойной старостью, у Хуссейна ничего не вышло. Каким бы авторитетным человеком шариф ни был и каким бы уважением он ни пользовался, но и на него, как водится, нашёлся человек с винтом.

Звали его Абдулазиз бин Абдул бин Рахман бин Фейсал бин Турки бин Абдулла бин Мухаммед бин Сауд.

И хотя в отличие от шарифа Хуссейна благообразности, благолепия и благости ибн Сауду явно не хватало, но зато каждому при взгляде на него сразу становилось ясно, что человек он очень серьёзный и шуток с ним лучше не шутить:

Ибн Сауд был самым непримиримым и самым злобным врагом шарифа Мекки и причин для вражды у него было хоть отбавляй.

В тот период времени, когда разворачивались рассматриваемые нами события, ибн Сауд, если выражаться нынешним языком, "контролировал" Нежд. Нежд это центральный район Аравийского полуострова. Район обширный в смысле географическом, но ничего из себя не представлявший в смысле государственном. "Аравийская пустыня" в полтора миллиона км кв. На эти полтора миллиона - несколько оазисов и несколько населённых пунктов, которые в сравнении не с Веной, а хотя бы с тогдашней же Меккой язык не поворачивается называть городами. Но тем не менее, потому, наверное, что, как утверждал английский учёный Чарльз Дарвин, "жизнь есть борьба", шла борьба и здесь, "средь песков", шла struggle for existence, борьба шла за оазисы и за колодцы.

И за кое что ещё.

Борьба велась двумя, как нынче принято выражаться, "кланами". Кланом "Саудов" и кланом "Рашидов". Сегодня, облагораживая прошлое, их называют прямо-таки по-шекспировски - Дом Саудов и Дом Рашидов. Но домами они не дружили, нет, и друг друга они очень не любили. По той простой причине, что и тем, и другим хотелось испить водички и покушать фиников, а в пустыне и водички и фиников на всех не хватает. Отсюда понятен накал борьбы. Посмотрел бы я на вас, если бы вам дня три пить не давать, а потом пустить наперегонки к колодцу. И какое-то время Рашиды одолевали. А одолевали они потому, что кроме воды и фиников они нашли ещё один источник доходов. Им удалось захватить Хаиль. Это был такой город не город, деревня не деревня, в общем это был такой населённый пункт на севере Аравии, через который проходили паломники на пути в Мекку. Паломников было много, мусульмане ведь люди благочестивые, а там, где много людей, там много и всего остального, в том числе и денег. Паломники были люди всякие, в основном бедные и взять с них было вроде нечего, но если захочешь кушать, а особенно если захочешь пить, то отдашь последнее. Тут главное - не зевать и не быть чрезмерно мягкосердечным. А если у тебя завелись деньжата, то у тебя выживет больше детей, ты сможешь купить больше верблюдов, а на оставшееся ты ещё и пару винтовок купишь. У неверных. И Дом Рашидов поднялся, а Дом Саудов опустился. И отступились Сауды и убежали в пустыню и затаились, и принялись там выживать и копить не самые хорошие чувства, пить-то хочется.

А колесо мироздания всё крутилось и крутилось, и первые становились последними, а последние становились первыми, о неизбежности чего предупреждал ещё Сулейман бин Дауд, и так дошла очередь и до Дома Саудов, влачившего в песках не самое лучшее существование.

Человек предполагает, а Бог располагает. И вот Бог, которого мусульмане называют Аллахом, расположил следующим образом - он пустил в ход немцев. Немцы народ великий, с этим никто спорить не будет, но есть у них одни недостаток - они, справедливо полагая себя великими, не желают считаться с окружающими, они их просто не принимают в расчёт. И великие немецкие дела зачастую приводят не к тому, на что немцы рассчитывали. Так вот и получилось, что Аллах подтолкнул под локоть немцев и они, исходя из своих выгод и желая нагадить англичанке, построили для турков Хеджазскую железную дорогу. Помните? И в своих великих планах немцы о каких-то там кочевниках и думать не думали, зачем, дикари же, о них думать - только ум тупить. Ну и, думая о себе и об англичанах, немцы построили железную дорогу от Дамаска до Медины.

И пока в связи с этим событием в Европе шли сложные европейские дела, на Ближнем Востоке случилось дело простое и маленькое, но зато последствия этого маленького дела мы все ощущаем по сей день. Дело было вот в чём - мусульманские паломники, которым было своих ног жалко, дружно пожелали не пешком идти к святым местам, а ехать на поезде до Медины, а уж оттуда до Мекки было рукой подать, и они так и сделали, в тесноте, да не в обиде, и по этой причине людской поток, столетиями тёкший и тёкший через Хаиль, иссяк. А вместе с ним иссяк и источник денег для Дома Рашидов. Проглянуло дно. "Какая боль!" А Рашиды за время халявы изнежились, разбаловались, они успели забыть, что жизнь есть борьба, а ведь говорил им ибн Дарвин, предупреждал, даром что неверный.

А дальше… А дальше случилось то, что с неизбежностью в таких случаях и случается. Если ты не всматриваешься в пропасть, то это не означает, что пропасть не всматривается в тебя. "Что это там..?" Рашидиты заворочались, на коврах своих зашевелились, ухом поводя. "Самум, что ли?" Да какой там самум.

Это из глубин аравийских песков - они, дождавшиеся, жадные, голодные, несомые жаждой воздаяния и мести, в бурнусах, с горящими глазами, с кинжалами, зажатыми в зубах.

"Выше взвейся, зелёное знамя Пророка!"

И впереди, на горячем арабском верблюде, с подъятой саблей в руке - он. Ибн Сауд.

"Ваххабит."

168

Да, судьбе было угодно, чтобы ибн Сауд ко всем прочим своим достоинствам был ещё и ваххабитом. В наше время это слово, будучи набранным кириллицей, несёт исключительно отрицательную смысловую нагрузку. Для уха нашего с вами русского со-временника "ваххабит" это чуть ли не "либерал". Если всё и дальше пойдёт так, как оно идёт сейчас, то мы наверняка доживём до дня, когда русские смыслы этих терминов сольют вместе и появится чудище обло в облике "ваххабито-либерала" или "либерало-ваххабита".

"Ваххабистический либераст."

Ничего особо фантастического в такой перспективной терминологии нет, подобное в русской истории уже было, причём не очень давно, вы просто об этом запамятовали. Если же вылущить из более поздних смысловых наслоений саму основу, то в своём первоначальном виде ваххабизм это что-то вроде протестантского пуританизма в западном христианстве или "древлего благочестия" в Православии. Это религиозное учение, призывающее вернуться к основам, отринув послабительные наслоения с течением времени замутившие чистый источник веры.

И нет ничего удивительного в том, что настроения эти возникли в Нежде, в глубине (сердцевине) Аравии, после чего появилась потребность как-то эти настроения сформулировать и облечь в слова. А когда появляется общественный запрос, то неизбежен и ответ в виде (в облике) некоей личности, которая и ответственна за формулирование и облекание. И если мы Историю попросим нам такую личность предъявить, то она не замедлит это сделать - термин "ваххабизм" обязан собою жившему в Нежде в XVIII веке исламскому богослову по имени Мухаммед ибн Абд аль-Ваххаб.

Потребность отделить зёрна от плевел и избавиться от оттенков серого возникла не от хорошей жизнь, хорошая жизнь именно и располагает к "либерализму", жизнь же в нечерноземной полосе Аравийского полуострова располагала мало к чему, так как была она не жизнью, а выживанием. Условия существования в Аравии всегда были не сахар и борьба за жизнь там была борьбой за жизнь в самом прямом смысле. Без дураков. На Фландрию Аравия не похожа сегодня, а в XVIII веке она на неё походила ещё менее. И жестокость окружающей среды диктовала свои условия, а условия эти требовали и соответствующего мировоззрения. Не так простого как ясного. Чёрное это чёрное, а белое это белое. И никаких оттенков серого, не говоря уж о том, что и сам по себе серый цвет - это зло.

Аль-Ваххаб был богословом или, выражаясь другими, более современными словами - идеологом. А идеология это то, чем пользуется Власть, описывающая при помощи идеологии окружающий мир своим подданным. И в нашем случае тут же возник союз слова и дела - версия картины мира, автором которой был Мухаммед аль-Ваххаб была взята на вооружение его тёзкой Мухаммедом ибн Саудом, бывшего, как то видно из имени, предком того самого ибн Сауда, о котором мы и ведём речь. И этот наш (повествовательно "наш") ибн Сауд вёл ту жизнь, которую он вёл, и другой жизни он себе не представлял, да, по чести, другой жизни он себе и не хотел. Его жизнь была жизнью война. Если три сына шарифа Мекки получили образование в столице Оттоманской Империи и вели жизнь по сравнению с жизнью в Нежде вполне (если не сказать чересчур) цивилизованную, то жизнь ибн Сауда состояла из таких атрибутов как шатёр, скакун, сабля, набег. Вода, золото, рабы. И рабыни. И если шариф с сыновьями добивались своего с помощью политических интриг (как они их понимали), то ибн Сауд железной левой рукой нагибал непокорных, а правой рубил им головы. Лично и в беспощадной реальности. И при этом он отнюдь не был человеком примитивным, он не был простаком. Просто жизнь выставила ему некие условия и он принялся на эти вызовы отвечать как умел. He did his best. "Не он такой, а жизнь такая." А жизнь выглядела так - по пустыне, по долам, нынче здесь, завтра там. То ибн Сауд преследовал врагов, то враги преследовали ибн Сауда. И по ходу этой вроде бы хаотической круговерти чем дальше тем больше стало выясняться, что ибн-Сауду не интересен сам по себе набег, не итересна сама по себе добыча, не интересно "золото", не интересно даже тогда, когда оно блестит.

Выяснилось, что ему интересны люди. И выяснилось, что ему интересны земли. Выяснилось, что ибн Сауд из тех, кого называют "собирателями". Также выяснилось, что у него это получается очень хорошо, он был тем, что сегодня называют "харизматиком", он имел доступ к сердцам и умам, он был прирождённым вождём. Не потому, что родился в шатре вождя, а потому, что он таким родился. В нём счастливым образом соединились слово и дело. Я очень давно не читаю "литературу на русском", а потому не знаю, что и как пишут об ибн Сауде в РФ, но вот в англоязычной историографии его ставят в один ряд с такими людьми как Джордж Вашингтон, Ленин и Мао Цзе-дун. И ещё одно - вдобавок к врождённому умению повести за собою людей в ибн Сауде клокотала ещё и жажда власти. И это обстоятельство изменило очень многое, так как "собирателя" могли использовать в своих интересах другие люди (другие "властители"), но если "собиратель" собирался собирать не для других, а для себя, то он немедленно превращался в конкурента.

В этом месте события перешли на следующий уровень. Ибн Сауд начал с собирания в единое целое сперва "внутренней" Аравии - Нежда. Главным врагом был клан Рашидитов. И когда ибн Сауд начал одолевать, то Рашидиты не нашли ничего лучшего, как прибегнуть к помощи оттоманов. Они жалобно воззвали к туркам. Внутренние районы Аравийского полуострова не входили в Оттоманскую Империю, так что происходившее там турков если и заботило, то не очень сильно, но они тем не менее отозвались. Однако, то ли они действовали спустя рукава, то ли просто потому, что они турки, но ничего у них с ибн Саудом не получилось. А мы с вами знаем, что то, что нас не убивает, делает нас сильнее. И ибн Сауд вышел из этих передряг сильнее, чем он был до того, и Саудиты додушили Рашидитов и захватили в 1902 году эр-Рияд, и объединили Нежд. На этом этапе случилось важное, происходившее обратило на себя внимание тогдашних небожителей - англичан. Для них картина выглядела так - в Аравии появилась "сильная рука", эту руку по недомыслию оттолкнули от себя турки, а турки силою вещей были союзниками Германии, а это превращало их во врагов Англии, а потому та же самая сила вещей превращала ибн Сауда в союзника Англии. Кроме того, взбодрившийся ибн Сауд принялся алчно поглядывать вокруг, не лежит ли там что плохо, а ближе всего к нему лежал Кувейт, а Кувейт с 1899 года был протекторатом Британии и англичане решили избегнуть могущего возникнуть двусмысленного положения и вытекающего из него "недопонимания". После чего Англия по своей инициативе заключила с ибн Саудом договор. А это уже само по себе стоило очень, очень многого.

Ибн Сауд обязался не вторгаться в Кувейт, а за это контролируемые им территории подпадали под протекторат Британии, кроме того ибн Сауд начал получать от англичан не очень значительные суммы на подкуп вождей с целью усилить их лояльность и кое-что из "стрелковки". Но что ещё важнее, ибн Сауд посредством договора с англичанами получил выход на международную арену и приобрёл бесценный личный опыт ведения переговоров с "бледнолицыми".

Кроме того, договор никак не оговаривал взаимоотношений ибн Сауда с шарифом Мекки, Хуссейном бин Али, а ибн Сауду только того и надо было, так как это оставляло его руки развязанными. Дело в том, что и шариф не смог удержаться от ябедничества. После того как Саудиты объединили Нежд и влияние их выросло, пропорционально выросло и влияние ваххабизма, что шарифу Мекки пришлось не по вкусу и он принялся жаловаться туркам и взывать о помощи. Хеджаз был вилайетом Оттоманской Империи и оставить подобную жалобу без внимания турки не могли, но, так же как и в случае с помощью клану Рашидов, поделать с ибн Саудом им ничего не удалось. Поступок же шарифа выглядел очень некрасиво, он жаловался туркам на человека одной с ним крови и одного языка и жаловался из идеологических соображений, жаловался на инакомыслие. Непонятно, правда, каким образом турки могли шарифу помочь. Вышло у него плохо, так как и Стамбул ему не помог и в лице ибн Сауда он нажил себе смертельного врага, врага до гроба, так как политическое соперничество оказалось отныне обильно сдобрено чёрным перцем соперничества ещё и религиозного.

А как любил выражаться ибн Сауд - "… я всего лишь проповедник и я вижу своё предназначение в том, чтобы нести в мир веру, если удастся - с помощью убеждения, а если не получится - то мечом."

Ну, а там война подошла к концу, кто смел, тот и съел, а в смысле смелости шарифу до ибн Сауда было далеко, так что неудивительно, что Саудиты принялись "выдавливать" шарифа из Мекки в узком смысле и из Хеджаза в смысле широком. Шариф, посопротивлявшись (потрепыхавшись), сдал полномочия старшему сыну, Али бин Хуссейну, провозглашённому королём Хеджаза в октябре 1924 года, но и у сына ничего не вышло, и всего через год ибн Сауд захватил Хеджаз со всем, что там было. Шариф уехал к сыну Абдулле в Амман, а Али - в Ирак к младшему брату Фейсалу. Интересно то, что англичане в происходившее не пожелали вмешаться, хотя легко могли склонить чашу весов в пользу шарифа. Однако делать они этого не стали, посчитав, что, подарив "хашимитам" два трона, они свои обязательства перед ними выполнили. Оставив же шарифа на месте, Англия отдавала в руки семейства слишком многое, по сути шариф и сыновья получали сразу и кесарево, и божье:

"Жирно будет" - подумали, наверное, в Лондоне. И Мекка досталась ибн Сауду. А он у нас кто был? Правильно, ваххабит.

169

На 1923 год карта Ближнего Востока выглядела вот так:

Это расчищенная игрунами полянка, на которой они заиграли свои игры. В общих чертах всё уже определено. Есть Ирак, есть Сирия, есть Трансиордания, ну и ещё есть (всё ещё есть) Хеджаз и к нему тоже есть Нежд. После двадцать третьего года положение радикально не менялось, разве что только ибн Сауду, слившему вместе Нежд и Хеджаз, англичане подбросили кусок Британского "Внутреннего" Адена, предположив, что лишний кусок пустыни им ни к чему. Следует понимать, что Британию интересовал Ирак (а его англичане уже заполучили) и контроль над Бад-эль-Мандебским проливом, что означало контроль над Суэцем, а эта задача решалась наличием английской базы в Адене, существовавшей аж с 1839 года.

Саудовская Аравия, которая, к слову, стала называться Саудовской Аравией только в 1932 году, никого не интересовала, во всяком случае по большому счёту. И не интересовала тем более, что англичане в октябре 1927 года нашли, наконец, нефть в Ираке, что оправдывало в их глазах вложенные ими в Ирак средства и вложенные ими же туда же усилия. Что касается Саудовской Аравии, то она представляла собою обширную (очень обширную) территорию в виде пустыни и полупустыни, причём территорию фактически не заселённую. В указанный период в том, что через десятилетие станет называться Саудовской Аравией, по самым смелым оценкам проживало примерно 2 млн. человек, и это при том, что те же англичане полагали, что для создания более или менее полноценного государства в Ираке, бывшего и остающегося в пять раз меньше саудии, им будет мало четырёх миллионов человек, которым ещё только предстояло обрести гордое имя и национальность иракцев.

Ко всему этому примешивалась следующая мелочь - по сложившемуся на начало двадцатых годов мнению Держав в Саудовской Аравии не было нефти и никто не мог даже предположить, что её там когда-нибудь найдут. Итак, резюме - в начале двадцатых прошлого столетия на аравийском полуострове фактически не было государства, хотя границы вокруг того, чему суждено было государством стать, были проведены. Поскольку никому не было известно, чем там в аравийских пустынях дело закончится, то предусмотрительный Форин Оффис заключил чуть ли не полторы тысячи двусторонних договоров с вождями, вождищами и вождишками бедуинских племён с тем, чтобы не промахнуться когда арабское сердце на чём-то, да успокоится.

Договора главным образом преследовали цель не допустить набегов бедуинов на прибрежные английские протектораты, а такая опасность существовала и исходила она не только от вождей "на местах". Так, когда всё шло к тому, что ибн Сауду удастся коносолидировать власть, неожиданно взбунтовался Ихван, бедуинское ополчение, которым ибн Сауд пользовался за неимением армии. Вожди ополчения возмутились тем фактом, что ибн Сауд, благоразумно и дальновидно соблюдавший пункты договора с англичанами, запретил своим архаровцам набеги на неверных, а в неверные попадали все, у кого можно было угнать стадо верблюдов или овец. А стада имелись там, где климат был получше, чем в Аравии, что означало - по другую сторону проведённых англичанами границ. Вожди Ихвана, как то водится на Востоке, были людьми мудрыми, а потому они подвели под бытовые разногласия религиозную основу, заявив, что ибн Сауд может быть и ваххабит, но помыслы его чисты недостаточно, так что его можно не слушать и в количестве полутора тысяч наездников перешли границу с Трансиорданией, но зашли недалеко, так как им показалось, что они заметили в воздухе английские самолёты, после чего мудрый Ихван вернулся назад и мудро выждал год, а потом повторил попытку, собрав уже целых четыре тысячи человек, жаждавших очистить помыслы неверных, зачистив заодно и их греховным образом нажитое имущество.

В этот раз им удалось дойти почти до Аммана. Король хашимитского королевства Абдулла испугался, он был человеком учёным и ему было известно, что черкесская гвардия его отца, шарифа Мекки, лишь только завидев поднятое дикими бедуинами облако пыли, бросила Мекку на произвол судьбы и разбежалась, теряя газыри, а потому он сразу позвал англичан. Тем Абдулла нравился (англичанам нравятся умные и догадливые люди) и они прислали сразу несколько самолётов, после чего наглядно продемонстрировали преимущество прогресса над помыслами, сколь бы радикальны и чисты они ни были бы, рассеяв бедуинов пулемётным огнём с бреющего полёта. Ну и уж поскольку речь зашла о радикализме, то англичане заодно радикально решили и саму проблему, протянув руку братской помощи дружественному режиму ибн Сауда, который с их помощью раздавил забежавших вперёд паровоза мятежников, после чего смог вернуться к внутренним и чрезвычайно хлопотным делам в королевствах Хеджаз и Нежд, королём в которых он сам и был. А англичане, покачав на прощанье крыльями, улетели на суровый север. В Трансиорданию.

Предоставим им заниматься своими делами. Всем предоставим. Отдельным людям и народам. Пусть копошатся, нам не жалко. А пока они труждаются, мы познакомимся ещё с одним человеком. Без этого знакомства не понять каким образом Ближный Восток угораздило быть близким помыслам любого современного человека, вне малейшей зависимости от их, помыслов, чистоты.

Вот фотография этого человека:

Сразу скажу вам, что был он англичанином. Англичанин? В просторных арабских одеяниях? Да кто ж такой это может быть…

"Ба! Да это ж Лоуренс Аравийский!"

Нет, дорогие мои, это не Лоуренс Аравийский. Это совсем другой человек. А Лоуренс Аравийский, так что - Лоуренс Аравийский? Между прочим, вам только кажется, что вы его знаете. На самом деле вам известен не он, а очень хороший актёр по имени Питер О'Тул. А славный Питер изображает не человека, а написанные им мемуары. А мемуарам верить - последнее дело. Особенно в той их части, где мемуарист пишет о самом себе. Но мир верит, а что поделать. "Все верят и мы верим."

Ну да ладно, пусть Лоуренс тоже пока на мотоцикле покатается, а мы вернёмся к фото. Запечатлённый на нём человек, как то заведено у англичан, был мастером на все руки - он был дипломатом, путешественником, картографом, писателем, лингвистом, орнитологом и международно признанным арабистом. А ещё он был шпионом.

Русским как народу присуще что-то вроде мании величия. За что у русских ни возьмись, всё - "не имеет аналогов". Россия как северный Техас. Ну, а если аналогов не имеет всё, то нет аналогов и русским шпионам. Да и то сказать, не каждому народу посчастливится так, чтобы на него шпионили Штирлиц и Ким Филби.

Великие ли это шпионы? Каждый русский скажет, что да. Но всё познаётся в сравнении. Есть яблоко и есть яблоня, с которой яблочко падает.

Человека на фотографии зовут Гарри Сент Джон Бриджер Филби. Он - отец Кима Филби. Отец и сын. По отношению друг к другу они как раз как яблоня и яблоко.

Как можно измерить величие? Чем? Какой линейкой? Какими весами? В каких единицах? Чем бы и как бы мы мерять ни взялись, но масштаб личности можно вывести и из масштаба подарка, который эта личность делает. Из невообразимого множества подарков, какие только были сделаны на протяжении ХХ века, Филби старший сделал подарок самый ценный.

Сент Джон Филби это человек, который подарил Америке Саудовскую Аравию.

170

Пробежим галопом по биографии товарища Филби-отца. Мы смело можем называть его товарищем, так как он не только был человеком левых убеждений, но и по-мичурински любовно привил их сыну, не совсем справедливо получившему куда большую не только прижизненную, но и посмертную известность.

Гарри Сент Джон Бриджер Филби, чьё длинное имя сперва семьёй, а потом и друзьями, врагами и биографами с позволительной как близким родственникам, так и соотечественникам фамильярностью было укорочено до Джека Филби, родился в 1885 году в Бадулле, что на Цейлоне, прозываемом нынче Шри Ланкой, где его отец, Монти, пытался выращивать кофе, каковое благородное занятие пусть и задним числом вызывает у меня горячее одобрение невзирая даже на то, что плантатора из Монти не получилось. Матерью же Джека была Квини (Queenie) Дункан, которую близкие, относившиеся к институту монархии с традиционным для англичан почтением, предпочитали называть просто Мэй. Мэй Дункан происходила из славного и многочисленнейшего клана, чьи отпрыски мужескаго полу неизменно посвящали себя воинской службе (на фронтах Первой Мировой долг королю и стране отдал не больше и не меньше как 141 родственник матери героя нашего повествования).

В 1898 году тринадцатилетний Джек Филби отправился в метрополию на учёбу. С деньгами в семье было неважно, но зато с задатками у маленького Джека было очень хорошо, что позволило ему успешно пройти экзамен и стать Стипендиатом Королевы (Queen’s Scholar) - так называлась учреждённая ещё в 1560 году королевой Елизаветой I стипендия для одарённых детей, позволявшая им получить образование в вестминстерском Королевском Колледже Св. Петра, а затем продолжить его в кембриджском Колледже Св. Троицы. Так Джек Филби с младых ногтей попал в кузню, выделывающую государственные гвоздики со знаком качества.

Способен он был пожалуй что даже и сверх меры, преуспевая не только в учёбе, но и в спорте (в последний год учёбы в Вестминстере Джек был избран капитаном футбольной команды колледжа). Учёба в привилегированном учебном заведении помимо всего прочего позволяет ещё и обзавестить самыми разнообразными связями даже если вы о них и не думаете и Джек Филби уже в Кембридже стал рекомендеталем (наверняка без всякой задней мысли) по вступлению в студенческую корпорацию Magpie and Stump такого не самого последнего в будущем человека как Джавахарлал Неру. Мир тесен.

Вдобавок к одарённости Филби был ещё и перфекционистом. Так, обнаружив, что по итогам первого полугодия он оказался лишь вторым по успеваемости на курсе Classical Tripos (курс, где изучались такие предметы как греческий, латынь, классическая литература, античная история, классическое искусство, археология и классическая философия), Джек немедленно сменил специализацию, перейдя на факультет современных языков. Там он оказался первым по успеваемости, наградой чему стала стипендия на дополнительный год обучения, что позволяло при выпуске претендовать на место в Индийской Гражданской Службе (бюрократический аппарат метрополии в Индии). И вот, по выпуске, в 1908 году новоиспечённый имперский бюрократ Филби отправился в Бомбей.

До сих пор всё шло гладко, однако во время службы в Индии на ясные перспективы набежали тучки. Дело в том, что Филби был не просто хорош, а был он хорош с лишком. Это отчётливо видели окружающие и это видел сам Филби. Это было неплохо само по себе, но выяснилось, что у молодого человека имеется один недостаток (если это можно, конечно, назвать недостатком), - Джек Филби был напрочь лишён того, что называется бытовой сметкой, он не умел, да и не находил нужным скрывать своё интеллектуальное превосходство. Понятно, что это не очень нравилось сослуживцам, но, что гораздо хуже, такая черта не нравилась и начальству. Да и сами посудите - отдел колониальной администрации, тишь да гладь, из года в год одна и та же рутина, да и климат - сами понимаете, а тут как снег на голову умник, который поминутно показывает, что он умнее всех на свете. I’m smarter than you and I’m happy to prove it! И что самое интересное он и в самом деле умнее и что ещё интереснее, он раз за разом оказывается прав. И как будто этого мало, из него ещё и идеи сыпятся одна другой передовее и прогрессивнее. "Да провались ты!"

А тут Джеку Филби ещё и жениться приспичило. А по негласной традиции (Англия же!) новичкам положено было жениться только после трёх лет службы, а лучше - после пяти. И все этой традиции следовали (Англия же!). Но не таков был Филби. Он, не слушая отеческих увещеваний седоусого начальства, взял, да и женился через два года. Поперёк всему и вся. "Ах, ты так?!" И в досье Филби стали писать всякое разное. Так вот и вышло, что блестящий выпускник Кембриджа, которому прочили место в канцелярии вице-короля Индии, сидел теперь в какой-то занюханной конторе и бесцельно перекладывал бумажки. И никаких тебе продвижений по службе. А нет продвижений, нет и денег. "Получил, умник?" И начальство завесило глаз седой бровью и спрятало под седыми усами снисходительную усмешку.

Что сделали бы вы на месте Филби? А между тем он был человеком не так с трудным, как с безденежным детством и безденежной юностью и до денег наш Джек был охоч. Да и жена молодая, которой Индия не помеха (между прочим, дружком Филби на свадьбе был его дальний родственник по имени Бернард Монтгомери, будущий фельдмаршал и виконт Аламейнский. Мир тесен.) В общем, не знаю, как поступили бы вы, а вот что сделал Филби, которого родители наградили хорошей головой - оффис вице-короля Индии, желая стимулировать колониальных служащих к изучению языков, назначил прибавки к жалованью за знание дополнительных к необходимому английскому наречий и сверхспособный Филби в свободное от службы время занялся вопросами языкознания. На его счастье Индия была государством большим, народов там было много и все они говорили на разных языках. И Джек Филби заделался полиглотом и не только получил последовательно несколько прибавок к жалованью через голову начальства, но ему между 1911 и 1915 годами выплатили в виде бонусов 20 000 фунтов, сумма по тем временам очень солидная, после чего его начальству во избежание удара пришлось положить на голову пузырь со льдом.

Филби отправили с глаз долой - в Пенджаб, где у него родился первенец, сын по имени Гарольд Эдриан Расселл, которому через много лет будет суждено стать известным как Ким Филби. "Ким" это имя героя очень популярного в те годы романа Редьярда Киплинга и оно пристало к Филби младшему вот каким образом - он рос, проводя очень много времени со слугами, и очень быстро начал болтать на туземных наречиях, и Филби старший, войдя как-то на кухню и услышав как его сын отпускает реплику на пенджаби, в восхищении воскликнул: "Боже милосердный, да это прямо-таки маленький Ким!".

Так вот оно всё и шло, но тут началась война. Великая Война. Война, которая меняла лицо мира, попутно меняя и миллионы судеб. И Филби, который хотел, чтобы его судьба переменилась, принялся бомбрадировать письмами мать, чтобы она пустила в ход свои родственные связи в тесном мирке воинственных Дунканов, Джеку Филби надоела Индия, его манил меняющийся то ли к худу, то ли к добру мир. А тут вдобавок пришло известие, что на фронте погиб его брат и Филби одолели ещё и патриотические чувства и он удвоил свои усилия, а начальство не чаяло как бы от чересчур деятельного и строптивого сотрудника избавиться, так что нет ничего удивительного в том, что Филби оказался в Месопотамии, в составе Индийского Экспедиционного Корпуса, подчинявшегося сэру Перси Коксу. Кокс поручил Филби создать гражданский департамент по сбору налогов на оккупированной территории. Филби хотелось не этого, но хочешь не хочешь, а в военное время приказы надо исполнять. И тут ему улыбнулась судьба.

Филби на свой страх и риск вызвался провести разведывательную операцию. И он выглядел для этого очень подходящим человеком. Вы ведь не забыли, что он был полиглотом, заработанные на языкознании деньги были истрачены, но знания-то ведь не только никуда не делись, но даже и приумножились. В 1916 году Джек Филби в совершенстве владел французским и немецким, что в глазах Кокса большого значения не имело, но вдобавок он говорил ещё на урду, персидском, пушту, балучи, пенджаби и сразу на нескольких диалектах арабского. "Вах!" - подумал Кокс и немедленно согласился с кандидатурой Филби, решившего переквалифицироваться из мытарей в шпионы.

Степень виртуозного владения языками Филби продемонстрировал, совершив пешее путешествие из оккупированной Басры в Багдад и вернувшись оттуда в целости и сохранности. В пути он выдавал себя за арабского нищего. Романтика "рисковой жизни" так понравилась Филби, что он начал уделять своему новому увлечению всё больше и больше времени. (В этот начальный период "шпионства" пути Филби пересклись с не успевшим ещё стать Аравийским, как и не успевшим получить полковничье звание Лоуренсом, занятым подготовкой арабского восстания. Ожидаемо они не сработались, так как были людьми очень разными и очень по разному видели "ситуацию" на Ближнем Востоке.)

Ну, а потом произошёл очередой и не сказать, чтобы неожиданный конфликт имеющего обо всём на свете собственное мнение Филби с начальством. В этот раз с заместителем Кокса Арнольдом Вилсоном, отвечавшим за "политическую" часть месопотамской кампании. Вилсон был человеком крутым и скорым на расправу и Кокс, не дожидаясь пока из искры конфликта разгорится пламя, решил отправить Джека Филби куда-нибудь подальше от Вилсона. Подумав и прикинув что такое близко и что такое далеко сэр Перси Кокс определился.

Он предложил Филби занять должность политического наблюдателя от армии Великобритании при экзотическом и мало англичанам известном дворе ибн Сауда. "Ваххабита."

И Филби, будто зная, что это назначение изменит всю его жизнь, с лёгкостью согласился. Он оседлал верблюда и отправился в Аравию. Внутри он стал шпионом, а снаружи, с виду, он к тому времени был араб арабом. В конце концов англичане любят театр, любят роли, любят перевоплощения.

Не все это знают, но государство шпионит не только за чужими, но и за своими. В том числе и за своими шпионами. И немного погодя, уже с другого конца Аравийского полуострова, такой вот шпионящий за шпионами шпион, араб и по совместительству английский агент, доносил по инстанциям из Таифа - "… видел Филби. Я с трудом опознал его в группе из тридцати пяти бедуинов. От араба его отличает только одна деталь - у него недостаточно грязные ноги."

171

С миссией к ибн Сауду Джек Филби был послан в ноябре 1917 года, или, другими словами, в момент, когда никто ещё не знал как закончится Великая Война, что означало и полнейшее неведение об исходе поддерживаемой англичанами борьбы за "национальное самоопределение арабов", а это, в свою очередь, означало и полнейшую неопределённость исхода внутриарабского соперничества. Фаворитами выглядели хашимиты, однако фаворитами их делала английская поддержка и англичане это обстоятельство осознавали отчётливее кого бы то ни было. И Кокс послал Филби к ибн Сауду именно потому, что англичане хотели попристальнее присмотреться к "ваххабитам". Что те из себя представляют, каковы их силы, каковы намерения и, главное, как велика их решимость и насколько далеко они готовы зайти в желании перехватить у хашимитов инициативу в объединении арабов.

И ибн Сауд произвёл на Филби впечатление неотразимое и самое лестное. Не будем забывать, что ибн Сауд был харизматиком, легко подчинявшим себе толпу, а Филби был уже достаточно опытным человеком, чтобы немедленно уловить исходившие от аравийского вождя флюиды. И Филби выбор сделал сразу же. Выбор, заметим, опасный. Опасный в первую очередь для него самого так как поддержка хашимитов была официально декларированной политикой государства. И если Джек Филби решал лоббировать интересы ибн Сауда в ущерб интересам хашимитов, то это означало вступить в противоборство с уже сложившимися взглядами вполне определённых и конкретных разработчиков государственной стратегии Британии в отношении Ближнего Востока, в числе которых находился такой могущественный человек как лорд Керзон.

Эти соображения могли если и не остановить, то хотя бы заставить задуматься любого, но Филби не был любым, а был он человеком, с детства привыкшим полагаться на свою голову, а не на мнение "авторитетов". При этом он понимал, что его отчёт в глазах вышестоящих "инстанций" обретёт вес только в том случае, если он будет подкреплён чем-то более существенным, чем "личное мнение". И Филби отколол вот какую штуку - он изъявил желание пройти Аравией там, где не ступала нога белого человека по маршруту Рияд - Джидда. После чего затребовал гарантий личной безопасности у шарифа Мекки Хуссейна. У хашимита. Осторожный Хуссейн такие гарантии дать отказался. Тогда Филби обратился с тем же к ибн Сауду. К ваххабиту. Тот ему со смехом ответил: "Обижаешь, дорогой! Какие ещё гарантии-шмарантии? Как только ты устанешь от нашего гостеприимства, выбери себе в моих стадах лучшего верблюда и езжай себе спокойно. Ни один волос в пути с твоей головы не упадёт, в том тебе зарука моя и всемогущего Аллаха." И подопытный Филби сел на верблюда и проехал из Рияда в Джидду и с ним ровно ничего не случилось. Заметим, что в этой хитроумной затее Филби рисковал собственной шкурой. Он не мог не понимать, что восточные слова сладкими восточными словами, но не было и быть не могло никаких гарантий, что ему в его путешествии с визгом не снесут саблей голову или, захватив, не продадут где-нибудь на базаре. Был такой Гарри Сент Джон Бриджер Филби, да и сплыл. Сгинул безвестно в песках Аравии.

Но риск дело благородное, а в данном случае ещё и оправданное, так как Филби на собственном примере наглядно продемонстрировал у кого есть контроль над внутренними районами Аравии, а у кого такого контроля нет. Отчёт Филби ушёл наверх и то ли прямым, то ли косвенным свидетельством того, что его прочли стало награждение Филби золотой медалью Королевского Географического Общества. Кому как не географам знать, что такое риск.

Дальше начало происходить то, что вы уже знаете, делёжка Ближнего Востока, борьба Англии с Францией, борьба хашимитов с саудитами, борьба саудитов с рашидитами и борьба многих ещё борцов как на ковре, так и под ним. На Востоке любят борьбу. Как вид спорта, конечно.

А вот как складывалась между тем жизнь и профессиональная карьера Джека Филби.

В 1920 году он был назначен главой внутренней безопасности новоиспечённого государства Ирак. В 1921 году он возглавил секретную службу на подмандатных британских территориях в той их части куда входили эмират Трансиордания и Палестина. В 1922 году, когда вопросом о будущем Палестины озаботилась политическая верхушка Британии, Филби как катапультой выбросило на куда более высокий уровень, так как состоялись его личные контакты с такими людьми как король Георг V, принц Уэльский, тогдашний министр по делам колоний Черчилль и представлявшие сионистское движение барон Ротшильд и Хаим Вейцман. Это в Англии. Но, как глава территориального подразделения секретной службы, Филби по понятным причинам контактировал со множеством людей, представлявших интересы и других государств. Например, он по долгу службы встречался с находившимся в Константинополе Алленом Даллесом, возглавлявшим в то время отдел Государственного Департамента по Ближнему Востоку. (Интересная и мало кому известная забавность - окончивший Принстон Даллес в 1916 году начинал свою впечатляющую дипломатическую карьеру в качестве низкорангового сотрудника американского посольства в Швейцарии и никто иной как двадцатитрёхлетний Аллен Даллес рассмотрел поданое прошение и отказал во въездной визе в США некоему находившемуся в тот момент в Швейцарии человеку, чьё имя было Владимир Ильич Ленин. Мир гораздо теснее, чем нам кажется.)

С поста главы секретной службы Джек Филби ушёл в 1924 году, так как его личные взгляды на будущее Ближнего Востока слишком далеко разошлись с официальным курсом. Причём он не просто "ушёл", а его вынудили уйти в оставку, так как выяснилось, что он тайно переписывался с ибн Саудом, информируя того не только о ведущихся переговорах по поводу Палестины, но ещё и том, где примерно пройдут границы будущих ближневосточных государств. Полученная от Филби информация позволила ибн Сауду успешно проводить борцовские приёмы против хашимитов, так как ему заранее было известно как далеко он может зайти, не вызвав чрезмерной (что означало - силовой) реакции Британии. Обретший же свободу Филби уехал в Аравию, где продемонстрировал всему миру степень своего влияния, став организатором церемонии коронации ибн Сауда как короля нового и единого государства Саудовская Аравия, после чего Филби осел в Джидде и отдал себя писательству, путешествиям и картографии, лично проведя картографические исследования в малодоступных южных районах Аравии.

В 1930 году он принял ислам. В самой радикальной его версии - Джек Филби стал ваххабитом по имени Хадж Абдулла. С ибн Саудом он неизменно пребывал в самых лучших отношениях вплоть до того, что король как-то подарил ему двух сестёр, рабынь из Белуджистана. Поскольку сестрички постоянно ссорились и раздражали криками Хаджа Абдуллу, то он (ему в тот момент было уже 63 года) оставил себе ту, что помладше, шестнадцатилетнюю, а ту, что была постарше и покрикливее, отослал обратно королю. (Личная жизнь Филби-старшего вообще отличалась некоторым, скажем так, своеобразием. Он был "гиперсексуален", что в переводе на наш язык означает что он не пропускал ни одной юбки, чему ничуть не мешало наличие официальной жены, от которой он не только ничего не скрывал, но даже и обсуждал с нею достоинства и недостатки очередной пассии. Странно, но жена любила его всю жизнь и легко мирилась с его "увлечениями", Филби вообще любили все, кто был с ним близко знаком, он был очень обаятельным человеком.)

Ну и вот так и проходила в путешествиях и приключениях его жизнь, пока не умер ибн Сауд, а с его наследником Филби "не сработался" и уехал он в Ливан, где купил себе в горном местечке Ахьялтун, что к северу от Бейрута, белокаменную виллу, известную в окрестностях как Махалла Джамиль, где жил поживал со своей младшей мусульманской женой, которую он не совсем по-мусульмански прозывал Рози, двумя сыновьями с вполне правоверными именами Халид и Фарис, и целой кучей слуг. По свидетельству Кима Филби Рози не понимала ни единого слова по-английски, безостановочно поглощала одну конфету за другой и целыми днями занималась любовным раскрашиванием ногтей на ногах.

Но педикюром в наше время никого не впечатлишь, а потому придётся нам вернуться к ближневосточной нефти, Джеку Филби и американцам. Двумя словами тут не обойдёшься, так что продолжение воспоследует в следующей главе. А мы пока, воспользовавшись так кстати предоставившейся возможностью, доведём жизнеописание Филби-старшего до логического конца, которого к великому сожалению не миновать никому из нас.

В 1955 году Джек Филби с семьёй вернулся в Рияд. В 1960 году он поехал в Бейрут, чтобы встретиться там со старшим сыном - Кимом Филби, и там вдруг умер. Умер Гарри Сент Джон Бриджер Филби как Хадж Абдулла. Похоронен он был на местном мусульманском кладбище. Не всем удаётся что-то сказать перед смертью, но Джеку Филби, которому в жизни удалось многое, удалось и это. Его последние слова были адресованы Киму. И вот что умирающий отец-шпион напоследок прошептал шпиону-сыну: "Боже, как же мне скушно."

172

В наши дни вряд ли возможно найти человека, не знающего, что такое нефть. "Magic word." Давайте попробуем разобраться, каким образом волшебство становилось волшебством. Проведём сеанс разоблачения магии, когда открывшему рот залу показывают, что цилиндр пуст, а потом с приговором "эйн, цвей, дрей!" извлекают оттуда зайчика. Живого. С ушками, глазками и носиком.

Про Уильяма Нокса д'Арси, персидскую нефтяную концессию и Anglo Persian Oil Company (APOC как гусеница, обернувшаяся и запорхавшая бабочкой BP) вы уже знаете. Но там речь шла о Персии. А кроме Персии на Ближнем Востоке была ещё и Оттоманская Империя, насчёт которой существовали обоснованные подозрения на наличие у неё нефти тоже. И сами оттоманы подозревали насчёт себя то же самое. "Неужели?!" - думали они. "А вдруг?!" - думали они. "Чем чёрт не шутит!" - говорили они друг другу.

Первыми выяснить насколько подозрения являются подозрениями взялись уже наличествовавшие в Оттомании немцы. Они ведь там уже и так строили Багдадбан, так почему бы заодно не поискать по дороге нефть. И немцы (не некие "немцы" вообще, а конкретнейшая, серьёзнейшая и безошибочно немецкая организация под названием Deutsche Bank) сделали туркам предложение из тех, от которых не отказываются.

И турки не отказались. У них самих возможностей (в первую очередь финансовых, а в другую первую очередь технологических) не было. Но согласились они не совсем так, как ожидали немцы. Дело было в том, что Оттоманская Империя была слаба. Первым это заметил ещё русский царь Николай I, с прискорбием отозвавшийся о Турции как о "больном человеке Европы". И именно в силу своей слабости Оттомания не могла положиться на покровительство и союзничество только одной стороны. Любому государству требуется "пространство" для игры, можно даже сказать так - требуется пространство для того, чтобы дышать. Хорошо тому, кто силён, вот как США сегодня, их пространство не только многомерно, но они ещё и сами определяют, насколько оно многомерно, превращая объём в четвёртое пространство, пятое, подпространство итд. А у слабых для игры есть точка. Есть линия. В самом лучшем случае у них есть плоскость. Для плоскости нужны две стороны и больной человек к одной стороне подпустил другую, в 1912 году он создал компанию под названием Turkish Petroleum Company (TPC), получившую концессию на поиски в Месопотамии нефти. Владельцами ТРС стали турки, немцы и… surprise, surprise! - англичане. Оттоманы сделали, как им казалось, "один очень умный вещь" - они столкнули интересы Германии и БИ в надежде получить свободу манёвра между двумя европейскими центрами силы. Создали "плоскость".

Интересы государств внутри ТРС представляли Deutsche Bank, APOC и National Bank of Turkey. Во главе компании был поставлен "бизнесмен" Галуст Гюльбекян, армянин, родившийся в Константинополе и с 1902 года гражданин Британской Империи. Гюльбекян (в британском паспорте в его фамилию была вписана лишняя согласная, не иначе как для солидности - Gulbenkian) не был новичком в нефтяном бизнесе и кроме интернационального происхождения и образа жизни он был человеком ловким и небедным - перед тем, как возглавить ТРС, он успел стать мажоритарным акционером компании Royal Dutch/Shell, образовавшейся слиянием Royal Dutch Petroleum Company и Shell Transport and Trading Company Ltd. Англичане подошли к делу серьёзно - даже при том, что к 1914 году в Месопотамии ещё никакой нефти не было найдено, доля АРОС в ТРС выросла до 50% акций. Но тут некстати началась война и всё смешала.

Война войной, манёвры манёврами, но легальность при этом остаётся легальностью, а потому уже после войны, в 1920 году, на конференции в Сан-Ремо победители не песни под мандолину пели, а достали из запыленного мешка Turkish Petroleum Company и реанимировали её. Понадобилось это вот почему - Англия забрали себе Мосул, на который французы заранее открыли рот и теперь англичанам требовалось что-то сделать, чтобы заставить возмущённую Францию замолчать. И Англия нашла выход - она предложила Франции в обмен на признание английских прав на северный Ирак войти в ТРС на правах дольщика, забрав себе долю, принадлежавшую до того Дойче Банку. И Франция на это дело клюнула. "Боши заплатят за всё!"

И стороны ударили по рукам. Вроде бы тут и сказке конец, но человек предполагает, а располагает кое-кто повыше, нет счастья на земле. Немедленно выяснилось, что удовлетворить Марианну не означает, что удовлетворены все. И если замолчала Франция, то возмутилась Америка, так как соглашение, заключённое в Сан-Ремо, не только никак не учитывало американских интересов, но и вообще оставляло США за рамками Ближнего Востока. Это что же такое получается? "За что я кровь лил на фронтах Гражданской?!"

А между тем одним из программных условий "Четырнадцати пунктов президента Вильсона" была так называемая свобода торговли, "политика открытых дверей", open door policy. Американцы считали (вполне справедливо), что если снять торговые барьеры, то они, присевши к столу, оттеснят и тех едоков, что слева, и тех, что справа. Ну, а уж с аппетитом у них и вовсе было просто прекрасно. Однако когда США выразили своё недоумение происходящим и напомнили о "договорённостях", то это привело лишь к тому, что Англия Америке отказала, причём отказала "в особо грубой форме". Война закончилась, американцы "навели в Европе шороху" и убрались к себе за океан, армию они демобилизовали и Англия посчитала (вполне справедливо), что хотя бы тактически, "на первых порах" она может с американскими интересами считаться не особо.

И тогда началось что-то вроде локальной холодной войны между США и БИ. И американцы эту войну выиграли. Выиграли потому, что у них было сразу два рычага давления на англичан. Рычаг первый - госдолг. В 1919 году, по выходу из войны, национальный долг БИ составлял умопомрачительную по тем временам сумму в 7.4 миллиарда фунтов стерлингов. Сперва Англия пыталась как-то расплачиваться, но получалось у неё не очень, к 1934 году она была по-прежнему должна одним только США 4.4 миллиарда долларов и это невзирая на "послабления" - введённый в 1931 году президентом Гувером мораторий на выплату долгов с тем, чтобы помочь боровшимся с Великой Депрессией национальным экономикам. (Позже Англия фактически перестала выплачивать Америке долги, каковая "необязательность в денежных вопросах" уже в годы Второй Мировой вылезла англичанам боком, Америка это такое государство, которое о долгах не забывает.) Но речь у нас идёт о начале двадцатых, когда Англия с долгами ещё "считалась", а потому США немедленно на эту болевую точку и надавили. А кроме этого у США был ещё рычаг второй - та самая нефть, живительный источник которой англичане лихорадочно и искали.

Вы уже знаете, что во время Первой Мировой Англия благодаря APOC и "персидской концессии" могла покрывать свои нужды в нефти на целых десять процентов, остальное давала Америка. Но даже когда война закончилась и нефтяная удавка ослабла, США контролировали более 50% британского нефтяного рынка и Англии быстро напомнили, что она может не считаться с чем угодно, но с нефтью ей, хочет она того или нет, считаться придётся поневоле. В развернувшейся в США пропагандистской кампании действия Англии изображались как "old fashioned imperialism", а в качестве руководства к действию был избран написанный делавшим стремительную карьеру Алленом Даллесом меморандум, где указывалось (вполне справедливо), что все соглашения, приведшие к появлению Turkish Petroleum Company, утратили свою силу, так как нет более главного фигуранта соглашений - Оттоманской Империи, а потому США эти соглашения отказываются признавать. (Ход был ловким, так как ровно к тем же доводам прибегали сами англичане, парируя претензии французов в связи с несоблюдением Англией условий соглашения Сайкса-Пико.)

Привело всё это к тому, что англичане первыми предложили мировую, дав знать Америке, что они готовы пойти на сделку, которая даст США "справедливую долю в ближневосточных делах". Поскольку американцы справедливо исходят из того, что справедливая доля это та доля, которую вы берёте сами, а не та, которую вам дают другие, то они подошли к вопросу со всей серьёзностью. Так как вопрос был "нефтяным", то и вести переговоры от лица государства должны были те, кто в нефти что-то понимает, а потому, прежде чем переговоры были начаты, в Белый Дом собрали представителей "нефтяных кругов" и там им было сказано, что государство думает об интересах государства в целом, а не об интересах отдельных компаний, а потому, чтобы избежать внутренней конкуренции, борьбы за "выгоду" и взаимных подножек, американские нефтяные компании должны создать консорциум и выступить как единая организация. И такой консорциум был немедленно создан (большой привет людям, считающим, что миром правят некие транснациональные корпорации, что бы под этим ни понималось.)

В консорциум вошли пять крупнейших на тот момент американских нефтедобывающих компаний - Standard Oil of New Jersey (позже ставшая называться Exxon), Standard Oil Company of New York или SOCONY (позже Mobil), Gulf Oil (позже Chevron), Pan-American Petroleum and Transport Company и Atlantic Richfield Company (ныне известная как ARCO). Возглавил консорциум скромный человек по имени Уолтер Тигл, бывший тогда главой совета директоров Standard Oil of New Jersey, после чего представлявшие консорциум "официальные лица" отбыли в Лондон, где начались секретные переговоры по поводу нефти, ни единой капли которой ещё не было найдено.

173

Первым и непосредственным следствием упорства США стало то, что в 1924 году Turkish Petroleum Company была реорганизована образом, позволившим включить в неё американцев в качестве партнёров. В 1925 году TPC получила концессию на поиски нефти на территории молодого государства Ирак, что было не очень трудно, так как на троне Ирака сидел младший сын шарифа Мекки король Фейсал, не только своим положением, но даже и наличием в Ираке трона всецело обязанный англичанам, а долг, как известно, красен платежом.

Напомню, что фигуранты выписывали все эти сложные па, находясь в неведении насчёт самого предмета вожделения - нефти. Момент истины наступил 15 октября 1927 года. В этот день из разведочной скважины вблизи Киркука ударил нефтяной фонтан, было найдено гиганское месторождение, позже названное нефтяным полем Баба Гургур.

Таким образом Провидением было предоставлено материальное доказательство, что все игры велись не зря и в Ираке есть, что делить. С этого момента баловство было отброшено прочь и игра пошла всерьёз.

Первым делом ТСР отвергла как несостоятельные претензии Фейсала и "правительства Ирака" на полноценное участие в делах (Фейсал претендовал на 20% участия в "проекте" и претендовал потому, что так было уговорено на конференции в Сан-Ремо в 1920 году. Однако потом Державы оказали ему услугу в виде снятия претензий со стороны национального государства Турции на бывший оттоманский вилайет Мосул, включённый во вновь образованный Ирак. А поскольку за всё надо платить, то платой и стало недопущение Ирака к делёжке нефтяного пирога. Белые люди - умные люди.) В результате Ирак как государство получил от ТСР то же самое, что и Персия от АРОС, а именно - royalties, то-есть фиксированные годовые отчисления с каждого выкачанного барреля нефти, но при этом объём выкачанного привязывался к прибыли компании, что позволяло играть на соотношении как одного к другому, так и другого к первому. После чего высокие договаривающиеся стороны уселись решать дела друг с другом. Поскольку представлявшие интересы сторон люди были людьми умными и опытными, а за их спинами стояли самые серьёзные на тот момент государства планеты, то отмахнуться друг от друга с той же лёгкостью, с какой отмахнулись от только что появившейся на свет "нации иракцев" они не могли, следовало найти какой-то компромисс и он был найден.

31 июля 1928 года подписантами была создана Iraq Petroleum Company со следующими участниками и участием - четыре главных держателя - американский консорциум, названный Near East Development Corporation или NEDC, французская Compagnie Francaise des Petroles или CFP, Royal Dutch Shell (представлявшая смешанные англо-французские интересы) и Anglo-Persian Oil Company или APOC, национализированная, если вы не забыли, британским правительством, эта четвёрка разделила акции поровну - каждый получил по 23.75%, и оставшиеся 5% достались Галусту Гюльбекяну, получившему прозвище "мистер Пять Процентов".

Мы знаем, что за всех один только Бог, а так, вообще-то, каждый сам за себя и в этом смысле в IPC непонятки существовали только в отношении Гюльбекяна, но и они очень быстро испарились, когда он поспешил подписать двустороннее соглашение, по которому причитающаяся ему доля нефти отходила Франции. (Гюльбекян был человеком не просто хитрым, но даже и хитроумным, но в результате он перехитрил сам себя, умудрившись в годы Второй Мировой пойти в министры вишистского правительства. Это обстоятельство позволило американцам и англичанам уже после войны обвинить его в "сотрудничестве с фашистами" и Гюльбекян (ему, правда, позволили сохранить заработанные тяжкими трудами миллионы) потерял все бумажно оформленные интересы в ближневосточных нефтяных делах. Борьба с фашизмом очень удобная штука даже и в том случае, когда речь идёт о фашистах армянского происхождения.)

Поделив акции, участники, не отходя от кассы, подписали соглашение, получившее название Red Line Agreement или Соглашение Красной Линии. Согласно популярной легенде Гюльбекян, чтобы прервать споры, взял красный карандаш и закольцевал на карте красным часть Ближнего Востока:

(я знаю, что картинка не видна, так что кликните правой мышкой на иконке, а потом выберите "open link in a new window" и она откроется в новом окошке. Мой эккаунт на Фотобакете будет reset 3 июля, после чего все картинки появятся опять.)

На самом деле линию красным провёл кто-то из французской делегации и в оговорённую зону попал весь Ближний Восток кроме Ирана и Кувейта, находившися в сфере британских интересов и всем, в том числе и французам, было понятно, что англичане в нефтяном смысле расценивают Иран и Кувейт как НЗ и никого туда не подпустят ни при каких обстоятельствах. В пределах же очерченной зоны подписанты обязывались не предпринимать никаких действий, могущих повлиять на интересы друг друга (в виду имелись главным образом поиски нефтяных месторождений), а также согласовывать объёмы добычи и цены с тем, чтобы не допустить демпинга. Нетрудно заметить, что, будучи оформленным, Red Line Agreement стало предтечей столь хорошо нам знакомой OPEC, при создании которой не пришлось ничего изобретать, поскольку фундамент в виде Red Line Agreement уже существовал, как существовал и опыт сотрудничества "нефтедобывающих государств". Кроме всего прочего на определённые мысли наводит и место, где ОРЕС появилась на свет, а появилась она в Багдаде в 1960 году.

В очередной раз напомню, что ведшиеся вокруг нефти игрища не преследовали такую пошлую цель как "нажива". Нажива что-то значила для нефтяных компаний, однако стоявшие за компаниями государства искали совсем другого: Первая Мировая Война нагляднейше продемонстрировала стратегическое значение нефти как "крови войны" и именно этого, нефтяной независимости, и искали Державы на Ближнем Востоке. Причём одна из Держав, США, находилась в изначально более выгодном положении, так как у неё собственной нефти было хоть залейся, и нефть Ближнего Востока была нужна американцам не сама по себе, а нужен им был - контроль за стратегическим ресурсом.

А что до денег, то в преддверии того, как Америка вступила в войну, в 1916 году, баррель добываемой в Оклахоме нефти продавался за $1.20. Прописью - за один доллар двадцать центов. По понятным и очевидным причинам война цены на нефть вздыбила. В 1920 году баррель сырой нефти стоил $3.36. В 1926 году цены вновь упали до $1.85 за баррель. А потом началась Великая Депрессия и всем вообще стало не до такой чепухи как нефть. В 1931 году баррель техасской нефти стоил $.15. Пятнадцать центов!

И это не предел. Чуть позже цены упали ещё ниже и цена барреля никому не нужной нефти опустилась до тринадцати центов! Губернатор штата Техас обивал пороги Белого Дома, требуя, чтобы федеральное правительство ввело на территорию нефтяных месторождений части Национальной Гвардии с тем, чтобы вообще остановить процесс нефтедобычи. "Не позволим за гроши разбазаривать народное достояние!"

И всё это при том, что ни в одном европейском государстве доля нефти в общем энергобалансе не превышала 10%. Америка была единственным государством, где эта доля составляла свыше 30% или, другими словами, именно во внутреннем потреблении нефть для США значила гораздо больше, чем для остальных и именно это позволяло американцам (или даже заставляло их) куда глубже понимать, в каком направлении движется мир. Да и попробуй быть непонятливым, когда у тебя в 1921 году было 12000 бензозаправочных станций, а всего через восемь лет их стало 143000. Сто сорок три тысячи gas stations. Вот таких:

В 1929 году. Тут хочешь не хочешь, а начнёшь соображать.

А вот теперь вернёмся-ка мы опять к Саудовской Аравии.

174

Если все (все как "все") были уверены, что в Месопотамии нефть есть и взаимной уверенностью друг дружку "раззадоривали", то вот насчёт Аравии такой уверенности не было. Более того, некоторые из "всех" были твёрдо убеждены в том, что в Аравии нефти нет и уже одной только своей уверенностью расхолаживали остальных.

Можно сказать, что Аравии повезло. Повезло в том смысле, что ей уделяли внимания куда меньше, чем соседям, Аравии позволили "вариться в собственном соку". Это было если и не очень хорошо, то и совсем не плохо, так как ибн Сауд получил карт-бланш на обустройство хозяйства, которое он мог смело назвать своим и ничьим больше. В 1932 году было провозглашено создание государства Саудовская Аравия. "Все" пожали плечами. "Big deal." Одним государством меньше, одним государством больше. Набегами никто не беспокоит - уже хорошо.

Однако с точки зрения хозяина земли саудовской в изначально и так не очень большой бочечке мёда наличествовал черпак чего-то, оставляющего во рту дурное послевкусие. Аппетит монарху портило вот что - Саудовская Аравия была если и не самым бедным государством планеты, то совершенно точно одним из самых бедных. Единственным источником пополнения казны был Хадж - паломничество в Мекку. Когда из этого правоверного людского потока извлекали средства к существованию рашидиты, то им на хлеб с маслом хватало, но так было потому, что рашидитов было не очень много. Ибн Сауд же оказался до земель жадным и собрал под себя всё, до чего дотянулась его рука, объединив Нежд с Хеджазом и присовокупив окрестности. После чего случилось неизбежное. И понять причины этой неизбежности ибн Сауду было не сложно, он ведь был арабом, а арабы, говорят, придумали алгебру, так что составить простейшее уравнение мог даже и неграмотный бедуин. Истина была ослепляюща - то, чего хватало сотне тысяч человек, будучи поделённым на два миллиона ртов становилось в двадцать раз меньше.

Расчёты неумолимо подводили молодое саудовское государство к двум извечным и исконно арабским вопросам - "Что делать?" и "Кто виноват?"

То, что во всём на свете виноват международный империализм было понятно без слов, так что дефолтный второй вопрос можно было смело оставить без ответа и немедленно сосредоточиться на вопросе номер один.

"Что делать будем, брат король?"

Работа королём это работа не из лёгких. Не для слабаков. Однако есть в этой работе и свои бонусы. Например, такой - у короля есть возможность думать не только своей собственной, обременённой многими знаниями и многими печалями головой, но ещё и головами советников. И такие советники у ибн Сауда были. Такие же как он сам арабы. И они могли ему насоветовать очень много всякого разного, но при этом безошибочно арабского. Вроде набегов, налогов и верблюдов. До всего этого ибн Сауд мог вполне додуматься сам. Но к мудрейшим из мудрых арабским советникам у него был и ещё один советник. Не советник, а палочка-выручалочка. Вы с ним уже знакомы, звали таинственного незнакомца Гарри Сент Джон Бриджер Филби, для друзей же он был просто Джеком. Поскольку для короля-ваххабита подобная фамильярность была как-то не с руки, то Джек Филби стал прозываться Абдуллой. Имя не только благочестивое, но ещё и в высшей степени традиционалистское.

Джек-Абдулла, как вы наверняка помните, оставив госслужбу, организовал коронацию ибн Сауда, а потом отъехал в Джидду и осел там. А потом король спросил его о чём-то раз, спросил другой, просто так, от нечего делать, со скуки, наверное. И как-то, знаете, в игру втянулся. "Спрашиваете - отвечаем." Как известно, Джек Филби был человеком, очень плохо срабатывавшимся с непросредственным начальством и именно по той причине, что он любил давать советы. Подчинённый - начальнику. Раздражал, понимаешь ли. И как будто этого мало, он ещё и неизменно оказывался прав. Да кому ж такое понравится?!

Однако, стоило Филби попасть в волшебный мир тысячи и одной ночи, как ситуация изменилась самым фантастическим образом - он и король нашли друг-друга. Перед ибн Саудом, уставшим от тонкой восточной лести и советников, пытавшихся угадать последнее желание короля, оказался белый человек, который, не боясь ни Бога, ни чёрта, резал в глаза королю правду-мать. Рассказывал всё, как оно есть на самом деле. Показывал беспощадную реальность. И если предыдущих начальников Филби подобная черта выводила из себя, то у ибн Сауда был иммунитет, он был человеком без комплексов, да и какие могут быть комплексы у человека, имеющего двадцать две жены.

И ко всему этому добавлялось ещё и вот что - Джек Филби служил не за страх, а за совесть. Он был человеком идеи. По его собственным словам он был "первым в истории социалистом, получившим должность в Индийской Гражданской Службе". Но после Индии утекло много воды и Филби-старший взлетел высоко, и панорама ему оттуда открылась такая, что дух захватывало, но при всём при этом он, как и любой идеалист, обладал обострённым чувством справедливости и положение, которое он занял, позволяло ему это чувство удовлетворить.

Джек Филби принялся советовать ибн Сауду как тому следует строить отношения с Англией. А Англию Филби знал очень хорошо. И не только потому, что он сам был "истым" англичанином. Филби сходил за три моря, получив на руки выданные ему государством полномочия госслужащего, а потом он сходил за другие три моря, расположенные не вне государства, интересы которого он представлял, а - внутри. Он сходил в путешествие во властные коридоры и удовлетворил своё любопытство путешественника. А что до тайн, которые ему не открылись, то Джек Филби обладал развитым воображением человека творческого и ему ничего не стоило достроить картину во всей её полноте. А потом его сделали шпионом. И он отнёсся к этому заданию с той же одержимостью, с какой он вообще относился ко всему, за что брался. И если уж ему пришлось иметь дело с арабами, то он, используя свой мозг как электронный микроскоп, вник в арабский мир со всей доступной ему степенью дотошности. Он разобрал собирательного Араба на молекулы, а потом опять собрал. И по ходу этого процесса он обнаружил, что арабы ему нравятся. Они были очень бедным народом, боровшимся за выживание в крайне неблагоприятных условиях. И незаметно для самого себя Джек Филби gone native, что на шпионском языке означает, что он, внешне не меняясь, переродился внутренне, взявшись играть некую роль он её играл, играл, а потом забыл, что это всего лишь роль и вошёл в образ настолько глубоко, что личина подменила его натуру и заставила Филби ставить интересы тех, за кем он должен бы был шпионить, выше интересов государства, которое его шпионить и послало. Такое случается. И не так редко, как может показаться.

И случается как раз с идеалистами. С людьми, которые алчут вышнего. Как выразился русский классик - "свобода - вот истинное отечество для каждого свободного человека", и точно так же идеалист полагает, что справедливость есть высшая ценность для любого, кто ищет справедливости. И толчком к "перерождению" Филби послужило явная, по его мнению, несправедливость, проявленная Британией по отношению к арабам. Несоблюдение данного слова. Речь об обещанном англичанами арабам независимого и единого арабского государства. И Джек Филби решил немного подонкихотствовать и помочь восстановить справедливость в пределах скромных человеческих сил.

И выяснилось, что, вопреки мнению Хемингуэя, полагавшего, что "человек один не может ни черта", один человек может ого-го что натворить. Одному только чёрту известно, на что способен малый сей.

175

Началось всё с того, с чего всё всегда и начинается - с благих намерений.

Саудовская Аравия была государством бедным и скудно населённым бедными людьми, довольствовавшимися очень малым. Но как бы скромны ни были наши потребности, желудок требует своего и каждый человек хочет кушать. И как-то так получилось, что добыть в поте лица хлеб насущный землянам очень трудно без воды. А именно с этим - с водой в Аравии было из рук вон плохо. И Филби, у которого был дар видеть "суть" вещей, отчётливо понимал, что независимость независимостью, но крепость ростка молодой саудовской государственности находится в прямой зависимости от способности режима накормить подданных. Накормить в смысле самом пошлом - напитать. А для этого нужна была вода, которой не было.

Бедуины считали, что на нет и суда нет, "такова воля Аллаха", но не таков был Джек Филби, он недаром с отличием закончил Кембридж. "Чёрт побери, - подумал он, - двадцатый у нас на дворе век или не двадцатый?" Если воды не было на поверхности, значит её следовало найти в недрах земли. Что может быть проще.

Убедить в необходимости затеи ибн Сауда было нетрудно, так что дело было только за подходящим человеком, который возьмётся найти воду. И будто по заказу такой человек у Филби имелся. Звали его Чарльз Крэйн и был он американцем. И как будто этого мало, у Крэйна имелась ещё целая куча достоинств. Он был тем, что в Америке называется philanthropist. В случае Чарльза Крэйна это слово расшифровывалось так - он был очень богатым владельцем созданной его отцом компании, занимавшейся всем, что связано с водопроводными системами, от прокладок к кухонным кранам и до трубопроводов. Кроме этого он был человеком, живо интересовавшимся историей и международными отношениями, причём человеком, не чуравшимся политики как текущего политиканства, что не только делало его вхожим в кабинеты Белого Дома, но и позволяло государству использовать уже самого Крэйна в случаях, которые принято называть щекотливыми.

Удовольствие быть дипломатом на деле, не числясь при этом в сотрудниках Государственного Департамента требовало материальных жертв, но Крэйн как человек состоятельный с этим мирился достаточно легко, существенно вкладываясь в предвыборные кампании таких известных людей как Вудро Вильсон, о чём благодарный Вудро не позволял себе забыть, включив Крэйна в состав американской делегации на Парижской Конференции, а также сделав его членом нескольких правительственных комиссий, таких например, как Special Diplomatic Commision to Russia в 1917 году, больше известной как Комиссия Рута (возглавлявший комиссию Элайху Рут на переговорах с Временным Правительством в Петрограде был краток и деловит, "no fight, no loans" - сказал он огорошенным министрам-капиталистам. В истории осталось также мнение Рута о нас с вами - "русские очень хорошие люди, - сказал он, - но, Боже, что же творится у них в головах!"), а в 1920 году "дипломат-любитель" Крэйн был назначен Вудро Вильсоном полномочным послом в Китай. Ну, и очевидно не зная, куда ему девать льющиеся из крана деньги, Чарльз Крэйн в 1925 году основал в городе Вашингтоне очень любопытную и существующую до сегодняшнего дня организацию под названием Institute of Current World Affairs.

Кроме всего выше перечисленного, отлекаясь от текущих вопросов международной политики, Крэйн отдыхал душой, привозя в Америку деятелей вроде Томаша Масарика и Павла Николаевича Милюкова с тем, чтобы они, делясь опытом побед и поражений, читали студиозусам лекции в американских университетах. А ещё Крэйн меценатствовал, покровительствуя искусствам. Познакомившись с лёгкой масариковской руки с Альфонсом Мухой, он "проспонсировал" создание "Славянской эпопеи" - написанный Мухой цикл из двадцати картин, в основу которого легли идеи панславизма.

Вот одна из картин цикла, называется она "Введение славянской литургии в Великой Моравии":

Альфонс Муха был хорошим художником, хорошим настолько, что как только на обломках Австро-Венгрии была создана Чехословакия, ему как признанному мастеру было поручено создать дизайн денежных знаков нового государства. И Муха, воспользовавшись предоставившейся возможностью, нашёл способ отблагодарить Чарльза Крэйна, изобразив на банкноте достоинством в сто крон его дочь Джозефину Крэйн Брэдли в виде славянской богини Славии:

Муха был большим хитрецом, знавшим, чем размягчить суровое сердце деловитого американского папы. Но произведения искусства были не главным увлечением Чарльза Крэйна. Истинной его страстью была арабистика. И именно арабистика была тем, что свело вместе Крэйна и Филби, которые встречались, переписывались, обменивались древними манускриптами и были друг о друге чрезвычайно высокого мнения. Как об арабистах, разумеется. Так что когда Джек Филби сообщил Крэйну о своих филантропических планах по благодетельствованию арабов водой, то тот немедленно откликнулся. В конце концов он был записным филантропом, а положение, как мы знаем - обязывает. И обязывает тем более, что у Крэйна именно в этот момент в непонятно кому принадлежавшем Йемене находилась экспедиция именно с целью поиска воды. Бывает же такое! И вот эта экспедиция во главе с очень опытным изыскателем и специалистом-буровиком Карлом Твитчеллом была переброшена в Аравию и поступила в распоряжение Филби. И Твитчелл ушёл в пустыню и запропал там. Забурился. А потом в один прекрасный день он, дочерна загоревший и пропылённый, из пустыни вышел и сказал Филби, что про воду тот может забыть. "Нету там воды." А когда Филби при этом печальном известии закручинился, Твитчелл его утешил, сказав, что хотя на воде можно поставить крест, но зато его опыт буровика подсказывает ему, что в восточных районах Аравии должна иметься нефть.

"Ну что ж.., - тяжко вздохнув, подумал Филби, - на безрыбье и рак рыба, а на безводье придётся нам, беднякам, довольствоваться нефтью."

И Джек Филби начал очень сложную игру.

Играл он за Саудовскую Аравию и играл он против Британской Империи. И любой непредвзятый наблюдатель сказал бы, что силы игроков несопоставимы до степени карикатуры и что у Филби нет ни малейших шансов на успех. Дело, однако, было в том, что Филби и сам это прекрасно понимал, но при этом он не был наблюдателем и он не был болельщиком, а был он игроком. Он был англичанином.

Начал он с того, что поговорил с ибн Саудом. (Джек Филби вполне официально был советником короля и состоял в членах королевского Совета числом двадцать человек, которые представляли различные "регионы" саудовского королевства. При этом Филби был одним из немногих в Совете, кто говорил на диалекте Нежд, родном для ибн Сауда, так что бывало так, что большинство членов Совета не понимали о чём идёт речь, когда король и Филби перебрасывались репликами.) Согласие короля он получил. "Ты знаешь лучше, тебе и карты в руки."

Сверхзадачей было вывести Аравию из под возможного влияния Англии. А в случае обнаружения нефти Англия неизбежно превратила бы Саудию в нефтяной противовес Ираку, играя в том числе объёмами добычи и ценами, кроме того это означало и неминуемое "присутствие" Британии на месте, причём присутствие "навечно". Это была чистая геополитика и ибн Сауд всё это понимал и без Филби. При этом Саудовская Аравия была слаба до степени, когда она сама по себе была "вакуумом", который требовалось заполнить чем-то ("кем-то") со стороны. И Филби с ибн Саудом решили, что по множеству причин такой силой может быть только Америка.

Американцы уже присутствовали на Ближнем Востоке в виде консорциума NEDC (Near East Development Corporation), входившего составной частью в IPC (Iraq Petroleum Company), но, во-первых, в IPC на тех же, если не больших правах присутствовали англичане, а, во-вторых, NEDС была связана соглашением "Красной Линии", согласно условиям которого участники соглашения не то, что добывать нефть, но даже и разведочных работ не могли вести, не учитывая интересов друг друга. Поэтому Филби требовалось "Красную Линию" обойти.

Ему нужны были американцы, но при этом - "другие" американцы. Американцы, которые не были бы связаны соглашениями с европейцами.

И Филби с ибн Саудом посвятили в свои планы отбывавшего на родину буровика Карла Твитчелла и попросили его быть их посредником в Америке с тем, чтобы он нашёл "нужных людей". В 1933 году Твитчелл вернулся в Саудию и привёз с собою человека по имени Ллойд Хэмилтон. Хэмилтон был юристом, представлявшим интересы нефтяной компании Standard Oil of California или SOCAL. SOCAL не входила в число "китов" на американском нефтяном рынке и по этой причине она не попала в консорциум, представлявший американские интересы на Ближнем Востоке. "Тёмная лошадка." И Филби подписал с SOCAL секретное соглашение, по которому он становился "консультантом" компании. По условиям соглашения он получал $1000 долларов в месяц в течение полугода, обязываясь добиться в этот срок получения американцами концессии на поиски нефти, а также бонус в том случае если нефть будет найдена. (Хэмилтон на словах пообещал Филби, что в случае обнаружения нефти тот будет получать $1000 в месяц так долго как будет качаться нефть. Деловые американцы посчитали, что идейный человек одними идеями питаться не может и неплохо бы к эфемерным идеям подбросить ему что-нибудь поматериальнее.)

После этого Филби проделал вот что - он с озабоченным видом известил английскую сторону о "подозрительной американской активности" в эр-Рияде. (Следует знать, что Филби, уйдя с государственной службы, поддерживал тем не менее неофициальные контакты с MI6, снабжая их главным образом сведениями о здоровье ибн Сауда.) И в эр-Рияде немедленно появилась делегация, представлявшая интересы Iraq Petroleum Company с тем, чтобы рассмотреть возможность получения нефтяной концессии.

Англичане начали с того, что предложили то же самое, что получили персы и иракцы - роялтис. Тогда Ибн Сауд с подачи Филби потребовал, чтобы деньги платились вперёд и платились не только с найденной нефти, но и в период разведочных работ. Уже одно только это англичанам очень не понравилось. Но это были ещё цветочки. Поскольку членами делегации Филби считался "своим", то кто-то из англичан имел неосторожность проговориться, что правление IPC установило лимит на сумму, которую они могут предложить ибн Сауду - 10 000 фунтов стерлингов. Это тут же стало известно американцам и они начали торги с того, что предложили 35 000 фунтов. Дальше больше. Ирак, если вы помните, строился индийцами и к 1933 году он был чем-то вроде "аппендикса" Индии и по этой причине по ходу дела выяснилось, что будущие платежи в случае подписания соглашения IPC собирается делать в индийских рупиях. В этом месте американцы англичан перебили и с безошибочно американским акцентом произнесли волшебное слово dollars, после чего судьба концессии была решена.

Англичане переживали не очень, они посчитали, что участием в торгах была соблюдена пустая формальность. Посчитали они так потому, что Джек "Абдулла" Филби в приватном разговоре с английским посланником в эр-Рияде Эндрю Райаном под большим секретом сообщил, что американцы уже искали в Аравии воду, заодно интересуясь нефтью, но не нашли даже признаков ни того, ни другого после чего посланник поспешил поделиться "ценной информацией" с делегацией IPC.

Концессию американцы получили на следующих условиях - ибн Сауду причитались обещанные 35 000 фунтов, через 18 месяцев Саудия должна была получить государственный заём в 20 000 фунтов и в случае обнаружения нефти SOCAL предоставляла дополнительный государственный заём в размере 100 000 фунтов стерлингов. В ответ американцы получали право на добычу нефти на территории в 360 000 кв. миль на протяжении 60 лет.

Пять лет, с 1933 года и до года 1938 американцы искали в Саудовской Аравии нефть и не находили её. Пять долгих лет англичане считали, что сама судьба уберегла их от "опрометчивого шага" и бессмысленных трат. В марте 1938 года у местечка Дахран разведочная скважина под счастливым номером 7 дала нефть. Саудовская Аравия стала Саудовской Аравией.

176

Когда в Саудовской Аравии была найдена нефть (а на дворе был уже 1938 год) Англия "начала что-то подозревать". Лучше поздно, чем никогда, конечно.

Гораздо недоверчивее (а, может, просто догадливее) англичан оказались советские товарищи. В 1933 году подросший сын Филби Ким был склонён "к сотрудничеству" (можно попросту сказать, что завербован) советской разведкой. Завербован он был ставшей в 1934 году его женой молодой австрийской коммунисткой Алисой Кольман, шагавшей по жизни под именем Литци Фридман. Спасая Литци от гонений на австрийских левых Ким Филби вывез жену в Англию, где она мгновенно нашла "контакт" в лице перебравшейся в Англию из Австрии годом раньше и тогда же начавшей рекомендовать себя фотографом антифашистки Эдит Тюдор-Харт, уже работавшей на ОГПУ, а уж та, не мешкая, свела Кима с Арнольдом "Отто" Дейчем, тоже венцем. Дейч находился в Лондоне в качестве студента и он стал первым "куратором" Кима Филби от только что преобразованной в НКВД ОГПУ.

И первый куратор дал Киму Филби первое в его жизнь задание. Оно было очень лёгким и очень трудным одновременно.

Лёгким оно было потому, что Ким Филби должен был шпионить за своим отцом Джеком Филби. Трудным же задание было по той же причине, по которой оно было лёгким - Ким Филби должен был шпионить за своим отцом Джеком Филби. Трудность заключалась в том, что Ким не просто любил своего отца, а относился к нему с обожанием и в этом смысле любопытно было бы узнать, чем смогли сына сподвигнуть на слежку за человеком, к которому Ким не только испытывал чувство, по-английски именуемое puppy love, но и сумел пронести свою любовь через всю жизнь.

Так вот благодушные англичане заинтересовались своим соотечественником только после того, как в Саудии "пошла нефть". Покопавшись в недавнем прошлом, они увидели всё немного в другом свете и нашли, что не все поступки Джека Филби им нравятся. Вместе с тем "вменить" Филби что бы то ни было выглядело затруднительным. Формально он ничего предосудительного не совершал, если не считать того, что он был не очень лоялен по отношению к Британской Империи. Но при этом Филби, не будучи государственным служащим БИ, состоял на государственной службе другого государства и служил ему верой и правдой, а уж его лояльность ибн Сауду выглядела вообще образцовой.

Ну и не стоит говорить, что сам Джек Филби за собой никакой вины вообще не чувствовал. Не чувствовал до такой степени, что отправился в Англию, имея в голове план заполучить с сионистов 20 млн. фунтов в тощую саудовскую казну в обмен на согласие ибн Сауда на создание в Палестине еврейского государства в неопределённом будущем. (Следует заметить, что сам Филби к сионистам относился не очень хорошо и некоторые из сегодняшних исследователей склонны полагать, что общий язык с филантропом Крэйном Филби нашёл не так по причине общей любви к арабам, как по причине разделяемой обоими нелюбви к евреям. И эта теория имеет право на жизнь, так как разносторонне развитый миллионер Чарльз Крэйн по жизни был отчаянным антисемитом.) Оказавшись же в преддверии Второй Мировой в Англии Джек Филби воспользовался оказией и выставил свою кандидатуру на выборах в Палату Общин от крайне правой, но представлявшейся в Парламенте почему-то членом Лейбористской Партии Джоном Беккетом Британской Народной Партии. Попутно Джек Филби занялся написанием серии зажигательных анти-военных памфлетов под общим названием Stop the War. Избирательную кампанию он проиграл, набрав всего несколько сот голосов и, разочаровавшись в согражданах, отбыл к своим бедуинам.

В Саудию Филби попал в начале 1940-го, когда война уже шла вовсю и первым делом сообщил ибн Сауду, что дела в метрополии идут неважно и что по всей видимости Англия войну проиграет. Поскольку в будущем, каким оно рисовалось воображению Филби, места БИ не находилось, то он перестал осторожничать и дал волю языку, наговорив очень много всего, в том числе такого, чего говорить ему, вообще-то, не следовало бы. Не говоря уж о том, что и слушателей ему надо было выбирать поаккуратнее. Но Джек Филби закусил удила и заявил подвернувшемуся под руку французском дипломату, что Гитлер великий человек, в смысле мистическом равный Христу и Мухаммеду и что чем скорее немцы возьмут Париж, тем будет лучше для всех. Он публично и неоднократно заявлял, что передачи БиБиСи это "невыносимая чушь" и, подводя черту, попросил у ибн Сауда отпуск, не скрывая того, чем он собирается заняться, а собрался он выехать через Индию в США с целью инспирировать там антибританскую пропагандистскую кампанию.

Отпуск он получил и выехать в Индию выехал, но там его уже ждали, так как английская сторона решила, что enough is enough и что теперь Джеку Филби есть что вменить. В Карачи он был арестован, ему были предъявлены официальные обвинения в действиях, направленных против государственных интересов, и Филби отправили пароходом в Ливерпуль, а там по прибытии изолировали или, говоря по-нашему, - посадили. Посадили по-настоящему, по-серьёзному - в тюрьму Walton Prison. Время-то тоже было серьёзное, война, как никак. Через пару месяцев его перевели поближе к Лондону, в Аскот. Там Филби держали на территории бывшего цирка. Не иначе, в шутку. В дневнике Филби оставил горькую запись - "те, кто говорят правду, считаются ныне предателями."

Но тут обнаружилось, что у него в Англии множество друзей и симпазантов, задавшихся целью добиться справедливости. "Свободу Джеку Филби!" Привело это к тому, что в феврале 1941 года была создана комиссия, которая должна была рассмотреть его "дело". В комиссии было три человека и всех троих Филби знал лично. Разбирательство свелось к тому, что представший перед очами комиссии Джек Филби, прохаживаясь взад вперёд, на протяжении часа читал чётко аргументированную лекцию, перечисляя ошибки, допускавшиеся и продолжающие допускаться Форин Оффисом как глобально, так и в регионе Ближнего Востока. Заключение комиссии - Филби, конечно, эксцентрик, из тех, что всегда против властей, но при этом комиссия не нашла в его действиях ничего такого, что свидетельствовало бы о его нелояльности, и уж совершенно точно Филби не может быть обвинён в предательстве.

Между тем решением комиссии прикрывался тот факт, что у него нашлись очень влиятельные неофициальные заступники, в том числе такой человек как Джон Мэйнард Кейнс, которого в русскоязычной историографии почему-то принято рекомендовать "экономистом", хотя Кейнс это целое явление, которое одним словом описать вряд ли возможно. И не знаю как сейчас, но пример Кейнса убедительно показывает нам, что в те времена левые друг друга в беде не бросали, так что Филби, отсидев всего (ну, или целых) семь месяцев, вышел на свободу. Его, правда, ограничили в передвижениях, отобрав паспорт, так что он не мог покидать пределов Острова, но Филби, презрев эти попытки, уехал в Уэльс, где, уединившись, провёл все оставшиеся до конца войны годы, создавая циклопический труд по доисламской истории Аравии.

Ну, а там война в Европе подошла к концу, стихли залпы орудий, и в Лондоне смогли наконец расслышать разбухтевшегося короля ибн Сауда. "Отдайте мне моего советника!" И в июле 1945 года Джеку Филби вернули паспорт и сказали, что он волен как птица. "Вставайте, граф, вас ждут великие дела." И Филби пароходом отправился в Александрию, куда не чаявший поскорее встретиться с помощником ибн Сауд уже отправил подаренный ему по случаю президентом Рузвельтом личный самолёт.

За те несколько лет, которые посвятивший писанию исторических трудов Филби отсутствовал на Ближнем Востоке, там произошли большие перемены.

Как выражались не всегда трезвые русские поэты - "пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю!" Но поэт больше чем поэт только в России, а в остальном мире к поэтам относятся поспокойнее. Наверное поэтому и к переменам там отношение тоже другое.

177

Всё течёт, всё изменяется. Нам ли, тонким ценителям древнегреческой мысли того не знать. Panta rhei, дорогие, panta rhei. Всё движется. Куда? А чёрт его знает. Вот и на Ближнем Востоке в первой половине 40-х прошлого столетия произошли перемены. Поплыл Ближний Восток. Потёк.

Нам с вами история известна в изложении - боевые слоны, построение свиньёй, пуля дура, танковые клинья и прочее ломание стульев. Александр Македонский герой, конечно, но и про него мы знаем с чужих слов, сами-то мы не местные и цари у нас в знакомых не водятся, а потому в ход идут слова. "Россказни." В истории главное - изложить. Вовремя, к месту и так, чтобы, излагая, соврать, но при этом не завраться. Мало кто так умеет. Вот Черчилль, например, умел. И история Второй Мировой Войны нам известна главным образом с его слов. Красиво он о ней рассказал, так красиво, что человечество ему поверило. Не всё, правда. Некоторые соотечественники Винни, а они получше нас с вами понимают и про изложение, и про красивости, полушутя (шутя, но только полу-) выражались в его адрес так: "In the beginning was the Word, and the Word was Churchill’s and he pronounced it good."

Так вот Черчилль, излагая много чего, в 1942 году придумал и ввёл в обращение ещё и такой термин как Special Relationship. "Особые отношения." В виду имелись отношения между США и Великобританией. Слово "особые" призвано было продемонстрировать, что отношения эти каким-то образом отличаются как от обычных, "рутинных" отношений между другими государствами, так и от тех отношений, которые сложились у самих США и Великобритании со "всеми прочими". Термин этот, успевший с тех пор стать общепринятым штампом, принято интерпретировать в том смысле, что США и Англию связывают некие узы, выходящие за пределы даже и традиционно понимаемого союзничества. "Особые отношения" как союзничество более высокого порядка.

На самом деле Special Relationship это всего навсего пропагандистский слоган, призванный затушевать истинную картину мира в той её части, на которой маслом изображена история взаимоотношений бывшей метрополии с её бывшей колонией. При этом "особые отношения" и в самом деле являются отношениями особыми (Черчиллю удалось ввести человечество в заблуждение, но при этом не завраться) и их пример это пример не союзничества более высокого порядка, а более высокого порядка войны.

Войны, в которой стороны, заключив союз в горячей войне с третьей силой, одновременно (параллельно) воюют и друг с другом и умудряются делать это так, что ни Мир, ни История этого не замечают. Не замечают того, что, как пишет в своей книжке American Ascendance and British Retreat in the Persian Gulf Region историк W. Taylor Fain: "…самым важным конфликтом начала 1940-х в Персидском Заливе был не конфликт между союзниками и государствами Оси, а был им конфликт между Британией и Соединёнными Штатами, боровшимися за политическое доминирование в Саудовской Аравии."

Чем же была так уж ценна Саудия? Мы уже знаем, что Первая Мировая помимо всего прочего не только принесла с собою осознание роли нефти в войне, но она ещё и сделала Большую Нефть фактором Большой Политики. Но в начале 1940-х Большая Нефть в Саудовской Аравии ещё не была найдена. В 1938 году Саудовская Аравия стала "нефтедобывающим" государством, однако никто при этом не знал "сколько там той нефти". Но зато в смысле геостратегическом Саудовская Аравия совершенно неожиданно превратилась в лакомый кусок, так как в условиях уже шедшей мировой войны она оказалась своеобразным "перекрёстком", связывавшим воедино Средиземноморский, Североафриканский и Азиатский "театры". Как вдоль восточного, так и вдоль западного побережий Аравийского полуострова (по акваториям Красного Моря и Персидского Залива) проходили маршруты не только снабжения союзнических группировок, но и стратегических поставок по ленд-лизу. Немаловажным было также и то, что союзники могли использовать в своих интересах воздушное пространство Саудовской Аравии, а она, между прочим, была и остаётся размером примерно в четверть территории континентальных Соединённых Штатов. Ну и не следует забывать, что Саудовскую Аравию можно было использовать в качестве плацдарма для накопления войск и военных материалов.

Другими словами - Саудия обрела в глазах Лондона и Вашингтона значение чрезвычайное даже и в просто понимаемом "военном" смысле.

Но кроме смысла, доходчивого для генералитета, был и ещё один смысл. И смысл очень большой. Ибн Сауд оказался человеком, возглавлявшим государство, на территории которого находились Мекка и Медина. В руках ибн Сауда оказалось сконцентрированное религиозное "влияние". Влияние на умы миллионов и миллионов мусульман от Касабланки и до Бандунга. Ибн Сауд одним лишь своим словом (опять Слово!) мог вызвать у мусульман мира симпатию либо антипатию к тому, на кого он укажет. А указать он мог на союзников и указать он мог на "Ось". На того, на кого он пожелает. Война (мировая) превратила ибн Сауда в некое с точки зрения правоверных - "средоточие" веры, причём сам ибн Сауд на эту роль отнюдь не претендовал, просто сказалась та самая неподвластная нашей воле и нашей же логике "сила вещей".

Всё перечисленное означает следующее: не успев толком начаться Вторая Мировая Война волшебным образом сделала Саудовскую Аравию неким "центром" весов не только в регионе Ближнего Востока, но и шире - всего мусульманского мира. Это выглядит, вообще-то, как выбор свыше, Саудовская Аравия была "избрана", после чего стало можно накладывать гирьки на чашу правую или снимать гирьки с чаши левой, но при этом "центр", призму, Саудовскую Аравию, трогать стало - нельзя. Вокруг Саудовской Аравии стал строиться "баланс". Помимо прочего, то, что Саудию стало нельзя "трогать", законсервировало Королевство во времени. Королевство (а именно так зачастую называют Саудовскую Аравию - the Kingdom) превратилось в вещь в себе, в эталон, в матрицу, в нечто такое, что не подлежит ревизионизму.

И вот в этих условиях в начале 40-х и началась борьба за право на Королевство "влиять". Борьба между США и Британией. И опять же вопреки желанию участников роли между ними были распределены заранее и были эти роли ролями "злого" и "доброго" жандармов. "Злой" выходила Британия, олицетворявшая "реакционность", день уходящий, закат. А "добрыми" получались США, "прогрессисты", провозвестники того, что в те годы называлось, а потом позабылось как New Deal Internationalism.

Таким был тогдашний расклад, таким был "стол", на котором пошла игра. Игра, которую люди отказываются называть войной.

Про получение Саудовской Аравией государственности, про поиски воды, нефти, про интриги и Джека Филби вы уже знаете. Между прочим, то, что англичане Джека Филби "тормознули", а потом изолировали на Острове, привело к тому, что американцы потеряли возможность доступа "к телу", они теперь не могли контактировать с ибн Саудом напрямую и для того чтобы добраться до королевского inner circle, им приходилось прибегать к посредничеству английской миссии в Джидде. Посредничество было услугой, а мы знаем, что за услуги надо платить. И чем больше услуга, тем больше за неё платишь.

C’est la Vie.

178

Жизнь не только полна парадоксов, но в определённом смысле она сама по себе есть один большой Парадокс. С доказательствами этого нехитрого постулата мы сталкиваемся чуть ли не каждый день. Да вот хотя бы обнажаемая нашим раскопками ближневосточная реальность - чем не доказательство? Там тоже парадокс на парадоксе. Камень на камень, кирпич на кирпич, а потом - рраз! и Железная Пята. Всё выглядело как хаотичное нагромождение событий, а в итоге стройная и строгая геометрическая фигура. Пирамида.

Как так вышло?

А вышло так оттого, что парадокс это только для кого не надо - загадка, а для гения - друг.

Самый большой парадокс был в том, что ввязавшиеся в гонку за нефтью "капиталисты-авантюристы" на каком-то этапе очнулись и обнаружили, что азарт завёл их куда-то не туда. Нефть и деньги это было очень заманчиво, но речь у нас (и у "них") идёт о начале-середине-конце тридцатых прошлого столетия, а это было время мирового кризиса и того, что за ним последовало. А последовала Великая Депрессия и сколько антидепрессантов ни принимай, толку никакого. "Снижение деловой активности" и прочие констатирующие диагнозы экономического жаргона делу не помогали ничуть.

И корпорация SOCAL вдруг и во многом неожиданно для себя спохватилась, что она платит саудовцам за концессию, несёт расходы по геологоразведке и бурильным работам, а нефти всё нет и нет, а между тем прибыль нужна не завтра, а прямо сейчас. Депрессия же. Но главная проблема была в другом - ну вот нашла SOCAL нефть и - что? В 1938 году она нефть и в самом деле нашла и, найдя, криво улыбнулась иронии момента. Дело было в том, что спроса на нефть не было и американцы не знали, куда им девать свою собственную американскую нефть, что уж говорить о саудовской.

Но кроме всемогущих корпораций, стимулируемых дивидендами, есть ещё и гений государства, которое думает не о чепухе, а о действительно важных вещах, однако именно с точки зрения государства под названием США ситуация тоже выглядела неважно, правда по немножко другим причинам. Ну вот есть американская компания, она получила концессию, нашла нефть, а потом… А что - "потом"? А потом американцы быстренько построили трубопровод до Рас Тануры, лично дорогой ибн Сауд торжественно открутил вентиль, нефть по трубе пошла, но оказалось, что уходит она недалеко, до полуострова Абадан, где находился нефтеперерабатывающий комплекс, принадлежавший APOC - Anglo-Persian Oil Company.

Перспектива такого положения была яснее ясного - чем больше вывозилось бы сырой нефти из Саудовской Аравии, тем больше загружались бы мощности Абадана и тем лучше (сразу в нескольких смыслах) было бы для Англии. Получающий свою копеечку нефтяной придаток (в данном случае Саудия), ничего зазорного в таком положении не видел, но вот для США ситуация выгядела унизительной, американцы не такие люди, чтобы впрягаться в чужую телегу. Выход? Он был очевиден - в Саудовской Аравии ничего не было, не было ничего в самом прямом смысле, голь гольём, а потому, раз уж там нашлась нефть, следовало к нефти создать и нефтеперерабатывающие мощности. "Замкнуть цикл." Это усиливало Саудовскую Аравию и в определённой степени делало её "независимость" более независимой. Но зато и резко вырастала "выгода" того, кто бы контролировал такую усилившуюся и обретшую больший вес Аравию.

Однако, при всей очевидности действий, к которым следовало прибегнуть американцам, имелось и одно препятствие. Препятствием было наличествовавшее в Саудовской Аравии чужое "влияние". И принадлежало это влияние государству, которое называлось Британией. Выходил тоже своего рода "замкнутый цикл", похожий на процесс переработки нефти, но только этот цикл был циклом более высокого порядка. И американцам, если они хотели добиться своего (а они этого хотели), следовало вытеснить английское влияние. Чужое влияние вытесняется либо другим чужим, либо своим, каким именно - решать вам. И американцы решили, что в данной конкретной геополитической ситуации английское влияние должно быть вытеснено их собственным американским влиянием. Другими словами, Саудовская Аравия показалась американцам слишком ценной, чтобы в борьбе за влияние на неё искать чьего бы то ни было союзничества.

Сказано - сделано. Начали? Начали. И тут, "на данном этапе" обнаружилась приятная неожиданность - выяснилось, что государство США обо всём этом уже успело подумать и даже вбило в отвесную скалу крюки для тех, кто когда-нибудь надумает покорять вершину, проходя именно этим маршрутом. Начало было положено Первой Мировой Войной, превратившей Америку в Державу. А Державу отличает от всех прочих государств то, что она покидает ряды так называемых regional powers. Тех самых regional powers, у которых имеются их маленькие regional interests. Держава поднимается на следующий уровень и её начинают заботить проблемы не региональные, а глобальные. И интересы её из интересов региональных перерастают в интересы глобальные. А потому США, "обретя силу", задолго не только до открытия в Саудовской Аравии нефти, но и вообще никак не увязывая "нефть" и "Аравию" вместе, озаботились своими если и не текущими, то будущими интересами в регионе, полновластными хозяевами которого всеми "считались" англичане и французы.

И позиции англичан на Ближнем Востоке выглядели незыблемыми. Английское "присутствие" в регионе выглядело как частая сеть, узелками в которой были дипломатические представительства и военные базы. И по той причине, что Ближний Восток был своеобразным редутом, разгораживавшим Европу и Индию (или Средиземное Море и Индийский Океан), то Англия ревниво пресекала чужие попытки обрести в регионе не только влияние, но даже и намёк на таковое. И американцы (до поры) всем своим видом показывали, что они - ни-ни, "ни сном, ни духом". "Чтобы мы, да в святая святых?! Да нешто ж мы не понимаем…"

И в дипломатическом и военном смыслах дело так и обстояло. До войны, не желая с англичанами "обостряться" (а, может, просто усыпляя их бдительность), американцы не предпринимали никаких видимых военных и дипломатических усилий по проникновению в регион. (Даже к концу войны, в 1944 году, в Государственном Департаменте имелось всего три сотрудника-лингвиста, специализировавшихся на ближневосточных языках и диалектах.) Казалось бы, англичане могли спать спокойно. Но вот кто не спал, так это американцы. Для проникновения они нашли другую лазейку - то, что называется человеческими контактами.

Всем понятно, что контакты контактам рознь и буровой мастер мог сколько угодно контактировать с погонщиком верблюдов, вреда от этого никому не было, как не было и особой пользы. Так что в контактах главное не сами контакты, а те люди, что в контакт входят.

И с американской стороны человек-контакт был найден самого высшего качества, вы с ним уже знакомы - миллионер-филантроп Чарльз Крэйн. Он же был арабистом, помните? А кому как не арабисту с арабами общаться? С Филби Крэйн уже был знаком, но ему, наверное, и на сам предмет увлечения интересно было посмотреть, а потому он по собственной инициативе отправился в Саудовскую Аравию. И я его вполне понимаю, Али Баба и Синдбад Мореход бесконечно увлекательнее вопросов водоснабжения и канализации.

И губа у Крэйна была не дура. Добравшись до Джидды, он не захотел общаться с простыми бедуинами, а испросил он аудиенцию у короля ибн Сауда. Почему? Потому, наверное, что когда Вашингтон озаботился вопросом признавать ли ему королевство Саудовская Аравия или повременить-приглядеться, то "хорошо известный в определённых кругах арабо-американский интеллектуал Ахман Рихани" сказал возглавлявшему отдел Госдепартамента по Ближнему Востоку Уоллесу Мюррею так: "Вы должны рассматривать ибн Сауда как самого великого араба со времён пророка Мухаммеда".

Отсюда понятен и калибр человека, отправившегося на встречу с величайшим арабом. Немаловажным было и то уже упоминавшееся обстоятельство, что Чарльз Крэйн не занимал никаких официальных постов, а потому его встреча с ибн Саудом никого не должна была насторожить. Араб принимает арабиста, что может быть естественнее. Может, они там читают друг другу вслух избранные места из Корана. И Крэйн помимо занимаемого уникального положения был ещё и достаточно умным человеком, чтобы понимать, что первое впечатление самое важное и что глядя на него ибн Сауд будет видеть в его лице Американца, олицетворяющего для него американский народ в целом, а потому он и вёл себя соответственно.

По итогам встречи оба были очарованы друг другом. В том, что был очарован Крэйн нет ничего удивительного, ибн Сауд легко очаровывал того, кого он хотел очаровать. Сам же ибн Сауд (а он при всех достоинствах был человеком восточным) был очарован тем, что Крэйн сумел убедительно показать, что он не хочет ничего ни для себя, ни для Америки. Крэйн-Америка как миллионер, как альтруист, как филантроп. "Большое спасибо, у нас всё есть, нам ничего не надо."

Мнение ибн Сауда было решающим, так как всё в государстве Саудовская Аравия было "завязано" на него. В этом смысле он был настоящим королём. Ибн Сауд был жестоким человеком, жившим в жестоком месте в очень жестокое время. Но при этом он не был человеком плохим в том смысле, что он не был человеком аморальным. Вот две истории, два штриха к его портрету.

"Финансы" ибн Сауд понимал как "золото". Что такое банки, безналичный расчёт, счета итд, он не знал и знать не хотел. А потому, отдав американцам концессию на добычу нефти, он потребовал, чтобы все расчёты с ним и с его государством велись в виде натуральном, "в золоте". Американцы пожали плечами, им было всё равно и стали платить ибн Сауду золотом. И он сидел у себя в шатре, а вокруг него стояли мешки, набитые золотыми монетами. И самому ибн Сауду очень льстило, когда он одаривал приближённых горстью золотых. Точно так же дело обстояло и с "государственными расходами". Сыновья же ибн Сауда (их было то ли 37, то ли 40, то ли 45) в отличие от отца-домоседа, повадились в Европу и более менее хорошо представляли себе как устроен современный мир. И вот те сыновья, что были настроены полиберальнее, решили, что неплохо бы им в эр-Рияде построить государственную больницу, где за государственный счёт лечили бы всех желающих. Посовещавшись, братья избрали в качестве делегата сына, к которому ибн Сауд проявлял больше, как им казалось, отцовской любви и отправили его к королю. Ибн Сауд долго не мог понять, чего от него хотят. Поняв же, он прослезился. "Ты в самом деле хочешь истратить деньги НА ЭТО?! Бери сам и бери столько, сколько тебе нужно!"

Случай второй - раз в год король устраивал раздачу денег народу. "Счастье для всех и пусть никто не уйдёт обиженным!" На раздачу отпускалась определённая сумма и министр приносил расчёты на подпись королю. И вот как-то ибн Сауд (а у него в последние годы было плохо со зрением) размашисто подписавшись, сделал это так, что часть подписи оказалась на втором, нижнем листе бумаги, выдававшемся из под верхнего и получилось, что эта закорючка увеличила значившуюся на нижнем листе сумму пожертвований на порядок, на лишний ноль. Обнаруживший досадную описку министр попросился на приём, на коленях подполз к королю и сообщил, что его величество изволили сделать ошибку, что случайно получившаяся цифра опустошит королевскую казну и что надо бы как-то это дело поправить. Ибн Сауд повертел в руках бумаги со своей подписью и пробурчал, что он ничего поправлять не будет и что раз уж так вышло, то пусть раздадут столько денег, сколько указано.

"Никто не должен сказать, что рука ибн Сауда оказалась щедрее, чем его сердце."

179

Повыше упоминалось, что западные историки ставят ибн Сауда в один ряд с Джорджем Вашингтоном, Мао и Лениным.

При всех различиях упомянутую троицу объединяет то, что все они - основатели. Все трое - творцы. Им удалось "зачать" государство. Причём во всех трёх случаях это государства масштаба США, СССР и КНР. Нечто такое, что в силу "громадья" явления умом понять сложно. И, казалось бы, рядом с этими историческими титанами (и в смысле личностном, и в смысле державности) ибн Сауд должен смотреться бледно. Блекло. И для выпуклости его нужно было бы сравнивать с фигурами помельче. Однако его ставят в ряд первый, в ряд фигур первоклассных.

Почему? Наверное, потому, что человек разбирающийся может сполна оценить "содеянное" первым саудовским королём.

Кроме того, следует учитывать дистанцию, которую пришлось преодолевать фигурантам на пути к их личной вершине. У Мао и Ленина уже имелся "задел" в виде колоссальных территорий, людских масс и отстроенной предшественниками инфраструктуры, они выходили на последний бросок из разбитого на полдороге лагеря, в то время как ибн Сауд начал свой путь с самого подножия и у него из альпинистского подспорья не было ничего. Не было шерпов, не было снаряжения, да даже и ледоруб он себе позволить не мог. И тем не менее упорное карабкание этого араба вверх увенчалось созданием того, что сегодня известно миру как Саудовская Аравия, а это далеко не последнее государство планеты. А если говорить о такой тонкой материи как "влияние", то тут уж и вообще… Саудовская Аравия может влиять на всех, кто рядом и на всех, кто ниже, а на саму Саудию может влиять только одно государство. Даже не скажешь "раз, два и обчёлся", сказав "раз", "разом" и закончишь.

Ибн Сауд показал себя (не на словах показал, а на деле!) до изумления искусным Игроком. Изумление вызвано в первую очередь тем, что у него ведь не было того, что имелось у Вашингтона, Ленина и Мао - у ибн Сауда не было дипломатического опыта. Да что там "дипломатического опыта"… У него даже не было формального образования! Он понятия не имел, что происходит на мировой доске. Кто там, что там и почём. И зачем. И почему. Его вбросили в чужую Игру, правила которой ему не были известны и вбросили чужие руки. Вбросили как пешку. А когда он осторожно огляделся, то обнаружил, что вокруг сплошь ладьи да ферзи. "Королевы, королевы, а я маленький такой." И времени на раздумья у пешки не было, какие ещё раздумья, скажете тоже, - Вторая Мировая на носу!

И он вошёл в Игру. На первых порах он позволял двигать собою, а потом заходил сам по себе. И он умудрился не сделать ни одной ошибки. Ни тогда, когда он отдавался в чужие руки, ни тогда, когда решения о том, каким будет следующий ход он начал принимать сам.

Вот что сказал президент Рузвельт 14 февраля 1945 года, принимая ибн Сауда на борту линейного крейсера "Квинси": "Когда мы могли только мечтать о победе, вам удавалось удерживать мир среди арабов, хотя надежда на победу союзников исчезала на глазах. Связав себя с нами, вы указали арабам верную дорогу к единому Богу."

Дипломатический этикет позволил убрать с глаз долой ту досадность, что дорога, может быть и была верной, но была она не дорогой, а узкой тропкой и она не была прямой. Да и как ей было прямой быть, когда на ближневосточные события пытались влиять одновременно Британская Империя, США, Франция (сперва как Французская Республика, потом как Вишистская Франция), Третий Рейх, Италия и все большие и маленькие арабские деятели того времени.

Давайте посмотрим, как отвечал на эти вызовы ибн Сауд, как он маневрировал своим тогда утлым судёнышком, обходя подводные камни, проскакивая между Сциллой и Харибдой, и всё это ради того, чтобы вновь обнаружить себя between the devil and the deep blue sea.

"Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл", а уходить с каждым разом становилось всё труднее, так как Саудовская Аравия оказалась нужна разом всем. И от дедушки ибн Сауду уйти было очень трудно, перед войной все могли убедиться, что у Германии аппетит хороший, а руки - длинные.

Конечная цель ибн Сауда состояла в том, чтобы уйти от Британии. Но когда вы маленький и слабый, то уйти вы можете только от одного сильного к другому сильному. Больше всего ибн Сауд хотел бы уйти к Америке, однако перед войной (и даже когда война уже началась) США "традиционно" придерживались демонстративного нейтралитета. "Выжидали." Саудовской Аравии следовало сделать первый шаг самой, но при этом не промахнуться. И ибн Сауд такой шаг сделал. В 1937 году он отправил правительственную делегацию в Берлин.

(Необходимое в этом месте примечание - любимой поговоркой ибн Сауда была очень старая бедуинская присказка - "если ты не можешь своего врага убить - поцелуй его.")

Саудовская делегация изъявила желание купить в Германии партию оружия и повела переговоры о покупке 15 000 винтовок, каковое желание было принято в Берлине благосклонно, однако в качестве платы немцы пожелали не денег, а "присутствия" в Аравии. Причём "присутствие" немцы толковали расширительно, так как в торговом смысле они доступ в Саудию уже имели и такие не последние немецкие компании как Крупп и Сименс пытались конкурировать с американцами и англичанами в различных проектах, связанных с орошением и производством электроэнергии, и саудовцам уже и без того приходилось лавировать в трёх соснах между американцами, англичанами и немцами.

В январе 1939 года Германия стала первым из государств, чьи подданные не совершали хадж, получившей разрешение на открытие постоянного дипломатического представительства в Джидде и туда тут же отправился посланником небезызвестный доктор Фриц Гробба. Немецкие газеты откликнулись на это событие заголовками, где пестрели выражения вроде "новая эра отношений", "Империя ибн Сауда", "экономический прогресс" и прочая дежурная газетная чепуха.

Одновременно Саудовская Аравия обменялась дружественныыми телодвижениями с Италией. Англичанами это было воспринято даже более болезненно, чем саудо-немецкие контакты так как с 1936 года они были с итальянцами "на ножах" после абиссинского кризиса. Да и зашёл ибн Сауд в своих игрищах с итальянцами куда дальше, одним из первых признав аннексию итальянцами Абиссинии. В награду за это Италия в 1939 году поставила Саудовской Аравии партию оружия за символическую плату, да к тому же позволив расплачиваться поставками продовольствия и верблюдов для итальянских оккупационных войск.

И как будто саудитам было мало слетевшихся как на мёд европейцев, американцев и соседей, на сладкое потянуло ещё и Японию. Японцы начали с того, что в 1934 году стали монопольными поставщиками в Саудию изделий из хлопка, назначив на свои товары цены в два раза ниже запрошенных англичанами. Торговая японская делегация весной 1939 года сменилась делегацией правительственной, а та пожелала получить в Саудовской Аравии концессию на поиски нефти. Предложения японской стороны выглядели не просто заманчивыми, а, по словам всё на свете знающих американцев, - "фантастическими". Американцы всполошились, Япония же, а на дворе - 1939 год. Нужно было что-то предпринять и предпринять срочно.

Вопрос был поднят на уровень тогдашнего главы Госдепартамента Корделла Халла и тот нашёл решение. К ибн Сауду был послан Карл Твитчелл, знакомец и подчинённый Чарльза Крэйна, тот самый специалист-буровик и искатель приключений, который когда-то по поручению Филби и ибн Сауда искал в Саудовской Аравии воду, а обнаружил там признаки нефти. Твитчеллу ибн Сауд доверял (ещё бы!), а тот сумел убедительно изложить доведённую до него в Госдепартаменте информацию королю - за японским желанием заполучить концессию скрывалась вовсе не нефть, нефтяная концессия прятала за собою другое. Твитчелл сказал ибн Сауду, что главным мотивом японцев является территориальный контроль, "присутствие", которое они могут получить посредством концессии.

Дурную службу японцам сослужил длинный язык. "Язык мой - враг мой." В данном случае вражеский язык принадлежал послу Японии в Египте Оно, который на дипломатической вечеринке по недомыслию то ли похвастался, то ли пригрозил английскому послу Киллеарну, что "… итальянское влияние в Йемене и немецкое в Хеджазе позволит досматривать проходящие Красным Морем английские и французские суда." Другими словами - германо, итало, а теперь ещё и японское "присутствие" в регионе могло свести на нет значение Суэцкого Канала и изменить тем самым стратегическую обстановку, выходящую далеко за пределы Ближнего Востока.

Оказавшийся в очень двусмысленной ситуации ибн Сауд (он, "объект", оказался втянут в разборку "субъектов") прибег к чисто восточной хитрости, он не стал отказывать японцам напрямую, а вместо этого, изобразив живейшую заинтересованность в сделке, назначил за концессию такую цену, что японцы, щурясь, улыбаясь и часто кланяясь, вышли, пятясь, из королевского шатра и больше там не появлялись.

Чтобы не быть неверно понятым, ибн Сауд в июне 1939 года отправил личного посланника Халида аль Вада Гархани в Германию, где тот удостоился личной аудиенции у вождя немецкого народа Гитлера. По результатам встречи немцы не продали, а подарили саудовцам 4 тыс. винтовок и 8 млн. патронов к ним и сказали, что те могут рассчитывать на кредит в 125 000 фунтов стерлингов на дальнейшие закупки оружия, и что всё, что саудовцам следует сделать, так это "укрепить связи с Германией" и если не разорвать, то хотя бы "ослабить связи с Британией". Гархани покивал головой, а потом вернулся в Саудию, немедленно встретился с англичанами из английской миссии и рассказал им о всех вывезенных им из немецкого путешествия впечатлениях.

С этого момента ибн Сауд начал медленно, но неуклонно дистанцироваться от Германии. Когда Британия объявила Германии войну ибн Сауд закрыл немецкое представительство в Джидде и не позволил вернуться туда доктору Гроббе. Это с одной стороны. А с другой ибн Сауд через Гархани и саудовского посланника в вишистской Франции Фуада Хамзу продолжал поддерживать контакты с Германией. А с третьей стороны никто иной как сам ибн Сауд сообщил англичанам о планах своего советника Джека Филби выехать в США с целью вести там антивоенную пропаганду, после чего англичане Филби в Карачи и арестовали. Ибн Сауд своего Филби, которому он был обязан очень многим, англичанам - "сдал".

"Ужас-ужас-ужас"? Да как сказать.

Всё вместе взятое выглядело как попытка ибн Сауда усидеть сразу на всех стульях, "быть любезным сразу всем". Но это только одна сторона медали. Другая выглядела немножко по-другому.

Тем, что он делал, ибн Сауд смог удержать для своего только что созданного государства позицию нейтралитета. В той ситуации это было необычайно трудно, поскольку силы, давившие на Саудовскую Аравию были силами Держав, а каждая из них хотела своего. "Странного." И ибн Сауд сумел так противоположить эти силы одну другой, что не только уцелел сам, но и сохранил в целости и сохранности своё государство, поставив его в центр "баланса сил".

Сегодня очень многие упрекают его именно за это - за нейтралитет. Упрёки строятся на том, что нейтралитет позволил Саудовской Аравии поставлять нефть другому нейтральному государству - Испании, а через Испанию эта нефть попадала к немцам. "Ужас." А качала эту нефть американская компания. И к терминалу эта нефть попадала посредством построенного американцами трубопровода. "Ой!"

- Ой?

180

Как получилось, что саудиты пусть и в не очень больших количествах, но тем не менее продавали во время Второй Мировой нефть, которая, минуя цепочку посредников, попадала в конечном итоге в том числе и в Германию и как так вышло, что это сошло им с рук?

Для любителей скоропалительных мнений и простых решений будет в высшей степени полезно преодолеть присущую им поверхностность и вникнуть в вопрос чуть глубже, чем они привыкли.

Начнём с того,что ибн Сауд сумел себя "поставить". Означает это вот что - в глазах арабов саудовский режим выглядел не как согнутый силой и не обладающий свободной волей вассал Британской Империи, а как "сделавший выбор в пользу взаимовыгодных отношений с …", куда вместо многоточия можно подставлять названия Столиц. Именно так, во множественном числе, ибо ибн Сауд умудрился изобразить дело образом, при котором для него все были равны, он "ставил на одну доску" БИ, Третий Рейх, Италию, США и далее по списку. Это можно понимать (и арабы именно так и понимали) в том смысле, что ибн Сауд был выше того, чтобы замечать разницу между Георгом VI, Гитлером, Муссолини, Рузвельтом и, приравнивая их друг к другу, сам имел с ними дело как равный с равными.

Он, вроде бы открыто не претендуя (в отличие от Хашимитов) на право говорить от лица всех арабов, вёл себя так, будто такое право у него имеется по некоей невыговариваемой словами причине. "Даровано Богом."

И удалось это ему потому, что если играл (и играл талантливо) он, то играли и с ним. Играли в ЕГО игру и играли по предложенным ИМ правилам. Играли англичане (отчасти вынужденно) и играли (с удовольствием) американцы.

Участие в игре и подыгрывание ибн Сауду "плутократов" объясняется тем, что он очень тонко угадал дальний, "стратегический" интерес союзников. И интерес тем больший, что начало войны складывалось для тех же англичан обескураживающе. И чем хуже шли у них дела, тем больше они становились заинтересованы в сохранении на Ближнем и Среднем Востоке сложенного ими в межвоенный период статус кво.

Глубинный, "конечный" интерес Лондона (и чуть позже Вашингтона, и чуть позже Москвы) состоял в достижении в регионе равновесия, баланса, "стабильности". И, соответственно, интерес стран Оси состоял в прямо противоположном - в дисбалансе, в "хаотизации" Востока Ближнего, Среднего, Дальнего, а там - дальше, дальше и дальше, Земля-то круглая. А Солнце над Британской Империей не заходило, так что можно было трудиться не только днём, но и ночью.

И в центре ближневосточного приложения сил оказалась не какая-нибудь славная упоминаниями в папирусах "древняя столица", а затерянный в аравийской пустыне крошечный и никому не известный эр-Рияд, куда обратились взоры правоверных. А двигало мусульманами вот что - ибн Сауд был единственным арабским деятелем, которому удалось "подняться над схваткой". Все арабские политики того времени не сумели "угадать", и даже не будущего победителя, они не поняли, в каком направлении дует ветер перемен, им захотелось сразу всего и как можно быстрее, а потому они все (поголовно все) немедленно и с готовностью отдались на волю судеб и позволили полюсам притянуть себя, после чего тогдашние арабские политики оказались сами себя "обозначившими".

Они все своими словами и действиями поспешили отождествить себя либо с англичанами, либо с немцами. Они сами себя лишили возможности играть, они стали слишком однозначны. После чего стоило им только открыть рот, как арабское общественное мнение тут же понимало, что вот этим человеком говорит Англия, а вот этим - Германия. Без оттенков, без нюансов. Либо-либо.

Но вот когда рот открывал ибн Сауд, то каждый араб понимал говоримое им так, что то, что говорит саудовский король, он говорит сам от себя. Ибн Саудом говорил не немец и не англичанин, а говорил им Араб. Неважно, было ли так на самом деле, важно то, что так это "выглядело". И как только англичане и американцы сообразили куда ибн Сауд "клонит", они тут же кинулись поддерживать не только его, но и "образ", который он создал.

Но в этом месте возникла проблема.

У ибн Сауда было государство. Пусть плохонькое, но тем не менее. И у этого государства не было денег. Вообще не было.

В мирное время эта проблема проблемой не выглядела бы. "What are you talking about?" Но время, о котором мы говорим, не было временем мирным. Началась война. Мировая. Война горячая. Для тонкой человеческой шкуры очень опасная. А единственным существенным источником пополнения саудовской казны был Хадж. Был. А потом война началась и Хадж кончился. А вместе с ним кончились и деньги.

И просто взять, да и дать Саудовской Аравии немножко денег было - нельзя. Никак нельзя. Война же. А война это дело такое - она всех выставляет голенькими. Во всей их неприглядности, если не сказать - непристойности. А когда вы голый, да ещё и под бомбами, то спрятать вы на себе ничего не спрячете. Всем всё видно. А у кого видно, тому стыдно. И всем, кто на него смотрит, тоже стыдно становится. И за себя, и за того парня. Ну вот дало бы в 1941 году государство Германия государству Саудовская Аравия государственный заём и сразу же всем всё стало бы яснее ясного. Продался саудовский режим за тридцать три рейхсмарки. "А мы так тебе верили." Эх…

И создавшееся положение следовало как-то обойти. Ризы это дело такое, запачкать их очень легко, даже если человек под ризами мусульманин и пачкаться не хочет. А положение, как назло, сложилось образом, про который говорят - "не имеет аналогов".

Денег в Саудии нет, взять их неоткуда, а между тем экономики, как это понимается сегодня, в Королевстве не существовало, если не считать за экономику середины ХХ века кустарное производство сабель и кинжалов, выделку кож и плетение восточных ковров ручным способом. При этом Саудовская Аравия всецело зависела от ввоза продовольствия - риса, пшеницы, сахара и чая, получая всё это от традиционного торгового партнёра - Индии, что в реальности означало - от Британской Империи. Напрочь отсутствовал такой феномен экономической жизни как финансы, которые существовали исключительно в форме, описываемой марксистской формулой деньги-товар-деньги, где товар был товаром в самом буквальном базарном смысле, а деньги были переходящими из рук в руки монетами, пробуемыми на зуб.

Финансово (монетарно) государство, что означало лично ибн Сауда, целиком зависело от Хаджа, а в первые же два года войны количество паломников упало до 20% от довоенного уровня не только по причине открытых военных действий, но ещё и вследствие немецкой пропаганды, утверждавшей, что англичане препятствуют мусульманам Индии совершать паломничесто, закрыв для судоходства западную часть Индийского Океана и Красное Море, что было неправдой. Пропаганда пропагандой, правда неправдой, но вот деньги деньгами и саудиты обнаружили, что у них катастрофически не хватает денег на самое необходимое - на закупку продовольствия.

Кроме того, в 1939 году на Аравию обрушилось бедствие в виде начавшейся и продлившейся нескольколетней засухи, в результате которой начался голод, приведший к тому, что бедуины начали есть павший от бескормицы скот, что было плохо само по себе, по санитарным причинам, не говоря уж о том, что вызванное голодом безобразие входило в вопиющее противоречие с постулатами религии, а бедуины были не просто религиозны, а были они ваххабиты.

Прикиньте, какая картинка сложилась.

181

Доставшаяся в 1933 году американцам нефтяная концессия в Аравии означала нефть, одну только нефть и ничего кроме нефти, причём нефти в неопределённом будущем и в неизвестном количестве. Не позволим себе также забыть, что концессия была куплена частной американской компанией, государство же США в указанный период не преследовало в регионе озвученных целей и, как следствие, не имело того, что мы называем "влиянием". Именно это обстоятельство и заставило ибн Сауда отдать предпочтение американцам, а не обладавшим слишком по мнению короля и его советника большим влиянием англичанам.

С точки зрения же англичан наличие в саудовском королевстве американской компании никак не сказывалось на сложившейся ближневосточной реальности, так как США никоим образом (во всяком случае в официальной риторике) не оспаривали того факта, что ближневосточный регион входит в британскую сферу влияния, где в смыслах политическом, дипломатическом и силовом доминируют англичане.

Такое положение устраивало Англию, но не устраивало американских "частников", которые без поддержки государства чувствовали себя "не в своей тарелке" и с этим не поспоришь, тарелка и в самом деле была чужой. Поэтому не было ничего удивительного в том, что правление СОКАЛа в апреле 1939 года направило в Госдепартамент официальную бумагу с просьбой "войти в положение" и открыть в Саудовской Аравии на постоянной основе дипломатическую миссию в какой бы то ни было форме.

И хотя такая просьба выглядела не только естественно, но и логично, потребовалось три года (и не простых, а пришедшихся на Мировую Войну!), прежде чем англичане с большущим скрипом позволили американцам открыть в мае 1942 года представительство в Джидде. Такая неуступчивость понятна - дипломатия великая сила, кому как англичанам было того не знать. В качестве резиденции американцам отвели часть того же старого здания, где разместился оффис СОКАЛа. Здание находилось в той части города, куда не было подведено электричество и нефтяникам приходилось запускать притащенный ими с собой генератор, чтобы дипломаты могли сообщаться с внешним миром.

Сложившееся в Саудии отчаянное положение позволило американцам действовать, невзирая на объявленную политику нейтралитета, и, используя личные контакты саудовского режима с американскими нефтяниками, через Сокал ибн Сауду были предоставлены займы на закупку продовольствия - 1,5 млн. долларов в 1939 и 4 млн. долларов в 1940. Рассчитываться Саудовская Аравия должна была опять же не с правительством США, а с СОКАЛом и не деньгами, а выкачанной в будущем нефтью, буде таковую удастся добыть в товарных количествах.

Кое-чем помогала и Англия, но сегодня мало кто представляет себе через какие мытарства пришлось англичанам пройти, прежде чем это "кое-что" им досталось. В 1941 году Англия помимо плачевного положения на фронтах оказалась ещё и на грани разорения, так как за американские военные поставки (в том числе и нефть) ей приходилось платить золотом, запас которого очень быстро подошёл к концу. А в долг США Англии ничего не давали, так как ещё в 1934 году Сенат принял так называемый Акт Джонсона, названный так по имени сенатора Хирама (Хайрэма) Джонсона - очень влиятельного и очень интересного человека, но мы в его биографию углубляться не будем. Если вы помните, то вскоре после окончания Первой Мировой Войны Британская Империя приостановила выплату долгов Соединённым Штатам, ссылаясь на "временные трудности" и обещая вернуться к денежному вопросу в неопределённом будущем. "Когда-нибудь."

Американцы, не захотев терять лицо, шуметь и публично возмущаться не стали, как не стали и прибегать к запрету на усыновление англичанами американских детей, но зато они моргнули Хираму Джонсону, а тот провёл через Сенат закон, согласно которому правительство Соединённых Штатов отныне теряло возможность предоставления государственных займов государствам, оказавшимся в должниках по итогам Первой Мировой. "Не отдал старый долг - не получишь новый." И в недлинном и нехорошем списке наряду с Латвией и Литвой оказалась и гордая Британия. (Единственной страной, расплатившейся со США к 1939 году была Канада. "Отличница." Но с Канадой, в отличие от Британии, и отношения были особые. Отличные.)

Так вот и получилось, что когда англичане в 1939 году кинулись к колодцу, куда они, не подумав, плюнули, то выяснилось, что с напиться получается плохо. Рузвельт развёл руками и, ссылаясь на Акт Джонсона, сказал, что если англичане хотят что-то получить, то - пожалуйста, в любых количествах и в любый сроки, но отныне никаких займов и никаких кредитов. Плата - только наличными. "Веры вам больше нет."

И к Акту Джонсона у США имелся ещё и Акт о нейтралитете, согласно которому участники военных действий должны были ими купленное сами же и вывозить своими собственными силами, теряя по дороге потопленные суда и топя корабельные топки купленной за золото нефтью.

Англичанам нужно было очень много всего, нужно позарез и нужно немедленно, а взять всё это можно было только у Америки и у них просто напросто не осталось другого выхода как начать платить. И платить золотом. Когда кончилось золото, то американцы согласились ("ладно, так уж и быть…") принимать в качестве оплаты принадлежавшие англичанам компании сперва в самих США, а потом и в других интересных американцам местах. Когда иссяк и этот источник, то ощутившая леденящее дыхание конца Англия прибегла к закулисному шантажу, начав по дипломатическим каналам угрожать американцам такой не очень приятной перспективой как попадание в случае военного поражиния Британии её самого большого в мире флота в руки немцев.

И вот только на этом этапе американцы инициировали идею ленд-лиза.

(Кратенькое отступление: когда говорят, что СССР за лендлизовские поставки платил, то это не так, сперва ленд-лиз не распространялся на СССР и в начальный период войны (примерно первые три месяца) Советский Союз и в самом деле расплачивался с американцами золотом, и было так потому, что США не верили, что СССР продержится хоть сколько-нибудь продолжительный срок и считали, что всё, что они поставляют, в результате достанется немцам. Только в октябре 1941 года ленд-лиз был распространён и на СССР тоже, хотя США по-прежнему не верили, что "первое в мире государство рабочих и крестьян" доживёт до нового, 1942 года и СССР попал в ленд-лиз в качестве смазки, чтобы облегчить прохождение через Сенат ленд-лиза для Англии. Дело было в том, что в стране существовал очень большой скептицизм в отношении помощи англичанам, так как самыми большими этническими группами в США тогда были (и остаются поныне) немцы и ирландцы (более пятидесяти миллионов американцев выводят своё происхождение от немецких переселенцев, а около двух миллионов даже и сегодня говорят дома на немецком языке, ирландцев же в Америке имеется примерно в пять раз больше, чем в самой Ирландии), и как одни, так и другие не испытывали особых симпатий к англичанам. Сам закон о ленд-лизе Рузвельт подписал в марте 1941 года, однако осенью начались дебаты о сумме, на которую должна была быть оказана помощь Англии и администрация с целью облегчить и убыстрить утверждение ассигнований сделала из ленд-лиза "пакет", включив туда СССР. Объяснялось это тем, что в то время в США были очень сильны левые настроения и Рузвельт таким образом откалывал левых от противостоявших ему "изоляционистов", что ему вполне удалось и на военные поставки Англии в конце 1941 года было отпущено примерно полтора миллиарда долларов.)

Так вот и вышло, что возможность хоть как-то помогать Саудии Англия получила только в результате ленд-лиза. Американцы же с одной стороны не забыли дать знать саудитам, что английская помощь осуществляется, вообще-то, на американские деньги, а с другой они вывернули дело таким образом, что, фактически финансируя режим ибн Сауда, они делали это руками англичан, причём должником Америки становилась не Саудовская Аравия, а Англия. Игра такого уровня даже в высшей лиге доступна далеко не всем.

Но деньги деньгами, а голод голодом и продовольствие продовольствием. В указанные годы в Аравии был голод и это обстоятельство было использовано американцами в качестве "операции прикрытия", причём в моральном отношении предлог выглядел безупречно. Вроде бы никак не "присутствуя" на местах и никак на это не претендуя, Америка пустила в ход оружие под названием Personal Diplomacy - "дипломатию одного человека".

Этим lone diplomat стал Карл Твитчелл, вы о нём уже немножко знаете. Твитчелл был инженером-одиночкой. Он был "технарём", мастером на все руки и ещё он был очень хорошим человеком. Такие люди редки, но иногда они встречаются.

В поле зрения "сфер" Твитчелл попал так: он шесть лет провёл на Ближнем Востоке, занимаясь "всем понемногу" и как-то ветер странствий занёс его в Аден, где он ожидал оказию в виде парохода в Англию. От нечего делать, "убивая время", а может просто желая услышать родную речь, он без нужды зашёл в американское консульство, просто так, поболтать, а изнывавший от скуки вице-консул так же от нечего делать настрочил ему рекомендательное письмо к уже знакомому вам Чарльзу Крэйну, представив Твитчелла как одного из американских "пионеров" (в этом месте в моей памяти всплывает название романа Фенимора Купера) на Ближнем Востоке. Крэйн, который не только унаследовал миллионное состояние, но и сумел его многократно приумножить благодаря врождённому умению разбираться в людях, лишь только бросив взгляд на Твитчелла, немедленно взял его на службу и отправил в Йемен под предлогом поиска воды, хотя Крэйн уже тогда наверняка заглядывал подальше географических границ и поглубже геологического горизонта. Было это в 1927 году.

Вот это Твитчелл с женой Норой в Йемене:

Поскольку сидеть без дела Твитчелл не любил, то он походя, по ходу поисков, соорудил в Йемене первый в Аравии подвесной мост на стальных тросах, но тут приспело письмо от Крэйна, который по просьбе Филби пожелал перебросить экспедицию Твитчелла в распоряжение ибн Сауда, чтобы посодействовать уже ему. В поисках воды Твитчелл исходил всю Аравию, протопав в общей сложности две с половиной тысячи километров, однако воды не нашёл, но зато он был первым человеком, который дал знать ибн Сауду, что у того и без воды под песками есть кое что ценное.

В 1931 году его перебросили в Джидду уже как картографа и он составил подробную карту бухты. Находясь в Джидде, Твитчелл обнаружил остатки полузасыпанного песком древнего трубопровода, местами шедшего по поверхности, местами уходившего в прорытые под землёй туннели, ведшие к подземному источнику в десяти километрах от Джидды. И Твитчелл, хотя его никто об этом не просил и никто ему за это не платил, "в свободное от работы время" собрал толпу арабов и где расчистил, а где и восстановил трубопровод, после чего из подручных материалов соорудил над источником ветряк, подававший на поверхность примерно сто пятьдесят литров воды в минуту. Такого количества воды было, конечно, недостаточно, чтобы напоить весь город, но, учитывая, что питьевую воду в Джидду возили в бурдюках через Красное Море из Египта, вода из источника стала драгоценным подспорьем жизни города, а Твитчелл заслужил безмерную благодарность не только простого люда, но и короля, и ибн Сауд принялся привлекать Твитчелла в качестве личного консультанта, а поскольку у него была репутация человека честного, то ему доверяла и другая сторона переговоров, а это, как правило, были представители нефтяных компаний.

В какой-то момент ибн Сауд, суля Твитчеллу золотые горы, предложил ему создать и возглавить саудовскую национальную нефтяную компанию, однако тот, выказав приличествующую моменту благодарность, отказался. "Я не делец, я - инженер." После чего реноме Твитчтелла и без того в глазах ибн Сауда высокое выросло до небес, как выросло и доверие. Карлу Твитчеллу теперь ставили отдельное кресло, а ибн Сауд по любому поводу говорил, что он не видит в нём иностранца.

Янки из Вермонта при дворе короля Сауда.

182

Справка:

Копаясь в волшебных саудовских перепитиях, мы раз за разом натыкаемся на аббревиатуру SOCAL - Standard Oil of California, напомню, что так называлась нефтяная компания, получившая с лёгкой руки Твитчелла, который свёл представителей компании с ибн Саудом и Филби, концессию на поиски и добычу нефти в Саудии в 1933 году.

В том же году SOCAL создала branch для операций непосредственно "на месте", в Саудовской Аравии, это дочернее отделение SOCAL’a получило название CASOC - California Arabian Standard Oil Company. В 1936 году, после трёхлетних бесплодных поисков нефти, SOCAL продала 50% акций CASOC американской же нефтяной компании The Texas Company, что было безусловно разумным шагом с обеих сторон, так как в случае нахождения нефти Texas Company получала доступ на Ближний Восток, в случае же неудачи убытки делились попалам, что устраивало уже SOCAL.

Из вышеизложенного следует, что с 1936 и по 1944 годы SOCAL действовала в Саудовской Аравии под именем CASOC и что когда в 1938 году в Саудии была, наконец, обнаружена нефть, то за единой аббревитурой CASOC прятались уже две американские компании - SOCAL и The Texas Company. Обе эти компании живы и здоровы по сей день и хорошо вам известны - SOCAL это Chevron, а The Texas Company это Texaco.

Справка дана просто по ходу дела, чтобы вы не путались в аббревиатурах, которые понадобятся нам позже.

Но вернёмся к Твитчеллу.

Неожиданно для самого себя он оказался на острие событий. Случилось так потому, что Твитчелл оказался востребован государством. Он оказался нужным человеком, оказавшимся в нужное время в нужном месте. Очень большую роль сыграли также его личные качества, как профессиональные, так и чисто человеческие. Понятно отношение и доверие к Твитчеллу со стороны ибн Сауда, однако и имевшие с ним дело англичане в своих отправляемых по инстанциям отчётах отзывались о Твитчелле исключительно лестно, "о, если бы все американцы были такими как он…" Англичане даже считали его англофилом, хотя Твитчелл им не был, он просто равно хорошо относился ко всем людям. И государство США, трезво оценив явление "Твитчелл", взвесило его и нашло его тяжёлым.

И Карл Твитчелл занялся челночной дипломатией, начав работать на Госдепартамент, он стал чем-то вроде внештатного сотрудника дипломатического ведомства или, по выражению американцев, - quasi-official, выполняя официальные поручения, не занимая при этом официальных государственных постов. Более того, будучи "нашим человеком в эр-Рияде" и по этой причине гораздо лучше профессиональных дипработников разбираясь в "обстановке на местах", Твитчелл даже начал выдвигать свои инициативы, которые на лету подхватывало и превращало в инициативы собственные уже государство. Так, в августе 1940 года во время личной и ни к чему не обязывающей беседы Твитчелла с ибн Саудом сама собою всплыла тема продовольствия по той простой причине, что конец 30-х и начало 40-х было в Саудии временем коров тощих, или, вернее, тощих верблюдов, так как в Аравии в те годы был самый настоящий голод и в беседе проскользнула идея по созданию под эгидой одной из Держав "миссии", призванной не только бороться с голодом напрямую, но ещё и такой, которая попыталась бы создать предпосылки по недопущению голода в будущем.

И вот в мае 1941 года Твитчелл, встречаясь в Америке с официальными сотрудниками Госдепартамента, предложил им эту идею. Причём он поразил госдеповцев, не подозревавшим в нём подобной глубины, стратегическим видением ситуации. "Вы же ведь хотели бы, наверное, приуменьшить немецкое влияние в Аравии? - сказал им Твитчелл, - ну так вот вам и прекрасная возможность это сделать." Идея немедленно пошла "в разработку" и американцами была создана "сельскохозяйственная миссия" по работе в Саудовской Аравии с госфинансированием в 10 млн. долларов, что для тогдашней Саудии было очень большими деньгами. Во главе миссии по вполне очевидным причинам был поставлен Карл Твитчелл.

Но, прежде чем "сельскохозяйственная миссия" могла приступить к работе, следовало устранить одно препятствие. И препятствие не пассивное, а очень даже активное. Дело в том, что если американцы собирались увеличить своё "присутствие" в Саудии, что с неизбежностью влекло за собою пропорциональное увеличение там и американского "влияния", то это означало вытеснение не только влияния немецкого, но и вытеснение (или преуменьшение) влияния британского. Свято место ведь пусто не бывает, верно?

И Твитчелл, скромный Твитчелл, "инженер", нанёс визит в британское посольство в Вашингтоне. Там он сказал, что он понимает, что англичане всё понимают, но что в данном случае он предствляет ибн Сауда и действует главным образом в интересах Саудовской Аравии, и что король ибн Сауд де-факто является лидером 200 млн. мусульман, 80 млн. из которых проживают в пределах Британской Империи, так что то, что интересно ибн Сауду, в равной степени должно быть интересно и англичанам. "Нуте-ка, нуте-ка, нуте-ка…" - сказали англичане, нервно забарабанив пальцами по полированной посольской столешнице.

И Твитчелл перешёл к деталям, честно изложив англичанам всё, но при этом он изобразил дело таким образом, что денег, отпущенных на "сельскохозяйственную миссию", мало, и что он, действуя в интересах Саудовской Аравии, желал бы, чтобы в "миссию" в сопоставимой мере "вложилась" бы и английская сторона. Твитчелл выложил все карты на стол. Игра шла в открытую. И сводилась она к тому, что через Твитчелла американцы делали англичанам предложение, от которого нельзя было отказаться.

Сыграл свою роль феномен момента.

Сидя напротив Твитчелла и выслушивая его, англичане знали, что Твитчелл знает, что они знают, что у Англии за душой нет ни пенса. Американцы ставили англичан перед выбором - либо оставить всё, как есть, что означало наличие в настоящем и рост в будущем немецкого влияния на Ближнем Востоке, либо попытаться вытеснить немцев американцами. Причём американцы не только предлагали свои услуги, но ещё и оплачивали их. "Вы только не чините нам препятствий и мы сами всё сделаем."

А это май 1941 года. Британия воюет уже полтора года и война складывается для неё не очень удачно и это ещё мягко говоря. И как оно будет с американцами - Бог весть, а немцы - вот они. Здесь и сейчас. И "миссия" Твитчелла поехала в Саудовскую Аравию. С деньгами, с людьми и всем прочим. И с деньгами в том числе английскими. Англичане, если они хотели отдать американцам немецкое влияние, но при этом сохранить собственное, были вынуждены принять участие в игре в том числе и денежными "ставками" саудитам, отрывая тем самым кусок от себя, что, в свою очередь, соответствовало американским текущим и будущим интересам.

Миссией Саудии была протянута крепкая рука. Причём произошедшее позволило ибн Сауду остаться нейтральным не только в глазах "международного сообщества", но и (что было гораздо важнее) в глазах арабов. Ведь помощь оказывалась не государством, а - неправительственной организацией. "Сельскохозяйственной миссией." И её помощь была своевременной, была она насущной и в глазах арабов она была бесценной, так как люди-то ведь голодали по-настоящему. И помощь была организована так, как умеют организовывать дело американцы - они искали места, где можно было выращивать хоть что-то, обходясь при этом минимумом воды, они учили арабов новинкам в области возделывания злаковых, они с нуля создали для ибн Сауда укомплектованный арабами сельскохозяйственный департамент, где американцы присутствовали в качестве советников, они знакомили арабов с последними достижениями животноводства и ирригации, и, что немаловажно, миссия занялась ещё и прокладкой дорог там, где дорог до того сроду не было, а это уже немножко выходило за рамки узко понятых сельскохозяйственных нужд. Немцы и итальянцы немедленно осознали степень опасности, начав в радиопередачах на арабском клеймить работу миссии как "интриги ставленника еврейских капиталистов Рузвельта". Однако в данном случае радиопропаганда была малоэффективна, так как американцы организационно построили миссию так, что она выглядела инициативой короля, пользовалась его покровительством и защитой, а глава миссии Твитчелл персонально был подотчётен ибн Сауду.

Размах работ будет понятнее, если мы переведём усилия в километраж. Когда Твитчелл в 1930-31 годах искал по поручению ибн Сауда и Филби воду, то он протопал по Аравийской пустыне две с половиной тысячи километров, вернувшись же туда в составе "сельскохозяйственной миссии" Твитчелл и его люди только за один лишь 1942 год проложили по Аравийской пустыне извилистый маршрут длиной примерно в десять тысяч миль или шестнадцать тысяч километров. И во время этого путешествия Твитчелл острым и опытным глазом отмечал всё-всё-всё, запасливо откладывая впечатления впрок, у него ничего не пропало, он же был американцем.

Во всём этом деле есть одна интересность - со стороны США контакты с Саудией до времени мотивировались интересом "частным", а не государственным, SOCAL думала о дивидендах, Крэйн о древностях, а Твитчелл думал о зарплате. Положение начало меняться только во второй половине 41-го года и окончательно курс сменился в 1942 году, когда США оказались участниками не закулисных событий, а Мировой Войны в наигорячейшей версии. Саудовская Аравия оказалась нужна без всякой нефти, а уж наличие там даже незначительных открытых в 1938 году запасов превратило Саудию в государственный приоритет категории первого класса. И что же такого случилось в 1942-м?

В 1942 год случились Тобрук и Сталинград.

Вот выдержка из письма Джона Винанта, тогдашнего посла США в Великобритании: "… образ Германии, обменивающейся рукопожатием с Японией на побережье Индийского Океана, распространяющей своё влияние через Испанию на Гибралтар и далее до Дакара, закрывающей Средиземное Море, отрезающей нефть Ближнего Востока и обрывающей нить жизни, связывающую Британию с Индией и Австролазией, не может быть приятен ни нам, ни России."

Обретение немцами и итальянцами контроля над северным и южным побережьями Средиземноморья автоматически влекло за собою потерю Суэца, после чего ко всем портам Персидского Залива, Индии и Красного Моря следовало добираться новым маршрутом в обход Африки вокруг Мыса Доброй Надежды.

Выход немцев к Каспию и захват японцами Никобара и Андаманских Островов обещал создать новую геополитическую реальность и в 1942 году такая перспектива казалась не пугающе, а ужасающе близкой.

Реальность выглядела как победа Германии и Японии, делящих между собою Евразию.

Никто не желает задуматься над тем, как выглядел бы мир в этом случае, даже те, кто увлекается "альтернативщиной", ничтоже сумняшеся полагают, что война это война солдат между собою, что нужно довоевать "до победы", до "знамени над Рейхстагом", а потом можно демобилизовать армию и разойтись по домам. Налаживать мирную жизнь и с гневным возмущением читать в газетах про происки империалистов. И точно так же расценивается возможная победа немцев и японцев, которые, следуя этой логике, тоже должны были демобилизоваться, восстановить разрушенное войной народное хозяйство, после чего им не осталось бы ничего другого, как петь немецкие народные песни и водить народные японские хороводы.

А между тем выглядевшая в 1942 году вполне реальной победа немцев и японцев означала послевоенное "устаканивание" немецкой и японской Империй в новых границах, она означала создание двуполярного мира, только с полюсами в Берлине и Токио, она означала Холодную Войну, только не между СССР и США, а между Третьим Рейхом и Японской Империей. И на Ближнем Востоке победители неизбежно соприкасались бы боками.

Ближний Восток оказывался крайне важным при любом исходе Второй Мировой Войны. Даже и без нефти. А уж с нефтью… Да ещё и в случае победы немцев и японцев…

Именно поэтому для союзников (для "союзников") стал так важен король ибн Сауд и его государство.

Саудовская Аравия оказывалась на стыке, она получалась разломом между тектоническими плитами, одна из которых называлась Dritte Reich, а другая Dai Nippon Teikoku.

183

Для того, чтобы понять исключительную важность местоположения Саудовской Аравии в мире, одной лишь географии недостаточно, хотя даже и в этом смысле наглядность разноцветной карты доступна любому школьнику.

А теперь добавим к этому вколоченный учителем Жизнь в головы нерадивых учеников урок Первой Мировой Войны. Во вместившееся между двумя звонками на перемены время даже и до самых глупых было доведено что такое нефть, зачем государства её пьют и чем они её заедают.

Жизнь учитель строгий, ошибок не прощающий и спуску никому не дающий, да и школа Жизни это такая школа, где ученичков не только за уши таскают и смертным боем бьют, но иногда даже, приоткрыв заднюю дверь, выбрасывают оттуда бездыханное тело не выдержавшего напряжённого учебного процесса бедолаги. На свалку истории. Она прямо там, за школой, далеко ходить не надо.

И вот на том уроке учитель дал очень доходчивый пример. И самые догадливые ученики этот пример усвоили на лету. Примером были нефтяные месторождения в Персии и роль, которую они сыграли для Британской Империи в Первой Мировой. Кроме того, в преддверии и по ходу Великой Войны были обкатаны формы получения доступа к нефтяным источникам и формы их контроля, усовершенствована технология добычи и транспортировки и отработаны чисто военные методы защиты месторождений и морских коммуникаций, по которым шло снабжение Антанты через северную Атлантику.

Фундаментом, на котором строился пример, было следующее обстоятельство - Anglo-Persian Oil Company и нефтяные поля Masjid-i-Suleiman показали миру каково это - иметь свой собственный источник нефти. При этом был не так важен размер, как обладание.

И то, в каком направлении развивались события первых лет уже Второй Мировой Войны и где Богом была расположена земля саудовская сводили мысли "планировщиков" в единую точку - успех стран Оси оставлял Британской Империи единственный подконтрольный ей источник нефти, точно так же, как и в Первой Мировой, разница была только в том, что тогда у БИ была Персия, а теперь у неё оставалась бы Саудовская Аравия. Оставалась как последний редут. Оставалось как нечто такое, отдавать чего нельзя было ни при каких обстоятельствах.

Но в этом месте действительность закладывала плавный вираж и Игра выходила на следующий уровень - физически, в смыслах политическом, дипломатическом и военном Саудовская Аравия контролировалась англичанами, однако недра Аравии англичанами не контролировались, как не контролировались и самими саудитами, которые продали права на добычу и продажу нефти некоей компании, а эта компания принадлежала нескольким тысячам акционеров и все они поголовно были не англичанами и не арабами, а были они гражданами Соединённых Штатов. Американцами. И за этими гражданами и гражданками стояло государство.

Сделаем отступление. В данном случае неизбежное.

Когда газеты и учебники говорят, что войны вообще (и Вторая Мировая в частности) начинаются неожиданно и застают всех врасплох, то газеты и учебники не врут. "Нас разбудили, нам объявили, что началася война." Но газеты не врут только в том смысле, что слово "неожиданность" обретает смысл оттого, что то или иное государство не угадало когда случится "когда". Не угадало или не сумело вызнать конкретную дату, время "Ч". Но при этом в любом уважающем себя государстве, государстве субъектном, в Державе имеются планировщики будущей войны и для них сам факт войны отнюдь не неожидан поскольку именно они совместными и перекрёстными усилиями создают доску, на которой будут расставлены фигуры, а потом этими фигурантами кто-то начнёт "ходить".

Но сама доска, то, что мы, простецы, прозорливо называем "раскладом", создаётся загодя и её никуда не спрячешь. И тот, у кого есть уши - слышит, а тот, у кого есть глаза - видит. А у некоторых и с обонянием неплохо. И вот эти очень немногие обладатели отсутствующих у человека обыкновенного органов чувств ещё до начала войны знали, что для ведения войны требуется то, что мы с вами называем "ресурсами". Это знают все. Но не все знают, что ресурсы взамозаменяемы. Одно всегда можно заменить другим. Если у вас меньше танков, то эту недостачу можно компенсировать большим количеством пехотинцев, а если у вас как у американцев во время атомного проекта не хватает меди, то можно вместо меди пустить в дело серебро, 14 000 тонн серебра, делов-то. Когда припрёт, то государство ни о крови, ни о серебре не думает, для него кровь не кровь и серебро не серебро, а всего лишь - ресурс. Sad but true. Так вот в период между Первой и Второй Мировыми Войнами планировщики обнаружили, что им теперь требуется загодя включать в свои планы ещё один ресурс ("мало нам старых было!" подумали они), ресурс этот назывался нефтью.

И по зрелому размышлению планировщиками было сделано печальнейшее заключение - нефть стала первым в истории ресурсом, который нельзя было заменить чем-то другим. Отсутствие у государства нефти фатально сказывалось на возможностях государства вести современную войну.

И вот каким был предвоенный и, повторюсь, всем заинтересованным лицам известный расклад:

Первая Мировая Война была выиграна Антантой во многом благодаря поставкам нефти из СаСШ. Напомню, что эти поставки покрывали потребности БИ и Франции более, чем на 80%. Даже и после войны, к началу 1930-х Англия по-прежнему зависела от США, завозя оттуда до 40% потреблявшейся метрополией нефти. В приснопамятном 1941 году доля Америки в мировой добыче нефти составляла более 63%. Кроме этого нефтедобывающие компании США доминировали в Мексике и Венесуэле, ведущих латиноамериканских производителях нефти. На начало войны американцы контролировали более 40% нефтяного рынка за пределами собственно США и СССР.

(СССР по добыче нефти находился на формально втором месте, но это второе место в мире было первым местом среди прочих остальных, на чью общую долю приходилось 37% мировой добычи, перед войной СССР добывал нефти чуть больше, чем шедшая третьей Венесуэла и почти вся эта нефть уходила на внутренние нужды.)

Европейские державы испытывали явные затруднения и целиком зависели от поставок извне. Чуть лучше, чем у остальных было положение БИ, имевшей подконтрольные ей источники нефти в Персии и только что начавшие эксплуатироваться источники в Ираке, однако это едва ли наполовину покрывало текущие потребности Англии, причём эти потребности были потребностями мирного времени. Это означало, что в случае войны БИ попадала в ту же зависимость от США, что и в Первую Мировую. Положение усугублялось тем, что ближневосточные источники нефти требовалось защищать, а это означало необходимость контроля в первую очередь Средиземноморья, потеря которого ставила Англию перед перспективой потери Индии, владений в Юго-Восточной Азии и Тихом Океане.

На этом этапе английские планировщики рассмотрели возможность создания промышленности по производству синтетического топлива из угля (к чему была вынуждена прибегнуть Германия), однако, поколебавшись, англичане от этой идеи отказались, придя к выводу, что усилия по созданию такой промышленности будут слишком велики, а выстроенные предприятия окажутся слишком уязвимы для бомбардировок с воздуха и в результате Британия изначально, ещё до начала войны сознавала, что в будущем ей придётся поставить себя в зависимость от поставок нефти из США, что означало подрыв стратегических позиций Англии в двусторонних отношениях с Америкой.

Позиции Франции в нефтяном смысле были куда хуже английских. Франция зависела от внешних поставок точно так же, как и Англия, но при этом она получала нефть из Ирака и Румынии. "Закрытие" Средиземного Моря означало потерю иракского источника при том, что возможности Франции по контролю Средимзноморья были куда скромнее английских, а Румыния в случае войны оказывалась в немецком тылу. Французы тоже предпринимали попытки получать эрзац-бензин и перевели часть автотранспорта на спирт, но без особого успеха. В результате Франция, как и Англия, попадала в зависимость от добрых намерений американцев. Однако положение французов усугублялось тем, что в случае войны им пришлось бы зависеть не только от американцев с их нефтью, но ещё и от англичан, контролировавших морские коммуникации, связывавшие Францию с возможными источниками нефти.

Германия, трезво осознавая как своё положение, так и положение европейских конкурентов, начала создавать промышленность по производству синтетического горючего сразу же как к власти пришёл Гитлер, у немцев просто не было другого выхода. К началу войны эрзац-горючее покрывало около половины потребностей народного хозяйства Германии. Однако производство синтетического топлива было не только очень дорогим, трудоёмким и сложным процессом, но оно влекло за собою резкое увеличение выплавки стали, что требовало уже других жертв и созданная таким сверхнапряжением государственного организма промышленность получалась слишком уязвимой для атак с воздуха.

Результатом стали заключённый в 1939 году пакт Молотова-Риббентропа, благодаря которому Германия получила передышку в виде поставок нефти и успела сделать стратегические запасы, а также обретённый в ноябре 1940 года доступ к Плоешти. Однако эти источники были неадекватны долгосрочной стратегии Германии и всеми заинтересованными сторонами осознавались и учитывались интересы немцев, которые неминуемо должны были заставить Германию получить источники нефти самой и лишить этих источников своих геополитических противников. Ближайшие шаги немцев были предсказуемы, естественны и диктовались они достаточно простой, но вместе с тем неумолимой логикой войны.

Такова была расчерченная на чёрные и белые квадраты раскрытая доска.

184

Наряду с осознанием места и роли нефтяного фактора в войне вторая четверть двадцатого века (вторая фаза его луны) примечательна тем, что тогда же появились и были озвучены первые опасения насчёт естественной ограниченности и, как следствие, конечности планетарных нефтяных запасов.

Поскольку слово не воробей, то, раз вылетев, оно вызвало резкий рост как опасений, связанных с возможной нехваткой нефти, так уже и без того имевшегося желания лишить противника доступа к нефтяным месторождениям. Опасения и желание привели к тому, что в 1943 году раздался услышанный во всём мире крик - "наша нефть кончается!" Близкое к панике заявление было сделано не журналистом, а человеком, которому эмоции противопоказаны и именно поэтому оно возымело эффект, немедленно сказавшийся на действиях участников мировой войны. Слово вылетело изо рта Хэролда Икеса, секретаря по внутренним делам Соединённых Штатов. (Этот пост не следует путать с министерствами внутренних дел других государств, в США это что-то вроде министерства землепользования, причём землепользования в широком смысле, куда в смысле более узком включено и всё то, что в земле находится, а находятся там - ресурсы.)

Заявление Икеса (мы с вами не знаем, насколько искренен в своих опасениях он был) вызвало шок, в результате которого появилась так называемая conservation theory или "теория консервации", согласно этой теории, немедленно обернувшейся аксиомой, правительство Соединённых Штатов должно было (именно так - должно, должно в смысле обязано, а долг и обязательства означали долг и обязательства перед народом) контролировать зарубежные источники нефти с тем, чтобы ограничить внутреннюю добычу, сберегая собственные запасы нефти для будущего. Как для светлого будущего, так и для будущего, понимаемого как будущая война. "Теория консервации", будучи воплощённой в жизнь, давала неоспоримые и вполне определённые гарантии государственной безопасности США.

В этом месте в ход шла элементарная логика, приводившая к не менее элементарному выводу - главным источником нефти (помимо самих США и находившихся в сфере их жизненных интересов Мексики и Венесуэлы) был Ближний Восток, регион, где близким к безграничному влиянием обладала Британская Империя, что автоматически (силою вещей) превращало её в основного соперника США не только в регионе, но уже и глобально, так как нефть была (и остаётся) кровью войны, а влияние Англии в государствах производителях нефти позволяло эффективно ограничивать возможности США по ведению войны как войны "горячей".

(Для посвящённых, для "планировщиков", заявление Икеса не было чем-то неожиданным, свидетельством тому то, что Рузвельтом 28 мая 1941 года (ещё не случились "22 июня 1941 года" и "7 декабря 1941 года) была организована Petroleum Administration for War (PAW), во главе которой распоряжением президента США Икес и оказался. Начал он с того, что образовал из лично им отобранных "представителей нефтяных кругов" координационный Совет, позже получивший известность под названием Petroleum Industry War Council (PIWC). Первое заседание Совета состоялось в загодя назначенную дату - 8 декабря 1941 года, на следующий день после "Пёрл-Харбора". В написанной после войны книжке сам Икес назвал это "одним из самых удивительных совпадений в истории", но, по-моему, насчёт удивительности он лукавил. Ну и раз уж мы отвлеклись, то воспользуемся оказией и зайдём в отвлечении чуть дальше - мало кто знает, что Рузвельтовская администрация собиралась вообще национализировать нефтедобывающую и нефтеперерабатывающую промышленность США, дело дошло до соответствующего закона, застрявшего, правда, на уровне Конгресса, но к тому моменту стало ясно, что США войну выигрывают и Рузвельт не стал искать добра от добра и оставил попытки протолкнуть закон о национализации, посчитав, что "нефтянка" и в таком виде со своими задачами справляется вполне. И не только "нефтянка". Всем известная истина гласит, что "порядок бьёт класс", так вот Вторая Мировая показала миру, что именно в этом отношении, в "порядке", то-есть в планировании и организации США оказались на голову выше остальных участников войны, продемонстрировав невиданные способности к концентрации усилий общества в любой области и на любом направлении, за что бы государство ни бралось. Что ещё интересного… А! Интересно то, что Хэролду Икесу, как любому руководителю (а он был руководителем с диктаторскими замашками, его даже называли Oil Tsar, "нефтяной царь") нужен был помощник, "визирь", нужна была "правая рука", так вот Икес такой "рукой" сделал способного человека по имени Ральф Дэвис. Дэвис был вице-президентом нефтяной компании под уже известным вам названием SOCAL - Standard Oil of California, помимо других причин Икесом двигало ещё и то, что он по внутриполитическим причинам не мог позволить, чтобы его имя было "по службе" связано с одной из Больших нефтяных компаний и потому выбор пал на представлявшего компанию "средней руки" Дэвиса. Очень часто гораздо лучше (во всех смыслах) быть не обласканым вниманием толпы и букмекеров фаворитом, а тёмной лошадкой.)

Но хватит отвлекаться, нить повествования, вроде бы нечаянно сунув нам под нос аббревиатуру SOCAL, ухватывает нас за шиворот и, хотим мы того или нет, а возвращает опять к Саудовской Аравии. Никуда нам от неё не деться, вот же напасть какая.

Итак - идёт война. 1942 год. Немцы оказываются на расстоянии протянутой руки от Баку, это если смотреть на Восточный Фронт. И чуть протянутой руки подальше, но тоже недалеко, от Ирака и иранских нефтяных промыслов, это если смотреть из Северной Африки. За 365 дней 1942-го года наземными силами стран Оси (без флота!) было потреблено (сожжено в двигателях) 5.3 млн. тонн нефтепродуктов. Три четверти этих миллионов тонн (74%) пришлись на военные действия на территории СССР. Отсюда понятна важность Восточного Фронта ещё и в этом, "нефтяном" смысле. Отсюда же понятна и одержимость немцев, бросивших все силы на южное направление, так как захват Баку не только давал им вожделенный источник нефти, но одновременно лишал СССР примерно 90% нефти, потреблявшейся уже им. Отсюда же понятно и резко выросшее в глазах союзников значение Саудовской Аравии как некоей "страховки" на тот случай если подойдёт самый край. Отсюда же понятно и то, что в случае успеха немцев их следующей после Азербайджана-Ирана-Ирака целью становилась Саудовская Аравия с присоседившимися к ней Кувейтом и Бахрейном. Отсюда же понятна и опаска союзников, что Саудия попадёт не в те, что надо, руки. Но в 1942-м немцы выглядели неудержимыми и к такой перспективе, что они своих целей добьются, следовало подойти со всей серьёзностью, а это означало, что нефтепромыслы нужно было подготовить к уничтожению. Заминировать.

Заминировать кому?

Вопрос-то был далеко не так прост, как кажется. Саудовская нефть, та, что нашли и та, которую ещё только предстояло найти, вышки, трубопроводы и портовые сооружения в Рас Тануре принадлежали американцам, "за всё уплочено", поэтому, если нефтепромыслы взрывали они, то они взрывали своё. Убытки? Так война же! Никто не виноват. Act of God.

Но вот если взрывали англичане, то получалось, что они взрывали не своё, а - чужое. Американское. А платить за это кто будет? Пушкин?

Есть компания, называется она CASOC, в ней 160 000 акционеров, все они американцы и у каждого в голове позванивающий и позвякивающий кассовый аппарат, и что такое трудовая копейка они знают очень хорошо и, что самое неприятное, они ещё и считать умеют, и если вам нужда пришла взрывать, то взрывайте на здоровье, но только учтите, что они потом вам насчитают, они вам так насчитают… И им известно что такое проценты, и они в суд пойдут, и они имущество арестуют.

Как, у Англии не осталось в Америке имущества? Так платите деньгами. Что, и денег тоже нет? Так защищайте промыслы! Ах, у вас сил на это не хватает… Ну, знаете ли! Саудовская Аравия находится в бесспорно британской сфере интересов, мы никогда этого не оспаривали, как не претендовали и на присутствие и на политическое влияние, мы тут вообще ни при чём, мы где-то в пустыне, в уголочке нефть качаем, да и то сказать, что то за нефть, так, слёзы одни, но эти слёзки - наши, мы за них заплатили и заплатили вперёд, так что вопрос ясен кристально - если не хотите платить и не можете защищать, то подвиньтесь и не мешайте нам защищать своё. Нам - своё.

Справедливо? Ещё бы!

185

Нарисованная повыше картинка верна в общих чертах, но она, как и любая метафора, грешит упрощённостью. А между тем межгосударственная игра, в которую были кроме, собственно, Саудовской Аравии вовлечены все тогдашние "силы", отличалась крайней сложностью. Формат данных записок не позволяет нам слишком уж глубоко погружаться в процесс, мы просто утонем в деталях, но без разбора некоторых из них нам не обойтись.

Главным с точки зрения БИ и США, осознававших геостратегическую ценность только что созданного государства, было удержание Саудовской Аравии в состоянии нейтралитета. Англичане, может, и рады были бы вступлению Саудии в войну на стороне союзников, но они не могли дать саудовскому режиму гарантий безопасности в силу неудачно складывавшегося для Англии начального периода войны. А что до американцев, то они до 1942 года и сами не рассматривали возможность "силового присутствия" на Ближнем Востоке хотя бы по причине собственного нейтралитета.

Сама Саудовская Аравия в военном смысле была фактически беззащитна - на начало 1941 года ибн Сауд располагал вооружёнными силами в количестве чуть более одной тысячи человек, в дополнение к которым в случае вступления в войну можно было созвать ещё примерно 70 тыс. не обученных и не способных к военной организации ополченцев, а между тем Саудовская Аравия территориально была очень большим государством, которому пришлось бы одновременно защищать два побережья, что немедленно легло бы на плечи англичан, и без того уже согнутых грузом обрушившихся на них проблем.

Для того, чтобы Саудия могла "держаться в стороне", нужен был нейтралитет, а нейтралитет во время Мировой Войны можно было соблюдать, лишь достигнув в государстве состояния "стабильности", а для стабильности нужны были деньги, а их у ибн Сауда не было. Помощь со стороны американцев (в виде продовольствия и платы за нефтяную концессию) и англичан была недостаточной. Американцы легко могли дать больше, но тут возникало препятствие уже в лице англичан, которые считали (и небезосновательно), что как только "частные" американские источники сменятся государственными это тут же нарушит сложившийся в Саудии баланс сил и нарушит его не в пользу Англии.

Вопрос требовал своего разрешения и 1 июля 1941 года британский посол в Вашингтоне Вуд, более известный как лорд Галифакс, встретился с госсекретарём США Корделлом Халлом желая саудовский вопрос "снять". Англичане хотели удержать американское проникновение на Ближний Восток в бизнес-формате, не допустив, чтобы проникновение приняло политические формы и, как им казалось, они нашли для этого удачное решение - Галифакс предложил, чтобы американцы (в лице компании CASOC, то-есть как частные лица) закупали у саудитов больше нефти. Самим этим предложением англичане показали, что они не понимают как дело выглядит для американцев, а для тех любое разрешение проблемы выглядело только и только политическим. Дело было в том, что найденная к тому моменту в Саудии нефть была очень низкого качества, с высоким содержанием серы, и, скажем, те же немцы были бы рады и такой нефти, но в Америке было полно собственной нефти несопоставимого с саудовским качества, а потому американцам нужно было саудовскую нефть везти либо на принадлежавший англичанам нефтеперерабатывающий комплекс на иранском Абадане (а это давало деньги англичанам, да ещё давало им и козырь в отношениях не только с американцами, но и с иранцами, и с саудовцами), либо тащить саудовскую нефть на переработку к себе через половину земного шара.

Можно было, конечно, заставить CASOC работать себе в убыток, компенсируя жадным частникам этот самый убыток чем-нибудь приятным и полновесным, но для этого требовалось политическое решение. Словом, как ни кинь, хоть так, хоть этак, но по всякому выходила политика. А за политическое решение вопроса следовало платить, но только платить тоже политически и платить должны были уже англичане. Так что стороны общего языка не нашли.

Тогда англичане попытались подсказать американцам, чтобы те включили Саудовскую Аравию в число реципиентов программы ленд-лиза. Это, хотя бы частично, но уже отвечало и американским интересам и американцы честно попытались, и Госдепартамент даже обнадёжил Твитчелла, ударно трудившегося под жарким аравийским солнцем в рамках продовольственной программы, что он может в ближайшем будущем рассчитывать на расширение помощи, но и из этого тоже ничего не вышло, но уже по внутриполитическим причинам.

Рузвельтовской администрации пришлось приложить определённые усилия, чтобы в ленд-лиз попал СССР, а теперь, в довесок к "комми", ей нужно было всунуть туда ибн Сауда, гордившегося тем, что своих врагов он карал своей собственной рукой. А это 1941 год, Америка в войне участия ещё не принимает, "ещё не написан Пёрл-Харбор", американские газеты ещё не сообщают о невесёлых приключениях австралийских медсестёр в японском плену, так вот и получилось, что отрубленные головы, ибн Сауд и кривая сабля для впечатлительного американского общественного мнения оказались немножко чересчур сильны, образ выходил слишком уж брутальным.

Положение (во всех смыслах) начало меняться только через год, в середине 1942 года, когда Вашингтон посчитал, что БИ ослаблена уже до меры, когда она может рухнуть в любой момент и пришла пора брать как дело, так и свою судьбу в собственные руки. И вот на этом этапе начались "тёрки" насчёт защиты нефтепромыслов и (или) их минирования. На этом же этапе выяснилось, что позиции Англии в том, что касалось Саудовской Аравии слабы. Саудовская Аравия оказалась мягким подбрюшьем всего Ближнего Востока. Перебрав бумаги (их в Форин Оффисе было великое множество), англичане обнаружили, что у них нет договора с Саудовской Аравией, который позволял бы разместить на её территории вооружённые силы. И это вдогон к тому, что Саудовская Аравия провозгласила нейтралитет и, введя туда войска, Англия сама распахнула бы дверь в Саудию перед немцами и итальянцами. Что можно Юпитеру, то можно и быку. Тем более, что война идёт.

Кроме этого, обе стороны, а, вернее, три (не забудем про ибн Сауда) отдавали себе отчёт в одной очень щекотливой вещи. До хохота щекоталось вот что - Британская Империя сознавалась человечеством как воплощённый "империализм", как нечто такое, что стремится лишить остальные нации субъектности, подменив их "я" собственным. Утверждение вздорное, но тем не менее в высшей степени действенное, недаром уже по ходу Холодной Войны США и СССР во взаимных пропагандистских нападках уличали друг друга именно в этом - в империализме. "Сам дурак!" Сам империалист.

По этой причине вмешательство англичан в саудовские события (в любой форме) выглядело как вмешательство империализма в дела суверенной нации. Англичане, искреннейше желая спасти саудовский режим, не могли этого делать открыто, так как любая демонстративная попытка поддержки ибн Сауда с их стороны топила его почище торпеды. А вот Америка на фоне БИ выглядела очень хорошо, "позитивно". Мировым сообществом США рассматривались как свободолюбивая нация, стремящаяся помочь освободиться всем остальным. Освободиться именно от этого - от империализма.

Между прочим, американцы считали (и считают), что Коррехидор на Филиппинах держался гораздо дольше, чем Сингапур именно по той причине, что филиппинцы сражались "за свободу", а в Сингапуре подданные БИ были вынуждены против своей воли "защищать угнетателей".

На этом фоне, который выглядел как выведенное из фокуса размытое полотно, где не так виделось, как угадывалось противостояние "систем" (империалистической и антиимпериалистической) началась борьба за воздушное пространство Саудовской Аравии.

Англичане, по указанным выше причинам, даже и испытывая острую нужду в военно-воздушных базах с целью борьбы с действиями немецких и японских подводников в Индийском Океане, предпочитали облетать Саудию по периметру, не входя в её воздушное пространство. Американцы же зашли с другой стороны - в начале 1941 года, ещё не воюя, они попытались получить от ибн Сауда разрешение на пробные полёты гражданских самолётов компании Pan American Airways через Саудовскую Аравию. За этой просьбой скрывалась секретная программа правительства США под названием Air Development Program, призванная обеспечить американцев логистической информацией, необходимой для создания сети военно-воздушных баз на случай вступления США в войну. Однако в 1941 году Ибн Сауд был вынужден отказать американцам под давлением англичан, прекрасно понимавших, чего хотят американцы.

Однако в 1942 году положение изменилось самым радикальным образом и для всех без исключения участников. Саудовская Аравия оказалась расположенной как раз посерёдке маршрута Хартум-Карачи, которым перегонялись грузы в Индию и дальше на восток. Кроме того в 1942 году как у англичан, так и у американцев появилась надежда на то, что СССР устоит, а это означало увеличение в их глазах ценности так называемого Persian Corridor, по которому шёл южный поток ленд-лиза. Начинался он в Басре, однако американцы принялись настаивать на создании "альтернативного" воздушного маршрута через (сквозь) Саудовскую Аравию в дополнение к уже существовавшему через Каир, необходимость нового маршрута объяснялась помимо прочего намерением США перегонять в СССР тяжёлые бомбардировщики.

Американцы предложили включать в поставки по ленд-лизу ещё и "бомберы", предложение было очень заманчивым, однако Сталин, поигравшись с этой идеей, её отклонил (подозреваю, что с сожалением). Причина была в том, что СССР пришлось бы отправить в США несколько тысяч пилотов и технического персонала для обучения, а потом этих не самых последних по способностям людей впустить обратно "внутрь" при том, что многие из них оказались бы идеологически индокринированными, так что Сталин предпочёл обойтись без "бомберов".

В этом месте картинку можно ещё и раскрасить - если и не все, то многие знают, что в 1944 году было достигнуто соглашение по которому в Полтаве создали базу для американских бомбардировщиков, бомбивших цели в континентальной Европе, вылетая с баз в Англии и садясь потом в Полтаве. Это позволяло увеличить радиус действия стратегической авиации. В Полтаве экипажи отдыхали, бомберы заправлялись, загружались и отправлялись назад в Англию, на обратном пути опять сбрасывая груз где-нибудь над Германией. Всё это называлось Operation Frantic и выглядело очень многообещающе, однако продлилась операция всего три месяца и была свёрнута по причине уничтожения американских самолётов на земле налётом немецкой авиации.

Было потеряно разом около ста бомбардировщиков и к идее больше не возвращались. Может быть потому, что во время немецкого налёта советское командование не только не подняло в воздух свою истребительную авиацию, но и не разрешило подняться развёрнутым в Пирятине американским истребителям, оставив базу в Полтаве без прикрытия. История не очень красивая, но она, как и всё на свете имеет объяснение. Американцы собирались со временем перегнать бомбардировщики из Полтавы на Дальний Восток с тем, чтобы использовать их уже против Японии. Перегон означал, что они пролетели бы СССР из конца в конец. А в самолётах сидели пилоты, а у пилотов есть глаза со стопроцентным зрением, и с памятью у пилотов неплохо, а у некоторых к глазам и памяти есть даже и фотоаппараты, так что, пролетев из Полтавы до Владивостока, американцы становились обладателями авиационных карт, а речь идёт о 1944 годке, когда уже было ясно, что в финал выходят США и СССР и что именно им придётся сойтись в бою за звание чемпиона мира.

Про карты и глаза я узнал из воспоминаний американского лётчика, доставлявшего в 1944 году технический персонал с Ближнего Востока в Полтаву, так вот ему сказали, что это не приказ, и что он не обязан смотреть вниз, но будет очень неплохо, если он запомнит дорогу и ориентиры на местности. Ну и вот он и запоминал, интересно же, в конце концов, а лететь скучно.

В этих же воспоминаниях и этот же пилот (он был, судя по всему, неплохим человеком) вспоминал, как им как-то пришлось вывозить откуда-то из Восточной Европы (то ли из Румынии, то ли из Болгарии) собранных туда пленных американских лётчиков, сбитых во время войны и как его поразило обилие среди них одноногих людей. Разговорившись, он выяснил, что попавшим к ним пилотам добрые балканские люди отрубали одну ногу пониже колена, чтобы они не сбежали.

Всё гениальное просто. Как просто и то, что война ужасна, а политика грязна. А люди, так что люди. Они всё те же и были бы они все хороши как на подбор, не испорть их деньги да квартиры.

186

Не забудем, что события, о которых идёт речь, происходят в 1942 году. А начало этого года было временем, когда положение триумвирата "союзников" расценивалось в том числе и ими самими как отчаянное. И отчаянное по всему фронту и на всех фронтах, включая туда и Ближний Восток. Но, к счастью, отчаянность дело такое - она заставляет одних делать вещи, которые они при других обстоятельствах не сделали бы "ни в жисть", однако при этом она же позволяет находящемуся в отчаянном положении извлекать пользу из отчаянного положения других, делая своё положение менее отчаянным. Диалектика-с.

Ну вот возникла нужда использовать воздушное пространство Саудовской Аравии. Англия хотела бы невозбранно парить над арабской мирной хатой, но это означало нарушение нейтралитета Саудии, выгодного в первую очередь самим же англичанам. И американцы точно так же хотели бы рассекать в саудовском небе, но это опять же означало нарушить чужой нейтралитет, да при этом ещё и "потеснить" англичан, которые одну только мысль о собственном стеснении встречали в штыки. А самому продавцу воздуха ибн Сауду хотелось извлечь из чужих трудностей что-то для себя, да вот только - как? Нейтралитет позволял ему быть тем, чем он был, а был он королём, но при этом королём, которому отчаянно не хватало денег и денег не на баловство, а на великие дела. Пустая казна - источник острой головной боли любого короля, но от того, что у него была куча собратьев по мигрени ибн Сауду легче не становилось.

Кроме этого следует учитывать, что ибн Сауду (как и всем прочим, хоть королям, хоть нет) не было известно кто в результате выиграет войну, а потому он, как ответственно подходивший к делу глава государства, был вынужден мириться с существованием в собственном ближайшем окружении не только сторонников "союзников", но и немецких симпазантов. И было это очень правильно, так как совершенно вне зависимости от того, кто и что нравится лично ему, король при любом развитии событий должен всегда иметь под рукой одну, другую, пятую или десятую группировку заединщиков, на которых можно опереться при смене курса. Государство при этом поскрипит, конечно, может даже воду бортом черпанёт, но зато останется целым.

Главное - король как руль держал, так и держит. Да и паруса на месте. Команду только высвистали наверх другую, а старую можно в цепи да в трюм. Можно даже к акулам.

Словом, в треугольных отношениях Британия-США-Саудия сложилось положение, известное тому поколению русских людей, которому обещали, что оно будет жить при коммунизме, как "клубок острых противоречий".

Как стороны из этого положения вышли? Ха! "Ask." Вышли они из него просто. Время было военное, распутывать клубок было недосуг, а потому его взяли, да и разрубили. Причём главную роль в "разруливании" сыграл державшийся на втором плане ибн Сауд. Не так словами, как делами он свёл ситуацию к положению, которое, будучи проговорённым, выглядело так - "вам, англичанам, и вам, американцам, нужно моё небо, и я готов его вам отдать, я нуждаюсь в деньгах и я готов "запродаться", но при этом вы сами блокируете сделку, заставляя меня выбирать между вами и одновременно же лишая меня права на выбор, попробуйте договориться между собою так, чтобы в результате сделка стала не двух-, а трёхсторонней, не саудо-английской и не саудо-американской, а саудо-англоамериканской."

И англичане с американцами нашли компромисс. Между собою. И состоялся договор, можно даже сказать, что тайный сговор. США и Англия получили разрешение (секретное) на использование саудовского воздушного пространства. Но что, если это выплывет (вылетит) наверх? Ведь немцы мало того, что получат предлог к нарушению уже ими саудовского нейтралитета, но они к тому ещё и растрезвонят всему свету, что ибн Сауд продался плутократам и сдерживающий, "умиротворящий" арабский мир фактор будет подорван. Как быть? Это препятствие было обойдено при помощи очень простого, но при этом действенного трюка. Высокими сговаривающимися сторонами было решено, что если некими наблюдателями будет зафиксирован пролёт над Аравией английского самолёта (ов), то эр-Рияду следует немедленно заявить гневный протест Вашингтону, а если кто-то засечёт нарушение саудовского воздушного пространства американским самолётом (ами), то саудиты должны не менее гневно и не менее официально заявить протест Лондону.

Это давало возможность англичанам и, соответственно, американцам со всей возможной искренностью отвечать, что они тут ни при чём, "извините великодушно, но тут какое-то недоразумение вышло", с другой же стороны шумиха и протесты заставляли немцев прибегать к проверке сообщения, используя разведканалы, которые, будучи задействованы, с недоумением подтверждали, что да, никаких английских (или американских) самолётов в указанное время над Саудией не было и быть не могло. "Белые люди - умные люди."

Что со всего этого поимел ибн Сауд? Он разжился деньгами. Англичане, не желая поступаться своим ни на пядь и в стремлении не допустить уменьшения своего влияния, дали ему гарантии, что в 1943 году Саудовская Аравия получит от Лондона помощь в виде 4 млн. фунтов наличными, каковая сумма составляла четыре пятых саудовского государственного бюджета на 1943 год. Напомню, что в 1942 году Британия была гола как сокол, деньги ей давали американцы под прикрытием ленд-лиза, и получалось так, что англичане вынимали из собственного рта уже откушенный американский кусок и, сглатывая голодную слюну, отдавали его ибн Сауду. Американцы и саудиты, не иначе потому, что были они пуританами, оказались гораздо более практичными людьми, чем "романтики" англичане.

Положение резко изменилось в ноябре 1942 года после того, как немцы проиграли под Эль Аламейном. Стало ясно, что никаких особых перемен на Ближнем Востоке не произойдёт. Во всяком случае не произойдёт ни завтра, ни через неделю. А поскольку была снята "острота момента", то появилось время не только на передышку, но и на раздумья уже о времени послевоенном. Всем было понятно, что после войны Ближний Восток будет другим, не таким, каким он был до того, причём другим во всех смыслах, а смыслы эти, помимо всего прочего, означали и новые границы новых государств. Если Британия не хотела признавать себя побеждённой (а они этого не хотела), то ей следовало готовиться к отдаче долгов. Долгов было много и среди них был такой небольшой должок, как обещанная "мировому еврейству" Палестина.

Евреи мечтали о своём "доме", о национальном государстве, но помимо евреев и мечтателей в мире были и другие люди, которых личные обстоятельства в иных случаях трудно отличимые от обстоятельств государственных, заставляли перевести "еврейский вопрос" из плоскости мечтаний в плоскость практических дел.

Надеюсь, вы ещё помните кто такой Джек Филби, советник саудовского короля, стоявший у колыбели саудовского государства. Так вот он, по долгу службы и в силу занимаемого положения знавший о финансовых затруднениях ибн Сауда не понаслышке, первым двинул фигуры. Сделал ли он это из дружеского по отношению к саудовскому королю расположения или его кто-то на это "сподвигнул", мы с вами не знаем, но, как бы то ни было, в октябре 1939 года Джек Филби встретился с Хаимом Вейцманом.

В сентябре началась Вторая Мировая Война, а всего через месяц состоялась встреча вполне себе официальных лиц - президента Всемирной сионистской организации и советника короля Саудовской Аравии. Чем сионисты и король могли быть полезными друг другу? Сионистам нужно было не только организовать, но и задать направление еврейской эмиграции, а ибн Сауду нужны были деньги, чтобы если и не выскочить из под английского влияния, то хотя бы всемерно его ослабить.

На встрече было решено, что ибн Сауд употребит своё влияние в арабском мире на поддержку идеи создания еврейского государства в Палестине, что предполагало "перемещение" по меньшей мере части арабского населения в сопредельные страны (Саудовская Аравия в их число не входила), получая за это единовременное вспомоществование в сумме 20 млн. фунтов стерлингов. В масштабах тогдашней Саудовской Аравии - сумма колоссальная.

К той же самой идее по использованию авторитета ибн Сауда в интересах сионистского движения и независимо от Филби пришли и американцы. Ими, правда, двигало не желание пополнить королевскую казну, а узко понятые государственные интересы и желание подгадить Лондону, что привело к инициативе "нефтяника" Джеймса Моффетта, выдвинувшего в апреле 1941 года примерно ту же идею, что и Филби и сумевшего донести её до ушей Рузвельта. В результате на свет появилась так называемая "миссия Хоскинса". Но идеи идеями, а миссии миссиями, однако такой человек как Рузвельт желал составить о предмете и собственное мнение. Ему нужны были "глаза и уши" на месте. Сам Рузвельт всё бросить и помчаться в Аравию не мог по множеству причин, из которых масштаб "вопроса" и его злободневность были причинами не самыми последними, но тем не менее он озаботился посылкой в Саудию своего личного представителя, мнению которого он мог верить безоговорочно.

Этим человеком был генерал Патрик Харли. Вы про него узнали, когда мы вместе с ним путешествовали во времени, отправившись в Китай 40-х годов прошлого столетия. Патрик Харли был человеком, которому Рузвельт доверял на уровне личных отношений, но кроме того у него был ещё и политический инстинкт, "чутьё", которому Рузвельт доверял как своему собственному, а потому и сделал генерала своим личным посланником, побывавшим во всех "интересных местах" тогдашнего мира. Да вот же, кстати, и он:

Это встреча Харли с китайскими товарищами в Чунцине. Товарищи попросили генерала, чтобы он устроил им встречу с президентом Рузвельтом, на которой они смогут лично изложить свою позицию и свои взгляды. Вместе с тем товарищи понимали где они и где Рузвельт, а потому сказали Харли, что они не будут в обиде, если у американского президента не найдётся на них времени, и что в таком случае они хотели бы, чтобы эта просьба была сохранена в тайне. От революционных масс, конечно.

Картинка замечательная, всмотритесь в неё повнимательнее. Люди попроще не преминут обратить внимание на ту детальку, что крестьянский сын и будущий великий кормчий запросто обращается с сигарой, прям как какой-нибудь Билл Клинтон, но тем из вас, кто не хочет быть простаком, я бы посоветовал обратить внимание на карту. Очень интересная карта, очень важная и очень откровенная. На этой карте мир, каким его видят американцы, японцы и китайцы. И не только видят, но они в нём живут. И в этом мире есть центр и есть периферия, есть полюс и есть окраины, есть пуп земли и есть "Африка", где будут рады автомобилю "Форд", телевизору "Сони", зеркальцу, бусам и пластмассовой китайской бижутерии.

187

Пат Харли не был специалистом по Ближнему Востоку, но зато он при личном контакте проницал человека "насквозь". Любого. Примерно так же царь Грозный смотрел с прищуром на своих бояр и тут же распознавал государственную измену. И генерал Харли, посмотрев на ибн Сауда, отправил на имя президента Рузвельта депешу, где во многих строках сухой официальщины нашлось место и эмоциональной оценке - "из тех арабских лидеров, с кем мне довелось встретиться, ибн Сауд самый умный и самый сильный. И… …он ищет вашей дружбы."

Ещё до посылки Харли с целью личного ознакомления не только с обстановкой, но и с ближневосточными персоналиями, Рузвельту об ибн Сауде было известно от Крэйна, причём Крэйн отзывался о саудовском короле столь восторженно, что Рузвельт запросил мнение Госдепартамента, который, в свою очередь, отозвался об ибн Сауде в выражениях самых лестных.

Оценка же личности ибн Сауда (его "качеств") понадобилась американцам потому, что параллельно с обострённым войной нефтяным вопросом и геостратегическим положением самой Аравии в 1943 году начал прорисовываться послевоенный расклад "сил", радикально отличный от довоенного.

Отличный главным образом тем, что нужно было что-то делать с Палестиной. А палестинский вопрос, понимаемый как создание на Ближнем Востоке еврейского государства, складывал радикально другой баланс сил.

Когда США в конце 1941 года оказались участником войны, причём участником в качестве союзника Британской Империи, то они были (или во всяком случае выглядели) как junior partner англичан, однако не прошло и двух лет, как в начале 1943 года американцы чьим бы то ни было партнёром даже и выглядеть перестали, а это означало и полноправное участие в делах, в том числе и в ближневосточных. И виток двусторонних отношений БИ и США вышел на новый уровень соперничества, так как неожиданно выяснилось, что тот, кто подарит национальное государство евреям, тот и сможет не только использовать в своих интересах будущий Израиль, но и получит в качестве бонуса послевоенную поддержку "международного еврейства".

Таким образом к игре вокруг Саудии добавилась фишка будущего Израиля. Саудовский вопрос оказался связан с вопросом еврейским как во времени, так и в пространстве. Джека Филби, который был человеком, одаренным феноменальным чутьём, подвела именно его незаурядность, он опередил своё время, он со своим планом выскочил невовремя, он поспешил. Напомню, что план состоял в том, чтобы ибн Сауд употребил своё влияние на умы арабов, внедрив туда мысль о "праве Израиля на существование" и получив взамен остро нужные ему 20 млн. фунтов и нужные как раз для того, чтобы самым пошлым образом прокормить носителей арабских умов, сионистам же дать эти деньги должны были американские евреи.

В наше время трудно представить себе, чтобы один человек имел столь большое влияние на образ мыслей миллионов, но тогда дело обстояло именно таким образом. Как доносил лорду Галифаксу английский резидент - "… Аравия по-прежнему являет собою племенное общество, где не существует независимого мнения. То, что думает ибн Сауд, думает весь Нежд и то же самое думает и весь Хеджаз."

По следам тогдашних событий ибн Сауд заявил, что он ничего не знал о "плане Филби", а знал бы, то немедленно отверг бы, как неприемлемый. "За кого меня принимают, за мелкого взяточника?!" Однако, как следует из воспоминаний Филби, ибн Сауд был им поставлен в известность о ведущихся с сионистами переговорах и что саудовский король не отверг идею "с порога", а сказал, что вопрос очень сложен и что он не может немедленно ответить ни "да", ни "нет", и что ему нужно время "на подумать". Ну, а пока ибн Сауд думал, Джек Филби оказался в английской тюрьме, да и сами события хлынули стремительным потоком, пролетел всего год и интерес нью-йоркских евреев сменился интересом американского государства и сумма в 20 миллионов фунтов стерлингов, выглядевшая вчера гигантской, сегодня показалась смешной.

Между прочим, отправившись "посмотреть" на ибн Сауда, Пат Харли сделал остановку в Иерусалиме и встретился там с Бен-Гурионом. Внимательно выслушав доводы будущего израильского премьер-министра в пользу создания Израиля, Харли заметил: "Дорогой мой, если следовать вашей логике, то мы должны заново отстроить Римскую Империю, а потом подарить её итальянцам." Отправляя отчёт об этой встрече Рузвельту, Харли сделал примечание - "… я прямо ему[11] сказал, что Америка не может ставить свою внешнюю политику в зависимость от того, как евреи толкуют Ветхий Завет."

Следует учитывать, что сам Харли относился к созданию Израиля с большим скептицизмом, предвидя массу сопутствующих процессу сложностей для США, а потому, уже вернувшись домой, он, излагая Рузвельту свои впечатления от поездки, дал президенту совет, которому Рузвельт и сменивший его Труман старались следовать - Харли сказал, что если государственные интересы США всё же потребуют создания Израиля, то это следует делать так, чтобы ответственность была распределена между как можно большим числом участников (в виду имелись Англия и СССР), поскольку созданный Израиль станет постоянным фактором раздражения в отношениях с арабами и что это раздражение хорошо бы время от времени канализировать на "содельников", нейтрализуя растущее в арабском мире убеждение, что за самой по себе идеей создания еврейского государства стоит не Англия, а США.

И вот на этом фоне и была создана "миссия Хоскинса".

Хэролд Хоскинс родился в Бейруте. Его родители были пресвитерианскими миссионерами, отправившимся на Ближний Восток в твёрдом убеждении, что на Америке, понимаемой как New World, лежит долг по переустройству "старого мира". По понятным причинам повзрослевший Хоскинс говорил по-арабски ничуть не хуже, чем по-английски и испытывавший в подобных людях нужду официальный Вашингтон прибег к его услугам ещё во времена Парижской Конференции. В межвоенный промежуток Хоскинс, воспользовавшись врождёнными способностями и предоставленными государством возможностями, преуспел в жизни и разбогател, но Америка про него не забыла и в 1941 году он был призван на госслужбу и отправлен в Каир. И отправлен не на пирамиды смотреть, как кто-то мог бы подумать, а заниматься координацией действий между OSS и SOE.

Аббревиатура OSS многим из вас знакома, это Office of Strategic Services, так называлась служба внешней разведки США до того, как появилось Центральное Разведывательное Управление, как многим знакома и фамилия Донован, это человек, создавший OSS по образу и подобию MI6. (В Америке стараются не забывать об отличившихся людях, так родина не забыла и про инженера Карла Твитчелла, который посетил Белый Дом и президент Рузвельт жал ему руку и благодарил за всё хорошее, так вот представлял Рузвельту Твитчелла и перечислял его славные (в самом деле славные!) деяния никто иной, как глава OSS Уильям Джозеф Донован.)

А вот трёхбуквенную аббревиатуру SOE вряд ли кто из вас встречал. SOE расшифровывается как Special Operations Executive, так называлась созданная в 1940 году секретная английская служба, занимавшаяся шпионажем, саботажем и разведкой в оккупированной немцами Европе и окрестностях. Осуществляли шпионаж, саботаж и разведку лица самых разных национальностей, вербовавшиеся на месте. Считается, что за годы войны через SOE прошло более миллиона человек, которые шпионили и саботажничали. Неплохой размах. Самое интересное, однако, в том, что SOE занималась вербовкой не только иностранцев, но и британских подданных на территории собственно Англии, создавая сеть подпольных ячеек на случай оккупации Англии Германией. Дальновидно, ничего не скажешь.

Сегодня работавшие на SOE люди известны как "тайная армия Черчилля", но это сегодня, когда Черчилль считается создателем всего на свете, за что ни схватишься - Черчилль-черчилль-черчилль. "Плывут пароходы, летят самолёты…" Не человек, а Демиург. На самом же деле у колыбели SOE стоял Морис Хэнки, человек, который предпочитал держаться в тени, и теперь, отступая всё дальше в прошлое, он сливается с густеющей на глазах тенью, прячущей от нас истинных героев того времени. Вряд ли они о том жалеют, они не искали славы, они просто работали, они делали своё дело.

Почти все из них забыты, а в памяти будущих поколений застрянет разве что парочка великих. Великий Черчилль и великий де Голль.

188

Официальной целью миссии Хоскинса была организация личной встречи между королём ибн Саудом и представлявшим Еврейское Агентство Хаимом Вайцманом.

Сионистское движение и лично Хаим Вайцман могли питать какие угодно иллюзии, но миссия была обречена на провал изначально и то, что декларировавшаяся цель недостижима, было изначально же понятно главным игрокам - американцам и англичанам, как понятно и то, что сама по себе миссия преследовала цель иную - она должна была продемонстрировать миру (в более узком смысле - арабам и евреям) единство англо-американских устремлений в регионе и отсутствие каких-либо разногласий, миссия как "совместное предприятие".

Не забудем, что речь идёт о 1943 годе, а к этому времени уже стало ясно кто есть кто и кто чего стоит, и проступившая объективная реальность позволила если и не "снять маски", то во всяком случае отбросить некоторые из тщательно возводимых до того пропагандистских (смысловых) конструкций, маскировавших истинные намерения сторон. Пример - 18 февраля 1943 года Рузвельт за своей подписью издал Приказ Президента (Executive Order) за номером 8926, позволивший Саудовской Аравии стать одним из реципиентов по получению государственной помощи в рамках ленд лиза.

1943 - это год перелома во Второй Мировой Войне по ходу которого США на онтологическом уровне ощутили ("почуяли") свою силу и в определённом смысле перестали "стесняться". (Как как-то выразился по схожему поводу небезызвестный и бывший крайне набожным человеком Джон Рокфеллер - "Бог подарил мне очень много денег и я не вижу причин приносить по этому поводу извинений.") Включение Саудии в лендлизовскую программу решало множество проблем сразу и то, что стало можно не беспокоиться больше о репутации ибн Сауда в глазах немцев, было далеко не самым главным.

Случившееся было выгодно по меньшей мере трём участникам сделки. Правда, в разной степени. Например, англичанам распространение ленд лиза на Саудовскую Аравию дало возможность перевести дух, так как позволяло снять с себя хотя бы часть бремени по финансированию саудовского режима. Кроме этого предпринимаемые якобы Лондоном меры (в виде "миссии Хоскинса") были призваны показать сионистам, что англичане ночей не спят, а думают о том, как бы им обустроить Палестину. В геополитическом смысле Лондон в лице Энтони Идена поспешно подстраховался, получив от американцев гарантии того, что во время встречи Хоскинса с ибн Саудом с саудовским королём не будут обсуждаться никакие территориальные изменения, как не будут затронуты и интересы других арабских государств (в виду имелись главным образом Ирак и Трансиордания) ни в какой форме. Американцы такие гарантии легко дали, поскольку в их интересы в том виде как они сложились на 1943 год отнюдь не входила перекройка границ арабских государств.

(О том, как в реальности обстояли дела в двусторонних англо-американских отношениях можно понять из истории с неудавшимся переворотом в Ираке в 1941 году. "Сильный человек Ирака" премьер-министр Гайлани начал с того, что отказался пропускать через территорию Ирака "иностранные войска" (этими иностранцами по нечаянному совпадению были войска Британской Империи), а закончил Гайлани тем, что предпринял попытку государственного переворота, провозгласив целью борьбу с империализмом, свержение монархии и создание национального государства Ирак. За благородными целями иракских националистов стояла Германия и финансировалась антиимпериалистическая борьба иракцев внушительными суммами в рейхсмарках. Поскольку Ирак был "продолжением Индии", то англичане перебросили туда войска из Индии и подавили мятеж, прямое участие в котором принимали немцы и итальянцы, помогавшие Гайлани не только дипломатически и денежно, но ещё и авиацией, действовавшей, между прочим, с территории Сирии, находившейся под французским контролем. Началась эта попытка "сбросить с себя британское ярмо" вроде бы в шутку, 1 апреля 1941 года, то-есть в то время, когда СССР и США в войне ещё прямого участия не принимали, однако Англия уже воевала вовсю и было ей не до шуток, так как почва у неё уходила из под ног и в руках всё расползалось. И вот в этот, прямо скажем, не самый приятный для англичан период их отечественной истории с расположенных в Саудовской Аравии и принадлежавших американцам нефтяных промыслов вдруг разом снялись рабочие арабской нацинальности и толпой отправились в Ирак, благо до него не очень далеко было и отправились они туда, чтобы бороться с английскими колонизаторами и вообще, так сказать, чтобы землю в Ираке крестьянам отдать. Подавив иракский мятеж, Лондон оборотился в сторону эр-Рияда с немым вопросом в очах, но ибн Сауд поспешил заявить, что он ни сном, ни духом и что "ну вот просто оно так вышло", стихийный гнев народа, понимаешь. И англичане предпочли ему поверить, так как даже на словах не могли подвергнуть сомнению нейтралитет саудовского короля, а потому они перевели печальный взор в сторону Вашингтона, который с раздражением ответствовал в том смысле, что промыслы в Аравии это предприятие частное и затеянное частниками же, а с частника какой спрос, не говоря уж о бедуинах, которых американцы только в кино и видели. Англичане американцам не поверили, но опять же промолчали, так как мятеж был делом уже прошлым, а от Америки им было нужно много чего, так что чего уж там, что было, то было, да быльём поросло. Мыслить нужно позитивно, верно?)

Но у нас речь о 1943-м, когда положение поменялось радикальнейшим образом и, отбросив за ненадобностью стеснявшую свободу движений маскировку, американцы постарались получить прямой доступ к королю ибн Сауду, посредники им отныне только мешали и миссия Хоскинса этим устремлениям отвечала как нельзя лучше. Государство говорило с государством и говорило напрямую, с глазу на глаз, даже и без переводчиков, так как Хоскинс говорил по-арабски с той же лёгкостью, что и по-английски, передавая любые оттенки мысли.

И на встрече с Хоскинсом ибн Сауд без дипломатических увёрток заявил, что он не может встретиться с представителем сионистского движения, так как это будет не только предательством его собственного государства, но ещё и предательством религии, предательством Бога, и что он на это пойти никак не может.

Англичане, не иначе заревновав, дали рассчитанную на американских евреев утечку, что, мол, ибн Сауд во время переговоров заявил Хоскинсу, будто он евреев ненавидит едва ли не больше всех на свете. "Прямо кушать не могу!" Было ли так на самом деле никто не знает, но на вопросе любви и ненависти нам следует хотя бы вкратце остановиться. Дело в том, что ибн Сауд неоднократно насчёт евреев высказывался, высказывался при свидетелях и был он в этом вопросе семитом большим, чем сами евреи. Он же был ваххабит, пуританин, а потому считал, что ближневосточные евреи, жившие там "испокон веку", "всегда", имеют полное право на дальнейшее проживание по старому адресу, но вот что касалось сионистской идеи по "собиранию евреев в еврейском национальном государстве", то тут ибн Сауд был непримирим, так как с его точки зрения европейские евреи не только не были евреями, но они не были даже и семитами, а были они европейцами. И он полагал (надо заметить, что не без оснований), что за сионистским движением прячется "старая Европа" и что Израиль это троянский конь, а европейские евреи это пятая колонна, и что сегодня речь идёт об Израиле, а завтра на его месте опять появится Иерусалимское Королевство.

Другими словами - для саудовцев "израильская проблема" выходила (и продолжает выходить) далеко за рамки узко понимаемого арабо-израильского конфликта как конфликта межгосударственного, причём конфликта между государствами, которых каких-то лет восемьдесят назад вообще не существовало, как не существовало и народов, их населяющих.

Но вернёмся к миссии Хоскинса. Она решила множество задач, внешне не решив ни одной. Тем не менее англичане, не удовлетворившись декорацией, попытались дополнительно снизить могущий задним числом возникнуть эффект и принялись кулуарно заявлять, что ибн Сауда следует вообще тем или иным способом отодвинуть от "принятия решений", так как он в силу сложившегося положения вещей, собственного происхождения и обстоятельств жизни не может правильно осмысливать происходящие в мире процессы и, следовательно, не может и принимать правильных решений. Слово "дикарь" не произносилось, но незримо витало в воздухе.

Здесь опять же нам следует учитывать, что реальность гораздо сложнее попыток её трактовать и личность ибн Сауда лишнее тому подтверждение. Он безусловно не был утончённо мыслящим интеллектуалом, да что там говорить, он не имел даже формального образования, но зато у него были врождённые задатки государственного деятеля, заставившие его проделать следующую штуку: как всем известно, ибн Сауд за пределами Ближнего Востока никогда не бывал, а потому и представления об окружащем мире у него должны были быть соответственные, это так, в этом англичане были правы, и для правителя это очень большой недостаток, однако дело в том, что ибн Сауд этот свой недостаток прекрасно осознавал, это-то и делало его человеком незаурядным, а потому он даже и в условиях, когда денег в королевстве отчаянно не хватало на самое необходимое, когда его подданные голодали в самом буквальном смысле, изыскал, тем не менее, необходимые средства и создал на них что-то вроде станции радиоперехвата и посадил туда людишек, а они день и ночь прослушивали эфир, а потом другие люди писали отчёты, переводя услышанное (подслушанное) на понятный королю терминологический язык и ибн Сауд на рутинной основе просматривал эти написанные лично для него отчёты и таким образом этот сидящий где-то в пустыне в своём шатре бедуин был в курсе всех значимых событий и прекрасно ориентировался в хитросплетениях мировой политики.

Так обстояло дело в 1943 году.

И этот год применительно к Саудовской Аравии заставил тогдашние мировые силы сместить свой интерес в спектре общей стратегии в сторону саудовской нефти. Произошло так потому, что масштаб военных действий вырос до невиданных до того человечеством пределов, а сколько ещё продлится война никто по понятным причинам не знал и хотя найденная на тот момент в Саудии нефть была низкого качества и было её немного, опыт успевших побродить по аравийским пескам в поисках воды и полезных ископаемых экспедиций подсказывал американцам, что именно нефти в саудовской пустыне должно быть много, вопрос был лишь в том как много и как скоро её удастся обнаружить.

А между тем в том же 1943-м "комитет Трумана" (он не был ещё избранным, а был он всего лишь одним из многих званых) выпустил предназначенный для высшего руководства страны меморандум и там среди многого прочего говорилось следующее - "… для того, чтобы сбросить на Берлин одну тонну бомб нам нужно от четырёх до пяти тонн нефти."

Просто и доходчиво. И никакой вам rocket science, а одна лишь голая арифметика.

189

Понимая, что разногласия (начавшие принимать вид противоречий) лучше не доводить до стадии, когда они проявят себя в форме, которая потребует привлечь в качестве третейского судьи так называемое "общественное мнение", англичане предложили американцам формулу по разделу Саудовской Аравии.

И английский план выглядел вполне приемлемым, так как зиждился на уже имевшемся дипломатическом прецеденте - в основу будущего раздела Саудии был положен раздел Британской и Российской Империями Персии, где были созданы британская и российская сферы влияния с нейтральной зоной между ними. Раздел Персии позволил Англии и России создать баланс интересов, что в свою очередь дало возможность избежать не только прямого столкновения, но и надолго "снять вопрос", служивший источником раздражения в двусторонних отношениях.

Отдавая себе отчёт в степени усилий США, успевших "вложиться" в Саудию, англичане предусмотрительно предложили им сферу, в которой американцы уже и без того "присутствовали" и где они рассчитывали найти нефть - Нежд. Заранее отдавая кесарево, богово англичане скромно оставляли за собой, претендуя на Хеджаз с расположенными там Меккой и Мединой. План строился на послевоенном устройстве мира как его видели англичане, отчётливо понимавшие критическую важность Ближнего Востока, будущая политика в отношении которого по мнению Форин Оффиса неминуемо должна диктоваться нефтью. Однако именно в вопросе нефти Лондон полагал свои интересы в регионе полностью застрахованными от любых передряг, так как если в Саудии "большую нефть" ещё только предстояло найти, не говоря уж о том, что само её наличие там с точки зрения англичан было под большим вопросом, то в распоряжении Англии имелись уже разведанные запасы нефти в Иране, Ираке и Кувейте.

Будучи внешне простым, план скрывал в себе второе дно - фактически англичане предлагали американцам раздел не государства под названием Саудовская Аравия, а раздел ибн Сауда в настоящем и его наследников в будущем, раздел не человека, конечно же, а раздел "образа". Англия исходила из того, что "истинная роль ибн Сауда и его королевства измеряется не галлонами нефти, а тем влиянием, которое они оказывают на арабский мир и мусульман, проживающих в пределах Британской Империи". Можно сказать, что если бы план получил путёвку в жизнь, то нефтяная "ипостась" ибн Сауда досталась бы американцам, но вот религиозная - англичанам.

Старания англичан ни к чему не привели, из их плана ничего не вышло. И не потому, что он был плох, напротив, он открывал широкие горизонты для масштабной межгосударственной игры, однако Англия получила от ворот поворот. Причина была проста и груба - англичанам их предложение казалось предложением из тех, от которых нельзя отказаться и однако оно было отвергнуто американцами и отвергнуто потому, что Англия делала своё предложение не с позиции силы, а с позиции слабости. К концу 1943 года Америка "знала", что победителем из войны выходит она, а не Британская Империя, в отношении которой у Америки уже имелись свои собственные и вполне конкретные планы, которые можно назвать какими угодно, но совершенно точно не вегетарианскими.

Сильный не принимает предложений от слабого, каким бы заманчивым ни выглядело предложение само по себе. Сильный просто напросто не может себе этого позволить, "зрители не поймут".

И по этой причине сильный показавшийся ему заманчивым план у слабого отнимает и делает этот план своим. Канонический пример - НАТО. Изначально ведь эта идея принадлежала англичанам, но американцы своим калькуляторным умом тут же просчитали все будущие геополитические выгоды и, пользуясь правом сильного, отняли план у англичан, превратив проект в своё собственное предприятие, не лишив, правда, англичан права туда войти, но войти на правах младшего партнёра, не имеющего никаких шансов стать партнёром старшим.

(Между прочим (одно из множества других между прочим), американцы в случае с НАТО показали себя куда хитрее ("умелее") англичан, те ведь изначально не скрывали антигерманской ("антиевропейской") направленности военного союза Англии, Франции и Бенилюкса, а американцы, расширив круг участников до "североатлантического", сохранили суть (cosa nostra) союза, спрятав её за пропагандистской декорацией "противостояния коммунистической угрозе", хотя это было второ-, а, может, даже и третье- степенным по сравнению с главной целью обстоятельством.)

Так вот именно потому, что в Госдепартаменте сидели люди ничуть не глупее, чем в Форин Оффисе, американцы и видели отчётливейшим образом все выгоды, которых искали англичане в "саудовском вопросе". И сильный этих выгод слабого лишил. "Зачем они ему?"

К этому времени США слишком хорошо понимали геостратегическое значение Саудовской Аравии во всех смыслах, в том числе и в смысле религиозном, что в случае "Ислама" означает смысл идеологический, а потому они и не захотели с кем бы то ни было делиться, им нужно было сразу всё, Аравия как Аравия, а не какая-то её часть. "The Oil Is Not Enough."

Во всём этом деле, во всём nostra присутствовало ещё и вот что - если англичане полагали свои ближневосточные позиции secure по той причине, что у них в кармане уже имелись Иран, Ирак и Кувейт, то и американцы могли делать твёрдую ставку на ту же клетку. Вы не забыли про "Соглашение Красной Линии"? Про Red Line Agreement? Предположим, что ожидания англичан сбылись и американцы в Саудии нефть в ожидаемых объёмах не нашли.

Саудовская Аравия есть, нефти нет.

В этом случае США получали чрезвычайно выгодный в послевоенном раскладе "плацдарм", дающий возможность контролировать не только Аравийский полуостров, но и окрестности в самом широком смысле. Выгоды "присутствия" в Саудовской Аравии были продемонстрированы во время наземной операции в Ираке, а ведь Ирак это всего лишь Ирак, и, случись в регионе событие более масштабное, ценность Саудовской Аравии вырастет прямо пропорционально событию. "Голая арифметика."

А нефть, так что - нефть?

Если в Саудии нефти не оказалось бы, то это было бы плохо не для государства США, а для одной лишь компании CASOC. И "плохо" не значит "смертельно", у компании было много проектов и проект саудовский был лишь одним из них. Да и бизнес дело такое… Бизнес же. А уж бизнес нефтяной это риск из рисков. There is no business like oil business.

Не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь.

Но это верно для человека. Для "акционера". А с государством дело обстоит немножко по-другому. С нормальным, конечно, государством, их на нашей планете немного, но несколько штучек найдётся.

Вот, опять же предположим, что компания CASOC понесла убытки. Плохо? Да плохо, конечно же, что ж тут хорошего. Но государство США ещё до указанных событий озаботилось, чтобы несколько других американских нефтяных компаний оказались участниками Red Line Agreement, а это означает, что они присутствуют там же, где и англичане. И если после войны нефтяные аппетиты мира возрастут, то и нефти в пределах, очерченных на карте красным карандашом, будут качать больше, и доходы американских компаний вырастут в той же степени, что и английских и пусть CASOC потеряет, зато пять входящих в консорциум самых больших нефтедобывающих компаний США, являющихся совладельцами Iraq Petroleum Company, найдут. И, как ни считай, а общий баланс будет в пользу государства. Государства США, понятное дело.

Помните, как Смок Белью играл в рулетку? Заметил, что колесо рулетки рассохлось и делал безошибочные ставки. Так вот ближневосточные послевоенные дела выглядели для американцев как это самое рассохшееся колесо. Беспроигрышно.

Но рулетка рулеткой, колесо колесом и нефть нефтью, как найденная, так и та, что ещё ищут, однако есть ещё такая штука как правила игры. Только не игры, а Игры. И эти правила неукоснительно соблюдаются, а на то, чтобы их выработать ушло несколько сот лет того, что мы называем "дипломатией". А "дипломатия" и "война" это, вообще-то, одно и то же. И все этим правилам стараются следовать, да и как по-другому, попробуй, не последуй, - себе же дороже выйдет. Уже не зрители, а сами участники действа "не поймут".

Так вот правила требуют, чтобы намерения проговаривались словами. Не теми, которые в газетах, а теми, которыми с глазу на глаз. И слова эти, произносимые облечёнными государственными полномочиями людьми, должны быть как можно проще, смысл сказанного должен быть однозначен, делается это сознательно, с тем, чтобы произнесённое нельзя было в будущем интерпретировать.

И с судьбой, уготованной Саудовской Аравии, было точно так же. В 1944 году президент Рузвельт улучил минутку и встретился с послом Британской Империи в США лордом Галифаксом. Франклин Делано Рузвельт был человеком не только очень умным, но и блестяще образованным, он по любому поводу мог запросто цитировать классиков, однако, подводя встрече итог, подводя "черту", он не стал тревожить прах Цицерона, как не стал и прибегать к латыни, а сказал он на простом английском так: "Persian oil is yours. We share the oil of Iraq and Kuwait. As for Saudi Arabian oil, it’s ours."

"Персидская нефть принадлежит вам. Иракскую и кувейтскую нефть мы разделим. Что же до нефти в Саудовской Аравии, то она - наша."

190

Почему американцы нашли нужным заранее зарезервировать (застолбить) за собою права на будущую (подчеркнём это ещё раз - на будущую, в настоящем её ещё не было) саудовскую нефть? Почему они были так уверены, что рано или поздно её найдут? Откуда взялся источник этой уверенности, причём уверенность была тверда до степени, заставившей их пустить в ход властную пушку калибра Рузвельта.

Ну, начнём с того, что уже был Твитчелл и был его опыт и была его уверенность. Но хотя Твитчелл был вхож в Госдепартамент, удостоен сотрудничества с OSS, и вообще был симпатичным человеком, нравившимся всем, кто с ним сталкивался, всего перечисленного было недостаточно, чтобы "принять решение" на государственном уровне, так как Твитчелл занимал очень скромное место в государственной иерархии, а сенсоры бюрократической машины очень чутки к "мнению", а "мнение" накрепко привязано к "имени".

Чтобы колёса госмашины завертелись, нужно было мнение человека с именем. Нужно было мнение "авторитета".

И такой бывший в нефтяном авторитете человек имелся. Звали его Эверетт Ли ДеГольер. Как у любого известного человека у ДеГольера было прозвище и во властных коридорах он был известен как Mr. De.

В нефтяники "мистер Де" попал нечаянно. Когда родители настояли, чтобы после школы он продолжил образование, ДеГольер выбрал в университете факультет геологии всего лишь по той причине, что в курс обучения будущих геологов не входила латынь, с которой вчерашний школяр был не в ладах. Ещё до того, как он получил диплом, выяснилось, что ДеГольер - геолог от Бога. Как выяснилось и то, что его способности не ограничиваются геологией, ДеГольер был феноменально разносторонней личностью. Ещё будучи студентом, он совершил первое открытие, предложив использовать во время геологоразведочных работ сейсмограф и посрамил скептиков, открыв при помощи нового метода нефтяное месторождение дель Льяно в Мексике. Куя железо пока оно горячо, он открыл собственную консультационную фирму, услугами которой начали пользоваться такие гиганты как Ройал Датч Шелл, а ДеГольер кроме денег получил "имя". Трудно перечислить названия всех связанных с нефтяным бизнесом фирм, в совет директоров которых он входил, а основанная им в 1936 году консультационная фирма DeGolyer and MacNaughton Corporation процветает по сей день.

Перед войной, пребывая в нежном сорокалетнем возрате, ДеГольер зарабатывал более двух миллионов тогдашних долларов в год, а его слово в среде людей, причастных нефти, было непререкаемым. Кроме того, разбогатев, ДеГольер пошёл по стопам Чарльза Крэйна, став записным филантропом, и принялся дарить городам картинные галереи и библиотеки, а это означало участие в "общественной жизни" и постоянный контакт с местными, а там и федеральными политиками, не могших не отметить бьющую через край энергию "филантропа".

Чтобы завершить портрет ДеГольера, отмечу, что кроме нефти и общественной жизни у него имелись и личные страстишки, куда ж без них, и он, будучи искренним почитателем печатного слова, помимо прочего заделался ещё и издателем, а "для души" коллекционировал редкие книги. Ну и понятно, что он был обладателем целой кучи научных степеней и автором ряда научных же работ, не забывая при этом отдавать дань ещё и кулинарии, не иначе потому, что в первую в его жизни геологическую экспедицию его взяли не как геолога, а как повара.

Не заметить такого человека было трудно и в 1941 году его посредством трубы позвало на службу государство, ДеГольер был назначен одним из директоров Office of the Coordinator for National Defense, а в 1942 году он стал заместителем Хэролда Икеса, "нефтяного царя", возглавлявшего Petroleum Administration for War. И вот так оно и вышло, что в конце 1943 года Икес отправил ДеГольера в Саудовскую Аравию с миссией. Миссия состояла в выдаче консультантом ДеГольером "мнения". "Поезжай, посмотри и скажи, что ты обо всём об этом думаешь."

Из уже прочитанного вы знаете, что миссия ДеГольера не была первой американской миссией в Саудию. Однако предыдущие миссии преследовали чисто политические цели, причём некоторые из этих целей маскировались, а люди, миссии возглавлявшие, думали о всяком разном, но не о нефти. В 1943 же году США среди прочих ароматов уловили ещё и запах победы. "I love the smell of Napalm in the morning." И этот запах не вскружил им головы, а, напротив, отрезвил, он заставил политиков думать о том, каким будет мир после войны, а война очень наглядно и в высшей степени доходчиво продемонстрировала, что нефть превратилась не только в фактор международной политики, но и в ресурс, входящий составной частью в то, что понимается как "национальная безопасность". И миссия ДеГольера была призвана убедиться, что в Саудовской Аравии нефть есть, и если она там есть, то каких объёмов следует ожидать, и если эти ожидания выходят за некие пределы, то увязать вместе нефть и политику. Сделать их одним. Единым.

Шла война, а потому ДеГольер совершил чуть ли не кругосветное путешествие, отправившись из Вашингтона в славное своими кондоминиумами Майами, потом на Карибы, оттуда в Бразилию, из Бразилии в Африку, а из Африки, где не рекомендуется гулять детям - в регион Ближнего Востока. Ну, а уж там ДеГольер развернулся вовсю и, утоляя профессиональное любопытство, посетил нефтеразработки в Иране, Ираке, Кувейте, Бахрейне и, как венец, - в Саудовской Аравии.

В США он вернулся в начале 1944 года. И возвращался он, по дороге не мешкая. "Витязь славный возвращался, возвращался он домой."

Не успел севший в вашингтонском аэропорту самолёт дорулить до стоянки, а ДеГольер уже сбежал с трапа и, "даже калош не снимая", помчался в Белый Дом. И если мнение Твитчелла было интересно сотрудникам внешней разведки, то мнение ДеГольера было интересно политической верхушке и верхушка поспешила собраться, чтобы его выслушать. И выслушанное стоило того.

ДеГольер сообщил собравшимся, что США, которые производили 90% нефти и нефтепродуктов, потреблявшихся союзниками в 1944 году, после войны потеряют свои доминирующие позиции и что мировой центр тяжести по добыче нефти неминуемо сместится в район Персидского Залива.

Но это была общая картина и её следовало детализировать. У консультанта было конкретное задание и он должен был проконсультировать заказчиков не менее конкретно по поводу конкретного государства.

"Вы ждёте от меня оценки, - сказал ДеГольер, - и её вам дам. И я дам вам оценку самую скромную, оценку по нижней черте. Ребята, дорогие, под песками Саудовской Аравии лежат 25 миллиардов баррелей нефти."

191

Итак, the dream come true или, выражаясь по-русски, "не было гроша, да вдруг - алтын", причём в саудовском случае было немножко не так, там американцы изначально искали грош, а нашли алтын, обернувшийся вдруг рублём. А когда на эту находку поплевали и потёрли её рукавом, рупь оказался долларом, остро отсверкнушим под жарким аравийским солнцем.

И нефтяной доллар стал приятным довеском к уже имевшимся в отношении Саудовской Аравии соображениям, которые в 1943 году были озвучены адмиралом Уильямом Лихи в следующей форме - "Аравия бесценна с точки зрения успешности любой военной кампании, которую Америке придётся вести в будущем". Это мнение следовало бы принять к сведению даже в том случае если бы его высказал менее известный член могучей адмиральской кучки, а уж в устах Лихи эта сентенция звучала аксиомой, так как он был не просто адмиралом, а человеком, находившимся в самом центре всех разрабатывавшихся во время войны операций, что сухопутных, что морских, что воздушных. Кроме этого адмирал Лихи был другом президента Рузвельта и его личным советником, а по совместительству он занимал скромную и докучную должность главы администрации президента Соединённых Штатов.

В общем, как ни гадали, а закончилась дальняя дорога нефтью. Большой нефтью. При этом следует учитывать, что именно для США нефть была не совсем тем, что видел в ней остальной мир, которому казалось, что уж он-то о нефти знает всё. Из прочитанного вам уже известно, что перед войной доля нефти в энергобалансе американского государства составляла более трети. А в остальном мире нефть рассматривалась как кровь войны, однако в мирное время она по-прежнему оставалась "баловством". А американским планировщикам, которые уже в 1943 году принялись строить планы на "после войны", было заранее известно и они были вынуждены заранее же учитывать, что в "мирное" послевоенное время потребление нефти в США в пересчёте на одного человека будет в шесть раз выше, чем в Англии и в девять раз выше, чем в СССР. И в тридцать раз выше, чем душевое потребление нефти среднестатистическим землянином.

Из этого знания вытекало много всякого разного.

Миру было явлено "Откровение от Нефти или страсти государственного деятеля". И страсти эти неотвратимо вели к тому, что на хорошо известном нам наукообразном языке называлось "межимпериалистическими противоречиями". Поскольку в СССР пропаганда стремилась к упрощению действительности, то упомянутые противоречия обычно сводились к дурацким "рынкам сбыта", дальше чего фантазия карьерных лакировщиков действительности, как правило, не шла.

И раз уж мы глазами добежали до этого места, давайте хотя бы вкратце ознакомимся с тем, как обстояли дела с межимпериалистическими противоречиями в реальности. А противоречия и в самом деле имели место и были они глубокими. И проявлялись они по всему шарику, и проявлялись не только в форме войны между блоками, но и в форме сотрудничества ("сотрудничества") внутри блоков, объединявших, как принято считать, союзников.

И отношения между США и Британской Империей, которые принято считать "особыми" тут не исключение, а ярчайший пример.

В середине 1943 года рузвельтовская администрация создала Petroleum Reserves Corporation или PRC, организацию, призванную "упорядочить" добычу, производство и распределение нефти. Во главе PRC был поставлен уже знакомый вам Хэролд Икес. Он был очень жёстким управленцем и в "упорядочении" он видел задачу минимум, а задачей максимум он полагал национализацию американской "нефтянки". Однако не то что национализация, но даже и упорядочение, понимаемое как рационализация добычи и распределения, требует идеологического обоснования и такое обоснование, тут же подхваченное средствами массовой информации, появилось немедленно и выглядело оно пугающе - "наша нефть кончается". Испуг налогоплательщика снимался очевидным стремлением государства вмешаться в процесс и изменить сложившийся баланс между частным и общественным в пользу государства, что можно понимать и как в пользу общества в целом, добрый и справедливый Старший Брат и всё такое.

При этом действия не только Икеса, но и людей, стоявших выше, были мотивированы неким имевшимся перед их глазами примером, а именно - наличием APOC, уже известной вам Англо-Персидской Нефтяной Компании. Освежая вашу память, напомню, что APOC в далёком 1913 году была национализирована британским правительством, ставшим держателем контрольного пакета акций, после чего APOC получила неоспоримое преимущество перед конкурентами, которые в подавляющем большинстве своём были предприятиями частными в то время как за APOC во всей своей красе стояло самое большое и самое мощное государство того времени. И если у англо-персов возникали временные трудности, то они снимались немедленным вмешательством состоявших на государственной службе дипломатов, а если это не помогало, то и военным давлением. И при этом Британия была избавлена от присущей демократическому устройству государства волокиты, ей не нужны были решения Сената, Конгресса, комитетов и подкомитетов, как не нужны были лоббирование и внутриполитические интриги. Государство защищало то, что принадлежало ему и оно никому не было обязано отчётом.

Выгоды такого положения были продемонстрированы в межвоенный период, когда англичане принялись манипулировать ценами на нефть, искусственно снижая добычу нефти в Ираке и сохраняя добычу в прежних объёмах в Иране. Особых ухищрений это не потребовало, так как правительство Ирака (как и сам Ирак) находились "в кармане" у англичан. То, что при этом страдали интересы (и прибыль) компаний, входящих в IPC (Iraq Petroleum Company), англичан не трогало ни в малейшей степени, так как вместе с частными интересами и частной прибылью входящих в IPC английских компаний страдали интересы и прибыль входящих туда же компаний, принадлежавших французам и американцам. Главным было то, что, перебрав эту цепочку, англичане делали больно государству Франция и государству США, но при этом никак не страдала APOC, а только это и соответствовало интересам британского государства, совершенно неприкрыто ставившего свои интересы выше чужих и при этом не менее неприкрыто ставившего общественное выше частного. Своё общественное выше своего же частного.

Помимо прочего эта история показала насколько дальновидны были ибн Сауд и Филби, когда, стакнувшись, они решили, что Саудовская Аравия должна перебежать к Америке, поскольку в случае обнаружения в Саудии нефти и при условии сохранения там британского присутствия Англия не преминула бы использовать своё влияние так же, как она использовала его в Ираке, открыто продемонстрировав приоритетность собственных интересов, совпадавших с интересами Ирана, но противоречивших интересам арабов.

Начавший наматываться ещё до войны клубок "межимпериалистических противоречий" во время войны и вызванного ею "союзничества" даже и не подумал начать распутываться. Аппетиты Икеса не ограничивались территорией собственно США, свидетельством чему не только миссия ДеГольера, но и появившиеся в начале 1944 года планы по строительству в Саудовской Аравии трубопровода, связавшего бы американскую нефтяную концессию в районе Рас Танура с каким нибудь портом на восточном побережье Средиземного Моря. Эта идея не была отвергнута, но до времени её положили под сукно, так как Икес, опережая время, забежал в своей инициативе вперёд паровоза, вызвав взрыв негодования в "нефтяных кругах" США. Круги, уже предвкушавшие масштабные поставки нефти в послевоенную Европу через Атлантику и сопутствующие процессу прибыли, испугались и принялись обвинять Икеса в лоббировании интересов CASOC в ущерб интересам других американских компаний. Помимо внутриполитических сложностней возникли и ожидаемые трения с англичанами, усмотревшими в проекте угрозу своим интересам, имевшим вид нефтепровода Киркук-Хайфа. Клубок ещё больше запутывался тем, что для поддержания нефтепровода в рабочем состоянии нужны были деньги, а дать эти деньги могли только американцы, так как у англичан денег не было, но при этом, хоть денег и не было, но денежный вопрос никуда не делся и особо остро он стоял для Саудовской Аравии.

То, что у ибн Сауда не было денег, а были только долги, с точки зрения американцев было не самым страшным, хуже было другое. Финансовая система в Саудии не то чтобы фактически отсутствовала, но была она крайне архаична. Не существовало не только банков и, как следствие, безналичных расчётов, но не существовало и бумажных денег. Расчёты осуществлялись только наличными, а наличные присутствовали в виде серебряных и золотых монет. Серебряная монета называлась риалом, появилась она в 1935 году и по содержанию серебра и стоимости была она приравнена к индийской рупии. А ходившие в королевстве золотые монеты были английскими соверенами. Такое положение не только провоцировало коррупцию, но и "вымывало" деньги из обращения, так как население стремилось спрятать наличность в кубышку не как деньги, а как ценность саму по себе, как "серебро" и как "золото".

С соверенами понятно, но и риалы чеканились не в саудовском королевстве, а в королевстве английском, после чего отчеканенная монета передавалась правительству Саудовской Аравии в виде межгосударственной помощи. Интерес Англии во всём этом деле помимо прочего диктовался тем, что соверены и риалы сами собой, без малейших английских усилий, привязывали саудитов к стерлинговой зоне и если американцы хотели "отжать" Саудовскую Аравию у Англии, то им помимо прочего следовало озаботиться ещё и этим. И американцы озаботились. Они добрались до уха ибн Сауда и нашептали ему, чтобы он начал печатать собственные бумажные деньги во-первых, а, во-вторых, чтобы он привязал эти бумажные риалы не к фунту, а к золоту и к доллару. "Так будет лучше для всех."

Ибн Сауд американцев благосклонно выслушал, повздыхал и сказал, что он всё понимает и что он с американцами целиком согласен, но трудность в том, что бумажные деньги противоречат самой идее Ислама.

Ну что ты тут будешь делать! Клубок запутался ещё больше.

Прикиньте, джентльмены.

192

Сложность англо-американских отношений в том, что касалось Ближнего Востока в широком смысле и в более узком - Саудовской Аравии, усугублялась не только частностями, но и самим сложившимся контекстом.

У короля ибн Сауда не было денег, а в его государстве случилась напасть в виде жесточайшей засухи (в пустыне, да ещё и засуха, прикиньте!), пало до трёх четвертей скота, а помощь текла тонким ручейком и было это следствием соперничества англичан и американцев. Американцы могли дать сколько угодно всего, а англичане могли дать очень мало, так как они отдавали войне всё. Без остатка. А Саудия находилась в их сфере влияния и они не могли себе позволить, чтобы чья-то помощь саудитам превышала помощь английскую. И одновременно они не могли и совсем отказаться от предлагаемого американцами, так как больше всех были заинтересованы в стабильности Ближнего Востока вообще и саудовского режима в частности. И приводило это к поиску и нахождению очень неустойчивого равновесия, к судорожно пойманному положению "баланса". А для этого требовались всякие и не всегда в хорошем обществе приемлемые ухищрения.

В конце концов англичане договорились с американцами (вернее будет сказать, что американцы додавили англичан до договорённости), что государственная помощь будет осуществляться в пропорции fifty-fifty. При этом сторонам было хорошо известно, что английская половина помощи является английской чисто номинально, поскольку Англия сама "дышала" главным образом благодаря программе ленд лиза. Об этом знал ибн Сауд, об этом знало его ближайшее окружение, но об этом не знал спасаемый бедуин. А англичане (на то они и англичане), пользуясь своим "присутствием" на местах и отсутствием на тех же местах американцев, взяли приятную обязанность по распределению помощи на себя, полностью исключив из этого процесса американцев.

А если вы пару недель не покушаете, потому что кушать нечего, а потом вам добрый человек подарит мешок риса и пару пачек индийского чая, то ваши чувства к добряку можно предсказать заранее. И бедуины и рады бы были видеть перед собою кого-то другого, однако видели они несущего тяжкое колониальное бремя и мешки англичанина. Это называется борьбой за сердца и умы. И американцы, у которых уже был Голливуд, понимали происходящее гораздо лучше и гораздо глубже самих англичан. И это понимание требовало что-то предпринять.

Как требовала что-предпринять и история с военно-воздушной базой в Дархане. Идея была американской и целесообразность такой базы в разгар мировой войны была очевидной, так что легальных возможностей противодействовать американцам ни у Сталина, ни у англичан не было. Понятно, что Сталину это не нравилось, но особенно это не нравилось англичанам, так как на "присутствие" претендовали уже не американские искатели приключений, а американское государство, которое получало возможность в Саудовской Аравии садиться и оттуда же взлетать. Но крыть англичанам, так же как и Сталину, было нечем. И тогда они поступили так - они согласились, выдвинув условие, что база будет совместной, англо-американской. Согласились, прикинув все "за" и "против" и американцы. Заручившись американским согласием, англичане заявили, что переговоры с ибн Саудом будут вести они. Американцы согласились и на это, так как другого выхода у них не было. И англичане куда-то там уехали, какое-то время отсутствовали, а потом объявились опять и с печальным видом сообщили, что ничего не вышло и что ибн Сауд категорически против любых баз.

Американцы люди упрямые и недоверчивые, а потому они англичанам не поверили и попытались добыть информацию из "независимых источников". Начав "копать" в этом направлении, они тут же наткнулись на якобы исходящие из королевского шатра слухи, согласно которым ибн Сауд и в самом деле англичанам отказал, но отказал потому, что англичане, говоря о базе, преподнесли дело так, что база будет не совместной англо-американской, а английской, после чего ибн Сауд замахал руками и заявил, что никаких английских баз на территории вверенного ему Аллахом государства не будет. "Точка!"

"Но каковы англичане?! Вот же негодяи!"

Американцы люди упрямые и недоверчивые, а потому они вновь открытой истиной насчёт английского негодяйства не удовлетворились и запустили в раскоп крота. И тот рыл, рыл и дорылся до того, что выяснил источник слухов, оказавшихся распускаемыми самими англичанами, которые, как оказалось, никаких переговоров с ибн Саудом не вели и тот ни о каких базах слыхом не слыхивал и вообще ни сном, ни духом.

"Каковы англичане! Вот же негодяи!"

Всё это (и негодяйство в том числе) называется дипломатией. Или, если угодно, межимпериалистическими противоречиями.

А эти противоречия включали в себя такую частность как денежный вопрос. Пиастры, соверены, гинеи и прочие рупии с тугриками. Одним словом - стерлинговая зона. Осторожный ибн Сауд, выслушав заманчивое американское предложение, из зоны стремглав не побежал. И американцы его позицию встретили с пониманием. Ваххабизм же. А это дело, понимаешь ли, такое, обязывает, а потому Америке пришлось думать и за себя, и за ваххабитов.

Выход? Он был найден.

Американцы посчитали, что тонкий восточный вопрос можно решить быстро и толсто.

Помощь Саудии пополам? Пополам. "И хлеба горбушку и ту - пополам!" Англичане "влияют" на Саудию тем, что чеканят ей звонкую монету? Ну вот вам и выход. "Если это могут делать англичане, то почему мы не можем?" И американцы взяли, да и начеканили три миллиона серебряных риалов. США государство большое, государство богатое, оно счёт вело на миллиарды, а тут какие-то три миллиона. "Подумаешь."

Предназначенные ибн Сауду денежки были погружены на транспортник "Джон Барри":

Миссия "Джона Барри" была засекречена. Судно, которое уже несколько раз пересекало Атлантику в составе конвоев в Англию и СССР, находилось в конвое, шедшим Карибским морем, но было отозвано и направлено в Портленд, штат Мэн, где 9000 тонн содержимого его трюмов было перегружено на другой транспорт, а "Джон Барри" получил приказ отправиться в Хобокен, Нью-Джерси. Там он принял на борт драгоценный груз, с команды взяли расписку о неразглашении и "Джон Барри" отправился в Филадельфию, где был включён в состав очередного трансатлантического конвоя. Проводкой занимались американцы и конвой, распугивая немецкие "волчьи стаи", благополучно прошёл Атлантикой, затем Средиземным морем и был доведен до Суэца. Дальше начиналась зона ответственности англичан.

Однако, когда "Джон Барри", пройдя Суэцким каналом, вышел в Красное море, обнаружилось, что по какому-то роковому совпадению его никто не встречает и никто не сопровождает. Что было гораздо хуже, одинокое и беззащитное судно никто не встретил, когда оно прошло Баб-эль-Мандебским проливом и вышло в Индийский Океан. Роковое совпадение, конечно же. Ничего не попишешь.

В ночь на 28 августа 1944 года "Джон Барри" находился в 127 милях к юго-востоку от побережья Омана. Капитану Джозефу Эллервальду было страшно. Судно, совершая противолодочный манёвр, шло зигзагом, превышая максимальную для этого класса судов скорость в 12 узлов, но это ему не помогло. В 22:00 "Джон Барри" был торпедирован немецкой подлодкой U-859. После взрыва он остался на плаву, однако из строя была выведена двигательная установка и Эллервальд отдал приказ команде покинуть обездвиженное судно. Ночь была ясной и немцы наблюдали за происходящим в перископ. Убедившись, что "Джон Барри" не тонет, в 22:30 они выпустили вторую торпеду, взрывом судно разорвало пополам и обе половинки благополучно затонули на трёхкилометровой глубине.

Вместе со всеми риалами.

"Ну что, Франклин Делано, помогли тебе твои миллионы?"

193

Дадим себе передышку, нефть и геополитика материя скучная, так что попробуем развлечь себя, а чем развлечёшься больше, чем поиском сокровищ. Мы все когда-то понемногу чему-нибудь и как-нибудь, так что приводилось нам не только вполглаза смотреть мультфильм, но даже и читывать запоем "Treasure Island" и каждый из нас, даже если он был не английским мальчиком, а русской девочкой, становился, пусть и на минутку, Jimом Hawkinsом.

А где проныра Джим, там и Длинный Джон Силвер, помните такого? А Капитана Флинта, зелёного попугая, сидевшего на плече пирата Серебряного? А parrot’s cry, куда от него деться?

"Pieces of eight! Pieces of eight!"

Piece of eight это старинная испанская серебряная монета, peso de ocho, номинацией в восемь риалов, в русском переводе pieces of eight превратились в пиастры, ну а мы проделаем обратную операцию, это будет нетрудно, ведь у нас всё сходится, и серебро и риалы.

Начнём мы, чтоб она нам в дальнейшем не мешала, с немецкой подлодки U-859.

Отправив на дно "Джона Барри", командир U-859 Kapitänleutnant Йоханн Йебсен (хорошая фамилия у человека была, лучше, чем у Ибсена) лёг курсом на зюйд-ост, и сделал он так потому, что если была секретная миссия у "Джона Барри", то была миссия не менее секретная и у U-859. Совпадение? Да совпадение, конечно. В этой истории совпадений множество, и если некоторые из них только притворялись совпадениями, то данное совпадение было просто совпадением. Немцы во время войны снабжали японцев множеством вещей разной степени полезности, в том числе и такими остро необходимыми в крестьянском хозяйстве гаджетами как образцы последних моделей немецких самолётов, реактивные двигатели и материалы для японской ядерной программы. Перевозкой занимался главным образом немецкий подводный флот и в нашем случае миссия U-859 состояла в доставке в расположенный в оккупированной японцами Малайе Пенанг 31 тонны ртути. Зачем? Не знаю, будем считать, что японцы захотели измерить температуру китайцам и им понадобилось много-много градусников. (Согласно послевоенным сплетням, кроме ртути на U-859 имелись ещё и какие-то расщепляющиеся материалы.)

1 сентября 1944 года находившаяся в трёхстах милях к северо-востоку от Сокотры (это примерно на полпути между Аравийским полуостровом и Индией) U-859 потопила подвернувшийся под руку английский пароход "Троилус", тащивший в Ливерпуль тяжкий груз в виде кокосового масла, чая и копры, после чего Йебсен решил, что подвигов с него достаточно и, более ни на что не отвлекаясь, направился прямиком в пункт назначения. Отметим одно обстоятельство - он торопился.

U-859 была последней модификацией океанских лодок IX-й серии - IXD2, эти лодки помимо увеличенного водоизмещения отличались очень высокой надводной скоростью - свыше 20 узлов, однако это преимущество было использовано Йебсеном только на последнем отрезке маршрута, когда вверенная ему лодка, презрев опасность, всплыла и шла на максимальной скорости (до этого, особенно во время прохождения U-859 Атлантикой, немцы шли в погружённом состоянии либо под шноркелем сперва 23 часа в сутки, а потом время нахождения на поверхности было вообще сокращено до 15 минут).

Йебсен сбросил скорость только на подходе к Пенангу, ожидая высланный навстречу японский эскорт, который должен был провести его в бухту. Получившие от Йебсена радиограмму японцы уже даже выстроили на пирсе военный оркестр и местных женщин с цветочными венками. Однако ни капитан немецкой подводной лодки, ни японцы не подозревали, что о подходящей к цели U-859 было известно не только им.

23 сентября 1944 года шедшая в надводном положении и находившаяся всего в 23 милях от Пенанга U-859 получила торпеду в бок от поджидавшей её английской подлодки "Тренчант", которой командовал Артур Хезлет:

Сидевшая в засаде "Тренчант" выпустила три торпеды с дистанции 500 метров и одна из торпед угодила прямохонько под рубку U-859. Немецкая подлодка немедленно затонула. Глубина в тех местах небольшая, Йебсену недаром понадобился эскорт для прохождения фарватером и U-859 легла на дно, находившееся всего в 50 метрах от поверхности, и это счастливое обстоятельство позволило спастись двадцати членам экипажа из шестидесяти семи. Заметив в воде оранжевые жилеты, Хезлет отдал команду на вслытие и до того, как на сцене появился японский эсминец, "Тренчант" успела подобрать одиннадцать человек. В числе двадцати спасшихся девятнадцать были рядовыми моряками. Единственным спасшимся офицером был судовой инженер Хорст Клятт, которому незадолго до того исполнился двадцать один год, что, живи он в Америке, давало ему право на беспрепятственную покупку и утоление жажды банкой пива, но бедняге, вокруг которого плескался океан, наверняка было не до этого.

Как бы то ни было, но Клятту в отличие от капитана и остальных офицеров было не суждено утонуть, и он и в самом деле не утонул. Ну, а тем, кому не суждено утонуть, обычно уготована другая судьба. Через двадцать девять лет, в 1973 году пятидесятилетний Хорст вернулся в Пенанг. И вернулся не один, так как он возглавлял операцию по попытке проникнуть на затонувшую U-859. Экспедиция финансировалась правительством Федеративной Республики Германия, в чём не было ничего удивительного, всем приятно почувствовать себя искателями сокровищ, а тут была затонувшая лодка и ушедший под воду груз. Экспедиция увенчалась успехом, если считать успехом поднятые двенадцать тонн ртути и что там ещё искали немцы и что ещё им удалось поднять. Или не удалось. Это не известно никому кроме разве что Хорста Клятта, а он свой кладоискательский пыл утолил вполне, в конце концов ртуть недаром называют быстрым серебром, так что кому пиастры, кому риалы, а кому и ртуть. Как там пишут на вымазанных дёгтем воротах, "каждому своё"?

Подобьём промежуточный итог.

Что мы имеем интересного на данном этапе? Интересного мы имеем вот что: английская лодка "Тренчант" сидела в засаде и поджидала свою жертву, и поджидала не наобум, а потому, что, как гласят скупые слова отчётов, - Trenchant was positioned to patrol off the Penang North Channel due to ULTRA code breaking information.

ULTRA - это название тайной операции англичан, позволившей им взломать немецкий код и читать зашифрованные немецкие радиограммы. Поскольку тема эта трудноисчерпаема, то углубляться в неё мы не будем, желающие могут ввести в поиск волшебные слова Ultra, Enigma, Bletchley Park и наслаждаться уловом. Если очень коротко, то немцы шифровали свои радио- и телефоно- граммы при помощи шифровальной машины Энигма, а англичане не только сумели код раскрыть, но они ещё и создали свою дешифровальную машину Colossus, бывшую первым компьютером, который давал возможность англичанам читать расшифрованные послания немцев в рельном масштабе времени и ещё до того, как они достигали адресата.

Так вот всё, что объединено под названием Ultra, было одним из самых больших государственных секретов того периода жизни человечества, который мы уже привычно называем Второй Мировой Войной. И этот секрет хранился пуще ока, хранился до такой степени, что англичане зачастую поступали во вред себе, лишь бы не позволить немцам заподозрить, что они читают немецкий код. И вредили англичане сами себе потому, что благодаря Колоссу они знали дислокацию немецких "волчьих стай" в Атлантике и это знание было важно, как важна сама жизнь, потому что атлантические конвои не позволяли оборваться ниточке, на которой Англия висела над пропастью.

И, скажем, то, что они пошли на риск расрытия секрета такой степени важности в случае с потоплением U-859 говорит о том, что им нужно было потопить её во что бы то ни стало. О том же говорит и то, что капитан "Тренчанта" Хезлет был награждён орденом Distinguished Service Order - орденом "За выдающиеся заслуги". Но есть тут и кое-что ещё - если англичане отслеживали маршрут U-859, то они знали где она находилась 28 августа 1944 года, как знали и об изменении маршрута. А ведь Йебсен, обогнув Мыс Доброй Надежды, не направился прямиком к Малайе (замечу, что такой маршрут был ещё и в не пример безопаснее), а проскользнул между Мозамбиком и Мадагаскаром и за каким-то чёртом пошёл прямо на север, к Аравии. По всему выходит, что он получил приказ и сделал крюк в несколько тысяч километров, и для того, чтобы такой приказ отдать, уже у немцев должна была быть очень веская причина. И причина эта называлась "Джон Барри".

Между прочим (ещё одно между прочим), за несколько дней до того как была потоплена его лодка и за несколько дней до того, как погиб он сам, а именно 19 сентября 1944 года, всё ещё находившийся в походе Йоханн Йебсен был награждён орденом - Das Deutsche Kreuz, "Золотым Немецким Крестом". Такими орденами Германия не разбрасывалась. За что Йебсен его получил? Уж наверняка не за потопление "Троилуса", золотые кресты не дают за то, что на дно отправилось несколько бочек с кокосовым маслом.

194

А теперь, покончив с U-859, вернёмся к "Джону Барри", раз уж мы завели речь о сокровищах, то нам теперь без него никуда.

Книжку "Остров сокровищ" читали не только мы с вами, но прочёл её и один десятилетний мальчик. Мы с вами выросли и стали теми, кем мы стали, и мальчик тоже вырос и стал он капитаном. И если для неисчислимых миллионов людей великолепная стивенсоновская история осталась милым воспоминанием детства, то выросший в капитана мальчик забыть её не смог и пробуждённая когда-то в нём страсть кладоискателя стала частью его самого. Не на всех книги оказывают сколь благотворное, столь и завидное влияние.

Звали нашего капитана Брайан Шумейкер.

"Жил на свете капитан, он объездил много стран." Путешествовать Шумейкеру приходилось не только по зову сердца, но и в силу служебных обязанностей, так как был он капитаном ВМФ США. И как-то так вышло, что занимался он вещами, позволяющими приобрести бесценный опыт человеку, который, выйдя на пенсию, решит посвятить себя кладоискательству. Жизнь любит совпадения. Да и капитаном Шумейкер был не простым, прежде чем попасть в Navy, он успел закончить калифорнийский университет в Беркли и уже за счёт государства военное училище, из которого он вышел офицером разведки. Любовь к учёбе не осталась незамеченной и государство пошло на дополнительные расходы, отправив Шумейкера в Разведывательную Школу Военно-морского Флота, после окончания которой он был прикомандирован к Тихоокеанскому Центру Флотской Разведки. Через несколько лет его перебросили в Норфолк, где он служил в противолодочной морской авиации. Оттуда его перебросили на зимовку в Антарктиду, а потом, не иначе погреть косточки, во Флориду, на базу ВМФ в Ки Уэст.

Ну, а в Ки Уэст стоит, оказавшись в увольнении, зайти в бар и, хочешь не хочешь, а слушаешь истории про галеоны и золото. И это вдобавок к роману "Остров сокровищ", который Шумейкер помнил наизусть. Мечты разгорелись вновь, капитан подал благосклонно принятый начальством рапорт и его в очередной раз отправили повышать квалификацию, после чего он получил магистерскую степень по океанографии. Поскольку любое государство желает, чтобы долги перед ним были так или иначе отработаны, то ставшего магистром Шумейкера кинули на узкий участок - он был назначен главой Военно-Морской Лаборатории по исследованию Арктики в Бэрроу, Аляска.

В распоряжении лаборатории имелось 14 исследовательских баз по периметру Северного Ледовитого и Шумейкер, перемещаясь от одной базы к другой, принял участие в засекреченной программе по отработке технологий, позволявших обнаруживать под арктическим льдом советские подводные лодки, помимо этого Шумейкер и Ко не менее секретно бурили пробные скважины с целью обнаружения в Арктике нефти и оценки её запасов, после чего начальство, решившее, что он намёрзся достаточно, перебросило его в Калифорнию, где он был приписан к флотскому соединению, оперировавшему в западной части Тихого и Индийском Океане.

Происходило всё это в середине 70-х - начале 80-х прошлого столетия и происходило вроде ни шатко, ни валко. "Солдат спит, служба идёт." И для Шумейкера, который не так спал, как упорно учился и перемещался по миру, успев побывать на обоих полюсах Земли, служба шла тоже. А потом, в один прекрасный день, ему позвонили. И позвонил человек, звонка от которого Шумейкер мог ожидать менее всего. Звонившего звали Джей Фионделла и был он владельцем ресторана.

Ресторан, правда, был не простой, а это означало, что и владелец тоже человек простой не вполне, хотя, глядя на Джея Фионделлу, такого было, вроде, не сказать. Фионделла, чему подтверждением его фамилия, не был среднеазиатом, однако же во время войны он служил в стройбате. В глазах русского человека, мысленно выстраивающего иерархию родов войск, репутация стройбата это репутация не из лучших, но, как завещали нам великие, не будем судить опрометчиво. У людей, чуть более нас с вами компетентных, мнение о стройбате и стройбатовцах немного другое. Если верить одному из американских адмиралов, а он, похоже, знал, о чём говорил, - "войну на Тихом Океане выиграли радар, подводная лодка и бульдозер".

И вот, руля таким чадящим и ревущим бульдозером, Джей Фионделла побывал на Филиппинах, потом в Китае, а потом он демобилизовался и решил, что бульдозеров в его жизни было уже достаточно и пришла пора заняться чем-то более интеллектуальным. Посмотрев на себя в зеркало, он остался собою доволен и отправился в Голливуд. Горшки обжигают не боги, но горшки, тем не менее, остаются всего лишь горшками и с голливудской карьерой у Фионделлы не заладилось. Не сказать, чтобы его ожидал уж полный провал, нет, но очень быстро стало ясно, что дальше эпизодических ролей ему ничего не светит. Другой бы на его месте отчаялся, но, на его счастье, Джей Фионделла был человеком с лёгким характером, да и работа бульдозеристом способствует приобретению философского взгляда на жизнь и Фионделла пошёл в рестораторы.

И преуспел, хотя стать хорошим ресторатором гораздо труднее, чем стать преуспевшим лицедеем. Успех складывался из нескольких составляющих - Джей Фионделла по жизни был добродушен, общителен, он легко сходился с людьми, и, хотя его карьера в кино не задалась, он был вхож в Голливуд, а это при его характере позволяло ему быть на короткой ноге со множеством встреченных там знаменитостей. Но на любом торте нужна вишенка и Фионделла её нашёл, он догадался, чего не достаёт богатым, которые тоже плачут. И в своём ресторане, который назывался Chez Jay, кроме хорошей кухни он давал знаменитым то, чего им не хватало - уединение. Он ограждал их от назойливого внимания толпы. Охрана ресторана зорко следила за посетителями и немедленно изымала замеченные фотопринадлежности, не стесняясь пускать в ход силу.

Как следствие ресторан стал моден и моден не вообще, а среди избранных и избалованных. А время показало, что деловое начало в Фионделле превалировало над актёрским, он искусно управлял набирающей обороты популярностью, привлекавшей к ресторану не только звёзд кино и спорта, но и деловых людей, как и наезжавших в Америку с целью развеяться арабских шейхов. Фирменной чёрточкой были подаваемые ожидавшим основного блюда посетителям арахисовые орешки и однажды Фионделла насел на зашедшего в ресторан астронавта Алана Шепарда с просьбой взять с собою в космос орешек из ресторана, а потом вернуть его обратно. Шепард пытался отделаться шутками, но Фионделла загорелся идеей и не отставал и Шепард, чтобы от него отстали, согласился. А потом Шепард запропал, а потом его показали по телевизору, шагающим по Луне, а потом он вдруг заявился в ресторан, протянул Фионделле орешек и сказал, что вот мол, "сбылась мечта идиота", и этот орешек побывал с ним на Луне и ресторатор волен делать с орешком всё, что ему угодно.

И жалкий орешек превратился в одну из достопримечательностей ресторана и Фионделла похвалялся им как мог, что превращало его в лёгкую мишень для шуток, так, однажды, бывший не вполне трезвым Стив МакКуин попросил позволить ему разглядеть орешек получше, а потом кинул его в рот с явным намерением разжевать, после чего оторопевшему сперва от неожиданности Фионделле пришлось в самом буквальном смысле вырывать орешек изо рта МакКуинна. Заполнившие зал знаменитости падали от хохота. "Вечер прошёл не зря."

Ну и вот, модный ресторатор прослышал о пропавшей во время войны в Гренландии американской эскадрилье и решил устроить экспедицию по её нахождению и извлечению из подо льда самолётов, обставив всё это дело соответствующим образом с соответственным освещением в прессе и сопутствующей шумихой. И, как следствие, ему понадобился человек, который бы такую экспедицию возглавил. Фионделла навёл справки и знакомые знакомых навели его на Брайна Шумейкера. Шумейкеру идея понравилась, но потом появились "обстоятельства" и дело заглохло. Тем не менее Фионделла и Шумейкер несколько раз встречались, друг другу они очень понравились и в дальнейшем продолжали поддерживать отношения. И вот как-то, в минуту откровенности, вызванной расслабляющей ресторанной атмосферой, они разговорились о том, о сём и разговор сам собою зашёл про клады.

И во время этого разговора Шумейкер рассказал Фионделле, что он был причастен к секретной операции Azorian, во время которой американцы при помощи экспериментального судна Glomar Explorer подняли на поверхность часть затонувшей к северо-западу от Гавайев советской подводной лодки со считавшейся тогда недоступной глубины. Фионделла оживился. "Давай и мы чего-нибудь поднимем!" И они сперва в шутку, а потом всё более всерьёз принялись обсуждать такую возможность. В конце концов был сделан вывод, что такое технически возможно, но нужны не поиски наугад, а известные координаты и твёрдая уверенность в наличии ценного груза, причём ценность должна была превышать все издержки предприятия, а они обещали быть очень высокими.

- У тебя есть что-нибудь на примете? - спросил Фионделла.

- Есть, - сказал Шумейкер, который всё ещё помнил Джима Хокинса и видел сны про клады, - ты слышал когда-нибудь про судно "Джон Барри"?

- Нет.

- Оно везло груз в три миллиона серебряных монет в Саудовскую Аравию и было потоплено немецкой подводной лодкой. Координаты известны и про серебро все знают. Достать только не могут.

- Три миллиона серебряных монет? Сколько они стоят сегодня?

- Не знаю. Много.

Они посмотрели друг на друга и глаза их загорелись.

195

Разговор в расположенном в Санта-Монике ресторане Chez Jay имел место 23 июля 1987 года. По нашему летоисчислению - на второй год от рождества Перестройки. Ощутившие первые симптомы серебряной лихорадки друзья заключили сделку, по условиям которой каждый должен был заняться тем, что ему ближе - Фионделла занимался изысканием денежных средств, а Шумейкер поиском документов, которые могли бы внести в поиски столь необходимую ясность.

Капитан был близок к достижению пенсионного возраста, но по счастью на пенсию ещё не вышел, что давало ему вполне определённые козыри, так как поиски немедленно завели его в лабиринт государственной машины. С чего-то следовало начать и Шумейкер, пользуясь своим положением, направился морской походчкой в основанный в 1873 году United States Naval Institute. Там его выслушали и отправили дальше - в Navy Historical Center, а там ещё дальше, и ещё, и ещё. Государства любят хранить бумажки, это мы считаем, что на каждую букашку бумажки не напасёшься, но государству до того, что думает букашка дела нет и оно на этот счёт придерживается немножко другого мнения.

Мест, где лежали бумажки, оказалось до неприличия много, Шумейкер, последовательно обивая пороги, посетил штабквартиру Береговой Охраны, Филадельфийский монетный двор, министерство финансов, заведение под названием Maritime Administration, где занимаются созданием резерва флота на случай да вот хотя бы и войны, и увенчались его хождения посещением Государственного Департамента.

Упрекнуть себя в отсутствии настойчивости Шумейкер не мог, однако же поиски к успеху не привели, главным образом по причине не очень серьёзного к нему отношения со стороны вышеуказанных структур, что особенно ярко проявилось в случае Госдепартамента, где работали очень серьёзные люди, полагавшие, что они занимаются такими же серьёзными как они сами делами государственной важности, а тут к ним лез какой-то полоумный капитан с каким-то кладом.

Облом-с?

Никак нет. Закалённый многолетней службой на флоте Шумейкер и не подумал сдаваться. Он решил обратиться к государству напрямую и пошёл в юридический отдел ВМФ (Judge Advocate General’s Corps), занимающийся не только правовой стороной всего, что связано с деятельностью флота на государственном уровне, но и дисциплинарными взысканиями, юридическими консультациями морячков по любому случаю жизни и такой мелочёвкой как военный трибунал. Америка страна закона, а американцы великие законники (и великие сутяжники), а потому глава Navy’s Judge Advocate General назначается президентом, а его кандидатура проходит утверждение в Сенате. Другими словами это - фигура. И оффис флотского Judge General немедленно выдал Шумейкеру официальное письмо, которое обязывало все государственные структуры оказывать всяческое содействие капитану в его поисках и давать ему доступ к любым документам.

И Шумейкер взял сезам-бумажку и отправился вновь по архивам. И то, что ему открылось, вызвало в его голове вихрь мыслей, так как его намётанный глаз морского офицера обнаружил в документах множество странностей. Например, он сразу увидел, что во всех бумагах фломастером цензуры вымаран адрес капитана "Джона Барри" Джозефа Эллервальда. Это означало, что государство не хочет, чтобы кто бы то ни было входил с Эллервальдом в контакт по любому поводу. Ещё большей странностью было то, что в архивах не было документа, который там просто обязан был быть.

Когда "Джон Барри" был потоплен, то спаслась почти вся команда, включая капитана. При эвакуации судна с повреждённых первым взрывом стапелей сорвалась спускаемая на воду спасательная шлюпка и погибли два человека. Остальные члены команды заняли места в двух других шлюпках и были подобраны проходящими судами и доставлены одни в Аден, другие в иранский Хоремшехр. Все они были допрошены, после чего был составлен официальный рапорт о произошедшем. Дело только в том, что рапорт был составлен как компиляция показаний команды, за исключением капитана Эллервальда, который согласно должностной инструкции должен был быть допрошен в первую голову и именно вот этот вот составленный по горячим следам "капитанский" рапорт в бумагах и отсутствовал.

Ещё одной странностью было то, что как только Эллервальд добрался до Нью-Йорка (это случилось двумя месяцами позже потопления "Джона Барри") первым делом он сделал вот что - он отправился в нотариальную контору и там под присягой задокументировал свою версию произошедшего, сделав это по собственной инициативе и заплатив нотариусу из собственного кармана. Шумейкер понял это так, что Эллервальд хотел застраховать себя на будущее, ожидая, что это будущее может принести ему какие-то неприятности.

Эллервальдовская версия не была особо детальной, но там указывался общий вес корабельного груза - 8233 тонны и особо оговаривалось, что судно перевозило серебро на сумму в $26 000 000.

История с серебром "Джона Барри" очень интересна тем, что позволяет понять насколько у нас с вами "замылен глаз". А "у нас с вами" означает "у общества" или, шире, у "человечества".

Смотрите - у нас есть некое судно, оно официально перевозит всякое разное куда входит груз в виде серебряных монет. И нам с вами это известно. Потом судно идёт ко дну. А потом составляется сухой документ, где пишется так - cargo included $26 million worth of silver. "Груз серебра стоимостью в 26 млн. долларов." И все, кто этот документ читают, видят одно и то же - да, судно везло серебряные монеты и это серебро оценивается в 26 млн. долларов. Ничто в этих словах вашего внимания не цепляет, всё верно - монеты, серебро, доллары. Да и чем тут цепляться и за что цепляться, не наше это серебро, не наши миллионы, да и нет его больше, утопло оно всё, где-то там, далеко, у чёрта на куличках. "Хуй знает где."

Миру провалиться, а мне чай пить.

До Шумейкера эти бумаги видел не один человек, видели флотские, видели историки, видели статистики, видели страховщики, однако же Шумейкер был первым, кто (мне не довелось это проверить, но, похоже, что углублённое изучение океанографии в значительной степени повышает умственные способности человека) сообразил вот что:

"Джон Барри" вёз риалы для ибн Сауда. Вот такие:

Монета как монета, чин чинарём, диаметр 30,5 мм, вес 0,342 тройской унции или 11,56 грамма, серебро американское, без булды, 917 пробы, и всего таких монеток было 3 миллиона штук.

Каждая штучка достоинством в один риал.

Вы понимаете, что это значит? Нет, вижу, что не понимаете. А вот капитан Шумейкер понял. Сообразил.

То, что эти серебряные монеты были риалами, означало, что на них можно было что-то купить, но купить только в Саудовской Аравии. И больше нигде. Эти риалы были деньгами в Саудии, но вот в Америке они деньгами не были. Для государства США эти риалы были не деньгами, а серебряным ломом. И в судовых документах эти монеты должны были оцениваться как лом. И оценивались. Шумейкер был капитаном, считать он умел и он быстренько в голове прикинул - три миллиона монет в 11,6 грамм каждая при цене на серебро в 1944 году в 47 центов за тройскую унцию составляли внушительную для 1944 года сумму в $510 000.

США захотели в рамках ленд лиза начеканить для ибн Сауда денежек и они их начеканили, сделали саудовскому королю приятное и эта приятность обошлась правительству США в полмиллиона долларов.

Но откуда тогда взялись 26 млн. долларов, в которые оценивалось перевозимое на "Джоне Барри" серебро? А эта цифра вновь и вновь всплывала в разных документах в принадлежавших разным государственным ведомствам разных архивах.

500 000 не равны 26 000 000. Такого не бывает, потому что такого не бывает никогда. Неумолимые законы арифметики, знаете ли. Два и два будет четыре, хоть ты тресни. Шумейкер трескаться не хотел, а хотел он верить в незыблемость математических законов, а законы эти говорили, что если "Джон Барри" вёз серебра на 26 млн. долларов, то это означало, что из 8000 тонн груза 2000 тонн были серебром в слитках.

ДВЕ ТЫСЯЧИ ТОНН.

"Fucking unreal."

196

Поставьте себя на место Шумейкера - вот вы уже знали, что есть где-то затонувшее судно, как знали и о том, что на нём имелся груз в несколько миллионов серебряных монет и даже уже прикидывали как бы до этих пиастров добраться, как вдруг (именно вдруг, подобно озарению) до вас доходит, что речь может идти о несопоставимо большем призе. Какое чувство вас охватит? Каким словом мы чувство опишем? Азарт? Ну, не знаю… Азарт слово французское, а потому отдающее слегка легкомыслием, хотя, если учесть, что сами французы позаимствовали hasard у арабов, переиначив арабское "аз-захр", что означало пошлую игру в кости, то пусть будет азарт, тем более, что и сами арабы в ткань нашего повествования вплетены плотно.

Итак - азарт. Серебряная лихорадка. Fever. "You give me fever" и всё такое. Fever in the morning, fever all through the night. Ещё бы! Две тысячи тонн серебра, заворочаешься тут.

И Шумейкер завертелся-закружился. Любое препятствие теперь казалось ему досадной мелочью. Например, такое - обнаружилось, что государство США по какой-то причине (будем считать, что по забывчивости) не выпустило по отношению к "Джону Барри" так называемого Certificate of Abandonment of the Vessel или официальной бумаги, свидетельствующей, что судно утрачено и владелец его неизвестен. А, значит, - "сарынь на кичку!" Так вот такого Сертификата в природе не существовало, а это означало, что затонувшее сорок три года назад судно и его груз по-прежнему принадлежали народу Соединённых Штатов. Попытаться взять у американского народа что-то без спросу можно, конечно, но это, знаете ли, чревато.

И тогда Шумейкер обратился в Госдепартамент. А Госдепартамент его сигнал опять проигнорировал. И упорный Шумейкер опять пошёл в юридический департамент ВМФ и тамошние законники отправили написанные под копирку письма всем, who may be concerned (что означало несколько министерств и ведомств), с настоятельной просьбой определиться со статусом затонувшего в другом полушарии судна и дать на официальный запрос не менее официальный ответ. А неугомонный Шумейкер тем временем настучал письмецо мистеру Монтгомери, который был полномочным послом США в Омане.

Зачем Шумейкеру понадобился Госдеп и назначенный им в заморскую страну посол? Да затем, что Шумейкер был капитаном и одно только это делало его носителем сакрального знания о таких неизвестных простому труженнику вещах как территориальные воды и особые экономические зоны. "Джон Барри" лежал на дне океана на расстоянии 127 миль от побережья суверенного султаната Оман, что позволяло султану претендовать на по меньшей мере часть имущества, что в виде железного лома, что в виде серебра.

И Шумейкер, который был не теоретиком, а суровым практиком, решил сыграть на таком хорошо ему известном грешке слабых человеков как сребролюбие, справедливо рассудив, что если ожидания сбудутся, то денег хватит на всех, включая султана. И он не обманулся, так как Монтгомери включился в дело с неподдельным энтузиазмом (несколькими месяцами позже Шумейкер обнаружит, что он недооценил Монтгомери, которым двигали не так романтизм и клады, как соображения карьеры, заставившие посла предложить Госдепартаменту просто напросто подарить султану затонувшее судно со всем, что там найдётся. "Во имя дружбы и добрососедских отношений.")

Но дипломаты, даже если они работают в Омане, остаются дипломатами, а законники были и остаются законниками и в качестве оружия они используют не интриги, а букву как параграф. А потому, собрав воедино инспирированную неугомонным капитаном деловую переписку, Maritime Administration известила Шумейкера и Ко о своём решении выставить лежащий на дне Аравийского Моря "Джон Барри" на аукцион и тем самым выжать из этой истории хоть что-то. Maritime Administration тоже хотела кушать.

Шумейкер, которому нельзя отказать в здравомыслии, справедливо рассудил, что когда в бой идут большие батальоны, маленькому человеку для защиты его маленьких с точки зрения государства интересов нужен хотя бы хороший советчик и он, ничего не утаив, изложил суть дела вашингтонскому юристу Хью О'Нилу, попросив того предствлять их интересы в развернувшейся битве титанов. О'Нил немедленно согласился, но, наверняка будучи в душе романтиком, согласился не за гонорар, а за то, чтобы его взяли в долю.

С этого момента события, продремавшие сорок четыре года, понеслись вскачь. Была назначена дата аукциона. Ставший полноправным партнёром О'Нил посоветовал Шумейкеру и Фионделле сделать заявку на пятьдесят тысяч и десять долларов, обязавшись при этом выплатить десять процентов стоимости поднятого серебра доброму государству.

Аукцион состоялся, ставки делались анонимно и "втёмную", участники не знали ни о том, сколько их, ни о размере конкурирующих ставок, ставить можно было один раз. Потом были оглашены результаты. Наша компания выиграла. Выяснилось, что всего участников было пятеро (такое ничтожное число заинтересованных "лиц" объясняется простым здравым смыслом - как бы ни был замачив плод, но всем было понятно, каких затрат потребует поднятие чего бы то ни было с почти трёхкилометровой глубины), две ставки были Maritime Administration отброшены сразу же по причине ничтожности, три же оставшиеся выглядели так - Шумейкер и Ко - $50010 и 10% от находки государству, две другие - $15526 и 15% и $20000 и 12%.

Практичное морское ведомство решило, что сулимые проценты от шкуры не то что неубитого, но пока даже не найденного медведя это хорошо, однако наличная синица в кулаке куда лучше. Молотком - "бум!"

"Продано!"

Сбылась? Мечта-то? Да нет, до сбычи мечт было ещё далеко. По горячим следам аукциона в силу вступили законы не жадности, нет, а, скажем так, - прижимистости. Затея стала обретать реальные черты, а реальность требовала выложить из кармана $50010 : 3 = $16670. С каждого. Жалко же. Мечта жила, с мечтой игрались, да и вообще - мечта мечтой, но cash-то при этом - кэшем! Друзья помялись, помялись и решили привлечь кого-нибудь ещё. Понятно, что это не мог быть человек "с улицы", а мог это быть кто-то "из своих". И О'Нил привёл своего знакомого, "тоже юриста" по имени Макгвайр Рили. После чего троица, хоть и жалко было, но вздохнула с облегчением, пятьдесят тысяч теперь можно было разделить на четверых. Счастье? Да нет, куда там счастью. Каждый из нас хоть раз в жизни, да видел душераздирующую синюю наколку - "нет в жизни счастья".

В американской действительности это самое "нет в жизни счастья" выглядело как телефонный звонок. Из Госдепартамента, конечно, откуда ещё могут с таким известием позвонить. И пресловутый Госдеп порадовал друзей тем, что вопросом озаботился сам Джеймс Бейкер.

Джеймс Аддисон Бейкер Третий. Госдеятель, успевший послужить государству на постах главы администрации президента, министра финансов и Госсекретаря Соединённых Штатов. В бытность свою Бейкер был очень, ОЧЕНЬ влиятелен. "Сильный человек" в правительствах Рейгана и Буша-старшего. В указанных администрациях он играл ту же роль, которую играл Дик Чейни в правительстве Буша-младшего и Хиллари Клинтон в правительстве Обамы (похоже, что сейчас эта роль "смотрящего" перешла к вице-президенту Джо Байдену, но не будем отвлекаться, нас ждёт клад.)

Так вот до друзей-кладоискателей довели, что у Джеймса Аддисоновича сложилось мнение, что правительством Соединённых Штатов в случае устройства аукциона по продаже прав на утопленное судно была допущена ошибка и неплохо бы эту ошибку исправить.

"Как?!"

- Нет ничего легче, - сказали им. - Если вы не хотите, чтобы в процесс вмешались мы, то договоритесь с Оманом сами и договоритесь по-хорошему.

Договориться по-хорошему означало - "договоритесь на любых условиях". И попробуй не договорись, уровень "сил" говорил сам за себя - госсекретарь Джеймс Бейкер и какой-то потопленный во время Второй Мировой транспортник, пусть даже и с серебром. "Не царское это дело."

Не царское дело, вдруг ставшее царским.

"А если не захотите по-хорошему, то по-плохому с вами не будет, вы же американские граждане и ничего противозаконного не совершили, но вот клад у вас отнимут. Отнимут мечту? А что это такое? Вы имеете дело с государственной машиной, а машина не знает, что такое мечта."

197

Кладоискатели (а их стало уже четверо) оказались лицом к лицу с реальностью, а она выглядела не очень хорошо - они рассчитывали если не на помощь и прямое содействие государства, то хотя бы на поддержку, а выяснилось, что государство оставляет их один на один с сулатанатом Оман и, будто одного этого мало, оно ещё и требует от них договориться с Оманом полюбовно и как можно быстрее. "Как вам это нравится?" Частные лица с возможностями, имеющимися у частных лиц, должны были договориться с государством, располагающим возможностями государства. Пусть даже и такого, как Оман. Слово "султанат" грустную перспективу не только проясняло, но и в определённом смысле усугубляло.

А между тем друзья успели создать компанию под названием John Barry Group, располагавшую "эксклюзивными правами" на поднятие затонувшего судна со всеми имеющимися там причиндалами.

Не успела John Barry Group привести в порядок встрёпанные чувства как с нею вышли на связь. И вышли очень респектабельные люди из вашингтонской юридической конторы под названием Patton, Boggs and Blow. В контексте разворачивавшихся событий фамилия партнёра Blow выглядела удручающе издевательски, судя по всему судьба - особа весёлая. Юристы сообщили членам группы, что отныне им придётся иметь дело с ними, так как их конторе поручено представлять интересы султаната Оман в Соединённых Штатах.

Выяснилось, что султан прекрасно ориентируется в устройстве американского государства и считает, что с американцами лучше всего иметь дело тоже американцам. Так и получилось, что под патронажем конторы Patton, Boggs and Blow начались трудные переговоры между John Barry Group и созданной оманской стороной Ocean Group, которая тоже хотела поднять судно, но которой нужны были права на это, а права по-честному и с соблюдением всех формальностей были приобретены на правительственном аукционе Шумейкером, Фионделлой и Ко. Сведя обе "группы" вместе вашингонская контора неожиданно для участников John Barry Group и без объяснения причин самоустранилась и оставила их на волю судьбы и милость оманской Осean Group.

Ocean Group возглавлял шейх Ахмед Фарид аль-Аулаки и был он не оманцем, а был он по рождению йеменцем. По социальному же происхождению шейх был принцем, волею Аллаха ставшим владельцем газет, пароходов и гостиниц. И был принц человеком из тех, про кого говорят - "палец в рот ему не клади". И будто одного этого было мало, в Ocean Group имелись и два европейца, игравшие роль не только флангов, но и прочного тыла. Одного из них звали Роберт Хадсон и был он бывшим морским пехотинцем Её Величества, имевшим в Сюррее фирму Blue Water Recoveries, занимавшуюся поднятием всяких тяжестей с морского дна, а другой носил имя Ричард Симмонс и был он тоже англичанином, чьи жизненные регалии выглядели так: выпускник Военной Академии в Сэндхерсте, одно время служивший танкистом в 11-м Гусарском Полку (для желающих углубиться в тему - 11th Hussars), позже помогавший оманскому режиму справиться с партизанщиной во время войны в Дофаре, в рассматриваемый же нами временной отрезок положение Симмонса характеризовалось исчерпывающе скупо - resident of Sultanat Oman.

В общем, making a long story short, выдержать в подобных условиях противостояние, да ещё и будучи лишённым поддержки собственного государства John Barry Group не смогла, да и кто бы на её месте смог, и дело закончилось тем, что американцы (Шумейкер, Фионделла и Ко) продали права на поднятие "Джона Барри" "оманцам" за $700 000 + процент со стоимости серебряных слитков, буде таковые на судне и в самом деле обнаружатся. Другими словами, за 700 тыс. долларов они продали права на поднятие саудовских риалов, которые там совершенно точно были.

Сделка, кто бы что ни думал, была неплоха, шейх Ахмед Фарид вложил в операцию около 10 млн. долларов, которые члены John Barry Group вряд ли смогли бы собрать, а так они, истратив каждый по $12500, получили по $175 000 долларов на брата, а в конце 80-х прошлого столетия на эти деньги в Америке можно было купить хороший дом. И в качестве бесплатного приложения к сделке они получили возможность поучаствовать в увлекательнейшем приключении, а этого ни за какие деньги не купишь.

Мотором в приключении были как раз слитки. Почему все были так уверены (многие уверены и по сей день), что они там были? Вопрос очень интересный и заводящий нас в дебри политического закулисья времён Второй Мировой. Начнём с цифр - в разных документах указывалась сумма, в которую оценивалось серебро - $26 000 000. По тогдашнему курсу один риал стоил около 30 центов, так что три миллиона риалов при межгосударственном расчёте "стоили" примерно $900 000 долларов. Те же риалы как лом стоили (уже без всяких кавычек) примерно $510 000. Как видим оба результата на 26 млн. не похожи даже близко.

Для того, чтобы разместить секретный груз, в трюме было построено что-то вроде укреплённого хранилища размером 25х40х8 футов или 8.3х13.3х2,6 метра. По свидетельству разысканных через сорок лет после войны членов экипажа хранилище (vault) было плотно и доверху забито очень тяжёлыми ящиками, которые грузили погрузчиками, причём причал и само судно были оцеплены вооружёнными фэбээровцами. Ящики с риалами, которые весили 37-38 тонн просто-напросто не могли занять не то, что весь объём хранилища, но и даже более или менее существенную его часть. Капитан Эллервальд в своей заверенной у нотариуса версии указал число членов экипажа на два человека больше, чем их числилось по судовым документам и из этого делают вывод, что на судне тайно находились два сотрудника либо подчинённой министерству финансов Secret Service, либо ФБР, следивших за сохранностью драгоценного груза. Есть ещё и другие детали, но за неимением времени и места мы не будем их рассматривать, а свернём немного вбок.

Кому могли предназначаться две тысячи тонн серебра?

На этот счёт существует три версии:

1. Американцы покупали согласие ибн Сауда на создание Израиля. Эта версия самая популярная, но мне она не кажется верной и вот почему - ибн Сауд и в самом деле отчаянно нуждался в деньгах, но при этом он нуждался именно в деньгах, а не в некоем "серебре" вообще. И американцы без всякого Израиля ему и так посылали то, что ему было нужно - три миллиона риалов. Да и что бы саудовский король делал с двумя тысячами тонн серебра с слитках? Куда бы он их дел? На чём бы он их транспортировал и где бы он их держал? Тогдашняя Саудия не располагала даже возможностями по чеканке монет и тем более в таком количестве. Между прочим, на каждом из пресловутых трёх миллионов риалов по личной просьбе ибн Сауда американцами было выбито - "отчеканено в Мекке".

2. Согласно второй версии, принадлежавшей Брайану Шумейкеру, "Джон Барри" должен был после разгрузки в Рас Тануре последовать в Бомбей и передать серебро Индии в рамках ленд-лиза. Эта версия более правдоподобна, так как США по ходу войны и в самом деле переправляли во входившую в Британскую Империю Индию серебро, потребное для тамошнего денежного обращения. Дело только в том, что ленд-лиз в той его части, которая касалась двусторонних англо-американских отношений, очень хорошо задокументирован и там не находятся две тысячи тонн серебра, ушедшие на дно вместе с "Джоном Барри". (Задокументированность не в последнюю очередь объясняется вот чем - после того как программа ленд-лиза получила путёвку в жизнь к ней в праздничный день 1 января 1943 года был подвёрстан секретный меморандум (edict), подписанный Рузвельтом. Меморандум обязывал соответствующие государственные структуры тщательно отслеживать финансовое состояние Британской Империи, так как американские эксперты пришли к выводу, что Англия должна располагать долларово-золотым запасом не ниже 600 млн. долларов, но при этом ни в коем случае не выше 1 млрд. долларов. Если Англия пересекала нижнюю черту, то она оказывалась в опасной близости от финансового коллапса, чего, пока шла горячая фаза Второй Мировой, США по понятным причинам не хотели, так как обрушение стерлинговой зоны во время войны увеличивало бремя, лежавшее на двух других членах антигитлеровской коалиции - самих США и СССР. Если же Англии удалось бы выскочить за пределы верхнего лимита, то это давало ей определённую степень свободы в отношениях со США, а поэтому все военные и первые послевоенные годы американцы всеми силами удерживали Англию в пределах этого узкого финансового коридорчика без права на шаг влево и на шаг вправо. Так выглядит война, в которой есть не только танки и не только самолёты и в которой воюют не только с тем, кто называется врагом в газетах.)

3. Версия третья - серебро предназачалось Советскому Союзу. Эту версию отстаивают некоторые современные историки, исходя из совпадения кое-каких цифр в так называемом "Третьем протоколе". Третий протокол это соглашение от 19 октября 1943 года о поставках в СССР материалов и вооружений по программе ленд-лиза. И там среди множества конкретных пунктов и конкретнейших цифр есть загадочный пункт под названием "Срочно необходимое оборудование". Пункт этот никак не расшифровывается, но зато указана стоимость "срочно необходимого" - 25 млн. долларов. Очень близко в 26 миллионам. Если принять эту версию, то США таким образом покупали сотрудничество (фактически союзничество) СССР в послевоенной разборке Британской Империи на части или в том, что нам известно как "крушение колониальной системы". В конце 1943 года стало ясно, кто выходит победителем, а это автоматически означало и конец "колониальных империй" - Британской, Французской и Голландской. "Сила вещей" заставляла США и СССР действовать в этом направлении рука об руку, невзирая на иделогические разногласия, так что, если серебро и в самом деле имело адресатом СССР, то две тысячи тонн серебра означали, что американцы решили вдобавок к "силе вещей" ещё и "простимулировать" своего будущего противника по Холодной Войне.

Эта версия вполне имеет право на жизнь. В Третьем протоколе перечисляется множество всякого разного, полученного СССР в 1944-45 г.г., и, однако, хотя американцы скрупулёзно поставляли СССР всё, что было в протоколе перечислено и хотя мы можем проследить судьбу и путь танков, самолётов, грузовиков, вагонов, бензина, пороха, олова, свинца, кобальта, аллюминия, никеля, магния, молибдена, цинка, кадмия, меди в сплавах и меди просто, а также труб, кабелей, проводов, проволоки и радиостанций в штуках, тоннах, чушках и в долларах, не находится следов того самого нерасшифрованного "срочно необходимого оборудования". Из Протокола следует, что СССР запросил его на 50 млн. долларов, а США согласились поставить (а раз согласились, значит поставили) "оборудования" на 25 млн. Как не находятся и следы упомянутых в Протоколе технических алмазов на 2.4 миллиона долларов.

"Необходимое оборудование" и алмазы до СССР не дошли, пропали где-то по дороге.

"Она утонула"?

Почему бы и нет. В конце концов серебро тяжелее воды. Да и алмазы, даже если они и не чистой воды - тоже.

198

Оманская Ocean Group, продемонстрировавшая серьёзность подхода к делу вложением в поисковую экспедицию 10 млн. долларов, не теряла зря ни времени, ни денег. В качестве контракторов были наняты специалисты в сложном деле бурения морского дна из Хьюстона, что в Техасе, а после к ним добавился тулонский Institut Français de Recherche pour l’Exploitation de la Mer (IFREMER) - французский океанографический институт, незадолго до этого сделавший себе паблисити участием в совместной с американским Woods Hole Oceanographic Institution экспедиции по нахождению и съёмкам затонувшего "Титаника".

В марте 1990 года фирма Роберта Хадсона при помощи сонара нашла на дне в предполагаемом месте потопления "Джона Барри" обломки судна. В начале 1991 года оборудованный видеокамерой спускаемый аппарат ROV (remote operated vehicle) передал на поверхность изображения судна, разорванного на две части, находившиеся на расстоянии примерно ста метров друг от друга. Пока что можно было с уверенностью сказать, что обломки принадлежат сухогрузу Либерти и что на верхней палубе находятся закреплённые американские военные грузовики времён Второй Мировой Войны. И только на следующий год, в начале 1992 года более детальное исследование обломков при помощи всё того же ROV позволило обнаружить на борту название судна - John Barry и это рассеяло последние сомнения.

В октябре 1994 года к местонахождению "Джона Барри" прибыло принадлежавшее IFREMER эспериментальное судно Flex LD с бурильной установкой и миниатюрной подводной лодкой с дистанционными манипуляторами, при помощи которых намеревались установить в нужных местах заряды взрывчатки и направленным взрывом "вскрыть" трюм судна, после чего добраться до содержимого. Не забудем, что всё это следовало проделать на почти трёхкилометровой глубине. Первая попытка оказалась неудачной, так как рассчитанные теоретически заряды на такой глубине и под таким давлением оказались слишком слабыми и трюм вскрыли только со второй попытки, после чего Flex LD, оборудованный спутниковой системой, позволявшей удерживать его над подводным объектом с точностью до нескольких метров, опустил собранную из 27-метровых секций автоматическую "руку" с подобием бульдозерного ковша с захватом на конце и, содрав часть верхней палубы, потащил наверх то, что удалось ухватить пониже.

Когда челюсти поднятого ковша раскрылись, оттуда на палубу Flex’a хлынул водопад почерневших серебряных монет. В течение пяти дней ноября 1994 года с затонувшего "Джона Барри" удалось поднять 1.3 миллиона риалов общим весом в 17 тонн. Каждым захватом поднимали до 60 000 монет.

По разным оценкам стоимость поднятого клада составляла от 20 до 70 млн. долларов. Ocean Group, вложившая в поиски и организацию экспедиции 10 млн. долларов, не захотела заморачиваться и попыталась выставить всю находку в виде единого лота на аукционе Сотби с начальной ставкой в 8 млн. долларов, но их ожидал облом - желающих участвовать в торгах не нашлось, после чего омано-йемено-англичанам заморачиваться пришлось поневоле - Ocean Group начала продавать риалы поштучно как коллекционную ценность и, хотя я могу ошибиться, но, по-моему, они их продают до сих пор.

Во время поисков и непосредственной операции на палубе Flex LD находились Брайан Шумейкер (заметивший мимоходом - "Роберт Льюис Стивенсон гордился бы нами"), Джей Фионделла (бросивший ради приключений свой ресторан на жену и мать и примчавшийся в Дубай, вот что значит настоящий романтик!) и бывший подводник Kriegsmarine Хорст Клятт, помогавший определить местонахождение "Джона Барри". Все они, хотя экспедиция увенчалась несомненным успехом, были в той или иной мере разочарованы, так как слитки серебра так и не были найдены. Были ли они там? Однозначно ответить на этот вопрос невозможно. Более того, экспедиция породила новые вопросы и задала новые загадки.

Вот схематичное изображение "Джона Барри" и размещения груза на нём:

Большой чёрный прямоугольник в трюме номер 2 - это vault, укреплённое хранилище, где Ocean Group изначально рассчитывала найти монеты и, если удастся, слитки серебра весом около 2000 тонн. Однако в реальности риалы оказались складированы прямо под верхней палубой, их местонахождение обозначено надписью "actual position of riyal storage". Но что в таком случае находилось в vault? Ответа на это найти не удалось, так как трюмы номер 2 и номер 3 оказались пусты - вторая выпущенная U-859 торпеда угодила как раз в стык между 2-м и 3-м трюмами и "Джон Барри" взрывом был разорван пополам по линии разделявшей трюмы переборки, после чего обе половины затонули и, пока они шли ко дну, а это был довольно продолжительный процесс, три километра воды это три километра воды, содержимое трюмов вываливалось наружу.

Загадок добавил всё тот же пытливый Шумейкер, заявивший, что он, как капитан (а он был именно что капитаном практиком), на месте капитана Эллервальда складировал бы серебро не в трюм, а в балластное отделение - оно обозначено на схеме как deep tank 1 и deep tank 2. И хотя здравый смысл был на стороне Шумейкера, но и эту версию проверить не удалось, так как передняя часть судна при ударе о дно не только заглубилась на несколько метров, но и деформировалась до степени, не позволившей добраться до балластных отсеков.

Так что очень может быть, что большой участок океанского дна усеян серебряными слитками, стоящими сегодня не менее миллиарда долларов. Но как их найти и как их собрать? По горячим следам шейх Ахмед Фарид на прессконференции горячо уверил собравшихся, что он непременно вернётся и поиски продолжит, но он тогда ещё не знал, что ему придётся распродавать полтора миллиона монет поштучно и из того факта, что новая экспедиция так и не состоялась, можно сделать вывод, что нудное занятие розничной торговлей его пыл изрядно охладило.

Ну вот, с кладом мы покончили.

А теперь вернёмся опять в бурный 1944 год.

США отправили кораблик, набитый всякой всячиной, а он возьми, да и пойди ко дну. И не сам собою, а будучи поражён в самое сердце вражеской торпедой. За годы войны американцы потеряли в водах у южного побережья Аравии 49 занимавшихся перевозкой различных материалов судов. По меркам Второй Мировой это не очень много, но и отнюдь не так мало, чтобы пренебрегать опасностью. По этой причине суда, как правило, сопровождались. "Как правило" означает, что не всегда. Зона ответственности в районе Аравийского Моря была английской и сопровождение выделялось из состава флота Его Величества.

Возникал законный вопрос - а почему же не было выделено сопровождение в этот конкретный раз? Получив законное право вопрос задать, американцы его и задали. Тут же последовал ответ британской стороны - сопровождение выделяется в тех случаях, когда имеется подтверждённое наличие немецких или японских подлодок в данной акватории, а в данном конретном случае никаких свидетельств насчёт подлодок не было, так что - зачем же зря корабли гонять и солярку впустую жечь?

Насчёт отсутствия свидетельств англичане сказали неправду.

U-859 была засечена ими ещё в Атлантике, когда она, держа курс на юг, пересекла экватор. И после этого, вцепившись в подлодку, англичане её из поля зрения не выпускали, отслеживая посредством перехваченных радиограмм все перемещения U-859. Так что то, что данная конкретная немецкая подлодка находилась где-то у побережья Омана они точно знали. А сказали, что не знают. И американцы англичанам не поверили. То ли в силу природной недоверчивости, а, скорее, потому, что у них были "свои источники информации". И то, что англичане сказали неправду, американцам не понравилось. А если государству что-то не нравится, то оно делает официальные заявления, так уж у них, у государств, заведено. "ТАСС уполномочен заявить." Ну и вот американцы официально обвинили англичан в "некомпетентности". Понятно, что дело было вовсе не в некомптентности, а, наоборот, в самой что ни на есть компетентности высшей пробы, но протокол требовал что-то сказать и американцы сказали. Англичане, не снисходя до ответа, приняли гордую позу. Ну, не компетентны, значит, не компетентны. "Дура-дура, а штуку в день имею."

Но государства могут что-то делать официально, а могут и неофициально, и трудно сказать, в каком случае они могут сделать больше.

Через два месяца после потопления "Джона Барри", 6 ноября 1944 года был убит лорд Мойн. Помимо того, что он был лордом, Мойн занимал государственный пост. Пост назывался Deputy Resident Minister of State. В сферу ответственности человека, занимавшего этот пост, входило обеспечение политического, экономического и военного контроля Британии на территории, куда входили Персия, Ближний Восток и вся Африка. Лорд Мойн отвечал за всё, что происходило на куске земной поверхности, имевшем форму треугольника, вершинами в котором были Тегеран, Кейптаун и Касабланка. Одним словом, лорд Мойн был большим человеком. Канцелярия его находилась в Каире. Ну и вот там, прямо в Каире, его и убили.

Убили лорда Мойна члены еврейской террористической организации "ЛЕХИ". За что убили? Да за то! Сионисты хотели переправить из оккупированной нацистами Европы в Палестину миллион евреев, а лорд Мойн вроде бы по этому поводу сказал: "А что мне с ними делать? Куда я дену миллион евреев?" Вот за это его и убили.

"Не стерпели."

Террористы же, чего с них взять.

199

Стрелявшие в лорда Мойна "лехивцы" Элияху Бет-Зури и Элияху Хаким пытались скрыться с места покушения на велосипедах, но в перестрелке с погнавшимся за ними на мотоцикле египетским полицейским Хаким был ранен, Бен-Зури заметался, замешкался и оба были схвачены окружившей их толпой арабов. А там подоспели англичане, отбили у толпы заговорщиков и, так как время было военное, отдали обоих под военно-полевой суд, вынесли приговор и без проволочек повесили.

Современная нам историография не усматривает связи между потоплением "Джона Барри" и покушением на лорда Мойна, так что желающие могут считать это либо нечаянным совпадением ничем и никак не связанных между собою событий, либо тем, что в наше время описывается универсальным словечком "конспирология". Тем же, кто куцей дуалистичностью не удовлетворится, я могу предложить ещё одну версию - вы можете считать, что лорда Мойна настигло женское проклятие. Женская ненависть - страшная штука, а лорд Мойн сделал всё, чтобы объектом этой ненависти стать, дело в том, что он посадил в тюрьму свою сноху.

Сноха, правда, была снохой бывшей, но так выходит даже и хуже. Имя снохи было - Диана и была она женщиной видной буквально и переносно:

Все знают принцессу Диану, но не все знают, что в смысле "блеска в обществе" и вытекающего из этого "влияния на умы" у принцессы Дианы был прототип.

Прежде чем вернуться к Саудовской Аравии (и прежде чем не покончить, а закончить с нею), попробуем (вкратце, вкратце) воссоздать тогдашний контекст, ибо, как мы успели по ходу записок убедиться - без контекста нам никуда. Лорд же Мойн и Диана нам в том помощью и зарукой, так как их жизнь и их смерть позволяет увидеть не только как всё в нашем подлунном мире взаимосвязано и взаимосцеплено, но и оценить на ощупь какой плотности ткань струится волною из ткацкого станка, за которым сидит паук нашей действительности.

Ну, а тем, кто не любит сложность, тоже должно быть интересно, так как полное имя лорда Мойна для уха любителей пива звучит как песнь песней - Уолтер Эдвард Гиннесс и был он прямым потомком Артура Гиннесса, того самого, что заварил в далёком 1759 году не кашу, а "тёмное" в основанной им пивоварне, той, что у ворот Св. Джеймса, а его пра-пра-правнук Уолтер, даже и делая впечатляющую политическую карьеру, озаботился сохранением за собою поста главы директоров набравшей к тому времени всемирную известность фирмы "Гиннесс".

А всемирная известность (то, что мы сегодня называем brand) означает очень много денег, так что лорд Мойн помимо лордства был ещё и очень богатым человеком. И у него был сын и в один прекрасный день сын богатого человека захотел жениться. Избранницей его стала девушка по имени Диана. Диана не была принцессой, а была она всего лишь дочерью барона - Уильяма Фриман-Митфорда, барона Редесдейла.

У барона было не семеро гномов, а семеро детей. Один сын и шесть дочерей. Сын был человеком скромным и малозаметным и так же скромно сколькими-то там годами позже погиб на фронте, но вот шесть дочерей были известны до степени, делавшей их известными чуть ли не любому англичанину в поместившееся между 1920 и 1950 годами тридцатилетие. Они даже получили прозвище, мелькавшее на страницах газет и обложках "модных" журналов, - Mitford sisters.

Все сестрички, как на подбор, были не только "а ну-ка девушки, а ну красавицы", но были они девицами бойкими и одарёнными сверх даже меры, повезло папе с мамой.

И добились девушки в жизни если, по мнению некоторых, и не многого, то уж наверняка того, чего их душеньки хотели, а это, согласитесь, немало. Одна из них вела хоть и замкнутую, но тем менее общественно значимую деревенскую жизнь знатной птичницы, другая стала известной писательницей, а младшая, с детства решившая, что баронство это не то, чего одна достойна, взяла, да и стала герцогиней.

Остаются ещё три сестры и они избрали другой жизненный путь. Пятая по счёту сестра, Джессика, пошла влево и пошла рано, в возрасте девятнадцати лет влюбившись в своего кузена Эсмонда Ромилли, привезённого больным дизентерией из Испании, где он сражался в составе Интернациональных Бригад, защищавших Мадрид. Не успев толком выздороветь, Эсмонд опять отправился в Испанию, а вместе с ним, сбежав из дома, уехала и Джессика:

Там, невзирая на яростное сопротивление обеих семей, они сочетались хоть и революционным, но, тем не менее, законным браком. После печального конца испанской Республики они вернулись в Лондон, не имея поддержки, помыкались в Ист-Энде, потеряли умершую от кори пятимесячную дочь, и, решив не сдаваться перед лицом рухнувших политических и личных надежд, начали жизнь с нуля, уехав в Америку. Там их застала весть о начале Второй Мировой, и они, посчитав, что Англии будет без них трудно, вернулись домой. В ноябре 1941 года самолёт, в состав экипажа которого входил Эсмонд, был сбит немцами над Северным Морем. Эсмонд Ромилли официально считался (и считается) двоюродным племянником Черчилля (его мать была сестрой жены сэра Уинстона), однако злые языки утверждали (и утверждают), что на самом деле он был его внебрачным сыном. Так ли это, не знает никто, но однако же печальную весть о смерти Эсмонда Джессике принёс посетивший её премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль лично. Она несколько месяцев не могла поверить в смерть мужа. Потом она опять уехала в Америку, вышла там замуж за юриста и активного борца за гражданские права, вступила в Коммунистическую Партию США, стала журналисткой, занимавшейся "репортёрскими расследованиями", написала книгу, представала перед лицом Комиссии по борьбе с коммунистической деятельностью, клеймила и давала гневные отповеди, в общем, её жизнь была образцовым примером службы обществу и борьбы за права трудящихся.

Но у нас остаются ещё две сестры и они тоже "имели убеждения", правда, немножко отличные от убеждений ставшей коммунисткой Джессики. Диана, с жизненного пути которой мы начали эту главку, до того, как убеждения обрести, попробовала какова на вкус "сладкая жизнь", тайно обручившись в 18 лет с Брайаном Гиннессом, сыном лорда Мойна, а в 19 лет выйдя за него замуж. Лорд, любивший своего сына, немедленно полюбил и сноху, назначив молодым на прожитьё содержание в 20 тыс. фунтов в год. Для сравнения - отрёкшемуся от престола Эдварду VIII Букингэмский дворец выделил пенсию в 10 тыс. фунтов в год, что считалось очень приличной суммой пусть для отрёкшегося, но, тем не менее, короля. Вдобавок к денежному содержанию в распоряжение молодожёнов были отданы дом в Лондоне, дом в Дублине и загородное поместье в Хэмпшире.

Началась social life, и сошиал лайф не где-нибудь, а в тогдашней столице мира. Начались балы и рауты, на которых, затмевая всех, царила Диана. Восхищённый Ивлин Во записал - "… её красота разносилась по комнате как звон колокольчика".

И вела такую полную неги и удовольствий жизнь Диана целых двенадцать лет. Вот она уже с детьми и младшей сестрой Юнити:

Ничто ничего не предвещало, будущее ни единым облачком не омрачало горизонта, всё было прекрасно, как прекрасна была сама Диана Гиннесс. Муж и свекор на неё нарадоваться не могли.

А потом, в 1932 году, в доме Эмеральд Кунард Диана встретила молодого политика по имени сэр Освальд Мосли. Мосли делал выглядевшую очень многообещающе карьеру, на самом верху (на самом верху) его кандидатуру рассматривали как одну из возможных на посту премьер-министра, он только что, покинув ряды лейбористов, создал собственную партию, которая называлась очень просто - Новая Партия. Он был самоуверен, напорист и было похоже, что для этого человека не существует преград, перед ним были открыты все пути и все дороги. Он был представлен Диане, Диана посмотрела на него, он ответил ей взлядом и всё заверте…

И всё заверте.

200

Баронет Мосли был тем, что ныне принято понимать под "личностью". Тварью дрожащей он не был ни разу. Демобилизовавшись в 1918 году, он, будучи двадцати двух лет от роду, выставил свою кандидатуру на выборах от консервативной партии и стал самым молодым членом британского Парламента, представляя там "потерянное поколение". В 1920 году яркий оратор и бунтарь женился. Женитьба была выгодна во всех смыслах, какие только можно себе представить, так как избранницей Мосли стала дочь лорда Керзона. Да-да, вы не ошиблись, Керзон тот самый, тот, который THE Curson, вице-король Индии, министр иностранных дел и лидер Палаты Лордов (между прочим, убитый в результате покушения лорд Мойн совмещал приятное (фирму "Гиннесс") с полезным - до того, как отправиться прокураторствовать Иудеей, Персией и Африкой, он тоже успел побывать в лидерах Палаты Лордов.)

По темпераменту Освальд Мосли был человеком горячим, что выразилось не только в политическом непостоянтстве (баронет с лёгкостью необыкновенной менял партийные симпатии), но и в личной жизни. Несмотря (можно сказать, что вопреки) на счастливо складывавшуюся семейную жизнь, Мосли успел завести множество разной степени прочности интрижек не только на стороне, но и в пределах узкого фамильного круга, вступив в связь с младшей и старшей сёстрами жены, а потом, очевидно, оставшись неудовлетворённым, и с их мачехой, женой лорда Керзона. Так что роман с Дианой Гиннесс на фоне семейных похождений не выглядел чем-то неожиданным.

Зато неожиданным стало другое - побывавший в консерваторах Мосли ушёл сперва в лейбористы, потом в независимые лейбористы, потом получил министерский портфель в лейбористском правительстве МакДональда, а потом демонстративно из правительства вышел и в 1931 году основал Новую Партию. Всего лишь через год Новая Партия была распущена, но при этом "головка" партии сохранила партийное "молодёжное движение", ставшее ядром новой Новой Партии. Сам же баронет в начале 1932 года совершил визит в Италию c ознакомительными целями. Вернувшись из Италии, Мосли взял в руки перо и засел за программу. С задачей он справился на отлично - в течение лета была создана партийная программа под броским (броским было вообще всё, что Мосли делал) названием The Greater Britain.

Результат - всего лишь за год на пустом до того месте появились партия, глава партии и программа партии. Дело было за названием и оно не заставило себя ждать, и было название под стать самому Мосли - BUF Party. Громкая аббревиатура расшифровывалась словами не менее громкими - The British Union of Fascists, "Британский Союз Фашистов".

Задним числом во всех этих событиях видна явная нарочитость. Как сам Мосли, так и всё, что он делал, имело явный привкус эпатажа на грани политического и общественного скандала. Нацию исподволь вынуждали "смотреть" на Мосли, "видеть" его, "слышать", и тем самым - думать о нём. Причина? Причина была и причина очень веская - государство готовилось к будущему. В настоящем - к будущему.

"Noah built the Arc before the Flood."

Not after, BEFORE!

Дело происходило в начале тридцатых и уже даже и "улице" было ясно, что войны не избежать, что уж говорить о людях, чьей задачей является планирование и определение курса государства, где под курсом понимается направление, в котором государство шагнёт завтра.

Что случится когда начнётся Потоп не знает никто, а потому чем больше будет разработанных планов ("сценариев") на завтра, тем лучше. И вот одним из таких сценариев было добровольно-принудительное разрушение существовавшей в Англии политической системы и создание из её обомков системы однопартийной, "властной вертикали". Самыми известными сторонниками, теоретиками и практиками этого направления были Черчилль и Бивербрук. Но если этот сценарий воплощался в жизнь, то появлялась система в виде полого политического каркаса, который требовалось заполнить конкретной партией. Какой? Это уже зависело от того, как конкретно сложатся в будущем внутри- и внешне- политические ситуации.

(Мы с вами уже знаем, как оно всё сложилось, но знаем не потому, что мы умнее, а просто потому, что мы живём "сейчас", а не "тогда". Мы живём после "потопа", а не до. А тогда никто ещё ничего не знал, как и не знал того, что через несколько лет произойдёт фактически дворцовый переворот и одного короля сменит другой, что вместо Эдварда VIII будет Георг VI, что из планов Черчилля и Бивербрука ничего не выйдет (не потому, что планы были плохими, а потому, что жизнь сложилась по-другому, а все знают, что не мы такие, а жизнь такая), что вместо "властной вертикали" в ход пойдёт вариант даже более радикальный и партийная деятельность в государстве вообще будет "заморожена" заодно с демократическими выборами (выборами что из нескольких, что из одной партии), и что заправлять в стране будет над- (или вне-) партийное правительство, ограниченное очень узким кругом людей, вошедших в Военный Кабинет, и что такое положение, когда политические партии были не запрещены и не разрушены, а "убраны" в чулан на время войны, позволило после войны извлечь их обратно в целости и сохранности, сдуть с них пыль и вновь запустить в стране прежний политический процесс и проделать всё это без малейших пертрубаций, без сучка и задоринки. И помимо всего прочего это означало, что в Букингэмском Дворце сидели люди не только очень умные, но и гораздо более дальновидные, чем Черчилль с Бивербруком, чьё "видение ситуации" ограничивалось горизонтом, открывавшимся им с высоты их лимитированного государственной иерархией положения.)

Но в нашем "до потопа" война пока ещё не началась, жизнь полнится планов громадьём и если у Германии всё так отлично складывается, то, может, стоит озаботиться планчиком на тот случай, если фашистам "ихним" нам придётся противопоставить фашистов "наших"?

Подумано - сказано, а сказано - сделано. А сделано - сложено.

И вот так вот оно всё и складывалось, в том числе и на фронте личном, у фашистов тоже есть личная жизнь и им даже известно, что такое любовь. По понятным причинам официально оформить свои отношения Освальд Мосли и Диана Гиннесс не могли, глава партии это глава партии, да к тому же Мосли был таким главой, который был по-своему счастлив в семье, но в дело вмешался проказник случай - в 1933 году жена Мосли Синтия, в девичестве Керзон, неожиданно умерла.

И Диана, которая уже с год как ушла от мужа (её младшим сёстрам было запрещено с нею встречаться, так как по мнению родителей "Диана жила во грехе") потребовала от Мосли "оформить отношения". Глава витальной фашистской партии может быть холостяком, но он не может быть вдовцом, да и возражать Мосли было не с руки, так как нахватавшаяся от Мосли идей Диана сопровождала главу Британского Союза Фашистов в его поездках по обмену опытом если не как жена, то как соратница. Как "Диана-охотница."

Вот это Диана и Мосли в составе британской партийной делегации от BUF на пятом партийном съезде NSDAP в Нюрнберге в августе 1933 года:

Лени Рифеншталь сняла о пятом съезде фильм Der Sieg des Glaubens ("Победа Веры"), там в толпе гостей мелькает Диана, мелькает этаким светлым пятнышком в море чёрных мундиров. Хороший кадр, прямо-таки просящийся в символы, был у Рифеншталь дар творца, была в ней "искра".

А вот это Диана там же, в Нюрнберге, на трибуне, с человеком по имени Ханфштенгль:

Эрнст "Путци" Ханфштенгль, "пианист Гитлера" - персонаж исключительно любопытный. Полное имя - Эрнст Франц Седжвик Ханфштенгль, отец его был богатым баварским издателем и международным торговцем предметами искусства, а мать - американкой немецкого происхождения, связанной родственными узами со "старым" истеблишментом Восточного побережья (два её родственника были генералами в армии северян во время Гражданской Войны), крёстным отцом же его стал герцог Эрнст II Сакс-Кобург и Гота.

Детство Ханфштенгль провёл в Баварии, но образование он решил получить на родине матери и отправился в Гарвард, выпускником которого он в 1909 году и стал. Был он человеком одарённым, а потому не только хорошо учился, но и преуспел по музыкальной части, сочинив по ходу дела несколько гимнов и маршей для Гарвардской футбольной команды. Будучи по этой причине вхож в Нью-Йоркский Гарвардский Клуб, он успел обзавестись там несколькими полезными знакомствами с такими людьми как оба Рузвельта, Тедди и Франклин, а также со знаменитым издателем Рэндолфом Херстом и не менее знаменитым актёром Чарли Чаплиным. А поскольку кроме развлечений требовалось зарабатывать на хлеб насущный, то молодой Ханфштенгль возглавил нью-йоркское отделение фирмы своего отца. Но бравурная музыка играла не очень долго - в 1917 году вступившее в Первую Мировую Войну доброе американское государство хафштанглевский бизнес конфисковало как вражескую собственность.

Послужило ли причиной разочарования это или что другое, но в 1922 году Ханфштенгль вернулся в Баварию и там как-то ещё один американский знакомец, помощник военного атташе при посольстве Соединённых Штатов, попросил Ханфштенгля дать по старой дружбе (как гарвардец йельцу) оценку политической обстановки в Мюнхене и тот, будучи человеком добросовестным, решил оценку не из пальца высасывать, а окунуться в "события" самому. Так вот и получилось, что Ханфштенгль отправился на митинг, на другой, пооглядывался, послушал, посмотрел на одного мелкотравчатого политика из местных, потом посмотрел на второго, а там на третьего. Потом на четвёртого.

А потом он увидел Гитлера.

201

В любом "деле" есть тонкость. Мы не всегда её замечаем, но есть она всегда, а то, что она зачастую от нашего внимания ускользает, происходит по сущностному свойству тонкости, прячущейся за бьющей нам в глаз толстостью.

И Ханфштенгль "вышел" на Гитлера именно благодаря тонкости, состоявшей в том, что помощник военного атташе при посольстве США капитан Труман Смит уже видел Гитлера сам, и не только видел, но и слышал, и не только видел и слышал, но он с Гитлером познакомился и даже побывал у него дома. И результатом этого визита стала запись в смитовском дневнике - "Фантастический демагог! Редко можно встретить столь логичного в своём фанатизме человека." Но это мнение о Гитлере было мнением человека по имени Смит, а он между тем закончил Йель и по этой причине ему было известно, что на свете существует реальность, к которой прилагается субъективное мнение об этой самой реальности, а потому, если какой-то предмет реальности оказывается для вас важен, то для объективности неплохо бы ознакомиться с тем, что думают об этом предмете другие люди, после чего необходимо соотнести своё впечатление, которое вполне может оказаться ложным, с мнением чужим.

И после этой скоренько выстроенной в уме коротенькой логической цепочки аг.., то-есть помощник военного атташе Смит решил, что ему к его собственному мнению о Гитлере нужно мнение человека, которому можно доверять, мнение человека умного, мнение человека, способного осмысливать увиденное и делать на основании увиденного собственные, а не почёрпнутые на стороне умозаключения, и, что немаловажно, этот человек должен был быть немцем, так как сам капитан Смит немцем не был, вследствие чего у него был другой "склад ума" что сам Смит отчётливейше сознавал. Перечисленным требованиям отвечало не так уж много людей, так что стоявший перед капитаном выбор был не так уж труден, после чего Смит и обратился к Ханфштенглю с просьбой о дружеской услуге. Можно сказать, что Ханфштенгль на Гитлера не "вышел", а был на него "выведен" подобно ракете с самонаводящейся боеголовкой.

И фигуральная боеголовка взорвалась чуть ли не в буквальном смысле - Труман Смит получил к уже имевшемуся у него мнению о Гитлере мнение Ханфштенгля и было это мнение мнением неофита, вдруг узревшего пророка. Будучи человеком с совершенным музыкальным слухом, Ханфштенгль увиденное и описывал в музыкальных терминах, о речи Гитлера он выразился как о "рапсодии истерии".

"В ближайшие десять тысяч лет никто не сможет повторить того, что Гитлер делает с толпой, временами он перевоплощается в неизвестного солдата Германии."

Смит, обнаруживший, что мнение Ханфштенгля полностью совпадает с его собственным мнением, удовлетворённо вздохнул, настучал отчёт и отправил его "наверх". Результатом его мюнхенских изысканий стало то, что из помощника военного атташе он стал полным атташе. (На этом его карьера не закончилась, в военные годы, с 1939 по 1945, Смит совмещал должность главы "немецкого отдела" разведки армии США с постом личного советника Джорджа Маршалла, а после войны по причине глубокого погружения в немецкие дела он принимал участие в создании Бундесвера.)

Не сидел без дела и Ханфштенгль. Не мешкая, он дождался очередного выступления Гитлера, подошёл к нему, представился и предложил свои услуги в самом широком смысле, после чего очень быстро вошёл в гитлеровский "ближний круг", так как в отличие от почти всех соратников, Ханфштенглю было что Гитлеру предложить. Во-первых, он был богат. Во-вторых, у него водились деньги. В- третьих, он всегда мог выручить Гитлера деньгами. В-четвёртых, он не только имел отсутствовавшее у соратников представление об окружающем мире, но в определённом смысле представителем этого самого окружающего мира и был, в-пятых, в-шестых и седьмых он был прекрасно образован, знал языки и на профессиональном уровне разбирался в серьёзной музыке, которую Гитлер обожал, но обожал обожанием дилетанта. В-восьмых - Ханфштенгль был обаятелен.

И это обаяние позволило ему начать ненавязчиво Гитлера опекать.

Опекать в том смысле, что Ханфштенглю было позволено подсказывать Гитлеру как вести себя "в приличных домах", учить будущего вождя нации "хорошим манерам". Ханфштенгль даже начал от случая к случаю покупать на собственные деньги одежду и обувь Гитлеру, который до того всюду ходил в одной и той же старой шинели, и не потому даже, что был аскетом, а по той пошлой причине, что у него не было ни пфеннига денег. А хорошие манеры понадобились Гитлеру потому, что Ханфштенгли были семейством не только в Баварии известным, но и очень уважаемым баварским "светом" и близкое знакомство с одним из Ханфштенглей позволило Гитлеру стать "вхожим в салоны", а это налагало определённые обязательства, так как Гитлер не мог позволить себе совершать грубые нарушения этикета, сделавшие бы его "смешным".

И вышеперечисленным выгоды от знакомства с Ханфштенглем отнюдь не ограничивались. Он был в высшей степени полезен и в чисто утилитарном смысле. Например, когда партийная газета "Фелькишер Беобахтер" попала в "сложную финансовую ситуацию" и по этой причине ей грозило закрытие, то Ханфштенгль, и до того помогавший, оказал партии единовременное вспомоществование в сумме тысячи долларов, что в Германии начала 20-х двадцатого века было очень внушительными деньгами. Эта своевременная поддержка не только удержала газету на плаву, но и позволила превратить её в ежедневную газету (до этого "Фелькишер Беобахтер" выходила два раза в неделю). Не ограничившись газетой, Ханфштенгль профинансировал издание такой не самой безвестной человечеству книги как Mein Kampf.

Как мы знаем, книжка эта было написана Гитлером в тюрьме после провалившегося "пивного путча", так вот и в истории с путчем Ханфштенгль играл не самую последнюю роль. После открытой полицией стрельбы по штурмовикам, во время которой было убито шестнадцать будущих нацистских "мучеников", испытывавший сильную боль Гитлер (у него было выбито плечо, а он думал, что в него попала пуля) был вывезен с места событий на автомобиле Ханфштенглем, который отвёз Гитлера к себе домой в пригород Мюнхена и оставил его на попечение своих жены и сестры, а сам перешёл австрийскую границу. Когда двумя днями позже в дом нагрянула полиция то никто иной как жена Ханфштенгля Елена удержала Гитлера от попытки самоубийства, уговорив его сдаться.

Решение насчёт Ханфштенгля напрашивалось само собой и в конце концов Гитлер сделал его главой своей пресс-службы. Вот здесь запечатлён момент предвыборной кампании Гитлера 1932 года, когда он в сопровождении своего штаба перелетал из города в город:

И услуги Ханфштенгля не ограничивались только тем, что нынче называют "пиаром", ведь он помимо прочего был ещё и виртуозным пианистом, частенько услаждавшим слух фюрера и его сподвижников. И этой стороне его многогранной натуры тоже нашлось применение - Ханфштенгль как-то, под настроение, играючи сочинил сюиту из шести частей, одна из которых, под названием Jugend Marschiert стала использоваться в качестве гимна нацистской молодёжной организации Hitler Jugend, вот она в исполнении самого Ханфштенгля:

«видео опущено»

Зачем нам вообще понадобился жовиальный Эрнст, крёстным отцом дочери которого стал сам вождь немецкой нации? Понадобился он нам вот почему: Ханфштенгль был тем самым человеком, который представил Гитлеру Диану ещё в то время, когда она носила пивную фамилию. В этом не было бы ничего для Ханфштенгля страшного, но всё дело в том, что у Дианы было пять сестёр. И одна из них находилась в Германии вместе с Дианой Гиннесс. И была она фашисткой. Самой настоящей. Идейной. Правда, в отличие от Дианы, которую в стан коричневорубашечников привела любовь к Мосли, сестра её разделяла "человеконенавистнические взгляды" с подросткового возраста. Наверняка потому, что родители неосмотрительно подобрали ей имя. Полное имя младшей сестры Дианы звучало так - Юнити Валькирия Митфорд, ну сами посудите, куда ей было с таким именем деваться, доведись ей родиться попозже и она наверняка вышла бы замуж за Фрэнсиса Форда Копполу, но увы, родилась Юнити Валькирия тогда, когда ей было суждено родиться, а потому она с восторгом отнеслась к тому, что её старшая сестра бросила постылого мужа и ушла к Мосли. Не будем судить сестёр строго, женщинам трудно устоять перед красивым мундиром и усами.

И всё это имело своим следствием то, что еле дождавшись конца официальной части нюрнбергского партийного съезда (в недавнем прошлом его назвали бы "сборищем") Ханфштенгль из самых лучших побуждений подхватил сестёр под руки и потащил их в ложу к Гитлеру. Знакомиться. На свою голову. Недаром некоторые умудрённые годами люди полагают, что всем нашим несчастьям имя - Женщина.

202

Юнити Митфорд удалось то, о чём мечтала половина женщин Германии, она сумела пересечь меловую черту, проведённую вокруг Гитлера:

И более того, даже и оказавшись внутри магического круга, она не затерялась, заняв уникальную позицию "друга":

И этот друг имел право на то, чего не смели делать другие даже и в случаях, регламентированных государственной иерархией. Например, усаживаясь за стол, ближние к Гитлеру люди неукоснительно следовали раз и навсегда установленному правилу - за едой никаких разговоров "за политику". Однако Юнити запросто этим правилом пренебрегала, вновь и вновь переводя любой разговор на отношения Германии с Англией и на поиск взаимоприемлемого компромисса. Причём её репутация не позволяла заподозрить Юнити в любого сорта "лоббировании", её образ убедительно и до мельчайших чёрточек демонстрировал искреннейшее неофитство. И эта искренность не была наигранной - подростком Юнити делила комнату в отчем доме с сестрой Джессикой (той, что станет убеждённой коммунисткой), и сёстры, доказывая не так друг дружке, как самим себе твёрдость веры, провели посередине комнаты черту, которую запрещено было пересекать, чтобы не вторгаться в чужое личное пространство, после чего каждая декорировала свою половину в соответствии с избранными идеалами юности. И по одну сторону разделённой комнаты были развешаны портреты Ленина и Троцкого, а по другую - изображения Гитлера и нацистские плакаты. (По слухам, даже и на одну из висевших по сторонам окна штор были нанесены изображения серпа и молота, а на другую - свастики. (Поскольку совпадениями Провидение отмечает свои не всегда понятные людям шутки, то нелишним будет отметить, что семейству Митфордов принадлежали акции некоей канадской шахты, располагавшейся в провинции Онтарио рядом с существующим поныне городком, названным исконно канадским именем Svastika.))

Уникальность положения Юнити можно сравнить только с положением Ханфштенгля. Гитлер испытывал недостаток дружеского общения, все, кто его окружали, были партийными соратниками, у него фактически не было друзей и именно эта пустота была заполнена Ханфштенглем и Юнити, которые пользовались своим положением, извлекая корысть, только то была не самая из корыстей распространённая корысть денежная, а была эта корысть корыстью идеалистов. И, похоже, что Гитлер это понимал. Сегодня в его отношения с Юнити пытаются втиснуть понятные и доступные "телезрителям" мотивы вроде "секса", и секс там и в самом деле присутствовал, но только не в грубой физической форме. Для Юнити Гитлер был кумиром, воплощённым девичьим идеалом не мужчины даже, а символом, "отцом", но при этом Отцом, детьми которого была вся нация. Со стороны же Гитлера их отношения выглядели совершенно иначе - гораздо приземлённее и без всякой патетики. Любому мужчине нравятся женщины какого-то определённого типа и Юнити посчастливилось напоминать собою Гитлеру его любовь, "любовь Гитлера" - Гели Раубаль. Гитлеру на Юнити было "приятно смотреть". И в смысле корысти Гитлер тоже был не промах, он использовал отношения с Юнити Митфорд, чтобы играть на чувствах Евы Браун, которая этими играми была доведена до попытки самоубийства.

На фоне этих страстей позиции Ханфштенгля выглядели не так слабее, как уязвимее. Изначально было понятно, что опека, пусть и в самой завуалированной форме дружеских подсказок что, когда и как надевать, что, когда и как есть, что, когда и как говорить не может не начать Гитлера тяготить даже и при всём его к Ханфштенглю расположении, а между тем у Ханфштенгля была сверхзадача - он на протяжении нескольких лет пытался показать Гитлеру реальность во всей её полноте. Однако, уже после войны, Ханфштенгль сетовал, что ему так и не удалось преодолеть "провинциализм" Гитлера, который отказывался "видеть" картину мира всю, целиком, упорно цепляясь за тот её фрагмент, который был доступен его воображению, хотя, справедливости ради, следует сказать, что тот же провинциализм не помешал Гитлеру включить в Mein Kampf несколько геополитических идей, донесённых до него Ханфштанглем. Как бы то ни было, но, по мнению Ханфштенгля, Гитлер так и не сумел стать "глобальным" игроком, что во многом и предопределило судьбу Германии в период Второй Мировой Войны.

То, что Ханфштенгль понимал всё правильно и вообще "смотрел" в нужном, "сущностно необходимом" при госстроительстве направлении можно понять из следующего эпизода - как-то в собравшейся в доме Генриха Хоффмана (личного фотографа Гитлера, у которого, между прочим, работала Ева Браун, с которой через Хоффмана Гитлер и познакомился) дружеской компании, где присутствовал и ещё не ставший "Гитлером" Гитлер, между Хоффманом и Ханфштенглем как людьми творческими завязался творческий же разговор о воздействии искусства на массы. И Ханфштенгль, который, если вы ещё не забыли, был членом Гарвардского футбольного клуба, подкрепляя свои аргументы доводом, присел к пианино и наиграл какой-то из сочинённых Джоном Филиппом Соузой маршей. А потом на доступном аудитории языке объяснил, что такое американский футбол (в футбольном сезоне 1906 года в США на поле по ходу матчей было убито 19 игроков, после чего президент Теодор Рузвельт пригрозил, что он вообще запретит футбол, если не будут выработаны правила, призванные хоть как-то игру "смягчить"), зачем нужны чирлидерши, зачем духовой оркестр, зачем сочиняются университетские гимны и каким образом музыкой вызывается близкий к истерии энтузиазм зрителей. Выкрикивая под аккомпанемент пиано "Гарвард, Гарвард, ра, ра, ра!", Ханфштенгль изобразил рёв болельщиков на трибунах, а потом, импровизируя, показал как можно совместить марш и какую-нибудь народную немецкую мелодию и вызвать в слушателях ничем не отличающиеся от болельщицких чувства. В этом месте Гитлер вскочил с места, упёр в бок одну из рук баранкой и, подражая тамбурмажору, замаршировал по комнате, восклицая: "Да, Ханфштенгль, да! Это именно то, что необходимо нашему движению!"

В своих воспоминаниях Ханфштенгль пишет, что, вообще-то, это он должен нести ответственность за ставшее известным всему миру Sieg Heil! Sieg Heil! представляющее собою всего лишь переделанную на немецкий лад речёвку гарвардских футбольных болельщиков, подстёгивающих с трибун свою команду тысячеголосым скандированием Har-vard! Har-vard!

И Гитлер, пусть и не сумев вырваться за пределы отпущенного ему воображения, понял то, что очень многие не понимают даже и сегодня - проговариваемые словами мысли и звуки, вырывающиеся из под пальцев человека, подобного вот этому вот "пианисту Гитлера": …

…представляют собою куда более могущественное оружие, чем всё то, что могут предложить государству изобретающие "железо" оружейные конструкторы.

Но у людей креативных есть один недостаток - они в своих мыслях витают слишком высоко, они слишком "не от мира сего". И мир сей, который тяготит к материи, норовит духу отомстить. Так вот и получилось, что Ханфштенгль своими пусть и ненавязчимыми поучениями, но начал вызывать в Гитлере раздражение и чем дальше, тем большее, ну сами посудите - данная в ощущениях реальность подсказывала ему, что сегодня он канцлер всея Германии, а при взгляде на Ханфштенгля в голову лезли неуместные мысли про вчера, когда этот человек подсказывал какого цвета нужен галстук и мягко намекал, что с думами о судьбах Германии плохо вяжутся дырявые носки.

Кроме того, роль, которую пытался играть Ханфштенгль, делала его прямым конкурентом человека по имени Геббельс. И по понятным любому из нас причинам Ханфштенгль Геббельсу не нравился. И не нравился тем больше, чем лучше он играл на фортепьяно и других изобретениях человеческого гения. Да и вообще чем выше поднимался Гитлер, тем теснее сплачивались вокруг него люди, считавшие, что главное это не "умствование", а личная лояльность и готовность строчить от пуза веером. Это "опрощение" политики является процессом естественным и происходит оно всегда, но происходит не везде. Этого не произошло в Англии, а сегодня не происходит в Америке, к причинам мы вернёмся в дальнейшем, а сейчас нас ждут Ханфштенгль и сёстры Митфорд.

Удар мизерикордией Ханфштенглю нанесла Юнити.

Зачем? Ну, он занимал ту же нишу, что и она. Они были друзьями (в прямом смысле этого слова) Гитлера. Ревность одного друга к другому? Может быть. Тем более, что друг Ханфштенгль, будучи мужчиной, имел когда-то неосторожность представить Гитлеру подругу Юнити, которая была женщиной. И женщина к этому эпохальному событию подготовилась так, как обычно готовятся женщины, а мужлан Ханфштенгль, обладавший, между прочим, безупречным вкусом, затёр Юнити в уголок, достал из нагрудного кармашка крахмальный платочек и, несмотря на бурные женские протесты, удалил с лица Юнити чрезмерную косметику, так как по мнению Ханфштенгля Валькирия должна была быть похожей на Валькирию, а не на… Ну, вы сами понимаете. Гитлер, узнав позже об этой истории, хохотал, но Юнити Валькирии Митфорд было не до смеха. "Нахал!"

А между тем, смех смехом, а положение Юнити укрепилось до такой степени, что на Олимпийских Играх в Берлине ей была выделена личная ложа, когда приключился "аншлюс", то Юнити появилась на балконе в Вене в свите фюрера, Юнити было предложено выбрать себе по вкусу одну из четырёх предложенных квартир в Мюнхене (до этого она жила в доме сестры Ханфштенгля, кто как не друг поможет с квартирным вопросом), Юнити занеслась так высоко, что даже составила для Гитлера именной синодик, где перечислялись влиятельные британцы, одни из которых могли бы быть Гитлеру полезными, а от других ему предлагалось тем или иным способом "избавиться". Напомню, что список составлялся приехавшей в Германию с визитом и застрявшей там на пять лет восторженной английской девицей двадцати двух лет от роду.

203

Со старшей сестрой Юнити дело обстояло немножко по-другому. В 1936 году Диана добилась от вождя британских фашистов Мосли официального оформления отношений. Свадьба была сыграна в Берлине, гостей на торжестве было всего шесть человек, но скромность празднества с лихвой компенсировалась присутствием Геббельса и вождя германской нации Гитлера, подарившего молодожёнам свой собственный портрет в серебряной рамке. Диана Митфорд, переставшая быть Дианой Гиннесс и вошедшая в историю под именем Дианы Мосли была особой менее, чем её младшая сестра, увлекающейся, что автоматически предполагало и трезвость взлядов. И если Юнити нравилось всё возвышенно-духовное, то Диана Мосли ожидала, что как жизнь, так и Гитлер с Германией способны дать лично ей и Британскому Союзу Фашистов что-то более зримо-осязаемое, профинансировав создание в Англии фашистской радиостанции, которая несла бы свет истины томящимся под гнётом плутократов трудящимся.

Немцы с этой идеей игрались долго, но, хоть Гитлер по-восточному тонко Диане льстя, и отзывался о ней как об "истинно арийском образце женственности", насчёт станции не говорили ни да, ни нет. И только через два года, в 1938, Диане сообщили о планах построить немецкую (не английскую) радиостанцию, и не в Англии, а на одном из островов в Северном Море, откуда велось бы вещание на английском языке.

За год до этого пришла к концу карьера Ханфштенгля, человека, который свёл вместе Гитлера и сестёр Митфорд (между прочим, сделал он это не просто так, а потому, что сестрички имели на руках рекомендательное письмо от принца Отто фон Бисмарка, секретаря немецкого посольства в Лондоне с каковым письмецом в руке сестрички к Ханфштенглю застенчиво в Нюрнберге и подошли.)

Причин падения Ханфштенгля было несколько. Главная - по мере роста мощи Германии происходила и поляризация людей не только в политической верхушке, но и в ближайшем окружении Гитлера. Это был объективный процесс, которым, правда, можно было управлять и ставить его себе на службу, а можно было ничего не делать и "отдаться на волю ветрил". Гитлер выбрал второе, после чего вокруг него очень быстро возникло засилье людей, прикрывающих свою беспринципность идеологической ортодоксией, причём людей более примитивных, но обладающих при этом крепкими локтями. Ну, да это дело известное - "кто не с нами, тот против нас", причём кто такие "мы" определяем сами мы же, это нетрудно. Поляризация привела к тому, что Ханфштенгль оказался единственным внутри "круга" голосом, которым своё мнение до Гитлера могло донести "либеральное крыло" политической верхушки Германии в лице таких людей как Нейрат, Шахт, Гюртнер и фон Райхенау. Отсюда понятно, что с точки зрения другого "полюса", с точки зрения "ортодоксов" эту ниточку следовало перерезать.

Как? Ну, для начала нужно было Ханфштенгля в глазах Гитлера дискредитировать. Выставить его не политиком, а "пианистом", шутом. Клоуном, чьим мнением по любому поводу можно пренебречь, ибо это мнение человека несерьёзного. И к Ханфштенглю прилепили кличку Putzi. "Душка." "Милашка." "Симпатяга."

"Симпомпончик."

А в симпомпончике было два метра росту. Смешно получилось. У простых людей и юмор такой же. Но Гитлеру прозвище понравилось, да что там Гитлеру, оно даже и современным историкам нравится, так Ханфштенгль навечно стал Putzi. Почему кличка вызывала одобрительный смешок у Гитлера понятно, в определённом и вполне буквальном смысле если не сам Гитлер, то его "образ" был создан Ханфштенглем и при этой мысли Гитлеру чудился запах уксуса. Про манеры, про одежду и словесные обороты вы уже знаете, но как Гитлеру было быть вот с таким - Ханфштенгль был человеком, который, пользуясь своей близостью к Гитлеру, посоветовал ему изменить форму усов, а то "ваши усы выглядят так, будто у вас под носом нечисто, а если сделать их побольше, то вы будете похожи на один из портретов кисти Ван Дейка". Ван Дейк как аргумент подействовал на Гитлера неотразимо, но про нечистоту под носом забыть трудно, согласитесь.

А ещё, когда Ханфштенглю пришлось в 1923 году провозить на своём автомобиле Гитлера через район, где столбы были увешаны гитлеровскими портретами с обещанием денежной премии за его поимку и автомобиль был остановлен бдительными и вооружёнными гражданами, сохранивший невозмутимость и присутствие духа Ханфштенгль извлёк швейцарский паспорт и заявил, что он швейцарский дипломат, следующий по неотложным государственным делам в Берлин в сопровождении шофёра (тут он показал на шофёра) и своего личного лакея (и он перстом указал на Гитлера). Ополченцы взяли под козырёк разномастных фуражек и немедленно компанию пропустили, а Гитлер после этого несколько раз говорил, что он обязан Ханфштенглю своей жизнью, но про спасение жизни забыть легко, однако попробуйте забыть про лакея, тут св. Франциском надо быть, а Гитлер Франциском не был, а был он Гитлером.

А Ханфштенгль был Ханфштенглем. Эрнстом Францем Седжвиком.

Был. А стал Putzi.

Кроме того, он очень много знал. Слишком много, чересчур.

Он знал очень многое о том, что нам известно, и очень многое из того, о чём мы догадываемся. Но при этом он знал и такое, о чём никто даже не догадывается. Ну вот что вам говорит эпизод, который мы можем назвать "отель Регина"? Гитлер, Ханфштенгль и мюнхенский отель "Регина". 1932 год. Ничего?

А между тем летом 1932 года в Баварию приехал временно свободный от занимания каких бы то ни было государственных постов Черчилль. Приехал он туда не с официальным визитом, а как частное лицо. И как частное лицо остановился он в отеле "Регина". И ему нанёс визит глава гитлеровской пресс-службы по связям с ближним и дальним зарубежьем герр Ханфштенгль. По словам Черчилля он был ни сном, ни духом, о существовании Ханфштенгля он даже не подозревал, пока тот ему не представился, после чего Черчилль по соображениям светской любезности пригласил его к себе в номер на ланч. Why not? Два воспитанных цивилизованных человека всегда найдут о чём поговорить. Обстановка в номере была столь располагающа, что Ханфштенгль даже исполнил на пиано несколько номеров для заезжего гостя, причём выяснилось, что ему известно, каким именно миниатюрам отдаёт предпочтение Черчилль, ну и вот так, среди фортепианной музыки, сигар и кофе Ханфштенгль рассказал Черчиллю, кто такой Гитлер, что он из себя представляет и что он[12] полагает необходимым устроить личную встречу между Черчиллем как гостем и Гитлером на правах хозяина.

На гостя кофе с коньяком подействовали размягчающе и он дал согласие. Было даже согласовано время, после чего Ханфштенгль прихлопнул фортепианную крышку, раскланялся и удалился. Такова версия Черчилля. И она в общих чертах правдива. Но только в общих, а не в частностях. А в частностях кроется что? Правильно. В этой истории есть одна очень существенная частность. Черчилль действительно не встречался до того с Ханфштенглем, но при этом он не мог не знать о его существовании по той причине, что парой месяцев раньше сын Черчилля Рэндольф не только побывал в Германии, но и был представлен Ханфштенглю, а тем - Гитлеру, после чего Рэндольф на боту самолёта совершил пару путешествий по ходу ведшейся Гитлером предвыборной кампании и имел возможность очень близко, в, так сказать, неформальной обстановке наблюдать и Ханфштенгля, и Гитлера, не говоря уж о прочих. И Рэндольф Черчилль сообщил Ханфштенглю, что Винстон Черчилль собирается посетить в ближайшем будущем Германию и что он постарается обговорить и организовать их встречу.

И вот когда эта не организованная, а, по словам Черчилля, спонтанная, "нечаянная" встреча подходила к концу, будущий премьер-министр Великобритании, попыхивая сигарой, как бы невзначай, небрежно спросил: "А что он[13] думает о возможности союза между Англией, Францией и Германией?"

Это было домашним заданием. Гитлер должен был к ответу подготовиться и на встрече с Черчиллем изложить свои соображения. Какими эти соображения могли бы быть? Ну, во-первых, против кого мог быть направлен такой союз? В 1932 году? Простодушные русские люди, полагающие, что весь мир состоит в заговоре против них, наверняка ответят, что против СССР. "Против кого же ещё?!" Проблема в том, что СССР образца 1932 года был аналагом нынешней РФ, то-есть государством, с которым мало кто считался и мало кто включал его в свои пяти-, семи- и более продожительные летки. Очевидно, что правильным ответом был бы такой - "интересы названных вами государств расходятся столь далеко, что подобный союз невозможен. Если говорить о союзничестве, то возможен союз Германии и Франции против Англии, возможен союз Германии и Англии против Франции, возможен союз Франции и Англии против Германии. Условия какого из этих союзов вам угодно обсудить?"

Подобный ответ означал бы, что Гитлер видит реальность более или менее правильно, и что вне зависимости от того, какой из таких союзов он предпочтёт в будущем, с ним по меньшей мере можно "разговаривать", так как стороны будут рассуждать в одних и тех терминах и оперировать одними и теми же доводами, подкреплёнными одними и теми же слепками реальности, одними и теми же "образами". Слова на переговорах будут наполнены одним и тем же смыслом.

Несмотря на то, что дата и время встречи были согласованы, встреча между Гитлером и Черчиллем не состоялась. Гитлер на встречу в отеле "Регина" не пришёл.

И это само по себе было ответом на заданный Черчиллем Ханфштенглю вопрос.

204

Шаг за шагом политическое влияние Ханфштенгля усилиями ближних к Гитлеру людей было сведено на нет. Самым последовательным врагом, переведшим соперничество на личный уровень, был министр пропаганды Геббельс, постаравшийся, чтобы Путци был выведен из состава "аппарата". По понятным причинам всё того же личного свойства Ханфштенглю всё это приходилось не по вкусу и он, будучи вновь и вновь провоцируем, стал давать вербальный выход раздражению, чем то ли по злопамятности, то ли из женской вредности воспользовалась Юнити Митфорд, донёсшая Гитлеру, что Ханфштенгль даёт волю языку, высказываясь на темы, о которых не говорят вслух. "Путци болтает."

Гитлер как никто другой знал, что кому-кому, а уж Путци есть о чём "болтать", а потому он воспринял донос близко к сердцу, к тому же масла в огонь подлил присутствоваший при разговоре Геббельс, которого незадолго до того раскипятившийся Ханфштенгль публично обозвал "свиньёй". И троица, прикрывая некрасивые личные мотивы соображениями государственной безопасности, решила "проучить болтуна".

Ханфштенглю правительственным курьером была доставлена депеша, предписывающая ему немедленно вылететь в Испанию, где в самом разгаре была гражданская война и привезти некие срочно понадобившиеся данные, собранные находившимися в рядах мятежников немецкими корреспондентами. Ханфштенгль подчинился, хотя задание выглядело абсурдным. Однако, стоило только самолёту оказаться в воздухе, как командиром экипажа до сведения Ханфштенгля было доведено, что по личному приказу фюрера пилотам поручено сбросить его на парашюте за линией фронта в тылу республиканцев, где он должен заняться разведдеятельностью. Реакцию Ханфштенгля легко можно себе представить. Время, которое самолёт находился в воздухе, примерно соответствовало времени полёта до Испании (позже выяснилось, что самолёт кругами летал над территорией Германии), а потом командир экипажа сообщил впавшему в отчаяние Ханфштенглю, что он решил ему помочь и сообщит в Берлин о неполадках с двигателем и необходимости аварийной посадки во время которой пилоты дадут Ханфштенглю возможность сбежать. Когда же самолёт приземлился и державшийся за сердце и не знавший чего ему ещё теперь ожидать Ханфштенгль вышел наружу, то обнаружилось, что самолёт сел в аэропорту Лейпцига. "Ха-ха-ха!"

"It’s all a joke!"

"Isn’t it funny, stupid?"

Многие считают, что у Гитлера не было чувства юмора. Это не так, оно у него, конечно же, было, только несколько своеобразное. Ну и не нужно быть выпускником Гарварда, чтобы сообразить, что шутникам только позволь шутить, а там за первой шуткой последует вторая, а вторую сменит третья и каждая следующая шутка будет смешнее предыдущей. А потому Ханфштенгль, не пытаясь объясниться с шутниками и даже не заезжая домой, отправился на железнодорожный вокзал (самолёты его отныне пугали) и взял билет до Цюриха, откуда уехал Ленин, так что одно местечко там точно освободилось.

Проведя некоторое время в Швейцарии и сумев вывезти из Германии шестнадцатилетного сына, опасавшийся за свою безопасность Ханфштенгль перебрался в Лондон, где имелось отделение основанной его предусмотрительным отцом фирмы, но с безопасностью вышло тоже своеобразно, так как не успел Ханфштенгль оказаться в Англии, как началась Вторая Мировая и англичане поспешили его посадить как "пособника нацистов".

"Тебя посодют, а ты гимнов не сочиняй!" Жаль, что этому мудрому правилу следуют не везде.

Поскольку Ханфштенгль был ходячим хранилищем информации, то англичане для надёжности переправили его в лагерь, расположенный в Канаде. "Береженаго Богъ бережетъ." Спорить с этой истиной трудно, но на Бога надейся, а сам не плошай. И Ханфштенгль изловчился переправить на волю весточку и весточка адресат нашла, что было неудивительно, так как адресатом числился президент Соединённых Штатов Франклин Делано Рузвельт. И Рузвельт обратился к высокой английской стороне с пустячной просьбой - передать высокой американской стороне добропорядочнейшего Эрнста Франца Седжвика Ханфштенгля по какому-то недоразумению оказавшегося в английской неволе. Англичане закричали было: "Ни-ни-ни!", но Рузвельт надавил и Черчилль "прогнулся". Из Америки прилетел военный самолёт и увёз Ханфштенгля из канадской провинции в американскую столицу город Вашингтон.

Так как англичане исходили из того, что Ханфштенгль может очень многое рассказать американцам не только про немцев, но и про англичан, и не только про Гитлера, но и про Черчилля, то они, дав добро на выдачу Путци американцам, одновременно же дали неофициальную утечку о его якобы гомосексуализме. (Не знаю как обстоит дело сейчас, а в те патриархальные времена информации, исходящей от заподозренного в гомосексуализме человека, верить не рекомендовалось, так как такой человек был "слишком подвержен чужому влиянию".)

Американцы, имеющие исторически обоснованные причины англичанам не доверять, решили проверить, насколько утечка обоснована. Выход нашла хитроумная Клэр Лус, жена Генри Луса, издателя журналов "Time", "Life", "Fortune", "Sports Illustrated" и автора известной вам из этих записок прокламации роли Америки в мире, оформленной в виде журнальной статьи под скромным названием "The American Century". Клэр предложила испытать Ханфштенгля, подсунув ему наживку. По её же подсказке для роли подсадной утки был избран подвернувшийся по оказии любовник Сомерсета Моэма Джералд Хэкстон, которого и "подвели" к Ханфштенглю под тем предлогом, что Хэкстон может помочь Путци преодолеть чувство одиночества, так как более или менее сносно говорит по-немецки. На следующий день Ханфштенгль потребовал больше никогда не пускать к нему "этого человека". "Что меня больше всего раздражало в Берлине, так это обилие "фей" в окружении Гитлера!"

Это испытание Ханфштенгль прошёл, но оставалось ещё одно - на рабочий стол Рузвельта легло составленное ФБР 130-страничное досье на Ханфштенгля. Досье заключалось выводом, что полностью доверять Ханфштенглю нельзя, имея в виду именно его американо-германскую половинчатость, так как трудно сказать, какая из этих половин превалирует, и ФБР предпочитало исходить из худшего. "Он не один из нас, он один из них."

Однако для Рузвельта гораздо важнее выводов контрразведки было его личное знакомство с Путци и их однокашничество по Гарварду, так и вышло, что Ханфштенгль стал одним из советников Белого Дома во всём, что касалось Германии в общем, а в частности он вошёл в так называемый S-Project, где американцы с помощью профессиональных психологов составляли "психологические портреты" примерно 400 высокопоставленных нацистов с целью предсказывать их поведение в конкретных ситуациях. А потом война пошла к концу, а там и Рузвельт умер, а президент Труман гарвардиев не кончал и никаких в этом смысле сантиментов не испытывал, так что американцы, посчитав, что Ханфштенгль вряд ли расскажет им что-то сверх того, что он уже рассказал, отправили его опять в Канаду. Всё, что он мог теперь рассказать уже англичанам о Рузвельте потеряло свою актуальность, так что когда в 1946 году Путци попросился на родину, его просьбу удовлетворили и он без особой помпы отправился в Германию.

Там ему предстояло предстать перед судом, через который проходили все "запятнавшие себя сотрудничеством с прежним режимом", но дело происходило в Баварии, где Ханфштенглей очень хорошо знали, а сама Бавария находилась в американской зоне оккупации, так что никаких сложностей не возникло и суд полностью очистил Эрнста Ханфштенгля от любых подозрений в симпатиях к нацизму, после чего Путци из бурного прошлого завернул в тихую гавань семейного бизнеса, вернувшись к международной торговле антиквариатом, в котором он разбирался чуть ли не лучше, чем в произведениях Рихарда Вагнера. А ещё он написал книжку - Unheard Witness ("Неуслышанный свидетель"), во втором издании название было изменено на - Hitler: The Missing Years. Вот Путци в 50-е годы у себя, в фамильном баварском доме:

Его жена Елена, та самая, которая удержала когда-то Гитлера от попытки самоубийства и которой Гитлер дарил цветы и пару раз, опустившись на колено, пытался объясниться в любви, разошлась с Ханфштенглем как раз перед историей с полётом в Испанию и вернулась в Америку и вела там тихую, замкнутую жизнь в пригороде Нью-Йорка. Сын Ханфштенгля, Эгон, которого очень любил тетешкать ещё не ставший фюрером Гитлер, которого крошка Эгон называл "дядюшка Дольфи", пошёл по стопам отца и тоже закончил Гарвард и всё у него было хорошо. В общем, история "Путци" Ханфштенгля это история с хэппи эндом, а, учитывая, как эта история могла бы закончиться, то это история с хэппи-хэппи эндом. Happy-happy-happy.

Сегодня, когда с той поры утекло много уже воды, считается, что Ханфштенгль должен быть благодарен Юнити Митфорд, ведь если бы не её донос "человеку, которого Ханфштенгль научил кушать артишоки", то он не смог бы "выскочить" из окружения Гитлера настолько вовремя и выскочить в качестве от режима пострадавшего.

А вот у Юнити всё сложилось очень плохо. Она была слишком к Гитлеру близка и она слишком глубоко занырнула в глубину. В 1939 году Гитлер сказал Юнити и её случившейся рядом сестре Диане, что война с Британией дело неизбежное, и что он советует им как можно быстрее вернуться домой (оцените степень откровенности и степень доверительности). Диана была старше, опытнее и умнее. Она восприняла совет Гитлера всерьёз и поспешила этому совету последовать. Юнити была моложе и была она идеалисткой по жизни, а идеалисты верят в то, во что они хотят верить. Юнити заявила, что это невозможно, что такой войны просто не может быть, что это невообразимо, что если такое произойдёт, она покончит с собой. Она осталась в Германии. А потом началась война, а все войны, даже если мы о начале и предупреждены, всегда начинаются вдруг. Внезапно. Неожиданно. "Нас разбудили, нам сообщили."

Вот так же и с Юнити, она оказалась разбуженной и поставленной перед выбором. Колебалась она недолго. А потом выстрелила себе в голову из подаренного ей Гитлером инкрустированного перламутром пистолета. После покушения на собственную жизнь она чудом осталась жива. По настоянию Гитлера, который заявил, что чувствует себя ответственным за то, что случилось, Юнити переправили в Швейцарию. Она потеряла память, пулю из её головы не стали извлекать, опасаясь осложнений. В Швейцарию приехали её мать и младшая из сестёр Митфорд Дебора, изловчившиеся в 1940 году перевезти её в Англию. Вот Юнити возвращается домой:

Ей пришлось заново учиться ходить. Несмотря на фактическую потерю дееспособности Юнити до конца войны находилась под плотным колпаком MI5. В 1948 году она умерла от менингита, вызванного последствиями ранения.

Jedem das Seine.

205

Да, с этим не поспоришь, в жизни каждый получает своё. Любой граф не только по-своему несчастлив, но и счастье одного человека не спутаешь со счастьем другого. И это ещё в том случае, если мы условимся, что счастье в жизни всё же есть.

Каким виделось счастье леди Диане Мосли мы не знаем, а она нам уже об этом не раскажет, но несомненно одно - счастье в семейной жизни она обрела и сумела удержать, хотя злодейка судьба и испытывала семью на прочность.

В 1939 году Диана Мосли вернулась в Англию. В том же году началась Вторая Мировая. А как только она началась, напомнил о себе отец бывшего мужа Дианы лорд Мойн. Он очень любил своего сына и был готов для него на всё, а Диана несколько лет назад от сына ушла, оставив его с разбитым сердцем. Брошенных мужей на свете много, но их непохожие друг на друга несчастья лорда Мойна трогали мало, однако несчастье сына было для него его собственным несчастьем и несчастьем, не похожим на другие. Рана саднила и требовала врачевания и начавшаяся война дала возможность злопамятному лорду принять ложечку чудодейственного лекарства под сладким названием "месть".

Лорд Мойн потребовал изолировать "фашистку" от ведущего праведную войну общества. Мойн был человеком влиятельным, однако и Митфорды были не лыком шиты и связи у них тоже имелись, так что первый наезд лорда Мойна министром внутренних дел Моррисоном был отклонён. Но у лордов заведено быть упорными и последовательными и он повторил попытку несколькими месяцами позже, воспользовавшись тем, что 10 мая 1940 года премьер-министром Велкобритании был назначен Черчилль, с которым Мойна связывали очень близкие отношения. Черчиллю тоже не хотелось портить отношения с Митфордами и не хотелось тем более, что Диана, которую от него требовали упрятать за решётку, была родственницей его жены и ребёнком даже отдыхала летом вместе с Черчиллями. Но интересы государства вкупе с дружескими чувствами сделали своё дело и Черчилль, на которого в очередной раз насел Мойн, лишь слабо отмахнулся от того рукой: "Делай что хочешь… Хочешь сажать - сажай."

22 мая 1940 года государственный документ об обороне (Defence Regulation) был дополнен параграфом 18Б, согласно которому правительство получило право подвергать заключению без предъявления каких бы то ни было обвинений любого, чья деятельность могла бы быть расценена как "направленная против безопасности королевства". 23 мая был арестован и помещён в тюрьму Брикстон глава британских фашистов Освальд Мосли. Одновременно было арестовано несколько сот его соратников (среди них были такие люди как член британского Парламента от Консервативной Партии Рэмси и адмирал Дорнвилл, возглавлявший в 1927-30 годах департамент разведки Флота Его Величества, а в 1932-34 годах бывший президентом Королевского Военно-Морского Колледжа в Гринвиче). 30 мая был распущен Британский Союз Фашистов. 29 июня 1940 года пришли за Дианой. Она была арестована, невзирая на то, что её новорожденному сыну Максу в тот момент было чуть больше двух месяцев.

Представ перед комиссией Нормана Брикетта, Диана спокойно заявила, что "она да, желала бы видеть в Британии политическую систему, аналогичную немецкой, хотя бы потому, что достижения Германии очевидны всем." Комиссия утвердила решение о заключении леди Мосли, так как помимо личного впечатления в её распоряжении имелось составленное MI5 досье на Диану (оно было рассекречено только в 2002 году), где говорилось, что леди Мосли представляет собою угрозу для общества, так как она гораздо умнее и опаснее своего мужа и что она из тех женщин, которые, удовлетворяя свои амбиции, не остановятся ни перед чем.

Особо мучить мужа и жену Мосли власти не хотели и в декабре 1941 года им было разрешено "совместное заключение" не в камере, а в домике на территории тюрьмы Холлоуэй, где у них имелся даже небольшой собственный огородик (годы спустя леди Диана с ностальгией вспоминала: "Нигде мне не удавалось вырастить такую же вкусную землянику, какой она у нас получалась на тюремном огороде.")

В ноябре 1943 года Мосли были освобождены решением Герберта Моррисона, за которым скрывались более значимые фигуры. Официальной причиной освобождения была болезнь вен Освальда Мосли. Их пришло встретить несколько близких людей и среди них бывший поклонником Дианы Ивлин Во, который был сражён трудно сказать каким именно чувством, увидев на груди выходящей из тюремных ворот леди Мосли бриллиантовую брошь в виде свастики. Несгибаемая была женщина.

После войны Мосли открыли издательство Euphorion (так звали персонажа гётевского Фауста, с первого слога имени которого начинается слово Europe), где могли бы публиковаться крайне правые авторы. Диана стала издавать журнал The European тоже правых взглядов.

В 1947 году чете Мосли выдали паспорта, которых они были лишены во время войны и в 1949 году они переехали во Францию. В этом добровольном изгнании они жили в особняке по соседству с изгнанниками недобровольными - отрёкшимся от престола герцогом Виндзорским и Уоллис Симпсон. Они сошлись очень близко, им было о чём поговорить, они служили государству, каждый по-своему, но от того не менее последовательно и, сложись обстоятельства чуть по-другому, то один был бы королём, а другой первым министром этого короля. У Дианы Мосли открылся литературный талант и она, разгоняясь, перевела "Фауста", потом издала две свои книжки - "Жизнь контрастов" и "Те, кого я любила", а также биографию "миссис Симпсон" . Её труды получили высокую оценку критиков именно с точки зрения литературных достоинств.

Познаваема ли История? Вряд ли. Историческое полотно шириною в ярд и длиною в жизнь человечества не имеет начала, и мы, пятясь, не можем уловить и его исчезающего на глазах конца, наблюдатель может вырвать ниточку, но что этот обрывок может сказать нам о всём полотне, ну вот взялись мы за краешек, двумя пальцами, и пощупали ткань, и в это тончайшее переплетение действительности, уместившееся между быстро потёршимися подушечками указательного и большого пальцев, чего только не уместилось - нефть, подводные лодки, Гитлер, ибн Сауд, тюрьма, риалы, кокосовое масло, затонувшие корабли, клады, льды, рестораны, Ханфштенгль, "Фауст" и "Майн Кампф", шейхи, фашисты немецкие и фашисты английские, Оман, Палестина, палата лордов и чёрт знает, что ещё. И всё это переплетено и взаимосвязано, потянешь ниточку и стрелка побежит как по шёлковому чулку, всё распустится, не понять, а ведь есть люди настолько любознательные, что не одну ниточку вытянут, а две, и тут же, не веря своей удаче, спешат диссертацию защитить. "Одна нить длиною в десять сантиметров имеет жёлтый цвет, а у другой, двадцатидвухсантиметровой, размочаленный конец, в игольное ушко не лезет." И каждый желающий может убедиться, что да, не лезет. "Научная ценность этих исторических изысканий столь велика, что её не в силах вместить ум человеческий!"

Да и действительно, ну как вместишь то, что лорда Мойна, который, не смыкая глаз, сражался с немецко-фашистскими захватчиками, убили не засланные Гитлером диверсанты, а заединщики из еврейской террористической организации и убили не когда-нибудь, а в 1944 году.

Да лорду-то что, его ниточка оборвалась:

А нам как быть? Хорошо Рузвельтам, Черчиллю, Геббельсу, Юнити Митфорд и Еве Браун, их мир тесен, а как быть остальным? "Лицом к лицу лица не увидать."

Но не будем отчаиваться, из любой истории принято извлекать мораль, извлечём-ка её и мы. Как нам стало известно, Мосли сидели в тюрьме Холлоуэй, в той же самой, куда двадцать лет спустя посадят фигурантку потрясшего мир своими последствиями политического скандала Кристину Килер. Мораль? Пожалуйста - тесен не только сам мир, но и его тюрьмы.

206

Русские люди это люди широкие, причём широкие во всём, вот и за нами не заржавело, если уж взялись мы с вами некоторое время назад отвлекаться, то отвлеклись беззаветно, забыв, о чём шли у нас дозволенные речи, а шли они про Саудовскую Аравию, и теперь стоит она в уголочке позабытая, стоит бедненькая, понурилась позаброшенная и даже тропка к ней начала зарастать полукустарником джантаком каковое узкое название если и имеет отношение к junk, то самое отдалённое, но зато разворачивается широким русским языком в два всем нам знакомых слова - верблюжья колючка. И колючка колется, напоминая нам, что пора и честь знать, развлеклись и будет, за работу. Back to the Past.

Оставили мы Саудовскую Аравию по состоянию на конец 1944 года.

Ставки потихонечку да помаленечку росли, росли и выросло на засушливом Аравийском полуострове то, что выросло. И то, что выросло, требовало определённости. Определённости как самой по себе, так и определённости в отношениях между США и Британией в той их части, которая касалась настоящего и будущего Саудовского королевства. Вопрос назрел и под вопросом следовало подвести черту. Dot the i’s and cross the t’s.

И откладывать на потом никак не получалось, так как вопрос встал ребром. И ребром острым. Режущей кромкой. Поздним вечером 28 августа 1944 года пошёл ко дну торпедированный "Джон Барри", а уже утром 1 сентября 1944 года состоялась встреча между Стэнли Рупертом Джорданом, посланником Его Величества в Саудовской Аравии и Уильямом Альфредом Эдди, посланником Соединённых Штатов. Эдди был политическим назначенцем, только что сменившим профессионального дипломата Джеймса Муса, он даже ещё не успел вручить ибн Сауду свои верительные грамоты (это произойдёт только через три недели после его "знаковой", как выразились бы сегодня, встречи с Джорданом).

И вот что 1 сентября 1944 года сказал американец англичанину: "Моя страна не имеет интересов в Ираке, Леванте, Палестине и Египте, или, другими словами, в традиционной сфере влияния Британии, но мы имеем прочные интересы в Саудовской Аравии." Эдди (в историографии он более известен как "полковник Эдди") без лишних слов обрисовал ближайшие перспективы королевства как они виделись из Вашингтона - американцы собирались "модернизировать" Саудовскую Аравию, имея в виду создание инфраструктуры и системы образования, причём в качестве основы они собирались использовать уже имевшуюся стараниями Госдепартамента "сельскохозяйственную миссию Твитчелла" в Аль Харже, работа которой получала государственный приоритет. И государственное финансирование. Эдди сообщил Джордану, что Конгресс готов одобрить закон наибольшего благоприятствования в отношении "этой страны".

США показывали англичанам, что они отныне они отбрасывают всякие двусмысленности и заявляют права на Саудовскую Аравию как на свою сферу влияния и что они готовы подкрепить свои притязания всем весом государства.

Помимо декларации намерений очень большую роль играло не только обстоятельство времени (то, когда намерения были заявлены, "момент"), но и то, кем они были озвучены. Сам по себе факт назначения Уильяма Эдди на высший дипломатический пост в Саудовской Аравии был до крайности красноречив, ведь помимо официальной табели о рангах у государства имеются ещё и неофициальные, но при этом куда более точные весы, на которых оно взвешивает своих служащих. Итак, поковник Эдди.

Дата рождения - 1896 год. Место рождения - Сидон в Сирии. Уильям Эдди был двоюродным братом известного вам из этих записок Хоскинса. Родители Эдди, так же как и родители Хоскинса, были миссионерами американской Пресвитерианской церкви, нёсшими слово Божье арабам Ближнего Востока. Ребёнком Эдди жил одной жизнью со своими арабскими сверстниками, отличаясь от них разве что цветом волос. В арабскую культуру он буквально "врос", что помимо прочего означало что он, так же как и его двоюродный брат, изъяснялся на арабском с той же лёгкостью, что на английском. То же самое касалось местных традиций, обычаев и, что немаловажно - еды. Но если есть традиции у арабов, то есть они и у американцев и одной из таких традиций является American education, американцы считают, что не только яблочный пирог и футбол, но и высшее образование должно быть американским. И Эдди закончил Принстон. Это событие совпало по времени с вступлением Америки в Великую Войну и выросший на не американском Востоке принстонский выпускник обнаружил, что слова "гражданский долг" звучат для него не пусто и пошёл добровольцем в армию. Армия определила Эдди в морские пехотинцы.

На фронте лейтенант морской пехоты попал в разведку. Во фронтовую, где за развединформацией ему приходилось самолично ходить за линию фронта. Эдди с обязанностями справлялся, у начальства был на хорошем счету, "проявлял личную храбрость", получал боевые награды, но кончилось всё тяжёлым ранением, оставившим Эдди на всю жизнь хромым. Лёжа в госпитале и размышляя "жизнь бы делать с кого", лейтенант разведки корпуса морской пехоты решил делать академическую карьеру. В 1922 году вернувшийся в Америку капитаном Эдди защитил докторскую степень в Принстоне. Темой диссертации были свифтовские "Приключения Гулливера". Поскольку в приключениях Эдди и без Свифта знал толк, то на литературе он не остановился и пополнил научный багаж степенью доктора права в университете св. Лаврентия. Потом он отправился (вернулся) на Ближний Восток, где провёл пять лет, преподавая в "Американском Университете" Каира. В 1936 году он получил должность президента "Хобарт Колледжа" (мужской колледж, который вкупе с женским "Колледжем Уильяма Смита" составляет пару, известную как The Colleges of the Seneca) в штате Нью-Йорк.

Академическая карьера складывалась весьма успешно, но в мире началась война, которую тогда ещё не называли Второй Мировой, и, хотя Америка не воевала, в воздухе носились ароматы, отчётливо отдававшие запахом пороха и боевой конь в душе Эдди застучал копытами. В декабре 1940 года он добился аудиенции у генерала Томаса Холкомба, тогдашнего коменданта корпуса морской пехоты и предложил свои услуги. "Могу ли я быть чем-нибудь вам полезен?" Холкомб не нашёлся что ответить, ему вряд ли мог быть полезен хромой профессор литературы, но он недаром дослужился до генерала, а потому решил навести справки. Если вы глава корпуса морской пехоты, то это нетрудно, достаточно снять телефонную трубку. И Холкомб не поленился трубку снять и позвонить директору флотской разведки. "У меня тут побывал один странный парень. Эдди, Уильям Эдди. Вам что-нибудь о нём известно?" Директор флотской разведки покопался в памяти и рассказал Холкомбу всё, что ему было известно о профессоре, после чего Холкомб отправил Эдди срочную телеграмму, состоявшую из одного вопроса - "когда вы сможете приступить к своим обязанностям?"

Эдди попросился в отставку с поста президента колледжа, объяснив недоумевавшим учредителям причину в форме исчерпывающе лаконичной: "Я разлюбил президенство, меня зовёт первая любовь, я хочу быть морским пехотинцем."

Через два месяца он, получив звание подполковника, находился в Каире в качестве военно-морского атташе при посольстве Соединённых Штатов. За официальным постом скрывалось секретное задание - Эдди предстояло работать не только на флотскую разведку, но и на рекомендованного Рузвельту предшественником Форрестола на посту секретаря по делам военно-морского флота Фрэнком Ноксом Билла Донована, который лихорадочно строил единую службу внешней разведки, ставшую позже известной под названием OSS.

Задание, полученное Эдди от Донована было таким - создать из арабоговорящих агентов сеть, при помощи которой американцы смогли бы получить ясную картину военно-политической активности на Аравийском полуострове с тем, чтобы позже, используя созданную сеть как основу, распространить разведоперации на всю Северную Африку.

В общем, сеть. Раньше её не было, а теперь она должна была появиться. Из агентов. Арабоговорящих. Что может быть проще.

Piece of cake.

207

Всё начинается с чего-то и всё, что кончается, имеет начало. Это означает, что у того, что ещё не кончилось, начало, тем не менее, есть. Другими словами, в нашем смертном и конечном мире начало есть всегда и у всего. Да что там говорить, вон даже и у Бога в начале было Слово. У людей Слова нет, но в утешение у них есть камень, положенный во главу угла.

Уильям Эдди во главу угла создаваемой организации мог положить двенадцать человек. Немного. Но и немало. Их прозвали Twelve Disciples - "двенадцать учеников". Все двенадцать числились замами американских консулов в Тунисе, Алжире и Морокко.

11 июля 1941 года Рузвельт назначил Донована "координатором" (Coordinator of Information (COI)). Целью назначения было создание органа, который бы в переспективе объединял усилия различных разведывательных служб под одной "крышей". Цель была очевидна всем, в том числе и главам самих "агенств", и они не преминули проявить по этому поводу "скептицизм". Чтобы не отвлекаться на межведомственные распри и попусту не обострять отношения с разведывательным сообществом, Рузвельт, наделив Донована обязанностями, не дал ему никаких особых полномочий, не дал "власти", и не дал власти ещё и потому, что и Рузвельтом и Донованом было решено создавать внешнюю разведку по образу и подобию британской MI6, а это означало обмен опытом и неизбежную попытку англичан заполучить в создаваемой службе ту или иную толику "влияния". И эта опасность была учтена. Первые служащие будущей организации Донована тренировались англичанами в Канаде, после чего они были возвращены в США и использованы как передатчики полученных специфических знаний уже "на месте".

13 июня 1942 года президентским указом была учреждена OSS (Office of Strategic Services), служба внешней разведки, задачи которой сводились к снабжению стратегической информацией Объединённого Комитета Начальников Штабов, а также к разработке спецопераций (в этом месте была сделана оговорка - "операций, не находящихся в разработке других спецслужб", и это тоже было разумным шагом, направленным на то, чтобы снизить накал соперничества.).

Осенью 1941 года Донован ещё до того, как была создана OSS, получил разрешение распространить деятельность фактически существавшей только на бумаге организации на регион Северной Африки. Тем самым был обозначен "приоретит" устремлений государства на ближайшее будущее. Отсюда понятен интерес Донована к Уильяму Эдди и степень возлагавшихся на "профессора" надежд. В декабре 1941 года Эдди получил новое назначение и, несмотря на протесты посла в Египте, не желавшего расставаться с ценным сотрудником, был переведен в Танжер всё в том же качестве военно-морского атташе.

(Поскольку вам уже известно, кто такой Ханфштенгль и что он из себя представляет, то вот такой небезынтересный штришок - когда Ханфштенгль уже был вывезен в США и американцы к нему присматривались, прикидывая, в каком бы качестве им его использовать, то ему случилось присутствовать как-то при каком-то разговоре достаточно высокопоставленных людей, обстановка была неофициальной, разговор был ни о чём, атмосфера была безоблачной и вдруг Ханфштенгль, невпопад и не в масть, резко меняя тему разговора, подошёл к висящей на стене карте и, тыча пальцем в слово "Casablanca" и ни к кому конкретно не обращаясь, сказал: "Вы ведь собираетесь высадиться вот здесь?" После этих слов наступила напряжённая тишина, так как Ханфштенгль во всеуслышание высказал то, что на тот момент было государственной тайной, известной очень немногим, тайной, в которую он проник, благодаря интуиции человека, мягко говоря, незаурядного. Зря Гитлер над ним неудачно пошутил. Зря.)

Танжер в 1941 году был средоточием "подковёрной борьбы" держав, городом, где были хороши все средства, так что Эдди пришлось сразу прыгать вниз головою в самый омут. И он там не потерялся, а, скорее, нашёл себя. "Двенадцати учеников" на всю Северную Африку было маловато, но Эдди это не смутило, он ведь вырос среди арабов и он понимал их так, как они понимали сами себя, и с лёгкой руки военно-морского атташе работа закипела - берберские племена занялись контрабандой оружия, рыбаки, вместо того, чтобы ловить человеков, начали отслеживать перемещение немецких подлодок, вечно всем и всеми недовольные арабы принялись шпионить за "французскими колонизаторами", а недовольные союзничеством с "бошами" вишистского правительства французы понесли в клювиках секретные коды и чертежи аэродромов и портовых сооружений. Ну и попутная текучка, "грязная работа", которой Эдди тоже не чурался - бомбы под днище автомобиля, саботаж и убийства как "коллаборантов", так и тех, кто таковым не был, но считался.

Возможность завоевать своё место под солнцем и одновременно показать чего она стоит OSS получила одновременно с инициированием Operation Torch ("Операции Факел"), когда оказалось, что только организация Донована может давать необходимую для высадки столь масштабного десанта информацию. К этому моменту Эдди набрал столь внушительный вес, что под его началом оказалась не только созданная им самим сеть, но и агенты английской SOE (Special Operations Executive), сведённые в Agency Africa, которое возглавлял небезызвестный Мечислав "Рыгор" Словиковский, ему, как поляку, удалось легализоваться в Северной Африке после того как вишистские власти выслали оттуда всех британских подданных. Условия, в которых Эдди пришлось трудиться, лёгкими не назовёшь, в том числе и по причинам узко профессиональным, - например, англичане отравили одного из своих собственных агентов, заподозрив, что он в своих отношениях с Эдди вышел за рамки в высшей степени конкретно понимаемого "сотрудничества". Помимо очень "сложных" отношений с англичанами, Эдди пришлось преодолевать сопротивление и американских военных, отзывавшихся об OSS как о Donovan’s Dreamers.

Отношение к организации и к себе Эдди удалось переломить только в июле 1942 года, когда его вызвали в Лондон на встречу с людьми, которым суждено было воплотить разрабатывавшуюся операцию в жизнь - с генералом Джеймсом Дулиттлом, который должен был обеспечивать прикрытие с воздуха, с главой армейской разведки (и отчаянным недоброжалателем Донована) Джорджем Стронгом и генералом Паттоном. Хотя встреча должна была состояться в неформальной обстановке, Эдди пришёл в мундире с наградными планками, нашитыми в пять рядов. Пока он, хромая, шёл к столу, на заданный вполголоса вопрос "вы знаете этого парня?" Паттон ответил: "Нет. Но могу вам сказать, что в этого сукиного сына стреляли не промахиваясь."

Профессорский доклад на вояк произвёл такое впечатление, что на следующий день он был удостоен аудиенции у генерала Эйзенхауэра. "Айк" же, выслушав Эдди, сказал, что с возвращением в Африку ему придётся повременить и что он отправляет его в Вашингтон на встречу с Джорджем Маршаллом.

Поскольку Эдди формально продолжал числиться в морской пехоте, Донован ходатайствовал перед Холкомбом о повышении Эдди в звании, ходатайство было удовлетворено и Уильям Эдди стал полковником. Полковником по званию и одним из тех "полковников", которые строят нашу с вами реальность. Он возглавил средиземноморский отдел OSS, нёсший ответственность за разведывательные операции в Италии, Франции, Испании, Тунисе и Морокко.

Не только усилия Эдди были оценены по достоинству, но и OSS, как организация, взяла с полки пирожок. Доновану, силою обстоятельств заимевшему очень многих могущественных врагов (среди них был такой, например, человек, как создатель ФБР Эдгар Гувер) нужен был ведомственный союзник, на которого можно было бы опереться и он такого союзника нашёл в лице Государственного Департамента. И в этом ему тоже помог Эдди, так как с определённого момента Донован начал отправлять в Госдепартамент копию каждого рапорта, полученного от своего североафриканского подчинённого. Можно сказать, что Эдди крепил свою репутацию одновременно в OSS и Госдепартаменте, так что нет ничего удивительного, что Донован, получив из Госдепартамента просьбу откомандировать к ним эксперта, говорящего по-арабски и искушённого в политическом контексте Леванта, рекомендовал именно Эдди, как и нет ничего удивительного в том, что Госдеп за эту рекомендацию ухватился обеими руками, там ведь расценивали Эдди как "своего человека в разведке".

Донован рекомендовал Эдди госсекретарю Корделлу Халлу, а Корделл Халл рекомендовал Эдди президенту Рузвельту. Так вот и вышло, что Уильям Эдди был назначен главой дипломатической миссии США в Саудовской Аравии.

"Нужный человек в нужное время в нужном месте."

Вот здесь ещё не дипломат и ещё шпион Уильям Эдди (он второй справа) на параде в Алжире в 1942 году:

Он ещё не знает, что с ним случится дальше. Но он уже знает то, что он знал в 1942-м. Эдди предпочитал прямоту и честность не только в отношениях с подчинёнными, но и с самим собою. Сохранилось его высказывание о тех годах: "Нам пришлось воевать и, ступив на эту дорожку, мы пошли по ней рука об руку с дьяволом. После смерти мы все заслуживаем ада."

208

Не все этому верят, но всему на свете есть причина и тому, что в нашем повествовании появился полковник Эдди, причина есть тоже. Уильям Эдди понадобился нам потому, что его личные и профессиональные качества позволили ему сыграть роль impresario, оркестровавшего одно событие из тех, что меняют декорации мира.

Эдди находился в центре официальной встречи (сегодня её назвали бы "саммитом") президента Рузвельта и саудовского короля ибн Сауда. Встреча имела место 14 февраля 1945 года на борту тяжёлого крейсера Quincy. Днём ранее в Египет самолётом прибыл Рузвельт, возвращавшийся из Ялты, где США, СССР и Британская Империя договорились о послевоенном устойстве (можно даже сказать - "разделе") мира. Место, время и сам по себе американо-саудовский саммит свидетельствовали о том, какое значение отныне приобретал регион Ближнего Востока (Помимо ибн Сауда Рузвельт встречался с египетским королём Фаруком и ведшим свой род от царя Соломона и царицы Савской императором эфиопов Хайле Селассие. (Нелишним будет отметить начавшийся после визита Рузвельта рост американского влияния в послевоенном Египте, а уж Эфиопия во временной промежуток между 1945 годом и "коммунистическим" переворотом Менгисту Хайле Мариама вообще была самым проамериканским государством в Африке.)).

Так как война ещё продолжалась, то крейсер из соображений безопасности зашёл в Great Bitter Lake - солёное озеро, являющееся частью Суэцкого канала. Ну, а пока "Квинси" стоит там на якоре в ожидании ибн Сауда, посмотрим, каким сложился саудовский контекст, какая там сложилась атмосфера. Контекст определялся британо-американским противостоянием, которое смело можно обозначить как "схватка". И к февралю 1945 года в этом своеобразном armwrestling’e стало чем дальше, тем больше проявляться американское превосходство, американцы англичан "дожимали". И не только по причине общего превосходства в силах, в "массе", но ещё и потому, что у них вдруг всё стало "складываться", всё стало получаться, причём получаться вроде бы само собою, за что бы американцы ни брались, всё выходило им на пользу. Понятно, что за этим кажущимся везением стояла титаническая работа государства, но работа эта была того сорта, который простому человеку не виден, а виден ему - результат.

Вот, например, Саудовская Аравия захотела заполучить новую армию под предлогом "модернизации" старой, которая армией, вообще-то, не была. Место своё в мире саудиты оценивали трезво, а потому понимали, что армию они могут делать только "с кого-то". После осознания факта следовало сделать выбор и саудовский министр обороны, бывший по нечаянному совпадению сыном ибн Сауда, такой выбор сделал, склоняясь в пользу Англии. Образцом ему виделась армия, которую англичане создали в (и для) Иордании. Однако, как только дело попытались перевести в практическую плоскость, выяснилось, что выбор неудачен настолько, насколько неудачным он только может быть. Дело было в том, что англичане, "удерживая" регион, создавали там "баланс сил", выгодный не кому-то вообще, а выгодный им самим. Такое положение было понятным и в чём-то даже справедливым, но справедливым вовсе не с точки зрения Саудовского Королевства, так как Англия как вы, может быть, помните, уже успела дать определённые гарантии иорданцам и иракцам, что в реальности означало - дому Хашимитов. Врагу дома Саудов. И теперь англичане оказались в положении, когда они просто напросто не могли Саудовскую Аравию в целом (как государство) и в частностях (в том числе и в такой частности как вооружённые силы) "сделать" сильнее соседей.

И это соображение было очевидно ибн Сауду, которого сами англичане считали излишне "агрессивным". А вот у американцев, которых положение победителей во Второй Мировой заставляло "влезать" в регион, никаких обязательств ни перед кем не было, руки у них были развязаны и более того, они самым недвусмысленным образом были заинтересованы именно что в нарушении ближневосточного баланса с тем, чтобы у Британии всё из рук посыпалось. И это (помимо многого другого) превращало их в естественных союзников саудитов, которым было выгодно то же самое - нарушение баланса.

(Создание саудовских вооружённых сил сплело американо-английские противоречия в столь тугой узел, что его можно было только разрубить. Например, саудовский бюджет складывался из местных источников (главным образом из поступлений в казну, связанных с Хаджем) и англо-американской финансовой помощи, состоявшей из двух равных (что было особо оговорено) долей. Однако к концу войны доходы ибн Сауда выросли примерно в четыре раза, что дало ему определённую свободу рук притом, что финансовое положение самой Британии было попросту плачевным, и на это накладывались английские обязательства "соответствовать" американскому вкладу в саудовский проект и американцы могли поднимать ставки в этой игре сколь угодно высоко. И это ещё не всё - поставки по ленд-лизу оружия саудитам тоже осуществлялись американцами и англичанами совместно, однако "как-то так само собою получалось", что часть этого оружия тут же оказывалась в Палестине у тамошних арабов. Одновременно США делали вид, что они не замечают деятельности сионистских организаций, финансировавших палестинских евреев. Всё это вместе взятое называется дестабилизацией региона и страдающей стороной в троице США-Англия-СА оказывалась именно Англия к вящему удовольствию двух других сторон неравностороннего треугольника.)

Для того, чтобы закрепиться в регионе, американцам нужно было "присутствие", причём присутствие не в "бизнес-формате", а присутствие "явное", присутствие на месте не частной фирмы (такое присутствие у них уже было), а государства, другими словами - им нужна была база. И они, если вы опять же помните, такую базу пытались получить в виде военно-воздушной базы в Дахране. Но, до поры до времени, англичане не так явно, как тайно этому далеко идущему начинанию препятствовали с помощью интриг. И тогда американцы в ноябре 1944 года созвали у себя в Чикаго International Aviation Conference, на которую поспешно съехались представители 54 государств, да и как было не съехаться, если конференция определяла судьбу послевоенного воздушного пространства мира. Маршруты, воздушные коридоры, кто куда и над кем летает, кто где садится и так далее. А Британская Империя была ещё жива и надеялась протянуть ещё немного, а над нею не заходило солнце и по причине физических размеров своего хозяйства англичане получались больше всех заинтересованными в результатах конференции, а чтобы эти результаты оказались для них приемлемыми, им пришлось пойти с хозяевами конференции на "разумный компромисс" в некоторых щекотливых вопросах, одним из которых стала база в Дахране. Бритты повздыхали, повздыхали (а что ещё им оставалось, война не только позволила США, но зачастую даже и заставила их физически присутствовать во многих местах "шарика" и в мире не просматривалось силы, способной заставить их уйти оттуда, откуда они уйти не захотят) и англичане, заручившись американскими гарантиями, что им при надобности тоже можно будет пользоваться базой, сняли как свои возражения, так и давление на ибн Сауда.

И вот на этом фоне была организована встреча в верхах между возвращавшимся из Ялты Рузвельтом, который уже держал в голове будущую картину мира и ибн Саудом, который горел желанием в эту картину встроиться.

Организацией встречи занимался тот, кто по уму и должен такими вещами заниматься - глава американской дипломатической миссии в Саудовской Аравии, а им был полковник Эдди. За очень короткий срок он добился уникального положения при дворе, ему удалось не только найти с ибн Саудом общий язык, но он удостоился доверия ибн Сауда на уровне личном, сродни тому, каким пользовались Джек Филби и Твитчелл. Красноречивая деталь - обычно на переговорах каждая из сторон пользуется своим переводчиком и в числе приближённых короля в достаточном количестве имелись, конечно же, знающие английский язык, однако ибн Сауд сам настоял на том, чтобы единственным переводчиком на предстоящих переговорах с Рузвельтом был Эдди.

Началось всё, правда, с небольшого конфуза - ибн Сауда должен был подобрать в Джидде американский эсминец "Мэрфи" и доставить в целости и сохранности к стоявшему в Суэцком канале крейсеру "Квинси". В условленный час правительственная делегация Саудовского Королевства появилась в порту Джидды. Американцы увиденным были ошарашены - ибн Сауд прибыл со свитой в 200 человек, гаремом, верблюдами, скакунами и опахалами - восточный же король, самый настоящий, из тысячи и одной ночи. После разъяснений что такое военный корабль ибн Сауда удалось убедить оставить на берегу женщин и часть свиты и на эсминец поднялась делегация в составе 48-ми человек, среди которых имелись придворные заварщики кофе, повара и шесть телохранителей-нубийцев с заткнутыми за пояс обнажёнными мечами. На борт также затащили нескольких баранов, которых предполагалось съесть по дороге. А дорога предстояла неблизкая - 800 морских миль, саудиты полагали, что ибн Сауд, который до того таких путешествий не предпринимал, оказывает дорожными тяготами особую честь американцам. Между прочим, ибн Сауд наотрез отказался ночевать в каюте и для него на деке был раскинут шатёр, где он и проводил время. Что же до чести, то и американцы подошли к делу со всем возможным уважением - капитан, когда подходило время молитвы, разорачивал эсминец в сторону Мекки и стопорил машину, давая королю возможность совершить намаз.

Утром 14 февраля "Мэрфи" встал борт к борту с "Квинси":

В 11:30 ибн Сауд поднялся на борт. Ему были оказаны все возможные почести. Рузвельт встречал ибн Сауда, сидя в сконструированном специально для него кресле на колёсиках. Саудовский король был очень большим, пропорционально сложенным человеком почти двухметрового роста. Американская сторона и сам Рузвельт не очень хорошо представляли себе как будут проходить переговоры, опасаясь трудностей межцивилизационного контакта и когда ибн Сауд и Рузвельт оказались лицом к лицу, возникла неловкая пауза, во время которой они внимательно разглядывали друг друга. Первым молчание нарушил ибн Сауд. "Какое замечательное кресло, - сказал он, - похоже, что на нём можно добраться куда угодно." Рузвельт был слишком опытным переговорщиком, чтобы упустить предоставившуюся возможность и он немедленно подхватил предложенный тон. "Да, - сказал он, - это так. И по счастливой случайности я прихватил с собою ещё одно такое же. Хотите, я его вам подарю?" "Конечно!" - воскликнул ибн Сауд и скалящиеся матросики притащили второе кресло, куда он тут же уселся и под общий смех покатался туда сюда по палубе. После этого всё пошло как по маслу. Улыбки не сходили с лиц и возникшая атмосфера позволила как бы шутя говорить об очень серьёзных и очень важных для обоих государств вещах.

Нужно отметить, что переговоры, продлившиеся четыре часа, проходили фактически с глазу на глаз, один на один:

Третьим нелишним был только исполнявший роль переводчика полковник Эдди, на этих снимках он в пилотке:

Для "сопровождающих короля лиц" устроили экскурсию по крейсеру:

Им было на что посмотреть:

Ну, а пока их развлекали, Рузвельт и ибн Сауд вершили историю. Вопреки существующему мифу предметом переговоров была вовсе не нефть, о которой они вообще не говорили. Как не говорили и об американских гарантиях Саудовской Аравии, это подразумевалось само собой. Вернее, о гарантиях говорилось, но немножко не в напрашивающемся смысле. Для ибн Сауда главным было чёткое разграничение сторон - если Саудия "уходила" под американцев, то тем самым США обязывались принять на себя обязательства поддерживать дом Саудов в его борьбе с домом Хашимитов, США должны были сделать выбор. И они его сделали. (Сегодняшнее "обострение отношений" между США и Саудовской Аравией в связи с "сирийским вопросом" связано как раз с тем, что у дома Саудов появилась возможность раздробить Сирию и тем самым создать препятствия по построению в более или менее отдалённом будущем ядра Халифата в виде суннитской Великой Сирии Хашимитов, куда бы вошли Иордания, Сирия, несколько анклавов Ливана и суннитская часть Ирака. В том, что касается перекройки Ближнего Востока, стратегические цели США и Саудовской Аравии совпадают, однако остаются текущие разногласия "по мелочам", вроде того где именно пройдут границы, кроме того саудиты не могут быть до конца уверены, что в планы США не входит "уточнение границ" самой Саудовской Аравии.)

Рузвельт и ибн Сауд расстались, будучи очарованы друг другом. В этом нет ничего удивительного, они хотели быть очарованными, а вы получаете то, что хотите, нужно только очень захотеть. Им удалось даже найти общий язык в том, что касалось Палестины. "Я не понимаю, почему за преступления немцев должны платить арабы" - сказал ибн Сауд. Вопрос был риторическим только отчасти, но повыше было упомянуто о сложившейся во время переговоров благожелательной атмосфере, позволившей Рузвельту сказать, что он "потрясён трагедией европейского еврейства и чувствует теперь свою личную ответственность за его дальнейшую судьбу и что может быть его визави может ему что-нибудь в связи с этим присоветовать?" "Могу, конечно, - с готовностью сказал ибн Сауд, - вам следует отнять лучшие земли у немцев и отдать их евреям." И высокие договаривающиеся стороны, представив себе такую перспективу в очередной раз понимающе и со значением посмеялись. Сошлись же они на том, что в дальнейшем США не будут предпринимать никаких действий, предварительно не проконсультировавшись и не попытавшись найти компромисс между арабским и еврейским населением Палестины.

Поскольку у ибн Сауда задним числом могли возникнуть не очень хорошие ассоциации с подаренным креслом и его текущим состоянием здоровья, то Рузвельт, считаясь с его чувствами, к креслу подарил ибн Сауду ещё и самолёт, знаменитый Douglas DC-3, который саудовский король чуть ли не первым делом не преминул отправить в Александрию, чтобы поскорее привезти оттуда обретшего свободу передвижения милого друга - Филби-старшего. (В истории с самолётом американцы в очередной раз продемонстрировали умение убивать одним выстрелом сразу несколько зайцев, у Саудии ведь не было собственных пилотов, так что к подаренному самолёту прилагался американский экипаж и наземный персонал и всё это вместе взятое заставляло ибн Сауда быть заинтересованным в американской военно-воздушной базе не только по соображениям государственным, но по мотивам ещё и личным.)

Куда конь с копытом, туда и те, кто с клешнями. Через три дня после встречи с Рузвельтом состоялась встреча ибн Сауда с Черчиллем. Там всё вышло нехорошо. Саудия уходила и Англия ничего с этим поделать не могла:

Подкреплять свои претензии государство должно силой, а силы Британской Империи в 1945 были на исходе. "Он был чересчур многословен, - сказал ибн Сауд о Черчилле, - мне всё время приходилось возвращать его к теме переговоров."

Те несколько часов, которые шли переговоры, претендовавший на вежливость и соблюдение приличий Черчилль непрерывно курил и потягивал коньяк. В общем, предавался пороку, находясь в обществе ваххабита. С точки зрения ибн Сауда разница била в глаза - быший заядлым курильщиком Рузвельт во время переговоров с ибн Саудом несколько раз брал перерыв и, извинившись, уединялся в каюте, торопливо, как мальчишка, там перекуривая. Подобная деликатность не могла ибн Сауду не польстить. Кроме того, ибн Сауд при всех его достоинствах был человеком восточным и он не мог не отметить, что его подарки Черчиллю обошлись саудовской казне в три тысячи фунтов, в то время как британской премьер подарил ибн Сауду шкатулку с благовониями ценой в сто фунтов стерлингов. Узнав о подаренном американцами самолёте, пытавшийся "соответствовать" Черчилль не подарил, а пообещал подарить ибн Сауду автомобиль. Будем справедливы - слово своё он сдержал и спустя какое-то время англичане доставили в Саудию Роллс-Ройс. Они, однако не учли, что соображения престижа требовали от ибн Сауда сидеть не на заднем сидении, а впереди, рядом с водителем. А движение в Англии левостороннее и потому руль у Роллс-Ройса был справа и ибн Сауд должен был сидеть по левую руку от шофёра, что с точки зрения иерархии, как её понимали арабы, было недопустимо.

И ибн Сауд открыл дверцу британского подарка, заглянул внутрь и тут же отдал автомобиль своему брату. "На всё воля Аллаха великого, всемогущего. Когда у тебя не будет денег на верблюда, можешь кататься на этой шайтан-арбе."

Была без радости любовь, разлука будет без печали.

209

Как к этому ни относись, но никуда не деться от беспощадного факта, что мы с вами люди (в этом время от времени возникают сомнения, но не будем терять надежды), а люди привязаны ко времени, а время упорядочивается хронологией.

Событие становится событием только будучи датированным. Будучи встроенным во временную последовательность. Это распахивает перед государствами неограниченные возможности по конструированию реальности, но не будем отвлекаться, а просто констатируем: в 1945 году государство США распространило своё "влияние" ещё и на Аравию. "Ещё и на." Того требовали интересы национальной безопасности и того же требовали геополитика с геостратегией. США захотели, США получили. Для этого, правда, потребовалась такая малость как победа во Второй Мировой, но эта малость уже произошла, она была пришпилена к 1945 году точно так же, как создающий свою личную Вселенную писатель прикалывает к листу мумию бабочки. Была жизнь, стало - "прошлое". Была красота, стало чешуекрылое с латинским названием.

Как бы то ни было, но американцы получили возможность распоряжаться по своему усмотрению конкретным куском "пространства", что помимо прочего влекло за собою ещё и ответственность по устройству жизни определённого числа людей, это пространство населяющих. Закончилась одна война и начиналась другая, причём начинавшаяся война была войной, до тех пор человечеством не воевавшаяся, но она при этом оставалась войною, а по меткому наблюдению одного из великих - "война должна кормить сама себя". Это означало, что глобальная война и кормить себя должна была глобально. В этом месте возникает закономерный вопрос - "чем мог кормить себя кусок ближневосточного пространства, поместившийся в границы, очерченные вокруг Саудовской Аравии?"

Вы уже об этом наверняка забыли, но я вам напомню об одном пророчестве, имевшем вид "оценки". Принадлежала оценка человеку по имени ДеГольер и он пророчествовал о наличии в Аравии невообразимых запасов нефти.

Аравию США заполучили и теперь им предстояло выяснить, насколько пророчество было пророчеством.

Через три года после победы, в 1948 году, американцы нашли ("открыли") в Саудовской Аравии Гхавар. Самое большое из известных человечеству нефтяных полей. Оно было самым большим в 1948 году и оно остаётся самым большим сегодня.

История состоит из дат, из "годов" и не все из них равны один другому, никоторые года это минуты роковые мира и "1948" как раз такая минута. "1948" это красивое "лицо" уродливой мешкотно-тканной изнанки "1984", вместившее в себя количество событий, обычно приходящихся на парочку пятилеток, так что Гхавар знал, когда ему найтись.

А теперь давайте посмотрим, каким образом американцы использовали обретённое "влияние". (Не все это понимают, но за него пришлось бороться, влияние в Саудовской Аравии это трофей, "плод победы", ничем не отличающийся от плодов в континентальной Европе или Тихоокеанском бассейне, только этот плод был вырван из рук не Германии или Японии, а Британской Империи.)

Мы с вами уже имеем некоторое представление о том, как строятся государства. Не в том смысле, в котором вы подумали, а в том, когда одно государство строит другое. Вот вы уже знаете как после войны США строили Японию. И вы уже знаете как англичане строили Ирак. Американское государство строило Японию "собою". "Генералом МакАртуром". Англичане строили Ирак индийцами и Индией. Гораздо более изощрённый способ строительства это строительство Вьетнама. Ещё более изощрённый это строительство Китая. Но при всём разнообразии методов стройки проекты "Япония", "Ирак", "Вьетнам" и "Китай" объединяет то, что в качестве заказчика, архитектора и прораба там выступает один и тот же субъект - само государство, пользующееся государственными же "структурами". Бывает ли по-другому? Да, бывает.

Бывает так, что государство строит другое государство не непосредственно собою, а - "частником". Причины? Ну, например, такая причина как религия. Если вы сами религиозны, то вам легко поставить себя на место тех же арабов, после чего ваши собственные чувства подскажут вам методу действий. Саудовская Аравия была (и остаётся) духовным средоточием Ислама, сердцевиной арабской Ойкумены. И уже по одной только этой причине другое государство не могло себя в Саудии "проявлять". США следовало как-то себя и своё влияние замаскировать, мимикрировать, "слиться с пейзажем".

- … how did you know..?

- … in the city, always a reflection, in the woods, always a sound…

- … and in the desert?

- You don’t want to go into the desert.

Это диалог двух следящих за "объектом" спецслужбистов из фильма Spartan, один из которых уже побывал в пустыне и знает, что это такое. И точно так же что такое пустыня знало американское государство в 1945 году. Но за кем оно могло спрятаться? За чем? Выход был найден без труда - американцы, ещё даже и не обладая "влиянием", уже имели в Аравии "присутствие". Спасибо ибн Сауду и Джеку Филби, исхитрившимся залучить в страну американских нефтяников. К ним уже успели привыкнуть, они со своими буровыми вышками стали частью пустыни, да и присутствие их объяснялось естественнейшим образом - "концессия". Нефть. Деньги.

"Выгода."

Если в англичанах видели империалистов, то главный мотив американского присутствия арабам виделся как "деньги". И против этого они ничего не имели, кто ж денег не желает и кто их не любит. Людям трудно понять человека идейного, но их воображению легко доступен образ человека, гибнущего за металл. Ну, или за нефть. "Он такой же, как мы." Так был найден узор маскировки.

"Нефтяная компания."

Чтобы не заставлять вас перечитывать предыдущие главы, перенесу сюда несколько абзацев, призванных освежить вашу память:

Копаясь в волшебных саудовских перепитиях, мы раз за разом натыкаемся на аббревиатуру SOCAL - Standard Oil of California, напомню, что так называлась нефтяная компания, получившая с лёгкой руки Твитчелла, который свёл представителей компании с ибн Саудом и Филби, концессию на поиски и добычу нефти в Саудии в 1933 году.

В том же году SOCAL создала branch для операций непосредственно "на месте", в Саудовской Аравии, это дочернее отделение SOCAL’a получило название CASOC - California Arabian Standard Oil Company. В 1936 году после трёхлетних бесплодных поисков нефти SOCAL продала 50% акций CASOC американской же нефтяной компании The Texas Company, что было безусловно разумным шагом с обеих сторон, так как в случае нахождения нефти Texas Company получала доступ на Ближний Восток, в случае же неудачи убытки делились попалам, что устраивало уже SOCAL.

Из вышеизложенного следует, что с 1936 и по 1944 годы SOCAL действовала в Саудовской Аравии под именем CASOC и что когда в 1938 году в Саудии была, наконец, обнаружена нефть, то за единой аббревитурой CASOC прятались уже две американские компании - SOCAL и The Texas Company. Обе эти компании живы и здоровы по сей день и хорошо вам известны - SOCAL это Chevron, а The Texas Company это Texaco.

31 января 1944 года CASOC сменила название, отныне она стала именоваться ARAMCO (Arabian American Oil Co.) В 1948 году (в том же году когда было открыто нефтяное месторождение Гхавар) ARAMCO нарастила мускулы, она выросла численно - её инвесторами стали Standard Oil of New Jersey (Esso) и Socony Vacuum (Mobil Oil). Долевое участие и распределение стали выглядеть так: SOCAL - 30%, Texaco - 30%, Esso - 30%, Mobil - 10%. Интересно здесь вот что - поскольку американцы сделали ибн Сауда полноправным участником игры, то расширение компании потребовало в том числе и его согласия. И ибн Сауд такое согласие дал, но под одним условием - ни в одной из вошедших в пул компаний ни в каком виде не должны были присутствовать англичане. И проект, выглядевший исключительно "деловым предприятием" обрёл право на жизнь только после представленных американцами саудитам гарантий, что англичане во всех перечисленных американских компаниях "ни одной ногой". Сидевший на корабле пустыни ибн Сауд поднимал паруса и рубил концы, оставляя за кормой империалистическое прошлое.

Воду пытались мутить французы, так как Esso и Mobil формально не имели права входить в ARAMCO, будучи связанными условиями Red Line Agreement, что повлекло за собою инициированный французской стороной судебный процесс, но американцы выкатили в ответ обвинение французов и Гульбекяна в сотрудничестве с нацистами, после чего иск был из суда отозван, так как по понятным причинам углубляться в тему никто не захотел.

После чего американское государство "отошло в сторону" и - "умыло руки", предоставив ARAMCO её собственной судьбе, которая выглядела весьма многообещающе, ведь нефтяная компания оставалась хозяином положения. В том числе и в смысле политического влияния, ведь стараниями ибн Сауда во вверенном ему государстве был создан политический вакуум именно в виде наглядного отсутствия какой бы то ни было внешней силы.

И очень поучительно наблюдать, как создавшимся положением воспользовались американцы и особенно поучительно это будет для русскоязычных читателей, так как именно русское массовое сознание связывает вместе присутствие в другом государстве и политическое влияние там же и понимает это исключительно как "оккупацию". А ведь оккупация это самый примитивный вид присутствия, не идущий в сравнение даже с интервенцией, которую русские тоже толкуют как-то криво, достаточно почитать дремучие рассуждения про "иностранную военную интервенцию в России" времён Гражданской Войны, но не будем уходить в сторону.

Итак, ARAMCO оказалась (внешне, внешне) предоставленной самой себе в стране, где фактически отсутствовали атрибуты государства как они понимаются европейским сознанием. "Да что же это, чего ни хватишься, ничего у вас нет!" И ARAMCO засучила рукава и принялась эти атрибуты создавать. Нефтяная компания, чьей задачей вроде бы были только и только поиски и добыча нефти, начала неуклонно и вроде бы незаметно строить инфраструктуру. Во всём её многообразии. Начали с портов, чтобы было куда везти, а везти приходилось вообще всё. ВООБЩЕ ВСЁ, в Саудии ведь ничего не производилось, даже и гвоздей. Построив порты, через них начали завозить строительную технику. Потом начали вести дороги. Потом строить, причём строить всё подряд, "здесь будет город заложён" и всё такое. Под лавочку строительства было организовано обучение бедуинов самым разным не ремёслам, а профессиям и всё это под вывеской нефтяной компании, была продумана политика стимуляции арабов к обучению. На выходе из бедуинов получались доктора, водители, работники порта, нефтяных разработок и много-много кто ещё. А поскольку всем этим хозяйством требовалось управлять "на местах", то попутно подобно зданиям создавалась и бюрократия. И не только низовая. ARAMCO начала давать работу арабам в самой себе и в том числе и работу управленческую. (Пройдут года и ARAMCO будет национализирована, так вот первым национальным президентом гигантской компании станет Али Наими, который начал работать в ARAMCO в возрасте одиннадцати лет.)

Наряду с социальными программами ARAMCO создала программу, в рамках которой за счёт компании шестьдесят самых одарённых молодых саудовцев посылались на учёбу в лучшие университеты мира по выбору.

В этом месте мы обязательно сделаем отступление, поскольку оно важно самой важной важностью.

Вот все знают, что США продают оружие. "Торговцы смертью." И продают они оружия больше всех в мире. В 2012 году они продали оружия (по курсу доллара на 1990 года) на почти 9 млрд. долларов (второе место у РФ, она экспортировала оружия на 8 млрд. долларов.) Много это? Да много, конечно. В пересчёте по сегодняшнему курсу ещё и больше выйдет, в общем - выгода налицо. Но многие ли из вас знают, что иностранные студенты, обучающиеся в США, приносят в американскую казну более 21 млрд. долларов? Образование приносит Америке денег вдвое больше, чем продажа оружия. И приносит ежегодно. Выходит, что это куда выгоднее, чем продавать танки и самолёты. Тем более, что танк если и не проржавеет, то устареет морально и его выбросят, а те студенты, что не найдут себе применения в Америке, вернутся домой, а то, что в голове, оно не ржавеет. И со студентами разъедутся по миру идеи. И люди мира могут сколько угодно эпатировать окружающих, отзываясь об американцах как о "тупых", но как только их детям приходит пора продолжить образование, они стремительно трезвеют и стараются отправить своих чад в американские университеты.

Возвращаясь к Саудовской Аравии - в 2011 году в США обучалось свыше 48 тысяч саудовских студентов. И это только те, кто получил грант от государства, а кроме них ещё 5 тыс. отправились туда за собственный счёт. И со многими из них в Америку отправились члены семей, в том же 2011 году в США находилось свыше 100 тыс. граждан Саудовской Аравии. И с каждым годом их становится всё больше. Вот вам и "изолированное от мира средневековое королевство". Мир, в котором мы живём, это мир кривых зеркал.

Попрощаемся с Саудовской Аравией, не будем за неё переживать, у неё всё хорошо, начиная с 1948 года она сама может кому угодно подарить самолёт. Иногда даже вместе с экипажем и пассажирами.

Историю, как известно, пишут люди. Но они её не только пишут, а ещё и творят. В процессе копания в тонких ближневосточных делах мы обрели ещё одного знакомца - полковника Эдди. Кем был этот сын религиозных миссионеров? Сам себя он предпочитал видеть морским пехотинцем. Leatherneck. Но кем он был в действительности? Солдатом? Шпионом? Профессором? Дипломатом? Писателем?

Кем?

Мы все смертны и в 1962 году умер и Уильям Альфред Эдди. Согласно последней воле его, американского гражданина, положившего жизнь на службу американскому государству, похоронили в Сирии. На христианском кладбище в Сидоне. Неподалёку от того места, где он, родившись, впервые увидел свет.

"Странники."

210

Дошли мы до части под номером 210 и не знаю, заметили ли вы это или нет, но повествование наше, начиная с главки 144-й, было детерменировано окончанием главы 143-й, которое выглядело вот так:

Происходило это тогда, когда никакого Израиля даже и в проекте не было. И Саудовской Аравии тоже. А потом она появилась. Правда, на нынешнюю "Саудию" тогдашняя была совсем не похожа. Той Саудовской Аравией, какой мы её знаем сегодня, Саудовскую Аравию сделало одно обстоятельство. Обстоятельство имело имя. Вернее, название. Название было аббревиатурой и было оно очень похоже на название чего-то вроде противотанковой ракеты.

ARAMCO.

Arabian American Oil Company.

Нам с вами потребовалось 66 (слава Богу, что не 666) глав, чтобы, работая шпорами и несясь галопом, получить очень поверхностное представление о том, что же это такое - ARAMCO. Подчеркну, что полученное знание является, вообще-то, не знанием, а именно что представлением, причём представлением крайне неполным и именно что - внешним, поскольку внутрь феномена мы забраться даже не пытались. И наш ознакомительный опыт очень многое говорит о познаваемости как реальности вообще, так и такой её частности как История.

А теперь переберём пальцами несколько зёрен чёток назад. Просто чтобы освежить память. Представление об ARAMCO понадобилось нам потому, что по ходу действия всплыла тема создания Израиля. А о создании Израиля мы заговорили потому, что израильская тема оказалась частью жизнеописания Джеймса Форрестола. И теперь, когда впереди замаячил финиш, хотим мы того или нет, но придётся увязать несколько оставшихся болтаться концов, нас заставляет так поступить не только логика повестования, но и борьба с претящей путешественникам во времени неряшливостью.

Надеюсь, что вы не забыли этого исторического персонажа:

Джеймс Винсент Форрестол, Секретарь по делам военно-морского флота и первый министр обороны Соединённых Штатов. Человек выдающихся деловых качеств и, что немаловажно, человек смелый не только в смысле политическом, но и в смысле бытовом, "уличном", отметим это обстоятельство, оно нам понадобится позже.

Это Форрестол в бытность свою Секретарём присутствует при высадке американцев на Иводзиме. Событию этому придавалось не только очень важное, но и символическое значение, так как битва за Иводзиму позволила США впервые в войне высадиться на собственно японской территории. (Любопытный штришок - на ставшей знаменитой и послужившей моделью при создании памятника морским пехотинцам, установленного вблизи Арлингтонского кладбища фотографии Джо Розенталя, той, где морская пехота поднимает американский флаг на Иводзиме, запечатлён момент водружения второго флага, а первый флаг под тем предлогом, что он очень маленький и смотрится невыигрышно, забрал себе Форрестол. Как сувенир.)

Вы уже знаете в общих чертах жизненный путь Джеймса Форрестола, знаете какую роль он сыграл в становлении морской мощи США, знаете о его взглядах на авианосцы, знаете как он создавал флот, знаете как он этот флот резал, знаете о слиянии трёх оборонных департаментов в единое министерство, которое Форрестол и возглавил, знаете о борьбе в послевоенном политическом руководстве США и в каком качестве использовалась сторонами в этой борьбе фигура ("образ") Форрестола.

Что ещё вы знаете… Ммм.., а, ну как же! Вы знаете, что он был сумасшедшим. Что он кричал "русские идут!" и прыгал в окно. Журнал "Крокодил", карикатуры, Кукрыниксы. Юмор высшей пробы. Ну сумасшедший же, чего ж не посмеяться если смешно.

Но смех смехом, а всё, что связано со смертью Форрестола интересно ничуть не менее, чем смерть президента Кеннеди, а, может, даже и более. Но при этом про Кеннеди знают все и знают всё, а про Форрестола дорогие россияне из тех, что находят нужным интересоваться прошлым, контролируя которое, контролируют их же собственное будущее, знают только то, что он совершил прыжок без парашюта.

Попробуем побыть в Шерлоках, посвятим пару глав Джеймсу Форрестолу, он заслуживает того. Начнём с конца и, пятясь, пойдём по следу. Конец Форрестола был концом человеческим, он жил, а потом умер. Но умирают люди по-разному и умершего Форрестола нашли на крыше перехода, соединявшего крыло и основное здание национального военно-морского госпиталя в Бетесде. Крышу перехода, находившуюся на высоте третьего этажа и госпитальную палату, куда был помещён бывший министр обороны, разделяли тринадцать этажей. Падать Форрестолу пришлось долго. Никто, правда, не знает, что именно он при этом кричал, как и никому не известно кричал ли он вообще.

Часы на руке трупа продолжали идти, так что время смерти определили не по ним. На шее Форрестола был узлом затянут пояс от его собственного халата.

211

Как Форрестол дошёл до смерти такой?

Вопрос сложный, конечно, но, если уж мы решили побыть в шкуре детективов, то попробуем разобраться, тем более что процесс воссоздания хотя бы части послевоенного контекста даст нам возможность не только расширить кругозор, что неплохо само по себе, но и позволит кое-что понять в картине мира, какой она сложилась на сегодня.

Начнём с завязки - президент Рузвельт оставил президенту Труману в наследство не только выигравшее мировую войну государство, что означало крылья, но ещё и довесок в виде колоссального государственного долга, что означало прикованное к лодыжке пушечное ядро.

Для того, чтобы обрести лёгкость движений и свободу действий трумановской администрации следовало хотя бы уменьшить госдолг до неких разумных пределов. (Замечу, что Гарри Труман из ситуации вышел с честью, вообще избавившись от долга, но это произойдёт к концу его второго президентского срока, а мы ведём речь о первых годах его первого президентства.) Всем, даже и дилетантам, понятно, что государственный долг в первую очередь можно уменьшить лишь сокращая государственные расходы (это действо неизменно популярно и находит живейший отклик в сердцах как акул капитализма (по очевидным причинам), так и простых труженников (по причинам очевидным куда менее)), причём очередь первую необходимо увязать с очередью второй, которая, оттесняя первую, зачастую выходит на первый план - я имею в виду неизбежное в таких ситуациях повышение налогов, что встречается обществом с глухим, а оппозиционными политиками с не очень искренним, но зато громогласным недовольством.

Сокращаем расходы и поднимаем налоги.

Рецепт действенный и достаточно простой, что, к сожалению, на вкусе лекарства отнюдь не сказывается и любой народ такую горечь глотает с большим трудом, и именно для облегчения проталкивания пилюли через глотку в ход идёт запивание водичкой в виде сопутствующих процессу пропагандистских кампаний, всё это очевидно и в эту сторону мы не пойдём, а вернёмся к конкретике.

Самой большой статьёй расходов были расходы военные и если американцы брались за резку бюджета, то неумолимая логика нашей неумолимой реальности подводила их к тому, что самым большим сокращениям должен был быть подвергнут бюджет оборонный. К этой очевидности добавлялась очевидность широким народным массам очевидная менее - по ходу открыто государством декларированной и всеми ощущавшейся на себе горячей войны армия как институт усилилась безмерно, а это означало не менее безмерно увеличившееся политической влияние "генералов". И резка военного бюджета помимо количественного уменьшения армии и количественного уменьшения всего, что с ней связано, преследовала цель умаления того, что цифрами не выразишь - политического влияния военных.

Сильная армия это хорошо, но хорошо не всегда и с окончанием войны армейского сверчка следовало посадить на приличествующий ему шесток, а это далеко не так легко, как может показаться. В процессе бросания на Форрестола первого поверхностно-ознакомительного взгляда мы уже успели узнать об организационных переменах в обороне, сформулированных в National Security Act of 1947, одним из результатов которого стало создание до того не существовавшего единого министерства обороны - Department of Defense (на протяжении первых тринадцати месяцев называвшимся National Military Establishment).

Во главе министерства был поставлен Джеймс Форрестол, ставший первым в истории США Secretary of Defense. Перед министром была поставлена задача фактически нечеловеческой сложности - он должен был реорганизовать вооружённые силы, связав воедино понесшие невосполнимые по их мнению организационные и материальные утраты армию и флот с вновь созданным департаментом военно-воздушных сил, который армейские и особенно флотские воспринимали не как конкурирующего друга-соперника, а как обладающую ненасытным аппетитом змею подколодную, возымевшую желание вырасти в Змея Горыныча. А ещё следовало организовать слаженную работу появившегося Комитета Начальников Штабов. А кроме того следовало не только реорганизовать вооружённые силы, превратив их в отвечающую вызовам времени армию, но ещё и провести перевооружение, а армия (любая армия) организм косный и речь шла об армии-победительнице, считавшей, что от добра добра не ищут. И всё это следовало проделать как можно быстрее.

И всё это следовало проделать в условиях резкого снижения финансирования.

Масштаб деяний понятен, как понятен и павший на Форрестола выбор. Профессиональные качества секретаря флота были очевидны всем, да к тому же Форрестол был популярен как в народе, так и в Конгрессе. Гарри Труман был сильным человеком (человеком "со стержнем"), а потому он не боялся окружать себя сильными людьми. (Вообще в политической жизни США последовавшие сразу за окончанием Второй Мировой Войны годы это время политиков-титанов, чего стоят одни только Форрестол, Маршалл и Ачесон, на смену которым пришли люди куда менее яркие. Между прочим, интересное наблюдение - создаётся впечатление, что пришедшийся на шестидесятые-семидесятые период, когда СССР удалось добиться более или менее приемлемого "паритета" со США, это время когда некая продуцирующая американских политиков "матка" отдыхала после потуг сороковых-пятидесятых.) Так вот Труман, будучи сильным и не боящимся потеряться среди соратников политиком, тем не менее страховал не так себя, как политическую машину, противопоставляя интересы и амбиции подчинённых и чем сильнее тот или иной член администрации был, тем более сильной личностью он уравновешивался.

Форрестол, чтобы ему жизнь мёдом не казалась получил в Немезиды Стюарта Саймингтона, назначенного на пост Secretary of the Air Force.

Фото сделано в Белом Доме 27 января 1948 года после церемонии награждения секретаря обороны и секретарей по делам армии, ВМС и ВВС медалью "За Заслуги" (Medal of Merit), одной из высших государственных наград для гражданских служащих. Второй справа - Форрестол, второй слева - Саймингтон.

Очень кратко о нём:

Родился в Амхерсте, Массачусетс, в семье профессора романских языков, преподававшего французскую литературу. В 1918 году, в возрасте 17-ти лет записался добровольцем в армию, но на фронт попасть не успел, так как был направлен в офицерское училище, откуда вышел в чине лейтенанта. Окончил Йель, где (так же как и Форрестол в Принстоне) редактировал газету Yale Daily News. После университета, поработав на себя и на дядю (родного и тоже Саймингтона), пошёл вверх, занимая руководящие посты в различных компаниях. В 1938 году стал президентом известной поныне корпорации Emerson Electric Company, выпускавшей в годы войны управлявшиеся электоприводом вращающиеся кабины для бомбардировщиков. Поскольку штаб-квартира Emerson находилось в Миссури то нет ничего удивительного в том, что Саймингтон познакомился с тогда сенатором от Миссури Гарри Труманом, с подачи которого, презрев карьеру дельца, Саймингтон начал делать карьеру политическую. В 1946-47 годах он набивал руку в качестве помощника Secretary of War, после чего в сентябре 1947 года пошёл на повышение, будучи назначенным на пост Secretary of the Air Force. Тесно сработался с Карлом Спаатцем, получив через того влияние в Объединённом Комитете Начальников Штабов. Не тушуясь, открыто конфликтовал с Форрестолом, не гнушаясь наносить тому удары ниже пояса. Заработал себе репутацию, занимаясь организацей знаменитого воздушного лифта во время советской блокады Берлина в 1948 году. В 1950 году подал в отставку с поста секретаря, протестуя против недостаточного по его мнению финансирования военно-воздушных сил и целиком отдался политике, став в 1952 году сенатором от штата Миссури. Был человеком-бульдозером, которого армия использовала в качестве тарана, свалив небезызвестного и потерявшего не только берега, но и чувство реальности сенатора МакКарти. В 1960 году на съезде Демократической Партии Саймингтон был выдвинут кандидатом в президенты, но, несмотря на поддержку Трумана, проиграл Джону Кеннеди, став тем не менее кандидатом на пост вице-президента, однако в результате внутрипартийных интриг вице-президентом стал Линдон Джонсон. Опыт Саймингтона был тем не менее востребован во время Карибского кризиса, когда ему пришлось консультировать Кеннеди.

212

Всё, что происходило вокруг создания министерства обороны США, в наши дни известного как Пентагон, можно описать, призвав на помощь один из законов диалектики, провозглашающий единство и борьбу противоположностей.

Единство было навязано государством, втиснувшим противоположности в замкнутое пространство, ограниченное тесными рамками пятиконечного полигона, а противоположности на то и противоположности, чтобы бороться, в борьбе обретая чаемое единство.

Но за рамками остаётся следующий вопрос - как так получилось, что в борьбе трёх департаментов силу забрал департамент военно-воздушных сил? Объясняется это достаточно просто - речь идёт о первых послевоенных годах, когда такой очевидной нам данности как "ядерная триада" ещё не существовало и внутренняя борьба шла за право держать в руках ядерную дубинку. В 1946-47 годах никто ещё не знал, что ядерное оружие именно в смысле утилитарности (приспособляемости) окажется оружием универсальным и что ядерный заряд можно уменьшить до размеров, которые позволят всунуть его во что угодно, вплоть до артиллерийского снаряда, а это в свою очередь даст возможность снизить накал соперничества между различными видами вооружённых сил.

И разобранный нами повыше "мятеж адмиралов" был вызван как раз тем, что флот считал ядерное оружие оружием неделимым в том смысле, что тот вид вооружённых сил, который получал приоритетное право на доставку Бомбы по адресу, автоматически получал и право первородства, становился первым среди равных, что среди прочего означало и приоритетное финансирование, а в условиях, когда военный бюджет резался беспощадно, ядерное оружие оборачивалось яблочком Париса, свидетельствовавшим не только о признании государством кто ему более мил, но и позволявшим избраннику получить много миллиардов долларов.

Соперничество усугублялось сменявшими друг друга военными доктринами, а они тасовались как колода карт и происходило это по той причине, что американцы были первопроходцами, они шли неизведанными тропинками в мир будущего, где ядерное оружие будет повседневным элементом реальности.

Сегодня все знают про план Dropshot (вернее, все думают, что они знают про план, хотя знают они ровно то, что им позволили узнать), а между тем планов было много и разрабатывались они задолго до принятого в 1949 году Дропшота, когда США принялись составлять план действий на случай войны, могущей случиться в конце 50-х. Первым планом был план Totality, составленный в конце 1945 года на случай если выяснится, что СССР саботирует потсдамские соглашения (в частности, не уходит из Ирана). План был в известной степени умозрительным, так как в конце 1945 года у США не было ни одной атомной бомбы. Однако потом планы пошли косяком и каждый следующий план был усовершенствованным вариантом предыдущего.

Назывались планы так: Pincher, Makefast, Broiler, Halfmoon и Offtackle. Начиная с появившегося в июне 1946 года "Пинчера" в основе своей все планы имели один и тот же начальный сценарий - СССР совершает агрессию одновременно в Европе и Азии, США по причине незначительности военного присутствия на театрах эвакируются, потом "сосредотачиваются" и начинают восстановление статус-кво силовыми методами.

Считалось, что удержать удастся только британский Остров, а СССР первым же ударом захватит в Азии Корею, а в Европе - Восточное Средиземноморье, Балканы и, возможно, Италию, после чего США, обладая несомненным преимуществом на море и в воздухе, вернут СССР в границы 1945 года. Планы расписывались, конкретизируя всё более и более мелкие детали. Так, начиная с "Мэйкфаста", было предусмотрено создание в течение первых четырёх месяцев конфликта шести соединений бомбардировщиков B-29 и развёртывание их на базах в Англии и Египте. Было рассчитано, что в случае применения ядерного оружия в течение следующих девяти месяцев можно будет с воздуха уничтожить до трёх четвертей советской нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей промышленности, что позволит через год после начала конфликта парализовать советские наземные и воздушные силы.

В мае 1948 года планом "Хафмун" перечень целей был расширен. Планировщики, обработав к тому времени опыт бомбардировок Германии, пришли к выводу, что позиции СССР чрезвычайно уязвимы в силу растянутости коммуникаций и концентрации промышленности в нескольких районах, а потому было решено подвергать бомбардировке не только всё, что связано с нефтянкой, но и металлургические предприятия и электростанции. Расширение перечня целей не в последнюю очередь было связано с увеличением ядерного арсенала в количественном смысле.

В декабре 1949 года план "Офтакл" в ответ на попытку захвата Европы предусматривал уже полномасштабную ядерную бомбардировку и массированные налёты стратегической авиации, во время которых в течение одного месяца ядерной бомбардировке должны были подвергнуться до семидесяти городов на территории СССР.

Но кроме планов есть ещё и реальность, а она, хочешь не хочешь, а заставляет с собою считаться. В реальности сразу после войны США имели только 27 модифицированных бомбардировщиков В-29, обладавших возможностью нести ядерное оружие. Эти 27 самолётов были сведены в 509th Bomb Group. В случае получения приказа соединению требовалось примерно пять суток, чтобы подготовить самолёты, вылететь в район складирования атомных бомб, загрузиться и только после этого отправиться на выполнение задания. В июне 1946 года США располагали девятью "изделиями". В 1947 году - тринадцатью. В середине 1948 года число Бомб в американском арсенале выросло до пятидесяти. 1948 год - год переломный. После 1948 года количество атомных бомб подпрыгивало взрывообразно.

Параллельно администрация Трумана озаботилась тем, чтобы военные были отстранены от права "принимать решение" о примененении ядерного оружия. (Показательно, что уже по ходу войны в Корее во время совместного совещания президента и Объединённого Комитета Начальников Штабов представлявший ВВС генерал Хойт Вандерберг заметил - "… если в войну вмешаются китайцы нам придётся применить ядерное оружие." "Кто это вам такое сказал?" - резко спросил его Труман. "Это вытекает из нашей стратегической доктрины" - как о чём-то само собой разумеющемся ответил Вандерберг. "Вам не удастся поставить меня в положение, когда я буду вынужден принять решение о применении Бомбы, - сказал Труман, - так что после совещания соберитесь и придумайте-ка какую-нибудь другую доктрину.")

1 августа 1946 года был подписан акт о создании Atomic Energy Comission - гражданской организации, занимавшейся всем, что было связано с ядерной энергией, в том числе и с производством и хранением ядерного оружия. Любой человек любого уровня, желавший получить любого вида информацию о всём, что было связано что с мирным, что с военным атомом, автоматически попадал под расследование ФБР. Окружавшая AEC секретность была такого уровня, что во время дебатов в военной верхушке неожиданно выяснилось, что таким людям как Форрестол и Нимиц было неизвестно даже количество ядерных зарядов, которыми располагало на тот момент государство.

Но как бы там ни было, а запретный плод сладок и с точки зрения конкурировавших за право если не распоряжаться, то уж совершенно точно применять атомную бомбу департаментами Флота и ВВС сладость всемерно усиливалась сопутствующими ей миллиардами бюджетных долларов. Грубо говоря, конфликт интересов выглядел как доставка ядерного боеприпаса по адресу либо палубной авиацией, либо стратегическим бомбардировщиком.

Мы с вами уже знаем, что адмиралы проиграли, а лётчики выиграли. Выиграл секретарь Саймингтон. Выиграл он благодаря двум обстоятельствам. Обстоятельство первое - блокада Берлина. Флот, который тоже, между прочим, выполнил свою часть задачи по доставке всего, что было необходимо, остался вне поля зрения общества, остался не у дел, в то время как занятые воздушными перевозками ВВС купались в пропагандистских лучах славы и они не упустили своего, наглядно продемонстрировав возможности авиации, а попутно выросло и влияние двух причастных созданию воздушного моста лиц - Стюарта Саймингтона и генерала ЛеМэя, отозванного в конце 1948 года из Германии и назначенного главой SAC - Strategic Air Command.

Обстоятельство второе - Megabomber B-36, бомбардировщик, который мог долететь из штата Мэн до Берлина, отбомбиться и вернуться назад без промежуточной посадки. Всем было ясно, что эта "не имеющая аналогов" лебединая песня поршневой авиации морально устарела и что на подходе реактивные бомбардировщики. Кроме того, В-36, при всех его достоинствах, был самолётом слишком большим и слишком тяжёлым и даже в такой стране как континентальные США имелось всего три взлётно-посадочных полосы, с которых он мог взлететь и куда он мог приземлиться. Однако планировщикам помимо планов на будущее необходимо было решать задачи и текущие, а они требовали доставить в случае чего Бомбу туда, куда прикажут, и доставить не завтра, а сегодня, а В-36 в конце 40-х и начале 50-х был практически неуязвим для советской ПВО, ну и не будем забывать, что речь у нас идёт об американцах, а они лучше всех на свете знают как важно оказаться в нужном месте в нужное время и каково значение "момента", и что если момента нет, то его нужно создать.

И ВВС этот момент создали. 7 декабря 1948 года, в годовщину налёта японской авиации на Пёрл Харбор, в условиях строжайшей секретности с расположенной в Техасе базы Карсвелл взлетел В-36 под командованием подполковника Джона Бартлетта, долетел до Гавайев, сбросил там имитировавшую атомную бомбу пятитонную болванку и вернулся назад в Техас. Ни когда он прилетал, ни во время бомбометания, ни когда он улетал гигантский бомбардировщик не был засечен радарами ПВО расположенных на Гавайских островах баз военно-морского флота.

Royal Flush.

213

Реорганизация вооружённых сил мало что значит в отрыве от цифр. Где-то далеко вверху приводились данные по послевоенному сокращению военно-морского флота. И в горестях своих флот был не одинок. Военно-воздушные силы отвоевали право на жизнь, но теперь им предстояло завоевать ещё и своё место под солнцем, а солнцем был бюджет.

Во время Второй Мировой входившие составной частью в сухопутную армию ВВС имели в своём составе 243 авиасоединения. Однако теперь война закончилась и вооружённые силы сокращались, в том числе и ВВС. Возникал закономерный вопрос - до какого предела должно было дойти сокращение? Начальник штаба ВВС Карл Спаатц был твёрд - он считал, что оптимальным будет иметь 105 авиагрупп, однако, входя в положение и отдавая себе трезвый отчёт в тогдашнем финансовом положении государства, он готов был пойти на затягивание пояса и как самый нижний предел генерал рассматривал цифру в 70 авиагрупп. "Меньше - никак! Семьдесят это предел, ниже которого начинается подрыв обороноспособности страны."

Выслушав мнение Спаатца и приняв его к сведению, администрация Трумана выкатила навстречу ожиданиям департамента ВВС не подлежащее обсуждению решение - 55 авиагрупп. "И ни одной больше."

Это что касалось организационной структуры и числа летательных аппаратов. Но количество опять же мало что значит без стоимости. В 1948-49 годах развернулась эпическая битва за военный бюджет на 1950 фискальный год (в датах - с 1 июля 1949 года по 30 июня 1950 года). Министерство обороны (это значит, что Форрестол) с учётом существовашего на тот момент плана Halfmoon (сценария, предусматривавшего ядерную контратаку в случае нападения СССР на Западную Европу) запрашивало по его мнению очень скромный при постановке задач таких масштабов военный бюджет - 30 млрд. долларов. После множества согласований, взаимных уступок, лоббирования собственных интересов и, как водится, внутри- и вне- ведомственных интриг запрашиваемая сумма была снижена до 23.6 млрд. долларов. Ниже этого предела сокращать военный бюджет с точки зрения военных было не то что нереалистично, а попросту невозможно. "Skin of the teeth."

На этом фоне Форрестол проделал прямо скажем фантастическую работу. Следует учитывать, что Труман сознательно создал ситуацию, в которой первый министр обороны США превратился в посредника, вынужденного искать и находить компромисс между требованиями и возможностями армии и президента, причём обе стороны на уступки идти не хотели категорически, да к тому же во взаимных нападках пускали в ход ультрапатриотическую риторику. Применительно к департаменту ВВС торговля выглядела так - Объединённый Комитет Начальников Штабов согласился (как с нижним пределом) с отпущенными на нужды военно-воздушных сил 3.5 млрд. долларов, что было достаточно для создания 66 авиагрупп. Труман тут же срезал эту сумму до 3.1 млрд. долларов. Конгресс (контролировашийся республиканцами) повысил бюджет ВВС до 4.2 млрд. долларов, позволив им взять из дополнительных статей к бюджету 820 млн. долларов, что дало бы возможность создать чаемые Спаатцем 70 авиагрупп. Однако Труман своей президенсткой властью запретил расходовать дополнительные к бюджету статьи на нужды ВВС, сведя тем самым число авиагрупп до 66.

Учтём, что речь шла о фаворите, с флотом и армией обходились ещё круче. Но вернёмся к военному бюджету в целом. Стараниями Форрестола минимальный по мнению министерства обороны бюджет в 30 млрд. долларов был сокращён до 23.6 млрд. Но Труман и о таком бюджете даже и слышать не хотел, требуя дальнейших сокращений. К октябрю 1948 года Форрестол, приложив нечеловеческие усилия, вопрос "утряс" (можно только догадываться, чего это ему стоило), представив наверх две версии бюджета министерства обороны, одну "в интересах государства" - 16.9 млрд. долларов и другую "в интересах президента" - 14.4 млрд. долларов.

Труман, конечно же, ухватился за цифру ту, что поменьше, и отправил бюджет в 14.4 млрд. в Конгресс. (Расклад по видам вооружённых сил выглядел так: ВВС - 5 млрд. долларов, армия - 4.8 млрд. долларов и флот - 4.6 млрд. долларов.)

Республиканский Конгресс с предложенным демократической администрацией бюджетом не согласился и утвердил окончательный бюджет министерства обороны в размере 13.9 млрд. долларов.

Это означало, что Форрестол должен был опять заводить сказку про белого бычка, деля и перераспределяя сто раз оговоренные, согласованные, отвергнутые и вновь принятые статьи расходов трёх вверенных его попечению военных департаментов и всё это при том, что на столе от пирога осталась пара крошек. Трудно? Ну так Джеймсу Форрестолу при назначении его на пост первого в истории США министра обороны никто и не обещал, что ему будет легко. (Дополнительный штришок к форрестоловскому портрету, лишний раз свидетельствующий о его незаурядности и дальновидности - в том же 1948 году во время всей той бюджетной свистопляски он умудрился выкроить деньги на центр по созданию и испытанию управляемых ракет большой дальности на мысе Канаверал.)

Объективные трудности вкупе с должностными передрягами усугублялись для Форрестола тем, что его отношения с формально подчинённым ему секретарём по делам ВВС Стюартом Саймингтоном с уровня просто плохих опустились до уровня ещё худших, так как Саймингтон в недостаточном по его мнению финансировании военно-воздушных сил находил нужным винить не президента, а министра обороны, каковое мнение, безусловно, имело право на жизнь, так как Труман думал об интересах в целом государства, а Форрестол точно так же думал об интересах вверенного ему министерства тоже в целом, в то время как Саймингтону сам Бог велел думать об интересах его собственного отдельно взятого департамента и если эти интересы входили в противоречие с интересами департаментов армии и флота, то что ж… в конце концов там тоже имелись свои секретари, которым по должности было положено печься о своём, а кто сильнее тот и прав, а поскольку и Труман, и Форрестол, и Саймингтон были личностями сильными, то ситуация требовала разрешения и она, как то всегда и бывает, разрешилась.

Ко всеобщему удовольствию всё кончается только в сказках, а в жизни всё кончается к удовольствию одних, обрекающему других на неудовольствие.

11 января 1949 года Труман сообщил Форрестолу, что он более в его услугах не нуждается и что пост министра обороны будет передан Луису Джонсону и что Форрестолу предлагается незамедлительно заняться передачей дел. С точки зрения Трумана прибегать к дальнейшим услугам со стороны Форрестола стало более нецелесообразно, так как трудности роста были преодолены, не существовашее до того министерство было создано, бюджетные битвы завершены, сильный и популярный политик был на несколько лет связан свалившимся на него министерством и вязкой ведомственной борьбой, не оставившей ему возможности попробовать себя на более высоком уровне, да к тому же и президентские выборы 1948 года остались позади, так что "спасибо вам большое, но не смею вас больше задерживать, вы мне больше не нужны". Политика дело такое, сантиментам там места нет.

Поскольку для отставки требовался какой никакой, но повод, то Труман в поисках морального оправдания своему решению прибег к обвинению Форрестола в личной нелояльности. Якобы во время президентской кампании 1948 года Форрестол встречался с соперником Трумана Томасом Дьюи и тот предложил ему пост министра обороны в будущей республиканской администрации и вроде бы Форрестол к этому предложению отнёсся благосклонно.

Найденный повод выглядел явно надуманным, так как в американской политической жизни занятие должностей в соперничающей администрации дело заурядное и мы можем найти множество демократов, служивших государству в правительствах, сформированных республиканцами, и vice versa, так что предложение Дьюи, даже если оно и имело место, объективно выглядело как признание форрестоловских заслуг и было недвусмысленно лестным, да и с точки зрения морали поступок Форрестола был если и не безупречен, то вполне понятен "по житейски", так как согласно как всем опросам, так и мнению всех причастных Труман выборы должен был проиграть и его выигрыш был сродни чуду.

Но чудеса чудесами, а хозяин барин и Труман сказал Форрестолу то, что нашёл нужным сказать. "С личными вещами - на выход."

"The Moor has done his duty, the Moor can go."

1

Вильсоном

(обратно)

2

ай да Маркус, ай да сс.., ай да молодец!

(обратно)

3

sic!

(обратно)

4

President Roosevelt

(обратно)

5

Lord Halifax, British Ambassador to the United States

(обратно)

6

Хо Ши Мином

(обратно)

7

в Индокитае

(обратно)

8

того, что понимается под power

(обратно)

9

японцами

(обратно)

10

sic!

(обратно)

11

Бен-Гуриону

(обратно)

12

Ханфштенгль

(обратно)

13

Гитлер

(обратно)

Оглавление

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 (1) 158 (2) 158 (3) 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg